Меч Пересвета Анастасия Дробина
        У команды Юльки Полундры, как всегда, полно дел. Октябрь уж наступил, а у Андрюхиного деда до сих пор картошка на огороде не выкопана. Значит, надо помочь. Но вместе с клубнями ребята достали из земли… клад. Кто же его тут спрятал? Явно не древние люди! Потому что шестьсот лет назад не было спортивных сумок и брезента с полиэтиленом. Именно в них завернуты два меча, похожие на те, с которыми на поединок перед Куликовской битвой вышли Пересвет с Челубеем… Неужели друзья случайно нашли оружие легендарных богатырей?
        Анастасия Дробина
        Меч Пересвета
        - Если страдать за правду, так уж всем, - сказала Юлька Полундра, загребая кроссовками палые листья под ногами.
        Ее подруга Белка Гринберг хлюпнула носом, выражая согласие. Третья подруга, Натэла Мтварадзе, промолчала. Она не плакала, но ее черные глаза были полны слез.
        Вся компания возвращалась через старый парк из школы после первого в их жизни гражданского акта протеста. Собственно, акт протеста совершила Натэла, но верные подруги продемонстрировали полную солидарность, выразившуюся в демонстративном уходе всех троих с урока труда.
        «Трудиха» невзлюбила Натэлу с первых учебных дней. Обе они - и учительница, и ученица - в сентябре пришли в эту школу впервые. Натэла переехала с родителями из Сухуми, Светлана Леонидовна перевелась из другого района. Она была самой молодой и самой эффектной внешне учительницей в школе - высокая, светловолосая, носящая умопомрачительные джинсы и немедленно влюбившая в себя физкультурника Терминатора, который теперь торчал в кабинете труда среди кастрюль и швейных машинок чаще, чем в своем спортивном зале. По общему мнению учениц, место Светланы Леонидовны было не в школе, а на подиуме. Ее конфликты с Натэлой начались на первом же уроке. Объявив сидящим за столами девочкам, что обучение начнется с кулинарии, преподавательница попросила открыть тетради и принялась диктовать рецепт каких-то невероятных отбивных в кислом сливовом соусе. Девочки послушно скрипели ручками, но через несколько минут Светлана Леонидовна заметила, что Мтварадзе не работает.
        - В чем дело? - вперила она строгий взгляд в ученицу. - У тебя не пишет ручка?
        Натэла встала. Очень вежливо, как всегда в разговорах со взрослыми, она сказала, что ручка ее в порядке, но она не видит смысла записывать хорошо известный ей рецепт. В классе наступила тишина: девочки заинтересованно уставились на новую учительницу. Юлька и Белка, живущие с Натэлой в одном доме, знали, что той ничего не стоит приготовить не только отбивную в соусе, но и накрыть полный праздничный стол человек на пятьдесят. Но учительница этого не знала и потому возмутилась:
        - Может быть, ты тогда и продиктуешь вместо меня?!
        - Если вы устали - то пожалуйста, - невозмутимо кивнула Натэла. И, не садясь на место, внятно и четко продиктовала всему классу рецепт отбивной, попутно заменив уксус вином «Напареули». - Можно взять «Ахашени», но оно пересушивает, - добавила ученица. И присовокупила, что солить мясо перед жаркой - только его портить.
        Девочки были так ошеломлены, что записали все слово в слово. Тишина стояла мертвая, словно рецепт диктовала не их одноклассница, а директор школы. К концу Натэлиной лекции лицо Светланы Леонидовны приняло цвет томатной подливки, но, к счастью, прозвенел звонок. К концу перемены половина школы знала, как Мтварадзе из седьмого «Б» «срезала» новую училку.
        Будь Светлана Леонидовна постарше и поопытнее, она, возможно, смогла бы свести инцидент к шутке и сохранить авторитет в классе. Но молодая преподавательница, похоже, всерьез обиделась на тринадцатилетнюю ученицу, и у Мтварадзе начались проблемы на уроках труда. Конфликт усугублялся еще и тем, что Натэле в самом деле было нечего делать на этих уроках. Она рассказывала подругам, что в прежней школе на уроках труда ей позволяли заниматься домашними заданиями где-нибудь на задней парте, что она и делала с четвертого по шестой класс. Но теперь…
        Натэла искренне не хотела ссориться с учительницей и держалась с великолепной вежливостью - к восхищению Юльки Полундры, которая признавалась, что на месте Натэлы давно бы «придушила на фиг эту пипетку крашеную!». «Она натуральная, - дипломатично поправляла Натэла и добавляла: - Она меня старше, я не могу». Подруги, хорошо знавшие Натэлино воспитание, только вздыхали. Натэла даже пошла на жертвы и терпеливо записывала на уроках в тетрадь рецепты элементарных блюд, которые с легкостью могла приготовить даже ее младшая сестра. Но когда месяц спустя перешли к шитью, конфликт разгорелся с новой силой. Натэла отказалась рассчитывать с помощью калькулятора размеры выкройки юбки, заявив, что привыкла размечать ткань на глаз.
        - Ну, продемонстрируй нам в таком случае свое мастерство! - снова вышла из себя Светлана Леонидовна.
        Натэла пожала плечами. Раскатала на столе принесенную голубую ткань, сколола ее в нескольких местах булавками, пометила кое-где куском мела, взяла ножницы, несколько раз щелкнула ими - и развернула геометрически ровные выкройки юбки с кокеткой.
        - А кокетку кроим так… - хотела было приступить к следующему этапу Натэла, но учительница оборвала ее:
        - Достаточно, садись! И не отвлекай остальных! Напрасно ты считаешь, что самая умная!
        Натэла, у которой и в мыслях ничего подобного не было, тем не менее промолчала, и, к разочарованию Полундры, скандала на сей раз не произошло. Он грянул сегодня, в пятницу.
        По указанию Светланы Леонидовны девочки должны были сострачивать на машинках уже готовые части юбки. Когда все расселись по машинкам и дружно принялись заправлять нити (Юлька Полундра до сих пор не могла овладеть этой наукой), учительница увидела, что Мтварадзе опять сидит неподвижно и смотрит на нее в упор черными глазами.
        - Мтварадзе, ты забыла выкройку дома? - радостно спросила она. - Что ж, тогда я могу тебе поставить только…
        Натэла молча развернула пакет, из которого выпала идеально сшитая голубая юбка с кокеткой. Спокойно объяснила, что сшила ее вчера, и просит разрешения сейчас не шить, а закончить вязание. В доказательство она тут же продемонстрировала шикарный красный пуловер, наколотый на спицы. По рядам девочек пронеслось дружное «ах»: почти готовая вещь действительно смотрелась великолепно. Вот этого Светлана Леонидовна уже не вынесла.
        - Мтварадзе, что ты себе позволяешь? На уроке надо выполнять задание учителя, а не заниматься личными делами. Покажи немедленно юбку! Надо же, какие ровные швы, вы только поглядите… И ты хочешь, чтобы я поверила, что ты сама ее сшила? Наверняка мама или бабушка потрудились за тебя, а ты морочишь мне голову. И что только за родители, боже мой! Готовы за ребенка все на свете сделать, лишь бы он в школе не перетрудился! Дай сюда дневник, Мтварадзе, я напишу замечание, что твоей матери должно быть стыдно за…
        И тут Натэла ударила кулаком по парте. И тут она вскочила. И тут она в наступившей тишине звенящим от ярости голосом объявила, что ноги ее не будет в том месте, где оскорбляют ее родителей. Положила юбку и недовязанный пуловер в сумку и пошла вон из класса. Почти тут же сорвалась с места Юлька Полундра и зычно проорала, что ноги ее не будет в том месте, где оскорбляют ее подругу, после чего швырнула в сумку кое-как сметанную юбку, ножницы и катушки и ринулась за Натэлой. Белка Гринберг ничего не сказала: она собралась молча и с взволнованным лицом, но ее шаги к двери были тем не менее твердыми.
        - Мтварадзе, Гринберг, Полторецкая! Вернитесь немедленно, урок не закончен! - уже немного испуганно крикнула им вслед учительница.
        Натэла вернулась - но лишь затем, чтобы величественно положить на стол свой дневник в чистенькой обложке.
        - Пишите все, что вам вздумается, - тоном оскорбленной кавказской княжны сказала она и ушла, аккуратно прикрыв за собой дверь. Воспитание не позволило Натэле грохнуть ею на весь этаж, но и без того эффект был потрясающим.
        - Чертова холера! - на весь парк разорялась теперь Полундра, яростно швыряя ногами листья. - Совсем ошизела! Ладно бы еще ко мне приставала, у меня все на плите горит и из юбки пионерский галстук получился… Но к тебе-то! К тебе-то!!!
        - Ой, девочки, а что теперь? - растерянно попискивала плетущаяся сзади Белка, которая одновременно и жалела, что ввязалась в акцию протеста, и понимала, что поступить иначе не могла. - Что будет-то теперь, а, девчонки? Светлана ведь классной нажалуется. Еще и к директору побежит! Наверняка родителей вызовут…
        - Мои в командировке, - повеселевшим голосом отозвалась Юлька. - Деда пришлю, он у меня понимающий. А ты - Соню, ей не привыкать.
        Белка только вздохнула. Ее старшую сестру Соню, которая занималась Белкиным воспитанием гораздо больше мамы-пианистки, всегда пропадающей на гастролях, действительно было ничем не напугать.
        - Я никому из своих ничего не скажу, - сердито отозвалась Натэла. - У мамы вечером спектакль, ей нервничать нельзя. Папа на работе. А бабушка…
        - Во-во, лучше бабушке расскажи! - воодушевилась Полундра. - Нино Вахтанговна - наш человек, она все правильно поймет.
        - Я все равно на урок труда больше не пойду! - провозгласила Натэла. Ее черные глаза сверкали мрачной решимостью.
        Когда Натэла пребывала в таком настроении, возражать ей было бессмысленно и опасно. Поэтому Юлька лишь грустно подумала вслух:
        - Если плохо, так уж все. И пацанов наших нету…
        - И слава богу! - перебила ее Белка. - Серега бы узнал, что с Натэлкой так, - весь кабинет труда по гвоздику расшвырял бы. А Батон бы ему помог. И их бы тогда точно из школы выгнали. А нам за компанию пришлось бы уходить.
        Полундра вздрогнула: Белка была права. Серега Атаманов, лучший друг Полундры с детского сада, еще летом взял Натэлу под свое покровительство. Чувство субординации у Сереги отсутствовало совершенно. Ему, к примеру, ничего не стоило явиться в больницу, где работала его мать, и устроить скандал главврачу (что он и сделал прошлой весной, когда тете Тане поставили третье ночное дежурство подряд). Атаманов запросто мог с присущей ему прямотой высказать «трудихе» все, что он думает о ситуации в целом и о самой Светлане Леонидовне в частности. А его верный кореш Андрюха Батон даже не помыслил бы уклониться от участия в демарше друга. И вот тогда бы грянула настоящая катастрофа школьного масштаба. Но, к счастью, ни Сереги, ни Батона сегодня в школе не было: они прогуливали. Впрочем, по уважительной причине.
        Только вчера Батон получил телеграмму от деда, проживающего в деревне Михеево Калужской области. Телеграмма гласила: «Прострел зпт картошка зпт дожди зпт заголодуем зпт вы что там охлебели впр вскл». Загадочность последнего слова была явно вызвана тем, что на михеевской почте не принимали бранных слов. Но Батон сей дедов неологизм понял замечательно, а также и смысл всей телеграммы. В переводе на нормальный русский язык она означала следующее: Федора Пантелеевича опять разбил радикулит, картошка в огороде до сих пор не выкопана, вот-вот польют дожди, ценный овощ сгниет на корню, без его запасов все умрут с голода - и где родственники, сын и внуки?! Но родители Андрюхи уехали в отпуск, от их младших сыновей все равно не было бы никакого толку, и оставался один Батон, отлично понимающий всю остроту проблемы. Он решил не дожидаться выходных и уехал в деревню вечером в четверг. Вместе с ним туда же отправился верный друг Атаманов, справедливо рассудивший, что две пары рук - больше, чем одна.
        - Знаете, что… - вдруг сказала Юлька. - А давайте поедем к ним!
        - Как это? - хором удивились Белка и Натэла.
        - Да так! Прямо завтра утром. На электричке. Я знаю, где находится Михеево, Батон тыщу раз рассказывал. А чего? - Собственная идея нравилась Полундре все больше и больше. - Много ли они там вдвоем наковыряют, раз Батонова деда все равно скрючило? А мы приедем, поможем…
        - Я на ночь не поеду, - решительно объявила Натэла. - Это неприлично.
        - А меня Со-о-оня не пустит… - заныла Белка. - У меня через неделю зачет по гаммам, а на картошке руки испорчу… Нет, я не против, но Соня…
        - А ты ей не говори, что на картошку. Скажи - просто в гости, на день, вечером на электричке вернемся. Ну, девчонки, пацанам же надо помочь! Они обрадуются, балбесы, что помощь прибыла!
        - Помочь, конечно, надо… - задумчиво сказала Натэла. С ее лица исчезло выражение мрачного отчаяния, чего, собственно, и добивалась Полундра.
        - Ну, раз вы едете, то и я тоже, - обреченно вздохнула Белка. - Пойдемте вместе Соню уговаривать.
        - Натэла, а ты со своей бабушкой поговори, - деловито распорядилась Юлька. - Я имею в виду по поводу нашей выдры Леонидовны. Может, чего путевого скажет. Выгребаться-то все равно как-то надо.
        - Она расстроится… - неуверенно сказала Натэла.
        - Кто? Нино Вахтанговна? Да ни в жисть!
        И все присутствующие знали, что так оно и есть.
        Девочки ускорили шаг. Начинался дождь, и парк был почти пустым, только на последней скамейке сидела девушка в сером плаще и нелепой зеленой беретке с желтым помпоном. Она сидела, спрятав лицо в ладонях, и, проходя мимо, Юлька заметила, что девушка плачет. Полундра растерянно остановилась, посмотрела на подруг, но Белка потянула ее за руку:
        - Пойдем… Какое тебе дело? Нам ведь собираться же еще!
        Юлька, помедлив, послушалась, но до самого поворота аллеи все оглядывалась и оглядывалась на сгорбленную серую фигурку.
        На другой день, в одиннадцать часов утра, три подруги выгрузились на узкую платформу станции Михеево почти в двухстах километрах от Москвы. День был неожиданно солнечным и тихим, ярко голубело небо с блеклыми облаками, лес недалеко от станции краснел и желтел последними листьями. Подруги сошли с платформы (последней шла Натэла с рюкзаком за плечами, в котором, судя по размеру и запахам, было недельное меню ресторана «Арагви»), прошли по тропинке через рощицу, перебрались по двум бревнам через речушку и, увидев в двух шагах деревенские крыши, озадаченно уставились друг на дружку.
        - А дальше куда? - спросила Белка.
        Вместо ответа Юлька достала мобильный телефон.
        - Але, Атаманов? Полундра на связи. Вы как там с Андрюхой, живы-здоровы? Как лошади? Ясно… А вы где щас? Да понимаю, что в грядках, но как вас отыскать-то? Мы тут приехали помочь… Ну да, все вместе. Чего «сдурели», сказал бы спасибо, чучело… - Не отнимая трубки от уха, Юлька заозиралась по сторонам. - Ага… Забор зеленый вижу. Вдоль? Девки, пошли… Идем вдоль забора. Дуб с аистом? Дерево вижу, аиста - нет… И, по-моему, это вообще не дуб. Так дуб или клен, Серега? Сам не знаешь, ясно… А аист где? Ах, в Африку улетел… А, гнездо… Да, вижу клен с гнездом без аиста… Колодец, да… Направо… Деда на раскладушке вижу… А вот рядом с дедом… Атаманов, приве-е-ет!!!
        Юлька раскинула в стороны руки, спрыгнула с тропинки и помчалась прямо к Атаманову и Батону, которые, опершись на лопаты, скалили зубы из картофельных грядок в двух шагах. Чуть поодаль выстроились в ряд ведра с уже выкопанной картошкой и стояла полинявшая раскладушка, на которой в позе раненого полководца возлежал Пантелеич, укрытый рыжим солдатским одеялом.
        - Ето хто приехал? Девицы ваши? - оживился Батонов дедуля, выставляя из-под одеяла бороду и ноги в валенках. - От ето милое дело! Самое время, коровки вы мои! Ох, да ты ж, моя милая, кака краса-а-авица…
        - Да что вы, дедушка… - пролепетала растерявшаяся Натэла, к которой относился комплимент. - Здравствуйте…
        - Дед, отстань от Натэлки! - рявкнул выскочивший из картошки Батон и тяжело затопал к испуганным девчонкам. - Девчонки, вы его не бойтесь, он у меня дикий малость, но симпатишный…
        - Ты, шпингалет, помалкавай! Я в твои годы уж женился! - воинственно взъерошил бороду Пантелеич, вставший на ноги.
        - Дурное дело не хитрое, - парировал Батон, аккуратно тесня деда назад к раскладушке. - Ты иди, иди, укладывайся, у тебя ж прострел. Забыл, что ли? Так вспоминай… А то бери лопату, вставай тоже…
        - А ты и рад деда родного угробить! - упирался Пантелеич. - Да обожди ты, боров, дай хоть поздоровкаться с девчонками-то… Которая тут твоя?
        - Дед! - заорал Батон. - Заткнешься ты иль нет?
        Наконец из грядок выбрался и сердитый Атаманов в грязных до самых карманов джинсах и сползшей с плеча тельняшке. Протопав к раскладушке, он ткнул вместо приветствия кулаком в живот Полундру, кивнул Белке и, встав рядом с Натэлой, угрожающе сказал:
        - Вот эта - моя. Вопросы есть?
        - Сергей! - возмутилась Натэла. - Что за новости?!
        Пантелеич одобрительно крякнул и повернулся к насупившемуся внуку:
        - Видал, пельмень, как надобно? Завсегда у тебя из-под носа самое приличное уводют…
        - Девчонки, идите переодевайтесь, - поспешно сказал Батон. - Классно, что приехали, все вместе мы до вечера точно закончим.
        - Слушай, а твой дед, правда, в тринадцать лет женился? - шепотом спросила Белка, косясь на вновь возлегшего на раскладушку Пантелеича.
        - Да врет он! В шестнадцать. И то потому, что бабка боялась в девках засидеться… Давайте поживей там, а то правда дождь пойдет.
        Когда переодевшиеся в старье девчонки вернулись в огород, Батон тут же перекроил фронт работ. Теперь они с Атамановым копали: поддевали лопатами сухие кусты, выворачивая клубни, Юлька с Натэлой выбирали прямо из-под лопат картошку и бросали ее в ведра, а Белка, надев на свои «музыкальные» пальцы драные Пантелеичевы перчатки, относила наполненные ведра к краю и раскладывала картошку под навесом сушить на расстеленных мешках. Дело пошло споро, ребята прервались только на обед, прямо в огороде уничтожив привезенные Натэлой вкусности, и к сумеркам почти вся картошка с обширного огорода была выкопана.
        - Ну, молодцы, ну, команда-ух! - веселился на своей раскладушке Пантелеич. - Один бы я тут до предзимок мучился, да еще б и дожди, как есть погнило б все, а ту-ут… Ох, девки, ох, конфеточки мои!
        - Долго еще? - пропыхтела перемазанная до ушей землей Белка, бухая перед Натэлой пустое ведро. - Уже вон темнеет, а нам домой еще ехать…
        - Последний куст. - Натэла сидела на корточках и устало смотрела снизу вверх на грязного Атаманова. - Сергей, очень устал?
        - Нич-чего. Щас… копну… - Атаманов с размаху вонзил лопату в землю - и замер. Постоял немного, затем озадаченно подвигал лопатой и сказал: - Чего-то того… Не копается.
        - Что там у вас? - спросил с соседней грядки Батон. - Лопату сломал?
        - Цела твоя лопата. Не роется просто.
        - Выдохся?
        - Сам ты!.. Тут что-то твердое.
        - Кирпич? Да выкинь ты его! Мы с дедом печку летом перекладывали, так теперь по всему огороду…
        - Нет, не кирпич! - обозлился Атаманов. - Тут большое что-то. Иди помоги лучше!
        Батон подбежал к нему. Заинтригованные девчонки тоже подошли ближе.
        - Эй, фонарь возьмите! - заголосил с раскладушки Пантелеич. - Я чичас сам подгребу! Ежели кирпичи, так не швыряйте, аккуратненько кладите, мне крыльцо надо подправлять чем-то…
        Атаманов и Батон молча пыхтели, орудуя лопатами: земля летела во все стороны. Девчонки толклись рядом. Пантелеич, забыв про радикулит, мухой слетал к сараю и вернулся с огромным железнодорожным фонарем.
        - Чичас мы его установим… Чичас шнур размотаем… Вот! Да будет свет, как боженька наш сказал!
        Ударила синяя волна света, и в огороде стало светло как днем. Отчетливо стала видна и довольно глубокая яма, выкопанная Атамановым. А в той яме темнело что-то - не то рюкзак, не то сумка.
        - Батон, давай… - севшим от волнения голосом сказал Серега, берясь за ручку. - Мы, кажись, клад нашли.
        - Стойте, пацаны! - вдруг завопила Полундра. - А вдруг там того… бомба? Или снаряд?
        - Какой снаряд?! - удивился Пантелеич. - С последней войны, что ль? Да нету уж никаких снарядов. Что от фрицев осталось, давным-давно археологи повыкопали. Что ни год, то роются!
        - Зачем? - удивилась Натэла.
        - А у нас тут недалеко, на Угре, черт-те когда татары стояли против нашего князя, - охотно пояснил Пантелеич. - Вроде кажин год землю под огород перекапываю, а всякий раз хоть что, а вырою: то монету каку древнюю, то наконечник. А Васильевна у себя почти целый шлем вырыла, потом в нем рассаду сажала, насилу согласилась археологам-то отдать… В музее-то, говорит, все едино без толку пылится, а ей польза…
        - Сумка-то «адидасовская», - присмотревшись, сообщил Батон, - значит, не снаряд. Давай, Атаман, беремся…
        Пацаны взялись за мокрые грязные ручки и дружно дернули. Сразу вытащить не получилось: сумка оказалась неожиданно тяжелой. Пришлось еще немного подрыть с разных сторон и призвать на помощь Юльку, чтобы большая, облепленная землей сумка медленно поднялась из ямы.
        - Что там, что там? Открывайте скорей! - налетели с двух сторон Натэла и Белка.
        Сопящий от волнения Атаманов с трудом открыл «молнию», под которой оказался полиэтилен, а под ним - брезент.
        - Да ты вынь то, что там!
        - Не могу, тяжелое… - Атаманов, шепотом ругаясь, сражался с брезентом. Наконец тот подался, поехал в сторону - и в свете фонаря тускло блеснул металл.
        Это было древнее оружие. С перепугу Юльке показалось, что в сумке лежит целый склад мечей и сабель, но при тщательном осмотре оказалось, что мечей всего два: прямой и тяжелый, из какого-то темного металла, и кривой, как серп, с черными наростами, покрывающими ручку. Пацаны и девчонки стояли неподвижно вокруг сумки, глядя то на найденные вещи, то друг на друга. Уже совсем стемнело, начал накрапывать дождик.
        Первым опомнился Батон.
        - Так это… Чего стоим-то? Давайте-ка, тащим все в дом! Дед, ты где там? Поднимайся, забирай раскладушку, идем! Картошку последнюю под навес! Да лопаты заберите, заржавеют!
        В большом Пантелеичевом доме было сухо и натоплено. Пантелеич первым делом подбросил в печь пару поленьев, которые весело затрещали, и включил старую лампу под зеленым абажуром. В ее свете все еще раз осмотрели найденное.
        - Дед, откуда это у тебя на огороде? - насел на Пантелеича Батон.
        - Ты чего, рехнулся? - вскинулся тот. - Почем я знаю? По весне картоху сажал - ничего не было! Два раза окучивал - ничего не было! Гитлера выкапывал - не было!
        - А кстати, ты его зачем выкопал? - неожиданно спросил Батон. - Такой классный стоял, ни одна ворона на огород не садилась…
        - Так Васильевна попросила! В долг, так сказать. Я и дал, соседка все ж таки… Ты рази не заметил, когда мимо шел?
        - Как-то внимания не обратил. Но ты Гитлера назад забери, самим пригодится!
        - Эй, вы о чем? - шепотом вклинилась Полундра. - Какой Гитлер? Зачем вы его выкопали? У вас что, еще и труп в огороде зарыт был?!
        Батон изумленно уставился на Юльку. А Пантелеич мелко захихикал и объяснил:
        - Гитлер - это чучел наш. Ну, пугало, для ворон, Андрюха летом смастрячил. Ей-богу, страшней смертного часу получилось! Я первое время сам боялся мимо него ночью в нужник бегать. Потом ничего, попривык… Ну так вот, чучел все лето у меня в огурцах стоял, а потом я его Васильевне одолжил, да забыл назад взять.
        - Чтоб взял! - строго велел Батон. - У меня второй раз такой монстр не получится!
        - То есть, когда вы выкапывали своего… Гитлера, ничего еще не было? - уточнила Юлька.
        - Кажись, ничего, - подтвердил Пантелеич. И тут же уточнил: - Под Гитлером - ничего! А там, где вы разрыли, - не знаю…
        Все озадаченно умолкли. Стало слышно, как стучит в окно дождь.
        - Господи! - вдруг ахнула Белка. - Девчонки! Мы же на московскую электричку опоздали!
        Раздался дружный стон. Девчонки панически переглянулись и разом полезли по карманам за мобильными телефонами.
        - Соня, это я. Нет, не в Москве. Сонечка, ты только не волнуйся, но я еще в деревне, мы на электричку опоздали… Сонечка, не нервничай, мы не под дождем! Нет, я не заболею! Нет, никакую землю я не таскала… Конечно, есть где спать! Конечно, есть что кушать! И никакой опасности, с нами ребята. Ах, тебя это и пугает.
        - Бэбо, это Натэла, у меня все в порядке, но мы пропустили поезд… Да, в деревне. Сергей? Да, здесь. Дать ему трубку? Сережа, на, поговори с бабушкой…
        - Нино Вахтанговна? Атаманов, да… Вы не дергайтесь там, Натэла со мной. Под мою ответственность? Конечно, само собой. Зуб даю! Да, до самой квартиры завтра доведу. Не переживайте, ни одна падла не рискнет… Мое слово!
        - Пашка, это Юлька. Так получилось, мы в Михееве застряли. Не нарочно, просто электричка… опоздали, в общем… А где дед? Ах, встреча ветеранов… Не, ты его не пугай, мы тут всей компанией зависли, у Андрюхиного деда. Да кому я нужна, господи?! Меня? Да кто меня тронет, минуты не проживет! Веришь? Ну, слава богу… Тогда отбой, спокойной ночи!
        Кое-как успокоив родственников, решили не пороть горячку и переночевать здесь, а утром, с самой первой электричкой, ехать в Москву. Было уже поздно, но спать никому не хотелось. Наспех перекусив остатками Натэлиных шедевров, все опять сгрудились вокруг стола, на котором лежали находки.
        - Я хочу подержать, - объявил Атаманов, протягивая руку к длинному мечу.
        - Ой, не надо, не хватай! - заверещала Белка. - Я читала, что всякие исторические находки надо очень осторожно трогать! Они развалиться могут, они же бог знает сколько времени в земле лежали! Лет, может, пятьсот или даже больше…
        - Точно! - поддержала подругу Юлька. - По телику показывали, археологи прямо кисточками все их отчищают… Атаманов, не надо, жалко будет, если она развалится!
        - Не развалится, - уверенно сказал Серега, берясь за черную от времени рукоятку. - Не развалился же, когда его перекладывали.
        - Кто перекладывал? - не поняла Юлька.
        - Не знаю кто, но перекладывали. Он же пятьсот лет не в «адидасовской» сумке лежал.
        Наступила изумленная тишина.
        - Ой, а мы и не дотумкали… - пробормотала Юлька. - Серега, а ты гений, оказывается!
        Атаманов только отмахнулся и взвесил в руке меч.
        - Ну, тяжелый, зараза… И как древние люди таким воевали? Им же еще и махать как-то надо!
        - Люди тады другие были! - ехидно встрял Пантелеич. - Не то что вы чичас, дохлятина…
        - Это кто тут дохлятина, Пантелеич?! - обиделся Атаманов. - Фильтруй базар-то, а то вот как пойду щас да всю твою картошку назад зарою!
        - Остынь, соколик… - засмеялся Пантелеич. И вдруг стал серьезным. - А ведь дело говоришь. Ктой-то его в огороде у меня припрятал, в сумочке-то.
        - Кто припрятал? - машинально спросила Юлька.
        - Тот, стало быть, кто нашел.
        - Археологи? - удивилась Натэла. - Но… Зачем же снова прятать, если нашли? Они ведь не для того искали, чтобы перепрятывать?
        Снова наступило молчание. Юлька, сидящая за столом, осторожно поскребла ногтем нарост на черной рукоятке кривого меча. К ее удивлению и испугу, царапина засветилась ярко-голубым.
        - Ой, я, кажется, сломала что-то! Ой, что делать?!
        Все кинулись к ней, стукнувшись головами над столом.
