Игра на изумруд Владимир Кузьмин
        Приключения Даши Бестужевой #2
        Ужасное злодеяние произошло у стен Иоанно-Предтеченского монастыря! Была убита одна из монахинь, и ранним утром крестьянский мальчик нашел в снегу ее тело. Мотив преступления известен немногим: по поручению матушки настоятельницы сестра Евдокия собиралась отвезти в город большой неограненный изумруд, исчезнувший после ее смерти. Кто знал истинную ценность сокровища, которое сами монахини до недавнего времени считали простым камнем? Как смог убийца пройти по заснеженному полю, не оставив следов? Даша Бестужева и ее друг Петя Макаров недавно распутали одно сложное дело, и поэтому епископ лично попросил их принять участие в расследовании. Но неужели молодые люди сумеют отыскать преступника и камень, если даже полиция зашла в тупик?
        Владимир Кузьмин
        Игра на изумруд
        Степка волочил ноги в громоздких братовых валенках и хлюпал от обид носом. Обид накопилось много, даром что только встал. Первым делом он был сердит на отца, что у того образовалось дело, и он не сам поехал в монастырь, а велел мамке послать кого из детей. На мамку он злился за то, что та из всех сыновей послать решила его. Страх как не хотелось выбираться из-под одеяла и на пустой живот тащиться по морозу. Еще он злился на самого себя, что не послушал мамку. Велела же одеться теплее - так нет, решил пофасонить[1 - ФАСОНИТЬ, ФОРСИТЬ - здесь: демонстрировать пренебрежение к одежде, показывать другим, что ничуть не хуже их.]. Семья их перебралась в Сибирь прошедшим летом и все еще числилась в чужаках. Старших это мало задевало, никто их этим не попрекал, а знакомства - дело наживное. Степке же порой приходилось не сладко. Драться с ним перестали почти сразу - на взгляд он, может, худой и не рослый, так жилистый и верткий. Подерись с таким! Но и в свои ватаги местные мальчишки звали его редко, разве что сам напрашивался. Вот и хотелось ему быть как все. А все, не глядя на холод, надевали меховые
рукавицы или варежки разве что в лес или когда шли рыбачить. Ну или совсем уж в трескучие морозы. Погоды же все последние дни стояли почти что и теплые. Но так это днем. Ночью подмораживало. Степка спросонок об этом не подумал, как и о том, что форсить в такую рань будет не перед кем. Надел штаны, сунул ноги в первые подвернувшиеся валенки, набросил тулупчик, схватил шапку и в таком виде побежал в монастырь с поручением.
        Пока путь пролегал между домами да не выветрилось накопленное на печи за ночь тепло, все было ничего. Но вот в чистом поле, по которому и пройти-то надо было с треть версты или чуть больше, стало хуже. Поземка временами отрывалась от снежного покрова и со злостью бросала пригоршни колючих снежных крупинок в лицо, лезла за воротник и за пазуху, в рукава. Степка пытался греть озябшие руки в рукавах тулупчика, но выходило плохо - даренный по осени тем же монастырем тулупчик сейчас, к концу зимы, стал короток в рукавах.
        «Лучше бы валенки свои надел, а тулуп Шуркин взял», - подумал Степка и отвернулся от особо злого порыва пурги. Переждав, пока ветер чуть утихомирится, он обернулся лицом к монастырю, чтобы продолжить путь, и порадовался: идти оставалось совсем немного. Заторопившись на радостях, Степка шагнул мимо утоптанной тропки и провалился в сугроб. Снегу набралось полный валенок, пришлось пригоршнями выгребать его из-за голенищ. Но до конца избавиться от набившегося в обувку снега мальчишке не довелось. Он заметил совсем недалеко от себя - шагах в десяти от тропинки, не более - что-то черное. А всмотревшись, понял, что это человек лежит. Да не просто человек, а монах. И не монах даже - монахиня. Лежала она спиной вверх, вытянувшись во весь рост и повернувшись правой щекой в сторону мальчика. Ее лицо цветом мало уж отличалось от снега, в который уткнулось при падении. Но самым страшным было не это, а кровавая рана на месте правого глаза. От такой жути Степка завопил, сорвался голосом на визг и, едва не теряя валенки, бросился к монастырю, ближе к живым людям.
        1
        Не удержавшись, я прокатилась по накатанной посреди тротуара ледяной дорожке и скосила глаза на окна дома, возле которого позволила себе такое баловство. Дом этот был не просто дом, а архиерейский[2 - АРХИЕРЕЙ (иначе епископ) - высокий церковный сан, церковное звание.]. Но еще больше меня смущало, что проживал в нем епископ Томский и Семипалатинский Макарий, к которому я и была звана. Вот бы только еще знать, зачем? Но все равно - вдруг он позвал меня по важному делу, а сейчас смотрит в окно и думает о моей полной несерьезности?
        Дом, стоящий на углу двух оживленных улиц, был украшен колоннами, которые шли по второму этажу, опираясь на карнизы первого, а их верхняя часть и вовсе возвышалась над крышей, что делало здание легким, воздушным, устремленным вверх, оно даже казалось выше, чем было на самом деле.
        Каково внутреннее устройство этого дома, мне предстояло узнать в самом скором времени. Оставалось лишь пройти через кованые железные ворота в каменной арке в небольшой дворик и постучать во входную дверь. Но тут дорогу мне заслонили.
        - А я-то теряюсь в догадках, с чего бы меня к самому архиерею зазывать стали! Здравствуйте, Даша!
        - Здравствуйте, Петя! Рада вас видеть. Я и сама о причинах приглашения раздумывала, но никаких догадок у меня нет.
        Пете было пятнадцать лет, а скоро, ровно на два месяца раньше, чем мне, должно было исполниться шестнадцать. Он учился в гимназии, которая, как и театр, в котором я служила, располагалась в самой непосредственной близости от места, куда мы оба получили загадочные приглашения. Но идти из нее нужно было по другой улице. Впрочем, Петя был уже без гимназического ранца, а значит, побывал дома и мог прийти другой дорогой. Но все равно странно, что я его не заметила.
        - Я вас издалека увидел, - ответил Петя на мои невысказанные вопросы, - вот и спрятался в арке. Хотел было вас в шутку испугать, да передумал: не стоит в таком месте ребячеством заниматься. Что же касается приглашения, то, поскольку позвали нас вдвоем, может быть, это связано с необходимостью разгадать какую-нибудь загадку?
        - Вы полагаете, в городе, помимо нас, некому разгадывать загадки?
        - Но согласитесь, кое-какой авторитет в этой области мы с вами приобрели!
        В чем-то Петя был прав. Познакомились мы случайным образом, когда он вместе со своим отцом, градоначальником, приехал к нам в театр на репетицию. А сдружились по делу весьма оригинальному, причиной которого стали очень печальные, даже трагические события. В театре было совершено злодейское убийство трех человек, и мы с Петей оказали полиции некоторую помощь в поимке преступника. Как писал в газете «Сибирская жизнь» наш знакомый журналист, господин Вяткин, «проявили в ходе расследования тройного убийства способность мыслить нетривиально и замечать важные, хоть и кажущиеся несущественными детали, что и способствовало скорому раскрытию загадочного во многих отношениях преступления». В общем, определенный резон в Петином предположении был: мало ли что могло случиться в делах церковных… Но стоило ли гадать? В самом скором времени нам и так обо всем расскажут. Я так Пете и сказала, и мы прошли к дверям. Стучать не пришлось: двери были оборудованы кнопкой электрического звонка.
        Открыл нам не служка в рясе, а обычный швейцар в ливрее, он же принял мою шубку и Петину шинель. А вот провожал к епископу уже церковный служитель. Дьякон[3 - ДЬЯКОН - тоже церковный чин, один из нижних.] был молод, весел глазами и почти неприлично суетен в движениях.
        Мы поднялись в его сопровождении на второй этаж и остановились у одной из дверей, которую он отворил без стука, распахнул перед нами и сказал:
        - Велено без доклада.
        Помещение походило скорее на библиотеку, чем на кабинет. Вдоль стен тянулись стеллажи с книгами, по большей части внушительными фолиантами. С полдюжины кресел в прихотливом беспорядке расставлены по всей комнате. Возле каждого крохотный столик, чтобы можно было отложить книгу. Мебель неброская на вид, но изящная и дорогая - сделана из красного дерева и обита шелком. Но это я рассмотрела чуть позже, а поначалу наше внимание привлекли три человека, сидящие в креслах: двое мужчин и женщина-монахиня. Одного из мужчин, судебного следователя Дмитрия Сергеевича Аксакова, мы хорошо знали: именно он возглавлял расследование дела, о котором я только что упомянула. Вторым, несомненно, был хозяин дома, епископ Томский и Семипалатинский преосвященный Макарий. Его видеть мне также доводилось, но совсем в других одеяниях, во время служб в кафедральном соборе или домовой его церкви, способной размерами и убранством поспорить с любым из соборов города, помимо, разумеется, того же кафедрального.
        Теперь же он был по-домашнему уютен в своей простой рясе. Похоже, что своим появлением мы прервали на полуслове происходивший здесь разговор - по всей видимости, не слишком приятный для архиерея. Но как бы то ни было, его преосвященство встал нам навстречу, ласково ответил на приветствие и протянул руку для поцелуя. Сухая и легкая рука пахла вовсе не ладаном[4 - ЛАДАН - благовоние, кусочки ароматной смолы, дающие приятный дым. Используется при богослужении.], как я ожидала, а душистым мылом.
        - Рассаживайтесь, - велел он. - Есть у меня к вам просьба. Но давайте попросим Дмитрия Сергеевича представить нас друг другу.
        - Полагаю, что вас, ваше преосвященство, представлять нужды нет.
        - Согласен. Но не величайте меня столь официально, а то титулование полразговора займет.
        - Хорошо, владыка. - Дмитрий Сергеевич выполнил просьбу лишь отчасти, обратился к Макарию, используя более краткий, но все ж таки официальный титул. Тот, конечно, заметил, но более не возражал, а следователь представил нам женщину: - Игуменья[5 - ИГУМЕНЬЯ - настоятельница, руководительница православного монастыря.] Иоанно-Предтеченского монастыря мать Серафима.
        Мать Серафима кивнула нам. Была она еще не стара, но и не молода уже. Тонкие губы были сурово сжаты, но глаза лучились добротой, и я невольно подумала о том, что сестрам в монастыре порой приходится заставлять себя делать серьезные лица, получая замечания от строгой с виду игуменьи.
        - Это же Петр Александрович Макаров и Дарья Владимировна… - тут он чуть осекся, видимо, раздумывал: назвать меня ставшей для него, да и для большинства других людей в этом городе, привычной фамилией моего дедушки или фамилией отца, записанной в моем паспорте.
        - Графиня Дарья Владимировна Бестужева, - все же склонился он ко второму варианту и даже титул упомянул, из чего я сделала окончательное заключение, что Дмитрий Сергеевич очень недоволен замыслом владыки и по этой причине старается быть официальным во всех отношениях. Подчеркивая тем самым, что повинуется сейчас как лицо официальное, но не считает нужным скрывать свое сугубо личное неудовольствие происходящим. Получалось, что речь сейчас пойдет не о каком-то пустяшном деле, а о чем-то серьезном. Настолько серьезном, что Дмитрий Сергеевич не желает, чтобы мы были посвящены в это. Да и первые слова самого архиерея подтвердили такое впечатление:
        - Сударыня, сударь, - обратился он к нам по-светски, - не хочу долго вас томить в неведении, но прежде чем приступить к разговору, ради коего вы приглашены сюда, должен просить вас дать мне обещание, даже клятву, что моя просьба будет воспринята вами в точности и что вы, взявшись за ее исполнение, коли сами того пожелаете, не станете подвергать себя риску. Даже самому крохотному и незначительному.
        - Хорошо, ваше преосвященство, - вынуждена была ответить я так, как меня попросили. - Я даю такое обещание.
        Владыка бросил взгляд в сторону следователя. Тот по-прежнему выглядел недовольным. Священник вздохнул и снова обратился к нам:
        - Я наслышан о вашем участии в расследовании преступления, которое в недалеком прошлом нас всех потрясло. Да и господин судебный следователь все это подтвердил. А еще он характеризовал вас, сударыня, как человека здравомыслящего и способного на ошибках учиться и не повторять их. Так?
        - Смею надеяться, - ответила я.
        Намек был понятен, да я и сама полагала, что в тот раз совершила немыслимую глупость, едва не стоившую мне ни много ни мало жизни.
        - Вот и хорошо, - обрадовался Макарий. - Ибо я прошу вас воспользоваться вашими светлыми головами в надежде, что вам удастся найти нетривиальное решение той загадки… - При этих словах Петя чуть скосил глаза в мою сторону: мол, ага, а я о чем говорил?! - …Найти объяснение той страшной тайне, - продолжил епископ, - перед которой мы пребываем в растерянности. Повторю, я прошу вас приложить к разгадке только свои умственные способности и ничего более, ничего сверх этого!
        Мы оба кивнули в знак понимания. На лице у Пети при этом самым очевидным образом отражалось нетерпение. Боюсь, что и я сама смотрелась столь же несолидно, но уж очень сильно хотелось узнать, о каких тайнах пойдет речь.
        - Дмитрий Сергеевич, расскажите о происшествии. У вас это лучше получится, и слова, для такого рассказа подходящие, вам знакомы лучше, чем нам с матушкой.
        Дмитрий Сергеевич вздохнул, но возражать не стал.
        - Сегодня рано утром - сообщение к нам в управление поступило в семь часов и семь минут - в непосредственной близости от Иоанно-Предтеченского монастыря, расположенного в полутора верстах к югу от города, был найден труп монахини.
        - Сестры Евдокии, - едва слышно произнесла мать-игуменья.
        - Да, сестры данного монастыря Евдокии, до принятия пострига вдовы купца второй гильдии Михеева, Екатерины Ивановны Михеевой, тридцати лет от роду. Тело нашел мальчик Степан Кузин, отец которого должен был отвезти сестру Евдокию в город с поручением от игуменьи, здесь присутствующей. Не дождавшись прихода монахини, он послал сына узнать о причинах опоздания, так как сам опасался ехать к воротам монастыря, боясь разминуться, потому что от монастыря к деревне прямо через поле была за зиму протоптана прямая тропка, ему же пришлось бы ехать объездной дорогой. Мальчик направился в монастырь именно по этой тропинке и по пути обнаружил труп, лежащий в нескольких шагах от нее. Испугавшись, он бросился к монастырю, так как до него было уже заметно ближе, чем до дома, где и рассказал о своей страшной находке. Местный урядник, которого первым делом информировали обо всем, убедившись, что смерть уже наступила и помощь оказывать поздно, согласно правилам выставил у места преступления охрану и отправил верхового в управление. Следственная бригада, прибыв на место, выяснила личность убитой, а также причину
смерти: колотая рана в правый глаз.
        При этих словах мать Серафима вздрогнула и перекрестилась. Его преосвященство сохранил полную невозмутимость.
        Следователь чуть помолчал и продолжил уже не столь официально, да и голос у него сделался не таким строгим:
        - Орудие убийства ни в теле, ни рядом с ним обнаружено не было. Установлено, что убитая, выйдя из ворот монастыря, почти сразу свернула с утоптанной тропки и бежала по снежной целине. Пробежала она ровно семьдесят восемь шагов. Следы остались ясно различимые, отсюда и такая точность. Ну а на семьдесят девятом шаге рухнула лицом вниз и головой вперед. По ходу своего движения. Чьих-либо еще следов вблизи тела найдено не было. Вот это-то, наряду с отсутствием орудия убийства, и делает преступление непонятным и, соглашусь с его преосвященством, загадочным.
        Дмитрий Сергеевич умолк, и было не совсем понятно, закончил он свой рассказ или просто собирается с мыслями. Я не удержалась и спросила:
        - Вы, Дмитрий Сергеевич, сказали, что убитая бежала?
        - Получается, что бежала. Характер следов, ширина шага, то, как отбрасывался снег при движении, - все это говорит о том, что она именно бежала, а не шла. Хотя бежать по глубокому снегу было очень тяжело. При этом она не сделала попытки вернуться к тропинке, напротив, даже удалилась от нее.
        - Скажите, - вступил Петя, - а не мог ли преступник бежать за ней след в след? По ее же следам то есть. А потом взял да и вернулся вновь по тем же следам на твердое место?
        Дмитрий Сергеевич пару секунд подумал и только потом ответил:
        - Утром была сильная метель, следы хоть и остались хорошо видными, но их почти полностью замело снегом, поэтому с полной достоверностью утверждать, что такого не было, нельзя. Но есть иные обстоятельства заставляющие отказаться от этой версии. Ну-ка, Дарья Владимировна, выскажите свое суждение.
        Я пожала плечами.
        - Попасть на бегу след в след непросто. Наверное, даже и невозможно. Но главное не в этом. Убийца нанес удар в лицо, а для этого ему пришлось бы, догнав жертву, развернуть ее. Они бы начали бороться, и остались бы какие-нибудь следы этой борьбы. Но таких следов ведь не было? И как я поняла, убитая упала сразу, в единый момент? И уж точно не разворачивалась?
        - Вы по-прежнему умеете быть внимательной к самым незначительным деталям и делаете из них правильные выводы. - Впервые за время нашей встречи Дмитрий Сергеевич позволил себе улыбнуться. - Еще есть вопросы или мнения?
        - Есть, - сказал Петя. - А не могло быть так, что смертельный удар был нанесен еще на твердом месте, ну, там, где следы не остаются? То есть я хочу спросить: возможно ли, чтобы женщина, уже раненая, пробежала эти семьдесят с лишним шагов, а потом умерла?
        - Удар должен был повлечь немедленную смерть, - покачал головой следователь. - Известны, конечно, и такие случаи, когда уже мертвый человек оказывался способным сделать еще несколько шагов. Но никак не столько. К тому же рана сильно кровоточила, снег в том месте, куда упала лицом жертва, промок от крови едва ли не до земли. Это при том что было морозно. В то же время вдоль следов не найдено ни капли крови. Даже если предположить, что эти кровяные капли замело пургой, то на одежде их должно было оказаться изрядное количество. Но одежда чиста, лишь на платке есть следы крови, видимо, брызнувшей из раны в самый момент удара. Все говорит о том, что жертве был нанесен единственный удар, повлекший за собой мгновенную смерть и падение на землю.
        - А у полиции есть хоть какие-то версии? - поинтересовался Петя.
        - Единственную осмысленную версию высказал Андрей Иванович. Он предположил, что орудием убийства является стрела, выпущенная из лука или самострела, но с привязанной бечевкой, за которую ее позже вытащили из раны. Увы, но и от этой версии пришлось отказаться. Рассказать отчего или сами?
        - Сами, - хором ответили мы и задумались.
        - Из-за сильного ветра сделать точный выстрел было почти невозможно. Особенно если за стрелой тянулась бечевка. Даже если предположить, что стрела угодила именно в глаз случайно, все равно это выглядит невероятным, - высказала я свое мнение.
        - Разве что с очень близкого расстояния, - неуверенно поправил меня Петя. - Если преступник стоял на утоптанной тропинке, то и следов его найти бы не удалось. Но в таком случае преступников должно было быть не менее двух: от одного жертва убегала, а второй поджидал ее впереди.
        - Помимо ветра, есть еще одна причина, чтобы отказаться от этой версии, - согласно кивнул нам судебный следователь. - Но о ней нужно знать и нельзя догадаться. А заключается она в характере раны. Удар, нанесенный неким холодным оружием, возможно, кинжалом или стилетом, был сделан сверху вниз: рассечена бровь, а сзади, чуть ниже основания черепа, есть повреждение кожи. Таким образом, рана получилась практически сквозной.
        Во время всего этого разговора оба священнослужителя сидели молча и лишь переводили взгляды с нас на Дмитрия Сергеевича. При том лицо епископа выражало удовлетворение нашими ответами, а порой и одобрение. Игуменья же была растеряна и часто крестилась, особенно когда речь заходила об ужасных подробностях. А Дмитрий Сергеевич тем временем продолжал:
        - Если предположить, что речь идет о стреле, то дальний выстрел не мог быть точным из-за сильного ветра. Если же попадание было случайным, то стрела не имела бы силы нанести такую рану. Ну а стреляя в упор или с очень близкого расстояния, преступник никак не сумел бы нанести удар, направленный сверху вниз. Но расстояние от того места, где нашли тело, до ближайших крыш и деревьев очень уж велико, хотя и они были нами осмотрены. Безо всяких результатов, то есть без единого намека, что кто-либо туда забирался.
        - А мотив? - спросила я. - Мотив имеется?
        - Что? - переспросила игуменья Серафима.
        - Дарья Владимировна спрашивает о предполагаемых причинах совершения преступления, - объяснил ей следователь. - Но я думаю, что об этом ей будет правильнее услышать от вас.
        - Ох, господи! После таких-то разговоров не знаю, с чего и начать.
        - Да вы, матушка, начните с того, как камень к вам в монастырь попал, - подбодрил ее Макарий.
        - Ну да, а то с чего же, - сказала монахиня, пожевала губами и, осенив себя крестным знамением, начала говорить: - По осени еще пришли в монастырь селькупы[6 - СЕЛЬКУПЫ - небольшой народ, проживающий на севере Западной Сибири.]. Издалека, с самого Васюганья. За год до того там наши сестры побывали, крестили племя, наставили на путь истинный.
        Видя наше изумление, она очень по-доброму улыбнулась и пояснила:
        - Сестры наши слово Божие и в более дальние края доносили, до самого Ледовитого океана! Даже с его берегов к нам слова благодарности приходят за просветление и обращение к истинному Богу. Вот и селькупы те с благодарностью пришли и с дарами. А среди прочих даров был камень. Зеленый, как стекло, а размером с куриное яйцо. Я сама да и сестры наши не горазды в каменьях разбираться. Решили, что камень он и есть просто камень. Он с того самого дня запросто на подоконнике у меня в келье[7 - КЕЛЬЯ - жилое помещение в монастыре. Как правило, это крохотная комната, но у настоятельницы келья могла быть просторнее и состоять из нескольких помещений.] лежал. Среди прочих пустяков. Второго же дня заглянула к нам в обитель княгиня N, известная своим усердием в делах веры и не раз монастырю нашему и приюту при нем помощь оказывавшая. Вот княгинюшка-то и разъяснила, что камень этот - изумруд и что цена у него несусветная. Я и припомнить не могу, что она про цену его в точности сказала, какие такие цифры называла. Помню лишь, что в полное изумление от тех цифр пришла. Княгиня погостила всего ничего да и уехала,
оставив меня в раздумьях. С одной стороны, ежели она права, то от камня можно много денег получить и потратить их на благое дело. Но с другой стороны, княгиня стара, глаза видят плохо, да и камень с виду невзрачен, не блестит, не переливается. И откуда у селькупов таким каменьям взяться? Каменья в горах находят, а не в тайге.
        - Селькупы - племя кочевое, - пояснил епископ. - От Урала до озера Байкал кочуют. А на Урале изумруды - дело почти что обычное. Не блестел же камень оттого, что не обработан, не отшлифован и не огранен.
        - Ну откуда мне обо всем этом знать было? - чуть обиделась Серафима и даже развернулась в сторону от Макария и лицом в нашу сторону. - Так я решила камень этот владыке отправить. Договорились, что с самого раннего утра, сразу после молитвы, сестра Евдокия его и повезет в город, благо и другие дела там имелись. Насчет возка договорились. После молитвы Евдокия ко мне зашла, камень тот в ладанку[8 - ЛАДАНКА - маленький мешочек, в который кладут ладан или амулет. Обычно она носится на шее.] положила - едва он там и поместился, ладанка-то небольшая совсем, - и пошла к дому Ивана Кузина, что у нас при монастыре извозчиком. Сама пошла оттого, что от дома извозчика к городу прямо ехать. А если бы ему к монастырю подъезжать, так круг бы получился, а второй обратно. Вот и пошла Евдокия. Но не дошла. Упокой, господи… И камень тот, пропади он пропадом, не донесла - похитили камень.
        Монахиня замолчала, собираясь с духом. Никто ее не торопил.
        - Что еще рассказать, уж и не знаю.
        - А кто еще, кроме сестры Евдокии и вас, знал, что княгиня в камне изумруд признала? - поинтересовалась я.
        - Да никто, - уверенно ответила настоятельница. - С чего мне с сестрами о суетном беседы вести? Княгиня мне наедине сказала, что это изумруд. А Евдокии я только и сообщила, что она с утра камень должна будет архиерею свезти. Та, как должно, ни о чем не переспрашивала, а исполнила, как велено было. А что не до конца, так в том не ее вина. Вы уж, Дмитрий Сергеевич, сыщите злодея. Перед Богом он ответит в свое время. Но и перед людьми ответ держать тоже должен!
        - Буду стараться, - просто сказал следователь.
        У меня в голове крутилось сразу столько мыслей, что я не понимала, какую из них начинать думать. Хотя главной на тот момент была мысль о том, что не могло исчезновение камня быть случайным.
        - Дмитрий Сергеевич, - обратилась я к следователю. - А вы сестер в монастыре опрашивали?
        - Скажем так: опрашиваем. Хотя, возможно, мои люди уже и закончили, но я с ними еще не встречался. И результатов вскрытия пока не знаю. Так что сказать мне вам больше нечего.
        - А можно нам в монастырь съездить? - обратилась я ко всем сразу. - Мы же этим себя опасности не подвергнем?
        Архиерей чуть кивнул, но счел нужным оставить решение за полицейским.
        - То, что преступником является одна из сестер или иной человек из монастыря, - сказал тот, - можно предполагать лишь теоретически. Так что, думаю, опасности нет. А раз меня вынудили привлечь вас к следствию…
        Ох, какие молнии засверкали! Сначала во взоре игуменьи Серафимы, когда разговор зашел о подозрении, хотя бы и «теоретически» падающем на одну из сестер, а потом в скрестившихся взглядах епископа и следователя. Это уже при словах о «вынуждении».
        - …То съездите, - продолжил Дмитрий Сергеевич, выдержав взгляд епископа. - Может, свежим глазом увидите то, что мы не заметили.
        - Так возьмите мой возок, - предложила монахиня. - Я тут до вечера пробуду, а вы к тому времени обернуться успеете.
        - Что-нибудь еще? - спросил епископ.
        У меня ни вопросов, ни пожеланий, помимо уже высказанных, пока не было. Но у Пети они нашлись:
        - Ваше преосвященство, - умоляюще обратился он к хозяину дома. - Я в гимназии учусь, и даже поездку в святой монастырь в совершенной близости от города господин инспектор народного образования, если о ней узнает, может расценить как нарушение гимназического устава и счесть достойной наказания…
        - Хорошо, - понял его просьбу епископ. - Я переговорю с его превосходительством и попрошу не препятствовать в исполнении моего поручения.
        - Спасибо! - обрадовался Петя.
        На прощание мы все трое приняли благословление, сперва от игуменьи, а потом и от епископа.
        - Господа! - обратился к нам Дмитрий Сергеевич, едва мы вышли из библиотеки, но тут же сменил официальный тон на отеческий. - Даша! Петя! Вы видели, с каким душевным скрипом я согласился на ваше участие в расследовании. Не ожидал я такой блажи от самого архиерея. И того, что он полицмейстера уговорит. Мне же самому с ними спорить невозможно - чином не вышел. Так я вас еще раз прошу: вы на досуге размышляйте, здесь даже я, не буду врать, на вас рассчитываю, потому как дело и впрямь загадочное. Но вы уж никуда не лезьте без моего разрешения. Слишком все в этом деле запутанно, непонятно и страшно.
        2
        Возок игуменьи Серафимы оказался невелик и скромен, как и положено монастырскому возку: крохотная будочка, установленная на простые сани. Лошади, правда, были хорошие: обе каурой масти, с пышными гривами и хвостами, заботливо вычесанными. По тому, как ласково с ними обращался возница, было ясно, что это его рук дело.
        Внутри кабинка показалась чуть просторнее, чем выглядела снаружи. Вдвоем мы разместились, можно сказать, с удобствами.
        - И что вы обо всем этом думаете? - спросил Петя.
        - Думаю, что прежде всего нужно прислушаться к словам Дмитрия Сергеевича и просьбам его преосвященства.
        - Это вы на что намекаете? - сделал невинное лицо гимназист.
        - На то, что вы, Петя, увильнули давать обещание, которое с нас обоих требовали.
        - Так зато хотя бы у меня руки развязаны будут! Честное слово, я не собираюсь лезть в опасные дела. Но вдруг понадобится совершенно незначительный риск?
        - Я однажды уже полагала, что риск самый незначительный. Или вам обязательно надо, чтобы вас самого по голове стукнули?
        - Даша, вы несправедливы. Я и на чужих ошибках учиться умею.
        Он надулся и отвернулся, глядя в окошко нашей «кареты», уже проезжающей мимо здания станции, расположенной на самой окраине города. Дальше дорога шла вдоль железнодорожных путей, мне стало интересно рассмотреть обгоняющий нас состав. Огромный паровоз, крутя соразмерными его огромности красно-черными колесами, выпустил с шипением облако пара, просвистел гудком и, набрав скорость, загромыхал в сторону станции «Тайга». Глядя ему вслед, я невольно прижалась к Петиному плечу. Он закаменел, кажется, даже дышать перестал, я отстранилась, чувствуя, что краснею. Видимо, краснеть без особого повода является заразной привычкой. Вот я от Пети и заразилась.
        Гимназист вскоре обрел дар речи, для чего ему пришлось слегка прокашляться.
        - Так вы мне не ответили, что вы думаете об этом преступлении?
        - Думаю, удивительно прежде всего то, что оно совершенно не похоже на предыдущее. Там чуть ли не до самого конца был неясен мотив, зато был известен способ убийства. Здесь все наоборот.
        - То есть вы, Даша, считаете, что изумруд был настоящий? В смысле, тот камень - действительно изумруд?
        Я пожала плечами.
        - Да. Наверное, нужно исходить из этого, - не дождавшись ответа, продолжил размышлять вслух мой попутчик. - А то получится, что это ужасное убийство совершено безо всякой цели. Но что меня смущает, так это то, что выяснилось все насчет изумруда накануне днем, а уже ранним утром было совершено ограбление.
        - Это для матушки Серафимы все выяснилось накануне. Вы же слышали, что камень запросто лежал у нее на подоконнике. Его кто угодно мог видеть, а народу в ее келье за эти месяцы побывало великое множество. Кто-то вполне мог опознать сокровище. И если промолчал, так значит, увидел возможность похитить камень. Но сразу у него не получилось. В конце концов, все совпало таким образом, что преступник выбрался за камнем именно тогда, когда его собирались из монастыря увезти.
        - Но тогда… то есть я хочу сказать, что некто должен был узнать про изумруд совсем недавно. В противном случае у него была бы не одна возможность для кражи. Не стал бы он такое дело затягивать, слишком неразумно было бы. Уж придумал бы что-нибудь: обманул матушку-игуменью или нашел предлог остаться в ее келье одному. Или тайно в нее проникнуть. Или…
        - Вот и я о том, - перебила я Петю, а то он предложил бы еще сотню способов украсть изумруд. - Получается, что преступник узнал это совсем недавно. Скажем так, не далее двух недель назад. Это у нас первое. Второе: он должен был знать, что камень сегодня утром будет вынесен из кельи настоятельницы монахиней Евдокией. И сказать ему об этом мог только кто-то из самого монастыря!
        - Так вот отчего вы на эту поездку напросились! Вы хотите найти человека, который мог передать преступнику такие сведения?
        - А вот и нет!
        - Тогда зачем же мы едем?
        - Петя, вы знаете, сколько в монастыре народу?
        - Честно сказать, не имею представления.
        - А я знаю. Монахинь около двухсот. Опять же при монастыре есть приют и школа. Потом, не думайте плохо о Дмитрии Сергеевиче: все, о чем мы сейчас говорили, он знает не хуже нашего, так что уж, наверное, постарается разобраться, кто побывал в монастыре в последнее время, кто в него приехал за эти недели. Разведает про личности этих людей, про их прошлое. Нам все это поднять не под силу. Пусть это полиция делает.
        Я говорила недовольным голосом, потому как сердилась на Петю за то, что смутилась, прижавшись к его плечу. Хотя сердиться было совершенно не за что. На него уж точно. Петя же стал таким задумчивым, что меня смех начал разбирать.
        - Даша, вы мне все же ответьте, - жалобно попросил он. - А то у меня голова дальше только об этом думать будет, а ее можно и для другого использовать.
        - Если честно, я и сама до конца не знаю. Просто захотелось своими глазами все увидеть, вдруг из этого что-то да получится.
        Еще отъезжая от архиерейского дома, мы попросили возницу остановиться по возможности близко от места преступления.
        - Приехали, вылезайте, господа хорошие! - крикнул нам извозчик, спрыгивая со своего места на снег и распахивая дверцу.
        - Вот спасибо, - поблагодарил Петя. - Так славно нас довезли.
        Я оперлась на его подставленную руку и тоже выпрыгнула на землю, и тоже сказала:
        - Спасибо вам, Иван Поликарпович.
        - Вон оно как! Приятственно-то как, когда уважительно!
        Разговаривая, он налегал на «о», но не так сильно, как окали на Урале, скорее так, как говорят где-нибудь на Вологодчине.
        - А вы давно из Вологодской губернии к нам приехали? - спросила я больше наугад. Но все же угадала.
        - Дык… весной прошлой. А откель вам это ведомо, что мы с Вологодчины то есть-то?
        - А вы разговариваете таким манером, как в тех краях.
        - Вон оно чаво! - задумчиво протянул Иван Поликарпович. - Сами-то мы того не замечаем. А образованные люди, они вон оно чаво… Дык, проводить к месту, что ли?
        - Окажите любезность, проводите.
        - Особо далеко провожать не получится, нужды нет. Вот сюда извольте. Вы по тропке ступайте, не то в снег провалитесь.
        Возок остановился вблизи монастырских ворот. Если взглянуть от них, то дорога, которой мы приехали, резко забирала направо. А влево, и тоже под крутым углом вилась через поля к селу та самая тропинка. Стало понятно, отчего возница боялся разминуться с монахиней.
        Тропинка оказалась покатой и чуть возвышалась над остальным заснеженным полем, хотя мне казалось, что все должно быть наоборот, что тропинка должна пролегать глубже сугробов. Не удержавшись, я спросила о причинах такого явления.
        - Да все очень просто, - стал объяснять Петя. - Если бы здесь прошли, когда снега было уже много, то, конечно, протоптали бы траншею среди сугробов. Но, видимо, ходят здесь постоянно с того самого момента, как земля промерзла. Поэтому каждый раз, когда шел снег, его утаптывали, потом тропку переметало, и то, что насыпалось поверху, снова утаптывалось. Но все равно долгое время и тропка, и снег рядом были на одном уровне. Может, тропка даже чуть ниже была. Сейчас же, ближе к весне, снег в поле стал рыхлым и просел, а под тропкой он твердый настолько, что и не проседает.
        Эти объяснения наш провожатый слушал едва ли не с большим вниманием, чем я, хотя сама об этом и спросила. Правда, меня в этот момент больше интересовали следы, оставленные убитой здесь монахиней, и я искала глазами подходящее место, где было бы возможно проверить мелькнувшую в голове идею.
        - Ишь ты! - восхитился Петиным объяснением монастырский возница. - Грамотно-то как изложено и понятно! Вот здесь и нашел мой Степка убиенную. Прими, Господи, душу ее!
        Как и следовало ожидать, ничего интересного здесь увидеть не удалось. Да к тому же, осматривая место преступления и забирая тело, затоптали здесь все очень сильно.
        Зато чтобы осмотреться вокруг, место оказалось подходящим - вся картина места преступления, столь подробно описанная нам Дмитрием Сергеевичем, была видна как на ладони: и монастырь, и тропинка, и деревня Предтеченка.
        Мы повернули обратно в сторону монастыря, и я вновь принялась искать подходящее место. Кто-то, видимо из числа следственной команды, прошел вдоль всей цепочки следов в обе стороны, сначала от тела к монастырю, затем обратно. Но сами следы монахини ни разу не пересек. Метель сильно занесла снегом первую цепочку следов и намного меньше вторую. Было видно, где эти следы глубоки, где глубина меньше. Вот там, где следы были не очень глубокими, я и остановилась.
        - Петя, а давайте попробуем раскопать следы монахини! - предложила я.
        Петя, который сам же спрашивал, не имел ли преступник возможности бежать за жертвой след в след, сразу догадался, для чего я это предлагаю, и шагнул с нашей утоптанной дорожки. Ноги его провалились, как я и предполагала, неглубоко, так что большой опасности, что ему в ботинки набьется снег, он промочит ноги и заболеет, не было. А я и вовсе пошла по его следам. Копаться в снегу Петя мне не позволил, сам же снял перчатки и стал осторожно выгребать свежий снег из глубокого следа. Так он раскопал четыре ямки. В двух из них валенки монахини проваливались почти до самой земли, так что понять, ступал там кто-то еще или нет, было невозможно. В двух других, притом в одной очень отчетливо, поверх следа валенка был виден еще и след ботинка или сапога. След был маленького, детского размера и развернут в сторону монастыря. Присев, мы смотрели на этот след, пока не затекли ноги. Единственной здравой мыслью, сделанной из этих продолжительных наблюдений, была мысль о том, что нам повезло: будь этот человек обут в валенки, у которых подошва плоская и без каблука, наши раскопки ничего бы не дали.
        Потом мы встали и молча пошли к воротам монастыря. Иван Поликарпович сопровождал нас, тактично не нарушая молчание.
        3
        - Сестра Евдокия! - закричал он, когда мы входили в монастырь через ворота.
        Я даже вздрогнула. Не от крика, конечно, - от прозвучавшего имени. Хотя тут же подумала: отчего бы и не быть в большом монастыре другой сестры с тем же именем?
        К нам степенно подошла немолодая уже монахиня.
        - И вы здравствуйте, - ответила она на наше приветствие. - С чем пожаловали?
        - Матушка-игуменья велела передать, чтобы вы гостей встретили со всем уважением и показали им все, что они смотреть пожелают, - ответил за нас возница.
        - Раз велела, значит, исполним, - согласилась сестра Евдокия.
        - Дык, я того? Отобедать бы? До дома то есть?
        - Поезжай, обедай, - не стала возражать монахиня. И повернулась к нам. - Может, и вам отобедать хочется?
        Петя хотел отказаться, но предоставил право ответа мне.
        - Благодарим покорно, - сказала я. - Если вас это не затруднит.
        - Какие уж тут затруднения? - удивилась монахиня. - Сестры только что трапезу закончили, что оставлено для другого люда - все горячее. Пища у нас скромная, но гостям всегда угождала. Идемте в трапезную, что ж мы стоим посреди двора?
        Мы пошли вслед за сестрой Евдокией, а я шепнула Пете:
        - Вы уж, пожалуйста, кушайте хорошо, с аппетитом.
        - Что же я, сам не понимаю? - шепнул в ответ сын градоначальника.
        Трапезная была велика, но вряд ли могла сразу вместить двести человек. Скорее всего, сестры трапезничали по очереди.
        Мы умостились с краю огромного стола, и нам очень скоро принесли по тарелке каши и по миске щей. До поста оставалось еще далеко, так что щи были сварены с говядиной, а каша сдобрена коровьим маслом. Похоже, наша прогулка пробудила в Пете настоящий аппетит, и притворяться ему не пришлось. Мы съели все, что было нам предложено, и запили киселем, сваренным из сушеной малины.
        - Спасибо огромное, - сказал Петя сестре Евдокии, которая все это время сидела напротив и молча за нами наблюдала. - Даже сам не знал, как проголодался. И вкусно все. Так что и нам вы очень даже угодили.
        - Ну и на доброе вам здоровье! - ответила монахиня. - Теперь и делом можно заниматься. Так что смотреть-то хотите?
        - Нам бы вокруг монастыря пройтись, - сказала я. - И еще, если дозволите, на колокольню подняться.
        Сестра Евдокия никакого удивления не выказала, просто поднялась со своего места.
        - Вокруг монастыря только по двору получится - снаружи снег по пояс, - сказала она на ходу.
        - Можно и по двору, - согласилась я.
        Двор был обширен, но обход его много времени не занял. Сестра Евдокия поясняла, что за постройки мы проходили. Если спрашивали, то отвечала, если вопросов не было, вела нас дальше. Главное, что меня интересовало, - наличие иных проходов, помимо тех ворот, через которые мы вошли. Оказалось, что в монастырской стене есть еще две двери. Обе они, по словам монахини, не отпирались с самой осени. Да и снежные сугробы перед ними подтверждали ее слова. Сама стена, впрочем, была не слишком высока, так как монастырь строился уже в те времена, когда не было необходимости превращать его в неприступную крепость. Не больше двух саженей[9 - САЖЕНЬ - русская мера длины, имела множество разных значений. Здесь имеется в виду так называемая простая сажень, равная примерно 1,5 м.] в высоту, а толщиной в длину моей руки, от локтя до кончиков пальцев. Поверху стены лежала кровля со скатами, снег на ней не удерживался, и понять, перелезал ли кто через эту стену, вместо того чтобы воспользоваться воротами, не получалось. Вот только в одном месте у стены лежала невысокая приставная лестница. Судя по взгляду, брошенному
на нее сестрой Евдокией, лежала она в неположенном ей месте. Петя тоже зыркнул на эту лестницу, как охотник, завидевший дичь, но смолчал.
        Мы завершили хождение вокруг монастыря.
        - Что еще показать? - спросила Евдокия.
        - А можно нам на колокольню забраться?
        - Коли ноги не жалко, так забирайтесь. Сейчас звонаря пришлю, пусть проводит.
        Насчет ног сказано было к месту. Колокольня снизу не казалась слишком уж высокой, но пока мы забрались наверх, ноги стали гудеть не хуже колоколов, там подвешенных.
        Зато открывшийся нам вид с лихвой окупил все страдания.
        - Красота, право слово! - сказал нам звонарь с такой гордостью, будто сам всю эту красоту и создал. Ну, или, на крайний случай, придумал и построил колокольню, чтобы на ту красоту любоваться.
        В северной от нас стороне виднелись деревня Предтеченка, затем поля, перемежающиеся с лесочками, дальше можно было разглядеть окраину города. К востоку от монастыря с севера на юг проходила железная дорога, и был виден паровоз с дымящей трубой, а дальше шли сплошные леса. К югу железная дорога также пряталась в густых лесах. Но самая-то красота открывалась к западу. Недалекий берег Томи был с этой стороны крут и высок, да еще высота самой колокольни прибавлялась, так что дали открывались безмерные! Столько простора и чистого прозрачного воздуха!
        Петя первым отвлекся от рассматривания пейзажей и чуть толкнул меня рукой в бок. Я проследила за его взглядом: от дороги к монастырской стене тянулась цепочка следов. К тому самому месту, где по другую сторону стены лежала брошенная лестница. Впрочем, саму лестницу расторопная сестра Евдокия уже распорядилась убрать куда положено.
        С колокольни мы спустились, лишь совершенно озябнув от разгуливавшего там ветра.
        - Ну что? Пойдем новые следы раскапывать? - предложил Петя, ощутив под ногами земную твердь.
        - Лучше поедем, - ответила я. - Скоро Иван Поликарпович за нами подъедет, мы его попросим небольшой крюк сделать, а то идти далековато, а у меня уже ноги гудят.
        - Тогда, может, в келью игуменьи попросимся?
        - И что интересного вы надеетесь там увидеть?
        - Ничего, - честно ответил сибирский Шерлок Холмс. - Но ведь положено осмотреть.
        - Это полиции положено, и, не сомневайтесь, следователи там все осмотрели. Для чего нам полицию подменять?
        Ответить Петя не успел, так как его окликнули.
        - Дяденька гимназист, - послышался звонкий детский голос. Обладателем его оказался мальчишка совсем небольшого росточка: три вершка и шапка сверху, как порой говорила наша кухарка Пелагея. Шапка на мальчишке имелась, а одет он был в овчинный тулупчик со ставшими короткими для него рукавами. Даже странно выглядело: такой маленький, а рукава коротки.
        - Дяденька гимназист, - повторил малец, - дозволите спросить?
        Петя таким обращением был несколько ошарашен, но нашел силы, даже несмотря на то что я прыснула от смеха, ответить серьезно:
        - Спрашивай, конечно.
        - Вы, дяденька, как полагаете, меня могут в гимназию взять учиться? Я читать-писать-считать умею!
        Он так и протараторил в одно целое: «читать-писать-считать».
        - Врать не буду, - чуть подумав, ответил Петя. - Потому что не знаю, насколько хорошо ты все это умеешь. И потом, почему в гимназию? Есть и другие школы.
        - Дык там рисовать не учат. И про астрономию.
        Такого ученого слова, как астрономия, я от него услышать не ожидала и посмотрела на говоруна с симпатией и уважением.
        - Отчего же не учат? Учат, - ответил не менее меня пораженный дяденька гимназист. - Впрочем, я про гимназию узнаю и тебе ответ передам. Хотя, как мне кажется, тебе в реальное училище правильнее поступить будет.
        - Вон оно чаво!.. - протянул мальчишка.
        - А ты, случаем, не Степан Иванович? - спросила я.
        - А тебе отколь ведомо? - не слишком уважительно поинтересовался он вместо ответа. Похоже, для него авторитетными людьми были лишь те, кто носил гимназическую шинель.
        - А мне многое ведомо, - ответила я. - К примеру, что это ты утром монахиню убитую нашел.
        - О том все знают, - фыркнул Степан.
        - Ты скажи, уж будь любезен, - попросила я ласково, - не видел ли ты еще чего странного?
        - А когда?
        - Вчера вечером или сегодня с утра. Вот ты, после того как про находку свою страшную в монастырь сообщил, что делал?
        - Поревел малость да домой пошел, - без тени смущения сообщил Степка. - Но по дороге. По тропке забоялся.
        - Вот. Не видел ли чего-нибудь на дороге странного?
        - Да чего ж там странного? Ну возок видел, так возок на дороге разве странно?
        - Чужой возок?
        - Да уж не наш.
        - Степан Иванович, - строго потребовала я, - ты представь себе, что тебя полиция расспрашивает. И отвечай подробно.
        - Это ты, что ль, полиция? Ладно. С подробностями расскажу. Я туды шел, - махнул он рукой, указывая направление. - Там наша улица к дороге выходит. Возок же дальше стоял. Он с дороги трошки съехал и в снегу увяз. Оттого что возница там был дурной. Вот!
        - А это ты отчего решил?
        - Что дурной? Так умный бы попридержал лошадь на повороте и не съехал бы в сугроб. А после не стал бы ее заставлять напрямки на дорогу возок вытаскивать, умный бы вперед ехал и вбок помаленьку принимал. Меня батя и то таким делам обучить успел.
        - А ты слыхал про то, что вчера княгиня в монастырь приезжала? - спросил Петя. - Это не ее возок, случаем, был?
        - Скажете тож! У княгини карета была, токмо на полозья поставленная. И тройкой запряжена! Я ту карету со всех сторон смотрел, хоть кучер и грозил плетью. Да я не пугливый. Опять же кучер шутковал для порядку. Я только карлицу боялся, оттого близко не подходил. А кучера чаво бояться-то?
        - Какую карлицу? - хором спросили мы.
        - Дык! С княгиней бабки какие ни на есть страхолюдные были. А страшней всех карлица. Ростом с меня, а старая совсем. И лицом почти что черная.
        Мы переглянулись с Петей. Но про карлицу я спрашивать не стала, а спросила о другом:
        - Карету ты хорошо рассмотрел. А возок запомнил?
        - А хочешь рисунок сделаю? Пошли за ворота, на снегу начерчу!
        - Да зачем же на снегу, - остановил его Петя, достал из кармана блокнот и карандаш, протянул их Степке. - На бумаге рисуй.
        Степка недаром интересовался про уроки рисования в гимназии, рисовать у него получалось здорово. Правда, он понятия не имел, что такое перспектива, и возок нарисовал хорошо и понятно, но в обратной перспективе. А еще он изобразил нечто вроде метлы на самом краю листа.
        - Вот, дяденька, держи! - протянул он блокнот Пете.
        - А это что такое? - спросил Петя, указывая на веник.
        - Хвост. Лошадка у меня не поместилась, только хвост, - пояснил художник.
        Мы с Петей едва сдержались. Если не считать хвоста, рисунок был хорошим. Главное, видно, что возок похож на монастырский, привезший нас сюда, но кабинка на нем совершенно другой формы. Очень непривычной, я такой в городе ни разу не встречала.
        Петя вырвал листок с рисунком из блокнота, а сам блокнот и карандаш протянул Степке.
        - Держи. Это тебе за помощь.
        - Благодарствуем! - солидно ответил тот, принимая подарок. - Вы уж про гимназию разузнайте, а то ведь забудете.
        - Не забудет, - пообещала я за Петю. - А вот и наш возок. Давай прощаться, Степан.
        - До свиданьица, - поклонился рисовальщик и, видимо для солидности, добавил: - Мне тож пора. На урок!
        Прежде чем усесться, я обратилась к вознице:
        - Иван Поликарпович, не доводилось ли вам где-нибудь встречать вот такой возок?
        - Ага! - сказал тот, разглядывая рисунок. - Степка малевал? Подумать надо. Пока едем, авось и вспомню.
        - Я еще хотела спросить, когда ворота монастыря запирают?
        - После вечерней молитвы. А к заутрене отворяют. Так едем?
        - Едем, но сначала завернем в обратную сторону. Вы там след, от дороги к монастырю идущий, увидите, так остановитесь.
        - Опять-снова следы ковырять станете? - неодобрительно покачал головой Иван Поликарпович. - Охота руки морозить?
        Ковыряние снега дало следующий результат: дорожка была протоптана туда и обратно взрослым мужчиной, обутым в сапоги. Все это вытекало из размеров сапога, оставившего след. А из того, что эти следы были занесены снегом даже в большей степени, чем следы убитой монахини, выходило, что оставлены они раньше. Но не намного раньше. Мы немного поспорили, насколько и сошлись на том, что время это может разниться от четверти часа до целого.
        Мы подвели предварительные итоги. Получалось, что рано утром кто-то, подставив к стене лестницу, через эту стену общался с человеком, который, скорее всего, приехал в нарисованном Степкой возке. Том самом, что позже застрял, съехав с дороги. Пассажиров возка, если это не совпадение, во что мы не верили, должно было быть минимум двое: обычный с виду мужчина и некто с обувью детского размера.
        Мы так увлеклись обсуждением, что не заметили, как наш транспорт остановился, и вздрогнули от неожиданности, когда распахнулась дверца.
        - Вспомнил, - сообщил нам извозчик. - Про возок то есть. Аккурат тут его видал, у станции. Вот, думаю, и остановлюсь, вдруг вам смотреть захочется.
        О том, что интересующий нас возок мог остановиться у железнодорожной станции, мы как-то не подумали. И сначала даже расстроились, решив, что наши подозреваемые успели уехать на поезде. Но, войдя в здание вокзала, узнали, что поездов сегодня нет и завтра не будет. А вот послезавтра отправится пассажирский состав до Москвы и другой через Красноярск до Иркутска. А за билетами, как сказал кассир, народу приходило много, всех не упомнишь.
        Так что два дня на поиски возка, точнее его пассажиров, у нас были. Во всяком случае, на поезде они в эти дни не уедут.
        Расстались мы с Петей возле почтамта. Ему было очень близко до дома, да и мне недалеко, но прежде я хотела зайти на почту, узнать, нет ли нам с дедушкой писем или других сообщений. Зашла я не зря, было письмо от маменьки. Даже не письмо, а целый пакет, в который было вложено письмо, модный парижский журнал и газеты, тоже французские. Но я это узнала, уже придя домой и вскрыв пакет.
        4
        «Mes chers[10 - MES CHERS - (фр.) мои дорогие.]…
        Ну вот, до того «офранцузилась», что родным отцу и дочери по-французски пишу. И что забавно, писалось бы мое письмо в Москве или ином российском городе, это французское обращение было бы и уместно, и привычно[11 - Действительно, такое французское обращение среди образованных людей в то время было общепринятым.]. А в Париже оно показалось чужим.
        Написала пару пустых строчек и собралась с духом, чтобы попросить у вас прощения. После Володиной гибели я оказалась в какой-то пустоте, и вдруг выяснилось, что есть что-то, эту пустоту способное заполнить. И я сломя голову кинулась на сцену.
        Нет, конечно, помнила я о вас ежечасно и ежеминутно. И разлуку нашу переживала. Но на какое-то краткое время вы стали для меня самую чуточку менее важны, чем сцена. А это неправильно.
        Я благодарна судьбе, что она дала мне возможность вновь ощутить вкус жизни. Кто знает, как она, моя - нет, наша с вами - жизнь сложилась бы, не будь этого. Но все равно чувствую себя виноватой и прошу вашего прощения.
        Наверное, я самая большая эгоистка на свете, потому что, написав об этом, испытала не только и не столько чувство стыда, сколько облегчение. Но уверена, что вы меня поймете и простите. Что в скором времени мы соберемся вместе, и у нас будет настоящая семья, и мы не будем уже больше разлучаться надолго.
        Что касается меня, то я хоть сейчас бросила бы все и помчалась к вам. Но вы бы первыми меня и осудили за то, что подвела бы я этим своих товарищей по театру. Однако летом мой контракт заканчивается, продлевать его я не намерена и к осени стану свободным человеком. Вас же прошу приехать ко мне по возможности быстрее. Как я понимаю, ваш сезон завершится заметно раньше моего. Уже в июне? Вот и приезжайте в Лондон. Я к июню должна вернуться с гастролей в Америке, и мы обо всем договоримся, решим, как нам жить дальше…»
        Письмо было длинным и интересным, но эти строки я перечитала несколько раз и даже всплакнула. Но тут же меня охватили радость и желание этой радостью с кем-то поделиться. Я полистала французские газеты с рецензиями о спектаклях, в которых играла Ирен де Монсоро, которую я знала и любила как мою маму Ирину Афанасьевну Бестужеву; полюбовалась на портреты. Стала листать модный журнал и сразу вспомнила о Полине. Может, кто и полагает, что модные журналы можно рассматривать в одиночестве, но я уверена, что в компании это куда веселее.
        Дедушка тоже прочел письмо и, так же как я, начинал то грустить, то радоваться. И так же как мне, ему не сиделось на месте. Вот мы дружно и отправились в гости. Он - к Григорию Алексеевичу Вяткину, с которым в последние месяцы успел сойтись близко, а я к Полине.
        Помимо всего прочего, Полина затевала празднование Масленой недели и хотела это обсудить со мной. Рождество у нас получилось на славу, хотелось и новый праздник сделать таким же интересным, хоть он и должен был пройти более узким кругом. Правда, после Рождества Полина стала представлять мне поводы сердиться на нее. Не всерьез, конечно. Опять же повод для дружеских насмешек подала я сама. Тогда на празднике было немало приятных молодых людей, но вышло так, что танцевала я почти всегда с Петей. Большинство на этот факт и внимания не обратили, но только не Полина. И теперь она самым бестактным образом интересовалась, как поживает мой кавалер. Это в лучшем случае. Но могла и спросить, дошло у нас уже дело до поцелуев и почему в этом вопросе я не беру инициативу в свои руки, раз уж Петя не может избавиться от застенчивости. В ответ я чаще всего фыркала и делала вид, что меня эти глупости не интересуют. Вот только получалось не слишком убедительно, и оттого я начинала сердиться на Полину, а больше на саму себя.
        Но все это не мешало нам оставаться самыми близкими подругами. Сегодня же при встрече Полина не стала досаждать мне, а сразу изложила животрепещущую новость: в скором времени предстоял бал в Общественном собрании[12 - Имеется в виду здание Томского общественного собрания, по сути своей клуб или дворец культуры.], на который мы должны были получить приглашения. Так что принесенный мною свежий журнал из Парижа оказался более чем кстати.
        Сначала мы искали в нем фасоны, подходящие для нас самих. Потом к нам присоединилась мама Полины Вера Васильевна, женщина молодая и придерживающаяся самых современных взглядов. Понятно, что содержание журнала и ее заинтересовало, а мы с Полиной наперебой стали предлагать ей пошить платье то одного, то другого покроя. Но Вера Васильевна на наши рекомендации отвечала в том смысле, что этот фасон скорее пойдет Анне Петровне, а вот этот - Антонине Власовне. Мы пытались представить себе, насколько она права, и так увлеклись, что стали все платья подряд умозрительно примерять на знакомых нам особ женского пола независимо от их возраста и внешности. Часто выходило до такой степени потешно, что мы подолгу не могли перестать смеяться. Да вы сами попробуйте представить, скажем, супругу господина Морозова, даму габаритов необъятных, в платье с турнюром[13 - ТУРНЮР - принадлежность женского туалета, имеющая вид подушечки, которая подкладывалась под платье ниже талии для придания фигуре пышности (по моде конца XIX в.).] и зауженной талией! Это при том что место для талии на фигуре госпожи Морозовой давно уже
стало неотличимым от иных мест.
        - Фу, какие мы злые! - смеясь, воскликнула Вера Васильевна. - Пора прекращать злословие и отправляться спать. Время уже слишком позднее. Ой! Все порывалась спросить у вас, Даша, что на этой неделе будет показано в театре?
        Я расхохоталась неожиданному совпадению, и отвечать пришлось, преодолевая смех:
        - Извините за такую реакцию, Вера Васильевна! Просто у нас готовится спектакль по пьесе английского сочинителя Шеридана, и называется он очень подходяще к вашим последним словам: «Школа злословия».
        На этой веселой ноте мы и начали прощаться. Полина пошла проводить меня до порога, за которым уже ждали сани. Наш путь проходил мимо кабинета дедушки Полины, и как раз в этот момент из него вышли несколько знакомых мне персонажей: судебный следователь Дмитрий Сергеевич и его помощники Андрей Иванович и Михаил Аполинарьевич. Ничего удивительного в такой встрече не было, потому что Сергей Николаевич, дедушка Полины, возглавлял губернскую полицию и нередко проводил рабочие совещания не в служебном кабинете управления полиции, а в своем домашнем. Вскоре и он сам появился из дверей кабинета в сопровождении товарища прокурора Ивана Порфирьевича Еренева.
        Вид у всех был крайне озабоченный, и я забоялась, что наше появление покажется им неуместным. Но Сергей Николаевич, напротив, поприветствовал меня и сказал:
        - Очень кстати встретились с тобой, Дашенька. Обожди меня полминуты, хочу сказать два слова.
        Он попрощался с полицейскими чинами, напомнив, что дело, о котором они говорили, является неотложным и первостепенным.
        Следователи и товарищ прокурор спустились в первый этаж, а Сергей Николаевич обратился ко мне:
        - Даша, я в курсе просьбы преосвященного Макария, и более того, хоть и скрепя сердце, но сам же дал свое согласие на привлечение вас с Петром к участию в расследовании событий при монастыре. Чем вызвал недовольство Дмитрия Сергеевича. Но обстоятельства изменились самым непредсказуемым образом и заставили меня бросить лучших наших сотрудников на расследование иного преступления. Дело об убийстве монахини передано господину Янкелю, а этот господин таков, что я не просто не желаю вашего общения с ним, но запрещаю это самым категорическим образом. Знаю, что не могу вам запретить просто думать на эти темы. Думайте. При случае, хотя скорее всего я и сам надолго отлучусь из города, передам появившиеся новости. Но главное дело уже сделано: у нас имеется твердый подозреваемый, поимка же его, как говорят, дело техники. Думаю, что после задержания преступника прояснятся и все странности, связанные с самим преступлением. Надеюсь, я все понятно изложил?
        - Да, конечно. Обещаю, что в этот раз не стану делать глупостей. - Я уже собралась сказать «До свидания», но не удержалась: - А позволите спросить?
        - Только если на ваш вопрос можно ответить коротко.
        - Зачем же вы держите таких людей, как господин Янкель, если он таков, что вы даже запрещаете нам с ним встречаться?
        - Потому держу, что помимо недостатков весьма неприятных, есть у него и достоинства. В тех случаях, когда дело более или менее ясное и простое, мало кто лучше него способен его завершить. Да и сотрудников лишних у нас нет. Вот и приходится терпеть его грубость по отношению к людям. Удовлетворены ответом?
        - Благодарю вас, Сергей Николаевич, - ответила я со вздохом. Не стоило мне спрашивать, могла бы и сама догадаться. - До свидания, Сергей Николаевич.
        - До свидания, Полина.
        Сбежав вниз, я чуть не столкнулась с Дмитрием Сергеевичем, который зачем-то поджидал меня.
        - Я невольно слышал ваш разговор с господином полицмейстером, - сказал он мне. - По мне - так это к лучшему для вас и Пети. И все же хочу в нарушение правил передать вам одну вещицу. Наши полицейские эскулапы произвели вскрытие и обнаружили вот это.
        Следователь протянул мне пакетик, свернутый из бумаги наподобие конверта.
        - Это было обнаружено в голове убитой и, несомненно, является обломком орудия преступления. Господину Янкелю он ни к чему. При всей необычности сего предмета он не станет тратить сил на то, чтобы разобраться, что это. Вас же он заинтересует и, надеюсь, отвлечет от более опасных занятий. Я же отговорюсь тем, что в суете при передаче дела забыл об этой не самой существенной детали. Но через два дня, никак не позже, вспомнить я буду обязан.
        - Спасибо, я поняла, и через два дня улика вернется в полицию.
        - Передайте ее Михаилу Аполинарьевичу, он останется в Томске. Приятно с вами общаться, Дарья Владимировна. Ну, так я побежал, а то меня уже ждут.
        - А кто подозреваемый? - остановила я его.
        - Нас сразу заинтересовали те люди, что посещали монастырь или прибыли в него в последнее время. Среди новых послушниц оказалась особа с криминальным прошлым. Подробности пока неизвестны да и не слишком важны, потому как эта особа выдала себя тем, что безо всякого предлога из монастыря исчезла. Вот ее поимка и есть главная задача для господина Янкеля. С этим он вполне в состоянии справиться. Весь вопрос - насколько расторопно? Ну, до свидания.
