22 шага против времени Валерий Тамазович Квилория
        Невероятные похождения Шурки и Лерки
        Удирая от инопланетян, Шурка с Лерой ушли на 220 лет в прошлое. Оглядевшись, друзья поняли, что попали во времена правления Екатерины Второй. На месте их родного городка оказался уездный город Российской Империи. Мальчишкам пришлось назваться дворянами: Шурке - князем Захарьевским, а Лерке - графом Леркендорфом. Новоявленные паны поясняли своё незнание местных законов и обычаев тем, что прибыли из Лондона.
        Вначале друзья гостили в имении помещика Переверзева. День гостили, два, а потом жена его Фёкла Фенециановна вдруг взяла и влюбилась в князя Александра. Между тем самому Шурке приглянулась крепостная девушка Варя. И так приглянулась, что он сделал из неё княжну Залесскую и спас от верной гибели. А вот Лерка едва всё не испортил, когда неожиданно обернулся помещиком, да таким кровожадным, что… Но об этом лучше узнать из самой повести. Там много чего ещё есть: и дуэль на пистолетах, и бал в Дворянском собрании, и даже сражение с наполеоновскими захватчиками.
        Квилория, В. Т.
        22 шага против времени: Невероятные похождения Шурки и Лерки. История одиннадцатая
                
* * *
        Люди во все времена были одинаковыми, только к жизни относились иначе.
        КВИЛОРИЯ ВАЛЕРИЙ - лауреат литературного конкурса «Русская премия» 2006 года (Москва), лауреат Международного конкурса детской и юношеской литературы им. А. Н. Толстого 2006 года (Москва), дипломант Второго Международного конкурса детской и юношеской художественной и научно-популярной литературы им. А. Н. Толстого 2007 года (Москва)
        Такси от дяди Вани
        В тот день Шурка с Лерой собирались пойти после уроков на Панский пруд - посмотреть, вернулись ли из тёплых краёв лебеди. Но едва вышли на школьное крыльцо, как к ним прямо-таки подкатился какой-то весьма упитанный шарообразный и совершенно незнакомый им гражданин.
        - Здравствуйте, молодые люди, - растянул он в любезной улыбке свой крошечный рот и назвал их по именам, но как-то странно на иноземный манер.
        - Здравствуйте, Лерий, - склонил он голову. - Здравствуйте, Александэр.
        На последнем слоге он сделал ударение, особо выделив «эр».
        - Здравствуйте, - растерялись друзья. - А в чём дело?
        - Прошу вас, - широким жестом указал шарообразный за ворота школы, где стоял, блистая жёлтым лаком, «мерседес» последней модели. - Вас всенепременно желает видеть старший лейтенант милиции участковый Безручко.
        - Это что, дядя Ваня за нами мэрс прислал? - удивился Лера.
        - А то, - заговорщицки подмигнул толстяк.
        В это время из машины проворно выскочил водитель и в почтительном поклоне распахнул заднюю дверь. На водителе был новенький форменный костюм с нашивками какой-то иностранный фирмы. Сам же он оказался приземистым и почти квадратным. Шурка глянул водителю в лицо и вздрогнул.
        - Лерчик, - шепнул он и схватил друга за руку. - Считай шаги, я преобразовывать буду.
        Лера присмотрелся к улыбающейся физиономии квадратного таксиста и всё понял.
        - Раз, два, три, - принялся считать он вслух.
        - Хе - хе, - услышав это, осклабился[1 - Осклабиться - широко улыбнуться.] шарообразный. - Считалочки считаете.
        - Двадцать, двадцать один, - в отчаянье сказал Лера, когда до открытой дверцы остался буквально один шаг. - Двадцать два…
        И тут всё исчезло. Вернее, исчезло такси с двумя подозрительными личностями. А вокруг вместо школьного двора и улицы раскинулась утопающая в зелени яблоневого сада совершенно незнакомая местность.
        - Неужели опять Фу-Фью? - первым делом спросил Лера.
        - Стопроцентно, - кивнул Шурка. - А с ним его папаша Всюси. Я их мысли успел прочесть. Хотели усадить нас в свою космолётную капсулу и в лабораторию отправить.
        - Слушай, - вспомнил тут Лера, - а куда это мы попали?
        - В прошлое, - спокойно пояснил Шурка, - каждый шаг - десять лет. Ты сколько успел насчитать?
        - Двадцать два.
        - Ну, вот, - как ни в чём не бывало улыбнулся Шурка, - значит, мы ушли на 220 лет назад.
        - Это что же, - прикинул Лера, - сейчас 1786 год?
        - Выходит, так.
        - Ёлки-палки! А государство сейчас какое - Великое княжество Литовское или Речь Посполитая?
        Шурка пристально посмотрел в одну сторону, затем в другую.
        - Нет, - вскоре доложил он, - эти земли уже принадлежат Российской Империи.
        Лера с опаской огляделся по сторонам.
        - Значит, тут крепостное право полным ходом действует?
        - А чего тебе бояться? - удивился Шурка. - Ты, главное, не расслабляйся, чтобы у тебя самопроизвольные преобразования не происходили, и всё будет в порядке.
        - А кровавый царский режим? - напомнил Лера.
        - Ерунда, - отмахнулся Шурка. - Сейчас Россией правит самая продвинутая царица - Екатерина Вторая.
        Откуда-то издалека донёсся хор женских голосов.
        - На вайну ты паедзеш, - печально пел невидимый хор.
        - Ах! Адтуль не прыедзеш. Панясеш ты галоуку ды у чужую старонку занясеш свае плечы пад турэцкия мечы…
        Друзья переглянулись.
        - Пойдём, разузнаем, что тут к чему, - предложил Шурка.
        - Сейчас домой всё равно возвращаться нельзя. Переждать надо, пока инопланетяне к себе на Ту-Тью[2 - Ту-Тью - название инопланетного государства, из которого прибыли Фу-Фью с папашей Всюси (подробней смотрите в книге «Бунт в тарелке»).] не уберутся.
        Варя
        И они пошли по саду, обходя время от времени заросли смородины, крыжовника и малины. Когда до поющих осталось совсем немного, Шурка остановился.
        - Ты чего? - наткнулся на него шедший сзади Лера.
        - Тс-с, - приложил тот палец к губам и показал в сторону.
        - Слышишь?
        Лера прислушался и различил чей-то тихий и очень-очень горький плач.
        - Девчонка плачет, - заключил Шурка и потянул друга в кусты.
        За кустами они нашли зарёванную и чрезвычайно красивую девчушку лет 14. Одета она была в сарафан из домотканого белёного холста. Сидела над своим лукошком, полным чёрной смородины, и лила слёзы в три ручья.
        - Привет, - улыбнулся Шурка, которому так понравилась незнакомка, что он взгляда от неё не мог отвести. - Тебя как зовут?
        Девчушка удивлённо вскинула голову.
        - День добрый, - поднялась она, утирая зарёванные глаза.
        - Варей меня кличут.
        - А чего плачешь?
        Девушка потупила взгляд.
        - Новый барин намерен распродать всё наше семейство за долги, - пояснила едва слышно.
        - Как продать? Людей? За деньги?
        Варя печально покачала головой.
        - Большие долги? - поинтересовался Шурка.
        Девчушка опять кивнула.
        - В карты проигрался? - предположил Лера.
        - Да что вы, - отмахнулась Варя. - Барин наш военный, из отставных. Занял в банке преогромную сумму и выкупил у старой графини имение со всеми деревнями. Теперь вот семейство наше распродаст и проценты уплатит.
        Вспомнив о семье, Варя всхлипнула.
        - Не плачь, - взялся успокаивать её Шурка. - Мы тебе поможем.
        - Да чем же вы мне поможете? - ещё горше заплакала девушка. - Сами, почитай, из простолюдинов.
        Услышав это, Шурка гордо задрал подбородок.
        - Честь имею представиться, - заявил он торжественно, - князь Захарьевский! А это…, - обернулся он к другу.
        Лера не заставил себя ждать и, выступив вперёд, склонил голову, как истинный аристократ: - Граф Леркендорф!
        - Какие же вы баре? - с упреком оглядела их Варя. - У тебя, сударь, - показала она на Шурку, - кафтан на локтях вот-вот протрётся. А у тебя, - показала на Лерины кроссовки, - того и гляди, лапти развалятся.
        - Всё равно, - настаивал Шурка, - мы тебе поможем.
        Варя, которой неизвестный мальчик в странном одеянии поначалу тоже понравился, тут вовсе расстроилась.
        - Смотри, какой ты обманщик, - сказала она сердито, - не успел познакомиться, а уж играешь со мною. Поди, сударь, прочь от меня!
        - Не веришь? - глядя, как она мило сердится, заулыбался Шурка.
        - Смотри, - шепнул он заговорщицки и обернулся вокруг своей оси.
        В крайнем изумлении Варя схватилась ладонями за щеки.
        - Батюшки светы! - только и сказала она.
        Перед ней стоял всё тот же незнакомый мальчик, но какой! На нём сидел, словно влитый, мягкий кафтан[3 - Кафтан - старинная мужская долгополая верхняя одежда.] из красного бархата, затянутый в талии шарфом. Такого же кроя панталоны[4 - Панталоны - короткие узкие штаны.] были подвязаны чуть ниже колен золотистыми завязками, ниже шли чулки в чёрно-белую полоску. На ногах обновлённого Шурки блистали широкими пряжками туфли, а под мышкой был зажат длинный хлыст с тонкой кисточкой на конце. На голове Захарьева красовался белый напудренный парик. Треугольную шляпу он держал в картинно отставленной руке.
        - Шурка у нас настоящий волшебник, - пояснил Лера.
        Тот между тем прищурился, окидывая Леру взглядом от кроссовок до стоящих дыбом вихров.
        - Ну-ка, крутанись, - попросил.
        Стопочкин обернулся через левое плечо и превратился в такого же лощёного господинчика. Только одет он был в фиолетовый с отливом фрак и цилиндр. Ноги его облегали высоченные мягкие сапоги, которые охватывали и колени, и половину бёдер.
        Варя в испуге попятилась, но тут Шурка дотронулся хлыстом до её домотканого сарафана, и он вдруг стал изящным шёлковым платьем.
        - Боже мой! - всплеснула руками Варя. - Вы и вправду чаровник!
        - А теперь, сударыня, - подставил ей согнутую в локте руку Шурка, - проводите нас к вашему барину, а заодно расскажите нам с графом Леркендорфом, что тут у вас происходит.
        Варя нерешительно взяла Шурку под руку, а потом и Леру, который уже подхватил лукошко с ягодой. Неспешным шагом троица двинулись по саду. Но не туда, где пел печальный хор, а обратно, откуда мальчишки только-только пришли.
        - О чём вам поведать? - говорила дорогой Варя. - Живём мы в сельце…
        - В деревне, значит, - уточнил Лера.
        - Нет, в сельце, - упрямо мотнула головой девушка. - Церкви у нас своей нет, вот и сельцо. А к Богу на поклон да детей малых крестить ходим в господскую церковь, что в усадьбе. Так исстари повелось. Ихний батюшка позволяет.
        - Сельцо ваше, наверное, маленькое? - догадался Шурка.
        - Невеликое, - подтвердила Варя. - Семь дворов, покудова семью нашу не распродали.
        Вспомнив о своём горе, девушка вновь всплакнула.
        - Да брось ты, - подбодрил её Шурка. - Неужели нельзя взять и уйти от вашего барина?
        - А чего ж нельзя, - утёрла слезу Варя, - можно. Но ежели поймают, то непременно выпорют нещадно и на стул посадят.
        - На какой стул? - не понял Шурка.
        - Обычный стул. Да токмо[5 - Токмо (устаревшее) - только.] на шею виновному надевают широченный ошейник из кованого железа. Запирают на замок, а ключ у самого барина хранится. К ошейнику железная цепь приделана. Длиной не более двух аршин.
        - Сколько это по-нашему? - посмотрел на друга Лера.
        - Почти полтора метра, - подсказал всезнающий Шурка. - В одном аршине семьдесят один сантиметр и двенадцать миллиметров.
        - Сразу видно - чужеземцы, - усмехнулась Варя. - Аршина не ведаете.
        - И ничего не чужеземцы, - обиделся Лера. - Просто из другого времени.
        - Из откуда? - не поняла девушка.
        - Да кого ты слушаешь, - отвлёк её Шурка. - Рассказывай дальше - очень интересно.
        Девчушка наморщила лоб, припоминая, на чём прервалась.
        - Ага, - вспомнила она, - с другого конца цепь держит здоровущий деревянный обрубок. Такой с места не сдвинешь. А вверху ошейника спицы железные торчат, чтобы нельзя было головы наклонить. Вот так и сиди день-деньской неподвижно. Нынешней[6 - Нынешней - сегодняшней, от ныне - сегодня.] весной у нас дворовая девка Серафима сбежала. Поймана была и посажена на стул. Цельный месяц маялась. Токмо на ночь подкладывали ей под задние спицы ошейника подушку, чтоб она, сердешная, сидя могла заснуть.
        - Ничего себе у вас помещик, - возмутился Шурка, - изверг какой-то!
        - Да наш-то ещё ничего, - не согласилась крепостная девушка. - Есть и похуже.
        - А давай мы тебя вроде как украдём, - предложил Лера. - Вдруг что, ты ни при чём - это мы виноваты.
        - Красть - великий грех, - совершенно серьёзно посмотрела на него Варя. - Красть нельзя, ни-ни! Это наипервейшее зло.
        - Тогда тебя надо просто выкупить.
        - И это никак не годится. Не могу я свою семью бросить.
        - Так мы и тебя, и твою семью выкупим.
        - Нас-то, вместе с батюшкой и матушкой, четырнадцать душ. Где ж вы такие деньжищи отыщете, хоть и чародеи? - покачала головой девушка. - Это никак не меньше тыщи рублёв.
        - А, что на тысячу рублей можно купить? - заинтересовался Лера.
        - Положим, оброк выплатить на 200 лет вперёд. Или купить 333 четверти ржаной муки. Или 500 четвертей овса. Или 250 фунтов чая. Или более 18 тысяч аршин холста.
        - Про аршин я уже знаю, - снова посмотрел на Шурку Лера, - а четверть и фунт что обозначают?
        - Четверть - это 210 килограмм, - пояснил Захарьев. - А фунт без каких-то нескольких миллиграмм равен 410 граммам.
        - Что же это получается, - посмотрел на друга Лера. - 210 килограмм ржаной муки можно купить за 3 рубля, а 70 с хвостиком сантиметров холста всего за 5 с половиной копеек?
        - Верно.
        - Тогда 410 грамм чая стоят 4 рубля, а оброк на год - 5 рублей?
        - Ага, - кивнула Варя.
        - Ты в какой школе учишься? - обернулся к ней Лера.
        - Ни в какой, - пожала плечами девушка. - У нас и школы-то нету. Но сказывают, что де указ вышел и что совсем скоро в уезде малое училище откроют.
        - Кто же тебя тогда так здорово считать научил?
        - Батюшка мой - Никифор Варсонафьевич.
        - А он откуда знает?
        - По младости лет взяли их в услужение к лекарю старой графини. Весьма добрый господин были. Они моего батюшку и счёту, и письму выучили, и всяким докторским премудростям. И матушка моя Прасковья Митрофановна врачует, но она от матери своей, от бабки Меланьи, сию премудрость ведает. Всякую траву знает - для чего и от какой хвори спасает.
        Услышав это, Шурка расплылся в улыбке.
        - У меня мама тоже травница, - посмотрел он радостно на Варю, которая после такого сообщения стала для него вообще как родная.
        К тому времени сад закончился, и они вышли к воротам господской усадьбы. От ворот в стороны, огибая яблоневый сад, уходили под прямым углом две просёлочные дороги.
        - Эта вот в уездный город ведёт, а эта в наше сельцо, - показала Варя на дорогу, ведущую туда, где теперь едва слышно пел женский хор.
        Неожиданно со стороны сельца донеслось ржание лошади. Девушка в тревоге обернулась. Из-за поворота дороги показалась двуколка[7 - Двуколка - двухколёсная рессорная повозка для двух человек.].
        - Ой, - схватилась Варя за щёку, - подпоручица едет, мне обратно пора.
        - Кто-кто? - не понял Шурка.
        - Жена нашего барина, - пояснила она. - Весьма строгая.
        - А чего подпоручица в вашем сельце делала?
        - Не в сельце, - девушка отобрала у Леры лукошко. - Она под садом стояла. Слушала, чтобы мы пели исправно и ягоду хозяйскую скоро убирали. Потому и петь принуждает, кабы малину да смородину не в рот клали, а в лукошко.
        Сказав это, Варя нырнула обратно в заросли сада.
        - Прощайте, барчуки, - поклонилась.
        Поклонилась и только тут вспомнила, что на ней не крестьянское платье, а господское - шёлковое.
        - Ой, - побледнела она, - пропала я совсем.
        Шурка хотел было перейти через дорогу и дотронуться до неё хлыстом, но к воротам уже подъезжала лёгкая двухколёсная коляска, в которой в величественной позе восседала полнотелая тётка. За густыми кустами Варя ей была не видна. Стараясь не выдать свою новую знакомую, Захарьев подхватил из дорожной пыли крохотный камушек и зашвырнул его, будто играючи, в сад. Едва только камушек угодил в крепостную девушку, как роскошное платье превратилось в прежний старенький сарафан из белёной домотканой ткани.
        Помещица Переверзева
        Двуколка подъехала вплотную и остановилась. Помещица подозрительно уставилась на незнакомых юношей. Друзья же, разглядев её лицо, открыли рты от удивления. Подпоручица как две капли воды походила на завуча их школы Фаину Демьяновну. Только одета была не в свою обычную кофту с юбкой по колено, а в просторное платье с множеством длинных юбок и широкополую шляпку, из-под которой каскадом ниспадали волосы.
        - По службе в наших краях, али вольные путешественники? - между тем строго поинтересовалась помещица.
        - Путешественники, - кивнули друзья, - а сами подумали - «и голос, как у Фенечки, точь-в-точь».
        - Какого роду-племени, извольте спросить? По одёже вижу, навроде, господа, а по манеру, так разночинцы[8 - Разночинцы - прослойка русского общества, сложившаяся в конце 18 века, - выходцы из разных сословий: купечества, мещанства, духовенства, крестьянства, мелкого чиновничества и обнищавшего дворянства.].
        Лера разозлился. «Тоже мне барыня, - подумал он. - Сама, небось, из разночинцев, а строит из себя королевну и смотрит на нас, как солдат на вошь». И чтобы утереть заносчивой помещице нос, снял цилиндр и галантно поклонился.
        - Ми есть графь Леркендорфь, - объявил он, коверкая слова, как какой-нибудь иностранец, и добавил для пущей важности. - Проездом из Лондону на Москов.
        - Князь Захарьевский, - в свою очередь взмахнул треуголкой Шурка.
        Настороженность в лице подпоручицы сменило подобие учтивой улыбки.
        - Помещица Переверзева, Фёкла Фенециановна, - сказала она и сложила ладони на груди. - Вы, господа, верно, и в Париже бывали?
        - Само собой, - утвердительно кивнул Шурка.
        Услышав это, помещица растаяла.
        - Расскажите, расскажите, - принялась просить она, словно маленький капризный ребёнок. - Какова нынче мода в Париже?
        Шурка пристально посмотрел на запад.
        - Что вам сказать, мадам, - начал он медленно.
        Помолчал немного, а потом пошёл чесать, как по писаному: - Юбки теперь делают всё шире, а вместе с ними делаются всё выше и всё объемнее прически. Знаменитые парикмахеры и модистки[9 - Модистка - мастерица, изготовляющая дамские шляпы, а также портниха.] трудятся не покладая рук. На головах прелестных парижанок они теперь создают нечто вроде объёмных натюрмортов[10 - Натюрморт - изображение неодушевленных предметов - утварь, плоды, битая дичь, букеты цветов и т. д.] из цветов, лент, шпилек и перьев. А ещё в ходу чепцы[11 - Чепец - женский или детский головной убор, закрывающий волосы и завязывающийся под подбородком.] в виде тюрбанов[12 - Тюрбан - мужской и женский головной убор у народов Азии и Северной Африки - полотнище лёгкой ткани, обёрнутое вокруг головы.], кои украшены полумесяцем. А на некоторых имеются даже лодки с высокими парусами.
        - Это как же, прямо на голове? - ахнула Переверзева.
        - Именно, - кивнул, довольный произведённым впечатлением, Шурка. - Мало того, в причёски встраивают ветряные мельницы, мостики, беседки и прочую садовую архитектуру. Самые модные причёски а ля Флоре, а шляпы в виде каски - каск англэз.
        - Ах, аля каск! - закатила глаза подпоручица. - Прелестная шляпка! Я, князь, видела такую в одном модном немецком альманахе[13 - Альманах - непериодическое издание, содержащее занимательные, справочные и другие сведения, или сборник литературных произведений, объединённых по тематическому, жанровому или региональному признаку.]. Платье с райфроком[14 - Райфрок - укреплённые расклешённые юбки.], с воланами[15 - Волан - отделка для женского платья, блузки, юбки, мужской рубашки, род оборки.], и эта восхитительная касочка.
        - Да-да, - учтиво поддакивал ей Шурка. - При этом пудрятся немилосердно. И парики, и лицо. Да, бывает, так много гриму кладут, что муж порой не может признать свою благоверную. И на всё это уходит так много пудры, которую вырабатывают из муки, что в последней порой случается недостаток.
        Лера с удивлением слушал друга, который трещал без умолку, будто на самом деле прибыл из Парижа. Но потом вспомнил его устремлённый на запад взгляд и всё понял. Скорее всего, Шурка на самом деле побывал в Париже 1786 года, но только мысленно.
        - Кстати, - с удивлением осмотрела помещица друзей, - на вас платье, которого и быть ещё не может.
        Мальчишки в тревоге переглянулись.
        - Как это?
        - И этот жюсокор[16 - Жюсокор - во времена Людовика XIV длинный до колен пиджак, который шился из тяжёлых, богато вышитых материй, имел широкие рукава, большие карманы и множество пуговиц. Его подобие в других странах называли камзолом или казакином.] с позументами[17 - Позумент - широкая тесьма обычно шитая золотом или серебром, галун.], - показала она на Шурку, - и треугольная шляпа - всё суть мода следующего 1787 года. Я это самолично читала в том же альманахе.
        - О, мадам, - выслушав её, с облегчением перевёл дух Шурка. - Чего не сделаешь, чтобы не отстать от моды.
        - Не понимаю вас, сударь, объяснитесь? - потребовала Переверзева.
        - Вся беда в длительности нашего путешествия, - пояснил Шурка, хитро щурясь. - Вчера Варшава, сегодня Минск, затем Могилёв, завтра Москва, далее Нижний Новогород… Так и год пройдет, и второй начнётся, а мы всё в пути. Вот для того и заказали себе платья завтрашнего дня, дабы, когда завтра наступит, не выписывать платья из Парижа.
        - Занятно, - улыбнулась помещица. - О таком я и помыслить не смела. Право, к чему ждать, когда можно самому купить и даже примерить то, чего через год войдёт в моду.
        - Да-да, - важно кивал головой Шурка. - К тому же я вхож в дома самых известных модисток.
        - Сударь, - склонилась к нему подпоручица. - А нельзя ли и нам сделать чрез вас заказец?
        - Над этим стоит подумать, - поджал губу Шурка, мало-помалу входя в роль сиятельного князя.
        Помещица повеселела.
        - Милости просим, - указала она на свободное место подле себя. Всенепременно погостите у нас недельку-другую.
        - Только если недельку, - забираясь в повозку, ласково промурлыкал в ответ Шурка.
        Лера последовал за ним. Сиденье двуколки было рассчитано на двух крупных седоков, и потому места мальчишкам вполне хватило. Переверзева направила лошадь в ворота усадьбы. Покачиваясь на мягких рессорах, они поехали широкой аллеей, обсаженной густыми липовыми деревьями. В конце аллеи, длина которой была никак не меньше километра, виднелись широкое крыльцо господского дома и часть самого двухэтажного особняка.
        - А правду, князь, говорят, - спрашивала дорогой Фёкла Фенециановна, - что в аглицком[18 - Аглицкий (устаревшее) - то же, что английский.] королевстве крепостных нет?
        - Так и есть. Абсолютно все вольные люди.
        - Безобразие, - вздохнула помещица. - Кто ж тогда на земле работает?
        - Да крестьяне и работают.
        - По собственной воле? - удивилась помещица. - Нипочём не поверю. Кабы наших отпустить на все четыре стороны, они бы токмо и делали, что на печи бока грели.
        - Это потому, что они подневольные, - встрял в разговор Лера, забыв, что должен говорить с иноземным акцентом. - А когда крестьяне на себя начнут работать и деньги за это получать, они на глазах разбогатеют. Об этом во всех учебниках написано.
        - В каких учебниках? - выпучила на него глаза помещица, которую поразило не то, что граф заговорил на чистом русском языке, а то, что он говорит откровенную ересь[19 - Ересь - отступление от общепринятых взглядов, правил.].
        Вспомнив, что он в восемнадцатом веке, Лера смутился, не зная, как выйти из щекотливого положения.
        - Это такие специальные английские учебники, - выручил друга Шурка.
        - Ес, ес, - закивал Лера, всеми силами изображая из себя истинного англичанина.
        - А вы часом не масоны? - вновь подозрительно оглядела их помещица.
        - Да вы что! - возмутился на всякий случай Шурка, который что-то слышал о масонах, но кто они такие, конечно же, не знал.
        - Это есть кто? - не удержался от вопроса Лера.
        - Ну, быть аглицким графом и не знать о масонах? - укоризненно посмотрела на него подпоручица и, оглянувшись, шепнула: - Тайное общество. Где ни появятся, везде заговоры плетут, интриги…
        В это время липовая аллея закончилась, и коляска подъехала к парадному входу особняка. В ту же секунду на крыльцо выскочил человек в солдатском мундире и, сбежав по ступеням, подхватил лошадь под уздцы. Следом из парадного неспешно вышел молодец в рубахе малинового цвета из блестящего сатина[20 - Сатин - блестящая и плотная хлопчатобумажная ткань.]. Был он высок ростом, широк в плечах и серьёзен лицом. На голове его лоснились смазанные маслом волнистые и чёрные как смоль волосы.
        - Сенька, принимай гостей, - нехорошо посмотрела на него Переверзева.
        По её взгляду и по тому, с каким тоном она отдала приказ, мальчишки поняли, что помещица Сеньку не жалует, но отчего-то вынуждена терпеть.
        - Интересно, кто он такой? - шепнул Лера, пока молодец в сатиновой рубахе помогал барыне спуститься наземь, а после подняться по ступенькам крыльца. - На крепостного не похож. Может, управляющий?
        Шурка собрался поискать имеющуюся поблизости информацию, но тут откуда-то сбоку набежали люди и, услужливо подхватив их с боков, прямо-таки вынесли из коляски.
        - А это кто? - испугался Лера.
        - Дворня, - только и успел сказать Шурка, - слуги при доме.
        Отставной подпоручик
        Едва друзья вслед за помещицей ступили на крыльцо, как двери особняка распахнулись, и навстречу вышел крепкого сложения человек. Одет он был в длиннополый халат, из-под которого выглядывали сапоги со шпорами.
        - Мой муж - Переверзев Марьян Астафьевич, - прокомментировала это явление помещица.
        - Отставной подпоручик пехотного Смоленского полка! - по-военному браво щёлкнул каблуками Марьян Астафьевич. - Ныне обретаюсь в должности заседателя низшего земского суда.
        - А это, - указала подпоручица на друзей, - князь Захарьевский и граф Леркендорф. - Проездом у нас из города Лондона.
        - Чую! Чую! Аглицким духом пахнет! - услышав это, вскричал весело отставной подпоручик.
        А после так стиснул в объятиях Шурку, а затем Леру, что у Леры цилиндр с головы свалился. Упал на крыльцо и исчез. Вернее, не исчез, а вернулся в своё первозданное состояние - ворох яблоневых листьев. Лера в ужасе глянул на друга. Ещё пару таких объятий, и его сверхмодный наряд, чего доброго, обернётся в заурядный школьный костюм.
        - Где цилиндр? - грозно осмотрел дворню помещик.
        Слуги тотчас засуетились, бросились на четвереньки и принялись старательно ползать по крыльцу и рядом с ним, как будто не головной убор искали, а иголку.
        - Ах, канальи! - вскипел, видя их усердие, Переверзев. - Всем! Всем нынче же шпицрутены[21 - Шпицрутены - длинные гибкие палки или прутья для телесных наказаний в европейских армиях. В России в 1701 -1863 годах применялись в армии, а также к участникам крестьянских волнений.] пропишу!
        И только один Сенька не суетился и не усердствовал. Присев на корточки, молодец задумчиво ворошил пальцем яблоневые листья.
        - А ваш экипаж, а поклажа? - поинтересовался он.
        - О! - играя роль иноземного графа, вскинул кверху бровь Лера. - Ми есть ножепёшки!
        - Пешеходы, - пояснил, мило улыбаясь, Шурка. - А багаж наш в гостинице.
        Пока они объяснялись, отставной подпоручик всерьёз взялся за своих дворовых слуг.
        - Цилиндр! - приговаривал он, раздавая увесистые затрещины и оплеухи. - Где цилиндр, канальи?!
        Совсем рассвирепев, Переверзев с силой ударил по зубам одного, затем другого мужика.
        - Кабы не тычки[22 - Тычок - короткий прямой удар, в данном случае зуботычина.], - обтёр он полой халата окровавленный кулак, - никакого сладу не было бы с нашим быдлом.
        И как ни в чём не бывало продолжил избивать дворовых.
        - Стать во фрунт[23 - Во фрунт стать (устаревшее) - вытянуться, то же, что во фронт стать.], скотина! - орал он на очередную жертву.
        Шурка от всего этого растерялся, а Лера, наоборот, не на шутку разозлился. «Как это можно людей бить по лицу!» - с негодованием подумал он, совершенно позабыв, что ему нельзя сердиться. В следующий миг с Переверзевым случился конфуз. Выдав новую зуботычину, он вдруг почувствовал, что кулак его стал ватным и ничуть не сокрушительным. Да и мужик таращился на него с изумлением. Ни крови, ни выбитых зубов больше не было. Озадаченный помещик осмотрел руку - всё как всегда, камень, а не кулак. Вновь ударил дворового - и вновь никакого результата.
        - Похоже, я что-то с ним сделал, - телепатически признался Лера.
        - Угу, - также мысленно отозвался Шурка, который всё уже знал. - Ты ему кулак преобразовал. Теперь во время удара он становится плюшевым, как мягкая игрушка.
        Услышав это, Лера хихикнул. Отставной подпоручик тем временем пытался выяснить, что же всё-таки происходит с его рукой в момент удара. Увы, кулак становился плюшевым на столь краткий миг, что заметить это невооружённым глазом не представлялось возможным. Тогда Переверзев ударил медленно. Но в медленном режиме, когда удар уже был не удар, кулак вовсе не преобразовывался. Окончательно расстроенный, Марьян Астафьевич пнул мужика ногой. Но и нога подвела. Неожиданно она стала резиновой. И такой эластичной, что со свистом улетела назад и больно врезала пяткой по мягкому месту самому Переверзеву. Рассерженный и ничего не понимающий помещик плюнул с досады и бросился в дом.
        - За мной, господа! - позвал он громким голосом, и приглашение его больше походило на приказ идти в атаку.
        Особняк
        Двухэтажный дом Переверзевых оказался просто громадным. И хоть рублен был из дерева, раскинулся неимоверно широко.
        Открыв двери парадного входа, хозяин с развевающимися полами халата пошёл впереди, указывая путь. Проскочив парадные сени, он распахнул двери следующего помещения и доложил кратко: - Лакейская!
        Не успели друзья осмотреться, а он уж вёл их далее.
        - Наша гостиная красного дерева! - пояснил Переверзев и сбавил шаг.
        Мальчишки с любопытством закрутили головами. Под одной из стен тянулось к потолку трюмо с зеркалом в широченной деревянной раме. Там и сям стояли около десятка стульев, уютный диванчик и несколько игорных столиков.
        На стенах, обитых какой-то нежной бежевой тканью, висели портреты великосветских дам. Тут же под стенами и подле окон высились тяжеленные канделябры с оплавленными свечами. Окна прикрывали шёлковые занавески.
        Помещик выждал, давая им оглядеться, и понёсся дальше.
        - Парадная!
        - Танцевальная!
        - Столовая зала! - объявлял он, толкая очередную дверь.
        У мальчишек от такого скоростного экскурса вскоре зарябило в глазах, сливаясь в одну сплошную смазанную ленту. И только одно запомнилось: на каждом простенке зияли зеркала, удлиняя и без того бесконечную анфиладу[24 - Анфилада - расположение арок, комнат и дверей по прямой линии.] комнат.
        - Будуар[25 - Будуар - дамский кабинет, комната, где светская женщина проводит свой день и принимает близких.]! - восклицал, меж тем, Переверзев.
        - Библиотека!
        - Гардероб!
        - Бильярдная!
        - Детская!
        - Диванная!
        - Девичья!
        Здесь он подхватил друзей под руки и увлёк по крутой лестнице вверх. На втором этаже размещались залы с высокими, от пола до потолка, зеркалами и огромными бронзовыми люстрами. Далее шли комнаты поменьше. В первой все четыре стены занимали картины. Большие и малые, они были помещены в массивные рамы с причудливыми завитушками и растрескавшейся позолотой.
        - Картинная галерея, - не без гордости обвёл рукой помещение Марьян Астафьевич. - Вместе с домом от графини нам отошла. Картины весьма старинной работы.
        Следующую комнату занимали мраморные столики и мягкая мебель. Кресла и диванчики были такие уютные, что мальчишкам захотелось тотчас в них плюхнуться и хорошенько отдохнуть. Но отставной подпоручик повлёк их дальше.
        - Вот, - остановился он в дверях небольшого помещения. - Любуйтесь.
        Друзья глянули и от восхищения рты раскрыли. На, оббитых коврами, стенах висело всевозможное оружие. Тут тебе и рапиры, и арбалеты, и черкесские кинжалы с золотыми надписями по-арабски, и сабли, и кремневые пистоли, и всякие ружья, и медные охотничьи трубы, и даже рыцарские доспехи.
        Ветром надуло
        Спустя два часа Переверзев зазвал к себе в кабинет молодца Сеньку и задумчиво осмотрел его с ног до головы, словно прицениваясь к товару.
        - Откуда барчуки взялись? - наконец спросил он.
        - Не ведаю, Марьян Астафьевич, - развёл руками молодец. - Ни экипажа какого, ни почтовой кибитки сего дня не было. Токмо ежели взаправду пешим ходом.
        - Пешком никак не могли, - не согласился Переверзев. - Ты посмотри на их платья - на них ни пылинки. А на нашей дороге пыли на вершок[26 - Вершок - старорусская мера длины, около 4,4 см.] лежит.
        - Что ж они тогда, с неба свалились? - удивился Сенька.
        - А ведь верно! - подскочил помещик. - Как я сразу не скумекал. Именно по воздуху они и прибыли.
        - Господи сохрани, - перекрестился напуганный молодец. - Выходит, они ведьмаки - в ступе или на метле прилетели?
        - Дурень! - махнул на него отставной подпоручик. - Они на воздушном шаре прибыли. Слыхал о таком?
        - Слыхать-то слыхал, сказывали как-то офени[27 - Офеня - коробейник, мелкий торговец, работающий вразнос с лотков.] о диве заморском. Но сие не у нас, сие в европах.
        - А чай не слышал, что они из Лондону да Парижу к нам прибыли?
        - Занятно, - пригладил на голове и без того приглаженный чуб Сенька. - Не прикажете ли шар энтот летающий сыскать? Я сей час мужиков снаряжу. - Посылай, - кивнул помещик. - А сам в уезд отправляйся. Узнай про багаж ихний. Заодно расспроси хорошенько, кто они да откуда. А я пока сосну часок-другой.
        Вторая ошибка
        Гостям отвели круглую спальню во втором этаже. Когда горничная девка помещицы Афимья низко поклонилась и вышла, Лера грозно помахал кулаком.
        - Ну и гад этот Переверзев, - заявил он, - настоящий феодал. Видел, как мужиков бьёт - ни стыда, ни совести.
        - А Варя говорит, что он ещё ничего, - заметил Шурка. - Представляешь, если её продадут плохому помещику.
        - Представляю, - вздохнул Лера. - Спасать нужно девчонку.
        Шурка задумался.
        - Бежать ей нельзя, - рассудил он. - Во-первых, спрятаться негде. А во-вторых, она без своей семьи не побежит.
        - Слушай, - осенило тут Леру, - а давай их выкупим? Помнишь, Варя говорила, что Переверзеву деньги нужны.
        - Точно! - обрадовался Шурка. - Так и сделаем.
        Он лёг на кровать и закрыл глаза.
        - Подожди минуточку, - попросил, - я сейчас всё проверю, чтобы с деньгами не напутать, как с одеждой.
        Но не прошло и полминуты, как в дверь стукнули, и в спальню вошёл Сенька.
        - Барин меня в уезд отправляет, - поклонился молодец. - Может, чего вашим благородиям купить?
        Лера глянул на друга - откровенно говоря, хотелось хорошенько перекусить. Кто его знает, когда накормят у этих помещиков и накормят ли вообще. Может, Переверзевы сейчас постятся и ничего не едят. Вон бабушка рассказывала, что в старые времена люди все церковные посты соблюдали и, бывало, чуть ли не двести дней в году ничего мясного и молочного не ели.
        Шурка сел на постели.
        - А чего из съестного купить можно?
        - Э-э, - расплылся в улыбке Сенька. - Да всего, чего душа пожелает. К примеру, пряники медовые на малине али на землянике. А ещё орехи разные лесные или волошские…
        - Какие-какие? - перебил его Лера.
        - Волошские, - повторил молодец. - Их к нам басурмане везут. Вот такие здоровенные, - составил он большой и указательный пальцы в кольцо.
        - Грецкие, - догадался Лера. - А что ещё?
        - Ещё левишники разные…
        - Что-что? - переглянулись друзья.
        - Э, ваши благородия, да вы в землях аглицких уж совсем одичали. Левишники энто как лепёшки, токмо сладкие. Их из ягод делают. Поначалу бруснику, чернику, вишню али землянику трут хорошенько да с мёдом мешают, а опосля выкладывают тонким слоем на противнях и сушат.
        - Здорово! - восхитился Шурка. - Это, наверное, как конфеты, только натуральные, без всякой химии. Слушай, Семён, - достал он из-за пазухи широкую, как лопух[28 - Размер купюры до 1786 года был 19 на 25 см.], голубовато-белую купюру, от которой ещё пахло типографской краской, - купи нам этих левишников побольше.
        - И пряников, - добавил Лера, - и орехов.
        Сенька взял в руки ассигнацию, разглядел[29 - На ассигнациях того времени изображение цифр было выполнено таким же размером шрифта, как и текст.] на ней цифру «100» и испугался.
        - Помилуйте, - перешёл он на шёпот, - мне ить[30 - Ить (старорусское) - ведь.] даже сдачи с этакой деньжищи не найдут.
        - А сдачи и не надо, - легкомысленно махнул ладошкой Шурка.
        Смутившись, молодец внимательно осмотрел сторублёвку. Всё было на месте: и четыре герба с коронами в углах[31 - В углах ассигнации размещались гербы четырёх царств России: Астраханского, Казанского, Московского и Сибирского.]; и надписи по краям[32 - По всему периметру ассигнации имелся водяной рисунок из узорчатой рамки и текста: “Государственная казна” и “Любовь к отечеству действует к пользе оного”.]; и два овальных медальона в центре с оттиснутыми в них изображениями[33 - В левом овале были изображены военные знаки - знамёна, пушки, ядра и эмблемы торговли и промышленности - корабль, тюки, бочки. В центре овала - двуглавый орел с распростёртыми крыльями. Вверху - надпись: «покоит и обороняет». В середине правого овала - неприступная скала, внизу - бушующее море и голова чудовища, вверху - надпись: «невредима».]; и внизу заковыристые подписи чернилами[34 - Подписи банковских служащих.]. Самая что ни на есть законная бумага. Никакого обмана!
        Кланяясь и пятясь, обалдевший от счастья Сенька толкнул задом дверь и покинул спальню.
        - Откуда ты деньги взял? - удивился Лера.
        - Из рубашки сделал.
        Шурка отвернул кафтан на груди и Лера увидел, что в белоснежной рубашке друга образовалась квадратная дыра размером со сторублёвку, которую он минуту назад выдал Сеньке.
        Обед
        Не прошло и четверти часа, как молодец отъехал в уездный город. Почти тогда же Фёкла Фенециановна позвала гостей к столу.
        - Отведайте, чего Бог послал, - поклонилась она Шурке, а затем и Лере, когда они один за другим вошли в столовую залу. - У нас всё по-простому, так что не обессудьте.
        Друзья глянули на стол, и у них слюнки потекли. «Ничего себе, по-простому!» - разом мысленно воскликнули они. Да и было чему дивиться - широченный обеденный стол буквально ломился от всевозможной снеди. Чего тут только не было! Мальчишки признали суп, бутерброды, сыры, гречневую кашу, котлеты, сосиски, омлет и сливочное масло. Из чего изготовлено множество других блюд, оставалось только догадываться. Между тем, едоков было всего-то четверо: Лера с Шуркой да Марьян Астафьевич с Фёклой Фенециановной.
        - Мы что, всё это должны съесть? - испугался Лера.
        - Так принято, - шепнул Шурка. - На стол выставляют всё, а там что съел, что не съел…
        - Прошу, господа, - указал хозяин на свободные стулья напротив себя через стол.
        Друзья, как подобает настоящим аристократам, чинно уселись и осмотрели место предстоящей баталии. Тотчас принесли и поставили посреди стола серебряный поднос, на котором красовался целиком зажаренный поросёнок с румяной корочкой.
        - Кушанья наши простецкие, - говорил, между тем, помещик. - Но зато имеется самая настоящая сладкая мальвазия из Греции.
        И он налил друзьям по бокалу прозрачного вина. Лера вопросительно посмотрел на Шурку.
        - Пей, не бойся, - кивнул тот, - вкус и аромат я оставил, а весь спирт и сивушные масла удалил.
        Пригубив вслед за Переверзевым мальвазии, мальчишки взялись за первое блюдо.
        - Что это есть такое? - Лера проглотил первую ложку холоднющего супа и посмотрел на помещицу.
        - Похоже на холодник, - любезно улыбнулся подпоручице Шурка, - только намного вкуснее.
        Фёкла Фенециановна, растроганная комплиментом молодого князя, прямо-таки расцвела.
        - А вот и нет, - сказала она игриво. - Это ботвинья.
        - Ботвинья? - переглянулись друзья.
        - Да, да, - и помещица указала на соседние тарелки, в которых лежали куски отварной рыбы и мелко нарубленный лёд. - Вилочкой берёте рыбку, ложечкой - ботвинью.А ежели она нагреется, то подкладывайте в неё лёд, сколько потребуется.
        Мальчишки последовали совету и тут же убедились, что ледяная ботвинья вприкуску с рыбой ещё вкуснее.
        - Какой это вы нас рыбой потчуете? - поинтересовался Шурка.
        - А тут, князь, разная рыбка положена, - сделала ему глазки Переверзева. - Вот эта, к примеру, осётр, а есть и севрюга, и лосось, и раки речные.
        Расправившись с ботвиньей, гости задумчиво осмотрели холодные закуски, меж которых тут и там возвышались вторые горячие блюда.
        - Чего пожелаете? - ласково посмотрела на Шурку Фёкла Фенециановна. - Может быть, почки в сметане или вот печисто?
        - Рекомендую, - поддержал супругу Переверзев, глядя на Леру из-под мохнатых бровей. - Такого, граф, в ваших аглицких краях не подадут.
        - Печь чисто? - прикинулся простачком Лера.
        - Печисто, - поправила его помещица.
        - А что там? - полюбопытствовал Шурка.
        Под взглядом юного князя помещица зарделась от удовольствия и с готовностью пояснила, из чего сделано блюдо.
        - Окорок, желательно свиной, кладут в глубокую сковороду, обкладывают картофелем и тушат…
        - С удовольствием попробую, - согласился Шурка.
        - И на мой тарелка кусочек, - отозвался Лера.
        Съев по порции печисто, друзья почувствовали, что животы их нешуточно вздулись, и что ещё немного, и штаны их лопнут. Между тем, слуги принесли длинную узкую выпечку, напоминающую рулет.
        - Вау, это, стать было, пирог? - предположил Лера.
        - Стало быть, - поправил его Марьян Астафьевич. - Но не пирог, а кулебяка.
        - Бабаляка? - не преминул поиздеваться Лера.
        - Кулебяка, - настойчиво повторил помещик. - Почитай, тот же пирог, да токмо гораздо вкуснее.
        - А что же в нём особенного? - заинтересовался и Шурка.
        - Начинка! Укладывают оную в несколько этажей, будто какой особняк городской, - причмокнул губами Переверзев. - Тут тебе слой рыбы, тут тебе слой мяса, а також и каши всевозможные.
        - А они не перемешаются между собой?
        - Их тонкими блинчиками перекладывают. В верхний слой обычно рыбу кладут, а в нижний обязательно кашу.
        Поддавшись уговорам, гости съели кулебяку, а затем ещё и почки в сметане. После этого Шурка почувствовал, что ещё чуть-чуть, и у него лопнут не только штаны, но и само брюхо. Мило улыбаясь хозяевам, он незаметно расстегнул пояс. Следом к столу подали котлеты, сосиски и омлет.
        - Заморские блюда, - объявила помещица. - Отведайте, гости дорогие.
        Лера, который от съеденного дышал, как загнанная лошадь, с трудом перевёл дух.
        - А почему заморские? - спросил он со стоном, когда Переверзевы отвлеклись. - Это же всё наша еда, родная.
        - Это нам в 21 веке родная, - пояснил Шурка, отдуваясь, - а в конце 18 века она только-только сюда из Европы попала. Ни колбас, ни рулетов у нас раньше и в помине не было.
        - А что ели?
        - Старались крупными кусками готовить, чтобы сразу было видно, хорошее мясо или нет. В такое блюдо трудней отраву подсыпать. А в котлеты можно и сала, и требухи намешать, а заодно и яду - сразу и не поймёшь, что там.
        На третье подали ягодный мусс и компот.
        - Ешьте, ешьте, - уговаривала помещица. - Я специально рецепт раздобыла, чтобы вас побаловать.
        - Да брось, Фёкла, - махнул на неё рукой Марьян Астафьевич. - Что им энти иноземные сладости. Они у себя на островах такое, почитай, с утра до ночи едали-пивали. Угости-ка ты лучше господ нашим сбитнем. Куда как пользительный напиток.
        - Сбить и ем? - закатил от обжорства глаза Лера.
        - Э-э, немчура какая, - пробурчал едва слышно Переверзев. - Да ты, брат, язык проглотишь, ежели русский сбитень отведаешь.
        Фёкла Фенециановна налила в стакан «графа» жидкости тёмно-красного цвета. Лера-Леркендорф отхлебнул и от удовольствия выпятил нижнюю губу.
        - Карашо есть сбить ем, - признался он с улыбкой.