        - Чего орешь, все на месте, - недовольно буркнул Атаманов и сам потер пальцем рядом с Юлькиной царапиной. Сверкнула гладкая голубая поверхность.
        - Это… Блин, это же камень какой-то…
        - Похоже на бирюзу, - пролепетала Натэла. - У бабушки есть браслет, там камни такого же цвета.
        - Давайте еще почистим! - воодушевилась Полундра. - Федор Пантелеич, Батон, у вас какой-нибудь «Комет-гель» есть? Или хоть сода?
        - Есть, но не дам, - отрезал Батон. - Офонарела, доисторический меч «Кометом» чистить! Еще взаправду развалится!
        - Сам ты доисторический! - обиделась Полундра. - А меч очень даже исторический, им, может, князь Владимир воевал!
        - В каком веке воевал? - наморщил лоб Батон.
        - В девятом, - тоном неисправимой отличницы выдала справку Натэла. - При крещении Руси.
        - И что же… выходит… двенадцать веков, что ли, ему? Нет, не может быть. Он бы так хорошо не сохранился.
        - Дураки, да я же просто так про Владимира сказала! - разозлилась Юлька. - Может, он вовсе даже Александра Невского! Или Дмитрия Донского! Или…
        - Царя Гороха, - съязвил Атаманов. - У тебя чего по истории в четверти светит?
        - Тройбан…
        - Вот оно и видно.
        - Да ты сам-то, блин! - рявкнула оскорбленная Полундра, но тут Белка, втихомолку поскребывавшая рукоятку меча ногтем, восхищенно прошептала:
        - Ой, а тут что-то зелененькое…
        Действительно, рядом с бирюзой блеснул золотисто-зеленый круглый камень.
        - Так, хватит народное достояние обдирать! - распорядился Пантелеич. - Может, мы того… чего-то вовсе неправильно делаем, нам потом начальство фитиль вставит!
        - Какое еще начальство? - не поняла Белка.
        - Да уж какое-нибудь найдется! Вон его развелося сколько повсюду… Ети археологи за своим добром приедут - тож спасибо-то не скажут…
        - Дед, а с чего ты взял, что это ихнее, - спросил Батон. - И что они приедут?
        - А чье ж еще? - уверенно сказал Пантелеич. - Кто весь берег у реки, как кроты, разрыл? Кто все лето железки искал? Они нашли, больше некому.
        - Так зачем же назад-то зарывать?! - взвился Атаманов. - Какого, я спрашиваю, черта было вообще искать тогда? Чтобы по чужим огородам перепрятывать?! А если бы мы совсем на сумку не наткнулись, тогда что?
        - Сергей, успокойся, - мягко осадила его Натэла, и ее негромкий голос, как всегда, моментально утихомирил Атаманова.
        Парень вполголоса ругнулся и вернулся к созерцанию длинного меча. Через минуту проворчал:
        - Неправду, что ли, говорю?
        - Правду, конечно. Ты со-вер-шен-но прав. Только вот что делать - непонятно.
        - Спать, - объявил Батон. - Не знаю, как у вас, а у меня спина разламывается напополам. С шести утра лопатой махал, а щас уже второй час ночи. Атаман, я с дедом на печи лягу, ты - на раскладушке, а девчонки - на кровати с диванкой, там постелено.
        - Ага, - кивнул Атаманов, который, кажется, даже не слышал сказанных слов и по-прежнему не сводил глаз с оружия. Девочки вдруг почувствовали, что действительно устали, и, позевывая, гуськом поплелись в комнату - устраиваться на ночлег.
        Через полчаса лежания в темноте Полундра поняла, что заснуть не может. Во-первых, рядом громко сопела Белка. Во-вторых, тикали, как бомба с часовым механизмом, старые-престарые ходики на стене. В-третьих, что-то угрожающе шуршало за печкой, и Юлька подозревала, что там мыши, а может, даже крысы. Напугать Полундру было трудно, но крыс она недолюбливала. К тому же дверь в кухню оставалась полуоткрытой, и Юлька видела, что Атаманов по-прежнему сидит за столом. В конце концов она не выдержала, встала и на цыпочках прокралась на кухню.
        - Серега, чего не спишь?
        - Сейчас пойду. - Атаманов, не глядя на Полундру, держал в руках меч. - Слышь… А вдруг он правда князя?
        - Все может быть, - осторожно сказала Юлька, протягивая руку за вторым мечом - кривым, с камнями на рукоятке. - А вот этот - хана Батыя. Или как его… Тохтамыша. И не очень даже тяжелый. - Она замахнулась. - Эх, и чего я не пацан? Надо же было девчонкой родиться! Несправедливо же!
        Атаманов, хорошо знавший Юлькину обиду на судьбу, сочувственно вздохнул и попытался утешить:
        - Тебе и так в правой полузащите цены нет. Такого «крученого» даже мне не запустить.
        - Ну и что? - накуксилась Юлька. - Все равно в настоящий футбол не возьмут.
        - Иди в женский, есть же…
        - Щас! Очень надо - с бабьем играть. Атаманов, а ну, вставай! - Юлька приняла воинственную позу, выставив вперед кривой меч. - Я, хан Батый, вызываю на бой князя Владимира! Иду на «вы»! То есть на «ты»! Защищайся, волчья сыть, травяной мешок!
        - Я тебе что - лошадь?! У, м-морда татаро-монгольская! - не остался в долгу Атаманов, хватая длинный меч. - Щас как дам по сусалам! Понаехали тут со своей Золотой Ордой, здесь местным самим жрать нечего… Ура-а, в атаку!
        Старинные мечи со звоном ударили друг о друга. Но то ли меч Атаманова был тяжелее, то ли сам Серега сильнее - кривой ятаган тут же вылетел из Юлькиных рук. Истошный визг «хана Батыя» смешался со звоном разбитой посуды, непечатной руганью «князя Владимира» и испуганными криками с печи и из комнаты:
        - Эй, что случилось?
        - Атаман, у тебя там упало что-то? - Батон спрыгнул с печи, ловко попав ногами прямо в Пантелеичевы валенки. - Полундра, чего орешь? Мыш, что ль, пробежал? Ты бы в него кроссовкой - и все. Оба-на… Ну, вы даете!
        Последняя фраза была сказана уже после того, как выскочившая из комнаты Натэла зажгла свет. Пол в углу был усеян осколками битых чашек. Абажур из соломки на лампочке под потолком висел боком. Дверца деревянного буфета еле держалась на одной петле. Полундра сидела на полу, накрепко зажмурившись, а рядом сверкал глазами еще не остывший от боя Атаманов.
        - Сергей, Юля, вы с ума сошли? - интеллигентно поинтересовалась Натэла. - Кругом люди спят…
        - Поспишь тута, как же! - Из-за ситцевой занавески, отгораживающей полати, выставилась борода Пантелеича. - Ето что у вас за мамаево побоище?
        - Федор Пантелеич, извините, - пискнула Юлька, - я вам посуду разбила…
        - Врет она, это я разбил, - буркнул Атаманов. - Ты не переживай, Пантелеич, я тебе в следующий выходной целый сервиз привезу, мамане он все равно не нравится.
        - Очень надо… - зевнул Пантелеич. - Разбилась - и леший с ней, места больше. Сами-то целы?
        - Полундра, ты как? - повернулся Серега.
        - Нормально… - проворчала, вставая с пола, Юлька. - Спасибо, хоть не по башке звезданул… И где вот он теперь, меч-то? Вдруг по винтикам развалился?!
        Кривой ятаган нашелся за дверью, целый и невредимый. Сразу успокоившийся Серега нежно погладил длинный меч, все еще бывший в его руках… и вдруг завопил:
        - Полундра, Батон, глядите сюда!!!
        - Ну не жизнь, а просто мучение… - простонала Белка, только сейчас высунувшая нос из комнаты. - Чего ты орешь, чудо в перьях? Мало того что разбудили, так еще и…
        Но ее никто не слушал. Все стояли кольцом возле Атаманова, который держал в руках меч и круглыми глазами разглядывал клинок. От удара по ятагану темный налет с лезвия отлетел, и обнажилась, заблестела синяя полоска чистого металла, на которой смутно виднелись славянские буквы.
        - Что написано? Что? Что? - наседали на Серегу со всех сторон. Но при тусклом свете лампочки тот, как ни старался, не мог разобрать надпись.
        - Завтра все прочтете, - наконец решил Пантелеич. - Утро настанет, при свете и разберетесь. А чичас - по койкам, архаровцы! Ночь-полночь, всех тараканов мне перепугали! А оружию сюда дайте, пусть у меня полежит от греха подальше.
        С этими словами Батонов дедуля сгреб мечи в сумку и, кряхтя, поднял ее на печь.
        - Радикулит у него, видите ли… - пробормотала сердитая Полундра, насильно увлекаемая Белкой в темную комнату. - Симулянт старый… Серега, ты спишь уже?
        - Сплю! - раздался свирепый голос с раскладушки. - И ты спи, Батый хренов… Училась бы лучше того… кашу варить.
        На такой неутешительной ноте Юлька и заснула.
        Утром под окнами заверещал автомобильный гудок. Юлька вскочила первая и прижалась носом к окну. Там стоял ясный денек, рябина в палисаднике бодро топорщилась остатками листьев и красными кистями, и о вчерашнем дожде напоминали только капли воды на ветвях куста сирени. За забором виднелась белая крыша подъехавшей «Волги». Полундра присмотрелась и заорала:
        - Рота, подъе-о-ом!!! Кажется, Петрович за нами приехал!
        Все вскочили, завопили и забегали. Батон тут же вспомнил, как в пять утра кто-то звонил ему на мобильный и спрашивал дорогу до Михеева, но Андрей был полностью уверен, что ему это приснилось. Через минуту, впрочем, выяснилось, что приехал не Юлькин дед Петрович, генерал в отставке, а его старший внук и Юлькин двоюродный брат Пашка, математик и компьютерный гений. Этим летом восемнадцатилетний Пашка приехал из Иркутска поступать в университет, поступил сразу на второй курс факультета информатики и обитал в студенческом общежитии, как ни уговаривал его Петрович не позорить семью и жить дома. Но Пашка отговаривался тем, что из общаги ближе ездить на занятия, и появлялся в квартире на Восточной улице только по выходным.
        Пашка вошел в дом, стукнувшись лбом о притолоку, и весело поприветствовал всю компанию:
        - Здорово, шелупонь! Перебудил всех, что ль?
        - Ты чего явился-то? - не отвечая на приветствие, прошипела Полундра. - Я же сказала по-человечески: сами приедем, не маленькие.
        - Вот и я ей то же самое говорил! - хохотнул Пашка, двигаясь в сторону и пропуская в дом Соню, Белкину старшую сестру. - А она: «Дети одни где-то в лесу, я волнуюсь, у меня концерт, едем, едем…» С вами спорить - застрелиться легче!
        Соня, очень хорошенькая в узких джинсах и коротком белом пальто, только улыбнулась и поискала глазами сестренку. Ухаживать за Соней, своей ровесницей, Пашка начал с первого дня их знакомства и, доказывая серьезность своего чувства, даже соглашался посещать Сонины фортепьянные концерты в Консерватории, что было нешуточным испытанием для человека с математическим складом ума. И Соня в конце концов это оценила: они встречались уже четвертый месяц.
        - Со-о-о-ня, ну что ты, в самом деле… - заныла Белка, поспешно облачаясь. - Вечно из пустяка катастрофу делаешь…
        - Я волнуюсь! - грозно объявила Соня. - А у меня концерт! Мне Брамса играть! Мне перед ним нервничать нельзя! Ты понимаешь?!
        Белка, сама заканчивавшая музыкальную школу, отлично знала, что такое «нервничать перед Брамсом», и только вздохнула.
        - Покажи руки! - потребовала Соня.
        - Господи… Да вот, все в порядке. Не переживай!
        - Ты не полошись так, красавица! - вылез из-за печи Пантелеич. - Мы твою сестрицу не трудили сильно, землю она не рыла. Я сам следил, чтоб все как есть правильно было.
        Но Соня посмотрела на заспанного Батонова деда с большим подозрением и немного успокоилась, лишь тщательно осмотрев руки сестры и не найдя на них ничего губительного.
        Натэла тем временем поставила на плиту огромный чайник и методично строгала на краю стола бутерброды.
        - Паша, тебе кофе? - поинтересовалась она. - У меня есть в термосе черный, но, наверное, остыл…
        - Мы привезли, - сообщил Пашка. - У Сони там пирог еще, давайте завтракать, потом закончим все в огороде и поедем. Мне в шесть вечера кровь из носу надо в Москве быть.
        - Блин!!! - вдруг подскочила Полундра. - Пашка, Соня! Вы ж не видели еще! Атаманов, доставай с печки…
        - Кто у вас там? - поинтересовался Пашка. - Домового поймали?
        - Сам ты домовой! Гляди, в огороде выкопали вчера.
        Сумка с оружием была торжественно водружена на стол (Натэла едва успела подсунуть под нее клеенку) и открыта.
        - Господи… - жалобно сказала Соня, осмотрев средневековые мечи. - И почему наши дети постоянно во что-то впутываются? Когда я наконец поживу спокойно?!
        - Лет через шестьдесят в доме престарелых, - успокоил ее Пашка. - В моем обществе.
        - В твоем обществе я и до пенсии не доживу. Чего тут смешного, не понимаю! Куда теперь все это девать? - Соня была впечатлительной, как выпускница Смольного института, и Пашкина манера ко всему относиться с юмором ее ужасала. - Надо же, целый клад! И, наверное, очень дорого все. Находку следует сдать в милицию.
        - Никогда! - хором отозвались Батон, Атаманов и Пантелеич. Последний еще и уточнил:
        - Что в милицию попало - то пропало. А вещи хорошие, жалко.
        Пашка между тем осматривал оружие и одновременно слушал рассказ взбудораженной сестры и Сереги.
        - Угу… угу… Значит, прямо в сумке и были? Археологи? Ах, уже уехали… мгм… Федор Пантелеевич, а вы что думаете? Ничего? Я так и знал.
        - Понимаешь, непонятно откуда это все взялось! - тараторила Юлька. - Если археологи вырыли, то какой смысл им обратно зарывать? Если воры какие-нибудь - тем более!
        - Резонно. А тут что? - Пашка поднял длинный меч и всмотрелся в светлую полоску стали.
        - Я нечаянно, - проворчал Атаманов. - Ты умеешь читать по-древнерусски?
        - По-старославянски, - поправила Соня. - Покажите мне, пожалуйста. Что-то мы такое проходили на литературных курсах…
        Пашка отодвинулся. Соня надела очки и сощурилась.
        - «…свет»… Хм, какой-то свет. Это конец слова, начало замазано.
        - Почистим, может? - встрял Атаманов.
        - И думать забудь! Испортишь! А дальше тут что? «Том…» Нет, «тем…» Тёмный! Чушь какая-то. Как может быть свет - темным? Или нет, не темный… Кажется, «чермный»… Нет, я, наверное, неправильно читаю.
        - «Чермный» - черемный значит, - вдруг важно сказал Пантелеич. - Рыжий, или там красный.
        - Больше ничего? - нахмурился Серега.
        - Наверное, есть, но не видно. И чистить я не дам без…без специалиста!
        - Да где его взять, специалиста? - буркнул разочарованный Атаманов. - Свет какой-то красный… Байда беспонтовая!
        Натэла укоризненно посмотрела с другого конца стола и спросила:
        - Может быть, это имя хозяина? В Древней Руси подписывали свои мечи?
        - Они тебе сменная обувь, что ли? - фыркнула Полундра. Но Пашка поднял голову и посмотрел на Натэлу с уважением.
        - Слушай, а ты молодец! Вполне может так и быть. Чермный - это фамилия. Или кличка. А «…свет»…
        - Пересвет! - вдруг выпалила Белка. - Богатырь Пересвет! Ну, наш Пересветов переулок в честь кого назвали, забыли? Про кого я ко Дню города реферат писала?
        - Мама дорогая… - пробормотала Полундра, садясь мимо табурета. Пашка успел подхватить ее в последний момент.
        - Минуту, минуту… - нахмурилась Соня. - Пересвет Чермный? Пересвет разве был рыжим? Что на сей счет говорят исторические источники?
        Все дружно уставились на Белку, которая действительно недавно писала реферат о герое Куликовской битвы Пересвете. Белка наморщила лоб, вспоминая информацию полуторамесячной давности, затем вдохновенно зачастила:
        - Пересвет был монахом Симонова монастыря. Ну, нашего, который возле парка. И его отправил, то есть рукоположил на Куликовскую битву Сергий Радонежский. И взял в свое войско Дмитрий Донской. Когда на поле Куликовом сошлись войска наши и татарские, по обычаю, должен был произойти поединок двух богатырей. От них выехал Челубей, а от наших - Пересвет. И они сшиблись! И оба пали замертво! Только нашего богатыря конь успел довезти обратно, а противник так и остался валяться сшибленный. То есть все равно наши победили! И началась Куликовская битва!
        - В общем, все умерли, - подытожил Пашка. - Хм-м… А ведь все может быть. Белка, ты не помнишь, чем они там сшибались? Мечами или копьями? Или, скажем, булавами?
        - Не помню, - пожала плечами Белка. - В Интернете ничего про это не было.
        - В Интернете? - невероятно оживился Пашка. - Так у нас тогда вообще нет проблем! У меня комп на заднем сиденье машины, счас я его… Ох, блок питания разрядился. Федор Пантелеевич, где у вас розетка?
        - И думать забудь! - неожиданно всполошился Пантелеич. - Здесь с електричеством баловаться нельзя! Вон мне Андрюха на День Победы чайник електрический привез, я его включил, так всю деревню разом обесточило. Даже в Серденеве за рекой тож замигало.
        Пашка озадаченно взглянул на Батона. Тот покивал и добавил:
        - Здесь же линию при царе Горохе тянули, как чуть чего, гроза там или что мощнее электрической лампочки, - вырубает напрочь.
        - Плохо… - скис Пашка. - Тогда ждем до Москвы.
        - Пацаны, а это правда наш Пересвет, из нашего монастыря, - вдруг изменившимся голосом сказал Атаманов, до того подозрительно молчавший.
        Он слегка отодвинулся от стола, и тут же стало понятно, почему до сих пор Серега не участвовал в разговоре: потому что потихоньку счищал ребром ножа черноту с лезвия меча. Теперь взглядам всех присутствующих открылось почти идеально круглое клеймо на мече, в которое были вписаны славянские буквы.
        - Нет, Атаманов, ты псих! - завопила Юлька. - Испортил все-таки ценную вещь!
        - Все равно ты своим ятаганом вчера половину сбила! - заорал и Серега. - Хуже не стало, наоборот!
        - Да что там, что, что?! - накинулись на Серегу со всех сторон.
        Тот отпихнул Батона, отстранил локтем Полундру (Натэлу, подумав, оставил) и взглянул на Соню:
        - Я правильно читаю? «Сим мнстр» - это же…
        - Какой монстр? - не понял Батон.
        А Соня нервно улыбнулась и подтвердила:
        - Да, верно. Симонов монастырь.
        - А имя, имя? - заволновалась Белка. - Пересвет?
        - Там начало не чистится, - вздохнул Атаманов. - Крепко въелось, кислотой надо попробовать.
        - Я те дам кислотой, вандал несчастный! - машинально возразил Пашка. И вдруг нахмурился: - Белка! Ты должна помнить, раз реферат писала. Куликовская битва в каком году была?
        - В 1380-м, - отрапортовала Белка.
        - Мгм… А здесь, на Угре, русские с татарами стояли… Ну, кто помнит, отличники?
        - Мы этого не проходи-и-ли… - расстроилась Белка. - Вообще не из программы…
        - Соня?
        - Подожди, я это сдавала в прошлом году… - Соня взялась пальцами за лоб. - Стояние на реке Угре… Софийская летопись… Хан Ахмат… Не помню точной даты, но в конце пятнадцатого века.
        - Та-ак… А Куликовская битва, стало быть, была в конце четырнадцатого. Неувязочка получается, господа и дамы. Целых сто лет в пролете.
        «Господа и дамы» подавленно молчали. Только Атаманов, по-прежнему глядя на меч, пробормотал:
        - Но ведь написано же: «…свет, Симонов монастырь». Мало ли кому меч Пересвета мог достаться? Может, он после Куликовской битвы по наследству его сыну перешел.
        - Дурак, Пересвет же монахом был! - фыркнула Белка. - Какое наследство? Какой сын? Его вообще убили неженатого.
        - Ну, так подарил! В карты проиграл! Продал! Еще до битвы! Нигде же не сказано, что он Челубея мечом убил. Может, кулаком по тыкве приложил, и всех делов.
        - Короче, дайте мне только до Интернета добраться, и я вам все скажу, - объявил Пашка. - А теперь шагом марш в огород! Что там у вас осталось, докопаем - и домой. Кстати, Федор Пантелеич, что за археологи были? Из какого города, какого научного общества?
        - Да откеда мне знать-то? - растерялся Пантелеич. - Мне до них и дела никакого не было, ковыряются и ковыряются, стало быть, других занятий у людей нету. Сколько лет уж ковыряются, упомнишь их всех, что ль? Вам бы вот у Васильевны спросить, ейная Нютка кажин день к ним на велосипеде ездила, интересно было ей…
        - Что за Нютка? - повернулся Пашка к Батону.
        - Ничего особенного, соседка, - пожал тот плечами.
        - Школьница?
        - Студентка. Не помню только где. Ей лет восемнадцать, нам особо общаться не о чем.
        - А она тут картошку, случаем, у бабки не копает?
        - Не, все уж выкопали, только мы затянули…
        - Федор Пантелеич, - обратился Пашка к Батонову деду, когда вся компания с лопатами и ведрами выбралась в огород, под неяркое октябрьское солнце. - А как бы вашу Васильевну сюда вызвать?
        - А чего ее вызывать? - рассеянно отозвался Пантелеич, обозревая развороченные картофельные грядки. - Вона, задницу синюю видишь?
        - Что?! - поперхнулся Пашка, посмотрев в указанном направлении.
        Действительно, на соседнем огороде кто-то в синем платье и телогрейке стоял в позе испуганного страуса возле грядок и что-то возмущенно бормотал. Прислушавшись, Пашка быстро скомандовал:
        - Девчонки и Соня, заткните уши!
        - Эй, Васильевна! - гаркнул, приподнявшись на цыпочки, Пантелеич. - Кончай выражаться, у меня дитёв полон огород! Ей-богу, будто одна во всей деревне проживает!
        - А, Пантелеич, будь здоровенек… - «Страус» выпрямился, оказавшись маленькой сердитой бабкой со сморщенным, как черносливина, лицом, до самых глаз замотанным платком. - Здравствуй, Андрюшенька. Ты с товарищами приехал деду пособлять? Дело, дело, молодец… Ах, собачьи вы выродки, да что ж вы воротите, да хоть бы у вас почернело и отвалилось все ваше поганое…
        - Васильевна! - глуша соседкин текст, заголосил Пантелеич. - Да что ты так разоряешься-то? Дети, говорю я, здесь, кончай матюкаться!
        - Да как же тута не матюкаться? Гли, опять все разворотили! И чего надо, и кому - не понимаю. Кто ж так картоху-то ворует? Ты воруй, да с разумением, не топчи, не порти! Опять как Мамай по грядкам прошел, да где ж совесть у людев…
        Что имела в виду Васильевна, стало ясно, когда заинтригованные зрители подошли ближе. Около трети обширного огорода соседки словно побывало под бульдозером. Высохшая ботва была вырвана как попало и разбросана там и тут, картофельные клубни валялись под ногами и в ямах разной глубины.
        - Вредительство одно! - сокрушалась Васильевна. - И Нютка, зараза, не едет! Тебе, Пантелеич, хорошо, у тебе внук сознательный, а у меня - трясогузка. Одни книжки в голове, а чтоб бабке помочь - выкуси!
        - Вот что, бабуля, - тут же вник в ситуацию Пашка. - Мы вам щас тут поможем как сможем…
        - Взаправду? - обрадовалась Васильевна. - Да ты ж мой голубочек брильянтовый…
        - Угу… А вы напрягите память и вспоминайте все про археологов, которые тут летом копались. Все, что помните! Нам очень важно!
        - Охти… Чичас… Ох, дай бог памяти… - засуетилась Васильевна, морща лоб и вглядываясь в горизонт, словно там могли нарисоваться вожделенные археологи.
        А Пашка тем временем отдал приказ:
        - Эй, братва, лопаты в руки и шагом марш! Соня, ты не шагом марш, ты отойди, у тебя Брамс через три дня. А остальные - живо! Я тоже к вам иду. Ох, жизнь наша студенческая… В универе на картошку не послали, так здесь попался… Карма!
        К четырем часам вся картошка Васильевны была выкопана и разложена на просушку в огромном сарае. Уставшие пацаны и девчонки переодевались у Пантелеича, готовясь отбывать в город. Соня и Пашка стояли возле хозяйки, которая, сопя от усердия, вспоминала:
        - Стало быть, было их три человека. Совсем молоденькие, как Нютка моя. Приехали… Когда ж они приехали-то? Да прямо перед Петровыми днями!
        - Перед Петровыми? В начале июля? Поздновато для археологов, - нахмурился Пашка. - Не путаете, бабуля?
        - Не! Верно! Я знаю, потому Нютка моя почти в одно время с ими прибыла, а у ней как раз экзаменья закончились. Верно, после июня!
        - Значит, трое, молодые, приехали в июле. Как их звали, не вспомните?
        - Вот чего не знаю, того не знаю, - закручинилась Васильевна. - Вам бы Нютку спросить…
        - А у вас нет ее телефона? Мы бы сами позвонили и узнали.
        - Ой, и правда! - обрадовалась бабка и рысью помчалась через огород в избу.
        Пашка вдруг заметил, что Сони нет рядом, оглянулся и увидел ее в нескольких шагах, рядом с огородным пугалом, которое Соня пристально разглядывала.
        - Ты обратил внимание, какой шедевр? - спросила она, когда Пашка подошел. - Я теперь ночью заснуть не смогу.
        С высокой жердины на них таращилось действительно нечто выдающееся. Голова чучела была сделана из набитого тряпками мешка, в который были вставлены белые глаза из пластиковых стаканчиков. На голове высилась ржавая немецкая каска времен Второй мировой, из-под которой торчал клок «волос» - из просмоленной пакли. Чучело мило улыбалось вставными челюстями, заботливо прикрученными проволокой. Одето оно было в драную тельняшку и телогрейку.
        - Точно, Гитлер под Москвой! - восхитился Пашка. - А Андрюха, оказывается, творец!
        - Васильевна, ты мне его назад отдай! - закричал из-за своего забора Пантелеич. - Самому нужно!
        - Да забирай свое страшило, коли жадность одолела, - огрызнулась подоспевшая с бумажкой в руке Васильевна. - Толку от него! Что с им, что без него весь огород разрыли. Вот, касатик, бери, тут все аккуратно прописано, и домашний телефон в Москве, и второй… дебильный.
        - Мобильный, бабуля.
        - А я как говорю?
        Пашка предпочел не вдаваться в долгие объяснения, тем более что юниоры уже стояли возле «Волги» и ругались.
        - И как мы, интересно, на заднем сиденье впятером поместимся?! - бушевала Полундра. - Пускай пацаны электричкой едут!
        - Поместимся, ничего. - Уставшему Сереге вовсе не хотелось тащиться два километра пешком до станции, а потом еще часа три трястись в вагоне. - Я Натэлу на колени возьму, Юльку - в багажник, а Батона…
        - На крышу привяжем, - съязвила Полундра. - Полезай-ка сам в багажник, умный такой!
        - Дура, я не влезу!
        - Щас спрессую, вмонтируешься на раз-два! - обозлилась Юлька.
        - Тихо, братва! - рявкнул Пашка. - В багажнике картошка поедет, вон Пантелеич целый мешок волочит. А теперь все дружно выдохнули и полезли в машину… Ничего, в тесноте да не в обиде!
        Через три минуты толкания, пыхтения и воплей все пятеро действительно разместились на заднем сиденье машины. Причем на коленях Атаманову пришлось держать не Натэлу, а Батона. Серега, ругаясь нехорошими словами, попытался было сбросить лучшего друга на ноги хохочущей Полундре, но безуспешно, а затем скомандовал:
        - Трогай, командир!
        Пашка включил передачу, и битком набитая «Волга», переваливаясь на кочках, поползла по проселочной дороге.
        В Москве были в восемь вечера, продравшись сквозь страшный ливень, заставший их в районе МКАД. Но когда Пашка припарковал «Волгу» у подъезда, дождь уже кончился и лишь вяло постукивал по ветровому стеклу.
        - Ну, шелупонь, вы живы там? Не задохлись?
        - Живы, - мрачно ответил голос Атаманова. - Снимайте с меня этот БТР, ни вздохнуть, ни охнуть… Чего ржешь, придурок, отваливайся! Фу-у-у… Да вылезайте уже, девчонки!
        - Когда можно будет Нютке позвонить? - первым делом поинтересовалась Юлька, выскакивая под дождик.
        - Да хоть сейчас, - пожал плечами Пашка. - К кому пойдем?
