Сохранить .

        Воин сновидений Кирилл Кащеев
        Илона Волынская
        Ирка Хортица - суперведьма
        Ирка, Танька и Богдан не собирались совершать подвигов. Друзья хотели тихо и спокойно вернуться домой… Но не вышло. Ведь границы реальности были нарушены, и ужасные демоны прорвались в наш мир! Вот они, возникают друг за другом и кошмарной кавалькадой несутся над облаками! Дух со множеством огненных глаз, бледная дама в черной карете, уродливый карлик, живая голова, давно привыкшая обходиться без тела, грозный скелет в металлической короне… В прошлом появление любого из этих чудовищ приводило к катастрофе. Сейчас они пришли все вместе. Смогут ли их остановить две юные ведьмы и воин сновидений?
        Илона Волынская, Кирилл Кащеев
        Воин сновидений
        Глава 1
        Все предыдущие рождения проводницы
        - Чай будете? - поинтересовалась дородная проводница, выкладывая на полку три запечатанных пакета с бельем. И, не выдержав, снова бросила любопытный взгляд на устроившуюся в купе компанию. Эта троица заинтересовала ее еще у дверей вагона: мальчишка и две девчонки лет одиннадцати-двенадцати, усталые и помятые. По запачканной одежде и рюкзакам их легко было принять за туристов. Проводница таких много навидалась. Любители старины, после того как вдоволь набродятся по старым улочкам Каменца-Подольского, облазят башни старого Каменецкого замка, возвращаются автобусом на вокзал заурядного городка Хмельницкий, чтобы разъехаться по домам. Правда, большинство туристов предпочитали наезжать летом или ранней осенью, а не холодным слякотным ноябрем. Но, главное, проводница никогда еще не видела, чтобы в дополнение к обычным курткам и джинсам девочки-туристки носили здоровенные, как кофейные блюдца, старинные золотые серьги с самоцветами такого размера, что дыхание перехватывало. Что камни настоящие, а сережки - подлинный антиквариат, женщина ни секунды не сомневалась. Когда всю жизнь в дороге, в чем угодно
разбираться научишься. Точно так же плохо сочеталась с рюкзаками подростков плоская сумка, в которой наверняка прятался ноутбук.
        Проводница сразу насторожилась. В последнем номере любимой ею газеты «НЛО» четко сказано: надо обязательно прислушиваться к своему подсознанию! Сознание - оно по сравнению с подсознанием просто тьфу необразованное, восемь классов школы и железнодорожный техникум! А в подсознании - мудрость веков, память о предыдущих рождениях души! Предыдущих рождений у проводницы было о-го-го - ей их в специальном центре прямо на компьютере высчитали! В шкафчике у нее хранились бумаги, где черным по белому напечатано, что раньше она была царицей Савской, Жанной д’Арк и Роксоланой, турецкой султаншей украинского происхождения!
        Женщина и сама считала: ей бы только вес немножко сбросить (килограммов двадцать-тридцать) - и вылитая Ольга Сумская, что играла Роксолану в сериале. Cходство с растолстевшей султаншей освещало жизненный путь работницы железной дороги неземным сиянием, которое золотой пылью опадало на пол в тамбуре. Так что если подсознание говорит, что замызганные куртки при золотых сережках - это неспроста, считай, лично Жанна д’Арк подсказывает! Отнестись надо со всей серьезностью.
        Прежде чем собирать билеты, проводница наскоро оббежала весь вагон с сандаловыми курительными палочками, прилагавшимися к журналу «Тайны и загадки». Брахшастрах Просветленный обещал, что от их аромата добро просветляется, а зло отвращается, чихая. А кроме того, после ритуального очищения вагона не так сильно воняло из туалета. Что окончательно укрепляло авторитет Брахшастраха.
        - Чай будем, - не догадываясь о тонких душевных движениях проводницы, тряхнула серьгами светловолосая девочка. Потянула носом струящиеся из коридора ароматы… и чихнула. - Ох, извините, - девчонка чихнула еще раз, вытащила из кармана платок и сквозь него пробубнила: - Если можно, с лимоном. Три стакана.
        Так-так. Чихаем, значит. Я-асненько.
        Проводница мельком глянула на оставшуюся пустой четвертую полку купе и поинтересовалась:
        - Одни едете? Взрослых с вами никого?
        Вторая девочка, с черными, как вороново крыло, волосами, неотрывно глядевшая в проносящуюся мимо ночную тьму, густо пересыпанную огоньками деревень, звучно чихнула и отвернулась от окна. Проводница увидела ее недоуменно приподнятые брови, будто углем вычерченные на необычайно бледном лице. Под вопросительным взглядом зеленых глаз женщина вдруг почувствовала себя… невероятно глупо. Как будто она со своим вопросом не к детишкам сунулась, а сорокалетних мужиков из соседнего купе спросила - едут ли с ними взрослые?
        - На каникулах в Каменце развлекались? - стараясь справиться с неожиданным замешательством, пробормотала проводница.
        - Угу. Играли, - зловеще процедил забившийся в угол парнишка и тоже чихнул. Проводница с замиранием сердца увидела, как из длинного свертка в его руках вдруг блеснула сталь… Ярко-красные, будто напомаженные, губы черноволосой искривились усмешечкой настолько пакостной, что проводница поняла - она совсем не удивится, если узнает, что Каменец-Подольский разрушен до основания, и виноваты в этом трое ребятишек.
        - А теперь домой? - невольно пятясь, пролепетала проводница.
        - Домой, - кивнула светловолосая, и в голосе ее слышалось чувство выполненного долга.
        Проводница повернулась и ринулась прочь из купе. Она пронеслась вдоль коридора, невольно прислушиваясь к доносящемуся из-за каждой двери чиху, вбежала к себе, торопливо закрыла двери и внимательно огляделась, что-то прикидывая. Переставила никелированный чайник на другую полку, а стоящие под койкой ботинки повернула носками строго на север. Вот теперь фэн-шуй! Только после этого она вытащила три стакана на подстаканниках, опустила в них пакетики чая и залила кипятком. Нетерпеливо поглядывая на разбухающие пакетики, принялась листать затрепанную книжищу «Гадания на пакетиках с чаем и растворимом кофе». Не понесет она этой странной троице чай, пока все не выяснит! Потому как, кажется, уже не одна Роксолана, но и царица Савская, и Жанна, и даже шаманка племени Зо-йо-опа, которой проводница была в своем первом рождении, в один голос вопили: по сравнению с тем, что может учинить в ее вагоне эта троица, даже крушение покажется безобидной шуткой.
        Глава 2
        Главный приз - билет домой
        - Похоже, мы ее напугали, - задумчиво сказала Танька.
        - Неудивительно, - буркнул Богдан, вытаскивая из целлофановых пакетов свой меч и с придирчивым прищуром изучая клинок. - Мне и самому на вас глядеть страшно. Особенно на Ирку.
        - Ни у одной девчонки нет таких проблем с внешностью, как у меня! - выхватив из рюкзака карманное зеркальце, Ирка впилась глазами в свое отражение. - То собачья голова вылазит, то вампирская бледность никак не сойдет!
        - Зато тебе худеть не надо, - вздохнула Танька. - И ноги у тебя длинные - хоть в человечьем, хоть в собачьем облике.
        - А какой у нее в вампирском облике маникюр был - закачаешься! - закатил глаза Богдан. - Когтищи длинненькие, кривенькие…
        - Не слушай его! - торопливо перебила Богдана Танька. - Это он все еще злится, что мы ему не дали коня в поезд затащить!
        - С конем нас бы проводница еще на перроне завернула, - задумчиво сказала Ирка. Поглядела на насупившегося Богдана и миролюбиво предложила: - Хочешь, ноутбук забирай. Нам с Танькой и так серьги бабушки Сирануш достались…
        - Есть у него дома компьютер! - немедленно вмешалась Танька. - А у тебя нет, так что это тебе! Богдану мобилку - у него совсем старая, дешевая, а эта, между прочим, такая навороченная, что не каждый крутой себе купит! Электронная почта, выход в Интернет, Word, что угодно! Она сама как компьютер! - Танька вытащила из сумки запечатанную картонную коробочку с действительно крутым мобильником - одним из трех призов, выигранных на колдовском квесте в Каменце. Игра, которая должна была стать грандиозным развлечением в каникулы, но из-за ненавидящей всех детей психованной Бабы Яги чуть не привела к гибели.
        - А тебе что останется - диск с песнями райской птички Алконост? - покачал головой Богдан.
        - Зато полный эксклюзив - ни у кого такого нет! Ну еще и серьги, конечно… - Танька потеребила старинную серьгу так, чтобы украшающие ее сапфиры заискрились. - Нет, правда, ребята! Ноутбук и телефон мне родители подарили… - Танькины глаза затуманились, и на губах у нее появилась совершенно дурацкая радостная улыбка.
        Ирка горестно вздохнула и снова уставилась в окно. Друзья счастливы. Конечно, если долгие три дня прожить с твердой уверенностью, что твоя семья потеряна навсегда, что ни твоих мамы, ни папы больше нет - одно упоминание о родителях вызывает восторг. Ирка знала, почему ребята норовят всучить ей самую дорогую вещь. Потому что главный приз этого квеста - возвращение к маме и папе, которые тебя любят и ждут - ей не достанется. После сражений с вампирами, гайдамаками, инквизицией, ведьмами, ягишинями-воительницами и поп-группой «Манагра» ей не к кому возвращаться. Разве что к бабке, да и то Ирка не уверена, что та вообще заметила отсутствие внучки. Вот если бы огород надо было полоть, тогда да! А так… Ирка вздохнула и тут же ощутила, что за спиной у нее царит неловкое молчание.
        Танька не поднимала глаз от вытащенной из пакета наволочки, как будто это невесть какое диво, требующее тщательного изучения. Богдан, держа меч на вытянутой руке, столь же внимательно разглядывал клинок, словно отыскивая невидимые царапины. Оба старались на Ирку не смотреть. Друзья отлично все поняли. Ирке мгновенно стало стыдно. Завидовать - свинство. Портить другим радость - свинство вдвойне. Она уже открыла рот, чтобы сказать что-нибудь такое… веселое… знать бы только, что… Как тут дверь купе отъехала в сторону… и внутрь протиснулась проводница.
        Вибрирующей стальной полосой меч Богдана замер в волоске от ее носа. Проводница застыла в дверях, будто щит поднимая стаканы с чаем.
        - Я вот… чаек принесла! - пролепетала она.
        - А… э… спасибо… на стол поставьте, пожалуйста! - ответила Танька.
        Не отрывая взгляд от меча, проводница изогнулась, чтобы не коснуться застывшего с клинком в руке Богдана, протиснулась к столику, поставила чай, еще раз огляделась, со странным удовлетворением в голосе выпалила:
        - Я так и знала! - и наладилась к выходу, оставляя за собой приторный аромат сандала.
        - Она увидела пассажира с мечом и сошла с ума? - изо всех сил стараясь не чихать, пробормотала Танька.
        - Я тут ни при чем! - торопливо откладывая меч на нижнюю полку, отперся Богдан. - Она такая уже была! Вы сюда посмотрите!
        Девчонки уставились на стаканы. Плавающие в них дольки лимона были порезаны не кружочками и даже не полукружиями. Их просто разодрали, и, кажется, зубами! Чай оказался угольно-черного цвета, а сами пакетики были безжалостно вспороты, словно тушки мелких зверьков. В стаканах плавали чаинки и обрывки бумаги.
        - Чайная маньячка, - заключил Богдан. - Заманивает и потрошит наивные беззащитные пакетики!
        - И холодный вдобавок, - берясь за стакан, добавила Ирка. - Вы как хотите, а я это пить не буду. Спать лягу. Устала, как собака!
        - То есть как тебе и положено! - усмехнулся Богдан, тоже отодвигая свой чай подальше.
        Ирка зашуршала пакетом, вытащила простыню:
        - Я на верхней полке!
        - И я! - немедленно подхватила Танька.
        - Чего это? - возмутился Богдан. - Как забираться будешь?
        - К твоему сведению, я могу просто взлететь…
        - …залезть-то все равно не получится - задница слишком тяжелая! - злорадно поддел Таньку Богдан и, ставя точку в споре, подтянулся, брыкнул ногами… Мгновение его пятки еще дрыгались в проеме… и утянулись на верхнюю полку. Вслед белой змеей уползла простыня.
        Ирка мученически возвела глаза к пластиковому потолку - неисправимы, оба!
        - Давай я лягу на нижнюю…
        - Сердечно благодарю, но не стоит! - тоном оскорбленной графини обронила Танька. - Буду мучиться на нижней, и пусть ему будет стыдно!
        - Ему - пусть! - немедленно согласились сверху, и через край полки свесилась нагло скалящаяся рожа Богдана. - А кто он? - с показной наивностью округлив глаза, поинтересовался мальчишка.
        Ирка покосилась осуждающе - все-таки что-то от таборного рома Богданки в нем осталось. Интересно, это пройдет или сохранится, как Иркина вампирская бледность или прорывающиеся порой у Таньки аристократические манеры?
        Ирка заправила простыню под комковатый матрас и с блаженным вздохом рухнула на прикрытую влажной наволочкой подушку. Какой кайф! После трех безумных дней наконец добраться до постели, пусть она пока всего лишь в поезде… блаженство! Завтра… завтра они приедут в город, и на все оставшиеся дни каникул Ирка завалится на диван перед телевизором… и не то что колдовские силы - родная бабка ее с места не сдвинет! Полка под ней качалась туда-сюда, колеса постукивали, девочка чувствовала, как проваливается в сон. С соседней полки уже слышалось мерное посапывание Богдана - мальчишка уснул, даже не успев натянуть на себя одеяло.
        - Гашу свет! - раздалось внизу сонное бормотание Таньки, но Ирка этого уже не слышала - она спала.
        Глава 3
        Полеты во сне и под музыку
        Богдан резко сел на полке, вытаращившись в темноту. Сердце колотилось, как бешеное, во рту было сухо, точно он не пил неделю. Вокруг темнота - лишь время от времени мрак озарялся длинным росчерком промелькнувшего мимо окон фонаря. С соседних полок слышалось мерное дыхание девчонок.
        - Фу-ух! - пятерней Богдан вытер с лица горячий пот. Всего лишь сон! Таких мутных депресняков Богдан в жизни не видел - еще раз такая пакость приснится, вообще спать не захочешь![1 - Если вы хотите узнать, что снилось Богдану - в конце этой истории вы найдете «Книгу Кошмаров», рассказывающую о предыдущих явлениях в наш мир Костея Бездушного и его свиты. Читайте «Первый сон Богдана Игоревича» (с. 218). Хотя можете сейчас и не читать, а заняться этим потом, когда уже будете точно знать, чем все закончилось на сей раз.]
        Богдан снова лег, изо всех сил сопротивляясь настоятельной необходимости подняться и слезть с полки. Необходимость продолжала настаивать. Богдан перевесился через край полки и уныло поглядел вниз. Сигать в темноту не хотелось. Может, и правда, зря он уперся. Надо было Таньку наверх пустить - она бы слетела, и все дела. Или вообще колданула содержимое мочевого пузыря прямо в туалет. Богдан обеими руками почесал встрепанную шевелюру и, неуклюже спрыгнув с полки, тихонько, чтобы не разбудить девчонок, выскользнул за дверь. Из неплотно закрытых коридорных окон тянуло холодом. Обхватив себя руками за плечи, Богдан потрусил в конец вагона.
        Вернувшись в купе, мальчишка присел на пустую полку напротив спящей Таньки. Рассеянно погладил торчащую из целлофанового свертка рукоять меча. Сон напрочь выдуло сквозняком. Богдан с завистью прислушался к сопению девчонок. Нет ничего противнее, чем в поезде без сна дожидаться утра. А завтра он будет опять невыспавшийся и злобный. Конечно, дома надрыхнется… Богдан помотал головой. Не хочет он дома спать. Он хочет приехать, забраться к маме под бок и сидеть не шевелясь. Вечность. Чувствуя, что она рядом, что она никуда не делась. И чтобы папа с другой стороны. Если отец уже уйдет на работу - тоже ничего. Он просто позвонит ему, проверит, что он есть - и будет ждать, весь день наслаждаясь сознанием, что вечером папа обязательно вернется. Девчонки пускай как знают, а ему больше даже никуда ездить без родителей не хочется. Там, в Каменце, роль сироты Богданки была для него реальностью, и он слишком хорошо запомнил страшную уверенность: мамы и папы нет. Совсем. Нет маминых рук и папиной улыбки, нет ничего… Он один в бесконечной пустоте…
        Богдан помотал головой… Как же Ирка с этим живет-то? Нет, он не станет об этом думать! Он должен уснуть и заспать весь недавний ужас, а утром они окажутся дома, и все снова станет хорошо! Богдан оглядел темное купе, отчаянно изобретая, чем бы себя таким усыпить. А что, если… Идея ему понравилась. Ирка точно не будет против, если он ее ноутбуком воспользуется, а ворчание Таньки по поводу диска он как-нибудь переживет.
        Богдан решительно потянулся к сумке с ноутбуком. Пристроил раскрытый комп на коленях. Настороженно косясь на спящих девчонок, подключил наушники, вытащил запечатанный мультимедийный диск. При слабом свете монитора можно было рассмотреть картинку на обложке. Райская птица Алконост изображалась в виде крупного снежно-белого птаха с увенчанной короной златокудрой женской головкой на птичьих плечах. Богдан на мгновение задумался: у какой это птички могут быть такие могучие размашистые крылья, а главное - внушительные крючковатые когти, плохо сочетающиеся с сахарно-благостной улыбкой человеческого лица? В птицах он не разбирался, знал только голубей, наглых городских воробьев и мороженых кур из супермаркета, поэтому решил вопросом не заморачиваться. Распечатал диск и сунул в дисковод. Вряд ли эта самая райская птица Алконост выступает в стиле техно. Если уж пение в чистом виде способно отделить душу от тела, то в смягченном, как обещал вкладыш на диске, убаюкать как-нибудь сможет.
        Конечно, райский птах исполнял совсем не техно. И даже на фолк, которым увлекалась Танька, это было непохоже. Это вообще ни на что знакомое и привычное похоже не было! Это пение… Нечто совсем другое… Нечто… Обалденное! Неземное! В ушах затрепетала бесконечная, нестерпимо прекрасная нота, погружая Богдана в сияющий, дивный мир, полный невообразимого блаженства…
        Последнее, что ощутил мальчишка - как его затылок с глухим стуком входит в соприкосновение с пластиковой стенкой купе. Глаза плотно закрылись, сумрак вагона сменился непроницаемой тьмой… и тут же ударил слепящий свет. В ушах по-прежнему звучали райские напевы божественно прекрасного голоса, но теперь в них вплетался знакомый глухой непрерывный гул, сквозь который едва слышно пробивались вкрадчивые потаенные шорохи. Словно множество призрачных голосов быстро бормотали слова, значения которых он никогда не мог разобрать, но теперь, казалось, вот-вот поймет, стоит только прислушаться. Медленно, как пробиваясь сквозь воду, он потянулся к лежащему рядом мечу и последним усилием сомкнул пальцы на рукояти. Песнь Алконоста взвилась до невероятной, нестерпимо высокой ноты…
        Он точно очутился в середине фейерверка. Каждый звук этой одной-единственной ноты, недоступной никакому человеческом горлу, рассыпался на сотни крохотных сверкающих искр. Они разлетелись по купе переливчатым сияющим дождем, драгоценной пылью осыпали волосы спящих девчонок… Завертелись безумными спиралями и колесами, взвились фонтанами многоцветного пламени, понеслись по купе в сияющем танце живого огня…
        Мальчишка понял, что самая большая ракета этого фейерверка взорвалась прямо под ним. Шар золотого, как новогодняя фольга, пламени вздулся вокруг… Им будто выстрелили из пушки! Засвистело, загудело, пластиковый потолок купе ринулся в лицо. Окутанный струями вихрящегося пламени, он пронзил насквозь железную крышу вагона и понесся навстречу окутавшим небеса тучам. Окружающий мир просвистел мимо одной сплошной смазанной полосой. Столб пламени поднимал его все выше, выше… Остановился… Замер… И вдруг сложился сам в себя. Одно мгновение - и последний сполох втянулся обратно сквозь железную крышу вагона. Вознесенный к облакам мальчишка остался одиноко парить в поднебесье…
        Взлетел чуть повыше, кувыркнулся и спокойно оглядел себя. Так и есть! Ветер развевал за его плечами алый рыцарский плащ. Серебряный обруч охватывал виски, полупризрачные пальцы с привычной уверенностью сжимали простую рукоять бледно светящегося меча, а ноги в удобных стареньких кроссовках вполне уверенно опирались на пустоту.
        «Забористая штука - песнь Алконоста! - подумал здухач. - Надо же, как меня проперло!»
        Он поглядел вниз, на поезд, где осталось его бесчувственное тело с ноутбуком на коленях и заправленными в уши наушниками, в которых продолжал звучать голос райского птаха. Он даже сейчас - нет, не слышал - чувствовал волшебную песнь. Ночь и раньше не мешала взгляду здухача сквозь закрытые веки - для него мир никогда не был темным, он полыхал яркими, сверкающими, как в 3D-мультах, красками. Но сейчас среди множества цветов и оттенков он начал различать и те, которые никогда не видит человеческое зрение и которым нет названий.
        Несущийся под ним поезд казался пестрой змеей, разрезающей гибким телом плещущиеся вокруг озера света. Крыши вагонов представляли собой ошеломляющее зрелище - прямо сквозь них проступали огоньки: очень яркие и еле заметные, игривые, радостных тонов, и едва мерцающие, или даже такие, что казались неприятно грязными. Они то светились «гнездами» по четыре, то полыхали сплошной россыпью.
        «Это же люди! Спящие люди!» - понял здухач. По четыре в купе и сплошняком в плацкартах! На мгновение он растерялся, не в силах сообразить, где в этом изобилии огней остался он сам. Воин сновидений двинулся над составом, стараясь соразмерять стремительный полет с неторопливым движением поезда. Завис. Буквально прожигая крышу вагона, под ним полыхали нестерпимым блеском два огня - изумрудно-сапфировый и изумрудно-рубиновый. А между ними что-то темное, глубокое, мерно, как дыхание спящего человека, испускало серебристое сияние. И эти лучи тянулись прямо к нему, наполняя его силой и жизнью.
        Воин сновидений облегченно колыхнулся, купаясь в потоках ветра - вот он где! Первое правило здухача: отправляясь в полет, всегда точно знать, где ты находишься, и по возможности держаться к самому себе поближе. Себя терять нельзя - можно потом и не найти!
        Успокоившись насчет собственного местоположения, он еще раз оглядел сверкающий и переливающийся поезд. А ничего себе Танька полыхает! Слабее, чем Ирка, но все равно, круче, чем целый вагон! Интересно, как светится он сам, когда просто спит, а не шмыгает над крышами в облике здухача…
        Возвращаться он не торопился. Он никогда раньше не оставлял свое тело просто так, а только для драки - выскочил, вломил кому надо и обратно. Когда еще удастся побыть здухачем спокойно, без мордобоя? К тому же райская песнь Алконоста, похоже, не просто вышибла его вон из тела - в свои прошлые выходы он не видел и половины того, что открывалось сейчас.
        Лес под ним был наполнен движением, деревья кружили и вроде бы даже менялись местами. Меж ветвями и среди корней шмыгали существа, о которых наверняка не знал учитель биологии. По земле стелились черные деревья-тени, от них веяло ощутимой угрозой. Здухач дал себе слово проверить, не водится ли такая же дрянь в городских парках. И вообще посмотреть, как станут действовать в городе эти новые, дарованные песней Алконоста возможности. Саму песнь райской птицы он перепишет на телефон - чтоб всегда была под рукой.
        Пора, наверное, и возвращаться, неизвестно, сколько еще он может без последствий находиться отдельно от тела. Он как-то спрашивал у Таньки, но та отмолчалась, а переспросить он забыл…
        Собираясь нырнуть в себя сквозь крышу вагона, Богдан напоследок огляделся по сторонам… И тут же завис в воздухе, затормозив свой полет над поездом. Далеко в стороне сквозь плывущие над головой тяжелые осенние тучи мелькнул багровый отсвет. Сплошной тучевой покров лопнул, будто вспоротый изнутри, и сквозь разрыв вырвался луч грязно-багрового света. Новое зрение позволяло здухачу видеть все с завораживающей отчетливостью. Ветви деревьев занялись мгновенно, словно облитые из огнемета, почерневшие стволы лопались от жара. Внутри четко очерченного овального пятна насквозь мокрый после частых осенних дождей бор полыхал, как пропитанный бензином.
        Воин сновидений завис в воздухе, совершенно не представляя, что же ему делать! Он умел сражаться с нечистью, но понятия не имел, как быть с лесным пожаром. Вернуться в тело и разбудить ведьм…
        Глава 4
        Лесной пожар и многоглазый гость
        Тучи разорвались снова - теперь уже в десятке мест одновременно. На теле леса вспыхнули огненные раны… Здухач понял, что слышит беззвучные вопли. Лес бился и шумел, скрипели, будто кричали, стволы, качались кроны охваченных паникой деревьев.
        Горячий от вспыхнувшего пожара воздух мелко дрожал. Над лесом вкрадчиво, точно наслаждаясь ужасом жертвы, шевельнулся ветерок, заставляя пламя вздуться сильнее. Ветер подхватил пляшущие на погибающих стволах лепестки огня и погнал их, куда пламя еще не доставало. Наверху вновь блеснул багровый луч…
        «Это кто ж там такой пожароопасный?!» - подумал здухач. Пожары он потушить не может, но вот уделать того, кто их вызывал - это как раз его работа. Причем срочно, пока весь лес не занялся. Не оглядываясь на увозящий его тело поезд, он крутанулся и штопором ввинтился в облака.
        Влажный серый туман клубился вокруг него. Когда-то в Крыму, задолго до того как Богдан стал здухачем, легендарным воином сновидений, они с родителями поднялись на Ай-Петри - в самый центр зацепившейся за вершину горы грозовой тучи. Тогда клубы тумана так же прорезали конусы света - подсвечивая дорогу фарами и тихонько урча мотором, катил по плоской вершине груженный сеном грузовичок. Только тот свет был теплым, золотисто-желтым, а шарящие сейчас сквозь тучи лучи оказались цвета темного огня. И было их не два, и даже не десяток, как показалось вначале, а ровно двенадцать. И урчание слышалось гораздо сильней. И вообще, все это походило на преследование арабского террориста-маньяка вертолетами доблестной American police. Ни единого шанса на спасение. Стоит только попасть в луч - пулеметная очередь прошьет насквозь, превратив в груду дымящегося мяса.
        Картинка получилась настолько живой и выразительной, что здухач реально почувствовал себя на месте вышеупомянутого террориста. Именно в этот момент один из лучей дрогнул и пополз к нему, будто в его сторону развернули прожектор. Здухач заметался в воздухе, не давая багровому свету коснуться себя. Ушел глубже в тучу и под прикрытием серых клубов тумана полетел вдоль шарящего конуса в поисках его источника.
        Кто бы там ни светил, он, похоже, почувствовал, что его ищут, и насторожился. К первому лучу присоединился второй, потом третий, четвертый… Уже двенадцать светящихся багровых полос метались, скрещивались, пронзали тучи насквозь. Теперь здухачу казалось, что его занесло на сцену во время рок-концерта, и он лавировал, стараясь не попасть в перекрестье огней.
        Отслеживая направление световых конусов, воин сновидений поднялся выше… Рык становился все сильнее, гуще и раскатистей. Клубящийся вокруг туман начал редеть… здухач поднялся над тучей.
        И первое, что он увидел перед собой, был… хвост. Торчащий из мокрой серой ваты облака огромный чешуйчатый хвост с нанизанным на самый кончик шаром.
        Будто заметив неожиданного пришельца, хвост дрогнул… изогнулся… Поперек шара возникла тонкая багровая полоска. И оказалось, что и шар - вовсе не шар, да и хвост - не совсем хвост. С раскачивающегося гибкого чешуйчатого стебля на здухача уставился неподвижный, как у насекомого, стеклянисто-багровый глаз. Рык в недрах тучи усилился. Будто примчавшись на зов товарища по чешуйчатому стеблю… выкатились еще два глаза. И в три зрачка пристально уставились на здухача. Звук взвился с невероятной силой, заставляя вибрировать не только тучу, но и воздух вокруг. Поверхность тучи вскипела - и обладатель глаз поднялся из ее глубин, представая во всем своем великолепии (хотя великолепие - это, конечно, кому как: Здухачу, например, сразу не понравилось). Двенадцать пышущих огнем, здоровенных, будто прожекторы, глаз вперились в воина сновидений.
        Их отнюдь не маленькие светящиеся шары держались на гибких чешуйчатых щупальцах. Этих щупалец-хвостов было неисчислимое множество. Глаза свободно перемещались по ним, то скатываясь, как по трамплинам, то с разбегу взлетая на самые кончики, то попросту перепрыгивая с одного на другое. Между щупальцами клубилось нечто туманное, непроницаемо темное, точно глазастые чешуйчатые конечности вырастали прямо из концентрированной грозовой тучи.
        На здухача глядело чудище из его недавнего кошмара!
        Глава 5
        Песнь Алконоста опасна для вашего здоровья!
        Метались языки пламени… Кто-то истошно кричал, заламывая охваченные огнем почерневшие руки, похожие на ветви… Свистел в ушах ветер, и что-то караулило в клубящемся вокруг липком тумане.
        Резко распахнув глаза, Танька уставилась в нависающую над ней вагонную полку. Сон был мутным и не запомнился, но оставил ощущение беды и тоскливой безнадежности.
        Все нормально, все благополучно, дверь в купе закрыта, друзья дрыхнут на верхних полках, а больше никого тут нет… - аккуратно-аккуратно скашивая глаза вбок, убеждала себя Танька.
        На соседней нижней полке сидел Богдан. Интересно, а почему это он не на отвоеванной верхней?
        В последнюю секунду каким-то чудом избежав столкновения собственного лба со столиком, Танька резко села и уставилась на Богдана горящими зеленым ведьмовским огнем глазами.
        - Ты что тут за ночную дискотеку устроил? - негромко, чтоб не разбудить Ирку, процедила она, разглядев валяющуюся на столе коробку от диска, ноутбук у Богдана на коленях, наушники в ушах. - Между прочим, это мой диск, может, я первой хотела его послушать?
        Богдан не отвечал. Он сидел все так же неподвижно, опираясь затылком о пластиковую стену. Глаза плотно закрыты, как у спящего, и даже дрожание век не выдавало, что он слышал хотя бы одно Танькино слово.
        - Надо же так уши законопатить, чтоб вообще не слышать ничего! - озлилась Танька, вскочила с полки и схватила Богдана за руку… мгновенно ощутив, как мертвенно-холодна его ладонь!
        Мальчишка наклонился, как деревянный манекен… и завалился набок. Открытый ноутбук медленно соскользнул с его колен и полетел на пол. Немыслимым образом изогнувшись, Танька едва успела подхватить компьютер в нескольких миллиметрах от пола. Больно стукнулась коленкой. Ошалело поглядела на невозмутимо светящийся экран и подрагивающую шкалу эквалайзера включенного проигрывателя.
        - Не была бы ведьмой - ни за что бы не поймала, - Танька бережно водрузила компьютер на столик и склонилась над неподвижным мальчишкой. Лежащий на вагонной полке Богдан не шевелился. Один наушник вывалился, второй так и остался в ухе. Танька наклонилась к самому лицу мальчишки, вслушиваясь в дыхание. Прядь ее волос едва заметно шевельнулась. Все-таки дышит, но слабо, еле заметно. Присмотревшись, она разглядела то, на что не обратила внимания раньше - от Богдана исходило легкое, пульсирующее серебристо-лунное мерцание. А правая рука намертво сжимала рукоять меча. Знакомые признаки…
        На всякий случай Танька охватила пальцами его запястье и приготовилась ждать. Лишь через несколько минут под ее пальцами слабо толкнулся пульс. Но для Таньки этого было достаточно.
        - Ну и куда же тебя понесло? - пробормотала она, отпуская его запястье и невольно поглядывая на темное окно с бегущими мимо черными рядами деревьев. Будто ожидала увидеть за стеклом парящего здухача.
        Мгновение поколебавшись, она потрясла за плечо безмятежно дрыхнущую Ирку:
        - Ирка, проснись немедленно! Богдан не в себе!
        - Я вас обоих всегда считала ненормальными! - недовольно проворчала Ирка и с трудом разлепила один глаз.
        - Ты что, не понимаешь! - взвилась Танька. - Богдан из себя вышел!
        - Ты его все-таки доконала? - сквозь смачный зевок поинтересовалась Ирка.
        - Прекрати прикалываться! - зашипела на нее Танька и щелкнула выключателем. Ночник вспыхнул, заливая купе болезненно-желтым светом.
        Ирка протерла глаза и наконец свесилась со своей верхней полки. Хвост ее черных волос мазнул по раскрытому ноутбуку. Некоторое время она внимательно разглядывала распростертого внизу мальчишку.
        - Вот мерзавцы, а обещали, что только вживую песнь Алконоста разделяет душу и тело и при их методе записи ничего не будет! - продолжая висеть вниз головой, возмущенно выпалила она.
        До Таньки дошло. Конечно, все дело в диске! Мысль пошла дальше.
        - Но ведь он же здухач! - авторитетно пояснила она Ирке, делая вид, что и без нее прекрасно догадалась, почему вторая половина Богдана вдруг отправилась в незапланированное странствие. - У него душа и тело слабее связаны! Ему хватило!
        - Ну так чего ты ждешь? - снова зевая, спросила Ирка и втянулась обратно на свою полку. - Вытащи у него наушник, и все дела! - слышно было, как она возится наверху, умащиваясь. - Только не ори на него, когда он вернется… В смысле, громко не ори, - после недолгой паузы добавила она. - Я еще поспать хочу.
        Танька поглядела на бесчувственного Богдана. Действительно, чего она переполошилась - тоже, проблема! Она осторожно потянула за беленький проводок - наушник легко выпал из уха.
        Звонко и радостно, как переливы лесного ручья, струился голос. Такой прекрасный, что все человеческие певцы до единого - от американских рэперов до итальянских теноров - должны были от зависти повеситься на радиовышках. Воображение немедленно нарисовало ей очередь эстрадных знаменитостей вокруг Останкинской башни - Пугачева дерется с Кобзоном за право повеситься на шпиле, а остальные развешиваются кто где может…
        - Ты чего там затихла? - послышался сверху резкий голос Ирки, в сравнении с сочащимся из наушника напевом показавшийся скрипучим, как воронье карканье. - Тоже отлетаешь?
        Опомнившаяся Танька торопливо отключила наушники и провела пальцем по сенсорной панели ноутбука, останавливая проигрыватель.
        Поглядела на Богдана…
        - Ирка-а… - снова испуганно позвала она. - Он не возвращается! Может, это потому, что упал? Тело сменило положение, и здухач теперь его найти не может? Может, если его снова усадить…
        Иркина голова опять свесилась через край полки. Потом девочка соскочила вниз. Встревоженно уставилась на неподвижного мальчишку.
        - После того как здухач вышел из спящего тела, его ни в коем случае нельзя двигать, верно? Тело, я имею в виду, - задумчиво начала она. - Иначе здухач его не видит и теряет возможность вернуться, так?
        - Ну, считается, что так, - подтвердила Танька. - Я ж говорю - давай его усадим! Он же сидя разделился, а потом сполз, чуть компьютер не разгрохал, - о том, что она сама Богдана опрокинула, Танька благоразумно умолчала. - Музон ему посреди ночи припекло послушать!
        - Музон - это хорошо, - рассеянно кивнула Ирка, по-прежнему не отрывая глаз от бледного и неподвижного Богдана. - Ты в этом лучше разбираешься, посмотри по компьютеру, сколько времени он Алконоста слушал.
        Танька тревожно покосилась на подругу и наклонилась к экрану, водя пальцем по сенсорной панели. Проигрыватель включился снова.
        - Получается, всего двадцать минут, - с явным облегчением в голосе выдохнула Танька, выпрямляясь. Совсем недолго. Что плохого могло случиться за каких-то двадцать минут?
        Зато у Ирки физиономия стала совсем похоронной.
        - Осталось узнать скорость поезда, - пробормотала ведьмочка.
        - Зачем? - снова перепугалась Танька.
        - Затем, что поезд - движется, - наконец отрывая взгляд от Богдана, произнесла Ирка совершенно ледяным тоном. - Задачки о поездах давно решала? Зная время и скорость, глядишь, вычислим, на сколько километров позади нас здухач сейчас разыскивает свое давно уехавшее тело!
        Глава 6
        Здухач vs.[Vs. - от латинского «versus», что означает «против».] Двенадцать огненных глаз I
        Двенадцать круглых глаз перестали вертеться в разные стороны и сошлись на здухаче. Воин сновидений метнулся в сторону. Очень вовремя - край плаща, прихваченный багровыми лучами, вспыхнул мгновенно, будто его окунули в огонь. Там, где только что парил здухач, рыхлое тело тучи зашипело, и в нем появилась круглая, точно высушенная нестерпимым жаром дыра.
        - Да-а, такому лучше на глаза не попадаться! - воин сновидений снова вильнул вбок, уворачиваясь от следующего огненного залпа. В утробном вое, сочащемся из недр туманной туши, послышались связные слова.
        - Изж-жар-рю! Ис-суш-шу! - рычала-шипела тварь.
        Устремленные на здухача глаза расфокусировались, глядя в разные стороны, как у безнадежно пьяного (на двенадцати буркалах это выглядело особенно впечатляюще). Здухач едва успел подобраться, понимая, что это неспроста…
        Огненные разряды летели в него отовсюду: слева, справа, сверху и снизу, по дуге, в грудь по прямой, по ногам и по коленям… Воин сновидений взмыл повыше, пропуская два огненных сгустка под собой, и едва успел пригнуть голову, уворачиваясь от бьющей ему в лоб струи багрового пламени. Прогнулся, как гимнаст, уклоняясь от нацеленного в бок пылающего шара, вывернулся в другую сторону, спасаясь от следующего. Завертев в воздухе стремительное сальто, благополучно разминулся еще с несколькими… и тут же в лицо ему дохнуло нестерпимым жаром, слепящая вспышка ринулась прямо на него. Понимая, что это все, конец, отпрянуть он не успевает, он вскинул меч навстречу пламени.
        Огненная стрела ударила в клинок и рассыпалась веером алых искр, безобидно погасших среди туч. Тварь разочарованно взревела, и на здухача снова рухнул огненный залп. Меч воина сновидений завертелся в стремительной «мельнице», очерчивая непроницаемый стальной круг. Удары багрового пламени расплескивались об эту преграду, завиваясь искристыми крученными лентами. Здухач словно стоял внутри серебристо-багрового фейерверка. Перевернулся в воздухе… вытянувшись и продолжая вращать меч, ринулся навстречу твари. Легко взмывая и опускаясь в воздушных потоках, он несся сквозь рубящие пространство огненные залпы. Пылающие багровые шары на кончиках щупалец надвигались все ближе…
        Тварь снова сфокусировалась, и навстречу здухачу шарахнул настоящий шквал огня. Мгновенным движением здухач повернул меч плашмя… и лихим ударом бейсболиста швырнул багровый сгусток обратно. Собственное пламя угодило прямо в центр слепленного из тучи тела твари. От взрыва россыпь глаз взлетела в воздух. Щупальца заметались, с невероятной скоростью подхватывая глаза на лету… Меч здухача немедленно ударил снова. Враг отшатнулся, спасаясь от сверкающего призрачного лезвия… Последний непойманный глаз пролетел у самого кончика щупальца… и канул вниз. Тварь пронзительно завизжала… и провалилась сквозь тучу.
        Недолго думая, здухач нырнул следом. Шустро перебирая щупальцами по облакам, монстр спешил за своим глазом. Тот на лету укоризненно пялился на потерявшего его хозяина круглым, налитым огнем зрачком. Тварь помчалась быстрее, поравнялась в воздухе с глазом-беглецом и, подхватив его на щупальце, притормозила, оправляясь от полученной психологической травмы… Сейчас бы врезать ей по шее… Здухач наддал…
        Он уже настигал чудище, когда что-то с силой рвануло его назад. Теперь он отлично знал, что чувствует пес, когда хозяин, до того свободно разматывающий катушку с длинным поводком, вдруг нажимает на фиксатор. Здухача перевернуло в воздухе. Он судорожно попытался выровняться и продолжить погоню. Но песнь Алконоста, едва слышно струящаяся издалека, вдруг ослабла. Теперь она доносилась только с одной стороны. Проклятье! Не иначе как там, внизу, в поезде, у него из уха выпал наушник!
        Все вокруг изменилось. Облачный мир, только что просматривавшийся детально и насквозь, потерял четкость очертаний. Видный до последней чешуйки монстр превратился в размытый силуэт. Лишь огни его глаз светились все так же ярко… Ярко… еще ярче… Они неслись навстречу здухачу, как поезд в тоннеле!
        Инстинктивно здухач отпрянул в сторону. Туша монстра просвистела рядом, обдав жаром и гарью. Воин сновидений хлестнул мечом наотмашь, норовя достать проносящегося мимо противника. С неожиданным проворством тот вильнул в сторону. Острие меча гневно задрожало, скользнув мимо чешуйчатого щупальца. С клинка сорвалась острая и тонкая, как игла, серебристая искра и ужалила тварь точно в «тучное» тело. Раздался бешеный рев… и на здухача обрушилась стена пылающего жара. Вокруг сомкнулась сплошная сфера гнилостного огня. Здухач со всей силы всадил меч в пульсирующую плазму. Полыхнул серебристый свет, и сфера рассыпалась. Воин сновидений провалился сквозь облака и вихрем понесся к земле.
        Багровые обрывки огня автоматной очередью замолотили вслед - промахиваясь, долетая до земли и… охватывая пламенем деревья. Лес полыхал повсюду…
        - Ты куда глазенками искришь! - выкрикнул здухач и, кувыркнувшись над острыми вершинами елей, ринулся вверх, навстречу противнику.
        Успел изумиться - никогда еще он не летал с такой скоростью. Потом удивляться стало некогда - метеором прочертив небо, воин сновидений оказался возле самого чудища и взмахнул мечом…
        В этот кратчайший миг между замахом и ударом мир здухача снова изменился. Песнь исчезла. Далекий звук, что позволял ему видеть, слышать и ощущать ранее невидимое, придавал такую невероятную скорость его полету и силу его мечу… Песнь Алконоста замолчала совсем - наверняка из уха его брошенного без присмотра тела исчез и второй наушник. Воздух вокруг пылал, как в печке, но здухач больше не видел никаких чудищ, никаких огненных глаз. Беспомощно озирающийся, он нырнул в тучу - слишком медленно в сравнении с недавним безумным полетом! - завертелся, как потерявший след охотничий пес. Ну не могла же эта тварь паршивая просто исчезнуть!
        Неподалеку послышалось сухое, будто кашляющее, хихиканье. Там, далеко внизу, в поезде, оставшееся в груди его тела сердце, наверное, заледенело от ужаса - сквозь облачный туман с издевательской неторопливостью, отлично ощущая неожиданную беспомощность только что такого грозного противника, опять начал проступать багровый гнилостный свет, окружая со всех сторон. Чудище действительно никуда не исчезло. Оно отлично видело здухача своими огненными глазищами, между тем как оставшийся без песни Алконоста воин сновидений ничего не видел, не слышал и не ощущал. Он лишь стиснул пальцы на рукояти меча. Он не имел права отступить, позволив превратить леса в сплошной костер! В бою с невидимым врагом ему оставалось только погибнуть.
        Глава 7
        Верхом на унитазном ершике
        Танька наклонилась к распростертому на вагонной полке мальчишке. На лоб Богдану вдруг капнула тяжеленная слезища.
        - Танька, ты что? - заворчала Ирка. - Мы его пока не хороним!
        - Здухач, потерявший тело, не возвращается никогда, - отстраненным голосом сказала Танька, и из ее глаз обгоняющими друг друга ручейками потекли слезы.
        - Я, конечно, знаю, ты считаешь Богдана идиотом… - взвилась Ирка.
        - Я не считаю его идиотом, - провыла Танька, окончательно заливаясь слезами. - Он просто немножко тупо-ой! - искривленный плачем рот пополз в сторону.
        - Вот видишь, сама говоришь - немножко, - мгновенно переключившись на утешающий тон и поглаживая Таньку по вздрагивающим плечам, забормотала Ирка. - А надо быть очень сильно тупым, чтобы не сообразить полететь за поездом!
        - Почему он тогда не возвращается? - с надеждой глядя на Ирку сквозь застилающие глаза слезы, шмыгнула носом Танька.
        Ирка поглядела на распростертое на полке тело. Она знала, что ответ Таньке не понравится.
        - Ввязался во что-нибудь, - наконец со вздохом сказала Ирка.
        - Ему каменецкого квеста мало? - возмутилась Танька. Слезы на ее глазах тут же высохли. - Еще приключений захотелось?
        - Могли и не спросить, хочется ему или нет, - рассудительно заметила Ирка.
        - Ну и как теперь его искать? - тоже уставившись на неподвижного Богдана, растерянно спросила Танька.
        Ирка согнула пальцы наподобие когтей и быстро-быстро поскребла за ухом.
        - По методу шаманов? - задумчиво предложила она. - Будем во всякую живность вселяться и ее глазами смотреть. Погоняем птичек на поиски здухача?
        - Для этого надо птичке в глаза посмотреть. Или хотя бы ее точному изображению, - мрачно возразила Танька. - К тому же мы не знаем - видят птички здухачей или нет. - Вдруг лицо ее просветлело. - А зачем нам, собственно, птичка? Я вселюсь в самого Богдана! И его глазами посмотрю, что там вокруг него!
        - Этот фокус можно только с низшим разумом проделать, - нахмурилась Ирка.
        - Как раз наш случай, - ехидно ухмыльнулась Танька.
        - А где ты фотографию Богдана возьмешь, чтоб в глаза посмотреть? - все еще возражала Ирка. - Или этому веки спичками подопрешь? - скептически поинтересовалась она, кивая на спящее тело.
        Танька смутилась. Аж уши стали пунцово-красными. Судорожно вздохнула, прикусила губу…
        - Не буду я ничего подпирать, неизвестно, во что это здухачу обойдется, - пробормотала она и вытащила свой телефон. Пощелкала кнопками, через блутус подключая его к ноутбуку. На экране возникла цветная, выразительная фотка улыбающегося Богдана.
        - Так-так! - ехидно протянула Ирка. - Интересно, зачем это некоторые продвинутые ведьмы таскают в телефоне фотографии носителей «низшего разума»?
        - Случайно! - отрезала Танька. - Я вон то, что позади него, фотографировала! А этот случайно влез, ясно?
        - Совершенно, - согласилась Ирка, разглядывая фотографию. Видно было не очень четко, но, кажется, позади Богдана красовался мусорник. Видать, у Таньки теперь хобби такое - мусорники на мобильник снимать.
        Танька еще раз внушительно поглядела на Ирку - та тут же скорчила невинную рожу. Убедившись, что подруга, по крайней мере, не собирается выдавать комментарии вслух, ведьмочка перевела на фотографию взгляд такой грозно-многообещающий, что Ирка не удивилась, если бы фотка с криками ужаса смоталась прочь с монитора. Но Богдан с фотографии лишь продолжал глядеть на девчонок смеющимися озорными глазами.
        Танька придвинулась к экрану, пристально уставившись в глаза фотографии… Протянула руку, не глядя нашарила ладонь спящего и крепко стиснула ее в пальцах.
        Экран полыхнул так, что Ирка сперва решила - ноутбук таки не выдержал Танькиного взгляда и взорвался. Фотография Богдана исчезла. На экране взвилось бешеное, казалось, пышущее сквозь монитор багровое пламя. Поперек пламени, рассыпая серебряные искры, блеснул росчерк знакомого меча… А потом на весь экран появилось жуткое переплетение щупалец, в которых сновали с десяток огненных глаз.
        - Ховало! - с воплем отшатываясь от монитора, закричала Танька.
        - Кого хавало? Здухача? Вот эта тварь? - чувствуя, как у нее от страха за Богдана слабеют ноги, вскрикнула Ирка.
        - Да не хавало, а ховало! - рявкнула на нее Танька. - Дух ховало с двенадцатью огненными глазами! Ховается, то есть прячется, в тучах и оттуда леса жжет и засуху напускает! Он уже лет сто не появлялся! Богдан же не знает, как его правильно уделывать! Ко мне! - вскинув руку, вскричала Танька с такой силой, что содрогнулся весь вагон.
        Прошив толстый пластик закрытой двери, как иголка - лист бумаги, в купе влетел… поездной ершик для чистки унитаза. На длиннющей такой, выкрашенной масляной краской ручке. И ляпнулся прямо в подставленную Танькой ладонь. В самой двери осталось словно выплавленное круглое сквозное отверстие.
        Танька с брезгливым недоумением оглядела доставшееся ей средство передвижения, пробормотала:
        - Где ж они швабру прячут? - и без колебаний вскочила на длинную ручку. В руках ее со скоростью и ловкостью фокусника промелькнули баночка полетной мази, перочинный ножик… Капля крови упала на оконный замок. Танька мазнула кровью по много лет не двигавшейся раме. Будто его ломом подцепили, окно купе одним махом упало вниз. В вихре развевающихся светлых волос ведьмочка верхом на ершике просвистела между полощущимися на ветру занавесками.
        - Куда, меня подожди! - прокричала Ирка, стараясь перекрыть шум ворвавшегося в купе ветра и грохот колес.
        - Некогда! - донеслось из поднебесья. - Я его чувствую! Он совсем близко! - На бреющем полете пронесясь над крышей вагона, Танька погнала ершик к хвосту поезда.
        Вывешиваясь из окна, Ирка проводила ее глазами… Свист рассекаемого воздуха послышался снова. Ирка задрала голову к обложенным тучами небесам - неужели здухач был так близко, что Танька уже возвращается?
        Из разрыва туч - девчонке показалось, что точно ей в лицо - валился столб багрового света. Она отпрянула в купе… Столб воткнулся в тянущиеся вдоль железнодорожной колеи деревья - и те вспыхнули, как спички! Будто наперегонки с поездом, огненный шар покатился вдоль всего лесного строя… Мгновение, и лес вдоль колеи занялся весь! Свист послышался опять… Вагон содрогнулся, и по его борту стекла волна багрового огня. Поезд мчался между двумя сплошными стенами пламени.
        - Кажется, теперь и я знаю, где искать здухача, - пробормотала Ирка, опускаясь на четвереньки.
        Слой гладкой шкуры обтянул ее, как тугой комбинезон. С трудом помещаясь между нижними полками, вместо черноволосой девочки в купе стояла огромная, угольно-черная хортая борзая. Сильные ноги оттолкнулись от пола. В длинном прыжке перемахнув столик, она выпрыгнула в раскрытое окно. В морду ей дохнуло пламенем пожара, казалось, прыжок занесет ее прямо в бушующий огонь. Но за спиной уже распахнулись широкие крылья. Сильно ударяя ими воздух, Хортица пошла вертикально вверх вдоль стены пламени и растворилась в темных небесах.
        Глава 8
        Здухач vs. Двенадцать огненных глаз II
        Огненные шары метались вокруг здухача. Пламя задевало макушку, жадно облизывало пятки… Тварь не оставила противнику пути к отступлению - ни вверх, ни вниз, ни в сторону. Огонь напирал отовсюду, стягиваясь в тугой кокон, в центре которого бился воин сновидений. Он чувствовал, как от иссушающего жара тает, словно пар над чайником, постепенно растворяясь в туче. Последним отчаянным усилием вкруговую отмахнулся мечом… С клинка роем серебристых ос сорвались искры. И вонзились прямо в окольцевавшие его стены пламени. Испуганный жалящими прикосновениями, огонь отпрянул. А здухач вдруг ощутил, как на лоб ему упала капля - прозрачная, несущая прохладу, защищающая от яростного жара. Ему почудился Танькин голос, протянувший:
        - …тупо-ой! - но вместо обычного ехидства в нем слышался плач.
        Огонь напирал. Здухач завертелся на месте, вращая мечом. Завеса из серебристых искр прикрыла его, разгоняя подступающее пламя. Послышался разочарованный вой твари… и огонь накинулся с удвоенной силой. Продолжая острием плести вокруг себя защитный полог серебра, здухач отлично понимал, что рано или поздно невидимый для него противник отыщет лазейку. Если уже не отыскал! Разумнее всего отступить, но враг окружал со всех сторон. Что делать, воин сновидений понятия не имел! Рядом послышалось ехидное предвкушающее хихиканье.
        И тут вдруг здухач ощутил себя… очень умным. У него появилось чувство, будто к его разуму подключился еще чей-то, сделав его даже не вдвое - вчетверо сообразительнее. Воин покосился на свой меч. Клинок ведь тоже не слышит песнь Алконоста, а новые свойства никуда не делись, вон как искрами сыплет, раньше за ним такого не водилось… Получается, все время слышать не обязательно? Словно устав ждать этой догадки, его новое, подаренное напевом райского птаха зрение вернулось, как если бы в мозгу переключатель нажали!
        У самого его лица, выделяясь даже на фоне сполохов багрового огня, будто уродливые прыщи, пучились двенадцать огненных буркал! При виде этого зрелища из подключившегося чужого сознания хлынула дикая, совсем не свойственная здухачу паника. Вместо того чтоб дополнительно подсветить глазки хорошим ударом меча, он раскрыл рот и совершенно по-девчоночьи провизжал незнакомое слово:
        - Ховало!
        Эффект оказался неожиданным. Щупальца испуганно дернулись, а глаза растерянно забегали. Вверх-вниз. Словно смутившись, тварь отпрянула.
        - И-эх! - здухач с разворота полоснул мечом. Чужое сознание исчезло так же стремительно, как и появилось, и к воину сновидений вернулось привычное хладнокровие. Клинок скользнул точно между щупальцами врага… и прошел сквозь «тучное» тело, не встретив сопротивления. Клубящаяся туманная мгла раздалась, на короткое мгновение сделав из одной твари - две. И тут же сомкнулась. Здухач заметил несущийся ему в открытую грудь огненный луч… Швырнул себя в сторону, воспарив параллельно удару, и обрушился на тварь сверху.
        Ему даже показалось, что он попал. Призрачно-серебристое острие клюнуло тварь в темечко, та утробно вякнула и погрузилась в тучу. Нырнула ниже и, как паук перебирая щупальцами, шустро засеменила прочь. Будто удирая. Издав победный вопль, здухач понесся вдогонку.
        Враг был уже совсем близко, словно задние фары автомобиля, светилась выставленная на стражу пара «задних» глаз. Завидев настигающего воина сновидений, они налились пламенем. Клинок принял сдвоенный огненный залп. Без особых затей здухач засадил носком кроссовки прямо по клубку щупалец. Тварь подкинуло, и она кубарем покатилась по облаку. Из «передних» глаз сорвался клуб пламени и по кривой ушел к земле, выжигая деревья у железнодорожной колеи.
        И только тогда, разглядев внизу несущийся сквозь лесной пожар поезд, здухач понял - тварь вовсе не удирает от него, она ищет! Ищет едущее в поезде беспомощное тело, без которого оказавшийся слишком опасным противник просто исчезнет!
        Свесившись через край облака, тварь поливала поезд беспорядочными залпами.
        Перевернув меч острием вниз, здухач ринулся на тварь сверху, засаживая клинок в тушу. Воин и его меч прошли сквозь облако и сквозь тварь - тоже как сквозь облако. Тварь переключила на здухача половину глазок - воин сновидений уклонился от залпа. Остальные шесть глаз продолжали пялиться на беззащитный поезд…
        Зашипев от ярости, здухач очертя голову кинулся в бой…
        - Стой, идиот! - зазвенел прямо в ушах гневный Танькин голос. Не иначе как опять к его мозгам подключилась. Понравилось прямо у него в голове ругаться!
        - Ховало - туча с глазами, его нельзя зарубить! - продолжала кричать Танька. - Его можно только заморо…
        Тварь злобно завизжала, снова плюнув сгустком огня. Здухач прикрылся клинком. Сзади послышался жалобный девчоночий крик.
        Воин невольно обернулся… чтобы увидать сквозь закрытые веки, как огонь охватывает Таньку, парящую у него за спиной на… ершике для унитаза. Ведьмочку смело, будто муху. Отчаянно вереща и цепляясь за бесполезный ершик, она камнем полетела к земле. Из груди здухача тоже вырвался крик - так кричат в кошмарном сне! Вкладывая в полет всю обретенную им скорость, воин сновидений кинулся на помощь. Перед ним с шипением взорвался огненный сгусток, отшвыривая его назад, прямо под глазеющее на него щупальце. Здухач перекатом ушел от рухнувшей сверху волны пламени, извернулся, намереваясь броситься за Танькой, уже понимая, что не успевает…
        Яростно рубя крыльями воздух, из разрыва туч вырвалась громадная угольно-черная борзая. Лихо клацнули могучие челюсти… и подхваченная за шиворот светловолосая ведьма повисла в пасти, как пойманная мышь.
        Легкий сонный смешок вырвался у здухача, и он выдохнул в вибрирующий от схватки воздух:
        - Пожар! Погасите пожар!
        Сжимая в руке меч, взмыл повыше, к твари. Легко сказать - заморозить! Где вы видели здухача (если вы вообще когда-нибудь его видели!), парящего с холодильником под мышкой на высоте… А нужен ли на высоте холодильник?
        Здухач стряхнул с плеч свой обожженный алый плащ. С клинком в одной руке и плащом - в другой понесся к противнику, закружил вокруг него с невероятной, недоступной даже двенадцати глазам скоростью. Острие меча танцевало перед всеми буркалами сразу, гипнотизируя завораживающими отблесками серебра. Рой искр сорвался с лезвия, игольными уколами вонзаясь в «тучное» тело. Ворчащая тварь отступала, судорожно отмахиваясь от искр и беспорядочно вращая глазами в напрасных попытках уследить за стремительным мельканием клинка.
        - Что, глазки разбегаются? - пробормотал здухач. Короткий росчерк стали располосовал небеса… Взметнулся алый плащ…
        Глава 9
        Ведьмы - лучшие пожарные
        Энергично работая крыльями, Хортица волокла свисающую из ее пасти Таньку к земле. Ловя воздушные потоки, заложила в воздухе широкую петлю.
        - Не размахивай мной, меня сейчас стошнит! - заверещала Танька. Засучила ногами, чувствуя, как пяткам становится горячо. Коротко глянула вниз - и снова заверещала, норовя вспрыгнуть борзой на голову, подальше от разверзающегося у нее под ногами огненного ада. Насколько хватало глаз, вокруг железнодорожного полотна пылали леса. Бушующий пожар растекался все дальше и дальше. Несущийся меж стенами огня поезд безуспешно пытался обогнать пламя, но оно бежало все быстрее, словно хищный багровый зверь, пожирающий на своем пути одно дерево за другим. Раскаленная крыша поезда сверху казалась красной.
        Таньку встряхнуло, и она невольно задрала голову. Прямо над ней плыли тучи.
        - Поняла, поняла! - завопила она, когда Хортица примерилась тряхнуть ее снова. - А как же Богдан там без нас…
        Рык Хортицы сквозь стиснутые зубы заставил содрогнуться не только Таньку, но и небо, и землю.
        - Хорошо-хорошо! А сама ты не можешь? А, ну да, у тебя же пасть занята… мною… - лепетала Танька, одновременно судорожно пытаясь прикинуть в уме, сколько же туч ей надо опорожнить, чтобы загасить бушующее вокруг пламя.
        Болтающаяся в пасти у крылатой собаки светловолосая ведьма вскинула руку, молясь, чтоб ершик от унитаза сошел за волшебную палицу чаклуна-тучевика. В воде-то его мочили!
        - Туча, Туча, красная девица! - забормотала Танька. Нет, одной мало будет… А, ладно, небольшой потоп все-таки лучше большого пожара, - решила ведьмочка и почти без остановки затараторила:
        Тучи, Тучи, красные девицы!
        Батько Буривнык да тятько Громовик!
        Прошу вас до нас на вечерю!
        Танька попыталась изобразить в воздухе поясной поклон. Вышло плоховато, но она старалась.
        З боярами, дружками та сватами,
        З дудочниками та скрипалями,
        Со всеми молоньями та дощами,
        Бурями та громами!
        Вам дорогу даю,
        Не на тридевяту гору,
        А в нашу землю!
        Идить, бежить,
        Стрелы свои несить,
        Мчить на поезд та лес,
        Щоб нечистый огонь исчез…
        Пронзая тучи сразу во многих местах, промелькнули извилистые разряды молний. В образовавшихся дырах на мгновение возникли два лица - деды с кудлатыми, клубящимися бородами. Две пары прозрачных, как вода, глаз нашли в воздухе ведьму - свисающую из собачьей пасти и вооруженную самой необычной палицей, какую им случалось видеть. Над пылающим лесом повисла тяжелая предгрозовая тишина… Внезапно разразившаяся раскатами грома, удивительно похожими на раскаты могучего двухголосого хохота.
        Сверху хлынули плотные потоки воды, будто чьи-то ручищи враз выжали громадные губки. Тучи таяли, вода обрушивалась на огонь, вбивая его в землю. Поезд шипел и испускал пар, словно его окатили из гигантского ведра. Очутившаяся прямо под тугими, как резиновая дубинка, струями, Хортица с истошно визжащей Танькой в зубах отчаянно лавировала между хлещущими с небес водопадами. Рванув круто вверх, она проскочила сквозь облако, тут же истаявшее вокруг нее, отдав всю имеющуюся в нем воду. Поднялась дальше, стремясь оказаться выше туч.
        Почти у самого ее носа пролетело все еще судорожно дергающееся отрубленное щупальце с семафорящим короткими багровыми вспышками здоровенным глазом.
        Того, что случилось дальше, Хортица не поняла. То ли дрыгающаяся у нее в пасти Танька случайно подцепила эту гадость, то ли та сама на лету зацепилась подруге за руку, но глазастое щупальце в одно мгновение вдруг оказалось обмотанным вокруг Танькиного запястья, как живой и довольно противный браслет.
        А сама Танька деловитым тоном, будто не она только что орала как резаная, распорядилась:
        - Отпусти меня! Я уже сама могу!
        Хортица нерешительно разжала челюсти, готовая в случае чего подхватить падающую ведьму. Но та ловко извернулась в воздухе, оседлала свой ершик и погнала его по спирали все выше и выше к следующему слою облаков. Хортица неслась за ней. Далеко лететь не пришлось. Почти сразу перед ними мелькнул сполох алого плаща и блеснул меч, врезаясь в дергающееся и мельтешащее переплетение точно таких же щупалец с глазами, как то, что сейчас красовалось на Танькином запястье. Только эти были еще не отрублены и в ответ на удары здухача вовсю поливали огнем - непрерывно промахиваясь, когда атаковавший справа воин сновидений вдруг перемещался влево и тут же обрушивался сверху… Никогда Хортица еще не видела его таким быстрым! Она только примерилась сама налететь на этот пучок щупалец - пока те по здухачу стрельбу глазами ведут, самое время парочку скусить! - как вдруг воин с неуловимой стремительностью метнулся с линии огня, взмахнул плащом и… враз накрыл своего противника! Еще и стянул края, будто в мешок увязывал!
        И тут же стрелой прянул в небеса, волоча мешок за собой.
        Внутри взревело! Прожигая дыры, во все стороны ударили языки багрового огня… Но здухач продолжал упорно забирать вверх, не обращая внимания на орущий, плюющийся огнем мешок.
        Один только раз здухач вильнул в сторону: когда черная тень искаженным крестом легла на облака и пришлось отчаянно метнуться вбок, уворачиваясь от турбин самолета.
        Стальная махина отделила здухача и его добычу от безуспешно догоняющей их крылатой борзой. Самолет скрылся в густом киселе облаков. Хортица зависла в воздухе, пытаясь разглядеть в простирающейся над ней беспредельной черноте неба мелькание алого плаща. Но тот уже усвистел невесть куда. Только сейчас Хортица ощутила, как бесконечно холодно на этой страшной высоте и как мучительно работают ее могучие легкие, пытаясь вытянуть из разреженного воздуха лишнюю каплю кислорода. Танька на своем ершике все еще упорно порывалась вверх. Придумала тоже: здухачу холод не страшен, не то что живому телу - вон, посинела вся, тронь ее, зазвенит, как сосулька! Обогнав ведьмочку, гигантская борзая властным взмахом крыла погнала ее обратно вниз.
        Глава 10
        Запуск демона на орбиту
        Танька поглядела на Хортицу беспомощно. Она сама прекрасно понимала, что выше не подняться - заледенеет. Но так хотелось посмотреть, что там здухач задумал… И все ли с ним в порядке… Стоп! Чтоб смотреть - не обязательно лететь следом.
        Танька сосредоточенно нахмурилась, снова подключаясь к чувствам воина сновидений. Оказывается, полупризрачная сущность не была совсем уж нечувствительной к хлещущим из прожженного мешка языкам пламени. Здухачу было больно, но он терпел жар и одновременно лед той немыслимой высоты, на которую взлетал. Туда, где царствовал вымораживающий, лютый холод… Танька поняла, что он собирается делать!
        - И правда, если тупой - то совсем немножко, - пробормотала она. - А еще немножко - умный!
        Похоже, ховало в мешке тоже догадывался, куда его тащат. Пара глазастых щупалец выпросталась в прожженные дыры, норовя зацепиться за проносящиеся мимо облачка, замедляя полет. Вопил ховало не переставая, и теперь в его крике все отчетливее слышались зовущие нотки. Неизвестно, кто его услышит.
        Танька отключилась от здухача, задрала голову к верхнему тучевому слою. Молитвенно сложила ладони и вместо заклятья жалобно-просительным тоном проканючила:
        - Извините, что снова беспокою, но не могли бы вы еще, пожалуйста!
        Опять загрохотали громовые раскаты хохота, и дождь хлынул с удвоенной силой. Облака на пути летящего здухача таяли, растворяясь, выплескиваясь на землю потоками воды. Не находя зацепки щупальцам, пойманная тварь снова заверещала. Для глядящей взором здухача Таньки мир слился в сплошную полосу. С грохотом проламывающего пространство реактивного истребителя воин сновидений вырвался выше облаков, туда, где не было предрассветной мглы, где всегда пылало яркое солнце и не могло выжить ни одно живое тело. Даже полупризрачной сущности здухача приходилось нелегко - Танька ощущала охватившую его мучительную дрожь. Ей страшно было представить, на какой высоте он сейчас находится.
        Из свернутого плаща в последний раз вырвался крик, похожий на призыв о помощи, и метания внутри мешка стихли. Здухач осторожно подтянул ховало к себе, опасаясь в любую секунду получить плевок огнем. Но свисающие из прорех щупальца были вялыми и неподвижными, а бегающие глазки впервые застыли, подернутые изморозью. Здухач откинул полы плаща - между заиндевелыми щупальцами вместо бурлящего сгустка грозовой тучи красовался кусок льда!
        Воин сновидений поднял ховало над головой - смерзшийся и не мельтешащий щупальцами, он оказался не таким уж большим…
        - Напрочь отмороженный дух! - с удовлетворением выдохнул здухач.
        Чем выше, тем холоднее - правильно все объясняли на физике! А любая туча, даже если это тело ховало - всего лишь вода. А вода замерзает!
        Воин сновидений в последний раз поглядел в выпученные багровые буркалы - и подбросил заледеневшего ховало в воздух. Вложив в удар все свои новые силы, влепил по ледяному мячу клинком, как бейсбольной битой… В последний раз сверкнув метеором на фоне темных небес, двенадцатиглазый дух засухи умчал в стратосферу.
        «Чем леса жечь, пусть лучше на орбите болтается! - с облегчением подумала Танька. - Хотя с таким ускорением мог и в открытый космос улететь». Пора бы и здухачу возвращаться, а то тоже что-нибудь себе отморозит. Уши, например…
        Здухач, похоже, тоже так думал. Он медленно спускался вниз, к слою облаков, и на губах его играла слабая улыбка - такая бывает, когда смотришь хороший сон… Его старенькие кроссовки коснулись белой пены облака, он повернулся - все с той же улыбкой на губах…
        Глава 11
        Скелет и его компания
        Запущенный в стратосферу ховало действительно звал. И они явились. Черная карета, запряженная шестеркой белых, как призраки, лошадей, из окна которой на одинокого воина сновидений уставилась дама в старинном наряде. Во всех отношениях прекрасная, если бы ее меловой бледности лицо не покрывали вздувшиеся черные пузыри. У самых колес кареты, отталкиваясь единственной ногой от облака, прыгал карлик с тремя головами. А по их следам катилась… просто голова. Одна, без всякого намека на туловище, зато с бровями столь длинными, что они двумя свалявшимися волосяными хвостами волоклись следом. Но страшнее всех был тот, кто возглавлял процессию. На голом желтом костяке коня ехал такой же голый и желтый скелет. Оскаленный в ухмылке череп венчала корона из тускло отливающего металла. Так же тускло светился стиснутый в костяных пальцах огромный меч. В пустых глазницах мерцала тьма. Взгляд уперся в здухача, громадный меч поднялся, салютуя, и его острие нацелилось мальчишке в грудь.
        Воин сновидений почувствовал, что его влечет куда-то, словно тусклый меч всасывал его. Он попытался отмахнуться своим клинком, но руки его не двигались, будто скованные невыносимой слабостью. Танька отчаянно закричала…
        Внизу, в туче под ногами, снова заворчал двухголосый гром. Только сейчас это уже было похоже не на смех, а на гневное рычание. Между жуткой процессией и здухачем возник ров - тучу располосовала широкая щель. Под копытами конского скелета протаивала дыра. Колесо черной кареты, словно в колдобину, провалилось в открывшееся отверстие. Живая голова вильнула в сторону, откатываясь от возникшей на пути полыньи. Туча растворялась, не желая нести на себе страшный груз.
        Ухватив своего костяного коня за стальную узду, скелет заставил его попятиться от исчезающего края тучи. Бросил на здухача многообещающий взгляд пустых глазниц, развернул скакуна и погнал прочь. За ним покорно последовала вся процессия.
        Дрожащая как лист Танька шумно вздохнула. Теперь убирайся оттуда, дурак! Но здухач, кажется, вовсе не собирался бежать. Мгновение постояв, будто решаясь на что-то, он сам перелетел через отделивший его от чудовищ ров… и кинулся вдогонку за удаляющейся страшной процессией. Связь между ним и Танькой завибрировала, как слишком туго натянутый канат… И со звонким «банг!» лопнула. Последнее, что видела ведьмочка - мелькнувший в темном небе серебристый отблеск.
        - Куда? Вернись, тебе нельзя так далеко от тела! - крикнула она, но было уже поздно. Голова у нее закружилась, и она очнулась, сидя верхом на ершике много ниже и дальше того места, откуда воин начал погоню. Рядом, встревоженно разглядывая ее изумрудными глазами, парила громадная хортая борзая.
        - Тело, - тупо повторила Танька, растерянно глядя вниз. - Тело! - в ужасе завопила она и со свистом понеслась к земле.
        Сзади послышался недоуменный собачий взвизг и хлопанье громадных крыльев, но светловолосая ведьмочка не оборачивалась. Рыча от нетерпения, она все мчалась и мчалась - с такой скоростью, что затормозить над рельсами не удалось. Чтобы со всего разгона не врезаться прямо в шпалы, пришлось проделать над железнодорожным полотном кульбит. С трудом выровнявшись, она огляделась. Вдоль дороги стояли почерневшие от пламени, выгоревшие, насквозь мокрые деревья. В нос бил острый запах золы и влаги, заставляя парящую над рельсами Хортицу дергать чутким носом.
        А чуть дальше шумел, облегченно трепетал тоже промокший, но живой лес! Радостный. Тихий. Ни звука. Ни гудка. Ни стука колес.
        Поезда давно и след простыл.
        Отчаянно гикнув, девчонка помчалась в погоню. С грохотом пронесясь мимо, ее обогнала Хортица.
        Глава 12
        Купе Зла
        Проводница проснулась. Глаза разлеплялись с трудом, будто на ресницы подвесили по тяжелому камню. Она глубоко вздохнула и тут же закашлялась - воздух оказался неимоверно сухим и горячим, словно в легкие сыпался нагретый на солнце песок. Сквозь окно падал багровый трепещущий свет, а полку кидало из стороны в сторону. Что могло заставить машиниста гнать на такой скорости? Проводница попыталась сесть и с визгом отпрянула от стены - та оказалась даже не горячей, а раскаленной. Враз растеряв остатки дремоты, она вскочила… и завопила.