        - То-то, - обрадовался помещик, наливая сбитень и Шурке. - Чай, князь, вы тоже такой вкуснотищи не пивали.
        Шурка сделал пару глотков и удивился - напиток на самом деле оказался очень вкусным.
        - Раскройте секрет, - попросил он вполне серьезно. - Уж больно хорош ваш сбитень.
        - Да какой же тут секрет?! - рассмеялся помещик. - Почитай всякий знает, как и из чего сей божественный вар делается.
        - А всё же, - настаивал Шурка.
        - С одной стороны мёд кладёте, - поставил на край стола ладонь помещик, - а с другой, - поставил он напротив другую ладонь, - сладкий взвар с травами да пряностями - шалфей, имбирь, корень валерианы, гвоздика, корица, кардамон, мускатный орех, лавровый лист и непременно зверобой. Доводите до порядочной густоты, а затем хлоп! - тут Переверзев хлопнул в ладоши, - и соединяете травяной взвар с водой на меду.
        - Откуда вы так всё хорошо знаете? - удивился Шурка.
        - Да ведь я почитай пятнадцать годков в пехотном полку отслужил, - развёл руками Марьян Астафьевич. - Во всяких переделках бывать приходилось. В суровые зимы токмо горячим сбитнем и спасались.
        По маленькой
        После обеда Переверзев пригласил друзей в гостиную красного дерева.
        - Не желаете ли, господа? - достал он из кармана халата нераспечатанную колоду карт.
        Друзья растерянно переглянулись.
        - Банк?
        - Рест?
        - Квинтич?
        - Веньт-Эн?
        - Кучки?
        - Юрдон?
        - Гора?
        - Макао?
        Мальчишки лишь пожимали плечами - ни одной из этих карточных игр они не знали.
        - Тогда, может, Штос или Три и три?
        - Рокамболь?
        - Ломбер?
        - Вист?
        - Пикет?
        - Тентере?
        - А ля муш?
        Совершенно обескураженные столь длинным перечислением, Шурка с Лерой только головами трясли.
        - Гмы-гмы, - растерялся слегка и сам помещик. - Неужто предпочитаете Панфил? Нет?
        - Извините, - промямлил Шурка, - но мы…
        - А Тресет, Басет, - перебил его помещик, - Шнип-шнап-шнур, Марьяж, Три листка, на худой конец Ерошки с Хрюшками али Дурачки внавалку?
        - Ми не есть игруны, - пришёл другу на помощь Лера.
        - Мы не научены, - пояснил Шурка.
        - А чего тут знать.
        Марьян Астафьевич сел за ломберный[35 - Ломберный - карточный стол, покрытый сукном. Ломбер - вид карточной игры.] столик и указал Лере место напротив.
        - Садитесь, граф. А вы, князь, смотрите, как это делается.
        И помещик движением одной руки с треском распечатал колоду. Да так ловко, что только клочки упаковочной бумаги в разные стороны полетели. «Ух, ты, - подумали разом друзья, - да он нас враз обыграет». Заметив выражение их лиц, бывший пехотный подпоручик усмехнулся.
        - Не бойтесь, сыграем по маленькой, - заверил он, - тут никакой премудрости нет.
        И принялся объяснять правила игры в штос.
        - Я, к примеру, буду метать банк. У каждого из нас будет по талии.
        - Буде есть чего? - не понял Лера.
        - Экий вы зелёный, - покачал Переверзев головой. - Талия, значит, колода.
        И он протянул Лере нераспечатанную колоду карт.
        - Одну карту из своей колоды достаньте и положите на стол, но мне не показывайте. Теперь объявляйте ставку.
        - Ви говорить про деньги?
        - Ну, да. Сколько хотите на кон поставить?
        Лера вопрошающе посмотрел на Шурку. Тот открыл было рот, чтобы подсказать… Но тут в гостиную заглянула помещица.
        - Князь, - окликнула она Захарьева. - Не будете ли так любезны сопроводить меня?
        - С радостью, - нехотя поднялся со стула Шурка.
        Как истинный джентльмен, раскланялся и удалился.
        - Ну что, граф, - напомнил помещик, - ваше слово?
        Лера задумался, пытаясь вспомнить, какие деньги ходили в конце 18 века. «Копейка[36 - Копейка - название произошло от изображения на ней Георгия Победоносца, пронзающего копьём змия.], - рассуждал он, - точно была. Но копейки, наверное, маловато будет. Ещё засмеёт помещик. А что Варя говорила? Ага, 5 копеек дают за 70 сантиметров холста, а за 4 рубля - 410 грамм чая, - вспомнил он и засомневался. - Что-то не сходится: тут несколько копеек за целый кусок материи, а там несколько рублей за какую-то пачку чая». Лере было невдомёк, что чай в те времена считался деликатесом и стоил неимоверно дорого. А всё потому, что единственным поставщиком был Китай, и чай в Россию завозили через Забайкалье и Сибирь. Но он этого, конечно, не знал. Решив не связываться с копейками, Лера изо всех сил напряг память.
        Из других старых денег вспомнил названия грош[37 - Грош - чеканился в Италии 12 века. В России в 17 -18 веках медная двухкопеечная, а с 19 века полукопеечная монета. Является разменной монетой Польши и Австрии.], полушка[38 - Полушка - половина деньги или четверть копейки.], деньга[39 - Деньга - половина копейки.], алтын[40 - Алтын - 3 копейки.] и пятиалтынный[41 - Пятиалтынный - 15 копеек.], гривенник[42 - Гривенник - 10 копеек.] и двугривенный[43 - Двугривенный - 20 копеек.], а ещё полтину[44 - Полтина - половина рубля, 50 копеек.] и целковый[45 - Целковый - разговорное название металлического рубля, обычно серебряного.]. Но какие суммы они обозначали и в какие времена имели хождение, он, конечно, не знал. Поэтому, чтобы не опростоволоситься, Лера решил поставить на кон рубль. «Рубль во все времена был рубль», - справедливо рассудил он.
        Услышав размер ставки, Переверзев несколько удивился. Да и было отчего. В те времена корова стоила меньше 5 рублей.
        - Значит, по маленькой? - весело подмигнул помещик и принялся метать карты из своей колоды.
        Капитан-исправник
        Пока отставной подпоручик метал штос, жена его с Шуркой под руку прогуливалась по парку.
        - Князь, - говорила она томным голосом, - расскажите про королевство аглицкое, в коем вы вместе с графом обретались.
        Шурка задумался, и если бы помещица обладала сверхспособностями, то ощутила бы, как издалека, откуда-то из города Санкт-Петербурга, несётся по воздуху прямо в её усадьбу незримая глазу информация.
        - Государство аглицкое, - взялся пересказывать Шурка архивную запись, - делится в три королевства. Два на едином острову - аглицкое и шкотское[46 - Шкотское (устаревшее) - шотландское.], а третье, ирлянское[47 - Ирлянское (устаревшее) - ирландское.], на острову особливом. Сие государство пределы свои имеет, со всех сторон море-океан, и ни с которым государством рубежей у оного нет. И есть государство аглицкое богатое, изобильно зело[48 - Зело (старорусское) - много.] скотом, паче[49 - Паче (старорусское) - более, тем более, лучше, особенно(в данном случае).] же овцами, из шерсти коих выделывают сукна и иные товары, а после развозят во все страны. Пшеницы зело тамо много родится. Из руд у них премного исходит олова и свинцу. А паче богатеют народы сих государств от купечества, и посему множество у них кораблей. На них же обходят они все моря-окияны, и сила их воинская состоится на мори, понеже[50 - Понеже (старорусское) - ибо, потому что, так как, а как.] могут кораблей сто воинских собрать. Правится то государство властью не самодержавною, но купно[51 - Купно (старорусское) - вместе.] с
народом, понеже в сеймах два суть у них дома. Един именуется вящий[52 - Вящий (старорусское) - большой.] - в том король и все сенаторы и вельможи. Во втором всего посполства[53 - Посполства (старорусское) - половина.] государства, их выборные люди. И тако о всяких делах великих советуют и согласуются.
        - Ах, как занятно! - восхитилась помещица. - А мы тут живём, аки медведь в берлоге, и ничегошеньки не ведаем.
        В это время на дороге, что шла вдоль ограды парка, показался верховой.
        - Гляди-ко, наш капитан-исправник, - признала знакомого Переверзева, когда всадник подъехал ближе. - Не далее как в прошлом годе дворянское собрание определило их заведовать уездной полицией[54 - Капитан-исправник - возглавлял Нижний земский суд, который играл в большей степени роль административно-полицейского учреждения. Капитану-исправнику также подчинялась земская полиция.]. Тогда же и моего Марьяна Астафьевича в заседатели избрали[55 - Заседателем избрали - Нижний земский суд состоял из 2 -3 выборных заседателей от дворянства и крестьянства.].
        - Здравия желаю, Фёкла Фенециановна! - приподнял фуражку с кокардой капитан-исправник.
        - И вам доброго здоровья, - поклонилась помещица и указала на Шурку. - Сей вельможа - князь Захаржевский, гостят у нас.
        - Александр Евтухович, - снял треуголку Шурка.
        - Азбукин, - вновь взялся за козырёк фуражки исправник. - Симеон Романович.
        - Куда путь держите, не к нам ли? - поинтересовалась помещица.
        - В имение Шелгиных, - пояснил начальник уездной полиции. - Управляющий жаловался, что де крестьяне из соседних деревень в господском лесу деревья порубали.
        - Управляющий ихний сам вор и есть, - неожиданно заметила Переверзева.
        - Да что вы, матушка, такое говорите, - оглянулся по сторонам Азбукин. - Сие есть бездоказательное заявление. Я такового от вас не слыхал.
        Тут он внимательно посмотрел на Шурку.
        - И я ничего такого не слышал, - кивнул тот.
        - Вор и есть, - стояла на своём Фёкла Фенециановна. - Ежели б сами Шелгуновы приехали да ему ревизию учинили, то давно бы он у вас, Симеон Романович, в кутузке сиживал. Небось, сам лес распродал, а теперь на крестьян напраслину возводит.
        - Дык, - крякнул исправник, - оттого и еду без провожатых, ибо здаётся мне, что мужики тут ни при чём. Да ведь не пойман - не вор. И вы бы, Фёкла Фенециановна, поостереглись подобное заявлять. А то ведь злых языков хватает. Чего доброго, самих к суду за бездоказательные словеса притянут.
        - Так это я токмо вам, по-свойски, - улыбнулась кокетливо Переверзева. - Чай не один год с моим мужем щи солдатские хлебали да в штыки на турецкие редуты хаживали.
        - Было дело, - подкрутил ус исправник. - Но и ныне мы с ним в одной упряжке. Ну-с, передавайте супругу поклон от меня. А я далее поспешу - дорога не близкая.
        И он тронул лошадь.
        - Прощайте! - крикнула вдогонку помещица. - Да заезжайте к нам на обратном пути!
        Соляная статуя
        - Что это Симеон Романович про упряжку говорил? - спросил Шурка, когда полицейский скрылся за поворотом.
        - Ой, князь! - удивлённо посмотрела на него Фёкла Фенециановна. - Нешта запамятовали? Ведь мой Марьян Астафьевич в заседателях числится, а заседатель есть наипервейший помощник исправнику.
        - Да и откуда вам знать, - решила она, чуть подумав. - Ведь токмо в прошлом 1785 годе императрица Екатерина Великая жалованной грамотой учредила дворянские собрания в уездах.
        Беседуя, они продолжили прогулку и вскоре забрались в самый дальний уголок парка. За невысокой каменной оградой открылся вид на неширокую речушку, которая тихо несла свои воды меж просторных лугов. Чуть в стороне виднелась череда сереньких хат. «Вот, наверное, где Варя живёт», - подумал Шурка и тотчас её увидел. Согнувшись под тяжестью коромысла, девушка шла с вёдрами от реки.
        - Слышали, - между тем теребила его за рукав помещица, - что в Рассею прибыл сам граф Калиостро. Оный де похвалялся, что разговаривал с Александром Македонским, Юлием Цезарем, и что собственными глазами видел пожар Рима при императоре Нероне и даже как Христа распинали…
        - О, Господи! - перекрестилась тут Переверзева. - Неужто всё это правда?
        Захарьев, который не сводил взгляда с удаляющейся девичьей фигурки, только плечами пожал.
        - А что об этом в Лондоне сказывают, что в Париже?
        - Граф Калиостро? - наморщил лоб Шурка, ещё раз посмотрел в сторону реки и неожиданно вспомнил, что читал об этом итальянском авантюристе в каком-то журнале.
        - Да что о нём сказывают, - усмехнулся он, - самый обычный фокусник, циркач.
        - Ай-яй! - покачала головой Переверзева. - А ведь говорят, что сей граф одним токмо магическим способом в три раза увеличил золото светлейшему князю Потёмкину[56 - Григорий Александрович Потёмкин - фаворит царицы Екатерины Второй, видный государственный и военный деятель России.].
        - Всё это ловкие фокусы, - сказал в отчаянье Шурка, понимая, что через минуту-другую крепостная девушка доберётся до сереньких хат и исчезнет там навсегда.
        В это время Варя, очевидно, решила передохнуть и поставила вёдра на землю.
        - Доводилось ли вам видеть сего магического графа? - допытывалась помещица.
        Услышав это, Шурке вдруг пришла на ум шальная идея.
        - А как же, - соврал он. - Граф даже меня одному фокусу научил. Хотите, покажу?
        - Непременно, - обрадовалась Фёкла Фенециановна.
        - Тогда зажмурьтесь.
        Переверзева с готовностью выполнила его просьбу и теперь стояла с закрытыми глазами, вытянувшись в струнку, словно солдат на плацу. Шурка тут же сделал расчёт, после чего осторожно ткнул её пальцем в выпуклое брюшко. В следующий миг помещица превратилась в соляную статую.
        Водяные шары
        Убедившись, что поблизости никого нет, Шурка перемахнул через забор и бросился через луг к реке.
        Завидев его, девушка смешалась и, опустив долу своё вмиг порозовевшее личико, не смела поднять глаз на приятного сердцу барчука.
        - Давай, помогу, - предложил барчук, закатывая рукава.
        - Неужто, барин, сами понесёте? - подивилась Варя.
        - Запросто, - подхватил вёдра Шурка.
        Но пройдя с полсотни метров, вынужден был поставить тяжеленные вёдра на тропинку.
        - С энтим-то сподручнее будет, - увидев, что он разминает затёкшие пальцы, протянула коромысло Варя.
        Но Шурка коромысла не принял. А взял да и опрокинул вёдра одно за другим.
        - Ты что же это деешь?! - рассердилась девушка и тотчас осеклась на полуслове.
        Вода не разлилась, а собралась воедино, образовав большой переливающийся и искрящийся под солнцем шар.
        - Теперь полегче будет, - заключил Шурка, цепляя на коромысло пустые вёдра.
        Он чуточку подтолкнул водяной чудо-шар, и тот, будто только этого и ждал, послушно покатился по тропинке в сторону деревушки. Шурка с Варей пошли следом.
        - Как же это? - шёпотом спросила девушка, указывая глазами на переливающуюся под солнцем воду.
        - Гравитационная[57 - Гравитация - всемирное тяготение, тяготение между всеми телами.] сферическая оболочка, - пояснил Шурка.
        Варя не поняла и только испуганно посмотрела на загадочного князя.
        - В общем, волшебство, - отмахнулся Захарьев, понимая, что с научной точки зрения крепостной девушке из 18 века так просто подобное явление не объяснить.
        - Зачем ты такие тяжести носишь? - поинтересовался он, чувствуя, что затекшие пальцы стало покалывать, будто на них стая ёжиков кувыркалась. - У вас в семье вон сколько мужиков. Неужели не могут два ведра воды принести?
        - Отчего же, могут, - кивнула охотно Варя. - Да все в работе. Старшие братья в поле, младшие им допомогают. А батя лозу заготовляет. Он у нас известный мастер - изгороди, лукошки, стулья да сундуки плетёт.
        Лозович-старший
        Отец Вари оказался среднего роста, жилистым и скорым в движениях мужичком. Главной достопримечательностью его худощавого лица были длиннющие усы, концы которых смотрели кверху. Завидев вкатившийся на подворье водяной шар, он удивился, но ничуть не испугался.
        - Волшебство али наука какая? - только и поинтересовался.
        - Наука, - признался Шурка и протянул руку, - Шурка. - Но, вспомнив за кого они себя с Лерой выдают, поправился, - точнее, князь Захарьевский, но вы меня можете Шуркой звать.
        - Александр, значит? - уточнил Никифор Ворсанафьевич.
        - Ага.
        - А мы есть Лозовичи, - обвёл он рукой подворье. - Домашние величают меня Никифором Ворсанафьевичем. Деревенские, кто постарше, - Никифором, а пан - и вовсе Никишкой.
        - Никифор Ворс, Ворса, Ворфала…, - начал было Шурка и запутался.
        - Ворсанафьевич, - подсказал Лозович.
        Шурка почесал в затылке, соображая, что столь мудреное отчество ему в жизни не одолеть.
        - Дядя Никифор, - недолго думая, нашёлся он, - куда воду девать?
        - Эвон, - указал Лозович на скотный двор, - по корытам разлей.
        На крытом скотном дворе, который крестьяне именуют денником, топтались четыре коровы и дюжина коз. Животные только-только вернулись с пастбища и теперь помыкивали да блеяли в ожидании питья. Шурка толкнул шар и вместе с ним скрылся на скотном дворе. Вскоре оттуда донеслось дружное чмоканье, как будто с полсотни телят одновременно сосало вымя. Удивлённые, отец и дочь переглянулись и поспешили на скотный двор - ещё, чего доброго, обидит барчук кормилиц. Но то, что они там увидели, повергло их в умиление. Князь Александр разделил большой шар на множество малых, и теперь перед каждой коровой и каждой козой была своя небольшая шарообразная порция. Судя по всему, животные к такому новшеству отнеслись с большим одобрением. Припав губами к шарикам, они охотно пили воду и причмокивали с явным удовольствием.
        Подивившись волшебному умению своего знакомого, Варя вновь взялась за коромысло.
        - Ты куда, опять на реку? - остановил её Шурка.
        - Сего чай мало будет, - показала девушка на стремительно уменьшающиеся в диаметре водяные шары. - Да наперёд дойки надоть животине вымя помыть.
        Шурка задумчиво почесал за ухом.
        - Погоди, - отобрал он у Вари вёдра. - Сколько воды надо?
        - Сих два да ещё два ведра.
        Шурка недолго думая взял стоявшую у стены увесистую палку, которой, по-видимому, подпирали двери хлева.
        - Теперь эта дубина будет чародейной, - объявил он. - Сколько раз стукнешь ею, столько вёдер воды к тебе и прикатится. Держи.
        Варя взяла в руки палку.
        - А по чём бить-то?
        - Да по чём угодно. Только, - задумался на миг Шурка, - сразу много не стучи, а то большой шар получится. В калитку не влезет. Лучше сразу стукни два раза, а чуть позже ещё два.
        Варя так и сделала. Вскоре на подворье Лозовичей, пугая соседей, прикатились один за другим два двухвёдерных шара.
        - А далее как? - растерялась Варя.
        - Два ведра для скота? - уточнил Шурка.
        Девушка кивнула.
        - Вот ты подойти к одному шару, топни ногой и скажи: «Марш к скоту на пропой». Тут он и покатится куда нужно и сделает, что приказано.
        - А руки помыть, а вымя скотине?
        - Да ковшиком прямо из шара зачерпни.
        И Шурка для наглядности зачерпнул из шара полную пригоршню воды и умылся.
        - Эко, - глядя на него, дивился Никифор Ворсанафьевич, - дал же Бог человеку умения.
        - Наука, - скромно напомнил Шурка.
        Варя занялась дойкой. А старший Лозович, которому князь Александр за его науку весьма сильно пришёлся по нраву, повёл его в свою мастерскую. Мастерская располагалась в просторном сарае.
        - Здесь у меня прут хранится, - указал он на обширную яму, наполовину заполненную ивовой лозой. - Запасы на всю зиму. Кладу слоями и каждый слой перекладываю листьями лопуха, а сверху землицей присыпаю.
        - Зачем? - удивился Шурка. - Потом откапывать придётся. Лучше сразу на полу сложить - места хватает.
        - Нельзя, посохнет ракита[58 - Ракита - виды ветлы, вербы, ивы и других деревьев и кустарников.]. А ежели посохнет, то ей одна дорога - в печь. Для работы свежесть нужна, чтобы лоза была мягонькая и гибкая. Вот я её шубкой земляной прикрою, она влагу-то в себе и придержит, молодость сохранит.
        - А кору чем счищаете - ножом? - поинтересовался Шурка, увидев в углу сноп очищенных от коры, блистающих белизной тонких, в полпальца, прутьев.
        - Не-е, - снисходительно посмотрел на него Лозович. - Ножичек для энтого дела не годится. Тут щемилка нужна, - показал он на воткнутую в земляной пол берёзовую палку, конец которой был расщеплен и отдалённо напоминал узенькую рогатку. Вставляешь лозу в расщеп и тянешь, кожица сама и сходит.
        - Вы, наверное, давно этим занимаетесь? - оглядел Шурка сарай, всякая вещь в котором была приспособлена для лозоплетения.
        - И-и, милай, - важно подкрутил ус Никифор Ворсанафьевич, и видно было, что вопрос ему весьма понравился. - Почитай, сколько себя помню. Ещё дед моего деда лозу плёл. Оттого нас Лозовичами и прозвали. Поначалу кличка одна была - Лоза. А далее, положим, спрашивают тебя «чьих будешь», а ты в ответ - Лозы, Лозов сын, Лозовического роду-племени. Так и пошла семья наша прозываться.
        - А кто у вас плетенье покупает - Переверзев?
        - Хе-хе, - усмехнулся Лозович. - Пан наш и так возьмёт. А покупают люди. Свои из сельца да из соседних деревень - лукошки и корзины берут, ловушки для зверья и птиц, рыбу ловить. А в городе, где я на подставного человека лавку открыл, и стулья, и столы, и этажерки, и диваны плетёные. А один купчина московский единожды заказал шкатулку в три этажа. Тонкая, я вам доложу, работа. Требуется, чтобы ни единой загогулины не выступало, ни единого зарезу не было.
        - А подставной человек - это кто? - не понял Шурка.
        - Который на своё имя дело открыл да на мои деньги моим же товаром и торгует, - пояснил Никифор Ворсанафьевич.
        - Зачем?
        - Я же тебе, князь, толкую, что не можно крепостному такое, - покачал головой Лозович. - Иначе пан всё как есть отберёт. Ведь мы его собственность, а значит, и любое наше дело его делом считается.
        Новый помещик
        Солнце клонилось к закату, когда с улицы донёсся гул встревоженных голосов. Следом к ограде Лозовичей подошёл староста в сопровождении группы сельчан.
        - Никифор! - крикнул он зычно. - Подь сюды! Дело имеется!
        И когда Никифор Ворсанафьевич, и большая часть его семьи, а также Шурка, вышли на улицу, развернул лист бумаги.
        - С сего дня, - прочитал староста, - имение, все прилегающие деревни, а також сельцо со всем населением переходят во владение графа Леркендорфа Лериана Антальевича.
        - Ух, ты! - услышав это, выпучил глаза Шурка.
        Заметив юного князя, староста снял шапку и отвесил вежливый поклон.
        - Отныне, - продолжил он, - отменяется всякая барщина и вводится повсеместный оброк.
        В толпе заволновались.
        - А поскольку же оброку положено?
        - По двенадцати рублёв в год! - объявил староста в полной тишине.
        Кто-то охнул. Кто-то ругнулся. А какая-то баба запричитала истерично, с подвывом.
        - Что ж это деется? - возмутился Лозович. - Самые сквалыжные паны и те оброку берут не более шести целковых. А нам выходит аж в два раза более?! Нешта ты, Родион, - обратился он к старосте, - не ведаешь, что нам такой повинности не осилить?
        - Я-то ведаю, - покачал головой Родион, - да новый пан больно крут. Ничего слушать не желают - вынь да положь ему, и всё тут.
        - По миру он нас с эдаким оброком пустит, - заговорили в толпе. - Быть голодному году.
        Шурка протиснулся поближе к старосте.
        - С чего это граф тут хозяином стал? - поинтересовался.
        - Дык господин Переверзев всё вчистую проиграл, - пояснил Родион. - Купчую[59 - Купчая - купчая крепость, акт приобретения имущества в России XII - XX веков.] на имя вашего товарища составили. Всё чин чином. А опосля взяли и застрелились. Фёкла Фенециановна отныне вдовица. Да, пожалуй, ещё и не ведает ни о чём. Не нашли её дворовые, сколь ни искали.
        - А зачем же графу деньги понадобились? - спросил, наливаясь гневом, Шурка.
        - Желают аглицкие машины купить - мануфактуры[60 - Мануфактура - промышленное производство в XVI - XIX веках.] открыть.
        - Вот гад! - помахал кулаком Шурка и, не прощаясь, бросился через луга прямиком к помещичьей усадьбе.
        В Леру вселился бес
        Ворвавшись в гостиную, Шурка застал там весёлого Леру.
        - Братан! - заорал тот, едва увидел Захарьева. - Представляешь?! Это всё моё!
        И он раскинул руки, дико озираясь по сторонам.
        - Ты что натворил? - подступил к нему Шурка.
        - Да ничего особенного, - счастливо улыбался Лера. - Помещик проигрался в пух и прах! Купчую на меня составил, а сам закрылся в кабинете и пиф-паф себе в лоб. Ха! Ха!
        Шурка смотрел на друга и не верил своим глазам, как будто бес, ранее сидевший в Переверзеве, переселился в Леру.
        - И не жалко?
        - Конечно, жалко. Он своими куриными мозгами весь кабинет испачкал, - цинично заявил Стопочкин.
        - Да ты чего?! - опешил Шурка. - Он всё-таки человек.
        - А чего его жалеть, - отмахнулся Лера. - Эксплуататор!
        - А ты сам? - вспомнил Шурка. - Зачем в два раза оброк увеличил? Крестьяне из-за этого с голоду помрут.
        - Не помрут, - пренебрежительно сплюнул на пол Лера. - Зато на эти деньги я в Европе машины закуплю, открою завод и будет у моих крестьян светлое будущее. Одену их, обую, накормлю, да ещё в школу отправлю учиться.
        - А теперь им, значит, помирать?!
        - Переживут. Раньше тоже не жировали. Попили с них кровушки Переверзевы. Давай, - хлопнул он Шурку по плечу, - закатимся в уездный город - попируем, а потом с Фёклой разберёмся - отправим её куда-нибудь на Соловки[61 - Соловки или Соловецкий остров. Расположен в Белом море. В 15 веке на острове основан Соловецкий монастырь. С 16 до 20 века место ссылки.].
        Только тут Шурка вспомнил, что оставил помещицу в виде соляной статуи, и не на шутку встревожился. Что-то ему подсказывало, что и в парке может быть не всё в порядке.
        - Ладно, - пообещал он грозно, - я ещё вернусь.
        Двухчасовой прыжок
        Предчувствие Захарьева не обмануло. Соляная статуя была на месте, но возле неё топталась неведомо откуда взявшаяся тут коза и с наслаждением слизывала любимое всеми парнокопытными лакомство.
        - А ну пошла! - закричал на неё Шурка.
        Коза, задрав хвост, ускакала в ближайшие заросли, а Шурка подошёл ближе, присмотрелся и схватился за голову. Сбоку на длиннополом платье Переверзевой противное животное вылизало глубокую впадину. Что делать? Недолго думая, он взял пригоршню влажной земли и замазал углубление. И лишь затем ткнул пальцем в помещицу. Мгновение - и перед ним вновь стояла живая и невредимая Фёкла Фенециановна.
        - Ай! - всплеснула она руками, глядя на заходящее солнце. - Ведь вот токмо день был и солнышко высоко стояло, а уж закат. Как же вы такие фокусы способны делать? Вы, может, сами и есть граф Калиостро, ведь и имя у вас то же?
        - Да что вы, - покосился Шурка на вылизанный козой подол и, убедившись, что с платьем всё в порядке, вздохнул с облегчением. - Какой из меня знаток магического искусства. Это всего-навсего невинная шутка.
        - А всё-таки, - допытывалась помещица, - отчего солнце так быстро ушло за горизонт?
        - Гипноз, - стал выдумывать на ходу Шурка. - Мы спим, а время идёт.
        - Господи, - перекрестилась Переверзева, - вы, почитай, алхимик[62 - Алхимики - приверженцы донаучного направления в развитии химии; пытались изобрести эликсир долголетия, универсальный растворитель, искали «философский камень», который якобы способен превращать неблагородные металлы в золото и серебро.].
        - Ни в коем случае, - любезно улыбнулся Шурка, - у меня всё строго по науке.
        Фёкла Фенециановна взяла его под руку и повела к особняку.
        Пойдёмте, князь, нас, верно, заждались.
        Шурка шёл, машинально отвечал на вопросы любопытной помещицы, а сам напряжённо думал, каким образом исправить ситуацию. И придумал: надо вернуться в то время, когда Переверзев был ещё жив, и остановить игру, чтобы Лера его не обыграл. Для начала Шурка измерил время. Выходило, что с момента самоубийства Марьяна Астафьевича минуло два часа и четыре минуты. «Так, - рассуждал Шурка, - значит, мне надо попасть примерно на два с половиной часа назад».
        - Хотите, - посмотрел он тогда на Переверзеву, - я вам ещё один фокус покажу?
        - Будьте любезны, - согласилась помещица.
        Шурка хотел было начать преобразование, как вдруг заметил движение в ближайших зарослях сирени. «Неужели опять коза?». Словно в подтверждение его догадки, оттуда донеслось блеяние. Недолго думая, Шурка подхватил с земли увесистый обломок ветки и запустил им что есть силы в кусты. Послышался звук падения тела на землю. Следом из зарослей выскочила любительница соляных статуй и понеслась отчаянным галопом прочь.
        - Экий вы меткий, - заметила помещица.
        - Это ещё что, - улыбнулся Шурка, - смотрите…
        В следующий миг он исчез. Удивлённая, Фёкла Фенециановна осмотрела всё вокруг и, к своему изумлению, нигде князя не обнаружила.
        Опять капитан-исправник
        В тот момент, когда перед помещицей вместо князя Александра оказалась пустота, сам Шурка ушёл на два с половиной часа назад. До рокового выстрела Марьяна Астафьевича оставалось менее получаса. Надо было спешить. Но тут на беду Шурку нагнал капитан-исправник на лошади.
        - Здравия желаю, - приподнял он фуражку. - Вы, стало быть, тоже из князей Захарьевских?
        - Так и есть, - улыбнулся Шурка, сообразив, что, вернувшись на два с половиной часа назад, он только-только распрощался с начальником уездной полиции.
        - Это был ваш брат? - кивнул исправник в глубину парка, говоря о самом Шурке, который в это же время должен был прогуливаться в обществе Переверзевой.
        - Ах, да, Александр, - сделал любезное лицо Шурка. - А вы, вероятно, сосед Марьяна Астафьевича?
        - Воевали вместе, три компании прошли.
        - Очень приятно, - сказал Шурка и попытался раскланяться. - А я как раз к Марьяну Астафьевичу спешу.
        - Большого отчаяния человек, - словно не замечая его желания поскорее распрощаться, вздохнул Азбукин. - Завсегда вперёд солдат в атаку хаживал.
        Порывшись в кармане, он выудил серебряный медальон.
        - Гляньте-ко, князь, тут как раз заглавный подвиг вашего хозяина запечатлён.
        Шурка, для которого каждая секунда была на вес золота, посмотрел из вежливости. На широченном медальоне в виде барельефа была отчеканена фигура офицера со шпагой в руках, который взбирался на верхушку крепостной стены и за спиной которого шли, ощетинившись штыками, солдаты.
        - Герой, - подкрутил ус исправник. - Сиё случилось при взятии города Журжи. Народу там полегло немало. И не всякому удалось взять оный бастион. А вот Марьян Астафьевич преодолел. Да вы сами его расспросите. Так-то он молчун. Но ежели хватит лишку, то может поведать о баталиях былых…
        Неожиданно Шурка понял, что если он сию секунду не распрощается со словоохотливым капитаном-исправником, то опять не застанет Переверзева в живых. Тогда снова придётся возвращаться назад во времени. А как это сделать и не запутаться после со всеми этими превращениями-возвращениями, Шурка мог только догадываться.
        - Извините, - решительно вернул он медальон, - мне непременно нужно идти, иначе быть беде.
        - Неприятность какая? - насторожился полицейский.
        - Боюсь, рассердится Марьян Астафьевич за моё опоздание, - улыбнулся Шурка.
        - Это они умеют, - подмигнул исправник и стеганул лошадь. - Поклон ему от сослуживца передавайте!
        О геройстве
        Распрощавшись с Азбукиным, Шурка обнаружил, что до самоубийства помещика остались считанные минуты. Не теряя времени даром, он вбежал в дом. Там царила тревога. Туда-сюда металась напуганная и безмолвная дворня. А со второго этажа доносились звон бокалов, бряцанье шпор и громкие крики.
        Поднявшись в гостиную, Шурка застал там разудалое веселье. Лера сидел на диванчике с полным бокалом шампанского и, открыв рот, слушал помещика. Тот в форме подпоручика пехотного полка со шпагой на поясе стоял посреди залы, картинно подбоченившись одной рукой, положив на эфес[63 - Эфес - рукоять сабли, шашки, шпаги.] шпаги ладонь другой. На груди у Переверзева блистал орден Святого Георгия 4-й степени[64 - Орден Святого Георгия - учреждён в 1769 году для отличия офицеров за заслуги на поле боя, имел четыре степени отличия.]. Под ломберным столом навалом лежали игральные карты и полдюжины пустых бутылок из-под шампанского.
        Увидев друга, Лера обрадовался.
        - Шурик, - начал он и тут же поправился. - Князь, не хотеть послушать рассказ очевидца, каков есть наш храбрый хозяин? Их честь даже получить орден.
        Гордо выпятив грудь, Переверзев, который, судя по всему, был в сильном подпитии, выступил вперёд.
        - За храбрость и мужество, - пояснил он, - оказанные во время сражения при городе Журже 21 февраля 1771 года, за вступление в ретраншамент[65 - Ретраншамент - укрепления позади главной позиции обороны.] и за подавание примера своим подчинённым, а равно за поражение противника своими руками.
        - Это где так? - присел на краешек дивана Шурка, свыкаясь с обстановкой.
        - В Молдавии, - шепнул Лера.
        - Да, - продолжил между тем помещик, - наш Смоленский полк всякого повидал. И дрались отчаянно, и турка били на славу. Под началом Суворова[66 - Суворов Александр Васильевич - генералиссимус русской армии.] нам был пожалован гренадёрский бой[67 - Гренадёрский бой - в награду полкам, отличившимся в сражении, давали право идти торжественным маршем не под армейский барабанный бой, а под более почётный гренадёрский.]. А при Ларге[68 - Ларга - левый приток реки Прут.] да при Кагуле[69 - Кагул - левый приток реки Дунай.] полк и вовсе проявил чудеса храбрости.
        - Это реки такие, - тихо пояснил Лера и, уже обращаясь к помещику, сказал громко: - Ваш обещал сказать о Кагульский подвиг.
        - Есть-есть, - посмотрел на него косо Марьян Астафьевич.
        И замолчал, склонив голову на грудь.
        - Дело было годом ранее, в летнюю кампанию[70 - Летняя кампания - сражение у Кагула произошло 21 июля 1770 года.], - начал он.
        - Блистательное, доложу я вам, дело. Семнадцать тысяч наших воинов, и я в том числе, - стукнул он себя кулаком в грудь, - разбили наголову полтораста тысяч турок да ещё отразили наскок сто тысяч татар, угрожавших нам с тылу.
        Шурка ушам своим не поверил - семнадцать тысяч против двухсот пятидесяти - это же верная смерть.
        - Да-да, - подтвердил, видя его недоумение, отставной подпоручик, - ровно так и было. Великий визирь[71 - Визирь - высший сановник и руководитель ведомств во многих государствах Ближнего и Среднего Востока в средние века и новое время.] турецкий Галиль-бей, что стоял супротив нас в Молдавии, желал поставить русское войско меж двух огней. Уничтожить нас, а потом пойти ко Львову, соединиться с польскими конфедератами[72 - Польские конфедераты - оппозиция, восставшая в 1768 году против короля Станислава Понятовского, которого поддерживала российская императрица Екатерина Вторая.] и уж воевать супротив нас в Польше до самой России.
        Переверзев перевёл дух и продолжил.
        - Турки в семи верстах от нас разбили свой лагерь на левой стороне устья[73 - Устье - место впадения реки в другую реку, в озеро или в море.] Кагула. А татарва на спорых конях принялась облегать наш тыл, отрезывая подвоз продовольствия. Войско наше находилось в весьма затруднительном положении, но не унывало, ибо с нами был сам генерал-фельдмаршал граф Румянцев[74 - Пётр Александрович Румянцев-Задунайский - русский военный и государственный деятель, граф, генерал-фельдмаршал.]. Сей гений разделил малую армию нашу на пять четырехугольников, расположенных в некотором отдалении один от другого. А после крестообразным их огнём не токмо удержал в повиновении турецкую конницу, но и защитил свою собственную, поставив оную в пустых промежутках каре[75 - Каре - построение пехоты в форме четырёхугольника.], позади пушек. Будучи прикрыта огнём артиллерии и пехоты, конница наша могла свободно действовать в преследовании неприятеля. На рассвете генерал-фельдмаршал построил войско в боевой порядок, и двинулись мы вперёд. Изумлённые отчаянным нашим мужеством и громом орудий, неверные[76 - Неверные - так в
России того времени называли мусульман.] встретили русские полки с ожесточением. Спешили зайти нам в тыл. Но Румянцев сквозь дым и огнь наблюдал все шаги мусульман и быстрым поворотом войск угрожал отрезать турецкую конницу от лагеря. Она с криком и с чрезвычайной скоростью понеслась назад, оставив нападение на каре Племянникова[77 - Племянников - Пётр Григорьевич, генерал-поручик.]. Три часа кряду полки наши в непрерывном огне пролагали себе дорогу к стану турецкому. Между тем Гудович[78 - Гудович - Иван Васильевич, генерал-фельдмаршал.] и Потёмкин, занявшие ночью с вверенными им отрядами выгодную позицию на высотах, прикрывали от хана крымского обозы и препятствовали ему атаковать армию нашу с тыла. Все пушечные выстрелы со стороны неприятеля обращены были на каре, где находился Румянцев, и на каре Племянникова, шедшее по левую сторону. Румянцев беспрестанно был под тучею ядер, которые часто попадали в лошадей сопровождавших его чинов. Уж турецкие батареи начинали умолкать, уж каре Племянникова простирало руки к овладению укреплением. Вдруг десять тысяч янычар[79 - Янычары - турецкая регулярная
пехота, создана в 14 веке.], выскочив из лощины, ударили с саблями, кинжалами и с криком на правую сторону каре. Ворвались в середину, смяли полки Муромский, 4-й Гренадёрский и Бутырский, заставили их бежать. Увидев смятение, неустрашимый наш Румянцев поскакал к бегущим, вскричал: «Стой, ребята!».
        Марьян Астафьевич вскинул правую руку с растопыренной пятернёй и стал похож на седовласую Родину-мать, которую Шурка видел на плакате времён Великой Отечественной войны. Глаза отставного подпоручика горели безумным огнём, и Шурка вдруг представил, как фельдмаршал Румянцев под пулями и ядрами преградил путь отступающей в панике пехоте.
        - Голос героя в один миг отозвался в сердцах воинов, - продолжал с пафосом помещик. - Россияне остановились, устроились. Смоленский наш полк отразил янычар. Каре Племянникова сдвинуло ряды и с криком «Да здравствует Екатерина!» устремилось вперёд. Через тройные рвы мы взлетели в укрепления. Визирь, устрашённый поражением янычар, составлявших лучших его воинов, обратился в бегство. Спасаясь от наших штыков, турки гибли в Дунае толпами…
        Переверзев перевёл дух и заключил торжественно: - Войско русское приветствовало мужественного предводителя своего с победою, восклицая: «Ты прямой солдат!»
        Весь турецкий лагерь, сто сорок орудий, шестьдесят знамён, множество снарядов и две тысячи пленных достались нам в награду. Неприятеля полегло до сорока тысяч, а наш урон ранеными и убитыми не превысил тысячи человек. Вот где была славная виктория!
        Смахнув набежавшую слезу, отставной подпоручик как-то разом весь сник. Посмотрел на груду карт под столом, на пустые бутылки, потом на иноземного графа Леркендорфа и словно очнулся.
        - Я оставлю вас, господа, - сказал тихо и тут же вышел.
        Прощаясь с жизнью
        Как только друзья остались одни, Лера отставил бокал с непочатым шампанским, вышел на центр залы и, передразнивая помещика, подбоченился.
        - Переверзев мне абсолютно всё в карты проиграл, - обвёл он рукой вокруг себя, - и усадьбу, и земли, и деревни, и крестьян, которые в них живут. Могу хоть сейчас твою Варю на все четыре стороны отпустить. Теперь я здесь хозяин.
        - Ну, это мы ещё посмотрим, - окинул его недобрым взглядом Шурка и поспешил прочь из гостиной.
        Захарьеву показалось, что помещик спустился на первый этаж, и он бросился вниз. Сбежал с лестницы и прислушался. Тишина, только из-за неплотно прикрытой двери девичьей доносились всхлипывания. Шурка подошёл ближе и услышал прелюбопытный разговор.
        - Пропали мы, - говорил сквозь слёзы женский голос. - Молодой граф не иначе, как злодей. Обыграл нашего пана в два счёта. Ноне Марьян Астафьевич непременно руки на себя наложат. А новые баре из нас почнут кровушку пить. Ведь граф чай немец, а у них вера такая - лютая.
        - Не лютая, а лютеранская[80 - Лютеранская (лютеранство) - вероисповедание, возникшее в 16 веке на основе учения Мартина Лютера.], - поправил мужской голос. - Да и потом, не немчура они - аглицкого подданства. Хотя там тоже всяких упырей и вампиров премножество.
        - А коли не порешат нас, - вёл своё женский голос, - то непременно распродадут.
        - Да может, Марьян Астафьевич ещё откупятся?
        - Не откупятся. Вишь, в кабинете закрылись. Того и жди - стрельнут…
        Шурке стало жутко неприятно от мысли, что из-за них с Лерой кто-то так переживает, а кто-то и вовсе хочет себя жизни лишить. Пусть это и жестокосердный крепостник-помещик.
        Переверзев между тем сидел за столом в кабинете и сочинял предсмертную записку.
        «Моя покорнейшая просьба, - значилось там, - кто в сей покой пожалует, того умирающий человек в полном спокойствии своего духа просит покорно, дабы не произошли напрасные подозрения и замешательства, прочесть нижеследующее:
        Причиной моего ухода есть не Аглицкая болезнь[81 - Аглицкая болезнь - сплин, хандра, депрессия.] и не вольнодумство, а полное опустошение. Сего дня я есть ничто, ибо ежели ранее за душой моей были и земли, и деревни, и крепостных душ более пятиста, то ныне состоялось совершенное уничтожение всех моих благ.
        Посему, господа нижние земские судьи[82 - Нижние земские судьи - представители местной власти, полицейские.], я и оставляю вашей команде мое тело. Я его столько презираю… Будьте в том уверены».
        Закончив письмо, он прошёлся по кабинету и задумчиво посмотрел в окно. На столе в открытом ящичке ожидали на выбор два заряженных пистолета. Переверзев хотел было перейти к завершающей стадии, но тут в дверь стукнули, и явился князь Захарьевский.
        - Марьян Астафьевич, голубчик, - улыбнулся он. - Что же вы нас покинули? Теперь ведь мой черёд понтировать.
        - Извините, князь, - как-то отчуждённо, будто он уже был далеко от дел земных, отозвался отставной подпоручик, - да токмо мне нечего поставить…
        Тут он запнулся и дрогнувшим голосом завершил: - Я проигрался вчистую.
        - В долг, - нашёлся Шурка, заметивший уже и пистолеты, и свежую записку на столе. - На мелок[83 - На мелок - мелом на сукне ломберного стола писали долг игроков.].
        - Разве что на мелок судьбу попытать? - обернулся помещик и пристально посмотрел на гостя. - Терять-то мне нечего.
        - Так мы ждём вас, - любезно улыбнулся Шурка.
        Едва князь прикрыл дверь, Марьян Астафьевич поворотился к пистолетам, слишком велико было искушение - взять и всё разом оборвать. Преодолев гибельное желание, отставной подпоручик вновь стал у окна - есть всё-таки надежда, да и жизнь уже тем хороша, что она жизнь. И это синее небо, и эти белоснежные облачка на нём, и сочная зелень садов, и пение птиц, и… Тут он отвлёкся. По дороге, поднимая тучи пыли, мчалась двухколёсная бричка[84 - Бричка - лёгкая дорожная повозка.]. Миновав яблоневый сад, пронеслась по липовой алее и как вкопанная встала у господского крыльца. Разгорячённые лошади нервно грызли удила и косили глазом на подоспевшего конюха.
        Бросив ему поводья, молодец Сенька выпрыгнул из коляски и бегом припустил к крыльцу. Через несколько секунд он был в кабинете Переверзева.
        - Марьян Астафьевич, - докладывал молодец, - никакой поклажи в уездной гостинице нету. И самих барчуков там близко не бывало. Касаемо летательного шара, то о таком в округе и слыхом не слыхивали.
        - Та-ак, - развеселился помещик, мысля, что минутой ранее он хотел пустить себе пулю в лоб. - Кто ж они такие? Неужто грабители?
        - Не похоже, - и Сенька достал из-за пазухи врученный ему Шуркой кредитный билет. - Вон какие деньжищи князь мне дал.
        Переверзев повертел в руках сторублёвку.
        - Да они фальшивомонетчики, - объявил он.
        - Неужто поддельная? - испугался Сенька. - А ить так не скажешь.
        Но Переверзев недаром пребывал в заседателях земского суда, глаз у него был намётан.
        - Гляди вот, - ткнул пальцем в правое поле ассигнации, - вместо «государственная казна» прописано «сто рублей» и буква «Р».
        - А подписей должно быть четыре, а не три[85 - До 1786 года на купюрах ставили подписи чернилами два сенатора, главный директор или советник правления банков и директор местного банка, после 1786 года - советник правления банков, один банковский директор и один кассир.].
        - Чего ж теперича делать? - растерялся молодец.
        - Ежели мы их арестуем, - сунул отставной подпоручик один из пистолетов за пояс, - то верную помощь окажем отечеству. Глядишь, ещё и Владимира[86 - Владимир - Орден святого равноапостольного князя Владимира, учреждён 22 сентября 1782 года по случаю двадцатилетия царствования Екатерины Второй.] дадут.
        - Вы, барин, не об орденах бы думали, а о жизни насущной, - посоветовал Сенька. - Денег у злодеев, почитай, немало. Надо поначалу взаймы взять, а уж опосля в кутузку весть.
        Вспомнив о проигрыше, помещик вновь помрачнел.
        - И то верно, - взял он в руки второй пистолет. - Но зачем плодить кредиторов, когда можно судьбу попытать и счастие за талию взять.
        - Вы о картах, что ли? - догадался молодец.