        - Можно к нам, - предложила Натэла. - Мама на спектакле, папа на работе, братья в Сухуми улетели. Я в пятницу от расстройства кучу пахлавы напекла, может, бабушка еще не все съела…
        - От какого расстройства? - напрягся Атаманов, которому девчонки из осторожности ничего не рассказали о своем конфликте с «трудихой».
        Натэла, которая никогда не умела качественно врать, поспешила юркнуть в подъезд. Подруги побежали за ней. Пашка и мальчишки задержались, вытаскивая из багажника тяжелые мешки с картошкой и сумку с мечами.
        - Ой, у бабушки гости… - разочарованно сказала Натэла, входя в темную прихожую.
        Из гостиной действительно доносились негромкие голоса.
        - Так, может, мы пойдем? - шагнула назад на лестничную клетку Юлька.
        У бабушки Натэлы, известной драматической актрисы Нино Мтварадзе, мог оказаться в гостях кто угодно, от студентов театрального училища до Никиты Михалкова, а к встрече с последним девочки не были сейчас готовы.
        - Ну, вот еще! Тихонько в мою комнату проберемся, и… Ой! Это кто? Слышите? Или я с ума сошла?!
        Натэла застыла посреди прихожей, непонимающе глядя на Юльку и Белку. Те прислушались, переглянулись и кивнули. Голос, в данный момент раздававшийся в гостиной, совершенно точно был голосом «трудихи» Светланы Леонидовны.
        - Вот зараза, жаловаться пришла! - шепотом возмутилась Полундра. - Атас, девки, линяем!
        - Зачем ей приходить жаловаться? - так же шепотом возразила Белка. - Она бы вызвать в школу могла…
        Юлька прижала палец к губам, сняла кроссовки и бесшумно, на цыпочках, прокралась к прикрытой двери. Через минуту за ней последовала Белка. Натэла сочла подобное ниже своего достоинства и, надменно вздернув подбородок, удалилась на темную кухню.
        - Железобетон, а не характер! - восхитилась Белка.
        Юлька сделала ей страшные глаза, и две подружки дружно приникли к дверной щели.
        - И я вас отлично понимаю, моя девочка! - ворковал низкий мягкий голос Нино Вахтанговны. - Если бы передо мной посадили пятнадцать девиц в козлячьем возрасте и заставили учить их варить кашу… Вах! У меня бы тут же началась истерика!
        - Вот и я уже была близка, - со вздохом отвечала Светлана Леонидовна. - Я ведь с детьми никогда не работала. У меня даже младших братьев и сестер не было! Но, понимаете, аспирантура, диссертацию вот-вот защищать, а тут такой удачный, как мне показалось, заработок… Это же все-таки не серьезный предмет преподавать, а домоводство, я была уверена, что справлюсь… И в то же время трусила ужасно!
        - Оч-чень, оч-чень хорошо вас понимаю…
        - Они же сейчас такие все… взрослые! Такие независимые, раскованные…
        - Скажите сразу - нахальные, и я с вами немедленно соглашусь.
        - Но не ваша девочка! Она держалась просто восхитительно, а вот я… Мне показалось, что она просто издевается надо мной таким образом. В классе хихикали, и я себя чувствовала очень глупо… Тем более что Натэлу действительно нечему учить на занятиях.
        - И тут я с вами согласна.
        - И я позволила себе… совершенно недопустимое поведение. Натэла повела себя великолепно, я, признаться, и не ожидала такого от тринадцатилетней девочки. И ее подруги тоже… Я сразу же выбежала вслед за ними, но их уже и след простыл! И тогда мне только оставалось…
        Тр-р-рах! Бумс! Вдруг накренилась, упала и покатилась задетая рукой Полундры стойка для обуви. Юлька и Белка дружно отпрянули от двери, галопом промчались назад в прихожую и наспех попытались принять непринужденный вид.
        - О! Там кто-то опрокинул всё! - провозгласила старая актриса, распахивая дверь гостиной.
        С кухни донесся смех Натэлы, знавшей, что это цитата из спектакля. Но Белка и Юлька «Свадьбы Фигаро» не видели и переглянулись в паническом ужасе.
        - Бабушка! - Натэла выросла на пороге кухни. - Ты съела всю пахлаву? Там же было полное блюдо!
        - А у меня была антреприза в субботу! - парировала бабушка. - Я приехала ночью, голодная как черт и злая такая же, а твоя мать укатила на гастроль в Питер и ужином не озаботилась!
        - Вах, в холодильнике кастрюля долмы!
        - Да-а-а? А я думала, Резо замариновал шашлык… У нас гости, Натэла!
        - Я слышала, - сдержанно отозвалась Натэла, вытирая руки о полотенце и проходя в комнату.
        Подруги проводили ее опасливыми взглядами, но Натэла очень спокойно сказала, стоя в дверях:
        - Добрый вечер, Светлана Леонидовна. Я рада видеть вас в моем доме.
        - Здравствуй, Натэла. - Учительница поднялась из-за стола, улыбнулась. - Я пришла извиниться перед тобой. Наговорила тебе грубостей в пятницу, ты уж прости, пожалуйста. Вот твой дневник, ты его забыла в классе.
        Скулы Натэлы слегка порозовели. Она взглянула на бабушку, на Светлану Леонидовну, широко улыбнулась и удивленно спросила:
        - А что такое было в пятницу? Нич-чего не помню!
        - Браво, девочка! - тихо сказала Нино Вахтанговна.
        Юлька и Белка переглянулись и синхронно показали друг другу большие пальцы. А из прихожей послышался грохот брошенного с плеч на пол мешка с картошкой, и сердитый голос Батона вопросил:
        - Девки, вы где? Ее, холеру, как-то жарить надо!
        - Все-таки мужчины думают животом, - с сожалением произнесла бабушка, запахиваясь в шаль и выплывая в прихожую. - Молодые люди, ведите себя пристойно, у меня гостья. Светлана Леонидовна - аспирант исторического института, а в нынешнем году любезно согласилась вести в вашей школе уроки домоводства для девочек, и вот теперь…
        - Исторического?! - Из-за спин пацанов выломился Пашка с ноутбуком в обнимку и с Соней в кильватере. - Так это как раз то, что нам нужно! Как вы к нам вовремя, Светлана… Леонидовна! Позвольте объявить вам мое восхищение!
        - Полторецкий, веди себя прилично… - едва успела вставить Соня.
        Но Пашка уже, щелкнув каблуками, как поручик Ржевский, целовал растерявшейся «трудихе» руку, а Нино Вахтанговна смотрела на происходящее со строгим лицом и смеющимися глазами.
        Через час в гостиной был накрыт стол по всем правилам кавказского гостеприимства. Долма из холодильника была реанимирована и аппетитно исходила паром, жареное мясо дымилось на серебряном блюде среди пучков зелени, блестели красными боками помидоры, золотилось лобио, а в духовке доходил творожный пирог. За столом сидели и вдохновенно насыщались бабушка и Батон. Остальные сгрудились вокруг кресла, в котором сидела Светлана Леонидовна. На коленях «трудихи»-аспирантки лежал тетрадный листок, на котором Соня - единственная из компании, умеющая пристойно рисовать, - изобразила оба найденных меча.
        - Очень любопытно! - Учительница с интересом рассматривала рисунок. - Где вы могли видеть такие мечи?
        - В Интернете, - на голубом глазу соврал Пашка. - На одном археологическом сайте.
        Светлана Леонидовна посмотрела на Пашку с большим подозрением, но тут же вернулась к рисунку.
        - Разумеется, я не эксперт, но могу датировать их… примерно концом четырнадцатого века.
        - То есть мечи времен Куликовской битвы? - уточнила Белка.
        Учительница кивнула. И тут же спросила:
        - А на вашем сайте не было указано, где их нашли?
        - Не было, - широко улыбнулся Пашка. - Но, видимо, на поле Куликовом.
        - Хм, вряд ли, - еще шире улыбнулась Светлана Леонидовна. - Видите ли, в последнее время вокруг Куликовской битвы разгорелось много споров. Есть исследователи, которые утверждают, что она произошла не на Куликовом поле в Тульской области, а непосредственно в Москве. На так называемом Куличковом поле.
        - Аргументы? - строго спросила Соня.
        - Есть, и немало. Например, анализ древних летописей, по которым можно отследить весь путь Дмитрия Донского к месту битвы и сбор всех войск. Он указывает скорее не на Куликово поле в Тульской области почти в трехстах километрах от Москвы, а именно на поле Куличково недалеко от современной Краснохолмской набережной. В пользу этого говорит еще и тот факт, что в Тульской области найдено крайне мало исторических находок, хотя археологические экспедиции работали там регулярно. Не было найдено практически ничего, говорящего о грандиозном сражении. Но вопрос все же спорный, и я лично не берусь дать однозначный ответ.
        - Светлана Леонидовна, а Пересвет? - с опаской спросила Белка. - Пересвет-то настоящий был?
        - Судя по летописям - да, - улыбнулась учительница. - И «Повесть временных лет», и «Задонщина», и более поздняя Софийская летопись - все о нем упоминают.
        - И с Челубеем он дрался?
        - Дрался. Только, строго говоря, тот был не Челубей, а Темир-бей, или Темир-мурза, один из военачальников Мамая.
        - А дрались они на мечах?
        - На копьях.
        - А мечи у них были? - выпалил наевшийся к тому времени Батон.
        Полундра незаметно толкнула его ногой. Батон икнул, но вопрос свой повторил. Светлана Леонидовна ненадолго задумалась.
        - Видите ли… Теоретически, конечно, могли и быть… особенно у Темир-мурзы. Но, во-первых, перед битвой состоялся поединок двух богатырей, двух силачей, а меч требует не столько силы, сколько умения с ним обращаться. А во-вторых, Пересвет, как вы знаете, был иноком, монахом. Скорее всего, он просто не мог позволить себе меч.
        - Дорогая была фенечка? - усмехнулась Полундра.
        - В известном роде, да. По тем временам мечи могли быть главным образом у княжеских дружинников, у профессиональных наемников, у варягов. Ну, может быть, просто у богатых воинов. А ополченцы попроще вооружались в основном копьями и булавами.
        - Короче, лупили друг друга дубьем по бшкам… - проворчал Батон.
        - В общем, да.
        - Светлана Леонидовна, скажите, пожалуйста… - задумчиво заговорила Соня. - А на мечи ставились клейма? Я хочу сказать, хозяева мечей метили свое оружие? Можно ли по мечу с клеймом определить, кому он принадлежал?
        - Хм… - Учительница снова задумалась.
        Все молчали, вытянув шеи, только с кухни доносился слабый звон посуды: Натэла извлекала из духовки пирог.
        - Честное слово, даже не знаю, что вам сказать. Мечи всегда были дорогой редкостью. Их археологи находили крайне мало, поэтому трудно что-либо с уверенностью утверждать. Но если на мече имеется клеймо, то оно, скорее всего, является меткой не владельца, а мастера. Как на знаменитом мече, с помощью которого была опровергнута норманнская теория. Понимаете, долгое время считалось, что на Руси мечей вообще не делали, а пользовались варяжскими, или, другими словами, норманнскими. Так думали до тех пор, пока не был обнаружен меч со славянской надписью «Людота-коваль». Таким образом и…
        - Значит, это кузнеца клеймо? - невежливо перебил Батон. - «Коваль» же по-нашему кузнец?
        - Совершенно верно. Но мне бы хотелось узнать, почему…
        - Светлана Леонидовна, последний вопрос, - поспешно сказал Пашка. - Кривые мечи в каком веке были в ходу?
        - Да, в принципе, почти во все времена, - последовал удивленный ответ. - Русичи ведь имели постоянные контакты с печенегами, с хазарами, позже - с монголо-татарами… И заимствовали у них кривые сабли, очень удобные для конного боя.
        - То есть и в Куликовской битве такими могли воевать?
        - Кривыми мечами? Бесспорно.
        - А во время стояния на Угре в пятнадцатом веке?
        - Тем более. Но расскажите же мне наконец…
        - Большое вам спасибо, Светлана Леонидовна, - церемонно произнес Пашка. - Теперь я перейду в бродилке «Пересвет» на высший уровень. Вы сказали, кривая сабля удобнее в конном бою? Надо будет иметь в виду… Соня, запиши!
        - Нет, я его убью когда-нибудь… - пробормотала Соня.
        Нино Вахтанговна чуть слышно рассмеялась. Юлька, чтобы не расхохотаться, засунула в рот кусок остывшего мяса и тут же дико замычала: оказалось, на него уже нацеливался Батон, а потому успел намазать толстым слоем острейшей аджики.
        - Воды-ы-ы! - завопила Юлька, под общий смех уносясь на кухню.
        Но, влетев туда, она застыла на пороге. Там, перед горячей плитой, разгоралась драма.
        - Ты мне скажешь или нет? Почему все всё знают, а я один, как дурак, не при делах? Что у тебя с «трудихой» было? - наседал на невозмутимую, как айсберг, Натэлу взъерошенный Атаманов. - Чего она вообще здесь делает? Почему я Батона спрашиваю, а он мне только мыкает, как лошадь?
        - Сережа, мыкают… хм… мычат коровы.
        - Вот спасибо, не знал! То есть не будешь колоться, да?
        - Я не бандит, чтобы колоться. - Голос Натэлы стал ледяным, и Юлька невольно поежилась. - Сергей, у меня есть право на личную жизнь?
        - Чего-о-о?! Вот, значит, как?! Значит, вот так теперь, да?! Ну и пошла…
        - Заткнись, придурок!!! - заорала Юлька от дверей, хорошо знавшая, на какой текст способен Атаманов в тяжелые минуты жизни. - Хлебальник захлопни, кому говорю!
        - Ты еще мне тут! - взвился Серега. - Выстроились, блин! Личную жизнь вам надо! Да подавитесь вы ею! Все! На хрен! Адье!
        Дверь в прихожей хлопнула с такой силой, что задребезжали серебряные чайники в шкафу. Из гостиной послышались удивленные голоса, высунулись физиономии Батона и Белки. Юлька испуганно взглянула на Натэлу. Та, как ни в чем не бывало, посыпала сахарной пудрой горячий пирог, но ее губы были плотно сжаты, а ресницы подозрительно дрожали.
        - Что, сказать ему не могла? - пробурчала Юлька.
        - Ты его нэ знаешь? Сперва дэлает, потом думает… - Появившийся в речи Натэлы акцент говорил о крайнем волнении. - А Светлана Леонидовна здэсь! Прэдставляешь, что он мог устроить?
        С воображением у Полундры всегда все было в порядке. Представив себе возможную сцену, она передернула плечами. Натэла была абсолютно права.
        - Я хотела ему рассказать, но не сейчас. - Акцент пропал: Натэла успокоилась. - А он тут… На меня вообще нельзя кричать! У нас в доме никто, кроме бабушки, не повышает голос, но у нее это профессиональное. Она говорит, что если зритель в двадцать пятом ряду тебя не слышит, то нужно уходить из актрис в костюмерши. Бабушке можно. А ему - нет!
        - Да я понимаю… - пробормотала Юлька. И тут же с напускным безразличием спросила: - Натэла, а вы с Серегой уже целовались?
        Лицо Натэлы окаменело.
        - Я имею право на личную жизнь, - отчеканила она.
        И Юлька поняла: подруга права. И, вздохнув, поплелась в гостиную отвечать на испуганные вопросы. А Натэла швырнула в раковину ни в чем не повинный пакетик сахарной пудры и разрыдалась.
        У себя дома кузен и кузина Полторецкие были только в полпервого ночи.
        - И он орал как психованный, на всю кухню, - закончила рассказ Юлька, вешая измазанную глиной куртку на вешалку и от возмущения не попадая на крючок. - А на нее кричать нельзя, у них дома, кроме бабки, никто не орет. Вот Натэлка и завелась. Ты ночевать остаешься?
        - Угу… На метро все равно не успеваю. - Пашка ловко поймал Юлькину куртку и водворил ее на место. - Стало быть, все как у больших?
        - Тебе бы ржать только! А у человека, может быть, вся жизнь кирдыкнулась. И любовь. Может, уже поправить ничего нельзя, все поломато и растоптато!
        - Даже так?
        - Нет, я тебе вмажу щас! - разозлилась Полундра, хватая диванный валик.
        Пашка с хохотом отбился подушкой, полетел пух, с грохотом завалилась на бок ваза с сухими листьями… Из соседней комнаты вышел заспанный дед, генерал Игорь Петрович Полторецкий, в шлепанцах и кителе внакидку и провозгласил:
        - Юлия, в вашем нежном возрасте о «поломато-растоптато» еще и речи быть не может! И вообще, поправить можно почти все и почти всегда! Если подойти к этому непредвзято. Вы ужинать будете?
        - Стратег! - восхитился дедом Пашка. - Нет, Петрович, спасибо, мы из гостей. Не бесись, мать, я завтра с Атаманом поговорю. Очень уж он, правда, круто забрал.
        - Да, он такой, - с гордостью признала Юлька. - Дома матерью, знаешь, как командует? Тетя Таня его всегда слушается. Один, говорит, мужик в доме.
        - Ну, Натэла - не тетя Таня, к ней подход нужен. Короче, не парься, все наладим. Давай спать. Тьфу, и надо же было так долмой обожраться!
        Уже лежа в постели, Юлька вспомнила:
        - А Нютке так и не позвонили…
        - Завтра. - Пашка в трусах и майке сидел за столом и смотрел в светящийся монитор.
        - Ты чего не ложишься?
        - Я скоро. Спи.
        Утром Юлька проснулась от жизнерадостного пения:
        Как на поле Куликовом прокричали кулики,
        И в порядке бестолковом вышли русские полки!
        Как дохнули перегаром - на семь верст разит,
        Накануне все допито, - значит, будет враг разбит!
        Пел Пашка, бреясь в ванной. Полундра посмотрела на будильник, ахнула и одним тигриным прыжком выскочила из постели.
        - Ой, господи! Блин, опаздываю! Самостоятельная по биологии, а я даже не прочитала вчера! Где моя юбка? Петрови-и-ич!
        - Дед уехал в Академию, - ответил вместо него Пашка, проходя в комнату с полотенцем на шее. По дороге он подцепил с кресла Юлькину юбку и подал хозяйке, прыгающей на одной ноге и пытающейся попасть в колготки. - Задом наперед надеваешь!
        - Да? Спасибо… Ты вечером приедешь?
        - Как получится. Я тут ночью слазил кое-куда… - Пашка кивнул на ноутбук.
        - Опять фээсбэшные файлы взламывал?
        - Нужны они мне… Нет, только по поводу наших ножичков. Там, кстати, и взламывать почти нечего было, вся документация министерства - без серьезных паролей. Оскорбление, а не работа! Но вот что интересно: михеевская экспедиция нигде не значится.
        - Как это? - не поняла Юлька.
        - Мать, археологическая экспедиция - дело научное и государственное. Значит, она должна значиться в документах или институтов, или научных обществ, или Министерства культуры, в общем, той организации, которая данную экспедицию посылает и финансирует. А тут - ничего. И не только наших троих чижиков, но и никакой другой экспедиции в нынешнем году на Угре не было. Ни отчетности, ни путевых листов, ни дневников, ни докладов - ни-че-го!
        - Ты точно знаешь? Хорошо смотрел?
        Пашка только пожал плечами. Юлька наконец натянула форменную юбку, схватила сумку с высыпающимися из нее ручками и тетрадями и вынеслась в прихожую. Кузен пошел следом, по дороге собирая Юлькино барахлишко, сложил его обратно в растрепанную, не первой молодости сумку, расписанную фломастерами, и продолжил:
        - Заодно поглядел там информацию по Пересвету и оружию ближнего боя… то есть по мечам. В общем, все так, как вчера училка ваша говорила. Скорее всего, «…свет Чермный» - имя кузнеца.
        - А как же Симонов монастырь?
        - Разве в монастыре не могло быть кузнеца? - вопросом на вопрос ответил Пашка. - Если были лошади, значит, и кузнец был.
        - И он делал мечи?
        - Почему бы и нет? Монастыри, мать, раньше вроде блокпостов были. Если какие-нибудь печенеги на Москву налетали, они первым делом натыкались на монастырь, дрались с монахами, теряли силы-нервы-здоровье, а главный поп… то есть игумен… успевал послать гонца в Москву, предупредить князя. Вот так!
        Из-за окна раздался дикий рев:
        - Полундра-а-а! Скоро ты?!
        - Там Серега, - сообщила Юлька, натягивая куртку.
        - Опаньки, он-то мне и нужен! - обрадовался Пашка. - Попроси его меня подождать.
        - Разговор долгий? Он опоздает!
        - Ну и ничего, не впервой небось… Натэлка нам важнее. Нам ее упускать нельзя, таких девчонок уже давно с конвейера сняли! Ну, шагом марш на свою биологию, вечером, скорее всего, увидимся.
        День прошел как обычно: шесть уроков, самостоятельная работа по биологии, лабораторная по физике. Атаманов на первый урок не явился вообще, на второй - литературу - пришел злой как черт и тут же схватил двойку за невыученное стихотворение Пушкина. Причем на резонный вопрос учительницы хамски заявил, что в выходные копал картошку, а потому некогда было учить никому, кроме самого Пушкина, не нужную лабуду. Натэла сидела, вытянувшись в струнку и всем своим видом демонстрируя справедливое негодование. Ее саму вызвали к доске через минуту, и Юлька никак не могла взять в толк, когда подруга успела выучить этот длиннющий стих. Самой ей и в голову не пришло заглянуть в томик поэта - ни вчера, ни сегодня утром. Но, к счастью, пронесло.
        За весь день Серега не подошел к Натэле ни разу, та тоже не поворачивала головы в его сторону. Юлька несколько раз пыталась робко замолвить словечко за кореша, но натыкалась на такой пылающий взгляд подруги, что нужные слова испарялись сами собой. Белка оказалась умнее и даже не пыталась пробовать. «Натэлку, когда разойдется, лучше вообще не трогать. Пусть сама остынет, все равно ведь долго злиться не умеет», - пояснила она свою позицию Юльке.
        Белка оказалась права: Натэла «остыла» к концу уроков. Когда Атаманов подошел и молча, привычным жестом, взял ее сумку, Натэла только дернула плечом, но ничего не сказала и царственно поплыла к раздевалке. Серега спокойно, как телохранитель, пошел следом.
        - Ну и слава богу, - пожала плечами наблюдающая эту сцену Белка. И, повернувшись, подмигнула Полундре: - Кто бы сомневался… Пойдем, не будем мешаться, дело семейное.
        Юлька хихикнула.
        - А Батон где? Уже убежал?
        - Он с последней физики смылся. На какую-то техстанцию за запчастями поехал, дядя Коля его послал. Сказал - к вечеру вернется. Пошли.
        Стоял блеклый октябрьский день, солнце то пряталось в облаках, то проглядывало сквозь них мутным пятном. Собирался дождь. Юлька и Белка шли, загребая ногами листья, вдоль стены Симонова монастыря. Высоченные башни из красного кирпича, казалось, цеплялись за низкие облака. Со стороны церкви доносился слабый перезвон.
        - Значит, меч совсем и не пересветовский, - огорченно рассуждала Белка. - Жалко… Вот было бы здорово, если бы мы такую клевую штуку нашли! А кривой меч был бы Челубея.
        - Вообще неясно, что с ними теперь делать, - подумала вслух более практичная Юлька. - Кто их нашел - непонятно. Возвращать, значит, некому. Отвезти в археологический институт? Так ведь неизвестно, к кому там сунуться. Вдруг на жулика нарвешься? Мечи небось бешеных бабок стоят теперь! Пашка сказал, что на Угре никакие не археологи копались, а неизвестно кто. Жулье, наверное. Нашли мечи и…
        - И перепрятали у Пантелеича в огороде, - ехидно продолжила фразу за подругу Белка. - Непонятки какие-то выходят!
        - Вот и я про то ж, - вздохнула Полундра, поднимая глаза на монастырскую стену.
        - Смотри! - вдруг сказала Белка, глядя куда-то в сторону. - Кажется, та девушка, которая в пятницу тут ревела. Точно, беретка та же.
        - Да ну? - Юлька посмотрела в указанном направлении.
        Действительно, в отгороженном решеткой дворике, под самой монастырской стеной, рядом с клумбой, покрытой увядшими георгинами, сидела худенькая девушка в сером плаще и зеленом берете с желтым помпоном. Не узнать такой нелепый головной убор было невозможно.
        - Опять ревет? - тихо спросила Юлька.
        - Вроде нет… - Белка вытянула шею. - Она… рисует. Ой, пойдем посмотрим!
        Подружки осторожно, на цыпочках подошли к решетке. В самом деле, на коленях девушки в берете лежал лист белого картона, и она сосредоточенно черкала по нему тонким угольком. Незнакомка была так увлечена своим делом, что не заметила подошедших девочек, и те тихо встали за ее спиной, глядя через плечо художницы.
        На листе был изображен дворик и столбы бывших монастырских ворот. Но на стене не было деревянных лесов, отсутствовал строительный вагончик, фонарного столба тоже не видно - монастырь на рисунке выглядел таким, каким он, вероятно, был шестьсот лет назад. У ворот, по-видимому, игумен: суровый высокий старик в монашеском одеянии. Перед ним на коленях, принимая благословение, стояли двое воинов, рядом топтались лошади.
        - Ой, здоровски ка-а-ак… - прошептала Юлька.
        Белка тут же ткнула ее локтем, но девушка все-таки услышала и обернулась. С худенького, бледного лица блеснули большие серые глаза. Юлька поспешила улыбнуться и сразу же поинтересовалась:
        - А это у вас Пересвет, да?
        - Да. И Ослябя.
        - При чем тут осел какой-то? - осторожно спросила Юлька. - У них же здесь лошади…
        Девушка секунду смотрела с недоумением. А затем вдруг рассмеялась так звонко, что с соседнего дерева сорвалась и полетела прочь ворона. Одновременно Юльку снова ткнул под ребра острый локоть подруги, и Белка прошипела:
        - Дура! Ослябя - второй воин! Их двое было - Пересвет и Ослябя!
        - Чего «дура»? Могла бы и сразу сказать… Пересвет - все-таки имя, а не погоняло какое-то ослиное!
        - Пересвет - тоже не имя. - Девушка перестала смеяться и вытерла слезы в уголках глаз. - Пересвета звали Александром, а Ослябю - Андреем. Они оба поступили в войско Дмитрия Донского из Симонова монастыря, благословленные на битву Сергием Радонежским.
        - Это мы знаем, - важно сказала Белка. - Здесь два переулка в их честь названы. А вы - художник?
        - Студентка.
        - Суриковского?
        - Да. Реставрационное отделение.
        - Что, и оружие можете реставрировать? - оживилась Белка.
        Теперь уже Полундра ткнула ее под ребра, и Белка умолкла на полуслове. Но было поздно - девушка заинтересовалась.
        - Оружие? Девочки, а что вы имеете в виду?
        - Ну-у-у, всякое там старинное… Мечи разные, копья… Вон у вас тут Пересвет с копьем…
        - Реставрировать копье Пересвета, к сожалению, нет никакой возможности. - Девушка слабо улыбнулась, и Юлька заметила, что на ее невыразительном личике нет ни грамма косметики. - И мне вообще не приходилось заниматься оружием. Но весной мы были здесь, в монастыре, на практике. Его пытаются возродить…
        - Сто лет уже пытаются, - проворчала Белка. - Тут раньше овощная база была.
        - Но ведь это, собственно, не весь монастырь. - Девушка поправила берет и задумчиво посмотрела на стену с тремя башнями. - Так… уцелевший фрагмент. Основное хозяйство было вон там… - она показала через ограду, на монументальное здание Дома культуры.
        - Основное хозяйство? - прищурилась Белка. - И кузня тоже была?
        - Скорее всего, да. Но… Почему вы спрашиваете?
        - Да интересно просто. А как вас зовут?
        - Татьяна.
        - Очень приятно, я - Белка, моя подруга - Юля… Скажите, а в монастырских кузнях делали мечи? Или только кресты для церкви?
        - Вот крестов, скорее всего, как раз и не делали, а мечи - очень даже возможно. Но почему…
        Юлька, не принимавшая участия в беседе, стояла в двух шагах и ожесточенно шипела что-то в мобильный телефон. Одновременно она пыталась строить подруге зверские рожи, но Белку, напавшую на след, несло:
        - Таня, вы вот специалист, знаете, наверное… Был такой кузнец - Свет Чермный?
        - Всесвет… - пробормотала Татьяна. Ее лицо, и без того бледное, вдруг посерело так, что стало почти под цвет плаща, а глаза сделались огромными. - Всесвет Чермный… Господи!
        - Ну, может, и Всесвет… А чего вы так заволновались? Вы его знаете? Он делал мечи, да?
        Татьяна глубоко вздохнула, и ее лицо понемногу приобрело прежний оттенок. Уголек давно выпал из ее пальцев, рисунок тоже скользнул мимо скамейки прямо на кучу прелых листьев, и Белка аккуратно подняла его.
        - Господи… - еще раз пробормотала Татьяна. - Но откуда ВЫ его знаете?
        - Неважно. Так как насчет Всесвета? Расскажите нам о нем, пожалуйста, если что-то знаете. Нам очень нужно!
        - Но… Но я ничего не знаю! И вообще… Вообще, мне нужно идти… До свидания! - Татьяна вдруг вскочила со скамейки и быстро, почти бегом, направилась в сторону выхода из парка.