        Лес по обочинам пылал. Черные стволы в огненном ореоле стремительно проносились мимо. Зловеще багровые языки огня облизывали состав, как мороженое, норовя пролизать насквозь и ворваться внутрь. Царящая в купе духота стиснула виски стальным обручем, в голове клубился отвратительный зыбкий туман. Цепляясь за горячий пластик стола, проводница с трудом проковыляла к шкафчику. Только одно может помочь!
        Дрожащими руками она извлекла из шкафа… сплетенную из золотистой проволоки пирамидку. Водрузила ее себе на голову и замерла в ожидании.
        Царящий в голове туман мгновенно рассосался, мысли обрели четкость. Она знала, что золотая пирамидка юшинсе не подведет! Проводница ощутила себя одновременно Милой Йовович в роли Жанны д’Арк и лысым главным редактором желтого таблоида «Бульвар», который рекламировал эту пирамидку по телевиденью. Женщина вооружилась тлеющими курительными палочками и решительно шагнула в коридор.
        Пирамидка продолжала работать, направляя проводницу по верному пути. В пластиковой двери третьего купе зияла сквозная дыра! Проводница удовлетворенно кивнула. Теперь смысл зловещих предзнаменований, проступивших сквозь мокрые пакетики чая, стал ей кристально ясен! Не обращая внимания на крики испуганных пассажиров, она старательно окурила палочками пробитую дверь и дернула за ручку.
        Ноутбук стоял включенный на столе напротив открытого окна. Из троих пассажиров в купе остался только один. Девчонок и след простыл. Лишь мальчишка, раскинув руки, неподвижно лежал на нижней полке. Как будто где сидел, там и рухнул.
        - Мальчик! - дрожащим голосом позвала проводница. - Где твои подружки? Ты слышишь меня, мальчик?
        Мальчишка не откликался. Проводница нагнулась к нему и потеребила свисающую с края полки руку. С испуганным возгласом отпрянула.
        Рука мальчишки была мертвенно-холодна.
        - Да что же это? - пробормотала проводница, заставляя себя снова стиснуть тонкое запястье в поисках пульса. Пульс не прощупывался, и дыхания, кажется, нет!
        Проводница снова бросила быстрый взгляд на окно… Оно заляпано кровью! На боковинке прорисовывался четкий кровавый отпечаток пальца!
        - Сплошное детоубийство! - помертвевшими губами пробормотала проводница. Как есть - девчонки убили своего приятеля и удрали через окно, по дороге… подпалив лес? Проводница в замешательстве потрясла головой и вопросительно поглядела на небрежно брошенное на полке тело, будто дожидаясь от него подробных объяснений насчет его состояния, исчезновения девочек, огня, воды…
        Воды! Много, реки, водопады воды!
        Все это с невероятной силой хлынуло с небес, обрушиваясь на охватившее деревья пламя. По стеклам заструились сплошные потоки, словно чьи-то сильные руки размашисто окатили поезд из гигантского ведра. Накалившиеся борта вагонов зашипели, состав окутался волной горячего пара. Сквозь распахнутое окно горячие белые клубы ворвались в купе. Жмурясь от бьющего в глаза пара, проводница кинулась к окну - надо закрыть… Вслепую зашарила по опущенной раме… Ладонь немедленно ткнулась во что-то влажное… дышащее… живое…
        Проводница уставилась прямо в морду здоровенной черной собачище. Скосив ярко-зеленые глаза, псина с недоумением разглядывала теребящие ее нос пальцы. Мгновение проводница размышляла, откуда в окне ее вагона могла взяться собачья морда, и даже заподозрила, что кто-то из пассажиров вез пса без справки от ветеринара и специального «собачьего» билета… Как вдруг поняла, что сунувшая морду в окно псина… просто парит с той стороны поезда. Крыльями помахивает! Крыльями…
        Распахнув пасть, летающее чудище ринулось на проводницу. Та судорожно зажмурилась, почти чувствуя, как жутко блеснувшие клыки впиваются в нее, и в последнем усилии ткнула перед собой курительными палочками… Послышался громовой чих, и у самых ног проводницы что-то тяжело рухнуло на пол и завозилось. Женщина неуверенно прислушалась - к звукам и к себе. Она понятия не имела, что ощущаешь, когда тебя едят, но что-то же должно быть… Она приоткрыла один глаз. Может, ей все почудилось, и в окне ничего не летало…
        В окне летало. Светловолосая девочка верхом на… ершике для унитаза - их собственном, вагонном ершике, инвентарный номер 712! На руке у нее красовался… чешуйчатый браслет! С глазом! И этот глаз пялился прямо на проводницу! А потом моргнул! А девочка приземлилась на столик!
        Зло хоть и чихало - но не отвращалось. Никому нельзя верить, даже таким дорогущим журналам! Проводница почувствовала, что звереет.
        - Куда вы ногами становитесь, куда ногами? - истошно завопила она. - Скатерть со стола сами стирать будете? Вам кто на вагонном имуществе летать разрешил? - она ткнула пальцем в ершик. - В поезде надо ехать, а летать - самолетами Аэрофлота! И почему собака в купе?
        - Какая? - немедленно поинтересовалась девчонка.
        Проводница опустила глаза. У ее ног, будто свалившись с полки, ворочалась, пытаясь подняться, черноволосая пассажирка. Появление ребенка вместо собаки взбесило проводницу окончательно - творят ну просто что хотят!
        - Я сейчас поездную милицию позову! - угрожающим шепотом процедила она, отступая. - И начальника поезда! Пусть высадит вас на первом же полустанке со всеми вашими собаками, трупами и безобразиями! - она попятилась, не отводя глаз от молча глядящих ей вслед девчонок. Круто развернулась и, уже на весь поезд заорав: - Милиция! - бегом рванула вдоль коридора.
        - Первый полустанок - не самое подходящее место для поисков здухача! - пробормотала ей вслед Танька. Девчонки переглянулись…
        Глава 13
        Куда улетела собака?
        - …Хорошо, ты утверждаешь, что никакой собаки у вас в купе не было, - усатый начальник поезда тяжко вздохнул - странный разговор, странная ситуация и девочки тоже не вполне обычные, хотя найти слова, чтобы определить их отличие от других детей, он бы не смог. Странные, и все тут!
        - Я собаки в купе не видела, - педантично уточнила Танька. Ведьма должна быть аккуратной в словах, да и врать - нехорошо, поэтому она говорила чистую правду - ну не видела она, как Ирка в купе перекидывалась!
        - И с собой вы ее не везли?
        Танька помотала головой - конечно, не везли, Ирка сама ехала.
        - Не везли! - воинственно согласилась проводница. - Она в окно влезла! А я ее палками в нос! - и чуть смутившись, добавила: - Курительными!
        Пришедший вместе с начальником поезда парень в форме железнодорожной милиции поглядел на проводницу с профессиональным интересом и рявкнул:
        - Давно покуриваешь?
        - Кого? - обалдела проводница.
        - Ну эти, палки… На первой же станции отдел по борьбе с наркотиками вызовем!
        - Наркоманка! - осуждающе глядя на проводницу, ахнул начальник поезда. - Недаром вы эту штуку на голове носите! А еще говорили, для здоровья, - начальник кивнул на венчающую голову проводницы пирамидку юшинсе. - Какой позор для трудового коллектива!
        Проводница морковно покраснела и выхватила из кармана коробочку с «окурками» палочек:
        - Это не наркотики! Это из журнала… Против зла… - Она осеклась и, опасливо поглядев на начальство, исправилась: - В смысле, для приятного запаха…
        Милиционер недоверчиво взял коробочку, поднес ее к носу… и тут же звучно чихнул. Проводница печально вздохнула - мировое зло наступало.
        Успокоившийся начальник поезда подергал за ручку плотно закрытое окно купе. Рама даже не дрогнула. Он поднял глаза и пристально уставился на проводницу.
        - А чего вы на меня так смотрите - думаете, с ума сошла? Я тоже так думала, когда чудище с крыльями увидела! - возопила проводница.
        На лице начальника поезда снова проступило подозрение. Он опять уставился на коробочку с палочками. Милиционер завернул одну в носовой платок и сунул в карман, пробормотав:
        - На анализ отдам! Не может там ничего не быть, раз собаки с крыльями! Точно гашиш!
        - Не верите? - ахнула проводница. - Думаете, я все выдумала? А как же дырка в двери? И труп у них на нижней полке лежал! Мальчика!
        Милиционер провел пальцем по слегка вспучившемуся пластику на совершенно целой двери.
        - Ну и где тут дырка? А вспучилось от огня, наверное, - протянул он.
        - И где труп? В смысле, мальчик? - оглядывая купе, устало спросил начальник поезда.
        - О, слышите! - вдруг предостерегающе вскинула палец проводница.
        Начальнику поезда и впрямь показалось, что он слышит то ли едва различимый шорох, то ли тихий стон. Глаза темноволосой девочки неожиданно вспыхнули, как два зеленых фонаря. Начальник кинул быстрый взгляд на милиционера - видел ли тот? Слышал ли? Судя по невозмутимой физиономии парня, тот ничего не заметил. Может, и впрямь показалось?
        - Не иначе как в ящик для багажа запихали! - возбужденно объявила проводница.
        Девчонки встали и посторонились, молчаливо разрешая начальнику поезда заглянуть в ящик под нижней полкой. Чувствуя себя полным идиотом, тот приподнял полку. Но одновременно к нему пришло убеждение, что проводница не совсем рехнулась - с этими девочками и впрямь не все чисто! Потому что дети так себя не ведут! Он представил собственную дочку - такого же подростка, как эти две юные барышни. Окажись она одна, без отца с матерью, среди чужих взрослых, обвиняющих ее чуть ли не в убийстве - что было бы? Да растерялась бы, конечно, потом испугалась и обозлилась, начала кричать, что ничего такого не делала, реветь, звать родителей… Даже скандалить и обзываться могла от обиды, но… Вот так, сохраняя полное хладнокровие, без единого лишнего слова дожидаться, пока обвинитель сам выставит себя дураком - такое не для ребенка! Не каждый взрослый на это способен, а только жизнью битые, во всех щелоках мытые крутые мужики да бабы, которым уже ничего не страшно, потому как они всякое видали…
        - Или собачища та здоровенная схрумкала! - разглядывая пустой багажный ящик, выдвинула предположение проводница.
        У черноволосой девчонки при этих словах на лице вдруг проступило возмущенно-обиженное выражение.
        - Все купе было кровищей забрызгано… - продолжала проводница.
        Начальник поезда еще раз оглядел купе - ничего похожего на кровь. Он и не сомневался. Зато черноволосая, похоже, не была так уверена: тоже украдкой стрельнула глазищами по стенам и окну - будто проверяла, хорошо ли прибрались. Ох, не знает он, и впрямь ли труп, но девчонки что-то скрывают!
        - Так где же ваш товарищ? - начальник поезда попытался строго и испытующе поглядеть в глаза черноволосой. И тут же почувствовал… страх! Ему вдруг почудилось, что он проваливается в два огромных зеленых омута, откуда нет спасения и возврата. Он торопливо отвел взгляд. Да что такое, взрослый человек, а боится смотреть на ребенка!
        - Какой товарищ? - невинно поинтересовалась светловолосая девочка.
        - Та-ак, - протянул начальник поезда. - Собаки не было, теперь ты скажешь, что и мальчика с вами не было…
        - Если вы обратили внимание, я вообще ничего не говорю, - в холодном тоне светленькой впервые проскользнуло раздражение. Но тоже совсем не детское, а какое-то величественное даже. Аристократическое. Сейчас она была похожа… ну прям на графиню, отчитывающую обнаглевшего городового. - Вы сами пришли в наше купе искать трупы и собак с крыльями.
        - Вот и дальше помалкивай! - перебила ее проводница. - У самой глаз на руке, а туда же - болтает!
        - Где глаз? - слабеющим голосом поинтересовался начальник поезда, невольно разглядывая руки светловолосой девочки. Совершенно слепые… Тьфу, господи, в этом сумасшедшем доме и сам рехнешься! В смысле, нормальные руки, без всяких глаз!
        - На запястье глаз, - тем временем простодушно пояснила проводница. - Она в окно лезет - прямо на стол ногами! - а глаз на меня как вылупится! И искрами сыплет!
        - Эта девочка тоже влезла в окно? - оживился «поездной» милиционер. - У нее что, билета не было?
        Проводница слегка растерялась:
        - Да был билет! На вокзале-то она по билету села, это уже потом, на ходу, в окно влетела!
        Измученный начальник поезда уже хотел поинтересоваться, зачем человеку, который один раз сел в поезд по билету, садиться еще раз, тем более на ходу и через окно, но не успел. Проводница звучно хлопнула себя по лбу:
        - Билеты! У них же у всех билеты были! И у этих двоих, и у трупа!
        - Как же вы труп в вагон пустили, даже если с билетом? - совсем развеселился милиционер.
        - Как же его не впустить, если он приходит, билет предъявляет, все как положено? - снова растерялась проводница. - По нему ж не видно, что на самом деле он труп!
        - По трупу не видно?
        - Так он тогда еще мальчишкой был!
        - А потом кем стал - девчонкой?
        - Трупом он стал, трупом! - завопила проводница.
        - Ну-ка, замолчите! - рявкнул начальник поезда так, что не только спорщики мгновенно заткнулись, но и в коридоре, где шушукались изнывающие от любопытства пассажиры, воцарилась тишина.
        - Вы имеете в виду, что на третью полку в это купе был продан билет? - повернулся к проводнице начальник.
        Проводница истово закивала.
        - Билет еще ничего не доказывает, - пробормотал начальник поезда, - Но в любом случае я хочу на него взглянуть…
        Проводница сорвалась с места и буквально через мгновение вновь ворвалась в купе, прижимая к груди дерматиновую папку.
        - Вот вы у меня где! - потрясая папкой вскричала она и плюхнулась на полку. - Пожалуйста, 9-е место! - дрожащими от нетерпения пальцами она вытащила из кармашка папки билет и вручила начальнику поезда. - 10-е место! - будто комментатор на соревнованиях, возгласила проводница. - И вот, 11-е… - проводница запустила пальцы в кармашек папки… Лицо ее стало растерянным. Она пошарила внутри. Потом оттянула край кармашка и заглянула. Перевернула папку и встряхнула. Из всех кармашков на пол густо посыпались сложенные билетики. Почти рыча сквозь стиснутые зубы, проводница рухнула на колени и принялась их разворачивать один за другим. Ворох бумаги покрыл коврик. Проводница уже не рычала, а постанывала. Наконец она стянула с головы пирамидку и попыталась утереться ею, как сельский мужик шапкой. Укололась о проволоку… - Пусто! - одними губами шепнула она. - 11-го места - нету! Украли! Но как? Папка же в шкафу была… И купе я запирала… Как же вы пролезли?
        Лица девчонок остались неподвижными, просто неестественно спокойными.
        - А был ли мальчик? Может, и мальчика-то никакого и не было? - решительно рубанул милиционер. - Почудилось, а? Пожар все-таки, напугались… Опять же палочки еще проверить надо…
        - Я не наркоманка! И не истеричка! - в совершенной истерике закричала проводница. - Мальчик был, труп его тоже, с билетом труп, не какой-нибудь! И собака с крыльями!
        - С билетом? - хихикнув, поинтересовался милиционер и тут же осекся под грозным взглядом начальника поезда.
        - Без! Без билета, точно! - разошлась проводница. - Такие собаки всегда «зайцами» ездят! И глаз был! А пожар… Откуда вы думаете, пожар взялся? Тоже без них не обошлось! - тыча пальцем в девчонок, рявкнула она.
        Начальник поезда откашлялся и встал. Сгреб с пола рассыпанные билеты, сунул их в папку - потом разберем - и, взяв кричащую проводницу за плечо, потянул ее вон из купе.
        Девчонки остались внутри, пристально глядя на закрывшуюся дверь.
        Глава 14
        Труп из кошелки
        - Надо будет выкинуть незаметно, - вытаскивая Богданов билет из заднего кармана джинсов, пробормотала Ирка.
        Танька ее не слушала. Решительность, с которой она держалась «на допросе» у начальника поезда, исчезла, сменившись полным опустошением. Она бессмысленно уставилась в стену, качаясь вперед-назад, и повторяла одно и то же:
        - Богдан… Богдан… Богдана не вернуть…
        - Прекрати причитать! Сейчас же!!! - Ирка наотмашь отвесила подруге пощечину и… Глаза Таньки полыхнули.
        - Эй, ты лапы-то не распускай! - хватаясь за щеку, вскричала та.
        - У меня сейчас руки, - с достоинством сообщила Ирка. - Очухалась? Так почему Богдана не вернуть?
        - Потому, что он здухач! Здухач, нарушивший все правила и запреты! - взорвалась Танька. - Тело здухача должно оставаться там, где он из него вышел - иначе он не сможет его найти! Просто не увидит!
        - Проблема, конечно… Но решаемая! - немного подумав, пришла к выводу Ирка. - Возьму его тушку в зубы - хотя если вы с ним думаете, что мне приятно вас в рот совать, то ошибаетесь! - и буду летать над рельсами. Пока не найду точное место, где Богдан разделился. Здухач тело увидит, войдет обратно, и Богдан проснется!
        - Одно маленькое «но», - саркастически сказала Танька. - Воин сновидений, кажется, не собирается возвращаться. Он занят. У него там погоня!
        - За кем? - удивилась Ирка. - Там что, кроме этого, который огнем отплевывался, еще кто-то был?
        - Он не отплевывался, - поправила Танька. - Он отмаргивался, - она сунула руку в рюкзак и вытащила что-то, тщательно замотанное в футболку. Осторожно развернула края…
        С судорожно подергивающегося щупальца на Ирку слепо уставился багровый глаз. А потом этот неподвижный глаз… моргнул. Коротко полыхнула искра красного огня. Ирка вздрогнула и невольно отодвинулась в угол:
        - Зачем тебе эта пакость?
        - Пригодится, - тоном запасливого домовенка Кузьки пробурчала Танька, запихивая глазастое щупальце обратно в рюкзак. Вместо него она снова вытащила ноутбук. - Здухач ховало заморозил и уже возвращаться хотел… но тут подоспели эти… - Танька сосредоточилась, вглядываясь в монитор.
        Замерев, Ирка с брезгливым вниманием изучала возникшую на экране процессию. Бесшумно погружались в облако копыта коня-скелета, но там, где они ступали, оставались проплешины, отвратительные, как черные язвы на лице путешествующей в карете дамы. Мерно покачивался в седле увенчанный короной скелет, и поспешали следом его жуткие спутники.
        - Ну и компания, - нервно поглядывая на катящуюся по проложенной каретой колее голову без тела, зато с бровями, охнула Ирка. - Кто такие?
        - В Европе это называют Дикой Охотой, - вздохнула Танька.
        - А у нас?
        - Бандой озверелой нечисти! - рявкнула подруга. - Которая каким-то образом прорвалась в наш мир через все кордоны!
        - И я даже знаю - каким! - уныло протянула Ирка.
        Ведьмочки переглянулись. Таможенница! Баба Яга, обычно караулящая таможню между мирами, так страстно желала погубить игроков каменецкого квеста, что явилась на последний тур игры лично! И дочки ее, неистовые ягишини-кобылицы, удерживающие границу вместе с мамочкой, тоже ведь в Каменце ошивались.
        - Как сказал бы один наш знакомый ламед-вовник, Хранитель Мира: а кто ж тогда в лавке остался? В смысле, на Таможне? - пробормотала Ирка. - Но если они просочились через Таможню, пока Баба Яга бдительность утратила, то куда они прутся теперь?
        - Куда, куда… - злобно проворчала Танька. - Где в нашем мире больше всего колдовства?
        Ирка задумалась. Кто его знает…
        - Где-нибудь в Карпатских горах? - вспоминая их приключения на квесте, нерешительно предположила она.
        - Какая в глухомани магия?! - взвилась Танька. - Туристов развлекать? Настоящее колдовство - в больших городах, в мегаполисах. Ему там есть где развернуться и спрятаться! Пойди пойми, от чего какой-нибудь бизнесмен помер: от наложенного проклятья или плохой экологии?
        Ирка поморщилась - был в ее жизни такой заклятый бизнесмен, и правда едва не помер. Надо признать, Танька права.
        - Ты представляешь, что они могут в городах натворить? - убийственным тоном добавила Танька. - Тем более что тетку в карете я, кажется, узнала. Это… - Она огляделась по сторонам, явно не решаясь произнести страшное имя громко. Испуганным, едва слышным шепотом выдохнула: - Владычица Чума!
        Ирка охнула - ничего себе! Она только в кино про Средние века видела города, куда заглянула с визитом дама в черной карете. Пустые города. Дома, где жители заперлись изнутри в надежде пересидеть заразу. Дома, заколоченные снаружи, откуда напрасно пытаются сбежать родичи заболевших. А их длинными палками вталкивают обратно и сжигают - живых вместе с мертвыми. Люди в страшных балахонах и пропитанных уксусом тряпках на лицах - кажется, их называли мортусами - крючьями утаскивают с улиц трупы людей и животных. А если такое начнется в их городе? Ирка представила себе центральный проспект - брошенные автомобили с распахнутыми дверцами и вздувшиеся, почерневшие трупы прямо под колесами… И ведь никто не догадается, что остановить болезнь можно, лишь отыскав даму в черном!
        - Выходит, Богдан… здухач… правильно сделал, что за ними погнался? - неуверенно предположила она.
        - Не думаю, что они от одного его вида сгинут - я ж на него смотрю, и ничего! - сухо сказала Танька. - А пока он их уделывать будет - знаешь, сколько времени пройдет? Связь между ним и его телом распадется окончательно - и Богдан никогда не проснется!
        - Сколько продержится? - глухо спросила Ирка.
        - Здухач может быть вне тела одну ночь, - ответила Танька.
        - Одна ночь - это сколько? - нетерпеливо уточнила Ирка. - Шесть часов? Семь? Или от заката до рассвета?
        - Откуда я знаю! - возмутилась Танька. - Наднепрянские ведьмы часов в старину не носили! Сказано - ночь, и как-то никто не рисковал проверить!
        - Хорошо, будем считать по худшему варианту, - скомандовала Ирка, поглядывая на сереющее окно. - До рассвета он по-любому не успевает вернуться. Что случиться с оторвавшимся от тела здухачем?
        Танька мотнула головой, борясь с подступающими слезами:
        - Сперва… Теряет форму и становится как будто вихрь… Даже поверье есть, что нельзя ничего бросать в вертящийся смерч, потому что на самом деле это здухач, бьющийся с нечистью… А потом смерчик становится все слабее, тает… И растворяется! А тело так и остается - в вечном сне.
        Словно в ответ на Танькины слова в купе снова раздался приглушенный мальчишеский вскрик.
        Ведьмочки замолчали, прислушиваясь.
        - Говорят, в сильный ветер голоса потерявшихся здухачей слышны, - печально сказала Танька. - Это они свои тела ищут. Только ни один еще не нашел. Если связь разорвалась - все! - рот ее исказился плачем.
        - А наш - найдет! - отрезала Ирка. - Пока у нас есть время - и целое живое тело с нормальным здухачем. Притащим, носом натыкаем и обратно запихнем.
        - Да пойми же ты - невозможно! - провыла Танька. - Они свое тело просто перестают видеть - поэтому и обратно попасть не могут.
        - Значит, найдем способ, чтоб наш свое тело разглядел! - сквозь зубы рыкнула Ирка. - Или ты возражаешь? - ехидно переспросила она. - Может, он тебе такой больше нравится? Тихий, спокойный, лежит - ничего не говорит насчет толстого зада у некоторых…
        - Заглохни, Ирка! - рявкнула Танька и швырнула в подругу рюкзаком.
        Ирка поймала его на лету и сунула в угол.
        - Тело на место разделения тащить - толку нет, - деловито объявила она. - Везем домой, пристроим в безопасное место…
        - В твой колдовской подвал, - вытирая глаза ладонью, вставила Танька.
        Ирка согласно кивнула:
        - И тогда уж решим, где искать здухача, как помочь ему уделать эту банду и как его потом возвращать…
        - А может, сразу возвращать? - робко предложила Танька. - Пусть банда пропадет пропадом!
        - А ты знаешь? - Ирка с интересом поглядела на подругу.
        - Что знаю? - растерялась Танька.
        - Ну, заклятье… Чтоб она пропадом пропала?
        - Нет, - Танька смутилась. - Я в другом смысле сказала…
        Ирка сочувственно посмотрела на нее.
        - Думаешь, здухач уйдет с поля боя? - тихо сказала она. - Когда такое прет? Ты Богдана не знаешь?
        Танька отвернулась к окну. Она знала Богдана, слишком хорошо знала. Ирке легко говорить, они с Богданом - всего лишь друзья… Танькины мысли словно споткнулись, испуганными мышами заметавшись во все стороны. Ирка с Богданом - друзья, а она, Танька, этому невыносимому нахалу тогда кто - не друг? Пожалуй, нет… Друзья так не раздражают. Но если они с Богданом даже не друзья - почему ей сейчас хуже, чем Ирке? И почему ей плевать, что может сделать с городами прущая на них нечисть? Да пусть что угодно делает! Лишь бы Богдан не лежал вот так! Как мертвый…
        - Подъезжаем уже! - бросила Ирка, щелчком пальцев убирая морок, прикрывающий стоящую на верхней полке здоровенную пластиковую сумку на молнии. Ухватившись за края, стянула ее вниз.
        - Ты соседям деньги за сумку оставила? - бережно поддерживая край, чтобы сумка не стукнулась о столик, пропыхтела Танька.
        Ирка молча кивнула.
        Поезд медленно втянулся в вокзал. Тяжело пыхнув, будто выдыхая пыль нелегкой дороги, устало привалился к перрону.
        - Лучше в толпе идти, не так видно! - пробормотала Ирка, цепляя на спину рюкзак и хватаясь за ручки купленной в соседнем купе (правда, без ведома соседей) сумки. - Пусти, Танька! Кто тут у нас оборотень - я и одна донесу, ты мне только мешаешь! Вон, Богданов рюкзак возьми!
        Отодвинув дверь купе, Ирка краем здоровенной сумки вклинилась в цепочку выходящих пассажиров. Заработала несколько удивленных взглядов, скользнувших по изящной девочке, легко, одной рукой держащей на весу тяжеленную поклажу. Ступила на железную лестницу вагона… Край сумки навис над верхушкой золотой пирамидки, по-прежнему заменявшей проводнице форменный берет. Почувствовав над собой движение, стоящая на перроне тетка подняла мрачные глаза - при виде девчонок лицо ее вдруг вспыхнуло азартом.
        - Сумка, - раздельно сказала проводница. - У вас не было сумки, с одними рюкзаками садились! Они говорят - я насчет трупа ошиблась! - голос проводницы торжествующе зазвенел. - Только вот насчет багажа я никогда не ошибаюсь! Откуда сумка взялась? Мальчика убили, а кошелку сперли! - проводница метнулась к подножке и, растопырив руки, ухватилась за поручни, перекрывая девчонкам выход. - Пусть с вами вокзальная милиция разбирается, а я вас отсюда не выпущу!
        Позади застрявших на верхней ступеньке девчонок шумели пассажиры. Любопытные взгляды со всех сторон сошлись на них. Танька почувствовала себя хуже, чем под прицелом багровых буркал ховало. И оттого разозлилась по-настоящему.
        - Зовите милицию! - звонко, на весь перрон сообщила она. - А я пока дяде Жене позвоню!
        - Предполагается, что мы должны спросить, кто такой дядя Женя? - выныривая откуда-то сбоку, поинтересовался начальник поезда.
        - Адвокат моего папы, - любезно сообщила Танька. - Мне как раз давно скутер хотелось, а родители говорят, что это лишняя роскошь. Вот железная дорога мне его и оплатит! В возмещение морального ущерба, - пояснила она.
        - Я тебе оплачу! Я тебе так оплачу! - заверещала проводница.
        - Тс-с, - протянул начальник. - Тихо! Девочки, давайте решим все по-хорошему. Дело и вправду странное. Проводница говорит: мальчик с вами был, а сумки не было, теперь мальчик исчез, сумка появилась…
        - Вы думаете, мы из мальчика сумку сделали? - невинно поинтересовалась Танька, разглядывая пестрый, в цветных разводах клеенчатый баул и мимоходом успокаивающе дотрагиваясь до мокрых от пота Иркиных пальцев, судорожно стиснутых на ручках.
        - Я уже и не знаю, что думать, - сознался начальник. - Вы же не будете возражать, если я посмотрю, что у вас в сумке?
        - Будем, - с ласковой уверенностью сказала Танька, и протянутая рука начальника поезда повисла в воздухе. - У нас там трусики грязные лежат, я не хочу, чтобы вы на них смотрели. Вы, конечно, можете и наплевать на мои возражения - но тогда мне, наверное, на целую машину хватит.
        - Пропусти их, - отступая в сторону, сказал начальник поезда.
        Проводница поглядела на него непонимающе:
        - Пропустить? Да ведь они же врут! Это ж трусы с парашют иметь надо, чтоб такую сумку набить! Да что с ними разговаривать!
        И прежде чем кто-то успел понять, что она хочет сделать, проводница подпрыгнула и со всей силы дернула за болтающуюся у Ирки в руках сумку. Клеенка с треском разорвалась вдоль молнии. Сумка накренилась… Прямо на проводницу, взмахнув руками, вывалилось тело мальчишки.
        Глава 15
        Здухач vs. все
        Прячась в густой толще подсвеченных лучами встающего солнца облаков, здухач старался не терять из виду процессию. Страшную процессию, действительно страшную. Он никогда не осмелился бы признаться ведьмам, но чувствовал, как его буквально размывает от ужаса. А его тело наверняка должно стонать и вскрикивать во сне, пугая девчонок. Хотя связь с телом он сейчас ощущал смутно - как будто их разделяла стена, и только тоненькая ниточка тянулась сквозь каменную кладку, не позволяя воину сновидений совсем оторваться от спящего далеко внизу мальчишки. После песни Алконоста в здухаче вроде бы бурлили новые силы: и зрение стало всепроникающим, и он по-прежнему мог развить невероятную скорость, да и сыплющиеся с меча серебряные искры оказались большим подспорьем в драке… Но без привычной связи с человеческим обликом он все равно чувствовал себя слабым. Как будто одну его половину накачали до размеров Шварценеггера и еще базуку дали, а другую - р-раз! - и отрезали!
        Впрочем, с этой компанией он бы и в целом виде не очень-то потягался. Ховало едва не сжег его своими огненными взглядами, а остальные казались еще страшнее. Здухач уныло уставился на шествующую по облакам четверку. Он ведь выходил с нечистью один на один! И даже один на много! Но никогда ему еще не случалось натыкаться на тварей, таких жутких и таких сильных!
        Копыта конского костяка месили облако. От восседающего скелета веяло такой древней и злой мощью, что здухач поторопился отвести взгляд. Впрочем, разглядывание кареты, за занавесками которой скрывалась изуродованная черными язвами дама, тоже удовольствия не доставляло. Сквозь сомкнутые веки он с сомнением поглядел на скачущего на одной ноге уродца. Три головы покачивались в такт каждому прыжку, как кисточки на палочке тамбурмажора, шагающего впереди военного оркестра - вверх-вниз, вверх-вниз… На трех совершенно одинаковых лицах застыло выражение дебильного счастья - прыг-скок, прыг-скок… Лица катящейся следом головы было толком не рассмотреть - мелькали то нос, то ухо, то затылок, да еще крутились вокруг, взвиваясь и опадая, косицы длиннющих бровей.
        Вот с ними он бы потягаться мог - если один на один! Здухач почувствовал мгновенный обжигающий стыд. Трус! Настоящий воин сновидений не станет раздумывать и выбирать себе противника попроще! Он с боевым кличем кинется прямо в гущу многочисленной нечисти и если даже не сумеет победить, то погибнет, доказав, что он… полный идиот!
        Слова, прозвучавшие в его голове, были так похожи на обычные выступления Таньки, что здухач даже прислушался к себе - не иначе как ведьма снова подключилась к его сознанию. Но нет… И в облаках, и внутри себя он был один. Только он мог остановить прущую нечисть, от которой миру явно ничего хорошего не светит. Поэтому давай, воин, соображай!
        Еще совершенно не зная, что он собирается делать, воин сновидений начал под прикрытием облаков приближаться к процессии. Подкрасться бы к ним как-то… незаметно… Он выругал себя за глупость. Если возглавляемая скелетом в короне нечисть марширует по облакам, как по асфальту, это не значит, что облака и впрямь превратились в непроницаемый асфальт! Для него-то они по-прежнему очень даже проницаемы!
        Со всей доступной ему скоростью здухач пронесся вперед и затаился, внимательно вглядываясь в раскинувшееся у него над головой поле облаков. Минуты тянулись бесконечно… Наконец сквозь белое туманное марево медленно и даже величественно проступили тени. Будто из-под воды, здухач смотрел сквозь облако, как над ним, светя голыми ребрами, проплывает скелет коня с покачивающимся в седле страшным всадником. Следом протопотали бледные кони. Скрипя колесами и переваливаясь на воздушных ямах, как на ухабах, проехала черная карета. Здухач всплыл поближе и отвел меч…
        Живая голова вырвалась вперед и теперь катилась у самых колес кареты. Последним прыгал одноногий трехголовый монстр. Здухач на мгновение заколебался - он рассчитывал на другое… А впрочем, и так все должно получиться.
        Он потянулся сквозь толщу облака. Высунувшиеся на поверхность пальцы вмиг сомкнулись на единственной щиколотке прыгучего урода - одним сильным рывком здухач дернул его к себе. Не успев вякнуть ни одним из трех ртов, монстр провалился. Меч в другой руке здухача полоснул по шеям! «Вот бы как пан Заглоба у Сенкевича - одним ударом три головы снести!» - успел подумать воин сновидений.
        Гибко, как змея, монстр изогнулся в позвоночнике. Рассыпающий серебряные искры меч безобидно свистнул над ним. Все три головы, словно тройным тараном, ударили в грудь здухача… Тот пошатнулся, но ногу не выпустил. Наоборот, что есть силы тряхнул противника. Послышался громкий хлопок, будто коврик выбили. Монстр охнул в три глотки. Воин сновидений вскинул меч.
        Что-то круглое и твердое, как ядро, врезалось в него. Здухач ощутил, как на запястье смыкаются острые зубы! Сквозь сохранившуюся связь до него слабым эхом докатились ощущения корчащегося от боли тела. Он невольно вскрикнул и разжал руку, отпуская трехголового.
        Ответом ему был многоголосый хохот. Они все были здесь. Раздвинув створки кареты, глядела дама в черном - сквозь вздутые пузырями губы вылетал отвратительный, будто крысиный, смех. Грохоча ребрами, гулким басом отзывался скелет в железной короне. Даже трехголовый заливался в три горла. Не хохотала лишь живая голова. Сдавленно рыча и быстро перехватывая зубами, она перебиралась вдоль руки здухача - от запястья к горлу!
        Здухач дернул рукой. Голова моталась, но зубов не разжимала, упорная, как бульдог. Вокруг взвилась новая глумливая волна. Острием серебристого клинка воин сновидений чиркнул вдоль собственной руки. Но прежде чем сияющее лезвие полоснуло ее по макушке, голова разжала челюсти и откатилась в сторону. Не теряя ни секунды, здухач завертелся на месте, разбрызгивая вокруг себя рой серебристых искр. Бледные кони взвились на дыбы. В окно кареты было видно, как цепляется за стенки черная дама. Воздух над здухачем застонал… Воин сновидений успел вскинуть меч. Тяжелый, словно камнепад, темный клинок рухнул на серебристый. Мечи скрестились. Здухач почувствовал, как темный металл тянет его в себя… Еще немного, и он, словно дождевая капля, скользнет по своему клинку, и его всосет темное лезвие… А потом - скелет? Нет!
        Здухач рванул рукоять на себя. Гибкий серебряный клинок, извернувшись, как кот, выскользнул из-под темного лезвия. Скелет разочарованно щелкнул челюстью. Из ноздрей конского костяка прямо в здухача вырвалась струя смрадного сладковатого дыхания. Здухач увернулся. И тут же крутанулся обратно, спасаясь от копыт бледной упряжки. Снова перекатился - выставив головы, трехголовый едва не протаранил его, но промахнулся и с силой врезался в бортик кареты - изнутри послышался протестующий крик. Воин сновидений попытался полоснуть урода мечом вдогонку… Воздух подломился гнилой ступенькой, и воин будто рухнул в яму - откинув непомерно длинные ресницы и приподняв тяжелые веки, живая голова пялилась на него, и воздух скрипел и проваливался, отказываясь держать полупризрачное тело. А сверху уже падала черная сталь клинка!
        В последнюю секунду, изогнувшись, здухач вывернулся из-под острия. Попытался подсечь ноги коня-скелета - лезвие лишь чиркнуло о массивные пожелтевшие кости. Мертвый конь снова дохнул на него. На сей раз волна смрада накрыла здухача. Сознание его помутилось, под сомкнутыми веками замелькали картины, каких не случалось видеть и в самом страшном сне. Бесконечными полями лежали трупы, трупы, трупы - павшие кони, раздувшиеся туши коров, рухнувшие прямо из поднебесья окоченевшие птицы… И над всем этим ужасом поднималась волна все того же сладковатого смрада. Люди вдыхали жуткий запах и тоже валились, бездыханные…
        Задыхаясь, здухач забился под копытами костяного коня. Вновь послышался многоголосый хохот. Сквозь муть под веками он разглядел, как над ним смертоносным крылом истребителя вздымается темный меч… и не мог пошевелиться. Наполненный смрадом воздух навалился, как могильная плита, не давая ни двигаться, ни дышать…
        По тоненькой ниточке, связывающей его с телом, вдруг хлынула волна живительного, абсолютно чистого, пьянящего кислорода, размывая придавившую тяжесть невыносимого смрада. Здухач вдруг ощутил себя бесконечно легким, невесомым… Его полупризрачную сущность завертело с неимоверной скоростью, он закружился роем серебряных искр…
        Темный меч пронзил воздух. Под ногами мертвого коня больше не было беспомощного, поверженного воина. Мерцающий белым огнем смерч выскользнул из-под копыт, и тут же, словно соткавшись из искр, воин сновидений чиркнул серебряным мечом по единственной ноге трехголового страшилища. Монстр издал тройной вибрирующий вопль и задергался, брызгая вокруг каплями ядовито-зеленой крови.
        Копыта скелета ударили по мечущейся меж облаков воронке смерча - мимо.
        - И-и-и! - полоснуло пронзительное крысиное верещание.
        Черная карета выписала крутой разворот по белым облакам. Бледные кони во весь опор неслись прямо на обратившегося в вихрь здухача. Воин сновидений метнулся вбок - темный меч упал прямо перед ним. Смерч опал - и поднялся, снова складываясь в облаченного в алый плащ мальчишку. Здухач попытался прянуть в небеса - его поволокло назад. Вцепившись зубами в край и яростно рыча, на плаще висела живая голова.
        Он был все-таки прав - даже с умением вот так закручиваться винтом их все равно слишком много на одного. Он сейчас действительно погибнет, как идиот, и никого не остановит, и… светловолосая ведьма там, внизу, будет плакать. И мама, и папа над его вечно спящим телом…
        Воин сновидений закричал. Гибкий меч проскользнул над темным клинком и чиркнул по скелету, оставляя на желтых ребрах зарубку на недобрую память. Скелет, изумленно уронив зубастую челюсть на костяную грудь, отпрянул. Здухач извернулся, полоснул мечом по своему плащу - все равно уже лохмотья! - голова с куском алой ткани в зубах ухнула в пену облака по самую макушку. Сорвавшийся с клинка рой серебряных искр ударил в ноздри бледных коней, заставляя тех шипеть и биться в черных постромках.
        Воин сновидений взвился в воздух, пытаясь выскользнуть из кольца врагов… упорная нечисть рванула за ним. И даже подраненный трехголовый вихляющейся болезненной припрыжкой тащился следом. Они решили во что бы то ни стало уничтожить опасного противника - единственного, кто мог сейчас им помешать. И они были слишком сильны, чтобы здухач мог одолеть их! Разделить, как-нибудь разделить их!
        Изломанная крестообразная тень легла на облако. Такую же он видел во время схватки с ховало… Смутная идея мелькнула в сознании воина… Он начал действовать раньше, чем мысль смогла толком оформиться.
        Близко! Совсем близко! Ему надо продержаться всего несколько мгновений!
        Полет здухача замедлился. Он почти завис в воздухе, позволяя врагам нагнать себя. В очередной раз увернувшись из-под копыт бледных коней, он вдруг прыгнул прямо под темный меч! Скелет в короне торжествующе скрежетнул костями. Темный и серебряный клинки снова скрестились. Над облаками пронесся звон стали и шипение рассыпающихся над облаками искр. Гибкий серебряный клинок спружинил, отшвыривая темный. Тяжестью собственного меча скелет повело в сторону… Для здухача открылся путь к бегству! Быстро, как мысль, метнуться мимо противника - и свободен! С его нынешними возможностями - «нас не догонят»!
        Вместо этого здухач полоснул по оголенным ребрам скелета, оставляя на агрессивных костях еще одну зарубку. Сзади загрохотали копыта - черная карета заходила в тыл. Сбоку слышалось шлепанье - подбирался трехголовый. А под ноги здухачу уже подкатывалась живая голова, норовя вцепиться в джинсы… Все человеческие инстинкты вопили - беги! прорывайся! Если бы его настоящие губы не остались неизвестно где, он бы их прикусил, заставляя себя остаться на месте.
        Еще чуть-чуть! Еще! Продержаться!
        Скелет в короне снова ринулся в атаку. Здухач пропустил его клинок мимо… Темное лезвие полоснуло воина по плечу. Отвратительное дыхание бледных коней уже било в спину. Живая голова не стала вцепляться в джинсы, а уставилась на ноги - у здухача подломились колени…
        И в этот момент огромная тень накрыла всех. Еще недавно казавшийся отдаленным и почти неслышным, рокот перешел в надсадный вой. Воздух содрогнулся… и огромное, по-акульи округлое рыло самолета раздвинуло облака и… врезалось прямо в центр схватки.
        Трехголового размазало по алюминиевому фюзеляжу.
        Скорее всего сам здухач не успел бы вырваться. Но устремленный на него взгляд живой головы неожиданно стал спасением. Не сопротивляясь, воин рухнул вниз, вложив в падение всю доступную ему скорость.
        Запрокинув голову, он несся к земле. Гигантское стальное брюхо самолета проплыло над ним. Он успел увидеть, как бледные кони закладывают немыслимый вираж, но болтающаяся сзади карета не успевает… Вертясь и кувыркаясь в потоках взбаламученного воздуха, закручивая штопором постромки и заматывая в них в ужасе бьющихся коней, черная карета унеслась в сторону. Живую голову кидало и подбрасывало в реверсной струе. Выброс из сопла облизнул чернеющий костяк коня и его всадника. Нестерпимый грохот проносящегося над головой самолета стеной свалился на здухача, отбрасывая его еще ниже. Воздух вокруг содрогался и корчился, будто исходящая от стальной туши дрожь драла его на части. Здухача вертело в стремительных смерчах, швыряло из одной воздушной ямы в другую… и оставило измочаленного болтаться в постепенно затихающей буре. Колебания воздуха успокаивались. Рев моторов удалялся, удалялся, стихал, превращаясь в едва слышный рокот. Смолк совсем.
        Легко качаясь на воздушных волнах, здухач выпрямился и огляделся. Розовые и золотые от лучей молодого утреннего солнца, мимо него плыли пышные, как сливки на торте, громады. Над головой простиралось широкое и какое-то беспредельно глубокое голубое небо. Ни одно постороннее движение не сбивало скользящий бег облаков. Никого из его недавних противников не было видно.
        Здухач глянул вниз… и гневно колыхнулся. Кренясь на один бок и задирая пустую, без колеса, ось, к земле уносилась черная карета!
        Что ж, он и не надеялся, что созданный из простой стали самолет действительно уничтожит его противников. Вряд ли хоть при одном заводе держат квалифицированную ведьму, способную превратить обычную авиационную сталь в наговоренную! Но теперь враги разделены. Значит, будем бить по одному, на земле. Кто не спрятался - здухач не виноват!
        Воин сновидений вскинул меч и помчался вдогонку за спускающейся черной каретой.
        Глава 16
        Пациент скорее жив
        Проводница заорала. Будто эхом отвечая на ее вопль, валящийся из раскрытой сумки мальчишка тоже закричал!
        Широко раскинув руки, словно намереваясь обнять проводницу, рухнул ей на плечи. Не удержавшись, она плюхнулась на асфальт. Замерла, сведя глаза к носу - мальчишка, снова неподвижный и безучастный, лежал у нее поперек коленей. А на окровавленном запястье у него виднелись четкие следы зубов!
        - Я же говорила - собака, а мне не верили, - с тихой убежденностью сказала проводница и вдруг заорала во всю глотку: - Убили! Покойниками насмерть закидали! Держите девчонок, это они мальчиками разбрасываются!
        Ирка почувствовала, как ее хватают за локоть - кто-то из толпившихся позади пассажиров среагировал на крик. Не глядя, она ударила локтем, ощутила, что свободна, схватила Таньку за руку и прыгнула…
        - А-ах! - в едином порыве выдохнули люди на перроне. Такого прыжка не бывает и у самых лучших спортсменов! Девочки перелетели над головой у проводницы и, ударившись подошвами в асфальт, приземлились на другой стороне платформы. Волоча Таньку за собой, Ирка рванула к подземному переходу…
        - Богдан остался… - слабо вякнула Танька, пытаясь оглянуться назад.
        - Потом! - рявкнула Ирка, почти скатываясь по ступенькам и слыша, как сзади нарастает топот погони и крик:
        - Девочки, стойте! Держите их!
        Возглавляющий погоню начальник поезда резко затормозил внизу лестницы подземного перехода. Под его ногами валялась грязная и разорванная яркая пластиковая сумка, а далеко впереди, почти у самого выхода, обремененная чемоданами толпа колыхалась, словно кто-то лавировал между пассажирами, со всех ног стремясь убраться подальше. Распихивая встречных плечами, начальник поезда побежал туда.
        Не отрывая сверкающих яркой зеленью глаз, Ирка смотрела, как он озирается всего в одном шаге от замерших беглянок. Но его взгляд скользил мимо, словно обтекая зеркальный купол вокруг девочек. Еще несколько мгновений Ирка следила, как спины начальника поезда и подоспевшего милиционера мелькают в толпе, стремительно удаляясь прочь. Она выразительно посмотрела на Таньку и приложила палец к губам. Подруга согласно кивнула. Круто повернувшись, Ирка взбежала обратно по лестнице. Тщательно следя, чтоб ненароком не коснуться спешащих навстречу людей, быстрым шагом снова направилась к вагону.
        Зевак вокруг распростертого на асфальте тела оказалось немного, а те, кто были, старались глазеть издалека. Виной тому была проводница. Припав возле неподвижного мальчишки на колени, она крепко держала его за плечи, склоняясь к нему, словно убитая горем мать. Только на лице ее вместо страдания светилось подлинное упоение.
        - Говорила - труп! Вот, пожалуйста - труп и есть! - бормотала она, встряхивая Богдана за плечи. Голова бесчувственного мальчишки качалась туда-сюда. - Не верили мне! А как трупы градом посыпались, так сразу убедились! Вы, женщина, куда ручонки тянете? - рявкнула она на пожилую даму, действительно сунувшуюся к Богдану. - А ну отошли от моего трупа!
        - Ваш труп мне не нужен, - пробормотала шарахнувшаяся от неожиданности дама. - Я хотела мальчику помочь… Я врач!
        - Врач - это в больнице и в белом халате, - повернувшись так, чтоб загородить Богдана плечом, отрезала проводница. - А не на перроне с чемоданами. Пассажирка вы! - тоном, каким кричат: «Я тебя узнал, ты Фантомас!» - провозгласила проводница.
        - Вы сумасшедшая? - разглядывая венчающую голову проводницы пирамидку юшинсе, поинтересовалась пожилая дама.
        - Да что вы как сговорились - сумасшедшая, сумасшедшая… Какая же я сумасшедшая? А что собаку с крыльями вижу, так я ее еще найду! Труп же покусанный нашла! - в подтверждение она потрясла бессильно болтающейся окровавленной рукой мальчишки.
        Рука покорно мотнулась туда-сюда и вдруг приподнялась и резко хлопнула проводницу по носу. Женщина поперхнулась и замерла.
        Невидимая для нее и всех остальных Ирка метнула на Таньку яростный взгляд и выразительно постучала себя согнутым пальцем в лоб. Жалко, когда отводишь глаза, разговаривать нельзя, а то б она сказала! Танька смущенно пожала плечами и торопливо отпустила руку Богдана, которую она как раз собиралась аккуратненько изъять из жесткой хватки проводницы.
        Но проводница освободила руку сама. Уложив мальчишку прямо на асфальт, она даже чуть попятилась, так и не вставая с четверенек. И с упреком спросила:
        - Ты чего дерешься? Трупам не положено! Ты представляешь, что начнется, если каждый труп будет в нос давать?
        Момент для спасения Богданова тела был, пожалуй, самый подходящий. Другого могло и не представиться. Стараясь не глядеть по сторонам, чтобы не потерять так нужную ей сейчас сосредоточенность, Ирка неслышно и незаметно скользнула мимо проводницы. И ухватила мальчишку за щиколотки.
        Глаза женщины расширились. Лежащее на перроне неподвижное тело едва заметно дрогнуло… Ноги его чуть-чуть приподнялись над землей, да так и зависли… Тело медленно поползло прочь, тихо шурша спиной по асфальту.
        - Куда пополз? - закричала проводница, плашмя падая на перрон и ловя удирающее тело за запястья. - А ну стой!
        Цепенея от изумления, толпящиеся на перроне люди наблюдали, как женщина, лежа на животе прямо на грязном перроне, зачем-то дергала туда-сюда тело бесчувственного мальчишки. То к себе потянет так, что аж жилы на лбу вздуваются! То вдруг от себя начнет отталкивать, да странно так, рывками, словно с другой стороны мальчишку кто-то за ноги дергает…
        - Что вы делаете? - наконец возопила окончательно ошалевшая женщина-врач, наблюдая, как тело мальчишки ездит по асфальту - вперед-назад…
        - Помогли бы лучше… - сквозь стиснутые в запредельном усилии зубы пропыхтела проводница. - Видите, труп убегает! Про такие шустрые… трупы… в журнале «Тайны и загадки»… писали… Зомби называются! А девки при нем не иначе как ведьмы! Ишь, как покойничка к себе тянут!
        Женщине-врачу на долю секунды показалось, что она слышит короткий яростный выдох, а в воздухе соткались две тени - и прямо в проводницу вперились две пары горящих лютой зеленью глаз. Женщина сморгнула - и все исчезло. Пятки бесчувственного мальчишки стукнулись об асфальт, словно их кто-то отпустил. С торжествующим воплем проводница дернула тело к себе…
        Послышалось громкое завывание сирены. Переваливаясь тяжелыми боками и распугивая шмыгающих под колесами пассажиров, прямо на платформу вкатила машина «Скорой помощи». Из нее выскочили двое мужчин в белых халатах.
        - Вот это настоящие врачи! - возликовала проводница.
        - Ну наконец-то! - с облегчением выдохнула и женщина-врач, торопясь к коллегам навстречу.
        На ходу раскрывая старый квадратный чемоданчик, двое в белом бросились к мальчишке - невидимые для них Ирка с Танькой едва успели увернуться… В воздухе блеснул шприц.
        - Нечего на трупы дефицитные лекарства переводить, - проворчала проводница, глядя, как игла входит в худую мальчишескую руку.
        - Мальчик жив, - отнимая от груди Богдана стетоскоп, отрывисто бросил врач. - Дыхание поверхностное, сердцебиение прослушивается - слабое…
        - То вы не поняли, доктор, - с полной уверенностью в своей правоте перебила его собеседница. - Какой же он живой? Я прям всей пирамидой чувствую… - она дотронулась до острия на голове, наэлектризованная о волосы пирамидка кольнула искрой. - О! - проводница предъявила всем указательный палец как неопровержимое доказательство собственной правоты. - Зомби он! Дурит вас, а вы верите. Вы его прикопайте где-нибудь. Если надо, я местечко подскажу. Все будет фэн-шуй!
        Доктор странно покосился на нее. Нетерпеливо переминавшаяся у него за спиной женщина-врач коснулась его плеча и поманила за собой. Насторожившая собачий слух Ирка услышала торопливый шепот:
        - Неадекватное поведение… Не подпускала к ребенку врача… Галлюцинации… Вероятно, результат стресса… Может быть опасна для окружающих… Нельзя допустить, коллега…
        Врач «Скорой помощи» глядел на железнодорожницу все с большей опаской и наконец, коротко кивнув, подал торопливый знак своему санитару - уноси мальчишку, скорее! Тот одним движением подхватил Богдана на руки и кинулся к «Скорой». Врач решительным шагом направился к сидящей на асфальте проводнице и крепко взял ее за предплечье.
        - А поедем-ка с нами…
        - Зачем это? - невольно поднимаясь на ноги и косясь в сторону своего вагона, переспросила проводница. - Работа у меня!
        - Вы нам место обещали показать, хорошее, - со всей серьезностью сказал врач, подталкивая ее к «Скорой». - Мы без вас не найдем.
        - А начальник мой не будет против? - все еще сомневаясь, проводница невольно сделала шаг в сторону «Скорой».
        - Ни-ни-ни, - замотал головой доктор. - Начальники в таких случаях всегда только «за».
        - Но вы ж ему скажите, что я с вами, на «Скорой» уехала… - влезая внутрь фургона с красным крестом на борту, потребовала проводница.
        - Обязательно скажем, - заверил врач, усаживая ее в кресло рядом с узкой койкой, на которой уже лежал бледный Богдан. - И даже справочку дадим, когда выпишетесь… То есть когда закончите… - и он ловко затянул поперек талии проводницы тугой ремень, фактически пристегивая ее к креслу. - Так положено, - строго сказал он в ответ на ее протестующий возглас. - Гнать же будем - чтоб зомби закопать побыстрее.
        Врач попятился к распахнутым дверям фургона. На мгновение замешкался - ему вдруг показалось, что он слышит чье-то дыхание, и мимо него внутрь проскользнули какие-то тени. Топчан заскрипел… Доктор завертел головой по сторонам… Никого. Да и кто может скрываться в крохотном фургоне «Скорой»? Доктор выскочил наружу, торопливо захлопнул двери и залез в кабину. Перекрывая воем сирены городской шум, «Скорая» рванула с места.
        Пронесясь через широкий больничный двор, машина лихо затормозила у распахнутых дверей приемного покоя. Доктор вывел из фургона проводницу.
        - Чего мы сюда-то приехали? - недовольно проговорила та. - Я ж сказала - прямо за вокзалом подходящее место! Чем вы слушали? Теперь возвращаться надо!
        - У нас в больнице тоже отличное место есть. И люди хорошие, тихие, - аккуратно заворачивая ее в сторону здания с надписью «Психоневрологическое отделение», ласково приговаривал доктор. - Посмотрите, вам понравится…
        Мимо торопливо проехала каталка, на которой уже лежал укрытый простыней до подбородка мальчишка. И скрылась в дверях.
        Торопящейся с капельницей медсестричке все время казалось, что позади нее звучат легкие шаги. Она несколько раз даже настороженно оглянулась - но никого, конечно, не увидела. Руки медсестры были заняты капельницей, она попыталась мизинцем подцепить ручку двери с надписью «Реанимация». Обычно тугая дверь подалась с неожиданной легкостью и распахнулась широко-широко, будто кто-то ее придержал. Стараясь не разбить тяжелые банки с раствором, медсестра прошла внутрь. Дверь немного постояла открытой, словно пропуская еще кого-то, и мягко захлопнулась. Балансируя тяжелой громоздкой капельницей со свисающими трубками, медсестра заторопилась по коридору и наконец остановилась у палаты.
        - Что ж вы дверь не закрываете, Ниночка, дует! - раздраженно сказал пожилой доктор, склоняясь над лежащим в постели бледным, как мел, мальчишкой.
        Медсестра Ниночка оглянулась - дверь палаты тоже вела себя странно. Она замерла на середине движения - ни открытая, но и не закрытая. На окрик доктора сама дисциплинированно захлопнулась.
        - Вот так-то лучше! - проворчал пожилой врач, выпрямляясь. - Значит, так, Ниночка, - распорядился он. - Противостолбнячный укол - и сразу повязку на всю руку. Видите, что делается! - врач приподнял простыню, открывая руку мальчика.
        Ниночка приглушенно ахнула. И словно эхом за спиной послышался едва слышный сдвоенный вздох. Рука мальчишки от запястья до предплечья была покрыта следами укусов! Будто ее кто методично жевал!
        - Прививку от бешенства? - дрожащим голосом поинтересовалась Ниночка.
        Врач покосился на нее как-то странно.
        - Вы не заметили, Ниночка, - неловко начал он. - Это следы… человеческих зубов. Только очень крупных.
        Ниночка ахнула снова. Врач помотал головой - ему показалось, что за спиной у медсестры промелькнул зеленый отблеск. Нет, ничего…
        - Возможно, коматозное состояние вызвано стрессом, - кивая на искусанную руку, заключил врач. - Состояние пока стабильное…
        Именно в эту секунду мальчишка начал биться на койке. Его лицо мгновенно опухло и почернело, судорожно работающие легкие отчаянно пытались втянуть хоть каплю воздуха…
        - Он задыхается! Кислород, быстро! - рявкнул врач.
        Но Ниночка уже и сама ловко накрыла лицо пациента кислородной маской. Раздалось тихое шипение… Мальчишка еще несколько раз судорожно дернулся… и затих, успокоился, ровно задышал, грудь его спокойно поднималась и опускалась.
        - Фух! - доктор вытер пот со лба. - Присматривайте за ним, Ниночка. Пусть еще полежит под маской, потом, если все в порядке, поставите ему глюкозу и физраствор. Родителей известили?
        Ниночка покачала головой:
        - О нем ничего не известно - с вокзала привезли.
        - На вокзального бродяжку не похож, - задумчиво сказал доктор, направляясь к двери. - Ребенок чистенький, ухоженный. Свяжитесь с милицией, может, уже ищут.
        Медсестра коротко кивнула ему вслед, заправила шприц и ловким движением ввела иглу в тоненькую, едва просматривающуюся вену. Под давлением поршня противостолбнячная жидкость медленно ушла внутрь. Медсестра потянулась за бинтами. И застыла в изумлении. Поперек предплечья мальчика алел длинный глубокий разрез! Но Ниночка могла поклясться чем угодно - только что, когда она делала укол, никакого разреза не было!
        Наконец отвлекшись от бесплодных догадок, Ниночка обработала рану и туго забинтовала руку. Собрала материалы… Еще минуту постояла, недоверчиво поглядывая то на странного пациента, то на дверь… Наконец, решившись, взялась за ручку. Дверь открылась, как обычно, слегка заскрипев. Все еще недоверчиво поглядывая, медсестра вышла, тщательно притворив створку за собой.
        - А может, не будем его никуда тащить, тут и оставим? - прозвучал из пустоты звонкий голос.
        Посреди опустевшей палаты, словно из воздуха, соткались два девчоночьих силуэта.
        Глава 17
        Черная карета в пятой горбольнице
        - Ясно же, что он в драку ввязался, - Ирка поправила на Богдане простыню. Пальцы ее слегка подрагивали. Никогда ей не приходилось отводить глаза так долго, да еще такому количеству народу. - У меня в подвале мы так о нем позаботиться не сможем, - она показала на кислородную маску и бинты.
        - А если больница родителей его найдет? - возразила Танька. - Им нельзя его таким видеть! - голос ее дрогнул, и она сама отвернулась, стараясь не смотреть на вытянувшееся под простыней тело.
        - Не найдет, - уверенно сказала Ирка. - Родители Богдана не ищут, думают, что мы еще не приехали. И пока вечером с работы не придут - искать не станут. А мы к тому времени, может, его уже обратно вернем!
        Губы Таньки дрогнули… Но она крепко стиснула их, так и не спросив: что будет, если они не сумеют вернуть Богдана.
        - Ну-у… В больнице он в безопасности - врачи за ним присмотрят… - неуверенно протянула она.
        - А мы пока его вторую половинку отыщем! - энергично кивнула Ирка, направляясь к двери.
        - Подожди… - тихонько попросила Танька, останавливаясь возле кровати и вглядываясь в безучастно запрокинутое к потолку лицо мальчишки.
        - Надеешься, он тебе сейчас рожу скорчит? - грубо отрывая подругу от созерцания, рявкнула Ирка. - Пошли, не теряй времени!
        Тихонько приоткрыв дверь палаты, они выглянули в коридор. Медсестра Ниночка сидела за столом. Тихо шуршали у нее под руками какие-то бумаги, потом раздался короткий призывный писк прибора. Медсестра поднялась и исчезла за дверью одной из палат. Ведьмочки торопливо прошмыгнули коридором, выскочили за дверь и, уже ни от кого не скрываясь, заспешили вниз по лестнице.
        Ступеньки оборвались в крохотном закутке перед плотно запертой дверью. Девчонки нерешительно потоптались и вернулись на этаж выше. За выходящими на площадку дверями слышался шум. Они робко заглянули туда. В отличие от тишины реанимации, этот коридор был наполнен движением, рокотом множества голосов и топотом ног. С мрачно-сосредоточенными лицами многочисленные мамы и бабушки рысили из кабинета в кабинет. Через локоть у каждой были перекинуты куртки - своя и ребенка, в одной руке они держали сумки с торчащими из них бумагами, а другой сжимали ладошки разновозрастных детей. Сам ребенок с физиономией, еще более мрачной, чем у родительницы, болтался позади наподобие хвостика и при кабинетных перебежках обычно цеплялся за что попало - стены, стулья, других детей… Не оглядываясь, родительницы рывком высвобождали застрявший «прицепчик» и двигались дальше.
        - Извините, не знаете, где здесь выход? - вежливо поинтересовалась Танька у одной такой мамаши, переминающейся под дверью с табличкой «Лаборатория. Кровь на анализ».
        Женщина открыла рот… но тут из-за двери послышался отчаянный рев и пронзительные вопли. Мамаша вихрем влетела внутрь.
        - Что вы тут делаете с моим ребенком, что он так кричит? - послышался изнутри ее гневный голос.
        - Это не он кричит! Это я кричу! - ответил ей другой голос. - Ваш ребенок меня укусил!
        Дружно хмыкнув, девчонки поглядели на свои вечно исколотые булавками пальцы и побрели дальше в надежде, что раз все эти люди здесь, то где-то же должна быть дверь, в которую они вошли. Коридор вел их все дальше и дальше, вильнул раз, другой, уперся в очередную дверь… Девчонки прошли в нее и… очутились на той же самой, оканчивающейся тупиком лестнице.
        Дверь позади них распахнулась. Натягивая поверх белых халатов куртки, мимо энергично протопотала компания молодых парней. Девчонки переглянулись и пристроились им в хвост. Группа добралась до конца коридора, свернула, поднялась на один этаж, спустилась на другой, торопливым шагом пересекла новый коридор и втянулась в кабинет с надписью «Заведующий». Дверь за ними захлопнулась.
        - А куртки они зачем надевали? - поинтересовалась Ирка, обалдело разглядывая закрывшуюся перед ее носом створку.
        Танька лишь устало пожала плечами и распахнула первую попавшуюся дверь…
        - Девочки, куда вы лезете? - немедленно накинулась на них очередная тетенька в белом халате. - Тут «послеоперационники» лежат, а вы в уличной одежде. Хотите кого навестить, наденьте халатики! - скомандовала она, потрясая перед ними двумя изрядно рваными и уже давно не белыми тряпками.
        - Мы не навестить! - вскричала Танька, с сомнением поглядывая на так называемые халатики. Кажется, на ее куртке бактерий поменьше будет. - Мы выбраться! Мы тут у вас неизвестно сколько блуждаем - не больница, а лабиринт какой-то!
        - Это да! - с явной гордостью улыбнулась тетенька. - Ее столько раз реконструировали, новые здания к старым пристраивали, переходы делали, вот и получилось… Ладно, - смягчившись, кивнула она. - Пропущу вас через отделение! Идите до конца коридора. Потом спуститесь на этаж, там стрелка есть, с надписью «Выход». Найдете, - заверила она их и прежде, чем девчонки успели поблагодарить, заорала на все отделение:
        - Редькин! Ваня! Иди лекарства пить!
        - Пали-стукали! Чур, я не играю! - послышалось из палаты, раздался топот, и в коридор влетел негритенок лет восьми. Поблескивая белками глаз, кажущимися особенно яркими на черном лице, побежал пить лекарство.
        Девчонки прошли через палату, снова спустились, очутившись на сей раз на втором этаже, и точно, как было обещано, уткнулись в указатель. Картонная стрелка с ярко-красными буквами «Выход» смотрела точно в широко распахнутое окно. Перегнувшись через подоконник, девчонки поглядели вниз, на больничный двор.
        - Ну и как это понимать? - задумчиво поинтересовалась Ирка. - В смысле: прыгай, здесь невысоко?
        - Нам-то невысоко, - согласилась Танька. - А остальные пациенты как - тоже в окошко сигают?
        - Угу, - мрачно согласилась Ирка. - И сразу ползком в травматологию, - она кивнула на вывеску мрачноватого здания, расположенного прямо у распахнутых ворот, в которые они вкатили на «Скорой помощи». Сейчас в ворота въезжала не «Скорая» - перекрывая их практически полностью, между створками протискивался широкий черный лимузин. С торжественностью входящего в порт океанского лайнера автомобиль сделал неспешный круг по двору и, только подкатив к самым входным дверям больницы, остановился. Одно лишь странно было в этой роскошной машине - покореженное заднее колесо с дырявой шиной, громко хлопающей по асфальту.
        Задняя дверца лимузина медленно распахнулась… Вывесившиеся из окна девчонки невольно затаили дыхание, ожидая, кто же появится из величественного автомобиля.
        Сначала они увидели затянутую в черный ажурный чулок женскую ножку в изящном ботиночке на высоком каблуке… и на выщербленный асфальт ступила дама в таком же черном, как лимузин, строгом костюме. Руки ее плотно облегали черные перчатки, а с полей черной шляпки спускалась самая настоящая темная вуаль. Длинная, до подбородка, и такая непроницаемо плотная, что удивительно было - как сама дама хоть что-то сквозь нее видит. Лицо рассмотреть оказалось и вовсе невозможно. Легко подобрав длинную юбку, дама величественным шагом поднялась по ступеням к двери больницы и взялась за ручку… И тут Ирка увидела странное - там, где ноги дамы касались старого серого бетона, на ступеньках остались четкие следы, словно ботинки испачкались в черной смоле.
        - Женщина! Вы куда машину поставили? - немедленно раздался возмущенный голос. Приземистая кругленькая бабулька в белом халате грозно сверкнула очками на нарушительницу. - Вы что, таблички над воротами не видели «Только для машин «Скорой помощи»? Вам сюда вообще въезжать нельзя!
        Дама в черном мгновение помедлила, а потом плавно обернулась. Взгляд из-под плотной вуали уперся в бабульку… Та вдруг поперхнулась и попятилась. По круглому лицу разлилась бледность.
        - Мне можно, - тихим голосом прошелестела дама и, широко распахнув дверь, с неспешной неотвратимостью ступила внутрь больницы. Кругленькая докторша осталась неподвижно стоять во дворе, закрыв лицо руками. Меж полных пальцев текли слезы.
        Цепляясь за подоконник, Танька вдруг стала медленно сползать вдоль крашеной больничной стены.
        - Тань! Танька, ты чего! - Ирка подхватила подругу под мышки. Голова у Таньки запрокинулась, лицо стало серым, а дыхание хриплым и прерывистым. Глаза были плотно закрыты.
        - Очнись! - Ирка встряхнула подругу, но у той лишь бессильно мотнулась голова. - Сейчас, я сейчас! - Ирка усадила Таньку у стены, захлопала по карманам курточки. - Вот он! - она вытащила крохотный целлофановый пакетик - дрожащие пальцы с трудом справились с зажимом. По больничной лестнице пополз резкий запах трав - Ирка сунул пакетик подруге под нос.
        Танька громко, со всхлипом вздохнула и широко распахнула полные стылого ужаса глаза.
        - Я видела, Ирка, я видела! - ломким голосом прошептала она[3 - Опять-таки, если хотите узнать, что видела Танька - читайте «Книгу Кошмаров», «Первый сон Татьяны Николаевны» (с. 239). Или подождите до конца повести.]. - «Эта черная карета имеет право всюду проезжать…»
        - Знаю, проходили. Пушкин, «Пир во время чумы», - недоуменно кивнула Ирка, но Танька вдруг резко замотала головой:
        - На самом деле - это перевод Пушкина. С английского. Джон Вильсон, «Город чумы». Про лондонскую чуму XVII века…
        Ирка поглядела на Таньку с уважением - даже если тебе кажется, что ты что-то знаешь, Танька всегда знала больше. Но сейчас ей, похоже, плевать на Иркино уважение. Цепляясь за стену, Танька поднялась и перевесилась через подоконник, безумными глазами глядя вниз на черный лимузин во дворе.
        - Это она, Ирка, она! Владычица Чума!
        Ирке не потребовалось много времени, чтобы сообразить.
        - Она здесь не просто так, - отрывисто бросила она. - Пришла за Богданом! А ты еще говорила - в больнице он в безопасности, врачи присмотрят… - передразнила Ирка.
        - Да это же ты твердила - оставим, оставим! - взорвалась Танька.
        - Ты хоть помнишь, как в этом лабиринте палату искать? - беспомощно озираясь по сторонам, пробормотала Ирка.
        Танька запустила руку в карман куртки. Вытащила оттуда маленький, растрепанный и довольно грязный клубочек старой шерсти. Швырнула его себе под ноги. Клубок отскочил от плиточного пола, как мячик. Мгновение повисел в воздухе, словно озираясь, плюхнулся на лестницу и резво запрыгал вверх по ступенькам, мелькая кончиком размотавшейся ниточки, будто хвостиком. Девчонки припустили за ним.
        Клубочек скачками взлетел по лестнице и покатился вдоль длинного коридора, быстро и незаметно лавируя между ног врачей и пациентов. Следуя за ним, девчонки ворвались в другой, полупустой коридор. Как пуля, клубочек понесся по линолеуму, девчонки, оскальзываясь на свежевымытом полу, побежали за ним. Вожатый свернул, минуя ступени, вскатился по перилам лестницы, спрыгнул на площадку и с разбегу всем шерстяным тельцем ударился в знакомую дверцу с надписью «Реанимация».
        Рванув дверь, девчонки пробежали коридор и ворвались в палату Богдана.
        Как раз в этот момент медсестра собиралась ввести иглу капельницы в вену мальчика. Медсестра испуганно дернулась и повернулась навстречу двум встрепанным, запыхавшимся девочкам.
        - Безобразие! - немедленно накинулась на Ниночку светленькая. - Врачи детей воруют! На минуту друга на вокзале оставили - и пожалуйста, тут же «Скорая помощь» приехала и увезла! Мы еще потом проверим, все ли органы у него на месте, - пригрозила она. - Может, вы уже его печенки-селезенки по банкам рассовали! А почки вообще в Америку улетели - одна в Северную, другая - в Южную!
        Пока ошеломленная хлынувшим на нее потоком обвинений Ниночка глядела на раскрасневшуюся светленькую, ее темноволосая подружка наклонилась к лежащему на кровати пареньку. Подсунула руки ему под плечи и спину… и с невероятной для такой маленькой и стройной девочки силой одним рывком подняла. И с мальчишкой на руках скрылась за дверью. И только тогда Ниночка опомнилась:
        - Девочки, вы откуда… Куда… Нельзя! А ну стойте!
        Выскочившая за ними в коридор Ниночка успела только увидеть, как беглецы широко распахивают двери реанимации…
        Падающий из окна рассеянный луч неяркого ноябрьского солнца очертил фигуру дамы под темной вуалью. Будто старинный портрет в раме дверного проема.