        - О них самых, - весело подмигнул герой Журжи и Кагула и с пистолетом наперевес двинулся к гостиной.
        Под дулом пистолета
        - Ну, кто тут желал судьбу попытать? - спросил он, распахивая двери. - Вы, князь? Извольте.
        И он указал дулом пистолета на свободный стул. Жест этот можно было расценить двояко - и как дружеское приглашение, и как приказ. Но Шурка и бровью не повёл. Сел на указанное место и распечатал колоду карт. Глядя на него, Переверзев всё же не удержался и, вместо того, чтобы сесть напротив и отыграться, достал подозрительную ассигнацию.
        - Что сие значит? - спросил он, грозно хмурясь. - Таких ассигнаций, сударь, в природе не имеется!
        Шурка посмотрел на купюру и вдруг понял, что снова ошибся и впопыхах преобразовал сторублёвку, о которой в 1786 году ещё никто ничего не знал. На миг растерявшись, Захарьев тут же нашёл в пространстве нужную информацию и сделал важное лицо.
        - Разве вы не слышали про императорский указ «О печатании Государственных ассигнаций по новому образцу»? - спросил он и сам же ответил: - Отныне старые бумажные деньги обмениваются на новые того же достоинства.
        - А старые куда?
        - Решено публично сжигать перед Сенатом[87 - Сенат - в Российской империи являлся высшим правительственным учреждением, на которое был возложен надзор в делах суда, финансов и администрации, располагался в Санкт-Петербурге.], - пояснил Шурка и добавил, - как сказано в указе, «для вящего и скорого публике о истреблении ассигнаций удостоверения».
        Услышав про императорский указ, Марьян Астафьевич сменил гнев на милость.
        - Давно пора, - одобрил он, - а то уж подделкам нет числа. Одно время четвертной билет подправляли и выдавали за семьдесят пять рублей. Так ловко, что подвоха и не заметить. Слава богу, упразднили. Что ныне говорят, не появятся ли вновь?
        - Семьдесят пять рублей одной бумагой больше не будет, - успокоил его Шурка. - Зато в оборот пустят бумажные пятёрки и десятки.
        - Ой, беда, - покачал головой Переверзев. - Долго ли лихому человеку по нулю пририсовать - вот тебе и сотня фальшивая, вот тебе и полсотни. Опять в променных[88 - Променные или ассигнационные банки (то есть банки, выпускающие ассигнации) - были учреждены Манифестом от 29 декабря 1769 года в Москве и Санкт-Петербурге.] банках дров наломали.
        - А вот и нет, - улыбнулся Шурка. - Пять рублей делают на тёмно-синей бумаге, а десять - на красной. Не перепутаешь. И банк теперь будет один - единый Государственный Ассигнационный Банк.
        - А как же прочие ассигнации?
        - И двадцать пять рублей, и пятьдесят, и сто печатают на такой же белой бумаге, как эта, - показал он глазами на сто рублей в руках помещика.
        Переверзев взглянул на ассигнацию и снова помрачнел.
        - Не сочтите дерзким мой вопрос, князь, - глухо сказал он, - но не спросить не имею права.
        - Спрашивайте, - благосклонно разрешил Шурка.
        - Быть может вы сочинитель фальшивых ассигнаций?
        - С чего вы взяли?! - вскочил Шурка.
        - А вот, - протянул ему сторублёвку помещик, - полюбуйтесь.
        Шурка взял ассигнацию и вздрогнул - на ней был указан ещё не наступивший 1787 год.
        - Извольте объясниться, - ткнул дулом пистолета в совершенно немыслимую цифру отставной подпоручик.
        В гостиной зависла тягостная пауза. Лере, который сидел, как на иголках, страстно хотелось запустить тяжеленным канделябром[89 - Канделябр - массивный металлический подсвечник.] в помещика. Смущал только пистолет в его руке да Сенька, всё ещё стоявший в открытых дверях гостиной.
        Ещё один проигрыш
        - А разве вам Фёкла Фенециановна ничего не рассказывала? - нашёлся, наконец, Шурка и указал вначале на свой, а потом на Лерин костюм. - Мы ведь с графом завтрашним днём живём. У нас и платье сшито по моде следующего года. Исключительно поэтому я и уговорил знакомого мне сенатора уступить одну-единственную ассигнацию будущего выпуска. Хранил её для забавы да по ошибке вашему молодцу отдал. Но это можно поправить.
        Тут Шурка сунул руку внутрь кафтана и выудил оттуда толстенную пачку денег.
        - Сейчас поменяем, - развернул он их веером.
        «Никак не меньше трёх тысяч», - прикинул Сенька, переместившись за спину своего хозяина. А тот глянул на денежный веер, увидел, что весь он составлен из купюр старого образца, и успокоился.
        - Какие вы, однако, знакомства водите, - благодушно заметил Марьян Астафьевич, подсаживаясь к ломберному столу. - Сами-то чай не из великих князей[90 - Великий Князь - в Российской Империи член императорской фамилии.] будете?
        - Да что вы, - смутился Шурка.
        Лицо его при этом имело такое выражение, что искушённый собеседник мог с уверенностью предположить - да, сей юноша действительно из царского рода, но только признаться в этом не желает. С интересом поглядывая на Шурку, помещик распечатал новенькую колоду карт.
        - Ваше слово, князь?
        Захарьев молча выложил на зелёное сукно пять сотенных ассигнаций.
        - Ого! - вскинул бровь Переверзев. - Но я ведь в долг не играю. Что же предложить вам равноценного? - окинул он взглядом гостиную и остановил свой взор на пистолете. - Разве что душу?
        - Нет-нет, слишком кровавая плата, - запротестовал Шурка и отшутился: - Да и мне на кон придётся ставить непомерно больше, ведь известно, что душа бесценна.
        - Тогда жену мою - Фёклу Фенециановну, - испытующе посмотрел Переверзев.
        - Годится, - кивнул деловито Шурка, - только и она стоит больше.
        И он достал ещё три сотни рублей. Помещик довольно хмыкнул.
        - Понтируйте, князь.
        Шурка вытащил из колоды карту, и игра началась. Лера, наблюдая, как Переверзев мечет банк, сидел с безучастным лицом. Но мысленно он уже стучался в двери шуркиного рассудка. «Ты что, рехнулся? - спрашивал он телепатически. - Зачем нам эта Фёкла? И вообще, нехорошо на людей играть».
        «А сам ты на кого играл?» - также мысленно отозвался Шурка.
        «Но я же не собирался выигрывать».
        «Спокойно, - заверил Шурка, - я тоже не собираюсь. Смотри, как мы сейчас красиво проиграем».
        «Не смей! - запротестовал Лера. - Я хочу своим крепостным лучшую жизнь устроить и Варю освободить».
        «Ага! - возмутился Шурка. - Слышали мы про твою счастливую жизнь. Видишь пистолеты? - показал он глазами на стол. - Между прочим, заряженные. Один для меня, а второй для тебя. Поэтому лучше проиграть. А Варю мы и так спасём».
        Далее произошло то, о чём друзья знали заранее, а отставной подпоручик лишь только на это надеялся. Очередная карта легла таким образом, что он выиграл.
        - Граф был удачливее вас, - заметил Переверзев, подвигая к себе ассигнации. - Делайте ставку, князь.
        - Тысяча шестьсот рублей против ваших восьмисот и Фёклы Фенециановны, - объявил Шурка, доставая новые сторублёвки.
        - Далась вам Фёкла, - удивился отставной подпоручик. - Неужто влюблены?
        Шурка, чтобы не рассмеяться от такого глупого предположения, сурово сдвинул брови и не ответил. На самом деле он просто хотел как можно быстрее проиграться.
        Переверзев распечатал очередную колоду карт, игра продолжилась. Между тем, за дверью гостиной их разговор подслушивала Афимья. «Ах, - вздыхала горничная девка, - молодой князь влюблён в мою барыню до безумства».
        С лёгкостью проиграв все наличные деньги, а также то, что у Переверзева выиграл Лера, Шурка встал из-за стола.
        - Извините, Марьян Астафьевич, но я откланяюсь, устал.
        На самом деле Шурка вдруг обнаружил, что с момента его перемещения во времени минуло без малого два с половиной часа. Значит, он естественным образом приблизился к тому мгновению, когда исчез на глазах изумлённой помещицы. «Было бы здорово, - прикинул Шурка, - вернуться к Переверзевой сразу же после исчезновения меня самого».
        Рокировка во времени
        Покинув гостиную, он поспешил вглубь парка - туда, где оставил Фёклу Фенециановну. И вскоре сидел неподалёку за кустами сирени и с любопытством наблюдал за самим собой. Вот он говорит, что его фокусы не алхимия, а гипноз. Вот предлагает показать ещё один. Вот Переверзева соглашается и… Неожиданно в спину Шурки упёрлось остриё шпаги.
        - Кто тут? - шепнул он, холодея.
        Ответом было грозное молчание.
        - Вы хотите вызвать меня на дуэль? - предположил Шурка.
        Остриё шпаги ещё сильнее вдавилось в его спину, а над самым ухом кто-то сердито засопел.
        - Значит, вы просто злодей и грабитель? - догадался Шурка.
        - Бе-е-е! - раздалось в ответ.
        Только тут Захарьев понял, что это вовсе не человек, и что в спину его упирается не шпага, а козий рог. Вероятно обидевшись на Шурку, любительница соляных статуй незаметно подкралась сзади и попыталась боднуть своего обидчика.
        - А ну пошла! - шикнул на неё Шурка.
        Напуганная коза сорвалась с места, а он вновь выглянул из кустов. Посмотрел на самого себя и вдруг увидел летящий продолговатый предмет. «Ветка! - вспомнил Шурка. - Я бросил обломок ветки в самого себя!» В следующий миг палка больно стукнул его по лбу.
        Далее всё пошло по прежнему сценарию: коза выскочила из кустов и скрылась в глубине парка, а один из Захарьевых, тот, который бросил палку, исчез. Как только это произошло, тот Захарьев, который получил этой самой палкой по лбу, вышел из кустов.
        - Браво, князь! Браво! - захлопала в ладоши восхищённая Фёкла Фенециановна.
        - А это что? - с испугом указала она на его лоб, который под косым углом рассекла багровая полоса.
        - Да так, - отмахнулся Шурка, - производственная травма.
        Разговор по душам
        Поздно вечером друзья поставили на тумбочку между кроватями свечу и забрались под одеяла.
        - Как же ты выиграл, если никогда в штос не играл? - спросил Шурка.
        - Сам не знаю, - сел на кровати Лера, - наверное, опять интуиция.
        - Надо было поддаваться.
        - Ага, - не согласился Лера, - как тут поддашься, когда вся карта ложится в твою пользу?
        - Сказал бы, что играл понарошку, и отказался бы от выигрыша. А то сразу: «Я тут хозяин и всё тут моё».
        Пристыженный, Лера покраснел так, что казалось, сейчас уши воспламенятся. Ему вдруг стало страшно неудобно перед другом. Хорошо ещё, что смущение его было не заметно в тусклом свете свечи.
        - Я хотел, чтобы крестьянам жилось лучше, - пробормотал он.
        - Да слышал я про твои мануфактуры, - отмахнулся Шурка. - Лучше бы мужикам вольную дал.
        - Хотя, - задумался он, - не всем это на пользу.
        - Ты о чём? - не понял Лера.
        - А я вот тут, во времени, - очертил пальцем в воздухе круг Шурка, - случай один обнаружил.
        И он поведал историю деревни Коробово, расположенной в Костромской губернии. Известна она была тем, что в ней некогда проживал Иван Сусанин. За подвиг и спасение царя от супостатов родных Сусанина, а затем и односельчан, освободили от всех повинностей и сделали вольными хлебопашцами. Но крестьяне эти не только не разбогатели, а, наоборот, совершенно обнищали. Полная свобода от всех властей мало-помалу превратила деревню в сборище пьяниц и оборванцев. Далее Коробово прославилось как криминальная столица России. Там печатали фальшивые деньги, укрывали беглых каторжников и много чего ещё делали противозаконного и мерзопакостного.
        Услышав это, Лера повеселел.
        Ты не очень-то радуйся, - остудил его Шурка. - Здесь вся беда из-за безвластия произошла, а ты хотел в два раза оброк увеличить и крестьян разорить.
        - Да откуда ты знаешь? - расстроился Лера. - Я, может, и не думал ничего такого.
        - Знаю-знаю, - покивал ему Шурка. - Своими глазами твой указ видел.
        Расстроенный Лера залез с головой под одеяло и отвернулся к стене.
        - Ладно, - сказал примирительно Шурка. - Этот указ из несостоявшегося времени. Вспомни лучше - ничего подозрительного не было, пока я из кожи вон лез, чтобы ты эксплуататором не стал?
        - Ты про инопланетян, что ли? - отозвался из-под одеяла Лера. - Так их и близко нет. У Фу-Фью на это мозгов не хватит. А если и догадается, что мы в прошлом спрятались, то в жизни нас не найдёт.
        - Может, домой вернёмся? - почесал за ухом Шурка.
        - Давай! - тотчас высунулся из-под одеяла Лера. - Хоть сейчас.
        - Опасно, - вздохнул Шурка. - Отсидеться надо. Подождать, пока инопланетяне к себе за Плутон не уберутся.
        - Ладно, подождём, - нехотя согласился Лера.
        - Слушай, - вспомнил он, - из чего ты столько денег преобразовал, опять из рубашки?
        - Из карт, - признался Шурка. - Помнишь, я в руке колоду держал? Вот из неё и сделал. Очень удобно. Надо будет ещё взять и Варю выкупить.
        - Давай завтра выкупим.
        - Можно и завтра, но куда её со всем семейством девать?
        - В наше время отправим, - предложил Лера.
        - Какой умный, - не согласился Шурка. - Они же о двадцать первом веке ничегошеньки не знают. Пропадут без нас.
        - В Беларуси не пропадут, - горячо запротестовал Лера. - Я вот про переселенцев читал, которые к нам едут. Им землю под строительство домов выделяют, на работу устраивают.
        - Так то переселенцы, - вздохнул Шурка. - А Лозовичи что скажут - откуда приехали? Да и нельзя их пока выкупать. Пусть Марьян Астафьевич успокоится. Видал, как он на меня набросился из-за ста рублей?
        - А чего там? - спросил сонно Лера.
        - Да я год попута-а-ал, - зевнул Шурка. - Такую ассигнацию только зимой начнут печатать, а я…
        - … А я её на полгода раньше сделал, - пробормотал он и уснул.
        Приглашение на бал
        Утром следующего дня друзья были приглашены на бал, который проводился всякую субботу в здании уездного Дворянского собрания.
        - Непременно поезжайте, - настаивала Фёкла Фенециановна, умоляюще глядя на Шурку. - Экипаж у нас просторный - места на всех хватит.
        - А что быть на бал? - полюбопытствовал Лера. - Танцульетки?
        - И танцы, и лотерея, и забавы всякие, - заверила помещица. - А капитан Чубарин из артиллерийского полка, что расквартирован в уезде, обещали знатный фейерверк устроить.
        - Ради такой красоты обязательно будем, - пообещал с учтивой улыбкой Шурка.
        Приняв его слова на свой счет, Переверзева зарделась от удовольствия. В этот момент к ней, почтительно кланяясь, приблизился с докладом старший из дворовых по имени Егор.
        - Вчерась, - говорил он, - нарубили да завезли два воза дров ольховых. Сигодни внове порубщики едут.
        - Пущай для мово камина возок можжевеловых веток заготовят, - приказала помещица. - Уж больно я дух смоляной почитаю. Чего далее?
        - Стряпуха просит указать, чего вы изволите на обед отведать?
        Переверзева на миг задумалась.
        - Давай щи Петровские, - загнула она палец.
        - Это которые сборные? - уточнил дворовый.
        - Они самые. А после, - загнула она второй палец, - солянку грибную, гуся с яблоками да жаркое картофельное.
        - А из рыбы чего прикажете?
        - Отварного леща с изюмом и пряниками…
        У слушавших этот диалог друзей слюнки потекли, хотя полчаса назад они плотно позавтракали. Наконец, помещица завершила кулинарную тему и перешла к следующей.
        - Бабы бельё стирают, как вы велели, с мылом, а не с золой, - доложил Егор.
        - Вот и славно, - повеселела Фёкла Фенециановна. - Да скажи им, чтобы рубашки, которые белые, бережней драли - они сукна вельми тонкого, аглицкого.
        - Всенепременно передам, - поклонился Егор.
        - Что мужики?
        - Мужики с Семёном по наказанию барина в поля уехали.
        - А девки? - спросила помещица, то и дело посматривая на юного князя.
        - Девки по ягоду подались, как вечор[91 - Вечор - вчера вечером.] наказывали.
        Словно в подтверждение его слов, где-то далеко в яблоневом саду запел хор женских голосов. Прислушавшись к его тональности, Переверзева нахмурилась.
        - Подай-ка, Егорка, коляску, - приказала она. - Сдаётся мне, бесстыжие девки ягоду лопают почём зря.
        Оставшись одни, друзья принялись обсуждать полученное приглашение.
        - Может, не пойдём? - засомневался Лера. - Что мы там забыли?
        - Обязательно пойдём, - настаивал Шурка. - Во-первых, обстановку разведаем - вдруг инопланетяне объявились. Во-вторых, интересно на старинный бал посмотреть. А в-третьих, я хочу Варю с собой взять.
        - Да она в жизни не согласится, - заверил Лера, - застесняется.
        - А вот и согласится, - стоял на своём Шурка. - Я ей такое платье сделаю - закачаешься.
        - И хрустальные башмачки, - усмехнулся Лера.
        - И хрустальные башмачки, - подтвердил Шурка. - Так и сделаю, как в сказке. А ещё карету из тыквы…
        Персы
        В тот же день Шурка отправился к Лозовичам. Хотя до вечера субботы оставалось двое полновесных суток с небольшим хвостиком, он решил заранее пригласить Варю. «А вдруг она на самом деле откажется, - рассуждал Захарьев. - Тогда мне нужно будет время, чтобы её уговорить». Лера, уверенный в том, что крепостная девушка ни в жизни не пойдёт на господский праздник, увязался следом.
        Подойдя к воротам Лозовичей, друзья увидели телегу, заставленную ивовыми клетками. В клетках порхали с жердочки на жердочку и щебетали на разные лады с полсотни крохотных птиц.
        - Канарейки, - подойдя ближе, расплылся в улыбке Лера.
        - Какие же это канарейки? - не поверил Шурка. - Канарейки совсем жёлтые, как цыплята, а эти ни то, ни сё - чуть жёлтые, чуть зелёные, чуть серые, чуть белые.
        - Много ты понимаешь, - снисходительно посмотрел на него Лера. - Если хочешь знать, это самый настоящий канареечный окрас. На Канарских островах только такие и водятся. А совсем жёлтых любители потом уже вывели.
        - Канарские острова? - заинтересовался Шурка и поднёс к глазам ладонь.
        На ладони тотчас вспыхнуло цветное изображение карты мира.
        Так это в Атлантическом океане, - ткнул он пальцем, - возле северо-западного побережья Африки. А кто их там ловит?
        - Местные туземцы одомашнили. А в Европу испанцы завезли ещё в 15 веке. В Россию канарейки попали из Германии при Петре Первом, - пояснил Лера, который с четвёртого класса увлекался певчими птицами и знал о них буквально всё.
        Он хотел рассказать, каким образом канарейки из пёстреньких и неприметных стали жёлтыми, но тут ворота открылись и на улицу вышли хозяева телеги.
        - Подданный персидского шаха купец третьей гильдии Ибн-Ватута, - поклонился один из них, похожий на внушительных размеров шар с крошечной головой и коротенькими ножками.
        - Абу-Фульдун, - назвался второй, напоминающий своим квадратным туловищем средних размеров холодильник.
        Друзья раскланялись с холодной учтивостью, как и полагается аристократам, а затем отошли в сторонку.
        - Слушай, - зашептал Лера. - Никакие это не персы. Персы канарейками стали торговать, как пить дать, лет на сто позже.
        - Выходит, - покосился на купцов Шурка, - это ино…
        - Тише, - приложил палец к губам Лера, - и так всё понятно.
        Действительно, в персидских купцах без труда угадывались папаша Всюси и его сынок Фью. Инопланетяне же, напротив, не признали в князе Захарьевском и графе Леркендорфе своих подопытных «кроликов». Возможно, тому способствовал богатый дворянский наряд. А скорее всего громадные белые парики, которые не только изменили друзей до неузнаваемости, но и сделали их значительно выше.
        С ощущением, будто он идёт по лезвию ножа, Лера подошёл к телеге - не стоять же столбом посреди улицы, вызывая подозрение. Важно осмотрел клетки с канарейками и… сделал задумчивое лицо, не зная, что предпринять дальше. Пауза становилась тягостной, даже опасной. Выручил Леру, как ни странно, лжекупец Ибн-Ватута.
        - Ви зачэм суда, уважаеми? - изображая из себя плохо говорящего по-русски перса, вкрадчиво спросил он.
        - Мой есть энглиш[92 - Энглиш (английское english) - английский.], гранд[93 - Гранд (английское grand) - величественный, замечательный.] покупник, - изображая из себя плохо говорящего по-русски англичанина, сказал Лера первое, что на ум пришло.
        - О, - оживился Ибн-Ватута, - купать по канарейка?!
        - Ес, ес[94 - Ес (английское yes) - да.], - кивнул Лера и вернулся к Шурке. - Денег дай.
        Шурка, недолго думая, поднял с земли плоский камешек, который в просторечии называют голышом. Посмотрел на него пристально, пошевелил беззвучно губами, а потом щёлкнул ногтем по голышу, и тот превратился в золотую монету.
        - Класс! - Лера взял золотой и принялся рассматривать барельеф[95 - Барельеф - выпуклое изображение.] царицы Екатерины Второй на его аверсе[96 - Аверс - лицевая сторона монеты или медали.]. - Как ты это делаешь?
        - Вначале камень ужал, а потом наложил на него голографическое изображение золотого империала, - шепнул Шурка, искоса поглядывая в сторону инопланетян. - Только такая конструкция не очень надёжная, при ударе голограмма может исчезнуть.
        - А империал - это сколько?
        - Десять рублей…
        Вернувшись к персам, Лера протянул им преобразованный голыш.
        - Многа-многа, - увидев золото, закачал головой Ибн-Ватута, - многа за адын канарейка. Сдача нэт.
        - Гранд покупник, - напомнил Лера, - брать не один, а - уан, ту, фри, фо[97 - Уан, ту, фри, фо (английское one, two, three, four) - один, два, три, четыре.]… - десять канарейка.
        - Многа-многа, - продолжал качать головой Ибн-Ватута.
        Лера хотел было отказаться от сдачи - чего камень жалеть, но тут к нему подступил Фу-Фью в образе Абу-Фульдуна.
        - Дарагой, беры не дэсат, беры двадцат канарэйка, - стал уговаривать он нараспев, будто был вовсе и не инопланетянин, а самый всамделишный персидский купец.
        - Ну, - засомневался Лера, - можно и твенти[98 - Твенти (английское twenty) - двадцать.].
        - А мога весь тридцат? - подмигнул Абу-Фульдун.
        Лера глянул в поросячьи глазки инопланетянина, и у него закружилась голова, будто у какой-нибудь слабонервной девчонки. Он вдруг вспомнил, как Фу-Фью воздействовал на них лабораторными аппаратами, и как плохо им с Шуркой было после этих экспериментов.

        - Ес-ес, конечно, - промямлил он, отдавая империал.
        - О-о, - заулыбались персы. - Карошый пан.
        И принялись нахваливать свой товар, предлагая бесплатно и клетки, и корм впридачу, если покупатель возьмёт и сороковую, и сорок пятую, и пятидесятую по счёту птицу. Наконец, они до того заболтали «карошего» пана, что вынудили его купить канареек на всю золотую десятку.
        Одна весёлая и две грустные истории
        Сгрузив с телеги больше половины клеток, весьма довольные собой лжеперсы уехали восвояси.
        - Фух, - перевёл дух Лера, - еле отделался от них.
        - Слушай, - посмотрел он на стоявшего поодаль друга, - а чего Фу-Фью так старался канареек продать, он же ненастоящий купец?
        - Ха, - усмехнулся Шурка. - Он себе и папаше Всюси внедрил в мозги программу, которая скопирована с манеры поведения персидских купцов. Теперь, когда торговать начинает, за него автоматически эта программа работает.
        Захарьев подошёл ближе и присел у клеток.
        - Куда нам столько канареек? - спросил он, любуясь птицей.
        - Лозовичам подарим, - нашёлся Лера. - Пусть разводят и взаправдашним купцам продают.
        - Нужны им твои птички.
        - А чего, их можно всем сельцом разводить. Тут ничего сложного нет. Если захотят, могут запросто разбогатеть и выкупить себя из неволи.
        В это время к воротам подошёл Никифор Ворсанафьевич.
        - Здравствуйте, паничи, - снял он шапку. - Слыхал, про выкуп речь ведёте?
        - Так и есть, дядя Никифор, - приподнял цилиндр в знак приветствия Лера. - Разве нельзя вам выкупиться?
        - Отчего же, - усмехнулся Лозович, - возможно. Но господа редко нашему брату вольную дают.
        - Так вы, наверное, мало предлагали? - улыбнулся Шурка.
        - Да кабы так. В нашем уезде крестьянин проживает с преогромной семьёй. У него одних сыновей токмо семь душ. Зарабатывают на перегоне скота немалые барыши. Помещику своему предложили шестьдесят тысяч рублёв, чтобы, значит, полностью выкупиться, а тот ни в какую - не хочет отпускать.
        - Ё-моё, - присвистнул всезнающий Шурка. - Да сейчас среднее имение шесть тысяч рублей стоит.
        - Эх, паничи, - вздохнул печально Никифор Ворсанафьевич, - не можно такое господам сказывать, да я скажу, больно уж вы на наших панов не похожи.
        - Дядя Никифор, мы - могила, - заверил Лера. - Мы сами эксплуататоров не любим.
        - Ага, не любим, - подтвердил с усмешкой Шурка.
        Поняв, на что он намекает, Лера показал кулак.
        - Всё, - сердито объявил он, - таким я больше никогда не буду.
        - В округе нашей, - между тем продолжил Лозович тихим голосом, - имеются крестьяне, кои много богаче своих панов. Да токмо оные скрывают свой достаток. Зачисляют деньги на подставных лиц или прячут их от помещика. Ведь пан ныне для крепостного человека и царь, и бог. Восхочется ему, посадит мужика на цепь и голодом заморит, а то просто разорит без всякой для себя выгоды.
        - Ненормальные какие-то, - заметил Шурка.
        - Я и говорю, - кивнул Лозович, - не в деньгах дело.
        - А чего же тогда не отпускают?
        - Да из вредности, - махнул рукой Никифор Ворсанафьевич. - Но и наш брат, не будь дураком, панов за нос водит. Сказывают, жил-был мужичок крепостной. На зиму просился в город красным товаром[99 - Красный или мануфактурный товар, представлял собой различные ткани.] торговать. С того своему господину оброк и платил. Ходил в рваном тулупчике. Детей у него мал, мала и меньше. Единожды пришёл к пану и в ноги, мол, дай вольную, за меня де купцы городские в складчину деньги внесут, сколь смогут. Ну, барин и назначил цену невысокую - что с оборванца взять? А уж после встречает он в городе сего мужичка, а тот прямо-таки сам барин, разодет, как именитый гражданин[100 - Именитые граждане - купцы с капиталом более 50 тыс. руб., банкиры с капиталом от 100 до 200 тыс. руб., горожане, имевшие право на внешнюю торговлю, на заведение фабрик и заводов, возможность иметь сады, загородные дворы, быть освобождёнными от телесных наказаний, иметь морские и речные суда и прочее.]. Да садит свого бывшего пана в расписную карету, да везёт к особняку высокому, а после и к заводу. Это всё, говорит, моё. Помещик чуть было
разума не лишился, что такого хозяйственного мужика упустил. Так-то.
        - А вы сами пробовали выкупиться? - поинтересовался Шурка.
        - Было дело, - признался Лозович. - В тот год, когда Марьян Астафьевич имение у старой графини приобрёл со всеми деревнями и проживающими в них крестьянами. Отказал новый барин, лишь токмо о мастерстве моём прознал. Хорошо ещё, что лавку я на имя одного свого знакомого мещанина открыл. А не то бы отобрал. С той поры Марьян Астафьевич повсюду мною похваляется, что де токмо у него такой лозоплетельщик водится. Меня уж не раз у него торговали и одного, и со всем семейством - цену давали немалую. До сего лета он ни за какие деньги не соглашался. А ныне вот…
        - И теперь не продаст, - перебил его Лера. - Князь Александр вашему помещику вчера три тысячи шестьсот рублей проиграл.
        - А ты откуда знаешь, что три тысячи шестьсот? - удивился Шурка.
        - Ты же сам говорил, что колоду карт преобразовал, - напомнил Лера. - По сто рублей из каждой карты. В колоде - тридцать шесть карт. Тут и считать нечего.
        Общежитие для канареек
        Узнав, что друзья выкупили у персов канареек, Никифор Ворсанафьевич озадачено подкрутил ус.
        - Их, пожалуй, на волю отпустить нужно, - посмотрел он на Леру, - а то, чего доброго, помрёт птичка певчая с голодухи-то.
        - На воле она быстрее погибнет, - не согласился тот. - Она же домашняя, давно разучилась корм добывать. Лучше её разводить на продажу.
        И Лера рассказал, что в Брянской, Смоленской, Московской, Калужской, Ивановской, Тульской и Нижегородской губерниях разведением канареек занимаются целыми деревнями и даже уездами, приспособив для этого чердаки домов и амбаров.
        - Запускают на чердак сотню самцов и штук триста самок, - вдохновенно рассказывал он, - а потом больше тысячи птенцов получают…
        Никифор Ворсанафьевич слушал его, разинув от удивления рот. Только Шурка как-то задумчиво смотрел на восток. «Слушай, - наконец, передал он мысленно, - но ведь это не сейчас российские крестьяне стали выращивать канареек, а только в середине 19 века».
        «Подумаешь полсотни лет туда, полсотни лет сюда, - сердито посмотрел на него Лера. Надо же кому-то первым начинать».
        Шурка только плечами пожал. Тем боле, что Лерина идея Лозовичу понравилась. Правда, мужик он был дотошный и потому принялся выпытывать все хитрости канареечного дела.
        - Ты, граф мой разлюбезный, - требовал он, - перво-наперво растолкуй, какого корму им требуется?
        - Зернового.
        - А произрастает ли такой у нас?
        Лера стянул с себя парик и почесал затылок.
        - Главное, чтобы просо было.
        - Это имеется, - кивнул Лозович.
        - Далее могар, рапс и сурепка, овса можно дроблёного и гречки.
        - И всего-то?
        - Ещё семена мака, конопли, льна, подсолнечника, но этих понемногу надо давать, а то птица зажиреет. А вообще канарейки едят семена всех сорных трав.
        - А зелёный корм, чтобы витамины были, - напомнил Шурка.
        - И зелёный надо. Траву-мокрицу, листья крапивы. Одуванчик дают прямо с листьями и цветами. А ещё морковь тёртую и фрукты любые, но только спелые.
        Переговорив обстоятельно с паничами, Никифор Ворсанафьевич пришёл к мысли, что канареек нужно разместить на чердаке дома.
        - Там и труба печная, - рассудил он, - и от хаты тепло.
        Взяв в помощники самых младших Лозовичей - семилетнего Николку и восьмилетнего Ваньку, друзья принялись за обустройство чердака.
        - Вначале надо все дыры заделать, чтобы отсюда птица не вылетела, а сюда мыши не залезли, - разъяснил Лера.
        Набрав соломы, мальчишки плотно забили ею все щели, а после замазали влажной глиной.
        - Глина подсохнет и будет, как каменная, - пояснил Лера.
        - Теперь, - оглядел он чердак, - установим кормушки, поилки, жердочек побольше, чтобы канарейкам было на чём сидеть, и гнёзда.
        Кормушки сделали из расколотых надвое нетолстых поленьев, в которых выдолбили сердцевину. Воду поставили в глиняных черепках. Тут и там по всему чердаку закрепили предварительно очищенные от коры ветви липы. Когда же очередь дошла до гнёзд, Лера растерялся.
        - Не знаю из чего делать, - признался он Шурке. - Обычно их в зоомагазине продают. Можно, конечно, самому свить из бельевой верёвки.
        - Из верёвки? - не поверил Шурка.
        - Ну, да, такая толстая. Накручиваешь на обычную лампочку, а потом берёшь иголку с ниткой и сшиваешь по бокам. Получается корзинка. Корзинку ставят в консервную банку. Только в банке надо гвоздём дыр наделать для вентиляции и сухой ромашки в неё насыпать.
        - А ромашку зачем?
        - Чтобы козявки зловредные в гнезде не завелись.
        - М-да, - задумался Шурка, - бельевую верёвку мы здесь в жизни не найдём. Проще мне гнездо из букета ромашки преобразовать.
        - Да ну, - не согласился Лера. - Запрыгнет канарейка в твоё гнездо, а оно возьмёт и обратно в ромашковое состояние вернётся.
        В эту минуту на чердак заглянула Варя, которая до этого управлялась на скотном дворе.
        - День добрый, - улыбнулась она. - О чём баете[101 - Баять (старорусское) - говорить.]?
        - Да вот, - показал Шурка на Леру, - граф решил вас богатыми сделать.
        - Сказывали уж. Батюшка к вам в помощь прислал.
        - Тогда, может, подскажешь графу, из чего гнёзда делать?
        - Для пичужек-то? - удивилась Варя.
        - Ну да.
        - А что же они сами не вьют?
        - Да они давно разучились. За них всё нужно самим делать, как за маленьких.
        Варя подняла с полу пучок соломы.
        - А много гнёзд требуется?
        - Штук тридцать, не меньше, - прикинул Лера.
        - Можно из соломы сплесть, - предложила Варя. - Мягонькие гнёздышки выйдут и прочные.
        - Точно, - обрадовался Шурка, - вон лапти соломенные плетут, шляпы - значит, и гнёзда можно.
        Девушка выбрала соломинки подлинней и принялась переплетать их между собой.
        - Неужто персидские купцы канареек у крестьян закупают? - поинтересовалась она между делом.
        - Ага, - подтвердил Шурка, любуясь, как она ловко управляется с соломой, - правда, не сейчас, чуть позже, лет через…
        Но тут его сзади толкнул Лера.
        - Кстати, - высунулся он из-за Шуркиного плеча, - а зачем персы к вам заезжали?
        - Заказ батюшке делали - клетки из ивового прута. Задаток оставили.
        - И больше ничего?
        - А вот ещё духа водяного торговали, - вспомнила Варя. - Сказывали, мол, у них нешто в телеге сломалось, нужда была в починке.
        - Какого духа? - не сразу понял Шурка. - Палку, что ли?
        - Ну, да, - кивнула Варя. - Я им ужо другие предлагала, а они ни в какую - энту и всё. Мол, и толщина нужная, и длина. Да я не отдала, они и не сторговали.
        «Интересно, - посмотрел Шурка на Леру, - как этот глупый Фу-Фью смог её вычислить?».
        «Облучил себя приборами и теперь знает то, чего даже мы с тобой не знаем», - также телепатически предположил Лера.
        В уездный город
        В пятницу Лера предложил наведаться в уездный город и разузнать обстановку. Покоя ему не давали инопланетяне, преобразованные в персидских купцов. Но Шурку тянуло в обратную сторону - в сельцо к Варе.
        - Может, без меня съездишь? - предложил он безнадёжным голосом.
        - Ёлки-палки! - рассердился Лера. - Нас могут в любой момент рассекретить, а ты ерундой занимаешься.
        - Это не ерунда, - печально вздохнул Шурка. - Это высокие чувства.
        - Всё! - отрезал Лера. - Поехали и точка! Завтра на балу будешь со своей Варей вздыхать.
        Услышав, что гости собрались в город, Переверзев любезно предоставил им двуконный экипаж с кучером[102 - Кучер - слуга, работник, который, правит лошадьми в экипаже.] Прошкой.
        - Седайте, господа, - пригладил бородку Прошка и, когда «господа» взобрались на обитые кожей сиденья, дёрнул поводья. - Н-но, пошли, родимые.
        Экипаж мягко тронулся и, качаясь на пружинных рессорах, заскользил под сенью липовой аллеи.
        - Что мы там не видели? - ныл дорогой Шурка. - Я и так могу посмотреть, что Фу-Фью делает.
        - А чего же ты его сразу не заметил? - язвительно поинтересовался Лера.
        - Думаешь, легко всё про всё знать? - признался Шурка. - Тут одну-единственную информацию не можешь полдня найти. Ищешь-ищешь, а её нигде нет.
        - Ты лучше про водовызывающую дубину узнай. Как её инопланетяне нашли?
        Шурка покрутил головой, будто прислушиваясь, а затем озадаченно посмотрел на друга.
        - Хорошо, что ты спросил. Оказывается, даже самое крошечное преобразование оставляет след в пространстве. Это как камень в лужу бросить - круги по воде расходятся. Надо только уметь их увидеть.
        - Значит, Фу-Фью умеет, - заключил Лера. - Выходит, он мог запросто нас вычислить, когда ты карту на ладони смотрел, а потом голыш превращал в золотой?
        - Мог, - кивнул Шурка. - Но для этого он должен всё время в режиме поиска быть. А это невозможно - большой расход энергии. Полчаса поищешь, и от тебя одни башмаки останутся.
        - А потом не вычислит?
        - Может, конечно. Только как он определит, отчего след появился? Подумает - дубина очередную порцию воды вызвала. Двухведёрный шар по затратам энергии равен преобразованию полевого шпата в золотой империал. И вообще на расстоянии невозможно понять, кто преобразование делал - мы или какой-нибудь местный знахарь.
        - А зачем они хотели дубину купить?
        - Я же говорю, на расстоянии не поймёшь. Но если хорошенько исследовать объект, то можно узнать, кто его преобразовал.
        - Получается, - почесал за ухом Лера, - нам теперь опасно преобразования делать?
        - Опасно, - согласился Шурка и подмигнул заговорщицки. - Но есть варианты…
        Тут экипаж остановился.
        - В чём дело? - посмотрел Лера на кучера.
        Прохор не ответил. Сняв шапку, он перекрестился на стоящее при дороге деревянное рубленое строение, похожее на небольшую церквушку. Мальчишки огляделись и поняли, что за разговорами не заметили, как подъехали к окраине уездного города. Влево и вправо от дороги тянулся, огибая город кольцом, небольшой вал, перед которым был такой же небольшой ров.
        - Это что, для обороны? - удивился Шурка.
        - Городская межа, - надел шапку Прошка. - За ней землица в городском владении числится.
        Он тронул поводья, и экипаж поехал дальше, качаясь на рытвинах и ухабах.
        - А почему церковь такая маленькая? - спросил Шурка.
        - Энто и не церковь вовсе, - отозвался Прошка. - Энто часовня подорожная, чтобы кажный, хто ехать куды собрался, мог воздать молитву за счастливый исход своего пути.
        Экипаж следовал по узенькой и кривой улочке, с обеих сторон которой тянулась канава.
        - Это есть тоже межа? - указал на неё Лера.
        - Экие вы, баре, дивные, - покрутил головой Прошка. - Сразу видать иноземцы. Сие канава сточная. По ней вода с улиц стекает, когда дожди припустят осенью, или там оттепель зимой, или паводок весенний. Да токмо мало чем сии канавы допомогают. Всё одно грязюки на улице, что в болоте - не пройти.
        Далее улочка из кривой и узкой мало-помалу становилась всё шире и прямее. Бесконечные плетни по сторонам её сменили такие же бесконечные заборы, за которыми среди зелени садов один за другим стояли дома горожан. Но если поначалу они были по большинству деревянные, крытые соломой и деревянной щепой, то ближе к центру стали попадаться каменные с черепичной и даже железной кровлей.
        - На нашу Румынию похоже, - заметил Шурка.
        - Похоже, - согласился Лера. - Только гаражей нет, и улицы без асфальта.
        Совсем став широкой, улица закончилась обширной площадью. Тут на глаза друзьям попались три мужика. Один из них, малый да щуплый, отчаянно мотал головой.
        - Ой, чего деется! - причитал он по-бабьи тонко. - Недород, спаси Господи! Цены, аки псы цепные. Ужо четверть ржи семь рублёв и двадцать пять копеек станется. А в прошловом годе за рубль с двумя алтынами отдавали. Ай-яй-яй!
        Двое других поглядывали на него и хмурились.
        - А вот и место лобное, - проехав мужиков, остановил лошадей Прошка. - Торговая площадь. На ней четыре тракта сходятся. Мы вот по могилёвской дороге прибыли, а есть ещё и на Минск, и на Полоцк, и на Смоленск.
        Друзья осмотрелись. С одной стороны на площадь выходили купеческие дома, в первых этажах которых располагались лавки и магазины. За ними во дворах возвышался католический костёл. Неподалёку виднелись еврейская синагога и молитвенные дома. Напротив, через площадь, в один ряд шли двухэтажные здания присутственных мест[103 - Присутственные места - здания, построенные в губернских и уездных городах для размещения государственных учреждений.]. Неподалёку съезжая изба[104 - Съезжая изба - в России 18 -19 веков городской полицейский орган.]. Рядом, ближе к смоленскому тракту[105 - Тракт - большая наезженная дорога.], сияла тремя золочёными куполами православная церковь. За корпусами присутственных мест начинался парк, в глубине которого возвышалось величественное здание Дворянского собрания. На западе площадь заканчивалась длинным двухэтажным трактиром[106 - Трактир - в старину гостиница или постоялый двор с харчевней. Позднее трактиром стали называть ресторан низшего разряда.], на первом этаже которого располагалась харчевня[107 - Харчевня - простое заведенье, где можно было недорого покушать,
что-то вроде современной столовой.], а на втором - гостиничные номера.
        - А школы нет, - заметил Шурка и показал в сторону молитвенных домов, - она вон там стоять должна.
        На Торговой площади
        - Какой сегодня быть торжеств? - спросил Лера, увидев, что на площади и тут, и там большими и малыми островками толпится народ.
        - Торги ныне, - пояснил Прошка. - Каждого второго да пятого дня проводятся[108 - Второй и пятый день недели - вторник и пятница.]…
        Кучер хотел было рассказать о торгах подробнее, но тут к нему подошёл рослый мужчина в кафтане из светло-зелёного сукна и в треугольной шляпе.
        - Ты чего тута стал, раз-зява?! - набросился он на Прошку. - Не ведаешь, где коновязь[109 - Коновязь - столб с кольцами и верёвкой для привязывания лошадей на открытом воздухе.]?
        Но, увидев по-господски одетых Шурку с Лерой, тотчас сменил гнев на милость.
        - Извините, ваши благородия, - снял треуголку и пояснил: - Не положено в день торга повозкам посеред площади находиться без особливой нужды. Евграф Андреич наказали.
        Друзья смотрели на неизвестного во все глаза и никак не могли понять, кто он и почему командует. На груди мужчины красовался аксельбант, на плечах - погоны, на поясе висели пистолет и внушительного вида палаш. На ногах надеты сапоги и кожаные лосиные штаны. Самый настоящий военный. Но тогда какое ему дело до гражданского города, войны ведь нет?
        - А кто такой Евграф Андреевич? - наконец, осведомился Шурка.
        - Городничий[110 - Городничий - глава административно-полицейской власти российского уездного города с 1775 по 1862 год.] наш, - надел шляпу обладатель лосин. - Коллежский асессор, майор Капищев. Под их началом обретаемся.
        - А ти кто есть этакий? - вспомнив, что он иноземный граф, сделал высокомерное лицо Лера.
        - Городовой[111 - Городовой - нижний чин полиции.] Игнат Батан, - бойко доложил мужчина. - Из бывших служилых людей драгунского строю[112 - Драгуны - название, присвоенное коннице, способной действовать и в пешем строю. Полицейские в Российской Империи того времени, как правило, набирались из военных и, соответственно, носили армейскую форму, так как общепринятой полицейской формы не существовало вплоть до начала 19 века.].
        - Молодец! - похвалил Лера и обернулся к Шурке. - Князь, ссудите айн[113 - Айн (немецкое einen) - один.] монет.
        И, получив серебряный рубль, который Захарьев неизвестно из чего преобразовал, протянул его городовому.
        - Держи, мой фрэнд[114 - Видимо, Лера хотел сказать my friend, что в переводе с английского обозначает мой друг.].
        От усердия Игнат Батан вытянулся по стойке смирно.
        - Ты бы, Игнатий Авдеич, господ по торгам провёл да город показал, - подсказал ему Прошка. - Заодно от досужих[115 - Досужий - праздный, ничего не делающий.] да убогих[116 - Убогий - бедный, нищий.] оберёг.
        - Рад стараться! - просиял городовой, не спуская глаз с Леры. - Ежели прикажут, завсегда готов.
        - И мой готов, - спрыгнул с повозки Стопочкин. - Давай, пошли на достопримечательность.
        Кучер увёл экипаж к коновязи, а друзья вместе с городовым двинулись по Торговой площади, огибая толпящихся горожан.
        - Све-ежая вода! - заорал вдруг вышедший с ближайшей улицы водонос в белом фартуке с огромными конусообразными вёдрами на коромысле.
        - Селёдки гала-аннски! - отозвалась сладеньким голосом торговка из рыбьего ряда.
        Друзья подошли ближе.
        - Почём рыба? - спросил для солидности Шурка у ближайшего мужика, на телеге которого стояла плетёная корзина, полная ещё живой щуки.
        - По восьмидесяти копеек за пуд, - поклонился ему продавец. - Берите, панич, не сумлевайтесь. Желаете из корзины, али вот из бочки? - показал он на полную воды бочку по соседству с телегой. - Первой свежести щука.
        - Да куда нам столько, - отшутился Шурка.
        Услышав это, на него тотчас набросился другой продавец.
        - А вот у меня купите - вязиги[117 - Вязига или визига - высушенные спинные струны из осетровых рыб, употреблялись для начинки пирогов.]. Можно и полпуда, можно и фунт. За фунт всего-то четырнадцать копеек.
        Шурка пожал плечами. Глядя на него, в разговор вступил третий мужик, стоявший поодаль в окружении двух бочонков.
        - Недорого возьму! - взвыл неожиданно он, выхватил из одного бочонка одну рыбину, из другого другую и подступил к Шурке. - Малосольная осетрина по семи копеек за фунт, а також севрюга малосольная по шести копеек.
        - Селёдки гала-аннски! - напомнила о себе тётка-селёдочница.
        Шурка не знал, куда деться, и уж не рад был, что ввязался в разговор. Но тут выступил городовой, и торговцы рыбой под его суровым взглядом сразу же потеряли интерес к молодому пану.
        Опасаясь более подходить к рыбьему ряду, где торговали бойко и напористо, Шурка с Лерой направились к лавкам на краю площади. На пути им повстречался точильщик.
        - То-очить ножи-ножницы! - пропел он высоким голосом и добавил низким: - Бритвы пра-авить!
        Друзья шарахнулись в сторону, городовой за ними.
        - Весело тут есть у вас, - заметил Лера, переводя дух.
        - Да рази энто веселье? - махнул рукой Игнатий Авдеич. - Вот коли ярманка[118 - Ярманка - ярмарка.] у нас зачинается, вот тогда шумно.
