Приключение в «Зеленом береге» Всеволод Игнатьевич Кравченко
        В эту книгу вошли произведения, написанные Всеволодом Кравченко в разное время. В повести «Тайна одной башни» рассказывается о пионерах, которые помогли пограничникам разоблачить и обезвредить шайку контрабандистов. Повесть «Преступление у Зеленой тонн» посвящена юным друзьям природы, охраняющим от браконьеров ее богатства.
        Главная тема рассказов В. Кравченко, включенных в сборник,- жизнь сельских ребят, их ученье, отдых, труд.
        Всеволод Игнатьевич Кравченко
        Приключение в «Зеленом береге»

        ТАЙНА ОДНОЙ БАШНИ
        ГЛАВА 1
        Утро в лагере. Таинственная башня. Сбор отряда. Коля Чиж - бузотер
        День в пионерском лагере начался по сигналу. Как только горнист Федька громко заиграл в свой горн, лагерь сразу ожил. Захватив полотенце, мыло, зубные щетки, пионеры один за другим выбегали во двор, на широкую, залитую солнцем площадку. Тут их уже ждала вожатая Зося, молодая веселая комсомолка, тоже с полотенцем на плече. Ока сразу утихомирила пионеров и сказала:
        - Ну, пошли на берег умываться…
        Вскоре берег реки был усыпан смуглыми от загара мальчиками и девочками. Смех и гомон не стихали ни на минуту.
        Разговор, звонкий и радостный, пересыпался шутками. Кто рассказывал о своих необычных приключениях на реке, кто о птицах, а кто просто припоминал забавные сны.
        Потом ребята шумно бросились в воду и стали умываться. Брызгались, плескались, обливали друг друга водой.
        Синяя гладь реки зашумела, заволновалась, по ней во все стороны побежали круги.
        Кое-кто из мальчишек хорошо плавал и вскоре уже оказался почти на середине реки. Девочки далеко плыть не решались. Все, кроме быстрой непоседливой Оли. Она не отставала от лучших пловцов, Миши и Костика.
        - Хватит, хватит! Пора на зарядку! - закричала Зося.
        После трехминутной спортивной зарядки пионеры побежали завтракать. Снова поднялась суматоха. Дружный хохот взрывался то за одним, то за другим столом.
        - Гляньте, какую большую ложку взял Мартын, - ха-ха-ха!
        - Ты мое место занял!
        - Я частной собственности не признаю, не лезь! Вдруг поднялся Миша, смуглый от загара, коротко
        подстриженный, лет четырнадцати - пятнадцати.
        - Хлопцы, - весело сказал он, - а где же наш Чивик?
        Все бросились искать Чивика. Чивик был общим любимцем в лагере. Звали его Рыгором, а дразнили Чивиком. «Чиви-чи-чи», - тоненько и быстро щебетал он.
        Чивик в лагере был самым маленьким и поэтому старшие пионеры с первого же дня взяли над ним шефство.
        В лагерь Чивик попал не случайно. Его прислали из районного фабричного пионеротряда как лучшего октябренка. Он участвовал в выпуске лагерной стенгазеты, рисовал карикатуры, писал стишки.
        Чивика нашли за серьезной работой: он искал сандалии, которые терял каждые десять минут.
        - Чивик, как спалось, сухо всталось? - хохотали кругом, а Чивик пищал в ответ:
        - Сухо…
        И таким он был смешным, этот Чивик, что Миша заходился от хохота, глядя на него.
        После завтрака - кто куда. Свободные два часа. Заядлый рыбак Колька пошел с удочками на берег ловить красноперок, Костик учился играть на балалайке, другие ребята играли в парке в «красных» и «синих».
        Миша разостлал под старой грушей рубаху, лег на спину и начал читать книгу. Иногда отрывался и смотрел на небо. Маленькие белые тучки медленно плыли на запад. Между ними была чистая синяя даль. Мысли Миши поплыли вместе с тучками. «Бегут вот они, кажется, такие маленькие, красивые, - думал он, - а как соберутся где-то вместе, набрякнут, почернеют, страшными станут. Гром загремит, как из пушки, ручьями польет дождь… А небо какое синее… Ни конца нигде ему нет, ни края…»
        Потом мысли сами повели Мишу дальше, в межпланетные просторы: «А там - что? Холодно, наверно, холодно, бр-р!» Миша даже вздрогнул и приподнялся.
        Сверху жарко палило солнце, в парке пели птицы. Зеленая травка под грушей ласково щекотала голые ноги. Миша повернулся и стал глядеть в глубину парка. И снова почему-то, как вчера, его внимание приковала к себе кирпичная постройка, красневшаяся в густой чащобе.
        Еще в первый день, когда Миша приехал в лагерь, он облазил весь парк, и его тогда же заинтересовала эта кирпичная башня. От нее веяло какой-то таинственностью, и Мише даже показалось, что с этой башней наверняка связано что-то страшное, необыкновенное. Однажды не вытерпел - спросил старого, в морщинах, рыбака, кто и зачем построил эту башню. Тот ответил коротко:
        - Помещик построил, еще в пятом году, как бунты начались. Тогда они черт знает что со страху делали. А во дворце, где вы живете, видал дубовые ставни? Их тогда же навесили. Думал спрятаться за ними пан, да не удалось.
        Рыбак весело засмеялся и оттолкнул от берега свою душегубку.
        Башня была круглой, но низкой, не выше окружающих ее деревьев. С одной стороны в стене виднелись двери, крепкие, дубовые. Железные полосы перекрещивали их, они были наглухо заклепаны вделанным в кирпичную стену железным прутом. А вокруг рос такой непролазный олешник, что Мише едва удалось сквозь него пробраться.
        Башня очень заинтересовала паренька, и он не переставал о ней думать.
        Подошла Оля, оторвала Мишу от размышлений.
        - Что ты читаешь, серьезный человек? Миша от неожиданности вздрогнул.
        - Ах, это ты? Испугала только. Да я и не читаю сейчас, а так лежу, думаю. А это «Амок» у меня, интересная книжка.
        Миша и Оля вместе учились в семилетке и в этом году будут вместе ее заканчивать.
        - Когда прочитаешь, дашь мне?
        - Хорошо.
        - Ну, гляди же. А теперь скорей идем на сбор отряда. Уже, наверно, начался.
        И она весело побежала через густой парк назад ко дворцу. Миша набросил на голое тело рубашку и пошел следом.
        У дворца, на траве, роем гудела детвора. Кто сидел, кто лежал вокруг вожатых, советовавшихся о чем-то в середине пестрого красногалстучного круга.
        Вожатая Зося встретила Мишу вопросом:
        - Куда это ты исчез? У нас сейчас сбор отряда начнется, а тебя нету.
        - Зачитался, - виновато ответил Миша и в свою очередь спросил:
        - А о чем сбор?
        - Сейчас узнаешь. Тише, ребята! Общий сбор отряда считаю открытым. Надо избрать председателя и секретаря сбора.
        Притихшие перед этим хлопцы и девочки снова зашумели, закричали, засыпали Зосю предложениями. Наконец избрали Костика и Мишу. Костик мало чем отличался от Миши. Так же острижен, такой же загорелый. И только длинные сильные руки, зычный голос и широкие плечи отличали его от худощавого Миши.
        Миша подложил под тетрадь книжку, лег на живот и приготовился писать. Костик сразу же загремел:
        - Тише, ребята! На повестке дня следующие вопросы: первый - об охране урожая, второй - о практической работе нашего лагеря и текущие дела.
        Все притихли. Зося встала и начала говорить про то, как кулаки и подкулачники, часть которых пролезла в колхозы, всеми силами стараются нам вредить. Кулаки зверски убили пионера Павлика Морозова, который смело разоблачал ярых врагов колхозного строя.
        - Каждый пионер должен собирать колоски, - говорила Зося, - следить за тем, чтобы не разворовывали снопы, чтоб хлеб не терялся при перевозке…
        - Ну, а что нам надо делать в лагере? - спросила вожатая.
        Чернявый невысокий пионер Коля, по прозвищу Чиж, сразу же выпалил:
        - Купаться!
        Кто-то тоненько засмеялся. Зося удивленно посмотрела на Чижа и пожала плечами.
        Слово взял Миша. Словно не расслышав шутки Чижа, Миша предложил пойти поработать в подшефный колхоз «Колос Октября». Затем выступила Оля. Она критиковала стенгазету «Сигнал», работу драматического и струнного кружков.
        Сам по себе зашел на сборе разговор и про Колю Чижа, про то, что его хулиганские выходки позорят весь лагерь. Вожатая не раз делала Коле замечания, но он не исправлялся. Однажды насыпал в молочный суп одному пионеру целую ложку соли. Чуть раньше вырвал из стенгазеты заметку о себе, плохо дежурил на кухне и в комнате.
        И сейчас, когда почти все пионеры выступили против Чижа, тот только огрызался: «Да я не делал, да я не говорил, да чего вы пристали?…»
        Но когда ребята единогласно постановили объявить ему строгий выговор, Чиж забил отбой.
        - Не буду я больше подымать бузу, исправлюсь… - жалобно захныкал он.
        Но ребята были неумолимы.
        ГЛАВА 2
        Встреча у костра. «Све-ечка… горит!» Заговор контрабандистов
        Солнце опускалось за лес. Серые утки, прошумев над головами, летели на ночь в старицы, на заросшие осокой озера. Рыбаки поспешно отвязывали плоскодонки и отплывали далеко в темные речные просторы. Кое-где раздавалось однообразное: чок-чок… чок-чок-чок… Это опытный рыбак приманивает сома к хитро сделанному крючку, на который насажено мясо ракушки. Иногда звук будто захлебнется, и тогда рыбак тянет вверх большую рыбину. Блеснув серым брюхом, сом сильно бьет неуклюжим хвостом по черно-синей воде, но рыбак тут же сачком перекидывает его за борт своей лодки. А через некоторое время снова начинается однообразное: чок-чок… чок-чок-чок…
        Лагерь походным маршем вышел из ворот парка и пыльным проселком направился в лес. Чтоб веселей было идти, Миша затянул песню:
        А в раю переполох,
        Словно у эсеров,
        Испугался старый бог
        Юных пионеров.
        Сотни звонких голосов подхватили припев:
        Эх, чай пила,
        Самоварничала…
        Всю посуду перебила,
        Накухарничала…
        Лес подхватил припев, и эхо понесло его куда-то вдаль.
        Пройдя еще немного, Зося кликнула Мишу и Василя и что-то им сказала. Они тут же бросились к ближнему лесу. Пока добежали, запыхались. Миша еще на бегу объяснил Василю:
        - Ты собирай хворост, а я поищу хорошее место. Как найду, свистну тебе.
        - Ла-а-дно, - протяжно ответил Василь.
        Миша нырнул в темноту леса, затрещал сухим валежником и вскоре пронзительно засвистел Василю. Тот притащился, как медведь, с целой охапкой хвороста.
        Сухие сучья загорелись скоро и, потрескивая, ярко запылали, разогнав темноту. А за границами света, в небе, в лесу стало как будто еще темнее. И если бы не песня пионеров, что слышалась поблизости, наши хлопцы, наверно, струсили бы.
        Шумной гурьбою подошли и расселись у костра пионеры. Часть мальчишек тут же пошла за «горючим». Когда наносили много хвороста, Зося стала рассказывать ребятам о подвигах красных бойцов в гражданскую войну.
        Но вдруг в кустах что-то затрещало, а вслед за этим из темноты на поляну вынырнул бородатый дядька в подранном кожушке.
        - Добрый вечер, - поздоровался он.
        - Добрый вечер, - ответила за всех Зося.
        - Леших не боитесь? - весело прохрипел дядька.
        - Э-э, дяденька, леших совсем и нет. Это сказки про них сочиняют, - бойко ответила Оля.
        Зося приветливо пригласила дядьку подсесть к огню. Он, кряхтя, сел, положил рядом с собой уздечку и, разглядывая пионеров, спросил:
        - Так о чем же вы тут говорили?
        - Обо всем, - улыбнулась Зося, - и о прошлой жизни, и о будущем. Вот и вы нам, молодым, расскажите что-нибудь о старом времени…
        - Да ну его, - прервал дядька вожатую, - не хочется и вспоминать о старом. Тяжко это. Работаю я теперь в колхозе и нечего мне журиться, а как вспомню былое, так погано на душе станет…
        Дядька задумался. Пионеры сидели тихо-тихо…
        - Вот я войну вспомнил. Воевали мы в четырнадцатом году с немцами, а за что? За что я немца бил? Разве он мне что плохое сделал? И нам не хочется стрелять, и им не хочется, а кинуть - и они и мы боимся. Чего?… Кого?…
        Незнакомый дядька задумчиво потер заросший черной щетиной подбородок.
        - Послали было меня однажды в дозор. Лес. Темень, как сейчас вот. Вдруг встречаю немца в кустах… нежданно-негаданно, нос к носу. Наверно, тоже в разведку был послан. Я хотел уже с плеча винтовку снимать, а он улыбается, руку мне протягивает. Я, конечно, винтовку об землю, пожал ему руку, а потом прилег с ним на траве плечом к плечу и думаю: «И это - мой враг? Неправда!» А он так хорошо рассказывает мне что-то по-своему, руками показывает, что дома оставил, мол, жену и двоих маленьких деток. И если убьют его, то, наверно, загинут и его дети…
        Как пришла революция, оставил я окопы, но винтовки не бросил, а прямо и пошел в Красную гвардию… Снова воевать, но уже с настоящими врагами. А теперь вот вижу, за что воевал…
        Незнакомец замолчал. И тихо-тихо было на поляне, только сучья жарко потрескивали да искры взлетали в небо. Потом дядька ушел, растаял в темноте. Ребята еще пели песни, играли, веселились у костра. Там же и решили завтра утром отправиться в колхоз «Колос Октября» на прополку.
        Потом погасили костер и чуть было не пошли домой, забыв о Чивике, который крепко спал под сосенкой. Миша под смех всех ребят поручил Костику нести его на своей широкой спине.
        - Вот когда твоя спина пригодилась, - хохотал
        он.
        Но Костик на шутку не обиделся, взвалил Чивика на спину и пошел вместе со всеми.
        Домой шли молча. Кто-то попробовал затянуть «Бульбу», но, увидев, что никто не поддерживает, умолк. Костику надоело нести сонного Чивика, и он стал тормошить его, пока тот не проснулся. Чивик спросонья залепетал:
        - Костик, Костик, зажги спичку: я сандалии потерял…
        Но Костик стащил его с плеч и серьезно произнес:
        - Приехали уже, пане Чивик, проша слазить. Эта сценка рассмешила даже самых сонных. Через некоторое время показалась черная стена
        парка. В ту же минуту Колька Чиж юркнул в сторону и никем не замеченный побежал туда. Бежал и радостно улыбался: «Вот попугаю их, будут удирать… Со страху еще подумают, что бандиты в башне сидят».
        Чиж смело пробирался между деревьев, осторожно перелезал через корчи и так представлял себе свой план: «Сперва залихватски свистну, потом крикну: «Режь! Бей его! Лови! Держи!» А потом… Потом догоню их, да еще и расскажу, как меня едва не зарезали бандиты…»
        Кирпичная башня обросла вокруг колючими кустами, Коля едва не стукнулся лбом об ее стену. «Теперь зайду с той стороны, с которой они будут подходить», - подумал он и осторожно двинулся вдоль стены, спотыкаясь об осколки кирпичей, вывалившихся из стен. Шел и улыбался, хотя сердце билось чуть сильнее, чем всегда. Темные кусты казались Коле страшными чудищами, и он тревожно озирался вокруг.
        И вдруг… Коля остолбенел от страха! Остекленевшими глазами он с ужасом глядел на маленькое, будто прорубленное топором оконце, уже трухлявое от старости. Сквозь оконце сочился свет - в подвале башни горела свечка! Мигая, она то вспыхивала, то как бы гасла, то загоняла жуткую темноту в глубь подвала и бегала фантастическими тенями по кирпичным стенам, то теплилась слабой искрой.
        Какое-то мгновение Чиж не мог оторвать от свечи глаз, а затем бросился наутек. Кусты царапали ему лицо, ветки стегали по плечам, сучья деревьев цеплялись за рубашку… А он бежал, и ему казалось, что из-за каждого дерева к нему тянутся косматые руки.
        Чаща редела, но Коля в темноте то и дело натыкался на деревья, со страхом отскакивал от них, принимая их за страшные призраки, и бежал дальше. И только подбегая к неторопливо шагавшим пионерам, Чиж смог собраться с мыслями.
        «Кому сказать? Всем? Не поверят, засмеют. Зося? Снова кричать будет, что самовольно отлучился. Разве Мише сказать. Пусть смеется, а ему скажу…»
        Так он и влетел в гущу пионеров, запыхавшийся, бледный, дрожащий. На него со всех сторон зашикали:
        - Коля, перестань толкаться!
        - Чего летишь, как ошалелый!
        Но Чиж не обращал на эти возгласы никакого внимания, он искал в толпе Мишу. Наконец нашел и дернул за рукав.
        - Миша!… - дрожа и заикаясь, проговорил Чиж. - Миша, иди сюда…
        - Ну, чего тебе? - откликнулся Миша.
        - Иди-и… Миша, иди…
        Миша с любопытством посмотрел на Колю и отошел в сторону.
        - Свечка гор-рит… свечка…
        - Что ты, Чиж, скрипишь, как несмазанные колеса, трясешься, заикаешься? Заболел, что ли? - засмеялся Миша. - «Свечка, све-ечка», - передразнил он Колю. - Какая свечка? Где?
        - В подвале, что под башней, свечка горит. Черти, наверно.
        - В подвале? Под башней? - сразу же заинтересовался Миша и крикнул: - Кости-ик! А, Костик!
        Подбежав, Костик внимательно выслушал рассказ о том, что случилось с Колей.
        - Я хотел вас испугать, пошел к башне… а там - свечка в подвале горит…
        - Гм, интересно, интересно, - пробормотал удивленный Миша, - что бы это такое могло быть?
        - Веди, - приказал Костик, - туда…
        Коля очень волновался, однако в компании двух друзей почувствовал себя увереннее и повел их к башне. Миша храбрился, хотя от волнения у него дрожали руки.
        Один Костик флегматично шел, ломая сучья, и все время говорил:
        - Дайте мне любого черта, я его враз скручу. Недалеко от башни Коля остановился.
        - Я дальше не пойду. Вот там, сбоку, оконце… Можете сами посмотреть. А я тут вас буду ждать.
        - Э, трус, уже и испугался. Идем, Костик, - решительно проговорил Миша.
        Хлопцы осторожно поползли вдоль стены. Неожиданно они наткнулись на окно. Оба онемели… Хотя Коля их и предупреждал, все же как-то не верилось, что он говорил правду, - в подвале на самом деле горела свеча. Но Миша и Костик не бросились убегать, как это сделал Коля, а решили узнать, откуда она там появилась, и припали к окну. В углу лежали какие-то тюки, накрытые рогожей, валялись ящики, бревна.
        Вдруг Миша увидел на одном из ящиков какой-то небольшой блестящий предмет. Приподнялся на коленки и присмотрелся внимательно. Сообразил: маузер!
        - Костя, глянь, маузер лежит, - беззвучно прошептал Миша.
        Костик придвинулся поближе, посмотрел и уверенно подтвердил:
        - На самом деле маузер. Значит, тут обосновались бандиты.
        - Наверно, контрабандисты, - выдохнул Миша. - Тут же граница совсем близко… Это их склад мы тут открыли… Толь… ш-ша… ш… ш…
        Из дверей подвала, которых до этого хлопцы не замечали, вынырнул молодой, стройный человек среднего роста. Хлопцы замерли, прижавшись к холодному камню.
        Человек подошел к свече, достал часы, посмотрел на них и, довольно улыбнувшись, вслух произнес:
        - Хорошо, хорошо. Через пятнадцать минут они будут тут. Хорошо, очень хорошо…
        Потер нервно руки, взял с ящика маузер и спрятал его в карман.
        Хлопцы уже перестали удивляться. «Да, это - контрабандисты», - думал Костик. И они решили сидеть хоть до утра, чтобы как можно точнее узнать обо всем. Не отрываясь, следили они за каждым движением человека в подвале.
        Через некоторое время Костик отполз к Коле и посоветовал ему идти спать, потому что они, мол, будут ждать «пока не сгорит свечка».
        - Только смотри - держи язык за зубами, - прошептал он. Коля с готовностью кивнул и исчез в кустах.
        Костик приполз назад к окошку, лег на живот рядом с Мишей и затих.
        Человек в подвале развернул какой-то план и начал его рассматривать. То проведет карандашом черту, то зачеркнет что-то. Потом встал, прошелся, снова поглядел на часы.
        В это мгновение до ребят долетел тихий, приглушенный звон, будто звякнул колокольчик. Молодой человек быстро подхватился.
        - Наконец-то пришли…
        И правда, через несколько секунд в подвал боком вошли два человека с высоко поднятыми воротниками. Оба были мрачными, бородатыми, у одного в ухе висела большая серебряная серьга. Он поздоровался с молодым человеком, «офицером», как тут же прозвали его хлопцы, потому что на нем была новая зеленая гимнастерка, синие штаны и блестящие хромовые сапоги. Второй тоже сунул ему широкую обросшую волосами руку. «Офицер» тут же засуетился возле своих гостей. Потом он расстелил на ящике газетку, разложил на ней хлеб, сало, поставил бутылку вина, стаканы. Гости бросили в угол какие-то свертки, которые были спрятаны у них под одеждой, и начали раздеваться. Человек с серьгой в ухе что-то тихо говорил «офицеру», размахивая руками. Ребята прислушались.
        - Сегодня ничего не., тра, пане, а… работа… нашим… маза… грек… - долетали до них обрывки отдельных слов. Потом мужчина с серьгой заговорил так тихо, что совсем нельзя было ничего разобрать. И вновь - погромче:
        - …рнадцатого, пять… Грек… Черный… вал, ты, Митя, Цыган и Мина… семь… в час ночи… оружие.
        Миша весь сжался, прижимаясь к земле и битому кирпичу, до боли напрягал слух, но слышны были только эти обрывки слов. Хлопцы смотрели прямо в рот «офицеру», который придвинулся ближе к «серьге», и не столько услышали, сколько догадались по красноречивым жестам «офицера» и движениям его губ:
        - …в час ночи… вот здесь…
        Потом, неожиданно для хлопцев, резким движением руки он потушил свечу, и подвал сразу погрузился во мрак. Глухо, тяжко прозвучали шаги, постепенно они затихли где-то в глубине подвала.
        Хлопцы не верили своим глазам.
        С минуту они еще смотрели в черную дыру подвала, надеясь увидеть что-нибудь таинственное, а потом Миша встал и шепнул:
        - Ну, пошли. Кажется, конец истории.
        - Не конец, Миша, а начало только. Идем, - ответил Костик.
        И ребята осторожно двинулись ко дворцу.
        Небо на востоке чуть-чуть посветлело, хотя было еще совсем темно. Хлопцы шли молча, оглушенные тем, что они увидели: в населенном, людном месте, возле приграничного местечка контрабандисты свили себе гнездо, соорудили целый склад! В подвал башни, наверно, можно попасть не через те мощные, намертво заклепанные дубовые двери, а каким-то иным, неведомым путем…
        У реки которая черно-синей лентой бежала между лоз, ребята остановились. Вдруг Костик услыхал тихий всплеск. Он прислушался повнимательней и взволнованно затормошил Мишу.
        - Слышишь, слышишь?… По реке едет кто-то, гребет…
        Миша испуганно прислушался, но тихий плеск все отдалялся и отдалялся и наконец совсем замер. Усталые хлопцы пошли спать.
        ГЛАВА 3
        Работа в колхозе. Миша догадался. В милиции
        Назавтра, как обычно, все встали по сигналу горна. Дежурные по кухне уже приготовили завтрак. Зося подгоняла ребят - надо было пораньше прийти в колхоз. Через полчаса начали строиться. Миша нехотя шел к правому флангу, какая-то смутная тревога не покидала его. Костик тоже недовольно глядел на всю суматоху. Она мешала ему думать о том, что они с Мишей увидели вчера ночью. Он даже позавидовал в душе Коле Чижу, который удрал и спрятался, чтоб вообще не идти на работу в колхоз.
        Миша и Костик не знали, что делать. Удрать, как Коля, было неудобно перед Зосей и товарищами, не разобраться до конца во всей этой истории тоже было бы обидно… И ребята решили идти вместе со всеми, но кончить порученную им работу как можно скорее, чтоб засветло вернуться к башне. И Миша с Костиком уныло поплелись за ребятами. Зося сразу приметила это и пошутила:
        - Что это вы, хлопцы, сегодня как гуси немытые? Миша прикусил губу.
        - А как мы будем работать? Сдельно? Или все вместе?
        Зося засмеялась.
        - А-а, вот оно что… Вы, наверно, работы испугались. Сдельно, конечно, сдельно. Каждому норму дадим. Отлынивать не придется.
        Зосю удивило, как это такие трудолюбивые пионеры, как Миша и Костик, вдруг испугались работы. Откуда ей было знать, что задумали ребята!
        По обе стороны дороги расстилались зеленые поля, они чередовались с черными пятнами свежевспаханной земли. Издалека показались новые строения колхоза «Колос Октября», школа, крытая пестрой черепицей, большущий колхозный клуб.
        Встретил пионеров подвижный, с озабоченным лицом заведующий хозяйством.
        - Вот хорошо, хорошо, что пришли. Прохорыч! - закричал он кому-то, сложив рупором ладони. - Заведи гостей наших на огороды, пускай поработают, коль есть охота помочь.
        Прохорыч подошел, пыхтя трубкой, взял лопату и весело крикнул:
        - Ну, пошли, молодцы! Потрудимся ударно или как?…
        - Ударно, дядька Прохорыч, ударно! - раздалось со всех сторон.
        До огородов идти было недалеко, и Зося сейчас же, как пришли, сказала:
        - Ребята! Работать будем все поровну, а меньшим и слабым дадим работу полегче. Каждый пионер должен прополоть одну грядку. Согласны?
        - Согласны. Прополем! - закричали пионеры.
        Прохорыч недоверчиво посмеивался и качал головой, глядя на шальных ребят. «Надолго ли хватит у вас запала?» - думал он про себя.
        Женщин, половших грядки, Прохорыч послал на другой участок, где также нужны были рабочие руки.
        Костик с Мишей заняли две соседние грядки и тут же приступили к работе. Сперва дело не ладилось. Под ногти набивалась земля, руки натыкались на разные колючки, сорняки с трудом поддавались. Миша горячился и уже готов был бросить свою грядку, но рассудительный Костик успокоил его, и работа вскоре наладилась. Пололи молча и быстро, а сами все время думали, что же им делать дальше.
        Достаточно ли того, что увидели и услышали ребята в подвале с потайным ходом, чтобы обвинить трех вооруженных людей в бандитизме? Что означают последние слова «офицера», который бесспорно говорил о чем-то очень важном. Что скрывается за числами, которые называл «офицер»? Миша запомнил последние его слова:
        - Хорошо… рнадцатого, пять. Грек… Черный… вал, ты, Митя, Цыган и Мина… семь… в час ночи… оружие… вот тут…
        Но когда это «в час ночи», - сегодня, завтра или через неделю - неизвестно.
        Миша начал прикидывать, какое число имеет окончание «рнадцать».
        Один-надцать, две-надцать, три-надцать, четы… рнадцать… Четырнадцать, пять… Четырнадцатого!» - обрадовался Миша.
        - Костя, какое сегодня число?
        Миша неожиданно натолкнулся на эту мысль: «А что, если это число и месяц. Сейчас у нас май, пятый месяц, а число?»
        - Четырнадцатое, - спокойно ответил Костик. Миша от волнения подпрыгнул на грядке. Лицо
        его сразу загорелось, а серые глаза удивленно округлились и заблестели.
        - Костя, ты не ошибаешься? Подумай хорошо. Да четырнадцатое же, точно! А чего это ты так
        расходился?
        - Сейчас же все бросаем и идем! - горячился Миша.
        - Да объясни толком, что ты выдумал! Вот дополем грядки и пойдем.
        - Нет, нет, слушай! Время и место встречи контрабандистов мы знаем. Не знаем только, на какой день они назначили эту встречу. Правда? Ну, а числа, числа, которые «офицер» называл вначале? Не означают ли они день и месяц? «…рнадцатого, пять». Окончание - «…рнадцатого» - это же число - «четырнадцатого», потому что ни в какой цифре больше нет такого окончания. А сегодня как раз и есть четырнадцатое. Месяц же май - пятый. Подумай, Костик!
        Чем больше рассуждал Миша, тем больше Костик удивлялся, наконец он хлопнул себя по лбу рукой и воскликнул:
        - Ах, дурная ты моя голова!
        Но через минуту, подумав, заперечил:
        - Погоди, Миша! Зачем ему было говорить этак замысловато, когда он мог бы просто сказать: «Завтра». Это раз, а во-вторых, если они боялись, что их подслушают или увидят, они не жгли б свечки, не говорили бы там о времени и месте сбора, забили бы наглухо это оконце.
        Миша стоял на своем.
        - Понятно, все они были уверены, что их никто не видит и не подслушивает, но… Но тут, понимаешь, есть еще и сила привычки. «Офицер» просто по привычке зашифровал месяц и число встречи, не мог он так сказать: «Завтра…» Мы же не разобрали всего разговора, может эти слова вытекали из предыдущих… Молчать нам все равно нельзя. Надо посоветоваться с Зосей. Давай попросим, чтобы она отпустила нас в милицию.
        - Согласен. Пошли к Зосе, - ответил Костик, Друг за дружкой вдоль борозд они пошли к
        Зосе, - ее красная косынка мелькала невдалеке, там, где работали девчонки.
        - Почему это вы свои грядки полоть не закончили, хлопцы, а? - строго спросила у них вожатая. - Я от вас этого никак не ждала…
        Но Миша не обратил внимания на обидные Зосины слова, а хмуро ответил:
        - Идем с нами на минутку, поговорить надо. Важное дело…
        Хлопцы отвели Зосю в сторону, и Миша горячо зашептал:
        - У нас с Костиком целая история приключилась. Мы, может, раскрыли гнездо контрабандистов…
        Если бы Зосе на голову свалился из межпланетных просторов Марс, она, наверное, удивилась бы не так, как теперь. Но уже через мгновение она засыпала хлопцев вопросами, на которые те отвечали быстро и уверенно. Узнав обо всем и убедившись, что ребята не «сочиняют», Зося сама тут же послала их в милицию.
        Хлопцы бегом бросились в местечко.
        У дверей дома районной милиции Миша и Костик на минутку остановились, отдышались от быстрого бега и с легким волнением открыли дверь. У порога их встретил дежурный милиционер.
        - Что скажете, хлопцы? Что вам нужно? Миша в замешательстве ответил:
        - Нам нужно увидеть начальника милиции.
        - Куприенко? - милиционер почему-то улыбнулся. - Он как раз сейчас свободен. Пройдите вон в ту дверь…
        Начальник милиции Куприенко сидел за длинным, заваленным разными бумагами и книгами столом. Он приветливо поздоровался с хлопцами и пригласил их сесть.
        - Ну, что у вас за дела, пионеры?
        Миша решил описать все по порядку, чтобы не сбиться и не забыть чего-нибудь. Начал с того, как они всем лагерем пошли в лес. Во время его рассказа Костик поддакивал, кивал головой, то и дело встревал с подсказками, когда тот пропускал мелкие детали. Куприенко почему-то глядел не на ребят, а на чернильницу, постукивал пальцами по столу. Время от времени он подгонял Мишу.
        - Так, так… А дальше?
        Миша уже подошел к описанию неизвестных людей в подвале башни. Когда он начал пересказывать их разговор, Куприенко сразу перестал барабанить пальцами по столу и громко сказал:
        - Минутку, хлопцы, погодите!
        Он встал и быстро подошел к телефону. Миша и Костик с любопытством следили за ним.
        - 32-87. Алло. Погранотряд? Позовите Акимова. А?… Так, хорошо… только скорей…
        Наступила небольшая пауза, затем начальник милиции снова закричал в трубку:
        - Акимов?… Добрый день! Говорит Куприенко. Слушай, Акимов, сейчас же приезжай ко мне… Важное дело…
        Он повесил трубку и повернулся к ребятам.
        - Вы посидите немного здесь, а я отлучусь, отдам некоторые распоряжения. Бондаренко! - позвал он кого-то в коридоре, - побудь минутку с хлопцами.
        Хлопцы, удивленные, сидели в компании дежурного милиционера. В головах у них была сумятица, неразбериха, они никак не могли сосредоточиться на чем-нибудь одном. Вчерашний костер, бессонная ночь, контрабандисты, работа в колхозе - слишком много событий почти одновременно обрушилось на мальчишек.
        Через пару минут на улице затрещал и затих у крыльца милиции мотоцикл. Затем в кабинет вошел Куприенко, а следом за ним - высокий человек в кожаной тужурке. На поясе у него в желтой кобуре висел наган. О том, что рассказывали хлопцы начальнику милиции, он, видно, был уже осведомлен, потому что сел в кресло рядом с Куприенко и сказал:
        - Ну, так что же было дальше? Куприенко тоже добавил:
        - Да, да, хлопцы, кончайте. Дежурный милиционер вышел из кабинета.
        - …Потом контрабандисты о чем-то уславливались, - проговорил Миша, - и тот, который с серьгой, рассказывал что-то «офицеру». Мы слышали только обрывки разговора. Какая-то тарабарщина: «…Сегодня ничего не… тра… пане, а… работа… нашим…лаза…грек…» Дальше они договаривались очень тихо, и мы слышали только часть последнего приказа «офицера». Вот он. - И Миша подал Куприенко бумажку, на которой он, чтобы не забыть, предусмотрительно записал все слова. Куприенко быстро пробежал глазами записку, положил возле Акимова, и они вдвоем, наклонившись, начали ее изучать. Нахмурившись, они вертели бумажку и так и этак, о чем-то догадывались, заполняли пробелы и многоточия, вполголоса советовались. И вскоре пришли к тому же выводу, что и Миша: это «что-то» произойдет сегодня, четырнадцатого, ночью. Бандиты должны для чего-то собраться в час ночи в подвале.
        Теперь оставалось главное: наметить план ликвидации шайки. Акимов встал со стула и начал говорить:
        - Сведения о них в штабе погранотряда есть уже давно, даже несколько более точные, но место, где они переходят границу, и связи на нашей стороне до сегодняшнего дня нам были неизвестны. Дело усложняется тем, что мы совсем незнакомы с башней, не знаем хода в подвал. А без этого справиться с ними будет очень трудно.
        - Погоди, - прервал его Куприенко, - погоди. Мне кажется… да нет - наверняка… я даже слыхал от кого-то, что в башню можно попасть через подземный ход. Но где он начинается? Думаю, что подземный ход связывает башню со дворцом.
        - Не может быть! - сказал Акимов. - Дворец же довольно далеко… Хотя нам ничего не стоит это проверить. В архиве есть план дворца, парка и башни, можно посмотреть. Хорошо, что вспомнил… Этот план конфисковали когда-то у помещика.
        Начальник погранотряда резко крутнул ручку телефона.
        - 32-87… Алло… Попрошу товарища Трисняка… Трисняк? Говорит Акимов. Важное поручение. Поищи и пришли план дворца, парка и башни. Что? Найди, слышишь! Через пятнадцать минут все бумаги должны быть доставлены в кабинет начальника раймилиции. Понял… Что? Перешли конным.
        Стали ждать. Хлопцы следили за всем, восхищенные решительностью этих людей, и ждали результатов. Акимов начал расспрашивать, как они узнали обо всем, похвалил ребят, что обратились туда, куда надо…
        - И не снилось мне про это… По совести говоря, я удивлен не меньше, чем удивятся сегодня контрабандисты, когда их связанными поведут к нам в гости, - шутил Куприенко.
        - Да, думаю, что осиному этому гнезду сегодня придет конец. И все благодаря вам, пионерия, - улыбнулся Акимов.
        Говорили недолго. Вскоре у крыльца послышался топот. С коня ловко спрыгнул кавалерист и расслабленной от езды походкой вошел в кабинет.
        - Як вам, товарищ Акимов. Вам пакет срочный. Распишитесь. Все в порядке… Можно ехать?
        - Поезжайте.
        - Есть! - Кавалерист звякнул шпорами, козырнул и вышел.
        Акимов сразу же вскрыл пакет. Волнуясь, достал планы, разложил их на столе и вместе с Куприенко склонился над ними. Вот речка, вот дворец, комнаты четырехугольниками, нижний этаж, две кухни и… подземный ход в башню… Так. Есть!
        Здоровенный кулак Акимова с грохотом впечатался в стол. Куприенко нервно вскочил со стула.
        - Видишь, оправдалось мое предчувствие.
        Они снова склонились над планом. Куда ведет ход? Ведь контрабандисты проникали в подвал башни не через дворец. Наверно, где-нибудь в парке есть запасной выход. Это место должно быть хорошо замаскировано. Как его найти?
        - Я думаю, что днем контрабандистов в башне нет, - осторожно сказал Миша, - и мы можем идти из дворца подземным ходом до тех пор, пока не нападем на запасный лаз. Так мы и узнаем, как контрабандисты попадают в подвал башни.
        - Отличная идея, - радостно воскликнул Акимов.
        Куприенко тоже согласился с этим и только сказал:
        - Теперь, хлопцы, учтите - держать языки до поры до времени на привязи. Это - главное. Ну, а пока идите и отдыхайте. Когда вы нам понадобитесь, мы вас вызовем. Все…
        - Но мы тоже хотим вместе с вами ловить контрабандистов, - загорячился Миша.
        - Ладно, ладно, - согласился Куприенко, чтобы не обидеть хлопцев.
        Миша и Костик распрощались и вышли из милиции.
        ГЛАВА 4
        Подземелье. В западне. Проход найден. Схватка Акимова с контрабандистами
        Когда Миша с Костиком пришли во дворец, пионеры еще не вернулись с поля. Хлопцы зашли в свою комнату и решили отдохнуть. И тут увидели Колю. Тот, задрав ноги, лежал на кровати. Костик грозно сдвинул брови, сжал кулаки и спросил:
        - Трепался? Признавайся, а то…
        - Нет, нет, никому я ничего не говорил…
        - Честно, не говорил?
        - Честное слово, - торопливо ответил Коля. Костик засмеялся, разжал кулаки и добродушно
        сказал:
        - Ну и молодец.
        - Хоть и симулянт ты, и трепло, но молодец, - поддержал его Миша. - Чего ты не пошел на работу?
        - Голова болела… живот… - оправдывался Коля.
        - Голова болела… - передразнил его Миша. - Пакость какую-нибудь придумать - тут у тебя голова не болит! Вчера вот хотел напугать нас… Подумаешь, храбрец! Счастье твое, что ты немного помог нам, а то снова на совете отряда склоняли бы.
        - Бросьте, хлопцы, ссориться, лучше давайте в домино сыграем, - примирительно сказал Костик.
        - Давайте сыграем, - с готовностью откликнулся Коля, довольный, что избежит нахлобучки.
        И ребята втроем защелкали косточками домино.
        Позабыв обо всем на свете, хлопцы заядло сражались в домино, пока в парке не зазвенела веселая песня пионеров: лагерь строем возвращался из колхоза. Коля бросил игру и побежал встречать ребят, но Костик преградил ему путь и решительно сказал:
        - Помни: скажешь кому хоть слово о том, что ты вчера видел, - худо будет.
        Коля отрицательно закивал головой и прошмыгнул на улицу.
        Пионеры с шумом побежали на речку умываться, а затем разошлись по комнатам, с нетерпением ожидая обеда: после дороги и работы сильно захотелось есть.
        Через несколько минут в комнату, где были Миша и Костик, ввалилась гурьба мальчишек и девчонок во главе с Олей.
        - Милиция чего-то приехала, - растерянно сказала Оля. - Послали за вами…
        - Уже приехали?! Где они? - подхватились Миша с Костиком.
        - У крыльца, ждут вас, - ответила Оля и с любопытством спросила: - А что случилось?
        Но Миша и Костик не ответили ей. Они со всех ног бросились к крыльцу.
        Во дворе, привязанные к дереву, кони тянулись губами к сочной зеленой траве. Навстречу хлопцам шагнул Куприенко.
        - А, вот и вы… Пойдемте вместе с нами, обследуем этот подземный ход.
        Вчетвером они спустились в нижний этаж дворца. Походив по подвалу, Акимов и Куприенко быстро нашли обозначенную на плане обитую железом дубовую дверь.
        Под напором Акимова и Куприенко дверь со скрипом отворилась на вершок… потом еще на вершок и наконец раздвинулась так, что можно было пройти человеку. Акимов сразу распределил обязанности.
        - Ваша задача, хлопцы, нести фонарики; Куприенко будет считать шаги, а я осмотрю потолок, пол и стены. Ну, двинулись…
        И он первый решительно переступил гнилой, трухлявый порог. Из подземелья на них сразу дохнуло сыростью и каким-то противным липким запахом.
        Стены, пол и потолок подземелья были обиты сгнившими уже досками, сквозь невидимые щели капала грязная вода. Тишина нарушалась только тяжелым, прерывистым дыханием и твердыми шагами четверых людей. Костик освещал фонарем дорогу, он шел впереди вместе с Акимовым. За ними двигался Миша, он тоже сжимал в запотевшей ладошке фонарик. Замыкал колонну Куприенко, который шепотом считал шаги. От гнилых наклонных стен веяло жутью. Акимов внимательно осматривался по сторонам, на всякий случай он достал иссиня-черный браунинг.
        Шли молча и быстро. Подземелье поворачивало то вправо, то влево и наконец все чуть не лбами уперлись в стену: поперек подземного хода были навалены доски, балки и земля. Идти дальше было некуда. Ни на потолке, ни на стенах не было никаких примет, что здесь есть выход наружу.
        - Вот тебе и на-а! - разочарованно протянул Акимов.
        - Сколько ты шагов насчитал? - повернулся он к Куприенко.
        - Триста восемьдесят пять, - ответил тот. - Но почему тут завал? На плане в этом месте ничего не обозначено. Наверно, их эта работа.
        - Безусловно, это сделано нарочно. Вот, видите! - И Акимов показал на поваленные балки, на которых были следы топора и пилы. - Теперь мы вернемся назад, отсчитаем в парке от дворца триста восемьдесят пять шагов и будем искать замаскированный лаз.
        - Тогда пошли, чего ж время зря терять! - воскликнул Куприенко и первым уверенно зашагал к выходу. Все двинулись за ним. Скользкие, заплесневелые стены быстро поплыли назад. Хлопцам хотелось как можно скорее выбраться наверх, в парк, где светило солнце, пели птицы и синела между лоз река…
        Куприенко чуть обогнал всех и первым подошел к двери, черневшей в глубине прохода, но… дверь была заперта…
        - Что это? - взволнованно крикнул Куприенко. - Дверь закрыта!
        - Закрыта? - с тревогой переспросил Акимов. - Может, кто-нибудь пошутил? Что бы это могло значить?
        Акимов оглянулся, подтянул пояс на кожанке.
        - Где топор, я попробую открыть их.
        - Топор?… Топора… нет. Я уже сам его ищу. Я же не брал его с собою, а бросил тут… Хорошо помню, что бросил по эту сторону двери. Нет топора… Странно! Кто его мог забрать?
        Ребята перепугались. Мечты о солнце, парке, реке, друзьях улетели куда-то далеко-далеко. Они заперты в подземелье, в сыром, с гнилыми, заплесневелыми стенами подземелье!
        Миша и Костик держали фонари и с тревогой поглядывали на Акимова и Куприенко.
        - Странно, очень странно, - глухо проговорил Акимов, несколько раз изо всей силы нажав на дверь и убедившись, что она не поддается.
        - Дверь дубовая, обита железом, а наверх выбраться необходимо как можно скорее, иначе может рухнуть все дело. Бежим назад, может там пробьемся, - решил Куприенко.
        - Да, надо отсюда выбираться, - и Акимов сжал кулаки.
        Вчетвером они поспешно возвращались назад по знакомому проходу.
        Когда прибежали, Акимов приказал:
        - Хлопцы, ставьте фонари на пол и помогайте нам. Справимся быстро.
        И хотя в его словах ощущалась уверенность, все же видно было, что голыми руками разобрать завал почти невозможно. Куприенко первым обвалил гнилую балку. Она грохнулась на землю, и подземелье застонало в ответ глухим эхом.
        Работа закипела. Балки хотя и подгнили, но держались прочно, Акимов и Куприенко с трудом ломали их и оттаскивали в сторону. С землей же и досками справлялись хлопцы. Пыль стояла страшная, сквозь нее ничего не было видно. К тому же Акимов случайно разбил один фонарь, и работать дальше пришлось почти в темноте.
        Наконец Акимов смахнул грязной рукой пот, струей катившийся у него по лицу, и зло проговорил:
        - Эх, гады… закопали здорово.
        И снова четверо усталых людей упорно взялись за работу. Они растаскивали бревна, вгрызались в землю, обливаясь потом, пробивали себе дорогу.
        Вскоре Акимов ощупал завал и предложил:
        - Давай сюда балкой стукнем, может пробьем дырку…
        Куприенко взялся за один конец толстой дубовой балки, Акимов за другой, и они начали бить в то место, которое им казалось самым слабым. После трех ударов земля обвалилась и балка скользнула в дыру - открылась дорога вперед.
        Куприенко радостно улыбнулся.