        Черненькая с коротким криком отпрянула, но не растерявшаяся светловолосая с грохотом захлопнула створку. Что-то бормоча, с размаху припечатала ладонью замок - ставя на него нерушимую печать. Вовремя. Ошеломленная медсестра увидела, как ручка повернулась… И тут же в дверь ударили с такой неистовой силой, что с подвесного потолка посыпались пластиковые плитки. Удары сыпались один за другим, будто о дверь бился дикий зверь, но при каждом сквозь матовое стекло на мгновение проступал силуэт женщины в широкополой шляпе.
        - Не волнуйтесь, она сюда не войдет! - с мальчишкой на руках пробегая мимо, крикнула черноволосая.
        - Только вы ей сами дверь не открывайте! - добавила светленькая, вслед за подругой несясь вдоль коридора.
        «Самой? Открыть дверь? Вот этому?» - в смятении подумала медсестричка, с ужасом прислушиваясь, как беснующееся за дверью чудовище издает короткий разочарованный вой. Она оглянулась на девочек - они уже стояли возле задней двери реанимации. Ниночка хотела остановить их - чего ручку дергать, эту дверь уже много лет не открывали…
        В руках у светленькой появилась раскрытая булавка. Совершенно хладнокровно девчонка ткнула себя острием в палец… Старая, давно забитая и заблокированная дверь распахнулась легко, даже не скрипнув петлями.
        - Вы куда?! Стойте! - вновь крикнула Ниночка. - Туда…
        Дверь за девочками захлопнулась. Когда подскочившая Ниночка дернула за ручку, та была неподвижна и нерушима, будто никогда и не поворачивалась.
        - …нельзя, - еле слышным шепотом закончила Ниночка. - Там психиатрическое!
        Глава 18
        Наперегонки с Владычицей Чумой
        Прихлопнув и этот замок ладонью - так надежнее: когда Чума из больницы уберется, они сами разблокируются, - Танька окинула Ирку критическим взглядом.
        - Девочка с мальчиком на руках - тебе не кажется, что мы будем излишне привлекать внимание? Как в фильмах поведем, - скомандовала она, заставляя Ирку прислонить Богдана к стене. - Закидывай одну его руку себе на плечо. Ногу ставь на ногу…
        С другой стороны Танька подлезла Богдану под мышку, положила его руку на свое плечо, а свою ступню подвела под его.
        - Голова болтается… - досадливо пробормотала она, когда Богдан завис между ними. Голова его действительно тут же свалилась на грудь. - Ладно, давай, ты левой, я правой - раз, два, раз, два… - шаркая подошвами по линолеуму и стараясь не дать Богдану свалиться, они двинулись по коридору через очередное отделение.
        - …Вы утверждаете, что не спали и на самом деле видели мальчика-зомби: не живого, но и не мертвого? - повторил заведующий психоневрологическим отделением, разглядывая сидящую перед ним женщину в форме проводника и с сооружением в виде пирамиды на голове.
        - Конечно, видела, - качнув пирамидой, равнодушно кивнула проводница. На заведующего она не смотрела, взгляд ее то блуждал по кабинету, то устремлялся сквозь прозрачное стекло двери. - Сперва он мечом прямо в купе размахивал…
        - Мячом? - переспросил заведующий.
        - Ме-чом, ме-чом, - раздельно повторила проводница и для большей понятности добавила: - Железякой такой острой… Потом трупом лег, потом пропал неизвестно куда, а потом из сумки как выскочит! Да вон он сам идет, спросите у него! - неожиданно, тыча пальцем в широкое стекло двери, сообщила она. - Говорила же, закопать надо, не то вылезет - и пожалуйста, шастает! Ждите теперь в своей больнице неприятностей, - убежденно добавила она.
        Заведующий мельком глянул на дверь - крепко обняв друг друга за плечи, мимо неторопливо проследовали трое детей. Вполне мирная картинка, даже идиллическая… И только через несколько ударов сердца до врача вдруг дошло - а ведь дети у них в отделении не лечатся!
        Поддерживая висящего между ними Богдана, девчонки прошаркали в большой зал, заполненный самым странным народом, какой им только случалось видеть. Хотя бы двое дядечек вполне приличного вида, азартно подпрыгивающих перед телевизионным экраном и орущих «Гол! Гол!». Вполне нормальная картинка - если не считать того, что скакали они у выключенного телевизора. Или тетенька, которая, сидя на ковре, старательно обдувала невидимые одуванчики. Обойдя по широкой дуге раскрашенную, как ирокез, девушку, выплясывающую танец диких, девчонки наладились к выходу… Когда сзади раздался уже надоевший крик:
        - Дети, стойте!
        - Не знаю, как он нас среди пациентов вычислил, - пробурчала Танька, оглядываясь на выскочившего из кабинета завотделением. - На первый взгляд, мы вполне вписываемся в здешнюю компанию.
        - Он на нас второй раз посмотрел, - рявкнула Ирка, снова вскидывая Богдана на руки. - Бежим! - и они длинными прыжками ринулись вон.
        Одно хорошо во всем этом безумном переплетении пристроек и соединенных коридорами зданий - что в каждом отделении обязательно по две двери! Задняя дверь возникла перед ними, будто сама выскочила навстречу. Танька с разбегу ткнула в солидный кнопочный замок все еще кровоточащим пальцем - внутри что-то хлопнуло, как взорвалось, и кнопки потекли тонкими ручейками расплавленного металла. Ирка ударила в створку плечом - провиснув на одной петле, та распахнулась. Девчонки кубарем скатились по очередной лестнице, слыша, как отдаляются крики и топот погони…
        Отчаянно, как в мультиках, упираясь ногами в ступеньки, Ирка сумела затормозить. И не скатиться прямо к ногам замершей напротив окна неподвижной фигуры - дамы под черной вуалью. Придерживая Богдана на руках, Ирка попятилась… Оттолкнув подругу в сторону, Танька выскочила вперед и бесстрашно улыбнулась, глядя Владычице Чуме прямо в прячущиеся под вуалью глаза.
        - Тебя сюда не звали, - тихо сказала ведьмочка. - Возвращайся, откуда пришла! - И она быстро забормотала: - Тут тебе не стоять, червоной крови не томить, людского сердца не нудить: ани батькови, ани матери, ани хлопцу, ани дивчине…
        Стоящая перед ней черная величественная фигура вдруг попятилась, словно бы в неуверенности. Танька забормотала громче, настойчивей:
        - Иди себе тихенько и легенько, з хаты - з дымом, а со двора - з витром.
        Из-под вуали послышалось шипение, как из испорченного крана. На площадке омерзительно запахло, и черная фигура колыхнулась, будто на самом деле была соткана всего лишь из густого дыма, готового развеяться с первым же порывом сильного ветра.
        - Иди себе далеко, куда люди не ходят и куры не пьют, - в голосе Таньки уже звучало звонкое торжество, а по лестнице лихо прошелся порыв свежего, пахнущего водой ветра. Ответное шипение стало громче, злее, но и беспомощней, и сама дама начала расплываться, истончаться…
        - На болота и сухие леса, на быстрые воды, на страшного зверя и на дикого негра…
        - Нет! - вдруг истошно завопила Ирка. - Заворачивай заклятье, Танька! Заворачивай!
        Руки у нее были заняты Богданом. Одним толчком ноги она подбила Таньку под коленку. Не удержав равновесия, ведьмочка рухнула на ступеньки, полностью потеряв концентрацию, необходимую для заклятья.
        - Ты что? - яростный крик Таньки слился с вырвавшимся из-под черной вуали резким омерзительным воплем, похожим на писк вцепившейся в добычу крысы. В одно мгновение снова обретя плоть, черная тварь с издевательской, уверенной медлительностью двинулась вверх по ступенькам. К ним.
        Ухватив Таньку за шиворот, Ирка вздернула подругу на ноги и, стараясь не уронить Богдана, шаг за шагом принялась пятиться.
        Цок-цок-цок! - будто гвозди по крышке гроба стучали каблуки неторопливо поднимающейся Чумы.
        - Ты зачем заклятье поломала? - пятясь вместе с Иркой, с бешенством процедила Танька.
        - Редькин. Ваня, - не спуская глаз с надвигающейся на них черной дамы, отрывисто бросила Ирка.
        - Негритенок из послеоперационного? - удивилась Танька. И тут до нее дошло: - Проклятье! То есть заклятье… Мы бы отправили чуму прямо на него!
        Дама в черном запрокинула голову и страшно захохотала. Темная вуаль отлетела, открывая бледное, усыпанное отвратительными черными пузырями лицо. А потом она стащила перчатку…
        Ирка отпрянула в отвращении. Из-под черных длинных ногтей тягучими каплями стекала омерзительная смоляная жижа. В воздухе повисла нестерпимая вонь. Без всяких слов Ирка знала - именно так пахли сотни непогребенных трупов на улицах вымирающих от чумы селений.
        - Не дай ей до себя дотронуться! - отталкивая подругу в сторону, крикнула Танька. - И не вздумай ее кусать, она заразная! - рявкнула она, увидев, что подруга, зашвырнув Богдана себе на спину, обтягивается гладкой собачьей шкурой.
        Но зубы уже лязгнули… и Хортица привычно ухватила Таньку за ворот. Тряхнула ею, будто разыгравшаяся псина хозяйским тапком… Подброшенная в воздух Танька одним махом перелетела через перила. Она свалилась на ступени пролетом ниже перегородившей лестницу Чумы. Едва успела с визгом откатиться в сторону - прямо на нее уже летела Хортица с Богданом на спине. Чума развернулась на месте и растерянно перевесилась через перила, глядя на убегающих - только что загнанные в ловушку противники нахально сматывались! Только Хортица на мгновение запрокинула голову и вызывающе зарычала, скаля мощные клыки. И понеслась вниз по ступеням, прямо на бегу перевоплощаясь из угольно-черной борзой в черноволосую девочку.
        - Выходит, исконные наднепрянские ведьмы на самом деле просто отправляли эпидемии чумы в Африку? - скатываясь вместе с Иркой по лестнице, прокричала Танька. Она все еще не могла опомниться от неожиданно свалившегося на нее понимания.
        - Я всегда говорила, что с этими старинными заклятьями надо осторожнее! - все еще почти по-собачьи проворчала Ирка. - Думаешь, ведьмы в своих деревнях были сильно в курсе, что такое Африка? Для них негры - чудища неведомые, вроде Медузы Горгоны. Не могли ж они догадаться, что через сотни лет некоторые такие чудища вполне могут оказаться Ванями Редькиными.
        - Заклятьем мы пользоваться не можем - значит, надо смываться. Давай к лифту! - скомандовала Танька, бросаясь к широким металлическим дверям грузового лифта. В круглых, как иллюминаторы, смотровых окошках промелькнула подъезжающая кабина. Медсестра в низко надвинутой на лоб медицинской шапочке и плотно закрывающей лицо марлевой маске распахнула внутреннюю дверь. Ничуть не удивившись появлению двух девочек, на руках у которых болтается бесчувственный мальчишка, молчаливым жестом пригласила их внутрь. Танька обрадованно шагнула…
        - Назад! - отчаянно вскрикнула Ирка, рывком отдергивая подругу от распахнутых дверей лифта.
        Едва не свалив Ирку с Богданом, Танька отпрянула… И тут увидела! Весь пол в кабине был испещрен черными, как смола, отпечатками ботинок на высоком каблуке. А из-под белого халата медсестры выглядывал край зловеще-черного одеяния!
        - Призывай! - рявкнула Ирка, сбрасывая Богдана к ногам подруги.
        - Кого? - растерялась Танька.
        - Второй лифт, - тыча пальцем во вторую пару металлических дверей, скомандовала Ирка, сама кидаясь к кабине, привезшей Чуму. Белый халат и марлевая повязка Владычицы уже исчезли, сменяясь привычным черным одеянием. Дама под густой вуалью занесла ногу, собираясь переступить порог…
        К носкам ее щегольских черных ботинок упала пылающая тряпка. С крысиным визгом Чума метнулась обратно в кабину, подальше от прыгающих у порога оранжевых лепестков пламени. Не глядя выхватив из рюкзака еще что-то, Ирка снова щелкнула зажигалкой. Резко запахло паленой шерстью, свитер занялся сразу. Морщась от подбирающегося к пальцам жара, Ирка швырнула его на металлический порожек, отделяющий старый больничный лифт от коридора. К счастью, у них тут не как в американском кино - вода с потолка не хлынет. Пока прибежит медсестра с огнетушителем, боящаяся огня Чума останется запертой в кабине. Они с Танькой успеют удрать и Богдана уволочь…
        Черное одеяние дамы пустым мешком свалилось на пол, будто из него враз исчезло тело. Ирка не успела даже пораженно ахнуть, как черный подол зашевелился… из-под него выглянула острая усатая морда. Маленькие злые глазки в упор уставились на девчонку сквозь марево пылающего огня… а потом из-под сброшенной одежды хлынули крысы! Волоча по полу голые, омерзительно-розовые хвосты и гадостно пища, крысы со сноровкой опытного войска сплошным потоком ринулись на штурм стен лифта. Всаживая кривые когти в пластик, они карабкались все выше и выше, явно намереваясь выбраться через аварийный люк - в обход огня.
        - Ирка, сюда!
        Ведьмочка стремительно обернулась, успев увидеть, как в распахнутых дверях второго лифта исчезают Богдановы ноги - Танька волоком затащила мальчишку. Ирка метнулась следом…
        В углу, судорожно цепляясь за поручни и вжавшись в стену, сидела лифтерша в сбитой набок медицинской шапочке. Похоже, рывок лифта на призыв ведьмы привел ее в состояние полного ступора. Не привыкла она с такой скоростью реагировать на чьи-либо призывы…
        - Вниз! - топнув ногой, скомандовала Ирка. Металлические двери сами собой захлопнулись, и лифт помчался вниз с такой скоростью, что казалось, ноги сейчас оторвутся от пола. Кабина ухнула на первый этаж, дверцы распахнулись…
        Холл первого этажа был полон топота и воплей. С криками разбегаясь в разные стороны, врачи и пациенты метались, стараясь увернуться от сплошного потока крыс. Мерзко скребя когтями, крысы лавиной катились к лифту.
        - Вверх! Вверх! - успела прокричать Ирка, заезжая каблуком по первой усатой морде, сунувшейся в кабину. Крыса с визгом покатилась по коридору, а стальная дверь лифта с грохотом захлопнулась, едва не отхватив Ирке ногу. Кабина со свистом рванула в вышину… Позабытая всеми лифтерша скорчилась в углу - ее тошнило.
        Глава 19
        Против маланки не попрешь
        На этот раз этаж, на который они выбрались, был совершенно пуст - ни врачей, ни пациентов, ни… Чумы. Лишь тихо гудели какие-то механизмы. Танька облегченно вздохнула:
        - Это, наверное, хозяйственный этаж. - Она деловито огляделась. - Сейчас швабры найдем и улетим.
        - А Чуму тут оставим? - Ирка перекинула Богдана через плечо. Руки мальчишки болтались у нее за спиной, а голова все время тюкала в позвоночник. - Тут же полно детей! Ты представляешь, что она с ними сделает?
        - Представляю! - огрызнулась Танька, распахивая дверцу в кладовку, забитую моющими средствами, тряпками, гвоздями, банками с краской и прочей хозяйственной ерундой. Но главное, рядом со старым жестяным ведром действительно стояли две отличные, крепкие деревянные швабры. - Я только не представляю, что нам с ней делать! Или предлагаешь все-таки пожертвовать негритенком? - ехидно поинтересовалась Танька. - Ну, еще по городским университетам пара сотен студентов из Африки вымрет - было бы о чем говорить…
        - Должен быть другой способ! - не отвечая на подначку, в отчаянии вскричала Ирка.
        - Был другой способ, - берясь за швабру, рассеянно согласилась Танька. - Но для него столько всего надо, а где ж взять… - Она вдруг замолчала, уставившись на зажатую в руке швабру. Перевела взгляд на банки с краской, совершенно безумными глазами оглядела всю кладовку. - А здесь и возьмем… - пробормотала она.
        Она подхватила ведро и швырнула его Ирке. Только реакция оборотня помогла его поймать:
        - Ты чего?!
        - Вырежи дно! - рявкнула Танька, да так, как у самой Ирки получалось только в собачьем облике. - Мне нужен круг!
        - Как я его вырежу? - обалдело вертя ведро в руках, поинтересовалась Ирка.
        - Хоть зубами, мне все равно! - ласково сообщила Танька.
        - Я оборотень, а не открывалка для консервов! - обиделась Ирка. Углядев на полке ножовку, ведьмочка со всей силы вогнала ее в жестяное дно. Послышался пронзительный, зубодробильный скрежет металла о металл, и через мгновение в руках у Ирки оказался неровный круг.
        - На, вот это на лоб привязывай, чтоб как рожки! - едва не располосовав Ирке пальцы острыми краями, Танька выхватила круг. Вместо него сунула обыкновенную веревочку с привязанными к ней старыми крючками от вешалки, действительно торчащими наподобие рожек. - Козой будешь!
        - А если тебе в лоб? За козу? - возмущенно поинтересовалась Ирка.
        - Дура! - взвилась Танька. - Коза - это не оскорбление, это рождественский персонаж! Чума боится Рождества! Ее в старину так из сел выгоняли - начинали колядовать! А для правильного колядования нужна маланка, символ солнца, символ огня. Вот это - маланка! - Танька ухватила банку с краской и несколькими стремительными движениями изобразила на жестяном круге желтое солнышко, каким его малюют дети - глазки, улыбающийся рот и лучики во все стороны. - А ты будешь козой! Привязывай скорее!
        - Сама дура! - все еще не вполне убежденная, Ирка, путаясь в веревке, все-таки начала прилаживать рога к голове. - С маланкой!
        Заехав себе молотком по пальцам, но даже не вскрикнув при этом, Танька загнала гвоздь в центр разрисованного жестяного круга, приколачивая его к крестовине швабры. Мимоходом глянув на Ирку, закинула сооруженную из швабры и ведерного донца маланку на плечо и рванула к выходу. Ирка, одной рукой придерживая Богдана, а второй поправляя все время сползающие рога, помчалась за ней.
        Выскочив на очередную лестничную клетку, Танька резко затормозила. Нет, на этот раз Чума не ждала их на площадке. Та была занята огромной пальмой в деревянном полированном ящике, за которым виднелись макушки сидящих на корточках мальчишек лет восьми-девяти. Все одеты в больничные пижамы, не иначе как сбежали из своей палаты. Зачем сбежали, тоже понятно - на полу лежала зажигалка и одна-единственная сигарета, скорее всего потихоньку вытащенная у кого-то из взрослых.
        Чума стояла на ступеньках лестницы. Точно позади мальчишек. Черное одеяние снова было на ней, но даже сквозь вуаль Ирка чувствовала острый взгляд крысиных глазок.
        - Отдайте здухача, - отвратительно проскрежетало из-под вуали. Такой голос мог быть у научившейся говорить крысы. - Отдайте, или я возьму этих мальчишек, - и Чума потянула черную перчатку с руки.
        - Отдадим, - покладисто согласилась Танька и, пройдя мимо ничего не понимающих пацанов, встала перед Чумой. - Догоним - и еще дадим!
        Будто победный штандарт, ведьмочка вскинула над головой швабру с прибитым к ней разрисованным жестяным кругом. Надтреснутым дрожащим голосом затянула единственный известный ей куплет рождественской колядки:
        Боже, дай же вечер добрый,
        Всем добрым людям,
        Хто в цим доме проживае,
        Нехай здоров будет.
        Уже потянувшаяся к мальчишкам Чума вздрогнула и попятилась.
        Танька решительно затянула:
        Ой за лисом, та за бором Сонечко грае…
        Чума попятилась еще больше…
        Танька запнулась, поняв, что дальше не помнит ни слова! Курица тупая, на уроках музыки не слушала, когда рождественские колядки учили! Еще хихикала, идиотка: отстойный музон, отстойный музон…
        Нова радость встала,
        Какой не бывало,
        Над вертепом звезда ясная,
        Светом засияла…
        Ни в склад, ни в лад, на совершенно другой мотив Ирка голосила совсем другую колядку.
        Маланка у Таньки в руках потяжелела. Ведьмочка задрала голову. Выведенная желтой краской веселая мордочка солнца посерьезнела, нарисованные глаза моргнули и вперились прямо в Чуму. Нарисованные брови сурово сдвинулись… и кружок солнца налился таким ярким светом, что Танька зажмурилась. Одна лишь Ирка видела, как из центра маланки вырвался сияющий луч и копьем ударил в черную фигуру, отбрасывая ее вниз по лестнице.
        Привязанные к Иркиному лбу железные рогульки от вешалки вдруг стали расти, превращаясь в самые настоящие длиннющие козьи рога - только стальные. Ирка перескочила через мальчишек, на ходу каблуком раздавив сигарету в крошево.
        - От курения заболеть можно… - через плечо бросила она пацанам. - Чумой! Особенно если попадешься ей на пути со своей дурацкой сигаретой.
        Низко пригнув голову, Ирка ринулась вниз по лестнице… и со всей силы боднула стальными рогами начавшую подниматься Чуму. Та заверещала, как придавленная крыса, и скатилась еще на пролет ниже. Ирку обогнала размахивающая маланкой Танька, речитативом наговаривающая:
        З песка встанет свята землица,
        З той землицы золотой камень народится,
        А з того камню та буде солнце…
        Новый луч золотого света вырвался из маланки и хлестнул поперек черной фигуры. Черное одеяние задымилось. Чума кубарем покатилась по лестнице все ниже, ниже… Прыгая через три ступеньки, девчонки ринулись за ней. Черная Владычица по-крысиному пискнула и рванула в первую попавшуюся дверь. Влетела в тот самый, забитый детьми и мамашами коридор поликлиники, из которого не сумели выбраться Ирка с Танькой. Ирка вскрикнула. Не успевая полноценно перехватить Богдана, просто вцепилась ему в щиколотку и за ногу поволокла за собой. Но Танька опередила ее… Вырвавшись вперед, она просто со всей силы огрела Чуму кругом маланки по спине. Чума рухнула на четвереньки. От нее повалил дым, остро запахло старыми горелыми тряпками. Не теряя времени, Ирка боднула ее под зад. Чуму подбросило, она рухнула обратно на линолеум и, не вставая, на четвереньках поползла прочь. Рядом вдруг кто-то фыркнул… и раздался звонкий детский смех. Через мгновение хохотал уже весь коридор.
        - Вот они! Попались! - послышался знакомый крик, и Таньку вдруг крепко ухватили за плечо. Девчонка резко повернулась… Прямо на нее торжествующе глядела запыхавшаяся проводница. А позади нее, спотыкаясь и отдуваясь, поспешал заведующий психиатрическим отделением!
        - Вы что… здесь вытворяете… девочки? - тяжело переводя дух, пропыхтел доктор.
        - Мы не вытворяем! Мы творим! - после мгновенного замешательства выпалила Танька. - Самодеятельный театр! Знакомим детей с народными обычаями колядования! - и она еще разок огрела Чуму маланкою.
        На лице врача проявилось некоторое просветление.
        - Так вы не сумасшедшие! Вы артисты! - с облегчением выдохнул он.
        - Да, - кивнула Танька. - Иногда несложно и перепутать!
        - Погодите, - снова нахмурился заведующий. - Какое колядование в ноябре? До Рождества почти два месяца! Вы б детям лучше Буратино сыграли, что ли…
        - Мы этнический ансамбль! - немедленно обиделась Танька. - Играем только колядки и похоронные песни, до свадебных обрядов еще не доросли. Ну, вы же понимаете, мы ведь несовершеннолетние! Хотите - похороны изобразим, - водя нехорошим таким, примеривающимся взглядом с заведующего на проводницу и обратно, предложила Танька.
        - Не хочу, - немедленно отрекся доктор. - А что это за мальчика вы таскаете? - кивая на Ирку, волокущую Богдана за собой и одновременно норовящую поддеть на стальные рога Чуму.
        - Так это он и есть - зомби трупный! - немедленно влезла проводница.
        - Реквизит! - парировала Танька. - Чучело!
        - Чучело Зимы на Масленицу, перед Великим постом носят! - глядя на них с явным подозрением, возразил врач. - К колядованию это никакого отношения не имеет!
        - А это не чучело Зимы, - разглядывая Богдана, задумчиво сообщила Танька. - Он у нас просто, по жизни - чучело натуральное!
        - Да что ж вы меня не слушаете, а этих артисток - слушаете! - взвилась проводница. - Сперва мальчика прикончили, теперь женщину бьют и бодают, и все им с рук сходит! - тыча в Чуму на четвереньках и атакующую ее рогатую Ирку, вскричала она.
        - Правильно, мы артистки! - тут же согласилась Танька. - Видите, и наш художественный руководитель это подтверждает! - кивая на проводницу, объявила Танька.
        - Вы - художественный руководитель самодеятельного театра? - теперь уже заведующий психиатрическим отделением ухватил проводницу за плечо, заставляя выпустить Таньку. - Значит, вы мне все это время голову морочили? Собаки с крыльями и мальчики-зомби - ваш художественный вымысел?
        - Конечно, - кивнула Танька. - Сами понимаете, - многозначительно разглядывая съехавшую проводнице на одно ухо пирамидку юшинсе, сказала ведьмочка. - Собаки с крыльями и мальчики-зомби - это или фантазия большого художника… Или бред обыкновенного сумасшедшего! Так что вы тут с доктором разбирайтесь, кто вы такая, а нам спектакль доиграть надо. - И она заскакала, потрясая маланкой и выкрикивая во всю глотку: - Коляда, Коляда, нам Чума - не беда! А ну-ка, дети, все вместе! Кто громче? Коляда, Коляда…
        Протестующие крики мамаш мгновенно утонули в общем радостном вопле. Истомившиеся в очередях под кабинетами малыши запрыгали вокруг, восторженно вереща и беспорядочно выкликая вслед за Танькой:
        - Щедрый вечер… Добрым людям… На здоровье!
        Чума закричала. Но в воцарившемся вокруг гаме ее крик прозвучал неслышно, утонув в топоте десятков ног и дружных выкриках.
        Чума отчаянно стиснула руками голову. Но вопли «Дай всем Боже! На здоровье!» задавшейся целью переорать друг друга малышни все равно ломились ей в уши. Чума затравленно огляделась… и кинулась бежать.
        Так долго разыскиваемая девчонками неприметная дверка сама открылась перед позорно улепетывающей Черной Владычицей. Чума кубарем выкатилась на двор… но за ней с топотом, грохотом и выкриками высыпала детвора. В ужасе завывая, Чума рванула к своему темному лимузину. Дверца распахнулась ей навстречу…
        - Танька, она сейчас смотается! - завопила Ирка, норовя дотянуться до Чумы стальными рогами. Но малыши путались под ногами, обвисший на плече Богдан ужасно мешал… Едва не грохнувшись, Ирка споткнулась… Богдан вывалился у нее из рук и безвольно стукнулся об асфальт. Испуганно охнув, Ирка кинулась его подбирать… Бегущая со всех ног Чума тем временем уже была возле автомобиля…
        Сверху блеснуло, стремительно и ярко, как падающая звезда… Между черным лимузином и его хозяйкой закрутилась воронка смерча… Вытянулась, оформляясь в размытый призрачный силуэт. Почти растворяясь в неярком свете осеннего солнца, перед Чумой в воздухе завис мальчишка в рыцарском плаще. Закрытые глаза смотрели грозно… Сверкнул серебристый меч, обрушиваясь Чуме на голову.
        Располосованная клинком зловещая черная фигура мгновение стояла, покачиваясь на легком ветерке. И вдруг разом рухнула, рассыпаясь по всему больничному двору множеством пузырьков с булькающей внутри отравой.
        Глава 20
        Волшебная комедия
        - Ну вот! - громко и вроде как даже удовлетворенно сказала возвышающаяся в распахнутых больничных дверях проводница. Девчонки даже и не заметили, как она выбралась во двор вместе с остальной толпой. - Мало им мальчика! Теперь они еще и женщину убили! Как есть ведьмы! О, с рогами!
        - С рогами - черти! - разглядывая раскатившиеся по двору пузырьки, невольно буркнула в ответ Танька. - А рога накладные.
        Ирка смущенно принялась распутывать стягивающую лоб веревочку. Грозные стальные рога исчезли, снова превратившись в крючки от вешалки.
        - Дети, дети! - отпихнув с дороги проводницу, на крыльцо вылетел встрепанный заведующий психиатрическим отделением. - Быстро обратно, а то ваши мамы сейчас поликлинику разнесут! Разве можно выбегать на улицу?! А вы… - он мельком глянул на прислонившуюся к косяку женщину. - Спектакль, конечно, эффектный, и актеры - молодцы. Но, даже если это часть представления, думаете, у меня других дел нет, как выслушивать истории про зомби?
        - Та извините, - вдруг пробормотала проводница. - Ошиблась я! Никакой он не зомби…
        Танька с Иркой дружно перевели дух. Кажется, и заведующий тоже вздохнул с облегчением. Но тут проводница закончила фразу.
        - Привидение он, как есть привидение! - указывая на парящего здухача, заявила она.
        Доктор задрал голову - и чуть не подавился. Перед ним прямо в воздухе висела полупрозрачная фигура! С мечом!
        - Ой, ты правда привидение? - рядом восторженно заверещала какая-то малышка. - Каспер!
        - Он - компьютерный спецэффект! - рявкнула Танька. Девочка приткнула к стене свою швабру, то есть маланку, и сквозь толпу детишек ломанулась поближе к ошалевшему доктору. - А вот компьютер! - открыв рюкзак, она продемонстрировала ноутбук.
        - В «Гарри Поттере» привидения круче, - разглядывая здухача с миной придирчивого кинокритика, пробасил какой-то пацан.
        - Так то ж «Гарри Поттер»! А мы самодеятельный театр, - возразила Танька, молясь, чтоб никто из продвинутых детишек не поинтересовался, как они устраивают спецэффекты на выключенном компьютере.
        Психиатр в очередной раз облегченно перевел дух и укоризненно поглядел на проводницу:
        - Заканчивайте уже ваш спектакль! - Он кинул мимолетный взгляд на раскатившиеся по двору пузырьки и властно потребовал: - И приберите за собой! - Он решительно погнал детишек обратно в поликлинику.
        - Обязательно! Все уберем, а то еще откроет кто-нибудь! - подтвердила Танька, поднимая пузырек и с опаской всматриваясь в булькающую внутри мутную смесь. Она кинула пузырек в свой рюкзак и наклонилась за следующим. Через мгновение к ней присоединилась Ирка. Они принялись собирать пузырьки, распихивая их по рюкзакам.
        - Куда мы их денем? - мрачно заполняя полупустой после сожжения любимого свитера рюкзак, пробурчала Ирка. - В канализацию точно не спустишь!
        - Пригодятся на что-нибудь… - рассеянно пробормотала Танька.
        - На что? - охнула Ирка, с ужасом поглядывая на очередной пузырек. На что может пригодиться 50 граммов смерти?
        - На что-нибудь… - так же рассеянно повторила Танька и бесцеремонно сунула Ирке свой рюкзак. - Ты собирай, собирай… - распорядилась она и направилась к парящему здухачу.
        Ирка поглядела ей вслед с возмущением: и ведь даже не запустишь в нее этим рюкзаком - пузырьки побьются…
        Танька тем временем встала под здухачем, уперла руки в бока и голосом сварливой жены поинтересовалась:
        - Почему висим? Чего ждем?
        Здухач невольно колыхнулся.
        - Посмотри на себя! - требовательно крикнула Танька.
        Здухач колыхнулся снова…
        - Нет, ты посмотри, посмотри! - настаивала она.
        Здухач вроде как вздохнул - во всяком случае, его призрачное существо сильно колыхнулось несколько раз - и перевел слепой взгляд на свое тело. Приткнутый Иркой в угол Богдан сидел прямо на асфальте у стены больницы, раскинув ноги и обвиснув, как тряпичная кукла.
        - Ты сам себя еще хоть видишь? - продолжала давить на здухача Танька.
        - Вижу, - с какой-то явно излишней и несвойственной ему торопливостью сказал воин сновидений. - Вижу, что вы меня кидаете как попало! Мне, конечно, не больно… Но как-то унизительно.
        - Я и так стараюсь! - подключилась к разговору Ирка. - Думаешь, тебя легко таскать? Хуже чемодана без ручки! Сейчас я проверю, все ли пузырьки собрала, и тебя пересажу! - Ирка торопливо прошептала заклятье на поиск. На душе у нее полегчало. Здухач себя видит и даже наезжает по поводу непочтительного обращения со своей тушкой. Танькины страхи напрасны…
        - Пересади его, пересади… Желательно в горшок! - согласилась Танька и снова насела на здухача. - А ну, говори, как ты себя видишь?
        - Плохо вижу, - печально вздыхая, сознался воин сновидений - Мутный у меня какой-то вид…
        Танька с тревогой поглядела сперва на тело, потом на самого здухача. Она не знала, действительно ли это так, или ей от страха чудится, но, кажется, по краям очертания размылись. Или нет? Алый плащ поблек, серебряный обруч на висках потускнел.
        - Так чего ты по облакам болтаешься? Ждешь, пока по ветру развеешься? - изо всех сил сдерживаясь, чтоб не заорать, поинтересовалась она. - Быстро назад, в себя! Мог и вообще не вылезать, справились бы как-нибудь!
        - Посмотрел бы я - как? - в голосе воина сновидений все яснее слышались нотки бодрствующего Богдана. - Вы справились с Чумой только потому, что она явилась сюда одна! И то мне пришлось мечом махнуть!
        - Да фиг бы ты ее уделал, если б мы твое тело не спасали, а Чуму колядками не затравили! - взорвалась Танька.
        Ирка тяжко вздохнула и отошла подальше, добывая из-под скамейки последний выявленный пузырек. Вот что за люди эти двое - просто невозможные! Одного на две половинки разделили, и неизвестно, удастся ли обратно смонтировать, вторая от страха за него сама скоро из себя выскочит - и все равно скандалят и заслугами меряются. Не-ет, вот если Ирке попадется хороший парень, она никогда в жизни…
        - Конечно, если поодиночке, так эту нечисть любая ведьма уделать может. Ты бы попробовала со всей бандой схватиться! - размахивая в запале мечом, продолжал разоряться парящий в воздухе полупрозрачный воин, не замечая при этом, как все больше наливаются грозной зеленью глаза светловолосой ведьмы. - Я ее вам готовенькой преподнес! И других, кстати, тоже… Вон… - он взлетел повыше, вглядываясь во что-то. - Один вообще на базаре попрошайничает!
        - Кто? - явно опешив, переспросила Танька.
        - Да ну, мутант этот - одноногий, трехголовый, - пренебрежительно хмыкнул здухач. - Я его слышу. Я теперь далеко и вижу, и слышу. На центральном рынке хлеба просит. До чего нечисть довели! - самодовольно прокомментировал он.
        - Хлеба… Хлеба просит… - позабыв о перепалке, Танька нахмурилась, будто пытаясь отловить что-то зыбкое, ускользающее. - Хлеба… - в третий раз повторила она. Вдруг побелела, словно лицо ей запорошило мелом, и медленно осела на асфальт.
        - Танька! - завопил воин сновидений, снуя над бесчувственным телом девчонки перепуганным ветерком. - Ты чего?
        - Моду взяла, в обморок хлопаться! Я ж вас двоих не утащу! - подскочившая Ирка припала на колени возле подруги. - Давай, здухач, дуй на нее, может, очухается!
        - Я не… я не в обмороке… - открывая глаза, прошептала Танька. - Я просто… видела! Ему уже один раз дали хлеба - я вам даже рассказать не могу, какой мрак из этого получился![4 - Кто хочет сразу узнать, что же видела Танька - смотри «Книгу Кошмаров», «Второй сон Татьяны Николаевны» (с. 258).] Ему вообще ничего нельзя давать! - закричала она так, что с ветвей местных деревьев осыпались последние пожухлые листочки, а из окон больницы начали выглядывать испуганные и любопытные физиономии. - Нам надо туда! Вихрем!
        - Вихрем? Ну, как скажете! - хмыкнул здухач.
        Воздух там, где купался в потоках ветра воин сновидений, будто схлопнулся. Стремительным сполохом взвился алый плащ, здухач завился штопором - и вот уже вместо него на больничном дворе заплясал вихрь огненных искр.
        - Да-а, раньше у него таких завихрений не было, - потерянно пробормотала Танька.
        Вертящийся смерч подлетел к ней, с гусарским шиком склонился перед ведьмочкой, словно припав на одно колено. Танька вдруг засмущалась и покраснела так, что из глаз у нее брызнули слезы. Вихрь снова поднялся, как кобра опираясь на хвост, подхватил Таньку. Девочка восторженно ахнула, краснея еще больше. Покачивая ведьмочку внутри себя, смерч лихо прошелся по двору, крутя пыль и пожухлые листья. Мимоходом, небрежно втянул в себя безвольно сидящее у стены тело мальчишки и девочку с развевающимися черными волосами, минуя оцепеневшую у дверей больницы женщину в железнодорожной форме. Закрутился, взвился с запредельной скоростью, пронесся через бледно-голубые небеса и скрылся за горизонтом.
        Застывшая на крыльце проводница, запрокинув голову, наблюдала за безумным полетом.
        - Я ж говорю - ведьмы, - кивая сама себе, заключила она. - А меня то в психи, то вообще - в художественные руководители! - голос ее исполнился глубокого возмущения. - Я вам покажу, какой я художественный руководитель! И зомби вашего прикопаю, а то где он - там беда, и никто, кроме меня, этого не понимает! - и она со всех ног бросилась к остановке маршруток, на которых красовалась надпись «Центральный рынок».
        Глава 21
        Чем кормить вырода?
        - Ну что, ты его видишь? - теребя Ирку за плечо, нетерпеливо спрашивала Танька, сама не переставая вглядываться в тянущиеся под ними торговые ряды. С высоты крыши, на которую приземлились ведьмочки, рынок казался сплошным морем голов, разделенным длинными волнорезами прилавков. Бесчувственное тело Богдана уложили на сумки, но ноги свешивались на мокрое кровельное железо, и джинсы уже пропитались влагой до колен.
        - Возле него толпа должна быть! - поглядывая то вниз, то на неподвижного мальчишку, волновалась Танька. - Представляешь - урод с тремя головами! Обязательно толпа соберется!
        - Самая большая толпа возле бананов, - ответила свесившаяся с крыши Ирка, острым зрением оборотня вглядываясь в кишащий внизу народ. - Но продавец там с одной головой. Хотя урод, конечно, - добавила она, когда продавец вдруг принялся визгливо орать на старушку, попросившую заменить подгнивший банан на свежий.
        Выстроившаяся за дешевыми бананами очередь моментально разделилась - одна половина горой встала за интересы старушки и банановую свежесть, вторая дружно взвыла: «Не отвлекайте продавца, он и так работает как черепаха!»
        Над очередью пронесся вроде как порыв ветра. Кое-кому даже почудилось, что над головами скользнул прозрачный, тающий в солнечных лучах силуэт мальчишки в развевающемся плаще. Конечно, если столько простоять - еще не то примерещится!
        - Может, этому выродку самолетом лишние головы оторвало? - продолжая неотрывно вглядываться в мельтешение людей, сказала Ирка. - Вот мы его и не замечаем…
        - Не выродку, а вы-ро-ду, - по складам проговорила Танька. - Второе название - несамовыт. А головы у него заново вырастают. Гляди внимательнее!
        Скандал тем временем нарастал. Продавец обиделся на обе половины очереди - и на тех, кто утверждал, что бананы несвежие, и на недовольных скоростью обслуживания.
        - На себя бы, женщина, посмотрели! - накинулся он на старушку. - Бананы ей несвежие! Сами не первой свежести!
        - Но я же не заставляю себя есть! - охнула оскорбленная старушка.
        - Я тоже не заставляю! - воинственно откликнулся продавец. - Это только мартышки без бананов пропадут, а человек и на картошечке протянет! А ты вообще вали отсюда! - не глядя, рявкнул он на нищего, сунувшего ему под нос грязную замурзанную ладонь. - Тут покупателей обслуживать не успеваешь, еще на тебя время трать!
        - Дай! Покушать! Дай! - пробубнило ему в ответ.
        Продавец вскинул глаза от весов. С жалкой заискивающей улыбкой на него глядел нищий в инвалидной коляске.
        - Кому сказано: вали, верблюд двугорбый! - рявкнул продавец, разглядев, что голова нищего болтается между двумя прикрытыми грязным байковым одеялом горбами. Оттолкнул просительно протянутую к нему ладонь…
        - Времени он пожалел! - немедленно подключилась старушка, найдя возможность реванша за «не первую свежесть». - Денег тебе жалко, жлоб! За копейку удавишься!
        Очередь - в основном женщины - начала демонстративно открывать кошельки. На закутанные в ту же грязную байку колени инвалида густо посыпалась мелочь.
        Но калека почему-то вовсе не радовался дождику блестящих монет. Судорожно, до ушей кутаясь в свое одеяло, он втянул голову в непропорционально высокие плечи и торопливо порулил на разболтанной скрипучей «инвалидке» вдоль очереди. Тонким и одновременно невнятным голосочком умственно отсталого жалобно затянул:
        - Хлебушка бы мне! Поесть! Хлебушка! Водички!
        - Ах ты бедолага! - расчувствовавшаяся старушка выудила из кошелька мятую купюру. - Сразу видно - не на выпивку просит, вон, глаза какие голоднющие! - старушка с благостной улыбкой вложила в тонкую руку инвалида деньги. - На, купи себе хлебушка!
        Калека поднял голову, торчащую между уродливо задранными плечами - и на отпрянувшую старушку уставились полные действительно лютого, нестерпимого голода и ненависти глаза.
        - Что ты! - испуганно крестясь под этим жутким взглядом, охнула старушка. - Я ж как лучше…
        Но инвалид уже злобно размахнулся - и со всего маху швырнул деньги в грязь. Скрипучая коляска покатила прочь, виляя среди толпы.
        Ирка ухватила Таньку за плечо:
        - А этот выродок… вырод, то есть… Он что ест?
        - Да что угодно, лишь бы человек своей рукой и по доброй воле дал. А что он съест, того три года не будет!
        - Это как? - рассеянно переспросила Ирка, не сводя глаз с рулящего между прилавками инвалида. Кажется ей, или из-под края байкового одеяла выглядывает носок всего одной ноги?
        - Очень просто, - пояснила Танька. - Дашь ему, допустим, хлеба - голод начнется.
        - А деньги? - заинтересовавший Ирку инвалид вывернул коляску к прилавкам, заваленным носками и домашними тапочками. И тут же повернул обратно к продуктовым рядам, даже не обратив внимания на протянутую ему монету. - Деньги ему годятся?
        - Купленное - не в счет, только даденное. А сами по себе деньги глодать - какой смысл: их все равно никогда и ни у кого нет!
        - Это верно! - глубокомысленно кивнула Ирка. - Нам с бабкой в конце месяца на хлеб еще хватает, а на колбасу уже не остается!
        - Точно, папа второй год машину поменять не может - ну нет денег! - согласилась Танька. - А чего ты спрашиваешь?
        - Вон, гляди, - придерживая Таньку за плечо, чтобы та не свалилась с крыши, Ирка указала на отчетливо видное в толпе инвалидное кресло.
        Кутающегося в одеяло калеку занесло в ряды с дорогими фруктами. Инвалидная коляска рулила вдоль нежно-шелковистых, зеленовато-розовых персиков, уложенных в хрустящие розеточки из папиросной бумаги. Будто маленькие пальмы, топорщились пышными султанами ананасы. Ларцами с царскими сокровищами выстроились деревянные коробочки с арахисом, отборным изюмом и финиками. Воспоминаниями о давно прошедшем лете желтели солнечными боками дыни, сочно алели на срезах гранаты, и в переложенных золотистой стружкой ящиках красовались хрусткие яблоки.
        - Дай яблочка, добрая девушка, дай, дай! - грязные пальцы жадно шевелились над плодами, не касаясь, однако, ни одного. - Голодный я, дай яблочка, есть хочу, дай!
        - Ты что, убогий, сдурел? - «девушка» - толстуха лет сорока - накрыла товар своим немалым телом, настороженно поглядывая на невесть откуда взявшегося калеку. - Я ж реализаторша, а у хозяина весь товар считанный, каждая изюминка пронумерована! Вон, подпорченные апельсины обрезать велит и на сок продавать! - кивая на ящик с действительно обрезанными апельсинами, пояснила она. - А тебе - яблочка! - Она сбилась и замолчала.
        С дебильного бледного личика инвалида на нее уставились жуткие, как бездна, полные бесконечного, вселенского голода глаза. Упрятанные под байку плечи странно колыхались, подергивались, а исходящее из тонких бледных губ шипение, казалось, сочилось сразу из трех ртов:
        - Есть! Хочу есть! Что-нибудь! Дай, дай! - острая коленка подпрыгивала в такт каждому слову, сдвигая байковое одеяло. Из-под грязного края показалась нога - всего одна. Правая или левая, не разберешь, она торчала по центру, да еще и была замотана тоже грязным бинтом с расплывшимися ядовито-болотными пятнами - как от «зеленки».
        Напуганная продавщица отшатнулась от корчащегося в инвалидном кресле уродца.
        - Ну тихо, тихо! - успокаивающе зашептала она, шаря в оттопыренном кармане фартука. - Голодный, значит, поесть надо - разве ж я не понимаю? На-ка вот тебе… - она вытащила руку из кармана и протянула калеке… свернутую пятерку.
        Инвалид злобно сверкнул на нее косоватыми глазенками хронического дебила и, смачно плюнув прямо в яблоки, круто развернул коляску прочь. Оставшаяся с протянутой рукой продавщица испустила тихий задушенный вопль - яблоко, на которое попал плевок странного нищего, мгновенно почернело и теперь распадалось коричневыми комками гнилья.
        - Какое счастье! - с явственным облегчением в голосе выдохнула Танька.
        - Счастье? - опешила Ирка, не отрывая взгляд от рулящего дальше калеки. - Не он, что ли?
        - Да он, конечно, кто ж еще! Замаскировался, вырод! Лишние головы одеялом прикрыл и думает, никто его не опознает! - возбужденным голосом ответила Танька. - Счастье, что мы в городе живем! У нас денег дать проще, чем кусок отломить! В деревне ему бы уже давно что-нибудь сунули…
        - Если он тут еще часок покрутится, ему тоже обломится. Хоть семечек стакан отсыплют! Разве что постоянные рыночные нищие его шуганут, - прикинула хорошо знающая здешние порядки Ирка. - Хотя они же могут и накормить - денег-то он не просит, только поесть. Как его уделать, Танька?
        - В том-то и беда, что без еды - никак! - с досадой бросила ведьмочка. - Если уж он на землю попал, пока чего-нибудь во все три глотки не закинет - не уберется! - Танька с укором поглядела на лежащего на холодной жестяной крыше Богдана, явно виня именно его в проникновении прожорливого вырода на Землю.
        - А если его мечом? - послышался сзади дремотный голос.
        Танька тут же уткнулась взглядом в металл крыши - в отличие от бесчувственного Богдана, на его полупризрачного двойника после полета вихрем она старалась даже не смотреть.
        - Ты его уже и рубил, и об самолет бил, - нетвердым голосом пробормотала ведьмочка, снова невесть почему заливаясь краской. - Говорю же, раз вырод здесь - должен что-нибудь слопать, никуда не денешься.
        - А если скормить ему что-нибудь такое… ненужное? - неуверенно предложила Ирка, тоже наблюдая за маневрами лженищего, застрявшего у рядов с сухими кормами для домашних животных и какими-то пищевыми консервантами. - Ну я не знаю… какой-нибудь супчик-пюре «Мелиса»! От него у людей один гастрит. Человечество будет нам только благодарно.
        - С ума сошла! - позабыв про смущение, Танька всплеснула руками так, что едва не свалилась с крыши прямо на проезжающего внизу вырода. - Думаешь, кружка растворимого супа - это просто так, исчезла и ну ее?
        По лицу Ирки видно было, что она именно так и думает.
        - Это же… это… - Танька гневно помотала указательным пальцем. - Пропадет «Мелиса» - все цеха по ее производству закрываются, люди остаются без работы. А что будет с производителями пищевых красителей, вкусовых добавок, из которых ее делают? А немедленное падение ценных бумаг на Нью-Йоркской фондовой бирже - у них и так с долларом проблема, ты им хочешь еще с супчиком подгадить? Понимать надо… А то темная, ей-богу, как предки наши, ведьмы деревенские! Те тоже додумались - в одно из давних явлений вырода льда ему сунули! И решили, что всех обдурили!
        - А на самом деле что? - только и смогла выдохнуть потрясенная отповедью Ирка.
        - Глобальное потепление - вот что! В мире вообще нет ничего совсем ненужного - раз уж оно появилось, значит, должно быть! - Танька остановилась, будто сама вдруг усомнившись в собственных словах. - Хотя… Может быть… - в ее глазах появился фанатический блеск. - Люди, я, кажется, знаю, что ему скормить! - переводя сияющий взгляд то на Ирку, то на здухача, восторженно прошептала она.
        Ирка невольно затаила дыхание - неужели Танька нашла решение?
        - Налоговых инспекторов! - выпалила Танька. - Быстренько находим трех налоговых инспекторов и скармливаем выроду! Мой папа будет просто счастлив!
        - С ума сошла?! - теперь пришла очередь возмущаться Ирке. - Во-первых, налоговые инспекторы тоже люди! Разве можно их всякой нечисти в пасть совать? А во-вторых, кто-то только что рассуждал про взаимосвязь экономических процессов.
        - А что такого?..
        - А то! Одни продают растворимый супчик и богатеют, другие покупают супчик и наживают гастрит. Налоговые инспектора забирают часть денег у первых и отдают их врачам, которые будут лечить вторых, чтобы те не клеили ласты и продолжали покупать растворимый супчик, а «Мелиса» продолжала богатеть, даже несмотря на то, что налоговые инспекторы…
        - Ладно-ладно… - с явным раздражением в голосе Танька поспешила прервать подругу, которая так виртуозно уделала ее на ее собственном экономическом поле. - Тогда я не знаю! Других идей у меня нет!
        - Будем дожидаться, пока он сам чего-нибудь выцыганит? - выдохнула Ирка, глядя с крыши на вырода, подкатывающегося к машинам с картошкой.
        Запрокинув оставленную на виду голову так, что приплюснутый затылок касался спинки инвалидной коляски, вырод что-то говорил орудующей на машине с картошкой краснощекой, тугой, замотанной в пуховый платок девахе. Судя по плаксивому выражению дебильной физиономии - опять клянчил, на этот раз картошечки. Деваха скользнула по нему мимолетным взглядом - и ее широкие брови жалостливо дрогнули. Она коротко кивнула попрошайке - подожди, мол - и принялась насыпать в грязную пластиковую миску картошку! Вырод жадно тянул тощую шею, не сводя полных мучительного нетерпения глаз с продавщицы - тонкий острый язык мусолил по губам, спрятанные головы нервно шевелились под байковым одеялом.
        Приподняв на вытянутых руках тяжелую миску, деваха… шмякнула ее на весы. И принялась орудовать гирьками.
        - Вырод у нее картошку на вес попросил? Ровно пять кило? - вглядываясь в гирьки, пробормотала Ирка.
        - Ему бы и трех картофелин хватило - по одной на голову! - озадаченно пробормотала Танька.
        Деваха тем временем сняла миску с весов… и высыпала картошку в подставленную сумку покупателя. С искривленных губ вырода сорвался сдавленный стон. Деваха успокаивающе махнула ему рукой - дескать, не забыла про тебя, не плачь! Пока покупатель отсчитывал деньги, она запустила ладонь в карман своей мешковатой куртки и с высоты грузовика на измученного ожиданием вырода… пролился ручеек мелочи!
        Уродец взвыл. Вынырнувшие из-под одеяла хиленькие ручонки замолотили во все стороны. Разлетевшиеся монеты шрапнелью ударили по покупателям и продавцам. В толпе послышались испуганные крики, люди шарахнулись прочь от бьющегося в инвалидной коляске калеки. Но навстречу им тут же хлынула толпа привлеченных криком и воем любопытных. Словно взбесившись, коляска завертелась на месте. Скорчившийся на сиденье вырод трясся, как в припадке. Скрытые под одеялом головы дергались и метались, единственная нога судорожно молотила по подножке коляски, а тонкие паучьи пальцы все хватали накиданные ему за день монетки и швыряли, швыряли! Блестящие кружочки металлическим конфетти осыпались в ноябрьскую грязь. И над всем этим стоял страшный трехголосый вой, полный лютой ненависти и голодного отчаяния.
        - Чего это он? - громко спросила деваху ее соседка-торговка. - Чего убогий завывает?
        Деваха, испуганно застывшая на фоне заполонивших кузов грузовика холмов картошки, отняла ото рта ладони и зачастила, стреляя на все стороны блестящими от страха глазами:
        - Ой, божечки, та шо ж я, убогого обижу? Голодный, есть просит - не картошки ж ему сыпать? Где он ее варить будет? Я ему мелочи и натрусила, говорю, колбаски себе купи… А он как забьется, как завоет и ну кидать - страх!
        - Он тут давно крутится! - загалдели от прилавков другие торговцы, которым странный нищий уже намозолил глаза. - Есть просит, а денег не берет!
        - И еще плюется! - взвился над толпой обиженный голос, не иначе как принадлежащий продавщице фруктов.
        - А ему тут просить вообще не положено! Тут наша территория! - словно ставя точку, припечатал другой голос. Раздвигая столпившихся людей, высунулся оббитый металлом конец темного от времени деревянного костыля. Из толпы выбрался обросший неопрятной щетиной старикан.
        Танька с Иркой переглянулись - быть может, сейчас строгие рыночные порядки сами собой решат проблему? Нечисть вылетит за ворота, не получив ничего, а там, подальше от чужих глаз, они его перехватят и… у них будет время придумать, как от него избавиться!
        - Ты погляди на него! - тетки-торговки накинулись на отстаивающего свою территорию старикана со всех сторон. - Собственник нашелся! Отстань от убогого, жадюга!
        Испуганный летящими со всех сторон криками вырод притих и скорчился на сиденье «инвалидки», судорожно кутаясь в свое одеяло.
        - Убогий только есть и просит, не то что вы, попрошайки наглые! - продолжала на разные голоса выражать свое возмущение рыночная общественность. - Бабло вам подавай, да побольше, скоро в валюте милостыню требовать будете, в этой… в еврах!
        - Думаешь, никто не знает, что ты на свои нищенские копейки внучка в Англию учиться отправил? - вопросила деваха с «картофельной» машины.
        - Ну и правильно сделал, - вдруг пробормотала Танька. - Хоть внук человеком станет.
        - Глупые вы все! - перекрывая многоголосый гомон, выкрикнула торговка со второй машины. - Видите же, человек-то совсем того… эрод ненормальный! - она кивнула на вырода несамовытого. - Тупой, неграмотный - божий человек! - с глубокой убежденностью заключила она.
        Вырода при этих словах ощутимо передернуло.
        - Может, ему самому еды купить мозгов не хватает - что ему ваши деньги? - торговка оторвала от упаковки целлофановых пакетов один и спрыгнула со своей машины. - Что б вы без меня делали, - со звучным шорохом встряхивая пакет, вздохнула она. - Эй, ты! - окликнула она продавщицу за холодильным прилавком. - Колбаски чуток порежь! А ты хлебушка кинь! - заглядывая в будочку с хлебом, скомандовала она. - Ты тоже не жлобись, капустки квашеной убогому отсыпь!
        - Ненавижу, - глухим, сдавленным голосом процедила Танька. - Люди думают, что доброе дело делают, а он их добротой пользуется, тварь!
        Продукты сыпались в пакет. Добрая торговка повернулась к выроду.
        - Слышь, убогий, ты чем запивать будешь? Чаем? Или тебе, может, пивка взять? - снисходительно поинтересовалась она.
        Вырод, сверкающими от нетерпения глазенками буравивший уложенные в пакет продукты, подскочил в своей коляске. Его тонкие губы искривились, обнажая мелкие острые зубки, между которыми жадно сновал кончик ярко-красного языка.
        - Чаю! Пива! Всего! Дать, дать! - брызжа слюной, вырод потянулся кривенькими лапками к пакету. - Голодный! Очень голодный! Все съем! Ничего не останется! Хлебушка! Мясца! Дать! - его безумные глаза вперились в женщину.
        Впервые за всю свою непростую жизнь торговка ощутила настоящий страх. Нет, даже не страх - ужас! Она вдруг отчетливо поняла, что для сидящего перед ней существа все в мире - животные, птицы, люди - всего лишь еда! Пожрать! Впиться зубами, разжевать, проглотить, запихать в ненасытную, вечно голодную утробу - и нет для него разницы между колбасой в пакете и человеческой рукой, держащей этот пакет.
        - Да на, жри, только не лопни! - с испуганной растерянностью пробормотала женщина и, не решаясь подойти ближе к засевшей в коляске твари, размахнулась пакетом, намереваясь забросить его страшному уродцу прямо на колени.
        И в эту минуту внизу, между рыночными рядами, и наверху, на крыше, произошло много всего и сразу. До того момента совершенно безучастный Богдан вдруг забился в судороге, молотя ботинками по гулкому кровельному железу.
        - Его нельзя убивать! Нельзя! Малуша… Сотник… - сорвался судорожный шепот с бледных губ - и голос был какой-то совсем незнакомый, не Богданов, точно говорил парень на несколько лет старше.
        - Какая еще Малуша? - подозрительно спросила Танька у здухача.
        Но тот замер, точно в оцепенении, и, кажется, еще побледнел[5 - Что привиделось впавшему в кому Богдану, а через него передалось здухачу, читайте в «Книге Кошмаров»: «Второй сон Богдана Игоревича» (с. 279).].
        Внизу, на рынке, подброшенный пакет взмыл по невысокой дуге…
        Тело Богдана вновь замерло в неподвижности, как неживое, зато здухач вдруг «проявился» с неожиданной резкостью.
        - Прыгай, Хортица! - над металлической крышей взвился мальчишеский голос, и крутящийся смерч, сжавшись тугой пружиной, буквально смел свесившуюся с крыши Ирку. Пронзительно вскрикнув, девчонка рухнула вниз. А смерч ввинтился в небеса и пропал…
        - Ты куда? - задирая голову, ахнула Танька.
        - Надо! - донеслось издалека. Вихрь унесся.
        - В туалет, что ли? - потерянно пробормотала ведьмочка.
        Внизу, впечатавшись всеми четырьмя лапами в осеннюю грязь, стояла громадная черная псина. Из внушительной пасти Хортицы свисал пойманный на лету целлофановый пакет с продуктами.
        Глава 22
        Налей и отойди
        Чуть не вываливаясь из коляски, вырод потянулся за пакетом. Собака отрицательно мотнула здоровенной башкой и попятилась от него. Толпа колыхнулась - очутившиеся на пути у гигантской черной псины люди торопливо подавались в стороны, спеша убраться подальше от могучих лап с неслабыми когтями. Вырод снова заверещал - на тонкой, пронзительной ноте, заставляя людей морщиться и зажимать уши. А потом «инвалидка» словно подпрыгнула на месте… и как пришпоренная ринулась на собаку.
        Псина развернулась и длинными скачками рванула прочь. Завидев мчащуюся на них громаду литых мускулов, обтянутых гладкой черной шкурой, народ шарахнулся в разные стороны. Со скоростью хорошего курьерского поезда собака пронеслась между торговыми рядами… следом за ней, не отставая и непрерывно вопя: «Дай, дай! Мое! Мне дадено!» - летел вырод. Казалось, к убогой «инвалидке» кто-то приставил мотор «Феррари». Цепкие лапки вырода с невероятной скоростью крутили колеса. Коляска просвистывала над ухабами разбитого асфальта. Концы старого байкового одеяла развевались.
        Широким махом черная псина пронеслась между рядов овощей и фруктов. Не сбавляя скорости, обошла угол прилавка с выставленными на нем бутылками свежевыдавленного гранатового сока. Мчащая за ней «инвалидка», казалось, летела прямо на прилавок! Замершая продавщица издала длинный сиренообразный вопль. Мотнув зажатым в зубах пакетом, Хортица мельком оглянулась через плечо - сейчас преследователь со всего разгона влепится в прилавок! Бутылкам, конечно, хана, но и вырод застрянет…
        Вырод пронзительно гикнул: «Хочу! Дай!» - и, как заправский каскадер, завалил «инвалидку» на одно колесо. Коляска со скрежетом чиркнула днищем по металлическому углу прилавка, вновь вырываясь на свободное пространство. Прилавок зашатался на подкосившихся ножках, накренился… плавно скользя, бутылки поехали вниз. Раздался звон стекла, в воздухе тяжело и сладко запахло давленым гранатом, а густая лужа багрового, как застоявшаяся кровь, сока растеклась по асфальту.
        Вырод не оглядывался. Ускользающий пакет с едой доводил его до бешенства. Сдавленно рыча, монстр гнал свою коляску. Безумная «инвалидка» летела, едва касаясь земли. Вырод крутанул колеса… Прыгнув вперед, коляска накрыла борзую!
        Почувствовав резкий удар в задницу, Хортица оскорбленно взвыла сквозь стиснутые зубы и резко оттолкнулась всеми четырьмя лапами.
        Неторопливо въезжающий в ворота рынка водитель фургончика не поверил своим глазам. Над капотом его машины, вытянувшись в длинном прыжке, промелькнула огромная черная собака. Водитель с силой ударил по тормозам… Вовремя! Справа раздался истошный грохот… и по капоту, как по трамплину, взлетела… инвалидная коляска! На короткую долю секунды она словно зависла перед лобовым стеклом… Ошалевший водитель успел увидеть, как на сиденье, отчаянно размахивая руками, болтается одноногий инвалид. «Инвалидка» перелетела грузовичок, напоследок зацепив колесами кузов и оставив за собой две длинные царапины. С лязгом обрушилась на асфальт и тут же на скорости стартовала вслед за собакой.
        Размахивая целлофановым пакетом с перемешавшимися в полную бурду продуктами, Хортица со всех четырех лап вломилась в распахнутые двери крытого рынка. Сзади слышался лязг и грохот нагоняющего преследователя. Между мясных рядов скачками пронеслась огромная собака. Со всех сторон неслись вопли перепуганных продавцов. Хортица снова прыгнула, легко перелетая через прилавок с газетами… Приземлилась… и только тут поняла, что сама себя загнала в ловушку. Позади газетного прилавка была мощная железная дверь - запертая на тяжелый висячий замок. И в этом облике Хортица открыть его не могла!
        Черная собака крутанулась на месте и бросилась вон из тупика. Поздно! Перегораживая путь, навстречу неслась «инвалидка». Резко тормознув в нескольких шагах от подобравшейся псины, вырод исподлобья поглядел на нее. Поблескивая двумя парами жадных глазенок, прячущиеся под одеялом головы выглянули из-за края и тут же спрятались. Ноздрями центральной головы вырод потянул воздух - запахи солений, сырого мяса, копченостей, сыра, специй и селедки сводили монстра с ума, в смысле, со всех трех умов, лишая последних остатков соображения.
        - Дай! Хлеб! Капуста! - протягивая к собаке цепкие ручонки, утробно проворчал он. - Мое! Еда!
        Не выпуская пакета, Хортица оскалила зубы. Колеса «инвалидки» уже накатывали прямо на нее, нетерпеливо шевелящиеся грязные пальцы почти дотянулись до пакета.
        - Дай! - сочилось из искривленных жадной гримасой губ. И неслось двойным эхом из-под одеяла: - Дай! Мое!
        В воздухе между сжавшейся в комок собакой и прущим на нее выродом вдруг что-то мелькнуло. Словно из пустоты, возникла растрепанная светловолосая девчонка с тремя откупоренными бутылками пива в руках! И сунула эти бутылки в протянутые руки лже-калеки.
        - На! - звонко, на весь рынок, выкрикнула она. - Твое!
        Цепкие длинные пальцы вырода сомкнулись на горлышках. За спиной светловолосой жалобно и недоуменно взвыла черная собака. Но девчонка лишь успокаивающе погладила псину по голове, не отрывая пристального взгляда от вырода. Глядя снизу вверх в насмешливые сине-зеленые ведьминские глаза, уродец прижал выданное пиво к груди. На мгновение заколебался, словно подозревая подвох. Но тут из-под байки послышался нетерпеливый визг… старое одеяло отлетело в сторону, и наружу высунулись еще две совершенно одинаковые головы!
        По рынку прокатился долгий протяжный вздох. Сотни глаз в ужасе вперились в корчащегося в инвалидной коляске трехголового монстра. Дергая шеями и толкаясь щеками, левая и правая голова отчаянно тянулись к пивным бутылкам. Шустрая левая охватила губами горлышко… Рядом восторженно взвыла припавшая к бутылке правая… Средняя голова больше не могла этого выносить, у нее не оставалось сил на сомнения! С жадным воплем вырод наклонился средним ртом к бутылке… Черная жидкость со свистом втянулась в три глотки сразу!
        Головы оторвались от пивных бутылок… Замерли, широко раскрыв три рта… Светловолосая девчонка торопливо попятилась, вжимаясь в стену… Из распахнутых ртов вырода одновременно вырвалось три легких, как дымок, темных облачка… Бутылки вывалились из ослабевших рук и покатились по полу. А потом вырод заорал и принялся драть пальцами все три горла! Кожа на его лицах и руках вспучилась, и с противными звуком на ней начали проклевываться налитые омерзительной черной жидкостью пузыри. Вокруг бьющегося в инвалидной коляске монстра распространился запах трупной гнили. Пузырей становилось все больше, они сливались друг с другом, наползали, и вот уже на сиденье коляски покачивалась налитая черной жижей бесформенная масса. Она раздувалась все больше, больше, больше… Вот-вот рванет, обрызгивая всех и вся вокруг заключенной в ней мерзостью…
        На лице светловолосой впервые мелькнули испуг и неуверенность… И тут гнилой пузырь, в который превратился вырод, схлопнулся внутрь себя! Стремительно втянулся в одну точку. Мгновение эта точка парила над сиденьем «инвалидки»… и исчезла, оставляя после себя нечто вроде крохотной дыры в пространстве, из которой прямо на мясные ряды на миг дохнуло убийственным холодом. Дыра исчезла.
        В абсолютной, ничем не нарушаемой тишине, впервые накрывшей городской рынок, слышно было, как мясник постучал черенком ножа по смерзшимся на его прилавке кускам мяса.
        Рядом с опустевшей «инвалидкой» молодой парень потерянно поглядел на зажатую в кулаке бутылку пива и заторможенным голосом поинтересовался:
        - Никто не заметил, какой он сорт брал?
        - Если пиво в три горла жрать, и не такое будет! - столь же заторможенно пробормотала какая-то тетка.
        Глава 23
        Катастрофа дворового масштаба
        - Расселись тут, понимаешь, бездельники, управы на вас нет! - визгливый женский голос прокатился по узкому, как лента, дворику, зажатому между когда-то белыми, а теперь посеревшими от времени и непогод блочными девятиэтажками.
        - Управа пришла, - вздохнул мальчишка лет пятнадцати, вытаскивая из ушей наушники МР3-плеера. Двое ребят помладше уныло переглянулись.
        Воинственно уперев руки в бока и грозно посверкивая на ребят густо накрашенными глазищами, возле железного «дворового» столика возвышалась внушительных габаритов тетка. Из-под ее куртки свисали полы пестренького махрового халата. Голова была покрыта целлофановым пакетом, сквозь который выпирали бигуди. Одна ярко-красная бигудина с намотанной на нее прядью - невразумительно-серой у корней и пронзительно-рыжей по всей длине - торчала надо лбом, как рог. Женщина подалась вперед, словно собираясь забодать сидящих за столиком ребят.
        - А вот я вашей учительнице расскажу, как вы тут школу прогуливаете!
        - У нас каникулы, - неуверенно возразил один из ребят.
        - Со старшими пререкаешься! Ну подожди у меня, мать твоя вечером с работы придет! Я ей расскажу, как ты во дворе хулиганил, жильцам покою не давал! Люди отдохнуть хотят, а вы тут! Взрослую женщину матом обзываете! - от воплей разбушевавшейся тетки дрожали стекла в квартирах.
        - Разве слово «каникулы» - это теперь матюк? - растерянно пробормотал один из пацанов.
        - Брось, - как самый старший и умудренный суровым жизненным опытом, их пятнадцатилетний товарищ поднялся и, переступив через скамейку, вылез из-за столика. - Пошли отсюда.
        - Почему мы должны уходить? - его младшие товарищи все еще жаждали справедливости. - Мы просто сидим, никому не мешаем, даже музыку слушаем через наушники…
        - Потому что она теперь не заткнется, и даже от музыки никакого удовольствия, - вздохнул старший и, глядя прямо в глаза тетеньке, с наслаждением добавил: - Не драться же с ней, дурой крашеной!
        - Это кто тут дура, кто дура? - завопила им вслед тетенька. - Грубияны! Хулиганы! - и, резко понизив голос, добавила: - И сами дураки! Сами! - почти пропела она. На полных крашеных губах появилась довольная улыбочка.
        Тетка запустила руку во внутренний карман куртки и выволокла туго набитый кулечек. Шуршащим дождиком на подстеленную газетку посыпались черненькие, толстобокие семечки. Тетенька забралась за отвоеванный столик и с чувством полного довольства прикусила семечку.
        - Матвеевна! - сплевывая шелуху, прокричала она. - Выходи, посидим! Воздушком подышим!
        - Сейчас! - донеслось из распахнутой форточки второго этажа. - Сериал досмотрю!
        - А чего там? - расплевывая вокруг себя семечную шелуху, поинтересовалась тетка со двора.
        - Она сказала ему, чтоб он больше не приходил, а у него контракт срывается аж на два миллиона долларов… - обстоятельно сообщили из форточки.
        - Что ты говоришь - аж на два миллиона! Ай-яй-яй! - лузгая семечками со скоростью молотилки, покачала круглой «бигудишной» головой тетка.
        Отошедшие к покореженным качелям мальчишки дружно поморщились.
        - На улицу пойдем? - вздохнул старший. - Раз отсюда вытурили.
        - Можно ко мне, - предложил его приятель.
        Старший покачал головой:
        - У тебя бабка каждые две минуты в комнату заглядывает, проверяет, не делаем ли мы чего неположенного. Так и хочется взять и вправду сделать, чтоб старушка зря не переживала.
        В воздухе вдруг послышался какой-то свист, гулкий звук удара и дружный хруп раздавленных семечек. Металлическая поверхность столика завибрировала.
        - Это ж какая зараза мне в семечки мяч кинула? - истошно заорала тетка.
        - Мотаем отсюда, пока к нам не прикопались, - напряженным голосом процедил старший из мальчишек.
        - Но у нас же нет мяча! - откликнулись остальные двое.
        - Думаешь, ей не все равно? - срываясь с качелей и кидаясь к выходу со двора, бросил старший.
        И тут сзади раздался новый звук. И был он совсем другим, чем тот скандальный и самоуверенный визг, который они привыкли слышать от своей вечно обряженной в халат и бигуди соседки. Теперь в нем звучал дикий, неконтролируемый ужас. Затормозив так, что подошвы кроссовок аж врылись во влажную землю газона, мальчишки обернулись.
        У столика с раскиданными семечками, подняв руки, как для броска, замерла скандальная соседка. В ладонях она сжимала действительно что-то похожее на мяч. Только сзади этот мяч был покрыт волосами! А еще по обе стороны свисали космы длиннющих бровей…
        Неподвижная, будто статуя, тетка уставилась на мяч остановившимся взглядом. Ее глаза выкатились так, что густо накрашенные накладные ресницы отклеились. Напомаженный рот приоткрылся - и из него сиреной вырвался непрерывный вопль.
        Космы длинных бровей дрогнули раз… другой… приподнялись. Вопль соседки захлебнулся… Лихим броском, словно настоящий баскетболист, она отшвырнула странный мяч в сторону.
        Он с грохотом рухнул в мусорный бачок и тут же взлетел над ним. Ребята охнули - им, всем троим сразу, почудилось, что посреди волосатого мяча… открылись глаза. Пара маленьких, черных, раскосых глазок коротко зыркнула на «дворовой» столик и держащуюся за сердце соседку…
        Земля раскрылась, словно кто-то распахнул ее, как целлофановый пакет. Столик с сидящей за ним женщиной в мгновение ока рухнул в открывшуюся яму. Пронзительный вопль вырвался из нее. Следом послышался рокот бурлящей воды. Трое мальчишек бегом кинулись к яме и застыли, балансируя на краю. Прямо из-под их ног, точно вырезанный в земле, уходил глубокий провал, стремительно заполняющийся водой. Круто вскипающие буруны плескались вокруг быстро погружающегося столика. На уходящей под воду столешнице, отчаянно визжа, билась соседка. С каждым ее движением тяжелый стол погружался все глубже. Вот он уже камнем ухнул в глубину. Вскипевший водоворот мгновенно втянул тетку за собой. Еще через секунду ребята увидели всплывающее пестрое пятно. Отплевывающаяся соседка вынырнула на поверхность. Ее руки колотили по воде, но тяжелая куртка и намокший махровый халат тянули вниз. Ребята видели только полное ужаса лицо с черными полосами поплывшей косметики.