        - Оба-на… - пробормотала Полундра. И тут же сориентировалась: - Белка, держи-и-и!
        Какое там… Девушка вдруг помчалась со всей прытью, которую только позволяли длинные полы плаща. Зеленый берет упал на землю - она не нагнулась за ним. Из кармана плаща выскользнула пачка мелков. Юлька на ходу подхватила ее и кинулась беглянке наперерез.
        - Белка, заходи слева-а-а! Уйдет!
        Они мчались по аллее парка, пугая старушек, чинно шествующих, в церковь: впереди - Татьяна в развевающемся как крылья, плаще, за ней - громко топающая кроссовками Юлька с вытаращенными глазами, а следом - пищащая Белка. Полундра всегда бегала хорошо, но, вылетев из парка, Татьяна развила такую спринтерскую скорость, что Юлька вынуждена была тоже наддать, потому что подумала: не дай бог, у студентки где-то тут стоит машина. Но до машины, если она и была, дело не дошло - Татьяна, уже поворачивавшая за стадион, вдруг со всего размаху врезалась в чью-то широкую грудь, и сильные руки обхватили ее, как клещи.
        - Пустите! - рванулась девушка.
        - Непременно, - послышался вежливый ответ.
        Вскинув голову, Таня увидела высокого парня с хулиганскими синими глазами. Он нахально улыбнулся, посмотрел через плечо девушки на ее преследовательниц и добавил:
        - Сразу же, как только узнаю, какое у моей сестрицы к вам дело.
        - Пашка! Фу! Слава богу! - выпалила Полундра, подлетая к брату и барахтающейся в его объятиях Татьяне. - Как ты так быстро успел? Я же три минуты назад позвонила!
        - А я у палатки был, когда ты звонила, сигареты покупал. Значит, вот эту даму и нужно было задержать?
        Татьяна снова побелела, как стена.
        - Вы… из милиции? - тихо спросила она.
        - А похож?! - поразился Пашка.
        - Пашка, она знает кузнеца! - выпалила, переводя дух, подбежавшая Белка. - Его Всесвет звали! Всесвет Чермный! И вообще, она что-то знает!
        - Факт, знает, - поддержала ее Юлька. - Вон как помчалась, едва расспрашивать стали! Кошмар, в ее-то возрасте…
        - Мадемуазель, сколько вам лет? - пряча улыбку, поинтересовался Пашка.
        - Восемнадцать… - всхлипнула девушка. - Отпустите меня, я не могу дышать…
        - Прошу прощения. - Пашка выпустил беглянку.
        Юлька тут же напряглась, но Татьяна больше не собиралась никуда бежать. Глубоко вздохнув, она опустилась на ближайшую скамейку и закрыла лицо руками. Белка сочувственно положила рядом с ней коробку мелков. Юлька сбегала и принесла берет. Пашка предложил сигарету, но девушка жестом отказалась. Тогда он достал из кармана рисунок мечей, сделанный вчера Соней.
        - Таня, вам знакомы эти вещи?
        Мокрые серые глаза грустно взглянули на измятый рисунок.
        - Да… Знакомы. Вы знаете, где они?
        - Знаем, - коротко ответил Пашка. - А где вы их видели?
        - Я нашла их.
        - Где?!! - хором закричали Юлька и Белка.
        - Здесь. - Татьяна, не поворачиваясь, показала рукой на башни монастыря. И начала рассказывать.
        В июне отряд студентов Суриковского училища работал на восстановлении Симонова монастыря. Впрочем, работы было мало: занимались, в основном, тем, что вытаскивали хлам и битый кирпич из одной башни. Работа была монотонная, нудная, не имеющая ничего общего с реставрацией старинной постройки, и ребята скучали. Единственным интересным происшествием за всю практику оказался неожиданный обвал части северной стены башни. Собственно, и обвалом-то происшествие нельзя было назвать: постройка, стоявшая несколько сотен лет, и сейчас держалась замечательно, но пара-тройка древних увесистых кирпичей все же скатились вниз и поранили одного из студентов. Парень отделался царапинами и ушибами, но пока все вокруг охали, бегали и вызывали «Скорую», древняя кладка оставалась без присмотра. Татьяна случайно заметила торчавший из разлома стены длинный ящик - деревянный, скрепленный железными скобами. Без особой надежды на успех она потянула ящик, и тот неожиданно легко вытащился. Татьяна оглянулась. Рядом никого не было.
        - Там были два меча и чаша… Очень красивая, с красными и синими камнями по ободку. Судя по весу, золотая, - удрученно рассказывала сейчас девушка. - Понимаете, у меня в мыслях не было украсть… оставить находку себе… Честное слово! Но вы понимаете, такой клад - это ведь сенсация! Особенно мечи. Их вообще очень мало найдено, а тут целых два, да к тому же один с клеймом мастера… И еще чаша. С первого взгляда видно - очень дорогая вещь! У меня бы их сразу отобрали и больше бы не подпустили, а я… а мне… Просто очень хотелось посмотреть! Разглядеть поближе, подержать в руках - и больше ничего… Ведь другого такого случая у меня и в жизни, может быть, не было бы! Понимаете?
        Юлька с Белкой переглянулись и искренне сказали, что да, еще как понимают. Пашка ничего не сказал: он думал, сосредоточенно сдвинув брови.
        - Я положила клад в свою сумку… Мечи ведь не особенно тяжелые, мне показалось, килограмма по три, не больше, и я решила, что спокойно донесу их до дома. Спрятала сумку в кирпичах, а вечером вынесла. Никто ничего не заметил. Я хотела дома как следует рассмотреть мечи и чашу, а на другой день всем рассказать… и показать. Но… - Таня снова заплакала.
        - Куда пропали вещи? - резко спросил Пашка.
        - У меня их украли-и-и…
        - Как? Кто? Когда? Кому вы успели их показать? - выстрелил Пашка пулеметной очередью вопросов.
        Таня перестала рыдать. Помолчав, прошептала:
        - Я… я никому не показывала. Просто сумку… украли. На… на остановке.
        - На какой остановке? Куда вы ехали?
        - Господи, я ехала домой! Отсюда! На трамвае!
        - Где вы живете?
        - Недалеко. На улице Машиностроения.
        - То есть сумку у вас украли еще до того, как вы приехали с ней домой? Вы не успели рассмотреть вещи?
        - Нет…
        - А как произошла кража?
        Таня растерялась.
        - Ну… как обычно. Сумка стояла рядом со мной, я на секунду отвернулась, потом посмотрела - ее нет…
        - На трамвайной остановке? - уточнил Пашка.
        - Да! Я ведь сказала уже! Но откуда у вас рисунки мечей? И…где чаша?
        - Хороший вопрос… - задумчиво сказал Пашка. - Никакой чаши мы не видели.
        - А мечи видели? - всполошилась Таня. - Боже мой! Где они? Вы их… купили?
        - Почему купили? - удивился Пашка. - Нашли.
        - Где?!
        - Не поверите - в картошке. В деревне Михеево, на огороде.
        Таня изменилась в лице. Несколько минут она пыталась что-то сказать, но только открывала и закрывала рот.
        - Вот что, хватит над человеком издеваться, - деловито заявила Юлька. - Пойдемте к нам, посмотрите мечи, и подумаем, что делать. Если вы не можете идти, то Пашка вас отнесет.
        - Спасибо, я сама… - еле выговорила девушка. Но, поднявшись, она пошатнулась, и Пашке все же пришлось предложить ей руку.
        Во дворе обнаружились оседлавшие детскую карусель Натэла и Атаманов. Пашка, к крайнему удивлению сестры, сделал им незаметный знак оставаться на месте.
        Игорь Петрович, который открыл дверь и увидел внучку с подругой, внука и незнакомую перепуганную девицу в зеленом берете, даже бровью не повел. Объявил:
        - Чай будет через четверть часа! - и четким шагом ушел на кухню.
        - Золото у нас, а не дед! - похвастался Пашка, помогая Тане снять плащ. - Любопытство атрофировано. Ни одного дурацкого вопроса от него в жизни не слыхал! Вам чай или кофе, Таня?
        - Чай… если можно… - вежливо ответила Таня, но было видно, что выбор напитков ее волнует меньше всего.
        Оказавшись в Юлькиной комнате, девушка отказалась присесть и, стоя у стола, остановившимися глазами наблюдала за тем, как Юлька, кряхтя, вытаскивает из-под дивана «адидасовскую» сумку. Сумка была открыта. Таня упала на колени рядом с ней, неловко вытащила один меч, затем другой. И вздохнула глубоко, облегченно:
        - Слава богу… Это они. Да, это они!
        - Таня, вот что еще хотелось бы знать… - осторожно начал Пашка. - Вы сказали, что видели на мече клеймо. Даже полностью назвали имя мастера: Всесвет Чермный, если не ошибаюсь. Так?
        Таня, не выпуская из рук меча, кивнула.
        - Но когда мы их нашли, клеймо мастера было скрыто. То ли под копотью, то ли просто под грязью. Мы, знаете ли, боялись трогать оружие, чтобы не повредить, и только в результате… мм… - Пашка посмотрел на сестру, - случайного падения меча стала видна часть клейма.
        - Но почему? - Таня непонимающе посмотрела на Пашку. - Клеймо было отчетливо видно, я легко прочитала: «Всесвет Чермный, Симонов монастырь». Как оно могло чем-то измазаться?
        - Наверное, из-за земли, - предположила Юлька. - Все ж таки сумка под землей лежала. Дожди там, кроты, мыши всякие…
        - Возможно, - задумчиво сказал Пашка. - Хотя мечи были обернуты брезентом и еще полиэтиленом… Ну, это мы пока оставим под вопросом. Вы, Таня, сказали, что у вас их украли на остановке. Так?
        Девушка кивнула, не сводя глаз со старинного оружия.
        - Вероятность того, что вор мог понять ценность украденного, один к миллиону, - продолжал Пашка. - Скорее всего, сумку спер обычный жулик или даже бомж. Она была, как я понимаю, большой и тяжелой, и воришка наверняка решил, что там барахло. Вопрос второй - для чего ему древние мечи? Для него они - старые железки, и больше ничего. Но даже если бы похититель понял их ценность, то что бы он стал с ними делать?
        - Отнес бы в антикварный салон, - предположила Белка.
        - Ну да, - признал Пашка. - Но лишь в том случае, если вор был человек не слишком ленивый. Кстати, он мог просто побояться неприятностей. В антикварном салоне начались бы расспросы: как, что, откуда… Еще бы милицию вызвали… Бомжи - народ деловой, им деньги и шмотки нужны, а антиквариат - для буржуев. В любом случае ни бомж, ни жулик в огороде у Пантелеича прятать сумку не стали бы.
        - Факт! - хором поддержали Юлька и Белка.
        Таня тоже кивнула, но думала при этом явно о чем-то другом.
        - Вопрос третий - как в принципе можно продать подобные вещи? - продолжал рассуждать Пашка. - Понятно, что на базар с ними не пойдешь. К постороннему антиквару - опасно. Да может и не купить, ведь все-таки не драгоценности, не золото-брильянты. Хотя чаша, возможно, именно таким путем и ушла… Скорее всего, вор стал бы искать знающего и надежного человека, который не будет ни о чем болтать. Таня, как вы думаете?
        - Что? Да-да, вы правы, конечно… - рассеянно отозвалась Татьяна.
        В комнату вошел Игорь Петрович с чайником и чашками на серебряном подносе, поставил все на стол, прокашлялся и преспокойно спросил:
        - Насколько я понимаю, молодежь, вас интересуют нелегальные скупщики древних ценностей?
        - Да! - от неожиданности сказала правду Юлька. Белка испуганно захлопала ресницами. А Пашка присвистнул:
        - Дед, ты подслушивал, что ли?
        - Не имею такой привычки, - сухо ответил тот. - Хотя, Юлия, весьма трудно не услышать, когда ты вопишь на всю квартиру о мечах и Куликовской битве. Я тебе всегда говорил, что барышня не должна быть такой… громогласной. Ты же не парад принимаешь! Но я говорил по телефону с Нино Вахтанговной, и она мне поведала, что вы второй день носитесь с историческими ценностями, которые выкопали в навозе. Во-первых, мне хотелось бы их увидеть. Во-вторых, у меня есть человек, который вам нужен.
        - Класс! - восхитился Пашка. - Петрович, а воров в законе у тебя знакомых нет?
        - Доживешь до моих лет - у тебя и президенты знакомые будут, - отрезал Игорь Петрович и заглянул в сумку, которую никто не догадался закрыть.
        С минуту он молча любовался древними мечами, подержал их по очереди в руках, с интересом осмотрел клинки и потребовал заново рассказать всю историю. Выслушав, помолчал и спросил:
        - Дети, а что вы в принципе намерены делать со своей находкой?
        - Как - что? - поразилась Юлька. - Отдадим ученым каким-нибудь, археологам. Вот круто получится! Может, про Пантелеича в газете напечатают, звездой станет на старости лет. То-то обрадуется! И мы вместе с ним. Потом будем в музей бегать, на них смотреть и всем рассказывать, что именно мы их нашли.
        - Вообще-то можно было бы мечи продать… - задумчиво произнес Пашка.
        Старый генерал грозно посмотрел на него из-под лохматых бровей, и внук поспешно заявил:
        - Да нет, дед, это я как вариант…
        - И без вас полстраны распродали! С Аляски начали, Черноморским флотом закончили! - с места в карьер разошелся Петрович. - Еще недоставало, чтобы дети из семьи Полторецких разбазаривали народное достояние!
        - Ага! - поспешила согласиться с дедом Полундра, по опыту зная, как надолго может затянуться его лекция о распродаже России. - Петрович, а что за человек у тебя есть? Ну, твой жулик антикварный?
        - Никакой он не жулик, а вполне достойный человек. В молодости имел неприятности с законом, но при советском режиме заниматься антиквариатом и остаться кристально честным было… мм… очень затруднительно. Пойду-ка я ему позвоню. Танюша, вы пейте чай, пока не остыл!
        Таня, про которую все забыли, послушно взяла чашку, но, едва за Игорем Петровичем закрылась дверь, поставила ее на место. В который раз Юлька посмотрела на гостью с большим подозрением. Таня явно нервничала все больше и больше, а появление на сцене Петровича, кажется, напугало ее окончательно. «Психованная девица, - подумала Полундра. - Нервы надо лечить. Ей бы не чаю, а валерьянки хлопнуть…»
        - Пашка! - неожиданно вспомнила Юлька. - А внучке Васильевны ты позвонил? Может, мы бы у нее все узнали давно!
        Пашка уставился на сестру. Постучал кулаком по столу (тот отозвался гулким звуком), затем по своей голове, обронил: «Нет мозгов - считай, калека» - и полез за мобильным телефоном.
        - Павел, мне пора идти, - вдруг заявила Татьяна. - Спасибо за чай и… и за то, что нашли… мои мечи. Но мне правда надо бежать, у меня еще есть дела сегодня.
        - Да, конечно… - немного растерялся Пашка. - А… как мы сможем вас найти, если что? У вас есть мобильный телефон?
        - Мобильный? Нет.
        - А домашний?
        - Да, но… я очень редко бываю дома… Хотите, я сама вам позвоню?
        - Да пожалуйста. - Пашка быстро записал номер своего мобильного. - Не потеряйте.
        - По… постараюсь. Извините… До свидания… - Таня подхватила со стула свой берет, в прихожей сдернула с вешалки плащ - и ее как ветром сдуло.
        - Мне это не нравится, парни. Абсолютно не нравится, - мрачно произнесла Юлька любимую фразу агента Тайгера из сериала «Барсы Нью-Йорка».
        Белка, оказавшись «парнем», хихикнула, но Пашка согласился:
        - А мне-то как не нравится!
        Он наконец достал мобильный телефон, потыкал в кнопки:
        - Серега, вы с Натэлкой во дворе еще? Оч-чень хорошо! Из подъезда сейчас выйдет мадемуазель в сером плаще и зеленом берете с желтым помпоном. Пройдись за ней, если не влом. Натэлу?.. Ну, можешь взять с собой. Для прикрытия. Как прикрываться? Сам сообразишь, не маленький. Осторожней там, а то девица с нервами! Если заговорить понадобится, сам не лезь, пошли Натэлу. Ах, не учить дедушку какать… Понятно. Отбой.
        - Зачем ты Серегу за Татьяной послал? - изумленно спросила Белка.
        - Затем, что хотя бы место ее жительства установить не мешает, - усмехнулся Пашка. - Мобильного у нее нет, как же… В наше время студентка, художница - и без мобильного? Не может такого быть! И домашний номер тоже не дала, хотя в ее интересах поддерживать с нами связь. Ведь обрадовалась, когда мечи увидела, чуть не запрыгала. А потом чего-то испугалась…
        - И вообще, она врет! - вдруг выпалила Полундра, до того целую минуту напряженно размышлявшая о чем-то. - Чес-слово, врет! И не крали у нее ничего!
        - Почему ты так решила? - быстро спросил Пашка.
        - Да потому что! Она как сказала - на трамвайной остановке сумку сперли. А теперь смотри - где монастырь, и где трамвай? Там рядом вообще никакие трамваи не ходят, за ними аж на Симоновский вал бежать надо! И до улицы Машиностроения от нас - или пешком, или на троллейбусе, а больше никак.
        - Может, она перепутала трамвай с троллейбусом? - предположила Белка.
        - Ничего она не перепутала, - ответил вместо сестры Пашка. - Молодец, мать, а я думал, что один заметил. Помнишь, я ее еще переспросил насчет трамвая? Факт: наша Таня врет. И врет плохо, потому что нервничает. Вопрос - почему? Почему врет? Почему нервничает? Почему сбежала, как только…
        - Как только ты собрался звонить Нютке, - закончила Юлька.
        - Может, они с ней знакомы? - нахмурился Пашка. - Хотя нет… Мать, ты же не назвала имени! Ты сказала - «внучка Васильевны»!
        - Точно, - подтвердила Белка.
        Юлька недоверчиво посмотрела на них. Сама она совершенно не помнила, как сказала.
        - Вообще, что это за имя - Нютка? - Пашка начал тыкать в кнопки мобильного. - Поросячья кличка какая-то, девчонка еще обидится…
        - Может, Анна? - подсказала Белка.
        - Скорее всего, так. - Пашка долго слушал гудки в недрах мобильного, затем пожал плечами. - Не откликается.
        - Звони домой!
        Но и дома Нютки не было: трубку никто не снял.
        - Студентка ведь! - напомнила Юлька. - Шляется где-нибудь с парнями!
        - Все возможно. Ладно. Тогда вечером еще раз… - Пашка не договорил, потому что в комнату вошел дед с видом довольным и загадочным.
        - Все, курсанты, я обо всем договорился, - сообщил он. - Соломон Борисович готов вас принять завтра вечером и ответить на любые вопросы.
        - Дед, ты просто супер! - искренне воскликнула Полундра.
        Тем временем Атаманов и Натэла шли следом за девушкой в зеленом берете и ругались.
        - Чего мы идем, как ментовский патруль? Щас обернется и вычислит нас в два счета! - доказывал Серега. - Давай я тебя хоть за руку возьму для… для конспирации.
        - Нет.
        - Ну, слушай, так нельзя!
        - Почему?
        - Потому! Иди тогда домой, я один все сделаю!
        - Сам и иди домой. А я одна все сделаю.
        Спорить с этой статуей Командора в красной куртке и джинсах было бесполезно, и Атаманов умолк. Тут же Натэла испуганно сказала:
        - Сергей, она спускается в метро!
        Действительно, объект слежки резвой рысью бежал по ступенькам перехода вниз, держа возле уха мобильный телефон. Серега устремился за девушкой, одновременно спрашивая у бегущей сзади Натэлы:
        - У тебя карточка есть?
        - Только на две поездки.
        - Хватит! А на обратную дорогу купим, у меня стольник. Бегом! - Атаманов схватил Натэлу за руку, увлек за собой, и сопротивляться той было уже некогда.
        Девушка в берете вышла из вагона на «Тверской» и опять быстро, почти бегом, припустила по бесконечным переходам. Атаманов с Натэлой едва поспевали следом. Когда они вышли наверх, пошел дождь. Натэла накинула капюшон, девушка впереди открыла серый зонтик с одной сломанной спицей и начала мерно, как солдат в карауле, прохаживаться взад и вперед перед памятником Пушкину. Два юных филера, спрятавшись за мокрыми кустами, не сводили с нее глаз.
        Ждать пришлось недолго. Через несколько минут к девушке подошел высокий молодой человек, и Натэла, присмотревшись, ахнула:
        - Господи! Как на Джорджа Клуни похож! Вот бы бабушка посмотрела!
        - Твоя бабуля фанатка Клуни? - буркнул Атаманов.
        - Она говорит, что только он один из современных мужчин немного дотягивает до ее первого мужа… Нет, ну правда же красивый!
        Атаманов что-то тихо прорычал сквозь зубы. Но стоящий в двух шагах парень действительно был очень красив, и девушка в берете казалась рядом с ним бледной тенью.
        Едва молодой человек подошел, она вцепилась в рукав его кожаной куртки и горячо заговорила, причем и Натэле, и Сереге показалось, что явно сердито. Красавчик молча слушал, сдвинув брови, ничего не отвечал, а девушка, напротив, говорила все громче и громче. До сыщиков уже доносились отдельные фразы:
        - Как ты мог! Я думала… поверила… Я так переживала, а ты… Зачем?
        - Жениться он ей, что ли, обещал? - вслух подумал Атаманов. - Щас пошлет ее куда подальше и свалит.
        Натэла хотела разразиться возмущенной тирадой, но не успела: через мгновение произошло именно то, что предсказал Серега. Молодой человек что-то сказал: тихо, но, по-видимому, резко, девушка даже отшатнулась от него. Парень вырвал у нее руку и быстро, не оглядываясь, зашагал к метро. Девушка, заплакав, села прямо на мокрую от дождя каменную скамейку. Атаманов и Натэла в панике уставились друг на друга.
        - Господи, что же нам делать? - прошептала Натэла. - За кем из них идти?
        - За обоими! Разделяемся! - объявил Атаманов. И тут же вспомнил, что у них на двоих одна бумажка в сто рублей. Но соображал Серега всегда быстро. Достав деньги, он сунул их Натэле. - Оставайся здесь и следи за этой фифой береточной. Если надо - поезжай следом. Мобила не разрядилась?
        - Нет. А… как же ты?
        - Прорвусь! - последнее слово Серега выпалил, уже скатываясь по ступенькам перехода.
        Оказавшись в метро, Атаманов проделал то, что делал уже сотню раз, когда денег не оказывалось, а ехать тем не менее было нужно: под возмущенные вопли дежурной сиганул через автоматические воротца турникета и помчался вдоль платформы, стараясь не упустить из виду парня в кожаной куртке. Он успел в последний момент: объект слежки уже входил в вагон поезда. Атаманов протиснулся следом, встал за спиной парня и настроился работать.
        Ехать оказалось недалеко: на Арбат. Правда, пришлось побегать по переходам. Выйдя за молодым человеком из метро, Серега занял позицию в пяти шагах от него, поднял на всякий случай воротник куртки, передвинул вперед козырек бейсболки. Уже начало темнеть, народ возвращался с работы, и Атаманов легко прятался за куртками, плащами и пальто идущих от метро людей. Да и шагающему впереди парню явно не приходило в голову, что за ним следят, он шел быстрым, спортивным шагом и ни разу не остановился. С Арбата свернул в переулки, пересек несколько маленьких дворов, прошел между старыми особняками и наконец нырнул в подъезд одного из домов. Серега вошел тоже, намереваясь втиснуться в лифт вместе с парнем, но не учел того, что в старом здании лифта не окажется. Шаги на лестнице слышались все глуше и глуше и, пока Серега лихорадочно соображал, что предпринять, смолкли совсем. Наверху хлопнула закрывшаяся дверь квартиры. Выругавшись сквозь зубы, Атаманов посмотрел на лестницу. Мокрые следы ботинок уходили по ней вверх. У Сереги появилась слабая надежда, и он через две ступеньки помчался по оставленным
отпечаткам.
        Они вели недалеко - на третий этаж, в квартиру шесть. Для полной уверенности Атаманов позвонил - и дверь ему открыл тот самый парень, еще не снявший куртки.
        - Тебе чего? - удивился он.
        - Картошку покупаете? - не растерялся Атаманов.
        - Сам ешь! - Дверь захлопнулась.
        От радости Серега изобразил перед запертой створкой сложную фигуру хип-хопа и поскакал по лестнице вниз. Ему еще предстояло вторично прыгать через турникет в метро, но по сравнению с отлично выполненным заданием это было сущей ерундой.
        В квартиру Полундры Атаманов вошел час спустя, основательно промокший, но не утративший хорошего настроения. Там, помимо Юльки и Пашки Полторецких, сидели сестры Гринберг и вернувшийся из гаража Батон с кислой физиономией неудачника, пропустившего самое интересное. Натэла стояла перед нахмуренным Пашкой, докладывая ровным голосом профессиональной шпионки:
        - Таня поехала, скорее всего, домой: на улицу Машиностроения. Всю дорогу плакала. Даже в метро плакала. Я очень хотела подойти к ней, но боялась сорвать задание.
        - Зачем подходить-то?! - поразилась Юлька. Натэла дернула плечом:
        - Чтобы успокоить. Недостойно так рыдать на людях из-за мужчины!
        Раздался дружный вздох женской половины компании и возмущенное ворчание - мужской. Пашка постарался удержать на лице дипломатический нейтралитет и повернулся к Сереге:
        - Атаман, у тебя что?
        - Кисловский переулок, дом два, квартира шесть! - отрапортовал тот. - Имя не выяснил, потому что дождь пошел, всех местных пацанов со двора смыло. Но завтра туда поеду и узнаю.
        - Зачем? - удивился Пашка, любовно поглаживая серебристый бок ноутбука. - Если адрес есть, имя вычислить - пара пустяков. В любую ментовскую программу влезу, и все. Завтра будем знать, как нашего коварного соблазнителя зовут.
        - Может, он не соблазнитель? - задумчиво спросила Юлька.
        - А чего ж тогда девчонка ревела? - задал встречный вопрос Атаманов.
        Ответа у Полундры не нашлось.
        - А мы весь вечер звонили Нютке, - сообщил Батон. - И ни фига! Мобильный она не берет. По домашнему сначала никто трубку не снимал, а потом какой-то мужик подошел и сказал, что никакой Ани или Нюты у них нет.
        - Стало быть, липовый телефон, - пожал плечами Пашка.
        - Выходит, что же, Васильевна нам липу подсунула? - поразился Батон.
        - Наверное, она не нарочно, - предположила Белка. - Старая все-таки бабка, могла просто перепутать что-нибудь.
        - Но номер мобильного у нас есть, - весело ухмыльнулся Пашка, - а по нему можно мно-о-ого чего вычислить, если умеючи подойти.
        - И что же, например? - подозрительно спросила Соня.
        - Хотя бы нормальное имя этой… мм… Нютки. Хотя, Андрюха, ты его просто обязан знать, соседка все-таки.
        - Да не общались мы с ней в жизни! - взвился Батон. - Она меня на пять лет старше, про что мне с ней базарить? А Васильевна ее всю жизнь Нюткой зовет, значит, так оно и надо.
        - Логично, - согласился Пашка. - Ладно, подобьем бабки. Итак, есть два меча, один русский, другой - хазарский. Наш - работы кузнеца из Симонова монастыря Всесвета Чермного. Это факт. Мечи найдены загадочной студенткой художественного училища Татьяной…
        - Если она вообще Татьяна и студентка, - сухо вставила до сих пор молчавшая Соня. - Мне она с ваших слов совершенно не понравилась.
        - Согласна, - отозвалась Белка. - Она где-то темнит.
        - Не «где-то», а везде! - закричала Полундра. - Врет, что мечи у нее украли! Врет, что мобильного нету! Да еще психованная - рыдает на всю улицу из-за придурка какого-то, который на ней жениться не хочет!
        - Ну, тут никакого криминала нет, - заметил Пашка.
        - Все равно правильно Натэлка говорит! Из-за всех козлов рыдать - соплей не хватит!
        - Таким образом, - решительно перебил феминистскую речь сестры Пашка, - Татьяна у нас в разработке, и ее версии событий доверять не следует. Но возникает следующий вопрос - зачем ей нас обманывать?
        - Она сама украла у кого-то мечи! Сама их Пантелеичу в картошку зарыла, чтоб никто не догадался! - завопила Полундра. - И хочет следы замести!
        - Почему тогда не в свою собственную картошку зарыла? Риска, что найдут, было бы меньше, - возразил Пашка. - И потом, если бы Татьяна была воровкой, то с какой стати она бы рассказала нам про золотую чашу? Мы чашу не видели, ничего о ней не знали.
        - Может, и вовсе нет никакой чаши? - снова подала голос Соня.
        - Если ее нет, зачем было о ней говорить? - пожал плечами Пашка. - Кстати, Татьяна могла вообще нам ничего не рассказывать. Даже о том, как она нашла клад. Мы не милиция, ордера на арест у нас нет. Наоборот, она могла милицию позвать, когда я ее… так сказать, задерживал. Сами подумайте - за ней через всю улицу гонятся две девицы беспризорного вида…
        - Что, моя сестра беспризорного вида?! - взвилась Соня.