        - А когда же она будет? - вступил в разговор Шурка.
        - Не скоро. Летняя уж минула. Осеннюю, почитай, месяц ждать надобно. Ярманки-то четыре раза за год у нас бывают, не более. Зато уж торговый люд наезжает отовсюду. Из Орши, Смоленска, Брянска, а то и самого Могилёва едут, а быват, из Москвы. Купцы заезжие товар выставляют красный да москательный[119 - Москательные товары - хозяйственные товары.]. А крестьяне из окрестных деревень зерно да всякую живность везут.
        - А торги?
        - Торги, - доложил городовой, - устроены для своевременного удовлетворения нужд горожан в предметах первой необходимости и домашнего обихода.
        Слушая бывшего драгуна, Лера с Шуркой крутили головами во все стороны. Во-первых, было интересно посмотреть на своих земляков двухсотлетней давности. Во-вторых, они искали инопланетян. Тех, правда, нигде видно не было.
        Вместе с Игнатом Батаном друзья прошлись вдоль лавок и остановились у крайней, на прилавке которой красовались птичьи клетки, лукошки и детские люльки[120 - Люлька или колыбель - качающаяся кроватка для ребёнка.] из лозы, соломенные шляпы и лапти, а также лыковые лапти. В глубине лавки виднелись стулья, кресла, столы и прочие плетёные вещи. За прилавком стоял здоровенного роста мордатый дядька.
        - Лавка Лозовича, - шепнул Шурка.
        - А это подставной человек, - показал Лера глазами на продавца.
        - Угу, - кивнул Шурка и достал из кармана сторублёвую ассигнацию.
        Лера тотчас сообразил, что Шурка решил сделать грандиозную покупку и таким образом помочь Вариному отцу. Не дав другу рта раскрыть, он повернулся к городовому.
        - Иметь ли ваш град сиротский приют? Ми хотеть совершить подарок.
        - Не имеется, - развёл руками Игнат. - Из страждущих токмо кандальники, числом два на десять душ, да инвалидная команда.
        - Инвалидная? - уточнил Шурка, которому показалось, что он ослышался.
        - Так и есть. Слагается из офицера, трёх десятков рядовых и одного барабанщика.
        - Для чего же она нужна?
        - Воины, не пригодные к строевой службе, до неё приписаны, - пояснил бывший драгун, - кои увечья получили при защите Отечества, али вышедшие в отставку по старости да болезни.
        Переглянувшись, Шурка с Лерой поняли друг друга без слов и телепатических переговоров.
        - Возьмите, - протянул Шурка деньги мордатому. - Отправьте на них мебели для инвалидной команды.
        Обрадованный невиданным доходом, продавец забегал по лавке, выуживая из всех углов имеющийся товар и выставляя его на свет Божий, полагая, что господа укажут какой отобрать. Но господа, а вместе с ними городовой, пошли дальше.
        За лавкой Никифора Ворсанафьевича дородная крестьянка продавала огурцы.
        - За што отдаёшь? - приценился городовой.
        И узнав, что за сотню крестьянка просит одиннадцать копеек, хмыкнул и прошёл к следующей торговке. Там чья-то хорошо одетая служанка отсчитывала семь копеек да ещё одну полушку за два десятка яиц. Рядом за такую же цену продавали фунт коровьего масла. Далее в лукошках краснела лесная ягода.
        - По клюковку ягоду… по клюковку! - заорала, заметив их, толстая деваха. - Вот клюква подснежная-манежная. Из города Мозыря от пана козыря!
        И, увидев, что городовой направился к ней, вывернула в его сторону голову, скосив от усердия глаза.
        - Вам, Игнатий Авдеич, по пятнадцать копеек за четверть отдам, - заявила она, дождавшись, когда Батан подошёл ближе.
        Но Игнат Авдеич от клюквы отказался. Указав девахе, что фартук её давно уж не бел, а, скорее, сер, и сделав ей предупреждение, он повёл гостей в ряды с мукой и зерном.
        - Отчего цены теперь так высоки? - спросил Шурка, припомнив голосящего по-бабьи мужика.
        Городовой удивился.
        - Да как же им не взлететь, когда сим летом недород великий случился в центральных губерниях? И поговаривают, цены ещё выше станут.
        Тут в мясном ряду поднялась шумиха, кто-то зычно крикнул, кто-то взвизгнул.
        - Извините, ваши благородия, - приподнял треуголку городовой, - служба.
        И больше не говоря ни слова, бросился через толпу любопытных к месту происшествия.
        - Подождём, - посмотрел на друга Шурка, - или дальше сами пойдём?
        - Кушать охота, - признался Лера и показал на трактир, до которого теперь было рукой подать, - давай пообедаем.
        Встреча
        Немногим ранее на Торговой площади перед трактиром встретились Фью и его папаша.
        - Нашёл? - спросил старший инопланетянин, который пришёл с южной стороны городка.
        - Ничего, - пожал плечами младший, который пришёл с северной стороны. - Каждый закоулочек обошёл, в каждый двор заглянул. А у вас?
        - И с моего краю пусто. Что делать будем?
        - Неплохо бы передохнуть, - посмотрел на трактир Фью.
        - Неплохо, - согласился папаша.
        Неспешно, как и полагается купцам, инопланетяне взошли по деревянным ступеням заведения и сели за ближайший стол.
        - Их надо не в городе искать, а в деревне, - заметил Всюси. - Устроить засаду возле дома лозоплетельщика.
        - А может, это не они водовызывающий дух создали? - не согласился Фью. - Очень уж дубина древняя на вид. Да и потом, что им в деревне делать? Там всё на виду. В городе легче затеряться. Они где-то здесь.
        - Но ведь нет же, сколько ни ищем.
        - Значит, плохо искали. После моих экспериментов эти беглые «кролики» приобрели такие способности, что могут даже в муху превратиться.
        Сказав это, академический завхоз ловко прихлопнул сидевшую на столе муху.
        - Возможно, это один из них, - ухмыльнулся он, смахнув на пол раздавленное насекомое.
        - Что же нам теперь, мух ловить? - пробурчал сердито папаша Всюси. - Времени нет. Как только экипаж карандашей придёт в себя и расскажет о встрече с землянами, мы пропали.
        - Не беспокойтесь, папаша, - заверил его Фью. - Из реанимации они выйдут не скоро. Мы за это время и космолёт вернём, и мальчишек схватим.
        - Хотелось бы верить, - нахмурился Всюси. - В противном случае тебя отправят перевоспитываться на какую-нибудь трагическую планету, а меня снимут с должности и посадят в дом для выживших из ума начальников.
        Тут к ним подошёл трактирный слуга, которого в те времена называли попросту половой.
        - Чего изволите? - склонился он в почтительном поклоне.
        - Чай давай, - заявил с восточным акцентом папаша.
        - Вай! Зачэм такой бистрий? - удивился Фью и ласково посмотрел на полового. - Каш хачу, грэчка котори. Ишо хачу телячи грудинка, перепелов на вертеле, икра - чёрный и красный, абязатэлно шляпки боровиков в луковая подлива.
        Он причмокнул губами и продолжил: - Ишо телячи язык отварены, и рак варёны. Потом, дарагой, сырник-блинчик, густой сметан в ковшик, печёный репка, брюква и пирог с весь какой есть начинка - картошка, мяса, гриб, капуста…
        Когда озадаченный половой отошёл, папаша Всюси вопросительно посмотрел на сына.
        - Ты что, не взял с собой энергетических палочек?
        - Отчего же, они всегда при мне.
        - Быть может, стряпня землян содержит больше энергии?
        - Тоже нет. Но наши палочки совершенно пресные, а тут такое разнообразие вкусов.
        - Г-мы, - удивился папаша и подумал, что неплохо бы и самому попробовать местной снеди.
        В этот миг до Фу-Фью донеслись головокружительные ароматы местной кухни, и он почувствовал, что может горы свернуть.
        - Сейчас я просканирую пространство и найду этих мальчишек, как миленьких, - заявил он решительно.
        - Ни в коем случае! - запротестовал Всюси.
        - Это почему же?
        - Потому что вспугнёшь. Уж если такой оболтус, как ты, может их обнаружить, то они тебя и подавно заметят. Кроме того, не забывай о моей козьей болезни.
        - Так бы сразу и сказали, - насупился Фью, - а то вспугнёшь, вспугнёшь.
        Интересно, - придвинулся он к папаше, - а почему у вас рога растут, когда я преобразовываю?
        - Аллергия, наверное, - потрогал папаша свою круглую голову. - Из-за этого у меня начинается ороговение кожи на голове. Такое дикое, что со стороны, кажется, будто рога растут.
        В это время половой вместе с хозяином трактира принесли заказ, и стол вмиг оказался заставленным блюдами с аппетитно дымящимися яствами.
        Прервав беседу, Фью сразу же взялся за гречневую кашу. Съел пару ложек и Всюси. Гречка папаше показалась необычайно приятной на вкус. Он съел ещё пару ложек, а потом ещё и ещё. После каши папаша перешёл на икру. Затем как-то незаметно отщипнул кусок от телячьей грудинки, наколол на вилку шляпку боровика, зачерпнул сметаны широкой ложкой… В общем, инопланетяне ели добрый час и так громко чавкали, что на них то и дело оглядывались сидящие в харчевне мужики. Когда же пришло время рассчитываться, Всюси открыл кожаный кошель и вынул золотой.
        - Кстати, - вспомнил он обладателя фиолетового фрака, который вручил ему червонец, - тебе не показались подозрительными те двое?
        - Князь с графом?
        Фу-Фью подумал и помотал головой: - Совсем не похожи - и ростом выше, и в плечах шире.
        Завидев деньги, к ним почтительно приблизился трактирный слуга.
        - Вазими, дарагой, - надменно посмотрел на него папаша и бросил монету на стол.
        Хозяин трактира, наблюдавший за купцами из-за стойки, удовлетворённо цокнул языком. Но едва заколдованная Шуркой монета ударилась о доски стола, голограмма не выдержала. Произошло обратное превращение и… На глазах изумлённых мужиков и не менее изумлённых пришельцев золото обернулось самым обычным камнем.
        - Ах, разбойники! - вскричал трактирщик. - Держи их, робята!!
        Не успели папаша и сынок глазом моргнуть, а на них уже навалилась целая ватага грубых землян.
        - Я же говорил, что это князь с графом! - свистнул по-инопланетянски Всюси, отбиваясь блюдцем от наседавшего на него полового.
        Получив чайным прибором по лбу, трактирный слуга временно отступил. А папаша вдруг сделал стойку, словно ищейка, почуявшая добычу, и даже подпрыгнул от радости.
        - Смотри! Смотри! - показал он. - Вот они, твои «кролики»!
        Фью глянул, и действительно - в харчевню входили князь Захарьевский и граф Леркендорф.
        - Сынок, - простонал Всюси, швырнув блюдце в назойливого полового, - сделай из них червяков. У меня и коробочка специальная имеется!
        Но сынку было уже не до чужих жизней - свою бы спасти. На него навалилось сразу трое дюжих крестьян. А четвёртый - сам хозяин трактира - держал за горло здоровенными ручищами.
        - Нэт такой прав! - хрипел, пытаясь вырваться, Фью. - Я подданный персидского шаха, купец третьей гильдии Абу-Фульдун!
        - Какой же ты купец?! Разбойник! - выкрикнул ему в лицо трактирщик и в горячке стукнул кулаком по квадратной физиономии.
        От удара у Фью произошло обратное преобразование, и он стал самим собой. Сие невиданное явление, похоже, и уберегло космического завхоза от серьёзной черепно-мозговой травмы. Увидев перед собой громадный спичечный коробок, изумлённый трактирщик отшатнулся. Потёр глаза, помотал головой, и чуда как не бывало. Инопланетянин тотчас вернул себе обличье персидского купца.
        В суматохе никто из землян, конечно же, не понял, что означает призывный свист шарообразного купчины. Один только Шурка побледнел и, прикрывая спиной друга, попятился к выходу. В следующий миг организм Всюси отреагировал на преобразование сына, и на лбу папаши проклюнулись и стремительно выросли козьи рожки. Мужики в страхе попятились.
        - Господи! Спаси и помилуй! - принялись креститься они.
        А сообразительный половой метнулся в красный угол за иконой Николая-чудотворца.
        - Стёпка, зови городового! - бросил трактирщик сыну-мальчонке, любопытная мордашка которого всё это время выглядывала из дверей кухни.
        - Караул! Грабят! - тотчас заверещал Стёпка, побежав к чёрному ходу.
        Между двух огней
        Схватив Леру за руку, Шурка попятился к выходу. Шаг, два… Вот они уже на пороге. Но тут в трактир ворвался городовой Игнат Батан. Впопыхах налетев на друзей, он буквально сбил Шурку с мысли, когда тот пытался вместе с Лерой вернуться в своё время. Видение харчевни задрожало, исчезло и в следующий миг снова вернулось на прежнее место. Правда, теперь это было не то питейное заведение, посреди которого мужики усердно тузили космических странников. Обеденные столы стояли совсем по иному. И во всём обширном зале не было ни одного гражданского лица - сплошь военные. Они ходили, оживлённо разговаривали друг с другом на каком-то непонятном, но странно знакомом языке, спорили, сидели за столами. Везде был ворох бумаг, топографические карты.
        - Дурацкий городовой! - ругался Шурка. - Не дал мне преобразование до конца доделать.
        - Тише ты, - шепнул Лера. - Куда это мы попали?
        - Два с половиной шага, а может, чуточку больше, - прикинул Шурка. - Скорее всего, 1812 год.
        - Значит, это французы, - только теперь догадался Лера, на каком таком знакомом-незнакомом языке говорят военные. - Оккупанты! Пойдём отсюда, пока нас в плен не взяли.
        Тотчас, словно по мановению волшебной палочки, им стало понятно, о чём разговаривают военные.
        - Продовольственные обозы давно отстали, - горячился один из них в форме майора егерей[121 - Егеря - подразделения лёгкой пехоты, обученные действовать в рассыпном строю.]. - Из-за недостатка провианта солдаты Великой армии уже грабят население.
        - Ну и поделом, - не согласился с ним драгун с серебряными эполетами капитана. - Разве вы не знаете, что местные крестьяне ловят и смертным боем бьют наших фуражиров, коих мы посылаем в деревни за сеном и овсом?
        - Надо, месье[122 - Месье - по-французски господин, мужчина, человек.], не причитать, - заметил на это другой капитан, который, судя по мундиру синего цвета, командовал гренадёрами[123 - Гренадёры - элита пехоты Наполеона.], - а давать в сопровождение фуражирам крепкую охрану.
        - Никакая охрана не убережёт от русских казаков, - подал голос из дальнего угла молоденький улан[124 - Уланы - наряду с гусарами род лёгкой кавалерии, вооружённой пиками, саблями и пистолетами.]. - Их летучие отряды рыскают повсюду. Чуть зазеваешься - они тут как тут. А ещё объявились поджигатели…
        Стараясь не привлекать к себе внимания, мальчишки бочком-бочком добрались до выхода и покинули харчевню. К счастью, офицеры были увлечены спором и не обратили внимания на двух господ в штатском. А если бы и обратили, то вряд ли стали задерживать. Мало ли местных помещиков приходило в те времена с прошениями. Одни жаловались на ограбление их поместий солдатами и убийства крестьян. Другие, напротив, просили прислать в их имения карательные отряды для усмирения взбунтовавшихся крепостных.
        - Похоже, французы в харчевне штаб устроили, - предположил Лера, когда они вышли на площадь и теперь стояли, оглядываясь и соображая, что предпринять дальше.
        Торговая площадь вся от края до края оказалась запружена наполеоновскими войсками. Тут находилась и кавалерия, и артиллерия, и пехота. Окружавшие их люди были совершенно разного роду-племени. В одном месте слышалась французская речь, в другом - немецкая, в третьем - польская, хорватская, испанская и даже румынская. Шурка с Лерой пошли через эту массу народа, пытаясь добраться до могилёвского тракта, ведущего к поместью Переверзевых.
        Когда до южной улицы оставалось не более десяти шагов, из харчевни-штаба выбежал коренастый полковник. Оглядел площадь, увидел друзей и ткнул в них пальцем.
        - Асандьер[125 - Асандьер (французское zincendiaires) - поджигатели.]! - заорал он что есть мочи. - Взять их!
        Потревоженные его криками, солдаты и офицеры стали беспокойно озираться в поисках того, на кого указывал штабист. Между тем, за полковником на площадь вышел шарообразный генерал, из-под шапки которого виднелся небольшой рог.
        - Да это же Фу-Фью со своим папашей, - догадался Лера. - Пропали мы.
        - Спокойно, - заверил Шурка и затянул его за ближайший фургон.
        - Асандьер? - вдруг спросил кто-то сбоку.
        Друзья в ужасе повернули головы и обнаружили перед собой одного из наполеоновских кавалеристов. Ещё чуть-чуть, и Лера наверняка сделал бы что-нибудь эдакое интуитивное. Но кавалерист его опередил.
        - Эгей, камрад[126 - Камрад (испанское camarada) - товарищ.], - подмигнул он лукаво и похлопал по боку одной из двух лошадей, привязанных к фургону. - Брать, камрад! Уходить! - и заговорщицки указал глазами на начало могилёвского тракта.
        Шурка с Лерой на миг оцепенели, не веря, что им помогает вражеский солдат.
        - Быстро! Быстро! - торопил тот.
        Времени на размышления не было. Взобравшись на лошадей, они - цок! цок! цок! - скорым шагом покинули площадь и скрылись за углом улочки. Но глазастый Фью их всё же заметил.
        - Догнать! Арестовать! В погоню! - злобно закричал он.
        И погоня не замедлила случиться. Когда Шурка с Лерой проскакали мимо подорожной часовни, сзади раздались выстрелы. Оглянувшись, они увидели, что вслед за ними из города вынесся конный отряд в полсотни сабель. Друзья пришпорили коней. Но погоня не отставала, а, наоборот, с каждой секундой становилась всё ближе. Когда впереди показался яблоневый сад Переверзевых, мальчишки поняли, что теперь они на самом деле пропали.
        - Что делать будем?! - крикнул в отчаянье Лера.
        - Преобразовывать! - отозвался Шурка. - Но я не могу так сразу, мне хоть немного времени надо!
        - Думай быстрее! - посоветовал ему, пригибаясь к лошадиной шее, Лера.
        И вовремя. В тот же миг выпущенная преследователями пуля сбила с его головы цилиндр.
        За поворотом дорога раздваивалась. Левая - уходила на сельцо. Правая - к помещичьей усадьбе. И вот оттуда нежданно пришла помощь. Ворота усадьбы распахнулись, и на конный отряд глянуло жерло лёгкой пушечки. Ещё миг, и она выстрелила в упор. Чугунное ядро угодило в гущу конников и, словно чудовищная палица великана, выбило из строя четверых всадников. Следом из-за ворот и ограды стали выскакивать русские солдаты вперемешку с мужиками. Мужики вооружены были преимущественно пиками и вилами.
        Нарвавшись на засаду, французские кавалеристы не успели остановить и поворотить разгорячённых коней. Как скакали, так и врезались в противника. Завязалась ожесточённая схватка.
        Под шум боя друзья свернули в сад, спешились и затаились в густых зарослях. С ужасом наблюдали они за короткой и отчаянной рубкой на развилке дороги. Русские, хоть и были плохо вооружены, дрались яростно, к тому же их было больше. Вскоре французов побили. Ни один из них не смог уйти обратно.
        - Господи! - перекрестился Шурка. - Разве можно людей убивать.
        - Это же враги, - слабо возразил Лера, который был поражён кровавым зрелищем не меньше друга.
        - Враги, - согласился Шурка, - но всё-таки люди.
        - Да, - поёжился Лера. - Про войну только в книжках красиво пишут. А на деле лучше бы её не было.
        Ермолай Четверть
        Неожиданно за их спинами послышались осторожные шаги. Мальчишки в страхе обернулись и увидели идущего к ним солдата. В руке неизвестный держал большой окровавленный тесак. Друзья разом схватились за шпаги.
        - Здравия желаю, - усмехнулся солдат, обтирая пучком травы грозное оружие, словно какую-нибудь обычную косу после сенокоса.
        - Здравствуйте, - ответил Шурка. - А вы кто? Вы наш?
        Неизвестный вложил тесак в ножны, одёрнул мундир и представился: - Ермолай Четверть, унтер-офицер[127 - Унтер-офицер - чин младшего командного состава в армии Российского государства до 1917 г.] драгунского полка. За Борисовом сражался с неприятелем в арьергарде[128 - Арьергард - военное подразделение, оставляемое для прикрытия отхода главных сил.]. Лошадь подо мной убило. Был взят в плен. Бежал. Ныне возглавляю разведку местного ополчения.
        - А вы, извиняюсь, кто такие? - прищурился он.
        - Князь Захарьевский, - снял треуголку Шурка.
        Лера, который благодаря меткой французской пуле остался без цилиндра, лишь склонил голову: - Граф Леркендорф.
        Услышав последнее, Ермолай более внимательно глянул на Леру.
        - Каких краёв будете? - поинтересовался он.
        - Граф английского подданства, - пояснил за друга Шурка.
        - Ес, ес, - закивал Лера.
        - А-а, - скривился Ермолай, - тады другое дело[129 - Англичане были самыми непримиримыми врагами Наполеона.].
        И поманил рукой.
        - Пойдёмте. Я вас до господина подпоручика проведу.
        Взяв под уздцы лошадей, которые, ничуть не испугавшись близкого боя, мирно паслись тут же в саду, мальчишки пошли за командиром ополченческой разведки. Проходя через место недавнего сражения, они старались не смотреть по сторонам. Ополченцы тем временем подбирали своих раненых и убитых, снимали с поверженного врага оружие, а их истерзанные тела волокли и складывали в придорожной канаве.
        - Чем же это вы француза прогневали? - поинтересовался Ермолай. - За вами двоими почитай полусотню отрядили.
        - Они нас называть «асандьер», - пояснил Лера.
        - Ого! - внимательно посмотрел на друзей командир разведки.
        - Что «ого»? - не понял Шурка.
        - А то вы не ведаете, - усмехнулся Ермолай. - Асандьеры наши жгут всё что ни попадя, абы супостату не досталось - и сено, и зерно, и деревни, и даже цельные города. Как русское войско отступает, так за ним выжженная пустошь тянется. А с боков француза ополченцы тревожат да простые крестьяне. Вот ужо и Смоленск по ветру пустили. А надо будя, и саму Москву сожгут. За энто французы дюже зверствуют на вашего брата, без разговоров на месте убивают. Вы ведь, верно, тоже чего-нибудь подожгли?
        - Ничего мы не жгли, - услышав о смертной казни без суда и следствия, поёжился Шурка, - только и успели на Торговую площадь выйти.
        - Много ли там неприятельского войска? - тотчас заинтересовался разведчик.
        - Да хватает, по всей площади стоят.
        - Кого более - пеших али конных? Сколько всего да по роду войск? Каково число пушек? - засыпал вопросами Ермолай.
        Шурка пожал плечами.
        - Да мы особо не приглядывались, - признался он, - некогда было. Если бы не один их кавалерист, мы бы и вовсе не выбрались.
        - Француз вам помощь оказал? - посмотрел пристально в глаза Шурке ополченец.
        - Ну да, - кивнул тот. - Говорит, камрад, уходи быстрей!
        - Камрад? А! - рассмеялся командир разведки. - Так энто гишпанцы[130 - Гишпанцы - то есть испанцы.]. Не по своей воле пришли. Наполеона люто ненавидят. Французы ихний Мадрид давно уж полонили. А гишпанцы всё одно не сдаются - бьют оккупанта, где можно, и плюют на офицеров, когда те ведут их на расстрел. На саму смерть плюют, желая родину свою от поработителя освободить.
        Миновав липовую аллею, они подошли к помещичьему дому.
        - Вы, господа, пока лошадей навяжите, а я о вас доложу, - посоветовал Ермолай и скрылся в дверях парадного входа.
        Оставив лошадей у ближайшей коновязи, друзья осмотрелись. Всё вокруг было прежним. Только барский особняк сильно обветшал, а парк напротив разросся и казался несколько неухоженным. Да ещё менял картину обширный лагерь ополченцев, расположившийся между особняком и Панским прудом. Командир разведки всё не возвращался.
        Между тем не только мальчишки осматривались, но и их весьма внимательно изучали любопытные крестьяне. Наконец, на крыльце появился Ермолай.
        - Поднимайтесь, господа, - пригласил он.
        - О, ес, ес, - заулыбался Лера.
        Услышав, что он говорит на иностранном языке, крестьяне заволновались.
        - Вы бы, граф, молчали перед мужиками, - посоветовал унтер-офицер. - Они ведь народ непросвещённый, разбираться не будут, француз вы вражеский, али союзный англичанин. Весьма скоры на расправу. Иной раз и я за ними не могу поспеть.
        Господин подпоручик
        Пройдя анфиладу комнат первого этажа, друзья поднялись на второй, стукнули в двери кабинета Марьяна Астафьевича и вошли. Спиной к ним за столом сидел согбённый годами старик.
        - Здравствуйте, - сказал Шурка.
        Лера, впечатлённый предупреждением Ермолая, промолчал.
        Старик встал, увидел Шурку, подошёл ближе, вглядываясь в его лицо, и заплакал.
        - Да что вы? Что вы? - испугался Шурка и от жалости к старику обнял его за плечи. - Будьте уверены, наши французов скоро выгонят. И полгода не пройдёт[131 - Отечественная война 1812 года длилась на территории Российской Империи чуть менее полугода: 12 (24) июня 1812 года наполеоновские войска переправились через реку Неман, а уже 8 (20) декабря 1812 года отрядом Дениса Давыдова был взят город Гродно.]. Только перья полетят. Честное слово.
        Старик утёр слезу.
        - А я ведь не потому, - отступил он на шаг от Шурки, глядя на него просветлённым взглядом. - Прощения хочу у вас, князь, испросить. Молод был, глуп, горяч. Простите Христа ради!
        В следующий миг он встал на колени. И тут друзья поняли, что перед ними не кто иной, как сам помещик Переверзев. Только теперь Марьян Астафьевич был старше себя прежнего на 26 лет!
        - Да что вы, в самом деле!
        Подхватив старика под руки, мальчишки усадили его в кресло.
        - А помните, - посмотрел Переверзев с улыбкой на Леру, - как я вам, граф, начисто продулся?
        - Ес, - кивнул смущённый Лера.
        - А вы, сударь, - посмотрел он на Шурку, - мне после всё вернули. Ведь нарочно, да? Я энто лишь затем понял. Сознайтесь?
        - Так и есть, - признался Шурка.
        - А я после кары Божеской, - поднял правую высохшую в кисти руку помещик, - ни одного крепостного не обидел и не продал. Оброк сделал мизерный. А иным хлебопашцам и вовсе вольную дал.
        - Это хорошо, - обрадовался Шурка.
        - И я полагаю, что хорошо, - обрадовался вслед за ним Марьян Астафьевич. - С единой душой мы в этот мир приходим. С нею одной и уйдём безо всего энтого, - обвёл он левой здоровой рукой окружавшие его вещи.
        - Ещё раз простите, князь, великодушно, - склонил он голову. - А за благостную весть нижайший поклон вам до земли.
        - За какую это? - наморщил лоб Шурка.
        - А за викторию над супостатом обещанную, - напомнил помещик. - Сие нам твёрдости придаст и духу боевого в годину тяжкую. Ведь Буонапарт сколько уж землицы нашей забрал и дальше на Москву идёт, окаянный. Но мы-то не желаем на милость врагу сдаваться. Гляньте, вот, в окно. Я ить из крепостных своих преотличное ополчение собрал. И пеших, и конных. Все, какие деньги были, на обмундирование да на вооружение пустил. Воюем помаленьку. Сам их на баталии вожу.
        - В ваши-то годы, - с уважением посмотрел на него Лера. - Тяжело ведь.
        - Семьдесят первый годок пошёл, - объявил не без гордости Переверзев. - Но отечество никогда не поздно защищать. А я к тому же боевой офицер и опыт немалый имею. Хотя, правду сказать, француз куда опаснее турка да татарина будет. Там восточная горячка да наскок, а здесь европейская хладность да стратегия.
        Тут за окном раздался гул голосов, и один тонкий и пронзительный покрыл все остальные.
        - Коим пик не досталось, - кричал он, - бери вилы! Коим вил нету - бери топоры! Кои без топоров - вооружайся дубинами!
        Шурка выглянул в окно, чтобы посмотреть, кому предназначено столь примитивное оружие. На лужайке перед особняком стояла толпа людей, одетых в самое простое крестьянское платье.
        - Сии не мои, пришлые, - пояснил Марьян Астафьевич.
        - От соседей, а то и далее. Помещики-то ведь не все по моему примеру поступают. Многие полагают, что Наполеон намерен холопов от крепостного права освободить и супротив них поднять. Потому и празднуют труса - подались в бега, а крестьян своих бросили на произвол судьбы. Вот они к моему ополчению и примкнули.
        Тут старик-помещик прикрыл глаза.
        - Простите Христа ради, - устало вздохнул он.
        Увидев, что Переверзев задремал, Лера поманил Шурку в сторонку.
        - Что это он всё извиняется перед тобой? - спросил он шёпотом.
        - Не знаю, - пожал плечами Шурка. - Может, что-нибудь плохое мне сделал?
        Лера почесал затылок.
        - Странно, - задумался он. - Мы ведь ничуть не постарели за это время, а он даже не удивился и разговаривал с нами, как будто мы…
        Лера запнулся и со страхом посмотрел на друга.
        - Как с привидениями, что ли? - не понял Шурка.
        - Как с душами умерших, - поправил Лера и пощупал хорошенько всего себя. - Во, блин! Поэтому он тебя и благодарил за предсказание победы над Наполеоном.
        В этот момент Переверзев громко всхрапнул и затих.
        - Чего это он? - испугался Шурка.
        Французские шпионы
        Помещик по-прежнему сидел в кресле, но в какой-то совершенно неудобной позе. Друзья вначале подумали, что он умер. Но потом увидели, что Марьян Астафьевич счастливо улыбается, и успокоились. Решив его не будить, они спустились в гостиную. Надо было обстоятельно подумать и решить, что делать дальше.
        - А барин где? - встретил их в гостиной Ермолай.
        - Барин есть крепко-крепко бай-бай, - приложил к щеке сложенные вместе ладони Лера.
        Проводив нехорошим взором ангельского графа, командир ополченческой разведки поспешил на второй этаж. А друзья, обсуждая варианты возвращения, вышли во двор.
        - Почему нельзя прямо отсюда в 1786 год вернуться? - допытывался Лера.
        - Лучше это сделать в харчевне, - убеждал Шурка. - Иначе можно окончательно запутаться. Мы и так сюда попали не из отправной точки.
        - Что за точка такая?
        - Там, где мы по времени первый раз прошли, - пояснил Шурка. - На школьном дворе.
        - А, - понял Лера, - теперь она в яблоневом саду.
        В этот момент на крыльце особняка показался Ермолай.
        - Робяты!! - закричал он страшным голосом. - Хватай шпионов! - и точно так же, как недавно Фу-Фью, указал пальцем на друзей. - Они барина отравили!
        - Лови отравителей! - тотчас всколыхнулось всё войско. - Держи иродов!
        - Ё-моё! - ужаснулся Лера. - Марьян Астафьевич на самом деле помер. Попросил у тебя прощения и помер.
        Но Шурка только рукой махнул. Не до рассуждений было. Со стороны лагеря к ним бежали с пиками наперевес ополченцы. Слава Богу, что за разговором друзья подошли к самой коновязи. Вспрыгнув одним махом в сёдла, они что есть мочи пришпорили коней и стремглав помчались под сенью липовой аллеи.
        - Куда?! - спросил Лера, когда они вынеслись из ворот.
        - В сельцо! - отозвался Шурка.
        Но вражьи кони, не слушая малоопытных седоков, повернули не направо к сельцу, а налево в уездный город, где их исправно кормили и разговаривали с ними на родном французском языке. После этого уж нигде решительно нельзя было укрыться. С обеих сторон дороги тянулись бесконечные поля. Позади - скакала новая погоня. Впереди поджидал неприятель, встреча с которым не обещала ничего хорошего.
        - Теперь нам точно крышка! - закричал Лера, увидев за поворотом французский караул.
        Но тут друзьям в очередной раз повезло. Жаркое июльское солнце к тому часу переместилось к югу и теперь не давало караульным противника рассмотреть толком, кто именно приближается. А так как в сторону поместья недавно пронёсся конный отряд, то французы решили, что это возвращаются свои.
        Проскочив мимо неприятельских караулов, мальчишки попытались остановить лошадей, но те, как говорят, понесли. Единственное, что оставалось, так это покрепче держаться в седле и ждать, пока разгорячённые животные, наконец, не устанут и не остановятся сами. К сожалению, ни времени, ни места для этого не было.
        - Шурик, колдуй, давай! - снова закричал Лера. - Сейчас улица кончится и мы прямо на французов нарвёмся!
        Представив гущу неприятельского войска, в которое они вот-вот врежутся на полном ходу, Шурка содрогнулся. Но как ни старался сделать преобразование, у него ничего не выходило. То ли волновался, то ли мешала бешеная скачка. Секунда, другая - улица расширилась, и друзья вынеслись на Торговую площадь. Шурка от ужаса зажмурился и сжался в комок, ожидая, что лошадь тотчас наткнётся на препятствие, и он вместе с ней полетит вверх тормашками. Но лошадь, не снижая скорости, мчалась дальше. Похоже, фортуна в тот день, действительно, была всецело на стороне мальчишек.
        И маршал, и король
        Открыв глаза, Захарьев с удивлением обнаружил, что вражеские войска выстроены строгими линиями по двум сторонам площади, а они с Лерой скачут между ними, будто какие-нибудь особо важные персоны. Французы ничуть не удивились появлению двух несущихся во весь опор всадников. С минуты на минуту ожидался выезд одного из наполеоновских маршалов - Иоахима Мюрата. Мюрат командовал всей кавалерией Наполеона, а по совместительству был ещё и королём неаполитанским. Войска, ожидающие смотра, приняли Шурку с Лерой за королевских курьеров. Неузнанные, мальчишки миновали почти всю площадь и уже готовы были исчезнуть в уходящей на Полоцк улице. И вот тут показался Мюрат. Во главе своей свиты он выехал из-за крайнего квадрата, составленного из польских улан. На короле был надет гусарский[132 - Гусары - легковооружённые всадники, отличались характерной одеждой: кивер - высокая цилиндрическая шапка с козырьком, ментик - меховая накидка, доломан - короткий мундир, рейтузы, сапоги. Все гусары брили бороды и носили усы.] мундир, осыпанный драгоценными камнями. На голове шляпа а ля Генрих IV[133 - Шляпа а ля Генрих
IV - фетровая шляпа с широкими полями, одно из которых было загнуто кверху.] со множеством разноцветных перьев, которые были пришпилены бриллиантовой кокардой. Шурка, скакавший чуть впереди, пронёсся мимо, а лошадь Леры грудь в грудь столкнулась с маршальской лошадью. От сокрушительного удара животные повалились наземь, а наездники вылетели из сёдел. Но если маршал, задрав ноги и потеряв свою великолепную шляпу, полетел назад, то Лера по инерции полетел вперёд, где и плюхнулся точнёхонько на Иоахима, хорошенько припечатав его к мостовой. От такого воздействия на свою королевскую фигуру неаполитанский монарх даже хрюкнул от возмущения. Мгновение он пялился в обесцветившиеся от страха глаза Леры. А после дико заверещал: - Расстрелять тупицу!
        Мюрат кричал по-французски, но Стопочкин понял его даже раньше, чем сами французы. В следующий миг неведомая сила подхватила Леру за шиворот и бросила на спину свежей маршальской лошади. Ещё мгновение, и та рванула с места в карьер, словно реактивная. Не успел неприятель глазом моргнуть, а неизвестный уже скрылся за углом северной спасительной улицы.
        В погоню за «тупицей», которого приказал расстрелять сам маршал, бросились вначале польские уланы. За ними баварские драгуны. А после и французские кирасиры[134 - Кирасиры - в переводе с французского буквально латники, род кавалерии, одетой в лёгкие доспехи - кирасы.]. Едва только последние втянулись в улочку, на площадь с противоположной южной стороны ворвались ополченцы Переверзева. В погоне за «отравителями» барина они смели караулы французов и решительно вступили в бой с их основными силами. Завязалась нешуточная баталия.
        Лера между тем весьма скоро нагнал ускакавшего вперёд Шурку.
        - Тпр-ру! - заорал он, ухватив его лошадь под уздцы.
        Стоило остановиться, как взмыленное от дикой скачки животное в изнеможении село на задние ноги. А затем и вовсе завалилось набок, из-за чего Шурка, словно кукольный, кувыркнулся в сточную канаву.
        - Ты что делаешь?! - выскочил он оттуда взъерошенный и весь в пыли.
        Но Лера не слушал. Спрыгнул с королевского седла и полез через плетень, который отделял улочку от густого сада.
        - За мной! - приказал он, увидев, что Шурка всё ещё не понимает, что надо делать. - Быстрей!
        Шурка не двигался с места. Спасла положение королевская лошадь. Напуганная стремительно приближающимся цокотом множества копыт, бряцаньем оружия и гулом голосов, она лёгкой рысью проследовала на север - прочь из города. Лишь тогда Шурка, наконец, опомнился и поспешил вслед за другом.
        Перебежав сад, они преодолели ещё одну ограду, а после ещё один сад и ещё одну ограду, и, наконец, укрылись в каком-то бревенчатом сарайчике, доверху набитом душистым сеном.
        - Смотри, - только тут заметил Лера, что Шурка опять одет в школьную форму. - У тебя обратное преобразование произошло.
        - У тебя тоже, - показал на него Шурка, устраиваясь на сене. - Это от падения.
        - Ну, да, - почесал рёбра Лера и прилёг рядом. - Если бы не этот расфуфыренный гусар, я бы себе все кости переломал.
        И он рассказал о столкновении на площади и о своём чудесном спасении.
        - У тебя, наверное, опять интуитивная защита сработала, - предположил Шурка и закрыл глаза, считывая имеющуюся поблизости информацию.
        - Ё-моё! - вышел он из транса. - Ты самого главного кавалерийского командира чуть не прибил. Он у Наполеона и маршал, и король одновременно. Теперь тебя по всему городу ищут.
        Словно в подтверждение его слов, где-то неподалёку раздалась гортанная немецкая речь.
        - А немцы что тут забыли? - удивился Лера.
        - Франция всю Европу завоевала, - напомнил Шурка. - Немцы Бонапарту тоже на верность присягали, сейчас против России воюют.
        Опять инопланетяне
        Шум и крики мало-помалу приближались к сенному сарайчику.
        - Бежим отсюда! - вскочил Лера.
        Шурка прильнул к щели между брёвнами. В соседнем дворе орудовали баварские драгуны, которые под видом поисков преступника откровенно грабили горожан.
        - Бежать нет никакого смысла, - не согласился Шурка. - Лучше в трактир вернуться.
        - Нас же схватят!
        - Не схватят, главное замаскироваться по-умному.
        Захарьев почесал затылок, что-то соображая, а потом неожиданно хлопнул друга по плечу.
        - Ты чего дерёшься?! - хотел обидеться Стопочкин и не обиделся.
        Вместо школьного пиджака на нём оказалась тёмно-синяя куртка с алым воротником. Вместо брюк - широкие белые штаны. А вместо кроссовок - башмаки.
        - Та-ак, - оглядел его Шурка. - Кивера не хватает.
        Выдернул из копны внушительный клок сена, свернул на манер гнезда и превратил в кивер. Это была цилиндрической формы невысокая шапка с козырьком. Украшали её зелёные шнуры с висячими «ракетками», жёлтый металлический значок в виде охотничьего рожка, а также тёмно-зелёный султан и трёхцветная кокарда. Всё это располагалась почему-то с левой стороны.
        - Ты ничего не напутал? - засомневался Лера.
        - Всё правильно, - заверил Шурка, - сейчас французские пехотинцы так и носят.
        Минут через пять преображённые мальчишки покинули сарайчик. Выбрались на ближайшую улицу и направились в сторону спасительного трактира. Но чем ближе подходили к Торговой площади, тем очевидней становилось, что там идёт настоящее сражение. До слуха всё отчётливей доносились стрельба, звон железа и яростные крики дерущихся.
        - Это ополченцы? - определил Шурка.
        - С пиками и вилами против регулярных войск? - не поверил Лера.
        Друзья в растерянности остановились. Тут из ближайшего дома выбежал французский офицер с саблей в руке.
        - Вы почему здесь? - спросил он, грозно тараща глаза. - Где ваши фузеи[135 - Фузея - кремневое ружьё.], дьявол вас побери?!
        Шурка только руками развёл - как же он забыл про оружие.
        - Поль! - крикнул тогда офицер в дом. - Выдай этим болванам из фузилерной роты[136 - Фузилерные роты - составляли основную массу пехоты. В их сомкнутых рядах принимали боевое крещение новобранцы-рекруты и, выжив, постепенно достигали положения солдат элитных рот - вольтижер и гренадёр.] оружие и гони на плац!
        Тотчас из дома вышел седоусый крепкого сложения гренадёр. Движения его были скупы и размеренны. Поль сунул мальчишкам по тяжеленной неимоверно длинной фузее.
        Взбодрил их по очереди добрым пинком и под дулом своей винтовки повёл в бой.
        На площади шло жестокое побоище. Французы, покорившие всю Европу, воевали умело и осмотрительно. Наши мужики, вовсе не знавшие военных правил, шли напролом, спасая себя единой природной смекалкой. Дрались они с такой лютой ненавистью, что будь неприятель чуть менее опытным, давно бы дрогнул и побежал. В общем, здесь творился ад кромешный. В месиве человеческих и лошадиных тел трудно было разобрать, где свой, а где чужой. Ошеломлённые мальчишки невольно присели.
        - Вперёд, трусы! - гаркнул на них Поль и в тот же миг упал, сражённый пулей.
        Вторая пуля сбила с Леры войлочный кивер, который от сильного удара стал прежним клоком сена. Ещё одна пуля выбила из рук Шурки ружьё.
        Отбежав под прикрытие ближайшей торговой лавки, друзья огляделись. Только теперь они заметили группу стрелков, засевших на противоположной стороне площади. Командовал ими унтер-офицер Ермолай Четверть.
        - Бей по шпионам! - кричал он, указывая на них. - Стреляй отравителей!
        И мужики довольно кучно били по Шурке с Лерой, вынуждая отступить, а после и вовсе залечь.
        - Ёлки-палки! - возмутился Лера. - Эти ненормальные нас точно пристрелят!
        Шурка снова почесал затылок.
        - А давай лавку вроде щита используем, - предложил он.
        - Как вместо щита? - не понял Лера.
        - А так - главное, чтобы она всё время между нами и ополченцами была. Мы тогда под её прикрытием до самого трактира доберёмся.
        Лера с такой идеей охотно согласился. Определив прямую линию, на которой ополченцы были точкой А, торговая лавка - точкой В, а они сами - точкой С, мальчишки, энергично орудуя локтями, поползли к противоположному краю площади. План Шурки всем был хорош. Одного он не учёл - множества препятствий в виде опрокинутых телег, лошадиных и человеческих трупов. Но самое страшное зрелище представляли раненые. Животные призывно ржали и бились на земле - одни в предсмертной агонии, другие - тщетно пытаясь подняться на перебитые ноги. Искалеченные воины - свои и чужие - кричали от дикой боли, покрепче духом - скрежетали зубами. Стонали умирающие…
        При виде этих немыслимых страданий, Лера вдруг вспомнил и понял, почему его бабушка Анисья Николаевна с улыбкой встречала все житейские невзгоды, оправдывая свой вечный оптимизм одной единственной фразой: «Лишь бы не было войны». Она-то войну видела, она-то знала, что это за подлая штука.
        Наткнувшись на тяжело дышащую и, судя по всему, умирающую лошадь, Шурка даже заплакал от жалости. Забыв об опасности, он свернул с намеченного курса и погладил несчастное животное по вздрагивающей шее. Лошадь скосила на него свои добрые испуганные глаза, словно спрашивая: «За что меня так? Я ведь исправно служила людям, а они меня взяли и застрелили».
        - Что же они делают! - закричал тогда гневно Захарьев и, забыв всякий страх, вскочил на ноги и потряс кулаком. - Что же они убивают всех вокруг себя!
        Над ним тотчас засвистали пули. И если бы не Лера, который повалил друга наземь, не миновать Шурке доброй порции свинца. Дальше было ещё хуже. Увидев израненного ополченца, друзья поспешили к нему на помощь, совершенно позабыв, что на них форма французских фузилеров. Стоило им приблизиться, как ополченец с перекошенным от ненависти лицом, преодолевая боль, выхватил здоровенный палаш и едва не зарубил их. Напуганные мальчишки рванулись прочь и снова попали в поле зрения Ермолая.
        - Вот они, шпионы! - закричал унтер-офицер.
        Мужики взяли ружья наизготовку. Ещё миг, и друзья пали бы под градом пуль. Но произошло невиданное - деревянное строение незаметно скользнуло в сторону и героически приняло на себя весь ружейный залп. В горячке боя никто не заметил, что лавка сдвинулась. Ополченцы поняли только одно - «отравители» пытаются их перехитрить. Тогда они взяли вправо. Но и торговое заведение, которое, очевидно, исполняло интуитивные пожелания Леры, переместилось вправо. И вновь это осталось незамеченным. Унтер-офицер Четверть и его подчинённые решили, что отравители их барина, как всякие шпионы, просто невероятно ловкие и изворотливые.
        Под прикрытием лавки Шурка с Лерой благополучно преодолели половину пути. Но когда до трактира осталось всего ничего, над ними опять засвистали пули. Что за чёрт?! Прижавшись к холодной брусчатке, друзья замерли. А когда стрельба немного поутихла, приподняли головы и увидели, что нижние окна трактира ощетинились ружьями и что стрелками во французском штабе командует коробчатый Фью в форме наполеоновского полковника.
        - Что теперь делать? - обернулся Шурка.
        - Надо этого инопланетного коробка в стаю канареек преобразовать, - предложил Лера. - Посмотрим, как он тогда приказы будет отдавать. А то раскомандовался тут.
        - Без прямого контакта не получится, - вздохнул Шурка. - Давай лучше в 1786 год вернёмся.
        - Ты же говорил, что только из трактира можно.
        - Придётся рискнуть, иначе нам хоть так, хоть так крышка. Со всех сторон бьют.
        Возвращение и ловушка
        Мальчишки прижались друг к другу, зажмурились и приготовились к переходу. Прошло пять секунд, десять, полминуты - никаких изменений. Вокруг по-прежнему гремел бой. Лера, наконец, не выдержал и открыл глаза. К своему удивлению он обнаружил, что на площади идут мирные торги, и нет никакого кровопролития. Между тем битва грохотала с прежней силой.
        - Шурик, - толкнул он тогда друга, - у меня, наверное, крыша поехала.
        Шурка тоже открыл глаза и тоже помотал головой.
        - Это накладка звуковая, - сказал он, морщась. - Из-за того, что не в том месте вернулись. Небольшая форточка во времени осталась.