        Дмитрий Сергеевич убежал, а я тут же развернула пакетик. В нем оказался обломок трехгранной формы, длиной менее вершка и похожий на костяной. Была ли это в точности кость, я не знала, а лишь предполагала. Что это за кость и какого животного, я тем более не могла определить.
        5
        Едва мы на следующее утро пришли в театр, как нам сказали, что нас зовет Александр Александрович, и мы пошли к нашему антрепренеру.
        Тот сидел, положив голову на руки, и вид имел растерянный и грустный. Я даже испугалась, мол, не приболел ли наш руководитель, но он улыбнулся и приветливо сказал:
        - Здравствуйте, друзья мои! Я пригласил вас, чтобы…
        - Чтобы сообщить пренеприятное известие! - вырвалась у меня фраза из пьесы «Ревизор».
        - Нет! - засмеялся антрепренер. - Хотел с вами посоветоваться. Хотя, правду сказать, мысли, из-за которых я к вам хочу обратиться, можно назвать и неприятными. Случилось так, что у нас некому играть сэра Питера Тизла.
        - Это что за новости такие? - воскликнул дедушка.
        - Кто-то заболел? - одновременно с ним ужаснулась я.
        - Нет-нет. Все живы и здоровы, - стал успокаивать нас господин Корсаков. - Но это дела не меняет.
        - Тогда в чем причина вашего заявления, вы уж извольте объясниться, - недоуменно развел руками дедушка.
        - Афанасий Николаевич, прежде вы сами скажите: к какому амплуа относится эта роль? - спросил Александр Александрович, глядя ему в глаза.
        - Пожалуй что благородный отец, - не вполне уверенно ответил дед.
        - Но у него юная супруга, которая его любит совсем не как отца, а как мужа.
        - Хорошо, пусть тогда эту роль играет Петр Фадеевич.
        - Но он же трагик, а герой то и дело попадает в комические ситуации.
        - Для этого у нас имеется Иван Иванович Тихомиров.
        - Но он же комик, а не герой-любовник.
        Я уже поняла, куда клонит наш антрепренер, хоть это и было полной для меня неожиданностью, но виду не подала, а напротив, вставила словечко, потому что очень любопытно выглядел мой любимый дедушка, пребывающий в растерянности и полнейшем непонимании:
        - Тогда, может, Штольц-Туманов?
        Актер вполне подходил на амплуа героя, но был молод. Александр Александрович подозрительно посмотрел на меня:
        - Тогда кто же будет играть остальные роли?
        - Александр Александрович, если вы желаете спросить, способны ли вы сыграть эту роль, то так и спросите. Зачем мучить людей загадками? - возмутился дедушка. - Вы вполне можете сыграть.
        - Спасибо за такую оценку, но я эту роль играть не намерен. Есть у меня другая кандидатура, которую мы обсудили и с Петром Фадеичем, и с Иваном Ивановичем. Все сошлись на том, что лучше вас, Афанасий Николаевич, для этой роли никто не подходит. Хоть и выглядите вы чуть моложе, чем мне нужно, но это дело поправимое.
        Дедушка так неловко опустился на стул и так забавно развел руками, что мы расхохотались.
        - А кто же будет суфлировать? - первым делом забеспокоился дед о своей основной должности в театре.
        - Да у нас в труппе целая династия суфлеров, так что беспокоиться не о чем, - успокоил его антрепренер, сделав красивый жест в мою сторону.
        - Подождите, - настал мой черед проявлять беспокойство, - а шумы? Шумы кто будет делать?
        - Оркестр. Пьеса такова, что специальных эффектов не требует, там все действие в комнатах происходит. Опять придется просить у градоначальника арфу, но это не проблема. Если вы, конечно, согласны.
        - Я же двадцать лет не выходил на сцену, - выразил сомнение новый актер труппы.
        - Неправда, - тут же осадили его. - Время от времени вы участвовали в любительских спектаклях. Но главное, ваш предыдущий опыт… я полагаю, что это как плавать: один раз научившись, уже никогда не разучишься. А уж вы играли на таких знаменитых сценах, и так играли, что о ваших ролях по сей день разговоры ходят. Так что готовьтесь, репетиция начнется через четверть часа.
        - Если ты знала заранее и не сказала, то ты мне больше не внучка, - грозно произнес дедушка, выходя и закрывая дверь уборной Александра Александровича. - До самого вечера!
        Я засмеялась и стала уверять, что ничего не знала и догадалась лишь за несколько секунд до того, как все сказал сам господин Корсаков.
        Репетиция завершилась чуть раньше, чем уроки в гимназии, но я все равно не стала сидеть в театре, а пошла прогуляться неспешным шагом до места нашей с Петей встречи. Для этого мне пришлось только перейти через дорогу и пройти шагов пятьдесят. Больше делать стало решительно нечего, но, по счастью, рядом оказались витрина магазина Кухтериных и афишная тумба. Я изучила витрину и принялась читать афиши, когда услышала позади дыхание.
        - Здравствуйте, Петя, - сказала я, не поворачивая головы.
        - Здравствуйте, Даша, - откликнулся гимназист. - А как же вы… Ну, понятно. Вон как хорошо мы отражаемся в витрине, не хуже чем в зеркале.
        - Ну раз вы сегодня настолько сообразительны, то, может быть, скажете, куда мы сейчас пойдем?
        Петя пожал плечами: мол, откуда же мне знать, - но сразу отвечать не стал. Посмотрел по сторонам, оглядел витрину, перевел взгляд на тумбу с афишами и, улыбнувшись до ушей, сообщил результат своих наблюдений:
        - Мы пойдем в цирк! Смотреть карлика!
        Накануне мы намеренно не стали обсуждать своих выводов о личности убийцы. Решили подумать как следует и не сбивать друг друга всякими скоропалительными версиями. Но, похоже, додумались мы до одного и того же. С одной стороны, то, что мы мыслим схоже, хорошо: можно понимать друг друга почти без слов. Но, с другой стороны, нам не помешало бы высказывать большее число вариантов. Это я подумала про себя, а вслух спросила:
        - И что вы обо всем этом думаете?
        - О карлике или о ситуации в целом?
        - Сперва обо всем сразу. Хотя бы о том, для чего нас привлекли к расследованию.
        Петя сделал самое умное лицо, какое у него могло получиться, и важно спросил:
        - Разрешите начать доклад и изложить собственное конфиденциальное[14 - КОНФИДЕНЦИАЛЬНОЕ - предназначенное только для данного человека и неподлежащее широкому распространению.] мнение?
        - Разрешаю, - милостиво и как бы нехотя согласилась я.
        - Ох, не скажу, что я в восторге от того, как нас к нему привлекли, - заговорил Петя уже безо всякой дурашливости и даже вздохнул. - Хотя мне уже давно хотелось еще раз поучаствовать в раскрытии преступления. Но мне вот показалось - может, и без повода, - что преосвященный Макарий позвал нас по одной причине: он сразу догадался, что полиция станет прежде всего искать убийцу монахини и, может, вовсе не будет искать камень. Потому что неизвестно в точности, изумруд это или нет. Вдруг простой булыжник? Нет, сделал-то он это не из корыстных побуждений. Я такое о нашем епископе даже думать не хочу. Скорее из любопытства, очень уж ему хочется узнать, настоящий это изумруд или нет. Но в любом случае находке камня он будет только рад. А еще очень похоже, что он неплохо все просчитал. Ну то, что полиция станет держать нас в стороне от опасного поиска преступника и что нам ничего другого и не останется, как камень искать. Вот примерно так я думаю о ситуации в целом.
        - Вот и я примерно так же думаю. За одним исключением: мне кажется, епископ уверен, что камень настоящий. А сейчас я должна вам рассказать то, что узнала вчера, но сначала вы скажите, не слышали ли вы о каком-то случившемся накануне новом преступлении?
        - Ничего не слышал. Но отец вчера был очень расстроен и озабочен. Я так и подумал, что случилось что-то очень неприятное. Но что именно, не знаю.
        - Вот и я в точности ничего не знаю. Но нас это касается вот с какого бока.
        И я стала пересказывать самым подробным образом все, что мне сказали вечером наш полицмейстер, а чуть позже Дмитрий Сергеевич.
        - Так что пришлось мне еще раз обещать, что ни в какие неприятности мы ввязываться не станем, - закончила я.
        - Полагаю, что посещение цирка не представляет для нас опасности? - хитро улыбнулся Петя. - Вот и отлично! А что за осколок вам передал Дмитрий Сергеевич?
        Он аккуратно извлек костяной обломок из пакетика и принялся его рассматривать. Затем достал из кармана лупу и продолжил осмотр с ее помощью. Я фыркнула.
        - Я не ношу с собой лупу постоянно, - правильно понял меня Петя. - Просто на уроке мы изучали насекомых, и нам велели принести лупы. А так от нее и толку никакого. Единственное, что могу сказать уверенно, так это то, что держать в руках обломок орудия убийства, извлеченный из убитого тела, - очень даже жутко. Ну и еще то, что штука эта выглядит очень прочной, и, мне кажется, маленький человек не мог бы ударить так сильно, чтобы сломать ее.
        - Ну след-то вы видели даже лучше, чем я: маленький был след, почти детского размера. И все остальное можно объяснить лишь одним-единственным образом: кто-то запрыгнул на спину монахине, та в ужасе кинулась бежать, не разбирая дороги, неся на плечах собственного убийцу. Как только убийца понял, что по-иному ее не остановить, он ударил ее своим странным оружием. А после вернулся по ее же следам.
        - Ну да, конечно, - согласился Петя. - Это подтверждается еще и тем, как был нанесен удар: сверху вниз. И тем, что монахиня не кричала, то есть ей, скорее всего, зажимали рот. Женщина она была крепкая, но не настолько, чтобы бежать и тащить на себе взрослого тяжелого человека. С такой тяжестью она бы очень быстро упала.
        Петя немного помолчал и задумчиво спросил:
        - А вот странно, отчего полиция не стала следы так же внимательно, как мы, осматривать?
        - Странно, что мы с вами стали это делать, - ответила я. - Для полицейских было очевидно, что невозможно пройти точно след в след, а мы с этим взяли и не согласились.
        - Если подумать, то полиция тоже оказалась права. Бежать след в след, пытаться догнать жертву и не разбросать притом снег ни у кого бы не вышло. А вот вернуться обратно, когда спешить большой нужды не было, убийца сумел…
        - А еще убийца сорвал с шеи монахини ладанку, в которой находился камень. Порвал кожаный шнурок голыми руками, едва шею не перерезал. На ребенка это похоже? Выходит по всему - карлик. А карлики чаще всего у нас при цирках обитают, о чем вот и в афише написано. Может, есть возражения?
        На афише, где перечислялись цирковые номера, и впрямь значился «Карлик Гоша».
        Петя покивал головой, потом засмеялся.
        - Я тут один рассказ вспомнил, - пояснил он. - «Убийство на улице Морг» называется, читали?
        Я кивнула.
        - Там ужасное преступление обезьяна совершила. Вот мне на миг и показалось, ну мелькнула у меня мысль, что в нашем случае тоже обезьяна виновата. Но самому смешно стало: обезьяна в Сибири! Хотя с цирком вон и обезьяны приехали.
        - Петя, я сейчас сама смеяться начну.
        - Да шучу я, - тут же перебил меня поклонник обезьян. - Обезьяна, конечно, умное животное, может, даже умнее собаки, но как ее заставить ладанку сорвать? Да и ножом пользоваться? Кстати, дайте мне еще раз взглянуть на улику.
        Я подала ему пакетик с обломком орудия убийства, Петя еще раз на него посмотрел и даже понюхал. Над этим я смеяться не стала, сама накануне не удержалась и понюхала. Так, на всякий случай, хоть и догадывалась заранее, какой запах услышу.
        - Больницей пахнет, - подтвердил мои наблюдения Петя. - Что и следовало ожидать. Правда, это меня навело на одну идею. Сейчас костяные ножи можно только у селькупов да эвенков встретить, и то не каждый день. А у нас при университете есть музей. Этнографический. Может, стоит туда сходить, вдруг что-нибудь интересное про этот обломок скажут?
        Идея была чрезвычайно здравая, и мы решили не откладывать посещение университетского музея и отправиться туда сейчас же. Потом подумали, что тогда мы опоздаем в цирк, опять же Петя пообещал разузнать фамилии профессоров, такими вопросами занимающихся, и даже заручиться поддержкой отца, чтобы к нам отнеслись с большим пониманием. К тому же не мешало и пообедать. Из всего этого обсуждения получилось, что в университет правильнее пойти завтра.
        - Ну так что? Встречаемся у цирка? - спросил гимназист.
        - А вам можно?
        - Вы опять про устав? В цирк на дневное представление гимназистам можно, хотя это и не поощряется. Но ведь епископ обещал мне защиту от его превосходительства господина инспектора народного образования? Грешно не воспользоваться!
        6
        Цирков в городе было два. Один, тот, что на базарной площади, использовался только в теплое время года по причине отсутствия печей. Другой, на углу Спасской и Монастырского переулка, был способен работать и зимой. Вот и сейчас там выступала труппа с обезьянами, которые нас мало интересовали, и с карликом Гошей, ради которого мы и собрались посетить представление.
        Народу подле цирка собралось немало, так что появилась надежда, что представление будет неплохим и мы как минимум не станем жалеть, если ничего толкового из затеи с карликом не выйдет.
        Петя обрядился в тулупчик и картуз и в таком виде ждал меня, стараясь не поворачиваться ко мне лицом. Кажется, хотел меня разыграть, но я из вредности не стала ему подыгрывать, а подошла к нему со спины и сразу спросила:
        - Вы уже интересовались по поводу билетов? А то вон сколько публики набирается?
        - А Шерлоку Холмсу всегда удавалось обмануть своими маскарадами доктора Ватсона, - без особого разочарования сказал Петя. - Билеты я уже приобрел. В ложу.
        - Можно было бы и поскромнее места выбрать.
        - Извините, никак не мог-с! Я с барышней! - кого-то передразнил мой кавалер. - Изволите пройти в ложу или посетим буфет?
        - Сразу после обеда в буфет? Пойдемте уже в ложу.
        Ложа, рассчитанная на шесть персон, оказалась пуста. Я чуть было не начала подозревать, что Петя выкупил ее полностью, но потом поняла, в чем причина: представление давалось днем, а публика, привыкшая к ложам, обычно посещает цирк по вечерам.
        Петя галантно пододвинул для меня стул, сел рядом и извлек из кармана коробочку монпансье.
        - Угощайтесь, мадемуазель. Мне для вас ничего не жалко.
        Оркестр, составленный сплошь из знакомых по театру музыкантов, заиграл марш, и начался парад-алле. Мы сосали леденцы и смотрели на арену. Ждали карлика Гошу.
        Раньше, в Москве, мы нередко бывали в цирке. В нашем кругу, как это принято говорить, к цирку относились снисходительно, называли его простонародным развлечением, а иногда плебейским. Если переводить с латыни, то получится одно и то же, но последнее слово звучит более резко. Тем не менее почти все посещали цирковые представления. Реже, чем театр или оперу, но все же посещали.
        Мы с папой цирк, можно сказать, любили. Единственное, что мне не нравилось, - это карлики. Они редко что-то умели делать на арене, а если умели, то сильно уступали акробатам, жонглерам и другим артистам. Вот и выходило, что их выпускают к зрителям исключительно по причине физического уродства. Мне от этого становилось их самих жалко, а смотреть, как они выступают, неинтересно. К моему огромному удовольствию, карлик Гоша оказался совсем не таков. Он неплохо выполнял многие трюки, а то, что они получались не столь ловко, как у других артистов, шло ему на пользу. Потому что Гоша был клоуном. Рыжим[15 - В старом классическом цирке было два клоуна: Белый и Рыжий. Белый клоун - слишком серьезный умник, вечно попадающий во всякие глупые ситуации. Рыжий - излишне жизнерадостный озорник и затейник.] коверным клоуном, выступающим в паре с белым клоуном по имени Андрюша. Андрюша старался казаться солидным и умным, а Гоша открыто валял дурака, но оказывался всякий раз умнее.
        - Здравствуйте, Андрюша, - закричал Гоша, появляясь на арене.
        - Ой, - пугался белый клоун. - Здравствуйте, Гоша. А я смотрю, вы ли это, не вы ли?
        - Я не выл, - заявлял рыжий.
        - Да я же не сказал, что вы выли, я просто сказал: вы ли, не вы ли? Не был уверен, что это вы.
        - Тогда кто же выл?
        Они долго препирались, и в результате Андрюша совершенно запутывался и соглашался с тем, что выл, скорее всего, он сам. Публика каталась со смеху.
        Такими шутками они заполняли время для подготовки к очередному номеру. А один раз Гоша спросил Андрюшу, сколько, по его мнению, будет пятью пять.
        - Тридцать, - уверенно ответил тот.
        - Ха-ха-ха! Пятью пять будет двадцать пять! Ну, может, двадцать шесть или двадцать семь. В самом крайнем случае - двадцать восемь. Но никак не тридцать!
        - Гоша, да вы у нас профессор! - воскликнул пораженный такой ученостью Андрюша. На что Гоша ничего не ответил, но нацепил на нос огромные очки и под аплодисменты зрителей совершил круг почета. Вот только в самом конце зацепился своими огромными башмаками и свалился на опилки, сломав очки.
        - Вспомнил, - тихонько сказал мне Петя. - Я про нужного нам профессора уже все узнал. Нас будут завтра ждать после двух часов дня.
        - Это хорошо, - кивнула ему я. - Но меня сейчас волнует размер Гошиной обуви. Понятно, что его ботинки специально сделаны такими большими. Все клоуны в таких выступают. Но вроде бы у него и в самом деле размер не маленький.
        - Даша, вы же не думаете, что такой веселый человек мог совершить такое злодеяние?! - возмутился Петя.
        - Преступники нередко выглядят в жизни приличными людьми, - из чувства противоречия возразила я. - Но, по правде, я и сама не верю. Однако проверить не мешает. А главное, нужно точно узнать про размер обуви.
        - Давайте после представления пройдем за кулисы. Поблагодарить за доставленное удовольствие, - предложил Петя. - Гоша уже переоденется, и мы запросто увидим, какие ботинки он носит в обычной жизни.
        - Дамы и господа! Позвольте представить вам чемпиона мира по французской борьбе Золотую Маску! - закричал тем временем шпрехшталмейстер[16 - ШПРЕХШТАЛМЕЙСТЕР - ведущий циркового представления, объявляет номера, нередко участвует в клоунских репризах.].
        Под звуки туша на арене появился огромный мужчина в трико и, конечно же, в золотой маске, скрывающей его лицо.
        - Его противником станет чемпион обеих Америк мистер Дулитл.
        - Гран мерси! Болшой спасибо! - рассылая воздушные поцелуи, приветствовал публику чемпион двух Америк.
        Петя хмыкнул:
        - Если он из Америки, отчего говорит то ли по-французски, то ли с немецким акцентом?
        - А что вас смущает?
        - Ну вроде он должен говорить по-английски или по-испански.
        - Ох, Петя. Скорее всего, он родом из Тамбова и зовут его Петр Иванов или как-то в том же роде. А то, что он чемпион Америк, так это для большего интереса публики. Как и Золотая Маска. Тот вон вовсе молчит, а то откроет рот и скажет: «Вон оно чаво!»
        Петя засмеялся, а борцы начали свой номер. Как и положено, в пылу борьбы и охватившего их азарта они опрокинули судейский столик, заставив жюри в ужасе разбежаться, и переломали все, что оказалось в тот момент на арене.
        - Эх, - разочарованно произнес Петя, - я-то надеялся, что они по-настоящему бороться станут.
        - Ну, вот так бороться - тоже надо умение большое иметь, - заступилась я за артистов.
        - А вы, между прочим, обещали научить меня драться, - слишком громко сказал Петя. К тому времени побежденный давно ушел за кулисы, а вслед за ним удалился под бравурный марш и увенчанный лентой победитель. На арене вновь появились клоуны.
        - А что, Гоша, как ты думаешь, смогу я побороть Золотую Маску? - спросил белый клоун.
        - У меня ответ за кулисами, - ответил рыжий Гоша, скрылся за занавесом и мигом вернулся с огромнейшей, в четыре головы размером, надувной фигой. Публика вновь разразилась хохотом, а Андрюша, насмерть обиженный, сказал:
        - Сам-то ты и с мухой не справишься.
        - Да я с кем хочешь справлюсь.
        - И с Маской?
        - Стану я маленьких обижать! Мне нужен соперник посерьезнее.
        - Может, с господином шпрехшталмейстером сразишься? - опасливо оглянувшись, предложил Андрюша.
        - Нет, хотя его-то мне и не жалко. Но скучно мне с ним бороться. А вот с барышней бороться стану, - заявил Гоша и совсем уж неожиданно обратился ко мне: - Барышня, я вижу, вы опытный борец, не иначе как чемпион Австралии и острова Мадагаскар?
        Я не удержалась и засмеялась, потому что Гоша приблизился ко мне с такой опаской, будто я была львом или крокодилом. И тут еще более неожиданно повел себя мой товарищ:
        - Да-да! - закричал Петя на весь цирк. - Она чемпион Австралии, Новой Зеландии и Африканского континента.
        Гоша в ужасе едва ли не единым прыжком отскочил к противоположному краю арены. Я решила, что этим все и закончится: Гоша сделает вид, что испугался, и откажется от борьбы со мной. Но он, напротив, сделал вид, что собрался с духом, и потребовал, чтобы я вышла на честный поединок по всем правилам французской академии борьбы.
        - Идите, Даша. Идите! - зашептал Петя. - Нам же нужно установить контакт, завязать знакомство.
        - Я тебе это припомню, - впервые за время нашего знакомства обратилась я к нему на «ты», сбросила расстегнутую шубку на кресло и шагнула в круг арены.
        - Схватка века! - поддержал игру клоуна шпрехшталмейстер. - Чемпион Мадагаскара и Африканского континента инкогнито из второй ложи против чемпиона деревеньки Межениновка Гоши!
        Услышав знакомое название пригородной деревни, публика пришла в еще больший восторг. Пользуясь тем, что нас никто не услышит из-за хохота на трибунах, Гоша шепнул мне, почти не шевеля губами:
        - Вы не волнуйтесь, сударыня. Я только сделаю вид, что хочу столкнуть вас с места, но у меня не будет получаться, я стану руками размахивать, кричать, и тут выйдет Золотая Маска и утащит меня с арены. Вы же просто стойте на одном месте.
        - Договорились, - также не разжимая губ, ответила я. Гоша оценил мою манеру говорить и улыбнулся в ответ совсем не по-цирковому, не по-клоунски.
        Прозвучал гонг, и Гоша с разбегу кинулся на меня. Я застыла на одном месте, как меня просили, а клоун - для публики очень резко, а для меня совершенно не чувствительно - врезался в меня. Я не шелохнулась. Со стороны это выглядело эффектно, зрители зааплодировали. Гоша, чуть придерживаясь за меня, делал вид, что из всех сил пытается меня столкнуть, а ему не удается.
        - Вот, значит, что? Значит, вы так? - кричал он и, упершись в мой живот головой, принялся размахивать руками и скользить по ковру ногами в смешных своих ботинках.
        Примерно через минуту он шепнул мне:
        - Да где же Афанасий-то застрял? Вы уж еще чуть потерпите.
        Но мне стало скучновато просто стоять и ничего не делать, и я резко шагнула в сторону. Гоша, потеряв опору, едва не упал, но вовремя выровнял равновесие и дальше пробежал уже намеренно, а в конце вылетел за барьер и плюхнулся на колени усатому зрителю.
        - Не по правилам, - закричал он и снова бросился на меня.
        - Я сейчас крутану вас за руку, - шепнула я, - а вы сделаете сальто назад.
        - Подходяще, - ответил Гоша, подтягивая ноги для прыжка.
        Я схватила его за левую руку и, сделав шаг влево с разворотом, резко крутанула руку вверх и назад. Но не сильно, а только помогая его прыжку. Трюк удался и был вознагражден аплодисментами уже начавшей было скучать публики.
        - А сейчас будет подножка, - предложила я.
        - Давайте, а то совсем номер срывается.
        На мою подножку он отреагировал падением на спину и тремя кувырками назад. Не успели мы еще раз сойтись в рукопашной схватке, как раздался крик:
        - Гоша, ты опять барышню обижаешь?
        Это появился пропавший невесть куда Золотая Маска.
        - Это она его обижает! - крикнули из верхнего ряда. - Спасай Гошу.
        - Если справишься! - поддержали первого крикуна.
        Борец не отличался такой быстротой ума, как клоун, и застыл в растерянности. Растерянность эта была столь естественна, что публика вновь задохнулась от смеха.
        Борец взглянул на меня, я кивнула, и он наконец решился приблизиться. Неуверенно так и очень смешно со стороны.
        - Э-э-э, - протянул он, не зная, что говорить и делать. - Это вы Гошу обижаете?
        - Вам-то что за дело? - отвечала я. - У нас поединок, так что не лезьте, а то и вам достанется!
        Эти слова не только вызвали новую волну смеха, но, похоже, задели самолюбие чемпиона мира, он хмыкнул и попытался схватить меня за талию. Видимо, решил взять меня поперек пояса, закинуть на плечо и унести за кулисы, как обычно проделывал это с Гошей. Но я уже распалилась и всерьез провела тот же прием, что только что мы проделали с Гошей шутя, то есть крутанула его руку, только вниз и назад. От неожиданности и от того, что я использовала его собственное движение, борец вынужден был совершить сальто-мортале. И грохнулся на ковер, само собой.
        - Вы чаво? - обиженно спросил он лежа.
        - А ты думал, что в Сибири барышни такие же фифочки, как в Париже? - вместо меня ответил Гоша. - Знаешь, как здесь женихов выбирают? Отметелят за милую душу дюжину парней - кто жив останется, тот в женихи годится!
        - А ежели кто не выживет? - искренне удивился борец, чем рассмешил даже меня, хотя я была все еще зла на Гошу, на него самого, а больше всех на Петю.
        - Те чемпионами мира становятся, - ответил Гоша. - По французской борьбе.
        - А мне-то чаво таперича делать? - спросил Золотая Маска и чемпион мира.
        - Неси свою победительницу в ее ложу.
        Я позволила подхватить себя и донести до самой ложи. Надо отдать должное Афанасию, человек он был силы огромной и нес меня на одной руке, совершенно не напрягаясь.
        У этого нечаянного номера было одно печальное последствие - прочие номера стали для публики совершенно неинтересны. На счастье артистов, таких номеров оставалось всего два. Так что мне не пришлось слишком долго отвечать на Петины восторги и вопросы высокомерным молчанием. Едва представление завершилось, как я сменила гнев на милость и сказала:
        - Идемте уже за кулисы, зря, что ли, контакт устанавливали?
        7
        За кулисы цирка мы попали через служебный вход, где никто не поинтересовался, кто мы и зачем идем.
        Суета здесь царила еще большая, чем в театре после премьеры: все сновали туда и обратно, кто-то прямо на ходу стирал грим, кто-то что-то перетаскивал.
        - Давайте, Петя, чуть постоим в стороне, - предложила я. - Думаю, что скоро все начнет успокаиваться и мы сможем спросить, где искать Гошу.
        - Э-э-э… - протянул Петя. - Вы, кажется, на меня обиделись?
        - Если сказать честно, то да. Но не слишком сильно, потому что мне понравилось выступать в цирке.
        - Вы меня, Даша, извините. Вел себя как мальчишка. Мне вдруг так захотелось, чтобы вы вышли на арену и чтобы вам все хлопали. А я правильно понял, что что-то случилось и пошло не так как надо?
        - Правильно, Золотая Маска опоздал с выходом, нам с Гошей пришлось импровизировать.
        - У вас здорово получилось.
        Мимо нас повели цирковых лошадок с плюмажами[17 - ПЛЮМАЖ - украшение из перьев на головном уборе или на конской сбруе.], пришлось отойти с прохода за какие-то ящики. Почти тут же место, на котором мы до этого стояли в ожидании, заняли два артиста.
        - Гоша опять был в ударе, - сказал тот, что ниже ростом. - Снова его шутки по всем циркам разойдутся.
        - А то! - отвечал высокий. - Но, по правде сказать, в ударе сегодня был я. Барышня меня так приложила, что я ничаво и не понял.
        - Кстати, а куда ты пропал? Если бы эта барышня не оказалась такой шустрой, то даже Гоша не выкрутился бы.
        - Дак я чаво? Лошадь, понимаешь, прошла, а я вступил, - объяснил свое опоздание Золотая Маска. В разговоре он сильно налегал на «а». - Нельзя ж было на арену в лошадиных, понимаешь, катышах… Сперва чистился, патом плюнул, разулся, и босиком. А меня как приложат! Вроде не первый год в цирке, а все никак не пойму, как это так!
        - Верно, что не первый. Второй год ты у нас. Гоша-то где?
        - Дак, барышню ищет. Благодарить хочет.
        Во время этого разговора Пете едва дурно не сделалось от смеха. Я решила, что прятаться дальше неприлично, и мы вышли к цирковым.
        - Здравствуйте, - сказала я. - Мы вот Гошу ищем, а вы говорите, что он нас ищет?
        - Здравствуйте, - ответил тот, что пониже. - Мы это недоразумение в один момент уладим. Афоня, ты развлеки гостей, а я за Гошей сбегаю.
        Афоня с нескрываемым восторгом оглядел меня и заявил:
        - Вот ведь чаво: в чем душа держится, не понять, стройная ровно тростиночка, а меня вона как!
        - Вы не расстраивайтесь, это только благодаря тому, что вы никак не ожидали. А так мне с вами ни за что не справиться.
        - А мы не гордые. Я хорошему противнику проиграть зазорным не считаю.
        Появились недавний товарищ Золотой Маски по схватке мистер Дулитл с перевязанным плечом и другие артисты, которых я без грима не узнала. Нет, Андрюшу я все же признала, потому что фигура у него была приметная.
        - Вы тут Афоню не обижаете? - сурово спросил Дулитл.
        - Ты спасибо скажи, что не тебя самого, мистер Иван Петров, на лопатки приложили, - смеясь, одернул его Андрюша.
        Петя не удержался и начал смеяться:
        - Простите меня, - сквозь смех проговорил он. - Просто Даша сказала мне, что вас зовут не иначе как Петр Иванов.
        - Невелика разница, можно считать, что и в самую точку! - заявил Петров. - А вы, Даша, не желаете в нашу труппу?
        - Желаю, - сказала я с печальным вздохом. - Но никак не могу.
        - Вот и развеялись твои мечты, Андрей Николаевич, - сказал Петров Андрюше. - Так что подумай о том, как нам подсадку организовать, а уж мы отрепетируем, выйдет почти так же здорово, как сегодня.
        - Да пустите же меня, чего все человека окружили, как в зверинце! - раздался голос Гоши, пробирающегося сквозь обступивших нас циркачей. - Фу, до вас, сударыня, добраться сложнее, чем до Китая доехать. Позвольте представиться: Георгий Ильич Белов. Удостоите ли чести узнать и ваше имя?
        - Дарья Владимировна! - смеясь, ответила я.
        Гоша хлопнул себя ладонью по лбу и обернулся к Золотой Маске:
        - Вот, Афоня, а ты журналисту не верил! А его рассказ вон как точно подтвердился. Ты часом не зашибся, как летел через голову?
        - Да не, не зашибся, - серьезно отвечал Афоня. - Ванька наш руку абадрал, как стол сламался. А мне ничего. Можно сказать, культурно и по всем правилам, так что ничего.
        - Это вы про какого журналиста сейчас упомянули? - спросила я.
        - Про господина Вяткина, - пояснил Гоша. - Он про наш цирк писать собрался, зашел поговорить. А после сам многое рассказывал. Вот и про вас, Дарья Владимировна. Ну, о том, как вы троих здоровых мужиков отдубасили. Афоня вот верить не желал, а теперь, видимо, уже и поверил. А если не поверил, то вы ему еще разок объясните!
        - Да верю, верю я, - обиженно пробасил Афанасий.
        - Фу! Совсем плохой стал! - воскликнул Гоша. - Я же вас искал с определенной целью, а сам стою и о пустяках балаболю. Дмитрий Антонович, твой выход!
        Вперед шагнул тот самый мужчина, что сначала беседовал с борцом, а потом убежал искать Гошу. Он галантно поклонился мне, неведомо откуда извлек большой красный платок, подкинул его в воздух. Платок опустился ему на правую руку, и как только он сдернул его левой рукой, там оказался небольшой букет цветов. Он еще только начинал свой фокус, как я его узнала и вспомнила его прекрасный номер, по ходу которого он вот так же из ниоткуда доставал букеты. Но в этот раз цветы оказались настоящими, а не сделанными из лоскутков ткани. Фокусник протянул букет мне, а все остальные стали аплодировать.
        - Вот спасибо! - искренне воскликнула я. - Цветы среди зимы - самый чудесный подарок. Только где вы их достали? В магазин сходить вы бы не успели…
        - Да не берите в голову, - попросил Гоша, обрадованный тем, что угодил мне. - У нас ведь тоже поклонники имеются и цветы порой дарят. А сегодня вы больше всех их заслужили.
        - Георгий Ильич, скажите, пожалуйста, - вспомнила я о цели нашего прихода за кулисы, - а отчего на афишах пишут «Карлик Гоша»? Вы же не карлик, вы просто невысокий мужчина.
        - Вот, Афоня, учись, как с людьми разговаривать надо! А то зарядишь свое: «Мелкий, туда, мелкий, сюда!» А я не мелкий, я просто невысокий. - Гоша гордо обвел всех присутствующих взглядом, заставив их рассмеяться. Но сам тут же стал серьезным. - Кажется мне, что у вас, сударыня, имеется ко мне разговор? У нас здесь и присесть толком негде, может, мы на улице побеседуем? Я только пальто надену.
        Все стали приглашать нас с Петей приходить в цирк в любое время, а на представления обещали пропускать совершенно бесплатно.
        - Не стану спрашивать отчего, но вас явно карлики интересуют? - спросил нас Гоша, как только мы вышли на улицу.
        - Интересуют, - сказала я. - Вы ко всему прочему очень проницательный человек.
        - Меня в карлики Андрей Николаевич записал. Говорит, что публике это нравится. Опять же я, действительно, одно время выступал с настоящими карликами, так что кое-что про них знаю не понаслышке. Сам же просто ростом не удался. Так вы спрашивайте без стеснения.
        - Скажите, пожалуйста, а карлики, они бывают такими же сильными людьми, как вы?
        - Ох, сколько я от вас комплиментов слышу! Но если всерьез отвечать, то нет. Оттого мне с ними и не интересно было. Как про людей ничего плохого говорить не стану - всякие среди них встречаются, но больше обычные, хоть и несчастные люди. Но для цирка они мало годятся. И ловкости недостает, и силы.
        - Вот вы носите башмаки вполне взрослого размера, а у карликов какие размеры обуви бывают?
        - По-разному. Чаще маленькие размеры, иногда вполне как у взрослого человека.
        - Еще один вопрос. Точнее просьба. Петя сейчас пробежит по снегу, а вы попробуйте по его следам пройти.
        Петя не раздумывая пробежался по краю сугроба.
        - Я, конечно, такую пустяковую просьбу исполню. Но вот карлик такое навряд ли повторит. Вот смотрите, я чуть подпрыгиваю и попадаю из следа в след, так что и не видно вовсе. Ну, того, что два человека здесь прошли. Но я же великан рядом с карликами. Да и в цирке работаю. У них же чаще всего ноги много короче, чем у меня. Про ловкость я уже говорил. Станут за снег цепляться, сразу будет видно, что здесь по второму разу шагали.
        Гоша, не обращая внимания на то, что мы своими фокусами привлекли внимание прохожих, тщательно пропрыгал по Петиным следам. Потом вернулся к нам и попросил:
        - Вы уж не заставляйте меня мучиться любопытством понапрасну и, если можно, так расскажите, к чему все эти разговоры да фокусы.
        Я на секунду задумалась и решила, что сообщение об убийстве монахини обязательно попадет в газеты, и Гоша, как человек умный, тут же сам свяжет наши расспросы с этим событием. Потому кратко пересказала ему все, что мы знали, не умолчав и о наших выводах насчет странностей этого преступления.
        - Вот даже как! - воскликнул Гоша. - Таинственное дело! Мог ли тут карлик быть замешан? Мог, но очень вряд ли. Я среди них знаю пару человек, способных проделать такое. Исходя из их ловкости. Но из ваших слов выходит, что действовал там не один человек, а значит, и карлик должен быть членом шайки. А вот о таком я и не слыхал даже. Не станут фартовые[18 - ФАРТОВЫЙ - удачливый преступник.] люди с карликами связываться: хлопот полон рот, да и приметны они слишком. Тьфу ты!
        Гоша сплюнул на снег и тут же начал извиняться:
        - Простите, пожалуйста. Мы совсем недавно из Шанхая, так там у местных китайцев подцепил привычку плеваться. У них это в порядке вещей. Вот только вертится у меня в голове какая-то мысль, а ухватить ее никак не могу. Но если вспомню, так обязательно вас найду и сообщу. Да и вы к нам дорогу не забывайте!
        Мы немного прогулялись по улицам - Гоша рассказал нам пару забавных историй о цирке, порасспрашивал о театре, - а потом расстались.
        Петя проводил меня до дома, и уже на пороге я вспомнила, о чем хотела спросить его еще при встрече возле цирка.
        - Петр Александрович, а с чего, собственно, вы сегодня так одеты?
        - Да обыкновенно я одет, - попытался увильнуть от прямого ответа гимназист.
        Пришлось объяснить, что полушубок и шапка, что сейчас на нем, совершенно не обычная для него одежда.
        - Ладно, не буду скрывать, - сдался мой партнер по розыскным делам. - Николя Массалитинов затеял новую постановку в Народном театре. Предложил мне сыграть крохотную роль мальчишки-подмастерья. Так это мой костюм для роли. А надел я его оттого, что хотел вас разыграть. Ну и проверить, можно ли меня за подмастерье принять.
        - На сцене, если вы правильно вести себя будете и правильно говорить, конечно, можно. А вот так, в обычной жизни, очень маловероятно.
        - Это почему же? - обиделся Петя.
        - Да как раз потому, что и походка у вас иная, и разговор слишком грамотный. И руки не такие.
        - А при чем тут руки?
        - Да при том, что у любого мастерового руки совершенно иначе выглядят. Как руки простого труженика, а не так ухоженно.
        - А вы потрогайте, - протянул Петя ладонь. Я провела по ней своей ладошкой и сразу почувствовала мозоли.
        - Это от турника, - ответил на мой взгляд гимназист.
        - Я и сама догадалась, что это от занятий гимнастикой. От работы мозоли совсем другие. И ногти у вас ухоженные, аккуратно подстрижены, чистые, ни один не сломан. Не годитесь вы, Петя, в подмастерья.
        Петя задумался, потом тряхнул головой и спросил:
        - А на премьеру ко мне придете?
        - Обязательно приду! Вы только пригласить не забудьте.
        - Не забуду. Как только с днем спектакля определимся, так сразу же и приглашу.
        8
        Дедушку я застала за столом с книгой в руках и раскрытой тетрадью.
        - Вот, Даша, стал роль учить и заметил, что не слишком гладко перевод сделан. Полностью пьесу переписать уж никак не успею, решил хотя бы те фразы из своей роли, что на язык плохо ложатся, изложить по-иному. Поможешь? Вот и славно, сейчас отужинаем и поработаем в четыре руки.
        Над пьесой мы засиделись допоздна. Жаль, что написана она была на английском языке, а не на французском. Нам было бы легче с французским оригиналом, английский мы хотя и понимали неплохо и даже некоторые сочинения Шекспира знали наизусть, но улавливать отдельные тонкости нам удавалось с трудом.
        Утром на репетиции я так переживала за дедушку, что несколько раз едва не забывала о собственной работе - подсказывать актерам текст. Но вскоре поняла, что дедушка смотрится с каждой фразой все увереннее и что большинство наших артистов, очень хороших, надо сказать, артистов, в мастерстве своем ему заметно уступают. Не потому что плохи, а потому что мой дедушка лучше всех! А вскоре заметила, что мою гордость разделяют и Александр Александрович, и почти все остальные.
        После репетиции ко мне неожиданно подошла Даша Штольц-Туманова.
        - Дашенька, у меня к вам имеется секретная просьба, - шепотом сообщила она мне, и мы вышли за кулисы в укромный уголок.
        - Даша, не могли бы вы мне подсказать некоторые тонкости поведения.
        - Да о чем же вы? - искренне не поняла я.
        - Понимаете, ваш дедушка прямо настоящий английский лорд. Я рядом с ним чувствую себя неотесанной деревенщиной.
        - Вы не правы. Леди Тизл у вас очень славно получится, я в том абсолютно уверена! - возразила я.
        - Может, со стороны оно так и есть, - отмахнулась от моего комплимента артистка. - Но сама я себя неуверенно чувствую. И знаю, что такая неуверенность может сыграть нехорошую шутку. Вдруг ее публика почувствует? Вот я и решила напроситься на пару уроков аристократических манер.
        Мне стало немного смешно, потому что я сама за собой аристократических манер не замечала. Но потом вспомнила, что меня гувернантка многому учила, а еще больше папины замечания о том, как себя вести в том или другом случае. Он умел учить так просто и доступно, что любая наука переставала быть в тягость, превращалась в игру. И еще я подумала о том, что скоро будет бал, и мне самой неплохо бы вспомнить о некоторых манерах, принятых в приличном обществе.
        Мы дождались, пока все разойдутся, и приступили к занятиям. Да так ими увлеклись, что я забыла о назначенной встрече с Петей. Спасибо, что в этот раз он не стал топтаться на крыльце в ожидании меня, а набрался храбрости зайти в театр.
        - Эх, мне даже жалко стало, что такая красивая версия оказалась ложной! - сказал Петя, когда мы вышли на улицу и направились в сторону университета.
        - Ну, может, и не совсем ложной, - поправила его я.
        - А я вот Гоше верю, что вряд ли карлик может быть членом преступной шайки!
        - Я ему тоже поверила, так как аргументы у него убедительные. Но с другой стороны, если вспомнить виденные нами следы да и весь характер места преступления, то и мы с вами не могли полностью ошибаться. В наших выводах тоже есть рациональное зерно. Да и совсем участие карлика даже Гоша не отрицал.
        Мы на некоторое время замолчали, потому что подошли к воротам, ведущим в университетскую рощу. Это было одно из самых красивых мест в городе. Да, наверное, и не только в этом городе. Через белую арку ворот к белому же, молочного оттенка, зданию университета, выстроенному в строгом классическом стиле, вела дорога в добрую сотню шагов. И все это пространство от ворот и до фасада устилал ковер чистейшего, отливающего голубизной снега. Дополняли картину белые с черными крапинами стволы берез, растущих по обеим сторонам от дороги.
        Мне хорошо запомнилось, какой зеленой была эта роща в день нашего приезда, как красиво вызолотилась ее листва осенью. Сам университет смотрелся прекрасно и на зеленом, и на золотом фоне. Но вот так великолепно, белоснежно и серебристо, как сейчас, он мог выглядеть только теперь, ясным зимним днем.
        Говорить вовсе не хотелось. Хотелось просто дышать и любоваться.
        Мы подошли ко входу в университет. Петя распахнул передо мной двери и, шагнув следом, тут же снял фуражку. Шаги наши по широкой лестнице гулко отдавались под округлыми сводами.
        - К кому изволите, господа? - спросил швейцар.
        - Здравствуйте. Мы в музей, к ассистенту Николаю Николаевичу Оглоблину, - ответил Петя.
        - Проводить вас или сами дорогу знаете?
        - Знаем, спасибо.
        Мы поднялись на второй этаж, прошли мимо распахнутых дверей университетской церкви и почти сразу оказались на месте: музей располагался рядом с церковью.
        Помещение было просторным и высоким. И полупустым. Даже несмотря на внушительных размеров чучело мамонта в центре. Понятно, что мы оба сразу принялись рассматривать диковинного зверя, давным-давно жившего в этих краях, и не заметили появления рядом с собой приятного молодого человека с аккуратной русой бородкой и усталыми глазами.
        - Здравствуйте, молодые люди, - приветствовал он нас. - Если я правильно понимаю, то вы Петр Александрович, а вы Дарья Владимировна? Меня же зовут Николай Николаевич. Чем могу быть полезен?
        - Нам рекомендовали вас как лучшего специалиста по истории Сибири, - начал Петя, но господин Оглоблин его перебил:
        - Тогда вас отправили не по адресу, потому как я не могу считать себя даже просто специалистом в этой области, а не то что лучшим.
        - Как же так? - принял его слова за чистую монету Петя. - Мне говорили, что вы и премии за лучшую работу по истории Сибири удостоены.
        - В том куда большая заслуга профессора Сибирякова, чем моя собственная. Он и экспедиции организовывал, и написанием моей статьи руководил. Впрочем, если вы скажете, с каким вопросом пришли, то, может, и моих скромных познаний достанет на него ответить…
        - Не знаете ли вы что-либо об оружии, кусочек которого мы с собой принесли? - спросила я, протягивая скромному сверх меры ученому пакетик с уликой.
        Господин Оглоблин извлек осколок, и на его лице отразилась искренняя заинтересованность. Он осмотрел кусочек кости со всех сторон, вынул из кармана лупу и начал повторный осмотр, напомнив мне своей детской увлеченностью Петю.
        - Забавно! - наконец заговорил он. - С уверенностью могу сказать две вещи. Во-первых, что данный фрагмент представляет собой обломок лезвия костяного ножа, выточенного из моржового зуба. Так нередко называют клыки моржей, мало в чем уступающие по своим качествам слоновой кости. Во-вторых, лет ему немало. Может, двести, а может, и все пятьсот. Но не меньше двухсот. Это определенно. Что еще? Ножей такой необычной трехгранной формы мне видеть прежде не доводилось. А вот слышать слышал.
        Он задумался.
        - Точно. Именно по такому поводу. Ох, извините, у меня привычка рассуждать и все припоминать вслух, хотя со стороны это странно смотрится. Так вот, слышал я о подобных ножах в связи с одним племенем, проживающим на территории Монголии.
        Он внимательно посмотрел на нас: все ли понимаем и не нужно ли чего объяснять. Похоже, решил, что пока такой необходимости нет, и продолжил:
        - Племя это мало общего имеет с самими монголами и иными народами, там обитающими. Скорее оно ближе к тем народностям, что сейчас населяют север Сибири. Но это из области предположений, хотя и объясняет, как сей предмет мог оказаться в наших краях. Ножи такого рода полностью вырезались из кости, и шаманы племени использовали их в ритуальных целях. Вот и все, что мне известно.
        - А что-нибудь о внешнем облике людей этого племени известно? Какие-нибудь антропометрические данные? - осторожно спросила я, боясь вспугнуть собственную догадку.
        - Э-э-э… Человек, от которого я, собственно говоря, все это и слышал, сравнивал их с пигмеями.
        - Но пигмеи - это же только легенда! - возмутился таким ненаучным подходом гимназист.
        - Если вы говорите о мифическом племени пигмеев, воевавших с журавлями[19 - Речь идет о древнегреческой легенде.], то совершенно правы. Но на Африканском континенте обитает вполне реальное племя весьма низкорослых людей, которых вполне официально именуют пигмеями. Кстати, основное их занятие - охота на слонов, - при этих словах наш собеседник кивнул в сторону чучела мамонта. - Так вот, именно с такими пигмеями и сравнивал племя из предгорий Тибета мой собеседник. Притом, конечно же, они вовсе не чернокожие, а смуглые, как наши эвенки. Но телосложением и ростом схожи с африканскими пигмеями. Удовлетворил я ваше любопытство?
        - Спасибо большое. Мы и не рассчитывали услышать так много интересного, - поблагодарила я рассказчика.
        - Тогда я намерен стребовать с вас плату. Я, как видите, занимаюсь обустройством музея этнографии и истории Сибири, и мне хотелось бы, чтобы вы дали оценку той части работы, что уже выполнена. Не возражаете?
        Конечно же, мы не возражали. Несмотря на напускную скромность и некоторую манерность в речах, собеседник наш показался мне, да и Пете тоже, человеком приятным и увлеченным своим делом. К тому же мы надеялись услышать еще немало интересного, пусть и не относящегося к цели нашего визита. И не прогадали.
        - Эх, красота какая! - восхитился Петя, когда мы вышли в университетскую рощу. - У вас как со временем? Может, чуть прогуляемся по роще?
        - Давайте прогуляемся, - не стала отказываться я.
        - Давно мне не доводилось слышать за один раз столько интересного. А вам?
        - Мне тоже понравилась экскурсия. Как только музей официально откроется, обязательно схожу сюда еще раз. И дедушку позову.
        - Вот и мне захотелось отца привести. Ему тоже будет интересно.
        Он неожиданно умолк, о чем-то задумавшись, а я не стала его отвлекать.
        - Даша, можно я вам скажу одну вещь? Но обещайте не смеяться!
        - Обещаю, раз вы просите.
        - Я вчера вечером читал газеты, что вы мне принесли. И портрет вашей маменьки рассматривал. И впервые подумал, что отцу совсем немного лет и что ему, может, нужно жениться. И еще подумал: а вот если бы они - ну, мой отец и ваша мама - встретились, то могло бы случиться так, что папенька бы влюбился и сделал предложение. И это предложение могло быть принято. И мы бы с вами тогда стали одна семья. Глупости, наверное?
        - Почему же глупости? В жизни всякое случается. Только вот не пойму я вас, Петя, отчего вы именно такой путь видите, чтобы нам породниться?
        - Это вы про что? - Петя весь напрягся и даже побледнел в ожидании моего ответа.
        - Ну, я вот подумала, что скоро вы станете совершеннолетним человеком и сами сможете сделать предложение. Так отчего бы вам не сделать это предложение мне?
        Вообще-то я хотела пошутить, не посмеяться над Петей, просто пошутить по-дружески. Но, сказав эти слова вслух, вдруг почувствовала, как кровь прилила к лицу.
        - Зачем вы так жестоко? - растерянно произнес Петя. - Вы же должны были заметить, что я к вам порой прикоснуться боюсь.
        - Так, может, вы зря боитесь? - сказала я, ужасаясь собственной смелости.
        Петя посмотрел мне в глаза. Вид у него сделался такой, будто стоит он перед прорубью с ледяной водой и собирается в нее с головой окунуться. Я не выдержала этого взгляда и зажмурилась. А через секунду почувствовала, как Петя прижался губами к моим губам, и отчего-то перестала дышать. И не дышала до тех пор, пока не почувствовала, что губы у Пети горячие, а нос холодный. Ну чего в этом удивительного? Мороз же на улице! Но у меня от этого открытия губы стали расплываться в улыбке, и Петя, почувствовав это, отстранился.
        Вокруг было так пустынно и красиво, что кружилась голова. Я набралась смелости перевести взгляд на своего товарища и выяснила, что у него невероятно огромные глаза. Похоже, что он не меньше моего удивился собственной смелости.
        - В следующий раз, сударь, извольте спрашивать разрешения!
        - Как прикажете, сударыня, - хрипло произнес Петя и вздохнул полной грудью. - До чего же здесь красиво. Я и всегда любил это место, а теперь буду любить его еще больше.
        - Мне тоже здесь очень понравилось, - ответила я. - Но мне уже нужно быть в театре.
        Мы прошли по тропинке между деревьев к небольшому каменному мостику, как и все здесь, белоснежному и красивому, и вышли на улицу через другие ворота рощи. К сожалению, до театра оставался совсем недолгий путь.
        После репетиции я по пути домой занесла в управление полиции обломок костяного ножа. Дмитрия Сергеевича на месте не застала, но встретила Михаила Аполинарьевича. Передала улику ему и в двух словах рассказала все, что мы по ее поводу узнали.
        - Не очень много, - согласился со мной Михаил. - Но и не совсем уж ничего. Получается, что орудие убийства является древней диковинкой, а это уже немаловажный факт. Жаль, что нам приходится заниматься другим делом, Сергей Дмитриевич с Андреем и вовсе уехали.
        - А вы не знаете, как обстоит дело с розыском подозреваемой?
        - Знаю, что следователь Янкель в этой связи что-то делает. Но пока у него нет никаких результатов.
        Про то, чем именно занимаются Михаил и его товарищи, я спрашивать не стала. Раз сам не сказал, значит нельзя.
        9
        Я огляделась. Комната была небольшая, но из-за пустоты выглядела чуть просторнее, чем на самом деле. В углу примостились две гири, казавшиеся игрушечными, но я уже знала, что гири самые настоящие, по два пуда весом. Я такую и пять раз не выжму. Интересно, а у Пети с ними какой рекорд?
        Собственно говоря, эти гири, ковер на полу и металлическая перекладина, прикрепленная к стене и служившая Пете турником, являлись здесь единственными предметами. А вся эта комната была его домашним гимнастическим залом.
        Сразу пришел на память наш с папой (правда, и мама с дедушкой туда порой заглядывали, но в сравнении с нами очень редко) «стадион». Это папенька называл наш зал для упражнений стадионом. Я почти всегда говорила «джунгли». Там три стены были оформлены шведскими стенками, а с потолка повсюду свисали веревки, канаты и трапеции[20 - ТРАПЕЦИЯ - здесь: гимнастический снаряд - металлическая или деревянная перекладина, подвешиваемая горизонтально на двух веревках, прикрепленных к ней по краям. Упражнения выполняются в висе и в упоре как на неподвижной, так и на раскачивающейся трапеции.] наподобие цирковых. Одна из трапеций, самая длинная, шла из угла в угол и крепилась сразу на четырнадцати штырях с проволочными подвесками. Вот по всем этим «лианам» и «веткам» мы и лазали словно обезьяны. Было очень весело. Когда папа уезжал надолго, я туда приходила с игрушками, и мы играли в Маугли.
        Вот только ковра на полу у нас не было.
        - Ты разве сможешь с собой ковер повсюду носить? - сказал как-то папенька, когда я захныкала, больно стукнувшись о жесткий пол. - Не сможешь? Тогда давай будем учиться правильно падать. Чтобы больно не было.
        Оказалось, что научиться падать совсем несложно и что от ковра и даже от матраца эффект куда меньший, чем от правильных действий при падении.
        А еще у нас было много разного оружия: деревянные мечи, ножи и винтовки с деревянными штыками, настоящие рапиры и настоящие кинжалы для метания в мишень, висевшую на четвертой стене. Здесь же единственным предметом, который мог хоть как-то сойти за оружие, была суковатая палка, оказавшаяся в этом месте по неведомой мне причине.
        От нечего делать я взяла эту палку и попробовала ее раскрутить. К моему удивлению, она оказалась вполне подходящей для такого упражнения. Я его давно не проделывала, но руки все помнят: круг перед собой, перехват через плечо, перехват за спину, перехват через плечо…
        - Вот это да! - завопил вошедший в комнату Петя.
        - Это вы о чем? - не прекращая своего увлекательного занятия, спросила я.
        - О вас! - восхищенно ответил гимназист. - Ну, и о том, как вы эту палку ловко крутите. Недаром вас в цирк звали.
        - А я-то решила, что вы только обо мне, - пошутила я, опуская палку, и смутилась. Потому что впервые оказалась перед Петей в таком виде: в шароварах и фуфайке, в которых я обычно занималась гимнастикой дома. Дело, конечно же, было не в самой одежде. Она и вообще была очень модной, мне ее маменька год назад купила в Париже, и точно в такой же спортивной форме выступали лучшие французские спортсмены на Олимпийских играх. Я вот, к примеру, уже точно знала, что и в новом платье, которое заказала для бала, стану перед ним смущаться. Перед другими не буду, а перед ним обязательно. Очень это заразная болезнь - смущаться без особого повода. И Петя меня ею заразил.
        Ну да собрались мы здесь по делу, и я, отвернувшись, будто для того, чтобы поставить палку на место, а на самом деле чтобы успокоиться, сказала:
        - Самое первое и главное, вы уж будьте добры это запомнить: ваша сила - это не только слабые стороны противника, но и умелое использование его собственной силы, его сильных сторон. Понятно?
        - Не буду врать, - почесав затылок, ответил мой ученик, - пока не слишком. Но обещаю это твердо запомнить и никогда не забывать. А там, глядишь, и пойму.
        - Вот и славно, - похвалила я. - Наши уроки будут состоять из двух частей. Как правильно изучить противника, понять его, и как этим пользоваться. А теперь… возьмите для начала палку и попытайтесь ударить меня сзади.
        - По голове?
        - Можно и по голове.
        Петя взял палку, подошел поближе и, как всегда, принялся топтаться на месте. Я встала таким образом, чтобы видеть его тень на стене, и в момент замаха - хотя я этот замах и по дыханию уже услышала - резко повернулась и чуть толкнула его ладонью в грудь. Замахнулся Петр по-настоящему, чего я и ждала, но я так же точно знала, что он забоится меня ударить и его движение вперед будет слабеньким. А вот замах был что надо, и от моего толчка ученик не устоял на ногах и плюхнулся на ковер.
        - Это как же? - непонимающе замотал он головой.
        Я спокойно объяснила ему, исходя из каких соображений действовала и почему действовала так, а не иначе, отчего толкнула именно в это место, а не в другое.
        - Вот теперь становится понятнее, - пробормотал Петя. - А дальше что?
        - Дальше посмотрите на меня, вспомните все, что вы обо мне знаете: как дышу, как хожу, как двигаюсь, - и попробуйте представить, как я бы ударила вас палкой.
        Петя послушно уставился на меня, но почти сразу начал краснеть.
        - Простите, Даша, - сказал он. - Я, когда на вас смотрю, обо всем забываю.
        - Вот и хорошо, - сказала я. - Мало ли что может вас отвлекать, а вы сосредоточьтесь. Не отлынивайте от урока, а то рассержусь.
        - А вы бы не стали бить с размаха! - твердо ответил ученик. - Вы бы как-нибудь хитроумно ударили. И неожиданно.
        - Молодец. Но все же представим, что я просто сильно на вас обиделась и решила огреть палкой по голове.
        - Эх… ну, во-первых, вы бы не стали приноравливаться и останавливаться, чтобы встать поудобнее, а ударили бы с ходу. А во-вторых, из того, что я только что видел, получается, что скорее всего вы бы ударили не плашмя, а торцом палки. И вместо замаха крутанули бы ее…
        - Будем считать, что на первый вопрос вы ответили. Теперь задание на дом. Всегда и про всех представляйте, как тот или иной человек может вам причинить вред. Даже если безусловно уверены, что он никогда этого не сделает. Если вас это будет смущать, то представьте, что он за вас станет заступаться перед бандитом. Человек ест и держит в руке вилку и нож - как он ими станет пользоваться в качестве оружия? Человек читает книгу - может ли он воспользоваться ею? А главное - замечайте, как он дышит, двигается, как разные самые пустяковые дела делает. Это должно войти у вас в привычку. Потом будете мне рассказывать. Понятно?
        - Понятно, хоть и не так просто, как я предполагал. Ну так что? Еще раз вас палкой стукнуть?
        Я расхохоталась от столь заманчивого предложения.
        - Не надо меня стукать палкой. Мы сейчас займемся тем, чтобы вы сами не стукнулись при падении. Будем учиться падать.
        После урока мы пили кофе, и Петя стал рассказывать новости.
        - Николай Николаевич по телефону сказал, что получил из Петербурга научный журнал со статьей и что в руки он мне журнал не даст, но я могу зайти к нему и прочитать.
        Он принялся есть печенье и замолчал. Я не стала его торопить, догадалась, что он не вредничает, а с мыслями собирается.
        - Статья интересная, - наконец сообщил он. - Но не для нас. Там про монгольские народы и их образ жизни. Про наше племя написано лишь несколько слов: мол, слышали про него, и все.
        Мы помолчали и неожиданно сказали вслух одно и то же:
        - Жаль, что дедушки Алексея нет.
        Отсмеявшись, сошлись на том, что дедушка Алексей действительно может что-нибудь про это племя низкорослых людей знать.
        Дедушка Алексей - это наш знакомый эвенк. Мы однажды помогли ему в важном для него деле и подружились. Человек он совершенно необычный: шаман! При этом крещеный. А знает он про свой народ и другие близкие эвенкам народы больше любого профессора. Вот только где его искать в тайге?
        - Чуть не забыл, так смешно мы хором сказали, - хлопнул себя по лбу Петя. - Там еще рисунок был. Точнее, рисунков там много, но один мне очень важным показался, и я его перерисовал. Сейчас покажу.
        Рука у Пети была уверенная, и рисовал он очень хорошо. Можно даже не сомневаться, что рисунок в журнале точно такой. На листе был изображен кинжал с трехгранным лезвием, переходящим в простую, без украшений, рукоятку. Рядом для понятия пропорций нарисована небольшая линейка. Получалось, что длина всего кинжала - около двадцати дюймов, а самого лезвия - не менее двенадцати-тринадцати. Это я на глаз определила, а Петя, как оказалось, постарался измерить все в точности. Но я совсем немного ошиблась. Подпись под рисунком сообщала, что этот костяной нож хранится у одного пастуха, который нашел его в предгорьях Тибета. Еще автор статьи на основании собранных им рассказов предполагал, что этот костяной нож изготовлен из целого куска моржовой кости тем самым племенем монгольских пигмеев и, скорее всего, использовался ими в ритуальных целях.
        - Наверное, жертвы приносили, - высказал свое мнение по поводу «ритуальных целей» монгольских пигмеев Петя. - Хорошо бы не человеческие.
        - Не получается у нас четкую версию выстроить, - сказала я, когда мы закончили рассматривать рисунок. - Вероятнее всего, карлик такое преступление совершить не мог. Но и совсем от этой мысли отказываться нельзя.
        - Я вот про карлицу, что с княгиней в монастырь приезжала, думал, - произнес Петя. - Она уж точно могла знать про изумруд…
        - И что же вы умолкли?
        - Нет, не получается. Со слов Степки карлица та стара очень. Опять же уехала она вместе с княгиней, и совсем непонятно, как бы ей обратно удалось вернуться, под каким таким предлогом? Ничего толкового из такой версии не получается.
        Петя умолк и огорченно вздохнул.