        - Пардон, только моя, - не переводя дыхания, извинился Пашка. - А я так Таню схватил… прямо как гоп-стопник в подворотне. Что ей стоило закричать, позвать на помощь, вырваться и убежать? Но она не только осталась, но и рассказала нам всю историю мечей.
        - Если, конечно, история подлинная, - упрямо держалась за свое Соня. - Но я согласна - скорее всего, она мечи не воровала.
        - Но точно что-то про них знает, - буркнула Юлька. - И сильно нервничает.
        - Еще вопрос. - Пашка посмотрел на Натэлу. - Какое отношение наш Клуни имеет к этой истории?
        - Может быть, и никакого, - строго заметила Натэла, переглянувшись с Атамановым. - Может, у них просто личные дела.
        - Угу. Суп - отдельно, мухи - отдельно, - поддержал Серега. - Мечи мечами, а любовь - любовью.
        - Возможно, и так… Ладно, шелупонь, завтра мы идем к антиквару, к Соломону Борисовичу. Он назначил на пять вечера, значит, собираемся здесь в полчетвертого. Опоздавших не ждем! А сейчас - по домам. Уроки хоть кто-нибудь сделал?
        Оказалось, что никто.
        - Кругом шагом марш! Не мешайте дяде Паше работать. - Пашка с важным видом придвинул к себе ноутбук. - Натэла Ревазовна, кофе будет? Мне целый термос, на всю ночь.
        - Щас, дарагой, всо тэбэ будэт! - с кошмарным акцентом уличного продавца шаурмы пообещала Натэла и под дружный хохот всей компании выскочила на кухню: варить особо ценимый Павлом Полторецким черный кофе.
        На следующий вечер около пяти часов пополудни компания Юльки Полундры плюс Соня и минус Батон поднималась по эскалатору станции «Новокузнецкая».
        Андрюхи снова не было с друзьями по вполне уважительной причине: он простудился, валяясь вчера под машиной в гараже вместе с отцом. В школе он не появился, а когда после уроков Юлька и Атаманов зашли к нему домой, то были встречены разгневанной бабкой. Никитишна объявила, что драгоценный внучек шагу сегодня не сделает из квартиры под дождь, а его безголовому папаше, нагло использующему детский труд, она вечером еще покажет зимующих раков. Спорить было бессмысленно, возмущенное чихание Батона из дальней комнаты в расчет бабулей не принималось, и друзья грустно отправились домой. Пашки пока тоже не было: он позвонил, сообщил, что задерживается в университете, присоединится к друзьям на «Новокузнецкой».
        Юлька, которая с утра не успела ни о чем расспросить просидевшего всю ночь за компьютером кузена, была злая, как ведьма, и, выходя из метро, ворчала так, что на нее оборачивались:
        - Вот чем он там на своих лекциях занимается? Щас возьмет и вообще не явится! Как мы без него разговаривать станем? И не рассказал ничего, что в Инете нарыл! А всю ночь сидел, кофем Натэлкиным хлюпал!
        - Не кофем, а кофе, - автоматически поправила Соня, взглянув на часы. - Паша сказал, что будет вовремя.
        - Сказал он… - пробурчала Полундра, оглядываясь по сторонам. - Ну где его носит?
        - Здесь я, - послышался знакомый голос, и Пашка помахал всем рукой с другой стороны улицы. - Шевелись, братва, время идет! Дедуля-антиквар ждет! Точность - вежливость королей!
        - И кто тут король? - съязвила Соня.
        - Я, - без лишней скромности заявил Пашка. - Ходу, ходу прибавляем, королева моя Софья! Уже почти пять!
        «Дедуля-антиквар» Шампоровский жил в большой квартире в Озерковском переулке, которая, видимо, когда-то была коммунальной, но теперь стояла пустой: жильцы разъехались. Но фанерная табличка с художественно выжженными буквами возле кнопочки звонка осталась, и Соня, изучая ее, пробормотала:
        - Вот нарочно такого не придумаешь…
        Табличка гласила: «Пяткиным звонить один раз, Амбарцумян - два, Шампоровскому - три раза до семи часов, Колотышкиной О.В. - четыре раза, громко стучать и кричать».
        - Старая, наверно, совсем эта Колотышкина О.В., - вздохнула Белка. - А почему Шампоровскому только до семи?
        - Потому что дедуля не дурак, - предположил Атаманов. - После семи, наверное, вообще боится к двери подходить - жулья везде полно, а у него там ценности…
        В соответствии с инструкцией Юлька позвонила три раза. Когда за дверью послышались шаги, она прокричала:
        - Мы от генерала Полторецкого, по договоренности!
        - Детка моя, что же вы так орете? - удивился бодрый голос «дедули», и дверь распахнулась.
        На пороге стоял высоченный, широкоплечий, бандитской наружности дядька в джинсах и тельняшке. Загорелая лысина сверкала в свете лампочки под потолком, которой антиквар почти касался головой. Сползшая с плеча тельняшка являла взглядам татуировку: русалка, вырывающаяся из объятий рогатого черта. Черт весело ржал и был подозрительно похож на хозяина татуировки. Черные разбойничьи глаза дядьки с интересом осмотрели всю компанию.
        - Я извиняюсь, вы что, все внуки генерала Полторецкого?
        - Внуки - это я и вот эта Орала-мученица, - пояснил Пашка, не обращая внимания на яростный тычок в бок от кузины. - Томная газель - моя невеста. - Последовал второй тычок, теперь уже от «томной газели», Сони. - Все остальные - наши друзья, лица, так сказать, заинтересованные. Здравствуйте, Соломон Борисович!
        - Приветствую, проходите. - Дядька посторонился, пропуская гостей, и уткнулся внимательным взглядом в лицо Сони. Смотрел он долго, и стоящий рядом Пашка уже начал хмуриться, когда Соломон Борисович спросил:
        - Девочка моя, вы случайно не имеете отношения к Рахили Понизовской?
        - Имею, - немного растерянно ответила Соня. - Только она теперь не Понизовская, а Гринберг. Понизовская - девичья фамилия… Я ее дочь. А это моя младшая сестра.
        - Вот я так и знал! - с удовольствием отметил антиквар. - Красота - вещь вечная. В молодости с вашей матери можно было писать Афродиту, но она так и не согласилась мне позировать в… надлежащем, так сказать, виде.
        - Вы знакомы с мамой? - хором спросили Соня и Белка.
        - Еще как! Более чем знаком! - взмахнул огромной рукой дядька. - Но сколько лет прошло, страшно подумать! Впрочем, что же я болтаю… Прошу в комнату!
        Комната была большой, пыльной и страшно захламленной. Вдоль стены стояли три дивана: деревянный с гнутыми ножками, обтянутый тканью в мелкий цветочек, рыжий плюшевый и вполне современный кожаный в кабинетном стиле. Два огромных серванта были забиты фарфоровой посудой, на каждом сверху стоял самовар. Необъятный письменный стол был завален бумагами, книгами, серебряными ложками, газетами, заставлен статуэтками, подсвечниками и мраморными слониками. А среди всего разнокалиберного «добра» как-то умещался вполне современный компьютер. Старинный рояль тоже чуть не трещал под тяжестью бронзовых канделябров и статуэток в античном стиле. Из-под тяжелых бархатных портьер на окне выглядывала золотистая парча, из-под парчи - зеленый шелк, из-под шелка - кружевной тюль. Стены были увешаны картинами, и первое, что увидели ребята, войдя в комнату, - большой, в резной раме, портрет… Сони.
        - Оба-на… - ошалело прошептал Пашка.
        Белка громко ахнула. А Юлька завопила:
        - Откуда это у вас?!
        - Что значит «откуда»?! - немного обиженно спросил Соломон Борисович. - Генерал Полторецкий не говорил вам, что в молодости я баловался живописью? Портрет моей работы. К счастью, у меня вовремя хватило ума понять, что Рафаэлем мне никогда не стать, а по мелочи работать незачем.
        - Но это наша Соня!
        - Не ваша Соня, а моя Рахиль, здесь - еще студентка консерватории. А закончил я портрет за неделю до того, как она дала согласие босяку Семке Гринбергу. До сих пор не понимаю, чем тот ее взял. Я говорил ее отцу, что девочка уходит не в те руки, но…
        - Соломон Борисович! - пришла наконец в себя и возмутилась Соня. - Бэлла еще ребенок, и я не позволю, чтобы она слушала…
        - Прошу прощения, - спохватился антиквар. - Садитесь, молодые люди, чувствуйте себя как дома, рассказывайте о вашем деле. Я обещал генералу Полторецкому, что поспособствую вам как могу… А для дочерей Рахили я просто душу выну из живота! - патетически завершил хозяин квартиры.
        - Такой жертвы, я уверена, не потребуется, - нервно сказала Соня, присаживаясь на кожаный диван.
        Атаманов, опасливо посмотрев по сторонам, решил не осквернять своим тылом дорогостоящей мебели и сел прямо на пол. Юлька с облегчением последовала его примеру. Белка осторожно присела рядом с сестрой, Пашка остался стоять у стола.
        - Генерал Полторецкий говорил, у вас какое-то старинное оружие?
        - Да. - Пашка раскрыл сумку и выложил на стол оба меча.
        Лицо Соломона Борисовича моментально приняло профессиональное выражение: равнодушное, с легким налетом вежливого интереса.
        - Та-а-ак… Очень, очень впечатляет… если только не подделка. Где брали, юноша?
        - Предположим, нашли.
        - В капусте?
        - Почти. В картошке.
        - Мгм… Значит, выкопали в собственном огороде? Бог мой, никакой фантазии у современных авантюристов! Все как всегда. Что ж, в картошке так в картошке…
        Антиквар, вооружившись лупой, зажег галогеновую лампу над столом и низко склонился над оружием. Все, затаив дыхание, ждали.
        - Мы наводили справки, - не вытерпел Пашка. - Нам сказали, что оружие четырнадцатого века.
        - Возможно, возможно… И в прекрасном состоянии… А грязь и копоть - липовые, наносили явно после обнаружения. Ваша работа, молодые люди?
        - Нет, - удивленно сказал Пашка. - Мы его таким нашли. Клеймо мастера очистилось случайно.
        - Юноша, при всем моем уважении, очень сомневаюсь, что оружие так хорошо сохранилось на вашей фамильной плантации.
        - Оно было не на плантации, а в стене, - переглянувшись с друзьями, объявил Пашка. Потом пояснил: - В стене Симонова монастыря.
        - Вот это уже ближе к истине, - одобрил Соломон Борисович. - Найдено лично вами?
        - Нет, не мной. Одной девушкой… которой здесь нет. Она - студентка, нашла оружие случайно - во время реставрационных работ обвалилась часть стены, и… В общем, она вынесла находку из монастыря, но, как она уверяет, сумку с кладом у нее украли.
        - Мгм, продолжайте…
        - Все лето мечи находились неизвестно где, а три дня назад мы их выкопали в картофельных грядках, они лежали в этой сумке, завернутые в кусок брезента и полиэтилена. Мы выяснили, что в тех местах регулярно роются археологи: ведь недалеко Угра, где в пятнадцатом веке…
        - Помню. Дальше.
        - Нынешним летом там тоже работала экспедиция. Но я узнал, что никакое учреждение не посылало туда поисковиков. Или экспедиция была нелегальная, или там вообще были не археологи.
        - А как вам удалось такие подробности узнать? - вдруг поинтересовался антиквар.
        Помедлив, Пашка кивнул на компьютер.
        - Так вы, как сейчас говорится, хакер? - Соломон Борисович вдруг несказанно обрадовался. - Павел, мне вас просто господь послал! Вы не представляете, сколько в моей нервной работе приходится прибегать к помощи электронного монстра!
        - Кто тут вам монстр?! - обиделся Пашка за компьютер, который был для него святее папы римского. - Лично я всю рухлядь из вашей квартиры отдал бы за один юженый писюк!
        - Выбирайте выражения, шлемазл, здесь девушки, - строго заметил антиквар.
        Раздался дружный смех присутствующих, и Соня, давя улыбку, пояснила:
        - Соломон Борисович, не обращайте внимания. «Юженый писюк» - это всего-навсего персональный компьютер, бывший в употреблении.
        - Сонечка, хорошую вещь так не назовут, - упорствовал Соломон Борисович. - Впрочем, вам, молодым, виднее… Так о чем я? Ах да! Мне пришлось на старости лет заканчивать курсы, чтобы хоть как-то разбираться во всяких там чатах, сайтах и аськах… Уже готов был нанимать секретаршу, но в последний момент отказался от такой мысли. В нашей работе, видите ли, присутствие посторонних лиц должно быть сокращено до минимума. Пришлось самому… Господи, как раньше все было просто! Приходил человек с вещью - разумеется, не просто так, а с рекомендациями от солидных знакомых, - и все было тихо, спокойно, по-деловому. А сейчас что? Какие-то кошмарные сайты, где происходит форменная торговля краденым! Интересно, о чем думают юные рукопомойники? Неужто полагают, что милиция не заглядывает на те сайты?!
        - Тех, кто ходит на сайты, довольно трудно отследить, - дал профессиональную справку Пашка. - Милиция вряд ли сможет. Я - еще могу попытаться.
        - От скромности вы не умрете, - съехидничал Соломон Борисович.
        - Да уж не хотелось бы, - в тон ему ответил Пашка. - Может быть, вернемся к нашим баранам?
        - А я о чем? Как раз о них! Не далее как на прошлой неделе захожу на один из шаромыжных сайтов и натыкаюсь на объявление: некий «граф Радзивилл» готов продать золотую чашу четырнадцатого века с гранатами и «какими-то синими камешками», якобы из старинного монастырского клада. Прямо так, босяк, и написал! И скажите мне, какой серьезный человек купится на подобную мастырку?! Ясно ведь: или фуфло, или мусорская подстава! Я обычно не вступаю в переписку с интернетской шпаной, но тут не выдержал и написал тому Радзивиллу с манией величия, чтобы вел себя поосторожнее. Милиция таки да проглядывает эти сайты! И кто знает, может, Министерство внутренних дел уже выделило бюджет на подготовку кадровых хакеров.
        Наступившая после слов антиквара тишина была такой, что даже стал слышен гул машин за окном. А потом Полундра и Атаманов дружно заорали так, что Соломон Борисович подпрыгнул в кресле.
        - Наша чаша!
        - Что, и она тоже - ваша? - сощурился антиквар. - Сонечка, вы, кажется, тут единственный нормальный человек. Объясните наконец, что все это значит!
        - Соломон Борисович, ребята говорят правду, - поторопилась объяснить ситуацию Соня. - Татьяна, та девушка, которая нашла клад, говорила нам, что там еще была золотая чаша с красными и синими камнями. Но ее украли вместе с мечами, а в сумке, найденной нами на огороде, лежали только мечи.
        - Мгм… Так вы полагаете, что граф Радзивилл - и есть ваш вор?
        - Мы поэтому и пришли к вам, - снова встрял Пашка. - Хотелось бы знать, как обычно реализуются такого рода ценности. Вещь нестандартная, очень дорогая, велика возможность того, что продавца с ней заметут. Так ведь?
        - Вы здраво мыслите, юноша.
        - Лично вам приходилось приобретать подобные вещи? - в упор спросил Пашка.
        - Разумеется, - спокойно ответил Соломон Борисович. - Главным образом, для перепродажи за границу и в частные коллекции.
        - И всегда их вам приносили проверенные люди с хорошими рекомендациями? Случайных продавцов не было?
        - У случайного человека я никогда бы не купил ничего подобного, - твердо ответил антиквар. - Ценные вещи часто имеют грустную историю. Откуда мне знать, что из-за нее никто никого не бил по голове домкратом?
        - «А у нас сосед соседа бил вчера велосипедом…» - машинально продекламировала Полундра.
        Сидящая рядом Белка хихикнула, но антиквар без тени улыбки подтвердил:
        - Вот именно, девочка моя. Садиться на нары за чужие подвиги - благодарю покорно…
        - То есть сделка по Интернету для вас неприемлема?
        - Ни в коем случае. И, уверяю вас, ни один серьезный человек, занимающийся антиквариатом, на такое не пойдет.
        - Получается, нашему вору просто некуда ткнуться с этой чашей?
        - Скорее всего, да. Правда, он может выковырять камни, а саму чашу продать как золотой лом… Но старинное золото сильно отличается от современного, и работники ломбарда наверняка вызовут милицию. А в нелегальной скупке, если у продавца есть выход на такую скупку, дадут восьмую часть настоящей цены. - Соломон Борисович вдруг тихо рассмеялся и стал окончательно похож на Бармалея. - Лично я бы жулику не позавидовал. Сидеть буквально на горшке с золотом - и не иметь возможности этим воспользоваться… Все равно что украсть «Джоконду» из Лувра. Украсть-то можно, а попробуй продай! А мечи представляют ценность исключительно для коллекционеров и ученых-историков. Насколько я знаю, русских мечей находили крайне мало, а уж времен Куликовской битвы…
        - От Куликовской битвы вообще мало что нашли, - важно сообщил Атаманов сведения, почерпнутые у Светланы Леонидовны. - Говорят, что она и не в Тульской области была, а где-то здесь, на Краснохолмской набережной.
        - Ого! Этому теперь в школе учат? - удивился антиквар. - Браво, юноша! Я слышал данную гипотезу, но, на мой консерваторский взгляд, она слишком сомнительна. Однако вернемся к вашим мечам. Повторяю, для обычного ворья они не имеют никакой ценности, но для специалистов… Кстати, вы-то что намерены с ними делать? Сразу хочу сказать: генерал Полторецкий просил меня не называть точной стоимости сих произведений искусства. Чтобы, так сказать, не вводить молодую поросль в соблазн.
        - Значит, бешеных бабок стоят, - грустно сделала вывод Полундра. - Вот дед вредный… Боится, что народное достояние загоним…
        - А вообще-то неплохо было бы, - мечтательно произнес Серега, избегая тем не менее встречаться взглядом с Натэлой. - Я б маманю в санаторий отправил на все лето… Или в Анталию… Варикоз бы ей вылечил…
        - Молодой человек, ваша забота о родительнице похвальна, но… Поверьте, не стоит в вашем возрасте привыкать к легким деньгам, - назидательно сказал Соломон Борисович. - Стоит только начать, и вы ступите на такую закрученную дорожку, что ваша мама проклянет и тот санаторий, и день, когда она согласилась в него поехать.
        - Да уж, точно, - мрачно согласился Серега. - И еще все кишки вынет, мол, откуда бабки взял…
        - Вот видите, видите! А сколько, простите, вам лет?
        - Четырнадцать.
        - Господи, мне бы ваши проблемы! Через пять-шесть лет вы и так прекрасно обеспечите свою матушку. И, заметьте, без риска для свободы и здоровья!
        Атаманов в ответ проворчал, что пять-шесть лет еще нужно как-то жить, а у матери единственные сапоги в ремонте. Но тут Натэла толкнула его в плечо, и Серега заткнулся.
        - Соломон Борисович, а вы помните, на каком сайте общались с э… графом Радзивиллом? - спросил Пашка.
        - Легко можно найти. А что, вы намерены его вычислить?
        - Попытался бы, - скромно кивнул Пашка. - И, если возможно, с вашего компьютера, мой остался дома.
        - И много времени займут поиски?
        - Не знаю. Если дело затянется, я продолжу ночью у себя. Но не думаю, что у Радзивилла стоит сильная защита.
        - Павел, вас не пыталась купить сицилийская мафия? Или американская? - серьезно поинтересовался антиквар, хотя в его глазах скакали чертики. - Вы - незаменимый человек для разного рода джентльменов удачи.
        - Я патриот, - гордо сказал Пашка. - А родная мафия пока не обращалась. Будем включаться, Соломон Борисович?
        - Что ж… Рискнем. Это становится интригующим.
        Соня тем временем медленно бродила по комнате, с интересом рассматривая старинные вещи и то и дело возвращаясь взглядом к портрету матери.
        - Какой у вас прекрасный рояль, - заметила она, остановившись рядом с инструментом. - Соломон Борисович, вы напрасно ставите на него… тяжести. Они могут ему повредить, и звучание искажается.
        - Вы правы, Сонечка. Но… сами видите, места в моих апартаментах не так много, я даже пиратски захватил соседнюю комнату, где сейчас никто не живет. А рояль хороший, беккеровский, начала прошлого века… Вы играете?
        - Разумеется. И Бэлла тоже.
        - А вас не затруднит… Помните, у Шопена есть мазурка в четыре руки… Дай же бог памяти…
        - Номер три до-минор?
        - Кажется, да. В ней, знаете ли, столько недоговоренности… Вон там, под подсвечником, лежат ноты. Рахиль очень ее любила.
        - И сейчас любит. - Соня решительно подняла крышку рояля. - Мы сыграем вам ее, Соломон Борисович. Бэллочка, поди сюда. Первая партия сложнее, ты поведешь вторую.
        Сестры Гринберг уселись за рояль, одновременно кивнули друг другу - и заиграли. Легкая, чуть печальная мелодия поплыла по захламленной полутемной комнате. Полундра и Атаманов посмотрели друг на друга, вздохнули и приготовились не дать друг другу невоспитанно заснуть в чужом доме. Натэла слушала, положив подбородок на кулаки. Старый антиквар слушал тоже, откинувшись на спинку своего кресла и закрыв глаза. Пашка ожесточенно двигал мышью, и в его глазах отражался голубой свет монитора.
        Юлька не любила классическую музыку, и все попытки Белки привить ей удовольствие слушать «хотя бы Чайковского!» оканчивались неизменным крахом. Многоступенчатые пассажи и виртуозные тридцать вторые, исполняемые подругой, изрядно ее утомляли, а в больших дозах просто выводили из себя. Но сейчас музыка, к счастью, не особенно напрягала Юлькин слух и даже слегка напоминала Петровичевы романсы, иногда, под хорошее настроение, исполняемые дедом по утрам в ванной. Поэтому она вздрогнула от неожиданности, когда прозвучали последние аккорды и наступила тишина. Но почти сразу же ее нарушил Пашкин радостный голос:
        - Готово!
        - Что, что, что?! Получилось?! - кинулись к нему Атаманов, Юлька и Натэла. Даже Белка выскочила из-за рояля.
        - Босота гаешная… - вздохнул антиквар, открывая глаза, глядя на ребят. Затем повернулся к Соне: - Спасибо вам неописуемое, девочка.
        Соня улыбнулась, пожимая плечами: мол, не за что. И лишь после этого снисходительно посмотрела через головы толпящегося возле компьютера молодняка:
        - Пашка, что там у тебя?
        - Есть наш графуля Радзивилл… Вот, пожалуйста, - Модзалевский Антон Владиславович. Та-а-ак…
        - Что - так? - подозрительно спросила стоящая рядом Полундра, которую весьма насторожило довольное выражение Пашкиного лица. - Ты его знаешь?
        - Ты помнишь парня, которого вчера Атаман до дома на Арбате вел? Натэла, на кого, ты сказала, он похож?
        - На… первого бабушкиного мужа… То есть на Джорджа Клуни.
        - Я ночью пробивал этот адресок - Кисловский переулок, дом два. Угадай, кто там прописан?
        - Модзалевский?! - завопила на всю квартиру Юлька.
        Рояль загудел, хрустальные подвески на люстре закачались, Соломон Борисович слегка поморщился.
        - Точно так, - с удовлетворением кивнул Пашка. - Вернее, Модзалевские - Владислав Стефанович, Мария Станиславовна и их сын Антон, студент исторического факультета моего родного универа.
        - М-да-а, - пробормотал Соломон Борисович. - Маме этого юноши дом престарелых не грозит…
        - Ура-а-а!!! - заголосила Юлька, вскочив. И тут же заговорила с интонациями любимого агента Тайгера: - Что ж, горизонт проясняется, господа. Мы теперь, выходит, знаем, кто все украл.
        - Или кому все отдали добровольно, - заметила Соня. - Натэла, ты вроде говорила, что у них было любовное свидание?
        - Мне показалось, да, - сдержанно сказала Натэла. И тут же добавила: - Но они не целовались! Кажется, он сердился, а она потом плакала.
        - Кто - он? Кто - она? - возмутился из своего кресла забытый всеми антиквар. - Дети, требую объяснений! Сонечка, вы тут…
        - …единственный здравомыслящий человек, - ехидно подсказал Пашка.
        - Да! - не заметил иронии антиквар. - Введите же меня в курс дела! Неужели я на самом деле упустил золотую чашу четырнадцатого века?
        Соня коротко рассказала о вчерашнем задании Натэлы и Атаманова, присовокупив:
        - Может быть, и хорошо, что вы ее упустили, Соломон Борисович. Ведь мы до сих пор не знаем, как клад попал к Модзалевскому. И почему чаша осталась у него, а мечи оказались в огороде у Пантелеича.
        - Чего тут непонятного? - хмыкнул Атаманов. - Чаша золотая, он ее себе оставил - загнать, наверное, хотел, да не получилось. А мечи ему зачем? Выбросил…
        - Не может быть, - твердо заявила Соня. - Паша, ты, кажется, сказал, что Модзалевский - студент истфака? Значит, он должен понимать, что за вещи попали ему в руки. Как он мог их выбросить?!
        - Лично меня больше интересует Таня, - задумчиво произнес Пашка. - В каких она отношениях с Модзалевским?
        Атаманов шепотом, чтоб не слышала сидящая рядом Натэла, предположил - в каких.
        - Возможно, - согласился Пашка. - Но слабо верится, что они организовали кражу вместе. Тогда бы она просто не пошла на контакт с нами.
        - Надо с ней поговорить, - решительно предложила Полундра.
        - Прижать по-настоящему! - зарычал Атаманов.
        - Мы не можем ее прижимать! - рассердился Пашка. - Мы не милиция, и доказательств у нас никаких. Если она не совсем кретинка, то рассмеется и скажет, что нам дурацких сериалов надо меньше смотреть. Про агента Тайгера.
        - Ничего он не дурацкий! - вскипела Юлька. - А вот я сейчас как расскажу, ЧТО ТЫ по телику включаешь, когда думаешь, что я сплю…
        Пашка дернулся. Соня смотрела на него с растущим подозрением. Соломон Борисович тихо смеялся в своем кресле. Белка решила, что пора спасать положение, и торопливо спросила Павла:
        - А номер мобильного телефона Тани ты не вычислил? Помнишь, обещал вчера, по адресу…
        - Вычислил, конечно, - поспешно отозвался тот, исподтишка показав хихикающей Юльке кулак. - И что толку? Если она не захочет с нами общаться, то после первого же моего звонка сменит «симку». И все!
        - У нас еще Нютка осталась… - напомнила Натэла.
        - Можешь про нее забыть, - отмахнулся Пашка. - По домашнему говорят, что там такой нет, а мобильный молчит. Перепутала что-то Васильевна.
        - Может, сгонять в выходной в Михеево, еще раз спросить? - предложил Атаманов.
        - Лучше не надо, - решил Пашка. - Еще перепугается бабка до смерти! Истфак, истфак… Есть у меня один человечек… В общем, шелупонь, пора и честь знать. Мы и так уже злоупотребили… всем, чем можно.
        - Ну что вы, - вежливо отозвался Соломон Борисович. - Был счастлив познакомиться. Павел, у вас великое будущее.
        - Спасибо, мне это уже говорили.
        - Сонечка, боже вас упаси с ним связываться!
        - Мне это тоже говорили, - улыбнулась Соня. - Всего хорошего, Соломон Борисович.
        - И вам также. - Антиквар пошел проводить гостей до прихожей. - Передайте привет Рахили… если она меня вспомнит. Соня… вы не могли бы задержаться на секунду?
        Соня, уже стоящая на пороге, с недоуменной улыбкой вернулась в квартиру. Пашка шагнул было вслед за ней, но был остановлен вежливо закрывшейся перед его носом дверью.
        - Чего ему надо, бандиту старому? - проворчал он.
        - Про маму будет спрашивать, - уверенно заявила ничуть не удивленная Белка, садясь на перила лестницы. - Подождем здесь.
        Белка не ошиблась. Едва они с Соней остались одни, Соломон Борисович смущенно спросил:
        - Скажите, девочка моя… Я понимаю, что, может быть, перехожу все рамки приличий, но я слышал… Верно ли, что ваши родители больше не вместе?
        Некоторое время Соня молчала, внимательно глядя на антиквара. Затем сказала:
        - Да, они развелись два года назад. Но выступают по-прежнему вместе, у них творческий дуэт.
        - Все-таки развелись? Хм-м-м… Что ж, я всегда знал, что… Впрочем, для вас это неинтересно. Как вы думаете, я могу как-нибудь позвонить Рахили?
        - Отчего же нет? - улыбнулась Соня. - Если, правда, сумеете перехватить ее между гастролями. Хотите, я сама позвоню вам, когда мама будет в Москве?
        Соломон Борисович молча благодарно поцеловал руку Сони и открыл для нее дверь.
        До самой Восточной улицы Соня молчала и загадочно улыбалась. Точно так же улыбалась и Белка, изредка переглядывавшаяся со старшей сестрой. Пашка сидел с остановившимся взглядом и барабанил пальцами по своему колену, точно по клавиатуре. Полундра уже знала, что таким образом у ее кузена выражается бешеный мыслительный процесс.
