Эксперимент Дарина Грот
        XXI век. Обычный многолюдный город. Обычная ступающая на землю зима. Жизнь течет своим чередом, омывая привычные подводные камни. Она — циничный скептик, уже успевший разочароваться в жизни. Он — сумасшедший оптимист, жаждет получить то, что не в силах создать даже природа. У каждого свои цели, согласно которым, они вступают в игру, видя себя победителем. Все бы ничего, но на их пути встает нежданный гость… Под его гнетом меняется все. Одна жизнь. Разные взгляды. Противоположенные мнения. Злость и ненависть. Постоянная борьба. Ласкающий романтизм и редкая идиллия. Бесконечная игра всепоглощающего эгоизма…и море секретов, открыть которые хотят обе стороны, пытающиеся любить друг друга… «…У меня даже в голове не было мысли о том, что я способен кого-то еще полюбить. Но век спустя я задумался о женщине. Я хотел особенную женщину, потому что сам был особенным. Я приступил к поискам…»
        Аннотация:
        XXI век. Обычный многолюдный город. Обычная ступающая на землю зима. Жизнь течет своим чередом, омывая привычные подводные камни.
        Она — циничный скептик, уже успевший разочароваться в жизни. Он — сумасшедший оптимист, жаждет получить то, что не в силах создать даже природа.
        У каждого свои цели, согласно которым, они вступают в игру, видя себя победителем. Все бы ничего, но на их пути встает нежданный гость… Под его гнетом меняется все.
        Одна жизнь. Разные взгляды. Противоположенные мнения. Злость и ненависть. Постоянная борьба. Ласкающий романтизм и редкая идиллия. Бесконечная игра всепоглощающего эгоизма…и море секретов, открыть которые хотят обе стороны, пытающиеся любить друг друга…
        «…У меня даже в голове не было мысли о том, что я способен кого-то еще полюбить. Но век спустя я задумался о женщине. Я хотел особенную женщину, потому что сам был особенным. Я приступил к поискам…»
        
        
        ЭКСПЕРИМЕНТ
        
        ЗИМА
        
        1
        Солнечный силуэт, пытающийся пробиться сквозь сизый туман, мечтал пробудить землю от сна. Осень почти забыта. На дворе было двадцать восьмое ноября.
        Она посмотрела в окно: утро в преддверие зимы. А так — обычный выходной. Серый, ничем не отличающийся от протяжных будней. Слишком привычный. Слишком обыденный.
        Так ненавязчиво протекали дни, серые, светло-серые, темно-серые. Одиночество вплетается в повседневную серость. Все одно и то же, изо дня в день. Быть одиноким, какого это? Как это, когда есть семья, друзья и животные, но одиночество все равно не отступает и невозможно с этим ничего сделать.
        Она сидела на кухне, сквозь огромное окно разглядывала туманную погоду. Ни о каком завтраке и речи не могло быть — кусок в горло не лез. Ей просто хотелось выйти на улицу, вдохнуть свежего воздуха. Понять, что сердце еще трепещет, что легкие еще нуждаются в свежем вздохе, что кровь еще жаждет кислорода. Понять, что есть еще жажда жизни.
        Её звали Лилит. Двадцать три года уже жила ее неземная красота и вселенский эгоцентризм. У нее были длинные каштановые волосы, кончики которых доходили почти до колен. Большие зелёные глаза смотрели на окружающий мир из-под густых ресниц. Черная родинка слева над губой. Маленький носик и очень красивые брови, тёмные, с элегантной формой. Фарфоровая кожа словно сияла. Природа вложила столько нежности и грациозности, создавая эту девушку. Она была лучшим творением вселенной. Но, несмотря на то, что к ней был благосклонен мир, одиночество ее не покидало, окутывая своими невидимыми покрывалами и пледами, забирая все ее тепло, желания и мечту.
        2
        В свои семнадцать лет, Лилит познакомилась с первой любовью и практически сразу поняла, насколько суровы чувства и как тяжело с ними бороться. Она влюбилась. Никого в жизни она так не желала, как его. Он пробыл с ней около месяца — и этот предельно короткий период в её жизни был самым счастливым. Каждый день этого месяца она радовалась каждому вздоху, сделанному рядом с этим человеком. Ей казалось, что вот оно, то чего она искала, то, ради чего стоит жить и умереть. Но, как и любой радости, этой сказке быстро пришёл конец. «Я никогда тебя не любил, только твое тело и лицо, любил выходить с тобой на публику, как на нас смотрят люди, как они смотрят на меня и завидуют»  — эти слова засели глубоко в её голове, и казалось, поселились там навсегда. В такие моменты понимаешь, как это — чувствовать боль, когда на тебе нет ни единого пореза, и вроде ты даже не болен. В такие моменты понимаешь, как это — спать и видеть всё, что тебя окружает: голые стены, пустая постель и тьма, но у тебя нет бессонницы. В такие моменты понимаешь, как это — есть и пить, не чувствуя вкуса и голода. Хотя у тебя есть желание
жить. В такие моменты понимаешь, какого это, когда ты живешь как призрак, называешь это жизнью и продолжаешь жить такой «жизнью». В такие моменты, ты смотришь налево, а видишь право, а иногда сквозь людей можно увидеть стены. Ты хочешь повернуть стрелки часов назад. В такие моменты, в зеркале не видно собственных глаз, они пусты, словно стеклянные. И кажется, что сердце в груди больше не сможет стучать, но ты снова чувствуешь слабый ритм.
        Лилит возненавидела свое лицо, свою неописуемую красоту, идеально сложенную фигуру. Она плакала, спрашивала пустоту, почему именно она. Ей не хотелось быть красивой. Слишком тяжело и больно. Она хотела изуродовать себя, может быть тогда бы она понравилась как человек, как открытая душа? Может быть, тогда бы ее не воспринимали, как совершенную игрушку, которую непременно хочется купить и поставить на полку.
        Через какое-то время Лилит отказалась от таких мыслей, поняв, что кроме себя у нее никого больше нет. Ей просто больше некого любить. Девушка пообещала себе, что она никогда в жизни больше не позволит себе влюбиться, чего бы ей ни стоило это.
        Пережив безумное состояние влюбленности, самобичевания, самовлюбленности, Лилит стала более чёрствой. Она позволяла любить себя, приближаться к себе, давала шанс на высокие чувства и счастливое будущее, но как только грань переступалась молодым человеком, Лилит тут же отшвыривала его, выстраивая грандиозное сооружение между ним и собой. Отрава, оставшаяся в душе напоминала, что может случиться.
        Своеобразный уход от ответственности. Эгоистично? Да. Только эгоист никогда не любит, поскольку боится душевной боли, боится быть покинутым, боится потерять самого себя и никогда больше не найти. Боится одиночества и унижения, оскорбления души, собственного «Я», которое никогда не простит. А потом остается место лишь только для гнева и ненависти. Намного проще ненавидеть кого-то, нежели просто отпустить. Ну, а как же проклятое самолюбие, которое никогда не замолчит внутри и будет всегда тыкать и колоть?
        .
        3
        В тёмной прихожей вспыхнул свет. Лилит одевалась: черные сапожки на шпильке, классическая юбка, чуть ниже колен, блуза, серое пальтишко, аккуратно убранные волосы и легкий макияж.
        Она хотела прогуляться по парку, подсыпать зерна в пустующие кормушки. Может почитать книгу, сидя на лавочке, попрощаться с осенью и посмотреть, как мир готовится к приходу суровой зимы.
        Девушка вышла на улицу. Небо хмурилось. Оно уже поглотило тот несчастный утренний силуэт солнца. Его лучи просто не могли пробиться сквозь тяжелые тучи.
        Медленно, шурша сухой листвой, она шла по голому парку. Вокруг еще никого не было или уже никого. Лишь впереди виднелась черная фигура высокого мужчины.
        Лилит окинула взглядом верхушки лысых деревьев, которые пронзали серое небо и незаметно начала погружаться в какие-то, пока что, неясные мысли.
        — Извините, пожалуйста — тяжелый мужской голос обрушился на неё сквозь раздумья.  — Не подскажите, как мне пройти в детский дом?
        Лилит перевела глаза и… Перед ней стоял бог — была её первая мысль при взгляде на молодого человека. Мужчина…высокий мужчина, на вид лет тридцати, темно-каштановые волосы и глаза цвета оникса. Больше всего девушку заворожили его глаза. Она никогда не видела такого тяжелого и в тоже время невозможно красивого и многозначного взгляда.
        Лилит, которая перестала смотреть на внешность мужчин, потому что столько времени она вбивала себе в голову, что хватит любви и красоты; Лилит, которая перестала заглядывать в глубину глаз кому-либо, никому кроме себя; Лилит стояла и тонула в глазах молодого человека. Его взгляд был до безумия притягателен, бездонный, властный…а черные, густые ресницы смягчали этот слишком тяжелый и слишком красивый взгляд. Но, приглядевшись к его глазам, Лилит поняла — там лишь тьма. В его глазах была лишь тьма и ничего больше. Она не могла понять, хотя бы приблизительно, о чем он думал, какого чёрта ему понадобилось идти в детский дом?
        — Я…я, извините, но я не знаю — заикаясь, выдавила она из себя.
        Действительно, поблизости не было никаких детских домов. Ей очень хотелось поддержать разговор, но в округе не было даже роддомов. Вот не задача-то!
        Наверное, впервые в жизни Лилит так сильно не хотела просто уходить. Ей хотелось смотреть и смотреть на мужчину, на его красоту, в его глаза. Но девушка была настолько сильно одурманена внезапным появлением молодого человека, что просто не могла даже подумать о чем-то, что смогло бы помочь ей поддержать беседу.
        Словно омуты его темных глаз, наконец, разрешили выплыть ей на поверхность, и Лилит, сделала шаг вперед, чтобы обойти незнакомца.
        — Спасибо — поблагодарил молодой человек не понятно за что и пропустил её вперед.
        Лилит шла и не ощущала на себе провожающего взгляда мужчины. «Этого не может быть»  — подумала она, и, не справившись со своими эмоциями, обернулась.
        Бах!
        Её как будто ударили ножом в сердце. Незнакомец уходил от неё в противоположную сторону, всё дальше и дальше, и как она уже догадалась, даже не смотрел на неё.
        Лилит улыбнулась, продолжая свой путь. Она была и шокирована и расстроена одновременно. Никогда в жизни она не видела столь красивого мужчину. Ей казалось, что такие даже в сказках не могут существовать, что красота не реальна. Расстраивало ее то, что такой мужчина просто прошел мимо, даже не посмотрев на нее.
        4
        — … Одна из форм конституционной защиты законных прав участников уголовного судопроизводства — предоставление права на обжалование процессуальных действий и решений, затрагивающих законные интересы лиц, участвующих в уголовном судопроизводстве, или иных лиц, в той части, в которой проводимые процессуальные действия и принимаемые решения затрагивают их интересы…
        Лилит смотрела в окно и кусала ручку, пытаясь хотя бы краем уха слушать лекцию по уголовному процессу. Она была озадачена и, что конкретно застряло в голове и сердце, девушка не понимала.
        Предчувствие чего-то необычного и странного не покидало ее уже несколько дней. Внутри живет желание, идея «а давай сделаем что-нибудь» и проблема лишь в том, как это реализовать. Желание что-то сделать и абсолютное непонимание, что именно.
        Вместе с толпой студентов, Лилит отправилась в близлежащую кофешку выпить кофе во время большого перерыва. Прозвучавший звонок оторвал девушку от размышлений.
        — Как дела, Лилит?  — около нее появился ее друг,  — Ян.
        — Жива пока. Что-то утомила меня процессуальная лекция и ты еще тихо сидел, интересно было?  — Лилит подошла к столику и принялась размешивать сахар.
        — Не очень. Но экзамены не за горами. Может, пройдемся после пар? Я пожалуюсь тебе на свою девушку?  — Ян положил руку Лилит на плечо.
        — Конечно.  — Без раздумий согласилась Лилит.  — Если я доживу до конца дня.
        Они оба рассмеялись и, допив кофе, отправились дальше на пары.
        Как только прозвенел звонок с последней пары, Ян подхватил сумку Лилит и отправился на улицу ждать подругу.
        Они шли по улице, Ян бесконечно долго спрашивал о том, что могло бы означать поведение его девушки, если она не разговаривает с ним, а он вроде и ничего ей не сделал. Лилит вспоминала лицо мужчины. Ее не интересовали рассказы Яна, она изредка что-то мычала ему в ответ, с чем-то соглашалась, но черные глаза не покидали разум девушки…
        Молодой человек шел по следам гуляющих друзей в метрах пятнадцати от них. Он не сводил глаз с девушки.
        — Wo bist du?  — голос, бормочущий на немецком, нервно спросил его по телефону.
        — Hierher.
        — Mit ihr?
        — Nein. Noch. Aber ich hab’ sie gesehen. Es wirkt. Ist dir klar, Sebastian? Es wirkt
        — Ich habe doch gesagt! Vergi? nicht mir sagen wie es geht. Rufedirzuruck.
        — Naturlich.[1 - — Где ты? — Здесь. — С ней? — Нет. Пока. Но я уже видел ее. Все сработало. Себастьян, представляешь? Сработало! — Я ж говорил! Дружище, не забывай сообщать мне как все проходит. Позвоню сам позже. — Конечно.]
        Молодой человек продолжил свой путь, тщательно скрывая свое присутствие.
        5
        Время шло к вечеру, Лилит все не могла выбросить пустынный мираж молодого человека. Она все еще не могла поверить, что действительно видела его. Ей казалось, что мужчина привиделся ей. Она хотела так думать.
        Глядя в потолок, пытаясь перекрыть навязчивый образ, Лилит придумывала планы на вечер. Ей хотелось сходить куда-нибудь, где можно не думать, где можно просто расслабиться. Тем более в последнее время она ходила только в университет и в ближайший парк.
        Клуб. Вот, что пришло ей на ум. В последний раз Лилит была в клубе лет пять назад. То была какая-то вечеринка в честь одного знакомого из университета, с которым они даже толком не общались. Туда ее вытащила близкая подруга Жаклин.
        Время было около восьми вечера, когда Лилит окончательно приняла решение отдохнуть в клубе. Она быстро вскочила с кровати и ринулась к шкафчику, в котором у неё лежала косметика. Выбрав свою самую любимую косметику, Лилит приготовилась наводить марафет.
        Она уложила свои густые волосы в очаровательную прическу, открыв шею, нанесла едва заметный, легкий макияж. На ней была надета кофта с глубоким декольте, обтягивающие шортики, и сапожки, и всё тоже серое пальтишко.
        Дорога до клуба занимала примерно полтора часа. Лилит зашла в метро и едва успела на поезд.
        На улице вечером было теплее, чем днём, да и людей намного больше. Лилит шла в сторону клуба. Навстречу ей шли веселые компании, люди смеялись, выпивали, отмечали субботу. Кое-какие лица из мимо проходящих Лилит даже узнавала. Многие университетские знакомые ходили в тот клуб.
        Несколько раз кто-то даже останавливался и пытался навязать беседу, но Лилит старательно уходила от ответов и предложений. Ей не хотелось с ними веселиться.
        — Привет, дорогая! Не ожидала, что ты придешь сегодня, могла бы позвонить!  — пролепетал женский голосок почти над ухом Лилит.
        Жаклин.
        «Слава Богу, ты здесь, а то я бы, наверное, со скуки умерла».  — Подумала Лилит.
        — Привет, как ты?  — обнажая белоснежные зубы, спросила её Лилит.  — Ты сегодня одна? Где Филипп?
        — Да, я решила отдохнуть от своего муженька — шепнула Жаклин, боясь, что кто-то её услышит,  — я смотрю ты тоже как всегда одна? Не надоело еще быть в гордом одиночестве? Может уже пора осмотреться?
        — И что я там увижу? Честно говоря…нет, мне не надоело — Лилит выдержала паузу,  — хотя, сегодня я буду не одна…Хех, шутка. Единение с собой — это мой путь в жизни,  — всё так же улыбалась Лилит.
        Девушки еще поболтали пять минут и затем отправились внутрь.
        Там уже было много народу. Играла музыка, было темно и пахло кальяном. Узкий проход вёл к бару, а слева от бара, за дверью, располагался танцпол и собственной персоной ди-джей с кучей дисков.
        Подруги присели за столик, предварительно заказав по бокалу мартини. Жаклин уверяла Лилит, что это последний раз, когда они покупают напитки за свой счёт. Нет, нельзя было сказать, что Жаклин была меркантильной. Что для Лилит, что для Жаклин было нормальным, когда их угощали в клубе. В жизни, брать деньги у молодого человека — это задетая гордость, выдуманная независимость. Но только не в клубе. Здесь как в нереальном мире. Люди приходят, люди уходят. Никто ни на кого не злится, всем всё пофиг. Как будто ты надеваешь маску и идешь веселиться без всяких угрызений совести. Своеобразная сказка, в которую никто не верит, но все пытаются прикинуться, что верят, утешая своё самолюбие, и как глупые марионетки полагаются на свою фантазию и нереальность этого мира, в которую сами же и не верят. Замкнутый круг, да? Эта пучина поглощает людей с такой легкостью, что не каждый готов вынырнуть и сказать «стоп». Море музыки, алкоголя и потенциальных партнеров для секса. Просто. А простота всегда притягательна для людей, она их манит, так непринужденно и коварно, что в итоге не выдерживаешь и поддаешься        6
        — Все, я танцевать, не могу больше сидеть. Эй, ну что с тобой? Это же наша с тобой любимая песня. Разве ты не хочешь?  — с зазывающей улыбкой Жаклин посмотрела на Лилит.
        — Нет, сегодня что-то нет желания. А может, просто пока не адаптировалась в клубной среде. Ты иди, если хочешь,  — Лилит посасывала мартини.
        — Как знаешь — ответила Жаклин и пошла на танцпол.
        Лилит посмотрела подруге вслед и принялась обследовать помещение взглядом и в этот момент чуть не подавилась мартини. В противоположном от неё углу сидел тот самый незнакомец, который несколько дней назад спрашивал её о дороге, ведущей в детский дом. У нее дыхание сперло. Она не могла поверить своим глазам.
        Молодой человек сидел, так же, как и Лилит в одиночестве, вертя какой-то напиток. В полумраке он выглядел еще прекраснее, чем при дневном свете. Лилит уставилась на него, командуя своей голове, немедленно прекратить таращится. Но ни глаза, ни разум не слушались ее.. Слава богу, молодой человек смотрел в стол и не мог видеть, как она разглядывает его.
        В течение получаса Лилит наблюдала за ним, за его движениями, коварным, прищуренным взглядом, его руками. Он же ни разу не посмотрел в её сторону, словно ее и вовсе не существовало.
        За эти полчаса, к молодому человеку подошло четыре девушки, но они уходили от него буквально спустя минуту с изумленными лицами.
        «Интересно, что он им такого сказал, что у них у всех такие странные выражения лиц?».
        Девушка попыталась отвлечься от пристального изучения красавца и вспомнила о подруге.
        «Жаклин, наверное, уже нашла с кем провести свое время в клубе, поэтому, скорее всего раньше чем через час ко мне она не вернется, придется наслаждаться мартини в одиночестве».
        Лилит опустила глаза на бокал: к ее печали, он почти был пуст, а к ней так никто не подошел познакомиться, несмотря на все предсказания Жаклин.
        — Разрешите Вас угостить? Вы же пьёте мартини? Я посчитал нужным купить Вам еще бокальчик, ведь Ваш почти пуст.
        Лилит подняла глаза. Уже по голосу она знала, кто перед ней стоит. Молодой человек поставил два бокала на стол.
        — Вы разрешите мне присесть?
        Сердце бешено заколотилось, дыхание от неожиданной радости начало подводить. Неловкие сбои во вдохах, нелепая аритмия, детский взгляд и девчачья робость в виде едва заметно вспыхнувших щек.
        — Конечно, садитесь.  — Едва слышно ответила она.
        Но ее разум не спал. «Да и ещё такой весь вежливый! За вежливостью всегда прячутся страшные морально люди, а за такой красотой — ублюдки».
        — Разрешите представиться — я — Левиафан — он обворожительно улыбнулся.
        Лилит уже с ума сходила от того, как сильно её тянет к нему, как на физической, так и на духовной основе. Она очень хотела показать ему, что ни одна часть ее тела ни грамма не заинтересована ни в нем, ни в его красоте, ни в его взгляде..
        — Какое странное имя — Левиафан — опустила она глаза.
        — Да. Левиафан — это имя змея из глубин морских вод, он — властелин Моря и Запада. Можно сказать — принц Ада. Морской Змей из Ветхого Завета к Вашим услугам, мадемуазель.  — Продолжил он с улыбкой на лице.  — Простите, могу я узнать Ваше имя?
        «Принц Ада? Интересно, это говорящее имя?»  — Лилит улыбнулась про себя, но всем своим видом продолжала показывать наигранную гордыню и надменность. Что на нее напало, она не понимала. В тот день она мечтала о том, чтобы молодой человек не ушел, чтобы посмотрел на нее и вот он. Он сидит рядом, улыбается, разговаривает, а Лилит в это время не знает как себя вести, называя его про себя сумасшедшим маньяком.
        — Лилит — вскинув голову и слегка поведя бровью, ответила она.
        — Лилит? Ха,  — рассмеялся молодой человек — У нас тут прям собрание героев различных библий.
        — Что Вы имеете в виду?  — искренне удивилась Лилит.
        — Вы знаете, что значит Ваше имя?
        — Честно говоря, нет, я никогда не увлекалась ономастикой.
        На самом деле девушке никогда не приходило на ум посмотреть, что значит её имя.
        — Лилит — это первая жена Адама по еврейской мифологии. Вскоре, после того как она рассталась с ним, она превратилась в злобного демона, который убивал младенцев.
        — Младенцев? Какая чушь!  — не выдержала она.
        «Вот это я дала промаху. Главное вовремя успеть посмеяться над другими… Уже почти оклеветала человека, а тут выясняется, что моё имя оставляет желать лучшего. Он-то просто Морской Змей, а я кто? Убийца младенцев. Замечательно!»
        — Не сочтите это за оскорбление. Древние мифы, знаете ли. Я увлекаюсь различными мифологиями, и довольно много знаю интересных и знаменитых персонажей…с красивым, необычными именами.
        — Всё нормально, что Вы! Я просто никогда не думала, что Лилит — убийца младенцев…
        — Ну, это еще не все, на что способна Лилит… она мучает мужчин во сне — улыбнулся Левиафан.
        Лилит искоса посмотрела ему в глаза и улыбнулась. Левиафан же изучал девушку, сидящую напротив, ее расширенные зрачки, саркастическую улыбку, волосы в грандиозной прическе, розовеющие щеки…
        Молодой человек приехал из другого города учиться и работать. Ему было двадцать девять лет. Приехал он один, без семьи и близких ему людей. Так же как и Лилит, он учился наслаждаться свободой от обязательств. В клуб его привело совершенно случайно. Он возвращался с выставки живописи и услышал, о чём разговаривали два парня в метро. Они обсуждали некое веселье, которое должно было состояться в этом клубе и Левиафан решил посмотреть «Веселье».
        Лилит сделал вид, что верит ему. Но все нутро подсказывало, что он что-то не договаривает. Она верила, что есть судьба, но никогда так с ней близко не встречалась. Она никогда и не верила в нее саму. Слишком маловероятно, что человек, которого она видела, около своего дома, внезапно оказался в том же клубе, в противоположенной части города, не зная при этом его. Слишком все было странно.
        — Ого, меня срочно надо познакомить!  — появилась Жаклин с каким-то ухажером.
        Жаклин взъерошила свои короткие волосы и ожидающе уставилась на свою подругу, поглядывая на ее собеседника.
        Лилит же оглядывала нового ухажера Жаклин. Порой подруга сильно уставала от бездумных похождений замужней дамы. Жаклин абсолютно не знала нормы в плотских утехах.
        Лилит осуждала ее поступки. Она не могла понять, как можно чистой духовно женщине тащить такую грязь в супружеское ложе. Но Жаклин взрослая девочка, сама разберется в своих путешествиях по мужским постелям. Лилит искренне удивлялась, как Жаклин могла просто так врать своему мужу, говорить, что любит и что он единственный прямо в глаза, после того как вылезла из чужой постели. То, что её муженёк, Филипп, до сих пор ничего не знает о её проделках — вообще была тайна, покрытая мраком.
        Жаклин в очередной раз решительно перевела взгляд на Левиафана и улыбнулась во все тридцать два зуба. Это она лучше всего умела делать. Лилит на мгновение показалось, что она даже ревнует, но это было всего лишь мгновение.
        — Ну?  — нетерпеливо потребовала она хоть какой-нибудь жизни от сидящих за столом новоиспеченных знакомых.
        — Это Левиафан. Жаклин.  — Нехотя и немного стесняясь, представила Лилит свою подругу молодому человеку.
        — Очень, приятно.  — Левиафан встал и поцеловал Жаклин руку, чем чуть окончательно не свел с ума девушку.
        — А это Марк! Мы только что познакомились в другом баре. Правда, он душка?  — флирт и кокетство так и лились из её голоса и поведения.
        — Он, я думаю, в твоём вкусе, Жаклин!  — успокоила её Лилит.
        Остаток ночи они провели вчетвером. Левиафан испепелял Лилит взглядом. Выражение его лица было непонятным. Такое сильное, манящее и пугающее одновременно. Лилит старательно избегала его взглядов. Безусловно, ей было приятно, что он так смотрит на нее. Но порой его взгляд просто пугал ее. Лилит не понимала, что кроется в этом взгляде, почему на его лице порой проявлялась едва заметная улыбка, такая бахвальная и самодовольная.
        Иногда она отвечала на его взгляды, пытаясь добавить себе цинизма и независимости. Лилит безумно хотелось задеть его так, чтобы он не захотел, чтобы эта ночь когда-нибудь кончилась. Девушка пустила в ход все свое обаяние и чары, тщательно маскируя свои мысли.
        Но как она не старалась, как не смотрела на него и не улыбалась, под утро Левиафана откланялся и исчез.
        Лилит осталась одна, потрясенная появлением молодого человека и огорченная его подлым исчезновением.
        7
        Почти полдень показывали стрелки часов, когда Лилит открыла глаза. Она потянулась, сладко улыбаясь, вспоминая о Левиафане, о прекрасно проведенном вечере и ночи и о том, как он так же прекрасно исчез под утро.
        «У нас была чудесная ночь, но видимо не на столько, что бы провести ещё и чудесный следующий день. Ну что ж…Я пыталась» — печально подумала Лилит и твердо вознамерилась забывать интересную встречу.
        Порой она была слишком высокомерна, чтобы хотя бы на секундочку задуматься о том, что он не спросил ни ее номера телефона, ни адреса, где она живет. Лилит просто допустила мысль о том, что они никогда больше не увидятся и может, оно и к лучшему. Именно с этой мыслью девушка решила смириться.