        - С пигмеями и того хуже получается, - вслед за Петей вздохнула и я. - Племя то ли есть, то ли его нет. А если все ж таки есть, то где-то в Монголии. Не ближний свет!
        - Но кинжал-то есть! - воскликнул Петя. - И не один, а сразу два! Ну, тот, что был нарисован в журнале, и тот, которым убийство совершено. Стоп! А может…
        - Правильно. Вы, Петя, попросите нашего знакомого из университета дать адрес его петербургского знакомого и напишите тому письмо. Спросите подробно про судьбу кинжала, забрали ли его у того пастуха, а если забрали, то не пропадал ли он.
        - Обязательно напишу. Вдруг из этого какой-то толк выйдет?
        - Может быть, его еще спросить, как он полагает, существует ли это племя до сих пор, или его давно уже нет. И каков возраст описанного кинжала. Про наш уверенно сказали, что очень старый.
        Потом Петя стал приглашать меня на репетицию спектакля, но я сказала, что на спектакле буду обязательно, а приходить на репетицию с моей стороны не совсем тактично по отношению к Николя Массалитинову.
        - Я думаю, он только рад будет, - попытался возразить будущий дебютант.
        - Надеюсь, но вдруг… Вы просто не знаете, какой ревнивый народ актеры. Решит, что вы меня позвали советов спрашивать.
        - Совет я у вас и так спросить могу. Ну да ладно. А меня на репетицию проведете в театр? Значит, там и встретимся.
        10
        Мы условились с Дашей Штольц-Тумановой провести наш урок аристократических манер до начала репетиции, и я пришла в театр заблаговременно. Но выяснилось, что пришла я не первой и что Даша уже берет уроки. Уроки игры на арфе. А ее учителем был не кто иной, как Арон Моисеевич, местный музыкант, руководивший нашим театральным оркестром.
        - Дашенька, что ж вы делаете? - услышала я возмущенный голос Арона Моисеевича, еще даже не войдя на сцену. - Арфа щипковый инструмент. Щипковый! И никак не дергательный. Вот вы и пощипывайте струны пальцами, а не дергайте их, как щетинки у свинки. Да что же вы так напрягаетесь? У вас и слух имеется, и опыт музыкальный. Вы у меня этот куплет в пять минут разучили и вдруг начали дергаться, струны дергать. Я уже сам дергаться стал… А-а-а, вот и тезка ваша. Здравствуйте, свет очей моих, Дарья Владимировна!
        - Здравствуйте, Арон Моисеевич. Здравствуйте, Даша. Мне так показалось, что у вашей ученицы вовсе недурно получается играть. За что же вы ее так сурово отчитываете?
        - Единственно по причине ее собственного таланта. И оттого, что может сыграть еще лучше. Ну да ладно, я так понимаю, что вы, Дарья Владимировна, тоже не по пустому поводу спозаранок в театр пришли? Мы еще раз повторим и на сегодня закончим.
        Даша кивнула и заиграла, а сыграв вступление, запела:
        - Голубок и горлица никогда не ссорятся…
        - Ну вот, голубушка, отменно сыграно и спето мило. Уж не от моей ли строгости вы скованы были?
        Даша смущенно покраснела. Арон Моисеевич ласково посмотрел на ученицу и, не дождавшись ответа, произнес со вздохом:
        - Эх, где ж те времена, когда девушки краснели рядом со мной совсем по иным поводам? Видели бы вы меня лет двадцать назад! Даже пятнадцать. Да половина одесских девушек и две трети дам Одессы были в меня влюблены! Я на этой почве даже в Сибирь был сослан.
        Тут музыкант наигранно вздохнул и вдруг смутился, словно был не взрослым человеком, а мальчишкой-гимназистом. И сразу засобирался уходить. Но вот так просто уйти мы ему не дали.
        - Арон Моисеевич! - дружно потребовали мы. - Расскажите, пожалуйста.
        - Да о чем же тут рассказывать?
        - Да о том, как вы из-за любви сосланы оказались! Или вы приврали?
        Последняя фраза была провокацией с моей стороны, Арон Моисеевич попросту не понимал, что такое «приврать». «Я могу чуточку преувеличить, немного гиперболизировать, но никак не приврать!» - не раз слышала я от него. Вот и сейчас наш руководитель оркестра вспыхнул, хотел было дать мне отповедь, но тут же хитро улыбнулся и заявил:
        - Чуть было не попался на вашу удочку. Теперь уж точно ничего рассказывать не стану, коли вы прибегаете к таким недозволенным фортелям.
        - Так с вашей стороны тоже не вполне честно мучить нас неведением, - не осталась в долгу я и очень жалобно посмотрела ему в глаза.
        Музыкант рассмеялся и сел на прежнее место.
        - Извольте, так и быть, расскажу. Лет тринадцать или четырнадцать тому назад ваш покорный слуга поступил служить в Одесскую оперу. Театр там отстроили с размахом, петь и танцевать приглашали все больше итальянцев, а вот оркестр собирали из наших музыкантов. Но из таких, чтобы соответствовали! Вот и я счел, что соответствую в полной мере, и тут же, едва услышав новость, отправился из Киева на берег Черного моря. По молодости лет я заявился к антрепренеру без рекомендаций, безо всякой протекции и с ходу ему сообщил, что хочу получить место первой скрипки. От такого нахальства антрепренер только руками развел. Но прослушивание назначил. И в оркестр меня взяли, пусть и не первой скрипкой. От такой своей удачливости я стал уже совершеннейшим нахалом. И не смотрите на меня так. Сказанное вовсе не означало, что я зазнался и принялся вести себя неподобающе! Но я стал позволять себе отвечать на взгляды дам и девиц, даже если те были мне совершенно неровней. Как это ни странно, но до поры все мои выходки и романтические увлечения сходили мне с рук. Но вот однажды…
        Арон Моисеевич на минуту задумался.
        - Чего уж скрывать, раз начал говорить, - махнул он рукой. - Вы бывали в Одессе? Жаль. Так надо вам сказать, что театр там построили, каких мало по всей Европе! Подлинный дворец. Оттого там и устраивали порой не только спектакли, но и приемы. На которые нас, музыкантов, приглашали в обязательном порядке - потому как что же это за прием без музыки, а что это за музыка, если ее не играют лучшие музыканты? Кругом скульптуры, мрамор, позолота, ковры, зеркала. Дамы в вечерних платьях, мужчины во фраках. Лакеи в ливреях. Шампанское. Ну и как тут удержаться и, улучив свободную минутку, не прогуляться, не смешаться с высшим обществом, благо что на тебе самом фрак и ты ничем таким и не выделяешься? Можно и шампанского с подноса прихватить или закуски какой. Так вот, прогуливаюсь я с бокалом шампанского в руке и вижу ее! Я даже описывать ничего не стану, а только скажу, что, проводив ее взглядом, вместо дверей попытался войти в одно из зеркал! Вот так я был поражен и сражен наповал. Едва пришел в себя, стал расспрашивать и узнал, что это дочь судовладельца Кукушкина. Узнал адрес, имя - все, что только
можно узнать о человеке за один вечер. Дождавшись конца приема, взял я свою скрипку и отправился в Шампанский переулок, под окна особняка господина Кукушкина.
        Южная ночь, небо, почти прозрачное от звезд; легкий ветерок с моря раздувает мою белую итальянскую рубашку. Я беру скрипку и начинаю играть. Понятно, что в свою музыку я вкладывал всю душу и оттого забыл обо всем на свете, лишь изредка бросал взгляд вверх на окна и балконы особняка в надежде увидеть силуэт той, ради которой пришел сюда. И совершенно забыл, что помимо этого особняка в переулке есть и другие дома. Ну так мне напомнили о том: вдруг за моей спиной наверху раздается шум и на меня выливают черт-те что! Я таки не сразу и понял, что именно, и очень не сразу догадался, что это содержимое аквариума. Стою я посреди улицы, весь мокрый, в волосах песок, на ушах трава морская, одна золотая рыбка в зубах, вторая за пазухой трепыхается и щекочет. Ну, хорошо, про рыбку в зубах я преувеличил. Но за пазухой точно была! От всего этого мне становится неудержимо смешно, и я начинаю хохотать. Это уже позже выяснилось, из-за чего ко мне такую меру наказания применили - обливание содержимым аквариума. Тот особняк, спиной к которому я стоял во время «концерта», принадлежал немалому полицейскому чину, уж не
буду я его имя поминать, настолько он у меня в печенках. Пусть уж будет, скажем, полицмейстером. Так вот, первым, кто проснулся от моей музыки, была госпожа полицмейстерша. Хотя она, может, и не спала вовсе по причине либо мигрени, либо стеснения в груди.
        Моя Сарочка тоже давненько объясняет портнихе, что талию надо делать на двадцать вершков ниже уха, но про габариты той мадам мне и сказать нечего. Разве то, что я впоследствии был рад, что на меня только воду вылили, а не балкон обрушили. Ну да это я в сторону ушел. В самом же деле вслед за супругой на балконе объявился сам полицмейстер, и что-то во всем этом ему не понравилось настолько, что он схватил первую попавшуюся в руки емкость с жидкостью и ее содержимым попытался остудить мой творческий пыл, хоть и направленный в противоположную сторону. Смех же мой вызвал у него такую ярость, что он собрался вызвать городового: вот так прямо на балконе сунул в рот свисток и начал свистеть. Не знаю, чем бы все это дело завершилось, но тут объявились некие личности и предложили мне незамедлительно покинуть ставшее для меня опасным место известными им тайными проходами.
        Выяснилось, что моими слушателями были не только полицмейстер с полицмейстершей, но и, по нелепому совпадению, некие уголовные элементы. Чем они собирались заниматься в Шампанском переулке - может, как раз меня ограбить желали, - я уточнять не стал, потому как был благодарен за спасение. А привели они меня в небольшой трактир, где мы и просидели до утра, благо авторитет у моих сопровождающих был таков, что хозяин даже пикнуть против них не смел. Пришлось мне поведать о причинах, побудивших устроить ночное представление. Никто не стал надо мной насмехаться, напротив, отнеслись с полным сочувствием. Более того, пообещали недостойное поведение полицмейстера не оставить безнаказанным. И что вы думаете? Через два дня, пока мой обидчик отдыхал на даче, что на шестнадцатой станции Люстдорфской дороги, его квартиру в том самом особняке обнесли. Аккуратно и тщательно! Говорят, не менее пяти подвод всяческого добра увезли. Я от такой новости пришел в изумление и полный испуг, но вскоре обо всем забыл, потому как события моей личной жизни закрутились с невероятной скоростью. Мои чувства, высказанные музыкой
в ту ночь, были услышаны!
        Если быть совсем уж кратким, то мы познакомились с Наденькой, я набрался смелости и попросил у ее родителя руки прекрасной девушки. Отец ее, хоть и был не в восторге, но искренне желал счастья дочери и, видя глубину наших чувств, дал согласие на брак. Но поставил два условия: принять фамилию и пойти служить к нему, то есть расстаться с оркестром! От последнего мне удалось отвертеться, поскольку это было бы нарушением контракта и пришлось бы платить неустойку, а Семен Поликарпович при всех своих миллионах был слегка прижимист. Разрешил мне доиграть сезон, а позже и вовсе махнул на все рукой, и так уж всем было известно, кто я таков и каким зятем он обзавелся. Опять же газеты обо мне писали как о подающем надежды таланте. И было бы мне счастье, но следующим летом случилась холера, я хоть и выкарабкался с того света, но враз остался один на белом свете. Проклятая болезнь не пощадила ни мою супругу, ни тестя.
        Я мог бы претендовать на миллионы Кукушкиных, но сил бороться с иными наследниками у меня от горя не было, как не было и желания к тому. Не запил я и не скатился на самое дно лишь оттого, что имел утешение в музыке. Пока меня слушали, я мог ни о чем горьком не вспоминать. Поэтому искал возможность играть везде и повсюду. В театре к этому относились с пониманием и прощали мое музицирование в не самых подобающих для артиста императорских театров местах. А вот господин полицмейстер, то ли в силу своей ревнивой натуры, то ли сумев увязать ограбление с ночным происшествием, но затаил на меня зло. Так что стоило мне однажды сыграть на студенческой вечеринке запрещенную песню, как попал я под суд и был выслан в Сибирь. О чем, впрочем, и не жалею.
        Арон Моисеевич слегка поклонился и все же собрался уходить, но я его вновь остановила:
        - Скажите, пожалуйста, а как же могли тот особняк обокрасть? Он же наверняка был под охраной.
        - О, одесские умельцы могли провернуть такое-этакое, отчего любой в изумление придет. Не говоря уже о полиции. Я разговоров на эту тему не заводил, ни к чему мне это. Но из того, что слышал, могу предположения сделать. Был среди блатных один человечек - ростом мал и сам собой кожа да кости. Но уважением пользовался огромным. Звали его Степан-фрамуга. А прозвище такое он приобрел за то, что мог ужом в любую щель проскользнуть. Ну и чаще всего пробирался через форточки, каковые и звались в его кругах фрамугами. Так я полагаю, что подсадили такого Степана к открытой форточке, он потихоньку двери открыл, товарищей своих впустил. А те уж повязали оставшуюся прислугу и сторожей. Дальше, сами понимаете, можно было делать все, что заблагорассудится.
        - А городовые?
        - Городовых отвлекли. Затеяли гоп-стоп с пылью. Это так говорится, когда надо полиции пыль в глаза пустить и устраивают якобы ограбление. Пока разберутся, пока выяснится, что никакого грабежа нет и все готовы полюбовно разойтись, пока полицейских за беспокойство попросят подарки принять… пол-Одессы можно контрабандой в Турцию вывезти! Вот такие дела делались. Ну, пора и честь знать. Будет случай, расскажу что-нибудь еще, а сейчас и мне пора, и у вас дело простаивает.
        Арон Моисеевич покинул нас, и мы с Дашей приступили к уроку. Вот только я все время отвлекалась. Никак не шел у меня из головы этот Степан-форточник. Или как его там? Не важно! Важно то, что я второй раз так или иначе узнавала о взрослых людях очень маленького роста. Понятно, что ни Гоша, ни этот воришка из Одессы не подходили на роль убийцы монахини. Гоша хоть и невелик ростом, но довольно плотен. Монахиня не отличалась особым телосложением, а вон сколько пробежала со страшным седоком на плечах. Одесский вор отпадал по той простой причине, что до берегов Черного моря было от нас невероятно далеко.
        Конечно, эти мои рассуждения о Гоше и о Степане из Одессы носили чисто умозрительный характер. Но если пойти чуть-чуть дальше в этих рассуждениях и предположить, что взрослый человек может оказаться еще меньше ростом, а главное - весом, чем наш знакомый клоун? Тогда ведь все сходится, не нужно придумывать никаких карликов или пигмеев, а тем более дрессированных обезьян. Нужно искать маленького, очень маленького взрослого человека. Скорее всего, мужчину. Но вот как и где его искать? Я снова начала перебирать известные нам факты. Какая-то простая мысль завертелась в голове, но я вдруг вспомнила про странный возок, который так хорошо нарисовал мальчик Степка. Мы про него, правда, и не забывали. Просто у нас с Петей до него руки так и не дошли, а ведь возок приметный, и как его искать, понятно. Пожалуй, отсюда и надо продолжить наше расследование.
        11
        По окончании репетиции я позвонила Пете домой, но трубку взяла прислуга и сказала, что Петр Александрович ушли в Народную библиотеку.
        Я подумала, что он пошел на репетицию спектакля. Хоть я и говорила, что мне не вполне ловко приходить туда, но на самом деле мне было очень интересно. А тут как раз возникла необходимость встретиться с Петей, опять-таки библиотека располагалась хоть и не совсем по пути, но и не столь уж в стороне от нашего с дедушкой дома, и я решила поехать туда.
        Доехала, а можно сказать домчалась, я быстро, но едва при этом не опоздала. В небольшом зале с рядами стульев для зрителей и крохотной сценой находились лишь двое неизвестных мне молодых людей. Да и те собирались уходить. На мой вопрос о Пете мне сказали, что он-то как раз еще не ушел, а переодевается в костюмерной. Вход в эту комнату был тут же, рядом со сценой, дверь оказалась открыта, и я смело вошла. Но лучше бы не входила. Петину спину я увидела сразу, он стоял в самом дальнем, плохо освещенном углу. Стоял в странной позе, я даже не сразу поняла, в чем тут дело, но, разглядев происходящее, попятилась обратно к выходу. Петя стоял в обнимку с какой-то дамой или девушкой. Они так плотно прижались друг к дружке, что мне были видны лишь широкий подол ее платья да рыжие пряди волос, торчавшие из-за Петиного плеча. Кровь прихлынула к лицу, и даже в глазах немного потемнело от такой картины, вот я и стала пятиться потихоньку и, скорее всего, так и вышла бы обратно. Если бы не совершенно странные, не подходящие к случаю слова, которые я вдруг услышала:
        - Эй, кто-нибудь! Помогите, пожалуйста! - немного приглушенно произнес Петя. - Есть здесь кто-нибудь? Помогите мне освободиться от этой чертовой куклы! Пожалуйста!
        Ничего не понимая, я на негнущихся ногах сделала пару шагов в сторону взывающего о помощи. И тут мне едва плохо не сделалось. От того что почувствовала себя глупой и вздорной. От облегчения, что все мои подозрения оказались полной ерундой. И от обиды на себя за эти самые глупые подозрения. Оказалось, что девушка, с которой обнимается Петя, вовсе даже и не девушка, а манекен, на котором надето платье и рыжий парик на голове. Был бы поблизости стул, я бы непременно на него уселась, и Пете пришлось бы ждать помощи довольно долго, пока я бы не пришла в себя от всего пережитого. Но стула не было, и я все еще не слишком уверенно пошла вызволять своего товарища из пока неведомой мне беды.
        - Что тут у вас произошло? - спросила я, подойдя вплотную.
        - Ой, Даша! Как хорошо, что вы пришли, а то я буквально не могу оторваться. Вешал костюм и зацепился крючками кителя за эти мерзкие кружева. Стал отцепляться - еще и пуговицами зацепился. И отцепиться не могу, и дернуть страшно - вдруг порву. Платье нам одолжили только до премьеры. И манекен еще падать начал…
        Все это он проговорил, не поворачивая головы и продолжая обнимать манекен.
        - Ну-ка, чуть подвиньтесь! - потребовала я. - Мне так ничего не разглядеть.
        - Да как же я подвинусь? Я же накрепко здесь прилип!
        - А вы вместе с вашей пассией подвиньтесь, приподнимите ее и сделайте полшага вправо, здесь ничего не мешает.
        Петя покрепче ухватил манекен и, слегка приподняв его, сделал небольшой шаг вправо. Освободившегося пространства мне вполне хватило, чтобы увидеть места зацепов: крючок воротника впился в кружевной воротник платья, а нашитые на его спине и рукавах такие же дурацкие кружева оплетали пуговицы на Петином рукаве. С пуговицами пришлось изрядно помучиться, настолько они запутались в ажурной ткани. С крючком получилось проще и быстрее.
        - Ух, как мне надоело так стоять. Я уж и кричать пытался, но никто не услышал. Спасибо вам огромное за освобождение.
        Выпалив эту тираду на одном дыхании, Петя вдруг в очередной раз смутился безо всякого к тому повода и принялся застегивать китель на все пуговицы, и даже воротник застегнул.
        Я была немного сердита на себя за те глупости, что пришли мне в голову при виде плененного манекеном Пети, но, как часто бывает в таких случаях, выплеснула недовольство на невинного гимназиста.
        - А я уж подумала, что вы тут обнимаетесь с кем-то, - ехидно произнесла я. Вот тут-то Петя покраснел и смутился настолько, что лишь рот приоткрыл, но так и не придумал, что мне ответить. Пришлось опять говорить мне.
        - А что вы так смущаетесь? Может, скажете, что никогда ни с кем не обнимались?
        - Ничего я не скажу, - буркнул в ответ Петя. - Думайте, что вам заблагорассудится.
        - Не сердитесь вы так, - попыталась я загладить свои слова, а главное, тот резкий тон, которым они были произнесены. - Со стороны вполне могло показаться, что вы не с манекеном обнимаетесь, а с самой настоящей девушкой. Вот я и пошутила.
        - Вам просто нравится меня мучить, - не унимался мой собеседник.
        Я понимала, что в этом утверждении есть доля правды. Ведь Петя не специально все это подстроил. Но извиняться мне не хотелось, и я сказала:
        - Считайте, как хотите. Я к вам по делу. Мы совсем упустили из виду поиск того возка. Окажите любезность и сделайте для меня копию рисунка, я займусь расспросами, вдруг что-то узнаю.
        - Можете взять рисунок себе. Я копию по памяти нарисую.
        Петя достал блокнот и вынул из него рисунок Степки.
        - Ну, так я пошла?
        - Идите. Не смею вас задерживать.
        - До свидания, - сказала я и вышла.
        Я чувствовала себя жутко виноватой, никогда еще не видела Петю столь обиженным. Но что-то вредное внутри меня не дало мне вернуться и сделать шаг к примирению.
        Извозчик, на котором я приехала, пока не дождался нового седока и стоял со своими санками у подъезда библиотеки.
        - Скажите, пожалуйста, - попросила я, усаживаясь поудобнее, - вам не приходилось встречать в городе вот такой возок?
        - Хорошо нарисовано! - похвалил извозчик рисунок. - Вон даже лошадкин хвост как всамделишный. Нет, барышня, такого не видал. А вы на Староконной поспрашивайте. Там нашего брата много прохлаждается.
        - Спасибо, так и сделаю, - поблагодарила я и назвала свой адрес.
        Надо будет все же перед Петей извиниться. Завтра обязательно ему позвоню и попрошу прощения, решила я, пока сани везли меня к дому.
        12
        На следующее утро по пути в театр я сделала остановку на Староконной площади. По выходным здесь торговали лошадьми и всем, что связано с конским извозом, начиная от оглобель и сбруи и заканчивая телегами, санями, экипажами. В будни же здесь была просто самая оживленная в городе извозчичья стоянка. Но мои расспросы ничего не дали: необычный возок никто не видел. Один из извозчиков особенно пристально рассматривал рисунок, и мне уже показалось, что он-то что-то видел. Но тот ответил:
        - Возок и вправду приметный, видал бы - запомнил. А так точно скажу - не видал. Может, слыхивал чего, а то с чего бы это он мне знакомым показался? Вы на всяк случай скажите, будет ли какая награда, если возок отыщется?
        - Будет, - пообещала я. - Полтинник.
        - Ну так я, ежели чего припомню или узнаю, что кто иной видал, так к вам заеду. В театре-то кого спросить?
        Я назвалась.
        - Оченно приятно, - галантно ответил бородач. - А то я вас несколько раз от театра к дому подвозил, лицо и запомнил, а как звать-величать - не ведал. Узнаю что, всенепременно вас отыщу. Может, до театра подвезти? Ну, как пожелаете.
        Времени у меня было достаточно, чтобы не спеша добраться в театр к началу репетиции, а потому я отказалась от поездки и пошла пешком.
        Едва репетиция окончилась, я отправилась к телефону, чтобы позвонить Пете, но на полпути меня перехватил наш швейцар Михалыч.
        - К вам, Дарья Владимировна, депутация, - сообщил он. - Просят пройти в фойе.
        Видимо, Михалыч хотел сказать «делегация», но поправлять его я не стала - очень уж любопытно было, что он имеет в виду. И я почти вприпрыжку побежала в фойе.
        Депутацию-делегацию составляли артисты цирковой труппы числом в пять человек: Андрей Владимирович и Георгий Ильич, которых я запомнила как клоунов Гошу и Андрюшу, фокусник Дмитрий Антонович и оба чемпиона по борьбе - Афанасий и Иван.
        - Здравствуйте, - радостно закричала я им издалека.
        - Здравствуйте, - на разные голоса ответили мне.
        - С чем пожаловали?
        - О, у нас сразу три важнейших дела! - загадочно проговорил Гоша.
        - Первое мы уже исполнили, - подхватил Андрюша. - А именно: успели приобрести билеты на предстоящий спектакль. Господин Вяткин очень вашу труппу хвалил. Вот мы и решили, что соревноваться с вами не станем и в день спектакля представление давать не будем, а то вся публика у вас соберется, и нам никого не достанется. А раз так складывается, то и сами в театр сходим.
        - Что же вы мне не сказали? Я бы вас бесплатно провела!
        - Всю труппу? Это мы к вам небольшой компанией зашли, а на спектакль буквально все пойдут.
        - Да, всю труппу мне не пристроить, - вынуждена была согласиться я. - Ну а другие дела у вас какие?
        - Прежде всего пожелали мы еще раз засвидетельствовать наше к вам уважение и угостить вас конфетами, - сказал Дмитрий Антонович и опять непонятно откуда извлек коробку конфет пралине в шоколаде.
        - Спасибо! Вы, похоже, обо мне справки наводили? Вот и вкусы мои знаете…
        - В обязательном порядке, - не стал отнекиваться фокусник. - Девушки народ тонкий, к ним надо подготовленным являться, иначе можешь неудовольствие вызвать.
        Сказал он это с таким серьезным видом, что я не удержалась от смеха.
        - Вот и славно, - подвел черту Андрюша. - С конфетами мы угодили. Но есть у нас для вас еще один подарок. Во всяком случае, Гоша именно так и считает. Но вот где бы нам присесть? Разговор-то должен получиться не совсем уж короткий.
        - Так давайте на тех диванах присядем.
        - Отчего это театры всегда лучше и богаче цирков устраивают? - спросил, усаживаясь поудобнее, Гоша.
        - Дак у нас публика попроще! - не слишком уверенно ответил ему Афоня.
        - Не скажи, брат! - не согласился клоун. - Вот на прошлом представлении мы с тобой ни много ни мало с графиней битву устроили! Ну да все это пустое. Мы вот зачем к вам пришли. Помните, при прощании я говорил, что вертится у меня в голове некая мыслишка, которую я никак уцепить не могу? Так вот вчера вечером произошли забавнейшие события, которые мне эту самую мысль помогли схватить за хвост. Думаю, что и о событиях этих вам любопытно будет послушать, потому и привел всех участников сюда, чтобы вы могли им вопросы задать, если таковые возникнут.
        Мы сидели на четырех диванах, расставленных в каре. Гоша обвел всех присутствующих взглядом.
        - Пожалуй, что тебе нужно начинать, Андрей, - сказал он своему партнеру по арене. - Ты все это затеял, тебе и ответ держать.
        Последние слова он произнес столь сурово, что могло показаться, будто белый клоун оказался замешан в чем-то нелицеприятном. Андрюша в ответ развел руками.
        - Ну, раз ты считаешь меня виновником этих событий, придется держать ответ. Дарья Владимировна, вчера мы вот в таком составе посетили игорный клуб при отеле «Магистрат», что сразу за каменным мостом. И публика там собирается очень приличная. Если бы не приглашение официального члена клуба, так нас туда, пожалуй, и не впустили бы. Ну да не в том дело. Давай теперь ты, Дмитрий Антонович.
        - Вы, сударыня, надеюсь, помните, чем я на арене занимался?
        - Конечно же, помню! Как можно забыть такой прекрасный номер!
        - Ну тогда вы помните, что среди прочих фокусов я показывал и трюки с картами. По этой причине мне за карточный стол садиться нельзя ни в коем случае. Если выиграю, то могут возникнуть подозрения, что я свои умения использовал. Ну а если не выигрывать, то с какой такой радости вообще за карты браться? Так вот, вчера я немного поиграл на рулетке, сначала выиграл, потом проиграл свой выигрыш и решил далее судьбу не испытывать. Не по карману мне проигрывать, вот и стал по клубу прогуливаться с бокалом вина. А тут как раз Андрей подходит и говорит, что за одним из карточных столов шулер сидит.
        - Да я сразу понял, что это шулер, но настолько серьезный, что мне его уличить никак не удавалось. Я же на них личную обиду имею, потому и не люблю страшно. Вот и сказал обо всем Дмитрию.
        Дмитрий кивнул.
        - Я присмотрелся и быстро сообразил, в чем тут секрет. Но устраивать скандал или звать полицию мне показалось неинтересным, решил по-другому нечестного игрока поучить. Вот и сел за стол вместе с ним. Раз у него самого рыльце в пушку, то уж он-то меня в шулерстве не станет упрекать, подумал я. Даже если поймет, в чем дело.
        При этих словах Дмитрий Антонович принял вид гордый и самодовольный, поклонился направо и налево, дождался того, что все зафыркали от смеха, и продолжил:
        - Решил я этого прохвоста под орех разделать, а чтобы он сразу не заподозрил и не сбежал, проиграл ему приличную сумму и сделал вид, что готов отыграться всенепременно и любыми способами. Он к этому моменту самоуверен стал до полного неприличия и подвоха не почувствовал. Даже некоторое снисхождение к моей персоне проявил - не стал ставку поднимать чересчур уж высоко. Я же сделал вид, что мне, мол, понятно - блефует мой соперник, и сам стал ставку поднимать.
        - Ага, если учесть, что играл он на общественные деньги, на наши сборы от представлений за всю прошедшую неделю, - вмешался Андрюша, - то у каждого из нас сердечко подрагивать стало. Мы, конечно, в Дмитрии уверены были, но мало ли что…
        - Ну так иначе же нельзя было: по условию игра велась на наличные деньги, так должен же я был иметь при себе крупную сумму? Спасибо Андрею за доверие.
        - Кому другому ни за что такие деньги не доверил бы, - выдохнул Андрюша. - Но все равно переживал.
        - Так вот, поднимал я ставку до тех пор, пока у моего соперника деньги не кончились. Таким манером можно выиграть даже безо всяких фокусов, потому что правило гласит: нет денег уравнять ставку - ты проиграл. Но шулер-то уверен, что выиграет, и говорит: «Я бы на вашем месте не стал так рисковать всеми своими капиталами, потому как я вовсе даже не блефую, а имею на руках хорошую карту. Но коли вы отступаться не желаете, то примите в качестве ставки вот эту вещицу». И кладет на стол брошь с камнем. «Этой вещи цена никак не менее тысячи рублей, но раз я предлагаю принять ее вместо наличности, давайте считать, что стоит она пятьсот, то есть ровно половину?» Иные игроки, что давно уже бросили карты, но продолжали следить за нашим поединком, подтвердили, что так оно есть. Но я для виду чуток поартачился, стал говорить, что я даже и не знаю, что мне с этой побрякушкой делать. Намекаю, что к ювелиру или в ломбард с ней идти мне неинтересно, а самому она мне и даром не нужна. «Так я вам покупателя укажу, - говорит шулер. - Тысячу он, скорее всего, не даст, но те пять сотен, за которые я ее ставлю, отвалит
не задумываясь». Я еще немного повздыхал и поохал, но ставку принял и предложил открыть карты.
        - Ох, Дарья Владимировна, видели бы вы физиономию этого типа! - воскликнул Гоша. - Он уж был совершенно уверен, что выиграл, а тут такое!
        - Да ничего такого особенного, - заскромничал Дмитрий. - Карта у него была практически небитая. Совсем уж небьющуюся комбинацию он себе устраивать не стал, чтобы меньше подозрений было. А мне бояться подозрений было не с чего, так я и выложил на стол самый наилучший расклад. Соперник мой знал, что такой карты у меня на руках просто не может быть, и догадался, что его самого облапошили, причем с большим мастерством, чем у него. Но стоило ему о том вслух сказать, как его самого разоблачили бы. И пришлось ему сделать хорошую мину при плохой игре…
        - Вот уж выражение к случаю, в самое яблочко! Игра у него вышла плохая, а уж физиономию его при этом описать невозможно, ее видеть надобно было, - похвалил его Гоша. - Тот типус все ж таки скорбь вселенскую с лица согнал, поохал, поохал, потом посмеялся, потребовал, чтобы победитель угостил всех шампанским, как того приличия требуют, да и отправился восвояси.
        - А я предложил остальным игрокам поиграть еще немного. Те решили, что слишком долгим мое везение быть не должно, и согласились. И ведь правы оказались! Совсем мне перестало везти. Как обрезало! - горестно вздохнул фокусник.
        - В общем, проиграл наш Дмитрий Антонович каждому примерно те деньги, что у них шулер обманным путем вытянул, - пояснил Андрей. - Но все равно остался с большой прибылью. Мы его победу чуть-чуть отметили и решили труппе подарок сделать. Вот и купили для всех билеты на спектакль. В бельэтаж!
        - Подожди, Андрей! - остановил его Гоша. - Мы же главного Дашеньке не рассказали.
        - Простите меня великодушно, и впрямь вперед забежал! - извинился Андрюша. - Давай теперь ты рассказывай.
        - Лучше пускай Афанасий с Иваном говорят.
        - Да что тут говорить-то? - смутился Афанасий. - Гоша велел мне уходить первым и ждать всех за углом. Ну я и ждал.
        - А я сзади топал. С тылу, стало быть, - вставил слово Иван Петров.
        - Мы таким манером нашу безопасность с фронта и с тыла обеспечили, потому как во взгляде проигравшего шулера нешуточная злоба сверкала, мог на любую пакость решиться, лишь бы нам отомстить, - стал рассказывать Андрей. - Ваня и Афанасий по одному вышли, ну а мы втроем. Гошу, как можно догадаться, никто бы во внимание принимать не стал. Дмитрий тоже особо страшным не кажется.
        - Справедливое замечание, - перебил его Гоша. - Самый страшный из нас Андрюша.
        - Э-э-э… Я же не то хотел сказать, - немного обиделся Андрюша. - Главное, что мы не зря предостерегались. Проигравший нас поджидал, да не один, а с двумя мордоворотами!
        - Вот-вот, посмотришь на их физиономии - так с души воротить начинает, - согласился с ним Гоша. - Но куда им было до наших чемпионов!
        - Ага! - приободрился Афанасий. - Они как нас увидели, так молча развернулись и ушли.
        - Да они бы и так ушли, - не удержался Гоша. - Им достаточно было Андрюшу увидеть. А тут еще и вы подошли с двух сторон.
        - Я того прохиндея чуток приподнял за шкирку… - с удовольствием сообщил Иван.
        - А я спросил, не нужно ли Ване помочь, - перебил его Афанасий.
        - А я пообещал, что мои друзья не станут его сильно бить, если он обяжется до завтра исчезнуть из города, - добавил Андрей.
        - А я вспомнил про цацку с камушком и попросил все же порекомендовать мне покупателя, - закончил за всех Дмитрий. - Когда ноги в воздухе болтаются, особо спорить не хочется. Он и сказал, что обещается поутру уехать, а нужного мне покупателя зовут Жан Птижан, потому что он француз, и что найти его можно в столовой с названием «Белая харчевня и чайная». Мне это слегка странным показалось, я даже переспросил.
        - А я чуть-чуть потряс образину для острастки, - добавил Иван. - Ну, чтобы брехать ему несподручно было.
        - Вот, собственно, и все! - закончил Дмитрий. - Но Гоша с чего-то решил, будто вам все это очень интересно будет.
        - Очень даже интересно, правильно Гоша решил, - подтвердила я. - Спасибо вам огромное.
        - Так, может, вы нам поясните, откуда у вас к таким делам столь большой интерес? - полюбопытствовал Андрюша.
        - Обязательно объясню - немного погодя. Вы уж простите, но это не только мой секрет. Но как будет возможно, я им с вами поделюсь. В самую первую очередь. Дмитрий Антонович, а можно вас попросить еще раз назвать имя того перекупщика?
        - Да хоть сто раз. Зовут его Жан Птижан.
        - А вы ничего не путаете? Может, не Птижан, а напротив - Гранжак? - насторожилась я, мигом вспомнив про убитого злодеем Микульским француза, то ли ювелира, то ли перекупщика краденых драгоценностей, - слишком уж созвучными оказались фамилии.
        - Дарья Владимировна, как можно? Я по части французской речи не большой мастак, но «большое» от «маленького»[21 - ПТИЖАН - в переводе с французского «маленький Жан», Гранжак - «большой Жак».] отличаю.
        - Чаво? - не понял нас Афанасий.
        - Потом объясню, - пообещал фокусник. - Полагаю, нам пора, да и вас мы от дел отвлекаем.
        - Вы меня не отвлекаете, напротив, оказали мне большую услугу!
        - Но нам действительно пора, - подтвердил слова Дмитрия Андрей. - Может, после спектакля еще встретимся. А то вы сами к нам на представление заглядывайте, посмотрите, как из своего конфуза и вашего успешного участия мы новый номер подготовили.
        - Обязательно приду. И всех наших артистов подобью сходить. С ответным, так сказать, визитом.
        Я проводила всех до дверей и во второй раз пошла к телефонному аппарату. Мне снова ответила горничная, и оказалось, что Петя опять ушел в Народную библиотеку. В этот раз я, правда, догадалась поинтересоваться, до какого часа он будет отсутствовать, чтобы не опоздать к окончанию репетиции и застать его на месте. Но мне сказали, что Петр Александрович обещали вернуться не ранее восьми часов вечера. Так что времени у меня было достаточно. Я решила сначала пообедать дома и лишь затем отправляться на встречу с Петей. Заодно хотелось придумать получше, как попросить прощения за вчерашнее вредное поведение.
        13
        К общему обеду я опоздала. Дедушка, наша хозяйка Мария Степановна и кухарка Пелагея к моему приходу уже отобедали. За опоздание мне досталось от Пелагеи, и обедать она усадила меня на кухне. Но мне там даже больше нравилось: уютно, от печи тепло идет, и запахи разные и очень вкусные. Судя по этим запахам, в печи уже томилась к ужину каша с мясом.
        Обед состоял из трех основных блюд: холодец, варенный из осетровых голов, рыбный суп с налимьей печенью и грибами и пирожки с визигой к нему на второе, завершала все рыба по-польски с картофелем. На десерт был клюквенный кисель.
        Я в который раз порадовалась нашей с дедушкой удаче: квартира нам досталась уютная и просторная, в хорошем месте. Хозяйка первое время относилась к нам с небольшой настороженностью - не доверяла она тем, кто при театре служит, считала их за пустых людей. Но вскоре мы сдружились и даже многие праздники проводили вместе, в почти семейном кругу. А уж о мастерстве нашей кухарки и слов не найти подходящих. Вот вроде самый простой обед, без всяких там изысков, но насколько же вкусно приготовлен! А уж в праздники к нашему столу можно было бы без стеснения приглашать самого губернатора или кого из богатейших купцов города.
        Тут я вспомнила, что до Масленой осталось совсем ничего, и попыталась представить, чем нас станет потчевать Пелагея в эти дни. Понятное дело, что блинами в обязательном порядке. Но ведь блины блинам тоже рознь. Скорее всего, будут и пшеничные, и ржаные, и гречишные… Из простого теста и из сдобного, с прикусками и с начинками… Нет, все равно даже про блины точно не отгадать, что предложит нам Пелагея, не говоря уже про остальное.
        А еще на Масленой неделе будет бал, и нам с Полиной завтра нужно сходить к портнихе на примерку. Заодно надо будет расспросить про эту харчевню. Какой все-таки молодец Гоша, что догадался мне об их приключениях рассказать. Ведь правильно сообразил: изумруд никто в здравом уме не понесет к ювелиру или в ломбард. И если этот камень и его похитители еще в городе, то очень может быть, что станут они искать перекупщика краденого. Вот только это странное совпадение, странная схожесть имен настораживает. Тот перекупщик, которому пытался продать кухтеринские алмазы Микульский, убивший в нашем театре трех человек, тоже был француз, и звали его месье Жак Гранжак. Фамилия эта в переводе означала «большой Жак». А Птижан получалось «маленький Жан». Слишком похоже, чтобы быть простым совпадением. Или отчего бы, к примеру, этим Жану и Жаку не быть в прошлом подельниками? Правда, следствие установило, что фамилия француза была настоящей. Ну а его сообщник? Мог бы взять для забавы или по какой иной неведомой причине схожий с той фамилией псевдоним? Мог!
        Мои размышления прервал стук в дверь. Оказалось, что я давно уже кручу в ладонях пустой стакан из-под выпитого киселя.
        - Кто там? - послышался голос Пелагеи.
        Что ей ответили, я не слышала, но дверь она отворила.
        - Здравствуйте вам. А что, барышня Дарья Владимировна дома будут? - мужской голос показался мне знакомым, и я вышла в прихожую. У порога с шапкой в руках стоял тот самый извозчик, что обещал сообщить, если что-то вспомнит про возок со Степкиного рисунка.
        - Здравствуйте, - поприветствовала я извозчика, и тот с поклоном ответил на мое приветствие:
        - И вам поздорову быть. Я тут вспомнил кое-чего про ваши расспросы, а как мимо ехал, так решил уж не откладывать да заглянуть в дом. Не прогоните?
        - Да зачем же мне вас прогонять! Может, чаю попьете?
        - За приглашение спасибо, но я, пожалуй, откажусь. Да и вас задерживать не стану, дело-то совсем короткое. Возил я счас барина одного на Пески, так и вспомнил про вашу просьбу. Мне товарищ мой говорил, что подле «Белой харчевни» ему наперерез тот самый чудной возок выскочил, так товарищ-то едва не опрокинулся. Вот и рассказал мне тогда про тот возок и его кучера самыми погаными словами. Слова хоть и непристойные были, а возок он точно описал, оттого он мне, ну возок, как картинку-то смотрел, показался знаком. Не знаю, важно вам это или как, но решил вот заглянуть. В знак уважения, а не токмо в расчете на награду.
        Похоже, что про награду он словечко вставил не для того, чтобы мне намекнуть, а и впрямь считал ее не слишком важным делом.
        - Спасибо вам большое и за уважение, и за важные сведения. И от выплаты награды я не отказываюсь. Вы если не спешите, так дождитесь меня, мы с вами до Народной библиотеки прокатимся?
        - Обожду конечно, можете и не торопиться вовсе, - пообещал извозчик и вышел на улицу.
        Я стала одеваться. Вот ведь как бывает: не успела я услышать про эту самую «Белую харчевню», как мне про нее второй раз подряд сообщают. Надо будет разузнать о ней получше, наверняка воровской притон. Так что соваться туда просто так не стоит, хватит мне приключений на собственную голову искать, да и обещание я давала не лезть ни в какие непродуманные и опасные авантюры.
        - Вот вам обещанная награда. - Я отдала извозчику деньги и уселась в сани. - И спросить хочу: вы сказали, что ваш товарищ еще и кучера упоминал. Не припомните, что он про него говорил?
        - Да много чего сказал, только я вам тех слов повторять не стану, - хмыкнул извозчик, - неприлично это. Мне так показалось, что он того кучера и знал даже.
        - А вы не могли бы расспросить его подробнее? Я в долгу не останусь.
        - Расспрошу. Только тут незадача имеется: товарищ мой к купцу Пушникову подрядился товары в Ачинск доставить. А вот как возвернется, так я его сразу и расспрошу. А то, может, к вам его привести?
        - Можно и ко мне привести. Так оно даже лучше будет.
        К этому времени мы уже подъехали к библиотеке.
        - Вы, сударыня, собственно, к кому? - окликнул меня гардеробщик, увидев, что я направляюсь не к нему и не в сторону читальных залов, а в противоположном направлении.
        - Здравствуйте, я на репетицию.
        - Так сегодня репетиции нету. А стало быть, и никого нету.
        - Что, совсем никого? - удивилась я.
        - Ну, почитай что никого. Окромя господина гимназиста. Если они, конечно, уже не ушли. Я тут ненадолго отлучался, мог и пропустить. А так они давненько уж пришли, а уходили, нет ли - в точности не знаю.
        - Так я посмотрю? Он-то мне как раз и нужен.
        - Так проходите, смотрите. Мне не жалко.
        Зал был пуст, но я все же решила заглянуть в костюмерную - вдруг Петр Александрович вновь к какому манекену приклеился и вырваться не может? Но в костюмерной тоже никого не оказалось, лишь на вешалке подле того самого манекена висели гимназическая шинель и фуражка. А тулупчика - того, в котором Петя ходил со мной в цирк, - не было. Именно на его месте сейчас и висела шинель. Сердце у меня неприятно стукнуло. Хотя, скорее всего, прежде времени. Вот если бы я застала Петю, когда звонила ему из театра, то непременно успела бы рассказать про чайную-харчевню, и можно было бы предполагать, что Петя туда отправился на розыски месье Птижана. А так… может, он просто в образ вживается и разгуливает по городу в своем театральном костюме, чтобы себя на сцене в нем увереннее чувствовать? Или решил разыграть кого-то?
        До восьми было еще далеко, и я решила не сидеть на месте, а прогуляться на свежем воздухе, тем более что погода стоит приятная и мороз почти не ощущается. А может, это уже я сама привыкла к сибирской зиме настолько, что и на мороз внимание перестала обращать? Прогуляюсь, может, и Петю по пути встречу.
        Я прошла до Миллионной и свернула направо, в сторону Базарной площади, а дойдя до нее, решила повернуть влево и, может, даже подняться на Воскресенскую гору и посмотреть на вечерний город сверху. Но проходя мимо дома полиции, подумала, что стоит зайти туда и узнать, нет ли каких новостей. Дмитрий Александрович, я знала, был в отъезде, но Михаил оставался в городе и вполне мог находиться в своем кабинете.
        Я прошла во двор и уже потянулась рукой к дверной ручке, как позади меня раздался громкий скрип полозьев и топот лошадиных копыт: во двор въезжал запряженный парой крепких лошадок большой фургон, выкрашенный черной краской, с решетками на крохотных оконцах.
        - Поберегись! - крикнул мне полицейский на облучке, натягивая поводья.
        Фургон встал в пяти саженях от двери, и лихой кучер, соскочив на землю, радостно прокричал мне:
        - Здравствуйте, Дарья Владимировна! Вы к нам никак по делу? Простите Христа ради, но обождать придется, тут я более важных гостей привез.
        Этот молодой высокий полицейский был мне хорошо знаком. Когда несколько месяцев тому назад я приехала сюда с пробитой головой и порезанным ножом боком, он отпаивал меня чаем с блюдца.
        - Здравствуйте, Михеич! Раз надо, так я обожду. Можно здесь, в сторонке?
        - Вам можно! - разрешил Михеич, отворяя нараспашку дверь и подпирая ее, чтобы не закрывалась, валявшейся рядом чуркой. Два его товарища к тому времени слезли с запяток и встали, перегораживая собой проход от дверцы фургона к воротам полицейского управления. Я догадалась, что за пассажиры находятся внутри - задержанные полицией преступники. Ну или подозреваемые в преступлении.
        - Сергеев! - закричал внутрь помещения Михеич. - Отворяй кутузку, гостей размещать будем!
        - Так уж все готово, - послышался голос невидимого мне Сергеева. - Заводи по одному.
        Михеич открыл внушительных размеров ключом амбарный замок на дверце фургона, сдернул его с дужек и скомандовал сидевшим там людям:
        - Выходи по одному!
        Из фургона выбрался первый из пассажиров, привычно заложил руки за спину и уверенно зашагал ко входу. По всему чувствовалось, что этот невысокий, прилично, хотя и несколько неряшливо одетый господин, прекрасно знал дорогу.
        - Первый! - крикнули изнутри, едва мужчина скрылся в проходе.
        - Следующий! - скомандовал Михеич, и на улицу выбрался еще один задержанный. Этот чувствовал себя менее уверенно да и в целом выглядел растерянным и испуганным. Может, по этой причине на входе с ним произошла небольшая заминка, и выбравшийся из фургона очередной пассажир вынужден был дожидаться своей очереди на полпути между повозкой и зданием полиции. Он оглядел все вокруг цепким взглядом, смачно сплюнул и повернулся в мою сторону. Поведя плечами под распахнутым настежь овчинным полушубком, он обратил свои нахальные глаза на меня. Губы скривила гаденькая ухмылка.
        - Ох, сколько я зарезал, сколько перерезал… - гнусаво пропел он и сделал резкий шаг ко мне, скорчив устрашающую физиономию.
        Я в испуге отшатнулась, а нахальный «смертоубивец» во весь рост грохнулся спиной на утоптанный снег двора, полежал так немного, затем с трудом перевернулся на бок и поднялся на четвереньки, в полнейшем недоумении осматриваясь вокруг в поисках причины своего неавторитетного падения.
        - Ну, побалуй у меня тут! - рявкнул на него Михеич, сграбастал за шиворот и легко поставил на ноги. Затем на всякий случай приподнял на полсажени над землей, встряхнул как следует и спросил: - Шутить тут вздумал?
        В ответ преступник лишь помотал головой, а полицейский ловко втолкнул его в раскрытую дверь. Потом Михеич повернулся в мою сторону и уже сам неодобрительно покачал головой, правда, улыбаясь при этом во весь рот. В отличие от других полицейских, он успел разглядеть, как я, отшатнувшись будто бы в испуге от наглеца в полушубке, успела носком ботинка ткнуть его в приподнятую подошву той ноги, на которую он переносил тяжесть тела.
        Оставшиеся семь человек быстро проследовали нужным маршрутом. Вот только один из них, в тулупчике и картузе, оказался мне хорошо знаком. Вылезая из фургона, Петя вел себя абсолютно спокойно - до того мгновения как увидел меня. Но он быстро справился с растерянностью и едва заметным движением головы показал мне, чтобы я его не признавала. Пришлось столь же незаметно кивнуть в ответ и скрепя сердце сделать вид, что эта особа мне столь же безразлична, как и все прочие.
        Едва последний задержанный скрылся в проеме двери, Михеич выбил из-под нее чурку, аккуратно прикрыл и повернулся ко мне:
        - Я так и подозревал, как господина гимназиста увидал, что вы опять-снова какое-то заковыристое дело распутываете. Ничего, ежели я тут покурю?
        - Курите, конечно, - ответила я, пытаясь сообразить, что к чему. Но соображалось с трудом.
        Михеич извлек из кармана брюк кисет, а из него уже набитую трубочку-носогрейку, такую крохотную, что в его ручищах ее и не видать было. Заметив мой взгляд, он заулыбался и пояснил:
        - На службе особо не раскуришься, так я и ношу при себе вот эту финтифлюшку. А так у меня есть солидная трубка. Может, даже и не по чину, но я все ж таки тоже сыщик, раз в сыскной полиции служу.
        Я с трудом сообразила, как мне расспросить его о происшедшем с Петей:
        - Скажите, Михеич, а как прошло ваше… мероприятие?
        - Облава, что ли?
        Я кивнула.
        - Да обычно. Подъехали к харчевне, место знакомое, почитай привычное, выставили оцепление, пять человек вошли внутрь. Ну и тихо-мирно всем, кто там находился, сюда проехаться предложили. Культурно получилось. Я там, правда, от удивления, что Петра Александровича встретил, чуток шею не вывернул, все на него косился. Но он мне определенно дал понять, чтоб к нему, как ко всем остальным, отнеслись. Ну так мы и его сюда привезли. Дальше-то чего?
        - А что с задержанными здесь делать будут?
        - Ясное дело, допрашивать. Господин Янкель со своим помощником, да Михаила Аполинарьевича привлекли.
        Михеич хорошо освоился на службе и вообще стал выглядеть как-то интеллигентнее даже. Вот и труднопроизносимое для него когда-то отчество Михаила выговаривает спокойно. Но то, что Михаил здесь, это очень хорошо, проще будет объяснять. Хотя это и не моя забота - объяснять, с чего да почему сын градоначальника в воровском притоне оказался и в облаву полицейскую угодил. Пусть сам выкручивается. Но ничего такого вслух я говорить не стала.
        - Так что, выпускать вашего кавалера? - спросил Михеич, выдыхая облачко душистого дыма. - Я уж и Сергееву сказал, чтобы он на одного задержанного меньше записал.
        - Давайте так поступим: пусть Петя, раз ему этого очень хочется, немного посидит, а вы подгадайте, чтобы его в последнюю очередь и именно к Михаилу Аполинарьевичу на допрос отвели.
        - Дело нехитрое. Так, а вы-то тогда как же? Может, к нам пройдем да чайком погреемся?
        - Можно и чаю попить, пока дело движется, - согласилась я.
        14
        В полицейском управлении я бывала множество раз и знала, пожалуй, все его помещения. Кроме двух: кутузки, или холодной, как здесь называли камеру, куда помещали задержанных, и вот этой комнатки, где отдыхали младшие чины. Надобности побывать ни там, ни там у меня раньше не возникало. В комнатке оказалось на удивление чисто и даже уютно. Кто-то не поленился и повесил на окошки белые занавески, а над столом наклеил картинки из журналов.
        Вот мы и попивали чай, разговаривали, а я к тому же разглядывала картинки. Особенно красив был крейсер, ощетинившийся множеством орудий и взрывающий носом высокую волну.
        - Да что о ней говорить, о харчевне этой? - рассказывал Михеич. - Место для закусочной не самое подходящее, почитай на самой окраине, да и на отшибе, казалось бы - разорение сплошное. Но хозяин живет и не тужит, потому как у него своя, особенная публика: фартовый народец, от мелкоты всякой до знатных рецидивистов. Перекупщики еще. Кто просто выпить-закусить заходит, кто дела свои обстряпать. Притон, он притон и есть. Можно еще и вертепом обозвать. Мне вот чего непонятно: я сам меньше года в полиции служу, а уж в третий раз там облава, но никого отвадить от этого места не удается. Хозяин опять же без лицензии спиртным приторговывает, о чем начальству известно, так все едино лавочку не прикрывают. С чего бы это?
        - А вы сами подумайте. Мне вот кажется, ответ на этот вопрос совсем прост.
        - Не понял.
        - Ну вы подумайте, а нет ли самой полиции от этого пользы?
        Михеич глубоко задумался, даже свое блюдце с чаем в сторону отставил.
        - А ведь есть польза! - не слишком уверенно проговорил он. - Я вот и вам сказал, что место это привычное и никаких сложностей у нас там не возникает. Закрой же эту халабуду, обязательно где в другом месте блатные себе приют обустроят. Да, похоже, и хозяин полиции услуги оказывает. А то с чего бы его почти что и не трогают? Так получается?
        - Скорее всего, так.
        - Ладно, пойду взгляну, как там наш задержанный поживает, не обижают ли его.
        Вернулся Михеич через минуту:
        - Как скоро сегодня дело движется! - заявил он с порога. - Михаил Аполинарьевич уже заканчивает второй допрос, а к двум остальным уже по третьему человеку повели. Так что не допрошен только Петр Александрович остался. Пойдемте, я вас к следователю сопровожу, да пожалуй, сразу придется и гимназиста нашего туда вести.
        Он оказался совершенно прав: не успели мы подойти к двери кабинета, как оттуда раздался голос Михаила:
        - Уводите и ведите следующего.
        Полицейский, дежуривший у двери, мигом юркнул внутрь и уже через полминуты вывел оттуда арестованного. Михеич, не дав ему закрыть дверь, сам вошел в кабинет. Что он там говорил, мне слышно не было, но я и так содержание его доклада прекрасно представляла. В подтверждение моих догадок на пороге появился сам Михаил:
        - Дарья Владимировна! Несказанно рад вас видеть, проходите, пожалуйста. А ты, Саша, веди сюда столь нежданного арестанта. Вы присаживайтесь. И рассказывайте вкратце, что за авантюру вы на сей раз затеяли.
        - Честно сказать, я и сама в растерянности. Петя самостоятельность проявил и оказался здесь. Но раз он сразу не запросился, чтобы его отпустили, значит, что-то узнал или посчитал, что сможет узнать.
        - Гхм! - откашлялся Михаил, настраивая себя на серьезный лад, - было похоже, что Петина проделка его больше веселила, чем заботила. - Как будем допрос вести? Душевно или с пристрастием?
        - Давайте для начала с пристрастием, - вздохнула я. - В воспитательных целях.
        Михаил кивнул и, откликаясь на стук в дверь, крикнул:
        - Введите задержанного!
        Я примостилась на диванчике, что стоял в углу справа от дверей. Стол помощника судебного следователя располагался прямо напротив входа, и Петя, когда его ввели в кабинет, меня не увидел. Он спокойно сел на стоящий у стола табурет и вежливо сказал:
        - Здравствуйте, Михаил Аполинарьевич. Позвольте мне объясниться…
        Михаил же, не поднимая головы от лежащих перед ним бумаг, казенным голосом задал вопрос:
        - Фамилия?
        - Чья?
        - Ваша фамилия, задержанный.
        - Э-э-э… Макаров. Петр Александрович Макаров.
        - Возраст?
        - Шестнадцать лет. Михаил Аполи…
        - Вероисповедание?
        - Господин следователь, неужели вы меня не признали?
        - Может, и признал. На память еще не жалуюсь. Однако обстоятельства требуют от меня соблюдения формальностей, заполнения протокола и допроса вас по всей форме. Вот из ваших ответов на мои вопросы и станет ясно - узнаю я вас или не пожелаю узнавать.
        - Ну вы же не полагаете, что я совершил преступление? - потихоньку Петя начал терять спокойствие и уверенность.
        - Вы задержаны в ходе облавы на опасных преступников и в компании таковых. Так отчего мне не предположить, что вы сами из их числа?
        При этих словах Михаил Аполинарьевич не сдержался и бросил взгляд в мою сторону. Петя заметил это и повернул голову. Минуту он созерцал меня, потом смутился, сильно покраснел, но после этого обернулся в сторону следователя и развязно сообщил ему:
        - Православные мы, ваше благородие.
        - Э-э-э… В каком смысле? - растерялся Михаил.
        - Так вы, ваше благородие, про наше вероисповедание спросить изволили. Вот я и отвечаю: православные мы.
        Мы с Михаилом не выдержали и дружно рассмеялись. Артист из Пети получался не самый превосходный, но последние его реплики наверняка сорвали бы аплодисменты, будь они произнесены со сцены.
        - Ну что, господин сыщик? Испугались?
        - Честно? Еще нет, но уже начал пугаться.
        - Ладно, давайте присядем на диван и послушаем, как вы до такой жизни докатились.
        - Да, к сожалению, особо и рассказывать нечего, - сказал гимназист, усаживаясь рядом со мной. - Накануне утром я прочитал в газете заметку. Да я и пересказывать не стану, она у меня с собой, так я прочту.
        Он достал из кармана свернутый номер газеты «Сибирская жизнь» и начал читать:
        - «В среду, ближе к вечеру, на окраине Томска произошло событие, способное заинтересовать наших читателей своей несуразностью. Имеется на Песках печально известное заведение «Белая харчевня и чайная». Когда-то подле ее крыльца произрастало дерево, но так как за ним никто не присматривал, дерево захирело, засохло и обломилось, оставив после себя пень высотой в аршин[22 - АРШИН - мера длины равная 71,12 см.]. Этот пень, мешающий проезду, известен едва ли не каждому извозчику и лихачу в нашем городе. Но, как оказалось, не каждому.
        Второго дня, как уже сказано, ближе к вечеру, когда начало смеркаться, к харчевне подкатил возок. Пассажир его благополучно покинул, а сам возок тронулся было в дальнейший путь. Но вот беда - лошадь никак не могла сдвинуть его с места! Кучер для начала дергал поводья, размахивал плетью, но результата не достиг. Как сказано классиком: «А воз и ныне там!» Вездесущие мальчишки стали насмехаться над незадачливым кучером, но тот вместо поиска причины приступил к уговорам своего животного и даже угостил лошадь горбушкой хлеба. Однако и это не заставило ее тронуться с места. Вконец обескураженный кучер, едва не плача, обратился к своим насмешникам, и те, сжалившись, указали ему на причину его злоключения. Возок, будучи спереди выше, чем в своей задней части, благополучно наехал на не замеченный возницей пень и при попытке продолжать движение за него уцепился.
        Впрочем, даже зная о находившемся под возком препятствии, кучер еще долго не мог сдать назад и освободить свое транспортное средство.
        Для нашего города, с древних пор славящегося конным извозом, такое происшествие выглядит полным конфузом».
        - Я сразу вспомнил, что нам рассказывали о кучере того возка, который мальчик Степка видел возле монастыря в день убийства, - сказал Петя, свертывая газету. - Михаил Аполинарьевич, вы же знаете, о чем речь, Даша вам рассказывала? Так вот, я позвонил в редакцию господину Вяткину и поинтересовался, почему эта харчевня «печально известная»? Он сказал, что это самый настоящий воровской притон. Вот я и решил его навестить, притон то есть, а не господина журналиста. Вдруг, думаю, удастся что-то важное услышать или увидеть? Я, конечно, не с бухты-барахты туда сунулся, а все тщательно обдумал. В каком виде идти, о чем спрашивать, что отвечать, если меня самого спросят. Вот и все.
        - Так. Ну и удалось вам что-то важное услышать? - спросил Михаил.
        - Это как сказать.
        - Да уж рассказывайте как есть! - потребовала я.
        - И со всеми возможными подробностями, - согласился с моим требованием Михаил.
        Петя вздохнул, обреченно на меня поглядел и начал повествование о своих приключениях.
        15
        Район, где расположена харчевня, глухой и мало застроенный. О фонарях здесь и помину не было. Весной и осенью все вокруг утопало в непролазной грязи, а по зимнему времени улица была так заметена сугробами и становилась столь узкой, что два экипажа с трудом на ней разъезжались.
        Сама «Белая харчевня и чайная», как было написано белым по синему на изрядно потрепанной вывеске облупившейся во многих местах краской, представляла собой одноэтажный дом с мезонином. Мезонин[23 - МЕЗОНИН - надстройка над средней частью жилого дома.] служил хозяину заведения квартирой, а само заведение занимало всю нижнюю часть дома. Ко входу вело крыльцо в три ступеньки, некогда огражденное перильцами, от которых к настоящему времени остались лишь пазы в досках.
        Пройдя через крохотные сени, посетитель оказывался в небольшой зале. Даже при дневном свете любому посетителю требовалось некоторое время, чтобы начать видеть хоть что-то в царившем здесь полумраке. Небольшие оконца, не мытые со дня постройки, свет с улицы почти не пропускали. Разглядеть через них снаружи, что происходит внутри, также не было никакой возможности, и это служило единственным оправданием слоям грязи, скопившимся на стеклах.
