Библиотека / Детская Литература / Беллок Хилэр : " Сказки Биг Бена " - читать онлайн

Сохранить .

        Сказки Биг Бена Эдвард Лир
        Льюис Кэррол
        Роберт Льюис Стивенсон
        Эдит Несбит
        Хилэр Беллок
        Гилберт Кит Честертон
        Элеонора Фарджен
        Эмиль Виктор Рью
        Спайк Миллиган
        Английские стихи и сказки в пересказе Григория Кружкова. Художник Георгий Юдин.
        СКАЗКИ БИГ БЕНА
        Пересказ с английского Григория Кружкова


        ОТПЛЫТИЕ
        Ко всякой книге полагается Вступление. Читатель как бы вступает в Неизвестную страну и делает в ней первые шаги. Но Англия — это остров, и, прежде чем вступить на ее берег, до него еще надо доплыть.
        Ну что ж! Нарисованный кораблик нам вполне подходит. Если капитаном будет не Сэр Бом Вдребезги и если нас не возьмут на абордаж Пираты с острова Фунафути — скоро, очень скоро мы доберемся до Английских берегов. Ведь нарисованные кораблики — пусть парус у них и не больше почтовой марки! — быстроходней всех кораблей на свете.
        К тому же, скажу без хвастовства, маршрут мне хорошо известен. С детства проторил я дорогу в эту чудную страну и познакомился с ее замечательными жителями.
        Это не только англичане. На севере, в горах, живут шотландцы, а на соседнем острове — ирландцы — говоруны и острословы.
        А еще там живут Эльфы и Феи, Великаны и даже Драконы (в небольшом количестве).
        Правда, ни Эльфы, ни Феи не заседают в Английском Парламенте. И Великанов туда не пускают — они поломали бы Английские скамейки. Зато Единорог — сказочный конь с витым рогом во лбу — допускается повсюду. Еще бы! На пару со Львом он поддерживает Щит Королевства.
        Но вот что интересно: хотя Лев поддерживает Щит Королевства с Левой стороны, а потому всегда смотрит вправо, а Единорог поддерживает Щит Королевства с Правой стороны, а потому всегда смотрит влево — у них есть один общий и очень хороший знакомый. Это — Большой Бен. Или — Биг Бен, если уж говорить по-английски.
        Биг Бен — огромные, самые главные и самые точные в Англии часы. Они не только оберегают святую святых — Английскую пунктуальность. Они оберегают… Английскую историю.
        А что в Истории главное? Конечно — разные истории. Веселые и грустные, а порой и грустно-веселые или весело-грустные…
        Я пересказал их, как мог, иногда что-то присочиняя — когда чересчур увлекался. Такой уж у меня увлекающийся характер. А у вас? Если — да, то давайте сядем на наш нарисованный кораблик и увлечемся куда-нибудь далеко-далеко. Согласны?..

    Григорий Кружков
        АНГЛИЙСКИЕ, ШОТЛАНДСКИЕ И ИРЛАНДСКИЕ НАРОДНЫЕ СКАЗКИ
        ЧУДОВИЩЕ УИНДЕЛ-СТОУНСКОГО УЩЕЛЬЯ
        Английская сказка
        Жили некогда в Бамбургском замке могучий король и прекрасная королева, и было у них двое детей — сын по имени Чайлд-Винд и дочь Маргрит.
        Чайлд-Винд вырос и уехал за море — мир повидать и себя показать. Вскоре после его отъезда королева-мать заболела и умерла. Долго горевал король, но однажды на охоте повстречался он с прекрасной чужеземкой, влюбился и решил на ней жениться. Был отправлен гонец с приказом, чтобы в замке готовились к прибытию новой королевы — хозяйки Бамбурга.
        Принцесса Маргрит не очень обрадовалась этой вести, но и не слишком огорчилась. Она выполнила повеление отца и в назначенный день сошла к воротам, готовая встретить новую королеву и передать ей ключи от замка.
        Но случилось так, что, когда Маргрит приветствовала отца и мачеху, один из новых рыцарей свиты воскликнул:
        - Клянусь, прелестней этой северной принцессы нет никого на свете!
        Королева-мачеха была глубоко уязвлена, но не показала виду, лишь злобно пробормотала про себя: «Ну ничего! Я позабочусь об этой прелести!»
        В ту же ночь королева (а на самом-то деле она была ведьмой!) поднялась на самую-самую старую, самую-самую высокую башню замка и стала вершить там магические обряды. С помощью амулетов — драконьего зуба, совиных когтей, змеиной кожи — наложила она на свою падчерицу злые колдовские чары и закляла ее неслыханным, ужасным заклятием.
        Наутро служанки и фрейлины не нашли принцессу в ее постели, и никто в замке не мог сказать, куда она исчезла.
        В тот же самый день в Уинделстоу иском ущелье, неподалеку от Бамбурга, появилось страшное и отвратительное чудище — громадный кольчатый змей с железной чешуей и огнедышащей пастью. Чудище это пожирало овец и коров, которые забредали в ущелье, а по ночам наводило страх на всю округу своим протяжным, жутким ревом.
        Король был очень опечален этими двумя напастями — пропажей дочери и появлением ужасного змея. Послал он гонца с письмом за море, к сыну своему Чайлд-Винду, умоляя его вернуться домой. «Ибо сам я слишком стар, мой сын, и не под силу мне бремя этих бедствий», — писал он в письме принцу.
        Чайлд-Винд, получив это известие, начал готовиться к отплытию — велел оснастить корабль и отобрал из своего отряда тридцать лучших воинов, самых смелых и надежных. Да не забыл посоветоваться с чародеем, знатоком белой магии. И вот что сказал ему мудрый старик:
        - Чтобы твой поход был успешным, вырежь бушприт своего корабля из целого ствола рябины, ведь рябина отвращает злые чары; да возьми с собой этот рябиновый прутик. Прикоснись им к своей мачехе-королеве. Вреда от этого не будет, а истина откроется.
        Поблагодарил Чайлд-Винд чародея, взял прутик, укрепил бушприт из рябины на носу корабля и на рассвете отплыл на запад.
        Но королева (которая, как вы знаете, была ведьмой!) разложила в уединенной башне свои амулеты, просеяла лунный свет сквозь решето и узнала, что Чайлд-Винд с тридцатью отборными воинами возвращается в Бамбургский замок.
        Тогда она вызвала подвластных ей духов и приказала:
        Слуги мои черные,
        Мне одной покорные!
        Вихрями летите,
        Море возмутите,
        Корабль утопите,
        Принца погубите!
        Полетели черные духи, стали дуть встречь кораблю, подымать вокруг него огромные волны, но бушприт из рябины рассеивал и отражал все злые чары, так что корабль Чайлд-Винда как ни в чем не бывало приближался к берегу.
        Вернулись духи к королеве, признались в своем бессилии повредить принцу. Скрипнула королева зубами от злости, но не успокоилась. Приказала войску двинуться в гавань, встретить корабль, напасть на него и умертвить приплывших людей всех до единого.
        Вот приближается Чайлд-Винд к берегу и вдруг видит: плывет навстречу огромный страшный змей с огнедышащей пастью. Подплывает вплотную, толкает корабль обратно, не дает войти в гавань. Снова и снова разворачивается корабль принца, пытается пройти к пристани, но каждый раз ужасный змей преграждает путь. Бессильны удары весел и копий против его железной чешуи.
        Говорит Чайлд-Винду опытный кормчий:
        - Отойдем в море, а потом развернемся и высадимся незаметно — вон там, за мысом.
        Так и сделали. Но едва Чайлд-Винд высадился на берег и ступил несколько шагов по земле, как выползает из леса тот самый змей — отвратительное чудище с кольчатым телом и головой дракона.
        Выхватил меч Чайлд-Винд, изготовился…
        И вдруг вместо страшного рева из пасти чудовища раздался нежный девичий голос:
        О, спрячь свой меч и щит отбрось,
        Не бойся ничего!
        Три раза поцелуй меня —
        И сгинет колдовство.
        Чайлд-Винду кажется, словно узнает он голос… Что за наваждение! Или впрямь нечистая сила морочит его? Содрогнулся от ужаса принц, а чудовище говорит:
        Не думай, что перед тобой
        Лукавит гнусный змей,
        Три раза поцелуй меня
        И колдовство развей!
        Это же голос сестры — Маргрит! Заколебался принц, шагнул было вперед, но вспомнил, как бывают коварны злые духи. Снова поднял Чайлд-Винд свой меч, а чудовище покачало головой и говорит:
        Без страха подойди ко мне
        И поцелуй трикрат;
        Лишь в том спасение мое.
        Молю тебя, мой брат!
        Тогда отбросил принц свой меч и щит, шагнул к чудовищу и трижды поцеловал его в страшную огнедышащую пасть.
        В тот же миг со свистом и шипением чудовище отпрянуло назад, и — о чудо! — перед Чайлд-Винд ом предстала его сестра Маргрит.
        Спасибо тебе, милый брат! — сказала принцесса. — Знай, что это наша мачеха-ведьма превратила меня в чудище и наложила заклятие, чтобы не знала я избавления до тех пор, пока мой брат трижды не поцелует меня в этом ужасном образе. Но отныне чары рассеялись и та, которая послала их, потеряла всю свою колдовскую силу.
        Когда Чайлд-Винд об руку с сестрой и в сопровождении своих воинов вступил в отцовский замок, злая королева сидела в своей башне и без умолку твердила заклинания: очень ей мечталось наколдовать принцу и принцессе какое-нибудь несчастье.
        Услыхала она шаги Чайлд-Винда, хотела убежать, но принц прикоснулся к ней рябиновым прутиком, и ведьма прямо на глазах стала уменьшаться и съеживаться, съеживаться и уменьшаться, пока не превратилась в отвратительную жабу, которая — чоп-шлеп! чоп-шлеп! — ускакала из замка в лес.
        ДЖЕК И БОБОВЫЙ РОСТОК
        Английская сказка
        Давным-давно, а точнее сказать — не припомню когда, жила на свете бедная вдова с сыном. Помощи ждать им было неоткуда, вот и впали они в такую нужду, что порой не оставалось ни горсти муки в доме, ни клочка сена для коровы.
        Вот однажды мать и говорит:
        - Видно, делать нечего, Джек, придется нам продать корову.
        - Почему? — спросил Джек.
        - Он еще спрашивает, почему! Да чтобы купить хлеба на прокорм, глупая твоя голова!
        - Ладно, — согласился Джек. — Завтра же утром отведу Бурую на базар. Возьму за нее хорошую цену, не беспокойся.
        На другой день рано утром Джек встал, собрался и погнал корову на базар. Путь был не близкий, и Джек не раз сворачивал с пыльной дороги, чтобы самому отдохнуть в тени и дать корове пощипать свежей травы.
        Вот так сидит он под деревом и вдруг видит: бредет навстречу какой-то чудной коротышка с тощей котомкой за спиной.
        - Добрый день, Джек! — сказал чудной коротышка и остановился рядом. — Куда это ты путь держишь?
        - Добрый день, уж не знаю, как вас по имени, — отозвался Джек. — Иду на базар продавать корову.
        - Продай ее мне, и дело с концом, — предложил коротышка.
        - С удовольствием, — ответил Джек. — Все лучше, чем топать по жаре туда-обратно. А много ли вы за нее дадите?
        - Столько, что тебе и не снилось!
        - Да ну! — засмеялся Джек. — Что мне снилось, про то я один знаю.
        А человечек между тем снял с плеча свою котомочку, порылся в ней, вынул пять простых бобов и протянул их на ладошке Джеку:
        - Держи. Будем в расчете.
        - Что такое? — изумился Джек. — Пять бобов за целую корову?
        - Пять бобов, — важно подтвердил человечек. — Но каких бобов! Вечером посадишь — к утру вырастут до самого неба.
        - Не может быть! — воскликнул Джек, разглядывая бобы. — А когда они вырастут до самого неба, тогда что?
        - А дальше смотри сам, — отвечал человечек.
        - Ну ладно, по рукам! — согласился Джек.
        Он устал от ходьбы да от жары и рад был вернуться домой. К тому же любопытство его разобрало: что за диковина такая?
        Взял он бобы, отдал коротышке корову. Но куда тот ее погнал, в какую сторону, Джек не приметил.
        Кажется, только что стояли они рядом и вдруг пропали — ни коровы, ни прохожего.
        Вернулся Джек домой и говорит матери:
        - Коровенку я продал. Взгляни, какую мне дали за нее чудную цену. — И показал ей пять бобов.
        Увидела мать бобы — и слушать дальше не стала: рассердилась, раскричалась, надавала Джеку тумаков, а бобы его вышвырнула за окошко. Потом села у очага и горько заплакала…
        На другое утро проснулся Джек не так, как всегда. Обычно его солнце будило своим ярким светом в лицо, а теперь в комнате стоял полумрак. «Дождик на дворе, что ли?» — подумал Джек, спрыгнул с постели и выглянул в окошко.
        Что за чудеса! Перед самыми его глазами колыхался целый лес стеблей, листьев и свежих зеленых побегов. За ночь бобовые ростки вымахали до самого неба; невиданная чудесная лестница высилась перед Джеком — широкая, мощная, зеленая, сверкающая на солнце.
        «Ну и ну! — сказал себе Джек. — Что там матушка ни говори, а цена все-таки недурная за одну старую корову! Пусть меня олухом назовут, если эта бобовая лестница не доходит до самого неба. Однако что же дальше?»
        И тут он вспомнил слова вчерашнего человечка: «А дальше смотри сам».
        - Вот и посмотрю, — решил Джек.
        Вылез он из окна и стал карабкаться вверх по бобовому стеблю.
        Он взбирался все выше и выше, все выше и выше. Страшно подумать, как высоко ему пришлось влезть, прежде чем он наконец добрался до неба. Широкая белая дорога пролегла перед ним. Он пошел по этой дороге и вскоре увидел огромный дом, и огромная женщина стояла на пороге этого огромного дома.
        - Какое чудесное утро! — приветствовал ее Джек. — И какой чудесный у вас домик, хозяйка!
        - Чего тебе? — проворчала великанша, подозрительно разглядывая мальчика.
        - Добрая хозяйка! — отвечал Джек. — Со вчерашнего дня у меня не было ни крошки во рту, да и вчера я остался без ужина. Не дадите ли вы мне хотя бы малюсенький кусочек на завтрак?
        - На завтрак! — усмехнулась великанша. — Знай, что если ты сейчас не уберешься отсюда подобру-поздорову, то сам станешь завтраком.
        - Как это? — спросил Джек.
        - А так, что мой муж — великан, который ест вот таких мальчишек. Сейчас он на прогулке, но если вернется и увидит тебя — тотчас же сварит себе на завтрак.
        Другой бы перепугался от таких слов, но только не Джек. Голод его был пуще страха. Он так просил и умолял великаншу дать ему хоть что-нибудь перекусить, что та наконец сжалилась, впустила его на кухню и дала немного хлеба, сыра и молока. Но едва он успел проглотить свой завтрак, как за окном раздались тяжелые шаги великана: Бум! Бом! Бум! Бом!
        - Ой, выйдет мне боком моя доброта! — всполошилась великанша. — Скорее лезь в печку!
        Она быстро запихнула Джека в огромную остывшую печь и прикрыла ее заслонкой. В тот же миг дверь распахнулась, и в кухню ввалился страшный великан-людоед.
        Он принюхался, запыхтел громко, как кузнечный мех, и проревел:
        Тьфуй! Фуй! Уф! Ух!
        Чую человечий дух!
        Будь он мертвый или живый —
        Будет славной мне поживой!
        - Видно, стареешь ты, муженек, вот и нюх у тебя притупился, — возразила ему жена. — Пахнет ведь не человеком, а носорогами, которых я сварила тебе на завтрак.
        Великан не любил, когда ему напоминали о старости. Ворча да бурча, уселся он за стол и угрюмо съел все, что подала ему хозяйка. После этого велел принести свои мешки с золотом — он имел привычку пересчитывать их после еды для лучшего пищеварения.
        Великанша принесла золото, положила на стол, а сама вышла приглядеть за скотиной. Ведь вся работа в доме была на ней, а великан ничего не делал — только ел и спал. Вот и сейчас — едва начал он пересчитывать свое золото, как устал, уронил голову на груду монет и захрапел. Да так, что весь дом заходил ходуном и затрясся.
        Тогда Джек тихонько выбрался из печи, вскарабкался по ножке стола, ухватил один из великаньих мешков — тот, что был поближе, — и пустился с ним наутек — за дверь да за порог да бегом по широкой белой дороге, пока не прибежал к верхушке своего бобового стебля.
        Там он сунул мешок за пазуху, спустился на землю, вернулся домой и отдал матери мешок с золотом. На этот раз она его не ругала, не давала тумаков, а наоборот — расцеловала и назвала молодцом.
        Долго ли, коротко жили они на то золото, что принес Джек, но вот оно все вышло, и стали они такими же бедными, как и прежде.
        Как быть? Конечно, мать и слышать не хотела о том, чтобы снова отпустить Джека к великану, но сам-то он решил иначе.
        И вот однажды утром, тайком от матери, он стал карабкаться по бобовому стеблю — все выше и выше, выше и выше, до самого неба, — и ступил наконец на широкую белую дорогу. По той широкой белой дороге пришел он к дому великана, смело отворил дверь и оказался на кухне, где жена великана готовила завтрак.
        - С добрым утром, хозяйка! — приветствовал ее Джек.
        - А-а, это ты! — сказала великанша и наклонилась, чтобы получше разглядеть гостя. — А где мешок с золотом?
        - Если б я это знал! — отвечал Джек. — Золото всегда куда-то исчезает, просто чудеса с ним!
        - Чудеса? — усомнилась великанша. — Значит, оно не у тебя?
        - Сами посудите, хозяйка, пришел бы я к вам просить корочку хлеба, будь у меня мешок золота?
        - Пожалуй, ты прав, — согласилась она и протянула Джеку кусок хлеба.
        И вдруг — Бум! Бом! Бум! Бом! — дом содрогнулся от шагов людоеда. Хозяйка едва успела впихнуть Джека в печь и прикрыть заслонкой, как людоед ввалился в кухню.
        Тьфуй! Фуй! Уф! Ух!
        Чую человечий дух!
        Будь он мертвый или живый,
        Будет славной мне поживой! —
        проревел великан.
        Но жена, как и в прошлый раз, стала корить его: мол, человечьим духом и не пахнет, просто нюх у него от старости притупился. Великан не любил таких разговоров. Он угрюмо съел свой завтрак и сказал:
        - Жена! Притащи-ка мне курицу, которая несет золотые яйца.
        Великанша принесла ему курицу, а сама вышла приглядеть за скотиной.
        - Клади! — приказал великан, и курочка тотчас же снесла золотое яичко.
        Так повторялось много раз, пока наконец великан не устал от этой забавы. Он уронил голову на стол и оглушительно захрапел. Тогда Джек вылез из печки, схватил волшебную несушку и бросился наутек. Но когда он пробегал по двору, курица закудахтала и жена великана пустилась вдогонку. Она громко бранилась, грозила Джеку кулаком, да, к счастью, запуталась в своей длинной юбке и упала. Так что Джек как раз вовремя успел добежать до бобового стебля и спуститься вниз.
        - Смотри, что я принес, мама!
        Джек поставил курочку на стол и сказал: «Клади!» — и золотое яичко покатилось по столу. «Клади!» — и явилось второе золотое яичко. И третье, и четвертое…
        С тех пор Джек с матерью могли не бояться нужды, ведь волшебная курочка всегда дала бы им столько золота, сколько они пожелают. Поэтому мать взяла топор и хотела срубить бобовый стебель. Но Джек воспротивился этому. Он сказал, что это его стебель и он сам срубит его, когда будет нужно. На самом деле он задумал еще раз отправиться к великану. А мать Джека решила срубить стебель в другой раз потихоньку от Джека, поэтому она спрятала топор неподалеку от бобов, чтобы в нужное время он был под рукой. И вы скоро узнаете, как это пригодилось!
        Джек решил снова навестить дом великана. Но на этот раз он не стал сразу заходить на кухню, опасаясь, как бы жена великана не свернула ему шею в отместку за украденную курицу. Он спрятался в саду за кустом, дождался, когда хозяйка выйдет из дома — она пошла набрать воды в ведро, — пробрался на кухню и спрятался в ларь с мукой.
        Вскоре великанша вернулась обратно и стала готовить завтрак, а там и ее муж-людоед — Бум! Бом! Бум! Бом! — пожаловал с прогулки.
        Он шумно втянул ноздрями воздух и страшно завопил:
        - Жена! Чую человечий дух! Чую, разрази меня гром! Чую его, чую!!!
        - Наверное, это тот воришка, который стянул курицу, — отвечала жена. — Он, наверное, в печке.
        Но в печке никого не оказалось. Они обшарили всю кухню, но так и не догадались заглянуть в ларь с мукой. Ведь никому и в голову не взбредет искать мальчишку в муке!
        - Эх, злость разбирает! — сказал великан после завтрака. — Принеси-ка мне, жена, мою золотую арфу — она меня утешит.
        Хозяйка поставила арфу на стол, а сама вышла приглядеть за скотиной.
        - Пой, арфа! — велел великан.
        И арфа запела, да так сладко и утешно, как и птицы лесные не поют. Великан слушал-слушал и вскоре стал клевать носом. Минута, и он уже храпел, положив голову на стол.
        Тогда Джек выбрался из мучного ларя, вскарабкался по ножке стола, схватил арфу и пустился наутек. Но когда он перескакивал через порог, арфа громко зазвенела и позвала: «Хозяин! Хозяин!» Великан проснулся и выглянул за дверь.
        Увидел он, как Джек улепетывал по широкой белой дороге с арфой в руках, взревел и бросился в погоню. Джек мчался, как заяц, спасающий свою жизнь, а великан несся за ним огромными прыжками и оглашал всю округу диким ревом.
        Впрочем, если бы он поменьше ревел и побольше берег силы, то, наверное, догнал бы Джека. Но глупый великан запыхался и замешкался. Он уже было и руку протянул на бегу, чтобы схватить мальчишку, но тот успел все-таки добежать до бобового стебля и стал быстро-быстро карабкаться вниз, не выпуская арфы из рук.
        Великан остановился на краю небес и призадумался. Он потрогал и даже покачал бобовый стебель, прикидывая, выдержит ли тот его тяжесть. Но в это время арфа еще раз позвала его снизу: «Хозяин! Хозяин!» — и он решился: облапил обеими ручищами стебель и стал карабкаться вниз. Дождем летели сверху листья и обломки веток, гнулась и качалась вся огромная зеленая лестница. Джек взглянул вверх и увидел, что великан его настигает.
        - Мама! Мама! — закричал он. — Топор! Неси скорее топор!
        Но топор долго искать не пришлось: как вы помните, он уже был спрятан в траве под самым бобовым стеблем. Мать схватила его, выждала момент и, едва Джек спрыгнул на землю, с одного удара перерубила стебель. Дрогнула громада, заколебалась — и рухнула наземь с великим шумом и треском, а вместе с нею с великим шумом и треском рухнул наземь великан-людоед и расшибся насмерть.
        С этих пор Джек с матерью зажили счастливо и безбедно. Они построили себе новый дом взамен старого, обветшалого домика. Говорят даже, что Джек женился на принцессе. Так ли это, не знаю. Может быть, и не на принцессе. Но то, что жили они долгие-долгие годы в мире и согласии, это правда. А если порой и навещало их уныние или усталость, Джек доставал золотую арфу, ставил ее на стол и говорил:
        - Пой, арфа!
        И вся их печаль рассеивалась без следа.
        ЮНЫЙ РОЛАНД
        Английская сказка
        Три брата возле замка в мяч
        Играли поутру,
        И леди Эллен, их сестра,
        Глядела на игру.