        Но Лилит никак не могла забыть его взгляд! Черные глаза сводили её с ума и к великому ужасу, она осознавала это. Втихомолку, от самой себя, Лилит продолжала наслаждаться образом молодого человека, которой хорошо запечатлелся в её памяти.
        Память — это вообще-то дело хреновое. Сейчас Лилит вспоминает обаятельного мужчину, через силуэты которого, всплывает образ того, которого она любила. Он не дает ей забыть весь тот кошмар. Она еще не любила, но уже очень боялась повторения прошлой ошибки.
        Весь воскресный день Лилит провела в раздумьях о Левиафане, о его появлении и исчезновении, о его имени, да и о своём тоже, о том, как он смотрел на неё. Его лицо не выражало вообще никаких эмоций, и в тоже время, от него самого исходила такая волна чувств и переживаний, что ее невозможно было не почувствовать. Выглядело так, будто он делает то, что должен делать. Это конечно, у него получалось неплохо. Вот только Лилит все равно так и не смогла понять, что конкретно испытывал в тот момент молодой человек.
        Почти в три часа дня Лилит, наконец, поднялась из постели. Ей хотелось еще поваляться, почитать, но она боялась уснуть. Дабы не провалится в сон, Лилит отправилась в ванную комнату, приводить себя в порядок.
        Взглянув в зеркало, Лилит улыбнулась. Её длинные волосы представляли собой большой колтун, казалось, расчесать их будет невозможно. Тушь и подводка размазались под глазами. Маленькая черная родинка над верхней губой резко вздернулась от улыбки. Глядя на это забавное чудовище в зеркале, Лилит не могла не улыбнуться.
        Девушка скинула пижаму и залезла под душ. Струйки теплой воды катились по телу и щекотали нервные рецепторы. По ногам пробежали мурашки, но капельки воды словно убивали их, когда попадали на них. Лилит сидела, закрыв глаза и подставив лицо брызгам. Чёрная тушь стекала по её щекам, как чёрные слезы чудовища, убивающего младенцев.
        Лилит задумалась, вспомнив описание своего имени. Почему раньше у никогда не возникало желания посмотреть, что значит ее имя? Почему родители так назвали ее? Знали ли они вообще, что означает Лилит? Но ни на один вопрос ответа не было. Её родители умерли семь лет назад — погибли в авиакатастрофе. Чёртовы пилоты, не смогли посадить самолёт. Если бы человек остался жив, он бы сожалел о нелепости ситуации? Пролететь как птица, прекрасно взлететь, посмотреть горы и моря, впитать красоту планеты, а потом БАХ! Какая чушь и нелепица, приземлиться на землю и одно единственное колесико подвело весь боинг. Самолет взорвался, прямо в аэропорту. Какая бредовая смерть! Но всё же их уже не вернуть, даже если бы они погибли, сражаясь за родину или бы им просто кирпич на голову упал. Смерть для всех одна и итог тоже один.
        Закутавшись в полотенце, Лилит прошла в комнату, села на диван и взяла в руки расческу. От телефонного звонка у неё чуть не выпрыгнуло сердце.
        — Да?  — промямлила Лилит.
        — Лилит, дорогая, как ты? Я вчера не поняла, ты ушла вместе с тем красивым парнем? Пожалуйста, ответь, что это так!  — умолял голос в трубке.
        Единственная черта, которая раздражала Лилит, порой даже злила — это настырное и, наверное, необузданно наглое любопытство подруги.
        — Нет, мы ушли порознь. Честно говоря, я даже не знаю, когда он ушёл и с кем, а если еще честнее, то мне вообще все равно — процедила сквозь зубы Лилит.
        В отличие от Жаклин, Лилит терпеть не могла рассказывать о своих похождениях. Если бы все-таки случилось так, что она осталась с мужчиной наедине, то Жаклин бы вряд ли когда узнала об этом. К счастью или к несчастью, у Лилит и не было столько мужчин, сколько их было у подруги. Несмотря на божественной красоты лицо, Лилит не была любвеобильной. Ее любовь к самой себе мало что в мире смогло бы убить.
        Безусловно, ей нравилось, когда на нее смотрят, ей нравился флирт, но не более. Она была слишком избирательна по отношению к молодым людям. Мужчина, которого она смогла бы полюбить, должен быть как минимум на половину бог, может быть. Поэтому то, что творила Жаклин было для Лилит неприемлемо.
        — Да? Как жалко! Мне показалось, что вы идеальная пара. Ты видела, как на вас все смотрели?
        — Какая пара, Жаклин? Что ты говоришь? Я впервые видела его и вряд ли увижу еще. И последнее на что я бы стала обращать внимание, так это на то, как на нас все смотрели. Давай не будем об этом, хорошо? Лучше расскажи, где и с кем ты провела ночь?  — спросила Лилит, старательно пытаясь отвлечь подругу от расспросов
        К тому же, Лилит прекрасно знала, что Жаклин просто так не звонит после хорошей вечеринки, если ей, конечно, не хотелось похвастаться своими приключениями
        — Лилит.  — Жаклин выдержала паузу.  — Ты даже не представляешь, что вчера было! Ты помнишь парня, с которым я вчера пришла?
        — Марка? Да, конечно…
        — Мы поехали к нему после клуба! Лилит, дорогая, видела бы ты его квартиру! Она просто огромная! У него пять комнат! Они просто чудовищных размеров, там мог бы уместиться весь клуб. К тому же он живет в центре города.
        — Надо же,  — гукнула себе под нос Лилит для поддержания беседы, разглядывая маникюр.
        — Мы с ним выпили, заказали суши. Кстати, выпивка у него тоже отменная. И непонятно каким образом оказались в одной кровати! Такого бесподобного секса у меня уже давно не было. Я просто не могла ему отказать!
        — Жаклин, ты что, с ума сошла?  — спросила Лилит.
        — Нет вроде, а что?
        — Что значит «непонятно каким образом»? Что сказал твой муж? Ты когда вернулась?
        — Ой, Лилит, это всё неважно. Важно то, что я чувствую себя превосходно…
        Лилит вздохнула и сто раз пожалела, что подошла к телефону. Краем уха она продолжала слушать безумный треп подруги.
        —…А потом мне приснился Левиафан…Дорогая, ты слушаешь?  — удивленно спросила Жаклин, с чувством некой обиды.
        — Куда ж денусь. Слушаю, конечно!  — уже чуть ли не кричала Лилит.
        — Так вот, во сне я видела Левиафана…
        — Жаклин, прекрати тараторить как сорока! Ещё раз, что ты там видела?
        — Левиафана, Лилит, он стоял и шептал твое имя. Я помню только, что вокруг была тьма, из которой на меня смотрели чёрные глаза исподлобья.…Потом в этом мраке показалась рука, и затем он произнёс таким тяжелым голосом: «Лилит». Я даже проснулась от этого.
        Лилит приподняла брови от удивления. На долю секунды она успела почувствовать нотку ревности за грудиной. Но это была всего лишь доля секунды. Лилит тут же зашептала себе о доверие — учись доверять другим людям, несмотря на то, что они могут оказаться женщиной.
        Еще в течение полутра часа Лилит слушала, как прекрасен Марк, какая у него шикарная квартира, машина и всё остальное, о внезапно вспыхнувшей любви…о божественном сексе. Жаклин надо было выговориться, а Лилит — время подумать.
        8
        Утро понедельника наступило внезапно, больно и угнетающе.
        Сколько же в мире людей, которые ненавидят понедельник? Как часто они вспоминают о волшебно-проведенных выходных, шлейф которых пронизывает первый рабочий день недели? Как сильно они мечтают о том, что бы еще хотя бы часиков шесть, которые можно назвать пост-воскресение или пред-понедельник.
        За окном кралось раннее утро, едва освещая сонные улицы, пробуждая спящих людей.
        В квартире раздал звонок телефона. Не открывая глаз, Лилит шарила рукой по тумбочке, пытаясь нащупать телефонную трубку.
        — Алле — сонным голосом прошептала она, продолжая спать.
        — Лили, ты встала? Я вчера перевела тебе деньги, получила?
        — Бабушка… — Лилит улыбнулась.  — Я не смотрела, сегодня в университете посмотрю. Как дела, бабуль? Спасибо за денежку.
        — Все хорошо, золотце, хорошо. Не переживай. Ладно, я не буду тратить деньги и твое время. Не ложись больше спать, а то проспишь. Целую.
        Бабушка положила трубку, а Лилит все-таки справилась со своим организмом и открыла глаза и уставилась в темный потолок.
        Лилит жила одна. Ее бабушка жила в другом городе. Раз в полгода Лилит навещала бабулю, помогала ей по дому, разобраться с документами на оплаты и просто проводила с ней время. Бабуля же помогала внучке деньгами как могла.
        Находясь в своей квартире, имея средства к существованию, окруженная добрым отношением подруги, имея многих знакомых в университете, Лилит все равно чувствовала себя слишком одинокой.
        Когда-то она подумывала завести собаку, может кошку. Животных девушка очень любила, ведь только животное не способно предать, это единственное существо, любовь которого можно купить за деньги. Но хорошенько поразмыслив, Лилит решила бросить затею. Животным отведен слишком маленький срок, а потом что? Вновь оплакивать счастливые годы? Нет. Лилит была слишком уверена, что больше никогда не поддастся человеческому чувству, и никто не сможет её снова предать. Ошибаться можно всем, как и находится в заблуждение, подпитывая состояние легким бризом вздора.
        Без чего-то восемь Лилит вышла из дома. Путь в университет лежал через парк, затем минут двадцать на автобусе и пару минут от остановки до главного входа.
        Лилит быстро шагала по окутанному мраком парку, разбивая покрытую инеем листву. Ей не давала покоя мысль, скользящая по голым, сухим, черным деревьям. Вообще люди и деревья очень похожи. Зеленое, весеннее дерево, такое красивое, полное жизни. А потом? Потом всё просто. Они становятся голыми, грязными, и холодными. В точности как люди. Люди так же меняют маски. С начала радостные, а потом оказывается, что их души мрачнее тьмы. Единственное различие — никто из людей по весне не вспоминает, что вот этот красивый, зелёный куст месяц назад был чёрствым, грязным и сухим. А люди всё помнят.
        От раздумий об обнаженной природе, Лилит оторвала картина: на остановке стоит автобус, уже почти полный и осталось всего два человека, которые вот-вот залезут в машину, двери закроются и автобус уедет.
        Лилит быстро побежала к автобусным дверям. Кое-как она пролезла среди толпы к задней площадке автобуса, схватилась за поручень и принялась приводить в порядок дыхательную систему, после внезапного утреннего упражнения.
        Девушка печально смотрела в окно. На улице становилось все светлей, но серый цвет все равно не уходил. Он главенствовал над тысячами своими оттенками, чтобы все живое вдоволь могло насладиться последними деньками осени. Казалось, что вот-вот начнется дождь. Причём этот дождь должен быть таким мелким, моросящим. Ну, просто для того, что бы ещё больше подпортить настроение.
        За автобусом следовала чёрный хэтчбек. Лилит плохо разбиралась в марках машин, поэтому решила не забивать себе голову. Но спустя десять минут, она снова посмотрела в окно и увидела все туже машину.
        «Он что, дурак? Или никуда не спешит? Была бы у меня машина, я бы никогда не стала плестись за автобусом».
        Но машина продолжала красться в метре от автобуса. Словно туман, она подкрадывалась ближе, а потом как будто отдалялась, но не далеко, соблюдая дистанцию. Всю дорогу Лилит наблюдала краем глаза за чёрным хэтчбеком. Переднее стекло машины было затонированно настолько, что не было видно даже силуэта водителя или пассажира.
        «Зимняя улица»  — объявил женский голос остановку. Лилит резко развернулась от окна и ударилась об парня, который стоял сзади. Девушка буквально вывалилась на улицу. Сумка, которую она не успела толком взять, вылетела из рук и угодила в лужу, покрытой тонкой корочкой льда. Лилит уперлась рукой в грязный асфальт, чтобы уберечь себя от дальнейшего падения и замерла, ловя равновесие.
        «Мда», подумала она, «день обещает быть прекрасным», вытаскивая сумку из лужи и стряхивая грязную, полузамерзшую воду, Лилит мысленно психовала. Как только она закончила отчищать сумку, уже измазавшись вся, её взгляд пал на чёрные ботинки, остановившиеся перед лужей. Лилит быстро скосила глаза вправо и увидела припаркованный чёрный хэтчбек. Внезапно ей стало не по себе. Девушка была уверена, что тот, кто перед ней стоит и черная машина имеют связь. Более того, ей становилось не по себе, от того, что где-то в глубине души, она догадывалась, кто именно стоит перед ней.
        Когда Лилит выпрямилась, она увидела его.
        — Знаешь, я даже не буду спрашивать, откуда ты тут взялся! Я, пожалуй, пройду мимо и сделаю вид, что ты просто моя галлюцинация!  — с закрытыми глазами прошептала девушка.
        — Ты можешь сделать вид, какой тебе хочется. Но дело в том, что я не твоя галлюцинация, я — всемирная реальность!  — улыбнулся Левиафан.
        — Ты слишком себя любишь, не так ли… — попыталась ответить она.
        — …Да, в этом мы с тобой похожи …
        Лилит молчала. В его интонации проливалась нотка хамства, цинизма и надменности, те самые нотки, которые раньше отсутствовали. Его голос звучал настолько самоуверенно и напыщенно, что девушка просто потерялась. Ей и нравилась манера его поведения, и что-то отталкивало ее. Но то, как мужчина себя вел, явно отличалось от того, каким он был в клубе.
        Девушка продолжала восхищаться молодым человеком, не зная, что сказать. Язык совершенно не слушался ее.
        Левиафан протянул ей руку. Лилит посмотрела на протянутую ей ладонь.
        — Правда, Левиафан, откуда ты здесь? Только не говори, что тоже собираешься поступать в этот ВУЗ, учить законы и конституции…
        — Я здесь, чтобы проводить тебя. Пошли?  — лицо Левиафана, почему-то казалось очень серьезным.
        — Куда?
        — На пары, куда ж еще?
        Лилит терялась в собственных мыслях. Её пальцы скользнули в его ладонь. Рука была такая сильная, но в то же время полна мягкости.
        Они остановились около дверей. Левиафан посмотрел на девушке и улыбнулся так мягко и нежно, затем поцеловал ее руку.
        — Ты не ответил на мой вопрос. Как ты узнал?  — Настаивала Лилит на своем.
        — Тебе пора. Звонок уже звенит — прошептал он, развернулся и пошел к машине.
        Лилит смотрела вслед уходящему молодому человеку. Как только захлопнулась дверь в машине, девушка развернулась и побежала на лекцию.
        День прошел довольно быстро, несмотря на то, что в течение всего этого времени, Лилит думала только о странном визите Левиафана, выдергивая из памяти по молекулам его лицо, создавая целостную картину перед глазами. Ей казалось, что она уже становилась зависимой, ей нужно было всегда смотреть на него…
        Выйдя из университета, Лилит с грустью в глазах смотрела, как закрываются двери автобуса и как машина трогается, оставляя пустую остановку. Лилит не хотела никуда бежать, это же не последний автобус, к тому же спешить ей уже было некуда: пары закончились, дома ее никто не ждал.
        Лилит дошла до остановки и краем уха услышала, как сзади нее останавливается машина.
        Сердце замерло.
        — Подвезти?
        Девушка обернулась: из приоткрытого окна исподлобья на нее смотрели бездонные черные глаза. Лилит остановилась, опустила взгляд и усмехнулась. Не успев ничего ответить, словно столб, перед ней вырос молодой человек. Он галантно взял девушку за руку, открыл ей дверь.
        — Я помогу.  — Тихо сказал он, уже сидя на месте, пристегивая растерявшуюся Лилит.
        — Один простой вопрос и я хочу знать на него ответ: куда мы едем?  — спросила Лилит.
        Она не чувствовала страха, волнений, в салоне машины царило спокойствие и любопытство. Левиафан молча поцеловал ей руку и улыбнулся.
        Неестественность Левиафана, его манера поведения, стиль разговора…Лилит не могла не думать о безмерной странности молодого человека.
        Девушка откинулась на сидении и молчала. Левиафан всё-таки заговорил спустя какое-то время:
        — Лилит, ты безумно красивая женщина, у тебя совершенная фигура, невозможной красоты лицо, шикарные волосы, нежный голосок. Я могу сказать, что ты сломала бы разум любому перфекционисту одним своим только внешним видом. Но скажи мне, насколько идеален твой характер? Есть ли в тебе ещё какая-нибудь совершенность, помимо внешности?
        Лилит усмехнулась про себя. Ей не хотелось сразу же открываться молодому человеку, ничего не зная о нем, кроме странного имени и поведения.
        — Это зависит от того, что для тебя является идеалом? Для себя я полностью безукоризненна. Для тебя могу быть идеальной только внешне. Для злопыхательниц, я как кикимора.
        — Лилит. Ли-ли-т. Еще и такое имя красивое. Я повторюсь. Ты просто восхитительна внешне и я хочу знать, что кроется внутри тебя.
        Лилит вздохнула и отвернулась к окну, сделав вид, что игнорирует его вопрос.
        Машина медленно остановилась. Лилит вышла на улицу и улыбнулась. Левиафан стоял рядом и смотрел на неё. На бровь Лилит медленно спикировала первая снежинка, такая большая, пушистая. Лилит подняла голову. Чёрное небо искрилось белыми пушинками. «Первый снег» — подумала она. На мгновение ей показалось, что вокруг них двоих никого больше нет. В тот момент весь мир умер. Остался лишь только снег и они вдвоём.
        — Левиафан, ты привез меня в парк, где мы встр…где ты прош…я тебя вид…
        — А вот, кстати, и проявляется твой внутренний «идеал»  — рассмеялся Левиафан,  — Дорогая моя, скажи, ты на каждом свидание страдаешь заиканием?
        — А у нас свидание?
        — А как ты это называешь?
        — Я называю это так: с неба на меня свалился странный парень, который привез меня в этот парк!
        — Лилит, ты очаровательна!  — Левиафана поцеловал её руку.
        Галантность. Средневековая пошлятина. Официальщина. Нужно ли это всё? К чему такая любезность? На самом деле он — псих! Лилит поняла, что он сбежала из лечебницы для душевно больных, но выдавать его не хотела. Но и она не чувствовала никакого дискомфорта. Она ощущала полное умиротворение, находясь с ним.
        Как два замерших айсберга в океане, они сидели, просто держась за руки в зимнем, безлюдном парке. Им даже не нужно было ни о чём говорить, казалось, что они всё знали друг о друге, что разговоры им просто не нужны. Мысли протекали как по призрачным проводам в головах.
        9
        — Ты знал, что я здесь живу?  — спросила Лилит.
        — Да.
        — Откуда?
        Левиафан сказал только одно слово: «Жаклин».
        — Вешай сюда своё пальто,  — сказала Лилит и указала пальцем на вешалку,  — не стесняйся.
        По всему Левиафан и не собирался стесняться. Его рука опустилась на её талию. Лилит вздрогнула. Неожиданное прикосновение мужчины, от взгляда на которого, мурашки тут же начинали носиться по ее телу; разум переставал что-либо соображать; тело…бесстыдное тело поддавалась искушению, вздрагивая от нежно касающейся ласки.. Лилит лишь только развернулась к нему лицом и совсем ослабла в мужских объятиях.
        — Ты такой… — Лилит таяла на глазах, теряя по кусочкам разум.
        — Я потом тебя выслушаю!  — Левиафан схватил её на руки, и как будто уже бывал в этой квартире, понёс Лилит в спальню.
        Секс. Любое взаимоотношение между двумя полам, у которых есть симпатия друг к другу, практически всегда заканчивается постелью. Секс сразу обязывает людей к каким-либо действиям. Порой интимная близость содержит в себе больше ответственности, чем любовь. Когда человек просто любит, у него есть ответственность только перед своими желаниями. Просто так ничего не бывает. Только после секса женщины начинают считать, что они достойны материальных благ (а не когда её просто любят), а не только животных инстинктов. Только после секса появляется ответственность за партнёра и возможно за его будущее.
        Интим означает некую дружбу, в которой мужчина играет роль мужа, давая женщине всё, что она хочет. Но было бы неплохо, если бы появилась еще и любовь в этой игре и неважно когда, до или после секса. Химия в мозгах у людей творит чудеса. Химическая реакция, называемая любовью, приводит к удивительным последствиям. И у каждого итоги совершенно разные по степени отчаяния. Кто-то заканчивает жизнь, собственную жизнь, после первого секса, при этом, написав в предсмертной записке, что просто хотел проверить умеет ли летать, типа «а вдруг я единственный». Ну и, конечно же, он разбивается. А кто-то любит и умирает, даже не испытав этого секса. Результат очевиден — отчаяние. И если человек слаб морально или физически, это уже не важно, он не переживет такого горя.
        Лилит открыла глаза, на улице было темно и не понятно то ли вечер этого дня, то ли утро следующего. С трудом она повернула голову. Пусто!
        — Левиафан… — прошептала она.
        В ответ послышалось только гудение высоколетящего самолёта.
        — Левиафан!  — Позвала она чуть громче.
        А самолёт продолжал гудеть и не более того.
        Лилит повернулась на другой бок и накрылась одеялом. На нее обрушился водопад скорбящей совести. Лилит грызла себя… Как посмела она улечься в постель с парнем…нет, с мужчиной, которого она едва знала. Ей было так стыдно перед собой, но воспоминания о совместно проведенном времени, нашептывали более приятные вещи.
        Её тело страшно ныло, она никак не могла понять почему. Лилит практически ничего не помнила, кроме того, что она словно в сказке побывала.
        Через полчаса Лилит встала. Она обошла всю квартиру, Левиафана словно и никогда здесь не было. Всё также пустота и тишина. Девушка подошла к зеркалу и её как будто ударило током. Лилит смотрела на своё отражение и не верила глазам.
        Её прекрасное тело было вовсе не так прекрасно, каким она привыкла его видеть. На руках какие-то желто-синие отметины. На предплечье небольшое синичек. Но когда Лилит увидела свою шею, она даже схватилась руками за комод, чтобы не упасть от ужаса. Чуть ниже уха виднелись две отметины, которые кровоточили. Боязнь. Пронизывающий холод и ужас. Судороги по всему телу. Страх за свою жизнь, желание убежать, спрятаться. Спрятаться так, чтобы никто и никогда не нашёл. Только было уже поздно. Девушку всю трясло от закравшихся подозрений.
        «Да, запоздалая реакция», подумала она «нужно было это сделать, когда я его первый раз встретила в парке. Но тогда я не ощущала никакого желания бежать. Да и не в моём стиле — бежать. Все люди бегут от необычного, всё, что неизвестно — пугает, заставляет дрожать, и срабатывает инстинкт самосохранения — скрыться и затаиться…Видимо у меня он отсутствует. И это, говорю я? Я сама стою, еле успокаиваю дрожь в руках, почти на пределе, чтобы не зарыдать…Я говорю о том, что надо изведать неизвестность? Кто он такой? Что он со мной сделал? Что это на моей шее?».
        Краем глаза Лилит увидела на столе в отражение зеркала что-то белое. Одним огромным скачком она оказалась у стола.
        «Лилит. Ли-ли-т. Я готов прокричать это имя ещё много раз! Лилит! Твоя внешность идеальна! Я видел. Твоя тайна внутри — идеальна! Я чувствовал. Лилит! Так ты идеальна ментально? Лилит? Я ещё не познал,…Но я обещаю тебе, я расскажу чуть позднее о твоей идеальности характера. Лилит! Потерпи, позже!
        Искренне, твой Левиафан»
        — Ты! Больной придурок!  — только и смогла проговорить Лилит,  — я даже не знаю, что теперь делать. Какая же я дура! И лишь одно успокаивает, я была только сегодня дурой, он, скорее всего, врожденно дурак! Больше всего, мне интересно, что на моей шее?
        Чувство страха улетучилось также быстро, как и Левиафан из её квартиры. Вот она — ненависть! Добро пожаловать! Злость! Неприятный хруст пальцев, разминающий руки ярости. Хочется карандаш сжевать. Или найти Левиафана и оторвать ему башку. Лилит не знала, что ей делать, с чем или с кем она столкнулась.
        «Забавно», лукавая улыбка промчалась по губам, «Двоякое чувство агрессии и удовольствия. Неужели я чокнутая? Неужели это, что мне надо? Сумасшедший маньяк в моей постели и в моей жизни? Одно я точно знаю, ему придется объясниться!».
        Лилит села в ванную, включила воду. Её шея щипала, ранки горели, запястья ныли, ноги как будто пришили от другого человека. Она смывала с себя остатки недоразумения, в которое она погрузилась, позволив себе улечься с незнакомцем. Пыталась избавиться от угрызения совести и от подсознательных мыслей «а ведь было хорошо». И да, она ненавидела мужчину, хотела убить его, ждала объяснений. Немного боялась, много думала, но ни разу в голове не проскочило то, что она жалеет о случившемся.
        Лилит сидела, держа в руках хамскую записку Левиафана. Его подчерк, такой элегантный и утонченный, чернила, словно пером написанные слова. Сквозь закругленные линии читалось сумасшествие и интеллигенция.
        Лилит отправилась в постель, с утра она должна была быть в университете к первой паре. Девушка закрыла глаза и как будто начала проваливаться в черную яму. Она летела так долго, казалось, что конца этому полёту не будет. Во тьме, слышался голос Левиафана. Он звал её. Он не был в беде, больше похоже на то, что он пытался запугать её.
        — Лилит! Лилит!
        10
        Утром Лилит вылетела из квартиры, так как опять проспала и понимала, что опаздывает. Лилит, действительно, верила, что опаздывать нельзя, неважно куда, будь то свидание или учёба, собеседование или работа.
        Пунктуальность — один из немногих показателей ответственности человека. Человек, который элементарно не может появиться вовремя в назначенном месте — уже достаточно безответственный. Какие дела можно иметь с такой персоной? Время — злейший враг, беспощадный и безжалостный, единственная вещь в мире, которой следует подчиняться, которая требует подчинения. Да, ты можешь быть независимым, да, ты можешь быть гордым, но для времени это ничего не значит. Во времени все равны, во времени — ты никто, ты живешь по секундам. Так и не стоит забывать о времени как о пунктуальности.
        И Лилит не могла противостоять своим же принципам, поэтому опаздывать никак нельзя! Но не тут-то было! Как только Лилит выскочила за дверь, и как только дверь захлопнулась за ней, она растянулась на полу. Лилит увидела, как катится пустая ваза мимо её лица. Немая пауза. Дальше она почувствовала запах, до жути знакомый. Этот запах напоминал какие-то цветы. Розы! Лилит поднялась с пола и увидела мятые красные розы, на которых её чудесное тело только что лежало. Потом глаза переметнулись на вазу, пустую вазу. «Так, ваза, цветы… ага, вот и вода! Ага, вот и на мне вода!».
        В мятых розах лежала такая же мятая записка:
        «Ли-ли-т! Не опоздай, дорогая!