        - Делать-то что? - взвыл один из мальчишек.
        Старший дернулся - его что-то шмякнуло по затылку. Тряхнул головой - к его ногам свалилась длинная бельевая веревка.
        - Ребята, хватайся! - закричал он, швыряя конец веревки друзьям и сам падая животом на край ямы.
        Захлебываясь в прибывающей воде, соседка еще держалась на поверхности. Но силы уже начали изменять ей, намокшая одежда безжалостно волокла вниз. Ее голова медленно погрузилась. Широко распахнутые глаза глядели сквозь толщу воды, и только руки еще судорожно били по поверхности… С громким всплеском у самых ее пальцев в воду свалилась веревка. Соседка что было силы вцепилась в мокрый конец.
        - Тяни! Ребята, тяни! - страшным усилием дергая веревку на себя, прохрипел старший.
        Голова тетки вынырнула над водой. Отползая на животе и чувствуя, как отчаянно тянут друзья позади него, старший мальчишка попытался подтащить соседку повыше. До пояса выдернутая из воды женщина повисла неподъемной тяжестью.
        - Куртку скиньте. И халат! - просипел мальчишка.
        - Вот еще! Они денег стоят! - гулко донеслось из провала. - Так тяните!
        Старший застонал, чувствуя, как неумолимо выскальзывает из рук веревка.
        - А ну быстро сделала, как тебе парни говорят! Не то мы сейчас эту веревку на тебя скинем! - рявкнул новый голос, и рядом с тонкой мальчишеской рукой в веревку вцепилась крепкая мужская лапища.
        С трудом повернув голову, старший мальчишка узнал в лежащем на животе мужчине учителя физкультуры из своей школы. Внизу, кряхтя и жалуясь, соседка высвобождалась из мокрых тряпок. Умелым движением перехватывая веревку, физкультурник начал подтягивать бабищу к поверхности. Наконец над ямой показалась голова с мокрыми раскрученными бигуди. Ловя воздух ртом, как вытащенная на берег рыба, тетка выползла на землю. Оказавшаяся у нее под халатом насквозь мокрая ночная рубашка облепила жирные телеса. Покачивающиеся от усталости пацаны и учитель тяжело привалились друг к другу.
        - Пойдем… к нам… куртки… отмывать… - прохрипел один из мальчишек. - Только вы бабушке… скажете… что мы не хулиганили…
        Физкультурник судорожно кивнул.
        На втором этаже громко хлопнула балконная дверь.
        - Все, Петровна, закончилась серия, я спускаюсь… - выскочившая на балкон второго этажа женщина осеклась. Над двором повисло молчание… сменившееся воплем. Физкультурник и мальчишки задрали головы, в полной уверенности, что обитательница второго этажа орет, заприметив пропажу столика, полную воды пропасть посреди двора и валяющуюся рядом мокрую Петровну. Но они ошибались. Яростным взглядом окинув собственный балкон, разгневанная женщина кричала:
        - Кто бельевую веревку спер?
        Физкультурник перевел взгляд на обмотанную вокруг его кулака веревку и изумленно спросил:
        - А правда, парни, как вы умудрились ее со второго этажа срезать?
        Двое мальчишек недоуменно пожали плечами. Третий промолчал. В цепочке вытягивающих неподъемную соседку он стоял последним и потому успел увидеть, как страшный волосатый мяч с глазами, виляя зигзагами и то и дело подскакивая, мчался прочь со двора, уворачиваясь от стремительного вихря, в глубине которого сверкал серебряный меч!
        Но рассказывать об увиденном мальчишка не собирался - все равно не поверят.
        Глава 24
        Милиция приходит на помощь
        - Говорят, одна голова - хорошо, а две - лучше… Но три - это уже явный перебор, - глядя на опустевшее инвалидное кресло, нервно пробормотала Танька. На лице ее вдруг отразилось бесконечное облегчение, и она длинно выдохнула. - Фу-ух! А я уже боялась, что ошиблась! Вырод сейчас как рванет - и все вокруг Чумой заделает… Не-ет, все верно я читала: что вырод проглотил, того в нашем мире больше не видать. Никто, правда, не обещал, что это будут полезные для его здоровья, экологически чистые продукты. А ты еще спрашивала, зачем нам флакончики с чумой! - она успокаивающе погладила жмущуюся к ее боку громадную черную собаку и прошептала ей на ухо: - Пошли отсюда! Надо еще Богдана забрать, я его у входа приткнула!
        Хортица наклонилась, опуская на грязный пол остро воняющий кислой капустой пакет. Медленно расступающиеся люди старательно обходили брошенную «инвалидку» и делали вид, что не замечают, как девочка и огромная собака потихоньку двигаются к выходу. Объяснить случившееся было невозможно, поэтому самое лучшее… попросту сделать вид, что ничего не случилось. Ну урод, ну трехголовой, ну лопнул… Зачем народ (то есть себя) зря баламутить? Да и рынок - такое место, за день кого только не встретишь, чего только не случится, всего и не упомнишь. Вот, пожалуйста! Опять фигня какая-то творится…
        Темная фигура возникла в освещенном проеме входных дверей… Заморгала, вглядываясь в полумрак крытого рынка… И вдруг, издав восторженный вопль, рухнула прямо на спину черной псине, так что лапы у той подломились, и она присела, едва не касаясь брюхом пола. Коротко недоуменно взлаяв, она крутанулась на месте, волоча за собой женщину в железнодорожной форме, стиснувшую руки на шее у собаки, будто у давно потерянного и вновь обретенного ребенка.
        - Нашла! Нашла! - скребя носками ботинок по полу, восторженно вопила проводница, мертвой хваткой вцепляясь в Хортицу. На ее голове победно блестела пирамидка. - Я же говорила, что она была! Что я ее найду! И нашла! А крылья где? - быстро ощупывая собачью спину, требовательно вопросила она. - Куда крылья дела, собака?
        - Голодная, видать, псина, - задумчиво сказал мясник с тесаком, продолжая ковырять свой смерзшийся товар. - У инвалида колбасу, у женщины - крылья… Конечно, здоровенная, чисто теленок. Одним «Педигри» не прокормишь! - окидывая Хортицу оценивающим взглядом, заключил он. - Вы, женщина, про те крылья забудьте! - доверительно обратился он к проводнице. - Собачина их сожрала уже давно…
        Проводница замерла. Пользуясь ее замешательством, Хортица стряхнула ее с себя и отскочила к Таньке. Она попятилась к выходу.
        - …Или обслюнявила, вы ж после нее есть не будете, - невозмутимо продолжал мясник. - Лучше у меня крылья возьмите! - предложил он, ковыряя тесаком покрытую слоем льда горку куриных крылышек на прилавке. - Берите, женщина, не пожалеете, дешевле не найдете!
        - Ой, очень надо кому-то твои смерзшиеся закорючки покупать! - немедленно крикнули от другого прилавка. - Не слушайте его, женщина, у меня берите, у меня все свежее!
        - Я… Мне не нужны куриные крылья, - помотав головой, выдохнула проводница. - Мне… совсем другие… И еще тело… Я тело ищу…
        - Какую часть тела? - немедленно заинтересовался мясник. - Шейку, лопатку, огузочек? - постукивая тесаком по различным кучкам смерзшегося мяса, протараторил он. - Или, может, печеночки вам отрезать?
        - Не нужна мне печеночка! - взвыла проводница, бросаясь вперед и снова пытаясь ухватиться за гладкую шкуру Хортицы. - Мне целое тело надо найти!
        - А-а, тушу! Отличный выбор! - обрадовался мясник. - Сейчас организуем!
        - Не тушу! Тело! Тело мальчика! - закричала окончательно замороченная проводница. - И крылья не куриные, а собачьи!
        Мясник снова глубоко задумался, внимательно разглядывая проводницу. Наконец явно пришел к какому-то выводу, вздохнул и внятно и раздельно, как говорят с маленькими детьми и умственно отсталыми, сказал:
        - Собачьих крылышек нам не поставляют, женщина. И мальчиков мы тоже не продаем - санстанция не разрешает. А ты, девочка, бери свою собаку и чеши отсюда! - коротко бросил он Таньке. - Не видишь - тетка психованная.
        - Я не психованная! - взбеленилась проводница. - Я единственная…
        - Единственная, единственная, - успокаивающе повторил мясник, показывая Таньке - давай, сматывайся! - Неповторимая…
        Благодарно кивнув, Танька ухватила Хортицу за холку и зачем-то направилась к скорчившемуся на полу у входа мальчишке-нищему.
        - Я единственная, кто видит, какая от них исходит опасность! - продолжала вопить проводница. - Вы не видите, а я вижу! Я специальную литературу читала! Они есть зло! - торжественно провозгласила проводница, указывая на Таньку, тем временем торопливо подбиравшую брошенную у ног маленького и какого-то очень молчаливого нищего шапочку с несколькими монетками милостыни.
        - Верно женщина говорит, как есть злыдни! - неожиданно энергично подтвердил дребезжащий старческий голос, и из толпы снова выскочил нищий на костылях, уже виденный девчонками дед английского внука, так яростно вступавшийся за свою законную рыночную территорию. - А еще говорят, я жадюга, убогому поесть жалею! А ваши убогие сюда целой шайкой приперлись! - тыча костылем в приткнувшегося у стены маленького нищего и Таньку, объявил он. - У честных базарных нищих последние гроши отнимать!
        - Мы уже уходим! - быстро сказала Танька, обхватывая сидящего у стены за плечи и пытаясь поднять…
        - Вот и катитесь! - гаркнул рыночный нищий, со всего маха тыкая предполагаемого конкурента костылем.
        Тот покачнулся… выпал у девчонки из рук… и на заплеванном полу распростерлось тело худенького мальчишки лет двенадцати. Такое неподвижное и безучастное, что любому было ясно - неживой пацан.
        Где-то высоко вдруг громыхнуло. Дневной свет за грязноватыми окнами крытого рынка мигнул и погас, будто враз накрыло черным колпаком. Все вокруг окутала темнота, такая плотная и непроницаемая, что казалось, ее можно потрогать руками. Вслед за воплями воцарилась испуганная тишина… и слышно было, как по металлической крыше что-то ритмично прогрохотало - словно простучали копыта несущегося галопом коня. Вновь все стихло. Блеклый свет ноябрьского дня робко просочился внутрь, озарив светловолосую девочку, что, запрокинув голову, стояла посреди притихшей толпы и бормотала:
        - Хорошо все-таки, что я Богдана на крыше не оставила!
        - Убийцы! - страшный визг проводницы располосовал тишину. - Вот оно, тело мальчика! А сам он - зомби! Хватайте их!
        - Держите! - немедленно фальцетом подхватил нищий. - То все одна шайка! И девчонка, и собака, и урод приблудный! Спектакль на весь базар устроили, внимание отвлекали… А сами под прилавками шарили! А ну, народ, у кого что пропало?!
        - У меня! - немедленно закричали из глубины зала. - Три бутылки пива с прилавка как растворились! Были - и нету!
        - Ой! - Танька покраснела и, отпустив пребывающего в отключке Богдана, полезла в карман. - Конечно! Я… Я просто не успела, быстро надо было… Я сейчас расплачусь, вы не волнуйтесь! - вытаскивая деньги, пролепетала Танька.
        - Мне на родном рынке волноваться нечего, - зловеще улыбаясь, процедил нищий и, постукивая костылем, подступил к Таньке так близко, что девочка испуганно попятилась. - Ты теперь волнуйся! Ишь, сколько наворовать успела! - быстро, как кошка лапой, нищий выхватил у Таньки деньги и торжествующе поднял их над головой.
        - Отдайте! Это наше! - Танька подпрыгнула, стараясь вырвать деньги из цепких рук старикана. - Вы сами вор!
        - Я тебе покажу, как честных нищих оскорблять! - старческая рука легла ей на лицо и с неожиданной силой толкнула девочку прочь. Походя старый нищий сорвал с Таньки рюкзак с ноутбуком.
        - Воровка! - пряча рюкзак за спину, вопил он. - Серьги-то в ушах какие, серьги! - дергая упавшую девчонку за массивную сережку - подарок бабушки Сирануш - с такой силой, что Танька закричала от боли, продолжал орать он. - Не иначе - украла! И собачищу свою продукты тырить приспособила!
        Хортица в ужасе попятилась. Окружавшая их рыночная толпа изменилась сразу и как-то очень страшно. Вокруг были одни перекошенные ненавистью жуткие рожи. Со всех сторон тянулись скрюченные наподобие когтей пальцы. Мясник, только что пришедший им на помощь против проводницы, теперь глядел на них полными людоедской люти глазами, и в руках его жутко блестел огромный нож.
        - А труп-то - подельник их! - тыча костылем в Богдана, продолжал надрываться нищий. - Наворованное не поделили и пришили! - захлебываясь воплем, нищий затрясся в конвульсиях, изо рта у него хлынула пена.
        - Не слушайте его, он бешеный какой-то! - попыталась остановить толпу Танька.
        - Его собака твоя покусала! - немедленно прохрипел в ответ мясник.
        - Собака человека покусала! Бешенством заразила! - откликнулась грозным рокотом толпа.
        Дергающийся нищий огрел Хортицу по спине костылем.
        Черная собака с рыком подскочила… оскалила внушительные белые клыки. Но размахивающий ножом мясник уже несся на нее с криком:
        - Порублю! На шаурму-у!
        Клыки Хортицы сомкнулись у мясника на запястье. Нож со звоном упал на цемент, мясник завопил… Толпа поднялась, как приливная волна!
        Рыча и огрызаясь, черная собака завертелась на месте, пытаясь прикрыть Таньку. Брошенная пустая бутылка ударила девчонку в плечо. Хортица страшно взревела и с рыком прянула на толпу. Стоящие в переднем ряду отшатнулись, но сзади уже напирали…
        - Бей их! - смыкаясь вокруг, утробно ревела базарная толпа. - Бей собаку бешеную! Бей воровку!
        И только один неуверенный голос вякнул:
        - Милицию бы! Там разберутся!
        - Сами, без милиции разберемся! - завизжал нищий. - Хватайте их, ребята!
        Толпа согласно взвыла, и десятки рук вцепились Таньке в волосы, в плечи, в ноги. Девчонку встряхнули и как тряпичную куклу вскинули над головами. Слезы хлынули из глаз, когда кто-то изо всех сил рванул ее за волосы. Она почувствовала, как трещит, натягиваясь, ее собственная кожа, и поняла, что сейчас ее руки и ноги просто оторвутся, как у куклы. Она закричала. Ответом ей был отчаянный собачий визг… и грохот выстрела.
        Сыпанувшая с потолка штукатурка белой пудрой осыпала замершую толпу, делая всех похожими на банду разбушевавшихся цирковых клоунов.
        - Так, так… - немолодой, но очень крепкий и плечистый мужик в милицейской форме неторопливо опустил дымящийся пистолет. - Сами, значит, разберетесь, говорите… Что ж вы, ребятушки, милицию удовольствия лишаете? Милиция тоже любит разбираться - особенно с организаторами массовых беспорядков в общественных местах.
        Танька почувствовала, как держащие ее руки одни за другими начинают просто исчезать - словно бы их владельцы истаивали с места происшествия. Их становилось все меньше, меньше, и наконец лишившаяся опоры Танька просто с шумом грохнулась на пол. Рядом, опираясь на дрожащие лапы, тяжело поднималась Хортица. Только что прущие на них люди быстро-быстро, тишком-нишком шмыгали в разные стороны.
        - Что, никто не хочет доставить удовольствие милиции? - поинтересовался плечистый мент.
        - Они… Вот они… - тыча пальцем в Таньку и Хортицу, проблеял разом притихший, но все еще не сдающийся нищий. - Они во всем виноваты…
        - Ладно, - покладисто согласился мент. - Значит, тогда забираем предполагаемую воровку, - он крепко - не вырвешься - ухватил Таньку за плечо.
        - Я не воровка, - насупившись, процедила Танька, но милиционер не обратил на это ни малейшего внимания.
        - Вещи, деньги, которые она наворовала, тоже сюда давайте - доказательствами будут, - объявил милиционер, выдергивая у нищего Танькин рюкзак. Не дожидаясь, пока старик протянет деньги, бесцеремонно вывернул тому карманы, каким-то чудом обнаружив даже потайной, в который складывалась дневная выручка.
        - Тут не все их… - заикнулся было нищий, но милиционер уставился ему в лицо хищными желтыми глазами.
        - Мультик «Золотая антилопа» смотрел? Там же сказано - не мешай свои деньги с чужими, где чьи, никто разбираться не станет, - выгребая всю наличность пояснил милиционер. - Тело тоже увожу, нечего ему по рынкам валяться, - он легко закинул мальчишку на плечо. - И собаку, которая продукты таскает, забираю, - хватая Хортицу за холку, распорядился он.
        - Это псина из моего вагона! - вмешалась проводница.
        - «Но только раздался звонок, сбежал из вагона щенок»? - хмыкнул мент.
        - И вовсе она не щенок - вон, здоровая какая! - возмутилась проводница. - И не сбежала вовсе, а улетела! На крыльях! Вы бы ее на поводок!
        - Обязательно! - серьезно пообещал милиционер. - А ну пошли, все трое! - пинком направив Хортицу к выходу, двинулся туда и сам, волоча на плече мальчишку и таща за собой Таньку.
        - А я? - ахнула проводница. - Меня вы разве с собой не берете?
        - Вы, мадам, деньги воровали или продукты тырили? - оглядываясь, вежливо поинтересовался милиционер.
        Проводница аж попятилась:
        - Да вы что! Я ничего такого не делала, я только из психушки сбежала!
        - Тогда все просто! - обрадовался милиционер. - Тут подождите, за вами отдельная машина приедет!
        - Не хочу я туда! - энергично возразила проводница. - Не нужна я им, они меня сами художественным руководителем объявили!
        - Это еще ничего. Юлием Цезарем было бы гораздо хуже, - рассудительно предположил милиционер.
        - Я не Юлий Цезарь! - вскричала проводница, - Царицей Савской и Роксоланой была, а Цезарь - нет, не я! Я - свидетель! Я про этого зомби, - указывая на Богдана, сказала она, - все знаю! Я еще докторам говорила, что его закопать надо! Только ведьма не дала! - она ткнула пальцем в Таньку. - Я про их колдовские штучки все расскажу: как мальчик в поезд зашел человеком, а вышел трупом и давай по перрону безобразничать! Как женщину в больнице мечом зарубили так, что она аж вся рассыпалась! Как инвалида трехголового пивом отравили…
        - Не слушайте ее! - возмутился мясник. - У нас на рынке полный порядок! - Замялся, вспомнив озверелую толпу и себя самого с ножом наперевес. - Ну, может, и не полный, но пиво качественное!
        - Насчет колдовских штучек мы к настоящим экспертам обратимся, - строго сказал милиционер. - Видали? - он вытащил из кармана яркий буклет. - Ведьмы Степанида, Глафира и Симплигада Карловна, почетные бакалаврихи черной и белой магии. Министерство внутренних дел консультируют, а всякие олигархи к ним в очередь строятся. Вам тоже рекомендую, - суя буклет мяснику, обронил он. - Ваш инвалид то ли с тремя головами, то ли с четырьмя ногами был, наверняка на весь товар порчу навел, снимать надо, пока не погнило… - и не обращая внимание на взволновавшуюся рыночную общественность, повернулся к проводнице: - А с вами, женщина, так поступим. Хотите помочь следствию - идите отсюда в ближайшее отделение милиции. Там напишите заявление, во всех подробностях: про зомби, про ведьму, как собака улетела, как женщину мечом, ну и про Цезаря с царицей Савской и Роксоланой, конечно, тоже…
        - Говорю же, не знаю я Цезаря! - в ярости завопила проводница, но милиционера уже и след простыл.
        Гоня перед собой собаку и волоча ребят, он сбежал по ступенькам крытого рынка к припаркованному прямо у входа милицейскому «уазику». Затолкал всех, даже собаку, в кабину и сам запрыгнул за руль. «Уазик» чихнул и бойко затарахтел прочь от рынка.
        - Я, наверное, всю жизнь теперь еду только в супермаркетах покупать буду, - мучительно переводя дух, пробормотала Танька. - Если бы вы, майор, не появились, не знаю, что б они с нами сделали.
        - Сегодня вообще народ сдурел. Даже больше, чем в обычные дни, - вертя баранку «уазика», досадливо откликнулся милиционер. - А вы запомните на будущее - с толпой спорить бесполезно, будь ты хоть ведьма, хоть оборотень… - он невозмутимо покосился на заднее сиденье, где вместо угольно-черной борзой теперь полулежала черноволосая девочка. - От толпы надо сразу удирать. Это я вам по своему опыту говорю, - старый Ментовский Вовкулака, командир отряда особого назначения «Серые волки» и по совместительству вожак стаи наднепрянских оборотней, острозубо улыбнулся. - Толпа - это уже не люди, это чудище многоголовое, похуже того, что вы пивом уделали! Только я уже не майор, - добавил он. - Вчера приказ поступил, наконец-то подполковника дали.
        - Поздравляю, - мрачно буркнула Ирка. - Что ж вы, такой важный, а на «уазике» гоняете?
        - Вас ищу. Думаете, ваши художества на вокзале и в больнице незамеченными остались? Еще утром, как ориентировка пришла, я сразу сообразил, что только две знакомые мне ведьмы могут таскать мальчишку в чемодане. А когда про черную собаку сообщили… - он покрутил головой. - Целый день за вами ношусь!
        - Ведьм бы своих, как их там, Степаниду с Симплигадой, на помощь подрядили, - насмешливо предложила Танька.
        - Так они ж не настоящие, а так себе, газетные! - ухмыльнулся Вовкулака. - Какой оборотень в здравом уме настоящую ведьму крышевать возьмется? От вас самих скорее крыша поедет! На, сумку свою забери, - протягивая Таньке рюкзак с ноутбуком, сказал полковник. - И деньги.
        - Значит, можно все-таки наши от нищенских отличить? - хмыкнула Танька.
        - Ваши купюры крупнее, - хладнокровно запихивая оставшиеся деньги обратно в карман, пояснил Ментовский Вовкулака. - К тому же для меня деньги очень даже пахнут. Вы мне лучше объясните, во что ввязались, красавицы? И куда ваш здухач отчалил? - кивая на уложенного между сиденьями бесчувственного Богдана, поинтересовался мент.
        - Ой, а правда, где он? - спросила Ирка.
        Танька поглядела на нее растерянно. Конечно, Ирка же не видела, как воин сновидений стартовал с крыши и умчался.
        Танька схватила спасенный Вовкулакой рюкзак и вытащила из него ноутбук. Пристально уставилась в экран на фотографию Богдана. И вдруг завопила так, что перепуганный Ментовский Вовкулака крутанул руль, заставляя «уазик» вильнуть по дороге.
        - Ты чего орешь? - ударяя по тормозам, рявкнул он. И тут же осекся.
        По возникшему на экране компьютера серому асфальту бежала змеистая трещина. Уперлась прямо в двери с надписью «Школа № 99». Из динамиков ноутбука послышался жуткий, неимоверный скрип. Казалось, стонала вся земля. Трещина начала медленно и неумолимо расширяться. Края ее разошлись, будто открылся жадный черный рот. Она становилась все шире и шире… Здание школы покачнулось, словно переваливаясь с боку на бок. Двери распахнулись, и оттуда кубарем вылетела старушка-вахтерша. Следом выскочили женщина и двое молодых мужчин. И тут же школа ухнула вниз, проваливаясь в распахнувшуюся под ней яму. Вокруг, вырываясь из глубин провала, вскипела вода. Из раскрывшегося окна успели выпрыгнуть еще одна женщина в строгом учительском костюме, а за ней - молодая девушка в джинсах. Земля тяжко вздохнула… и здание из белого кирпича поползло вниз.
        На газоне неподалеку, как мяч, скакала живая голова. Одна только голова, без тела. Голова с неимоверно длинными бровями.
        - Гоните, майор, гоните! - завопила Танька. - Здухач там один бьется!
        - Я подполковник! - рявкнул Ментовский Вовкулака, с рыком вцепляясь в руль и выжимая газ на полную. Завывая сиреной и разбрасывая по сторонам синие блики мигалки, милицейский «уазик» рванул по переплетению улиц.
        Глава 25
        Здухач vs. бешеная голова
        …Вылетев со двора, здухач заметался над тротуаром в поисках юркой головы. Ему снова было страшно, мучительно страшно! Он никогда еще не оставлял людей в беде, а теперь бросал одного за другим: девчонок - на рынке, которые неизвестно как справятся с выродом, этих трех парней - над полной водой ямой! Но ведь кто-то же должен остановить проклятую голову! Только вот беда, голова-то никак не желала останавливаться!
        Сейчас она катилась через дорогу, лавируя между машинами. Взмыв повыше, здухач ринулся за ней. Ударил острием меча вниз. Серебряный клинок вспышкой молнии промелькнул между вставшими на светофоре тяжелым джипом и гигантским «КамАЗом».
        Голова вильнула в сторону и закатилась под колеса «КамАЗа». Зависнув над кузовом, здухач завертел меч, опоясывая грузовик вихрем серебряных искр. Откуда бы голова ни выглянула, ее поджидала сплошная жалящая завеса.
        Под «КамАЗом» словно бомба взорвалась. Насквозь пробив днище и крышу, голова взвилась над кузовом, насмешливо щелкнула на здухача зубами. Это мелкое издевательство дорого ей стоило. Секундная неподвижность - и голове в лицо (ну а куда ж еще!) уже глядело острие меча. Поток искристого серебра, будто удар кулака, впечатался голове в нос. Длиннющие брови и короткие волосы вспыхнули, как сухой хворост. Голова завизжала и рухнула на тротуар. Мячиком запрыгала по асфальту… и ухнула в открытый канализационный люк. Из глубины взмыл высокий фонтан грязной воды, послышалось шипение, запахло паленым волосом.
        Еще не хватало, чтоб этот головастик под землей освоился! Воин сновидений направил острие меча в люк. Поток жгучих искр обрушился в канализацию. Изнутри раздался сдвоенный вопль, и наружу выскочили сразу двое: сантехник откатился в одну сторону, живая голова - в другую!
        Кто-то из прохожих в ужасе завопил:
        - Террористы! Сантехнику голову оторвало!
        Мгновение - и вокруг открытого канализационного люка стало пусто, прохожие прыснули кто куда. Впереди всех, на всякий случай придерживая руками собственную, пока еще не оторванную голову, длинными прыжками улепетывал сантехник.
        Живая голова волчком крутанулась на месте и, злобно зыркнув на настигающего ее здухача, замельтешила по тротуару с такой скоростью, что даже у воина сновидений зарябило в спящих глазах. Голова влево, голова вправо, на асфальте, на стене дома, под деревом, на дереве, между ветвями… Тут! Там! Здесь! Казалось, их уже не одна, а две… три… шесть… восемь…
        Озверевший воин сновидений зашипел, как спущенный надувной матрас, и, недолго думая, залил пространство сплошной волной серебряного огня. Голова стремительно взвилась вверх и со скоростью пушечного ядра рванула прочь. С размаху шлепнулась на макушку невесть откуда взявшейся женщине. То ли та растерялась, не успев сбежать подальше от «террористов», то ли только что вышла из подъезда ближайшего дома. Но теперь она стояла, оцепенев от ужаса и плотно зажмурившись. На голове у нее восседала еще одна голова, и над обеими головами, словно цунами, вздымалась волна выпущенного здухачем серебряного огня…
        Коротко ахнув, здухач в последнюю секунду успел закрутить меч, наматывая пламя вокруг клинка, будто сворачивая рулон полотна. Голова издевательски оскалила желтые зубищи и полоснула взглядом по несущимся мимо автомобилям.
        Крак! Крак-крак-бух! По дороге пробежала частая сеть трещин. Пронзительно скрипя, пласты асфальта начали проседать прямо под колесами. Переваливаясь на вдруг ожившей дороге, будто лодки на разбушевавшейся реке, автомобили начали уходить под землю вместе с медленно проседающим асфальтом.
        - Не пялься! - сонно выдохнул мальчишеский голос. Банг! Удар мечом плашмя сшиб засмотревшуюся живую голову с макушки остолбеневшей женщины. Асфальт на дороге моментально перестал проседать. Из полупровалившихся машин сыпанули вопящие от ужаса люди.
        Голова отлетела к стене дома, врезалась в окно и, вышибив стекло, исчезла в квартире. Досадливо охнувший здухач рванул следом, смерчем втянувшись в дыру в стекле.
        - А-а! - прямо под ним была широченная кровать, а на кровати - отчаянно вцепившаяся друг в друга и дико орущая парочка: парень и девица. Пол рассыпался, как конструктор, и с грохотом провалился. Следом ухнула и кровать.
        В последнюю секунду налетевший невесть откуда смерч закрутил вопящую парочку, будто закатывая в сплошной воздушный ковер. Вздыбив белое-серое облако пыли, кровать свалилась на выросшую этажом ниже гору изломанных деревянных перекрытий, извести и ламината. Но вихрь уже вынес парочку в уцелевший коридор… развернулся, принимая облик бледного полуразмытого мальчишки в рыцарском плаще…
        Сквозь дыру здухач глянул на лишившуюся потолка нижнюю квартиру. Облегченно вздохнул - там никого не было! Лишь осыпанный известкой кот со вставшей дыбом шерстью качался на портьере. Ой, что будет, когда нижние жильцы с работы вернутся!
        Да и спасенной им парочке тоже придется как-то ликвидировать не только провалившийся пол, но и… круглую сквозную дырку во входной двери. Здухач торопливо вытянулся в пробитую живой головой дверь.
        Эту тварь надо догнать! Если позволить ей зыркать во все стороны, разрушенными квартирами дело не кончится! Неизвестно, на что она в следующий раз глаз положит!
        На лестнице было пусто - пока он возился с «падшей» парочкой, голова успела укатиться.
        Метаться вверх-вниз по лестницам - глупо. Здухач понесся вверх сквозь перекрытия. Полупризрачное тело легко - легче, чем всегда - просачивалось через препятствия. Может, потому, что дом старый, перекрытия деревянные… Воин сновидений взвился над крышей, поднялся выше, с высоты птичьего полета озирая потоки машин на улицах, неровные колодцы дворов и металлические поля крыш. Голова без тела - конечно, очень мелкий объект, способный спрятаться где угодно. Но пусть даже и не думает своими дурными мозгами, что ей удастся скрыться.
        Скрыться ей действительно не удалось. Да она и не пыталась! Зависнув в воздухе, здухач в ужасе глядел на трехэтажное здание из белого кирпича, окруженное пустым пространством спортивной площадки. Догадаться, что это школа, было несложно - очень уж типично она выглядела. Металлическая крыша здания пошла волнами, будто ее кто сильно потряс за край. Один конец крыши завалился вниз… Тут же провалился второй, словно здание перетаптывалось с ноги на ногу. Из распахнутых дверей и окон выскочили несколько человек - бабка-вахтерша да учителя, на свою беду оказавшиеся в здании. Со всех ног кинулись прочь.
        Здание еще покачалось, как в раздумье, а потом с тяжелым гулом медленно поползло вниз. В самое последнее мгновение, когда над открывшимся гигантским провалом маячил лишь последний этаж, послышался звон разбитого стекла, и в выбитое окно со свистом влетело нечто, похожее на волосатый мяч. И тут же здание провалилось по крышу. Недолго думая, здухач вихрем ввинтился в трубу.
        Погрузившееся под землю здание будто накрыло подушкой - ни один звук внешнего мира не долетал сюда. Вокруг тянулись покореженные, порванные трубы, из которых на пол с шумом била вода. Здухач плыл под потолком первого этажа, настороженно озираясь по сторонам, всматриваясь и вслушиваясь в каждое шевеление жизни вокруг. Никого… никого… никого… Какое счастье, что каникулы! Наконец двумя этажами выше здухач почувствовал едва заметное шевеление. Ага! Засек! Зачем ты вообще в школу полезла, дурная башка?
        Воин сновидений рванул вверх, вихрем проносясь сквозь этажи. Все-таки очень странно - раньше твердые препятствия как-то сопротивлялись проникновению его полупризрачной сущности, а сейчас он пролетал сквозь них, даже не замечая.
        Сейчас будет голове сюрпризик! Чтоб не думала, что она тут самая умная! Здухач прорвался сквозь пол третьего этажа точно в том самом месте, где засек шевеление… Голова должна быть здесь!
        Но здухач почему-то никак не мог сообразить, где оказался… Он был внутри чего-то: глядел на аккуратные ряды парт сквозь две круглые дырки, а рукоять его меча зацепилась за странного вида гладкую, белую решетку… Тьма, царившая в классе, не могла помешать здухачу разглядеть висящие на доске плакаты - «Внутренние органы», «Строение мышц человека»… Да он же в кабинете биологии! Прямо… С ума сойти! Прямо внутри пластикового скелета! Глядит на класс сквозь глазницы черепа, а рукоять его меча упирается в ребра!
        Раздраженно пыхнув, здухач уже собирался выбраться наружу…
        Рядом послышался сухой издевательский смешок.
        Скелет вдруг дернулся. Пластиковые ребра громыхнули - и сомкнулись, зажимая в себе бестелесную сущность здухача. Свинченная на шурупах рука скелета поднялась - и пластиковой хваткой вцепилась в эфес меча.
        Здухач вдруг понял, что живая голова - все-таки не самая тупая башка в окрестностях! Поумнее его собственной. Угодил в ловушку, болван!
        А потом в ноге вспыхнула… боль!
        Глава 26
        Плененный в скелете
        Уложенный между сиденьями Богдан коротко раздраженно вскрикнул.
        Ирка торопливо наклонилась к другу, заглядывая ему в лицо.
        - Что там? - оборачиваясь с переднего сиденья, обеспокоенно спросила Танька.
        - Вроде ничего. Спит, - продолжая всматриваться в по-прежнему безмятежные черты Богдана, пробормотала Ирка.
        - И давно он так? - гоня завывающий «уазик» по запруженным машинами улицам, бросил Ментовский Вовкулака.
        - Давно! В том-то и дело, что слишком давно! - зло бросила Танька, но хорошо знающая подругу Ирка мгновенно уловила в ее голосе подступающие слезы. Поправив подсунутую под голову Богдана куртку, девчонка еще послушала его тихое, безмятежное дыхание. Все вроде как обычно. Только бледный он очень, аж синева под глазами проступила, и нос заострился. Тревожно покачав головой, она снова откинулась на спинку сиденья. Под ногой влажно чвякнуло. Ирка опустила глаза… и из горла у нее вырвался тихий задушенный хрип.
        Резиновый коврик машины был залит кровью. Выползающее из-под ног Богдана темно-багровое пятно растекалось все шире. Сдавленно ругаясь, Ирка нырнула между сиденьями, задрала Богдану штанину…
        Нога Богдана носила на себе те же следы укусов, что и забинтованное плечо. Из растерзанной вены толчками била темная кровь.
        - Мамочки! - взвыла от ужаса Ирка, пытаясь пальцем прижать вену. Окровавленные руки скользили. Танька коротким хлопком накрыла жуткую рану. От ладони потянуло холодом, словно ледяным тампоном примораживая хлещущую кровь. Срывающимся голосом Ирка прокричала заговор на затворение крови.
        - Фух! - обе ведьмочки с облегченным вздохом откинулись на сиденья. Жуткая рана на ноге у мальчишки перестала кровоточить, запекшаяся кровь подсыхала багровым рубцом. Девчонки дружно перевели взгляды на его лицо.
        Богдан продолжал спать, мирно посапывая. На лице его не дрогнул ни один мускул.
        - Ему что, не больно? - изумленно охнула Ирка.
        - Нет, - не отрывая глаз от дороги и только больше наращивая скорость, рявкнул Вовкулака.
        - А кому же тогда больно? - едва слышным шепотом выдохнула Танька.
        - Здухачу! - сквозь разом удлинившиеся зубы выдохнул Ментовский Вовкулака, утапливая педаль газа до упора. - Раны проступают на спящем теле, но боль достается здухачу…
        Ирка не совсем поняла, что это значит, и уже даже открыла рот, чтобы переспросить. Но в эту секунду поймала отражение Танькиных глаз в зеркальце заднего вида. Танька понимала каждое сказанное старым Вовкулакой слово. И лицо у нее было такое!.. До Ирки без всяких вопросов дошло: уход боли к здухачу - это плохо. Нет, не так. Это очень плохо.
        «Уазик» вошел в крутой вираж, Ирку бросило на дверцу.
        - Что за тварь хоть его укусила? - прокричала она, восстанавливая равновесие.
        - Понятия не имею! - всхлипнула в ответ Танька, цепляясь за ручку. - Никогда о таких не читала! Мне бы поискать, в книгах порыться…
        - Нечего там искать! - сквозь зубы прорычал Ментовский Вовкулака, под завывание мигалки проносясь на красный свет. Мимо мелькнула перекошенная от ужаса физиономия какой-то бабки. - Шелудивый Буняк снова в наши места пожаловал. В прошлый раз мало наозоровал. - Ментовский Вовкулака хищно припал к рулю. Стрелка спидометра исчезла, спрятавшись за край. Вой сирены разрывал уши. - Ты его знаешь как Вия.
        - Вий? Вий? «Поднимите мне веки…»? - Танька растерялась так, что выпустила ручку дверцы и при следующем вираже повисла на ремне безопасности, едва не приложившись лбом о стекло. - Вий, который у Гоголя? - вползая обратно на сиденье, вопросила она. - Но этого не может быть! У Вия веки, а не брови, и тело есть…
        - Гоголь - писатель, - внушительно перебил ее Ментовский Вовкулака, наращивая скорость, хотя казалось, это невозможно. Девчонок вдавило в сиденья. - Настоящий Шелудивый Буняк командовал татарским набегом. Преславный князь Роман Галицкий встретил его с дружиной и в бою отсек Буняку голову. Тело упало, а голова в бега ударилась. И все, на что она глядела, уходило под землю. Пока катилась - трех городов недосчитались.
        - Князь Роман Галицкий - это где-то двенадцатый век? - прикинула Танька. - Ну тогда и города были все-таки поменьше. Примерно как нынешний нормально заселенный квартал многоэтажек.
        - Хватит рассуждать! - рявкнула с заднего сиденья Ирка. - Танька, а ну-ка быстро снова свяжись со здухачем! У нас многоэтажек, конечно, полно, но это еще не повод их под землю спускать!
        Танька снова уставилась в компьютер…
        - Ой! - в панике завопила она. - Что эта голова там бормочет?!
        …Ошеломленный неимоверной, оглушающей болью, здухач хрипло закричал. Рванул свой меч, выдирая его из хватки пластиковой клешни. Забился внутри стискивающего его скелета, чувствуя, как холодный пластик смыкается вокруг него, превращаясь в тюрьму. Ощущение впившихся в тело клыков пропало, зато он услышал голос. Тихий, утробный звук, зарождающийся в гортани и никогда не проходивший сквозь легкие. За неимением таковых. Лихо выписывая круги вокруг пластикового скелета, голова ревела-бормотала:
        - Душа, душа, де бродила? Де б ни була - ступай до тила. До слепых, мертвых очей, до неживых костей, до нехожалых ног, до недержалых рук…
        Здухач ощутил, как, повинуясь словам заклятья, его, словно взвешенный и отмеренный продукт в супермаркете, запаивают в вакуумную пленку и стягивают с… пластиковым скелетом. Обзор ограничился пустыми глазницами, ребра сдавили грудь, болтающиеся на шурупах пластиковые конечности вросли в полупрозрачные руки и ноги воина. Ободранный и почерневший от огня рыцарский плащ обернул плечи школьного скелета. Серебряный меч с тонким обиженным звоном упал на пол.
        Живая голова торжествующе захохотала. Здухач попытался повернуть приросший к нему череп… но всаженный в пластиковый позвоночник штырь не позволил даже шелохнуться. Живая голова сама любезно подпрыгнула… и жуткий взгляд раскосых глазок уставился в глазницы черепа. Под загнанным в скелет здухачем дрогнул пол. Покачнувшись, костяк рухнул в дыру. Застрял. Постукивая шарнирами, его руки и ноги бессильно свесились. Заточенный в пластик здухач с ужасом глядел вниз. Этот скелет стал его телом, и если они оба звезданутся об пол нижнего этажа… Конец!
        Рядом послышался раздраженный скрежет зубов… и здухач всеми пластиковыми ребрами ощутил взгляд живой головы. Дыра в межэтажной перегородке стала расширяться… и школьное пособие, кувыркаясь, полетело вниз. А с ним и здухач. В сознании раздался истошный девчоночий вопль, и, словно подстегнутый, воин сновидений отчаянно рванулся на волю…
        Сомкнувшиеся вокруг него пластиковые ребра не разошлись, выпуская его наружу. Он просто просочился насквозь… за мгновение до того, как скелет грянулся о парты и пластиковые кости разлетелись во все стороны.
        При виде взмывающего из дыры здухача глаза головы, только что длинные и раскосые, стали большими и круглыми, как у персонажей японских мультиков. Похоже, та никак не ожидала, что воин сновидений сможет вырваться из ловушки. Но здухачу было неинтересно разбираться в настроениях врага. В крупных желтых зубах тварь сжимала его серебряный меч! Прянув вперед, здухач вцепился в рукоять и с силой рванул на себя. Со скрежетом и веером искр меч вырвался из пасти… желтые зубы оказались стесанными до корней! Шепеляво выругавшись, голова покатилась прочь. Здухач завис над ней, снова безуспешно пытаясь полоснуть по мельтешащему внизу лохматому мячу. Они ворвались в холл нижнего этажа. Гулко колотя о плиты пола, голова запрыгала мимо гардероба.
        - Зеркало! - завопил в сознании здухача Танькин голос. - Давай, по методу Персея, гони его к зеркалу! Пусть он, как Медуза Горгона, сам на себя посмотрит!
        Здухач заложил лихой вираж в воздухе. Действительно, высокое, в человеческий рост, зеркало висело в простенке у гардероба на двух стальных крюках. Воин сновидений кинулся к нему.
        Путаясь в растрепавшихся бровях, голова на полной скорости катилась к школьному выходу. Сейчас она прорвется в двери, и под ее взглядом тонны земли рухнут в глубины, унося за собой здания, дороги, машины, людей…
        Голова ощутила шевеление воздуха над собой и стремительно катнулась назад. Школа содрогнулась. Словно с потолка, прямо перед головой рухнуло… здоровенное зеркало. Покачиваясь, встало поперек дверей, отрезая выход наружу…
        Свистнул воздух… длинные брови мгновенно обмотались вокруг головы, прикрывая глаза - и не давая хозяину увидеть собственное отражение.
        В погребенной в толще земли школе воцарилась полная, нерушимая тишина. Все замерло. Зависший над головой здухач несколько секунд разглядывал башку, по самый лоб замотанную в брови.
        - Похоже, античный миф про Персея и Горгону общеизвестен! - громко и насмешливо подумал воин сновидений.
        - А что же с ней делать? - растерянно прозвучал в его сознании голос Таньки.
        В этот момент одна из обмотанных вокруг головы бровей чуть дрогнула, и из-под нее выглянул настороженный и внимательный глаз. Торопливо зыркнул вверх, на зависшего здухача - голова была готова мгновенно вильнуть в сторону, стоило воину сновидений лишь шелохнуться…
        И здухач шелохнулся… Голова прянула вбок, уворачиваясь от узкого серебряного клинка…
        Тяжелое, длинное и широкое зеркало покачнулось… И рухнуло, накрывая улепетывающую голову! Из-под него раздалось сдавленное «Ох!». И тишина.
        Потом сверху раздался звон битого стекла и слаженный топот бегущих ног. В холл ворвались трое. Впереди, в развевающейся гриве светлых волос, летела Танька. С разбегу вломилась прямо в центр закрутившегося смерчем здухача и громко заверещала, когда воин сновидений взмыл у нее над головой. Ментовский Вовкулака ухватился за торчащие срезанные крюки и одним рывком поднял опрокинутое зеркало.
        - Осторожнее, а вдруг опять уставится! - вскрикнула Ирка, когда Вовкулака нагнулся к валяющейся на холодной плитке голове.
        - Не уставится! Не бери больше эту голову в голову, сестренка! - волк-оборотень бестрепетно сгреб голову за брови и поднял на вытянутой руке. Глаза Шелудивого Буняка были закачены под лоб.
        - Зеркало - лучшее средство против зыркающей головы, - фыркнул Вовкулака. - Если ударить прямо по ней - сотрясение мозга гарантировано!
        Глава 27
        Провались она, эта школа!
        Из коридора послышалось тихое журчание, и в холл робко и вкрадчиво вытекла первая струйка воды. За ней скользнула вторая, третья…
        - Так, девчонки, уже заливает, - деловито сообщил Ментовский Вовкулака. - Надо сматываться. А ну-ка быстренько нашарьте мне тут пустую коробку.
        - Зачем? - переспросила Танька.
        - Затем, что если мы вылезем из-под земли с головой в руках, реакция общественности может оказаться непредсказуемой! - потрясая обморочной головой, сообщил Вовкулака.
        - Коробки на втором этаже, - тихо прошелестело рядом, и в темноте школьной лестницы мелькнул меч.
        Девчонки и Вовкулака бегом рванули по ступенькам. Зажатая в кулаке у Вовкулаки голова покачивалась и подпрыгивала, болтаясь на собственных бровях. На втором этаже в кладовке действительно оказалось несколько картонных ящиков из-под компьютеров. Старый оборотень кинул голову внутрь и тщательно заклеил все щели найденным тут же скотчем.
        - Наверх! - скомандовал он, зажимая коробку под мышкой и с тревогой вслушиваясь, как в коридорах первого этажа уже бурлит вода.
        Ухватив Таньку за руку, Ирка побежала следом за Ментовским Вовкулакой, безошибочно ориентирующимся во тьме провалившейся под землю школы. Рев прибывающей воды слышался все сильнее. Танька споткнулась на очередной ступеньке, ее рука выскользнула из Иркиной ладони. Девочка упала, коленями хлюпнувшись в воду. Вскочила, пошатнулась - холодный ручеек нырнул за край кроссовки. Расплескивая вокруг себя воду, побежала вверх по ступенькам. Споткнулась, упала на четвереньки… Одежда мгновенно вымокла. Шум прибывающей воды все усиливался, Танька попыталась встать, не смогла, забарахталась, чувствуя, как ее приподнимает волной. Одна, в темноте, на стремительно затопляемой лестнице… Она уже не понимала, где тут верх, где низ, куда бежать…
        Над ней послышался громкий зевок - и обступившую Таньку тьму разорвал серебристый луч. Девчонка вскинула голову - над залитой водой лестницей, зависнув внутри стремительно вращающегося вихря, ярко пылал серебряный меч! Медленно, будто парящий светлячок, опустился он к Таньке, и знакомый сонный голос пробормотал:
        - Хватайся!
        Пошатываясь от толчков воды, ведьмочка поднялась и благоговейно положила руки на эфес. Почувствовала, как возносится в воздух. Ее ноги с хлюпаньем вырвались из воды. Мимо нее, тяжело молотя крыльями, пронеслась черная собака, следом пробежал Вовкулака. Танька пролетела над залитой водой лестницей и вылетела в коридор третьего этажа, по которому уже начали скользить первые струйки. Опустилась у разбитого окна. Подполковник уже проталкивал в окно принявшую человеческий облик Ирку.
        - Держи! - протягивая ей заклеенную коробку с живой головой внутри, скомандовал он. - Теперь ты! - он пропустил Таньку и опасливо оглянулся на вскипающие у лестничной клетки водяные барашки.
        Танька скользнула в выбитое окно. В запястье ей вцепилась крепкая рука, с силой выдергивая наружу.
        - Спасибо! - прикрываясь другой рукой от сыплющейся в лицо земляной пыли, пропыхтела Танька, в полной уверенности, что это Ирка тянет ее наверх. Заскребла подошвами по насыпи вокруг провала, проехалась животом, развозя грязь по насквозь мокрой куртке… Выползла на край… и попыталась отнять руку.
        Не тут-то было! Захват на ее запястье сжался сильнее - цепкий и болезненный, как кольцо наручников. Тут же перехватили другую руку… Встряхнув головой, так что набившаяся в волосы пыль поднялась серым облачком, Танька уставилась в глаза… совершенно незнакомому мужчине.
        Тут же она увидела Ирку. Прижимая коробку с головой к животу, подруга пятилась от наступающих на нее двух женщин. Одна была та самая старушка-вахтерша, которую Танька глазами здухача видела выскакивающей из дверей школы за секунду до обвала. Вторую она тоже узнала - молоденькая учительница в джинсах, успевшая сигануть в окно. Позади выстроилась компания учителей, в каникулы оказавшихся в родной школе и едва успевших спастись. А рядом… радостно приплясывала знакомая фигура в железнодорожной форме.
        - Хоть тут меня послушались! - восторженно вопила проводница, разглядывая девчонок почти любовным взглядом, словно самых дорогих родственниц, которых она ждала - прямо дождаться не могла! А ведь и впрямь ждала. Поджидала. - Что я вашей директрисе говорила, а?! - указывая на женщину в перепачканном землей строгом учительском костюме, возопила проводница. - Не просто так этот провал, ой не просто! Его две девчонки, призрак и собака организовали! Чтобы школу ограбить! Они не просто воры, они еще и террористы! Школу подорвали, а теперь имущество выносят! - проводница кинулась к Ирке и вцепилась в коробку.
        Рывок едва не заставил ведьмочку выпустить коробку из рук. Мгновенная волна ужаса - ой, что будет, если ящик откроют! - окатила Ирку, и девчонка, не сдержавшись, грозно клацнула на проводницу мгновенно удлинившимися клыками.
        Женщина в ужасе отпрянула, выпуская коробку.
        - Как же я сразу не поняла… Еще тогда, в купе… - замирающим шепотом прошелестела она. - Это ведь ты! Ты собака, ты! - заверещала проводница. - Смотрите все, она собака! - тыча в Ирку пальцем, обернулась, призывая в свидетели толпящихся вокруг учителей.
        - Что за поведение! - возмущенно вскричала директриса.
        - Во-во… - радостно подхватила проводница.
        - У вас, у вас что за поведение! - гневный взгляд нацелился в опешившую проводницу. - Как может школа воспитывать детей в духе вежливости, если взрослая, вроде бы даже приличная женщина позволяет себе такие высказывания! И по отношению к кому - к девочке! А потом мы удивляемся, отчего, несмотря на все замечания, наши дети упорно употребляют слова: сволочь, козел… - директриса педантично перечислила еще с десяток слов, от которых у держащего Таньку мужика уши вспыхнули, как два фонарика.
        - Извольте вести себя прилично! - закончив краткий экскурс в типичные для школьников выражения, приструнила проводницу директриса.
        - С кем? - возмутилась проводница. - Со сволочью этой блохастой, с собакой? Которая продукты у инвалидов тырит и компьютеры из школы ворует?
        - Опять вы девочку оскорбляете! Как вы можете произносить такие слова - у меня бы от них язык колом в горле стал! - взвилась в ответ директриса. - Замолчите немедленно, без вас разберемся! Дети, - поворачиваясь к Ирке с Танькой, железным, истинно директорским тоном скомандовала она. - Немедленно отдайте школьный компьютер и объясните, что вы здесь делаете! Пока я не вызвала милицию!
        - Не надо вызывать. Мы со своей, - завидев взбирающегося на насыпь Ментовского Вовкулаку, пробормотала Танька.
        - И это не компьютер, - тяжело дыша, подтвердил подполковник, выползая на край провала.
        - А что? - поинтересовалась директриса.
        - Черный ящик, - мгновение подумав, объявил Вовкулака.
        - Что? - переглядываясь, в один голос вскричали учителя погибшей школы.
        - Черный ящик, как в самолете, - уже уверенней пояснил мент. - В каждой школе такой есть. Связан со скрытыми видеокамерами и круглые сутки, день и ночь, фиксирует, что происходит в школе!
        Вся компания учителей вдруг резко побледнела.
        - И в директорском кабинете… фиксирует? - умирающим голосом пролепетала директриса.
        - Обязательно, - энергично подтвердил подполковник. - И в кабинете, и в туалетах, и в раздевалках…
        Державший Таньку мужчина покраснел снова. Учительница в джинсах - тоже.
        - Вот посмотрим, что там зафиксировалось, - Вовкулака перехватил у Ирки из рук ящик с головой. - И будем знать, естественным путем школа под землю ушла или налицо террористический акт.
        Рядом послышалось громкое бульканье - и тут же грохот стекла. Вынеся вчистую окна третьего этажа, из школьного здания хлынула вода. Несколько мгновений - и яма наполнилась до краев. Волны пробежали из конца в конец, и все стихло. Вода перестала прибывать, застыв в границах провала неподвижным грязноватым озером. Сквозь него смутно просматривался силуэт ушедшего под воду трехэтажного здания из белого кирпича, да торчала над поверхностью высокая железная труба.
        - Видите, как мы вовремя! - наставительно произнес Ментовский Вовкулака. - Еще бы чуть-чуть - никто бы никогда не узнал, что там делалось в вашей школе!
        На всех лицах, включая физиономию директрисы, отразилось искреннее сожаление.
        - Лучше бы сумочку мою забрали, - жалобно протянула молоденькая учительница. - Сумочка у меня на столе осталась. С паспортом!
        - И как же вы могли! Сотрудник милиции, а взяли детей в такое опасное место! - с упреком глядя на подполковника, добавила директриса.
        - А мы не настоящие дети, - нахально сказала Танька, выкручиваясь из рук держащего ее мужика. - Мы подпольные агенты спецслужб! А что вы думаете, в каждой школе такие обязательно! У вас же наверняка ученики есть, которые урок не слушают, в облаках витают… - она обвела учителей вопросительным взглядом.
        И каждый невольно кивнул в ответ - как же, есть такие!
        - Это они на самом деле к черному ящику подключаются! Через мобилки! - с торжеством сообщила Танька.
        - Что ж получается? - вдруг напрягся мужчина. - У меня на математике полкласса на спецслужбы работает?
        - Ничего подобного! - энергично возразила молоденькая учительница в джинсах. - У меня на географии таких один… ну два человека!
        - Какие они агенты! - с отчаянием в голосе вскричала позабытая всеми проводница. - Они собаки, ведьмы и зомби… А милиционера этого тоже разъяснить надо! Он мальчика с рынка увез? Увез! А теперь у него на заднем сиденье труп лежит! Я сама видела, когда сюда бежала!
        - Увез с рынка живого мальчика? А теперь труп? - подозрительно поинтересовалась директриса.
        - Ну какой же он живой, когда он призрак! - возмутилась проводница. - А на рынке его и вовсе не было! - слегка озадаченно припомнила она.
        - Милиционера не было? - переспросила директриса.
        - Милиционер был! И труп был! Призрака не было! - вскричала проводница.
        - Может, вам… э-э… водички? - косясь на покрывающее ее школу озеро, предложила директриса.
        - Обязательно! И внутрь, и как наружное - ведра два, - вмешался Вовкулака. - А насчет трупов не беспокойтесь! Вы бы видели, сколько их у нас в отделении - не знаем уже, куда девать! Работа такая!
        - У него работа такая. С трупами. Он же - милиция, - явно успокоившись, директриса повернулась к проводнице, желая теперь успокоить и ее.
        - Ничего себе работа! А собака тоже по работе? - указывая на Ирку, вскричала та.
        - Вы опять оскорбляете ребенка! - возмутилась директриса.
        - Почему все слушают их! - взревела проводница, прерывая безумный диалог. - И никто не слушает меня! Хотя я говорю чистую правду! Почему никто мне не верит? Ладно! Без вас обойдусь! Я сама! Сама! Сама! - вскрикивая, она слепо рванула прочь, через раскуроченную спортивную площадку. Перескочила поваленную металлическую стойку с баскетбольной корзиной и исчезла за оградой.
        - Может, ее догнать? - неуверенно поинтересовался учитель математики.
        - А школой своей вы не хотите заняться? Она у вас, кажется, только что утопла, - невинно напомнил ему Ментовский Вовкулака, вслушиваясь в приближающееся завывание сирен. Вдалеке показался слаженный кортеж из машин «Скорой помощи», «пожарок» и милицейских автомобилей.
        - Ах да, - проводя дрожащей рукой по лбу, пробормотал математик. - Со всеми этими сумасшедшими и черными ящиками совсем из головы вон! Ой, а почему это черный ящик у вас прыгает?! - вскричал он, дикими глазами глядя на задергавшуюся в руках у Вовкулаки коробку. - И ругается не хуже нашей директрисы?!
        - Я вообще не ругаюсь! - с достоинством сообщила директриса. - Я только привожу примеры ненормативной лексики!
        - Активизировался, - ловя ящик и зажимая его покрепче под мышкой, прокомментировал подполковник. - Надо с него скорее информацию считывать - и, обходя металлические обломки спортивных снарядов, зашагал через площадку к оставленному за соседним домом «уазику».
        Глава 28
        А где же наше тело…
        - Где он? - стоило их компании свернуть за угол, скрывшись из глаз учителей, как Танька остановилась, озираясь.
        - Кто?
        - Призрак наш, который зомби… - Танька продолжала вертеть головой по сторонам. - Здухач!
        - Тут я! - прошелестел сонный голос.
        - Где? - снова вскричала Танька, все озираясь и озираясь. - Нет, ну что за прятки! А ну, вылезай!
        - Откуда? - поинтересовался здухач.
        У Танькиных ног блеснуло серебро меча. Девочка глухо вскрикнула, вглядываясь в стелющийся у самого асфальта слабенький вихрь, едва заметно шевелящий листву и пыль.
        - Ирка! - свистящим шепотом выдохнула Танька, хватая подругу за руку. - Он… Ты видишь?
        - Почти не вижу, - созналась Ирка, ловя колыхания смерча.
        - Я так и знала! Я этого и боялась! Еще когда ты сквозь скелет прорвался! Ты разрежаешься! Теряешь форму!
        - А по-моему, я очень даже в форме! - изгибаясь в сторону коробки с головой, откликнулся смерч.
        Танька набрала полную грудь воздуха, собираясь дать на это достойную отповедь…
        - Не устраивай мужчине скандал на пустом месте, девчонка! - цыкнул на Таньку Ментовский Вовкулака. - Даже если от мужчины осталось одно движение воздуха! - окидывая взглядом здухача, хмыкнул он. - Сейчас дойдем до машины, засунем башку в багажник! - он потряс коробкой. - И твой здухач благополучно придет в себя! То есть войдет…
        - Он не мой! - немедленно заспорила Танька. - Он свой собственный! - но тут же торопливо направилась к машине.
        - А с остальной нечистью как? - вертясь у самых ног Ментовского Вовкулаки, нерешительно переспросил здухач.
        - У вас еще осталось? - открывая багажник и закидывая коробку внутрь, приподнял брови Вовкулака.
        - Всего пятеро было… - Ирка повернулась к Вовкулаке. - Ховало здухач заморозил, Чуму мы выроду скормили - считай, они друг друга изничтожили, Шелудивый Буняк, он же Вий, в багажнике. Кстати, что мы с ним делать будем?
        - Пригодится, - не отрывая встревоженного взгляда от здухача, рассеянно бросила Танька. - Чума же пригодилась…
        - Нормально. Справляемся, - удовлетворенно заключила Ирка и направилась к задней дверце «уазика». - Остался один, последний участник Дикой Охоты - здоровенный скелет, верхом на коне, и конь - тоже скелет.
        Уже собиравшийся сесть за руль подполковник так и замер, сжимая в пальцах ручку передней дверцы. Заросшая щетиной физиономия старого оборотня стремительно бледнела. В желтых хищных глазах застыла безнадежная, истинно волчья тоска, немедленно заставившая Ирку усомниться - а так ли уж нормально они справляются?
        - Корона у скелета была? - глухо спросил милицейский подполковник.
        - Была, - пробормотала Ирка, вспоминая процессию, виденную на экране ноутбука. - И меч, темный.
        - Серьезный меч, - прошелестел здухач и честно добавил: - Мой против него не тянет.
        - Значит, все, - мертвым голосом сказал Вовкулака и уперся лбом в крышу «уазика». - Будет, как в прошлый раз.
        - А что было, когда Дикая Охота приходила в прошлый раз? - настороженно поинтересовалась Танька.
        - Засуха, чума, голод, города проваливались. Войны между княжествами, а потом монголо-татарское нашествие, - скорбным голосом сообщил Вовкулака военную сводку «от древнерусского информбюро».
        - Да кто он такой, этот скелет на скелете? - рявкнула Ирка.
        Вовкулака воровато оглянулся, будто боясь, что его услышат, и одними губами прошептал:
        - Костей Бездушный. В сказках его еще называют Бессмертным, но это неправильно. Как же он может быть бессмертным, если он в какой-то мере и есть… смерть! Костей - это война, бунты, взрывы, мятежи! А конь под ним - Моровица, смерть скота и зверей лесных!
        Земля под «уазиком» содрогнулась. Сзади послышались крики. Асфальтовая дорожка пошла волнами. Заскрипели вздыбливающиеся пласты земли. «Уазик» тряхнуло. Само собой включилось радио. Трескучий голос диктора зачастил:
        - Необычные возмущения в слоях атмосферы… Сильное влияние на людей… Всплески немотивированной агрессии… В Крыму усилились столкновения между русским и татарским населением… Конфликт на границе с Польшей… Драка в парламенте… - радио заглохло.
        - Все, - снова повторил Ментовский Вовкулака. - Костей Бездушный спустился на землю. Недаром на рынке народ так на вас накинулся - когда Костей приближается, у всех планка падает. А уж что начнется теперь, когда он здесь! - Вовкулака покрутил головой. - Даже ОМОН не поможет - на них ведь тоже действует.
        Ирка представила себе, как решительные парни в шлемах и с пластиковыми щитами врываются в середину уличной потасовки… и со всем внушенным Костеем жаром, помноженным на отличные профессиональные навыки, начинают метелить всех без разбору. Для собственного и Костеева удовольствия. Похоже, здухач тоже представил себе не менее выразительную картинку.
        - Я лечу, - решительно сказал он. Смерч вытянулся, готовый прянуть в небо.
        - Стоять! - Танька рявкнула так, что Ирка дернулась, чувствуя, как уши невольно прижались. Рядом точно так же прижал уши Ментовский Вовкулака, а вихрь здухача опал, будто прихлопнутый ладонью. - Куда собрался? - в лучшем Иркином стиле прорычала Танька.
        - Костея останавливать. Бездушного, - недоуменно прошелестел здухач.
        - Интересно, как ты предполагаешь это сделать? - иронически приподняла брови Танька. - Под самолет его больше не подставишь, он уже на земле. Разве что крушение организуешь и самолет ему прямо на башку свалится…
        - Костей из-под любого самолета выберется, - вмешался Вовкулака. - Вы поймите, убить его вообще нельзя - как убить смерть? Его можно только изгнать или пленить.
        - Кощей на цепях висит… - вспоминая сказки, пробормотала Танька.
        - Ага, а потом идиот Иван-царевич его сдуру освобождает! Тот Ивана мочит, жену его ворует, чтоб скучно не было, и снова начинает свою террористическую деятельность! - вскинулась Ирка. - Сразу предупреждаю, на мой подвал не рассчитывайте! Не хочу, чтоб у меня там смерть на цепи сидела!
        - Не понимаю, чем тебе плохо, - фыркнула Танька. - Твоя бабка его огородик охранять приспособит…
        - Вы прежде чем на цепь сажать, сперва его поймайте! - возмутился Вовкулака. - А то делят тут кости неубитого Костея!
        - Которого убить нельзя вообще, - закруглила ситуацию Ирка. - А если его сперва как-нибудь оживить?
        - И убить! - припечатал здухач.
        - Гениальное решение! - ехидно протянула Танька. - Допустим, мы его оживляем - хотя я понятия не имею, как это сделать. Потом здухач его убивает - в чем я лично сомневаюсь. На него же сейчас только дунь - он и развеется! - Словно в подтверждение ее слов порыв сильного ветра встряхнул деревья, врезался прямо в воронку смерчика, в который превратился здухач, и разметал того в разные стороны. Танька подождала, пока ветер стихнет, а смущенный таким оборотом дела воин сновидений стянулся обратно в небольшой компактный вихрь, и продолжила: - Но допустим, Костей умрет… и тут же снова станет тем самым Костеем Бездушным, которого убить нельзя!
        - Мы четверых уже уделали! Пожаров, чумы, голода, землетрясений по-любому не будет! Последний остался! Так что, пусть гуляет? - вскипела Ирка. - Крымских татар на нашествие подбивает? Или еще кого найдет для разнообразия?
        - Обязательно найдет, - с грустной покорностью сообщил Вовкулака. - В прошлый раз он так и гулял. Как хотел, - вздохнул старый оборотень.
        - Вот и не может быть, чтоб после того раза ничего против него не придумали! - упрямо бросила Ирка.
        - У тогдашних соседей Руси, у половцев, был метод, - неохотно сообщил Вовкулака. - Не против Костея - наш Бездушный на их территорию даже не совался. Против собственных полубогов и героев. В те времена, знаете ли, свои понятия о героизме были. Приграничную деревеньку вырезать под корень, включая стариков и младенцев, очень даже за подвиг сходило. А в случае неожиданного возвращения из мира иного герои вообще различать переставали - где чужая деревенька, где родное стойбище. Вот чтоб погибшие воители со свойственным им героизмом из мира иного обратно в мир здешний не совались, половцы над ними курган насыпали, а сверху каменных стражей ставили, мамаёв. Те покойничков держали… скажем так, намертво. Откуда, думаете, вообще обычай пошел на местах сражений монументы устанавливать? Одна беда… По половцам монголо-татарское нашествие еще раньше, чем по Руси, ударило - не иначе как Костей лично позаботился. Почитай, ничего от их народа не осталось, - вздохнул Вовкулака.
        - И стражей тоже ни одного не уцелело? - горестно вопросила Танька.
        - Почему «не уцелело»? - удивился Вовкулака. - Вон, у нас за историческим музеем целый отряд выстроился!
        - За музеем? - переспросила Танька. - Так это вы что, половецкие скульптуры имеете в виду? Которых каменными бабами называют?
        - Ну, - подтвердил Вовкулака. - А кого ж еще! Только там не все они бабы, среди них и мужики имеются.
        - А чем Костея под землю загнать, у нас есть. Говорила же - голова в любом деле нужна! Даже если хранится в багажнике! - довольно сообщила Танька. - Значит, так, - она наконец открыла заднюю дверцу «уазика» и деловито поглядела на часы. - Как только стемнеет, идем договариваться с каменными бабами, чтоб они Костея под себя взяли…
        - Раньше нельзя? - напряженно поинтересовалась Ирка. - До заката еще часа полтора, неизвестно, что он за это время натворить успеет.
        - Нельзя! - отрезала Танька. - Чтоб с ними договориться, надо рядом спать лечь! Ну и как отреагируют сотрудники музея, если мы под их «бабами» среди бела дня задрыхнем?
        - Ничего Костей не наделает, - успокоил Ирку здухач. - Я сейчас лечу к нему. Обещаю, до заката он будет о-очень занят!
        - Ты сейчас летишь на заднее сиденье! - отрезала Танька. - Там твое тело, вот и лезь в него быстро! Набираться сил и восстанавливать контакт с фигурой, - велела Танька, и была в ее голосе непререкаемая воля владетельной графини, чье слово никто и никогда не осмеливался оспорить.
        И не осмелились. Даже воин сновидений. Он только нерешительно прошелестел:
        - Как же Костей без меня?
        - Да уж как-нибудь! Он пока ничего особенного не натворил, - рассудительно сообщила Танька. - Землетрясение закончилось, беспорядки в Крыму пока еще милиция разгоняет, а драка в парламенте - и без Костея дело привычное. Даже если они друг друга вообще передушат, никто не заплачет. А вот если ты по ветру развеешься - как мы без здухача Костея на нужное место заманим, после того как с бабами договоримся? Так что давай, ныряй обратно! - Танька наконец распахнула заднюю дверцу «уазика» перед разреженным вихрем. - Надеюсь, ты себя еще видишь?
        - Нет, - зависая у распахнутой двери, убито ответил здухач. - Совсем не вижу.
        - И я не вижу, - потерянно откликнулась Танька и, не веря глазам, даже ощупала пол машины. - Куда ты делся?
        На полу у заднего сиденья лежали только окровавленные резиновые коврики. Богдан исчез.
        Глава 29
        В первый раз спасаем мир
        Ментовский Вовкулака припал к сиденью. Ноздри его шевелились, хищно втягивая воздух. Он наклонился к коврикам, коротко чихнул - в чуткие волчьи ноздри ударил запах свежей крови. Милицейский подполковник сполз на землю, старательно обнюхивая колеса «уазика».
        - Та приставучая тетка, - словно в раздумье прикрывая желтые глаза, выдохнул оборотень. - Которая к вам на рынке и возле школы цеплялась.
        - Проводница? - охнула Танька и в панике покосилась на здухача. - Она утащила тело! Но как же Богдан теперь воссоединится… А все вы! - накинулась она на Вовкулаку. - Почему автомобиль не заперли?
        - Так бегом же к школе бежали! Ты сама орала: скорей, скорей! - оправдывался тот. - Я и подумать не мог, что кто-то из милицейской машины тело сопрет!
        - Спокойно, спокойно… - сжимая виски кончиками пальцев, забормотала Танька. - Ты как себя чувствуешь? - резко оборачиваясь к здухачу, требовательно спросила она.
        - Замечательно, - едва-едва слышно выдохнул здухач. Его призрачная сущность совсем потеряла форму, окончательно превращаясь в туманный вихрь.
        - Да я не то хотела спросить! - вскинулась Танька. - В смысле, то, но… Короче: как ты чувствуешь себя? Четко? Или слабо? Ты вообще себя чувствуешь? Тело свое? Где оно сейчас?
        - Не знаю, - после недолгого молчания шелестнул здухач. В центре вихря на мгновение виновато блеснули спящие глаза и тут же смазались, растаяли в воронке смерча. - Я его уже минут пятнадцать как не чувствую. Совсем.
        - И молчишь! - взвилась Танька. - Ничего, ничего… В конце концов, у нас два оборотня. С нюхом! Мы сейчас догоним эту проклятую тетку…
        - Тетку с окровавленным телом на руках ни один таксист не возьмет - решат, маньячка, - согласно кивнул Вовкулака, наконец-то запрыгивая за руль. - А на своих двоих она далеко не уйдет.
        - Вот! - обрадовалась Танька. - Ты только не девайся никуда! - взмолилась она. - Давай, залетай в машину! - она замахала ладонями, пытаясь загнать вихрь в «уазик».
        - Двигай, двигай, - подбодрил Ментовский Вовкулака. - Сейчас тебя найдем… и сразу по бабам! По каменным.
        Здухач неуверенной струйкой втянулся на заднее сиденье. Танька захлопнула дверцу… Вовкулака плюхнулся в водительское кресло и повернул ключ зажигания… мотор завелся… Снова включилось радио. Диктор возбужденно затараторил:
        - Неожиданная вспышка эпидемии птичьего гриппа… Птицы умирают сотнями… Большинство хозяйств заражено… Попытки санитарных служб уничтожить зараженное поголовье натолкнулись на вооруженное сопротивление обезумевших владельцев… - Радио захрипело, и голос сменился. Теперь другой диктор сдержанно вещал: - …У Черноморского побережья всплыло небывалое количество погибшей рыбы. Причиной считают отравление поднимающимся со дна сероводородом.
        - Черта с два сероводород! - сквозь зубы процедил Вовкулака. - Моровица это! Скелетина проклятая!