        Коленом Роланд мяч поймал,
        Носком его подбил,
        Ударил посильней — и мяч
        За церковь угодил.
        Пустилась Эллен за мячом,
        Резва и весела,
        У мчалась Эллен за мячом —
        И больше не пришла.
        Искали братья день и ночь
        Повсюду, где могли,
        И горько плакали они,
        Но Эллен не нашли.
        Тогда отправился старший брат к волшебнику Мерлину и спросил, не знает ли тот, где искать леди Эллен.
        - Прекрасную леди Эллен, — ответил Мерлин, — похитили эльфы — из-за того, что она обошла церковь превратно, то есть против хода солнца. Теперь она в Мрачной башне короля эльфов; много нужно отваги, чтобы вызволить ее оттуда.
        - Пусть сам я погибну, — воскликнул старший брат, — но я спасу ее, если это только возможно!
        - Это возможно, — сказал волшебник Мерлин. — Но горе всякому рожденному женщиной — воину или рыцарю, — кто отважится на это, не узнав заранее, что ему нужно делать и чего остерегаться.
        Старший брат леди Эллен был смелый рыцарь, опасность не могла остановить его.
        Стал он просить волшебника поведать ему все, что нужно делать и чего остерегаться, чтобы освободить сестру. Повторил, запомнил каждое слово волшебника и отправился в страну эльфов.
        И долго в замке ждали дня,
        Когда вернется брат,
        Но — горе любящим сердцам! —
        Он не пришел назад.
        Наконец среднему брату надоело ждать. Так же, как и старший брат, он отправился к волшебнику Мерлину, расспросил его обо всем и пустился в путь — искать страну эльфов.
        И долго ждали дня, когда
        Вернется средний брат,
        Но — горе любящим сердцам! —
        Он не пришел назад.
        Тогда настала пора юному Роланду — младшему из братьев леди Эллен — собираться в дорогу. Он пришел к своей матери, доброй королеве, и попросил ее благословения. Сперва она не соглашалась его отпустить — ведь это был последний оставшийся у нее сын, к тому же самый любимый. Но Роланд просил и умолял до тех пор, пока мать не дала ему своего благословения. Она вручила ему отцовский меч — клинок, разящий без промаха, — и заговорила его старинным заговором, приносящим победу.
        Юный Роланд распрощался с доброй королевой, своей матерью, и направился в пещеру волшебника Мерлина.
        - О мудрый Мерлин, — промолвил он, — не откажи поведать еще раз, каким образом может рожденный женщиной воин или рыцарь освободить леди Эллен и двух моих братьев из-под власти короля эльфов?
        - Добро, сын мой, — отвечал волшебник. — Скажу тебе, что нужно делать и чего остерегаться. Делать нужно вот что: кто бы с тобой ни заговорил в стране эльфов, нужно обнажить меч и рубить ему голову с плеч. Остерегаться же нужно вот чего: ни куска еды, ни глотка воды нельзя проглотить в стране эльфов, как бы ни томили тебя голод и жажда. Кто съест хоть кусок или выпьет глоток, тот навеки останется в заклятой стране и никогда больше не увидит белого света.
        Юный Роланд повторил и выучил эти слова наизусть, поблагодарил Мерлина и отправился дальше. Он шел и шел и прошел немалый путь, пока не набрел на табун коней, что паслись среди луга. По их бешеным, сверкающим глазам он сразу признал коней короля эльфов и понял, что недалек от цели.
        - Скажи-ка, — спросил он табунщика, — где мне найти Мрачную башню короля эльфов?
        - Этого я тебе не скажу. Ступай дальше, встретишь коровьего пастуха; может быть, он скажет, — отвечал табунщик.
        Тогда, не говоря лишнего слова, обнажил Роланд свой меч — клинок, разящий без промаха, — и срубил ему голову с плеч. Пошел он дальше, встретил пастуха со стадом коров, задал ему тот же вопрос.
        - Ступай дальше, — отвечал коровий пастух. — Встретишь птичницу; может быть, она скажет.
        Тогда вновь обнажил Роланд свой меч и срубил ему голову с плеч. Пошел он дальше, видит, старуха пасет гусей, спрашивает:
        - Как мне найти Мрачную башню короля эльфов?
        - Ступай дальше, — ответила птичница, — пока не увидишь круглый зеленый холм, идущий уступами от подножья к вершине. Трижды обойди кругом против солнца и трижды повтори:
        Отворитесь, врата!
        Пропустите меня!
        На третий раз врата откроются, и ты войдешь.
        Поблагодарил Роланд старуху и поспешил было в путь, да вспомнил наказ волшебника, вытащил меч и срубил ей голову с плеч.
        И хорошо сделал, ибо это все были оборотни и призраки, посланные королем эльфов, чтобы заманить его в ловушку.
        Пошел он дальше и в скором времени увидел перед собой зеленый холм, восходящий уступами от подножья к вершине. Трижды обошел он его кругом, против хода солнца, трижды повторил:
        Отворитесь, врата!
        Пропустите меня!
        На третий раз врата отворились, пропустили его и снова с лязганьем захлопнулись за спиной. Роланд очутился в темноте. Правда, это была не сплошная тьма, а, скорей, полумрак. Слабый мерцающий свет исходил невесть откуда — ведь ни окон, ни факелов, ни свечей не было в Мрачной башне. Длинный коридор уводил вдаль, и его своды из полупрозрачных глыб сверкали прожилками слюды и золотистого колчедана. Но хотя кругом был камень, воздух внутри холма оставался теплым, как это всегда бывает в стране эльфов.
        Роланд дошел до конца коридора и увидел окованные железом двустворчатые двери. От его прикосновения они вдруг широко распахнулись, и невиданное зрелище предстало перед ним — громадный зал, такой просторный, что, казалось, он размахнулся во всю ширину и высоту зеленого холма.
        Купол зала поддерживали могучие колонны, украшенные золотой и серебряной резьбой, а между колоннами висели гирлянды цветов, составленных — из чего бы вы думали? — из алмазов, изумрудов и всевозможных драгоценных камней. Венцы высоких арок сверкали гроздьями самоцветов. Посередине, где сходились все арки, на золотой цепи висел светильник в виде огромной жемчужины, полой внутри и совершенно прозрачной. А в центре этой жемчужины вращался и сиял гигантский красный камень карбункул. Лучи его расходились по залу, окрашивая воздух и стены в пламенеющие краски заката.
        Зал был убран с дивной роскошью; в дальнем его конце, на ложе из пурпурного атласа и шелка, сидела леди Эллен и расчесывала свои золотые волосы серебряным гребнем. Но лицо ее было неподвижно и бесстрастно, словно каменная маска. При появлении Роланда она не двинулась с места, а лишь произнесла глухим, замогильным голосом:
        Глупец несчастный, простодушный!
        Зачем ты здесь? Что тебе нужно?
        Первым порывом Роланда было броситься к сестре и заключить ее в объятия, но суровые слова удержали его. И вдруг он вспомнил урок великого волшебника Мерлина. Не долго думая, вытащил Роланд отцовский меч, закрыл глаза и ударил с размаху по этому наваждению в облике леди Эллен.
        И когда он снова взглянул, дрожа и ужасаясь, — о радость! — перед ним стояла сестра, живая и невредимая. Слезы брызнули из ее глаз, когда она прижала Роланда к груди и промолвила с глубокой печалью:
        О, для чего ты, милый брат,
        Покинул дом родной?
        Не сто ведь жизней у тебя,
        Чтоб жертвовать одной.
        Сестра заплачет по тебе,
        И зарыдает мать;
        Когда придет король-колдун,
        Тебе несдобровать!
        Они уселись рядом, и юный Роланд поведал сестре о своих приключениях, а леди Эллен рассказала, что два их старших брата тоже добрались до Мрачной башни короля эльфов, но коварный чародей околдовал их и заключил заживо в гробницу. Увы! Они не сумели в точности исполнить наказ Мерлина, не решились ударить мечом, когда перед ними предстало наваждение в облике сестры.
        Так они долго разговаривали, а спустя некоторое время юный Роланд почувствовал, как он проголодался в дороге, и попросил сестру принести еды.
        Печально посмотрела на него леди Эллен, но ничего не сказала — ибо колдовские чары еще властвовали над ней; она встала и принесла хлеб и молоко на золотом подносе.
        Роланд протянул руку к хлебу и молоку, но в последний миг поднял взгляд на сестру и прочел в ее глазах такую тоску, что, озаренный догадкой, вскочил на ноги, швырнул на пол поднос с угощением и воскликнул:
        - Ни глотка я не выпью, ни куска не проглочу, пока не освобожу леди Эллен и моих братьев!
        Словно гром прогремел в ответ, словно вихрь прошумел — двери распахнулись, и в зал ворвался король эльфов:
        Тьфуй! Фуй! Уф! Ух!
        Чую человечий дух!
        Сражайся он или беги —
        Я вышибу ему мозги!
        - А ну, попробуй, бесовское отродье! — закричал Роланд, выхватил клинок, разящий без промаха, и бросился вперед.
        Долго и жестоко бились они; наконец Роланд поверг на колени короля эльфов и заставил его просить пощады.
        - Я пощажу тебя, если ты снимешь чары с моей сестры, освободишь моих братьев и дашь нам свободно уйти отсюда.
        - Согласен, — ответил король эльфов.
        Он поднялся с колен, открыл свой сундук и достал оттуда хрустальный флакон с кроваво-красным зельем. Этим зельем он смазал уши, веки, ноздри, губы и кончики пальцев двух братьев, лежащих в золотых гробницах. И они очнулись и встали как ни в чем не бывало.
        Тогда колдун прошептал заклинание над Эллен. И вот три брата со своей любимой сестрой вышли из огромного зала, залитого алым закатным светом, прошли по длинному коридору вдоль мерцающих каменных сводов с прожилками слюды и золотистого колчедана, и тяжелые врата Мрачной башни, лязгнув, пропустили их на волю.
        Они вернулись домой к доброй королеве, своей матери, и с тех пор леди Эллен остерегалась обходить церковь превратно.
        ПОРТНОЙ И ФЕИ
        Английская сказка
        В прежние времена портные не сидели на одном месте, а ходили пешком по деревням и предлагали людям свои услуги: пошить или починить одежду. Один такой портной, по имени Томас, работал как-то на хуторе Норт-Райдинг в Йоркшире да за работой беседовал о том о сем с хозяйкой. Увидел Томас, как она налила в мисочку свежих сливок и выставила ее за порог для домовенка, или маленького брауни, и спрашивает:
        - Неужели вы и вправду верите в домовых, эльфов и всяких там фей?
        - А то как же! — отвечала жена фермера.
        - А я, — усмехнулся Томас, — если б я когда-нибудь повстречал фею… я взял бы эту феечку и посадил в бутылочку, чтоб не проказничала.
        - Тсс! — испуганно прошептала женщина. — Как бы вас не услышала какая-нибудь фея. Они бывают довольно злопамятны, если их обидеть.
        - Подумаешь, как страшно, — хмыкнул Томас, перекусил нитку и разгладил рукавный шов на особой портняжной дощечке. — А я утверждаю, что никаких фей не существует.
        - И очень глупо, — сказала жена фермера.
        Стало смеркаться. Портной закончил свою работу, сложил иголку, нитки да ножницы в сумку, взял под мышку портняжную доску.
        - Надо бы успеть домой до темноты. Жена, наверное, заждалась.
        - Вот, возьмите для вашей женушки, — сказала хозяйка. — Это пирог из домашней поросятинки, ей понравится.
        - Спасибо, — ответил Томас. — Доброй ночи.
        - Будьте осторожны, — донеслось к нему на прощанье, — берегитесь фей!
        - Тьфу на них! — откликнулся портной и быстро зашагал домой.
        Сначала он шел по тропинке, но потом решил срезать путь и пройти напрямик через поле. Когда портной перелезал через изгородь, он неловко взмахнул сумкой и выронил на землю ножницы.
        Пришлось положить сумку и портняжную доску и заняться поисками ножниц. Казалось бы, ножницы — не иголка, да никак почему-то не хотели они отыскаться.
        - Вот незадача, — ворчал Томас. — Ножницы для портного — наипервейшая вещь, да еще такие отличные! Ладно. Вернусь утром на это место и отыщу.
        Он поднял свою сумку и пирог… но где же портняжная доска? Куда она могла запропаститься? Он снова положил пирог и сумку, обшарил все вокруг на коленях — и впустую.
        «Ну и дьявол с ней, — подумал он. — Все равно до утра никто не возьмет. Отправлюсь-ка я домой да поем с женой пирога, пока он еще свеж».
        Не тут-то было! Он поднял сумку, но никакого пирога рядом не оказалось. Он излазил на четвереньках чуть не весь луг, но не нашел ничего, кроме камней и колючек. Осталось только облизнуться, вспоминая о пироге, и отправиться домой налегке, с одной сумкой. Вернулся Томас к тому месту, где оставил сумку, но ее там не было! Он подумал, что ошибся местом, однако все приметы сходились — вот изгородь, вот большой валун, только сумка исчезла.
        - Эх, был бы фонарь! — простонал Томас. — Что же теперь мне делать — без иголки и ниток, без ножниц и моей портняжной сумки?
        Он повернул было к дому… только где ж он, его дом? Он столько бродил и кружил в поисках своих вещей, что совсем сбился с пути, а ночь была черна, как яма. И вдруг, к великой своей радости, он заметил впереди огонек. Словно кто-то медленно шел с фонарем по лугу.
        - Сюда! — позвал Томас. — Эй, с фонарем!
        Сюда!
        - Сам иди сюда! Сам иди сюда! — отозвался насмешливый голосок.
        Портной побрел на свет, но таинственный огонек тоже не стоял на месте: он то приближался почти вплотную, — кажется, только руку протяни и схватишь! — то вдруг исчезал и вспыхивал где-то вдалеке, на краю поля.
        Томас по колено измазался в глине буераков, расцарапал терновником лицо, изорвал одежду. Он преследовал блуждающий огонек, пока вконец не выбился из сил и не отчаялся.
        Огонек окончательно пропал. Стало светать. Портной услышал звяканье молочных бидонов на ферме, оглянулся и увидел перед собой тот же хутор и тот же двор, из которого он вчера вышел. А рядом на траве лежали все его потерянные вещи!
        Томас был слишком измучен, чтобы идти домой в свою деревню. Он постучал в знакомую дверь. Увидела его хозяйка и всплеснула руками от изумленья:
        - Господи! Что с вами стряслось?
        Она помогла портному почистить одежду и накормила его завтраком, а потом вдруг улыбнулась и спросила:
        - Ну как? Посадили феечку в бутылочку?
        Но Томас ничего не ответил. И никогда в жизни не говорил больше о феях дурного слова.
        ВЛАДЫКА ИЗ ВЛАДЫК
        Английская сказка
        Одна девушка нанималась в услужение к пожилому чудаковатому джентльмену. Спрашивает он ее:
        - Как ты будешь меня называть?
        - Хозяином, или барином, или как вам будет угодно, сэр, — отвечает девушка.
        - Ты должна меня называть «владыкой из владык». А как ты назовешь это? — спрашивает он, указывая на свою кровать.
        - Кровать, или постель, или как вам будет угодно, сэр.
        - Ты должна называть это «отдыхалищем». А это? — спрашивает джентльмен, указывая на свои панталоны.
        - Штаны, или брюки, или как вам будет угодно, сэр.
        - Ты должна называть их «фары-фанфары». А это? — спрашивает он, указывая на кошку.
        - Кошка, или киса, или как вам будет угодно, сэр.
        - Ты должна называть ее «Фелиция белолицая». А как ты назовешь это? — спрашивает он, указывая на воду.
        - Вода, или влага, или как вам будет угодно, сэр.
        - Ты должна называть это «мокромундией». А это? — указывает он на огонь.
        - Огонь, или пламя, или как вам будет угодно, сэр.
        - Ты должна называть это «красным петухалиусом». А это? — указывает он на свой дом.
        - Дом, или особняк, или как вам будет угодно, сэр.
        - Ты должна называть это «громадой поднебесной».
        В ту же ночь хозяина будит испуганный вопль служанки:
        - Владыка из владык! Слезайте скорее с отдыхалища да надевайте ваши фары-фанфары! Фелиция белолицая опрокинула свечку, так что, если вы сейчас же не побежите за мокромундией, красный петухалиус спалит всю вашу громаду поднебесную!
        ТЕНЬ
        Шотландская сказка
        Джеми Кармайкл был смышленый, бойкий мальчишка. Поэтому едва он прослышал о школе мистера Оррака, где обучают волшебному ремеслу, как сразу загорелся желанием попасть в эту школу.
        - Нет, нет и нет! — отрезал отец.
        - Нет, нет и нет! — сказала мать. — Разве ты не слышал? Говорят, что мистер Оррак — не кто иной, как сам дьявол.
        - Мало ли что болтают, — возразил Джеми. — Я ведь не из пугливых.
        В общем, отца с матерью он уговорил. Деньги на обучение дал своему любимчику дед, который в нем души не чаял, и вот в один прекрасный день отправился Джеми в путь с крепкой ореховой палкой и кошельком в кармане. Переваливает он гору, минует болотистую пустошь, ночует в охапке вереска и на следующее утро прибывает в школу мистера Оррака. Стучит своей ореховой палкой в дверь: тук-тук-тук! — дверь отворяется, и на пороге возникает мистер Оррак собственной персоной.
        - Что тебе угодно, малыш?
        - Научиться всему, чему вы сможете меня научить, — отвечает Джеми.
        - Это тебе недешево обойдется.
        - Я принес деньги: вот, взгляните!
        - Ну, заходи! — говорит мистер Оррак. — Садись и выслушай мои условия — они не всякому по душе.
        Пригласил он Джеми в большой зал, усадил на стул против себя и начал читать правила, которым должны подчиняться все ученики его школы.
        Правила состояли из тринадцати пунктов.
        В них оговаривалось, когда ученикам вставать, и когда ложиться в постель, и когда приступать к занятиям; и как вести себя в классе, и как проводить свободное время. Все это звучало неплохо, пока мистер Оррак не приступил к чтению тринадцатого пункта. А он гласил (не больше и не меньше!), что по окончании учебы ученики прощаются с учителем, а последний, покинувший школу в этот день, будет принадлежать душой и телом, всецело и навеки, мистеру Орраку.
        - Вот так пунктик! — воскликнул Джеми. — На нем и споткнуться можно.
        - Как знаешь! Если тебя устраивают мои правила, поставь свою подпись на этом пергаменте. Если нет — прощай, счастливого пути!
        - Дайте мне одну минуточку подумать, — попросил Джеми.
        - Даю тебе пять минут, но не больше.
        Джеми задумался. Он оглядел просторный зал.
        Был полдень, и солнце ярко светило в окна и широко открытую дверь, четко обрисовывало на полу тени стола и стульев, мистера Оррака и Джеми.
        - Скажите, пожалуйста, из этого ли зала и через эту ли дверь будут выходить ученики в день выпуска? — спросил Джеми.
        - Да, — ответил мистер Оррак.
        - А в какое время суток состоится выпуск?
        - В такое же самое время.
        - Разверните свиток, мистер Оррак, я поставлю свою подпись, — заявил Джеми. — Надеюсь, ноги меня не подведут и я не замешкаюсь больше других.
        - Все так говорят, — пробурчал мистер Оррак.
        Он отвинтил крышечку чернильницы, висевшей у него на поясе на золотой цепочке, вынул из-за уха гусиное перо и ткнул пальцем в пергамент:
        - Вот здесь!
        Джеми расписался и посмотрел, что у него получилось.
        - Чернила какие-то бурые. Похожи на кровь.
        - Ты недалек от истины, малыш, — заметил мистер Оррак. — Расплатишься сейчас или в день выпуска?
        Лучше бы сейчас, — сказал Джеми. — Боюсь, что в тот день я буду спешить. — И он вручил кошелек мистеру Орраку. — Возьмите сколько нужно за ученье.
        - Сколько есть, столько и нужно, — возразил мистер Оррак и спрятал кошелек в карман. — Теперь пойдем, я познакомлю тебя с твоими однокашниками.
        Он провел Джеми в классную комнату, где стояли столы и десятка три мальчиков сидели перед раскрытыми книгами. Все они вскочили на ноги при появлении учителя.
        - Это — новый ученик. Зовут его Джеми Кармайкл, — представил его мистер Оррак.
        - Добро пожаловать! — хором прокричали ребята, и снова настала тишина.
        - Можете сесть, — произнес учитель и, словно вымуштрованные солдаты, школьники разом опустились на свои места.
        Усадив Джеми за свободный стол, мистер Оррак занял место на возвышении и начал урок.
        - Сегодня, друзья, я буду проверять, как вы усвоили искусство превращений. Ты, Джок Мэддок, станешь ястребом; ты, Тэмми Крокер, тигром; ты, Билл Макдуфф, собакой; остальные — овцами, козами, котами, крысами, чем вам только вздумается.
        Тотчас комната огласилась странными криками, и ученики исчезли: вместо них появились рычащие львы, мяукающие коты, хрюкающие поросята, летучие мыши и всевозможные птицы, реющие и порхающие по всему классу.
        - Ура! — закричал Джеми от восторга.
        Но тут мистер Оррак хлопнул в ладоши; тотчас все звери и птицы исчезли, вместо них появились школьники, чинно сидящие за столами. Лишь одно странное существо — с головой мальчика, но с ногами и телом горностая — неуклюже копошилось на полу.

        - Сэнди Макнаб! Ты сегодня останешься после уроков и внимательно перечтешь все, что недоучил, — сурово произнес мистер Оррак полугорностаю и подпихнул его своим остроносым ботинком, отчего непонятное существо тотчас превратилось в белобрысого, растерянного паренька. — Остальные до обеда свободны.
        Мальчишки гурьбой высыпали из класса, и за ними Джеми, он был совершенно ошеломлен и не переставал удивляться, потому что ребята снова стали показывать всякие чудеса. Каждый хотел покрасоваться перед новичком своим умением: один летал по воздуху на кленовом прутике, который послушно превращался в крылатого коня, другой показывал трюк с исчезновением — то он здесь, то его нет, то он снова здесь; третий набрал камушков и превратил их в пчелиный рой, четвертый карабкался по невидимой лестнице и окликал Джеми сверху…
        - Вот здорово! — воскликнул Джеми. — Вот ловко! Я буду не я, если всему этому не выучусь!
        И действительно, он стал прилежным учеником и в короткое время овладел всеми волшебными приемами, каким только пожелал обучить его мистер Оррак.
        - Ты станешь отличным волшебником, малыш, когда выберешься отсюда, — говаривал учитель и ехидно добавлял: — Если только выберешься. Думаю, что мои приятели там, внизу, были бы не прочь познакомиться с тобой.
        - А я не собираюсь к ним в гости, — отвечал Джеми.
        - Неужели? Ну, не ты, так кто-нибудь другой.
        И вот что было худо: проходили дни, недели, месяцы, и веселость учеников мистера Оррака таяла с каждым часом. Каждый из них подписал договор со зловещим тринадцатым пунктом, и как знать, кому из них придется в конце концов принадлежать — душой и телом, всецело и навеки — своему страшному наставнику? Беззаботное время кончилось. Ученики стали сторониться друг друга, ссориться из-за пустяков и обмениваться неприязненными взглядами. «Что, если я окажусь последним? — думал каждый. — О, если бы это был кто-нибудь другой!»
        Только Джеми, казалось, ничуть не беспокоился. Однажды он собрал ребят и обратился к ним с такими словами:
        - Друзья, мне не нравятся ваши хмурые лица. Обещаю вам, что, когда придет время, вы все выйдете отсюда прежде меня. Даю вам слово.