        - Ну, наконец выбились. Но на всякий случай нужно приготовить оружие…
        - Обязательно, - ответил Акимов и первым полез в черный провал. За ним двинулся Костик с фонарем, потом Миша и последним Куприенко.
        Вылезли, отряхнули с одежды прилипшую землю, огляделись и увидели, что снова находятся в таком же подземелье, какое осталось позади. Настороженно пошли вперед. Не прошли и двадцати шагов, как впереди смутно забрезжил свет. Это и был замаскированный лаз в подземный ход.
        - Видишь, мы угадали. Вот он, - радостно проговорил Акимов, поближе подходя к проходу. - Тушите фонарь.
        Фонарь, мигнув, потух, и все теперь ясно увидели шагах в шести-семи квадрат света, который снопом падал сверху.
        Вдруг Акимов замер. Светлое пятно будто затемнилось. Потом, потихоньку опускаясь, в нем показались чьи-то ноги. Они уверенно ощупывали еле заметные выступы в стене и опускались все ниже и ниже…
        Бесшумно и быстро Акимов прыгнул вперед и, сжав браунинг, припал плечом к стене.
        Человек лез спокойно, уверенно, даже не глядя себе под ноги. Едва он коснулся пола, как увидел прямо перед собой браунинги - Акимова и Куприенко.
        - Руки вверх, ни с места и ш-ша! - шепотом проговорил Акимов.
        Незнакомец вздрогнул, испуганно глянул на браунинги и медленно поднял руку. И вдруг в сумрачном свете блеснул нож. Глухо вскрикнув, бандит бросился на Акимова, который стоял к нему ближе.
        Акимов, не ждавший такого нападения, не успел выстрелить. Уклонившись от удара, он смело, как железными клещами, схватил бандита за руку, не давая ему еще раз взмахнуть ножом.
        Потеряв равновесие, они оба упали на пол. Сразу видно было, что Акимов сильней бандита, но у того оставался нож… Ни начальник милиции, ни ребята помочь Акимову не могли: нельзя было разобрать, где враг, где свой. Куприенко судорожно сжимал в руках браунинг. Хлопцы, волнуясь, также следили за схваткой, готовые броситься на врага.
        Бандит уже лежал под Акимовым, но внезапно резким поворотом туловища он как-то высвободил правую руку, в которой снова блеснул нож, и полоснул им Акимова… Хлопцы затаили дыхание…
        Спасла Акимова его кожаная куртка: нож скользнул по ней, а второго удара контрабандист нанести не успел - Куприенко обломком доски изо всей силы стукнул его по руке…
        - Ну, ладно, сдаюсь, - протяжно застонал контрабандист. - Руку, наверное, сломали… - злобно выругался. - И кто это выдал нас?
        - Если сдаешься, так зачем же ты, гад, тужурку испортил? - ответил Акимов, оглядывая длинный разрез на хромовой тужурке, из которого вылезали клочья слежавшейся ваты. - Думал, убежишь? Еще
        - упирается…
        Куприенко забрал у бандита нож и предложил ему вылезать.
        - Погоди, - сказал Акимов и обратился к незнакомцу. - Ты завалил дверь за нами?
        - Я… - признался тот.
        - Ну, тогда пошли.
        Куприенко вылез из подвала по крутым сходням, обвел взглядом зеленые молодые деревца.
        - Глянь, какая чащоба, даже днем не найдешь входа, если не знаешь, где искать, - сказал он.
        Акимов, все еще возбужденный схваткой, огляделся вокруг.
        - Дворец, кажется, там, - махнул он рукой на сквер.
        Акимов и Куприенко отметили на плане место входа в подземелье и пошли ко дворцу. Между ними, заложив руки за спину, уныло плелся контрабандист. Сзади двигались ребята.
        У дворца их ждал милиционер. Ему сразу же поручили отвезти в милицию связанного контрабандиста. Акимов же с Куприенко торопливо сели на коней и, посоветовав хлопцам отдыхать до вечера, галопом поскакали в местечко.
        Увидев хлопцев, Зося засыпала их вопросами, но они, усталые, грязные и голодные, почти не могли говорить.
        - Есть и спать, - еле протянул Костик, а Миша коротко добавил:
        - Началось. Одного поймали…
        ГЛАВА 5
        Как арестовали контрабандистов. Схватка с часовым. Зося встревожилась
        Тихий летний вечер опустился на парк. Потемневшая река укутывалась в седой густой туман, будто нарочно хотела спрятаться от густых лоз.
        Тихо. Кажется, все заснуло: заснула река, заснула лоза на берегу, заснули птицы, заснул парк и всегда шумный и неугомонный дворец. Но это только кажется. Если приглядеться, то увидишь, что ночь живет своей интересной жизнью.
        Вот где-то в глубине парка лупоглазая сова, неслышно перелетая с места на место, диким хохотом нарушает ночную тишину. Вот белопузый сом, разгулявшись, хлопает по воде длинным хвостом. Вот в темноте перешептываются о чем-то между собой старые лохматые ели. А там летучая мышь черным комочком заныряла между деревьев, ловя разных букашек. А вот игластый ежик, чмыхая, прошуршал в кустах, треснул тихонько веткой… ш-ш-ш…
        - Товарищ Куприенко, который теперь час?
        - Одиннадцать.
        - Ждите, пока они все не зайдут в подвал. Как дам условный сигнал, тогда тихо, по одному - туда же…
        - Знаем. Есть…
        - У реки поставьте пионеров…
        - Есть. Все?
        - Все.

* * *
        Где-то в вышине, мигая, рассыпались над парком вечерние звезды. А на реке снова слышен тихий плеск. Снова, наверно, тот же длиннохвостый разыгрался, никак успокоиться не может. Но сом ли это? Если сом, чего же журчит как-то странно вода, будто переливается, и - плеск, плеск… Вот вдруг на берегу зашепталась лоза: ш-ш-ша-а… Т-с-с… И смолкла. Притаилась. Тихий плеск и журчание слышатся все ближе и ближе. Нет, не сом это… Если б сом, чего бы он так осторожно плескался… Разве только утки жировать у берега надумали?…

* * *
        - Грек и Цыган - на разведку: все ли спокойно? Как только вернетесь - понесем вещи. Ровно к двенадцати надо быть там. Нас будет ждать Бадаев…
        - Который теперь час?
        - Половина двенадцатого. У шлюпок часовым остался Митя. Понятно?
        - Да.
        - Пошли…

* * *
        И вот сбоку откуда-то вырвалась тень, быстрая, подвижная. Режет она туман темно-серый, ногами по листьям шуршит. Вдруг тень замерла, послышался чей-то свист…

* * *
        - Товарищ Куприенко! Приехали. Идет разведка. Двое…
        - Их трогать не надо… Еще что?
        - Груза много привезли. Будут его переносить сюда. В двенадцать, сказали, обязательно соберутся. Думают, что их в подвале ждет Бадаев…
        - Еще?
        - Все.
        - Иди, Миша, и продолжай вместе с Костей наблюдать. Докладывайте мне подробно обо всем…
        - Ладно, я пошел…

* * *
        Тихо, бесшумно растаяла тень, расплылась в туманах, а вместе нее две новых тени приплыли. То остановятся они, то снова движутся, будто ищут что-то или следят за чем-то. Но в парке спокойно. Только сосны одни лохматые, как и раньше, перешептываются между собой да сова-полуночница изредка захохочет.
        Тени проплыли и исчезли… Тихонько шепталась лоза…

* * *
        - Все спокойно, можно идти…
        - Хорошо смотрели?
        - Хорошо.
        - Ну так грузите на спины тюки да пошли друг за другом. Митя у шлюпок за часового. В половине первого мы уже будем тут. Вернемся. Груз забрать сразу…

* * *
        Снова какие-то горбатые тени призраками движутся по парку, мнут темно-зеленую траву, выплывают из тумана. Но - так беззвучно, как перелетает та мягкокрылая сова. И чего это они расходились? Вот идут прямо в чащобу один за другим и исчезают, словно сквозь землю проваливаются. Сколько их? Раз… два… три… семь…
        Притихло, замерло все вокруг. Только одна странная птица громко тенькает… И снова тени снуют в чащобе…

* * *
        - По одному тихонько в подвал к самым дверям! Двоих к башне, к окну сейчас же!
        - Есть!

* * *
        Снова призраки проваливаются сквозь землю…

* * *
        А в башне, освещенной лампой:
        - Странно… Почему нет Бадаева? Что с ним? Может… Нет, не может этого быть!… Распаковывайте и приводите в порядок тюки, чтобы все легко было сплавить. Потом я вам скажу самое главное: пароль для следую…
        Вдруг человек замолчал. За стеной послышался тихий, приглушенный звон…
        Контрабандисты испуганно насторожились.
        - Кто это? Может, Бадаев? А может… мы в западне?… - Главарь поперхнулся и затих.
        Внезапно тишину резко и уверенно оборвал незнакомый голос восьмого человека - Акимова, подкрепленный двумя браунингами:
        - Руки вверх! Вы арестованы!

* * *
        В это время у реки:
        - Костя, а Костя! Заползи сзади и изо всей силы толкни его на меня.
        - Добро. Готовься… Молчание…

* * *
        Контрабандисты встретили приказ по-разному: одни неуверенно начали поднимать вверх руки, другие схватились за оружие. Увидев это, Акимов быстро нырнул за дубовый косяк, и дверь мгновенно ощетинилась винтовками пограничников. Контрабандисты подняли вверх руки. Акимов голосом, не допускающим возражений, приказал:
        - По одному выходите сюда! Первым ты, бородатый…
        Но семь контрабандистов молча, с поднятыми вверх руками, стояли и не трогались с места. Один из них, молодой, горячий, рванулся к маленькому, обросшему мхом окошку, но оттуда его встретило грозное:
        - Куда прешь? Дурило…
        Молодой быстро отпрянул назад, со страхом глядя в окошко, за которым кто-то громко щелкнул затвором. Тогда бородатый, увидев, что ничего больше не остается, широко зашагал к щетине винтовок в темный коридор.
        Куприенко коротко приказал:
        - Связать и под охрану…
        - Вторым выходи ты, черномазый! - приказал Акимов.
        «Черномазый», нерешительно оглядываясь на друзей, вышел вперед, остановился у выхода, но потом, видно, пересилил себя и шагнул в темноту.
        - Следующий…
        Следующим был огромный широкоплечий мужчина, похожий на буйвола. Он угрюмо шагнул к дверям с поднятыми вверх руками. Его встретили не два, как прежних, а три пограничника.
        Остальные контрабандисты сдались без разговоров. Когда их связали, Акимов крикнул седьмому, забившемуся за тюки:
        - Эй ты, вылазь! Чего дурака валяешь? Молодой контрабандист истерично закричал:
        - Черта с два! Вы меня живым не возьмете… Акимов со злостью плюнул, подошел к Куприенко,
        и они стали советоваться, что делать дальше: контрабандист был вооружен, попробуй взять его за тюками без жертв!… Но тут к ним подбежал милиционер.
        - Товарищ Куприенко, я сверху… Он из маленького окошка виден, подстрелить можно…
        - Ну? Тогда сделаем так: поручи его подстрелить снайперу нашему, Федорчуку. Скажи, пускай в руку или ногу целится, - ответил Куприенко.
        - Есть!
        Несколько минут молчание, и снова резкий голос Акимова:
        - Ну, сдаешься?
        За тюками - тишина. Вдруг раздался выстрел. Молодой контрабандист, раненный в руку, громко ойкнул. Акимов бросился вперед и обезоружил бандита. Пограничники перевязали ему раненую руку и вывели.
        - Все, - с облегчением вздохнул Куприенко.
        - Да, кончили, - подтвердил Акимов, вытирая носовым платком вспотевшее лицо. - Теперь опишем вещи и - домой.
        Резким свистом Куприенко собрал бойцов.

* * *
        - Ух! - устало вздохнул Костик. - Вот намучил нас… И здоровый же, гад!
        Миша, согнувшись, стоял рядом и вытирал кровь, капавшую из разбитого носа. У ног ребят лежал часовой контрабандистов, связанный по рукам и ногам, с заткнутым ртом. Видно, победа далась мальчишкам нелегко, но сейчас, возбужденные и радостные, они представляли себя героями.
        - Ты слыхал, Миша, выстрел там, у башни?
        - Слыхал.
        - Кто б это стрелял, интересно? - сказал Костик, но ответа ждать не стал: контрабандист вдруг начал хрипеть, кататься по земле, и Костик бросился на него.
        Миша пошел к шлюпкам. Он лазил по ним, спотыкаясь о длинные весла, и неожиданно натолкнулся на фонарь. Зажег. В шлюпках ничего не было, и Миша вернулся с зажженным фонарем к Костику.
        Фонарь осветил поле их схватки с контрабандистом. Примятая, поломанная лоза, изрытая земля и, наконец, побитые носы свидетельствовали об упорной борьбе. Миша решил, что надо сообщить обо всем Куприенко, и, посоветовавшись с Костиком, побежал к башне. Но вскоре он вернулся, размахивая зажженным фонарем. Еще издали Миша весело закричал Костику:
        - Ура! Наша взяла! Переловили. Все идут ко дворцу, ведем и мы «своего»…
        - Ну, если так, пошли. Развяжем ему ноги и поведем, - откликнулся Костик. - Вставай, - толкнул он контрабандиста.
        Хлопцы вынули у своего пленника изо рта кляп, развязали ноги. Услышав, какой оборот приняло дело, тот уже не рвался, как раньше, а неторопливо зашагал между хлопцами.
        Как только они подошли ко дворцу, возле которого толпились милиционеры, красноармейцы погранотряда и арестованные контрабандисты, Миша сразу же направился к Куприенко и доложил:
        - Принимайте восьмого контрабандиста! Он у шлюпок часовым был.
        Куприенко окинул взглядом приведенного хлопцами контрабандиста и удивился:
        - Ну? Вот молодцы, хлопцы! - И он обратился ко всем:
        - Товарищи, знакомьтесь! Это герои нашей сегодняшней победы.
        Хлопцы скромно стояли сбоку, освещенные неярким светом фонарей. Красноармейцы смотрели на них удивленно и радостно, контрабандисты - злобно.
        Вдруг Костик, все время глазевший на контрабандистов, дернул Мишу за рукав:
        - Глянь, глянь-ка! Вон знакомые наши! И… «офицер» с ними.
        Раненый контрабандист с перевязанной рукой опустил голову, а бородатый, с серьгой в ухе, пошевелил плечами и переступил с ноги на ногу.
        Зося, еще с утра предупрежденная, что ночью будут ловить контрабандистов, почти не спала. Увидев из окна своей комнаты толпу, освещенную фонарем, в середине которой стояли связанные люди, она сразу же растормошила сонного Федьку.
        Через минуту парк огласился звуками тревожного сигнала. Испуганные, заспанные, пионеры вскакивали с постелей, торопливо одевались и выбегали на площадку перед дворцом. Зося с фонарем в руках объясняла, чем была вызвана тревога. Во главе с вожатой все направились навстречу группе, окружившей контрабандистов. Как только подошли, Зося тревожно спросила Куприенко, как все кончилось. Тот радостно засмеялся:
        - Поздно вы забеспокоились. Приветствуйте своих молодцов, - показал он на Мишу с Костей, которых Зося не заметила.
        Хлопцы радостно кинулись к вожатой и наперебой стали рассказывать о своих приключениях.
        А затем весь лагерь проводил отряд до дороги, которая вела из парка в местечко. Куприенко остановился и пожал Зосе руку.
        - Ну, друзья, идите себе спокойно домой. Мы с Акимовым еще наведаемся к вам.
        …Возвращаясь во дворец, Миша и Костя горячо рассказывали про свою схватку с часовым.
        - …Я его за горло схватил, а он по носу мне - бац! Костику в грудь - бац! Я жму сильнее, а он, гад, за руку зубами, - раз, и вырвался. Но Костик…
        - А я ка-а-к шарахнул ему кулаком в ухо, он и сел.
        - …Вот-вот, - перебил его Миша. - Шарахнул… Раз этому бандиту, а во второй - мне… До сих пор в ухе звенит!
        - Где ты там разберешь! - ответил Костик, подчеркивая этим напряжение схватки.
        Перебивая, поправляя друг друга, ребята рассказали про свои ночные приключения. А потом Миша вдруг обратился к Оле:
        - Дала бы мне лучше носовой платок. Вон как нос распух… И Костика перевязать надо…
        Оля и другие девчонки быстро и ловко перевязали мальчиков.
        - А все же, Миша, я на тебя обижена, - надув губы, жалобно проговорила Оля.
        - За что? - удивленно отозвался Миша.
        - А почему мне не сказал обо всем тогда, на грядках? Почему? Боялся?…
        - Не сказал… - виновато улыбаясь, проговорил Миша. - Нельзя было.
        - Эх ты! Может, и я бы по носу контрабандиста стукнула, - горячо воскликнула Оля.
        - А может, он тебя, - улыбнулся Миша.
        - Пускай… Но и я бы…
        Оля весело замахнулась, и Миша, будто испугавшись, отпрянул. Тогда, смеясь и подпрыгивая, она побежала к речке.
        - Догоняй, Мишка!
        Миша неторопливо шагнул раз, другой, как ходят взрослые, но потом не утерпел и весело крикнул:
        - Берегись! Догоню!… И помчался за Олей.
        ГЛАВА 6
        Маленький эпилог
        Через два дня в лагерь приехали пограничники-красноармейцы. Пионеры радостно выбежали им навстречу. Впереди ехал Акимов. Улыбаясь, он спрыгнул с коня и пожал руку Костику и Мише.
        - Что, может, снова бандитов поедете ловить? - весело спросила Зося.
        Акимов засмеялся.
        - Нет, с подарками к вам.
        И показал на пакеты, висевшие у его седла. Пионеры, услыхав новость, радостно зашумели:
        - Пограничники с подарками приехали! Пограничники!
        Красноармейцы слезли с коней и вместе с пионерами пошли в клуб на собрание.
        На собрании Акимов рассказал ребятам о важности проведенной операции, о том, какую роль в ней сыграли Миша и Костя. А затем он преподнес им по красивому, словно по мерке сшитому, юнгштурмовскому костюму. Отряду Акимов вручил новый пионерский барабан, сверкающий никелированный горн и библиотечку.
        - Ура! Ур-ра! - закричали пионеры.
        Даже Чиж, который сперва был зол на Мишу и Костика и говорил ребятам: «Это я все… Если б не я, ничего и не было бы…» - даже он горячо аплодировал и во весь голос кричал «ура».
        А когда пограничники наконец собрались ехать на заставу, пионеры их проводили к коням. Акимов обнял Мишу с Костиком и показал в глубину парка, где стояла башня.
        - И не боялись вы ночью в такую чащу лазить? Миша равнодушно махнул рукой.
        - Да ну, ерунда, совсем она сейчас, эта башня, не страшная.
        - А раньше?
        Миша слегка смутился.
        - Раньше было страшновато.
        ПРЕСТУПЛЕНИЕ У ЗЕЛЕНОЙ ТОНИ
        Таинственный взрыв
        Случалось ли вам, дорогой читатель, бывать когда-нибудь на юге белорусского Полесья, на правобережье Припяти, в местах между Мозырем и Наровлей? Если случалось, вы наверняка слыхали в тех краях про такую деревеньку - Крышичи. Живописный уголок!… Вся в зелени садов и палисадников, деревня та раскинулась на высоком берегу над самой Припятью. С севера к Крышичам вплотную подступает звонкий бор, и теперь, когда здесь кто-нибудь строится, он уже ставит избу прямо в лесу, под сенью высоких столетних сосен. С запада за деревней начинаются колхозные сады, огороды, а еще дальше идут поля.
        В полукилометре от Крышич, ниже по реке, от главного русла отходит в сторону заросшая лозой горловина Старицы - в незапамятные времена здесь проходило русло. Узкая вначале, Старица чем дальше, тем больше расширяется и кое-где ни по ширине, ни по глубине не уступает Припяти. Огромной полуподковой она огибает Крышичи и, не соединяясь с рекой, кончается заболоченным ивняком.
        Благословенные места для любителей охоты и рыбной ловли! Летом здесь всегда пропасть уток, а зимой - зайцев. В лесной чаще за лугами водятся и косули, и дикие свиньи, а в приречных дубравах встретишь порой хозяина полесских лесов - рогатого лося.
        а что до рыбалки, так лучших мест, чем на Припяти, пожалуй, и не найти. Плывешь помаленьку на челне вдоль берега, и вдруг перед тобой откроется этакий маленький тихий заливчик, весь в зарослях лозы. Как в сказочном зеркале, четко отражается в воде каждый куст, нависший над рекой, каждый листик, каждое мимолетное облачко. и вся эта картина не дрогнет, не шелохнется. Причаливай к лозе, разматывай удочки - и можешь не сомневаться, что за утро худо-бедно натаскаешь здесь ведерко окуней да плотвы. а попадись глубокая яма, глядишь, можно и сома подцепить.
        Это - на Припяти. а сколько таких заветных уголков на Старице! Сколько здесь соблазнительных местечек для тех, кто любит ловить щук на живца или таскать за лодкой блестящую дорожку!…
        Возле Крышич Припять течет прямо с севера на юг. Точно так же с севера на юг, вдоль реки, протянулась и деревня. Недалеко от южной околицы, над самой рекой, стоит дом Леньки Середы. Дом, как и все, досмотренный, обшитый тесом, с белыми крашеными ставнями, и двор чистый, убранный. Поглядишь на него - ни за что не скажешь, что здесь давно уже нет хозяина.
        а между тем отца у Леньки в самом деле не было, лет пять уже как он помер. Простыл на реке и помер. Жили они вчетвером - Ленька, мать, дед Савостей да восьмилетняя Настенька, Ленькина сестричка.
        Ленькина мать, женщина еще не старая, но словно увядшая от горя и хлопот, выпавших на ее долю, работала на ферме. Дед Савостей на работу уже не выходил, но по просьбе бригадира кое-что делал для колхоза - ладил сани, телеги, плел корзины под картошку. Под поветью у деда стоял верстак, имелись все столярные инструменты, и он слыл на деревне неплохим мастером. Нужно - он тебе и лодку сделает, и оконную раму сколотит, а однажды по чертежам смастерил даже несколько рамочных ульев для колхозной пасеки.
        Частенько дед брал себе в помощники и Леньку, особенно летом, когда не было занятий в школе.
        - Ты вот пособляй мне да на ус наматывай, - басом рокотал старик. - Вырастаешь - как найдешь. Человеку любое умение в жизни пригодится…
        И Ленька всегда охотно помогал деду. Вообще, нужно сказать, дед с внуком крепко дружили. Ленька, бывало, и матери не расскажет того, что деду. Придет из школы и прямо к нему. Дед молчит, водит неторопливо рубанком - взад-вперед. Потом отложит рубанок, поднесет к глазам доску - ровно ли выходит? - и коротко буркнет:
        - Ну?…
        И тут Ленька начинает: и про то, какие отметки получил, и кто из учителей вызывал его, и какие новости в школе, и что он вообще видел да слышал. Однажды, как-то под весну, случилась у Леньки беда - схватил двойку по грамматике. Так матери он не признался, не хотел ее огорчать, а от деда, от своего лучшего друга, не утаил, все как есть выложил. Дед тогда крепко разволновался, засуетился, сунул рубанок под верстак, и они вдвоем долго судили да рядили, как и что делать, чтобы избавиться от той дурацкой двойки.
        Но это было давно, еще в пятом классе. С тех пор с Ленькой таких неприятностей никогда больше не случалось. Вот и нынче перешел в седьмой с похвальной грамотой. Дед, правда, был не очень щедр на похвалы, не любил лишних слов. Рассказывает ему Ленька о своих успехах, а он хмурит брови да молчит. Но втайне рад был дед и гордился внуком. По душе ему было, что Ленька не какой-нибудь ветрогон или пустомеля - рассудительный, спокойный, не горячится попусту. И учителя им не нахвалятся, и товарищи любят. Если б не любили, не выбирали бы второй год подряд председателем совета пионерского отряда. Опять-таки и от работы не бежит - рослый и силенка в руках имеется: еще ведь мальчишка совсем, четырнадцати нет, а как возьмет весла да как размахнется - лодка так и шумит по воде.
        Нынешней весной дед Савостей с Ленькой смастерили себе новую лодку - старая уже совсем истлела, рассыпалась. Две недели они усердно строгали, пилили, гремели молотками под поветью, и лодка получилась как игрушка - ладная, прочная, легкая на ходу. Дед Савостей проконопатил все швы, залил смолой днище, покрасил лодку и снаружи и внутри белой масляной краской. А Ленька красным вывел на носу название - «Стрела». Название выбирали всей семьей, участвовала в этом и мать, и даже маленькая Настенька.
        То-то радости было у Леньки, когда спустили они на воду свое детище. Да и то: какая рыбалка без хорошей лодки? А Леньку хлебом не корми, водою не пои, дай только посидеть над речкой с удочками. Ему ничего не стоило проснуться задолго до восхода солнца, когда его ровесники еще сладко сопели носами. Ленька даже не очень огорчался, когда поплавки его удочек без движения лежали на воде и рыба не клевала. Он и так мог сидеть часами над рекой, мечтать, смотреть, как на рассвете поднимается над водой пар, как встает солнце над лугом, слушать, как где-то далеко, на левом берегу Припяти, на Долгих озерах, подает голос одинокий селезень, как совсем рядом, в зарослях куги, бьют хвостами по воде, гоняясь за добычей, прожорливые щуки…
        Вот и сегодня договорился Ленька со своим закадычным другом, концевым Петруськом, поехать на рыбалку. Еще с вечера накопали они за дровяником червей, приготовили удочки. Утром Ленька проснулся чуть свет, наскоро оделся и уже хотел было шмыгнуть за дверь, да мать задержала, велела выпить стакан молока. Пока он, стоя, перекусывал, мать завернула в бумагу добрый ломоть хлеба с салом и сунула ему в карман.
        Захватив в сенях удочки, весла, ведерко для рыбы, банку с червями, Ленька вышел на крыльцо. Солнце еще не взошло, вокруг царил предутренний полумрак.
        Ленька подошел к воротам, беспокойно выглянул на улицу: только бы Петрусь не проспал… Но тот не проспал. Едва Ленька отворил калитку в огород, как услыхал на улице быстрый топот босых ног.
        - А, чтоб его!… - догоняя друга, крикнул Петрусь. - В голове гудит, как жернова на мельнице.
        - А что такое?
        - Проспать боялся, так будильник под самое ухо подсунул. А он как забарабанит!… Оглушил, проклятый!
        - Ничего, жив будешь! - бросил на ходу Ленька, спускаясь по тропинке между грядками вниз.
        - Тебе хорошо говорить, а меня так подбросило - под самый потолок! Вон какой гуз набил… - потер Петрусь лоб, будто и впрямь там была шишка.
        В деревне Петрусь больше был известен под кличкой Цыганок. Спросите вы просто Петруся, так придется еще долго уточнять, какого именно, - на том конце деревни, где он жил, Петрусей было добрых полдесятка. А Цыганка знали все, и никаких дополнительных объяснений не требовалось.
        Кличкой этой Петрусь обзавелся еще в первом классе. Окрестил его кто-то, прямо в точку попал: у него были черные как смоль, кудрявые волосы, смуглое лицо, только белки синих глаз да зубы поблескивали. Ростом невысокий, щуплый, худощавый, но живой и верткий, как вьюн. Сойдутся ребята на выгоне бороться, так он и старшим не больно-то поддается. Уже, кажется, согнулся в три погибели, вот-вот упадет, а он - раз! - крутнется как-то, вывернется и уже, глядишь, сопит сверху над своим поваленным противником.
        И еще одним известен был Петрусь на своем конце деревни - здорово умел ездить на мотоцикле. Обучил его этой премудрости старший брат, тракторист Владик, у которого был собственный мотоцикл. Что и говорить, водительское искусство Петруся вызывало черную зависть у мальчишек. Хотя мотоциклы теперь не диковинка на селе - можно их и в Крышичах немало насчитать, - но ездить на них - это оставалось привилегией взрослых, и не у каждого был такой хороший брат, как у Цыганка.
        Некоторые диву давались, как могли подружиться такие разные по натуре ребята, как Ленька и Петрусь: один скуповатый на слово, другой, наоборот, остряк и говорун, один спокойный и рассудительный, другой готов вспыхнуть в любую минуту. Но где сказано, что дружат только схожие по характеру люди? Может, эта несхожесть как раз и способствовала их дружбе: они словно дополняли друг друга и, будучи вместе, никогда не скучали. А кроме всего прочего, сближало ребят общее увлечение: Цыганок, как и Ленька, жить не мог без рыбалки. Было у них и на реке, и на Старице немало заветных местечек, где летом ребята целыми днями пропадали с удочками.
        Сегодня у них было договорено съездить на Старицу. Там, в одном заливчике, возле лозняка, неплохо брались окуни. Прошлый раз Ленька натаскал десятка три, и, нужно сказать, порядочных. Да и Петрусь не отстал от него. А ловить окуней интересно: уж больно жадно клюет окунь. Не церемонится, не скубет понемногу червяка, как плотичка или, скажем, лещ, а хватает сразу - и потащил поплавок ко дну. Ну, тут уже не мешкай, скорее подсекай да выбрасывай на берег, пока он не забился куда-нибудь в корч или под колоду, а то ни рыбы не увидишь, ни крючка…
        Спустившись к реке, ребята отомкнули привязанную к явору лодку. На весла сел Ленька - был он покрепче Петруся да, честно говоря, и любил такую разминочку после сна, она заменяла ему утреннюю зарядку. Окунет весла в воду, откинется назад - р-раз! - вода так и пенится, как под корабельным винтом. Потом пронесет весла над водой, сам весь подастся вперед и снова - р-раз!
        По течению «Стрела» шла довольно быстро, и вскоре деревня скрылась с глаз, заслоненная приречными садами. Вот они подплыли к устью Старицы. Это был всего-навсего узенький проток. С обеих сторон над водой свисали вербы, густо росла лоза. Летом, в самую жаркую пору, проток почти пересыхал, и Старицу соединял с Припятью лишь небольшой ручеек, по которому с трудом проходила лодка. Коридор этот тянулся метров на сто, потом зелень расступалась, и Старица представала глазам во всей своей красоте - широкая, глубокая, как настоящая река.
        Ленька только было притормозил, чтоб направить лодку в зеленый коридор протока, как вдруг послышался глухой, но раскатистый взрыв - будто далекий удар грома всколыхнул воздух. Оба даже вздрогнули от неожиданности. Взрыв донесся откуда-то со стороны Мозыря.
        - Ого! - проговорил Петрусь. - Снова речники перекаты рвут.
        - Так говорили же, что они уехали, где-то чуть ли не у Конотопа стоят, - высказал сомнение Ленька.
        - Выходит, что еще не уехали…
        Как известно, государственная речная служба летом все время следит за фарватерами судоходных рек. С течением шутки плохи: оно легко переносит с места на место целые горы песка и образует на фарватере непроходимые для тяжелых судов перемели. Для борьбы с этими песчаными перекатами есть специальные машины. Мощные землесосы размывают на перекатах песок, засасывают его вместе с водой и по толстенной трубе гонят на берег. За два-три дня работы таких землесосов на берегу вырастает целый песчаный остров, а фарватер реки углубляется и становится проходимым.
        Но попадаются на реке и небольшие перемели, которые иногда узкой полосой перегораживают русло. С ними борются иначе. Подрывная команда закладывает на песчаной перемычке большой заряд тола и взрывом расчищает фарватер.
        В начале августа неподалеку от Крышич, вверх по Припяти, стояла с неделю причаленная к берегу брандвахта с такой командой подрывников. Потом она перебазировалась вниз от Крышич, а там подалась и еще дальше. Поэтому ребята и не удивились, услыхав взрыв, - в последнее время такие взрывы гремели на реке довольно часто.
        Направив лодку в узкое зеленое устье Старицы, Ленька встал. Тут уже нельзя было грести, как на реке, приходилось отталкиваться веслами, упираясь в дно.
        - Не мешало бы и здесь разок бабахнуть, - налегая на весло, заметил Петрусь.
        - Проползем, не бойся, - успокоил его Ленька. Вскоре лозняк расступился, и лодка вырвалась
        на широкий плес Старицы. А еще какое-то время спустя друзья уже сидели, притихшие, на берегу и, не отрывая глаз, следили за своими маленькими ярко-красными поплавками.
        Тем временем из-за темной стены леса за рекой краешком выглянуло солнце. Было оно ярко-багровое, но не такое слепящее и жгучее, как днем, а мягкое, доверчивое - на него можно было смотреть не жмурясь. Как хорошо на реке летом, вот в такую рассветную пору! В это время все вокруг: деревья, трава, небо, лес за рекой, сама река - все не такое, как днем. Смотришь и кажется, будто попал ты в какой-то иной мир. Изменились все цвета и оттенки, изменились даже знакомые очертания. Мириадами искорок поблескивает на лугу роса, багрянцем залита зеленая листва осокоря. Над водой тает туманное марево, и кажется, что тот, другой, берег, который до сих пор был таким далеким, приближается, занимает свое привычное место.
        А какая чуткая тишина стоит в эту пору! Такой прозрачности звуков, как на рассвете, не бывает ни днем ни ночью. Вот где-то далеко за рекой, в лозняке, посвистывает дергач, а кажется, что свистит он над самым ухом. А вот откуда-то из заречной чащи подает голос выпь - речной бугай. Тихо и монотонно постукивает на Припяти моторка…
        Ленькин поплавок вдруг качнулся, от него по воде пошли круги - насторожись и замри в ожидании! Вот поплавок дернулся раз-другой и медленно пошел в глубину. Ленька схватил удилище, подсек - ив траве забился полосатый окунь.
        - Ну, начало есть! - снимая окуня с крючка и бросая его в ведерко с водой, проговорил Ленька.
        Насадив нового червяка, он по старому рыбацкому обычаю поплевал на него и снова забросил удочку. А пока проделывал все это, вытащил рыбину и Петрусь.
        За каких-нибудь полчаса они поймали штук по пять окуней, а Леньке посчастливилось даже подсечь порядочного линя.
        Между тем с Припяти снова донеслось постукивание мотора. Оно становилось все громче и отчетливей. Ребята сперва не обращали на эти звуки внимания - мало ли кто летом гоняет взад-вперед по реке? Но когда как раз возле устья Старицы мотор умолк, они невольно заинтересовались. Спустя несколько минут мотор снова заработал, на этот раз уже совсем близко, и ребята увидели, как из зеленого коридора вырвалась быстроходная голубая лодка. Оставляя позади широкий пенный след, она мчалась вдоль Старицы.
        - Кто бы это мог быть? - вытянул шею Петрусь. Лодка скользила легко, почти не касаясь днищем
        воды, казалось, еще немного скорости - и она вообще взлетит в воздух. Сидевший в ней человек пристально оглядывал берега.
        - Незнакомый, - сказал Ленька. - Ищет кого-то…
        Цыганок с самым серьезным видом подхватил:
        - Нас ищет, а кого же еще. Видно, нас с тобой выбрали делегатами на слет рыбаков, так он спешит нас известить.
        - Да ну тебя! - отмахнулся Ленька.
        Каково же было удивление друзей, когда незнакомец, заметив их, в самом деле резко сбавил ход и объехал стороной заливчик, где они удили.
        - Ага! - воскликнул Цыганок. - А что я говорил!…
        - Может, в деревне что стряслось, - забеспокоился Ленька. Шутку приятеля он пропустил мимо ушей.
        Между тем незнакомец - молодой мужчина в легкой кожаной куртке с замком-молнией, из-под которой виднелась полосатая матросская тельняшка, в фуражке с кокардой речника - совсем заглушил мотор.
        - Эй, орлы! - крикнул мужчина, сложив ладони рупором. - Кто тут из вас Леонид Середа?
        - Я, - удивившись еще больше, отозвался Ленька. - А в чем дело?
        Но незнакомец не ответил, перевел взгляд на Цыганка:
        - А тебя, стало быть, зовут Петрусем. Так, что ли?
        - Ну, так, - ничего не понимая, подтвердил Цыганок.
        Ребята вконец опешили: что это за человек, откуда он их знает? И наконец, что ему от них нужно? Забыв про поплавки, Ленька и Петрусь нетерпеливо ждали, что будет дальше.
        Едва лодка ткнулась носом в берег, незнакомец ловко выскочил на песок, за цепь подтянул ее подальше. По всему было видно, что приплыл он сюда не просто так, что его привело какое-то срочное дело. Вот он выпрямился, повернулся к ребятам, окинул их по очереди внимательным взглядом. Потом дружески улыбнулся, подмигнул:
        - Ну что, клюет помаленьку?
        - Клюет, - отозвался Петрусь. - Вон окуньков наловили.
        Незнакомец достал из кармана папиросы, закурил. Лицо его вдруг нахмурилось.
        - А вы слыхали, хлопцы, часа два назад взрыв на реке?
        - Слыхали, - подтвердил Ленька.
        - И как по-вашему, что это был за взрыв?
        - Да, верно, подрывники с брандвахты перекаты рвут, - поспешил высказать догадку Цыганок.
        - Не угадал, - покачал головой незнакомец и, таинственно понизив голос, добавил: - Вот что, братцы, отложите на минутку свои удочки и валяйте сюда. Важное дело есть.
        Преступление у Зетеной тони
        Как выяснилось с первых же слов, незнакомец был участковым инспектором рыбнадзора. Звали его Роман Иванович Божко. То, что Роман Иванович рассказал ребятам, было так интересно и загадочно, что Ленька тут же забыл про рыбалку.
        На днях бригадир колхозных рыбаков из Стогович - соседнего с Крышичами села - позвонил в Мозырь, в рыбнадзор, что на их участке объявился злостный речной налетчик и браконьер. Вот уже около трех недель он почти каждую ночь выезжает на реку, на озера или на Старицу, все время меняя места, и толом глушит рыбу. Рыбаки, разумеется, сами, не обращаясь за помощью, давно задержали бы его, как делали уже не однажды, но на этот раз попался какой-то загадочный браконьер. Как быстро рыбаки ни подлетали на моторках к месту взрыва, им так и не удалось поймать преступника с поличным. Больше того, они даже лодки его нигде на реке не видели. Ворюга каким-то образом ухитрялся собрать всю глушеную рыбу и бесследно исчезал. Бригадир говорил, что ему никогда еще не приходилось сталкиваться с таким хитрым браконьером. По его мнению, преступник был жителем Крышич.
        Роман Иванович, участок которого простирался от Турова до самого устья Припяти, в тот же день, не откладывая, выехал в бригаду. Он обо всем подробно расспросил рыбаков и первым делом решил проверить, нет ли в том, что они рассказывали, преувеличения. Притаившись с лодкой в глухом, заросшем лозой заливчике, Роман Иванович две ночи терпеливо подстерегал налетчика. В первую ночь ни на реке, ни на озерах вообще не было никаких взрывов. Зато сегодня…
        Сегодня Роман Иванович убедился, что случай, и вправду, не совсем понятный. К исходу ночи, часа в четыре, на реке вдруг прогремел взрыв (это был тот самый взрыв, который слышали ребята). Бабахнуло где-то выше Крышич, возле Каплицы. Роман Иванович, который задремал было на разостланном на дне лодки сене, тотчас вскочил, одним рывком завел подготовленный к пуску мотор и стремглав вылетел из залива. Лодка мчалась на предельной скорости; прошло совсем немого времени, как инспектор уже был на месте взрыва. Наметанным глазом он издали заметил блестящие чешуйки на воде: это плавала оглушенная мелочь, которую не успел подобрать браконьер, - плотички, окуньки. Но самого браконьера нигде поблизости не было.
        Роман Иванович промчался на полном ходу еще километра два вверх по реке, обшарил все заливы и речные рукава… Напрасно, преступник как сквозь землю провалился!
        Лишь одно обстоятельство наводило на размышления: когда Роман Иванович заглушил на минутку мотор - прислушаться, что делается вокруг, - он сразу же услыхал глухой рокот мотоцикла, удалявшегося от берега. Кто и куда спешил на мотоцикле в такую раннюю пору? Браконьер? Вряд ли: не на мотоцикле же собирал он рыбу на воде! И все-таки - кто это был?
        Роман Иванович еще и еще раз прокатился на моторке взад-вперед по реке, потом повернул и направился в Крышичи. Оставив лодку у берега, пошел в деревню. Пробыл там не меньше часа - потолковал со знакомыми, зашел в сельсовет… И уже из Крышич приехал на Старицу, к Леньке и Петрусю.
        Рассказав все это, Роман Иванович обнял ребят за плечи, привлек к себе:
        - А теперь, орлы, ушки на макушки и слушайте, что я скажу. Вас назвал мне сам председатель сельсовета товарищ Куницкий. Он перебрал многих, но остановился на вас…
        - А что нужно? - вскочил Цыганок. - Подкараулить жулика? Да?…
        Роман Иванович улыбнулся, покачал головой:
        - Видать, парень ты и смекалистый и быстрый - на лету муху поймаешь. Да уж больно горяч. Наберись терпения дослушать до конца. Верно, задача такова: как можно скорее выследить и поймать вредителя. Ясно? Мне одному, без подмоги, с этим не справиться. Вот я и приехал к вам… - Инспектор помолчал, прищурясь, посмотрел на Петруся. - Если не ошибаюсь, это ваша прямая обязанность. Помните: «Пионер любит и охраняет природу…» Вот и считайте это, так сказать, боевым пионерским заданием!
        То, что услышали ребята, не могло не взволновать их. Петрусь, казалось, готов был немедленно ринуться в бой. Ленька держался спокойнее, но тоже был возбужден. Сам председатель сельсовета назвал инспектору их имена, когда тот попросил помощи. Это что-нибудь да значит!… Если тебе доверяют, так ты - кровь из носу! - должен оправдать доверие, не подвести. Тем более, дело-то какое интересное! Где уж тут думать про окуньков!… Ленька почувствовал, что и он, как Петрусь, взволнован, ему захотелось сейчас же куда-то бежать, что-то делать. На языке вертелись десятки вопросов к инспектору. Но, вспомнив, как тот одернул Петруся, он удержался от расспросов.
        Роман Иванович между тем начал рассказывать ребятам, что они должны делать…
        Однако не успел он сказать и половины того, что собирался, как вдруг воздух снова дрогнул от сильного взрыва. Гул долетел с юга, ниже Старицы, - Ленька мог бы поклясться, что рванули где-то возле Зеленой тони.
        - Что это? - вздрогнул Роман Иванович. - Неужто снова?…
        Он вскочил и, не медля ни минуты, бросился к лодке. Ребята тоже вскочили на ноги, но, не зная, что делать, остановились в нерешительности. Тем временем Роман Иванович ловко намотал на шкивок заводной шнур и с силой рванул его на себя. Гулко зарокотал мотор.
        - В лодку! - махнул рукой Роман Иванович. Ленька и Петрусь, мигом забыв и «Стрелу», и свои удочки, в два счета очутились возле моторки. Собственно, беспокоится о своей лодке и об удочках не стоило - что с ними случится, кто забредет сюда, в эти глухие места, за какой-нибудь час, пока они слетают к месту взрыва?… Едва не поразбивав носы, ребята один за другим попадали в лодку, которая уже вся дрожала от сдерживаемой силы. Не успели они устроиться на лавках, как моторка рванулась вперед и круто, черпая одним бортом воду, стала разворачиваться к Припяти.
        Ну и полетели же они! В какой-то миг за кормой вырос высокий водяной бурун, кусты на берегах так и замелькали перед глазами. Только теперь ребята почувствовали, какую скорость, если нужно, может набирать патрульное судно рыбнадзора. Ветер бил в грудь с такой силой, что они сидели, прижавшись друг к дружке, и боялись шевельнуться, чтобы не слететь в воду.
        Не успели оглянуться, как лодка домчалась до устья Старицы и нырнула в зеленый, влажный от росы коридор. Роман Иванович резко сбросил обороты и схватил весло. Ребята помогали ему: Ленька тоже вооружился веслом, а Петрусь стоял на носу и показывал рукой, куда поворачивать, чтобы не сесть на мель.
        Пробираться протоком было нелегко, и как ни старались Роман Иванович с ребятами, они потеряли здесь немало драгоценных минут… Но вот еще одно усилие, и - лодка вырвалась из узкой горловины на простор Припяти. Снова взревел, набирая обороты, мотор, и она полетела, как на крыльях.
        Роман Иванович держался середины реки. Заслоняя ладонью глаза от солнца, он пристально всматривался в берега. Неужто и на этот раз уйдет преступник?… Его расчеты совпадали с Ленькиными: взрыв был где-то около Зеленой тони. Это от Старицы километра три. Неужели мерзавец за каких-нибудь двадцать минут успеет и рыбу собрать, и укрыться где-то вместе с лодкой?…
        Вот моторка на полном ходу миновала домик бакенщика, старого Кузьмы, вот осталась позади приречная дубрава. Вдали черным пятном показалась густая купа старых ольх. За ней - Зеленая тонь…
        Но и на этот раз нигде не видно лодки!
        - Роман Иванович, - не удержался Петрусь, - а может, не здесь взрыв был, может, где-нибудь в другом месте?
        - А вот сейчас проверим. - Сбавив ход, инспектор стал подруливать к Зеленой тони.
