Белые гондолы. Дары Отступника Виктор Довженко
        В доисторических подземных тоннелях, в наше время превращенных в водные транспортные каналы с гондолами, ночью проходят нелегальные гонки на аквабайках. Главный герой помогает девушке, участвующей в гонках, найти причину пугающих явлений в древних подземельях. Поиски приводят к высокотехнологичным устройствам древней культуры, попавшим в руки таинственным незнакомцам.
        ВИКТОР ДОВЖЕНКО
        БЕЛЫЕ ГОНДОЛЫ. ДАРЫ ОТСТУПНИКА
        РОМАН
        посвящается Матвею Сергееву
        Где-то между Бискайским заливом и Японским морем,
        ближе к концу 20 века
        Глава 1. Утро под землей
        Еще рано, и, хотя на работу мне еще очень не скоро, я уже подхожу к входу. Не прошел и ста метров, но ботинки сильно запылились, и глянец на них заметно потускнел. «Все мы маленькие тушканчики, мы живем в бархане», - лениво думаю я, разглядывая нежно розовеющие под первыми лучами солнца солидные горы и маленькие горки песка, подпирающие бетонные изгороди и дома. В штиль наш вечный песок скрипит под ногами, а при сильном ветре хрустит на зубах и заставляет приезжих, непривычных щуриться, долго тереть глаза. Красные каменные плиты, с черными и белыми змейками прожилок, ведут к голубеющему входу. И в черно-красную ночь, и в желтое утро голубоватые лампы уводят к всегда таинственной глубине, под песок и плиты, к Каналу.
        Несколько десятков ступеней, и тишина становится совсем другой, не шуршащей и звенящей, а плещущейся и шепчущей. Я киваю в ответ пожилой женщине за окошечком кассы, уже привыкшей к моему раннему явлению. Если бы я пришел двумя часами позже, она, наверное, обиделась бы, как ребенок. По звонким мраморным ступеням я сбегаю к платформе. От свежего воздуха Канала мне хочется чихнуть, это оглушает, как револьверный выстрел. Сильное течение приносит измятую пластиковую бутыль, она смотрится очень нелепо под монументальными хрустальными светильниками в бронзовой оправе.
        Вот на дальнем конце платформы появляется немолодой мужчина в голубовато-сером костюме. Видимо, еще не было ни одной лодки, и он неторопливо проходит к своему обычному месту, усаживается на скамью и достает газету.
        Вскоре по стенам тоннеля, на который я смотрю в ожидании первой гондолы, начинают пробегать блики, и свет фонаря прерывает чтение станционного служащего. Удивительно изящный светлый силуэт плавно выныривает из-под сводов тоннеля и приближается к месту остановки. На гондоле включаются винты, замедляющие скорость. Выдвинувшийся почти у самой воды барьер мягко сдерживает большую лодку и тихо останавливает напротив меня. Позади мест для пассажиров сидит девушка в форме, обычной для всех служащих Канала.
        Мужчина открывает двустворчатые ажурные дверцы, равнодушно посматривая на меня. Я не двигаюсь, и девушка на корме, немного подождав, делает ему знак рукой. Закрыв створки, он освобождает гондолу от барьера, и лодка, быстро набрав скорость, исчезает в тоннеле, уводя за собой сотни мерцающих отсветов.
        К месту посадки подходят ранние пассажиры. Двое военных, женщина с чемоданчиком на колесиках, подросток в наушниках. Они бодро переходят в подплывшую вслед за первой гондолу и усаживаются на вишневые с желтыми полосками сиденья. Я пропускаю это и еще два почти пустых судна.
        На очередном приближающемся пластиковом борту, позади эмблемы «Городского подземного транспортного Канала», я узнаю нужный мне номер «112». Радостно и гулко забарабанило сердце, до сих пор словно замершее, замедлившее свой ход, как у впавшего в спячку ежа. Вхожу один, всех ожидающих увезла предыдущая гондола. Я прохожу к корме, высокая темноволосая девушка, узнав меня, улыбается.
        - Я пропустил целую дюжину лодок, ждал вас.
        - А зачем?
        Я неловко отвечаю, садясь недалеко от нее:
        - А на вашей меньше укачивает.
        Два круглых желтоватых кормовых фонаря в мягком сумраке тоннеля окрашивают ее вишневую форменную накидку в алый цвет. Девушка держит гондолу ровно посередине тоннеля, движения кисти, держащей руль, почти незаметны. Я пытаюсь найти подходящую тему для разговора, который, наконец, мог бы дать мне опору для более близкого знакомства. Этой опоры на мягко покачивающейся гондоле я снова и снова катастрофически не нахожу:
        - Скажите, вы запоминаете людей, которых перевозите за день?
        Она улыбается:
        - Вас я, конечно, хорошо запомнила!
        - А какие-нибудь необычные пассажиры встречаются?
        - Бывает. Сумасшедшие ученые, говорящие сами с собой, сектанты, говорящие с духами. Вот только инопланетян я пока не видела!
        Течение выносит нас сквозь очередной завиток тоннеля к следующей станции. Заходит неопрятный молодой парень и устраивается, почти полулежа, на диванчике в носовой части. Мы вплываем в очередной раструб полированного гранита. В Канале практически нет длинных прямых отрезков пути, линии его тоннелей постоянно изгибаются то вправо, то влево. Из воды выпрыгивает небольшая рыбка, это слышно по всплеску в тишине.
        - А сегодня вы, наконец, откроете мне вашу тайну?
        - Какую?
        - Ваше имя, конечно!
        Она смеется:
        - У нас на Канале и без этого тайн хватает!
        Потом, спохватившись, громко объявляет:
        - «Городской парк!»
        Парень, до сих пор дремавший впереди, вскакивает и, подобрав упавшую сумку, выпрыгивает на платформу. Заходят люди, больше поговорить уже не получается. Я выхожу на следующей станции и поднимаюсь на такие же засыпанные песком, как и повсюду в городе, каменные плиты.
        Глава 2. Канал в граните
        Открытие грандиозной системы пробитых в практически сплошной скале тоннелей добавило к истории нашего города по разным подсчетам от двух до шести тысяч лет. Скромный научный городок, еще даже не отметивший своего столетия, получил в распоряжение прекрасно обработанные огромные пространства подземного мира, правда, затопленные и наполовину забитые глиной. Известие о том, что небольшое круглое озеро возле парка - центр глубокого котлована, от которого правильными лучами отходят строго параллельно земле длинные цилиндрические ходы, взбудоражило всех жителей от древней старушки до трехлетнего ребенка.
        Своим открытием Канал обязан… ослу. Молодой крестьянин из далекой деревни далеким ранним утром привел ослика для продажи на городском рынке. Тот, с поклажей на спине, решил напиться воды в озерке, чтобы облегчить себе дальнейший путь. Будучи тяжело нагруженным и уставшим, он оступился на скользкой кромке берега и мгновенно исчез под водой, успев испустить лишь один гортанный крик. Его хозяин, присевший невдалеке на скамью отдохнуть, подбежал, громко бранясь, сбросил одежду и прыгнул за ним в глубину. Спасти животное ему, конечно, не удалось, но, разглядев ровные черные провалы тоннелей, окружавшие его в темной воде, испуганный парень не успокоился, пока не поднял на ноги половину спящего города.
        Военные, археологи и, конечно же, «военные археологи» строительных батальонов срочной службы несколько месяцев очищали осушенную систему каналов от глины. Небольшая группа ученых мужей, разрешивших стоять у корней своих генеалогий парочкам хвостатых приматов, всерьез разрабатывала теорию «симметричного голого карста с одиночной центральной воронкой».
        Масса ученого и неученого населения, горячо неодобрявшего эту «научную» точку зрения, быстро разделилась на два лагеря: сторонников теории инопланетян и приверженцев теории доисторической цивилизации. Пришельцы были значительно милее сердцам некоторых научных атеистов и, конечно, большинству подростков, более же спокойная, но не менее загадочная гипотеза о сонме неведомых гранитобурителей из глубины тысячелетий в городе преобладала. Поскольку ближайшее к нашему городу, подобное по масштабам, откопанное древнее поселение, принято относить к бронзовому веку, подземный лабиринт официальная археология зачислила примерно туда же, хотя характер обработки камня говорил непредвзятому исследователю о том, что медными или бронзовыми инструментами тут явно не работали. Но об этом немного позже.
        Новооткрытому археологическому феномену совершенно безоговорочно было предначертано оказаться в ряду знаменитых и непонятых до сих пор рукотворных чудес, где-то между различимыми только с воздуха геоглифами пустыни Наска на тихоокеанском побережье и громадными мегалитами Ближнего Востока.
        Но на научной и туристической популярности открытых гранитных катакомб быстро поставили крест. Работа половины жителей города состоит в обслуживании военных полигонов и лабораторий, расположенных на обширных песчаных полях на десятки и сотни километров вокруг. Многие горожане на долгие годы стали «невыездными», многие дороги из города перегорожены шлагбаумами. Стратегическая значимость и секретность района чуть было не сыграли роковую роль в еще не начавшейся удивительной истории. Тоннели не были закопаны обратно только благодаря упорному сопротивлению и связям честолюбивого и деятельного мэра города и нескольких влиятельных ученых, среди которых было четыре академика и даже один лауреат Нобелевской премии.
        Проект необычной транспортной системы был задуман группой молодых архитекторов, вторым поколением горожан, первым поколением созидателей. Проект родился неожиданно смелым, гармоничным и целесообразным для города. Каналы на четверть снова заполнили водой, было создано искусственное течение, пробиты в скале и обустроены помещения станций и построены лодки. Конечно, экономичнее перевозить пассажиров только силами двигателей на гондолах. Но сильное течение препятствует обрастанию стен водорослями и делает воздух в тоннелях более свежим.
        Лодки, или гондолы, являются предметом особой гордости горожан. Их длина немного превышает венецианский одиннадцатиметровый стандарт, они симметричны, в отличие от своих адриатических прототипов. Их пластиковый корпус светел и блестящ, как слоновая кость, в отличие от черных деревянных бортов классических гондол, и у них нет весел. Они достаточно просторны, чтобы с комфортом разместить на удобных диванах двадцать человек. Их ширина рассчитана таким образом, чтобы совершать нехитрые маневры в тоннелях, а между бортом и каменной стеной в случае необходимости беспрепятственно проходил медицинский или полицейский катер.
        Известно, что итальянские гондольеры - закрытая, мужская каста, и они были бы глубоко уязвлены и даже шокированы, увидев девушек-рулевых на кормах лодок «Городского подземного транспортного Канала».
        Если остановиться у входа в любую из станций и рассмотреть карту Канала, не зная его древнего происхождения, то рисунок тоннелей покажется неуместно декоративным для транспортной системы. Он напоминает огромный цветок лотоса с продолговатыми волнистыми лепестками, на которых сидят маленькие пчелы-станции.
        Поскольку город небольшой, станций немного, меньше тридцати. Их расположение было продиктовано не столько целесообразностью на плане города, сколько наличием известковых слоев в массе гранита. Они похожи на станции метро мегаполисов, только гораздо скромнее в размерах. В отличие от обычных тоннелей метро, у всех станций Канала платформа открыта для посадки пассажиров только с одной стороны, и двигаться можно тоже только в одну сторону, что обусловлено течением. Это вовсе не является неудобством, поскольку на одном «лепестке» расположено только несколько станций, а движение по Каналу организовано по принципу спирографа: лодка проходит лепесток, пересекает центр, попадает в противоположный лепесток и так далее. Пересадка возможна только одна - в центре «цветка».
        Там, на глубине чуть более двадцати метров под землей, расположено круглое Озеро с небольшим Островом посередине. Это единственное место Канала, доступное солнечному свету. Озеро покрывает дно каменной чаши гармоничной формы ста двадцати метров диаметром, с сильно нависающими краями, которые, после снижения уровня воды с двадцати до двух метров, пришлось укреплять мощными металлическими контрфорсами от самого дна.
        По периметру Озера проложили широкую пешеходную галерею, от которой к острову перекинут изящный, под стать гондолам, мостик с бронзовыми перилами. Галерея проходит на высоте четырех метров над водой, под ней доисторическим гигантским «сверлом» насверлены уходящие вдаль тоннели, двенадцать круглых отверстий шестиметрового диаметра. Между двумя из них, недалеко от мостика, к монолиту пристроен прямоугольник станции "Озеро", наверное, самой маленькой из станций Канала. Хитроумно организованное круговое течение позволяет выплывающим из тоннелей лодкам обогнуть Остров и свернуть в нужный им противоположный тоннель. В момент поворота рулевые девушки включают почти бесшумные электродвигатели, все остальное время гондолы влечет вперед течение Канала.
        На Острове выстроена великолепной архитектуры часовня Всех Святых в византийском стиле. Золотой крест на голубом куполе со звездами высоко поднимается над стенками котлована, олицетворяя как для наблюдателей с нижней галереи, так и для «наземных» прохожих, победу Сил Света над тьмой.
        В лабиринтах Канала есть место, удивительное не только для впервые посетивших его пассажиров, но и для девушек-рулевых, изо дня в день перевозящих мимо сотни людей. Это вырезанная из цельного куска камня «Голова» - огромный, почти пятиметровый барельеф лица с миндалевидными глазами, крупным носом и вытянутым черепом. По всей видимости, это изваяние не высечено из стены тоннеля, а спущено с поверхности через центральный котлован и неизвестным способом доставлено в эту часть тоннеля. Об этом говорит сильное отличие гладкой полировки сводов от грубой обработки каменной физиономии. «Голова» установлена в том месте, где тоннель вошел в обширную естественную полость в граните. Неведомая машина, прорезавшая тоннель, войдя в эту пещеру, получила отдых на пару десятков метров, и, ничуть не отклонившись от своей траектории, продолжила резать камень уже на другом ее конце. Внушительный барельеф опирается подбородком на ладонь с шестью короткими мощными пальцами, которая образует выступ примерно на метр выше поверхности воды. Почти все, кто хотя бы раз видел уникальный артефакт, говорят о странной энергетике
этого места. Даже гондолы, проплывающие мимо, случается, сносит к противоположной стене, что заставляет краснеть симпатичных молоденьких рулевых под недовольными взглядами потревоженных пассажиров.
        На той или иной стене Канала можно увидеть высеченные в граните тексты неизвестной письменности, которые давно стали основным приложением сил упорных ученых, не первый год бьющихся над их анализом.
        Глава 3. Субботнее Озеро
        На следующий день, в субботу, проснувшись довольно поздно, я решаю совершить небольшую прогулку по одному из немногих маршрутов, которые может предложить город. Погода, как обычно в этих местах, стоит сухая и солнечная, листья редких деревьев изо всех сил сопротивляются осеннему ветру. Я медленно прохожу через парк. Дворники с раннего утра размели дорожки от песка, нанесенного за ночь ветром, никогда не оставляющим своих забав. Вокруг много детей, собак и птиц. Теплый воздух закручивают в спирали проносящиеся ребятишки, тишина парка оттеснена вдаль, к массивной ограде. Только поздно вечером она приползет обратно, на мозаичные дорожки и каменные скамьи.
        Далеко впереди горит золото креста часовни. Наземная окружность котлована Озера забрана в ажурную бронзовую вязь перил. Это зеленоватое кружево многократно усиливает ощущение разрыва каменной тверди, которая словно расступается вокруг поднимающегося из глубины золотого сияния.
        На площади, с невысокими двух и трехэтажными домами по периметру, играет оркестр. Пожилые музыканты, усевшись на ступеньках скромного памятника первооткрывателям Канала - знаменитому ослу и его хозяину, исполняют военный марш на потертых инструментах. Они приходят сюда каждые выходные, и неизвестно, кто получает большее удовольствие, дети, разглядывающие огромную медную трубу, заклеенный барабан и блестящие клапаны кларнета, или сами исполнители вальсов и маршей, перед которыми танцует восторженная малышня, и хлопают в ладоши веселые молодые парочки.
        Немного посидев напротив оркестра и послушав вальс времен русско-японской войны, я подхожу к перилам, опоясывающим Озеро на уровне синего в звездах купола часовни. Почти вся огромная чаша котлована залита ярким светом, расчерченные массивными стальными колоннами стены, до которых не дотягивается осеннее солнце, подсвечены витражными светильниками.
        Внизу, на нижней галерее, торговцы расставили свои яркие прилавки, и перед ними толпится беззаботный народ. Тут можно увидеть весь разложенный ассортимент выходного дня, сладкую вату и печеные каштаны, пирожки, пряники с глазурью, разнообразные поделки из можжевельника, кошельки, шелковые платки, даже котят и канареек. На перилах мостика сидят смеющиеся подростки, ближе к Острову, к часовне, их пестрые группы редеют.
        Здесь, у величественных белых стен, на каменной ладони островка, суете словно не остается места. В часовне только что закончился молебен, и двое рослых монахов из далекого монастыря беседуют на степенях со стареньким священником. Немного поодаль женщина с малышом на руках и нарядной пяти - или шестилетней дочкой, ждет, когда можно будет подойти за благословением.
        Когда я спускаюсь вниз и перехожу изогнутый мостик, площадка перед часовней уже пуста. Я сажусь на белую мраморную скамью и осматриваюсь: на островке я совсем один. Очень необычно ощущать себя в своеобразном коконе покоя посреди шумно отдыхающих горожан. Наверное, только здесь внимательный глаз видит наибольший контраст света и тени, залитых солнцем белоснежных стен и цветного полумрака окружающей Озеро галереи. Часовня словно парит над водой в нежной солнечной дымке, меня окутывает и околдовывает этот свет и это тепло.
        Каждые несколько минут из какого-нибудь тоннеля выныривает очередная белая гондола, описывает полукруг под галереей, высаживает пассажиров на короткую платформу станции и скрывается в противоположном гранитном отверстии. Эта картина, виденная множество раз, всегда удивительна и не может наскучить. Флотилия изящнейших лодок, ежедневно скользящих по лепесткам Канала под толщей миллионов тонн камня и песка - чудо, которым восхищаешься снова и снова.
        Пригретый ласковым солнцем, я погружаюсь в мечты, не дающие мне ни минуты покоя с тех пор, как я первый раз вошел в гондолу 112, как вдруг сильный шум моторов, быстро нарастающий с противоположной от станции стороны, заставляет меня подняться на ноги и подойти к перилам Острова. Многократное эхо гонится за ревом двигателей и быстро заполняет окружающее меня пространство. Из тоннеля на полном ходу вырывается маленький спортивный катерок с темными бортами, едва не врезавшись в Остров, резко поворачивает, окатив меня с ног до головы водой, и, чудом избежав столкновения с гондолой, исчезает в недосягаемом для моего взгляда тоннеле за часовней. За ним, сильно отставая, вылетает блестящий полицейский катер с мигающим фонарем и, с большой осторожностью обогнув Остров, продолжает преследование.
        - Уже посреди бела дня чудят, совсем совести у людей нет! - всплескивает руками выбежавшая на шум из часовни старушка. - Господи, да вы совсем мокрый! - восклицает она, рассмотрев жалкое состояние моего костюма.
        - Ничего, тут солнце, как-нибудь просохну, - неуверенно отвечаю я, отжимая полы пиджака.
        Старушка решительным шагом возвращается в часовню, с минуту ее нет, потом она снова показывается на ступенях входа:
        - Ступайте-ка сюда, я вам дам, во что переодеться. Внук мой оставил, в семинарии учится, а здесь прислуживает. Ростом вот точно как вы будет, тоже высокий. Он вчера подрясничек тут свой сложил, я думала, зачем? А вот, надо же, пригодился! Хоть и нельзя недуховным лицам такое носить, ничего, не простудиться же вам теперь!
        - Спасибо, конечно, но как я в таком виде по городу пойду?
        - А воспаление на ветру лучше, что ли, схватить? Переодевайтесь сейчас же!
        Напор доброй старушки сильнее моего упрямства, тем более что я уже начинаю покрываться мурашками - вода в Канале всегда очень холодная. В укромном уголке я снимаю пиджак и брюки, и надеваю черный балахон старушкиного внука. С икон на стенах, кажется, укоризненно смотрят святые: «Не рановато ли тебе так облачаться?».
        Сложив мокрую одежду в пакет, поблагодарив мою благодетельницу и помолившись своему святому перед большой храмовой иконой, я выхожу из часовни, намереваясь сесть на первую гондолу в сторону дома. У перил галереи несколько прохожих до сих пор оживленно обсуждают необычное происшествие. Я вижу, что из-за часовни к мостику с тихим урчанием подплывает полицейский катер, явно тот самый, что только что гнался за нарушителями субботнего спокойствия. Офицер, ловко выпрыгнув на подошву островка и держась за перила, спрашивает меня, могу ли я описать сидевших на темном катере людей.
        - Кажется, он там был один. Не догнали?
        - Да как будто испарились. Затонуть так быстро не могли. Да и глубины, вроде бы, недостаточно. Вообще, очень странно.
        - Интересно, а где тут вообще можно спрятать катер?
        - Ну, на станциях можно. На каждой есть места для катеров. В доке вообще легко затеряться. Будем искать, проверим станции. Всего хорошего, - козырнул он и сделал шаг обратно, на свою видавшую вида посудину со стершейся от частых соприкосновений с каменными стенами краской на бортах.
        Я миную мостик, прохожу по галерее и вхожу на станцию. Я в городе сравнительно недавно, знакомых еще немного, но и они сильно удивятся, застав меня в таком виде. Вместе с другими пассажирами я вхожу на гондолу и с трудом втискиваюсь между внушительным мужчиной, своей необыкновенной тучностью напоминающего борца сумо в расцвете карьеры, и миловидной женщиной, увлеченной чтением бульварного романа. Погруженный в рассуждения о необычном происшествии, и уже проехав две станции, я поворачиваюсь к корме и в ужасе понимаю, что за рулем - ОНА, девушка с гондолы 112! Я откидываюсь к спинке дивана, пытаясь оказаться в тени моего монументального соседа. На своей станции я поспешно прохожу на выход, по пути запутавшись в полах подрясника, и только благодаря придержавшему меня «борцу сумо», чудом не упав.
        Что ОНА должна была подумать о молодом человеке, целым месяц изображающем ее поклонника с обожающим взглядом, а в результате оказавшемся монахом или, по меньшей мере, послушником? С такими невеселыми и очень навязчивыми рассуждениями, я возвращаюсь домой, в маленькую однокомнатную квартиру с неплохим видом на заводские трубы.
        ГЛАВА 4. МНИМЫЙ МОНАХ
        
        К концу воскресенья свойственный молодости оптимизм побеждает дурное настроение, и вчерашний инцидент уже представлялся мне чем-то совсем незначительным.
        В понедельник, рано утром, я уже жду на станции, когда же покажется средоточие всех моих мыслей и романтических чувств, девушка, улыбающаяся той загадочной улыбкой, которая одухотворяет меня и наполняет чудесной силой, как первый весенний ветер после затяжной серой зимы наполняет сердца птиц желанием петь.
        Через десять минут, сидя, по обыкновению, рядом с ней, на корме и упиваясь коротким удовольствием смотреть на нее, я слышу следующие слова:
        - Я и не подозревала, что вы монах.
        «Ну вот, плохо я прятался за человека-скалу» - с досадой думаю я, взъерошивая волосы на затылке.
        - Понимаете, это не совсем так…
        - Скажите, а вы могли бы мне помочь в одном э-э-э, деле? У меня нет больше знакомых, так близких к Церкви.
        - С радостью помогу вам во всем, но, видите ли, я не совсем…
        Она громко объявляет:
        - Станция «Драматический театр». Простите, вам не трудно было бы уделить мне немного времени сегодня вечером? Приходите в кафе «Сахара» к десяти, знаете, где это?
        - На Весеннем проспекте?
        - Да.
        - Буду! За два, нет, за три часа займу столик!
        - Вы как-то очень резвы для монаха!
        В доказательство ее последней фразы, я стрелой срываюсь с места и выпрыгиваю на нужной мне станции в тот момент, когда служитель уже начинает закрывать дверки гондолы. «Что сказала бы старушка из часовни, если бы узнала, что я использую рясу ее внука, как маскарадный костюм для знакомства с девушкой, - размышляю я, чувствуя, что сердце мое ликует. - Но моего умысла тут нет, и если перефразировать философа Ларошфуко, которого я с особым пристрастием изучал в университете, какими бы преимуществами природа ни наделила человека, создать из него мнимого монаха она может, лишь призвав на помощь судьбу».
        День на службе тянулся вдвое дольше обычного. Я работаю журналистом в официальной городской газете скромного тиража. Она такая маленькая, что временами, когда один из коллег заболевает или уезжает в отпуск, мне приходится быть или редактором, или корректором. Сегодня все, к счастью, на своих местах, и я заканчиваю серию обзоров недавно построенных станций Канала. К моменту открытия последней из них фантазия отцов города, по всей видимости, иссякла, и ее нарекли «Новая», не придумав ничего более оригинального. Мой близкий друг, архитектор Маркони, внук блестящего итальянского художника, эмигрировавшего в Америку после прихода к власти Муссолини, устроил мне на днях любопытнейшую экскурсию. Мы обошли все самые потаенные закоулки этой станции, я фотографировал причудливые колонны в духе позднего Гауди и ячеистые кессонные своды, Маркони сопровождал каждый кадр пояснениями потомственного ценителя хорошего зодчества. Большой материал с десятками снимков в течение всего дня я тщетно пытаюсь вместить в полосу нашей миниатюрной газетенки.
        Кафе «Сахара» находится довольно далеко от моей редакции, и я добираюсь туда на старом автобусе, унылом представителе безуспешно конкурирующей с Городским подземным Каналом транспортной системы. Его трясет и подбрасывает на асфальтовых буграх, проникающий внутрь запах подтекающего и дымящегося на раскаленном двигателе масла заставляет снова и снова пожалеть о выборе такого неудобного извозчика. У Третьей Песчаной я выхожу из заклинивающих раздвижных дверей и направляюсь в сторону проспекта.
        Начинает темнеть, на лицах редких прохожих все ясней проступает решимость поскорее добраться домой, прибавив шагу. Медленно загораются уличные фонари, в стеклянных шарах высоко над головами сначала появляются маленькие сжавшиеся комочки света, силы которых не хватает даже на освещение своей полупрозрачной оболочки. Потом, немного потрепетав и набрав сил, они расправляются и разливаются по сфере фонаря, превращая плоский темный мир вокруг себя в объемный, словно забрызганный желтой световой пылью.
        Где-то за час до назначенного времени я открываю двери кафе. «Сахара» помещается на первом этаже невзрачного кирпичного здания, яркая световая вывеска со словно пляшущими буквами выглядит чужой невысоким окнам верхних этажей. Я прохожу в приземистый зал, оформленный в колониальном стиле бушменскими масками и нарочито дикарскими рисунками. Фальшивая шкура крупной зебры натянута на бамбуковый подрамник и повешена на стену, под ней приличную часть помещения занимают большой кожаный диван и два кресла. Остальная мебель состоит из темных деревянных столов и стульев, которые в этот час заняты ужинающими, пьющими и курящими посетителями. Я прохожу в дальний угол кафе, сажусь за приглянувшийся столик и разворачиваю свежий номер журнала «Исторический вестник», в котором я иногда нахожу любопытные материалы.
        Высокая официантка приносит мне кофе. Я неторопливо пролистываю журнал, и обнаруживаю статью, в которой автор анализирует эпос кавказских народов и героев этого эпоса - великанов нартов. Помимо свойств, общих для героев многих преданий, таких как огромный рост и сила, нарты обладают рядом заинтересовавших меня необычных достоинств. Например, они имеют по шести пальцев на руках и ногах. Я читаю об эпосе «Новр и Гожак», где детально рассказывается об их искусстве строить глубокие подземные ходы. Эти ходы обладали поразительной акустикой и тянулись на десятки километров. «Вот и еще одни кандидаты в строители нашего Канала, правда, до Кавказа расстояние довольно изрядное», - думаю я.
        Я так углубляюсь в чтение, что прихожу в себя, только услышав рядом голос, который мгновенно заставляет меня забыть об интересной статье и выронить журнал:
        - Добрый вечер, вы заняли хороший столик!
        Я вскакиваю на ноги и оказываюсь с Ней лицом к лицу. Обычно веселые зеленовато-серые глаза смотрят немного настороженно, тонкие пальцы поправляют волнистые темные волосы.
        - Меня зовут Лиана. Видите, больше никаких тайн! А как вас называть, святой отец или брат мой?
        - До святого мне так же далеко, как до Млечного пути, а братом для вас мне хотелось бы быть меньше всего на свете. Давид, - представляюсь я, церемонно поклонившись. Сняв с плеч девушки тонкий вельветовый плащ, я вешаю его на рог антилопы, заменяющий в кафе вешалку.
        Я зову официантку, и Лиана заказывает коктейль и ягодный слоеный пирог. Я прошу бокал красного вина и сыр. Лиана удивленно улыбается. Она удивительно мила в темно-синей шелковой блузке с наивными пасторальными вышивками. Близость ее смуглого, как у большинства горожан, лица, с правильными, немного резкими чертами, превращает этот вечер в какой-то чудный сон из гофмановской сказки.
        - Вы прямо францисканец! - смеется она. - Помните братца Тука из Робина Гуда?
        - Что вы, я далек от излишеств. А от разбойников тем более.
        - Кстати о разбойниках, - она стала серьезна, - вы верите, что им могут помогать какие-нибудь потусторонние силы?
        - Ну, я думаю, что каждому из нас в то или иное время помогают или мешают незримые силы. И разбойники уж точно не исключение.
        Приносят мое вино и ядовито-зеленый напиток Лианы. Под бумажной лампой, на темном лаке стола ее бокал светится загадочным изумрудным светом. Я все больше ощущаю себя студентом Ансельмом из «Золотого горшка».
        - Вам нравится это место?
        - Да, здесь уютно и вкусно. Только зебру жалко, - улыбается она.
        - Не думаю, что это действительно зебра.
        Я обращаюсь к проходящей мимо официантке:
        - Ведь там, на стене, крашеная коровья шкура, да?
        Та равнодушно отвечает:
        - Коровья.
        Лиана смеется. Потом говорит уже серьезно:
        - Понимаете, я участвую в тоннельных гонках. Вы о них слышали?
        - Раньше не слышал, но видел в субботу. Один из ваших меня здорово искупал! Окатил водой, когда поворачивал перед Островом.
        - Вы о катере, который искала полиция? Надо же, вы его видели! Они всех девушек с гондол опрашивали, знаем ли мы, где он спрятался. Но это не наши, мы не на катерах гоняем…
        - По крайней мере, скорость они точно любят.
        Лиана словно оправдывается:
        - Так вот, гонки проводят раз в месяц, ночью, когда весь город спит, и никому повредить они не могут. Знаете станцию «Док»?
        - Я все станции хорошо знаю.
        - Правда? Так вот там, собственно, расположен док. Огромный ангар, в нем стойла для гондол, стапели, мастерские и так далее. В доке есть большой грузовой лифт, на нем мы опускаем байки на гонки.
        - Байки?
        - Вы на море были? Ну, аквабайки, водные мотоциклы.
        - Ааа, ясно. А как с полицией?
        - Ну, есть там свои люди, они прикрывают. Я не очень в курсе, я же просто гонщик. До недавнего времени все проходило просто отлично. Представляете, каково на байке в тоннеле мчаться под восемьдесят, на поворотах обходить других - некоторые из них падают в воду, рев моторов такой, что весь следующий день уши ничего не слышат!
        Лиана сопровождает свою речь плавными жестами, словно исполняет индийский танец катхак. Я с большим трудом пытаюсь представить ее мчащейся по темному тоннелю, пригнувшейся к рулю маленького байка, в блестящей от брызг воды кожаной куртке с заклепками.
        - А обвала вы не боитесь?
        - Да нееет! Вы же стены тоннелей видели, щупали? Они ведь даже не вырезаны, а выжжены каким-то лазером, что ли. Срез зеркальный, и швов нет. В доке говорят, что они любое землетрясение выдержат!
        - Хорошо, а дальше?
        - Вам, конечно, все это не близко. Но в последнее время мы столкнулись с чем-то необъяснимым и пугающим, тут нужна помощь человека, знающего, например, как бороться с привидениями.
        Я вглядываюсь ей в глаза, пытаясь понять, серьезна ли она, или подшучивает надо мной. Но разгадать загадку, прячущуюся в глубине зеленоватых глаз Лианы, не так просто.
        - Ну, Лиана, мы же с вами не в Кентервильском замке!
        Тут она резко хватает меня за руку, расширив глаза, и шепчет:
        - Давид, над вами зависла огромная черная тень!
        Улыбаясь, я поворачиваюсь назад. Неровно оштукатуренная оранжевая стена за мной, конечно, пуста. Я перевожу взгляд обратно на девушку, и вижу, что она покатывается со смеха.
        - Испугались? Мы тоже напугались на прошлых гонках, но там все происходило не в кафе, а в черном древнем тоннеле. Это, пожалуй, пострашнее любого замка. Там были и тени, и голоса довольно странные. Вы же знаете, какое там эхо! И самое главное, что одну нашу девушку похитили!
        Я ошарашено восклицаю:
        - Ничего себе! А вы сообщили в полицию?
        - Нет, она нашлась, правда, совсем в другом месте, уже на поверхности, и сильном шоке. До сих пор дома сидит, почти никуда не выходит.
        - И что она говорит, что с ней случилось?
        - В гонке она сильно вырвалась вперед, потому что за ней столкнулись сразу несколько байков. Когда она проезжала мимо «Головы», ее что-то сильно ударило, она упала в воду, и больше ничего не помнит. Очнулась наверху, в районе кирпичного завода, мокрая и замерзшая. Еле-еле дошла до дома, очень простудилась еще.
        - А почему вы все-таки не заявили об этом?
        Она вздыхает и картинно поднимает к потолку взгляд.
        - Давид, как вы не понимаете, гонки же тогда прикроют, будет скандал, да и меня гарантированно уволят. И к тому же, как и везде, тут замешаны деньги. Букмекеры, большие ставки. Это единственное место в городе, где, ну…некоторые люди…могут прилично поставить.
        К нам подходит уставшая официантка. Только сейчас я замечаю, что в кафе мы остались одни, большие часы с настоящими оперенными черными стрелами вместо стрелок показывают без пяти минут полночь. Я расплачиваюсь, и мы выходим на улицу.
        - Я никак не подозревал, что на нашем Канале кипят подобные страсти. Еще и нелегально, к тому же.
        Лиана вопросительно смотрит на меня:
        - Зря, наверное, я вам рассказала это?
        Она достает из сумочки маленький блокнот, что-то быстро записывает в нем, вырывает страничку и протягивает мне.
        - Это мой домашний телефон.
        Немного помедлив, она добавляет:
        - В пятницу у нас снова гонки, пойдете со мной? Хотя, конечно, вам нельзя…
        - Почему же, я приду. Когда вам позвонить?
        - Накануне. Спасибо. Извините. Вот мой дом, до свидания!
        Только сейчас, когда стройный силуэт в светлом плаще скрылся в дверях подъезда, я понимаю, что так и не рассказал ей о причине своего внешнего вида в субботу. Странно, почему она не спрашивала меня о моей «близости к Церкви»? Из легкомыслия? Или рассеянности? Приятно думать, что может быть, ей не очень хочется, чтобы я оказался человеком, вступившим на монашескую стезю.…
        Вот парадоксы судьбы: три недели я не мог узнать ее имя, а как только выяснилось, что я «монах», сразу удостоился сказочного вечера в кафе. Но как она решилась просить о помощи человека, которого совсем не знает? Мои друзья шутят, что открытое лицо и бесхитростный взгляд открыли бы мне дорогу в успешные страховые агенты или маклеры, так как мне не составит большого труда войти в доверие к клиенту. И что за тени и таинственные голоса в тоннелях? Как-то несерьезно, но, правда, очень интригует.
        Еще переживая томящее волнение этого вечера, я добредаю до своего жилища, но долго не могу уснуть, ежеминутно ощущая в грудной клетке пустоту отсутствия сердца, которое я давно оставил у этой необычной девушки.
        Глава 5. В башенке архитектора
        До пятницы я решил не искать встреч с Лианой. Проведя положенные девять часов в редакции, и созвонившись с Маркони, я отправляюсь в его берлогу. Точнее сказать, в его скворечник, поскольку мой друг обустроил себе жилище в двухэтажной башенке, венчающей один из наиболее основательных и высоких домов города. Он кажется словно перенесенным сюда, на узенькую улочку, проходившую вдоль восточной ограды парка, с парижского бульвара.
        Пройдя мимо равнодушно перебирающей спицами консьержки, я открываю тяжелую дверь просторного лифта, обшитого ореховыми панелями с полустершимся лаком. На седьмом этаже я выхожу и поднимаюсь в башенку, недосягаемую для лифта, по довольно узкой металлической лестнице.
        Постучав, я толкаю никогда не запиравшуюся дверь, обитую линялым дерматином. Квартиру заполняет наивная быстрая мелодия тапера. Маркони поглощает пиццу, скрашивая свою нехитрую трапезу просмотром Чаплина, «Огней большого города». Невысокий и плотный, с приятными мягкими чертами и бархатными глазами записного ловеласа, он энергично взмахивает пухлой рукой, увидев меня на пороге.