        Он протянул руку, крутанул настройку, собираясь выключить радио… Насмешливый голос из приемника зачастил:
        - Сенсационная новость: министр МВД избил мэра Киева! Киевляне задумываются - не ошиблись ли они в выборе? Если бы в свое время жители столицы проголосовали за известного боксера Виталия Кличко, тоже претендовавшего на пост, исход сегодняшней схватки в мэрии мог быть совсем иным! - Опять послышалось шипение, и насмешливый голос сменился совсем иным, напряженным: - Противостояние в Крыму нарастает… Случаи нападения на туристов… Вмешательство милиции только ухудшает ситуацию… - Приемник словно взбесился, голоса менялись каждую секунду: один, второй, третий… - Участившиеся террористические акты… Перестрелка… Бандитские разборки на улицах… Разгул бытового насилия… Скинхеды совершили нападения на рынок, избито несколько продавцов, а также граждане Ирана и Китая… Выкрав пистолет отца, школьник открыл стрельбу по одноклассникам… - И совсем уж официальным голосом: - Россия заявила решительный протест против продвижения сил НАТО к ее границам… Переговоры зашли в тупик… Международное противостояние достигло предела напряженности…
        - До вечера не продержимся, - безнадежно сказал Вовкулака.
        - Замолчите! - вскричала Танька, но было уже поздно.
        - Продержимся, - уверенно выдохнул здухач. Размазавшийся по заднему сиденью смерч собрался в тугую пружину. На одну короткую секунду в нем промелькнул знакомый облик юного рыцаря в алом плаще. По тонкому полупризрачному лицу скользнула улыбка, которую иначе как прощальной не назовешь. Вихрь с пронзительным свистом вырвался наружу прямо сквозь крышу машины.
        - Стой! - Танька рванула дверцу, вываливаясь из уже тронувшейся машины. Вовкулака едва успел ударить по тормозам.
        - Назад! Тебе нельзя улетать! - запрокинув голову, прокричала девочка в холодные небеса, через которые со страшной скоростью неслась воронка смерча. В середине яркими отблесками посверкивало серебро. - Ты не сможешь вернуться! - убито закончила девчонка, уже понимая, что воин сновидений действительно не вернется.
        Дверца хлопнула с другой стороны машины, и тоже высунувшаяся наружу Ирка прокричала вслед здухачу совсем иное:
        - Гони его в сторону музея! К каменным бабам!
        - Ты! - Танька мгновенно пришла в ярость. - Ты зачем его подначиваешь? Его надо вернуть!
        - Вернем, когда время будет, - холодно бросила в ответ Ирка. - Он все правильно делает. Если Костея немедленно не отвлечь - через час будет уже поздно, этот Бездушный втравит наш мир в крупномасштабную войнушку. Например, между Россией и Америкой!
        - В его время Америки не было, - мрачно пробурчала Танька.
        - Ничего, он быстро осваивается! - «подбодрила» ее Ирка. - Садись, поехали!
        - Я никуда не поеду! - выкрикнула Танька, разбрызгивая слезы. - Ты что, не понимаешь? Мне плевать на всех Костеев и каменных баб, вместе взятых! Богдан погибнет! Разделится навсегда! Ты можешь отправляться куда угодно! А я догоню эту проклятую проводницу! Отберу у нее Богдана! Потом свяжусь со здухачем…
        - Это ты, кажется, не понимаешь, - совершенно ледяным тоном бросила Ирка. В глазах ее пылал такой яростный ведьмовской огонь, что Танька осеклась. - С того дня, как у нас всех начали проявляться чаклунские способности, мы все время решаем собственные проблемы - мои, твои, проблемы, в которые нас втравили, или в которые мы влезли сами. И только сегодня в первый раз делаем то, ради чего, наверное, и нужны наше колдовство, твои знания, мое умение превращаться в крылатую хортицу, меч здухача… Мы должны справиться! Чего бы это ни стоило! Богдан первым понял! И наплевал на свои собственные обстоятельства! И на то, что он может погибнуть! Если по твоей милости окажется, что наш здухач порвал сам с собой, а Костея мы не урыли… в смысле, под бабу не засунули… ну, не закопали… Короче! - Ирка потрясла кулаками. - Нечего истерики закатывать, пока здухач с Костеем бьется! Быстро села в машину и поехала к каменным бабам договариваться, раз знаешь - как! - командным тоном рявкнула Ирка.
        - Ничего себе! - потрясенно выдохнул Вовкулака.
        Танька поглядела на разъяренную подругу совершенно безумными глазами и с испуганной торопливостью нырнула на заднее сиденье.
        Ирка опустила руки… и уже самым обычным тоном добавила:
        - А я пока перекинусь и полечу за телом Богдана.
        - И даже не так, - вмешался Вовкулака. - Отправляйтесь обе. Я вас до музея довезу, чтоб не пришлось на переполненный проспект со швабр десантироваться.
        - Не надо никому со мной ехать. Не сбегу, - хмуро буркнула нахохлившаяся на заднем сиденье Танька.
        - Верю. Но с толпой даже обычных баб в одиночку справиться тяжело, а тут - каменные! - подполковник покрутил головой. - А за парнишкой отправлюсь я. Нюх у меня не хуже, чем у некоторых сильно бурзых, - он покосился на Ирку. - Крыльев, правда, нет, зато есть милицейские корочки, с которыми гораздо проще прибирать к лапам сумасшедших работниц железнодорожного транспорта. - Вовкулака острозубо улыбнулся и выжал педаль газа.
        Глава 30
        Здухач vs. Костей Бездушный
        …Лавируя меж облаками, здухач несся в поднебесье. Ведьме он сказал чистую правду - он чувствовал себя замечательно! С той секунды, как его связь с собственным телом истончилась до невесомой паутинки и наконец окончательно истаяла, появилось ощущение, будто от ног отвязали огромную чугунную гирю. Правда, ног у него больше не было - ни материальных, которыми так классно бегать по земле, ни призрачных… Формы не было вообще, он то становился вихрем, то вытягивался в тонкую серебристую цепочку, обвитую вокруг эфеса серебряного клинка. И с потерей самого себя пришла свобода, абсолютная и беспредельная.
        Уцелевшим сознанием он отлично понимал, что нахлынувшая свобода - это конец, предвестие полного растворения, когда и эти веселые белые облака, пронизанные лучами клонящегося к закату солнца, и небо, и расчерченная квадратиками городских кварталов земля просто исчезнут, а сам он истает струйками пара. Навсегда.
        Но страха не было. Ни тоски, ни сожалений. Даже мысли о мамином лице, когда она увидит его навсегда бессмысленное, лишенное души тело, его больше не беспокоили. Даже память о глазах светловолосой ведьмы, в которых плескалась тоска… В самую последнюю секунду, когда тончайшая связь с самим собой начала рассыпаться, словно под порывом злого ветра, здухач успел скатать эти чувства в тугой комок - и швырнуть их вдоль растворяющейся нити в свое спящее тело. Оставив себе лишь веселую, бесшабашную ярость и азарт приближающейся схватки.
        В только что пустом и безмятежном небе полыхнула злая ветвистая молния - темная молния. Колючие черные разряды терзали горизонт. Там, где они вонзались в землю, на мгновение возникала проплешина, полная клубящейся черной злобы, которая тут же исчезала, впитавшись в здания, тротуары, людей… Здухачу даже казалось, что он слышит визгливые крики - отзвуки вскипающих на зараженной земле ссор и скандалов, перерастающие в рев возбужденной толпы.
        Здухач прибавил скорости, вихрем ввинчиваясь в пространство.
        Застывшая на облаке фигура всадника казалась даже величественной. Скелеты коня и седока, еще недавно лежало-желтоватые, почернели после попадания под сопла самолета. Алые отсветы закатного солнца обрисовывали их мрачным багряным ореолом, просвечивали сквозь ребра. Темными отблесками мерцала венчающая череп корона. Словно плащ, беспросветная мгла струилась с плеч скелета и утекала за горизонт. Пустые глазницы черепа шарили по простирающейся под копытами мертвого коня земле. Костей Бездушный гулко рассмеялся, грохоча ребрами, и воздел темный меч. Бездонно мрачное, будто поглощающее свет острие уставилось вниз - и поток беспросветной тьмы тягуче, как масло, стек с клинка и устремился к людям.
        Коротко блеснуло… и сгусток тьмы упал прямо на подставленный серебряный клинок. Меч изогнулся… запустил тяжелую мрачную каплю обратно в хозяина. Тьма лопнула, разбившись о морду конского костяка. Оскорбленная Моровица мотнула костяной башкой и гневно заржала. Костей Бездушный захохотал, разглядывая танцующий у копыт мертвого коня, брызжущий серебром вихрь. Острие черного меча дрогнуло, перенацеливаясь в воронку смерча…
        Здухач снова ощутил страшную, всепожирающую силу, исходящую от черного металла… Почувствовал, как составляющую его туманную субстанцию неумолимо влечет навстречу клинку Костея… Иронически хмыкнул и со свистом всосался прямо в темное острие…

* * *
        …Старый Ментовский Вовкулака отключил радио. Искать надо, лапами землю рыть!
        Подполковник загнал «уазик» в тихий темный дворик. Зафиксировал запоры на дверцах. Настороженно огляделся по сторонам - не смотрит ли кто. И, швырнув нож, кувыркнулся прямо с водительского сиденья. Могучий серо-седой волк, истинный вожак стаи, поднялся с земли и легко встряхнулся. С солидностью, выработанной долгим опытом и привычкой, когтистой лапой прихлопнул водительскую дверь. Замок защелкнулся. Волк потрусил вокруг «уазика», носом потыкал багажник, проверяя, надежно ли заперт. Постоял, прислушиваясь к едва пробивающейся изнутри ругани Буняка, удовлетворенно мотнул головой. Прижал уши, придав морде умильное выражение «большой, но доброй собачки». Старый волк умел быть незаметным на городских улицах.
        В сгущающихся сумерках тот, кого наивные горожане принимали за лохматую дворнягу, торопливой рысью мчался по следу. Знакомый запах мальчишки, смешанный с ароматом крови, красной нитью выделялся среди остальных - серых, размазанных и припорошенных бензином. Рядом тянулась кисловатая смесь из ароматов поездного чая, несвежего постельного белья и вагонного туалета. Вовкулака чувствовал, что с каждым шагом могучих лап приближается к цели.

* * *
        … - Ну, долго они еще? - нетерпеливо поглядывая на высокие ступени, по которым, переговариваясь и весело смеясь, спускались сотрудники исторического музея, проворчала Ирка. - Вот уже энтузиасты своего дела! Домой идите, хватит на работе торчать!
        Некоторое время ступени были абсолютно пусты, уже в который раз внушая девчонкам надежду, что сотрудники наконец разошлись по домам и здание опустело. Громадная дубовая дверь снова распахнулась. Девчонки издали дружный стон и почти с ненавистью уставились на сбегающую со ступеней компанию женщин - молодых и постарше. А те, как назло, остановились у самого входа и принялись что-то обсуждать, оживленно жестикулируя.
        - Может, молнией по ним долбануть? - кровожадно предложила Танька, воображая, как трескучий разряд шарахает прямо посредине тесного кружка не наболтавшихся за рабочий день женщин - и те с визгом разбегаются. Дубовая дверь хлопнула снова…
        - Гляди! - Ирка пихнула подругу локтем.
        Появившаяся на верхней ступеньке женщина была одна и выглядела солидно - строгое пальто, портфель в руках. При виде ее судачившие внизу сотрудницы торопливо снялись с места и двинулись в сторону трамвайной остановки. А дама с портфелем набила на кнопках замка код. Послышался короткий пикающий сигнал.
        - На сигнализацию ставит, - с облегчением выдохнула Танька.
        Женщина сошла по ступенькам и направилась к расположенной у самой стены музея широкой гранитной площадке. Ярко сияя во тьме раннего ноябрьского вечера, установленные по периметру небольшие круглые лампы-прожектора освещали неподвижные каменные фигуры. Начальница обошла площадку, успокоенно кивнула и, помахивая портфелем, удалилась.
        - Ну наконец-то! - подруги дружно спрыгнули с низенькой чугунной ограды на другой стороне проспекта, откуда они наблюдали за входом в музей. Перебежали через дорогу и ворвались прямо на площадку, очутившись между невысокими, примерно в их рост, но кряжистыми каменными изваяниями.
        Грохот тянувшегося совсем рядом, всего в двух шагах, шумного, заполненного машинами центрального проспекта, казалось, моментально отдалился, стал едва слышен. Древние хранители курганов стояли в тишине. Свет современных прожекторов высвечивал гладко обтесанные, лишенные черт лица, грубо высеченные в камне груди и покойно сложенные на округлых животах руки. Столетия и непогода разрушили камень и практически стерли отличия, но от фигур по-прежнему веяло тяжеловесной основательностью и грозным спокойствием. Девчонки зачарованно пошли по вьющейся между скульптурами дорожке.
        - Прав был подполковник, тут не только бабы, но и мужики есть, - пробормотала Ирка, останавливаясь у выделяющейся светлым камнем статуи. У нее единственной лицо не было «слепым», а фигура - округло-крутобокой. Там, где положено быть физиономии, удавалось разглядеть выступающие надбровные дуги, полоску носа и даже намек на усы. У пояса проступали контуры короткого меча, а пониже древний скульптор любовно и старательно вырезал то, что не позволяло усомниться - это статуя мужчины.
        - Она самая древняя здесь, еще скифская, ей наверняка больше двух тысяч лет! - мельком глянув на заинтересовавшую Ирку «бабу мужского пола», бросила Танька. - А Вовкулака говорил про половецкие, они моложе, всего восемьсот, - она огляделась, покачала головой, сразу забраковав изъеденную ветрами «бабу» без головы и другую, наоборот, без нижней части туловища. Наконец, поколебавшись, направилась к установленной в центре площадки и казавшейся самой целой скульптуре.
        - Ну и как ты собираешься с ними договариваться? - с сомнением в голосе протянула Ирка. - Когда они молчат… как каменные.
        - В одном сборнике легенд… - рассеянно начала Танька, вытаскивая из рюкзака реквизированный в машине Ментовского Вовкулаки чехол с сиденья и расстилая его у подножья статуи, - казак по степи ехал, на кургане заночевал и с караулящей его бабой одеялом поделился…
        - А статуи тут при чем? - перебила Ирка.
        - То есть как это - при чем? - опешила Танька.
        - Ну, казак со своей бабой, которая его караулила - чтоб не сбег, наверное, - одеялом поделился. Нормально, еще бы он женщину на голой земле спать оставил. А статуя при чем?
        - С каменной, каменной бабой он одеялом поделился! Которая курган караулила! - вскричала Танька. - А та возьми и оживи!
        - И у казака сразу инфаркт, - представив себе эту сцену, пробормотала Ирка, опасливо поглядывая на выстроившиеся вокруг каменные фигуры.
        - Тогда народ крепкий был, никаких инфарктов, - отрезала Танька. - Баба ему всякие вопросы задавала, он отвечал, к утру снова окаменела, а он себе дальше поехал!
        - Это что за вариант «Каменного гостя» для детей дошкольного возраста? Дон Жуан тебе кланялся… Нам не надо, чтоб нам вопросы задавали, - пробормотала Ирка. - Нам бы самим поспрашивать.
        Танька в ответ лишь пожала плечами. Плавно повела ладонью, бормоча под нос слова заклятья. Подсвечивающие каменные скульптуры прожектора притухли до блеклых огоньков. Площадка погрузилась во мрак, в котором было уже не разглядеть девчонку, с кряхтением умащивающуюся на расстеленном на земле автомобильном чехле. Второй Танька накинула на себя, краем старательно укутав каменное подножье статуи.
        - Теперь надо уснуть, - решительно объявила ведьмочка.
        - Ну-ну, - кивнула Ирка.
        Танька замерла, плотно закрыв глаза. Несмотря на предыдущую бессонную ночь, сон не шел. Земля оказалась не только невыносимо твердой, но вдобавок и неровной, и каждый комок безжалостно впивался в бока. Не прошло и пары минут, как ребра начали нестерпимо болеть. Танька заворочалась, отыскивая положение поудобнее. Чехол под ней сбился, стало только хуже. Девчонка села, тщательно расправила ткань и заодно стянула надавившие за день кроссовки. Легла снова. Земля опять впилась в бока, а ноги начали немилосердно мерзнуть. Тянущийся от камня холод прохватывал тело насквозь.
        Танька вздохнула. Ладно, сейчас попросит Ирку усыпить… Только сперва… пусть Ирка ругается как хочет, но если она сейчас не узнает, как там здухач - с ума сойдет! Девочка крепко зажмурилась, представляя себе фотографию Богдана на экране ноутбука… Богдан! Танька тихонько всхлипнула, из-под закрытых век скатилась слеза. Удастся ли ей еще когда-нибудь его увидеть? Мало того, что душа у Богдана не на месте, так теперь и тело пропало, и неизвестно, найдет ли его Вовкулака? Перед зажмуренными глазами ведьмочки мелькнули белые клочья облаков и купол потемневшего неба…
        Она провалилась в пахнущий кровью, огнем и железом кошмар.

* * *
        …Здухач со свистом ворвался внутрь темного меча. Торжествующий Костей захохотал, гремя костями и вздымая над головой меч, заключивший в себе душу воина сновидений. Но тут же демонический смех осекся, Костей потерянно уронил челюсть на грудь.
        Темный клинок искрил, как бенгальский огонь, рассыпая вокруг серебряные искры. Испуганная Моровица взвилась на дыбы. Едва не грянувшийся из седла Костей судорожно вцепился в узду.
        Фонтан жгучих серебряных искр ударил прямо из эфеса - Костею в лоб, под обод темной короны! Следом вырвался звонко смеющийся смерч! Если уж он развязался с собственным, родным телом, разве удержит его дурацкая железяка?!
        - Привет, Костик! - у Бездушного прямо в отсутствующих ушах грянул нахальный мальчишеский голос. - Все беспорядки наводишь, никак не успокоишься?
        Вихрь завис над головой Костея, колыхнулся… Из самого центра рыбкой выскочил серебряный клинок, перевернулся - и тюкнул Костея рукоятью в темечко, точно между зубцами короны!
        Ошалевший от такой беспрецедентной наглости Костей Бездушный схватился фалангами пальцев за череп.
        - Головка бо-бо? - фальшиво посочувствовал пляшущий вокруг него смерч. - Не может быть! У тебя болеть-то нечему - одна сплошная кость! Тук-тук, - звучно постучали уже в затылок.
        Костей взревел. Мертвый конь встал на дыбы и крутанулся на задних копытах. Черный меч ударил, врубаясь точно в центр носящегося вокруг него вихря.
        Под черным клинком смерч начал распадаться - как некачественная картинка на компьютерном мониторе распадается на пиксели. Квадратики пестрым конфетти осыпались на окрестные облака.
        Голые ребра скелета вновь затряслись в торжествующем хохоте. Костей вскинул темный меч к небесам…
        Рассыпавшиеся яркие квадратики шелохнулись - и бойко-бойко стянулись друг к другу. Один прилепился ко второму, второй к третьему. И вот уже у правой ноги Моровицы штопором закрутился смерч. И у левой тоже! Их стало два! Два маленьких, совершенно одинаковых смерчика взвились в воздух. И из обоих вынырнули два серебряных меча!
        - Вот не пойму я, кто из вас все время ржет? - одновременно, как одно существо, просвистели вихри. - Ты? Или лошадка? - и так же одновременно с двух сторон полоснули Костея мечами по торчащему позвоночнику!
        Взревевший Костей с немыслимой скоростью крутанул темный меч вокруг себя, намереваясь располосовать танцующие в воздухе смерчи одним ударом…
        Лезвие вспороло пустоту.
        Смерчи рассыпались и исчезли… словно пазл, собравшись прямо перед физиономией Костея. В один, вооруженный серебряным мечом вихрь. Крутящийся вихрем воин сновидений не только звезданул Костея рукоятью меча в челюсть, но еще и нагло ввинтился прямо в пустую глазницу черепа!
        Ярость Костея стала такой обжигающей, что, не помня себя, он с маху долбанул самому себе в глаз, надеясь прихлопнуть шустрого здухача! Удара могучего костяного кулака не смогла выдержать даже костяная голова! Череп слетел с позвоночного столба и гладким костяным шаром покатился по облаку.
        - Зря ты меня выгнал! - зависая у черепа над макушкой, упрекнул его здухач. - Я же единственное, что было в твоей голове!
        И вихрь понесся к восседающему на коне безголовому телу.
        - Бей его! Бей! Он рядом! - гремя челюстью, заорал валяющийся на облаке череп безголовому телу. - Слева!
        Костяные руки подняли темный меч, полоснув влево… Но за мгновение до удара смерч успел метнуться вправо.
        - Вправо! - тут же завопил череп. - Снова влево! Вправо! Прямо! Бей, бей!
        Безголовый скелет шарахнул мечом прямо перед собой - и попал по конской башке Моровицы. Колени лошадиного скелета от удара подогнулись, конь припал на передние ноги…
        - Идиот безголовый! - взвыл череп.
        - Совершенно согласен, - вежливо заметил воин сновидений, потом круто развернулся и на всей доступной ему скорости рванул прочь.
        Страшным рывком железных поводьев Костей поднял оглушенную Моровицу на ноги. Круто развернув коня, погнал его к потерянному черепу. Перегнувшись с седла, подхватил свою голову и нахлобучил на место. Опьяненный яростью и жаждой мести скелет несся через быстро темнеющее небо вдогонку вооруженному мечом полупрозрачному вихрю.
        - Вот и отлично! - на всякий случай немного сбавляя скорость, чтоб преследователь не отстал, выдохнул здухач. - А теперь к бабам!

* * *
        - Ирка, Ирка! Я видела, видела Костея! Я была такой маленькой, такой слабой! Я не смогла помочь! С ним невозможно справиться, с этим Костеем![6 - Таньке привиделась последняя из историй о предыдущих явлениях Костея Бездушного в наш мир - «Книга Кошмаров», «Третий сон Татьяны Николаевны» (с. 299).] - Танька села и испуганно вцепилась в склонившуюся над ней фигуру. - И теперь снова, снова! Здухач Костея к бабам заманивает, а у нас еще ничего не готово! - она крепко стиснула пальцы на плечах подруги…
        Плечи под ее руками были твердыми - как камень. И холодными - тоже как камень. И гладкими…
        Склонив обтесанное пустое лицо, над ней нависала каменная баба. Танька почувствовала, как ее ощупывает внимательный взгляд.
        Глава 31
        Баба - не камень
        - Здра-сси! - пробормотала Танька, неимоверным усилием воли разжимая судорожно стиснутые пальцы.
        - Уж больше ста лет никто к нам не захаживал! - голос гудел и рокотал, как камнепад. А еще в нем слышался едва уловимый за рокотом восточный акцент. - Глядите, сестры, - гости!
        В царящей вокруг полумгле фигуры баб дрогнули, пошевелились и тяжело, как матрешки, переваливаясь каменными боками, сдвинулись вокруг девчонок. Танька вскочила, девчонки прижались спина к спине. Замерли, лишь глаза их метались по плотно сомкнувшимся вокруг каменным изваяниям.
        - Гости, гости, гости! - рокотали бабы. Голоса казались угрожающими. Качались вокруг девчонок безглазые лица, мелькали каменные бока. Стоит бабам сойтись поближе - и девчонки между ними только чвякнут! Танька до боли вжалась лопатками в Иркину спину…
        - Гости! - гудели бабы. - Счастье-то какое! Радость!
        - А? - глупо приоткрыв рот, переспросила Танька. - Вы нам… рады?
        - Конечно! - воскликнула та баба, с которой ведьмочка разделила одеяло - а точнее, чехол от сиденья. Мягкий восточный акцент в ее голосе только усилился. - Сколько мы тут стоим, жизнь вокруг течет, меняется, мы смотрим, а расспросить-то и некого!
        - Эти вот, повозки - они сами собой ездят или их все-таки невидимые лошади тянут? - быстро спросила одна из баб, и понятно было, что вопрос этот давний, наболевший, часто в их обществе обсуждаемый.
        - Машины? Сами, - растерянно бросила Танька.
        - А три цветных светящихся глаза у ящиков на перекрестье - у Змеев Горынычей наковыряли? - выпалила сзади вторая баба.
        - Просто цветные стекла, - оборачиваясь, быстро ответила Танька.
        - А которые в юбках коротких ходят, всю задницу видно, - послышалось неодобрительное гудение у Таньки под ногами. Опустив глаза, она увидела у самых своих коленей ту бабу, от которой осталась одна лишь верхняя половина. - То ведь девки паршивые, нехорошие, верно?
        - От дались тебе те юбки! - недовольно загудели остальные бабы. - Весь город ходит - и все нехорошие? Ты сперва свою задницу найди, потом к чужим юбкам приглядывайся!
        - Тихо вам, сестры! Не о том спрашиваете! - взвился над теснящейся каменной толпой рокот Танькиной бабы, которую девчонки для себя определили как главную. - Нужные вопросы надо задавать, правильные! - с каменным скрипом она всем монолитом своего тела повернулась к девчонкам. Гладкое обтесанное лицо придвинулось близко-близко. Ирке и Таньке передалось страшное напряжение, от которого мелко вибрировал оживший камень. - Отвечайте как на духу. Сильно ли изменился этот мир?
        - Ну так… - нерешительно пробормотала Ирка. - Машины, светофоры, мини-юбки… Компьютеры…
        - То все мелочи! - сложенные на животе каменные руки не шелохнулись, но все равно создалось впечатление, что баба отмахнулась от всего, недостойного называться изменениями. - Говорите, чи носят еще на Рождество Христово праздничную вечерю?
        Танька честно задумалась:
        - Ну… Даже не знаю… Мы так точно с кастрюлями по городу не бегаем. А вам Рождество зачем? - полюбопытствовала она. - Разве половцы были христиане?
        - Да многие были, - вроде даже обиделась главная баба. - Особливо «черные клобуки», что оседло возле русичей жили. Мы даже за ваших князей наших ханских дочек замуж отдавали! Однако есть изменения! - вскричала главная баба, и в каменном голосе послышалось торжество.
        - Есть, есть! - зарокотали остальные, возбужденно сталкиваясь боками так, что над площадкой у музея пошел гул.
        - Говорите теперь, чи играют свадьбы, чи пляшут, чи ходит кум в гости до кумы, брат до брата, та сестра до сестры?
        Таньке показалось, что столпившиеся вокруг каменные фигуры словно бы затаили дыхание. Над площадкой повисла поистине каменная тишина.
        - Ходят, конечно, - оглядываясь по сторонам, пробормотала она. - И к подружкам, и на дискотеки. И свадьбы, да…
        Из недр каменных тел вырвался разочарованный стон, похожий на грохот обвала.
        - И петухи поют? - уже безнадежно спросила главная баба.
        В ответ кивнула Ирка - еще как поют! Бабкин обожаемый петух как начнет в пять утра глотку драть - так и захочется бульончика!
        Разочарованный стон стал еще громче.
        - Дайте я! Дайте хоть я спрошу! Бабы, имейте совесть! Я раньше всех стоял! Может, хоть мне… - закричал каменный голос с явно мужскими интонациями. Земля содрогнулась. Расталкивая баб каменными боками, в круг с тяжелым грохотом втиснулся тот белый воин с мечом, которого Танька отнесла к самым древним, еще скифским изваяниям. - Говорите, девы! - вскричал каменный скиф. - Ходят ли еще на Таврию? Пьется ли еще вино по-скифски? И нанимаются ли наши воины служить за злато мягкотелым грекам?
        - На Таврию? В смысле, в Крым? - сообразила Танька и педантично сообщила: - В Крым ездят. Вино по-скифски - это, значит, чистым, в отличие от греков, которые разбавляли его водой? Только так его теперь и пьют, в том числе и сами греки! А служить за злато… Сейчас многие на заработки за границу ездят - и в Грецию, и в Турцию…
        - Эх! - недослушав, скифский воин круто повернулся, и фигура белого камня исчезла из круга.
        - Прав воин. Ничего на самом деле в мире не изменилось, с тех пор как погибли племена скифские да половецкие, - с каменной грустью вздохнула главная баба. - Стоять нам еще, сестры, и стоять, нет отпуска нашей страже!
        - Вот насчет этой вашей стражи мы и хотели поговорить! - вскричала Ирка, которой уже и так не терпелось прервать экскурсы в прошлое и настоящее. - Нам нужна ваша помощь! Костей вернулся в мир! Если мы его под землю загоним, вы его там удержите?
        Тишина снова повисла над площадкой. Лишь слышался скрип придавленной каменными монолитами земли, когда бабы всем телом поворачивались друг к другу, переглядываясь.
        - Не удержим, - наконец громыхнула главная баба, и в грохоте слышались виноватые интонации.
        - То есть как? - Ирка просто не поверила своим ушам. - Вы что же… отказываетесь? Вы нам не поможете? Но это же Костей! Тот самый, что натравил монголо-татар на половецкие племена! Неужели вы не хотите отомстить?
        - Да хотеть-то хотим… - протянула баба и, наконец, решившись, бухнула, как сваю заколотила: - Не можем мы! - И торопливо зачастила, оправдываясь: - А кто заставлял нас с курганов снимать, сюда тащить? Кто к нам ходит, кто молит, кто приношения носит? Кто нынче в нас верит? Приди ты еще лет шестьсот-семьсот назад, помогли бы, а за эти века ушла от нас вера людская, а с ней и сила утекла! Раньше мы бы каждая в одиночку Костея под землей держали, пока горы в песок не рассыплются! А нынче все вместе и краткий миг не удержим, вырвется Бездушный!
        - Но это же… - пролепетала Танька. - Это же конец! Конец всему! - в глазах ее плескалось непонимание - она все еще не могла поверить, что такой четкий, такой блестящий план срывается просто потому, что… прошло слишком много времени. Может, бабы и правы, мир сам по себе не слишком изменился, но вот для его обитателей, даже если они каменные, время не прошло даром. У людей появились другие кумиры - и питающаяся людской верой сила каменных стражей пропала. Таньке казалось, что ее целиком окунули в боль. Боль рвала на части, вынимала душу, лишала сил… Ноги подломились… Она ткнулась лицом в холодный каменный бок бабы, обхватила статую руками - и зарыдала.
        - Ну, ну, ну… - успокаивающе загудела баба, боясь пошевелиться, чтоб не толкнуть прижавшегося к ней хрупкого человечка. - Что ж плакать, не надо плакать. Самим жалко, что не можем ничего, а что поделаешь…
        - Костей… здухача убьет… - размазывая слезы по камню, выдохнула Танька.
        - А потом война начнется, - мрачно сказала Ирка, не отрывая глаз от земли.
        - Костей войны еще не начал, а девки уж слезы льют. И сколько их еще прольется! - откликнулись от земли. Потерявшая нижнюю половину баба словно бы печально нахохлилась. - Это ж при нем меня разделали! Как орда татарская на степи пошла, стойбище под моим курганом вырезали, а потом до меня добрались. А добре было б Костею на сей раз вместо веселья воинского вечную могилку под землей устроить, чтоб ни в наш мир ему, лиходею, не войти, ни обратно в свой вернуться! - уполовиненная баба пошевелилась, земля под ней заскрипела, на Ирку уставилось слепое лицо. - Ну вы-то хоть в юбках этих бессоромных при всем честном народе не шастаете?
        - Мы все больше в джинсах, то есть в штанах, - пробормотала в ответ Ирка.
        - Это правильно. Все бабы половецкие, которые живые, а не каменные, завсегда в штанах ходили! В них и на коне удобнее! А ну-ка, наклонитесь-ка ко мне! - заговорщицким шепотом, похожим на гул лавины, ухнула баба. - Знаю я, кто вам поможет с Костеем совладать! Есть тут неподалеку одна, сила ее вся при ней! Молодая она, да все честь по чести - и курган под ней знатный, и огонь священный на нем завсегда горит - не гаснет, и люди ее уважают, толпами ходят, приношения щедро носят! И вообще баба крепкая! - это прозвучало с явным уважением. - Внутри у ней железный стержень!
        Глава 32
        Заклинание каменной стражи
        - Он не железный! - запрокидывая голову, прошептала Ирка. - Он железобетонный!
        Идти девчонкам пришлось недалеко - от музея всего пара кварталов по проспекту, упирающемуся прямо в возвышающуюся над Днепром кручу. Крутые склоны были тщательно обложены плитами и обведены гранитным бордюром, над которым поднимался ухоженный курган. На нем, опираясь на гигантское каменное основание, в лучах подсветки вздымалась железобетонная стела монумента воинской славе. Если глядеть со стороны реки, она казалась тонкой и изящной, как спица, но здесь, у подножья, потрясала своей основательной мощью. На самой ее вершине застыла выделанная с грубоватой резкостью громадная женская фигура с факелом в одной руке и пальмовой ветвью - в другой.
        - Она не только с железным стержнем, она еще и с группой поддержки, - дрожащим голосом сказала Танька.
        У основания стелы из каменной глыбы проступали фигуры солдат Отечественной войны: в плащ-палатках, касках и с автоматами. У их ног в середине каменного круга сине-желтым пламенем трепетал вечный огонь. Рядом лежали цветы - алые розы, белоснежные астры. Многочисленные свадебные процессии по давней городской традиции приезжали сюда, оставляя у возносящегося над Днепром памятника вороха букетов, за что в народе гранитное изваяние получило прозвище «каменной тещи».
        - На 9 Мая сюда еще ветераны внуков водят, - продолжая зачарованно глядеть на застывшую на фоне темного неба грозную фигуру, прошептала Ирка. - У нее должно быть очень, очень много сил! Как к ней обращаться хоть? - она неуверенно поглядела на подругу. - Не скажешь же - «многоуважаемый памятник»…
        Танька пожала плечами:
        - Она монумент славы… Наверное, так и обращаться - Слава!
        - Но это же мужское имя! - растерялась Ирка. - Ладно, как-нибудь… - Она задрала голову к монументу и во весь голос прокричала: - Нас прислали твои старшие сестры! Помоги нам, стражница! Мы хотим пленить Костея Бездушного!
        Над курганом днепровской кручи по-прежнему царила нерушимая тишина. Лишь гудело на ветру пламя вечного огня. Фигура с факелом царила в вышине, за спиной у нее плыли темные ночные облака.
        - Ну что ты молчишь как… как каменная?! - снова крикнула Ирка, и в голосе ведьмочки, сохранявшей неизменное хладнокровие всю предыдущую ночь и страшный день, впервые послышались слезы. - Ты же можешь! Ты должна! - с яростью выкрикнула Ирка. - Это же твой город! Твой народ! Или хочешь, чтоб мы все исчезли, как половцы?! Кто тогда придет к тебе?
        Ирка подождала немного… Ничего.
        У локтя она почувствовала робкое прикосновение. Стремительно обернулась.
        - Мы не принесли ничего! - тихо сказала Танька, указывая на сваленные у подножья статуи приношения - цветы, шоколадки в блестящей фольге, даже початая бутылка водки, придвинутая поближе к каменным солдатам.
        - А что, без взятки наша отечественная каменная баба помогать не станет? - зло прищурилась Ирка, глядя то на подругу, то на невозмутимо возвышающуюся статую.
        - Приношение - не взятка, - покачала головой Танька. - Это источник силы! Костей так легко не сдастся и сам по доброй воле под землю, тем более под священный негасимый огонь, не полезет!
        Ирка поглядела на оставленные за день приношения совсем по-другому:
        - Но если так… - протянула она. - Что бы ей такое… - она зашарила по карманам куртки, лихорадочно прикидывая, что из ее имущества сможет дать достаточно силы для битвы с Костеем… Расческа? Зачем памятнику расческа? Кулечек с орешками? Стыдно на такое дело ерунду жертвовать! Замызганный носовой платок? Фу! Так у нее же, считай, и нет ничего!
        Лицо Ирки вдруг просветлело… Брови сдвинулись, выражая отчаянную решимость - и она выдернула из ушей сверкающие драгоценными камнями серьги!
        - Ты что? Это же подарок! - ахнула сзади Танька.
        - Ничего! - сквозь зубы процедила Ирка. - Бабушка Сирануш меня бы поняла!
        Ирка подержала серьги на вытянутой ладони, на прощание любуясь игрой самоцветов. И шагнула к подножию статуи.
        - Наверное, когда жертвуешь, надо что-то говорить? - дрожащим голоском пробормотала Танька.
        - Что? - огрызнулась Ирка. - «На тебе, убоже, шо мне негоже»?
        - Ничего себе - «негоже»! - Танька уже чуть не плакала. - Такие шикарные серьги!
        - Значит, можно особо не наговариваться, - заключила Ирка. - Не существует бабы настолько каменной, чтоб перед такими сережками устояла! - Ирка изо всех сил размахнулась…
        Бесценные серьги, блеснув желто-зелено-красными искрами, ухнули прямо в вечный огонь! Из каменной розетки взвился столб пламени.
        Напряженно вглядывающимся девчонкам показалось, что факел в руке статуи блеснул в ответ… Пламя вечного огня опало, снова превращаясь в танцующий огонек…
        Над площадкой опять воцарилась ничем не нарушаемая тишина. Ирка недоверчиво поглядела на каменную бабу. Ну? Что дальше?
        Каменный факел вроде дрогнул… Вдоль поднятой руки бабы скатился небольшой растрепанный смерч. Скользнул вниз по стеле, как по канату, и опустился к ногам девчонок.
        - Хорошо, мне каменные бабы подсказали, где вас искать! - с упреком сказал здухач. - Костей прямо за мной! - серебряный меч взвился из середины смерча, указывая в ночное небо.
        За спиной у венчающего стелу памятника по ночным облакам верхом на коне-скелете мчался размахивающий темным мечом Костей. Но статуя продолжала стоять совершенно неподвижно, ее грубо высеченное лицо по-прежнему пялилось в сторону Днепра.
        - У вас все готово? - нетерпеливо переспросил здухач.
        Ведьмочки переглянулись.
        - Нет, - убитым голосом ответила Ирка. - Ты даже не представляешь себе, до какой степени у нас не все готово! Мало того, что эта… - она стиснула зубы, не позволяя вырваться нехорошему словечку, - даже не шевелится… Так и голова Буняка в багажнике «уазика» осталась!

* * *
        … - Ничего, ничего! - яростно бормотала женщина, с силой всаживая лопату в рыхлую от осенних дождей землю. - Ничего! Я же говорила, что справлюсь! - лопата в ее руках работала со скоростью экскаватора, все углубляя и углубляя яму.
        Лопата была старая и плохо заточенная, занозистая деревянная рукоять ранила руки. Но проводница не жаловалась. Хорошо, хоть такую удалось стащить от порога какого-то частного домика. Где был тот дом, тетка уже не помнила. Она вообще с трудом вспоминала свой безумный путь от ушедшей под землю школы. Вытащенное из «уазика» тело мальчишки-зомби оказалось неимоверно тяжелым и все время выскальзывало из рук, будто понимая, что она намеревается сделать. Она попыталась остановить машину, но таксист оказался как все! Он ничего не понял! И даже попытался вызвать милицию! Но она уже знала, что милиция не поможет - они тоже ничего не понимают! Никто ничего не понимает, только она!
        Только она оказалась готовой встретить угрожающую миру опасность! Недаром она набрала целых 97 баллов в дошедшем до нас сквозь тысячелетия тесте для жрецов затонувшей Атлантиды! Его в «Загадках древних цивилизаций» публиковали… Тест признал ее готовой для исполнения великой миссии - и вот она, миссия! Все ее предыдущие рождения говорили с ней из подсознания - торопись, избавь мир от зомби и спеши на поиски крылатой собаки и ведьмы! Особенно настойчива была шаманка Зо-йо-опа - в ее племени разговор со всякими зомби вообще был коротким! Сразу «опа»!
        Случившийся на ее пути расчищенный под стройку пустырь показался идеальным местом. Она знала, что справится! Чуть-чуть осталось!
        Выкинув лопату наверх, проводница ухватилась за края ямы, подтянулась и выбралась наружу. Остановилась, тяжело переводя дух, настороженно озираясь по сторонам.
        У самых ее ног, бессильно раскинувшись и прижавшись к земле грязной щекой, лежало тело мальчика. Ветки и камушки набились в коротко остриженные каштановые волосы. Разорванная одежда густо заляпана кровью. И только прозрачно-бледное и будто испускающее серебристо-лунные лучи лицо казалось совершенно безмятежным.
        Окинув пустырь еще одним внимательным взглядом, проводница ухватила труп под мышки и поволокла к яме. Подошвы ботинок мальчишки скребли по земле, оставляя в ней две ровные бороздки. Проводница огляделась в третий раз и спихнула тело вниз. Послышался глухой шорох осыпающейся земли.
        Ребенок, все такой же бледный и светящийся внутренним светом, лежал на дне могилы, неловко подогнув руки и ноги.
        - Ты мне еще спасибо скажешь, - в глубину ямы пробормотала проводница. - Когда твоя душа покой обретет. В кино похороненные зомби всегда потом спасибо говорят!
        Она всадила лопату в возвышающийся рядом холм свежей земли. Первая горсть упала прямо на бледное лицо мальчишки, заглушая исходящее от него сияние. Проводница заработала лопатой быстрее. Скорее, скорее… Земля все летела и летела в могилу, покрывая его руки, плечи, грудь…
        Над пустырем прокатился протяжный долгий вой. Проводница замерла, не разгибаясь. Волк? Невозможно! Она в городе, откуда тут волки! Это собака, просто бродячая собака…
        Краем глаза проводница заметила мелькнувшую стремительную тень. Она резко повернулась, держа лопату на изготовку. Тень мелькнула с другой стороны… Послышался грозный раскатистый рык. Женщина крутанулась на месте. Припадая к земле и глухо рыча, прямо к ней крался грозно вздыбивший шерсть серо-седой волк! В его желтых глазах светилась холодная хищная безжалостность.
        Зверь прыгнул. Проводница вскинула навстречу лопату… Белые клыки сомкнулись на рукояти. Волк как-то хитро мотнул лобастой башкой - и лопата вывернулась из рук, начисто ободрав свежие волдыри на ладонях. Проводница завопила.
        - Пирамидка юшинсе защитит меня! - она сорвала с головы золотую проволоку - и с размаху насадила на нос волку, точно намордник.
        Серый зверь встал как вкопанный!
        «Подействовало!» - ликующе взорвалось в голове у проводницы.
        Остановившийся волк скосил желтые глазищи на сверкающую проволоку… Совершенно по-человечески пожал мохнатыми плечами и одним ударом лапы скинул ее с носа! Пирамидка упала в осеннюю грязь.
        Проводница пошатнулась, чуть не свалившись в свежевыкопанную могилу.
        Громадный волк взвился в прыжке… тетка успела только поднять руки, прикрывая горло. Горячая мохнатая туша обрушилась прямо на нее. Волк и женщина покатились по земле. Проводница почувствовала, как на ее запястьях сомкнулась жесткая хватка… - не волчьих зубов, нет! Металла!
        Тяжесть навалившегося волка тут же исчезла. Еще не веря, что осталась жива, проводница неуверенно приподнялась. Подняла руки - отереть грязное лицо… Рука лишь судорожно дернулась. Лязгнуло железо. На запястьях красовались стальные браслеты наручников! Волк с наручниками? Она метнула быстрый взгляд, разыскивая жуткого зверя…
        Волка не было нигде. Только из ямы летели комья земли - будто там быстро-быстро рыли лапами…
        А потом человеческий голос гулко рявкнул:
        - Слава богу, живой! - и бережно держа на руках безвольное тело мальчишки, вместо волка из могилы поднялся тот самый милиционер! С рынка!
        Проводница завизжала, потрясая скованными руками.
        - Милиция! Демоны! Зомби!
        - Я, вообще-то, оборотень, - вежливо сообщил ей милиционер - и выщерил белые клыки. Женщина закричала - и сломя голову кинулась бежать. Тут же сильные руки ухватили ее за талию, закинули на плечо, как мешок, и поволокли сквозь тьму. Потом бесцеремонно швырнули на землю у колес машины.
        Она увидела, как седой распахнул дверцы «уазика» и бережно уложил мальчишку-зомби на заднее сидение.
        - А тебе и в багажнике нормально будет! - ее ухватили за скованные руки, вздернули… и перед ней распахнулась крышка багажника. Не в силах даже кричать, женщина принялась судорожно хватать ртом воздух: по дну прыгала картонная коробка! Сама прыгала! И при этом зверски ругалась!
        Сильные руки швырнули тетку внутрь… Она всем телом рухнула прямо на живую коробку! Под ней раздался короткий сдавленный вяк… И коробка замерла в полной неподвижности!
        Крышка багажника с грохотом захлопнулась. Над головой раздался вой сирены. Машина рывком стартовала.
        Глава 33
        Бой на кургане Славы
        - Будем справляться так, - тихим голосом, в котором слышалась абсолютная безнадежность, прошелестел здухач.
        - Нет! - успела крикнуть Танька, но вихрь уже взвился в небо.
        Серебряный и черный меч скрестились прямо над головой монумента. Лязганье стали разорвало тишину над курганом. В сполохах играющей вокруг каменной бабы подсветки мелькали серебристый смерч и то выныривающий, то растворяющийся во мраке скелет.
        Острие серебряного клинка скользнуло мимо темного лезвия, прорываясь к груди Бездушного, и с силой ударило в кость. Костей лишь слегка дрогнул. Зато здухача отдачей отбросило в сторону. Серебряный клинок жалобно зазвенел, принимая на себя удар темного. Меч выскользнул из центра смерча и сверкающей рыбкой улетел к земле. Ударился о плиты… задымился и начал медленно таять, как вода, испаряющаяся под лучами солнца.
        Над распадающимся вихрем, еще недавно бывшим воином сновидений, нависла черная тень - темный меч ударил.
        Здухач рассыпался серебристой поземкой по гранитным плитам постамента. Трепещущий огонек пламени отчаянно плясал в усыпанной цветами каменной розетке, будто хотел сорваться и кинуться на помощь изнемогающему воину сновидений. От него тянулось живое, ободряющее тепло, но даже оно уже не могло помочь отдавшему последние силы бойцу. Он чувствовал, как сознание неумолимо гаснет. Сквозь наползающий мрак еще успел разглядеть воздвигшегося над ним гигантского темного всадника. С неторопливой уверенностью Костей Бездушный поднял меч…
        - Не-ет! - отчаянно завопила Танька… Никакое заклинание не лезло в голову… Тогда она просто ухватила за горлышко оставленную у постамента бутылку водки… и кинула в Костея.
        - Н-н-на! Получи, фашист, гранату!
        Блеснув в отблесках вечного огня, бутылка с грохотом разбилась о зубцы железной короны. И тут же раздалась короткая автоматная очередь! Рой пуль простучал по ребрам Костея, выбивая скелет из седла! Гильзы раскатились по плитам… и оцепеневшие ведьмочки увидели, что они каменные!
        Воздух вокруг дрогнул от странных звуков. Темное небо наполнилось гудением, будто где-то высоко, невидимое за облаками, зависло звено истребителей. Издалека донесся тяжелый рокот и гром - словно по проспекту двинулась колонна танков. Хорошо знакомый по военным фильмам голос диктора Левитана торжественно провозгласил: «После продолжительных боев войска Третьего Украинского фронта под командованием генерала армии Малиновского сломили сопротивление противника и форсировали Днепр…» Слаженно загрохотали шаги марширующей пехоты…
        Впечатывая каждый шаг каменных сапог в гранитные плиты, каменные солдаты отделялись от своего постамента. Очереди их автоматов в упор ударили по пытающемуся подняться скелету.
        А на неподвижной физиономии Костея вдруг проявилось настоящее чувство - страх.
        Молотя копытами, Моровица на полном скаку ринулась навстречу каменным воинам. Взвилась в высоком прыжке… Сухие копыта конского костяка мелькнули над головами статуй… и тут же каменные пальцы сомкнулись на конской ноге! С истошным ржанием Моровица рухнула на плиты. Конский остов забился, пытаясь подняться… У Таньки вырвался полный ужаса крик - из ноздрей мертвого коня вырвалось смрадное черное облако. Моровица дохнула своим отравленным дыханием.
        Черное облако плотной пеленой окутало каменных солдат…
        Послышался слаженный грохот каменных сапог - и громадные фигуры выступили из липкого тумана. Приклад каменного автомата шарахнул Моровице в лоб! Упавший на бок конский скелет глухо треснул - и затих, слабо подергивая костяными ногами…
        Строй каменных солдат двинулся к Костею. Успевший подняться костяк в железной короне попятился, поднимая меч. Ударил… Темное лезвие оставило глубокую зарубку на каменном боку! Меч сумел зацепить солдата, но тот продолжал идти. На каменных лицах под каменными касками была такая же каменная решимость.
        От проспекта донесся оглушительный вой!
        Ирка вскинула голову… Прямо по ведущим к памятнику широким бетонным ступеням скакал милицейский «уазик». Визжа протекторами, развернулся на бетонной площадке и замер возле Ирки, распахнув багажник.
        …Не глядя, ведьмочка сунула руку внутрь. Пальцы мгновенно нащупали короткие волосы. Крепко запустив в них пятерню, Ирка рывком выдернула наружу голову…
        Прямо у нее над ухом раздался пронзительный и почему-то женский визг. Ирка кинула быстрый взгляд на свою добычу…
        - Тьфу! - Пальцы девочки вцепились в коротко остриженные волосы проводницы, до половины выдернув ту из багажника. Женщина самозабвенно верещала, глядя круглыми от ужаса глазами на окруженный каменными солдатами скелет с мечом. Ирка с силой отпихнула от себя орущую тетку, снова запустила руку в багажник, выпустила когти, вспорола картон коробки и выхватила из багажника голову Шелудивого Буняка. Проводница снова завопила. Не обращая на нее внимания, Ирка длинными прыжками рванула к месту схватки.
        Пластая перед собой мечом, Костей пятился к бордюру. Удары темного лезвия откалывали куски от каменных солдат. С грохотом поскакала по гранитным плитам срубленная каменная каска…
        Проскользнув между каменными фигурами, Ирка подскочила к Костею. И прямо к безносому черепу сунула голову Шелудивого Буняка.
        - Смотри! Смотри!
        Ничего. Меч Костея снова взметнулся, нацеливаясь на голову… Иркину.
        Увидев лицо Буняка с плотно закрытыми глазами, Танька взмахнула руками, и прямо из пустоты обрушился водопад воды, окатив Буняка с головы до… в общем все, что было.
        - Бр-р! - живая голова содрогнулась, стряхивая потоки воды со щек и бровей. Раскосые глаза приоткрылись, мутный взгляд уставился прямо в безносую физиономию черепа… Прояснился, приобрел осмысленность, в нем блеснуло узнавание…
        Гранитные плиты под Костеем встали дыбом. Меж вечным огнем и каменным постаментом распахнулась глубоченная дыра… в которую ухнул Костей!
        Живая голова досадливо охнула… и крепко зажмурилась.
        Из дыры тут же появилась костяная рука… Пощелкивающие фаланги пальцев ощупали края ямы… Костей лез наружу!
        Каменный приклад автомата обрушился на пальцы Костея…
        - Смотри на него! Смотри еще! - орала Ирка, тряся головой, словно погремушкой. Бесполезно. Голова только обвила себя бровями, как повязкой. Со злости Ирка саданула башкой оземь с такой силой, что та на две трети ушла в камень. Осталась торчать только макушка.
        Воздух над ямой задрожал, точно накалился от пропитавшей его ненависти. Скелет пялился из ямы, дырами пустых глазниц обводя каменных солдат. Его кости охватила мгла, корона полыхнула алым пламенем, и Костей начал подниматься над провалом, словно крылатая ракета класса земля-воздух. С его меча сплошным потоком стлались черные молнии. Гранит крошился и обращался в пыль. Каменные солдаты, казалось, на мгновение дрогнули.
        - Она опускается! Опускается! - неожиданно раздался вопль Таньки. - Тетя Слава, скорее!
        Бетонная стела складывалась внутрь себя, как антенна радиоприемника. Громадная фигура женщины с факелом и пальмовой ветвью в руках стремительно приближалась к земле.
        Ветвь поднялась в каменной ручище… и с грохотом шарахнула Костея, вбивая того под землю.
        Упираясь лапами и рыча сквозь стиснутые на костяшках челюсти, невесть откуда взявшийся серо-седой волк приволок к яме Моровицу. Конский скелет полетел вниз вслед за седоком.
        Пламя вечного огня подскочило, оторвалось от своей каменной розетки и перепрыгнуло на факел, который гранитная скульптура направила в разверстую дыру. Струя пламени ударила, будто из огнемета.
        - Современная баба, - одобрительно шепнула Танька. - Стерилизацию костей проводит! Чтоб никакого трупного заражения.
        Из глубины провала донеслось шипение и сдавленный вопль.
        Каменные губы памятника раздвинулись в удовлетворенной улыбке… Дело сделано, пора возвращаться на постамент. Статуя уже было приняла свою «классическую» позу, как вдруг, словно вспомнив о чем-то крайне важном, немного неловко склонилась над розеткой вечного огня. Из глубины медленно поднялись сверкающие серьги. Упали на гранитную ладонь… Баба снова улыбнулась… Выпрямилась в полную высоту, и бетонная стела вновь вознесла ее к небесам.
        Каменные солдаты навалились на вставшие дыбом плиты… Развороченный гранит со скрежетом сдвинулся и сомкнулся намертво…
        - Все! - сказала Танька. - Закатали!
        Плиты плотно сошлись, закрывая дыру. Изнутри в последний раз вырвался вопль… и оборвался. Навсегда. Земля удовлетворенно вздохнула…
        Приняв каменные автоматы «на караул», каменные солдаты, печатая шаг, двинулись к своему постаменту. Четко выполнили разворот «кругом»… гранитные складки плащ-палаток сомкнулись с неровным камнем постамента… отсеченные темным мечом Костея куски гранита завертелись в воздухе, как поднятый ветром песок, возвращаясь на свои места… и воины вновь замерли в неподвижности.
        Над курганом воцарилась тишина.
        Глава 34
        Реанимация здухача
        - Богдан! - разрывая ошеломленное молчание, завопила Танька. - Где он? Скорее!
        Одним кувырком принимая человеческий облик, Ментовский Вовкулака метнулся к заднему сиденью «уазика» и вынес на руках бессильное тело мальчишки.
        - Сюда! - закричала Танька, ощупывая каменные плиты постамента. - Здухач… Смерч… Он был здесь! Он же не мог совсем пропасть! Не мог!
        Вернувшийся на свое место вечный огонь взвился, яркой вспышкой озаряя все вокруг. Танька увидела, что ее пальцы погружены в едва заметный, легко трепещущий на камнях серебристый туман, отдаленно напоминающий силуэт воина в плаще и с мечом.
        - Здесь! Сюда кладите! - завопила она.
        Вовкулака опустил тело мальчишки прямо на постамент у вечного огня.
        Танька рухнула на колени между телом и полурастаявшим белым туманом и торопливо зачастила:
        - Душа, душа, де бродила? Де б ни була - ступай до тила!
        - Что ты говоришь? - изумилась Ирка.
        - Не мешай! - рявкнула подруга. - Это тот заговор, которым Буняк его в скелет загнал! - рявкнула на нее Танька. - Только я его изменила!
        Ирка опасливо покосилась на воткнутую в плиты и опять бесчувственную от удара голову - и на всякий случай торопливо выдернула ее за брови и зажала под мышкой.
        - До своих, живых очей, до родных костей, до хожалых ног, до держалых рук… - продолжала частить Танька.
        Ошметки белого тумана дрогнули, пытаясь собраться в плотный вихрь… Нечто, отдаленно напоминающее смерч, покачалось на каменной розетке вечного огня и свалилось прямо на тело Богдана… Подтаявшим туманным озерком растеклось по нему, нерешительно тычась в грудь, в руки, в закрытые глаза…
        - Богданчик! Здухачик! - дрожащим голосом позвала Танька. - Ну что же ты? Мы же всех победили! Уже возвращаться можно, слышишь! Давай обратно в тело! Приди в себя, ну пожалуйста!
        - Не… чувствую… не… виш-шу… себя… - тихо-тихо, на самом пределе слуха вздохнул расползающийся смерч.
        - Да ты уже прямо сам на себе! - обрадованно зачастила Танька. - Просто входи, и все!
        - Не… виш-шу… - колыхнулось снова.
        - Пока он себя не увидит - войти не сможет, - печально сказал Вовкулака. - Столько времени прошло, да еще тело так далеко от места разделения - ему себя не увидеть. Таков закон!
        - Что это за закон! - заорала Ирка, разбрызгивая со щек прорвавшиеся наконец слезы. - Идиотский закон! Почему всякая нечисть вроде ховало его запросто в любом месте и в любое время видит, даже прибить пытается…
        - Что ты сказала?.. - страшным свистящим шепотом перебила ее Танька. И прежде чем Ирка успела ответить, светловолосая ведьма взвилась на ноги и кинулась к своему рюкзаку. - Только бы не потерялось! - Танька отчаянно рылась в своих вещах. - Есть! Вот оно! - закричала она, выхватывая со дна рюкзака что-то круглое, завернутое в грязную футболку.
        Девчонка снова метнулась к лежащему на земле Богдану и распластавшемуся по нему бледному пятну распадающегося здухача… и одним махом выхватила из свертка обвисшее щупальце с почерневшим, но все еще искрившимся изнутри глазом - все, что осталось от жуткого ховало.
        Танька сосредоточилась на обрубке. Взгляд ее засветился зеленым пламенем. Обрубок повис в воздухе. Губы ведьмы зачастили скороговорку заклятья так быстро, что можно было разобрать лишь отдельные выпавшие слова:
        - Розсипься… розвийся… витром завийся…
        Танька взмахнула рукой… и глаз взорвался. Словно осколочная граната, мелкие части разлетелись в стороны. Но мгновенно стянулись назад в круглое лиловое облако. Все замерло, будто само время неожиданно кончилось. Совсем. Только Танька продолжала безумный речитатив заклятья.
        - Сливайся… еднайся… до призрачной плоти вплетайся! - прокричала ведьмочка и резким движением руки закрутила пространство в воронку.
        Лиловое облако завертелось знакомым смерчем… и ввинтилось в тающего здухача. Туманная субстанция дрогнула… Прямо посреди нее распахнулся круглый, налитый багровым огнем глаз. Клубящийся туман сгустился и завертелся лихим смерчем! Полыхая багровым огнем, глаз уставился прямо на лежащего на бетоне мальчишку… крутящийся вихрь уперся Богдану в лоб и в одно мгновение всосался внутрь!
        Казалось, что все, он уже внутри… Но тут же вихрь снова выскочил над спящим телом, не сумев удержаться… Всосался опять…
        Танька кинулась к Богдану, ухватила за руки и прижала его ладони ему же к груди.
        - А ну, возьми себя в руки! - гаркнула она. - И держи! Накрепко! И вообще, хватит дрыхнуть, просыпайся немедленно! - тряся тело изо всех сил, проорала она.
        Голова Богдана бессильно мотнулась туда-сюда. Из бледных губ вырвался тихий шепот:
        - Не… тряси… меня… И так душа… еле-еле в теле держится…
        Танька отпрянула от Богдана. Жадно, будто от этого взгляда зависела ее жизнь, уставилась ему в лицо. Мальчишка приоткрыл глаза и неуверенно заморгал, щурясь от танцующих на его лице радостных бликов вечного огня.
        - Очнулся! Воссоединился! - завопила Танька, роняя Богдана на камень и тут же падая на него, обхватив его руками за шею. - Ирка, он очнулся! Он смотрит! Разговаривает! - она снова отскочила от Богдана и пихнула его кулаком в грудь. - Гад такой! Вот только посмей еще раз так улетучиться! Только посмей!
        - Хочу обратно в небо! - вздохнул лежащий на земле Богдан. Голосовые связки еще плохо слушались, он сильно сипел. - Там так тихо… спокойно… Всего лишь многоголовые, огненноглазые и скелеты с мечами… И ни одной скандальной Таньки!
        Танька хотела его еще разок пнуть, но Ирка отодвинула ее и сама повисла на шее у Богдана.
        - Один монстр у нас, кстати, уцелел, - отстранясь, пробормотала она, вытирая катящиеся из глаз слезы. - Хочешь - забирай!
        - Буняка спрятать надо как следует! - немедленно возразила Танька. - Ценная вещь, между прочим, еще на что-нибудь пригодится! А у кого своей головы нет, заемная не поможет! - косясь на Богдана, сообщила она.
        - Она нам вроде бы уже пригодилась, - осторожно возразила Ирка.
        - Ничего, она многоразового использования, - фыркнула Танька.
        - Я вам потом переносной сейф подарю, - пообещал Вовкулака, подставляя Ирке картонную коробку, куда она запихала башку Буняки.
        - Мы ее на код запрем - и запихнем в твой подвал! - с торжеством выпалила Танька.
        - Почему-то я так и думала, - вздохнула Ирка.
        - Вы лучше подумайте, что дома наврете, - предостерегающе бросил Ментовский Вовкулака.
        - Чему вы учите детей? А еще милиционер! - укоризненно покачала головой Танька. - Мы скажем родителям правду!
        Ирка представила, как она пересказывает своей бабке приключения последних суток - и содрогнулась.
        - Скажем, что Богдан из поезда выходил, со ступенек упал и потерял сознание. Его «Скорая» забрала, а мы за ним поехали. Ну, а дальше дожидались, пока ему станет лучше. Просто не станем уточнять, что еще делали и где именно дожидались, - оглядывая площадку над кручей, добавила Танька.
        - Вечно она все на меня валит, - слабо пробормотал Богдан. Он все еще был бледен, каждое слово давалось ему с трудом. Мальчишка держался за голову и постоянно тер кулаком лоб чуть выше переносицы.
        - А почему вы его родителям не позвонили? - деловым тоном уточняющего алиби мента поинтересовался Вовкулака.
        - Испугались, что нас после такого никуда больше одних не пустят, - бойко отбрила Танька. - А что? Мы дети, имеем полное право быть глупыми!
        - Остается только вопрос, что с этой делать? - задумчиво сказал Ментовский Вовкулака, поворачиваясь к «уазику». - Она нас всех видела, - процедил он. Глаза его вспыхнули угрожающим желтым огнем.
        По-прежнему сидящая в багажнике проводница подняла на Вовкулаку совершенно безумный взгляд.
        - Весь мир полон чудовищ! - страшным шепотом просвистела она. - Скелеты, зомби, живые головы! Оборотни! Везде! Они преследуют меня! Я их вижу!
        Ментовский Вовкулака присел возле нее на корточки и поглядел задумчиво, склонив голову к плечу:
        - Видишь, говоришь? Слышь, крышую я трех ведьм - дуры страшные! Ничего не видят, ничего не замечают! Представляете, говорят мне, что оборотней на самом деле не существует!
        Танька сдавленно хихикнула, но сказала строгим голосом:
        - Наверно, им это только помогает людей обманывать!
        - Если они сами не верят, как могут заставить других поверить? - рассудительно поинтересовался Вовкулака. - Эта Верка Сердючка недоеденная хотя бы сама все видела! - он повернулся к проводнице. - Слышь, ты! Хочешь работать у меня четвертой ведьмой? Будешь сидеть вся в клубах дыма, в тюрбане, в расшитом драконами халате, вертеть хрустальный шар и рассказывать лохам про зомби и живые головы! И за это бабло грести - лопатой!
        Тетка растерянно захлопала глазами. Склонила голову, будто прислушиваясь к неслышимым другими голосам. На лице у нее вдруг появилось выражение острого интереса.
        - А как же мой вагон? - еще спросила она. - Я ж проводница!
        - О! - Вовкулака поднял палец. - Такой у тебя и будет псевдоним - Проводница! Между тем миром и этим! - он снял с запястий женщины наручники и, подхватив ее под руку, усадил на заднее сиденье «уазика». - Поехали в ресторан, подруга! Обсудим процент от гонораров! И вы залезайте! - скомандовал он ребятам.
        - Езжайте в свой ресторан, - отмахнулась от него Танька. - Не хватало еще, чтобы нас домой милиция привезла. Мы до проспекта дойдем и там такси поймаем. Денег еще немножко осталось…
        Вовкулака благодарно кивнул - и «уазик» умчался.
        Девчонки нагнулись, подхватили Богдана. Закинули его руки себе на плечи и медленно, приноравливаясь к шагу ослабевшего мальчишки, заковыляли к проспекту.
        - Выходит, мы все-таки стали Хранителями Мира, - задумчиво сказала Танька. - Как и предсказывал в Каменце старый еврейский праведник ламед-вувник. А у меня еще такие видения жуткие были - все насчет того, как этих тварей победить пытались, а ничего не вышло, - в ее голосе вдруг проскользнул безнадежный надлом. - Потому что они сильнее всех…
        - Мне тоже все время какой-то депресняк мерещился, - кивнул в ответ Богдан. - И кажется, что неспроста! Похоже, это они нам внушить пытались - какие они крутые, а мы против них - не очень!
        - Мне, - веско сказала Ирка, - никакая тварь ни видеться, ни мерещиться не посмела. - И голос у нее в этот момент был железным, нет, железобетонным, как каменная баба наших дней.
        Ирка оглянулась через плечо. На бетонный курган с каменным постаментом и высокой стелой, увенчанной фигурой могучей бабищи с факелом. Что-то блеснуло в вышине… Ирка остановилась, напрягая свое зрения оборотня, вгляделась в бабу… и захихикала.
        - Народ, не знаете, - давясь от смеха, сказала она, - на такие высокие памятники часто лазают?
        - Не знаю, - растерянно ответила Танька. - Вроде моют их иногда. Или чинят… А что?
        - Да я представляю, как обалдеет тот, кто туда заберется! Когда увидит, что у памятника в ушах серьги с изумрудами!
        Танька и Богдан тоже обернулись.
        - Как думаешь, не заберут? - неуверенно переспросила Танька.
        - У нее-то? Никогда!
        Книга Кошмаров
        Первый сон Богдана Игоревича
        - А завтра первый урок - история. И что тебе Ипусер скажет, если ты опять не учил?
        - «Вот что бывает, когда в храмовую школу вместо детей жрецов принимают Сет[7 - Древнеегипетский бог грозы и бури, а также бог зла, бог-убийца.] ведает кого!» - подражая голосу жреца-наставника, склочно проскрипел Амени. - Я учил.
        - Тогда расскажи… - Шошонк на минуту задумался, потом оживился: - Вот это Ипусер точно завтра спрашивать будет… Давай «Сказание об истреблении согрешивших людей»! Все равно пока ничего не слышно…
        Шкрябанье ручных жерновов прекратилось, и растиравшая зерно женщина тихо прошелестела:
        - Господин жрец услышит. Это приходит каждую ночь, - она испуганно огляделась.
        Амени неуверенно кивнул и вздохнул. Может, и правда лучше отвлечься, к тому же завтра первый урок - Ипусеров. Амени смирился и забубнил:
        - «Пламенная владычица огня, повергающая врагов дыханием своих уст, с пылающим сердцем, опаляющая горы огнем своим…» - Наверное, и прав в чем-то жрец-наставник - только тот, кто с детства вырос в жреческом доме, может тратить бесценное время на зазубривание бесконечных гимнов. А для сына лучшего за последнюю династию строителя пирамид, милостью Великого Дома[8 - Титул фараона.], да будет он жив, невредим, здоров, записанного в храмовую школу, найдется работа поинтереснее. - Короче… - мотнул головой Амени. - Верховный владыка Ра разгневался на род человеческий, что тот его недостаточно уважает, и наслал на него дочь свою, которая по настроению - то благая Тефнут, подательница влаги, то львиноголовая Сехмет, пылающее Око Ра в небесах, повелительница засухи. Та обратилась в львицу и остановила разлив Нила, начала морить народ сперва засухой, потом, понятно, голодом - раз Нил не разлился, не уродилось ничего. Потом напустила мор и всяких врагов, потому как она еще повелительница болезней и войны. Ну, народ, который уцелел, у Ра в ногах валялся, обещал быть тихим-тихим, но Сехмет уже так разошлась,
что ее и Ра утихомирить не мог. Тогда он смешал пиво с гранатовым соком, Сехмет приняла сок за кровь, нахлюпалась и от пива захрапела! Вот! - и он торжествующе оглядел слушателей.
        Морщинистое, как кора высохшего дерева, лицо лекаря Мериба расплылось в ехидной усмешке.
        - Двадцать ударов палкой, - задумчиво оценил ответ приятеля Шошонк.
        - За что-о-о? - возмутился Амени.
        - Пять - за краткость, все остальное - за непочтительность к богам, - отрезал Шошонк. - Хорошо, если тебя вообще за такой ответ из школы не выкинут…
        - Не выкинут, - самоуверенно фыркнул Амени. Палок дать могут, а исключить - ни за что. Такие механики, как Амени, нечасто рождаются в долине Нила, а без хороших механиков храмам никак! Кто сделает поворотную башню жрецам-звездочетам, кто заставит статую Анубиса открывать и закрывать рот, а священного золотого быка Аписа реветь и качать головой? Да за один только водомет, что Амени поставил в храме благой Тефнут, подательницы влаги, при котором располагалась их школа, ему прощалось полное равнодушие к изучению обрядов и гимнов.
        - Слушайте! - вдруг напряженно сказал старый лекарь, вскидывая сухую, как старый папирус, ладонь.
        Ночь была тихой - даже слишком. Не трещали цикады. Вдалеке хрипло затявкала голодная гиена - и тут же ее лай сорвался на мучительный предсмертный визг.
        - Лев, - неуверенно пробормотал Шошонк.
        Все трое снова переглянулись. Сейчас, когда разлив Нила не пришел, а с чистых, без единой тучки небес пялилось на выжженную землю безжалостное Око Ра, жажда гнала хищников все ближе к людским хижинам.
        - У соседей вчера младенца шакал унес, - с мертвой безучастностью сказала женщина.
        - Слышите, опять! - сказал Мериб.
        - А-рр-рау-рау-а-рр! - звук, казалось, шел со всех сторон, он словно был далеко, в пустыне, и одновременно близко, за стеной хижины.
        - Точно лев, - уверенно сказал Шошонк. - Злой, голодный…
        - И летающий! - насмешливо добавил Амени.
        - Арр-гх, арр-гх! - теперь рычание исходило откуда-то сверху, словно издававший его зверь парил прямо над крышей тростниковой хижины.
        В скупых лунных отблесках, пробивающихся в щели между переплетением тростника, видны были напряженные, запрокинутые лица Шошонка и старого лекаря.
        - Никто не знает - что это! - провозгласил Амени. - Местные, как это дело слышат, сразу в хижины забиваются и дрожат…
        Просветы в плетеных стенах окрасились багровым… и на хижину обрушился поток пламени.
        - Бежим! - заорал Шошонк, бросаясь к выходу, вокруг которого вились языки огня - точно лоскуты ткани на ветру.
        Амени схватил женщину за руку и кинулся следом. Горячий воздух обжег кожу, густой черный дым залепил легкие. Мучительно кашляя, они вывалились из хижины - и хрупкий тростник тут же осыпался у них за спиной, превращаясь в сплошной костер. Женщина горестно заголосила.
        - Цыц, неразумная! - прикрикнул на нее старый лекарь. - Живая, и ладно!
        Порыв горячего ветра развеял завесу дыма… Высохшие под взглядом безжалостного Ока Ра хижины занялись сразу, полыхая над рекой огромными факелами. В отсветах носились темные тени - крестьяне выскакивали из своих домов, громко плакали дети. Дергая длинными тонкими ногами, пестрая корова билась в сухой пыли - ее бок был сожжен начисто. Круглые навыкате глаза до краев налились бессильной мукой. Выдергивая из-за пояса тонкое длинное шило, Мериб склонился над животиной - полное отчаянной боли мычание мгновенно стихло.
        И тут же:
        - А-у-уа-а! - Длинный полувой-полусвист располосовал воздух, и клуб багрового огня обрушился с темных небес прямо на сухой папирус у обмелевшей реки. Коричневые стебли с треском вспыхнули.
        - А-у-уа-а! - второй огненный столб рухнул сверху. Амени толкнул Шошонка в плечо, оба покатились кубарем по горячей потрескавшейся земле.
        - Только не за деревом! - Амени с силой рванул за плечо Шошонка, пытавшегося схорониться за одиноким высохшим тамариском.
        Наверху снова зарычали, словно там пролетал крылатый хищный зверь. Мальчишки едва успели отбежать на несколько шагов, как огонь охватил дерево - голые ветви судорожно подергивались в огне.
        - Туча! Благая Тефнут пришла к нам на помощь! - пронзительный вопль располосовал ночь, и Амени увидел, как разбегающиеся люди останавливаются и падают на колени, воздевая руки к небесам и вопя: - Туча! Туча! Пошли дождь, благая Тефнут, спаси нас!