        Ребята от нетерпения привстали на лавках, начали оглядывать берег, шарить глазами по заливу. Здесь или не здесь? А если здесь, то куда же девался таинственный преступник? Не оставил ли
        чего-нибудь такого, что помогло бы напасть на его след?…
        Не успела лодка войти в залив, как Роман Иванович вдруг выключил мотор: еще издали он убедился, что ошибки не было. А мотор выключил, как это делал обычно, чтобы послушать в тишине, не хрустнет ли где-нибудь в кустах ветка под ногой браконьера. Каково же было его удивление, когда он отчетливо услыхал ровное тарахтение мотоцикла на лугу. Шум мотора отдалялся и затихал, пока наконец совсем не растаял в утренней тишине…
        Опять мотоцикл!… Значит, это не случайность, значит, между взрывами на реке и мотоциклом есть какая-то связь. Возможно, браконьер потому и был неуловим, что обходился без лодки, бросал взрывчатку прямо с берега… Но тогда, спрашивается, как он ухитрялся подбирать глушеную рыбу?…
        Направляемая рукой Романа Ивановича моторка медленно, без мотора, подплыла к песчаному берегу Зеленой тони. И здесь ребята впервые увидали своими глазами следы ночного разбоя. Крупной рыбы на поверхности воды нигде не было, налетчик, как видно, успел ее всю подобрать. Зато песчаное дно залива, освещенное ярким августовским солнцем, блестело, словно посеребренное: оно было покрыто сплошным слоем убитых мальков. Это было страшное зрелище, и Ленька широко раскрытыми глазами, не отрываясь, смотрел и смотрел в воду. Дно напоминало гигантское рыбье кладбище. Одним ударом здесь были уничтожены тысячи мальков.
        - Ай-яй-яй!… - схватился за голову Петрусь. - Что тут делается!…
        - А ты смотри, хорошенько смотри, чтоб запомнить, - хмуро произнес Роман Иванович. - Хищник знать того не хочет, что соберет он рыбы полпуда-пуд, а уничтожит тонны. Только десятая часть глушеной рыбы всплывает наверх, а вся остальная - на дне…
        - Вот гадина! - гневно выдохнул Петрусь. - Так же всю рыбу можно перевести!
        Роман Иванович вылез на берег, прошелся взад-вперед, присматриваясь к земле. Втайне он надеялся найти где-нибудь след мотоцикла - это уже дало бы ключ к дальнейшим поискам. Ребята тоже выбрались на берег. Петрусь ходил вслед за инспектором и давал волю своему возмущению. А Ленька тем временем взобрался на кручу, откуда начинался приречный луг, огляделся. И вдруг заметил на песке совсем свежий след.
        - Эй, сюда! - крикнул он. - Смотрите!…
        Роман Иванович и Петрусь проворно вскарабкались на крутой берег, подошли к Леньке. В самом деле, перед ними был отчетливый след мотоцикла. Рядом, едва заметный на траве, шел второй след - мотоцикл был с коляской.
        - Неужели Богдан? - блеснул цыганскими глазами Петрусь. - У нас ни у кого больше нет мотоцикла с коляской.
        - А кто такой этот Богдан? - поинтересовался Роман Иванович.
        - Тракторист один, - пояснил Цыганок. - Напарник моего брата.
        - И ты уверен, что только у него такой мотоцикл? - В голосе Романа Ивановича прозвучало сомнение. Очевидно, у инспектора были на этот счет какие-то иные сведения.
        - Конечно, уверен, - стоял на своем Петрусь.
        - Это нужно еще как следует проверить и доказать, - раздумчиво проговорил инспектор. - А может быть и такое, что кто-то другой ездит на его мотоцикле.
        Роман Иванович достал из кармана блокнот, карандаш, присел на корточки и, поглядывая время от времени на отпечаток, оставленный колесом на песке, тщательно перерисовал его. Потом свернутым наподобие рулетки стальным метром измерил расстояние между колесами мотоцикла и записал рядом с рисунком.
        - Держи;- протянул он листок Леньке. - Пригодится…
        Какое-то время Роман Иванович постоял в раздумье, потом повернулся к ребятам:
        - Что ж, хлопцы, не будем терять времени, нужно действовать.
        Все трое стали осторожно спускаться с кручи к берегу.
        А еще через минуту голубая лодка, рокоча мотором, мчалась к устью Старицы.
        Сенька Жигун сбывает товар
        Живописно выглядит на исходе лета мозырский крытый рынок. Огромное, со стеклянной крышей дощатое строение, окрашенное в веселый голубой цвет, с самого утра до послеобеденной поры гудит, как потревоженный пчелиный улей. Чего здесь только нет!… Точь-в-точь как на той прославленной сорочинской ярмарке, описанной у Гоголя, здесь можно достать все, начиная от баранка и кончая хомутом или фонарем «летучая мышь».
        Под крышей рынка, вдоль стен, тесно стоят, разместившись в удивительном, можно сказать, загадочном беспорядке всевозможные торговые учреждения - магазины хозтоваров, мясные лавки, аптечный киоск, промтоварные ларьки, будка с мороженым, пивной ларек, киоск с газетами и журналами, ларьки отдельных колхозов. В этих торговых рядах покупатель может найти любую нужную ему вещь.
        А посредине на всю длину строения тянутся в два ряда сколоченные из досок прилавки для ручной торговли. Только в самом центре рынка эти прилавки прерываются - здесь вмурован в землю круглый цементный бассейн с фонтаном. Правда, за все долгие годы своего существования фонтан ни разу не брызнул водой, и стоит он здесь просто как оригинальный памятник благим намерениям каких-то давно забытых руководителей города.
        На прилавках в эту пору года навалено обычно столько разного добра, что никаких слов не хватит, чтоб его описать. Всюду живописно возвышаются горки яблок, груш, желтеющих огурцов, луку, стоят корзинищи, корзины и корзинки разных слив, вишен, малины - и все это, обратите внимание, самых разных сортов и на любой, самый придирчивый вкус. В стороне огромной зеленой горой лежат полосатые арбузы, а рядом горой немного поменьше - дыни. Тут же красуются дары полесских лесов - белые, в коричневых шапках боровики, красноголовые подосиновики, подберезовики, лисички, рыжики, сыроежки…
        На этих прилавках можно купить и кувшинчик сметаны, и молоко, и свежие яйца, и наконец, выбрать на суп молодого петушка, который тут же, едва его извлекут на свет божий из корзины, в отчаянии пропоет пронзительным голосом свою последнюю петушиную песню.
        Но на рынке песня эта безнадежно тонет в ровном и монотонном, как речной прибой, гуле. Гудит не только людская толпа - гремит еще и радио, хотя за гулом толпы при всем желании нельзя разобрать ни единого слова, как бы ни старались дикторы в Москве, Минске или Гомеле. Вооруженные авоськами, сумками, кошелками самых разных форм и размеров сотни жителей города, по большей части домашние хозяйки, часами толкутся возле прилавков и ларьков, выбирают то, что им по вкусу, торгуются, спорят или, наоборот, мирно рассказывают друг дружке какие-то последние новости…
        В тот день, когда на Припяти, недалеко от Крышич, раздались таинственные взрывы, на этом мозырском рынке наблюдательный человек мог бы заметить в самом конце прилавков довольно приметную личность. Толстая, с голыми по локоть мясистыми руками, с широким, красным, как медный поднос, лицом, на котором жадно поблескивали маленькие, заплывшие жиром глазки, женщина эта была В синем, с цветами, ситцевом платье, таком полинялом и заношенном, что на нем лишь с трудом удавалось различить рисунок ткани. Сразу можно было сказать, что это не колхозница, не работница, не служащая, а скорее всего особа, принадлежащая к вымирающему племени базарных торговок и перекупщиц.
        На прилавке перед ней лежал десяток яблок, но по тому, какую цену она за них заломила и какими пустыми глазами смотрела на покупателей, нетрудно было догадаться, что сидит она здесь вовсе не ради этих яблок, а чего-то или кого-то ждет. Торговка была, видно, личностью на рынке известной, потому что многие здоровались с ней, как с доброй знакомой:
        - Здорово, Хима!
        - Что новенького, Хима? Чем сегодня богата? Толстая, как бочка, Хима едва кивала головой в ответ. Сегодня она чего-то все время поглядывала своими острыми глазками на широкую входную дверь, через которую непрерывным потоком вливались в базарную суматоху все новые люди и выплескивались на улицу те, кто успел уже сделать нужные покупки.
        Дело близилось к полудню, когда она наконец дождалась своего. К прилавку подошел молодой, лет тридцати пяти, мужчина. Небольшого роста, присадистый, но, судя по ширине плеч, довольно крепкий, он хмуро, из-под насупленных бровей посмотрел вокруг. Этот взгляд должен был означать, что ему нет никакого дела до базарной сутолоки, что попал он сюда случайно и долго задерживаться не намерен. Тяжелая нижняя челюсть и низкий лоб придавали лицу мужчины выражение решительное и отчаянное.
        Едва он поравнялся с торговкой, та одним движением руки смахнула в кошелку яблоки с прилавка и, глядя совсем в другую сторону, негромко буркнула:
        - Наконец-то… Чего так запоздал? Мужчина, изучая витрину аптечного киоска, в тон
        ей ответил:
        - Много будешь знать, скоро состаришься. Топай.
        И, лавируя в толпе, медленно направился к выходу. Не выпуская его из виду, поплыла вдоль прилавков и Хима.
        Мужчина вышел на улицу, обошел рынок вокруг и свернул во двор, за ограду бани. Тут в глухом закутке за дощатым сарайчиком, стоял мотоцикл с коляской. Мужчина остановился подле него, закурил. Ткнул носком башмака в одно, в другое колесо, проверяя, хорошо ли они накачаны. Потом начал отвязывать кусок холста, которым была старательно прикрыта коляска.
        Почти вслед за ним, озираясь по сторонам, протиснулась в закуток и толстая Хима.
        - Ну, хвались, что у тебя сегодня? - бесцеремонно потянула она за угол холстины.
        - Да вот, смотри… Золото, а не товар.
        Торговка заглянула в коляску, - там на подостланной траве кучей лежала свежая влажная рыба. Были там и лещи, и плотва, и полосатые окуни, и несколько здоровенных щук, и даже черные усатые сомы. Глаза у Химы загорелись от жадности, но она не подала виду, что довольна, а все стояла и перебирала рукой рыбу.
        - И сколько же ее здесь? Ты взвешивал?
        - Да пуда три смело будет. Не вешал…
        - Ты что, Сенька! - Торговка так и подскочила от возмущения. - Три пуда!… И на два, если хочешь, не потянет!
        - Ну, знаешь!… - в свою очередь обозлился мужчина и уже приготовился задернуть холстиной коляску. - Поищи себе другого дурня…
        Хима, должно быть, зная вспыльчивый характер своего компаньона, проворно схватила его за руку.
        - Да погоди ты, погоди!… Не горячись. - Она сунула руку за пазуху, извлекла оттуда перевязанную шнурком от ботинок замусоленную пачку денег. - Держи двадцать.
        Но Сенька даже не пошевелил рукой.
        - Тридцать, а нет - так и разговору нет!
        - Двадцать пять, - сверлила его глазками Хима. Сенька молчал как рыба.
        - Двадцать семь, - мученически объявила Хима.
        Но тот был неумолим и молча продолжал курить, ожесточенно двигая челюстями.
        - Бери тридцать, грабитель! - выкрикнула наконец Хима с таким видом, будто этот человек живьем сдирал с нее шкуру.
        Сенька тщательно пересчитал деньги, некоторые бумажки даже проверил на свет - видно, не очень доверял торговке, - потом спрятал их в карман.
        - Если б ты знала, как мне сегодня далась эта рыба…
        - А что такое? - спросила Хима, засовывая в мешок очередного золотистого леща.
        - Кто-то за мной все утро гонялся. На моторке.
        - Какого цвета моторка? - заинтересованно повернулась к нему Хима.
        - Голубая.
        - Инспектор! - хлопнула себя Хима по бедрам руками, липкими от рыбьей слизи.
        - Донесла какая-то сволочь! - нахмурился Сенька, но тут же оскалил зубы в улыбке. - Черта два они меня поймают! Есть у меня такой секрет, что лопнут - не догадаются. Всех вокруг пальца обведу!
        - И как же это ты, Сенька? - уставилась на него своими глазками-буравчиками Хима.
        - Сказано - секрет, - обрезал ее мужчина. Тем временем Хима переложила всю рыбу в мешок, вытерла руки о холстину.
        - Как условимся? - затаптывая ногой окурок, спросил Сенька.
        - Привози и завтра, буду ждать.
        - Нет, завтра не могу. Взрывчатка вышла. Ночью Шепелявый обещал подвезти.
        - Тогда послезавтра, - согласилась Хима и стала прикидывать: - Это, кажись, будет пятница?… А теперь слушай, что я тебе скажу. В субботу в одном месте большая гулянка намечается, можно будет по хорошей цене всю рыбку сплавить. Так что привези и в субботу, да побольше!
        - Что ж, на том и порешим: жди меня и послезавтра, и в субботу, - кивнул Сенька и, воровато оглянувшись, добавил: - Ну, а теперь подкинь мешок, припрячу его тебе под прилавок.
        Толстая Хима, кряхтя, взвалила тяжелый мешок Сеньке на спину.
        - Ты иди вперед, - велела она дрожащим от волнения голосом, - а я за тобой…
        Согнувшись под тяжестью ноши, Сенька зашагал к двери рынка.
        Пионерский патруль начинает действовать
        Сильно потрясло Леньку то, что увидал он утром на реке. Весь день стояло перед глазами жуткое зрелище: желтое песчаное дно залива, сплошь устланное серебристыми мальками. Рыбье кладбище!…
        Нынче в июле, вскоре после того как кончились занятия в школе, Ленька проделал с друзьями большое туристское путешествие по Припяти. Пионеры их школы каждое лето устраивали пешие походы, экскурсии. А на этот раз учитель географии Степан Филиппович Головченя предложил совершить путешествие на лодках и сам согласился возглавить всю их туристскую флотилию.
        Сколько впечатлений вынесли они из этого путешествия, сколько было у них веселых приключений! Они двинулись в путь на пяти больших лодках, среди которых была и новенькая Ленькина «Стрела». Экипаж каждой лодки состоял из четырех-пяти человек, один из них - старший, он отвечал за дисциплину в походе. Был установлен строгий порядок и график движения. Все по очереди, даже девочки, гребли, по очереди готовили себе на привалах пищу. Были у них свои фотографы, которым поручено было заснять весь поход, были ребята, ответственные за сбор коллекций и гербариев, выпускалась рукописная газета.
        В первый же день путешественники добрались до деревни Юровичи, побывали там на месте раскопок стоянки первобытного человека, видели в колхозном краеведческом музее бивень мамонта, каменные молотки, наконечники стрел. В Мозыре юные путешественники посетили школу, где когда-то училась героиня белорусского народа Вера Хоружая, побывали в типографии, на заводе сельскохозяйственных машин.
        Каждый день приносил им что-то новое. Они с интересом наблюдали, какой напряженной трудовой жизнью живет летом их любимая Припять. Караваны плотов, тяжелые рудовозы, баржи, груженные углем, изящные пассажирские теплоходы и катера - все это, много раз виденное раньше, в походе открылось им как-то по-новому.
        По дороге пионеры посещали крупные приречные колхозы-миллионеры. И не только посещали… Однажды недалеко от Петрикова они увидали, как на лугу за деревней колхозники спешили сгрести в копны валки сена. Спешили, потому что с юга надвигалась громадная черная туча. Видно было, что сами они никак не поспеют спасти от дождя сухое сено. И тут - Ленька сейчас не мог даже вспомнить, кто первый подал эту мысль, - пионеры повернули лодки к берегу и бегом ринулись на подмогу колхозникам. Устали крепко, промокли до нитки, зато как радостно было сознавать, что они помогли людям. А сколько теплых слов услыхали они в тот день, как щедро угощали их в незнакомом полесском селе!…
        Но больше всего запомнилось Леньке посещение одного крупного рыбоводческого хозяйства под Туровом. Рыбу здесь выращивали в нескольких больших искусственных прудах, соединенных с рекой. В каждом пруду держали рыбу определенного возраста: молодь - отдельно, подрастающую - отдельно, товарную, предназначенную для отлова, - тоже в специальном пруде. Переходя от пруда к пруду, путешественники провели здесь почти день.
        Главный ихтиолог хозяйства Фаддей Кузьмич, шутливый бородатый старикан, рассказывал им интересные и забавные истории из жизни рыб. Возле одного из прудов он взошел на помост, с которого сыпали рыбам корм, ударил раза три в подвешенный стальной рельс, и на этот звон, словно по знаку сказочного волшебника, со всех концов пруда ринулись табуны зеркальных карпов, карасей - вода вокруг так и закипела, заходила ходуном. Путешественники узнали, что таким способом созывают рыбу «на обед».
        Фаддей Кузьмич подробно растолковал ребятам, как в рыбхоз из специальных питомников привозят в бочках мальков и сколько у рыбоводов бывает хлопот, пока вырастят этих мальков. Говорил, что они и в Припять не раз выпускали мальков некоторых рыб…
        Думал ли тогда Ленька, что спустя какой-нибудь месяц ему суждено встретиться с человеком, который ради какой-то своей никчемной выгоды безжалостно губит природу, раскрадывает народное добро. Каким алчным себялюбцем нужно быть, чтобы отважиться на такое ужасное преступление - уничтожать многотысячные стада беззащитной молоди, чтобы украсть в реке полмешка рыбы!…
        Еще по дороге с рыбалки Ленька завел с Петрусем разговор о том, кого из ребят они возьмут себе в помощь. Двоим им нелегко будет распутать этот клубок, да и Роман Иванович советовал действовать не в одиночку, а заодно с друзьями. Но дело серьезное, и ребята требовались смелые, ловкие, смекалистые, а главное, чтобы они умели держать язык за зубами.
        - По-моему, нужно с Мишей поговорить и с Владиком, - назвал Петрусь двоих своих одноклассников.
        Но у Леньки на этот счет другое мнение.
        - С Мишкой можно, а Владик… Трусоват он, да и потрепаться любит… Лучше Олега… И еще Аленку.
        - Девчонку? - пренебрежительно процедил сквозь зубы Петрусь. - Ты что?!.
        - А ты не гляди, что девчонка, она ни в чем нам с тобой не уступит…
        Так или иначе, ребята пришли к согласию и, едва вернувшись в деревню, сразу бросились на поиски друзей. Но не так-то просто летом, да еще в самую горячую пору дня, застать кого-нибудь дома. Кому охота сидеть в четырех стенах!… От малышей, игравших на улице, они узнали, что Олег сегодня дежурит в школьном крольчатнике - недавно пошел туда кормить кроликов. Концевого Мишку с его неразлучной «Сменой», говорят, видели где-то возле гумен, а Аленка будто бы побежала с подружками купаться. Пока ребята разыскали в школе Олега, исчез куда-то с пригуменья Мишка, а когда, наконец, увидели Мишку, оказалось, что Аленка уже вернулась с речки и помчалась к матери в колхозный коровник…
        Словом, Леньке с Петрусем довелось немало пометаться по деревне, пока все собрались в укромном местечке - под старой грушей, что стояла над обрывом за Ленькиной избой. Но и это было еще не все. Заметив их компанию, маленькая Настенька, Ленькина сестричка, решила, что затевается какая-то веселая игра, и привязалась к ним. Никакие уговоры не помогали, малышка не отходила от ребят ни на шаг. И угрожали, и пробовали задобрить - все напрасно. Петрусь пообещал принести конфет, но чем больше усердствовали ребята, тем тверже Настенька стояла на своем.
        Наконец Ленька, как всегда в трудные минуты жизни, вынужден был обратиться за подмогой к своему всемогущему деду.
        Дед что-то неторопливо строгал под поветью, когда Ленька прибежал к нему со своей жалобой.
        - Мешает, говоришь?… Ах ты ее!… - Он отложил рубанок, почмыхал в усы, подумал и приказал: - А ну, где она там? Подать ее сюда!
        Ленька мигом выскочил из-под повети, помчался за избу и тотчас вернулся вместе с сестричкой. Он держал ее за руки и силой волок к деду.
        - Пусти-и! - отчаянно упираясь, кричала Настенька. - Куда ты меня тянешь?…
        - Тихо ты, плакса! - уговаривал ее Ленька. - Дед тебя чего-то зовет.
        - А зачем мне дед, я хочу с ва-а-ами… - шмыгала носом Настенька.
        - Настя! - строго позвал из-под повети дед. - Иди сюда, помоги мне.
        - Ну, что? - не переставала хныкать малышка. - И почему все я да я? А Ленька?… Он что, не может помочь? Ему все игры да игры…
        - Кончай тараторить! - нахмурился дед, стараясь, чтоб внучка не заметила спрятанной под усами улыбки. - Вот лучше возьми молоток, садись сюда да выпрями мне эти гвозди. Только смотри по пальцу не угоди, а то беды не оберешься…
        - А Ленька? - устраиваясь на колодке с молотком в руке, не унималась Настенька.
        - А Леньке будет другое задание, - незаметно подмигнул внуку дед. - Возьми вон ведро да принеси воды в точило. Нужно железку для фуганка навести.
        Ленька понял дедову хитрость, схватил ведро и был таков. Пробегая огородом, он бросил ведро в траву и, не мешкая, свернул за дом, где его с нетерпением дожидались друзья.
        В таких сложных условиях состоялся у наших приятелей первый «военный совет». Однако это не помешало им обстоятельно переговорить обо всем и подробно обсудить план дальнейших действий…
        Рисунок на колесах
        Тракторист Богдан Малик, узколицый загорелый парень, только умылся и сел за стол полдничать, как в дом с ведром в руке вошла его мать.
        - И что ты, сынок, оставляешь на улице мотоцикл? - покачала она головой. - Дорогая все-таки вещь. Неужто трудно во двор закатить?
        - Да мне сейчас в РТС нужно ехать, чего там закатывать, - отозвался Богдан, аппетитно хлебая горячий борщ. - А что такое?
        - Детишки там все бегают, как бы не поломали чего, - сказала мать. - Прогнала их, так разбежались, а ушла в дом - снова двое там вьются.
        - Кто такие?
        - Одного я хорошо приметила. Мишка, Акулины концевой сын, тот, что все с фотографией забавляется. У него и сейчас аппарат через плечо. А второй, кажись, не Цыганок ли, напарника твоего брат.
        - А пускай, ничего они там не поломают, - мотнул головой Богдан, вычерпывая из миски остатки борща. - Известное дело, дети…
        Богдану и в голову не могло прийти, что не простое ребячье любопытство, а нечто совсем иное привело Цыганка и концевого Мишку к его воротам.
        Едва за теткой Марылей захлопнулась дверь в сенях, Кастусь и Мишка стремглав метнулись к мотоциклу.
        Сперва они побежали к коляске, сунули внутрь головы и что-то старательно начали там высматривать. Потом Цыганок, распластавшись на земле, лозовым прутком измерил расстояние между задним, ведущим колесом и колесом коляски. Тем временем Мишка навел на колеса свой аппарат и щелкнул несколько раз кряду…
        Когда Богдан, подкрепившись, вышел на улицу, возле мотоцикла уже никого не было. Он оглянулся, пожал плечами: куда девались эти огольцы?
        Так ни о чем и не догадавшись, Богдан нажал ногой на спусковой рычаг, сел в седло и потихоньку тронул с места…
        А в это время Ленька возбужденно ходил взад-вперед по своему двору, задумчивый и хмурый. Он то останавливался возле палисадника и выглядывал на улицу, то заходил под поветь к деду… Вот-вот должны были вернуться с первой разведки его друзья, и он с волнением ожидал результатов.
        Как ни странно, Леньке хотелось, чтоб эта разведка не принесла им удачи, чтоб подозрения Петруся насчет Богдана не подтвердились. Не мог Ленька поверить, чтоб комсомолец Богдан, один из лучших трактористов колхоза, веселый и общительный парень, мог пойти на такую подлость. «Что-то здесь не так, - думал он. - Наверное, есть у кого-нибудь еще мотоцикл с коляской, а Петрусь просто не знает. А может, прав Роман Иванович: кто-то пользуется мотоциклом Богдана…»
        Вот придут ребята, и тогда все прояснится, а пока их нет, нужно все-таки закончить разговор с дедом. Ленька не жалел, что, проводив ребят в разведку, он во всем открылся старику. Уже несколько раз они начинали обсуждать происшествие на реке, но старый Савостей очень горячился и, забывшись, гневно кричал на весь двор:
        - Кто бы он ни был, все равно гад он печеный! - При этом старик в сердцах колотил деревянным столярным молотком по станине верстака. А потом, спохватившись, сам же шикал на внука: - Тс-с, ты!… Раскричался… Хочешь, чтоб этот гад услыхал… Рассеянность деда вызывала у Леньки улыбку, он снова шел во двор и слонялся из угла в угол, не находя себе места.
        Ребят все не было. Когда Ленька окончательно потерял надежду дождаться их, дед выглянул из-под повети, таинственно огляделся вокруг и поманил внука пальцем.
        - Что мне, внучек, пришло в голову, - негромко начал он, присаживаясь на колоду. - Ведь этому гаду нужно же где-то добывать взрывчатку, а?…
        - Ну, разумеется, - еще не понимая, куда клонит дед, согласился Ленька.
        - А где же он ее добывает, по-твоему? В магазине ее не продают, на поле она тоже не растет, а?… - Дед поерзал на колодке, возбужденно чмыхнул носом. - Вот я и подумал, не нашел ли тот сукин сын себе сообщника на брандвахте, когда здесь у нас перекаты рвали? Все может быть…
        Ленька вскочил как ошпаренный.
        - Верно!… Погоди, погоди, дедушка… - задумался он вдруг. И тут же решительно сказал: - Знаешь, не буду я их ждать. Сбегаю в колхозный гараж, порасспрошу кое-что у шоферов. Пока Петрусь с Мишкой снимки проявят, я и вернусь.
        - Правильно, внучек, сбегай. Что-то мне не верится, что это Богдан.
        Было это где-то около полудня, а немного попозже, часа через полтора, к Леньке во двор ворвались трое его приятелей - Петрусь, загорелый долговязый Мишка с фотоаппаратом через плечо и Олег, круглолицый, с выгоревшими волосами парнишка в черных роговых очках. Все трое были возбуждены, довольны чем-то.
        Зная, что дед Савостей всегда может присоветовать, где искать Леньку, Петрусь сразу метнулся под поветь. Однако на этот раз дед не сказал ничего определенного.
        - Побег куда-то… Просил передать, чтоб обождали.
        Петрусь недоверчиво покосился на старика и, помолчав, проговорил:
        - Так вы скажите ему, что мы в крушиннике будем.
        - А это, милок, пожалуйста, - охотно согласился дед.
        Но дождаться Леньку оказалось не так просто.
        Ребята успели обсудить все последние новости, до устали набегались в крушиннике, играя в прятки, несколько раз успели сыграть в «ножички», когда увидали наконец на дороге через выгон Леньку и рядом с ним Аленку. Оба, видно было, сильно спешили. Аленка, смуглая, стриженная «под мальчишку» и вообще похожая на мальчишку, на ходу размахивала руками, как будто что-то горячо доказывала Леньке. Все четверо ребят учились в одном классе, а Аленка была на год младше их и только нынче перешла в шестой. Но она всегда дружила с теми, кто был постарше ее, и чаще всего - с мальчишками. Нужно сказать, что и они не чуждались ее общества, потому что она ни в чем от них не отставала.
        - Где вы так долго ходили? - нетерпеливо поднялся им навстречу Петрусь. - Мы тут заждались.
        - Да ходили… - неопределенно ответил Ленька. - Ну, готов снимок?
        - А как же! Вот, смотри… - Петрусь взял у Мишки фотоснимок и протянул его Леньке.
        По тому, как торопливо схватил Ленька снимок, можно было догадаться, что он сильно взволнован. Ведь если изображение на фото не совпадет с рисунком, который сделал утром Роман Иванович у Зеленой тони, подозрение с Богдана сразу будет снято. А если совпадет?…
        Ленька долго и внимательно разглядывал снимок, потом достал из кармана и развернул листок с рисунком Романа Ивановича. Все пятеро притихли…
        - Ага! - почти в ту же секунду торжествующе воскликнул Петрусь. - Что я говорил? Точь-в-точь! Смотри - и здесь в елочку, и здесь!…
        Но в это время Ленька достал из кармана еще один листок и подал его Петрусю.
        - А ты не горячись, Цыган! Сравни еще и это…
        - А что это? недоуменно посмотрел на друга Петрусь.
        - А то, что ошибся ты, вот что! - твердо сказал Ленька. - Мотоцикл с коляской есть в Крышичах и еще у одного человека.
        - У кого? - подскочил Петрусь. - Что ты выдумываешь?
        - Ничуть не выдумываю. Две недели назад Сенька Жигун купил коляску к своему «Ижу». А это мы с Аленкой срисовали узор на его колесах. Как видишь, он тоже точь-в-точь совпадает с рисунком Романа Ивановича…
        - Верно, совпадает, - пожал плечами молчавший до сих пор Олег.
        - Так неужели и у Сеньки коляска есть? - смущенно проговорил Петрусь.
        - Да мы же сами ее видели! - вступила в разговор Аленка. - И чешуя от рыбы на сиденье…
        - Расстояние между колесами тоже совпадает, - добавил Ленька. - Да ты сам подумай, разве станет Богдан таким грязным делом заниматься? А Сенька… Сам знаешь, что это за тип…
        Сенька Жигун, и правда, пользовался недоброй славой в Крышичах. Человек он был пришлый, не местный. Года четыре назад неподалеку от Крышич целое лето работала большая группа геологов-разведчиков, и Сенька был у них шофером. Потом за пьянство и какие-то махинации его уволили, но Сенька никуда не уехал, а подкатился к одной вдове, Агате Махнач, и остался жить в Крышичах. Никто бы не сказал о нем худого слова, живи он честным трудом, как все. Но у Сеньки были иные планы. На работу в колхоз он выходил только для отвода глаз, а сам занялся спекуляцией - скупал по всей округе сушеные грибы, ягоды и возил на продажу в Ленинград и Киев. Потом стал спекулировать самогоном. Словом, жил паразитом. Как-то мозырская милиция накрыла его, и попал Сенька в тюрьму, но какой-нибудь год спустя вернулся и теперь вот снова слоняется по деревне, что тот волк по лесу. Жить хочет с размахом, а работы не любит. Купил себе мотоцикл и гоняет на нем целыми днями. Куда, чего? - никто не знает.
        - Снова все запуталось! - безнадежно махнул рукой Петрусь. - Поди разберись…
        - А по-моему, и думать не стоит насчет Богдана! - сверкнула глазами Аленка. - Все ясно, Сенькина работа! И колеса такие же, и чешуя…
        - Нет, - возразил Ленька, - раз уж так получилось, нужно проверить…
        Но не успел Ленька рассказать друзьям, какую он задумал операцию, чтобы разоблачить вора, как вдруг из кустов с победным окриком выскочила Настенька.
        - А-а!… Вот вы где! - радостно кричала она. - И ты тут, Ленька-трезвонька! А деду не хочешь помогать!…
        - Хлопцы, ш-ш-ш!… - приложил Ленька палец к губам. - Разбегайтесь по одному и - к реке! Там расскажу!…
        Настенька немало удивилась, когда все пятеро бросились от нее наутек - кто в глубь крушинника, кто к реке. Она постояла-постояла, обиженно надула губки и медленно побрела домой, к деду - жаловаться на людскую несправедливость.
        «Невоспитанные» люди
        На землю постепенно опускались тихие летние сумерки. Вот, вздымая облака пыли, возвращаются с поля и разбредаются по дворам медлительные, задумчивые коровы, пугливые овцы. Вот затих треск молотилки на гумне, последний раз звякнул молоток в кузнице. Одна за другой пригрохотали в гараж из далеких и близких рейсов колхозные автомашины. Умолкли смех и крики детишек на выгоне. Угомонилась улица, не проскрипят нигде ворота, не подаст голос колодезный журавель. Над Припятью, отражаясь в неподвижной речной воде, загорелись красные и синие огоньки бакенов…
        Летом, как следует наработавшись за день, люди в деревне рано ложатся спать: завтра с восходом солнца для них начнется новый трудовой день, полный извечных крестьянских забот, - нужно убирать хлеб, приводить в порядок огороды, заготавливать силос, брать лен… И вот один за другим гаснут в окнах огни, и над деревней воцаряется ночная тишина.
        Только в одной избе, в том конце деревни, что ближе к лесу, светится окно. Правда, свет тусклый, едва заметный, не от электрической лампочки, что висит под потолком, а от какой-то старинной коптилки. В доме не спят - по стенам время от времени пробегают длинные нескладные тени…
        Это изба Агаты Махнач, у которой вот уже четвертый год как поселился бывший шофер Семен Жигун.
        Сенька подходит к окну, глядящему на реку, настежь распахивает его и, высунувшись чуть не до пояса, долго к чему-то прислушивается. Но на реке ничего не слыхать, лишь в прибрежном ивняке пронзительно кричит какая-то ночная птица да кое-где на улице лениво брешут бессонные собаки.
        Сенька оборачивается, достает из-под лавки корзину и, даже не глядя на Агату, тихо приказывает:
        - А ну, посвети…
        Он идет в сени, отворяет дверь в пристройку, которая служит кладовой, и, откинув крышку погреба, спускается по лестнице вниз. Агата, молодая еще женщина с красивым, но опечаленным чем-то лицом, вздыхая, покорно идет за ним, склоняется над холодным зевом погреба и, вытянув руку с коптилкой, освещает его. Сенька пробирается в погребе в самый угол, отбрасывает там старые, запыленные лохмотья и на секунду замирает, глядя на внушительный ряд бутылок, тускло поблескивающих холодным стеклом. Потом берет одну из бутылок, вынимает затычку и прямо из горлышка делает два-три глотка, кривится, сплевывает и, заткнув бутылку, ставит ее в корзинку.
        - Ох, Семен, - вздыхает Агата, - и зачем тебе все это? Чует мое сердце, не кончится это добром…
        - А ты помолчи, не каркай!… - грубо обрывает ее Сенька, запихивая в корзину очередную бутылку. - Раскаркалась тут… Не твое дело!
        Но женщина не унимается:
        - Сам же говоришь, инспектор гонялся. Значит, приметили. Поймают тебя, помяни мое слово…
        - Замолчи, слышишь? - гаркает Сенька, с угрозой сверкнув глазами.
        Обиженно поджав губы, женщина умолкает, лишь рука, в которой она держит коптилку, мелко дрожит.
        Между тем Сенька с наполненной бутылками корзиной вылез из погреба. Уже в комнате глянул на свои часы, заторопился:
        - Гаси свет и ложись спать…
        Агата послушно погасила коптилку, поставила ее на припечек и, не переставая вздыхать, пошла в боковушку за дощатой перегородкой.
        - Глупая ты баба, - негромко бросил ей вслед Сенька. - Знаешь, сколько я сегодня за утро огреб? Ты месяц будешь спину гнуть в своем колхозе, а того не заработаешь…
        - Так разве у нас чего не хватает или ты голодный сидишь? - отозвалась из-за перегородки Агата. - А поймают - снова в тюрьму пойдешь.
        - Никто меня не поймает! Слышишь?… Ни-и-кто!…
        Вдруг Сенька насторожился, высунул голову в окно. Где-то далеко на реке возник едва уловимый монотонный перестук мотора. Какое-то время Сенька приложив ладонь к уху, напряженно прислушивался. Потом, убедившись, что не ошибся, осторожно, чтоб не стукнуть, прикрыл окно.
        - Ну вот, Шепелявый едет…
        Агата еще раз тяжко вздохнула за перегородкой.
        Сенька впотьмах накинул на плечи пиджак, снял с крючка шапку. Накрыл старой стеганкой корзину с бутылками и взял ее под мышку.
        - Ты дверь не закрывай, скоро вернусь, - уже с порога бросил он жене.
        Когда Сенька, чуть скрипнув дверью, вышел во двор, стук моторки на реке был уже слышен совсем отчетливо. Она шла снизу, со стороны Наровли. Сенька постоял немного во дворе, воровски озираясь вокруг. На улице было безлюдно, темно, только вдалеке, на колхозных фермах, горели электрические фонари.
        Не заметил Сенька, как в ту секунду, когда он шагнул через порог, за угол дома неслышно метнулась легкая тень. Потом, когда он уже подходил к сараю, из-за дома дважды мигнул огонек карманного фонарика. В ответ ему в ивняке на берегу тоже дважды вспыхнул едва приметной точкой фонарик…
        Осторожно протиснувшись через лаз в заборе, Сенька вышел за сарай и протоптанной в картошке тропинкой напрямик подался к реке. Стук мотора раздавался уже совсем близко, и, спустившись с пригорка на влажную луговину, Сенька прибавил шагу. Впереди поднялась темная стена ивняка. Еще раз оглянувшись, Сенька решительно нырнул в эту непролазную чащу.
        Минут через пять мотор на реке вдруг заглох и стало слышно, как кто-то веслом осторожно подгребает к берегу. Как ни темна была ночь, но, приглядевшись, можно было различить в лодке силуэты двух мужчин. Едва лодка причалила к берегу, один из мужчин, заслонив рот ладонью, негромко свистнул раз и другой. Тотчас же из лозняка послышался ответный свист. Мужчина в лодке наклонился, достал из-под лавки увесистый, перевязанный бечевкой пакет и бесшумно спрыгнул на песок. Второй как сидел, так и остался сидеть на корме у мотора.
        Человек со свертком сделал несколько шагов к кустам, остановился, постоял и снова тихонько свистнул. И снова в ответ ему, на этот раз уже совсем близко, раздался приглушенный свист.
        - Ждорово, Жигун! - уже смело раздвигая кусты, сказал мужчина со свертком. - На швободе еще, жлодюга? Не шчапали?… - Он сильно шепелявил.
        - Гляди, как бы самого раньше не сцапали, остряк, - беззлобно отозвался Сенька.
        Они осмотрелись, присели на траве в кустах. Сенька поставил рядом, чтоб была под рукой, корзину с самогоном. Он хотел что-то сказать, но в это время в кустах неподалеку послышался какой-то шорох, треск веток. Сенька вздрогнул, настороженно поднял голову. Приподнялся на траве и Шепелявый. Долгую минуту они оба, затаив дыхание, прислушивались, потом Шепелявый успокоенно похлопал Сеньку по плечу:
        - Не бойшя, хе-хе. Может, мышка хвоштиком махнула, а у тебя уже и душа в пятках…
        - Ну, привез тол? - нервно сглотнувши слюну, спросил Сенька.
        - Привез, а как же. Шешть брушков ш детонаторами и шнурами. Готовенькие, хоть шечаш в воду…
        - Держи, - повернулся Сенька к корзине.
        - А ты шначала попробовать дай, а то шнова, как прошлый раж, шивухи подшунешь, - взялся за бутылку Шепелявый.
        - Что ты выдумываешь, самый что ни есть первач, - возразил Сенька.
        Но Шепелявый не поверил ему на слово, отпил глоток, сплюнул, вытер рот рукавом.
        - Школько тут?
        - Как условились, за брусок - пол-литра.
        - А жа лодку? Не жаплатишь, не дам толу! Яшна! - категорически заявил Шепелявый.
        - А-а, - махнул рукой Жигун, - толку с нее, с той лодки…
        - Не валяй дурака, - усмехнулся в темноте Шепелявый. - Не будь этой лодки, тебя уже што раж поймали бы… А так надул лодочку, тол в реку - бух! - шобрал рыбку, дух иж лодки выпуштил, в коляшку и - ходу!…
        - Так ведь старая она, дырка на дырке, сколько клеить пришлось, - сбивал цену Сенька, протягивая Шепелявому деньги. - Вот, возьми пятерку.
        - Я тебе покажу - пятерку! - вспылил Шепелявый. - Мне жа эту лодку командир брандвахты школько выговаривал: «Где девалашь, куда шплавил?…» Черт ш тобой, давай крашненькую!…
        Жигун не стал спорить, полез в карман и дал ему еще одну пятерку.
        - То-то, - примирительно сказал Шепелявый, спрятал деньги и стал доставать из корзины и распихивать по карманам бутылки. - Эх, и гульнем!…
        - А когда еще приедешь? - спросил Жигун.
        - Шам подшкочишь, когда понадобитша… Мы жавтра под Шепеличи переберемша.
        - На той неделе приеду, - вставая, сказал Сенька и протянул Шепелявому руку. - Ну, бывай!
        - Бывай, да наш не жабывай, - еще раз улыбнулся тот.
        Но только они собрались расходиться, как неожиданно в кустах, совсем близко, кто-то завозился и отчетливо послышалось:
        - А-а-п-чхи!
        Чихнул кто-то со смаком, изо всей силы, даже эхо отозвалось на другом берегу - видно, бедняга долго крепился, терпел и все-таки не выдержал. И в тот же миг в кустах зашумело, затрещало, кто-то - да и не один! - сломя голову пустился наутек.
        Но ни Сенька, ни Шепелявый и не подумали бежать вдогонку, они сами перепугались до полусмерти.
        - Беги!… - шепнул Сенька Шепелявому и, схватив корзину и сверток с толом, как ящерица, нырнул в чащу.
        Прижимая к груди бутылки, которым не нашлось места в карманах, бросился к берегу и Шепелявый. Он бежал, спотыкаясь о пни и валежник, заботясь только об одном: не выронить, не растерять дорогую добычу. Лишь когда лодка уверенно застучала мотором и вылетела на середину реки, Шепелявый немного очухался. Он завернул в стеганку бутылки с самогоном и, довольный, что все обошлось благополучно, улыбнулся во весь свой щербатый рот.
        - А мы ж Жигуном, нужно шкажать, невошпитанные люди…
        - Это почему же? - хмуро спросил мужчина, сидевший на корме.
        - Кто-то в куштах чихнул, а мы даже «будь ждоров» не шкажали…
        «Суд» над Петрусем
        Эх, и здорово это - поваляться летом, в жаркий солнечный денек на берегу возле речки! Лежишь себе, нежишься, под тобой песочек меленький, теплый, золотистый от солнца. Руки так и тянутся к нему; сыплешь и сыплешь себе на голую грудь, на ноги, а он течет по телу, как живой, приятно щекочет. А сверху солнышко светит, пригревает, но не слишком - даже в самую жару тянет с реки влажный легкий ветерок. А когда все-таки - не без этого - припечет как следует, вскочишь и бежишь к воде. Она здесь же, рядышком, заманчиво плещет в берег тихой ласковой волной. Разгонишься, бежишь сперва по мелководью в брызгах расплавленного серебра, а потом - у-ух! - нырнешь с головой и, фыркая от удовольствия, плывешь - хочешь «по-собачьи», хочешь на саженках, а если умеешь, так даже кролем.
        Кто из ребят не грелся летом вот так на берегу, не плавал в реке, тот, можно сказать, лета и не видел! Во всяком случае, Ленька и его дружки могли бы только посочувствовать такому горемыке…
        Правда, сейчас Ленька, расположившись с друзьями на песчаной косе за деревней, не вкушал прелесть бездумного отдыха, а был занят важным делом. Здесь был созван очередной «военный совет» и разбирался вопрос о ночной провинности Петруся. Ребята все сидели голые, загорелые, в одних трусах, а Аленка, тоже коричневая от загара, - в цветастом купальнике. Время от времени она бросала взгляд на смущенное лицо Цыганка и едва сдерживалась, чтоб не рассмеяться.
        Ленька со всей серьезностью начал допрос:
        - Ну, отвечай… Как это тебя угораздило?
        - Что угораздило? - исподлобья глянул на него Петрусь.
        - Ну, как ты… чуть не сорвал нам всю операцию? - уточнил Ленька.
        - Да очень просто… Мы с тобой еще только подползли к ним, а у меня как защекочет в носу. Но я терпел. Пока они говорить не кончили, терпел. А потом невмоготу стало. Будто там, в носу, муравейник закопошился…
        - Тебе нужно было пальцем на переносицу нажать, - посоветовала Аленка, вот-вот готовая прыснуть со смеху. - Я слышала, помогает…
        - Умна ты больно! - окрысился на нее Петрусь. - Я это и без тебя знаю… То-то и оно, что, как нажал, так сразу и…
        Аленка больше не в силах сдержаться - заливается смехом. Хохочут, катаясь по песку, и Мишка с Олегом. Один Ленька все еще держится строго, с осуждением смотрит на сконфуженного Петруся.
        - Твое счастье, что мы все до конца услыхали, - говорит Ленька и оборачивается к друзьям. - Ну, какое ему придумаем наказание.
        Олег поправляет на носу очки, хмурит лоб.
        - Я так считаю: за руки, за ноги, раскачать и - в воду!
        - Правильно! - в восторге кричат в один голос Аленка и Мишка и вскакивают, чтобы немедленно привести приговор в исполнение.
        Но Петрусь опережает их, взвивается пружиной и со всех ног пускается вдоль берега наутек. Все четверо гонятся за ним, только пятки сверкают на солнце. Ленька, которому уже наскучила роль строгого командира, с задорным боевым кличем мчится впереди всех. Петрусь мечется из стороны в сторону, виляет между кустами. Потом, видя, что от погони все равно не уйти, поворачивает прямо к реке…
        Бу-ух! - брызги искристой завесой встают перед Петрусем, вспыхивают радугой, и он бросает свое тело в эти радужные огни, в прохладные объятия реки. Вслед за ним с шумом, смехом и криками бросаются в воду остальные…
        Накупавшись вволю, ребята вышли на берег и снова уселись в кружок, подставив спины и плечи ласковому солнцу.