        Левиафан»
        Лилит села на пол лестничной клетки. «Как же так, Левиафан!». Она смеялась каким-то странным смехом, напоминающим истерику. Он ломал её принципы, её стереотипы, зачем?
        Переодевшись, Лилит спустилась вниз. Около входной двери стоял он. Увидев Левиафана, девушка интуитивно сделал шаг назад. Страх вновь вернулся к ней, заковывая ноги в цепенеющий холод.
        — Господи… — прошептала она, пятясь от него назад к дому.
        Лилит вспомнила свое отражение, отметины на шее. Непонимание, что за существо перед ней, собирается ли это существо причинить ей вред…может оно вообще хочет убить ее, заставляло ее бояться еще больше… Но Лилит не должна была показывать свой страх.
        — Господи? Так меня еще не называли.  — Молодой человек удивленно вскинул бровями и сделал шаг к внезапно перепуганной девушке.
        — У меня нет на тебя времени,  — чуть слышно сказала Лилит, обойти мужчину.
        — Тихо, тихо… — он перехватил ее около двери.  — Как жаль, что тебе не интересно. Хотя твое опасение говорит об обратном.
        — Интересно что, откуда ты взялся? Как ты оказался в том же клубе где и я? Как ты узнал, где я учусь? Что за раны на моей шее? Или почему я оказалась на полу, в цветах и вся в воде? Что мне должно быть интересно Левиафан, а? Или лучше поставить вопрос так: «Вот что ты меня собираешься посвятить?» А, знаю, может ты хочешь разъяснить мне тайный смысл твоих писем?
        — Лилит…
        — Да, Лилит. Дальше-то что? Что делать-то будем?
        — Лилит…
        Она посмотрела в его глаза. Всё как обычно. Лилит не могла понять его взгляд. Вроде он умилялся, вроде наслаждался, а вроде даже и злился.
        — Мы можем зайти ко мне, если ты, конечно, не хочешь поведать свою историю в подъезде.
        Они сидели друг напротив друга и молчали. Лилит отвела взгляд в окно. На улице моросил дождь со снегом. Cсквозь поднимающийся рассвет, глаза мозолила туманная дымка.
        — Я слушаю — Лилит была слишком серьезна.
        — Что именно?  — изумлённое лицо посмотрело на неё.
        — Издеваешься?
        — Нет.
        — Хорошо, кто? Что? Откуда? Зачем? Когда? Почему?
        Левиафан вздохнул и замолчал, отвернувшись к окну. Лилит разглядывала его профиль и густую шевелюру, темные глаза, в которых отражались летящие снежинки.
        «Какой же он красивый и сексуальный. Господи только не это… Чувства становятся всё сильнее и сильнее.…Это плохо…», мысли Лилит были не так категоричны и серьезны, какой она пыталась казаться.
        — Я родился в Венеции в 1525 году. Моя мать была торговкой, а отец ремонтировал сапоги. Есть догадки, как нам жилось? Я думаю есть. Моя мать, её звали Антуанета, была очень красивой женщиной, с длинными рыжими волосами, что в будущем её и загубило. В то время миром правила Святая Инквизиция, а рыжие волосы, как считалось, были только у ведьм. Её сожгли на главной площади, когда мне было пять лет. Сожгли за колдовство, а она была даже не способна злую мысль в голове крутить. Но разве это докажешь? Я её очень любил, и как ни странно, хорошо помню черты её лица. Она назвала меня…Неважно. Левиафан — это мой творческий псевдоним. Я хорошо помню, как за ней пришли стражники, и как они её избивали, пока я прятался. Я до сих пор жалею, что тогда, в пять лет, у меня не было столько сил, чтобы защитить ее. Так мы и остались вдвоём с отцом. Гроши. Нищета. Грязь. Это ты хотела услышать? Да, даже не важно…,  — Левиафан отвернулся к окну. Лилит заметила, что ему было больно вспоминать об этом.  — На вопрос «кто?»  — я — вампир. Мне 485 лет. В двадцать девять лет я стал таким, какой есть сейчас.
        — Как твое настоящее имя?  — настойчиво спросила девушка.
        — Если бы я хотел, чтобы ты знала мое имя, я бы представился. Уже пару веков, а то и больше меня зовут Левиафан.  — Усмехнулся он.
        — Как ты стал…вампиром?  — спросила Лилит, все еще думая, что он врет.
        — Я шёл по маленькой улочке, ночью, пьяный из кабака. На грязной дороге я увидел девочку лет пяти. Она лежала на земле и плакала, полуголая, свернувшись калачиком. Мне стало так жалко её, что я не смог пройти мимо. Я почти готов был взять девчушку к себе домой, накормить лепешкой и напоить молоком. Но когда я наклонился к ней, что бы спросить её имя и где её родители.…То, что я увидел, Лилит, заставило меня отскочить от нее, а ж метра на два. Глаза девочки были чернее ночи, рот — слегка искривлен, с двумя торчащими клыками, а на щеках засыхали следы от прекрасно сыгранных слез. В тот момент я понял, что лепёшка эту девочку не устроит. Я не мог понять, что это было, кто это был…Дьявол или оборотень, может ведьма или ещё какая-нибудь тварь…Она внушала такой ужас, что мои ноги оцепенели, а голос словно провалился куда-то глубоко. Мне хотелось бежать, но я не мог, мне хотелось кричать, но язык онемел…Она кинулась на меня с такой скоростью, я даже не успел заметить, как её зубы оказались около моей шеи…и тогда я остро ощутил, как клыки проникают сквозь кожу, как они рвут её, и как их кончики тонут в
венозном потоке…Я решил, что это либо алкогольные галлюцинации, делирий, или просто я сплю. Но нет, я почувствовал собственную кровь, горячую и липкую на собственном горле. В полумраке, в полуобморочном состоянии, я собрался с последними силами и взглянул на девочку. Она слегка оттолкнула меня и впилась глазами в мои. Лилит, ты не представляешь, я увидел долю жалости в её безжизненных и злобных черных глазах! Мне показалось, что она тоже сожалеет о содеянном, но как будто у неё не было другого выбора… Она приподняла свою руку, в темноте я смог разглядеть рваную рану на запястье, текущую черную, густую кровь. Как раскалённый воск, она капала мне на лицо, я понял, что её вязкая жидкость попадает мне в рот, на языке две, три капли…А потом, внезапно, меня подняла в воздух какая-то неземная сила и на землю я опустился уже с переломанным позвоночником и открытой черепно-мозговой травмой. Весь в крови, я пролежал где-то около десяти минут. В XVI веке никто не подходил к людям, лежащим на улице, все думали, что человек просто выпил. Ну вот, и я как бы умер. Но потом, я очнулся в той же самой улочке, рядом
стояла та же самая девочка, только она улыбалась, а не разыгрывала комедию, и было так же тихо и безлюдно. В тот момент я ещё не знал, что, по сути, я был трупом, но девочка решила морально добить меня, сказав, что я всё-таки реальный труп. «Что ты такое?»  — спросил я, моё сердце почему-то замерло от ужаса, хотя я не чувствовал никаких ударов, но я не осознавал этого. Лилит, у нас нет никаких кодексов и правил, кому можно раскрывать тайну, а кому нет. Это, конечно, я узнал позже. С этой девочкой мы стали спутниками, своеобразным дуэтом. Её звали Агата, и ей было около тысячи лет. Я сейчас точно не помню, сколько конкретно — улыбнулся Левиафан,  — Полторы тысячи лет — это очень большой срок, если её не убили, то она могла устать от жизни, от смен эпох… Да и представь только себе, застрять в теле пятилетнего ребенка. Она хотела секса, любви, ласки, но никто ей этого не давал и вряд ли бы дал, потому что, видя пятилетнюю девочку, они даже не догадывались о том, что ей полторы тысячи лет и что она труп. Поэтому мне кажется, что в такой форме, если тебя не убили, то значит, умри сам. Ну, по крайней мере,
я бы именно так и сделал. Очевидный факт, в отличие от неё, мне невероятно повезло с внешностью, не правда ли, Лилит? Женщины, так и липли ко мне на протяжении моей долгой жизни.
        — Как долго существовал ваш дуэт с Агатой?  — спросила Лилит.
        — Около пятнадцати лет, мы с ней прожили вместе, а потом я покинул её. Я не смог больше слушать ночные истерики и причитания. Честно говоря, у меня сердце разрывалось, глядя на неё. Алкоголь, сигары, трубка, секс — все «плохие» вещи она не могла делать из-за своего внешнего вида. Она была девственна почти во всех отношениях, прям как священник — ухмыльнулся он,  — …а в те моменты, когда какой-нибудь милостивый государь дарил ей куклу, или какую-нибудь другую игрушку, я готов был стоять вместе с ней и рыдать от горя и безысходности. И честно говоря, я её полюбил как свою собственную дочь. Я старался достать ей красивые украшения, или косметику, и она так радовалась взрослым подаркам… И только с наступлением ночи в комнатушке для гостей, в очередной забегаловке, она могла надевать цепочки, кольца, красить глаза. Но поутру, из комнаты должен был выйти обычный, нормальный ребенок с отцом.
        — А ты никогда не спрашивал у неё, почему она решила одарить, если можно так сказать, бессмертием именно тебя?
        — Конечно, спрашивал! Она знала кто я, и вообще всё, чем живу, чем дышу, с моих пятнадцати лет. Мы не ищем кого-то особенного на эту роль. Кто-то делает это с другими людьми по неосторожности, кто-то потому что любит, и не может прожить вечность без партнера, кто-то по дружбе, а кто-то по доброте сердечной, как Агата, например. Знаешь, что она ответила?  — Левиафан посмотрел на изумлённое лицо Лилит,  — На мой вопрос «почему?» она ответила просто: «Такой красивый мужчина должен жить вечно». Так что я практически стал её произведением искусства, бессмертным произведением, как картины Моне или Да Винчи.
        — А каким образом ты ушёл? Ей, наверное, стало ещё тяжелее и больнее?
        Левиафан посмотрел в окно, и Лилит заметила, что уголки его губ скривились в ухмылке. Он закрыл глаза, покачал головой и вздохнул.
        — В моём рассказе были намеки на ответ на твой вопрос. Видимо,  — он вздохнул ещё раз,  — ты их пропустила. Лилит, я сам её убил! Я сжег её… Практически случайно…
        Лилит мгновенно представила несчастную девочку, горящую в огне. Ей стало дурно, глаза расширились от ужаса.
        — Как ты мог? Ей было мучительно плохо, больно, а ты её предал! Она доверилась тебе, она выбрала тебя…
        — Да, выбрала, потому что влюбилась, а ты как считаешь, Лилит, если бы в тебя влюбился пятилетний мальчик, ты смогла бы ему ответить взаимностью? Смогла бы любить его и быть с ним?
        Лилит подняла глаза к потолку и представила себе картину: она подходит к ресторану, там её ждет маленький мальчик с цветами, при полном параде. Она подходит, наклоняется и целует его в губы…Какая чушь,  — Лилит поморщилась.
        — Вот видишь! Ты бы не смогла…
        — Да, не смогла! Но жизнь ты ей мог бы сохранить!
        — Лилит!  — строго произнёс Левиафан.
        Глядя на его лицо, можно было подумать, что все грозовые тучи сгустились над ним и питали его негативной энергией. Он явно был зол.
        — Сейчас я предложу тебе два варианта закрытия темы «Кто убил Агату и зачем?». Вариант номер один: я сейчас же встаю и ухожу, и ты меня больше никогда не увидишь! Вариант номер два: ты забываешь об Агате, и я рассказываю дальше! Твой выбор?
        Надменная Лилит не заставила себя долго ждать.
        — Уходи! И кстати, тот веник, который лежит в холле, прихвати его, пожалуйста, с собой!  — нежно-гневная улыбка осветила лицо Лилит.
        Она даже глазом не успела моргнуть, как поняла, что сидит в кухне уже одна, напротив пусто, и только скрипучая дверь подавала признаки жизни.
        Когда Лилит осознала, что она действительно одна и никого больше нет, слезы брызнули из глаз.
        «Черт! Я же не думала серьезно, что ты уйдешь, я думала это шутка! Вернись…», едва слышно прошептала девушка, закрывая лицо руками.
        11
        Прошло несколько недель с последней встречи с Левиафаном. Все эти дни тянулись медленно и противно, казалось, что конца им не будет.
        На дворе уже был декабрь. Пушистый снег лежал на асфальте и на деревьях, на голове и на мокрых щеках Лилит.
        Все эти дни она практически не выходила из дома, только в университет и в близлежащий парк. В парке она садилась на скамью и плакала, из-за своей гордости и глупости. Он сломал её первый принцип, обещание данное самой себе: «никогда больше никого не любить!». Лилит влюбилась. Тот же самый огонёк бежал по венам, обжигая их изнутри, те же самые картины, мешались в голове, только на них был изображен Левиафан, так же билось сердце, так же она дышала полной грудью… и так же ей было больно, снова больно… Потому что её опять бросили, бросил любимый человек! Лилит даже думать не хотела, что сама попросила его выйти из квартиры.
        Пустота. Она заволокла собой всё, что окружало Лилит, и даже её сознание. Как растение, ешь, пьешь, и ничего не видишь и не слышишь, не чувствуешь ничего, кроме боли. Иногда Лилит думала, что надо как-то разыскать его, извиниться, но в то время, когда такие мысли приходили ей в голову, гордость не упускала возможность уколоть, чтобы мысли о прощении исчезли. И они исчезали.
        Лилит мечтала получить хотя бы записку от него, ну хоть что-нибудь, что она смогла бы прижать к себе и улыбнуться со слезами на глазах. Хоть что-нибудь, что смогло бы утешить её. И она получила, только обратный эффект.
        В мертвенной тишине раздался телефонный звонок. Сердце бешено заколотилось от радости и от волнения.
        «Левиафан! Ты же всё знаешь, мой адрес, номер телефона, где находится мой университет, хотя я тебе этого не говорила! Так почему же ты только сейчас звонишь, спустя столько времени? Ты смерти моей желаешь, также как и с Агатой?». Лилит вскочила с постели, и схватила телефонную трубку.
        — Да?  — она чуть ли не задыхалась от счастья и волнения.
        — Привет, дорогая! Я так давно тебя не слышала. Как у тебя дела?  — тоненький голосок протрещал в трубку.
        — Хорошо. У меня все хорошо!  — сухо ответила Лилит, забрасывая землей убитую надежду.
        Жаклин всегда находила неподходящие моменты для звонков и рассказов о том, как и с кем в очередной раз трахнулась, не забывая рассказывать о чужих квартирах. И сейчас был именно такой, неподходящий момент, совсем неподходящий.
        Жаклин в это время что-то тараторила без остановки, но одно слово «Левиафан» выдернуло Лилит из мечтаний.
        — Подожди, подожди! Чего там Левиафан?  — интерес вспыхнул внутри неё, словно спичка.
        Лилит растаяла от улыбки в полной уверенности, что Левиафан что-нибудь специально сказал при Жаклин, чтобы та передала ей.
        — Он был в клубе вчера, представляешь, Лилит?
        — Ну и что?  — пальцы Лилит нервно стучали по столу, но голос оставался размеренным и спокойным.  — Подумаешь…
        — Эй, Лилит, тебе совсем не интересно, что ли?  — удивилась Жаклин.
        «Кошмар какой-то!», Лилит посмотрела на потолок, «не, ну кто, сказал, что женщины умные и хитрые? Такое утверждение по отношению к Жаклин совершенно не применимо. Стоп! Может поэтому у неё всегда получается с тем, с кем она захочет и на какой срок, тоже решает она? Может надо проще быть?»
        — А что? Что случилось? Что-то из ряда вон выходящее?  — спросила Лилит.
        — Да нет, конечно, не из ряда вон выходящее. Я видела Левиафана с такой красивой девушкой, они всю ночь целовались и обнимались, смеялись и выпивали. Где он только такую красавицу нашёл? Он даже со мной поздоровался…
        Медленно Лилит опускала трубку… «Другая девушка!», дрожащей рукой она провела по лицу, закусила нижнюю губу. Девушка вылетела на балкон и, забыв о своём коронном «я никогда больше….», прокричала не своим голосом: «Вернись!». Держась за перила, она, вся дрожа, опустилась на колени, и рыдающим хриплым голосом повторяла: «Вернись…Вернись…пожалуйста!»
        Лилит сидела на полу, оперившись на стенку, и убивалась горем, её всю трясло, но не от холода, а от обиды. Он сломил её характер, принцип, всё сломал. Хриплый голос только и повторял: «Вернись!». Пальцы сжимались в кулак, так, что отпечатки ногтей оставались на её ладонях.
        Убийство надежды, великой надежды, светлой веры в лучшее. Мечта пала, как подбитая ласточка, которая только что летала и думала, что выживет. Разрушенная надежда — хуже, чем смерть. Ты умираешь — и все заботы испаряются, все обязанности и вся ответственность исчезают, тебя больше ничего не волнует. А разрушенная надежда влечет за собой отчаяние, нелепые и необдуманные поступки, и обиду за своё раненное самолюбие, да и сама все еще тащится за тобой. Порой, даже не осознаешь быстроту падения в шаткое положение, как последний крик не успевает вырваться из зыбучего песка горя, невозможно вытащить голову из этой трясины, она поглощает, и последний вздох наполняет легкие тиной беспечности.
        12
        Спустя несколько часов Лилит открыла глаза и нахмурилась. Первое, что она поняла, так это то, что она замерзла. Чертовски замерзла. Кое-как, она перебралась в комнату, села на кровать и уставилась прямо перед собой. Девушка никак не могла собрать мысли воедино. Такое ужасное состояние, когда понимаешь, что даже не можешь ни о чем подумать, просто — мнимая даль перед глазами. Мозг парализован. Левиафан. Он похоронил её заживо.
        «Так!» — внезапно мозговая деятельность Лилит очнулась. «Это ещё не конец! Так просто всё не кончиться!». Лилит вскочила с постели и кинулась наводить марафет.
        — Я пойду в этот клуб. Я найду его. Он должен меня увидеть еще раз. Я покажу ему то, что он теряет с таким глупым рвением! Он обязан хотя бы еще раз увидеть меня и тогда он не сможет больше выкинуть мой образ из головы.
        Как только был нанесен последний штрих на лицо, Лилит окинула себя взглядом с головы до ног. Она не узнавала своего отражения в зеркале. Там, в зазеркалье, стояла женщина, необыкновенной красоты, которая была готова бороться за свои чувства и любовь. Она была прекрасна, её лицо, выказывающее невинность и нежность, гордо приподнято, в глазах блестели нотки гнева и ярости, только не понятно от чего, то ли от слез, то ли от счастья, что она, наконец-то взяла себя в руки. Вздернутый носик, и очаровательная родинка над губой. Корсет, подчеркивающий, и без того тонкую талию, бриджи, самый высокий каблук, на котором Лилит смогла бы ходить, белая блуза, выглядывающая из-под корсета. Каштановые волосы, которые она накрутила, рассыпались по плечам. Любой мужчина свернул бы себе шею, глядя на неё.
        У Лилит был план. Она его хорошо продумала, как ей казалось. Она знала каждый шаг, знала, с какой целью поставила ногу прямо, а ничуть в сторону. Лилит всё знала и была готова ко всему, чтобы потом, если что, не расстраиваться.
        Лилит зашла в клуб и, сопровождаемая мужскими взглядами, пошла прямо к тому столу, где в прошлый раз сидел Левиафан. Она тут же вспомнила его пустой взгляд, тщетно изучающий столешницу.
        — Не желаете что-нибудь выпить?  — спросил официант.
        — Да, принесите, пожалуйста, бокал мартини — не глядя на него, сказала Лилит.
        «Где же ты, Левиафан?» — Лилит оглядела клуб, — «ну ладно, подождём! Ты придешь, я знаю!».
        Она поставила сумку на стол и принялась искать телефон.
        «Чёрт! Да где же? …А вот он!», Лилит достала из сумки мобильный и попыталась включить. Но не тут то было! Как только она ни старалась, как только не жала, аппарат не хотел включаться. Девушка сгорбилась за столом, тыкая на боковую кнопку.
        «Ну, чудесно, просто отлично!», она попыталась швырнуть телефон на стол, но ее руку внезапно перехватили. Лилит покосилась на державшую ее кисть.
        — Прошу Вас, мадемуазель, техника любит ласку!  — шепнул голос Левиафана ей в ухо, вытаскивая у нее из рук телефон и аккуратно нажимая кнопку.
        Естественно мобильник тут же включился и поприветствовал вампира нежным светом.
        Лилит повернула голову и почти столкнулась с ним лицом.
        — Я присяду? Ты не против?  — уже садясь, спросил Левиафан.
        — Как будто у меня есть выбор,  — покачала головой Лилит,  — что ты тут делаешь? Ты же обещал, что я никогда тебя больше не увижу, но я тебя вижу!  — сказала с издевкой Лилит.
        — А сейчас трогательный и волнующий медленный танец!  — проорал ди-джей.
        — Пойдем, потанцуем?  — Левиафан подал ей руку.
        — Ты не ответил на мой вопрос!  — поднимаясь со стула, пробубнила Лилит.
        — Терпение, дорогая — посмотрел он на неё исподлобья.
        Левиафан подошёл к ней. Лилит почувствовала, как его рука скользнула на талию, почувствовала силу, с которой он её прижал к себе, почувствовала страсть, исходящую от его тела. Руки её не слушались, она обвила его шею, и прижалась ещё ближе к его груди. Лилит слышала свое сердце, каждый удар был такой громкий, явный, оно кричало о страсти.
        — Почему я вернулся?  — переспросил Левиафан, прижимая всё сильнее и сильнее к себе одной рукой, второй он гладил её по щеке.
        Он смотрел на неё с такой неподдельной нежностью, словно боялся, что она сломается, если он посмотрит строго. Да и пока не за что было смотреть на неё строго или как-то укорительно.
        — Ты позвала меня, Лилит, ты!  — губы шептали ей на ухо. Такая нежная теплота, едва касаясь кожи уха, губы продолжили рассказывать,  — а я не могу без тебя. За 485 лет я не испытывал такого, не испытывал никогда столько чувств одновременно. За 485 лет я никогда не был так близок духовно к женщине, а не физически. За 485 лет я никогда не видел такую красивую женщину. За 485 лет… ты первая, кто позволила мне уйти, даже не позвав через час. Я впервые хочу быть с человеком больше, чем один час, и я не хочу убивать этого человека. Лилит, ты демон, который в течение стольких дней душил меня. И как только я услышал твой зов, я не смог сопротивляться чувствам. Я знал, что ты придешь сегодня сюда. Я следовал за тобой всё это время, знал каждый твой шаг. Я ни на минуту не оставлял тебя одну. И я люблю твою гордость, твое эгоистичное «Я», твои принципы, я люблю тебя всю!
        Лилит прижалась к нему, впитывая его признание. По её лицу поползла ядовитая улыбка. Внутри тела всё ликовало.
        «Левиафан, ты — придурок! Я победила!», Лилит только и думала об этом.
        В темном углу стояла Жаклин и вся тряслась от радости, когда Левиафан и Лилит целовались, кружась в медленном танце. Эти двое слились воедино. В свете танцевал их силуэт. Мужчины завидовали Левиафану, когда видели, как он гладит спину Лилит, как он целует её шею и как она отвечает ему взаимностью. Женщины ненавидели Лилит, глядя на то, как она нежится на плече у красавчика Левиафана, как она позволяет ему делать с ней, всё, что он захочет. Эти двое были созданы друг для друга. Эти двое были частью друг друга. Эти двое наконец-то любили друг друга.
        Как только танец закончился, Левиафан, крепко сжимая руку девушки, пошел на улицу. Ночь была в самом разгаре, с неба падали пухлые снежинки, тьма скрывала слабый силуэт бледноликой луны.
        Они обнимались, целовались, смеялись, пар изо рта, красные носы, разгоряченные сердца…Казалось, они просто наслаждались зимой.
        — Где же ты была?  — глаза Левиафана сверкали, как хрусталь, пропуская через себя лунный свет.
        — Тебя ждала… — прошептала Лилит, целуя его.
        13
        Лилит скинула с него рубашку, покрывая его тело поцелуями, Левиафан быстро разобрался с корсетом, ведь он с XVI века знает все женские приблуды и застежки в одежде. Он был таким нежным, ласковым, его прикосновения сводили девушку с ума.
        Как только они оказались в постели, Лилит увидела, как растут огромные белые клыки, которые с молниеносной скоростью впиваются ей в плечо. Алая кровь закапала на простыню, медленно спускаясь в ложбинку ключицы. Внезапно Левиафан остановился и впился в девушку глазами, изучая ее лицо, словно увидел в первый раз. Он все сильнее прижимал ее к себе.
        — Я люблю тебя… люблю…господи…
        Девушка молча ответила взглядом, прибывая в забвении и пытаясь вернуть хоть частичку сбежавшего разума в голову…
        Полумрак вокруг привносил блаженства в остывающую комнату после разбушевавшейся страсти.
        — Левиафан, тебя можно убить? Как это сделать?  — спросила Лилит, глядя в потолок.
        — Лилит, дорогая, тебе было плохо? Чем я так провинился?  — изумился он.
        — Да нет, глупый. Это праздный интерес. Понимаешь, не каждый день оказываешься в постели с вампиром, который тебя любит… хочется знать о нём всё.
        — Да, вампир тебя любит, а ты любишь вампира?  — Левиафан взглянул ей в глаза.
        — Эээ…ты слишком настойчив. Левиафан, я боюсь, что если скажу правду, всё это может закончиться плохо для кого-то из нас…
        — А ты не бойся…
        Левиафан нежно поцеловал ее пальчики. И каждое прикосновение пускало электрические импульсы в недра её тела.
        — Боже ж ты мой… Левиафан…!  — сорвавшимся голосом крикнула она, отталкивая его.
        Девушка вскочила с кровати и с задорной улыбкой уставилась на ничего не понимающего Левиафана. Она была не готова сообщать ему о своих чувствах.
        — Не буду давить на тебя, милая.  — Он тоже встал с постели и начал одеваться.
        Девушка молча смотрела на него, за его действиями. Ей хотелось, чтобы он ушел. Чувства, о которых она не хотела говорить, с каждой секундой становились все сильнее, ей становилось все тяжелее бороться со своими желаниями.
        В коридоре, перед уходом, молодой человек открыл дверь, бросил на девушку влюбленный взгляд и вышел из квартиры. Лилит свободно вздохнула. Сколько же сил ей стоило, чтобы не броситься умолять его остаться, а ей так хотелось этого!
        Девушка отыскала свою записную книжку и нашла список имён на букву «Ф». Выбрала имя «Фабьен» и набрала номер. Три гудка и она услышала давно забытый голос одного из воздыхателей:
        — Слушаю
        — Фабьен?
        — Ли…Лилит? Это ты? Не может быть? Я думал, ты совсем забыла про меня…
        — Фабьен…Я хочу тебя видеть! Я соскучилась.  — Томным голосом произнесла Лилит.
        — Конечно, конечно, я буду через час!