        - И что только не готовят у нас в городе под видом пиццы! Хотя эта, если бы не картофель, почти похожа на настоящую. Ты голоден?
        - Как степной волк после недельной песчаной бури.
        Я присоединяюсь к его ужину, поглядывая на злоключения маленького нищего романтика на экране. Мы сидим в креслах на первом этаже башенки, где у архитектора устроен кабинет с открытой кухонькой в углу. Спальня и крошечная ванная располагаются наверху, под конусообразной крышей со шпилем. В кабинете довольно чисто и даже уютно, на закругляющихся стенах обильно развешаны рисунки, эскизы, планы и чертежи. Две картины своего знаменитого деда Маркони повесил друг напротив друга, по обеим сторонам от огромного окна, открывающего пролетающим мимо птицам оставшиеся три четверти комнаты. На одном холсте изображена обнаженная женщина, стоящая на краю крыши, на другом - деревья, поваленные ураганом. Эти работы были созданы сильной рукой и мятежной душой, необычные сочетания красок и словно затягивающая вглубь композиция заставляют каждого посетителя башенки надолго останавливаться перед ними.
        Мы досмотрели фильм и прикончили картофельную «пиццу».
        - Обожаю бурлеск! Помнишь особнячок академика Н.?
        - С такими кособокими колоннами и черной крышей?
        - Кособокими? Это высокая ирония над классикой. Деконструктивизм! Знаешь, меня вдохновила как раз вот эта пара - цветочница и Чарли.
        Я подхожу к лаконичному цветному эскизу островной часовни - любимой работы моего православного итальянца.
        - Странно все же. Часовня, на острове, под землей. Как ты считаешь?
        - Ничего странного. Мы должны были «одухотворить» Канал, и мы это сделали наилучшим образом. Часовня - сердце комплекса, вернее, его душа.
        - Звучит красиво. Слушая тебя, я всегда представляю толпу твоих неаполитанских предков с лютнями и цитрами. А ты задавал себе вопрос, что было его сердцем тысячи лет назад?
        - Конечно, не раз задавал. Но у древних была своя логика, свои технологии. Их технологии развивались в соответствии с логикой, мне неизвестной.
        - А если попробовать основываться на твоей логике?
        - По моему мнению, если они решили так утрудить себя и вырезать в граните колоссальные ходы, для них это было дело далеко не последней важности. Целью таких трудозатрат мог быть либо энергетический, либо военный объект.
        - Военный? Под землей?
        - А что ты вскрикиваешь, как герой оперетты? Не мне тебе рассказывать, сколько за последние пятьдесят лет накопано многоэтажных бункеров на двести километров на север, юг, запад и восток от города. Ну, например, они могли испытывать в тоннелях какие-нибудь самолеты.
        Маркони встает, подходит в стене и обращает мое внимание на маленькую фотографию, на которой в характерном стиле майя изображен человек, управляющий неведомым летательным средством.
        - Такие, например, как вот этот, в котором так называемый «индеец» сидит, на плите из Паленке. Это Мексика.
        Мне хорошо известно о его увлечении загадками древних храмов, дворцов и городов, некогда величественных, а сейчас лежащих в руинах. Раздобыв очередной интересный снимок, мой друг сразу прикреплял его рядом с другими, в обилии покрывающими его стены. Некоторые из них были мне хорошо знакомы, кое-что я вижу в первый раз.
        - Ну, допустим. А энергетическая версия?
        - Тут очень сложно гадать, мы же не знаем ничего об энергостанциях до Всемирного Потопа. Кстати, ты слышал о «Багдадских батарейках»?
        - Никогда, а что это?
        - В сущности, ничего особенного: откопанный под Багдадом древний склад грубо сработанных аккумуляторов в виде глиняных горшков. Электролита в них не было, конечно, испарился за столько лет.
        - И ты говоришь, что ничего особенного?
        - Я думаю, что с больших подземных глубин должны в будущем откопать еще много гораздо более серьезных находок, если, конечно, успеют до Страшного Суда. То, что скрыто под землей, время покажет при свете дня, как сказал Гораций. Ну, спецслужбы некоторых стран, Египта, например, наверняка уже давно тайно изучают обнаруженные древние машины, судя по вечной закрытости их раскопок. А мы ничего пока не имеем и почти ничего не знаем. Хотя можно догадываться, что древние плавили камень, посмотри, например, на гексагональную кладку в Куско, Перу.
        Он стучит пальцем по другому снимку. Высокую стену составляют многоугольные, громоздящиеся друг на друга камни. Все они имеют разные очертания, грани каждого блока идеально подогнаны к граням соседнего к нему.
        - А какой энергией камень разогревали до состояния пластилина, никто пока не знает. Так что, возможно, в нашем Канале атомный реактор был, а может, там джиннов держали взаперти. В любом случае, хорошо, что теперь над всем этим крест стоит, на синем куполе.
        За окном стемнело, зажглись звезды, окна и фонари. Маркони делает круг по комнате, потом включает высокий торшер с желтым тканевым абажуром.
        - Представь себе, что в наши дни маленький частный самолет падает в самые дикие африканские джунгли. Что с ним сделают аборигены?
        - Разберут на части и приспособят в хозяйстве.
        - Правильно. Вот случается Всемирный потоп, дождь льет сорок дней, а перед этим, скорее всего, еще проходит по Земле гигантский цунами. Вода покрывает всю сушу. Все, что было на поверхности, взболтало с землей, глиной и песком. Древние механизмы, как самое тяжелое, опустились в самый низ этой гущи, и лежат все тысячелетия под многими метрами почвы. Культурные слои над ними нарастают. А машины и аппараты, в момент Потопа находившиеся в надежных местах, например, в пирамидах, растащили уже позже на сувениры или обереги.
        - Но наши тоннели были забиты глиной, значит, после Потопа мы первые их открыли. Кроме нескольких горшков и ножей, как ни просеивали, в глине ничего найти не получилось?
        - Да, судя по всему, их бросили задолго до наводнения. Но все же «Голова» и надписи - явно дело не тех же рук, которые строили тоннели.
        Я подхожу к окну и усаживаюсь на широкий подоконник. Сверху видно, что парк уже почти опустел, только целующиеся парочки все еще не хотят покидать свои скамейки. До меня доносятся звуки гитары, хрипловатый голос напевает старую песенку о неразделенной любви. Я ясно вспоминаю удивленное лицо Лианы и ее фразу «Я не знала, что вы монах…»
        Я спрашиваю архитектора:
        - Скажи, у тебя были монахи в родне?
        - Да, были, иезуиты, «пехотинцы папы римского». Один из них даже был миссионером, кстати, в Перу. А что?
        - Да так, ничего. Тебе не передалась склонность к мистицизму.
        - Что верно, то верно. Я не мистик, скорее, наоборот.
        - Когда строили станции, ты же был в тоннелях, тогда еще сухих. Ничего сверхъестественного не ощущал?
        - В общем, нет. Хотя, впрочем, рабочие часто жаловались на страхи. Тени, эхо и всякое такое.
        Мы еще долго сидим у окна, любуемся ночным небом и разговариваем о загадочном Канале и о загадках нашей жизни, освещенной желтым тканевым абажуром и желтым светом далеких звезд.
        Глава 6. Студент-семинарист
        Проснувшись следующим утром, позавтракав и уже собравшись уходить, в прихожей на вешалке я обнаруживаю подрясник, в которой в субботу вернулся домой, и сразу чувствую острые уколы стыда. Тщательно разгладив черное одеяние, я аккуратно складываю его в портфель. Вечером, закончив работу, я направляюсь прямиком к Острову.
        В волнующейся воде озера отражается темнеющее небо, воздух, как всегда возле часовни, влажен и наполнен легким ароматом ладана. Постояв немного перед входом и засмотревшись на голубей, кружащих над синим куполом, я прохожу внутрь. Вместо ожидаемой доброй старушки за свечным столиком я вижу рослого светловолосого молодого человека в очках, старательно протирающего большой кисточкой золотой подсвечник, стоящий перед старинной иконой Богородицы.
        - Добрый вечер, а женщины, которая здесь работает обычно, сегодня нет?
        - Здравствуйте! Она уехала во Всехсвятский монастырь, мощам поклониться. Вам свечки?
        - А вы, наверное, ее внук?
        - Да.
        - Спасибо вашей замечательной бабушке и вам тоже, я подрясник пришел вернуть. Она рассказала?
        - Да, конечно, я все знаю, не повезло вам.
        Я передаю ему пакет и называю свое имя. Он жмет мне руку.
        - Александр.
        - Хочется верить, что я не доставил вам неприятностей, три дня вашу одежду дома держал.
        - Нет, не беспокойтесь, все в порядке.
        - Если вам понадобится помощь человека, которого спасли от простуды, в любое время можете звонить.
        Я протягиваю ему свою визитку. Александр поднес к глазам прямоугольничек плотной бумаги.
        - Журналист? «Вечерний город?». Извините, а вы верующий? Тогда, думаю, вы уже сейчас можете помочь. Дело в том, что я учусь на катехизатора. Может, поговорим снаружи, на скамеечке?
        Молодой человек смущается. У него мягкий тихий голос и чистый взгляд, в нем угадывается будущий внимательный и бережный к человеческой душе пастырь. Мы выходим и садимся на прохладный камень скамьи.
        - Дело в том, что наши студенты иногда замещают педагогов в школе. В районе Холмы. Директор школы - нашего ректора духовная дочь. И вот ректор наш с ней так договорился, чтобы мы привыкали к общению, да и детям, думаю, польза от нас была.
        - Жаль, что в моей школе директор был неверующим…
        - Главное, что вы, в итоге, православный. Так вот, в основном, мы подменяли заболевших учителей на рисовании или музыке, то есть там, где в предмете идеологии нет. Но в последнее время, убедившись в нашей безобидности, нас стали просить провести то пару уроков истории, то географии, то биологии.
        - И что?
        - Наше понимание истории Земли и школьный курс, конечно, быстро вошли в конфликт.
        - А разве катехизаторы конфликтуют?
        - Нет, мы, конечно, ни с кем не ссорились. Нам противостояла, как бы сказать, школьная программа. А в умах детей две религии начали настоящее сражение.
        - Ну, одна религия мне понятна. А что вам противостояло? Учителя же в худшем случае только атеисты?
        - Разумеется, многие из них атеисты. Религия, которая нам противостоит - вера в эволюцию.
        - Это что, разве религия?
        - Это вера, и принцип ее построения вполне соответствует, как бы это сказать, каркасу догматики всех остальных вероучений. Даже пророк имеется.
        - Вы на Дарвина намекаете?
        - Ну да. А ведь ни один из главных эволюционных постулатов так и не доказан.
        - Вы в этом точно уверены?
        - Абсолютно. Переходные формы от одного вида к другому не найдены, даже фрагментарно. Как сказал Честертон: "Похоже, эволюционистам известно о Недостающем Звене абсолютно все, кроме того факта, что его недостает". Ну, подумайте сами, какая может быть переходная форма глаза или крыла? Это сложные сбалансированные системы, спроектированные Создателем из, примитивно выражаясь, нескольких взаимосвязанных деталей, которые по отдельности не работают и не имеют смысла. А ведь уже у трилобитов были глаза.
        - Что за трилобиты такие?
        - Твари из так называемого «силурийского периода». И вообще, корни эволюционизма - далеко в язычестве.
        - В каком смысле?
        - Вспомните хотя бы эллинский политеизм, он всем известен. Боги были отождествлены с силами природы, и все они имели родословную от ужасного Крона. Пусть он теперь называется Большим взрывом, если угодно.
        - Ага, все понятно. Значит, вы начали в школе критиковать общепринятые основы наук.
        - Не критиковать, а мягко предлагать детям задуматься о возможности развития событий по альтернативному пути. Подумайте сами, ведь сейчас многие крестят детей. В Символе Веры говорится о Вседержителе, Создателе неба и земли. А в школе со всей серьезностью авторитетные взрослые люди утверждают совсем другое. Основы биологии, географии, истории - все поставлено с ног на уши, замешено на дрожжах эволюции.
        - Я вас понял, но чем я могу помочь как журналист? «Вечерний город» - не рупор православия. И к тому же школьный курс - один для всех, его не будут пересматривать из-за какой-то статейки в газете.
        - Может, описать эту нашу ситуацию со стороны? Беспристрастно и объективно, просто как факт. Нам ведь путь в школу теперь закрыли.
        - Думаете, такая статья вернет вам потерянные позиции?
        - Позиции! У нас церковь отделена от государства, - улыбается он. Мы же студенты, максималисты, да еще и катехизаторы. Будущие. Я не знаю, стоит ли желать больше того, чтобы дети или их родители просто задумались о происхождении мира - ведь в этом основа миропонимания.
        - В общем, я с вами согласен. Я обещаю попробовать, но если редактор не возьмет, не будете на меня обижаться?
        - Что вы! Спасибо большое. Вы же, как журналист, многих известных людей в городе лично знаете?
        - Ну, приходилось брать интервью у самых разных персонажей.
        - Может, тогда вспомните, кто из известных людей в нашем городе - убежденный христианин. Напроситесь к нему на интервью, и постройте разговор так, чтобы ему пришлось высказаться против теории эволюции. И, между прочим, спросите, что он думает о ситуации, вроде нашей.
        - Да вы стратег, однако.
        - Будешь тут стратегом… Про конкретную школу писать не стоит, директор нас на свой страх и риск все-таки приглашала. А как думаете, легко такого человека найти будет?
        Он смеется и говорит:
        - Ведь официальная религия нашей элиты, в лучшем случае, гуманизм.
        - Как говорил кто-то из классиков, если стремление происходит из чистого источника, то, даже не достигнув цели, оно приносит пользу. Слушайте, Саша, у меня к вам есть вопрос, может быть, немного странный. Вы не знаете, Канал освящали?
        - Я точно знаю, что каждую станцию освящали. Ну, об Острове и говорить нечего.
        - А как вы думаете, явления духов или привидений в тоннелях возможны?
        - Об этом, конечно, лучше вам поговорить со священником. Я же только студент, не возьму на себя ответственность вслух размышлять на такую тему. Хотя, я уверен, что если вы видели какие-то необычные вещи, причину лучше искать не в духовном невидимом мире, а в умысле и действиях людей.
        Мы прощаемся, и я прохожу с Острова через мостик к лестнице наверх. Вот чем обернулось мое купание! Шел отдавать подрясник, а нашел тему для интервью. Странно переплетаются события порой, вчерашний разговор с архитектором и сегодняшнее знакомство… История студентов-миссионеров вызывает у меня в душе горячий отклик. Я из нерелигиозной семьи, но то, каким образом объяснялось официальной наукой происхождение человечества, всегда отдавало фальшивкой, и я, как многие другие дети, это чувствовал. Самым ужасным следствием чисто биологической жизни была неизбежная перспектива смерти. Исчезновения НАВСЕГДА. С этим «знанием» детская бессмертная душа примириться просто не могла, и сжималась в ужасе каждый раз, когда я задумывался об этом.
        Обернувшись на галерее, я вижу моего нового знакомого, который разбрасывает хлебные крошки перед десятками голубей, расплескивающих вокруг часовни легкими белыми крыльями желтый свет фонарей.
        Глава 7. Станция «Док»
        Еле дождавшись вечера четверга, я набираю номер Лианы, внутренне дрожа от волнения. Длинные гудки в трубке тянутся бесконечно и не думают прекращаться. Я не оставляю попыток дозвониться до тех пор, пока не наступает ночь. Проведя ее в беспокойстве и почти без сна, утром я спешу к станции, обгоняя холодный рассвет. Но и там, внизу, пропустив множество лодок, я так и не нахожу утешения в своей тревоге. Лианы нет ни на одной из гондол.
        «Наверняка я смогу узнать о ней в доке» - думаю я, решив во что бы то ни стало разыскать сегодня девушку. Док - самая большая станция Канала, даже имеющее небольшое здание администрации. Его архитектура кажется перенесенной сюда с картин кубистов, Брака или Пикассо, и воплощенной в бетоне каким-нибудь греком или киприотом, привыкшим к незамысловатым формам средиземноморских жилищ. Здание состоит из кубиков и параллелепипедов разного размера и оттенка, некоторые из которых лишь немного выпирают из общего массива, а некоторые довольно рискованно «прилеплены» к нему. За этим строением, полускрытое старыми деревьями, возвышается широкий и приземистый полузакрытый ангар, в котором "ночуют" гондолы.
        Добравшись до дока, я ищу администратора, и застаю его у зала техобслуживания за горячим диалогом с молодым рабочим, вероятно, механиком. Точнее сказать, монологом, поскольку рабочий во время разговора до крайности увлечен тщательным разглаживанием складки на рукаве своей куртки, хорошо знакомой с машинным маслом, а темпераментный начальник, светловолосый крупный мужчина лет сорока пяти, патетично жестикулируя, громко бранил его за отказ двигателя на гондоле. Громовое эхо отскакивает от бетонных стен и пола как дюжина теннисных мячиков.
        - Ты вообще осознаешь, что это уже второй раз за неделю! Лодка полчаса кружилась вокруг Острова, повернуть не могла! Скоро в газетах напишут, что гондолы не проходят ежедневного техосмотра, у них глохнут двигатели…
        Я заканчиваю его фразу:
        - … И вообще все они готовы затонуть в канун Хеллоуина!
        Обернувшись и вытаращив глаза, администратор восклицает:
        - Вот, полюбуйся, уже журналисты тут как тут!
        Мы с ним знакомы, я брал у него интервью около полугода назад. Я вспоминаю его фамилию, кажется, Михель.
        - Мне нисколько не интересно, что у тебя пропадают инструменты. Ищи, или покупай из своего кармана новые. Еще одна лодка без техосмотра, и можешь подыскивать работу наверху, у конкурентов, в автобусном парке!
        Парень, тихо проворчав что-то угрожающее, скрывается за дверью.
        - У них, видите ли, крадут инструмент. Сначала ящик с ручным пропал, а теперь узел диагностики найти не могут. Только это, прошу вас, не для статьи. Что вас привело к нам сегодня?
        - У вас среди рулевых есть девушка Лиана.
        - Ну, возможно, есть. У нас почти шестьдесят рулевых, я всех не помню. А что с ней не так? У вас жалоба?
        Я отвечаю ,не моргнув глазом:
        - Что вы, Боже упаси. Я делал для статьи в нашу газету фотографии нескольких девушек, обещал им всем отдать снимки.
        - Так передайте мне, я им раздам сегодня же вечером.
        - Нет, мне, все же, хотелось бы самому.
        Он хитро косится на меня:
        - Конечно, я вас понимаю. Молодые, симпатичные девицы…Я вот здесь сижу все на одном месте, под землей, но этот цветник… Куча Белоснежек и один гном!
        - Да, правда похоже. Прошу вас, посмотрите в своем графике, Лиана не заболела, не уехала?
        Администратор, пожав плечами, удаляется. Через минуту он подходит ко мне с толстой тетрадью в жестком переплете.
        - Так, Лиана К. Да, все верно, она взяла сегодня выходной. Еще неделю назад записалась.
        - Ясно, значит отдам снимки в другой день.
        - До свиданья, только прошу вас, не надо писать о наших внутренних маленьких недоразумениях…
        - Можете положиться на кодекс чести журналиста.
        С невеселым взглядом, который выражает сильное сомнение в существовании такого кодекса, он пожимает мне руку и возвращается к своему расписанию, телефонным звонкам, диспетчерам и механикам, словом, той ежедневной суете, без которой невозможна нормальная работа сложной транспортной системы.
        Я поднимаюсь наверх. Томительное беспокойство за девушку наконец отступает, но на его место приходит недоумение. Я перебираю десятки причин, по которым она могла не брать трубку. Наконец, вооружившись девизом Дизраэли «действие не всегда приводит к счастью, но не бывает счастья без действия», я решаю, что не стоит гадать и попусту ломать голову, а стоит положиться на Божью волю и попробовать самому проникнуть вниз, на ночные гонки.
        «Станции Канала закрываются в десять часов. К одиннадцати, - рассуждаю я, - поднимаются наверх последние служащие и уборщики. Значит, не раньше полуночи должны начать спускать гидроциклы в док».
        К половине двенадцатого я на стареньком, скрипящем на поворотах такси подъезжаю к железнодорожному вокзалу, от которого до станции «Док» рукой подать. Желтое вокзальное здание с пятиметровым граненым шпилем и со стилизованными под петровские времена крупными буквами на фасаде очень оживляет однообразную унылую панельную застройку района. За высокими арочными окнами зала ожидания я вижу нескольких поздних пассажиров, нахохлившихся на неудобных стульях. Сквозь второй ряд окон, выходящих уже на перрон, смутно просматривается зеленый с красной полосой поезд, стоящий на дальних путях. Обладай я дальнозоркостью высматривающего добычу стервятника, за темными окошками вагонов я разглядел бы петляющую между песчаных холмов узкую военную дорогу, освещенную редкими зеленовато-желтыми фонарями.
        Я прохожу мимо нескольких автомобилей, в которых скучают сонные таксисты. Мощеная цементными плитками дорожка идет через погруженный в глубокую тень скверик с редкими деревьями и чахлой осенней травой, пробивающейся из-под песка. Сразу за сквериком я вижу огромный темный прямоугольник фургона, который наполовину загораживает от меня здание станции.
        Фургон поставлен на небольшой площадке перед станцией таким образом, что выгрузка совершенно скрыта от нежелательных взглядов. Я замечаю полицейскую машину, как бы случайно пристроенную неподалеку, на тротуаре, под фонарным столбом. Я обхожу грузовик со стороны кабины и застаю работу в самом разгаре: грузчики, а, может, и сами гонщики аккуратно спускают зачехленные двухсот - и трехсоткилограммовые машины с платформы фургона на юркий автопогрузчик канареечной расцветки, который, в свою очередь, доставляет их к широким дверям вместительного грузового лифта. Мужчины часто сменяются, на место одних в кузов запрыгивают другие. Некоторые из них, вероятно, владельцы гидроциклов, громко и грубо подгоняют своих менее расторопных помощников.
        Пока я стою, наблюдаю и соображаю, под каким видом и предлогом мне присоединиться к зрителям подземного зрелища, которое держится в тайне, и случайные люди на нем нежелательны, ко мне решительно направляется полицейский с папкой в руке. Он подходит ко мне почти вплотную и с недвусмысленным выражением кладет руку мне на плечо:
        - Доброй ночи, лейтенант Н. Здесь проход закрыт.
        - Я знаю, я приглашен.
        - Кем? Как ваша фамилия?
        Он открывает свою папку. Мне очень не хочется упоминать Лиану, и я отвечаю, что приглашен старшим администратором Михелем. Тот, без всякого сомнения, не может не знать о гонках и наверняка сейчас находится здесь. Полицейский кивает и, обернувшись к группе курящих у лифта людей, машет рукой.
        Понятливый администратор не заставляет себя долго ждать. Бодрым шагом он приближается к нам, узнает меня и резко останавливается, как будто увидев перед собой графа Дракулу в пурпурном плаще с шитыми золотом лилиями. Чтобы предупредить нежелательные для меня вопросы, готовые слететь с его языка, я поспешно делаю к нему два шага и восклицаю:
        - Дружище, я все же решил воспользоваться вашим приглашением!
        После чего я беру потерявшего дар речи Михеля за локоть и отвожу немного в сторону, в тень фургона. Видя, что полицейский потерял ко мне интерес и вернулся на свое прежнее место, я негромко объясняю:
        - Извините, но мне необходимо сегодня быть на гонках.
        - Зачем? Только не говорите мне опять, что вам нужно отдать снимки! Откуда вы вообще узнали…?
        - Да об этом многие говорят! Не переживайте, я здесь не для статьи.
        - Я встречаю журналиста сегодня уже два раза, причем второй раз - на очень закрытом мероприятии. И этот журналист уверяет меня, что он тут не для статьи!
        - Понимаю, не очень верится, но это так. Кстати, в субботу я лично был свидетелем хулиганских прогулок неизвестного катера по Озеру. И даже давал показания полиции. Но ничего по этому поводу не написал, чтобы вас лишний раз не беспокоили. Так что просто проведите меня вниз, никто ничего не узнает.
        - Вы способны понять, что это для вас же опасно, что тут нет лишних людей? Зачем вам туда?
        Я немного медлю, подыскивая убедительную причину.
        - Я хочу поставить на гонщика, я чувствую, сегодня мой день.
        Неожиданный поворот диалога его удивил:
        - Поставить? Вы хотите сказать, что пришли с деньгами?
        - Нет, с облигациями государственного займа! Разумеется, с деньгами, только сегодня получил гонорары сразу за два месяца. - И я машу перед ним бумажником, в котором на самом деле лежит несколько мелких банкнот.
        Михель немного раздумывает, поглядывая на последний выгруженный из фургона байк, который готовилась поглотить черная пасть лифта.
        - Ладно, мне все равно уже деваться некуда. Идите за мной. А кстати, что это вы сказали, «об этом многие говорят»? Я не слышал ничего такого. И будет лучше, вам же будет лучше, если после сегодняшней ночи тоже не начнут говорить.
        Я тут же заверяю его, что никогда не имел склонности много болтать, и журналистом сделался исключительно из-за обещания, данного покойному дедушке еще в детстве. Но, как покажут последующие за нашим разговором загадочные и пугающие события, надеждам обеспокоенного администратора не суждено будет оправдаться, правда, совсем не по моей вине.
        Глава 8. Тотализатор
        Михель подходит к лифту, я не отстаю ни на шаг.
        Он спрашивает у полицейского:
        - В парке машина дежурит?
        Тот кивает. Позже я узнаю, что в парке, у озера, единственного места, где до поверхности земли доносится рев гидроциклов, в ночь гонок рабочие имитируют ремонт газопровода. Отбойными молотками они снимают асфальт, шум мощных дизельных генераторов заглушает все остальные звуки на триста метров вокруг. В ночь азарта, адреналина и больших ставок в нескольких домах вокруг озера вздрагивают и просыпаются дети, ворочаются и ворчат их родители и мучаются бессонницей старики.
        За нами сдвигаются массивные двери лифта, и мы, вместе с последним байком и несколькими оставшимися людьми спускаемся под землю.
        Администратор говорит мне:
        - Когда надумаете уходить, обязательно найдите меня!
        В одиночестве я прохожу коротким коридором на платформу станции. Байк на ручном погрузчике толкают в другую сторону, в гараж, в котором ночуют белые гондолы и где по пологому спуску его можно опустить на воду.
        Платформу, обычно полупустую, невозможно узнать. У меня сразу возникает стойкое ощущение, что я нахожусь то ли в сверхпопулярном ночном клубе, то ли на набережной перенаселенного морского курорта в самый разгар сезона. Десяток цветных прожекторов на высоких треногах расцвечивают красный гранит стен и белую облицовку колонн яркими пятнами. Некоторые из них направлены на крутящийся зеркальный ячеистый шар, от него они разбегаются по стенам и потолку тысячами ярких разноцветных точек. Рядом с черным отверстием тоннеля установлен большой экран, который, видимо, должен транслировать гонку. За небольшой стойкой мастерски орудует шейкером бармен, цветные напитки в бокалах переливаются веселыми огоньками. Я насчитываю около сорока человек на платформе, не считая нескольких гонщиков, уже покачивающихся на своих гидроциклах. Искусственное течение Канала, судя по всему, отключено. Видимо, не все гонщики еще здесь, поскольку каждую минуту очередной байк медленно подплывает из-за угла станции.
        Публика на платформе собралась довольно любопытная: несколько девушек яркой внешности и так же ярко одетых, несколько солидных мужчин в дорогих костюмах, со стоящими рядом подтянутыми спутниками, вероятно, охраной. Двое молодых людей сидят у края платформы на раскладных стульчиках с открытыми чемоданчиками на коленях. Они оживленно жестикулируют, характеризуя того или иного гонщика и возможности его байка. Вокруг «подземных букмекеров» происходит постоянное движение народа, некоторые наклоняются, видимо, чтобы сделать ставку. Я замечаю среди ожидающих начала зрелища несколько откровенно криминальных физиономий, с владельцами которых было бы рискованно иметь дело при дневном свете, а тем более, ночью, под землей. В тревоге, которая охватывает меня с еще большей силой, чем прежде, я высматриваю Лиану среди улыбающихся авантюристов, которые пытаются выстроить байки в несколько рядов вдоль платформы.
        Я подхожу ближе к одному из букмекеров.
        - Если хотите поставить, советую поспешить, опоздаете! Смотрите, какой монстр!
        Он показывает мне на агрессивного вида черный байк с оранжевыми и хромированными деталями. Сидящий на нем коренастый мужчина с характерными азиатскими чертами надевает шлем.
        - Номер первый, фаворит. Двести двадцать лошадей, алюминиевый корпус, модель этого года. Один из самых мощных гидроциклов в мире! Расчет низкий, конечно, шесть к семи.
        - А вот этот, четвертый, без сиденья, с зелеными полосками?
        - Тоже неплохо, два к семи. Хотя двигатель двухцилиндровый, и сто лошадей еле-еле выдает, это самый маневренный байк из всех, можете мне поверить.
        Я цитирую Дизраэли. Кажется, даже, к месту:
        - Высшая ловкость состоит в том, чтобы всему знать истинную цену!
        Букмекер усмехается.
        Стоящий за рулем седоватый человек, с виду почти старик, совсем не выглядит спортсменом, в которого можно уверенно вложить деньги. Продолжая разглядывать гонщиков, которые почти все были в гидрокостюмах и уже многие в шлемах, что сильно затрудняло поиск Лианы среди них, я спрашиваю торговца азартом:
        - Слушайте, откуда в наших песках такое изобилие морских игрушек?
        - А вы как сами думаете? Привезли специально для гонок. Многие арендованы на море, в городе К. Но не все. Номер первый, например, свой байк купил и уже четырежды окупил. Так что решайте!
        - А тут все только по номерам, без имен?
        - Вы здесь в первый раз? Ясное дело, без имен, здесь же не Нью-Маркет и не Лексингтон.
        Вдруг я замечаю гонщика, которого до сих пор практически не было видно из-за того, что он сидел, скорчившись, под рулем своего небольшого темно-малинового байка, и, вероятно, что-то налаживал или чинил. Теперь он, точнее, она стоит, выпрямившись, и надевает шлем на заплетенные в короткую косичку темные волосы.
        Весь последний месяц я чувствовал, что действительно живу только в те короткие минуты, когда Лиана сидела передо мной на корме белой гондолы. Сейчас я ловлю себя на мысли, что ее тонкую стройную фигуру во весь рост увидел только несколько дней назад в кафе. С трепетом сердца, подойдя к самому краю платформы, я вглядываюсь в черное стекло малинового с голубым отливом шлема девушки на байке номер семь.
        - Интересуешься седьмым? Моя машина. Неделю назад форсировал мотор до двухсот лошадей. Никто не знает.
        Я оборачиваюсь и с содроганием замечаю возле себя одного из тех парней, с которыми явно не стоит заводить близкого знакомства. На крепкие плечи накинут серый плащ, на жилистой шее поблескивает крупными звеньями стальная цепочка. Из-под густых бровей сверлит холодный взгляд темных, глубоко посаженных глаз, боксерский нос и уши выглядят стандартным украшением стриженой ежиком головы. Будь на моем месте знаменитый антрополог-криминолог Чезаре Ломброзо, он, не задумываясь, вытащил бы блокнот и зарисовал этого человека, правда, ежеминутно рискуя быть сброшенным в холодный Канал.
        Он кивает в сторону букмекера:
        - Решил ставить, не тяни…
        - Скажите, с каким результатом Лиана закончила гонки прошлый раз?
        Он удивленно поднимает брови, но выражение его глаз не меняется.
        - С нормальным результатом. Если бы с плохим, она бы сейчас там не стояла.
        «Интересные у Лианы друзья», - думаю я. Собираясь с мыслями, чтобы ответить хозяину байка, который через несколько мгновений унесет дорогую моему сердцу девушку в опасное приключение в мрачном тоннеле, я вдруг вижу, что толпа отступает от краев платформы, и в центр образовавшегося свободного пространства выходит невысокий мужчина в светлом костюме и с приятным, хотя довольно апоплексичным лицом. Пунцовый румянец на его щеках органично дополняется ярким пурпурным галстуком в желтую диагональную полоску.
        - Дамы и господа, имею честь и удовольствие снова открыть тоннельные гонки. Как сказал кардинал Ришелье, кто уклоняется от игры, то ее проигрывает. А ведь этот великий кардинал по роду своих занятий должен был бежать от любых проявлений азарта, как от огня. Он был сильным человеком, но у него были свои слабости, как и у нас с вами. Все мы, конечно, пришли сюда только выигрывать. Нам известно, что среди азартных людей нет пессимистов. Мы оптимисты, господа, и я уверен, что сегодняшние гонки принесут нам не меньше острых ощущений, а некоторым, конечно, и денег, чем все предыдущие! Гонщикам же хочу напомнить, что путь, усыпанный цветами, никогда не приводит к славе, и пусть они думают не о ледяной воде, а о горячем финише, который ждет своего победителя!
        Его короткую речь встретили аплодисментами и громким смехом девушек, из динамиков станции понесся такой бешеный ритм, который мог бы не только наполнить решимостью сердца гонщиков, но и поднять из могил строителей гранитных катакомб. Разом включились все фары, взревели водометы, участок Канала перед платформой словно взорвался тучей светящихся брызг. С криками, смехом и руганью почтенная публика отпрянула за колонны. Через несколько мгновений внутри облака мельчайших частиц воды и сгоревших бензиновых и дизельных паров уже не было ни одного байка.
        ГЛАВА 9.
        НОЧНАЯ ГОНКА
        Передо мной все по-прежнему стоит тот же стриженый парень. Я пожимаю плечами и делаю огорченное лицо, которое должно выражать «жаль, но не успел я поставить на твой байк, приятель!». Дернув щекой, он сплевывает в воду, молча отворачивается и отходит к экрану, перед которым уже образовалась плотная толпа.
        Рядом с экраном стоит красивая белокурая девушка с микрофоном. Она одета в тонкое переливающееся всеми оттенками красного обтягивающее платье, в котором в обычное время на платформе, всегда обдуваемой тоннельным сквозняком, она непременно подхватила бы насморк. Но сейчас вокруг нее толпится разгоряченная азартом публика, и ей трудно пожаловаться на излишнюю прохладу. Гонщики становятся видны лишь на несколько секунд и потом экран надолго остается черным. Судя по всему, камеры установлены только на станциях, и то, что происходит между ними, видеть никто не может . Гонка происходит при выключенном общем освещении, лучи фар байков разрезают темноту на черные куски. Девушка, как заправский спортивный комментатор, своими репликами подогревает страсти почти до кипящего состояния:
        - Гонщики проходят первый виток и вот-вот вырвутся в Озеро. Кто же из них будет прорываться вперед, чтобы обогнать фаворита? На первом витке в прошлый раз упали сразу четыре гонщика. Чьи ставки сегодня полетят в ледяной Канал?
        Я спрашиваю у букмекера, который стоит немного позади остальных наблюдателей:
        - Скажите, они что, должны проехать все тоннели Канала?
        - Нет, только три витка. Три раза будут огибать Остров, там место самое широкое, идеальное для обгона. Ну и еще возле Головы, в расширении тоннеля, почти на финише, им представится последний шанс вырваться вперед.
        Одновременный возглас всех наблюдающих за гонкой возвращает меня к экрану. С помощью камеры, находящейся высоко над галереей Озера, все увидели, как за первыми обогнувшими Остров треугольными пятнами света, на острые углы которых нанизаны ревущие байки, несколько треугольников сначала сцепились, а потом заметались по стенам.
        Девушка в красном объявляет:
        - Трое, нет, двое гонщиков упали на первом пересечении Озера ! Восьмой на рывке обходит сразу троих, но врезается в Четвертого, который тоже пошел на обгон и сбил Второго. Четвертому удается вывернуться и он снова на дистанции, идет третьим.
        Я вижу, как к остановившемуся байку подплывает катер, один из двух, следовавших в хвосте гонки. Луч второго байка почему-то продолжает медленно двигаться по стене.
        - Ага, восьмой номер будет дисквалифицирован, он не пристегнул запястье.
        Я снова обращаюсь за помощью к букмекеру:
        - Что это значит?
        - Все гонщики обязаны пристегнуться тонкими ремешками к зажиганию байка, чтобы при падении двигатель сразу останавливался. Иначе в воздухозаборник может затянуть волосы или застежки жилета, и тогда… привет Нептуну. Некоторые из суеверия или гордости не пристегиваются, как вот Восьмой, например.