        Амени торопливо задрал голову - низко-низко, почти над самыми головами, висела тяжелая грозовая туча. Гром, похожий на львиный рык, загрохотал в недрах, дохнуло оглушающей, напрочь позабытой свежестью… С губ Амени невольно сорвался блаженный стон, он запрокинул голову, ожидая падающих на лицо первых капель такого желанного, такого долгожданного ливня…
        Туча моргнула. Словно огромное веко поднялось в ее глубине, и на коленопреклоненных людей уставился неподвижный, как у насекомого, багрово-стеклянистый глаз. И к земле ринулись потоки огня!
        Багровые глаза один за другим распахивались в клубящемся теле тучи, и новые потоки пламени обрушивались вниз, на разбегающихся в ужасе людей. Амени ухватил Шошонка за жреческий фартук и поволок прочь от занявшихся пламенем зарослей тростника. Берег пылал, озаряя багровыми бликами обмелевший Нил и бьющихся в остатках влажной грязи крокодилов.
        Туча зарокотала - теперь в ее рыке слышалось удовлетворение. Багровые глазищи - Амени насчитал двенадцать - выстроились птичьим клином и унеслись прочь вдоль реки, оставив позади себя черный клубящийся дым и бушующее пламя.
        - Это не зверь, - плюхаясь рядом с мальчишками, бросил вынырнувший из дыма старый Мериб.
        Амени с закопченным лицом, похожий на чернокожего жителя страны Куш, насмешливо фыркнул:
        - Давай, Шошонк, ты у нас лучше всех в делах богов понимаешь - кто это такой был?
        - Люди не смеют противиться богам… - раскачиваясь, глухим голосом выдавил Шошонк.
        - А ты и не противься - просто скажи, что за туча с глазами? - сдерживая нетерпение, поторопил его Амени.
        - Один из «убийц Сехмет». Ее свиты, - наконец перестав раскачиваться, глухо пробормотал Шошонк. - Думаете, она в древние времена одна столько народу загубила? Ибо сказано, что в конце каждого года, «когда становятся ужасными глаза Сехмет», два павиана сверяют божественные «Книги конца года», где написано, кому суждено жить - а за кем Сехмет отправит своих слуг, - он содрогнулся, поглядев вслед улетевшей туче с глазами. - Видно, нынче все мы в тех книгах, вся Та-Кемет[9 - «Черная Земля», самоназвание Египта.], ежели уж эти «ужасные глаза» здесь…
        - Почему две обезьяны решают, жить мне или умереть? - зло прервал приятеля Амени.
        Шошонк отпрянул, будто его ударили, и поглядел на Амени в ужасе.
        - Не обезьяны, а боги, боги решают! - слабым голосом пробормотал он.
        - Могли бы найти кого поприличнее обезьян! - неумолимо отрезал Амени и скомандовал: - Пошли!
        - Куда? - растерянно переспросил старый Мериб.
        Амени торжествующе усмехнулся:
        - Я, прежде чем вас двоих звать, сам все разведал, людей расспросил! С тех пор как началась засуха, эту тварь слышат каждую ночь! Она появляется примерно вот здесь, - он топнул ногой, подняв тучу сухой пыли, - улетает вверх по течению Нила и возвращается обратно по другому берегу. А там пропадает снова на целый день. Что это значит? - И, не дожидаясь ответа, сказал сам: - Что у нее логово поблизости! Вот его я и хочу найти! - и он торжествующе вскинул гладко выбритую голову.
        - Выследить посланника Сехмет? - растерянно пробормотал старый лекарь.
        Лицо Амени дернулось раздражением - что за люди, вечно поют один и тот же гимн! Но без этих двоих ему не справиться. Он сдержался.
        - Я хочу найти существо, из-за которого люди умирают без воды и еды, и все твое искусство не может помочь им, лекарь Мериб! Так что нам туда! - и он кивнул на низкую дамбу, по которой можно было перебраться на другой берег.
        Мериб и Шошонк со страхом посмотрели сперва на Амени, потом на проход.
        - Не успеем! Идти далеко, а он… существо… скоро вернется, - торопливо пробормотал Шошонк.
        - Ты откуда знаешь? - фыркнул Амени, покосился на мгновенно засмущавшегося приятеля и покровительственно улыбнулся: - Понял - ты просто боишься идти мимо крокодилов.
        - Боюсь, - задушенно признался Шошонк.
        - Я вообще родился в двадцать третий день сезона «ахет» - значит, мне предначертана смерть от крокодила. И то не боюсь! А ну пошли! - и Амени решительно зашагал к дамбе. Старый лекарь и молодой жрец переглянулись, долго смотрели друг на друга - и наконец пошли следом.
        Из-под ног поднималась сухая, похожая на пепел, пыль и жесткой коркой налипала на голые плечи. Если бы все сталось, как должно, сейчас здесь бы не пройти - дамба исчезла бы под сплошным зеркалом широко разлившейся воды. А по всей Та-Кемет пил, плясал и веселился народ, ожидая, пока Нил вновь спадет, оставляя после себя пропитанную влагой землю и слой плодородного ила на ожидающих посева полях[10 - В древнеегипетском году было три сезона - «ахет» (разлив, половодье), «перет» (выхождение земли из вод и время сева) и «шему» (сухость и сбор урожая).].
        Но высокая вода не пришла. Похожие на бурые бревна крокодилы выползали на низкую дамбу из ставшей горькой, как желчь, нильской воды и неподвижно лежали там. Босые пятки Амени прошлепали у самой пасти громадного крокодила, но тот даже не шевельнулся. Желтые глаза затянула болезненная пленка - зверь умирал. Дышать было тяжело, воздух наполнял смрад разложения.
        - Если божественный Себек[11 - Бог-крокодил, владыка Нила.] не может уберечь своих священных зверей, на что надеяться людям? - пробираясь между неподвижными телами еще недавно грозных чудовищ, безнадежно сказал Шошонк.
        - На себя! - огрызнулся Амени, ускоряя шаг и настороженно поглядывая на небо - не возвращается ли двенадцатиглазая тварь.
        - Не святотатствуй! - вдруг рявкнул Шошонк, и вырвавшись вперед, решительно зашагал к берегу, не оглядываясь больше.
        Амени недоумевающее оглянулся на Мериба.
        - Та-Кемет всегда жила, надеясь на милость богов, - мягко сказал старый лекарь. - Если наша маленькая долина все еще держится среди мертвой пустыни - чем еще, кроме божественной милости, можно объяснить это? Чем мы можем отблагодарить, кроме покорности?
        - Тогда зачем со мной идете? - напряженно спросил Амени.
        - Ну надо же за тобой присмотреть, - проворчал старик, и Амени облегченно улыбнулся. Он слишком хорошо понимал, что один не справится - и страшно одному!
        Они спустились с дамбы и пошли через тамарисковую рощу. Осыпавшаяся от нестерпимого зноя листва покрывала землю скрипучими хрусткими сверточками, похожими на трупики насекомых. Амени все чаще обеспокоенно поглядывал на небо - по рассказам перепуганных крестьян ему так и не удалось понять, где именно у жуткой твари логово и где можно спрятаться, чтоб выследить ее.
        Знакомое рычание и вой растревоженного воздуха нахлынули внезапно. Высохшие поля разом залило огнем. Ночь расцветилась желто-багровыми сполохами, и Амени пропустил момент, когда от трескучей стены пламени отделились двенадцать пылающих дисков - и стремительно понеслись к облетевшей рощице.
        - Благая Тефнут, нас сейчас накроет! - в ужасе охнул мальчишка.
        - Прячься! - прошипел Шошонк, толкая Амени за ствол тамариска.
        Глупый зубрила гимнов! Будто это поможет, когда их накроет пламенем! Амени метнулся в сторону, надеясь выскочить из рощи. Свист усилился, и Амени замер, вжавшись в высохший ствол. Багровый свет залил рощу, резко вычерчивая темные контуры деревьев. Двенадцать страшных глаз висели прямо над ним, пылая среди голых ветвей.
        Раздался треск, посыпались обломанные сучья, и здоровенная туша плюхнулась посреди рощи. Поглощая черные от жара стволы, повис серый влажный туман. Амени казалось, что в шаге от него вспучивается серыми волнами, клубится огромная грозовая туча. Она вздулась еще больше и вдруг раскрылась, как безобразный цветок, распавшись на множество гибких, покрытых чешуей щупалец. А по щупальцам, мельтеша и перескакивая с одного на другое, катались багровые шары выпученных глаз. Одним рывком, точно подброшенная, тварь вскочила и, перебирая щупальцами, как паук ножками, ринулась вон из рощи. Багровые буркалы глядели точно вперед, подсвечивая землю расходящимися конусами света.
        Все еще тяжело дыша от пережитого ужаса, Амени осторожно махнул рукой - за ним! Перебегая от дерева к дереву, все трое следовали за тварью. Упустить чудовище невозможно - мерцая багровыми огнями глаз и совершенно не скрываясь, оно семенило, легко просачиваясь между стволами. Тело его то сжималось, то снова расползалось. Деревья закончились, тварь, не оглядываясь, побежала по выжженному полю. Амени дважды чуть не заорал от боли - здоровенные булыжники подворачивались под ноги, он упал, ссадил коленку, отбил пальцы. А этой хоть бы что - несется вприскочку!
        Амени чувствовал, что начинает выдыхаться. Он был уверен, что бежать придется далеко, может, до самой границы с пустыней - где еще могли скрываться насылающие жар и огонь «страшные глаза Сехмет»? Но подпрыгивающие впереди конусы света вдруг враз исчезли - дорога мгновенно ахнула во тьму. Амени замер, тихим свистом останавливая товарищей, и осторожно-осторожно, стараясь не потревожить ночь ни единым звуком, двинулся вперед.
        Мрачной громадой проступая сквозь темноту, перед ним медленно вырастали поросшие плющом развалины старого храма. Шипя от боли, он вжался в горячий от жара камень и аккуратно-аккуратно выглянул из-за полуразрушенной стены. Багровый свет мерцал неподалеку - постепенно угасая, точно утягиваясь под землю. Уже не заботясь об осторожности, Амени прыгнул вперед и едва не свалился в дыру в земле.
        Прикрытый жухлой травой, под стеной красовался узкий проход, озаренный отблесками багрового огня. Свет становился все слабее и слабее. Похоже, двенадцатиглазое чудовище удалялось. Наконец исчезло совсем.
        - Что скажешь, Мериб, об этой твари? Я-то в существах не разбираюсь, больше в механизмах, а ты лекарь… - шепотом спросил Амени и обернулся.
        Позади него стоял тяжело дышащий Шошонк. Старого лекаря не было.
        - Мериб! - тихо позвал Амени.
        Нет ответа.
        - Мериб! - уже громче, но только сухая пыль шелестела под горячим ветром из пустыни.
        Амени с надеждой уставился на обвалившуюся стену, надеясь, что сейчас отставший лекарь вынырнет из-за угла. Никто не появлялся.
        - Может, споткнулся, упал? - пробормотал Шошонк.
        Парни переглянулись и не сговариваясь двинулись обратно. Отблески горящих тростников подсвечивали голое поле между развалинами и рощей. Амени долго всматривался в обманчивый полумрак. Пару раз ему казалось, он видит распростертое неподвижное тело, но тут же понимал, что ошибся. Старый лекарь просто исчез, точно растворился в воздухе.
        - Благая Тефнут, куда же он делся? Не мог он нас просто бросить - не такой человек, - потерянно пробормотал Амени и тут же решительно потряс головой. - Жаль, без Мериба труднее будет. Я надеялся, лекарь сообразит, как убить эту тварь!
        - Убить? - Шошонк отпрянул, точно собрались убить его, смерил Амени недобрым взглядом. - А что произошло со стариком, ты узнать не хочешь?
        - Я хочу знать, что происходит с Та-Кемет! И как это остановить, - отрезал Амени, решительно поворачивая обратно к подземному лазу. Достал пучок пропитанного маслом папируса, покрутился туда-сюда, наконец отыскал среди развалин более-менее прямую ветку и принялся обматывать папирусом, сооружая факел.
        - Ты хочешь туда лезть? - с ужасом вглядываясь в темноту дыры, жалобно пролепетал Шошонк. - Во имя Осириса[12 - Владыка загробного царства.], зачем? Ты хотел найти логово этого… этой… Ну и нашел! Давай завалим вход камнями - и все!
        - А если там у него второй выход? - тоже заглядывая в темноту пещеры, зло спросил Амени. - И завтра оно снова вылезет?
        - Но не можем же мы туда пойти? А если оно там… затаилось? И сожжет нас, как только сунемся! - запротестовал Шошонк.
        - Сожжет, - кивнул Амени. - Если, конечно, ты не укроешь нас под «Книгой последнего дня года», что защищает от Сехмет и ее посланников. Ты ведь знаешь это заклятье, верно, Шошонк? - внимательно глядя на приятеля, спросил Амени.
        - А еще говорят, что ты на уроках священной истории ничего не слушаешь, - недовольно буркнул Шошонк. - Да ты хоть понимаешь - если я черточку в иероглифе неправильно выпишу, заклятье убьет меня самого!
        - Мои механические сооружения тоже могут завалиться мне на голову, - ничуть не впечатленный, фыркнул Амени. - Каждому свое, Шошонк, - и он принялся разматывать набедренную повязку.
        Шошонк со страдающим видом принял ее:
        - Писать нечем…
        Но Амени уже с издевательской ухмылкой протягивал ему горелый уголек из тех, что валялись вокруг во множестве - проход в логово демона Сехмет весь был покрыт сажей. Шошонк покорно вздохнул и, шепча что-то невразумительное в адрес Амени, принялся чертить иероглифы на белой льняной ткани. Все еще вздыхая и качая головой, протянул исписанную повязку Амени:
        - На! Ее теперь надо на горло намотать.
        - А ты? - послушно завязывая ткань вокруг шеи, отчего немедленно стал похож на пациентов Мериба, спросил Амени.
        - А я не собираюсь «ужасным глазам Сехмет» на глаза лезть, - огрызнулся Шошонк. - К тому же у меня амулет.
        Амени чиркнул кресалом, разжигая факел. Остановился над дырой, вглядываясь вглубь - свет факела расцвечивал желто-багровыми отблесками каменную кладку подземного хода. Точно тварь возвращалась…
        - Пошли, - наконец выдохнул он, облизывая пересохшим языком потрескавшиеся от жары губы. И, согнувшись, скользнул в проход.
        Сперва двигаться приходилось на четвереньках. Факел чадно трещал, оставляя за собой струйку черного дыма. В пляшущем свете видны были камни низкого свода, закопченные до густой черноты - видно, тварь тут часто шастала. Ход был совершенно сухим, между камням не просачивалось ни единой капли влаги, даже воздух казался мертвым, как листва погибших деревьев, и драл легкие, точно песок пустыни. Амени слышал, как хрипло, точно испуганный конь, дышит ползущий позади Шошонк. Проход распался на два. Амени сунул факел в одно, в другое ответвление, довольно хмыкнул и без колебаний выбрал правый - проползая здесь, тварь оставила после себя четкий след. Потолок начал постепенно подниматься над головой. Амени с хрустом распрямил затекшую спину и выпрямился. Шаги мальчишек шелестели по присыпавшему пол песку.
        - Может, не пойдем дальше? - взмолился Шошонк, когда проход распался снова - на этот раз на три рукава.
        - Не бойся, не заблудимся, - ухмыльнулся Амени, проводя по одной из стен и показывая ладонь, густо измазанную сажей.
        - Ну найдешь ты «убийцу Сехмет», а дальше что? - уныло пробубнил Шошонк.
        - Пока не знаю, - спокойно ответил Амени. - Как найдем, так и разберемся. Может, и впрямь ход замуруем. Только не камнями засыплем, а надежные плиты поставим, видал, какое у него тело - всюду просачивается! А может, методом предков воспользуемся. Пивом с гранатовым соком, - оглядываясь на Шошонка, бросил он. - Оказывается, и от твоей любимой древней истории может быть польза.
        - То пиво сам Ра варил, - мрачно буркнул Шошонк.
        - Так это ж когда было! - хихикнул Амени. - Люди Та-Кемет с тех пор изрядно продвинулись - одних запасов нашего храма Тефнут хватит, чтоб всю Эннеаду[13 - Девятка главных богов Египта: Ра (Атум, Амон) - свет, Шу - воздух, Тефнут - влага, Геб - земля, Нут - небо, Осирис - бог загробного мира, Исида - его жена, богиня плодородия, Сет - гроза, владыка жизненной силы, Нефтида - богиня подземного мира, вторая жена Осириса.] напоить!
        - Да разве ж в запасах дело… - со странной, словно бы сожалеющей, интонацией, сказал Шошонк.
        Амени хотел спросить, чего это он, но вместо этого предостерегающе вскинул руку:
        - Тихо! Слышишь!
        - Ар-р-аргх! - слабое далекое эхо знакомого рыка донеслось из прохода.
        - Тварь впереди! - напряженно прошептал Амени, вслушиваясь.
        - Арг-ау-аргх! - рык слышался сильнее… но теперь он совершенно четко звучал позади! Будто тварь каким-то чудом переместилась им за спину.
        - Эхо, - отчаянно озираясь, пробормотал Шошонк.
        - Да, - торопливо кивнул Амени, хотя совершенно точно знал, что так эхо распространяться не может - недаром же он делал трубки для «гласа бога» в храме Гора[14 - Сын Исиды и Осириса, победивший Сета, покровитель фараонов.]. Пол под ногами дрогнул. Амени прижал руку к стене - камень мелко трясся, точно от ужаса. И еще - он был теплым! Почти горячим.
        - Ар-р-р! - зловещий рык звучал из-за стены, а проход сзади засветился багровым - точно по следам мальчишек стремительно катился шар пламени!
        - Вперед! - гаркнул Амени, бросаясь дальше по проходу. Больше не стараясь скрыться, они просто мчались по проходу. Сзади, все ближе и ближе, накатывали волны жара. Проход снова начал петлять и раздваиваться - уже не заботясь о направлении, Амени свернул раз, другой…
        - Аргх-аргх! - накатывающее сзади рычание стало похоже на издевательский смех. Воздух вокруг них становился все горячее и горячее.
        - Не могу больше! - Шошонк упал. Амени рывком вздернул его на ноги, поволок за собой.
        Полосы света выкатились у них из-за спин, озарив извилистый проход, а плечи начало жечь приближающимся жаром. Амени в ужасе оглянулся. Весь проход заполняло сверкание багрового огня! Оно ползло вроде бы медленно, но приближалось неумолимо. Амени тоже не мог бежать - ноги подламывались, Шошонк повис на руке… Мальчишка пошатнулся и упал на колени.
        - Ургх-ух! - огонь заухал, и прямо в колеблющихся языках пламени один за другим начали раскрываться вспученные багровые глаза.
        Шошонк извернулся, рванул что-то с шеи, размахнулся и бросил - яркая искорка ударила прямо в надвигающееся пламя.
        Раздался глухой вопль - и огонь зашипел, точно на него плеснули водой. Багровые глаза враз захлопнулись, пламя отпрянуло назад - и втянулось обратно в проход. Мгновение - и оно исчезло.
        - Похоже, благая Тефнут все-таки защищает тех, кто хочет вернуть ее влагу в долину Нила! - с трудом поднимаясь на ноги, пробормотал Амени.
        - Угу, - с явной иронией буркнул Шошонк, и Амени показалось, что они вдруг поменялись местами - сам Амени стал искренним почитателем богов, а Шошонк… Додумать, что сталось с Шошонком, мальчишка не успел - длинный, как у ловящей муху жабы, язык пламени вылетел из бокового прохода и ударил в каменную кладку у них над головами.
        - Бежим! - прохрипел Амени и, ухватив Шошонка, снова поволок его за собой.
        Ленты пламени выскакивали то из одного прохода, то из другого - точно загоняя куда-то. Амени упорно старался сворачивать в другую сторону, но тварь, похоже, была терпелива - рык-смех звучал снова, и сотканный из огня хлыст подстегивал спотыкающийся бег.
        А на очередном повороте сухие пальцы Шошонка вдруг вырвались у Амени из руки, послышался короткий шум… Амени обернулся… Единственное, что он успел увидеть - это брыкающиеся ноги друга, исчезающие за углом.
        - Уходи отсюда, Амени, уходи! - хрипло, точно его душили, успел крикнуть Шошонк, и все смолкло.
        Амени метнулся назад, повернул за угол - перед ним был совершенно прямой, без единого ответвления, ход. Пустой. Шошонк исчез.
        Дверь, потайная дверь! - Амени заметался по проходу. Язык пламени ударил прямо сквозь кладку потолка. Огонь хлынул сверху, неумолимо гоня мальчишку прочь. Амени отступил, попятился, потом не выдержал - побежал. Он снова мчался, чувствуя нарастающее гудение пламени.
        Очередной поворот… и каменный коридор уперся в глухую стену. Тупик. Бегущий мальчишка распластался по камню, чувствуя, как в горле скребутся сухие, безнадежные рыдания. Ведь он хотел как лучше! Он только хотел всем помочь!
        Сзади послышался сухой, издевательский смешок. Амени даже не надо было оглядываться, чтоб узнать, кто там дышит ему в спину раскаленным дыханием. Но он так просто не сдастся! Руки мальчишки заметались, нажимая то на один камень, то на другой. Никто не строит ходов в тупик! Он сам обязательно сделал бы здесь потайную дверь. Амени все жал и жал на камни, задыхаясь от накатывающей безнадежности…
        Двенадцать круглых багровых пятен света замерцали на каменной кладке, озаряя копошащегося у стены мальчишку. А потом за спиной взвился гул разъяренного огня - и жар ринулся прямо на него… В этот миг камень под рукой наконец поддался, уходя в глубь стены, и потайная дверь повернулась, швыряя Амени в дышащий прохладой полумрак. Позади глухо щелкнуло - дверь закрылась, оставляя ревущую от бешенства тварь в лабиринте древних переходов.
        Тяжело дышащий Амени распростерся на холодном каменном полу. Вокруг стояла тишина. Опираясь на дрожащие руки, мальчишка медленно поднялся, шипя от боли в обожженной спине и плечах. И застыл. Светильники вдоль стен выхватывали из мрака огромный каменный зал. В нише, улыбаясь едва заметной, в самых уголках губ, милостивой улыбкой, стояла раскрашенная статуя… благой Тефнут!
        Амени вскочил и завертелся на месте, как кот, гоняющийся за своим хвостом.
        - Да это же наш храм, - наконец понял он. - Храм Тефнут!
        - Тефнут… нут… нет… мет… - откликнулось эхо, отскакивая от одной стены к другой.
        И тут же из-за статуи богини раздался сухой, рычащий смешок.
        Двенадцать круглых багровых огней сияющим венцом вспыхнули над головой богини, закружились в сплошном хороводе, моргнули… Из-за статуи, мелко перебирая щупальцами, выползло багровоглазое чудище! Двенадцать конусов багрового света скрестились на застывшем в ужасе мальчишке.
        - Но… Этого не может быть! - прошептал Амени. - «Убийца Сехмет» не может прятаться в храме Тефнут!
        Из клубящегося тела чудища вырвался знакомый полурык-полусмех - и сноп огня ударил в лицо мальчишке!
        Слепящее пламя охватило Амени со всех сторон, его подбросило, пронесло и с силой ударило о стену… Хлопая глазами и хватая воздух широко раскрытым ртом, мальчишка сполз на пол. От него валил пар - но он был жив, жив! Еще не веря, он провел рукой по плечам - пальцы наткнулись на окутывающую шею ткань…
        - Заклятье последнего дня года! - прошептал он. - Спасибо тебе, Шошонк! - и он вскочил, вызывающе глянув в выпученные буркалы раскачивающейся на щупальцах твари. - Вот теперь-то мы с тобой потягаемся! - он завертел головой в поисках рычага своего водомета - поглядим, сможет ли тварь высушить всю воду подземных бассейнов храма…
        Страшный удар обрушился на Амени сзади. Жуткая боль расколола голову пополам, огни - на сей раз не багровые, а цветные, заплясали перед глазами… На подгибающихся ногах Амени повернулся… Дергаясь, точно его фигура была всего лишь отражением во взбаламученном пруду, перед ним стоял Шошонк.
        - Глупый, глупый Амени, - отбрасывая палку, пробормотал Шошонк, ловя падающего Амени под мышки. - Если б хоть немного задумывался над теми священными сказаниями, что тебя заставляли заучивать! Ты бы понял, что раз Тефнут, подательница влаги, в то же время - Сехмет, повелительница засухи, то каждый храм Тефнут - это и храм Сехмет! Где же еще прятаться слугам львиноголовой?
        Стены храма плясали перед глазами Амени, ему казалось, что он бредит - старый лекарь Мериб, возникший невесть откуда, чтобы стянуть ему запястье веревкой, точно был дурным сном!
        Храм вдруг запылал тысячами огней, и со всех сторон, накатывая медленно, словно волнами, зазвучал гимн:
        - Когда ты гневаешься, исчезает рыба/Тогда ждут люди большую воду/Тогда богатый подобен бедняку/Нет никого, ночью слышавшего воду/И нет в речах желанной прохлады…
        Перед глазами у мальчишки прояснилось, и он увидел жрецов, распростертых перед статуей Тефнут. А потом статуя дрогнула и медленно отплыла в сторону. В открывшейся позади нее дыре клубилась чернота. Оттуда пахло жаром, и огнем, и смрадом разлагающихся тел. Оттуда неслись крики, и стоны, и гудение пламени, и лязг оружия. И все перекрыл громовой рык - грандиозный, выворачивающий душу, жуткий клич охотящейся львицы.
        Тьма дрогнула, и из нее медленно и величественно ступила женщина в черном покрывале, с лицом, мертвенно-бледным и усыпанным сочащимися черным гноем язвами. А следом за женщиной посыпали другие твари - лучше всего Амени запомнился трехголовый уродец с искаженными лютым голодом лицами. Последним из пульсирующей тьмы выступил гигантский скелет верхом на конском костяке. Неслышно ступая под гимн жрецов, «убийцы Сехмет» двинулись к потайной двери, исчезая один за другим в притихшем от надвигающегося ужаса пространстве.
        - Зачем? Зачем вы хотите погубить Та-Кемет? - извиваясь в путах, простонал Амени.
        - Мы? Меньше всего мы хотим гибели нашей земли! - горячо откликнулся Шошонк. - Поэтому я и пошел, чтоб остановить тебя! Это ты, забывший свое место безумец, едва не погубил Черную Землю! Однажды великий Ра уже обрек людей смерти за непокорство - с тех пор мы, потомки вымоливших прощение, существуем лишь по воле богов! Боги делают фараона - фараоном, жреца - жрецом, а земледельца - земледельцем. Мы живем, когда угодно богам, и умираем, когда угодно им. Если им угодно напустить на нас демонов - мы принимаем бедствие и смиренно молимся в храмах о милости! И вот тогда Черная Земля будет жить, ибо такова воля богов!
        - Мериб… Ты же лекарь, ты же спасаешь людей, как ты мог… - глядя вслед женщине под покрывалом, простонал Амени.
        - Разве ты забыл, что все лекари, как и воины, - жрецы Сехмет? - развел руками Мериб. - Ведь это она - повелительница мора и войны!
        И тогда Амени захохотал. Он дергался в путах, извиваясь на каменном полу, и не мог остановится.
        - Будет вам и мор, и война! - наконец выкрикнул он, глядя в изумленные лица Мериба и Шошонка, лекаря и жреца. - Будет вам все, что вы сами пустили на Черную Землю!
        Он еще не знал, что засуха и неизбежный голод вызовут восстание и от края до края Черная Земля окажется залита кровью. Сам фараон и советники его попадут в руки восставших, а жрецов разъяренная толпа разорвет на части. Храм, в котором они сейчас находятся, будет разрушен до основания. И тогда караулящие у границ великого царства племена варваров-гиксосов ворвутся в долину Нила, не оставляя за собой ничего живого[15 - После обрушившейся на Египет засухи и последовавших за ней голода и болезней вспыхнуло огромное восстание, а потом азиатские племена гиксосов легко сокрушили и завоевали так называемое Среднее царство (ок. 2050 -1750 гг. до н. э.).].
        Он еще не знал, но уже чувствовал - великое зло пришло в мир. И оно будет еще не раз возвращаться.
        Первый сон Татьяны Николаевны
        Разбрызгивая покрывающую мостовую осклизлую грязь, густо замешанную на выплеснутом из окон содержимом ночных горшков, тряская карета с грохотом пронеслась мимо. Прикрываясь тяжелой корзиной, Лисбет шарахнулась в сторону, но вылетевшие из-под вихляющихся колес лепешки вонючей жижи все равно густо усеяли подол платья. Идущая впереди Мэри Джейн обернулась и с упреком уставилась на сестру поверх закрывающей рот пропитанной травами повязки.
        - Что? Я не виновата! - сквозь плотную ткань такой же повязки приглушенно запротестовала Лисбет.
        - Ты никогда не виновата, - продолжая буравить младшую сестру гневным взглядом, отрезала Мэри Джейн.
        - Зато ты всегда права! - буркнула Лисбет, перехватывая корзину поудобнее.
        - Придержите язычок, мисс, когда с вами разговаривает старшая сестра! - отчеканила Мэри Джейн и зашагала дальше, обиженно выпрямив спину.
        Лисбет под повязкой показала сестре язык и пошлепала следом. Карета давным-давно скрылась из виду, и теперь узкая улочка была пустой и кладбищенски тихой - лишь трещали дрова в сложенных возле домов кострах, да сквозь клубящийся черный дым можно было разглядеть на заколоченных дверях алые, будто кровью вычерченные, кресты и надпись «Боже, смилуйся над нами!». Занавеси на покрытых грязью окнах порой двигались, словно кто-то глядел изнутри на опустевшие улицы, и это было страшно, как шевеление земли на свежей могиле.
        Трудно поверить, что еще недавно улицы были плотно забиты каретами и повозками - лондонцы, те, что побогаче, бежали из умирающего города. Первым уехал добрый король наш, Карл, со своим веселым двором, а теперь вот и…
        - Видела, чья карета? - в спину сестре спросила Лисбет.
        - Докторская, - не оглядываясь, буркнула Мэри Джейн. - Хорошие доктора уж все померли, плохие - сбежали.
        - А мы… - после недолгой паузы тихо пробормотала Лисбет. - Мы не можем… тоже уехать? Ну хоть пешком уйти?
        - Сер-ти-фи-ка-та… - Мэри Джейн перевела дух после длинного слова - и оглянулась на сестру даже с некоторой гордостью - во как смогла! - Ну, бумажки, что мы с тобой здоровы… нам нынче в мэрии никто не даст, а без сертифата, сер-ти… - Мэри Джейн благоразумно решила не вступать в новый бой с мудреным словом и закруглилась, - без проклятой бумажки нас из Лондона не выпустят и ни через один английский город не пропустят! Да у нас здесь еще и дела есть, - с преувеличенной бодростью сказала она. - Не оставлять же город вот этим… - и Мэри Джейн гневно содрала со стены целый свиток пришпиленных листков.
        Даже и не глядя, Лисбет знала, что там - подобными объявлениями пестрели нынче все стены. «Несравненная микстура против чумы, никогда не применялась ранее», «Единственно действенная лечебная вода против чумы», «Знаменитый врач, недавно приехавший из Голландии, где во время прошлогоднего чумного мора вылечил массу людей», «Матрона, только что прибывшая из Неаполя, совершала чудеса во время последней чумы в Италии, когда умирало по 20 тысяч человек за день»[16 - Записи приведены в книге Даниеля Дефо «Дневник чумного года». М.: Наука, 1997.].
        - Неясно только, какие чудеса она совершала - может, сама их и уморила! - потрясая листком, процедила Мэри Джейн. - На страхе наживается, крыса поганая!
        - Крыса! - Лисбет истошно взвизгнула и отчаянно метнулась за юбку сестры.
        Здоровенная крыса восседала на мостовой у самого подола Мэри Джейн. Черную шкуру покрывали круглые шары нарывов, из лопнувших сочился гной и тяжелыми каплями падал на булыжную мостовую. Длинный голый хвост в гнилых струпьях. Крыса подняла острую, всю в язвах, морду и уставилась на сестер пристальным взглядом крохотных глазок.
        - П-пошла, - запинаясь, пробормотала Мэри Джейн и топнула ногой.
        Крыса растянула узкую пасть в совсем человеческой злобной ухмылке. Острые грязно-желтые зубы были покрыты кровью.
        Мэри Джейн попятилась и толкнула Лисбет задом, так что девочке тоже пришлось отступить.
        Крыса неспешно поднялась на лапы и шагнула следом. Так они и двигались вдоль улицы - Мэри Джейн, прикрывающая Лисбет, и крыса, наступающая на них неумолимо, как чума наступала на несчастный Лондон весь этот страшный год. И только слепые окна начисто вымерших домов глядели на них, и от качающихся полотняных занавесок исходил жуткий, удушливый шепот.
        В спину Лисбет ударил жар, и от подола длинной юбки потянуло горелым.
        - Мы сейчас свалимся в костер, сестрица, - ломким от ужаса голосом пролепетала девочка, не сводя глаз с приближающейся крысы.
        - Вот и хорошо, - сквозь зубы процедила Мэри Джейн, и Лисбет с удивлением поняла, что голос сестры дрожит вовсе не от страха, а от ярости.
        Мэри Джейн оттолкнула Лисбет, протянула руку к костру - так и оставшийся в ее ладони бумажный ворох закурился черным дымом, на кончике появился мелкий тлеющий огонек.
        - А ну-ка прикури, тварь! - и Мэри Джейн ткнула факелом в крысу.
        Огонь оставил на булыжниках чадное черное пятно.
        Крыса невозмутимо сидела неподалеку, склонив голову к плечу, и разглядывала Мэри Джейн - словно заново оценивала девушку.
        - Получи, гадина! - размахивая бумажным факелом, Мэри Джейн прыгнула за ней.
        «Как она это делает?» - прижимая руки к судорожно колотящемуся сердцу, подумала Лисбет. Целая и невредимая, крыса снова сидела на мостовой в шаге от Мэри Джейн. Наконец с наглой ленцой поднялась и неторопливо направилась к громоздящейся у перекрестка горе отбросов. Напоследок оглянулась, окинув девушку долгим запоминающим взглядом, и юркнула за кучу, волоча за собой голый длинный хвост.
        - Ай! - почти полностью прогоревший бумажный факел обжег Мэри Джейн пальцы. Она бросила его на землю, затрясла рукой.
        - Мне страшно, Мэри Джейн, - не сводя глаз с кучи, за которой исчезла крыса, пробормотала Лисбет.
        - Мне тоже, - сдавленно откликнулась та. - Пойдем-ка отсюда, - подобрала юбки и быстрым шагом двинулась вверх по улице.
        Спотыкаясь и чуть не падая, Лисбет поспешила за ней. Повсюду на наваленных вдоль улицы мусорных кучах сидели крысы. Будто точеные столбики у ворот, усатые фигурки совершенно неподвижно, как неживые, восседали на гниющих у обочины отбросах, и только головы их медленно поворачивались, провожая сестер. Мэри Джейн ускорила шаг. Венчающие кучи фигурки крыс проплывали мимо, все так же следя за ними долгими внимательными взглядами. Хрипло дыша от ужаса, Лисбет оглянулась на оставшуюся за спиной кучу. Крысы медленно соскользнули с нее и неспешно двинулись следом за девушками, возглавляя тянущуюся за ними целую колонну черных, шевелящихся спинок, острозубых морд и длинных голых хвостов.
        - Они идут за нами! - в ужасе завопила Лисбет.
        Мэри Джейн обернулась.
        - Бежим! - она схватила сестру за руку и, не разбирая дороги, ринулась вперед.
        Захлебывающаяся воплем Лисбет услышала, как нарастают сзади царапанье и цокот множества мелких коготков.
        - Скорее, Лисбет! Скорее! Туда! - они пронеслись по улице, свернули вправо-влево. Чепец слетел с головы Мэри Джейн, шпильки вывалились, и длинные волосы рассыпались по плечам. - Бежим!
        Лисбет бежала, оскальзываясь на покрытой липкой слизью мостовой. Тяжелый от грязи подол хлестал по щиколоткам, в боку сильно кололо, но она продолжала бежать, слыша, как приближается сзади скребущий цокот. Впереди, все нарастая, слышался рокот человеческих голосов.
        - Скорее, там люди! - Мэри Джейн свернула, выбегая из узкого прохода. Сзади раздался скрежещущий писк, будто не много, а одна, зато гигантская, крыса завизжала в ярости, завидев готовую ускользнуть добычу.
        Девушки выскочили на площадь.
        - Нет вам спасения, ибо пришел день Гнева Господнего!
        - Чего честных людей толкаете, девки оглашенные! - недовольно буркнул мужик в одежде возчика, отпихивая врезавшихся в него сестер. Прижимая руку к готовому выпрыгнуть сердцу, Лисбет выпрямилась и огляделась.
        Переулок окутал непроницаемый мрак, будто средь бела дня туда разом рухнула ночная тьма. И из этой тьмы сверкали гнилостные, похожие на фонарики утопленников над болотом - злые огоньки. Парные! Вот они стали исчезать одни за другими - крысы уходили. И только у самой границы света и тьмы продолжала неподвижно сидеть одна, последняя. Лисбет была уверена - та самая, в язвах! Но вот повернулась и она - длинный хвост медленно втянулся в темноту.
        - И пронеслась в небесах комета цвета бледного, и движение ее было неторопливым, знаменуя смерть медленную и мучительную, но не вняли жители града обреченного предупреждению грозному, и переполнилась чаша терпения Господнего! Плачьте, жители Лондона, ибо никто не спасется, кроме тех, кто искренне покается и склонится пред волей Господней!
        Площадь откликнулась единым стоном.
        Переносной алтарь, аляповато изукрашенный золотой краской, взгромоздили на сухую сейчас поилку для лошадей, стоящую на середине площади. Воздевая руки к небесам, корчился облаченный в черное проповедник. Вокруг, глядя на него безумными, полными ужаса и яростной, последней надежды глазами, толпились люди - женщины, мальчишки, мужики в куртках мастеровых, пара богатых лавочников, не успевших вовремя выбраться из зачумленного города. Лисбет устало вздохнула - картина привычная. Самозваные секты и сулящие погибель проповедники в умирающем городе пользовались не меньшим успехом, чем обещающие спасение лекари.
        Послышалось цоканье копыт, и из переулка медленно выехала черная карета, запряженная шестеркой белых, как призраки, лошадей. Остановилась - видно, седоки тоже захотели послушать. Лисбет поглядела на карету удивленно - все, кто имели экипажи и лошадей, сбежали еще в самом начале эпидемии. Тут же торопливо отвела глаза - очертания кареты жутковато напоминали труповозку, что приезжала к вымершим от чумы домам. Закутанные в плотные балахоны возчики вытаскивали безобразно распухшие, покрытые язвами тела и увозили их к выкопанным за городской чертой громадным общим могилам.
        Странно, и кучера не видно, будто бледные кони сами собой правят.
        - Истинно глаголю вам - вновь комета в небесах! - вопил проповедник, тыча пальцем в еще светлое, но уже подернутое первыми сумерками небо. - Пылает над городом алая звезда, пророча новые бедствия, пред которыми старые - что летний дождь пред зимней грозой! Меч горящий видел я средь облаков и процессии похоронные, что уходят в небеса! Все! Все вы умрете! Лишь преклоняющиеся и раздающие богатства свои спасутся!
        - И я! Я тоже видела! - завизжала богато одетая женщина и с криками повалилась в грязь мостовой. - Возьми! Все возьми! - срывая кольца и браслеты с рук, она поползла к проповеднику, судорожно цепляясь за край его одеяния и всовывая драгоценности ему в ладони. - Только спаси!
        - Убегали от крыс и прибежали к крысам! - громко фыркнула Мэри Джейн. На лице ее снова проступила привычная злая решимость - словно и не она только что со всех ног неслась по улице, спасаясь от настигающих крыс. - Эй, люди! - зычный голос сестры враз перекрыл завывания проповедника. - Чего это вы тут собрались? Или приказ лорд-мэра нашего, повелевшего по домам сидеть, от чумной заразы беречься, не про вас писан? Эй-эй, Том, я тебя вижу! У тебя детишек пятеро - а ты по сборищам шастаешь! Хочешь заразу принести? Тебе что твой приходской священник велел - из дома ни ногой!
        - Так ведь это… - здоровенный детина в потрескивающей на плечах куртке засмущался под пронзительным взглядом Мэри Джейн. - Отец Джеймс-то… помер-то… а этот вроде как живой, - судорожным кивком, как механическая кукла, он указал на проповедника. - Видать, великая святость в нем, коли зараза его не трогает!
        - А ну, замолчи! - маленькая Мэри Джейн подпрыгнула, и крепкая хлесткая оплеуха обрушилась на физиономию мужика. - Отец Джеймс потому помер, что до последнего за больными ухаживал! Ты вроде тоже живой, Том, выходит, и в тебе святость так и бурлит - видать, та самая, которую ты каждое божье воскресенье в корчме заливаешь?
        - Ой, бывает, и бурлит - сам слышал! - крикнули из толпы. Тут и там послышались неуверенные смешки. Встрепанная женщина поглядела на проповедника, на Тома, поднялась с колен и неуверенно потянула свои драгоценности обратно.
        Проповедник крепче сжал потную ладонь на золотом браслете, а другую грозным жестом простер к Мэри Джейн.
        - Как смеешь ты, жалкая распустеха… - он брезгливо ткнул пальцем в рассыпавшиеся волосы Мэри Джейн, - …сосуд греха, насмехаться над тем, кто возглашает слово Господне! Да знаешь ли ты, что еще третьего дня я был в доме лавочника на Чичестер-сквер и лечил его, читая «Отче наш» сперва в рот ему, потом в нос, потом в оба уха, а после в живот и подмышечные впадины, и выслушав меня, почувствовал тот лавочник полное восстановление сил, и поднялся, и возблагодарил Господа и меня, смиренного слугу его…
        - А вчера помер, - разбивая торжественность его тона, равнодушно обронила Мэри Джейн. - Схоронили, и все им нажитое дымом пошло, для бережения от заразы. А то, чем он тебя возблагодарил, - так ты, господин хороший, уж сам решай, «Отче наш» над ним читать или все-таки в огне прокалить надежнее будет.
        Рука проповедника невольно дернулась к карману его одеяния, и он воровато покосился на погашенные кострища.
        - А ну расходитесь! - громко и властно скомандовала Мэри Джейн, для подкрепления своих слов толкая мужиков обеими руками в грудь, а мальчишкам отвешивая хлесткие подзатыльники.
        Занавески на дверце черной кареты медленно раздвинулись, изнутри выглянула дама в черном. С украшенной черными же перьями широкополой шляпы на лицо спускалась вуаль, словно у вдовы - такая густая и плотная, что лица вовсе не разглядеть.
        - Почему столь юная особа позволяет себе поучать людей старше и опытней ее? - тихим, странно шелестящим голосом спросила дама.
        В толпе смущенно захихикали, а здоровяк Том гулким басом пророкотал:
        - Так то ж Мэри Джейн, миледи! Знахарка она, значится, дочка покойной знахарки Анны, да и бабка у ней тож ведающей женщиной была - тридцать лет назад, в прошлую чуму, многих выходила, и дочь с внучками обучила. Да Мэри Джейн, почитай, с самого начала чумного мора по домам за недужными ухаживает, небось и сейчас идет…
        - Ее вон в тот дом, где пекарня, позвали! - выкрикнул из толпы мальчишеский голос.
        - Меня тут все знают! - упирая руки в бока и подаваясь вперед, словно рассчитывая взглядом вспороть плотную вуаль, объявила Мэри Джейн. - А вот ты кто такая будешь, почтенная леди?
        - Не поднимай голос на добрую даму, что подарила нам аж три священных алтаря, пред которыми мы собирались, вознося моления к Господу! - прикрикнул проповедник.
        - Аж три? - Мэри Джейн вдруг недобро прищурила глаза, все внимательней глядя на даму в карете. - И зачем же вам столько, служитель Божий? Уж не сожгли ли первый да второй люди лорд-мэра Лоуренса, и не потому ли, что все, кого ты вокруг собрал, перемерли от чумной заразы, а? - голос Мэри Джейн вдруг стал ледяным, как вода в Темзе зимой. - Но добрая леди каждый раз дарит новый… Поистине добрая леди! Сделай милость, покажи нам свое лицо, благодетельница! - и Мэри Джейн протянула руку, будто намереваясь сорвать вуаль со шляпки дамы.
        Бледный конь в шестерной запряжке вдруг яростно заржал и рванулся, заставляя всю карету сильно качнуться, откатываясь в сторону. И тут же проповедник с силой ударил Мэри Джейн по протянутой руке:
        - Куда тянешь грязные пальцы, наглая простолюдинка!
        - Я-то руки мою, а вот тебе, Божий человек, под ногтями бы почистить не мешало! - прижимая ушибленную руку, отбрила неугомонная Мэри Джейн. - А то у тебя там, сдается, вся чума Лондона прячется!
        - Поверь мне, девочка, чума прячется совсем не там! - опуская шторки на окошке кареты, негромко прошелестела дама в черном.
        Мэри Джейн громко фыркнула и повернулась к жадно наблюдающей за развитием событий толпе:
        - Вы до сих пор здесь? Сказано же было, расходитесь! Да прежде чем в дом войти, одежу над кострами прожарьте, серой на огонь посыпьте и окуритесь хорошенько! - и она коротко кивнула Лисбет.
        Девочка ответила таким же привычным кивком - раздавать пакетики с серой всегда было ее заботой - и запустила руку в корзину. Вместо провощенной бумаги пальцы коснулись чего-то гладкого, шерстяного… Мелкие коготки пробежались по ладони… С истошным визгом Лисбет отшвырнула корзину прочь… На манжете девочки раскачивалась толстая черная крыса!
        Корзина закачалась на мостовой - и через плетеный бортик под ноги вопящим лондонцам хлынул поток крыс.
        - А права была добрая леди - вот где чума прячется! - перекрывая панические вопли, яростно заорал проповедник. - Ибо ведомо, что черная зараза от черного колдовства проистекает! По больным ходишь? - наступая на Мэри Джейн, точно давешняя крыса, выкрикивал он. - Не иначе как вещи из зачумленных домов здоровым подкидываешь, в угоду хозяину своему - Диаволу! Сама-то здоровая! Да она… Ведьма!
        - Верно! - вдруг взвился над толпой истерический женский вопль. - Сколько народу на руках-то у нее перемерло, а мы и не догадывались, пока не обличил ведьму проклятую служитель Божий!
        - Вы что, люди! - Мэри Джейн даже попятилась - Лисбет впервые видела, как растерялась ее обычно решительная сестра. - Забыли, скольких я выходила!
        - А может, не выходила вовсе, может, увернулись они просто от твоих черных чар! - вдруг рявкнул здоровяк Том.
        - Живыми-то при тебе единицы остались, а померли десятки!
        - Так ведь чума! - пятясь еще больше, беспомощно крикнула Мэри Джейн, но ничего не слышащая толпа качнулась за ней - над головами взметнулись палки, орущие мальчишки уже выламывали камни из мостовой.
        Нет, сестра у нее все-таки оглашенная, покрутила головой Лисбет. Нашла когда спорить!
        - Сжечь ведьм… - заорала какая-то старуха и тут же захлебнулся воплем, забулькала, отплевываясь - подхватив опустевшую корзину, Лисбет нахлобучила ее крикунье на голову. Схватила сестру и, точно как давеча сама Мэри Джейн, поволокла за собой.
        - Держи ведьм проклятых! - заорал проповедник. За спинами девушек тут же забухало, тяжело и гулко - топот подкованных сапог, стук деревянных башмаков в булыжники мостовой. Но Лисбет казалось, что за ними вновь бегут крысы. Девочка вильнула, уворачиваясь от пущенного вслед камня. Но тут камни полетели густо, булыжник угодил Мэри Джейн в спину. Глухо вскрикнув, сестра упала. Сзади раздался торжествующий вопль. Лисбет кинулась к запертым дверям пекарни и замолотила кулаками в твердый мореный дуб.
        - Откройте! Ради Господа, откройте, помогите!
        - Попалась, ведьма! - бегущий первым проповедник ухватил Мэри Джейн за волосы…
        Внутри пекарни лязгнул засов… Коротко взвизгнув, Лисбет отскочила от распахнувшейся двери. Огромный, похожий на призрак старик с длинными нечесаными волосами и в грязной рубахе до пят вывалился из двери. Свет заходящего солнца упал на его лицо, освещая налитые темным гноем круглые чумные бубоны на голой шее. Истерически вопя от ужаса, толпа колыхнулась назад. Хрипло дыша и с трудом подволакивая ноги, старик проковылял к оцепеневшему проповеднику и вынул волосы Мэри Джейн из его пальцев. Шипя, как ошпаренный кот, и держа руку, к которой прикоснулся чумной, на весу, будто мечтая оторвать ее и выкинуть прочь, проповедник отскочил в сторону. Старик молча подхватил Мэри Джейн под мышки и толкнул в темный проем двери. Лисбет змейкой нырнула следом. На пороге старик оглянулся, обводя затихшую толпу грозным взглядом из-под кустистых бровей, и рыкнул:
        - Ну? Кто сюда войти хочет?
        Толпа шатнулась еще дальше… Помеченная красным чумным крестом дверь пекарни с грохотом захлопнулась. Старик-пекарь кинул в скобы толстый железный засов. В полутьме пекарни испуганно вздыхали и тихо шевелились - привыкнув к полумраку, Лисбет разглядела прячущееся под лестницей семейство старого пекаря.
        Обессиленно всхлипывая, Мэри Джейн привалилась к двери и тут же отпрянула. По мореному дубу замолотили - пришедшая в себя толпа мстила за недавний страх, кидая в дверь камни. Потом в косяк ударили, как тараном.
        - Отдай нам ведьм, пекарь! - прокричал с улицы проповедник. - Пока они не уморили чад твоих и домочадцев!
        Под лестницей испуганно заплакали.
        - А ну, цыц! - непонятно на кого - тех, кто на улице, или тех, кто в доме, - прикрикнул пекарь. - Вовсе одурели от страха люди! Заходите, девоньки, и ничего не бойтесь! Этой двери ни огонь, ни таран не страшен!
        - Спасибо, господин пекарь! - всхлипнула Мэри Джейн.
        - Отблагодаришь еще! - отмахнулся здоровенной, как его лопата для хлебов, ручищей старик. - Со мной, сама видишь, все кончено, разве помереть без боли, коли правда то, что люди про твои сонные отвары говорят, знахарка! Детей и внуков сбереги, их пока зараза не коснулась! - и он грозно поглядел на Мэри Джейн из-под кустистых бровей.
        - Поглядим еще, кончено или нет, поборемся! - без страха подставляя плечо под тяжелую руку больного, сказала Мэри Джейн. - Вы еще мужчина хоть куда, рано себя хоронить вздумали!
        - Надо же! - хрипло рассмеялся больной, вместе с Мэри Джейн тяжело взбираясь по лестнице. - Так может, замуж за меня пойдешь?
        - А и пойду! - весело откликнулась сестра и совсем другим тоном коротко кинула Лисбет: - Чего встала - не знаешь, что делать?
        Лисбет обиженно поглядела им вслед - опять раскомандовалась! Влезла на сундук и поглядела в окошко над дверью, узкое, как крепостная бойница. Толпа не расходилась. Проповедник стоял спиной к дому и что-то говорил, яростно размахивая обеими руками. Девочке были видны лица людей - красные, злые. Лисбет тихонько шмыгнула носом и спрыгнула с сундука.
        - Чего встали? - зло накинулась она на семейство пекаря. - Доставайте из сундуков самую новую, самую чистую одежу, а старую всю - в огонь! И нечего тут жаться друг к дружке - марш по разным комнатам, быстро!
        Она перевела дух, сердито глядя вслед разбегающемуся семейству - вот уж глупые люди, сгрудились, так и норовят заразить друг друга!
        А ведь права Мэри Джейн: накричишь на кого, власть свою покажешь, и самой не так страшно! Она еще раз глянула в окошко - стоят, проклятые! - и побежала по дому, стаскивая к погашенной печи толстые матрасы, соломенные циновки и старые суконные занавеси. Все, где могли гнездиться разносящие чуму блохи. Все в огонь да вымыть комнаты горячей - чтоб только рукам терпеть - водой, да обкурить серой, да…
        В наваленной куче тряпья Лисбет почудилось шевеление. Мелькнула тень. Что-то прошмыгнуло, мелко цокая крохотными коготками. Лисбет замерла с очередной занавеской в руках, чувствуя, как сердце колотится в горле. Это брауни! Здешний домовой, сердится, что она разворошила его дом! Крысам сюда не пролезть, разве через печную трубу - вот глупая, надо было сразу огонь развести! Лисбет чиркнула кремешком, поднесла огонь к сложенным в печи дровам - те весело затрещали, озаряя пекарню багровыми бликами. Лисбет затолкала печке в пасть первую порцию тряпья, кашляя, разогнала удушливый дым, огляделась…
        Толпа к ночи разойдется, да-да, обязательно, но даже если нет - в пекарне можно хоть год сидеть, вон муки сколько! Девочка приподняла тяжелую крышку мучного ларя…
        Белая пыль брызнула ей в лицо. Изнутри выпрыгнула крыса! Вытянувшись, как иглой прошила груду тряпья насквозь и, вылетев с другой стороны, скрылась в жмущихся по углам тенях.
        Крыса в доме! Надо найти ее и убить, прежде чем проведает Мэри Джейн! Лисбет заметалась по пекарне в поисках палки - да сестра ее со свету сживет похуже любой чумы!
        - Ты слишком высоко ставишь свою сестру, девочка! - раздался шелестящий шепот. Мрак в углу качнулся, и из него выступила леди в черном. Шуршали по дощатому полу кружева нижней юбки, качались перья на широкополой шляпе, а закрывающая лицо вуаль вздувалась и опадала, словно леди тяжело дышала после долгого бега.
        - М-миледи? Как вы сюда попали? - пролепетала Лисбет.
        - Она всего лишь маленькая нахалка, твоя сестра, - не отвечая, продолжала дама. - Она грубо требовала меня открыть лицо, а ведь так не должно разговаривать со мной! - голос ее вдруг стал пронзительным и резким, как крысиный писк. - Но тебе, милой маленькой девочке, я могу показать! - затянутые в черные перчатки руки коснулись края вуали.
        Не дожидаясь, пока леди поднимет ее, Лисбет кинулась ближе к печке. Огонь зашипел, словно гневался, длинный язык пламени метнулся вперед, норовя дотянуться до края черного платья. Дама в досаде остановилась, глядя на жмущуюся к печи девочку.
        - Ну куда же ты забралась - иди ко мне, малышка, я тебя поцелую! - вновь зашуршал шелестящий шепот. - Мы ведь не чужие, я знала вашу бабушку. Мы встречались с ней здесь, в Лондоне, тридцать лет назад! Она тоже все хотела взглянуть мне в лицо! - и дама вдруг зашлась мелким, скрежещущим смехом - так смеялась бы крыса, если б умела!
        - Отойди от моей сестры, гадина! - раздался громкий крик, и тяжелый матрас ударил леди по голове.
        В ворохе взметнувшихся юбок дама отлетела к стене - из-под вуали раздался злобный писк. Мэри Джейн подскочила к сваленной у печи груде и выхватила оттуда тяжелую занавеску. Сунула край прямо в печь - и изо всех сил хлестнула пылающей тканью по даме в черном.
        - Говоришь, знала нашу бабку? Мы тебя тоже знаем, черная дама! И знаем, чего ты боишься - огня! - Мэри Джейн снова ударила занавесью.
        Извернувшись по-крысиному, дама попыталась поднырнуть под хлещущую огнем занавесь.
        - Не дай ей до тебя дотронуться! - крикнула Лисбет.
        Мэри Джейн полоснула поперек вуали. Свернувшись в комок, дама откатилась в сторону, вскочила. Настигающая Мэри Джейн хлестнула поперек спины. Черное платье задымилось, и в пекарню хлынула вонь, которой Лисбет не приходилось ощущать даже у лондонских портовых доков! Удары пылающей тряпки загнали даму к лестнице. Та круто повернулась на каблуках и скачками понеслась вверх по ступенькам.
        Покрытые чумными бубонами руки появились из мрака - и крепко обхватили ее поперек талии. Безумное лицо пекаря проступило из царящей наверху темноты.
        - Перед смертью люди видят многое - я тебя тоже узнал, леди! - прямо в густую вуаль выдохнул старик. - Ты пришла в дом к пекарю - тут ты и останешься! - и с невероятной для такого старика силой вздернув брыкающуюся даму на плечо, поволок к печи.
        Вуаль вздыбилась, шляпа с черными перьями отлетела в сторону - из отделанного кружевами ворота хлынули черные крысы. Они сбегали по рукам старика, цеплялись коготками за подол его рубахи, кубарем скатывались по ступенькам. Истошно верещащий черный ковер ринулся к дверям.
        - Куда? Не вырвешься! - закричала Мэри Джейн, хлеща и хлеща горящей тряпкой.
        Но крысы уже взлетали по косяку, покрывая засов. Толстый стальной брус закачался - и взмыл над пазами, с грохотом рухнув на пол. Дверь мореного дуба распахнулась…
        - Ведьма творит колдовство! Ведьма творит колдовство! - прокричал в ночь писклявый скрежещущий голос.
        Мгновение за дверью стояла тишина… потом послышался гневный гул… Первым в пекарню ворвался давешний проповедник. Замер, безумным взглядом окинув Мэри Джейн с горящей занавеской в руках, брошенное на полу черное платье и мечущихся крыс…
        - Ах ты ж ведьма проклятая! - проорал он и всей тяжестью, как выпущенный из пушки снаряд, врезался в Мэри Джейн. Сцепившись, оба они рухнули прямо в разожженную печь.
        Лисбет отчаянно закричала.
        - А-а-а! - со страшным воплем Мэри Джейн вывалилась из пылающего зева. Платье на ней горело, огонь охватил волосы. Лисбет схватила матрас, пытаясь сбить огонь, но тот мгновенно вспыхнул тоже. Лисбет показалось, что прямо из очага донесся сухой, похожий на треск огня скрипучий смешок и моргнул, точно подмигивая, громадный багровый глаз.
        Обезумевшая от боли сестра заметалась по пекарне. Из-под ног Мэри Джейн с писком разбегались крысы - шкура на них горела.
        - Беги, Лисбет! - изнутри пылающего факела, в который она превратилась, выкрикнула Мэри Джейн и рухнула на пол. Ветошь на полу занялась пламенем.
        - Беги-и-и! - И взметнувшийся до потолка костер скрыл сестру навеки.
        Словно подстегнутая этим криком, Лисбет повернулась и побежала - прочь, прочь, прочь, куда подальше, куда угодно, лишь бы не слышать звенящих в ее ушах воплей и не чуять жуткого запаха паленого мяса.
        Вскоре она поняла, что бежит не одна - обычно пустынные улицы чумного Лондона были полны народу. Вокруг шли и бежали люди, волоча на плечах плачущих детей и узлы со скарбом. Густой черный дым забивал легкие. Лисбет обернулась - и увидела встающее над крышами пылающее зарево. Она снова шла, вместе со всеми перебираясь из улицы в улицу перед наступающим огнем. Несла чьего-то ребенка, потом чей-то скарб, снова шла сама, спотыкаясь, падая, поднимаясь снова. Кто-то, кажется, благодарил, кто-то куда-то звал, но она ничего не видела и не слышала, перед глазами ее, сменяя друг друга, стояли лишь две картинки - выглянувшая из-под черной вуали ухмыляющаяся крысиная морда и лицо Мэри Джейн, сказочно прекрасное в пылающем огненном ореоле. Наконец чьи-то милосердные руки втянули ее в лодку - она плыла на другую сторону Темзы, оставив расползающийся по городу пожар позади. Оглянулась она еще только один раз - уже на другом берегу. Оглянулась и тут же, закрыв лицо руками, побежала дальше - прочь, прочь!
        Такого быть не могло, она безумна, как давешний проповедник! Но она видела!
        Извергая потоки пламени, над горящими крышами кружили двенадцать багровых глаз. То пропадая, то появляясь в вихре огня, носилась голова - одна лишь голова, без тела! Там, где являлась она, с грохотом обрушивались дома, а жгучие искры разлетались во все стороны, заставляя вспыхивать крытые соломой и дранкой крыши. А над всем этим, медленно распрямляясь, вставал в небесах скелет, увенчанный железной короной, с черным мечом в костлявых руках!
        Она бежала прочь, еще не зная, что пожар будет пылать много дней и выжжет Лондон почти начисто. Не зная, что война с голландцами проиграна и вскоре голландский флот войдет в устье Темзы, готовый подобраться к издыхающему городу и снести его начисто огнем корабельных батарей![17 - В Великой лондонской чуме 1665 -1666 гг. умерло около 100 тыс. человек. Последовавший за ней Великий лондонский пожар 1666 г. продолжался четыре дня, со 2 по 5 сентября. Сгорело 13500 домов, 87 приходских церквей (даже собор Святого Павла), большая часть правительственных зданий. Пожар лишил крова 70 тыс. человек, при тогдашнем населении центральной части Лондона в 80 тыс., а 6 тыс. погибли в огне.]
        Второй сон Татьяны Николаевны
        - Хватит, пожировали на поте и крови народных, эксплуататоры! - выкрикнул высокий парень в затрепанной буденовке, судя по бурым пятнам долго, может, и с самой Гражданской войны, валявшейся в подполе, а вот теперь снова сгодившейся. Он рванул мешок с фасолью, но женщина с закаменевшим в яростном ожесточении лицом не отпускала. Тогда парень задрал ногу, точно журавель, уперся каблуком сапога женщине в грудь и с силой толкнул. Она упала молча, без плача, как мертвая, неподвижно распростершись на чисто выметенной земле двора. Только ее понуро сидящий у плетеного тына муж поднял голову и с безнадежной тоской спросил:
        - Какие ж мы эксплуататоры - у нас и батраков сроду не было, все сами, семьей на земле робылы! А землю нам Советская власть дала!
        - А вы ее, свою власть, вот так отблагодарили! - жестко отрезал учитель. - Когда ей понадобилась помощь - все под себя загребли, сами на мешки с зерном сели, с жиру лопаетесь, а рабочим людям в городах из-за вас пропадай! Мироеды вы и куркули! Выноси все, ребята! - скомандовал он, и из амбара лихо, с рук на руки, начали выбрасывать мешки с зерном. Замычали выгнанные из хлева коровы, но так и лежащая ничком хозяйка даже не пошевелилась, точно не слышала этого жалобного зова. Весело перекликаясь, приведенные учителем активисты сновали по двору, выкидывали вываленные из сундуков вещи. Сквозь распахнутые двери и окна летели подушки. Мимо глядящего поверх тына Сереги проплыл здоровенный мешок, и мальчишку обдало завораживающим запахом груш. Груша на подворье у дядьки Моргуна росла знатная, с крупными, желтыми, точно масло, и сладкими, как мед, плодами. Груш тетка Моргуниха для ребят никогда не жалела. В лес ли шли, на речку, у сына их, Демьянки, всегда были полны карманы этой сладостью. На всех.
        Сейчас Демьянка застыл столбом посреди двора, как окаменелый, и только двумя руками прижимал к себе отчаянно ревущих меньших сестер. С Демьянкой Серега дружил. Но ведь он же не знал, что отец Демьянкин - куркуль, мироед, и никто на селе не знал, так, вроде простой единоличник, сам целый день в поле и семейство с ним. Демьянке порой и с ребятами вырваться погулять не выходило, работа да работа. Только все то маскировка одна была! В городе-то люди образованные, умные, их не обманешь. Коль говорят, что Демьянкин батька - враг, наймит буржуйский, значит, так и есть.
        В курятнике послышался отчаянный шум, крики, истошно квохчущие куры врассыпную ринулись во все стороны. За ними, вопя и ругаясь так, что подглядывающие через тын девки аж уши зажимали, гонялся тот самый парень в буденовке:
        - Стой, кура куркульская, от Советской власти не уйдешь!
        - Да что ж вы делаете, они ж с перепугу нестись перестанут! - вскакивая на ноги, вскричал дядька Моргун и попытался кинуться наперерез «ловцу».
        - А ну, стоять на месте, арестованный! - рявкнул учитель, многозначительно бросая ладонь на деревянную кобуру старенького, но все еще грозного «маузера». Серега поглядел на него даже с некоторой гордостью - вот такой, решительный, в перетянутой ремнями гимнастерке, сейчас учитель походил на настоящего героя Гражданской войны! Даже больше Серегиного батьки - тот хоть и был самым настоящим красноармейцем, даже орден имел, но всегда ходил какой-то серый да хмурый, и даже если его просили рассказать что-нибудь такое… героическое, про войну, только хмыкал да отмалчивался, а лицо у него становилось мрачным. То ли дело учитель - хоть сам молодой, в войну мальцом был, а по книжкам все знает, рассказывает - заслушаешься! Конечно, образованный, прежде чем к ним учительствовать приехал, в городе педтехникум закончил, не как-нибудь! Пацаны деревенские за ним хвостами таскались. Да и девчонки… особенно почему-то те, которые взрослые совсем. Кроме Ганьки. Но Ганька - то совсем особое дело…
        - И за что ж это он арестованный? Убил кого или ограбил?
        Серега аж дернулся. Хоть товарищ учитель и говорит, что все это вредные суеверия, да только не раз замечено - стоит о Ганьке не то что вслух сказать, а даже подумать, она уж тут, будто слышит!
        - Вроде так и выходит - ограбил, Ганна Семеновна! - учитель, который, по мнению Сереги, ничего не боялся, вдруг смешался, как перед большим начальством, и уставился в землю - рука его бессильно соскользнула с «маузера».
        Крутые, как углем нарисованные, брови над ярко-зелеными глазами удивленно поползли вверх.
        - Ну вы же умная девушка, хоть и без образования, - точно оправдываясь, зачастил учитель. - Когда вся страна готовится к великому скачку индустриализации, когда в городах строятся промышленные гиганты, нужно кормить рабочих, закупать оборудование за границей. А враги вроде гражданина Моргуна срывают хлебозаготовки, отказываются сдавать хлебные излишки! Опять же задолженности у них - по земельному налогу, налогу на молочную скотину, в МТС выплаты задерживают…
        - Да нету у нас таких денег, Христом Богом клянусь! - закричал дядька Моргун. - Столько ж даже при царской власти с крестьян не драли!
        - Еще и явная антисоветчина, прошу свидетельствовать! - довольно объявил учитель.
        - А борщ из печи гражданина Моргуна тоже - хлебный излишек? - скривив алые, как молодая вишня, губы перебила его Ганька.
        Учитель обернулся. Активист в буденовке как раз волок из дома еще клубящийся паром горшок - видно, тот ему показался понадежнее разбегающихся кур.
        - Эй, борщ-то оставьте! - снова вдруг смутившись, пробормотал учитель. - Перед дорогой им пригодится…
        - И куда их теперь? - Ганька наклонилась над неподвижно лежащей Моргунихой - толстая, в руку, черная коса девушки мела землю.
        - Как положено… Имущество на покрытие убытков государству, Моргуна как главного виновника - под суд, а семейство на высылку, в северные области нашей необъятной Родины. Уж и телега готовая. Собирайтесь, гражданка Моргун!
        Тетка Моргуниха вдруг подняла от земли всклокоченную голову - и Серега чуть от страху за тыном не спрятался. Дородная, румяная тетка разом превратилась в страшную старуху с запавшим ртом.
        - Что ж мне собирать-то? - прохрипела она. - Чего вы оставили - даже обувку детям, горбом заработанную, и ту отобрали, ироды! Проклинаю вас! - вдруг закричала она, и крик ее был невыносимо жутким. - Не пойдет вам наш хлеб впрок, всем поперек глотки встанет - и кто отбирал, и кто смотрел да радовался! - алые от ненависти глаза полоснули по толпящимся у тына односельчанам.
        С дерева вдруг раздался истошный, воющий мяв черного Ганькиного кота. Сама Ганька отскочила, странно изогнув плечи и став враз похожей на вздыбившуюся от ярости кошку - даже волоски в косе вроде поднялись. Вскинула руки и согнутыми, как когти, пальцами принялась драть воздух, будто разрывая в клочья невидимую сеть. При этом быстрым, задыхающимся шепотом приговаривала что-то напевное…
        - Вы что делаете, Ганна Семеновна! - заорал учитель, хватая Ганьку за руку. - Вы это бросьте! Тут мои ученики, а вы со своей дикостью и суевериями…
        Ганька медленно повернула к нему голову - ее лица Серега не видел, зато видел лицо учителя. Тот побелел, разом став как страничка в учебнике, только без букв, и попятился.
        - Дурак ты, учитель, - вдруг тихо и как-то равнодушно, будто не обидеть хотела, а совсем простую, всем известную вещь сказала, бросила Ганька. - Хоть и образованный… - выдернула запястье и побрела прочь, шаркая и сгорбившись, как старуха.
        А Серега остался - смотрел, как приехавшие из города милиционеры забрали дядьку Моргуна, как вывезли имущество и угнали скотину, как вновь безучастную после яростной вспышки Моргуниху затолкали на телегу и дети прижались к ней. Телега тронулась, и Серега подумал: неужто Демьянку с сестрами так и повезут в северные области нашей необъятной Родины - в одних летних рубашонках? Кожухи-то у них отобрали…
        Вернулся он уже затемно. В хату идти не хотелось - он остался на дворе, глядя через улицу в сторону опустевшей Демьянкиной хаты. Дом в конце крохотной улочки громоздился темной мрачной громадой. Темнота сгущалась, и брошенная хата точно растворялась - даже беленые стены таяли во мраке, сливаясь с ним. Густая туча закрыла проглянувшие звезды, сделав темень совсем непроглядной. Сереге показалось, что он слышит какой-то странный звук. Он напряженно вслушался, лишь через мгновение поняв, что насторожиться его заставил вовсе не звук, а тишина. Глухая, ненарушимая. Даже обычно брехливые деревенские псы не лаяли. Серега огляделся - их пса тоже не было видно. Невольно ежась от жуткой, непривычной тишины, Серега направился к будке, темным конусом видневшейся у плетня.
        - Бровко, Бровко, ты где? - тихонько посвистел он.
        Ничего. Ни лая, ни скулежа. Внутри будки ничего не было видно, и Серега сунул туда руку - его шарящие пальцы мгновенно погрузились в жесткую, кудлатую шерсть Бровка…
        Собаку била крупная дрожь. Горячий, как у больного, нос ткнулся в хозяйскую руку.
        - Ну ты чего, Бровко, чего? - растерянно поглаживая морду пса, пробормотал Серега.
        - Ау-ув-ув! - из пасти трясущегося Бровко вырвался сдавленный, едва слышный скулеж.
        И в этот момент где-то невдалеке безнадежно и горестно заплакал младенчик.
        Продолжая успокаивающе поглаживать пса, Серега прислушался - это в какой же хате? Ничего, сейчас кто услышит и успокоит малого… Но младенчик все плакал и плакал, рыдания нарастали, казалось, вместе со слезами из него выходит сама душа, исторгнутая неведомой, но невыносимой мукой. Серега помотал головой - вот уж фантазии дурные! Младенец продолжал рыдать.
        Да что ж он, ничейный, что ли, на улице валяется, никто не подходит? Или мамка его к соседке на посиделки удрала да не слышит?! Во бестолковая! Серега по-взрослому сплюнул, решительно поднялся и пошагал к калитке…
        Он уже не видел, как за спиной из будки высунулась кудлатая морда Бровка. Припадая на брюхо, будто чья-то огромная ладонь прижимала его к земле, пес попытался ползти за хозяином. И тут же в ужасе метнулся назад, в будку, вжался в заднюю стенку и снова забился в трясучке.
        С громким и неприятным скрипом калитка захлопнулась за спиной. Серега нерешительно остановился. В непривычной сплошной темноте тыщу раз днем и ночью исхоженная деревенская улица казалась землей неведомой - сделаешь шаг и провалишься в яму с острыми кольями на дне, как в книжке про Африку, которую их классу читал учитель. Там такие ловушки делали черные люди-негры, которых угнетали белые буржуазные захватчики. Они с Демьянкой после той книжки тоже выкопали такую ловушку… Они с Демьянкой…
        Изнутри как холодом окатило, а желудок скрутило в липкий болючий ком. Серега понял, откуда идет плач - от Демьянкиной хаты, вот откуда!