        - Опомнись, что ты говоришь!
        - Именно это и говорю. Я боюсь мистера Оррака не больше, чем любого из матушкиных гусей.
        - Но ад и преисподняя! — воскликнул один.
        - Всецело и навечно! — добавил другой.
        - К чертям ад и преисподнюю! К чертям «всецело и навечно»! Будьте спокойны, я их всех перехитрю.
        В конце концов, хотя и не сразу, товарищи поверили Джеми и стали смотреть на него, как на героя. Тревога и косые взгляды снова сменились весельем и улыбками.
        Но время летело, и настал день, когда мистер Оррак созвал своих учеников в большой зал для церемонии выпуска. Поперек зала мелом была проведена черта, и все ученики стали в ряд, наступив одной ногой на черту. Было такое же ясное утро, как в тот день, когда Джеми впервые пришел в школу, и солнце ярко светило в распахнутую дверь.
        - Итак, друзья, — сказал мистер Оррак, — чему мог, я вас научил и каждого из вас сделал искусным волшебником. У меня есть подписанные вами договоры, и все знают условие. Взгляните на этот колокольчик. Когда я дам сигнал, вы побежите к двери. Если бы я был коварным и злым, я мог бы заставить вас всех служить мне до скончания веков, но я честный малый и поэтому заявляю свои права лишь на последнего — согласно уговору.
        С этими словами мистер Оррак позвонил в колокольчик, и мальчишки бросились к двери.
        Всей кучей вылетели они наружу и пустились бежать, не разбирая дороги, через вереск и кусты, через луг и лог — без оглядки, пока школа мистера Оррака не осталась далеко-далеко позади.
        А что же Джеми? Услышав колокольчик, он помедлил немного, прищурился на солнце и не спеша направился к выходу. Мистер Оррак со злобной усмешкой протянул было руку, чтобы задержать его.
        - Руки прочь! — сказал Джеми.
        - Что, что? — удивился мистер Оррак. — Как ты смеешь так разговаривать? У меня есть договор, скрепленный кровью. Последний, покинувший этот зал, принадлежит мне, всецело и навеки.
        - Но я не последний!
        - Как не последний?! А кто же выходит вслед за тобой?
        - Взгляните на пол, — сказал Джеми и спокойно шагнул к двери. — Неужели вы не видите, кто идет следом?
        - Не вижу! — воскликнул мистер Оррак.
        - Как не видите? А моя тень? Вот кто идет вслед за мной. Забирайте ее, мистер Оррак, она ваша. Счастливо оставаться и спасибо за науку.
        С этими словами Джеми вышел за порог и пошел прочь по зеленой долине, залитой ярким светом. Легкий ветерок шевелил тени вереска и шиповника на тропинке впереди и позади Джеми, слева и справа от него. Но погодите-ка, где же тень самого Джеми? Ее нет ни слева, ни справа, ни впереди, ни позади. Она осталась там, где Джеми ее оставил, — на полу в школе мистера Оррака.
        Мистер Оррак наклонился, поднял тень, скатал ее в трубочку и засунул за шкаф.
        - Ах, Джеми Кармайкл! — вздохнул он. — Я не расстался бы с тобой за все души ада. Каким отличным, искусным волшебником сделаешься ты, когда станешь взрослым!
        И действительно, Джеми вырос и сделался отличным, искуснейшим волшебником, знаменитым по всей стране своими необыкновенными знаниями, умением исцелять недуги и давать мудрые советы. Ни разу в жизни не использовал он своего могущества во зло, но всегда на пользу людям. Имя его не забылось. И до сих пор вспоминают в народе Кармайкла Мудрого, или Человека Без Тени.
        ПОЭТ ШОНАХАН И КОШАЧИЙ ЦАРЬ
        Ирландская сказка
        В древние времена поэты в Ирландии (их называли бардами) пользовались большим почетом и уважением. Ведь поэт в своей песне мог восславить или высмеять любого — будь он пастух или король. А честь и доброе имя ценились в те времена превыше всего.
        Однажды король Коннахта Гуаири устроил у себя большой пир. На этот пир он пригласил и созвал несчетное множество ученых мужей, мудрецов и книжников, певцов и музыкантов, и трех вещих старух — Грух, Грах и Грангайт, и вождей, и знатных мужей, и всех лучших поэтов и поэтесс Ирландии. Угощение, которое выставил король Гуаири, было до того щедро и обильно, что и по сей день древнюю дорогу, ведущую к его дворцу, называют «Дорогой Сытости».
        Три дня и три ночи длился пир. Гости короля ели, веселились и наслаждались прекрасной музыкой. Лишь знаменитый бард Шонахан сидел за столом угрюмо, не притрагиваясь ни к еде, ни к питью. Король Гуаири очень удивлялся этому и не раз посылал к нему своих прислужников с изысканными яствами и угощениями, но тот всякий раз с презрением отсылал их обратно. «Не по вкусу мне это», — говорил он людям короля, и Гуаири с каждым часом все больше тревожился. Боялся король, что Шонахан может ославить его пир в какой-нибудь насмешливой песне и тем самым навсегда осрамит его и обесчестит.
        И вот на третий день пира король Гуаири послал к Шонахану свою дочь с превосходным угощением — пшеничным пирогом и вареным лососем на золотом блюде. Но бард и на этот раз отклонил пищу.
        - Не по вкусу мне это, — промолвил он.
        - А что бы тебе могло прийтись по вкусу, о благородный бард? — спросила дочь короля.
        - А пришлось бы мне по вкусу свежее куриное яичко из-под крыльца, — ответил он.
        Девушка вышла и вскоре вернулась.
        - Там нет яйца, господин мой.
        - Значит, ты сама его съела, — гневно молвил Шонахан.
        - О нет, господин мой, мыши утащили и съели его, — отвечала дочь короля.
        - Ах, так! — воскликнул бард. — Тогда я сочиню о них злую песню.
        И он спел о мышах такую язвительную и насмешливую песню, что две дюжины мышей тут же умерли на месте от позора.
        - Это хорошо, — сказал Шонахан. — Но и кот виноват не меньше. Ведь его служба и долг держать мышей в страхе. Я сочиню поношение всему племени котов и прежде всего кошачьему царю Ирузану, сыну Арузана, ибо он отвечает за все дела своих подданных.
        И он пропел такую песню:
        Ирузан, куда глядишь?
        Упустил ты мышь, лентяй!
        Мышь смеется над тобой!
        Свой с досады хвост хватай!
        Где концы ушей твоих?
        Их, видать, хорек отгрыз.
        Куцеухий царь котов,
        Ты готов бежать от крыс?
        Услышал Ирузан это поношение в своей пещере и говорит жене своей Острозубихе, братьям Мурлану и Мяукану и дочери Искроглазке:
        - Шонахан спел обо мне насмешливую песню, но я отомщу ему!
        - Принеси его нам живым, — свирепо проворчала Острозубиха. — Он поплатится за свою дерзость.
        И вот, пока пир у короля Гуаири шел своим чередом, вдруг послышалось жуткое шипение и нарастающий гул, как в бушующей пламенем печи, и в зал ворвался огромный кот. Он был величиной с доброго бычка, дикий, дышащий злобой, куцеухий, плосконосый, острозубый, неистовый, мстительный, с острыми когтями и сверкающими глазами.
        Он бросился прямо на знаменитого барда, схватил за руку, забросил его себе на спину и одним прыжком умчался прочь. Никто не посмел встать у него на пути.
        Когда Шонахан понял, что его уносит свирепый Ирузан — уносит, чтобы растерзать в своей пещере, — он решил прибегнуть к хитрости и смягчить гнев кошачьего царя. Тотчас он придумал и спел такую хвалебную песню:
        Ирузан, зачем твой гнев?
        Ты, как лев, меня схватил.
        Ты могуч и ты велик,
        Ты, как бык, исполнен сил.
        Ты стремителен и смел —
        Спорить кто посмел с тобой?
        Славься, Арузанов сын,
        Властелин и крысобой!
        Этой искусной хвалой смягчено было сердце кошачьего царя, и он сперва остановился, чтобы лучше слышать певца, а когда дослушал, махнул хвостом, сбросил Шонахана на землю и, урча от гордости, вернулся в свое логово.
        - Возблагодарим сей день за чудесное избавление! — промолвил явившийся вдруг святой Киаран.
        - Проклятие сему дню! — с досадой отозвался Шонахан.
        - Но отчего? — вопросил святой.
        - Лучше бы этот кот разорвал бы меня на кусочки и съел! Тогда все бесчестье пало бы на голову короля Гуаири — ведь это из-за его злосчастного пира я попал в такую переделку!
        Прослышав про этот случай, все знатные мужи и весь народ Ирландии еще больше стали уважать Шонахана. Короли наперебой приглашали его ко двору, но великий певец отклонил все приглашения и удалился к себе, в Обитель Бардов.
        Прошло время, и он помирился с королем Гуаири, и был устроен новый пир, который длился ровно тридцать дней и тридцать ночей без перерыва. Все барды и музыканты собрались на этом пиру, и Шонахан сидел за столом выше могучих вождей и знатных мужей. В избытке было чудесных яств, и заморских напитков, и серебряных кубков.
        Когда барды возвратились с того пира, в благодарность за честь и гостеприимство они прославили короля во многих стихах и воспели его в песнях как «Гуаири благородного». Под этим именем он известен и доныне, ибо слово поэта бессмертно.
        ИСТОРИЯ КОЛПАЧКА
        Ирландская сказка
        В долине Ахерлоу, у подножья сумрачных Гальтийских гор, жил увечный бедняк с большим горбом на спине. Был он маленького роста, немощный, не было у него сил работать в поле. Поэтому он зарабатывал на жизнь тем, что плел корзины из лозняка и продавал их местным жителям.
        Несмотря на свое увечье, был он человек жизнерадостного, веселого нрава и любил за работой распевать песни.
        А еще он любил прикалывать к своей шапчонке пучок наперстянок — цветов, которые часто называют «колпачками фей». Неудивительно, что люди прозвали маленького горбуна Колпачком.
        Однажды вечером возвращался Колпачок с базара, где продавал свои корзины. Наступила ночь, надо было поторопиться, но быстро шагать бедняга не мог.
        Наконец он выбился из сил и присел отдохнуть на кочке возле каких-то полузаросших развалин.
        И вдруг в тишине и в темноте раздался звук дудочки. Колпачок прислушался и различил мотив — простой, но такой отрадный и чудесный, какого он отродясь не слышал. Зазвучала песенка, хор тоненьких голосов с необыкновенным совершенством выводил мелодию, а слова были такие:
        Понедельник, вторник,
        Понедельник, вторник,
        Понедельник, вторник…
        На этом месте пение как-то неуверенно обрывалось, а потом повторялось все сначала:
        Понедельник, вторник,
        Понедельник, вторник,
        Понедельник, вторник…
        Колпачок наслаждался необыкновенной музыкой. Он понял, что нечаянно подслушал спевку Волшебного Народца Из-под Холма. Малютки, должно быть, сочиняли новую песенку, но что-то у них не ладилось. Колпачку захотелось им помочь. Он приготовился и — когда в третий раз прозвучало:
        Понедельник, вторник,
        Понедельник, вторник,
        Понедельник, вторник —
        вступил и допел красивым, звонким голосом, завершая мелодию:
        И сре-да!
        На несколько секунд воцарилась удивительная тишина. И вдруг раздался веселый шум, щебетание тоненьких голосов, смех, радостные возгласы, и Колпачок увидел, что его окружила толпа маленьких музыкантов. Это были волшебные жители холмов, которых ирландцы называют сидами, а англичане — феями или эльфами. Малыши ликовали, что песня у них наконец получилась, и без устали распевали, приплясывая вокруг Колпачка:
        Понедельник, вторник,
        Понедельник, вторник,
        Понедельник, вторник И сре-да!
        Наконец один из сидов, видимо, старший, потребовал тишины и, выступив вперед, обратился к Колпачку с такой речью:
        - О певец, искуснейший среди смертных! Нам прискорбно видеть тебя обремененным этим тяжелым горбом. К счастью, одного взмаха волшебной палочки достаточно, чтобы навек избавить тебя от уродства. Такова наша благодарность тебе за чудесную песню. Прощай, Колпачок!
        С этими словами он взмахнул палочкой… и все замелькало в глазах Колпачка, закружилось в стремительном хороводе и исчезло. Без чувств он упал на росистую траву и уснул, а когда проснулся, уже наступило утро.
        Колпачок вскочил на ноги и впервые в жизни распрямился — горба у него за плечами больше не было, он сделался статным и красивым парнем. Многие его не узнавали. Пришлось вновь и вновь рассказывать всем и каждому историю про сидов, прежде чем люди поверили ему и признали в нем прежнего Колпачка.
        Случилось так, что проведал про этот случай другой горбун, по имени Джонни Порченый, и тоже решил попытать своего счастья.
        Он пришел с вечера на то самое место, о котором рассказывал Колпачок, и сел там на кочку, дожидаясь темноты.
        Сидел он так долго, долго и уже начал было задремывать, как вдруг раздались тоненькие голоса, пенье дудочки, и Джонни услышал, как веселый хор поет песенку:
        Понедельник, вторник,
        Понедельник, вторник,
        Понедельник, вторник
        И сре-да!
        «Ага! — подумал Джонни. — Колпачок подсказал им только один день — среду, а я подскажу целых два. Небось за это меня и наградят щедрей: не только избавят от горба, но и дадут золота. У них ведь, говорят, много золота — у этого чудного Народца Из-под Холма».
        Рассудив таким образом, Джонни раскрыл пошире рот и, едва только хор успел пропеть «Понедельник…», поспешно закричал ни в склад, ни в лад:
        Четверг и пятница!
        Четверг и пятница!
        Все смолкло — но только на миг. Потом раздались шум, возгласы, сердитые голоса:
        - Какой невежа это закричал? Кто испортил нашу песню?
        Джонни увидел себя окруженным возмущенной толпой малюток, они кричали и показывали ему кулаки. Внезапно один из них, с волшебной палочкой в руке, выступил вперед и сказал:
        - О глупец, несноснейший среди смертных! Ты получишь награду, достойную тебя. Быть тебе до скончания века таким же нескладным, как твоя песня!
        Он взмахнул палочкой… Все закружилось в глазах у Джонни, и он рухнул на землю как подкошенный. До утра проспал он на росистой траве, а когда проснулся и ощупал свою спину — о злосчастье! — не один, а два горба было у него за плечами. Кое-как побрел прочь жадный Джонни, разгневавший сидов.
        А веселый Колпачок жил долго и счастливо, радуя людей своими песнями и добрым нравом.
        УДИВИТЕЛЬНЫЙ СОН
        Ирландская сказка
        Давным-давно жил возле Свинфорда человек по имени Оуэн О'Малреди. Он сажал картошку, разводил огород вместе со своей женой Молли, никогда не унывал и ни на что не жаловался. Лишь одно у него было сокровенное желание — увидеть сон. Никогда в жизни ему ничего не снилось.
        Встретил он как-то соседа, разговорились они о том о сем. Оуэн возьми да признайся, что нет у него заветнее мечты, чем увидеть хоть какой-нибудь сон.
        - Увидишь сегодня же ночью, — сказал сосед, — если послушаешься моего совета.
        - Говори скорее, — обрадовался Оуэн.
        - Выгреби всю золу из очага, устрой себе там постель и ложись спать. Будет тебе и сон, и сновидение, не беспокойся.
        Пришел Оуэн домой, стал выгребать золу из очага и устраивать там постель. Жена решила, что он спятил, но Оуэн растолковал ей, в чем дело, утихомирил кое-как, и вот легли они спать прямо в очаге.
        Только заснули, как в дверь стучатся:
        - Вставай, Оуэн О'Малреди! Помещик велел тебе доставить письмо в Америку.
        Встал Оуэн, сунул ноги в башмаки, думает: «Нелегкая тебя принесла в такую пору!»
        Однако взял письмо и не мешкая зашагал по дороге. Возле горы Слив-Чарн поравнялся он с пареньком, пасущим стадо коров.
        - Бог в помощь тебе, О'Малреди! — приветствует его пастух.
        - И тебе того же! — ответил Оуэн, удивившись. — Все меня знают, лишь я никого не знаю.
        - Куда тебя несет среди ночи? — спрашивает пастух.
        - В Америку, с письмом от помещика. Не сбился ли я с пути?
        - Все верно, шагай себе прямо на запад. Но как ты думаешь переправляться через море?
        - Там видно будет, — ответил Оуэн и пошел дальше.
        Вот подходит он к морю, видит — на берегу журавль стоит на одной ноге.
        - Бог в помощь тебе, О'Малреди! — приветствует его журавль.
        - И тебе того же! — ответил Оуэн, удивившись. — Все меня знают, лишь я никого не знаю.
        - Куда ты спешишь, О'Малреди?
        - В Америку, с письмом от помещика. Да не знаю, как через море перебраться.
        - Садись ко мне на спину, — говорит журавль. — Я тебя перенесу.
        - А не притомишься ли ты на полпути? Что я тогда буду делать?
        - Не бойся, не притомлюсь.
        Сел Оуэн на журавля, полетели они через море. На полпути, как раз на серединочке, журавль говорит:
        - Эй, Оуэн, слезай! Я что-то притомился.
        - Ах ты, негодный журавлишка! — возмутился Оуэн. — Чтоб тебя так черти притомили! Не слезу, и не проси.
        - Ну, слезь хоть на минутку, дай передохнуть, — просит журавль.
        Тут они услыхали над собою стук, смотрят — а это молотильщики на небе зерно молотят.
        - Эй, молотильщик! — закричал Оуэн. — Дай за молотило подержаться, пока мой журавль передохнет.
        Молотильщик опустил ему молотило, Оуэн ухватился за него двумя руками, крепко держит. А журавль нахально засмеялся и улетел.
        - Чтоб тебе пусто было, обманщик! — выругался Оуэн. — Из-за тебя я тут повис между небом и водой посередине океана.
        Немного погодя молотильщик ему кричит:
        - Эй, парень, слезай, мне молотить надо!
        - И не подумаю, — отвечает Оуэн. — Мне тонуть неохота.
        - Ах так! — рассердился молотильщик. — Тогда я перерублю держалку.
        - Пожалуйста, — отвечает Оуэн, — все равно ведь молотило останется у меня.
        Тут он поглядел вниз и увидел баркас в море.
        - Эй, моряк-морячок! Греби сюда — я к тебе спрыгну.
        Подгреб моряк, кричит снизу:
        - Правее или левее?
        - Немножко полевее! — просит Оуэн.
        - Сбрось один башмак, чтобы увидеть, куда он упадет! — кричит моряк.
        Тряхнул Оуэн ногой, и башмак полетел вниз.
        - Уй-уй-уй-уй! Убивают! — завизжала жена, подскакивая на постели. — Оуэн! Где ты?
        - Я-то здесь, Молли. А вот ты что там делаешь на баркасе?
        Встала жена, зажгла свечку. И где же она нашла Оуэна, как вы думаете? В дымоходе. Там он висел, уцепившись руками за выступ кирпича, — весь черный от сажи. Одна его нога была обута в башмак, а что касается другого башмака, так это именно он, свалившись сверху, разбудил и напугал Молли.
        Вылез Оуэн из дымохода, кое-как отмылся и пришел в себя. Но с той ночи никогда-никогда не завидовал он людям, которые видят сны.
        ИЗ СБОРНИКА НАРОДНОЙ ПОЭЗИИ «ПЕСЕНКИ МАТУШКИ ГУСЫНИ»
        СТАРУШКА В БАШМАКЕ
        Жила-была старушка
        В дырявом башмаке,
        У ней детишек было,
        Что зерен в колоске.
        Она им всем давала
        Похлебки похлебать
        И, звонко перешлепав,
        Укладывала спать.
        КОРОВА И МУЗЫКАНТ
        Купил корову музыкант,
        Но прокормить не мог;
        Когда она хотела есть,
        Он брался за смычок.
        Корова слушала его
        И говорила: «Ах!
        Как это чудно! А теперь —
        Сыграй об отрубях».
        ЧИК-ЧИРИК!
        Чик-чирик!
        Привет, ученик!
        Что тебе нынче не спится?
        Еще всего-то двенадцатый час,
        А ты уж бежишь учиться!
        ПЕСНЯ ЗА ПОЛПЕНСА
        Вот песня за полпенса,
        Я спеть ее готов:
        Запек в пирог пирожник
        Две дюжины дроздов.
        Едва пирог поставили
        И стали резать вдоль,
        Как все дрозды запели:
        «Да здравствует король!»
        Король тогда в подвале
        Считал свою казну,
        А королева в спальне
        Готовилась ко сну.
        Служанка возле замка
        Сажала кустик роз;
        Примчался дрозд — вертлявый хвост —
        И откусил ей нос!
        ТРИНЬ-ДИРИ-ДИ!
        Тринь-дири-ди, тринь-дири-ди!
        Мышка, на танец к нам выходи!
        Кот из амбара скрипку несет,
        Хвостиком свинка ловко трясет.
        Пойте, пляшите, радуйтесь все —
        Женится, женится жук на осе!
        ЧЕЛОВЕЧЕК НА ЛУНЕ
        Жил человечек на луне,
        жил на луне, жил на луне,
        Жил человечек на луне,
        Его звали Эйкин Драм.
        И он играл на ложках,
        На ложках-поварешках,
        И он играл на ложках,
        Его звали Эйкин Драм.
        На нем колпак из творога,
        из творога, из творога,
        На нем колпак из творога,
        Его звали Эйкин Драм.
        На нем сюртук из блинчиков,
        из блинчиков, из блинчиков,
        На нем сюртук из блинчиков,
        Его звали Эйкин Драм.
        На нем штаны из ветчины,
        из ветчины, из ветчины,
        На нем штаны из ветчины,
        Его звали Эйкин Драм.
        Жил человечек за горой,
        жил за горой, жил за горой,
        Жил человечек за горой,
        Его звали Вилли Вуд.
        И он играл на саблях,
        На саблях и на граблях,
        И он играл на саблях,
        Его звали Вилли Вуд.
        Он проглотил все блинчики,
        все блинчики, все блинчики,
        Он проглотил все блинчики,
        Нехороший Вилли Вуд.
        Он проглотил все коржики,
        все коржики, все коржики,
        Он проглотил все коржики,
        Нехороший Вилли Вуд.
        И он объелся творогом,
        творогом, творогом,
        И он объелся творогом,
        Нехороший Вилли Вуд.
        И он объелся ветчиной,
        ветчиной, ветчиной,
        И он объелся ветчиной,
        Нехороший Вилли Вуд.
        Но он подавился булочкой,
        булочкой, булочкой,
        Но он подавился булочкой,
        И пришел ему конец!
        РОБИН ИЗ БОБИНА
        Робин из Бобина
        Лук раздобыл,
        Целился в голубя,
        Галку убил.
        Робин из Бобина
        Мал да удал:
        Целился в утку,
        В тетку попал.
        АРИФМЕТИКА
        Один — это мало,
        А два — кое-что,
        Три — целая куча,
        А больше трех —
        Сто!
        ДЖЕКИ-ДРУЖОК
        Джеки-дружок
        Сел в уголок,
        Сунул в пирог свой пальчик,
        Изюминку съел
        И громко пропел:
        «Какой я хороший мальчик!»
        ИНТЕРЕСНАЯ СКАЗКА
        Жил-был отец,
        А с ним три сына —
        Вот вам и сказки половина.
        Пошел отец
        Доить овец —
        Вот тут и сказочке конец.
        ГАЛОПИ-ГАЛОПИ-ГОП!
        Скакали на серой кобылке верхом,
        Галопи-галопи-гоп,
        Красотка Джейн со своим муженьком,
        Галопи-галопи-гоп.