        Тем временем вереницу лучей всасывает тоннель, над котором специально для сегодняшнего шоу повесили яркую неоновую цифру. Ракурсы на экране сменяются один за другим, а гонщики секунда за секундой продвигаются по второму витку темного подземелья. Без точных и практически непрерывных комментариев мне просто абсолютно невозможно было бы понять очередность их движения, разглядеть в свете фар номера на ускользающих спинах через ослепительные брызги. Меня нисколько не интересует фаворит, не заботят падения неудачников, мои мысли и взгляд приковывает к себе только один малиновый байк и пригнувшаяся к рулю черная фигурка с номером семь на белом тканевом квадратике. После столкновения на Озере Лиана идет шестой. Я чувствую, как стук моего сердца превращается в безумный ритм поршней форсированного двигателя ее байка.
        Девушка в красном подбавляет огня:
        - Впереди второе пересечение Озера, попытается ли кто-нибудь обойти Первого?
        Я вижу, что черный байк с Первым гонщиком довольно прилично оторвался от остальных. Странно, но я не могу отдать себе отчета, за кого же я болею в этой странной гонке. Нет, наверное, не за Лиану, мне лишь хочется, чтобы она благополучно добралась до финиша, хотя бы, в первой пятерке. Правда, хозяина байка, ожидающего ее на этом финише, судя по всему, стоит опасаться не меньше, чем падения в Канал. Наиболее теплые чувства у меня вызывает рисковый пожилой мужчина на верткой машине, пронумерованный Четвертым. Вероятно, это оттого, что его седина, движения рук, поправляющих шлем перед стартом, и прямая осанка напомнили мне отца.
        Букмекер хихикает:
        - Да уж, гидроциклу не придумали тормозов!
        Очередной гонщик обдирает себе борт, притеревшись к гранитной стене и проехав так насколько десятков метров.
        Камера, последняя на втором витке, показала светлый круг выхода из тоннеля, внизу этого круга воду, подсвеченную луной, чуть выше полоску Острова и уходящий вверх серо-голубой силуэт часовни, который через несколько секунд окрашивается желтым светом фар. Один за другим байки выскакивают на простор Озера и скрываются за Островом.
        «Конечно, это не бои гладиаторов, но все же им надо было выбрать более подходящее для этого ристалища место» - думаю я, молясь о том, чтобы святые провели Лиану через опасный поворот невредимой. Тут мне приходит в голову, что не спросил, крещена ли она, и под каким именем.
        Невидимый с платформы оператор немного замешкался с переключением вида, и публика некоторое время лицезрела все тот же вид на часовню, как будто в напоминание о совсем другой жизни, чуждой бешеных страстей и азарта. Когда же, через каких-нибудь двадцать секунд включилась другая камера, по толпе пробежали радостные и огорченные восклицания вперемешку.
        Девица в красном не заставляет себя ждать:
        - Как мы видим, падений на втором пересечении Озера не было. Вы только посмотрите, как перестроились наши гонщики!
        Из восьми аквабайкеров только Первый не изменил своего положения в гонке. Он так же уверенно лидирует с солидным отрывом. Между ним и Четвертым, который вернулся на свое номинальное место втерлись двое гонщиков, оттеснив Третьего далеко в хвост. Я напряженно всматриваюсь и тут же слышу слева от себя хриплый смешок. Повернувшись, я вижу уголовную физиономию владельца малинового байка Лианы. На лице застыло выражение крайнего довольства. Он кивает бритой головой в сторону экрана:
        -
        Девочка старается!
        Лиана идет третьей. Между ней и лидером-фаворитом несется какой-то огромных размеров белый гидроцикл, который, наверное, вместил бы четверых. Хотя, возможно, это яркий цвет так преувеличивает его размеры в кромешной тьме.
        Бандит размышляет вслух:
        - Ха, пристроилась в хвост этому киту, когда тот обходил остальных!
        До финиша остается совсем немного - полвитка, Озеро, потом еще полвитка, и гонщики в Доке. Я вижу, что нервы у некоторых зрителей начинают сдавать, кто-то в крайнем нетерпении меряет шагами платформу, кто-то на уже некрепких ногах ежеминутно навещает бармена, двое мужчин с красными лицами громко и грубо обсуждают за колоннами шансы какого-то гонщика. Мне приходит мысль, что все происходящее, слава Богу, пока не несет абсолютно никакого потустороннего налета, если не считать, конечно, самого места - темного подземелья - мистическим. Ничего загадочного, утробных голосов, жутких теней, летучих мышей с красными светящимися глазами пока не появлялось на заполненной возбужденными людьми платформе. Глядя на них, я размышляю о том, что если бы из Канала высунулась когтистая лапа и утащила бы стульчик букмекера в воду, вряд ли это развлекло бы кого-нибудь из присутствующих больше, чем этот экран с гонщиками, в этот самый момент вереницей выезжающих из второго витка в последний полукруг Озера. И девушка в красном даже не удостоила бы эту мизансцену своим коротким комментарием «Кажется, один из наших
букмекеров присоединился к сегодняшним купальщикам. Но смотрите на экран!». В своей заслуживающей уважения легкой и непринужденной манере она объявляет публике:
        - Сейчас все гонщики сбавляют скорость перед выходом в Озеро. В ближайшие секунды решится судьба всего заезда. Расстояние между Первым и остальными сильно сократилось, многие будут отчаянно использовать последний шанс.
        Мой неприятный сосед сквозь зубы бормочет:
        - Ну да, последний, еще у Головы будет заварушка.
        Заварушка случилась раньше. На последнем полукруге между Островом и галереей, под ажурным мостиком столкнулись все гонщики сразу.
        Глава 10. Происшествие в тоннеле
        Не избежал общей свалки и Первый номер, которого сильно развернуло от удара сзади большого белого байка. Некоторое время никто, даже феноменально сообразительная девушка в красном платье, не мог разобрать, что творится под мостом, который закрывал от камеры происходящее. Из динамиков по бокам экрана, помимо обычного рева, ставшего теперь прерывистым, доносились удары пластиковых и алюминиевых корпусов, шлепки по воде упавших и крики прижатых к стене галереи аквабайкеров.
        Все, кто был на платформе, столпились перед самым экраном и, указывая пальцами то на одно пятно в темноте, то на другое, излагали свои предположения о ситуации окружающим. Эту их непродолжительную духовную и физическую близость решительно разрушает хозяйка вечера, которую в общей толчее чуть не столкнули в Канал. Она громко просит всех отойти от экрана и с чувством констатирует прояснившееся положение дел на Озере:
        - Господа, такого массового столкновения еще не было ни в одной гонке! Мы видим… конечно же, мы видим первый номер, который снова набирает скорость и сейчас повернет в финальный виток. Сразу за ним из-под моста выбирается целая группа гонщиков, они продвигаются каким-то клином.
        Действительно, аквабайкеры, развернувшие, наконец свои машины в нужном направлении, плывут в правильном порядке «ливонской свиньи», как будто собираются форсировать Чудское озеро в летний сезон. С замиранием сердца я вижу, что во главе клина… гонщик номер семь - Лиана! Перед поворотом в последний тоннель, под большой неоновой цифрой их порядок разом ломается, вода словно вскипает фонтанами, и, как огромные цветные жуки, гонщики устремляются к уже близкому финишу, изо всех сил выжимая акселератор.
        - На дистанции осталось только семь байков. Так, кого же мы потеряли? Четвертый номер остался под мостом, тем, кто на него поставил, сожалею, сегодня не повезло!
        Да, я уже ясно представляю себе, как пожилой человек, возможно, сильно ударившийся при падении, пытается в темноте забраться на скользкий от воды байк. «Его подберет катер, за ними же едет катер» - утешаю я себя. «Но Лиана, как ей удалось всех их растолкать и вырваться из свалки первой?»
        Экран переключается на новый вид с очередной станции. Вдруг по толпе прокатывается вздох удивления: Первый гонщик, в близкой победе которого уже никто не сомневается, начинает сбавлять скорость и отчаянно машет руками, оборачиваясь назад. Все видят, что он даже пытается развернуть свою мощную машину. И тут то, что предстает моим глазам, заставляет волосы подняться дыбом от подступающего ужаса. Из глубины черного тоннеля к гонщикам быстро приближается какая-то огромная округлая масса. До нее едва добивает свет фар, но всем на платформе видно, что она двигается с угрожающей скоростью. Когда я, и вместе со мной потерявшая дар речи публика, наконец узнаем эту массу, этот гигантских размеров предмет, нас охватывает леденящее оцепенение. Даже те, кто еле держался на ногах из-за полудюжины выпитых бокалов кюрасао и рюмок самбуки, замирают, как соляные столбы, и в их глазах с покрасневшими белками застывает безумие.
        Раздается чей-то пронзительный крик:
        - Это же «Голова»!
        Ему вторит эхо: «Голова, Голова…»
        Колоссальный барельеф, можно сказать, огромный кусок скалы, который гонщики должны были миновать ближайшие секунды, погрузившись подбородком в воду до самого широкогубого рта и гоня перед собой волну, почти бесшумно наступает на гидроциклы, кажущиеся теперь такими крохотными и беспомощными. Бессмысленное, но зловещее лицо с глазами навыкате и грубым носом с раздутыми ноздрями, каменное, безжизненное, но вселяющее какой-то животный древний страх. Если, по выражению Сократа, скульптор всегда должен выражать свою душу в произведениях, то душа ваятеля этого «шедевра», должно быть, находилась в момент творчества в удручающем состоянии. До нас доносятся редкие скрежещущие звуки, которые, как я потом сообразил, возникали при задевании «Головой» потолка тоннеля. Это тихое и быстрое приближение предмета подобной величины производит еще более кошмарное впечатление, чем лязг и грохот тяжелого танка действовал бы на солдат, лежащих в неглубоком окопе.
        Как в замедленной съемке все видят Первого, развернувшего наконец свой байк. В лучах фар почти остановившихся гонщиков он отбрасывает неровную длинную тень на тревожно волнующуюся воду. Вот «Голова» уже касается этой тени, она наползает на нее… Тут тишину запоздало разрывают двигатели гонщиков, которых обуяла паника. Лучи прожекторов отворачиваются от заходившегося криком Первого гонщика, оставшегося наедине с необъяснимым образом ожившим древним чудовищем. Все видят, как волна поднимает черно-оранжевый байк, как гонщик на нем судорожно вцепляется в руль, чтобы не упасть.
        Вдруг экран становится непроглядно черным, видимо, была раздавлена потолочная лампа. До нас некоторое время еще доносятся царапающие звуки камня и ругань оператора камеры с этой роковой станции, которая погрузилась во тьму.
        Путая слова молитвы «Да воскреснет Бог», я срываюсь с места и бегу в гараж с гондолами, по пути задевая плечами еще не пришедших в чувство недавних зрителей с бледными лицами. «Что стало с Лианой, быстрее туда, к ней!» - молотом стучит у меня в голове. Дверь в ангар открыта. Маленькая лампочка над дверью силится донести хоть немного света до неподвижных и величавых белых гондол, ровными рядами ночующих у своих причалов. Я пробегаю весь зал, но ни катера, ни лодки не попадается мне на глаза. Я уже запрыгиваю на гондолу, но тут мне приходит в голову, что без ключа ее не завезти, и даже если я подтяну ее к выходу и как-то вытолкну в Канал, без течения она не сдвинется с места. Я бегу обратно, на платформу. Администратор Михель, взъерошенный, со съехавшим набок галстуком, пытается привести в чувство девушку в красном, сидящую под колонной и истерически смеющуюся, закрыв лицо руками.
        Я кричу ему:
        - Дайте катер, пожалуйста, мне нужен катер!
        - Едет уже катер, едет!
        - Откуда едет?
        - С Озера, не мешайте!
        - А гонщики? Вы знаете, что с ними?
        - Некоторых подобрали, везут сюда. Идите к лифту, езжайте наверх, вы поняли меня?
        Тут вся толпа, сомнамбулически шатающаяся между колоннами, мгновенно ожила и бросилась к краю платформы. Люди всматриваются в тоннель со стороны старта гонки. Из мрака доносится нарастающий гул.
        - Катер! И байки!
        Подъезжает спасательный катер, за ним - всего лишь два потрепанных гидроцикла. На катере, помимо двух спасателей, сидят два мокрых гонщика, на байках - еще по паре дрожащих от холода людей. Гидрокостюмы почти на всех порваны, видны кровоточащие ссадины. Они минуют платформу и сразу направляются в ангар. Я с ужасом обнаруживаю, что Лианы среди них нет!
        Вернулось шестеро. Значит, еще четверо остались на Озере!
        Из тоннеля, с той зловещей стороны, где несколько минут назад произошло нечто ужасное и совершенно необъяснимое, к платформе подъезжает байк с зелеными полосками. За рулем Четвертый, без шлема, тяжело дышащий. Он останавливается, придерживаясь за край платформы.
        Я подбегаю к нему:
        - Почему вы никого не привезли с собой!
        Он оглядывается на меня:
        - Знаете, хм, а «Голова» снова на прежнем месте… как будто и не отлучалась никуда.
        - На Озере еще остались люди, может быть, раненые!
        - Да? Я никого не видел. Смотрите, у меня фара разбита, а там темно.… Очень темно. Да, и если бы нашел кого-то, все равно на стоячем байке вдвоем далеко не уедешь.
        - Отвезите меня туда, пожалуйста, там осталась моя девушка!
        - Хм, ваша девушка? Это кто же, интересно? И как вы это себе представляете? Мы вдвоем машину перевесим. Сядьте на край платформы и держите руль, если хотите развлечься.
        Он нагибается к маленькому лючку и достает небольшой фонарик. Потом неожиданно ловко для своего возраста выпрыгивает на платформу и крепкой рукой перехватывает руль, я же делаю шаг вниз, на его место.
        - Это акселератор, а это передачи. Мне уже все равно, я больше здесь не ездок, даже если позовут. Плывите лучше не к «Голове», будь она трижды неладна, а в другую сторону, расстояние до Озера примерно одинаковое. Если упадете в воду, без паники, а то холод сведет и на дно утянет. Спокойно заползайте сзади и медленно вставайте на ноги. Я отдышусь и за вами вернусь с катером.
        Он включил фонарик и сунул мне его подмышку, едва не потеряв равновесие. Выжав гашетку, я вспоминаю добрым словом старенькую отцовскую «Хонду», мопед, с которым не расставался несколько летних сезонов в деревне, и легко мог проехать по длинному гладкому бревну, ни разу не соскользнув.
        Балансируя на юрком гидроцикле за узеньким коротким лучом света в кромешной темноте, я вспоминаю слова моего нового знакомого, студента-богослова Александра: «Если вы увидели что-то необычное, причину этого лучше искать не в мире духов, а в действиях людей». Необычное, ничего не скажешь. Кому, если не духам, под силу такие безумные манипуляции каменными «головами», и главное, зачем? Кто и каким образом поднял со своего древнего постамента многотонную глыбу и заставил плыть по воде Канала, словно огромный резиновый мячик? Из памяти выплывают слова Гамлета, заученные на студенческой постановке: «Ты движешься, обезобразив ночь, в лучах луны, и нам, простейшим смертным, так страшно потрясаешь существо загадками, которым нет разгадки?»
        Господи, когда же этот тоннель кончится!
        И вдруг он заканчивается…
        Глава 11. Под стенами часовни
        Показывается Озеро и часовня, я прибавляю скорости…, но тут меня ослепляет ярчайший свет. С трудом не свалившись в воду от неожиданности, я пытаюсь что-нибудь разглядеть вокруг, но сила этого свечения после черноты тоннеля слишком велика.
        Я кричу:
        - Выключите свет, вы меня совсем ослепите!
        Свет сразу гаснет, и темнота снова разливается вокруг меня по окружающему пространству, подобно тому, как чернила каракатицы мгновенно окружают неосторожного аквалангиста. Ко мне медленно подплывает большая светлая масса, в которой я узнаю тот самый белый байк, обогнавший Лиану. Человек за рулем, поравнявшись со мной, помогает мне сохранить равновесие и придерживает мой руль. За ним сидит девушка… Боже мой, но это не Она!
        - Вы видели седьмой номер? Пожалуйста, скажите, что случилось с гонщиком под номером семь, с Лианой?
        Мужчина снимает шлем, и я вижу, что это Первый, каким-то образом избежавший не только гибели, но, судя по всему, и серьезных травм.
        - А я думал, мы тут последние. Меня волной от этой нечисти перекинуло через всех. Пришлось-таки поплавать. Мой байк надо будет сетью по частям собирать. Тут еще чьи-то обломки в воде, может это ее, седьмой?
        Девушка на заднем сиденье стонет:
        - Поехали скорее, меня уже всю колотит!
        Первый отпускает мой руль и запускает водомет. Через несколько секунд рядом со мной никого уже нет.
        Я кричу:
        - Лиана, Лиана!
        Я объезжаю Остров. Несколько брошенных гидроциклов поблескивают пластиком в свете звезд, равнодушно глядящих в котлован. Я с ужасом вижу, что ее малиновый байк, накренившись, лежит на воде у кромки Острова, под бронзовыми перилами. Руль сломан и завалился набок, борт вмят и сильно оцарапан. Вокруг плавают крупные обломки пластика, наверное, от того борта, который скрыт под водой. Продолжая громко звать Лиану, я пытаюсь перепрыгнуть со своей шаткой опоры на Остров и уцепиться за перила, но срываюсь и оказываюсь по пояс в ледяной воде. Кое-как подтянувшись, я карабкаюсь по бронзовым завитушкам, покрытым зеленой патиной, и перелезаю на плиты Острова. Быстро обхожу всю окружность перил, перегибаясь через них и силясь хоть что-нибудь разглядеть в темноте. Фонарик своим слабеньким лучиком достает максимум на четыре-пять метров, а дальше поверхность воды темна и непроглядна. С разрывающим сердце отчаянием я оборачиваюсь к часовне и опускаюсь на колени, чтобы молить Бога помочь мне найти девушку и вижу… на полу, под высокой стеной, как будто излучающей таинственный свет в окружающей Остров темноте,
скорчившуюся темную фигурку. В стороне лежит шарик шлема.
        - Лиана!
        Я бросаюсь к ней с тревогой и одновременно охватившей меня радостью.
        Девушка сидит, прижав колени к груди, и не двигается, ее взгляд устремлен куда-то в пространство сквозь меня. Я пытаюсь растормошить ее, вывести из состояния нервного шока. Я хочу скорее увести ее отсюда, ведь неизвестно, чего еще можно ожидать от "духов подземелья" этой ночью. Путая слова я рассказываю самый смешной анекдот, который мне удается вспомнить. Наконец, ее губы дрогнули в улыбке, на глазах показались слезы. Она роняет голову на руки и тихо шепчет:
        - Какой же это был кошмар!
        - Все уже позади, это чья-то шутка, просто очень плохая шутка! Все пройдет, все живы, все уже в Доке, вы скоро вернетесь домой.
        Всхлипывая, она повторяет:
        - Я знала, что эти гонки плохо кончатся, но чтобы такое, такое!
        - Ничего, в жизни случаются вещи и поудивительнее. Знаете, во времена Рузвельта в одном из штатов по радио передавали постановку романа Уэллса «Война Миров». Помните, про марсиан, вторгшихся на Землю? Передача была задумана как репортаж с места событий. Так чуть ли не миллион человек поверил в то, что марсиане прилетели по-настоящему. Возникла паника, тысячи людей побросали свои дома и наводнили дороги из штата.
        - Хотите сказать, что жуткая «Голова» - это была галлюцинация? И мой разбитый байк тоже? Боже мой, что мне теперь делать!
        - Дома, в тепле, согреться и поспать подольше.
        - Это да. Но я про байк… Меня Макс теперь точно убъет.
        От этой мысли она снова цепенеет.
        - Забудьте про Макса, про байк тоже. Все будет хорошо, давайте встанем, а? Я, кстати, с ним пообщался, очень милый юноша.
        Неожиданно она смеется:
        - Ха-ха-ха, милый юноша? Вы сказали, милый юноша, ха-ха! Ма-а-акс - ми-лый юноша!
        Я хихикаю вместе с ней, чувствуя, что промерз до нитки - после купания в ледяной воде в джинсах и ботинках меня уже изрядно начинает подтрясывать дрожь. Я поднимаю взгляд - круг неба над Озером усыпан звездами. До меня доходит причина постоянного гула, доносящего сверху - это дорожные рабочие в парке, усердно заглушающие рев водометов отбойными молотками, все еще делают свою «работу», никем не предупрежденные о неожиданном конце «зрелища» и, соответственно, конце смены. Смех Лианы звенит у часовни, разгоняя напряжение, которым наэлектризовано все окружающее Остров черное пространство. Я смотрю на ее осунувшееся от пережитого лицо, растрепавшиеся по плечам уже почти совсем сухие каштановые волосы, и благодарю Бога за то, что она невредима и сидит рядом со мной, здесь, под стенами часовни.
        Все это время мне в голову неотвязно лезут разнообразные предположения о происшедшем час тому назад кошмарном событии. Ясно, что монолит перемещал по туннелю некто, обладающий сверхъестественными возможностями. Мощный, да еще и подводный, погрузчик там спрятать негде, значит устройство, которым этот некто пользовался, было достаточно миниатюрным. Я слышал и читал о телекинетических способностях, скрытых в человеке, но не помню, чтобы дело когда-либо продвигалось у медиумов подобного рода дальше, чем удерживание между разведенными ладонями коробочки со спичками. Может быть, это действительно, грандиозное массовое наваждение? Но откуда тогда взялась волна?
        Лиана пытается встать, но вскрикивает и хватается за спину:
        - Как меня шарахнуло о камни, хорошо еще, что не головой. Больно очень, надеюсь, что позвонок не выбило.
        Я, как могу, утешаю девушку. К Острову подплывает катер. На нем двое, один из них - мой благодетель, Четвертый. Заметив свой байк, он делает знак водителю подплыть ближе. Удовлетворенно осмотрев его и опустив руль, он привязывает байк к катеру. Лиана опирается мне на руку, мы подходим к перилам.
        Хозяин верткого байка с зелеными полосками полуутвердительно спрашивает:
        - Все живы?
        - Слава Богу. Вы нас заберете?
        - Для того и приехали.
        Он усмехается. Видя, что девушка морщится от боли, он показывает на станцию:
        - Вы пока переходите через мостик к платформе, там ей легче будет в катер сесть.
        Я шаг за шагом веду Лиану к галерее, а катер успевает подобрать оставшиеся на озере байки, и уже поджидает нас у платформы озерной станции.
        - Да, девочка, будет тебе, что вспомнить, когда внуки попросят рассказать про молодость! А, Лиана?
        Четвертый помогает девушке спуститься.
        - Еще парочка таких приключений, дядя Влад, и до внуков дело точно не дойдет, не говоря уже о детях!
        Она улыбается.
        - Вы что, родственники?
        Он отвечает мне через плечо:
        - Очень дальние.
        Катер мягко урча, быстро добирается до дока и поворачивает в гараж. Я замечаю среди десятка оставшихся на платформе людей «приятного юношу» Макса, который провожает нас тяжелым взглядом.
        В гараже, у низкой пристани, я осторожно помогаю Лиане выйти из катера. Наклоняюсь к Владу, который отвязывает свой байк:
        - Влад, сделайте нам еще одно доброе дело! Вы знаете этого уголовного Макса, владельца Лианиного байка? Отвлеките его чем-нибудь на пять минут, а мы с Лианой тем временем пройдем к лифту.
        - Чем же, интересно, мне его отвлечь от разбитой вдребезги собственности?
        - Ну, не знаю, у вас нет с собой хлороформа?
        Он смеется, Лиана изумленно смотрит на меня:
        - Дядя Влад, я забыла тебе представить этого молодого человека - Давид. Он, кстати, монах, правда, очень странный.
        - Да никакой я не монах! Я журналист.
        - Вот уж не подозревала, что журналистов теперь заставляют носить рясу!
        - Может, я прятал под ней видеокамеру. Потом все объясню. Влад, очень вас прошу, уведите Макса к бару, что ли…
        - К бару? Ха, это можно, если бар, конечно, еще не сложили и не унесли. Я и сам не прочь немного подсушить мозг чем-нибудь крепким после всего этого.
        Лиана говорит мне:
        - Давид, мне же нужно переодеться, куда я в рваном гидрокостюме?
        Влад уходит, через минуту и мы с Лианой покидаем гараж. Я жду ее возле служебной раздевалки, где у каждой рулевой гондол есть свое отделение для одежды. Затем быстро, насколько это позволяет состояние девушки, мы поднимаемся наверх.
        Глава 12. Утро после гонок
        У входа по-прежнему стоит грузовик, рядом с ним суетятся люди. Беспрепятственно минуя его, мы пересекаем темный скверик по направлению к вокзалу. В моих ботинках хлюпает вода, холодный ветер сразу же облепляет ноги мокрыми брюками.
        Из ближайшего к нам автомобиля выскакивает таксист и, вытягивая шею, всматривается, не к нему ли мы направляемся. Еще несколько секунд назад он дремал чутким сном бывалой сторожевой собаки, которая всегда готова к прыжку.
        Лиана устало закрывает глаза, усевшись на потертый велюр заднего сиденья старого «Опеля»:
        - Я поеду к подруге, у нее переночую, что-то домой мне сейчас не хочется. Магистральный проезд, четырнадцать, пожалуйста.
        - А ваша травма? Надо бы нам сейчас в больницу заехать!
        - Терпеть не могу больницы. Моя подруга - детский врач, она меня посмотрит, а там видно будет.
        По пустым улицам мы быстро добирается до дома подруги - красной кирпичной пятиэтажки. Попросив таксиста подождать меня, я провожаю Лиану на четвертый этаж. Она держит меня под руку, мы поднимаемся по узкой лестнице, прижавшись друг к другу. У двери, обитой черным дерматином, Лиана шепчет:
        - Какая ужасная ночь! Знаете, я рада, что вы все-таки не монах! До свидания, Давид.
        Подождав этажом ниже, пока откроется дверь, и Лиана войдет к сонной испуганной подруге, я сбегаю вниз, перескакивая через несколько ступенек, и буквально запрыгиваю в такси. Она рада, что я не монах! Ужасная ночь? Да это самая прекрасная ночь! Мне кажется, что автомобиль едет слишком медленно, кажется, что если я побегу рядом, то оставлю его далеко позади. Хочется бежать, причем на всех четырех, перепрыгивать через автобусные остановки и деревья, лететь и плыть по холодному ночному воздуху. Такси останавливается у моего подъезда, я оставляю водителю все содержимое худосочного бумажника и поднимаюсь к себе.
        «Боже мой, завтра, а, вернее, уже сегодня - суббота! Утром я снова смогу быть с Ней!» - с этой единственной мыслью я проваливаюсь в сон, сидя на диване и завернувшись в плед, едва успев глотнуть коньяка из стакана, который так и остается у меня в руке.
        Меня будит телефонный звонок:
        - Это Михель. Еще раз вам напоминаю, что никаких гонок не было, и вчерашнюю ночь вы провели дома, в теплой постели.
        - Подождите, а как же этот кошмар с «Головой»? Вы что, не будете проводить расследование?
        - Это наша забота. Повторяю, ничего не было, вам ясно? Я очень надеюсь на ваше благоразумие, не ввязывайтесь в историю, которая, я еще раз предупреждаю, сразу станет для вас очень неприятной. Счастливо.
        Я, вообще-то, и не имею намерения что-либо писать о происшедшем, поскольку, во-первых, обещал Михелю этого не делать, а во-вторых, был уверен, что информация о таких необычайных событиях, так или иначе, всплывет. Если пользоваться языком приключенческих романов, «ужасные слухи клубами зеленоватого тумана поднимутся на поверхность земли из мрачных глубин подземелья и распространятся по городу, как опасный вирус».
        Намерение у меня сейчас только одно - как можно скорее быть с Ней. Наскоро позавтракав, я бегу за цветами. Не в киоск, хотя он и находится за углом, а в салон, который находится за четыре квартала от меня. Там всегда можно выбрать свежие и неожиданные сочетания красок и форм. К цветам и к их подборке в букете у меня всегда было особенное отношение. Думаю, Господь наделил их не сравнимой ни с чем красотой тоже из какой-то особенной любви. Полусонная неразговорчивая цветочница не особенно мне мешает в выборе цветов. Я собираю веселую романтичную композицию из белых гербер, маленьких рыжих розочек и голубых сухоцветов. Цветочница оборачивает ее темно-зеленой бумагой с рваными краями, и завязывает соломенной ленточкой. В приподнятом настроении я добираюсь до дома Лианиной подруги.
        Обитую дерматином дверь открывает веснушчатая девушка в розовом халате, тапочках с зайчиками на носках, и очках. Ее лицо выражает суровость, которая, судя по всему, совсем не свойственна ее характеру. Из-за ног девушки важно выходит большой пушистый серый кот и направляется прямиком ко мне по лестничной площадке.
        - Маркиз, ты куда!
        Она с трудом затаскивает увесистого кота обратно в квартиру:
        - Меня зовут Давид. Это вот букет для Лианы. Как она?
        - Молодой человек, вы ошиблись, никакой Лианы тут нет.
        Она собирается уже закрыть дверь. Я решительно хватаюсь за ручку:
        - Послушайте, я ее вчера сюда сам привез. Вы ее смотрели? Как ее позвоночник?
        Выражение ее лица смягчается:
        - Да она вся в синяках, как после драки стенка-на-стенку. Но, слава Богу, только синяками и отделалась. Спит она, и не похоже, что собирается скоро просыпаться. Давайте ваш букет.
        - Вы его поставьте рядом с постелью, чтобы она сразу увидела, как проснется. Вас как зовут?
        - Ева.
        Я оставляю Еве свои номера телефонов, домашний и редакционный, она нехотя диктует мне свой. Погладив кота, расположенного ко мне значительно больше его хозяйки, я прощаюсь и ухожу.
        У меня впереди как минимум полдня, которые нужно чем-то занять. После пережитого сегодняшней ночью хочется просто сидеть в кресле и смотреть какой-нибудь старый фильм, старую американскую комедию, например.
        Тут я вспоминаю об обещании, данном своему новому знакомому, Александру из часовни. Медленно вышагая по маленькому круглому дворику с детской площадкой в середине, я размышляю, кого из известных в городе личностей можно было бы озадачить интервью на малопопулярную в массах тему происхождения Земли. Не просто озадачить, а получить прогнозируемый и желаемый результат. Персонажей из администрации города и генералов в отставке я вычеркиваю из списка возможных кандидатов сразу, десяток театральных актеров и двух режиссеров, поразмыслив, минутой позже. Остается еще экстравагантный главный дирижер театра, он очень неглуп и весьма начитан, но, пожалуй, некоторые его заявления, публиковавщиеся в нашей газете, раскрывают его скорее как фантазера-эзотерика, чем православного христианина.
        На площадке играют дети, девочка лет шести и семи-восьмилетний мальчуган. Две молодые женщины стоят неподалеку, увлеченные разговором. Дети заняты покорением облезлой металлической конструкции из толстых труб, когда-то покрашенных красной краской. Вероятно, это сооружение задумывалось как огромная черепаха, но для детишек оно стало горой Джомолунгмой. Мальчик карабкается на нее со стороны Китая, а девочка обгоняет его, соответственно, со стороны Непала.
        - Смотри, это черный як!
        Я слышу крик мальчика. Он показывает пальцем на темно-серого толстого голубя, который от такой неожиданной характеристики чуть не сваливается с железной трубы на песок.
        Девочка, покоряя последнюю секцию потертой «Джомолунгмы», утверждает:
        - Какой як, это дух пропавшего альпиниста! Он провалился в трещину и умер, а теперь является и всех пугает.
        Ее мать периодически громко кричит, не двигась, однако, с места:
        - Слезай, альпинистка, я уже ушла!
        Юнус! Как я мог забыть про него! Знаменитом фотографе с мировым именем, побывавшем во всех известных, малоизученных и вовсе затерянных местах мира. Про него шутили, что он по дну перешел Тихий океан.
        Многие профессиональные путешественники к старости начинают поклоняться природе, становятся, подобно японцам, своеобразными синтоистами, попросту говоря, язычниками. Поэтому я был удивлен, однажды увидев Юнуса в часовне на озере, причем он не созерцал красоты росписей и архитектуры через объектив фотокамеры, а прикладывался к иконам и с чувством осенял себя Крестным знамением.
        Шестидесятипятилетний, но еще очень крепкий и остроумный кавказец, досыта насмотревшись красивейших закатов и великолепных восходов в самых экзотических местах планеты, несколько лет назад решил обосноваться в наших краях и построил себе довольно своеобразный дом на самом краю глубокого ущелья в двадцати километрах от города. Ущелья, которое называют у нас «Ущелье черной реки».
        Глава 13. В доме над пропастью
        Я познакомился с Юнусом примерно два года назад, когда он строил свой необычный дом, и был первым журналистом, посетившим это место. За эту встречу он полностью исчерпал запасы своей доброжелательности в отношении людей моей профессии, и всем приезжавшим за мной коллегам неизменно давал отставку. Со мной, тем не менее, он всегда был любезен и даже называл меня «юный друг, песчаный папарацци», когда мне случалось встретить его в городе.
        Терпеть не могу проводить часы ожидания в бездеятельности. Решив попытать счастья застать его дома, я сажусь на пригородный автобус, и уже через полчаса бреду по полузасыпанной песком узкой дорожке к жилищу путешественника. За голубым бетонным забором песка уже значительно меньше, замысловато рассаженные завезенные пальмы огибают причудливо раскрашенные каменные дорожки. Дом невысок, и скорее напоминает бункер, поскольку основная его часть находится под землей. Я миную просторный гараж для нескольких автомобилей, потом какой-то странный сарай, крытый нержавеющей сталью, который мог бы вместить небольшой самолет, и, несколько раз постучав дверным молотком, жду хозяина.
        Вскоре дверь отворяется, и Юнус, с довольно мрачным выражением лица, появляется передо мной. Он смуглокож, невысок ростом, с резкими, но привлекающими чертами. Узнав меня, он улыбается и широким движением руки приглашает войти.
        - Я решил вас навестить, не помешал? Что-то лицо у вас невеселое.
        - Нет, я тебе рад. Сам себе удивляюсь, что сижу дома, старею, наверное. И будешь тут мрачным, когда он съезжает в ущелье. Я замерил плиту балкона - она накренилась на целых три градуса за шесть месяцев. Если так будет продолжаться, то в один из вечеров я усну в постели, а утром найдут меня внизу, у Черной реки, как Пушкина. Ты как друг пришел или как журналист?
        - Конечно, как друг! Но вы же не откажете миру в ма-аленьком интервью, тем более, что он в опасности.
        Юнус насторожился:
        - Кто?
        - Мир. Вы же сами сказали, что можете съехать в пропасть. Мир рискует оказаться одновременно без вас и без вашего будущего дома-музея.
        Юнус хохочет. Он одет в льняную светлую рубашку и такие же шорты, лицо дагестанца лучится морщинами. Мы проходим на балкон. Трехградусный «наклон», конечно, нельзя почувствовать, но я с осторожностью подхожу к перилам из двухсантиметрового стекла. Открывается одновременно прекрасный и жутковатый вид. Обрыв отвесно уходит вниз на пару сотен метров, речка, которую называют Черной из-за того, что она почти всегда погружена в тень, стремительно несет свои воды вдаль и скрывается за поворотом ущелья.
        - Да, какой черный поток. Ты знаешь, а ведь мое имя переводится «поток» с древнееврейского. Можно представить, что если крикнуть «Юнус!», мне ответит не эхо, а мой тезка снизу. Слышал, что в ущелье есть бездонная трещина? Во-он там!
        Юнус вытягивает руку по направлению к красноватой скале, к которой каким-то чудом прилепилось деревце:
        - Я сам проверял - кидаешь камешек, в звука падения не слышно! Слушай, у меня есть час, а потом меня ждут дела в гараже. Кофе?
        Мы возвращаемся в гостиную, садимся в плетеные кресла, я включаю диктофон.
        - Юнус, ваша профессия дала вам возможность побывать в самых затерянных точках планеты, что очень многим нашим «закрытым» горожанам недоступно.
        - Да, у фотографа есть некое преимущество перед многими другими профессиями, преимущество, которое ему дает именно этот род занятий. Он имеет гораздо больше времени на разглядывание красоты мира. И он может разглядывать ее с разных точек, иногда очень даже удаленных.
        - Довольно сибаритское преимущество, как вы думаете?
        -Может быть… Псалмопевец Давид, ваш тезка, один из первых прославлял Бога, созерцая красоту мира. Его трудно назвать образцом для подражания, но в этом я надеюсь быть его последователем.
        - То есть вы хотите сказать, что относитесь к своей профессии, как к своеобразному миссионерству?
        - Можно так сказать, но наполовину. Вторая половина - это не прекращающаяся детская игра.
        - Вы имеете в виду «Обратитесь и будьте как дети?».
        - Что-то вроде этого. Разве это не детское занятие, рассматривать мир через маленькое окошечко и радоваться, когда увидел через него что-то симпатичное или неожиданное?
        - Да, действительно. Кстати, я видел вас в часовне на озере. Расскажите, вы выросли в православной семье?
        - Часовня у нас чудесная в полном смысле слова. Чудо - в том, что ее там задумали строить, в котловане этаком древнем. И результат потрясающий, конечно, получился.