        - Демьянка… - прошептал Серега, и ноги сами сорвались на бег. Вздымая босыми пятками тучу пыли, он бросился к опустевшему дому. Хотя какой же он опустевший, ежели плачет кто-то, да еще так горько? Плач приближался, словно не Серега бежал ему навстречу, а звуки напирали на мальчишку, разрастаясь, точно стена, окружая со всех сторон, заставляя ничего не видеть и не слышать, только эти безысходные рыдания. Задыхаясь, Серега ворвался на двор - непривычно грязный, весь в куриных перьях, отпечатках сапог и лепешках растоптанного зерна, перемешанного с коровьим навозом. Плач вдруг стих, но не смолк совсем, став тонким, как комариный звон, но теперь Серега был точно уверен, что сочится он из окон с сорванными ставнями. Серега кинулся к крыльцу…
        Четыре ярко-зеленых огня вспыхнули в проеме распахнутой двери. Светились они парами: два нижних - маленькие, у самого пола, два верхних, наоборот, над Серегиной головой. Тонкая щель узкого вертикального зрачка прорезала все четыре огня, они моргнули - и пристально уставились на Серегу. Откуда-то снизу донеслось угрожающее, точно змеиное, шипение. Серега попятился, едва не свалившись с крыльца и чувствуя только одно желание - бежать, бежать как можно дальше!
        Плач в хате взвился таким нестерпимым, душераздирающим отчаянием, что Серегу швырнуло обратно к двери, прямо на светящиеся огни. Его словно обдало холодным ветром и внесло прямо на середину горницы.
        Точно по чьему-то приказу во всех четырех углах разом вспыхнули свечи, расцвечивая стены пляшущими черно-багровыми тенями.
        - И что же тебе здесь надо? - послышался сзади негромкий, полный угрозы, голос. И снова шипение…
        Медленно-медленно, чувствуя, как от ужаса немеет тело, Серега обернулся.
        Позади него в дверном проеме стояла Ганька. Коса толстой змеей лежала на груди. Зеленые глаза казались разрезанными пополам черной линией зрачка. Ганька пристально глядела на мальчишку, а на плече ее, глядя точно такими же светящимися зелеными глазищами, сидел черный кот.
        От облегчения у Сереги ноги дрогнули в коленках - Ганька, всего лишь Ганька, пусть странная, но знакомая, привычная… И ту же новая мысль заставила мальчишку насторожиться - как же он Ганьку в темноте не разглядел? Юбка-то на ней черная, а рубаха белая, как первый снег!
        - Слышь, Гань… - невольно озираясь, словно надеясь найти в пустой хате помощь и защиту и пятясь от неподвижной девушки, пробормотал Серега. - Вроде как плачет тут кто…
        Кот у Ганьки на плече изогнул спину, плотно прижал уши к голове, отчего враз стал похож на неведомую змеюку, раззявил рот с поблескивающими белыми клычками и злобно зашипел.
        - Плачет? - незнакомым, каким-то гулким голосом переспросила Ганька. - Кому ж тут плакать?
        И вправду, плач, назойливым комаром звеневший в ушах, вдруг разом смолк. Будто рыдающему младенчику шапкой заткнули рот. Серега закрутил головой по сторонам, разглядывая единственную горницу Демьянкиной хаты. Разбросанное по полу тряпье, раскуроченные сундуки…
        - Сам видишь, нет тут никого, - сказала Ганька, и крупная капля пота скользнула по ее виску. - И спрятаться негде!
        - Может, на горище? - спросил Серега, запрокидывая голову к пустому квадрату хода на чердак.
        - Погляди, - разрешила Ганька - говорила она отрывисто, точно каждое слово давалось ей с трудом, плечи сгорбились, как под тяжестью…
        Мгновение Серега пристально глядел на нее - что-то тут не так, ох не так! - потом по брошенной активистами лестнице взобрался наверх. Его голова медленно поднялась над чердачным полом… Выглянувшая из-за тучи луна залила маленькое горище переливающимся, как вода, серебристым светом. На полу валялись остатки прелой соломы, с заполошным писком мелькнула хвостом мышь… Скрипя ступенями, Серега спустился вниз. Уже не спрашивая Ганьку, взял свечу, заглянул в подпол. Пусто. Не осталось ни крынок со сметаной, ни плетенок чеснока, ни бутылей с домашней наливкой… И никаких плачущих младенцев!
        - И что же ты там ищешь? - все тем же хрипловатым голосом с трудом спросила Ганька. - После товарищей активистов искать уже нечего, все подчистую вымели!
        Серега почувствовал, как у него дыхание перехватило, а щеки от стыда аж горячими стали. Неужто она думает, он остатки Демьянкиного добра растаскивать пришел?
        - Ничего я не ищу! - едва не плача от обиды, выкрикнул он.
        Черная Ганькина коса метнулась, как крыло ворона, и нестерпимо сверкающие глаза нависли над ним, застилая весь мир.
        - А раз так, то и шел бы ты отсюда! - скрипучим старушечьим голосом проскрежетала она. Ее пальцы, холодные, точно у покойницы, сомкнулись у Сереги на запястье, на него снова дохнуло ветром…
        Очнулся Серега за тыном Демьянкиной хаты. Коснулся запястья - и застонал сквозь зубы. Рука распухла, как подушка, и болела, точно сломанная или вывихнутая. Серега потерянно огляделся по сторонам. Это как же… Выходит, Ганька его из дома выкинула? Как же это она… Что тут творится такое? И что в Демьянкиной хате делает сама Ганька?
        Изнутри хаты раздались тихие, спотыкающиеся шаги. Пошатываясь, Ганька выбралась на крыльцо. Серега торопливо присел за тыном. Ганька постояла на крыльце, напряженно вглядываясь в темноту - сквозь сплетение прутьев ему было видно, что глаза у нее больше не сияют, наоборот, они стали тусклыми и красными, точно это она рыдала в опустевшем доме. Цепляясь за косяк, она еще постояла, но, видно, Сереги не почуяла. Неуверенно переступила порог и пошла, шатаясь, как пьяная или смертельно уставшая. У ее ног, задрав хвост, торопливо семенил кот. Ганька вышла со двора и заковыляла вдоль улицы. И вот тут глядящий ей в спину Серега увидел!
        Локтем Ганька придерживала завернутый в подол длинной черной юбки небольшой, как раз с младенчика, сверток!
        И в тот же миг душераздирающий плач взвился нестерпимым визгом, точно сверло вгрызаясь Сереге в голову. Ганька подскочила, отчаянно озираясь - и со всех ног помчалась к своей хате.
        Выскочивший из-за тына Серега заметался по улице. Что ж это делается, что? За кем бежать? Мальчишка метнулся к своей хате - и остановился. Представил, как рассказывает всю историю вечно хмурому отцу… и покачал головой. Отец хоть и красноармеец, а… никто из деревенских никогда не пойдет против чернокосой Ганьки! Серега развернулся и со всех ног побежал на холм - туда, где в маленькой каморке при школе квартировал учитель.
        - Значит, говоришь, слышал плач младенца, а когда осматривал дом, никого не обнаружил? - шагая вниз с холма по ярко освещенной луной дорожке, деловым тоном уточнил учитель.
        Поспевающий за ним вприпрыжку Серега истово закивал:
        - Конечно, не обнаружил! Да и как обнаружишь? Ганька-то - известная ведьма, вот глаза мне и отвела!
        - Сергей! - учитель аж остановился, укоризненно глядя на Серегу сверху вниз. - Я еще тебя как активиста и отличника собирался первым в комсомол рекомендовать! А ты глупости несешь, как старорежимная бабка! Запомни, учение Ленина - Сталина никаких ведьм не признает! Это все антинаучное суеверие! Раз бога нет - так и ведьм никаких быть не может! - и он сердито зашагал дальше.
        Серега какое-то время молчал, а потом тихо, испуганно переспросил:
        - А если ведьмы есть, тогда, выходит, и Бог… тоже?
        - Никого нет! - рявкнул учитель. - Наверняка кто-то из детей Моргунов сбежал и в хате спрятался…
        «Демьянка!» - чувствуя, как сердцу становится больно, точно его рукой стиснули, подумал Серега - и тут же замотал головой:
        - Ганька сверток несла, а у Моргунов все дети взрослые!
        Ганькина хата стояла на отшибе, за селом, почти у самой опушки редкого леска, куда ребята бегали летом за ягодой. Учитель остановился возле аккуратного, прутик к прутику, украшенного расписными крынками тына и взялся за калитку.
        - А вот мы сейчас Ганну Семеновну спросим… - как всегда, когда он говорил о Ганьке, голос учителя вдруг стал робким и смущенным, - …и выясним… - Не договорив, он толкнул калитку и шагнул на двор.
        С погруженного во мрак крыльца бесшумно сорвалась еще более темная тень. Ганькин кот летел к ним - шерсть вздыблена, хвост палкой. И с каждым скачком окрестная тьма точно липла к нему, кот раздувался, увеличиваясь в размерах. Вот он уже с крупного пса, вот вырос до размеров теленка. Громадная, дышащая жаром алая пасть с острыми, как шилья, клыками нависла над ними, и кот замер с другой стороны калитки, хлеща туда-сюда хвостом толщиной с воротный столб.
        Учитель застыл, в оцепенении уставившись на возникшего перед ним Зверя. Хлопнула дверь, мелькнул фонарь, и на крылечке появилась стройная черно-белая фигура.
        - Никак, товарищ учитель, на ночь глядя пожаловали? - встряхивая косой, осведомилась Ганька, но обычной звонкости в ее голосе сейчас не было - только бесконечная усталость. - И что ж у вас за дело ко мне, необразованной да беспартийной?
        - Нам… надо поговорить… - не смея пошевелиться и только глазами следя за хлещущим хвостом, пробормотал учитель. - Вы не могли бы… убрать… ваше… вашего… сторожа…
        - Это вы про котика-то? - удивилась Ганька. - Чем же такая маленькая зверушка может помешать такому большому сильному мужику, как товарищ учитель? Вы его сапогом отпихните да входите, - с ехидным радушием предложила Ганька.
        Зеленые глаза размером с хорошую миску уставились учителю в ноги с недобрым, выбирающим выражением, а широкий, как лопата, язык прошелся по белым клыкам.
        Серега отступил назад и, пригибаясь за тыном, побежал вокруг двора. Пока учитель ведьме с ее котом зубы заговаривает, он все и разузнает - как разведчик в Гражданскую войну! Стремительным прыжком он махнул через плетень и подобрался к ведьминой хате с тылу. Заднее окошко было плотно закрыто - это в жару-то! Пачкая рубаху об выбеленную стену, Серега расплющил нос о стекло и изо всех сил скосил глаза, пытаясь разглядеть хоть что-то в освещенной огарком горнице.
        Растопыренная ладонь легла на стекло с другой стороны.
        Серега не заорал только потому, что зацепенел от страха. Медленно свел глаза к носу, разглядывая прижатую к стеклу руку. Та была маленькая, и впрямь детская, хотя для младенца и великовата. И тонкая, с непомерно длинными, почти прозрачными пальцами. Она казалась изможденной, точно ее обладатель долго и мучительно страдал от жесточайшего голода.
        Отчаянный плач взорвался в голове у Сереги, как ручная граната!
        - Товарищ учитель, он здесь, ребенок здесь! - заорал Серега.
        С другой стороны дома грянули выстрелы. Враз уменьшившись до нормальных размеров, кот тенью перемахнул через тын.
        За окном мелькнула черная коса - и сквозь стекло Серега увидел полные лютой злобы глаза Ганны. Ведьма метнулась по горнице. Ставни с треском распахнулись, и, прижимая к груди толстый белый сверток, Ганна выпрыгнула в окошко - Серега едва успел шарахнуться в сторону.
        - Товарищ учитель, она к лесу бежит! - закричал Серега.
        С дымящимся «маузером» в руке учитель выскочил из-за дома и молча ринулся в погоню за удирающей Ганной. Серега побежал за ним.
        Белая Ганькина рубашка мелькала среди темных стволов. Обычно легкая и стремительная, сейчас Ганька бежала тяжело, и учитель с Серегой нагоняли. Девушка выскочила на озаренную луной поляну - и запуталась ногами в густой траве. Упала носом в землю, придавив собой сверток - изнутри послышалось нечто, похожее на лягушачье кваканье. Ганька перевернулась…
        - Стой или стреляю! - вынырнувший из негустого подлеска учитель нацелил на нее «маузер» - лунный свет играл на вороненой стали. Ганька заскребла пятками, сбивая длинную юбку до колен, попыталась отползти, но черный зрачок дула неумолимо дернулся за ней, и она остановилась, затравленно глядя на учителя и прикрывая лежащий на коленях сверток.
        - Ганна, я знаю, что вы собираетесь сделать! - непререкаемым тоном, каким он утихомиривал разбушевавшийся класс, сказал учитель. - Рассказывали в техникуме на истории! Вы воображаете, что вы ведьма, и хотите устроить этот… ритуал! Убить ребенка! - прижимая пальцем курок, выкрикнул он.
        Рот у Ганьки глуповато приоткрылся. А потом она искренне расхохоталась, раскачиваясь и стряхивая слезы со щек:
        - Так вот чему вас, комсомольцев, в техникумах учат?
        Учитель смущенно повертел «маузер» и торопливо спрятал его за спину.
        - Смеетесь надо мной, Ганна Семеновна, как над каким-то дурнем… Чего тогда бегаете с младенцем этим?
        - Да ничего, - вставая и отряхивая испачканную травой юбку, ответила Ганька. - Младенца… - Она поудобнее перехватила сверток, и Сереге показалось, что в голосе ее мелькнуло очень странное выражение. Мелькнуло и пропало. Ганька спокойно продолжала: - Окрестить надобно. В соседнем селе батюшка, говорят, святой человек. Церковь его ваши разрушили, он в простой избе службы правит, покойников отпевает, младенцев крестит… А вы ж, товарищ учитель, разве креститься дадите - вот и бегала!
        Из свертка донеслось верещание, точно как от залетевшего в хату кожана - младенчик на руках у Ганьки снова разорался.
        «Хоть бы покачала его, что ли, а то держит, как чушку неживую», - зажимая руками уши, подумал Серега.
        - Конечно, не дам! - перекрикивая пронзительные вопли, сказал учитель. Голос его звучал радостно - дело-то оказалось простым и понятным. - Выдумали, поповщину и мракобесие насаждать! Давайте-ка сюда мне этого младенца! Молодец, сам не хочет к попу идти - ишь, как орет, - и он шагнул к Ганьке, снова нацеливая на нее «маузер».
        - Еще бы ему не орать, - глядя на учителя исподлобья мрачно разгорающимися зелеными глазищами, гулким голосом выдохнула Ганька. - Не видал ты еще ни мрака, ни бесов…
        Она встряхнула головой, и толстая коса расплелась сама собой, точно была свита из переплетенных змей и теперь они расползлись по плечам. Взметнувшийся прямо из земли длинный гибкий побег обернулся вокруг руки учителя, рванул, выдергивая «маузер» из пальцев. Луна погасла, как электрическая лампочка в сельсовете, только молочно-белым светом сияло в темноте Ганькино лицо.
        Учитель яростно рванулся к ней, но сквозь древесный ствол у него за спиной проступила сердито нахмуренная морщинистая рожа, и низко нависающая ветка с силой ударила его по голове. Учитель упал на колени - из утробно чмокающей земли рванули длинные стебли травы, покрыли его до колен, до пояса, опутали руки, поднялись к плечам. Учитель попытался подняться, разрывая траву в клочья, но та росла, накрывая его с головой. Сквозь переплетение стеблей видны были только его в ужасе вытаращенные глаза. Но он все еще продолжал сопротивляться, с треском раздирая путы. Ганька с младенцем на руках стояла неподвижно, как каменная, глаза ее были пристально вперены в учителя, и только алеющие кровавой раной губы шевелились, что-то шепча…
        Серега понял, что пришло его время - сейчас, когда в этой битве ведьмы и комсомольца про него все забыли! Тихо-тихо, стараясь и травинкой не шелохнуть, он двинулся вперед - а потом одним прыжком метнулся к Ганьке и вырвал сверток у нее из рук. Ринулся напролом через лес, слыша за спиной ревущий, звериный вопль ведьмы.
        Прижимая к себе странно тяжелого и горячего, как печка, младенчика, Серега бежал через лес. Ему бы только добраться до станции, а там люди, милиция, они помогут… Но хоженая днем и ночью знакомая тропа обманывала, исчезала прямо из-под ног, а сзади все громче и громче нарастал жуткий свист, и Серега знал - это ищет его ведьма. Волосы вздыблены, пальцы скрючены, глазищи пылают, летит среди стволов, носом поводит…
        Вскрикнув от ужаса, Серега вжался в ствол дерева. Суматошно выкатившаяся из-за туч луна окатила его и дерево ярким столбом света. Серега в отчаянии погрозил ей кулаком - у-у, ведьмина сообщница! - и тут только впервые поглядел на спасенного ребенка. И чуть не выронил тяжелый сверток.
        Личико у младенчика было… странное. Да и чего греха таить - страшненькое. Совсем не детское. Наоборот, сморщенное, точно высохшее яблоко, со сведенными в кучку косыми глазами, точно как у деревенского дурачка Фильки.
        «Вот уж точно ведьмовской младенец! - разглядывая спасенного с невольным омерзением, подумал Серега. - Может, зря его у ведьмы отнял?»
        Точно услышав его мысли, молчавший во время бегства младенец раззявил слюнявый, перекошенный рот и… надсадно заорал.
        - Ты чего, ты чего… - успокаивающе тряся тяжеленный сверток, забормотал Серега. - Замолчи, а то ведьма придет, тебя заберет…
        Но младенец продолжал самозабвенно драть глотку. Боль как обручем стиснула Сереге голову.
        «Да ведь он голодный!» - сообразил мальчишка. Молока бы ему, да откуда ж взять… Ничего, мамка рассказывала, когда у нее молока не было, она сестрицу старшую хлебной жамкой прикармливала! И Серега сунул руку в карман, где с утра, когда все еще было хорошо и он бежал за Демьянкой, чтоб позвать того на речку, лежал в тряпице шмат хлеба. Действуя одной свободной рукой, сунул мякиш в рот, наскоро прожевал, сплюнул в тряпку, свернул из нее кулечек и…
        - На! - сунул в мгновенно распахнувшийся, как у галчонка, рот младенца.
        - Нее-ет! - отчаянный, грянувший прямо над ухом вопль заставил Серегу выпустить и мальца, и жамку. Мелькнула белая рубаха Ганьки, взметнулись волосы, девушка рухнула на колени, потянулась к тряпице с хлебом…
        Младенец извернулся, гибко, как червяк. В слюнявом рту мелькнули жуткие треугольные зубы в два ряда… Рыча, как оголодавший волк, он впился зубами в тряпку, на краткий миг опередив Ганну.
        Тишина, уже слышанная Серегой мертвая и зловещая тишь упала на лесок - а потом неподалеку, в деревне, разом в ужасе взвыли собаки.
        Младенец ворочался на земле, как пес трепля тряпицу с хлебом. Пеленки, в которые он был завернут, треснули, точно кокон на гусенице, и распались. Поджатая чуть не вчетверо, одна-единственная, длинная и не по-человечески гибкая нога судорожно распрямилась, отчего младенец мгновенно стал ростом выше Сереги. А из непомерно широких плеч выросли… еще две головы, с такими же страшными, слюнявыми физиономиями. Из всех трех глоток разом вырвался ухающий, счастливый вопль…
        Воздух хлопнул, точно встряхнули невидимую простыню, и кошмарная трехголовая тварь исчезла!
        - Ч… Что это было? - послышался знакомый голос.
        Из кустов выглядывал весь покрытый травой, но живой и здоровый учитель. Но мальчишка даже не обрадовался - у него не было сил. Так же, как у Ганьки - девушка стояла, прислонившись к березе, и ее руки безвольно висели вдоль тела, а голос звучал равнодушно, точно мертвый:
        - Когда люди страшно мучают друг друга и проклятья слабых сыплются на головы сильных, тогда тают границы и в наш мир приходят… существа. И жрут все, что люди им дают по дурости своей - и уносят. Из нашего мира в свой. Все, что есть. А изгнать его может только очень сильная да умная ведьма… Не такая, как я, недоучка! - с отчаянием выкрикнула Ганька и зачастила, точно оправдываясь: - Бабку в Гражданскую убили, вот она мне всего передать и не успела! Или еще можно окрестить эту тварь - тогда уберется, но не каждому священнику дано, а только настоящему, святой жизни. Вот я и надеялась… Вдруг… Да что теперь-то… - и она снова безнадежно поникла.
        - И что ж будет, а, Ганька? - дрожа от ночной сырости, робко спросил Серега.
        Но Ганька не ответила.
        - Товарищ учите-ель, вы где? - сквозь ветки замелькал огонь фонаря, и из-за стволов вынырнул парень в буденовке. - Чего это вы тут? - он изумленно оглядел выпачканного травой учителя, встрепанную Ганьку, сидящего на земле Серегу. - А, после расскажете! Тут дело срочное - комиссия по хлебозаготовкам из города приехала, весь актив собирают! Говорят, план мы вовсе не выполняем, мало хлеба государству сдаем, утаиваем, говорят. Раз нету у нас политической сознательности, будут меры принимать!
        - Погоди, - растерянно пробормотал учитель. - Но в селе ведь и правда осталось - только зимой на прокорм! Я сам проверял! Нет зерна больше - не уродилось!
        - А они говорят - это не большевистский разговор, - снисходительно поглядывая на учителя, объявил тот, в буденовке. - Ежели партия дает задание - уродить, значит, как хочет, так пусть и выродит!
        - Вот он - мрак, вот они - бесы, - одними губами шепнула Ганька.

* * *
        Вдалеке, на околице послышались выстрелы. Серега даже не вздрогнул - привык. Только устало подумал - кто на сей раз. В конце осени их село, как не сдавшее норму хлебозаготовок, занесли на «черную доску». Теперь вокруг стоял отряд ГПУ, выстрелами встречая любого, кто пытался выбраться.
        Хлеба не было. Совсем. Вычистили все, не оставив ни мешка на зиму. При первом обыске мать еще пыталась спрятать несколько мешочков с горохом и фасолью, но их нашли, отца долго били, затолкали в милицейский «воронок» и увезли. Коз и кур забрали, сказали, штраф за недоданное зерно. До конца осени еще удавалось продержаться на траве и кореньях. А потом пришла зима.
        Учитель ходил к Ганниной хате каждый день, но та никогда не открывала и не говорила с ним. Тогда он оставлял завернутый в тряпицу свой комсомольский паек. Сперва это был хлеб на отрубях, почти целый килограмм, потом становилось все меньше и меньше. Он лежал на крыльце, а потом Ганна забирала бесценный хлеб в хату, резала на крохотные, с половинку спичечного коробка кусочки и разносила по селу. Сама не ела. Никогда.
        Когда она приходила к ним, Серега прятался, но ведьма все равно находила его, всовывала хлеб в руку и уходила. Молча. Смотреть в ее напряженную спину и есть этот хлеб было страшно. Но все-таки не страшнее, чем голод.
        А вчера учитель умер. Все так же молча, как статуя, Ганна стояла над общей могилой, куда пригнанные из города зэки скидывали голые трупы с распухшими животами и торчащими ребрами. А потом ушла к себе в хату и закрыла за собой дверь. И Серега понял, что она уже не выйдет оттуда. Никогда.
        Серега вздрогнул - ему показалось, что сквозь окно он увидел Ганну. Но это была совсем другая женщина - вся в черном, с трупно-бледным и покрытым страшными язвами лицом. Она брела вдоль улицы и зачем-то показывала скрюченным пальцем то на один дом, то на другой. Потом исчезла, может, и вовсе померещилась.
        Серега поправил трескучую лучину - свечи поели уже давно - и, с трудом ухватив железное перышко тонкими и ломкими, как сухая солома, пальцами, обмакнул в чернильницу-непроливайку и принялся выводить:
        «Дорогой Иосиф Виссарионович Сталин, здравствуйте! Пишет Вам ученик 7-го класса Левченко Сергей. Извините за беспокойство, я знаю, что Вы очень заняты. Но в нашем селе такой ужасный голод, что Вы себе и представить не можете. У нас в классе было 45 учеников, а в живых осталось только 25. Я Вас как отца, как опору нашей жизни, очень прошу, спасите нас!»[18 - Подлинное письмо Левченко С.В., 1916 г. рожд., с. Жигайловка Тростянецкого р-на.]
        Голова у Сереги кружилась. Он откинулся на стуле, с надеждой глядя на висящий на стене портрет Сталина. Но портрет сурово смотрел мимо него - голова закружилась еще сильнее. Прежде чем упасть со стула, Серега удивился: над лицом отца народов тусклым блеском сияла тяжелая стальная корона.
        Мальчишка лежал на полу и плакал, только сейчас поняв: даже если он допишет письмо, на распухших от голода ногах ему до почты не добраться.
        Второй сон Богдана Игоревича
        На дворе было еще совсем темно, когда Ямант тихо выскользнул с подворья и вроде бы неспешным, но на самом деле спорым шагом двинулся к лесу. В лесу светлело позже, но и здесь серая мгла сменила темноту, и толстые стволы деревьев медленно проступали сквозь нее, словно вырастая там, где только что был мрак. Новенький колчан на боку слегка поскрипывал еще необтершейся кожей, зато лук лежал на плече как влитой. В траве и кустах шуршало и шевелилось - ночные твари отправлялись на покой, дневные пробуждались. Идти по траве было все равно что по ручью - обильная роса враз захолодила босые ноги, штанины намокли. Давно, до того как дружина Галицкого князя явилась в их землю, Ямант, тогда еще не пленник и не холоп галицкого сотника, а ученик Верховного жреца, каждое утро собирал росу[19 - В 1197 г. князь Роман Мстиславович Галицкий (тогда еще князь Волынский) ходил в поход на племя ятвягов (балтийские племена) в отместку за их нападение на принадлежащие ему городки Каменец и Перемиль.]. На ней учитель уваривал целебные снадобья. Ямант на миг прикрыл глаза, вспоминая священный дом своего народа - растущие
кругом громадные дубы повелителя грозы Перкунаса, столбы с черепами медведей, пылающий посреди круга огонь… Сейчас он мог бы уже быть жрецом. Но Лайме[20 - Богиня судьбы у древнебалтийских племен.] приготовила ему другую участь - и нельзя сказать, чтоб плохую, нет в ней ничего стыдного. Многие из его народа находят судьбу в иных землях.
        Лес расступился, и Ямант выбрался на неширокий обрыв над рекой. Отсюда был виден подернутый розовым кусочек неба над лесом. Вспыхнула ало-золотая точка, и самый край новорожденного солнца появился из чрева матери-земли. Ямант опустился на колени и прижался губами к земле - как и полагалось приветствовать новый день…
        - Вот с землей тебе только и целоваться, а не с Малушей! - разбивая всю торжественность минуты, прозвучал звонкий голос.
        Выхватывая из-за пояса нож, Ямант крутанулся на месте… и медленно расслабил напряженную руку. Возможно, бой и будет, но нож ему не понадобится. Из-за деревьев выходили двое молодых, не старше самого Яманта, парней - сперва выбрался нахмуренный Святовид, следом за ним - Владигор. Этот, похоже, смущен. Ямант слегка покачал головой, больше досадуя на себя, чем на них - как же он не услышал, что за ним идут? Эти двое - отличные охотники, но если бы он не размечтался, его б не выследили! На душе вдруг стало нехорошо, совсем нехорошо! Да еще издалека, едва-едва слышно донесся звук колокола. Что за странность?
        Но прислушаться ему не дали. Святовид остановился, сверху вниз глядя на Яманта.
        - Знаешь, литвин, зачем тебя искали? - глядя надменно, будто не сын деревенского старосты, а княжич какой, бросил он.
        - Догадываюсь, - буркнул в ответ Ямант, нарочито неспешным движением возвращая нож обратно в ножны.
        - Не про тебя наши девушки, понял! Не смей больше плясать с Малушей и в лес за ней не ходи, не то мы тебя… - набычился Святовид.
        - Э, нет, Святовид, так не пойдет! - мотнул головой Владигор. - Хочешь с ним драться - давай один на один, по-честному, а я рассужу.
        - Да кто он нам такой, чтоб с ним по-честному! Полоняник, чужой!
        Ямант выпрямился. И это ему? Но ответил Владигор.
        - Слыхал я, сотник Ратислав хочет Яманта своим наследником сделать, - вскользь обронил он.
        Святовид растерялся. Хоть папаша у него и староста, а против княжеского сотника, пусть и бывшего, сунуться не посмеет. Да и подворье у того богатое, добро прикоплено, а Малушин родитель считать умеет! Дело оборачивалось вовсе неладно.
        - Да ведь он холоп! Его ж сотник в свою долю добычи взял, когда князь Роман на литвинских пленниках поля пахал - чтоб знали впредь, как с великим княжеством Галицким воевать! - взвился Святовид.
        - Ну и что? - хмыкнул Владигор. - Детей у сотника все едино нет. Впервой разве, что бывший холоп хозяину наследует?
        - Что ты его защищаешь! Ты кому друг - мне или чужаку этому?
        - Какой он чужак, если с малых лет в нашей деревне живет? И сестренку мою вылечил… - тихо добавил Владигор.
        - Потому что колдун! - заводясь, гаркнул Святовид.
        - Не ори в лесу, зверье распугаешь! - одернул Владигор.
        - Замолчите оба! - вдруг шепотом сказал Ямант. - Слушайте!
        И они замолчали - таким напряжением вдруг повеяло от литвина.
        - Ничего не слышу, - наконец пробормотал Святовид… и тут же тихо ругнулся - понял. Рассвет, лес - а ничего не слышно. Не бывает!
        - Точно, - настороженно озираясь, кивнул Владигор. - Неладно.
        Распря мгновенно была забыта. Не сговариваясь, трое парней сдвинулись спина к спине и быстро отступили под прикрытие деревьев.
        Ямант не мог сказать, будто он хоть что-то услышал. Просто там, за деревьями, едва заметно шевельнулся воздух.
        - Ложись! - рявкнул он, дергая за рубаху Святовида и сам валясь лицом в росистую траву. Воздух наполнился звонким шелестом - Ямант слышал такой же семь лет назад, когда дружина князя Романа брала священный город, - и из-за толстых стволов ударили стрелы.
        Спину обдало ветром - рой стрел пронесся над залегшими парнями. Владигор упасть не успел. Стрела вошла ему в бок. Парня развернуло и швырнуло оземь. Ямант увидел широко распахнутые, полные недоумения глаза - а потом Владигор закричал. В ответ из-за деревьев послышался тихий глумливый смех - смеялся один, всего один человек. И снова ударили луки.
        - Хватай его и в реку! - прохрипел Ямант, вцепляясь в рубаху Владигора. Святовид ухватился с другой стороны…
        - Пошел! - пригибаясь под градом стрел, парни вскочили и…
        - А-а-а! - короткий разбег, прыжок, свист ветра в ушах - подняв тучу брызг, все трое свалились в ледяную воду. Стремительное течение подхватило их и понесло прочь. Вода ревела в ушах, и Яманту на миг почудилось, что вслед раздался разочарованный вой… и снова бьет колокол. Отфыркиваясь, он вынырнул. Мгновение они барахтались, потом их со Святовидом гребки сладились и они поплыли, волоча Владигора между собой. Кровавый след поплыл по воде и тут же исчез, размываясь. Холод должен остановить кровь, но рану нужно осмотреть и перевязать.
        - Выбираться надо! - сквозь шум течения прокричал Ямант. - Ему долго в воде нельзя.
        - По берегу догонят! - крикнул в ответ Святовид.
        - Лесом уйдем! - ответил Ямант, понимая: кто бы ни был невидимый противник, с раненым на руках им не скрыться. Придется спрятать Владигора в ветвях деревьев.
        Река сделала поворот, и парни погребли к берегу. Ямант ухватился за выступающие из толщи берега корни и как по лестнице выбрался из воды. Принял из рук Святовида тяжелого, бессильно обвисшего Владигора, втащил наверх, ухватив за плечи, поволок под прикрытие деревьев - на траве осталась длинная красная полоса. Ямант торопливо наклонился, с тревогой вглядываясь в бледное, с закрытыми глазами лицо, задрал на Владигоре рубаху… Рядом рухнул на колени насквозь мокрый Святовид.
        - Ну что, Ямант, как он? - теперь уже не звал литвином и не вспоминал о Малуше…
        Ямант медленно и аккуратно, словно именно это было сейчас самым важным, одернул на Владигоре рубаху, расправил складки.
        - А… стрела? - растерянно спросил Святовид. - Вытащить…
        - Он умер, Святовид, - тихо сказал Ямант и поднялся, шагнул прочь, оставляя того наедине с мертвым другом. Даже отважный горюет над смертью товарища, нет в том стыда, но и глазеть на то не следует. Он отошел подальше и тихонько зашуршал в траве, вслушиваясь в звуки за спиной. Сзади послышался сдавленный всхлип. Потом сопение сменилось тишиной, и уже почти нормальным голосом Святовид сказал:
        - Надо вернуться - тревогу поднять.
        Ямант покачал головой:
        - Нельзя - на деревню наведем. - Он помолчал и наконец спросил: - Стрелу видел? Не галицкая, не литвинская, и у половцев не такие. Кто-то чужой… - Он на мгновение осекся и добавил: - Совсем чужой пришел. Спрячем его, замоем траву, - он кивнул на Владигора. - Обойдем лесом. Подкрадемся, узнаем - кто такие. Тогда решим.
        Святовид прикусил губу - не в натуре сына старосты было вот так принимать распоряжения какого-то полоняника. Тоже помолчал… И решительно кивнул.
        - Пошли!
        И они двинулись. Ямант первым - Святовид пропустил его вперед, молчаливо признавая, что по лесу литвин ходит лучше. Сейчас он не был ни литвином, ни чужаком, ни соперником. Настороженно прислушиваясь, Святовид почти неслышно крался следом. Они заложили широкую петлю, заходя лучникам в тыл, припали к траве и двинулись вперед на четвереньках. Медленно-медленно, чтоб не качнуть ветку, Ямант приподнялся…
        - Никого. Небось за нами пошли, - вслушиваясь в лес, наконец решил он и, все так же пригибаясь, двинулся к деревьям у обрыва - тем, из-за которых летели стрелы. Почти распластавшись по земле, принялся изучать оставшиеся следы. Следы были. Много, отчетливых, даже нарочитых, будто враг оставил их, дразнясь.
        - Это же… - растерянно выдохнул Святовид. - Волки! Стая, не меньше десятка! Но ведь… в эту пору волки не сбиваются в стаи!
        Ямант тяжело опустился в траву:
        - А в какую пору волки из луков стреляют?
        Оба снова уставились в землю. Волки не стреляют из луков. А люди, даже самые опытные охотники, не могут ходить, вовсе не оставляя следов. Но следов нет, а значит… Один верховный бог Диевас знает, что это значит!
        - Колокол, - вдруг вскидывая голову, сказал Святовид.
        - Я думал - чудится мне, - поднимаясь, пробормотал Ямант. - Сполох?
        - Нет, - мотнул головой Святовид. - И не заутреня. Как будто звонарь… пьяный.
        Парни переглянулись. Они не понимали, что это значит, но им было невыносимо страшно.
        - Не у нас звонят, - наконец пробормотал Святовид. - В соседней деревне.
        - И следы волчьи туда ведут, - сказал в ответ Ямант.
        Они не смотрели друг на друга. Нечто непонятное, но наверняка ужасное случилось не с ними. Это несло облегчение, но одновременно и жгучее чувство стыда.
        - Пойдем? - кивая в ту сторону, куда вели волчьи следы и откуда слышался едва различимый колокольный звон, спросил Святовид. Голос его звучал неуверенно, похоже, больше всего ему хотелось, чтоб Ямант сказал - нет. Яманту и самому хотелось. Он глубоко вздохнул, как перед прыжком в воду:
        - Пойдем. Надо.
        Святовид обреченно кивнул - и они побежали. Отпечатки волчьих лап тянулись перед ними, и только сейчас Ямант разглядел, что новые, свежие следы покрывают старые. Волки бежали к соседней деревне, а до этого - может, ночью, а может, и на рассвете - бежали оттуда. Стая кружила, будто искала что-то. Или кого-то, - подумал Ямант, и на душе снова стало омерзительно.
        - Это неправильные волки, - шагая по следам, бормотал Святовид. - Они будто не знают, что делать в лесу!
        - Волки не знают? - недоверчиво переспросил Ямант.
        - А зачем они в деревню идут? Со старостой наливку пить?
        Ямант невольно кивнул. Даже в голодные зимы к деревням волки не совались, а уж сейчас, когда тепло и дичи полно… Впереди - уже довольно близко - снова забил колокол. Звон был неровным, рваным, прерывистым, непохожим даже на придурь пьяного звонаря. Яманту вдруг представился поджарый серый волк, ухватившийся зубами за веревку и дергающий, дергающий колокольный язык… Позабыв обо всем, даже об обычной осторожности, Ямант побежал - он должен, просто должен увидеть, что там. Следом сорвался Святовид. Они неслись рядом, перескакивая через старые гниющие стволы, подныривая под низко свисающие ветки, продираясь сквозь колючие кусты. Лес стал реже, вдалеке завиднелась опушка, за которой - они точно помнили - начинается вырубка, а там и частокол вокруг деревеньки, над которым торчит крытая деревом «луковка» церкви и высокая, похожая на тонкую лучину, колокольня. Задыхающиеся парни наддали шибче…
        - Держись! - Ямант успел ухватить Святовида за локоть, остановив над самым краешком обрыва.
        Колоколенка действительно возвышалась. Она торчала над бурлящей водой, и покосившийся колокол плыл по пенящимся барашками волнам. Закрученные бурунчики болтали туда-сюда язык, бессмысленно брякавший в стенки колокола. И больше на месте соседской деревни ничего не было - ни частокола, ни крыш, ни церкви, а только огромная ямища, до краев заполненная пенной, взбаламученной водой!
        А по краям ямы тонкими, будто плетеными, цепочками тянулись волчьи следы.
        - Что… Что же это? - пятясь назад, пробормотал Святовид и с отчаянным непониманием поглядел на Яманта.
        - Может, они спаслись? Выплыли? - дрогнувшим голосом пробормотал литвин.
        Сзади послышался уже знакомый смех и… вой гонящих добычу волков. Между лесных стволов замелькали тени, и волки, непривычно низкорослые и поджарые, с рыжеватой короткой шерстью, вышли из леса, аккуратным кольцом охватывая парней.
        - Бежим! - крикнул Святовид, разворачиваясь и как заяц сигая в кусты. Ямант ринулся за ним. Земля исчезла у них из-под ног, будто кто-то ее враз выдернул.
        - А-а-а! - парни рухнули на дно невесть откуда взявшейся ямы. Отпихнув навалившегося на него Святовида, Ямант тяжело поднялся на ноги. Задрал голову, разглядывая светлый круг над головой, и почувствовал, что тихо сходит с ума. На дне ловчей ямы сидели он со Святовидом, люди, а вокруг стояли волки. И внимательно рассматривали попавшуюся добычу.
        Совершенно бесшумно над краем ямы вырос еще один волк - самый крупный. На спине у него сидел человек - маленький, просто карлик, с коротенькими ручками и ножками и непомерно большой головой. Был он лысый и весь какой-то облезлый, точно шелудивый пес, а лица вовсе не разглядеть, все закрывали вислые брови. Не усы, не борода, а именно брови - широкие, густые, а главное, длинные, они свисали вдоль щек, как крылья, а из-под них, как звери из норы, выглядывали темные, раскосые и… очень страшные глазки. Казалось, они смотрят насквозь, сдирая хоть с людей, хоть с деревьев, хоть с камней все покровы, выворачивая наизнанку, обдирая до самых потрохов и оставляя беспомощной, корчащейся от боли горой изуродованной плоти.
        - В глаза ему не гляди, - тыкая Святовида локтем, прошептал Ямант.
        - Вылезайте, - неожиданно густым и сильным для такого мелкого человечка басом прогудел карлик. - Только без глупостей, - и верховой волк пропал из виду. Исчезли и остальные, зато через край ямы, шелестя, свалилась веревка.
        - Не полезу я, - отшатываясь, словно от гадюки, выдохнул Святовид.
        Край ямы у него над головой вдруг осыпался, и здоровенный ком земли ударил парня по плечам.
        - Вперед, - процедил Ямант, хватаясь за веревку и карабкаясь наверх. Его ухватили с двух сторон и моментально заломили руки за спину. Волков не было, ни единого. Вместо них вокруг стояли непривычно низкорослые да изрядно кривоногие воины с узкими раскосыми глазами и выступающими скулами неподвижно-невозмутимых бронзовых лиц. Одеждой и повадкой конников-степняков они слегка смахивали на половцев, но Ямант точно знал, что это не половцы. Ни на одно из описанных сотником половецких племен они не походили. А еще от них пахло - кониной, застарелым жиром, давно, а может, и никогда не мытым телом и… зверем. Хищником. Судорожно раскашлялся вылезший из ямы Святовид.
        Глядящий в землю Ямант увидел, как рядом остановились маленькие, будто детские, мягкие сапожки для верховой езды - карлик стоял перед ним.
        - Это ты деревню погубил? - старательно не поднимая глаз, спросил Ямант.
        - Им не следовало хвататься за оружие, - насмешливо бросил карлик - по-русински он говорил чисто, совсем как местные. - Первый урок - что бывает с теми, кто противиться воинам великого Чингиз-хана. Лучше вам усвоить его сразу, чтоб не пришлось повторять.
        Взявшие их в плотное кольцо низкорослые воины ответили одобрительным и совершенно волчьим ворчанием.
        - Кто такой Чингиз-хан? - невозмутимо поинтересовался Ямант.
        - Ты совсем дикарь, - презрительно бросил карлик, и на Яманта снова пахнуло вонью немытого тела. - Все дикари, кто не живет в Великой Степи. На большом курултае степных вождей Тэмучжин из рода Бурджигеней, потомков Борте Чино, степного волка, избран вождем над вождями. Сейчас ты стоишь перед его родичами.
        Ямант бросил быстрый взгляд на воинов. Потомки волка, выходит…
        - Ты тоже волк? - спросил Ямант.
        - Я - бог, - равнодушно обронил карлик.
        - Неправда, - так же равнодушно ответил Ямант. - Ты даже не злой дух. Просто сильный колдун. Но тебя тоже можно убить.
        - О да, - кивнул карлик и вдруг, совершенно неожиданно, расхохотался так, что едва не упал. - Меня можно, ох как можно убить!
        Держащие Яманта воины надавили ему на плечи, заставляя согнуться чуть не пополам. Прямо перед ним оказалось непривычно плоское лицо карлика, и страшные глаза уставились в глаза Яманту. Парень судорожно зажмурился.
        - Ты, я вижу, тоже понимаешь в колдовстве! - маленькая, как у ребенка, ручка с неожиданной силой вцепилась парню в волосы. Он почувствовал, как карлик придвигается ближе, и ощутил на своем лице гнилое дыхание. - Да ты не здешний! И откуда ты?
        Только сейчас Ямант понял, что этот вопрос был задан по-литвински.
        - Ты… говоришь на моем языке?
        - Я хан Буняк, нойон великого Чингиза, я говорю на всех языках, которыми владеют люди. И разверзаю взглядом землю. А еще я могу тебя убить, - сообщил карлик.
        Ямант усмехнулся:
        - Ну и что? У меня сильные руки, я смогу взобраться на ту высокую гору, где ждет меня Диевас. И там начну жить снова. Только сперва убью вас всех, - равнодушно добавил он.
        - Мертвый? - удивился Буняк.
        - Ну я же не проживу в этом мире сколько мне положено - не женюсь, не заведу детей, - рассудительно пояснил Ямант. - Вместо потерянной судьбы Лайме дарует месть, от которой нет спасения.
        - Может быть… - задумчиво согласился карлик. - Не тебе одному после смерти обещана великая сила. Эй, ты! - снова по-русински бросил он Святовиду. - Почему этот чужак живет с вами?
        Святовид попытался гордо промолчать, но держащий его за шкирку охранник сделал неуловимое движение рукой, и парня согнуло от боли.
        - Он раб сотника Ратислава. Тот его в походе взял, - прохрипел Святовид.
        - И этот сотник тебя не убил и даже позволяет бродить одному, без цепей. Сотник - это интересно, - похоже, Буняка перестала занимать посмертная сила Яманта. - Твой хозяин - большой человек в войске вашего вождя? Знает численность, дороги, крепости? - глаза его блеснули, и он произнес: - Отведешь нас в свою деревню.
        - А может, сам, своими коротенькими ножонками дотопаешь? - Святовид дерзко засмеялся и тут же застонал, получив новый удар.
        - И впрямь, неужто люди-волки не могут вынюхать путь, колдун? - без тени усмешки спросил Ямант.
        - Они степные волки. И степные люди, - недовольно буркнул Буняк. - Они не умеют искать путь в проклятых лесах. А носы волков почему-то ничего не чувствуют. Ненавижу лес! - вдруг выкрикнул он. - Лесов не должно быть! Только степь! - и он бросил вокруг яростный взгляд. Раздался жуткий, невыносимый скрип. Деревья вокруг закачались и начали падать друг на друга, ударяясь стволами, сцепляясь кронами, с тяжким «ух!» валясь наземь, будто подрубленные десятком невидимых дровосеков. - Так и будет! - проорал колдун. - Когда тут пройдут конники великого Чингиз-хана!
        Его люди ответили глухим полурыком-полувоплем.
        - Э… А почему я должен тебе помогать? - все так же невозмутимо поинтересовался Ямант.
        - Ты раб - а будешь свободным. И богатым, - искушающе потряхивая туго набитым мешочком на поясе, сказал карлик. - Сможешь вернуться в свою землю. Никому не нравится быть чужаком.
        - Здешние люди добры ко мне, - отводя глаза от Святовида, буркнул Ямант. - Некоторые из них.
        - А мы никого не тронем. Нам нужен только сотник. Когда мы узнаем все, что нужно - мы уйдем и оставим здешних людей.
        «Мертвыми, - мысленно закончил Ямант. - Чтоб никто не узнал, что вы приходили. Но самое ужасное, что даже если молчать - колдун и его волки в конце концов все равно найдут деревню. И убьют всех».
        - Я возьму твое золото - и заберу из деревни одну девушку. И мы уйдем, сразу же, - набычившись, процедил Ямант.
        - Не смей! Ты… предатель! - вырываясь из рук стражей, крикнул Святовид.
        - Я не предатель, - мягко сказал Ямант. - Я полоняник, чужак - ты сам так говорил.
        - Отлично! - хрипло каркнул Буняк. - Убейте второго…
        - Нет! - выкрикнул Ямант прежде, чем над Святовидом занесли нож. - Его я тоже хочу! Он часто называл меня рабом - теперь пусть станет рабом в моей земле! Это справедливо.
        - Ты много хочешь, но пусть будет по-твоему, - недовольно буркнул колдун и шагнул к Яманту. Парень попытался отвернуться, но уродливая ручка поймала его за подбородок и с силой повернула к себе. На Яманта уставились жуткие черные глазки, и он почувствовал, что не может зажмуриться. Остается только покорно глядеть в страшные, будто высасывающие душу провалы. - Но если ты заманишь нас в ловушку… нет, я тебя не убью! - и карлик растянул толстые губы, открывая крупные желтые зубы. - Я раскрою землю - и жизнь покажется тебе страшнее смерти!
        - Мы слишком долго идем, - недовольно буркнул восседающий на волке карлик, вышагивая рядом с Ямантом. Если бы кто из охотников поглядел на их следы - удивился бы еще больше, поскольку отпечатки волчьих лап мешались со следами человеческими. Двое охранников, так и оставшихся в людском обличье, шагали рядом со Святовидом - руки у парня были стянуты за спиной, на шею накинут волосяной аркан. Идти ему было сложно, но он шел, упрямо закусив губу и время от времени зыркая на Яманта исподлобья. Самого Яманта связывать не стали, но он не обманывался мнимой свободой - еще пара степняков топала по пятам. Неверное движение, да что там - подозрение, и он получит кинжал между лопатками. Умирать не страшно, но и торопиться с этим недостойно. Одно хорошо - чем больше людей-охранников, тем меньше волков. Если не считать того, на котором ехал карлик, их осталось всего пятеро, они рыскали окрест, то появляясь, то пропадая между деревьями.
        - Здесь приграничные земли - деревень мало, и они далеко друг от друга, - спокойно ответил Ямант.
        - Почему вы оказались так далеко от своей деревни? - все еще подозрительно спросил Буняк.
        - Охотились, - коротко бросил Ямант.
        - Как здесь можно охотиться, в этих лесах? - брюзгливо оттопырил губу карлик. - Наши воины по-прежнему ничего не чуют, будто им нюх отшибло!
        Ямант промолчал.
        - Ваш вождь… как его… князь Роман… много сражений выиграл? - молчать карлику было скучно.
        - Венгров бил, нас, литвинов, да родичей наших, ятвягов и пруссов, новгородцев бивал… - с охотой начал перечислять Ямант: умалять доблесть своего победителя - значит умалять собственную доблесть. - Нынешнего польского князя Лешека Белого на престол посадил, а великого князя киевского с престола скинул да своего человека на Киеве поставил… Сейчас в земли половецкие ушел…
        - Сильный вождь, - сожалеюще цокнул языком Буняк. - А кто правит, пока его нет?
        - Бояре, - неохотно ответил Ямант - бояр его хозяин-сотник не одобрял, и Ямант был с ним согласен.
        Лес постепенно начал редеть - издалека слышался шум бегущей воды, да вскоре открылась и сама река - они вышли из чащи и оказались на широком заливном лугу, между поросших травою невысоких холмов. На ярко-зеленой, усыпанной цветами траве, под радостным утренним небом люди-волки казались вышедшими из горы мертвых тенями, а большеголовый карлик - просто пятном липкой грязи. Ямант торопливо продолжал, стараясь, чтоб голос не выдал ни волнения, ни нетерпения. - Бояре и раньше Галичем правили, пока князь Роман его к своим землям не присоединил. Тогда он многих казнил, чтоб не своевольничали.
        - Но многие остались живы и затаили месть и теперь с охотой предадут своего владыку, - ухмыльнулся Буняк.
        Ямант покивал. Говорить он не мог - дыхание перехватило. Все получалось даже лучше… Сегодня Лайме улыбается!
        - Ваши вожди не умеют правильно убивать своих врагов - так чтоб не было ни обиженных, ни мстителей. Когда великий Чингиз возьмет эти земли, я объясню это твоему князю - прежде, чем его убьют вместе с сыновьями, дочерьми, их мужьями и всеми сродственниками.
        - Зачем же так долго тянуть? - стараясь во что бы то ни стало, любой ценой сохранить невозмутимость, спросил Ямант. - Вон он едет, скажи ему сейчас…
        Раздался пронзительный вой, и из-за холмов стремительным скоком вылетел ушедший в дозор волк. Он несся отчаянно, вкладывая в дикий бег все силы, но в воздухе тонко пропела стрела, вторая, третья… Волк запетлял, бросаясь из стороны в сторону, но стрела вошла ему в бок, он полетел кубарем и замер, распростершись на земле. Следом галопом метнулось передовое охранение княжеской дружины…
        Сильная рука охранника вцепилась Яманту в плечо, над ним взметнулся нож… Позади раздался легкий шелест, и то, что казалось поросшими травой кочками на лугу, отлетело в сторону. Точно из глубины земли ударили луки. Любой в их деревне знал, где ставят свои тайные схроны воины приграничной княжеской стражи, и знал, что те не пустуют, особенно когда дружина ушла на половцев. Сторож Яманта упал, утыканный стрелами, как еж. Парень крутанулся волчком, подсекая под ноги охранника Святовида. Второй получил стрелу в горло и кулем осел на землю. Ямант обхватил связанного товарища за плечи и кубарем откатился в сторону - подальше от бьющих из-за спины стрел. Ударил второй залп. Волки метались с воем…
        - Я сразу понял… - всхлипнул Святовид, восторженно глядя на выпрыгивающих из подземных схронов лучников, - …куда ты их завести хочешь. Еще когда их урод сказал, что волки ничего не чуют. Это ведь тоже ты, да, ты?
        Ямант лишь погладил висящий на поясе мешочек. Он был горд собой. Невеликое дело - посыпать свои следы, по которым непременно пойдут преследователи, отбивающей нюх смесью толченой коры и трав. Если, конечно, знаешь, какой…
        - К лесу! - шпоря своего волка, вопил Буняк, но к ним уже мчались верховые, а из-за холма, неспешно, вовсе не торопясь, зная, что дело и без него сделают, выезжал всадник в золоченой кольчуге.
        Карлик вцепился в шерсть волка и вздернул того на дыбы. Волк развернулся на задних лапах, длинные брови карлика разлетелись в стороны, как крылья…
        - Берегись! - завопил Ямант.
        Земля тяжело застонала, и глубокий овраг враз распахнулся перед скачущими во весь опор конниками. Лошади отчаянно ржали, пытаясь остановиться, края оврага осыпались под копыта - одна лошадь вместе со всадником полетела в овраг, вторая, еще одной удалось остановиться, но в нее уже врезались скачущие позади, сбрасывая вниз. Овраг глухо вздохнул, вытянулся и… словно понесся вперед! Извиваясь, как живая змея, длинная трещина ринулась к всаднику в золоченых доспехах.
        - Спасайте князя! - из-за холмов, на ходу перестраиваясь в боевой порядок, выносились княжеские конники - и тут же сбивались с галопа, не в силах понять, что происходит. Воин в золоченых доспехах рвал узду, заставляя вышколенного коня то отпрыгивать в сторону, то вставать на дыбы, а вокруг него разверзалась земля, словно жадные рты норовили заглотить всадника вместе с конем.
        - Карлик! - закричал Ямант. Запели луки - и верховой волк упал, нашпигованный стрелами. Карлик кубарем скатился с его спины, пополз в высокой траве…
        Ямант замер. Маленькие злые глаза, похожие на выглядывающих из травы хищных зверьков, пялились на него, и парень чувствовал, что уже не может зажмуриться. Ему остается только покорно смотреть в страшные черные глазницы, тянущие из него душу. Толстые губы раздвинулись в ухмылке:
        - Я тебе что… обещал…
        Храпящий конь, показавшийся Яманту гигантским, взвился над ними. Всадник в золоченых доспехах вскинул блистающий на солнце меч…
        Яманту показалось, что время остановилось. Он видел меч - и видел глаза карлика. Он слышал глумливый смех - и слова: «Меня можно убить… Не тебе одному после смерти обещана сила…» Сила!
        - Не убивай! - успел крикнуть Ямант… но меч уже опустился.
        Туго свистнул воздух, мерзко чвякнуло… и большая голова карлика слетела со слишком слабых и узких плеч. С безоблачных небес ухнул громовой раскат, будто встряхнули гигантское полотно. Полыхнула яростная вспышка, точно прямо в траве вдруг вспыхнуло солнце. Уродливое тельце дернулось и затихло, срубленная голова откатилась в сторону, покачиваясь, завертелась волчком… остановилась… и Ямант увидел, что карлик по-прежнему смотрит - полные мрачной издевки глаза пристально уставились на парня. А потом голова подмигнула ему. Взмахнув длинными бровями, она подпрыгнула в воздух, зависла… Широкие желтые зубы скалились - голова хохотала!
        - Я раскрою землю - и жизнь покажется тебе страшнее смерти! - прокричала она, рухнула вниз, подскочила, как мяч из пакли, и запрыгала к лесу. Деревья на опушке зашатались - и со скрежетом развалились на две стороны, как волосы под гребнем. Подскакивая, голова понеслась в лес.
        - Нет! Нет! - забыв обо всем, Ямант кинулся следом.
        Он бежал, захлебываясь и задыхаясь, мчался через поваленные стволы. Сзади послышался бешеный топот, рядом вырос высокий конский круп, и всадник в золоченых доспехах втащил парня на коня.
        - Куда она? Что сделает? - отрывисто спросил князь Роман, бросая коня в прыжок через завалившееся поперек тропы дерево.
        - Не знаю! - едва не плача, выдохнул Ямант, гоня от себя страшную мысль, что знает, знает - но не хочет верить, истово надеясь успеть!
        То и дело взмывая в прыжке над упавшими стволами, княжеский конь мчался по оставленной головой просеке.
        Голова подпрыгнула в какой-то паре локтей впереди них, глумливо захохотала, крутанулась в воздухе, развевая длинными бровями - и канула в чащу. Только листья зашелестели. Ямант спрыгнул с коня и ринулся следом - напролом, через оставшиеся еще с зимних ветров завалы.
        Длинная мучительная дрожь прошла по земле. Деревья впереди закачались, скрипя, будто вскрикивая от нестерпимого ужаса. Ямант закричал и кубарем выкатился из зарослей…
        Над его деревней не звонил колокол. У них не было колокольни - только невысокая звонница, что вся, целиком скрылась под бурлящей водой. Ямант стоял на деревенской околице - на краю громадной, полной воды ямы, и кусок плетня, такого знакомого, бился об оползающий под босыми ногами берег.
        - Малуша… - одними губами прошептал парень. - Сотник…
        Откуда-то с небес слышался глумливый хохот. Ямант запрокинул голову. По голубому небу неслись облака - одно, похожее на голову вовсе без тела, и другое, наоборот, с тремя головами, и еще… Последним летел гигантский костяк, и над черепом светилось сталью облако, точно корона.
        Пыхтя и задыхаясь, из лесу вывалился князь. Постоял молча за спиной у парня, стараясь сдержать хриплое дыхание, наконец с трудом выдавил:
        - Мы найдем… Догоним… Эту тварь…
        - Нет, - неживым голосом ответил Ямант.
        Они снова помолчали.
        - Это ты их в засаду завел? - и не дожидаясь ответа, князь добавил: - Поедешь со мной в Галич.
        - Нет, - мотнул головой Ямант и, тоже не дожидаясь ответа, повернулся спиной - и нырнул в лес. Сотник учил, что негоже поворачиваться спиной к князю, но… сотника нет, нет и Малуши, нет деревни, и… здесь больше не его земля и не его князь. Да и сам князь погибнет в дальнем походе - Ямант знал это так же точно, как если бы прочел в облаках. А потом не станет и княжества. Единственное, что он мог сделать для этой земли - привести своих соплеменников сюда раньше, чем ее растерзают люди-волки[21 - Князь Роман Галицкий погиб в походе на Польшу в 1205 г., когда его старшему сыну было всего 4 года, после чего великое княжество тут же рухнуло в междоусобицу. Приход Чингиз-хана в 1224 г. и нашествие орд хана Батыя в 1239 -1240 гг. обескровили Галицкие земли окончательно, так что молодому княжеству Литовскому ничего не стоило присоединить их к себе. В сравнении с судьбой русских земель, очутившихся под властью Орды, это было даже благом.].
        Третий сон Татьяны Николаевны
        Где мы все время впереди,
        Там все время смеется Дьявол!
        Ха-ха! Ха-ха! Ха-ха!
        Хор пьяных мужских голосов проорал последний куплет, а потом из заложенного мешками с песком окна заухал тяжелый пулемет.
        Куча битого кирпича, за которой залег дядька Петро, задрожала, выбитая пулями кирпичная крошка поднялась красноватым облачком.
        - «Ваффены»! - процедил дядька Петро и кубарем скатился вниз.
        Пулемет жахнул новой очередью, а из окон защелкали автоматные выстрелы. Прячась за размолоченной в груду обломков стеной, Петро выпустил очередь в ответ, но все знали, что без толку - по стрелкам все равно не попадет. Хорошо укрепились, гады!
        - Да, влипли мы, - задумчиво покусывая ус, пробормотал старшина.
        Хоть и не годится советскому солдату-победителю бояться гитлеровских недобитков, а Колька невольно поежился. Его сильно толкнули в бок.
        - Назад поглядывай, а то обойдут нас с тыла. У немчуры тут подвалов и ходов, как в крысиной норе.
        Колька виновато поглядел на недовольного старшину и развернулся в сторону. Петро и старшина снова разглядывали перегородившую улицу баррикаду. Ее явно сооружали заранее, перед штурмом Берлина. Мощные бетонные плиты перекрывали улицу, возвышаясь на два человеческих роста, а впереди топорщились противотанковые «ежи». Массивные дома по обе стороны баррикады превратились в настоящие крепости с переоборудованными в бойницы окнами. Один авиация разбомбила, остались лишь иззубренные, как выбитые зубы, остовы стен, но второй был цел и яростно огрызался выстрелами на любое шевеление. На уцелевшей стене размашисто написано «Wir kapitulieren nie!» - «Мы никогда не сдадимся!». И правда, «Ваффен-СС» не сдавались, на пощаду им рассчитывать не приходилось. Укомплектованные датскими, финскими, французскими фашистами, они и сами не щадили никого. Даже немцев. Ходили слухи, что метро, где прятались от артобстрелов берлинские бабы с дитями, затопили именно они - Гитлер боялся, что немецкие эсэсовцы на такое не решатся!
        - Не пробьет, - поглядывая то на массивную баррикаду, то на застрявший посреди улицы легкий танк, пробормотал дядька Петро. Танк то и дело взревывал, пытаясь перевалить через обломки.
        - Нипочем не пробьет. Калибр у него маловат, - согласился старшина. - А саперов эти не подпустят, - он кивнул на дом, в котором засели эсэсовцы.
        - Нипочем не подпустят, - в тон ему тоже согласился дядька Петро. - Может, того… Доложить? Пусть «катюшу» пришлют да вынесут тут все, к лешему?
        - «Катюш» на всех не хватает, - продолжая жевать ус, мрачно буркнул старшина. - Или ты нашего замполита не знаешь? Он нам вместо одной «катюши» очень много и громко «только вперед!» выдаст - и пойдем мы с одними автоматами «ваффенов» выкуривать. А мне неохота перед самым концом войны помирать.
        - Ты, старшой, говори да не заговаривайся, - с неожиданной строгостью оборвал его дядька Петро. - Мы не возьмем, американцы в Берлин войти могут, а я против! Потому как они фашистяк помилуют. А я - нет, - глухо закончил он, и от того, как это было сказано, Колька снова поежился.
        - А что пацан с нами - забыл? - озлился старшина.
        - Я не пацан! - обиженно вскинулся Колька. - И я не боюсь!
        Сколько ж можно? Ну да, прибавил он себе годов, когда к роте прибился! Просто понял в 44-м, когда наши стали немцев гнать, что если будет просто так сидеть, то война закончится без него - и не отомстит он ни за погибшего батьку, ни за мать, ни за Светку-одноклассницу. А поскольку был Колька парнем здоровым, умудрился в свои пятнадцать выдать себя за восемнадцатилетнего. Правда, старшина с дядькой Петром его быстро раскусили, но гнать не стали - некуда, от Колькиной улицы одни головешки остались. Но теперь-то, когда он год провоевал, могли б уже пацаном не звать!
        - Год провоевал, а все пацан безмозглый! - немедленно перекинулся на сторону старшины дядька Петро - они всегда объединялись, подвернись только случай Кольку жизни поучить. - В обход надо идти, - заключил дядька Петро. - Не всюду ж они этих баррикад понастроили. Танк проведем и «ваффенам» в тыл ударим…
        Старшина коротко кивнул.
        - Так и сделаем! - и возмущенно ткнул Кольку в плечо. - Ну ты, рядовой, совсем распустился! То спишь на ходу, то ешь на посту!
        - Ничего я не ем! - совсем обозлился Колька. Да что ж они целый день попусту цепляются!
        - Да? - насмешливо прищурился старшина. - А кто чавкает, как свинья, на весь Берлин слышно, небось аж Гитлер в своем бункере облизывается!
        - Не я, - растерянно помотал головой Колька, потому что теперь и впрямь услышал чавканье. Будто кто-то, давясь от жадности и роняя изо рта, торопливо запихивал себе в рот громадные куски и тут же тянулся за новыми… Звуки были тихими и отдаленными, точно жрали в одном из окрестных разрушенных домов.
        Длинная, как фонарный столб, черная тень протянулась поперек разбитой снарядами мостовой.
        Все-таки год на войне - это год на войне. Автомат в руках у Кольки забился в длинном лающем кашле. Мальчишка повел дулом, ловя в прицел фигуру, вынырнувшую из-под горящего дома. Очередь вспорола асфальт, прошлась по ногам, человек покатился кубарем. И тут Колька увидел, что к груди он прижимает трубу фаустпатрона.
        - Стреляй его, не то с собой рванет! - заорал старшина.
        Извиваясь, как червяк, человек закатился под днище танка… Глухо бухнуло. Танк подпрыгнул и медленно завалился на бок, точно прямо из асфальта вдруг выскочил гигантский кулак и дал ему в брюхо. Громадный костер взвился из мостовой, перемалывая и засевшего под днищем эсэсовца, и сам танк. Как хищный цветок, огонь сомкнулся над орудийной башней.
        Только что казавшиеся пустыми полуразрушенные дома ожили. Ударили десятки автоматных очередей, изо всех подвалов сыпанули такие же длинные, черные - похожие на чертей багровые тени вскачь понеслись по стенам и мостовой…
        - «Ваффены» обошли! - заорал Петро.
        - Уходим! - рявкнул старшина и, отстреливаясь на бегу, все трое кинулись в проулок.
        Перепрыгивая через груды битого кирпича, они бежали по узкому и извилистому переулку, а сзади топотали «ваффены» - много, не меньше десятка. Ноги у старшины расползлись на щебне, он рухнул плашмя, тут же перевернулся на спину и выпустил очередь от живота. Сзади раздался крик. Один из эсэсовцев упал.
        Гулкий залп, как из пушки, ахнул на весь переулок, заметался, отталкиваясь эхом от стен. Колька извернулся, вскидывая автомат над головой. С верхнего этажа из охотничьего дробовика в него целился ветхий дед.
        - Ах ты ж, гроссфатер! - вслепую паля по окну, заорал мальчишка.
        - Ходу, ходу! - старшина уже стоял на ногах. Дядька Петро перекатился, уходя от выстрелов, и побежал впереди, на ходу сбрасывая опустевший автоматный рожок. Очереди эсэсовцев молотили в мостовую.
        Переулок кончился, из узкого проема между домами открывалась площадь - старинные дома в кружок и островерхая немецкая кирха посредине, выглядевшая странно целой и даже нарядной в размолоченном в руины городе. Цветные стеклышки в больших круглых окнах - и те целехоньки!
        Из общей картины выпадали только старый и ржавый немецкий танк со снятыми гусеницами, мертво застывший на развороченной булыжной мостовой.
        - Не нравится мне это! - крикнул старшина, но сзади снова ударили выстрелы. - А говорили - в Берлине с боеприпасами плохо!
        Они выскочили на площадь.
        - Прыгай! - сам не зная почему, заорал Колька, сигая в сторону.
        В тот же миг неподвижный танк ожил - и нацеленное точно на выход из переулка орудие плюнуло огнем. Колька никогда еще не видел снаряд так близко. Окутанное огненным ореолом длинное хищное тело с гулом пронеслось над головой - из переулка ахнул взрыв… раздались страшные крики.
        - Медаль товарищу немецкому стрелку от советского командования - за уничтожение группы эсэсовцев! - Петро солнечно улыбнулся, поднимая голову от мостовой. - Э, да он сердится!
        Засевший в танковой башне стрелок, похоже, понял, что попал по своим. Длинное орудие с ржавым скрипом закачалось, опускаясь.
        Колька бегом рванул за старшиной. С неожиданной резвостью танковая башня крутанулась следом, и снаряд с грохотом ударил в фасад дома у них за спиной. Уцелевшие стекла рухнули вниз мелким колючим водопадом, щеку полоснуло болью, на ворот гимнастерки закапало теплое. Из пустых проемов полыхнуло пламенем - внутри занялся пожар. Кольке показалось, что он слышит то ли женский, то ли детский крик, и чей-то силуэт промелькнул на фоне извивающихся, как щупальца осьминога, языков огня. Но разбираться было некогда.
        - За церковь! Пока он перезаряжает! - заорал, вскакивая, старшина.
        Колька его не слышал - уши точно пробками заложило, - но и так понятно.
        Перезаряжал невидимый стрелок на удивление проворно - новый снаряд едва не накрыл всех троих, лишь каким-то неслыханным, самим непонятным рывком они вырвались вперед. Вместе с вывороченными из мостовой булыжниками взрывная волна проволокла их по земле. Колька почувствовал, как его хватают за плечи, тащат - вместе с дядькой Петром они закатились под прикрытие кирхи.
        - Ложись! - полоснул по ушам неожиданно прорезавшийся вопль старшины, и они рухнули между обелисками крохотного кладбища при церкви. Окутанный пламенем снаряд пронесся над ними, сзади загрохотали рушащиеся обломки - и наступила тишина.
        - Вот уж не думал, что самым безопасным местом в моей жизни окажется немецкое кладбище, - пробормотал старшина, поднимаясь на колени.
        Возвышающееся над ними здание кирхи прикрывало их от неподвижного танка.
        - Стрелок, небось, какой-нибудь малолетка-гитлерюгенд, вроде нашего Кольки, иначе попал бы, - отряхивая комья земли с гимнастерки, выдохнул дядька Петро.
        - Какой я вам гитлерюгенд? - мрачно насупился Колька. Нашли с кем сравнивать!
        - Или оставил бы нас в покое, - не обращая внимания на Колькину обиду, буркнул старшина, тяжело приваливаясь к выщербленному каменному кресту. - На трех человек столько снарядов перевести! Козел гитлеровский! - гулко, на всю площадь проорал старшина. В ответ ухнуло - стрелок пальнул.
        - Говорю же - козел! - удовлетворенно заключил старшина и тут же мрачно добавил: - Только вот что нам теперь делать - не сидеть же здесь до самой победы!
        Отступать и впрямь было некуда. Средневековые дома вокруг площади стояли плотно, стенка к стенке, никаких проходов. После бешеного обстрела все они горели - все превратилось в сплошное кольцо огня, горячий воздух дрожал, от клубящегося черного дыма было трудно дышать.
        - Слушай, да прекрати ты чавкать, Колька, или на тебя с перепугу жор напал? - зло рявкнул старшина.
        - Да сколько ж можно говорить - не я это! - заорал Колька.
        Чавканье слышалось со всех сторон, точно жрали в каждом доме - давясь, торопливо, будто едок боялся, что вырвут, отнимут, вот и напихивался, широко расставив локти вокруг миски и судорожно шевеля щеками…
        - А кто тогда? - уже без напора переспросил старшина, настороженно оглядываясь по сторонам.
        - Вы еще скажите, что и реву там тоже я, - сбавляя тон, но все еще обиженно пробурчал Колька и тут же сам вскинулся, сообразив, что с затихшей площади перед кирхой и впрямь доносится детский плач. Тоненький, вроде девчоночий голосок прокричал по-немецки «Муттер, муттер!» - и снова плач.
        Чавканье стало размеренным и неспешным - теперь едок смаковал, катая на языке особо лакомый кусочек…
        - Колька, ты куда! Вернись, дурак! - заорал старшина, но было уже поздно.
        Распластавшись по боковой стене кирхи, Колька стремительно скользнул к углу… выглянул. Подложив ладонь под щеку, будто во сне, молодая женщина лежала на мостовой. Девчушка лет трех дергала ее за поясок цветастого платья, лепеча, «муттер, муттер!», ползала вокруг, потом замирала и снова принималась плакать. Громада старого танка замерла - орудие было направлено на девочку, словно танк разглядывал ее, не зная, что делать.
        Так, наверное, и есть, - вдруг подумал Колька. Выйти стрелок боится, вот и мается, небось, там, внутри, разглядывая ревущую девчушку сквозь смотровую щель. А если… Колька неуверенно затоптался…
        Башня танка дернулся, как заслышавший добычу зверь - и сноп огня полыхнул прямо в Кольку! Мальчишка упал, закрывая голову руками… Фонтан осколков из развороченной стены кирхи взвился рядом, накрывая его обломками…
        - Во дурак-то! - голова у Кольки моталась, и нависшее над ним лицо старшины дергалось из стороны в сторону. - До лампочки ему та девчонка - ихний фюрер велел помереть и кого можно с собой утащить!
        Колька отпихнул старшину и снова выглянул - девчонка забилась под тело мертвой матери, как зверек, и только по сдавленному скулежу можно было понять, что она жива. Взгляд Кольки скользнул по стене кирхи - и он замер с раскрытым ртом. Он был уверен, что в ней должна быть дыра размером с грузовик. Но стенка была совершенно целой - и все так же сияла светленькой, без единой царапинки штукатуркой!
        В небесах вдруг послышался гул множества моторов.