        Оставшееся время Лилит приводила себя в порядок. Она надела очень соблазнительные шортики, маечку, распустила волосы, подкрасила ресницы. Пока она собиралась, даже не заметила, как быстро стрелки часов пробежали по циферблату.
        В дверь раздался звонок.
        — Привет,  — Лилит смотрел на светловолосого, кареглазого парня с цветами и тортом.
        — Привет… — еле слышно ответил он.
        Он все еще был зависим от этой девушки, от ее внешности, от ее характера. Он любил ее всю, но Лилит никогда не давала ему повода даже просто в мыслях допустить, что они могут быть вместе.
        — Проходи,  — улыбаясь, девушка пригласила мужчину.
        — Господи, Лилит, я так рад тебя видеть! Ты даже не представляешь, как я скучал по тебе!
        — Присаживайся. Чай еще горячий. Будешь?
        — Да, если можно. А, это тебе кстати!  — Фабьен, улыбаясь, протянул девушке цветы и торт,  — тортик специально взял для тебя с орешками, как ты любишь,  — он весь дергался сидя за столом от счастья.
        Они премило болтали, сидя рядышком на диване, бесконечно долго пили чай, Лилит нервничала. Она взглянула на часы. Половина десятого. Лилит ждала.
        — Потанцуй со мной?  — попросила девушка, загадочно уставившись на молодого человека, а внутри все а ж тряслось от понимания, что её коварный план воплощается.
        — Лилит — Фабьен подпрыгнул на стуле.  — Конечно, пойдем!
        Они вошли в гостиную. Места для танцев там было предостаточно. Лилит включила какой-то плаксивый медляк и подошла к Фабьену.
        Фабьен приобнял её за талию и пододвинул к себе. Лилит приподняла голову и с такой женственной, нежной улыбкой посмотрела на него, что он не выдержал и поцеловал её. Но тут же отпрянул и слегка зажмурился.
        Последняя его попытка поцеловать Лилит закончилась сломанным носом. Случилось это пару лет назад, на одной из студенческих вечеринок. Весь вечер Фабьен сидел с Лилит, держал ее за руку, обнимал. И почему-то он был уверен, что у нее есть чувства к нему, что раз она сидит рядом, смеется, позволяет к себе дотрагиваться, то ее все устраивает. Кто ж знал, что как только он попытался поцеловать ее, Лилит махнет рукой, пытаясь прикрыться, и локтем сломает ему переносицу.
        На сей раз, он увидел её лицо, пылающее добротой и нежностью. И Фабьен воспринял это как знак продолжать поцелуи, и Лилит позволила это делать, предвосхищая события.
        Внезапно, входную дверь, практически вышибло с петель. В дверном проходе стоял Левиафан. Он был похож на разъярённого быка. Его грудная клетка тяжело вздымалась. Он часто дышал, гнев просто обуревал его. За его спиной не хватало только грома с молнией. Вот он, весь план Лилит в действии.
        Когда Жаклин рассказала ей о том, что видела Левиафана с другой женщиной, Лилит была готова убить его. Она решила отомстить, но более жестоко. Лилит только слышала о женщине, а Левиафан должен был увидеть её в объятиях мужчины. На роль мужчины очень хорошо подходил Фабьен. Он был самый красивый мужчина из всех её знакомых. Ну, кончено, до Левиафана ему было далеко, но всё же, сработало!
        Вся сущность Лилит праздновала победу. Она чуть не растаяла от радости прям в объятиях Фабьена, которые стали гораздо слабее, потому что его внимание было сконцентрировано на раздувающихся ноздрях «быка», стоявшего в дверях. В одну секунду, Левиафан оказался около Фабьена. Он медленно склонил голову:
        — Более глупого плана я еще не видел… но я тебе подыграю, дорогая.
        Его чёрные глаза были полны гнева. Впервые Лилит могла разглядеть хоть какую-то эмоцию, выраженную в его глазах. И вдруг она поняла, что сейчас произойдет. Её глаза расширились от ужаса, брови поползли наверх. Паралитический ужас постепенно сковывал руки и ноги, лишая права голоса.
        — Нет!  — только и смогла еле слышно прошептать она,  — не надо…умоляю!…
        Между словами «нет» и «не надо», Левиафан успел лишить Фабьена крови, тем самым лишая его и жизни, и переломать все его кости. Лилит стояла в мёртвом оцепенении.
        Раньше, при просмотре фильмов, где выставлена на показ сцена сумасшедшего убийства, Лилит смотрела сквозь пальцы. Подсознательно она была уверена, что в этом нет ничего страшного. Подумаешь, убить человека! Простота. Она никогда не думала, что ее начнет тошнить, в глазах темнеть, голова будет кружиться, как после безумных карусель.
        Закрыв глаза руками, потому что ей было невозможно смотреть на то, что осталось от пять минут назад жившего человека, Лилит отвернулась к стенке, уже даже не пытаясь сдержать слезы и отчаяние.
        — Что ты наделал, Левиафан?  — прорыдала она, даже не поворачиваясь к нему.
        Мужчина подошел к ней, оттащил от стенки и уставился на зажмуренное лицо.
        — Я наделал, дорогая?  — прошипел он удивленно,  — нет, милая, это что ты наделала? Открой глаза и посмотри, что ты наделала! Посмотри, что ты со мной сделала! Открой глаза! Я раскусил твой план, твою месть, жаль только вот сейчас, а не полчаса назад, тогда я бы сюда просто не пришёл. Ты, Лилит, ты подписала своему другу смертный приговор, пригласив его сюда, и зная, что я приду. Ты убила его, правда с помощью моих рук! В следующий раз я бы посоветовал тебе продумать свой глупый план лучше.  — Левиафан наклонился к её губам — постарайся избежать убийств невинных людей,  — он чмокнул её и сел у противоположенной стены.
        Лилит рыдала, держась руками за голову, нервно пошатываясь. Левиафан чуть ли не наслаждался этой упоительной картиной. У девушки потемнело в глазах от происходящего. Она никогда в жизни не видела мертвых тел, и тут в её же собственной квартире, посреди гостиной, лежит покалеченный труп её хорошо знакомого. Лилит снова закрыла глаза и ущипнула себя, в надежде, что сейчас проснется.
        — Нет, милая, не старайся, это не сон, это — жестокая реальность!  — Левиафан вскочил и подлетел к ней.
        Он медленно склонился, чтобы посмотреть в её красные от слез глаза.
        — Лилит! Никогда больше так не делай, слышишь меня? Никогда! Я убью любого, кто приблизится хотя бы на метр к тебе!
        — Убери отсюда труп!  — прорыдала Лилит.
        Левиафан нахмурил брови.
        — Убери его отсюда! Я больше не могу на это видеть!  — Лилит закрыла лицо руками и погрузилась в самую натуральную истерику…
        Левиафан закрыл входную дверь, поднял на руки Лилит и отнёс её на кухню.
        — Посиди-ка тут пока я там разберусь!
        Через десять минут Левиафан вернулся и проводил девушку до кровати.
        — Лилит, послушай меня. Мы оба виноваты, ты пригласила его, я увидел, и вспылил…
        — Помолчи!  — перебила его Лилит.
        — Что?  — Левиафан нахмурил свои роскошные брови.
        — Я сказала — помолчи!  — ещё громче повторила Лилит, но, увидев изумлённое лицо Левиафана, продолжила,  — слушай, не надо со мной так! Я не пятилетняя Агата.
        Резкий рывок вверх и Лилит повисла в вытянутой руке озверевшего вампира, как провинившийся щенок. Молниеносный страх за свою жизнь тут же промчался по всему телу, застыв в сердце, лоб покрылся холодной испариной, глаза расширились, умоляя оставить в покое.
        — Не смей говорить об Агате, а уж тем более сравнивать себя с ней…никогда!
        Девушка зажмурилась и что-то пропищала невнятное в ответ. Медленно невиданная сила поставила ее на пол. Когда Лилит подняла голову, Левиафана и след простыл, исчез и труп из дома, вот только мондраж по телу напоминал о том, что здесь вообще произошло.
        14
        «Надо как-то забыться, начать что-то делать, отвлечься от мыслей», Лилит бродила по дому.
        Но при любом начатом деле, у неё всё валилось из рук, тело совершенно её не слушалось.
        «Эта боль… она ходит по всему телу, как у себя дома…ей нравится топтаться по одному и тому же месту, а потом, подливая на вытоптанные места уксуса, танцевать лезгинку… И для полного ощущения завершенности, ещё раз топтаться по этому месту… И так по всему телу, по каждой молекуле, по каждому атому. Боже, я нахожусь в такомположении, даже врагу не пожелаю испытать это. Если бы рядом был хотя бы кто-нибудь…Я гибну, невыносимые страдания… Пришло время безнадежности, это даже скорее бремя, и мне кажется, что я должна буду нести его всю жизнь. Если бы кто-нибудь смог заглянуть в моё сердце, он бы ужаснулся от вида пропасти в нём… Мне страшно… Перед глазами вся жизнь… Как будто пустота, причиняющая мне нестерпимые мучения. Эта тоска, которую никак не утешишь, кажется, что она никогда не пройдет, а наоборот, будет расти с каждым днем всё больше и больше, и пропасть в моём сердце уже больше никогда не затянется… »
        Гордость. Боль. Тщеславие. Эгоистичное «Я» кричит внутри, хочет выбраться наружу, цепляется когтями за глотку, раздирает в кровь внутренности. Лезет, лезет к свету. Оно хочет, чтобы помнили о любви к себе, оно требует любви к себе. Лилит не могла отказать себе самой в любви, особенно после такого поведения Левиафана.
        «Я его забуду, его никогда не было в моей жизни!», девушка подошла к окну, «исчезни из жизни и из моей головы! Уходи! Я больше не позову тебя! Я себя люблю больше!».
        Лилит оделась, ей нужно было выйти на улицу. Дома находиться было просто невозможно. Стены и потолок словно рушились на нее, угрожая своим бетонным весом раздавить сознание.
        Гуляя по парку, она полностью погрузилась в мысли.
        Убить человека с такой легкостью, словно сбросить фарфоровую куклу на пол…Лилит была уверена, что Левиафан хотел вызвать в ней чувство вины, доказать ей, что убил именно из-за нее.
        Девушка вздрогнула, почувствовав внезапное прикосновение на шее. Мурашки пробежали по телу. Тысячи бездумных эмоций, которые тут же стали скрещиваться в хаотичном бардаке.
        «Левиафан!»
        — Прости, милая!  — прошептал он ей на ухо, так мягко, так гипнотически-маняще.
        — Не смей прикасаться ко мне, ты, чудовище!  — Лилит отскочила от него,  — Я не хочу тебя знать, уходи! Просто уходи!
        — Гонишь меня?  — Левиафан подошёл ближе,  — Лилит, ты действительно хочешь именно того, о чём просишь?
        «Господи, чего же я хочу? Надо признаться, что, по сути, я ведь не хочу, чтобы он уходил. Так…. А чего же я тогда хочу?».
        Лилит молча пошла вперед, и чёрный, вампирский хвостик поплелся за ней.
        — Ты молчишь? Видимо, ты боишься сказать ещё раз «уходи», потому что опасаешься, что я действительно уйду.
        Лилит продолжала идти дальше молча, как будто ей язык отрезали.
        «Ой, ой, ой… Что же делать? Я не желаю его больше терять, но и не желаю так просто прощать! И хочу и не хочу. Неопределенность. Как же я устала от неясности».
        Она прошла ещё шагов десять и остановилась. Девушка обернулась, но в парке никого не было, только деревья, покрытые снегом и полумрак.
        «Очуметь! Я что-то не поняла, что это сейчас было? Галлюцинации? О господи, я схожу с ума!».
        Голова закружилась, ноги подкосились. Лилит еле успела сесть на ближайшую лавку. «Тьма… Кругом…Что с моей головой…Мало воздуха, дышать нечем…»
        Лилит сидела, закрыв глаза, пытаясь прогнать туман из головы. Она сидела и не двигалась, боялась лишний раз шевельнуться, не зная, что выкинет ее организм дальше.
        Как только Лилит показалось, что она чувствует себя лучше, она тут же открыла глаза. На всякий случай, девушка решила посидеть еще минут пятнадцать, дабы проверить свою вестибулярную систему, пришла ли она в норму или все шутки шутит.
        Девушка сидела всё на той же скамейке, совсем одна, только на снегу, около лавки, были следы мужских ботинок.
        А с неба падали большие снежные хлопья и казалось, что на улице словно теплело, словно вот-вот должна была вороваться весна с ворохом поющих птиц, с венками жизни на голове, с просыпающимся солнцем. Но нет. Ничего не было. Ступала лишь зима, тихо, едва слышно, но уже ощутимо.
        Лилит встала и не спеша побрела в сторону дома, прогулок с нее хватило. Снег хрустел под ногами, казалось, что снежинки кричали под подошвами сапог, они просили огромного великана не убивать их, а великан шел и не задумывался об убийстве маленьких, пушистых снежинок.
        Тишина и спокойствие. Вокруг всё такое умиротворенное. Но люди не видят никакой прелести в зиме, они предпочитают скрыться в теплом доме, завернуться в мягкий, колючий плед, и тихо проклинать холода.
        Лилит шла, пытаясь понять их отношения с Левиафаном. Всё так странно, они любят друг друга, они оба красивые, они оба эмоционально сильны, просто идеальная пара. Так в чём же дело? Почему они не могут находиться спокойно в обществе друг друга более одного дня? Даже когда они расходятся, они не могут сделать это мирно, без ссор, без упрёков, без злости. Почему? Ведь говорят, что хорошо вместе, тем парам, у которых есть что-то общее, что-то единое, которое их объединяет и соединяет в одно большое целое. Ну, так в чём же дело? У них с Левиафаном, были одинаковые интересы, но почему они тогда никак не достигнут единства? Самое странное, так это то, что все те пары, с общими интересами, они даже не всегда любят друг друга, но им всё равно хорошо вместе. Между Лилит и Левиафаном была сильная любовь, убийственная страсть, но и это им не помогало быть более добродушными друг к другу, больше уважать друг друга.
        Левиафан чего-то добивался в этих отношениях, но Лилит пока не могла понять, чего конкретно он хотел. Всё его поведение напоминало человека, который желает занять позицию лидера, стать главой, понимать только собственное «Я». Так было бы очень просто, ведь когда человек находится в позиции лидера, ему будет наплевать на желания своей второй половины. У него будет только одно желание — затоптать, забить морально, и каждый раз указывать на своё превосходство. А это обидно и больно!
        «Этого не будет никогда! Я не позволю командовать собой! Максимум, что могу предложить — согласиться на компромиссы».
        Лилит почувствовала резкий толчок сзади. Крепкая рука обвила ей шею, вторая рука заткнула рот.
        — Тихо!  — прошептал суровый мужской голос.
        Сердце дико заколотилось, девушка поняла, что этот голос Левиафану не принадлежал. Она испытывала настоящий неподдельный, природный страх. Лилит чуть не потеряла сознание, когда осознала, что её тащат в подъезд. Зачем? Какую цель преследует этот негодяй? Она хотела спросить, что ему нужно от неё, но рука очень крепко зажимала её рот. Всё тело колотило от ужаса.
        Страх потерять жизнь, ужасно подумать, что сейчас вполне вероятно, она просто перестанет ощущать и видеть весь белый свет. Такая юная, такая блестящая, хрупкая девушка будет убита… Но больше всего её пугало то, что она никогда снова не сможет увидеть Левиафана, ощутить его поцелуи, почувствовать его ласку и грубость… Её пугало даже то, что она никогда снова не услышит его колкостей и гадостей, которые он так любит говорить… Никогда больше не прижмется к его сильному телу и никогда не испытает его ледяной взгляд на себе…
        Ей хотелось кричать, но только уже не от страха, а от того, что она отдавала себе отчёт о сложившейся ситуации: она теряет Левиафана, не успев толком его приобрести.
        В подъезде, когда они ехали в лифте, как поняла Лилит, на последний этаж, руки выпустили её. Она развернулась к хулигану лицом.
        Их оказалось двое, и глядя на них, Лилит захотелось умереть прям здесь, на месте, самой умереть, так как она понимала что эти двое могут с ней сделать. Но её мозг не хотел умирать, он сопротивлялся… Пытался сопротивляться.
        — Ре…ребята,  — заикающимся голосом, всё-таки выговорила она — не надо… У меня серьезные заболевания…венерического характера…Понимаете? Я…я… проститутка уже в течение семи лет. Серьезно, у меня чего только нет,  — сочиняла Лилит на ходу.
        Ребята смотрели ей в глаза, на их лицах застыла наглая, жестокая ухмылка, которая не давала Лилит никаких шансов на спасение.
        Она окинула их взглядом, хотела запомнить, как они выглядят, хотя бы в общих чертах, потому что их лиц не было видно, только рты. Верхнюю часть лица скрывал капюшон и шапка, нижнюю — высокий вороник куртки. Один единственный рот, как мерзкий мираж в пустыне, с нахальной усмешкой.
        — Да? Венерического характера и проститутка, да? Правильно мы поняли?  — схватил её за горло один из них, тот, что повыше был.
        — Д-д-да — голос подводил её своим дрожанием.
        — Ты слишком напугана для проститутки! Но мы тебе, пожалуй, поверим!  — сделал одолжение ей второй парень.
        Похоже, они были в восторге, разглядывая пылающий страх в глазах девушки. Их забавляло её поведение, оно выдавало каждую эмоцию, каждое переживание и каждую ложь…
        Двери лифта открылись, как и предполагалось, на последнем этаже. Они вытолкнули уже еле живую от страха девчонку из лифта.
        — Дура! Раз у тебя куча болячек, то проверять мы это мы не будем. Но…! Если ты проститутка, значит, у тебя должен быть не плохой заработок, особенно потому что ты красивая и фигуристая, не так ли?
        —…Да… — Лилит не знала, что ей делать дальше.
        В кошельке у неё лежали совсем жалкие купюры, которые совершенно не напоминали заработок проститутки. Но назад пути уже не было.
        — Давай сумку сюда! Быстро!  — протянул руку вор.
        В тёмном углу лестничной клетки послышалось едва заметно шуршание, а затем проскочил мгновенный блеск. Странность происходящего на лестничной клетке заметили все, кроме Лилит. Она стояла спиной и была настолько перепугана, что вряд ли бы заметила ядерную войну.
        — Что там за хрень в углу? Ты видел это?  — спросил жулик друга.
        — Видел, но я понятия не имею, что это…
        Лилит нахмурилась, она уже вообще не понимала, о чём они говорят, и подумала что они вдобавок ко всему ещё психи или наркоманы, что напугало её ещё больше.
        — Вы, уродцы… — раздался насмешливый, играющий голос — Кто же вас учил так с дамами обращаться?
        Похитители смотрели друг на друга, озирались по сторонам, и переминались с ноги на ногу. Лилит прищурила глаза и вгляделась в темноту. «Левиафан!». Она выдохнула с огромным облегчением, что чуть не потеряла сознание от радости. Теплая волна радости промчалась по всему телу, сердце затрепетало, приветствуя мистичного друга.
        — Позвольте мне, судари, преподать вам урок, как надо общаться с женщиной!  — говоря, чёрная фигура приближалась к троице.  — Во-первых, не стоит ей хамить, это же женщина, цветок, от хамства она не расцветет. Предлагать ей интимную связь не надо. Она не будет с вами спать. Она любит себя и уважает.  — Человеческие черты начали проявляться в тусклом подъездном свете.  — Во-вторых, неужели вам не стыдно? Требовать у девушки деньги — это не принижает вашего мужского достоинства? Если, оно, конечно, у вас есть. В-третьих,  — Левиафан стоял в пяти сантиметрах от высокого парня,  — В-третьих, я готов кричать на весь мир, готов объяснять каждому человеку из миллиардов… я слишком люблю эту женщину, чтобы позволить хоть кому-то дотронуться до нее!  — голова парня отлетела в тот самый угол, откуда вышел только что Левиафан.
        Второй парень даже не смог моргнуть глазами, он просто стоял в ступоре, не мог пошевелить ни одной конечностью. Видимая дрожь пробежала по его телу. Его глаза были полны отчаяния и незнания, что делать, как избежать расправы. Губы дрожали и казалось, что он тихо-тихо шепчет и просит пощады.
        — Ты дрожишь?  — Левиафан принял эстафетную палочку по насмешке над человеческим страхом.
        Вначале грабители насмехались и наслаждались страхом Лилит, теперь Левиафан упивался их страхом. Он схватил двумя руками голову парня и просто вырвал её из тела, как перо из чернильницы. Кровь брызнула Лилит на щеку, и только сейчас она осмыслила всё, что тут произошло, и вскрикнула. Левиафан подошёл к ней, взял своей кровавой рукой её и поцеловал.
        — Здравствуй милая! Штанишки сухие?  — язва из него так и лезла, даже в такой абсолютно не смешной момент.
        Но Лилит в самой глубине души была рада ему и его яду, несмотря на то, что ей вновь нужно было время, чтобы прийти в себя, ибо убийство людей для нее не являлось нормальным обыденным днем.
        — Левиафан… — Она продолжала смотреть в одну точку прямо перед собой,  — за четыреста восемьдесят пять лет, ты научился только язвить и убивать?  — она перевела взгляд на его лицо.
        Его губы изогнулись в едкой ухмылке, глаза были холодными.
        — Да!  — с блаженством произнёс он,  — это моё любимое занятие, потому что я научился отдавать себе отчет в том, что я делаю и зачем я это делаю. А ещё я научился любить, Лилит настолько сильно, что готов взорвать всю землю к чертовой матери, а тебя забрать на другую планету. И уж прости, что тебе не повезло стать тем, кого я люблю…
        — Левиафан, ты дурак? Или ты прикидываешься?  — Лилит взглянула на его ошеломленное лицо,  — ты что, действительно не понимаешь? Ты убил троих человек за полтора дня. У тебя с мозгами всё в порядке?
        — Послушал бы я тебя после того, как они сделали бы с тобой то, что хотели…и да, спешу напомнить тебе, дорогая, Фабьена убила ты, только моими руками. На мне только два трупа, так что, 2:1, играем дальше.
        Лилит посмотрела на него и вздохнула. Ей ничего не хотелось ему отвечать…Он крепко обнял её и проводил домой.
        Остановившись около двери в квартиру, Левиафан облокотился на косяк. Он смотрел, как Лилит хватая воздух, сидит в коридоре и пытается расстегнуть пальто. Его руки были все еще в крови, глаза пусты и печальны. Лилит все еще была в шоке.
        — Я поехал… — тихо сказал он.
        — Нет… — прошептала она, взглянув на Левиафана.  — Не уходи…пожалуйста.
        Вампир опустил взгляд и усмехнулся.
        — О, как же трогательно звучит …пожалуйста — передразнил он ласково девушку.  — Почему ты не хочешь, чтобы я уходил?
        — Не знаю, я просто не хочу оставаться одна, не хочу, чтобы ты уходил…
        15
        Через пару дней Лилит оказалась с легкой простудой: у нее был насморк и небольшой кашель, невысокая температура. В последнее время она слишком много находилась на улице, не всегда одетая по погоде. И, конечно же, она не могла не воспользоваться своим положением.
        Левиафан был рядом. Он делал ей чаи с медом, мятой и лимоном, Лилит забраковывала их: было мало лимона, много меда, а это что за трава? Он накрывал ее мягким пледом, Лилит раскрывалась и упрекала вампира в том, что хочет смерти ее. Он закрывал шторы, когда она засыпала, но ее глаза тут же открывались и требовали пустить свет. Он приносил ей покушать, она говорила, что ей кусок в рот не лезет, он уносил тарелку, Лилит кричала, что ее морят голодом.
        Левиафан внимательно следил за каждой ее реакцией, изучал каждую морщинку, каждое движение, каждый вздох. Он терпеливо улыбался, подыгрывая ее капризам. Он лежал рядом и гладил ее руку, Лилит задумчиво смотрела на его руку.
        — Левиафан, а ты болеешь?  — тихим голосом спросила она.
        — Нет, уже очень давно не болел. Иногда, даже хочется, ну… можно сказать, что я даже скучаю по человеческой физиологии. Я могу делать все, что делает простой человек, даже поболеть, единственное, что нас различает, так это то, что у простого человека действительно существует потребность в том, что он делает, а я…А я делаю просто так … Моя потребность — только кровь.
        — Человеческой физиологии? Просто так? Но любовь и злость ведь тоже относятся к физиологии, к мозговой деятельности. Получается, ты меня обманул, сказав, что любишь? Ты это делаешь просто так? От скуки?
        — Нет, нет. Лилит! У тебя поднимается сильный жар, поэтому я прощаю тебе твой бред. Под физиологией я подразумеваю такие процессы, как пить, спать, есть, писать… Но никак не любить.. — Левиафан не успел договорить.
        — Хватит уже! Я поняла, что ты имеешь в виду!  — хриплым голосом попыталась прикрикнуть Лилит.
        Левиафан взглянул на неё исподлобья и улыбнулся.
        Практически впервые за месяц отношений с ним — это был первый раз, когда атмосфера была насыщена сплошным умиротворением. Тишина и спокойствие. Никаких эмоциональных встрясок и демонстраций характеров. Впервые они просто разговаривали. Они не боролись, не показывали свои нравы. Просто текла милая, непринужденная беседа между двумя влюбленными.
        А ведь никто из них не верил в любовь с первого взгляда. А кое-кто даже отрицал любовь в целом, пытаясь изгнать её из своей жизни навсегда. Лилит, которая боялась подарить своё женское тепло, свою ласку кому-либо, лежала в постели и её сердце трепетало от то, что рядом тот, кому она готова дарить себя полностью.
        — Расскажи, что было дальше?  — попросила она.
        — В смысле? Что ты хочешь услышать?  — удивился Левиафан.
        Лилит посмотрела на его лицо. Он смотрел на нее, слегка склонив голову, на губах застыла легкая улыбка, а глаза бегали по лицу Лилит.
        «Я не хочу тебя терять…. Никогда… хочу быть с тобой вечно!»
        — Как ты дальше жил, после того как уб…?  — Лилит испуганно замолчала.  — Как ты жил…
        — После того как Агаты не стало, я начал собственную жизнь, о которой мечтал и которой хотел жить. Я уехал в Германию, прожил там ещё около тридцати лет. В то время в Германии шла эпоха Ренессанса, я видел много выдающихся людей, многим из них я кланялся и искренне уважал за то, что они делали. Можно сказать, я наблюдал становление современного мира. Я видел, как возводились наикрасивейшие сооружения, как менялась архитектура, как плавали эпохи и как менялись люди. Я наблюдал за величайшими из них, имена которых будут помнить еще не одно поколение. Я был полностью погружен в эпоху Возрождения, которая плавно переткал в эпоху просвещения… Золотой Век… А потом войны… Но я, думаю, тебе не очень будет интересно слушать об архитектуре и о войнах Карла I или о турецкой армии против Максимилиана II…
        — Да, ты прав, история становления государств меня не очень интересует, как вообще-то и вся история мира, это меня порядком в университете утомило,  — улыбнулась Лилит.  — Мне больше хочется знать, как ты смог? Смог пройти через века, соответствовать каждому времени? Это же, наверное, очень сложно, с учётом того, что времена менялись с сумасшедшей скоростью. Сегодня ты привыкаешь к одному, а завтра весь мир уже совершенно другой… Сколько ты похоронил людей, которых любил или просто ценил и уважал? Это же ужасно… Столько потерять. Как ты ещё сам себя не потерял?