        - Долго она ещё будет сквозить?
        - Кто её знает, - пожал плечами Шурка, - может, полчаса, а может, сутки.
        Постепенно стрельба, звон железа и яростные крики дерущихся становились тише.
        - Ага, - заметил Лера, - закрывается форточка.
        В это время мимо проходила барышня. С изумлением и испугом в лице обошла она распростёртых на мостовой молодых людей, поражаясь их видом и затухающими, но всё ещё ужасными звуками невидимого сражения. Только тогда друзья вспомнили, что на них мундиры французских пехотинцев. Не мешкая, они укрылись между торговых лавок, которых, казалось, никакое время не берёт.
        - Преобразовывай быстрее, - торопил Лера, - а не то нас опять за шпионов примут.
        Звуки боя к тому времени исчезли окончательно. Лишь призывные крики торгового люда разносились над уездной площадью. Но после пребывания в грозном 1812 году они показались друзьям сладкоголосой песней. Не опасаясь более получить пулю в затылок, Шурка без особого труда вернул себе и Лере прежние дворянские наряды.
        Выбравшись на открытое пространство, мальчишки увидели озадаченного их появлением кучера.
        - Ты чего, Прохор, уставился? - спросил Шурка, заметив его недоумённый взгляд.
        - Помилуйте, Александр Евтухович, - почесал затылок тот. - Токмо-токмо вы в трактир вошли, а уж тут подле скобяной лавки пребываете за сотню шагов. Как такое быть могет?
        Вспомнив, что он английский граф, Лера принял высокомерный вид.
        - Пить водка меньше надо, - заметил он.
        - Упаси Боже, - перекрестился Прошка. - С третьего дня ни капли в рот не брал.
        - Сие есть после питейный синдром, - стоял на своём Лера. - Пить водка ты в среду, а бес тебя ныне кружит.
        Кучер сокрушённо помотал головой. Перекрестился на церковь, затем на костёл, а подумав, положил поклон виднеющейся из-за купеческих домов крыше синагоги.
        Шурка между тем внимательно наблюдал за трактиром, из дверей которого доносились приглушённые расстоянием крики.
        - Фу-Фью с папашей вернулись, - сообщил он шёпотом.
        - Срочно едем в яблоневый сад, пока они не очухались, - прошипел в ответ Лера, сердито дёргая друга за рукав.
        Шурка с сожалением посмотрел по сторонам. Он понимал, что Лера абсолютно прав, и что им давно пора вернуться в своё время. Но от мысли, что он бросит Варю на произвол судьбы, становилось не по себе. Уж очень хотелось освободить крепостную девушку из неволи. А кроме того, повезти на бал, как сказочную Золушку. Что делать? Как быть? Шурка в очередной раз с тоской оглядел площадь. В это время к центральному зданию присутственных мест подъехал шикарный кабриолет[137 - Кабриолет - лёгкий одноконный двухколёсный экипаж с одним сиденьем без козел.].
        - Кто это такой важный? - спросил Захарьев, показывая на выходящего из кабриолета дородного мужчину в светло-синем мундире.
        - Так энто и есть городничий, - пояснил Прошка и зачем-то вновь перекрестился. - Евграф Андреевич - Поехали, - дёргал за рукав Лера.
        Шурка не поддался, его вдруг осенила шальная идея. Отправив кучера к экипажу, он затянул Леру обратно между торговыми лавками.
        - Крутанись, - попросил.
        - Нет, - упёрся Лера. - Уходим, пока Фу-Фью нас опять по клеткам не рассадил.
        - Лерчик, - сделал страдательное лицо Шурка, - ну, крутанись, пожалуйста, нет времени тебя уговаривать.
        Лера нехотя обернулся вокруг своей оси и тотчас превратился в квадратного Абу-Фульдуна.
        - Сдурел ты, что ли?! - испугался он.
        Но Шурка уже и сам стал шарообразным Ибн-Ватутой. Теперь друзья ничем не отличались от персидских купцов. Может, только ростом были чуть повыше и не такие упитанные.
        - Ну и зачем это? - насупился Лера.
        Шурка не ответил. Взял под руку и повёл к подъезду местной администрации, в который только-только вошёл городничий.
        - Иди рядом и делай, как я, - наставлял он.
        Далее действия развивались, как в каком-нибудь крутом боевике. Дважды лжеперсидские купцы наглым образом ворвались в святая святых - кабинет городничего.
        - Вам чего угодно, господа иноземцы? - окинул их хмурым взглядом Капищев.
        - Пентюх! - крикнул ему Шурка. - Телепень! Эфто я тебе говорю, персидский купец Ибн-Ватута!
        Услышав такое, Лера на миг оторопел, но тотчас решительно поддержал друга.
        - Байбак! - добавил он, высунувшись из-за Шуркиного плеча. - Эфто я тебе говорю - персидский купец Абу-Фульдун!
        Лицо Евграфа Андреевича пошло алыми пятнами.
        - Что-о?! - грозно встал он из-за стола. - Да как вы иноземные вороны, говорить так смеете с чином его Императорского Высочества?!
        - Смеем-смеем! - мерзко захихикал в ответ поддельный Ибн-Ватута и, недолго думая, схватил со стола чернильницу и запустил её в главу города.
        Чернильница больно стукнула городничего по носу и впридачу обильно оросила его новый с иголочки мундир.
        - Ах, ты рожа твоя персяцкая! - заорал тогда Евграф Андреевич и бросился на Шурку с кулаками.
        Мужчина он был видный, статный, и кулаки у него были будь здоров. Так, что Ибн-Ватуте, то есть Шурке Захарьеву, пришлось бы несладко. Но тут на помощь подоспел Лера-Фульдун и ловко, как его учил тренер по самбо, сделал Капищеву подсечку. Как подкошенный, тот рухнул на пол. Пользуясь временной беспомощностью главного уездного чина, коварные персы также неожиданно покинули кабинет.
        Из присутствия друзья вышли в своём прежнем облике - всё тот же князь Захарьевский и граф Леркендорф.
        - Ну и зачем было городничего бить? - поинтересовался запыхавшийся граф.
        - А затем, - ответил, отдуваясь, князь, - что он сейчас побежит персидских купцов искать, а когда найдёт, обязательно в тюрьму посадит.
        И верно. Только Шурка это сказал, как на крыльцо выскочил городничий в измазанном чернилами мундире.
        - Игнат!! - заорал он так, что на площади стало тихо. - Частного пристава[138 - Частный пристав - в России с 1782 года полицейская должность в городах, частный происходит от слова «часть», то есть полицейский участок.] ко мне!
        Городовой Игнат Батан бросился выполнять поручение и вскоре от съезжей избы к высокому крыльцу присутствия трусил пристав в сопровождении караула. Вытянувшись в струнку, полицейские некоторое время слушали приказания главы города. Затем пристав указал одному из подчинённых на трактир, другому на торговые лавки, а сам поспешил назад за подмогой.
        - Искать! - крикнул им вдогонку Евграф Андреевич. - Весь город, весь уезд перерыть, а энтих персов мне доставить, яко государевых преступников!
        - Всё! - весело хлопнул в ладоши Шурка. - Пропал Фу-Фью с папашей. Теперь можно и на бал ехать.
        Баба Кобза
        К вечеру бой затих. Поджигая город, где только можно, ополченцы отступили. Французские войска стали приводить себя в порядок, подсчитывать раненых, убитых и пропавших без вести. Тут-то к великому ужасу Фу-Фью и обнаружилось, что бесследно исчез его папаша. Плюнув на всякие предосторожности, космический завхоз просканировал пространство и вскоре отыскал Всюси далеко за городом, посреди непроходимого болота.
        Представив своего родителя увязшим по уши в зловонной, булькающей грязи, инопланетянин тотчас бросился во французский штаб. Там он назвался полковником Франсуа де Фью и потребовал себе в помощь хорошо вооружённых солдат.
        - Возьмите моих людей, - благосклонно разрешил драгунский капитан, узнав, что речь идёт о спасении генерала. - И торопитесь. Уверен, вашего патрона[139 - Патрон - хозяин, начальник, босс, (в данном смысле) непосредственный руководитель.] взяли в плен партизаны.
        Через пять минут Фу-Фью во главе небольшого конного отряда галопом скакал в сторону обширного дремучего леса. Пришелец очень торопился. Памятуя о драке в харчевне и о том, как ему без лишних разбирательств хозяин трактира стукнул по физиономии, он не без основания полагал, что местные мужики вполне могут лишить Всюси жизни.
        Между тем, папаша действительно угодил в плен и действительно сидел посреди непроходимого болота. Но в зловонной жиже он не вяз и никаких пузырей не пускал. Находился он на крохотном островке твёрдой земли в обществе бабы Кобзы, которую местные жители считали ведьмачкой. Доставил его туда сам Ермолай Четверть. Захватив французского генерала, начальник ополченческой разведки попытался получить от столь важного чина какие-либо военные сведения. Но папаша на контакт не шёл и вёл себя странным образом. Посему Ермолай вынужден был обратиться за помощью к болотной ведунье.
        - Вот, баба Кобза, - поставил он перед ней шарообразного Всюси. - Фрукт заморский попался, но, видать, от страха в разуме повредился. Ни на каковском языке не говорит. Токмо щебечет, как птичка Божья, да посвистывает. Нельзя ли ему мозги на прежнее место поставить?
        - Отчего же, могём и поставить, - кивнула баба. - Возвертайся завтра поутру, а голубчик энтот пущай у меня погостит.
        Оставив в подарок мешок с провиантом, унтер-офицер распрощался и уехал вместе со своими ополченцами.
        В лесу после их отъезда зависла тишина. Смеркалось. И в этом полумраке по болоту бесшумно двигалось с десяток неясных теней - то ли призраки, то ли люди. Охрану ополченцы не выставили. Кто бы мог подумать, что в столь поздний час - не заплутав в дремучем лесу, не сгинув в топком болоте, где даже мужики из соседних деревней не знали спасительных тропинок, - объявится вражья сила.
        Добравшись до жилища ведуньи, Фу-Фью шагнул через порог и едва не разрыдался, увидев своего папашу. Вид у Всюси был прямо-таки остолбенелый. Похоже, ведьма успела его хорошенько околдовать. Вытянувшись в струнку, инопланетянин застыл, словно изваяние. К тому же противная баба поставила его в угол вместе с мётлами как какое-нибудь заурядное орудие уборки. Так он и стоял неподвижно, упираясь затылком в стену, уставив остекленевшие глаза в затянутый паутиной потолок, где восседала дюжина пауков-крестовиков.
        Не успел космический завхоз осмотреться толком, как в комнату вошла сама баба Кобза. В руках она держала глиняный горшок, из которого исходил острый запах варева.
        - Прискакал, голубчик, - сердито пробурчала баба, ничуть не удивившись появлению незнакомца. - Коли не боишься колдовских чар, то седай - потолкуем.
        Но Фу-Фью разговаривать не пожелал.
        - Ах, ты старая карга! - выхватил он из ножен саблю.
        Да только знахарка не испугалась. Зыркнула зелёным глазом, и сабля вмиг согнулась пополам, будто сделана была не из стали, а из папиросной бумаги.
        Отбросив бесполезное оружие, Фью ринулся на ведьму с голыми руками. В ответ баба Кобза брызнула на него из горшка, и космический завхоз неожиданно повалился навзничь и вернулся в свой первозданный облик. Увидев вместо полковника громадный коробок, солдаты с перепугу схватились за палаши. Но ведунья будто наперёд знала, что должно произойти, и вновь брызнула варевом. Капли колдовского зелья упали наземь и зашипели, как стая гадюк, испуская невыносимый смрад. Ошеломлённые драгуны невольно зажали носы. Тогда баба топнула ногой и сердито плюнула в пол. Воздух мгновенно очистился, но…
        - Матерь Божья! - загнусавили разом солдаты, пытаясь отнять пальцы от зажатых носов.
        Всё напрасно, сколько французы ни дёргались, пальцы с носами не разъединялись.
        - Довольно ли вам, голубчики, али ещё желаете отведать моей юшки? - спросила их ласково ведунья.
        Французы, не знавшие по-русски ни бельмеса, поняли её тотчас и дружно затрясли головами.
        - Тады забирайте своего мусью[140 - Мусью - то же, что месье, по-французски господин, мужчина, человек.] и убирайтесь восвояси, - разрешила баба Кобза.
        Подхватив коробок, драгуны поспешили прочь из опасного места.
        Той же ночью они добрались до уездного города и всей гурьбой ввалились в армейскую больничку. Окружили плотным кольцом дежурного лекаря и принялись гнусавыми голосами просить немедленного хирургического вмешательства.
        - Я дрался в битве при Маренго[141 - В битве при Маренго французские войска одержали победу над австрийской армией(1800 год).], - заявил один из них. - Ходил в бой под Аустерлицем[142 - Под селением Аустерлиц французы нанесли сокрушительное поражение объединённым войскам России и Австрии (1805 год).]. В сражении при Иене[143 - В битве при Иене наполеоновские войска разбили армию Пруссии и вошли в Берлин (1806 год).] геройски бил пруссаков. Не могу же я после всего этого постоянно держаться за нос, как какая-нибудь нервная мадемуазель.
        - А мне через два часа в караул заступать, - ныл другой. - Как я буду фузею держать?
        Решив, что в армии началась пальценосозажимательная эпидемия, дежурный медик поднял на ноги всех врачей. Вместе с другими в госпиталь прибыл и личный лекарь неаполитанского короля, который слыл большим учёным.
        - Обыкновенный гипноз! - тотчас поставил он диагноз, выслушав внимательно, что произошло с драгунами.
        - Ну-ка, - поднёс учёный лекарь свечу к носу первого драгуна, - смотри на огонь. Считай до трёх. А теперь покажи, какой толщины баобабы растут на подворье твоей матушки.
        - Во-от такие преогромные, - забыв про нос, развёл широко руками драгун. - Только баобабы, доктор, в Америке растут. А у нас на юге Бургундии всё больше каштаны да сосны.
        - Ну, это уже не столь важно, - остановил его доктор. - Главное, рука с носом разъединилась.
        - А теперь ты, - поднёс он свечу к следующему горемыке. - Покажи-ка мне на пальцах, сколько будет два плюс три?
        Легко оторвав руку от носа, драгун растопырил пятерню.
        - Прекрасно, - перешёл лекарь к третьему солдату.
        С третьим ему пришлось повозиться чуть дольше. Далее разгипнотизирование пошло ещё медленней. А с самым последним драгуном доктор и вовсе едва справился.
        - Отчего это так? - удивился тот. - Я и здесь, и там замыкающим шёл - дальше всех стоял.
        - Хмы, - осмотрел пострадавших учёный лекарь и остановил взгляд на первом драгуне. - Вот скажи, что бы ты сделал с ведуньей?
        - Женщина всё-таки, - почесал тот небритую щеку. - Погрозил бы для острастки плёткой. В крайнем случае, обругал хорошенько, чтобы впредь не лезла в мужские дела.
        - А ты? - обернулся к самому последнему.
        - Разорвал бы в клочья! - не задумываясь, прорычал драгун.
        - Вот, - поднял палец королевский лекарь. - Вероятнее всего, сила колдовских чар зависит от силы злости. Чем больше в вас злобы, тем сильнее вы околдовываетесь. Теперь ясно?
        - С нами-то ясно, - дружно закивали драгуны. - А что с полковником делать?
        Увидев коробчатого полковника, доктор неаполитанского короля пришёл в неописуемый восторг.
        - Неординарный случай, - заявил он, обстукивая и прослушивая коробок со всех сторон. - Ух, какой невероятный! Феномен! Его срочно надо поместить в Парижскую академию наук для всестороннего обследования.
        Учёного лекаря можно было понять. У феноменального коробка в наличии были глаза, рот, уши, руки с ногами и прочие внешние человеческие признаки. Мало того, он дышал, а в груди у него билось настоящее сердце.
        Словно драгоценную вазу, очарованного Фу-Фью завернули в плащ, осторожно погрузили в карету на мягких рессорах и отправили по варшавскому шляху во Францию.
        В то же время папашу Всюси, будто какую-нибудь колоду, забросили на телегу с сеном и повезли по колдобинам смоленского тракта в глубину России. Ермолай Четверть справедливо рассудил, что раз противник так заинтересован в освобождении генерала, то генерал этот действительно знает нечто важное.
        Таким образом, почти в одно и то же время инопланетный завхоз и его папаша отбыли по двум диаметрально противоположным направлениям.
        Попались!
        В уездный город инопланетяне вернулись лишь зимой следующего года, когда на улице трещали крещенские морозы, а дороги стремительно заметала январская пурга. К тому времени Наполеон давно бежал из необъятных просторов Российской империи. Лихорадочно собирая войска по всей Франции, он надеялся дать решающее сражение армиям союзников[144 - Против наспех собранной новой французской армии выступили русские, австрийские, прусские и шведские войска.] и переломить ход войны. Но уж не за горами была битва под Лейпцигом[145 - 16 -19 октября 1813 года Наполеон потерпел поражение под немецким городом Лейпциг и после вступления союзников в Париж отрекся от престола.], а затем остров Эльба в Средиземном море, побег и знаменитое Ватерлоо[146 - После отречения Наполеона во Францию вернулись Бурбоны и эмигранты, желавшие вернуть своё имущество и привилегии. Это вызвало недовольство в обществе и армии. Узнав об этом, Бонапарт бежал с острова Эльба. Война возобновилась и через три месяца завершилась окончательным поражением Наполеона. Произошло это 18 июня 1815 года у бельгийской деревни Ватерлоо. Англичане
отправили Наполеона на остров Святой Елены в Атлантическом океане, где он и умер через 6 лет.]. Но это всё история, мы же вернёмся в уездный трактир.
        Встретившись, папаша с сыном первым делом крепко обнялись и расцеловались, как настоящие земляне. После чего заказали обильный обед и сели за тот же стол, за которым обедали в 1786 году. Только теперь на круглом лице Всюси красовались залихватские усы, могучее его тело плотно облегал простой казацкий чекмень[147 - Чекмень - однобортный верхний кафтан светло-синего цвета без пуговиц.], а лысину прикрывала меховая папаха. Фу-Фью, напротив, был одет по последней европейской моде - в щедро разукрашенный «костюм паризьен»[148 - «Костюм паризьен» - светский костюм времён Наполеона.] с какой-то совершенно крохотной детской шпагой на боку. Завитую его причёску и пышные бакенбарды прикрывала большая шляпа с перьями.
        Подавал им краснощёкий детина по имени Степан. В нём легко угадывался наследник того самого трактирщика, который некогда украсил коробчатую физиономию Фу-Фью внушительным синяком.
        - Где же ты пропадал так долго? - с укором спросил папаша, снимая папаху.
        - Меня болотная баба так околдовала, что я на полгода остолбенел, - пояснил Фью. - Ни один парижский медик не мог помочь. А затем, как объект неопознанной природы, был выставлен на обозрение в Лувре среди экспонатов отдела Древнего Египта.
        - А как вам удалось бежать из плена? - поинтересовался он.
        - Я и не бегал, - подкрутил ус Всюси. - Подал прошение о вступлении в российское подданство и был причислен к казачьему сословию по Оренбургскому Войску.
        - Так вы казаком стали? - удивился Фу-Фью и оглядел папашу с головы до ног. - А я-то думаю, что это за наряд на вас такой странный.
        В это время подошёл молодой хозяин трактира, и космический завхоз прервался.
        - Предлагаю вернуться в 1786 год на полчаса раньше точки ухода, - шепнул он, когда Степан отошёл за очередным блюдом. - Тогда мы и от драчливых мужиков избавимся, и «кроликов» схватим.
        - Ни в коем случае, - не согласился Всюси, поёжившись. - Не хватало опять к динозаврам попасть, как тогда, когда ты первый раз конец 18 века искал.
        - Год-то я верно указал, просто с эрами[149 - Эра - самое крупное хронологическое деление истории Земли. Различают Архейскую эру - продолжительность 900 млн. лет, Протерозойскую - около 600 млн. лет, Палеозойскую - 325 млн. лет, Мезозойскую - 115 млн. лет, Кайнозойскую - 70 млн. лет. Эры в свою очередь делятся на периоды. Так, Мезозойская эра, о которой упомянул Фу-Фью, делится на Меловый, Юрский и самый старый Триасовый период.] путаница вышла, - попытался убедить родителя Фью. - Вместо последнего периода Кайнозойской эры назвал Юрский период Мезозойской эры.
        Но тот твёрдо стоял на своём.
        - Бить будут, - напомнил тогда сынок.
        - Будут, - кивнул папаша, с наслаждением поедая целиком зажаренного гуся. - Но меня уже столько били, что одним разом меньше, одним разом больше - ничего не значит.
        Вспомнив о реакции Всюси на преобразования, Фью внимательно посмотрел на его лысину.
        - И с рогами вашими надо что-то делать, - напомнил он. - Из-за них мы опять в историю влипнем.
        - Не робей, сынок, - заверил папаша. - Я целых три месяца в станице прожил среди казаков. Ох, и лихие черти! Кому хош рога обломают.
        - Что же, они вас от аллергии избавили?
        - Нет, к сожаленью. Но стоит мне два раза топнуть, три раза хлопнуть, как рога сами по себе отваливаются.
        - Очень удобно, - заметил Фью.
        - Очень, - согласился Всюси. - Только расход кальция большой. Из-за его недостатка ноги кривеют и живот из штанов вываливается.
        - Надо больше молочных продуктов употреблять, - посоветовал Фью и, подозвав Степана, заказал папаше творожную запеканку…
        После этого инопланетяне ещё долго и вкусно ели. Когда же пришло время расчёта, мерзко хихикнули, показали трактирщику два длинных языка и растаяли в воздухе.
        - Ах, прохвосты! - воскликнул обманутый наследник.
        Но «прохвосты» в мгновение ока переместились на более чем четверть века назад и уж предстали перед очами его родителя. Здесь они тотчас с лихвой заплатили за неоплаченный обед и оскорбление ни в чем неповинного Стёпки. Ибо вернулись инопланетяне в ту самую гнусную минуту, когда их били, мяли, душили и крутили руки за спиной.
        Для мужиков 1786 года персидские купцы, понятное дело, никуда не исчезали. Только одежда на них чудесным образом изменилась, да у папаши Всюси выросли и тут же отпали рога.
        - А! - увидев это, радостно взвыл половой и ещё выше поднял икону с Николаем-чудотворцем. - Вишь, бесовское отродье, страшится святости!
        - Хватай! Вяжи! - зычно призывал хозяин трактира, выуживая из-под прилавка моток верёвки.
        Мужики навалились на персов с новой силой.
        - Нет такого права, пленных бить! - позабыв, что он не французский генерал, а персидский купец, возмутился папаша. - Я буду жаловаться атаману!
        Он, конечно же, имел в виду казачьего атамана. Но хозяин трактира решил, что речь идёт о предводителе шайки, которая в те годы грабила проезжий народ в окрестных лесах.
        - Ах, разбойник! - подскочил трактирщик к Всюси.
        Замахнулся своим пудовым кулаком, примерился, но ударил отчего-то не папашу, а его коробчатого сынка.
        На физиономии инопланетного завхоза во второй раз вздулся синяк. И снова под тем же глазом, по которому драчливый хозяин трактира стукнул его то ли полминуты, то ли полгода, то ли четверть века назад.
        - Я этого трактирщика сейчас в экспериментальную гусеницу превращу! - свистнул рассерженный Фью.
        - Не смей! - остановил его Всюси. - Иначе мы твоих «кроликов» вовсе не найдём!
        От бессилия и злости Фу-Фью даже зубами заскрипел. А после изловчился и двинул трактирщика сапогом в живот.
        - Ах, шельма! - воскликнул тот, отскакивая. - Где городовой?!
        Игнат Батан, казалось, только и ждал, чтобы о нём вспомнили. Тотчас возник в дверях трактира и принялся яростно дуть в свисток, призывая подмогу. Вскоре на шум и крики явился сам городничий с приставом и всей караульной частью. Увидев персов, Капищев прямо-таки засиял.
        - Попались, голубчики!
        И отвесил инопланетянам по оплеухе. Кладя мелкие частые поклоны, к Евграфу Андреевичу приблизился хозяин трактира.
        - Ваше высокоблагородие, - вывернув лицо, заглянул он в глаза городничему. - Нехристи заказ пребольшущий сделали, а сами желали поддельный золотой червонец всучить.
        - Ага! - воскликнул Капищев. - Ежели за мордобой вы повинны были под кнуты лечь, то теперича не миновать вам каторги!
        - Где червонец? - обернулся он к трактирщику.
        - Во! - передал тот камешек.
        Евграф Андреевич повертел голыш в руках и сердито засопел.
        - Ей-богу, был золотой, - перекрестился хозяин трактира и указал на посетителей. - Все, почитай, видели, как ихний червонец каменьем обернулся.
        - Вот кабы не это, - показал на измазанный мундир городничий, - я бы тебе, Васюк, в жизни не поверил. Но ить я и сам сегодни от этих персяков потерпел. Бешеные они, право.
        - И не говорите, - обрадовался трактирщик откровению главы города. - Они у нас тут и зубами скрежетали и свистали.
        После опросов очевидцев папашу Всюси и Фью препроводили в полицию.
        Дознание
        В тот же день городничий самолично присутствовал при допросе «бешеных персяков». Дознание вёл частный пристав по фамилии Бычь.
        - Откуда, господа иноземцы, к нам прибыли? - спросил первым делом глава городской полиции.
        - Моя твоя совсем не понимать, - пропел папаша Всюси.
        - А вы, милейший? - со всей любезностью обратился тогда пристав к Фью. - Вы какими языками владеете?
        Услышав это, инопланетный завхоз решил блеснуть своими достижениями в области языкознания, которые он приобрёл, облучив себя приборами космической академии.
        - Я знаю абхазский язык, - с важным видом заявил он. - Знаю австронезийский, арамейский, арабский, африхили, берберский, вьетнамский, древнеегипетский, зырянский, иврит, идиш, индийские языки и ещё десять тысяч других, включая узелковую письменность племени Майя.
        - Минуточку, - вмешался тут городничий и отошёл к стоявшему поодаль уже знакомому нам капитану-исправнику Азбукину.
        - Дай-ка мне, Симеон Романович, последнее донесение из Санкт-Петербурга, - попросил он.
        Прочитав донесение, городничий обернулся к Фу-Фью.
        - Шпрехен зи дойч[150 - Шпрехен зи дойч (немецкое sprechen zu deutsch) - вы говорите по-немецки.]?
        - Йа! Йа[151 - Йа (немецкое ja) - да.]! - охотно подтвердил тот и перешёл на немецкий язык. - Я очень хорошо говорю на всех европейских языках.
        - Так и есть, - сокрушённо посмотрел городничий на капитана-исправника, а затем на частного пристава. - Чистой воды масоны, на коих нам свыше указывают.
        Заложив руки за спину, он склонился над лжеперсами.
        - Что ж вы, ребятки, тута рыщете, какого рожна позабыли?
        - По купеческим делам, птицу певчую продаём, - захлопал рыжими ресницами Фью.
        - А сами-то какого роду-племени? - спросил сбоку пристав Бычь.
        - Подданные персидского шаха.
        - Впервые слышу, чтобы персидские купцы канарейками торговали, - посмотрел на городничего глава полиции. - Со времён Петра Великого сию живность к нам из неметчины возят.
        - Ах, вот оно что! - подскочил к арестантам отошедший было в сторонку Капищев. - Выходит, они не персы. И, верней всего, из самой Баварии прибыли, да токмо скрывают энто. А почему, извольте спросить?
        - Мы персидские подданные, - стоял на своём Фу-Фью.
        - Ну, энтот, судя по платью, точно немец, - указал на него пристав. - А сей, - посмотрел он на папашу, - в казацкие одежды разодет. Быть могет, из наших - христопродавец?
        - Ты кто таков? - склонился над папашей Евграф Андреевич. - Пособник? Предатель?
        - Моя твоя совсем не понимать, - крутил башкой Всюси.
        - Ну-ну, - выпрямился и посуровел городничий. - Выходит, о петербургской, московской, могилёвской, харьковской и прочих масонских ложах вы ничего не ведаете?
        - Впервые слышим! - приложил ладонь к груди Фу-Фью.
        - А разбойничаете по какой такой надобности? Для чего на представителя ея Императорского Величества, то есть на меня, напали, на нашу честь и достоинство покусились?
        - А ну, сказывай, коли велят! - подскочил к инопланетянам пристав и даже кулаком замахнулся.
        - Вай-вай! Зачем так сказал? - вдруг заговорил папаша Всюси. - Ми знать не знать, в какой такой сторона их высокий сераль[152 - Сераль - дворец в странах Востока.] есть.
        Услышав это, Евграф Андреевич побагровел от праведного гнева.
        - Выходит, - едва сдерживаясь, показал он на измаранный чернилами мундир, а после на опухший нос, - это не ваших рук дело?
        - Нэт, дарагой…
        - Молчать! - рявкнул тогда городской глава и затопал ногами. - Моим очам правду ищешь?! В Сибирь захотел?! Да я вас за одно токмо нападение на государственного чина плетьми угощу! А за подделку монеты и вовсе в каторгу упеку! Вы у меня кандалами до самого Сахалина звенеть будете! А ну отвечай, откуда и куда путь держите?!
        - Из Персии мы, купцы, - опять завёл старое Фью. - Канарейками торгуем.
        - Та-ак, - сердито передёрнул плечами городничий. - Значит, в пятнашки играть будем? Тогда пеняйте на себя.
        - Желательно поместить мерзавцев в холодную, - посмотрел он на пристава, а потом на капитана-исправника.
        - А вот и правильно, Евграф Андреевич, - поддержал его Симеон Романович. - Пущай посидят, поразмыслят над грешностью своей вольтерианской[153 - Вольтерианство - свободомыслие.].
        Когда персов увели, Евграф Андреевич задумчиво потёр подбородок.
        - Одно обстоятельство меня смущает, - признался он. - Напавшие на меня одеты были в восточные одежды. Теперь же на одном казацкий чекмень, а на втором и вовсе платье модного фасона. Быть может, в самом деле, не они?
        - Не извольте сомневаться, Евграф Андреевич, - откликнулся пристав Бычь. - Свидетели имеются. Уверяют, что во время драки одёжа на купчинах и переменилась.
        - Будьте уверены, - подтвердил и Симеон Романович, - среди ихнего злодейского брата такие ловкачи попадаются - подмётки на ходу рвут. А уж подменить что - для них плёвое дело.
        - А вот оказия! - хлопнул себя по лбу Азбукин. - Совсем запамятовал, на границе уезда задержан праздношатающийся молодой человек. Подозрительная личность. Тоже немало иноземных языков ведает. Прикажете привести? Быть может, они из одной шайки.
        - Непременно ведите, - согласился городничий.
        Вскоре в съезжую избу ввели молодого человека.
        - Садись, - указал ему на лавку капитан-исправник.
        Молодой человек сел.
        - Сколькими языками владеешь? - сходу подступил Евграф Андреевич.
        - Древнегреческим, латынью, гишпанским, немецким, аглицким, французским, - стал загибать пальцы подозрительный субъект.
        Но тут вперёд выступил пристав Бычь.
        - Позвольте, Евграф Андреевич, - попросил он, - провести дознание по всем правилам?
        Городничий отошёл в сторону, уступая место профессиональному дознавателю.
        - Какого сословия, как прозываешься и откуда путь держишь? - встал частный пристав напротив допрашиваемого.
        - Из семинарских. Прозываюсь Фёдором Дружининым. Имел неосторожность пешком пробираться из Москвы.
        - А вы часом не коллежский асессор Капищев? - вдруг повернул он лицо в сторону городничего.
        - Так и есть, - насторожился Капищев.
        Подозреваемый встал и поклонился Евграфу Андреевичу в пояс.
        - Поклон вам велели передать граф Нарышкин, - пояснил он. - Очень вас хвалили за усердие в градоначальном деле.
        - Алексей Васильевич? - удивлённо вскинул брови городской голова.
        - Он самый, - подтвердил Дружинин.
        - Так вы от него? - расплылся в улыбке городничий. - Что ж сразу не назвались? За какой надобностью к нам?
        - Прислан учителем в нарождающееся малое народное училище, - доложил молодой человек.
        - Знаем, знаем, - совсем разулыбался Евграф Андреевич. - Уже и устав оного получили. Аккурат к 22 сентября на день коронации государыни откроем кладезь познаний. Вот и домик для вас приготовили. Завтра же можно оглядеть.
        - А что сам Алексей Васильевич, где ныне? Небось, по империи разъезжают? Как и прежде, вместе с графом Воронцовым ведут ревизию присутственных мест?
        - И да, и нет. Ныне их превосходительство, помимо сенаторских забот, назначен членом Комитета о построении новых городов.
        - Эк-ка! - восторженно хлопнул в ладоши Капищев. - Что значит светлая голова - везде поспевает. А ведь они ещё и в Вольном экономическом обществе управляются.
        - И не токмо, - заметил учитель. - Помимо того, избраны членом Российского собрания при Московском университете.
        Перед балом
        Весь следующий день прошёл в приготовлениях к балу. С самого утра Марьян Астафьевич распорядился подготовить к выезду карету, что досталась ему вместе с имением от старой графини. Кроме того, горничной было наказано вынуть из шкафа лучший его мундир и вычистить, как следует.
        Фёкла Фенециановна тоже не сидела без дела. Во-первых, отрядила в город за булавками, заколками, гребешками да новыми лентами молодца Сеньку. А во-вторых, взялась вместе с девкой Афимьей пересматривать наряды, подбирая самые к сему случаю подходящие.
        - Барыня, - подошла к ней вдруг испуганная Афимья, - вы поглядите, чего деется.
        Переверзева глянула и обмерла. В руках девка держала платье, на подоле которого, словно на обычной лужайке, зеленела травяная поросль и наливались пурпуром пушистые цветки красного клевера.
        Мы-то знаем, что именно в этом платье противная коза пролизала дыру, и что Захарьев замазал её землёй. Судя по всему, земля до конца не преобразовалась и находившиеся в ней семена растений теперь дали всходы. Но ни барыня, ни тем более её девка об этом, конечно, и помыслить не могли.
        - Ах! - всплеснула руками помещица. - Да ведь сие от высокой чувственности к князю.
        - Неужто платье способно от воздыханий зацвесть? - покачала головой Афимья. - Энто тады настоящее чудо.
        - Надо полагать, - зарделась от удовольствия Переверзева. - Возможно, и они к нам подобные чувства питают.
        - Так и есть, - заверила девка. - Своими ушами слышала, как молодой князь вознамерился вас у Марьяна Астафьевича чрез карты отобрать. Да разве нашего барина обыграешь…
        Захарьев в это время сидел за столиком в овальной спальне и что-то усердно рисовал в тетради. Лера хотел посмотреть над чем он так старается, но Шурка сделал загадочное лицо и не показал. Обиженный недоверием друга, Стопочкин подался на конюшню и долго наблюдал, как Прохор готовит к выезду лошадей. Вначале кучер чистил их железным скребком, потом волосяной щёткой, а после обтирал влажной суконкой до совершенного блеска. Другой волосяной щёточкой он чистил головы и гривы, да так нежно, что будь на месте лошади какая-нибудь кошка, она бы замурлыкала от удовольствия. Глядя на его работу, Лере и самому захотелось поухаживать за лошадьми, но он не подал виду. Нельзя графу заниматься мужицкой работой, а не то все сразу поймут, что они с Шуркой никакие не аристократы. Когда лошади были вычищены до блеска, Прохор скрутил жгут из сена и стал им энергично растирать шею, плечи и ляжки животных.
        - Надобно кровь разогнать, - пояснил он, - чтоб огонь у них по жилам пошёл. Тады всякий конь птице уподобляется.
        - А, - понял Лера, - массаж для лучшей циркуляции крови и мышечного тонуса.
        Заглянув затем в каретный амбар, он нашёл там мастера Макара, который с обескураженным видом ходил вокруг старой графской кареты.
        Сломалось что-нибудь? - поинтересовался Лера.
        - Всё бы ничего, кабы не энто, - показал Макар на растрескавшуюся позолоту, покрывавшую дверцы кареты.
        - Где ж мне краски отыскать? Это к церковным малярам ехать надобно, а времени-то и нет, - развёл он руками.
        Лера подошёл ближе, потрогал позолоту, постучал ногтем по кузову кареты.
        - Чем это она покрыта?
        - Лаком, знамо дело, - пояснил Макар.
        - Лак прозрачный?
        Мастер утвердительно кивнул.
        - Тогда нет проблем, - заверил Лера. - Берёшь кусок бронзы, перетираешь на пудру, а потом смешиваешь бронзовую пудру с лаком.
        - Неужто будет подобно золоту? - почесал темечко Макар.
        - Ну, не совсем, - признался Лера, - но очень похоже.
        Тут к амбару подошёл Шурка, галантно раскланялся и отозвал графа в сторонку.
        - Лерчик, - шепнул он на ухо. - Ты с Переверзевыми на бал без меня езжай, я позже буду.
        - Что случилось? - испугался Лера и только тут заметил, что друг вооружён и шляпой, и хлыстом, а на боку висит шпага.
        - Ты куда это собрался? - насупился он.
        - К Варе.
        - Ага, - всё понял Лера. - Пойдёшь Золушку к балу готовить?
        - Тише ты! - шикнул Шурка. - Смотри, Переверзевым не проговорись. Скажи, фокусы новые готовлю.
        - Ладно, - лукаво подмигнул Лера, - осторожней там.
        Шурка творит чудеса
        Солнце коснулось верхушек деревьев, когда Захарьев добрался до подворья Лозовичей. На этот раз все они были в сборе. Сидели в избе на двух лавках вдоль длинного стола, на котором дымилось в большом пузатом чугунке густое варево. Во главе трапезы под иконой в красном углу восседал отец семейства.
        - Здравствуйте, - кивнул с порога Шурка.
        - И тебе, князь, не хворать, - ответил за всех Никифор Ворсанафьевич. - Нужда какая али так в гости зашёл? Да ты седай, отведай хлеба нашего крестьянского.
        Остальное семейство молчало, облизывая ложки, и смотрело на гостя во все глаза.
        - Спасибо, - прижал к груди ладонь Шурка. - Но мне Варя нужна. Хочу её на бал пригласить.
        От такого известия в избе стало шумно. Старшие дети зашептались, младшие захихикали, а мать Вари всплеснула в испуге руками.
        - Цыц! - встал из-за стола Никифор Варсанафьевич. - Ты, князь, чай, шутишь?
        - Нисколько, - твёрдо стоял на своём Шурка.
        - Выйдем, - Лозович взял с лавки картуз[154 - Картуз - мужской головной убор с жестким козырьком, неформенная фуражка.] и оглянулся на жену: - Снедайте без меня.
        Тотчас старшие, а за ними младшие полезли ложками в чугунок.
        Оказавшись во дворе, Лозович строго посмотрел на гостя.
        - Нешта ты, князь Александр, не то удумал, - заявил он, подкручивая ус. - Негоже крепостной девке, пущай даже она и красотой взяла, в панском обчестве обретаться. Да и скажи мне - в чём ей на энтот бал ехать? Али ты с неё уж мерку снял да обнову выправил?
        Судя по всему, хозяин собирался крепко ругаться, и, чтобы этого не допустить, Шурка тут же перехватил инициативу.
        - А вы Варю позовите, и я вам всё покажу, - предложил он.
        - Ишь ты, - сердито покосился на него Никифор Ворсанафьевич, но дочку позвал.
        Девушка вышла, отряхивая подол, и встала в сторонке, вопросительно поглядывая то на хмурого отца, то на улыбающегося гостя. Шурка поднял с земли обронённую кем-то веточку сирени и стукнул легонько Варю по рукаву домотканой одежды. Мгновение - и Лозович в изумлении отшатнулся. Перед ним по-прежнему стояла его дочь. Но надето на ней было ослепительно белое платье, каких, пожалуй, в уезде у самых знатных дам нет.
        - Ну, князь, - покрутил головой он. - Слов нет, какую науку ты ведаешь.
        Шурка тем временем дотронулся до Вариных лаптей, и они превратились в хрустальные башмачки с золотыми застёжками. Не успел Лозович подивиться новому превращению, а уж князь одним движением руки сделал его дочери причёску такой великолепности, что словом не опишешь. Напоследок Захарьев зачерпнул пригоршню воды из стоящей у крыльца бочки и брызнул на Варю. Едва капли воды упали на платье, как тотчас превратились в россыпь сверкающих бриллиантов. Драгоценные каменья украсили бальное платье сверху донизу, сделав его ещё ослепительнее.
        - Ай-яй-яй! - схватился двумя руками за свои усы Лозович. - Как же сие возможно?
        Шурка придирчиво оглядел девушку, красота которой теперь стала просто божественной.
        - Чего-то не хватает, - наклонил он голову набок.
        - Энто, как его, - забыв в замешательстве нужные слова, поскрёб себя пальцами по кадыку Никифор Ворсанафьевич.
        - Шея дюже голая, - наконец нашёлся он.
        - Точно, - согласился Шурка. - Ожерелье надо.
        - Есть у вас бусы? - посмотрел он на Варю, а после на её отца. - Или хотя бы верёвочка?
        Лозович не заставил себя ждать и достал из-за пазухи простенькие детские бусы, которые сделал для младшенькой дочки из вишнёвых косточек.
        - Подойдут ли?
        - Ещё как, - обрадовался Шурка.
        Как только он опоясал Варину шею вишнёвыми косточками, они превратились в сверкающие драгоценными гранями розовые топазы.
        - Ай, волшебник! - крутил головой Никифор Ворсанафьевич. - Истинно, волшебник!
        Потрясённая не менее отца, Варя только глуповато улыбалась и смотрела на Шурку завороженным взором.
        - Всё, - взял он девушку за руку, - мы готовы.
        - Погоди-ка, князь, - остановил его Лозович. - Дай слово, - потребовал он, - что не обидишь мою дочь.
        - Слово чести, - гордо выпятил грудь Шурка.
        - Ну, тады ладно, - сник плечами Никифор Ворсанафьевич.
        Помолчал секунду-другую, а затем стал смотреть по сторонам и даже на цыпочки привстал, пытаясь разглядеть нечто за воротами.
        - А на чём же вы до балу поедете? - наконец, поинтересовался он. - Нешта не видать экипажу вашего.
        - Вы, наверное, сказку о Золушке не знаете, - вздохнул Шурка.
        - Не знаю, - признался Лозович. - Хотя… Не та ли эта девчушка, которая у нас Замарашкой прозывается?
        Захарьев пожал плечами.
        - Золушке добрая фея помогала: карету из тыквы сделала, хрустальные туфельки подарила…
        - Так это и есть наша Замарашка! - обрадовался Никифор Ворсанафьевич.
        Потеребил в раздумье ус. Вспомнил, о чём говорилось в сказке о Замарашке, и понимающе подмигнул Шурке.
        - Николка, Ванька! - крикнул в избу.
        На крыльцо выскочили два мальчугана, старшему из которых было не более восьми лет.
        - Ну-ка, сынок, - потрепал младшего по русой голове Никифор Ворсанафьевич, - неси из подпола ловушку. Мышаков там, полагаю, не счесть. Почитай, два дня не проверяли.
        - А ты, Ванюша, - посмотрел на старшего, - волоки из-за хаты гарбуза. Да не жалей - бери самый знатный.
        Вскоре перед Шуркой были поставлены тыква и старый треснувший жбан, в котором копошилось с десяток мышей.
        Сначала Захарьев взялся за овощ. Из крупного жёлтого плода получилась великолепная золотистая карета с мягким замшевым сиденьем для кучера и запятками для ливрейных лакеев.
        - Теперь, - показал Шурка на жбан, - доставайте по одной мышке и, как только я дотронусь до неё, отскакивайте в сторону.
        Наклонившись над жбаном, Лозович исхитрился и поймал одного из грызунов за хвост. Захарьев взмахнул сиреневой палочкой, и мышь тотчас превратилась в могучего красавца коня. Произошло это так быстро, что Никифор Ворсанафьевич не успел последовать совету Шурки и был опрокинут наземь.
        - Ох, ты, - поднялся он с кряхтеньем и удивлённо оглядел мышиного цвета животное. - Вот энто мышак! Всем мышакам мышак!
        Следом в таких же могучих коней были превращены ещё пять грызунов. Когда Лозовичи впрягли всю шестёрку в карету, Шурка заглянул в жбан и недовольно скривился.
        - Кучера надо, - пояснил он. - Но из мыши кучер - ерундовый. Крысу бы раздобыть.
        Никифор Ворсанафьевич почесал в затылке.
        - Крыс в наличии не имеется. Не подойдёт ли крысёнок?
        - Можно и крысёнка, - согласился Шурка.
        Лозович посмотрел на восьмилетнего Ваньку.
        - Уважь, сынок, дай нам твоего Петрушку.
        Мальчуган смутился на миг - не хотелось ему расставаться с любимцем, но и отца ослушаться нельзя было. Замешкавшись, он всё же достал из-за пазухи чёрненького крысёнка.
        - Петрушка у нас смирный, - заверил Никифор Ворсанафьевич. - Крошками хлебными довольствуется, а то, быват, репу грызёт.
        Стукнув палочкой, Шурка обратил крысёнка в человека. Кучер из Петрушки вышел знатный - одетый во всё чёрное, с короткими усиками на вытянутом лице и длинным, но аккуратным умным носиком. Ни слова не говоря, он послушно взобрался на козлы кареты и подобрал вожжи, словно всю жизнь проездил в кучерах.
        - Вроде, всё, - вернулся Шурка к потрясённой всем увиденным Варе.
        - А лакеи? - остановил его Лозович. - При такой карете непременно должны быть два лакея на запятках.
        - Ага, - почесал в затылке гость. - Где ж их взять?
        - Я знаю, - спрыгнул с крыльца младший Николка и припустил в огород.
        Вернулся он с двумя зелёными жабами в руках.
        - Во, какие! - протянул.
        - Здорово, - обрадовался Шурка.
        Под взмахами сиреневой палочки жабы выпали из рук мальчугана и превратились в двух невысокого роста плотненьких лакеев. На них были надеты зелёного цвета длинные ливреи, расшитые золотыми галунами, и белое жабо[155 - Жабо - в 18 веке кружевная или кисейная сборчатая обшивка вокруг горла и на груди мужской сорочки.] с пышным бантом. Но что больше всего позабавило присутствовавших, так это умильные мордашки недавних жаб. Получив человеческое обличье, они теперь беспрестанно улыбались во всю ширину своих широченных ртов.
        В холодной
        Попав в полутёмную и сырую камеру, папаша Всюси от злости плевался добрых пять минут.
        - А всё потому, что ты опять время попутал, - наконец, сердито заметил он. - Надо было превращаться в немецких купцов, а не в персидских.
        - Се ля ви[156 - Се ля ви (французское - ce la vie) - такова жизнь.], - виновато улыбнулся Фу-Фью. - Да и ошибся я на каких-то сто лет. А стали бы мы немцами, так нас бы арестовали за подозрение в масонстве. Разве вы не слышали, что городничий говорил?
        - Да, - немного успокоился Всюси, - обхитрили нас твои «кролики». Шустрые ребята. В школе, наверное, лучше всех учились. Не то, что ты, оболтус!
        - Ага, - обиделся Фью. - Не надо было меня баловать.