        Что касается моей семьи, я был воспитан, как и большинство наших соотечественников, «сомневающимся материалистом». Мама «сомневалась» больше отца, но о какой-либо религиозности моих родителей говорить не приходилось. А креститься меня привела в незапамятные времена подруга-однокурсница. Она просто сказала «Ты не будешь жалеть», я ей доверял, и покрестился. И действительно, можно сказать «Слава Богу». С тех пор уже больше сорока лет прошло…
        - Я слежу за вашим творчеством и знаю, что вас всегда очень интересовали раскопки…
        - Мало кого из людей, воспитанных на приключенческой литературе, не интересуют раскопки и поиски сокровищ. А работа полевого археолога вообще окружена светящимся ореолом романтики. В последние годы я к этой теме отношусь не с меньшим интересом, чем раньше, но, как бы это сказать, стал разборчивее. Как на ваш взгляд, вскрытие могил археологами и мародерами со стороны очень отличается?
        - Ну да, с одной стороны научный интерес, и с другой - корыстный.
        - Это не снаружи, а внутри самих копателей, так сказать, мотивация.
        А со стороны - любое вскрытие могил, кроме криминалистического, это надругательство над костями. Чем больше я наблюдаю раскопки различных могильников, а ведь чуть ли не каждый приличный холм может таить в себе какие-нибудь развалины и десятки могил в придачу, тем больше сомневаюсь, что такие поиски исторической истины - хоть сколько-то богоугодное занятие.
        - Но истину искать все же необходимо?
        - Вот именно, «искать». Вообще во все времена люди испытывали серьезные проблемы при получении истинного знания. Это традиция, заведенная в человеческом обществе очень давно. Учеников Христа и апостолов, обращающих мир, преследовали и уничтожали, средневековых ученых, изучающих мир, преследовали и уничтожали, а в наше время этот мир истину топит в огромной мусорной куче. Девиз интеллигенции двадцатого века метко обозначил Генрих Манн: «Мы рождены искать правду, а не обладать ей».
        - Что вы подразумеваете под мусорной кучей?
        - Да эту нашу жалкую теорию эволюции, а также громадное количество исследований, раскопок, диссертаций, и сотни тонн литературы, из которой складывают стену между нами, нашими детьми и истиной, простой, доступной для понимания любым умом.
        При этих словах Юнуса я чувствую, выражаясь незамысловатым языком вчерашних букмекеров, что поставил на правильный байк:
        - Миллионы людей вряд ли согласятся с таким сильным образом.
        - К сожалению, когда то или иное заблуждение разделяют огромные человеческие массы, это не добавляет этому заблуждению правдивости. Я слежу за этой темой всю жизнь, но теорема не становится аксиомой, теория эволюции бездоказательна. Хронология эволюционного развития живого мира - тоже. Но научным сообществом они давно приняты за фундамент, с этого же фундамента начинается обучение наших детей. Тогда как библейская история и хронология имеют множество бесспорных доказательств. И их все больше появляется каждый год.
        - Расскажите о каком-нибудь из них, нашим читателям наверняка это будет интересно.
        - Возможно, вы помните мою выставку «Небесная сера»? Между нами говоря, парочка моих скептически настроенных друзей сразу же «поправили» название на «Небесная сера и немного ушной». Туповато, конечно - смеется Юнус. Так вот, я был в том самом месте, к северу от Иерихона, где были сожжены небесным огнем Содом и Гоморра. Там повсюду камни прожжены комками серы, такие же серные шарики в толстом слое пепла, покрывающего землю. И это единственное такое место в мире, заметим.
        - Я прекрасно помню, вы сделали потрясающие снимки с красными лучами солнца, пронизывающими камни, такое ощущение, что камни горят. И какие-то призрачные силуэты домов и людей. Как вы этого добились?
        - Игра, все та же детская игра, дорогой мой. Играешь со светом, пленкой, придумываешь какие-то новые фокусы.
        - Вернемся к раскопкам, что еще вас настораживает в последнее время?
        - Мои друзья говорят, что я старею. Возможно.… Но какова «научная» ценность раскопок, котлованов и траншей в разных частях света, которые копают на деньги налогоплательщиков? Во-первых, все обесценивает этический момент, я уже говорил, это - осквернение могил. Во-вторых, копаясь в трухлявой древности, мы дарим миру древние вирусы, спокойно дремавшие до срока. Все это - еще полбеды. А интерпретация находок в современном мире возможна исключительно в границах общепринятой хронологии. Иногда позволяют от нее отступить, совсем немного, и тогда возникает запланированная сенсация.
        - Кто позволяет?
        - Научное сообщество коррумпировано не меньше, чем чиновники или военные. Сомневаюсь, правда, что вам дадут об этом писать. Хотя, как стариковское брюзжание, пожалуй, может пройти.
        - Вы себя недооцениваете, Юнус, все знают в вашем авторитете в международных научных кругах.
        - Да полно вам… Кстати, вы слышали о гравированных камнях из Перу? Камнях Ики?
        - Нет.
        - В Перу уже давно находят тысячи очень древних камней, гравированных рисунками несложной графики, но технология гравировки высочайшая. Я их видел, снимал, их подлинность не оставляет сомнений, их выкапывают из-под многих кубометров земли, но научной общественностью они признаны фальшивкой. Дело в том, что на этих камнях достоверно изображено сосуществование людей и динозавров, например. И еще - сложнейшие хирургические операции. И все это - примерно 7-8 тысяч лет назад, если верить радиоуглеродному анализу.
        - Действительно, как-то не вписывается в образ каменного века.
        Юнус встает за новой порцией кофе, я разглядываю его гостиную, почти пустую комнату со стенами цвета старого вина и длинной черной тумбой, заставленной самыми разнообразными подсвечниками. К подсвечникам у Юнуса особое пристрастие коллекционера.
        Хозяин передает мне раскаленную чашечку.
        - В апокрифичной «Книге Еноха», например, описывается зарождение технологий и вообще прогресса посредством вмешательства, как бы это сказать, «бесплотных сил». То есть, возможно, все обошлось без использования каменных топоров на протяжении десятков тысяч лет. Каменные топоры, конечно, были, но скорее всего уже у одичавших племен после Потопа, которые до сих пор используют трение палочек для разжигания костра. В общем, если не считать экологического кризиса, мир сейчас объединяет одно - заблуждение относительно его истории, древней истории.
        - Юнус, но вы-то не впадаете в это заблуждение и, наверное, можете его рассеять?
        Он смеется.
        - Со страниц маленькой вечерней газеты полузакрытого города? Забавно. Эта старая история смыта Потопом и частично затоплена Океаном, но кое-где понемногу обнажается из-под наносов ила и домыслов.
        - Ваша выставка «Это было и до Потопа», которая объехала Европу, была встречена очень неоднозначно. Вы сделали фантастические коллажи из документальной военной хроники, фильмов ужасов и полуреальных пейзажей.
        - Еще бы! В нашем городе я вообще на нее не рассчитывал. Но посетителей было много, как в Мюнхене, так и в Ницце. В единственном источнике, которому можно доверять, я имею в виду Библию, о допотопной цивилизации сказано крайне мало, но сейчас уже можно догадываться, что она была развернута почти по всей планете. Пирамиды, гигантские тоннели, разные мегалитические сооружения разбросаны по всему свету, в том числе на дне океанов и морей. Из эпосов и легенд самых разных народов, которые почти всегда имеют отзвуки исторической правды, мы понимаем, что ужасные войны испепеляли все живое по всей планете. А своей серией я хотел выразить как раз ту мысль, что если Господь Бог решил смыть с лица Земли все достижения развращенного человечества, то не стоит нам их пытаться откопать. Пусть даже это жутко любопытно. Просто из заботы о детях.
        - Кстати, по поводу детей. Со времен вашего ученичества подача истории Земли и природы на предметах географии и биологии не сильно изменилась.
        - Да, я подозреваю. Если бы мы честно предложили детям два варианта понимания истории земли и человечества, на самом деле мы предложили бы им выбор, как жить и к чему готовиться: относиться к миру с любовью или с терпимостью, готовиться к вечной жизни или к смерти, распаду. Терпимость сейчас в мире, пожалуй, популярнее любви.
        Магическое слово «любовь» заставило меня совершенно потерять нить разговора. Я искоса гляжу на аскетического вида циферблат всего с четырьмя синими цифрами. Юнус смотрит на меня, улыбаясь:
        - Любопытно, мы совсем не говорили о фотографии, не говорили о моих зарубежных знакомых из бомонда, а почти все время о призрачной истории Земли. Я, конечно, люблю эту тему, но зачем тебе она?
        - Может быть, когда тема серьезная, она сама всплывает в разговоре, даже без нашего желания?
        - Ну да, всплывает, точно. А мне, пожалуй, пора на дно. Гараж ждет. У меня там… Э-э, неважно. У тебя усталый вид, все в порядке?
        - Ночь была бурная.
        Фотограф смеется:
        - Неужели рулетка?
        - Вы даже не представляете, насколько вы близки к истине.
        - Да ну? Осторожнее с этим, передачи в камеру я тебе носить не буду.
        Наверное, никто из гостей Юнуса так быстро не набирал скорость сразу от его порога и до далекой остановки автобуса на шоссе. Удивляясь верности избитой фразы о вырастающих крыльях влюбленных, я подбегаю к потрепанному столбику с номером. Шоссе пустынно, пыльный ветер посвистывает не очень ободряюще.
        Но уже через полчаса я сижу в попутке, абсолютно довольный жизнью.
        За рулем молодой парень, крепкий и потертый, как и его пикап.
        Я спрашиваю его:
        - Домой едешь?
        - Да, у матери был, в деревне У.
        - А что ты думаешь о происхождении Земли?
        - Чего?
        - Как думаешь, как Земля возникла наша?
        - Ну.… Откуда я знаю? Зачем мне это? Инопланетяне создали, наверное.
        Глава 14. Вечер с Лианой
        Парень высаживает меня у вокзала. Когда я, наконец, добираюсь до тайного убежища моего прекрасного гонщика номер 7, купив по дороге коробку шоколадного суфле, уже собирается вечереть. Спокойный субботний город, мягкая осень, нежно темнеющее небо, кажется, шепчут мне: «Вчерашней ночью ничего не было, ты просто видел странный сон». И этот «сон», кстати, оказался как будто из моего привычного набора снов - смеси приключений, фэнтези и фантастики, которую я с детства имею привычку просматривать по ночам. Друзья мне даже завидовали - им снились умершие родственники, разные ужасы, или вообще ничего не снилось. Правда, этот мой «сон» был на этот раз тоже с немного кошмарным оттенком.
        Я забегаю на четвертый этаж. Ева все в том же халате, толстый серый кот все также рвется исследовать подъезд.
        - Привет, это опять я. Как Лиана?
        Я протягиваю конфеты. Вместо ответа я слышу шаги и вижу Лиану, которая, улыбаясь, выходит в прихожую. В лиловом платье своей подруги она кажется еще стройнее.
        - Здравствуй, Давид! Букет просто чудесный!
        - Я сам собирал, и очень старался.
        - Это видно, он мне даже приснился, такой ароматный!
        Затаскивая тяжелого кота, Ева предлагает:
        - Может, в квартиру зайдете?
        Я захожу в малюсенькую, оклеенную зелеными обоями прихожую. Судя по всему, Маркиз спуску своей хозяйке не дает: обои, деревянные косяки и дерматин входной двери сильно подраны когтями. Я почему-то смущенно мнусь у двери и не знаю, что сказать Лиане.
        Она спрашивает:
        - Я сейчас переоденусь, и мы можем посидеть в кафе, у тебя есть время?
        Я пытаюсь пошутить и краснею до ушей:
        - Может, даже представится случай снова тебя спасти!
        Лиана мрачнеет:
        - Вот этого больше не надо!
        Потом внезапно смеется:
        - Не в том смысле, что ты плохо спасал!
        Лиана уходит переодеваться, я шепотом спрашиваю Еву, молча наглаживающую кота:
        - Как ее ушибы-то?
        - Да пройдет все. Она же знала, на что шла, экстремалка! Да, Маркиз?
        Кот в знак согласия тут же принимается усердно снимать когтями стружку с косяка.
        Через пять минут я помогаю Лиане преодолеть сотню ступеней вниз. Она одета в белоснежный короткий плащ, волнистые волосы рассыпаны по плечам. Лиана морщится, но спускается бодро, держась за мою руку.
        Вывеска кафе «Мокко» светится в квартале от дома Евы.
        Я говорю:
        - Я сейчас и от «Арабики» не откажусь. Хотя, больше кстати была бы яичница с дюжиной котлет.
        - С дюжиной, ну ничего себе! А у меня сегодня аппетита совсем нет.
        - Меня пару часов назад изрядно накачали кофе в доме над ущельем. В котором Черная река течет.
        - Ого, а что ты там делал?
        - Беседовал о допотопных временах с Юнусом Д.
        - Это что, вроде психологической разгрузки? А мне Ева говорила, что ты под окнами ходишь все это время.
        Мы заходим в кафе, внутри чересчур ярковато для кофейни, ее владельцы явно старались создать уют минимумом усилий - только покраской стен. Но в этом их фантазия поработала в полную силу - цветные пятна и диагональные черные линии на стенах могут дать хорошую фору даже палитре Уорхолла. Я с неудовольствием вижу, что в кафе свободны только барные столики.
        Охая, Лиана поднимается на высокий круглый красный табурет:
        - Недолго я просижу на таком стуле!
        Она заказывает кофе с мороженым и маленькое шоколадное пирожное, а я беру салат Оливье и несколько пирожков.
        Подняв взгляд от шарика мороженого, наконец растаявшего в кофе, Лиана говорит:
        - Я же говорила, что в Канале мистика творится…
        - Да уж…. Эти ваши гонки, кстати, тоже, как бы это сказать, не пионерский утренник.
        - Ну да…. Спасибо тебе, что пришел туда, и…. помог!
        - А как ты там оказалась в гонщиках? Довольно дикое какое-то развлечение. Хотя, конечно, кровь кипит, наверное?
        - Когда гоняешь? Это да. Дело в том, что у меня все началось с мотоцикла давным-давно.
        - Правда? У меня тоже был мопед - Хонда, я его страшно любил. Можно сказать, что он умер у меня на руках от старости.
        - Мир его праху, карбюратору и колесам. А я, между прочим, без пяти минут мастер спорта на земляном треке. Точнее, в прошлой жизни была.
        - У нас в городе же вроде нет треков?
        - Вот именно, что нет.
        Глядя на Лиану, я думаю о том, как мало иногда внешность человека отражает его пристрастия. В аккуратном старичке, встреченном в картинной галерее нипочем не угадаешь картежного шулера, а в этой девушке, которой не на шутку заинтересуешься в белой гондоле - профессионального мотогонщика.
        В глубине кафе освобождается столик с мягкими креслами, Лиана, поглядывая на окна, встает и показывает на него. Я с сожалением переношу тарелку с пирожками и чашки - барный столик был такой узкий, что мы почти касались друг-друга коленями. Лиана садится в широкое кресло, обтянутое тканью в яркую цветную полоску.
        - Ты помнишь дядю Влада? Он ночной сторож на станции «Каменные Ворота». Мои родители живут сейчас в соседнем городе З. Папа - военный, куда пошлют, там и дом. Город З. - ведь совсем захолустье. А Влад меня сюда на гондолу устроил, а потом он и предложил попробовать погонять.
        - Это как всегда, сделал одно хорошее дело, но не успокоился, надо было и все испортить тоже.
        - Да он просто такой же как и я, любитель приключений. Ты же видел, почти старик, а туда же, в очередь за адреналином. Ну вот, так я и оказалась на гонках.
        - Лиана, ты вчера разбила аквабайк какого-то бандита Макса. Он тебе что, тоже родственником приходится?
        Лиана пальцами трет виски:
        - Лучше не надо сейчас об этом, думать даже не хочу.
        Прядь волнистых волос выбилась из-под заколки, брови нахмурены.
        - Очень, очень я надеюсь, что Канал успели почистить, обломки все убрать. А то будет у всех много неприятностей. Хорошо еще, что сегодня…
        Лиана не успевает договорить, потому что в этот момент в кафе входит тот самый «милый юноша» Макс.
        Глава 15. Макс
        Вероятно, он давно разглядел нас с улицы, потому что, открыв двери, направляется прямиком к нам. Он неплохо одет, можно даже сказать, скромно, в серый пиджак и джинсы. В лице ничего угрожающего, более того, Макс улыбается. Встреть я его сейчас впервые, подумал бы, что это вполне нормальный парень, например, продавец в универмаге из отдела телевизоров или кухонной техники. Я задаю себе вопрос, не был ли ночной костюм рэкетира бутафорией, умело подобранной к случаю?
        Макс уверенно пробирается к нам между столикам, без приглашения усаживается на свободное кресло и протягивает Лиане небольшой букетик темно-красных роз в прозрачной пленке.
        Лиана молча медленно берет цветы, разглядывая Макса.
        Он спрашивает Лиану:
        - Ты как, а?
        - Спасибо, вроде жива.
        - Ну, я рад! А ты молодец, да!
        - Это ты что имеешь в виду?
        Он улыбается с видом человека, выигравшего вчера в лотерею:
        - Да ты не думай про мотор, забудь, все о’кей!
        - О’кей?
        - Да, забудь, точно, все нормально!
        По-прежнему ничего не понимающая Лиана говорит Максу:
        - Макс, это Давид…
        - Здорово.
        Макс окидывает меня коротким взглядом и снова поворачивается к девушке. Я поднимаю руку в знак приветствия.
        Лиана шуршит оберткой букета:
        - Спасибо за цветы, красивые. Как ты меня тут нашел, не понимаю.
        Макс довольно смеется:
        - Ха, считай, что мне дух Канала нашептал!
        Я всматриваюсь в его грубоватое лицо, пытаясь понять хотя бы по выражению глаз, зачем он пришел и чего он хочет. Макс не обращает на меня никакого внимания.
        - В общем, так. В пятницу продолжим, поняла?
        - Нет. Что продолжим?
        - Хм, гоняться продолжим, что же еще.
        - Что, вот так просто? Ведь твой байк же разбит? И ты вообще помнишь, что ночью в Канале было?
        Лиана почти кричит, с соседнего столика на нас оборачиваются.
        - Ладно, спокойно! Что было, да ничего не было, свалка была, ну и что? Не в первый раз купаться. Байк я нашел на пятницу. Мощный, кстати. Ты слушай, я рассказываю.
        Макс откусывает пирожок с вареньем. Прожевав, он откидывается в мягком кресле.
        - Короче, ты пришла второй, в итоге. Марат шел первым, но повернул, так?
        - И какое это имеет значение сейчас?
        - Ты слушай. Мы там с людьми поговорили, решили продолжать. Как бы финал сделать. Первая двойка будет гоняться. В эту пятницу.
        - Вы решили, ну молодцы! А меня спросить, и вообще! Как теперь в Канале гоняться, если творится там такое? Я даже не знаю, как завтра на работу выйду, буду проплывать мимо этой Головы!
        - Да забудь ты об этом! Выясним за неделю, не переживай.
        Макс начинает терять терпение, улыбки на лице уже как не бывало, словно скромный «продавец универмага» теперь уговаривает заплатить покупателя, случайно разбившего самый дорогой телевизор на витрине.
        - Ты, девочка, понимаешь, какие люди там вчера ставили? Знаешь, сколько ставили вообще? Ты хочешь, чтобы им ставки вернули, «забирайте, нам чужого не надо, мы раздумали гоняться»? Хочешь, я тебе обрисую, что тогда будет и с тобой, и со мной, а?
        Глядя на этого полубандита-полупродавца телевизоров, я уже готов к самому плохому завершению вечера:
        - Слушайте, давайте без угроз, Лиана вчера такое пережила!
        Девушка делает примиряющий жест:
        - Давид, не надо, он прав! А что за байк у меня будет?
        - Ну вот, другое дело! Помнишь, месяца 3 назад, гонялся такой длинноволосый тип на таком сереньком байке? На первом витке он купался еще?
        - А-а… да, помню.
        - Так вот, это не тот байк, что будет у тебя!
        Довольный своей шуткой, Макс смеется:
        - Твой еще в Канале не гонял. Я его в Турции заказал, тебе понравится. В общем, тебе теперь все понятно?
        - Да.
        - Я рад, что понятно. Ну пока!
        Макс неожиданно резко поднимается и по наполовину опустевшему кафе идет к выходу. Не оглядываясь, он дергает ручку двери. Его крупная фигура пропадает, слившись с темным проемом.
        Несколько минут мы проводим молча, Лиана сидит, опустив лицо и сложив руки между коленей, а я мучительно ищу ответ, могу ли я как-то защитить ее от такого развития и без того странных событий. После визита Макса в кафе нам становится неуютно, безумные цветовые разводы на стенах, раньше казавшиеся забавными, теперь раздражают своей пестротой.
        - Да-а, несколькими днями назад я бы только обрадовалась такому предложению - погонять один на один с Маратом.
        - До пятницы еще есть время, что-нибудь придумаем…
        Лиана передергивается, видимо, вспомнив эту жуткую каменную Голову, приближающуюся из темноты:
        - Придумаем? Что же тут придумаешь? Я не удивлюсь, если в пятницу стены начнут сжиматься, или вода в Канале станет красной. Бррр!
        «В полицию не заявишь, Лиана же и пострадает…» - размышляю я.
        - Лиана, а этот твой дядя Влад каждую ночь сторожит станцию?
        - Нет, через одну, а что?
        - Ты мне его номер дай, он меня же знает уже….
        - Зачем он тебе понадобился?
        Мне приходится соврать:
        - Да так, мне кое-что про его байк интересно узнать…
        Лиана смотрит на меня с недоверием. Диктует номер Влада, потом говорит:
        - Пойдем?
        Я помогаю Лиане подняться. Мы выходим на улицу, холодный ветер заставляет девушку поднять воротник плаща.
        - И как ты в таком состоянии в пятницу собираешься побеждать этого китайца?
        - Да он казах. Ерунда, я и не так с мотоцикла падала, все за пару дней пройдет. Как ты думаешь, Давид, как он нас вообще нашел?
        - Ну, я не знаю, может он с Евой знаком?
        - Нет, конечно. Хотя я Макса давно знаю, еще в городе З. встречались. То есть не в смысле «встречались»…
        Лиана неожиданно краснеет.
        - Мир вокруг тебя просто доверху набит медиумами-рэкетирами и летающими головами!
        - Кто бы говорил, сам разгуливает в монашеской рясе по городу и девушкам глазки строит.
        Мы медленно идем по слабо освещенному старыми фонарями тротуару. На улице довольно тихо, слышно, как на далеком вокзале по громкоговорителю вызывают какого-то потерявшегося проводника. Из-за поворота выныривает ослепительно белый автомобиль, и с неестественно громким ревом проносится мимо, обдав нас еще и волнами выхлопа. Черная тишина, прорезанная машиной, снова слипается вокруг нас.
        Лиана замечает с видом знатока:
        - Гофра никуда не годится, ну и рев, прямо как на треке!
        - Включи меня в список приглашенных в пятницу, не забудь. А то я вчера еле-еле проник вниз, хорошо еще, что Михель подвернулся.
        - Ох уж этот Михель, получеловек-полукот, он половине наших подземных девушек жить нормально не дает.
        - Не знаю, есть ли у него хвост, но когти он мне показывал вчера ночью. Даже грозился поцарапать, если напишу про гонки в газету.
        - Да уж, ты не вздумай, пожалуйста!
        Мы медленно поднимаемся по лестнице, третий этаж совсем не освещен, только металлические цифры на дверях квартир отражают тусклый свет фонарей за окном подъезда. Мы проходим его медленно, Лиана наступает мне несколько раз на ногу, кажется, нарочно, и смеется.
        - Нравится мне твой характер, ты не унываешь!
        - Ты же меня защитишь, да, Давид?
        Я не могу понять, шутит она или говорит серьезно. Несколько мгновений девушка смотрит мне в глаза, и потом фигурка в белом плаще исчезает за дверью, обитой черным дерматином.
        Глава 16. Под Каменными воротами
        Утром следующего дня я готовлю себе завтрак из гренок с сыром и кофе, заваренного прямо в чашке кипятком, и не могу отделаться от ощущения, что я - персонаж фильма. Участник мистических, фантастических и криминальных событий одновременно. «А ведь я больше люблю комедии» - усмехаюсь я про себя. Сидеть в маленькой кухоньке как всегда тепло и уютно, трубы за окном как всегда серые и одинокие, но в груди я чувствую немного уже забытую дрожь от нетерпения перед будущим. Из памяти всплывает высказывание «Смысл или взаимоотношение всего, что нам известно, будут не такими, когда мы узнаем больше». А узнать больше мне нужно как можно скорее.
        Вообще, я люблю размышлять, когда передвигаюсь куда-нибудь. Прогуливаюсь по тротуару, трясусь в автобусе, плыву в гондоле. Поэтому я отправляюсь на работу пешком. Редакция «Вечернего города» всего в получасе ходьбы от моего дома. Полчаса прогулки - и попадаешь из утреннего города в «вечерний». Вот такая ежедневная машина времени.
        Спущусь в Канал ночью, - думаю я. - Через станцию, которую Влад сторожит. Да, хороший он сторож, ничего не скажешь. Играет в подземных гладиаторов, можно сказать, на рабочем месте. Но другого способа туда ночью попасть у меня, наверное, нет. Ведь нужно же до этой Головы доплыть как-то. Даже если днем спрятаться на станции, байк же в рюкзак не сложишь. И еще неплохо было бы взять с собой кого-то. В конце концов, кто то же должен вытащить тебя из воды, если вдруг что…
        Я представляю себе реакцию человека, которому предлагают: «Слушай, ты не хочешь ночью спуститься в Канал и поплавать немного на аквабайке? Там будет, конечно, полная темнота, но это ничего, мы возьмем фонарик, да и фары у байка светятся. Ты спрашиваешь, зачем все это? Мы поплывем к Голове, осмотрим ее со всех сторон, неужели это не замечательно? Да, это незаконно, конечно, но это того стоит! Ночная прогулка по Каналу - это же мечта каждого!»
        Я перебираю кандидатов на роль такого своеобразного «Пятницы». Ни один из моих друзей или знакомых, пожалуй, не отнесется с пониманием к такому предложению. Разве что можно попробовать захватить с собой Влада, к тому же он весь этот странный кошмар видел своими глазами. Когда «свалка» в тоннеле закончилась, он один доехал до Головы и убедился, что та стоит на своем старом месте, как будто и не отлучалась с него, чтобы попугать подземных гонщиков. Судя по всему, этот Влад просто не умеет бояться.
        Взявшись за ручку двери редакции, которая открывается на пять ступенек ниже уровня тротуара, я чувствую себя так, словно не был тут целый месяц. Очень уж необычные получились эти два выходных дня. Меня сразу окутывает табачный воздух, в котором, кажется, осталось так мало кислорода, что дым от сигарет уже даже не видим, из него просто состоит все пространство редакции. Перед каждым из моих коллег непременно дымится папироса, лежащая на пепельнице, как сандаловая палочка перед медиумом. Причем затягиваются ей иногда всего раз или два, и, бесславно прогоревшую, сразу сменяют на следующую. Я один в редакции - некурящий, и этот факт вызывает неизменную жалость моих коллег. Чтобы выжить в такой обстановке, словно в наполненном серными миазмами кратере дремлющего вулкана, я стараюсь как можно чаще быть «в поле». Главред, увидев меня в понедельник утром, даже удивляется:
        - Привет! Ты что, решил поработать, пока дым за выходные немного улегся?
        - Точно, у меня большое интервью на расшифровку. С Юнусом.
        - О-о, это самое то, что надо. Давай делай скорей, послезавтра на первую полосу поставим. Кстати, ты слышал? Говорят, что этот чудак купил подержанный вертолет.
        «Ну вот, надеюсь, богослов не будет разочарован», - думаю я, садясь за свой стол в небольшой комнате, единственном месте редакции, где можно было дышать носом.
        Неожиданно появляется нелепая мысль - попробовать попросить этого студента сопровождать меня в ночной прогулке. Хотя почему нелепая - он ведь студент, профессиональный мистик, бабка его работает в часовне - его должны взволновать последние события в Канале. И властям вряд ли он будет жаловаться - не тот человек. По крайней мере, мне так показалось.
        Потратив на расшифровку и "приглаживание" материала весь день, вполне довольный собой, я отдаю статью редактору. Для нашей газеты интервью с Юнусом - это событие, и можно не сомневаться, что оно послезавтра будет напечатано. Перекусив сосиской с картофельным пюре в столовой неподалеку от редакции, я добираюсь по Каналу до Острова. Знакомая старушка как раз запирает двери, когда я подбегаю к часовне. Она оборачивается ко мне:
        - Здравствуйте, здравствуйте! Помолиться пришли? Только побыстрее, ладно? Я уж уходить собралась, спешу. Почти уж ушла.
        - Закрывайте, закрывайте. Я вам записку передать хочу, для внука. У меня для него есть интересная новость.
        - Ага-ага, он мне говорил, что вы ему подрясничек отдавали и познакомились. Передам записку, давайте.
        Отдаю доброй женщине листок бумаги, на котором я написал Александру о крайне удачно сложившемся разговоре с фотографом и добавил просьбу прийти в среду к десяти часам к станции "Каменные ворота" в темной и теплой одежде. "Он же молодой парень, наверняка его заинтригует подобная просьба" - рассуждаю я. А если нет - попытаю счастья в одиночку или с дядей Владом. К Владу я решаю направиться сегодня, посчитав по дням, что его смена должна приходиться на понедельник.
        Станция "Каменные ворота" получила свое название благодаря двум известковым скалам, почти смыкающимся на высоте пяти-шести метров над землей. В давние времена между ними проходил караванный путь, считалось, что это ворота духов, и проходить надо именно тут, для успеха торговли. Сейчас автомобильная дорога, конечно, огибает известняковые ворота, но горожане любят это место, даже придумали новую традицию: в день свадьбы жених должен пронести свою возлюбленную невесту между скалами на руках, к взаимному удовольствию рукоплещущих родственников и наблюдающих с высоты незримых сил.
        Почти к самому закрытию станции, обойдя желтые камни, напоминающие две половинки гигантской желтой груши, я спускаюсь вниз. Седой худощавый мужчина в форменной одежде уже готовится закрывать двери станции на ночь. "Любопытно," - думаю я, "уже второй человек за сегодняшний вечер закрывает передо мной двери."
        - Дядя Влад?
        Мужчина оборачивается к мне.
        - Ну надо же, сектант-журналист или как там тебя?
        - Не сектант, а монах, да и тот не настоящий.
        - Поздновато ты собрался покататься по Каналу. Боюсь, что пешком придется домой идти.
        - А я в пятницу подумал, что вы ничего не боитесь.
        - Тоже верно. Как там девчонка-то?
        - Слава Богу, ничего не сломала. Вам приветы передает.
        - Ага, она крепкая, вся в отца. Ладно, спокойной ночи!
        Влад звенит ключами.
        - Погодите, мне с вами поговорить надо.
        - Поговорить? Хм, ну тогда давай, проходи сюда.
        Влад запирает за мной двери станции и проводит меня в крошечное помещение, которое днем служит кассой, а ночью комнаткой сторожа. Я привык ко многим впечатляющим видам Канала, станций, Озера, но темные колонны и своды, еле-еле тронутые светом одной слабой лампочки караулки Влада заставляют поежиться. Он включает маленький литровый чайник, бросает себе и мне в кружки с густым темным налетом на стенках по пакетику чая и садится на единственный стул в комнате.
        - Слушаю тебя внимательно.
        - Дядя Влад, что вы думаете о Голове? С помощью чего и кого она плыла по тоннелю, как будто сделана из пенопласта?
        - Для начала спрошу: ты правда журналист? Из какой-то газеты или откуда-то еще?
        - "Вечерний город".
        - Ага, понятно. И ты понимаешь, что про гонки…
        - Да, да, ни слова.
        - И про наш разговор....
        - Тоже.
        - Ну да. Поверить журналисту, который клянется все сохранить в тайне - это как поверить ростовщику, что он свои проценты не возьмет. Ладно. Что я о Голове могу сказать? Ничего. Она на своем месте стоит.
        - А как она двигалась, что думаете?
        - Как говорили римляне, "ищи, кому выгодно". Найдешь, потом ищи, как это сделано.
        - И кому же это может быть выгодно?
        - Сам ломаю голову. Если бы Голова пропустила Первого, а потом поплыла бы себе дальше, остальных давить, тогда еще ладно, можно на букмекеров или тех парней, кто на Первого ставил, пальцем показать.
        - Духи подземелья на службе у букмекеров?
        - Парень, еще раз говорю тебе: я не знаю, как Голова двигалась. И никто не знает.
        - Скажите, а до этого происшествия что-то странное в Канале происходило? Когда вы дежурили, может быть?
        - Было такое. Один раз. В отличие от других сторожей я пью на службе только чай, и если что-то видел, значит так оно и было. Сидел я вот так же, вот тут же и газету читал. И боковым зрением увидел, как за колоннами что-то пронеслось, со светом, но довольно тихо. Я сразу газету бросил, свет в зале включил и выбежал посмотреть. Но вода стояла спокойная, и никаких звуков или света в тоннеле уже не было.
        - И кто же это мог быть?
        - Летучая мышь с фонариком! Не знаю, и не представляю.
        - Понятно. Дядя Влад, мне очень надо осмотреть Голову.
        - Во-первых, я тебе еще пока не дядя. Во-вторых, пожалуйста, завтра садись на гондолу и вперед, у тебя есть 5 секунд на осмотр, пока мимо проплывать будешь.
        Не меньше получаса я уговариваю его пропустить меня ночью в Канал. Привожу разные доводы, даже мягко намекаю, что могу случайно проболтаться о гонках. Наконец пожилой сторож-гонщик сдается.
        - Но байк я тебе не дам. Ищи сам себе плавсредство. Мой тебе совет: достань надувную лодку на веслах. У нее ход бесшумный, и вообще, если затонет, не так жалко.
        Попрощавшись с Лианиным родственником, я выхожу наверх, оставив его дожидаться нового появления "летучей мыши с фонариком".
        Глава 17. «Охотники за головами»
        Целый день я обзваниваю знакомых в поисках лодки. Наконец, в среду утром мой коллега по газете, верстальщик, язвительный, но, в общем, не злой парень, втаскивает в наш маленький офис видавший виды рюкзак. Лодка у него пылилась на антресолях много лет, и он отдает мне ее со словами: «Не удивлюсь, если она расклеилась на швах и ты пойдешь на корм рыбам. Но ничего, у моей жены двоюродный брат приехал, тоже писатель, вроде тебя. Как раз рабочее место присматривает.» Пообещав ему не тонуть и держаться до последнего, я отношу ее в свою кислородную капсулу и дожидаюсь вечера, пытаясь карандашом нарисовать профиль Лианы хоть сколько-нибудь похоже.
        В половине десятого я уже на месте. Лодку для осмотра на предмет дыр я разворачивать в кабинете не стал, потому что свободен от вещей и мебели у меня только потолок, а на нем развернуть ее уже не позволяет гравитация. Весло у меня только одно, у второго развалились сразу обе пластиковые лопасти, как только я попытался насадить их на алюминиевую рукоятку. Я одет в черные брюки и темно-синюю куртку, которые должны как-то замаскировать меня в темноте тоннеля. Складной нож и фонарик дополняют экипировку шпиона-ниндзя, собравшегося в недалекий, но опасный поход за тайнами.
        Слабенькие фонари, спрятанные в невысоких кустах, пытаются осветить каменные глыбы "ворот", но на половине их высоты свет, осознав тщетность задачи, словно поворачивает назад. Вершины половинок гигантской груши чернеют на фоне сине-фиолетового вечернего неба. Задумавшись о событиях последней недели, я обращаю внимание на фигуру Александра, только когда он уже стоит передо мной.
        - Давид, добрый вечер. Бабушка мне передала записку....
        - О, отлично, вы пришли в черном, как я просил!
        - Да в черном мне не привыкать ходить, в общем-то.
        - Ну да, точно. А маска ниндзя у вас с собой?
        - Не совсем понимаю…
        - Извините, не буду долго морочить вас голову. Сейчас все расскажу. Можно на ты?
        - Конечно.
        Для начала я вкратце рассказываю студенту о моей профессиональной удаче с фотографом Юнусом. Александр в восторге:
        - Как здорово! Он же действительно авторитетный человек! Это то, что нам нужно! В школу это нас сразу не вернет, конечно, но дополнительный защитный аргумент у нас есть!
        - Нашу газету не все читают, правда…
        - Ничего, положим стопку в фойе школы… Вырежем статью и на доску объявлений повесим, что-нибудь придумаем. Большое тебе спасибо!
        - Да не за что, мне самому было приятно тебе помочь. Теперь о моей просьбе. Видишь вот этот рюкзак?
        На то, чтобы объяснить причину нашего маскарада и рассказать о гонках (да простят меня Михель и Влад, которым я клялся кодексом чести журналиста) у меня ушло не менее получаса.
        - Вот это искушение, прости Господи. И ты, значит, прямо вот сейчас, на лодке, хочешь туда плыть? В темноте? Без благословения?