        — Зря ты так говоришь, Лилит. Я многому научился за такое огромное количество лет!  — ухмыльнулся Левиафан.
        — Чему, например?  — поинтересовалась Лилит.
        — Я знаю много языков, знаю историю мира, психиатрию, математику и химию. Я потрясающе играю на скрипке и на пианино. Я досконально изучил медицину и почти что все ее отрасли. Я перечитал старейшие книги в оригинале. Я знаю латынь и древнегреческий. Я отлично разбираюсь в механике. Я знаю и умею еще очень много всего, так много, что простой человек никогда не смог бы осилить за свою короткую жизнь. В 1786 году я лично присутствовал на премьере оперы «Женитьба Фигаро» Моцарта. Я видел Моцарта! Я слушал его оркестр, партии струнных, и вот в тот самый момент, я понял, что хочу уметь играть на скрипке, как бог. Десять лет я учился играть и иногда, когда я осознаю свое мерзкое, одинокое существование в вечности, я беру скрипку и играю любимые мелодии разных композиторов,  — когда Левиафан говорил, со стороны он выглядел очень мечтательным.
        Похоже, сейчас он был где-то очень далеко от Лилит, где-то в своих мыслях. Лилит не верила своим глазам, она и думать не могла, что такого бессердечного вампира изредка пробивает на сентиментальность, хоть это и продлилось не более двух минут.
        — Ты был женат?  — спросила она.
        — Конечно, нет! Женщины, как они только не старались, не могли удержать меня больше чем на неделю, но я всегда ими пользовался, что бы утолить голод,  — коварно улыбнулся он и провёл пальцем по щеке Лилит,  — Я всю жизнь искал свободы.… И я её нашёл, чему теперь сам не очень рад…. Тогда я не понимал, что значит вольность! Первые лет пятьдесят я просто купался в этом раздолье.… А потом, она стала отягощать меня и угнетать душу. В тот момент я и решил отказаться практически от всех человеческих чувств, особенно от совести и жалости. Стыд за свои поступки, сожаление к людям, и не возможность свалить на другого человека свою вину — эти чувства очень отягощали мою свободу, мешали наслаждаться… Я решил жить проще — секс, кровь и ужас.
        — Почему ужас?  — не поняла Лилит.
        — Ну, знаешь, когда я хочу есть, я предпочитаю кровь девушек, нежели мужчин. Истерики, которые они закатывают, просто завораживают. А их крики ласкают слух, и страх придает мне силы и увеличивает агрессию и желание сразу. Хрупкие, нежные цветки,  — улыбнулся он.  — Знаешь, я никогда не позволю обижать женщину в моём присутствии, но в то же время, я сам их обижаю, лишая жизни.
        — Судя по разговору, возвращается привычный Левиафан?  — поджав губы, спросила Лилит.
        — Да, я не могу долго быть милым и нежным. Я осознал много реалий за свою жизнь. Поэтому стал таким вот чёрствым и циничным.…Но поверь Лилит, так проще жить. А про любовь мне сказать тебе нечего. Когда мне казалось, что я любил, в итоге я понимал, что это совсем не так, просто страсть или влюблённость, но не более.… Любил я только себя, да и сейчас я себя люблю, но вот только ты появилась в моей жизни, приходится моему независимому сердцу делиться любовью с тобой,  — горько усмехнулся он.  — И честно говоря, Лилит, меня это очень пугает. Я не знаю, что делать с этой любовью, Лилит.… Как мне дальше быть? Тебе нужна эта любовь? Да что толку спрашивать, нужна она тебе или нет… Она есть…
        — Нужна Левиафан!  — выпалила Лилит.
        — А зачем она тебе, Лилит? Зачем тебе любовь вечно молодого трупа? Ведь через двадцать лет, Лилит, у тебя появятся морщины, жировая ткань, ты станешь уже женщиной средних лет. Твоя кожа не будет такой нежной и гладкой, волосы начнут выпадать, а огонёк в твоих глазах, который меня так сильно влечёт, начнёт затухать… Лилит, я видел, как стареют женщины, я собственными глазами наблюдал, как сильно они не хотели стареть.… И потом, ты сможешь выходить со мной на улицу? Идти рядом со мной, держась за руку, а вокруг все будут оглядываться и ужасаться от мысли, что женщина такого возраста разгуливает с парнем, который ей в сыновья годится? Смогу ли я выходить с тобой? Лилит, тебе действительно это надо?
        Слезы наворачивались на глаза. Лилит хотела возразить, но она понимала, насколько его слова были правдивы. Он говорил настоящую, горькую правду и ему самому было плохо от незавидной истины. Слеза всё-таки решила скатиться по её бархатной щеке, Лилит всхлипнула.
        — А что.… А что если,  — она боролась собой, стараясь не зарыдать во весь голос.  — А что если я стану такой же, как ты?  — Лилит взглянула ему в глаза.
        Он посмотрел на неё, нахмурил брови и сделал серьёзное лицо. В воздухе повисла жуткая пауза. Было почти слышно, как стучит сердце Лилит.
        Наконец Левиафан шевельнулся. Он наклонился к её лицу так близко, что Лилит могла почувствовать его дыхание.
        — Лилит. Я так боялся этой просьбы, я знал, что она рано или поздно вылезет из недр твоего мозга наружу. Помнишь, я сказал тебе о том, что если вдруг у тебя возникает план, то ты должна хорошенько его продумать, чтобы не получился глупый итог?  — спросил Левиафан, сохраняя серьезность на лице.
        — Помню,  — тихо прошептала Лилит.
        — Ну, так вот, ты игнорируешь мои советы! Лилит, это глупый план! И знаешь почему? Если ты не хочешь думать, то позволь, я подумаю за тебя! Ты знаешь, что такое ВЕЧНОСТЬ? Вечность — это не время, это не одна жизнь, Лилит, это не секунда и не мгновение. Вечность.… Вдумайся в это слово, Лилит! Вы, глупые люди! Вы не мертвецов бояться должны, не войны и не смерти, вы вечности должны бояться! Глупцы! Я сбился, какая ты по счёту женщина, которая просит меня «одарить» её вечностью. Лилит бойся.… Бойся быть ВЕЧНО живой! Поверь мне, одиночество — это фигня по сравнению с тем, что ты испытаешь после хотя бы ста лет жизни, когда от тебя уйдут все твои близкие и друзья. Жить ВЕЧНО — это значит, что ты больше не подчиняешься времени, у тебя больше нет ничего, нет начала, нет конца, нет продолжения, и раз за разом ты это начинаешь понимать, но уже слишком поздно… Лилит, подумай! И забудь об этом!
        Лилит молчала и смотрела на Левиафана глазами полными слёз. Он мог только попытаться отговорить её и больше ничего. Левиафан отвёл глаза и закатил их.
        — Да, ну и дела. Я одного не могу понять, за пятьсот лет моего существования и всех остальных существ, только вампиры имеют свойство умнеть? Люди в каждом веке всегда будут такими бестолковыми?
        — Левиафан!  — крикнула Лилит,  — но что если я хочу провести с тобой эту вечность. Что мне тогда делать? Сказать, что это глупая мысль и просто выкинуть её из головы?
        — Да. Лилит, это было бы идеально, если бы ты так сделала. Ты со мной не продержишься и ста лет.… А дальше? А дальше, тебе придется существовать самой.… Одной! Лилит, пойми ты смысл и суть слова «Вечность» и сопоставь это с тем, на что ты действительно способна!
        Левиафан вскочил и исчез, точнее он вылетел словно пуля из квартиры со скоростью света. Лилит осталась одна. Делать ей было нечего, кроме, как разразиться истерикой.
        Левиафан стоял под дверью её квартиры. Он слышал каждую падающую слезинку, он слышал каждый вздох и каждый стук сердца. Он чувствовал её боль, он понимал её состояние. Он ушёл, чтобы не видеть, но остался, чтобы слышать и чувствовать, что с ней всё будет в порядке, что если вдруг какая-нибудь очередная глупость взбредет ей в голову, то он успеет её вытряхнуть оттуда, не дав обосноваться там. Лицо Левиафана исказилось от горя и сожаления, от злости на себя, на свою беспомощность.
        16
        Когда Лилит уснула, Левиафан вернулся в квартиру. Он сел на край кровати и уставился на спящую девушку.
        «Глупая девчонка! Ты даже не знаешь, о чём просишь… Я не готов жертвовать твоей жизнью, обрекая тебя на бесконечные муки и плутания в мире, где нет ничего, кроме огромной и бесконечной пустоты. Там нет содержания, там нет цели, Лилит, там нет людей, просто заброшенность и осиротелость. Там нет ничего, только ты и этот безжалостный вакуум, который никогда больше тебя не выпустит из своих цепких объятий. А ты будешь настолько измучена, что даже не сможешь почувствовать боль от безысходности, потерю себя, как человека, страх быть опустошенной… Лилит… Ты такая дурочка! Я никогда не сделаю этого с тобой. Я не хочу, что бы к моей отчаянности и пустой вечности присоединилось ещё и чувство ответственности за то, что я с тобой сделал бы. Чувствовать ответственность, когда я услышал бы крики, обвиняющие меня в содеянном. Нет. Лилит, я так не хочу. Живи и радуйся каждому вздоху, каждому движению, всему, что окружает тебя. Мне вот, вечность не позволяет этому радоваться. Живи ради себя, ради своего будущего, а я проживу с тобой твою жизнь, а не ты со мной мою вечность. Сколько бы я не встречал вампиров в
своей жизни, Лилит, у всех у них в глазах был только пепел, оставшийся от того жизненного огонька, который когда-то привлекал и вселял уверенность. А сейчас только прах, нет даже намёка на одну мельчайшую искорку, которая смогла бы снова разжечь свет в душах отрешенных. Лилит, я ничего страшнее в жизни не видел, чем то, что я видел в глазах других вампиров… »  — Левиафан вздохнул,  — «Ты знаешь, если бы ты мне предложила умереть вместе, вместо «жить вместе вечно», я бы подумал. Отправиться на тот свет вдвоём — этот план намного интереснее, чем отправиться в небытие. Жаль, что это мои мысли, а не твои!» Левиафан окинул взглядом спящую Лилит. «Почему же всё так не справедливо? Я пришёл любить тебя, Лилит, а не убить; А ты просишь уничтожить твою душу и оставить только тело…»  — Он усмехнулся,  — «Но хорошее, совершенное тело и лицо…»
        Лилит завертелась в постели, её рука свалилась вниз, а лицо повернулось в сторону, где сидел на полу Левиафан, погрязший в своих мыслях. Она вздохнула, и прядь волос упала на щеку.
        «Я знаю, Лилит, ты не проснёшься.… Твой сон в моей власти…», он медленно подполз к ней, аккуратно дотрагиваясь до ее руки.
        Осыпая её горячую ладонь поцелуям, Левиафан оскалил клыки и нежно, почти безболезненно прокусил ее запястье. Лилит что-то пискнула во сне и поморщилась. Левиафан наслаждался её теплой кровью, которая струилась уже по его венам, обжигая его изнутри.
        Внезапно его глаза налились яростью. Он встал, гордо вскинул голову, посмотрел на Лилит свысока с гневным выражением лица. Через секунду другую, он свое запястье, и одним быстрым движением рука оказалась над умиротворенно вздымающийся грудью Лилит. Он глубоко дышал, надменно смотря на девушку, начал опускаться всё ближе к ней. Едва дотронувшись до ее лица, вампир приоткрыл ей рот. Медленно он начал подносить к её рту руку, где была порвана вена.
        Внезапно Левиафан остановился. Его высокомерный взгляд всё так же был направлен на лицо Лилит. «Нет!»  — крикнул он про себя. Ярость полностью овладела им. Его лицо обезобразилось страшной гневной рожей.
        «Я не могу! Чёрт, Лилит! Я не могу сделать этого с тобой! Это был единственный способ убедиться окончательно, что я люблю тебя и твою жизнь, больше чем свою. Я может, и хотел бы остаться с тобой на веки, но… Я ненавижу себя, я… Я ненавижу тебя… Я не могу сделать это! Лилит, я слишком люблю тебя! Я слишком люблю себя, чтобы потом винить…Я слишком боюсь».
        Лилит открыла глаза. Она посмотрела вперед. Увидела руку Левиафана, из неё капала чёрная кровь ей на шею. Она перевела взгляд на его лицо и чуть не рассмеялась. Открытый рот, выпученные глаза, застывший ужас вперемешку с удивлением на лице, взъерошенные волосы, кровавый рот. «Агнец Божий прям!»
        — Что здесь происходит?  — спросила Лилит,  — ты, что тут исполняешь? Левиафан, эй?
        — Проклятье! Лилит! Тебе не спится что ль?  — Левиафан не знал, как выпутаться из этого шаткого положения.
        — Нет. Как, по-твоему, я должна спать? У меня вся шея в липкой крови, и кто-то открывает мне рот! Ты считаешь, что это очень способствует сну?  — спросила Лилит.
        Левиафан отвел глаза в сторону и сделал виноватый вид. Лилит подняла руку и увидела своё запястье. «Так, времени даром не теряешь, да, Левиафан?»
        — Левиафан, как на счёт того, чтобы разъяснить мне всё, что здесь произошло и поведать о том, что ты собирался сделать?  — строго спросила Лилит.
        — Я… я, это, не знаю, как тебе объяснить… — заикаясь, сказал Левиафан.
        — Ну, ты уж постарайся, я понятливая!  — улыбнулась Лилит.
        — Я хотел сделать то, о чём ты меня попросила… Но я не смог… Я не могу заставить тебя скитаться…
        Лилит сурово посмотрела на него, « Очень жаль, Левиафан, что ты настолько слаб. Очень жаль! Но я не буду больше тебя об этом просить!»
        — Левиафан, я больше никогда не попрошу тебя об этом. Я прошу только один раз, больше я не могу заставлять себя унижаться перед тобой и умолять. Если ты захочешь, ты придешь и сделаешь это сам. В свою очередь, я обещаю тебе, что постараюсь сделать всё возможное, чтобы ты сам захотел моей перемены. Вынудить тебя понять, что ты останешься один, как и раньше, как и всегда! Левиафан, ты останешься пуст внутри и глух снаружи без меня. И когда я умру от старости, ты вспомнишь об этом разговоре. Скажи мне, тогда, когда это случится, ты будешь винить себя за то, что ничего не сделал? Или ты встретишь другую Лилит, проведешь с ней её бурную молодость, как и со мной, а потом исчезнешь из её жизни, как собираешься исчезнуть из моей?  — грустно спросила Лилит.
        Она знала, что он не ответит ей честно, что скорее всего, он даже что-нибудь придумает оскорбительное, язвительное, то, что заставит Лилит прекратить этот, по сути, напрасный разговор.
        — Я только что чуть не совершил ошибку, о которой я бы, конечно, забыл, но не сразу…
        — Ты должен напоить меня своей кровью и потом убить, чтобы я стала такой же, как ты? Или… как это работает?
        — Нет. Тебе достаточно просто выпить моей крови. Достаточно, чтобы одна капля оказалась в твоем организме.
        — Так просто?  — изумилась Лилит.  — Тогда зачем Агата убила тебя после того, как дала тебе крови?
        — Чтобы я не мучился…
        — ?  — Лилит не поняла, что он имеет в виду под словами «не мучиться».
        — Мда, до понятливой тебе ещё далеко, Лилит! Кровь вампира — это как очень, очень опасный, смертельный вирус. Самый сильный яд не сравнится с тем, что течет у меня в венах. Когда кровяные тельца вампира попадают в кровяное русло человека, они начинают убивать его жизненно-важные клетки, в том числе эритроциты, тромбоциты, и, конечно же, ни чем не заменимые лейкоциты. Весь химический состав крови провоцирует глобальные изменения в организме. Вампирские клетки замещают мертвые человеческие своим химическим составом, и начинают свою собственную жизнь. Ну и вот, после этого человека уже нет, есть что-то новое, бессмертное и сильное…Но за то время, пока все клетки организма перерождаются, человек испытывает такие мучения, что девятый круг Данте покажется раем для него. Поэтому, по дружбе или по любви, вампиры освобождают от мучений свою игрушку, убив её.
        — Левиафан! Ты вообще обнаглел? Вы считаете людей игрушками?  — гнев пронзил лицо Лилит. Её аж затрясло всю от злости.  — Это значит, что я всего лишь безделушка в твоих руках?  — Лилит всё больше и больше злилась,  — захотел поиграл, захотел выкинул, захотел обнял?
        — Люди? А кто же вы есть, если не игрушки?  — спросил он со стеклянным выражением лица.
        — А игрушки тебя когда-нибудь били?  — спросила Лилит и залепила ему пощечину.
        Левиафан поднял глаза и посмотрел на неё. Она сидела на постели с гордо поднятой головой и смотрела ожидающим взглядом на него. Казалось, что она совсем его не боится, но это было не так.
        После звонкой оплеухи, у Лилит чуть сердце не выскочило от страха, когда она осознала, что сделала, но виду решила не подавать. Пока ее лицо выказывало смелость и наигранную отвагу, внутри, под коленями, все сводила от страха, желудок заболел от нервов, а ладони вспотели.
        Левиафан смотрел на неё, он явно был взбешён, и даже не пытался это скрыть. Он сжал губы, издал какой-то неестественный звук, напоминающий то ли вздох, то ли негодование и заговорил.
        — Лилит! Тебе крупно повезло, что я воспитан в те времена, когда женщина могла отрубить тебе яйцо, а ты, в ответ ей ничего не мог сделать, потому что, упаси Боже, если с её светлой головы упадет хоть один волосок, тебя бы сразу посчитали обесчещенным и низким мужчиной. Да и вообще мужчиной бы больше никогда и никто не назвал бы. Но сейчас другое время, женщины обнаглели. Вы боретесь за права быть ровней мужскому полу, а это значит, что мы можем вам ответить, без всяких угрызений совести. Но я не буду, я дам тебе шанс одуматься. Но я хочу тебя предупредить, ещё одна попытка повторить то, что ты сделала только что… Я тебя уверяю. Ты вряд ли захочешь меня увидеть снова после моего ответа на твою попытку!  — размеренным, спокойным голосом сказал Левиафан.  — А было бы ещё лучше, если бы ты извинилась за свою выходку!  — настойчиво потребовал он.
        — Слушай, я просто поражаюсь тебе! Ты вообще адекватен? Я не собираюсь извиняться перед тобой за то, что ты оскорбил меня, обозвав игрушкой. И знаешь что, уходи отсюда! Я тебя видеть не хочу! Иди и найди другую игрушку себе для развлечений, это ведь не проблема! А потом ты с ней придешь в какой-нибудь клуб, чтобы позлить меня!  — выпалила Лилит на одном дыхании.
        Левиафан наклонился, взял её за руку и поцеловал.
        — Я сказала, убирайся отсюда! И не приходи ко мне до тех пор, пока ты не начнёшь считать меня живым человеком с эмоциями!
        Левиафан застыл, его губы прижались к коже её руки, только глазами он посмотрел на неё. В одну секунду Лилит поняла, что её рука опускается в воздухе сама, её уже никто не держит и не целует. Он ушёл.
        «Ничего, дорогой мой, я тебя больше не позову. Я знаю себе цену и называть меня игрушкой — это уже сверх наглости!»
        17
        «Есть один очень сильный и прекрасный метод, благодаря которому можно с легкостью вызвать все нужные эмоции. Ревность. Я заставлю тебя ревновать» — подумала Лилит. «Только на этот раз я буду с людьми, чтобы психованный Левиафан никого не прибил!»
        Лилит накручивала волосы: «А что, если он не станет ревновать? Если люди для вампиров игрушки, то в таком случае, он может просто оглядеться вокруг и найти новую игрушку, ему это будет не сложно сделать, тем более с такой-то внешностью… И что тогда делать? Переломать ноги новой игрушке?»
        Лилит вышла из дома и села в такси. Она собиралась в кафе. Ей срочно нужно было попить свежезаваренного кофе и насладится чизкейком.
        Девушка задумчиво смотрела в окно на пролетающие мимо деревья и дома, на грязно-белые сугробики вдоль дороги, на людей, бегущих по домам, греться.
        В сумке зазвонил телефон. Лилит посмотрела на номер: «Жаклин»
        — Да!  — ответила она на вызов.
        — Дорогая, ты где? Я только что звонила тебе на городской, но никто не подошёл к трубке.
        — Я еду в кафе, ужасно хочу кофе. Хочешь, подъезжай к нашему любимому месту, поболтаем. Мне сейчас друг не помешает.
        — Конечно! Я как раз тебе звоню, что бы предложить встретиться, но ты меня опередила!  — рассмеялась Жаклин.  — У меня, кстати, к тебе будет предложение.
        — Да? Интересно! Обсудим при встрече,  — ответила Лилит и положила трубку.
        Она убрала телефон и снова погрузилась в мысли.
        «Этот человекоподобный вынуждает меня играть, и игра эта, ну очень, похожа на шахматы. Только вот что интересно, когда короля свергают на шахматной доске, его убирают в коробку и в следующей партии он снова на коне. А что если кто-то из нас проиграет? Нас же нельзя убрать в коробку и снова достать, когда захочется. Хотя в одну коробку нас точно можно положить…это — гроб. Неужели он хочет закончить игру таким исходом, как смерть? Может он, поэтому меня отталкивает, потому что боится, что я проиграю? Что я упаду и никогда больше не встану? Но если он этого боится, тогда зачем он начал эту игру? Его цель — провести весло вечность? А я ему нужна для этого самого веселья?»
        — Мы приехали!  — сообщил таксист.
        Лилит расплатилась с ним и пошла в кафе. Официант проводил ее к столику и начал терпеливо жать поодаль, когда гостья будет готова сделать заказ.
        — Решили, что будете заказывать?  — спросил он её через пять минут.
        — Э… Кофе, пожалуйста, и чизкейк с клубничным джемом — заказала Лилит.
        — Кофе какой?
        — Капучино
        Лилит сделала глоток божественного кофе и уставилась прямо перед собой, теряясь в мыслях. Входная дверь открылась и в кафе вошла Жаклин, а за ней ещё два парня. Первый был Марк.
        «Очень странно! Жаклин второй раз с одним и тем же парнем? Да это даже не странно, это очень удивительно. Может мне кажется? Что это с ней? Заразилась слабоумием от меня?»
        Второй парень оказался ещё более странным. Это был Левиафан.
        «Проклятье! Он чего тут делает? Как он оказался тут, вместе с Жаклин, которая пришла на встречу со мной? Мда… Вообще уже ничего не понимаю!»
        — Привет, дорогая!  — расплылась в улыбке Жаклин,  — Смотри, кого мы встретили — она показала на Левиафана.
        Он как всегда в своём репертуаре, стоял и улыбался, пытаясь всех сразить своей привлекательностью. Он смотрел прямо на Лилит, не моргая. Его улыбка казалась «слегка» странной, так смотрят волки на зайцев. Только они не лыбятся так, как он.
        — Привет!  — изобразила улыбку Лилит,  — интересно,  — протяжным голосом она продолжила,  — где же вы нашли эту «жемчужину»?
        — Было бы правильнее сказать, что это он нас нашёл. Мы с Марком стояли и ждали такси, остановилась чёрная машина, за рулём которой оказался Левиафан. Ну, мы естественно предложили ему поехать с нами. О, дорогая! Он рассказал нам, какие у вас шикарные взаимоотношения, о том, как ты его любишь, и как он тебя. Вы, оказывается, жить друг без друга не можете, да?
        — Да неужели?  — переспросила её Лилит.
        А про себя подумала, «Ах ты, кровососущий! Ты всё знал, ты специально всё это подстроил, не так ли? Наговорил им всякой чуши, зачем?».
        Лилит улыбалась про себя и поражалась настолько хитрым и продуманным ходам Левиафана. «Откуда же ты только знаешь все мои действия на шаг вперед? Я это выясню обязательно!»
        — Да ладно тебе, Лилит. Скажи правду, ведь ты ж меня любишь!  — всё с той же улыбкой и сарказмом спросил Левиафан.
        Лилит взглянула на Жаклин с Марком. Их удивленные, полные ожидания лица загоняли её в тупик. Не могла же она при всех вот прямо сейчас сказать Левиафану о своих чувствах, а особенно после того, что он ей сказал о своих чувствах к людям, и в том числе к ней.
        — Жаклин, может, вы присядете? Что вы стоите-то над душой!  — вздохнув, спросила она.
        — Лилит. Ли-ли-т? Неужели ты меня игнорируешь? Милая моя девочка, как ты можешь так поступать со мной? За что ты так? Ты разбиваешь мне сердце! Ответь мне!  — Левиафан начал разыгрывать комедию.
        «Я ведь действительно разобью его тебе…», Лилит начала потихоньку раздражаться.
        Глядя на её гнев, лицо Левиафана сияло от наслаждения и, вообще, самой нелепости всей ситуации. Он купался в её бешенстве, чувствовал её злость, он специально провоцировал её. Левиафан просто соскучился.
        Жаклин и Марк стали невольными свидетелями только что сочиненной пьесы Левиафана. Да, не совсем изысканной, качественной и вовсе не поучительной, но мужчине она нравилась. Одно было ясно, грозный вампир, которого знала Лилит, казался жертвой.
        «Ты готов распрощаться с сердцем и душой, Левиафан!», усмехнулась она про себя. «А ты не боишься проиграть?» — как бы мысленно спросил её Левиафан, видя по её глазам, что она приняла вызов. «Нет» — взглянула на него Лилит.
        — Понимаешь, Жаклин, Левиафан отвратительно себя ведет! Он сказал, что все женщины в руках мужчины — игрушки! Представляешь? Такие пустые, бестолковые куклы, в которые они играют!  — Лилит строго смотрела на искаженное от негодования лицо Левиафана.
        Жаклин бросила обидчивый взгляд на него.
        — Я, пожалуй, лучше присяду — закатив глаза, сказал Марк.
        — А я думаю, что лучше не стоит!  — сказал Левиафан, не отрывая взгляда от ядовитой улыбки Лилит,  — поехали ко мне? Все! Поехали!  — обосновал он свою просьбу.
        Жаклин, которая любила расхаживать по чужим квартирам, тут же забыла об игрушеках и расплылась в улыбке. Марк так и стоял в нерешительности и чесал затылок. Лилит не знала, что ей делать. Левиафан протянул руку над столом и высыпал кучу мелочи за кофе и торт, и этой же рукой поднял её.
        — Милая, без тебя я просто не смогу уехать!  — улыбнулся он и поцеловал ей руку.
        — Хорошо — ответила Лилит и пошла за ними к двери.