        Над стойкой горела керосиновая лампа, дававшая, впрочем, больше чаду, чем свету, но разглядеть скучающего подле стойки хозяина она позволяла. Был он круглолиц, рыж волосами и украшен изобильно разбросанными по лицу конопушками, за что получил от постоянных клиентов прозвище Никитка Рыжий.
        Дверь, страшно заскрипев, впустила в залу посетителя. Это был молодой парень могучего телосложения, одетый в распахнутый, несмотря на мороз, полушубок и высокие сапоги. Первым делом гость, сощурив глаза, осмотрел цепким взглядом помещение. За угловыми столиками сидели пять или шесть оборванцев, очевидно зашедших сюда погреться после холодной ночи, проведенной где-нибудь под кирпичным сараем. Еще один столик занимал мужчина, одетый в старое, но опрятное пальто. По тому, как он нервно и суетливо курил папиросу, было заметно, что этот человек здесь впервые, чувствует себя не в своей тарелке и, если бы не дожидался кого-то, ему очень нужного, то предпочел бы покинуть заведение со всей возможной поспешностью. Парень в полушубке хмыкнул и, растянув губы в улыбке, обнаружившей отсутствие переднего зуба, сделал шаг к стойке.
        - Никите Ивановичу наше особенное!
        Хозяин пристально вгляделся в подошедшего и также заулыбался в ответ:
        - И тебе, Семен, здорову быть. Ну, чем тебя потчевать прикажешь? За гривенник налить, что ль?
        - Сыпь за гривенник, - согласился посетитель.
        Хозяин наклонился, из-под прилавка достал большой фаянсовый чайник, в котором держал водку для «мелкого потребления», и, наполнив стакан, толкнул его клиенту. Тот выпил, резко выдохнул и вновь обратился к хозяину:
        - Дай ты, братец, мне пока что полбутылки с красной головкой да огурчиков солененьких парочку! Да снеси все на ту половину и никого из чужих туда не пускай! Надо мне здесь с человеком повидаться.
        Никитка Рыжий понимающе кивнул и пропустил гостя в маленькую комнату позади буфетной стойки. Сам же на полминуты задержался, исполняя неприхотливый заказ, который принес вскоре. Выйдя из комнатушки в зал, он плотно притворил за собой дверь и вновь заскучал за стойкой в ожидании следующего посетителя.
        Новый гость не заставил себя ждать и шагнул с улицы в самом скором времени. Глядя на него, хозяин с легким удивлением приподнял вверх рыжие брови, но ничем другим своего удивления не выказал: гость хоть и был ему незнаком, а значит, объявился здесь впервые, но в остальном не слишком выделялся среди прочих случайных посетителей. Парнишка лет пятнадцати-шестнадцати пристукнул у порога сапогами, сбивая с них снег, там же, у порога, расстегнул овчинный тулупчик и шагнул к стойке, на ходу снимая картуз:
        - Здравствуйте, дяденька! - поприветствовал он хозяина заведения.
        - И тебе того же, - вполне добродушно ответил хозяин, без стеснения разглядывая пришедшего. Руки гостя, крупные и крепкие, были чисты, лишь кое-где под ногтями виднелись черные полоски; волосы коротко стрижены и расчесаны на прямой пробор с лампадным маслом, чтобы не топорщились. Но все равно топорщатся. Одет небогато, но вся одежда крепкая и чистая. Явно не из подмастерьев, скорее, у какого купца в помощниках служит. Вот и глаза не бегают туда-сюда, а смотрят прямо, уверенно.
        - Чего заказывать станешь? - поинтересовался Никита Иванович, завершив свой осмотр.
        - Да, может, чего и закажу, только сперва дозвольте вопрос задать.
        - Спрашивай, - пожал плечами трактирщик.
        - Дело у меня образовалось такое, что, боюсь, без вашей подмоги не обойтись.
        - Небось, спер чего у хозяина и продать хочешь? - безо всякого укора спросил Никита Иванович. - Так это не по адресу.
        - Как можно? - в тон ему без смущения ответил паренек. - Дело у меня чистое, хоть и необычное. Рассказать? Батюшка мой, царство ему небесное, в канцелярии при архиве служил. А как там ремонт и перестановки затеяли, принес в дом несколько коробок с выброшенными бумагами. Бумага для растопки вещь незаменимая. Я в тех бумагах поковырялся из чистого любопытства и кой-чего решил в огонь не бросать, а оставить для прочтения. Да и забыл о них. Не до того стало, а нужно было себя да мать кормить, потому как помер отец-то. А тут с полгода назад разговор услышал, что сейчас у богатых людей мода такая пошла - разные старинные штуковины да документы собирать. И платят порой за них немереные деньжищи. Вот я те отложенные, сохраненные бумаги просмотрел и пошел с одним таким документом к трактирщику Елсукову. Я у него порой по хозяйству помогал за поесть, а больше и чаще батюшку своего из его трактира вызволял, вот и свел знакомство и знал, что есть у него такие люди, что к разным вещам интерес имеют и готовы пусть небольшие деньги, но заплатить.
        - Ну и что тебе Ресторатор ответил?
        - Кто?
        - Да Елсуков твой. Он все мечтал денег скопить да серьезную ресторацию открыть. Как напьется, так спасу нет от его прожектов. Вот его и прозвали Ресторатором.
        - А-а-а! Долго рассказывать, потому как много чего он наговорить мне успел. А если совсем коротко сказать, то упросил я его, нашел он мне покупателя. Сводить меня с ним не стал, но продать, о чем я просил, - продал.
        - И какую цену дал? - проявил искрений интерес Никитка Рыжий.
        - Двадцать рублей! И я так полагаю, что себе он и того больше хапнул. Да мне и двадцати рублей не дал бы, ежели бы я не намекнул, что имею про запас более ценные экземпляры.
        - Ну, то, что себе он большую часть хапнул, - это дело известное. Честности в нем никогда не было замечено, - вздохнул Никитка Рыжий с таким видом, будто сам был безукоризненно чист. - А ты, стало быть, после его смерти решил ко мне обратиться?
        - Так к кому еще, если никого другого я знать не знаю, кто бы помочь мог. Вот только про вас и слышал.
        - И то верно, откуда тебе, ветошному[24 - ВЕТОШНЫЙ - не блатной, не имеющий отношения к преступному миру.], в курсе таких дел пребывать?
        - Так я в блатные и не лезу. Ветошный, так ветошный. Вы мне, дяденька, про дело мое ответьте.
        - Обождать чуток придется ответа-то. Хочешь - завтра заглядывай, хочешь - садись за стол, чайку попей. Мне самому по такому нежданному делу совет нужен, а толковый человек скоро подойти должен. Так как?
        - Я, пожалуй что, обожду.
        - Чай подавать или чего погорячее?
        - Чай, дяденька. От чего погорячее у моего батюшки удар случился, так я в ту сторону и смотреть не желаю.
        - Твое дело, - равнодушно бросил ему хозяин и кивнул в сторону свободного столика. - Садись туда, чай я тебе принесу. А как придет мой человек, так все и обсудим. И мой процент тоже.
        - Это мы с пониманием. Как же вам без своей выгоды?
        С этими словами паренек отошел от стойки и сел за указанный столик. Хозяин принес ему чай в почти чистом стакане, а сам продолжал за ним присматривать. Сидел гость спокойно, по сторонам головой не вертел, прихлебывал горячий чай и закусывал его ситной булкой и куском колбасы, на нее положенным.
        Тем временем посетителей прибавилось. Один из них прямиком прошел к столу, за которым сидел гость, нервно курящий уже невесть какую по счету папиросу. Разговор у них завязался тихий, лишь однажды пришедший повысил голос:
        - Экий ты непонятливый! Я сказал, что фраера[25 - ФРАЕР - человек, не относящийся к уголовной среде; потенциальная жертва.] подмочить надо, то есть напоить как следует, чтобы лыка не вязал. Можешь ли так соответствовать?
        Собеседник его закивал головой, и разговор вновь стал неслышим. Да и хозяину пришлось нести заказ на «ту половину», где к Семену присоединился еще один посетитель. Вернувшись, он глянул на ходики, висевшие сбоку от стойки, пожал плечами в некотором недоумении, но тут же радостно развернулся на снова заскрипевшую дверь. Но радость его оказалась вовсе не уместной, потому что вместо долгожданного гостя на пороге появился полицейский пристав в сопровождении квартального надзирателя и трех низших чинов.
        - Ну здравствуй, Никита Иванович, - вежливо поздоровался пристав. - Давненько мы к тебе не наведывались. Да ты, кажись, и не рад нам?
        - Да я рад и это… со всем почтением.
        - Ну и славно. Для начала проводи нас на «ту сторону».
        Никитка Рыжий с понурым видом провел полицию в комнатку за стойкой.
        - Виноват, господа, - сказал он с порога. - Но тут по вашу душу новые гости прибыли.
        - О, господин Егорин, Кондратий Петрович собственною персоной. И Сенька Козырь за компанию, - обрадовался пристав. - Позвольте вас на радостях к себе в гости зазвать.
        Сидевшие на «той половине» отнеслись к происшествию с полным безразличием. Чего нельзя сказать о гостях, находившихся в зале. Более всего неприятностей доставил тот самый курильщик. Он стал кричать о беззаконии, отталкивать полицейского, который попытался вытащить его из-за стола силой. Утихомирил буяна его же собеседник:
        - Заткнись! - рявкнул он. - Твое дело - выполнять распоряжения властей да помалкивать.
        Последние слова, в особенности «помалкивать», были произнесены весьма многозначительно, но обратил на это внимание лишь сидевший поблизости паренек в овчинном тулупчике.
        Из числа посетителей харчевни в полицейский фургон были препровождены практически все. Лишь трое изрядно пьяных попрошаек, обитавших за угловым столиком в самом дальнем углу заведения, такой чести удостоены не были. Полицейский, подошедший к ним, оглянулся на начальство, пристав лишь брезгливо передернул плечами: мол, оставь их в покое, толку от них не будет, одна морока.
        Поначалу полицейский прошел и мимо паренька в тулупчике, но затем вернулся и, придерживая за локоть, повел его к выходу.
        16
        - Михеич меня узнал, но виду не подал, прошел мимо. А мне разговор за соседним столиком показался важным, хоть никакого отношения к нашему делу не имел. Стало быть, все равно в полицию пришлось бы идти, ну я и решил: пусть и меня арестуют, может, окончательное содержание того разговора узнаю. Вот и попросил тихонько Михеича арестовать меня. Так что сюда, можно сказать, с комфортом был доставлен, - объяснил свое поведение при встрече с полицией Петя. - Да к тому же я надеялся что-нибудь другое интересное по дороге услышать. В самой-то харчевне я ведь ничего толком и не узнал. Но только в фургоне, в котором нас везли, никто ни о чем не говорил, молчали все. Лишь один жулик сказал, что раз никаких дел серьезных в городе не было, а он бы про них точно знал, значит, облава устроена из-за убийства монахини. Так что никому беспокоиться не следует, разговаривать с полицией надо без боязни и откупаться, выгораживая себя и засыпая других, нет нужды. И так всех должны отпустить. А дальше все просто молчали. Но зато уже здесь мне кое-что удалось узнать. Вот смотрите.
        Петя выгреб из кармана тулупчика горсть мелких клочков бумаги и стал их раскладывать прямо на диване. Вскоре каждый клочок был пристроен на нужное место, и мы с Михаилом увидели прямоугольник визитной карточки. «Месье Жан Птижан. Предприниматель» было написано на ней по-русски и по-французски.
        - Так, так, так… Очень мне это напоминает фигуранта по делу Микульского, - задумчиво произнес Михаил. - Тот, помнится, звался месье Жак Гранжак и был скупщиком краденого.
        - И визитка у него была точно такая же, - добавила я, разглядывая выложенный Петей «пасьянс» из клочков бумаги. - Похоже, что в одной типографии печатали. А знаете, Михаил, сегодня днем мне уже рассказали об этом месье. Именно как о скупщике краденого, которому можно продать драгоценности.
        Михаил Аполинарьевич и Петя вопросительно посмотрели на меня. Пришлось коротко рассказать о происшествии с артистами из цирка, о моих розысках возка и разговоре с извозчиком.
        - Откуда у вас это? - спросил Михаил у Пети, кивнув на собранную из обрывков визитную карточку.
        - В кутузке подобрал. Один тип, с бородкой который, ее порвал и под скамейку бросил. А я подобрал.
        - Это вы очень правильно поступили. Не может такого быть, чтобы это было простое совпадение. И скорее всего тот, кто изумруд похитил, а значит, и убийство совершил ищет этого Жана, раз возок возле харчевни видели. Найдем Жана - появится шанс схватить убийцу. А если и не шанс, то хотя бы направление в розыске. А то, как я понимаю, у господина Янкеля расследование пока стопорится.
        В дверь без стука вошел человек лет сорока на вид, с бесцветными волосами и столь же бесцветными глазами.
        - Ну что, Михаил, - не здороваясь, да и вообще не обращая на нас внимания, обратился он к помощнику следователя. - Есть какие зацепки?
        - По результатам допросов, Генрих Эрастович, почитай что ничего. Но вот от этих молодых людей любопытная информация поступила.
        Генрих Эрастович чуть вскинул брови, давая понять, что готов выслушать прямо сейчас.
        - Есть сведения, что в нашем городе объявился новый перекупщик краденого, интересующийся помимо прочего ювелирными изделиями. Вполне возможно, что изумруд, если он еще в городе, попытаются предложить именно ему. Да вот еще любопытный документ из холодной принесли, опять же касающийся этого перекупщика.
        Следователь Янкель бросил взгляд на визитку и хмыкнул:
        - Кто ее порвал - известно?
        - Известно. Александр Иванович Залетный, он же Сашка Пройди Свет. Более того, известно, что Пройди Свет задержан за компанию с приказчиком из Иркутска, который собирался навести его на своего хозяина. Так что есть у нас на чем его разговорчивее сделать.
        - Хорошо. Ты, Михаил Аполинарьевич, зайди ко мне. Мы этот вопрос обсудим да примемся за эту парочку по второму кругу. А остальных, пожалуй, и отпустить можно. Егорина с Сенькой Козырем попридержим до послезавтра, может, испортим неведомые их замыслы - не за просто так они в харчевне объявились, - а всех прочих распорядись выгнать прямо сейчас.
        Не дожидаясь ответа, он вышел из кабинета.
        - Простите, вынужден прервать нашу беседу, - сказал Михаил, поднимаясь. - Да и у вас, помимо сыска, уж наверное, дела есть.
        Мы распрощались и вышли на улицу.
        - Ну-с, извольте теперь объяснить, почему вы пустились в эту авантюру, - потребовала я отчета от Пети. - Почему мне ничего не сказали?
        - Я хотел. Правда, хотел. Но вы при вчерашней встрече повели себя странно и сами не желали со мной разговаривать.
        Ответить мне было нечего, все верно. Чуть помолчав, я собралась с духом и сказала:
        - Вы меня простите. Уж не знаю, как это получилось, но я и в самом деле вела себя странно. Сама не пойму отчего. Точнее, причина мне известна: мне поначалу показалось, что вы в костюмерной обнимались не с манекеном, а с живой девушкой. И я очень на вас рассердилась. Но когда все выяснилось, не смогла успокоиться и продолжала сердиться уже безо всякой причины. А потом целый день придумывала, как попросить у вас прощения.
        Петя непонятно с чего заулыбался.
        - Ну вот, даже вам смешно.
        - Мне не смешно. Мне приятно. Потому что вы были сердиты на меня из-за ревности. А раз вы ревнуете, значит, я вам не безразличен.
        Я собралась было снова рассердиться на своего товарища за его непомерное самомнение, но вовремя передумала.
        - Пойдемте быстрее в библиотеку, - сказала я. - Вам следует переодеться и отправляться домой. А то вы себя сегодня без обеда оставили.
        - Ничего. Я в харчевне чай пил с булкой и колбасой. Полиция меня забрала, когда я еще и не рассчитался. А как известно, на дармовщинку и сухая корка за пирожное почитается.
        - А что за предмет или документ вы собирались продавать?
        - Есть, то есть была, у папеньки грамота от самого царя Бориса. Так один проезжий купец из Бельгии, как ее увидал, аж затрясся весь: «Афтограф сам царь Борис Годуноф! Протавайте мне! Я десят тысячей платит буду!» Но папенька решил, что правильным будет эту грамоту в университет передать. Вот я и придумал этот автограф «на продажу» предложить. Сначала хотел про какую-нибудь брошь наврать, потом решил, что неправдоподобно получится, - откуда у меня брошь, да отчего ее, если она есть и не краденая, в ломбард не снести? А так получилось, что вещь и не краденая, и в ломбард не отнесешь. Жаль, не успел тот нужный человек прийти, хотя про перекупщика и так узнать получилось. А что вы сами об этом думаете?
        - Да то же, что и Михаил Аполинарьевич: уж больно имена у двух перекупщиков похожи, не может это быть простым совпадением. Только давайте уговоримся: пусть этого месье полиция ищет!
        Петя кивнул.
        - А чтобы вам скучно не стало, я и для нас занятие нашла. Я вот что думаю: всякие карлики и пигмеи, не говоря уж о дрессированных обезьянах, - глупости. Бывают обычные взрослые люди очень маленького роста. Даже еще меньшего, чем у Гоши. Возле монастыря мы нашли два разных следа: один детского размера, второй - обычный, взрослым человеком оставленный. Очень маленький человек привлекает внимание, а раз люди эти не чисты на руку, им такое внимание ни к чему. Так как этого избежать?
        - Выдать маленького за ребенка! - почти не раздумывая, ответил Петя.
        - Вот. И получается, что этот ребенок путешествует с кем-то взрослым. Скорее всего под видом сына с отцом. Или дяди с племянником. Но, может, и еще как-то. Вот нам и надо разузнать, не останавливалась ли в наших гостиницах такая не слишком часто встречающаяся пара.
        - Гостиницы проверить не сложно, - загорелся Петя, но тут же вздохнул, почесал под фуражкой затылок и еще раз вздохнул. - Но ведь есть еще и меблированные номера, а главное - люди на постой и на квартирах останавливаются. А то и вовсе есть тут у них родственники или знакомые.
        - Все может быть. Но давайте начнем с гостиниц, а не выйдет - тогда и станем решать, что и как дальше делать.
        За такими разговорами мы и дошли до Народной библиотеки. Гардеробщик, что расспрашивал меня о цели прихода, в этот раз ни слова нам не сказал, хотя немного и удивился. Петя быстро переоделся, мы вышли на Миллионную и взяли извозчика, который развез нас по домам.
        Только за ужином я вспомнила, какой день нам с дедушкой предстоит пережить завтра: генеральная с утра, премьера и дедушкин дебют вечером!
        17
        День в театре начался весело, хотя и не для всех. Кое у кого на лицах я заметила несколько двусмысленные улыбки. Объяснять никто ничего не желал. Александра Александровича же мы застали в состоянии задумчивости, причинами которой он и поспешил поделиться с нами.
        - Вот, господа и дамы, извольте взглянуть, - предложил антрепренер, указывая на портрет из числа тех, что были специально заказаны к спектаклю.
        По ходу действия один из героев пьесы, сэр Чарльз, решает продать портреты своих именитых предков. Вот эти самые портреты и писал по заказу театра местный художник. От него не требовалось большого мастерства - главное, чтобы картины издалека, из зрительного зала смотрелись как старинные фамильные портреты. Но художник отнесся к заказу с полной ответственностью, он прочел пьесу от начала до конца, всем надоел расспросами о том, кто кого играет да как будет выглядеть та самая сцена продажи фамильных реликвий, даже на репетиции ходил. Господин Корсаков, за глаза, правда, даже стал выражать сомнения, что заказ будет исполнен в срок, потому как художник проводит в театре больше времени, чем в своей мастерской.
        Но сомнения его не оправдались: сегодня с раннего утра, за два часа до генеральной репетиции, то есть в самом точном соответствии с уговором, портреты были доставлены в театр. Написаны они были не бог весть с каким мастерством, но исполнению своего предназначения вполне соответствовали. И все было бы неплохо, если бы не одно из полотен - портрет сэра Оливера, дядюшки сэра Чарльза, роль которого исполнял именно господин Корсаков. Художник счел необходимым выполнить его с максимальным сходством. И таки достиг результата: в изображении угадывалось полнейшая схожесть с сэром Оливером, вернее, с исполнителем этой роли, артистом Корсаковым. Но… сходство-то угадывалось с легкостью, да только лицо на портрете… отличалось некоторыми несоответствиями оригиналу: нос чрезмерно длинен, губы излишне сжаты, брови слишком кустисты. Одним словом, получилась уморительная карикатура, а никак не портрет.
        Глядя на это произведение изобразительного искусства, я тут же начала глупо хихикать. Дедушка продержался чуть дольше, но тоже рассмеялся в голос. Александр Александрович задумался еще более глубоко, даже помрачнел.
        - И что такого смешного вы изволили здесь найти? - мрачно спросил он, обращаясь не только к нам, но ко всему театру.
        - Александр Александрович, не принимайте это близко к сердцу, - ответил ему дедушка. - Вы лучше представьте себе, какой эффект произведет этот портрет, если дать публике возможность рассмотреть его получше!
        - Афанасий Николаевич, я тут раздумываю, как бы вовсе обойтись без этой картины, а вы мне предлагаете… Хотя… А ведь это выход! Я все боялся, что зритель, обнаружив такое вот комическое сходство изображения с моей персоной, станет веселиться не в самых подходящих сценах. Но если его специально выставить на всеобщее обозрение, то все сочтут, что именно так и задумано!
        - А что, Александр Александрович, не разрешите ли вы мне выкупить этот портрет по окончании сезона? - неожиданно предложил дедушка. - На память о вас и о том, как вы хитроумным способом устроили мое возвращение на сцену.
        - Не сочтите, что я пользуюсь своим положением, - тут же среагировал антрепренер, - но раз уж это мой портрет, то позволю оставить за собой первоочередное право на его выкуп. Полагаю, и Екатерина Дмитриевна захочет того же. Ну-с, идемте переодеваться, скоро начинать.
        - Дедушка, а ты действительно хотел купить этот портрет? - спросила я, когда мы остались одни. - Или думал подбодрить господина Корсакова?
        - И то и другое. Но поднять настроение было важнее. Ну да мне действительно пора готовиться.
        - А я пойду Петю встречать, а то опять станет топтаться на крыльце.
        Помимо Пети мне пришлось встретить и Григория Алексеевича Вяткина, так что на репетиции в зале было двое зрителей. По ходу спектакля все время что-то падало, что-то отказывалось работать, но, как ни странно, все эти в общем-то привычные мелкие неприятности никак не отразились на игре актеров.
        - Вот теперь я спокоен, - сказал Александр Александрович, едва опустился занавес. - А то все боялся, не напрасно ли мы объявили на завтра второй спектакль.
        К вечеру я разволновалась так, что руки дрожать начали. Не за себя и не за премьеру. За дедушку. А он ходил спокойный-спокойный. Хорошо, что подошли циркачи и отвлекли меня от волнений. Во-первых, самим своим приходом, которому я была очень рада. Во-вторых, тем, что как-то само получилось некоторое развлечение: я все пыталась угадать, кто и кем был на арене, потому что там я всех видела в цирковых костюмах и гриме, и ловкий акробат из номера «Два-Мальдини-Два», к примеру, одетый в сюртук, а не в трико, смотрелся совершенно иначе.
        Мы немного поговорили, и для меня незаметно настало время занять свое место в суфлерской будке. А вскоре открылся занавес, и все волнения сразу и окончательно забылись.
        Портрет, тот самый, Александр Александрович собственноручно вынес на авансцену и дал зрителям сравнить изображение с оригиналом. Для начала раздались отдельные смешки, а вскоре весь зал смеялся от души. А уж когда Штольц-Туманов, игравший Чарльза, заявил в полном соответствии с текстом роли: «Я буду хранить этот портрет, пока у меня есть комната, где его приютить», это вызвало просто громовой хохот.
        А дедушка был просто великолепен, смешон, мил и трогателен. Выглядел он заметно старше, чем в жизни, и это натолкнуло меня на мысль, что на самом деле он совсем еще не стар и, может быть, зря всего себя посвящает нам с мамой. Что ему совершенно не поздно заново начать актерскую карьеру, а может, и новую личную жизнь.
        После спектакля вновь образовался полнейший хаос. Господин Вяткин с чего-то стал интересоваться у нашего антрепренера, будет ли у актера Кузнецова бенефис в этом сезоне, чем развеселил нас с дедушкой и привел в задумчивость Александра Александровича. Все принимали поздравления, многие и подарки. Меня, как ни странно, поздравляли с дедушкиным успехом наравне с ним самим. Суета прекратилась лишь с приглашением труппы на фуршет. В этот раз и мы с дедушкой поприсутствовали, в результате домой вернулись поздно. И встали тоже поздно, почти к обеду, а вскоре уже пора было снова идти в театр. Так что воскресенье промелькнуло как-то очень уж стремительно, хотя и очень приятно.
        Приятно было читать в газетах рецензии, слышать овации в зале. А дома нас ждал еще один приятный сюрприз: приехали дедушка Алексей Тывгунаевич с дочерью Авуль, или в крещении Настей. За разговорами, подарками и прочей суетой, связанной с гостями, спать мы легли далеко за полночь. Но утром встали рано, потому что с вечера дедушка Алексей пригласил нас на рыбалку и мы не раздумывая согласились.
        18
        Оказалось, что встали мы не первыми. Первой оказалась Пелагея, хотя мы и просили ее не беспокоиться, но отпустить нас в тайгу голодными она попросту не смогла. Мы быстро позавтракали, стараясь не шуметь, и столь же быстро собрались. Вскоре из наших ворот выехали двое нарт, запряженных северными оленями. В нартах ехали четверо эвенков. Полагаю, что нас с дедушкой и днем-то можно было принять теперь за эвенков, а уж в сумраке раннего утра и подавно. Алексей Тывгунаевич, как всегда, заявился с подарками - самыми настоящими эвенкийскими костюмами. Костюмы были точно такие, какие носили он сам и Авуль, только новые и еще более нарядные. Мы с дедушкой лишь подивились, насколько они удобны и теплы. Вниз надевались меховые рубашка и штаны мехом внутрь. Сверху - другие штаны и куртка с капюшоном, но уже мехом наружу. Для украшения на куртке из серого оленьего меха были вшиты кусочки рысьего меха, образовывавшие красивый узор, а капюшоны были оторочены собольим мехом. Даже мягкие сапожки украшали такие же вставки и драгоценная оторочка.
        Город был пуст, на всем пути через Миллионную, Кузнечный взвоз и Иркутский тракт нам встретились лишь пара ранних прохожих. Отдохнувшие за ночь олени тянули нарты с кажущейся неспешностью, но за пределы города мы выехали через неполную четверть часа. Иркутский тракт вскоре превратился из городской улицы в загородную хорошо наезженную дорогу, по сторонам которой тянулся густой, очень густой лес. Едва различимы были деревья, стоящие в трех-четырех шагах от дороги, а дальше - сплошная тьма и дебри непролазные! Никогда еще мне не приходилось видеть лес ночью, лежа в санках и укутавшись в меховые одежды.
        Звезды еще были различимы на небе, когда мы подкатили к нужному месту, за полчаса до того свернув с тракта на проселок, а после и вовсе на снежную целину едва различимой между деревьев тропы. Нарты выехали на просторную поляну, и дедушка Алексей скомандовал останавливаться. Я огляделась в недоумении: где же мы будем рыбачить? Но решила, что это временная остановка, чтобы размять ноги. И ошиблась.
        - Афанасий, бери лопату, будем место для рыбалки готовить, - распорядился дедушка Алексей, извлекая из своей повозки две небольшие деревянные лопатки. - Авуль с Дашей должны костер разводить.
        Авуль молча прошла ближе к деревьям, окружающим поляну, и начала вприпрыжку бегать, очерчивая небольшой, в две сажени, круг. Я догадалась, что нужно помогать утаптывать снег под место для костра, ну и для нас самих, чтобы сидели не посреди сугроба. Вмиг стало жарко, сонливость прошла, хотя все еще не было понятно насчет самой рыбалки. Дедушки, в отличие от нас, не утаптывали, а разгребали снег лопатами. Потом Алексей Тывгунаевич уложил лопаты обратно, достал две палки с обитыми железом концами, и дедушки принялись долбить ими в освобожденном от снега месте.
        Мне страсть до чего хотелось расспросить, чем же они заняты, но еще интереснее было догадаться самой.
        - Так это мы на озеро приехали!
        - Конечно, - отозвалась Авуль. - Куда же еще за рыбой ехать.
        - А на какую снасть мы рыбачить будем?
        Этот простой вопрос очень удивил Настю-Авуль.
        - Зачем снасть? Не нужно.
        Настал мой черед удивляться, но я решила не спешить с расспросами, да и не до них теперь было: мы отправились собирать дрова. Только непросто это в заснеженном лесу: ты начинаешь тянуть торчащий из сугроба сук, а тот оказывается веткой поваленного дерева… Я так не раз ошибалась, пока собрала несколько подходящих сучьев и принялась тащить их к подготовленному месту. Меховые сапожки плотно прилегали к ногам, и снег в них совершенно не попадал. Я дотащила свои сучья к уже горящему костру и слегка расстроилась, потому что мне было бы интересно посмотреть, как его разжигают настоящие эвенки. Но еще больше мне хотелось посмотреть, что же это будет за рыбалка без рыболовных снастей. Авуль, увидев мой взгляд, улыбнулась и сказала:
        - Иди, смотри. Мы уже все сделали, я теперь сама управлюсь.
        Дров она успела запасти немало, и мой вклад выглядел более чем скромно, но я все же воспользовалась разрешением пойти посмотреть на сам процесс рыбной ловли.
        Дедушки, как оказалось, пока еще не успели пробить во льду лунку - уж очень толстым оказался ледяной покров таежного озера. Но их труд близился к завершению, я едва успела выбрать позицию для наблюдений поудобнее, чтобы никому не мешать, но самой все видеть, как после очередного удара ломиком в лунке появилась струйка темной, почти черной воды. И почти сразу там что-то всплеснуло. Дедушка Алесей быстро расширил лунку и, встав на колени, потянулся к воде рукой, чтобы через мгновение вытащить из лунки серьезного размера щуку! Тут же на льду затрепыхался крупный карась, затем еще, еще и еще.
        - А можно мне попробовать? - подпрыгивая на месте от охватившего меня охотничьего азарта, закричала я.
        - Пробуй, однако, - разрешил эвенк.
        Я сбросила рукавицы прямо на снег и тоже опустилась у лунки на колени. Длины моей руки было вполне достаточно, чтобы дотянуться до воды, кипевший от огромного количества собравшейся здесь рыбы, но ухватить рыбину оказалось совсем не просто. Если хватать за хвост, то рыба попросту выскальзывала между пальцев, а приноровиться и ухватить за жабры сразу не получалось. Но я все ж таки приноровилась и вытащила несколько рыбин и даже попыталась запомнить их, чтобы позже похвастать и сравнить с другими рыбами.
        - Ух, - выдохнула я, выпрямляясь, чтобы размять спину. - Дедушка, твоя очередь, я пока передохну. Вот удивительно, вода ледяная, а руки ни капельки не замерзли.
        Дедушка что-то ответил, но в этот момент он уже сам нагнулся к лунке, и его голос прозвучал глухо и неразборчиво.
        Наш охотничий запал прервал Алексей Тывгунаевич:
        - Хватит, хватит, - замахал он руками. - Если торговать не будете, хватит.
        - Ой, - сказала я, заглянув в лунку, где от плещущей рыбы продолжала кипеть вода, - а я боялась, что мы всю рыбу в озере выловим.
        - Не всю, - серьезно ответил дедушка Алексей. - Рыбы много. А скоро станет еще больше. Мы лед пробили, воздух в воду пустили. Рыба дышать станет, икры много метать. Я еще две лунки пробил, много воздуха будет.
        А ведь верно: озеро сковано льдом почти полгода, оттого рыба так и стремится к лункам, к свежему воздуху.
        - Кушать пора, Авуль уже все приготовила, - позвал нас дедушка Алексей к костру.
        - А рыба? - хором спросили мы.
        - Пусть замерзнет. Потом в мешок сложим.
        Авуль успела так много сделать, что мы с дедушкой только дивились. Во-первых, по обе стороны костра лежало по бревнышку, укрытому связками мягкого пихтового лапника. Во-вторых, над костром, нанизанные на прутья, жарились несколько некрупных щурят, а в котелке булькала уха. Правда, котелок был самый обычный - медный, а не берестяной. Хоть нам и рассказывали, как сварить суп в такой необычной и с виду совершенно к тому непригодной посуде из бересты, посмотреть было бы еще интереснее. Было еще в-третьих, но об этом мы узнали чуть позже, а пока с удовольствием расселись на бревнах-диванах и вытянули ноги к огню.
        Дедушка Алексей заглянул в котелок и достал из котомки несколько берестяных коробочек. Открыл одну, взял щепотку чего-то и бросил в варево. Затем проделал то же со второй и третьей. Заметив мой взгляд, заулыбался и протянул мне одну из коробочек. Я открыла ее и увидела сушеную измельченную траву, а в нос ударил знакомый запах чеснока.
        - Ты думала, раз я шаман, то колдовать стану?
        - Ничего я такого не подумала, просто интересно было, казалось, что-то совершенно необычное. А тут просто чеснок.
        - Не просто чеснок - таежный чеснок! Не с огорода. А сейчас смотрите в котелок, колдовство будет!
        Шаман сделал серьезное лицо и извлек из очередной коробочки несколько корешков, что-то пошептал, помахал корешками в воздухе и сунул их в уху. Даже если бы Авуль не стала прятать улыбку, мы бы все равно догадались, что никакого шаманства здесь не творится. Но фокус все равно получился - бульон в котелке до этой минуты был довольно мутным от разварившейся рыбы, от уже добавленных травок. А тут на глазах стал прозрачным и приобрел невероятно красивый янтарный цвет. Да к тому же и аромат, и так невозможно вкусный, стал еще ярче и вкуснее.
        - Эх, красота! - воскликнул мой дедушка.
        Уже через минуту мы ели уху деревянными ложками из деревянных же мисок.
        - Э, а мы такую рыбу не ловили! - воскликнул дедушка, вынимая из миски кусок стерляди.
        - Не ловили, - согласился дедушка Алексей. - Авуль вчера ловила. Мы в город ехали, остановку делали, немного стерляди, немного хариуса поймали. Совсем маленький мешок. Уха из щуки не очень вкусная, когда ничего другого нет, можно кушать. А хариус и стерлядь - лучшая рыба для ухи.
        Я даже не догадывалась, что могу столько съесть: две миски ухи, жаренного над костром щуренка и огромного окуня.
        Мы только-только справились с ухой, когда Авуль веткой вытащила из углей четыре камня и откатила их на снег. Снег зашипел, Авуль перевернула камни, чтобы остудить их с другой стороны, и уже руками подала каждому из нас. Дедушка Алексей большим ножом ловко расколол их, и вокруг заструился такой аромат, что аппетит во мне вспыхнул с новой силой. Камни оказались обмазанными глиной и запеченными в углях крупными, едва не с локоть длиной, окунями. А аромат получился от того, что рыба была обильно приправлена пахучими травками. Есть это блюдо можно было только руками, но от этого оно казалось еще вкуснее.
        А Авуль, не отставая от нас в поглощении всей этой вкуснятины, успевала еще и хозяйничать: растопила комок снега в котелке, ополоснула его и протерла все теми же пихтовыми лапками. Снова набила котелок снегом и поставила на огонь.
        - Чай будет, - пояснила она.
        - Алексей Тывгунаевич, - обратился дедушка к эвенку, - я вчера в суете не удосужился поинтересоваться: вы к нам в гости приехали или дело в Томске имеете?
        - В гости. И дело имею. Дашенька в прошлый раз помогла мне соболей продать. Я думал-думал и решил: зачем скупщикам шкурки задаром отдавать? Сговорился с охотниками, собрали добычу, мы с Настей ее сюда привезли. Выгодно продали! Обратно тоже с товаром поедем. Кому ружье купим, кому огненные припасы. Даже зеркало просили купить. А еще доктор велел Авуль привезти, чтобы посмотреть, как раны заживают. Сказал: так хорошо ни у кого не заживают.
        - Это потому, что вы и свое лекарское умение применяли? - спросил его дедушка, и эвенк хитро улыбнулся в ответ. - А не страшно вам с таким ценным грузом путешествовать?
        - Не страшно. Сам умею плохих людей отваживать, глаза им отводить. Авуль тоже полезное умение имеет. Дочка, покажи друзьям.
        Авуль чуть смутилась, но отказывать отцу в просьбе не стала. Сходила к нартам и принесла оттуда зачехленное ружье. Аккуратно развязала шнурки и, как большую драгоценность, вынула из чехла оружие. Впрочем, оружие и в самом деле было дорогим: пятизарядный охотничий карабин Винчестера тридцатого калибра.
        - Подарок, - пояснила она. - Отец вчера купил.
        - Было бы такое ружье раньше, к Авуль никакой медведь не смог бы подойти, - сказал шаман. - Я сам охотник. У нас много хороших охотников. Все равно никто лучше Авуль не стреляет. Покажи, Настя.
        Авуль неожиданно вскинула карабин к плечу и дважды выстрелила. С кедра шагах в пятидесяти от нас стал осыпаться снег, а вслед за ним по веткам закувыркались к земле два комка. То, что это птицы, я догадалась не сразу, потому что дерево это видела очень хорошо, но сидящих на его ветках птиц не заметила.
        - Побежали за добычей! - предложил дедушка, и мы наперегонки помчались к кедру. Ну, помчались - это громко сказано, по сугробам-то сильно не разгонишься. Но до трофеев мы все равно быстро добрались, а я еще сбитую птицами ветку с несколькими шишками прихватила.
        Алексей Тывгунаевич неожиданно добытым тетеревам никакой радости не выказал.
        - Зачем в птицу стреляла? - неодобрительно сказал он. - Такая большая пуля все мясо вырывает.
        Настя-Авуль молча взяла у нас тетеревов и показала отцу - у обеих птиц были аккуратно отстрелены головы, а сами тушки остались совершенно целы.
        - Моя дочь не только самая меткая, но и самая умная! - развел руками шаман.
        Капюшон от всех наших пробежек сполз у меня с головы, а я даже не заметила. Зато слышно стало лучше, и я уловила тихое «ко-ко-ко», звучавшее с противоположной стороны, а всмотревшись, увидела еще одного тетерева, сидящего на дереве. Расстояние было приблизительно таким же, как до кедра, где сидела добыча Авуль, и мне стало интересно, смогу ли я попасть так же метко.
        - Авуль, миленькая, - попросила я, - а можно мне выстрелить? Разочек?
        Авуль, кажется, чуть удивилась, но протянула мне карабин. Взяв оружие в руки, я первым делом оценила его вес: получалось, что долго лучше не целиться, руки могут устать и дрогнуть. Еще раз вглядевшись в тетерева, прячущегося за ветками, я вскинула карабин и почти сразу мягко потянула спусковой крючок. Отдача оказалась чуть сильнее, чем я ожидала, но не столь уж и сильная. Потому, увидев, что еще одна птица, испуганная выстрелом, пытается перелететь с дерева на дерево, я быстро передернула рычаг и решилась на второй выстрел.
        - Молодец, - похвалила Авуль. - Пойдем за добычей.
        Первый из выстрелов мне удался: как и Авуль, я целилась в голову птицы и смогла попасть именно туда. А вот второй выстрел сделала зря. Прав был дедушка Алексей: пуля крупного калибра разворотила бедную пичугу так, что от нее остался лишь комок перьев. Мне стало жалко ее за бессмысленное убийство. Трех других я совсем не жалела, а эту…
        Потом мы снова сидели у костра, пили таежный чай, заваренный на белоголовнике и сухом смородиновом листе, и разговаривали.
        - Это Володя, Дашин отец, учил ее стрелять, - рассказывал дедушка. - Я не слишком одобрял такие занятия, хоть и не препятствовал им. А сейчас вот понимаю, что учеба эта была не бессмысленной. Вижу, что внучка и в тайге не пропадет.
        - Не пропадет, - согласилась Настя.
        - Иди ко мне в ученицы, - предложил дедушка Алексей. - Знатной охотницей станешь. А еще научу деревья слушать, зверем повелевать, травы знать.
        - Спасибо, дедушка Алексей, за предложение. И за то, что верите, будто могу всему этому научиться. Мне нравится в тайге, но жить здесь я не стану.
        - Тоже верно. У каждого своя жизнь должна быть, - легко согласился эвенк.
        - А вы мне вот что расскажите: не слышали ли вы про лесное племя, взрослые люди в котором не выше десятилетнего ребенка? Может, это племя давно в таежных краях жило, потом далеко на юг ушло, через степи и пустыни, к высоким горам.
        Дедушка Алексей почувствовал мой интерес и не стал сразу отвечать. Сначала хорошо подумал и лишь потом сказал:
        - Давно это было. Тайга тогда еще бескрайней была, и народу в ней совсем мало жило. Племена редко друг с другом встречались. Но если встречались, обязательно некоторое время вместе жили: парни из одного племени брали в жены девушек из другого, а девушки выбирали себе женихов из чужого. Но было одно племя, про которое все в тайге знали, что в нем родятся самые сильные мужчины и самые умелые женщины, что в этом племени лучшие охотники, самые удачливые рыбаки и самые мудрые шаманы. И решил вождь племени Аюльчин, что ни к чему ему родниться с другими племенами, раз его люди самые лучшие во всем. Увел свое племя на закат, к старым горам, и стал там жить. Но духи воды, гор и леса решили наказать его за гордость и нарушение обычаев. Были мужчины его племени самыми сильными и рослыми богатырями, а стали совсем маленькими, словно дети. Были девушки самыми красивыми и лучшими рукодельницами - стали уродливы и любую работу делать разучились. Вот такую историю я слышал. Только это сказка. А вот что рассказывала старая Югана, которая жила на свете еще тогда, когда не родился мой прадед. Давным-давно и вправду
было такое племя, но маленькими и слабыми люди в нем стали не из-за гордости вождя Аюльчина и не из-за проклятия духов, а оттого, что много поколений прожили обособленно от других и не было этому племени притока свежей крови. Отчего так случилось, никто из них и объяснить не смог, когда они все же встретили других людей. Потому что и память у них стала плохая. Говорят, что таежные люди отвергли это племя, не разрешили ему жить поблизости от себя, и тогда племя ушло на юг, к степным кочевникам. Но может быть, и дальше.
        - Что, так сразу и ушли?
        - Не сразу. Им нужны были припасы в дальнюю дорогу. Что-то они выменяли на изделия из кости - видно, были когда-то мастерами резать кость и делать из нее разные поделки, - что-то им просто так дали, не выгонять же людей на погибель.
        - А что с ними стало дальше?
        - Возможно, все умерли или погибли. Но скорей, смешались со степняками. Если так, то там еще долго будут иногда рождаться дети, которые не смогут вырасти высокими.
        - А как же так случилось, что они много поколений жили, не встречаясь с другими племенами?
        - В точности теперь и не скажешь, но ты вот что послушай. Был у моего отца брат. Случился такой год, что весь зверь ушел далеко от стойбища. Брат отца отправился промышлять зверя на Васюганские болота. Есть среди этих болот сухие острова с лесом, и лес тот обилен соболем и другим зверем. Удача сопутствовала охоте, но до поры. Повредил брат отца ногу. Не мог сразу в обратный путь пойти, да еще с большой добычей. А тут началась весна, и пришлось ему все лето ждать, когда болота замерзнут и станут проходимы. Но зима выдалась слишком теплая, и болота не замерзли. И следующая зима была теплой. И еще одна. Три года прожил брат отца один в том лесу. Говорят, что были времена, когда теплые зимы стояли по сто лет и дольше.
        19
        Труппа собралась в этот день довольно поздно, и, придя в театр заранее, я первым делом решила позвонить Пете. Он наверняка уже беспокоился, куда же я пропала, во всяком случае, я на это сильно надеялась. А еще я рассчитывала, что в мое отсутствие сыщик-любитель не сидел без дела, а сумел хоть что-то разузнать в гостиницах.
        Я уже протянула руку, чтобы снять со скобок телефонную трубку, когда раздался звонок. Трубку я, конечно же, сняла - должен же кто-то ответить на этот звонок.
        - Алло! Дарья Кузнецова у аппарата!
        В трубке помолчали, как мне показалось по едва слышному дыханию - растерянно, мне уже начало казаться, что разговор завершится, так и не начавшись, но мой невидимый собеседник вскоре отозвался.
        - Удивительно, но именно вас я хотела просить пригласить к телефону, - раздался приятный молодой женский голос. - Даже немного растерялась, что вы ответили мне сразу. Здравствуйте, Дарья Владимировна.
        - Здравствуйте.
        - Мы незнакомы, но полагаю, что вы, пусть совсем немногое, все же слышали обо мне. И я о вас наслышана.
        Чувствовалось, что моя собеседница волнуется и тщательно подбирает слова. Я не стала торопить ее, когда она надолго умолкла.
        - Я нуждаюсь в помощи, и, кажется, мне не к кому, помимо вас, за ней обратиться. Я прошу вас о встрече.
        Я уже начала догадываться, с кем разговариваю, а потому отказываться даже не собиралась.
        - Где вам будет удобно?
        - Я проживаю в отеле «Метрополь». Это на Магистратской…
        - Спасибо, я знаю.
        - Номер четырнадцать.
        - А кого мне спросить?
        - Ах, да! Я забыла представиться. Меня зовут Лариса Тихонова.
        - А отчество?
        - Ивановна. Но это совсем не обязательно.
        - Хорошо. Лариса, я освобожусь примерно через два часа. Вас это устраивает?
        - Вполне. Буду вас ждать.
        Мы попрощались, и я попросила соединить меня с домом градоначальника. На этот раз Петр Александрович оказался на месте. Увы, но результатов его расспросы в гостиницах никаких не дали. Впрочем, он еще не побывал во всех гостиницах, и делать преждевременный вывод о неудаче нашей затеи было рано. Мы условились о встрече, а время я назначила с таким расчетом, чтобы успеть переговорить с госпожой Тихоновой.
        - Это в старую «Европейскую», что ли? - переспросил меня извозчик, когда я назвала адрес.
        - Совершенно справедливо, на Магистратскую, - ответила я.
        С этим «Метрополем» вечно возникала путаница. Некогда лучшая гостиница в городе именовалась «Европейская», но отчего-то хозяину это название разонравилось, и он убрал вывеску. Какое-то время никакой новой вывески там вовсе не было, вот народ и приноровился называть ее то гостиницей на Магистратской, то и вовсе «Магистрат», но чаще по старому названию и появившееся в конце концов новое наименование «Метрополь» не слишком жаловал. А тут еще купец Второв назвал свою новую гостиницу «Европейской», и дело окончательно запуталось. Тем не менее меня доставили куда нужно: к подъезду трехэтажного здания красного кирпича с зеркальными витринами ресторана и игорного клуба, занимающих весь первый этаж. Швейцар предупредительно распахнул передо мной дверь и, поинтересовавшись к кому я, проводил до лестницы.
        Нужный мне четырнадцатый номер располагался во втором этаже, среди других самых дорогих номеров гостиницы. Постучав и получив приглашение войти, я распахнула дверь в залитую электричеством гостиную.
        - Здравствуйте, Лариса, - поприветствовала я хозяйку.
        - Здравствуйте, Даша, - ответила она, поднимаясь с дивана и делая несколько шагов навстречу. - Я вам искренне благодарна, что согласились встретиться со мной.
        Я сняла шубку, и мы сели друг против друга в глубокие кресла возле чайного столика.
        - Не буду злоупотреблять вашей любезностью и сразу скажу о причинах, вынудивших меня обратиться за помощью именно к вам.
        Госпожа Тихонова была совсем юна, хотя, несомненно, и старше меня, и очень красива. Короткая прическа, слегка завитые волосы выкрашены в модный красный цвет. Красивое, по последней европейской моде, платье из ткани кирпичного оттенка украшено дорогой брошью с рубином. При этом выражение глаз Ларисы было простым, приветливым. И голос приятен.
        - Я уж сказала, что вы должны были обо мне слышать, но не сказала, по какому поводу…
        - Я слышала о вас как о послушнице Иоанно-Предтеченского монастыря, - позволила я себе перебить Ларису, чтобы не заставлять ее делать уже ставшие ненужными объяснения.
        - Вот теперь я окончательно уверилась, что мне посоветовали обратиться именно к тому человеку, который способен помочь, - грустно улыбнулась хозяйка номера. - Я готовилась к нашему разговору и пришла к выводу, что должна рассказать вам свою историю с самого начала. Иначе многое останется непонятным. Но не беспокойтесь, это не займет много времени.
        - Да я и не спешу.
        - Вот и славно. Сколько вам лет? - неожиданно поинтересовалась моя визави.
        - Пятнадцать. Хотя скорее уже шестнадцать, потому что мой день рождения через месяц и две недели.
        - А мне скоро двадцать, а история моя началась четыре года тому назад, когда мне самой было столько же лет, сколько вам сейчас. Семья моя, хоть и относилась к дворянскому сословию, была небогата, и жили мы в соответствии с нашими возможностями: скромно, но нужды не испытывали. Вот только за год до тех событий, о которых пойдет речь, мы с братом лишились родителей. Брат оставил университет и стал работать бухгалтером в одном торговом доме. И вдруг ревизия обнаруживает большую растрату, и по всему выходит, что вина за это падает на моего брата. Следствие велось скоро, и дело шло к суду, но доказательств невиновности никак не находилось. Здоровье брата от тюремного содержания и, главным образом, от безысходности и несправедливости пошатнулось, становилось ясно, что долгого заключения он не выдержит. Не стану говорить о том, как все это отразилось на мне и в каком смятении я пребывала. И тут меня приглашает к себе прокурор, которому поручено было обвинение по этому делу. Не хочу называть его имени, как не назову пока своего настоящего, и даже города, где мы жили. Прошу меня простить, но это не потому,
что я вам не доверяю, а более от того, что это, как вы поймете дальше, может раскрыть тайну, не одной мне принадлежащую.
        Лариса потеребила пальцами оборки на платье, потом сложила руки на коленях и продолжила:
        - Придя в кабинет к прокурору, вот что я от него услышала: «Сударыня, - сказал он, даже не подняв на меня глаз. - В том, чтобы осудить вашего брата за не им свершенное преступление, заинтересованы весьма серьезные люди. Оттого следствие и находило доказательства его вины и не находило доказательств невиновности. Но последние имеются. И дело обстоит таким образом, что только от меня одного зависит, станут ли эти доказательства известны суду. Как вы понимаете, мне совершенно нет резона ссориться с влиятельными людьми. Но обстоятельства сложились для меня так, что за не слишком чрезмерную сумму я готов пойти на это. Предлагаю вам передать мне тысячу рублей, и дело для вашего брата закончится оправданием. Я говорю о столь деликатных вещах так свободно, потому что знаю: вам - реши вы обнародовать мое предложение - никто не поверит. Не советую устраивать ловушку, я к ней буду готов и поверну все таким образом, что вас саму и обвинят в даче взятки. У вас есть неделя до начала суда, по ее прошествии вы сообщите мне свое решение. Сюда деньги не приносите, мы решим, как с ними поступить наиболее разумно.
А теперь прощайте».
        Так, не получив возможности сказать хоть одно слово, я была вынуждена выйти из кабинета.
        Собрать такую сумму денег за столь короткий срок казалось невозможным, но я все же попыталась. Прежде всего я собрала те скромные украшения, что имелись у меня и остались от матери, но не пошла сразу их закладывать, а для начала решила попросить сделать их оценку. Мне порекомендовали ювелира, который не станет спрашивать денег за такую скромную услугу и сумеет назвать очень точно стоимость.
        Ювелиром оказался молодой человек, красивый и глубоко порядочный. С первого взгляда я почувствовала к нему глубокую душевную симпатию. А когда он проявил интерес к причинам, приведшим меня к нему, я не удержалась и рассказала ему все. Оказалось, что моих драгоценностей недостаточно, чтобы покрыть хотя бы двадцать процентов от запрошенной суммы! Но ювелир сказал: «Я прошу вас вовсе отказаться от их продажи и даже от заклада. Обещаю вам, что помогу добыть деньги и не позднее чем завтра этот вопрос будет решен. Мне просто необходимо продумать все в деталях, и если вы не возражаете, то мы встретимся завтра и все обсудим».
        Вам, Даша, может показаться странным, но я поверила этому человеку сразу и безоговорочно. И точно так же в один момент и бесповоротно полюбила его. Весь следующий день я жила ожиданием встречи и в полной уверенности, что казавшийся неразрешимым и страшным вопрос о моем брате разрешится скоро и благополучно. А нового знакомого в мыслях называла уже не иначе как мой Сережа.
        Сергей пришел ко мне домой озабоченный, но довольный.
        «Скажу сразу, что деньги к указанному сроку у нас будут. А озабочен я в первую голову тем, что человек, столь подло пытающийся поживиться на чужом горе, достоин наказания. Я придумал, как его наказать, но выходит, что одному мне этот план не исполнить. Прошу вас, Лариса, выслушать меня внимательно и не давать ответа тотчас. Отдаю себе отчет, что втягиваю вас в опаснейшее предприятие, в крупную авантюру, но поступаю так, поскольку абсолютно уверен в ее успешном завершении.
        Для начала же скажу вам, каким образом добыл деньги. Хранилось у меня одно сокровище - пока не суть важно, какое именно, - которое берег я до лучших времен. Но услышав вашу историю, тут же решил, что завтра, то есть теперь уже сегодня, заложу его, а позже выкуплю. Хозяин одного ломбарда нередко обращался ко мне за советами или с поручением выполнить для него ювелирные работы, чаще всего отремонтировать и привести в порядок заложенную и невыкупленную вещь, чтобы поднять ее цену. Вот к нему я и отправился, зная, что он не станет требовать с меня больших процентов. Сделку мы провели быстро, и я уж собрался бежать к вам, но хозяин ломбарда попросил меня взглянуть на брошь с крупным бриллиантом и множеством небольших рубинов. Один лишь бриллиант стоит свыше тысячи рублей, а целиком эта брошь стоит почти две. «Значит, я не ошибся в своей оценке, - сказал мне хозяин. - И очень разочаруюсь, если эта брошь будет выкуплена человеком, ее принесшим. Но отнюдь не из-за выгоды, хотя я отдал за нее всего лишь тысячу рублей, а по причине своего отношения к тому человеку». Слово за слово, и мне удалось
разговорить собеседника. Оказалось, что брошь заложил тот самый прокурор, о котором мне рассказали вы.
        Будучи человеком, лишенным особых талантов, он скорее всего навсегда остался бы в невысоких чинах, если бы не удачная женитьба. Жена и тесть сумели устроить его карьеру, но со временем стали понимать, что человек он не слишком достойный. А его постоянные кутежи привели к тому, что жена пригрозила ему разводом и скандалом, а значит, крушением не только личной жизни, но и служебной карьеры. На время он попритих, но тут ему сообщили, что результат скачек на ипподроме будет подтасован и есть возможность сорвать крупный куш. Прокурор наш не нашел ничего лучшего, как втайне взять у супруги брошь, заложить ее в ломбард и все полученные деньги поставить на «темную лошадку». Но был обманут и проиграл. Скоро именины супруги, и есть все шансы, что пропажа вскроется. Вот он и не нашел ничего более умного, чем потребовать с вас взятку.
        Узнав все это, я решил, что раз мы на наши деньги, по сути, выкупаем эту злополучную брошь, то она несомненно принадлежит нам. Но законных оснований завладеть ею мы не имеем. Так отчего бы не совершить небольшую аферу? Дело в том, что основным источником моих доходов как ювелира является не создание украшений, а изготовление стразов[26 - СТРАЗЫ (от нем. Strass, по имени изобретателя, стекловара и ювелира конца XVIII века Г. Штрасса) - имитации драгоценных камней.], то есть подделок. Нет, нет! Я вовсе не продавал подделки. Я их изготавливал для клиентов по их просьбе. Часто люди, попав в стеснительное положение, не желают продать фамильное украшение, дабы не уронить в глазах окружающих свой авторитет, вот и идут на то, что камни продают, а вместо них вставляют в оправы стразы. Полагаю, что каждый десятый бриллиант в России уже не настоящий! А в Европе и того больше - там этим издавна пользуются. Так вот, по части изготовления стразов меня можно считать большим мастером. Более того, я с одного взгляда запоминаю камень, могу с огромной точностью описать его форму, число и характер граней, вес,
оттенок и изготовить его абсолютно неотличимую копию! Хвастаю я этим оттого, что в этом и заключается мой замысел: изготовить копию бриллианта прокурорши и, подменив, забрать настоящий бриллиант себе. Тем более что он, как я уже сказал, фактически принадлежит нам! Но для подмены необходимо знать, где и как он хранится, и вот тут-то мне без вас не обойтись».
        «В чем же будет заключаться моя помощь?» - поинтересовалась я. «Вы войдете в дом и узнаете, где хранятся драгоценности хозяйки!» - «Но… но меня же узнает господин прокурор…» - «Не узнает. Если вас одеть в красивое платье, сделать прическу и все остальное, вы преобразитесь в такую красавицу, что никто и не вспомнит скромную девушку с заплаканными глазами. А организовать все это, равно как и получение приглашения, я берусь сам».
        Как вы, наверное, догадались, я согласилась. Почему? Потому что доверилась этому человеку, потому что обрадовалась, что мое одиночество завершено, потому что увидела в нем искреннее чувство ко мне. В конце концов оттого, что должна была отблагодарить его за помощь: взятка привела к тому, что дело было тут же закрыто, а брат мой освобожден…
        Все оказалось настолько легко, что я испытывала скорее не страх, а приятное волнение. Единственный раз у меня екнуло сердце, когда меня представляли хозяину и хозяйке дома. Но господин прокурор не узнал меня, к тому же его взгляд был так непристоен, что мое желание мести лишь возросло. Его супруга также не вызывала ни малейшей симпатии. Она оказалась женщиной непривлекательной, неприятной, резкой и даже жестокой. Из-за взглядов, которыми меня стал одаривать ее супруг, она моментально меня возненавидела, но тут же решила использовать ситуацию в собственных целях и предложила мне «соблазнить» ее благоверного, чтобы иметь возможность подходящего повода для развода с ним. Я столь же цинично использовала обстоятельства в своих, вернее, в наших целях. Уже на следующий день возникла возможность для осуществления задуманного плана: хозяйка дома оставила меня на несколько минут - что, впрочем, было заранее подстроено, ей в этот момент передавали несуразное и непонятное «послание» от доброжелателя, касающееся ее мужа, - и я, открыв незапертый ящичек секретера, за какую-то минуту заменила алмаз его точной
копией.
        Не удивляйтесь. Изначально мы планировали, что это проделает Сережа, но, поразмыслив и оценив риск, решили, что правильнее будет подмену произвести мне. Сергей целую неделю тренировал меня, и я с закрытыми глазами вынимала камни из оправ и ставила их обратно. Мы даже изготовили специальные инструменты, идеально подходящие для моих рук и легко прячущиеся в складках платья.
        Сережа сумел также выкупить некоторые долговые расписки прокурора - долги по ним были погашены, но их владелец в нарушение обещаний не уничтожил расписки, а сохранил на всякий случай, - вот этим мы и воспользовались. Расписки мы подбросили вместе с анонимным письмом, где был сделан тонкий намек, что для получения денег господин прокурор пользовался драгоценностями супруги, которые отдавал в залог. Последовал грандиозный скандал с весьма печальными последствиями для моего обидчика.
        Легкая победа буквально вскружила нам голову. Мы чувствовали себя этакими Робин Гудами, вершащими справедливость пусть не законными, но действенными путями. И мы не смогли остановиться, нам вновь и вновь хотелось испытать те острые чувства, которые мы пережили, совершая свою месть по отношению к злополучному прокурору. Вскоре мы превратились в самых отъявленных аферистов. В свое оправдание могу сказать, что нашими жертвами становились лишь самые богатые и неприятные личности. Увы, богатство и подлость слишком часто стоят рядом, так что кандидатур у нас всегда было предостаточно. Чтобы не привлекать к себе особого внимания, мы начали колесить по стране. Приезжали в город N, изучали, кто есть кто в нем, выбирали жертву, знакомились с ней, и вскоре часть ее ювелирных безделушек оказывалась украшенными не драгоценными камнями, а их точными копиями из стекла. Обычно это не доставляло никаких трудностей, вы не поверите, насколько самоуверенны бывают богачи - имея самые надежные сейфы, они оставляют ценности где попало.
        - Я сама храню украшения в незапирающейся шкатулке, что стоит на верхней полке этажерки, - вставила я. - Правда, они большой ценности не имеют. Но я точно так же знаю, что для многих людей и алмазы стоимостью около ста тысяч рублей не представляют особой ценности. Они даже способны на десятилетия забыть об их существовании[27 - Даша намекает на историю с алмазами купца Кухтерина, описанную в первой книге «Приключения Даши Бестужевой».].
        Ларису эти слова сильно заинтересовали, было видно, что ей хочется расспросить меня о подробностях, но она решила закончить рассказ.
        - Однажды, кстати говоря, едва не случился конфуз, но Сережа вовремя опознал в намеченных для подмены бриллиантах качественно изготовленные стразы, а то бы мы поменяли одну подделку на другую. Моя повесть близка к завершению, но, может, мы все же отвлечемся и выпьем кофе? Или лучше по чашке шоколада. Здесь готовят очень вкусный шоколад со сливками, с корицей, с ванилью.
        Лариса поднялась из кресла, подошла к двери и нажала находящуюся рядом с ней кнопку электрического звонка. Через секунды в номер вошла горничная, и мы сделали заказ:
        - Две чашки шоколада, пожалуйста. Одну с корицей…
        - И одну со сливками, - сделала свой выбор я.
        - Печенье или булочек не желаете? - спросила горничная.
        - Принесите что-нибудь на ваше усмотрение, - отмахнулась Лариса, видимо, не желая отвлекаться на такие мелочи. После того как за горничной закрылась дверь, она подошла к окну и стала смотреть на падающий снег.
