Станция Самоварово Александр Сергеевич Барков
Сборник рассказов Александра Баркова: «Дрессировщик», «У сторожки лесника», «Секрет», «Скок», «Станция Самоварово».
Александр Сергеевич Барков
Станция Самоварово
Дрессировщик
Когда я был маленьким, то мечтал выступать в цирке. Дрессировать тигров, львов, слонов. Но это потом, когда вырасту большой. А пока я начал учить нашего лопоухого щенка Пирата и рыжего кота Тарзана. Ух, как я их дрессировал! Даже пот градом лил, а они всё равно не слушались. Пират в кольцо не прыгал, а Тарзан лапу не подавал.
Ребята во дворе смеялись:
- Петька-циркач идёт!
Обиделся я на них и рукой махнул на это дело.
А тут мой отец посоветовал:
- Ты, Петя, птиц попробуй приручи…
- Птиц? — удивился я. — К ним и близко не подойдёшь…
А отец говорит:
- Насыпь зёрен в кормушку и стой рядом. Пусть к тебе пернатые привыкнут.
Так я и сделал. А потом, спустя неделю, спрашиваю у него:
- Долго ещё стоять?
- Нет, — улыбнулся отец. — Теперь тебя все птицы признали. Ты для них друг. Положи на варежку конопли. Они сами к тебе прилетят.
На другой день насыпал я на варежку зерна и притих. Птицы тоже замерли в ожидании. Потом одна юркая желтогрудая синица в чёрном берете — скок-поскок… схватила зёрнышко и улетела. За ней ещё две маленькие птахи сели.
С того дня по утрам птицы меня песней встречали и с рук корм брали.
Я очень обрадовался: наконец-то я стал настоящим дрессировщиком. И не каким-нибудь, а птичьим!
У сторожки лесника
Прошлым летом я приехал погостить к своим дальним родственникам в деревню Бузаиху. Изба под тесовой крышей стояла на взгорье. У крыльца рос куст сирени. Мне отвели небольшую светлую комнату. По утрам за окном ворковали голуби, гудели пчёлы, кудахтали куры под предводительством горластого одноглазого петуха Митрия. На крыльце, свернувшись калачиком, грелся на солнцепёке рыжий кот Тришка.
В избе пахло горячими пирогами и мёдом.
После завтрака я шёл в сад, облюбовывал себе укромное местечко и читал.
Днём, когда становилось знойно и воздух делался вязким, как смола, я спускался к реке. Плавал в зябкой воде, затем переходил под сень разлапистых лип и отправлялся путешествовать по заповедным ягодным местам.
Однажды, находившись вдоволь по лугам, по частым березнякам, по оврагу, где в детстве играл в казаков-разбойников и ловил западком синиц и чечёток, я порядком устал и сел отдохнуть на пенёк рядом со сторожкой лесника. Внезапно за спиной раздался звонкий ребячий посвист.
Я повернулся и увидел на тропе мальчика лет шести. В меня стрельнули зелёные, с лукавинкой глаза. Нос-пуговка — в царапинах. За плечами — ружьё.
Мы кивнули друг другу и познакомились.
- Егор Пахомов, — мальчик надул для солидности щёки.
- Чей ты будешь?
- Дедов.
- Где он?
- В обход ушёл. Скоро придёт.
- А родители?
- Мамка в больнице, в город увезли.
- А отец?
- Отец?! Отец далеко…
- Ну…
- На границе.
Егор опустил глаза, потоптался на месте и со вздохом уставился на мой ботинок. В дороге у меня случилась авария — отвалилась подошва. Пришлось её подвязать бечёвкой, отчего нога приобрела забавный вид.
- А что без сапог? — спросил Егор.
- Да вот, решил — ногам тяжело будет.
- У нас без сапог нельзя, — возразил Егор.
- Это почему?
- Болота, змеи…
- Так, так…
- И без ружья тоже. Далеко без ружья нельзя.
- Ну?
- Медведи шатаются, рысь…
- И ты видел?
- Я — не… — Егор опустил голову, переступил с ноги на ногу. — Дед сказывал. Таганьково знаете?
- Как же…
- На той неделе там медведь объявился. Залез в сад к Пузановым и всю малину попортил. Одни голые ветки оставил. Такой обжора!
- Кто же его видел?
- Да Генка Пузанов. Он аккурат из лесу шёл. Смотрит, медведь на заборе. Он грибы — на дорогу. Корзину на голову нахлобучил и давай что есть силы свистать.
- Не растерялся!
- Ага, — продолжал Егор. — Медведь, он хоть здоров, да трусоват. Испугался и задами к лесу тикать.
- Больше не наведывался?
- Пока нет… Только дед Елисей мне тоже ружьё дал. Из коры выточил.