        Левиафан открыл перед ней дверь машины, усадил её на сиденье и пристегнул. Ребята сели сзади. Машина тронулась и легко покатилась в сторону пригорода.
        Лилит достала мобильный из сумки и начала писать сообщение:
        «Это просто невозможно! Ты просто невозможен!»
        «А я от тебя без ума. У нас все взаимно, дорогая»
        «Левиафан, ты не вампир… ты упырь!»
        У Левиафана завибрировал телефон, он прочитал сообщение, хмуро взглянул на Лилит и ответил:
        «Я больше чем упырь! И я дам тебе возможность в этом убедиться!»
        Лилит посмотрела на него, почти безнадежным взглядом и сказала вслух, но тихо:
        — Поздно, я уже убедились…
        Оставшуюся дорогу они ехали молча, изредка бросая взгляды друг на друга. Краем глаза Лилит любовалась сидящим рядом мужчиной, подглядывала как легко он переключает скорости, как плавно тормозит, как хмурится и щурится, разглядывая очередного имбецила за рулем, творящего на дороге не пойми что. Она смотрела, как блестят его глаза, в которых словно в зеркале, отражалось зимнее солнце и бегущая впереди дорога.
        Каждый брошенный взгляд она скрывала, каждый вздох в его сторону — все должно быть тайком… Но Левиафан все видел.
        Он сам смотрел на девушку, на изысканную картину, которая принадлежала ему. Может Лилит и не знала, но Левиафан был сентиментален до кончиков пальцев. Ему хотелось укрыть заботой девушку, отдать ей все, что она захочет, потому что ему просто хотелось смотреть на то, как она улыбается, как блестят его глаза, как она пристально прожигает его взглядом, в котором читались слова любви, но сама она оставалась немая, потому что слишком гордая и слишком застенчивая в признаниях.
        А Жаклин с Марком что-то бесконечно обсуждали между собой. Точнее Жаклин обсуждала, а Марк соглашался.
        Дом Левиафана находился за городом, примерно сорок минут езды. Это был даже не дом, а скорее особняк.
        Апартаменты были что надо — просторные, светлые и буквально на природе. Там было около пятнадцати комнат для гостей, и это одних только спален. Несколько гостиных, в каждой комнате ванная и туалет. В задней части дома располагался бассейн. Все здание, и внутри и снаружи, было сделано в темных тонах. Утонченная старомодность вперемешку с готическим стилем архитектуры. Тяжелая психологически цветовая гамма для восприятия, но с дизайнером не поспоришь.
        Ребята остановились у огромной входной дубовой двери. Вампир украдкой бросил взгляд на свою девушку. Она задумчиво смотрела в пол, не обращая ни на что внимания.
        Левиафан открыл дверь и жестом пригласил всех войти. Лилит взглянула на Жаклин, чувствуя, что подруге может понадобиться помощь. Так оно и было. Жаклин, чуть ли за сердце не хватаясь, держалась за косяк.
        — О Боже, Левиафан! Ты, правда, правда, живешь здесь? Это действительно твой дом?  — задыхаясь, спрашивала она.
        — Да, это дом моих предков, они жили когда-то в этой стране,  — соврал вампир.
        На самом деле, когда Левиафан рассказывал Лилит о своих гуманитарных достижениях, он не упомянул о материальных достижениях. За почти пятьсот лет существования у Левиафана была грандиозная возможность скопить деньги, и таких возможностей была куча. И Левиафан не раз пользовался ими.
        Он купил этот дом пару месяцев назад, потому что привык жить в роскоши. И не смог себе отказать в этом и здесь, обойдясь двух — или трехкомнатной квартирой. Ему всегда нравилось и очень льстило, что женщины смотрят на него не просто как на сексуальные объект, а ещё и как на обеспеченного мужчину.
        То же самое происходило и сейчас… но только не с Лилит. Её либо действительно не интересовал весь этот шик, либо она очень умело притворялась. Она прошла в гостиную, даже не посмотрев на комнату в целом. Она смотрела только перед собой.
        — Что у тебя есть выпить?  — спросила она его, вместо того, чтобы расхвалить весь дом.
        — А что желает дама? Я думаю, у меня найдется всё!  — Левиафан взял её за руку посмотрел ей в глаза. Лилит не выдержала и улыбнулась, сказав, что дама желает бокал рома с лимоном и со льдом.
        «Ты, маленькая стерва! Я так и думал! Ты знала, что у меня есть любая выпивка, разной выдержки, но ты так же и знала, что у меня нет еды в доме! Я рассчитывал обойтись заказом пиццы!», злобно подумал про себя Левиафан.
        — Сейчас будет, милая!  — пропищал он тонким голосом, расплываясь в злобной улыбке,  — кто-нибудь ещё хочет апельсины, мандарины или ещё какие фрукты или овощи?  — с долей иронии спросил он Жаклин и Марка.
        — Нет, спасибо. Мы просто выпьем и если что, закажем что-нибудь!  — ответила Жаклин.
        «Ну, хоть у кого-то в голове присутствуют здравые мысли!», рявкнул про себя Левиафан.
        — Хорошо, вы пока располагайтесь, где вам будет удобно, а я скоро вернусь! Всем значит ром, а вам, леди, ром с лимоном!  — уточнил он нервно.
        — Да, всем ром,  — ответил Марк.
        — А мне, сэр, с лимоном,  — твердо сказала Лилит.
        Левиафан выскочил за дверь и понесся, словно ветер в ближайший магазин, так быстро, как раньше никогда не бегал. «Чёртов лимон!»
        — Что это щелкнуло? Дверь?  — спросила Жаклин, озираясь по сторонам.
        — Да нет, это, наверное, холодильник — успокоила её Лилит. Она-то ведь знала, что сейчас Левиафан несется со скоростью света за лимоном, проклиная всех и вся.
        — Лилит, дорогая! У него шикарный дом! Я бы… — но Жаклин не смогла договорить.
        — Жаклин, что бы ты — это неважно! Важно то, что я! Если мне понадобится твой совет, я спрошу тебя об этом, хорошо? А сейчас, давай поговорим о чём-нибудь другом — отрезала Лилит.
        — Хорошо, милая… Я просто — попыталась оправдаться она.
        — Жаклин!  — прикрикнула Лилит,  — а почему Марк такой молчаливый?
        — Ой,  — сразу же заулыбалась Жаклин,  — просто очень стеснительный.
        — А вот и ром! Сударыня, а вот и Ваш ром с ли-мо-ном!  — почти по буквам произнес это слово Левиафан.
        — О, благодарю! — улыбнулась ему в ответ Лилит.
        Две парочки проболтали почти до двенадцати ночи, когда Жаклин поняла, что им пора домой. Ей, конечно, не хотелось уходить, но она поняла по лицу Марка, что Лилит и Левиафана следует оставить наедине. Им было что обсудить.
        — Левиафан, ты не мог бы вызвать такси?  — спросил Марк.
        — Конечно, дайте мне ваш адрес, куда вас вести,  — попросил он.
        — Я поеду с вами.  — Сказала Лилит.
        — Милая моя, я бы хотел, чтобы ты осталась. Мне так одиноко в этом большом доме без тебя… — странным голосом произнес Левиафан.
        — Да, Лилит, дорогая! Я тоже думаю, что тебе стоит остаться. По-моему у вас есть какие то проблемы и их надо решать, а не бежать от них,  — полебезила Жаклин.
        Через полчаса Левиафан проводил их до дверей машины и вернулся в гостиную, где оставил Лилит. Она стояла посреди комнаты и презрительным взглядом смотрела на Левиафана. Он медленно подошел к ней, в его глазах горела дикая страсть, а на лице застыла лукавая улыбка.
        — Если ты думаешь, что я хочу с тобой разговаривать или иметь какие-то другие дела, то ты глубоко заблуждаешься! Проведи меня, пожалуйста, в комнату, где я смогу лечь спать,  — жестко сказала Лилит.
        Левиафан остановился и внимательно посмотрел на девушку. Она молчала, окидывала его лишь сумрачным взглядом. В тот момент они оба даже не осознавали, насколько сильно нравятся друг другу, насколько сильно они хотят, чтобы кто-нибудь из них сломал очередное «нет».
        Левиафан молча взял её за руку и повел на второй этаж. Он открыл двери и указал Лилит жестом на комнату.
        — Она в твоём распоряжении!  — нежно прошептал он и поцеловал ей руку.
        Он развернулся и вышел, закрыв за собой дверь. Лилит огляделась.
        Два огромных окна, несоизмеримая кровать с черным бельём посреди комнаты, королевские шторы XVI века, косметический столик из черного дерева около стены слева — всё это напоминало царские апартаменты.
        Лилит подошла к кровати. На ней лежала белая ночная сорочка. Она ещё раз огляделась, вздохнула и начала переодеваться. Сорочка очень мягкая и нежная, задняя её часть тащилась по полу.
        Лилит распустила волосы и залезла в постель.
        «Так холодно и пусто… прям как у меня дома… Неужели он не придет?».
        Лилит ждала Левиафана около получаса. Он не пришёл. И потом девушка начала засыпать. Ей уже снился сон, она уже проваливалась в какую-то страшную, чёрную и бездонную яму, когда внезапно, услышала встревоженные звуки скрипки. Именно они вырвали её из цепких лап сна.
        Звучание медленно двигалось по этажу и остановилось у дверей комнаты, где спала Лилит. Неожиданно двери раскрылись, как будто невидимая сила вышибла их, и на пороге появился силуэт мужчины. На нем были надеты лишь одни штаны, на его плече лежала скрипка, а рука, смычком гладила струны. Что-то такое отрывистое, настораживающее, до боли приятное вырывалось из скрипки. Левиафан всё ближе подходил к кровати, Лилит сурово смотрела на него.
        — Эта одна из моих любимых сонат — тихо произнёс он после того, как скрипка замолкла.
        — Ты что, окончательно свихнулся? Что всё это значит?  — потребовала Лилит объяснений.
        — Я пришёл поговорить, дорогая! Истолковать тебе мою мысль, которую ты естественно не правильно поняла.  — Оскалил клыки Левиафан.
        — Это какую же? Захотел поговорить об игрушках?  — обижено спросила она.
        — Да, Лилит. Когда я сказал о том, что все люди игрушки в руках вампира, я имел в виду серую массу.
        — Левиафан! Я так похожа на дуру? Или у меня такие больше уши, а у тебя большая кастрюля с лапшой и тебе не куда её девать?  — издевательским тоном спросила она.
        — Лилит, дорогая Лилит! Послушай меня! Когда ты в толпе зомбированных людей, которая раздражает тебя, ты думаешь, что все вокруг как стадо баранов, но по отдельности, каждый — это личность с мозговой деятельностью. Тоже самое я имел в виду, когда сказал про игрушки. Конкретно ты, в моих руках,  — любимая женщина. И я прошу тебя понять меня, не заставлять меня превращаться в попугая и извиняться не за что полвека.  — Левиафан положил скрипку на плечо и снова заиграл.
        Лилит смотрела на него, не зная, что ей ответить. Неужели вот так просто он одержал победу? Лилит судорожно рылась в голове, пытаясь найти ответ, который и её не унизит и ему не даст уйти. Но такого ответа не было. Лилит вздохнула, « Хороший ход!» У неё в груди защипало от мысли, что ей сейчас придется сказать, но другого выхода у неё не было. Он зажал её в угол, потому что был прав.
        — Но ты меня обманул!  — воскликнула она от безысходности.
        — Да. Твоя правда. И за это я каюсь.
        Лилит молча смотрела на него, не шевелясь и не дыша. Она просто была потерна и не знала, что сказать.
        — Черт… — прошептала она, отворачиваясь от вампира.
        Смычок остановился на струне, по лицу Левиафана поползла победоносная улыбка, клыки обнажились. Он подошёл к ней и залез на кровать. Почти дотрагиваясь губами до её уха, он спросил:
        — Лилит, дорогая, мне кажется, ты расстроена?  — почти беззвучно прошептал он.
        Лимон отомщен. Лилит повернулась к нему, в глазах стояли слезы брови нахмурены, а губы дрожали.
        — Представь себе!  — буркнула она.
        Левиафан улыбнулся и в один миг впился зубами ей в плечо. Лилит судорожно начала отбрыкиваться, но любимым справиться было тяжело. Он крепко обнял ее, словно в тиски зажал. Не надо много ума, чтобы догадаться, к чему он клонил.
        — Дорогой мой, у меня совершенно нет желания наслаждаться сейчас плотскими утехами,  — буркнула она.
        Он посмотрел на ее лицо, посмотрел прямо в глаза, точнее куда-то глубже:
        — Лилит. Ли-ли-т! Хотят победители, исполняют побеждённые!  — улыбнулся Левиафан.
        Его улыбка, такая легкая, воздушная…Глаза как у хищника, у демона, спустившегося на землю. Грубость, просачивающаяся сквозь нескончаемые порыва нежности. Страсть, руководящая столь изысканным процессом.
        Лилит не могла ему сопротивляться. Она не хотела сопротивляться. Он был слишком сексуален, а она слишком хотела, чтобы он не останавливался, хотя ее губы неумолимо шептали «нет». Он целовал эти губы, передавая свою бешеную энергетику, заставляя тело отвечать четким и ясным «да».
        18
        Лилит открыла глаза. С улицы в комнату проникал утренний свет, освещая комнату. Лилит, по началу, не поняла, где находится. Окинув взглядом комнату, она вспомнила всё, что здесь вчера случилось. На полу, всё так же одиноко и печально лежала скрипка. Лилит встала с кровати и подошла к ней, подняла инструмент за гриф.
        «Надо же… Такая маленькая, такая легкая…а когда начинает звучать, такое ощущение, что смычок играет на струнах души, от каждой ноты бегут мурашки. Волшебный инструмент. Он умеет веселиться и рыдать, покорять и быть нежным, и в то же время колоть, прямо в сердце, и скользить по нервам… Но это так приятно. Левиафан, а ты гурман!»  — улыбнулась Лилит, «Ты выбрал скрипку, чтобы соблазнять женщин, не так ли? Ведь на саксофоне это сделать будете гораздо труднее!»
        — Эта скрипка Антонио Страдивари, знаменитого итальянского мастера. Я приобрел её в конце XVII века. Тогда я её просто хотел иметь как собственность, но после Моцартовских премьер, я взял её в руки уже как инструмент.
        Лилит вздрогнула и чуть не выронила скрипку. Она никак не ожидала, что Левиафан находится в комнате. Она развернулась и увидела обнаженного вампира, лежащего на кровати. Его волосы были взъерошены, на коже груди отпечатались складки от простыни.
        — Вот это да!  — удивилась Лилит,  — и что же ты тут делаешь?
        — Ну, этой мой дом, я здесь живу,  — объяснил он.
        — Я имею в виду, я никогда не видела тебя по утрам, ты всегда куда-то исчезал, что случилось с тобой сегодня, что решил почтить меня своим утренним присутствием?  — спросила Лилит.
        — Я не хотел оставлять тебя одну в незнакомом месте!  — усмехнулся Левиафан.
        Он резко поднялся с постели и подошёл к Лилит. Его глаза бегали по её лицу, внимательно изучая каждую выемку, они как будто искали надежду на то, что она сейчас обнимет его и скажет «я тебя люблю». Но Лилит молчала и рассматривала его бешеными глазами.
        — Надень, пожалуйста, штаны… — Лилит пыталась смотреть ему в глаза.
        Левиафан усмехнулся в ответ, вальяжной походкой дошел до валяющихся на полу штанов, демонстративно натянул их и снова подошел к девушке. Неожиданно он поднял с пола смычок и протянул его девушке.
        — Вот, держи!  — он протянул его Лилит.
        — Ты в своём уме? Я первый раз держу в руках скрипку… — попыталась отказаться Лилит.
        Левиафан подошёл к ней сзади и прошептал: «тихо». Лилит замерла, она почти не дышала, ощущая сильные руки, которые как-то странно пытались обнять её.
        — Дыши, дыши, дорогая!  — прошептал он.
        Нежные пальцы провели по её руке, которая держала скрипку. Он поднял её руку вместе с инструментом, деку положил на плечо Лилит, а второй рукой наклонил её голову так, чтобы она смогла зажать скрипку на плече.
        — Прижми её к себе, почувствуй. Представь, что вы единое целое… — так сладко шептал он ей на ухо, стоя позади и управляя её движениями.
        — Левиафан…я… Я не могу, не умею — тихо ответила она.
        — Ш-ш… — прошипел он в ответ.
        Он вложил в руку Лилит смычок и слегка расставил пальцы на нём. Своей рукой он взял её за запястье и сделал движение, такое мягкое и шелковистое, как будто они вдвоём гладили кота. Потом Левиафан поднял её руку со смычком вверх и направил к струнам, а второй рукой зажал струны на грифе, и начал играть, что-то такое душещипательное и очень знакомое.
        Левиафан был таким нежным, ласковым, его бархатные прикосновения сводили Лилит с ума, она подумала, что его подменили за ночь. Он играл её рукой на скрипке, сердце бешено колотилось, она никогда не испытывала таких чувств. Как будто с ней был дьявол, и он так умело искушал её, управлял ею. Вместо того, чтобы сопротивляться, она позволяла ему это делать. Ей просто хотелось этого.
        — Это L’inverno — Антонио Вивальди — прошептал Левиафан, продолжая играть,  — как ощущение?
        — У меня нет слов, это чудесно! Ты только не останавливайся, я прошу тебя, мелодия просто потрясающая!  — Лилит закрыла глаза от блаженства и полностью расслабилась.
        Левиафан с легкостью доиграл партию главной скрипки и развернул к себе лицом Лилит; нежно поцеловал её, а в ушах продолжала звучать скрипка, только к ней, словно весь симфонический оркестр присоединился. Она позволила ему уложить себя в кровать, даже не открывая глаз…
        Лилит закурила сигарету. Левиафан лежал рядом и гладил её по шее. Утро был в разгаре.
        «Такой разносторонний… Вчера буквально изнасиловал меня, а сегодня — последний романтик…», подумала Лилит про себя, а вслух спросила:
        — Левиафан, а ты вообще никак на свет не реагируешь… Тебе ничего не жжет?  — внезапно спросила она, поняв, что он лежит при свете, как обычный человек, и даже не прячется под одеяло.
        — Лилит, дорогая! Мне плевать на свет, на чеснок, распятия и зеркала. Я ни чем не отличаюсь от простого человека, за исключением того, что я не человек. Я дышу, пью, ем, выпиваю, сплю и мне от этого не хуже и не лучше. Безразличье просто. Единственное, что меня пугает, так это огонь. Только огонь может причинить мне вред…смертельный вред.
        — Почему ты мне это рассказываешь? Это значит, что ты начал мне полностью доверять?  — озадаченно спросила Лилит.
        — Это значит, что ты меня любишь. Я чувствую это, я знаю! От тебя мне нет никакой угрозы!  — Он чмокнул её в макушку.
        — А сколько времени?  — внезапно спросила Лилит.
        — Около десяти — Левиафан встал, неспешно подошел к окну и уставился вдаль.
        — Сколько? Черт! Я опаздываю в университет!  — девушка выскочила из кровати.
        Вампир развернулся к ней лицом и присел на подоконник.
        — Я опоздаю…Совсем забыла, у нас последний день сегодня перед консультациями… Черт…
        Лилит металась по комнате, одеваясь быстрее, чем любой кровососущий. На ходу она заплетала косу, собирала сумку, падала в натянутых до колен джинсах, она была настолько неловкой, что Левиафан не мог не улыбаться. Он также неспешно, накинул черную рубашку, закатал рукава, надел брюки, разворошил волосы и заявил, что готов к выходу. Лилит же в своей спешке была не так быстра.
        — Жду тебя в машине.  — Зевнув, сказал он и пошел вниз.
        Левиафан медленно вышел на улицу, тут же ощутил всю прелесть зимнего утра, перетекающего в день. Легкий мороз тут же принялся покусывать щеки и нос. В заснеженных ветвях сидели вороны и горлопанили, что есть силы. Они казались такими огромными на фоне белого цвета и такими неловкими, когда прыгали с ветки на ветку, стряхивая с них снег.
        — Левиафан…пожалуйста, поехали!  — чуть не сбив наслаждающегося зимой вампира, Лилит промчалась мимо него к машине.
        Не успел он сесть за руль, как девушка уже начала вопить, что бы он двигался быстрее и быстрее. Она уже сидела, пристегнутая и готовая мчаться к знаниям. Левиафан, наконец-то, нажал на газ и помчался в город.
        — Вообще-то не очень хорошая идея разгонятся до безумства на зимних дорогах, а то ты можешь больше никогда не успеть. Не торопи меня, милая, опоздаешь на десять минут, это не критично!
        — Нет, это критично! Поднажми газу!  — требовала девушка, нервно цокая языком.
        Уже через час вампир припарковался около университета, где училась Лилит.
        Около университета уже не было ни одного студента. Как правило, это плохой знак: все уже на парах.
        Левиафан развернулся, чтобы поцеловать девушку. Но на месте он никого не обнаружил. Лилит уже мчалась по улице, матерясь и ненавидя весь мир.
        — Мда… — вздохнул он и снова завел мотор, глядя убегающий девушке вслед.
        Лилит тем временем, на бегу раздевшись, схватила все свои учебники и тетрадки и шкафа и побежала к аудитории.
        Она открыла дверь, влетела в класс и остановилась. Лектор и сокурсники удивленно уставились на влетевшую девчонку.
        — Извините,  — прошептала она и проворно начала пробираться вверх, к последним рядам.
        — Ян, привет,  — Лилит шлепнулась рядом со светловолосым парнем.
        — Не думал, что ты умеешь опаздывать,  — юноша улыбнулся в ответ.
        — Сама в шоке,  — отдышавшись, ответила Лилит.
        Лилит дружила с Яном с первого курса. Он очень хорошо относился к девушке, всегда был вежлив и учтив. Они прекрасно общались все пять курсов, всегда сидели вместе, ходили на завтраки и на обеды. Он нравился Лилит тем, что он был единственным парнем, который не пытался таскать ее по свиданиям, не дарил всякую чушь, не объяснялся в вечной любви и разбитом сердце. Он просто пытался с ней дружить, не переходя границы дружбы, за которыми его ждала явная пустыня, где нет даже песка, просто безразличие.
        Лилит была уверена, что это просто дружба, ведь у Яна постоянно были девушки. Она не догадывалась, что молодой человек тайной влюблен в нее и только в нее. Но он прекрасно понимал, что мадам ему не по зубам и, наверное, поэтому не предпринимал никаких попыток поползновений в ее сторону. Лилит же такая ситуация устраивала. Она даже не понимала, что ее опять любят.
        Скорее это была одна из вариаций дружбы между мужчиной и женщиной, в которую так не любят верить люди. Эту дружбу так часто путают влюбленные души, что потом, не зная, кого обвинить в своих собственных неудачах и провалах, конечно же, начинают винить дружбу. И это естественно для человека: обязательно кто-то должен быть виноват. Мозг даже так устроен, что при любой неудаче начинаешь думать, а вот если бы он приехал бы раньше, если бы чертов лифт не сломался и тому подобные мысли. На самом деле дружба между однополыми и разнополыми ничем не отличается друг от друга, отличаются люди, которые придают большое значение дружбе, в которой участвую мужчина и женщина. Сразу же появляется воз и маленькая тележка слухов, кто-то пытается оправдывать друзей, которые ничего плохого не сделали. Кто-то вешает ярлыки, без устали обвиняя во всех смертных грехах, при этом, не уставая сочинять новые. Люди все так любят усложнять, придумывать и очернять. Такое ощущение, что они совсем ничего не знают о простоте, что вокруг скорее все просто, чем сложно. Но так не интересно.
        Девушка никак не могла сосредоточиться на лекции. Она бесконечно долго думала о Левиафане, о его сущности, о его неординарном складе ума и невыносимом характере. Она вспоминал его прикосновения, вкус его губ, мягкость рук и нежность кожи. И все эти безумные воспоминания начинали потихоньку сводить ее с ума. Ей снова и снова хотелось, чтобы он был рядом, почувствовать его как физически, так и душевно. Она продолжала вспоминать их совместно проведенные ночи, ласковый шелест нежных слов. Его прикосновения, объятия…Грубость в словах и жестах, манеру и стиль поведения… Скрипку и уроки игры. Вампир полностью освоился у нее в голове, не давая ни секунды передышки. Она думала о том, сколько же всего он видел и слышал, как много раз он был влюблен и был ли вообще? Почему он стал таким бессердечным?
        «Никакневыйдетизголовымомент,
        когдаяцелуютвоигубы, играянаскрипке…
        Можетвкиносходим?
        Чтозауныньеналекцияхсидеть?»
        Лилит прочла сообщение и закрыла глаза. Она-то уж вообще никак не могла избавиться от шлейфа утренней страсти. И вампир тут еще напоминает в более насыщенных красках.
        «Ничегонезнаю, немешаймне…»
        «О, Лилит, какаяприторно-сладкаяложь
        Нояслышуправду…»
        «Левиафан, яучусь. Отстань!»
        «Никогда»
        Лилит выключила телефон и убрала его в сумку. Она уже не могла не думать о Левиафане. Она пыталась игнорировать все безумные мысли о вампире, пытаясь сосредоточиться на лекции. Но абсолютно все мешало ей вникнуть в корни уголовного права.
        — Лилит, лекция закончилась. Вы можете идти.
        Лилит услышала, как к ней обращается профессор. Девушка окинула аудиторию взглядом: уже никого не было, только она и собирающий документы профессор.
        — …Да…я дописывала конспект…До свидания…
        Она шла по коридору, пытаясь вспомнить, где у нее следующая лекция.
        «Левиафан, вылези уже из моей головы… Это просто невозможно! Самовлюбленный нарциссичный вампир!»
        — Эй, что с тобой на себя не похожа!  — Ян выскочил из-за угла, выхватывая у нее сумку и обнимая.
        — Я не выспалась сегодня… Что сейчас за пара будет?  — улыбнувшись, ответила она и зашла в открытую аудиторию.
        — Гражданское право! Твое любимое!  — Ян, придерживая дверь, ждал, когда девушка пройдет вперед.
        Они оба уселись на последний ряд и каждый занялся своим делом. Молодой человек делал вид, что учится, а Лилит вновь начала гонять от себя мысли о Левиафане.
        От начала лекции прошло минут десять-пятнадцать, студенты уже успели почувствовать себя утомленными. Профессор читал объемный курс, Лилит рисовала цилиндрические круги, Ян внимательно слушал тему.
        Внезапно дверь открылась и аудиторию вошел неземной красоты молодой человек. Он, не обращая ни на кого внимая, с едва заметной улыбкой, шел прямо к месту, где сидела Лилит.
        — Молодой человек…Вы аудиторией ошиблись? Я не помню Вас на этом потоке — обратился к нему профессор.
        — Нет. Я новенький, прощу простить меня за опоздание, задержали в деканате.  — Даже не оборачиваясь, ответил он и продолжил свой путь.
        Все девушки, открыв рот, следили за ним взглядом, теряясь в собственных мыслях, поражаясь красоте новенького.