        - Ох черт, наши! - запрокидывая голову, выдохнул старшина, и в голосе его слышался совсем не восторг - страх. В вечернем сумраке пылающее кольцо вокруг старой площади было великолепной мишенью - заходящие на цель бомбардировщики ни за что не пропустят активную огневую точку. И даже думать не станут, что там внизу мечется тройка бойцов 60-й гвардейской дивизии 1-го Украинского фронта. А уж про какую-то немецкую девчонку нечего и говорить!
        - Чавк-чавк-чавк! - теперь невидимые челюсти молотили со скоростью дробилки.
        Колька рванулся из рук сержанта - и в два прыжка вылетел на середину площади. Танк замер, точно перед прыжком… Колька кинулся в пробитую снарядом воронку. С обеих сторон кирхи затявкали автоматные очереди - старшина и дядька Петро отвлекали внимание на себя!
        Бабах! Бабах! - танк шарахнул два раза, целясь в кирху.
        Колька выкатился из воронки, пополз… Прижавшаяся к матери девочка зыркнула на него затравленными глазенками. Недолго думая, Колька сгреб ее в охапку…
        - Найн, найн, найн! - в безумном страхе девочка забилась, по-кошачьи вывертываясь из рук.
        Гул над головой стал нестерпимым, и Колька увидел, как от низко заходящего - брюхо видно! - бомбардировщика отделилось и пошло вниз… По ушам как колотушкой ухнуло. Горящие дома медленно сложились внутрь себя и осыпались, как детский песочный куличик.
        С девчонкой на руках Колька заметался, но кольцо огня сомкнулось вокруг, надвигаясь все ближе. Над головой вновь зарокотало - бомбардировщик шел на второй заход. Чавканье стало оглушительным!
        А потом раздался скрип, перекрывающий и чавканье, и рокот бомбардировщика, и грохот снарядов.
        Высокие, как в крепости, церковные ворота медленно приоткрылись. Железные створки поползли в стороны, открывая подсвеченную багровыми сполохами темноту.
        - Сюда! - заорал старшина, бросаясь к дверям.
        Колька на мгновение замешкался - не нравилось ему все это… Пылающую площадь накрыл пронзительный свист несущейся к земле бомбы.
        Прижимая к себе замершую от ужаса девчонку, Колька длинными скачками рванул к открывшейся двери - и головой вперед нырнул в багровую тьму.
        Голову точно обернуло мягким - гулкая тишина, пахнущая прохладой и чем-то неуловимо церковным, торжественным, накрыла пришельцев. Не слышно было ни свиста бомб, ни грохота канонады - только уже ставшее привычным чавканье доносилось и сюда, словно издалека, из-за толстой кирпичной стены. Высоко над головами смыкался сводчатый потолок - выложенные из кирпича перекрестья, казалось, тянулись вдаль и не кончались, уходя за пределы церкви, в бесконечность. Внутри царил полумрак - лишь слабо мерцали свечи у алтаря, выхватывая из темноты тускло отблескивающую позолоту.
        - Все ты, Колька, - вслушиваясь в тишину, проворчал старшина - по тону было ясно, что ругается он не всерьез, а для порядку. - Надо же - за немецкой малой полез…
        - Полез - и полез, - неожиданно не поддержал старшину дядька Петро. Поглядел на девочку у Кольки на руках и принялся шарить по карманам. Наконец вытащил чуть желтоватый кубик рафинада, поглядел на него с сомнением, обдул налипший сор и, кривовато усмехаясь, протянул девчонке. - На, кроха, жуй. На меньшую мою похожа, - пробормотал он, когда девочка, все еще недоверчиво позыркивая из-под длинной челки, цапнула сахар и принялась быстро-быстро, как бельчонок, грызть. - А может, и не похожа, - через мгновение мрачно добавил он.
        Колька и старшина торопливо отвели глаза - все в роте знали, что случилось с детьми дядьки Петра, когда немцы вошли в их деревню.
        - Кажись, закончилось! - глядя в узкое стрельчатое окошко с разноцветными стеклышками, неестественно оживленно вскричал старшина. Точно на улице была не канонада, а обыкновенный дождь.
        Цветное стекло - желтое - окрашивало площадь перед кирхой в радостно солнечный цвет. Желтенькими были и мостовая, и скамеечки, и дома, и похожий на цветок каменный фонтан…
        Какие скамеечки? Какой фонтан?
        - Не открыва… - успел только ахнуть Колька, но старшина уже потянул на себя тяжелую створку.
        - Пи-и-и-у-у-бабах! - пронзительный свист летящего снаряда, и яростный грохот разрыва ворвался внутрь сквозь приоткрытую щель. Комья вывороченной земли осыпали старшину с ног до головы.
        С грохотом старшина захлопнул створку - внутри вновь воцарилась тишина. Лишь чавканье - равномерное, но в то же время раздраженное - стало намного слышнее.
        - А… Как же… Там так… - выпучив глаза, старшина тыкал пальцем в мирную картинку за цветным стеклом. - А тут совсем нет… - он снова ткнул пальцем в захлопнувшиеся церковные ворота, судорожно сглотнул и выдавил: - Куда это мы попали, мужики?
        - Не знаю, - пробормотал Петро и, настороженно выставив автомат, неслышным шагом двинулся в обход церкви. Не дожидаясь приказа, Колька тоже стряхнул автоматный ремень с плеча и, одной рукой придерживая затихшую девочку, двинулся с другой стороны.
        Позади каменных колонн рядком, как после расстрела, лежали тела.
        Колька судорожно выдохнул и отер рукавом выступивший на лбу пот.
        - Ненастоящие, слава тебе господи, - не заботясь о том, что комсомольцу и солдату ни к какому господу взывать не положено, пробормотал он. На каменных плитах лежали вырезанные из камня фигуры рыцарей. Вытянувшись на спине и скрестив руки на рукояти положенных на грудь мечей, они запрокидывали к потолку безмятежные лица с закрытыми глазами - молодые, средних лет и даже пара длиннобородых стариков.
        - Эту кирху выстроил один очень разветвленный… и очень воинственный род, - неожиданно прозвучал мягкий голос. - Не было на земле битвы, в которой не сражался бы кто-то из этой семьи. Наверное, правильно, что именно мы однажды увидели истинное лицо войны, - глухо добавил он.
        - Кто? Кто здесь? - сапоги загрохотали по каменным плитам, и с другой стороны алтаря, выставив автоматы, выскочили дядька Петро и старшина.
        У алтаря, где только что никого не было, застыла черная фигура.
        Мужчина был немолод и слегка полноват. Мешковато сидел на нем старомодный черный костюм с белым жестким пасторским воротничком.
        - Поп здешний, что ли? - пробормотал старшина, направляя автомат. - Откуда русский знаешь?
        - А я как раз хотел спросить, откуда вы так хорошо знаете немецкий, - невозмутимо улыбнулся пастор.
        И в этот миг церковь содрогнулась. Точно таран ударил в высокие железные ворота, заставив их заскрипеть и прогнуться. Громыхнуло над головами - и сводчатый потолок повело вбок, будто вся церковь присела и вздрогнула. Сверху посыпалась мелкая каменная крошка. До того едва слышное чавканье стало нестерпимым.
        - Вам не следовало выглядывать за дверь, - запрокидывая к потолку невозмутимое, как у лежащих каменных рыцарей, лицо, сказал пастор. - Победители, рискующие жизнью ради ребенка побежденных - той твари это вовсе не понравилось.
        - Вы-то наших детей не спасали, - глядя на пастора исподлобья, процедил Петро.
        - Да, - сдержанно кивнул пастор. - И оно было довольно.
        - Какое такое - оно? - чувствуя, как подрагивает голос, вдруг спросил Колька. - Это вы о ком… - он на миг заколебался, не зная, как называть своего странного собеседника, - …батюшка?
        Снова громыхнуло - дверные створки сильно качнулись, но все-таки удержались, не распахнувшись. Зато всю церковь тряхнуло - жалобно и протяжно заскрипела каменная кладка, закачался алтарь. У Кольки по спине пробежал невольный холодок - церковь ходила ходуном, а огоньки свечей даже не дрогнули, продолжая гореть ровными желтыми лепестками.
        - Какая разница, не до того сейчас, мы тут как в мышеловке! - рявкнул на Кольку старшина.
        Петро передернул затвор, и автоматное дуло уперлось в лицо пастора:
        - А ну-ка, поп немецкий, выводи нас отсюда! У тебя тут должен быть ход, откуда-то ты ж сам выполз!
        Странный пастор лишь слегка скосил глаза, разглядывая автомат. В уголках губ его играла легкая полуулыбка, точно угроза оружием лишь забавляла его.
        - Отсюда есть выход только в одно место, - все с тем же спокойствием сказал он. - Но там сейчас даже опаснее, чем здесь.
        - Ничего, - дергая плечом от сыплющейся ему за шиворот каменной крошки, процедил Петро. - Разберемся.
        И тут Колька увидел, как глаза пастора вспыхнули - огромной, нерассуждающей, сумасшедшей надеждой.
        В тот же миг цветные стекла в окнах вздулись, точно разноцветные мыльные пузыри - и с грохотом лопнули. Сверкающим цветным вихрем стеклышки разлетелись по всей церкви - и в окна медленно поползла тьма. И чавканье - чавк-чавк-чавк! - громкое и нетерпеливое, точно притаившийся прямо под окнами обжора отчаянно торопился заглотить, успеть, не упустить ни кусочка. Колька невольно попятился. Ему вдруг, как наяву, представились вползающие в окна страшные когтистые лапы - ищут, скребя когтями по каменному полу, вытягиваются, точно резиновые, подбираясь все ближе и ближе…
        - Идемте, - вдруг резко скомандовал пастор и хлопнул по автомату дядьки Петра ладонью, отпихивая дуло в сторону. Быстрым шагом направился к лежащим на плитах каменным рыцарям, то и дело настороженно оглядываясь на темные, дышащие мраком провалы окон. - Помогайте! - он всем телом навалился на одну из плит. Закинув автомат за спину, подскочил старшина… Плита дрогнула, камень заскрипел о камень, и она отъехала в сторону вместе с надгробием - точно кровать со спящим отодвинули.
        Из открывшегося под плитой провала пахнуло сыростью. Опершись руками о пол, пастор легко спрыгнул вниз.
        - Полезли, что ли? - неуверенно вглядываясь в темноту, пробормотал Петро.
        Колька судорожно закивал - осыпавшие пол цветные осколки надсадно шуршали и разлетались в стороны, словно среди них шарили невидимые пальцы.
        Изо рта старшины вырвался сдавленный хрип:
        - Мужики, мужики! Глядите! Они… смотрят! - дрожащим пальцем старшина ткнул в ближайшего рыцаря - и тут Колька увидел. Рыцари больше не глядели в потолок. Каменные головы были повернуты к ним, к ним троим, и закрытые каменные глаза разглядывали их пристально и в упор.
        - Они надеются, - гулко, как из бочки, донесся голос пастора. - Вы воины - значит, сможете увидеть. Вы спасли девочку - вы сумеете справиться. Быть может.
        Цветные осколки зашебаршились у самых Колькиных сапог - и не задумываясь больше, с девчонкой на руках он сиганул вниз.
        Глухая влажная темнота охватила их со всех сторон.
        - Вот что, немчура, в засаду заведешь, первая пуля - тебе! - предостерегающе бросил Петро.
        - Я предупреждал вас, что там опасно! - впервые в голосе пастора промелькнуло что-то вроде раздражения.
        - Куда хоть выйдем? - все так же недоверчиво спросил старшина.
        Впереди, в темноте, долго молчали, так что Колька услышал, как старшина аккуратно перекладывает автомат в боевую позицию.
        - Там… - неожиданно дрогнувшим голосом наконец ответил пастор. - Там тот… тот, кто… отвечает за эту войну.
        - В бункер Гитлера, что ли, выйдем? - с неуверенным смешком ответил Петро.
        - При чем тут жалкий Адольф? - пренебрежительно фыркнула темнота. - Он всего лишь кормилец, каких много было и до него! И кончит так же, как все! - в голосе пастора странно сочетались печаль и злорадство.
        Шаг-шаг-шаг - не видя ни тех, кто впереди, ни тех, кто позади, они шли сквозь узкий и извилистый, как желудок червя, лаз. А потом стены по обеим сторонам начали тускло светиться. Медленно разгораясь, сквозь каменную кладку проступали слабо мерцающие прямоугольники - и Колька вдруг увидел перед собой портрет воина. Очень странный портрет. Воин был приземист, низколоб и мускулист, на его сгорбленных плечах болталась драная звериная шкура, а в волосатых лапах он сжимал сучковатую дубину. Дальше портреты начали высвечиваться один за другим - воин в римских доспехах, точно как на картинке в довоенном учебнике. И рыцари, рыцари, рыцари… Тяжелые двуручные мечи сменились легкими, те - шпагами, доспехи - камзолами… Позади каждого воина, прорисованный скупыми, едва заметными штрихами, красовался скелет в железной короне!
        Крепче прижимая к себе девочку, Колька почти побежал вперед… Портреты исчезли. На их месте появились поля битвы, заваленные грудами искореженных тел, сложенные в пирамиды черепа и пирующее воронье. И везде сквозь мазки краски проступало изображение темного, точно пожирающего свет, меча - и увенчанного короной черепа!
        Колька споткнулся, едва не выронив девочку - ход начал медленно забирать вверх. Они поднимались, явно выбираясь на поверхность. Колька начал прислушиваться - все еще глухо, но сквозь толщу земли уже отчетливо слышалось буханье артиллерии. И с каждым шагом все ближе и ближе слышалось знакомое чавканье!
        - Пришли! - вдруг останавливаясь, сказал пастор. - Помните, если вы ничего не сумеете сделать сейчас - оно вернется снова. Оно всегда возвращается, - в голосе звучало глухое отчаяние.
        - Точно, к фюреру своему вывел, поп немецкий, - с маскирующей затаенный страх насмешкой пробормотал дядька Петро и, пошарив в темноте, ободряюще похлопал пастора по плечу. - Не боись, поп! Справимся!
        - Я тебе не поп, и ты меня не обхлопывай, не обыск! - недовольно буркнул старшина.
        - Тю! - удивился дядька Петро. - А поп где?
        Ответом ему было глухое молчание.
        - Автоматы наготове, и чтоб ни звука! - проворчал старшина. - Колька, за девчонкой пригляди.
        Позабыв, что в темноте его никто не увидит, Колька пожал плечами. Интересно, как он за ней приглядит, если ей приспичит заорать? Но пока что девочка была на удивление молчалива - точно понимала что-то, чего сам Колька не понимал, но чуял холодеющими от страха внутренностями.
        Ступая почти бесшумно, старшина пошел вперед. Темнота начала потихоньку расползаться, сменившись серым сумраком. Сумрак расцветили желто-багровые пятна, как от огня, и сильно запахло гарью. Колька кивнул сам себе - насчет бункера ерунда, конечно, не иначе как к очередному пожарищу выйдут. Зашипел сквозь зубы - больно ударился ногой об каменный край. Пошарил, нащупав сапогом ступеньки, сделал шаг, другой - и чуть не задохнулся. Кажущийся невероятно свежим после затхлости подземелья воздух хлынул в легкие, а вокруг языками пламени засветилась ночь. Они стояли на небольшом балкончике, видно, старинного дома - перила были украшены каменной резьбой. Крыши не было, снесло ударами артиллерии, и над головами в черном небе хищно шарили лучи прожекторов, то и дело сходясь на сверкающих серебристых крестиках бомбардировщиков - и тут же ломкими громовыми раскатами начинали грохотать орудия. Но даже этот оглушительный звук тонул в чавканье. Оно поднималось снизу, вместе со зловещим багровым свечением. Под прикрытием перил трое бойцов поползли к краю балкончика. Прижав покрепче девчонку - чтоб не пискнула, -
Колька аккуратно высунул голову между столбиками балкончика. И увидел… увидел…
        Внизу простирался громадный зал с резными каменными колоннами. На сквозняке, точно боевые штандарты, развевались черные полотнища. А посредине громоздился длинный и широкий дубовый стол на низких, грубо тесанных ножках. Сперва Кольке показалось, что на этом столе стоит макет Берлина. На мгновение мелькнула мысль, что они и впрямь попали в секретную ставку Гитлера. Но макет был… живым! Огоньками зажигалок пылали пожары. Вспыхивали россыпью искр выстрелы орудий, серебристыми мушками носились самолеты. Но куда необычнее выглядели места, где сражения недавно закончились. Больше всего они походили на… остатки блюд после шумной гулянки. Взятые недавно Зееловские высоты напоминали… начисто обглоданные кости, а форсированный Одер - тонкую струйку, скатившуюся из вылаканного жадным обжорой кубка.
        И только тут до Кольки дошло, кто сидит за столом - и всякие мысли о ставке Гитлера начисто вылетели из головы. Подергиваясь и извиваясь щупальцами, у края восседало похожее на громадного, бесформенного спрута чудище - и кончик каждого щупальца венчал пылающий багровым огнем, жутко выпученный глаз. Рядом с чеканным кубком, до краев налитым дымящейся алой жидкостью, пристроилась дама в черной эсэсовской форме охранницы концлагерей - ее бледное, как мел, лицо уродовали вздутые пузыри. Дебильно хихикая, толкались, отпихивая друг дружку щеками, три головы на широких плечах одноногого урода, а по краю стола, одобрительно ухая, каталась голова - без тела! Под ее пронзительным взглядом беззвучно рушились разнесенные артиллерией дома. А во главе стола… Колька на миг зажмурился, не в силах поверить тому, что видит. Во главе стола, в огромном кресле с высокой спинкой, восседал гигантский скелет в железной короне!
        Скелет не может выглядеть толстым - но этот был именно таким! Просачиваясь сквозь желтые ребра, его распирала изнутри дымящаяся, кровавая плоть. Скулы черепа казались круглыми, а оскаленные безгубые челюсти непрерывно двигались. Скелет жадно склонился над столом. Скрюченные пощелкивающие пальцы костяка погрузились прямо в пылающий на дубовом столе город. А когда он их вытащил - в обеих кулаках были зажаты громадные куски сырого мяса.
        - Шлеп-шлеп-шлеп! - темные капли крови стекали по желтым костям и тяжело падали на пол. Утробно ворча, как пес над костью, скелет принялся торопливо выедать мясо из обеих горстей. Икнул, сыто отдулся, принялся жрать снова…
        - Чавк-чавк-чавк! - в пустых глазницах яростно пылали жадные огоньки. Скелет с причмокиванием облизал костистые пальцы, азартно пошевелил ими, точно обжора над особо лакомым блюдом - и снова потянулся к столу…
        - Это не Гитлер! - точно великое открытие, сообщил старшина, не сводя ошалелого взгляда с пирующей внизу компании.
        - При чем тут жалкий Адольф? - голосом стылым, как лед на реке, повторил дядька Петро. Лицо его было неподвижным, как у тех рыцарей в церкви, только глаза стали совершенно белыми от ненависти.
        - Я понял! - жутким свистящим шепотом выдохнул он. - Понял, о чем поп говорил! Оно их съело! Жену мою, детей… Фашистяки кормили - а оно чавкало!
        И прежде чем Колька успел хоть глазом моргнуть… дядька Петро сиганул через перила. Только полы плащ-палатки взметнулись.
        - Куда ж ты… - не договорив, старшина кинулся к перилам, и автоматная очередь простучала между столом и трапезничающим скелетом.
        Скелет на мгновение замер, точно в удивлении вскинув костистые лапы. С неожиданной легкостью Петро приземлился внизу. Двигаясь невероятно проворно, совсем не так, как обычно, перекатился в сторону, вскочил - и в упор послал очередь прямо в застывшую в вечном оскале физиономию скелета.
        Движение костистой длани было молниеносным - и в руке у скелета оказался меч. Широкое, как лопата, темное лезвие тускло отливало мглой. С дробным звоном пули прострекотали по клинку и бессильно осыпались на каменный пол. Чудище захохотало, закидывая увенчанную железной короной голову. Лицо дядьки Петра исказилось яростью, он отскочил назад - автомат в его руках снова загрохотал. Скелет махнул мечом - жужжащий рой пуль ударился о темную сталь и… веером разлетелся над головой Петра. Солдат едва успел рухнуть на каменный пол. Скелет захохотал снова и неторопливо двинулся к Петру, тяжело переваливаясь, как обычно ходят толстяки, несущие впереди себя отвислый перекормленный живот.
        Дама в черном зашлась писклявым, точно крысиным, смехом и откинулась на спинку своего кресла, будто зрительница в театре.
        - Колька, прикрой нас! - заорал старшина, тоже сигая через перила. Подметки его сапог с жестким клацаньем ударились в пол, автомат плюнул очередью. Скелет отмахнулся мечом вкруговую - облако дыма, черного, как из печи концлагеря, потянулось за мерцающим тьмой лезвием. Но вторая очередь ударила из автомата Петра - с яростным визгом пуля чиркнула по желтым ребрам. Коронованное чудище замерло, глядя на крошечную выемку в желтой кости. На гладкой неподвижной физиономии оскаленного черепа невесть каким образом было написано самое настоящее недоумение. Сидящие за длинным столом твари глухо и злобно заворчали и принялись выбираться из своих кресел.
        Колька на каменном балкончике заметался, пытаясь спустить с рук девчонку - пусть тут посидит, не вниз же ее…
        - Найн! - девчонка заорала, руки ее капканом сомкнулись на шее у парня - не расцепить! - а глаза глядели совсем не так, как у трехлетних детей, а со взрослым гневом и решимостью. А, пускай! Стреляя на ходу, Колька рванул вниз по прилепившейся к стене узкой лестнице. Хватка детских рук на шее стала невероятно сильной, до боли. Очередь промолотила перед надвигающимися на старшину и Петра чудищами. Дама в черном снова засмеялась - и осеклась. Ударившие в каменный пол пули подскочили, точно резиновые, взмыли вверх, к заменяющему потолок открытому небу - и обрушились вниз сплошным, непреодолимым дождем визжащей стали, напрочь отрезая подручных скелета от места схватки.
        А старшина и дядька Петро тем временем лупили в два автомата, полосуя коронованный скелет очередями. Тот уже не был величественным и неторопливым - с надрывным свистом разрезая воздух, вертелся его тяжелый меч, отбивая пули. А два солдата придвигались все ближе, ближе, зажимая чудище в безжалостные клещи… Автомат Петра чихнул и… смолк. На лице солдата отразилась растерянность, он сунул руку под плащ-палатку за новой обоймой… и вынул пустую. Скелет торжествующе взревел!
        С воздетого клинка слетело густое облако черного дыма и как толстым одеялом накрыло старшину. Тот забился, раздирая ворот гимнастерки, точно удавку, глаза его страшно выпучились. А скелет прыгнул вперед - и лезвие черного меча полоснуло дядьку Петра поперек груди. Солдат замер, недоуменно глядя на расчертившую гимнастерку алую полосу, и рухнул ничком. Скелет захохотал снова.
        Вытянув руку с автоматом, Колька рванул к торжествующему чудищу. И в этот миг похожая на осьминога тварь вскинула щупальце - и с зависшего на его кончике выпученного глаза сорвался сноп огня. Багровый луч пронесся сквозь завесу пуль и ударил в автомат у Кольки в руке. Мальчишка заорал и отшвырнул прочь вспыхнувшее, как сухая солома, оружие.
        Хохот коронованного чудища стал совершенно оглушительным. Он снова взмахнул мечом. Сорвавшийся с лезвия тугой темный вихрь поднял Кольку над землей и швырнул об стену. Мальчишка проехался спиной по кирпичам, сползая на пол… Мгновение - и скелет воздвигся над ним, огромный, закрывающий собой все… Темный клинок взлетел над плечами костяка… Вцепившаяся в Кольку девчонка снова завизжала. Висящий в простенке на толстом стальном крюке старинный, битый ржавчиной меч мелко затрясся… крюк выпал из стены. Рукоять упала Кольке прямо в ладонь. Сам не понимая, что делает, видя только рушащийся на него черный клинок, мальчишка вскинул ржавую железяку…
        Сталь ударилась о сталь. Ржавый меч гневно завибрировал, точно встретил старого врага. Руку Кольки прошила острая боль, но кисть будто сама дернулась вперед - и ржавый клинок отбил черный меч. Коронованный скелет недоуменно отпрянул - Колька успел вскочить на ноги. Но изумление скелета длилось недолго. Темный меч свистнул снова - Колька отмахнулся, неуклюже, наудачу… Ржавый клинок был слишком тяжелым, а рифленая рукоять - широкой для мальчишеской руки. И еще повисшая на другой руке девчонка.
        Скелет снова замахнулся и ударил. Колька вскинул свой меч навстречу - и в ту же секунду темное лезвие выгнулось, точно змея, и прянуло… к девчонке.
        Колька сделал единственное, что успевал, - извернулся, прикрывая девочку собой. В плече вспыхнула невыносимая боль.
        В тот же миг завеса пуль опала - и восседающие за столом твари с воплями ринулись к ним. Все закружилось у Кольки перед глазами… Желтые пальцы скелета надвинулись из мрака, ухватили мальчишку за горло и вздернули вверх. Челюсти непрерывно двигались, словно жевали. Его, Кольку! Оскал черепа все ближе, ближе…
        - Пшел на фиг, мертвяк хренов, отпусти его! - заорала девчонка у Кольки на руках, и мальчишка не сразу понял, что орет немецкая малышка по-русски - уж больно слова были непонятные. Девчонка влепила по лапище скелета кулачком. Желтая кость затрещала, точно это был не крохотный детский кулачишко, а кузнечный молот. Но скелет не выпустил Кольку. Страшные челюсти разомкнулись, нависнув над горлом мальчишки…
        И вдруг скелет замер. Жуткая пасть со скрежетом закрылась - и он шумно глотнул. Огни, пылающие в пустых глазницах, приугасли, точно от блаженства, и по физиономии черепа разлилось чистое, умиротворенное наслаждение истинного гурмана. Он вздохнул так глубоко, что ребра поднялись и опустились. Пальцы разжались, и Колька рухнул на пол, отчаянно хватая ртом воздух.
        - С основным блюдом покончено. - Воздев костистый палец, скелет одышливо, как переевший, прохрипел: - Еще - десерт!
        И Колька вдруг увидел, как в пустых глазницах полыхнуло совершенно нестерпимое, какого и быть не могло, испепеляющее пламя - а потом взвились столбы дыма, странно похожие на гриб на тонкой ножке.
        Из-под разбитой крыши в зал спланировал конь-скелет. Его коронованный хозяин одним прыжком взвился на спину конского костяка - и прянул вверх. Темный вихрь пронесся по залу. Расшитые полотнища на стенах отчаянно заметались, точно надеялись убежать, и жуткие твари одна за другой со свистом и хохотом взмывали под крышу, уносясь в небеса следом за своим жутким предводителем.
        Запрокинув голову, Колька глядел, как они несутся сквозь темные небеса. И вдруг понял - и впрямь темные! Лучи прожекторов больше не чертили небо, не слышно было грохота снарядов, буханья артиллерии. Вокруг стояла давно позабытая, непривычная тишина. Опираясь на ржавый меч, Колька поднялся - и, пошатываясь, побрел к товарищам. К старшине даже подходить не стал - там все было кончено, у Кольки просто не было сил посмотреть. Медленно, как старик, он наклонился над Петром. Дядька вдруг дернулся и закашлялся, пуская кровавые пузыри.
        - Не за свое мы дело взялись, хлопче… - простонал он. - Сюда бы ведьму… Настоящую, сильную, как… как у нас в деревне была… В голод померла… Ведьма… Ради тех, кого любит… Не осталось ведьм… А что мы? У меня и любить-то больше некого. Но все-таки… Мы его достали! Видал, как удивился? - губы его растянулись в слабой улыбке. Так он и застыл - улыбаясь.
        Держа на одной руке девчонку и волоча меч за собой, Колька двинулся к выходу. На душе было даже не плохо - просто пусто и гулко, точно и впрямь нет в людях никакой души, одни поповские выдумки. Ноги сами вынесли его к проему с сорванной дверью, и Колька вывалился из страшного дома. Остановился, потерянно озираясь в серых лучах рассвета. Далеко, как только доставал глаз, не было ничего - сплошные развалины. Дымились груды кирпичей - аккуратно, точно чья-то рука выложила их по ровному кругу, охватывающие мощенную булыжником площадь. Колька стоял, пошатываясь, и тупо пялился на них - пока вдруг не сообразил. Да эта же та самая площадь! Где врытый в землю танк, девчонка, кирха… Островерхой церковки посреди площади не было. Вместо нее зияла громадная воронка - и в отличие от остальных, она выглядела старой, точно была здесь уже давно. От кладбища уцелел один-единственный крест - тот самый, к которому еще так недавно прислонялся старшина. Сам не зная зачем, Колька побрел к кресту - кончик меча гулко скреб по булыжнику в стоящей вокруг тишине. С каменного барельефа смотрело строгое и неулыбчивое, точно
обвиняющее, лицо того самого пастора. Камень немного осыпался. Год рождения невозможно было различить, лишь четко просматривался год смерти - 1913-й.
        - Ты что-нибудь понимаешь? - пробормотал Колька, обращаясь к девочке на руках. Но ответом ему был всего лишь бессмысленный испуганный взгляд совсем детских глазенок - она явно не понимала. Ни по-русски, ни вообще.
        - Колька! - вдруг заорали сзади. - Надо же - живой!
        Знакомый солдат из их роты бежал к нему, растопырив руки для объятий, сгреб Кольку в охапку, встряхнул, стиснул…
        - Живой! Ты чего такой… - удивился он, глядя на меч. - И с дитем… А Петро, старшина - где? - он поглядел Кольке в лицо, и улыбка сразу погасла. - Ясно, - мрачно протянул он - и вдруг снова сверкнул улыбкой: - Зато войне конец, Колька, слышишь! Гитлер, вражина, сам себя кончил! Немцы капитуляции просят!
        Колька ничего не ответил. Перед его глазами стоял блаженно чмокающий скелет - «С основным блюдом покончено!». Колька запрокинул голову, глядя в темное небо. Ему хотелось выть. Он помнил последние слова костяной твари: «А еще - десерт!» - и, задыхаясь от ужаса, думал: какой? Какой десерт?
        Он узнал это всего через два месяца, когда американские бомбардировщики поднялись над японскими островами, и весь мир раз и навсегда запомнил новые для себя слова - атомная бомба[22 - Во Второй мировой войне погибло более 40 млн человек. Взятие Берлина стоило советским солдатам 80 тыс. жизней. Потери немцев составили ок. 400 тыс. человек. 6 и 8 августа 1945 г. Соединенные Штаты завершили войну с Японией, сбросив атомные бомбы «Little Boy» («Малыш») и «Fat Man» («Толстяк») на города Хиросиму (166 тыс. погибших) и Нагасаки (80 тыс. погибших).].
        Краткий колдовской словарь
        АЛКОНОСТ - райская птица-дева радости (в противовес Сирин - птице-деве печали). Птица с женской головой, увенчанной короной. Радует своим пением святых в раю. «Алконост близ рая пребывает. Когда в пении глас испущает, тогда и самое себя не ощущает. А кто вблизи тогда будет, тот все на свете забудет: тогда ум от него отходит, и душа из тела выходит» (из подписи к лубочной картинке).
        БЛУД - мистическое существо, заставляющее человека заблудиться, заманивающее его в опасные места (трясину, чащу леса, овраги). Предстает в обликах прохожего, подсказывающего дорогу, летящей впереди птички, мерцающего вдали огонька. Блуд может «водить» человека и в малом пространстве - вокруг стога, по родному селу, и даже… на собственной печи, не давая узнать, где тот находится. Для спасения от Блуда есть несколько способов: 1) знать день и час своего рождения и крещения; 2) припомнить, на какой день недели пришелся Свят Вечер, что елось на Риздвяну Вечерю и своего соседа справа во время церковного причастия; 3) для не слишком соблюдающих обряды - нагнуться, поглядев себе между ног: прячущие дорогу чары Блуда ничего не смогут поделать с такой «точкой зрения». На мальчиков, родившихся в семье первыми (первенцев), чары Блуда не действуют.
        БАЮН, КОТ - иногда изображается с девятью головами, иногда - как обычный крупный кот. Своим голосом может навевать дрему, страх, оцепенение, галлюцинации, кошмарные сны. Живет на железном столбе на границе между миром живых и миром иным.
        БУРЕВИК - командует всеми тучами, как дождевыми, так и снежными и градовыми. Является в образе немолодого бородатого пана верхом на коне. Замораживает озера, чтобы двенадцать его помощников могли посечь лед на мелкие кусочки и из этого льда сделать град.
        ВЕДЬМА - женщина, реже - мужчина (ведьмак), с колдовскими (чаклунскими) способностями. НАДНЕПРЯНСКИЕ ВЕДЬМЫ, издавна живущие на землях вдоль р. Днепр, отличались своеобразными методами колдовства, позволяющими управлять людьми, нелюдью, нежитью, а также животными и явлениями природы. Среди ведьм встречаются рожденные и робленные. РОЖДЕННАЯ ВЕДЬМА может: 1) унаследовать дар (обычно по женской линии); 2) перенять его от ведьмы, не имеющей собственных детей; 3) родиться в семье, где семь дочерей и ни одного сына - тогда одна из сестер обязательно становится ведьмой. РОБЛЕННЫЕ ВЕДЬМЫ не имеют природного дара, а получают способность к ведьмовству, пойдя в учение к рожденной ведьме, ведьмаку или самому черту. Рожденные могут по желанию творить добро или зло, а также взять свои чары обратно. Робленные ведьмы творят только зло, даже если их не заставляет рожденная учительница. Поэтому у не желающих зла рожденных ведьм нет учениц.
        ВЕЛЕТ - 1) человек гигантского роста, который «по лесу шел как по траве, переступал горы и долины, а головой подпирал черные тучи» (галицкие легенды). Земля не могла прокормить велетов, а потому они вымерли, как динозавры; 2) иногда велетами называют ГОЛЕМОВ.
        ВОВКУЛАК (ВОВКУЛАКА) - он же вовкун, или вовколаба. Волк-оборотень. См. также ОБОРОТЕНЬ.
        ВЫРИЦА - старая ведьма. Не следует представлять ее себе сморщенной старой каргой: у наднепрянских ведьм считалось неприличным плохо выглядеть. Обычно вырица - симпатичная полная румяная тетка средних лет.
        ВЫРОД (он же - НЕСАМОВЫТ) - описывается иногда как трехголовый уродец, а иногда как обычный младенец, только появившийся на свет необычным образом. То, что люди дают ему по доброй воле, съедает, и съеденное на три года исчезает из мира. Изгнать его можно, только отдав ему что-то ненужное или окрестив у священника святой жизни - при этом вырод всячески старается избежать крещения, превращаясь в различные предметы.
        ГОЛЕМ - человекоподобное существо, искусственно созданное из глины, металла, дерева и т. д. и оживленное специальными заклятьями. Первый голем (в переводе с иврита - «бесформенная мертвая глыба») создан в Испании Шльомой Бен Юда Габиролем (1021 -1055) для выполнения домашней работы. Известны также пражский голем (Чехия) и холмский голем (Украина). Истории големов всегда заканчивались одинаково - чудовище переставало повиноваться и начинало уничтожать все вокруг, после чего хозяин снимал с него чары оживления, снова превращая в мертвую глыбу. Единственный описанный случай превращения итальянского деревянного голема в настоящего мальчика (Пиноккио, известный также как Буратино) представляется сомнительным.
        ГРОМОВИК - повелитель громов и молний, ездит на громовой колеснице, отождествляется с Ильей-пророком. Является в тучах вместе с БУРЕВИКОМ. Ему посвящены специальные громовые дни: Петра Вериги (28 января), Антона (29 января и 22 июля), Прокопия (11 марта и 20 июля), Гавриила (7 апреля и 25 июля), Бориса и Глеба (14 мая и 5 августа), Ильи (1 августа), Пантелея (8 августа), Маковея (13 августа).
        ДОМОВЫЕ (ДОМОВИКИ) - помогают хозяевам в работе, стерегут имущество, дают советы, сохраняют мир в семье и следят за соблюдением старинных обычаев. Если домовик недоволен хозяевами, то может во сне защипать до синяков и даже слегка придушить. Любят молоко и сахар, не выносят соли.
        ЗАГОВОРЕННЫЕ КЛАДЫ - клады, охраняемые заклятьем, убивающим каждого, кому этот клад не принадлежит. Такие заклятья имеют количественные ограничения (на три, на пять, у самых сильных колдунов - на семь смертных голов, т. е. охранное заклятье убивает троих, пятерых, семерых желающих завладеть кладом, после чего истощается). Более надежный способ защитить клад - приставить к нему охранника, заклятого воина, который рядом с кладом не старится и не умирает. Освободить от этой службы может вернувшийся за сокровищем хозяин клада. Раз в сто лет охранник имеет право выходить на поверхность и искать заместителя, который согласится вместо него уйти под землю.
        ЗДУХАЧ (ВОИН СНОВИДЕНИЙ) - человек, способный во сне выходить из своего тела, вступая в бой с нечистью. Стороннему наблюдателю сражающийся здухач кажется вертящимся смерчем. Если покинутое здухачем тело переместить с того места, где оно было оставлено, здухач не сможет вернуться. Потерявший тело здухач истаивает, а лишенное души тело остается в вечном сне.
        ИНКЛЮЗНИК - человек, владеющий монетой, которая всегда возвращается к своему хозяину (так называемым неразменным пятаком). Однако на одном пятаке особо не разбогатеешь - уникальность инклюза в том, что, попав в кассу, он «уводит» за собой все лежащие там деньги. Именно поэтому, а вовсе не ради роскоши в старинных магазинах и банках кассовые столы были из мрамора - мрамор нейтрализует инклюз. Лишить инклюз силы можно также, прикусив его. Создание инклюза - ритуал отвратительный: краем заточенной монеты нужно зарезать журавля, а потом девять суток продержать окровавленную монету под мышкой. Со Средних веков известно о существовании тайного общества инклюзников, действующего и по сей день.
        КОСТЕЙ БЕЗДУШНЫЙ - больше известен как КОЩЕЙ БЕССМЕРТНЫЙ. Дух войн и мятежей, террора, массовых убийств, мародерства, истребления женщин и детей, пирующего над трупами воронья. В отличие от того, что говорят о нем сказки, не имеет домика в Лукоморье и не интересуется никакими Василисами. Он там, где предают, убивают слабых и издеваются над беззащитными, где нет ни чести, ни благородства, ни жалости, ни милосердия. Дух настолько страшный и омерзительный, что сама Морана-Смерть (Марья Моровна) старается держать его на цепи.
        КОТ ВЕДЬМЫ - помощник, партнер, возможно, дополнительный источник силы. Не обязательно черный - у разных ведьм могут быть разные коты. В течение жизни ведьма заводит всего одного кота, все ведьмовские коты - долгожители. Как ведьмы используют котов - неизвестно. Возможно, это коты используют ведьм. Хотите знать точно - спросите у ведьм. Или у котов.
        ЛАМЕД-ВУВНИК (ЛАМЕД-ВАВ) - в еврейской мифологии один из тридцати шести тайных праведников. Молитва одного ламед-вувника может спасти город, молитва тридцати шести - весь мир.
        ЛЕТАВЕЦ (ПЕРЕЛЕСТНИК) - дух, питающийся любовью. Является на землю в виде Огненного Змея или падающей звезды. Способен принимать любой облик - парня или девушки. Иногда является людям под видом потерянных любимых. Тот, кто полюбит летавца, сразу начинает чахнуть, сохнуть и в конце концов умирает. Лишенный любви летавец погибает сам.
        МАВКИ - живут в лесах и горных пещерах. Когда сходит снег, бегают по лесам и долинам, сажая полевые и горные цветы. Любят слушать, как пастухи играют на свирелях, иногда просят парней потанцевать с ними, но всегда отпускают, не причинив вреда. Одна беда: отличить безобидную мавку от совсем иного существа, НЯВКИ, удается только после того, как нявка вопьется жертве в горло мгновенно выросшими клыками.
        МАМАИ - 1) скифские, а чаще - половецкие каменные скульптуры, в старину стоявшие на перекрестках дорог и древних могильниках-курганах. Некоторые легенды утверждают, что это окаменевшие люди, несущие некую неведомую стражу до тех пор, пока мир полностью не изменится. Иногда, если под мамаем заночует путник, скульптура может ожить и расспросить об изменениях в мире - но всегда оказывается, что, по сути, мир остается прежним. Иногда мамаи приходят на помощь погибающему в степи или подсказывают место древнего клада. 2) Мамаем также называют легендарного бессмертного казака, певца и бандуриста, колдуна-ХАРАКТЕРНИКА и великого воина (вероятно, потому, что он тоже страж - только не из камня, а из плоти и крови).
        МОРОВИЦА - смерть скота. В старину являлась не менее трех раз в год в виде конского костяка и обходила села. Когда Моровица вступала в село, страшно ревели коровы, но молчали собаки. Стуча копытами, конский скелет шел по темным улицам, и там, где Моровица чихала или выпускала из ноздрей черный пар, вымирала вся живность.
        НИЧКИ - крохотные существа с головой не больше наперстка и телом тоненьким, как соломинка. Ходят без одежды и обуви, быстро бегают, никогда не старятся. Живут в сельских хатах за печкой, больше всего любят прясть. Хозяйки тщательно прячут от них кудель, иначе нички ее за ночь «выпрядут» (т. е. спрядут в свои, только для них подходящие нити).
        ОБОРОТЕНЬ - человек, наделенный способностью превращаться в животное. В наднепрянских землях наиболее распространено превращение в волков и птиц (вуронов, соколов и т. д.). Оборотни бывают ВРОЖДЕННЫЕ, когда способность к оборотничеству передается по наследству или возникает при рождении (если женщина во время беременности увидит волка или съест мясо разорванного волком животного); и ЗАЧАРОВАННЫЕ, когда ведьма превращает человека в волка или птицу, завязав ему на шее заклятый шнурок. В отличие от западноевропейских родственников, ни врожденные, ни зачарованные наднепрянские оборотни не теряют человеческого разума. От укуса/клевка оборотня человек в оборотня не превращается.
        ПЕСИГЛАВЦЫ (ПСОГЛАВЦЫ, ПЕСИГОЛОВЦЫ) - существа с человеческим телом и собачьей головой, с одним глазом посередине лба. Людоеды. Ловили людей и откармливали их орехами. Когда хотели проверить, достаточно ли человек откормлен, кусали его в мизинец левой руки. Если кровь не текла, значит, человек уже вполне в их вкусе и его пора есть.
        ПИЛИП З КОНОПЕЛЬ - «Выскочить, как Пилип з конопель» - поныне существующее выражение в украинском языке, обозначающее человека, встревающего в разговор без всякого представления о сущности дела или делающего что-то без раздумий и подготовки. Предположительно происходит от некоего польского пана Филиппа из Конопи (Сандомирский край), который явился на сейм и, ничего не зная об обсуждаемом вопросе, выступил с на редкость глупой речью (А. Мицкевич, «Пан Тадеуш», песня 5). В результате стал посмешищем не только для равных, но и для собственных холопов. Легенды рассказывают также, что гордый пан, желая отомстить за насмешки, обернулся нечистью. Но поскольку человеком он был, в сущности, добродушным, нечисть из него вышла не злобная, а мелкая и шкодливая. Пилип поселился на конопляных полях и принялся попугивать крестьян, а особенно - крестьянок.
        ПОКУТНИК - мертвец, получивший возможность после смерти добрым делом искупить совершенный при жизни грех.
        ПОЛИСУН - пастух волков. Сзывает их звуком пастушеского рожка или криком филина, пасет на полях сражений. Выглядит как человек, только очень высокого роста, может превращаться в пень, в костер, в свечу. Как и большинство нечисти, любит играть в карты и страшно азартен. Если нет карточных партнеров, ходит на ярмарки и торгуется, пока не собьет цены на все товары.
        РИЗДВЯНА ВЕЧЕРЯ - праздничный, освященный церковью ужин в Свят Вечер (вечер перед Рождеством). Блюда Риздвяной Вечери приносят счастье в дом, а также защищают от всякого зла. Используются для выявления и разрушения враждебных чар.
        РОБЛЕННАЯ ВЕДЬМА - см. ВЕДЬМА.
        РОЖДЕННАЯ ВЕДЬМА - см. ВЕДЬМА.
        РУСАЛКИ - утонувшие или утопленные девочки. Могут принимать облик маленькой девочки, взрослой девушки, выдры, жабы и крысы. Подманивают людей песнями, парней щекочут до смерти, девушек топят, тоже превращая в русалок. Делятся на ИМЕННЫХ, получивших имя от матери, и БЕЗЫМЕННЫХ, утопленных без имени. Безыменные русалки не имеют волос и считаются русалками «второго сорта». Наибольшей силой русалки обладают на Ивана Купалу и в мае - до первого майского грома.
        РУШНИК - полотенце с вышивкой. Вышитые по краям рушника символы (солнца, земли, воды и т. д.) могут защитить дом от зла, отвратить болезни, принести достаток. Специальные рушники вышиваются на значимые события - рождение, свадьбы или просто на здоровье и удачу. Бывают рушники с черной вышивкой - в память об угнанных в татарскую неволю. Рушники вешаются в «красный угол» над иконами. Для защиты от зла самого человека вышивают соответствующими символами нательные сорочки-вышиванки. Рушники используются в различных видах колдовства - обычно довольно безобидного. А вот завладев сорочкой человека, можно причинить ему очень серьезный вред.
        СВАРОГ - древнеславянский бог неба и света, отец Солнца и Огня (т. е. Солнце и Огонь являются братьями-Сварожичами).
        СИМАРГЛ (ОН ЖЕ СИМУРГЛ, СИМУРАН, ПЕРЕПЛУТ, ВЕЛИКИЙ ХОРТ) - выглядит как огромный крылатый пес. Единственное существо, способное свободно перемещаться по Мировому Древу из нижнего мира (от корней) - в средний мир людей (по стволу) - и оттуда в крону (обитель божеств). Предположительно, сын богини Мокоши, бог природы, зверей и растений.
        СКАРБНИК - колдун-шахтер. Специалист по розыску полезных ископаемых, зачаровыванию шахтной крепи, задабриванию копальных и земляных духов. В Германии, Франции, Польше скарбники известны со Средних веков. В наднепрянских землях они появляются в конце XIX - начале XX века, одновременно с железорудными шахтами Кривого Рога и угольными Донбасса. Переквалифицировались из искателей заклятых кладов.
        СУБИТКА - любая веточка, год пролежавшая на могиле умершего «не своей», т. е. насильственной или случайной, смертью. Поджигаются на закате, перед ночью Ивана Купала, из милосердия к грешным душам: только свет субитки может хоть ненадолго пробиться сквозь окружающий их вечный мрак.
        ТАБИТИ-ЗМЕЕНОГАЯ (она же ЗМЕЙ-ДЕВИЦА) - полуженщина-полузмея, одно из верховных божеств народа скифов, богиня-прародительница (см. ТАРГИТАЙ), считалась богиней домашнего очага и огня.
        ТАРГИТАЙ - скифское имя Геракла. Считается предком скифов. Возвращаясь со стадами Гипериона в Элладу, заночевал в Гилее, Лесной стране (предположительно, на о-ве Хортице). Стадо было похищено богиней Табити-Змееногой, которая отпустила героя только после того, как ею были зачаты от него трое сыновей - Арпоксай, Колаксай и Липоксай (по другой версии - Агафирс, Гелон и Скиф), ставшие прародителями народа скифов.
        ТЕРЛИЧ-ЗЕЛЬЕ - пока терлич-зелье кипит на огне, ведьма заставит любого человек летать, даже против его воли. Опуститься на землю такой человек может только по приказу самой ведьмы или когда зелье полностью выкипит. В старину жителям наднепрянских деревень случалось провожать глазами жалобно причитающих мужиков, неторопливо пролетающих над соломенными стрехами хат. А нечего было злить местную ведьму!
        ТУЧЕВИК (ГРАДОВНИК) - колдун-погодник, может призывать и отгонять дождь, град, бурю. Использует специальную вымоченную в воде палочку, а также дождевые и антидождевые заклятья. Обязан строго поститься и ни с кем не разговаривать в специальные громовые дни (см. ГРОМОВИК).
        УПЫРЬ (ОПЫРЬ, ОПЫРЯКА) - человек, имеющий две души, из которых одна после смерти остается на земле, превращаясь в упыря, и может ходить семь лет, губя людей. Родственники европейских вампиров - кровососущих мертвецов.
        УПЫРИ (ОПЫРИ)-ПРЕДСКАЗАТЕЛИ - редкая разновидность УПЫРЕЙ, существовавшая только в Подольской губернии. Не испытывали тяги к крови, зато обладали даром ясновидения и предсказаний. Отличались очень длинными гибкими руками и ногами и слишком большой головой.
        ХЛАДНОЕ ЖЕЛЕЗО - т. е. вещи, созданные из железа, желательно кованые. Обладают собственной магической силой, поскольку вбирают в себя все четыре стихии (огонь, воду, землю и воздух) и пятую - частицу души человека, их создавшего. Не подвержены чарам, кроме тех, что построены на крови. Вероятно, потому, что в крови тоже содержится железо.
        ХАРАКТЕРНИКИ - «военные» колдуны. Как правило, казаки войска Запорожского. Могли применять колдовство как в мирных, так и в военных целях (накладывание скрывающих мороков на разведотряды, использование животных как лазутчиков, «открывание путей» для перемещения войска на территорию противника и т. д.).
        ХОВАЛО - дух засухи и лесных пожаров с двенадцатью огненными глазами, которыми он высушивает всю воду. Подкрадывается к людским поселениям под прикрытием туч, которые потом испаряет, не давая разразиться дождем.
        ХОРТ - чистопородный борзой пес, способный охотиться на крупного зверя, в том числе на волка.
        ХОРТИЦА - 1) крупная чистопородная борзая; 2) остров на Днепре, одно из самых сильных магических мест в славянском мире. Известен древним храмом под открытым небом, гибелью на этом острове князя Святослава, сына княгини Ольги (972 г.), пребыванием там Запорожского казацкого войска, изобилием древних кладов. Но большее значение имеет немногим известный факт: на Хортице находится точка соприкосновения нашего мира с иным, из которого к нам порой просачиваются разумные змеи. В Змиевой пещере на Хортице встретились представительница рода змеев - Табити-Змееногая - и людей - великий герой Геракл (Таргитай), от каковой встречи произошел народ скифов. На Хортице издревле появлялись гигантские летающие Змеи. Именно поэтому на острове скрытно, но постоянно стоит богатырская застава, не допускающая проникновения Змеев в наш мир.
        ЧАКЛУН - колдун, соответственно, ЧАКЛУВАТЬ - колдовать.
        ЧУМА - воплощение смертельно опасной болезни. Является в виде богатой дамы в карете, запряженной шестью бледными лошадьми. Прибывая в город или селение, обычно задает вопрос: «Есть ли у вас чума?» Услышав «нет», отвечает: «Так будет!» - и входит. Богата и хитра - разбрасывает на дороге дорогие вещи, и поднявший их немедленно заболевает. Все попытки убить Чуму оканчивались неудачей. Однажды она вскочила человеку на плечи и потребовала перенести ее через реку. Тот узнал Чуму и попытался утопить ее, но лишь сам утонул, а она ухватилась за пролетающий ветер и помчалась дальше. В другой раз подбирающуюся к дому Чуму пытались затравить собаками - но псы умерли, а Чума все-таки вошла в дом. Единственное, чего она боится - это огонь, а еще Рождество и морозы, поэтому ее можно отпугнуть рождественскими колядками и кострами.
        ШЕЛУДИВЫЙ БУНЯК - в литературе известен как ВИЙ. Голова без тела, с очень длинными бровями, закрывающими глаза. Тот, на кого посмотрит Буняк, умирает, а дома и целые городки проваливаются под землю, на их месте возникает озеро. По преданию, Буняк был татарским ханом, вторгшимся в пределы Галицкого княжества, но князь Роман истребил его отряд, а самому Буняку отсек голову, что было, конечно, ошибкой - именно тогда Буняк обрел демоническую силу.
        ЯГА, БАБА - она же ЯЗЯ, ЙОГИ, ЭГЕРА. Первоначально, если можно так сказать, в молодости, - воительница, возглавляющая легионы мертвых. У г. Житомира на реке Гнилопяти найден древнеславянский храм, вероятно, посвященный Йоги-Эгере. Впоследствии воинственная Яга несколько утихомирилась и взялась за охрану границы между тем миром и этим. Ее избушка является сторожевой заставой. Сама Баба Яга частично принадлежит миру живых, а частично - миру мертвых (костяная нога).
        ЯГИШИНИ - двенадцать воинственных дочерей БАБЫ ЯГИ. Умеют превращаться в кобылиц. Именно они являются тем табуном, который традиционно должен устеречь богатырь, чтоб получить от ЯГИ боевого коня.
        ЯРЧУК (ПЕС-ЯРЧУК) - пес, способный почуять ведьму, отыскать ее и с ней сразиться. Не надо думать, что все ярчуки - злобные чудовища. В старину пес-ярчук не раз становился спасением для целых деревень, вынюхивая прячущуюся среди людей злую ведьму. Ярчуком рождается только девятый щенок в помете у собаки, которая сама была девятым щенком в помете своей матери. Поэтому ярчуки - огромная редкость.
        ЯРЫТНИЦА - молодая ведьма. Обычно выглядела значительно привлекательнее остальных деревенских девушек (ведьмы еще в давние времена умели варить природную косметику).
        Малая книга заклятий Ирки Хортицы
        Все заклятья подлинные.
        За результаты их применения авторы ответственности не несут.
        ЗАГОВОР НА ЗАТВОРЕНИЕ КРОВИ
        Кровь - не вода, червона руда, обратно воротись, в жилах затворись, моим прошением, Божьим соизволением. Во веки веков, аминь!
        (Накладывая заклятье, нужно либо зажать рану большим пальцем руки, либо задуть ее. Заклятье по сей день широко используется народными целителями.)
        ПОИСКОВОЕ ЗАКЛЯТЬЕ (С ИСПОЛЬЗОВАНИЕМ ЗЕРКАЛА)
        Зоря в моря пыталы, на скляний гори роздывлялы, свитлого пана/свитлую пани (имя разыскиваемого человека) выклыкалы. Чыи ж то дворы на скляний гори? Гой ж то дворы свитлого пана/свитлий пани (имя). Пан/пани на тих дворах гуляе, гостей не чекае, та гости все одно прийдуть, доки их не проженуть.
        НАВЕДЕНИЕ ПОРЧИ ЧЕРЕЗ ВЫНУТЫЙ СЛЕД
        Я верчу и бью стрелу не в глину. Лише, в голову з-пид головы, з-пид очей в очи, в нис з-пид ниса, в лице з-пид лица, в ухо з-пид уха, в шию з-пид шии, в гортанку з-пид гортанкы, в груди з-пид грудей, в сердце з-пид сердця, в калюхи з-пид калюхив, в стыдесять сим суставок и живок, в руки и ноги и в мочевик. Там зиставай, того чоловика/жинку (имя) мучь та скинай, кости лупай, век коротай! Я тоби прыказую, я тоби наказую!
        ЗАГОВОР НА ОТВОРЕНИЕ ЗАМКОВ
        Ключи дистану з моря-окияну: на тридевять замкив - тридесять ключив. Кров ведьмача потэче - хлад-зализо попэче.
        ЗАГОВОР НА ВЫЯВЛЕНИЕ И НЕЙТРАЛИЗАЦИЮ ВЕДЬМЫ
        На выгоне огонь горыть, у нашей видьмы живит болыть. На выгоне огонь тухнэ, у нашей видьмы живит пухнэ.
        ЗАКЛЯТЬЕ ОТ СГЛАЗА
        Силь тоби, та перчина, та болячка промиж очима!
        (Произносится вслед человеку, которого подозревают в сглазе. При этом нужно сыпануть горсть соли и показать в спину дулю. Суеверные матери защищают таким образом своих младенцев.)
        ЗАГОВОР НА ВОДУ (ПРОСЬБА О ПОМОЩИ)
        Водичко, Йорданичко! Вмываеш лугы, берегы, кориння, биле каминня. Врятуй/допоможи цьому крещеному/крещений, чисто вченому/вчений, вид гниву, ненавысти, и вид усякого лиха!
        ЗАЩИТНОЕ ЗАКЛЯТЬЕ
        Коло нашего двора калынкова гора, осиновый кил, огненна вода. Нежить видбивае, нелюдь не пускае, черну ворожбу прочь видсылае.
        «НАКЛИКИВАНИЕ» ВРАГА
        Ни клятого, ни мятого, кличу ворога заклятого. На (имя, характеристика человека, чьего врага накликивают) сторонушку, на (имя) головушку!
        ЗАГОВОР НА ЗЕМЛЮ (ПРОСЬБА О ПОМОЩИ)
        Земля святая, що на соби людей тримае, зло не пускае, собой покрывае, в себе запирае, бо та Земля есть наша мама, шануемо Землю святу и цилуемо Землю святу!
        ЗАКЛЯТЬЕ, ОЖИВЛЯЮЩЕЕ ГОЛЕМА (КАББАЛА)
        Емет. Шем. Шанти, шанти, дахат, дахат!
        ПРИГОВОРКА НА САДОВО-ОГОРОДНЫЕ КУЛЬТУРЫ
        До земли приймайся, корнями чипляйся, в рост зачинайся!
        ЗАКЛЯТЬЕ НА ПОЛУЧЕНИЕ ИНФОРМАЦИИ ОТ ПРЕДМЕТОВ
        Подвиренько мое красно вметено,
        На подвиреньку свитленька стоить,
        В тий свитлоньци тысови столы,
        А по тих столах гарни речи лежать,
        А ти речи майстер робив,
        А ти речи господарю служылы,
        Господаря доглядалы, за господарем пидглядалы.
        Ричь добра, ричь гарна,
        Все мени розкажи,
        Про господаря розповисы,
        Що я хочу знаты, що я маю чуты.
        ЗАГОВОР НА РАСКРЫТИЕ ТАЙНЫХ СТРАХОВ
        Не гадано - та побачено, не бажано - та отрымано. Не пысано, але ж чытано. Приглядайся, роздывляйся, чого сам боишься - жахайся…
        (Собственная импровизация Ирки Хортицы.)
        ПОЖЕЛАНИЯ НА ДОРОГУ
        Единственными реальными пожеланиями, гарантирующими путнику спокойное и счастливое путешествие, являются прямые пожелания «Доброй дороги» и «Счастливой дороги». Пожелание «Скатертью дорога» предполагает дорогу ненадежную, вероятно, без возможности вернуться. «Зеркалом дорога» - дорогу скользкую, на которой путник вполне может встретиться с самим собой. Ну а «Кольцом дорога» - сулит обязательное возвращение, причем цели пути скорее всего достичь не удастся.
        СОННОЕ ЗАКЛЯТЬЕ
        Ой ходыть Сон по улонци, в билесенький кошулонци
        Слоняеться, тыняеться,
        Господиньки питаеться:
        А де хата теплесенька и дитина малесенька?
        Туды пиду ночуваты и дытыну колысаты.
        А в нас хата тепленькая и дытына малесенька.
        Ходи до нас ночуваты и дытыну колысаты.
        Ходи, Сонку, в колисочку, приспи нашу дытыночку!
        При некоторых изменениях (Ой ходыть Сон по улонци, в билесенький кошулонци Слоняеться, тыняеться до памъяти торкается. Ходи, Сонку, в колисонку, прыспы нашу дытынонку, хай спыть, не трындыть, що бачыла - забудыть, що помъятае - за сон мае.) может быть использовано для того, чтоб человек, переживший некие невероятные события (например, полет ведьм или явление оборотня), посчитал свои воспоминания сном.
        СПЕЦИАЛИЗИРОВАННЫЙ ЗАГОВОР НА ПОИСК ТАЙНЫХ КОМНАТ И ПРОХОДОВ В СТРОИТЕЛЬНЫХ СООРУЖЕНИЯХ БЕЗ РАЗРУШЕНИЯ ПОСЛЕДНИХ
        Рекомендуется ремонтникам, археологам, саперам и т. д.
        Цеглина до цеглини - стоить будована мурына.
        А хто той мур складав, хто його будував - того и влада.
        Володарю своєму пидкоряйся, будивнику видкликайся.
        Секрети видкрывай, що сховала - вывертай!
        Таемниць не ховай, все що маешь - виддавай!
        Муры-стины, схованки та лази, видкривайтесь вси одразу!
        Хто секрети нам видкрыв, повернувся, став, як был!
        (Собственная импровизация Ирки Хортицы.)
        ЗАЩИТНОЕ ЗАКЛЯТЬЕ, ОСНОВАННОЕ НА ПРИЗЫВЕ К ОХРАНИТЕЛЬНЫМ СИЛАМ СОЛНЕЧНОГО СВЕТА И ОГНЯ
        Солнышко-Сварог, злым теням порог! Огнь Сварожич, поможи, зла тенета розвьяжи!
        ОХОРОННЫЙ ЗАГОВОР
        Нижеследующий заговор может быть применен как: 1) охранный - для сохранения от нападения злых сил; 2) заговор на заточение (в помещении, в предмете или в облике), в зависимости от того, какие чувства вкладывает в свое Слово тот, кто кладет заговор, и от того как - посолонь (на благо) или противусолонь (на зло) - он обходит объект наложения заговора.
        Запрягаю я коней-медведей, ужакою взнуздаю, гадюкою поганяю, (1) од (имя) зло одвертаю/(2) там-то и там-то (место, предмет, облик) навики залышаю. А хто все це зможе съесть, той крещеного(крещену) молодого князя/молоду княгиню (имя) (1) съест/(2) ослобонит.
        ЗАГОВОР НА ИЗГНАНИЕ ВРАГА
        Три рички текуть: водяна, пивна та смоляна… Водяна догоняе, пивна научае, смоляна прочь видсылае!
        (Импровизация Таньки на основе колядки на добро в жизни: «Как в костеле новом, незрубленном три оконечка сяють: в первом оконце - ясное Солнце, во втором оконце - ясен Месяц, в третьем оконце - ясные Зореньки. Солнце захищае, Месяц научае, ясны Зореньки добро посылають».
        ЗАГОВОР НА ВОДУ
        Водыця, чиста крыныця! Ты очищаешься, ты освящаешься, ти приспоряешься. З вод, з гор, з могил, з усяких украин ты прибываешь, людям допомогаешь. Капай та брызжи, крещений (имя) допоможи!
        ЗАГОВОР ДИДЕЛЯ-ПТИЦЕЛОВА
        Як пташине пирьечко - до ситочки, так и пташечка - до клиточки. Як в мене робыться, так скризь диеться, птицелов пташку пиймав, та за граты заховав!
        ЗАКЛЯТЬЕ РАЗДЕЛЕНИЯ СМЕРТНЫХ ВРАГОВ (БИБЛИЯ)
        Доселе дойдешь, не перейдешь и здесь предел надменным водам твоим (Библия).
        ЗАКЛЯТЬЕ ВЫЯВЛЕНИЯ ИСТИННОГО ОБЛИКА
        Зайка, зайка, побежи, нам всю правду покажи, хто здесь хто, та хто здесь есть - облик верный виден весь.
        (Современный заговор, обычно рекомендуется девушкам, желающим разобраться, что представляет собой их парень. Сложность - обязательно нужно блеснуть парню в глаза отраженным от зеркала солнечным лучом.)
        ЗАКЛЯТЬЕ БАБЫ ЯГИ
        А кто заиграется, тот в игре останется,
        Длится - не кончается, на круг возвращается,
        На волю не пускает - в себе замыкает.
        Время истечет, как три дня минет - до конца не дойдете, буйны головы складете!
        ЗАКЛЯТЬЕ «СКАЧОК ДОРОГИ»
        Кфицас адерех (Каббала).
        Придает любому коню свойства «внедорожника». Увеличивает силу, скорость, способность проходить самые тяжелые трассы. В XIX в. часто использовалось на скачках.
        ПРИЗВАНИЕ ТУМАНА
        Будь ласков и загости, у мене си разгости, кланяюся тебе и всей твоей силе - з громами и громовенятами, тучами и тученятами, з сирыми лавками, з сирыми ключима, з сирыми конима, з подвийными мешками. Хмару напускай, мглу-туман вытряхай - на камьяни муры, на зелени кучугуры та на цыганськи бздуры!
        ОТСЫЛАЮЩАЯ ПРИГОВОРКА
        Ветры-ветрюки, Стрибога внуки - а ну дуй отсюда!
        ЗАГОВОР НА УПОКОЕНИЕ МЕРТВЕЦОВ И БРОДЯЧИХ ДУХОВ (НА УПЫРЕЙ НЕ ДЕЙСТВУЕТ)
        Прах до праху, смерть до смерти, кров стигла до земли, повертайтесь, де булы!
        ПРИГОВОРКА ПРИ ЗАЖИГАНИИ СУБИТКИ, ДАЮЩЕЙ СВЕТ ГРЕШНЫМ ДУШАМ В НОЧЬ НА ИВАНА КУПАЛА
        В ночь на Купала зилля копала, зилля копала - гилля палила, субитка палала - гришным душам шлях озаряла.
        ЗАКЛЯТЬЕ ДАЛЬНОВИДЕНИЯ
        Видкрываю викно за тридевьяту гору, в камьяному мури, на мальовани столы, на зелени подушкы. Нехай очи мои бачуть, нехай вуха мои чують.
        ЗАКЛЯТЬЕ НЕПОДВИЖНОСТИ (действует, только когда объект заклятья находится внутри заклинательного ромба)
        Стой - не шевелись, ногой-рукой не ворухнись, ни гласа тебе, ни воздыхания, ни ресниц колыхания, есть вход - нет выхода ни конному - ни пешему, ни человеку - ни лешему, ни ведьме - ни оборотню, ани зверю волохатому - ани птицу крылатому, ни живому, ни мертвому.
        ЗАКЛЯТЬЕ НА ПРИЗЫВ/ОТВОРАЧИВАНИЕ ДОЖДЯ
        Тучи, Тучи, красные девицы!
        Батько Буривнык да тятько Громовик!
        Прошу вас до нас на вечерю!
        З боярами, дружками та сватами,
        З дудочниками та скрипалями,
        З дитями та внуками,
        Со всеми молоньями та дощами,
        Бурями та громами!
        С железными конями, железными уздами, железными стременами
        Вам дорогу даю на тридевяту гору (при отворачивании дождя)/в нашу землю (при заклинании)
        Там меш гуляти-буяти,
        Там меш си веселити, пите пити,
        Идить, бежить, стрелы свои несить,
        Повертай на леса, на озера, на моря,
        Де твоя двирня!
        ЗАКЛЯТЬЕ НА ИЗГНАНИЕ БОЛЕЗНИ (запрещено к использованию по международному соглашению с африканскими шаманами)
        Тут тебе не стоять, червоной крови не томить, людского сердца не нудить: ани батькови, ани матери, ани хлопцу, ани дивчине. Я тебя вымовляю, я тебя вышепчую, чтоб ты не была ни в руках, ни в ногах, ни в голове. Иди себе тихенько и легенько, з хаты - з дымом, а со двора - з витром. Вы, леса-лесища, боры-борища, занесите ту хворобу на болота и сухие леса, на быстрые воды, на страшного зверя и на дикого негра, пусть идет себе далеко, куда люди не ходят и куры не пьют и скотина не ревет.
        ЗАКЛЯТЬЕ НА ВОССОЕДИНЕНИЕ ДУШИ С ТЕЛОМ (может быть использовано как для возвращения заблудившейся души в родное тело, так и для воссоединения бестелесной души с мертвым или никогда не жившим телом)
        Душа, душа, де ти бродила? Де б ни була - ступай до тила. До (таких-то - характеристика) очей, до… костей, до… ног, до… рук.
        ЗАКЛЯТЬЕ МАГИЧЕСКОЙ ИМПЛАНТАЦИИ, ВНЕДРЕНИЯ ЧУЖЕРОДНОГО ОРГАНА/ПРЕДМЕТА В ТЕЛО (возможно только для сильной ведьмы на высоком уровне эмоционального напряжения)
        Мертвый чи живий, свий чи чужий, справжний або вигаданый - по слову моему розсипься та розвийся, витром буйным завийся! Волей моей та силой моей - сливайся та еднайся, до иншои плоти вплетайся!
        notes
        Примечания
        1
        Если вы хотите узнать, что снилось Богдану - в конце этой истории вы найдете «Книгу Кошмаров», рассказывающую о предыдущих явлениях в наш мир Костея Бездушного и его свиты. Читайте «Первый сон Богдана Игоревича» (с. 218). Хотя можете сейчас и не читать, а заняться этим потом, когда уже будете точно знать, чем все закончилось на сей раз.
        2
        Vs. - от латинского «versus», что означает «против».
        3
        Опять-таки, если хотите узнать, что видела Танька - читайте «Книгу Кошмаров», «Первый сон Татьяны Николаевны» (с. 239). Или подождите до конца повести.
        4
        Кто хочет сразу узнать, что же видела Танька - смотри «Книгу Кошмаров», «Второй сон Татьяны Николаевны» (с. 258).
        5
        Что привиделось впавшему в кому Богдану, а через него передалось здухачу, читайте в «Книге Кошмаров»: «Второй сон Богдана Игоревича» (с. 279).
        6
        Таньке привиделась последняя из историй о предыдущих явлениях Костея Бездушного в наш мир - «Книга Кошмаров», «Третий сон Татьяны Николаевны» (с. 299).
        7
        Древнеегипетский бог грозы и бури, а также бог зла, бог-убийца.
        8
        Титул фараона.
        9
        «Черная Земля», самоназвание Египта.
        10
        В древнеегипетском году было три сезона - «ахет» (разлив, половодье), «перет» (выхождение земли из вод и время сева) и «шему» (сухость и сбор урожая).
        11
        Бог-крокодил, владыка Нила.
        12
        Владыка загробного царства.
        13
        Девятка главных богов Египта: Ра (Атум, Амон) - свет, Шу - воздух, Тефнут - влага, Геб - земля, Нут - небо, Осирис - бог загробного мира, Исида - его жена, богиня плодородия, Сет - гроза, владыка жизненной силы, Нефтида - богиня подземного мира, вторая жена Осириса.
        14
        Сын Исиды и Осириса, победивший Сета, покровитель фараонов.
        15
        После обрушившейся на Египет засухи и последовавших за ней голода и болезней вспыхнуло огромное восстание, а потом азиатские племена гиксосов легко сокрушили и завоевали так называемое Среднее царство (ок. 2050 -1750 гг. до н. э.).
        16
        Записи приведены в книге Даниеля Дефо «Дневник чумного года». М.: Наука, 1997.
        17
        В Великой лондонской чуме 1665 -1666 гг. умерло около 100 тыс. человек. Последовавший за ней Великий лондонский пожар 1666 г. продолжался четыре дня, со 2 по 5 сентября. Сгорело 13500 домов, 87 приходских церквей (даже собор Святого Павла), большая часть правительственных зданий. Пожар лишил крова 70 тыс. человек, при тогдашнем населении центральной части Лондона в 80 тыс., а 6 тыс. погибли в огне.
        18
        Подлинное письмо Левченко С.В., 1916 г. рожд., с. Жигайловка Тростянецкого р-на.
        19
        В 1197 г. князь Роман Мстиславович Галицкий (тогда еще князь Волынский) ходил в поход на племя ятвягов (балтийские племена) в отместку за их нападение на принадлежащие ему городки Каменец и Перемиль.
        20
        Богиня судьбы у древнебалтийских племен.
        21
        Князь Роман Галицкий погиб в походе на Польшу в 1205 г., когда его старшему сыну было всего 4 года, после чего великое княжество тут же рухнуло в междоусобицу. Приход Чингиз-хана в 1224 г. и нашествие орд хана Батыя в 1239 -1240 гг. обескровили Галицкие земли окончательно, так что молодому княжеству Литовскому ничего не стоило присоединить их к себе. В сравнении с судьбой русских земель, очутившихся под властью Орды, это было даже благом.
        22
        Во Второй мировой войне погибло более 40 млн человек. Взятие Берлина стоило советским солдатам 80 тыс. жизней. Потери немцев составили ок. 400 тыс. человек. 6 и 8 августа 1945 г. Соединенные Штаты завершили войну с Японией, сбросив атомные бомбы «Little Boy» («Малыш») и «Fat Man» («Толстяк») на города Хиросиму (166 тыс. погибших) и Нагасаки (80 тыс. погибших).

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к