        Когда вся компания выгрузилась из метро, Пашка быстро объявил, что у него на сегодня намечено еще одно дело, ввинтился в уже отходящий автобус, идущий к центру, и уехал.
        - Опаньки… А нам что делать? - немного обиженно спросил Атаманов, провожая глазами автобус.
        - Стих учить, - усмехнулась Юлька. - Про анчар, на завтра. Тебя русичка обещала еще раз спросить, забыл? И к Батону зайти надо, новости рассказать. А то сидит там, таблетки жрет и злится, что без него все идет. Пойдемте, братва, время есть еще!
        Стихотворение Атаманов не выучил и лучшим выходом из положения посчитал не приходить на литературу вообще. Поэтому на другое утро они с Батоном сидели в кустах напротив дома восемь по улице Машиностроения. Батон отчаянно чихал, и Серега посматривал на друга с подозрением.
        - Как тебя бабка из дома выпустила? - удивился он после Батонова шестого чиха подряд и яростного сморкания в салфетку.
        - Сам убег, - придушенно отозвался Батон. - Замучила совсем: «Андрюшенька, выпей таблеточку! Андрюшенька, носик дать высморкать? Андрюшенька, съешь кашку… Андрюшенька, тебе в компьютер вредно играть, глазки заболят…» Это ж какое здоровье надо иметь, чтоб с утра до ночи ее слушать! Подождал, пока она в магазин смоется, и убег. Ей-богу, лучше в школе сидеть!
        - Нечего там делать, - солидно сказал Атаманов. - У нас здесь дело найдется. Не знаю, что там Пашка придумал, но мне эта Таня ну совсем не нравится!
        - И что теперь? До ночи здесь сидеть? - Батон считал филерскую работу делом нудным и неблагодарным. - Может, ее дома нет. Может, ночевать не приходила. А может, в пять утра из дома смылась, а мы тут только с восьми. Смотри, скоро дождь пойдет…
        - Дождь пойдет - литература кончится. Пойдем назад на алгебру. И, между прочим, дома она, вон окна горят… Упс! - Серега наполовину высунулся из укрытия. - Кончили гореть. Значит, сейчас выйдет…
        - Мамахен ее, - ехидно перебил Батон. - Или папахен. Или бабка с дедкой. Нет, Атаман, как хочешь, а мне…
        - Ну, вот она! Я ж говорил! - радостно зашептал Серега, давая другу ладонью по макушке и тем самым вынуждая пригнуться. - Видишь - серый клифт и берет зеленый с помпоном. Чешет на автобус наверняка. Опять, кажется, зареванная. Или накраситься не успела. Сейчас мы с тобой за ней пройдемся до самого…
        Закончить фразу Атаманов не успел. Батон вдруг вытаращил глаза, встал в кустах во весь рост, не реагируя ни на тычки, ни на бешеное шипение, и с громким воплем «Ёкарный бабай!!!» помчался наперерез грустно бредущей к остановке Тане. Атаманов, не успевший ни остановить друга, ни что-то понять, ошарашенно смотрел ему вслед.
        Часом позже у Полундры, чинно сидящей за партой на уроке алгебры, пискнул мобильный: пришла эсэмэска.
        - У кого включен телефон? - грозно вопросила из-за учительского стола толстенькая математичка по прозвищу Катушка. - Полторецкая! Кажется, я сто раз предупреждала, чтобы на уроке не было этих игрушек!
        - Он выключен, Алла Викторовна! - Один глаз Юльки честно таращился в лицо преподавательнице, другой - косился на экран мобильного: Полундра силилась рассмотреть, от кого поступило сообщение. - Чес-слово, выключен! Это вибрация… То есть прыгает он так…
        По классу побежал смешок. Сидящая рядом Белка давилась беззвучным смехом. Даже Натэла едва удерживалась от хохота. Но Катушка общего веселья не разделяла:
        - Полторецкая! Или твой телефон перестает… мм… прыгать, или допрыгаешься ты сама! Немедленно прячь аппарат и выходи к доске! Изволь мне решить вот это неравенство и… Мтварадзе, Гринберг! Что за азбука для глухонемых?
        Натэла, которой Юлька бросила, выходя к доске, свой телефон, через проход строила какие-то гримасы увлеченно внимающей Белке. После замечания Катушки обе сели прямо, будто палки проглотили, но взгляды девчонок были прикованы к голубому экранчику Юлькиного телефона, на котором светилось: «В три часа, в Макдоналдсе на Пушкинской жду всю команду. Атаману и Батону я сообщил. Есть новости. Пашка».
        В три часа в старейшем московском «Макдоналдсе» собралась вся компания Юльки Полундры. Первыми прибыли три подруги и очень удивились, не увидев в зале ни мальчишек, ни Пашки. Атаманов с Батоном сегодня вообще не появились в школе, и если у Андрюхи хотя бы имелась уважительная причина, то отсутствие Атаманова очень удивляло Белку и нервировало Натэлу. Не удивлялась только Юлька, которая вчера вечером столько раз прочла Сереге по учебнику злополучное стихотворение, что в конце концов выучила его сама. Но Атаманов, мозг которого решительно отказывался воспринимать рифмованный язык начала позапрошлого века, так ничего и не усвоил, обозвал Пушкина нелитературным словом и ушел домой спать. Вечер, впрочем, все равно прошел не бездарно, поскольку Полундра на литературе оттарабанила стихи без сучка-задоринки, хотя и, по оценке русички, «как пономарь». Последнее означало четверку, но Юлька и тому была рада. Так что причина отсутствия Сереги была ей вполне понятна и даже извиняема. Но вот сейчас-то он где? И хоть бы позвонил, паразит! Юлька уже тысячу раз набирала номер Сереги, а заодно и Батона, но телефоны
ребят ехидно сообщали: «Абонент вне зоны действия сети».
        - В подземелье они, что ли, сидят? - забурчала Юлька, запихивая телефон в карман. - В Симоновом монастыре? И Пашки тоже нету! Ну, щас я ему сама позвоню, пахан липовый!
        Но звонить не пришлось: стеклянные двери «Макдоналдса» открылись, впустив очередную порцию голодных и в их числе Пашку, Соню и неизвестного молодого человека в очках с толстыми стеклами. Все трое направились к столику, за которым сидели подруги.
        - Вас где носит? - немедленно начала бушевать Юлька. - Сидим, ждем, как три девицы под окном, а тут еще…
        - Ого, Пушкин тебе на пользу пошел! - оценил Пашка. - Ладно, мать, сдуйся, не ори. Лучше вот знакомьтесь. Это Мишка Варламенко, будущая надежда отечественной археологии, студент истфака. Мы с ним сто раз в курилке дымили, и хоть бы раз он раскололся, что летом на раскопках был. С самим графом Радзивиллом!
        - С кем? - удивленно переспросил Миша.
        - С кем?! - хором закричали девчонки.
        - С графом Радзивиллом! - откровенно забавлялся Пашка. - С самим великим и ужасным Антоном Модзалевским! Мишка, не хлопай глазами, ты на филина похож делаешься… Радзивилл - ник вашего Антона, я его по Интернету вычислил.
        - Это на него… кхм… похоже, - откашлявшись, серьезно сказал Миша. - Прогрессирующая мания величия. А раскопки… Ну как я мог о них болтать, если мы копали без всякого разрешения? Кхм… нелегально, в общем.
        - Так, мне никто ничего не хочет объяснить, парни?.. - тоном агента Тайгера начала Юлька.
        - Все очень просто, - успокоил ее Пашка. - Мишка Варламенко все лето рыл землю на задворках Михеева вместе с Антоном Модзалевским и еще с одним своим другом, который приехать не смог: в данный момент сдает зачет.
        - Но зачем? - удивилась Белка. - Батон же… то есть наш друг Андрей… говорил, что там уже все рыто-перерыто и искать нечего. Там уже давно все выкопали!
        - Мы тоже так думали, - кивнул Миша, поправляя очки на переносице. - Район стояния на Угре уже хорошо исследован, и мы говорили Антону, что ничего нового там найти нельзя. Но он почему-то был убежден, что мы непременно найдем клад. Так и твердил: «Имею точную информацию».
        - Почему вы ему поверили? - задумчиво спросила Соня, потягивая через трубочку молочный коктейль. - У него столь сильная харизма?
        - Знаете… я как-то об этом не думал… - растерялся Миша. - Просто он всегда говорил так, будто знал точно… - Парень умолк и беспомощно посмотрел на Пашку сквозь толстые стекла очков.
        Пашка откусил от Юлькиного гамбургера, сделал вид, что не заметил ее негодующего взгляда, и сказал:
        - Насколько я понял, Антон Модзалевский пользуется на курсе большим авторитетом. Его родители - потомственные археологи, отец руководил раскопками в Крыму, ему принадлежит ряд открытий в районе дворцов Митридата в Керчи, мать - специалист по скифским курганам, была в составе экспедиции, нашедшей знаменитый золотой гребень. Короче, подготовка у парня основательная. И голова у него варит прекрасно. Мишка говорит, что его курсовая работа по русскому оружию ближнего боя принята как основа для диссертации. Представляете? А он еще только на третьем курсе! Так что парни ему сразу поверили.
        - Ничего не сразу, - вдруг обиделся Мишка. - Никто не хотел вляпываться в неприятности, ведь нелегальные раскопки, между прочим, криминал. Но… Он говорил, что нас ждет колоссальное открытие, не хуже шлимановского обнаружения Трои.
        - Действительно мания величия, - пробормотала Соня.
        - Археологи все на голову больные, - успокоил ее Пашка. - Мишка, дальше давай.
        - А что дальше? Дальше мы договорились работать под туристов. То есть ставим палатку на берегу реки, живем… и потихонечку копаем.
        - Модзалевский знал, где именно? - быстро уточнил Пашка.
        - Кхм… не знаю, - пожал плечами Миша. - Сначала уверял нас, что точно знает координаты… Мы спрашивали - откуда, но он темнил, не рассказывал. А потом мы поняли, что, похоже, ничего он… кхм… не знает. С середины июля до конца августа рылись впустую, то в одном месте, то в другом, даже пробовали на месте старых раскопок. Славка Жихарев взбунтовался первым, обозвал Модзалевского параноиком и смылся в Москву. Я еще подождал с неделю, но - безрезультатно. Мы так ничего и не нашли.
        - А как сам Модзалевский объяснил неудачу? - поинтересовался Пашка.
        - А никак! - с неожиданным вызовом ответил Миша. - Он вообще ничего не стал объяснять! Есть у него такая манера - задерет нос и смотрит на тебя сверху вниз, как… Как граф Радзивилл! И молчит высокомерно - типа, кто ты такой, ты просто ничтожество, чтоб с тобой разговаривать… Ну, я и…
        - В морду ему дал? - с надеждой спросила Юлька.
        - Почти, - смутился Миша. - В общем, я сказал, что уезжаю. Он согласился. Мы уехали вместе, встретились уже в университете. Но мы с ним до сих пор не разговариваем!
        - Круто, круто, - без улыбки заметил Пашка. - Скажи-ка, а… Опа! А вот и они! Надо же - не сбежала!
        Пашка резко повернулся вместе со стулом, чуть не сбросив на пол Юлькину колу. Полундра изумленно посмотрела на двери, увидела входящих Батона и Атаманова и радостно завопила. И тут же умолкла от изумления, увидев, что вместе с парнями в «Макдоналдс» вошла Татьяна. Она была очень бледной, но с решительным выражением лица. Зеленый берет с желтым помпоном девушка держала в руке, пепельные волосы выбились из пучка. Коротким кивком она поприветствовала всю компанию. Увидев Мишу, изумленно застыла. Тот неловко поднялся из-за столика.
        - Ты?.. - прошептала Таня.
        - Ты?.. - захлопал глазами Миша.
        Юлька уставилась на Таню. Было похоже, что та вот-вот сорвется с места и убежит. И Полундра заголосила, перекрывая грохот посуды, разговоры и писк кассовых аппаратов:
        - Серега, держи ее! Смоется щас опять!
        Половина ресторана обернулась на Юлькин вопль, у кого-то грохнулся поднос, Атаманов подобрался, Таня вздрогнула - но никуда не побежала.
        - Господа и дамы, - официальным голосом начал Пашка, - сохраняйте спокойствие и порядок! Позвольте вам представить неуловимую Нютку, внучку всеми уважаемой Васильевны из Михеева…
        Мгновение стояла тишина. Девчонки и Соня сидели с открытыми ртами, Атаманов и Батон довольно ухмылялись. Миша явно ничего не понимал. Наконец Полундра обрела дар речи:
        - К-к-к-как это? Пашка? Какая же она Нютка, если ее зовут Таня?
        - Нютка - это же Анюта? - растерянно спросила Соня. - Значит - Анна?
        - Нютка - значит «Танютка», - слабо улыбнувшись, пояснила Татьяна. - Меня, кроме бабушки, никто так не зовет. Я привыкла.
        - Вот, блин… - пробормотала Юлька. - Выходит…
        - Выходит, что мы бы в жизни ее не вычислили, - усмехнулся Пашка. - Я лично оказался дурнее всех: пробил Танин мобильный телефон через ментовскую базу и даже не заподозрил, что номер - тот самый, который нам дала Васильевна. А по домашнему телефону отвечал какой-то мужик, твердил, что никакой Нюты или Ани у них нет.
        - Отчим не знает, что я у бабушки Нютка, - объяснила Татьяна.
        - Хорошо, наши чижики, - Пашка весело кивнул на Атаманова с Батоном, - решили, что с утра в школе им делать нечего, и затеяли слежку у дома Тани. Батон, понятное дело, тут же ее и узнал…
        - Еще бы! - буркнул в качестве комментария Атаманов.
        - …и попытался произвести задержание. Но…
        - Ну и бегает она! - восторженно сообщил, снова перебив Пашку, Батон. - Мы ее только за Велозаводской догнали. Да еще чуть в автобус не впрыгнула! Но утром пассажиров полно, народ на работу едет, мы и подоспели. В жизни не видал, чтобы люди так носились!
        - Господи, кому он рассказывает… - пробормотала Белка.
        - Да, они подоспели и на ней повисли, - рассмеялся Пашка. - То есть Батон висел, правильно? Висел, как ризеншнауцер, пока Атаман звонил мне. У меня посреди лекции ка-а-ак мобильный заорет! Пришлось все бросить и бежать. Правда, хрен мне теперь зачет по высшей математике автоматом поставят. А все, Таня, из-за вас. Скажите, почему вы постоянно убегаете?
        - А что же вы хотели? - недовольно пожала плечами Татьяна. - Я Андрея вообще не узнала. Вижу - мчатся два малолетних бандита, орут… И вообще, мне надоело, что за мной все время кто-то бегает! Чего вы от меня хотите, в конце концов? Павел, я согласилась встретиться здесь с вами только для того, чтобы это прекратилось наконец. Я ничего вам не должна! Слышите? Я пришла только затем, чтобы так вам и сказать!
        В голосе девушки послышались истерические нотки. Пашка заметно растерялся, посмотрел на Соню, и та попыталась спасти положение:
        - Танечка, успокойтесь. Конечно же, никто от вас ничего не хочет. Просто в этом деле замешаны очень большие ценности, и мы бы хотели…
        - Что вы хотели? - перебила Таня. - Я тут ни при чем, слышите? И отвечать на ваши вопросы не обязана!
        - Разумеется, но… Может, мы могли бы просто поговорить, и…
        - Мне не о чем с вами разговаривать! - отрезала Татьяна, глядя мимо Сони уничтожающим взглядом на Пашку. - Допрашивать меня вы не имеете права, и если я еще раз увижу вас или ваших малолетних уголовников, позвоню в милицию! Всего хорошего!
        Она круто развернулась на каблуках и четким солдатским шагом покинула ресторан. Пашка ошарашенно смотрел ей вслед.
        - Адьос, команданте… - пробормотал он.
        - Полторецкий, ты полный идиот, - холодно сказала Соня.
        - Согласен.
        - Почему?! - в три голоса заорали Атаманов, Батон и вместе с ними Миша.
        Девчонки переглянулись, снисходительно пожали плечами и дружно покрутили пальцами у виска. Им все было понятно.
        - Потому что бесцеремонно влез в область личных отношений, - четко сформулировала Соня. Допив коктейль, она отставила в сторону пустой стакан и пожала плечами. - Боюсь, теперь у нас вообще ничего не получится.
        - Но послушай… - начал Пашка.
        - Нечего тут слушать! В принципе, она ни в чем не виновата. Да, скорее всего, у нее не украли сумку с кладом, а она сама ценности отдала Модзалевскому! Или он каким-то образом у нее их выманил. Потому что она насмерть в него влюблена! Такая твоя версия?
        - В общем, да…
        - И на что ты рассчитывал? Я тебя спрашиваю, Полторецкий, чего ты ждал?! - Соня, что бывало крайне редко, рассердилась по-настоящему, ее черные глаза сверкали, как у Кармен, и Белка, хорошо знавшая сестру, на всякий случай отодвинулась подальше. - Думал, она будет здесь, среди чужих, посторонних людей, среди этой мелюзги, обсуждать свои чувства? Под твое ерничание и дуракаваляние? Тебе бы, Полторецкий, не с людьми о жизни разговаривать, а со своим компом в крестики-нолики играть. И еще неизвестно, кто умней окажется! Все, ты мне надоел, мне пора, у меня скоро Брамс в Большом зале. Бэлла, чтобы в семь часов была дома и сидела за роялем. Твои этюды я проверю сама!
        Резко поднявшись, Соня обвела притихшую компанию огненным взором и удалилась из ресторана. За соседними столиками уже никто не разговаривал, не читал газеты и не тыкал в кнопки мобильного: все наблюдали бурное реалити-шоу. Его участники, не замечая внимания окружающих, уныло поглядывали друг на друга и молчали.
        - Ну, господа и дамы? - наконец пришел в себя Пашка. - Мнения имеются?
        - Согласна с Соней по всем пунктам, - проворчала Полундра. - Пашка, ты придурок.
        - Я уже сказал - не возражаю. Жду чего-нибудь более конструктивного. Пацаны, мысли есть?
        - Я есть хочу, - чихнув, объявил Батон. - С утра не жрамши.
        Белка закатила глаза. Полундра высказалась нелитературно. Натэла молча придвинула голодающему половинку своего гамбургера и смотрела глазами печальной лани, как Батон вгрызается в него. Когда с гамбургером было покончено, Натэла задумчиво произнесла:
        - Я, конечно, могу ошибаться, но моя бабушка говорит, что безвыходных положений не бывает.
        - Это барон Мюнхгаузен говорил, - машинально заметил Миша.
        Вся компания свирепо воззрилась на него, и Атаманов прорычал:
        - Ты того, не выступай, пацан! Наша бабка круче твоего барона в сто пятьдесят раз! Натэлка, молодец! Батон, хватит жрать, вставай, поехали! Еще раз чихнешь на меня своими соплями - убью. Достал! У Нино Вахтанговны сегодня спектакль, или как?
        - Должна быть дома, - взволнованно сказала Натэла, поднимаясь.
        Через полминуты за столиком «Макдоналдса» никого не было.
        Вечером Таня лежала на диване у себя дома, завернувшись в старенький плед, и рыдала. Пользы от ее занятия не было никакой, но взять себя в руки и переключиться на что-нибудь другое, хотя бы на подготовку рисунка к завтрашним занятиям в училище, девушка не могла. В квартире никого не было, отчим и мама еще не вернулись с работы, за окном лил дождь, телефон молчал.
        Неожиданно раздался звонок в дверь. Таня не повернула головы, уверенная, что если подойдет к двери, то услышит убитый жизнью голос: «Хазайка, картошка хароший нада?» Снова позвонили: громче и настойчивее. Пожав плечами, Таня сбросила плед, влезла босыми ногами в тапки и пошла к двери. Открыв ее, не смогла ничего сказать, только вырвалось:
        - Ой…
        Перед ней стояла пожилая дама в шикарном кожаном пальто, в шляпе с вуалеткой и с бодро дымящей из-под нее сигаретой. Встретившись глазами с Татьяной, дама лихо загасила сигарету о стену и сообщила:
        - Все время боюсь, что это сооружение, - энергичный жест в сторону вуалетки, - загорится. А бросать курить в моем возрасте смешно. Приходится дымить, как зэк, - в кулак… Простите, вы - Таня Осипова?
        - Да. - И вдруг Таня узнала хрипловатый, насмешливый голос, и нос с горбинкой, и черные, живые, совсем молодые глаза. Рот открылся сам собой. Вместо голоса извергся восторженный писк: - Ой, мамочки! Вы - Нино Мтварадзе?
        - Ого! - не без удовольствия воскликнула бабушка Натэлы. - Но, девочка моя, вы слишком молоды, чтобы быть поклонницей моего таланта!
        - Моя мама вас просто обожает! Она все ваши фильмы видела по сто раз! У нее даже фотография есть из журнала «Советский экран», вы там…
        - С Арменчиком, - любезно подсказала бабушка.
        - Да, с Джигарханяном. Господи, Нинико Вахтанговна! Я… я… Ой! - не находя слов, Таня прижала руки к груди и, казалось, вот-вот запрыгает, как маленькая девочка при виде феи-крестной.
        Старая актриса молча, с улыбкой смотрела на нее, и постепенно Таня пришла в себя.
        - Неужели вы… ко мне? Вы, наверное, ошиблись дверью. У вас в нашем доме знакомые, да?
        - Нет, девочка моя, я именно к вам. - Нино Вахтанговна перестала улыбаться и серьезно, пристально посмотрела на Таню. - Я пришла к вам извиниться за отвратительное поведение друзей моей внучки.
        Таня перестала улыбаться. Взгляд ее стал тревожным.
        - Деточка, вы позволите мне войти?
        - Конечно. - Таня шагнула назад, в прихожую. - Проходите, пожалуйста…
        Два часа спустя, сидя в собственной гостиной, Нино Вахтанговна рассказывала:
        - Самое трудное было - смыться из квартиры до прихода мамаши. Она, как сказала девочка, моя трепетная поклонница. Видит бог, поклонницы кого угодно отправят на тот свет раньше намеченного! Пришлось оставить пять автографов, подписать книгу воспоминаний жены Зямки Гердта, пообещать написать собственные мемуары и подарить с надписью… Ох! Как все это утомительно, вы бы знали!
        - Ну, что, что она тебе рассказала?! - допытывалась Натэла, утратив свою обычную сдержанность.
        Остальные члены компании молчали, хотя выражение лиц у всех было такое же, как у Натэлы. Даже Игорь Петрович, заглянувший в дом Мтварадзе по-соседски и утонувший в огромном кожаном кресле, не мог скрыть любопытства.
        - Ну, не мучайте же нас, дорогая Нинико! - пророкотал он своим генеральским басом, к которому Нино Вахтанговна испытывала непреодолимую слабость. - Молодое поколение почти в обмороке, вы же видите! И мне тоже ужасно интересно!
        - Ничего интересного, - с нарочитым безразличием отмахнулась старая актриса. - Молодежь, дайте закурить!
        Раздался дружный скрип зубами. Атаманов и Пашка дружно полезли за зажигалками. Серега оказался ближе, осторожно поднес даме огня. Та с наслаждением затянулась, посоветовала:
        - Малыш, бросай курить, или я не выдам за тебя Натэлу. Да, так вот… Все на самом деле очень просто. Лишний раз убедилась, какими дурами становятся женщины, когда влюбляются. Девочки, я для вас говорю! При любых обстоятельствах сохраняйте ясность рассудка!
        - Ба-а-а-бушка… - жалобно протянула Натэла.
        - Да я же рассказываю, рассказываю! История стара как мир: наша Таня влюбилась в Антошу Модзалевского. Познакомились на каком-то концерте, встретились несколько раз, а потом у Модзалевского начались зачеты-экзамены, и они перестали видеться. Таня говорит, что он был очень занят, я же подозреваю, что невзрачная девушка ему просто надоела. Мне пришлось просмотреть целую пачку фотографий красавчика, политых ее слезами. Действительно, хор-рош, мерзавец! В семнадцать лет лично я из-за такой сволочи могла бы… Впрочем, вам об этом еще рано… То есть так бы они, видимо, и не встретились больше, если бы Таня не нашла в монастырской стене клад и не приволокла его домой.
        - То есть его у нее не украли? - уточнил Пашка.
        - Нет, донесла в целости и сохранности. Хотя и уверяла, что было довольно тяжело. Таня немедленно позвонила Антону, ведь он, как студент-историк, мог знать, что делать с древностями и как поступить. Но, скорее всего, у нее просто появился прекрасный повод встретиться с ним еще раз. И повод себя оправдал: Модзалевский примчался как на метле. Судя по тому, что рассказывает Таня, юноша вообще крайне честолюбив, уверен в собственной исключительности и жаждет славы и признания.
        Миша и Пашка переглянулись и кивнули друг другу. Пашка оглянулся на Соню. Та хранила ледяное молчание. Белка едва заметно усмехнулась. Полундра нахмурилась. Атаманов сочувственно вздохнул.
        - И конечно, она ему все отдала! - пожала плечами Нино Вахтанговна. - Модзалевский заявил, что у него есть знающие люди, которые могут оценить находку и подсказать, что с кладом делать. И, разумеется, пропал. Неделю Таня ждала, потом сама позвонила ему. Модзалевский заявил, что клад у него украли, и повесил трубку.
        - Вот свинья… - пробормотала Соня.
        Пашка с изумлением посмотрел на нее: подобные слова старшая сестра Гринберг использовала крайне редко. И даже тронул ее за руку. Соня пальцы отдернула и вздохнула:
        - Господи, неужели она ему поверила?
        - В тот момент, видимо, да, - вздохнула в ответ старая актриса. - Не забывайте, Таня до сих пор еще влюблена в него, а уж тогда… В подобном состоянии мы, женщины, вообще верим любому бреду. Даже когда на нас обещают жениться.
        - Нино, они же еще дети! - взволнованно напомнил из кресла генерал Полторецкий. - Вы уверены, что им следует это… мм… знать?
        - Игорь Петрович, я потому и говорю, что они дети! - парировала бабушка. - Взрослым этого уже объяснять не надо! Ну, так вот, Танечка поверила, поплакала, пожалела, но поделать уже ничего нельзя было. В милицию заявлять глупо, ей могли просто не поверить, а если бы поверили, вышло бы еще хуже. Ведь по закону она обязана была сдать найденное в… компетентные органы, а не вручать своему любовнику… Игорь Петрович, не надо так на меня смотреть!
        - А что Модзалевский? - живо заинтересовался Пашка.
        Подошва Сониной туфли проехалась по его ноге, он умолк, но смотрел на Нино Вахтанговну с тем же любопытством.
        - Не знаю, не знаю… - фальшиво отмахнулась та. - У вас, молодежи, все теперь быстро. Вот вам последствия современной кинематографической продукции! А почему? Потому что нет качественных сценариев и хороших актеров. Берут на главные роли своих… Ладно, ладно, Игорь Петрович, не буду портить вам внуков… Таким образом, девочка потеряла разом и клад, и… сердечного друга. Плакала, пила валерьянку, между делом сдавала экзамены, а потом отправилась в Михеево полоть грядки с луком. В первый же день бабушка рассказала ей, что возле реки опять копаются археологи. Таня заинтересовалась, села на велосипед, поехала туда… И угадайте, кого она увидела?
        - Модзалевского! - хором сказали все. А Миша еще застенчиво уточнил:
        - И меня со Славкой.
        - Вы, молодой человек, и ваш Славка ее мало интересуете, - строго сказала бабушка. - Она вновь увидела своего возлюбленного, на сей раз в составе археологической экспедиции. Счастье ее безгранично… в отличие от Модзалевского. Он, я думаю, был крайне озадачен. Вряд ли юноша мог рассчитывать на такое совпадение. Он выбрал район исторического стояния на Угре как раз потому, что место известно своими находками. Кто мог предполагать, что как раз туда приедет на каникулы Таня?
        - Да, и правда, - подтвердил Миша. - Мы со Славкой все лето удивлялись, почему его так злит эта девчонка. Мы ведь не знали, что они знакомы, Антон не говорил, и Нютка… то есть Таня… тоже молчала. Просто приезжала каждый день на велосипеде, говорила, что ей интересно, как идут раскопки. Иногда еду привозила, пирожки какие-то, картошку тушеную. Один раз приехала заплаканная: везла кастрюлю щей и уронила ее с багажника. Мы со Славкой ее утешали, щи доели, которые остались, а Антон даже из палатки не вышел.
        - Блин! Так они поэтому ничего и не нашли! - вдруг подскочила на месте Полундра. - Он хотел «найти» там Танины мечи! А как бы он их нашел, если бы Танька их тут же узнала? Приехала бы на другой день, посмотрела - и узнала бы. О-о-о, теперь понятно, почему мечи были грязью вымазаны! Модзалевский их специально испачкал! Чтобы было похоже, что они с четырнадцатого века там лежат!
        - Позвольте, позвольте… - нахмурился Игорь Петрович. - Ведь русские и татары стояли на Угре в конце пятнадцатого века!