        — Что ты здесь делаешь?  — шепотом спросила Лилит, как только Левиафан уселся рядом с ней, по другую сторону от Яна.
        — Учусь. Я совсем плох в гражданско-процессуальном праве — Он смотрел ей в глаза и ехидно улыбался.
        — Ты… что? В гражданско-процессуальном праве? Не может быть…тебя здесь нет.  — Лилит все еще не верила ни своим глазам, ни ушам.
        Лилит наклонила голову и закрыла глаза, пытаясь избавиться от навязчивого миража. Она никак не могла поверить в то, что совсем обезумевший вампир пришел к ней на лекции, потому что ему срочно понадобилось изучать право. Все это звучало, по крайней мере смешно.
        — Я докажу тебе обратное… — Левиафан сладко шептал ей на ухо.
        Его рука тут же скользнула на ее колено. Пальцы, едва касаясь, пробежались по внутренней части бедра. Лилит закусила губу и уставилась прямо перед собой. Левиафан же подобрался совсем близко, не переставая шептать приятности девушке на ухо.
        — Прекрати… — Лилит отчаянно пыталась сжать ноги, убрать его руку, но ей так сильно не хотелось, чтобы он прекращал.
        — Прекратить это?  — Левиафан уже почти касался губами ее мочки уха, не давая ее ногам сомкнуться.
        Все. Лилит больше не могла сдерживаться и, чтобы не пасть в глазах общества, она схватила сумку и выбежала из аудитории.
        Вампир посмотрел ей вслед и улыбнулся.
        — Я не знаю, как это объяснить.  — Пожал плечами вампир, увидев вопросительный взгляд профессора.
        Левиафан встал и медленно вышел из аудитории.
        — Молодой человек, вернитесь на место..!  — кричал вслед ничего не понимающий лектор, но вампир его не слышал.
        Уже в коридоре он с легкостью выловил девушку.
        — Ты с ума сошел?  — требовала Лилит объяснений.  —Что ты тут забыл?
        — Я же сказал, слабоват в юриспруденции.
        — Хватит этого!  — Лилит кричала громким шепотом, опасаясь, что из других аудиторий могут выскочить недовольные профессора.
        — Действительно, достаточно… — Вампир схватил в объятия разгневавшуюся девушку и поцеловал.
        Лилит нехотя сопротивлялась, что-то мычала, но руки ее не слушались, она не могла не обнимать его, не могла отталкивать его.
        С бешенной страстью они ворвались в близлежащий кабинет, даже не думая о том, что кто-то там может находиться. Облюбовав первый же стол, Левиафан принялся разбираться с застежками и пуговицами.
        — Нет, нет… — прошептала Лилит, останавливая пылкую и безудержную страсть.
        — Нет?  — вампир не мог поверить своим ушам, продолжая целовать девушку.
        Левиафан остановился, и только тогда девушка поняла, что сидит на парте, обнимая до судорог в руках, мужчину. Его дыхание было учащенным, он вздыхал и качал головой, кусал губы, явно борясь со своими желаниями и эмоциями.
        — Мы не можем делать это здесь. Нельзя.  — Лилит безуспешно пыталась затормозить огненного мужчину.
        Наконец, Левиафан сделал шаг назад, облизнул губы, и опустил голову. Он боялся смотреть на Лилит, боялся, что не справится со своими безумными желаниями.
        — Значит, нет?  — переспросил он на всякий случай.
        Лилит отрицательно покачала головой и, лукаво усмехнувшись, аккуратно выскользнула из кабинета
        Левиафан отвез девушку домой, но в квартиру заходить не спешил. Около порога он замялся. Наклонил голову, опустил глаза.
        — Ты не зайдешь?  — удивленно спросил Лилит, снимая сапоги.
        — Я вообще-то по делу зашел в университет….
        — По какому?  — спросила Лилит.
        — Мне нужно уехать на несколько дня.
        — Уехать? Куда? Зачем?  — Лилит занервничала.
        — Да не переживай ты так! Это всего на несколько дней!  — Левиафан прижал её к себе.
        «Уезжаешь… так резко и странно…Зачем ты меня оставляешь? Несколько дней… Я не хочу оставаться без тебя ни на минуту…Странно это как-то. Ложь…»
        Лилит чувствовала, что-то не так, что-то он не договаривает. Левиафан держал её за руку и не давал отвернуться. На её лице окаменело болезненное выражение, она посмотрела в его чёрные глаза.
        — Просто уходи… придешь потом, через несколько дней… — Лилит захлопнула за собой дверь, оставив вампира снаружи. Она облокотилась на дверь и опустилась на пол, уже рыдая. Женщины удивительные создания тем, что они в одном мгновение придумывают сумасшедшие сцены, небывалые картины, а в следующие секунды свято верят в то, что придумали. В мире нет ничего, что могло бы заставить женщину отречься от неутомимой веры.
        19
        На следующий день, Лилит собралась в гости к Левиафану, и разобраться в чём там дело. Она была абсолютно уверенна, что он никуда не уехал.
        Лилит вышла из дома, села в такси и поехала в сторону вампирского жилища. По дороге она набрала несколько раз его номер, но абонент был недоступен. Ее разочарованию и удивлению не было предела. Девушка что-то без конца доказывала сама себе, что-то надумывала.
        Машина остановилась напротив вампирского особняка.
        — Подождите меня здесь,  — попросила она таксиста.
        Лилит тихо подошла к двери и постучалась. Тишина. Она надавила на ручку и дверь подалась. Везде горел свет.
        «Это как это так? Человек уезжает, не запирает дверь, не выключает свет…» — Лилит недоумевала. Едва ступая по полу, она обошла весь первый этаж. Безмолвие окутало весь дом. Можно было действительно поверить, что Левиафан просто забыл закрыть дверь и погасить свет…
        Поднявшись на второй этаж, девушка шла на цыпочках вдоль коридора. Неожиданно она услышала какой-то шум. Лилит последовала звукам. Голоса исходил из той самой комнаты, в которой она сама спала. Сердце почти выпрыгивало из груди от волнения. Лилит понятия не имела, что она увидит, когда откроет дверь.
        Собравшись с духом, она приоткрыла злополучную дверь и ахнула: на той же постели, где совсем недавно они, вдвоём, наслаждались друг другом, сегодня, Левиафан наслаждался уже другой. Лилит развернулась и побежала вниз. Почти около входной двери она врезалась в Левиафана и упала.
        — Хороша у тебя поездочка! Я хочу уйти! Пусти меня!  — кричала Лилит.
        — Нет!  — безжалостно ответил он и схватил её за плечи.
        — Я никогда больше не смогу быть с тобой! Я никогда не пойму этого! Я вижу всё это в ярком свете, я вижу красоту твоего уродливого лица…. Как будто листья на голых ветках, снежинки падают с летнего неба… Галлюцинация любви, божественного секса, кругом цветы. Радость с праздником всегда….Но всё это так прискорбно! Потому что это ложь! Я ненавижу тебя! Дай мне уйти!  — Лилит кричала не своим голосом.
        — Нет! Ты никуда не пойдешь!  — всё крепче сжимал её Левиафан.
        — Я буду с болью, с любовью к тебе, скотине, я буду со своей печалью, я буду с кем угодно, но только не с тобой!  — Лилит со всей силы ударила его по лицу, так что он отпустил её, скорее от неожиданности, чем от боли.
        Девушка выскочила за дверь, села в такси и уехала.
        От страсти остался только пепел. Страсть горит и обжигает, горит дотла, до праха, а потом развевается по ветру. Лилит так боялась потерять его, а в итоге, он потерял её, но и она успела потерять себя…
        «Моё безжизненное тело, в нём всё погибло, все чувства и душа… Он виноват… Он затушил мой огонёк, нет даже боли, лишь только пепел в сердце всё так же нежно тлеет, ещё немного, и с дуновением ветерка он улетит оттуда навсегда! И всё это были лишь слова! Пустая, бездарная ложь! Ненавижу…»
        — Мадам, что с вами?  — спросил таксист, глядя на неё в зеркало заднего вида,  — Вам плохо?
        — Нет! Просто отвезите меня домой… — грустно ответила она.
        На Лилит нельзя было смотреть без жалости. Сквозь красоту её зеленых глаз текли реки слёз, душа и сердце умирали. А грусть и тоска пытались похоронить её заживо… Но нельзя его не вспоминать, она не могла представить, что его больше нет. Какой бред! Как карандашная линия жизни стирается ластиком, Лилит стирала его сообщения из телефона, отмывала себя…Остатки эмоций бежали из её головы…
        «Господи! Зачем я придумала этот мир? Зачем поверила в его существование? Мир, который полон иллюзий, только они превращаются в настоящие чувства горести и печали. Напрочь отсутствует воля…я не хочу жить! Жизнь — это неудавшаяся смерть. Боль — это несостоявшаяся любовь! Левиафан! Тебя больше нет!»
        Левиафан вернулся в комнату. В его кровати сидела полуголая девушка с удивленными глазами и идиотской улыбкой. Левиафан остановился около двери и посмотрел на неё исподлобья. Он был очень зол, а эта дама его вообще раздражала.
        — Вау! Что это было?  — спросила она, и почему-то, счастью на ее лице предела не было.
        Левиафан вздохнул и отвёл глаза в сторону. «Дура!»
        — Тебе это ни к чему знать!  — сухо ответил он.
        — Круто! Я расскажу всем своим подругам, какой у меня мальчик! Бабы даже в его комнату лезут, а он со мной!  — девушка визжала как бешеный поросенок.
        Лицо Левиафана аж почернело от злости. Вены вылезли на шее, руки сжались в кулаки. Он подлетел к ней и вцепился ей в шею. Девушка попыталась кричать, но было уже поздно. Левиафан схватил её за голову руками и большим пальцами провел по векам.
        — Ты ничего, никому не расскажешь, потому что ты ничего не видела!  — прорычал он и надавил пальцами на глазные яблоки, так, что вместо слёз потекла кровь.
        Сердцебиение потихоньку затихало, девушка всё меньше пыталась сопротивляться.
        — Господи, и откуда же берутся такие идиотки жизнерадостные?  — фыркнул он.
        Он отшвырнул от себя труп и сел на кровать, схватившись за голову.
        «Ну и какого чёрта мне теперь делать? Прийти с цветами и сказать прости? А потом получить этими же цветами по морде? А может её тоже прибить, чтобы слушалась, когда ей говорят, что меня нет дома, значит меня нет!», Левиафан строил планы о примирении с Лилит.
        Он начал расхаживать по комнате, постоянно перешагивая через тело девушки. На данный момент его это заботило меньше всего. В его голове вертелись различные сюжеты, по которым он видел, как могла пройти встреча с Лилит, но среди них не было подходящего.
        — Ты чего тут разлеглась?  — крикнул Левиафан, пнув труп ногой.
        Злоба полностью завладела им.
        Лилит сидела на кухне, пила чай. С истерикой она уже справилась, поэтому, опустошенная просто смахивала смиренно текущие слезы. Её нога, спущенная с дивана, размеренно болталась в разные стороны, пальцы постукивали по столу.
        «Интересно, Левиафан, как ты выкрутишься из этой ситуации? Будешь ли ты вообще выкручиваться?».
        Она прекрасно понимала, что наговорила ему громких слов, которые вряд ли сможет сдержать. Разум подсказывал ей что, в итоге, его придется всё-таки простить, но эмоции и чувства, гордость и внутреннее «Я» требовали мести.
        За окном что-то мелькнуло. Лилит повернула голову в ту сторону. Ничего. Пожав плечами, она снова уставилась в стол. И снова что-то показалось за окном. Лилит резко повернулась в строну мелькавшего предмета.
        «Что за шутки, Левиафан?», спросила она себя, не отводя глаз от стекла. Вдруг из угла рамы, по ту сторону окна, очень медленно начал появляться огромный букет роз.
        «Ты что, серьезно, Левиафан? Ты думаешь, что этого достаточно будет?», сердито подумала она, потом встала и вышла на балкон.
        На полу она увидела этот букет, естественно, с запиской. Лилит швырнула букет на стол. В руках остался только листок, бордового цвета, с изысканным подчерком вампира. Она развернула листок и уселась читать:
        «Лилит! То,чтотыувидела, нето, очёмтыподумала! Ябы оченьхотелпоговоритьобэтомлично, можногде-нибудьпосидеть, выпитьвина, поужинать… Яждутебявнизу.
        P.S. Тебенравятсярозы? Япобоялсявручитьтебеихлично, потомучтоподумал, чтопотомпридетсявытаскиватьшипыизлица, амнеэтогоделатьнехочется.
        Яждутебя »
        «Понравились ли мне розы? Да ты совсем я смотрю с головой не общаешься!», недоумевала Лилит. Она перевернула записку чистой стороной и написала:
        «Левиафан! Сделайтак, чтобытебянесталовмоейжизни! Слышатьтебянехочу! Аужтемболеевидеть!
        P.S. Этирозы, чудесныеикрасивые, которыемнесовершеннонепонравились, подаридевушке, отдыхавшей у тебя в кровати!»
        Лилит вышла на балкон, открыла окно и вышвырнула букет на улицу вместе с запиской. «Не думала, что у тебя хватит наглости написать мне и не хватит смелости сказать мне всё это в лицо!», Лилит громко захлопнула окно. «Только попробуй чем-нибудь ещё помахать перед моим окном!», угрожающе подумала она и задернула шторы.
        Левиафан стоял внизу и смотрел на валявшийся у него под ногами букет. Прочитав записку, он улыбнулся. «Так я и думал! Хорошо, что всё-таки не поднялся, а то, что-то мне подсказывает, одними шипами она бы не ограничилась!», он смял записку и выкинул в мусорный контейнер, отшвырнул букет ногой и сел в машину.
        Лилит достала мобильный телефон и набрала номер Жаклин.
        — Привет Жаклин!  — со всей серьезностью сказала Лилит.
        — Привет, милая! Я…
        — Подожди, подожди! Слушай меня, что ты сейчас сделаешь!  — приказала Лилит.
        — Что?  — заворожено, спросила Жаклин.
        — Ты идешь в магазин, покупаешь две бутылки мартини, апельсиновый сок, берешь с собой какого-нибудь друга, мне абсолютно плевать, кто это будет, и через час я жду вас у себя! Что скажешь?  — спросила довольным голосом Лилит.
        — Отличный план! Вечеринка! Я приеду с Марком!  — одобрительно прощебетала Жаклин и повесила трубку.
        Лилит набрала следующий номер.
        — Слушаю?  — ответил сухой мужской голос.
        — Привет Анри!  — весело пролепетала Лилит,  — как ты?
        В трубке послышалось секундное молчание и тяжелый вздох, с легкой ноткой радости и неожиданности.
        — Привет, Лилит. Всё хорошо, вот только с работы пришёл. Что на тебя нашло, что ты решила вдруг позвонить?  — удивился он.
        — Да я вот тебя хотела в гости пригласить!  — рассмеялась Лилит.  — Ко мне Жаклин с другом приедут…
        — А, Жаклин, та девушка, у которой есть муж, но она всегда зависает с другими парнями? Помню, помню. Так, хорошо, и во сколько приезжать?  — спросил он.
        Лилит взглянула на часы. «Время восемь тридцать вечера, Жаклин здесь в девять тридцать…»
        — Давай к десяти — ответила Лилит.
        — Хорошо. Что-нибудь взять?  — уточнил он.
        — Нет, не надо, Жаклин всё привезёт,  — ответила она.
        — Тогда до встречи!  — Анри положил трубку, а Лилит кинулась прихорашиваться.
        Внизу, в машине сидел Левиафан.
        «Я всё слышу, дорогая! Боишься оставаться наедине с другом? Боишься, что его ждет та же участь, что и Фабьена? Молодец девочка, быстро учишься!», оценивающе подумал он. «Ну что ж, посмотрим, чем ваше свидание кончится!»
        Раздался звонок, Лилит подпрыгнула и побежала открывать дверь.
        — В последнее время мы так часто с тобой видимся, дорогая, что я прям, не верю!  — верещала Жаклин с порога.
        — Да заходи ты!  — буркнула Лилит и буквально втащила её за руку в квартиру вместе с Марком.
        — Так, вот это тебе. Сок. Шампанское мы купили себе. Но если ты захочешь, скажи, мы угостим!  — Жаклин не могла просто помолчать хотя бы минуту.
        — Спасибо, проходите в гостиную.  — Лилит взяла сумку и пошла на кухню.
        Она налила себе стакан, бросила льда и посмотрела на алкоголь «Мне это нужно не для того, чтобы утопить свою печаль, это нужно для мести!», рассуждала она про себя. Потом она принесла два пустых фужера под шампанское для гостей.
        — Анри заедет!  — между делом предупредила Лилит.  — Я это говорю для того, что бы имя «Левиафан» не вылезло из твоего чудесного ротика, Жаклин.  — Она скосила на неё глаза, а затем на Марка,  — тоже самое касается и тебя, Марк.
        — Понял!  — он как всегда не многословен.
        Как такой молчаливый парень может нравиться такой тараторке как Жаклин? Странная парочка.
        — Марк, тебе разве не интересно, почему имя «Левиафан» не должно здесь звучать?  — шепнула ему на ухо Жаклин.
        — Жаклин!  — рявкнула Лилит из-за угла. — Я же попросила!
        — Ой!  — Она слегка хлопнула себя по рту ладошкой.
        — Прям так интересно, что произошло между ними позавчера, после того как мы уехали? Она даже имя его не хочет слышать, ты представляешь?  — продолжила шептаться Жаклин.
        — Да. Жаклин. Он представляет, а ты, судя по всему, нет! Я действительно не желаю слышать здесь его имя!  — выдохнула Лилит.
        — Э… хорошо.  — Улыбнулась Жаклин.
        — Точно хорошо? А то я могу ещё раз повторить!  — переспросила Лилит.
        — Нет, не стоит, дорогая!  — Жаклин посмотрела на неё виноватыми глазами.
        В машине Левиафан смеялся почти во всё горло, слыша этот разговор и представляя себе лица девушек.
        «Да, Лилит! Если ты захочешь забыть о моём существовании, и даже если я не буду тебе напоминать о нём, у тебя всё равно ничего не выйдет, пока рядом с тобой Жаклин! Печально на самом деле. Вместо разговора со мной, ты предпочла всю ночь затыкать рот Жаклин и какого-то Анри. Что ж Лилит, слишком банально для тебя».
        В дверь снова кто-то позвонил. Лилит выскочила в коридор, открыла дверь. На пороге стоял молодой человек, двадцати пяти лет, блондин с карими глазами. Лилит подошла и чмокнула его в щеку.
        — Привет. Проходи! Ребята в гостиной,  — сказала Лилит, тщательно закрывая дверь.
        Она проверила все замки на окнах. Всё было плотно закрыто.
        — Лилит, что с тобой? Мы же тут курим, зачем ты закрыла окна?  — спросил Анри.
        — Шторм обещали ночью!  — ответила Лилит и выбежала на кухню.
        — Шторм? На суше? Странно!  — удивилась Жаклин,  — привет Анри, ты меня помнишь?  — хлопая глазами, как заведенная кукла, Жаклин протянула ему руку.
        «Шторм? Ха, знаешь, Лилит, ты почти права, только не шторм, а штурм тебе будет ночью!», злорадно улыбался Левиафан.
        К двенадцати ночи ребята опустошили все, что находилось в доме и Анри предложил Марку сходить в магазин и взять ещё.
        — Нет!  — вскрикнула Лилит.
        Все замолчали и уставились на неё. Она посмотрела на всех по очереди и поняла, что сейчас похожа на сумасшедшую, и что как-то надо менять сегодняшней статус.
        — То есть я хотела сказать, Жаклин, может вы с Марком сходите, вдвоём?  — обнимая Анри, Лилит улыбнулась и подмигнула Жаклин.
        Жаклин открыла рот от удивления.
        — Ах, да, конечно, дорогая. Пошли Марк, собирайся!  — скомандовала Жаклин.
        «Ну и картина», подумала Лилит, «не могу ж я вам сказать, что, возможно, вы встретите сумасшедшего мужика на улице, который оторвёт голову Анри. И имя этого сумасшедшего мужика — Левиафан!».
        Не прошло и получаса Жаклин и Марк вернулись с очередным пакетом всякой всячины.
        — Лилит, дорогая, мне показалось, что у твоего дома стоит такая же машина, как и у Левиафана,  — тихо-тихо шепнула Жаклин.
        — Нет, нет, этого не может быть!  — вскрикнула Лилит.
        «Ну вот, пожалуйста. Анри точно уже лежал бы где-нибудь в подворотне без головы… А, может, Жаклин ошиблась?», Лилит выглянула в окно: черного хетчбека нигде не было видно. «Фу» — вздохнула с облегчением Лилит, «Жаклин, наверное, просто перепутала с другой машиной».
        К середине ночи головы у всех были задурманены, и Жаклин попросила уложить их с Марком спать. Лилит отвела их в комнату, дала постельное бельё и пожелала им «неспокойной ночи».
        — Мы остались вдвоём — подчеркнул Анри, обнимая Лилит за талию.
        — Да, это очевидный факт — сказала, вздохнув Лилит.
        — Давно хотел спросить, но у меня не было возможности.
        — Ну что ж, давай, спрашивай.  — Лилит крутила стакан в руках, изучая столешницу.
        — Почему, Лилит? Почему тогда в университете ты отказала мне? Что я делал не так?
        Лилит отвела глаза. Она догадывалась, что данный разговор обязательно состоится при первой же встречи, но она не знала, что ответить. Она не хотела ничего отвечать.
        Девушка встала, взяла его за руку и повела в комнату. Уже в комнате, Лилит развернулась к нему и посмотрела на него: «Если ты погибнешь — это будет моя вторая непростительная ошибка!». И она позволила себе расслабиться в объятиях человека.
        Он целовал её так страстно, с таким сильным желанием. Анри мечтал об этом моменте не один год. Сколько раз он представлял себе, какого это, дотрагиваться до этой женщины, целовать ее. Что он будет ощущать, когда она ответит ему взаимностью и позволит дотронуться до себя…
        — Потому что, я была дурой… — прошептала она, закрывая глаза, пряча океаны слез.
        Анри повалил её на кровать и начал с жаром осыпать все ее тело поцелуями.
        Лилит смотрела в потолок. Слезы. Она не могла их сдерживать. Они тихо, одна за одной, катились вниз, по бархатным щекам. Она не хотела его… Не хотела, чтобы он дотрагивался до ее тела, чтобы его губы прикасались к ее…Ей было неприятны все эти божественные ласки. Ей было противно и от него и от себя самой. Так низко она еще не падала. Она не могла поддаться глупой мести.
        В это время, Левиафан отламывал по кусочкам руль от злости и беспомощности. Он очень бы хотел, чтобы вместо руля под его пальцами лежал позвоночник парня, который прикасается к его любимой девушке её спальне.
        Лилит всё — таки не выдержала:
        — Анри, мне не хорошо!  — она оттолкнула его рукой, жадно хватая ртом воздух.
        Он взглянул на неё с серьёзным лицом и погладил по щеке.
        — Бедная девочка, ты просто сильно устала. Да и все закупорила, дышать совсем не чем,  — отчитав её как маленькую, Анри встал и открыл окно.
        — Не надо!  — прошептала Лилит.
        — Тихо, тихо, спи!  — Он гладил её по голове, пока сам не уснул.
        Лилит уже спала крепким сном, когда почувствовал руку, зажимающую ей рот. Глаза полезли на лоб от ужаса. Она поняла, даже спросонья, кто к ней пришёл.
        — Лилит, дорогая, если ты сейчас встанешь и пойдешь обсудить кое-что со мной на кухню, то я сохраню этому юнцу жизнь! Если нет, то ты можешь начинать петь по нему панихиду! Твой выбор? Если это «да», моргни глазами.
        Лилит крутила испуганными глазами из стороны в сторону, потом зажмурилась и открыла их.
        — Я расцениваю это как «да»!  — прошептал Левиафан и, схватив её на руки, пошел на кухню.
        Грубо усадив Лилит на диван, он закрыл дверь, развернулся и посмотрел на неё. Она была очень напугана, и было видно, как по ее телу бегает дрожь. Левиафан усмехнулся и подошёл к столу, окинул её взглядом и сел напротив.
        Они оба молча смотрели друг на друга, один с цинизмом, другая с ужасом. Казалось, что никто из них не хотел прерывать царственное молчание, но Левиафан всё-таки заговорил первым:
        — Как прошёл вечер?  — спросил он, глядя в стол и ковыряя пачку сигарет.
        Лилит молча продолжала трястись.
        — Я спросил, как прошел вечер?  — заорал он, стукнув по столу кулаком.
        — Хорошо — заикаясь, быстро ответила она.
        — Хорошо говоришь? Тебе понравилось обжиматься с этим недоноском?  — поинтересовался Левиафан.
        В ответ тишина. Он поднял глаза и крикнул:
        — Я, кажется, вопрос задал!
        «Господи, как же страшно… Господи…», по щеке покатилась слеза.
        В дверь постучала Жаклин, её разбудил ор Левиафана.
        — Эй, у вас там всё в порядке?  — спросила она.
        — Кыш отсюда!  — гаркнул Левиафан, при этом он не сводил глаз с трясущейся Лилит.
        Звук за дверью исчез.
        — Не удалась твоя месть?  — спросил он уже нормальным, свойственным ему тоном.
        — Нет, не удалась… — грустно прошептала Лилит.
        — А знаешь почему? Потому что ты дура! Ты не захотела меня выслушать, и чуть не совершила ошибку, которая могла стоить тебе жизни… и ему тоже! И сейчас, ты сидишь и молчишь, даже не хочешь рассказать, как провела вечер и было ли тебе хорошо?  — он уже опять кричал во весь голос.
        — Было ли мне хорошо? А тебе было хорошо, когда ты был с той девкой?  — не выдержала Лилит и зарыдала.
        Левиафан стукнул по столу, вскочил и схватил девушку за плечи.
        — Мне было не хорошо и не плохо, мне было никак! Это было никак, потому что она была для меня едой! Или может быть, ты захотела бы быть на её месте? С этой девкой у меня ничего не было!
        — Тогда почему она сидела полуголая у тебя в кровати?  — Лилит тоже уже кричала.
        Он отпустил её и наклонился совсем близко.
        — Лилит, я же джентльмен, я не мог просто взять и искусать на улице девушку, это не хорошо. Мне нравится, когда девушке тоже приятно, хотя бы ненадолго. Это считай её последний час жизни. Я не говорю сейчас о сексе, я говорю о том, что её надо расслабить.  — Левиафан улыбался мечтательной улыбкой.
        — Тебе моей крови мало? Зачем ты тогда кусаешь меня и берёшь мою кровь?  — удивилась Лилит.
        — Твоей кровью я наслаждаюсь, а другой кровью я питаюсь. У тебя я делаю не больше трех глотков. Это то же самое, что за три дня съесть один кусочек колбасы — объяснил он.
        — Но ты меня обманул! Ты сказал, что уезжаешь, а сам что делал?  — возмущалась Лилит.