        - Вот что, - говорит Ленька, - поваляли дурака и хватит. Мы с Аленкой сейчас поплывем на «Стреле» в Стоговичи - нужно скорее рассказать обо всем Роману Ивановичу. Тебе, Миша, и тебе, Олег, задание - не спускать глаз с Сеньки. А ты, Петрусь, слетаешь в поле к брату и попросишь, чтоб он дал нам на вечер мотоцикл. Может понадобиться. Ну как, идет?
        - Можно и так, - не возражает Петрусь.
        Держаться, как Зиганшин!
        И вот Ленька с Аленкой плывут на «Стреле» в Стоговичи. Ленька - на веслах; он равномерно откидывается туловищем назад, потом наклоняется вперед. Со стороны кажется, что гребет он без малейшего напряжения, но «Стрела» летит быстро, лишь мелкие волны с тихим плеском бьют в борта.
        От Крышич до Стогович по реке путь неблизкий, километров пять, и, конечно, Леньке куда легче было бы пробежаться туда лесом. Но он боялся, что упустит Романа Ивановича, - тот мог поехать на своей моторке в Мозырь или куда-нибудь к рыбакам. А повидать Романа Ивановича нужно обязательно. Ведь теперь уже все известно: и сам преступник, и где он доставал тол… Удалось даже разгадать, как он ухитрялся собирать рыбу на реке и бесследно скрываться. Нужно рассказать инспектору обо всем этом, а заодно и о сообщнике Жигуна - Шепелявом с брандвахты, который за самогон привозил Сеньке тол…
        Какие новые распоряжения даст им Роман Иванович?… Ясно было одно: нельзя терять ни минуты. Сенька, разжившись толом, наверно, сегодня же снова выедет на ночной разбой. Нужно сделать так, чтоб это было в последний раз, чтоб теперь уже ему не удалось выскользнуть из рук рыбнадзора.
        Все шло отлично, лишь одно тревожило Леньку: что-то все больше хмурилось небо, все сильнее дул встречный ветер. Еще дома, когда он шел с веслами мимо повети, его задержал дед. Спросил, куда он собрался и надолго ли.
        Когда Ленька все ему рассказал, старый Савостей озадаченно покачал головой:
        - Ох, внучек, не стоило бы сегодня далеко плыть. С самого утра у меня все кости ломит… К непогоде это…
        Но тогда небо еще было высокое и чистое, светило солнце, и Ленька не придал значения дедовым словам. А вот, гляди ты, совсем немного времени прошло, а уже и солнце за облаками спряталось, и ветер разгулялся.
        Хуже всего, что ветер дул против течения. Когда он, даже самый сильный, налетает сверху, больших волн на реке не бывает, ветер как бы приглаживает воду, и только мелкие барашки морщат поверхность реки. Встречный же ветер как будто вздымает воду пластами, волны с каждой минутой растут и наконец достигают таких размеров, что становятся серьезной угрозой для лодки.
        Сначала, когда волны были еще не очень велики, Аленка в восторге шутила:
        - Ух, Ленька, как здорово! Мы с тобой, как Зиганшин с друзьями в штормовом океане!…
        Но вскоре стало уже не до шуток. Лодка все неохотнее подчинялась веслам, ее то вздымало вверх, то швыряло вниз, в черную пучину между волнами. Вооружившись рулевым веслом, Аленка, как могла, помогала Леньке. Все вокруг - и вода, и небо - потемнело, только белые барашки на гребнях волн зловеще перекатывались у бортов. Вода все сильнее заливала лодку, Ленька и Аленка уже промокли до нитки.
        А с юга навстречу нашим путешественникам медленно ползла громадная черно-синяя туча. Она охватила почти полнеба, и Аленка не могла оторвать от нее испуганных глаз.
        - Гляди, Ленька! - тряхнула она взлохмаченной, мокрой головой.
        Ленька обернулся. Зловеще клубясь, туча приближалась к ним. Однако на лице у Леньки не отразилось и тени страха. Он лишь сжал губы и еще сильнее налег на весла.
        - Слышь, Ленька! - стараясь перекричать порывы ветра, тронула его за плечо Аленка. - Давай повернем к берегу!… Или вернемся давай…
        Но Ленька гневно сверкнул на нее глазами:
        - Ты что, струсила?… А еще Зиганшина поминала! - И строго крикнул: - А ну, помогай!…
        Аленка послушно схватилась за весло. Она так смутилась, что вовсе забыла про страх.
        Ветер, как обычно перед грозой, так и надрывался от натуги. Пенные барашки срывались с гребней волн и белыми хлопьями летели над водой. Лодка, несмотря на все Ленькины старания, еле ползла. Вода вокруг клокотала, как в котле.
        «А может, и правда повернуть назад? - подумал Ленька. - Никто не попрекнет… В такую бурю даже опытные рыбаки не выходят на реку. Но как же тогда с Жигуном, неужели и нынче ночью он уйдет безнаказанным? Нет, этого нельзя допустить. Во что бы то ни стало нужно добраться до Стогович, повидать Романа Ивановича. Отступить легче всего. Но мужественные люди не отступают, не сдаются, а побеждают трудности. Как те четверо на барже в океане… Нет, только вперед!»
        И Ленька, забыв про усталость, еще сильнее, с упрямой решимостью налегал на весла, гнал «Стрелу» с одной волны на другую. Он как будто был даже рад, что случай послал ему возможность испытать свои силы, волю, настойчивость, что вот, несмотря ни на какие трудности, они плывут и плывут наперекор стихии. Даже Аленка азартно и смело орудует веслом, озорно, с вызовом смотрит на эти крутые лобастые волны, на черную зловещую тучу…
        - Молодцом, Аленка! - не удержался Ленька от похвалы. - Давай, давай, навали-ись!…
        И вдруг ветер стих. Даже странно: только что дул с бешеной силой, сек по лицу колючими брызгами и вот - угомонился, сник, как будто его и не было. Так бывает обычно перед самой грозой. Вокруг стало тихо-тихо, замерла листва на деревьях, уходилась бушевавшая только что река. Лишь откуда-то сверху доносился непонятный, угрожающий шум. Казалось, это шумела сама туча. Ленька оглянулся, и в ту же секунду и он, и Аленка увидали над рекой серую завесу, быстро приближавшуюся к ним. За нею, за этой завесой, ничего не было видно - ни реки, ни деревьев по берегам, ни неба. А иссиня-черная туча, навстречу которой они плыли, висела уже над самой головой…
        И вот густая серая завеса - стена дождя - уже совсем рядом. Миг - и вода впереди как будто закипела под частой дробью крупных дождевых капель. Вот от лодки до полосы дождя осталось метров десять… пять… три… Ленька и Аленка, опустив весла, спокойно, с любопытством и даже с тихим восторгом смотрят, как дождь наступает на них. Все равно на реке от него не спрячешься, это не в деревне или, скажем, в лесу, где можно переждать под любым деревом.
        Еще миг - и дождь добегает до лодки, безжалостно обрушивается на наших путешественников.
        Держись, Аленка! - весело поблескивая глазами, кричит Ленька.
        - Купание в лодке! - смеется в ответ Аленка, встряхивая космами мокрых волос.
        Ленька берется за весла и, не обращая внимания на дождь, начинает грести. Теперь, когда река утихомирилась, лодка идет быстрее. Ленька гребет размашисто и сильно, в одном размеренном ритме.
        …Когда они наконец добрались до Стогович, гроза прошла и в небе снова ярко светило солнце. Даже мокрая до нитки одежда успела просохнуть. Настроение у Леньки и Аленки было - лучше не надо. Как ни трудна была дорога, как ни болели от весел руки, но все препятствия позади, они победили!
        Едва лодка поравнялась с первыми избами, Ленька повернул к берегу. Он знал, что бригадир стоговичских рыбаков Пилип Юхневич живет где-то у самой околицы деревни. Оставив Аленку возле лодки, Ленька, не теряя времени, помчался искать бригадира.
        Каково же было его огорчение, когда дядька Пи-лип сказал, что Роман Иванович еще утром поехал на своей моторке куда-то вниз, чуть ли не под Шепеличи. Правда, он, должно быть, предвидел, что ребята будут его искать, и оставил на Ленькино имя письмо.
        Торопливо разорвав конверт, Ленька развернул короткую записку. «Ребята, - писал Роман Иванович, - срочно выезжаю в Шепеличи, на брандвахту, по известному вам делу. В Крышичах буду завтра, т. е. в пятницу. Ждите меня. Божко».
        Ленька сунул записку в карман и сразу стал прощаться с бригадиром. Но дядька Пилип задержал его:
        - Э-э, нет, сынок, так я тебя не отпущу, - улыбнулся он в усы. - Беги давай на кручу да кличь сюда свою подружку. Я вас чаем с медком угощу. А потом Роман Иванович велел мне отбуксовать вас на моторке в Крышичи. Против течения - это вам не то, что с водой. Понятно?…
        - Так точно, понятно! - повеселел Ленька и, переступив с ноги на ногу, выскочил на улицу.
        Неудавшаяся погоня
        Событие, которое в ночь с четверга на пятницу произошло в надприпятской чаще, очевидно, надолго останется уроком для наших юных друзей. Можно сказать, им просто повезло, что все обошлось более или менее счастливо.
        Началось с того, что Ленька, вернувшись из Стогович, решил немедля созвать «военный совет». Нужно же было что-то предпринять, чтобы предупредить новое злодейство на реке…
        Было это под вечер, когда с поля уже возвращались коровы. Собрались ребята в крушиннике, в своем облюбованном месте, на небольшой полянке среди кустов.
        - Вот что я скажу, - решительно заявил Цыганок. - Не имеем мы права сидеть сложа руки. Да ясное дело, что этот бандюга сегодня ночью снова будет глушить рыбу.
        - И что ты предлагаешь? - спросила Аленка.
        - Если Жигун сегодня поедет, мы с Ленькой двинем за ним в погоню. На мотоцикле!…
        Все примолкли. Петрусь говорил так горячо и убедительно, что ребятам ничего не оставалось, как согласиться. Один Ленька, помолчав немного, высказал сомнение:
        - Ну, ладно, в погоню… А что мы вдвоем с ним сделаем? Надает нам по шее да еще и мотоцикл разобьет…
        - Что сделаем, да? Что сделаем?… - поблескивая черными глазами, несколько раз переспросил Цыганок. Видно, он и сам еще не знал толком, что они могли сделать. - А вот что, - наконец придумал он: - Как только Сенька бабахнет и выедет на своей лодке подбирать рыбу, мы подкрадемся и… проколем шины у его мотоцикла! Пусть попробует на спущенных колесах удрать!…
        Придумано было и впрямь довольно хитро. Во всяком случае, никто из ребят ничего не мог возразить. На мотоцикле со спущенными колесами Сенька, конечно, даже с места не тронется, а тем временем можно будет сбегать в деревню и позвать на помощь взрослых. Вот и получится, что Сенька схвачен на месте преступления со всеми доказательствами вины.
        Но тут в разговор вмешался Олег. Поправив очки на носу, он спокойно заметил:
        - Сегодня в клубе кино. Говорят, очень интересный фильм привезли.
        Петрусь резко повернулся к нему:
        - Вот еще: в огороде бузина, а в Киеве дядька. Причем тут кино?
        - Нет, - возразил Олег, - это не бузина. Я сам видел, как Сенька покупал два билета - себе и жене.
        - Ну и что?
        - Не думаю, чтобы он пошел в кино, если б собирался сегодня браконьерствовать.
        Это непредвиденное обстоятельство заставило всех задуматься, даже Цыганка. В самом деле, вряд ли человек, который ночью собирается на такое опасное дело, вечером станет убивать время в кино.
        Однако Петрусь не сдавался.
        - Не верю я Сеньке! - крикнул он. - Это он нарочно, для отвода глаз. Если что, у него будет отговорка: «Что вы, люди добрые, я ведь в кино вместе с вами был!…»
        От такого мерзавца, как Жигун, можно было ожидать всего, и ребята согласились с Петрусем. Порешили на том, что они будут следить за Сенькой весь вечер.
        Едва смерклось, колхозный клуб заполнили люди. Были тут и молодые парни, и девчата, и пожилые колхозники; детям на этот раз тоже было разрешено смотреть фильм. Кино в Крышичах любили, и в дни, когда привозили новую картину, в клуб было трудно пробиться. Киномеханик, Лешка Рудак, был парень местный, крышичский, и, направляясь в родное село, всегда правдами и неправдами старался заполучить на базе кинопроката самый интересный фильм.
        Сенька Жигун сидел со своей женой в самом центре зала, у прохода. Был он весел, возбужден, до начала сеанса все время шутил, шумно переговариваясь с соседями. Похоже было, что он и в самом деле старался, чтобы как можно больше людей заметило его персону в клубе. Агата сидела рядом с ним тихая, грустная, чем-то озабоченная.
        Вскоре в зале погас свет, и сеанс начался. Фильм понравился зрителям. Многие, не таясь, утирали слезы, так они сочувствовали героям фильма - безработному английскому летчику и его маленькому сыну, судьба которых сложилась очень несчастливо. А детишки были в восторге от мужества и находчивости юного Бена, который сумел на самолете вывезти с безлюдного острова своего тяжело раненного отца.
        На Леньку фильм тоже произвел сильное впечатление, и, выходя из клуба, он так задумался, что даже забыл, о чем они договаривались на «военном совете». Уже на улице, когда Петрусь окликнул его, Ленька вспомнил про Жигуна.
        Дальше события разворачивались так, как и предполагали ребята. Вскоре после того как все разошлись и деревня заснула, Сенька украдкой вышел из дому, постоял возле ворот, послушал. Потом вернулся во двор, зашел в амбар, где у него стоял мотоцикл, и там же, на месте, завел его. Потом еще раз подошел к воротам. На другой стороне улицы у плетня мелькнула какая-то тень. Сенька весь обратился в слух. Прошла минута, вторая, но вокруг было тихо, и он успокоился. Вернувшись в амбар, Сенька бросил в коляску два бруска тола, подсак, мешок, небрежно скомканную надувную лодку и выкатил мотоцикл за ворота.
        Он не услышал, как в это самое время на противоположном конце села тоже затрещал мотоцикл…
        Петрусь и Ленька были наготове и, дождавшись условленного сигнала, который подал им фонариком Олег, спустя какое-то время выехали вслед за Сенькой.
        Сенька выскочил за околицу и свернул на полевую дорогу, которая полукругом огибала Крышичи и выходила на приречные луга. Скорее всего, он снова направлялся к Зеленой тони. Ехал он быстро и смело, сильная фара ярко освещала дорогу. В темноте свет от фары был виден далеко, и ребятам не угрожала опасность потерять его из виду. Но сами они включить фару не решались, чтобы не выдать себя, а гнать впотьмах по разбитой дороге было очень трудно. Мотоцикл то и дело швыряло на выбоинах, мотало по сторонам, и Ленька, сидевший сзади, вынужден был крепко вцепиться в плечи другу, чтобы не упасть.
        Но вот Сенькин мотоцикл, который был уже недалеко от соснового бора, полосой тянувшегося вдоль лугов, замедлил ход и встал - светлое размытое пятно замерло на месте. Ребята проехали еще немного и тоже остановились: что-то Сенька будет делать дальше? Чтобы попасть к Зеленой тони, нужно было ехать напрямик через лес. Но Сенька почему-то свернул в сторону, на узкую, малоезженую дорогу вдоль леса. Свернул и быстро помчался по ней.
        Эта дорога - ребята знали - вела прочь от реки. Зачем же Сенька свернул на нее? Может, он услыхал шум их мотоцикла, догадался, что за ним следят, и решил запутать следы?…
        Пока ребята тщетно пытались разгадать, что задумал Сенька, тот вдруг выключил фару и сразу исчез в темноте, только слышно было, как его мотоцикл протарахтел дальше вдоль леса.
        Петрусь заспешил, резко рванул с места. Доехав до развилки, свернул на ту же дорогу, что и Сенька. Охваченный азартом погони, он ни на что не обращал внимания. Дорога здесь была еще хуже, чем на поле, мотоцикл швыряло так, что в какие-то мгновения он буквально висел в воздухе.
        - Осторожно, Петя! - крикнул Ленька. - Осторо-о…
        Кончить он не успел - переднее колесо мотоцикла попало в глубокую яму, машину на полном ходу бросило вверх колесами, что-то затрещало, зазвенело разбитое стекло фары… Все это произошло в какие-то доли секунды и, как всегда, совершенно неожиданно. Ленька и Петрусь не успели опомниться, как уже лежали на земле, рядом с заглохшим мотоциклом.
        - О-ох! - пытаясь встать на ноги, тяжко простонал Петрусь.
        - Что, Петька?… - выплевывая изо рта песок, бросился к нему Ленька. - Ты ранен?
        - Да нет, - отозвался Петрусь. - Плечом ударился, рука болит. Ах, чтоб тебя!…
        - Этот бандит, верно, нарочно сюда повернул, - помогая другу встать, сказал Ленька. У него самого крепко болела нога - ушиб во время падения.
        - Ему с фарой что! - смущенно оправдывался Петрусь. - А тут темнота, хоть глаз выколи… Тише, давай послушаем.
        Ребята притихли и стали прислушиваться. Вокруг стояла чуткая ночная тишина: то ли Сенька уже далеко отъехал, то ли где-то хитро притаился и заглушил мотор.
        - Ну, что будем делать? - спросил Петрусь, держась за ушибленное плечо.
        - Догонять Сеньку! - решительно сказал Ленька. Ребята подняли мотоцикл, со всех сторон осмотрели и ощупали его. Как будто все в порядке, мотор не пострадал. Разбилась только фара да поломалось несколько спиц в переднем колесе. Петрусь выкрутил из гнезд поломанные спицы и отбросил их в сторону. Потом, как бы пробуя, нажал ногой на рычаг заводки. Мотор не отозвался. Еще раз, еще и еще - все напрасно. Петрусь заволновался. Потом на ощупь стал проверять карбюратор - есть ли подача бензина? - еще раз ощупал провода и снова резко нажал на заводной рычаг. Мотор даже не чихнул. Вероятно, дело было не в бензине.
        - Ничего я тут впотьмах не пойму, - признался наконец Петрусь и раздасадованно вздохнул.
        Сказать по совести, Ленька вовсе не был уверен, что его друг даже и днем сумел бы разобраться во всех этих трубочках и проводках, но он смолчал, чтобы не обижать Петруся.
        - Так что же делать? - уныло проговорил он.
        - Придется катить, - в тон ему ответил Петрусь.
        - Тогда давай поскорей, чтоб поспеть до рассвета, - заторопился Ленька. - А то смеху будет - на всю деревню…
        Ребята в молчании развернули мотоцикл и, спотыкаясь на выбоинах, покатили его вдоль леса к полевой дороге.
        Так, уставшие, невеселые, брели они в темноте добрых часа полтора, пока не добрались наконец до деревни. Уже небо на востоке занималось зарей, когда Петрусь и Ленька, закатив мотоцикл в сарайчик во дворе у Петруся, разошлись по домам.
        Уснули оба сразу и крепко. Они уже не слышали, как на рассвете где-то далеко на юг от Крышич, в стороне Наровли, сильно громыхнуло раз и другой.
        Сенька Жигун, несмотря ни на что, делал свое черное дело.
        Круг сужается
        Утром Ленька проснулся от яркого света, бившего из окна прямо ему в лицо. Сел на кровати, глянул на часы - батюшки! Он еще никогда летом не спал так поздно: было уже около десяти. В доме - никого, даже Настеньки нет. Только кошка, свернувшись клубком, сладко мурлычет у его ног.
        Ленька уже собрался вставать и скорее одеваться, но в это время услыхал скрип двери в сенцах и тут же - на всякий случай - зажмурил глаза, притворился, что спит. Как ни говори, он чувствовал за собой вину: не спросив разрешения, даже не предупредив ни деда, ни мать, всю ночь не являлся домой и пришел только под утро. За это нагоняя не миновать. И вот Ленька старался насколько можно оттянуть эти неприятные минуты.
        Хитрость не удалась. В избу вошел дед, нарочно, чтобы разбудить внука, загремел у порога ведром, громко закашлял. Ленька еще усерднее засопел носом и только чуть-чуть приподнял веки, чтобы следить за дедом. Но как раз на этом старик его и поймал.
        - А ну, не прикидывайся, вставай, лодырь ты этакий! - Дед зачерпнул ковшом воды в ведре. - Вставай, а то как окачу - мигом вскочишь!
        Ленька знал, что деду ничего не стоит привести в исполнение свою угрозу, и проворно вскочил.
        - Ну, говори, где шлялся ночь целую? - строго приступился дед к внуку.
        Ничего не тая, с полным сознанием своей вины, поведал Ленька деду о ночных приключениях. А чтоб смягчить и разжалобить его, показал даже большой, в добрую ладонь, синяк на ноге.
        Но дед не смягчился.
        - Так вам и надо, соплякам! - сердито загремел он. - Додумались! Вдвоем сладить с таким бандитом!… Да он же вас там, как мышей, передушил бы!…
        Дед еще долго, хмурясь, топал по избе и выговаривал Леньке. Попрекал за то, что, никому не сказав, так поздно задержался, и за то, что поддался на неумное предложение Цыганка. Нужно ведь было посоветоваться, горячился дед, с кем-нибудь из взрослых, ну, если не с товарищем Куницким, так хотя бы с ним, дедом Савостеем, или с братом Петруся, Владиком… Дед шагал взад-вперед по избе и все говорил, говорил, а потом вдруг остановился перед внуком:
        - Ну, чего сидишь, почему не одеваешься?
        - Так я ведь слушаю вас…
        - Слушаю, слушаю!… А ты слушай да скорей одевайся. Роман Иванович с самого утра ждет тебя в сельсовете.
        - Роман Иванович! - подпрыгнул Ленька. - Что ж вы мне сразу не сказали?…
        - А будто я не говорил? - уставился на него дед. - Приходил, приходил утречком. Я хотел тебя разбудить, так он не дал, пусть, говорит, поспит еще, у меня там, в сельсовете, дела есть, подожду. Вот оно что!… Так ты одевайся, перехвати чего-нибудь и беги.
        Одеться, умыться, застлать кровать, выпить стакан молока - на все это Ленька, как заправский солдат, потратил несколько считанных минут. Дед и оглянуться не успел, как он сделал все, что нужно, и пулей вылетел из дому.
        - А молодчина, что ни говори, у меня внучек, огонь! - с гордостью проговорил себе в усы дед.
        А Ленька со всех ног мчался в канцелярию. Он был рад, что Роман Иванович, как и обещал в записке, сам приехал в Крышичи. У Леньки ведь были такие важные новости! Роман Иванович, верно, будет доволен, что они разоблачили не только таинственного преступника, но в добавок и тех, кто ему помогал…
        Инспектор рыбнадзора - все в той же своей кожаной куртке с замком-молнией и в матросской тельняшке - сидел не в общей канцелярии, а в кабинете председателя - маленькой уютной комнатке с телефоном на столе, диваном и широкой сине-зеленой дорожкой на полу. Встретил он Леньку, как старого друга, поднялся навстречу, тепло поздоровался. Видно было, что он с нетерпением ждал паренька.
        - Ну, дружище, выкладывай, - посадил он Леньку на диван и, присаживаясь рядом, обнял его за плечи.
        - Все разузнали! - с гордостью выпалил Ленька. - Сенька Жигун на реке орудует!…
        - Жигун?… - Роман Иванович встал, прошелся по комнате. - Значит, товарищ Куницкий прав! - сказал он будто самому себе.
        А Ленька с жаром принялся рассказывать, как и что узнали они с того памятного утра, когда Роман Иванович обратился к ним за помощью. Как обнаружили, что мотоцикл с коляской был в Крышичах не у одного Богдана, а еще и у Жигуна; как по рисунку протектора на колесах убедились, что именно Сенькин мотоцикл оставил в то утро след на песке у Зеленой тони, как ночью подстерегли Сеньку и Шепелявого…
        - А нынче ночью мы с Петрусем гнались за ним, - закончил Ленька, - да не догнали, влетели в канаву. Видно, он ездил глушить рыбу…
        - Что ж, доказательства, как говорят, налицо, - внимательно выслушав Леньку, сказал Роман Иванович. - Несомненно, это он и есть. Сегодня утром я снова слышал два взрыва и снова никого не поймал. Теперь понятно, почему не поймал…
        - Его нужно сейчас же арестовать! - гневно сверкнул глазами Ленька.
        Инспектор покачал головой.
        - Чтобы предъявить обвинение в браконьерстве, закон требует прямых доказательств - его нужно задержать на месте преступления.
        Роман Иванович подошел к телефону, снял трубку.
        - Девушка, Мозырь. Алло, Мозырь?… Пожалуйста, два-пятнадцать… Алло! Это капитан Шавров? Немного изменилась обстановка, товарищ капитан. Личность браконьера установлена… Что? Да-да, так и есть. А помогли пионеры. Что? Об этом я и толкую. Торговку нужно задержать позже, когда Жигун уже выедет из города… Да. Думаю, это будет правильно… Да-да, сегодня ночью. Всего хорошего!…
        Инспектор повесил трубку.
        - А теперь послушай мои новости. Шепелявого с брандвахты, о котором ты мне говорил, вчера уже арестовали - выяснилось, что он обеспечивал толом не одного Жигуна. Сегодня задержат и торговку, что сбывает краденую рыбу… Мы хотим сразу накрыть всю пиратскую шайку.
        - А как же с Сенькой? - привстал на диване Ленька.
        - Думаю, что и Сенька сегодня последний день веселится, - усмехнулся инспектор.
        Он присел рядом с Ленькой и разложил на коленях большую карту. Это был подробный, испещренный разными условными значками план реки, всех озер и притоков, входивших в зону Мозырской речной инспекции.
        - А действовать будем так…
        Конец речного пирата
        Сенька Жигун в тот день возвращался из Мозыря в самом лучшем настроении. Ночная «работа» принесла ему немалую выручку: в кармане лежало целых сорок рублей. Что-то толстуха Хима на этот раз расщедрилась, даже не стала торговаться - сколько сказал, столько и заплатила. Видно, задобрить хотела, чтоб он и завтра, в субботу, снова подвез ей рыбы. Да просила побольше: у нее была договоренность с каким-то оптовым покупателем.
        Лишь один вопрос немного тревожил Сеньку: кто ночью ехал за ним на мотоцикле? Была это простая случайность или кто-то следил за ним? Ехал неизвестный без света, как будто хотел остаться незамеченным, - выходит, ехал не случайно. Но ведь могло быть и так, что у него просто не работает фара… Как бы там ни было, хорошо, что он догадался свернуть на неезженую дорогу. Если неизвестный мотоциклист ехал по его следу, так там, на ямах, наверно, таких шишек себе понабивал, что в другой раз не захочет соваться…
        И все-таки, подъехав к небольшому, заросшему аиром озерцу, выходившему одним берегом к самой дороге, Сенька остановился, взял тряпку, тщательно очистил коляску от присохшей чешуи, вымыл ее, чтоб там и не пахло рыбой. «На всякий случай, - ухмыльнулся он про себя. - Береженого, как говорится, и бог бережет».
        Дома Сенька загнал мотоцикл в амбар, позавтракал и завалился спать. Бессонная, неспокойная ночь утомила его. А впереди была еще одна такая же ночь. Не удивительно, что едва голова его коснулась подушки, Сенька сразу же захрапел - громко, с присвистом, как опившаяся лошадь…
        А тем временем Роман Иванович скрытно, без лишнего шума готовил ночную засаду. Такие дела были не в новинку инспектору. За годы службы в рыбнадзоре ему уже не раз и не два приходилось задерживать браконьеров. Случалось ловить не одного, а двух, трех, а то и целую компанию речных налетчиков. Бывало, что бандиты пускали в ход ножи, бросались в драку. У Романа Ивановича на всю жизнь остался шрам на левом плече - память о таком бандите, года три назад задержанном на припятских плесах, неподалеку от Турова. Пришлось ему тогда недельку поваляться в больнице.
        И все же тот случай не испугал Романа Ивановича, не сделал его более снисходительным к расхитителям народного добра. Наоборот, он стал как будто решительнее и смелее, шел, если нужно, на любой риск. Это потому, что он всей душой ненавидел мерзавцев, которые истребляют богатства природы, следуя наглому принципу: «После нас хоть трава не расти».
        Сегодня Роман Иванович не сомневался в успехе. Вместе с ним в ночную засаду шли крышичские комсомольские активисты - Владик Станюта и Богдан Мялик, тот самый, которого Петрусь сгоряча заподозрил было в браконьерстве. По аттестации Куницкого, это были парни смелые и ловкие, и можно было надеяться, что они не подведут. Договорились подстеречь и задержать Жигуна на берегу. Теперь, когда секрет его неуловимости был раскрыт, поступать иначе было просто бессмысленно. Однако на всякий случай Роман Иванович решил иметь под рукой и свою быстроходную моторку. Нужно было сделать все, чтобы на этот раз вор не ускользнул и не смог отвертеться от заслуженного возмездия.
        Одно сомнение было у инспектора: правильно ли он сделал, уступив просьбам Леньки и Петруся и позволив им участвовать в этой операции? Как ни говори, они еще дети, а случится может всякое. И если уж что случится, то виноват будет он, один он… И все-таки Роман Иванович не мог отказать ребятам - уж больно горячо они просили. Да, если подумать, у них было на это право: едва ли без их помощи удалось бы так быстро разоблачить преступника. А как старательно выполняли они сегодня его многочисленные поручения! Нет, нельзя было лишать их такого волнующего приключения!…
        Когда наконец все приготовления были закончены, Роман Иванович посмотрел на ребят, лукаво прищурил глаз и вдруг предложил:
        - А что, орлы, если мы сейчас устроим прогулочку на катере, а? Прокачу вас с ветерком, искупаемся…
        Он заметил, что ребятам не по себе, что нервы у них напряжены в ожидании предстоящего, и решил развеять это настроение.
        Стоит ли говорить, что его предложение было встречено с восторгом. Петрусь даже не удержался и прошелся по траве на руках. В два счета на берег были вызваны все «боевые друзья». Прибежал со школьного крольчатника Олег, как всегда, при очках. Вслед за ним примчался, размахивая над головой «Сменой», долговязый Мишка. Последней явилась Аленка - смуглая, взлохмаченная, озорная.
        С шутками и смехом ребята стали садиться в лодку. Устраивались долго, торговались за «лучшие» - на носу - места. Роман Иванович не торопил их, стоял и смотрел на всю эту возню с доброй улыбкой.
        Наконец ребята угомонились. Роман Иванович оттолкнул лодку и на ходу сел сам. И тотчас гулко зарокотал мотор, лодка будто ожила, рванулась вперед и помчалась по синему речному раздолью…
        Сенька Жигун проснулся только под вечер. Неторопливо встал, почесал волосатую, как у медведя, грудь. Вышел во двор. Во второй половине августа день уже приметно убывает, смеркаться начинает рано, часов около восьми. И сейчас на улице стояли серые сумерки, лишь на западе слегка алело небо.
        Сенька направился к амбару, отпер ворота - нужно было подготовить мотоцикл. Он налил в бачок бензина, отнес в угол канистру и, возвращаясь, вдруг замер на полпути - неясная тревога шевельнулась у него в сердце. Сенька постоял, будто прислушиваясь к смутному предчувствию. Может, не стоит сегодня ехать?… А деньги? Завтра ведь он хороший куш сорвет с Химы, нужно только побольше привезти рыбы. А что ему стоит - тол есть, рыбы в реке тоже на его век хватит. Что касается риска, так без этого не обойдешься. Ради денег Сенька готов был на все. Будь его воля, он бы всю эту реку перевернул вверх дном, уничтожил бы там все живое… Деньги! Да ради них Сенька продал бы отца родного, душу свою продал бы дьяволу!…
        Отмахнувшись от раздумий, Сенька решительно сплюнул под ноги и начал собираться: положил в коляску тол, подсак, лодку… Потом, вспомнив что-то, шагнул к стене, достал припрятанную под козырьком крыши финку. Вынул из ножен, провел ею по ладони. Пусть будет под рукой - может пригодиться…
        «А что, если поехать сегодня не на мотоцикле, а на лодке? - подумал Сенька. - Они, положим, выследили, что я всегда на мотоцикле, а тут и просчитаются, собью их с толку. И, может, лучше поехать не к Зеленой тони, а под Каплицу?…»
        Но, поразмыслив, Сенька отказался и от того, и от другого. Поехать на лодке, так мозырский инспектор на моторке его как пить дать догонит. А насчет того, куда ехать, тоже мудрить не стоит: где он найдет такие глубокие ямы, как у Зеленой тони, где больше возьмет рыбы?!.
        Выехал Сенька в три часа ночи, в самую темную пору. В деревне не светилось ни одного огонька, было тихо-тихо, надо всем царила ночь. На малом газу миновал он околицу, выехал на полевую дорогу. Сегодня он решил добираться до Зеленой тони не напрямик через бор, как обычно, а в объезд, по Наровлянскому шоссе. Правда, это будет большой крюк, но зато он хорошо запутает следы, если кому-нибудь вздумается за ним следить.
        По гравийному шоссе Сенька погнал на полной скорости и вскоре уже был около Гарватовщины - густого соснового бора, вековечной полесской пущи, протянувшейся широкой полосой на многие десятки километров. Здесь Сенька свернул с шоссе и, проехав километра три лесом, выскочил на приречные луга. Едва лес остался позади, он остановил машину, заглушил мотор. Долго вслушивался в четкую ночную тишину. Вокруг было тихо и спокойно. Сенька завел мотоцикл и поехал дальше по едва заметной в траве колее.
        Вот наконец и заветная Зеленая тонь. На высоком лугу стоят кое-где одинокие старые дубы. Как раз в этом месте река делает поворот и круто подрезает берег. Должно быть, поэтому здесь и глубоко так.
        Остановившись у прибрежных кустов, Сенька загоняет машину в самую чащу. Потом, чтобы передохнуть с дороги и оглядеться, выходит на кручу над рекой, закуривает. Жадно затягиваясь дымом, смотрит, как вдали на реке поблескивают красные и синие огоньки сигнальных бакенов.
        Окурок зашипел и погас. Сенька встает, идет к мотоциклу, достает из коляски лодку и берется за насос. Красный бесформенный мешок на глазах раздувается, растет, лодка шевелится, как живая… Сенька берет из коляски брусок тола, похожий на мыло, вставляет в него детонатор, прилаживает запальный шнур. Делает все это ловко и быстро, точными, рассчитанными движениями. Подхватив одной рукой лодку, он спускается с крутого берега вниз, к самой воде. Останавливается, кладет лодку на песок. Спичкой поджигает шнур и бросает тол на середину залива…
        …А в это время в километре от места, где остановился Сенька, в лесу под укрытием деревьев стояли наготове два мотоцикла - один с коляской, Богдана Мялика, и второй, тоже знакомый нам «ИЖ». Возле машин вырисовывались в темноте четыре силуэта. Это были Роман Иванович, тракторист Богдан, Ленька и Петрусь.
        Притихшему Леньке казалось, что в напряженном безмолвии ночи все слышат, как сильно и громко бьется его сердце. Нет, он нисколечко не боится, да, честно говоря, и бояться-то нечего - их ведь четверо на одного, если даже не считать Владика, который стоит где-то в дозоре с моторкой. Его волнение вызвано другим - нетерпеливым желанием, чтобы все хорошо обошлось, чтобы сегодня был положен конец черным делам речного бандита, которого он ненавидел всей душой…
        Вдруг оглушительный взрыв расколол тишину ночи, прокатился над головой и громким эхом отдался где-то в далеких лесах и речных кручах. Сразу ожила ночь. На заречных озерах проснулся и испуганно закрякал селезень, отозвались на грохот чибисы.
        Петрусь, не раздумывая, бросился к мотоциклу, но Роман Иванович схватил его за руку.
        - Обожди! - строго сказал он. - Тихо!…
        Едва в лесу умолкло эхо взрыва, как сразу же вдали на реке зарокотал мотор. Это Владик на катере ринулся к месту преступления.
        - Теперь - по машинам! - приказал Роман Иванович. - И помните, хлопцы: вы едете за нами. Ясно?…
        Почти одновременно мотоциклы взревели моторами и один за другим нырнули в ночь.
        …Между тем Сенька спустил на воду свою латаную-перелатаную резиновую лодку, положил в нее подсак и взялся за весло… Вот он замечает первую крупную рыбину. Это подлещик; вода медленно выносит его на поверхность вверх брюхом, и он тускло поблескивает серебристой чешуей. Сенька подхватывает его и бросает в лодку. А вон всплывает вторая, третья… Все быстрей орудует Сенька подсаком.
        Но что это?… На реке, и не так уж далеко, заработал мотор. Сенька настораживается. Потом торопливо ловит и бросает в лодку еще полдесятка рыб покрупнее и начинает грести к берегу. Пока Сенька спокоен - такое бывало не раз, и он всегда успевал собраться и дать стрекача. Но вот ухо ловит гул моторов и на берегу, в стороне леса. Кажется, мотоциклы… Ага, вот оно что! Значит, засада… Сенька судорожно, изо всех сил налегает на легкое, неширокое весло. Лодка даже звенит на воде, так быстро гонит ее Сенька. Выскочив на берег, он хватает лодку и взбегает на кручу, к мотоциклу, на ходу вывинчивая вентиль! Воздух со свистом выходит из лодки, и Сенька швыряет ее, словно какой-то обвислый мешок, вместе с рыбой, веслом и подсаком в коляску. Потом подбегает к мотоциклу слева, наступает на заводной рычаг… Мотор послушно взревел. Миг - и Сенька уже в седле, крепко держит руль. Развернувшись в кустах, он выскакивает на луговину…
        И тут две яркие фары заливают светом весь берег. Сенька ослеплен, приперт к реке, путь к отступлению отрезан. На какую-то секунду он замирает в растерянности. Но только на секунду. В следующий миг он, как безумный, бросается навстречу окружавшим его машинам.
        - Стой, мерзавец! - кричит Роман Иванович. - Стой!
        Сенька будто не слышит крика, на полном ходу мчится прямо на фары, хочет проскочить между машинами. Не удалось!… Богдан резко разворачивает свой мотоцикл и передним колесом сбивает Сенькину машину. Жигун вылетает из седла, тут же вскакивает на ноги и выхватывает из-за пояса финку…
        Но ударить он никого не успел. Роман Иванович сзади навалился на него и закрутил за спину руки…
        Таков был бесславный конец речного налетчика и вора Сеньки Жигуна.
        Еще одна встреча с Романом Ивановичем
        Отзвенело песнями, отшумело веселыми играми и походами, работой на колхозных полях счастливое пионерское лето. И вот наконец первое сентября - первый день учебы. С каким нетерпением дожидались ребята этого дня, какое радостное и приподнятое у всех настроение!…
        В Крышичской школе первый день занятий всегда как-то сам собой превращается в большой праздник. Все - и ученики, и учителя - в этот день нарядно одеты, мальчишки аккуратно подстрижены, а у девочек в косы вплетены яркие ленты. И у всех в руках цветы, цветы… Здание школы первого сентября тоже выглядит празднично. Крыльцо украшено дерезой, полевыми ромашками, над ним - кумачевый плакат: «Добро пожаловать!» В классах чисто и уютно, парты и стены пахнут свежей краской.
        Загорелые, вытянувшиеся за лето мальчишки и девчонки с шумом и веселым гомоном заполняют двор и коридоры школы. Сколько здесь сегодня радостных встреч, захватывающих воспоминаний, сколько веселых улыбок, шуток, волнующих рассказов!…
        И вдруг - дзинь-линь, дзинь-линь, дзинь-линь! - первый звонок в первый учебный день кличет ребят за парты.
        …Седьмой «А». Ровные ряды парт, за каждой - двое ребят. По традиции на первом уроке ребята рассказывают, как они провели лето, с чем пришли в школу.
        Анна Петровна - классный руководитель - раскрывает журнал, называет первое имя: - Олег Бородкин!
        Олег громко, словно на пионерской линейке, рассказывает, что за лето он вырастил двадцать пять кроликов породы «белый великан», а на всей школьной ферме сейчас около трехсот таких «великанов». Не забывает Олег и про поход по родному краю.
        За Олегом встает Мишка. Этот без лишних слов кладет на стол перед учительницей большой, красиво оформленный фотоальбом. На обложке четко выведено: «Мой родны кут, як ты мне мiлы!»
        Друг за дружкой встают мальчишки и девчонки, и каждому есть о чем рассказать.
        Когда дошла очередь до Леньки, он поделился своими впечатлениями о лодочном походе, а потом достал из кармана и положил на стол перед Анной Петровной колхозную трудовую книжку, где были записаны его трудодни - Ленька работал прицепщиком на тракторе. Такую же книжку положил на стол и Петрусь.
        Не успел Ленька пожать руку красному от смущения другу, как дверь отворилась и в класс вошел директор школы. Он был в строгом черном костюме, в белоснежной рубашке и выглядел очень торжественно. Нынешний день был для него большим праздником, и это праздничное чувство он хотел передать всем.
        - Разрешите? - спросил он.
        - Пожалуйста, Иван Андреевич, -; поднялась из-за стола Анна Петровна.
        Директор обернулся, сделал рукой приглашающий жест. В класс вошел молодой мужчина в кожаной куртке с замком-молнией… в фуражке с кокардой речника. Из под куртки у него виднелась полосатая матросская тельняшка. Увидев мужчину, Ленька и Петрусь чуть не вскрикнули от удивления - это был Роман Иванович!… Вслед за ним прошмыгнула шестиклассница Аленка. Вся эта делегация прошествовала к столу. Директор попросил у Анны Петровны прощения, что прервал урок, и обратился к классу:
        - Дорогие ребята! К нам в школу пришел инспектор государственной речной охраны Роман Иванович Божко. Пришел он с хорошей новостью, и эта новость имеет прямое отношение к вашему первому уроку. Прошу вас, Роман Иванович…
        - Где же тут наши герои? - словно обращаясь к самому себе, тихо сказал он и, заметив Леньку с Петрусем (разумеется, они сидели за одной партой), воскликнул: - А-а, вон они, орлы! - Роман Иванович лукаво подмигнул друзьям и заговорил: - Ребята, я пришел к вам по поручению Управления государственной речной охраны. Нынешним летом пятеро ваших товарищей помогли нашей инспекции найти и задержать злостного браконьера, показали себя верными друзьями и защитниками природы…
        - Кто это? Кто?… - послышались выкрики.
        - А вот слушайте. - И Роман Иванович громко, на весь класс прочел имена и фамилии Леньки, Петруся, Олега, Мишки и Аленки.
        Легкий шумок волной прокатился по классу, - должно быть, для многих эта новость была неожиданной. В деревне слыхали, конечно, что речная инспекция задержала и отдала под суд браконьера Сеньку Жигуна, - в свое время об этом событии было много разговоров. Но кто помог инспекции, знали не все.
        Роман Иванович поднял руку, призывая к тишине.
        - Мне поручено, - торжественно произнес он, - вручить им почетные грамоты и подарки нашего Управления, а также сердечно поблагодарить их за помощь… Прошу, друзья, к столу…
        Смущенные, ребята вышли на середину класса. Роман Иванович по очереди подошел к каждому из них, вручил грамоты и подарки - по виду пакетов можно было догадаться, что это книги, - и каждому пожал руку…
        Когда торжественная церемония была окончена, директор шутливо спросил:
        - И как же это вы, герои, мне ничего не рассказали?
        - А зачем хвастаться? - опустив голову, негромко проговорил Петрусь. - Мы с Ленькой теперь всегда будем следить, чтобы всякие жулики не истребляли рыбу в реке. Верно, Ленька?
        - Верно, - краснея, откликнулся Ленька.
        - Вот и славно, ребята!… - улыбнулся директор. - Желаю вам всем, чтобы в новом учебном году было у вас побольше пятерок и четверок, чтоб все вы росли честными и отважными, как ваши товарищи!…
        Ленька смотрел на Романа Ивановича, и сердце его билось взволнованно и радостно: они сумели оправдать доверие этого мужественного человека, помогли ему в большом и хорошем деле.
        ТЕОРИЯ ВЕРОЯТНОСТИ
        Если до поры до времени смолчать про некоторые отрицательные черты в характере Алика Журавлева, то, право, это был не такой уж и плохой мальчик. Во всяком случае, с таким другом не заскучаешь. Алик дня не мог прожить, чтобы не выдумать какую-нибудь штуку. Простые, обычные дела казались ему скучными и неинтересными. Все люди на земле, как известно, ездят на велосипеде лицом вперед. Именно потому, что так ездят все, Алик решил научиться ездить спиной вперед и сидя не на седле, а на раме. Выпросив у брата велосипед, три долгих летних дня, с утра до вечера, постигал он на выгоне нелегкую науку, распугивая гусей и кур, с диким криком разбегавшихся от него. А на четвертый, на удивление всему селу, Алик мчался по улице, как Иванушка на коньке-горбунке, задом наперед. И было это действительно странно и необычно.
        В школе вокруг Алика всегда толпились ребята, потому что он каждый раз приходил на уроки с какой-нибудь новостью. То скажет что-нибудь такое, от чего все ложатся со смеху, то придумает веселую игру, то покажет фокус. Даже председатель совета отряда Броник Куприянов, этот самый примерный ученик седьмого «А» класса Заречанской средней школы, и тот иной раз не мог удержаться, чтобы не примкнуть к шумной толпе, окружавшей Алика.