        - Когда долго нет снега, улицы становятся грязными и неопрятными, - неожиданно сказала она. - Но пройдет снег - и все начинает выглядеть девственным и не тронутым грязью. Вот и мы с Сережей стали чувствовать, что становимся грязными, в какой-то момент задумались над течением своей жизни и решили ее круто изменить. Но судьба распорядилась иначе.
        В ее голосе зазвучали слезы, Лариса умолкла. Я подошла и просто встала рядом. Порой само присутствие человека рядом способно успокоить. Так мы стояли и смотрели на падающий за окном снег, пока в дверь не постучали.
        - Войдите, - вместо хозяйки ответила я.
        За окном темнело, и чистые стекла отражали происходящее за нашими спинами. Дверь отворилась, вошел мальчик-коридорный и вкатил небольшую тележку, переставил с нее на наш столик чашки с дымящимся шоколадом, вазочку с печеньем и кувшинчик со сливками. Я подумала, что он сейчас станет дожидаться чаевых, но коридорный, едва закончив с сервировкой, тут же вышел со своей тележкой.
        - Мы находились в Красноярске и готовили свой очередной фокус с подменой камней. Все уже было готово, когда мы одновременно заговорили о том, что пора остановиться, что рано или поздно наше везенье закончится, что последствия могут оказаться самыми плачевными для наших жизней. И в какие-то пять минут решили со всем этим покончить. Единственное, о чем мы не договорились окончательно: завершать нам или нет задуманное в этом городе. В конце концов сошлись на том, что не станем так уж спешить с решением, а дождемся возвращения Сережи.
        Лариса наконец успокоилась и отвлеклась от созерцания снежных хлопьев.
        - Давайте выпьем шоколад, пока он не остыл, - предложила она и первой вернулась в свое кресло, взяла в руки чашку и, сделав большой глоток, поморщилась. Наверное, напиток действительно успел остыть. - Забыла сказать, что Сережа намечал поездку в Тобольск, где должен был встретиться с перекупщиком драгоценностей - пренеприятнейшей личностью, но необходимость общения с ним была обратной стороной нашей неправедной деятельности. Француз этот был жаден просто болезненно, но Сережа имел на него некоторое влияние, скорее всего, знал нечто, очень опасное для него. К тому же сам перекупщик сбывал краденое у себя на родине во Франции, отчего сделки с ним могли считаться более безопасными. Вот к этому противному месье и должен был поехать Сережа с нашей добычей за последние месяцы. И пропал.
        Лариса замолчала, а я не удержалась от вопроса, который вертелся у меня на языке с того самого момента, как было сказано, что тот перекупщик - француз.
        - А фамилия этого француза не была ли Гранжак?
        - Вы меня лишний раз убеждаете, что я обратилась по адресу, - подтверждая мою догадку, ответила Лариса. - Да вы пейте шоколад, а то ведь и вправду остынет.
        Я взяла чашку в руки, поднесла к губам и сделала крохотный глоток. Но вспомнила, что забыла добавить сливки, и уже потянулась за молочником, но вкус шоколада показался мне странным. Настолько странным, что я позволила себе выплюнуть обратно в чашку то, что оказалось у меня во рту. И почти одновременно с этим сидящая напротив меня хозяйка гостиничного номера вдруг сделалась бледна и невольно потянулась руками к животу.
        Не буду врать, что я мигом все сообразила и вспомнила, как надобно поступать в таких случаях. Сразу я лишь поняла, что вкус этот мне знаком и связан с опасностью.
        «Видишь эту крупинку? - зазвучали в голове папины слова. - Ее достаточно, чтобы убить человека. Я растворю ее в воде, а ты прикоснись языком, чтобы запомнить вкус. Теперь прополощи рот. Если когда-нибудь тебе придется ощутить этот вкус, то нужно будет самым срочным образом выпить как можно больше воды. Неплохо в нее добавить соль. А еще лучше пить не воду, а молоко. И главное - постараться, чтобы все это не осталось у тебя в желудке».
        Я осмотрелась, лихорадочно ища глазами то, что мне нужно, еще не осознав, что именно. Взгляд упал на вазу с живым цветком, я схватила ее, швырнула цветок в сторону и подбежала к Ларисе:
        - Пейте немедленно! - потребовала я.
        - Но… - попыталась она возразить, но новая волна боли заставила ее слушаться.
        Я еще раз осмотрелась и увидела молочник, стоящий на столе. Взяла его, кончиком языка попробовала сливки на вкус и, воспользовавшись тем, что Лариса на секунду отстранилась от воды в вазе, опрокинула туда его содержимое.
        - Да пейте же, ради бога! - пришлось прикрикнуть мне, и это возымело нужный эффект. - А теперь пальцы в рот - и все это обратно!
        - Да как же… - Лариса хотела еще что-то сказать, но ее безо всяких дополнительных к тому усилий тут же стошнило.
        - Здесь есть еще вода?
        - В умывальной комнате.
        - Пойдемте, я помогу.
        Я довела Ларису, у которой едва доставало сил передвигать ноги, до туалетной комнаты, открыла кран и велела пить еще и еще.
        - Справитесь? Это очень важно. Я сейчас вызову извозчика и отвезу вас в больницу.
        - Не надо, вдруг они сообщат в полицию…
        - О том, что вы не желаете встречаться с полицией, я уже догадалась. Что-нибудь придумаем. А вы извольте слушаться, - еще раз строго потребовала я и, убедившись, что мои требования выполняются, вышла в коридор и велела горничной срочно вызвать извозчика к подъезду гостиницы.
        Мы с Ларисой оделись наспех, вышли на улицу и сели в санки.
        - Гоните к университетским клиникам, - крикнула я.
        20
        Извозчик помог мне ввести Ларису в приемный покой.
        - Моя подруга по ошибке выпила мышьяк, - с ходу заявила я дежурному фельдшеру. - Промывание мы уже сделали.
        - Эх, барышни, - со вздохом упрекнул нас фельдшер, не сочтя нужным проявлять тактичность, - что ж вы за раззявы такие!
        Но, несмотря на недовольство, он мигом поднял суматоху: почти сразу прибежали санитары, которые отвели Ларису в процедурную, а вскоре после этого поместили в палату, где ее осмотрел доктор. После осмотра мне вручили белый халат и проводили в палату.
        - Ну-с, - обратился доктор ко мне, - поведайте мне, как ваша подруга докатилась до такой жизни.
        По тому, как спокойно он это произнес, я догадалась, что никакой опасности уже нет, и вздохнула с облегчением.
        - По глупости, доктор, - ответила я невинным голосом. - Только большой глупостью можно объяснить, что люди хранят отраву поблизости от лекарств да еще умудряются их путать.
        Доктор покивал, соглашаясь со мной, и задал следующий вопрос:
        - Сколько и чего именно употребила пациентка, сказать можете?
        - Как мне кажется, два грана белого мышьяка. - Лариса уже не была столь бледна, да и слова доктора меня успокоили, вот я и позволила себе сделать некоторые предположения. Больше наугад, но, кажется, попала в самую точку.
        - Ну что ж, с моими выводами это сходится. И что вы предприняли, когда заметили неладное?
        - Дала ей много воды и подвернувшиеся под руку сливки.
        - Грамотно. И откуда у вас такой опыт?
        - Да буквально на днях в книжке читала.
        - Вот! - доктор поднял вверх указательный палец. - Лишнее подтверждение пользы чтения книг. Хотя вы, наверное, и читали какую-нибудь ерунду про сыщиков и злодеев-отравителей, но и от таких книжонок бывает очевидная польза, если их читает такое неглупое и очаровательное создание.
        - Спасибо за похвалу, доктор. И за комплимент.
        - Меня зовут Валентин Андреевич, сударыня. Вашей подруге уже ничто не угрожает, но здесь мы ее продержим минимум два дня. Не сочтите за труд, организуйте для нее самое необходимое. Но никаких продуктов. На эти два дня суровая диета! Я вас оставлю, а вы, будьте любезны, не задерживайтесь, больная должна отдыхать.
        - Спасибо вам. Я просто счастлива, что свела с вами знакомство, - сказала Лариса, когда дверь за доктором закрылась.
        - Вы лучше скажите, кто вас пытался отравить. Есть предположения?
        - Не могу сказать в точности, но, видимо, это был человек, который приходил в монастырь.
        - И который расспрашивал про изумруд?
        - Да. Когда Сережа вдруг надолго исчез, и от него не было никакой весточки, я посчитала…
        - Что он вас бросил! И, видимо, совершили какую-нибудь глупость или просто необдуманный поступок.
        - Совершила. Но по иронии судьбы неприятности у меня возникли по поводу, к которому я не имела никакого отношения: одну из моих новых знакомых пытались обокрасть, в ее окружении я была новым и малоизвестным человеком, и по этой простой причине меня заподозрили в причастности. К счастью, дело быстро прояснилось, но в полиции со мной обошлись сурово: потребовали немедленно покинуть город и пообещали следить за мной. Я уехала в Томск, а вестей от Сережи все не было и не было. Я пришла в полное отчаяние, посчитала, что жизнь моя стала ненужной, и решила уйти в монастырь. Однако мне повезло: мать-настоятельница сказала, что я не должна спешить, но коли испытываю к тому нужду, могу некоторое время жить при монастыре. Заодно у меня будет возможность все обдумать и принять решение. Камень же я заметила еще в первый свой приход в келью игуменьи. Хотела было объяснить, что это не просто камень, а огромная ценность, но промолчала, не желая привлекать к себе внимания такими познаниями.
        Недели две назад пришла телеграмма от Сережи. Он написал, что некие серьезные обстоятельства задержали его и не давали ему возможности поддерживать со мной переписку, но вскоре он приедет. От радости я была сама не своя. Вот тогда я и отправила ему письмо, где описала все свои происшествия, все, что за это время передумала. Про камень же написала в том духе, что вот лежит такая огромная ценность, и никому до нее дела нет, потому как все здесь помышляют о более высоком и довольны малым. И что нам надобно поступать так же. В ответ получила телеграмму без подписи, в которой меня просили назначить тайную встречу в удобное время и в скрытном месте. Я засомневалась, что она от Сережи, но тем не менее ответила и на встречу пришла. Оказалось, что сомневалась я не зря: по ту сторону стены ждал совершенно незнакомый мне человек. Но он успокоил меня, сказал, что послан Сергеем, что тот лежит в больнице и предлагает втайне, в самый последний раз совершив поступок такого рода, забрать тот камень и передать его через посланника.
        Я тогда ответила, что всему есть предел, что ничего подобного делать не стану, что человеку этому не верю, да и камень в эти самые минуты уже покидает монастырь, потому что стала известна его подлинная ценность. Человек, назвавшийся Сережиным товарищем, выказал сожаление, но настаивать ни на чем не стал. Задал пару вопросов и ушел. А вскоре стало известно об убийстве и краже изумруда, что привело меня в ужас, я бросилась к сестре Евдокии и обо всем ей рассказала. Та и раньше относилась ко мне с огромным сочувствием, не обошла им и в этот раз. Более того - рассказала, что обо мне приходило в монастырь сообщение из полиции, где говорилось, что в Красноярске меня подозревали в причастности к совершению преступления. Сестра Евдокия посоветовалась с настоятельницей, они поверили в мою непричастность к свершенной гнусности, но также поняли, что подозрения обязательно падут на меня. И они сами отвезли меня в город, чтобы я могла бежать. Но случились две вещи, которые заставили меня остаться в Томске. Я получила письмо от Сережи - через неделю он должен быть здесь. К тому же, переодевшись в оставленную
мною в городе одежду, я решила, что моя внешность очень сильно изменилась, и меня навряд ли смогут опознать. В дополнение ко всему я покрасила волосы. К тому же у меня был паспорт на чужое имя, очень хороший паспорт, выправленный как раз для подобных случаев.
        Лариса умолкла, собираясь с мыслями, да и с силами.
        Да уж, подумала я, если полиция ищет послушницу из монастыря, то эта яркая и модная молодая женщина обратит на себя внимание в самую последнюю очередь.
        - Два дня тому назад, вернувшись в номер, я обнаружила, что кто-то копался в моих вещах. Была возможность, что так поступила нечистая на руку горничная или кто иной из служащих гостиницы, но я ее отвергла, обнаружив, что за мной следят. Я ездила на почтамт, и всю дорогу туда и обратно за мной следовал довольно странный возок. Полицейским незачем было устраивать за мной слежку, они бы просто арестовали меня. Выходило, это именно тот человек, что приходил к стене монастыря. Я вновь растерялась: уехать нельзя, вернее, слишком нежелательно - ведь уже через три дня должен приехать Сережа, - но и оставаться страшно. Я посоветовалась с одним человеком…
        - С матушкой Серафимой?
        - Совершенно верно. И она рекомендовала мне обратиться к вам. Вы пришли очень вовремя, чтобы спасти мне жизнь.
        - Странно все это, - сказала я. - Зачем вы нужны, если изумруд у них?
        - У них? - переспросила Лариса.
        - Мне точно известно, что тот человек, с которым вы встречались, был не один.
        - Возможно, они боятся меня как свидетеля?
        - Возможно.
        В этот момент в дверь тихонько постучали, она приоткрылась, и в палату заглянул фельдшер. Он укоризненно покачал головой.
        - Ухожу, ухожу, - ответила я на этот немой упрек и, дождавшись, когда дверь закроется, спросила: - Лариса, вот вы сказали тому человеку, что приходил к стене монастыря, будто камень скоро покинет обитель. Как вам самой это стало известно?
        - Да после приезда княгини все только об этом и говорили, - пожала она плечами. - Игуменья на эту тему не распространялась, но и тайны не делала. По правде сказать, монастырь, к тому же женский, для хранения секретов никак не приспособлен. Все про все всегда знают, все обсуждают. И все равно не прощу себе собственную болтливость! Хотя в тот миг я была уверена: сказав о том, что камень в ближайшие минуты покинет пределы обители, я отважу этого человека от преступных замыслов. А вышло…
        Мы помолчали несколько мгновений, а потом я сказала:
        - Вам в самом деле необходимо отдыхать. Что вам привезти?
        21
        Весь недолгий путь от клиники до гостиницы у меня ушел на то, чтобы прийти в себя. Это перед Ларисой, чтобы она чувствовала себя спокойно, я вела себя сдержанно, будто такие происшествия мне не в диковинку. А вот оставшись одна, я прежде всего жутко перепугалась, хотя, казалось бы, бояться нужно было раньше. Короче говоря, ни одной умной мысли мне в голову не пришло, и я так и вошла в гостиницу с пустой головой.
        - Тут у вас проживает Лариса Ивановна Тихонова, - обратилась я к швейцару. - Ей стало плохо, и я отвезла ее в больницу. А сейчас она попросила привезти ей некоторые вещи…
        - Да, конечно же, сударыня, я же сам извозчика кричал и вас видел, как вы постоялице нашей помогали. В один момент все устроим, - пообещал швейцар и умчался за горничной.
        Та проводила меня до номера, и я открыла его ключом, который дала мне Лариса. И как только я умудрилась не забыть закрыть за нами двери? Не успела я это подумать, как в голове мелькнула совсем иная мысль: а зачем я, собственно говоря, эту дверь запирала? В номере царило совершеннейшее разорение, будто кто специально сюда забирался, чтобы устроить погром. Вещи разбросаны, обивка на креслах вспорота, даже притолока у двери оторвана. Увидев это, горничная взвизгнула, а я бессильно прислонилась к косяку. Хорошо это или плохо, что я пришла к тому времени, когда злоумышленник закончил свое дело и убрался восвояси? Скорее, хорошо. И не только оттого, что он мог быть вооружен, но еще и потому, что его могли бы схватить, и тогда Ларисе было бы не избежать встречи с полицией.
        На шум прибежал кто-то из гостиничных служащих рангом выше, чем простая горничная, и застыл в дверях, по-рыбьи раскрывая и закрывая рот. Видимо, пытался что-то сказать, но от потрясения не мог произнести ни слова. Вскоре появился метрдотель ресторана, самый главный на сию минуту человек в отеле. Я объяснила, когда и как мы покинули номер, уверила, что тщательно заперла дверь и что по возвращении обнаружила то, что он и сам прекрасно видит.
        - Сей момент все приберем и вычистим! Лично прослежу! - пообещал метрдотель и смущенно умолк. - Сударыня, огромная просьба - давайте обойдемся без полиции. Ежели какой урон причинен, так мы возместим.
        - Полагаю, что ничего ценного не украдено. Покидая номер, мы взяли с собой сумочку, в которой находились бумажник, документы и украшения. Здесь оставались лишь обычные вещи, но в точности об их наличии или отсутствии вам сможет сказать только сама ваша гостья. А по поводу полиции решайте сами. Если позволите, я все же соберу то, что меня просили принести в больницу?
        - Конечно же! Само собой, собирайте, что вам необходимо! - обрадовался метрдотель. - Лизавета! Помоги барышне!
        Горничная уже пришла в себя и помогала толково, быстро отыскивала в разбросанном белье то, о чем я спрашивала, и вообще оказалась очень сообразительной особой.
        - А скажите, пожалуйста, - поинтересовалась я. - Коридорный, что доставлял нам шоколад, он у вас давно работает?
        - Какой коридорный? - не поняла Елизавета. - У нас горничные передают заказ в буфет и сами его доставляют. Вот ежели чего в ресторации заказывают, тогда официанты приносят.
        - А кто нам приносил шоколад? Заказ же вы принимали?
        - Верно, я. Так я буфетчику все обсказала и ушла. Мне Остап Порфирьевич велел срочно перестелить в седьмом. Я как закончила - обратно в буфет, а столика уже нету. У нас буфетчики, как заказ приготовят, на столик колесный все составят и записку, в какой номер. А горничные, кто свободен, развозят по номерам. По правде сказать, неудобно это и не наше дело. Да и были у нас коридорные, так их всех Второв себе в гранд-отель переманил. Жалко, меня не позвал, у него не в пример выгоднее служить. Ох, простите, сбилась. Так на чем я остановилась? Ну да, перестелила я, значит, в седьмом - и в буфетную, а столика уже нету, а буфетчик сказал, что все уж исполнил. Ну, я и решила, что это Татьяна столик укатила, вторая горничная. А что, есть какие претензии?
        - Да нет. Мы не видели, кто шоколад приносил, вот я и подумала, что это коридорный. Ну и хотела, чтобы вы у него спросили, не видал ли чего.
        - А! Так Остап Порфирьевич ужо всех расспросит и виноватого, кто чужого сюда пропустил, сыщет.
        Мне отчего-то стало казаться, что никаких чужих сюда и не впускали, но говорить об этом я не стала.
        Лизавета помогла мне увязать все собранное в аккуратный узелок, я вновь вышла из номера и спустилась вниз, где и столкнулась с Петей.
        - Здравствуйте, Даша, - заулыбался он. - Никак не ожидал встретить вас здесь.
        - И я вас не ожидала здесь встретить.
        - Так я же завершаю обход гостиниц, вот эта самой последней оказалась. И вы не поверите, но именно здесь, скорее всего, проживали наши подозреваемые.
        - Петя, давайте возьмем извозчика и поедем в больницу. И по пути друг другу все расскажем.
        - В больницу? Э-э-э… Ну, хорошо. Только извозчик нам не нужен. Папенька разрешил нашими санями пользоваться, так я и прикатил на них. Так что извольте прокатиться, сударыня, со всем удовольствием и с ветерком, ежели пожелаете.
        Вот когда я стала пересказывать последние события Пете, у меня в голове начало хоть что-то проясняться. И некоторые мелочи, которые на первый взгляд показались мне незначительными, стали обретать важность и придавать дополнительный смысл происшедшему.
        - Знаете, Петя, я ведь видела отражение мальчика-прислужника в оконном стекле: он был одет в белую рубашку и галстук-бабочку…
        - …А не в курточку с галунами, наподобие ливреи! - понял меня Петя.
        - Вот именно! Здесь в Томске просто мода какая-то одевать всех служащих в эту устаревшую форму. Но я не придала этому значения и даже не обернулась.
        - Да что же такого вы увидели бы, обернувшись?
        - Полагаю, что лицо мальчика показалось бы мне странным, больше похожим на лицо взрослого человека.
        - Ну да, конечно! Вот и мне сказали, что проживали в «Метрополе» папаша с мальчиком лет двенадцати. И что мальчик уж больно тихий, не шумел никогда, не бегал. Да вообще от него никто и слова не слышал. Швейцар посчитал, что это от болезненности. Так и сказал: «Видать, нездоров был. Как куда выходить, так до самых глаз закутанный. И под глазами темные круги, ровно у пьяницы запойного».
        - А под каким именем они там проживали?
        - Фамилию швейцар не знал, но имя отца вполне русское - Николай Тихонович. Только почему проживали? У них номер вперед на неделю проплачен!
        - Вот даже как? - удивилась я. - Впрочем, тогда все сходится. Лариса с этим человеком встречалась в темноте и лица толком не разглядела. Скорее всего, и он ее лица не видел. Но мог ведь и по голосу - голос у нее красивый и запоминающийся - распознать при случайной встрече. А уж встретиться в гостинице ненароком они запросто могли! Вот только с чего возникли все эти непонятные действия: слежка, обыск, да еще и отравление?
        - Ну, про отравление все понятно. Для того и пытались отравить вашу новую знакомую, чтобы без помех порыться в ее номере. Вы же сами сказали, что она номер почти и не покидала.
        - Совершенно справедливо. Раз в день съездит на почту и обратно в номер. Даже обедала и ужинала в номере, в ресторан не спускалась. Но что им могло в ее номере понадобиться?
        - А может, она, ну Лариса, тоже опознала в одном из постояльцев своего ночного визитера… и выкрала у него из номера изумруд!
        - Это, конечно, все бы объяснило. Если вор из-за этого изумруда монахиню зарезал, то человека, камень похитившего у него самого, он убьет, глазом не моргнув. - Я не стала упрекать Петю в том, что он перемудрил с выводами. - Но я отчего-то верю в ее искренность и убеждена, что она мне об этом обязательно рассказала бы. А она как раз в полной растерянности от всех этих происшествий. И знаете что, боюсь, ее не оставят в покое!
        - Вы полагаете, сотворив такое, они останутся в гостинице?
        - Нет, конечно. Но приложат все усилия, чтобы узнать, чем все обернулось. Я же вынуждена была сообщить, что постоялица из четырнадцатого номера в больнице. И еще сказала, что все ценности мы, уходя, забрали с собой!
        - Тогда получается, что бандиты могут и в больницу пробраться. Нужно обращаться в полицию.
        - Откуда такие благие намерения? Кое-кто совсем недавно попал в полицейскую облаву, - не удержалась я, чтобы не напомнить Пете о его собственных приключениях. - Нет, с полицией мы спешить не станем, а вот охрану обеспечить должны.
        - И каким же манером мы это устроим?
        - Есть у нас с вами подходящие знакомые.
        22
        Уговорить циркачей заняться охраной нашей подопечной никакой трудности не составило. И от предложенных денег они отказались, но стребовали с нас обещание рассказать все подробности, как только отпадет необходимость соблюдать конфиденциальность.
        Сложнее было добиться того, чтобы нашей охране разрешили присутствовать всю ночь в больничной палате. Но именно та «плата», за которую цирковые подрядились этим заняться, и подтолкнула нас к верному решению. У журналиста Григория Алексеевича Вяткина, с которым мы находились в самых прекрасных отношениях, в знакомых числился буквально весь город. Вот он и организовал все, что нам требовалось, через знакомого доктора. Но пришлось и журналисту дать обещание обо всем рассказать, как только станет можно.
        Нам даже разрешили пользоваться кушеткой в соседней пустующей палате, чтобы мы могли по очереди отдыхать.
        Мы - это я, Гоша, борец Иван Петров и акробат Алексей. Последнего буквально все ласково звали Лешенька. Он был очень мал ростом, может, всего на полвершка повыше Гоши, худощав и выглядел совсем молодым человеком, едва ли не моложе Пети, хотя был едва ли не вдвое старше его.
        При нашем появлении дежурный фельдшер не удержался и немного поворчал:
        - Ходют и ходют. Чего ходить, спрашивается? Одного вон только отправил, чтобы больной выздоравливать не мешал, теперь другие заявились, да еще с ночевкой. Что тут у нас, постоялый двор, что ли?
        - А кого вы отправили? Он не назвался? - ухватилась я за его слова.
        - Назвался! - хмыкнул фельдшер. - Он и слова не сказал, все молчком да молчком. Может, глухонемой. Нет, скорее, просто немой. Потому что слышать-то он точно слышит.
        - Так отчего вы решили, что ему госпожа Тихонова нужна была?
        - Так пацан этот, ну немой который, с запиской пришел. Там и написано было, к кому. Ну да я не пустил.
        - Вот это вы очень правильно поступили, - похвалила я его за усердие.
        - Правильно было бы и вас не пускать, - ворчливо ответил фельдшер. - Так нет, вы себе вон каких защитников нашли!
        С таким ворчанием он и довел нас до наших палат.
        - Ладно уж, располагайтесь. И если чего понадобится, не стесняйтесь беспокоить. Я ж с понятием, - сказал он и стал, загибая пальцы, объяснять. - Дамочку с отравлением привезли. Так? Каких-то странных мальчишек засылают. Тут за вас доктора просят. Выходит, беспокоитесь вы за нее, как бы кто свои дела грешные до конца не довел! Так?
        - Так, - согласилась я со вздохом.
        - Ну и я о том. Через часок все окончательно утихомирится, так я вас чайком побалую. Располагайтесь пока что.
        Лариса сильно удивилась появлению нашей компании, но еще больше обрадовалась. Выглядела она неважно, но крепилась. К великому сожалению, вместо слов утешения мне пришлось ей рассказать о погроме, учиненном в ее номере, и о своих подозрениях. Восприняла она все это сдержанно, почти спокойно. Только и сказала:
        - Ну ничего. Вот приедет завтра Сережа…
        Гоша в обычной своей манере стал сыпать шутками, а вскоре принялся уговаривать Ларису поспать. Она немного посопротивлялась, но отравление не прошло для нее совсем уж безобидно, и она вскоре действительно уснула.
        - Ну и кто у нас лучшая в мире нянька? - спросил шепотом Гоша.
        Возражать мы не стали, оставили в палате Ивана, а сами пошли в соседнюю палату. Почти тотчас объявился ворчливый фельдшер, принес обещанного чаю, но при том потребовал погасить электричество, как это положено в столь позднее время. Так мы и сидели в темноте, пили чай и вполголоса переговаривались, обсуждая возможные пути появления убийцы. Мирная атмосфера спящей больницы никак не вязалась с темой нашей беседы.
        Гоша достал из кармашка жилета часы, откинул крышку, но, ничего толком не разглядев, подошел ближе к окну, через которое ярко светила почти полная луна.
        - Скоро полночь, - прошептал он. - Надо будет Ивана подменить. Эх, красотища-то какая за окном. Правду говорят, что это самое красивое место во всем городе.
        Мы с Лешенькой тоже подошли к окну. Пейзаж был действительно прекрасен: вдали белел корпус университета, а ближе тот самый мостик, возле которого Петя впервые проявил хоть какую-то смелость в наших отношениях. Черные тени берез лежали на голубеющем в лунном свете снегу. Неожиданно Алексей, стоявший между нами, толкнул нас с Гошей сразу обоими локтями и приложил палец к губам, а потом указал в сторону калитки, ведущей из рощи на улицу. В ночное время она была заперта, но это не помешало кому-то проникнуть на территорию университета. Серая тень по ту сторону ограды легко подтянулась, перекинулась через решетку и столь же легко и бесшумно спрыгнула по эту сторону. Замерла, прислушиваясь и приглядываясь, прошагала по дорожке и остановилась почти против нас. Мы дружно отпрянули от окна.
        - Ты смотри, и впрямь пацан пацаном! - удивился Лешенька.
        - Поди, мельче нас с тобой будет, - согласился Гоша. - Если не ростом, так в плечах хлипче.
        - И все одно непонятно, как он по стене полезет, хоть она вся и в выступах.
        - А ты бы влез?
        - Я-то? Я-то влез бы!
        - Вот и он влезет, - уверенно заявил Гоша. - Пошли ловить. А вы, Даша, лучше здесь останьтесь. Может, отсюда сподручнее наблюдать будет.
        - Знаешь, я тоже здесь останусь, - сказал Лешенька. - Там Иван и один справится, если что. А уж вдвоем вы ему и шевельнуться не дадите. А у меня есть одна мыслишка.
        - Как знаешь, - прошептал Гоша и бесшумно убежал из палаты.
        Мы снова стали наблюдать за человеком на улице. Тот не спеша и очень уверенно подошел к стене аккурат в том месте, куда выходило окно соседней палаты, где сейчас спала Лариса и сидели в засаде Иван с Гошей. Ткнул носком ботинка снег и попытался пробежаться прямиком по сугробу, наметенному вдоль стены, видимо, намечая с разбегу прыгнуть и ухватиться за какой-нибудь выступ на стене, но тут же увяз и даже носом ткнулся в снег. Мне сразу показалось, что этот маленький человечек очень непривычен к зиме и сугробам. Судя по тому, как он вновь в задумчивости стал озираться, эти сугробы оказались для него препятствием неожиданным. Наконец он опять выбрался на дорожку и прошел несколько шагов в обратном направлении. Я уж было решила, что он отказался от своей затеи, и никак не могла сообразить, радоваться мне такому повороту или, напротив, огорчаться. Но тут преступник свернул к дереву, растущему в непосредственной близости от здания клиники. Дерево было невысоким и скорее всего хрупким. Вес взрослого человека его ветки точно не выдержали бы, но для того, кто сейчас принялся взбираться на дерево, их
прочности оказалось вполне достаточно. Он подпрыгнул, ухватился за самую толстую ветку, подтянулся и встал на ней, даже не придерживаясь руками.
        - Ловок, бестия! - шепнул Лешенька.
        В подтверждение его слов преступник сделал по ветке осторожный шаг, оттолкнулся и прыгнул на стену. Дерево противно скрипнуло, но ветка не обломилась.
        Для того чтобы видеть ползущего по стене человека, теперь нужно было высунуться из окна. Именно это, как мне показалось, решил проделать Лешенька. Акробат быстро скинул с себя френч, вскочил на подоконник и высунулся в форточку. Мне же осталась роль безо всякого действия, да и бессловесная к тому же. Секунды тянулись уныло, зато сердце начало биться часто-часто. Неожиданно для меня Лешенька вдруг каким-то неуловимым движением выметнул себя через форточку наружу, скользнул немного вниз и, нащупав ногами опору, двинулся по ней влево. Двигался он с такой стремительностью, будто и не цеплялся за неширокие, в пол-ладони, не более, выступы на стене, а уверенно шагал по специально для него построенным здесь ступенькам. Я едва удержалась, чтобы не вскрикнуть, а через секунду сама уже стояла на подоконнике и, едва не наполовину высунувшись из форточки, смотрела за происходящим. Алексей отчего-то продвигался не только влево, но и вверх. Но вскоре я увидела и злоумышленника, который тоже поднялся по стене выше нужного ему окна. Сообрази я, к чему эта хитрость на пару мгновений раньше, все могло повернуться
несколько иначе, чем произошло. Но, может, мне это лишь показалось, может, я в любом случае ничего не успела бы. Как бы то ни было, но я спрыгнула с подоконника и побежала в соседнюю палату, по пути больно ударилась коленкой о край кушетки, не особо обратила на это внимание, выбежала в коридор и ворвалась в палату Ларисы.
        Гоша и Иван стояли справа и слева от окна и ждали, что сейчас снизу появится голова злоумышленника. Но голова появилась сверху, как раз в тот самый миг, когда я бесшумно ворвалась в палату, что для них стало неожиданностью. Я тут же метнулась в сторону и присела у стены, чтобы не выдать свое присутствие перед тем, кто смотрел с той стороны оконного проема. Похоже, мне это удалось. Но было еще больше похоже, что Иван с Гошей его по-прежнему не видят и ждут, что он появится снизу. Совершенно дурацкое положение! И предупредить нельзя, и надо как-то это сделать. Преступник замер, вслушиваясь в звуки внутри помещения, и наконец набрался смелости, чтобы начать пролезать через форточку. Каким-то невероятным образом он извернулся, сверху вниз скользнул в ее отверстие головой вперед, и тут уж находящиеся в засаде его наконец увидели. Иван резко вскинул руку и схватил его одной рукой за волосы, а второй - за ухо. Преступник резко отпрянул, непонятно как выскользнул из мертвой хватки борца и тут же с невероятной скоростью стал спускаться вниз. Мы втроем кинулись к окну, пытаясь хоть что-то разглядеть.
        - Это еще что? - спросил Гоша свистящим шепотом, указывая на вторую тень, скользящую, а временами скачущую по стене.
        - Лешенька, - шепнула я в ответ.
        - Эх, не успеет!
        Акробат действительно не успевал. Он спускался по стене с невероятной быстротой, но маленький мерзавец двигался еще быстрее. К тому же, едва достигнув уровня второго этажа, он оттолкнулся от стены и прыгнул на то самое дерево, по которому начинал взбираться. На этот раз ветка не выдержала и с сухим треском обломилась. Но падение она смягчила. Сугроб чуть замедлил движение преступника, но зато, выбравшись из снега, он пулей промчался к забору, без малейшей заминки перепрыгнул через него и умчался вверх по Садовой.
        Вскоре в окне появился Алексей, ловко дотянулся до форточки и бесшумно перебрался к нам. Дышал он немного учащенно, но ровно. Гоша знаками показал нам, что надо перейти в другую палату. К нашему удивлению, все произошло настолько бесшумно, что Лариса даже не проснулась. Да и никого другого мы ничуть не потревожили.
        - Фу! - почти хором выдохнули мы, оказавшись в соседней комнате.
        - Экий шустрый, - немного виноватым тоном сказал Лешенька.
        - Слава богу, у тебя ума хватило за ним не прыгать. Мог бы ноги переломать.
        - Да я все равно бы не поспел. Говорю же: шустрый малый.
        - Не то слово! - сказал Иван. - Он мне чуть ухо свое не оставил в руке, так вырывался. На его счастье, взмок он все ж таки, пока по стенам карабкался. Вот ухо и выскользнуло.
        - Так ты вроде его еще и за волосы держал? - спросил Гоша.
        - Ага, держал. Волосья он мне точно оставил. Вот, трофей! - Иван швырнул на подоконник паричок. - Кто б знал-то, что у него волосья не свои, а накладные? Я б его тогда за оба уха прихватил, может, и удержал бы. Тьфу ты пропасть!
        - Вот уж точно сказано: опростоволосились мы все трое разом! - с обидой сказал Гоша.
        - Четверо! - поправила я.
        - Что?
        - Все четверо опростоволосились. Я вон тоже: пока сообразила, для чего этот негодник выше окна полез, предупреждать вас стало уже поздно. Хорошо хоть сразу не вспугнула, я ведь как раз в тот момент вошла, когда он в окно заглядывал.
        - Эх, все одно упустили бы. Так что ни вы, Даша, ни мы сами особо себя корить не должны. Можно было бы еще кого привлечь да снизу сторожить поставить. Знать бы куда упадешь, так соломки бы постелил заранее.
        - Правильно, главное дело мы все равно сделали.
        - И то верно. Человека спасли, ни много ни мало!
        - Думаю, что сюда он больше не сунется, - добавила я.
        - Это тоже верно. Только лучше для пущей важности утра дождаться.
        - Я тоже так думаю, - раздался шепот от дверей, которые мы оставили раскрытыми. На пороге стоял наш фельдшер. - Я тута, чтоб не уснуть, на улицу вышел, покурил да за угол заглянул. Вовремя так заглянул, видал, как ваш злодей через забор перемахнул да и побег по улице. Это он что же, по стене взбирался?
        - Как есть по стене, - ответил ему Гоша.
        - Надо стены-то ровными строить, а то понаукрашали всякими выступами да карнизами. Хотя, ежели на злодеев всякий раз оглядываться, то совсем никакой красоты не останется. Чаю-то согреть? Ну а спиритус вини к чайку? Вот и славно. Для успокоения нервов - это самое верное средство. Говорю вам как служитель медицины.
        Ближайший час мы скоротали в компании с фельдшером, который для меня принес рюмочку мятного ликера, неведомо из каких таких запасов. Потом все мы улучили немного времени, чтобы поспать. Покинуть больницу нам пришлось спозаранку, до начала врачебного обхода. Я съездила домой, чтобы позавтракать и переодеться, а больше для того, чтобы успокоить дедушку, да и всех остальных. Дедушке я, конечно же, все рассказала накануне, и он отпустил меня лишь после того, как за мной зашли цирковые. Иван произвел на него сильное впечатление.
        - Ну и как? - спросил меня дедушка. - Предотвратили покушение?
        - Предотвратили, дедушка, - ответила я. - Злодей как Ивана увидел, так даже облысел моментально.
        - Э-э-э… может, поседел?
        - Да нет, как раз облысел.
        Рассказывать мне пришлось коротко. Чтобы не особо пугать деда и чтобы успеть на вокзал к приходу поезда, на котором должен был приехать Сергей.
        23
        Великий Сибирский железный путь имел по никому не ведомым причинам такую неприятную особенность, что, даже проходя прямиком через какой город, станции имел за пару верст от него. Томск, оказавшийся несколько в стороне от основной магистрали, эту ее особенность перенял, и обе его станции располагались за городской чертой. Впрочем, город разрастался, и от станции Межениновка до окраины города стало совсем близко. Видимо, по этой причине отстроили здесь пассажирское здание, и теперь большая часть пассажиров предпочитала сходить из вагонов на этом вокзале, а не ехать до Черемошников.
        Часы на здании вокзала показывали, что до прибытия поезда остается еще не менее четверти часа, и я, побродив по залам, заполненным встречающей публикой, вышла на площадь, запруженную извозчиками, которые рассчитывали заполучить выгодного пассажира с багажом и желательно направляющегося в самый дальний район города. Всевозможных саней было так много, что вновь прибывшие с трудом могли найти свободное место. Неожиданно с таких вот только что подъехавших саней меня окликнули:
        - Даша, здравствуйте!
        Петя лихо выпрыгнул на землю, поправил свой ранец, сунул в протянутую ладонь возницы четвертак и через секунду оказался подле меня.
        - У нас сегодня просто праздник: заболел латинист, а директор распорядился, чтобы и последний урок отменили. Вот я сюда и примчался.
        - Рада вас видеть. Но что за цель вы преследовали, когда сюда, как изволили выразиться, мчались?
        - Да как же? Вагонов второго класса два, и вдвоем сподручнее встречать незнакомого человека.
        - Ну-ну, продолжайте, - потребовала я.
        - Что продолжать?
        - Ваши рассуждения. Отчего вы решили, что наш пассажир прибудет вторым классом?
        - Честно говоря, не задумывался. Но если порассуждать, то получается вот что. В первом классе народа путешествует слишком мало, и каждый пассажир на виду. А внимание ему привлекать незачем. Третьим он тоже вряд ли поедет. Как я полагаю, товарищ Ларисы должен быть ей под стать? Так такой человек в третьем классе, где народ совсем уж простой ездит, будет еще больше бросаться в глаза, чем в первом. Выходит по всему, Сергей должен прибыть в вагоне второго класса. И как косвенное подтверждение тому - Лариса проживала не в лучшей гостинице, а во второй по качеству. Вот и все!
        - Премного благодарна, барин, за науку, - дурашливым голосом деревенской девчонки сказала я и добавила уже нормальным тоном: - Я вот тоже не задумывалась, но была уверена, что Сергей должен приехать именно вторым классом. А сейчас вы мне объяснили, почему у меня была такая уверенность.
        С платформы по ту сторону вокзала послышался звук станционного колокола, предупреждающего о прибытии состава.
        - Ну что? Идем на перрон? - спросил Петя, я молча кивнула и взяла его под руку. Правда, держать под руку кавалера с гимназическим ранцем за плечами было чуть-чуть комично, но я решила не обращать на это внимания.
        Пока мы огибали вокзал, издалека уже стал слышен нарастающий стук колес, а вскоре локомотив издал приветственный гудок и медленно втащил весь свой состав из восьми вагонов на территорию станции. Запахло машинным маслом, углем и сажей. Перед тем как замереть окончательно, паровоз выпустил громко шипящую струю пара, окутавшую на морозном воздухе всю пассажирскую платформу плотным облаком тумана. Взвизгнули дамы и барышни, засмеялись мужчины. Если рассуждать логически, то сбрасывать давление в котле, выпуская излишек пара, - необходимость. Но почему машинисты приберегают этот процесс на последнюю минуту? Может, оттого, что им самим нравится впечатление, производимое на пассажиров и встречающих?
        Ветер еще не до конца рассеял туман, а проводники уже успели открыть двери, опустить лестницы вагонов, протереть поручни и были готовы распрощаться со своими пассажирами.
        Нам с Петей повезло в том смысле, что двери, через которые выходили пассажиры обоих вагонов второго класса, оказались рядом, нам даже не пришлось разделяться. Сергея я узнала сразу, не понадобилось даже вспоминать, как его описала Лариса. Мужчина с густыми темно-русыми волосами шагнул на подножку вагона, на ходу надевая фуражку на манер английского кепи, но с меховым подкладом. А узнала я его по сильной бледности, какая только и может быть вызвана долгой болезнью, да еще по жадному ищущему взгляду, которым он окинул перрон. Сергей сделал шаг со ступенек на платформу, пробегающий мимо человек чуть задел его плечом, заставив болезненно поморщиться.
        Я шагнула вперед:
        - Сергей Николаевич?
        - Да. Чем могу…
        - Лариса Ивановна просила встретить вас, - не дала я ему договорить. - Вы не волнуйтесь, с ней все в порядке. А об обстоятельствах, из-за которых она сама не смогла прийти, мы расскажем вам по дороге в город.
        Сергей Николаевич кивнул, еще раз оглядел перрон и крикнул:
        - Носильщик!
        Но ни одного свободного носильщика поблизости не было.
        - Прошу простить меня, но я, к сожалению, не смогу обойтись без носильщика. Придется нам чуть обождать, - виновато произнес Сергей и улыбнулся.
        Вот эта улыбка и объяснила мне, что же привлекло такую красавицу, как Лариса, в этом не слишком красивом мужчине совершенно не романтической внешности. От этой простодушной улыбки его бледное лицо стало невероятно привлекательным, даже несмотря на теперешнюю болезненную бледность, и попросту не могло не вызвать симпатию.
        - Так давайте я понесу ваш багаж! - предложил Петя. - Не зря же я оказался рядом.
        - Если вас это не затруднит, - еще раз улыбнулся Сергей Николаевич. - Впрочем, багаж мой невелик и не слишком тяжел. И раз уж вы вызвались, то извольте его принять.
        Проводник подал Пете небольшой чемодан, тот легко его подхватил и уверенно зашагал в сторону привокзальной площади.
        Мы расселись в санях друг против друга, извозчик пристроил чемодан на запятках, лихо присвистнул, и сани помчались по накатанному снегу.
        - У вас, Сергей Николаевич, было ножевое ранение? - спросила я, заметив, как в очередной раз на ухабе тот болезненно поморщился и непроизвольно потянулся рукой к левой стороне груди.
        Сергей удивленно приподнял брови и чуть помешкал с ответом.
        - То, что я не могу нести чемодан, да еще то, что время от времени хватаюсь рукой за грудь, позволяет сделать вывод о полученной мной ране. Хотя все это могло быть и следствием хирургической операции или огнестрельного ранения, не так ли? Но тем не менее вы угадали. Только как?
        Похоже, это интересовало и Петю, но он не стал переспрашивать.
        - Все правильно, могло быть и так, что это после операции или огнестрельной раны. Но, похоже, мы знакомы с человеком, который вас ранил.
        Я рассказала обо всем происшедшем в нашем городе, начав со страшного преступления у стен монастыря и закончив событиями сегодняшней ночи. Сергей слушал молча, лишь все крепче сжимал зубы и совершенно посерел лицом.
        Тем временем мы свернули на Садовую, и я сказала:
        - Вы, верно, желаете сразу навестить Ларису? Будет правильным отправить ваш багаж в гостиницу, в ее номер, а вы туда приедете позже. А еще нам очень важно выслушать ваш рассказ, возможно, он поможет нам в поисках преступников.
        Мне нужно было спешить в театр, на репетицию. А с Петей мы уговорились встретиться сразу по ее окончании и вместе доехать до гостиницы.
        24
        Сергей Николаевич ждал нас. В номере уже не осталось никаких следов вчерашних событий, все выглядело чисто и уютно, сверкала хрусталем подвесок электрическая люстра.
        - Я очень благодарен вам за помощь, - помогая нам раздеться, сказал Сергей. - И если в свою очередь могу чем-то помочь, то готов сделать безо всяких условий все, что в моих силах.
        - Прежде всего расскажите о том, что с вами случилось.
        - Присаживайтесь. Вы уже знаете, кто мы такие и чем промышляли. Потому начну сразу с того момента, как мы расстались и я уехал в Тобольск. Как ни поверни, занятие наше никак нельзя назвать почтенным, хотя поначалу мы искренне верили в благородство нашего дела, потому что были увлечены игрой. Меня же с некоторых пор стал смущать сложившийся круг знакомств, состоящий по большей части из отъявленных мошенников и неприятных для общения людей. Но, как ни старайся, чтобы сбывать краденое… - Последнее слово он выговорил с некоторым усилием, словно ему не хотелось так говорить о себе, но он набрался решимости называть вещи своими именами. - Так вот, чтобы сбывать краденое, волей-неволей приходится иметь дело с людьми без чести и совести. В конце концов я связался с одним французом. Человек он невероятно, порой смехотворно жадный, но поскольку я однажды помог ему избежать самых серьезных проблем с полицией и к тому же был в курсе почти всех его дел, то со мной ему пришлось быть более щедрым, чем обычно: он боялся, что я порушу все его незаконное предпринимательство. Притом я даже не намекал ему, что
стану доносить в полицию, да и не собирался этого делать. Все выводы он сделал сам, исходя из свойств собственной натуры. Для меня же было весьма ценно, что купленные у меня камни он продавал во Франции, что служило дополнительной гарантией нашей с Ларисой безопасности, ведь рано или поздно, будь они проданы в России, кто-то смог бы их опознать. Вот к этому французу я ездил два-три раза в год и продавал ему всю нашу добычу. Встречу он назначил на известной мне квартире, которую постоянно снимал в Тобольске и куда сам должен был приехать как раз из Томска.
        - Но приехать не смог, потому что был убит здесь, - вставил слово Петя.
        - Вот даже как? Я-то решил, что он наконец погорел и либо сидит в тюрьме, либо сбежал из страны куда глаза глядят. Ну что ж, жалеть о нем я не стану. Надеюсь, вы мне расскажете подробности, когда я закончу? Так вот, по приезде в Тобольск я отправился по хорошо известному мне адресу, но вместо хозяина меня встретили совершенно незнакомые люди. Один из них представился как компаньон месье Гранжака. Второй… Я поначалу принял его за ребенка, но вглядевшись, догадался, что вижу перед собой взрослого мужчину очень маленького роста и почти детского телосложения. К тому же вскоре выяснилось, что он совершенно лыс, лишен бровей и ресниц. Все это вместе делало впечатление о нем крайне неприятным. За время нашей встречи он не проронил ни одного звука, зато лицо его, весьма красноречивое, постоянно вспыхивало безо всяких причин то раздражением, то и вовсе звериной злобой.
        Я имел неосторожность назваться именем, под которым был знаком с месье Жаком. Человек, представившийся его компаньоном, оказался в курсе дел француза, сказал, что тот прибудет нескоро, и предложил мне совершить сделку с ним на обычных условиях. Я сказал, что подумаю, тот принялся уж слишком настойчиво уговаривать, чем заставил меня насторожиться. Я отговорился тем, что спешу, и ему осталось лишь развести руками. Ушел я, будучи совершенно спокоен: я никогда не брал с собой на встречу с французом ничего ценного, не говоря уже о камнях. Более того, я вообще не держал их при себе, а всегда складывал в давно приготовленный специальный тайник. Подозревал, что рано или поздно алчность скупщика краденого пересилит доводы разума, и он решит тем или иным способом, вплоть до убийства, разделаться со мной и завладеть всем силой. Вот и решил, что его так называемый компаньон тоже знает об этой моей привычке - или догадывается, так как показался мне человеком весьма умным. До гостиницы я добрался без происшествий и, окончательно успокоившись, лег отдыхать. А среди ночи проснулся от предчувствия беды, успел еще
заметить, как в форточку юркнул мой знакомый лилипут, я вскочил, попытался его схватить, но он оказался слишком изворотлив и ударил меня ножом. Метил в сердце, но удар пришелся чуть ниже.
        Очнулся я уже в больнице очень долгое время спустя. Как ни странно, но вскоре меня пришел навестить компаньон месье Жака. Заявил, что сам он никакого отношения к происшествию не имеет, что этот «гаденыш» заявился к месье Гранжаку неведомо откуда и зачем, что сам он не выгнал его по единственной причине - побоялся с ним связываться. Но, совершив на меня покушение, исчадие ада сбежало, что стало для скупщика краденого большим облегчением. И как бы в знак благодарности он готов предложить мне в этот раз даже более выгодные условия, тем более что мне, очевидно, нужны деньги на лечение.
        Ни малейшего доверия его слова не вызывали, да и нужды ему доверяться у меня не было, так как деньги на лечение снял по моей доверенности с банковского счета лечащий меня доктор. Сочтя неразумным, однако, совсем портить отношения с компаньоном месье Жака, я под благовидным предлогом отказался от предлагаемой сделки и попросил его оказать мне любезность: сходить на почту и узнать, нет ли для меня писем или других сообщений. К огромному моему разочарованию и удивлению, никаких вестей от Ларисы не было.
        Я сам отправил несколько писем, но никакого ответа не получил. Лишь когда прошли все возможные сроки, я догадался, что даже если она уехала из Красноярска, мне бы уже сообщили, что адресат отсутствует. Вспомнил, что на всякий непредвиденный случай мы оговаривали, что Лариса поедет в Томск. И отправил ей телеграмму. Но на этот раз не через господина компаньона, продолжавшего меня навещать, а попросил об этом фельдшера. Однако ответа и на сей раз не получил. Зато вскоре компаньон прекратил свои визиты. Вконец измученный неведением, я, едва поднявшись на ноги, решился покинуть больницу, хотя врач и настаивал на противном. Мы сошлись на том, что я совершу прогулку до почты и после этого решу, насколько состояние моего здоровья позволяет обойтись без постоянного присмотра врачей.
        Первым делом я действительно отправился на почтамт, где узнал, что корреспонденции на мое имя приходило немало, но всю ее забирал мой знакомый, которому я по собственной глупости решил довериться в столь незначительном, казалось бы, деле. Думаю, лишив меня общения с Ларисой, он рассчитывал, что я стану сговорчивей. Надеясь застать его на той же квартире и стребовать отчет, я в ярости двинулся по знакомому адресу. Но квартира оказалась пуста. Без зазрения совести я вскрыл замок и вошел туда. Как выяснилось, не зря. Я нашел все письма и телеграммы от Ларисы и те свои письма, что вернулись из Красноярска. Как вы догадываетесь, я тут же прочел все. В том числе и письмо, где Лариса писала о монастырском изумруде. Мне тут же пришло в голову, что такой куш слишком соблазнителен для моих знакомцев. Я решил срочно выехать в Томск, отправил Ларисе телеграмму о своем приезде и просил ее быть как можно осторожнее. Полагаю, что как раз это предупреждение заставило ее обратиться к вам.
        - Вы не назвали имя того компаньона, - осторожно спросила я.
        - Ах, да. Он представился как месье Жан Птижан. Но имя это не настоящее, и уж он точно не француз, а русский и, даже попытайся французом прикинуть, смог бы обмануть лишь самого неграмотного человека.
        - Вот это номер, - не удержался от восклицания Петя. - Получается, что похититель изумруда и перекупщик из одной компании.
        Разговор повернулся таким образом, что нам пришлось подробно рассказать о преступлении, совершенном в театре, об алмазах купца Кухтерина и о роли во всем этом деле месье Гранжака. Ну и о том, как нам стало известно про его так называемого компаньона. Сергей слушал внимательно и становился все более озабоченным.
        - Что вы намерены предпринять? - спросила я, когда мы завершили свой рассказ.
        - Мне бы очень хотелось поквитаться с нашими обидчиками. Но безопасность Ларисы куда важнее. Мы завтра же уедем, я уж и билеты купил до…
        - Не говорите, - остановила я его.
        - Но вам-то можно доверять? - растерялся Сергей.
        - Можно, - согласилась я. - Но вдруг нас спросят, так нам и врать не придется.
        - Разумно, - впервые за весь разговор улыбнулся Сергей.
        - Понимаете, мы просто не можем и дальше молчать, ведь где-то рядом бродит опасный убийца. Мы обязаны обо всем… или почти обо всем сообщить в полицию и пойдем туда вскоре после вашего отъезда. Очень надеюсь, что сможем придумать, как рассказать главное, не упоминая при этом вас.
        - Даша, а вы уверены, что они все еще в городе? - спросил Петя. - Мне вон сказали, что господин Николай Тихонович Тихонравов, которого, как выяснилось, еще и месье Птижаном можно называть, уже вторые сутки в номере не объявлялся. А со вчерашнего утра и его «сына» никто здесь не видел.
        - Уверена. Только не спрашивайте меня, отчего, сама этого не знаю, но уверена: их тут что-то держит. Какие-то настолько важные дела, что они рискуют попасть в руки полиции. И уж если они до сей поры оставались в городе, то и сейчас из него не уедут. Хотя если вдуматься, то господин Тихонравов даже и не особо рискует. Сам он никого не убивал, а про своего подельника отговорится, как перед вами отговорился, Сергей Николаевич.
        - Тихонравов? Подходящая фамилия, он с виду благообразен, скромен и нрава тихого, - задумчиво произнес Сергей и, улыбнувшись, добавил: - Только не зовите меня по отчеству, а то я себя старым начинаю чувствовать.
        В дверь постучали, и на пороге объявились циркачи.
        - Ну-с, Дарья Владимировна, знакомьте нас с женихом, - тут же потребовал Гоша. - А то мы тут всю ночь спящую царевну охраняли, а для кого - и знать не знали.
        Появление «ночной стражи» сразу прибавило настроения «жениху». Умеет эта замечательная компания вселять в людей уверенность. О том, чтобы дежурить вторую ночь кряду, я их даже не просила - сами заявили, что дело на полпути бросать негоже.
        - Ну, едем в больницу? - спросил Гоша, когда взаимные представления были завершены. - Чтобы наговориться, у нас еще целая ночь впереди.
        - Едем, - согласилась я. - Но не в больницу, а в наш театр. По поводу больницы на сегодняшнюю ночь договоренности нет. А в театре я договорилась: Михалыч для вас устроит пристанище, и вы словно тридцать три богатыря будете дозором обходить клинику. Гоша, что вы на меня так смотрите, вчера вы сами мне эту мысль подали.
        - Да я не оттого, что ночевать в театре станем, а оттого, что в больницу еще Андрюша с Афанасием подойти должны.
        - Вот с их встречи вы и начнете свое дежурство.
        Обустроив «стражников» и «жениха» в театре, мы с Петей отправились по домам.
        - Даша, у нас с вами на завтра урок намечался, - сказал гимназист на прощание.
        - Очень любезно с вашей стороны напомнить, а то ведь я сама забывчива.
        - Не обижайтесь, я сказал об этом, потому что очень жду этого урока, а обстоятельства все время подбрасывают что-то неожиданное, от чего ваши планы могли и измениться.
        - Ладно уж, прощаю вашу бестактность. Завтра провожу наших подопечных - и сразу к вам. Как раз к назначенному времени. А вас попрошу уроки в гимназии больше не прогуливать и на вокзал не приезжать.
        - Да не прогуливал я уроки. У нас взаправду заболел латинист.
        - Латинист, может, и заболел. Может, его и заменить некем было. Но я сама училась в гимназии и ни за что не поверю, чтобы директор отменил и другой урок и не нашел бы, чем вас занять до него.
        - Ну так мы всем классом ушли, это не так страшно, - не стал спорить горе-ученик и ворчливо добавил: - Можно подумать, вы сами уроков не прогуливали.
        Вот на это ответить мне было нечего, и мы дружно рассмеялись.
        25
        Ночь в больнице и в ее окрестностях прошла спокойно. Но, похоже, мои друзья из цирковой труппы рассказали Сергею обо мне и моих талантах сыщика очень многое. Если учесть, что сами они знали о том по большей части со слов господина Вяткина, который любил по своей журналистской привычке приукрашивать события, то правды в тех рассказах было немного. Но Сергей стал смотреть на меня с искренним восторгом и даже заявил, что теперь совершенно уверен, что злодеи, едва не лишившие их с Ларисой жизни, точно не останутся безнаказанными. Я проводила влюбленных до самого вагона и на обратном пути загрустила. Вот ведь как получилось: третьего дня встретила человека, а сегодня уже проводила, да и с Ларисой была знакома всего на сутки больше. Но они уехали, а мне стало грустно. Хорошо, что они бесповоротно решили отказаться от своего робингудствования и жить впредь нормальной жизнью. Такие умные и предприимчивые люди не пропадут.
        Покидая платформу, я заметила в толпе следователя Янкеля. Он тоже кого-то провожал и тоже был грустен. Мне показалось забавным, что он, разыскивая пропавшую послушницу из монастыря, только что был в двух шагах от нее. Но злорадства я не испытала. Пусть он человек грубый и неприятный, но делает свое дело как умеет. Одобрять его методы я не собиралась, но и желать ему неудачи тоже не могла.
        В спортзале в Петином доме со времени предыдущего нашего урока произошли небольшие изменения: теперь к потолку была подвешена трапеция наподобие цирковой. А говоря простым языком - палка на двух веревках.
        Я переоделась и взобралась на трапецию, чтобы проверить, насколько она пригодна для придуманных мною упражнений. Придумал их, конечно, мой папа, когда учил меня, а я их немного упростила, чтобы они не были для Пети слишком сложны. Немного покачавшись, я просто повисла, держась руками за перекладину. Висеть так я могла долго. Даже не знаю насколько, потому что мне обычно надоедало гораздо быстрее, чем я уставала.
        В дверь постучали; получив мое разрешение, вошел Петя и встал на пороге.
        - Долго вы так стоять собрались?
        - Ну, пока вы не слезете.
        - Долго же вам ждать придется. Извольте напасть на меня.
        - Но вы же… Впрочем, раз учитель велит…
        Петя уже свыкся с мыслью, что нападать на меня можно всерьез и без малейшего для меня вреда, оттого просто оттолкнулся, прыгнул и попытался на мне повиснуть. Но поймал руками пустоту, потерял равновесие и, получив легкий толчок ногой в спину, шмякнулся на пол.
        - Правило номер… не припомните, какой будет номер? - спросила я, спрыгивая на пол. - Ладно, пусть будет правило без номера: даже если ваш противник выглядит беспомощно и находится в неудобном, казалось бы, положении, он все равно опасен. А теперь сами лезьте на трапецию. Мяч приготовили?
        - Вон в углу лежит.
        - Садитесь на перекладину как на качели. Сможете руки отпустить и не потерять равновесие? Отлично, ловите мяч.
        Кожаный футбольный мяч я кинула мягко, чтобы Петя ненароком не свалился. Но он оказался достаточно ловок и усидел на месте.
        - Теперь бросайте мяч вниз или в стену и ловите его после отскока. Это будет вашим домашним заданием. Как только почувствуете, что просто так делать это вам уже неинтересно, можете попробовать кидать и ловить мяч раскачиваясь. Как на качелях. Вам немного не хватает координации в движениях, и такие упражнения помогут вам. В футбол играть тоже.
        - Э-э-э… в футбол играют ногами.
        - Ну-ка слезайте.
        Я подпрыгнула, подтянулась и села на трапеции.
        - Кидайте мяч мне в ноги.
        Я поймала брошенный мяч ступнями, с силой толкнула его вниз и ногами же снова поймала.
        - А еще можно вот так: вниз головой и раскачиваясь.
        - Ух ты! Гоша прав, вы запросто могли бы в цирке выступать.
        - Мне до цирковых акробатов и гимнастов ох как далеко, - ответила я, снова спрыгивая на пол. - И скромность здесь ни при чем, потому что так оно и есть в самом деле. А вы, если будете тренироваться постоянно, скоро меня во всем догоните. Ну, почти во всем. Только не переусердствуйте и не упадите. А сейчас мы станем отрабатывать освобождение от захватов сзади.
        После урока мы вместе пообедали.
        - Я вот окончательно запутался со всеми этими гномами, карликами, пигмеями, лилипутами, - пожаловался Петя. - В чем тут принципиальная разница?
        - Разница в том, что гномы бывают только в сказках, пигмеи живут в Африке, а карлики встречаются повсюду. Получается, что карлики - это болезнь такая. Я же вам пересказывала то, что говорил о лесном племени дедушка Алексей. И о том, что если люди из этого племени смешались с другими племенами, то у них обязательно время от времени станут рождаться маленькие и болезненные потомки, потому что это племя за несколько поколений затворничества выродилось без притока свежей крови. Можно считать, что в нем больны были все. А вот пигмеи - это нормальные здоровые люди. Только очень маленькие. Вот я и думаю, что пигмеи, африканские или какие иные, тоже могли смешаться с другими племенами, и там время от времени тоже могут рождаться маленькие человечки. Но вполне здоровые. И сильные. А смешений разных племен за историю было ой как много. Вон, даже в Библии про то написано. Вот и «сыночек» господина Тихонравова из таких.
        - Забавно! - сказал Петя. - Это я про то, что дедушка Алексей дал вполне научное объяснение. А у нас эвенков многие по сей день за дикарей почитают.
        - Давайте мы с вами лучше обсудим вот какой вопрос. То, что убийца сестры Евдокии - взрослый человек, но ростом с ребенка лет двенадцати, а весом и того меньше, мы доказали. Более того, нам известны его особые приметы и черты характера.
        - Вы даже видели его, - с оттенком зависти добавил Петя.