        - Тем и интереснее! - неожиданно ответил Миша, задумчиво поправив очки. - Кажется… кажется, я начинаю понимать. Ведь Антон все лето твердил об ожидающем нас исключительном открытии, о новой загадке археологии… В самом деле, найти на месте сражения, которое состоялось в пятнадцатом веке, оружие, датируемое четырнадцатым… Это действительно могло быть настоящей сенсацией! Модзалевский стал бы знаменитостью, о нем заговорили бы и в университете, и в археологических кругах. Конечно, со временем, я думаю, разобрались бы… То есть прямую подтасовку, может, и не обнаружили бы. Но установить, что оружие пролежало пять веков не в этой земле, а в каком-то другом месте, - смогли бы обязательно. Но понадобились бы довольно долгое время, дорогостоящие экспертизы… А Антон по-прежнему оставался бы героем! Кхм… Здорово придумал, сволочь!
        Некоторое время все молчали. Затем Соня тихо спросила:
        - Нинико Вахтанговна, а вы сказали ей? Ну… про Антона? Про то, как он использовал ее?
        - Нет. Не стала, - помедлив, ответила бабушка. - Получилось бы довольно жестоко, на мой взгляд. И бесполезно. Ведь она о многом уже сама догадывается. Но все еще любит мерзавца и ни во что не хочет верить.
        - Вах, но ведь надо что-то делать! - вскинулась Натэла, сверкнув глазами.
        Сидящий рядом Серега шумно вздохнул, но Натэла ничего не заметила и страстно продолжала:
        - Бэбо! Нельзя все так оставить! Ведь она может… Ведь она всю жизнь будет мучиться!
        - Вряд ли, - поморщилась бабушка. - Сейчас на подобные чувства люди уже не способны.
        - Ты сама говоришь, что все может быть! Нельзя, чтобы она всю жизнь любила подлеца! Так… так… Так нечестно! Неправильно!
        - Точно! - в тон Натэле заявил Атаманов. - Надо нам всем, мужикам, сходить и морду ему набить. Так сказать, коллективно. За все сразу!
        - Оно, может, и справедливо, но Тане не поможет, - поспешно вмешался Игорь Петрович. - Тут нужно идти другим путем.
        - И потом - чаша-то где? - напомнила Юлька, не утратившая здравого смысла. - Мечи-то хоть нашлись, а где чаша, я вас спрашиваю? Золотая которая, с камнями. Он же ее, гад, заныкал и продать собирается! Соломон Борисович человек порядочный, не согласился, но какой-нибудь жулик обязательно найдется.
        - В Интернете дерьма много плавает, - согласился с кузиной Пашка. - Мать, дело говоришь, надо что-то делать!
        - А зачем он мечи зарыл в наш огород? - вдруг подал голос Батон. - Дед, между прочим, там до сих пор роется, как экскаватор, думает сундук с деньгами найти. Вчера телеграмму прислал: «Пока нет, но скоро будет!» Ну, не вышло открытие подстроить, так забери мечи назад в Москву, продай там… или хотя бы дома под кровать кинь. Зачем же было в чужую картошку зарывать?
        Наступила тишина. Все сосредоточенно размышляли. Первым подал голос Миша:
        - Наверное, он просто не мог их забрать. Мы уезжали с ним вместе, я бы заметил лишнюю сумку, мог спросить, что в ней, вот он и боялся. Вероятно, он хотел их спрятать до времени.
        - Допустим, - поморщилась Юлька. - Но вы-то уехали в конце августа, а мы мечи нашли в начале октября! Почему он столько времени за ними не приезжал, скажет мне кто-нибудь?
        - Дела? Занят был? - предположил Батон.
        Никто даже не улыбнулся. В гостиной Нино Вахтанговны снова повисло молчание.
        - Более всего мне жалко Таню, - тихо сказала, наконец нарушив его, старая актриса. - Действительно, в восемнадцать лет такие удары слишком тяжелы. Если бы можно было хотя бы отвлечь ее от этого подонка со сладкой рожицей… Девочки, никогда в жизни не влюбляйтесь в красавчиков! Чем бельмондистее мужик, тем лучше!
        - Чем - что? - чуть не подавился пахлавой Батон.
        - Бельмондистее. То есть похож на Бельмондо. Жизнерадостная обезьяна гораздо надежнее, чем самовлюбленный красавчик. Натэла, имей это в виду!
        Все находящиеся в комнате мужчины, включая Игоря Петровича, дружно взглянули в огромное зеркало на стене. Атаманов остался весьма собой доволен. Пашка, наоборот, нахмурился, скорчил в зеркало зверскую рожу и покосился на Соню. Та, не замечая его гримас, о чем-то сосредоточенно думала. Потом медленно произнесла:
        - Кажется, я знаю, как поступить…
        - Соня, ты гений! - воскликнул Полторецкий-старший, когда Соня закончила излагать свой план.
        Девчонки дружно заверещали от радости, Миша широко улыбнулся. Атаманов и Батон показали друг другу большие пальцы. Пашка повернулся к деду и серьезно спросил:
        - Петрович, если женщина и красивая, и умная, - это опасно?
        - Это со-кру-ши-тель-но! - хлопнул ладонью по колену генерал. - И потому говорю тебе еще раз: проведи сравнительный анализ своих умственных данных и мозгов присутствующей здесь очаровательной мадемуазель, как следует подумай, взвесь все варианты и неизбежные последствия и…
        - Женись! - с триумфом закончила Нино Вахтанговна.
        Грянул хохот, от которого задрожали стены. Не смеялись только Пашка и Соня, задумчиво уставившиеся друг на друга.
        - План действительно заслуживает признания, - отсмеявшись, признал Игорь Петрович. - Но мне только непонятно, каким образом мы заставим Соломона Борисовича играть по нашим картам.
        - Вот уж что будет как раз очень просто… - улыбнулась Соня. - Позвольте мне.
        И прежде чем кто-нибудь из компании понял, что она хочет делать, Соня достала мобильный, набрала номер и заговорила:
        - Шолом, Соломон Борисович. Это Соня Гринберг. Нет, мамы еще нет в Москве, но она будет через три дня, в субботу. Правда, ненадолго, двадцать первого снова улетает, в Вену. Не за что, не за что… Соломон Борисович, не могла бы я попросить вас о небольшом одолжении?
        В субботу к вечеру дождь прекратился и из серых облаков вылезло неяркое осеннее солнце. Пятна «зайчиков» запрыгали по стенам гостиной Нино Вахтанговны, где, как и три дня назад, собралась вся компания Юльки Полундры плюс Миша Варламенко, плюс Игорь Петрович и бабушка Нинико, плюс… Таня.
        Никто из Юлькиной компании до последнего не верил, что Таня согласится на задуманную авантюру. Не сомневалась только Натэла, твердо заявившая: «Если бабушка берется - все будет хорошо!» Так и вышло. Старая актриса полтора часа проговорила с девушкой по телефону, терпеливо выслушивая Танины рыдания, стоны, уверения, что она не хочет, не может, не будет никогда и т. п. и т. д. - и все-таки добилась своего. В субботу, в пять часов вечера, Таня стояла на пороге Натэлиной квартиры - растерянная, заплаканная, с растрепанными волосами, комкающая в руках свой нелепый берет с помпоном.
        - М-да… - покачала головой Нино Вахтанговна, смерив Таню с головы до ног придирчивым взглядом и остановившись на распухшем от слез, блеклом личике. - Тут придется поработать, а времени мало. Ну-ка, сильная половина, марш на кухню! Натэла, еда в доме есть? Вот и пусть они там едят! И не лезут пока!
        Пацаны и генерал были насильно выставлены. Натэла в качестве компенсации выставила перед ними на стол огромный, как колесо, мясной пирог, а сама вихрем помчалась обратно в гостиную, где из распахнутого зеркального шкафа уже летели вечерние платья матери Натэлы, актрисы Театра драмы. Их выбрасывали одно за другим Юлька и Белка, Соня расправляла каждое и раскладывала по креслам и дивану, а Нино Вахтанговна уговаривала вытаращившую от растерянности глаза Таню:
        - Ну же, деточка, раздевайтесь, посмотрим, что можно сделать. Ваш выход через два часа, а вы ни капли не готовы!
        - Н-н-н-нинико Вахтанговна, может быть, не надо? - стучала зубами Таня, неловко стягивая через голову свой бесформенный свитер. - Я… я боюсь… я… не сумею…
        - Обещаю вам, все будет прекрасно! Или я не Нино Мтварадзе! Вам кто-нибудь говорил, что у вас шикарные волосы? Снимайте заколку… В наше время такую длину уже мало кто имеет, лень возиться, а какое большое поле деятельности! Цвет чудесный, настоящий пепельный, прекрасно… значит, дело только за прической… Садитесь в кресло и думайте о приятном! Можете даже про своего мерзавца. Соня, что там с платьями?
        - Может, это? Стальной цвет подойдет к глазам.
        - Нет, она в нем станет похожей на Еву Браун. Хотя, может быть… Нет!
        - Зеленое?
        - Пропадут глаза. И вырез слишком вызывающий, только наша Тамрико может себе такой позволить.
        - Белое закрытое?
        - Как непорочная дева, фу… А нам нужна фам фаталь! О, вон то в самый раз будет! Пятен нет? Швы целы? Великолепно, то, что нужно!
        - Вы… уверены? - робко спросила Таня, поглядывая из-под охапки собственных переброшенных на лицо волос на фиолетовое, с серебристым блеском, платье «в пол».
        - Абсолютно! Детка, вы умеете ходить на каблуках?
        - Да. Я занималась бальными танцами…
        - В самом деле? - обрадовалась бабушка. - То-то я сразу заметила вашу чудную осанку! Танечка, как вы можете прятать такую фигуру под вашими жуткими свитерами? Ох, если бы у меня такая была в ваши годы… Бэлла, Юля, достаньте туфли из крокодиловой кожи… там, под шкафом… Девочка моя, у вас ведь тридцать восьмой размер? А к платью пойдет мой аметистовый гарнитур… Натэла, «Ланком» лежит в верхнем ящике, сейчас будем делать лицо. Таня, вы думаете о приятном?
        - Да… Я стараюсь…
        - Прекрасно! Если будете чересчур волноваться, выпьете вина… или валерьянки. А сейчас не шевелитесь, я делаю вам прическу. Не шевелитесь и слушайте инструкции. Если что-то будет непонятно - спрашивайте…
        - Что ж, - довольно сказала Нино Вахтанговна через час. - Я думаю, можно запускать мужчин. Танечка, постарайтесь запомнить их реакцию. И впоследствии вспоминайте каждый раз при плохом настроении. Лучше всяких антидепрессантов!
        - Мужики-и-и! - заголосила Полундра, открывая дверь. - Залетай!
        Послышался нарастающий топот. Пашка, Батон и Атаманов влетели в гостиную - и застыли на пороге. В наступившей тишине четко послышались шаги генерала, который не хотел упускать ничего интересного.
        - Блин! - воскликнул Батон.
        - Е-мое… - сказал Атаманов.
        - Щас зависну… - пробормотал Пашка.
        - Нино, вы просто фея! - подвел итог Игорь Петрович. - Как вам это удалось?
        - Так ведь и материал был хороший. - Довольная Нино Вахтанговна затянулась сигаретой. - Ну, что я вам говорила? Фам фаталь!
        - Фаталей некуда… - подтвердил Серега. - Нинико Вахтанговна, вы - супер!
        Таня стояла посреди комнаты, неподвижная, как статуя. Фиолетово-серебристое платье, облегавшее фигуру, сделало ее выше и стройнее, небольшое декольте выгодно подчеркивало хрупкие ключицы и грудь. Пепельные волосы были уложены волнами и свернуты на затылке в тяжелый узел, длинные серьги с аметистами подчеркивали серые глаза, сразу ставшие яркими и большими. Пораженные зрители вдруг увидели, что у Тани высокие аристократичные скулы, тонкие и длинные пальцы, мохнатые ресницы. Почувствовав на себе десяток пристальных взглядов, Таня смутилась и растерянно посмотрела на бабушку Нинико.
        - А теперь, детка, пройдитесь, - велела та. - Мгм… Ну что ж, на каблуках вы держитесь прекрасно. Пора ехать!
        - Но как же ехать в метро в таком виде? - неуверенно спросила Таня.
        - Кто здесь говорит о метро?! - возмутилась бабушка. - Вы поедете… Да где же этот бандит? Полчаса назад обещал быть!
        - Всюду пробки, и я не бандит, - раздался из прихожей слегка обиженный мужской голос.
        Через минуту в гостиную вошел, чуть не стукнувшись головой о верхний косяк двери, огромного роста темноволосый парень с косой саженью в плечах, одетый в джинсы и футболку-камуфляж. Со смуглого горбоносого лица смотрели черные, живые глаза. Натэла, увидев его, что-то весело сказала по-грузински, парень ответил, улыбнулся.
        - Мой старший внук Тенгиз, - гордо представила вошедшего Нино Вахтанговна. - Отслужил в ВДВ, теперь работает в спасательной бригаде. Тенго, не стой как памятник воину-освободителю, поздоровайся хотя бы с дамами!
        Но Тенгиз молчал. Его черные глаза в упор смотрели на порозовевшую Таню. Смотрели десять секунд. Двадцать. Тридцать. Минуту. Наконец Таня поднесла руку к лицу и испуганно спросила:
        - Что-то не так? Тушь размазалась?
        - Тенго, где твое воспитание? - воззвала к внуку бабушка. - Чему я тебя учила, кошмар моей молодости?!
        - Здравствуйте, - опомнился Тенгиз, но глаз от Тани по-прежнему не отводил. Подойдя к ней вплотную, он спросил: - Я вас должен сопровождать?
        Таня повернулась к бабушке. Та величественно кивнула и сказала:
        - Таня, забирайте этого солдафона неисправимого и езжайте спокойно. Он на машине. Тенго, ты на машине?
        - Да-а-а…
        - И перестань так смотреть на девочку! Вах, бессовестный! Она еще откажется с тобой ехать, и ты сорвешь нам операцию! Нет, вы посмотрите, родную бабку не слышит… Старший лейтенант Мтварадзе, вы меня слышите? Прием! Вызывает база! Кругом шагом марш! Выполнять задание!
        - Слушаюсь! - лихо ответил Тенгиз и отступил от двери, пропуская Таню вперед. - А вы?
        - А мы - следом, - распорядилась бабушка. - Нам нужно переодеться.
        В семь часов вечера Антон Модзалевский сидел в полутемном зале грузинского ресторана на Пятницкой улице. Вчера ему позвонил известный на всю Москву антиквар Соломон Борисович Шампоровский и вежливо сказал, что готов посмотреть товар. Антон обрадовался, поскольку уже начал думать, что идея поместить объявление в Сети оказалась неудачной. Заинтересованных предложений за месяц не поступило ни одного, Антон получил лишь одно письмо, подписанное «старый еврей». В том письме графу Радзивиллу настоятельно рекомендовали не маяться дурью и не привлекать к себе внимание «компетентных органов». Антон испугался, свое объявление из Сети убрал и теперь гадал, каким образом Шампоровскому стало известно о «товаре». А когда он вспомнил, что не помещал в Интернете своего номера телефона, ему стало совсем нехорошо. Но Шампоровский настаивал на встрече, и Антон согласился. Встреча была назначена на семь часов вечера «на нейтральной территории»: в ресторане. Антон пообещал принести «товар», Шампоровский, в свою очередь, - деньги.
        Модзалевский пришел слишком рано, антиквара еще не было, но метрдотель вежливо сказал, что гостя Соломона Борисовича ждут. Антона проводили к столику у стены, он сел, заказал вино, стал ждать, но антиквар не показывался. Сумка с золотой чашей стояла рядом, под столом, мысли у Антона были неспокойные, он нервничал. И чуть не опрокинул на себя бокал вина, когда странно знакомый женский голос вдруг спросил:
        - Ты позволишь?
        Вздрогнув, Модзалевский поднял глаза. Рядом с его столиком стояла высокая девушка в фиолетовом вечернем платье. Даже в полумраке было заметно, как она красива. В вырезе декольте загадочно поблескивали темно-розовые камни. Пепельные пышные волосы были уложены в низкий узел. Серые, большие, блестящие глаза смотрели прямо, слегка насмешливо. Модзалевский вгляделся в них - и, заикаясь, едва вымолвил:
        - Ты? Т-ты?..
        - Я, как видишь, - подтвердила Таня. - Так я могу присесть?
        - Нет. - Антон немного пришел в себя. - У меня назначена встреча.
        - С Шампоровским? - уточнила Таня. - Вынуждена тебя расстроить, он не придет. Соломон Борисович - профессионал и порядочный человек, он не скупает краденое. Даже у графа Радзивилла.
        С минуту Модзалевский потрясенно смотрел на нее. Затем его красивое лицо пошло красными пятнами.
        - Ты… Так это твоя работа? Ты меня сюда вытащила? Но как ты сумела подговорить антиквара? И что тебе надо? Чего ты от меня хочешь?! Я… я, кажется, давным-давно все тебе сказал! Наша с тобой история закончена, и я…
        - МОЯ с тобой история закончена, - спокойно подтвердила Таня. - И мне от тебя ничего не нужно. Кроме одного - чтобы ты вернул золотую чашу.
        Некоторое время Модзалевский молчал. Затем на его губах появилась неприятная ухмылка. Он встал и нарочито вежливо произнес:
        - Всего хорошего, леди. Мне, к сожалению, пора.
        Таня не удивилась, не рассердилась - лишь посмотрела куда-то в сторону, через плечо Модзалевского. Изумленный Антон проследил за ее взглядом - и увидел поднимающегося из-за соседнего столика огромного кавказца в вечернем костюме. И то, что под пиджаком у него была не рубашка с галстуком, а камуфляжная футболка, не рассмешило, а еще больше напугало Модзалевского.
        - Мне жаль, дорогой, но уйти ты не можешь, - мягко и очень вежливо сказал кавказец, садясь за столик рядом с Таней и дружески кивая Антону - садись, мол, и ты тоже. - Татьяна Николаевна не закончила разговора.
        - Это твой телохранитель? - с ненавистью спросил Модзалевский, садясь.
        На лице Тани мелькнуло замешательство, но Тенгиз преспокойно кивнул и, словно в доказательство, аккуратно положил на стол пудовые кулаки.
        - Где ты его нашла? И за какие деньги? А, понимаю, продала все-таки оружие… А мне врала, что его нашли какие-то малолетки… Дура! Полная!
        Продолжить Антон не успел: Тенгиз взял его за плечо. Взял осторожно и почти нежно, но Модзалевский побелел.
        - Пусти… сволочь…
        - Как?
        - Пустите… пожалуйста…
        - Извинись, дорогой, перед дамой.
        - Таня, извини… Скажи ему…
        - Тенго, ради бога! - взмолилась Таня.
        - Не ради бога, а ради вас, - галантно ответил Тенгиз, выпуская бледного и потерявшего всякий лоск «графа Радзивилла». - Разговаривать можешь, недоразумение?
        «Недоразумение» ловило ртом воздух и с бешеной злостью буравило глазами то Таню, то безмятежного Тенгиза. Поняв, что говорить он пока не в состоянии, Таня попробовала еще раз:
        - Антон, ты не понимаешь, в какую историю влез. Продать чашу ты все равно не сможешь, у тебя нет ни связей, ни опыта в таких делах. Я говорила со специалистами…
        - Уж не с Шампоровским ли? - процедил, задыхаясь от ярости, Модзалевский.
        - И с ним тоже, - спокойно ответила Таня, у которой все плыло перед глазами от отвращения и передозировки валерьяновых капель. - У тебя ничего не выйдет. А храня дома такой дорогой предмет, ты сильно рискуешь.
        - Ты угрожаешь?
        - Нет. Предупреждаю. Верни чашу, и мы разойдемся как в море корабли. Больше ты меня никогда не увидишь. Я тебя, надеюсь, тоже.
        Наступила тишина. Оба мужчины смотрели на Таню. Модзалевский - с бешенством, Тенгиз - с неприкрытым восхищением.
        - Но что ты-то с ней будешь делать? - с трудом взяв себя в руки, спросил Антон. - Думаешь, у тебя лучше получится ее продать? Ты сговорилась с Шампоровским?!
        - Чашу нельзя продавать, пойми. Это же все равно что продать Грановитую палату или Царь-колокол. Антон, ты ведь археолог, должен понимать…
        - Так ты ее передашь государству?! Отнесешь в милицию?! - неприятно скривился Модзалевский. - И каким же образом объяснишь ее появление у тебя? Может быть, расскажешь, как вытащила из стены клад и присвоила? Забыла, что это подсудно?!
        - Я не собираюсь нести свою находку в милицию, - холодно произнесла Таня. - Я верну клад туда, откуда взяла, в стену монастыря. И найдут ее совсем другие люди.
        - Идиотка… - пробормотал Модзалевский. - Клиническая идиотка!
        - Выбирай выражения, дорогой, - посоветовал Тенгиз.
        - А вы ничего мне не сделаете! - резко повернулся к нему Антон. Его лицо, такое недавно красивое, казалось теперь безобразным из-за перекосившей его гримасы бешенства. - Не сможете сделать! Я могу начать кричать! Скажу, что вы бандиты и шантажируете меня, попрошу вызвать милицию!
        - Голубь мой, у тебя краденая чаша под ногами…
        - Краденая, да только не мной! - почти выкрикнул Антон. Увидев обернувшихся к нему людей за соседними столиками, опомнился, заговорил тише, но с той же издевательской интонацией: - Ее украла ты. Забыла? И проблемы будут в первую очередь у тебя. Ты, Танька, дура. Была, есть и будешь! Придержи своего волкодава, мне пора!
        - Зря, дорогой, - мирно сказал Тенгиз. - Отдай по-хорошему, будь мужиком.
        - Да пошел ты! - выругался окончательно осмелевший Антон. Встал, поднял с пола тяжелую сумку, издевательски взял Таню за руку, намереваясь ее поцеловать, но Таня брезгливо вырвала пальцы. Ухмыльнувшись, Модзалевский насмешливо раскланялся: - Оревуар, моя прекрасная идиотка! - и пошел к дверям.
        - Что же теперь? - прошептала Таня, глядя на Тенгиза.
        - Танечка, все замечательно. Теперь мы просто работаем план «Б», - уверил тот, доставая мобильный телефон. И, сразу перестав улыбаться, заговорил в трубку: - Бэбо Нино? Тенго… Объект выходит. Чаша при нем. Ты готова? Натэла? Ребята? Игорь Петрович? Начинаем операцию. Мы с Таней на связи. - Положив не выключенный телефон на скатерть, Тенгиз обернулся к Тане и широко улыбнулся: - Какое вы предпочитаете вино? «Киндзмараули»? «Хванчкара»? «Ахашени»? «Напареули»?
        - Тенго, пижон бессовестный, с валерьянкой нельзя пить вино! Что ты с девочкой делаешь, вай? - заверещала в трубке слышавшая его слова бабушка Нинико. Но ее уже никто не слушал.
        Выйдя из ресторана, Модзалевский быстрым шагом тронулся было к метро, но от пронзительного октябрьского ветра ему сразу же стало холодно, и он остановился у троллейбусной остановки, чтобы немного прийти в себя и застегнуть куртку.
        - Беда у тебя, брильянтовый… - вкрадчивый женский голос раздался над ухом до того неожиданно, что Антон чуть не подпрыгнул.
        Перед ним стояла старая цыганка в свисающей из-под кожаного пальто многоярусной красной юбке. Из кармана пальто выглядывал мобильный телефон. На голове старухи был наверчен блестящий турецкий платок, из-под которого виднелись седые волосы. Очень импозантная цыганка - хитрые черные глаза, горбатый внушительный нос и дымящаяся сигарета. Рядом с ней терлась девчонка лет тринадцати в синей косынке на волосах - такая же черная, смуглая, глазастая и горбоносая - то ли дочь, то ли внучка. Эти глаза и этот нос показались Модзалевскому смутно знакомыми, но пока он напрягал память и соображал, как отогнать уличных гадалок, бабка заговорила вновь, не выпуская из зубов дымящейся сигареты:
        - Вижу, милый, вижу, раскрасавец, одна беда за другой на тебя валятся! Дорогие вещи в руках были - через землю ушли! Золото в руках держишь - через колеса уйдет! Друзья у тебя были - обманул ты их, и ушли! Женщина красоты небесной в руках была - не разглядел, упустил, с наглым грузином уйдет! Дай руку, поворожу, может, подскажу, чем душа успокоится…
        Модзалевский застыл как вкопанный - пророчество оказалось удивительно верным. Он сам не понял, как его ладонь оказалась в руках старухи - красивых, ухоженных, с отличным маникюром. Девчонка тоже склонилась над ладонью, и они с бабкой яростно о чем-то заспорили, перебивая друг друга, на гортанном языке. Через минуту сосредоточенного исследования начали наперебой орать в уши Модзалевскому каждая свое:
        - Ждет тебя дальняя дорога, казенный дом!
        - Не ходи с черной дамой - обманет, не ходи с белой - уйдет!
        - Сердце твое большими деньгами утешится!
        - Деньги потеряешь через горькую судьбу!
        - Береги себя, изумрудный, водки не пей!
        - Рыжий и красный - человек опасный!
        Цыганки вопили с каждой минутой все громче, голова у Модзалевского шла кругом, и он не заметил, как юная гадалка с заметным усилием ногой пододвинула его сумку ближе к краю тротуара. И почти сразу же из переулка выехал мотоцикл. За рулем находился кто-то с завязанным черным платком, как у шахида, лицом, блестели лишь глаза из-под сдвинутых бровей. Сзади сидел, держась за пояс «шахида», некто в закрывающем все лицо шлеме. Мотоцикл поравнялся с остановкой, «шахид» чуть сбросил скорость, пассажир в шлеме нагнулся из седла, подхватил сумку и завопил истошным девчоночьим голосом: «Жми, Атаман!!!» Мотоцикл взревел и начал удаляться по Пятницкой в потоке несущихся автомобилей.
        Модзалевский отчаянно выругался, повернулся - но цыганок уже и след простыл, лишь от края тротуара медленно отъехала белая «Волга». Из-под ее захлопнутой двери свисала красная оборка цыганской юбки. Последнее, что успел увидеть Антон, - художественно заляпанный грязью номер удаляющейся машины. А вскоре она полностью скрылась за пеленой хлынувшего ливня. Модзалевский остался стоять один под дождем. В голове билась фраза старой цыганки: «Золото в руках держал - через колеса уйдет…»
        Полчаса спустя вся компания собралась в зале грузинского ресторана. Небольшая заминка произошла, когда прибыли на мотоцикле Полундра и Атаманов: швейцар у входа не хотел пускать двух грязных, мокрых, дико хохочущих подростков с мотоциклетным шлемом и большой сумкой в руках.
        - Шалико, пропусти, это мои гости! - сдерживая смех, попросила его Нино Вахтанговна. - И проводи детей высушиться, с них уже две лужи натекли!
        - Упс, Нинико Вахтанговна! Мы это сделали! - орала на весь ресторан Полундра, размахивая шлемом. - Вы видели? Вы - это - видели?! Как в «Терминаторе»! Круто! Суперкруто! Круче некуда!!!
        - Совершенно с тобой согласна. Великолепный трюк. Я только страшно боялась, что ты свалишься с мотоцикла…
        - Никуда бы я не свалилась! Зря мы, что ли, с Серегой три дня за домом тренировались? Я на лету сумку с кирпичами поднимала, золото ж ведь тяжелое! Серега сам хотел, но я его отговорила. Ему, во-первых, уже четырнадцать, и если бы мы засыпались… Уже ведь уголовная ответственность наступает, еще посадили бы его…
        - О господи! - пробормотала Нино Вахтанговна, слегка меняясь в лице.
        Полундра, ничего не замечая, продолжала с упоением вопить:
        - А во-вторых, я полегче, мне и нагибаться, и хватать удобнее было! А вот «керосинку» выровнять при наклоне ни за что не смогу! А Серега смог! Ну-у-у, мы гиганты!
        Атаманов вытирал мокрое от дождя лицо черным «шахидским» платком и скалил зубы. Его улыбка стала еще шире, когда из зала появилась Натэла - по-прежнему в пестрой цыганской юбке, но уже без платка на волосах.
        - Вы просто молодцы! - весело сказала она, подходя. - Я бы так, как Юля, никогда не смогла!
        - Я бы тебя и не взял, - сурово сказал Атаманов.
        - Тю, фигня! - фыркнула Полундра. - Ты бы, как Серега, и «керосинку» не смогла разогнать. И удержать при наклоне. Это тебе не цыганский гипноз мастырить!
        - Вах, слава богу, все хорошо закончилось, - пробормотала Нинико Вахтанговна, опираясь на руку подошедшего генерала. - Я, знаете, Игорь Петрович, до последнего боялась, что наша авантюра провалится.
        - Я тоже, - сознался тот. - Но вы, Нино, были, как всегда, великолепны. Где вы нахватались таких вокзальных манер?
        - Я ведь актриса, если помните! - вздернула подбородок Нино Вахтанговна. - Вчера на всякий случай сходила к Норе, моей старой подруге, артистке театра «Ромэн». Кстати, надо будет вернуть ей реквизит, когда высохнет… Нора мне и рассказала, что на самом деле знаменитый цыганский гипноз - фикция. Просто, когда человеку в каждое ухо кричат разную информацию, мозг отказывается ее воспринимать, и, как выражаются друзья моей внучки, - крыша уезжает. Мы с Натэлой так и проделали. И, кажется, неплохо!