        Но ворон прокаркал, хлопнув крылом,
        Галопи-галопи-гоп,
        Кобыла споткнулась, и все кувырком,
        Галопи-галопи-хлоп!
        А гадкий ворон, смеясь, улетел,
        Галопи-галопи-гоп,
        Еще не таких вам наделаю дел,
        Галопи-галопи-хлоп!
        ЗАГАДКА
        По летнему лугу
        Гуляя в обед,
        Нашел я какой-то
        Съедобный предмет.
        Не рыба, не мясо —
        В траве он лежал,
        Лежал он, лежал —
        А потом убежал.
        ИНТЕРЕСНАЯ ПЕСНЯ
        Жила-была ворона
        И съела червяка.
        Прошу у вас прощенья,
        Что песня коротка.
        МОЛЛИ МИЛЛЕР
        Молли Миллер
        Купила мыла,
        Молли Миллер
        Мылась умело,
        Но оказалось:
        Мыла мало,
        Чтобы отмыть
        Так много мела.
        Молвила Молли:
        «Если бы было
        Меньше мела,
        Мне бы хватило
        Этого мыла —
        Можете мне
        Поверить смело!»
        Молли Миллер
        Достала шило,
        Молли сменяла
        Шило на мыло,
        Самое мылкое
        В мире мыло —
        И мыльной мочалкой
        Мел отмыла.
        ВЕСЕЛО!
        Эй, кошка со скрипкой,
        Пляши, да не шибко!
        Петух на заборе заржал.
        Корова подпрыгнула
        Выше луны,
        И чайник с тарелкой сбежал.
        ЭДВАРД ЛИР
        ЛИМЕРИКИ
        Жил-был старичок из Гонконга,
        Танцевавший под музыку гонга.
        Но ему заявили:
        «Прекрати это — или
        Убирайся совсем из Гонконга!»
        Жил-был человек в Амстердаме,
        Не чистивший шляпу годами.
        Он в ней невзначай
        Заваривал чай
        И в ней же гулял в Амстердаме.
        Жил-был старичок из Винчестера,
        За которым погналися шестеро.
        Он вскочил на скамью,
        Перепрыгнул свинью
        И совсем убежал из Винчестера.
        Жил один старичок за рекою,
        Всей душой устремленный к покою.
        Но шальная ворона
        Вдруг прокаркала с клена:
        «Нет покою и тут, за рекою!»
        Жила на горе старушонка,
        Что учила плясать лягушонка.
        Но на все «раз-и-два»
        Отвечал он: «Ква-ква!»
        Ох, и злилась же та старушонка!
        Жил один джентльмен в Холихеде,
        Разъезжавший верхом намедведе.
        На вопрос: «Вы жокей?»
        Отвечал он: «О'кей!» —
        Продолжая скакать на медведе.
        Жил старик у подножья Везувия,
        Изучавший работы Витрувия,
        Но сгорел его том,
        И он взялся за ром,
        Ром-античный старик у Везувия!
        Жил известный профессор в Найроби,
        Изучавший науки в чащобе.
        Там под шелест синиц
        Он читал пять страниц
        И опять возвращался в Найроби.
        Жил старик, по фамилии Плиски,
        С головою не больше редиски.
        Но, одевши парик,
        Становился старик
        Судьей, по фамилии Плиски!
        Жил один старичок в Девоншире,
        Он распахивал окна пошире
        И кричал: «Господа!
        Трумбаду, трумбада!» —
        Ободряя людей в Девоншире.
        Один старикашка с косою
        Гонялся полдня за осою.
        Но в четвертом часу
        Потерял он косу
        И был крепко укушен осою.
        Жил старик на развесистой ветке,
        У него были волосы редки.
        Но галчата напали
        И совсем общипали
        Старика на развесистой ветке.
        Одна старушонка из Лоха
        Себя развлекала неплохо:
        Все утро сидела
        И в дудку дудела
        На кустике чертополоха.
        Пожилой джентльмен из Айовы
        Думал, пятясь от страшной коровы:
        «Может, если стараться
        Веселей улыбаться,
        Я спасусь от сердитой коровы?»
        Жила-была дама приятная,
        На вид совершенно квадратная.
        Кто бы с ней ни встречался,
        От души восхищался:
        «До чего ж эта дама приятная!»
        Жил-был старичок у канала,
        Всю жизнь ожидавший сигнала.
        Он часто в канал
        Свой нос окунал,
        И это его доконало.
        Жил-был старичок между ульями,
        От пчел отбивавшийся стульями.
        Но он не учел
        Числа этих пчел
        И пал смертью храбрых меж ульями.
        Жил мальчик из города Майена,
        Свалившийся в чайник нечаянно.
        Он сидел там, сидел
        И совсем поседел,
        Этот бывший мальчишка из Майена.
        Один горемыка из Клонца
        Купил себе зонтик от солнца,
        Забрался в подвал
        И там зимовал —
        Подальше от жителей Клонца.
        Один джентльмен втихомолку
        Забрался на старую елку.
        Он кушал пирог
        И слушал сорок,
        На ту же слетевшихся елку.
        Жил мальчик вблизи Фермопил,
        Который так громко вопил,
        Что глохли все тетки
        И дохли селедки
        И сыпалась пыль со стропил.
        Жил один долгожитель в Пергаме,
        Он Гомера читал вверх ногами.
        До того дочитался,
        Что ослаб, зашатался
        И свалился с утеса в Пергаме.
        Говорил старичок у куста:
        «Эта птичка поет неспроста».
        Но, узрев, что за птаха,
        Он затрясся от страха:
        «Она вчетверо больше куста!»
        Вышел дядя на площадь в Нордкапе
        В широченной соломенной шляпе.
        Он сказал: «Буду рад,
        Если дождь или град,
        Приютить вас под шляпой в Нордкапе».
        Жил да был старичок из Киото,
        Постоянно жалевший кого-то.
        Он увидел лягушку
        И метнул ей ватрушку,
        Благородный старик из Киото!
        Жил дядюшка в городе Дареме,
        Который был мучим кошмарами.
        Чтобы горю помочь,
        Приходилось всю ночь
        Освежать его пивом с кальмарами.
        Жил у речки один человечек,
        Ему на спину вспрыгнул кузнечик —
        И такое пропел,
        Что совсем оробел
        И на корточки сел человечек.
        Жил-был старичок у причала,
        Которого жизнь удручала.
        Ему дали салату
        И сыграли сонату,
        И немного ему полегчало.
        Один старичок из Оттавы
        Обличал современные нравы.
        На совет: «Отдохни!»
        Возражал он: «Ни-ни!
        Я не все обличил еще нравы!»
        Жил один старичок на болоте,
        Убежавший от дяди и тети.
        Он сидел на бревне
        И, довольный вполне,
        Пел частушки лягушкам в болоте.
        Жил на свете разумный супруг,
        Запиравший супругу в сундук.
        На ее возражения
        Мягко, без раздражения
        Говорил он: «Пожалте в сундук!»
        МИСТЕР ЙОНГИ-БОНГИ-БОЙ
        В том краю Караманджаро,
        Где о берег бьет прибой,
        Жил меж грядок с кабачками
        Мистер Йонги-Бонги-Бой.
        Старый зонт и стульев пара
        Да разбитая гитара —
        Вот и все, чем был богат,
        Проживая между гряд
        С тыквами и кабачками,
        Этот Йонги-Бонги-Бой,
        Честный Йонги-Бонги-Бой.
        Как-то раз, бредя устало
        Незнакомою тропой,
        На поляну незабудок
        Вышел Йонги-Бонги-Бой.
        Там средь курочек гуляла
        Леди, чье лицо сияло.
        «Это леди Джингли Джотт
        Белых курочек пасет
        На поляне незабудок», —
        Молвил Йонги-Бонги-Бой,
        Мудрый Йонги-Бонги-Бой.
        Обратясъ к прекрасной даме
        В скромной шляпке голубой,
        «Леди, будьте мне женою», —
        Молвил Йонги-Бонги-Бой.
        «Здесь, в краю Караманджаро,
        Где о берег бьет прибой,
        Много устриц и омаров
        (Молвил Йонги-Бонги-Бой).
        Старый зонт и стульев пара
        Да разбитая гитара
        Будут вашими, мадам!
        Я на завтрак вам подам
        Свежих устриц и омаров», —
        Молвил Йонги-Бонги-Бой,
        Щедрый Йонги-Бонги-Бой.
        Леди вздрогнула, и слезы
        Закипели, как прибой:
        «Вы немножко опоздали,
        Мистер Йонги-Бонги-Бой!
        Ни к чему мечты и грезы,
        В мире много грустной прозы:
        Я любить вас не вольна,
        Я другому отдана,
        Вы немножко опоздали,
        Мистер Йонги-Бонги-Бой,
        Милый Йонги-Бонги-Бой!
        Мистер Джотт живет в столице,
        Я с ним связана судьбой.
        Ах, останемся друзьями,
        Мистер Йонги-Бонги-Бой!
        Мой супруг торгует птицей
        В Англии и за границей,
        Всем известный Джеффри Джотт;
        Он и вам гуся пришлет.
        Ах, останемся друзьями,
        Мистер Йонги-Бонги-Бой,
        Славный Йонги-Бонги-Бой!
        Вы такой малютка милый
        С головой такой большой!
        Вы мне очень симпатичны,
        Мистер Йонги-Бонги-Бой!
        Если б только можно было,
        Я б решенье изменила,
        Но, увы, нельзя никак;
        Верьте мне: я вам не враг,
        Вы мне очень симпатичны,
        Мистер Йонги-Бонги-Бой,
        Милый Йонги-Бонги-Бой!»
        Там, где волны бьют с размаху,
        Где у скал кипит прибой,
        Он побрел по краю моря,
        Бедный Йонги-Бонги-Бой.
        И у бухты Киви-Мяху
        Вдруг увидел Черепаху:
        «Будь галерою моей,
        Увези меня скорей
        В ту страну, где нету горя!» —
        Молвил Йонги-Бонги-Бой,
        Грустный Йонги-Бонги-Бой.
        И под шум волны невнятный
        По дороге голубой
        Он поплыл на Черепахе,
        Храбрый Йонги-Бонги-Бой;
        По дороге невозвратной
        В край далекий, в край закатный.
        «До свиданья, леди Джотт» —
        Тихо-тихо он поет,
        Вдаль плывя на Черепахе,
        Этот Йонги-Бонги-Бой,
        Верный Йонги-Бонги-Бой.
        А у скал Караманджаро,
        Где о берег бьет прибой,
        Плачет леди, восклицая:
        «Милый Йонги-Бонги-Бой!»
        В той же самой шляпке старой
        Над разбитою гитарой
        Дни и ночи напролет
        Плачет леди Джингли Джотт
        И рыдает, восклицая:
        «Милый Йонги-Бонги-Бой!
        Где ты, Йонги-Бонги-Бой?»
        ДЯДЯ АРЛИ
        Помню, помню дядю Арли
        С голубым сачком из марли:
        Образ долговяз и худ,
        На носу Сверчок зеленый,
        Взгляд печально-отрешенный —
        Словно знак определенный,
        Что ему ботинки жмут.
        С пылкой юности, бывало,
        По холмам Тинискурала
        Он бродил в закатный час,
        Воздевая руки страстно,
        Распевая громогласно:
        «Солнце, солнце, ты прекрасно!
        Не скрывайся прочь от нас!»
        Точно древний персианин,
        Он скитался, дик и странен,
        Изнывая от тоски:
        Грохоча и завывая,
        Знания распространяя
        И — попутно — продавая
        От мигрени порошки.
        Как-то, на тропе случайной,
        Он нашел билет трамвайный.
        Подобрать его хотел;
        Вдруг из зарослей бурьяна,
        Словно месяц из тумана,
        Выскочил Сверчок нежданно
        И на нос к нему взлетел!
        Укрепился — и ни с места,
        Только свиристит с насеста
        Днем и ночью: я, мол, тут!
        Песенке Сверчка внимая,
        Дядя шел не уставая,
        Даже как бы забывая,
        Что ему ботинки жмут.
        И дошел он, в самом деле,
        До Скалистой Цитадели,
        Там, под дубом вековым
        Он скончал свой подвиг тайный:
        И его билет трамвайный,
        И Сверчок необычайный
        Только там расстались с ним.
        Там он умер, дядя Арли
        С голубым сачком из марли,
        Где обрыв над бездной крут;
        Там его и закопали
        И на камне написали,
        Что ему ботинки жали,
        Но теперь уже не жмут.
        ЛЬЮИС КЭРОЛЛ
        ЛУК, СЕДЛО И УДИЛА
        Рыцарская баллада
        Слуга, подай сюда мой лук,
        Неси его скорей!
        Конечно, лук, а не урюк! —
        Зеленый лук-порей.
        Да нашинкуй его, мой друг,
        И маслицем полей!
        Слуга, подай сюда седло!
        Я пылом разогрет!
        Не говори, что не дошло:
        Ждать больше мочи нет.
        Седло барашка, я сказал,
        Подай мне на обед!
        Слуга, подай мне удила, —
        Довольно нам шутить!
        Пора — была иль не была…
        Что, что? Не может быть!
        Как «нет удил»? Ну и дела…
        А чем же мне удить?
        ПЕСНЯ САДОВНИКА
        Он думал — перед ним Жираф,
        Играющий в лото;
        Протер глаза, а перед ним —
        На Вешалке Пальто.
        «Нигде на свете, — он вздохнул, —
        Не ждет меня никто!»
        Он думал — на сковороде
        Готовая Треска;
        Протер глаза, а перед ним —
        Еловая Доска.
        «Тоска, — шепнул он, зарыдав, —
        Куда ни глянь, тоска!»
        Он думал, что на потолке
        Сидит большой Паук;
        Протер глаза, а перед ним —
        Разгадка Всех Наук;
        «Учение, — подумал он, —
        Не стоит этих мук!»
        Он думал, что над ним кружит
        Могучий Альбатрос;
        Протер глаза, а это был
        Финансовый Вопрос.
        «Поклюй горошку, — он сказал, —
        Мне жаль тебя до слез!»
        Он думал, что его ждала
        Карета у Дверей;
        Протер глаза, а перед ним —
        Шесть Карт без козырей.
        «Как странно, — удивился он, —
        Что я не царь зверей!»
        Он думал — на него идет
        Свирепый Носорог;
        Протер глаза, а перед ним —
        С Микстурой Пузырек.
        «Куда вкусней, — подумал он, —
        Был бабушкин пирог!»
        Он думал — прыгает Студент
        В автобус на ходу;
        Протер глаза, а это был
        Хохлатый Какаду.
        «Поосторожней! — крикнул он, —
        Не попади в беду!»
        Он думал — перед ним Осел
        Играет на трубе;
        Протер глаза, а перед ним —
        Афиша на Столбе.
        «Пора домой, — подумал он. —
        Погодка так себе!»
        Он думал — перед ним
        Венок Величья и побед;
        Протер глаза, а это был
        Без ножки Табурет.
        «Все кончено! — воскликнул он. —
        Надежды больше нет!»
        РОБЕРТ ЛЬЮИС СТИВЕНСОН
        ПАМЯТКА ДЛЯ ХОРОШИХ ДЕТЕЙ
        Ребенок должен скромным быть —
        И не шуметь (И не вопить!),
        В гостях не забывать о «здрасьте»
        И слушаться,
        Хотя б отчасти.
        МАЛЕНЬКАЯ СТРАНА
        Если дома скучно станет,
        Если голова устанет,
        Стоит мне глаза закрыть,
        Чтоб отчалить и отплыть
        Через пелену тумана
        К свежим рощам Игростана,
        Где играет и поет
        Вольный Маленький Народ,
        Где стрекозы — исполины,
        Где листочек тополиный
        Из волшебных дальних стран
        По волнам плывет, как лодка —
        Быстро, ходко! —
        Через лужу-океан.
        Если там свернуть на север,
        Попадешь в гигантский клевер.
        Встретишь там наверняка
        Муху или паука
        Или мурашей, хвоинки
        Волокущих по тропинке.
        А, взобравшись на щавель,
        Вдруг увидишь, как с гуденьем
        Над цветеньем
        Пролетит огромный шмель.
        Там, у дерева-ромашки,
        За кустами белой кашки
        Сам себя увижу я
        (Чуть побольше муравья)
        Отраженным в светлой луже,
        Словно в зеркальце — не хуже!
        Тут и листик подплывет,
        Так что снарядить не трудно
        Это судно —
        И отправиться в поход.
        Притаившись за цветами,
        Любопытными глазами
        Смотрит Маленький Народ,
        Как суденышко плывет.
        Часть из них одета в латы
        (Это, видимо, солдаты),
        Те — крылаты
        И раскраскою богаты —
        Есть на всякий вкус и цвет:
        Пурпурные, голубые,
        Золотые…
        Только злых меж ними нет.
        А когда глаза открою
        И увижу пред собою
        Длинный-длинный ровный пол,
        Длинный-длинный гладкий стол
        Пьющих из больших стаканов
        Длинных-длинных — великанов
        (Выше леса; выше гор!),
        Говорящих тот же вздор, —
        Как же хочется мне снова
        Плыть вдоль леса травяного
        На ромашки залезать…
        Да домой лишь возвращаться
        Отоспаться —
        И опять идти играть!
        ВЕТРЕНОЙ НОЧЬЮ
        Когда ветер гудит и стонет бор
        И дождь шумит по земле,
        Я слышу, как всадник во весь опор
        Проносится в мокрой мгле.
        Вверху — ни звезды, внизу — ни огня.
        Куда он торопит и гонит коня?
        Когда сосны скрипят и море гремит
        И темень — со всех сторон,
        Я слышу сквозь бурю цокот копыт —
        Все громче, все ближе он.
        Проносится всадник сквозь ночь наугад…
        И снова галопом он скачет назад!
        ЭДИТ НЕСБИТ
        ТЫСЯЧА ВЕРНЫХ КОПИЙ
        Сказка
        - Но что же нам делать? — в двадцатый раз повторила королева.
        - Что ни делай, добром это не кончится. Вот увидишь! — мрачно отвечал Король.
        Они сидели в беседке, увитой жимолостью, в королевском саду и беседовали, в то время как королевская нянька прохаживалась взад-вперед по дорожке с новорожденным младенчиком на руках.
        - Нисколько не сомневаюсь, что мне придется это увидеть, — горестно вздохнула королева.
        Беда приходит разными путями, и никогда не знаешь заранее, каким именно путем она придет; но бывают такие случаи, когда беду можно предсказать с полной уверенностью — как дважды два четыре.
        Например, если вы забыли на плите кипящий чайник, то он неминуемо выкипит и расплавится. Если вы оставили кран в ванной комнате открытым, а сток закрыли пробкой, можете не сомневаться, что через некоторое время лестница в вашем доме превратится в Ниагарский водопад. Если вы забыли дома кошелек, то у вас не окажется денег, когда нужно будет платить за проезд в трамвае. А если вы бросите зажженную спичку на тюлевую занавеску, вашему папаше придется отдать пять фунтов за вызов пожарной машины, которая приедет заливать пожар водой из шланга.
        Точно так же, если вы король и вам не хочется, чтобы на крестинах вашей дочери была злая фея, то, как бы вы ни поступили, все равно выйдет скверно. Если вы ее пригласите, она придет, а если не пригласите, тем более придет; и неизвестно еще, что хуже для маленькой принцессы. Как прикажете поступить королю? Конечно, можно вообще не звать никого на крестины — от греха подальше… Но не обидятся ли при этом добрые феи — ведь тогда уж, точно, добра не жди.
        Такие вот раздумья мучили короля Озимандию и его королеву. В трудном положении оказалась царственная чета — не позавидуешь! В сотый раз они обсуждали этот вопрос так и сяк под олеандрами и померанцами своего королевского сада, возле мраморной балюстрады, за которой цвели великолепные розы — белые, пурпурные и желтые. А нянька все прогуливалась мимо, держа на руках малютку, из-за которой, собственно, весь этот сыр-бор и разгорелся; и королева с нежностью поглядывала в их сторону.
        - Не правда ли, мой дорогой, — молвила она, — порою хочется, чтобы мы были простыми, неприметными людьми?
        - Вот уж нет! — отрезал король.
        - А мне хочется. Только подумай: на крестинах были бы лишь ты да я, да твоя сестрица, и вовсе бы не нужно было бояться… Но погоди-ка! Я, кажется, что-то придумала.
        Король сделал скучное лицо: видимо, он не ожидал, что его супруга может придумать что-нибудь дельное. Но первые же четыре слова, сказанные королевой, заставили его навострить уши (если только можно так выразиться о королевских ушах). Вот что она сказала:
        - Давай устроим тайные крестины.
        - Каким образом? — спросил король.
        Королева по-прежнему глядела на дочку, и в ее глазах было какое-то рассеянное, что называется, «отсутствующее», выражение.
        Минуточку… — медленно начала она. — Так, мне все ясно. Мы отпразднуем крестины в подвалах нашего замка — у нас великолепные подвалы.
        - Еще бы! — перебил король. — Их строили для моего дедушки мастера из Ланкастера.
        - Разошлем приглашения под видом счетов от булочника. У меня есть знакомый посыльный из булочной. Очень милый мальчик. Вчера, когда я объясняла ему, какая должна быть корка у французских булочек, он сделал «козу» нашей крошке, и она засмеялась — представь себе!
        А в приглашениях мы напишем так: «Одна буханка, три шиллинга. С оплатой просьба не задерживать». Это будет означать, что приглашена 1 персона на 3 часа дня. А на оборотной стороне напишем, куда и зачем, невидимыми чернилами. То есть, лимонным соком.
        А мальчику из булочной велим поговорить с каждым человеком лично — ну, знаешь, как обычно, когда они на самом деле просят не задерживать с оплатой, — и каждому прошептать на ухо: «Страшная тайна. Лимонный сок. Подержать над огнем». Правда, я замечательно придумала? О, мой милый, скажи, что ты согласен!
        Король отложил трубку, поправил на голове корону и торжественно, от души поцеловал королеву.
        - Ты у меня чудо, — сказал он. — Это именно то, что надо. Но мальчишка из булочной — не слишком ли он мал? Можно ли ему довериться?
        - Ему девять лет, — ответила королева. — И мне порою приходило в голову: не переодетый ли он принц? До того он смышленый.
        Все шло по плану, задуманному королевой. Подвалы замка — и впрямь великолепные и вместительные — были втайне украшены доверенными людьми короля и королевы. Вы никогда бы не сказали, что это подвалы, увидев, как здорово они преобразились. Стены были убраны серебристым атласом и бархатом, увешаны гирляндами белых роз; каменный пол покрыт свеженарезанным дерном с растущими там и сям веселыми и чистенькими маргаритками.
        Приглашения были доставлены вовремя. На каждом приглашении простыми синими чернилами было написано:
        КОРОЛЕВСКАЯ ПЕКАРНЯ
        1 буханка, 3 шиллинга
        С оплатой просьба не задерживать.
        Но стоило получившему это послание подержать его над огнем (как это шепотом советовал посыльный) — и на бумаге проступали блеклые коричневатые буквы:
        «Король Озимандия и королева Элиза приглашают Вас на крестины своей дочери принцессы Озилизы в три часа в среду в подвалах Замка.
        P. S. Нам приходится соблюдать тайну и быть крайне осторожными из-за злых фей. Поэтому просим приходить переодетыми лавочниками и торговцами со счетом в руке — как бы требуя уплаты в самый распоследний раз перед тем, как обратиться в суд».
        По этому письму, кстати сказать, нетрудно догадаться, что король и королева были не очень-то богаты, и торговец, пришедший во дворец требовать уплаты по счетам, меньше всего мог возбудить какое-либо подозрение. Большинство подданных короля тоже были не очень богаты, так что им легче было понять друг друга, чем это обычно бывает между монархами и их народами.