        - Интересно, кто же на такое нас благословит?
        - Да дело-то вроде бы хорошее ты придумал… Просто потрогать камни, посмотреть следы… Но что правда, то правда, ректор наш, отец Неофит, не только благословения не даст, но еще из училища погонит за такие дела.
        Глаза студента то с сомнением всматриваются мне в лицо, то перебегают вниз, на уже закрытые двери станции. Наконец, наверное, помолившись, он принимает решение:
        - Ладно, Давид, с Божьей помощью, пошли, что ли.
        - Вот спасибо! Если честно, одному мне было бы жутковато.
        - Да я уверен, что нам и вдвоем будет достаточно жутковато!
        Мы спускаемся по лестнице, я звоню в дверной звонок Владу. Через минуту сторож впускает нас, ворча себе под нос: "Охотники за головами". Я достаю из рюкзака увесистый мятый складчатый кусок резины, от которого в ближайшие часы будет зависеть успех нашей ночной авантюры. Из его складок обильно сыпется тальк. Разобравшись с клапанами, я прилаживаю ножной насос, который, к счастью, работает вполне исправно. Минут через двадцать матовые пузатые борта лодки уже звенят под щелчком пальца.
        - Парни, моя смена заканчивается в полшестого утра. Не позже полпятого-пяти я жду вас здесь. Мне все равно, утонете ли вы или будете сражаться с Головой всю ночь, как Руслан, но в полпятого чтобы были тут. А еще лучше, сдуйте обратно вашу старую галошу и возвращайтесь в теплые кроватки. Если что-то пойдет не так, кричите посильнее. Сторожа сидят не на каждой станции. Голова-то у нас где-то неподалеку от станции "Ручьи" стоит? Там сторожа, кажется, нет. Но на Озере точно есть, а вам его пересекать надо, чтобы попасть в нужный виток. Держитесь аккура-а-а-тненько по стеночке, и никто вас не заметит в темноте. Фонарь на озере не включайте. Из этого тоннеля выйдете, сразу по Озеру направо, вроде третий тоннель снова направо. Да, третий, точно.
        Я показываю Владу бумажку с планом Канала:
        - Да у меня схема есть!Третий, все правильно.
        - А если сторож вас заметит и полицию вызовет, не надо бежать и прятаться, все равно найдут. Оправдывайтесь как хотите, но меня вы не знаете. Поняли?
        Мы киваем. Дотащив лодку до воды, мы сбрасываем ее вниз. Влад ложится животом на плиты платформы и сильно перегнувшись, придерживает ее рукой. Стараясь не соскользнуть в холодную воду, мы с Александром по очереди спускаемся на надувное дно. Влад встает на ноги и передает мне весло.
        - Привет Голове! А весло-то у вас от байдарки.
        - Да уж какое есть…
        Лодка верстальщика по-прежнему выглядит хорошо надутой и даже почти новой, это придает мне уверенности. Я беру весло поудобнее, мы отплываем от каменной платформы и тихо входим в черное жерло тоннеля.
        Глава 18. Двое в подземелье
        Александр впереди, светит на воду фонариком. Я сзади, загребаю двухлопастным, действительно, байдарочным веслом. Это не очень удобно, лодка довольно широка, и приходится наклоняться то вправо, то влево, что слегка раскачивает нашу надувную посудину. Студент вытягивает руку в сторону, и луч фонаря перебегает вертикально вниз, под нас, под воду. Я поднимаю весло. Вода такая прозрачная и спокойная, что возникает полное ощущение, будто наша лодка парит в воздухе на высоте двух метров над мокрым закругляющимся полом тоннеля. Проплывает маленькая серебряная рыбка, за ней другая. Александр оборачивается ко мне:
        - Вот бедняги, чем они тут питаются?
        Я пожимаю плечами. Действительно, чем? Водорослей на гладких стенах почти нет, так, только какая-то слизь. Наверное, рыбкам этого достаточно. Хищников и рыбаков нет, и на том спасибо.
        Но студент даже негромко вскрикивает от неожиданности: луч фонаря пересекает рыбина довольно внушительных размеров, явно преследующая мелюзгу. Вот тебе и нет хищников!
        Александр говорит:
        - Похоже на карпа!
        - Ага, и довольно увесистого.
        Продвигаемся дальше. Тоннель так величественен, вода так прозрачна и темнота так непроглядна, что я начинаю чувствовать себя подавленно. Я вижу, что мой спутник тоже как-то ссутулился. Тоже, наверное, под впечатлением. Но тут я вспоминаю Лиану, ее последний взгляд на лестнице, и сразу ощущаю прилив крови к щекам.
        Проходит минут пятнадцать, и мы из закругления лепестка тоннеля выплываем в короткий прямой отрезок, который выходит на Озеро. Впереди показывается часовня, освещенная слабым лунным светом. Александр выключает фонарик. До озера остаются какие-то полсотни метров.
        Студент шепчет:
        - Может, мне погрести?
        - Вот Озеро пройдем…
        Полукруг призрачно освещенного Озера и Острова с часовней вместе с перевернутым полукругом их отражения становится все больше и больше. Я пытаюсь прижать лодку как можно ближе к стене тоннеля. Вот мы уже медленно пробираемся вдоль круговой галереи, которая возвышается тремя метрами выше нас. После абсолютно темного тоннеля нам кажется, что мы видны, как на ладони. Александр оборачивается:
        - Как думаешь, заметят нас?
        Он показывает пальцем на освещенное окошко сторожа на противоположном конце Озера.
        - Вряд ли, у него там свет включен, а тут ночь.
        Мы минуем первый поворот. Этот виток тоннеля славится тем, что в нем всегда сильно сквозит. В любую погоду там очень ветрено. Маркони рассказывал мне, что он подхватил воспаление легких, когда следил за работами на станциях этого витка Канала. Нашу лодку сразу же начинает сносить к центру Озера, и мои уже немного уставшим рукам нелегко дается снова вернуть ее в тень стены.
        Во второй поворот нас начинает затягивать этим же сквозным ветром. Сделав несколько яростных гребков, я пересекаю жерло тоннеля, правда, чуть не сбросив в воду студента. На Озере все так же тихо, всплески моего весла не нарушают этой темной безмолвной гармонии, энергетическим и композиционным центром которой является белый силуэт часовни.
        И вот перед нами третий поворот направо. В общем-то, повернуть можно только направо, ведь мы обходим круглое Озеро против часовой стрелки. На этом витке расположены четыре станции, Голова стоит в расширении между первой станцией, "Ручьи", и второй, "Бульвар героев". Столкновение с плывущей Головой произошло как раз у "Ручьев". Если бы оно было в тоннеле, никто не увидел бы этого жуткого зрелища, которое снимала камера с платформы станции. Мы поворачиваем в нашу финишную прямую, вернее кривую. Александр снова просит у меня весло:
        - Давай я погребу!
        - Да, греби. Только постарайся без плеска, впереди будет станция, а на ней сторож сидит.
        Я забираю у студента фонарик и поднимаю его на вытянутой руке, но так, чтобы он освещал только небольшое пятно перед лодкой. Александр старательно загребает воду, негромко сопя при каждом ударе весла. Приблизительно через полчаса тоннель впереди чуть-чуть светлеет.
        Я говорю своему спутнику:
        - Станция, давай весло разберем.
        - Зачем?
        - Пригнемся, возьмем в руки по лопасти и тихонько проплывем под платформой. Иначе сторож заметит.
        Наша лодка подплывает поближе. Александр отвинчивает от рукоятки весла лопасти и передает одну мне. " - Действительно, как заправские ниндзя", - возникает у меня мысль. Мы сильно сгибаемся и почти ложимся в лодку, одной рукой подгребая воду лопастью весла. Мне нравится то, как держится студент во время нашего похода, не ноет, не болтает лишнего, не молится вслух, и вообще делает все, как надо. " - Где сейчас Лиана и о чем она сейчас думает?" - я вспоминаю о Лиане, и мне ужасно хочется оказаться сейчас не в этом мрачном тоннеле, а рядом с ней, в уютном кафе или на скамейке романтического ночного парка. " - Интересно, сможем ли мы отвертеться, если нас поймают?"
        К счастью, станция уже позади. Отплыв от нее на безопасное расстояние, мы собираем весло обратно. Еще минут двадцать, и мы будем на месте. Александр оборачивается ко мне:
        - А что будем делать, если Голова снова поплывет?
        Действительно, что? Звучит глупо, но смеяться как-то не хочется.
        - Лодка устойчивая, перевернуть ее не так-то просто, будем держаться получше.
        "Устойчивая" лодка уже заметно проминается под пальцами. Видимо, годы все-таки дают о себе знать, где-то швы расклеились, воздух понемножку выпускает. " - Если впереди все будет спокойно, надо будет борта подкачать" - думаю я.
        Студент загребает воду как-то нервно, я тоже чувствую, что сердце колотится значительно быстрее. Мы плывем все в той же пустоте, словно зависнув посредине круглого тоннеля времени. Минуты идут, весло поднимается и падает, поднимается и падает, а мы как будто все на том же месте, совсем не двигаемся в древней трубе из черного гранита. Я смотрю на часы. Стрелки показывают полночь с небольшим. Я шепчу:
        - Отлично, как раз самое время для таких развлечений, как наше.
        - Что?
        - Полночь, говорю.
        Тут Александр вскрикивает: луч фонарика выхватывает из темноты огромное лицо Головы. Кожа у меня мгновенно покрывается мурашками, ладони потеют. Сколько раз я видел Голову при свете дня, вернее, при свете прожекторов. И она казалась мне даже немного симпатичной, будучи хорошо освещенной сверху. Но свет нашего тусклого фонарика подсвечивает каменные черты снизу. Как известно, даже самое миловидное лицо, будучи освещенное снизу, выглядит довольно зловеще. Что уж говорить о зрелище, представшем нашим глазам. Несколько минут мы молча сидим в лодке, как будто в первый раз, заворожено рассматривая толстые губы, плоский нос и удлиненные глаза навыкате. К счастью для нас, холодное выражение этих глаз не меняется, и каменные губы не растягиваются в издевательской улыбке. Вода вокруг Головы так же спокойна, как и в тоннелях, которые мы миновали этим вечером.
        Мы переводим дух. Я обвожу фонариком вокруг: мы в обширной пещере, стены и потолок ее нисколько не обработаны, в отличие от тоннелей. Метрах в двадцати - двадцати пяти от полукруглого входа такой же идеально ровный выход в продолжающийся дальше тоннель. Голова стоит на грубой каменной ладони примерно посередине между ними. Места в пещере вполне достаточно, чтобы во время гонок попытаться прибавить газу и обойти соперника.
        Постепенно привыкнув к этому месту и немного осмелев, мы подплываем к огромному округлому камню Головы поближе. Лучом фонаря я обшариваю Голову сверху донизу. Александр оборачивается ко мне:
        - А что все-таки мы ищем-то?
        - Если бы я знал! Какой-нибудь крепеж, скобы, тросы… Чем-то же ее зацепляли, когда волокли по тоннелю.
        - М-даа…
        Я направляю фонарь в воду, но под широкой ладонью тоже ничего необычного нет, в прозрачной воде видны даже мельчайшие выступы камня. Так проходит минут десять. Я трогаю студента за плечо:
        - Давай залезем на ладонь, передохнем немного. Места там достаточно.
        - Думаешь, она не развалится?
        - Выглядит прочной.
        Друг за другом мы подтягиваемся и забираемся на толстый плоский камень ладони. Я говорю своему спутнику шепотом:
        - Течения нет, лодку не отнесет, как думаешь?
        - Не должно.
        - Кстати, спасибо, что рискнул поплыть со мной. Не каждый бы согласился.
        - Да я подумал, что если уж Господь свел нас посредством мокрой рясы, то, наверное, ему угодно, чтобы мы как-то друг другу пригодились.
        Мы стоим на камне, переминаясь на затекших от напряженного сидения ногах. Голова уже не кажется мне чем-то враждебным, я вожу фонариком по стенам пещеры скорее от нечего делать, чем в надежде что-то найти. Но вдруг из глубины камня слышится какое-то отдаленное скрежетание. Потом снова и снова. Я направляю свет на огромное лицо, но студент шепчет:
        - Выключи! Если там кто-то есть, лучше бы нас не заметили.
        Только я успеваю выключить фонарик, как камень под нами приходит в движение.
        Глава 19. Потайная пещера
        В полнейшей темноте я хватаюсь за нос каменного истукана. А Голова, вместе со мной и студентом, с неравномерным скрежетом продолжает медленно двигаться. Стены огромной пещеры озаряются слабым светом. Еще немного движения камня и такого же скрежета, и света становится больше. Я вижу, что Голова стоит почти на том же месте, где и была, но сильно развернулась в сторону того тоннеля, из которого мы выплыли. Нас со студентом, держащимся, как и я, за каменный нос, почти прижимает к стене пещеры. Свет вырывается откуда-то из-за Головы и мы не можем видеть его источника. Я слышу какие-то невнятные голоса, приглушенный шум. Вдруг из-за Головы, жужжа мотором, выплывает маленький катерок. Я смотрю на него и понимаю, что это та самая черная посудина, которая окатила меня водой на Острове. И положила начало моего знакомства с Лианой, студентом, Владом, Максом и ночными гонками. В катере сидят двое мужчин, скорее даже, молодых парней. Довольно лихо обогнув Голову, катер вдруг сбрасывает скорость. « - Заметили!» - думаю я. Хотя надо сказать, что заметить нас практически невозможно. Мы стоим в непроглядной тени,
да и лодка наша куда-то подевалась.
        Но люди в катере не обращают на нас никакого внимания. Тот, что сидит за рулем, совсем заглушает двигатель. После чего происходит невероятное: вода вокруг катера как-то расступается, катер в полной тишине рвет с места, поднимается в воздух и на большой скорости влетает в тоннель по направлению к станции "Ручьи". Студент бормочет:
        - Злодеи злодействуют, и злодействуют злодеи злодейски…
        - Что-что?
        - Пророк Исайя.
        - А-а. Да кто их знает, может злодеи, а может, нет. Что делать-то будем, как думаешь?
        - Не знаю, молюсь, чтобы Господь подсказал.
        - Ты лодку не видишь?
        Я оглядываюсь, но лодки нигде не видно. Александр шепчет:
        - Вплавь я не доберусь, я плаваю плохо.
        - Да в такой ледяной воде плыть никак невозможно.
        Я включаю фонарь, обвожу лучом вокруг себя. Под каменной ладонью вырисовывается резиновый борт нашей лодочки, крепко зажатой между Головой и стеной пещеры. Я молча показываю студенту вниз, он облегченно вздыхает. Я смотрю на часы:
        - Минут десять у меня есть, как считаешь?
        - Для чего?
        - Перелезу на ту сторону Головы, потом обратно. Надо же посмотреть, что там такое.
        - Давай вместе.
        - Лучше ты тут подожди. Руку мне подашь, если я в воду сорвусь.
        Мелкими шажками, изо всех сил цепляясь за выступы лица Головы, я начинаю обходить ее по узкой кромке ладони. Осторожно выглядываю из тени и вижу широкий круглый проход в стене пещеры, освещенный электрической лампочкой, прикрепленной прямо на каменной стене. Грубо сколоченный деревянный настил идет по стене вглубь прохода. Я шепчу Александру:
        - Я быстро, только посмотрю, что там. И сразу обратно.
        - Ну давай, с Богом.
        Я делаю еще несколько шагов, прижимаясь к камню всем телом, и спрыгиваю на доски настила. От прыжка он качается и тут же покрывается водой, заливая мне ботинки. Я никогда не считал себя особенно храбрым, а хладнокровным - тем более. Приходится до звона в ушах сжимать зубы, чтобы унять нервную дрожь.
        Я нахожусь в небольшой, примерно десятиметровой длины и трехметровой над уровнем воды высоты пещере с небрежно обработанными стенами. Видно, что гранит здесь сменяется известняком или каким-то другим более рыхлым камнем. Пол в пещере срезан под сильным углом, у входа еще глубоко, а к концу пещеры он уже поднимается из воды. Места в пещере вполне достаточно, чтобы прятать небольшой катер. Еще дальше я вижу узкий лаз, прорезанный в податливой каменной стене и уходящий довольно круто вверх. На деревянном настиле пещеры навалено множество разнообразного хлама. Тут и грязные канистры, и деревянные ящики, и смотанные шланги, и целые горы какого-то тряпья. Ничего такого, что как-нибудь прояснило бы происходящее, я пока не вижу.
        Тут я поворачиваюсь направо, чтобы рассмотреть более углубленную и темную часть пещеры. Не удержавшись, я вскрикиваю от ужаса. Луч моего фонарика выхватывает из полумрака предмет гораздо более жуткий, чем каменная Голова. Это настоящий человеческий череп, но поистине огромных размеров. Он установлен в прямоугольной, грубо вытесанной в камне нише, как какой-то потемневший от времени музейный экспонат или статуя. То, что он очень древний, не вызывает сомнения, кости черепа имеют коричнево-черный цвет. Обладатель такой головы не поместился бы в эту пещеру, а в тоннелях Канала он смог бы передвигаться в лучшем случае на четвереньках. От подбородка до макушки он никак не короче семидесяти-восьмидесяти сантиметров длиной.
        Я смотрю на часы. Мои разглядывания пещеры заняли почти десять минут. Я подбегаю к узкому проходу, ведущему куда-то наверх. Насколько хватает силы луча фонаря, идут одинаковые кривоватые каменные ступени.
        Шлепая мокрыми ботинками по доскам, я перебегаю обратно к Голове и тихо зову студента. Через несколько мгновений его взъерошенная голова показывается из-за камня. В глазах читается скорее выражение крайнего любопытства, а не страха. Он шепчет:
        - Ну что там?
        - Перелезай сюда. Там запасной выход есть.
        Александр точно так же, как я, спрыгивает на настил и так же зачерпывает ботинками воду. Увидев череп великана, он застывает на месте:
        - Господи помилуй! Он настоящий?
        - Похоже, что настоящий. Каждую косточку видно.
        - Это же сенсация! Вот бы его унести отсюда!
        - Это же чужая голова!
        - Так она и не их! Ее владелец был только один. А теперь ей в музее место!
        - Не дотащим мы ее. Скорее уходить надо.
        - Ну давай попробуем! Это ж прямое доказательство библейской истории! " В то время были на земле исполины… как там дальше....это были сильные, издревле славные люди". А, Давид! Слушай, а лодка как же?
        - Нет-нет-нет, она же застряла! Пока тащить будем, эти парни точно вернутся. Кто их знает, что они за люди?
        Студент подбегает к черепу, пробует его пошевелить:
        - Да он не такой уж тяжелый, давай заберем!
        Я подхожу к куче тряпья, наваленного на досках и вытягиваю конец какой-то мешковины. Похоже на разрезанный большой мешок. Мы снимаем череп со своего постамента, заворачиваем в тряпку, связываем концы узлами. Я бросаю взгляд на каменную нишу, в которой только что стоял этот ужасный пришелец из прошлого, и обнаруживаю там то, что раньше не замечал. На камне лежат два предмета, выглядящих металлическими. Что-то мне подсказывает, что они очень древние. Наверное, из одного времени с черепом. Один из них напоминает большой браслет, второй - небольшой термос или артиллерийский снаряд. Я наклоняюсь, чтобы рассмотреть их поближе, но тут со стороны пещеры, где стоит повернутая Голова, доносится плеск воды и шум мотора. Недолго думая, я быстро кладу оба предмета в карманы и шепчу Александру:
        - Бежим!
        Схватив тяжелый мешок с черепом, мы забегаем на лестницу. Я, согнувшись, бегу впереди, студент сзади, наш трофей посередине. Бежать вверх, пригнувшись, довольно тяжело. А еще и держать такой увесистый мешок на вытянутой руке - это вообще на пределе возможностей человека. Но страх придает нам сил, и мы почти не останавливаемся. Луч моего фонарика уже нащупывает далеко впереди конец тоннеля, наверное, дверь. Но тут снизу до нас доносятся крики и топот ног, мощный луч фонаря заливает весь проход светом и останавливается на Александре, мокром от пота и обессилевшем от бега. Погоня, от которой нет никаких шансов уйти! Ведь мы уже устали, и у нас тяжелый трофей, ставший совсем неподъемным. Я кричу Александру:
        - Пролезай вперед!
        Он, долго не размышляя, протискивается между стеной тоннеля и нашей ношей. Я разжимаю руку, сжимавшую угол мешковины, и череп гиганта, набирая скорость, летит вниз, подскакивая на ступенях, как каменный мяч. Через мгновение луч фонаря наших преследователей скачет по стене и исчезает. До нас доносятся крики и сильный шум снизу, от пещеры, когда мы достигаем деревянной двери из тоннеля.
        Глава 20. Древние артефакты
        Часом спустя, с ног до головы перепачканные пылью и в мокрых ботинках, мы сидим на бульваре и молчим, вспоминая наше бегство из тоннеля.
        Вертикальный ступенчатый ход привел нас в грязный, заваленный сломанной мебелью и битым кирпичом подвал. В панике обшарив стены лучом фонаря, мы нашли ржавую лестницу и люк над ней, вернее, еще одну деревянную дверь, только на этот раз лежащую горизонтально. Она вывела нас в заросли каких-то кустов. Пометавшись в них и изрядно поломав веток в темноте, мы вышли на обширный пустырь, земля на котором была перемешана с кирпичной крошкой. Недалеко от кустарника, который прятал вход в подземелье, мы увидели забор с тремя рядами ржавой колючей проволоки поверху, а на другой стороне пустыря рассмотрели приземистые строения с высокими полосатыми трубами. Перед строениями пустырь был заставлен рыжими параллелепипедами, сложенными из кирпича, некоторые из них развалились и словно растеклись по земли сотнями маленьких граненых частей. Это явно был кирпичный завод. Решив не пытать счастья у охраняемой проходной завода, а искать выход в ближайшей к нам стороне, у забора, мы со студентом побежали к нему, ожидая каждую минуту появления своих преследователей. Но пустырь был все так же погружен в полную тишину и в
полную темноту. Вскоре нам посчастливилось обнаружить проход за отогнутым гофрированным стальным листом обшивки забора.
        Сейчас мы сидим на скамейке в тени лип, ночной бульвар пуст, редкие освещенные окошки домов безуспешно соревнуются со светом фонарей. Наконец я нарушаю молчание:
        - Представь, что мы с этой тяжеленной головой по пустырю бегаем. Даже из кустов бы не вышли, не то, что сюда дойти. Вообще, я никак не ожидал, что богословы такие алчные до древних черепов.
        - А что бы с нами было, если бы я не был бы таким алчным? И не алчность это, наверное, ангел-хранитель подсказал такой поступок сделать. "И сокрушил ты голову левиафана"… Это из псалмов.
        - Скорее уж, Голиафа.
        - А точно, Давид и Голиаф. Давид сокрушает врагов головой Голиафа! Господи, как же я надеюсь, что они сильно не пострадали!
        - Да уж! Журналист Давид с товарищем из духовных. Бедолага Голиаф, даже через несколько тысяч лет его несчастной голове нет покоя… А кстати, по поводу исполинов из Книги Бытия. Как там ты говорил, "издавна славные люди?"
        - Ну да, "издревле славные".
        - А почему они "славные" люди? Их же Господь утопил во время Потопа?
        - "Славные люди" не в смысле "хорошие ребята". А в том смысле, что слава у них была большая. Но, наверное, плохая. Не зря же во всех сказках у великанов скверный характер, или они вообще людоеды.
        - Ну тогда, если я - Давид, то ты - Джек, победитель великанов. Два великих великаноборца.
        Мы тихо хохочем, снимая накопившееся напряжение. Я встаю и пытаюсь почистить свой испачканный костюм, выбивая пыль из брюк и рукавов. И только сейчас, почувствовав в карманах тяжесть каких-то увесистых предметов, вспоминаю, что не один только череп великана мы одолжили у неизвестных парней из подземелья. Я достаю тускло поблескивающие железяки и молча показываю их студенту. Мы ставим их на освещенную часть скамейки и садимся на корточки рядом.
        Нездешнесть и несовременность этих штуковин очевидна. Они не выглядят древними, нет, скорее наоборот, чересчур футуристичными. И форма, и то, как выглядят сопряжения их частей, выдает их изобретателей и создателей, как носителей явно какого-то иного разума и опыта.
        Один предмет напоминает толстый и широкий браслет. Немного "раздутый" в боках, наподобие бублика. На темно-желтых металлических боках - выпуклый текст неизвестной письменности. Похожей на иероглифы, но явно не китайские или японские, как-то попроще с виду. Второй выглядит, как какой-то небольшой артиллерийский снаряд, цилиндрический, с испещренной отверстиями круглой верхушкой. Студент говорит:
        - И что же это такое? Может, это просто украшения? А может, это вообще просто детали какого-то двигателя современного, самолета, например?
        - Может, и украшения, хотя мне так совсем не кажется. И уж точно не современные детали. Посмотри на текст. Ты такие значки видел когда-нибудь? Надо бы как-то покрутить эти штуки, что ли, понажимать…
        - А вдруг это оружие? Взорвемся вместе с бульваром!
        - Эти люди внизу ведь не взорвались. Тоже, наверное, крутили и нажимали.
        - А может, не сейчас? Помолимся, завтра на свежую голову посмотрим, что к чему. Поздно очень, и пить страшно хочется.
        Тут мой взгляд падает на дом прямо, стоящий примерно в ста метрах от нашей скамейки, на противоположной стороне бульвара. Все окна погружены во тьму, кроме нескольких ярко освещенных окошек маленькой башенки на крыше, которая возвышается над деревьями. Я смотрю на часы, уже около двух часов ночи. "Маркони еще не спит" - думаю я. " Ему, наверняка, будет жутко интересно услышать про наши подвиги. И потом, он архитектор, человек технически более грамотный, чем мы, журналист да катехизатор". Я спрашиваю студента:
        - Слушай, Александр. Вот в этом доме прямо напротив живет мой близкий друг. Давай у него заночуем, а завтра с утра и разберемся, что это за штуки.
        - Завтра с утра мне на занятия надо, а перед этим еще к бабушке забежать, а то она с ума сойдет, куда я подевался.
        - Да ладно, встанем пораньше.
        Студент выглядит довольно помятым и усталым. Мы пересекаем бульвар и подходим к монументальной двери подъезда архитектора. К счастью, консьержка забыла закрыть ее на ночь. Вряд ли ей понравился бы наш со студентом вид: возбужденные лица, перепачканные темные брюки и куртки. Тихо пройдя мимо пожилой дамы, дремавшей перед раскрытой книжкой, мы поднимаемся на шестой этаж, в башенку, пешком по лестнице. Шагая со ступеньки на ступеньку вверх, я придерживаю увесистые артефакты в карманах и спрашиваю себя, как это с такой легкостью я добежал от кирпичного завода до бульвара. Наверное, в шоковом состоянии. Судя по ссутулившейся фигуре студента, который плетется впереди меня, он тоже думает только о том, чтобы поскорее рухнуть в кровать.
        Отворив дверь, совершенно не сонный Маркони внимательно разглядывает наши физиономии и костюмы и приглашает зайти внутрь. Я объясняю архитектору:
        - Извини, друг, что мы вот так вломились посреди ночи. Есть причины.
        - Я уж вижу, что вы не с вечеринки. Я и не ложился еще, работал кое над чем, вот только закончил.
        - У тебя есть что-нибудь перекусить?
        Мы садимся к столу. Маркони достает из холодильника несколько сосисок, разрезает их вдоль, кладет на черный хлеб и выжимает сверху красные зигзаги кетчупа. Студент качает головой:
        - Я бы лучше просто чай.
        Архитектор ставит на плиту чайник.
        Минут через двадцать Маркони отводит уже совсем засыпающего студента наверх, в спальню. Спустившись обратно, он садится в кресло напротив меня и просит объяснить, что же произошло сегодня ночью. Я прохожу к вешалке, чтобы достать из карманов куртки загадочные предметы. Поставив их на стол перед моим другом, я начинаю рассказывать, как я познакомился с Лианой и как дело дошло до нашего ночного рейда к Голове. Глаза Маркони загораются, он то встает и возбужденно ходит по комнате во время моего рассказа, то останавливается и ощупывает металлические артефакты. Когда я заканчиваю, он бросается в кресло и восклицает:
        - Истинно сказал Гюго: "Тайна - та же сеть: достаточно, чтобы прорвалась одна петля, и все расползается".
        - На мой взгляд, наоборот, все в клубок завязывается. Какие-то люди на летающем катере, пещера с черепом гиганта. Штуковины вот эти на столе. Кстати, может, ты еще чаю заваришь?
        - Ага, сейчас. Вот ведь как выходит: Неделю назад только я рассуждал, о том, что, будет, если выкопать допотопные механизмы. И вот тебе, они на столе стоят. У меня на столе.
        Когда две чашечки прозрачного янтарного напитка уже соблазнительно дымятся на белой скатерти, Маркони берет в руки один предмет, тот, что похож на браслет, разглядывает его и подходит с ним ко мне:
        - Смотри, вот здесь значок такой интересный. Видишь, первый, тот, что побольше. Вот тут, рука с кольцом.
        - Да, а кольцо у него на согнутом пальце почему-то.
        - Присмотрись к кольцу внимательнее.
        - Ты хочешь сказать, что похоже на наш браслет?
        - Да. А посмотри на руку!
        - Ты хочешь сказать, что браслет может уменьшаться, раз он на палец надет?
        - Ты посчитай пальцы.
        - Шесть штук.
        - Шесть пальцев, и браслет выглядит таким маленьким, что он только на палец наделся. Значит, что?
        - Значит… что это рука великана?
        - Похоже на то.
        Маркони показывает мне еле заметный шов, идущий ровно посередине внешней и внутренней граней металлического "браслета":
        - Вот видишь, это две детали. Они точно подвижные, одна чуть-чуть уже другой, она должна входить внутрь, когда эту штуку сжимает палец. У нас таких пальцев нет, нам удобнее рукой.
        Мой друг вкладывает пальцы в браслет и сжимает его . Вдруг в комнате начинает ощущаться какая-то вибрация воздуха и кресло, на котором только что сидел Маркони, еле заметно дергается, скрежетнув ножками по полу. Маркони отпускает ногу:
        - Ого, что-то есть!
        Он снова сжимает кисть с артефактом. Снова колыхание воздуха и скрежет ножек кресла. Я подхожу к креслу, которое так чутко реагирует на древний механизм. Пытаюсь подвинуть его, но это почему-то невозможно, оно стоит, как приклеенное к полу. Я говорю архитектору:
        - Отпусти-ка руку.
        Он отпускает. Я двигаю кресло теперь совершенно свободно. Маркони восклицает:
        - Ага, понятно, эта штука как-то воздействует на предметы! Блокирует их, что ли? Извините, допотопные предки, но у нас таких колбасоподобных пальцев, как у вас нету. Нам и ладонью сжимать вполне ничего.
        Архитектор держит "браслет" в руках в направлении к тому креслу, которое уже подавало признаки жизни. Снова сжимает руку, и кресло снова шаркает по паркету и заметно накреняется. Мой друг медленно начинает поднимать руку, и кресло, не обращая никакого внимания на законы тяготения, приподнимается над полом!
        Маркони восклицает:
        - Полезную, однако, вещь ты раздобыл! Так можно даже пианино двигать, не то, что кресло.
        - Тяжело?
        - Да вообще не чувствую никакой тяжести. Сама "баранка" тяжелая, а кресло, как воздушный шарик!
        Архитектор шевелит рукой немного быстрее, потом еще быстрее. Кресло в воздухе повторяет его движения. Потом он как-то чересчур резко поворачивает кисть вверх и кресло, подпрыгнув до потолка, раздавливает лампочку в потолочном абажуре. Комната мгновенно погружается в темноту.
        Секунду спустя раздается страшный стук рухнувшего с потолка на пол кресла. Я тихо говорю:
        - Бедные соседи внизу! А если бы это было пианино?
        - Ну тогда деревянные балки перекрытия дали бы трещину, - деловито отвечает мой друг. - А может, даже сломались бы. Смотри, какой сон у твоего приятеля! Мы мебель крушим, а он спит себе.
        - Ага-ага. Может, включишь свет?
        Маркони проходит к шкафу, отыскивает там новую лампочку, залезает на стол, опрокинув по дороге обе наши недопитые чашки с чаем, и вкручивает ее в безнадежно смятый абажур:
        - Ладно, я все равно собирался новый абажур повесить.
        Мы еще несколько раз повторяем наш опыт с перетаскиванием предметов. Результат один и тот же, второе кресло, стол с кофейными лужами на скатерти, даже шкаф с одеждой становятся невесомыми настолько, что даже сложно не разбить их о стену или потолок, перемещая их в воздухе и не чувствуя их веса. Я говорю другу:
        - А что, если держать кресло этой штукой, и при этом сесть в него?
        - Давай, попробуем, только аккуратно, пока нам полицию не вызвали.
        Результат превосходит все ожидания. Сидя на кресле, я направляю "браслет" вниз, на себя, и сжимаю его. Тут же я чувствую в ногах какую-то еле уловимую дрожь. Возникает странное ощущение, что не кресло и не паркетный пол, а этот тускло поблескивающий предмет - единственная прочная опора в комнате. Я пытаюсь поднять браслет вверх, и приподнимаюсь над полом вместе с креслом! Слегка давлю его вперед, от себя, и кресло плавно и без всякой инерции подплывает вплотную к Маркони, он неожиданности вскочившему на ноги.
        Наконец, вдоволь наигравшись мебелью, Маркони говорит:
        - Теперь ясно, чем Голову двигали. Твоя девушка может быть тобой вполне довольна! Слушай, Давид, давай спать, а? Уже половина четвертого, я страшно устал, а ты, наверное, тем более.
        - Моя девушка - это пока еще чересчур сильно сказано…
        - И вот еще что: может, вам в полицию заявить?
        - Не знаю, не знаю, надо подумать об этом.
        - С другой стороны, если эти штуки попадут в нужные руки в нашем военном городке… ты бы хотел такого рывка прогресса?
        - Ты имеешь в виду, что их разберут и древнюю технологию для производства нового вида оружия приспособят?
        - Вот-вот.
        - Нда, так и будет, скорее всего.
        - А эти ребята вас со студентом будут искать в любом случае.
        - Так нас же не видели в лицо.
        - А вот это просто отлично. Значит у нас есть время подумать, что делать дальше.
        - Слушай, а вторую штуковину испытать? Давай? Ведь страшно интересно же!
        - Нет, сегодня я к этому не готов. Вот пораньше проснемся, перекусим и вперед, за дело.
        Я соглашаюсь, давно уже ощущая, что мое тело налилось тяжестью, а сейчас жидкий свинец в нем уже достигает кончиков пальцев. Сознание того, что я выполнил просьбу о помощи Лианы, и ей, наверное, больше не угрожает опасность, наполняет мое сердце каким-то приятным медовым чувством. Мы выключаем свет, усаживаемся в мирно стоящие на полу кресла и мгновенно отключаемся от реальности.
        Глава 21. День накануне финала
        Мне снится обычный для меня цветной приключенческий сон. Огромного роста люди бегут через лес, ломая сучья и затаптывая кусты. Их головы возвышаются над деревьями, их черты красивы, но глаза их горят злобой. Скоро лес расступается и они оказываются перед большим круглым котлованом, на дне которого люди обычного роста суетятся, укладывая ящики то ли в корабли, то ли в самолеты округлой формы. Я становлюсь одним из этих людей, и со дна котлована я вижу гигантов, уже наклонившихся над нами. Один за другим великаны спрыгивают в котлован, сея панику среди людей. Гигантская рука хватает меня, когда я уже почти забегаю в один из круглых тоннелей в стене котлована. Меня поднимает в воздух и трясет ужасное существо, у которого… каменная голова.
        От этой тряски я просыпаюсь и вижу, что комната залита светом, Маркони, свернувшись в просторном кресле калачиком, мирно сопит, а надо мной стоит студент, уже заметно более чистый, чем вчера ночью:
        - Давииид! Просыпайся скорей! Мы проспали!
        - Что проспали? Ой! Какой сегодня день?
        Я гляжу на часы и вижу, что уже половина девятого утра. Пятницы. А каждую пятницу у нас в редакции планерка, на которой главред подводит итоги недели и составляет план следующей. Утро пятницы для него - как воскресная месса для фанатичного мормона. Можно опаздывать всю неделю, но не прийти в пятницу утром равносильно увольнению. Я вскакиваю, как ужаленный и судорожно стараюсь привести свой костюм в жалкое подобие порядка. Потом подбегаю к Маркони, уже пытающегося разлепить глаза, и тормошу его за плечо:
        - У тебя сумка есть ненужная? Только не очень рваная.
        - Почему рваная, очень хорошая есть сумочка, такая черная, с белой полоской, посмотри в шкафу. Только верни.
        Я нахожу сумку, складываю в нее наши трофеи, и, с нетерпеливо переминающимся у входа студентом, выбегаю из квартиры архитектора.