        Вот и сегодня тоже. Придя в класс, Алик с таинственным видом достал из внутреннего кармана пиджака обыкновенную тоненькую палочку длиной в три карандаша и, объявив ее волшебной, стал проделывать с нею удивительные штуки. Он зажимал в кулаке ее верхний конец, и стоило ему слегка ослабить пальцы, как палочка сама собою - р-раз! - легко подпрыгивала вверх. Черт подери, ведь это было вопреки законам физики! Каждое тело по закону земного тяготения…
        Броник с любопытством просунул голову между ребятами, окружавшими Алика. Ему во что бы то ни стало хотелось скорее разгадать секрет волшебной палочки. И тут как раз Алик, смеясь, раскрыл тайну: оказывается, он незаметно держал между пальцами тоненькую, как нитка, резинку, которая была привязана к нижнему концу палочки,- она-то и подбрасывала палочку вверх. Тьфу ты, как это все просто! И Броник сконфуженно отошел в сторону - вот уж выдумщик этот Алик!..
        Как-то незадолго до зимних каникул Алик, известный как неисправимый лентяй и самый что ни есть середнячок по успеваемости, вдруг заявил, что отныне он будет отвечать по математике только на пятерки.
        - Ха-ха, ну и пятерочник!
        - Это каким же образом, если не секрет? Почему ты так уверен? - обступили Алика одноклассники в надежде снова услышать от него что-то забавное.
        Таинственно нахмурившись, Алик спросил:
        - Про кузнеца Левшу, что когда-то блоху подковал, слыхали?
        - Ну, слыхали. А при чем тут Левша?
        - А при том,- подпуская туману, хитро подморгнул Алик и ничего больше не стал говорить.
        Случилось так, что как раз назавтра преподаватель математики Илья Николаевич вызвал Алика к доске доказать довольно сложную теорему. Сложную потому, что ее нельзя было доказать, не зная доказательства еще одной теоремы.
        Каково же было удивление ребят, когда Алик без запиночки, ни разу даже не споткнувшись, доказал обе теоремы и в самом деле получил пятерку.
        На перемене Алика окружил весь класс.
        - Как это ты так ловко выучил? - стали допытываться ребята.
        - А я вовсе и не учил,- с усмешкой ответил Алик.
        - Как не учил?
        - Да так, не учил и все. Ноготь выручил.
        - Какой ноготь?
        - А вот…- И Алик показал ребятам ноготь большого пальца на левой руке: на нем мелкими, мельче макового зерна буквочками было записано все доказательство той сложной теоремы, а вдобавок еще нарисован и чертеж. Это была тонкая, ювелирная работа. Настоящий кузнец Левша! На остальных пальцах у Алика тоже были записаны доказательства теорем и решения задач. И хватило же у него терпения так мелко выписывать все это на ногтях! За время, что он потратил на эту шпаргалку, пожалуй, можно было не только назубок выучить геометрию, но и все уроки подготовить.
        Если до этого случая Броник молчаливо прощал Алику все его мелкие выходки, то уж теперь он решил дать лодырю решительный бой. Тем более, что нынче совет отряда их класса постановил: добиться, чтобы в классе не было ни одного второгодника.
        В тот же день после уроков Броник Куприянов задержал Алика на улице.
        - Подожди, Алик, есть разговор.
        - Слушаюсь, товарищ командир,- насмешливо взял Алик под козырек.
        - Не можешь без своих штучек,- нахмурившись, Просил Броник.- Скажи, почему ты не хочешь учиться как все, почему не готовишь уроков? Как тебе не стыдно подводить товарищей?..
        - Так я же получил пятерку, чего ты от меня хочешь?
        - Эх ты, кузнец Левша! - презрительно покачал головой Броник.- Ты нечестно получил эту пятерку и завтра же должен попросить прощения у Ильи Николаевича.
        - Что, товарищ командир, еще прикажете?
        - Алик, перестань шутить! Шпаргалка - это ведь… позор!
        - Все? Будьте здоровы, товарищ…
        - Нет, не все,- решительно схватил его за плечо Броник.- Еще скажу тебе: смотри, Алик, не доведут тебя до добра эти штучки, останешься ты…
        Алик резко крутнул плечом:
        - Прими руку, а то…- И, насвистывая, зашагал прочь.
        Нахмурив брови, Броник молча поглядел вслед Алику. Смотри ты, какой стал! Даже слушать не хочет… Броник в задумчивости медленно побрел по улице. Нет, надо что-то делать, надо как-то спасать товарища. А как? Может, пробрать его хорошенько на совете отряда? Или карикатуру поместить в стенгазете? А может, просто сказать классному руководителю, и тот запретит ему пачкать чернилами руки…
        Всю дорогу Броник обдумывал, как лучше подействовать на Алика, и нужно сказать, что, подходя к дому, он уже наметил достаточно обширную программу действий.
        Но случилось так, что Бронику не пришлось принимать никаких мер, намеченных по его программе. Все обошлось само собой. Илья Николаевич, хотя и поставил Алику пятерку, однако, как видно, что-то заподозрил и на следующем уроке снова вызвал его к доске. Не глядя на Алика, Илья Николаевич попросил его доказать какую-то теорему. «Кузнец Левша» только было нацелился подсмотреть записанную на ногте шпаргалку, как учитель обернулся к нему и подошел к доске. Внимательно вглядываясь в смущенного Али-ка, он стал рядом с ним, постоял, потом спокойно взял его левую руку и осмотрел ее со всех сторон.
        - Так, так,- покачал он головой. Потом по-прежнему спокойно, вроде ничего особенного не случилось, взял мокрую тряпку, которой вытирал доску, повернул Алика так, чтобы все было видно классу, и принялся старательно вытирать чернила с его ногтей.
        Поднялся хохот, со всех сторон слышались веселые шутки и выкрики:
        - Пятерочник!
        - Кузнец Левша!
        Илья Николаевич не успокаивал ребят, а сам смеялся вместе с ними и нарочито медленно тер и тер тряпкой Аликовы ногти, пока они не стали совсем чистыми.
        Алик переминался с ноги на ногу красный как рак…
        После этой истории он сразу же разочаровался в своей затее и отказался от шпаргалок. Он даже злился, когда кто-нибудь напоминал ему про кузнеца Левшу. Броник был уверен, что теперь он никогда уже не вернется к своим нечестным выдумкам. Да и учиться Алик стал как будто с большим старанием.
        Но радость ребят была преждевременной. В один прекрасный день все их надежды рухнули. Это случилось уже в конце марта, в самый разгар весны. Ласковое вешнее солнце поднималось с каждым днем все выше и выше, дни заметно удлинились. На реке со стоном и грохотом, похожим на далекую канонаду, прошумел ледоход, и спустя два дня паводковые воды до самого горизонта залили приречные луга и поля. Дубы на лугах стояли по пояс в воде, прибрежные лозняки совсем скрылись из глаз. Стало тепло, вдоль полевых дорог зазеленели хлеба, зазеленели как-то вдруг да так ярко, что казалось - это не всходы, а дивный ковер из бархата, раскинутый по полю каким-то веселым и добрым великаном. Буйная зелень вскоре зашумела повсюду - и на полях, и в садах, и на берегу реки. Весна звала на простор: слушать птичьи песни, гул полноводной реки, шуршание первой листвы на березах, дышать ароматом луговых цветов.
        Если нелегко бывает школьнику усидеть за книжками в морозный зимний денек, то каково ему весной, когда с такой неодолимой силой влекут к себе и речка, и зеленые поля, и полные птичьего звона леса?
        И вот в один из таких дней, когда в школе уже приступили к повторению пройденного за год и ребята всерьез стали готовиться к экзаменам, Алик пришел на занятия с необычно веселым и беззаботным видом. Пренебрежительно усмехаясь, свысока посматривал он на ребят, которые и в классе не расставались с книжками. Заложив руки за спину, Алик похаживал взад-вперед по классу будто специально для того, чтобы привлечь к себе внимание.
        Не без оснований подозревая, что за этой демонстрацией Алика кроется какая-то новая выдумка, Броник подошел к нему.
        - Ты чего расхаживаешь, как гусак? Наверно, снова что-нибудь выдумал?
        - А тебе-то что?
        - Да ничего, так просто спрашиваю.
        - Ну, брат,- не выдержав, признался Алик.- Экзаменов я теперь не боюсь ни вот столечки,- показал он самый кончик мизинца.
        - А что такое? Снова блоху подковать хочешь?
        - Ты теорию вероятности знаешь?- не обращая внимания на насмешку, повернулся к нему Алик.
        - Н-нет… не знаю. А что это еще за теория? И при чем тут она?
        - Секрет изобретателя! - с таинственным видом сказал Алик и торжествующе щелкнул пальцами под носом у Броника.
        Сколько Броник ни допытывался, Алик так ничего ему и не сказал.
        - Ну что ж, не говоришь - не надо,- обиделся Броник.
        Разговор этот происходил на перемене, на ходу. Прозвенел звонок, начался урок географии, и вся эта история как-то выскочила у Броника из головы. Вечером, уже в постели, он вдруг вспомнил свой разговор с Аликом, вскочил и принялся листать книгу за книгой, чтобы узнать, что же такое теория вероятности, про которую что-то болтал Алик. Но ни в словаре, ни в отцовском «Справочнике бригадира» эта теория даже не поминалась, и разочарованный Броник лег спать.
        Прошла неделя, другая. Как-то мимоходом, среди разных дел и хлопот,- а мало ли их у председателя совета отряда в разгар подготовки к экзаменам!- Броник вспомнил «теорию вероятности», но теперь, спустя столько времени, тот давний разговор не вызвал у него никакой тревоги. «Наверно,- подумал он, улыбнувшись,- это была обычная пустая выдумка Алика и он от нее давно отказался».
        Но уже в самый канун экзаменов, когда на подготовку математики оставался всего один день, Броник, к большому своему удивлению, узнал, что Алик и не думал отказываться от той своей - чтоб ей пусто было! - таинственной теории.
        Случилось это так. Перед обедом Броник вышел погулять на улицу и тут повстречал Алика. Броника поразило, что вид у Алика, всегда самоуверенного и улыбающегося, был какой-то смущенный, в глазах таилось беспокойство.
        - Броник,- первым обратился к нему Алик,- скажи, ты выучил ответы на все билеты?
        - Конечно, а как же иначе? - У Броника вдруг тревожно екнуло сердце: не связан ли этот вопрос Алика с той таинственной теорией, о которой он когда-то говорил? - Я повторил по учебнику всю программу. А ты?
        - Чудак! - прикидываясь бодрячком, усмехнулся Алик.- Могу тебе кое-что рассказать… секрет раскрою.- Он таинственно оглянулся, отвел Броника в сторону, к березе, что росла возле забора.- Помнишь, я тебе говорил про теорию вероятности? Могу выручить и тебя, понял?
        - Ну-ну, расскажи!..- затаив дыхание, попросил Броник. В голове у него замелькали тревожные мысли: неужто этот лентяй снова задумал какой-то обман? Если так, то считай, что экзаменов ему не сдать.- Ну, говори быстрей!
        - Теория вероятности - это…- напряженно сморщив лоб, начал Алик.- Ну, как бы тебе сказать… ну, такая математическая теория… Я недавно слышал… Одним словом, чтобы хорошо ответить на экзаменах, по этой теории не обязательно знать ответы на каждый билет, а достаточно и через один. Ну, понимаешь, на первый, третий, пятый и так далее.
        - Ну-ну,- проговорил Броник, чувствуя, что его самые худшие догадки подтверждаются.- И что же будет?
        - А то и будет. У тебя девяносто девять шансов вытянуть на экзаменах билет, который ты знаешь, и только один-единственный шанс, что вытянешь незнакомый. Так стоит ли принимать во внимание этот никчемный единственный шанс?
        - Та-ак,- едва сдерживая злость, протянул Броник.- А скажи, зачем это через один билет учить? Почему не каждый?
        - Почему?- неуверенно переспросил Алик.- Да потому… это ведь наполовину меньше работы! Меньше билетов - лучше можно выучить…- И торопливо добавил: - Между прочим, можно учить и через два билета на третий. Это будет еще меньше работы. Только по теории вероятности тут уже будет против тебя два шанса…
        Броник вдруг резко вскинул голову:
        - Скажи, Алик, а через пятое на десятое по этой твоей теории учить нельзя?
        - Через пятое на десятое?..- заморгал глазами Алик, чувствуя, как вся его выдумка рассыпается прахом.
        Броник подступил к нему вплотную, почти прижал к забору:
        - Снова из-за своей лени разные штучки выдумываешь? На авось думаешь экзамены сдать? Кого обмануть хочешь? Учителей?.. А обманешь самого себя!
        - Броник, послушай…
        - И слушать тебя не хочу! - со злостью перебил Броник.- Подсчитал, называется, теоретик! Не девяносто девять шансов против одного, а пятьдесят на пятьдесят! Голова!.. А вернее всего, если так учить, то и совсем шансов у тебя нуль против ста.- Броник перевел дух, успокоился немного, с укором поглядел на Алика и покачал головой: - Я думал… я надеялся, что ты… А ты подвел и себя, и меня, и весь отряд.
        Безнадежно махнув рукой, Броник решительно зашагал по улице. Алик, словно окаменев, остался стоять под березой. Бессмысленным, невидящим взглядом он наблюдал, как на ветвях, греясь на солнце, вертелись шустрые коноплянки.
        Ученики седьмого «А», должно быть, не скоро забудут, как сдавал экзамен по математике их одноклассник Алик Журавлев. Это было не очень веселое, но поучительное зрелище: лентяй расплачивался за свои проделки!..
        Подходя к столу, за которым торжественно и строго сидели члены экзаменационной комиссии, Алик то бледнел, то краснел, руки у него дрожали. Только тут, возле этого стола, он вдруг понял, каким важным эта-пом в школьной жизни была вот эта большая проверка знаний и какую он допустил непоправимую ошибку. Тут его уже не могли выручить никакие выдумки, никакие таинственные «теории» - тут нужны были знания и только знания.
        Дрожащей рукой Алик взял со стола билет. В голове от волнения напряженно пульсировала кровь -тах, тах! Тот или не тот?..
        И вдруг внутри у него все словно оборвалось: билет был незнакомый!
        - Что ты так растерялся? - заметив, что Алик стоит как столб, осторожно спросил Илья Николаевич.- Может, попался трудный билет?
        - Я… я не могу ответить на эти вопросы…- заикаясь пробормотал Алик.- Если позволите, я… я…
        - Что ж, тогда положи этот билет и попробуй ответить на другой,- спокойно сказал учитель.
        Алик торопливо положил билет на стол и хотел уже взять другой. Но какой? «Вот тебе и «теория вероятности»! - подумал Алик.- А что если и на этот раз попадется билет, которого я не учил?..»
        Теперь Алик хорошо понял, в какую он попал беду. Смахнув выступивший на лбу холодный пот, он судорожно схватил первый попавшийся билет, поднес его к закрытым от страху глазам. Потом краешком глаза глянул…
        Нет, это было просто невероятно! Будто кто-то нарочно, в наказание за леность, подсовывал Алику билеты, которых он не учил!.. Но отказываться и от этого, второго, билета уже было нельзя. Сбиваясь и путаясь, Алик что-то такое начал отвечать…
        Однако это не спасло его: комиссия решила дать Алику Журавлеву переэкзаменовку на осень.
        Так кончилась история с Аликом, известным на всю Заречанскую школу выдумщиком и плутом.
        САМОЕ ГЛАВНОЕ
        1
        Вот и зима пришла, снежные сугробы выросли под окнами Павликовой хаты. А что делается в поле, за деревней,- белизна вокруг такая, что даже глазам больно! Ровненькой снежной периной устланы поля, а возле леса на этой перине, как на чистой бумаге, уже расписалось всякое лесное зверье: прострочила шнурочком свои следы лиса-хитрунья, около стога на лугу бродяга-волк потопал, длинноногий заяц оставил на опушке леса свои следы - точка-точка-двоеточие…
        Приятно в такой солнечный морозный денек побегать на лыжах по холмам и долинам, по опушкам, почитать рассказы, «написанные» на снегу лесными жителями.
        Пусть жители эти и не учатся в школах, не изучают грамматики, но, право же, многие из них пишут свои лесные истории куда более ясно и понятно, чем некоторые небрежные ученики.
        Но Павлику сегодня было не до лыж и не до лесных историй. Он возвращался из школы скучный, с невеселыми мыслями. Из-за всех этих зимних прелестей свалились на Павлика такие неприятности, что хоть плачь. Выпал первый снег, искристый, манящий,- ну, как тут было удержаться и не прокатиться после уроков на лыжах к горе Суничной, не пробежать километров пять по полям и перелескам. Увлекся лыжами, не выучил уроков один день, второй, третий и пот-на тебе, получай ученический нокаут: двойка по арифметике… А пионерский отряд четвертого «А» класса обязался прийти к концу полугодия с отметками не ниже четверки и пятерки. Вчера Павлик получил двойку, а сегодня его вызвали на совет отряда и давай выговаривать: «Ты тянешь назад класс, из-за тебя мы осрамимся перед всей школой, лыжи тебе дороже пионерской чести…» Наговорили столько, что у Павлика и теперь еще звенят в ушах их голоса. И кто выступал против него - свои же друзья, вместе с которыми он провел лето, катался на лодке, ходил в лес за грибами! Даже Андрейка Черняк, вожатый звена, что сидит с ним на одной парте. Так обидно было Павлику слышать от них
упреки! В конце концов Павлик не так уж и плохо занимался. Не выделялся успехами, но и не отставал. И совсем непонятно, зачем было поднимать такой шум из-за этой дрянной двойки?..
        Но на этом этапе своих рассуждений Павлик вдруг начинал понимать, что тут он был не совсем прав. А по-честному - и совсем неправ. В самом деле, разве ж хорошо получится, если весь класс не сумеет сдержать обещания только потому, что, видите ли, он, Павлик, катался на лыжах и не выполнил первого ученического долга - не выучил уроков? Ну, понятно, он был неправ, и он должен сейчас же… должен…
        Тут обида опять брала верх над рассудком, и Павлик с болью думал: «Ну, пусть так, пусть он виноват, но давала ли основание эта единственная двойка для таких горячих нападок, не должны ли были друзья как-то иначе подойти к нему?»
        Павлик шел медленно - дома его ожидала встреча тоже не из приятных. Сегодня должен был возвратиться из города его старший брат Михась, механик РТС, уехавший позавчера в город получать запасные части для ремонта тракторов. А Михась после смерти отца, погибшего от рук фашистов, считал своей обязанностью следить за учебой и поведением младшего брата и часто беседовал с ним о «самом главном» для ученика, об учебе.
        - Вот ты, Павлуша, хорошо бегаешь на лыжах,- обычно говорил Михась, начиная свои поучения за полверсты от того, про что хотел сказать,- хорошее это дело! Умеешь самостоятельно делать скворечни, знаешь, как надо ухаживать за кроликами, сажать деревья - за все это ты, прямо тебе скажу, молодчина! Все это обязательно надо уметь. И все же помни и заруби себе на своем курносом носу: самое главное для ученика - отлично учиться! Это, и только это, для тебя самое главное. С мыслью об учебе ты должен и спать ложиться и вставать. Понял?..
        Павлик тихо шагал по проложенной санями дороге. Он так задумался, что не услышал шагов позади и, когда почувствовал на своем плече чью-то руку, даже вздрогнул от неожиданности. Оглянулся - Андрейка… Обиженно отвернулся от него, опустил голову.
        - Ты что, обиделся?- спросил Андрейка и потихоньку взял Павлика под руку.- Не поверю, честное пионерское, не поверю, что ты обиделся… Никто из нас не желает тебе плохого.
        Но внутри у Павлика все еще кипела обида на друга, который, казалось ему, лукавил - на сборе говорил одно, а сейчас… Павлик вырвал свою руку и резко ускорил шаги.
        Брата Михася Павлик застал на улице, около их двора. Он стоял возле полуторки и отдавал какие-то распоряжения эртээсовскому шоферу. Павлик незаметно прошмыгнул в хату. Вскоре полуторка уехала. Открылась дверь, и в хату вошел Михась. Был он усталый, небритый, видимо, немало у него было забот в эти дни. Разделся. Мать подала ему тазик с водой, и брат начал старательно, как он всегда это делал, умываться.
        - Ну, а ты что молчишь, не докладываешь, как дела? - обратился Михась к Павлику, утираясь мохнатым полотенцем и расчесывая перед зеркалом волосы.
        - Да так,- неохотно ответил Павлик и начал пальцем выписывать узоры на запотевшем окне.
        - На лыжах бегал?
        - Бегал…
        - Кроликов кормил?
        - Кормил…
        - А маме помогал?
        - У-гу,- утвердительно пробормотал Павлик.
        Михась повернулся от зеркала и внимательно посмотрел на брата:
        - Ну, а как насчет самого главного? Покажи дневник…
        Павлик вобрал голову в плечи и молчал, не двигаясь с места.
        - Все понятно,- сказал Михась.- Отхватил двойку. По какому предмету?
        - По арифметике,- опустив голову еще ниже, тихо ответил Павлик.
        - Катался на лыжах и не подготовил уроки? - словно волшебник, уверенно угадывал Михась.- А Ксения Ивановна вызвала к доске, и ты не мог решить задачи? Да? Эх, ты…
        Брат недовольно начал шагать по комнате, закурил.
        - Если б у нас, в РТС, кто-нибудь из механиков сорвал производственный план, знаешь, как бы мы его пропесочили?.. А для ученика учеба в школе -1 тот же производственный план. Я не знаю, как мирятся с таким явлением твои друзья - пионеры.
        - Меня уже пропесочили…- не поворачивая головы, проворчал Павлик.
        Михась постоял с минуту неподвижно, поглядывая на согнутые плечи Павлика, подумал. Видимо, поняв, что творилось сейчас в душе мальчика, он подошел к брату, по-дружески обнял его за плечи. Павлик покорно прижался к Михасю.
        - Родной ты мой,- тепло, проникновенно сказал Михась.- Ты перестань, успокойся… Двойка - вещь поправимая. Человек может достигнуть очень многого, стоит ему только сильно захотеть… Ну, посмотри мне в глаза, Павлик, посмотри…
        Павлик поднял голову и черными выразительными глазами посмотрел прямо в глаза брату.
        - Ну, вот, я так и знал, что ты все поймешь и согласишься со мной,- как бы прочитав во взгляде мальчика раскаяние и стыд, радостно сказал Михась.- А теперь давай, перво-наперво, пообедаем с тобой…
        Павлик кивнул в знак согласия головой и подумал: Пообедаю, захвачу книжки и пойду к Андрейке. Напрасно я его обидел, попрошу прощения… Попрошу еще, чтоб показал мне для примера, как решать задачи на все действия с целыми именованными числами. А задачи решать буду сам, обязательно сам, и двойку сам со своих плеч сброшу…
        2
        Но Павлику не повезло: друга его, Андрейки, дома не было, и Андрейкина мать даже не знала, куда он девался,- побежал куда-то: или на салазках с горы кататься, или с Тузиком в крушинник зайцев выслеживать. Неудача! Вот решился Павлик на хорошее - помириться с другом, взяться за учебу, так ведь, на тебе, с первых шагов все срывается. Павлик вышел на улицу и остановился у ворот в раздумье - к кому же пойти, расспросить про задание по арифметике. Не хотелось, ой, не хотелось ни к кому идти на поклон! К Андрейке - иное дело, это был его давний друг, и к нему не стыдно было обратиться за помощью. А пойти, скажем, к Ольге Куприяновой, задаваке этой, чтобы потом на всю школу растрезвонила, что приходил просить у нее помощи?.. Или к Петьке Макаревичу, который и сам потеет, когда берется за арифметику?
        «А может, назло всем, взять лыжи да снова махнуть к Суничной?..» - мелькнула мысль у Павлика, соблазненного красивым зимним вечером.
        Но мальчик тут же передумал. Нет, на этот раз не поддастся он никаким соблазнам, не даст себе поблажек. Павлик проявит твердость и волю, достойную настоящего пионера, и докажет всему классу, что если кто-нибудь в их четвертом «А» и придет к концу полугодия с плохими отметками, то во всяком случае это будет не он.
        «А что если я попробую решить их сам?» - неожиданно подумал Павлик и вдруг весь оживился. Даже сердце сильнее забилось. Да, он сам решит те пять задач, что Ксения Ивановна задала на дом! Будет сидеть час, два, если понадобится, пять, но решит. И это будет так здорово! Завтра урок арифметики, и он, Павлик, которого ребята сегодня упрекали и стыдили на совете отряда за отставание, первым поднимет руку, когда учительница начнет вызывать к доске желающих отвечать домашние задания, и ответит на все вопросы Ксении Ивановны.
        Павлик рванулся бежать от Андрейкиных ворот домой с такой силой, будто он стартовал на стометровую дистанцию. Прибежал, нацепил на вешалку свой черненький, обшитый белым мехом, дубленый кожушок и сразу же - за стол. Щелкнул выключатель настольной лампы, стол осветился мягким приятным светом.
        Павлик взял тетрадь, развернул задачник по арифметике. Уверенный, что, по-настоящему взявшись за учебу, он быстро справится с заданием, Павлик поспешно начал читать условие первой задачи…
        Но после первого же знакомства с задачей Павлика словно обдало ледяной струей. Задачка оказалась не из легких! Павлик примеривался к ней и так и этак, но никак не мог сообразить, как же ее решить.
        «За 3 одинаковые книги в переплете и 7 таких же книг без переплета заплатили 9 руб. 5 коп. Книга в переплете стоит 1 руб. 15 коп. Сколько стоит книга без переплета?..» Как же можно было ответить, сколько она стоит, если в условии не сделано даже намека, на сколько книга в переплете дороже своего непереплетенного двойника? Задумавшись, Павлик упрямо грыз и грыз конец карандаша, совсем не замечая, что карандаш был химический. Вдруг он спохватился, побежал к зеркалу, раскрыл рот и ужаснулся от удивления: язык был до того синий, что казался темнее, чем шляпа брата.
        Павлик старательно вытер его бумагой, затем сполоснул рот водой, но так и не добившись ничего, снова торопливо сел за стол. Наморщил лоб и начал напряженно думать, думать… «Погодите,- неизвестно к кому обращаясь, вдруг подумал он,- книг в переплете было три, и цена их известна, по 1 руб. 15 коп. за штуку. Таким образом, если я помножу 1 р. 15 к. на три, узнаю, сколько стоят все переплетенные книги. А затем - совсем просто! - надо отнять эту сумму от суммы денег, уплаченных за все книги, и я узнаю, сколько стоит 7 непереплетенных книг. Тогда поделю на семь и узнаю цену одной…»
        Карандаш так и замелькал в Павликовых руках. Мальчик быстренько делал одно действие за другим. Вот, наконец, добрался он и до конца, получил ответ на последний вопрос - цена непереплетенной книги 80 коп. Взволнованный Павлик бросился искать в конце задачника ответ, чтобы проверить, правильно ли он решил… Так и есть, правильно, 80 копеек! Пав-лик облегченно вздохнул, улыбнулся про себя. Не так страшен черт, как его малюют. Достаточно было ему хорошенько подумать, как он сразу одолел всю эту премудрость.
        Смело и уверенно Павлик принялся за следующую задачу…
        Выполнив остальные домашние задания, Павлик сложил книги в ранец и вышел в другую комнату, где за столом над книгами сидел Михась.
        - Ну, что скажешь, дружок? - спросил Михась не оборачиваясь.- Может, задачка попалась трудная, помочь?
        - Нет,- твердо проговорил Павлик.- Пришел сказать, что все задачи решил самостоятельно и все уроки назавтра подготовил.
        Михась поднялся из-за стола и, подойдя к брату, тепло привлек его к себе:
        - Самое главное, Павлуша, самое главное…
        3
        Зимнее солнышко редко бывает ярким, лучистым. Зато уж если выпадет такой денек и оно расщедрится, засверкает,- как красиво заискрится под его лучами снег вокруг, как загорится, заиграет он весь дорогими бриллиантами. И так хорошо и приятно тогда становится на душе, так радостно! Тихонько идешь себе по дороге, а снег под валенками так и поскрипывает - скрип-скрип, скрип-скрип… Задумаешься, забудешься на какое-то мгновение, и уж кажется, что это не снег поскрипывает, а сам дедушка-мороз в свою ледяную дудочку играет на разные голоса.
        Именно такой вот денек и выдался назавтра. Павлик по дороге в школу любовался красотой зимнего дня. Тем более Павлику было приятно сегодня потому, что шел он в школу с чистой совестью - ни перед кем он теперь не был виноват, сделал все, что мог, чтобы исправить свою ошибку.
        Правда, был у Павлика, как говорят, «гвоздь в сапоге», время от времени беспокоивший его. Ксения Ивановна любила, чтобы ученик, желающий исправить плохую отметку, сам поднял руку и попросился к доске. Этим он как бы подтверждал, что замечание учителя не прошло для него даром, что он упорно поработал и сам сознательно хочет исправить ошибку. К тому же Ксения Ивановна в таких случаях обычно спрашивала не только те задачи, что задавались на дом, но и проверяла, твердо ли усвоен отставшим ранее пройденный материал. И хотя Павлик, поупражнявшись, теперь уже хорошо мог решать задачки на действия с именованными числами, он все же волновался - поднимет руку и вдруг осрамится перед друзьями…
        Ничего удивительного в этом не было - кому из ребят незнакомо волнение перед вызовом к доске, хотя бы даже и тем, кто отлично знал урок?..
        В классе, как всегда перед началом занятий, было шумно, весело. Примирение с Андрейкой произошло так легко и естественно, что Павлик сразу забыл, что таил против него обиду.
        - Ты вчера приходил ко мне? - стоя на проходе, спросил Андрейка, когда Павлик начал укладывать книги в парте.
        - Приходил. А ты где был?
        - Я перед тем, как за уроки засесть, в крушинник бегал. Знаешь, вчера Тузик лисицу из норы выгнал! Здоровенную такую, рыжую, хвост, что веник…
        - Ну?..- удивился Павлик.
        Присев рядом с Павликом, Андрейка с увлечением рассказал другу про вчерашний случай.
        - А что ты вчера делал? - спросил в свою очередь Андрейка, закончив рассказ про лисицу.
        - А я… уроки готовил,- опустив глаза, тихо проговорил Павлик.
        - Правда? - Андрейка весь подался к другу.- Задачи решал?
        - А вот на, проверь…- Павлик, чувствуя неловкость, сунул Андрейке тетрадь по арифметике.
        Андрейка развернул тетрадь, внимательно проверил одну, вторую задачу, пробежал глазами остальные.
        - Сам? - спросил он, кивнув на тетрадь.
        - Сам,- ответил Павлик.
        - Молодчина!- горячо проговорил Андрейка.- Я знал, что ты нас не подведешь.
        В коридоре прозвенел звонок. Мальчики и девочки, прекратив игры и разговоры, торопливо рассаживались по местам. Как всегда, скромно и красиво одетая, с улыбкой вошла в класс Ксения Ивановна. Ребята дружно встали и поздоровались с учительницей.
        Расписание у них, как и во всех классах, было построено так, что все трудные предметы - математика, правописание, география - приходились на первые уроки, когда ученики еще не устали и внимание их не притупилось, а более легкие - пение, физкультура - обычно проводились последними, в конце дня. Сегодня в классе арифметика была первым уроком, и Ксения Ивановна, проверив по журналу присутствие учеников, раскрыла учебник по арифметике.
        - На прошлом уроке я задала вам на дом несколько задач на действия с именованными числами,- выразительным, звонким голосом обратилась Ксения Ивановна к классу.- Все ли из вас, ребята, решили их?.. Кто не сумел выполнить задания?
        - Решили!
        - Все до одной решили! - послышались со всех сторон дружные голоса ребят.
        Учительница внимательным взглядом окинула класс от первой до последней парты. От ее глаз, казалось, не могла укрыться ни одна мелочь в поведении ребят.
        - В таком случае, кто из вас желает пойти к доске, показать, как он решил задачи?
        Над партами одна за другой поднимались руки ребят. Павлик взволнованно оглянулся вокруг и тоже поднял руку. Желающих отвечать было много, почти полкласса, и Павлик вдруг забеспокоился, что Ксения Ивановна вызовет не его, а кого-нибудь другого, и он не сможет сегодня исправить свою плохую отметку, что висела на нем тяжелым грузом.
        - Ксения Ивановна! - неожиданно для самого себя выпалил он.- Разрешите мне…
        Учительница остановила на нем внимательный взгляд. Как показалось Павлику, на лице Ксении Ивановны промелькнула короткая улыбка приятного удивления.
        - Пожалуйста, иди, Павлик,- спокойно сказала учительница.- Покажи мне свою тетрадь,- добавила она, когда Павлик подошел к столу.- Да, ты правильно решил все задачи. Теперь расскажи друзьям, как ты решал, скажем, вот эту…- Ксения Ивановна показала, какую из пяти задач он должен был решить на доске. Это была как раз та, первая, над которой он столько ломал голову, о цене непереплетенных книг.
        Павлик радостно схватил мелок и начал уверенно выписывать на доске знакомые цифры.
        Он так торопился, что даже мелок крошился у него под рукой. Волнуясь, Павлик неестественно громким голосом объявлял, какой вопрос вытекал из задачи первым, какой шел следующим.
        - Ты не торопись,- остановила Павлика Ксения Ивановна.- Говори спокойно.
        Ровный, сочувственный голос учительницы успокоил Павлика. Он стал подробно рассказывать ход своих рассуждений.
        Когда Павлик кончил, Ксения Ивановна сказала:
        - Ты правильно рассуждал и хорошо рассказал ход решения задачи. Но вот я дам тебе другую задачу такого же порядка… Слушай внимательно.
        Павлик затаил дыхание. Учительница взяла задачник и, пробежав глазами по странице, начала читать. Это была задача о двух поездах. По данной скорости одного из них надо было узнать скорость второго.
        Павлик задумался. На какое-то мгновение он даже забыл, где находится, кто его окружает. Перед глазами стояли два красивых поезда, оба они, шипя горячим паром, мчались наперегонки, а из окон вагонов выглядывали веселые пассажиры и кричали Павлику: «Мальчик, эй, мальчик! С какой скоростью мчатся наши поезда, скоро ли мы приедем из города «А» в город «Б»?»
        В классе было тихо-тихо, все напряженно следили за Павликом. Многие из ребят его звена волновались в эту минуту не меньше самого Павлика, а может еще и больше.
        Андрейка смотрел на неподвижно застывшую фигуру своего друга с таким видом, словно хотел взглядом передать ему свои мысли, помочь советом.
        Но вот все облегченно вздохнули: Павлик вдруг будто очнулся, начал записывать на доске первое действие… Правильно! Правильно начал решать задачу!.. Андрейка взволнованно потирал под партою руки,- недаром он никогда не терял веры в своего друга. Павлик тем временем рассказывал, что и для чего он делает. По лицу Ксении Ивановны, по довольным улыбкам ребят Павлик видел, что он на верном пути, и с каждой минутой голос его звучал все более уверенно. Вскоре он закончил последнее действие и, объявив ответ, положил мелок.
        Ксения Ивановна встала со стула, подошла к доске.
        - Что ж, молодчина! - сказала она, окинув взглядом все написанное Павликом.- Сегодня твой ответ заслуживает отличной отметки. Я поставлю тебе пятерку, но с условием, что ты и впредь будешь так же старательно готовиться к урокам. Договорились?..
        Павлнк переступил с ноги на ногу.
        - Обещаю, Ксения Ивановна… Перед всем классом обещаю.
        …Когда окончились уроки и ребята с шумом высыпали из школы, Андрейка догнал Павлика у ворот и, по своей всегдашней привычке, взял его под руку, пошел вместе.
        - Павлик, знаешь, что я хотел тебе сказать?
        - Что?
        - Давай после уроков будем вместе ездить на лыжах к Суничной горе.
        - А уроки? - не понимая, посмотрел на друга Павлик.
        - Видишь ли, важно во всем знать меру. Прогулки на лыжах у нас ежедневно будут занимать час-полтора, а затем, отдохнув после школы, со свежей головой, будем готовить уроки.
        - Если так, согласен,- сказал Павлик, и ребята дружно зашагали по дороге.
        ВЕСЕЛЫЙ СЛАЛОМ
        Пройдя как-то после полудня к Суничной горе и осмотрев ее, преподаватель географии Степан Петрович, 60-летний старик, очень удивился и даже обеспокоился. Опираясь на ореховую палочку, он обошел гору со всех сторон. Что ж это делается, как можно этакую крутизну, на которой, кажется, и места чистого нигде нету, а вокруг только деревья, кусты да сгнившие пни, назначать последним этапом школьных соревнований по лыжам? Что думают эти юные головы, инициаторы затеи - учитель физкультуры комсомолец Евгений Берестеня и старшая пионервожатая Нина Дробок?
        - Дорогие друзья,- обратился назавтра в учительской обеспокоенный Степан Петрович к Евгению и Нине.- Не кажется ли вам, что Суничная гора совсем неподходящее место для спортивных игр? Я считаю просто нелепостью включать эту гору в ваш лыжный маршрут. С такого крутого обрыва спускаться на лыжах? Я, например, не осмелился бы этого сделать ни за что: ясно, как день, что вниз прибыл бы без головы. Да, да, и к тому же с искалеченными ногами и руками…
        Но страшная картина, нарисованная Степаном Петровичем, видимо, мало подействовала на молодежь. Более того, переглянувшись, они едва удержались от веселого смеха.
        - В вашем возрасте, Степан Петрович, при вашем здоровье…- Берестеня отрицательно покачал головой.- Нет, для вас я никогда не избрал бы такой маршрут. Я, безусловно, выбрал бы для вас значительно меньшие холмики.
        Степан Петрович задорно посмотрел на него:
        - Вы хотите сказать, что…
        - Я хочу сказать, дорогой Степан Петрович,- поспешил успокоить старика Берестеня,- что ваши волнения совершенно напрасны. Вы не представляете, как бегают наши ребята на лыжах.
        - А особенно та двадцатка, которая будет принимать участие в соревновании,- улыбаясь добавила Нина.
        Степан Петрович на минуту замолчал, видимо, вспомнив, что ему с его шестьюдесятью годами и действительно трудновато определить, что под силу и что не под силу молодости. Сбросить бы ему с плеч лет этак сорок, сорок пять, он, может, и не с такого обрыва слетел бы.
        - Двадцатка, говорите? - переспросил он наконец.- А они что, тренировались специально?
        - Еще как! В этом весь и секрет. Тренировка началась в самом начале зимы. Два часа ежедневно - закон для каждого,- объяснил Берестеня.
        - Хорошо, а эти два часа не идут во вред учебе? - снова насторожился беспокойный географ.
        - У нас такое условие, что кто имеет хотя бы одну двойку - не допускается к соревнованиям,- ответила Нина.
        - Так-то оно так,- сдавал последние позиции Степан Петрович,- Но ведь Суничная… такая крутизна!
        - На то и слалом,- отпарировал Берестеня.- Нот приглашаю вас в воскресенье к этой горе, к нашему судейскому столу, там вы убедитесь, что напрасно беспокоились.
        - Приду,- заявил старый географ,- обязательно приду!
        Если Степана Петровича беспокоил такой, сравнительно простой вопрос, который только и мог возникнуть в его возрасте, то учеников в эти дни волновало совсем иное: кто в этом году выйдет победителем в школьном слаломе, кто из двадцати отважных попадет хотя бы в первую пятерку? На эту тему горячо спорили не только участники слалома, но и все болельщики, а их, как известно, было ровно столько, сколько учеников в школе. Семиклассник художник Петя Герасимчук, решив пошутить над таким повальным увлечением лыжами, поместил в стенгазете рисунок - огромные лыжи, на них стоит все школьное здание, из окон его выглядывают главные слаломщики, и вся эта группа стремглав мчится с Суничной горы. Рисунок вызвал много смеха, но не охладил лыжного пыла ни у слаломщиков, ни у болельщиков.
        Кандидатами на второе место в соревнованиях называли многих: шестиклассника Миколку Мохатого, рослого, крепкого мальчика, отлично владеющего крутым поворотом, Васю Трояна, ученика седьмого класса, лучшего в школе гимнаста. Живя в лесу - его отец был лесником,- Вася ежедневно ходил на лыжах в школу и домой. Некоторые, кто ближе знал участников слалома, называли также Толю Будочку, маленького, щуплого с виду, тихого мальчика по прозвищу Мышка. Но иные просто на смех подымали эти разговоры про Толю-Мышку. Где уж ему выбиться на второе место, рассуждали они, скажите спасибо, если он вообще одолеет дистанцию… Смеялись, потому что не знали, сколько настойчивости, воли к победе, сколько силы и мастерства, приобретенного длительной тренировкой, скрывалось в этом мальчике.
        Споры шли о кандидате на второе место,- о первом месте никто и спорить не хотел. Все единодушно признавали, что его должен был занять семиклассник Андрей Бойцов, высокий, худощавый мальчик, с вихрастым чубком светлых волос под козырьком отцовской военной фуражки. Это был настоящий мастер по бегу на лыжах. Когда он вырывался на ровное снежное поле, пожалуй, никто не мог сравниться с ним в скорости. Рассказывали, будто бы однажды Андрей на лыжах обогнал выездного колхозного жеребца, ну, а то был скакун один на всю округу. Может, это было и неправда, но то, что мальчик - прекрасный бегун, легко мог определить каждый, кто хоть раз видел его на лыжах. Ловкий, порывистый, он мчался по снежной целине, как ветер. Никто и в мыслях не допускал, что Андрея могут победить.
        И только одно слабое место было у Андрея - не мастак он был в неожиданных крутых поворотах, в беге по местам, где на каждом шагу мгновенно мог вырасти перед тобою широкий куст, или пень, или какое-нибудь иное препятствие. А как известно, такие качества лыжника в слаломе как раз и есть самые важные.
        При желании Андрейка мог бы овладеть и этим мастерством. При его способностях стоило ему только упорно и настойчиво поработать, потренироваться, и он, наверное, научился бы мгновенному повороту. Но это требовало настойчивой тренировки, а с Андрейкой как раз случилась беда - легкие успехи и похвалы вскружили ему голову, и работать ему совсем не хотелось. Зачем ему этот дополнительный труд, думал мальчик, если он, легко обойдя всех на дистанции и нагнав запас времени, спустится с Суничной потихоньку-полегоньку.
        Берестеня заметил этот недостаток в лыжной подготовке Андрейки. Он вызвал мальчика к себе, поговорил с ним, расспросил, как он выполняет программу тренировки участников слалома.
        - Видишь, Андрейка,- сказал Берестеня,- ты способный лыжник, и мне хотелось бы, чтобы ты на соревнованиях занял лучшее место.
        - Я займу, Евгений Иванович,- заверил учителя Андрей.- Честное пионерское, победа будет моя.
        - Легко ты бросаешься таким высоким словом. Смотри, чтоб не пришлось жалеть. Ты погляди на своих друзей, на Толю Будочку, они эту Суничную зсю боками своими выутюжили. В слаломе бег с горы с препятствиями - самое главное, а тебя я на таких тренировках что-то не вижу.
        - Андрей прыснул от смеха и отвернулся, чтобы не обидеть учителя.
        - Ты чего смеешься?
        - Вы… вы о Толе говорите. Да я этого Мышку одним махом!..
        Берестеня молча посмотрел на Андрейку, побарабанил пальцами по столу:
        - Жаль, братец, очень жаль, что ничего ты не понял из моей беседы. Что ж, посмотрим, как оно дальше пойдет… А все же советую тебе хорошенько подумать над моими словами, срок остался малый, всего пять дней.
        Но советы Берестени, видимо, не отрезвили Андрея. Закинув за плечи ранец с книгами, он вышел на улицу спокойно и уверенно. Его даже удивило, что Берестеня, прежде сам восхищавшийся его умением бегать на лыжах, теперь сомневался в его победе. И когда по пути к дому Андрейка вдруг увидел, что Толя Будочка на лыжах спешит к горе Суничной, на тренировку, он только улыбнулся и подсвистнул:
        - Эй, Мышка, овладеваешь горкой?
        - Овладеваю! - взмахнул Толя бамбуковой палкой и помчался за деревню, на широкую, обсаженную березами дорогу.
        Ученики Рудобельской школы, наверно, ни разу за весь год не повеселились так, не посмеялись вволю, не пережили такого возбуждения, как в этот морозный солнечный денек. Вся дистанция лыжных соревнований была на виду у зрителей, и порой не то что ученики, а даже и члены «судейской коллегии», и колхозники, пришедшие посмотреть на спортивное зрелище, не могли удержаться от горячих выкриков, восклицаний, не могли спокойно устоять на своих местах. Как заправский болельщик, позабыв про возраст, горячился и подпрыгивал на своем стуле за судейским столом и наш уважаемый Степан Петрович, одетый в огромную шубу, варежки, валенки и шапку-ушанку. В самые критические минуты, когда лыжники начали бросаться вниз с крутизны Суничной…
        Но не будем забегать вперед. Начнем со старта, с того необычайно острого по напряженности момента, когда все двадцать ребят, выстроившись в один ровный ряд, застыли в полной готовности, ожидая взмаха флажком. Степан Петрович рассказывал потом в учительской, что это была незабываемая картина. Лица у ребят напряженные, глаза горят огнем нетерпения… Правофланговый Андрей Бойцов, в теплом синем свитере, с нашитым на груди номером «1», не спускает глаз с руки Берестени. Весь нахохлившись, словно ежик, пятым в ряду с пятеркой на груди застыл Толя Будочка. Рядом с ним - Вася - четверка, а ближе к Андрею, вскинув легкие бамбуковые палки, Миколка с тройкой на свитере. Живописная картина!..