        - Нино, а почему вам нельзя было обойтись только этим? - тихо сросил Игорь Петрович. - Зачем была нужна встреча с Таней в ресторане? Кроме потрясающего эффекта - никакой пользы. Ведь с самого начала было понятно, что добровольно Модзалевский чашу не отдаст. Глупо искать у подлеца совести.
        - Разумеется, вы правы. Но, во-первых, я не могла не принять участия в судьбе Тани. Очень хорошо помню себя в ее годы - я как раз впервые выходила замуж. Вообще-то, Игорь Петрович, о бывших мужьях, как о покойниках, плохо не говорят… по крайней мере, порядочные женщины… Но Георгий был такая непревзойденная свинья, что…
        Нино Вахтанговна закашлялась от сигаретного дыма и не закончила фразу. Генерал на всякий случай сочувственно вздохнул, но старая актриса лишь улыбнулась и продолжила:
        - Таня просто должна была избавиться от остатков влюбленности. А значит, требовался пустяк - поставить предмет ее страсти в смешное и унизительное положение и одновременно подсунуть подходящий объект для сравнения. И - ву а ля! Мой Тенго отлично справился. Где они, кстати? Та-ак, а это что такое?!
        Последнюю фразу Нино Вахтанговна произнесла, глядя в зал. Там, за столом, в окружении всей компании сидели Тенгиз и Таня, которая… спала мертвым сном, положив голову на плечо своему кавалеру. Тенгиз сидел скалой, но с виноватой физиономией.
        - Клянусь, ничего не делал! - объявил он, когда бабушка подошла к столу и гневно уставилась на внука. - Ничего не делал! По полбокала вина выпили! И все! Она даже поесть не успела - и заснула прямо на стуле!
        - Что за вино? «Хванчкара»? На полфлакона валерьянки плюс девочка понервничала… И что ж ты хочешь? Говорила я тебе или нет? Сиди вот теперь, девочку сейчас из пушки не разбудишь. Пусть спит, ничего, пусть спит… Мишенька, вы все успели снять?
        Из-за соседнего столика подошел Миша Варламенко с маленькой видеокамерой.
        - В общих чертах, да, - кивнул он, кладя камеру на скатерть. - Хотя было темновато, но лица можно узнать. Ну, хоть теперь скажите, зачем было нужно снимать?
        - Исключительно для Тани, - пожала плечами старая актриса, садясь за стол и непринужденно наливая себе вина. - Она должна увидеть, как божественно выглядела, и еще раз убедиться, какой слизняк ее «граф Радзивилл». Ей на пользу только пойдет. У девочки и так занижена самооценка, а после общения с мерзавцем комплекс мог упрочиться и остаться на всю жизнь.
        - Я, конечно, очень извиняюсь перед всей компанией, но где все-таки чаша? - послышался хриплый пиратский голос. Соломон Борисович сидел рядом с Соней и Белкой, отвечал на какие-то их вопросы, но украдкой поглядывал на дверь. - Юные мотоциклетные воры не смылись вместе с ней через черный вход?
        - Соломон Борисович, они же наши друзья, - укоризненно покачала головой Соня. - А кстати, вон, смотрите, идут!
        В дверях зала действительно показались Атаманов и Полундра - слегка подсохшие и по-прежнему сияющие. Грязная, мокрая сумка была при них, и Юлька, еще не вышедшая из эйфории победы, чуть было не бухнула ее на белейшую скатерть: Натэла поймала ее за руку в последний момент:
        - Что ты! Такая грязная! Давай на полу!
        - Покажите мне ее, - изменившимся голосом сказал антиквар. - Я должен знать, что упустил.
        - Не «упустили», Соломон Борисович, - мягко поправила Соня. - А не запятнали свою репутацию приобретением краденой вещи. Согласитесь, это немало.
        - Как сказать, Сонечка… Видит бог, только ради вас… - уныло протянул Соломон Борисович. И тут же воодушевился: - Боже мой! Боже мой! Прекрасный экземпляр! И великолепно сохранившийся! Четырнадцатый век, согласен. М-да, жа-а-ль… Впрочем, у меня все равно бы не хватило средств, чтобы ее купить.
        Чаша лежала в глубине сумки, мягко поблескивая золотым боком. Загадочно мерцали крупные красные и синие камни. По ободку тянулась славянская вязь.
        - «Во здравие княжье и во славу Божью», - прочла Соня, беря чашу в руки. - Действительно тяжелая. Может быть, из нее пил сам Дмитрий Донской?
        Чаша пошла по рукам. В конце концов снова оказалась у антиквара, и Соломон Борисович положил ее на колени, как любимую кошку.
        - Ах ты, моя красавица… Не волнуйтесь, отдам, отдам. Но как же вы собираетесь, так сказать, восстановить статус-кво?
        - Таня сказала, - медленно и тихо, чтобы не разбудить спящую девушку, начал Тенгиз, - что хочет вернуть ее на место, в стену монастыря.
        - По-моему, с ее стороны это был экспромт, - заметил Пашка. - Ей просто надо было как-то заткнуть рот Модзалевскому.
        - И ей удалось, - подтвердила бабушка. - Но мысль, по-моему, очень здравая.
        - Как же теперь клад вернешь? - пожал плечами Батон, сосредоточенно уминающий длиннющую чурчхелу. - Мы были в монастыре, смотрели ту стену. В том месте, где осыпалось, заграждение поставили, никак не подберешься. Если только с другой стороны… Но там тоже стена. Высоко, и у всего парка на виду.
        Нино Вахтанговна посмотрела на внука. Тенгиз чуть заметно улыбнулся:
        - Посмотрим.
        - Древности ведь надо не просто вернуть, но еще сделать так, чтобы их сразу же нашли! - заволновалась Натэла. - Тенго, слышишь? А то еще найдет какой-нибудь бомж или еще кто…
        - Не беспокойся. Я подумаю.
        - Вот только одного не пойму… - с набитым ртом заговорил Батон. - Зачем он мечи деду в огород зарыл? И бросил там?
        Наступила тишина. Затем Игорь Петрович сказал:
        - Наверное, этого мы теперь уже никогда не узнаем.
        - В принципе, можно прижать Модзалевского, - пожал плечами Пашка. - Просто так, истины ради. Он сейчас несколько… м-м… деморализован, так что может и рассказать.
        - Пошел он к черту! - выругалась Полундра. - Не тронь - не завоняет. Главное, что чаша - наша, и мечи тоже. Дайте мне уже пожрать, я с утра ничего не ела, чтоб лишнего веса не набрать и трюк на мотоцикле не сорвать. Серега наверняка тоже голодный. Атаман, налетай!
        Молодежь дружно накинулась на еду.
        Маленькая эстрада ресторана осветилась голубым светом, музыканты заиграли «Вальс-бостон». Генерал пригласил танцевать Нинико Вахтанговну, Пашка - Соню. Соломон Борисович грустно положил золотую чашу обратно в сумку и решительно закрыл «молнию». Когда раскрасневшаяся от вальса Соня вернулась на место, антиквар поднялся.
        - Что ж, девочка моя, пора и честь знать. Только ради вас я ввязался в такую аферу.
        - Я знаю и благодарю вас еще раз. Но не спешите, пожалуйста. Посидите еще. Я уже говорила - вас ждет приятный сюрприз.
        - Но… - слегка удивился Соломон Борисович. - Разве возможность подержать в руках чудесную древнюю чашу не была вашим сюрпризом? Вы обещали показать ее мне - и показали.
        - Однако, мне кажется, лично для вас сюрприз был не особо приятный.
        - Да уж…
        - А я обещала именно приятный сюрприз. Поэтому и прошу - посидите еще немного, - повторила Соня, пряча лукавые искорки в глазах. - Поверьте, вы не пожалеете.
        Соломон Борисович удивленно улыбнулся, пожал плечами, сел обратно на стул… и тут же медленно встал. Потому что в дверях зала возникла невысокая стройная женщина лет сорока в брючном костюме и с дорожной сумкой. В ее аккуратно уложенных черных волосах блестели капли дождя, большие темные глаза тревожно скользили по залу.
        - Соня! Бэлла! Что все это значит? - с недоумением спросила она, глядя на сестер Гринберг. - Я только что с самолета, устала страшно, завтра в одиннадцать уже репетиция, мечтаю только о том, чтобы поскорее упасть в постель, а вы звоните и требуете, чтобы я ехала в ресторан! Что за тайны, девочки, что происходит? Здравствуйте, Нинико Вахтанговна, здравствуйте, Игорь Петрович… Ой! Здравствуй, Шлёма. А… что ты здесь делаешь?
        - Добрый вечер, Рохл, - негромко произнес Соломон Борисович, поднимаясь и подходя к матери Сони и Белки. - Я жду тебя.
        Стало очень тихо. Взгляды всей компании остановились на стоящих мужчине и женщине, смотрящих в глаза друг другу. Соня молча поманила младшую сестру, и они вдвоем незаметно прошли к освещенной эстраде. Там Соня прошептала что-то пианистке, та с улыбкой освободила место возле инструмента, саксофонист пододвинул второй стул, сестры Гринберг сели за рояль и заиграли романтическую «недоговоренную» мазурку номер три.
        - Все, лирика пошла, пора линять, - как можно тише сказала Полундра на ухо Натэле. Но все равно и Атаманов, и Батон услышали ее и осторожно поднялись со своих мест. Гуськом, по стенке они вышли из зала, и последним, что увидела, обернувшись, Юлька, было - как Соломон Борисович ведет в танце крайне удивленную Рахиль Моисеевну.
        «Керосинка» дожидалась хозяев на стоянке под дождем. Общим мнением было решено сейчас на ней никому не ехать, чтобы не простудиться насмерть, а забрать ее завтра с утра. Со швейцара Шалико было взято клятвенное обещание, что допотопный мотоцикл ночью не будет украден из-под его присмотра на запчасти.
        - Заведу в подсобку и запру, - успокоил ребят швейцар. - Утром в дверь служебного входа постучи, отдадут.
        - За технику головой отвечаешь! - пригрозил Атаманов.
        - Вах! Кому твой «Роллс-Ройс» нужен! - засмеялся Шалико. - Зонтик дать, генацвале?
        - Не надо, не сахарный… Хотя девчонкам вон дай, завтра привезу.
        Когда компания вышла из метро возле своего дома, было уже совсем темно. Снова пошел дождь, и Юлька с Белкой забрались под огромный зонт, похожий на пляжный. Звали и ребят, и Атаманов насильно запихнул под зонт Батона:
        - Давай лезь со своими соплями, а то у тебя завтра воспаление легких будет!
        - Плевать… Пчхи! Щас домой приду, бабка чаю даст…
        - Если не убьет. - Атаманов заржал. - Опять, скажет, целый день под дождем где-то шлендрали!
        - Не шлендрали, а культурно в ресторане сидели, - ухмыльнулся Батон. - Мне даже жрать не хочется, во как!
        - Ну, медведь сдох… - поразилась Полундра. - Пятиминутная голодовка началась!
        Двор был темным и пустым. Только у самого подъезда сидела на лавочке бесформенная фигура в окружении наваленных на асфальт сумок и кошелок. Бесформенной фигура казалась из-за огромного плаща-дождевика с капюшоном, блестевшего от дождя. Из-под капюшона плаща торжественно выплывали клубы табачного дыма. Когда ребята подошли ближе, фигура ворчливо произнесла:
        - И здрасьте вам, голота! Где носит-то по такой погоде?
        - Оба-на, дед! - удивился Батон. - Ты давно приехал? Чего тут сидишь? Бабка дома, и батя уже из гаражей, наверное, пришел…
        - Да я тока что прибыл, перекурить вот сел, еще не подымался. Яблочек вам привез, картохи, лука, что донести смог. Ну, как дела ваши мелкие?
        - Ничего не мелкие! - обиделся Атаманов, садясь рядом с Пантелеичем на мокрую скамейку и доставая свои сигареты. - Я говорю, у нас тут тако-о-ое с твоим кладом завертелось!
        Рассказывали долго, страстно, наперебой, споря и толкая друг друга локтями в важных местах. Пантелеич ахал, хлопал себя ладонями по коленям и крутил головой, обдавая сидящую рядом Натэлу холодными брызгами. Закончив удивляться, он огорченно сказал:
        - А я вот так и не сыскал ничего. Только понапрасну весь огород вдоль и поперек перерыл. Две железки какие-то ржавые выискал, да и то, Васильевна говорит, с немецкой войны осколки, а вовсе не с татарского ига. И у нее тож ничего нетути…
        - А что, и Васильевна клад ищет? - расхохотался Атаманов.
        - Какое «ищет»! И без нее весь огород разрыли, а кто - непонятно. Уж как она ругалась поначалу! Ведь не столько картохи наворовали, сколько грядки попортили. Кажну ночь - как Мамай прошел! И кто тама халамидничал - неизвестно. Мы с Васильевной даже в засаде сидеть пробовали, да дело-то стариковское - засыпали оба еще до полночи, каждый в своем кусту… А он, сволочь зловредная, и роет, и роет, и роет! Только неделю назад перестал. Да еще и Гитлера моего сломал зачем-то…
        - Ну во-о-т… - расстроился Батон. - В сарай ты его, что ли, убрать не мог? У меня во второй раз точно такого здоровского не получится.
        - Так он же не у меня был! - возмутился Пантелеич. - Андрюха, ты забыл, что ль? Мы ж его с тобой Васильевне одалживали в августе, у ней он и стоял. И у ней его и сломали. Только каска цела осталась.
        - О, вот это классно! - воодушевился Батон. - С каской я, может, нового попробую смастрячить… Только Васильевне больше не дам, раз не умеет за чужим добром смотреть!
        - Пацаны… - вдруг тающим голосом сказала Полундра, опускаясь мимо скамейки на мокрый асфальт. - Я, кажись, все поняла. Я поняла, откуда мечи в огороде!
        - ???!!!
        - Федор Пантелеич, вы не помните, когда у вашей соседки последний раз огород рыли? На прошлых выходных, верно?
        - Верно. Я и говорю…
        - Ну и что? - напряженно спросил Атаманов.
        Юлька повернулась к нему с загоревшимися глазами:
        - А то, что мы как раз в прошлый понедельник с Таней познакомились! И в тот же понедельник она встретилась со своим Антоном! И сказала ему, что мечи нашлись!
        - И что?
        - Думай, включай мозги! Их зарыл Модзалевский. Когда Антон с Мишей уезжал, он же не мог на виду у всех сумку с мечами нести. Так? И зарыл. Ночью. В огороде Пантелеича.
        - Зачем? - хором спросили все.
        - Затем, что там Гитлер стоял! - вскочив, заголосила Полундра. - Он же один на всю деревню, страшней атомной войны! Такая примета клёвая, ни с чем не спутаешь! Модзалевский, наверное, решил, что на другой день или там в следующий выходной приедет, выкопает мечи тихонечко и увезет себе в Москву. Но Пантелеич Гитлера соседке одолжил. А Модзалевский-то не знал! Вот и рыл ее огород как трактор! Рыл-рыл до последнего, по ночам. Как только не попался? А мечей-то нету! А мечи-то в соседнем огороде лежали! Вот, наверное, красавчик бесился!
        - Точно… - пробормотал Батон. - Со злости и Гитлера сломал…
        - Ну и башка у тебя, Полундра, - с уважением посмотрел на Юльку Атаманов. - Хоть и баба, а соображаешь.
        - Я тебе не баба, фильтруй базар! - обиделась Юлька. - Я правый полузащитник!
        - Нет, я, ей-богу, этому Модзалевскому позвоню… - хихикнул Батон. - Просто так, из вредности! Скажу, что он пол-осени не в тех грядках копался!
        - Брось, не надо, - вполголоса произнесла Натэла. - Не пачкайся лишний раз. Ты, случайно, есть опять не хочешь?
        - Хочу, - с удивлением сказал Батон, глядя на свой живот. - По дороге растрясло, что ли, все?
        - Тогда пойдемте к нам, там еще мясо осталось. Федор Пантелеевич, идемте с нами! Вы с дороги, вам поесть надо! И чаю горячего с вином - обязательно! Моя бабушка говорит, что хорошим вином можно избавить мужчину от половины его проблем.
        Неделю спустя, в субботу, в девять часов утра по аллее монастырского парка двигалась процессия. Впереди шла Таня, показывающая дорогу. За ней двигался Тенгиз с большой сумкой в руках. Следом шли и препирались Полундра, Атаманов, Батон, Натэла и Белка. Замыкали шествие Соня и Пашка, с интересом слушавшие спор «шелупони».
        - Говорила я, раньше вставать надо было! - бузила заспанная Юлька. - Щас уже народу полно будет! Собак гулять повыведут, детей в колясках выкатят… Вон, бабки в церковь чешут, как на работу! Что, на виду у всех на стену полезем?
        - Во-первых, мы все не полезем, - напомнила Натэла, с гордостью посмотрев на брата. - А полезет Тенгиз.
        - Во-вторых, Юлька, темно же было… - вставила и Белка. - Тут днем-то опасно лазить, что угодно отвалиться может и по голове стукнуть. А уж ночью…
        - Фонарь надо было взять! - не сдавалась Юлька. - А теперь пока дождешься, чтобы рядом никого не было, да пока на место засунешь, да пока выберешься… И тоже чтоб не видели… Того гляди бабки церковные ментов вызовут!
        Юлькины опасения были не напрасными, что стало очевидно, когда все подошли к указанному Таней месту. Стена с наружной стороны, где предполагал забраться на нее Тенгиз, была очень высокой и неровной. А с внутренней стороны, где в свое время находились Таня и строители, подойти уже нельзя было - после обвала части стены там было построено на скорую руку заграждение из досок, а на калитку повешен амбарный замок.
        - Может, все же изнутри, через калитку? - предположил Тенгиз.
        - Вряд ли получится, - убитым голосом сообщила Таня, прекрасно выглядевшая в джинсах и кожаной курточке.
        Бабушка Нинико не собиралась пока освобождать Таню от своего покровительства. Свидетельством ее заботы и руководства были чуть заметный макияж на свежем лице девушки и распущенные, густые, прихваченные заколкой волосы, на которые Тенгиз то и дело с удовольствием поглядывал.
        - Там же был обвал, куча кирпичей так и осталась неубранной, - пояснила Таня. - Через них не перебраться, а разобрать - полдня не хватит. И потом, от церкви могут увидеть…
        - Значит, полезем здесь, - спокойно решил Тенгиз, подходя к отвесной кирпичной стене и измеряя ее взглядом. - Пашка, поможешь?
        - Не вопрос…
        - Дети, а вы давайте в сторону.
        - Кто тут «дети»?! - вскинулся было Атаманов, но Тенгиз только улыбнулся:
        - Ваше дело - отвлекать внимание. Чтобы никто сюда не смотрел!
        - Хорошенькое дело… - проворчала Юлька. - А если кто-то мимо пойдет, тогда что?
        - Свисти. Или пой. Или танцуй. Или кричи.
        - Что кричать?
        - Караул!
        - Ну ладно, я тебе, дорогой, та-ак крикну… Мало не покажется! Еще один обвал будет! - мстительно пообещала Юлька, удаляясь вместе с друзьями в конец аллеи.
        Там, рассевшись на скамейке под облетевшим кленом, они принялись наблюдать, как Таня, Пашка и Тенгиз подходят вплотную к стене, как Тенгиз еще раз осматривает ее, подзывает Пашку, тот наклоняется, и Тенгиз легко поднимается сначала на согнутую Пашкину спину, а затем, по ему одному видным выступам, - на стену. Он взобрался ловко, как обезьяна, исчез за кирпичным гребнем, а через минуту высунул черную голову:
        - Таня, давайте!
        - Как? - с ужасом спросила та.
        Пашка показал себе на спину. Таня ахнула. Затем, несмотря на протесты Пашки, сдернула сапожки с высокими каблуками и полезла ему на спину босая. Тенгиз, перегнувшись через стену, протянул обе руки, подхватил Таню и легко, как трехмесячного младенца, втянул на стену. В воздухе мелькнули ноги в колготках - и исчезли за стеной.
        - Ну, супер! - восхищенно присвистнул Атаманов. - Натэла, в каких, говоришь, войсках Тенго служил?
        - В воздушно-десантных, - гордо выговорила Натэла.
        - Туда только по блату берут?
        - Нет. Но тебя точно не возьмут.
        - Это почему?!
        - Куришь много.
        - Ладно арапа-то править… - недоверчиво усмехнулся Атаманов.
        - Нет, точно, - пожала плечами Натэла. - Тенго вернется - спроси у него.
        - А-а… если я завяжу?
        - Братва, атас! - завопил вдруг Батон. - Народ идет!
        Все в панике переглянулись. В конце аллеи действительно показались какие-то люди, идущие к церкви. Надо было срочно что-то делать, ведь с минуты на минуту из-за стены могли показаться Таня и Тенгиз.
        Первым нашелся Батон. Оглядевшись по сторонам, он схватил грязный фанерный ящик, брошенный дворниками, бросил его на асфальт, плюхнулся рядом и начал что есть силы лупить по ящику. Раздались гулкие удары, похожие на африканский тамтам. Атаманов покрутил было пальцем у виска, но чуть погодя вслушался в ритм, заданный Батоном, хмыкнул, кивнул - и начал знаменитую «I needn’t you» Ти Би Джея. Ни голоса, ни слуха у обоих пацанов не было и в помине, а когда на помощь Атаманову пришла Полундра, всегда считавшая, что силой звука можно поднять качество исполнения, Белка схватилась за голову.
        - Что морщишься? Помогай! - прокричала Юлька. - У меня дыха не хватает!
        Белка испуганно всплеснула руками. И вдруг, неожиданно для самой себя, запела хорошо поставленным, звучным сопрано дуэт Сильвы и Эдвина:
        - По-о-омнишь ли ты, как мы с тобой расстава-а-ались…
        Люди в конце аллеи замерли. Посмотрели друг на друга. Снова тронулись с места. Двое собачников подозвали своих овчарок. Но вместо того, чтобы покинуть место сборища ужасных современных подростков, они пошли прямо к скамейке. Батон потряс головой и с удвоенной силой заколотил в ящик. Натэла глубоко вздохнула, решительно подхватила брошенную бейсболку Сереги, надела ее козырьком назад, сбросила куртку, вытащила из джинсов подол рубашки, придала лицу выражение некормленого бульдога - и начала выплясывать рэп. Соня и Пашка скорчились на соседней скамейке в приступе бешеного хохота.
        - Бух-бух-тра-та-та-бу-бу-у-ух! Бамс! Бамс! - старался Батон.
        - I know that I needn’t you, I sure that I needn’t you… - на два голоса орали Юлька и Серега.
        - По-о-омнишь ли ты, как счастье нам улыба-а-алось… - выводила, закатив глаза, Белка.
        Народа становилось все больше. Кажется, даже старушки забыли про церковную службу и дружно сворачивали в аллею возле монастырской стены, откуда доносились дикие звуки, перемежаемые опереточной арией. Атаманов устал петь и пришел на помощь Натэле, швырнув свою куртку Белке и завертевшись на асфальте бешеной юлой. Юлька одна продолжала вопить на английском. Батон окончательно впал в транс и молотил по ящику с закрытыми глазами.
        - Ба-ба-бах! Бу-бумс! Бу-бумс! Бум!
        - I’ll forget your fingers, I’ll forget your eyes…
        - По-о-омнишь ли ты-ы? Всё-о-о по-о-омню я…
        - Тра-та-там! Тра-та-там! Ба-бах!
        - I never come back, baby, tell me bye-bye!
        - Пу-у-усть это был только со-о-он - мне до-о-орог о-о-он!!!
        Раздался треск: Батон проломил кулаком фанеру, взвыл от боли и остановился. Атаманов и Натэла замерли, Юлька умолкла, словно ее выдернули из розетки. Только Белка ответственно дотянула последнее верхнее «ля» до конца и открыла глаза. И тут грянули аплодисменты. Хлопали стоящие вокруг старушки, собачники, мужики в спортивных костюмах, отвлеченные от пробежки, и солидные дамы в кожаных пальто. Полундра автоматически раскланялась. Натэла сдержанно кивнула. Белка эстрадно улыбнулась. Батон с удивлением посмотрел на улетевшую с головы Натэлы бейсболку - в ней виднелись несколько банкнот, положенных зрителями.
        - Всем спасибо, господа и дамы! - первым опомнился Атаманов. - Благодарим за поддержку, коллективу требуется отдых.
        - Деточки, а вы кто такие? - спросила одна из бабулек, опасливо косясь на Батона, с руганью вытаскивающего занозы из кулака.
        - Рэп-вокал-группа «Цветы помойки», - объявила Юлька. - Приходите на наш концерт в Лужниках!
        Атаманов заржал. Зрители начали расходиться по своим делам. В Серегиной бейсболке после подсчета оказалось аж двести восемь рублей бумажками и мелочью, кои и были честно поделены на всех солистов.
        - Ну вот, теперь точно с голоду не умрем! - веселилась Юлька. - Чур мне первая ставка, я громче всех пою!
        - И противнее всех, - съязвила Белка. - У меня от твоих воплей перепонки лопались, Ти Би Джей фигов!
        От соседней лавочки подошли Соня и Пашка. Последний еще вытирал кулаком слезы и не мог внятно говорить. Соня тоже улыбалась, но все же строго заметила Белке:
        - По-моему, ты сфальшивила в верхнем регистре.
        - Сама бы попробовала, умная какая, - обиделась та. - Без репетиции! Не распевшись! На улице - почти на морозе!
        Атаманов тем временем допытывался у Натэлы:
        - Тебя кто научил так рэп бацать? Я не учил, тогда кто? Почему не знаю до сих пор?
        - Начина-ается… - проворчала Юлька.
        Еще не отдышавшаяся Натэла оправдывалась:
        - Я сама научилась. По телевизору клипы твоего Ти Би Джея все время показывают, а бабушка говорит, что умная женщина должна разбираться в том, чем занимается ее мужчина…
        - КТО-КТО занимается?! - ошалел Атаманов.
        Натэла покраснела. К счастью, в двух шагах раздался свист, и, обернувшись, все увидели подходящих Таню и Тенгиза.
        - Успели? - крикнула Юлька.
        - А как же! - широко улыбнулся Тенгиз. - Мы даже ваш концерт послушали немного со стены… Натико, у тебя здорово получается! Я не знал!
        - Я тоже, - проворчал Атаманов. И тут же спохватился: - Ну а как клад-то наш? Назад в стену сунули?
        - Да, Тенго нашел там дыру. - В голосе Тани радость мешалась с озабоченностью. - Но я боюсь, что это не очень надежно… Может увидеть какой-нибудь случайный человек, и…
        - Не бойся, не увидит, - улыбаясь, заверил Пашка, который только что о чем-то разговаривал по мобильному и все еще держал телефон возле головы, подходя к друзьям.
        - Ты откуда знаешь? - подозрительно спросила Соня.
        - Ой, вон вроде поп бежит… - вдруг удивленно сказал Батон, глядя на ворота церкви. - Точно, поп. Наш, отец Амвросий. В жизни не видал, чтоб он так скакал!
        - Отец Амвросий? - недоверчиво спросила Натэла, поворачиваясь. - БЕЖИТ? Ему не полагается…
        Действительно, от ворот церкви по монастырской аллее резво несся, демонстрируя из-под рясы новые «адидасовские» кроссовки, всем знакомый отец Амвросий, а за ним рысью поспешали старушки и молодой служка. Священник энергично кричал что-то в прижатый к уху мобильный телефон. Когда вся кавалькада проносилась мимо, до Юльки донеслось:
        - Старинный клад? Оружие? Золотая чаша? В монастырской стене? Торчит? Вы уверены? Вы… простите, не пьяны?
        - Сухой, батюшка, как лист, - сообщил Пашка в свой мобильный и отключился.
        Компания уставилась на него. Пашка сунул телефон в карман и улыбнулся:
        - Вот и все. А вы, Танечка, боялись… Сейчас на раз-два достанут, оприходуют и президенту Академии наук отзвонятся.
        - Как ты нашел номер его мобильника? - заинтересованно спросил Тенгиз.
        Пашка только пожал плечами и показал на свой ноутбук, стоящий на лавочке и еще открытый.
        - Вах, Сергей, вах, боже мой, что ты делаешь?! - вдруг раздался истошный Натэлин визг.
        Еще никто и никогда не слышал от «железобетонной» Натэлы таких звуков. Поэтому все испуганно обернулись - и успели увидеть только пронесшийся мимо вихрь: Натэла, закрывая лицо руками, со всех ног летела к выходу из парка. А все взгляды уткнулись в Атаманова, широко улыбающегося и несколько смущенного.
        - Серега! - первой сообразила Полундра. - Ты что? Ты ее поцеловал все-таки?
        - Мою сестру?! - зарычал Тенгиз.
        - Атаман! - восхитился Пашка. - Во дает, блин, молодое поколение! Что - правда, что ль?!
        - У меня есть право на личную жизнь! - сурово объявил Атаманов. И, подхватив со скамейки бейсболку, помчался вслед за мелькающей уже за оградой парка красной курточкой.