        - Ночью, издалека и мало что разглядела. И не отвлекайте меня, а то я сбиваюсь. Так вот, нам кое-что известно о личности преступника. И про характер его вздорный нам Сергей рассказывал. Но зачем и отчего он пытался убить Ларису и что у нее искал? Совершенно непонятно, и даже ничего не придумывается. Вот на Сергея он напал, полагая, что у того, если не при себе, то в гостиничном номере обязательно должны быть драгоценные камни на очень большую сумму. Неужели он думал, что и у Ларисы есть какие-то значительные ценности? И как он ее узнал? Ведь, в отличие от Тихонравова, он ее не видел и даже не слышал.
        - Последнее-то как раз понятно: ему Тихонравов мог сказать. Стойте, Даша! У нас же как все было? Пока этот Тихонравов с Ларисой беседовал, карлик убил и ограбил монахиню. Он, скорее всего, решил прикарманить изумруд и ничего не говорить сообщнику. Но тот просто не мог не догадаться!
        - Стойте, Петя. Наш карлик, что бы мы о нем ни думали, не стал бы просто так караулить и убивать монахиню. А уж про изумруд не догадался бы ни за что. Выходит, что он узнал про камень от Тихонравова. Но если он, по вашим словам, совершил преступление в тайне от него, то как он сумел это сделать?
        Петя думал ровно три секунды, никак не дольше.
        - Они сели в свой возок, господин Тихонравов сказал, что камень им не достанется, что его вот-вот увезут из монастыря… а тут возок возьми и застрянь! Степка говорил, что возница немало времени потратил, покуда выбрался. Он его, правда, увидел, уже когда про находку свою страшную рассказал и уже домой возвращался. Но застрять-то возок должен был сразу после разговора Тихонравова с Ларисой и никак иначе…
        - То есть вы хотите сказать, что пока возница пытался выехать на дорогу, наш карлик выбрался на прогулку!
        - Ну да! До ворот монастыря от того места несколько десятков шагов, и он вполне мог увидеть сестру Евдокию. Тут, конечно, некоторая натянутость получается, ну в том, что мы на случай полагаемся, но нам же по большому счету такие детали и не важны.
        - Не важны, - согласилась я. - Потому как личность убийцы для нас очевидна. Но я вас перебила, вы начали говорить о том, что господин Тихонравов не мог не догадаться о краже изумруда.
        - Ну да. Только бы вспомнить еще, что я об этом хотел сказать. Да! В газетах же об этом убийстве писали, только про изумруд не говорилось. Так вот, Тихонравов понял, что убийство совершил карлик - уж буду его для краткости так пока называть, - больше просто некому, и заподозрил, что тот мог и изумруд украсть. Улучил момент, обыскал вещи, а то и проще того, подсмотрел… В общем, вор у вора украл! Но карлик-то злобный, и надо было его злобу куда-то от себя отвести. А тут Лариса под руку попадается!
        - То есть вы хотите сказать, что Тихонравов, украв изумруд у карлика, обманул его, исхитрившись повернуть дело таким образом, будто эту кражу совершила Лариса!
        - Вот-вот!
        - Слишком уж за уши притянуто. Хотя… Тогда действительно все становится понятным. Даже то, что Тихонравов исчез. Не найдя камень у Ларисы, карлик наверняка пришел в бешенство. Зная его нрав, наш милый «месье Птижан» предпочел куда-то скрыться. И как их теперь искать? Если они прячутся по разным углам… Друг от друга и от полиции. Да, вот еще проблема: как нам все сообщить полиции? Дмитрий Сергеевич в отъезде, а сейчас и господин полицмейстер куда-то срочно уехал. К Янкелю мне по-прежнему идти не хочется. Помните, каким взглядом он на нас посмотрел тогда, когда мы с Михаилом вас «допрашивали»?
        - Получается, что кроме Михаила больше идти не к кому.
        - Вот. Но надо еще придумать, откуда мы узнали про карлика, если не упоминать Ларису и Сергея. Ладно, для начала надо позвонить Михаилу Аполинарьевичу и договориться о встрече, а там станем дальше думать. Идем звонить?
        - Секунду, Даша. Я все порываюсь вернуть вам те французские газеты, что вы мне давали, да забываю. Пока помню, надо вернуть. И потом мне там несколько слов попалось, которых в словаре нет, - подскажете?
        Он достал газету и стал ее разворачивать, чтобы открыть нужную статью.
        - Ну вот, не могу найти, вроде на этой странице было. Или в другой газете…
        Вдруг его взгляд привлекла какая-то заметка, он прочел несколько строк, кажется, начал читать их сначала, но остановился и протянул газетные листы мне.
        - Невероятно! И все это мы могли прочесть еще в тот самый день, когда услышали об убийстве! Читайте вот эту корреспонденцию, - показал он место в газете. - Если не трудно, то вслух.
        - «Криминальная хроника». «Гном привел комиссара в ярость», - прочла я название рубрики и заголовок. - «Мы не раз сообщали читателям о проделках неуловимого вора, получившего с легкой руки одного нашего читателя прозвище Гном. Напомним суть этих сообщений. Более года назад в Лионе одна за другой стали происходить кражи ценного имущества из квартир и особняков добропорядочных граждан. Полиции удалось установить лишь то, что проникновения в запертые помещения всегда осуществлялись через оконные форточки. При этом для преступника не было никакой разницы - первый это этаж или пятый. Из этого полиция заключила, что преступник мал ростом, очень легок, прекрасно натренирован и бесстрашен. Еще тогда ваш покорный слуга позволил себе посоветовать полиции отнести к несомненным качествам преступника еще одно - его неуловимость, а наш читатель в своем письме дал ему кличку Гном.
        Даже новейшие методики дактилоскопии, примененные полицией, смогли стать лишь подтверждением и так уже очевидного факта, что все эти наглые кражи совершены одним лицом.
        И вот вчера было совершено еще одно преступление. Гном, забравшись в очередную квартиру, застал в ней хозяйку. Та, очевидно, пыталась звать на помощь, и была злодейски убита: нож рассек ей горло, едва не отделив голову от тела.
        Комиссар Дидье сделал для прессы заявление, в котором сказал, что если до этого момента он относился к Гному как к обычному воришке, то теперь Гном, совершив жестокое убийство, вызвал у комиссара гнев и ярость, которые в самом скором времени обрушатся на голову преступника.
        Все подробности читайте в следующем выпуске».
        Я свернула газету, чтобы посмотреть на ее первую полосу. Она была выпущена в Лионе в октябре прошлого года, за пару недель до гибели месье Гранжака, имевшего основным местом своего жительства именно этот французский город, и примерно за месяц до печальных для Сергея событий в Тобольске. Гном вполне мог быть знаком со скупщиком краденого, вполне мог сбежать от преследования полиции в Россию, в Сибирь, на край света. И по срокам все сходилось.
        - Вы правы, мы могли все это прочитать и раньше. Но это нам мало что дало бы. Зато сейчас есть несомненная польза. Мы можем сослаться на эту газету как на наш источник информации, и тогда не надо будет упоминать Ларису с Сергеем. Мы прочли газету, сопоставили с известными нам фактами и сделали собственные выводы. А уж полиция пускай решает, насколько они правдоподобны и нужно ли на них полагаться. Давайте звонить Михаилу Аполинарьевичу.
        Михаил оказался на месте, но предложил встретиться не сегодня, а завтра утром.
        - Ну вот, опять я буду в гимназии и обо всем узнаю только из вашего рассказа!
        - Если вам не нравятся мои рассказы…
        - Нравятся, вы очень хорошо рассказываете. Но иногда хочется быть и непосредственным участником событий.
        - А знаете что, Петя? Пожалуй, вам придется стать завтра непосредственным участником событий. Но не утром, а во второй половине дня. Вы не помните, есть завтра в цирке представление?
        - Помню. Завтра нет.
        - Замечательно. Ну а ваши знаменитые тулупчик и картуз еще на месте?
        - Конечно. Премьера у нас только на следующей неделе, а до этого времени их никто не заберет.
        - Тогда слушайте, что у меня за мысль родилась. Может, это хоть немножко поможет нам в розыске месье Птижана и его гномика.
        26
        Не так давно из-за подготовки к суду дела о кухтеринских алмазах мне приходилось бывать в полицейском управлении едва не ежедневно. Меня уже знали все служащие и завсегдатаи, раскланивались со мной, спрашивали о здоровье. Дежурные давно перестали спрашивать, кто такая, зачем да к кому. Не скажу, что мне нравилось здесь бывать: уж с очень неприятными личностями приходилось сталкиваться в коридорах и кабинетах. Людей несимпатичных хватало и среди полицейских чинов, и я нередко вспоминала о словах господина полицмейстера, что ему повезло, раз на это дело приехал следователем Дмитрий Сергеевич. Мне повезло еще больше: полицмейстер для всех этих неприятных господ из полиции был начальником, и хамить ему они никогда не стали бы, мне же походя доставалось и ругань услышать, и резкие слова в свой адрес. Так что я была искренне рада, что моим делом занимался именно Дмитрий Сергеевич или его помощники, которых он выбрал под стать себе.
        Но на этот раз Дмитрий Сергеевич отсутствовал и из всех людей, с кем я не боялась встречаться, был только его помощник Михаил Аполинарьевич. У нас с Михаилом, видимо, по причине не слишком значительной разницы в возрасте, сложились вполне дружеские отношения. Он был оставлен в Томске, чтобы на месте решать вопросы, связанные с тем делом, что расследовал Дмитрий Сергеевич где-то в другом городе, но его все равно привлекали и к работе по другим делам: об убийстве монахини и иным, о которых я ничего не знала. Так что занят он был чрезвычайно, и я постаралась прийти к точно назначенному сроку.
        Едва я переступила порог, стало очевидным, что здесь, в полиции, случилось нечто из рук вон выходящее. Первым делом, громыхая сапогами, вниз по лестнице скатился дородного вида полицейский в мундире урядника.
        - Так точно? Не выходил? - свирепо заорал он на дежурного.
        - Точно не выходил, - с покорностью судьбе в голосе ответил тот.
        - Ох, смотри у меня. Сидит здесь ни уха, ни рыла!
        И умчался вверх, откуда через секунду послышался его голос:
        - Точно не выходил, ваше благородие! Да там Матвеев нонче сидит, у него и мышь не проскочит.
        Услышав последние слова, дежурный, видимо, и бывший тем самым Матвеевым, облегченно вздохнул. Но все равно вид у него был настолько удрученный, что я не рискнула ни о чем спрашивать. Матвеев махнул мне рукой: мол, проходите барышня, видите - не до вас. Я стала подниматься во второй этаж, и меня едва не сбили с ног двое городовых, хлопнувших внизу входной дверью и устремившихся в неизвестном направлении.
        Народу в коридоре оказалось не так и много, как можно было предположить по издаваемому ими шуму. Но суета царила несусветная.
        - Дарья Владимировна, уж простите, но вам обождать придется, - вместо приветствия сообщил мне Михаил. - У нас тут неприятное происшествие.
        Я понимающе кивнула и хотела примоститься на стоящем у стены табурете, но помощник следователя остановил меня.
        - Вы пройдите в этот кабинет, там сейчас никого нет и относительно спокойно. Я же постараюсь побыстрее освободиться.
        Предложенная мне комната ничем не отличалась от прочих кабинетов этого учреждения: рабочий стол, пара стульев, шкафы да диван. Старый и сильно продавленный. Я собралась все же присесть именно на диван и почитать, раз уж выдался досуг, прихваченную с собой копеечную книжку-тетрадку с новым рассказом про Ника Картера[28 - НИК КАРТЕР - еще один популярный герой детективных историй конца XIX - начала XX века. Очень положительный персонаж без вредных привычек и непримиримый борец с преступностью.], но диван оказался занят. На нем спал, повернувшись лицом к спинке, неизвестный мне человек. Одет он был не в мундир, а в цивильные брюки и сюртук. Но не это меня смутило, а то, что кто-то умудряется спать при таком шуме.
        - Да не волнуйтесь вы, ваше благородие, далеко он в наручниках не уйдет, - кричали в коридоре.
        - Вот то-то и оно-то, что в наручниках!
        Я присела на стул возле письменного стола и все-таки достала новые приключения Ника Картера. Но читать не стала. Из последних реплик… Нет, как-то это театральное слово не очень подходит к управлению полиции, хотя сегодня здесь настоящий цирк творится. Скажем так: из того, что я услышала, выходило, что случился побег. Вероятно, очень опасного преступника. Раз на него надели наручники - значит, опасен. Опять же ему хватило дерзости совершить побег. Но мимо дежурного он не проходил, в этом я отчего-то верила Матвееву. На окнах везде решетки, так что и через окно не выпрыгнешь, даже если отважишься прыгать со второго этажа.
        Я отложила книжку и выглянула в коридор:
        - Михаил Аполинарьевич!
        - Да?
        - А кто тут у вас сбежал? Опасный преступник?
        - Ох! Как бы вам ответить? По большому счету он и не преступник. Но это только потому, что полиция не дала ему совершить преступление. Посетитель в ресторане сделался настолько пьян, что разбушевался и уже начал мебель ронять. А как ему замечание сделали, сразу драться захотел. Пришлось его в наручники нарядить.
        - Так отчего тогда такой переполох?
        - Да по большей части из-за наручников. Вы себе представьте, как по городу носится пьяный, без пальто, зато в наручниках. Что люди о полиции подумают? Ну и начальство само собой по головке не погладит. И вообще, не дело это, чтобы задержанные сбегали.
        - А как он сбежал?
        - Доставил его сюда урядник, по счастью мимо того ресторана проходивший и шум услышавший. Посадил задержанного на этот самый табурет и пошел мне докладывать. Я же по телефону в это время разговаривал, велел ему чуть обождать. А как я разговор закончил и урядник мне обо всем доложил, выяснилось, что в коридоре и вообще в управлении задержанного нет. И куда он пропал, никто ума приложить не может.
        - А вы в кабинетах смотрели?
        - Смотрели, - ответил Михаил Аполинарьевич и подозрительно на меня покосился. - Так ведь нет там никого…
        - Боюсь, что невнимательно смотрели, - сказала я, - вы сюда взгляните.
        Михаил, увидев мирно спящего «беглеца», почесал затылок, облегченно вздохнул, а потом и расхохотался.
        - Вот же… Ну, грешен я, как раз сам сюда и заходил посмотреть, видел этого спящего, но, как и все, был убежден, что задержанный сбежал. А он взял да и поспать прилег! Нет, если бы я его видел, то сразу бы опознал. А так!
        Помощник судебного следователя распорядился, чтобы поиск прекратили и задержанного увели спать в «холодную», справедливо рассудив, что разговора с ним сейчас все равно не получится.
        - Вот ведь - смех и грех! - сказал он, наконец усаживаясь за стол. - Мы с вами здесь побеседуем, а то в нашем кабинете сейчас другой допрос ведется.
        - А можно вопрос? Тут прямо сверху папка лежит с очень уж страшным заголовком…
        - А, это! Это для особо любопытных. Вас это никак не касается, Дарья Владимировна, вам я и так поверил бы, что вы куда не следует заглядывать не станете, а раз спросили, то уж точно папку не открывали. Важных документов мы на столах никогда не оставляем, а это - для тех господ, которые порой, оказавшись без присмотру, излишнее любопытство проявляют. Да вы взгляните.
        Я с некоторой настороженностью взяла в руки папку, озаглавленную «Дело о людоедстве», и открыла ее. На самой первой странице было изображено лицо полицейского, показывающего смотрящему кукиш. Шарж был сделан мастерски, и даже прототип узнавался легко: сам полицмейстер!
        - Вот мне всегда было любопытно узнать, что бы сказал наш полицмейстер, если бы увидел эту карикатуру… - задумчиво произнес Михаил Аполинарьевич.
        - «И кого же вы, господа, изобразили здесь в моем мундире?» - ответила я, подражая голосу полицмейстера.
        - А что? Очень похоже. И по сути вопроса, и по голосу. Как вам удается так точно мужские голоса изображать?
        В ответ я пожала плечами и хотела уже вернуть папку на стол, но из нее выпал листок.
        - А, тоже забавный документ, прочтите, не пожалеете, - порекомендовали мне.
        - «Медицинское освидетельствование, - прочла я. - На теле потерпевшего обнаружены синяки размером с пятикопеечную монету в количестве трех, синяк размером с гривенник, а также кровоподтек, формой и размером схожий с десятирублевой ассигнацией».
        На этом месте документ обрывался, но ниже уже иными чернилами было написано: «Всего синяков на двадцать пять копеек».
        А еще ниже кто-то приписал красным карандашом: «Что ж вы про кровоподтек не учли? Тогда сумма возрастает до десяти рублей с четвертным! А это уже деньги!»
        Я рассмеялась:
        - Это хорошо, что у вас сил достает и пошутить.
        - И я так же думаю. Ну-с, приступим к делу? Что важного вы собрались мне сообщить?
        Для начала я молча положила перед ним французскую газету, свернутую таким манером, чтобы нужная заметка сразу бросалась в глаза.
        27
        Никитка Рыжий пребывал в глубоких раздумьях. Было ему от чего задуматься. На «чистый» доход от корчмы да от беспатентной торговли вином прожить можно. С голоду не помрешь, но не более того. Да и тот доход в последнее время хиреть начал, оттого что главные гулеваны «зацинтовались», или, говоря по-простому, попались в лапы полиции. Фомка-кривой с Митькой-цыганом ходили за истоком на шниф, а вышел у них мокрый гранд, да еще и с шухером[29 - ШНИФ - кража со взломом, МОКРЫЙ ГРАНД - разбой с кровопролитием, ШУХЕР - здесь ненужный шум, привлекший внимание полиции.]. Ждет их теперь суд, а после суда - каторга бессрочная. А ведь какие пьянки они устраивали, любо-дорого посмотреть, неделями, бывало, не просыхали! Да еще следователь Янкель повадился облавы устраивать, и многие блатные обходят нынче его заведение стороной. А главное, фартовый люд всегда забегал к нему не только выпить-закусить, но и дела разрешить. И многим без Никиты Ивановича тех дел не решить было. Кому «очки протереть[30 - ОЧКИ ПРОТЕРЕТЬ - подделать записи в документах.]», а то и чистый вид справить, то есть новый паспорт сделать, кому -
метки стереть, кому - краденое барахлишко сбыть… Все это Никитка Рыжий, знавший нужных умельцев, организовывал без труда и со всего имел свой процент, из чего и получал главный свой доход. Тут же уже неделю, почитай, не то что ни одного дела не сделано, так ни одной пьянки серьезной не было.
        Вот и сегодня всех посетителей, что Гоша-шнифт со своей марухой[31 - МАРУХА - подруга вора.] в задней комнате, да в зале шестеро оборванцев и ровно столько же приблатненной шушеры, от которой больше шуму, нежели проку.
        Хозяин харчевни обернулся на скрип двери: в зал вошел давешний паренек, предлагавший найти покупателя на старинную диковину. При таких своих обстоятельствах Никитка Рыжий, можно сказать, что и обрадовался этому гостю. Гость тем временем аккуратно обстучал от снега сапоги у дверей и шагнул к стойке.
        - Здравствуйте, дяденька.
        - Здравствуй, коли не шутишь, - вполне приветливо отозвался харчевник. - Перекусить забрел или дело имеешь?
        - Сразу два дела. Перво-наперво хотел спросить вас: не забыли ли вы о моей просьбе и не сыскали ли возможности содействовать?
        - О просьбе помню. Вот только содействовать мне было не с руки. Тебя ж в полицию упекли.
        - Так упекли и тут же выпустили, да и с чего на меня казенные харчи переводить? Вы уж расстарайтесь, окажите такую любезность.
        - Никитка! - заорали из-за дверей с той половины. - Неси полбутылки три звездочки.
        - Ты тут погодь чуток! - кинул Никита Иванович собеседнику. - Сейчас заказ исполню, договорим.
        Паренек кивнул, снял картуз, уложил его аккуратно на стойку и стал осматриваться. Взгляд у него был спокойный и если показался кому-то обидным, так то лишь спьяну.
        - Чего зыришь-то, шкет[32 - ШКЕТ - подросток.]! - прокричал ему от столика один из приблатненных.
        - Так за посмотреть здесь денег не берут, вот и смотрю.
        - А может, мне не нравится, что ты на меня смотришь?
        - Отвернись, - равнодушно ответил паренек. - Мне вот на твою рожу тоже смотреть не нравится, так я без претензий - отвернусь - и все дела.
        При этих словах он демонстративно отвернулся, а компания весело загоготала. Обиженный насмешками блатной выбрался из-за стола и пошел к стойке с явным намерением за шиворот выкинуть щенка из харчевни и дать ему при том хорошего пинка. Он уж и руку протянул к воротнику тулупчика, но вдруг сам грохнулся навзничь, зашибив затылок, чем еще больше насмешил своих приятелей. Парнишка же даже обернуться не соизволил.
        Приятели подняли пострадавшего, увели его к столу, налили водки, чтобы привести в чувство.
        Тем временем вернулся Никитка Рыжий.
        - Ну-с, про твое первое дело скажу так: заходи послезавтра, может, что и срастется. А второе дело какое?
        - Вы, дяденька, тут правильно припомнили, что меня на той неделе при облаве схватили. Так мы пока в кутузке сидели, господин Егорин велели вам кое-что на словах передать, так как были в большом сомнении, что их отпустят.
        - Ну?
        - Они сказали, что шум весь и неприятности из-за убийства монашки, и как того убийцу найдут, сразу спокойнее жить станет. Вот он и велел вам, дяденька, сказать, что если вам что известно, так шепните полиции словечко. У нас, мол, своих фартовых в достатке, так что терпеть беспокойства за гастролеров заезжих да еще и покрывать их - совсем даже без резону.
        - Все?
        - Все. Его с допроса привели, меня на допрос увели, а после отпустили. А на допросе и меня про то же спрашивали: не слышал ли случайно каких разговоров вообще, а особенно про то убийство. Так я взаправду ничего не слышал, а то бы по совету господина Егорина и рассказал.
        Никита Иванович покивал головой, мол, понял.
        - Ну, так я пошел?
        - Иди, если есть не станешь. Ты послезавтра заходи.
        - Зайду. Как не зайти, ежели больше, как к вам, и не к кому.
        Хозяин посмотрел вслед парнишке с долей уважения. Не зря Егорин ему доверился, почуял родственную душу. Сам-то Кондратий Петрович ни одного дела собственными руками не свершил, а во всех делах выходил за главного и отхватывал самый большой куш. Хотя и то было справедливо: дело не только обстряпать нужно, а сперва толково придумать, как это сделать. Вот и полиция никак до Егорина добраться не могла. Нынче тоже подержат-подержат и отпустят, потому как уцепиться не за что будет. И парнишка этот хитер не по годам, вон и знакомство нужное свел. Надо с ним дружбу завести, а для начала помочь. А случись Рыжему про убийцу монашки чего услыхать, так он и сам бы в полицию нашептал. Потому как и с полицией дружбу водить надо, никак без этого.
        Не углубись Никита Иванович в эти размышления, он наверняка заметил бы, что шпана засобиралась уходить слишком уж быстро, неожиданно, и, может, придержал бы парней, давая мальчишке фору. А так, раз те расплатились заранее, то на их уход он и внимания не обратил.
        28
        Петя вышел на крыльцо харчевни, с минуту постоял, припоминая, все ли он сказал хозяину заведения. Выходило, что ничего не забыл и нет нужды возвращаться. Пора честь знать и уходить из этого неприятного места.
        Уже смеркалось, но Петю я видела отчетливо. Мне даже казалось, я знаю, о чем он сейчас думает и что сделает. Вот, пожалуйте: постоял немного и стал не спеша спускаться с крыльца, ступени которого из-за утрамбованного ногами снега покрылись бугристой и скользкой коркой. Пойти навстречу или подождать здесь? Лучше постою здесь, не ровен час, кто выйдет следом.
        Я, конечно, ни за что не отпустила бы Петю сюда одного. Его предыдущий визит в «Белую харчевню и чайную» закончился без плачевных результатов, но с приключениями, без которых лучше было бы обойтись. С другой стороны, это неприятное заведение оказалось единственным местом, куда тянулась хоть какая-то ниточка от господина Тихонравова, и не оставалось иных возможностей попробовать выйти на него, кроме как послать Петю к хозяину харчевни с повторной просьбой найти для него не слишком обычного скупщика краденого. Вдруг этот самый Тихонравов, который среди завсегдатаев притона известен как месье Птижан, все еще в городе? Ведь не уехал же он раньше, хоть и выходило по всему, что сделать это ему стоило. Возможно, его дела здесь настолько важны, что ему приходится рисковать? Вполне! Опять же риск этот не столь уж велик и вполне допустим: сам он никого не убивал, а о прочих его делах и делишках даже Сергею с Ларисой ничего не известно.
        Вот из таких рассуждений и появилась мысль о повторном Петином визите в харчевню. Вдобавок к этому мы решили сыграть на том, что местный криминальный мир вовсе не заинтересован в сокрытии пришлых преступников-гастролеров, и намекнули, что один из самых авторитетных в нем людей, господин Егорин, лично желает избавиться от ненужной головной боли, которую создает этот Гном «уважаемым людям». А чтобы все прошло гладко, мы с цирковыми приехали сюда вместе с Петей, но сами, конечно же, в харчевню заходить не стали.
        Само заведение стояло на отшибе, сразу за ним начинался пустырь. Но шагах в пятидесяти в сторону и напротив, за проходящей мимо харчевни дорогой, начинались городские переулочки, застроенные вкривь и вкось убогими домишками. В одном из таких переулочков мы и поставили сани, на которых прибыли.
        Петя обернулся быстро и сейчас уже двинулся в мою сторону, но тут хлопнула дверь чайной, и на порог вывалилась неприятного вида компания из шести человек.
        - Эй, шкет! - крикнул один из них. - А ну-тко постой.
        Петя сделал еще несколько шагов, как бы не замечая окрика, но - не успела я его мысленно похвалить за это - вдруг остановился и повернулся лицом к шпане. На тихой, безлюдной улице были прекрасно слышны скрип снега под подошвами и хриплое дыхание одного из парней, видимо, сильно простуженного.
        - Слышь, Ковш, а чой тебе от него надо-то? - спросил тот самый, что дышал с хрипами.
        - А в рыло дать.
        - Не, это понятно. Это мы завсегда и с превеликим удовольствием. Я спрашиваю, на какую такую мозоль он тебе наступил, что ты нас из-за стола повытаскивал.
        - Я из-за него едва башку не проломил. Он мне подножку сделал.
        - Да ничего он тебе не делал. Это ты сам по пьяни спотыкнулся. Мы ж видали, он к тебе спиной стоял и не повернулся даже.
        - Да мне начхать, чего вы там видали. Сказал - значит, так оно и было. И надо поганца поучить и рыло ему почистить до блеска.
        - Дак я разе ж супротив? - вкрадчиво отвечал говорун. - Я ж и говорю, что с превеликим на то удовольствием.
        Разговор свой они вели нарочито громко, видимо, хотели запугать Петю. Но тот стоял спокойно, чего нельзя было сказать обо мне. Петя, конечно, имеет большие способности, но после всего-то пяти наших уроков вряд ли справится с таким количеством противников. Пришлось пойти к ним навстречу.
        - Господа, - начала я еще издалека, - вы ведете себя неприлично и говорите слишком громко!
        - Опа, глядь-ка, Ковш, да он тут с марухой!
        Это открытие вызвало неподдельное веселье. Правда, Петя обернулся и неодобрительно на меня посмотрел, но уроки он усвоил неплохо и тут же отвернулся, сосредотачивая внимание на своих противниках, изучая их возможности.
        - Жердяй! Ты ж у нас любитель с барышнями беседовать? - сквозь смех сказал одному из своих товарищей хрипатый. - Займи маруху культурной беседой.
        - Это как? - растерялся названный Жердяем.
        - Ну, покажь ей чего интересного. Ножичком новеньким похвастай.
        - А! Это мы зараз! - Жердяй извлек из кармана финский нож, щелкнула, выметывая лезвие, пружина, холодно блеснула сталь. Я продолжала неспешно идти ему навстречу, чем явно удивила всю компанию, уже забывшую про Петю. Жердяя стали подстегивать улюлюканьем и скабрезными шутками, он закосолапил мне навстречу, перебрасывая нож из ладони в ладонь. Я на ходу сняла варежки и спрятала их в карман шубки. Едва мы с Жердяем сблизились на расстояние шага, как он вдруг поскользнулся и шлепнулся спиной на снег, а его нож при падении выскочил из руки и высоко взмыл вверх. Во всяком случае, именно так должно было показаться со стороны, хотя на самом деле это я ударила его ногой под колено, в очень болезненное место, и направила удар с таким расчетом, чтобы его ногу, еще не успевшую найти опору, дернуло во внешнюю сторону. От удара его крутануло, опорная нога заскользила, и он начал падать, непроизвольно опуская руку с ножом вниз. Но и рука эта столкнулась в своем движении с моей ногой, которой я нанесла повторный короткий и резкий удар. Нож свечой взвился вверх, а тело, получив дополнительный толчок, плашмя
опустилось на землю. От удара упавший был немного оглушен, но куда больше - растерян. Я тем временем поймала нож, не дав ему упасть. Это уже было чистой случайностью, я даже и не знаю, смогла бы специально так рассчитать удар, чтобы нож полетел строго вверх и передо мной, но раз уж так получилось само, то отчего было его не поймать? Я принялась вертеть нож, зажатый между безымянным и указательным пальцами. Действие это по большей части бессмысленное, но впечатление производит.
        - Опа! - воскликнул хриплый. - Вона ведь чего! Ну ить!
        Первым из оцепления выбрался Ковш.
        - Хватит мусолиться! - не слишком уверенно прокричал он. - Мочи их!
        Последнее слово он, впрочем, не договорил, потому что оказался висящим в воздухе с болтающимися ногами. Причем не один, а на пару с хриплым.
        - Что ж такое вы говорите?! - укоризненно спросил их Афанасий, держащий этих двоих за воротники. - Разве ж можно с людями так?
        И стукнул налетчиков головами.
        - Ты смотри сильно не калечь, - попросил его Гоша.
        Пока все внимание было приковано ко мне, дежурившие за углом чайной Афанасий с Гошей потихоньку приблизились к месту событий, и их появление явилось для шпаны громом среди ясного неба.
        - А и покалечу, что с того? - добродушно откликнулся Афанасий. - С них не убудет, и так уж убогие.
        И принялся равномерно постукивать все еще болтающихся в его руках хулиганов головами. Раз пять-шесть стукнул, после чего аккуратно поставил на ноги и отпустил. Оба-двое рухнули как подкошенные.
        - Ты смотри! - воскликнул Гоша, ни к кому особо не обращаясь. - Нас теперь больше стало. Вам, сударыня, которого оставить для развлечений и забав? Этого? Что, всех троих? Пойдемте тогда, ребята, подальше, чтобы в крови не испачкаться. Крови сейчас будет море.
        От таких слов оставшиеся на ногах бандиты потеряли дар речи. А как только Гоша с Афанасием отошли в сторонку, да и Петя, оценив игру, сделал то же, хотя и подвинулся в другую сторону, и троица бандитов осталась со мной с глазу на глаз, им стало уже совсем не по себе. Еле сдерживая смех, я с ножом в руках шагнула к ним и гнусаво пропела ту самую песенку, которой пытался меня напугать блатной во дворе полиции:
        - Ух, сколько я зарезала, сколько перерезала!
        Ближайший ко мне хулиган отпрянул в сторону и оказался рядом с Петей, которого, похоже, считал на сей момент самым безопасным из нас, но Петя успел резко ткнуть носком сапога в его подошву, и он кувырком полетел в сугроб на обочине.
        - Шухер[33 - ШУХЕР - здесь: сообщение об опасности, аналогичное крику «Караул!».], - еле слышно и очень жалостливо произнес один из двух оставшихся блатных. Он хотел крикнуть, вот только дыхание у него перехватило.
        Этим двоим уж не оставалось иного пути, как бежать в ту сторону, где стояли Афанасий с Гошей. Мне даже показалось, что они непроизвольно желали спрятаться от меня за широкой спиной чемпиона мира. Афанасий, не особо напрягаясь, сграбастал их обоих на бегу и одного, можно сказать, подал Гоше.
        - Подержи чуток!
        - Еще чего, стану я его держать, - не согласился клоун, - пусть полежит.
        Он сделал ловкую подсечку и поставил ногу на упавшее тело, как это любят делать охотники, фотографируясь с трофеями.
        - А ты чего застыл? - спросил Афанасий последнего, поворачивая его лицом ко мне и слегка подталкивая в спину. - Иди к барышне, ей поиграться с тобой хочется.
        Толчок был в самом деле легонький, но, сделав шаг в мою сторону, и этот представитель местной шпаны рухнул в снег лицом.
        - Это еще чаво? - не понял Афанасий, склоняясь над неподвижным телом. - А-а-а! Вон чаво, обморок!
        - Ну что, - очень громко обратился к нам Гоша. - Шкурки снимать будем?
        От таких его слов Жердяй всхлипнул в голос, а остальные, кто еще не был в обмороке, посильнее вжались в снег.
        - Да вы что? - возмутилась я. - Сегодня святые Кирилл и Мефодий. К чему самим грех на душу принимать? Свезем всех в пекарню, пусть уж там их свежуют и разделывают на пирожки с мясом.
        - Ну что ж, воля ваша, сударыня, - со вздохом недовольства ответил Гоша. - Велите на пирожки - пущай из них пирожки стряпают. Токмо дозвольте попросить мясников, чтобы вот с энтова и вон с того шкурки поаккуратнее сняли, я из них коврики сделаю.
        - Э-э-э… - наконец смог произнести хоть что-то Петя, утирая слезы, выступившие от сдерживаемого смеха. - Идемте, что ли, сани подгоним. Не на руках же их тащить!
        - Дяденька, - вежливо обратилась я к лежащему Жердяю. - Можно я ваш ножичек себе оставлю? Очень прихватистый ножичек, могу на вашем горлышке показать. Что ж вы так непонятно головой мотаете и мычите? Нельзя? Или можно? А, вон вы о чем! Мол, не нужно показывать, а взять можно… Спасибочко!
        Жердяй промычал нечто нечленораздельное, и мы вчетвером очень, ну очень не спеша, пошли к нашим саням.
        - Фу, не могу больше! - простонал Гоша, как только мы расселись.
        - Да уж, - поддержал его Афанасий, - повеселились. Нас теперь за самых страшнейших бандитов и злодеев вспоминать станут.
        - Надо будет мне сюда заглянуть, послушать, какие разговоры пойдут, - поддакнул Петя. - Но боюсь, что посетители станут из харчевни через окна выпрыгивать.
        - А уж вашу, Даша, шутку про пирожки с мясом еще лет сто будут повторять[34 - Эту «страшную историю» и впрямь рассказывают в Томске до сей поры.]. Детей на ночь пугать будут! Жаль, нельзя прямо сейчас со всеми поделиться! Мы ж с Афоней изведемся такие истории замалчивать.
        Я так и не решилась отругать Петю за то, что он не стал убегать от бандитов. Сама даже не знаю, понравилось бы мне такое правильное решение? Ох, какая сложная это штука - романтические отношения.
        29
        - Здравствуйте, Дарья Владимировна, о светоч грез моих и жалобы моего израненного сердца! - как всегда, витиеватым комплиментом поздоровался со мной наш театральный буфетчик Петруша.
        - И я рада вас видеть.
        - Кто из вас сегодня будет суфлировать? Вы или дедушка? Я тут оказался не в курсе последних событий и уж не знаю, окончательно Афанасий Николаевич по актерской стезе пошел или нет. Сыграл он свою роль столь отменно, что я на месте господина антрепренера всенепременно уговорил бы его актерствовать в труппе. А там, глядишь, и вас бы на сцене увидел.
        - Ну, последнее вряд ли. И уж не в этом сезоне точно. А суфлировать в этот раз мы станем по очереди. Дедушка играет небольшую роль и выходит всего в двух сценах. Там я его и подменю в будке. Остальное же время я буду с шумами работать. Вот так!
        - Это что же выходит? - Петруша сделал задумчивый вид и принялся что-то вычислять, загибая пальцы на руках. - Выходит, у вашей семьи три должности в театре на двух человек!
        - Выходит, Петруша, выходит, - вздохнула я. - А зачем вы из себя неуча изображаете? Я ведь прекрасно знаю, что вы в университете учились. И, простите, если этот вопрос покажется вам бестактным, отчего вы не закончили образование?
        - Стал жертвой собственных политических убеждений, - очень грустно и очень серьезно ответил буфетчик, но не выдержал и рассмеялся. - Все именно так, да не совсем. Не так все просто.
        - Так расскажите, время же еще есть, - попросила я.
        - Особо рассказывать нечего. Вы сами прекрасно знаете, что в студенческой среде немало народу придерживается радикальных, а то и революционных взглядов. И очень часто разговоры о политике доходят до откровенных призывов к бунту, к революционному восстанию. «Спасем отечество! Кровавым террором смоем тиранию самодержавия!» Я же всегда придерживался умеренных взглядов и, несмотря на моду быть революционером, эти свои убеждения не скрывал и считал нужным их высказывать. Говорил, что не бунтовать надо, не к топору мужика призывать, а работать на благо своего народа, а главное, уважать его. Кто-то усмотрел в моих словах сходство с речами господина Молчалина, который выведен в комедии «Горе от ума». Ну, помните, он говорил, что с уважением нужно относиться и к дворнику, и к его собаке? Но прозвище за такие речи мне отчего-то дали Буфетчик Петруша. Более того, без всяких поводов с моей стороны иные стали считать меня едва ли не доносчиком. А тут, несколько лет тому назад, господа студенты устроили манифестацию. Многих тогда отчислили из университета, позже кое-кто стал проситься обратно, и их взяли.
Кто-то стал уже совершенно глупо и нагло заявлять, что это я их предал. Это каким же образом? Про манифестацию властям рассказал? Так они же ее на вокзальной площади всенародно провели! В общем, обиделся я и ушел в буфетчики. Была и иная причина, семейного характера, чтобы пойти на хлебное место служить. Кстати, в той манифестации и господин Массалитинов участвовал и тоже отчислен был.
        - И что же, он такую же ерунду про вас говорил?
        - Ну что вы! Николай умный и порядочный человек. У нас в революционеры по большей части те идут, кто и учиться толком не может. Или не хочет. Был у нас на курсе Васька Прощай. Прощай - это его настоящая фамилия. А обращались все к нему исключительно Васька, так как уважения к своей персоне он не вызывал даже у нищих бродяг. Он, кстати, тоже недоучился, но не сам ушел, как я, а был изгнан за неуспеваемость. Так вот он больше всех других кричал о моем предательстве. А тут несколько дней назад смотрю: стоит на улице возок немного необычного вида, а на козлах Васька. «Здравствуй, - говорю. - Прощай. Неужто в кучера подался?» «Нет, - отвечает. - Это у меня революционное задание, я теперь в боевой эсеровской группе и важными для революции делами занят!»
        Гордо так все это сказал. Но главное, кому - мне, человеку, которого он искренне почитал предателем и доносчиком. Великого ума человек, не иначе!
        - Петруша, вы уж будьте любезны, расскажите мне про возок этот. И про Ваську тоже. Может, адрес его знаете? - все это я проговорила медленно и ласково, боялась вспугнуть случайную удачу. Ничегошеньки у нас с этим возком не получалось, а тут нате вам!
        Адрес Василия Прощай Петруша знал, хоть не был уверен, что тот и теперь по нему проживает. Но что мешает проверить? Благо адрес этот располагался неподалеку от театра, в Заисточье, в Татарской слободе. Вот я после репетиции и отправилась вниз от театра по Московскому тракту до бывшего Елсуковского трактира, затем направо и вскоре уже подходила к нужному дому в небольшом переулке, едва ли не на берегу Томи.
        Навстречу мне из ворот дома вышла женщина. Невысокая, по-крестьянски укутанная в шаль, обутая в валенки. Была она проворной и шустрой в движениях, из чего я заключила, что, скорее всего, она должна быть словоохотливой.
        - Здравствуйте, - обратилась я к ней. - Вы в этом доме проживаете?
        - В этом. А то в каком же еще. Коли выхожу из ворот, так, верно, тута и проживаю, а то с чего бы мне отсюдова выходить?
        - Так, может, в гости захаживали? - с улыбкой ответила я. Тетенька оказалась разговорчивой даже сверх моих ожиданий.
        - Не-а, я в гости аккурат и иду. К снохе своей, да и к муженьку ейному, то есть к сыну родимому. Они почитай что татарва, так как муж у меня из татар будет, а у снохи так и обеи родителя из татар. Но родня как-никак, хоть и татары, надо и погостевать.
        - Подскажите, а в этом доме студент бывший по фамилии Прощай не живет ли?
        - Васька-то? Не, в доме не живет. Он во флигеле проживает. Да это не совсем флигель, более на сарай похож. Вот в энтом сарае и проживает Васька-то.
        - А дома ли он?
        - Да у себя должон быть. Замка-то нету. То есть он на двери, как уходит, так обычно замок вешает, а как дома - так без замка. А самого не видала, врать не стану. Да вы зайдите, сами гляньте. У нас за поглядеть денег никто спрашивать не станет.
        - Спасибо. Зайду взгляну, может, и дома оказаться, раз замка нет.
        - Может, может. Замка ж нету. А я побегу, а то вы меня совсем заболтали, а мне и недосуг.
        - Еще раз спасибо, - сказала я и постаралась прошмыгнуть во двор, не давая собеседнице начать очередную тираду.
        Двор оказался не слишком обширен. Помимо двух домов, в один этаж и в два, имелись в нем дровяные сараи и небольшой флигелек с единственным окном в жилой части и крохотным оконцем для освещения сеней. Две ступеньки крыльца и дорожка к нему были присыпаны снегом, но не слишком. Я стала вспоминать, когда последний раз шел снег. Вроде бы вчера с раннего утра. Получалось, что жилец флигеля, если он сейчас дома, вторые сутки не показывает носа на улицу. Не слишком ли долго? Но накидная скоба откинута в сторону, замка в ней нет, да и дверь кажется прикрытой неплотно.
        На всякий случай я поднялась на эти две ступеньки, стараясь ставить ноги на самый их край, и осторожно приоткрыла дверь. Но ничего особого за ней не увидела: сени как сени, лавка вдоль стены, всяческое старье, висящее на вбитых в стены гвоздях. Дверь в комнату закрыта. Я постучала, мне не ответили, и я шагнула в сени и вновь постучала, теперь уже во вторую дверь и громче. Вновь нет ответа.
        Дверь открылась легко, но с противным скрипом. А дальше я едва смогла сдержаться, чтобы не начать кричать: у самого порога лежал труп ребенка. А еще через секунду я догадалась, что нашла не только кучера необычного возка, но и того самого Гнома. Васька Прощай лежал подле лежанки в дальнем правом углу комнатки. Из груди торчала костяная рукоять ножа.
        Я попятилась, стараясь наступать на свои следы. Пол в сенях покрыл иней, и они были видны отчетливо, а других следов не было. Вот так задом наперед я выбралась на крыльцо, затем уже нормальным ходом за ворота и прошла до пересечения переулка с улицей.
        Интересно, извозчики часто появляются здесь, на этой улице? Оказалось, что не столь редко, как можно было предположить.
        - Вот возьмите четвертак, - обратилась я к извозчику. - Езжайте в дом полиции и сообщите, что по этому адресу произошло убийство. Если станут спрашивать, кто сообщает, скажите, что Дарья Кузнецова. Вернетесь обратно, получите еще столько же.
        - Это вы мне потому предлагаете двойную плату, что сомневаетесь, исполню ли я просьбу? Обижаете, можно сказать.
        - Это я потому, что вы мне вскоре понадобитесь.
        До меня стала доходить вся глупость моего поступка. Обещала ведь не предпринимать необдуманных действий, а сама отправилась в место, про которое заблаговременно могла понять, что оно опасное! Понятное дело, что для господина Прощай у меня было приготовлено объяснение моего прихода к нему, которое я в данный момент и припомнить не могла. Но главное - я полагала его человеком легкомысленным, не способным даже предположить истинные причины моего появления. Опять-таки он меня не знал. Но как же я не догадалась, что могу встретить здесь Гнома! А уж этот тип был настолько опасен, что мне стоило держаться от него за три версты, а то и дальше. Куда ему было деваться в чужом городе, в чужой стране? Да к единственному известному ему человеку! Я же чуть не оказалась в этом месте в тот самый момент, когда преступники выясняли свои отношения при помощи ножа и пистолета.
        Поругав себя как следует за легкомыслие, я немного успокоилась. До прибытия полиции оставалось время, и я решила еще раз заглянуть в комнату убитого Прощай и осмотреть ее более тщательно. Было страшно, но другого случая для меня точно не представится. Опять ступая по своим следам, я дошла до дверей в комнату, постояла, дав глазам свыкнуться с полумраком, и стала смотреть слева направо, по ходу часовой стрелки, стараясь запомнить все в мельчайших подробностях.
        Левая стена пуста, лицевая, с окном, - тоже. На подоконнике горшок с давным-давно увядшим и засохшим цветком, обломанное с угла зеркальце, бритва. Бритва неплохая, германская. И почти новая, так как надпись «Zolinger» на ней видна еще совершенно отчетливо, а со временем она затирается. Это я по дедушкиной бритве знала. Похоже, что хозяин брился у окна. Но это не важно. Не стоит забивать голову излишними подробностями.
        Далее, в углу, - этажерка. Неплохой работы, только очень старая и обшарпанная; вторая сверху полка сломана и прогнулась. На двух нижних полках книги. Бросается в глаза корешок, где написана фамилия автора: Бакунин. А на второй полке, на самом видном месте, - сочинения Карла Маркса. Как же без этого! И то, что запрещенные книги стоят вот так, выставленные напоказ, многое говорит о характере их хозяина. Не о его смелости, конечно, а о его любви бравировать и похваляться. Прав Петруша: невеликого он был ума. Правая стена, как и все прочие, обшита досками и побелена. Давно побелена, известь где обкрошилась, где в грязных пятнах. Полка с какой-то утварью и посудой, широкая лавка и лежанка, устроенная из сломанного дивана без спинки, но с боковыми валиками-подлокотниками. Лежанка стоит в самом углу, вдоль стороны. Убитый Васька Прощай полулежит-полусидит, прислонившись частично к лежанке, частично к стене. Ноги подогнуты. На полу подле правой руки - револьвер. Армейский «наган», скорее офицерский, чем солдатский, но в точности отсюда не разглядеть. Хотя накладка на рукояти слишком нарядно смотрится
для простого солдатского оружия, значит, «наган» офицерский, с механическим устройством поворота барабана. Очень похоже, что господин Прощай вскочил с лежанки, получил удар ножом, ноги у него подогнулись, и он опустился на пол рядом с лежанкой. Но у него достало сил выстрелить в спину уходящему, а может, и убегающему, убийце.
        Так. Внешность можно не запоминать, ни к чему сейчас внешность. Одежда, обувь? Ничего примечательного.
        Смотрим дальше. Перед лежанкой неуклюжий столик, накрыт газетой вместо скатерти, чайник, бутылка смирновской водки с красной головкой из сургуча, хлеб - полбуханки нарезано, половинка целая. Два соленых огурца лежат прямо на газете. Тут же копченая щука. Все не тронуто. Да, конечно, две кружки. Все это добро приобретал хозяин квартирки, француз соленые огурцы ни в жизнь не купил бы. Но трапезничать они собирались вдвоем. Вот только поссорились. Ладно, отложим всякие выводы на потом. Смотрим дальше. Дальше печь с плитой. Подле топки несколько поленьев. На плите кастрюля, закрыта крышкой. Следующая стена: рукомойник, ведро под ним, между рукомойником и плитой на табурете еще одно, чуть более чистое, ведро с водой и ковшиком подле него. Вешалка в виде дощечки с торчащими из нее палочками с одиноким пальто и шапкой.
        И наконец, по сути у моих ног, почти на пороге второе тело. Лежит лицом вниз, вытянувшись и чуть на боку, потому что рука в последний миг дернулась прикрыть рану и осталась придавленной телом. Одет в ту самую куртку, в которой мы его видели возле больницы, на голове студенческая фуражка. Фуражка велика, но с головы не свалилась. Почему? Потом подумаю. Дырка от пули чуть правее левой лопатки. Сюда пуля угодила и, похоже, прошла навылет. В каком месте, не видно, но рана точно есть. Кровь, вытекавшая из раны на спине, растеклась позади тела небольшой лужицей, похоже, по большей части впиталась в одежду. Из раны на груди натекла куда большая лужа. Вот и выходит, что пуля пробила тело насквозь. А если так, то куда полетела дальше? Странно, но на стене нет никакого следа от удара пули - ни отверстия, ни царапины.
        Сколько времени я здесь стою? Немного, но пора выходить. Ничего не забыла? Ах, да. Потолок, стены, пол и собственно дверь, на пороге которой стою. Стены и потолок обиты досками и побелены. Доски рассохлись, и оттого в стенах много щелей. Дверь как дверь, грубая, но прочная, главное - без щелей. Ладно, пойду встречать полицию.
        То ли я стала совсем бесчувственным человеком, то ли этих мертвецов в такой степени людьми не считала, но никаких особых чувств по отношению к ним я сейчас не испытывала. Поначалу испугалась, а теперь и испуг прошел.
        Полицию я встретила возле ворот. Прибыли господин судебный следователь Янкель, Михаил, незнакомый мне мужчина, возможно, врач, и два нижних чина.
        - Ведите! - буркнул Янкель, не удостоив меня приветствием.
        Я и повела, молча, только Михаилу кивнула. Раз не спрашивают ни о чем, так с чего мне разговоры затевать?
        Первый вопрос был задан возле крылечка.
        - К чему во второй раз заходили? - без тени вежливости в голосе спросил судебный следователь. Хоть я и ступала по своим следам, но было отчетливо видно, что проходила неоднократно.
        - Проверить, не померещилось ли мне с перепугу, - пожала я плечами. - Чтобы зря тревогу не поднимать.
        - Ну-ну!
        Янкель взбежал по ступенькам, нарочито шагая не по краю, как я, а по центру. В принципе он поступал правильно: раз видимые следы отсутствуют, то под снегом тоже ничего не найдешь. Я осталась у крыльца, следователь вернулся через минуту.
        - Мне доводилось слышать, сударыня, о вашей сверхъестественной способности попадать в передряги самого неприятного свойства. Сейчас же выпал случай убедиться самому. Два криминальных трупа, один из которых ребенок! Вы специально весь город обыскали, чтобы их найти?
        Я не стала отвечать и даже отвернулась. Будет задан официальный вопрос, касающийся происшествия, - отвечу. А на такие глупые упреки отвечать - увольте!
        - От имени полиции выражаю вам официальную благодарность за содействие, - издевательским тоном произнес следователь. - Более в ваших услугах надобности нет. Если возникнут вопросы, мы вас пригласим. Прощайте!
        - До свидания, - ответила я. Не зря просила извозчика подъехать! Все как я и ожидала.
        Уже собравшись уходить, не удержалась - видимо, сказались и давешний испуг, и обида на грубость - и сказала:
        - Третьего фигуранта по делу об убийстве монахини мне тоже вместо вас разыскивать? Или дальше вы сами справитесь?
        Ух, как позеленел его высокоблагородие! В Петербурге в одном из магазинов как-то разместили клетки с диковинными зверями для развлечения и завлечения покупателей. Был там и хамелеон. Он ходил по клетке и менял цвет: подле стенки, выкрашенной красным, становился красным, на желтом песке желтел, а на фоне травки обретал зеленый оттенок. Вот и господин судебный следователь поначалу покраснел, затем стал бледно-желтым и в конце - серо-зеленым. А не надо грубить и быть настолько высокомерным! От таких моих слов побледнели и оба нижних чина, и незнакомый мне господин - интересно все ж таки, кто он. Криминалист? Только Михаил порозовел, пряча от начальства осуждающую меня улыбку. Ему я, уходя, подмигнула.
        - На Нечаевскую! - скомандовала я извозчику, и мы поехали к Петиному дому.
        «Как бы мне в таком настроении Петю во время нашего урока не обидеть? А то попадется он мне под горячую руку… - подумала я. - И надо с ним все тщательно обсудить. Что-то там все-таки не сходится. Что-то не так, как должно быть. Но что?»
        30
        - Нет, Даша, я вас не понимаю! - воскликнул Петя. - Так долго молчать о подобных вещах! Сначала провели урок и только сейчас стали рассказывать. Я бы так не смог…
        - Похоже, вы уже норовите и от моих уроков отлынивать!
        - Да с чего вы взяли?
        - Но вы выразили такое недовольство тем, что я не рассказала вам обо всем сразу по приходе. А если бы я рассказала, то вы бы стали отвлекаться! Так? Или я не права?
        Петя задумался - вот что мне нравится в его характере: даже на не самые серьезные вопросы он не спешит отвечать необдуманно, - кивнул и согласился:
        - Скорее всего, так, вы правы: я бы стал отвлекаться.
        - Вот и я о том. А так наши занятия прошли спокойно и с пользой.
        Занятия и впрямь прошли спокойно и с пользой. В том числе и для меня. Я кое-что вспомнила из того, что начала уже забывать, а главное, окончательно успокоилась после неприятного разговора с судебным следователем. Вообще-то я человек не злопамятный и не злокозненный, и зря на себя грешила, предполагая, что мое раздражение может вылиться на Петю. Опять же папенька так обучил меня, что я свои умения во вред хорошему человеку никак использовать не могу. Если вспомнить, то я даже преподавательницу во французском пансионе изводила совершенно иными способами, хоть и мечтала ежедневно ненароком сделать ей подножку или еще чего. Нет же, купила точно такой же учебник, из которого она нам задачки задавала, решила их все наперед и всякий раз выскакивала с правильным ответом, даже не дослушав задание. Это подействовало до такой степени, что на меня написали жалобу маменьке и дедушке. Они тут же примчались, а разобравшись, лишь руками развели: как же так, на воспитанницу жалуются за чрезмерные успехи? И забрали меня из пансиона. Там этому поначалу обрадовались, но дедушка заставил их вернуть деньги, не только
уплаченные вперед, но и за уже проведенные там месяцы. Очень он не любил глупого подхода к исполнению дела.
        А что забрали меня оттуда, так я только радовалась. В гимназии и то учиться интереснее было, пусть в ней и строгостей больше. А уж учиться с дедушкой… Что-то я стала отлынивать от учебы! То собиралась уже весной сдать экзамен за следующий класс, то отказываюсь от дедушкиных предложений позаниматься, все переношу их на завтра да на потом. Надо сегодня самой попросить его урок провести…
        Петя меня не отвлекал, сам пребывал в раздумьях, вот я и унеслась мыслями неведомо куда.
        - Знаете, Петя, - обратилась я к товарищу, - не дает мне покоя некое несоответствие. А в чем оно скрыто, никак понять не удается, ускользает. Давайте вместе думать.
        - Давайте, - легко согласился он. - И давайте все нарисуем. Очень полезное дело, меня папенька научил. Говорил, если что-то не удается, попробуй это нарисовать. Задачка по физике не решается - нарисуй схему. Не поспеваешь куда-то - рисуй график. Вот и мы сейчас нарисуем план происшедшего. Вы мне рассказывайте, а я стану зарисовывать. Каких размеров была комната?
        - Небольших размеров. Две на три сажени.
        Петя изобразил на листе прямоугольник.
        - Указывайте теперь расположение двери, окна и их размеры, чтобы все получилось в правильной пропорции, вдруг это тоже важным окажется.
        Шаг за шагом, но очень быстро мы совместными усилиями сотворили подробный план места происшествия, на который нанесли и положение тел убитых.
        - Все? - спросил Петя.
        - Пожалуй, да. Ну, может, еще кровь нарисовать? Вот здесь была небольшая лужица, а здесь гораздо больше.
        Петя нарисовал, посмотрел внимательно и чуть не подпрыгнул.
        - Вы сказали, что левая рука оказалась под телом?
        - Да. Верно, Гном пытался схватиться за рану.
        - А на каком уровне от плеча была рука?
        - Чуть ниже сердца. Нет, еще ниже, почти у живота. Но она могла и сползти, переместиться при падении.
        - Тем более! Вот смотрите: если дырка от пули под лопаткой…
        - Входное отверстие, - поправила я Петю, хотя до этой минуты сама называла рану дыркой. - В полиции говорят: «входное» и «выходное отверстие».
        - Ну да, конечно, - согласился Петя и продолжил: - Если входное отверстие под лопаткой, а рука вот здесь, то получается, что выходное отверстие гораздо ниже!
        - Из чего вы сделали такой вывод?
        - Да как же? Рука послужила преградой для вытекающей крови. Если бы рана оказалась выше руки, то и кровь бы растеклась вот здесь, между головой и рукой. А раз кровь собралась в этом месте, где вы показываете, то рана должна быть под рукой или ниже руки. Выходит, что выходное отверстие много ниже входного!
        - Ну, может, и не много… А поскольку Прощай стрелял уже сидя на полу…
        - Даже если бы он выстрелил стоя, все равно получилось бы не так! Вот смотрите.
        Петя быстро нарисовал две фигурки и провел от одной ко второй пунктирную линию.
        - Если выстрел произведен из сидячего положения, то рана на груди должна быть немногим выше той, что на спине. Если стреляющий стоял - то ниже, но совсем чуть-чуть. Получается, что в Гнома выстрелили почти в упор.
        - Но Прощай мог выстрелить, пока Гном еще был поблизости. - Я уже согласилась с Петей, но следовало обдумать все варианты.
        - Человек получает удар ножом практически в сердце, но остается на ногах, достает пистолет и стреляет второму в спину? И, заметьте, тоже практически точно в сердце. А тот, вместо того чтобы тут же рухнуть, добегает до двери. Не слишком ли они оба живучие? Да и следов крови на полу ведь не было?
        - Наконец-то поняла, что меня смущало - сверх всякой меры точным получился выстрел для смертельно раненного, чересчур это странно выглядело. А вот если там был кто-то третий… Нет, ведь в таком случае все сходится! Этот злобный Гном убивает Василия Прощай. Даже не важно, по какой причине, с него станется убить человека, оттого что он огурцы не любит, а тот их купил. А оказавшийся там господин Тихонравов пользуется случаем избавиться от Гнома и устроить так, чтобы на первый взгляд показалось, будто они друг дружку поубивали! Надо звонить Михаилу Аполинарьевичу. Конечно, насчет Тихонравова - это лишь предположения. Теоретически там мог быть и кто-то еще. Да и полиция все это могла без нас понять, но позвонить надо. Петя, вы умница!
        Петя расплылся от похвалы счастливой улыбкой. Когда он улыбался, он становился очень милым. Вот и знакомого Ларисы улыбка превращала в очень привлекательного человека, но Петя еще и сам по себе был вполне приятной внешности. Не вовремя и не к месту вспомнилось, что через несколько месяцев нам предстоит расстаться, и от этой мысли у меня стало как-то пусто в груди.
        Я тряхнула головой, отгоняя непрошеную и глупую тоску - ну с чего раньше времени горевать?
        - Осталось только найти самого Тихонравова, - задумчиво произнес Петя, - а заодно и изумруд. Может, сходить в харчевню?
        - Чуть позже. Кстати, про изумруд. Что-то нас с вами его преосвященство не беспокоит?
        - Так он тоже в отъезде, мне папенька говорил, - сказал Петя и вдруг посмотрел на меня так, что я смутилась.
        - Пойдемте, позвоним в полицию, - проговорила я тихим голосом, - а то мне уже пора убегать.
        - Можно мне вас проводить?
        - Вообще можно, но сейчас за мной должна заехать Полина, и мы поедем примерять платья. В этом деле любой, даже самый умный кавалер несколько… неуместен.
        - А можно… - начал Петя и умолк.
        - Что? Говорите быстрее, - поторопила я его.
        - Вы как-то сказали, что в очередной раз я должен буду спрашивать вашего разрешения. Вы помните, по какому поводу это было сказано?
        Надо же, почти две недели человек собирался с духом, чтобы задать этот вопрос. И хорошо это или не очень? Нет, все ж таки сложная это вещь - романтические отношения.
        31
        Масленая неделя накатила запахами блинов и жуткой нехваткой времени. Это при том, что в театре я была практически не занята: труппа готовила дивертисмент[35 - ДИВЕРТИСМЕНТ - ряд концертных номеров, составляющих особую увеселительную, развлекательную программу, обычно даваемую труппой в дополнение к основному спектаклю. Но в данном случае готовится большая программа вместо спектакля, то есть по сути эстрадный концерт.], все собирались читать стихи, петь куплеты и романсы, играть скетчи. Дедушка хотел прочесть стихотворения Саши Черного и Алексея Толстого, чем привел в озабоченные раздумья нашего антрепренера. Тот, с одной стороны, видел, что дедушкин номер станет пользоваться шумным успехом, с другой - опасался, как бы по нынешним временам публичное исполнение такого произведения, как «История государства Российского от Гостомысла до Тимашева» не сочли революционным вольнодумством. Как бы то ни было, но я осталась без работы - никто не нуждался в суфлере, не нужны были «громы и ветров шум» и стук копыт за кулисами. Впервые я не заскучала, а напротив, обрадовалась такому повороту событий, потому что
платья к балу все еще не были закончены, следовало купить туфли и кучу всяких мелочей, договориться с парикмахером и сделать еще много чего столь же приятного, сколь и хлопотного.
        Как хорошо, что наши финансовые проблемы разрешились. После смерти папеньки мы, конечно, не нуждались, но жили очень скромно, а здесь, в Томске, и вовсе могли рассчитывать лишь на наше жалованье в театре. Сперва на дедушкино, потом еще и на мое. Не было в том ничего зазорного, да и к роскоши мы никогда не стремились. Но сейчас мне почти нестерпимо хотелось выглядеть на балу самой нарядной, и я могла себе это позволить, хотя все эти наряды и обойдутся в наши с дедом доходы от службы за два месяца. А может, и за три, если я разойдусь в этих вопросах не на шутку.