        - Нашему мальчику, - передразнил он кого-то женским голосом, - физика не нужна, химия не нужна и алгебра не нужна. Зачем ему дополнительные уроки, если он будет завхозом?
        Услышав это, папаша Всюси едва не задохнулся от возмущения.
        - И ты мне это говоришь?! - отдышавшись, свистнул он. - Да вы с мамашей все уши мне прожужжали, что тебе точные науки в жизни не пригодятся!
        - Я маленький был и глупый, - заявил со слезой в голосе Фью. - Надо было меня не слушать, а взять за ухо и в школу отвести.
        - Это не педагогично, - напомнил Всюси.
        - А оболтусом меня обзывать педагогично?
        Инопланетные родственники ещё бы долго препирались, но неожиданно в камере засвистал-защёлкал соловей.
        - Что это?! - подскочил, словно ужаленный, Всюси.
        Фу-Фью смутился.
        - Это депеша мне, - пояснил он, поднося к глазам ладонь, на которой всплыл текст послания.
        - От кого? - удивился папаша.
        - От ассистента моего - Лёшика.
        - Читай вслух!
        Фью пробежал глазами по строчкам.
        - На Ту-Тью серьёзные изменения, - сообщил он. - Следствие по делу о незаконном пленении землян продолжается. Академия создала специальное подразделение, которое начинает отслеживать и выявлять все искусственные преобразования в районе Солнечной системы.
        Расстроенный Всюси схватился за голову.
        - Моя карьера пропала, если мы срочно не найдём космолёт и не словим этих зловредных мальчишек!
        - Для начала надо подобраться к ним поближе, - напомнил Фью.
        - Давай, - решился папаша, - быстрее преобразовывай, пока у спецподразделения нет полного контроля над солнечными окрестностями.
        - А как же ваша аллергия?
        - Плевать на аллергию!
        - А недостаток кальция?
        - Плевать на кальций!
        - А кривые ноги и вываливающийся живот?
        - На всё плевать!
        Всюси подошёл к окошку камеры и тронул толстую стальную решётку, которая отделяла их от свободы.
        - Преврати нас в каких-нибудь мелких грызунов, - приказал он.
        - Не могу, - развёл руками Фью. - Сначала мы должны принять исходную форму.
        - Делай, - разрешил Всюси.
        - Не могу, - опять развёл руками Фью. - У меня с возвратом форм проблема. Туда могу, а назад не очень. В общем, не гарантирую, что мы опять станем сами собой.
        - А почему же у твоих «кроликов» всё получается?
        - Да вы же сами говорили, что они лучше всех учились. А у меня по точным предметам одни нули.
        - Вот оболтус! - топнул ногой рассерженный папаша. - Что же делать?
        Фью в задумчивости потрогал синяк под глазом и вдруг вспомнил, что обрёл первозданный вид, как только трактирщик ударил его по физиономии.
        - Есть одно решение, - объявил он. - Но для этого нужно обо что-нибудь стукнуться.
        - Как стукнуться? - не понял Всюси.
        - А как монета золотая о стол, - напомнил Фью.
        Папаша огляделся.
        - И обо что тут стукаться? О кирпичную стену - больно.
        - Тогда об дверь, - предложил Фью, - она деревянная. Хоть чуть-чуть, да мягче.
        И чтобы проверить свою гипотезу, разбежался и легонько ляпнулся о массивную дверь камеры. Отскочил и тотчас стал инопланетным коробком.
        - Получилось, - оглядел он себя.
        Всюси вернул свой прежний вид только с третьей попытки.
        - Теперь преобразовывай нас в грызунов, - напомнил он, почёсывая ушибленные бока.
        Инопланетный завхоз сделал вычисления и щёлкнул папашу, а затем себя по носу. Мгновение - и оба они превратились в двух чрезвычайно упитанных бобров.
        - Балбес! Ты что натворил?! - тотчас запищал шарообразный бобр.
        - Вы же сами хотели стать грызуном, - отозвался бобр квадратной формы.
        - Мелким, а не таким здоровым, - едва не заплакал от его глупости Всюси. - Как мы теперь пролезем сквозь прутья решётки!
        - Я думал, вы хотите дверь прогрызть.
        - Оболтус! - взвизгнул доведённый до отчаяния шарообразный бобр и шлёпнул квадратного бобра поперёк спины плоским веслообразным хвостом. - Немедленно переделывай!
        - Не могу, - развёл перепончатыми лапами Фью. - Надо опять об дверь стукаться.
        - Я тебя сейчас укушу! - показал два огромных передних резца Всюси. - У меня и так уже все рёбра болят!
        - А давайте, папаша, друг о друга стукнемся, - нашёлся Фью. - Это ведь совсем мягкий стук будет.
        Но тут открылась дверь, и на пороге камеры возник стражник.
        - Господи, Отче наш, спаси и помилуй! - быстро-быстро закрестился он, увидев вместо арестантов двух огромных речных бобров.
        В следующий миг стражник захлопнул дверь и припустил по коридору бегом.
        - Ваше благородие! - кричал он во всё горло. - Караул!
        Бал
        По сложившейся традиции бал давали в здании дворянского собрания. На правах хозяина гостей встречал предводитель уездного дворянства с супругой. Поэтому все входящие обязательно с ними раскланивались.
        - Ваш мундир, Ефрем Любимович, - говорили мужчины предводителю, - безупречен. Особенно хороши красные лацканы и пуговицы на них. Хоть сейчас на парад.
        - Ах, Василиса Фёдоровна! - оглядывали женщины предводительницу. - Вы очаровательны в этом платье с алыми бантами и поясом! И эта золотая отделка по кружеву!
        И предводитель дворянства вместе с женой кланялись в ответ и тоже говорили комплименты, в которых восхвалялись и одежда, и цвет лица, и блеск глаз, а также стройность или, напротив, крупность фигуры и прочая, прочая мало-мальски примечательная всячина в облике того или иного гостя.
        После взаимных приветствий некоторые кавалеры покидали своих спутниц. С нарочито скучающим видом они направлялись в боковую комнату, где велись серьёзные мужские разговоры и трещали распечатываемые колоды карт.
        В свете нескольких сот восковых и спермацетовых[157 - Спермацет - горючее вещество, содержащееся в головах китов. Спермацетовые свечи горели намного ярче восковых. Восковые, в свою очередь, горели ярче свечей из жира.] свечей, расставленных в канделябрах по залу, были хорошо различимы все присутствовавшие. Лера с интересом наблюдал за дворянами, про которых он раньше только в книжках читал. Народу собралось множество. Прослышав о двух заезжих денди[158 - Денди (английское dandy) - изысканно одетый светский человек, щеголь, франт.], числившихся, как полагало уездное общество, за Коллегией иностранных дел[159 - Коллегия иностранных дел - самое престижное гражданское учреждение России того времени.], на бал съехался весь местный свет. Сие объяснялось просто - служащих Коллегии отличали безукоризненные манеры, хороший французский язык, ясность слога, изящный «карамзинский» стиль в русском языке и, наконец, тщательность в одежде. Кроме того, поговаривали, что один из заезжих близок к императорской фамилии. Посему прибыли не только господа и дамы из городка, но и со всего уезда и даже из соседних
прилегающих к уезду поместий. Тут были и старые холостяки, среди которых угадывались весьма и весьма богатые помещики, и совсем юные; а также многолюдные семейства, приехавшие женихов посмотреть и невест показать.
        Молодые люди противоположных полов вели между собой продолжительные беседы, что в другом месте по этикету 18 века считалось просто неприличным. Стоило дворянину пару раз наведаться домой к барышне, как уж он был едва ли не обязан вести её под венец. Да и другие женихи больше не смотрели на такую невесту, считая, что её сердце несвободно. Поэтому даже на балу, где молодёжи можно было нашептаться вдоволь, маменьки нет-нет, да и поглядывали строго, наведя свои лорнеты на неугодных им ухажёров.
        Лера смотрел и слушал. Но, между тем, его тоже с любопытством рассматривали и обсуждали. Уездные дамы сошлись в том, что, граф, конечно, молод и к тому же иностранец, но партию какой-либо уездной барышне мог бы составить неплохую.
        Бал начали менуэтом. Лера отошёл от плавно танцующих пар подальше и устроился близ лестницы, которая вела из залы вниз к швейцарской.
        Шурки всё не было. Вот и менуэт завершился. Справедливо опасаясь, что его могут пригласить на какой-нибудь совершенно незнакомый ему танец, Лера решился пойти к картёжникам. Но не успел и шага сделать по направлению к игровой комнате, как в швейцарскую вошёл Шурка. Одет он был, как настоящий великосветский лев, в белый мундир с галунами и позументами, расшитый золотом и серебром.
        - Весьма похоже на парадный мундир конногвардейца, - тотчас заметили знатоки.
        - Позвольте, - возразили им, - а шитьё золотом и серебром? Это, скорее, гусарская форма.
        Отстегнув шпагу, Шурка отдал её швейцару и, пропустив вперёд барышню в сверкающем бриллиантами платье, взошёл вслед за нею по ступенькам в зал. Только тут все присутствующие увидели, что юный князь прибыл не один, а в обществе незнакомой красавицы. Лера присмотрелся и от удивления едва не присвистнул. Рядом с Шуркой шла Варя. Но какая! Настоящая принцесса!
        Глядя на столь необычное для уездного города явление, до того шумный зал дворянского собрания притих. И только из игровой комнаты доносились обрывки фраз.
        - Понтируйте, - говорил один голос.
        - Ва-банк[160 - Ва-банк - на весь банк.], - отвечал другой. - Карта фоска[161 - Карта фоска - тёмная карта.]!
        Но и они вскоре смолкли. Первым опомнился предводитель дворянства.
        - Сегодня, князь, ваш час, - поклонился он Шурке. И ваш… - посмотрел вопросительно на Варю, не зная, как её назвать.
        - Княжна Залесская, - подсказал Шурка.
        - Милости просим, - улыбнулась приветливо Василиса Фёдоровна.
        Под восторженными взглядами уездных дворян князь с княжной отошли к ближайшему окну, где их в нетерпении поджидал Лера.
        В следующий миг публичное собрание вновь наполнилось шумом. Гости с жаром обсуждали наряды юной четы, уверяя друг друга, что подобная роскошь доступна немногим и что слухи о близости князя к императорскому двору вполне оправданы.
        - Привет, граф, - учтиво склонил голову Шурка.
        - Здоров, князь, - ответил не менее любезно Лера и наклонился к самому уху друга.
        - Зря мы сюда пришли, - прошептал он. - Тут такие танцы мудрёные - запутаешься, столько всяких наклонов, поворотов и переходов надо делать.
        - Интуицию подключай, - мило улыбнулся Шурка и ободряюще посмотрел на Варю. - Ты как?
        Крепостная девушка лишь пожала оголённым плечиком. Судя по её бледному лицу и высоко вздымающейся груди, она была не на шутку встревожена.
        Музыканты неожиданно громко заиграли вальс.
        - Когда волнуешься, надо больше двигаться, чтобы адреналин не разрушал организм, - заметил Лера и, не успел Шурка понять, к чему он клонит, пригласил Варю на танец.
        - Это не я, - подмигнул он. - Это интуиция подключилась.
        В Париже неспокойно
        Едва Лера с Варей закружились в танце, к Шурке подошёл городничий.
        - Добрый вечер, князь, - протянул он руку. - Наслышан о вас. Вот решил лично познакомиться.
        Увидев распухший нос главы города, Шурка смутился.
        - Майор Капищев, - между тем представился Евграф Андреевич. - Поставлен главой над сим городом.
        - Александр Захарьевский, - пожал ему руку Шурка.
        - Давненько из-за границы? - поинтересовался майор.
        Шурка глянул ему в глаза и тотчас понял, что его проверяют. Делая вид, что вспоминает, быстренько сделал несложный расчёт. «От Парижа до Минска 1 тысяча 830 километров. Лошадь бежит со средней скоростью 9 километров в час, - рассуждал он. - За сутки на перекладных[162 - Перекладные - лошади или экипаж, перевозящие пассажиров от одной почтовой станции до другой, где они меняются.] можно проехать километров 120. Берём расстояние, делим его на дневной пробег и получаем примерно 17 дней с хвостиком. Добавим дня три на непредвиденные остановки, и выходит 20 дней».
        - Да, почитай, скоро месяц будет, - объявил Шурка.
        - Дороги наши гиблые, - понимающе кивнул городничий. - Куда им до иноземных.
        Шурка на всякий случай вновь забрался в информационное пространство конца 18 века, обнаружил свежие данные из Санкт-Петербурга и решил переменить тему разговора.
        - Кстати, о дорогах, - с государственной важностью в лице сказал он. - Разве вы не слыхали, что императрица утвердила доклад Комиссии «Об устроении дорог между столицами»?
        - Да неужто? - удивился Евграф Андреевич.
        - Так и есть. Указано непременно проложить тракт каменного мощения.
        - Вот так новость!
        Капищев внимательно посмотрел на собеседника, убеждаясь в мысли, что тот на самом деле если не великокняжеских кровей, то весьма близок к царскому двору. Затем посмотрел на танцующих, понимая, что кроме него об этой новости в уезде, пожалуй, никто и не знает.
        - Через маленькие речки и ручьи перекинут каменные мосты, - продолжил Шурка, - а на больших реках предложено навести плашкоутную[163 - Плашкоут - несамоходное грузовое судно для перевозки грузов на верхней палубе. Служит также в качестве опор для наплавных мостов.] переправу.
        - Виват Великой Екатерине! - тихо воскликнул Евграф Андреевич. - А что остальные дороги, ведь и за них, видно, возьмутся?
        - Того не ведаю, - честно признался Шурка. - Но, судя по всему, произойдёт это нескоро. Вот даже тракт между Санкт-Петербургом и Москвой будут мостить не везде, а лишь в пределах Петербургской, Новгородской и Тверской губерний.
        - А в Московской?
        - В Московской каменное мощение произведут только в грязных местах. Кроме того, по краям мостовой хотят провести обычные дороги для проезда в сухое время.
        Шурка хотел было рассказать о ширине новой дороги, о том, сколько денег на неё отпущено из казны, но Капищев его опередил.
        - Что в Париже, какие настроения? - вернул он разговор в прежнее русло. - Верно, токмо и говорят про дело об алмазном ожерелье да про графиню Жанну де Ла Мотт Валуа?
        Шурке пришлось опять делать умное лицо, одновременно отыскивая в истории все имеющиеся данные.
        - Так и есть, - кивнул он вскоре. - Сплетни распространяются самые невероятные. Но доподлинно известно, что фаворитка Людовика XVI и по совместительству фрейлина Марии Антуанетты обвела вокруг пальца и молодого короля, и королеву, и кардинала Луи де Роана.
        - Умоляю, князь, - взял его за рукав городничий, - расскажите подробности.
        - Профессиональный интерес, - пояснил он любезно.
        - Ну, что ж, - дёрнул плечиком Шурка, - почту за честь. Вам, видно, известно, что мошенница графиня, используя своё положение при французском дворе, умудрилась присвоить алмазное украшение стоимостью 1 600 000 ливров.
        - Астрономическая сумма! - схватился за щёку Евграф Андреевич. - Но как же стал возможен обман?
        - Вначале Жанна де Ла Мотт обманула епископа города Страсбурга кардинала де Роана, который желал восстановить своё положение при французском дворе. По секрету она рассказала ему, что молодая королева хочет приобрести у парижских ювелиров дорогое алмазное ожерелье, но сама лично это сделать не может. Потому-де королева и просит кардинала стать посредником. В качестве доказательства Жанна де Ла Мотт предъявила фальшивое письмо. А после даже организовала для кардинала тайную ночную встречу с королевой.
        - Что ж, в самом деле встречались?
        - Да что вы! Роль Марии Антуанетты сыграла модистка Николь Легэ, похожая на королеву.
        - И что же дальше?
        - Да то, что кардинал с радостью согласился. Приобрел ожерелье и дал ювелирам обязательство внести плату частями. Афера открылась, когда пришёл час платежа и обиженные ювелиры обратились напрямую к королеве, которая ни сном, ни духом об этом не ведала. Ожерелье тем временем было переправлено в Англию к супругу авантюристки.
        - Ах, мошенница! - вознегодовал городничий. - В Сибирь её, на каторгу!
        - Во Франции для этого имеется Бастилия, - заметил Шурка. - Графиню выпороли на центральной площади Парижа, выжгли калёным железом лилию на плече и пожизненно заточили в тюрьму.
        - Поговаривают, что вместе с графиней был арестован и граф Калиостро? - неожиданно поинтересовался майор. - Мол, графиня лучшая его ученица.
        Услышав это, Шурка понял, что глава города уже знает об его умении творить чудеса. Сам не зная почему, он со скучающим выражением на лице сделал вид, что вопроса не услышал.
        - Интересует ли вас политическое поветрие во Франции?
        - Весьма, - кивнул майор.
        - Ныне по Парижу ходит множество памфлетов непристойного содержания, оскорбляющих королеву Марию Антуанетту, - вздохнул Шурка. - Появилось много книг против религии, нравственности и правительства. Поговаривают, что главной фабрикой подобной литературы является клуб Гольбаха.
        - Гольбах, - процедил сквозь зубы городничий, - известный масон.
        - В общем, - заключил Шурка, - в Париже неспокойно.
        - Прискорбно, - покивал Евграф Андреевич, - когда столь великая нация скатывается в хаос.
        Подле бала
        С первыми звуками менуэта на площадке перед зданием дворянского собрания начались людские посиделки. Кучера составили кареты своих господ в рядок, а сами вместе с выездными лакеями собрались в два кружка по соседству. Многие из них бывали здесь не однажды, знали друг дружку, приятельствовали, порой поругивались.
        - Что, Стёпка, когда полтину отдашь? - спрашивал соседа рыжий кучер.
        - Каку полтину? - таращился на него лысый, как колено, Стёпка. - Я ить тебе, Михась, всё до зёрнышка овсом возвернул.
        - Врёшь! - посмеивался рыжий Михась. - Отдай полтину.
        Другие поминали житьё-бытьё у своих господ: ругали их почём зря или, наоборот, хвалили. Меж третьими шли сугубо профессиональные разговоры - как коней ковать, как смотреть да лечить. Четвёртые и вовсе вели задушевные беседы - кто о Боге, а кто и о красных девицах.
        В лакейском кружке также говорили о разном. Одни только слуги княжны Залесской не принимали ни в чём участия. Кучер в чёрном дремал на козлах. А ливрейные лакеи и вовсе не слезали с запяток - как приехали, так и стояли истуканами.
        - Ишь, кака барыня у них строгая, - решили в лакейском кружке. - Ровно солдаты на карауле поставлены, не шелохнутся.
        - Дурни! - заметили в кучерском кружке. - Барыня их давно голову в танцах завертела и уж не помнит, где они такие у неё есть. Чем строже баре, тем напротив требуется каждую вольную минутку себе на роздых пускать. Иначе беда.
        Лакеи не согласились. Спор по этому поводу кончился тем, что рыжий Михась вместе с лысым Стёпкой силой стащили чёрного кучера с козлов.
        - Поди к нам, разомнись, - звали они наперебой его к своему кружку.
        Тот не шёл. Как спрыгнул с козлов, так и застыл. Но только словно очнулось в нём нечто. Глазки живо забегали по сторонам, а коротенькие усишки встопорщились, выдавая хитрую усмешку.
        - Чего же ты нейдёшь? - дивился лысый Стёпка. - Мы, чай, не кусачие. Поди.
        - Да он глухой али немой? - предположил рыжий Михась. - Он тебя не слышит и сказать ничего не могет. Ты ему, Стёпка, на пальцах обскажи.
        Пока приятели веселились и веселили других, кучер княжны как-то незаметно сантиметр за сантиметром сжевал всю свою упряжь. Надо пояснить, что крысы, к племени которых принадлежал преобразованный любимец младшего из Лозовичей, существа, весьма любящие чего-нибудь погрызть. Таким образом, они стачивают свои передние зубы. В противном случае их резцы за год способны вырасти до двух метров.
        Расправившись с упряжью, чёрный кучер невольно освободил шестёрку мышастых лошадей. Недавние мышки, которые и без того смерть как проголодались, сидя в жбане, тотчас набросились на карету и принялись выгрызать в ней пребольшущие дыры. Мы то знаем, что они ели сочную и сладкую тыкву. И мыши это знали. Но со стороны картина выглядела ужасающей - громадные кони рвали карету на куски и чавкали не хуже бегемотов. И только ливрейные лакеи с безучастным видом по-прежнему стояли на запятках и длинными липкими языками ловко ловили пролетающих мимо мух.
        Вначале кучера с лакеями оторопели.
        - Чего энто с ними? - спрашивали они друг друга, пожимали плечами и в страхе не двигались с места.
        Но когда чёрный кучер взялся грызть упряжь соседней кареты, которой правил рыжий Михась, Михась не стерпел.
        - Мужики! - крикнул он, переборов страх. - Да энто нечисть! Ей Богу, нечисть! В батоги её!
        Засвистели в воздухе плети, и худшие опасения подтвердились - нечисть исчезла вместе с каретой, как будто ничего и не бывало. На самом деле, едва ударили плети, с хозяйством княжны Залесской произошло обратное преобразование. В мгновение ока кучер стал крысёнком, кони - прежними крохотными мышками, лакеи - жабами. От тыквы же осталось жалкая недоеденная корочка. В полутьме и в горячке напуганные люди этой малости, конечно же, не заметили.
        Масоны
        - Прискорбно, - вздохнул Евграф Андреевич, - что французы дошли до такого унижения.
        Шурка просмотрел историю Франции до конца 18 века и содрогнулся. Оказалось, что через три года в Париже начнётся революция, и следом из-под ножей гильотин[164 - Гильотина - орудие для обезглавливания осуждённых на казнь, применявшееся во время Французской революции конца XVIII века по предложению врача Жозефа Гийотена.] покатятся головы сотен тысяч французов. Потом Франция начнёт воевать с Австрией, Пруссией, Германией, Египтом, Италией, Англией, Португалией, Испанией и в начале 19 века захватит едва ли не всю Европу. Прольются реки человеческой крови. Под занавес Наполеон попытается завоевывать Россию. Вспомнив ужасный 1812 год, Шурка помрачнел.
        - Есть опасность, - сказал он грустно, - что, униженные сами, они завтра станут унижать других.
        - Ого, - удивлённо посмотрел на него майор. - Но позвольте спросить, откуда такие сведения?
        - Это моё личное мнение.
        Не говорить же, в самом деле, что он всё знает наперёд.
        - Посему, - заключил Шурка, - надо быть начеку и готовиться к защите своего отечества.
        - Мда, - ещё более удивился Капищев, - вы, я вижу, патриот. Похвально.
        - Есть маленько, - смутился Шурка.
        - А мне сказывали, что вы и сами масон, - вдруг огорошил его городничий.
        - Врут, - твёрдо заявил князь.
        Глянул сердито на городничего, и городничий тотчас понял, что на самом деле врут.
        - Охотно верю, - рассмеялся он. - Но токмо побожитесь, что вы не вольтерьянец и не мартинист[165 - Мартинист - член ордена Мартинистов, одного из масонских подразделений в России.].
        - Да вот вам крест, - перекрестился Шурка и, решив загладить свою вину за ушибленный нос Евграфа Андреевича, предложил: - Хотите ваше сиятельство[166 - Ваше сиятельство - так имели право титуловаться только графы.] уберу?
        - Кого, куда уберёте? - испугался городничий.
        - Ваше сиятельство, которое сияет меж глаз, - улыбнулся Шурка и легонько дотронулся до синяка.
        В следующий миг припухлость на носу Капищева исчезла, а вместе с ней и багрово-синий отёк.
        - Браво, князь! - вынул из кармана крохотное зеркальце городничий. - Вы и в самом деле кудесник.
        - Вот видите, - обрадовался Шурка. - А вы - масон, масон. Я больше по врачебной части.
        - Как же вы это делаете?
        - Да всё просто. Когда вас ударили, лопнули капилляры - мелкие кровеносные сосуды, которые находятся под кожей. Вылившаяся из них кровь пропитала ткани носа, поэтому и синяк появился. Организму нужна как минимум неделя, чтобы очистить травмированное место от вылившейся из капилляров крови. Я же ускорил очистительный процесс в сотни раз, для чего все ваши силы направил на спасение ушибленного носа.
        - Ишь ты! - восхитился городничий и показал на кружащегося в вальсе Леру. - А попутчик ваш, иноземец граф Леркендорф, тоже не масон?
        - С чего вы взяли? Да он за родину ещё больше, чем я. Вы не смотрите, что у него акцент и фамилия такая.
        - Дивное дело, - с ещё большим интересом посмотрел на Леру майор. - Мы тут схватили двоих, под персидских купцов работали. А на поверку выходит настоящая немчура. Уж больно грамотные - премножество языков ведают. Но твердят, что птичкой певчей торгуют, и всё тут. Врут ироды. А сами в тот же час на вас указывают, что вы, мол, с графом и есть масоны.
        - Каковы плуты! - возмутился Шурка.
        - Верно, князь, - обрадовался городничий. - Истинные оборотни. Не далее как вчера стражник обнаружил, что в холодной замест сих арестантов бобры обретаются. Стражника на предмет употребления хмельного зелья проверили - чист, подлец, аки ангел Божий. Вошли с приставом в камеру. Сидят там, как ни в чём не бывало, арестанты наши и эдак сладко улыбаются. Токмо, смотрю, один всё бок трёт, будто его ударили. Я их к лекарю на обследование. Тот глянул и ахнул. Спрашивает, с каких таких пор в съезжей избе зверствовать стали. А ведь купчин никто и пальцем не трогал, ежели не считать двух затрещин, коих я им в трактире отвесил. А тут ведь сплошная синь от побоев. Я к ним с вопросом: кто вас так?
        Отвечают: никто. А ныне с утра приходит лекарь к персякам, а у них на теле ни царапинки. И токмо у толстого на голове две шишечки, аккурат там, где у чертей рога растут. Чудеса! А стражники толкуют, что они-де на самом деле натурально бесы заморские. И по всему выходит, что они масоны и есть. Те ведь тоже с нечистью якшаются.
        - Что вам дались эти масоны? - заинтересовался Шурка. - Где ни послушаешь, везде только и говорят о них, их только и боятся. Кто они такие?
        Глава города внимательно посмотрел в честные Шуркины глаза и снисходительно усмехнулся.
        - Донесение мне было из столицы, - признался он. - Указано смотреть за передвижением иноземного люда. Особо за теми, кои следуют в Санкт-Петербург, Москву, Могилёв, Харьков, Кременчуг, Казань, Вологду и Орёл, ибо во всех этих городах имеются русские масонские ложи. К ним из государств европейских, того и гляди, могут сообщники прибыть.
        - Чем же они опасны?
        Городничий стал говорить совсем тихо.
        - Да ведь они самые мерзкие преступники - супротив веры, царя и отечества выступают. Не далее как год назад один из прожжённых московских масонов - барон Шредер - побывал в граде Берлине. Со своим начальством масонским там разговоры вёл, и, надо сказать, весьма преступные. Опосля в дневнике сего барона обнаружили такую запись: «Лифляндию следует присоединить к Пруссии». Також и о Крыме толковал, что его от России оторвать надобно. Представляете, князь, о чём замышляют, какие коварные планы строят?
        - Предатели, - заключил Шурка.
        - Истинно так. Доподлинно известно, что ещё два года назад в Вильгельмсбадене собрался самый настоящий всеевропейский масонский конгресс, и на том конгрессе было принято решение убить Людовика XVI и шведского короля Густава III.
        - А ведь и я об этом слышал, - кивнул Шурка.
        - Вот, - возвысил голос городничий и снова перешёл на шёпот. - А в прошлом годе курфюрст Баденский арестовал главу нового масонского ордена Иллюминатов Адама Вейсгаупта и при аресте обнаружил бумаги, в коих написано явно, что орден сей желает уничтожить все монархии в Европе.
        - А что же русские масоны?
        - Про иных не скажу, а вот московские, что обретаются в ордене розенкрейцев, вознамерились заманить в свои сети цесаревича Павла Петровича.
        - Это Павел Первый, что ли? - уточнил Шурка.
        - Они покамест не императорского звания, - нахмурился городничий. - Слава Богу, ихние матушка Екатерина Великая в полном здравии и преуспешно государством управляют.
        - Ах, извините, - сконфузился Шурка.
        - Извольте, - покосился на него Евграф Андреевич. - Токмо от взора Тайной Экспедиции[167 - Тайная Экспедиция - высший орган политического надзора и сыска при Сенате России с 1762 по 1801 года.] ничей шаг не укроется.
        И непонятно было, зачем он это сказал: то ли масонов имел в виду, то ли намекал, что и наши друзья подозреваются в масонстве.
        - Совсем уж недавно, - продолжал Евграф Андреевич со скрытой угрозой в голосе, - арестована книга. Вернее, не книга, а рукопись переводная. Везли её в стольный град Санкт-Петербург. Знамо, желали распечатать во множестве. Книжонка - чистый яд. Прозывается «Образ народного любочестия». В оной немецкий врач Циммерман пишет, что патриотизм, мол, выдумки, как равно и любовь к отчизне.
        - Эх, - вздохнул он мечтательно, - мне бы энтого докторишку хотя бы на сутки. Я бы по сему случаю инструкцию нарушил и разъяснил ему, как родину любить. Он бы у меня зарёкся народ смущать.
        Пощёчина
        В это время вальс окончился, и городничий вынужден был прерваться. Поприветствовав Варю с Лерой, он раскланялся и отошёл. Следом объявили третий танец - мазурку. К Шурке тотчас подплыла помещица Переверзева. В углу её левого глаза была прилеплена мушка[168 - Такие мушки делались из тафты или бархата. Места, куда они прилеплялись были не случайными. Мушка в углу глаза означала: «Я вами интересуюсь».].
        - Князь, - сказала она томно, - не составите ли мне пару?
        - Извините, Фёкла Фенециановна, но я себя плохо чувствую, - виновато улыбнулся Шурка, который о мазурке знал ещё меньше, чем о масонах.
        А что ему было сказать? Признаться, что никогда не танцевал, - так это и вовсе смешно. Любой мелкопоместный дворянин умеет антраша[169 - Антраша - скачок, в котором нога об ногу ударяется три раза, в то время как тело находится в воздухе.] выделывать, а тут князь!
        Покраснев до корней волос, Переверзева под насмешливыми взорами других дам отошла прочь. А Шурка, даже не догадываясь, насколько сильно обидел влюблённую помещицу, обернулся к Варе.
        - Как себя чувствует княжна Залесская?
        - Куда лучше, - дотронулась «княжна» ладонью до пылающей щеки. - А почему Залесская? Я же не за лесом живу, а за садом.
        - Ну, Засадовская это уже не княжеская фамилия, а какая-то партизанская, - рассмеялся Шурка.
        - Наша родная мне больше по душе, - призналась Варя.
        - А ты хотела бы стать настоящей барыней? - спросил Захарьев, вдруг вспомнив, что одна девчонка с его улицы мечтает выйти замуж за миллионера.
        - Ни в коем случае, - помотала головой крепостная. - Я всё люблю своими руками делать. В барынях помру от скуки.
        - Тогда можно другими командовать, - не сдавался Шурка.
        - Знамо дело, - согласилась Варя. - Да токмо не в панском обличье.
        - Что ж тут такого? - растерялся Шурка - А вот погляди, - указала Варя на толстую даму в дальнем углу. - Вишь вон помещица Ильина - такая с жирной шеей.
        - С двойным подбородком? - уточнил Шурка.
        - Ага. Платье на ней богато изукрашено. Токмо вот ежели моё по мановению волшебной палочки соткалось, то Ильина за него цельную деревню крестьянских душ распродала. Кого куда. Иных, бают, крымским татарам. Половина из них, чай, уж на том свете - померли в мучениях невыносимых. И на других панах всё тож - кровь мужицкая. Кого в рекруты запродали, кого на мануфактуру да рудники, а кого и вовсе собственноручно со свету сжили.
        - Нет, - заключила Варя, - не желаю я быть барыней. Ни за что не желаю.
        Разгорячённая танцами и разговором, она раскрыла веер и принялась им обмахиваться.
        - Идём на балкон, там прохладнее, - миролюбиво предложил Шурка.
        Скрывая подступившие слёзы, Варя покорно кивнула.
        Озадаченный Лера не знал, что делать, - то ли идти с друзьями, то ли остаться в зале. С одной стороны, на балконе он будет третьим лишним. А с другой, того и гляди, пригласит его на танец какая-нибудь уездная барышня.
        - Ладно, - решился он. - Вы пока охлаждайтесь, а я пойду на игру погляжу.
        - Только сам за карты не садись, - предупредил Шурка, - а то опять в историю влипнешь.
        - В жизни больше не сяду, - заверил Лера, и они разошлись.
        Шурка с Варей были так хороши, что за ними с восхищением наблюдало всё собрание. И только помещица Переверзева метала злобные взгляды. Едва ослепительная парочка скрылась на балконе, она боком-боком пробралась вдоль стены и стала рядом с балконной дверью.
        - Смотри, какая лунища, - показал Шурка на громадную и круглую, как светильник, янтарную луну.
        - Колдовская ночь, - вздохнула Варя. - Об этот час русалки из вод выходят и женихов ищут, чтобы защекотать до смерти.
        - А у тебя жених есть? - поинтересовался Шурка, радуясь, что на балконе темно и не видно его смущения.
        - Да рази до женихов теперича, - вновь вздохнула крепостная девушка. - Не сегодня-завтра распродадут наше семейство по разным господам. Горе-то какое.
        - Да брось ты, - взялся успокаивать Шурка. - Не станет Марьян Астафьевич вас продавать. Даже если захочет, то одного бриллианта с платья хватит, чтобы ваше семейство освободить. А за ожерелье можно всё поместье Переверзевых скупить.
        Фёкла Фенециановна, которая в эту самую секунду встала у балкона, услышала последнюю фразу. И без того гневное её сердце заклокотало от ярости. Бесшумной тенью вошла она в полутьму балкона.
        - А вот это Венера, - кивнул Шурка на самую большую и яркую звезду на небосклоне. - Звезда всех влюблённых.
        - Какая? - запрокинула голову Варя.
        - Да вот же.
        И чтобы было вовсе понятно, Шурка обнял девушку одной рукой за плечи, а другой указал на Венеру.
        Глаза Фёклы Фенециановны к тому моменту свыклись с темнотой, и она различила, что юный князь Александр стоит в обнимку с красавицей княжной. Ослеплённая ревностью, помещица ринулась к теперь уже ненавистному князю и одним движением рук оттолкнула его прочь от девушки.
        - Ах, негодяй! - набросилась она на князя. - Мерзавец!
        Не успел ошарашенный Шурка понять, что происходит, как получил звонкую пощёчину.
        - За что?! - возмутился он, но помещица, воинственно задрав подол платья, уже унеслась обратно в залу.
        Не прошло и минуты, как на балкон в сопровождении приятелей стремительным размашистым шагом ворвался господин Переверзев. Ни слова не говоря, он подошёл к Шурке и влепил ему вторую пощёчину, отчего у бедного Захарьева щёки запылали не хуже, чем у Вари.
        - Стреляться! - объявил при всех отставной подпоручик. - Жду вашего секунданта, сударь!
        После этого Марьян Астафьевич, поклонился с улыбкой и в преспокойном расположении духа покинул балкон.
        В гостинице
        Поздно вечером к трактиру подъехал всадник. Спешился, похлопал по загривку буланого[170 - Буланый - светло-рыжий с чёрным хвостом и чёрной гривой.] скакуна, и того как не бывало - у порога стояло уже два человека. Когда заспанный половой открыл дверь, то при свете фонаря разглядел князя Захарьевского и графа Леркендорфа. Вид у Шурки был сияющий. Лера, напротив, - согнулся в три погибели и держался за поясницу, словно старый дед.
        - Сию минуту принесу ключ от нумера, - заверил трактирный слуга и, натыкаясь на столы, поспешил вглубь заведения.
        - Ё-го-го моё-го! - тихонько заржал Лера, когда они остались одни. - Я все копыта по этим ухабам сбил.
        - Сейчас будешь, как огурчик, - заверил Шурка, - дай только в номер подняться.
        Надо пояснить, что после бала друзья отвезли Варю домой. А так как от её кареты остались одни лишь обглоданные тыквенные корки, то Шурка по предложению самого Леры обратил Леру в коня. Поэтому тот и держался за поясницу, и кряхтел, и даже припадал на одну ногу.
        - Тебе хорошо, - заметил он, - ты у меня на спине как медный всадник восседал, а я туда-обратно километров десять наскакал.
        - Это почему же медный? - удивился Шурка.
        - Потому что тяжеленный. И Варя твоя настоящий чугуний. Вместо того, чтобы домой ехать, звёздами стали любоваться. Тоже мне звездочёты! Невыносимо же ходить на четвереньках с двумя болтунами на спине…
        Неизвестно, сколько бы ещё бурчал Лера, но тут вернулся половой и, ни слова не говоря, повёл постояльцев на второй этаж. Друзьям досталась угловая комната с прихожей, умывальником, столом, двумя кроватями и двумя окнами. Одно выходило в гостиничный двор, в котором располагались конюшня, каретный двор и отхожее место. Из другого окна были видны улица и часть Торговой площади. Раскланявшись, слуга ушёл.
        - Я только одного не могу понять, - упал Лера в изнеможении на кровать, - отчего это Марьян Астафьевич на тебя взъярился?
        - Да ничего не взъярился. Просто тут так принято - чуть что, сразу перчаткой по физиономии и на дуэль. Авантюрный век! Жизнь - копейка! А не вызовет, его самого подлецом назовут. В общем, он жертва общественного мнения. По-другому никак поступить не мог, даже если бы и захотел. А тут ещё Фёкла Фенециановна со своей ревностью.
        Помолчали, где-то издали донёсся цокот копыт по булыжной мостовой. Шурка вспомнил, что послезавтра ему предстоит стреляться на дуэли, и тяжело вздохнул.
        - Да не переживай ты, - попытался приободрить его Лера. - С твоими способностями даже снайпера можно одним плевком на обе лопатки уложить.
        - Я не из-за этого. Понимаешь, придётся в живого человека стрелять.
        - Да он эксплуататор! - вскочил и яростно помахал кулаком над головой Лера. - Над крепостными издевается! Вон как дворовых по зубам бьёт!
        - А ещё он боевой офицер, - напомнил Шурка. - За отвагу Георгиевский крест имеет. Мне капитан-исправник рассказывал, что Марьян Астафьевич в бой впереди солдат ходил.
        - А кто спорит? Но всё равно он жестокий.
        Вспомнив про жестокость, Лера тотчас схватился за поясницу и снова прилёг на кровать.
        - Привык на войне людей убивать, - поморщился он, - теперь в мирное время лютует, только повод дай. К ногтю его надо, как паразита.
        - Всё равно, - стоял на своём Шурка, - в живого человека стрелять нельзя.
        - А ты в воздух пальни, а от его пули гравитационной стеной прикройся.
        - Нет, - сокрушённо покрутил головой Шурка, - это же 18 век. Стоит мне выстрелить в воздух, меня назовут трусом и размазнёй. А если Переверзев промахнётся, то нам снова придётся стреляться, и так до тех пор, пока кто-нибудь не будет ранен или убит.
        - Ничего себе порядочки! - сел на постели Лера. - Настоящее вымогательство к убийству.
        Шурка вздохнул.
        - Так и есть. Поэтому и голову ломаю, как не стать убийцей и в живых остаться.
        - Да, - вздохнул Лера. - Задача.
        - А с Варей как? - вспомнил он.
        - Выкуплю.
        - А семью?
        - И семью тоже. Завтра с утра поеду к Марьяну Астафьевичу и за любые деньги освобожу всех Лозовичей.
        - Этот эксплуататор тебе, как пить дать, откажет, - уверенно заявил Лера. - Из вредности откажет. Тем более, что у него теперь деньги есть. Давай лучше я попробую.
        - Тогда вместе поедем, - согласился Шурка. - А тысячи, которые он у меня выиграл, я в порошок сотру. И воспоминания ему изменю - пусть думает, что опять в карты продулся. Был он вчера в игровой?
        - Был, - кивнул Лера.
        - Играл?
        - А как же.
        - Сейчас я ему устрою похмельный синдром[171 - Похмельный синдром - болезненное состояние, результат чрезмерного употребления алкоголя, вызывает головные боли, сухость во рту, повышение или понижение давления.].
        Шурка лёг на кровати, вытянулся в струнку и закрыл глаза. Превратив всю наличность помещика Переверзева в пыль, он поработал с его памятью, а потом незаметно для себя задремал и вскоре сердито засопел носом.
        - Эй! - толкнул его Лера. - Ты что - спишь?
        - А? Чего? - открыл осоловелые глаза Шурка.
        - Нет, ну вы посмотрите на него, - возмутился Лера. - Дрыхнет, будто это не я, а он меня на спине катал.
        - Это всё от нервов, - зевнул Шурка.
        - Ладно, - подобрел Лера, вспомнив о Шуркиных переживаниях по поводу дуэли. - Переверзев - это ерунда. Ты лучше скажи, что с Фу-Фью делать и его папашей? Они же из острога выберутся, и опять нам покоя не будет.
        - Помнишь, ты про канареек говорил? - начал Шурка, и глаза его тут же непроизвольно закатились под лоб.
        В следующую секунду он опять засопел носом.
        - И что? - затормошил его Лера.
        - Так и сделаем…
        - Что сделаем?
        - Пере… свистим их, - сонно забормотал Шурка - в смысле пере… канареим…
        И он отвернулся к стене.
        Два неправедных решения
        Переверзев проснулся засветло со страшной головной болью. Обнаружил себя в собственной постели, но, как ни силился, не мог вспомнить, как в неё попал. Видимо, слуги раздели и уложили. Сев на кровати, помещик поморщился и неожиданно увидел внутренним взором, что вот он на балу пьёт шампанское, играет в карты и ставки объявляет немалые.
        В тревоге отставной подпоручик поспешил к мундиру, что висел на стуле. Засунул руку в один карман - пусто, во второй, третий - ни единой купюры, только какая-то белая пыль сыпалась отовсюду, словно он в дворянском собрании муку воровал и в спешке распихивал её по карманам.
        - Господи, - взялся за больную голову Марьян Астафьевич. - Неужто я был так пьян?
        Посмотрел на шпагу, лежащую тут же на стуле, и вдруг вспомнил о дуэли.
        - Сенька, - позвал тогда помещик слабым голосом.
        Молодец явился тотчас, будто нарочно поджидал за дверью.
        - Чего изволите, барин?
        - Скажи, голубчик, каков я был вчера? - спросил Переверзев, вглядываясь в лицо слуги, чтобы по его выражению понять, насколько правдив будет ответ. - Не шумел? Не буйствовал?
        - Упаси боже, - отмахнулся Сенька. - Тихие были. Токмо вот малость горячились по поводу поединка. А так ничего.
        - Снаружи я всегда ничего, - вздохнул отставной подпоручик, - а изнутри сплошная мгла. Не ведаешь, куда я деньги задевал?
        - Откуда нам знать, - пожал плечами молодец. - Ничего такого не видали и не слыхали.
        - Значит, всё вчистую спустил, - прикрыл ладонью глаза Переверзев, да так и застыл в забытьи.
        - Барин, что же теперича? - спросил вкрадчиво Сенька. - Прикажете Лозовичей на аукцион выставлять али как?
        - А что поделать? - промычал, не отрывая руки, Марьян Астафьевич. - Пришёл срок в банк по процентам платить.
        - И то верно, - вздохнул сочувственно молодец и между прочим добавил. - Окромя сего, слыхал я вчерась разговор, что барыня желают новое платье заказать. Непременно такое, какое было на красавице княжне. А ить оно денег стоит.
        - Господи, - взмолился помещик. - Где их взять?
        - У барчуков займите, - подсказал молодец.
        Марьян Астафьевич отнял ладонь от лица и сердито посмотрел на слугу.
        - Стреляюсь я завтра с князем, - напомнил он, - неужто позабыл, голова два уха?
        - Да нисколько.
        И Сенька перешёл на шёпот.
        - Денег у них не счесть. Может, сто тысяч, а может, мильён. Тёмные личности, неведомого роду-племени. Зарезать их безо всякого поединка, и вся недолга. Никто и не прознает.
        Услышав это, Марьян Астафьевич побагровел.
        - Как ты смеешь!.. - начал он и осёкся.
        - Как ты смеешь, холоп, - повторил он в гневе, - офицеру такое предлагать?! Да я тебя самолично плетью исполосую!
        Но Сенька ничуть не испугался.
        - Велика для них честь на дуэли от вашей геройской руки погибнуть, - гнул он своё. - Были бы ещё военные, а то штатские. Мразь, из-за коей солдат кровушку проливает. А они тем часом по лондонам да парижам разъезжают, с жиру бесятся. Да хорошо бы свои, а то ить чужие. Одно слово, иноземные шпиёны. Вот и будет им Божий суд. А вам вспомоществование, аки трудовому человеку, что копейку свою потом добывает. Вороги они отечеству рассейскому, вот вам крест, вороги.
        - И то правда, не нашего поля ягода, - впал в сомнение Переверзев.
        - Истинно так, - обрадовался Сенька, поняв барина по-своему.
        - Оставь меня, - вяло отмахнулся тот. - И чтоб я об этом более не слыхал. А Никишку Лозовича со всем его семейством сегодня же гони в уезд.
        Полчаса спустя отставной подпоручик написал завещание. Нет, за свою жизнь Марьян Астафьевич не опасался. Он был уверен в исходе поединка, но бумаги составил по обыкновению, как делал всегда на непредвиденный случай - перед баталией или дуэлью. Кроме того, он сделал другие разнообразные распоряжения по хозяйству и только потом отправился на работу в суд.
        Птичье молоко
        В то же утро Шурку разбудил кошмар. Приснилось ему, что Переверзев в упор влупил ему пулю в самое сердце. Шурка открыл глаза, увидел гостиничный номер и хотел уж обрадоваться, что жив-целёхонек, как вдруг ощутил в груди жгучую боль. «Неужели на самом деле застрелил?!» - в испуге подумал он, схватился за бок и почувствовал, как под ладонью растекается нечто липкое. Глянул на майку и обмер - прямо под сердцем на белой ткани расплылось кровавое пятно.
        - Лерчик! Лерчик! - позвал Шурка умирающим голосом.
        От его предсмертных стонов сон с Леры словно ветром сдуло.
        - Что случилось? - бросился он к другу.
        Увидел кровь и в растерянности оглядел номер.
        - Кто тебя?
        - Марьян Астафьевич, - едва слышно ответил Шурка.
        Лера осторожно задрал майку, посмотрел, потёр заспанные глаза, опять посмотрел и вдруг зашёлся в приступе смеха.
        - Иго-го-го! Га-га-га! - без остановки гоготал он, как полоумный, и тыкал пальцем в Шуркин бок.
        Стопочкин так заразительно смеялся, что Захарьев и сам невольно улыбнулся. А глянув на смертельную рану, конфузливо захихикал. На его груди сидел здоровущий клоп. Похоже, паразит насосался столько крови, что лопнул, как мыльный пузырь, едва его придавили ладонью.
        - Вот гад! - отбросил Шурка расплющенного кровопийцу.