Егор присел на одно колено, вскинул ружьё, прищурил левый глаз:
- Трах-бабах! Пугануть всякого можно…
- Ещё бы, — кивнул я. — А если рысь?
- Рысь? Что рысь… — Егор нахмурился, почесал затылок: — Рысь днём спит. А ночью костёр жечь надо. Огня боится.
С опушки донёсся тонкий, призывный лай собаки. Видно, она выследила зверя и теперь подвывала, звала хозяина.
Егор насторожился, с ружьём наперевес бросился на шум. Я поспешил вслед за ним.
- Стой, Валетка! — командовал Егор.
На вершине берёзы сидел бельчонок. По временам он вздрагивал, сжимался в комок, боязливо перебирал лапками тонкие ветки. До ближайшего дерева было метров пять, зверёк не решался прыгнуть.
Мальчик смекнул, что дело серьёзное и просто так пёс не угомонится. Приставил ружьё к плечу, прицелился. Трах-тарабах! — последовал оглушительный выстрел. Собака, казалось, только того и ждала: понимающе крутанула хвостом, радостно взвизгнула и заколесила вокруг дерева в поисках добычи.
- Молод ещё… — сказал Егорка. — Зимой дед его белковать учил, а сейчас не время зверя стрелять. Пускай бельчонок растёт.
Мальчик схватил пса за ошейник и потащил к сторожке.
- Ку-ку, ку-ку… — за рекой робко подала голос кукушка.
Вскоре из ближнего леска ей ответил другой, весёлый, раскатистый голосок:
- Ха-ха-ха… ха-ха-ха…
Мальчик замедлил шаги, прислушался.
- Куковей кукушку зовёт.
- Ну да?
- Он ей кукукает, а она ему в ответ хохочет. — Егор шмыгнул носом и внезапно спросил: — Вы кукушку-то видели?
- Нет, — признался я. — Не пришлось. А ты?
- Видел.
- Вблизи? — удивился я. — Ведь она человека к себе на выстрел не подпускает.
- Хитрющая, знаю. Я из орешника манок сделал. Покуковал у крыльца, она сама прилетела.
Валет почувствовал, что хозяин отвлёкся, оживился и гавкнул.
Егор погрозил неслуху кулаком и двинулся дальше.
Небо вдруг посерело, затянулось тучами, словно набежали ранние сумерки.
Я повернул к дому, туда, где неторопливо бежала, позванивая на перекатах, тихая река.
- До скорого! — крикнул я на прощанье внуку лесника.
Секрет
Голубой белёсый туман ползёт от реки. Окутывает кусты ивняка, лоскутами повисает на вётлах. Но вот на востоке алеет заря, небо становится светлей, выше. Солнце выкатывается из-за дальнего леса. У дороги оторвались от земли и как бы парят в воздухе тополя, а в глубине сада начинают позванивать колокольчики. Неприметно эти робкие звуки набирают силу, звенят всё разливистей. И, словно испугавшись птичьего перезвона, туман начинает редеть, таять, исчезает прямо у меня на глазах. Цветы и травы, очнувшись от дрёмы, выпрямляются и блестят каплями холодной росы.
В то утро я долго бродил по саду. Вдруг у крыльца послышались ребячьи голоса!
- Миш, пошли! Поклёвку прозеваем…
- Подожди ты, успеем ещё…
- «Успеем, успеем»… А Коська опять наше место на мостках займёт. Как в тот раз…
- Ну и пусть займёт… А у меня, может, секрет.
Секрет?! Что за секрет у наших ребят? И невольно поддавшись мальчишескому любопытству, я шагнул вперёд и схоронился в малине.
В нескольких шагах от меня, у куста боярышника, стояли хозяйский сын Миша и его друг Пашка.
Миша опустился на корточки, тихонько раздвинул ветки:
- Во-оон… Видишь?
- Ага, — кивнул Паша. — Гнездо!
- Мой секрет…
- Тоже мне секрет, — усмехнулся Паша. — Да я таких секретов десяток знаю…
И тут из куста вспорхнула птица, кругленькая, с желтовато-красной грудкой. Ястребком стала виться вокруг ребят.
- А вот и не знаешь! — возразил Миша. — Здесь не простая птица живёт.
- Скажешь тоже! — недоверчиво хмыкнул Паша. — Птица как птица.
- Ну-ка, угадай, какая птица первой встречает зарю?
- Ишь чего захотел!
- Вот и не знаешь! Зарянка!
Миша потянул друга за рукав. Они отошли в сторону и замерли.
Спустя некоторое время птица успокоилась и в саду снова зазвенели колокольчики.
- Здорово! — шепнул Миша.
Паша пожал плечами:
- Давай птенцов возьмём. Поглядим!