        Когда я добираюсь до редакции, уже больше девяти. Я ловлю на себе неодобрительный взгляд редактора, подозрительный - верстальщика и сочувствующие - остальных. Главред продолжает:
        - Но наша большая удача недели - интервью с Юнусом. Молодец, Давид! И как ты его уговорил все-таки? Правда, надо сказать, что вопросы ты какие-то странноватые задавал ему. Ты что, перед интервью фантастики перечитал?
        - Скорее, он рыбы переловил, - с тем же подозрительным выражением в глазах заметил верстальщик.
        - А при чем тут рыба? Вы с Юнусом на почве рыбалки сошлись? Ну ладно, что у нас есть на будущее?
        Я досиживаю до конца планерки, делая вид, что участвую в общем процессе. Потом быстро скрываюсь в своем кабинете, чтобы глотнуть относительно свежего воздуха и собраться с мыслями. Но дверь за мной тут же отворяется и входит верстальщик. Скудные остатки кислорода, затаившиеся было в моей комнатке, тут же безжалостно уничтожаются сигаретным облаком, только в котором живет и ухитряется работать мой коллега, как какой-нибудь инопланетянин с Альфы Центавра - в азоте. Можно подумать, что свою одежду он стирает тоже в растворе табака.
        - Как порыбачил?
        - Да просто отлично, еле-еле успел вернуться к планерке.
        - А где, если не секрет?
        - Да есть места…
        - Понятно… Ты знаешь, странное дело, еду я по Каналу утром в редакцию, гляжу по сторонам, на воду смотрю. И что же я наблюдаю? Свою полусдутую лодочку, которая бултыхается прямо напротив Головы. Это там ты рыбачил?
        Я чешу в затылке. Что-то надо придумывать, причем прямо сейчас. Я тихо говорю верстальщику:
        - Ты сам когда-нибудь на рыбалку ходил?
        - Было дело, еще до того, как женился. Тогда и лодку купил.
        - Тогда я тебе, как рыбак-рыбаку и коллеге расскажу. Только просьба - никому ни слова об этом.
        - Ну и что же ты такого хочешь мне рассказать?
        - В Канале водятся карпы.
        - Да ну? И ты, значит....
        - Да, у меня есть люди, которые ночью дают там порыбачить.
        Верстальщик глядит на меня с сомнением. Наверное, я не похож на настолько помешанного на рыбалке парня, что он с риском попасть в полицию спустится ночью в Канал, чтобы поймать пару карпов на обед. Я говорю:
        - Людку я тебе верну. Ты подумай, если хочешь, я тебя проведу порыбачить как-нибудь. Удовольствия просто масса. Но это недешево.
        И я называю нереально большую цифру. Верстальщик присвистывает:
        - Ничего себе! Ну, не знаю, может как-нибудь соберусь. Вообще-то, я не такой уж и фанат рыбалки. На эти деньги можно месяц рыбу покупать. Ладно, работай, труженик моря.
        С этими словами табачное облако покидает мой кабинет.
        Весь остаток дня я мечтаю о Лиане, вспоминаю приключения прошлой ночи и размышляю о том, что же ожидает гонщиков предстоящей ночью. Несколько раз достаю, разглядываю, и затем прячу обратно в сумку металлический "браслет". Ближе к вечеру в моей голове, уже привыкшей мыслить авантюристически, возникает план, как обеспечить моей Лиане стопроцентную победу на решающих гонках.
        Для начала я звоню в Док и выясняю, что Лиана сегодня не работает. После чего я звоню Лиане домой. К моей большой радости и самому быстрому барабанному ритму сердца, она отзывается:
        - Да, алло?
        - Лиана, это Давид. Как ты?
        - О, здравствуй! Да все нервничаю, готовлюсь....
        - А как твои ушибы? Не болят?
        - Ой, да я вся настолько уже в сегодняшней гонке, что ничего не замечаю. Сейчас чуть гидрокостюм не потеряла, вот что бы тогда делала? Повесила на балкон, а его ветром унесло, представляешь! Слава Богу, нашла его внизу, под скамейкой у подъезда.
        - Ага, ну понятно. Ты знаешь, я очень хотел бы поговорить с тобой. До гонок.
        - До гонок? Так ведь уже почти семь часов. Может, завтра?
        - Нет, Лиана, у меня есть для тебя одна вещь, которая тебе может пригодиться на гонках. И вообще, я хочу тебе сказать, что Головы можешь больше не бояться.
        - Ничего себе! А что ты с ней такое сделал, а, Давид?
        - Ну, не совсем с ней… В общем, я за тобой сейчас заеду?
        - Нет, давай лучше попозже встретимся, где-нибудь у Дока. Может, на вокзале? Часов в девять?
        - Хорошо, буду тебя там с нетерпением дожидаться.
        Глава 22. Новый байк
        Спустя полтора часа я на месте. Меряю шагами зал ожидания. Тридцать три шага в одну сторону, тридцать один в обратную. Потом снова, тридцать пять в одну, тридцать два обратно. Несколько ожидающих электрички пассажиров сидят на деревянных скамьях под резким зеленовато-желтым светом потолочных ламп. В окно я вижу, как к Доку подъезжает полицейская машина, а за ней, спустя несколько минут, огромный грузовик. «Но на этот раз он полупустой, только с двумя байками», думаю я.
        На середине моего очередного такого же неточного измерения пола, двери вокзала распахиваются, и Лианина фигурка быстро направляется по проходу ко мне. Я чувствую, как сильно соскучился за эти дни по ее взгляду, волосам, смеху… Лиана оглядывает зал, мы проходим в его дальний угол к скамейкам, на которых никого нет. Лиана с интересом глядит на меня:
        - Привет! Так что ты с Головой-то сделал?
        - Здравствуй! Как я рад тебя видеть! Не переживай, с Головой все в порядке, с нее не упало ни одного каменного волоска.
        Лиана улыбается:
        - Так ты расскажешь?
        - Если коротко, то я ночью плавал на лодке с приятелем к Голове, и оказалось, что за ней пещера, в которой какие-то люди прячут катер. Ну и еще кое-что прячут… Когда им ночью хотелось покататься по Каналу, они отодвигали Голову, катались себе сколько надо на катере, возвращались обратно, закрывали Головой вход в свою пещерку и уходили из Канала через свой собственный выход. Почти никакой мистики.
        Лиана слушает с округлившимися глазами:
        - Ты ночью, на лодке, плыл по Каналу? Ты шутишь?
        - Если честно, сам удивляюсь, когда вспоминаю.
        - И что, у этих людей Голова вроде двери, значит? Она же каменная, тяжеленная. Тонн сто, наверное, весом. Как же они такую дверку отворяют?
        - Вот это - самое главное, что я узнал.
        Я открываю стоящую у меня на коленях сумку и показываю Лиане испытанный на мебели архитектора таинственный "браслет", или вернее, огромное кольцо:
        - Это какой-то очень древний прибор, которая может двигать любые предметы. Ну вообще любые. Кресло, огромные камни, вроде этой нашей Головы, или, кстати говоря, байк.
        - Какая красивая штука! А что это за люди? Ты их видел?
        - Мельком, даже не рассмотрел. Они мимо на катере пронеслись, когда мы с приятелем в тени Головы прятались.
        - То есть вы спрятались, а потом просто так взяли, и забрали у них эти вещи? Так они же вас искать будут. А если найдут?
        - Да нет, они нас не разглядели, за это не переживай.
        - Ну слава Богу! А как эта штука работает? То есть ты сам это видел?
        - Видел. И даже с моим другом мы ее включали несколько раз.
        - Ну ничего себе! Фантастика какая-то! А какой энергией она питается?
        - Да не представляю себе, но явно не от розетки работает. Кстати, как там Макс, достал он тебе байк-то?
        - Макс хвалится, что с новым байком все будет в порядке, говорит, что он занял для меня какую-то зверь-машину.
        - А допустим, что у этого, как его, Марата, байк все-таки мощнее. Какие тогда у тебя шансы выиграть?
        Лиана гордо выпрямляется:
        - Шансы всегда есть. Если он мощнее, буду сидеть на хвосте, подловлю на ошибке и обойду.
        - Лиана, ты - лучшая, я в тебя верю больше всех на свете! Скажи, ты меня сможешь сейчас вниз провести?
        - Конечно! Пошли.
        Мы выходим из здания вокзала и вполголоса разговаривая, пересекаем небольшой скверик. Я говорю Лиане:
        - Кстати, помнишь, ты говорила, что у вас девушка пропала, а потом нашлась у кирпичного завода?
        - Ага.
        - Так вот, мы из этой пещеры за Головой как раз к заводу и вышли. Так что никаких тайн не осталось.
        - Ты не представляешь, как я рада, что не осталось. Наконец можно думать только о гонке.
        Станция еще не закрыта, мы свободно спускаемся вниз и проходим в обширные служебные помещения. Девушки-рулевые швартуют у подземного причала последние гондолы. Последние пассажиры поднимаются наверх. Через несколько минут закроются все станции Канала и начнутся приготовления к финальному поединку аквабайков.
        Видя, что служебный причал опустел, я говорю Лиане:
        - Лиана, у нас совсем мало времени, наверное. Мы можем на минуту пройти в твою гондолу?
        - Зачем это тебе?
        - Это не мне, это, скорее, тебе. Я все-таки хочу показать, как эта штука работает. Ты могла бы победить с ее помощью.
        - Думаешь, я без волшебства не справлюсь?
        - Не думаю, конечно. Просто я очень сильно хочу, чтобы ты победила.
        - Какой ты милый, Давид! Ну хорошо, пошли.
        Мы проходим к гондоле 112. Лиана поднимает что-то вроде шлагбаума перед изящным носом большой белой лодки. Мы переходим в гондолу. Я достаю из сумки "браслет", направляю его вниз, на гондолу, и сжимаю. Снова такое же еле заметное дрожание воздуха, прибор как-то словно закрепляется в пространстве, будто я не держу его рукой, а держусь за него. Лиана, чувствуя, что пол лодки уже не такой устойчивый, опускается на диванчик и хватается за поручень борта. Я слегка тяну "браслет" вверх, гондола, словно подцепленная крюком подъемного крана, плавно поднимается. С бортов струится вода. Лиана вскрикивает:
        - Ай, ты только о пристань не задень, ай, осторожно!
        Теперь я мягко тяну "браслет" вперед. Гондола, как будто сделанная из пенопласта, а не из нескольких сотен килограммов металла и дерева, перемещается на пару метров вперед над водой. Не разжимая руки, я наклоняюсь к Лиане:
        - Вот о чем я говорил, видишь?
        - Потрясающе! Можно я попробую?
        Я передаю Лиане древний прибор. При этом руки наши соприкасаются, губами я касаюсь ее волос… У меня проносится мысль, что только мы с Лианой здесь - настоящие, а черный тоннель и зависшая в полуметре над водой белая лодка - сказочные или увиденные во сне.
        Лиана опускает гондолу обратно на воду и несколько раз перемещает ее взад-вперед, подняв приличную волну и залив причал. Потом кладет "браслет" на колени и говорит мне:
        - С ума можно сойти. Просто невероятно! Интересно, кроме нас, на Земле кто-то еще находил такие вещи? Наверное, нет, а то бы уже все так летали, без крыльев, дыма и рева....
        Несколько минут она рассматривает металлический "бублик". Потом вздыхает:
        - Наверное, я трушу и не верю в себя. Я возьму с собой эту штуку, мало ли, вдруг и правда пригодится…
        - Только ты взлетай в темном месте где-нибудь, чтоб никто не увидел. Вдруг эти ребята из пещеры увидят как-то твой летающий байк. Я же не знаю, может они очень опасны, может у них и оружие есть. Вспомни, как они вас в тоннеле Головой чуть не передавили. И зачем это им было надо?
        - Да уж, и не говори.
        - И ты, главное, подумай, как тебе ее вовремя вытащить и нажать.
        - Да уж, из кармана она сразу выпадет, на первом же витке, ее на грудь нужно повесить. Давид, ты постой тут минут десять, я переоденусь схожу. И поищу что-нибудь для этой волшебной штуковины.
        Потом оборачивается:
        - Слушай, я хотела сказать… ты меня просто… не знаю как и сказать… просто поразил своей храбростью. Я одна ночью в Канал никогда не бы не сунулась, да еще после таких дел!
        - И это говорит девушка, которая собирается по этому самому Каналу на бешеной скорости кататься. Тоже ночью, кстати!
        - Ну нет, это другое, сейчас все-таки включены камеры на станциях. И народ за нами присматривает… В общем, спасибо тебе!
        Лиана берет мою руку, коротко пожимает ее своими горячими пальцами и убегает переодеваться. Я остаюсь один на темном мокром причале перед десятками белых гондол. Голова моя кружится от ожидания чего-то желанного и вместе с тем опасного, такого, как эта ночная гонка, такого, как любовь.
        Со стороны грузового лифта слышится звук неторопливых уверенных шагов. Я вглядываюсь в мужскую фигуру, вразвалочку приближающуюся ко мне. Макс! Наверное, решил скоротать минуты ожидания своего одолженного аквабайка и прогуляться между гондолами. Сегодня Макс одет классическим рэкетиром времен американской Великой Депрессии. Даже в шляпе. Он подходит ко мне:
        - Где Лиана?
        - Привет, Макс!
        - Ты не слышал, я спросил, где Лиана?
        - В раздевалке, наверное, гидрокостюм надевает.
        Макс, не говоря больше ни слова, разворачивается, и так же неторопливо возвращается к грузовому лифту. Тут двери лифта открываются, и несколько мужчин выталкивают из него большой оранжево-черный байк. Я узнаю в нем машину Марата. Я подхожу поближе. Мужчины скатывают байк вместе с поддерживающей его металлической рамой на колесах по пологому спуску в воду. Когда гидроцикл отделяется от тяжелой рамы, один из них привязывает его к ограждению, остальные вытягивают раму обратно.
        Через несколько минут то же самое повторяется с байком Лианы. Макс добавляет перца в это зрелище, подбадривая мужчин цветастыми выражениями. Я рассматриваю машину, на которую Макс возлагает такие надежды: это небольшой сидячий байк с бирюзовым верхом и белым днищем, довольно потертый на вид. Я спрашиваю Макса:
        - А двигатель у него не хуже, чем у Марата?
        Макс не удостаивает меня ответом. Он поворачивается к Лиане, которая подходит к нам:
        - Ну как, нравится игрушка?
        - Что за движок?
        - "Кавасаки", 180 лошадок.
        - Откуда взял?
        - Ха, из Турции! Еле успел, всех на уши поставил. Прям с Антальи, еще соленая, можешь лизнуть!
        - Что, поближе ничего не нашел?
        - Да вот, не нашел. А тебя что, не устраивает?
        - Ремонта не было?
        - Всю облазил, царапаная, да, но кузов не ломаный. За водомет зуб даю, мне бы не подсунули барахло. А что это у тебя там, амулет, что ли?
        Макс показывает на небольшую сумочку, которую Лиана повесила на шею.
        - Ага, амулет. Знаешь, сушеный медвежий хвост. Стопроцентно помогает на гонках, даже если ты в моторном тазике для стирки гоняешь.
        - Ладно, пойду спрошу Марата, нет ли и у него такого с собой. Давай-ка, соберись, через полчаса уже рванем.
        Недобро глянув на меня, Макс уходит. Я спрашиваю Лиану:
        - Ну как, можно на таком байке победить?
        - Ох, Давид… Водомет тут почти такой же мощный, как у Марата. Если он, конечно, еще свой не форсировал за это время…
        Я достаю "браслет" и отдаю Лиане. Она расстегивает молнию сумки на груди:
        - Ух ты, как будто прямо под него сшита.
        - А ты можешь себе представить, что на самом деле это кольцо, которое надевали на палец?
        - Это что же за пальчик должен быть такой огромный? Да не может такого быть! Ты шутишь!
        - Еще как может. Мы даже видели владельца этих пальцев. Не живого, не бойся. Потом как-нибудь расскажу.
        Глаза Лианы расширяются:
        - Ты меня прямо пугаешь! Не живого, а какого тогда?
        Лифт снова открывается, и к нам выходят Марат в окружении каких-то людей, в одном из которых я узнаю Михеля. Марат, подмигнув Лиане, перелезает на свой байк и, через минуту, скрывается за углом ангара. Михель подходит к нам с Лианой и говорит мне:
        - Почему-то я не удивляюсь, увидев вас снова здесь.
        - Да я уже тут совсем свой человек, и нечему удивляться.
        Михель фыркает, и просит Лиану поторопиться. Она еще раз сжимает мою ладонь и садится на байк. Через мгновение перед причалом остается только пена от водометов.
        Глава 23. Один на один
        Еле поспевая за стремительно уносящимся из зала Михелем, миновав коридор, я попадаю на перрон станции. Там, на перроне, все точно так же, как и неделю назад: цветные огни и суетящиеся букмекеры, веселая публика и хмурые охранники. Оба байка уже слегка покачиваются на воде перед станцией, ожидая сигнала к старту. Все тот же невысокий краснощекий мужчина с микрофоном подходит к гонщикам поближе, прокашливается и, когда голоса вокруг затихают, объявляет:
        - Дамы и господа, я рад снова приветствовать вас на единственном, не побоюсь этого слова, в мире подземном гоночном акватреке. Неделю назад наши страсти и наш азарт ушли в песок, а вернее, в гранит, по необъяснимым для всех нас причинам. А наши деньги остались в наших кошельках… Как сказал какой-то остряк, считать деньги в чужом кармане нехорошо, но очень интересно! Ха-ха-ха! Я хочу напомнить вам, господа, что мы с вами не на улицах Монте-Карло, где гонщики мчатся под жарким солнцем Лазурного берега. Мы в древних тоннелях, которым многие тысячи лет! Они даже созданы неизвестным нам способом и вообще неизвестно кем! Эти тоннели - последнее прибежище тайн и загадок в нашем прозаичном мире прогресса. И с одной из этих непостижимых загадок наши гонщики столкнулись, в прямом смысле этого слова, неделю назад. И что же это было? Может быть, мы потревожили дух этих пещер ревом водометов? Да, мы столкнулись с тайной, господа, но это только лишь утраивает наш азарт! Это утраивает и желание наших гонщиков победить в сегодняшней решающей схватке!
        Такая цветастая и горячая речь, естественно, встречена аплодисментами. Но оратор еще не полностью высказался, и подняв руку, он продолжает:
        - Хочу успокоить наших дам. В пещере у Головы во время гонки будет дежурить катер с нашими людьми. Если только они снова увидят какое-то движение этого, так сказать, "духа Канала", то гонка будет сразу остановлена и продолжена позже. А сейчас у нас с вами осталось десять минут, чтобы сделать последние ставки тем, кто еще не определился с выбором гонщика. Я их прекрасно понимаю, потому что перед нами - лучшие гонщики, а победит сегодня лучший из лучших!
        Красноречивый мужчина отходит от гонщиков, и последние из владельцев тугих кошельков могут окончательно решить, кто же им кажется сильнее: коренастый Марат под номером "один" на оранжево-черном байке или гибкая и изящная Лиана, по цифрой "два", на бирюзовом. Стоя у колонны, я во все глаза смотрю на девушку, но она неподвижна, а выражение ее лица скрывает шлем. В толпе я вижу Макса, он машет руками перед чьим-то лицом, наверное, убеждая какого-то генерала в штатском или хозяина ломбарда в достоинствах Лианы и преимуществах ее гидроцикла. До меня доносятся его голос:
        - Да ее байк легче на полсотни, если не больше, а мощность одинаковая. У Марата ноль шансов, ноль, понятно вам?
        Но вот последние минуты ожидания истекают, барабанные перепонки почтенной публики снова травмирует включившийся бешеный ритм, гонщики синхронно стартуют и исчезают в тоннеле.
        Белокурой девушки - комментатора на этот раз на перроне я не вижу. Наверное, развязка прошлого соревнования оказалась непосильной для ее нервов. Описывать гонку на этот раз берется все тот же чрезмерно румяный мужчина, который только что уговаривал дам не бояться духов пещер. Но сейчас байков всего два, и их очередность в гонке прекрасно видна на экране и так, без всяких комментариев. Марат вырывается вперед на первом же витке, Лиана идет сзади почти вплотную, абсолютно мокрая под сверкающим в свете фар ее байка душем его водомета. Так, на максимальной скорости, они огибают Остров. Марат прижимается к самым перилам Острова, не давая никакого шанса Лиане срезать и обойти его.
        Второй виток они проходят так же неразлучно, словно связанные прочным тросом: Марат впереди, Лиана сзади. Она заходит то справа, то слева, но никак не может вырваться вперед. Видимо Марат просто опытнее и техничнее, как гонщик.
        На перроне наблюдается затянувшаяся немая сцена, почти все стоят в напряженных позах, не отрывая лиц от экрана. Я снова вижу Макса, он стоит справа от меня, буравя экран горящим взглядом. " Интересно, думаю я, что сейчас творится в голове этого парня? Думает ли он о том, что надо было достать байк помощнее, или проклинает Лианину нерешительность?"
        Гонщики, тем временем, проходят второй виток и входят в Озеро второй раз. Румяный комментатор сообщает публике:
        - Мы с вами видим, что Первый не дает никаких шансов Второму его обойти. У Второго еще есть 5 секунд на обгон.... но нет, поздно, Озеро они проходят все в том же порядке. Не будем забегать вперед и обгонять наши самые быстрые в мире байки, но, похоже, что тем, кто поставил на Первого, можно вытереть пот со лба и подумать, как они потратят свой выигрыш.
        Я снова вижу Макса, он стоит почти вплотную ко мне и ухмыляется:
        - Ну что, правильно я поставил на Первого? А ты как думал? Девочка не подвела!
        И, оставив меня в изумлении, он отходит к барной стойке. Чтобы немного снять напряжение, я начинаю шагать за колоннами станции из стороны в сторону, но тут внезапно поднявшийся шум голосов возвращает меня к экрану. Комментатор надрывается у микрофона:
        - Невероятно! Второй, миновав третий виток, выходит в Озеро с большим отрывом! Но как у него, вернее, у нее это удалось? Первый не давал ей никаких шансов на обгон, он гнал на пределе мощности! Похоже, Первый все-таки допустил какую-то ошибку, что позволило Второму так сильно обогнать его! Вот это накал гонки! Почти перед самым финишем такой неожиданный поворот событий! Мы видим, что духи подземелья сегодня явно болеют за нашего Второго гонщика и решили помочь ему выиграть!
        Сердце мое колотится так сильно и быстро, что, кажется, заглушает музыку на перроне, и даже слова комментатора. Через несколько секунд гонщики минуют Озеро и входят в тот виток, с которого начинали гонку. Напряжение на перроне вырастает настолько, что шум голосов затихает. Даже музыку делают потише, чтобы мгновение победы выглядело более значительным. Из глубины тоннеля мы слышим нарастающий рев моторов, и к перрону вылетает Лиана. Оказавшись в свете прожекторов, она сдергивает шлем, привстает на байке и в восторге поднимает обе руки вверх. Она раскраснелась от гонки, в темных глазах светится радость. Она чудо как хороша в обтягивающем черном гидрокостюме на своем бирюзовом байке. Через несколько секунд к станции подлетает Марат. Круто развернувшись поперек тоннеля и стянув шлем, он кричит:
        - Эй, вы, все, слушайте меня! Победа не может быть засчитана! Это обман! Байки соревнуются на воде, а не в воздухе!
        И тут, эффектно разрядив паузу всеобщего недоумения от его слов, с обоих концов тоннеля до нас доносится быстро приближающийся вой полицейских сирен.
        Глава 24. Полицейская облава
        Сразу всем присутствующим становится не до Марата и не до Лианы на «летающем» байке. И даже не до выигранных или проигранных денег. Те из солидных ночных болельщиков, кто пришел с охраной, рысью бегут к входу, бережно поддерживаемые под руки. Букмекерам с чемоданчиками и девицам в узких коктейльных платьях бежать куда сложнее, но и их уже нет на платформе. Однако очень быстро всем становится понятно, что у входа наверху тоже дожидается полиция, но уже в тишине, без включенных сирен. Часть почтенной публики трусцой и галопом тут же возвращается обратно и пытается скрыться в помещениях дока. Я бросаюсь к воде. Марат, на лице которого все еще читается недоумение и возмущение, скрестив руки на груди, сидит на своем байке и спокойно дожидается полиции, вероятно, решив не суетиться и не бросать свою машину. Я протягиваю руку Лиане, она легко запрыгивает на перрон. Девушка быстро говорит мне:
        - Скорей побежали к служебным причалам, в моей гондоле спрячемся.
        Вой сирен постепенно заполняет все помещения Дока. В коридоре прямо перед нами я вижу Михеля, который, придерживая дверь какого-то помещения, с нетерпением торопит тучного господина, спешащего скрыться за ней со всей возможной для его комплекции прытью. Мы бежим дальше. Вот и служебный причал. Мегафон многократно усиливает голоса полицейских:
        - Никому не покидать помещение! Всем оставаться на своих местах!
        "А вот Марат - почти что законопослушный гражданин, сидит на своем месте" - проносится нелепая мысль. Пролетев по полутемному длинному причалу мимо одинаковых светлых и блестящих гондол, мы останавливаемся у гондолы номер 112 и тихо переходим в нее. В гондоле совсем темно. Согнувшись, мы крадемся на корму и тут я вижу, что в гондоле мы не одни! На полу, прислонившись спиной к диванчику и согнув длинные ноги, сидит какой-то крупный парень. Я сразу узнаю эту стрижку ежиком, на которую падает отсвет далекого фонаря. Макс! Лиана тоже узнала своего старого знакомого и сомнительного делового партнера. Она шепчет:
        - Макс? Что ты тут делаешь?
        - Да ничего, сижу.
        - А почему здесь?
        - Ты ж моя байкерша, как-никак. И я тут у вас вообще больше никого не знаю! В гости зашел. Чаю нальешь?
        Макс тихо смеется. Мы слышим, как полицейские выводят из раздевалки, столовой и подсобных помещений найденных там людей. На Макса нападает приступ говорливости:
        - Нет, ну ты мне расскажи, как ты Марата обставила-то? Что там у вас у Головы было? Тихо так себе плетешься в хвосте всю дорогу, нормально так, без претензий. И вдруг - на тебе! А, Лиана? Что там было-то?
        В ангар въезжает большой полицейский катер и медленно, на самых малых оборотах движется мимо гондол. Один из полицейских стоит на носу катера и лучом мощного фонаря обшаривает каждую лодку. Макс все никак не угомонится:
        - Не, ну что за жизнь! Не, ну сколько я бегал, уговаривал разных людей на этот финал! Мало того, что она все карты мне путает своими фокусами, еще и этих кто-то на нас навел!
        Я несколько раз пытаюсь шепотом остановить поток его жалоб. Макс твердо держится линии поведения со мной, которую он, видимо, выбрал с первого дня встречи: не обращает на меня никакого внимания. Тогда я на корточках подползаю к нему:
        - Макс, тихо! Катер прямо перед нами!
        В глазах у парня загорается злоба, он сильно толкает меня в плечо. Я падаю на спину на что-то твердое. Лиана вскрикивает:
        - Ой, Давид, ты в порядке? Макс, ты, что, совсем с ума сошел из-за своих денег?
        Я шарю под собой по полу гондолы и достаю сумку со вторым моим трофеем, добытым прошлой ночью в пещере за Головой. Это на него я довольно болезненно приземлился от удара Макса.
        Полицейский, услышав нашу возню, включает сирену, достает мегафон и окончательно оглушает нас:
        - Выходите, прятаться бесполезно! Вас хорошо видно! Быстро выходите из гондолы!
        Я скидываю с плеча ремень сумки и забрасываю ее в тень, под диванчик. Я вижу, что Лиана так съежилась в тени, что ее не видно с катера. Я встаю, рядом выпрямляется Макс. Мы переходим на причал. Двое полицейских перепрыгивают к нам с катера. На наших запястьях щелкают наручники.
        Дальнейшие три часа я провожу в борьбе со сном. Вернее, борется с моим сном молодой полицейский, который выводит нас из дока, сопровождает в машине в отделение, ведет короткий, к счастью, допрос и составляет протокол. Две бессонные ночи дают о себе знать, и я раз двадцать глубоко засыпаю, но только на пару минут. Тряска автомобиля, окрики полицейского быстро возвращают меня к невеселой реальности. Наконец, когда я довольно честно рассказываю, что я там делал и что видел, и все это переносится на бумагу, меня отводят в небольшое помещение с лавками вдоль стен. Там уже наслаждаются тишиной и покоем несколько мужчин, некоторых из них я видел на станции. Сев в уголок и как можно удобнее прислонившись к бетонной стене, я засыпаю.
        Помучившись бредовым сном несколько часов, я просыпаюсь, когда уже рассвело. С удивлением обнаруживаю, что со мной остался только один человек, да и тот, похоже, не со вчерашней вечеринки в доке. Судя по несвежему виду и грязным волосам, он мелкий воришка или буйный алкоголик. Наверное, мои сокамерники вовремя сделали несколько звонков нужным людям, и их отпустили на поруки. Потомившись еще пару часов на жесткой скамье, я начинаю разминать затекшие ноги, прыгая на месте. Мой сосед бросает негромко:
        - Эй, ты, кузнечик, за тобой пришли.
        Я оборачиваюсь, и вижу, что открывший дверь полицейский действительно машет мне, показывая на выход. Я выхожу из камеры. Дежурный офицер, сидящий за окошечком у входа в участок, дает мне расписаться в том, что я не буду покидать город без соответствующего разрешения. Он кивает мне и говорит:
        - Что ж ты сразу не сказал, что ты Влада К. племянник?
        - Э-э, ну и что с того?
        - Как это что? Он же за этим самым столом пятнадцать лет просидел, пока на пенсию не вышел. Звонит утром: "Посмотри-ка в гостевой, нет ли там Давида М, моего племянника? Он журналист, в доке работал, материал делал". А ты вот он тут как тут. Так что из города пока не выезжай, понятно?
        - Понятно…
        Я добираюсь до дома, по пути размышляя о том, что все сложилось чрезвычайно авантюрно и фантастично, но, в общем, я чувствую себя в известной степени героем этих событий. Загадку плавающей Головы мы со студентом раскрыли. Тайну древнего прибора мы раскрыли уже с Маркони. Лиана выиграла гонку, причем с моей помощью. Ее не поймали в доке, наверное, единственную из всех, кто был в эту ночь внизу. И череду везения завершает Влад, чудом оказавшийся бывшим полицейским.
        Я поднимаюсь к себе на этаж, подхожу к двери, и вижу… что она полуоткрыта. Я осторожно прохожу в квартиру, перешагивая через груды вещей, выброшенных из шкафа в прихожей. Заглянув в кухню, я обнаруживаю ее тоже в полуразгромленном состоянии. Зайдя, наконец, в комнату, я вижу какого-то парня, преспокойно сидящего в моем кресле посреди разбросанных вещей. Он медленно встает, скрестив руки на груди. Я смотрю на его лицо, и оно мне кажется знакомым. Я почти уверен, что не видел его раньше, но черты мне кого-то напоминают. Парень спрашивает меня:
        - Ну и где же ты их спрятал?
        Я изумленно рассматриваю моего непрошенного гостя и замечаю, что на правой кисти у него синеет большая татуировка в виде все той же нашей злосчастной и зловещей Головы.
        Глава 25. Парень с татуировкой
        - Что спрятал?
        - Ты знаешь, что. Я надеюсь, ты их полицейским не отдал?
        Я машинально отвечаю:
        - Нет…
        - Это ты правильно поступил, молодец.
        Парень внимательно рассматривает меня, не двигаясь с места. На вид ему от силы лет двадцать, он невысокого роста, стройный, с правильными чертами лица. С какими-то индийскими, словно подведенными черным глазами, в которых читаются решительность и бесшабашность. Он нагибается к столу, на котором в таком же беспорядке лежат мои вещи. Я замечаю, что там же тускло поблескивает черной сталью небольшой пистолет. "Ну все, я окончательно влип" - возникает мысль в голове у меня. Мой "гость" вытягивает из-под стопки книг лист бумаги. Несколько минут он что-то пишет, затем несколько раз складывает листок и говорит неожиданно вежливо:
        - Ты уж извини за беспорядок. Ты ведь украл очень, очень ценные вещи, мне пришлось их поискать. Потратишь всего несколько часов работы, и все тут приберешь. Согласись, что это совсем немного по сравнению с полутора десятками лет.
        - Каких еще лет?
        - А в тюрьме. Ты же нас чуть не убил на лестнице. Еще хорошо, что в шлемах были. Мой, э-э-э, напарник, ребро, например, сломал. Ладно. Чтобы тебе еще дел тут не натворить под горячую руку, я, пожалуй, пойду. Отойди-ка в сторонку, вон туда.
        Осознавая справедливость его слов, я не нахожу, что ответить. Отхожу от двери. Парень берет со стола пистолет и кладет в карман, аккуратно перешагивая через разбросанные по полу вещи, молча отдает мне бумажный листок и выходит из квартиры. В растерянности я подхожу к окну, вижу, как он выходит из подъезда, пересекает улицу и садится в легковую машину белого цвета. Я разворачиваю записку и читаю "Сегодня с 11 до 12 ночи буду тебя ждать за забором кирпичного завода. Приноси ОБЕ мои вещи, получишь девушку. Если забыл, где вход: за деревом, в 20 метрах от автобусной остановки. P.S. А если придет полиция, не получишь девушки НИКОГДА."
        Меня бросает в холод. Они забрали Лиану! Я снова кидаюсь к окну, но машины внизу, конечно, уже нет. Вот тебе и герой! За мои проделки Лиана теперь расплачивается. Нечего сказать, защитил девушку от ночных кошмаров! Мало того, что неделю назад она чуть не утонула в ледяной воде и была вся в ушибах, а теперь, после такого сильнейшего стресса ночного финала ее еще и похитили! У меня вырывается стон, когда я представляю мою дорогую гонщицу, которую держат в потайной пещерке как заложницу. Заложницу таинственных древних штуковин, одна из которых может позволить левитировать любому предмету. Да, звучит абсолютно бредово.
        Я вспоминаю моего посетителя. Надо сказать, что держался он совсем не как преступник и совершенно не был похож на уголовника. Если бы не его пистолет, то преступником во всей этой истории выгляжу скорее я, чем он. Его напарник ребро сломал, ужас! С другой стороны, как он открыл дверь моей квартиры, не будучи профессиональным взломщиком? Правда, надо сказать, что сделать это мог бы любой, имеющий хотя бы стамеску, ведь дверь у меня довольно старая и нисколько не напоминает бронированный вход в денежное хранилище банка.
        Наскоро переодевшись, глотнув воды и оставив квартиру в полнейшем беспорядке, я выбегаю из дома с даже большим беспорядком в голове. Еще утро, до полуночи целый день, и я чувствую, что мне нужно с кем-нибудь поговорить и посоветоваться. Ноги сами приводят меня на бульвар, в дом с башенкой на крыше.
        Архитектор, к счастью, у себя. Едва отворив дверь, он говорит мне:
        - Так, судя по твоему виду, что-то снова случилось.
        - Да не то слово…
        - Хочешь кофе? Я как раз завтракать сел.
        Вид у меня, наверное, такой странный и несчастный, что сердобольный Маркони, пока делает кофе и намазывает маслом и медом кусок хлеба, несколько раз кладет руку мне на плечо, приговаривая "Ладно тебе, ладно, не переживай". Потом, усадив меня за стол, спрашивает:
        - Эти парни вас все-таки нашли, да?
        Я пересказываю ему события прошлой ночи и сегодняшнего утра. Мой друг, прихлебывая кофе и отрезая еще хлеба для бутерброда, периодически восклицает:
        - Ну ничего себе! Ну и девушку ты себе нашел!
        Дослушав до конца, он говорит:
        - Погоди-ка, то есть за тебя замолвил словечко этот ее дядя. Значит, ночью она все-таки вышла из дока, нашла его, а уже потом парни разыскали ее и каким-то образом похитили. Хотя, ты же говорил, что ты видел, как их катер взлетал?
        - Ага, видел.
        - Значит, у них есть как минимум еще одна антигравитационная штуковина. А с ней даже такую рисковую байкершу, как твоя Лиана, можно без усилий на катерок погрузить и увезти в нужное место. Хотя, можно и придумать что-то такое, от чего она сама пойдет.
        - Это что, например?
        - Ну, не знаю, шантажировать чем-то. Смотри: эти ребята очень непростые. Во-первых они каким-то образом обнаружили за Головой пещеру. Предположим, что артефакты они нашли там же. Во-вторых, они ухитрялись неопределенное время скрываться и держать свою находку в тайне, и при этом еще делая вылазки.
        - Да, но они явно имеют склонность к хулиганству. Причем какому-то изощренному. Зачем они Голову-то на гонщиков "натравили"?
        - Ну, не знаю, зачем это им надо, но в любом случае - это ребята неординарные, это точно! А насчет хулиганства… Человек - слабое существо. Бывает, что вещи с темной энергией сами подталкивают людей к каким-то темным поступкам.
        - Что ты имеешь в виду?