        Вдобавок ко всему ударили морозы. Масленая - это ведь проводы зимы и встреча весны. Но весной даже не пахло, а вот зима решила распрощаться с нами всерьез. Но на морозы никто не роптал, даже внимание перестали на них обращать. Свыклись за долгую сибирскую зиму, а тут осталось потерпеть всего ничего, так можно и не обращать внимания вовсе.
        Вот и мы с Полиной, повстречав по пути в пассаж Второва господина Вяткина, выходящего из своей редакции, остановились, чтобы его поприветствовать, хотя воротники наших шубок покрывал толстый слой пушистого инея.
        - Здравствуйте, сударыни! - сказал журналист, снимая перед нами шапку, будто и не было никаких морозов. - Позвольте высказать предположение, что путь вы держите во дворцовые хоромы господина Второва, а следовательно, будете несказанно прекрасны в общественном собрании!
        Мы засмеялись.
        - Не замерзли? - обратился Григорий Алексеевич ко мне.
        - Я уже привыкла. Пожалуй, стану скучать по сибирским морозам.
        - Станете. И по городу нашему непременно станете скучать.
        - Григорий Алексеевич, - вступила в разговор Полина, - я тут рассказывала Даше про томские катакомбы. Так она не верит. Вы же все о подобных вещах знаете, так подтвердите или опровергните меня.
        - Это о каких катакомбах? О тех, что якобы под пассажем начало берут? Должен вас огорчить, Полина. Сказки все это. Да и сами рассудите: место это как называется? Болото! Как стали котлован здесь готовить под здание, так пришлось огромное множество плотов из лиственницы опустить в топи и уж на них фундаменты закладывать. Какие уж тут подземные лабиринты, в трясине болотной!
        По лицу Полины скользнула тень разочарования.
        - Но можно и по-иному на сей вопрос взглянуть, - неожиданно продолжил корреспондент «Сибирской жизни». - Помимо самого пассажа с гранд-отелем, господин Второв построил здесь, внутри двора, этим угловым зданием образованного, еще несколько зданий. Там и пансион с квартирами для приказчиков, школа и общежитие для мальчишек-слуг, электростанция, даже шоколадная фабрика во флигеле…
        - Ой, фабрику мы и сейчас ощущаем, - вставила я словечко.
        Журналист потянул носом.
        - Совершенно справедливо, вон как из-под арки шоколадом пахнет. У нас окна редакции в ту сторону выходят, так я порой дурным от этого запаха становлюсь. Но это я отвлекся. Под пассажем обширнейшие подвалы, под остальными зданиями тоже подвалы, и все они соединяются! - журналист понизил голос и почти шепотом продолжил: - Да еще подземный ход имеется, который хозяин на всякий случай прорыл! Тут он под нашими ногами и где-то недалеко к речке Ушайке выходит. Господин Второв полагает, что помимо него да старшего приказчика никто об этом не ведает. Ну да то его дела. Так теперь сами решайте, есть тут катакомбы или нет их. И хватит уже на морозе стоять, да и времени у вас может за разговорами на более важные дела не остаться. Мне тоже бежать надо, хотя беседовать с вами - одно удовольствие. Разрешите откланяться.
        Швейцар распахнул перед нами широкие двери, и мы оказались, как и говорил господин Вяткин, в настоящем дворце. Огромный овальный зал, сияние хрустальных электрических люстр под высоким, во все три этажа здания, потолком отражается в зеркальных стеклах окон и витрин и во множестве зеркал. По всей протяженности задней стены, почти на самом верху проходит легкий балкончик-антресоль. Потолок и стены украшены витиеватой лепниной в стиле рококо[36 - Стиль рококо характеризуется манерной роскошью оформления помещений и мебели, дробностью, вычурностью форм и изломанностью линий.]. Красиво и просторно. Убрать прилавки - и хоть тот же бал устраивай с приглашением царских особ. В гостинице и ресторане мне бывать не доводилось, но про роскошь номеров и ресторанной залы я была наслышана. И про электрические подъемные машины, и про ванные в каждом номере, и про хрусталь и серебряные приборы, и про живые цветы круглый год. А о том, насколько вышколен персонал, могла судить по приказчикам магазина. Здесь я бывала неоднократно, хотя покупки прежде делала скромные.
        - Чего изволите? Чем могу служить? - скромно, но уверенно обратился к нам приказчик, весь такой лощеный, даже ногти отполированы.
        - Проводите нас, пожалуйста, в отдел обуви, - первой ответила Полина.
        - Извольте следовать направо. Обувь у нас в правом крыле, в соседней зале.
        Уже на пороге той залы подскочили лакей и мальчики в шитых серебром курточках и круглых шапочках.
        - Позвольте принять шубки. - Мы отдали верхнюю одежду лакею, а приказчик проводил нас к диванам. - Усаживайтесь поудобнее, сию минуту обслужим. Позволю угадать: вам нужны туфли для танцев?
        Мы засмеялись: про бал в этом городе слышали все и все угадывали наши желания и намерения с легкостью.
        - Извольте сообщить желательный цвет, а то и фасон, ежели с таковым определились.
        Мы сказали, что, собственно говоря, желаем, и мальчики без дополнительных распоряжений умчались за товаром. Платья мы с Полиной заказали схожего фасона, без всяких турнюров и кринолинов, а более свободного покроя, модного в этом сезоне в Париже. Но цвета выбрали разные, а значит, и обувь нужна была разного цвета.
        Примеряли мы туфли чуть не целый час. То один оттенок казался более подходящим, то другой. Приходилось доставать кусочки ткани, сравнивать, обсуждать и спорить. После оказывалось, что у отвергнутой прежде пары кожа мягче и ноге в ней было удобнее. Приказчик распорядился подать нам кофе за счет заведения, мы сделали перерыв и продолжили с новыми силами свое столь увлекательное занятие.
        Завершилось все тем, что помимо туфель, нужных для бала, мы выбрали еще по одной паре. Мальчишки принялись упаковывать покупки в коробки, обертывать их хрустящей бумагой с тысячу раз повторенной надписью: «Второв. Второв…» - и перевязывать их лентами с той же фамилией. Приказчик получил с нас деньги и вернул сдачу. Я собралась дать монетку мальчику с ангельским почти личиком, тонким голоском и невесомыми руками.
        - Дай ему две монетки, но помельче, - шепнула мне Полина. - Они все равно обязаны чаевые отдавать. А мелкую монетку могут и припрятать. Ты и моему дай, а приказчику рубль я сама отдам.
        Мы еще прогулялись по магазину, накупили множество мелочей, распорядились отправить покупки по адресам, оставив при себе только бальные туфли, и с чувством хорошо проделанной работы отправились к портнихе на самую последнюю примерку.
        - Ну ви тока посмотрите! - восклицала, всплескивая руками, мадам Гризодубова, хозяйка лучшей в городе швейной мастерской, которую именовала на европейский манер «ателье». - Царевны-королевны неписаной красы. Брыльянты да яхонты[37 - ЯХОНТЫ - устаревшее название рубинов и сапфиров.] чистой воды.
        А мы вертелись перед зеркалами, и я соглашалась в целом с мнением хозяйки. В отношении Полины безоговорочно, по поводу себя немного сдержаннее. А мадам Гризодубова все сыпала комплиментами, чаще прочих эпитетов поминая известные ей драгоценные камни. Что не помешало нам самую малость покапризничать и попридираться к качеству работы.
        - Мадам! Ну я же просила вас не делать корсет[38 - КОРСЕТ - предмет, главным образом, женской одежды в виде широкого пояса с вшитыми упругими пластинками из дерева, китового уса, а то и стали, туго охватывающего грудную клетку, спину и живот для придания фигуре стройного вида и определенного модного силуэта (например, в конце XIX века модным силуэтом был S-образный). Корсет очень туго шнуровался со спины или с боков, и поверх него надевалось платье. На счастье наших героинь, в их случае речь идет всего лишь о бельевом корсете - менее тугом и без всяких пластинок.] таким тугим, - чуть надув губки, жаловалась Полина.
        - Да разве ж это туго? Это и корсетом называть язык не поворачивается.
        - Нет, нужно было заказать совершенно свободный покрой, - продолжала ворчать Полина.
        - А то и вовсе не платье пошить, а пеплос![39 - ПЕПЛОС - женская верхняя одежда из легкой ткани в складках, без рукавов. Такую носили в Древней Греции, но здесь разговор идет о платьях, довольно отдаленно напоминающих греческие. Их надевали представители богемы, не боящиеся столь «большой вольности» в одежде и пересудов в свой адрес. Возможно даже, Даша и Полина имели в виду пеплос знаменитой танцовщицы Айседоры Дункан, который и вовсе был сшит из прозрачного газа.] - поддержала ее я, чувствуя, как грудь и бока сдавливаются и становится трудно дышать по мере того, как на спине затягивается шнуровка корсета.
        - А вы, яхонтовые мои, и в пеплосе смотрелись бы пригоже, - соглашалась мадам Гризодубова, самолично и с немалым усердием стягивая «удавки» на спине Полины и не обращая внимания на наши стенания. - Это если на скандал внимания не обращать.
        Мы переглянулись с Полиной и засмеялись оттого, что легко представили скандал, который мог бы разразиться, появись мы на балу в пеплосах! Нет, на такой вызов общественной морали мы готовы не были. Так что оставалось терпеть. Хорошо хоть можно позволить себе быть капризной, все равно капризами портних не пронять, они и не такое видели и слышали.
        Хозяйку наши стоны, жалобы и мелочные придирки не смущали ни в малейшей степени, и она, попутно давая распоряжения портнихам и швеям, продолжала называть нас то изумрудными, то сапфировыми, то опять брильянтовыми. Чем неожиданно подпортила мне настроение: я вспомнила, что с украшениями у меня дело обстоит не лучшим образом. Все мои драгоценности, которыми я еще накануне гордилась, к этому платью совершенно не подходили.
        Ни за что бы не подумала, что подобные вопросы станут волновать меня так сильно. Но, тем не менее, подъезжая к дому, я все еще думала именно об украшениях. А вот за порогом все эти мысли мигом улетучились благодаря нежданным, но приятным гостям.
        Оказалось, что меня ожидают Гоша с Андрюшей и незнакомая мне девушка.
        - Здравствуйте, - закричала я. - Очень рада вас видеть. Как ваши дела?
        - Хуже не бывает, - угрюмо ответил белый клоун.
        - Бывает и хуже, - успокоил его клоун рыжий.
        - Да что же случилось?
        - Афоня мозоль натер, - начал перечислять Андрей Владимирович, загибая пальцы, - у обезьянок животы болят, оркестранты скоро начнут засыпать, поскольку в эти дни играют не только у нас в цирке и у вас в театре, но и еще во многих местах. Все билеты на все представления на этой неделе проданы, а мы держим целую ложу для людей, которые о нас совершенно забыли.
        - Ой! - только и смогла сказать я, потому что обещала побывать в цирке и даже привести наших артистов. - Виновата, не велите казнить.
        - Мы вас казнить не станем, мы чего получше удумаем, - пообещал Гоша с таким видом, будто в самом деле придумывает наистрашнейшую из казней. - Вашу любезную хозяйку и очаровательную домохозяйку мы уже пригласили, и они ответили согласием. Афанасий Николаевич также не стал отвергать приглашение. А вас мы вместо казни отконвоируем куда-нибудь поближе к арене. Вот такое наказание вас, сударыня, ожидает.
        Потом мы пили чай и меня знакомили с цирковой артисткой Тоней Ланцетти, которая исполняла в программе вольтижировку на лошади, а теперь еще должна была выполнять на арене тот же номер, что ненароком получился у нас с Гошей и Афанасием. И настроение у меня снова поднялось.
        Едва гости разошлись, как дедушка на пару с Марией Степановной и не без участия Пелагеи потребовали демонстрации моего бального туалета. Тут я услышала восторженных комплиментов не меньше, чем в ателье мадам Гризодубовой. Мария Степановна отчего-то растрогалась и даже прослезилась немного. Дедушка скромно помалкивал, затем поднялся и протянул мне довольно большую коробку из тех, в которых продают в серьезных магазинах ювелирные украшения.
        - Давно у меня не было возможности побаловать внучку, - сказал дедушка. - Но раз дела повернулись в сторону удачи…
        32
        Уличные гуляния, цирк, Петина премьера, наши концерты, которые были для меня развлечением, а никак уж не работой… И наконец, бал в общественном собрании!
        Как все прочие учреждения, имеющие большую значимость, это располагалось неподалеку от Новособорной площади, а следовательно, и от театра. И я множество раз проходила мимо его нарядного фасада из красного кирпича фигурной кладки с белыми вставками, но внутрь не заглядывала ни разу.
        Мы с Полиной красиво подкатили к самому входу на тройке ее родителей, мигом рядом оказался специальный лакей, который помог нам выбраться из саней, что оказалось не лишним - сделать это в бальных платьях без сторонней помощи было бы непросто, - швейцар распахнул двери, еще один лакей принял наши шубки, а третий проводил к дамским комнатам.
        Закончив приводить себя в порядок, мы направились к танцевальной зале. Лестница с невысокими, но очень широкими ступенями, с тяжелыми (но ни в коей мере не тяжеловесными) перилами серого мрамора выводила к площадке с огромным, во всю стену зеркалом, а дальше раздваивалась, и каждый из пролетов вел наверх. Пожалуй, впервые в жизни, поглядев в это огромное зеркало, я осталась довольна своим внешним видом: мои косы чуть укоротили и уложили в высокую пышную прическу, платье и туфли были сшиты по самой последней моде и вполне мне подходили, а подаренные дедушкой колье, серьги и браслет из красного золота с бриллиантами и рубинами оказались как нельзя кстати к платью с рыжим отливом. Полина выглядела чуть старше, чем на самом деле, и, может, потому казалась мне совершенной красавицей.
        - Ох, Даша, - неожиданно услышала я голос подруги. - Какая же ты красивая, даже зависть разбирает.
        - Я секунду назад то же самое про тебя подумала, - засмеялась я.
        Мы степенно поднялись на площадку, свернули влево на второй лестничный пролет и увидели ожидающих там кавалеров: Петю и его одноклассника Петрова. Петрова звали Никитой, был он не по годам высок, простодушен лицом, на котором даже среди зимы виднелись нечастые и неяркие веснушки, и лучше всех в Первой мужской гимназии играл в футбол. Но и танцором при том был отменным, что сегодня давало ему преимущество перед многими другими кавалерами.
        Мальчики спустились нам навстречу, поздоровались, красиво наклонив головы, и галантно предложили руки. С самым серьезным видом мы всей компанией поднялись во второй этаж, но надолго нас не хватило, и мы дружно рассмеялись, чем привлекли множество взглядов. Какие это были взгляды со стороны молодых людей! Наши кавалеры мигом возгордились и на своих сверстников стали посматривать свысока.
        Я огляделась. Справа и слева от лестницы были устроены павильоны с буфетами и игорными столами. Прямо две широкие двери вели в зал для танцев со сценической площадкой, оборудованной слева, - там сейчас размещался оркестр, - и балконом справа. На балконе публики было немного, потому что танцы еще не начались, и смотреть оттуда было пока не на что.
        - Человек триста собралось, - сказал Никита, осматриваясь.
        - По списку триста восемь, - подтвердил Петя. Его отец, будучи градоначальником, таким мероприятиям уделял значительное личное внимание. - Да еще многие обращались с просьбой получить приглашение вне списка. Это по большей части приезжие.
        - Да еще сколько прислуги! - обратила наше внимание Полина.
        Среди гостей и впрямь в значительном числе мелькали ливреи лакеев и белые куртки официантов.
        Разговор наш, как и большинство разговоров в публике, переходил с одной темы на другую: то мы обсуждали неожиданные морозы, то премьеру в Народном театре.
        - А у тебя ловко получилось сыграть! - похвалил Петю товарищ. - Я порой даже забывал, что это ты. И как ловко ты грохнулся, даже страшно стало - вдруг себе чего сломаешь, кто тогда у нас форварда играть станет.
        Петя и вправду умудрился споткнуться и грохнуться на сцене во весь рост, но, как часто бывает, публика сочла это интересной задумкой. Петя страшно переживал по поводу своей неуклюжести, но виду не подавал и поддерживал версию, что так и надо было.
        - Э-э-э, я заодно решил проверить новые приемы падения, - заявил он и скосил глаза в мою сторону. - Потом всем покажу, очень в футболе вещь полезная.
        Пришлось мне отвернуться, чтобы другие моей улыбки не видели.
        Тут всех стали приглашать в зал, на сцену вышел Александр Сергеевич, градоначальник и Петин папа, поздравил собравшуюся публику с Масленицей и приходом весны и объявил бал открытым. Заиграл оркестр, публика освободила центр зала, начались танцы.
        Чаще всего я танцевала, конечно же, с Петей, но и других кавалеров было немало. Петя не дулся и не проявлял никаких признаков ревности. Разве что пару раз недобро взглянул на молоденького подпоручика, который, по его мнению, слишком уж часто приглашал меня танцевать.
        На балу преобладала молодежь, хотя немало было людей постарше и даже весьма почтенного возраста. А в целом я вскоре совершенно забыла, что нахожусь в Сибири, едва ли не в самом ее центре, а не где-нибудь в Петербурге или Париже. А что, я была с маменькой на великосветском приеме в Париже и не сказала бы, что этот бал хоть в чем-то уступал виденному там.
        - Петя, вы не проводите меня? Я бы хотела выпить что-нибудь прохладительное.
        Петя согласно кивнул, мы вышли из зала, прошли в один из павильонов, и я устало опустилась на бархатную банкетку.
        - Петя, у вас еще есть силы?
        - Немного осталось, - улыбнулся мой кавалер. - Сейчас принесу лимонад, тогда и ваши силы восстановятся. Бутербродов или пирожных не желаете? Значит, будут бутерброды.
        Он отошел к буфету, но там толпился народ, и совсем уж быстро он не вернулся бы. Осталось единственное развлечение - рассматривать публику. Публика в свою очередь развлекала себя обычными разговорами, шампанским и другими напитками, канапе с икрой, разнообразными блинами, как же без блинов на Масленице! Я сидела спиной к лестнице, напротив же, у окон, было несколько столов с зеленым сукном, за которыми сидели те, кто танцам предпочитал карточную игру.
        Среди публики было немало знакомых лиц. Вот, к примеру, старший сын хозяина нашего театра, Евграфа Ивановича Королева, Алексей Евграфович, тоже купец первой гильдии. Господин Королев тоже заметил меня и направился в мою сторону вместе с юной девушкой. Пришлось вставать.
        - Здравствуйте, ваша светлость, - официально приветствовал меня купец. - Дозвольте представить вам мою дочь. Графиня Дарья Бестужева. Моя дочь, Анна. Искренне надеюсь, что вы подружитесь. Я вас оставлю, ибо давно уже заметил, что присутствие родителя не способствует живости разговоров детей.
        Анну трудно было назвать красавицей, но выглядела она мило и привлекательно. Платье явно из лучших парижских магазинов, в этом мне можно полностью довериться. Единственной вещью в ее наряде, не согласующейся с хорошим вкусом, был излишек украшений. Анна заметила мой взгляд и фыркнула:
        - Я чуть не год не была дома, и меня подарками завалили! Дедушка, папа, дядя, тетка… И все в голос твердят, что это специально к балу. Ну и чтобы никого не обидеть…
        - А где вы были, если это не секрет?
        - Да какой уж секрет, в парижском пансионе училась. Только надоело мне там страшно, по дому заскучала. Теперь стану, как все нормальные люди, в гимназии учиться. Да и толку поболее будет.
        - А что за пансион?
        - Пансион месье Легре.
        - Вы не поверите, но я там тоже училась и мне тоже очень быстро надоело.
        - Так вот о какой русской графине там легенды рассказывают, вот кто мадам Жюстен изводил! - воскликнула Анна.
        Мы стали перебирать косточки преподавательницам пансиона и самому месье Легре, но вскоре подошел молодой человек с капризной физиономией и обратился к Анне:
        - Анна Алексеевна! Не заставляйте меня рыдать. Мне был обещан танец, но ждать уж нету боле сил.
        Они ушли, но в одиночестве я пребывала недолго - вернулся Петя со стаканами и тарелочкой бутербродов.
        - Лимонаду нету, - торжественно заявил он.
        - А что же в стаканах?
        - В стаканах лимонад из малины с мятой и из слив. То есть получается, что это не лимонад вовсе, а малинад и сливонад! Что выбираете?
        - Малину!
        - Стало быть, мне остается слива.
        Мы вновь примостились на банкетке и принялись закусывать.
        Мое внимание давно уже привлекала некая весьма экстравагантная особа, молодая женщина, из прически которой торчали во все стороны длинные шпильки с шариками на концах, наподобие тех, что я видела на портретах японских аристократок. И одета она была в вычурное красное с черным платье, украшенное спереди четырьмя пуговицами невероятного, чуть ли не с блюдце, размера. Она дефилировала по павильону, совершая сложные зигзагообразные маневры, взирала на всех через лорнет[40 - ЛОРНЕТ - очки, но не с дужками, а с приделанной ручкой, за которую лорнет подносят к глазам. Порой такой же рукояткой оснащают театральные бинокли. В данном случае Даша увидела нечто среднее между обычным лорнетом-очками и лорнетом-биноклем.], способный своими размерами соперничать с биноклем, постоянно делала некие непонятные движения правой рукой и непрестанно трогала свои пуговицы.
        - Странная дама! - не удержалась я от восклицания.
        - Вы тоже обратили внимание? - откликнулся Петя.
        - А вам не кажется, что все эти ее якобы судорожные движения имеют систему? Посмотрит в лорнет - и давай свои пуговицы перебирать.
        - Даша, - перешел на шепот мой товарищ, - да она же знаки подает. Мы в гимназии так подсказываем. Ну если и не точно так, то похоже. Вот смотрите: приложила к верхней правой пуговице ладонь, а следом вытянула два пальца: семерка. Другая пуговица и просто три пальца - тройка. Сжатый кулак - это десять.
        - И смотрит она через лорнет в карты, а знаки подает кому-то за карточным столом. Давайте подойдем чуть ближе, ее партнер наверняка должен к ней лицом сидеть, а от нас его спины других игроков заслоняют.
        Мы отдали опустевшие стаканы пробегавшему мимо официанту и приблизились к игорным столам, от которых доносились обычные в таких случаях реплики играющих.
        - Семьдесят пять рублей в банке! Сколько вам угодно?
        - Ва-банк!
        - Рискуете, молодой человек, - получайте!
        - Дайте открытую.
        - Извольте!
        - Купите себе!
        - Девять!
        - Очком меньше.
        Петя неожиданно вздрогнул.
        - Что с вами?
        - Даша, да это же Тихонравов, припомните, как его описывали Лариса и Сергей!
        Я присмотрелась к тому игроку, которого мы заподозрили в столь оригинальном обмане, и стала вспоминать описание. Волосы каштановые, густые. Нос прямой, губы узкие, глаза серые. Выглядит лет на тридцать с небольшим. Все сходилось!
        - Никак не ожидал встретить его здесь и уже сегодня! - шепнул мне Петя.
        - Так, - повернулась я к нему и заглянула в глаза. - А когда и где вы его ожидали встретить?
        Петя сильно смутился, но глаз не отвел.
        - Я вчера все же сходил в харчевню, ведь срок был назначен. Так Никита Иванович сказал, что просьбу мою передать сумел и мне обещали назначить встречу. Я, конечно, на это особенно не надеялся, полагал, что теперь-то наш месье Птижан убежал куда подальше, и здорово обрадовался. А вам не сказал сразу, оттого что с вас пример взял: чтобы от праздника не отвлекать и веселье не портить. Но к концу вечера собирался все рассказать непременно.
        - Да, но что нам сейчас-то делать?
        - О чем беседуете, молодые люди? - услышали мы голос журналиста Вяткина, подошедшего к нам незаметно. - Вижу, вы чем-то озадачены?
        - Григорий Алексеевич, вы же все и всех знаете, - обратилась я к нему.
        - В этом есть изрядная доля преувеличения, - заскромничал журналист.
        - Скажите, а вон тот мужчина за вторым столиком, шатен с усиками, вам неизвестен?
        - Это господин Тихонравов, заезжий предприниматель. Проживает в отеле «Метрополь», номер мне неизвестен. Чем он вас так заинтересовал?
        - Нам кажется, что он играет не вполне честно.
        - Вряд ли. Я сам неделю назад сиживал с ним за картами. Он, конечно, везунчик, но умеет вовремя остановиться, выиграет небольшую сумму и прекращает игру. Удовлетворены ответами?
        - Спасибо вам большое.
        - Тогда разрешите покинуть вас.
        Журналист ушел. А игрок-везунчик как раз принялся собирать выигранные деньги.
        - Благодарю вас, господа. Я, пожалуй, не стану далее испытывать судьбу и выйду из игры. Позволите вас угостить? Коньяк, шампанское? Человек! Распорядитесь подать к нашему столу бутылку шустовского, пять звездочек, и бокалы на всех.
        - Петя, он сейчас выпьет коньяку и, скорее всего, уйдет. И кто его знает, куда. Вы не видели здесь кого-нибудь из полиции?
        - Видел. Господина Янкеля видел, да и сейчас его вижу. Вон, по ту сторону, в другом павильоне, как раз напротив нас с вами.
        - Идемте.
        Судебный следователь о чем-то беседовал с Алексеем Евграфовичем Королевым, и мы остановились чуть в стороне. Но Королев вскоре нас приметил, кивнул и обратился к своему визави:
        - Благодарю вас за интересные сведения, но, как мне кажется, графиня Бестужева желает вам что-то сказать. Не смею препятствовать удовольствию от беседы со столь очаровательной особой.
        Янкель обернулся в нашу сторону, улыбнулся, но улыбка его тут же погасла, он не сразу, но признал меня.
        - Генрих Эрастович, - не давая ему опомниться, начала я. - Позвольте принести вам свои извинения за некоторую бестактность, проявленную по отношению к вам. Но сейчас речь идет не о том. Здесь присутствует человек, пребывавший в нашем городе в компании убийцы монахини и даже выдававший себя за его отца.
        Слова эти произвели на следователя столь сильное впечатление, что он сдержал свое раздражение.
        - То есть вы утверждаете, что здесь присутствует господин Тихонравов?
        - Совершенно справедливо, присутствует. В павильоне напротив, за вторым от окна карточным столом. Отмечает свой выигрыш.
        - На чем основано ваше предположение? - деловито уточнил следователь, что было правильно: он был обязан убедиться, что нет никакой ошибки, прежде чем арестовывать, да к тому же здесь, в людном месте и в разгар праздника, подозреваемого в сопричастности к убийству.
        - Господин Вяткин его знает, - опередила я Петю, который уже открыл рот для ответа. Но я побоялась, что он мог бы сказать, будто мы опознали преступника по описанию, и тогда бы пришлось объяснять, откуда мы это описание получили.
        - И в гостинице нам его описали, - все же сказал Петя, но сказал совершенно правильно. - У вас же тоже есть описание его внешности.
        - Есть, - согласился Генрих Эрастович. - И по нему выходит, что вы правы. Молодой человек, спуститесь вниз, там у входа должен дежурить кто-нибудь из полицейских. Велите ему от моего имени поставить к самому входу еще двоих, приготовить сани, а самому пройти сюда.
        Петя быстро, но без видимой спешки отправился выполнять это распоряжение, я же отошла в сторону с таким расчетом, чтобы лишний раз не попадаться на глаза господину Янкелю, но и все видеть.
        Через пару минут появился полицейский и остался подле судебного следователя, вставшего возле лестницы. Господин Тихонравов как раз собирался уходить, и они сочли правильным дождаться момента, когда тот поравняется с ними, а не идти ему навстречу.
        Следователь оказался ко мне спиной, и я не слышала, что именно он говорил. Хотя догадаться было не сложно, вероятнее всего, что-то вроде: «Господин Тихонравов? Вы арестованы по подозрению в сопричастности к свершению убийства».
        Господин Тихонравов изобразил на лице безмерное удивление и вселенскую скорбь, но ответил спокойно и негромко:
        - Не смею препятствовать вам в исполнении ваших обязанностей. Уверен, что в самом скором времени недоразумение разъяснится.
        Они стали спускаться вниз по лестнице: впереди полицейский, следом Тихонравов, последним - следователь Янкель.
        Как ни странно, но уже через несколько минут я забыла и о Тихонравове, и о Янкеле. Танцы перемежались выступлениями артистов и играми. Паузы для отдыха были заполнены приятными, пусть и не слишком содержательными беседами и новыми знакомствами. Так что о происшествии я вспомнила всего лишь один раз, сделала телефонный звонок и забыла о нем до самого возвращения домой.
        Да и дома я лишь подумала, что этим арестом дело не закончится. Сложилось у меня такое даже не предчувствие, а убеждение. На этой мысли меня и сморил сон.
        33
        Михаил объявился у нас дома к завтраку и с радостью согласился его разделить. Выглядел он бодро, хотя не спал ночь.
        После завтрака дедушка тактично сделал вид, что ему есть о чем побеседовать с Марией Степановной, и мы с помощником следователя смогли остаться наедине.
        - Я не слишком обеспокоила вас своей просьбой? - спросила я. - Или, быть может, вовсе толкаю вас к совершению должностного нарушения?
        - Не важно, - отмахнулся Михаил. - Важно то, что у нас, у меня, да и Генриха Эрастовича, хоть он того вслух не говорил, сложилось мнение, что господин Тихонравов причастен к убийствам куда более сильно, чем пытается показать. Но предъявлять ему нечего! Нет даже косвенных улик, а очень не хочется дать ему выйти сухим из воды. Лучшие же наши люди, как вы знаете, сейчас вне города, и все серьезные дела, а таковых немало, лежат на плечах господина Янкеля. И не ровен час, начальство заставит закрыть это дело и забыть обо всех наших умозрительных подозрениях. Вот я и хватаюсь, как утопающий за ту соломинку, за надежду на вашу светлую во всех смыслах головку и умение делать самые неожиданные выводы. Так что, едва была распечатана стенограмма допроса, поспешил к вам, Даша. Вот, ознакомьтесь.
        Он вынул из папки пачку листов и протянул их мне. В свое время мне таких протоколов пришлось прочесть немало, потому я сразу пропустила начало, то есть стала читать с того места, где следователь стал задавать вопросы.
        « - Назовите себя.
        - Николай Тихонович Тихонравов.
        - Возраст?
        - Тридцать четыре года.
        - Вероисповедание?
        - Православный.
        - Сословие?
        - Мещанин.
        - Род деятельности?
        - Предприниматель.
        - В чем именно состоит ваше предпринимательство?
        - Мне тут сказывали, будто господин Второв на подобный вопрос отвечает кратко: гоню мануфактуру из Европы в Сибирь. Если и мне ответить столь же кратко, то я гоню всякий товар из Сибири в столицы и иные большие города.
        - Какого рода товар вы поставляете из Сибири?
        - Всякого рода! Но если вам нужны подробности, то скажу для примера: небольшие партии пушнины, масло коровье и сыры, копченую рыбу и все иное, что может дать прибыль. Хотя больших капиталов не нажил, но на мою холостяцкую жизнь мне достаточно.
        - Вы так спокойно говорите о торговле пушниной?
        - Отчего же мне беспокоиться по этому поводу?
        - Значит, у вас есть по закону выправленная лицензия на этот вид торговли?
        - Помилуйте, мне лицензия ни к чему. Вот если бы у меня была постоянная контора по скупке рухляди[41 - РУХЛЯДЬ - то же, что и пушнина.], тогда да, тогда без лицензии никак. А купить и перепродать дюжину соболей - на это лицензии не нужно. Опять же я, как правило, ничего не покупаю, а вымениваю. Так сказать, совершаю натуральный обмен. А это совсем иное дело, о коем в законе ни слова не прописано.
        - Что вы вымениваете, более или менее ясно. А на что?
        - Чтобы иметь хоть какую-то прибыль при столь малых объемах, приходится за той же пушниной в самую что ни на есть глушь забираться. И товар для обмена специфический везти, который в тех таежных краях спросом всегда пользуется. Спички, соль, свечи. Припас ружейный: порох, гильзы, дробь, картечь, пули. Патроны для нарезного оружия. Неплохо было бы и сами ружья возить, но тут как раз без лицензии не положено».
        Мне поначалу показалось, что следователь начал допрос с темы, не имеющей касательства к делу. Но вскоре я поняла, что это неспроста, что из расслабляющего разговора о законной стороне деятельности Тихонравова можно выудить сведения, позволяющие сделать его более разговорчивым. Вот и я кое-что для себя успела уяснить.
        - Раздумываете, отчего Генрих Эрастович столь долго и подробно выспрашивает про предпринимательство? - правильно понял мою задумчивость Михаил.
        - Раздумываю. Но кажется, поняла правильно.
        - Господин Янкель - человек грубый, неприятный, а порой и мерзкий в общении. Но дело свое знает и старается исполнять толково. Порой не сразу сообразишь, куда и зачем он допрос ведет, но позже догадываешься и понимаешь, что так как раз и надо.
        Я кивнула и продолжила чтение.
        « - Около года тому назад я познакомился с неким господином, ведущим схожую деятельность. Был он французом и фамилию имел Гранжак. Месье Жак Гранжак. Сошлись мы исключительно на деловой почве, ибо для дружеских отношений несходство наших характеров было слишком разительным. Достаточно упомянуть, что жаден он был ровно Собакевич».
        Я не сразу сообразила, что имел в виду допрашиваемый. Выручил Михаил. Он, видимо, успел изучить протокол настолько хорошо, что уже по странице, которую я держала в руках, вспоминал, о чем на ней написано.
        - Господин Тихонравов несколько раз пытался выказать начитанность и даже интеллигентность, но почти всякий раз попадал впросак. Вот и Собакевича с Плюшкиным спутал, - пояснил он.
        « - Сразу скажу, что моя выгода от этих взаимоотношений состояла в том, что при скупости моего нового партнера мне удавалось получать от него цену, хоть и много меньшую, нежели от партнеров в Москве, но с учетом экономии на перевозке товаров и прочих накладных расходов дававшую ощутимую выгоду. А главное, я экономил время, ведь мне достаточно было доставить товар в Тобольск или Омск, что много ближе, чем везти его в Москву, получить расчет и тут же пустить деньги в оборот.
        Месяца четыре тому назад, в ноябре прошлого года, мы должны были встретиться в Тобольске. К тому времени я уже имел ключи от снимаемой месье Гранжаком квартиры, чтобы при случае не тратиться на оплату гостиницы. Вот и в этот раз ключи пришлись как нельзя кстати, поскольку мною было получено сообщение, что мой партнер задерживается на несколько дней против оговоренного срока. Но и новый срок прошел, а его все не было. Привезенный же мною товар - партия осетровой и стерляжьей икры - не мог ожидать слишком долго, и мне пришлось срочно искать, куда его сбыть. Как я ни старался, но все же потерпел заметный убыток и даже собирался предъявить претензии. Но вместо месье Гранжака на его квартире объявился… весьма и весьма необычный тип. И помимо него мне приходилось то принимать иных партнеров месье, то отвечать на полученную на его имя корреспонденцию. Долгое время я не вскрывал доставляемые письма, но, поняв, что с компаньоном случилось нечто серьезное, вынужден был принять на себя исполнение обязанностей секретаря или что-то в этом роде. Поймите меня правильно: я сам уже потерпел убытки и пытался
сделать так, чтобы другие его партнеры не страдали по незнанию сложившейся ситуации.
        - Это тогда вы решили назваться месье Птижаном?
        - Исключительно для того, чтобы вызывать большее доверие у партнеров.
        - То есть вы воспользовались ситуацией и стали действовать от имени месье Гранжака?
        - А что, были жалобы? Поймите, хоть формально наше компаньонство и не было оформлено, но я, по сути, оказался его преемником. На время его отсутствия, конечно. Впрочем, это не важно. Так вот, однажды объявился на квартире месье Гранжака весьма странный человек. В первую очередь странной могла бы показаться его внешность…»
        Здесь я довольно бегло пробежалась по строчкам, где Тихонравов «живописал» внешность того, кто был нам известен как Гном и чья внешность мне была хорошо знакома. Несколько раз господин Тихонравов пытался выказать свою начитанность и даже не всегда путался, как в случае с Собакевичем и Плюшкиным. Следователь лишь изредка перебивал его вопросами, давая выговориться и скорее всего ища в рассказе несоответствия.
        « - Но еще более странным, нежели его внешность, был характер этого господина. Начнем с того, что я по сей день не знаю его имени, откуда он прибыл, какую цель преследовал. Чтобы хоть как-то общаться, я стал звать его Жаном Птижаном. Месье Гранжак был плотен, высок, так что в этом прозвании содержалась изрядная доля юмора. Но он не возражал, а чуть позднее мне взбрело в голову и самому представляться в некоторых случаях этим придуманным именем. Но я вновь отвлекся. За месяцы знакомства я слышал от него не более десятка фраз. Все, что я могу сказать о нем, - это лишь мои догадки. Достаточно несомненным можно считать, что прибыл он из Франции, где прежде был близко знаком с месье Гранжаком, и жаждал это знакомство возобновить. Еще вполне определенно и на собственном опыте знаю, что нравом он обладает самым диким. Злобность его проявляется вспышками безо всякого видимого повода. Как-то раз он счел, что я взял принадлежащую ему вещь, и потребовал ее вернуть, чем привел меня в полное недоумение. Но слово за слово, он распалялся все больше и в конце концов кинулся на меня с ножом! По счастью, именно в
этот момент он обнаружил свою якобы украденную мною вещь лежащей на столе на самом видном месте. Я стал всерьез опасаться его, но он вскоре исчез по неизвестной мне причине.
        Дела заставляли меня пуститься в дорогу, что я и собрался сделать с видимым облегчением. Но… Но в самый последний момент вернулся мой маленький Жан. Не испрашивая моего согласия, он заявил, что отправляется вместе со мной. Возражать я не рискнул».
        Я бегло пробежала еще несколько страниц, где по большей части говорилось о том, по каким делам выехал из Тобольска господин Тихонравов.
        « - Надо сказать, что, уезжая, я прихватил с собой несколько писем, пришедших в нашу тобольскую квартиру, и некоторые из них долгое время оставались невскрытыми. Но в дороге выдался досуг, и я их прочел. Одно меня попросту поразило. Оно было адресовано неизвестному мне человеку, которого я, как и многих других корреспондентов, счел деловым партнером месье Гранжака. Но носило оно явно личный характер, и я, поняв это, собрался уже не читать далее, но нечаянно уронил листки, а когда стал их собирать, то на глаза мне попались последние строки. В них говорилось об изумруде размером едва ли не с куриное яйцо! Согласитесь, что после таких слов обуздать собственное любопытство мне стало крайне затруднительно! Я не удержался и прочел письмо целиком. Было оно писано некой дамой, которая находилась в монастыре близ Томска, ее знакомому. Выходило так, что в их взаимоотношениях настали непростые времена, и она собиралась покинуть суетный мир и стать монахиней. Камень же, о котором говорилось в последних строках, хранился в келье настоятельницы, и все считали его ненужной безделушкой.
        - Письмо сохранилось?
        - Да, конечно. Я готов передать его вам, как только мне будет разрешено вернуться к себе в гостиничный номер».
        - Полагаю, что вы к тому времени и так уже нашли это письмо? - спросила я Михаила.
        - Да, при обыске, в числе прочих многочисленных писем. Но без конверта.
        - Это уж само собой. Письмо было адресовано не на квартиру месье Гранжака и получено обманным путем.
        - Та-а-к! - протянул Михаил. - Ну а это вы откуда знаете?
        - От человека, который его написал, - ответила я с простодушным видом, хотя и смутилась от собственной оговорки. - Чуть позже я вам об этом расскажу, а сейчас хотела бы дочитать.
        « - Вынужден покаяться, потому как мысли у меня зародились самые преступные. Но, как я понимаю, мысли, даже преступные, еще не есть преступление? А никаких негодных действий я не совершал. Так вот, я написал на обратный адрес письмо и попросил о встрече. Уж не знаю с чего, но мне казалось возможным уговорить неизвестную мне девушку украсть камень, а вырученные деньги поделить между нами. Видимо, я, сам докатившийся до желания нарушить моральные устои, невольно полагал, что и все остальные способны на столь же отвратительные поступки. Но, к своему счастью, я ошибся! И несказанно рад этому обстоятельству, ибо сейчас стал понимать, к чему бы это могло привести! А так я могу спокойно спать с чистой совестью.
        - Прошу вас не уходить в сторону.
        - Да, да, конечно. Итак, встреча мне была назначена, и я на нее явился. Общались мы, можно сказать, в кромешной тьме, через стену монастыря, так что ничего о своей собеседнице сказать не могу. Кроме того, что, как я уже говорил, она оказалась человеком высокой нравственности и мое предложение о краже отвергла с гневом! Более того, она добавила, видимо желая меня уберечь от попыток самому, в одиночку проделать это, что камень вот-вот покинет стены монастыря, а возможно, уже их покидает. Вы не поверите, с каким облегчением я вздохнул, узнав о крушении своих планов! Бог уберег меня от преступления! Я вернулся в дожидавшийся меня возок и велел ехать в город. Но мой возница оказался столь неуклюж, что мы съехали в канаву подле обочины и застряли там. Мы с моим неприятным спутником были вынуждены выйти и толкать возок, но это мало помогло. Тогда Птижан вызвался дойти до домов и позвать помощь. В тот момент мне это не показалось подозрительным, несмотря на то что до того он явно избегал общения с кем бы то ни было.
        Отсутствовал он слишком долго, вернулся не в духе и один. Но к его возвращению нам мало-помалу удалось выбраться на ровную дорогу. Так что тогда я ничего не заподозрил.
        - Вы обсуждали с ним ваши планы, касаемые похищения камня?
        - Помилуй бог! Я и от себя-то их, можно сказать, скрывал. Но припоминаю, что, вернувшись от монастыря в возок, я высказался вслух в том духе, что дело, ради которого сюда приезжал, сорвалось и соблазн, каковому я едва не поддался, с минуты на минуту исчезнет. Уже позднее, узнав о трагедии и убийстве монахини, я стал перебирать в памяти все, с этим связанное. Вспомнил о странном оживлении моего спутника, когда он узнал, что я собираюсь сделать остановку подле монастыря. Угрюмость, напавшую на него после моих слов о том, что дело сорвалось. Я могу лишь предполагать, но, как мне кажется, он просто-напросто прочел то письмо и сумел связать обрывки моих слов, а равно и все разрозненные события, в единое целое. Возможно, он не обладает большим умом, но хитростью наделен сверх всякой меры. Думаю, что, укради я изумруд, мне недолго бы оставалось жить - он зарезал бы меня без малейшего сомнения, как бедную монахиню, упокой, Господи, ее душу.
        - То есть вы знали, что убийство совершил ваш… гмм… спутник?
        - Нет, не знал. Доподлинно не знал, но догадывался. Едва прочел в газетах, как сразу стал догадываться.
        - Так отчего вы не сообщили в полицию?
        - Прежде всего оттого, что не знал ничего доподлинно. Расспрашивать же я даже намеками не рискнул. И потом я боялся. Боялся, что меня привлекут за соучастие. Но больше всего боялся, что он меня убьет.
        - И что же вы делали?
        - Ничего! Прежде всего, я, как уже говорил, не был ни в чем уверен. Я даже сейчас не знаю, был ли украден изумруд, потому что в газетах об этом не писали. Я практически не покидал номера и, по правде сказать, очень надеялся, что мой спутник - если камень ему все же достался - вскоре меня покинет. Не станет же он ждать, пока полиция выйдет на его след! Вот тогда можно будет и в полицию обратиться. Но несколько дней кряду он ничем не выдавал своей причастности к событиям у стен монастыря. Я даже засомневался в своих выводах, хотя случайным совпадением это преступление, свершенное именно в момент его отсутствия, не могло быть. Однако три дня тому назад я заметил, что Птижан приходит в бешенство. Как тогда в Тобольске. Он украдкой обшаривал углы номера и распалялся с каждым мигом все больше. Тут мне пришло на ум, что он потерял нечто очень ценное. Скорее всего, тот самый изумруд! И если он едва не убил меня в схожей ситуации из-за какого-то пустяка, то уж из-за камня убьет меня непременно, решил я. Украдкой выбравшись из номера и даже не надев пальто, я счел за благо скрыться, спрятаться, исчезнуть на
время!
        - Куда?
        - Здесь замешана честь дамы… Но я готов сообщить вам адрес и имя, если мне будет обещано, что без самой крайней на то нужды этот адрес и это имя не будут преданы огласке».
        Я собралась уже спросить у Михаила, успели ли они проверить сказанное Тихонравовым и подтвердилась ли его невиновность, но он успел понять мой вопрос без слов и, хитро подмигнув, сказал:
        - Желаете спросить, проверили ли мы алиби? Конечно! Все полностью подтверждается, хотя алиби и основано на показаниях единственного человека. Я попытаюсь еще найти извозчика, отвозившего его в тот день. Человека без пальто должны были запомнить. Но, в принципе, и слов этой дамы достаточно.
        - Эта дама худощава, волосы у нее крашены в красный цвет, она одевается и ведет себя весьма экстравагантно? Не так ли?
        - Совершенно верно. Ну а с ней вы когда знакомство свести успели?
        - А я с ней совсем не знакома, - тут я в свою очередь сделала хитрое лицо. - Но я видела ее во время бала неподалеку от карточного столика, за которым играл Тихонравов. Похоже, она подавала ему знаки о том, какие карты у его партнеров.
        - Да? - Михаил хмыкнул и задумался. - Господин Тихонравов заядлый игрок. Но в нечестной игре его заподозрить сложно. Ему везет, но выигрывает он отнюдь не значительные суммы и быстро останавливается.
        - Но о его проигрышах неизвестно и вовсе? - в ответ Михаил лишь пожал плечами. - Наверное, игра для него не столько источник дохода, сколько развлечение. Но согласитесь, что самая увлекательная игра - та, в которой ты выигрываешь. Так к чему рисковать и привлекать к себе внимание большими выигрышами, не лучше ли сыграть несколько раз?
        - Логично, но тем не менее бездоказательно. Впрочем, это прямого отношения к делу не имеет. Лучше расскажите мне об авторе письма. В протоколе ничего интересного больше нет, и его окончание можно изложить в двух словах: дама, давшая приют господину Тихонравову, по его просьбе навела справки в гостинице, и как только выяснилось, что его якобы сын уже несколько дней не объявляется, он решил, что тот наконец-то покинул город, успокоился и вернулся в свой номер и к своей обычной жизни. Вот даже на бал пошел, дабы развеяться и повеселиться.
        - А «Белую харчевню» он зачем посещал?
        - Пытался навести справки о компаньоне, так как знал, что тот там бывал.
        - Его послушать, так он чист перед законом и людьми, ровно праведник.
        - С его слов так и выходит. Увы, факты подтверждают это. Хотя… как сказал бы наш Михеич: гладко брешет, руку не подсунешь.
        - А мне вот кажется, что крохотная доля правды заключается лишь в его заверениях, что убийство и кражу камня совершил без его ведома тот, кого он называет Птижаном и кто известен французской полиции под кличкой Гном. И еще, вполне возможно, господин Тихонравов говорил правду, что тот готов был его убить. Потому как он сумел украсть у Гнома изумруд!
        - Даша, вы давно приучили нас доверять вашим выводам, даже самым неожиданным. Но мне хотелось бы услышать и о тех фактах, на которых они основаны.
        Я кратко рассказала Михаилу о своем знакомстве с Ларисой, не упоминая о роде ее с Сергеем занятий. Мне верилось, что все это в прошлом и что сейчас они начинают совсем иную жизнь.
        - Полагаю, что господин Тихонравов при случайной встрече в отеле смог опознать ее. Скорее всего, по голосу. И воспользовался этим в своих целях: выкрал у Гнома изумруд, а ему преподнес дело таким образом, что подозрения пали на Ларису. Недаром Гном учинил в номере погром и дважды предпринимал попытки нападения. Сначала в гостинице, затем в больнице. После этого ему уже никак нельзя было возвращаться в «Метрополь» и пришлось укрыться во флигеле у возницы. Кстати, что по его поводу говорил Тихонравов?
        - Что, будучи стесненным в средствах, не смог нанять толкового извозчика и вынужден был воспользоваться услугами бывшего студента. Кто он таков, где проживает и иные подробности его не интересовали. Ну и, само собой, на момент свершения преступления на Московском тракте у него также имеется алиби. Он, разумеется, делает вид, будто о самом убийстве возницы и своего компаньона ничего не знает, так как нам удалось скрыть эту новость от газетчиков.
        - Все ему ведомо, - категорично заявила я. - Он так уверенно показывает на своего партнера, потому как знает, что его слова никто не сможет опровергнуть. А уж то, что Прощай и Гном не убивали друг друга и что убийство совершено третьим лицом, абсолютно очевидно.
        - Но нет ни единого доказательства причастности к этому преступлению господина Тихонравова! Напротив, у него имеется неплохое алиби.
        - Да уж! Подстраховаться он не забыл. И это-то как раз выглядит подозрительным!
        Я уж собралась было сказать о том, что для доказательства спорности этого алиби можно использовать факт жульничества в карточных играх. Ведь если удастся доказать, что знакомая Тихонравова находится с ним в сговоре, то ее словам не станет никакой веры. Но тут у меня в голове мелькнула интересная мысль, да и Михаил меня отвлек:
        - Опять же если бы он был причастен к этим преступлениям, то должен был бы немедленно скрыться. Но он по сию пору находится в Томске.
        - Господин Микульский вон тоже не спешил покидать город, что, в конечном счете, обернулось против него. Отчего не предположить, что и у господина Тихонравова имеются к тому веские причины?
        - Настолько веские, что он готов рисковать свободой и жизнью? Хотелось бы мне узнать о них подробнее!
        - Мне тоже хотелось бы, - вздохнула я. - Полагаю, что его даже не арестовали?
        - Для ареста нет оснований. Генрих Эрастович, конечно, запретил ему покидать город до окончания следствия, к чему он отнесся спокойно. И рекомендовал без крайней нужды не выходить из гостиницы. Вот это господину Тихонравову очень не понравилось, что, впрочем, вполне естественно. И уж само собой, за ним установлено наблюдение.
        Тут я задумалась, и, как это порой со мной случается, рука сама собой потянулась к коробке с конфетами. Руку я остановила, потому как за время разговора успела съесть этих конфет едва ли не с десяток. Михаил заметил мое движение, тихо рассмеялся и сообщил заговорщицким шепотом:
        - Не стесняйтесь, Даша. Я, когда много думать приходится, тоже к сладкому тянусь. Но мне больше мед помогает.
        Конфету я все же съела, но пользы от этого получилось мало.
        - Выходит, что нам известно, кто и как убил монахиню, и почти в точности известно, что Гном, или маленький Жан, как его называл Тихонравов, убил Василия Прощай и сам был убит третьим лицом. Но доказательств по последнему факту нет. И остается непонятным, что за причины не позволили подозреваемому покинуть город и где этот проклятый изумруд. Мне кажется, если мы узнаем последнее, то найдутся и мотив и доказательства, - вот и все, что пришло мне в голову.
        34
        Компания в фойе нашего театра собралась любопытная. Судите сами: два клоуна, два борца, фокусник, акробат, наездница, две актрисы и один актер, суфлер (вот тут, правда, уже неловко дедушку суфлером именовать, настолько он прославился за последнее время как артист, ну да ладно уж), его внучка, сын градоначальника, кучер градоначальника, известный журналист и управляющий отелем «Метрополь».
        - Господа, все здесь присутствующие, - официально начала я, - за редким исключением так или иначе уже в курсе тех событий, о которых сейчас пойдет речь. Но будет правильным еще раз изложить их, дабы все поняли, что затеваемое дело серьезно до крайности и что нам, возможно, удастся сделать нечто важное и оказать помощь полиции. А в конце мы с Петром Александровичем изложим и сам план.
        Никто возражать не стал, и я подробно пересказала случившееся с того самого момента, как было совершено зловещее убийство бедной монахини. Выслушали меня внимательно и лишь после засыпали множеством вопросов.
        Так же внимательно выслушали и Петю, который рассказал о нашей задумке. Некоторые детали, важные для успеха, были нам неизвестны, и вот здесь неоценимую помощь оказал нам господин Вяткин, который принял самое активное участие в составлении плана, да с таким азартом, что стал нам казаться нашим ровесником, а никак не взрослым и солидным человеком. Но сейчас он был серьезен и иногда лишь вставлял попутные замечания.
        Едва мы закончили, как управляющий «Метрополя» Павел Павлович Игнатьев вскочил с места и нервно заходил между диванами.
        - Господа! При всем моем огромном уважении к собравшимся вынужден заявить со всей определенностью: я не могу дать своего согласия на эту авантюру. Здесь может быть задета честь вверенного моему попечению заведения, а это, уж поверьте, не пустой звук. Для наглядности поясню - отель в последнее время не дает тех доходов, на которые можно было бы рассчитывать. Дело спасают лишь ресторан и в первую очередь игорный клуб при нем. И ежели станет известно о вашей авантюре… Мы можем растерять всех своих посетителей и потерпеть крах. Стать полными банкротами! Как хотите, но я не могу этого позволить!
        Мы с Петей переглянулись - нечто подобное мы ожидали и были к этому готовы.
        - Уважаемый Павел Павлович, - спокойно проговорила я, обращаясь к управляющему. - Хранить тайну мы, конечно же, собирались лишь до определенной поры. Как только дело завершится - а завершиться оно может либо в соответствии с нашими планами, либо вопреки им, - станет ясно, стоит ли предавать его огласке. Если нас постигнет неудача, то и разговоров никаких не будет, можете в этом на нас положиться. Да и говорить будет не о чем. В противном случае господин Вяткин обещает преподнести все таким образом, что авторитет вашего игорного заведения лишь возрастет.
        - Совершенно верно, - подтвердил мои слова Григорий Алексеевич. - Я напишу совершеннейшую правду о том, как вы радеете о чести своего заведения и как ловко боретесь с малейшими подозрениями на ее подрыв.
        - Ну хорошо, - начал сдаваться Павел Павлович. - Но прежде мне нужно посоветоваться с хозяином.
        - Но господин Пушников в отъезде, вы же сами о том говорили, и это единственная причина, по которой мы не пригласили его на нашу встречу. Объяснить же суть в телеграмме едва ли возможно, - возмутился журналист.
        - Но иначе я не могу! - отрезал управляющий.
        - Павел Павлович, - со вздохом обратилась я к нему, уж очень мне не хотелось прибегать к этому своему аргументу, - вы, верно, в курсе, что на прошлой неделе одну из ваших постоялиц увозили в больницу?
        - Само собой, мне докладывали об этом печальном происшествии.
        - А знаете ли вы о причинах?
        - Полагаю, что она отравилась чем-то, - пожал плечами управляющий, но закончил очень уверенно: - Но ни в коем случае не едой в нашей гостинице!
        - Вы правы, еда тут ни при чем. Она отравилась мышьяком, подсыпанным в шоколад.
        Павел Павлович сильно побледнел и, замерев, посмотрел мне в глаза. Мол, не обманываю ли я, не шучу ли так жестоко?
        - А теперь дозвольте спросить вас: не пропадал ли из вашей кладовой мышьяк?
        - Э-э-э… Возможно… - управляющий заметно смутился и не решился ответить откровенно. - Но я полагаю, что одно с другим все же никак не связано…
        - Увы, связано. И все это было нам прекрасно известно, но мы не обмолвились на эту тему ни словом. Не было предъявлено никаких претензий гостинице. Даже слухов никаких не пошло.
        Павел Павлович растерялся окончательно. Дедушка посмотрел на меня осуждающе: ему не слишком понравился шантаж, к которому я прибегла. Но других доводов для управляющего я подобрать не сумела.
        - Даша, а как вы узнали о пропаже мышьяка в гостинице? - шепотом спросил Петя.
        - Да где бы его Гном взял? В аптеке ему, с его-то ужасной внешностью, не продали бы. Да и забоялся бы он туда идти. И Тихонравов вряд ли стал бы ему помогать в столь сомнительном вопросе. А крысы водятся в любом подвале, и в приличной гостинице с ними борются. Значит, там должна была быть отрава, и для вора не составило труда раздобыть ее.
        - Хорошо, я согласен, - чуть не плача, наконец ответил Павел Павлович. - Но все будет происходить под моим присмотром!
        - Мы и сами хотели вас просить об этом. А сейчас давайте обсудим с каждым предстоящую ему роль. И в этом мы очень рассчитываем на вашу помощь, Павел Павлович.
        35
        Гостиница, или, как предпочитали говорить многие, отель «Метрополь» располагался на Магистратской улице. Выстроен он был из любимого томичами темного красного кирпича. Фасад украшали балкон, фигурная кладка и не менее любимые в этом городе вставки из светлого камня.
        Верхние этажи занимали номера, по комфорту уступавшие лишь номерам совсем еще новой «Европейской». Первый же этаж, за исключением холла, был отведен под ресторацию и игорный клуб.
        Через их огромные «французские» окна[42 - «ФРАНЦУЗСКИЕ» окна - окна, начинающиеся от самого пола и часто способные по этой причине исполнять роль дверей.] сквозь тяжелые портьеры на улицу пробивался свет десятков электрических ламп в хрустальных люстрах под высоким потолком и в многочисленных бра.
        Игорный клуб не отличался особыми размерами. В одном из его залов были два стола с американской рулеткой, в другом - полдюжины карточных столов. К этому залу примыкала бильярдная, но туда вела тяжелая плотная дверь, полностью заглушавшая грохот шаров. Да и карточные столы находились на достаточном расстоянии друг от друга, так что тихий солидный разговор за одним ничуть не мешал сидящим за другими. Все разговоры здесь велись именно тихо и солидно - клуб имел репутацию весьма серьезного заведения, среди его членов и посетителей были самые именитые горожане и не менее именитые гости. Чтобы попасть сюда, надо было заручиться серьезными рекомендациями или, на крайний случай, быть одним из постоянных гостей отеля. Порой здесь проигрывались целые состояния, но и это не вызывало ни криков, ни излишней суеты. Хотя значительные выигрыши зачастую и отмечались шумно, но происходило это уже в другом крыле здания, в ресторане.
        Сегодня здесь было непривычно немноголюдно: только что наступил Великий пост, и четыре стола для игры в карты и один рулеточный оставались укрытыми белыми чехлами. Два рабочих ломберных стола[43 - КЛАССИЧЕСКИЙ ЛОМБЕРНЫЙ СТОЛ - обтянутый зеленым сукном квадратный раскладной стол для игры в карты.] на сей раз были разделены на мужской и женский. Четыре молодые особы играли «по маленькой» в вист. Банкомет, поначалу имевший несколько отстраненный вид, вызванный скрытым неудовольствием оттого, что с такими игроками ни заведение, ни он сам не могли рассчитывать на серьезный доход и приличные чаевые, удовлетворился вскоре приятной компанией и расточаемыми в его адрес улыбками. Единственное, что ему продолжало не нравиться, это то, что за вторым столом сегодня работал новенький, только что принятый на работу. Наверное, управляющий хотел проверить его в деле в такое вот спокойное время.
        За этим вторым столом сидели двое - постояльцы из третьего номера. Игра шла в очко, но ставки тоже были минимальными. Во всяком случае, пока.
        Похоже, что и на рулетке дела у крупье шли ни шатко ни валко. Играющих было всего трое: два господина, схожих друг с другом плотностью телосложения и высоким ростом, ставили на кон по рублю и оживлялись лишь при выигрыше, который тут же делался новой ставкой. Третьим игроком была экстравагантного вида дама с красными волосами и в красном же с черными вставками платье, украшенном спереди четырьмя огромными пуговицами.
        Помимо играющих, на банкетках, расставленных вдоль стен, за невысокими столиками сидели две пожилые дамы, потягивающие сладкое вино из высоких бокалов и ведущие неспешную беседу.
        Среди официантов, бесшумно скользящих по дубовому паркету, также оказался новичок, юноша с русыми волосами, расчесанными на прямой пробор. Хотя он здесь появился впервые, но чувствовал себя вполне уверенно, заказы не путал, салфетки подавать не забывал, заказанное расставлял расчетливо, дабы стопки, бокалы и блюдца не попадались играющим под локти.
        Вот и сейчас он семенящей походкой подкрался к молодым дамам, играющим в вист.
        - Не изволите сделать заказ?
        - Есть ли у вас фруктовые воды? - отозвалась одна.
        - Имеются, и самого высшего качества. Смородиновая с привкусом смородиновой почки, лесная земляника, малина, слива. Квасы у нас хороши, и кислые щи[44 - КИСЛЫЕ ЩИ - старинный русский напиток из меда и солода, разновидность кваса, но более «шипучий», с большим количеством газа.] отменные. Кислые щи так и вовсе в шампанские бутылки закупориваем, потому как любую прочую газом разорвать может.
        - Нет, кислых щей мы не желаем, - засмеялись молодые особы. - А вот воды принесите. Всякой на пробу.
        - Сию минуту, - обрадовался официант заказу и ринулся к выходу, успев ловко отскочить, чтобы не столкнуться с новым посетителем.
        Был тот высок, виски чуть серебрились, но выглядел очень моложаво и весьма солидно. Чувствовались в нем этакая внутренняя уверенность и вальяжность.
        Спокойным взглядом оглядев все помещение, он шагнул к «мужскому» столу.
        - Не возражаете, господа?
        - Почтем за честь.
        - Благодарю вас. Какая игра идет?
        - За отсутствием иных развлечений балуем себя самым простым из возможного - в двадцать одно. Хотя, по правде сказать, скуку это мало развеивает.
        - Так отчего бы нам не составить партию более серьезную? Вот и четвертый игрок кстати объявился! - Только что пришедший кивнул в сторону входной двери, где стоял, осматриваясь, мужчина в модной пиджачной паре. Господин с седыми висками не ошибся, и новый посетитель тут же направился к их карточному столу.
        - Здравствуйте, господа.
        - Здравствуйте. Не желаете ли составить нам компанию?
        - С огромным удовольствием. Какую игру сыграем?
        - Предлагаю простую на четыре карты. Остальные условия и старшинство карт обычные.