        И вот Берестеня вскинул над головою флажок… Взмах - и лыжники, словно оборвав невидимое препятствие, рванулись вперед. Только облако сухой снежной пыли поднялось из-под стремительных лыж…
        Дистанция была назначена в пять километров. Взяв старт недалеко от Суничной горы, ребята должны были в определенных, отмеченных флажками местах пересечь дорогу, обежать вокруг колхозных ферм, пробиться сквозь лозняк, росший у самого села, а затем уже по чистому полю направиться к Суничной горе. С горы лыжникам предстояла последняя, с разными неожиданными препятствиями, дорога к алой ленте финиша.
        Но все это легко рассказать словами, а попробовали бы вы одолеть эту дорожку!.. В первый момент после старта на поле царила полная неразбериха - одни бежали группой, другие, поднажав, вырвались вперед, третьи отстали. Но не прошло и пяти минут, как все двадцать лыжников вытянулись в стройную цепочку и на разных интервалах помчались друг за другом.
        Что тут началось!.. К общему удивлению первым, легко вскидывая палки и словно приседая на каждом шагу, летел не кто иной, как Вася Троян. Не Андрей Бойцов, а Вася Троян! Это было большой неожиданностью. За Васей в нескольких метрах мчался Миколка Мохатый. И только третьим, шагая размашисто и широко, бежал Андрей. Третье место это, конечно, не очень радостная вещь, но болельщики пока что молчали: Андрейка шел ровно, спокойно, и чувствовалось, что в запасе у него еще много сил.
        А вслед за Андреем, едва не наступая ему на пятки, не обгоняя, но и не отставая ни на шаг, мчался Толя-Мышка. Мальчик бежал, хотя и мелким шагом, но с такой легкостью, что, казалось, словно лыжи у него сами летели вперед, а ему одно только и оставалось, что передвигать за ними ноги.
        - Смотри ты, какой жук! - слышались восклицания по адресу Толи.
        Но вот по рядам зрителей прошел гул - Андрей Бойцов рванулся вперед с явным намерением выйти в лидеры гонки. Все короче и короче становилось расстояние между ним и Миколкой… И вот, несмотря на все усилия, Миколка понемногу остается позади…
        Вася Троян, бегущий первым, еще не чувствует опасности, но Андрей настигает уже и его. Пролетают секунды, и Вася замечает Андрея. Изо всех сил налегает он на палки, но поздно - Андрей резко обходит его.
        И зрители и судьи были в восхищении от ловкости и мастерства Андрея. Но еще большее восхищение в этом поединке вызвало иное - Толя-Мышка, тот самый Толя, к которому многие относились с насмешкой, как шел по пятам Андрея, так и теперь не отстал от него ни на шаг!
        Андрей оглянулся, желая прикинуть, как далеко отстали от него противники. Каково же было его удивление, когда он прямо у себя за спиной увидел Толю Будочку… Андрей улыбнулся и с новой силой рванулся вперед. Он помчался, как ветер, вокруг только мелькали заснеженные кусты и деревья. Но все было напрасно. Будто привязанный, за ним след в след бежал Толя.
        - Ай-ай-ай! Давай, давай! Нажимай! - вертясь на стуле, горячо восклицал Степан Петрович. Старый географ и не замечал, как от его резких движений расстегнулась шуба, как слетела с руки меховая варежка.
        На повороте, когда лыжники огибали ферму, Андрей сделал новую попытку оторваться от Толика. Он насколько мог прибавил скорость и помчался по тропинке в лозняке. Видно было, что он уже был обеспокоен: ему не удавалось, как он предполагал, выиграть время на спокойный спуск с Суничной. Но Толя, словно разгадав его план, тоже прибавил скорость. И когда они вдвоем выскочили из лозняка, то все просто поразились, увидев, что Толя как шел, так и сейчас идет след в след за Андреем. И действительно, достойны были восхищения большая сила и лыжное мастерство этого маленького, некрепкого с виду мальчика…
        Вот и Суничная… Едва только первые бегуны приблизились к ней, как Берестеня с горечью опустил голову и махнул рукой:
        - Пропал Андрей… Пропал!
        И такое чувство почему-то охватило всех. Еще Андрей бежал первым, еще ничего как будто не случилось, но все как-то сразу почувствовали - не было уже прежней уверенности у первого бегуна, не было смелости в его стремительном беге.
        И наоборот, как бы окрыленный какой-то новой силой, мчался теперь Толя-Мышка. Можно было подумать, что он только и ожидал минуты, когда придется спускаться с Суничной. Взлетев на вершину горы, Толя вдруг круто рванулся в сторону. Тут, среди этих кустов и деревьев, он был как дома, знал каждый поворот и тропинку. Стремглав бросившись с горы, Толя исчез в зарослях. Его фигура только на миг мелькала на крутизне то тут, то там, и даже страшно было смотреть, как он, резко бросаясь в стороны, на большой скорости объезжал возникающие перед ним препятствия.
        А в это время Андрей… То, что случилось с Андреем, вызвало у зрителей взрыв такого веселого смеха, что эхо его долетело до Суничной горы. Объехав на большой скорости одно, второе, третье препятствие, он с непривычки так растерялся, что дальше не смог управлять лыжами. Именно в эту критическую минуту перед ним вдруг вырос огромный полусгнивший пень…
        Дальше события развертывались с молниеносной быстротой - лыжа ударила в пень, Андрей перевернулся вверх ногами и колобком покатился и покатился вниз, пока не уткнулся головою в снег. Застрял и, видимо от стыда, неподвижно застыл. А тем временем его лыжи, как ни в чем не бывало, все быстрее и быстрее бежали вниз и, словно смеха ради, взяли направление как раз к судейскому столу. Все вокруг, глядя на эту картину, прямо покатывались со смеху. Но вскоре смех оборвался. Все в восхищении начали аплодировать, выкрикивать приветствия - раскрасневшийся, радостный Толик с гордостью разорвал грудью алую ленту финиша…
        Не занял Андрейка в школьном слаломе ни первого, ни второго места, не занял даже и двадцатого. Потирая шишки, набитые на лбу во время невероятных выкрутасов, когда пересчитывал боками пни на крутой Суничной горе, он приплелся к финишу в числе двух-трех таких же, как сам, неудачников. Неловко улыбнувшись учителю, Андрей начал старательно стряхивать варежкой снег со своего свитера.
        - Евгений Иванович… Вы не сердитесь на меня,- тихо, с чувством вины, проговорил мальчик.- Я теперь все понял.
        - Поздновато понял,- улыбнулся Берестеня.
        - Я эту гору вдоль и поперек изборозжу,- вдруг сверкнув глазами, упрямо проговорил Андрей.- Я научусь съезжать с нее, как пуля!
        Берестеня удивленно посмотрел на мальчика. В его задорном и уверенном виде было что-то такое, что заставляло верить ему. Учитель по-дружески положил руку на его плечо.
        ЗУБРЫ
        Когда Сережка рассказывает теперь кому-нибудь из ребят про свои приключения в Беловежской пуще, все обычно завидуют, говорят, что ему здорово повезло. Это верно, повезло. Но завидовать, по правде говоря, вряд ли стоит. Попал он там было в такую беду, что и до сих пор вспомнить страшно, и надо только радоваться, что все счастливо кончилось.
        Было это под конец лета, в августе. Сережкин папа работает агрономом в маленьком местечке, неподалеку от Бреста. Его только нынешней весной перевели сюда, а до этого он работал на Полесье, ка Туровщине. Как только мало-мальски устроились на новом месте, Сережка сразу же насел на отца: свози да свози в Беловежскую пущу посмотреть зубров. Да мало того, что сам просил, а еще и младшую сестричку, Аленку, подговорил, чтобы и она не давала отцу прохода.
        Отец у Сережки был хороший и не отказал детям. Договорились на том, что вот скоро окончатся самые горячие полевые работы в колхозах, а уж тогда он как-нибудь выберет свободный денек и свозит их в пущу.
        И вот денек этот в конце концов наступил. Однажды в субботу отец попросил у директора РТС на выходной день легковую машину - газик-вездеход, который не боится самых трудных дорог. Газик подкатил к их воротам рано-рано, но ни Сережка, ни маленькая Аленка уже не спали. В доме поднялась веселая суматоха: Сережка и Аленка впопыхах одевались, метались по комнатам, вспоминали, что им надо взять с собой в пущу. Аленка взяла сачок, чтоб допить бабочек, да свою любимую куклу. Что же касается Сережки, то он вооружился, как говорят, до зубов. Во-первых, взял он складной ножик - вещь, которая пригодится для разных нужд; во-вторых, еще накануне за щедрую плату выпросил он у одного приятеля бинокль. Бинокль был маленький, театральный, но все же немного увеличивал, а Сережке хотелось как можно лучше рассмотреть в пуще разных зверей и птиц. И, наконец, захватил он сделанную из тетради записную книжку и карандаш. На первой страничке Сережка старательно вывел: «Для записи разных приключений в Беловежской пуще». На второй заранее написал: «Выехали утром, в… часов. Погода стоит очень…» Таким образом, Сережка облегчал
себе работу в дальнейшем: стоило ему поставить вместо точек нужные слова, и первая запись сразу будет готова.
        Тем временем мать наклала им полную с верхом корзину всякой снеди.
        Тут была и ветчина, и яйца, и сыр, и огурцы, словом, столько всякой всячины, что отец, поглядев, не выдержал - рассмеялся:
        - Ты это что, на зимовку нас собираешь?
        - А ты не смейся,- сказала мать.- В лесу все съедите да еще и мало будет.
        Уже давая последние наставления на дорогу, мать озабоченно вздохнула:
        - Ох, выправляю я вас, а самой что-то так тревожно… Ты гляди, Степа, ведь там, в пуще, столько разного зверья! Как бы беды не случилось…
        Отец и шофер, дядя Саша, весело рассмеялись.
        - Конечно, конечно,- пошутил отец.- Там на каждом шагу львы, тигры, орангутанги!
        Едва машина тронулась с места, как Сережка спросил у отца, который час, и старательно записал в дневнике, на специально пропущенном месте: " 8 часов 20 минут». Потом он огляделся вокруг и заодно дал оценку погоде: «чудесная», потому что денек и в самом деле выдался солнечный, теплый, погожий.
        Покончив с этим неотложным делом, Сережка сунул свой дорожный дневник в карман, поудобнее устроился на сиденье - он сидел впереди, рядом с дядей Сашей, а отец с Аленкой сзади - и стал смотреть на дорогу, на поля. Вокруг было так хорошо! По обе стороны проселка желтели сжатые хлеба. Машина то спускалась в зеленые ложбинки, то бежала по равнине, то ныряла в лесок. В поле, невдалеке от дороги, Сережка увидел комбайн. Мотовило его быстро крутилось, захватывая рослую, густую гречиху и подавая ее под ножи, а с дороги казалось, будто сама она ложилась на полотно транспортера.
        В другом месте Сережка засмотрелся на полевой стан трактористов, которые, видно, где-то неподалеку пахали поля под озимые. Какая-то девочка, загорелая, как цыганка, в красной косынке, стояла на ступеньках вагончика. Увидев их, она улыбнулась и приветно помахала рукой. И совсем ведь незнакомая - вот чудачка!
        Одним словом, по дороге было столько разных впечатлений и они так быстро сменялись, что Сережка и не заметил, как подъехали к небольшой деревушке, за которой начиналась знаменитая Беловежская пуща.
        - Видите вон тот лес? - показывая вперед, спросил отец.- Это и есть пуща…
        Сережка, как зачарованный, смотрел в ту сторону, где темно-зеленой стеной стоял лес. Какие тайны хранят эти тысячелетние дебри? Где там живут те страшные дикие зубры?..
        На самом краю деревушки, ближе к пуще, стояли маленькие деревянные дома научной станции Государственного заповедника. Отец, как видно, заранее договаривался тут, потому что не прошло и десяти минут, как он появился на крыльце управления заповедника вместе с каким-то молодым парнем. Лицо у парня было веселое, загорелое.
        - Меня зовут дядя Петя,- с улыбкой сказал он и, прищурив один глаз, как будто прицеливаясь, подал руку сначала Сережке, а потом и Аленке.
        Теперь устроились в машине иначе: дядя Петя сел рядом с шофером, а Сережка перебрался назад, к отцу и Аленке. Это для того, чтобы дяде Пете удобнее было показывать дорогу.
        Как выяснилось, дядя Петя был научным сотрудником заповедника и знал о пуще и ее обитателях много интересного. Первым делом он рассказал о зубрах - этих могучих красавцах, сохранившихся до наших дней еще со времен ледникового периода. Оказывается, Беловежская пуща - единственное место на земле, где эти доисторические звери живут в естественных условиях.
        До революции зубров безжалостно уничтожали. На потеху царю и его придворным в пуще устраивались охоты, во время которых погибали десятки этих редких зверей. Но особенно много зубров было уничтожено во время первой империалистической войны, когда целые стада расстреливались из пулеметов. А после войны с гитлеровскими захватчиками в пуще осталось всего шестнадцать зубров. Были они собственностью Польской республики. Десять лет тому назад Польша передала нам в дар пять зубров. С них и началась восстановление зубриного стада в Беловеже.
        Сейчас для зубров в пуще созданы самые лучшие условия. Живут они в глубине леса, в специальном питомнике, обнесенном бревенчатым забором. Тут за ними ведется непрерывное наблюдение. И зимой и летом зубры получают обильную подкормку.
        Беловежский зубр - могучий зверь с лютым нравом. Когда однажды, много лет назад, два зубра, Борус и Беренсон, схватились в драке, их не могли разогнать ни егеря лесной охраны, ни даже пожарная команда с брандспойтами, вызванная из ближайшего местечка. Страшный бой длился целых девять часов и кончился смертью Беренсона…
        С раскрытым ртом слушал Сергей рассказы дяди Пети. Машина тем временем ехала уже пущей, забираясь все дальше вглубь. День был солнечный, светлый, а тут царил полумрак - высокие столетние деревья, стеной обступившие дорогу, почти закрывали небо. Дорога была неровная, вся в колдобинах, с обеих сторон ее сжимал густой непролазный кустарник.
        Что это был за лес! На каждом шагу - огромные выворотни, завалы. Деревья тут, должно быть, росли, умирали и падали, и никто никогда их не убирал. Казалось, эти дебри испокон веку не знали топора, никем не досматривались и не расчищались.
        Как объяснил дядя Петя, это и действительно было так. Беловежская пуща сохраняется в своем естественном первобытном виде. Тут запрещено рубить лес, запрещено даже убирать мертвые деревья, расчищать делянки. А есть тут и такие места, где не позволено стрелять и даже кричать. Здесь, в непролазных гущарах, находят себе убежище самые злые и лютые хищники.
        А каких только деревьев здесь не было! И могучие великаны-дубы, и высокие стройные сосны, и осины, и рябины, и клены… До пятидесяти разных пород деревьев растет в пуще. Время от времени попадались по дороге деревья-гиганты, возраст которых, по словам дяди Пети, перевалил за пятьсот лет.
        Дорога петляла то вправо, то влево. Иногда она разделялась на две, одинаково узкие и глухие, и тогда дядя Петя показывал шоферу, по которой нужно охать. Глухо и надсадно ворча мотором, машина забиралась все дальше и дальше в глубь пущи, и, говоря по правде, Сережке и Аленке стало немного не по себе.
        Дядя Петя заметил это и, чтоб немного развеселить ребят, принялся вспоминать разные забавные случаи из жизни зверей и птиц. Потом он рассказал, что когда-то эти дремучие дебри населяли племена ятвягов, отважных охотников и звероловов.
        - А знаете, почему пуща называется Беловежской?- вдруг спросил он.- Не знаете?..
        И дядя Петя рассказал, что название это связано с «белой вежей» - сторожевой башней, построенной в городе Каменце в тринадцатом веке. Башня эта сохранилась и поныне, только побелка на ней с годами осыпалась, и башня теперь не белая, а красная.
        Интересные рассказы развеяли тревожное настроение Сережки, и он уже веселее поглядывал вокруг.
        Вот тут-то, в каких-нибудь двух-трех километрах от зубрового питомника, и произошло то неожиданное и страшное. Впереди, шагах в пятнадцати от машины, вдруг метнулось через дорогу что-то огромное и черное. Никто в машине не успел разобрать, что это было за животное. Вслед за первой мелькнула вторая такая же черная тень. Потом третья, потом еще и еще… И только тогда люди в машине разглядели, что это были… зубры. Да, да, самые настоящие зубры! Они пересекали дорогу справа налево и, отбежав немного, останавливались поодаль, на лесной полянке.
        Дядя Петя тревожно и обеспокоенно шевельнулся на сиденье.
        - Ах, пропади ты пропадом! - негромко воскликнул он.- И как же это я забыл! Сегодня утром егеря выпустили из питомника стадо зубров. Мы решили, пусть звери погуляют на свободе, все равно никуда они из пущи не уйдут. И надо же, чтобы это как раз сегодня…
        Дядя Петя озабоченно нахмурился, умолк. Машина, сбавив скорость, медленно катилась вперед. И ребята, и отец, и даже шофер, затаив дыхание, смотрели на полянку. Это было чудесное, незабываемое зрелище - стадо зубров на воле. На полянке собрались и старые зубрихи, и молодые зубрята. Они спокойно расхаживали между молодыми березками и щипали густую сочную траву.
        Вдруг дядя Петя схватил шофера за руку.
        - Стой! - шепотом приказал он. Машина замерла на месте, и вокруг стало тихо-тихо, только слышен был ровный и однообразный шум пущи. Дядя Петя так же шепотом велел: - Не шевелитесь и молчите. Видите?..
        Тут только все поняли, чего испугался дядя Петя: впереди, совсем близко, в десятке шагов от машины, занимая почти всю дорогу, поперек ее неподвижно стоял огромный зубр. Грозно опустив вниз свою гривастую голову и искоса поглядывая на машину, он и не думал сходить с дороги. Стоял, время от времени шумно, недовольно фыркал и передней ногой греб землю, только комья летели во все стороны.
        Как он был красив! Его тяжелое мощное тело спереди было покрыто густой темно-бурой шерстью. Огромный, мускулистый, с высоким горбатым загривком, он стоял, как отлитый из бронзы. Тело зубра сзади сужалось, задние ноги были высокие и тонкие. Это придавало его фигуре стройность, стремительность.
        - Если ничто его не потревожит,- прошептал дядя Петя,- он нас не тронет.
        Так настороженно, неподвижно зубр стоял, наверно, минуты три. И все это время пять пар глаз с восхищением и затаенной тревогой, не отрываясь, следили за лесным великаном.
        Вдруг зубр, должно быть, успокоившись, сошел с дороги и направился к стаду, уже довольно далеко углубившемуся в лес. Он, верно, и задержал машину, чтобы дать возможность стаду отойти подальше. Теперь он пропускал газик, уступал дорогу, но надо было видеть, как он это делал, какой величественной и властной была его походка! Еще бы, это ведь был не кто-нибудь, а полноправный хозяин пущи!..
        Мордой подгоняя молодых зубрят, зубр вскорости скрылся в чаще, и по знаку дяди Пети машина потихоньку двинулась дальше.
        - Ну, друзья мои,- обернулся к ребятам дядя Петя,- набрался я страху. Разозлись этот зверь - в щепки разнес бы нашу машину…
        Спустя минут двадцать, преодолев несколько заболоченных мест, машина наконец добралась до питомника. Тут, за оградой из толстых бревен, Сережка и Аленка снова увидели зубров. И не только зубров, но и оленей, ланей, лосей. Все тут было очень интересно, но такого восторга и волнения, как там, на дороге, Сережка уже не испытывал. Те недавние картины все еще стояли у него перед глазами: вот зубры черными тенями стремительно перебегают дорогу, вот стадо зубров спокойно пасется на лесной полянке и, наконец, самая яркая - грозная фигура могучего лесного великана, неподвижно застывшая посреди дороги.
        …Солнце уже почти закатилось, когда путешественники вернулись из пущи. Сережка, хотя и здорово устал за день, был весел и оживлен. Одним махом выскочил он из машины и помчался по дорожке к дому. На бегу как-то случайно сунул руку в карман штанов - что такое! Так и лежали там нетронутые ни разу за всю дорогу записная книжка и маленький бинокль…
        Сережка развернул книжечку, прочел свою первую утреннюю запись и улыбнулся: а ведь верно, и погода, и все сегодняшнее путешествие были такими чудесными. Ну, а что он за весь день не сделал ни одной записи - не велика беда, исправит дело Сережка. Выберет свободное время, сядет дома и все запишет.
        ЕГОРКА С ВОДОМЕРНОГО ПОСТА
        Прошлой осенью случилось у Егорки Тугая несколько по-настоящему счастливых дней. Были это обычные для осени хмурые, дождливые и ветреные дни, но Егорка крепко запомнил их, и можно даже сказать, что они каким-то образом наложили отпечаток на всю его дальнейшую жизнь, он как бы повзрослел, стал серьезнее, рассудительней.
        Это дни, когда он по личному телеграфному распоряжению начальника метеорологической станции инженера Петра Захаровича Лося совсем самостоятельно выполнял важную научную работу - работал вместо отца наблюдателем водомерного поста на одном из притоков Припяти… Вы улыбаетесь, наверно, вам хочется сказать: «Подумаешь, экая важность!
        Не такие уж сложные обязанности у начальника водомерного поста. Да и к науке они имеют отношение весьма далекое…» Это, может, по-вашему так. Ну, а Егорка даже не счел бы нужным отвечать на такие несерьезные замечания. Он только посмотрел бы на все этак снисходительно да и махнул рукой. Человек, мол, который хоть что-нибудь смыслит в этом деле, подобной глупости не скажет. Во-первых, обязанности наблюдателя вовсе не такие простые и легкие, как это может показаться на первый взгляд. Хорошо, если стоит лето, погода тихая, теплынь. А если, скажем, гроза, ветер с ног валит, сечет дождь или зимой метель крутит?.. А наблюдатель все равно - буря ли, дождь ли - два раза в день, в определенное, сверенное по московским курантам время, должен сделать рейкой промеры уровня воды, точно измерить температуру воды и воздуха, дать характеристику состояния погоды и реки…
        Что же касается научной важности таких наблюдений, то Егорка мог бы прочесть вам целую лекцию на эту тему. Достаточно сказать, что водомерный пост, на котором работает Егоркин отец, существует уже лет тридцать, а есть на Припяти посты, организованные более семидесяти лет тому назад. На основе длительных наблюдений таких постов ученые составляют характеристики режимов рек, определяют их особенности в разные поры года. Эти характеристики дают потом ученым возможность решать важнейшие проблемы по преобразованию природы. И, если вы хотите знать, даже такое огромное дело, как осушение болот Полесской низменности и превращение их в плодородные нивы, находится в прямой связи с работой Егоркиного отца.
        Теперь понятно в чем дело? Видите, куда, к каким вершинам ведет дорожка от водомерного поста на маленькой полесской речке? Ну, так и не удивляйтесь, что оказанное Егорке осенью доверие явилось для него такой большой радостью.
        А получилось это все, если вспоминать по порядку, не само собой, не случайно, а как, наверно, сказал бы инженер Лось, в результате неуклонного и закономерного развития событий. Дело в том, что была у Егорки одна страсть: жадно интересовался он всем, что имело отношение к преобразованию Полесья, его родного края. По нескольку раз перечитывал он каждую статью в газете или журнале, где говорилось об осушении полесских болот, о поисках на Полесье нефти и других полезных ископаемых, о строительстве тут новых могучих предприятий, электростанций. Егорка даже завел специальный альбом газетных вырезок и разных интересных выписок из книг и журналов. Самые заветные странички в том Егоркином альбоме были посвящены будущему Полесья.
        Как-то весной, когда к ним приехал Петр Захарович Лось (обычно инженер раз в три-четыре недели приезжал на водомерный пост, чтобы лично проделать дополнительные гидрометрические работы - промерить дно, определить скорость течения), Егорка обратился к нему с вопросом: правда ли все то, что пишут ученые о Полесье? Улыбнувшись, инженер сказал, что все это - самая что ни на есть истинная правда и что про великое преобразование Полесья написано даже в семилетнем плане. Кроме того, Петр Захарович сказал, что работы по освоению Полесья имеют государственное значение, они окажут большое влияние на развитие всего народного хозяйства республики.
        Инженер был настроен добродушно, он был доволен, что все намеченные дела они с Егоркиным отцом управились закончить в один день и притом успешно. Увидев в руках у Егорки альбом, Петр Захарович взял его и стал листать. Сначала листал просто так, ради забавы, но потом не на шутку заинтересовался, присел к столу и, достав из футлярчика очки, внимательно, страницу за страницей, стал просматривать и читать разные цифры и факты, выписанные Егоркой.
        - Э, друг мой,- сказал он,- да ты ведь собрал очень интересный материал.
        Мальчик понравился инженеру, и в тот вечер они долго втроем - инженер, Егорка и его отец - мечтали, каким в недалеком будущем станет их край, как поплывут по проложенным на Полесье каналам пароходы, задымят на торфяных болотах электростанции, зашумит на осушенных землях пшеница. Разговорившись, Егорка открыл Петру Захаровичу свою заветную мечту - кончить десятилетку и поступить на работу бакенщиком на реке, а одновременно заочно учиться на инженера-гидролога. Егорка похвалился, что он уже и сейчас умеет делать все промеры и записи и знает обязанности наблюдателя.
        - Что правда, то правда,- подтвердил отец,- большой у него интерес к этой работе. Понадобится - в любое время сможет меня заменить.
        Инженер похвалил мальчика и пообещал ему прислать какую-то новую книжку про белорусские реки и озера.
        Между прочим, в конце этого длинного разговора Петр Захарович неожиданно поинтересовался Егорки-ным школьным дневником. И тут, надо сказать, Егорка немного смутился и покраснел. Его любимыми предметами были география и математика - по ним в дневнике отклонений ниже четверки не было. Что же касается грамматики, то кривая его успеваемости по этому предмету делала иной раз такую дугу, что снижалась до самой двойки.
        Полистав дневник, Петр Захарович укоризненно покачал головой и сказал:
        - Давай, товарищ инженер-гидролог, так договоримся: к следующему моему приезду выровняй эту «дугу» по языку не ниже, чем до тройки. А не выровняешь - скажу отцу, чтоб не только не брал тебя в помощники, но и в руки водомерную рейку не давал…
        Это было в марте, а в конце мая, когда Петр Захарович снова приехал к ним на водомерный пост, Егорка при первой же встрече показал инженеру свой табель. В графе, где были выведены отметки за последнюю четверть, по языку красовалась тщательно выписанная учительницей четверка.
        - Ну, друг, от души поздравляю,- пожал Петр Захарович руку покрасневшему от удовольствия Егорке.- Могу тебе сказать, что если ты всегда будешь так настойчив и старателен, сбудется твоя главная мечта. Будешь, Егорка, инженером.
        Петр Захарович крепко подружился с мальчиком и, приезжая на пост, всегда брал его с собой на реку. Замеры скорости течения, ради которых инженер приезжал на пост,- довольно сложное дело. Сперва, сев с отцом в лодку, инженер через всю речку - с берега на берег - протягивал тонкую крепкую проволоку. Потом, привязав к этой проволоке лодку посредине реки, он опускал в воду специальный прибор - «вертушку», соединенную проводами с электрической батареей. По скорости вращения лопастей вертушки определялась скорость течения. Во время таких поездок Петр Захарович всегда охотно отвечал на все Егоркины вопросы, рассказывал устройство разных водомерных приборов.
        Однажды летом отец, сделав все, что требовалось на посту, как обычно, пошел на работу в колхоз. Стояла горячая пора жатвы, и он работал в гумне подавальщиком снопов в молотилку. Как раз в этот день приехал для очередных измерительных работ Петр Захарович. Увидав инженера, Егорка тут же собрался бежать за отцом. Но инженер задержал его:
        - А может, мы, Егорка, вдвоем, без отца управимся?
        Сердце у мальчика так и зашлось от радости.
        - А чего же, управимся!
        - Грести умеешь?- поинтересовался инженер.
        - Еще спрашиваете!
        Взяв весла и все необходимое, Петр Захарович и Егорка пошли на реку, к посту. День был ветреный, и по реке катились волны с белыми гребнями пены. Ловко орудуя веслами, Егорка все время старался держать лодку носом против течения, чтобы ее не так болтало и инженер мог спокойно работать. Время от времени ветер, налетая резкими порывами, сбивал лодку, но Егорка, как настоящий речник, решительными ударами весла выравнивал ее и снова ставил в нужном направлении.
        Егорка и не догадывался, что инженер взял его с собой на речку нарочно, хотел устроить ему своеобразный экзамен. Поведение Егорки на реке, его ловкость и настоящее мастерство, должно быть, и вызвали неожиданное и радостное для мальчика решение Петра Захаровича.
        Под вечер, когда они, закончив работу, привязали у берега лодку и собрались идти домой, Петр Захарович положил Егорке руку на плечо и сказал:
        - Ну, друг, надо мне поговорить с тобой об одном деле.
        Егорка удивленно поднял голову, приготовился слушать.
        - Думаем мы в октябре дней на десять-двенадцать послать твоего отца в Минск, на курсы. Не согласился бы ты, не во вред учебе, конечно, в эти дни подменить отца и вести водомерные работы?
        Согласится ли он подменить отца?.. Нелепый вопрос! Да это поручение было бы для Егорки самым большим счастьем. И в учебе он не отстанет. Ведь он на посту будет занят всего два часа - час утром, до занятий, и столько же времени вечером…
        С каким нетерпением после того разговора с инженером дожидался Егорка осени, с каким наслаждением каждый день вечером отрывал листок календаря! Лежа в постели, он подсчитывал оставшиеся дни и каждый раз, укладываясь спать, радовался - вот и еще день прошел, все меньше и меньше осталось ждать. Иногда Егорка начинал тревожиться: а что если Петр Захарович тогда просто пошутил, вдруг все это неправда? Может, и курсов никаких не будет, а он только напрасно ждет?..
        Но Петр Захарович сдержал свое слово. Однажды п самом начале октября утром прибежала рассыльная с почты и принесла Егоркиному отцу телеграмму. В ней, за подписью инженера Лося, отцу предписывалось тотчас же явиться в область за направлением в Минск, на кратковременную учебу, а обязанности наблюдателя поста временно возлагались на Егора Николаевича Тугая.
        Егора Николаевича! Да Егорку еще сроду никто так не называл!.. Телеграмма вызвала большое оживление в семье Тугаев. Отец прочел ее несколько раз, сначала про себя, тихонько, потом вслух, всей семье. После него, утерши фартуком руки, телеграмму принялась читать мать, затем, заикаясь от волнения, сам Егорка. Даже пятилетняя Ниночка, которая не знала еще ни одной буквы, и та, приподнявшись на цыпочки, с любопытством заглядывала в телеграмму из-под руки у Егорки, словно и она могла там что-то понять…
        Отец сразу стал собираться в дорогу. В тот же вечер он попутной машиной уехал на станцию.
        И вот назавтра, едва начало светать, вооруженный водомерной рейкой, часами, термометрами и бумагой с карандашом, Егорка впервые совсем самостоятельно направился к реке. Посмотрели бы вы на него в эту минуту! Сколько важности, торжественности было в его неторопливой, как у взрослого, походке, как озабоченно и серьезно было его лицо, какой гордостью блестели глаза! Он шагал по селу, и встречные, ни о чем не расспрашивая Егорку, по одному его виду догадывались, что в жизни у мальчика произошли важные перемены, и, останавливаясь, провожали его удивленными взглядами. А Егорка шагал да шагал, не оборачиваясь, ровным, спокойным шагом и только время от времени посматривал на часы - не опоздает ли он на пост делать промеры…
        Дни, когда Егорке пришлось заменять отца, выдались непогодливые, с ветром и дождем. Мелкий, но густой дождь не переставал сечь с утра до вечера, и, как ни кутался Егорка в отцов брезентовый плащ, каждый раз приходил домой мокрым. Но хоть бы однажды пожаловался он матери!..
        Незаметно пробежали дни, и как-то раз, вернувшись в сумерках с реки, Егорка неожиданно увидел в доме отца. Сколько тут было радости, смеху, веселого оживления! Ниночка бегала по комнате, хвастаясь гостинцами, привезенными отцом из столицы. Но Егорка, как и положено человеку серьезному, вел себя скромно, сдержанно.
        Едва зажгли свет, Егорка, ни говоря ни слова, первым делом подал отцу книгу водомерных записей. Будучи на курсах, отец, конечно, немного беспокоился, как бы Егорка чего-нибудь не напутал в ведении документации. И теперь, одев на нос очки, он сразу же принялся тщательно просматривать записи. Каково же было его удивление, когда он не нашел в них ни единого пропуска, не заметил ни одной ошибки.
        - Ну, сынок, спасибо тебе. Молодчина!..- сказал отец, закрывая книгу. Потом, пряча в футлярчик очки, добавил: -Нам так говорили: работа наблюдателя водомерного поста - первый источник материалов для ученого. Особенно у нас, на Полесье… Так что, Егорка, можешь гордиться - ты своим трудом тоже принял участие в обновлении нашего края.
        Егорка слушал отца с затаенным дыханием - не было для него большего счастья, чем слышать такие слова.
        САНЬКИНА ЛИПА
        В ту последнюю субботу сентября отец Саньки задержался где-то позже обычного. Может, в обходе где-нибудь порубка случилась, а может, с лесничим на молодые посадки поехал. Мать не ожидала отца обедать, а покормила Саньку с Аленкой, как только они вернулись из школы. До школы детям не близко было ходить, километра три, если идти напрямик, лесом, а зимою, когда снег заметает все лесные тропинки и ходить можно только дорогой, то от их хаты-лесничевки до деревни насчитаешь и полных пять. После прогулки туда и обратно, эх, и хочется есть, таким вкусным кажется обед!
        Отец возвратился, когда смеркалось. Санька к тому времени и уроки на понедельник успел приготовить и матери кое в чем помог по хозяйству. Домашние обязанности у Саньки были небольшие - лучины на растопку наколоть, воды из криницы принести, помочь матери кадку с кормом корове отнести. В хате лесника каждый член семьи имел свои обязанности, даже малая Аленка, что ходила еще только во второй класс.
        Отец вошел в хату, повесил на гвоздь у порога дождевик и начал умываться. Санька сразу заметил, что отец был в хорошем настроении, чему-то улыбался про себя. Санька насторожился - может, отец какую-нибудь интересную новость из деревни принес, скорей бы садился за стол да начинал обедать. До новостей Санька был очень жаден. Оно и понятно: в лесу - не в селе, здесь редко случалось что-нибудь новое. Правда,
        Санька привык к лесу, полюбил его и всегда находил в нем много интересного. Позавчера, например, Санька видел стадо коз на Юрковой поляне. Заметили они мальчика да как прыгнули, только короткие хвостики их замелькали меж кустов. А еще как-то раньше Санька в одной чащобе лису из норы выгнал. Было у Саньки в лесу много излюбленных, заветных местечек, любимых деревьев. По поручению школьного кружка юннатов Санька вел специальный дневник наблюдений за одним великаном-дубом, за молодым березовым питомником, над которым шефствовал их пионерский отряд. И еще, лично для себя,- за одной липой, полюбившейся Саньке своей особой стройностью, красотой. Бегая летом за грибами, Санька нарочно переходил Юркову поляну тем краем, где росли липовые посадки и среди них - его любимая липа. Проходя мимо, он не мог удержаться, чтоб не погладить рукою ее гладкий, ровный ствол. Он записывал в дневник, когда весной появлялись почки на ветках, когда одевалась она в лиственный убор, когда листья начинали желтеть. Потом на собраниях школьного кружка ученики обсуждали его записи, и это обогащало их знания, помогало в работе по
озеленению школы и села…
        Однако лес - это одно, а в деревне новости совсем иные.
        Мать еще не успела подать на стол, как отец сообщил:
        - Ну, дорогие мои, завтра к нам важные гости приедут.
        Санька встрепенулся:
        - Какие гости, папа? Откуда?
        - Что же у нас завтра за праздник, что гостей ожидать? - заинтересовалась мать, подавая на стол обед.
        - Праздник не праздник, а гости будут… Прямо из самой столицы, из Минска. Вот надо помозговать, как их принимать будем.
        - Ты это серьезно или шутишь? - растерялась мать, присев напротив отца на скамье. А у Саньки с Аленкой даже глаза загорелись, с таким нетерпением они поглядывали на отца, ожидая его ответа.
        Отец засмеялся.
        - Да, да, гости…- Он вынул из кармана бумажку, развернул и положил ее перед матерью на стол. В один миг ткнулся носом в ту бумажку и Санька.- Вот разнарядку лесничий дал. Завтра машины из Минска придут, пятитонки. Надо подыскать в моем обходе штук двадцать лип, двадцатитридцатилеток. Повезут их из лесу на другое жительство, на новые минские улицы.
        Санька, как зачарованный, ловил каждое отцовское слово. Не обманули его ожидания: отец и в самом деле принес интересную новость. Эх, если бы знали об этом его друзья по кружку юннатов!
        - Папа, ты говоришь двадцатилетние липы? Но ведь это большие деревья, как их можно увезти?
        - Да, сынок… Вот увидишь. Теперь могут даже столетнее дерево за тысячу километров отвезти…- Отец опять тепло улыбнулся.- Лесничий сказал, что липы из моего обхода будут высажены вдоль главной минской магистрали. Но вот задача,- отставив в сторону тарелку, заметил отец.- Это ведь надо такие липы подыскать, которые в молодости уже пересаживались.
        Мать подала на стол кашу. Отец не сразу начал есть, задумался.
        - Есть у меня в одном месте такая посадка… Дай, Санька, мне планшет.
        Санька бросился за потрепанным брезентовым планшетом, в котором отец хранил всю свою канцелярию. Отец вынул из планшета нанесенный на кальку план обхода и, развернув его на столе, склонился над ним с карандашом в руках. Склонились над калькой и Санька с Аленкой.
        - Вот здесь, в Поймищах, лет двадцать тому назад высажены были такие липки. Это когда еще ваш дядя Андрей живой был и лесничествовал…
        - Папа, а это не те липы, что растут в начале Юрковой поляны? - несмело спросил Санька.
        - Совершенно верно, возле поляны, - ответил отец.- Выберем лучшие деревья и подарим столице. Большая честь для нас, что из нашего леса деревья столицу украшать будут.
        У Саньки от волнения сильнее забилось сердце: Юркова поляна - это ведь как раз то место, где росла его любимая липа. Неужели случится такое счастье, что и она вместе с другими деревьями будет пересажена на главную улицу Минска?
        - Папа,- дрожащим голосом спросил Санька,- а ты меня возьмешь с собою на Поймище? Завтра ведь у меня выходной…
        - Тебя? Что ж,- ответил отец,- могу и взять.
        - А меня? - тоненьким голосом спросила Аленка.
        - Возьму и тебя,- согласился отец.
        Долго в этот вечер не мог уснуть Санька. Закроет глаза, лежит тихонько, а сна нет и нет. То вставала перед его глазами та молодая липа, что росла возле поляны, то строил он разные догадки, как будут выкапывать из земли и перевозить взрослые деревья. Да что говорить - как можно было уснуть, если сразу столько нового свалилось на человека.
        Назавтра Санька проснулся рано-рано, мать еще даже печь не растопила.
        - Чего ты, сынок, так рано подхватился? - увидев, как поспешно одевался Санька, спросила мать.
        - Да так… Не спится что-то,- нехотя ответил мальчик и, быстренько набросив на плечи пиджачок, Выбежал во двор. Вышел за ворота, прислушался - не слышно никакого гула, тихо в лесу, нигде никого нет. Санька вернулся в хату и сделал вид, будто занялся чтением книги. Но какое там было чтение, если из головы не выходили тревожные мысли - почему до сих пор нет тех пятитонок, может, они и совсем не придут? Может, где-нибудь в другом лесу нашли деревья?
        Проснулся отец. Посмотрел на часы и начал торопить мать:
        - Быстрее корми нас, с минуты на минуту должны приехать.
        Услышав отцовские слова, Санька воспрянул духом и снова шмыгнул за дверь. Но и теперь на дороге ничего не было слышно.
        Грузовики приехали тогда, когда у Саньки уже и надежда пропала, в десять часов утра. Прогудело их восемь штук, а последней в колонне шла какая-то странная машина с хоботом-стрелой. На передних грузовиках ехали рабочие, были нагружены какие-то сбитые из свежих сосновых досок щиты, лежали лопаты, топоры, ломики. Машины наполнили гулом тихую усадьбу лесника.
        - Эй, хозяин! - закричали с передней машины, остановившейся как раз напротив ворот.- Выходи гостей встречать!
        Санька с выглядывающим из-под теплого пиджака ярко-красным пионерским галстуком, а вслед за ним и отец, держа за руку одетую в длинное пальто Аленку, вышли на дорогу.
        - Пожалуйста, дорогие, давно ожидаю,- здороваясь с высоким человеком в кожаном пальто, заговорил отец.
        - Первым делом, сынок, заскочи в хату,- обратился приезжий к Саньке,- да принеси нам ведерко… Где тут у вас колодец, надо радиаторы залить.
        Санька бросился в хату за ведром, а отец показал шоферам, где находится криница. Пока шоферы по очереди наполняли водой радиаторы, отец беседовал с человеком в кожаном пальто. Это оказался техник-лесовод из Минского треста по озеленению города, звали его Яков Трофимович. Техник расспрашивал отца про липы, к которым лесник должен был вести колонну,- сколько им лет, пересаживались ли они когда-нибудь, здоровые ли, на каком грунте росли. Отец рассудительно отвечал на все вопросы техника.
        - Ну, а ты, пионер, поедешь с нами? - окончив разговор с отцом, спросил Яков Трофимович Саньку.
        - Отец разрешил, поеду,- ответил смущенный Санька. А затем добавил смелее: - Я знаю хорошие деревья, покажу вам.
        - О, тогда, братец, едем, обязательно едем,- улыбнулся техник.- Отец твой с девочкой сядет в кабину, будет дорогу показывать, а тебя давай подсажу в кузов.
        Яков Трофимович легко подхватил под руки Саньку и помог ему взобраться на машину. Усадив затем в кабину отца и Аленку, техник оперся ногой о колесо и ловко перемахнул через борт грузовика.
        - По машинам! Поехали! - скомандовал он.
        Пятитонки в ответ дружно загудели моторами. Головная машина, на которой ехал Санька, повернула на лесную дорогу. Вслед, растянувшись длинной колонной, бежали остальные грузовики. А самой последней шла незнакомая Саньке машина с хоботом - подъемный кран, как по дороге объяснил мальчику техник.
        Больше всего Саньке хотелось увидеть, как же, собственно, будут вынимать из земли и погружать на машины взрослые деревья? Об этом потом он даже сможет рассказать на очередном собрании кружка юн-натов. Откровенно говоря, ни он, ни его друзья до сих пор вообще не знали, что возможно такое дело, как перевозка взрослых деревьев. Но Якову Трофимовичу это, видимо, было не в новость. Санька убедился в этом сразу же, как только машины подъехали к Юрковой поляне. Соскочив с кузова, техник начал деловито давать разные распоряжения, расставлять людей и машины.
        Отец показал Якову Трофимовичу липовую посадку. Техник прошелся туда и обратно по леску, внимательно оглядывая деревья. По-осеннему окрашенные в багрянец стройные липы сверкали на солнце, словно охваченные огнем. Под ногами у Якова Трофимовича шумно шуршали опавшие листья.
        - Эх, милый человек,- проговорил техник отцу.- Да тут не то что двадцать, а и пятьдесят липок можно взять, никакого греха не будет. Поскупился ваш лесничий.
        Техник остановился возле одного дерева и позвал рабочих. Подошло трое молодых парней в спецовках с лопатами в руках. Санька следил за каждым движением Якова Трофимовича. Посоветовавшись с отцом, техник решил начинать с этого дерева. Он вынул из кармана свернутый в круглый футлярчик стальной метр и отмерил от ствола липы во все четыре стороны по восемьдесят сантиметров.
        - Ройте,- сказал рабочим техник.
        Парни с лопатами взялись за дело. Они начали обкапывать образовавшийся четырехугольник. Когда под лезвие попадались корни, парни перерубали их и рыли дальше. Тем временем техник с отцом выбрали невдалеке еще одно дерево, и еще трое рабочих с лопатами начали его обкапывать. По указанию Якова Трофимовича два шофера подогнали свои машины ближе к этим деревьям. Сюда же, подняв вверх свой хобот-стрелу, подполз и подъемный кран.
        Подрыв липы более чем на полметра в глубину^ а затем и снизу, рабочие сняли с машин готовые щиты и сколотили их вокруг корней деревьев наподобие огромных, крепких ящиков. Начиналась самая ответственная операция. Санька, а за ним, осмелившись, и Аленка перебегали с места на место, чтобы не пропустить ни одной мелочи из того, что происходило вокруг. Все им казалось важным и значительным, все они хотели увидеть собственными глазами.
        Кран повернул стрелу к первой липе. Рабочие, обмотав ствол дерева войлоком, опоясали его и дощатый ящик крепким стальным тросом. Управляя рычагами, крановщик осторожно поднял дерево в воздух. Странно и даже немного страшно было смотреть Саньке, как большое дерево оторвалось от земли и повисло в воздухе, закачав ветвями, на которых в испуге трепетали пожелтелые листочки. Рабочие снизу подбили к ящику еще один щит, ставший как бы его дном. Когда эта работа была закончена, кран медленно повернулся и опустил ящик с деревом на грузовик. Отвязали тросы, и машина с деревом была готова в поход! Скоро таким же образом была поставлена на второй грузовик еще одна липа.