        Можете вообразить, с каким волнением приглашенные на крестины ожидали среды и выбирали себе костюмы. Лорд Главный Судья переоделся башмачником, но он прихватил с собой свой пухлый синий портфель, набитый бумагами, — сойдет за сумку с башмаками, решил он. Главнокомандующий нарядился торговцем собачьей едой и прикатил с собой тележку. Премьер-министр выглядел заправским портным — ему не пришлось даже менять выражение лица. И все другие придворные столь же ловко переоделись.
        Добрые феи, получившие приглашения самыми первыми, тоже не забыли о маскировке. Беневола, царица добрых фей, преобразилась в лунный луч, проникающий в любой замок без спросу. Серена, вторая за ней по старшинству и могуществу, явилась бабочкой. Все добрые феи до одной переоделись весьма умело и со вкусом.
        Королева выглядела более чем прелестно, король — весьма недурно и мужественно, а новорожденная принцесса, по общему мнению, была самым изумительным ребенком из всех, кого только присутствующим довелось видеть в своей жизни.
        Казалось бы, все шло как нельзя лучше. Но вы-то понимаете, что это только казалось. Ибо Лорду Адмиралу, переодевшемуся поваром, не удалось раздобыть достаточно широкого поварского халата, чтобы полностью прикрыть им свой мундир, и краешек эполета выглядывал у него наружу. Это не преминула заметить злая фея Малевола, когда Лорд входил во дворец с черного хода. Она сидела там, притворившись бродячей собакой без ошейника, и наслаждалась зрелищем королевского позора — столько неоплаченных счетов стекалось во дворец!
        Но при виде блеснувшего эполета Малевола чуть не выскочила из своей собачьей шкуры.
        - Что такое? — проворчала она, принюхиваясь, в точности как собака. — Тут надо разобраться. — И, тотчас превратившись в жабу, она проскользнула в сливную трубу от котла. Ведь в подвале дворца была, конечно, котельная — для отопления в холодное время года.
        Надо сказать, что этот котел доставил немало хлопот оформителям праздника. Как обычно, если в доме есть что-то такое, что вам не нравится, вы можете попытаться или убрать эту вещь с глаз долой, или как-то ее «обыграть». Убрать огромный котел не представлялось возможным, поэтому решено было его «обыграть», наполнив доверху дерном и мхом и посадив в него дерево — маленькую яблоню в полном цвету. Все восхищались этой яблонькой.
        Малевола, быстро превратившись из жабы в крота, прорыла дерн и мох, которым был заполнен котел, и высунула свой острый нос наружу как раз в тот момент, когда Беневола произнесла своим певучим и ласковым голосом (всегда казавшимся Малеволе ужасно напыщенным!):
        - Принцессе суждено любить и быть любимой всю свою жизнь.
        - Так-то оно так… — внезапно перебила ее Малевола, принимая свой собственный вид под визг и стон испуганной публики. — Да не кукарекай ты, петушок щипаный! — прикрикнула она на Лорда-гофмейстера, чьи вопли были особенно пронзительны. — Не то сам получишь от меня подарочек на крестины!
        Воцарилась зловещая тишина. Лишь королева Элиза, подхватившая на руки свою малютку при первых же словах Малеволы, слабым голосом попросила:
        - О, пожалуйста, не надо, Малевола, миленькая!
        А король сказал:
        - Видите ли, это даже нельзя назвать официальным торжеством или приемом. Просто несколько друзей заглянули, так сказать, поздравить…
        - Вижу, вижу, — согласилась Малевола, рассмеявшись своим ужасным смешком, от которого никому еще никогда не становилось весело. — Я вот тоже заглянула, так сказать. Покажите мне девочку.
        Бедная королева не посмела отказать. Она неловко шагнула к Малеволе, держа на руках принцессу.
        - Ну что ж! — сказала Малевола, насмешливо хмыкнув. — Ваше драгоценное дитятко получит и красоту, и добрый нрав, и прочую гроша ломаного не стоящую дребедень, которую наобещали ей эти жеманные кривляки. Но зато она будет изгнана из своего королевства. Ее будут окружать враги, но ни один человек не вступится за нее, и ей никогда не вернуть утраченного — до тех пор, пока она не найдет… — Малевола запнулась, подыскивая какое-нибудь условие поневероятней. — Пока она не найдет…
        - Тысячу копий, готовых биться за нее, — произнес чей-то звонкий голос. — Тысячу копий, верных ей и только ей одной!
        И какая-то юная феечка спорхнула с яблоневой ветки, где она сидела до той поры, притаившись между белыми и розовыми лепестками.
        - Конечно, я еще очень молода, — сказала она, как бы извиняясь. — Я только что закончила курс Всеобщей Волшебной Истории. И я знаю, что, если фея, произнося заклинание, споткнется и остановится больше, чем на полсекунды, любая другая фея может закончить за нее. Не правда ли, Ваше Величество? — обратилась она к Беневоле. И Царица Фей признала, что такой закон существует — хотя и очень старый, и почти позабытый.
        - Думаешь, ты очень умная? — возразила ей Малевола. — Дурочка ты, вот кто! Я ведь именно это и хотела сказать, вот именно это условие! Как же она найдет тысячу верных копий, если ни один человек не вступится за нее? Королевство будет потеряно, и все погибнут. То-то я напразднуюсь на поминках — уж на поминки меня пригласят! — воскликнула она, радостно потирая руки.
        - Если вы закончили, — вежливо сказал король, — и если вы решительно не хотите ничего прохладительного, разрешите пожелать вам на прощание всего наилучшего! — Он собственноручно открыл дверь, и Малевола, злобно хихикая, удалилась. И тут все оставшиеся расплакались и разрыдались.
        - Ничего, ничего! — наконец молвил король, вытирая глаза полой своей горностаевой мантии. — Когда это еще будет! Может быть, до той поры все как-нибудь утрясется.
        Но ничего не утряслось.
        Конечно, король сделал все, чтобы подготовить свою дочь к встрече с врагами. Он научил ее скакать верхом, фехтовать, стрелять из лука, а также из арбалета, пистолета, из ружья и даже из пушки. Он научил ее плавать и нырять, бегать и прыгать, бороться и боксировать; и принцесса выросла такой крепкой и сильной, что могла бы успешно померяться силами с любым принцем своего возраста. Но те несколько принцев, которые предлагали ей руку, узнав, что у принцессы нет другого приданого, кроме того, что подарили добрые феи, сразу смущались и говорили, что они, мол, проездом, что у них дела. И мгновенно испарялись.
        А потом произошло самое худшее. Торговцы и лавочники, которые уже много лет предупреждали насчет самого последнего-распоследнего раза, и в самом деле решились на крайность. Они призвали соседнего короля, который немедленно выступил войной против Озимандии, разбил его войско (солдатам уже двадцать лет не платили жалованья), выгнал вон короля и королеву, заплатил торговцам по счетам (бумажек хватило обклеить чуть ли не все стены во дворце) и взял хозяйство в собственные руки.
        Случилось так, что принцессы в это время не было дома. Она гостила у своей тетушки, Императрицы Орикалхии, и так как регулярной почты между этими двумя отдаленными странами не существовало, то, возвратившись домой во главе каравана из пятидесяти четырех нагруженных, неспешно шагающих верблюдов, она ожидала торжественной встречи: праздничных флагов, звенящих колоколов и улиц, запруженных веселящимся народом.
        Ничего подобного. Улицы были пусты и унылы, лавки и магазины закрыты с самого обеда по случаю субботы, и ни одного знакомого лица не встретилось ей по дороге.
        Она оставила караван, нагруженный подарками тетушки, за воротами и одна на своем любимом верховом верблюде подъехала к ступеням дворца, гадая, неужели король не получил ее письма, посланного накануне с почтовым голубем?
        Сошла она с седла, ступила во дворец и что же увидела? На батюшкином троне сидит совершенно чужой король, а на матушкином месте — незнакомая королева.
        - Где мой отец? — смело спросила принцесса, шагнув к ступеням трона. — И что вы здесь делаете?
        - Я мог бы задать этот вопрос тебе, — возразил король. — Кто ты такая, чтоб спрашивать?
        - Я принцесса Озилиза, — ответила она.
        - Ааааа… — протянул король. — Слышали о тебе. Можно сказать, ждали. Так вот: отца твоего выселили отсюда. Нового его адреса, уж извини, не имеем.
        В этот момент один из придворных подошел и шепнул на ухо королеве, что пятьдесят четыре верблюда, нагруженных шелками и бархатом, обезьянками и длиннохвостыми попугаями и самыми редкостными сокровищами Орикалхии, стоят и ждут у дворцовых ворот. Она кое-что прикинула в уме и пошепталась с королем. Он кивнул и во всеуслышание заявил:
        - Я хочу огласить вам новый закон.
        Все придворные тотчас бросились на пол ничком. Так благоговейно уважали законы в той стране.
        - Ни один человек, если его имя Озилиза, не имеет права иметь что бы то ни было в этом королевстве, — объявил король. — Выставьте отсюда вон эту бродяжку.
        Так принцесса была выгнана из своего собственного дворца, и пошла она плача по саду, в котором когда-то играла в детстве и была счастлива.
        А в это время бывший мальчишка из булочной, который теперь уже сделался молодым человеком, проходил мимо с корзиной французских булочек и вдруг слышит: кто-то плачет между олеандрами. Он свернул с дороги, чтобы сказать этому человеку: «Брось, не горюй!» — кто бы это ни был. И увидел принцессу. Он узнал ее сразу.
        - О принцесса! — воскликнул он. — Бросьте, не стоит горевать! Из любого положения найдется выход.
        - Ах, господин булочник! — молвила принцесса, ибо она тоже узнала его. — Как же мне не горевать? Меня выгнали из собственного королевства и даже адреса моего батюшки не дали. Меня окружают враги, и ни один человек на свете не вступится за меня.
        - Это не так, — сказал молодой человек (а звали-то его Эриций). — Я вступлюсь за вас. Если мне будет позволено стать вашим оруженосцем, я пойду за вами на край света и сражусь ради вас с любыми врагами.
        - Вас дома не отпустят, — грустно вздохнула принцесса. — Но я все равно благодарю вас от всей души.
        А во дворце тем временем произошел такой разговор. После того, как принцессу прогнали, новая королева сказала королю:
        - Было бы намного лучше обезглавить ее как государственную преступницу.
        И король ответил:
        - Я прикажу своим арбалетчикам подстрелить ее при выходе из сада.
        И вот, когда принцесса беседовала с Эрицием под олеандрами, кто-то крикнул с террасы дворца: «Вон она!» И дождь стрел брызнул над садом.
        Тогда юноша бросился к принцессе и крепко обнял ее, повернувшись спиной к летящим стрелам. У короля была тысяча арбалетчиков, и все они были отменными стрелками. Эриций ощутил, как тысяча жал вонзилась ему в спину…
        - Последний мой друг убит! — заплакала Озилиза. Но, будучи сильной принцессой, она не испугалась, не бросила Эриция, а потащила его в кусты, подальше от дворца, а оттуда — в лес, а там громко позвала на помощь Беневолу, Царицу Фей. И Беневола явилась на зов.
        - Они убили моего единственного друга, — сказала принцесса. — Но может быть… если я выну эти стрелы…
        - Ни в коем случае, — возразила Беневола. — Он сразу умрет от потери крови.
        - Но если не вынуть стрел, он тоже умрет!
        - Не обязательно, — ответила фея. — Дай-ка я обрежу их покороче. — И она ловко укоротила их при помощи волшебного карманного ножичка. — Я сделаю, что могу, но боюсь, что это разочарует вас обоих. — И, обратившись к бесчувственному телу юноши, лежащему перед ней с множеством обрезков стрел в спине, она громко воззвала: — Эриций! В тот самый миг, когда я исчезну, приказываю тебе принять образ и обличье лесного ежа. Ежик, — объяснила она, повернувшись к принцессе, — единственное симпатичное существо, которое может спокойно жить с колючками, торчащими в спине. Правда, есть еще дикобразы, но они злы и неприятны. Прощай же!
        С этими словами она исчезла. И в ту же секунду исчез Эриций. Принцесса осталась одна в лесу под олеандрами. Лишь возле ее ног на земле шевелился маленький-маленький и очень колючий бурый ежик.
        - Боже мой! — вздохнула принцесса. — Я осталась совсем одна. И напрасно мальчик из булочной отдал свою жизнь, чтобы спасти мою, — ни гроша моя жизнь не стоит!
        - Она бесценней всего, что есть на свете, — произнес с земли тихий, тонкий голосок.
        - Как? Ты умеешь говорить? — удивилась и обрадовалась принцесса.
        - Почему бы и нет? — твердо произнес ежик. — Ведь от ежика у меня только колючки. А внутри я остался тем же самым Эрицием. Подними меня, прикрыв кончиком мантии, чтобы не уколоть своих миленьких ручек.
        - Только, пожалуйста, без этих фривольностей, — заметила принцесса. — Хоть ты и ежик, а держись в рамках приличия.
        - Извини меня, принцесса, — грустно отвечал ежик, — но это невозможно. Только люди могут врать, а все другие существа не умеют притворяться. Мой ежиный язык не способен сказать ничего, кроме правды. А правда заключается в том, что я люблю тебя больше всего на свете.
        - Ну, ладно, — подумав, согласилась принцесса, — раз ты всего только ежик, то, пожалуй, тебе можно любить меня, а мне — тебя. Как любят щенка или золотую рыбку. Милый мой маленький ежик!
        - Не смейся! — воскликнул ежик. — Вспомни, что душой и разумом я человек, только что в ежиной шкуре. Подними меня с земли, милая принцесса, и пойдем искать удачи по свету.
        - Я — то думала, что искать следует моих батюшку с матушкой… — уточнила принцесса. — Ну, да ладно, идем!
        Она подняла ежика, обернув его краешком мантии, и пошла дальше через лес.
        В тот день они заночевали в хижине лесоруба, и верзила-лесоруб оказался таким сердечным человеком, что даже сколотил особый ящичек для ежа, чтобы принцессе было удобнее его нести. Он рассказал, что большинство подданных ее отца остались верны своему королю, но не могли сражаться за него, потому что тем самым они сражались бы и за принцессу, а заклятие Малеволы это им запрещало.
        Итак, принцесса взяла ящичек со своим ежиком и побрела дальше — искать родителей. После множества приключений, о которых было бы слишком долго рассказывать, она их, в конце концов, нашла: король с королевой жили более чем скромно, просто-таки бедно, снимая полдома в Тутинге. Конечно, они очень обрадовались, но, когда услышали, что дочка хочет попробовать вернуть себе королевство, в особый восторг не пришли.
        - Не стоит, детка, — сказал король, — ей-богу, не стоит. Я получаю пенсию короля в отставке, а мамочка твоя научилась гениально экономить.
        Королева зарделась от похвалы и добавила:
        - Если тебе все-таки удастся прогнать этого гадкого узурпатора, вот увидишь, Озилиза, какой я тогда окажусь распорядительной королевой. Я занимаюсь на вечерних курсах домашнего хозяйства в Королевском институте.
        Принцесса расцеловала родителей и вышла в сад, чтобы хорошенько все обдумать. Садик был очень мал и весь завешан веревками с сохнущим бельем. Она выглянула на улицу, но там было пыльно и, к тому же, полно детских колясок. Так что принцесса вернулась в сад и присела на траву в прохладной аллейке между сохнущими скатертями и простынями. Она вынула из ящика своего ежика. Он спал, свернувшись в клубок, но принцесса осторожно погладила неколючее местечко на лбу, которое легко можно обнаружить у свернувшегося ежика, если только приглядеться. Ежик тотчас развернулся и сказал:
        - Я, кажется, задремал, дорогая принцесса. Я тебе нужен?
        - Лишь ты один знаешь все, что случилось, — сказала она. — Я не стала рассказывать отцу с матерью эту историю со стрелами. Можешь ли ты что-нибудь посоветовать?
        Эриций был польщен, что у него спрашивают совета; но, к сожалению, ничего посоветовать не мог.
        - Тебе лучше знать, принцесса, что нужно делать, — сказал он. — Могу лишь обещать, что сделаю все, что в ежиных силах. Конечно, я был бы счастлив умереть за тебя, да что в этом толку?
        - Толку мало, — согласилась принцесса.
        - Хотел бы я стать невидимкой! — мечтательно произнес Эриций.
        - Ой, куда же ты делся? — воскликнула принцесса, ибо ежик исчез.
        - Я здесь, — произнес тоненький голосок. — Ты не видишь меня, но я-то вижу все, что хочу. О, я теперь ясно вижу, что нам делать. Я снова спрячусь в ящик, а ты переоденешься французской гувернанткой с наилучшими рекомендациями и явишься в таком виде по объявлению, которое этот гадкий король дал вчера в газете «Узурпаторский вестник».
        Королева помогла Озилизе переодеться (чего она, конечно, ни за что не стала бы делать, если бы знала про стрелы), а король выделил ей из своей пенсии денег на билет. И, сев на поезд, принцесса очень быстро доехала до своего родного королевства.
        Король-узурпатор тотчас нанял новую гувернантку учить французскому языку своего повара. Чтобы он мог читать французские кулинарные книги — ведь самые лучшие рецепты пишутся по-французски. Уроки были назначены с шести до восьми утра и с двух до четырех часов дня; все остальное время гувернантка могла проводить, как ей заблагорассудится.
        Она предпочитала гулять по королевскому саду, разговаривая со своим невидимым ежиком. Они беседовали обо всем на свете, и им было ничуть не скучно вместе.
        - Как тебе удалось стать невидимым? — спросила она однажды.
        - Наверное, это устроила Беневола. Хотя я верю, что у каждого человека один раз в жизни может исполниться любое желание, если только он по-настоящему этого захочет.
        На пятьдесят пятый день их гуляний ежик заявил:
        - Все. С нынешнего дня начинаю возвращать тебе королевство.
        И вот на следующее утро король спустился к завтраку страшно сердитый, с лицом, забинтованным вдоль и поперек.
        - В Замке завелись привидения, — сообщил он. — Посреди ночи кто-то бросил мне в лицо шар с колючками. Я зажег спичку — никого и ничего!
        - Вздор! Это тебе приснилось, — возразила королева.
        Но на следующее утро она сама спустилась к завтраку с забинтованным лицом. А в ближайшую ночь шар с колючками явился снова к королю. Потом — к королеве.
        И с той поры каждую ночь он уже являлся к ним обоим, так что король и королева совсем перестали спать. Они лежали всю ночь и думали о своих гадких поступках. А тоненький голосок из темноты то и дело спрашивал:
        - Кто украл королевство? Кто убил принцессу? — доводя короля и королеву до полного изнеможения.
        Наконец королева сказала:
        - Не нужно было убивать принцессу.
        А король признался:
        - Напрасно я позарился на чужое королевство. Ведь было же у меня свое, и совсем недурное.
        К этому времени их руки и лица — от ушей до шеи — были сплошь исколоты, а бессонница замучила их до головокружения.
        - Знаешь что, — сказал король, — нужно с этим кончать. Давай напишем Озимандии, чтоб он забирал свое королевство обратно. С меня довольно!
        - Давай, — сказала королева. — Только вот принцессу нам уже не вернуть к жизни. О, если бы я только могла воскресить бедняжку! — и слезы закапали у нее сквозь бинты прямо в недоеденное яйцо, потому что разговор происходил за завтраком.
        - Это правда? — вдруг спросил кто-то тоненьким голоском, хотя никого в комнате не было. Король и королева от страха прижались друг к другу, опрокинув на пол поднос с гренками.
        - Правда? — повторил голосок. — Отвечайте, да или нет?
        - Да, — насилу выдавила из себя королева. — Я не знаю, кто меня спрашивает, но это — правда, честное слово! Страшно подумать, как мы могли быть такими гадкими.
        - Страшно подумать! — эхом отозвался король.
        - В таком случае позовите сюда французскую гувернантку, — приказал невидимый голос.
        - Позвони в звонок, дорогой, — сказала королева. — Я уверена, что это голос совести. Много раз я слышала про него, а теперь вот слышу его самого.
        Король дернул за шнур с великолепной перламутровой ручкой, и тотчас явились десять безукоризненных слуг в зеленых и золотых камзолах.
        - Попросите, пожалуйста, мадемуазель пожаловать сюда, — сказала королева.
        Десять безукоризненных слуг нашли гувернантку возле мраморного бассейна, где она кормила золотых рыбок, и почтительно согнули перед ней свои золоченые спины, передавая просьбу королевы. Гувернантка, которой никто не мог отказать в обязательности, не мешкая, отправилась в розовую столовую, где завтракали король с королевой, забинтованные почти до неузнаваемости.
        - Слушаю вас, ваши величества, — произнесла она, сделав реверанс.
        - Голос совести, — сказала королева, — велел мне послать за вами. Нет ли в ваших французских книжках какого-нибудь рецепта для воскрешения убитых принцесс? И если есть, то не можете ли вы перевести его нам?
        - Один такой рецепт есть, — задумчиво произнесла принцесса, — и довольно простой. Возьмите короля, королеву и голос совести, поместите их в розовую столовую вместе с вареными яйцами, кофе и гренками. Добавьте целую французскую гувернантку. Король и королева должны быть заранее хорошенько исколоты и забинтованы, а голос совести должен быть очень отчетлив.
        - И это все? — спросила королева.
        - Почти, — ответила гувернантка. — Нужно только еще завязать королю и королеве глаза и так держать их до тех пор, пока голос совести не досчитает до пятидесяти пяти, но очень медленно.
        - Будьте так добры, — попросила королева, — завяжите нам, пожалуйста, глаза салфетками. Только сложите их, если можно, монограммами внутрь, потому что царапины на наших лицах еще не зажили, а королевские монограммы очень твердые и жесткие — они вышиты мелким бисером по специальному заказу.
        - Я буду очень осторожна, — заверила гувернантка.
        Как только глаза короля и королевы оказались завязаны и голос совести начал считать: «раз, два, три, четыре», Озилиза быстро стала переодеваться. Она сняла нелепую шляпку и седой парик, а под пышным и безвкусным фиолетово-черным нарядом французской гувернантки у нее оказалось простое и изящное белое платье принцессы. Ненужный наряд она засунула в камин, шляпку — в ящик для угля, а парик затолкала прямо в кофейник. Как раз вовремя, потому что голос совести уже произносил:
        - Пятьдесят три, пятьдесят четыре, пятьдесят пять!
        Тут король и королева стащили свои повязки и увидели, что перед ними стоит — живая и здоровая, с сияющими глазами и раскрасневшимися щеками — та самая принцесса, которая, как они думали, была убита тысячью стрел из тысячи тугих арбалетов.
        Принцесса заговорила первой.
        - Доброе утро, ваши величества, — сказала она. — Боюсь, что вам привиделся дурной сон. Мне тоже. Постараемся забыть о нем. Надеюсь, вы еще погостите немного в моем Замке. Я буду очень рада. Простите за причиненные вам неприятности.
        - Они были заслуженными, — призналась королева. — Но теперь, когда мы услышали голос совести, мы мечтаем лишь о том, чтобы вы нас простили.
        - Ни слова больше об этом! — прервала принцесса. — Позвольте, я заварю вам свежего чаю. И сварю еще яиц — ведь эти остыли. И гренки все рассыпались. Но мы приготовим завтрак заново. Ужасно жаль, что вы так исколоты. Сильно болит?
        - Если ты поцелуешь их, — сказал незримый голос, который король и королева звали голосом совести, — то все царапины пройдут и больше болеть не будут.