- Ты чего? — возразил Миша. — Зарянка третий год к нам прилетает, верит.
- Так уж и третий?
- Мне её отец показал. Я теперь всех котов из сада гоняю. А ты гнездо зорить собрался…
- Вовсе и не зорить! Я только погляжу и назад положу.
- Всё равно, нельзя! — отрезал Миша. — Птицу напугаешь!
Паша опустил глаза, насупил брови и, может, впервые в жизни прислушался к звону чудесных колокольчиков.
Скок
Вдоль берега неширокой Березайки лесорубы пилили деревья, а я сидел с удочкой на мостках — ждал поклёвки. Но, как назло, брала одна мелюзга да слюнявые колючие ерши. Я даже привстал с тоски.
- Стой! Бельчонка раздавишь! — раздалось поблизости.
Я бросил удилище и — скорей на крик.
- Какого бельчонка?
- Да, вишь, оказия, — высокий лесоруб поскрёб пятернёй затылок и кивнул на поваленную сосну: — Из дупла выпал…
- Куда ж теперь его?
- Забирай, коли хочешь, — сказал лесоруб. — У нас, вишь, какая делянка. — Он обвёл рукой большой участок леса вплоть до самой плотины. — Дохнуть некогда…
Я взял беспомощного зверька, смотал удочку и бегом домой.
Увидел меня брат и смеётся:
- Ничего себе «улов»! Ходил за окунями, а поймал белку!
Так крохотный бельчонок оказался на моём попечении.
Сперва я попробовал дать ему коровьего молока. Но сделать это оказалось нелегко: ведь малыш сам ещё не умел пить. Тогда я набрал молока в пипетку и решил закапать ему в рот. Да не тут-то было! Зверёк вертел мордочкой, не слушался меня, а самое печальное — час от часу слабел.
- Знаешь что, — предложил брат, — отдай-ка его на воспитание соседской кошке Маркизе. Я слышал, у неё на днях котята родились. Может, и бельчонка примет…
С опасением отнёсся я к предложению брата, но иного выхода не было. Поздно вечером, когда Маркиза убежала под дом ловить мышей, я подложил бельчонка котятам. К великому моему удивлению Маркиза заботливо отнеслась к приёмышу. Стала кормить и облизывать его точно так же, как и своих кровных детей.
Вскоре бельчонок поправился, набрался сил. А когда котята начинали играть — кусаться и царапаться, он вострил уши и сердито цокал на них. Если же шалуны не унимались, то малыш бросался наутёк и искал у меня защиты. Забирался по брюкам в карман и отсиживался там с видимым удовольствием.
Через месяц бельчонок подрос, и большая кутерьма от него в доме пошла. Проснётся раньше всех и давай зарядку делать: прыгал со стула на шкаф, со шкафа на буфет… И так до завтрака. Настоящий Скок!
Сядет наша семья за стол, а бельчонок заберётся мне на плечо. Заложит кончик хвоста между ушами и выжидает, когда я ему кусок сахару или пряник дам. Возьмёт лакомство и скорее на подоконник. Вытянется столбиком, прижмёт сахар к грудке и точит острыми зубками. А потом Скок начал озорничать: мебель грызть, обои рвать, даже мамину шляпу с гусиным пером изодрал в клочья.
Отец рассердился и отнёс его в соседний пионерлагерь: пусть там ребят забавляет.
Прошла неделя, другая… и вот однажды утром кто-то заскрёбся в форточку.
Взглянули, а это Скок! Рыжий! Большой! Пушистый!
Я обрадовался, выбежал из-за стола и протянул ему сушку. Бельчонок схватил угощение в зубы и рыжим огоньком взвился вверх по берёзе. Но теперь шалун смекнул: раз в дом его не пустили, он в пустом скворечнике поселился. А к нам в гости наведывается. За орехами!
Станция Самоварово
Ясные осенние дни — снова солнце и васильковое небо. В лесу свежо. На смену зелёному буйству листвы неслышно подкрался тихий, пронзительный свет. Воздух напоён запахами прелой коры, боровиков, никнущих, увядающих трав. Осины, берёзы, клёны окрашены холодными утренниками в золотые, бурые, фиолетовые, розовые цвета.
За пригорком, в глухом овраге, чуть слышно журчит по камешкам торопливый ручей. В редком подлеске тенькают синицы. И сюда, в это ярмарочное царство красок и запахов, собираются из города дед и внук. Загодя они начинают готовиться в путь. Дед достаёт из кладовой рюкзак. Кладёт туда свитер, резиновые сапоги, одеяло. Да и внук не отстаёт: он без конца точит перочинный нож, берёт коробку для шишек, примеряет видавшую виды охотничью куртку. И время от времени между ними идёт такой разговор:
- Помнишь, в прошлом году, не успел я оглянуться, как вы с Мишкой Вдовиным решето малины уплели?