        Тем временем Яков Трофимович подбирал к вывозке все новые и новые липы.
        Неожиданно он обратился к Саньке, все время не отходившему от него:
        - Ну, пионер, что ж ты не хвалишься, где липы, что ты хотел подарить столице?
        Санька повел техника к своей любимой липе. Это было действительно очень красивое дерево - высокое, стройное, с пышной и богатой кроной.
        - О-о, ладное деревцо! - довольно проговорил Яков Трофимович.
        - Я вел дневник наблюдений за ним,- пояснил Санька.
        Полюбовавшись, техник, не медля, приказал рабочим обкапывать дерево.
        Глядя, как ловко работали лопатами рабочие и как все сильнее и сильнее начали дрожать золотые листья на ветвях, Санька притих, задумался. Ему радостно было, что знакомое дерево, можно сказать, личное его дерево, будет пересажено на главную улицу столицы - Минска, и жители столицы будут любоваться его красотой. Может, когда-нибудь возле этого дерева остановится даже какой-нибудь знатный минчанин - известный, скажем, артист или писатель,- посмотрит на него и улыбнется, залюбовавшись его прелестью. Пусть он и не будет знать, чья это липа, в этом ли дело! Главное, чтобы тот человек почувствовал настоящую радость благодаря Саньке. С другой стороны, немного грустно стало - вот и не будет уже здесь, в лесочке любимой липы, к которой он так привык.
        - Что замолчал, пионер? - заметив, что Санька задумался, весело спросил Яков Трофимович.- Не грусти, дружок… Весною приезжай в Минск, проведаешь свою липу. Вот увидишь, что ей там не хуже будет, чем тут, в лесу. Мы ей хорошее местечко подготовили.
        Санька весь оживился.
        - Дядя, а это можно будет, да? - радостно сияя глазами, спросил он.
        - Чудак, а почему же нет? - засмеялся техник.- Вот отпросись у отца и приезжай.
        Санька вопросительно посмотрел на отца.
        - Хорошо, сынок, хорошо,- понимая настроение мальчика, ответил отец.- Вместе съездим, посмотрим весной на наши липы.
        Вернулись в лесничевку Санька с отцом и Аленкой почти под вечер. Только успели пообедать, и сумерки опустились на землю. Когда вся работа по хозяйству была сделана, мать, сел на скамью, долго слушала Санькин рассказ о том, что происходило сегодня в лесу. Легли спать и свет погасили, а Санька, подняв голову с подушки, все рассказывал матери о своих впечатлениях. Правда, чем дальше, тем все тише становился голос мальчика, все более медленной была его речь. А затем какая-то неведомая сила колыхнула Саньку, словно на огромных качелях, закружилось все кругами, и он поплыл, поплыл…
        Весна. Щедрое солнце заливает улицы и проспекты Минска. Санька стоит на вокзальной площади, щуря глаза от яркого света. Туда и сюда по площади бегут автомобили, звенят трамваи, идут нарядно одетые люди. Санька знает, что главная улица, та самая, на которой растет его липа, где-то недалеко. Милиционер, в парадной летней форме, с полосатой палочкой регулировщика в руках, отдает Саньке честь и рассказывает, куда надо идти. Санька, держа в левой руке маленький чемоданчик, выходит на широкую улицу…
        Вот она перед ним, главная магистраль столицы - широкая, ровная, будто стрела, вся в блеске асфальта, вся в зелени пышных молодых деревьев. По обе стороны улицы стоят и глядятся в ее зеркальную гладь красивые многоэтажные дома. Плавно, с легким, почти неслышным шорохом бегут и бегут сверкающие «волги», «победы», «москвичи». Санька глядит на все это и не может сдвинуться с места. Он впервые видит такой большой и красивый город во всем его блеске и движении.
        Потом Санька вспоминает, зачем он сюда приехал. Он идет по тротуару, по самому краю улицы, и поочередно осматривает каждое дерево. Липы все похожи одна на одну, но Санька уверен, что свою липу он узнает, обязательно узнает даже среди тысячи одинаковых лип. Он минует один квартал, проходит и второй. Он идет вдоль больших новых домов, часть из которых еще даже не закончена и стоит в лесах.
        И вот - о чудо! - Санька вдруг узнает свою липу. Ну да, он узнает ее всю, как есть, с ее стройным станом, ровными ветвями, с ее пышной, круглой кроной.
        - День добрый, родная! - обрадованно восклицает Санька, останавливается, гладит рукой ее ствол, как когда-то в лесу.- Родная, я приехал тебя проведать. Как ты тут живешь, хорошо ли тебе, не тоскуешь ли ты по Юрковой поляне?
        - Дорогой Санька! - колыхнув листьями, словно живая, звонко ответила липа.- Мне тут хорошо. За мной старательно ухаживают - гляди, как ровненько подстрижены мои ветви, как хорошо подкормлены мои корни. Санька, я крепко полюбила Минск и - ты не обижайся - я останусь здесь навсегда.
        - Живи, липа, живи! - обрадованно кричит мальчик и приветливо машет дереву рукой.
        …Над хатой-лесничевкой постепенно занимается утро, ясное, по-осеннему морозное, но приятное и радостное.
        ПРИКЛЮЧЕНИЕ В «ЗЕЛЕНОМ БЕРЕГЕ»
        Не знаю, как в других местах, а в лагере «Зеленый берег», эх, и весело живется пионерам. Каждый день у них новое занятие, новые интересные приключения. То они идут в поход по лесам и полям, разбивают палатки в лесу, собирают коллекции насекомых и растений, ночуют у костра. То путешествуют на лодках по реке. То играют на спортивной площадке. То, выстроившись с удочками вдоль берега, соревнуются, кто больше поймает плотвы и окуней. Полюбовались бы вы зрелищем, когда свыше ста рыболовов, следя за красными верхушками поплавков, застывают над своими удочками, готовые, едва вздрогнет поплавок, подсечь и выбросить на берег сверкающую серебром рыбу. А видели бы, сколько смеху было, когда однажды во время таких соревнований девочка со второго отряда выхватила из воды вместо плотвы огромную глазастую лягушку, позарившуюся на червячка. А попробовали бы вы той наваристой, ароматной ухи, что вечерами готовили пионеры…
        Вот и недавно случилось в этом лагере одно веселое событие… Правда, легко теперь сказать - веселое? А если быть справедливым, то для Толика с Андрейкой веселого в этой истории было не очень много, а скорее всего и совсем не было. Где уж там было им до веселья, если тот огромный бешеный сом, словно вихрь, подхватил их маленькую лодку, как легкое перышко, и…
        Но погодите, если рассказывать, то надо все по по- рядку. Началось все с того, что два пионера, Толик и Андрейка, прибыв в «Зеленый берег», познакомились с одним местным рыбаком, знаменитым специалистом по остям, дедушкой Кузьмою Зязюлей. Рыбачья слава об этом Зязюле ходила по всей реке, от Турова до На- ровли. О нем рассказывали невероятные истории. Говорили, например, что рыба шла на крючки к деду Зязюле даже тогда, когда у других и клевать не хотела, и что он привозил по пуду лещей в дни, когда другие рыбаки не могли поймать даже одной захудалой плотички.
        Не знаем, чем пришлись по душе наши друзья старому Зязюле - своей ли смелостью, ловкостью или любознательным умом,- только не прошло и трех дней, как крепко он с ними подружил. И вот этот знаменитый рыбак как-то вечерком рассказал ребятам одну тайну, которую мало кто знал далее из местных людей. Недалеко от лагеря река делала крутой поворот, и тут образовалась круча, а внизу - омут, глубиной, наверное, метров в двадцать. Нигде на реке не было такой глубины, как у этой кручи. Вода тут была темная и все время словно кипела, крутилась, ворочалась. И вот дед Зязюля рассказал нашим друзьям, будто в этом смуте уже много-много лет живет огромный сом, царь- сом, властелин всей реки. Весит тот сом ни много, ни мало, а ровно десять пудов и силой обладает такой, что одним ударом хвоста может убить человека. Дед Зязюля жаловался, что этот дьявольский сом разгоняет и уничтожает рыбу на большом участке реки, а в последние годы так обнаглел, что уже начал охотиться на деревенских уток, неосторожно заплывающих на середину омута.
        Шустрый Андрейка удивился, почему же дед не поймает этого речного хищника. Но старый Зязюля в ответ только горько покачал головою - он когда и помоложе был, не осмеливался па такую дерзость, а теперь, ослабев к старости, и тем более. Дед скорее бы согласился выйти с голыми руками на волка, чем рискнуть меряться силами с этим широкоротым речным бандитом.
        Если бы дед Зязюля знал, на какое дело толкает он хлопцев своим рассказом, то, конечно, и не заикался бы про того сома. Но деду и невдомек было, что чем больше он расписывал ужасную силу речного хищника, тем сильнее разгорались хлопцы желанием выследить и поймать того сома на шнур! Это был дерзкий и опасный замысел, но такие уж были наши ребята Толик и Андрейка!
        Не надо думать, что были они какие-нибудь хвастуны-пустозвоны. Оба - отличники учебы, оба хорошие физкультурники, а Андрейка даже завоевал в школе алую майку чемпиона по лыжам.
        К тому же выросли они в приречном селе и кое-что понимали в рыбачьем деле. Короче говоря, если брались они за дело, то никогда не останавливались на полдороге.
        Не будем мы тут подробно рассказывать, как хлопцы сперва несколько вечеров подряд сидели, спрятавшись в ивняке над обрывом, и следили за каждым всплеском рыбы, ожидая, не покажется ли на поверхности тот огромный сом. Как они наконец и действительно увидели такое, от чего взволнованно забились их сердца,- рыбу не рыбу, а какое-то чудовище, похожее на дубовое бревно. Выплыло оно на поверхность воды, повернулось, а затем так ударило хвостом, что брызги долетели до ребят. Как потом друзья осторожно выпытывали у деда способы охоты на сомов. Как мастерили в походной лагерной мастерской стальной крючок-трехзубец особой какой-то конструкции. Как свивали и пропитывали смолой шнур для этого крючка. Как делали специальную хлопушку - деревянную кривульку, с виду похожую на бумеранг,- хлопая которой по воде, рыбаки привлекают сома к наживе. Как выпросили у деда Зязюли лодку…
        Вся подготовка к этой охоте велась ребятами втайне, и когда однажды под вечер они отчалили от берега в направлении таинственного омута, никто в лагере и не догадывался, какое дело задумали отважные ребята.
        Стоял тихий, теплый вечер, на которые таким щедрым бывает зеленый красавец июль. Неподвижно смотрелся в зеркальную гладь реки лозняк, свисающий над самой водою. Солнышко, играя на волнах мягкими золотыми лучами, опускалось все ниже и ниже. Вся природа притихла в предвечерней задумчивости и покое, будто и сама заинтересовалась - а что будет дальше?
        А тем временем ребята медленно приближались к омуту. Было у них подготовлено и предусмотрено все до последней мелочи - даже топорик лежал в лодке на случай, если придется ударом по голове успокаи- вать непокорного хищника. Толик сидел на корме и ле- гонько подгонял лодку, а Андрейка, нацепив на стальной крючок большой кусок свежего ароматного мяса, показывал, куда заплывать. Хлопцы поднялись по реке выше омута, а затем, направив лодку на самую средину сомовьего жилья, пустили ее по течению. Андрейка опустил свой рыболовный снаряд почти до дна реки и начал ритмично плескать по воде хлопушкой - блем- блеи, блем-блем, блем…
        Так медленно они проплыли за водою раз, поднялись выше омута и опять спустились по течению. Много раз терпеливо гоняли ребята лодку, опустив в воду крючок с соблазнительной наживой.
        И вдруг…
        Может кому покажется неправдой то, что произошло дальше, так мы сразу посылаем таких недоверчивых в лагерь «Зеленый берег», что на Припяти,- поезжайте, расспросите, там еще и сегодня найдется много свидетелей этого памятного случая.
        Вдруг что-то сильно дернуло за шнур, да так сильно, что даже лодка заколыхалась на воде. От неожиданности Андрейка вздрогнул и выпустил из рук хлопушку. Крепко держась руками за просмоленный шнур, он, правду говоря, даже испугался, почувствовав силу первого рывка. Толик, не выпуская весла, замер на корме.
        А дальнейшие события происходили в таком темпе, что их даже трудно пересказать. Лодку дернуло еще и еще, и с каждым разом она раскачивалась так, что начала черпать бортом воду.
        - Отпускай, трави! - крикнул Толик.
        Но не успел Андрейка выполнить совет товарища, как шнур натянулся, словно струна, и послушная лодка помчалась по реке со скоростью, которой она не знала за весь свой лодочный век. Она мчалась, как глиссер, летела, как птица, только волны разбегались по воде. Толик подскочил к Андрейке и тоже ухватился за шнур. Упершись ногами в дубовые ребра лодки, ребята держались изо всех сил. Только в мыслях у них мелькало - что за ужасную силу имело пойман- ное ими чудовище, если с такой легкостью мчало по реке большую лодку!
        Лодка тем временем неслась вниз по реке. Вот уже и лагерные палатки забелели, и пионеры видны на бе- / регу. Хоть бы не заметил их Иван Андреевич, начальник лагеря,- они ведь не предупредили его ни о чем.,
        Вдруг шнур разом ослабел и начал опускаться на дно, а через мгновение лодку снова дернуло с такой силой, что ребята едва не кувыркнулись в воду. Через борт налилось почти пол-лодки воды, и Толик бросился скорее ее выливать.
        Взбешенный сом кидался из стороны в сторону, тянул лодку то взад, то вперед, затем снова пустился вдоль по реке.
        И все же, как ни страшно было чувствовать себя безвольной игрушкой в руках слепой и шальной силы, ребята не отпускали шнур. «Пусть устанет,- думал Андрейка.- Измучаем его, а тогда убьем». Проплыл с километр по реке, сом, словно взнузданный жеребец, опять начал бросаться в стороны.
        Эх, и задал же сумасшедший хищник страху ребятам! Не каждый взрослый рискнул бы сидеть в лодке, в которую был впряжен такой дьявол…
        Панически метаясь туда и обратно, сом снова примчал лодку к лагерю. На этот раз пионеры обратили внимание на странное зрелище: по реке быстро мчалась никем не подгоняемая лодка, а два пионера сидели в ней и изо всей силы держались за шнур… Какая сила мчала лодку, было совершенно непонятно.
        Сом между тем начал слабеть. Все чаще и чаще шнур ослабевал, и ребята начали понемногу подтягивать добычу к лодке. Стремясь освободиться от крючка, хищник бросился поперек реки. Но это его и погубило. Лишь только лодка приблизилась к берегу, Андрейка скомандовал другу:
        - Хватайся за лозняк!
        Толик обеими руками вцепился в толстую лозину, и лодка застыла у берега. Сом еще долго рвался и метался, и еще немало пришлось повозиться с ним ребятам. Но все меньше и меньше силы чувствовалось в усталом хищнике, и Андрейка подтягивал шнур все ближе и ближе.
        К берегу сбежались пионеры, прибежали и вожатые отрядов, и сам Иван Андреевич, и даже дед Зязюля. Старый рыбак, узнав, что происходит, за голову схватился от удивления, но быстро опомнился и взял на себя руководство дальнейшим ходом дел.
        - Подтягивайте! Отпускайте!… Тяните его, дьявола… Давайте ходу! - волнуясь, распоряжался он с таким воинственным видом, будто командовал полком на поле боя. И как только в воде возле берега показалась черная страшная голова сома, дед сразу же рубанул топориком хищника по черепу…
        Будем говорить правду, не завесил тот властелин омута десять пудов, как утверждал дед Зязюля, а потянул всего килограммов восемьдесят. Но не зачтем это в упрек деду - он ведь прикидывал вес на глазок, а известно, как в таких случаях преувеличивает глаз у рыбаков да охотников. Опять же, поймайте для начала хотя бы такого, пятипудового сомика, попробуйте, а тогда уж и смейтесь, что этот наш не дотянул до того высокого веса.
        …Весело, эх, и весело живется пионерам в лагере «Зеленый берег». Каких только там не бывает приключений! А может кто сомневается в рассказанном, то приезжайте в лагерь сами, и Иван Андреевич по первому вашему желанию покажет вам длинные усы сома, хранящиеся в лагере как дорогой трофей.
        НЕОБЫЧНАЯ НАХОДКА
        1
        Собираясь в путешествие по родному краю, ямновские ребята, надо сказать, не задавались какими-нибудь особенными целями. Лучше познакомиться с родной природой, собрать гербарии, коллекции насекомых, пополнить новыми снимками фотоальбомы - так определяла цель похода вожатая Ямновской школы Нина Ивановна, и всем было все ясно и понятно.
        Незадолго до путешествия ребята собрались на сбор, чтобы точно определить обязанности каждого в походе. С форсом перекинув через плечо ФЭД, пятиклассник Алесь Рудницкий заявил, что он во время похода будет снимать разные виды Полесья и к осени приготовит в подарок школе фотоальбом. Зося Кухновец, ученица четвертого «Б» класса, остроносенькая, веснушчатая девочка, всегда увлекавшаяся чем-нибудь, заявила, что она уже давно задумала собрать коллекции луговых трав и цветов для гербария. К Зосе присоединились две ее подружки - Валя и Женя. Двое пятиклассников взялись собирать коллекции жучков и насекомых. Известный в школе острослов и шутник Тимох Булавка вызвался исполнять обязанности «начальника костра и ухи» - то есть, кострового и кашевара. Вообще, все участники похода - а их было человек пятнадцать - подобрали себе занятия по душе, простые и привычные.
        И только один Игорь Мелешко, книголюб и отличник учебы, к всеобщему удивлению, надумал невесть что! Когда подошла его очередь говорить, он поднялся из-за парты, неторопливо поправил свои известные всей школе роговые очки - предмет постоянных добродушных шуток друзей и одноклассников - и, переступив с ноги на ногу, тихо сказал:
        - Поскольку мы будем идти вдоль Припяти… во-от… я просил бы, чтобы мне разрешили заняться палеонтологическими поисками. У меня есть предположение, что на Горуновских холмах нам удастся найти следы стоянки… во-от… первобытного человека.
        Что тут вокруг началось, какое веселое оживление вызвали у всех эти слова Игоря! Отовсюду посыпались шутки, острые словечки. Ольга и Женя прямо покатывались со смеху. А досужий Тимоша вдруг вскочил и с серьезным видом сказал, что в связи с Игоревым заявлением он предлагает сейчас же пересмотреть список амуниции участников похода. Во-первых, очень возможно, что возле Горунов они набредут не только на стоянку первобытных людей, но и на гробницу фараона, а поэтому нужно захватить с собой побольше мешков, чтобы в случае нужды сложить в них спрятанное там золото и оружие. Во-вторых, не исключена возможность, что они одновременно найдут скелет ихтиозавра, а значит, все должны вооружиться лопатами…
        Смех и шутки не утихали минут пять, несмотря на самые энергичные попытки Нины Ивановны успокоить ребят. Но Игорь стоял за партой так спокойно, будто все это его вовсе не касалось, и он даже сам немного улыбался. А когда ребята наконец успокоились, он тем же неторопливым движением снова поправил свои очки и добавил:
        - Я думаю… во-от… изучение истории жизни в доисторические времена - очень интересное дело. Оно может дать ученым новые факты для познания природы. И потому я…
        И тут все, кто в шутку, а кто всерьез, дружно подхватили:
        - Правильно, Игорь!
        - Да здравствуют ихтиозавры!
        А Зося Кухновец в восторге охватила руками голову и воскликнула:
        - Найти стоянку первобытных? Ой, это же так интересно, так интересно!..
        Словом, Игоря поддержали все, в том числе и вожатая. Будем справедливы, поддержали скорее всего потому, что предложение было и впрямь необыкновенно и заманчиво: найдет там Игорь следы первобытных или нет, зато посмеяться будет над чем.
        Возможно, ребята совсем по-иному, без насмешек и шуток, отнеслись бы к намерениям Игоря, если б они были больше осведомлены. Дело в том, что по всем приметам возле Горунов в самом деле в доисторические времена были стоянки первобытных людей. В областном краеведческом музее Игорь видел многие вещи домашнего обихода кроманьонцев - каменные молотки, наконечники стрел, черепки глиняной посуды, найденные в окрестностях Горуновских холмов местными жителями и специальными научными экспедициями. Так что его план был заранее основательно продуман.
        Как только предложение Игоря было одобрено, сразу же четверо ребят вызвались добровольцами помогать ему в его сложных научных поисках. Неожиданно решил сменить свою должность кашевара и Тимох Булавка, который, видимо, увидел в этом новом деле более широкий простор для своих шуток. Однако Игорь сказал, что ему в помощь нужен только один человек, и выбрал из всех добровольцев Диму Косуху, низенького широкоплечего молчуна. Видимо, предпочтение было отдано Диме на том основании, что он был таким же, как и Игорь, спокойным и рассудительным и не любил много говорить.
        Оканчивая сбор, Нина Ивановна по всегдашней своей привычке подытожила сказанное всеми:
        - Ну вот, ребята, мы как будто обо всем договорились. А теперь послушайте меня еще. Мы идем в поход, чтобы ближе узнать и изучить наш край, его природу. Так будьте же внимательны к самым мелким, ка первый взгляд, фактам. Учитесь понимать голоса шумливых дубрав и речек, разгадывать речь немого камня. Тогда наш поход принесет пользу и мы вернемся в школу обогащенные знаниями и не с пустыми руками.
        Эти слова Нины Ивановны произвели на ребят большое впечатление, а старательный и во всем аккуратный Игорь вообще воспринял их как своеобразный боевой наказ…
        И вот однажды раным-рано, едва только встало над землей ясное июльское солнце, отряд юных путешественников, с рюкзаками за плечами и палками в руках, по звуку горна двинулся в поход.
        Кто ходил в такие походы, тот, наверное, навсегда запомнит их неповторимую привлекательность и красоту. Запомнятся ему полевые дороги среди шумливой ржи, зеленые, в пестрых цветах луговые тропинки. Запомнятся горячее лучистое солнце и освежающая прохлада молодых лесов и вековых дубрав. С любовью будет он вспоминать тихие на рассвете реки и озера, вечерние яркие костры и пахнущую дымком уху. А разве можно забыть веселые походные песни, ночевки под высоким звездным небом, прохладные утренние росы! Навсегда сохранится в памяти и тот особый дух товарищества, что возникает во время таких походов!.. Нет, что ни говорите, а многое теряют ребята, которые ни разу не ходили в походы по родному краю.
        Миновав поле за деревней, отряд наших юных путешественников вскоре вошел в Кругловщину - дремучий сосновый бор, который раскинулся с запада на восток на добрый десяток километров. Бор этот был хорошо знаком ребятам, сюда они каждый год бегал:? по ягоды и грибы. Дорога вела путешественников через Кругловщину, прямо на восток по направлению к Припяти. По плану ребята должны были сегодня к полудню достичь реки, а уж дальше - правобережными лугами и лесами продвигаться вниз по течению реки, на юг, к Горуновским холмам.
        Шли ребята легко, бодро, хотя у каждого за спиной был туго набитый рюкзак, а у некоторых заняты даже и руки. Впереди всех шагали Тимох с Алесем, за ними группой шли девочки во главе с Ниной Ивановной. Вокруг слышались шутки, смех, ребята рассказывали друг дружке разные забавные истории. Игорь с Димой, которые, кроме заплечных мешков, несли в руках короткие солдатские лопаты, почти все время держались позади и шли, не в пример другим, молча, будто занятые какими-то важными думами. Озорник Тимох, заметив это, не смог удержаться, чтобы не подколоть молчальников.
        - Глядите, ребята, Игорь с Димой задумались, как будут вытаскивать из Горуновских недр скелет мамонта!
        По обеим сторонам тропы тихо шумел вековой сосновый бор. Путешественники прошли уже километров десять, как вдруг впереди среди девочек послышался тоненький звонкий голос Зоей Кухновец. Она затянула пионерскую походную:
        Нас вабiць сцежка кожная,
        Нас вабiць кожны гай,
        У нас зямля прыгожая,
        У нас - багаты край!
        Все, и мальчики и девочки, дружно подхватили песню. И сразу ребята почувствовали, как они воспряли духом, как у каждого прибавилось сил, шире стал шаг, тверже поступь. Даже Игорь с Димой не удержались и присоединились к поющим.
        - Подтянем? - обратился Игорь к приятелю.
        - Подтянем! - охотно кивнул головой Дима, и, подождав, пока Зося окончит запев, мальчики во весь голос подхватили:
        Сцяжынкаю нязнанаю
        Прыйшлi мы у цёмны бор.
        I песня над палянаю
        Гучыць: «Гары, касцёр!»
        Удивительные это вещи - веселая шутка да дружная песня в походе! Шагая с песней, юные путешественники и не заметили, как прошли Кругловщину, миновали огромное ржаное поле и вышли на приречные луга. Солнце еще не перевалило за полдень, как ребята вдалеке, за зеленой полосой лозняка, заметили узкую синюю ленту Припяти.
        2
        Не будем подробно описывать первые этапы похода и первые привалы наших юных путешественников, не будем рассказывать и о том, каким вкусным в дороге всегда казался ребятам суп, приготовленный Тимофеем, хотя в первые дни суп этот можно было назвать и борщом и бульоном, так как неопытный повар вначале не придерживался никаких кулинарных правил и бросал в котел разом все, что только можно было варить. Опустим рассказ и о том, как ребята за два дня путешествия собрали множество разных трав и цветов для гербария, наловили всяких жучков и козявок для коллекции, как Алесь Рудницкий наснимал целую пленку прекрасных летних пейзажей. Не будем обо всем этом рассказывать, так как самое интересное случилось позже, когда ребята уже дошли до конечного пункта своего путешествия, к Горуновским холмам.
        Еще по пути к Горунам Игорь, держась с Димой все время возле реки и наблюдая за берегом, заметил любопытное явление: крутой правый берег реки почти всюду был сильно размыт, часто поперек дороги лежали вывернутые с корнем и упавшие в воду старые деревья. Время от времени попадались поваленные деревья, на которых еще даже не успела завянуть зеленая листва,- стало быть, они упали совсем недавно. Наблюдая за всем этим, Игорь пришел к выводу, что в этом году, видимо, весной было большое наводнение, и все эти свежевывернутые коряги и деревья и размытые кручи - результат бурного наступления воды на берег. Отметив этот факт, мальчик сначала не придал ему особого значения. Ну, был большой паводок и пусть себе, какое ему до этого дело, его интересует совсем другое.
        Но в одном месте, проходя возле невысокого, размытого водой обрыва, на котором отчетливо выделялись разные по цвету и составу пласты земли, Игорь вдруг остановился, привычным движением поправил свои очки и начал с удивлением всматриваться в размытую кручу.
        - Дима, ты видишь?
        - Вижу… А что такое? - не понимая, спросил неповоротливый Дима.
        - Вот эти пласты, смотри! Если мы возле Горунов найдем такую размытую кручу, то… ты понимаешь?..
        Игорь молча подошел к круче и начал внимательно рассматривать пласты земли. Он лазил, цепляясь руками за песок и глину, а следом, ни на шаг не отставая, ползал и его молчаливый друг.
        Позже, когда они оставили кручу и пошли догонять друзей, Игорь рассказал Диме, почему он хотел бы встретить такие размытые места возле Горунов. Как известно, наслоения земной коры являются своеобразной летописью событий, происходивших на земле на протяжении сотен миллионов лет. На страницах этой необычной летописи записаны многие подробности жизни древних животных и растительности, записан климат и границы морей и много другого очень интересного. И когда им посчастливится встретить вот такие кручи возле Горунов, они, наверное, смогут прочитать хотя бы отдельные строчки в этой удивительной книге природы.
        В первые поиски на Горуновские холмы Игоря и Диму провожал почти весь отряд. Стояло ясное солнечное утро. Ребята выбежали на поляну из всех палаток. Каких только пожеланий на дорогу не высказывали они юным палеонтологам!
        - Ни пуха вам, ни пера! - кричала вслед мальчикам Зося.
        - Без первобытного молотка в лагерь и не возвращайтесь! - наказывал Тимох.
        - Желаем вам найти ихтиозавра!
        - А найдете - зовите нас делить шкуру!
        Но Игорь и Дима не обижались на товарищей. Отойдя к ближайшему холму, они помахали друзьям и вскоре скрылись в кустах, густо разросшихся на склоне.
        Все было бы хорошо, если б Игорь догадался сказать Нине Ивановне, куда они с Димой пойдут. Может, и не случилось бы тогда такого переполоха в отряде. А то пошли ребята и как в воду канули. Миновал полдень, возвратилась с луга Зося со своими подружками, пришли с охоты за козявками и жучками собиратели коллекций, вернулся в лагерь усталый и загорелый Алесь со своим ФЭДом, клокотал в котле под присмотром Тимоха картофельный суп на обед, а об Игоре и Диме не было ни слуху, ни духу.
        Нина Ивановна забеспокоилась. Мало ли что могло случиться в незнакомой местности с мальчиками. Они могли заблудиться, могли упасть где-либо с обрыва.
        Вожатая решила, что если Игорь с Димой не возвратятся к концу послеобеденного отдыха, они всем отрядом выйдут на поиски.
        Прошел час, второй. Время отдыха давно окончилось, и солнце медленно начало склоняться к западу, а ребят все не было. И тогда Нина Ивановна велела трубить сигнал тревоги. Через минуту весь отряд выстроился на поляне. Не слышно было вокруг смеха, прекратились шутки, даже Тимох и тот стоял в строю хмурый, озабоченный.
        Разъяснив задачу, Нина Ивановна немедля подала команду двигаться вперед, и ребята, рассыпавшись цепью, побежали к холмам. Среди кустов, там и здесь, замелькали красные косынки девочек, пестрые тюбетейки мальчиков…
        Долго бродили дети по склонам Горуновских холмов, разыскивая Игоря и Диму, но все было напрасно - мальчиков нигде не было. Поздно вечером, возвратись в лагерь, встревоженные путешественники тесным кольцом окружили Нину Ивановну. Все устали, у всех было унылое настроение, а Тимох так расстроился, что даже забыл про свои обязанности и не приготовил ужин. Но об ужине никто не думал - было не до еды.
        Нина Ивановна старалась успокоить детей, но сама очень волновалась. Собрав ребят вокруг костра, она решила посоветоваться с ними, как найти Игоря и Диму. Один за другим выступали с разными предложениями ребята.
        И вдруг, в самый разгар этого взволнованного совещания, на краю поляны послышались чьи-то шаги и треск веток. Какова же была радость детей, когда они разглядели в сумраке фигуру Димы! Все бросились к нему, окружили, повели к костру. Когда пламя огня осветило мальчика, ребята с удивлением увидели, что Дима был прямо-таки не похож на себя. Его руки, ли-цо, синяя майка, брюки - все было до такой степени испачкано в песок и глину, что можно было подумать, будто он на четвереньках лазил по каким-то земляным пещерам.
        - Что с тобой, Дима?
        - Где Игорь?
        - Где вы пропадаете?
        Дети засыпали мальчика вопросами, но Дима был такой усталый, что в ответ только молча махнул рукой. Затем, осмотревшись вокруг, тихо обратился к Нине Ивановне:
        - Там, на круче, мы с Игорем нашли кость. Ну, одним словом, клык, понимаете?.. Клык какого-то доисторического зверя. Но мы не можем вдвоем принести его, нам нужна помощь.
        Как потом рассказал Дима, набрести на эту необыкновенную находку помог им один старый рыбак из Горунов, бородатый, седой дед Сидор, известный в окрестности специалист по ловле сомов и щук. Дед Сидор давно, еще во время половодья, когда река размыла Горуновские кручи, заметил в одном месте какую-то удивительную кость. Сейчас, познакомившись с мальчиками, он и показал это место и даже сам принял участие в раскопках.
        Это была неспокойная для наших путешественников ночь. Но находка стоила и не таких хлопот. Говорят, что сотрудники местного краеведческого музея высказали предположение, будто это самый что ни на есть настоящий клык мамонта, а возможно даже и мастодонта. И еще говорят, что, получив от ямновских учеников снимки этой необыкновенной находки, ею заинтересовались даже в Минске, в Академии наук. Правда это или нет, утверждать не беремся, можем только засвидетельствовать, что в кабинете естествознания Ямновской школы и по сей день хранится этот огромный клык.
        Слушая рассказ о находке пионеров, все, как водится, удивляются и говорят:
        - Вот так повезло ребятам!
        Но Нина Ивановна иначе оценивает все это дело.
        - Повезло - не то слово. Успех Игоря и Димы - в их настойчивости и наблюдательности, в их любви к природе.
        Так это или не так, права Нина Ивановна или нет, спорить не будем. Но результат их поисков был налицо. А если кто не верит, пожалуйте на Полесье, в гости к ямновским ребятам, и они вам охотно покажут пожелтевшую от времени трехметровую кость, которая, может быть, и в самом деле когда-то принадлежала мастодонту. Приезжайте!..
        НОВЫЙ ВОЖАК
        Вот наконец наступил и долгожданный день учебы. С каким нетерпением все мы ожидали его, какое сегодня радостное и приподнятое у всех настроение! Мы подходим к нашей Переровской школе, такой родной и близкой, смотрим на ее по-праздничному украшенное крыльцо, над которым прикреплен транспарант с приветствием, на белые, пахнущие свежей краской стены.
        И нам кажется, будто школа встречает нас теплыми, ласковыми словами: «Добрый день вам, ребята! Вижу, вижу, что вы хорошо отдохнули за лето, набрались сил, загорели, подросли, закалились, вдоволь нагулялись и в лесу, и в поле, и на реке,- что ж, пора и за работу. Уже ждут вас не дождутся ваши парты, ваши строгие, но справедливые учителя, по вас соскучились глобусы и географические карты, учебники и кожаные сумки. Дружнее за учебу! Да чтобы не видела я среди вас нерадивых двоечников, лентяев или прогульщиков, а все вы так учились и были такими, как… такими, как ребята в прошлом году четвертого, а нынче 5-го «А» класса!..»
        Так, кажется, приветствует нас, пятиклассников, школа. Мы взволнованно поднимаемся на крыльцо, проходим по коридору. Тут всюду чистота. Стены окрашены в голубой цвет. Останавливаемся у двери с дощечкой - 5 «А». Заходим в класс. Здесь, в этой комнате, нам придется заниматься весь год. Какая она светлая и просторная, какие новенькие стоят рядами парты!
        Оглядываюсь на друзей и вижу - все возбуждены и взволнованы не меньше, чем я. В нашем пятом «А» двадцать два пионера, и у всех на груди горят красные пионерские галстуки, все одеты, как на праздник… А и в самом деле, ребята окрепли, подросли, загорели. Стоят группками и шумно вспоминают свои летние походы и игры. Вот вожатый первого звена Леня Волчок, такой энергичный, резвый черноголовик, в который раз рассказывает ребятам о шагающем экскаваторе. В этом году выпало ему счастье гнать с отцом по Припяти и Днепру плоты до Каховки, на стройку коммунизма, и он там видел эту чудо-машину. В другом конце класса что-то горячо рассказывает, размахивая руками, Галинка Ситнякова, наша лучшая отличница.
        - Димка! - слышу я веселые голоса ребят от окна.- А помнишь, как в затоне на Старице перевернулась ваша лодка и вы до полудня ныряли, все доставали со дна рюкзаки и котелки?..
        Я машу ребятам рукой и ищу глазами Павлика Середу. Его еще почему-то нет в классе. Все мы и прежде уважали Павлика, но только этим летом в походе по-настоящему узнали и крепко полюбили его.
        Многое дал нам веселый и дружный поход. Многое мы узнали, чего прежде не знали. Большинство из нас с честью выдержало все трудности похода. Но оказались среди нас и такие, что на проверке вели себя далеко не так, как подобает настоящим пионерам.
        Я осторожно поглядываю на Тимошу Поплавского, нашего председателя совета отряда. Он сидит за партой, насупившийся, одинокий, и перелистывает какую-то книжку… Что ж, может быть и в самом деле та книга настолько интересна, что у него нет желания подходить к ребятам. Но в такой день и в такое время?..
        Подхожу к ребятам, и мы со смехом вспоминаем ту опрокинувшуюся на Старице лодку.
        В коридоре звенит звонок - первый звонок в первый день учебы. Все мы прислушиваемся к нему. Нам почему-то кажется, что он в этот раз и звучит как-то по-новому, торжественно. Мы начинаем усаживаться за партами. Каждый выбирает себе товарища, отовсюду слышны голоса: «Коля, иди сюда… Петя, садись со мной…» В это время в класс торопливо входит Павлик и, сняв фуражку, осматривается, где бы сесть. Ребята замечают его, и отовсюду наперебой слышатся голоса:
        - Павлик, ко мне!
        - Павлик, сюда иди!
        - Садись со мной…
        На ходу здороваясь с ребятами, Павлик тем временем пробрался между партами в самый конец классной комнаты и сел там на свободном месте рядом с одной девочкой, так себе, ничем не заметной смугляночкой, по имени Катя Горошко. Сел, положил в парту ранец, утер платочком лицо - видимо, задержался он по какому-то делу и торопился.
        Дверь раскрылась, и в класс вошел директор нашей школы Виктор Ильич, а с ним новый молодой учитель, в очках, с классным журналом в руке. Виктор Ильич поздоровался с нами, поздравил с началом занятий, пожелал, чтобы мы в этом году, как и в прошлом, держали первенство в учебе, служили примером для ребят всей школы. Затем Виктор Ильич познакомил нас с новым учителем математики, Петром Ивановичем Боровым, и покинул класс.
        - Ребята,- обратился к нам Петр Иванович тихим, но твердым и уверенным голосом,- первый наш урок мы начнем с того, что вспомним, чем была закончена программа по математике в прошлом году. Кто хочет пойти к доске и отвечать?..
        Я оглянулся на ребят - над партами одна за другой поднимались руки. Я тоже поднял руку. Увидев столько желающих отвечать, учитель удовлетворенно улыбнулся, кивнул мне головой:
        - Как тебя зовут?
        Я ответил.
        - Ну, Дмитрий Бондарев, иди к доске.
        Так начался в нашем пятом «А» первый день учебы…
        Назавтра, на последней перемене, в класс зашел вожатый нашего отряда, комсомолец-восьмиклассник Саша Степанюк, и объявил, что в субботу после занятий у нас состоится сбор пионерского отряда. Вдобавок он вывесил на доске объявлений специальное сообщение.
        - Это будет очень важный сбор, ребята,- сказал Саша,- отчет председателя совета и перевыборы совета отряда.
        Тимоша Поплавский неподвижно сидел за партой, только щеки его вдруг вспыхнули и стали, пожалуй, краснее двух кумачевых полосок на его левом рукаве.
        - Продумайте, чем должен будет заниматься наш отряд,- продолжал Саша,- подготовьте свои предложения, ну, и, конечно, хорошенько обсудите, кого вам нынче избрать в совет отряда. Надо, чтоб это были самые достойные, самые примерные пионеры, на деле показавшие, что они - настоящие ленинцы.
        Саша Степанюк подошел к Тимоше, сел рядом с ним за парту, и они начали о чем-то тихо беседовать. Видимо, вожатый рассказывал Тимоше, как ему надо готовиться к отчету.
        Да, это будет очень важный и поучительный сбор для нашего пионерского отряда. Как приобретается авторитет пионерского вожака? Мне трудно по-научному, как в книгах пишут, ответить на этот сложный вопрос, но я хорошо понимаю, почему так смутился Тимоша Поплавский. Он понимает, что в этом году ему уже не быть нашим избранником, не носить на рука-Ее двух почетных нашивок председателя совета отряда.
        Закончился последний урок, и по дороге домой я начал думать, почему же Тимоша не сумел оправдать доверия ребят, как случилось, что теперь он только формально считается нашим руководителем, а на деле мы уже давно перестали прислушиваться к нему.
        Ведь Тимоша как был, так и остался отличником учебы, у него всегда примерная дисциплина. К тому же он - активный пионер, любит общественную работу, и когда мы прошлой осенью избирали его на почетную должность нашего пионерского вожака, он горячо, охотно взялся за дело.
        Но, оказывается, всего этого недостаточно, чтобы оправдать звание вожака, завоевать любовь ребят. Надо иметь еще и другие качества. В обычное время бывает нелегко заметить все хорошее и плохое в человеке. Но в какие-то особые моменты жизни вдруг проявляются все его прежде скрытые черты, и человек этот предстает уже совсем в ином свете.
        Таким испытанием для Тимоши явился наш летний двухнедельных! поход по родному краю…
        Иду и вспоминаю, как все это было. Мы выбрались в путешествие в конце июля. Нас было пятнадцать человек, почти весь отряд, за исключением ребят, уехавших в лагеря. Возглавляла наш отряд старшая вожатая школы Нина Петровна. Она никогда не навязывала нам своих решений или указаний, предоставляла руководить походом совету отряда и только незаметно направляла нашу инициативу. Целью похода было - ознакомиться с хозяйством одного-двух передовых колхозов области, некоторыми интересными памятниками Великой Отечественной войны и, наконец, экскурсия по областному центру.
        Помнится, поход наш начался не совсем удачно. Утром второго дня, когда мы отошли от своего села всего на каких-нибудь десять километров, начался дождь. Мы решили переждать его в первой встречной деревне - но куда там, это была не обычная летняя гроза, а обложной дождь. Он лил день и ночь, и еще день и ночь, а небо по-прежнему было густо закрыто тучами, и на нем не видно было никакого просвета. Многие из нас, как говорят, «скисли», и на третий день вечером вдруг возник вопрос о том, чтобы «свернуть» поход и возвратиться домой…
        То, что первым это предложил Тимоша Поплавский, нам стало известно много позже. Тогда же Нина Петровна, уважая авторитет председателя совета отряда, не назвала его имени, а просто вынесла это предложение на наше обсуждение.
        Конечно, никто из нас не согласился возвращаться: не так понимали мы, что такое пионерский поход и как обязан поступать настоящий пионер. Плохие мы были бы ленинцы, если б первые трудности и неудачи заставили нас отступить. И мы удивились и даже обиделись, когда Тимоша, наш вожак, вдруг попробовал отстаивать это предложение.
        На следующий день тучи неожиданно разошлись, сверху опять приветливо полились лучи горячего летнего солнца, и мы бодро зашагали дальше. Все были по-прежнему в хорошем настроении, и только один Тимоша оставался недовольным. Видите ли, была ущемлена его гордость, отряд не подчинился его желанию.
        В день мы делали переходы по пятнадцать километров - немалый путь, если учесть, что за плечами у каждого из нас был рюкзак с продуктами, постелью и походным снаряжением. Особенно уставали девочки. И вот Павлик как-то предложил:
        - А что, ребята, давайте поможем девочкам, силенок ведь у нас больше, чем у них.
        И сам первый взял рюкзак у одной девочки, обливавшейся потом от усталости. Его пример подействовал, и мы сразу же освободили всех слабых девочек от их дорожных вещей. Несли мы эти рюкзаки по очереди. Только один Тимоша Поплавский отказался помогать девочкам.
        - Мне и свой мешок тяжело нести,- проворчал он.- А если у них нету сил, то и в поход идти не надо было…
        На привалах Павлик никогда не ложился отдыхать, пока не поможет девочкам поставить палатку, принести воды, разжечь костер. Тимоша же, как только объявляли привал, выбирал самое удобное место у костра и сразу укладывался.
        Но, может быть, со временем все эти мелочи забылись бы, если б не один случай, который мы уж никак не могли простить Тимоше. Однажды, на десятый или одиннадцатый день нашего путешествия, мы вынуждены были сделать большой переход. Все очень устали, и, когда остановились на привал, многие из нас, не дожидаясь ужина, завалились спать.
        И тут Павлик вдруг заметил, что среди нас нет Саньки Рыбаченко, тихого, спокойного мальчика, пионера из второго звена. Приближалась ночь, и все очень волновались. Мы начали по очереди звать его, свистеть, надеясь, что он отстал где-то недалеко. Но Санька не откликался, хотя эхо от наших голосов в Ее-черней тишине перекатывалось по лесу, что находился от нас километра за полтора. Тогда мы начали вспоминать, когда видели его в последний раз и строить догадки, где он мог отстать. Павлик сказал, что в последний раз он видел Саньку в лесу, в том месте, где рос густой орешник и где мы все разбежались рвать орехи. Это было километрах в трех от места, где мы остановились на отдых. Очевидно, надо было сейчас же, не теряя ни минуты, идти на поиски Саньки: с ним, воз-можно, приключилась какая-нибудь беда или он заблудился. Но когда мы подошли к Тимоше и спросили, что делать и как организовать поиски, он категорически заявил:
        - Уже ночь, все ребята устали, и никаких поисков до утра налаживать не будем. Пусть это будет ему уроком на будущее. Научится уважать дисциплину - не будет отставать от коллектива.
        - А если с ним случилось несчастье? - возмущенно закричали мы.
        - Какое там несчастье, наверное в орешнике остался,- возразил Тимоша.
        - А какое бы решение принял сейчас ты, если бы был на месте Тимоши? - обратилась вожатая с вопросом к Павлику.
        - Сейчас же направил бы группу ребят на поиски Саньки,- твердо ответил Павлик.