        - Вы разрешите? — спросила принцесса и поцеловала короля в ухо, а королеву — в нос, потому что все остальное у них было забинтовано.
        И в тот же миг все болячки исчезли.
        Они чудесно позавтракали вместе. А потом, собрав придворных в тронный зал, король объявил, что, поскольку законная принцесса вернулась, он уезжает обратно в свое собственное королевство — поездом, в четверг после обеда.
        Все были в восторге, началось веселье, на улицах вывесили флаги, зазвонили колокола — в общем, точь-в-точь, как мечталось принцессе в тот день, когда она вернулась домой с караваном верблюдов. Кстати сказать, все сокровища ей отдали назад до последней жемчужины, а также и верблюдов — целых и невредимых.
        Принцесса проводила короля-захватчика и его королеву до вокзала, и прощание вышло очень теплым и дружеским. Видите ли, в глубине души они вовсе не были такими уж гадкими — король с королевой. Просто им раньше как-то не приходилось задумываться над своими поступками, а бессонница поневоле заставила их это сделать. И «голос совести» глубоко запечатлелся у них в сердце.
        Сразу же после их отъезда была отправлена телеграмма:
        Королю Озимандии, эсквайру,
        Чатсворт,
        Дэламер Роуд,
        Тутинг,
        Англия.
        Приезжайте немедленно. Замок свободен.
        Гости выехали — ОЗИЛИЗА.
        По приезде родителей принцесса все им рассказала, и они ее целовали и хвалили, и называли своей спасительницей и освободительницей всей страны.
        - Ничего я такого не сделала, — возражала принцесса. — Это все Эриций придумал и…
        Но ведь феи говорили, — прервал ее король, никогда не отличавшийся особенной догадливостью, — что королевство не удастся вернуть до тех пор, пока на помощь принцессе не придет тысяча копий, верных ей и только ей одной.
        - Тысяча колючек в моей спине, — произнес чей-то тонкий голосок, — и все они до единой верны принцессе и только ей одной.
        - Ой! — подпрыгнул король. — Что это такое? Голос — прямо из пустоты!
        - Да, непросто будет к этому привыкнуть, — молвила королева. — Может, сделать золотую клетку для этого невидимого зверька? Но, откровенно говоря, мне бы очень хотелось, чтобы он стал видимым.
        - И мне! — воскликнула принцесса. Видно, она пожелала этого очень сильно, потому что желание ее мгновенно исполнилось, и вот он появился перед их глазами — маленький ежик, утыканный колючками, с острой мордочкой, круглыми ушками и смешным вздернутым носиком.
        Он смотрел на принцессу и молчал.
        - Ну, скажи же что-нибудь, — попросила королева. — В жизни своей не видела говорящих ежей!
        - По правде говоря, я очень огорчен, — сказал Эриций. — Ведь принцесса истратила на меня свое единственное в жизни заветное желание. Лучше бы она пожелала что-нибудь нужное для себя.
        - Так это было мое заветное желание? — удивилась принцесса. — Я не знала этого, дорогой ежик. Иначе я пожелала бы, чтобы к тебе вернулся твой прежний вид.
        - Ты бы увидела мертвого человека. Не забывай, что у меня в спине торчит тысяча острых жал; с такой ношей человеку невозможно оставаться живым.
        Принцесса побледнела, слезы брызнули из ее глаз.
        - Но ведь ты не можешь навсегда остаться ежом, — воскликнула она, — это нечестно! Я этого не перенесу! Мамочка! Батюшка! Беневола!
        И в тот же миг Беневола возникла перед ними — маленькая сверкающая фигурка со стрекозиными крылышками, в венке из лунных лучей.
        - Итак? — спросила она. — В чем дело?
        - Дело в том, — плача отвечала принцесса, — что я истратила свое заветное желание, а он остался ежом. Неужели вы не можете ничего сделать?
        - Я не могу, — сказала фея. — Но ты можешь. Ведь твои поцелуи обладают волшебной силой. Помнишь, как ты исцелила короля и королеву, заживив на их лицах все царапины от ежиных иголок?
        - Позвольте, — встревожилась королева. — Но ведь не станет же она целовать ежа. Это было бы совершенно неприлично. Да и небезопасно — она уколется.
        Но ежик уже поднял к Озилизе свою острую мордочку, и принцесса взяла его на руки — она давно научилась делать это так, чтобы не уколоться. Взяла и посмотрела прямо в его маленькие сверкающие глазки.
        - Я бы поцеловала каждую из тысячи твоих колючек, — сказала она, — только бы помочь тебе.
        - Поцелуй меня только один раз — туда, где колючки мои не колючие. Больше мне ничего не надо, ради этого стоит и жить, и умереть.
        Принцесса склонила головку и поцеловала то место на лбу у ежика, где колючки только начинаются и шерстка еще совсем мягкая.
        И вдруг — вот чудеса! — оказалось, что она стоит, положив руки на плечи молодого человека, губами касаясь его лица — в том самом месте, где лоб переходит в волосы. А вокруг его ног грудой лежат осыпавшиеся стрелы.
        Она отстранилась и внимательно поглядела на него.
        - Эриций, ты стал каким-то другим, — сказала она, — совсем не похожим на прежнего посыльного из булочной.
        - Когда я был невидимым, — отвечал Эриций, — мне открылись многие тайны. Правда, большую их часть я уже позабыл, но две помню до сих пор. Первая тайна заключается в том, что я — королевич. В младенчестве меня выкрал булочник, а на самом деле я сын того самого короля, которого столько ночей колол. Можете представить, до чего это было мучительно — кататься колючим клубком по лицу собственного отца, но я сделал это, принцесса, ради тебя. А также и ради отца. Поеду, расскажу ему все и попрошу его родительского прощения.
        - Ты хочешь уехать? — молвила принцесса. — Ах, останься, не уезжай! Что я буду делать без тебя, моего ежика?
        Эриций стоял перед ней — красивый и статный, как настоящий принц.
        - А что это за вторая тайна, которую ты запомнил из прежней своей ежиной жизни? — поинтересовалась любопытная королева.
        И Эриций ответил — но не ей, а принцессе:
        - Вторая тайна, принцесса, это то, что я люблю тебя.
        - А не было ли там и третьей тайны? — спросила принцесса, опуская глаза.
        - Может быть, но раскрыть ее имеешь право лишь ты сама.
        - Ах, вот как! — капризно воскликнула принцесса. — Так, может быть, ты знал, что я тоже тебя люблю?
        - Ёжики, — отвечал Эриций, — очень мудрые существа. И все же я не был уверен, пока ты не дала понять мне этого сама.
        - Я — тебе?!
        - Конечно. Когда ты поцеловала мою острую мордочку, принцесса, тогда я это понял.
        - Ну и дела, помилуй Господи! — вздохнул король.
        - Вот именно! — согласилась Беневола. — Но я на вашем месте никого не стала бы приглашать на свадьбу.
        - Разумеется, кроме вас, дорогая! — уточнила королева.
        - Ну, раз я уже здесь (совершенно случайно, конечно), то ни к чему и откладывать! — бодро заключила Беневола. — Я полагаю, ваше величество, что нынче самое время ударить в свадебные колокола, не правда ли?
        КНИГА ЗВЕРЕЙ
        В ту минуту, когда пришло это известие, он как раз строил крепость, и, конечно, все кубики остались лежать разбросанными на полу, потому что известие было потрясающим! Сперва раздался звонок в дверь, и Лионель подумал, что явился мастер чинить газ: с тех пор, как он сделал качели, привязав конец веревки к газовому крану, там что-то сломалось, и газ включать не разрешали.
        Но тут вошла няня и объявила:
        - Лионель, деточка, это за тобой. Тебя хотят сделать королем.
        И она поскорей повела его умываться, причесываться и переодеваться. Во время этих процедур Лионель так дергался, сопротивлялся и извивался, выкрикивая: «Хватит, хватит!.. Уши не надо, они чистые!.. Да я уже причесывался!» — что няня заметила:
        - Можно подумать, будто ты не королем готовишься стать, а ужом.
        Улучив момент, он все же выскользнул из няниных рук и, не дожидаясь чистого платка, выбежал в гостиную. Два очень важных джентльмена в красных костюмах, отделанных мехом, и в пышных, как пончики, бархатных шапках с золотыми ободками низко поклонились Лионелю, и тот, что был постарше и поважнее, торжественно произнес:
        - Сир, ваш пра-пра-пра-пра-пра-дедушка, король этой страны, умер, и теперь вам надлежит занять королевский трон.
        - Согласен, — ответил Лионель. — Я с удовольствием. А когда?
        - Коронация состоится сегодня днем, — объявил второй джентльмен.
        - К которому часу приезжать? С нянюшкой или без? И не надеть ли мне куртку с кружевным воротником? — спросил Лионель, которого часто приглашали на чай.
        - Ваша няня будет доставлена во дворец позднее. А насчет костюма не беспокойтесь: под королевской мантией его не будет видно.
        И оба джентльмена незамедлительно проводили Лионеля к ожидавшей их роскошной карете, запряженной восьмеркой белых лошадей. В последний момент Лионель обернулся и, подбежав к няне, обнял и поцеловал ее:
        - Спасибо, нянюшка! Извини, что я не дал тебе домыть второе ухо — я очень тороплюсь. Платок, так и быть, возьму. До свидания, до скорой встречи!
        - До свидания, лапочка, — отвечала няня. — Будь хорошим королем, не забывай говорить «пожалуйста» и «спасибо», передавай пирог маленьким девочкам и ни в коем случае не проси добавки больше двух раз подряд.
        И карета увезла Лионеля навстречу его новой королевской жизни. Пока они ехали через город, он пару раз пробовал ущипнуть сам себя, чтобы удостовериться, уж не сон ли это. Ущипленное место ныло — значит, не сон. Подумать только! Полчаса назад он еще играл кубиками в детской, а теперь — улицы, по которым он проезжал, сверкали разноцветными флагами, из всех окошек махали платками и кидали цветы, вдоль тротуаров шеренгами стояли солдаты в ярко-красных мундирах, колокола звонили как бешеные, и словно мощный гимн сквозь эту музыку колоколов со всех сторон раздавалось: «Да здравствует Лионель! Да здравствует наш маленький король!»
        - А я-то думал, что у нас республика, — пробормотал Лионель. — Кажется, уже давно не было никакого короля.
        - Сир, — начал объяснения один из двух важных джентльменов (он был Канцлером, а второй — Премьер-министром), — действительно, ваш пра-пра-пра-пра-пра-дедушка скончался, когда мой дедушка был еще ребенком. И с тех самых пор наш народ начал копить деньги на корону, откладывая кто по шесть пенсов, кто по полпенни, в зависимости от дохода. Корона ведь стоит недешево.
        - Но разве у моего пра-пра-и-так-далее-дедушки не было короны?
        - Была, сир. Но он выковырял из нее все драгоценные камни и продал их, чтобы купить побольше книг. В довершение всего корона распаялась, и король был вынужден отдать ее в починку, но так и не смог — до самой своей смерти! — раздобыть денег, чтобы заплатить лудильщику.
        Премьер-министр вздохнул и смахнул слезу; но тут карета остановилась возле дворца, и Лионеля повели короноваться. Коронация — дело долгое и утомительное. Почти два часа пришлось простоять в тяжелой мантии, пока все, кому полагалось, не перецеловали ему руку. Так что Лионель был очень рад, когда церемония закончилась и ему позволили наконец удалиться в приготовленную для него детскую.
        Там уже поджидала его няня и стол был накрыт для чаепития. К чаю дали сладкие булочки с тмином и с изюмом, варенье и горячие гренки с маслом; чашки были из тонкого фарфора с алыми, голубыми и золотыми цветами, и пить можно было сколько влезет. После чая Лионель сказал:
        - Теперь хорошо бы почитать. Принеси мне книжку, нянюшка.
        - Господь с тобой, деточка! — удивилась няня. — Ты что же, как стал королем, так и ходить разучился? Сам ступай за своими книжками.
        И Лионель отправился в королевскую библиотеку.
        В библиотеке он увидел Канцлера и Премьер-министра, которые низко поклонились при его появлении и спросили, что ему здесь понадобилось.
        - Ого! — воскликнул Лионель, оглядываясь по сторонам. — Сколько книг! Это ваши?
        - Они принадлежат Вам, Ваше величество, — ответил Канцлер. — А раньше принадлежали покойному королю, вашему пра-пра…
        - И что же? — перебил Лионель.
        - Это был замечательный король. Да-да, просто превосходный король во многих отношениях. Но за ним водились некоторые… гмм… странности.
        - Он был сумасшедший? — Лионель так и подпрыгнул от любопытства.
        - Что вы, что вы! — оба джентльмена были явно смущены. — О, конечно, не сумасшедший. Но он был, как бы это сказать, чересчур… вот именно, чересчур умен. И нам бы не хотелось, чтобы наш маленький Король даже прикасался к этим книгам.
        Лионель был озадачен.
        - Дело в том, — продолжал Канцлер, озабоченно теребя бороду, — что ваш пра-пра…
        - Говорите же скорее! — воскликнул Лионель.
        - Его называли колдуном, Ваше величество.
        - Неужели и вправду…
        - Разумеется, нет. Он был достойнейшим королем, ваш пра-пра-пра…
        - Понятно! Но…
        - Но книг этих вам лучше не трогать.
        - Ну, хоть одну, вот эту! — воскликнул Лионель, погладив ладонью толстую книгу, лежащую на письменном столе. Это был увесистый, украшенный рубинами том, переплетенный в коричневую кожу с золотым тиснением, с золотыми резными застежками и золотыми же уголками — для красоты и долговечности.
        - В нее я обязательно должен заглянуть, — добавил он, разглядев на корешке надпись крупными буквами: КНИГА ЗВЕРЕЙ.
        - Не делайте глупостей, Ваше величество!.. — встревожился Канцлер.
        Но Лионель уже расстегнул застежки и раскрыл книгу на первой странице. Там была нарисована бабочка, да какая! Огромная, золотисто-коричневая, с голубыми и алыми пятнышками, она сияла свежими красками, как живая!
        - Вот видите! — сказал Лионель. — Разве это не чудесно! Так почему же…
        Не успел он договорить, как прекрасная Бабочка качнула своими яркими крыльями и, отделившись от пожелтевшей книжной страницы, вспорхнула и вылетела в окно.
        - Колдовство! — хрипло выдохнул Премьер-министр и судорожно сглотнул. — Я же говорил: колдовство!
        Но Король уже перевернул страницу… Там была нарисована птичка с синим сияющим опереньем. Под рисунком, таким четким, что можно было различить каждое перышко, стояла подпись: «Синяя Райская Птица». Секунду-другую Лионель смотрел на нее как завороженный, и вдруг Птица расправила крылья, взмахнула ими и вылетела из книги…
        Тогда Премьер-министр поспешно выхватил книгу у Короля, захлопнул страницу, где только что был рисунок Райской Птицы, и засунул том на самую верхнюю полку.
        А Канцлер задал Королю хорошую встряску, ругая его при этом безобразником и скверным шалуном.
        - Слушаться надо, Ваше величество, когда вам говорят! — Он очень, очень рассердился.
        - А что я такого сделал? — оправдывался Лионель. Он терпеть не мог встрясок, как и все мальчишки, — уж лучше бы отшлепали.
        - Что вы такого сделали? Вот именно, что вы сами не знаете последствий своих поступков. А если бы на следующей странице была Змея, или Сколопендра, или Революционер, или что-нибудь вроде этого?
        Ну, ладно, ладно, я больше не буду, — сказал Лионель. — Давайте поцелуемся и помиримся, чего уж там.
        И они поцеловались с Премьер-министром и уселись играть в очень интересную игру «крестики и нолики». А Канцлер отправился, как обычно, подсчитывать государственные расходы.
        Остаток дня прошел спокойно, но вечером, когда Лионеля уложили в постель, он никак не мог уснуть. И когда взошла луна, озарив его спальню таинственным молочно-белым светом, он встал, прокрался в библиотеку и достал с полки «Книгу Зверей».
        Он вынес ее на веранду, где было совсем светло от луны, и начал листать с самого начала. Сперва шли две пустые страницы с подписями «Бабочка» и «Синяя Райская Птица», а на третьей странице была нарисована пальма, а под ней какое-то существо красного цвета, и надпись гласила: «Дракон».
        Не медля ни секунды, Лионель поскорей захлопнул книгу и вернулся к себе в постель.
        Но на следующий день ему захотелось взглянуть еще разок. Он вынес книгу в сад, расстегнул застежки с драгоценными рубинами. И вдруг… книга сама распахнулась на рисунке «Дракон»! Солнце залило страницу ослепительным светом, вспыхнув на зелени пальмы, и внезапно огромный Красный Дракон вылетел из книги, широко распахнув свои багряные крылья, с шумом пролетел над садом и скрылся за дальним холмом. На странице остались только зеленая пальма, желтая пустыня да маленькие красные пятнышки в тех местах, где кисть художника заехала за карандашный контур Дракона.
        Тогда Лионель понял, что он наделал. И двадцати четырех часов не провел он еще в звании короля, а уже выпустил на волю Красного Дракона, угрожающего жизни его верных подданных. А они так терпеливо копили деньги ему на корону!
        И Лионель неудержимо разрыдался. В ту же минуту подошли Канцлер и Премьер-министр. Увидев раскрытую книгу, они сразу все поняли, и Канцлер воскликнул:
        - Какой же вы негодник, Ваше величество! Няня, отправьте его немедленно в постель. Пусть полежит и подумает, что он натворил.
        - Быть может, милорд, стоит сначала узнать поточнее, что именно он натворил? — предложил Премьер-министр.
        И тогда Лионель, обливаясь слезами, сказал:
        - Я выпустил Красного Дракона. Он полетел вон туда, за холмы. О, простите, простите меня, пожалуйста!
        Но у Канцлера с Премьер-министром были дела поважней, чем прощать Лионеля. Они поспешили заявить в полицию. И тут, конечно, поднялась суматоха. Были предприняты все мыслимые меры. Комиссии и комитеты заседали беспрерывно. Всюду были расставлены часовые и устроены засады. Но Дракон преспокойненько скрывался за холмами, и с этим ничего нельзя было поделать.
        Верная няня предприняла, может быть, самые решительные меры: она отшлепала Короля, уложила его в постель без чая и не разрешила читать перед сном.
        - Ах, какой безобразник! А еще Король! — сказала она с упреком. — Смотри же, никто тебя не будет любить такого!
        На следующий день Дракон никак себя не проявлял, хотя некоторые поэтические натуры утверждали, что они видят зловещие багряные отблески над дальним лесом.
        Тем временем Лионель надел на голову корону, сел на трон и объявил, что он собирается провозгласить несколько новых законов.
        А вы понимаете, что, как бы непочтительно Канцлер с Премьер-министром и нянюшкой ни относились к мнениям и поступкам Лионеля, в ту минуту, когда он надевал корону и восседал на трон, он становился непогрешимым. Это значит, что каждое его слово было верно и безошибочно.
        Поэтому, когда он провозгласил свой первый закон: «Запрещается отныне открывать какие-либо книги в школах и других местах», — он получил немедленное и горячее одобрение половины своих подданных, а другая половина (я имею в виду взрослых) сделала вид, что так и надо.
        Затем он провозгласил закон о том, чтобы все жили зажиточно и всегда имели в достатке сладких булочек к чаю, — и еще несколько других очень мудрых и приятных законов. После чего Король вернулся домой и, очень довольный собой, стал делать куличики из песка.
        - Теперь, — сказал он нянюшке, — после того, как я издал столько прекрасных законов, все меня будут любить.
        - Цыплят по осени считают, мой милый, — отозвалась няня. — Еще Дракон не сказал своего последнего слова.
        И верно. На следующий день, в воскресенье, Дракон неожиданно нагрянул на городской стадион и утащил всех футболистов вместе с судьей, мячом и футбольными воротами.
        Народ был возмущен.
        - В конце концов, республиканское правление ничем не хуже монархии, — говорили друг другу жители. — Столько лет мы копили деньги на корону, и вот тебе на!
        Рассудительные люди качали головами и предсказывали падение популярности футбола на ближайшие времена. И это предсказание, конечно, не замедлило сбыться.
        Всю следующую неделю Лионель изо всех сил старался быть хорошим королем, и народ уже был готов простить ему несчастный случай на стадионе.
        - В сущности, — говорили люди, — футбол — опасная игра и, может быть, действительно стоило охладить это нездоровое пристрастие.
        Сложилось мнение, что футболисты своими грубыми и жесткими приемами разозлили Дракона и он перенес их в такое место, где они могли играть только в лото, в шашки и другие тихие игры.
        Тем не менее, в субботу после обеда Парламент вновь собрался, чтобы обсудить, как лучше разделаться с Драконом. Но, к несчастью, Дракон, проспавши всю неделю, в субботу проснулся и сам разделался с Парламентом, да так основательно, что в городе не осталось ни одного депутата.
        Попытались собрать новый Парламент, но охотников заседать в нем не оказалось. Политика вдруг сделалась столь же непопулярной, как футбол, и выборы пришлось отложить на неопределенный срок.
        Наступила следующая суббота. С самого утра в городе царила тревога; но Дракон в тот день оказался настроен довольно миролюбиво: он ограничился тем, что проглотил приют для сирот.
        Лионель был в отчаянии. Это он своим непослушанием навлек беду на Парламент, сиротский приют и футболистов! Он чувствовал, что его долг — исправить причиненное зло. Но как это сделать, не знал.
        Синяя Райская Птица порхала по саду, распевая свои чудесные песни, и Бабочка без опаски садилась на плечо Лионелю. Он смотрел на них и думал, что отнюдь не все существа в «Книге Зверей» так страшны и опасны, как Дракон.
        - А что, если там есть зверь, который может сразиться с Драконом и победить его? — предположил Лионель.
        И вот однажды он вынес «Книгу Зверей» в сад и осторожно приподнял следующую за Драконом страницу. Чуть-чуть приподнял, чтобы только прочитать название. Он успел разглядеть два последние слога «…кора», как вдруг середину страницы стало пучить изнутри, как будто кто-то хотел вылезти из книги. Ему пришлось быстро положить книгу на землю и усесться на нее сверху, чтобы книга закрылась. Крепко застегнув золотые застежки, он послал за Канцлером, который, к счастью, был болен в прошлую субботу и поэтому остался непроглоченным.
        - Какой зверь кончается на «ора»? — спросил его Лионель.
        - Мантикора, конечно, — без запинки ответил Канцлер.
        - А что это такое?
        - Мантикора — заклятый враг драконов, — объяснил Канцлер. — Она питается драконьей кровью. На вид она вроде льва с человеческой головой. Жаль, что в нашем королевстве не водятся мантикоры. Вообще-то, они вымерли много веков назад.
        Отпустив Канцлера, Король сразу же достал «Книгу Зверей» и открыл ее на той самой странице… И действительно, там был нарисован удивительный желтый зверь с туловищем льва и человечьей головой, а внизу было подписано: «Мантикора».
        Мантикора дремала. Почувствовав яркий свет, она лениво пошевелилась и вылезла из книги, протирая лапами глаза и недовольно мяукая. Вид у нее был глупый, и когда Лионель легонько подтолкнул ее и велел: «А ну, иди сражайся с Драконом!» — она поджала хвост и бросилась наутек. Весь день она пряталась за городской ратушей, а ночью выбралась на улицу и слопала всех кошек в городе. А в субботу утром, когда жители опасались высунуть нос из дому, Мантикора прошлась по городу и выпила молоко из всех бидончиков, которые спозаранку расставил у дверей молочник. Пустую посуду она съела на закуску.