        - Ну, например, если носить с собой оружие, то у многих, скажем так, духовно неразвитых личностей руки будут чесаться им угрожать, пугать, или даже применять при первом удобном случае. Вспомни, сколько историй ходит о драгоценностях, владельцы которых погибали один за другим? Кто знает, что за энергетика у этой пещерки и у этих штуковин? Голова, например, нисколько не напоминает ни Аристотеля, ни Махатму Ганди, ни христианского святого, тем более.
        - Ну, не знаю, не знаю. Во всяком случае, всего час назад я видел довольно культурного с виду молодого парня. Правда, действительно, с пистолетом. Ну не могу себе я представить, что он ночью в Канале едет на катере за Головой, чтобы пугать или давить аквабайкеров.
        - Люди вообще состоят из парадоксов. Я, например, тебя тоже раньше не представлял в таком амплуа, в каком ты сейчас оказался.
        - Да, уж, и не говори…
        Звонит телефон. Маркони откладывает бутерброд и берет трубку:
        - Да? Кто? А, привет, привет. Да, он как раз у меня. Адрес мой помнишь? А где ты мой телефон нашел? А, в справочнике… Ну отлично, ждем.
        Он садится обратно к столу:
        - Твой напарник звонил. Ему не терпится поговорить.
        - Какой еще мой напарник?
        - Да с которым вы ночью громили потайную пещеру.
        - Саша? И ты его пригласил?
        - Да, через полчаса он обещал уже быть тут.
        Дожевывая хлеб с маслом, мы дожидаемся студента. Я сижу и вспоминаю, какую поддержку он мне оказал в тоннеле. Когда Маркони впускает Александра к себе в квартиру, я встаю, чтобы пожать ему руку:
        - Привет! Угадай, где я сегодня ночевал?
        - И где же?
        Маркони с ехидной улыбочкой вставляет:
        - После очередной вылазки в подземелье наш друг оказался за ржавой тюремной решеткой. И он, представь, всю ночь не смыкал глаз, отгоняя крыс и вурдалаков.
        - Неужели?
        Я машу рукой на архитектора:
        - Не слушай его. Он просто завидует.
        - Да уж, есть чему завидовать, ночевке в полиции!
        Студент поднимает брови:
        - Ого, за что это тебя угораздило?
        - Помнишь, я рассказывал, что будут снова гонки, как бы финал?
        - Ага.
        - Ну вот, он и был. Лиана пришла первой…
        - Прилетела, - вворачивает Маркони.
        - Ну да, победила с помощью этой нашей штуковины. И тут нагрянули полицейские. Меня забрали в участок, но утром отпустили. Вот такие дела.
        Студент морщит лоб:
        - Погоди-ка, погоди. Что значит прилетела с помощью штуковины?
        Маркони поворачивается ко мне:
        - Он же все проспал, помнишь?
        Я рассказываю изумленному студенту о наших с архитектором ночных опытах с летающей мебелью и о гондоле, поднявшейся из воды. И о Лиане, которая победила, а потом была похищена. Он говорит:
        - Дайте посмотреть, как это работает!
        - А вот это пока не получится. "Браслет" у Лианы, а второй прибор в гондоле, под лавкой. Даже, наверное, не у Лианы, ее же похитили, а артефакт у нее не нашли. Мне этот парень велел "принести обе вещи".
        Студент минуту обдумывает услышанное, потом говорит:
        - То есть, тебе сказали сегодня ночью все вернуть, а у нас ничего нет? И что ты будешь теперь делать?
        Маркони вдруг спрашивает:
        - Давид, а как эти люди вообще узнали, что ты тут замешан? Они же тебя не видели, ты говорил? Им что, твоя Лиана все про тебя рассказала?
        В полном смятении чувств я перебираю в голове все возможные варианты того, откуда им стало известно про меня и про мои "подвиги". Не найдя сколько-нибудь удовлетворительного ответа, я спрашиваю друзей:
        - Слушайте, мне кто-нибудь из вас может помочь сегодня? Я понимаю, что это еще одна авантюра…
        Архитектор чешет в затылке:
        - Говоришь, у него был пистолет… Может, все-таки через полицию?
        - Да я сам думаю об этом. Правда, неизвестно, какие еще у них есть фокусы в запасе, уйдут сквозь стену, ищи их потом…
        Студент кашлянул, потом говорит нам:
        - Предлагаю сначала проверить в гондоле, может артефакты там по-прежнему лежат. Если так и есть, то просто обменяем их на Лиану, а потом сообщим в полицию. А?
        Маркони отвечает:
        - Логично. Надо бы в док съездить.
        Вдруг он встает и быстро поднимается на второй этаж своей башенки по винтовой лестнице. Минут пять его нет, потом он, грохоча железными ступенями, довольный, возвращается обратно к нам, размахивая какой-то небольшой карточкой:
        - Вот! Что бы вы без меня делали! А? Служебный пропуск! Еще с тех времен, когда я станции декорировал. Просрочен, конечно, но это ладно, как-нибудь… Какой номер гондолы, говоришь?
        Вскоре Маркони уходит. Студент, постояв перед книжными полками, достает оттуда альбом "Архитектура Флоренции" и садится в кресло, которое еще полтора дня назад выделывало кульбиты в воздухе. Я возбужденно хожу по небольшой комнате, безумно переживая за Лиану и лихорадочно перебирая в уме способы, которыми можно ее освободить. Примерно через полчаса студенту надоедает альбом, он встает размять ноги, а я сажусь на его место и беру книгу. Листаю, и случайно открываю разворот, на котором крупным планом сфотографирована скульптура святой с собора Санта-Мария-дель-Фьоре. Я вздрагиваю: со страницы как будто смотрит Лиана. Те же волнистые волосы, тонкие черты, большие глаза, которые задумчиво смотрят вниз, на землю… Что сейчас с ней? Где она и что чувствует, находясь у этих негодяев?
        Мы со студентом проводим еще час или два в променадах по комнате и в изучении книжек архитектора. Наконец за дверью раздаются шаги, и в квартиру входит запыхавшийся и улыбающийся Маркони. Еще не закрыв за собой дверь, он поднимает руку с сумкой, той самой, что он давал мне для артефактов, и говорит:
        - Достал! Оба принес! Правда, я молодец?
        Глава 26. Галлюцинация
        Мы кидаемся ему навстречу. Маркони вынимает из своей сумки, которую давал мне позавчера ночью, маленькую сумочку Лианы с «сушеным медвежьим хвостом». Открыв ее, достает «браслет». Потом извлекает цилиндрический таинственный артефакт и кладет все на стол. Я спрашиваю его:
        - Ты не просто молодец, ты великий молодец! Так все в гондоле и нашел?
        - Ага, под диванчиком. В доке как-то пустовато, у дверей полицейский. Я пропуск показал, не моргнув глазом, и иду спокойно в ангар. Там вообще никого. Быстро прошел к сто двенадцатой, пошарил под диванами и сразу нащупал. Сначала какую-то маленькую сумочку, а потом и вот эту мою, в целости и сохранности.
        Студент просит:
        - Слушайте, покажите скорей, как оно работает?
        Маркони берет "браслет" и проделывает все то же, что и предыдущей ночью. Александр заворожено глядит на летающее из стороны в сторону кресло. Я подхожу к столу и беру в руки второй предмет, напоминающий снаряд для небольшой гаубицы:
        - Ночью я на эту штуковину спиной упал. До сих пор чувствуется. Страшно интересно, для чего она нужна! И самое главное, как ее запустить?
        Тускло-золотистый металл приятно холодит пальцы. Я кручу цилиндрик в руках. Его пересекает множество тонких швов, между ними - тонкая гравировка загадочных надписей, но выпуклых кнопок на корпусе не видно. Я пытаюсь надавить на круглую головку "снаряда" и чувствую, что она немного сдвигается от нажатия. И в этот момент происходит невероятное: в комнате становится темно, стены как-то раздвигаются, и мы оказываемся в ангаре, где "ночуют" гондолы и откуда только что приехал с добычей Маркони. Но мы видим именно ночной ангар, все гондолы стоят на своих местах у причалов. Я слышу шепот студента и крик архитектора:
        - Эй, эй, это что такое, ты что там нажал?
        Мебель в комнате еле видна, на столе, креслах, стенах, полу и потолке слегка вибрирует объемное изображение далеких стен и потолка ангара, вокруг нас чернеет вода Канала, а мы сами стоим на гондоле! В изумлении я вижу, что нас в комнате стало вдвое больше! Я вижу… себя, лежащего на полу гондолы, напротив - Макса с перекошенным от злости лицом и потерявшего свою шляпу. Немного в стороне - Лиану, которая скорчилась в густой тени у диванчика.
        Темнота справа от меня, которая минуту назад была архитектором, тихо говорит мне:
        - Давид, вас двое теперь…
        Призрачно-прозрачный студент что-то неразборчиво шепчет, странно растопырив пальцы рук. Я догадываюсь, что он вцепился в спинку кресла, которое сейчас почти не видимо. Изображение Лианы вскрикивает:
        - Ой, Давид, ты в порядке? Макс, ты, что, совсем с ума сошел из-за своих денег?
        Я слышу дрожащий голос студента:
        - Здравствуйте!
        Мой двойник на полу шарит под собой руками по полу гондолы. Тут тишина в комнате взрывается звуком полицейской сирены. Я оборачиваюсь на звук и вижу полицейского на носу катера, который кричит в мегафон:
        - Выходите, прятаться бесполезно! Вас хорошо видно! Быстро выходите из гондолы!
        Мой двойник встает, рядом выпрямляется Макс. Меня охватывает жуткое чувство, когда я смотрю на самого себя.
        Вдруг пространство вокруг нас начинает как-то мерцать, и через несколько секунд и мы с Максом, и полицейский, и гондолы с ангаром буквально растворяются в воздухе. Мы снова в башенке архитектора. Призраки исчезли так же быстро, как и появились. Студент восклицает:
        - Вот это да!
        Маркони вытирает пот со лба:
        - Хоть и темно было, но я все-таки рассмотрел, что девушка у тебя красивая, Давид. А что это за тип, который тебя ударил?
        - Это на его байках она гонялась.
        - С первого взгляда видно, что бандит.
        - Да уж, отношения с ним у меня сразу как-то не сложились.
        - Покажи, что ты там нажал перед представлением.
        Я снова надавливаю на верхушку цилиндра, и снова повторяется тот же самый сюжет без каких-нибудь изменений.
        Когда мы с Максом снова растворяемся в свете субботнего утра, Маркони говорит:
        - Ну, все понятно. Ты на него упал, что-то там в нем нажалось, и записался небольшой отрезок времени. А какое качество! Каждую мельчайшую детальку видно! Что же за батарейки там стоят, которые работают тысячи лет? С ума сойти… А теперь ты нашел кнопку, которая этот кусок записи воспроизводит. Дай-ка, я еще пощупаю, может получится назад отмотать, увидим что-то из прошлого…
        Мой друг крутит "снаряд" в руках, прощупывает каждую выпуклость, но ничего не происходит. Наконец, он ставит его на стол и уходит заварить свой любимый зеленый чай "Те Гуань Инь". Студент осторожно берет артефакт и тоже пытается найти деталь, которая сдвинется под пальцами. Я без сил падаю в кресло.
        Наконец, тоже бросив попытки "завести" древний прибор, студент говорит:
        - Да, как видно, механизм все еще работает, а кнопки заржавели или заизвестковались внутри. Потрясающая штука, правда? Как думаешь, это галлюцинация или настоящая объемная картинка, вроде голографии?
        - Не похоже на галлюцинацию. Ведь очертания предметов комнаты чуть-чуть видно было.
        Маркони ставит чашки с чаем на стол:
        - А мне больше всего понравилось, как художнику, момент, когда ты, Давид, темный такой, исчез, так славно мерцая, и прямо рядом, тоже мерцая, вот такой залитый светом, как сейчас, появился. Это было очень красиво!
        Студент, прихлебнув чая, говорит:
        - Слушайте, это ведь не игрушки. Это, наверное, единственные в мире дошедшие до нас в рабочем состоянии технологии древности! Это же такая ответственность на нас с вами!
        Маркони внимательно смотрит на него:
        - Я понимаю, что ты имеешь в виду. Рывок прогресса и все такое?
        - Прогресса, да. А какого прогресса? Куда попадут эти вещи, стоит только нам их обнародовать? Как думаете?
        Я чувствую, как мурашки бегут по моей коже:
        - В военные лаборатории…
        - Именно так и будет. Вообще, это же приборы из допотопного мира, наверняка просто. Вот вам и "допотопные технологии", в смысле - отсталые. Знали бы все, кто так говорит, о чем они говорят....
        Студент подходит к окну:
        - Не зря, не зря Господь похоронил все это под миллионами тонн ила, песка, глины, которые стали теперь камнем. Сейчас мир в каком-то относительном балансе военных технологий, а что будет, если одна из сторон получит колоссальное преимущество? Страшно представить даже.
        Маркони берет печенье:
        - Ну уж ладно, может так широко не размахиваться в прогнозах?
        Студент резко поворачивается к нему:
        - Если Господу Богу было так угодно, что эти предметы попали к нам в руки, надо распорядиться ими так, как правильно. Хотя, конечно, жалко с ними расставаться.
        Я смотрю на чистое уверенное лицо студента:
        - Что ты имеешь в виду, "как правильно"?
        - А что с этими всеми механизмами стало тысячи лет назад? Их смело с лица Земли, и все.
        Маркони берет еще одно печенье:
        - Окажись эти штуки в хороших руках, столько пользы они принесли бы… И потом, ну даже если попадут они в руки военных, так самолеты уже давно летают…
        - Летают, да не так. Тут скрыта какая-то колоссальная энергия. Маленький металлический бублик, а двигает огромный камень, и без звука.
        Студент помолчал немного, и снова говорит:
        - Сказано: Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их. Слушайте! Давайте, друзья, пойдем узким путем!
        Я спрашиваю Александра:
        - Что ты имеешь в виду?
        - Я имею в виду, что не будем ни отдавать эти штуки, ни обнародовать. А закопаем где-нибудь поглубже. Как говорится, от греха подальше.
        Мы помолчали. Все это время одна мысль не давала мне покоя. Я говорю студенту:
        - Ну хорошо, допустим, но как же Лиана? Вот, погляди на записку еще раз, с этим-то как быть?
        Все молчат. В душе я согласен с Александром. Как журналист, которому приходилось встречаться и разговаривать со многими людьми, я имею вполне сформированное мнение о военных в целом, и об ученых, которые всю жизнь работают на военную промышленность. Я вспоминаю слова Юнуса: "Половина моей жизни - непрекращающаяся детская игра". Вот и ученые играют под грифом "совершенно секретно" и под оправданием "безопасности своего государства". И большинство из них уверено в необходимости, а некоторые - в богоугодности этой работы. Я попробовал представить человечество много тысяч лет назад, до Всемирного Потопа, общество, в котором была преодолена гравитация, где технологии превосходили наши, современные. Но общество, развращенное, вероятно, настолько, что его пришлось наказать так, что "разверзлись все источники великой бездны, и окна небесные отворились". Ведь были и там такие же ученые, которые сначала просто играли своим талантом или даже гениальностью, работая над удивительными технологиями и приборами. Потом другие ученые создавали на основе их изобретений военные машины. А может быть и так, что только
одно поколение этих выдающихся долгожителей (ведь жили допотопные люди по несколько сотен лет, судя по Библии) достигло таких непостижимых даже для современного человека высот, что могли бурить гладкие тоннели в граните, плавить камень, или преодолевать гравитацию тяжелых предметов так же просто, как и легких.
        Тут я вспоминаю, как на объемной, записанной древним прибором сцене в ангаре, Лиана, мое самое дорогое на свете существо, лежит в тени высокого борта гондолы, скорчившись на полу. Я встаю:
        - В общем так. Сначала вернем Лиану, а потом будем действовать по ситуации. Ну, если, конечно, кто-нибудь согласится мне помочь сегодня…
        Тут и Маркони и семинарист одновременно уверяют меня, что помогут. Архитектор говорит нам:
        - Слушайте, уже скоро вечер, а у нас еще нет никакого плана, что делать. Но у меня, пока я чай заваривал, возникла кое-какая идея. Может, бредовая, конечно…
        Он берет листок бумаги из ящика своего рабочего стола и рисует какую-то схему:
        - Давид, тебя где будет встречать тот парень? У завода? Ага, внутри, за забором? Так. А Лиану он вернет, когда получит оба предмета? Ага. А ход, через который вы выбрались, насколько узкий? Совсем узкий? Понятно. А он сразу наружу выводит? А, в подвал… Хорошо.
        Маркони что-то бормочет, рисуя на своем листочке, потом продолжает:
        - Нас трое, так? Я не могу сказать точно, конечно, но велика вероятность, что Лиану держат в пещерке за Головой. Согласны? Ведь где же еще? Только там. Они могут предполагать, что ты, Давид, приведешь все-таки полицию. Значит, они должны думать о путях отхода. Если их двое, то логично было бы одному встречать тебя сверху, а другому быть внизу, сторожить Лиану. Хотя, что ее сторожить, Голову-то она сама никак не отодвинет… Так вот, если полиция, как они могут рассуждать, начнет облаву сверху, тот парень, что внизу, отодвинет Голову и улетит на своем катере по тоннелю, даже если внизу сотня полицейских его поджидает. Просто протолкнет всех их Головой, как шомполом по тоннелю. Ужасно, конечно, но для него это выход. А если верхнего поймают, то что с него возьмешь? Только то, что он проник на территорию завода ночью. Подержат денек и отпустят. Правильно я думаю?
        Я вслух восхищаюсь логикой архитектора. Он снова что-то рисует и рассуждает дальше:
        - Так вот, один из нас идет на встречу с парнем на пустыре. И как-то заговаривает ему зубы. В это время остальные двое на гондоле плывут к Голове и отодвигают ее сами, если она закрыта. Давид, там, вообще, можно к гондоле подойти поближе из пещерки?
        - Да, можно на руку Головы залезть.
        - Ага, это хорошо. Значит, отодвинули мы Голову, показали им артефакты, и Лиана вышла из пещерки на руку для обмена. Так? То, что мы зашли снизу и немного сбили их планы должно пошатнуть их уверенность в себе и придать нервозности. Логично? И тут самое главное! Та-дам!
        Маркони делает эффектную паузу и театрально улыбается. Мы глядим на него во все глаза. Он берет в руки древний цилиндрик и похлопывает по нему:
        - И тогда мы "включаем" полицейский катер! Это их на время введет в замешательство, ну, хоть на полминуты. Мы хватаем Лиану и быстренько улетаем на гондоле! А, ну как вам мой план?
        Я обдумываю слова друга. Все это очень рискованно, но и вправду, логично. Я спрашиваю его:
        - Во первых, как мы попадем в док?
        - Как попадем? Не знаю… У кого-нибудь там есть знакомые?
        - У меня есть знакомый администратор, но он сейчас, наверняка, в камере сидит. Больше никого, кроме Лианы.
        - Которая тоже "в камере"… Извини, Давид, дурацкая шутка.
        Тут студент говорит нам:
        - Слушайте, давайте перелетим просто на какой-нибудь доске, с помощью нашего волшебного "браслета". На Остров! А потом по тоннелю как-нибудь до дока доберемся…
        Я представляю троих мужчин, летящих на доске по воздуху. Но тут меня осеняет:
        - Да! Но только не на Остров, а сразу в ангар! Часть ангара же без крыши. Просто так туда не слезть, высота большая. А нам перелететь - без проблем.
        Я продолжаю:
        - Во-вторых, если мы включим полицейских и сирену, то будет же видно и гондолы, и нас с Максом, и ангар! Они же поймут, что это запись! Ведь они же уже не раз, наверное, пользовались этой штукой.
        Маркони резонно замечает:
        - Когда поймут, уже поздно будет. Ты помнишь, что иллюзия такая сильная, что все предметы как бы пропадают. Мы же будем готовы к этому, Лиану стянем в гондолу и вперед! И артефакты с нами!
        Студент восхищенно говорит:
        - Отлично придумано! Я просто уверен, что с Божьей помощью все получится!
        Гордый своей идеей Маркони заявляет не совсем к месту:
        - Не зря у меня в предках были хитрые иезуиты!
        Мы не можем сдержать смеха. После стольких испытаний и загадок здоровый хохот действует на меня, как освежающий ветер на путешественника, измученного переходом через пустыню. Уже начинает темнеть, и нам скоро надо собираться в путь. Тут я чувствую, что страшно проголодался и предлагаю всем перекусить. Маркони вскакивает:
        - Ну, бефстроганов я вам не обещаю, но яичницу с помидорами сделаю!
        - Из десяти яиц, пожалуйста!
        Архитектор открывает холодильник:
        - Вам повезло! Я только вчера купил яйца, как раз десяток!
        Когда наши желудки ощутили, что готовы обеспечить нас достаточным количеством калорий, мы складываем артефакты обратно в сумку и собираемся уходить. Тут студент спрашивает:
        - Постойте, а как мы разделимся? Кто в тоннель, кто на завод?
        Маркони кладет ему руку на плечо:
        - Ты уж с Давидом там, внизу, был, опыт есть. Хотя мне тоже страсть как хочется приключений, но… наверное, лучше я наверх пойду. Попробую задержать парня наверху подольше. Да, кстати, давайте одновременно начнем. Предлагаю в одиннадцать двадцать, согласны? Объясните-ка мне еще раз, где там дыра в заборе?
        Канал еще открыт, мы садимся на гондолу. На Озере Маркони выходит, чтобы пересесть на другую, которая проплывает через виток с Головой. Он стоит на платформе и машет нам, пока мы не скрываемся в витке тоннеля, ведущего в Док.
        Глава 27. Лиана на камне
        Добравшись до станции «Док», мы поднимаемся наверх. До закрытия станции еще остается меньше четверти часа. Еще полчаса нам придется ждать, пока разойдутся по домам последние «прекрасные гондольерши» и остальные служащие дока. Мы проходим кубистическое здание станции. Сразу за ним возвышается над уровнем земли огромная полукруглая крыша ангара с гондолами. Если бы зимой в наших краях шел снег, эта покатая крыша была бы любимой горкой для саночных детских развлечений. Ангар так широк и длинен, что вместил бы даже Ноев ковчег. Правда, легендарное судно, тысячи лет назад окаменевшее и полузасыпанное землей на горе Арарат, наверняка не влезло бы в ангар по высоте. Мы проходим вдоль крыши, попутно осматривая тротуар и довольно замусоренный газон в поисках подходящей доски.
        Наконец, бесконечно длинная крыша ангара заканчивается, мы подходим к открытому участку, который забран высоким забором. Как мне объяснял Маркони, эту часть ангара оставили открытой для естественной вентиляции и выхода влаги. Мы обходим забор, но ничего подходящего для полета тут тоже нет. Сев отдохнуть на длинную бетонную скамью, с которой можно разглядеть ряды гондол за серой решеткой забора, мы нервно считаем минуты. Студент говорит мне:
        - Высота приличная, метров десять.
        - Да все пятнадцать будут.
        Время идет, скоро одиннадцать, а мы еще ничего не нашли. Вокруг нас - никого, редкие прохожие выбирают более освещенные части дороги. Я кладу руку на холодный бетон скамейки, и тут меня осеняет:
        - Скамейка!
        - Что?
        - Так вот на ней и полетим.
        Студент встает:
        - На вид тяжеленная. Бетон же.
        - Голова потяжелее будет, раз в сто, наверное. Хорошо, что она на асфальте стоит, а не вкопана. Главное, чтоб не развалилась по дороге. Вот тогда мы станем классическими жертвами итальянской мафии: утопленные в канале с куском бетона в обнимку. Садись поудобнее. Давай для баланса, ты с одного края, я с другого.
        Я достаю "браслет" из сумки. Студент крестится, затем крестит меня и скамейку тоже. Потом садится на край и скрещивает ноги под скамьей так, чтобы придерживаться еще и за массивную опору. Я сажусь напротив. Потом медленно нажимаю на "браслет", направив его вниз. Через несколько секунд скамейка под нами начинает слегка подрагивать. Рука чувствует установившуюся связь "браслета" с бетоном под нами. Я вижу, как студент хватается за скамейку, когда она приподнимается над асфальтом. У меня возникает мысль: а не использовал ли барон Мюнхгаузен нечто подобное, когда вытягивал себя за косичку из болота вместе с лошадью? Медленно поднимая руку, я переношу нас со скамьей через забор. На мгновение мы зависаем на пятнадцатиметровой высоте над водой, но уже через десять секунд наша скамейка, чудом не придавив нам скрещенные под ней ноги, с глухим стуком встает на пристань. Студент переводит дух:
        - Ты прямо как крановщик: поднял, перенес, поставил. А кстати, я вот подумал: а зачем вообще нам нужна была скамейка или доска? Можно же, наверное, просто так лететь. Я бы за тебя зацепился, и вперед? Куда нам теперь скамейку-то девать?
        - Хм, ты прав. Может и можно просто так, я не пробовал. Смешно, завтра будет о чем подумать рулевым, когда утром эту скамейку обнаружат перед гондолами. Ладно, пошли скорее, никого, вроде, нет.
        - А какую гондолу возьмем?
        - Даже не знаю… Пойдем в сто двенадцатую, я с ней уже как-то сроднился.
        Мы быстро шагаем к Лианиной гондоле, стараясь ступать как можно тише. Подойдя, я отодвигаю барьер перед лодкой и отвязываю ее от пристани:
        - Хмм, куда бы сесть, чтобы обзор был получше?
        - Садись на корму, а я спереди. Если что увижу, сразу крикну. Лодка длинная, сзади рулить удобнее.
        Я смотрю на часы, уже почти одиннадцать. Александр встает на колени на пол гондолы, повернувшись лицом вперед. Сидя на месте Лианы, я чувствую, как ноет сердце, одновременно и тревожно и с какой-то надеждой. Надеждой на то, что вот уже сейчас я ее увижу, и освобожу от этого нескончаемого кошмара: опасные гонки, бандиты, плавающие головы. Хотя, захочет ли она сама этого освобождения, когда скорость и риск - это ее страсть и, может быть, даже, призвание?
        Я поднимаю большую лодку над водой, но тут же вижу, что лучше держать ее не слишком высоко, а едва касаясь воды килем. Иначе высокие загнутые нос и корма могут сломаться о потолок тоннеля. Студент зажигает фонарик, и мы медленно вылетаем из "стойла". Когда ряд белых силуэтов остается позади, я осторожно поворачиваю и влетаю в виток Канала. Станция тускло освещена лампочкой сторожа. Студент, помня о нашей прогулке на надувной лодочке, сразу выключает фонарь. Я нажимаю на "браслет" чуть посильнее, колонны станции на секунду сливаются в одну темную полосу. Мгновенно мы пролетаем станцию и остаемся в полной темноте тоннеля. Александр быстро включает фонарик, показав неожиданно хорошую для семинариста реакцию. Я немного сбавляю скорость. Уже через несколько минут мы вылетаем в Озеро. Прятаться с такой большой белой лодкой бесполезно, остается надеяться, что сторож не смотрит в окошко своей будки. Вывернув руку с "браслетом", я влетаю в нужный виток. Еще несколько минут, и мы будем у Головы.
        Впереди показывается слабый свет. Студент снова выключает фонарик, я почти останавливаю лодку. Мы уже видим неровный шар Головы, из-за которой пробивается немного света из пещерки. В воде вокруг, к счастью, никого нет. Я медленно отпускаю рычаг, гондола мягко опускается на воду. Я смотрю на часы: у нас есть еще пять минут, чтобы отдышаться перед тем, что нам предстоит. Но напряженные нервы, вместо того, чтобы слегка расслабить свою хватку, наоборот, еще с большей силой сжимают мое тело и сознание. Не в силах больше ждать, я направляю гондолу вперед, прямо к свету. Голова слегка отставлена от входа в пещерку, настолько, что в образовавшуюся щель может пройти один человек. Я вижу черный катер, какого-то высокого человека на досках, а неподалеку от него, Лиану, сидящую на деревянном ящике.
        Не знаю, как описать, что я чувствую в этот момент. Наверное, то же самое переживает динамитная шашка с зажженным фитилем, который уже почти весь прогорел. Тут я кричу:
        - Эй!
        Эхо заполняет пещеру и просачивается через щель внутрь, к Лиане и ее похитителю. Мужчина быстро оборачивается на звук, достает из кармана пистолет, что-то говорит Лиане. Та встает. На ней не гидрокостюм, а синие джинсы и красная куртка без рукавов, под которой надет темный свитер. Мужчина включает большой фонарь и направляет на щель. Меня сразу ослепляет, я зажмуриваюсь. Я ничего не вижу, но слышу быстрые шаги и голос:
        - Вы что тут делаете? Вас ждали наверху!
        Я отвечаю, пытаясь восстановить зрение:
        - Да какая вам разница, мы все привезли!
        - Покажи! Оба предмета!
        Я беру в одну руку цилиндр, а в другую "браслет". Поднимаю их над головой. Мужчина светит мне прямо в лицо, я вижу только пятно света, во много раз ярче солнца. Он говорит:
        - Давай их сюда!
        Я безуспешно щурюсь и отвечаю, вытянув руку:
        - Выведите девушку! Пусть она встанет на ладонь, вот туда!
        Я чувствую, как дрожит мой голос. Судя по лучу фонаря, мужчина стоит прямо за Головой, выглядывая из за этого огромного камня. Если он захочет воспользоваться оружием, то ему ничто не может помещать это сделать…
        Но минуты идут, а мы все еще сидим в гондоле, выстрела не раздается. Вдруг луч фонаря перестает травмировать мое зрение. Я открываю глаза и вижу, что мужчина пропускает перед собой Лиану. Она проходит на огромную ладонь, прижимаясь всем телом к камню, и останавливается совсем близко от меня. Снизу, с гондолы, я смотрю ей в глаза. Она отвечает мне взглядом, он искрится радостью. Я не вижу у девушки в глазах страха, который был бы вполне естественен в присутствии вооруженного похитителя. Стройная, темноволосая, в яркой красной куртке, она стоит на узкой каменной площадке, и из-за ее плеч на нас злобно глядят глаза огромного каменного истукана. Неделю назад он плыл за ней, поднимая волну в черном тоннеле, таком же древнем, чем он сам. А теперь она бесстрашно стоит на его ладони, как будто подставленной специально для того, чтобы девушке было удобнее спрыгнуть с нее к нам, на белую гондолу.
        И тут я нажимаю на цилиндр.
        Глава 28. Над городом
        Мгновенно стены пещеры раздвигаются, Голова с Лианой пропадают, Мощный луч фонаря превращается в еле видимую световую полоску, вроде призрачного лунного света из зашторенного окна пыльной комнаты. Перед нами появляется мой двойник, Макс и Лиана сидят на полу. Мужчина кричит из-за невидимой уже Головы:
        - Эй, что это за шутки!
        Второй Давид уже падает на пол гондолы от удара Макса. Я слышу, как Лиана, одетая в гидрокостюм, кричит:
        - Ой, Давид, ты в порядке? Макс, ты, что, совсем с ума сошел из-за своих денег?
        И тут же раздается сдавленный крик настоящей Лианы:
        - Давид, что это такое?
        Не удержавшись на узкой полоске камня, не увидев ни под собой, ни справа, ни слева никакой опоры, от неожиданности и шока она теряет равновесие и падает к нам в гондолу. Лиана снова тихо вскрикивает, от боли. И в этот момент напротив нас останавливается все тот же полицейский катер. Звук сирены оглушает всех, разносясь по пещере. Полицейский кричит в мегафон:
        - Выходите, прятаться бесполезно! Вас хорошо видно! Быстро выходите из гондолы!
        Я понимаю, что сейчас прогремит выстрел, и что у меня нет ни единой лишней секунды. Я быстро поворачиваю "браслет" вниз, к гондоле и нажимаю на него. Моих рук почти не видно, да и тела тоже, я чувствую себя так, как будто душа уже отделилась от тела. Вид моего двойника дополняет это странное до безумия ощущение. В этот момент с ужасом я понимаю, что не вижу выхода из пещеры, потому что вокруг нас сейчас - ангар Дока… Мужчина с камня кричит какие-то угрозы, а гондола, повинуясь всемогущему древнему прибору, начинает двигаться вперед. И вместе с ней двигается и ангар, и полицейский катер, и ряды гондол спереди и сзади нас.
        Но еще мгновение, и наваждение пропадает. Снова стены заливает ярчайший луч фонаря, а на нас надвигается черный вход в тоннель. И надвигается стремительно. Тут раздается выстрел, потом еще один. Я машинально пригибаюсь, а моя рука дергается вверх. Гондола взлетает из воды. Со страшным треском сломав свой изящно загнутый высокий нос о потолок, лодка влетает в тоннель. Доля секунды, и ломается корма. С оглушающим скрежетом гондола летит впритирку под самым потолком тоннеля, заливая все вокруг снопами искр. Я вижу Лиану, она сидит на полу, закрыв голову рукой, наверное чтобы не загорелись волосы. Другой рукой она машет мне и что-то кричит. Через скрежет я разбираю:
        - Вниз! Дави-и-ид! Вниз!
        Только тут я соображаю, что мы действительно можем загореться, если пролетим так еще полминуты. Я опускаю руку, и сажаю гондолу на воду. Но делаю это тоже неаккуратно, на этот раз чуть не утопив нас всех. Гондола ударяется о воду и погружается в нее по самые борта, залив пол ледяной водой. Я снова поднимаю "браслет", но не справляюсь с закруглением тоннеля и с треском обдираю борт. Лиана снова машет мне и кричит:
        - Стоп, Давид! Останови!
        Я разжимаю руку. Гондолу сильно качает на волнах, поднятых моим неумелым вождением. На носу студент, похоже, что тоже невредимый, отряхивает куртку от щепок и пыли. Лиана встает и пробирается ко мне на корму. Даже в полной темноте я вижу, как искрятся ее глаза. Она наклоняется и щелкает каким-то выключателем. Спереди и сзади гондолы загораются прожектора. Лиана садится вплотную ко мне. Ее лицо совсем близко, она шепчет:
        - Давид, ты..
        В эту секунду с той стороны, откуда мы улетели, до нас доносится рев двигателя. Лиана быстро шепчет:
        - Давид, дай скорее мне "браслет". Ты нас разобъешь.
        Я передаю ей прибор, чувствую, как дрожат мои руки. Рев двигателя сзади нас, в тоннеле, неожиданно затихает. Лиана сжимает в руке "браслет", гондола, подрагивая, начинает набирать ход, потом немного приподнимается над водой. Я гляжу назад и вижу, что на черных стенах сзади нас появляется слабый отблеск. Еще несколько секунд, и он становится сильнее. Я кричу Лиане:
        - Догоняют!
        Лианино лицо сосредоточено. Она быстро говорит, не отрывая взгляда от носа гондолы:
        - Не догонят! Пересядь на пол, Давид! Скорее!
        Я пересаживаю к ее ногам. Свечение сзади нас все набирает силу. Но Лиана тоже все сильнее давит на подрагивающий в ее руке "браслет". Мимо проносится светлое пятнышко станции. Скорость такая, что стены справа и слева от нас, и вода, и потолок сливаются в одну единую вибрирующую субстанцию. Я замечаю, что преследующий нас свет начинает немного затухать. "Да, думаю я, где им угнаться за нами, когда гондолой управляет профессиональная гонщица!" Лиана, все так же напряженно глядя вперед, быстро говорит мне:
        - Давид, впереди Озеро! Что мне делать?
        Озеро! И правда, что делать? Снова нырнуть в какой-нибудь из тоннелей? Или вылететь вверх, над Островом? Лиана уже кричит:
        - Давид! Что делать!
        Но уже поздно, мы вылетаем из тоннеля в огромный котлован Озера. Лиана, видимо, уже приняла решение без меня. Она поднимает гондолу над водой. Сделав изящную плавную дугу, в воздухе мы огибаем Остров с часовней и устремляемся наверх. Студент перегибается через борт, провожая взглядом проплывающий внизу синий купол с золотыми звездами. Воздух вокруг нас теплеет, становится менее влажным. Вот мы уже несемся над бульваром. Сегодня полнолуние, серо-голубое небо лишь немногим темнее, чем в ненастный день. Чудом не обломав уши у памятника ослу, гондола поднимается над электропроводами. Неужели мы оторвались от преследователей? Я гляжу во все глаза назад. Но нет! Судя по всему, они успели увидеть нас, вылетающих из котлована. Из-за ажурной изгороди, окружающей котлован, на большой скорости поднимается темный крупный продолговатый предмет. Сделав круг над крестом часовни и, судя по всему, заметив нас, он поворачивает в нашу сторону. Вокруг нас свистит ветер. Я кричу Лиане:
        - За нами катер!
        Она быстро оборачивается посмотреть, что там. Потом локтем нажимает что-то рядом со своим сиденьем. "Наверное, выключила фонари, чтобы в темноте оторваться", - догадываюсь я. Студент с расщепленного носа лодки, ставшего значительно короче, на четвереньках переползает к нам на так же грубо укороченную корму. Он шепчет мне в ухо:
        - Куда мы летим?