        - Портрет друга, - съехидничал Лера, забираясь обратно под одеяло.
        Следом в дверь стукнули, и в номер заглянул половой.
        - Никак кликали-с? - спросил он.
        - Кликалис-кликалис, - передразнил Лера и показал на Захарьева. - Вот князь гневается.
        - Чего изволите-с? - почтительно склонился трактирный слуга.
        Но Шурка, уже знавший, что клопы и тараканы в гостиницах 18 века самое обычное явление, не стал его распекать.
        - Давай чаю, - объявил он. - И к чаю чего-нибудь повкуснее и побольше.
        - Очень кушать хочется, - пояснил он Лере, когда половой удалился.
        Не успели мальчишки выбраться из постелей, как слуга вернулся. В руках он держал широченный поднос с глиняным чайником, кружками и пирогами. Шурка потёр руки.
        - Накрывай.
        Но служитель не шелохнулся.
        - Что же ты?
        - Да я жду-с.
        - Чего? - переглянулись друзья.
        - Да чтоб вы, али вы, - посмотрел она на Шурку, а потом на Леру, - встать изволили-с.
        - Да мы встанем, ты на стол накрывай.
        - Да как же я буду накрывать, - пожал плечами половой, - покудова вы в постели?
        - Да ты нам не мешаешь.
        - А простыня ведь под вами-с. Чем стол-то накрывать?
        Услышав это, друзья на миг окаменели, а потом повалились от хохота с кроватей. Вот это сервис - ночью простыня, а днём скатерть. Тут не то что клопы с тараканами - крокодилы заведутся…
        - Не было бы беды, - заметил Лера, когда они закончили завтрак. - Что-то много мы сегодня смеёмся.
        - И сон мне противный приснился, - вспомнил Шурка.
        Одевшись, друзья спустились в харчевню. Шурка подозвал полового и зачем-то заказал ему кулебяку, а впридачу большой кувшин молока.
        - Я больше не буду, - предупредил Лера, - у меня и так брюхо трещит от пирогов.
        - Это не нам, - успокоил Шурка, - это для Фу-Фью с папашей.
        - Зачем? - не понял Лера.
        - Ты же сам предлагал инопланетян в канареек превратить. Я специально для них новую технологию преобразования разработал.
        - Когда это ты успел?
        - А за завтраком, пока мы с тобой пироги жевали, - улыбнулся Шурка. - Теперь никаких самопроизвольных обратных процессов не будет. И в первородное состояние Фу-Фью сможет вернуться, если только очень постарается.
        Лера вспомнил, как со страху превратил себя с Шуркой в стулья, как они мучились, и с какими трудностями им пришлось возвращаться в свой прежний вид.
        - Если в новой технологии тоже миллионы вариантов, - повеселел он, - то инопланетянам полжизни придётся нужную формулу искать.
        - Главное, чтобы от нас отстали, - подытожил Шурка. - Правда, Фу-Фью может додуматься до автоматической системы поиска…
        - Всё равно на это уйма времени понадобится. А как ты их преобразуешь? Они же в остроге. Сам, что ли, к ним пойдёшь?
        - Была охота по тюрьмам шататься, - усмехнулся Шурка и взял в руки кувшин. - Информацию можно передать через любой предмет, а ещё лучше через жидкость.
        Окунул два пальца в молоко и что-то быстро прошептал.
        - Эй, любезный, - окликнул он полового спустя минуту.
        И, когда тот подошёл, протянул ему серебряный рубль.
        - Снеси, пожалуйста, сию снедь купцам, которые канарейками торгуют.
        - Персякам? - переспросил слуга. - Кои драку учинили?
        - Им самым.
        - Не понесу, - заявил половой. - Бесовское отродье.
        Шурка достал ещё один целковый. Выражение лица трактирного слуги смягчилось, но с места он не двинулся.
        - Что ещё?
        - Хозяин не одобрит-с, ругаться будет, да и ударить может.
        Только после третьей монеты половой взялся за поднос. Подхватил другой рукой кувшин с молоком и покинул трактир.
        Присев за столом у окна, друзья наблюдали, как он пересёк площадь и скрылся за дверью съезжей избы.
        - Всё, - встал Шурка, - пошли извозчика искать.
        Покушение на убийство
        На краю площади, как на заказ, стояла пегая[172 - Пегая - имеющая пятна другого цвета, разношерстная.] лошадка, запряжённая в коляску со сложенным верхом. На передке коляски сидел мужик в балахоне из белого холста, подпоясанный жёлтым кушаком[173 - Кушак - матерчатый пояс, обычно широкий.]. На голове его красовалась чёрная шляпа с перевязью такого же жёлтого цвета.
        - Смотри, - удивился Лера, - точно как наше такси с жёлтой полосой, только без шашечек.
        По пути к извозчику Шурка зашёл в книжную лавочку и за 35 копеек купил книжку.
        - Что это? - заинтересовался Лера, когда они взобрались на сиденье коляски и назвали усадьбу Переверзева.
        Шурка показал. На обложке было написано: «Способ, изведанный опытом, превратить ветреную и упрямую жену в постоянную и послушную».
        - Ты что, жениться собрался? - удивился Лера.
        - Нет пока, - улыбнулся Шурка. - Просто в этой книге бумаги много, вот я её и взял. Сейчас преобразую и из каждого листа сделаю по сто рублей…
        - Ага! - вдруг раздался над ними голос.
        Друзья вздрогнули и подняли головы. Рядом с коляской верхом на лошади ехал начальник уездной полиции.
        - День добрый, господа, - снял он фуражку в знак приветствия. - Куда путь держите?
        - Здравствуйте, - перевёл дух Лера, которому померещилось, что их настигли инопланетяне.
        - А, Симеон Романович, - обрадовался Шурка, пряча книгу. - Мы к Марьяну Астафьевичу едем. Вы, верно, тоже в те края?
        - Был бы рад, но долг службы призывает в иное место, - отвёл глаза в сторону капитан-исправник.
        Лере показалось, что он чего-то недоговаривает.
        - За полночь вернулся из Луговой Слободы, - говорил Азбукин, словно оправдывался. - Вёл разбирательство о незаконном захвате пойменного луга. А ныне вновь туда же спешу. Дело до смертоубийства доходит. Мужики друг дружку в топоры взяли.
        В это время они подъехали к подорожной часовне. Азбукин осадил лошадь и перекрестился.
        - Что ж, господа, прощайте, - объявил он. - Вам прямо, а мне тута налево.
        После этого исправник пришпорил коня и поскакал своей дорогой.
        - Странный он какой-то, - заметил Лера.
        Шурка пожал плечами.
        - Да он приятель Марьяна Астафьевича, - пояснил. - Вместе воевали, а теперь вместе в суде служат. Про дуэль, конечно, слышал, только вид делает, что ничего не знает. Вот и странный.
        - А зачем ему скрывать?
        - Как зачем? - Шурка посмотрел на друга, как на недоразвитого.
        Но потом вспомнил, что, в отличие от него, Лера о законах конца 18 века ничего не знает, разъяснил: - Дуэли строжайше запрещено проводить. Только за один вызов полагается лишение чинов и частичная конфискация имущества, а за выход на поединок и обнажение оружия - смертная казнь с полной конфискацией, не исключая и секундантов.
        - Ничего себе! - почесал за ухом Лера.
        - Мало того, - решил вовсе удивить друга Шурка, - казнят и вызывателя, и вызываемого на дуэль. Приказано вешать, даже если дуэлянт будет ранен. А если его убьют на дуэли, то убитого должны за ноги повесить.
        - Во порядочки, - посмотрел по сторонам Лера. - Может, тебе спрятаться, пока не поздно?
        - Не переживай, - успокоил Шурка. - На эти царские указы дворяне смотрят сквозь пальцы и вызывают друг друга на дуэли пачками. Вон, даже Азбукин делает вид, будто ничего не знает. А он, между прочим, начальник уездной полиции и по закону должен арестовать Переверзева и меня вместе с ним за то, что я принял вызов.
        Шурка снова достал книгу. Прикрыл её руками, пошептал чего-то, и вскоре у него на коленях, вместо советов по укрощению строптивой жены, лежала толстенная пачка сотенных купюр.
        - Четырнадцать тысяч, - пояснил он. - Думаю, за такие деньги Марьян Астафьевич всю семью уступит без разговоров.
        В ту же минуту, словно на заказ, из-за поворота дороги выехала бричка Переверзевых. На козлах, неестественно сгорбившись, сидел молодец Сенька. Правда, на молодца он теперь походил менее всего. Друзья бы его вовсе не признали, не окликни он их сам. На Сеньке вместо его праздничной сатиновой рубахи был надет какой-то задрипанный невзрачный полукафтан синего сукна, да на самые глаза надвинута шапка.
        - Доброе утро, барчуки, - поздоровался он.
        Заметил пачку ассигнаций и покосился на пустынную дорогу: - А я за вами. Марьян Астафьевич вас желает видеть. Мировую зовут принять.
        И Сенька показал рукой на сиденье позади себя.
        - Перебирайтесь, враз домчу.
        Обрадованные таким поворотом дела, друзья расплатились с извозчиком, и пересели в помещичью бричку. Развернув коня, Сенька погнал его обратно к усадьбе.
        - Выкупим Лозовичей, напишем им подорожный билет[174 - Подорожный билет - отправляя своих слуг в какой-либо город, помещик выписывал им билет, в котором сообщал приметы крепостных и цель их путешествия.] в Томск или лучше в Иркутск, - вполголоса стал стоить планы Шурка, - а самих отправим в наше время.
        - Зачем тогда билет? - пожал плечами Лера.
        - Чтобы инопланетян со следа сбить. Если они расканареятся и узнают про Лозовичей, то обязательно начнут их искать.
        - Чтобы на нас выйти? - понял Лера.
        - Ну, да. Фу-Фью за ними хоть куда поедет. Вот мы следы и запутаем.
        Тут бричку хорошенько тряхнуло на ухабе, и друзья, наконец, заметили, что Сенька везёт их вовсе не к усадьбе, а к обширной лесной чащобе, что раскинулась в стороне от имения.
        - Куда это ты? - поинтересовался Шурка.
        - А в охотничий домик, - пояснил, не оборачиваясь, молодец каким-то чужим голосом. - Там вас Марьян Астафьевич и дожидается.
        Всё это было более чем странно. Но друзья, увлечённые планом спасения Вари и её семейства, не придали этому значения. Лишь когда бричка заехала в самую глушь и лошадь остановилась, мальчишки насторожились.
        - В чём дело?
        - Далее дороги нет, - спрыгнул с козлов и нехорошо ухмыльнулся Сенька. - Далее пешочком надоть пройти. Вот тут как раз по тропинке, а там и домик охотный.
        Пропустив господ, он пошёл следом, безмолвный и громадный. Только шумно вздыхал, словно бы решаясь на нечто непозволительное. Лера, за спиной которого топал сапожищами Сенька, почуял неладное и на всякий случай отпустил свой левый глаз на свободу. Глаз незаметно взмыл вверх и теперь летел над ними, пристально наблюдая за молодцом.
        Мальчишки шли не оборачиваясь, нарочито весело напевая песенки. И когда отошли далеко от повозки, Лера увидел, что Сенька достаёт из-за пазухи здоровенный острый нож. Вот он крестится, прибавляет шагу, замахивается…
        В следующий миг Лера прыгнул влево от тропинки, а Шурка - вправо. Молодец застыл в растерянности, не понимая, отчего убежали его жертвы. Между тем в лесу стали множиться загадочные звуки. Раздался невдалеке треск, и оттуда, гулко ступая по земле, двинулось нечто большое и тяжёлое. Такое тяжёлое, что земля гудела от поступи. Не успел Сенька понять, что же это может быть, как с противоположного боку раздалось «шмяк-шмяк», и после паузы опять «шмяк-шмяк». Пятясь, молодец в ужасе озирался по сторонам.
        - Нечистики, ей-ей, нечистики, - шептал он и был едва ли не прав.
        Вдруг на тропинку вышел, преграждая ему путь к отступлению, многопудовый валун.
        - А-а! - придушено взвыл Сенька и тотчас увидел, что с другой стороны тропинку перекрыл громадный муравейник.
        Глаза его от страха готовы были выскочить из орбит.
        - Вот тебе и кара Божья! - громыхнул из кустов динамическим басом Лера.
        - Помилуйте мя! - упал на колени молодец. - Не лишайте живота! Бес попутал!
        Тогда из леса вышел Шурка, хлопнул в ладоши, и валун с муравейником, тяжело переваливаясь, подошли к Сеньке вплотную.
        - Царица небесная! - заплакал и затрясся тот.
        - Молчи, ирод! - прикрикнул на него Лера. - Говори лучше, зачем убить нас хотел?! Барин приказал?!
        - По собственному почину, - застонал молодец. - Не ведают они.
        - А где сам Переверзев?
        - На аукцион поехали, Никишку Лозовича с семьей распродавать.
        - На аукцион?! Какой аукцион?! - воскликнул потрясённый услышанным Шурка. - Где этот аукцион?!!
        - Да как завсегда, в доме купца Василевского.
        - Значит, Марьян Астафьевич не собирался мириться?
        - Как же, держите карман шире, - решив, что опасность миновала, осклабился Сенька. - Да он вас, как куропатку, пристрелит. Им не впервой. Нервы железные. Дождутся, покудова противник не сдержится и стрельнет издалёка, а после подойдут к самому барьеру и в упор - бах! И нет супротивника! Токмо дырка в голове.
        - Вот изверг, - заметил Лера.
        - Я тута ни при чём, - склонил голову Сенька. - Отпустите с миром. Я ить без зла. Денег желал добыть. Всё одно вам помирать - не ныне, так завтра. А мне капитал нужон. Дело своё поставить да Варьку Лозовичскую выкупить в жёны.
        Услышав про Варю, Шурка даже покраснел от злости.
        - Ах, ты! - вскипел он. - Да я тебя! Да я!..
        И он так глянул на Сеньку, так сверкнул очами, что молодец вдруг вспыхнул весь от пяток до макушки, словно и не человек был, а сухой порох, и вмиг обернулся вороным[175 - Вороной - чёрный.] жеребцом. Лера ещё ничего не успел сообразить, а Шурка уж и сам превратился в худого, как смерть, человека, затянутого в чёрный и длинный до пят редингот[176 - Редингот - верхняя прилегающая одежда с двумя воротничками. Появился в Англии в начале 18 века как мужской костюм для верховой езды.]. Глаза его были пусты, точно свинцовое небо зимой, а лицо такое мрачное и каменное, что Лера невольно поёжился.
        В следующий миг человек в чёрном вскочил на спину вороного жеребца.
        - Вперёд, Себастьян! - гикнул он страшно и дал недавнему Сеньке таких шпор, что жеребец взвился на дыбы и рванул с места в карьер[177 - Карьер - самый быстрый бег лошади.].
        Торг людьми
        В доме купца Василевича было шумно. Меж выставленных на продажу крепостных прохаживались местные и заезжие помещики. Кто просто глазел, другие приценивались - смотрели зубы, щупали мускулы, будто это были не люди, а лошади. Среди прочих стояла в оцепенении и ждала своей горькой участи семья Лозовичей.
        - Хороша девка, - остановилась напротив Вари толстенная вдова титулярного советника.
        Это была та самая помещица Ильина, которая распродала целую деревню ради одного модного платья.
        - Толку-то от неё, - заметил следовавший за Ильиной управляющий. - В хозяйстве, Аида Акимовна, мужики надобны.
        - Знамо[178 - Знамо - известно, знамо дело - известное дело.] дело, - согласилась вдова, - токмо мне девка потребна - пятки чесать да постель греть в студёные ночи.
        - Молода зело, - оглядел Варю управляющий. - При панском доме не жила, горничному делу не обучена.
        - Ничего, вырастет, а по дому убираться наука нехитрая.
        Помещица отошла к стоящему в сторонке хозяину и неожиданно указала на старшего Лозовича.
        - Соседушка, в какую цену сей мужик?
        - 360 рублей, - объявил Марьян Астафьевич.
        - Что ж так дорого? - удивилась вдова.
        - Долгами обременён. Да вы на товар посмотрите, он того стоит. С нынешнего года уж и за рекрутов по такой цене платят.
        Помещица сокрушённо покачала головой.
        - А девка малая почём? - между прочим, спросила она, словно и не интересовала её Варя.
        - Девку за 100 рублей отдам.
        - Эко заломил, - скривилась Ильина. - Уступите за 50.
        - Не могу, ей-богу, не могу - долги.
        - Сбросьте хоть сколько по-соседски.
        - Берите за 90.
        - 60 рублей.
        - 80.
        - 70.
        - Ладно, - сдался Переверзев, - по рукам.
        - По рукам, - обрадовалась помещица и обернулась к управляющему, который носил за ней ридикюль с косметикой, нюхательными солями, визитками и деньгами.
        Но тут в помещение вошёл чёрный человек с каменным лицом и так глянул на вдову, что её тотчас начала бить икота.
        - Ёк-споди! - икнула и перекрестилась она.
        Плюнула через плечо и лишь потом сунула руку в сумочку за деньгами. Далее произошло невероятное - ридикюль ожил и, словно злобная собачонка, впился в руку Аиды Акимовны.
        - Ай-яй-яй! - взвыла она в испуге и стала лихорадочно трясти кистью, пытаясь высвободить зажатые пальцы.
        Но ридикюль держал мёртвой хваткой. К взывающей о помощи Ильиной бросился её управляющий на пару с Марьяном Астафьевичем.
        - Ишь ты, - удивился управляющий. - Ридикюль-то из самого Парижу завезен. Право слово, и характер у него французский - горячий.
        Подошли остальные покупатели.
        - Знамо дело, тут имеется потайная пружина, - предположил кто-то, знакомый с механикой. - Надо человека с клещами позвать да разжать замок.
        Тотчас явился приказчик купца Василевича с инструментом.
        Увидев это, мужчина в чёрном рединготе даже зубами скрипнул. Следом вдовья сумочка зарычала, словно собака.
        - Забавный у вас ридикюль, - заметил Переверзев. - Тонкая работа, видно, и стоит немало.
        Польщённая вдова загадочно улыбнулась. Между тем, ридикюль ухватили железными клещами, и он, наконец, открылся.
        - Это что, - вновь заявил знакомый с механикой господин. - Вот в Китае имеется рукотворный соловей[179 - Рукотворный соловей - на самом деле такого устройства не существовало. Подобное господин мог прочитать только в сказке Ганса Христиана Андерсена «Соловей».] из чистого золота. Так тот и поёт, и двигается, будто живой.
        Потерев затёкшие пальцы, помещица Ильина достала деньги.
        - Получите за девку, - отсчитала она семьдесят рублей.
        Марьян Астафьевич протянул и тотчас отдёрнул руку. Да и было отчего - из высоченной причёски Аиды Акимовны неожиданно повалил густой дым. Помещение стало стремительно наполняться едкой вонью. Все в ужасе попятились. Только человек в чёрном рединготе не шелохнулся. Стоял, скрестив руки на груди, и не сводил пристального взгляда с пышной причёски помещицы. Ещё мгновение, и вместо дыма из горы уложенных волос вырвались языки пламени.
        - Матерь пресвятая Богородица! - перекрестился управляющий.
        Схватил двумя руками причёску хозяйки и выбросил в открытое окно. В следующий миг она запылала, словно костёр.
        - Голову барыне оторвал! - изумились крепостные.
        Господам, напротив, стало весело.
        - Да рази энто голова, - успокоил товарищей по несчастью Никифор Ворсанафьевич. - Энто строение из чужих волос - париком прозывается. А голова ихняя на прежнем месте.
        Крепостные присмотрелись и увидели, что голова, действительно, находится там, где ей и положено быть. Только острижена[180 - Чтобы парики хорошо сидели, их надевали на остриженную голову.] коротко, отчего барыня стала походить на толстощёкого ёжика. Забыв, что их вот-вот распродадут по разным хозяевам, и что, быть может, им век не видать своих родных, крепостные вслед за господами стали тихонько посмеиваться. Лишённая парика и чести, помещица Ильина выбежала вон вместе со своим управляющим.
        Как только избу проветрили, к Марьяну Астафьевичу подошли сразу несколько покупателей. И быть Лозовичам распроданными по разным домам. Но тут к отставному подпоручику приблизился человек с каменным лицом.
        - Даю тысячу за девку, - заявил неожиданно он. - И остальных беру всех разом.
        - Но позвольте, - растерялся Переверзев. - Я не могу всех. Это аукцион. Поодиночке ведь дороже уйдут.
        - За каждого, - высокомерно задрал подбородок незнакомец в чёрном рединготе и указал на бедную Варю, - даю её цену.
        - Да вы шутите?
        - Нисколько, - и человек в чёрном достал пачку сторублёвых ассигнаций. - Извольте купчую. Забираю ваших крестьян со всем имуществом.
        - Что за блажь, что за блажь, - приговаривал довольный Марьян Астафьевич, берясь за перо с бумагой.
        После того, как деньги были сосчитаны, все документы оформлены, Лозовичи вместе с новым хозяином отправились обратно в сельцо - забрать вещи и домашнюю живность.
        Уход
        В дорогу Лозовичи собирались на скорую руку. А всё потому, что новый хозяин ходил за ними буквально по пятам.
        - Быстрей! Быстрей! - повторял он каждую минуту страшным замогильным голосом.
        Никифор Ворсанафьевич впряг лошадей в две телеги. Старшие дети нагрузили их нехитрыми пожитками, младшие - навязали позади коров, а Прасковья Митрофановна - старого козла, за которым безропотно потянулось козье стадо.
        Не прошло и полчаса, как проданное в тридорога семейство покинуло своё, теперь уже бывшее, подворье. Сбоку маленького обоза следовал на вороном коне чёрный человек с каменным лицом. Мужики, вышедшие проводить Лозовичей, снимали шапки, будто провожали покойника, крестились широко и кланялись до земли. Интересовались.
        - Далеко ли гонють? - спрашивали одни негромко.
        - А каков хозяин? - спрашивали ещё тише другие.
        Бабы преимущественно молчали, многие плакали.
        Выехав из сельца, обоз направился не по наезженной дороге к широкому тракту, а по едва заметной колее в сторону ближайшего леса. Лозовичей охватила тревога.
        Никифор Ворсанафьевич всё поглядывал на нового хозяина, пытаясь понять, кто он таков и что задумал. Но лицо человека в чёрном рединготе не выдавало ни малейшего чувства. Глаза его были и того хуже - оловянные, словно у мертвеца.
        - Ох, не к добру энто, - шепнул мастер старшим сыновьям. - Не приведи Господь, ежели новый пан окажется лихим человеком.
        - Да пошто вы взяли, что лихой? - тихо спросила Варя, сидевшая рядом с отцом. - Могет, они хворают, потому и смурные. Да и с чего нас живота лишать - богатства мы не имеем. А они за нас вон сколько тыщ выложили.
        - Не в деньгах дело, - отмахнулся родитель. - Чай не слыхала про мучительницу и душегубицу Салтычиху?
        - Не слыхала, - призналась Варя.
        - То-то, - вздохнул Лозович. - А она вельми богатая помещица слыла и при том весьма бесчеловечная. Насмерть замучила более ста крепостных. Энто у неё вроде потехи. Что только не по ней, хватала полено и била почём попадя. Жгла припекательными щипцами, коими волосы завивают. Обливала кипятком, поджигала волосы, морила голодом, привязывала голым на морозе. А уж когда сама уставала мучить, наказывала гайдукам пороть виновного до смерти.
        - Господи, - услышав это, перекрестилась Варя, - спаси и помилуй.
        - Потому, - подвёл черту своему рассказу Никифор Ворсанафьевич, - будьте настороже. Держите топоры да вилы под рукой. Не поддавайтесь извергу. Даст Бог, отобьёмся.
        Когда обоз заехал глубоко в лес, и впереди уже не было никакого пути, человек с каменным лицом поднял руку.
        - Приехали! - глухо объявил он и спрыгнул из седла наземь.
        Лозович огляделся, и сердце его разом оборвалось. Со всех сторон их окружала непролазная чаща. Никифор Ворсанафьевич нашарил под сеном рукоять топора. Новый хозяин между тем подошёл к Варе.
        - Варенька, - сказал он всё тем же замогильным голосом. - Вы не узнаете меня?
        Вслед за этим чёрный человек, точно в сказке, ударился оземь и превратился в Шурку Захарьева.
        - Так это вы?! - опешила Варя. - Вы нас выкупили?
        - Ну, да, - просиял Шурка.
        - А зачем? - вдруг нахмурилась девушка. - Чтобы измываться, да?
        - Что вы, - во весь рот улыбался Шурка. - Чтобы на волю отпустить. Вы все теперь свободны! Вот и купчую возьмите.
        - Князь Александр! - бросился ему в ноги старший Лозович. - Благодетель вы наш! Век за вас Бога молить буду, детям, внукам накажу!
        И он стал целовать пыльные Шуркины сапоги.
        - Перестаньте, дядя Никифор! - испугано попятился Шурка. - Немедленно встаньте!
        Но Лозович не встал. Мало того, вслед за ним на колени бухнулась вся семья. Одна лишь Варя стояла, смотрела влюбленными глазами на Шурку и посмеивалась, прикрыв лицо сложенными шалашиком ладошками.
        Когда Лозовичи вняли уговорам благодетеля, и страсти, наконец, улеглись, Шурка достал из кармана пачку книжиц.
        - Держи, дядя Никифор, - протянул главе семейства. - Ваши паспорта. Сейчас я пространственно-временный континуум[181 - Континуум - связное пространство.] преобразую, и вы перенесётесь в наше время. Там всё будет по-другому, поэтому ничему не удивляйтесь. Пойдёте в город, найдёте начальство, скажете, что вы староверы из Казахстана…
        - Из каза… из казацкого стана? - удивился Лозович. - Так ведь Запорожскую Сечь давным-давно разогнали. Почитай, годков десять тому назад.
        - Ка-зах-стан, - повторил по складам Шурка.
        - Так я и говорю - казак-стан.
        - Ну, типа того, - сдался Шурка. - Главное, не забудьте попросить, чтобы вам землю выделили. Понятно?
        - А чего непонятного? - пожал плечами Никифор Ворсанафьевич и открыл один из паспортов.
        Книжица оказалась пустой - ни записей, ни печатей.
        - Ты, князь, не ошибся ли? - вернул он паспорт.
        - Всё в порядке, - заверил Шурка. - Документы преобразованы, в смысле заколдованы. Любой начальник увидит там всё, что ему надо. Вы только говорите, что беженцы и что хотите фермерством заниматься. Запомнили?
        - Гмы, гмы, - задумчиво подкрутил ус мастер. - Скажи-ка вдругорядь как энто прозывается?
        - Фермерство.
        - Фер… гмы, - смутился Лозович. - Фер, мер…
        Шурка в растерянности почесал за ухом.
        - Неважно, как называется, - нашёлся он. - Скажете, что хотите крестьянствовать и на земле работать.
        После недолгих прощаний он усадил Варю и её родню на телеги, а сам отвернулся и закрыл глаза. Нынешнее преобразование требовало особой точности - уж очень большой объект переправлялся по времени. К тому же и Лозовичи, и их живность, и телеги должны попасть в точно определённый век и год. Шурка тщательно рассчитал траекторию, силу толчка, ускорения и скорость ухода. Сделал последнее усилие, подключил энергию и…
        - А-а-а! - вдруг завыл кто-то диким голосом.
        Захарьев в испуге обернулся, но на лесной полянке не было ни души. Но не это смутило Шурку, а то, что вместе с другими пропал Сенька, преобразованный им в вороного коня.
        Всё пропало
        В тюремном коридоре раздались шаги. Инопланетяне прислушались.
        - Тимофей, - говорил один из стражников, - не слыхал ли об аукционе?
        - Не слыхал, у кума гостевал в Замосточье.
        - Сказывают, человек в чёрном объявился и единым махом семью Лозовича выкупил от мала до велика. Да сказывают, денег отдал не меряно помещику Переверзеву.
        - Энто отставной подпоручик, что в суде заседает?
        - Он самый. А после, когда уж купчую составили, обнаружилось, что человек тот чёрный купил крепостных для князя Захарьевского.
        - Энтово я тоже знаю, они из Парижу прибыли.
        - Ага. Подпоручик накануне с князем повздорил и на дуэль его вызвал.
        - Ох-ти! А чё из того?
        - Да как ты не поймёшь. Выходит, князь некий умысел чинит супротив помещика, раз негласно выкупил у него крепостных за такие деньжищи. Тут ясно, как божий день, что дело нечисто. К тому же князь составил на Лозовичей подорожную, в коей указал, что крестьяне его числом четырнадцать душ следуют до града Иркутска. Вот на кой ему сие надобно?
        - Могет, он намерение имеет в Иркутске проживать? - предположил Тимофей.
        - Дурья твоя башка. Ведь они стреляться желают. А подпоручик, всякий знает, бьёт метко и убьёт князя. Ей-ей, убьёт.
        Тут лязгнул засов, и дверь открылась.
        - Эй, басурмане! - крикнул, судя по голосу, напарник Тимофея. - Принимай снедь-питьё, да не мешкай!
        Отведав обед, посланный им Шуркой, папаша Всюси крепко задумался.
        - Хмы, Лозовичи, - посмотрел он на сына. - Это не те, у которых мы преобразованную дубину обнаружили?
        - Они, - кивнул Фью.
        - Выходит, между твоими подопытными кроликами и этими крестьянами есть какая-то связь. Надо только проследить за ними и дождаться появления строптивых мальчишек.
        Фу-Фью заглянул в кувшин.
        - Выходит, так. Не хотите ли, папаша, - протянул он кувшин Всюси, - землянского молока попробовать?
        Всюси отхлебнул и поморщился.
        - Непривычный вкус.
        - А мне нравится, - приложился Фью к кувшину.
        Дверь камеры вновь открылась.
        - Выходи на дознание, - объявил стражник Тимофей и, когда инопланетяне вышли, прихватил кувшин с недопитым молоком.
        - А, господа масоны! - встретил их радостным возгласом городничий.
        Но в следующий миг благодушная улыбка слетела с его лица.
        - Что же вы поклёп возводите на безвинных людей? - спросил он грозно. - На патриотов отечества русского! А?! В Тайную Экспедицию захотели?
        - Моя твоя не понимает, - закрутил головой шарообразный Ибн-Ватута.
        - А ты? - повернулся Евграф Андреевич к Абу-Фульдуну.
        - Вас ввели в заблуждение, - заявил тот. - Мы подданные персидского шаха и знать не желаем никаких масонов. Это есть общество, противное делу аллаха.
        - Ишь, как запели, - ухмыльнулся Капищев и указал на стул. - Хорошо же, тогда садись и излагай наиподробнейшим образом: откуда и куда путь держите, где успели побывать и где намеревались быть. Кроме того, укажи…
        Но тут его речь прервал грохот в коридоре, примыкающем к дознавательной комнате. По звуку было похоже на падение тела.
        - Что такое?! - зарычал городничий и распахнул дверь.
        В коридоре на полу лежало обмундирование. И так странно лежало, что, казалось, будто стражник сразу упал, а потом испарился, оставив в полном порядке свой мундир, на котором и пояс имелся, и связка ключей на поясе. Не успел Евграф Андреевич понять, что произошло, как на плечо ему сел жёлтенький попугайчик.
        - Разрешите доложить? - обратился он голосом Тимофея и поднёс к голове правую лапку.
        У городничего помутилось в рассудке.
        - Кыш!! - рявкнул он.
        Напуганный попугайчик упорхнул к окну и там, сидя на подоконнике, задумчиво поскрёб коготком в клюве.
        - Вот и служи после энтого верой и правдой, - пробурчал он сердито.
        У Капищева перед глазами поплыли разноцветные круги. Майор метнулся назад в дознавательную, но и там щебетали какие-то жёлтенькие птички. Персидские купцы пропали. Одежда их, между тем, лежала на лавке, на которой они только-только сидели, словно и они улетучились.
        Неожиданная встреча
        В трактир Шурка вернулся далеко за полдень. Открыл дверь, оглядел харчевню и едва не присел от неожиданности. За одним из столов вместе с его другом Стопочкиным сидел учитель биологии. «Ё-моё! - растерялся Захарьев. - Как он тут оказался? Неужели Лерка напортачил?». В следующий миг Лера его заметил и приветливо замахал рукой.
        - Князь, - позвал он, - ходить к нам.
        «Странно, - удивился Шурка, - почему он при Пантелеймоне Юрьевиче англичанином прикидывается и князем меня называет? Наверное, биолог нас тоже не узнал».
        Приблизившись к столу, Захарьев, не зная, что сказать, в нерешительности стал перед учителем. Со стороны это выглядело забавно - ведь Шурка, как важный барин, блистал роскошными одеждами. А Пантелеймон Юрьевич, наоборот, был одет скромно, и если казался человеком из господского сословия, то самого мелкого и наибеднейшего. Впрочем, никто княжеского смущения не заметил, кроме, конечно, Леры.
        - Бывайте знакомы, - хихикнул он, и Шурка окончательно утвердился в мысли, что биолог их принял за дворян.
        - Учитель естественных наук, - хитро щурясь, указал Лера на Пантелеймона Юрьевича.
        Тот встал и склонил голову на старинный манер. «Что же это такое?» - совсем растерялся Захарьев.
        - Учитель малого народного училища Феофилакт Дружинин, - назвался учитель.
        - Феофилакт Гаврилович, - уточнил Лера.
        Только тут Шурка понял, что перед ним совсем другой учитель, который похож на Пантелеймона Юрьевича, как две капли воды.
        - Может, даже дальний родственник, - подмигнул Лера.
        Обрадованный таким обстоятельством Шурка отвесил старинному учителю нижайший поклон.
        - Давно в сих краях? - вальяжно, как и подобает князю, раскинулся он на стуле.
        - На днях прибыл, - сел на своё место Дружинин. - Имею повеление открыть в здешнем граде храм познаний для детей низшего сословия.
        - А открытие намечено на 1 сентября? - со снисходительной улыбкой предположил Шурка.
        - Чем же сей день примечателен? - удивился учитель. - Открыть наказано 22 сентября, аккурат в день годовщины коронования государыни.
        Напыщенность с Шурки словно ветром сдуло.
        - А кого учить будете? - совсем уж просто спросил он.
        - Да всех, кто желание изъявит. Потому училище и названо народным.
        - Верно, это есть только в этот город? - спросил Лера, удивлённый тем, что в царские времена учили бесплатно.
        - Отчего же, - с неудовольствием покосился на него Феофилакт Гаврилович. - Наказано малых народных училищ возвести никак не менее трехсот. Токмо в нынешнем годе по уездным да губернским городам откроют ровным счётом 25.
        - А что же, до этого вообще ничего не было?
        - Ранее отроки в духовных семинариях обучались, коих было немного. А четыре года назад открыли Учительскую семинарию в стольном граде.
        - Вы, вижу, недавно на Русь прибыли, - предположил с добродушной улыбкой Дружинин. - Ничего о наших новациях не ведаете.
        - Так есть точно. Лондон да Париж, - закатил мечтательно глаза Лера, - жили-поживали, пока к вам не попали.
        - Часом не через Австрию ехали?
        - А что? - насторожился Шурка, предполагая, что речь опять пойдёт о масонах.
        Но учителя политика мало интересовала. Дружинин жил только одним - идеей всеобщего обучения простого люда.
        - Могли полюбоваться, - пояснил он, - как в тамошних землях устроено народное образование. Ранее-то у австрияк, как и у нас обучали - через пень колоду. А в останние годы всё преобразилось. И заслуга сия принадлежит Фёдору Ивановичу Янковичу. По происхождению они из сербов. И на самом деле зовут их Теодор, а полная фамилия Янкович де Мириево. Они самые и помогли австрийскому императору устроить школьную реформу, каковых ещё не бывало в мире. Потому Екатерина Великая и призвала их к российскому престолу. Зело Федор Иванович мудры. В 1782 годе они-то на Руси семинарию и открыли, в коей учителей обучают для народных училищ. И я у них учился. Великий человек.
        Тут Дружинин трижды перекрестился, одновременно прошептав короткую неслышную молитву за здравие.
        - Раньше как было, - продолжил он. - Учитель занимался не с классом, а с каждым учеником в отдельности. Оттого в комнате стояло непрестанное гудение: всяк зубрил своё. А ныне будем обращаться ко всем ребятам. И доска отныне будет одна большая, на коей учитель мелом будет писать объяснения и задания для всех. Также устроим перед уроками переклички с непременным отзывом «здесь». А кто захочет чего спросить или ответить, тот должен поднять левую руку. А ещё будут обязательно классный журнал, экзамены и каникулы…
        - Да знаем мы всё это, - отмахнулся Шурка и тут же спохватился, вспомнив, что знать он этого не может.
        Но Дружинин понял его по-своему.
        - Ах, я и позабыл, - виновато улыбнулся он, - вы ведь сие в Австрии видали. Вас не удивишь. К слову сказать, и там, и тут всё дело рук Янковича.
        - Ох, как Фёдор Иванович за народное образование ратуют, - покачал головой Феофилакт Гаврилович. - Благослови, Господь. За несколько лет подготовили и издали, почитай, 70 разных учебников, из коих десять собственной дланью[182 - Длань (старорусское) - рука.] начертали.
        - А сколько же лет в вашей школе будут учиться?
        - Три года. Ежели зимой, то с 8, а летом с 7 часиков и до 11. Затем следует перерыв. А с двух часов дня до четырёх снова уроки.
        - А преподавать что будете, Закон Божий?
        - Не токмо. Окромя Закона Божьего, церковнославянскую грамоту, русский язык, чистописание, арифметику, немного - историю и географию.
        - Кстати, о географии, - вспомнил Дружинин и развернул газету, лежавшую у него на коленях. Слыхали ли новость?
        Бесы водят
        На крики городничего прибежал капитан-исправник с несколькими стражниками. Попугайчик и жёлтенькие птички, которые оказались канарейками, были изловлены и посажены в клетку. Клетку ради такого случая изъяли во временное пользование в лавке Лозовича. Поставив клетку на край стола, Капищев сел с противоположного и уставился на птицу.
        Канарейки тревожно щебетали между собой. Попугайчик же забился в угол, время от времени осматривал себя от груди до хвоста и бормотал одну и ту же фразу: - Спаси и сохрани мя, грешного.
        «Алхимия, - думал городовой. - Истинно чародейство. Другого и быть не может. Глаз да глаз за ними нужен». И в самом деле, на протяжении часа, а то и более, не спускал с птиц пристального взгляда. За этим занятием его и застал Переверзев. Отставной подпоручик ворвался в дознавательную, размахивая пачкой печатных листов.
        - Евграф Андреевич! - завопил он, увидев городничего. - Беда! Обобрали до нитки! Требую немедленно схватить злодея!
        - Что такое?! - вскочил Капищев и одним движением вырвал листы из рук помещика.
        - Превратить ветреную и упрямую жену в постоянную и послушную весьма просто, - прочитал он и грозно глянул на помещика. - Сие что такое?!
        - Ассигнации суммою четырнадцать тысяч рублей, - едва не плакал Марьян Астафьевич.
        Покрутив головой, словно ему жал воротник мундира, и проглотив горький ком в горле, Переверзев принялся сбивчиво, во всех подробностях рассказывать, что с ним произошло.
        - А кроме того, пропал молодец мой, - заключил он.
        Выслушав помещика, городничий взялся за голову.
        - Всё неспроста. И купцы с бобрами, и птички, - кивнул он на клетку, - и бумаги ваши подложные.
        - Полагаю, что всё энто проделки князя Захарьевского, ежели он на самом деле князь.
        - Гмы, - задумался городничий. - Уж во второй раз мне на них указывают, как на ненадёжного человека. Видно, пришла пора пригласить сего господина в участок да побеседовать с глазу на глаз как следует.
        - Непременно допросите, непременно, - обрадовался Марьян Астафьевич. - Да токмо под арест не берите. Особливо завтра поутру.
        Вспомнив о слухах по поводу дуэли между отставным подпоручиком и юным князем, майор Капищев прошёлся по комнате.
        - Поговаривают, будто бы вы затребовали сатисфакции[183 - Сатисфакция - удовлетворение, даваемое оскорблённому оскорбившим его лицом обычно в форме поединка, дуэли.] за оскорбление Фёклы Фенециановны?
        Переверзев не ответил.
        - Напомню вам, любезный Марьян Астафьевич, - остановился напротив него городничий, - что подобные поединки в Российской Империи строжайше запрещены. Ещё Пётр Великий в главе 49 Воинского устава от 1715 года указал, что дуэль никакое оскорбление чести обиженного никаким образом умалить не может. Кто против сего учинит, имеет быть казнен, а именно повешен. Помните ли?
        - Как не помнить, - удивлённо посмотрел на него отставной подпоручик, - али я не военный человек?
        - Заметьте, - склонил голову полицейский, - это я вам согласно закону[184 - Несмотря на запрет Петра I, действовавший до 1787 года, наказания за дуэль ни разу не применялись. Командиры полков фактически сами поощряли в офицерской среде такое чувство чести и под разными предлогами освобождались от офицеров, которые отказывались драться. Подобное отношение к дуэли было не только в армии, где служило подавляющее большинство дворян. Отказ от поединка считался несмываемым позором и навсегда исключал из общества порядочных людей.] напоминаю, ибо поставлен за исполнением оного надзирать. Вы же согласуйтесь со своей честью. Но помните, что и секундантов таким же образом наказать надлежит. И что всё это я вам поясняю именно потому, что ради государственной нужды надобен мне князь, для дознания.
        - Евграф Андреевич, голубчик, - умоляюще посмотрел на него Переверзев, - а как бы вы на моём месте поступили? Ведь он всякие богопротивные фокусы показывает. Самого Калиостро знавал.
        - М-да, - погладил себя по щекам городничий. - Сказывают, Калиостро тоже масон, мистик. Надо бы, - оглядел он комнату, - попа призвать, дабы освятить место и в аукционе, и в остроге. Видать, бесы нас водят.
        Отставной подпоручик утёр невидимую слезу.
        - Всё так, - согласился он. - Но, как говорят, на Бога надейся, а сам не плошай. Поспешу я в своё сельцо, авось крепостных перехвачу, коих у меня обманом умыкнули.
        И он бросился вон из полиции.
        Джек, казаки и Демидов-чудак
        - Какой есть новость? - оживился заскучавший было Лера.
        - Помёр Джек Скверная Погода.
        Мальчишки решили, что умерла чья-то собака.
        - Большой жаль, - грустно покачал головой Лера.
        - Наверное, породистым был? - поинтересовался Шурка.
        - У, какой! - подтвердил Феофилакт Гаврилович. - Как-никак, Джон Байрон - вице-адмирал аглицкого флота. Да ещё губернатором был на острове Ньюфаундленде.
        Озадаченные таким известием, друзья переглянулись и, не сговариваясь, почесали затылки.
        - А почему его называют Джек Скверная Погода? - нашёлся первым Шурка.
        - Сказывают, - усмехнулся Дружинин, - что Байрон в плаваниях завсегда в штормы попадал. Впрочем, сие не помешало адмиралу стать первооткрывателем новых земель. В 1765 году, во время кругосветного путешествия, покойный на корабле «Долфин» открыл целых шесть островов…
        В это время к столу подошёл молодой поручик в артиллерийском мундире.
        - Позвольте заметить, - ухмыльнулся он пьяно, - похороны адмирала давно уж не новость. А вот я вам могу обсказать настоящую новость, чего в газетах ещё не скоро пропишут.
        - Занятно, - недоверчиво улыбнулся Дружинин.
        - Да вы садитесь, - показал на свободный стул Шурка.
        Поручик сел.
        - Господа, - начал он важно, - да будет вам известно, в наступающем 1787 году из запорожцев, кои ныне поселены в пограничных районах на Южном Буге, есть намерение образовать Черноморское казачье войско.
        - Да неужто? - подивился Дружинин. - Значит, не зря Запорожскую Сечь разогнали. Ведь одно волнение было в народе от сей непотребной вольности. А теперь, поди ж ты, призовут охранять границы государства рассейского. Чего не делается, - заключил он, - всё во благо отечества нашего.
        Сидящие за столом дружно закивали, а у Шурки перед глазами вдруг всплыла страница газеты «Санкт-Петербургские ведомости». Из небольшой заметки, которую он успел прочитать, выходило, что ровно через шесть лет бывших запорожцев вновь переселят. На этот раз на Кубань. От них затем и пойдут кубанские казаки.
        - Хозяин! - заорал поручик. - Вина мне и моим друзьям!
        Половой мигом накрыл стол. Отказываться от угощения было неприлично, но и пить мальчишки не хотели. Самый крохотный глоток алкоголя сделал бы их слабыми и беспомощными. Появись в харчевне инопланетяне, друзьям не избежать плена. Лера вопросительно посмотрел на Шурку. Тот незматено подмигнул и телепатировал: «Без паники. Я сейчас из вина компот сделаю».
        Осушив одну, а затем вторую кружку, учитель и военный, словно старые знакомые, принялись толковать о разных разностях.
        - Помните, - говорил с чувством Дружинин, - три года назад Указ вышел о вольных типографиях? С той поры у меня одна мечта - завести собственную.
        - Да на кой она вам сдалась? - удивился поручик.
        - Пользительно сие для обучения народа нашего дремучего. Я бы книжицы всякие печатал, справочники, азбуки, сказочки, да мало ли чего.
        - Ну, ежели так, - задумался артиллерист, а задумавшись, подлил в кружки вина. - За просветление в народе!
        - Виват!! - поддержал его учитель.
        Выпили.
        - Ведаете, уж не токмо в столицах[185 - Имеется в виду старая столица Москва и новая - Санкт-Петербург, построенный Петром I.] типографии имеются, - мечтательно посмотрел на собеседника Феофилакт Гаврилович. - Открыто их и в Астрахани, и в Калуге, и в Тамбове, и в Ярославле, и в прочих городах.
        - Без денег какая же типография, - заметил, утираясь рукавом, военный.
        - Да, - согласился учитель, - денег нет и взять неоткуда.
        - А вот Демидов, - вспомнил поручик. - Большой чудак, а на вспомоществование денег не жалеет. Воспитательный дом построил для несчастно-рожденных младенцев. Чай, слышали?
        - А как же. Прокофий Акинфиевич. Миллионщик, потомок тульских оружейников.
        - Хе-хе, - вдруг захихикал, закрутил головой поручик, вытер набежавшую от смеха слезу и пояснил: - Ведь что умудрил чудак, когда пошла мода на очки. Заставил и лакеев своих, и кучеров, и форейторов[186 - Форейтор - слуга, сидящий верхом на передней лошади, когда повозка запряжена четырьмя или шестью лошадьми.] носить стеклянную невидаль. Да что челядь? Наказал даже для лошадей и собак специальные очки соорудить. И вид у животин стал этакий задумчивый, ну прямо профессорский.
        - А слуг он одевает в столь нежданные одежды, - снова захихикал поручик, - во сне не приснится! Одна половина ливреи шита золотом, другая - из самого грубого сукна. Одна нога обтянута шёлковым чулком и обута в изящный башмак, а другая - в лапоть. Вся Москва сбегается поглазеть, когда он выезжает на своей оранжевой колымаге[187 - Колымага - четырёхколёсный открытый экипаж.]. Тянут её завсегда три пары лошадей - одна крупной и две мелкой породы. Форейторы - карлик и великан. И все в очках. Умора!