        - Совершенно верно! - подтвердила Нина Петровна и добавила: - Можно ли оставлять товарища, не зная, что с ним и где он? - И тут же, не медля, спросила: - Кто желает идти на поиски Саньки?
        Все, как один, высказали желание идти на выручку товарища. Вожатая назвала фамилии пятерых самых выносливых ребят, поставила во главе их Павлика Середу и поручила им идти на поиски. В числе тех пяти был и я.
        Мы нашли Саньку на опушке леса. Опираясь на палку, он медленно брел по дороге, часто присаживаясь на траву отдыхать. С ним и в самом деле случилось несчастье. Увлекшись сбором орехов, он все дальше и дальше отходил от дороги, надеясь, что догонит нас. А потом сорвался с высокой орешины и вывихнул ногу. Звал на помощь, но мы уже отошли далеко, и никто не услышал его. Тогда, выломав палку, он медленно, морщась от боли, пошел вслед за нами…
        Помнится, Павлик выломал два ольховых шеста, переплел их ветками, и, положив Саньку на смастеренные таким образом носилки, мы принесли его к реке, где остановился наш отряд.
        Тимоша встретил нас еще на дороге. Видно было, что он очень волновался. Ему было стыдно. Он хотел что-то сказать, а может просто попросить у ребят прощения за свой поступок…
        Иду и вспоминаю весь наш летний поход. Рядом со мною шагает мой друг и сосед по парте Юрка Михеев. Он тоже был участником летнего путешествия. Юрка, как и я, идет молча, задумавшись. Может и он вспоминает те же наши летние приключения.
        - Как думаешь, Юрка,- спрашиваю я,- кого изберем председателем отряда? Неужели опять Тимошу?
        - Что ты? - поворачивается ко мне Юрка.- Не знаешь, что ли? Все ребята давно уж договорились, кого избирать - Павлика.
        - А с Тимошей как?
        - Что ж, Тимоша… Тимоша может исправиться и быть неплохим пионером. Но вожаком мы должны избрать самого достойного, примерного. Павлика изберем.
        Я очень доволен, что думал, как и друзья,- они наметили председателем совета именно того, кого и я хотел бы видеть нашим отрядным вожаком.
        В субботу в наш колхоз приехала звуковая кинопередвижка с картиной «Белеет парус одинокий». Мы все задолго до начала сеанса собрались в садике возле колхозного клуба и уселись кружком на траве.
        У всех раскрасневшиеся лица, сверкают от возбуждения глаза: только что закончился наш пионерский сбор. Многие еще и до сих пор не могут успокоиться и, горячо размахивая руками, продолжают здесь, в садике, обсуждать наши пионерские дела.
        Сбор, как мы и ожидали, был в самом деле интересным и поучительным. Не было среди нас безразличных, не было молчальников, не выступавших с речью, не вносивших своих предложений и пожеланий. Было отмечено все хорошее, что сделал отряд, и взяты под горячую, с задорной пионерской «протирочной», критику все недостатки и промахи в работе нашего совета отряда. Немалая проборка выпала на долю Тимоши. Он многое понял после сегодняшнего сбора. Сбор этот будет для него хорошим жизненным уроком.
        Когда закончился сбор, Павлик хотел идти к клубу вместе с нами, но мы отправили его домой. Нам хотелось как можно скорее, сегодня же, видеть его со знаками председателя совета, и мы сказали, чтобы он сначала пошел домой и нашил на рукав свои две кумачевые полоски, а уж тогда приходил к нам.
        Мы сидели кружком на траве, беседовали и ожидали Павлика. Он вот-вот должен был прийти. Один из нас, Юрка, в нетерпении вышел за ворота и сторожил, чтобы сказать нам, когда появится Павлик. Наконец Юрка сообщил, что Павлик «на горизонте». Мы всей стайкой подхватились и выбежали за ворота. На белой рубашке Павлика издали видны были две яркие полоски. Мы встретили Павлика на дороге, обнялись с ним и шумной веселой гурьбой пошли в садик ожидать начала кино.
        …Все-таки мы крепко любили и уважали Павлика. Я подумал, что такой вот любовью и уважением своих друзей и должен пользоваться настоящий пионерский вожак.
        СЫМОНКИНЫ НОВОСТИ
        Вернувшись из школы, Сымонка Бурачок сидел в садике в шалаше и читал книгу о походе ледокола «Челюскин». Он был дома один, отец и мать работали в колхозном гумно, сестричка пошла в школу во вторую смену. Сымонка только вошел во вкус, увлекся приключениями челюскинцев, как услышал на улице голос деда Игната Арабея, деревенского почтальона. Дед стучал в запертую калитку и громко спрашивал, есть ли кто в доме.
        Отложив книгу, Сымонка подхватился, перепрыгнул через заборчик из садика во двор и быстренько подбежал к деду. Сымонка выписывал пионерскую газету и думал, что старик принес ему свежий номер. Каково же было его удивление, когда вместо газеты старый Арабей вынул из своей кожаной сумки небольшой синий конверт и подал ему.
        - Вот… Держи письмецо.
        - Кому письмецо? - не понимая, переспросил Сымонка.
        - Тебе, сынок, лично тебе,- улыбнулся почтальон.
        Сымонка еще ни разу в жизни ни от кого не получал писем. Кто это ему пишет? Откуда? Сымонка пробежал глазами адрес - все названо как следует: и область, и район, и их деревня Голубы, и его полное имя. Глянул ниже, где стоял обратный адрес,- письмо было из Гомельской области, из деревни Лагоды, от какого-то Виктора Степановича Борука. Виктор Борук.., Виктор Борук - кто это такой?
        И вдруг Сымонка вспомнил. Мелькнуло перед ним лицо Виктора с широкими, сошедшимися на переносье бровями и вся его крепкая, коренастая фигура. Встретились они года два тому назад в Минске, в Музее Отечественной войны, возле самодельной партизанской пушки из отряда «Искра» бригады «Разгром». Сымонка ездил тогда в Минск на экскурсию как отличник Голубовской школы.
        - Видел штучку? - похаживая вокруг пушки, спросил у Сымонки, как у старого знакомого, этот самый Виктор.- Из нее если ухнуть по фашистам, то с них только перья посыплются…
        Почему с фашистов будут сыпаться перья, если по ним ухнуть из пушки, Сымонке было не совсем ясно, но мальчик ему понравился. Они познакомились и пошли по залам музея вместе. Виктор, несмотря на свой серьезный вид, оказался веселым и разговорчивым пареньком. Когда он узнал, что Сымонка родом с Брестчины, то прямо атаковал его различными вопросами: помнит ли Сымонка, как Советская Армия освободила их из панской неволи? Как они живут сейчас, без панов и кулаков? Крепкий ли у них колхоз? Сколько тракторов в их МТС? А когда узнал, что у них не только тракторов, но и колхозов еще нет, даже за голову хватился. Почему они до сих пор не объединились в колхоз, как это можно жить по-старому? Не было чем похвалиться Сымонке. Со всей искренностью детской души завидовал он тогда своему новому другу.
        Когда они прощались, Виктор предложил обменяться адресами и писать друг другу письма.
        - Ты напиши мне,- передавая Сымонке бумажку с адресом, говорил Виктор.- А я тебе такое отпишу, что у тебя слюнки потекут.
        Опять-таки неясно было Сымонке, почему от смешного у него должны потечь слюнки, но он заметил, что это было привычкой Виктора - делать странные сравнения и преувеличивать.
        Но ни Сымонка, ни Виктор, расставшись, так и не писали друг другу. Откровенно говоря, Сымонка даже ту бумажку с адресом потерял. А Виктор, смотри ты, почти через два года вспомнил и написал.
        Сымонка запер калитку и вернулся в шалаш. С большим нетерпением разорвал конверт. Письмо было краткое - на двух маленьких листках бумаги. Виктор Борук поздравлял Сымонку с предстоящим большим праздником - 10-летием со дня воссоединения белорусского народа в едином Белорусском Советском государстве. Дальше он сообщал, что пионерская организация Лагодовской школы готовится широко отметить этот праздник. Он, Виктор Борук, в этом году избран председателем совета отряда и должен будет провести беседу с ребятами об исторических днях освобождения и о современной жизни в западных областях республики. И вот он вспомнил Сымонку и решил послать ему письмо. Он просит, чтоб Сымонка написал ему, как теперь живут ребята их деревни, организовался ли у них колхоз, что нового произошло в их Голубах за последние годы.
        «Ожидаю твоего письма с таким нетерпением, что даже стены дрожат»,- в характерной для него странной манере заканчивал письмо Виктор.
        Сымонка прочитал письмо раз, перевернул листки и с интересом пробежал его еще раз. У него даже сердце чаще забилось от радости. Вот что значит друг! Не забыл, через два года вспомнил о нем. Эх, Витя, Витя, как хорошо, что ты написал письмо. У Сымонки теперь немало новостей, есть о чем написать.
        Сымонка спрятал письмо в карман и пошел домой. Недавно отец привез ему из Бреста огромную, на всю стену, карту Советского Союза, и Сымонка очень любил ее рассматривать и изучать. Стоя возле карты, он в мыслях плавал по всем рекам и морям, ездил в самые далекие города, иногда просто наугад упирался пальцем в красный кружочек, прочитывал название города, скажем Актюбинск, и задумывался - какой это город, чем там занимаются люди, холодно там или жарко, какие там растут деревья, что там происходит вот сейчас, в эту минуту?.. Хоть на этой карте и не показаны были деревни, а только города и районные центры, Сымонка все же приблизительно отметил на ней точкой свою деревню Голубы. А теперь ему хотелось отметить и деревню Виктора.
        Сымонка подошел к карте. Вот и район, где живет его друг Виктор, вот и речушка, на которой где-то стоит Викторова деревня Лагоды. Сымонка прикинул по масштабу - если измерять напрямик, от его деревни до этой - километров около пятисот. По что значит это расстояние по сравнению с просторами всего Советского Союза, могучей Сымонкипой родины!
        Сымонка задумался - много нового мог он сейчас написать Виктору, но лучше всего было бы, если бы он не один сочинял письмо, а вместе с друзьями: одна голова хорошо, а две - лучше. Он бы посоветовался с ними, обсудил, они наверняка подскажут что-нибудь, о чем он может и забыть.
        Осенний день пробежал незаметно. Утром мать надавала Сымонке разных мелких поручений. Вернувшись из школы, он должен был днем покормить свиней, наносить воды в бочку, чтобы замокла, наколоть щепы. А под вечер, когда мать с отцом возвратились с работы, Сымонка, спросив разрешения, стремглав бросился на бывший выгон, где строился новый колхозный клуб, и куда теперь всегда собиралась колхозная детвора.
        К удивлению Сымонки, многим детям было уже известно, что он получил письмо - или дед Арабей проговорился, или узнали каким-нибудь иным путем. Но от кого было письмо и о чем - никто не знал. Ребята, среди которых много было одноклассников и друзей Сымонки, с любопытством обступили его. Тут был и Андрейка Кроль, сосед Сымонки по парте, выделяющийся среди друзей, как зачинщик всяких игр и шалостей. Был и маленький Петрусек, способный обыграть в шашки любого взрослого в селе, был и Антон Цвик, по прозвищу Петушок, которым наградили его за драчливый характер, была и Аленка Дива, и Кастусь, и много других. Все они начали расспрашивать Сымонку, какое письмо получил он сегодня. А Сымонке и самому не терпелось скорее рассказать друзьям, о чем спрашивал у него Виктор Борук.
        Облюбовав место на самом верху штабеля сосновых бревен, ребята тесным кольцом уселись вокруг Сымонки. Когда все притихли и приготовились слушать, Сымонка рассказал о своем знакомстве с Виктором, а затем прочитал его письмо.
        Если бы кто подслушал в то время разговор детей на бревнах, он мог бы подумать, что там происходит собрание или занятия какого-то кружка. Неофициальным председателем этого собрания был Сымонка, он же, было похоже, заменял и секретаря, потому что время от времени что-то заносил на листок бумаги. К ответу на письмо Виктору дети отнеслись очень серьезно - как-никак он имел общественное значение.
        Первым взял слово Андрейка Кроль.
        - Я, Сымонка, так считаю,- взмахнув рукою, начал он,- напиши Вите самое главное, то, что у нас уж год как организовался колхоз «Заветы Ленина».
        - Правильно,- подхватила Аленка.- И добавь, что во всех соседних деревнях теперь тоже колхозы.
        - И не только в соседних, а почти что и по всей Брестчине,- добавил Петрусек.
        - Погодите, не все вместе,- держа наготове карандаш и бумагу, остановил их Сымонка.- Я думаю, надо сначала написать ему о нашем колхозе. Написать, что наши родители в первый же год коллективной жизни увидели, насколько лучше жить и работать в колхозе.
        - Это правильно. И надо все указать,- не унимался Андрейка,- и какой у нас нынче высокий урожай, и сколько на трудодень получили, и как быстро мы с государством рассчитались…
        - Да, кстати,- поднял руку Антон Цвик,- напиши, что у нас уже есть машина полуторка, двигатель на гумне и радио.
        Тут возник спор. Аленка настаивала, что если писать про полуторку, шофером на которой работает отец Антона, то надо написать и о птицеферме, которой руководит ее мать,- в этом году ферма дала колхозу немалую прибыль. Тогда поднялся Кастусь, молчавший до этого, и заявил, что если вспоминать какую-то там птицеферму и не написать о животноводческой ферме, где заведующим работает его отец и на которой около трехсот коров и телок, так это будет просто курам на смех.
        Помирились на том, что Сымонка пообещал написать и про животноводческую, и про птицеферму, и про все остальные фермы колхоза. Пообещал написать и про лучшую полеводческую бригаду, и про всех стахановцев их молодого колхоза.
        - Погодите,- вскрикнул вдруг Андрейка,- мы ведь забыли о тракторах… Напиши, что в районе есть МТС и теперь на наших полях работают два трактора.
        - И жнейки, и молотилки! А на следующее лето даже комбайн будет,- добавила Аленка.
        - Не торопитесь, а то я не успеваю записывать,- перебил друзей Сымонка.
        Дети на минуту приумолкли, ожидая пока Сымонка запишет их предложения. Начало смеркаться, и Сымонке было все труднее писать, но никто и не думал расходиться - в Голубах за минувшее десятилетие произошло столько нового и все надо было вспомнить! Как можно было, например, не написать Вите, что в их селе пожилые крестьяне и крестьянки теперь ходят по вечерам учиться в школу и многие уже читают книги? Как не написать, что теперь в Голубах есть свой медпункт с врачом и фельдшерицей, бесплатно лечащими больных, а когда-то за такое лечение надо было платить большие деньги и оно было недоступно большинству крестьян? Как не написать Вите, что если до воссоединения крестьяне гнули спину на польских помещиков и кулаков, то теперь они свободные и полноправные люди, настоящие хозяева и строители своей жизни?..
        Время летело, а новостям, которыми хотелось поделиться с Виктором, и конца не было. Кто-то сбегал и принес из дому электрический фонарик, и дальше Сымонка записывал все под диктовку друзей при свете этого фонарика. Петрусек предложил обязательно написать, что в Голубах уже организованы комсомольская и пионерская организации, что комсомольцы руководят сельской самодеятельностью и недавно поставили пьесу «Константин Заслонов». Вслед за Петру сем Антон предложил написать о строительстве в селе - о колхозных гумнах и хлевах, о мельнице, о новой школе и о большом Доме социалистической культуры, который строится сейчас…
        И только когда уже совсем стемнело и с озера дохнуло на ребят ночным холодком, вспомнили они, что пора домой. Ни разу за все лето, играя даже в самые азартные игры, они не засиживались на бревнах так поздно, как сегодня.
        - Напиши,- предложил в заключение Андрейка,- что все мы теперь тоже пионеры и посылаем Виктору и его друзьям пламенный пионерский привет…
        Поздно вернулся Сымонка домой. Мать уже волноваться начала и хотела идти искать его. И все же, поужинав, Сымонка не лег спать, а забрался в комнатку, зажег лампу и сел за стол - он решил не откладывать на завтра, а сегодня же переписать ответ Виктору. Сымонка положил перед собою большой чистый лист бумаги, поставил чернила, выбрал в ученическом пенале лучшее перо «золотничок» и, вставив его в ручку, задумался. Затем наклонился над столом и аккуратненьким почерком вывел:
        «Здравствуй, дорогой друг Виктор! Пишет тебе твой знакомый Сымон Бурачок из далекой западной деревни Голубы. Прежде всего сообщаю тебе…»
        Лицо Сымонки освещалось огнем вдохновения и радости - много было у него сегодня хороших новостей!
        АНДРЕЙКА
        И надо же было так случиться, что Андрейка нехотя стал свидетелем этого неприятного для него разговора, Пусть бы он зашел в кабинет председателя колхоза немного раньше или позже. Да если бы Андрейка знал, он бы и вообще не заходил сегодня в канцелярию. Он думал попросить разрешения у председателя, чтоб колхозные кузнецы отковали ему новый шип на колесо - сломался, леший его возьми, когда перегоняли трактор из МТС.
        Он зашел в кабинет и вот…
        Сидя спиною к двери и поглядывая в окно, где на дворе ворчала мотором колхозная полуторатонка, Яков Степанович барабанил пальцами по столу и разговаривал по телефону с директором МТС, товарищем Буйницким. Увлеченный разговором, он не слышал, как Андрейка стучал в дверь, и не повернулся, когда тот вошел.
        - Обижаете вы меня, товарищ Буйницкий, ей-право, обижаете,- горячо говорил Яков Степанович.- Минувшей осенью девушек трактористок к нам прислали. А нынче опять кого? Этот Зайцев Андрейка - ведь это же дитя, а не тракторист. Ему не трактор водить, а соску сосать… Что? Комсомолец? Проверить на работе? Пусть себе и комсомолец, а дитя, его от земли не видно… Не ошибаюсь, я - артиллерист-наводчик, у меня и на людей хороший прицел…
        Не ожидая конца разговора, Андрейка незаметно шмыгнул назад за дверь. Уши его горели огнем. На душе было скверно. Вышел на улицу, закрыл за собой зеленую калитку. С минуту постоял под старым развесистым кленом, спустившим черные еще безлистые ветви из палисадника на улицу. Ну, пусть себе и правда - будем искренними - не вышел Андрейка ростом, маленький, щуплый какой-то. Не такой солидный и широкий в плечах, как того хотелось бы председателю. Но разве он виноват, что у него такой малый рост? Да и причем тут рост? Вон его напарник Рыгор вымахнул ростом может быть выше самого председателя, а выпускной экзамен на курсах трактористов едва выдержал. А пусть бы этот наводчик артиллерии посмотрел на Андрейкин аттестат, на его круглые пятерки. А высокое звание комсомольца, которое Андрейка носит вот уже третий год - разве оно ни о чем не говорит? Еще ни разу никто не упрекал Андрейку в том, что он запятнал его.
        Обиженный и сердитый шел Андрейка домой, разбрызгивая рыжими юфтевыми сапогами весеннюю уличную грязь. Было у него намерение плюнуть на все, сложить в чемодан с висячим замком все свои нехитрые пожитки - белье, книжки, проститься с Рыгором, с хозяйкой тетей Устиньей и пойти обратно в МТС. Директор МТС Буйницкий, или как его все называли дядя Саша, безусловно, уважит его просьбу, переведет в другой колхоз, туда, где его не будут считать мальчишкой, достойным только соски.
        Но чем дальше шел Андрейка, тем более успокаивался и остывал. Постепенно к нему возвращалась способность рассуждать трезво и разумно. Собственно говоря, если он возвратится со своей обидой в МТС, он ничего никому не докажет. Более того, каждый, в особенности этот наводчик артиллерии, действительно подумает, что Андрейка еще несерьезный мальчишка. А дядя Саша, хотя и уважит его просьбу, но будет очень недоволен всем этим. И вдобавок обязательно прочтет ему длинный выговор, напомнит об обязанностях комсомольца в дни весеннего сева, о трудовой дисциплине. А это Андрейка и сам все знает, и он согласился бы лучше проболеть три дня, чем причинить неприятное дяде Саше.
        И еще не дойдя до кузницы, откуда доносился тонкий перезвон молотков, Андрейка принял иное решение - назло Якову Степановичу он останется в «Возрождении». Останется и докажет всем тут, какой он работник, хоть и мал ростом. Докажет, что недаром носит в карманчике на груди дорогую книжечку с силуэтом Ленина на обложке.
        Весна шла в наступление широким фронтом. В поле, в лесу, на реке - всюду была видна ее широкая и смелая поступь. Два дня стонала Припять, будто работали там стопудовыми молотами какие-то кузнецы-великаны, а когда Андрейка на третий день утром вышел посмотреть на реку, то едва узнал ее. За исключением редких мелких льдин, что кружась стремительно плыли кое-где посредине разлившейся до горизонта реки, нигде и в помине не было ледяной зимней брони. По полям носился теплый, словно подогретый ветер, и под его животворящим дыханием все менялось на глазах: миллионами хлопотливых ручейков уплывали с полей талые воды, оттаивала и просыхала земля, а на солнцепеке даже начала пробиваться первая несмелая зелень.
        Нынешнюю весну колхозники «Возрождения» ожидали с особым волнением. Дело в том, что, несмотря на очень чувствительный недостаток в колхозе тягловой силы, правление колхоза решило в этом году любыми средствами вспахать и засеять все свои пахотные земли, добиться, чтобы посевная площадь не только стала равной довоенной, но и превысила ее. И в особенности стремились колхозники поднять одно заброшенное поле - Замосточье, непаханное вот уже семь лет и превратившееся едва ли не в целину.
        Как только земля оттаяла, на работу снарядили все тягло колхоза - лошадей, волов. Но основная надежда была на тракторы. Только с их помощью колхоз мог вспахать все свои поля.
        Провожая трактористов в первый день на недалекое поле Грудки, Яков Степанович прямо так и сказал:
        - Ну, хлопцы, в добрый путь! Помните - на вас вся надежда.
        Андрейка ничего не ответил - ни обещаний никаких не давал, ни красивых слов не говорил,- повернулся, дал газ и двинул полным ходом на поле… Охваченный заботами и сомнениями в мастерстве тракториста, председатель издали прошел за ним на поле и постоял на опушке леса, наблюдая за его работой. Но Андрейка сделал вид, что не замечает его. Прогнал первую борозду, остановил трактор, сам проверил глубину пахоты, не доверяя прицепщику, затем сел за руль и пошел! И такой был у него вид и все обхождение с трактором, будто он - не новичок, а провел за рулем самое малое сезонов пять.
        Яков Степанович постоял, постоял, и, надо сказать, на душе у него отлегло: парень хоть с виду был и неказист, но, видно, с огоньком, с хорошим комсомольским огоньком в груди.
        И вот начались горячие деньки весенней пахоты. Никто в колхозе не думал и не ожидал, что в первый же день работы Андрейка вспашет на полгектара больше, чем надо было по норме. Андрейка даже и сам немного удивился, что это так легко ему удалось. Он пахал в этот день не медленно, но и не быстро, как бы проверяя, что выйдет, и оставляя «про запас» силы, чтобы поднажать, если увидит, что не вытягивает нормы. В общем до предела было далеко. А вот поди ж ты, даже перевыполнил норму.
        А причиной всему было Андрейкино знание дела, его настойчивость. Не имея собственного опыта, он старательно изучал опыт мастеров. Знал он уже, например, цену времени, знал, во что обходится каждая попусту потерянная секунда и сколько можно сберечь таких секунд за день, скажем, на одних только разумно рассчитанных поворотах в конце загонов. Знал, что означает безотказная работа трактора и, принимая машину от ремонтников, был придирчив и требователен, сам проследил за укреплением каждой гайки и притиркой каждого клапана. Прежде чем сесть за руль, изучил свою машину с такой тщательностью, что по шуму мотора мог на слух определить недостатки. Откажи а тракторе свеча, Андрейка мог, даже не открывая капота, сказать, в каком цилиндре она неисправна.
        Увлекшись работой, Андрейка не чувствовал усталости. Но он ее почувствовал, ох, как почувствовал, когда пришел домой, в свою комнату в доме тети Устиньи. Он даже отказался от ужина, умылся и сразу бросился в постель.
        Как сладок сон после длинного весеннего дня напряженной работы! Большой силой владеет он - восстанавливать силы утомленного человека. И когда Андрейка проснулся утром, он не чувствовал никакой усталости. Подхватился, позавтракал и - в поле!
        Сев за руль на рассвете, не теряя попусту ни одной минуты, на другой день Андрейка вспахал сверх плана целый гектар. Бригадир, обмерявший поле, только пощелкал языком:
        - Ого-го, братец! Широко шагаешь! Если так пойдет и дальше, то…
        Андрейка молча осматривал трактор. «Ничего я не буду говорить,- думал он,- пусть моя работа сама за себя говорит».
        Через три дня, чередуясь сменами с напарником, Андрейка закончил пахать Грудки и перегнал трактор на Замосточье. Поле тут было действительно трудное, дернистое. Весь колхоз с затаенным беспокойством ожидал, что покажет первый день работы трактора в Замосточье. Особенно волновался председатель Яков Степанович.
        Это общее волнение передалось и трактористам. Когда Андрейка гнал первые борозды, то, казалось, он собственным телом чувствовал, как трудно было его двенадцатисильному коню подымать и ворочать слежавшиеся пласты. Но трактор шел и шел, а вечером колхозный бригадир с радостью убедился, что и тут, на этом трудном поле, Андрейка перевыполнил норму. А в следующие дни, освоив новый режим работы, Андрейка начал вспахивать все больше и больше и остановился только тогда, когда достиг полторы дневных выработки.
        Как-то, идя принимать смену от напарника, Андрейка, еще далеко не дойдя до Замосточья, встревожился - не слышно было ровного гудения трактора. «Видно случилось что-то»,- забеспокоился Андрейка и ускорил шаг.
        Предчувствия его не обманули: весь красный, вспотевший, испачканный Рыгор, проклиная все на свете, уже, видимо, в сотый раз крутил заводную ручку, но мотор не заводился. Сбоку стояли Яков Степанович и бригадир колхоза. Председатель колхоза безуспешно пытался помочь советами незадачливому трактористу. Сердце Андрейки забилось сильнее, он понял, что этот случай будет серьезным экзаменом для него, проверкой его знаний.
        - Что случилось? Давно стоишь? - поздоровавшись со всеми, озабоченно спросил Андрейка у напарника.
        - Да вот часа полтора, как бьюсь,- махнул рукой Рыгор. Поковырявшись в моторе, он снова взялся за заводную ручку.
        Яков Степанович безнадежно вздохнул.
        - Брось мучиться, Рыгор. Не будем терять понапрасну времени, лучше пошлем за ремонтной летучкой.
        Андрейка, молча засучив рукава, подошел к мотору.
        - Только и ждет вас ремонтная летучка. Посмотрим сами…
        Он взял длинную отвертку, долго и сосредоточенно осматривал мотор.
        - А ну, крутани еще,- сказал он, обращаясь к Рыгору, а сам начал замыкать отверткой на массу, чтобы проверить искру. Не прошло минуты, как Андрейка, спокойно вытирая паклей руки, установил:
        - Все ясно, искры нет, а ты крутишь попусту ручку.
        Рыгор молчал, виновато потупив взгляд. Андрейка начал проверять клемы, соединения, проверил всю проводку, залез под трактор и вскоре обнаружил разрыв проводов. Быстро соединив их, обмотал изоляционной лентой и сам крутанул заводную ручку. Мотор сразу весело заговорил, зашумел. Удивленный Яков Степанович развел руками:
        - Вот оно, мастерство! Ей-право, молодец!
        И вот как все изменчиво на свете. Сначала, как первая ласточка, в колхозной стенной газете появилась небольшая заметка об успехах тракториста Андрея Зайцева. Затем об этих успехах начали говорить и все колхозники. На правлении колхоза, когда обсуждались итоги первой недели посевной, работу Зайцева отметил сам Яков Степанович. И говорил он о нем с таким уважением, что у Андрейки даже в груди потеплело - не Андрейкой называл, а товарищем Зайцевым.
        После того правления Яков Степанович дважды приходил к Андрейке на поле. Интересовался работой, бытом: спрашивал, доволен ли он питанием у тетки Устиньи, не чувствует ли в чем какой нужды. Как-то возвратившись с работы, Андрейка увидел на своем
        ка от Якова Степановича: «От правления - за хорошую работу».
        Однажды в поле к Андрейке приехали вместе продседатель колхоза и директор МТС Буйницкий. Дядя Саша похвалил Андрейку за хорошую работу и, улыбаясь, обратился к Якову Степановичу:
        - Ну, председатель, что скажешь мне об этом парне теперь? Как твой артиллерийский прицел?
        - Недолет, товарищ Буйницкий,- сконфуженно ответил председатель,- полная ошибка. Золотой оказался парень.
        - Я ведь тебе говорил, кто он,- поглядывая и» огромное поле поднятой целины, поучительно сказал Буйницкий.- Он комсомолец, а это многое значит.
        Стремительно, как быстрая весенняя река, плыли день за днем в тяжелой, напористой работе. И вот наконец наступил долгожданный час, когда трактористы подняли и засеяли последние участки Замостокского поля. Этот день был радостью для всего «Возрождения».
        Поздно вечером Яков Степанович неожиданно пришел к Андрейке в его комнатку. Сел на табурет, побарабанил пальцами по столу.
        - Андрюша,- по-отечески тепло и проникновенно сказал председатель,- пришел я поблагодарить тебя от всего колхоза… Неприветно встретил я тебя когда-то, не было у меня веры. Оказалось - ошибся. Прости, друг. Такой, как ты, правильный человек, всегда на полезной работе себя покажет. А у нас только труд - и есть мера достоинств человека.
        Яков Степанович помолчал, подумал и добавил:
        - И я кое-чему научился, знаю теперь, что значит комсомолец - орел на высоком взлете, гордость наша, герой труда, вот кто такой настоящий комсомолец!
        Андрейка слушал и теперь ни в чем не находил расхождений с председателем «Возрождения» Яковом Степановичем, бывшим хорошим артиллеристом-наводчиком…
        ТАЙНА УГЛА АЛЬФА
        Если бы летом кто-нибудь незаметно понаблюдал за поведением Кости Сагайды на Длинном лугу, то мог бы принять его за чудака. Посудите сами - каждое утро он прибегал сюда, выбирал где-нибудь на холмике под кустом уютное местечко, вынимал из кармана линейку, транспортир, карандаш, разворачивал тетрадь и начинал следить… за полетами аистов. На Длинном лугу аистов было множество, они тут гнездились на высоких дубах, тут же возле озер охотились на лягушек, тут же, похаживая на своих длинных, похожих на циркули, красных ногах, учили летать молодых аистят. Но не это привлекало внимание Кости. Интересовало его только то, как высоко в небе, неподвижно раскинув крылья, они большими замкнутыми кругами парили над лугом. Часами мог лежать Костя и не шевелиться, глядя на такой вольный полет, когда аист даже крылом не двигал, а все летел и летел. А затем мальчик что-то чертил в тетради с помощью линейки и транспортира, вычислял, подсчитывал…
        Но записать Костю в чудаки мог только человек неосведомленный. А дело тут было вот в чем. Как-то в начале лета, сразу после окончания занятий в школах, областной комитет комсомола объявил среди пионеров и школьников конкурс на постройку лучшего планера или летающей модели самолета. Весть об этом конкурсе в самый короткий срок облетела область, и всюду авиамоделисты встретили ее с большой радостью. Оживилась работа во всех авиакружках, появились сотни новых планеристов.
        Докатился слух о конкурсе и до деревни Березы, находившейся на крайнем юге Полесья. В недалеком прошлом эти Березы, окруженные болотами и лесами, считались глухим и заброшенным уголком. Но советские годы изменили географию этого глухого места, и теперь это село, как и все наши села, жило полнокровной жизнью.
        Ясно, что и ребята в Березах были такие же любопытные и смышленые, как и везде. И вот трое пионеров Березовского пионерского отряда - Костя Сагайда, Галя Досветная и Степан по фамилии Волченя - загорелись желанием принять участие в этом конкурсе. Никто из троих не имел ни нужных знаний, ни опыта в планерном деле. Но, как известно, и знания и опыт - дело наживное, надо только горячее желание да хорошая голова на плечах.
        Все было бы хорошо, если б в самом начале наша тройка энтузиастов не допустила одной ошибки. Не имея в этом деле опыта, им бы работать вместе, строить планер коллективно. Чего не сумеет добиться один, всегда можно достичь коллективом.
        Младшая из троих, Галя - черненькая, энергичная девочка, которую друзья иногда любовно называли Винтик за ее необычайную подвижность,- рассудив, как раз и пришла к такой мысли. И она прежде всего решила устроить «встречу трех», чтобы обсудить, с чего и как начинать.
        Но Костя и Степан рассуждали иначе. Им казалось, что каждый из них и сам легко справится. К тому же у каждого из них был свой собственный взгляд на принципы планеризма - что лее тут обсуждать?
        В пионерскую комнату, где назначила встречу Галя, Костя пришел улыбаясь и безразлично пожимая плечами.
        Было видно, что и Степан явился сюда без особого желания.
        - Ну, Винтик, о чем будем говорить? - насмешливо подмигнул он Гале.
        Но Галя была из тех, что не любят лазить в карман за словом.
        - Только без насмешечек! - сверкнула она на Степана глазами.- Я предлагаю вот что…
        И Галя рассказала ребятам свой план.
        Костя задумался. По существу, он был согласен с нею, но его волновали иные заботы.
        - Что ж, я согласен,- наконец заявил он,- но при одном условии: если вы примете в основу мою конструкцию планера и поможете мне найти угол альфа.
        - Угол альфа? - удивилась Галя.
        - Это еще что за новости? - воскликнул Степан.
        - А вот смотрите…
        Костя вынул из кармана бумагу с чертежами его будущего планера и начал объяснять. По его мысли устойчивость планера в воздухе зависела исключительно от того, под каким углом установлены крылья в отношении к фюзеляжу. Доказывал это Костя на примере вольного полета аистов. Раскинув крылья и поставив их под определенным углом - Костя условно назвал его альфа,- аист мог долгие часы кружить в воздухе. Весь секрет, по словам Кости, заключался в том, чтобы проследить за аистом в таком вольном полете, и, разгадав этот таинственный угол, перенести его в модель.
        - Ха-ха, чудак! - рассмеялась Галя.- А знаешь ли ты, почему аист так легко летает?
        - Почему? - обиженно спросил Костя.
        - Да потому, что его воздушное течение на себе несет! Высоко в небе есть такие сильные воздушные течения… И, по-моему, главное-поднять наш планер на ту высоту, где находятся эти воздушные течения. Для этого надо установить на модели резиновый мотор.
        Пропеллер поднимет модель до течения, а тогда она и сама поплывет. Вот…- с видом победителя закончила Галя.
        Тут вдруг поднялся Степан. На его лице блуждала явная насмешка.
        - Слушать вас и то смешно,- уверенно заявил он.- Моделисты! О самом главном забыли!
        - Здравствуйте! А что по-твоему главное? - колко улыбнулась Галя.
        - Замечали вы когда-нибудь, как летает обычный голубь? А? Нет?.. Ну, так и молчите! Если хотите знать, в хвосте все дело. Крылья голубь раскинет, да и только, а всю регулировку полета хвостом ведет. Надо ему вниз - он свой хвост веером вниз опускает, надо вверх - веер кверху пошел. Понятно?
        Выслушав эту неожиданную теорию, Галя и Костя горячо набросились на Степана, считая его мысль просто бредовой. Загорелся спор, в котором каждый нападал друг на друга и нападал на том основании, что считал правильным только свое мнение, а мнение своих друзей сплошным заблуждением.
        Хорошие это были ребята, да не понимали они, что доля правды была в рассуждениях каждого из них и что каждый мог бы помочь другому хорошим советом.
        - Будьте здоровы! - вдоволь поспорив, насмешливо поклонился друзьям Степан и вышел из комнаты.
        - Не согласен я с тобою, Галя,- заявил и Костя.- Строй сама свой планер с пропеллером, а я подумаю над иным… Увидим, чей будет лучше.
        - Будешь искать мифический угол альфа? Может, ты заодно еще и перпетуум-мобиле изобретешь?- задорно воскликнула Галя.
        - Буду искать угол альфа,- нахмурившись, ответил Костя и оставил Галю одну.
        Девочка болезненно переживала эту неожиданную ссору и долго не могла успокоиться. Понимала она, что и сама горячилась, да все же обидно было, что ребята так легкомысленно отнеслись к ее предложению. «В конце концов,- думала Галя,- можно было и поспорить, но зачем эти насмешки, зачем сразу идти на разрыв дружбы. Что ж, не хотят слушать меня, не надо, буду делать сама,- наконец решила гордая девочка.- Еще посмотрим, чья модель будет лучше!» И она упорно взялась за дело.
        Точно так же решили и двое других из нашей тройки планеристов. Таким образом, разгадка странного поведения Кости на Длинном лугу была простой - мальчик настойчиво искал тот угол альфа, который, думалось ему, и поможет добиться успеха.
        Но проходил день за днем, а разгадать таинственный угол, под которым в свободном полете держат крылья аисты, Косте не удавалось. Первая модель планера, любовно сделанная Костей из тоненьких планочек и бумаги, пролетела метров десять, а затем, рванувшись на полном разгоне вниз, вдребезги разбилась о камень…
        Костя, конечно, не опустил рук после первой неудачи. Он снова бегал на Длинный луг, опять присматривался, как свободно и легко парят в небе аисты, и все ожидал, что вот-вот молнией сверкнет перед ним разгадка чудесного полета. Терпеливо, со всей старательностью, начал он строить вторую модель. Размашистые, легкие крылья нового планера напоминали по форме крылья аиста, и весь он своим стройным стремительным видом был похож на эту, зачаровавшую мальчика птицу. Крылья Костя прикрепил под углом, который казался ему таким, как у аиста… Но планер не спасли ни размашистые крылья, ни чудесный угол. Во время испытаний планер ткнулся носом в землю так же, как и первый.
        Как трудно было Косте, как хотелось ему теперь встретиться с друзьями, посоветоваться, поговорить.
        Но куда там, разве мог Костя пойти на такое унижение?
        А между тем и у Гали была не меньшая беда. То, что ей сначала казалось простым, на деле оказалось куда более сложным. Приступив к работе, она столкнулась с тысячами разных препятствий. То не было у нее острого ножа, то не оказалось клещей и клея. Когда наконец она раздобыла все это, выяснилось, что она не очень хорошо владеет фуганком и столярной пилой. Новая нелегкая задача встала перед нею, когда пришлось приделывать резину, которая должна была приводить в движение пропеллер. Словом, возникло столько трудностей, что только благодаря большой настойчивости она довела до конца работу.
        Но построенная с таким трудом модель сразу же разочаровала Галю. Сто оборотов пропеллера, на которые был способен резиновый мотор, не подняли планер до высоты сильных воздушных течений. Не подняли они его даже на высоту вросшего в землю низенького сарая.
        Преодолев отчаяние, Галя решила поставить резину на пятьсот оборотов. Но и пятьсот оборотов не спасли модель, и девочка, охваченная невеселыми мыслями, не знала, что ей делать, у кого искать совета.
        Что касается Степана, то ему не повезло больше всех. Увлекшись тем, чтобы как можно точнее скопировать голубиный хвост, он добился лишь того, что, когда впервые запускал планер, все присутствующие прямо падали от смеха. Ринувшись сначала вперед, Степаново творение вдруг круто дало задний ход и так, хвостом вперед, летело до тех пор, пока со всего размаху не шлепнулось в кучу мусора.
        Но Степан не особенно волновался. Подосланная им «разведка» в лице одного десятилетнего постреленка донесла, что и у его друзей дела были далеко не на высоте…
        Кто знает, сколько времени тянулись бы неудачи ребят, если бы в дело не вмешался старший брат Гали, комсомолец Юрка. Это был быстрый на всякое дело и сообразительный парень. Он считался лучшим в МТС трактористом. Недаром красный переходящий флажок вот уже два года гордо развевался над его трактором.
        Подойдя однажды утром к Гале, безнадежно смотревшей на свою модель, Юрка легонько щелкнул ее пальцем по лбу.
        - Эй, Винтик, что задумалась?
        Галя молча показала глазами на модель. Улыбнувшись, Юрка осторожно поднял ее крылатую птицу, взвесил на руке, крутнул пальцем пропеллер.
        - Не летит? - догадался он.
        - Не летит,- горько ответила Галя.
        И тут она доверчиво рассказала брату обо всем: и о том, как она решилась принять участие в конкурсе моделистов, и как ребята отказались работать коллективно, и о том, что Костя хочет отыскать мифический угол альфа, и о своих неудачах…
        Юрка внимательно выслушал ее и на минуту задумался.
        - Ты говоришь, Костя ищет угол альфа? - хитро прищурил глаз Юрка.- Ну, так слушай: завтра у меня выходной, и ты ровно в двенадцать часов дня приходи в школьную пионерскую комнату. И планер свой приноси. Понятно?
        - Понятно,- согласилась Галя, не догадываясь, что задумал ее брат.
        Тем временем Юрка, выбрав свободные полчаса, забежал в колхозную библиотеку и, порывшись в книгах, нашел среди многих томиков необходимую ему брошюрку.
        Это была тоненькая книжечка о планеризме. По дороге из библиотеки он еще забежал сначала к Косте, затем к Степану.
        Результатом его посещения явилось то, что назавтра в полдень все трое моделистов пришли в пионерскую комнату вместе со своими моделями.
        Вскоре сюда пришел и Юрка.
        - Планеры на месте? - строго, словно судья, спросил он.- Начинаю осмотр… Степан?
        Степан молчаливо подал ему широкохвостый, косолапый планер. Юрка окинул его быстрым опытным взглядом. Был у него такой вид, будто он всю свою жизнь только и делал, что занимался осмотром планеров.
        - Это не летательный аппарат, а морская черепаха,- тоном, не допускающим возражений, бросил он, вертя перед собою планер Степана.- И если он упал в мусорную кучу, то это потому, что только там ему и место… Костя?
        Так же молча Костя подал Юрке свою модель. Юрка подбросил на руке планер Кости, нацелился глазом, словно хотел его запустить.
        - Ничего, этот лучше… Но допущена ошибка при установке летательных плоскостей… Галя?
        Пришла очередь показать свою модель Гале.
        - Она тяжела. Ее и настоящий мотор не поднимет, не то что резина,- вынес свой приговор Юрка.
        Затем, приказав всем троим хорошенько «настроить уши», сказал:
        - Напрасно кое-кто из вас смеялся над Костей, когда он искал угол альфа. Напрасно называли этот угол мифическим. Я его нашел, хотя ни разу не бегал на Длинный луг смотреть на аистов…
        - Как, ты нашел угол альфа? - бросился к Юрке Костя.
        - Что ты говоришь?
        - Какой угол? - вместе воскликнули Галя и Степан.
        - Спокойно! - движением руки остановил их Юрка,- Костя думает, что угол альфа есть тот угол, от которого зависит полет планера. Это ошибка. Секрет успеха не в том, под каким углом вы поставите крылья к фюзеляжу. Альфой для пионера является уважение к своим друзьям, настоящая пионерская дружба, коллективизм. Секрет альфы в том, чтобы при любых условиях - и когда все идет хорошо, и в трудные минуты - чувствовать локтем локоть своего товарища… А что касается ваших планеров, то вы, откровенно говоря, просто мелкие ремесленники. Вы ведь даже с необходимой вам теорией авиамоделизма как следует не познакомились.
        Юрка вынул из кармана книжечку об авиамодельном спорте и подал ее Косте.
        - Назначаю тебя бригадиром и, так сказать, главным конструктором. Через неделю на Ясной горе буду испытывать вашу новую коллективную модель. До свидания!
        Юрка прощально махнул рукой и без лишних слов покинул комнату.
        Ребята притихли, задумались. Костя смущенно перелистывал страницы брошюры. Обескураженный Степан вдруг с большим вниманием начал присматриваться к какому-то плакату на стене. От смущения опустила глаза Галя.
        Все трое словно чувствовали какую-то вину друг перед другом, хотя, как будто, ничего плохого и не совершили. Было и стыдно и неловко смотреть друг другу в глаза после таких справедливых, хотя и не очень приятных Юркиных слов.
        За эти минуты ребята много передумали и дали оценку своему поведению.
        Первой преодолела неловкость Галя.
        - Какую это книжку он дал тебе? - обратилась она к Косте.
        - Учебник для авиамоделистов,- ответил мальчик и вдруг, словно очнувшись от забытья, быстренько захлопнул брошюрку, резко выпрямился: - Но вы слышали, что сказал Юрка? Слышали, что означает угол альфа?.. Надо, чтобы через неделю наша модель была готова! И я предлагаю работать вместе! Согласны?
        - Согласны! - в один голос откликнулись ребята.
        …На областных соревнованиях авиамоделистов планер «Салют», построенный ребятами из деревни Березы, занял одно из первых мест по дальности полета. Это была большая, радостная и, надо сказать, заслуженная победа. Не легко она далась. За нею стояли многие дни упорного труда и творческих поисков, старательное изучение теории. Встречались на их пути и радости, и неудачи. Достаточно сказать, что «Салют* был пятым по счету планером, построенным ребятами. Четыре после испытаний были забракованы строгим Юркой. Не обошлось, надо правду сказать, и без споров. Но это уже были дружеские творческие споры, идущие только на пользу.
        Так ребята Березовской школы отыскали неизвестный до сих пор даже науке таинственный угол альфа…