        - Может, поднимем минимальную ставку? Хотя бы до трех рублей? Раз никто не возражает, принимается. Да, играем только на наличные.
        - А как же иначе!
        Банкомет, не испрашивая дополнительных инструкций, вскрыл свежую колоду карт и принялся тасовать. Карты запорхали из руки в руку, веером легли на стол, были несколько раз перевернуты, сложены, вновь разложены, подрезаны и опять развернуты и перевернуты.
        Гости тем временем представились друг другу:
        - Статский советник Иван Оскарович Штребель, - склонил голову в полупоклоне один из двух первых игроков. - Прибыл в Томск из Иркутска по делам службы со своим товарищем и помощником коллежским советником Александром Федоровичем Федоровым. Проживаем в восьмом и девятом номерах.
        - Николай Тихонович Тихонравов, предприниматель. Проживаю как раз над вами, в тринадцатом номере.
        - Дмитрий Петрович Образцов, купец первой гильдии. Из пятнадцатого нумера.
        Последнее сообщение заставило новых знакомых взглянуть на него с дополнительным уважением - пятнадцатый «нумер» занимал едва ли не половину третьего этажа и состоял из шести комнат.
        - Извольте подрезать, - попросил банкомет, протягивая ближайшему к нему игроку лопаточку. Тот вставил узкий кончик лопатки в колоду, снял при ее помощи верхнюю часть и уложил подле оставшихся карт. Банкомет тут же накрыл этими оставшимися картами «подрезанную» стопку и извлек лопатку из-под колоды. - Прошу делать ставки, господа.
        Тем временем крупье пришлось заскучать совершенно, ибо все три его игрока решили прекратить игру. Дама заказала себе бокал шампанского и стала с ним прогуливаться по залам. Мужчины тоже сделали заказ и устроились неподалеку от пожилых дам.
        - Господа хорошие, - тут же обратилась к ним одна из них. - Сделайте одолжение, разъясните нам, что за игру вы играли и вообще, в чем там дело?
        - Да уж, окажите любезность, - поддержала вторая. - У нас в Бийске таких новомодных штуковин еще не завели.
        - С почином вас, Дмитрий Петрович.
        - Благодарю. И хоть почин невелик, но позвольте с первого выигрыша всех вас угостить, дабы удача не отворачивалась, - он сделал небрежный жест левой рукой, подзывая официанта. - Кто что изволит? Я лично ничего не имею против французского коньяка, но предпочитаю наш, шустовский пяти звездочек.
        - Поддерживаю ваш выбор, Дмитрий Петрович. Шустовский под лимончик куда приятнее идет, - откликнулся Иван Оскарович.
        - Полностью разделяю ваши вкусы, - кивнул предприниматель.
        - Любезный, - обратился к официанту господин Образцов, - нам всем шустовского самого наилучшего. Да не в рюмках, в стаканах коньяк принеси.
        - Не извольте сомневаться, - откликнулся официант. - Нам ваши вкусы известны.
        От стола по залу потянулся аромат дорогого табака.
        Экстравагантная дама продолжала прогулки по залу, оглядывая игроков через лорнет и начиная время от времени нервно теребить свои гигантские пуговицы. Пожилые дамы в сопровождении мужчин набрались смелости и переместились к рулетке.
        - Да вы везунчик, молодой человек! - воскликнул Александр Федорович. - Третий раз кряду!
        - Могу вас уверить, господа, что везение здесь ни при чем! - отозвался купец первой гильдии. - В конечном итоге, как бы фортуна ни крутилась, деньги тянутся к деньгам!
        - Не смею возражать, что в жизни именно так все и происходит. Но за картами бывает всякое.
        - А я вот вам, Иван Оскарович, попробую сие доказать, - не унимался купец.
        - Извольте, будем благодарны за урок.
        - Но, как мне кажется, настала пора господину Тихонравову нас угощать?
        - Всенепременно, - откликнулся Николай Тихонович и позвал официанта.
        Каждая завершенная партия, независимо от того, на чьей стороне была удача, отмечалась доброй порцией коньяка. Впрочем, пока это не особо сказывалось на играющих, разве что глаза заблестели да на щеках румянец появился.
        Банкомет вновь раздал карты.
        - Две! - ровным голосом произнес сидящий от него по левую руку купец.
        - Одну, - сбрасывая карту, в свою очередь попросил статский советник.
        - М-да-с! - огорченно произнес его товарищ. - А вот все четыре! Была не была!
        - Одну, - спокойно сделал заявку господин Тихонравов.
        Банкомет в порядке очереди поменял игрокам карты. Наступила пауза, каждый сосредоточенно изучал свои карты, стараясь не ошибиться в сложившейся комбинации. Похоже, коньяк все ж таки оказывал свое действие.
        - Ваше слово, Дмитрий Петрович, - подбодрил своего соседа по столу Иван Оскарович.
        - Да, да, конечно, - чуть рассеянно откликнулся тот. - Удваиваю.
        Он уверенным жестом, не глядя, взял из стопочки золотых червонцев подле себя четыре монеты и положил их в центр стола рядом с четырьмя другими, служившими первой ставкой в партии.
        - Принимаю, - улыбнулся Иван Оскарович, и горстка монет увеличилась еще на четыре штуки.
        - Удваиваю, - весело продолжил Александр Федорович, извлек из кармана бумажник, пошуршал ассигнациями, выложил свою ставку, но бумажник оставил на столе, показывая, что и на этом торг прекращать не намерен.
        Последний из игроков глубоко задумался, чуть отрешенно глядя поверх голов своих соперников. Наконец принял решение:
        - Еще раз удваиваю!
        Остальные трое переглянулись, а он сам достал дорогую папиросу, прикурил от услужливо поднесенной официантом спички и с удовольствием затянулся, откинувшись на спинку стула.
        - Ну что ж, принимаю, - чуть пожал плечами купец и положил на стол деньги, уравнивая ставку.
        - Да что ж это такое, - обиженным тоном произнес Иван Оскарович и аккуратно сложил свои карты рядом с деньгами. - Пас!
        - А я принимаю, - столь же весело, как и чуть ранее, откликнулся второй иркутянин. - И сто сверху.
        Как бы тихо и солидно ни шла игра, коли дело доходило до таких ставок, это становилось ощутимым для каждого, кто присутствовал в зале. Все, включая пожилых дам, одна из которых все еще пребывала в крайнем возбуждении по причине нежданного для нее выигрыша тридцати шести рублей при сделанной ставке в один рубль, притихли и обратили взоры к четырем игрокам. Даже молоденький официант застыл с подносом в руках за спиной купца, чуть приоткрыв рот. Единственные, кто оставался спокоен, были крупье и оба банкомета, повидавшие на своем веку и не такое. Банкомет даже счел нужным сделать незаметный для прочих знак официанту: негоже так стоять и пялиться на чужие деньги и чужие карты. Тот понял, виновато улыбнулся и, вскинув серебряный поднос на кончики пальцев левой руки, умчался за очередным заказом. Господин Тихонравов, до этого мгновения смотревший отстраненно как раз на его поднос, сверкавший ровно зеркало, улыбнулся ему вслед и кивнул:
        - Принимаю!
        - В банке тысяча триста рублей, - не выказав ни малейшего замешательства, сообщил банкомет.
        - Вот! Это мне по нраву, - хохотнул купец, извлекая из внутреннего кармана невероятно пухлый бумажник. - Принимаю, и десять тысяч сверху.
        При этих словах даже банкометы переглянулись.
        - Да-а-а… - протянул Александр Федорович. - Ничего не скажешь - красиво, с размахом. Но, как мне кажется, у меня совсем не та карта, чтобы такую ставку поддержать. Пас, господа!
        Все взоры обратились к последнему из партнеров по игре. Тот побледнел, но держался хорошо.
        - Господа, могу ли я рассчитывать, что вы примете от меня долговую расписку? - почти спокойно произнес он, хотя на виске у него задергалась тоненькая жилочка.
        - Николай Тихонович! - укоризненно произнес Иван Оскарович. - У нас же уговор! Вы уж не обессудьте, но так поступать не следует. Так что принимайте ставку или бросайте карты. Впрочем, раз уж мы с Сашей вне игры, пусть решает Дмитрий Петрович.
        - При всем моем уважении… - развел руками Дмитрий Петрович. - Но к распискам, даже от столь достойных людей, я уж давно доверия не испытываю. А вот, скажем, залог принять готов.
        - Залог? - задумался его соперник. - Что ж. Скажите, господа, а могу я попросить отсрочку минут на сорок? При себе у меня таковой суммы нет, но это не означает, что ее у меня нет вовсе.
        - А вот это вполне по правилам. - Иван Оскарович вопросительно посмотрел на купца. Тот кивнул в ответ:
        - Отчего хорошему человеку не дать отсрочку? Зовите управляющего, любезный!
        Последние слова относились к банкомету, тот в свою очередь кивнул стоящему неподалеку официанту, и официант умчался, чтобы уже через минуту вернуться с управляющим.
        - Добрый вечер, господа! - поприветствовал тот всех за столом. - Мне уж сообщили о сути ваших затруднений. Вот конверты. Для ваших карт и для ваших. А этот для ставки. Я запечатываю их своей печатью, а вы извольте еще и расписаться на них. Попечителя назначить не желаете? Тогда прошу вас пройти со мной к сейфу. Благодарю за доверие, но правила не дозволяют, и без вашего присутствия я этого сделать не могу. А ты, голубчик, - повернулся он к молодому официанту, - вели подать господину извозчика, за счет заведения, скажи.
        - И вели для нас в ресторане столик заказать, - крикнул официанту вслед купец. - Господа, вы же не откажетесь перекусить со мной, дабы скрасить ожидание? Вот и замечательно. А отужинаем все вчетвером, по возвращении Николая Тихоновича. За все платит победитель, ведь так, Николай Тихонович?
        - Всенепременно! Обещаю вас долго не томить.
        Господин Тихонравов спорым шагом ушел к себе в номер одеваться, а его соперники по игре отправились в ресторан.
        36
        Я не удержалась, вышла из-за стола и, чуть отодвинув портьеру, выглянула на улицу. Тихонравов, не удосужившись застегнуть пальто, как раз уселся в сани и что-то сказал извозчику. Лошади резво взяли с места, и повозка унеслась прочь. Оставалось дожидаться.
        - Нет! Ну каков Афанасий Николаевич! - шепнула мне подошедшая Даша Штольц. - Самый взаправдашний купец! В жизни скромный и интеллигентный человек, а тут хоть и вежлив, но настоящий самодур. Надо нашему антрепренеру сказать, чтобы он ему Нил Нилыча предложил играть или еще какого купца в пьесах Островского.
        Я кивнула и обернулась лицом к залу. Фокусник Дмитрий Антонович, исполняющий сегодня роль банкомета, ободряюще мне улыбнулся, а Петя, подававший в этот момент рюмку водки той самой экстравагантной даме, улучил момент и подмигнул.
        - Вот еще артист растет, - все так же тихо сказала Даша. - Как он изумление разыграл, когда подносом вертел.
        Я вновь кивнула. Петя и вправду сделал все очень хорошо и правильно, хотя большой нужды в том не было. Фокус с подносом мы придумали на всякий случай, если Тихонравов окажется из-за чего-то без помощи своей напарницы. В подносе как в зеркале должны были быть видны дедушкины карты. Судя по всему, Тихонравов не преминул этим воспользоваться и самолично убедился в том, что в поданных ему сообщницей знаках нет никакой ошибки.
        Вернулись выходившие присмотреть за отъездом Тихонравова борцы. Кинули взгляд в нашу сторону и отправились к своим пожилым партнершам, чтобы продолжить их обучение игре в рулетку.
        Мы тоже вернулись за стол и продолжили игру. По замыслу от нас главным образом требовалось занять заранее один из двух столов, чтобы было проще вовлечь в игру господина предпринимателя, что мы и сделали. А тут еще очень удачно объявились гости из Иркутска, и все сложилось просто замечательно. Но сейчас я немного волновалась, хотя и была уверена в том, что кучер Антон Парфенович и акробат Алексей справятся со своей частью работы не хуже всех остальных.
        Время тянулось медленно, но возвращение долгожданных гостей оказалось неожиданным. Я даже не услышала звона бубенцов. Вернее услышала, но была так погружена в свои мысли, что не догадалась, кто это подъехал. Вскоре в зал вошел Алексей, и мы едва не кинулись к нему навстречу. Он широко улыбнулся и громко заказал рюмку анисовой - это значило, что все удалось.
        Совсем скоро в залах игорного клуба наступило оживление. Вернулись все игроки этой незаурядной партии, управляющий принес из сейфа запечатанные и подписанные конверты. Объявилось немалое число болельщиков из ресторана. Я в очередной раз удивилась тому, как всякие любопытные вещи становятся известны всем и каждому, хоть и знала точно - никто, ни служащие, ни тем более участники игры о ней не распространялись.
        Четверо игроков, нимало не смущаясь повышенным к себе вниманием, уселись на места. Павел Павлович вскрыл конверты, предварительно заставив всех убедиться в целостности печатей и подписей на них, и выложил на стол деньги и карты.
        - Итак, господа, последняя ставка десять тысяч рублей сверху, - объявил фокусник, продолжающий играть роль банкомета. И кивнул господину Тихонравову. - Ваше последнее слово.
        - Принимаю! - провозгласил тот и положил на стол пухлую пачку ассигнаций.
        Выглядела она не столь впечатляюще, как та, которую до этого дедушка извлек из собственного бумажника. У дедушки были сплошь новенькие, только что из банка, хрустящие «катеньки»[45 - «КАТЕНЬКИ» - сторублевые купюры с портретом императрицы Екатерины Великой.]. Здесь же купюры были самого разного достоинства, но сути дела это не меняло.
        - Открываем карты, господа! - предложил банкомет.
        Господин Тихонравов, рисуясь, по одной и очень неспешно перевернул свои карты картинками на всеобщее обозрение. Король, король, король, король!
        - Да-с, - не удержался от восклицания Александр Федорович. - С такой картой на руках стоило съездить за деньгами.
        - Несомненно, стоило, - согласился с ним «купец первой гильдии». - Я бы и сам точно так поступил, а то было бы обидно проиграть с такой-то комбинацией, даже не узнав карт соперника. Извольте взглянуть на мою комбинацию! Заранее скажу, что таковые совпадения за одну игру бывают не чаще, чем раз в сто лет, господа. Но, - тут он для пущей весомости своих слов поднял вверх указательный палец, - деньги всегда тянутся к деньгам! А у меня их поболее будет.
        И перевернул разом свои карты, все четыре туза.
        - Не может быть, - охнула за моей спиной красноволосая дама.
        - Как же так? Я же сам… - начал было Тихонравов, но вовремя осекся.
        - Что-то не так? - спросил его стоящий поблизости Павел Павлович.
        - Нет, нет, - собрался с духом проигравший. - Все так. Досадно, конечно… при такой-то карте.
        - Ну что же? Прошу всех к столу! Полагаю, что там уж все приготовлено. Идемте, молодой человек, проигрывать надобно столь же весело, как и выигрывать.
        «Купец» аккуратно собрал деньги, небрежно кинул сотенную банкомету и два четвертных билета официанту. Компания проследовала за ним в сторону ресторана. Вокруг началось сдержанное и солидное обсуждение происшествия. Кто-то тут же припомнил, что с год тому назад сумма здесь же была проиграна в десять раз большая, а вот пять лет назад молодой приказчик из Красноярска продул пятьдесят тысяч хозяйских денег, всю ночь после этого веселился, пил и гулял, но по дороге домой все же застрелился.
        Мы с Алексеем присели на банкетку.
        - Все очень удачно сложилось, Дарья Владимировна, - начал акробат. - Подопечный наш отправился на Нечаевскую к дому Саврасова. Там велел кучеру ждать и пошел во двор. Но двор оказался проходным, а нужный ему был в соседнем переулке. Там он пошел к каретнику[46 - КАРЕТНИК - «гараж» для карет.] и своим ключом открыл дверцу. Я старался быть осторожным, а потому подробностей не видел, но разглядел, что карет там никаких нет, а есть что-то вроде склада. Ящиков всяких полно. Частью аккуратно сложены, частью просто навалены. Ну, он к ящикам не подходил, а стал сразу копошиться в дальнем правом углу. Похоже, у него там тайничок оборудован. Оттуда он деньги достал и револьвер. То есть я в точности не видел, что он доставал, но что-то во внутренний карман уложил, видимо, деньги, может, и еще что. Револьвер же в задний карман брюк засунул, это я разглядел в точности, хоть и темновато было. И еще что-то по карманам раскладывал, но тут даже догадок строить не берусь. Разложил он все по карманам и к выходу направился. И об ящик споткнулся! Все бы ничего, но вот этот ящик мне показался знакомым! Голову даю на
отсечение, что в таких патроны возят!
        - Что ж, про патроны он и сам в полиции рассказывал… Постойте, какие патроны в таких ящиках возят?
        - Револьверные патроны, Даша. Я ж в казачьей станице вырос, а господа казаки нередко всякие учения воинские проводят. Вот там я такие ящики с патронами и видел. Так что навряд ли ошибаюсь.
        - Так… А я-то расстроилась, что наш господин Тихонравов не изумруд принес, а деньги. А тут такой серьезный повод для официального обыска образовался. Иду звонить в полицию. Нет, расскажите сначала, как все закончилось.
        - Дальше мне срочно ретироваться пришлось. В ту сторону я просто за ним шел, благо темно, и прятаться труда не составило. А тут чуть зазевался, пришлось срочно через забор перепрыгнуть. Чтобы не отстать, бегом в обход побежал. Ну да бегаю я неплохо, успел до саней добраться и в задний ящик прыгнуть. Так что обратно уже доехал. Вот теперь все.
        Пока мы разговаривали, дама в красном платье успела дважды заказать по рюмке водки, дрожащей рукой по-гусарски опрокинула их в себя и тут же потребовала третью.
        - А я уж начал думать, что вы просто так интересовались насчет моего сегодняшнего дежурства, - выслушав меня, воскликнул в телефонную трубку Михаил Аполинарьевич и добавил самым унылым тоном: - Как вы добыли эти сведения, будет рассказано позже?
        - Конечно, позже! - засмеялась я. - Вот вернетесь с обыска, и мы друг другу все расскажем.
        - Значит, нескоро! Ежели все подтвердится, в чем я и не сомневаюсь, дело затянется до утра.
        - Если все подтвердится, вы должны будете самым срочным образом арестовать Тихонравова!
        - Я уж отправил людей в «Метрополь», чтобы они это сделали, едва получат от меня сигнал. Сам же, скорее всего, раньше утра не освобожусь. Так что рекомендую вам не ждать моего возвращения, а идти домой и ложиться спать.
        - Спасибо за совет. Непременно им воспользуемся.
        Но воспользовались мы этим советом не скоро.
        Первые полицейские прибыли почти сразу после нашего телефонного разговора, что было вполне ожидаемо, так как дом полиции располагался не далее чем в ста шагах от «Метрополя». Я их увидела в окно, так же как видела недавний отъезд господина Тихонравова. В гостиницу они заходить не стали, старший, кажется сыскной надзиратель по чину, отдал короткие распоряжения городовым, и те разошлись к каждому из входов отеля. Вскоре появился более высокий чин, одетый в цивильное[47 - ЦИВИЛЬНОЕ - обычная одежда, не мундир.]. Этот уверенно проследовал в холл, а вскоре подошел ко мне:
        - Дарья Владимировна? Добрый вам вечер. А меня зовут Николай Михайлович. Меня прислал Михаил Аполинарьевич. Где здесь телефонный аппарат?
        Я не стала ни о чем расспрашивать, просто проводила его в кабинет Павла Павловича, где и оставила.
        Прошло минут сорок, если не более того, когда этот полицейский вышел из кабинета и сразу направился в сторону ресторана. В холле к нему присоединились еще двое. Я не удержалась и пошла следом, но остановилась у самых дверей в ресторанный зал. Полицейские уверенно проследовали к нужному столику, где трое постояльцев весьма весело, а четвертый - столь же грустно и с весьма заметной досадой потчевали себя коньяком, закусками из нельмы и осетрины с брусникой и разнообразными соленьями.
        - Господин Тихонравов? - обратился Николай Михайлович к проигравшему.
        Тот спокойно взглянул на подошедшего:
        - Чем могу служить?
        - Прошу вас проследовать в полицейское управление для дачи показаний.
        - Ну вот, господа! Беда не приходит одна. Теперь еще и на допрос требуют, - почти весело воскликнул Тихонравов. - Неужели невозможно до утра отложить?
        - Никак невозможно.
        - Ну, раз так, придется оказать содействие полиции, - сказал Тихонравов, поднимаясь из-за стола. - Э-э-э… А нам с вами встречаться не приходилось? - обратился он к представителю полиции.
        - Доводилось, господин Тихонравов. Жандармского корпуса поручик Благов, к вашим услугам.
        Его визави[48 - ВИЗАВИ - собеседник, сидящий или стоящий напротив.] вздрогнул, сильно побледнел и ухватился рукой за стул. Но все же нашел силы взять себя в руки и проследовал к выходу.
        - Сдается мне, Дмитрий Петрович, что вы более нас осведомлены о случившемся, - обратился к дедушке Иван Оскарович. При происшествии он ничем не выказал своего изумления, но едва оно завершилось, оказалось, что не столь уж он и бесстрастен.
        - Не буду лукавить, господа, осведомлен, - усмехнулся дедушка в ответ. - Но не вправе о том распространяться. К тому же у нас с вами есть одно дельце, потому как за мной должок образовался.
        - Дмитрий Петрович, что ж вы вместо ответов новые загадки загадываете! - воскликнул Иван Оскарович.
        - Да нет никаких новых загадок. Все дело в том, что игра у нас с вами шла нечестная. Притом с двух сторон. Господин Тихонравов шельмовал беспардонно. Обратили внимание на ту ужасно одетую даму с красными волосами?
        - Ту, что все время свои пуговицы теребила?
        - Ту самую. Только она не пуговицы теребила, а знаками показывала Тихонравову наши карты.
        - То-то он так расчетливо делал ставки! Знал, когда бросить карты, а когда нужно поднимать до последнего. Но мы-то играли честно!
        - Вы - несомненно. А вот я…
        Иван Оскарович внимательно всмотрелся в его лицо и сказал:
        - Ну, так мы полагаем, что у вас имелись на то причины.
        - Спасибо, что так восприняли. Имелись у нас причины. И наказать наглеца хотелось. Но главное - нужно было заставить его совершить опрометчивый поступок и тем помочь полиции. Очень вероятно, что он замешан в самых серьезных преступлениях. Ну а что касается карточной игры и ваших проигрышей, то вот и наш банкомет подошел. У него все ставки записаны, и все ваши потери мы сейчас возместим.
        - Стойте! Я же его видел! - воскликнул Александр Федорович. - Иван Оскарович, мы же с вами по приезде в цирк ходили. Там этот господин такие виртуозные штуки с картами выделывал, что вы в полнейший восторг пришли.
        - Благодарю вас за комплимент, - легким наклоном головы выразил свою благодарность фокусник. - Артистам похвалы публики всегда приятны. Но извольте получить неправедно выигранные у вас деньги.
        - А также примите наши извинения и этот скромный ужин в качестве некоторой компенсации, - добавил дедушка.
        - Какие могут быть извинения! Вы нас чудно развлекли. И за картами, и уж тем более сейчас. Прямо свербит что-нибудь выведать, но коли вы сами не говорите… Опять же в скором времени из газет все узнаем, вон знакомый журналист недаром здесь весь вечер крутится…
        37
        Михаил заехал за мной в театр сразу после репетиции.
        - Не желаете проехаться до места преступления, сударыня? - спросил он.
        - А Петю можно взять с собой? - Тот объявился в театре двумя минутами ранее.
        - Можно, если пообещаете рассказать мне, что за аферу вы вчера провернули и как господина Тихонравова выследили. Кстати, он и не Тихонравов вовсе. Но это как раз маловажно.
        Ехать было совсем недалеко, но мы с Петей успели кратко рассказать о своей затее и ее результатах.
        - Вам настолько хотелось найти этот камень, что вы затеяли такое масштабное действо, людей привлекли, потратились, в конце концов? - спросил Михаил.
        - По правде сказать, изумруд тоже найти хочется, - согласилась я. - Стоит он немалых денег, а монастырь много хорошего и полезного делает. Школа для сельских ребятишек, приют, больница. Им эти деньги не лишними будут. Но мы с Петей больше рассчитывали на то, что сможем подтолкнуть господина Тихонравова к свершению опрометчивого поступка и он себя чем-нибудь да выдаст.
        - Вот-вот, - поддержал меня гимназист. - Вы ведь и сами были не до конца уверены в его непричастности к убийству монахини. А найди мы изумруд, и разговор с ним был бы другим.
        - Уверенности у нас не было, - согласился помощник судебного следователя. - Но и ни одной зацепки тоже. Да и вообще поводов для серьезных подозрений не имелось. Так что изложите, отчего вы его подозревали.
        - Самое первое: были у нас крупные сомнения по поводу того, что его маленький подельник вообще умеет читать, не говоря уже о том, чтобы читать по-русски.
        - У нас также возникли сомнения в грамотности месье Гнома, - сказал Михаил, - особенно в его знании русского языка, но подтвердить эти сомнения уже невозможно.
        Я согласно кивнула и продолжила:
        - Значит, он узнал о камне, не прочитав письмо без разрешения, а от самого Тихонравова. Или как его там?
        - Белоногова. Да неважно это.
        - Хорошо. При встрече послушница проговорилась ему, а он уж передал все Гному. Так что скорее всего этот господин и послал его проследить за выходящими из ворот монастыря. Может, и не приказывал убить монашку, но послать послал. А это уже соучастие.
        - А вот то, что своих сообщников убил как раз Тихонравов-Белоголовов…
        - Белоногов, - поправил Михаил.
        - Не важно, - отмахнулся Петя и продолжил свою мысль: - В том, что их убил этот господин, сомнений никаких быть не может!
        - Да уж, - вынужден был согласиться Михаил. - Нам сильно мешало то, что никак не могли найти пулю, убившую Гнома. Куда могла деться, казалось бы? Тут Генриху Эрастовичу надо должное отдать. Раз пять обыски проводили. Так та пуля мало того что попала аккурат в щель между досками, еще и провалилась в дырку между бревнами и обшивкой! Просто невероятно! Кстати, она вовсе не из того пистолета выпущена, что держал в руках Васька Прощай. Хотя и из него недавно стреляли. Видимо, из того пистолета выстрел был сделан специально, дабы показать, что этим оружием пользовались. Так что если во всем этом виновен господин Белоногов, то надо отдать ему должное, продумал он все тщательно. Но…
        - …Но тот револьвер, который у него изъяли… - встрял Петя.
        - Совершенно верно. Именно этот револьвер и оказался орудием убийства. Так что имеется у нас сейчас прямая и очень веская улика. Полагаю, что вскоре этот господин нам все выложит. Мы уж подъезжаем, так что ответьте мне кратко на пару вопросов. Перво-наперво скажите, на чем вы свое мнение основывали, что господин Тихонра… то есть Белоруков… тьфу, сам уже запутался… как его?.. не важно… может совершить опрометчивый поступок и чем-то себя выдать?
        - Да как же? - едва не в голос воскликнули мы с Петей, и я уступила ему возможность изложить наши общие доводы. - Ему уже после событий у монастыря не следовало в городе появляться. А после убийства своих дружков тем более нужно было убегать как можно быстрее и по возможности дальше. Значит, была у него самая что ни на есть серьезная причина оставаться в городе! И какая получается причина? Дела, в смысле его предпринимательская деятельность? Вряд ли. О больших деньгах там речь идти не могла, а этот господин показал себя не слишком жадным. В карты, к примеру, мог выигрывать куда больше, но сдерживал себя. Так что причиной его рискованного пребывания в городе были либо очень и очень большие деньги…
        - …Либо он чего-то или кого-то боялся не меньше, чем полиции, - закончил Михаил.
        - Или и то и другое, - добавил Петя.
        - Ну да. Так оно и вышло. Сейчас приедем на место, и я все расскажу. А с вас еще один ответ на мой вопрос. Отчего последняя ставка была десять тысяч? Не пять, не сто?
        - Мы полагали, - пояснила я, - что слишком большая сумма может его отпугнуть, а относительно небольшой он способен и пожертвовать. Это раз. И считали условно, что значительных денег у него при себе нет. Зато есть изумруд. Вот и сделали ставку в треть его примерной стоимости. В качестве залога вряд ли оценили бы камень в полную его цену, так уж принято.
        Сани замедлили бег, свернули раз, второй и замерли.
        - С прибытием, - провозгласил Михаил и, спрыгнув первым на снег, протянул мне руку.
        Мы вошли в просторный двор между двух домов, один из которых был деревянным, а другой - с каменным первым этажом и деревянным вторым. Оба дома выглядели солидно, красиво и, верно, в недавнем прошлом принадлежали людям состоятельным. Но сейчас были несколько запущены. В глубине двора располагался красивый каретник на три большие кареты с особым отделением для каждой. Ворота в них были заперты, да и двери, в этих воротах проделанные, тоже. Кроме одной, крайней справа.
        Я успела бросить взгляд на глубокие следы в сугробе у забора, примыкающего к каретнику и отделяющему соседний двор, выходящий на другую улицу. Похоже, здесь через этот забор перебирался наш Алексей, чтобы избежать встречи с… Белокопытовым? Да пусть будет Тихонравов, а то с этими Белоголовоногорукими путаница получается.
        - Господа, я пригласил вас сюда, - театрально начал Михаил Аполинарьевич, когда мы шагнули в каретник, - чтобы попросить взглянуть на все собственными глазами и свежим взглядом. Поразительно - вы до сих пор так и не поинтересовались тем, что мы здесь обнаружили и чего, увы, не обнаружили! Так вот докладываю. При обыске обнаружены два тайника. Один крохотный, в две ладони шириной и совершенно пустой. Впрочем, содержимое его мы, как я полагаю, извлекли из карманов арестованного. Извольте взглянуть на тайник.
        Мы прошли в дальний угол и заглянули за вынутую со своего места дощечку. Сложенный из бревен каретник с обеих сторон, снаружи и изнутри, был обшит досками. Некоторые из внутренних досок были недостаточной длины, и приходилось добавлять где большие, а где совсем короткие куски. Вот за одним из таких кусков доски и обнаружился тайничок, как уже было сказано, в пару ладоней шириной, чуть меньше в глубину и в высоту. И был он, как нас заранее предупредили, пуст.
        Второй тайник оказался куда больше. Хотя, возможно, изначально это был не тайник, а обычный погреб, из тех, что часто роют в сараях или других хозяйственных постройках и используют для хранения овощей. Но потом его старательно замаскировали, так что крышка стала выглядеть частью полового настила. А сверху понаставили всяких пустых ящиков и коробок. Но сейчас все эти ящики и коробки были отброшены к стене, крышка открыта, и видны приставная лестница, какие-то полки внизу, ящики и ящички на них, бочонок для солений и прочая ерунда.
        - Сверху все было заставлено ящиками, - пояснил Михаил. - Пустыми по большей части или со всяким хламом. Кстати, тот ящик, из-за которого был затеян обыск, ну из-под патронов, тоже оказался пуст. И вообще то, что он по военному ведомству раньше проходил, еще не повод шум поднимать. В полку его могли выбросить, а рачительный хозяин - подобрать. Не удивлюсь, если это так и есть, потому как ящик этот старый и с теми, в которых на самом деле патроны хранились, мало общего имеет.
        - Выходит, нам просто очень повезло? - спросил Петя.
        Михаил пожал плечами, похоже, всерьез задумался о везении и невезении, потом кивнул и продолжил:
        - Так что если бы не обстоятельства, то, возможно, даже сообщение об этом ящике не стало бы поводом для проведения обыска и ареста. Но… Знаете, каким делом занят Дмитрий Сергеевич? В Енисейске совершен вооруженный налет, убиты люди, похищены огромные деньги. И стреляли именно из револьверов, то есть как раз такими патронами! Все говорило о том, что экспроприация[49 - ЭКСПРОПРИАЦИЯ - принудительное отчуждение имущества частных собственников. Боевики экстремистских партий этим словом называли свои грабежи в «революционных целях».] эта была организована эсеровскими боевиками. Так что к нашему делу мигом подключилось жандармское отделение, и мы здесь все сверху донизу в лупу рассмотрели. Люк обнаружили быстро. А вот в этой яме нашли два ящика с револьверами типа «наган» и несколько ящиков с патронами для них.
        - Теперь все сходится! - снова в один голос воскликнули мы с Петей.
        - Совершенно верно. Все сходится. И высказывания студента о его якобы принадлежности к боевой организации, и причины пребывания в нашем городе господина Белоногова… - Михаил на секунду остановился, пытаясь сообразить, правильную ли он назвал фамилию, но махнул на это рукой и закончил: - И все остальное. Кроме одного - нет здесь нигде вашего изумруда! Нигде!
        - В номере? В номере искали? - уцепился за последнюю возможность Петя.
        - Обижаете.
        - В квартире у этой его карточной помощницы?
        - И там обыск провели самым тщательным образом. Равно как и в любом другом месте, где мог побывать наш любезный господин Белоногов…
        У меня в голове зародились кое-какие подозрения, и я спросила Михаила:
        - То есть вы нас сюда привезли оттого, что полагаете, будто мы свежим взглядом найдем больше, чем нашла полиция?
        - Скажем так: я надеюсь, что вы сможете оценить найденное полицией чуть иначе, чем сама полиция.
        - Дайте подумать.
        - Даша, мы же не только изумруд не нашли, у нас еще и с тем загадочным возком ничего не вышло… - начал Петя, но сам же себя остановил. - Нет, возок хоть и любопытно найти, но тайник в нем вряд ли сделан. Слишком это опасно - хранить ценность в возке. Возок нынче здесь, завтра - там. Кстати, здесь тоже хранить камень было бы опасно.
        - Тем не менее он здесь хранился до вчерашнего вечера, - уверенно сказала я. - И его забрали вместе с револьвером и деньгами. Потому что господин Белоногов решил все же покинуть наш город. Потому как рассчитывал, даже уверен был, что выиграет изрядную сумму и может после этого плюнуть на своих опасных знакомых, для которых он привез оружие. Без денег он от них спрятаться не смог бы, а имея на руках двадцать тысяч и изумруд в придачу, мог позволить себе убраться за границу, сменить паспорт…
        Я еще раз подозрительно посмотрела на Михаила и продолжила размышлять вслух:
        - Выходит, что не мог он оставить камень нигде, должен был его при себе держать. Но деньги были поставлены на карту и проиграны. Пистолет изъят при обыске. Камень не обнаружен. Так? Петя, припоминаете, как был одет и, главное, во что обут господин Белоногов?
        - Припоминаю. Я еще тогда про Микульского вспомнил. Тот тоже носил сапоги со специальными каблуками, чтобы ростом выше казаться. Белоногов же был и сам роста хорошего, но и каблук у него был заметно высок. Михаил, неужели в полиции на это внимания не обратили?
        Михаил смущенно развел руками: мол, не обратили. Но что-то мне показалось в его жесте неискренним.
        - Михаил Аполинарьевич, окажите любезность и проинформируйте нас, зачем мы здесь находимся… - самым подозрительным и въедливым тоном попросила я.
        Тот не выдержал и расхохотался.
        - Простите, ради бога! Я просто собирался вам все рассказать, мог бы сделать это и у вас в театре, и у себя в управлении. Но в управлении мне уже так надоело, что лишний раз туда заходить не хочется. В театре же нас могли отвлекать. А так проехались по городу при хорошей погоде, подышали свежим воздухом, посмотрели место, где хранилось оружие. Притом вы ни словом не обмолвились про камень, вот я и предположил, что вы считаете, будто полиция в очередной раз дала промашку. Заодно решил проверить, сумеете ли вы догадаться, где находился изумруд, если его ни здесь, ни где бы то ни было еще обнаружить не удалось при самом тщательном обыске. Не ожидал, правда, что вы так быстро обо всем додумаетесь. Еще раз приношу вам свои извинения.
        - Да не за что, - отмахнулась я от извинений. - Вы лучше вот что объясните: кто такой поручик Благов и откуда он знаком с нашим господином Белоноговым?
        - Ну, это очень простой вопрос. Господина Благова буквально на днях перевели к нам в Томск по жандармскому ведомству. Вчера, после вашего звонка, Генрих Эрастович, едва услышал про патроны, распорядился срочно подключить к делу охранное отделение. По правде сказать, сделал он это не столько от необходимости соблюсти формальности, сколько от острой нехватки у нас людей. Вот Благов под руку и подвернулся, притом исключительно удачно. В свое время он расследовал кражу оружия с воинских складов. Вот тогда-то и познакомился с человеком по фамилии Белоногов, которого ему пришлось сегодня ночью арестовать. Тот вызвал подозрения тем, что завел слишком много знакомых среди военных чинов, с тем складом связанных. Но непосредственные виновники были быстро схвачены, и его подобру-поздорову отпустили. Однако второй раз по сходному поводу оказаться в поле зрения полиции и жандармов - согласитесь, в этом уже не может быть простого совпадения!
        Мы вышли во двор, и я принялась рассматривать узорные деревянные наличники, украшавшие окна домов.
        - Куда вас отвезти? - спросил Михаил.
        - Ко мне, - откликнулся Петя. - У нас урок!
        Михаил Аполинарьевич чуть удивленно изогнул брови, но спрашивать ничего не стал.
        38
        За прошедший месяц в библиотеке архиерейского дома ничего не изменилось. Разве что добавилось несколько книг, скорее всего привезенных из поездки его преосвященством.
        И компания собралась та же, что в первый раз, даже не верилось, что прошел целый месяц со времени первого разговора.
        Мне было так интересно посмотреть на то, как станет воспринимать рассказ о происшедшем его преосвященство, что я попросила рассказывать Петю. Он сначала сопротивлялся, но скоро согласился. И рассказал все очень толково, без лишних подробностей, но и не пропуская ничего важного.
        Владыка слушал спокойно, сохраняя положенные его сану достоинство и невозмутимость. Вот только в глазах его горел огонек нетерпения. Едва Петя закончил свое повествование, он забросал нас вопросами. И от этих вопросов у меня зародилась забавная мысль. Я даже невольно стала шарить взглядом по полкам - вдруг среди солидных фолиантов по теологии и теософии, между житиями и апокрифами[50 - ТЕОЛОГИЯ И ТЕОСОФИЯ - религиозные науки, ЖИТИЯ и апокрифы - описания жизни и деяний святых. При этом апокрифами называются тексты, не вошедшие в официальный библейский канон.] обнаружатся тетрадки с рассказами о Шерлоке Холмсе? Таких легкомысленных книжек я, конечно же, не увидела, но в своих подозрениях с каждым вопросом укреплялась. Ох, грешен наш архиерей! И выходило, что все его просьбы, адресованные нам при первой встрече, диктовались не алчностью, как мы себе позволили подозревать, а почти мальчишеским любопытством. Желанием стать сопричастным к раскрытию загадочного преступления.
        - Выходит, все загадки разгаданы? - удовлетворившись нашими пространными разъяснениями, владыка позволил себе чуть откинуться в кресле и принять расслабленную позу.
        - Не вполне, - ответил за нас двоих Петя. - Возок мы так и не нашли.
        - Правда, не особо и искали, после того как все остальное разъяснилось, - добавила я. - И еще один вопрос остался без ответа: откуда взялся тот странный костяной нож?
        - Господи, помилуй! - помянула бога сестра Серафима, перекрестилась и неуютно поерзала на своем месте. - А и вправду, где этот изверг его добыл?
        - Если позволите, я отвечу на этот вопрос, - обратился к священнослужителям судебный следователь.
        До этого момента он был почти неприметен, по крайней мере старался быть как можно незаметнее, чтобы не мешать одним говорить, а другим слушать. Да и сам слушал Петин рассказ и наши последующие дополнения с явным интересом. Хотя ему и господину полицмейстеру мы все это излагали даже более подробно, чем сейчас. Сегодня мы старались не слишком сильно налегать на подробности убийств, боясь покоробить настоятельницу монастыря.
        - Да, да! - тут же откликнулся Макарий. - Поведайте нам. Да и про события в Енисейске, и про то, как они связаны с нашими трагическими делами, вы обещали рассказать.
        - Обязательно, - кивнул Дмитрий Сергеевич. - Так вот, что касается ножа. Господину Белоногову был во время допросов задан и такой вопрос. Он ответил, что поначалу думал, будто этот нож был приобретен где-то здесь в Сибири, во время торговых сделок месье Гранжака. И даже поинтересовался у Гнома, где именно. Но тот ответил в том смысле, что нож этот является его единственным наследством от отца с матерью, которых он лишился в самом раннем детстве. И что корни его рода исходят откуда-то из сибирских краев, но точнее он не помнит, так как рассказывалось все это ему чрезвычайно давно.
        - Получается, что мы были не так уж далеки от правильной догадки! - не удержался Петя и, немного смутившись, пояснил: - Это я как раз про то говорю, что мы чуть не с самого начала полагали, что убийца сестры Евдокии был взрослым человеком весьма маленького роста и принадлежал к потомкам местного племени, которое в незапамятные времена покинуло наши края. Только мы думали, что все они переселились в Монголию, а получилось, что кое-кто и в Европу подался.
        - Весьма возможно, - с полной серьезностью согласился его преосвященство. - У меня самого имеются родственники, проживающие на Американском континенте. После того как Аляска была продана Америке… Впрочем, давайте сначала выслушаем Дмитрия Сергеевича. Простите, что перебили вас, пожалуйста, продолжайте.
        - Хорошо, - согласился Дмитрий Сергеевич. - Про костяной нож мне добавить нечего. Разве то, что, по словам Белоногова, ножом этим Гном очень дорожил, не выкинул, после того как он… гм… пришел в негодность, а постарался привести в порядок и снова заточить. Что ему и удалось, к сожалению. Теперь уж о ноже точно все.
        Так что перейду уже к рассказу о том, что произошло в Енисейске. Хоть все крупные золотые прииски там на сегодняшний день и закрыты, но вольных старательских артелей по-прежнему немало и золота они намывают в изрядных количествах. Большинство старателей продают добытое за сезон золото сразу по его окончании, то есть в первые осенние месяцы. Но какую-то часть они почти всегда оставляют при себе. Опять же есть и такие, кого задержали обстоятельства. Скупленное осенью золото отправляется по Енисею в Красноярск, а далее по железной дороге большими партиями, при повышенных мерах секретности и с очень надежной охраной. То золото, что старатели решили не сдавать сразу, рано или поздно по большей части оседает в трактирах, ресторанах, гостиницах, игорных и прочих заведениях. А вскоре оказывается в банках, которые также его отправляют в столицу или иные места. Суммы получаются хоть и немалые, но не столь огромные, как прежние. И отношение к ним не столь серьезное.
        Чуть больше месяца назад было совершено ограбление специальной кареты, доставлявшей золото в банковское хранилище. Засада была устроена грамотно, была многочисленна и хорошо вооружена. Все охранники числом восемь человек были убиты. Золото исчезло. Но вскоре поблизости от места происшествия обнаружили труп одного из нападавших. Скорее всего, тот был ранен при налете, а впоследствии добит своими же, с позволения сказать, товарищами. Нападавший этот оказался известен охранному отделению как участник одной из боевых групп эсеров, а в недавнем прошлом являлся студентом Императорского Сибирского университета. Это во-первых. Во-вторых же, обнаруженный при нем «наган» был из числа оружия, украденного с воинского склада вооружения под Тулой. Предполагалось, что следы этого пропавшего оружия ведут в Томск. К нам даже сыщики приезжали из Москвы, но на том все и закончилось. Вот эти два обстоятельства и заставили департамент полиции и охранное отделение отдать распоряжение о нашем привлечении к расследованию дела.
        - А мне говорили, что наши люди на хорошем счету, более того - лучшие во всем генерал-губернаторстве, - произнес ласково архиерей. - Вот и решили бросить на розыск самых лучших сыщиков.
        - Не сомневаюсь, что это говорилось весьма знающими людьми, - с легкой улыбкой отозвался Дмитрий Сергеевич. - Как бы то ни было, мы выехали в Енисейскую губернию. Подробности нашей работы не слишком интересны, да я и не имею права о них рассказывать. А если сказать о главном, то нам удалось вскоре выйти на след тех, кто осуществил дерзкое и кровавое преступление. Некоторых удалось арестовать, другие были застрелены при аресте. Нашли и золото. Не все, но большую его часть. Оставался один вопрос: каким образом в руки преступников попало оружие и где может находиться его остальная часть. Вот тут-то мы попали в тупик. Арестованные либо ничего не знали, либо ссылались на неведомого посредника. Которым, как сейчас выяснилось, и оказался господин Белоногов. Каким образом это выяснилось, вы уже знаете. Собственно говоря, это все.
        - Э-э-э… Не слишком он похож на террориста, вам не показалось? - спросил Макарий.
        - Да он до последнего времени и не имел к ним ни малейшего отношения. Более того, не собирался вступать с ними ни в какие отношения - слишком умен и осторожен для этого - и даже чурался их. Виновные в краже оружия со склада были вскоре арестованы, но само оружие они успели к тому времени передать тому, кто эту кражу и затевал. Тому, кому это оружие было нужно. Белоногов же в то время крутился вокруг да около совсем из иных побуждений и, можно сказать, по чистой случайности оказался замешан в этом деле. Но что-то он проведал, что-то разнюхал и даже попытался устроить шантаж, набрался наглости шантажировать одного из заказчиков оружия. Однако вместо этого стал свидетелем убийства того человека и тут же оказался на его месте. То есть его самого начали шантажировать. Ему было сказано, что как свидетель он опасен и никому не нужен, но если желает сохранить жизнь, да еще и заработать серьезные деньги, то должен организовать доставку оружия в Тобольск, а затем и в Томск. Чем он вынужденно и занялся. Часть оружия у него забрали еще в Тобольске, как мы теперь знаем, оно было использовано в Енисейске.
Оставшееся он, согласно уговору, повез в Томск. По пути этот господин пытался решать свои проблемы, главной из которых стал поиск возможности вырваться из-под опеки террористов. Кража изумруда позволила бы многие из этих проблем решить - с большими деньгами он мог скрыться от опасных знакомцев. Здесь, в Томске, к нему приставили еще одного боевика из бывших студентов. Так что он оказался под постоянным надзором, а чтобы этот факт не слишком бросался в глаза, Василий Прощай выполнял и роль возницы. Но вскоре выяснилось, что этот бывший студент не единственный, кто «присматривает» за поставщиком оружия. Как вы догадываетесь, такая ситуация не слишком радовала господина… тогда еще Тихонравова. Да еще и дело с кражей изумруда сорвалось. Во всяком случае, так ему сказал Гном. Но вскоре он догадался, что изумруд все же попал в руки его нежданного и ненадежного компаньона. Начал за ним следить, выкрал камень и убедительно сообщил, что это было проделано той самой послушницей из монастыря, которую он опознал по голосу среди постоялиц гостиницы. Что, мол, она опытная воровка, что хотела украсть камень в
одиночку, но когда он исчез, ей не составило труда их выследить и забрать драгоценность.
        Гном предпринял две попытки устранить обидчицу, но ему помешали Дарья Владимировна и ее товарищи. В результате Гном вынужден был спрятаться у Васьки Прощай. Тут-то господин Тихонравов-Белоногов и решил воспользоваться случаем: избавиться разом от надоевшего и ставшего опасным партнера и от опеки эсеров. То есть развязать себе руки и иметь возможность спешно покинуть Томск, где ему становилось слишком опасно.
        - Так что же его остановило, что помешало скрыться?
        - Страх и жадность. Именно в это время ему передали, что буквально через два дня появится связной, передаст ему деньги и заберет оружие. Он тщательно продумал свои объяснения на случай встречи с полицией, счел их убедительными и рискнул остаться на эти несколько дней в городе. Оттого и не был слишком обескуражен задержанием. Полицейскую слежку за собой, после того как его выпустили, он заметил. Но легко от нее ушел, так как заблаговременно запасся ключами от черного входа и довольно умело переодевался. Так он сумел встретиться со связным, получил от него задаток. Только оставшейся суммы решил не ждать, так как был уверен, что, получив оружие, его самого боевики ликвидируют. Ну а исчезни он, искать вряд ли станут - ведь оружие и часть денег останутся у террористов. Он приобрел билет на утренний поезд, приготовил подходящий костюм и запасной паспорт, но вечером решил напоследок развлечься и сыграть в карты. Ну да об этом уже все рассказано.
        - А связной? Связного арестовали? - не удержался Петя.
        - Арестовали, - засмеялся Дмитрий Сергеевич. - Самое забавное заключается в том, что именно в тот день была наконец обнаружена пуля, убившая Гнома. Эксперты выяснили, что она выпущена вовсе не из того ствола, что оставался в руках студента, и Генрих Эрастович собирался утром произвести арест господина Белоногова. А тут поступило ваше сообщение, и все окончательно встало на свои места. Чтобы хоть как-то облегчить свою участь, Белоногов-Тихонравов сразу после ареста сообщил все, что знает о связном, справедливо полагая, что это самая интересующая полицию и охранное отделение информация.
        Следователь выдержал паузу, но все молчали.
        - Ну, теперь-то, - улыбнулся он, - все вопросы закончились? Тогда разрешите передать вам камень, из-за которого вся эта история началась. Он послужил основой весьма печальных и трагических событий, пусть теперь послужит благим делам. Я передаю его вам, ваше преосвященство, но с одним небольшим условием. Дело в том, что он проходит в деле как улика и в случае необходимости должен быть представлен следствию или в суд. Но думаю, что дело никто не станет затягивать, и в самом скором времени вы сможете им распорядиться по своему усмотрению.
        Дмитрий Сергеевич встал, извлек из кармана изумруд и аккуратно положил на столик подле его преосвященства. Тот взглянул на камень и грустно вздохнул.
        - Из-за такой пустяковины люди смертоубийства совершают!
        Изумруд и впрямь выглядел не слишком впечатляюще, как и любой необработанный драгоценный камень. Более всего он был похож на кусок зеленого бутылочного стекла, какие изредка можно встретить на берегу реки, в водах которой он оказался давным-давно. Настолько давно, что вода, речной песок и камни успели сгладить его острые углы, а саму поверхность сделать шероховатой и матовой. Был он размером чуть меньше куриного яйца и схож с ним формой. С одной стороны была значительная вмятина.
        - Есть у вас какие-нибудь просьбы? - спросил Макарий. - И как нам вас отблагодарить?
        - Постарайтесь его повыгоднее продать, - ответила я. - Не сомневаюсь, что деньги вы употребите во благо.
        - Мальчик Степка… ну тот, который помог нам и возок нарисовал… - Как всегда, когда он смущался, Петя становился не слишком красноречивым. - Он очень умный и учиться хочет. Его бы в гимназию или реальное…
        - Обязательно приложу все возможные усилия, - пообещал владыка.
        Зная его авторитет, можно было не сомневаться, что усилия эти принесут должный результат.
        - Может, еще что?
        - Благословите, ваше преосвященство. И вы, матушка, - попросил Дмитрий Сергеевич.
        Мы по очереди подошли под благословление.
        - Даша, а зачем вы составляли смету всех ваших расходов? - спросил Петя, когда мы вышли на улицу.
        - А я загадала, что если его преосвященство в первую очередь станет интересоваться камнем, то я истребую с него возмещение затрат! Но он оказался не таким скаредным, как мне показалось с первого взгляда.
        - Наш архиерей не жаден и не скареден, - вмешался в разговор Дмитрий Сергеевич. - Но в деловых вопросах любому купцу сто очков форы даст. Так что камень будет продан с наибольшей выгодой. А коли дело получило огласку, то большая часть денег уж точно достанется монастырю и будет потрачена на богоугодные дела. Тут уж в матушке Серафиме сомневаться не приходится.
        39
        Зима никак не хотела покидать город. Изредка выдавались относительно теплые дни, а затем вновь становилось морозно. Не так, конечно, как в разгар зимы, однако снежные сугробы лишь осели и потемнели, но таять никак не желали. А затем в один момент сделалось тепло совершенно по-летнему. Снег растаял за считаные дни, а может, даже часы, и началось наводнение.
        Вот тут-то я и поняла окончательно, почему место, где мы с дедушкой проживали, называют Болото. Протекающая рядом небольшая речка Ушайка вышла из берегов, и окрестные улицы сами превратились в озера и реки. Впрочем, проезжая часть нашей улицы была устроена ниже, вот по ней и разлилась вода. Дома же стояли заметно выше, а потому и не оказались затоплены. Разве только те, что находились совсем уж близко к берегу. Но все равно было забавно, когда извозчикам приходилось переносить своих пассажиров на закорках или для тех с крыльца выкладывали сходни наподобие пароходного трапа.
        Для мальчишек и вовсе наступило веселье. Они строили плоты из всего, что попадалось под руку, и плавали по улицам для собственного развлечения. Но порой за плату перевозили некоторых взрослых на противоположную сторону улицы.
        В общем, на Болоте наводнение являлось скорее забавой и поводом для курьезов, чем большой бедой. А вот Заисточье разлившаяся Томь затопила самым настоящим образом. На третий день с начала наводнения и как раз в канун Пасхи нижняя часть улицы Московский тракт представлялась полноводной и бурной рекой, а жителям приходилось спасать свое имущество и передвигаться исключительно на лодках.
        Мы с Петей спустились почти к самой воде и живо обсуждали стихийное бедствие. Поток слева направо от нас проносил огромное количество досок и бревен, а то и целые куски заборов, крыши сараев, какие-то ящики и бочки, порой столы, шкафы или скамьи. И вот из-за дома, в котором располагался трактир Елсукова и который в данный момент представлял собой остров посреди бурного потока, появился плывущий возок. Тот самый, который мы так и не смогли найти и который так хорошо нарисовал нам мальчик Степка. Похоже, что бывший студент и террорист-неудачник с забавной фамилией Прощай оставил его у кого-то из знакомых, проживающих по соседству с ним, да так и не забрал, и возок затерялся в переулках Заистока. И выплыл в тот самый момент, когда мы с Петей оказались здесь и смогли его увидеть.
        Это бы и стало окончанием всей истории, если бы не письмо и крохотная посылка, пришедшие мне из Швейцарии. Я в первый момент подумала, что это от мамы, но вспомнила, что она все еще находится по другую сторону Атлантического океана, гастролирует со своей труппой по Североамериканским штатам. Тут-то я и догадалась, кто мог написать мне это письмо, даже еще не взглянув на имя отправителя. Впрочем, мне действительно было знакомо лишь имя и совершенно незнакома фамилия.
        Лариса писала, что у них с Сергеем все сложилось неожиданно хорошо. Что Сергей работает ювелиром в очень известной фирме, что его мастерство оценено по достоинству и что они уже присмотрели себе небольшой домик. Но главное: все равно они в скором времени, как только это станет возможным, намерены вернуться в Россию. А сейчас еще раз говорят всем нам спасибо, а мне к тому же высылают небольшой подарок.
        Подарком оказалась чудесная серебряная брошь в виде соболя с крохотным рубиновым глазиком. Хоть в письме про это не было сказано ни слова, но я ни на миг не усомнилась, что рубин самый настоящий.
        notes
        Примечания
        1
        ФАСОНИТЬ, ФОРСИТЬ - здесь: демонстрировать пренебрежение к одежде, показывать другим, что ничуть не хуже их.
        2
        АРХИЕРЕЙ (иначе епископ) - высокий церковный сан, церковное звание.
        3
        ДЬЯКОН - тоже церковный чин, один из нижних.
        4
        ЛАДАН - благовоние, кусочки ароматной смолы, дающие приятный дым. Используется при богослужении.
        5
        ИГУМЕНЬЯ - настоятельница, руководительница православного монастыря.
        6
        СЕЛЬКУПЫ - небольшой народ, проживающий на севере Западной Сибири.
        7
        КЕЛЬЯ - жилое помещение в монастыре. Как правило, это крохотная комната, но у настоятельницы келья могла быть просторнее и состоять из нескольких помещений.
        8
        ЛАДАНКА - маленький мешочек, в который кладут ладан или амулет. Обычно она носится на шее.
        9
        САЖЕНЬ - русская мера длины, имела множество разных значений. Здесь имеется в виду так называемая простая сажень, равная примерно 1,5 м.
        10
        MES CHERS - (фр.) мои дорогие.
        11
        Действительно, такое французское обращение среди образованных людей в то время было общепринятым.
        12
        Имеется в виду здание Томского общественного собрания, по сути своей клуб или дворец культуры.
        13
        ТУРНЮР - принадлежность женского туалета, имеющая вид подушечки, которая подкладывалась под платье ниже талии для придания фигуре пышности (по моде конца XIX в.).
        14
        КОНФИДЕНЦИАЛЬНОЕ - предназначенное только для данного человека и неподлежащее широкому распространению.
        15
        В старом классическом цирке было два клоуна: Белый и Рыжий. Белый клоун - слишком серьезный умник, вечно попадающий во всякие глупые ситуации. Рыжий - излишне жизнерадостный озорник и затейник.
        16
        ШПРЕХШТАЛМЕЙСТЕР - ведущий циркового представления, объявляет номера, нередко участвует в клоунских репризах.
        17
        ПЛЮМАЖ - украшение из перьев на головном уборе или на конской сбруе.
        18
        ФАРТОВЫЙ - удачливый преступник.
        19
        Речь идет о древнегреческой легенде.
        20
        ТРАПЕЦИЯ - здесь: гимнастический снаряд - металлическая или деревянная перекладина, подвешиваемая горизонтально на двух веревках, прикрепленных к ней по краям. Упражнения выполняются в висе и в упоре как на неподвижной, так и на раскачивающейся трапеции.
        21
        ПТИЖАН - в переводе с французского «маленький Жан», Гранжак - «большой Жак».
        22
        АРШИН - мера длины равная 71,12 см.
        23
        МЕЗОНИН - надстройка над средней частью жилого дома.
        24
        ВЕТОШНЫЙ - не блатной, не имеющий отношения к преступному миру.
        25
        ФРАЕР - человек, не относящийся к уголовной среде; потенциальная жертва.
        26
        СТРАЗЫ (от нем. Strass, по имени изобретателя, стекловара и ювелира конца XVIII века Г. Штрасса) - имитации драгоценных камней.
        27
        Даша намекает на историю с алмазами купца Кухтерина, описанную в первой книге «Приключения Даши Бестужевой».
        28
        НИК КАРТЕР - еще один популярный герой детективных историй конца XIX - начала XX века. Очень положительный персонаж без вредных привычек и непримиримый борец с преступностью.
        29
        ШНИФ - кража со взломом, МОКРЫЙ ГРАНД - разбой с кровопролитием, ШУХЕР - здесь ненужный шум, привлекший внимание полиции.
        30
        ОЧКИ ПРОТЕРЕТЬ - подделать записи в документах.
        31
        МАРУХА - подруга вора.
        32
        ШКЕТ - подросток.
        33
        ШУХЕР - здесь: сообщение об опасности, аналогичное крику «Караул!».
        34
        Эту «страшную историю» и впрямь рассказывают в Томске до сей поры.
        35
        ДИВЕРТИСМЕНТ - ряд концертных номеров, составляющих особую увеселительную, развлекательную программу, обычно даваемую труппой в дополнение к основному спектаклю. Но в данном случае готовится большая программа вместо спектакля, то есть по сути эстрадный концерт.
        36
        Стиль рококо характеризуется манерной роскошью оформления помещений и мебели, дробностью, вычурностью форм и изломанностью линий.
        37
        ЯХОНТЫ - устаревшее название рубинов и сапфиров.
        38
        КОРСЕТ - предмет, главным образом, женской одежды в виде широкого пояса с вшитыми упругими пластинками из дерева, китового уса, а то и стали, туго охватывающего грудную клетку, спину и живот для придания фигуре стройного вида и определенного модного силуэта (например, в конце XIX века модным силуэтом был S-образный). Корсет очень туго шнуровался со спины или с боков, и поверх него надевалось платье. На счастье наших героинь, в их случае речь идет всего лишь о бельевом корсете - менее тугом и без всяких пластинок.
        39
        ПЕПЛОС - женская верхняя одежда из легкой ткани в складках, без рукавов. Такую носили в Древней Греции, но здесь разговор идет о платьях, довольно отдаленно напоминающих греческие. Их надевали представители богемы, не боящиеся столь «большой вольности» в одежде и пересудов в свой адрес. Возможно даже, Даша и Полина имели в виду пеплос знаменитой танцовщицы Айседоры Дункан, который и вовсе был сшит из прозрачного газа.
        40
        ЛОРНЕТ - очки, но не с дужками, а с приделанной ручкой, за которую лорнет подносят к глазам. Порой такой же рукояткой оснащают театральные бинокли. В данном случае Даша увидела нечто среднее между обычным лорнетом-очками и лорнетом-биноклем.
        41
        РУХЛЯДЬ - то же, что и пушнина.
        42
        «ФРАНЦУЗСКИЕ» окна - окна, начинающиеся от самого пола и часто способные по этой причине исполнять роль дверей.
        43
        КЛАССИЧЕСКИЙ ЛОМБЕРНЫЙ СТОЛ - обтянутый зеленым сукном квадратный раскладной стол для игры в карты.
        44
        КИСЛЫЕ ЩИ - старинный русский напиток из меда и солода, разновидность кваса, но более «шипучий», с большим количеством газа.
        45
        «КАТЕНЬКИ» - сторублевые купюры с портретом императрицы Екатерины Великой.
        46
        КАРЕТНИК - «гараж» для карет.
        47
        ЦИВИЛЬНОЕ - обычная одежда, не мундир.
        48
        ВИЗАВИ - собеседник, сидящий или стоящий напротив.
        49
        ЭКСПРОПРИАЦИЯ - принудительное отчуждение имущества частных собственников. Боевики экстремистских партий этим словом называли свои грабежи в «революционных целях».
        50
        ТЕОЛОГИЯ И ТЕОСОФИЯ - религиозные науки, ЖИТИЯ и апокрифы - описания жизни и деяний святых. При этом апокрифами называются тексты, не вошедшие в официальный библейский канон.