        Но учитель не разделил поручикова веселья.
        - Сие есть тонкая философия, намёк на неустройство наше, - сухо заметил он. - Осмелюсь заметить, Прокофий Акинфиевич вельми учёный муж. Написал целое исследование о пчёлах. Но особо почитает ботанику. Собственноручно собрал уникальный гербарий, который намерен по смерти передать Московскому университету. Есть у него, кроме того, великолепный ботанический сад в московской усадьбе…
        - Ха-ха-ха! - услышав это, зашёлся от хохота артиллерист.
        - Да что такое?! - обиделся Дружинин. - С чего вы смеётесь так нехорошо?
        - Да как же не смеяться, - утёр слезу поручик. - Московские дамы повадились в его любимом саду тайком рвать редкие цветы. Так Демидов, не будь дурак, расставил по саду вместо статуй голых мужиков. Вот где переполох случился, хе-хе!
        Представив, как оживают статуи при появлении дамочек-грабительниц, Шурка с Лерой невольно заулыбались. Только Феофилакт Гаврилович, который, судя по всему, уважал взбалмошного купца-миллионщика за благотворительность и учёность, оставался по-прежнему серьёзным.
        - Не о Демидове ли речь ведёте? - остановился тут у их стола пожилой господин, проходивший мимо.
        - О нём самом, - кивнул артиллерист. - А что, небось, сызнова какую штуку отколол?
        - Самую что ни на есть невероятную, - подтвердил пожилой. - Слёг в постель и помирать собирается.
        - М-да, - перестал смеяться поручик. - Жаль старика.
        - Ай-яй! - огорчился Феофилакт Гаврилович. - Какой человек пропал. А ведь мечтал дожить до того часу, когда к нам из Европы учиться ездить будут. Ведь это он с самого основания Московский университет опекал. Стипендии завёл для бедных студентов…
        Переверзев и речной дух
        Примчавшись на подворье Лозовичей во главе многочисленной дворни, Марьян Астафьевич никого там не застал.
        - Староста! - заорал тогда помещик и глянул испепеляющим взором на прибежавшего Родиона. - Куда Никишка с семейством подался?!
        - Да вона, - показал староста, - по дороге на Смоленск, а тама к лесу вашему, что непролазным прозывают.
        Послав дворню в лес, помещик тщательно обследовал подворье. Амбары и сараи были пусты. Только в избе за печкой обнаружил ветхий сундук, на дне которого под древесной стружкой лежала изукрашенная лентами, повязанная платочком увесистая дубина.
        - Что сие? - подозвал Переверзев старосту.
        Родион глянул и перекрестился.
        - Речной дух, - шепнул он.
        - Дух? - удивился помещик.
        - Он самый, - кивнул староста. - Весьма пользителен для крестьянского хозяйства.
        - Отчего же тогда Никишка его с собой не взял? - заинтересовался Переверзев.
        - Не можно, - вздохнул Родион. - Известно ведь - духи не любят покидать родных мест. А ежели силой их увесть, то могут и навредить.
        Марьян Астафьевич ещё раз оглядел несуразную куклу. Действительно, она весьма напоминала одного из языческих идолов, которым до крещения Руси поклонялись славянские племена.
        - Значит, речной дух? - спросил со скрытой угрозой в голосе.
        - Ага, - простодушно подтвердил Родион. - Лозовичи чрез него воду вызывали.
        - Что-о?! - возвысил голос Марьян Астафьевич. - Какую воду?
        - Да знамо дело, из реки.
        И, опасаясь панского гнева, поторопился наябедничать: - Сие дело рук заезжих барчуков. Они и матушку нашу Фёклу Фенециановну околдовали, и вас, барин, до смертоубийства довели…
        Выпалив это, староста спохватился. Он вдруг с ужасом осознал, что всё сказанное им есть чистейшей воды измышление. Ничего подобного с хозяевами и быть не могло. Запоздалую его догадку тотчас подтвердил и сам барин.
        - Околдовали? Смертоубийство? - переспросил он, задыхаясь от негодования.
        Родион глянул на него обречённо, хотел сказать хоть что-нибудь в своё оправдание, но лишь кивнул в ответ.
        - Ах, ты дубина безмозглая! - заорал тогда Переверзев. - Язычник! Сейчас я тебя научу уму-разуму!
        И хрястнул попытавшегося увернуться старосту вдоль плеч. Взвыв от боли, Родион бросился прочь из избы, а отставной поручик в исступлении принялся лупить дубиной по всему, что на глаза попадалось. В слепой ярости он ударил водовызывающей палкой едва ли не сотню раз. Только когда у него уже и сил не осталось, отбросил «речного духа» и вышел из избы. Над сельцом висела подозрительная тишина. И в этой тишине слышно было, как с невероятной скоростью приближается нечто громадное и хлюпающее. В недоумении помещик шагнул, было, к калитке, как вдруг, проломив изгородь, на подворье Лозовичей вкатился необъятный, в несколько тонн весом, водяной шар. Не снижая скорости, он наехал на опешившего Марьяна Астафьевича и в мгновение ока впитал его в себя.
        - Караул! - только и успел булькнуть помещик.
        Шар покатился далее, ломая всё на своём пути. Выпучив глаза, Переверзев бултыхался внутри, будто микроскопическая козявка в капле воды. Ещё минута, и он бы захлебнулся. Но шар стремительно пересёк подворье, влетел на скотный двор и внезапно остановился. Благодаря силе инерции Марьян Астафьевич вылетел из него, словно скользкая сливовая косточка. Но на этом неприятности помещика не окончились. Покинув одну водную стихию, он тут же угодил в другую. А именно, упал плашмя посреди большой навозной лужи.
        «Вот интересно, - только тут задумался помещик, - откуда проныра староста ведает о моём мимолётном желании с жизнью распрощаться? И что он там про околдованную Фёклу сказывал?».
        Вернувшаяся из леса дворня нашла своего барина мокрым, дурно пахнущим и злым, как чёрт.
        Всё произошедшее ничуть не испугало отставного подпоручика, наоборот, ещё сильней разозлило. Когда же Переверзев узнал, что следы Лозовичей обрываются в лесной чащобе, будто крепостные вместе с телегами и скотом под землю провалились, он и вовсе стал плеваться и на чём свет стоит ругать язычников, чародеев, масонов и прочих заезжих иноземцев.
        Перед дуэлью
        До начала дуэли оставалось несколько часов, когда друзья вернулись в свой номер.
        - Как аукцион? - первым делом спросил Лера.
        - Всё по плану, - заверил Шурка. - Только Марьян Астафьевич цену набивал.
        Лера растянулся на кровати.
        - С твоими способностями, - заметил он, - я бы Лозовичей без всяких торгов освободил. И другим крепостным вольную дал. И вообще по всей России крепостное право отменил.
        - Умный какой, - усмехнулся Шурка. - Во-первых, нам нельзя к себе внимание привлекать. Во-вторых, всему своё время. Наступит 1861 год, крепостное право и так отменят. А если мы будем историю менять, начнутся всякие неприятности.
        - Ну и какие?
        - Например, ты возьмёшь и исчезнешь. Твои прапрадедушка и прапрабабушка не встретятся и не родят твою прабабушку. А она не встретит прадедушку и не родит дедушку, а дедушка…
        - Всё ясно, - прервал его Лера. - Но Лозовичей ты же отправил в наше время?
        - Так это частный случай, это особо ни на что не повлияет.
        - Ага, только исчезнет полгорода какого-нибудь, и всё, - съехидничал Лера.
        - Варю этой зимой помещица Ильина должна была замордовать до смерти, - сообщил угрюмо Шурка. - Лозовича хотел выкупить хозяин соседнего завода - Никифор Ворсанафьевич там бы умер от горя. Остальных собирались скупить татарские беи и в свой Кырыим угнать. А в Крымском ханстве детвора бы не выжила, это точно. Там знаешь, какое рабство дикое? Чуть что - плетьми, а то и вовсе зарезать могут. А тех, кто обессилел и не может работать, с горы Ак-хая в пропасть бросают.
        - Ёлки-палки! - сел на постели Лера. - Я же не знал.
        - Ладно, - отмахнулся Шурка, - проехали.
        Он подошёл к окну, из которого была видна часть теперь уже обезлюдевшей Торговой площади.
        - Про персидских купцов ничего не слышно?
        - Прибегал стражник в лавку - клетку взял для певчей птицы.
        Шурка улыбнулся.
        - Значит, сработало.
        - И слава Богу, - опять растянулся на кровати Лера. - А то, честное слово, жалко этих инопланетян, хоть они за нами и гоняются. Их в съезжей избе пытать бы стали до смерти.
        - С чего ты взял?
        - Ну, как же: 18 век, палачи, раскалённое железо, и всё такое.
        - Да будет тебе известно, - возвысил голос всезнающий Шурка, - что ещё 8 ноября 1774 года Императрица Екатерина подписала секретный Указ, по которому запрещено производить пытку во время дознания. Только указ этот скрывают, чтобы народ продолжал трепетать при угрозе пыткой.
        - Что-то я не пойму, - посмотрел на друга Лера. - Городничий кричал про батоги. Значит, он тоже пугал?
        Шурка пожал плечами.
        - Конечно, пугал. Бьют только по приговору суда, а так ни в коем случае.
        - Тогда ты меня зря послушал и Фу-Фью с папашей в канареек превратил, - вдруг заключил Лера.
        - Это почему же?
        - Канареек может любая кошка слопать. Надо было инопланетян обратно отправить - в тарелочную академию.
        - Ты что, не соображаешь? - покрутил пальцем у виска Шурка. - Это же стопроцентная демаскировка. Тутьюковцы нас сходу вычислят.
        - А в канареек преобразовывать - не демаскировка?
        - Так это же в закрытом помещении.
        - Какая разница?
        - В помещении - это как камень бросить в ведро с водой, которое крышкой накрыто. Со стороны же не видно, что внутри по воде круги разбегаются.
        - А почему в чистом поле нельзя - там же нет никого, только земля и небо?
        - На небе как раз и остаются отпечатки преобразований. Только голову подними и сразу увидишь, когда преобразование делали. Потом сдвинулся по времени и, пожалуйста, бери нас тёпленькими.
        - Слушай, - приподнялся на кровати и испуганно выглянул в окно Лера. - Но ты же и в саду, и в усадьбе, и в сельце преобразовывал. Выходит, инопланетные академики нас давно могли засечь?
        - Теоретически да, а на практике вряд ли. Во-первых, погрешности возникают большие, можно не туда уйти.
        - Как это не туда?
        - Ну, не в ту эру, не в тот век, не в тот год, даже не в тот час. Во-вторых, они же не знают точно, что это мы преобразовывали, а не какой-нибудь местный колдун. А, кроме того, при малейшей ошибке можно попасть в другое измерение.
        - Какое ещё измерение?
        - В четвёртое, пятое, шестое, сто двадцатое… Их тут полно - миллионы штук. А вот если мы отошлём на Ту-Тью оканареенного Фу-Фью с папашей, нас сразу найдут. Это то же самое, что отправить письмо с обратным адресом.
        Дуэль
        На дуэль Марьян Астафьевич явился в гвардейском мундире. Вместе с ним прибыл его секундант, инженерный лейтенант Смольский из расквартированного в городке артиллерийского полка. Также приехал уездный штаб-лекарь Пирошкин.
        - Позвольте, господа, - сразу же заявил лейтенант, - объявить условия дуэли.
        По его словам выходило, что между барьерами, разделяющими противников, должно быть не более десяти шагов.
        - А сходиться вы начнёте на тридцати, - пояснил Смольский.
        - А когда можно делать пиф-паф? - поинтересовался Лера.
        Губы лейтенанта тронула снисходительная усмешка, но он тотчас прикрыл её ладонью, откашлялся и с самым серьёзным видом повернулся к Лере.
        - Стрелять, граф, - сказал он, - можно с любого расстояния, после того как будет дана команда сходиться. Но и после первого выстрела противник должен продолжать идти, пока не достигнет барьера или же пока не прозвучит второй выстрел.
        - Кстати, граф, - показал он на Лерину шпагу, - дайте-ка мне ваш клинок.
        Взяв Лерину шпагу в левую руку, а свою в правую, Смольский отошёл к ближайшей лужайке и, выбрав бугорок повыше, воткнул первую шпагу в землю.
        - Это у нас будет первый барьер, - сказал он, отсчитывая десять шагов, - а это будет второй.
        И воткнул в землю вторую шпагу. После этого лейтенант отсчитал от каждой шпаги-барьера в разные стороны ещё по десять шагов.
        - Ну-с, князь, - открыл он ящичек с двумя дуэльными пистолями, - за вами право выбора.
        Шурка, не гадая, взял тот пистолет, который был к нему ближе. Вооружился и Переверзев.
        - Не желаете ли, господа, мировую? - спросил для приличия лейтенант.
        Не успел Шурка рта открыть, чтобы согласиться, а Переверзев уже энергично замотал головой.
        - Ни в коем случае. Начинаем сейчас же.
        Шурка послушно отошёл к отмеченному для него месту. Вид у него был удручённый. Во всяком случае, так казалось со стороны. Марьян Астафьевич, напротив, надменно усмехался и вообще смотрел на противника, как на уже выброшенную и совершенно ненужную вещь.
        Выйдя на позиции, дуэлянты повернулись друг к другу лицом.
        - Сходитесь! - махнул рукой Смольский, и Переверзев с Захарьевым пошли навстречу, выставив перед собой оружие.
        Дуло Шуркиного пистолета смотрело то влево, то вправо, то задиралось к небу, то опускалось долу. Вообще, казалось, что он вот-вот его отбросит и расплачется. На самом деле Шурка ни о чём таком не помышлял и, конечно же, совсем не удручался. Он всего-навсего ломал голову над тем, как победить Переверзева и в то же время его не убить. Поэтому Шурка попросту не видел ни своего противника, ни даже лужайки, по которой шёл. Отсчитывая роковые шаги, он блуждал внутренним взором по бесконечным формулам веществ, составляющих окружающий мир.
        В отличие от Захарьева, отставной подпоручик нисколько не думал о последствиях дуэли. За многие годы службы не однажды ему приходилось выходить к барьеру. Да и что значит одна-единственная пуля для боевого офицера, побывавшего в таких переделках, где от летящих ядер свет Божий застилало. Да и вышел бы супротив него опытный стрелок, а то мальчишка, заезжий франт, щелкопёр, который сей же час испугается и выстрелит в воздух. Так и случилось.
        Не доходя до барьера добрых три метра, Шурка нажал курок. Грохот и дым заполонили всё вокруг. Но выпущенная им пуля не пролетела мимо. Словно мини-ракета с дистанционным управлением, она обогнула талию помещика и, подобно острейшей бритве, с невероятной точностью срезала пояс. Замкнула кольцо, выскочила через рукав гвардейского мундира и брякнулась на дуло пистолета. К изумлению помещика, свинцовая тушка стала пританцовывать и выделывать незамысловатые коленца, позвякивая металлом о металл. Марьяну Астафьевичу даже почудилась некая мелодия, нечто вроде «птичка польку танцевала, раз - налево, раз - направо». Но лишь дым рассеялся, пуля потеряла равновесие и упала в траву. Следом с Переверзева свалились суконные панталоны, обнажив шёлковое кружевное исподнее бельё.
        Лера хихикнул, Шурка улыбнулся.
        - Продолжайте сходиться! - напомнил Смольский, увидев, что Шурка остановился и улыбается во весь рот.
        - Так ты смеёшься надо мною? - увидев его улыбку, закричал взбешённый помещик.
        Вид у него был самый комический. Не только Лера с Шуркой, но уже и лейтенант с лекарем насилу сдерживались, чтобы не расхохотаться. Подхватив свободной рукой штаны, Марьян Астафьевич двинулся дальше.
        - К барьеру! - кричал он. - Пристрелю мальчишку!
        Дуэлянты продолжили сближение. Переверзев, несмотря на душивший его гнев, всё не стрелял. И только когда Шурка достиг барьера и встал, выставив вперёд правое плечо, чтобы уменьшить площадь попадания, он хладнокровно прицелился в его грудь.
        - Ведьмак! Масон! Мошенник! - процедил помещик сквозь зубы. - Аглицкий шпион!
        Услышав это, Шурка чуть сам не закипел от злости.
        - Ах, ты, эксплуататор! - зашипел он в ответ и хотел, было, запустить в противника тяжёлым пистолетом.
        В следующий миг раздался выстрел. Отставной подпоручик бил наверняка. Когда дым от его выстрела развеялся, все увидели, что князь Захарьевский лежит на боку, обливаясь кровью.
        - Чтоб у тебя руки отсохли! - в отчаянии схватился за голову Лера.
        Пожелание его исполнилось тотчас. Переверзев уронил пистолет, и правая рука его повисла безжизненной плетью.
        Попытка отчаяния
        Пуля ударила под сердце и опрокинула Шурку навзничь. Кровь стремительно окрасила белую рубашку. Подгребая ногами, он только и смог, что повернуться набок - на большее не хватило сил.
        Первым к раненому подбежал Лера.
        - Шурка! Шурка! - упал он перед ним на колени. - Ты как?!

        Захарьев не отвечал, глаза его были закрыты. Следом подошёл уездный лекарь. Увидев расплывающееся красное пятно, протянул скомканный кусок полотна.
        - Граф, подложите это под рубашку. Надо остановить кровотечение.
        Лера так и сделал. Лекарь тем временем пощупал пульс и сокрушённо покачал головой. Неожиданно Шурка открыл глаза.
        - А, Лерчик, - слабо улыбнулся он, увидев друга. - Куда мне попало? Жутко голова кружится.
        Лера нагнулся к его уху и прошептал: - Шурик, немедленно преобразовывай, пока не поздно.
        - Не могу, - признался Шурка, - сил нет.
        Лера обернулся к Пирошкину.
        - Помогите ему! - потребовал, горячась. - Спасите! Дайте таблетку, сделайте укол!
        Штаб-лекарь снял фуражку и печально склонил голову: - Увы, князь безнадёжен.
        Лера склонился над другом и принялся трясти его за плечи.
        - Шурка! Шурка! - едва не плакал он. - Не засыпай! Очнись! Соберись с духом! Преобразовывай, а не то помрёшь!
        Но Шурка, казалось, не слышал. Он закрыл глаза и начал тихо бормотать нечто бессвязное.
        - Бредит, - констатировал лекарь. - Полчаса продержится, не более. Надо за священником послать.
        Лера в отчаянье приблизил ухо к самым губам умирающего друга.
        - Пятьдесят четыре градуса долготы, двадцать восемь градусов широты к востоку от Гринвича, - сквозь стоны и хрипы чуть слышно говорил Шурка, - высота суши над уровнем моря двести три метра, скорость движения по орбите двадцать девять километров семьсот шестьдесят метров в секунду, расстояние до Солнца сто сорок миллионов километров…
        Леру вдруг осенило - это же координаты их местонахождения.
        - Извозчик! - закричал он. - Подавай экипаж! Быстрее!
        - Не трогали бы вы его, граф, - заметил Пирошкин. - Дайте князю спокойно умереть.
        Услышав это, Лера едва сдержался, чтобы не ударить штаб-лекаря по его скорбной физиономии. Но тут подъехал четырёхместный экипаж. Вместе с лейтенантом Смольским и лекарем, который всё же изволил поддержать ноги раненому, Шурку уложили на сиденья.
        - Гони к яблоневому саду! - приказал Лера.
        - Не миновать мне острога, - сокрушённо вздохнул извозчик и в сердцах стеганул лошадь.
        Рессорный экипаж шёл мягко, но всё же лекарь оказался прав - любое передвижение причиняло Шурке невыносимую боль. Благо, ехать было недалеко. В пять минут они добрались до господской усадьбы и, повернув налево к сельцу, понеслись вдоль сада.
        - Стой тут! - крикнул Лера, когда они миновали полпути от усадьбы до сельца.
        Извозчик придержал лошадь как раз напротив того места, где друзья несколько дней назад прошли сквозь толщу времени.
        - Помогай! - выпрыгнул Лера из экипажа.
        Мужик взял раненого с одной стороны, Лера с другой, и они осторожно понесли его в заросли сада.
        - Что за блажь в канаве помирать, - бурчал извозчик. - Надобно барина в постель уложить, да священника позвать, да отпевание произвести. Как же без Бога помирать-то?
        Лера слушал его вполуха, а больше всматривался в местность, пытаясь отыскать ту самую заветную точку отсчёта.
        - Всё, - наконец, объявил он, - кладём здесь.
        Уложив раненого, извозчик снял свою шляпу с жёлтой перевязью и перекрестился.
        - Ладно, - протянул ему Лера целковый, - ты, давай, уходи теперь.
        Вспомнив, что оставил лошадь без присмотра, мужик нахлобучил шляпу и поспешил назад к дороге.
        Лера снова склонился над другом.
        - Шурка, Шурка, - срывающимся голосом говорил он. - Преобразовывай.
        Но всё бесполезно. Шурку трясло, у него, судя по всему, началась предсмертная агония. Лера прижался щекой к его ледяному лбу и заплакал…
        Возвращение
        В следующий миг раздался визг тормозов, следом надсадно завыл автомобильный гудок. Вскочив на ноги, Лера обнаружил, что сад исчез. Вокруг же раскинулся с детства знакомый городок. В нос ударил запах горящей резины. Он глянул перед собой и увидел такси с жёлтой полосой, из-под клоёс которого валил дым. За рулём с бледным лицом сидел перепуганный водитель. Только теперь Лера понял, что они с Шуркой находятся прямо посреди улицы. Придя в себя, таксист высунулся из окошка.
        - Откуда ты, твою раз-тудыткину мать, взялся! - стал ругаться он, как настоящий извозчик. - А если б тормоза отказали?! Так твою рас-так!..
        Лера за несколько дней, проведённых в обществе дворян, настолько свыкся с любезностями позапозапрошлого века, что сквернословие простолюдина над умирающим другом привело его в неописуемую ярость.
        - Ах, ты, холоп поганый! - воскликнул он, дико сверкая глазами. - Ах, ты, исчадие ада! Червь злобесный!
        Услышав в ответ столь замысловатые угрозы, таксист неожиданно сконфузился.
        - Припадочный какой-то, - пробурчал он и, тихо ругаясь, объехал друзей по встречной полосе.
        - На квашеную капусту изрублю! - пообещал Лера.
        Взялся за пояс и с удивлением обнаружил, что не только шпаги, но и самого пояса нет. Вместо дворянского платья на нём был его прежний школьный костюм с потёртыми локтями, а на ногах побитые жизнью кроссовки. Лера перевёл взгляд на друга и увидел, что Шурка тоже преобразился - ни бархатного камзола, ни кружевной рубашки, ни крови.
        - Шурик? - позвал Лера в надежде и едва не заскакал от счастья, когда тот открыл глаза.
        - Да живой я, живой, - с трудом сел Захарьев, - только бок болит и руки дрожат.
        И он вытянул перед собой руки.
        - А это что?
        Шурка разжал кулак. На его ладони лежала большая приплюснутая с одной стороны свинцовая пуля.
        - Это о рёбра, - поморщился Шурка. - Болят ужасно.
        Перебравшись в школьный дворик, друзья присели отдохнуть на скамейке.
        - Интересно, - огляделся Лера, - какое сегодня число?
        - Трудно сказать, - отозвался слабым голосом Шурка. - И год может быть приблизительным.
        - Как приблизительным?
        - Пять лет туда, пять лет сюда, - пояснил Шурка. - Я ведь при смерти был, мог и напутать.
        - Ёлки-палки! - расстроился Лера. - Получается, если мы на пять лет раньше вернулись, то мне должно быть девять лет. А если на пять лет позже - то девятнадцать. Что делать?
        - Надо у вахтёрши спросить, какой сейчас год.
        - Ага, чтобы меня Майя Сергеевна за умственно отсталого приняла?
        - Тогда купи газету в киоске.
        - Точно! - вскочил Лера. - Ты отдыхай пока, я быстро.
        Шурка прилёг на скамейку и тяжело вздохнул, припомнив недавнее ранение. «Как это я расслабился и пулю проворонил? - корил он себя. - Всё нервы. Надо было не заводиться, а сделать пистолет Переверзева водяным или, например, звуковым. Нажал на курок, а из дула вместо выстрела кошачьи крики вылетают или ржание лошади. Или цветочный пистолет, чтобы фиалками стрелял. Или конфетный…». Шурка представил, как он ловит ртом шоколадные пули, и мечтательно заулыбался. Прервал его фантазии Лера.
        - Шурик! - заорал он ещё издали, размахивая газетой. - Смотри, что творится!
        - Что, год не наш? - испугался Захарьев.
        - И год наш, и день наш, даже час тот же, когда мы от инопланетян ушли.
        - Что тогда не наше?
        - Да всё наше! - развернул газету Лера. - Смотри!
        Шурка глянул, и лицо его засияло от удовольствия. Статья называлась «Ай, да фермеры!». В центре статьи располагалась групповая фотография самих фермеров, которых насчитывалось ни много ни мало - четырнадцать человек. Конечно же, это было семейство Лозовичей. В центре стоял сам Никифор Ворсанафьевич в синем рабочем комбинезоне. На переднем плане в обнимку с козой - Николка с Ванькой.
        - А вот и Варя, - показал Лера на симпатичную девушку, одетую в джинсовый сарафан.
        В руках недавняя крепостная держала ивовую клетку с двумя канарейками.
        В статье рассказывалось о многодетной семье, которая приехала в Беларусь на постоянное место жительства.
        - Взяв 36 гектаров земли, - взялся вслух читать Лера, - эмигранты выстроили просторную избу, несколько амбаров для скота и зерна, сараи для хранения сена и соломы. Теперь они содержат молочную ферму, половина которой состоит из коров, а другая - из коз. Ими возведена ветряная мельница. Кроме того, с помощью специалистов Лозовичи наладили выпуск комбикормов для животных. Вдобавок открыли в городе небольшой магазин, в котором продают плетённые из лозы клетки для певчих птиц, хлебницы, шкатулки, стулья, столы, детские кроватки и даже диваны. И самое интересное: хозяйство «Лозовичи» имеет единственную в нашей стране ферму по разведению канареек».
        - Ну, ничего себе они развернулись! - восхитился Шурка.
        - Слушай, - посмотрел он на друга. - А куда это мы собирались после школы пойти?
        Лера наморщил лоб.
        - Когда это?
        - Да ещё до появления Фу-Фью с папашей.
        - Так, на Панский пруд, - вспомнил Лера, - лебедей смотреть.
        - Во! - хлопнул в ладоши Шурка. - А теперь пойдём канарейками полюбуемся.
        - Ага! - рассмеялся Лера. - И Варей заодно.
        Послесловие
        В далёком 1786 году всё пошло не совсем так, как предполагал Шурка Захарьев. Сидя на жердочке под неусыпным надзором своего папаши, Фу-Фью умудрился создать автоматическую систему поиска за каких-то две недели. Ещё месяц ушёл на поиск варианта, который преобразовал бы певчую птицу в персидских купцов. И вот однажды поутру, придя к себе в кабинет, городовой обнаружил, что канарейки, как равно и попугайчик, исчезли. От самой клетки остались лишь обломки ивовых прутьев.
        - Крысы, - заключил Евграф Андреевич.
        И нисколько не веря в сей факт, наказал завести в остроге кошек.
        «Хуже не будет, - рассудил Капищев, глядя за окно на первый снег. - А ежели масонские птички объявятся, то наши мурки их незамедлительно на харч изведут. Всё польза отечеству».
        За окном белела первозданной чистотой Торговая площадь, походившая теперь на огромный обеденный стол, застеленный белоснежной скатертью.
        А недавние «птички» в виде толстого важного генерала от инфантерии[188 - Инфантерия - название пехоты, в России до начала 20 века применялось наравне с термином «пехота».] и его квадратного адъютанта ехали в ту самую минуту по дороге в далёкий город Иркутск. Закутанные в медвежьи полости[189 - Медвежья полость - медвежья шкура.], они лежали в санях ямщика и смотрели на скованное морозом прозрачное вечернее небо, в котором проклёвывались далёкие хрустальные звёзды. Молчали. Только жёлтенький попугайчик, сидящий за пазухой у адъютанта, что-то обиженно щебетал о долгой беспорочной службе на благо её императорского величества.
        notes
        Сноски
        1
        Осклабиться - широко улыбнуться.
        2
        Ту-Тью - название инопланетного государства, из которого прибыли Фу-Фью с папашей Всюси (подробней смотрите в книге «Бунт в тарелке»).
        3
        Кафтан - старинная мужская долгополая верхняя одежда.
        4
        Панталоны - короткие узкие штаны.
        5
        Токмо (устаревшее) - только.
        6
        Нынешней - сегодняшней, от ныне - сегодня.
        7
        Двуколка - двухколёсная рессорная повозка для двух человек.
        8
        Разночинцы - прослойка русского общества, сложившаяся в конце 18 века, - выходцы из разных сословий: купечества, мещанства, духовенства, крестьянства, мелкого чиновничества и обнищавшего дворянства.
        9
        Модистка - мастерица, изготовляющая дамские шляпы, а также портниха.
        10
        Натюрморт - изображение неодушевленных предметов - утварь, плоды, битая дичь, букеты цветов и т. д.
        11
        Чепец - женский или детский головной убор, закрывающий волосы и завязывающийся под подбородком.
        12
        Тюрбан - мужской и женский головной убор у народов Азии и Северной Африки - полотнище лёгкой ткани, обёрнутое вокруг головы.
        13
        Альманах - непериодическое издание, содержащее занимательные, справочные и другие сведения, или сборник литературных произведений, объединённых по тематическому, жанровому или региональному признаку.
        14
        Райфрок - укреплённые расклешённые юбки.
        15
        Волан - отделка для женского платья, блузки, юбки, мужской рубашки, род оборки.
        16
        Жюсокор - во времена Людовика XIV длинный до колен пиджак, который шился из тяжёлых, богато вышитых материй, имел широкие рукава, большие карманы и множество пуговиц. Его подобие в других странах называли камзолом или казакином.
        17
        Позумент - широкая тесьма обычно шитая золотом или серебром, галун.
        18
        Аглицкий (устаревшее) - то же, что английский.
        19
        Ересь - отступление от общепринятых взглядов, правил.
        20
        Сатин - блестящая и плотная хлопчатобумажная ткань.
        21
        Шпицрутены - длинные гибкие палки или прутья для телесных наказаний в европейских армиях. В России в 1701 -1863 годах применялись в армии, а также к участникам крестьянских волнений.
        22
        Тычок - короткий прямой удар, в данном случае зуботычина.
        23
        Во фрунт стать (устаревшее) - вытянуться, то же, что во фронт стать.
        24
        Анфилада - расположение арок, комнат и дверей по прямой линии.
        25
        Будуар - дамский кабинет, комната, где светская женщина проводит свой день и принимает близких.
        26
        Вершок - старорусская мера длины, около 4,4 см.
        27
        Офеня - коробейник, мелкий торговец, работающий вразнос с лотков.
        28
        Размер купюры до 1786 года был 19 на 25 см.
        29
        На ассигнациях того времени изображение цифр было выполнено таким же размером шрифта, как и текст.
        30
        Ить (старорусское) - ведь.
        31
        В углах ассигнации размещались гербы четырёх царств России: Астраханского, Казанского, Московского и Сибирского.
        32
        По всему периметру ассигнации имелся водяной рисунок из узорчатой рамки и текста: “Государственная казна” и “Любовь к отечеству действует к пользе оного”.
        33
        В левом овале были изображены военные знаки - знамёна, пушки, ядра и эмблемы торговли и промышленности - корабль, тюки, бочки. В центре овала - двуглавый орел с распростёртыми крыльями. Вверху - надпись: «покоит и обороняет». В середине правого овала - неприступная скала, внизу - бушующее море и голова чудовища, вверху - надпись: «невредима».
        34
        Подписи банковских служащих.
        35
        Ломберный - карточный стол, покрытый сукном. Ломбер - вид карточной игры.
        36
        Копейка - название произошло от изображения на ней Георгия Победоносца, пронзающего копьём змия.
        37
        Грош - чеканился в Италии 12 века. В России в 17 -18 веках медная двухкопеечная, а с 19 века полукопеечная монета. Является разменной монетой Польши и Австрии.
        38
        Полушка - половина деньги или четверть копейки.
        39
        Деньга - половина копейки.
        40
        Алтын - 3 копейки.
        41
        Пятиалтынный - 15 копеек.
        42
        Гривенник - 10 копеек.
        43
        Двугривенный - 20 копеек.
        44
        Полтина - половина рубля, 50 копеек.
        45
        Целковый - разговорное название металлического рубля, обычно серебряного.
        46
        Шкотское (устаревшее) - шотландское.
        47
        Ирлянское (устаревшее) - ирландское.
        48
        Зело (старорусское) - много.
        49
        Паче (старорусское) - более, тем более, лучше, особенно(в данном случае).
        50
        Понеже (старорусское) - ибо, потому что, так как, а как.
        51
        Купно (старорусское) - вместе.
        52
        Вящий (старорусское) - большой.
        53
        Посполства (старорусское) - половина.
        54
        Капитан-исправник - возглавлял Нижний земский суд, который играл в большей степени роль административно-полицейского учреждения. Капитану-исправнику также подчинялась земская полиция.
        55
        Заседателем избрали - Нижний земский суд состоял из 2 -3 выборных заседателей от дворянства и крестьянства.
        56
        Григорий Александрович Потёмкин - фаворит царицы Екатерины Второй, видный государственный и военный деятель России.
        57
        Гравитация - всемирное тяготение, тяготение между всеми телами.
        58
        Ракита - виды ветлы, вербы, ивы и других деревьев и кустарников.
        59
        Купчая - купчая крепость, акт приобретения имущества в России XII - XX веков.
        60
        Мануфактура - промышленное производство в XVI - XIX веках.
        61
        Соловки или Соловецкий остров. Расположен в Белом море. В 15 веке на острове основан Соловецкий монастырь. С 16 до 20 века место ссылки.
        62
        Алхимики - приверженцы донаучного направления в развитии химии; пытались изобрести эликсир долголетия, универсальный растворитель, искали «философский камень», который якобы способен превращать неблагородные металлы в золото и серебро.
        63
        Эфес - рукоять сабли, шашки, шпаги.
        64
        Орден Святого Георгия - учреждён в 1769 году для отличия офицеров за заслуги на поле боя, имел четыре степени отличия.
        65
        Ретраншамент - укрепления позади главной позиции обороны.
        66
        Суворов Александр Васильевич - генералиссимус русской армии.
        67
        Гренадёрский бой - в награду полкам, отличившимся в сражении, давали право идти торжественным маршем не под армейский барабанный бой, а под более почётный гренадёрский.
        68
        Ларга - левый приток реки Прут.
        69
        Кагул - левый приток реки Дунай.
        70
        Летняя кампания - сражение у Кагула произошло 21 июля 1770 года.
        71
        Визирь - высший сановник и руководитель ведомств во многих государствах Ближнего и Среднего Востока в средние века и новое время.
        72
        Польские конфедераты - оппозиция, восставшая в 1768 году против короля Станислава Понятовского, которого поддерживала российская императрица Екатерина Вторая.
        73
        Устье - место впадения реки в другую реку, в озеро или в море.
        74
        Пётр Александрович Румянцев-Задунайский - русский военный и государственный деятель, граф, генерал-фельдмаршал.
        75
        Каре - построение пехоты в форме четырёхугольника.
        76
        Неверные - так в России того времени называли мусульман.
        77
        Племянников - Пётр Григорьевич, генерал-поручик.
        78
        Гудович - Иван Васильевич, генерал-фельдмаршал.
        79
        Янычары - турецкая регулярная пехота, создана в 14 веке.
        80
        Лютеранская (лютеранство) - вероисповедание, возникшее в 16 веке на основе учения Мартина Лютера.
        81
        Аглицкая болезнь - сплин, хандра, депрессия.
        82
        Нижние земские судьи - представители местной власти, полицейские.
        83
        На мелок - мелом на сукне ломберного стола писали долг игроков.
        84
        Бричка - лёгкая дорожная повозка.
        85
        До 1786 года на купюрах ставили подписи чернилами два сенатора, главный директор или советник правления банков и директор местного банка, после 1786 года - советник правления банков, один банковский директор и один кассир.
        86
        Владимир - Орден святого равноапостольного князя Владимира, учреждён 22 сентября 1782 года по случаю двадцатилетия царствования Екатерины Второй.
        87
        Сенат - в Российской империи являлся высшим правительственным учреждением, на которое был возложен надзор в делах суда, финансов и администрации, располагался в Санкт-Петербурге.
        88
        Променные или ассигнационные банки (то есть банки, выпускающие ассигнации) - были учреждены Манифестом от 29 декабря 1769 года в Москве и Санкт-Петербурге.
        89
        Канделябр - массивный металлический подсвечник.
        90
        Великий Князь - в Российской Империи член императорской фамилии.
        91
        Вечор - вчера вечером.
        92
        Энглиш (английское english) - английский.
        93
        Гранд (английское grand) - величественный, замечательный.
        94
        Ес (английское yes) - да.
        95
        Барельеф - выпуклое изображение.
        96
        Аверс - лицевая сторона монеты или медали.
        97
        Уан, ту, фри, фо (английское one, two, three, four) - один, два, три, четыре.
        98
        Твенти (английское twenty) - двадцать.
        99
        Красный или мануфактурный товар, представлял собой различные ткани.
        100
        Именитые граждане - купцы с капиталом более 50 тыс. руб., банкиры с капиталом от 100 до 200 тыс. руб., горожане, имевшие право на внешнюю торговлю, на заведение фабрик и заводов, возможность иметь сады, загородные дворы, быть освобождёнными от телесных наказаний, иметь морские и речные суда и прочее.
        101
        Баять (старорусское) - говорить.
        102
        Кучер - слуга, работник, который, правит лошадьми в экипаже.
        103
        Присутственные места - здания, построенные в губернских и уездных городах для размещения государственных учреждений.
        104
        Съезжая изба - в России 18 -19 веков городской полицейский орган.
        105
        Тракт - большая наезженная дорога.
        106
        Трактир - в старину гостиница или постоялый двор с харчевней. Позднее трактиром стали называть ресторан низшего разряда.
        107
        Харчевня - простое заведенье, где можно было недорого покушать, что-то вроде современной столовой.
        108
        Второй и пятый день недели - вторник и пятница.
        109
        Коновязь - столб с кольцами и верёвкой для привязывания лошадей на открытом воздухе.
        110
        Городничий - глава административно-полицейской власти российского уездного города с 1775 по 1862 год.
        111
        Городовой - нижний чин полиции.
        112
        Драгуны - название, присвоенное коннице, способной действовать и в пешем строю. Полицейские в Российской Империи того времени, как правило, набирались из военных и, соответственно, носили армейскую форму, так как общепринятой полицейской формы не существовало вплоть до начала 19 века.
        113
        Айн (немецкое einen) - один.
        114
        Видимо, Лера хотел сказать my friend, что в переводе с английского обозначает мой друг.
        115
        Досужий - праздный, ничего не делающий.
        116
        Убогий - бедный, нищий.
        117
        Вязига или визига - высушенные спинные струны из осетровых рыб, употреблялись для начинки пирогов.
        118
        Ярманка - ярмарка.
        119
        Москательные товары - хозяйственные товары.
        120
        Люлька или колыбель - качающаяся кроватка для ребёнка.
        121
        Егеря - подразделения лёгкой пехоты, обученные действовать в рассыпном строю.
        122
        Месье - по-французски господин, мужчина, человек.
        123
        Гренадёры - элита пехоты Наполеона.
        124
        Уланы - наряду с гусарами род лёгкой кавалерии, вооружённой пиками, саблями и пистолетами.
        125
        Асандьер (французское zincendiaires) - поджигатели.
        126
        Камрад (испанское camarada) - товарищ.
        127
        Унтер-офицер - чин младшего командного состава в армии Российского государства до 1917 г.
        128
        Арьергард - военное подразделение, оставляемое для прикрытия отхода главных сил.
        129
        Англичане были самыми непримиримыми врагами Наполеона.
        130
        Гишпанцы - то есть испанцы.
        131
        Отечественная война 1812 года длилась на территории Российской Империи чуть менее полугода: 12 (24) июня 1812 года наполеоновские войска переправились через реку Неман, а уже 8 (20) декабря 1812 года отрядом Дениса Давыдова был взят город Гродно.
        132
        Гусары - легковооружённые всадники, отличались характерной одеждой: кивер - высокая цилиндрическая шапка с козырьком, ментик - меховая накидка, доломан - короткий мундир, рейтузы, сапоги. Все гусары брили бороды и носили усы.
        133
        Шляпа а ля Генрих IV - фетровая шляпа с широкими полями, одно из которых было загнуто кверху.
        134
        Кирасиры - в переводе с французского буквально латники, род кавалерии, одетой в лёгкие доспехи - кирасы.
        135
        Фузея - кремневое ружьё.
        136
        Фузилерные роты - составляли основную массу пехоты. В их сомкнутых рядах принимали боевое крещение новобранцы-рекруты и, выжив, постепенно достигали положения солдат элитных рот - вольтижер и гренадёр.
        137
        Кабриолет - лёгкий одноконный двухколёсный экипаж с одним сиденьем без козел.
        138
        Частный пристав - в России с 1782 года полицейская должность в городах, частный происходит от слова «часть», то есть полицейский участок.
        139
        Патрон - хозяин, начальник, босс, (в данном смысле) непосредственный руководитель.
        140
        Мусью - то же, что месье, по-французски господин, мужчина, человек.
        141
        В битве при Маренго французские войска одержали победу над австрийской армией(1800 год).
        142
        Под селением Аустерлиц французы нанесли сокрушительное поражение объединённым войскам России и Австрии (1805 год).
        143
        В битве при Иене наполеоновские войска разбили армию Пруссии и вошли в Берлин (1806 год).
        144
        Против наспех собранной новой французской армии выступили русские, австрийские, прусские и шведские войска.
        145
        16 -19 октября 1813 года Наполеон потерпел поражение под немецким городом Лейпциг и после вступления союзников в Париж отрекся от престола.
        146
        После отречения Наполеона во Францию вернулись Бурбоны и эмигранты, желавшие вернуть своё имущество и привилегии. Это вызвало недовольство в обществе и армии. Узнав об этом, Бонапарт бежал с острова Эльба. Война возобновилась и через три месяца завершилась окончательным поражением Наполеона. Произошло это 18 июня 1815 года у бельгийской деревни Ватерлоо. Англичане отправили Наполеона на остров Святой Елены в Атлантическом океане, где он и умер через 6 лет.
        147
        Чекмень - однобортный верхний кафтан светло-синего цвета без пуговиц.
        148
        «Костюм паризьен» - светский костюм времён Наполеона.
        149
        Эра - самое крупное хронологическое деление истории Земли. Различают Архейскую эру - продолжительность 900 млн. лет, Протерозойскую - около 600 млн. лет, Палеозойскую - 325 млн. лет, Мезозойскую - 115 млн. лет, Кайнозойскую - 70 млн. лет. Эры в свою очередь делятся на периоды. Так, Мезозойская эра, о которой упомянул Фу-Фью, делится на Меловый, Юрский и самый старый Триасовый период.
        150
        Шпрехен зи дойч (немецкое sprechen zu deutsch) - вы говорите по-немецки.
        151
        Йа (немецкое ja) - да.
        152
        Сераль - дворец в странах Востока.
        153
        Вольтерианство - свободомыслие.
        154
        Картуз - мужской головной убор с жестким козырьком, неформенная фуражка.
        155
        Жабо - в 18 веке кружевная или кисейная сборчатая обшивка вокруг горла и на груди мужской сорочки.
        156
        Се ля ви (французское - ce la vie) - такова жизнь.
        157
        Спермацет - горючее вещество, содержащееся в головах китов. Спермацетовые свечи горели намного ярче восковых. Восковые, в свою очередь, горели ярче свечей из жира.
        158
        Денди (английское dandy) - изысканно одетый светский человек, щеголь, франт.
        159
        Коллегия иностранных дел - самое престижное гражданское учреждение России того времени.
        160
        Ва-банк - на весь банк.
        161
        Карта фоска - тёмная карта.
        162
        Перекладные - лошади или экипаж, перевозящие пассажиров от одной почтовой станции до другой, где они меняются.
        163
        Плашкоут - несамоходное грузовое судно для перевозки грузов на верхней палубе. Служит также в качестве опор для наплавных мостов.
        164
        Гильотина - орудие для обезглавливания осуждённых на казнь, применявшееся во время Французской революции конца XVIII века по предложению врача Жозефа Гийотена.
        165
        Мартинист - член ордена Мартинистов, одного из масонских подразделений в России.
        166
        Ваше сиятельство - так имели право титуловаться только графы.
        167
        Тайная Экспедиция - высший орган политического надзора и сыска при Сенате России с 1762 по 1801 года.
        168
        Такие мушки делались из тафты или бархата. Места, куда они прилеплялись были не случайными. Мушка в углу глаза означала: «Я вами интересуюсь».
        169
        Антраша - скачок, в котором нога об ногу ударяется три раза, в то время как тело находится в воздухе.
        170
        Буланый - светло-рыжий с чёрным хвостом и чёрной гривой.
        171
        Похмельный синдром - болезненное состояние, результат чрезмерного употребления алкоголя, вызывает головные боли, сухость во рту, повышение или понижение давления.
        172
        Пегая - имеющая пятна другого цвета, разношерстная.
        173
        Кушак - матерчатый пояс, обычно широкий.
        174
        Подорожный билет - отправляя своих слуг в какой-либо город, помещик выписывал им билет, в котором сообщал приметы крепостных и цель их путешествия.
        175
        Вороной - чёрный.
        176
        Редингот - верхняя прилегающая одежда с двумя воротничками. Появился в Англии в начале 18 века как мужской костюм для верховой езды.
        177
        Карьер - самый быстрый бег лошади.
        178
        Знамо - известно, знамо дело - известное дело.
        179
        Рукотворный соловей - на самом деле такого устройства не существовало. Подобное господин мог прочитать только в сказке Ганса Христиана Андерсена «Соловей».
        180
        Чтобы парики хорошо сидели, их надевали на остриженную голову.
        181
        Континуум - связное пространство.
        182
        Длань (старорусское) - рука.
        183
        Сатисфакция - удовлетворение, даваемое оскорблённому оскорбившим его лицом обычно в форме поединка, дуэли.
        184
        Несмотря на запрет Петра I, действовавший до 1787 года, наказания за дуэль ни разу не применялись. Командиры полков фактически сами поощряли в офицерской среде такое чувство чести и под разными предлогами освобождались от офицеров, которые отказывались драться. Подобное отношение к дуэли было не только в армии, где служило подавляющее большинство дворян. Отказ от поединка считался несмываемым позором и навсегда исключал из общества порядочных людей.
        185
        Имеется в виду старая столица Москва и новая - Санкт-Петербург, построенный Петром I.
        186
        Форейтор - слуга, сидящий верхом на передней лошади, когда повозка запряжена четырьмя или шестью лошадьми.
        187
        Колымага - четырёхколёсный открытый экипаж.
        188
        Инфантерия - название пехоты, в России до начала 20 века применялось наравне с термином «пехота».
        189
        Медвежья полость - медвежья шкура.