        Но едва она прикончила последний бидончик (он был налит не доверху, потому что у молочника в тот день расшалились нервы), как из-за угла появился Красный Дракон. Завидев его, Мантикора задрожала и попятилась — ведь она была совсем не драконоборской породы, — а так как все двери на улице были заперты, она бросилась бежать и с перепугу заскочила в здание Почтамта, надеясь укрыться там среди мешков с десятичасовой почтой. Увы, это было бесполезно. По всему городу разнеслось ее душераздирающее мяуканье. Казалось, в нем соединились вопли всех проглоченных ею кисок… А потом настала тишина, и из дверей Почтамта вышел Дракон, извергая из пасти дым и пламя вперемешку с клочками мантикоровой шерсти и обрывками заказных писем.
        Дело явно принимало серьезный оборот. Как бы ни был Король популярен в народе, но то, что творил по субботам Красный Дракон, неминуемо должно было подорвать авторитет монархии.
        Самым черным днем для Лионеля и его королевства была суббота. В этот день Дракон безобразничал с утра до вечера, за исключением только одного послеобеденного часа, когда он должен был отдыхать под каким-нибудь деревом, чтобы не перегреться на солнце. Он, видите ли, был так горяч, что без этого мог самовоспламениться.
        Дошло до того, что в одну из суббот Дракон забрался в королевский сад и слопал любимую деревянную лошадку Лионеля, по кличке Рокки. Шесть дней Король был безутешен. Он так устал от непрерывного рева, что на седьмой день был вынужден остановиться и передохнуть. И тогда он услышал, как Синяя Птица распевает на дереве, увидел порхающую над цветами Бабочку и сказал:
        - Нянюшка, утри мне, пожалуйста, слезы. Я больше не буду плакать.
        Няня вымыла ему лицо, приговаривая:
        - Ах, ты, бедный глупенький король! От слез никогда еще никому не было проку.
        - Не знаю, не знаю, — отвечал ей Лионель. — Теперь, когда я проплакал шесть дней подряд, мне кажется, что у меня в голове что-то прояснилось. Поцелуй меня, няня, на прощанье, я ухожу и, может быть, больше не вернусь. Я должен сделать последнюю попытку спасти свой народ.
        - Должен значит должен, — согласилась няня. — Только, пожалуйста, не промочи ноги и не испачкайся.
        Синяя Птица пела слаще прежнего, и ярче прежнего сверкала на солнце Бабочка, когда Лионель снова вынес в сад «Книгу Зверей» и быстро раскрыл ее — быстро и решительно, чтобы не испугаться и не передумать. Книга распахнулась почти посередине, на странице с надписью «Гипогриф», и не успел Лионель рассмотреть картинку, как раздался шелест мощных крыльев, стук копыт и мелодичное приветственное ржание, и из книги выпрыгнул великолепный белый конь с длинной белой гривой и длинным пышным хвостом. Большие крылья, похожие на лебединые, колыхались над его спиной, и добрые, кроткие глаза смотрели на Лионеля с радостью и нетерпением.
        Гипогриф потерся о плечо Лионеля своим мягким, как шелк, носом, и маленький Король подумал:
        - Как же он похож на моего бедного Рокки!
        Но в это время что-то громко загудело, загромыхало в воздухе, и король увидел летящего к саду громадного Красного Дракона. Не раздумывая ни секунды, Король подхватил «Книгу Зверей», вскочил на спину Гипогрифа и, наклонившись, шепнул ему в ухо:
        - Летим в Пустыню Круглых Камней! Скорее!
        Заметив, как они взлетели, Дракон немедленно развернулся и помчался в погоню. Как облака на закате, вспыхивали его огромные багряные крылья, а белоснежные крылья Гипогрифа сияли, как облака в лунном свете.
        Весь город высыпал на улицу. Люди, задрав головы, глядели в небо на необыкновенное зрелище, и когда Король с Гипогрифом и мчащийся за ними Дракон скрылись из виду, многие приуныли и стали заранее соображать, что им лучше надеть, когда в королевстве объявят траур.
        Но Дракон не мог догнать Гипогрифа. Его красные крылья были огромны, но громоздки и неповоротливы, а белоснежный конь мчался все быстрее и быстрее, пока они все вместе не прилетели в самую середину Пустыни Круглых Камней.
        А надо вам сказать, что это была самая настоящая безводная пустыня, только покрытая не песком, а круглой галькой, как на пляже, и на сто миль в округе там не росло ни одного деревца, ни одного даже самого маленького кустика.
        Едва Гипогриф приземлился, как Лионель, спрыгнув с его спины, быстро раскрыл «Книгу Зверей» и положил ее на камни. Потом он снова оседлал Гипогрифа, и только-только они успели взлететь, как измученный Дракон тяжело опустился на том же самом месте. Он задыхался от усталости и искал взглядом хоть какой-нибудь тени, ибо как раз наступил полдень, но на сто миль в округе не было ни дерева, ни куста, лишь солнце сверкало в синем небе, как новенькая золотая монета.
        А белоснежный конь все кружил и кружил над Драконом, извивающимся на горячих камнях, Драконья чешуя раскалялась все больше, и он уже начинал дымиться. Дракон знал, что еще одна минута — и он вспыхнет и сгорит дотла, если только не найдет тени, чтоб укрыться. Он угрожающе вскинул вверх свою когтистую лапу, но не смог дотянуться до Гипогрифа, ибо слишком ослабел и боялся, что от резких движений разогреется еще больше.
        И в этот миг он заметил «Книгу Зверей», раскрытую на странице с надписью «Дракон». Несколько секунд он колебался, шипя и извиваясь, а потом в последний раз пыхнул огнем и вполз обратно на картинку, прямо под пальму, где ему полагалось сидеть. Нижний край страницы остался слегка обожженным.
        Как только Лионель увидел, что Дракону пришлось снова залезть под свою пальму — потому что никакого другого дерева в округе не было, — он спрыгнул с коня и быстро захлопнул книгу.
        - Ура! — крикнул он. — Готово! — И тщательно застегнул золотые застежки с рубинами.
        - О, мой дорогой Гипогриф! — с чувством сказал Лионель. — Ты самый прекрасный, самый смелый, самый милый…
        - Тише, тише, — скромно прошептал Гипогриф. — Разве ты не видишь, что мы тут не одни?
        И действительно, вокруг них образовалась целая толпа: тут были и Премьер-министр с Парламентом, и футболисты с судьей, и сиротки из приюта, и Мантикора, и Рокки, деревянная лошадка, — в общем, все, кого проглотил Дракон. Конечно, он не мог забрать их с собой в книгу — там просто не хватило бы места. Поэтому ему пришлось оставить их снаружи.
        Так закончилась эта история. Что касается Мантикоры, то вскоре после прибытия во дворец она тоже попросила у Короля разрешения вернуться в «Книгу Зверей». «Светская жизнь не для меня», — объяснила она.
        Вот почему вам никогда в жизни не придется увидеть Мантикору, разве что на картинке. Разумеется, когда она возвратилась в книгу, все проглоченные ею кошки остались снаружи, и все молочные бидончики тоже.
        Рокки не мог забыть пережитого испуга и немного спустя он стал просить Короля разрешить ему удалиться на страницу, где прежде жил Гипогриф: «Там как-то безопаснее. По крайней мере, никакой Дракон туда не залетит».
        Гипогриф показал ему нужную страницу, и Рокки ушел жить в книгу, где и пребывал до тех пор, пока его не извлекли оттуда королевские пра-пра-правнуки.
        А прекрасный Гипогриф занял должность Любимой Королевской Лошадки, оставшуюся свободной после того, как его деревянный предшественник удалился на покой. Что касается Бабочки и сладкоголосой Райской Птицы, то они и по сей день порхают в королевском саду среди белых лилий и розовых кустов.
        ХИЛЭР БЕЛЛОК
        Из «Книги зверей для несносных детей» и «Еще одной книги для совсем никудышных детей»
        КИТ
        Что делать с пойманным Китом?
        В уху его не кинешь;
        А если кинешь, то потом
        Котел с плиты не сдвинешь.
        Но есть в Ките немалый плюс
        Научно обработан,
        Он нам дает китовый ус
        И рыбий жир дает он.
        Конечно, больно наблюдать,
        Когда невинной крошке
        Противный этот жир глотать
        Велят по чайной ложке.
        Но, видно, так устроен мир
        (И в том вина не наша),
        Что дОлжно пить нам рыбий жир
        Когда велит мамаша.
        ЖИРАФОПАРД
        Жирафопард — зверюга гордый,
        Своей заносчивою мордой
        Он достает до облаков.
        В сраженьи он быстрей гепарда
        Сильней слона и леопарда,
        Охота на Жирафопарда —
        Занятие для смельчаков.
        Я поднимусь на дирижабле,
        Возьму с собой три острых сабли
        Да пару крепких алебард.
        Еще мы духом не ослабли!
        Сверкнут отточенные сабли
        (А также колья, тяпки, грабли) —
        Дрожи тогда, Жирафопард!
        ГРИФ
        Гриф за здоровьем не следит,
        Он ест, когда попало,
        Вот у него и мрачный вид,
        И шея исхудала.
        Он и плешив, и мутноглаз —
        Несчастное созданье;
        Какой пример для всех для нас
        Блюсти режим питанья.
        ЛЯГУШКА
        Всегда отменно вежлив будь
        С лягушечкою кроткой,
        Не называй ее отнюдь
        «Уродкой-бегемоткой»,
        Ни «плюхом-брюхом-в-глухомань»,
        Ни «квинтер-финтер-жабой»;
        Насмешкой чувств ее не рань,
        Души не окорябай.
        Но пониманием согрей,
        Раскрой ей сердце шире —
        Ведь для того, кто верен ей,
        Нет друга преданней, нежней
        И благодарней в мире!
        МИКРОБ
        А это чудовище получилось у меня ненароком. Стал я переводить стихи про микроба. Начало вышло похоже, середка тоже. А концовка, то есть самый хвост, вижу, получается совсем не так. Отбросил я этот хвост, стал думать снова. Придумал второй хвост — опять не то. Придумал третий — но и этот хвост загибался совсем не в ту сторону, что у Беллока. Досадно мне стало. Что ж это, подумал я, хвостами-то бросаться! Пусть все идет в дело. Взял и присобачил все три хвоста сразу. Тем более, что и микроб треххвостый. Пусть и стихотворение будет треххвостым.
        Не будь он
        так вертляв
        и мал,
        я бы для вас
        его поймал.
        И вы бы увидали сами
        микробью мордочку с усами,
        узор пятнистый вдоль хребта,
        шесть
        быстрых ног
        и три хвоста:
        НО
        таков,
        как уверяют
        строгие
        профессора
        по зоологии,
        микроб,
        невидимый
        злодей,
        враг
        честных
        и простых
        людей.
        без очков
        и без лорнета
        непросто
        различить
        все это.
        Увы,
        задача
        нелегка
        увидеть
        шустрого
        зверька.
        Микроб,
        к несчастью,
        слишком мелок,
        как утверждает
        Мистер Беллок.
        известно,
        в мире
        вся хвороба
        проистекает
        от микроба.
        Эх, я бы
        всех микробов
        сгреб,
        взял
        помощнее
        микроскоп,
        да этим самым
        микроскопом
        их всех
        и придавил бы
        скопом!
        СКОРПИОН
        На вид Скорпион далеко не пригож
        И любит кусаться некстати;
        Обидно, когда его ночью найдешь
        В своей холостяцкой кровати!
        ГИЛБЕРТ КИТ ЧЕСТЕРТОН
        ЕДИНЕНИЕ ФИЛОСОФА С ПРИРОДОЙ
        Люблю я в небе крошек-звезд
        Веселую возню;
        Равно и Солнце, и Луну
        Я высоко ценю.
        Ко мне являются на чай
        Деревья и закат;
        И Ниагарский у меня
        Ночует водопад.
        Лев подтвердить со мною рад
        Исконное родство
        И разрешает Левой звать
        По-дружески его.
        Гиппопотам спешит в слезах
        Припасть ко мне на грудь.
        - Крепись, дружище, — я твержу, —
        Былого не вернуть.
        Порой, гуляя между скал,
        Встречаю я Свинью —
        С улыбкой грустной и смешной,
        Похожей на мою.
        Гусь на меня косит зрачком,
        Точь-в-точь, как я, глазаст.
        Слон позаимствовал мой нос
        И вряд ли уж отдаст.
        Я знаю тайный сон Земли,
        Преданье Червяк.
        И первый Зов, и первый Грех —
        Легенды и века.
        Мне мил не меньше, чем Жираф,
        Проныра Кашалот,
        Нет для меня дурных зверей
        И нет плохих погод.
        Люблю я в поле загорать;
        А если дождь и гром,
        Неплохо и на Бейкер-стрит
        Сидеть под фонарем.
        Зову я снег! — но если вдруг
        Увесистый снежок,
        С какого неба он упал —
        Ребятам невдомек.
        Зову я морось и туман:
        Меня не огорчит,
        Что кончик носа моего
        В дали туманной скрыт.
        Скорей сюда, огонь и гром,
        И дождь, и снег, и мрак! —
        Сфотографируемся все
        В обнимочку — вот так!
        ЭЛЕОНОРА ФАРДЖЕН
        ЗЕМЛЯ
        Знаешь ли ты, что Земля —
        Это тоже звезда? —
        Представь —
        Где-то далеко-далеко
        Кто-то глядит в небосвод,
        Где средь флотилий звезд
        Наша Земля плывет,
        И говорит:
        «Взгляни!
        Как ярко сегодня светит Земля!
        Переливается вся,
        Словно из хрусталя!
        Как там, наверно, светлы
        Реки, холмы и леса!
        Как там сверкает роса!
        Как там мерцают стволы!
        Как там на узкие листья ракит
        Вечер сияние льет,
        Как там осока блестит
        Ночью по краю болот!
        Как там искрится в лугах
        Утром жемчужный туман!
        Как полыхает в лучах
        Днем голубой океан!
        Какое, должно быть, чудо —
        Родиться там, на Земле,
        Плывущей в просторах неба,
        Горящей ярко во мгле!»
        Веришь ли ты, что рожден
        На звезде?
        И что это не сон?
        ЗНАКИ ЗОДИАКА
        Двенадцать знаков Зодиака:
        Рогатый Козлик-забияка,
        В блестящих брызгах Водолей,
        Две Рыбы в чешуе огней,
        Барашек в облаках кудрявых
        И Бык бодливый в лунных травах,
        Двойняшки с вечной их возней,
          Рак с ослепительной клешней,
        Лев, с неба рыкающий грозно,
        И Девушка в накидке звездной,
          Весы, висящие меж туч,
        И Скорпиона жгучий луч,
        Стрелец, что целится из мрака, —
        Двенадцать знаков Зодиака!
        ПОЛЯРНАЯ ЗВЕЗДА
        Я — звезда мореходов,
        Древний маяк небес.
        Я вела аргонавтов
        Волнам наперерез.
        Я помогала Колумбу
        И его кораблям.
        Тезка мой — Марко Поло —
        Верил моим огням.
        Я направляла к цели
        Сквозь океанский мрак
        Викингов и флибустьеров,
        Смельчаков и бродяг.
        Свет мой искали в небе
        Нельсон и Магеллан,
        И желторотый юнга,
        И седой капитан.
        Хитрый купец ганзейский
        И караибский пират,
        Амундсен и Джон Сильвер,
        Одиссей и Синдбад.
        Мне хорошо известны
        Все их дела и дни,
        Как они начинали,
        И чем кончали они.
        Чтобы спасти от бури
        Кормчего и ладью,
        Я на небесной вахте
        Ночь напролет стою.
        ЭМИЛЬ ВИКТОР РЬЮ
        ЕДИНОРОГ
        Над рекой Сенегал, где ни троп, ни дорог,
        Он стоял, опустив свой сияющий рог;
        И фламинго кружили у розовых скал,
        И закат африканский над ним догорал.
        Кто изведает мысли героя, когда
        Он врывается в мир, как шальная звезда,
        Когда сходит он в жизнь с легендарных страниц
        В ореоле чудес, в переливах зарниц?
        И прошел он по джунглям, по чащам лесным
        Величавым и медленным шагом своим;
        Но на травы дремучие тень не легла,
        И, как ветер, легка его поступь была.
        Страшный лев, притаившись за темным стволом,
        Увидал его — и зарычал, словно гром;
        Но задумался, лапу держа на весу,
        Повернулся — и в сумрачном скрылся лесу.
        Элегантный жираф побежал, чтоб скорей
        Поделиться известьем с подругой своей.
        Уползая с тропы, зашипела змея,
        И затихла, дивясь, попугаев семья.
        Но торжественно шествовал Единорог,
        Погруженный в мечты, величав, одинок.
        «Дивный мир! — восклицал он при свете луны. —
        Он прекраснее книг, он волшебней, чем сны!»
        И внезапно увидел на зыби речной,
        Как его отраженье качало волной:
        «О великий поток африканских саванн!
        Подтверди, что моя красота — не обман».
        И он замер в сиянии славы своей;
        Но послышался голос из гущи ветвей —
        Это злой павиан с гладким длинным хвостом
        Захихикал ехидно оскаленным ртом:
        «Все — вранье, ерундистика, глупости, вздор!
        Его выдумал жалкий, пустой фантазер.
        Лишь протрите глаза — и рассеется ваш
        Бесполезный обман, однорогий мираж!»
        И услышал слова эти Единорог,
        И смутился душой, и поник, и поблек;
        И опять погляделся в поток — но нигде
        Не увидел ни отсвета в темной воде.
        И побрел он сквозь джунгли, как гаснущий луч,
        И пропал меж стволов, как луна между туч;
        И напрасно искали его на земле
        Синегальские звезды, сияя во мгле.
        Он возник, как волшебной мелодии звук,
        От касанья смычка оживающий вдруг;
        Он исчез, как волшебной мелодии плач,
        Когда руки устало опустит скрипач.
        ПИРАТЫ НА ОСТРОВЕ ФУНАФУТИ
        На свете множество чудес,
        внимания достойных,
        Но Фунафути — образец
        чудес благопристойных.
        Не сыщешь острова в морях
        от Горна до Босфора
        С такой тактичной фауной,
        с такой любезной флорой.
        Там обезьянки не шалят,
        галдя на всю опушку,
        А только нюхают плоды
        и потчуют друг дружку.
        Там пальмы, встав на берегу
        всем кланяются дружно,
        Какой бы ветер ни подул —
        восточный или южный.
        Но вот в один прекрасный день
        к тем благодатным пляжам
        Приплыл разбойничий корабль
        с ужасным экипажем:
        Джим Кашалотто, Джеки Черт,
        Сэм Гроб и Билл Корова,
        Кок Вырвиглаз и старый Хью —
        один страшней другого.
        И первым сушу ощутил
        их шкипер Джеки Черт:
        Сэм Гроб, ворочая веслом,
        смахнул его за борт.
        Пиратов ужас охватил,
        повеяло расправой,
        Но шкипер вдруг заговорил
        с улыбкою слащавой:
        - Прошу прощенья, мистер Гроб,
        вина была моя.
        Забудем этот инцидент!
        Скорей сюда, друзья!
        Позвольте вашу руку, Джим.
        Я помогу вам, кок.
        Ах, осторожней, мистер Хью,
        Не замочите ног!
        Пираты слушали дрожа.
        Голодный львиный рев
        Не показался б им страшней
        галантных этих слов.
        Но только на берег сошли —
        их тоже охватило
        Желание себя вести
        необычайно мило.
        - Здесь у меня, — промолвил Джим, —
        сухое платье есть.
        Прошу, воспользуйтесь им, сэр,
        окажете мне честь.
        - Вы правы, — шкипер отвечал. —
        Чтоб исключить ангину,
        Воспользуюсь. Пардон, друзья,
        я вас на миг покину.
        Был сервирован на песке
        изысканный обед,
        И не нарушен был ни в чем
        сложнейший этикет.
        Приличный светский разговор
        журчал непринужденно,
        Никто не лез ни носом в суп,
        ни пальцем в макароны.
        Приятный вечер завершен
        был тихой песней Сэма,
        И слушал песню капитан,
        роняя слезы немо.
        - Вот так певала перед сном
        мне матушка когда-то…
        Ах, милый Сэм, скажи,
        зачем веду я жизнь пирата?
        Друзья свели его в постель
        и сами зарыдали,
        И нежно сняли сапоги,
        и валерьянки дали,
        И челюсть новую его
        переложили в кружку,
        И грелку сунули к ногам,
        и саблю под подушку.
        Потом, молитву сотворив,
        разделись аккуратно,
        Без грубых шуток и божбы,
        пристойно-деликатно,
        И мирно отошли ко сну,
        умыв лицо и шею,
        И в грезах видели всю ночь
        порхающую фею.
        Они отплыли на заре.
        Но только за кормою
        Сокрылась чудная земля,
        пошло совсем иное:
        Все утро хмурились они
        и пили ром без меры,
        И растеряли навсегда
        приличные манеры.
        А на волшебном берегу,
        на дальнем Фунафути
        Все так же ветер шелестел
        о мире и уюте.
        Черепашонок спал в песке,
        и устрицы вздыхали,
        И солнце озирало мир
        без гнева и печали.
        СЭР БОМ ВДРЕБЕЗГИ
        Добро пожаловать, сэр Бом!
        Вам чай с лимоном? с молоком?
        Ах! Что это? Разбилась чашка?
        Но вы не обожглись, бедняжка?
        Позвольте, я вас промокну…
        Пустяк! Возьмем еще одну,
        Я сам частенько их роняю.
        Не огорчайтесь! Выпьем чаю.
        Как там ваш родственник, сэр Бом? —
        Ну, тот, что пробил стенку лбом, —
        Встает с постели понемногу?
        Ну, слава богу, слава богу…
        Поосторожней, сэр! Ваш стул!..
        Как он ужасно громыхнул!
        Вы не ушиблись? Просто счастье!
        Что — снова склеить эти части?
        Не стоит, стул был старый — он
        Елизаветинских времен.
        Там вензель был на верхней планке.
        Оставьте на полу останки!
        Забудемте про старину;
        Давайте подойдем к окну.
        Тут вся стена плющом увита.
        Куда вы, сэр?!
        Окно закрыто!!!
        Вы не порезались стеклом?
        Нет? Это — чудо, милый Бом!
        Я показать хотел вам что-то.
        Вот эта ваза — терракота —
        Довольно ценная… была.
        Ну, ничего! Нога цела?
        Я рад, что вы знаток фарфора.
        Уже уходите? Так скоро?
        Почаще к нам!
        Всегда вас ждем!
        До встречи, дорогой сэр Бом!
        РАЗМЫШЛЕНИЯ ЧЕРЕПАХИ,
        ДРЕМЛЮЩЕЙ ПОД КУСТОМ РОЗ НЕПОДАЛЕКУ ОТ ПЧЕЛИНОГО УЛЬЯ В ПОЛУДЕННЫЙ ЧАС, КОГДА СОБАКА РЫЩЕТ ВОКРУГ И КУКУШКА КУКУЕТ В ДАЛЬНЕМ ЛЕСУ
        С какого ни посмотришь бока —
        Я в мире очень одинока!
        МИСТЕР ОП
        Мне сразу полюбился он,
        веселый мистер Оп,
        Его открытое лицо
        и безмятежный лоб.
        Мы познакомились в четверг,
        дождливым летним днем:
        Я помню мокрые кусты
        и лужи под окном.
        Он к нам вошел не так, как все,
        в прихожей сняв пальто,
        И, как он в комнату проник,
        не углядел никто.
        Он не стучал, он не звонил,
        он появился вдруг
        И сразу улыбнулся мне,
        как закадычный друг.
        Он был не то чтоб чересчур
        изысканно одет:
        Ни брюк и ни рубашки —
        только шляпа и жилет.
        Собой не молод и не стар
        и в меру кругловат,
        Приятный скромный джентльмен
        от головы до пят.