        Действительно, куда? За нами гонятся один или двое решительно настроенных мужчин с оружием. Они явно собираются нас догнать и отобрать то, что когда-то им принадлежало. Эх, жалко, Маркони с нами нет! Он бы быстро придумал, что делать.
        Впереди нас светятся окна многоэтажных домов. Лиана молча направляет гондолу прямо на них. "Хочет попробовать потеряться на фоне темных домов", -догадываюсь я. Но по отражению в тех окнах, где потушен свет и хозяева давно спят, я понимаю, что это вряд ли возможно. Большая белая лодка одинаково хорошо видна и на фоне ярких прямоугольничков окон, и на фоне темных стен. Мы проносимся мимо пожилого мужчины, вышедшего на балкон покурить. "Представляю, что он сейчас чувствует, глядя на нас", - думаю я. Еще несколько фигур на балконах остаются позади нас, прежде чем Лиана делает поворот, огибая дом. Вдруг она кричит нам со студентом:
        - Хватайтесь за скамьи!
        Она останавливает гондолу так резко, что мы валимся на пол, а обшивка лодки трещит, как будто ее сдавили в тисках. Лиана прижала гондолу к стене сразу за углом дома. Темный катер вылетает за нами, и на полной скорости проносится мимо. Я слышу слова Лианы:
        - Ну, давайте, давайте, улетайте, ну!
        Но нет. Катер, пролетев всю длину дома, круто разворачивается и спешит обратно. Лиана, снова заставив нас повалиться на пол, мгновенно набирает скорость и несется прямо на него. Через несколько секунд я вижу черное днище, скользнувшее прямо над нашими головами. Пока катер снова разворачивается короткой петлей, Лиана выигрывает немного времени, на огромной скорости огибая следующий дом. Лиана кричит мне:
        - Давид, посмотри, что это такое?
        Я оглядываюсь по сторонам: светлое небо, темные дома. Ничего необычного, кроме нашей потрепанной гондолы, летящей по воздуху, и черного катера у нас на хвосте. Я кричу ей:
        - Где?
        - У меня в руках! Она светится!
        Я перевожу взгляд, и вижу, что на "браслете" в руке Лианы появилась светящаяся ярко-красная полоска. Полоска опоясывает весь браслет. Она загорается и потухает с частотой нормального человеческого пульса, примерно раз в секунду-полторы. Я пододвигаюсь ближе к девушке:
        - Не представляю, что это значит! Может, он перегрелся?
        - Нет, он теплый, но не раскаленный же!
        Дома заканчиваются, песчаные холмы сменяют городской ландшафт. Электропроводов больше нет, и Лиана немного снижает высоту. Мы летим совершенно бесшумно, если не считать свиста рассекаемого ночного воздуха. Катер сзади нас не отстает, он даже, как будто, стал немного ближе. Впереди показываются невысокие горы. Я вглядываюсь в пейзаж и узнаю эти места: совсем недавно я же проезжал здесь! В одну сторону на автобусе, а обратно - на попутке. Еще несколько километров, и скоро под нами возникнет ущелье, в котором меня так тепло принимал знаменитый фотограф. В доме над пропастью. Я снова слышу крик Лианы:
        - Давид! Смотри, эта штука стала мигать чаще!
        Я гляжу на "браслет" в ее руке и вижу, что мигание становится уже таким быстрым, как дыхание у запыхавшегося бегуна. Еще через полминуты гондолу заметно встряхивает, и она теряет высоту сразу метров на десять.
        Глава 29. В ущелье
        Я понимаю, что с древним прибором происходит что-то неладное. Мысли в моей голове несутся, обгоняя нашу гондолу, но все они такие неразборчивые, что их тут же сдувает встречным ветром. Мы пересекаем пустое шоссе, освещенное редкими фонарями. И тут одна мысль зацепляется за меня, отчаянно сопротивляясь ветру. Я кричу Лиане:
        - Лиана, держи правее! Сейчас начнется ущелье!
        Лиана послушно поворачивает. Катер, который летит еще ближе, всего в метрах в ста пятидесяти - двухстах, синхронно поворачивает за нами. Лиана, наклонившись, спрашивает:
        - У тебя есть какой-то план, что делать?
        - Попробуем в ущелье уйти. Там темно, наверное!
        - Слушай, я чувствую, что гондола скоро выдохнется! Что тогда делать-то будем?
        Я не знаю, что ей ответить. В такой ситуации, как наша, иметь план - это слишком роскошно. Гондола сворачивает с покрытого песком плоскогорья и ныряет между расступившихся скал. Студент рядом со мной вскрикивает от неожиданности, увидев, что мы опять оказались летящими внутри каменного мешка:
        - Что это за место?
        - Черная река!
        - Где река?
        - Посмотри вниз!
        Студент пытается заглянуть на дно ущелья через борт гондолы, но тут же с выражением ужаса валится обратно на пол. Меня самого от головокружения и тошноты сдерживает исключительно присутствие девушки. Одним словом, рядом с Лианой мне стыдно бояться высоты и скорости.
        И тут я ухитряюсь придумать небольшой планчик, коротенький, как мысли в голове деревянного Буратино:
        - Лиана, есть план!
        - Гляди, Давид, "браслет" мигать перестал!
        Я смотрю на нее, и вижу, что полоска на приборе больше не пульсирует, а горит ровным красным огнем. По моей спине ползут мурашки. "Интересно, почему все, что связано с этой историей, кажется мне зловещим?" - думаю я.
        - Лиана, сейчас дом с большим таким балконом пролетать будем!
        - Откуда здесь дом, ты что?
        - Неважно, скоро слева будет дом!
        - Ты тут что, был раньше?
        - Да, да! У дома сбавь скорость, подпусти их поближе! Чтоб они подумали, что мы туда садимся!
        - Ладно! А дальше?
        - Подлетим совсем близко, сделаем кружок. А потом на всей скорости в ущелье!
        - Отлично! А что потом?
        - Там очень скоро будет слева красная такая скала. Ты за нее заверни и сразу на дно ущелья садись. Точно нас не заметят, высота большая! Они пролетят, а мы обратно прямо у самого дна, или вообще по речке!
        - Там что, река?
        - Да, да! Небольшая, но темная такая!
        Впереди, на темных скалах показывается огонек. Машинально я говорю сам себе:
        - Ого, Юнус не спит.
        Студент, не разобрав, переспрашивает:
        - Что-что?
        - Посмотри вперед!
        Лиана снижает скорость. Через несколько секунд мы уже зависаем над тем самым балконом, который, как боится фотограф, скоро рискует съехать в пропасть. За высокими окнами, или скорее, стеклянными дверьми, горит свет. Я оборачиваюсь назад: катер замирает в нерешительности метрах в ста за нами. Я говорю Лиане:
        - Теперь вверх! Во двор!
        Лиана поднимает гондолу выше ущелья. Я вижу, что ей это уже не так легко дается. Она прилагает все свои силы, чтобы приподнимать "браслет" вверх. Увидев большой сарай, Лиана стрелой устремляется к нему. С полминуты мы прижимаемся к гофрированной металлической стене сарая. "И зачем Юнусу такой огромный сарай?", - думаю я. Катера нигде не видно. Я шепчу Лиане:
        - Я посмотрю!
        Я спрыгиваю с гондолы, чуть не подвернув ногу на каких-то кирпичах. Пробежав вдоль стены, я осторожно выглядываю за угол. Катера не видно. Я разглядываю двор, хорошо освещенный лунным светом. Песок, дорожки, пальмы кажутся черно-белыми. Вдруг, прямо над сараем бесшумно проскальзывает черное дно катера. Высоко над двором он медленно-медленно, как будто в раздумье, делает круг, наверное. уже не первый. Когда я понимаю, что катер "отвернулся" от сарая, я, прихрамывая, бегу обратно, с трудом карабкаюсь на высокий борт, и шепчу:
        - Лиана, скорее вниз!
        Гондола рвет с места, снова повалив нас со студентом на пол. Еще мгновение, и мы, как огромный белый орел, прижавший крылья, падаем на самое дно ущелья. У самой воды, черной, как смола, Лиана изменяет направление движения и устремляется вперед, к скалистому выступу, который днем имеет красноватый оттенок, а сейчас выглядит каким-то грязно-сиреневым. Катера нигде не видно. Скала, которая должна надежно скрыть нашу лодку в своей тени, уже прямо перед нами. Но вдруг Лиана вскрикивает, а гондола дном врезается в камни у самой воды. От удара Лиану бросает на меня, и мы уже вдвоем валимся на семинариста.
        Когда я поднимаю глаза, Лиана уже стоит на ногах:
        - Ну вот и приехали, то есть прилетели…
        - Все, энергия кончилась?
        - Не знаю, наверное…
        Я встаю рядом с ней:
        - Давай, еще попробуем! До скалы метров двадцать осталось!
        Лиана поднимает "браслет", сжимает его… светящаяся полоска снова начинает быстро пульсировать. Видимо, за эту минуту бездействия прибор собрал остатки энергии. У Лианы так и не удается поднять гондолу, и она направляет ее прямо в реку. Царапая дно камнями, лодка съезжает в воду. Быстрое течение помогает нашей обессилевшей изломанной посудине, и через несколько секунд мы уже у красной скалы. Тут Лиана делает резкое движение рукой, и гондола, как будто вложив в этот рывок весь остаток жизни, влетает в глубокую тень под скалой, подняв настоящий фонтан из камней. Я едва успеваю схватить куртку студента, которого от такого сильного рывка уже почти перебросило через борт.
        Мы сидим в темноте на потрепанном диванчике. Вся гондола, вернее, то, что от нее осталось, засыпана мелкими камнями. Лиана трясет "браслет", он не подает признаков жизни. Вдруг семинарист шепотом говорит нам:
        - Тихо! Смотрите!
        На едва освещенном лунным светом берегу речки я вижу темную продолговатую тень. Она движется медленно, потом быстрее. Через мгновение черный катер, хорошо различимый на фоне светлого неба, проносится мимо нашей скалы вдоль по ущелью. Лиана устало говорит мне:
        - Что-то мне подсказывает, что он вернется и нас тут обнаружит… Что делать будем?
        Я спрашиваю:
        - А прибор? Все?
        - На этот раз точно все… Откуда ты про скалу знаешь, Давид?
        - Я совсем недавно на том балконе, который мы пролетали, кофе пил. Оттуда днем ее видно. Тут еще есть бездонная трещина…
        Студент оживляется:
        - Бездонная? А где? Далеко?
        - Юнус говорил, что сразу за красной скалой…
        Тут Александр неожиданно бросается на пол и вытягивает из-под дальнего диванчика сумку архитектора. Во время этого фантастического ночного полета я совсем забыл о втором артефакте, и даже выпустил его из рук. Студент говорит Лиане:
        - Дай, пожалуйста, "браслет".
        Лиана без слов отдает ему мертвый прибор. Я удивленно гляжу на студента. В нем чувствуется какой-то прилив сил, он явно что-то задумал. Он быстро кладет "браслет" в сумку и застегивает молнию. Потом, перебросив ноги через борт, спрыгивает на камни. Лиана быстро спрашивает меня:
        - Куда это он собрался?
        Студент уже бежит, спотыкаясь на камнях. Потом падает, встает и зажигает фонарик. Лиана говорит мне:
        - Он совсем с ума сошел, они же нас сразу заметят!
        Потом кричит Александру, который уже отбежал довольно далеко:
        - Эй, выключи фонарь!
        Студент останавливается, оборачивается к нам…
        И тут лучик его слабого фонарика пропадает в свете мощного луча, направленного с черного катера, зависшего над ним.
        Глава 30. Спасение
        На минуту мы цепенеем. Потом я шепчу Лиане:
        - Беги скорей назад, к дому с балконом. Спрячься в скалах…
        Но Лиана не дает мне договорить. Она спрыгивает с лодки. Я прыгаю за ней. Одновременно мы подбегаем к студенту. Картина, которая предстает нашим глазам, заставляет волосы на моей голове подняться дыбом. Студент лежит на животе на краю широкого провала. Наверное, зимой, когда речка становится более полноводной, эта пропасть превращается в глубочайший водопад. А сейчас только тоненький ручеек добирается от реки до его краев и падает вниз водной пылью, искрящейся в свете фонаря. В заметно дрожащей руке у студента сумка Маркони, она слегка качается над бездной. Катер опускается совсем низко, я уже могу разглядеть наших преследователей, перегнувшихся через борта. Один из них - тот самый парень, выпотрошивший мои шкафы, а второй - высокий мужчина, который стрелял в нас в пещере. Мужчина держит фонарь и кричит студенту:
        - Эй, ты, Мцыри, ты что задумал? Не сходи с ума! Ты хоть представляешь…
        Но договорить он не успевает. Студент выпускает сумку из рук, она камнем летит вниз. Лиана вскрикивает… но сумка, пролетев всего метров десять, зацепляется за острый камень краешком ремня. Студент, увидев это, бессильно ударяет кулаком по земле:
        - Да что ж такое! Даже на это толку нет…
        Внезапно катер приходит в движение. Он пикирует с высоты, чуть не выронив мужчину с фонарем, который цепляется за борт с криком:
        - Нет! Стой, разобьемся!
        Но уже поздно. Катер уже ныряет в расщелину, чудом не зацепив по пути Александра. Желание спасти артефакты пересиливает остатки здравого смысла у его пилота…
        Луч фонаря сразу становится короче, и нам сверху видна только одна, освещенная стена расщелины. Катер уже глубоко под нами. Мы слышим, как ломаются пластиковые борта об острые камни. Мужчина кричит:
        - Да что ты делаешь!!!
        Студент направляет вниз луч фонаря. Мы видим, что катер, зацепившись острым носом с одной стороны и винтом двигателя с другой, вот-вот рухнет вниз. Мужчина стоит на узком уступе и с отчаянием тянется к своему напарнику, который тоже пытается дотянуться до чего-то нам невидимого на полу катера.
        Лиана шепчет:
        - Господи! Это его сын, он сейчас сорвется!
        Она кричит что есть силы:
        - У-хо-ди с катера!!!
        Молодой парень поднимает голову на крик. Видимо, решившись, он делает шаг с борта на скалу… и в этот момент катер срывается в пропасть. Мы видим все уменьшающееся, дергающееся, будто живое, пятно фонаря, который перекатывается по дну катера, когда тот в своем падении задевает то за один уступ, то за другой. Наконец, видимо, натолкнувшись на большой выпирающий из стены камень, катер переворачивается и летит уже двигателем вниз. Он совсем пропадает из вида, но до нас еще доносятся удары о камни и хруст пластика. Наш слух ждет последнего удара катера о дно расщелины, но его все нет и нет. Просто становится совсем тихо. И жутко. Особенно тем, кто едва держится на выступе скалы в расщелине…
        Отец и сын стоят, сцепившись друг с другом руками по обе стороны от похожего на небольшой плоский стол каменного уступа. На противоположной стороне расщелины, где зацепилась сумка архитектора, пусто. Видимо, катер увлек сумку за собой в бездонную пропасть. Отец поднимает голову и кричит нам:
        - У вас есть на гондоле веревка?
        Лиана отвечает им:
        - Да, да, должна быть спасательная. Сейчас!
        Она уходит к лодке.
        Я оборачиваюсь к ней и вижу, что из-за красной скалы выходит какой-то человек с фонарем. Он останавливается у полуразрушенной гондолы, прислонившейся к стене ущелья. Переводит на нее луч фонаря… Я бросаю студенту:
        - Я быстро!
        И бегу к Лиане, слегка припадая на левую ногу. На мгновение луч фонаря ослепляет меня, потом снова переходит к гондоле. Я подхожу к лодке, протягиваю руку Лиане, которая с мотком толстой веревки стоит на корме. Она спрыгивает вниз, ко мне. Человек с фонарем подходит ближе и говорит со знакомым мне акцентом:
        - Надеюсь, жертв нет?
        - Боже мой, Юнус, вы?
        - Тут на много километров только один Юнус и есть. Нет, вру. Второй "Юнус" вот течет, извивается.
        - Да-да, помню, "поток" с древнегреческого.
        - Древнееврейского. Неважно. Что это все значит?
        - Юнус, потом объясню. У нас в расщелине двое, их доставать надо!
        - Как в расщелине???
        Юнус бежит вперед. Остановившись у края пропасти, он светит сначала на студента, а потом вниз:
        - Глазам своим не верю! Это что, отец и сын Фридманы? Я, конечно, буду рад вас принять у себя, но вы выбрали очень экстравагантный повод, чтобы напроситься в гости! Что вы там делаете, а?
        Старший из семьи Фридманов гулко отвечает из глубины:
        - Пытаемся не упасть в эту проклятую яму! И нашли же ведь вы такую дыру!
        Юнус оглядывается на Лиану:
        - Ну нет, это вы ее нашли! А вот у девушки для вас есть веревка!
        Лиана отвечает, улыбаясь:
        - У меня на гондоле даже спасательный круг есть, если они тонуть надумают!
        Из расщелины доносится:
        - Смейтесь, смейтесь! Имеете право. Белые начинают и выигрывают.
        И другой голос:
        - Скорее, черные начинают и проигрывают…
        - Еще бы черные не проиграли, когда ты окончательно сошел с ума, сунувшись на катере в эту гиблую трещину!
        Я наклоняюсь к Лиане:
        - Это что, тот самый Фридман? Шахматист?
        Она кивает.
        Теперь я понимаю, почему лицо его сына казалось мне знакомым. Шахматист Фридман - личность довольно известная в нашем городе.
        Юнус тем временем обвязывает себя вокруг талии и говорит студенту, который встал, отряхиваясь:
        - Молодой человек, идите-ка сюда.
        Потом мне:
        - И ты, песчаный папарацци, тоже.
        С этими словами он бросает веревку, которая оказалась достаточно длинной, вниз:
        - Эй, если вас по одному поднимать, второй удержится? Хвататься есть за что?
        Младший из Фридманов отвечает:
        - Тащите сначала отца, я продержусь!
        Его отец кричит:
        - А двоих сразу получится? Я и так сегодня потерял все, не хочу потерять еще и сына, пусть даже такого бестолкового!
        Юнус говорит Лиане:
        - Дорогая, будь добра, принеси-ка из лодки подушку с диванчика. Ту, что побольше!
        Лиана кивает и, не говоря не слова, убегает к гондоле. Через полминуты возвращается с подушкой, покрытой вишневой искусственной кожей. Юнус кричит вниз:
        - Эй, обвяжитесь, если сможете! Или руки обмотайте покрепче хотя бы!
        Потом говорит Лиане:
        - А ты, дорогая, ложись-ка поближе к краю и держи подушку под веревкой. И чтоб не соскользнула, а то камни тут острые. Она хоть и прочная с виду, но нам жертвы не нужны…
        Лиана подкладывает скользкую подушечку под веревку, мы со студентом хватаемся за веревку один за другим. Через минуту пыхтения и шуршания камней под нашими ногами отец с сыном стоят рядом с нами, растирая руки.
        Неожиданно старший из Фридманов падает на колени и со стоном начинает колотить кулаками по камням:
        - Месяц! Всего только месяц оставался! Что же вы наделали!
        Сын наклоняется к нему и тихо говорит:
        - Ладно, отец, что-нибудь придумаем… У меня есть друзья скалолазы, спустимся вниз…
        Юнус смеется:
        - А вот это вряд ли! Были тут ребята и отчаяннее вас, но дна они так и не нашли! Лучше молитесь, что Господь вам не дал проверить глубину этой дыры. До сих пор бы вниз летели…
        При этих его словах мужчина встает и достает из кармана пистолет.
        Глава 31. «Отступник»
        Я делаю шаг вперед, пытаясь загородить Лиану:
        - Эй, да хватит вам! Бросьте, наконец, эти шутки!
        Он тихо отвечает:
        - Да уж, шутки кончились… Дошутились.
        И швыряет пистолет в расщелину. Потом поворачивается к студенту:
        - И что же вас заставило сделать такую глупость? А? Вы же все мое будущее туда выбросили! Безумец!
        Тот отводит взгляд.
        Старший Фридман подходит к нему вплотную:
        - Что это было, в пещере? Полицейский катер, сирена… Вы смогли разбудить цилиндр? Как вы это сделали за один день? Мы месяцы с ним мучились, но все бесполезно! Это же что-то поразительное, настолько реальная голограмма! А вы уничтожили такую вещь! Уничтожили! Не могу понять…
        Юнус, который уже слишком долго молчит для своего неугомонного темперамента, говорит:
        - Слушайте, какое странное и даже немного приятное чувство для человека моих лет, когда вообще ничего не понимаешь! Ну все, пошли, пошли.
        Он суетится, подталкивая нас одного за другим.
        - Я думал, что я такой оригинальный, что я один в своем роде чудак-отшельник… с вертолетом. Гордился даже. Но после того, как у меня над балконом зависла эта ваша гондола! Мне теперь даже стыдно предлагать вам прокатиться в вертолете! Это ведь слишком прозаично для вас, правда?
        Я отвечаю:
        - Ничего, Юнус, мы это переживем.
        Не зная, чего ожидать от двух только что спасенных мужчин, я стараюсь немного задержать Лиану. Мы идем с ней по дну ущелья позади всех. Вот мы минуем нашу изломанную гондолу. Лиана подбегает к ней, кладет ладонь на еще так недавно белоснежный борт и всхлипывает:
        - Милая ты моя гондолочка!
        Лодка, исцарапанная, со сломанным носом и кормой, как будто большой белый израненный зверь, грустно молчит в густой тени. Я подхожу к ней, и мне кажется, что, оставшись тут, гондола будет вспоминать нас и снова переживать наши приключения. Я беру Лиану за руку, и бросив на светлый силуэт последний взгляд, мы догоняем остальных.
        Метрах в ста впереди нас ущелье расширяется. Наверное, это единственное место, где Юнус смог опустить свой вертолет, не рискуя задеть винтом о стены. Я усмехаюсь про себя, думая о том, что действительно, после полета на лодке, чудесное спасение на вертолете уже не вызывает совсем никаких эмоций.
        Юнус кричит и машет нам. Мы подходим ближе. Вертолет у Юнуса маленький, округлый, весь в пятнах незакрашенной грунтовки. Юнус придерживает дверь:
        - Добро пожаловать, дамы вперед! Четыре места, всех не посажу, так что кто-то оставайтесь ждать второго захода. Извините, не докрасил, не знал, что так быстро придется им воспользоваться. Только два месяца назад купил его, списанный, у пограничников.
        Я говорю ему:
        - Я подожду!
        К моей радости, Лиана, которая уже усаживается на сиденье, спрыгивает на землю:
        - Я тоже.
        Юнус подталкивает Фридманов, потом открывает переднюю дверь семинаристу:
        - Давай, давай, пошустрее! Ремень пристегивай, ага, вот так.
        Потом машет нам:
        - Молодежь, отойдите-ка подальше. Я мигом!
        Мы с Лианой отбегаем метров на двадцать. Лопасти винта медленно начинают вращаться, словно разгоняя окружающий полумрак, и через минуту в ущелье остаемся только мы с девушкой. И белая гондола за скалой. Сверху доносится приглушенный рокот вертолета. Мы стоим у самой воды лицом друг к другу. Я не вижу Лианиных глаз, призрачный свет ложится на ее волосы, задевает краешком лунного лучика кончик ее носа, мягко стекает на плечи. Мы просто молчим, и вокруг нашего молчания молчит ущелье. Слева от нас помалкивает речка, иногда все же что-то бормоча камешкам на берегу…
        Чудесное мгновение разрушает голос Юнуса:
        - Эй, вы! Может, мне утром за вами прилететь?
        Вертолет уже приземлился, а я не заметил этого.
        Вот мы уже в кабине, вот и наша тишина уже остается далеко под нами.
        Через десять минут Юнус открывает перед нами уже другую дверь, своего дома. Мы проходим в просторную комнату, из которой большие окна-двери ведут на балкон. У гостеприимного дагестанца кресел столько, что, кроме нас всех, можно посадить еще полдюжины человек. Лиана без сил падает в глубокое кресло, я сажусь рядом с ней.
        Вскоре фотограф приносит из кухни поднос с рюмками, графин зеленого стекла, кофейник и чашки:
        - Вот, всем понемножку! Я настаиваю, чтобы взбодриться! Не вздумайте заснуть тут! Пока я не пойму, что все это значит, никто у меня спать не будет! Понятно?
        Он обращается к старшему Фридману:
        - Как вы оказались в расщелине? И как гондола летала? И что это за черная штуковина кренделя выписывала в небе? Ладно, все, все. Ну, давай, рассказывай, чего молчишь!
        Но тот молчит еще довольно долго. По его лицу с жесткими чертами и множеством морщин, пробегают мрачные тени. Его юный сын выглядит очень спокойным для человека, только что чудом избежавшего гибели. Он прихлебывает кофе, изредка поглядывая на Лиану. Наконец старший Фридман говорит:
        - Нет у меня, конечно, сейчас никакого желания откровенничать. Только ради тебя, Юнус. Терять мне уже нечего, и так все потеряно в один момент…
        Юнус отвечает:
        - Ну, самое важное-то осталось! Ты жив!
        - Жив… Что бы ты, интересно, чувствовал, если бы через месяц ты должен был стать единственным в мире владельцем одного из Андаманских островов и советником президента одного из крупных государств? А потом, по вине своего слишком резвого сына и еще нескольких искателей приключений все твои перспективы бы рухнули? Чувствовал бы, что ты жив по-прежнему?
        - Андаманских? Это в Индийском океане?
        - Именно. Заповедник. Там живут племена, не тронутые цивилизацией. И контракт на владение уже лежал у меня в кармане.
        - И как это связано с расщелиной?
        - Так связано, что контракт теперь на дне этой расщелины. Если, конечно, у нее есть дно. Ладно, не буду говорит загадками, начну по порядку. Ты знаешь, что, когда я служил в армии, я был шифровальщиком?
        - Нет, не знал.
        - Я всегда интересовался шифрами, криптограммами, тайнописью. Задачами со сложными алгоритмами. Вот шахматами тоже. Я же международный гроссмейстер.
        - Да это я знаю, песчаный ты наш Капабланка!
        - Ну, нет, до чемпиона мира мне еще далеко… Так вот, я расшифровал текст на стене тоннеля.
        - В Канале? Так ты еще и Шампольон к тому же?
        - Обижаешь. У Шампольона был Розеттский камень с переводом иероглифов на древнегреческий. Дешифровать иероглифы с таким ключом не составляет никакого труда. А у меня что? Ведь текст на стене Канала, если говорить попроще, похож на протоиндийскую письменность и на таблички ронго-ронго.
        - Это с Острова Пасхи?
        - Молодец, Юнус. Да, оттуда. Тексты на ронго-ронго не дешифрованы, как вы все, наверное, знаете. Харрапское, то есть очень, очень древнее индийское письмо, тоже. Я потратил полтора года, изучил хеттский, шумерский, и так далее. И в один прекрасный день смог прочитать "историю Отступника".
        Лиана поясняет всем:
        - Это древние люди одного великана так называли.
        И шепчет мне:
        - Он мне кое-что рассказал, пока я в пещере сидела.
        Шахматист продолжает:
        - Его самого. Того, чьим черепом нас чуть не убил твой приятель.
        Он морщится и дотрагивается до груди:
        - Мое ребро еще долго будет помнить эту ночь.
        Студент приподнимается в кресле:
        - Извините, а череп цел? Вот бы его сфотографировать и на первую полосу твоей газеты, а Давид?
        Я отвечаю:
        - После этой ночной полицейской облавы на первых полосах всех газет теперь только и будет, что про ночные гонки… Вот только черепа там и не хватало. Бедняга Михель, три раза он грозился мне, чтобы я все держал в тайне…
        Юнус просит Фридмана:
        - Давай-ка не будем отвлекаться, я все еще ничего не понимаю. Что за "отступник", что за череп?
        - Значит так. Те, кто выбил на камне эту историю, особенным литературным талантом не отличались. Это вам не Илиада и не Рамаяна. Да и такими примитивными значками, как у них, красок тексту не придать. Но смысл надписей мне стал понятен после полутора лет работы. В общем, если вкратце, то текст, который занимает примерно два с половиной квадратных метра - это длинное восхваление некоего доброго великана, который ушел от своих сородичей и помог небольшому человеческому племени выжить.
        Студент восклицает:
        - Слушайте, это же прямо история Прометея! Тот тоже принес божественный огонь бедным, несчастным людям.
        - Ну да, кстати, похоже. Даже очень. Ну ладно, продолжаю. Почему гигант помогал людям, не описывается. Его добродетели воспевают даже как-то чрезмерно. Судя по всему, племя великанов, которое жило в наших краях, было непобедимым и жестоким. Про них так и написано, "жестокие боги, которые могут ходить по воздуху и подчинять себе драконов". Под драконами, наверное, динозавров имеют в виду.
        Юнус снова спрашивает Фридмана:
        - Постой, ты хочешь сказать, что ты нашел череп этого "Отступника"?
        - Ага, именно так. Скажу больше. "Голова" - это его портрет. Увеличенный во много раз, конечно.
        Я говорю:
        - Если он был такой добряк и рубаха-парень, то его изобразили непохоже.
        - Не берусь судить, возможно и так. Ну вот, он помог людям обычного для нас размера многими вещами: во-первых, вырезал для них "Каменный лотос", это так тоннели красиво названы в тексте. В тексте даже значок специальный такой есть для обозначения лотоса. Во-вторых, выкопал какой-то "бесконечный путь". Что за путь такой и где он, я точно не знаю, хотя кое-какие догадки у меня есть. Судя по всему, часть обычных людей по этому пути ушло от гигантов, когда "Отступник" умер. Похоже, что от старости. В третьих, дал им "магию богов". А вот эта магия теперь в бездонной трещине.
        Юнус нетерпеливо говорит:
        - Давай скорей дальше, что ты имеешь в виду?
        - Судя по всему, гиганты использовали людей как рабочую силу, не более того. А сами владели технологиями, которые даже сейчас выглядят фантастически. "Отступник" кое-что из своих "магических" вещей людям и отдал из какой-то особой симпатии. Гондола, говоришь, над балконом? Спроси этих ребят, как они ей управляли.
        Юнус поворачивается к нам:
        - Ну и как же?
        Я говорю:
        - С помощью антигравитационного "браслета". Сделанного для огромной шестипалой руки. Вернее пальца.
        Юнус говорит:
        - Что за чушь? Что за браслет для пальца?
        Фридман отвечает:
        - Чушь, не чушь, а он работал. За много тысяч лет не заржавел, и энергия кончилась у него только сегодня. А у второго, возможно, еще надолго бы хватило. Кстати, по поводу шести пальцев. Считается, что двенадцатеричная система счисления возникла в древнем Шумере…
        Тут студент вскакивает:
        - А на самом деле ее придумали и использовали библейские рефаимы, шестипалые великаны!
        Младший Фридман говорит:
        - О Боже, мало мне одного моего отца, помешанного на гигантах… Так тут все такие.
        Старший продолжает:
        - А тебе бы только развлекаться. Позвольте, кстати, представить: перед вами сидит ужасное привидение Канала. Вот, полюбуйтесь, даже татуировку себе на руке сделал! Мой сын, который, вместо того, чтобы создать в жизни что-то достойное, пугает народ летающей "Головой".
        - Какой еще народ! Гонщиков! Устроили из Канала Колизей. Бои гладиаторов.
        Тут Лиана говорит:
        - А ты решил, что ты там хозяин, раз твой отец расшифровал надписи и нашел тайную пещеру? Вообразил себя Эриком, "Призраком оперы"?
        - Да нет, я просто развлекался…
        - Ну вот и доигрался.
        Юнус встает с примирительным жестом:
        - Ладно, ладно. Я что-то уже начинаю понимать, но при чем тут твои острова в Индийском океане, а?
        Фридман устало отвечает:
        - Я уж закончу, раз начал. Судя по всему, несколько человек забрали артефакты великана себе. Их мы и нашли в пещере за Головой. А как пещеру обнаружили, рассказывать не стану, долго, у меня уже голова не держится. Скажу только, что на пустыре завода я дневал и ночевал. В общем, остальные люди ушли по "бесконечному пути". Они и выбили текст, наверное. Интересный народ был эти древние! Тут письмо на бумаге не успеваешь написать другу, а они, спасаясь от великанов, не ленятся выбить на граните несколько квадратных метров мелких значков. И без ключа к шифру для будущих поколений, к тому же.
        Юнус снова спрашивает его:
        - Про гигантов я, кажется, понял. А что с островом-то?
        - Ты, наверное, не знаешь, что мой дед был индусом. У меня куча родственников в Бомбее. Вот, посмотри на эти миндалевидные махараштрские глаза.
        И он кивает на своего сына.
        Лиана переспрашивает:
        - Махара… какие глаза?
        - Махараштра - индийский штат, в котором находится Бомбей. В каком-то смысле я считаю Индию своей родиной и вообще истоком всего, что мне дорого и близко. Даже первые шахматы, "чатуранга" появились в Индии… Попросту говоря, я нашел влиятельных людей из министерства обороны в Нью-Дели и почти уже договорился с ними о продаже артефактов. Контракт включал также и небольшой остров. И еще должность советника президента. Вот и вся история.
        Студент переспрашивает:
        - Из министерства обороны? Давид, да это именно то, о чем мы с тобой совсем недавно говорили. Слово в слово! Господь не допустил того, чтобы дары этого древнего "Отступника" пошла на военные технологии.
        Фридман смотрит на него внимательно:
        - А-а-а, вот почему вы бросили сумку в пропасть… Вы увлечены модной идеей спасения человечества от прогресса? Вы хиппи?
        - В первую очередь я увлечен идеей спасения души. Я семинарист. Будущий катехизатор.
        Юнус снова усаживается в кресло поудобнее:
        - Что ж, вот и с твоим островом мне стало все ясно. Ну а Давид-то с этими молодыми людьми как тут оказался? И почему вы прилетели именно сюда? Правда, что ли, в гости?
        Я вкратце, как могу, пересказываю ему историю с гонками, "Головой", лодкой Влада, сиренами полицейских и ночным полетом. Юнус восклицает:
        - Слушайте, это что-то потрясающее! Я многое повидал в жизни, но сейчас чувствую себя ребенком, которому показали живую фею.
        Младший Фридман вставляет:
        - И эта фея сидит рядом с нами.
        Я с неодобрением гляжу на него:
        - Ага, а Капитан Крюк из "Питера Пэна" эту фею целый день продержал в сырой пещере под угрозой пистолета!
        Неожиданно Лиана вступается за Фридманов:
        - Нет, Давид, все не так, как ты думаешь! Они мне не угрожали, нет! Я сама с ними пошла… Когда они мне сказали, что для тебя может быть опасно держать при себе эти штуки!
        Младший Фридман добавляет:
        - Кстати, что за парня вы послали к кирпичному заводу ко мне на встречу? У него просто фантастическая болтливость.
        Я поворачиваюсь к нему:
        - А как вы с ним расстались? С ним все в порядке?
        - Ну, он мне зубы полчаса заговаривал, просил подождать еще немного, вы, дескать, едете. Вот-вот, уже скоро. Рассказывал про историю кирпичного строительства. Когда я понял, что вас не дождусь, побежал вниз. Думаю, что он поплутал в темноте, поспотыкался на кирпичах и домой пошел. Спит сейчас, и кирпичи, наверное, во сне видит.
        Его отец говорит:
        - Пистолет у нас был заряжен холостыми, мы же не бандиты. Но люди из Нью-Дели уже взяли ситуацию под контроль. Вот это уже серьезно, очень серьезно. Еще оставалась буквально неделя, и контракт был бы подписан. Ну что тут попишешь… Как говорил Эпикур, "редко судьба препятствует мудрому". Значит, с моей стороны это было не мудрое решение, так распорядиться артефактами. Еще не знаю как, но придется выкручиваться. Индии мне точно не видать до конца своей жизни. Остается только уйти по "бесконечному тоннелю". Очень может быть, что он ведет как раз туда.
        Лиана говорит ему:
        - Но вы же расшифровали текст! Вас же ждет мировая известность!
        Он отвечает с улыбкой:
        - Нет, дорогая, не ждет. Никакие великаны не могут быть признаны ни официальной археологией, ни официальной историей. А потому, если даже моя расшифровка будет признана верной, сами тексты быстро признают фальшивкой. И я превращусь в посмешище.
        Студент говорит:
        - А как же череп гиганта! Он же ведь точно настоящий!
        - Умоляю вас! Просто хорошая подделка.
        Лиана восклицает:
        - Но нельзя же просто сидеть и молчать, когда знаешь так много!
        - Ну, дорогая наша фея тоннельных гонок, что делать! Остается только искать новые артефакты… Остается искать "Бесконечный путь"!
        Семинарист упрямо добавляет:
        - Зато теперь я точно знаю, куда их выбрасывать.
        Все, кроме старшего Фридмана, смеются. Я беру Лиану за руку. Она крепко сжимает мои пальцы и смотрит мне в глаза…
        Над балконом розовеет небо. Мимо проплывает облако, напоминающее белую гондолу.
        ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
        МОСКВА ГОД.