- Попробовали, — оправдывается внук.
- Ничего себе, попробовали! — смеётся дед.
- А помнишь, — басит внук, — как у Свирькиного колодца ты чуть не увяз в болоте? Всё хотел незаметно подкрасться и заснять лося.
- Да и ты тоже хорош, — покачивает головой дед, — испугался сохатого и тикать.
- Рога-то у него вон какие…
- Так уж и забодает. Только ему и дела до тебя…
Незаметно пролетают дни, и наступает долгожданная суббота.
Бабушка печёт им на дорожку пироги с капустой, завёртывает котлеты, сало. Помахав ей на прощанье рукой и прихватив старый походный котелок, они отправляются на вокзал. Садятся в пригородную электричку и долго едут до предпоследней станции Самоварово.
Если вы заинтересуетесь, откуда пошло такое название, то старожилы расскажут целую историю. Прежде, лет семьдесят тому назад, здесь был тупик. Поезда летом ходили раз в сутки, а зимой и того реже. И, дожидаясь в пристанционном буфете поезда, пассажиры баловались от скуки чайком из ведёрного медного самовара. Самовар этот был знаменит и удивительно весел: свистел, шумел и пыхтел, точно паровоз. Да к тому же гостеприимный трактирщик знал особые способы заварки. В чай он клал разные специи и называл его то липовым, то медовым, то малиновым. Вот потому какой-то разудалый русский мужик окрестил эту тихую станцию — Самоварово. Название оказалось метким, прижилось и с годами не стёрлось, не потускнело.
Знаменитый самовар тоже пережил всех. Правда, чай в нём теперь не кипятят, но по-прежнему он стоит на видном месте в старом пристанционном буфете. И редкий пассажир пройдёт мимо и не заглянет, чтобы полюбоваться на местную реликвию.
Вот и дед с внуком, подъезжая к станции, невольно улыбаются. В их городе архитекторы увлекаются стеклом и пластиком. Однако все новые постройки выглядят на один лад. А у этой неприметной станции даже в самом названии есть что-то своё, домашнее, располагающее к мечтам. И, наверное, оттого радостное, приподнятое настроение не покидает путешественников весь день.
Сегодня было так же… Так же приветливо улыбались старушки, предлагая им творог, печёные яйца, топлёное молоко в больших глиняных крынках. А дежурный по станции, узнав путешественников, лихо крутанул запорожский седой ус и полушутя-полусерьёзно откозырял.
Не торопясь, передохнув и закусив с дороги, они спустились с платформы, прошли маленькую, в два десятка домишек, деревеньку Гадалкино и свернули налево, к мелководной и илистой реке Утице. Миновали шаткий — в два бревна — мосток и, войдя в густой подлесок, остановились. Их поразила бабочка. Она сидела на тонкой лозинке и походила издали на чёрный махровый георгин. Крылья бабочки были словно из бархата, и капелька росы, ненароком упавшая на них, светилась голубизной. А вокруг полыхали гроздья рябин.
Несколько мгновений дед и внук стояли молча, затаив дыхание. Первым не выдержал внук. Он снял с головы кепку, пригнулся к земле и неслышно стал подкрадываться. Но когда до бабочки оставался всего лишь шажок, мальчик споткнулся о корень и полетел в яму, заросшую лопухами и жгучей крапивой.
Дед бросился на выручку, поднял внука, хотел пошутить… но вдруг остановился. На дне ямы под ногой лежал… ржавый патрон. Невольно огляделся по сторонам. Да, это был окоп. Он давно обветшал, потерял форму, зарос травой, но бывалый солдат узнал его. В сорок втором, летом, он проходил здесь со своим взводом. А вон их привал — две берёзы и старый дуб у дороги. На белых стволах чёрные корявые обручи — ожоги войны. Да и столетний дуб без макушки, шальным снарядом срезало. Дед нагнулся… В ложбинке, прикрытая палым листом, словно вросла в землю солдатская каска. Поднял её, стряхнул землю. На дне каски было гнездо, похожее на серую варежку. Видно, какая-то птаха затеяла в ней по весне новую жизнь. Незаметно дед положил каску на прежнее место, опустил голову и задумался.
Ну как обо всём этом рассказать малышу, которому недавно минуло всего шесть лет? Как поведать ему о тех суровых днях, днях горьких утрат и потерь? Как объяснить, почему не осталось в живых друзей детства?
Конечно, дома он расскажет внуку об этом. Но только не сейчас… нет, сегодня он не скажет ему ни слова. Слишком светел и безмятежен осенний день, и, подобно этому ясному дню, светло и безмятежно лицо мальчика.
|