        Но по душам потолковать
        нам не пришлось почти:
        Не знали мы, что через миг
        должно произойти.
        Над ним резинку занесла
        жестокая рука,
        И голос прогремел: «Стереть
        смешного толстяка!»
        Не подал виду мистер Оп,
        но был он уязвлен,
        И встал с тетрадного листа
        и удалился он.
        Исчезли пуговки его,
        и шляпа, и жилет,
        Лишь напоследок промелькнул
        улыбки слабый след.
        О мистер Оп! Как был бы мир
        и чуден и хорош,
        Когда бы каждый был на вас
        хоть чуточку похож!
        Когда бы каждый так, как вы,
        объятья распахнул,
        Светлей бы летний день сиял,
        теплей бы ветер дул!
        Мне полюбился навсегда
        веселый мистер Оп,
        Его открытое лицо
        и безмятежный лоб.
        Я радуюсь дождливым дням
        и все мечтаю, чтоб
        Он к нам пришел еще хоть раз,
        чудесный мистер Оп!
        МОНОЛОГ ЧЕРЕПАХИ,
        ВНОВЬ ПОСЕТИВШЕЙ ЧЕРЕЗ ПОЛЧАСА ГРЯДКУ С САЛАТОМ, ХОТЯ ЕЙ УЖЕ ДАВНО БЫЛО ПОРА ВКУШАТЬ ПОСЛЕОБЕДЕННЫЙ СОН НА КЛУМБЕ СРЕДИ ГОЛУБЫХ НЕЗАБУДОК
        Растительная пища
        Такая вкуснотища!
        B + A + XY = Z + A + B
        ИЛИ КАК МИСТЕР НАЙТ И МИСТЕР ХОЛЛ СОСТАВЛЯЛИ СБОРНИК ЗАДАЧ И УПРАЖНЕНИЙ ДЛЯ ПЯТОГО КЛАССА
        Мистер Найт в детстве был шалопай,
        И соседи вздыхали судача:
        «Вот какой шалопай! Ай-яй-яй!
        Этот малый задаст нам задачу!»
        И действительно: малый подрос,
        Сел за стол и, не медля ни часа,
        Он решился составить всерьез
        Свой задачник для пятого класса.
        Но не лезло на ум ничего,
        Он сидел и грустил поневоле.
        И тогда осенила его
        Мысль о некоем мистере Холле.
        И на почту помчался он вскачь,
        И отбил телеграмму такую:
        СЕЛ ПРИДУМЫВАТЬ СБОРНИК ЗАДАЧ
        НО БЕЗ ВАС МИСТЕР ХОЛЛ
        НИ В КАКУЮ!
        Мистер Холл, со своей стороны,
        Сам давно бы задачник составил,
        Но ленился, с другой стороны,
        И не знал, к сожалению, правил.
        Но поскольку слыхал уже он
        О коллеге, о мистере Найте,
        То ответил: УЖАСНО ПОЛЬЩЕН
        ВЫЕЗЖАЮ ШЕСТЬ ТРИДЦАТЬ
        ВСТРЕЧАЙТЕ.
        Вот они поселились вдвоем,
        Пирожков и чернил закупили,
        Разложили бумагу кругом
        и к трудам, наконец, приступили,
        Давши клятву не спать по ночам,
        Но такую задачку состряпать,
        Чтоб над нею пришлось малышам
        Все затылки себе расцарапать.
        «Как бы глубже упрятать секрет, —
        Мистер Холл усмехнулся ехидно, —
        Что „XY“ равняется „Z“?
        Это, в сущности, так очевидно!»
        «Очевидно, — сказал мистер Найт. —
        Но вот если мы „A“ приплюсуем
        С двух сторон уравненья — олл райт
        Этак мы их уж точно надуем».
        «Погодите, не вышло б греха!
        Вдруг мальчишки во время урока
        Обнаружат, что два этих „а“ —
        Здесь фактически сбоку припека?»
        «Это вряд ли! — заметил другой. —
        Но ведь все, мистер Холл, в нашей власти:
        Если это вернет вам покой,
        Припишите им „в“ к каждой части».
        «Гениально! — вскричал мистер Холл,
        Не тая своего восхищенья. —
        Я б до этого сам не дошел!»
        Мистер Найт покраснел от смущенья.
        И задачник был отдан в печать
        (Вот спасибо и Найту, и Холлу!) —
        Чтобы было чего изучать
        Сорванцам, посещающим школу.
        НОЧНЫЕ МЫСЛИ ЧЕРЕПАХИ,
        СТРАДАЮЩЕЙ ОТ БЕССОННИЦЫ НА ПОДСТРИЖЕННОМ ГАЗОНЕ
        Земля, конечно, плоская;
        Притом ужасно жесткая!
        ЧЕРЕПАШОНОК ТОНИ
        Черепашонок Тони
        По голубым волнам
        Носился и резвился
        По солнечным морям,
        Он лакомился рыбкой
        С признательной улыбкой
        И нежно говорил: «У вас
        Прекрасный вкус, мадам!»
        Черепашонок Тони
        Со всеми был учтив,
        Он шляпу снять не забывал,
        Сардинку проглотив,
        Он с полным ртом не говорил,
        Он за обед благодарил,
        А неприветливых мальков
        Отечески журил.
        Черепашонок Тони
        Любил порассуждать
        О том, как важно с юных лет
        Учиться сострадать.
        Да, Тони был воспитан
        Ипритом весьма упитан, —
        А эти качества всегда
        Приятно сочетать.
        СПАЙК МИЛЛИГАН
        ГЕРОЙСКИЕ СТИХИ У ДВЕРИ В ЗУБНОЙ КАБИНЕТ
        Отмщенье, отмщенье — зубным докторам!
        И нет им прощения в мире!
        Их длинным иголкам, их гнутым щипцам
        Их гнусным; «откройте пошире»!
        Их пыточным креслам, их жутким речам
        О кариесе и пульпите!
        Отмщенье, отмщенье — зубным палачам
        С их подлым «чуть-чуть потерпите»!
        Их сверлам, жужжащим, как злая оса,
        От бешеного вращенья,
        Их ваткам, их лампам, слепящим глаза —
        Отмщенье, отмщенье, отмщенье!
        ГРЮШИ
        Вы когда-нибудь
        Ели грюши?
        Нет, не груши,
        А именно грюши?
        Это истинный деликатес!
        Грюши с виду
        Длиннее и уже,
        Но не хуже,
        Чем груши «дюшес».
        Тот, кто кюшал когда-нибудь
        Грюши,
        Никогда не забудет
        Их вкюс.
        Я поставлю пятерку им
        С плюсом
        И добавлю
        Еще один плюс!
        Эти грюши
        Выращивать трюдно,
        Нужен тонкий
        И тщательный
        Трюд.
        Но зато
        Удивительно людно
        На базарах,
        Где их продают.
        СТАРИЧОК И ЧЕРВЯЧОК
        О, сколь ты счастлив,
        Червячок! —
        Сказал печальный
        Старичок —
        Я мерзну,
        Несмотря на лето,
        Хоть семь рубах
        На мне надето.
        А ты гуляешь
        Без галош
        И ни разочка
        Не чихнешь.
        Весь день копаясь
        В мокрой глине,
        Ты и не слышал
        Об ангине,
        С ветеринаром
        Не знаком;
        Все ползаешь себе
        Ползком;
        Захочешь —
        В луже искупался,
        Захочешь —
        В землю закопался —
        И выкопался
        Через час…
        Сколь судьбы разные
        У нас!
        ЗАГОРАЙТЕ НА ЗДОРОВЬЕ!
        У летнего моря,
        Где жаркий песочек,
        Приятно порой
        Поваляться часочек,
        Но больше я вам не советую:
        За три или пять
        Вы можете стать
        Сгоревшей, невкусной котлетою.
        РИФМЫ
        ЯЙЦО рифмуется с ЛИЦОМ,
        И это неспроста:
        В них много, много общего,
        К примеру, круглота.
        И если курочка горда
        Сияющим яйцом,
        Она взлетает на крыльцо
        С сияющим лицом.
        Рифмуются КОМПОТ и КОТ,
        И это не случайно:
        Сокрыт в компоте СУХОФРУКТ,
        В котах сокрыта ТАЙНА.
        Но все же очень вас прошу,
        Чтоб избежать промашки,
        В КАСТРЮЛЯХ НЕ ДЕРЖАТЬ КОТОВ,
        НЕ РАЗЛИВАТЬ ИХ В ЧАШКИ!
        Да, кстати, надо уделить
        Внимание и КОШКАМ,
        Хотя они, на первый взгляд,
        Рифмуются с окошком,
        НЕ НАДО КОШКУ ПРОТИРАТЬ
        ДО БЛЕСКА МОКРОЙ ТРЯПКОЙ! —
        Она умоется сама
        Язычком и лапкой.
        СЛОНЕНОЧЕК
        Гулял я раз по Лондону,
        И вот на Беркли-стрит
        Мне встретился слоненочек
        И скромно говорит:
        - Простите, где тут Африка
        И речка Сенегал?
        - Тут Англия, — я говорю.
        Как ты сюда попал?
        - Я заблудился, кажется, —
        Признался он в ответ.
        Как мне пройти на станцию
        И где купить билет?
        Доехал он в автобусе
        До станции Воксхолл,
        Свернул на юг и понял вдруг,
        Что не туда пошел.
        Хотел он позвонить домой,
        Увидел телефон;
        Но в телефонной будочке
        Не поместился он.
        Явились полицейские
        И за незнанье прав
        Арестовали малыша
        И наложили штраф,
        Приклеили квитанцию
        Липучкою ко лбу
        И привязали ленточкой
        К фонарному столбу.
        Уснули полицейские,
        А поутру, чуть свет,
        Глядят — вот ленточка, вот столб,
        Слоненка — нет как нет.
        Слоненок ищет Африку,
        И он ее найдет.
        И если вы когда-нибудь,
        Влезая в самолет,
        Увидите слоненочка,
        Который в кресле спит,
        Не удивляйтесь: это мой
        Знакомый с Беркли-стрит.
        ОБЖОРА
        Друзья, мне тяжело дышать,
        Последний час настал:
        Проклятый яблочный пирог! —
        Меня он доконал.
        Я слишком много съел сардин
        И заварных колец;
        Пусть этот маленький банан
        Мне подсластит конец!
        Увы, недолго на земле
        Мне остается жить! —
        Друзья, салату оливье
        Нельзя ли подложить?
        Не плачьте, милые мои,
        Тут слезы не нужны;
        Вот разве пудинга кусок
        И ломтик ветчины.
        Прощайте! Свет в очах погас,
        И жизни срок истек…
        Эх, напоследок бы сейчас
        Поесть еще разок!
        ПРИЗРАК
        (Читать в темноте, подсвечивая фонариком)
        Беленькая искорка
        В темном коридоре…
        Это признак призрака —
        Горе! горе! горе!
        Маленькая искорка —
        Страх! страх! страх!
        Жди явленья призрака
        Со свечкою в руках.
        Стон печальный слышится
        В жуткой тишине.
        Занавесь колышется
        Белая в окне.
        - Призрак в белой простыне,
        Ты зачем пришел ко мне?
        - Вот пристал: «зачем, зачем»…
        Попугаю — да и съем.
        ОШИБКА
        В пустыне, чахлой и скупой,
        На почве, зноем раскаленной,
        Лев, проходя на водопой,
        Съел по ошибке почтальона.
        И что же? Он теперь грустит,
        Грустит несчастный и скучает:
        Хотя он очень, очень сыт,
        Но писем он не получает.
        ГРУСТНО-ВЕСЕЛАЯ ИСТОРИЯ ЛЫСОГО ЛЬВА
        Сказка для самых маленьких
        ГЛАВА ПЕРВАЯ
        Однажды и дважды и трижды жили-были Джунгли. Они начинались у самой земли и тянулись высоко вверх — до самых обезьян. Обезьяны много лет ждали, пока Джунгли дотянутся до них, и, как только это случилось, быстро-быстро научились слезать по стволам вниз. Деревья в Джунглях, по крайней мере, большинство из них, были деревянными. Да и остальные были деревянными, если уж говорить до конца.
        Деревья никогда ничего не говорили. Впрочем, одно дерево однажды сказало: «Ничего!» Кажется, это было после хорошего дождика в один прекрасный четверг. Но остальные деревья так на него посмотрели!
        Ну, вы понимаете…
        Словом, это были роскошные Джунгли. Пурпурные лилии, желтые ирисы и множество других цветов распускались в них поочередно — каждый в свое время. Джунгли были очень пунктуальны. Это ведь только люди любят опаздывать, а иные люди даже опаздывают опаздывать — они совсем не приходят.
        В Джунглях водилось много замечательных животных — много-премного. Там всегда был большой наплыв посетителей. Только не рыб, конечно. Рыбы плавают в море, а Джунгли — это лес. Эти Джунгли назывались Джунгли Буззолу. Почему? А вот просто. Там не было никакого управления и контроля. Но абсолютно все работало прекрасно.
        Ученые попытались было построить Управляемые Джунгли из Пластика — УДП. Но ничего хорошего у них не вышло. Тогда они решили: «Займемся лучше Луной». И правильно. Луна больше подходит для экспериментов — ведь там никто не живет.
        Люди иногда приходили в Джунгли, чтобы искать там золото, алмазы и нефть. Звери запросто обходятся без этих вещей, а вот люди не могут. Они разучились. Зато они научились устраивать войны и восклицать: «Боже мой, какой ужас!» — когда дети гибнут от бомб.
        Поэтому звери оставили людей в покое. В благодарность за это люди убивали зверей и вешали их шкуры на стену или клали на пол в гостиной. И ничего. Но если зверь убивал человека, об этом трубили во всех газетах — сенсация!
        Но я хочу вам рассказать совсем другую историю. Эта история смешная, про животных, со счастливым концом.
        Жил в Джунглях Буззолу, возле деревни Понго, большой лев по имени мистер Гронг. В тот день, о котором я веду речь, он проснулся в превосходном настроении. Во-первых, потому что у него был день рождения, ему исполнилось двадцать лет. Во-вторых, он почувствовал с утра необычайный прилив сил. Я бы даже сказал, что он почувствовал избыток сил, то есть часть сил была просто лишней, хотелось ее стряхнуть. И вот, чтобы избавиться от этого избытка, мистер Гронг три раза подряд высоко подпрыгнул и трижды оглушительно прорычал: «Гррыааа! ГРРЫААА! ГРРЫААА!»
        Каждый рык был, как взрыв гранаты.
        И теперь я хочу вас спросить: видали ль вы… (Обратите внимание, я пишу не «львы» вместе, а «ль вы» отдельно, то есть я обращаюсь не отдельно к львам, а вообще к читателю. Так просто говорится, если нужно спросить о том, что и так ясно. Это называется риторический вопрос.) Видали ль вы, как облетает пух с головки созревшего одуванчика, если сильно на него подуть? Вот так от собственного его могучего рычания все волосы с головы мистера Гронга как ветром сдуло, вся его великолепная грива облетела, как пух с одуванчика. И мистер Гронг остался лысым.
        Да, совершенно лысым: он убедился в этом, заглянув в лужу. «Какой позор! — подумал лев. — Да ведь я стану посмешищем для всех Джунглей!»
        - Ха-ха! — подтвердил идущий мимо Гиппопотам. — Лысый, безволосый, смешной лев!
        - Хи-хи-хи! — прохихикала с дерева Обезьяна. — Умора! Умора!
        «Что же делать?» — размышлял мистер Гронг. Он понимал, что облетевшую гриву обратно не приставишь. Может быть, еще разок попрыгать и порычать, чтобы волосы испугались и выросли снова? А вдруг не только не вырастут, а наоборот, что-нибудь еще нужное облетит или отвалится? Например, уши или три ноги. Только представьте себе: лысый безухий лев, прыгающий на одной-единственной ноге! Это было бы еще смешнее.
        И мистер Гронг решил на всякий случай совсем больше не рычать. Он только говорил негромко, если очень сердился: «Цу-цу-цу!» Это тоже было смешно, лысый лев, который бредет по Джунглям, бормоча себе под нос: «Цу-цу-цу!»
        Нужно было найти выход из этого положения, и мистер Гронг придумал вот что: он нанял Муравьеда сидеть у себя на голове. Муравьед был длинноволосый, и, когда он сидел на голове у Лысого Льва, это очень напоминало гриву. Конечно, если мистер Гронг сидел. Но когда он прыгал, Муравьед сразу сваливался с львиной головы. «Перерыв на обед», — говорил Муравьед в таких случаях и начинал искать в земле муравьев. Обед, конечно, дело святое, но сколько может быть перерывов на обед? Один, два, три, — но не двадцать же и не сто раз в день! В общем, оказалось, что и Муравьед — это не выход.
        - Печально, — сказал себе Лев, и ему действительно сделалось печально, как никогда в жизни. И он сделал такое, чего не позволял себе еще ни один лев на свете: он лег и заплакал.
        - У него болит живот, — сказал Мимоидущий Гиппопотам.
        - Он вспомнил своего любимого дедушку, — предположила спросонок Сова.
        - Он получил телеграмму с плохими известиями, — прошелестела Пальма.
        - Чепуха! — крикнула Обезьяна. — Как он мог получить телеграмму, если почтальоны боятся даже заходить в Джунгли?
        И все звери печально качали головами. А деревья качали тем, что было у деревьев, — верхушками, ветками, листьями и гроздьями сочных плодов, таких вкусных, что просто пальчики оближешь. И качали они этими вкусностями так грустно, как только могли.
        ГЛАВА ВТОРАЯ
        Лысый Лев плакал, пока не выплакал все слезы, так что ему пришлось выпить еще два ведра воды (по одному на каждый глаз). После чего он зарыдал еще сильнее.
        - Брраво! Брраво! — раздался крик над самым его ухом. Лев поднял голову и увидел на ветке Белого Ворона, который кричал «браво» и громко хлопал крыльями. Это был когда-то обыкновенный Черный Ворон, большой любитель позагорать на солнышке. Но за долгие годы загорания — а ведь вороны живут по триста лет и больше — он выгорел, вылинял до совершенной белизны. Да, не удивляйтесь! — это люди от загорания чернеют, а вороны, наоборот, выгорают, как купальные трусики или ситцевое платье.
        - Брраво! — кричал бывший Черный, а ныне Белый Ворон. — Какой тррагизм! Какая великолепная игрра! В последний раз я видел такую игру триста лет назад на премьере «Гамлета».
        Ворон прикрыл глаза одним крылом, закачался на ветке и громко заорал:
        - Быть или не быть! Вот в чем вопррос! Вопр-рос! Вопррос!
        - Кыш, — негромко, но очень внятно произнес мистер Гронг и сердито взмахнул хвостом. Ветка поломалась от удара, а Белый Ворон обиженно взлетел и со словами «Пррощай! Пррощай!» удалился со сцены. Весь в белом, как тень отца Гамлета.
        А лысый Лев заплакал еще безутешней.
        И тогда пришел святой человек Даниил и сказал:
        - Мне жаль тебя, Лев! Когда меня бросили в яму со львами, ни один из твоих сородичей не тронул меня. Публика была разочарована и потребовала, чтобы ей вернули деньги за билеты. Но я не забыл вашего хорошего отношения ко мне и хочу отплатить тебе тем же.
        - Тем же — чем же? — спросил Лев. — Ты меня тоже не тронешь?
        - Нет, — ответил Даниил, — я буду к тебе хорошо относиться.
        И он стал носиться по поляне, как бешеный, кругами — то быстро подносясь к мистеру Гронгу, то еще быстрее от него относясь. Конечно, от этого ношения ни одного нового волоска на голове Лысого Льва не выросло.
        Наконец у Даниила закружилась голова, и он упал на землю.
        - Придумал, — заявил он, немного отдышавшись. — Я сделаю тебе парик. Скажи мне, у вас в Джунглях водятся какие-нибудь животные одновременно волосатые и сонливые?
        Тут мистер Гронг припомнил Гориллу, который жил в Дебрях, — точнее в одной из Дебрей, так как Дебрей в Джунглях было много, и все разные. Горилла жил в Самой Густой Дебре и был очень волосат. Еще он был очень сонлив, что тоже было немаловажно, так как Даниил решил подобраться к нему ночью и настричь с него волос для парика. Потом он бы приклеил эти волосы казеиновым клеем к чепчику и получился бы отличный парик для Лысого Льва. Таков был его проект.
        Но получилось так, что когда Даниил осторожно подбирался к Горилле (с ножницами в руках!), под его ногой случайно хрустнула ветка. Горилла спросонок взмахнул своей длинной лапой и вышиб ножницы из рук святого человека. Ножницы сверкнули в воздухе, отлетели куда-то в сторону и упали в Дебрю. Как ни искал их Даниил, но найти, конечно, не смог.
        Потому что у Дебрей есть такое свойство: если что-нибудь в них теряется, найти это совершенно невозможно. Можно найти взамен что-нибудь другое, но не то, что пропало. Это — аксиома, то есть, само собой понятно.
        Поэтому ничего у Даниила не вышло.
        А Лев, увидев, что ничего не вышло, расплакался еще пуще. Он наплакал целое озеро, и утки прилетали на это озеро кормиться и гнездиться. Они устраивали такой шум, что мистеру Гронгу пришлось заткнуть уши бананами, чтоб не оглохнуть. Бедный, бедный мистер Гронг!
        Но однажды все изменилось. В Джунгли приехала группа туристов, и вот, осматривая здешние виды, они увидели такой странный вид: спящего под деревом лысого льва с бананами в ушах.
        - Лысый лев! — вскричал первый турист. — Глазам своим не верю!
        - С бананами в ушах! — вскричал другой турист. Он осторожно вынул один банан из львиного уха, очистил его от кожуры, попробовал и добавил: — Зубам своим не верю!
        Лысый лев? Но ведь это самое редкое животное в мире! Это чудо природы! Уникум! Не прошло и недели, как Джунгли наполнились фоторепортерами и газетчиками, учеными и зеваками. Мистер Гронг сделался знаменитостью. Его лысину фотографировали на простую пленку и на цветную, показывали по телевизору, записывали для радио. Лысина оказалась рекордной — она на пять сантиметров превосходила прежние мировые достижения Юнга Крайнера и Бинга Кросби. Клуб Лысых единодушно избрал мистера Гронга своим почетным президентом.
        Лев был счастлив. Но только первое время, пока не понял, что все интересуются только его лысиной, и никто — ни единая душа на свете! — не интересуется им самим. И ему стало очень грустно.
        Но Бог все видел. Бог, который любит львов и не оставляет их в беде. Он спустился с неба на землю… Вы спрашиваете — как? Да просто съехал по шее одной Возвышенной Жирафы, как школьники съезжают по перилам. Съехал и сказал мистеру Гронгу:
        - Меня зовут мистер Бог, я тебе помогу.
        - Неужели сам мистер Бог? — удивился Лев.
        - Спроси хоть Жирафу, если не веришь.
        Мистер Гронг спросил, и Жирафа подтвердила: да, это — мистер Бог.
        - Если ты еще сомневаешься, задай мне какой хочешь трудный вопрос, и я тебе отвечу, — предложил Бог.
        - Сколько будет два умножить на два?
        - Четыре! — ответил Бог, не моргнув глазом.
        - Теперь я верю, что ты — Бог.
        - Раз так, закрой глаза и скажи: иггл-миггл-блям.
        Лев закрыл глаза и повторил: иггл-миггл-блям. Когда он открыл глаза, Бог уже был на небе. Зато у Льва снова выросла красивая и пушистая рыжая грива. Он так обрадовался, что сразу женился на Возвышенной Жирафе, и они жили вдвоем долго и счастливо — до самого вечера.



 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к