        Она не могла поверить в то, как он просто выкручивался из всех ситуаций, как легко ему удавалось облапошить её, и каждый раз она снова верила ему. Но после этой лжи, на которой он был пойман, она боялась снова верить.
        — Потому что, если бы я сказал то, что собираюсь сделать,  — итог этого был бы всё равно такой же, как и сейчас.  — Левиафан погладил её по руке.
        Потихоньку он вроде начал успокаиваться, глаза становились добрее, а руки нежнее.
        — Что бывает с людьми, после того, как ты ими отобедаешь?  — спросила Лилит.
        — Обычно, они умирают от большой потери крови, но не всегда.
        — Что ты имеешь в виду? Что значит «не всегда»?
        — Не всегда — значит не всегда. Девушку, которую ты видела, я убил, потому что она разозлила меня, она меня просто взбесила! Я уже не мог контролировать сам себя! При жизни я вообще был очень эмоциональным и вспыльчивым, но с того момента как получил к бессмертию ещё и бонус в виде безнаказанности, я вообще озверел. Когда я понимаю, что могу убить и мне за это ничего не будет, всё это согревает мне душу. Так что я бы посоветовал тебе не злить меня!  — заключил он.
        — Да что ты говоришь?  — сыронизировала Лилит,  — у меня хоть и нет бонуса в виде безнаказанности,… но тебя никто не знает, тебя нет ни в одной базе данных, тебя просто нет, ты же умер тонну лет назад. Так что убить тебя будет тоже безнаказанным для меня, ведь убить то, что мертво — вне закона!  — сделала вывод Лилит.  — Твой совет касается и тебя самого.
        — Ты мне больше нравишься такой, настырной, хамкой, которая прекрасно понимает, что бессильна против меня, но продолжает сидеть и пыжиться — рассмеялся Левиафан,  — я тебя уничтожу, если захочу — внезапно с серьёзным лицом сказал он.
        — Да? Только я тебя не боюсь!  — подалась вперед Лилит.
        — Как давно ты перестала меня бояться, две минуты назад или пять? Ты меня плохо знаешь, дорогая!
        — Ты меня совсем не знаешь, Левиафан!  — Именно в тот момент, Лилит вдруг поняла, что он никогда не причинит ей боль, чтобы он ни говорил, это всё пустые угрозы, которые не влекут за собой ничего, кроме криков и избиения стола.
        Он мог бы оторвать голову самой неприкосновенной личности, но Лилит он ничего не мог сделать, именно не мог, а не не хотел. Она ему нравилась целой, со всеми конечностями и без синяков на лице. Она ему нравилась, когда отвечала прямо в глаза, не боясь его. Она была таким же борцом в отношениях, как и он, и никогда Лилит не позволит дать себя в обиду.
        Он восторгался этой чертой лидера. И его очень умиляло то, как она пыталась превзойти его, совершено безрезультатно. С этой задачей Левиафан справлялся куда лучше.
        — Что там происходит?  — послышался голос Анри за дверью.
        Рядом стояла Жаклин с выпученными глазами и Марк с понимающим видом.
        — Там происходит то, что может произойти с Жаклин в будущем, когда её муж всё-таки застанет жену с другим в постели… — объяснил Марк.
        — Лилит замужем?  — не понял Анри.
        — Господи, боже мой, Анри!  — цокнула языком Жаклин,  — это её молодой человек, который сейчас очень зол, рвёт и мечет, из-за того, что между вами было…
        — Да между нами ничего и не было!  — крикнул Анри, перебив Жаклин,  — ей стало плохо и она уснула,  — прояснил он ситуацию.
        Жаклин удивленно вскинула бровями:
        — Это облегчает ситуацию и объясняет, почему ты до сих пор без синяков…Но всё же, Анри, мой тебе совет — не лезь пока туда!  — попросила Жаклин.
        — Твои друзья переживают за тебя,  — улыбнулся Левиафан,  — они боятся, что я тебе шею сломаю, а потом Анри.
        — Хватит нести всякую чушь!  — строго сказала Лилит.
        Она встала, открыла кухонную дверь и увидела лица, которые смотрели на неё так, словно перед ними предстал мертвец, только что схороненный.
        — Что?  — спросила Лилит у них.
        — Ничего, мы думали, тебя убивают!  — сказала Жаклин и улыбнулась.
        — Чего?  — Лилит выпучила красные от слез глаза,  — вы довести меня сегодня хотите? Уходите все отсюда! Левиафан, тебя это тоже касается! Видеть вас не хочу!  — Лилит убежал в комнату.
        Ребята посмотрели друг на друга и пожали плечами. Левиафан продолжил сидеть за столом, не скрывая едкой улыбкой.
        — Анри, присаживайся, поболтаем. Расскажешь мне о тяжелом университетском прошлом, о больной любви…!  — предложил он и пнул стул ногой.
        Анри взглянул на стул, затем на вампира. Он был не из трусливых, но при таких обстоятельствах он замялся, но всё же прошёл и сел.
        Жаклин вздохнула и тоже села за стол. Она не хотела оставлять двух агрессивно настроенных молодых людей. Она была простой девочкой, любила мальчиков, внимание, вечеринки и тусовки, но терпеть не могла недопонимания и драки.
        — Чего происходит-то?  — наконец спросила Жаклин.
        — Да ничего! Забудь! Жаклин, у меня к тебе просьба будет, когда в следующий раз Лилит соберется делать то, что она хотела сделать сегодня, дай ей по голове и скажи, что это от меня.
        — Хорошо — улыбнулась она.
        Левиафан встал и плавучей походкой пошёл прочь с кухни.
        — Эй, ты же поболтать хотел?  — крикнул Анри.
        Левиафан развернулся и скосил в его сторону глаза:
        — Наверное, у нас нет общих интересов, чего мы могли бы обсудить вместе…для твоего же блага… — и, не дождавшись ответа, пошёл по направлению к комнате Лилит.
        20
        Они лежали и молча смотрели в потолок. Он гладил её по руке. Временная идиллия заглянула в гости.
        — Лилит, ты боишься смерти?  — неожиданно спросил Левиафан.
        Лилит повернула голову и посмотрела на него: он смотрел вверх, и вид у него был какой-то пасмурный.
        — А почему ты спрашиваешь?  — ответила вопросом Лилит и тоже посмотрела наверх, как будто там было ещё что-то интересное помимо потолка.
        — Ты знаешь, тогда в 1554, когда я умирал, мне было, действительно, по-настоящему страшно, ты не представляешь, какие это ужасные чувства. Как будто кто-то тебя опустошает, вытаскивает что-то из тебя, что-то жизненно-важное, а ты так не хочешь отдавать это «что-то», но у тебя нет другого выхода. Лилит, это так жутко понимать, что костлявая рука копошится у тебя внутри тела, и она что-то ищет, ищет…страшно осознавать, что, вот он — конец, всё, уже ничто неважно, больше ничего нет. В тот момент я радовался только одному — тому, что моей матери не было уже в живых. Я представить не мог, какого ей было бы потерять любимого сына… А ещё, я чувствовал как остывало моё тело, как из него уходила жизнь, а я так не хотел с ней прощаться. Я очень люблю жизнь, поэтому для меня умереть — это самая страшная фобия. И самое забавное, когда я понял, что назад дороги нет, только смерть впереди, у меня не пробежала вся жизнь перед глазами, даже её часть. Просто чернота и немощность, трясина и жуть, которая засасывала меня с головой. Странно, но когда ты теряешь близкого человека или любимое животное, то перед глазами
мчатся светлые образы проведенных, не то что дней, а даже секунд с этим существом. И знаешь, когда я очнулся, я судорожно начал глотать воздух, я понял, что жив, и я не знал, кого благодарить, за это. Лилит, смерть — очень страшная вещь для меня, хоть я уже и пережил это, но отголоски того вечера до сих пор в моей памяти, я всё время вздрагиваю, когда вспоминаю об этом…
        — Я никогда не задумывалась о смерти на таком уровне, мне кажется, что я не смерти боюсь, а умирать с болью. Боль — вот, что меня пугает. Смерть — это раз и всё, тебя больше нет, а боль — это мучения, которые неизвестно сколько протянутся, перед тем как случится «раз и все». Мне страшно даже подумать о том, какого это, когда душу рвет предсмертная боль. Я не могу сказать, что я очень люблю свою жизнь. Она скучна и однообразна, она ничего не стоит, как и жизни многих из нас. Я просто живу, потому что меня родили. Изо дня в день, все одно и то же и почти смирилась с этими. Почти. Это одна из причин, почему я хотела присоединиться к тебе. Ты можешь веселиться, Левиафан, ты позволяешь себе наслаждаться жизнью, а я позволяю себе существовать. Для тебя страшна смерть…А для меня существование. Это нельзя назвать жизнью, потому что жизнь, она как бы дана для чего-то, а когда ты не видишь для чего, (возможно, этого даже и нет), это становиться существованием, как растение: ешь, пьешь, спишь, такой своеобразный круговорот людей в собственном цикле сознательных дней. И ещё, если бы у меня была вечность, я бы
нашла, чем её заполнить, потому что, знала бы,  — всё что я делаю не напрасно, всё это даст опыт, и тебя, на самом интересном этапе жизни, не загребут руки смерти. Я бы научилась играть на скрипке, выучила бы японский, стала бы рисовать…
        — А почему ты этого не хочешь делать сейчас? Ты же живешь сейчас, на японский и на скрипку тебе хватит времени,  — сказал Левиафан.
        — Знаешь, мой характер перфекциониста не позволит, что если я что-то хочу выучить или чему-то научиться, то я должна сделать это идеально. Если это скрипка, то я буду владеть ею в совершенстве, а для этого восьми лет мало…Моей жизни мало на то, что я хотела бы уметь…А если мне надоело бы быть вечной, я бы убила себя — Лилит посмотрела в угол потолка.
        — Нет, Лилит, не убила бы! Раз ты боишься боли, себя бы ты не смогла убить в огне, потому что это ужасно больно! Я бы тебя тоже не смог убить, потому что — люблю… — похоже, потолок им нравился всё больше и больше.
        Они смотрели на него, не отводя глаз.
        — Левиафан, ты прожил почти пятьсот лет…скажи мне, ты встречал истинную любовь?  — спросила Лилит,  — ты когда-нибудь любил по-настоящему?
        Левиафан оторвал глаза от полюбившегося потолка и посмотрел на неё.
        — Любовь, Лилит и любил ли я? Хм… Величайшие умы, за всю историю существования мира так и не смогли дать адекватное определение этому неоднородному чувству. Каждый человек испытывает различные чувства и эмоции и называет это любовью. А они такие разные, эти чувства, Лилит!  — зажмурился он.  — У каждого они собственные и не похожие на чувства других. Невозможно найти двух людей с одинаковыми чувствами. Допустим, одна девушка живет с богатым полу пенсионером, Лилит, для неё это любовь, а другая бедная и живет с бедным — и для неё это тоже любовь.
        — Мне не нравится слово любовь. Как помпезно оно звучит, и я не знаю, что это такое. Вот мне с тобой хорошо, иногда я тебя понимаю, уважаю, мне приятно с тобой находиться и мне плохо, когда тебя нет рядом. Ты как маленькая частичка меня, которая блуждает где-то, а я очень беспокоюсь за частичку себя, Левиафан. Это можно назвать любовью?  — Лилит взглянула на него.
        — Не знаю, Лилит…Я осознал, насколько сильны мои чувства к тебе тогда, когда понял, что я готов умереть за тебя, но я очень боюсь этого. И честно говоря, мне бы не хотелось умирать, так что постарайся не вляпаться в какую-нибудь глупость.  — Левиафан улыбнулся и чмокнул её в руку.
        — Следовательно, ты считаешь, что любить по настоящему — это, значит, переступить через свои страхи?… Но ты не можешь переступить через свою гордыню, Левиафан! Получается что страх — это фигня по сравнению с твоей гордостью? Забавно, как бы сильно ты не любил, ты готов умереть, но переступить через себя в ссоре — ты не можешь… Ты очень интригующее создание. Ты манишь к себе, а потом отталкиваешь и снова ласкаешь. Твоя сущность — это власть над всеми с кем ты общаешься, ты пытаешься превзойти меня во всём, удивительно, что ты ещё не писаешь сидя, лучше, чем я.
        — Откуда ты знаешь?  — рассмеялся Левиафан.
        — Да я даже такому поступку не удивлюсь. Ты игрок и в жизни, и в любви. Я, наконец-то, это поняла! Ты играешь со всеми в жизнь, но я…я нечто больше, чем просто все в твоей жизни. Со мной в любовь. Тебе интересно именно со мной играть, потому что я такая же. Я позволила начать эту бесконечную партию. Мне кажется, что всех этих чувств вообще нет, что всё это сплошная иллюзорность, графика для действий. Играть роль легко…Но где ты настоящий, Левиафан?
        — Этот же вопрос я задавал тебе, спрашивая о твоей внутренней идеальности, Лилит, я почти готов сам же ответить на свой вопрос. Гордыня и месть — вот два твоих спутника в жизни. Лилит, мы два сапога пара. Хм, я, наверное, не потерпел бы в вечности ещё одного такого ублюдка как я, только в женском обличии. Любовь всё-таки слепа! Зачем надо было, чтобы мы узнали о существовании друг друга, Лилит? Мы с тобой одинаковые, только пол разный. Как нам с тобой жить и не играть при этом? Ты сказала, что твоя жизнь — скучна и однообразна, точнее существование, как ты выразилась. Так я здесь… Я здесь, чтобы дать тебе возможность чаще думать, разнообразить и разбудить твою жизнь, Лилит! Я здесь, чтобы помочь тебе снова стать хозяйкой твой собственной зарождающейся жизни. А ты здесь, чтобы помочь мне скоротать мою вечность любовью и человеческим теплом.  — Глаза Левиафана загорелись при слове «тепло».
        Лилит поняла намёк этих искорок в глазах и вскочила с постели.
        — Нет! Левиафан! Нет. Прекрати меня кусать!  — кричала она в углу, приближавшемуся к ней вампиру.
        Лилит попыталась проскочить мимо него, но это ей конечно не удалось. Он поймал её. Лилит смеялась и пыталась вырваться.
        — А… Хватит! Ой. Щекотно!  — подавливая смешки, верещала она.
        Ребята, сидя на кухне, переглядывались друг на друга с удивлением.
        — Как это мило! Они кусаются!  — наконец дошло до Жаклин.
        Лилит вырвалась и прибежала на кухню. Мужчина за ней. Она попыталась спрятаться за Жаклин. Левиафан бросился к ней, естественно сшиб обезумевшую Жаклин. Она с грохотом упала на пол. Лилит побежала вокруг стола, хохоча как маленький ребенок. Следом за Жаклин на пол полетел Марк. Но он ещё предварительно ударился лбом об стол, Анри, увидев, что Лилит с выпученными глазами летит на него, решил сам встать и сесть на пол к друзьям. Стул без Анри понравился Лилит больше, чем с ним. Она схватила его и кинула за спину, как бы перегораживая путь Левиафану. Анри не удалось всё-таки избежать физического ущерба. Пока Лилит швыряла стул в вампира, ножка стула задела щеку Анри. Бегущие, взрослые дети зашли на второй круг вокруг стола:
        — Ай, Левиафан! Отстань!  — вопила сквозь смех Лилит.
        Жаклин не растерялась и схватила мимо бегущего Левиафана за ногу, он растянулся на полу, ударившись лицом. Лилит остановилась и начала так смеяться, что Левиафан позеленел от злости.
        Он должен был поймать её, это дело принципа! Если бы на кухне никого не было, он бы давно уже это сделал. А при всей этой толпе знакомых ему пришлось бежать как человеку, а он уже давно отвык так бегать. Жаклин тоже смеялась. Вот только Марк и Анри сидели с изумленными лицами.
        — Лилит! Ну-ка стой!  — крикнул Левиафан, и поднимаясь с пола.
        Лилит побежала вперед. Он опять за ней. Эти двое сшибали всё на своём пути.
        Жаклин, не на шутку перепугавшись за своё здоровье, решила выползти с кухни, пока они что-нибудь не опрокинули на неё. Она начала ползти по-собачьи в сторону двери, в это время Левиафан наступил ей на руку.
        — Скотина!  — заверещала она. Левиафан с перепугу обернулся посмотреть на неё, но забыл при этом остановиться, и, споткнувшись о ножку стола, снова оказался на полу.
        Лилит увидав всю картину в кухне, побежала в ванную, ей казалось, что она лопнет от смеха.
        — Выходи!  — раздался звучный голос Левиафана за дверью.
        — Не а!  — ответила Лилит.
        — Лилит! Ну, пожалуйста, выходи, дорогая!  — уговаривал её Левиафан.
        Дверная защелка щелкнула и приоткрылась маленькая щель в двери.
        — Нет, Левиафан, не выйду!  — сквозь эту щель на него смотрел зеленый глаз.
        Но такого маленького отверстия было достаточно для того, чтобы Левиафан просунул пальцы и открыл дверь. Лилит отпрыгнула к раковине, бежать ей было некуда. Он поймал её, крепко обнял и поцеловал.
        — Вроде успокоились… — сказала покалеченная Жаклин.
        Ребята снова сели за стол. Лилит и Левиафан, натискавшись в ванной, тоже пошли к столу, но она, не заметив разбитого фужера, наступила на стекло.
        Осколок почти целиком вонзился Лилит в пятку. Девушка взвизгнула и упала на пол, схватившись за ногу. Все смотрели, как из раны течет алая кровь, как она омывает торчащий из раны кусочек стекла.
        Лилит же смотрела за Левиафаном, который не отрывал глаз от струящегося жизненного напитка. Она в данный момент ожидала от него чего угодно. Эта неопределенность пугала её даже больше, чем боль в пятке.
        Его взгляд на рану, на кровь — взгляд убийцы, смотреть не отрываясь и глотать слюни так утончённо мог только Левиафан. Внезапно, его как будто что-то вытащило из оцепенения и он кинулся к девушке, схватив за ногу, при этом, он чуть не сломав. Левиафан начал извлекать осколок.
        — Ай! Больно!  — вскрикнула Лилит.
        — Ну, я бы удивился, если было бы приятно — пробормотал он,  — хватит дергать ногой, я не могу зацепить его!  — приказал он.
        Левиафан всё же старался извлечь стекло так нежно, насколько это вообще было возможно. Он рассматривал ранку, словно проработал хирургом лет так двадцать пять, и нажимал вокруг неё видимо для того, чтобы стекло пошло назад. Лилит морщилась и кряхтела.
        — Фу. Я не могу на это смотреть!  — нервы Жаклин сдали, и она выбежала из кухни.
        Лилит тоже отвернулась и посмотрела с грустной улыбкой на Марка и Анри.
        — Лилит! Не выходит-то стеклышко!  — поставил Левиафан диагноз, пряча в другой руке окровавленное стекло.  — Придется везти тебя в больницу, надо резать, а то загноится, а потом всю ногу отрежут.
        — Что? — заверещала она,  — Я не хочу в больницу! Я боюсь врачей! Левиафан, сделай что-нибудь!  — потребовала она.
        Внутри, Левиафан умирал от смеха. Ну, ни как он не мог, чтобы всё было хорошо. Этот момент показался ему наилучшим для шутки.
        — Я провожу ребят и вернусь, что-нибудь придумаем!  — пообещал он.
        Лилит посмотрела на его лицо «Что за странная ухмылка? Что ты опять задумал?», подумала она про себя.
        Через пять минут он вернулся, на его лице была всё та же ухмылка, только уже более явная. Он присел к ней, взял за пятку и начал рассматривать ранение.
        — Левиафан, что там? Что происходит?  — спросила Лилит, нахмурив брови.
        — Тс… — щелкнул языком он,  — Всё плохо, Лилит. Стекло ушло так далеко, что его даже не видно… Без хирургического вмешательства, боюсь, нам не обойтись,  — ну с очень серьезной физиономией посмотрел на неё Левиафан, едва сдерживая себя от смеха.
        — О, Боже мой…Боже мой!  — Лилит начала причитать,  — я не могу ехать к врачу…пусть там остается, чертово стекло!
        — Но дорогая моя, в таком случае, ты просто не сможешь ходить, ты даже не сможешь наступить на эту ногу!  — возразил вампир.
        Лилит кинулась к нему в объятия, зарыдала и возобновила мольбы.
        — Миленький мой, пожалуйста, ну сделай что-нибудь! Ну, хоть что-нибудь! Я прошу тебя!  — захлебываясь слезами и соплями, Лилит умоляла его помочь.
        — Ммм… как приятно… люблю, когда женщины так просят… — блаженствовал он, гладя её по голове,  — была бы ты всегда такая нежная, такая женственная и хрупкая…
        — Пожалуйста… — истерика не прекращалась.
        — Ладно, Лилит!  — вздохнул он,  — Хорошего понемножку… Упокойся, дорогая, я уже давно вытащил осколок!  — оскалился Левиафан.
        Лилит медленно подняла голову, изредка всхлипывая, замахнулась и ударила его по плечу, что было силы.
        — Ой!  — поежился он.
        — Левиафан, когда клетки человеческого организма умирают, скажи мне, клетки мозга тоже умирают? И все бедные вампиры остаются без мозгов или такая бездна только тебя постигла?  — глубокомысленным тоном спросила она, и, не удержавшись, треснула по нему рукой ещё раз.
        Левиафан не выдержал и засмеялся.
        — Дорогая, я искуплю свою вину!  — радостно вскрикнул он,  — я вернусь через два-три часа! Хорошо?
        — Ты опять пойдешь кого-то есть?  — уныло спросила Лилит.
        — Нет! У меня есть идея лучше!  — интригующе крикнул он и исчез.
        21
        Лилит сидела с перебинтованной ногой на диване, задумчивая, но спокойная.
        «Что ж ещё этот умалишенный задумал? Я от него ничего хорошего не могу ожидать… Точнее он всегда делает хорошо, но при этом успевает натворить гадостей…». В квартире было тихо, слышно только как тикают стрелки часов. Лилит посмотрела на них, затем на обои.
        «До чего же страшные обои, размазня какая-то. Напоминают карточки психологов «что вы видите на этой картинке. Почему я этого раньше не замечала?», подумала Лилит.
        — Вот!  — крикнул почти ей в ухо Левиафан, и кинул ей на колени ключи.
        Лилит взглянула на него и удивилась. Она никогда не видела такого довольного лица, Левиафана, аж передергивало от счастья. Лилит решила, что ей следует быть аккуратнее, уж очень весел был мужчина.
        — Что это?  — осторожно спросила она, поднимая ключи и показывая их Левиафану.
        Он закатил глаза, схватил её за руку и потащил к балкону. Лилит похромала за ним. Он открыл окно и показал наружу.
        — Видишь?  — спросил он.
        Внизу стояла белая машина, обмотанная красной лентой, с огромным бантом на крыше.
        Лилит высунулась из окна, молча посмотрела на Левиафана, а точнее на его оскаленные зубы, и снова вылезла в окно посмотреть на машину.
        «Что-то здесь не так… Ага! Поняла! Кто-то дарит кому-то машину, а Левиафан решил пошутить надо мной! Плохо стараешься, дорогой!» Лилит снова вылезла из окна, а потом взглянула на него. «Ну да, всё та же глупая ухмылка. Ждешь реакции, да?»
        — Ха.… Ха.… Ха… Левиафан! Очень смешно!  — почти по буквам она произнесла каждое слово.
        — Я не понял,  — смутился он,  — тебе вроде ногу порезало, а не голову, что не так?
        — Левиафан, ты знаешь, с огромным трудом мне верится что то, что стоит внизу, должно принадлежать мне. Кстати, что это там стоит внизу?  — с насмешливой улыбкой спросила Лилит.
        — Фух.…Вот это да!  — выдохнул он,  — Ну почему так всегда случается, Лилит? Хочешь сделать женщине приятное, а она, вместо того, чтобы накинуться и расцеловать, стоит и смотрит на тебя, как удав на кролика!  — он снова вздохнул и вышел с балкона, вытащив за руку оттуда Лилит.  — Там стоит LexusLS 600H, только что купленный, для тебя.… Но раз ты его не хочешь… придется вернуть назад…
        — Эй! Стоп! Я не говорила, что не хочу! Я всего лишь не очень поверила тебе!  — запротестовала Лилит.
        — Я сейчас серьезен как никогда! Могу даже показать бумаги…
        — Нет, не надо.… Но у меня нет прав, да и вообще, я не умею водить!
        — Это не проблема, Лилит. У тебя, для того, чтобы разнообразить твоё существование есть я,  — напомнил он ей,  — предлагаю отдохнуть после бурной ночи, а после кататься.
        — Ты тоже отдыхать желаешь?  — удивилась Лилит.
        — Нет, отдыхать желаешь ты! А я просто рядом полежу, подумаю о приятном, может и усну,  — улыбнулся он.
        Лилит сладко посапывала у него на плече, а он разглядывал комнату.
        «А не совершаю ли я ошибку, делая такой подарок? Ведь если что случится, я, конечно, прощу себя.… Но не сразу. Мне не хочется так нелепо её потерять. Ведь было потрачено столько сил, лет, знаний, денег… чего уж там, людей! Эх, надо было кольцо подарить, было бы безопаснее, но что сделано, то сделано! Хм… а спасибо мне никто не сказал», улыбнулся Левиафан. «Хе-хе.… Но всё же интересно, почему она так боится боли… Боли перед смертью, боли в кабинете врача… Что такого в боли, что вызывает у неё такой страх? Может потому что, она женщина? Хотя вряд ли… Женщины рожают, а я бы не сказал, что это совсем безболезненно… Лилит, какой боли ты боишься, душевной или физической?»  — мысленно спросил Левиафан спящую Лилит. «Чтобы ты предпочла, чтобы тебе отрубили палец или чтобы тебя предал любимый человек? А если бы палец отрубил любимый человек, что тогда? А чтобы я предпочел в такой ситуации?»
        — Ммм… — Лилит повернулась на другой бок.
        В данный момент ей бы ничего не хотелось. Левиафан посмотрел на неё. Волосы, словно шоколадные волны, расплескались по подушкам, одна рука, согнутая в локте, уперлась в подбородок Левиафана. Вторая, как будто в безграничном мире, лежала на одеяле. Лицо было повернуто в сторону, темнота так мягко ласкала её бархатную кожу…
        «Ты божественна, Лилит! Все-таки наука имеет в себе нечто божественное. А красота — это зло, ты не можешь быть такой красивой и иметь такое же красивое сердце… Человек не может быть полностью идеален.… Да, твое лицо бесподобно, твоё тело совершенно, твои волосы всегда лоснятся, у них безумно роскошный цвет … Но твой характер, Лилит, он настолько далек от моего идеала… И я только сейчас это понимаю. Я понимаю, в чем была моя ошибка. Порой я так расстраиваюсь. Зачем все создают себе какие-то эталоны красоты, неземные очертания, образцовый темперамент.… Какая нелепость, придумать себе идола, то, что ты хотел бы видеть и внутри и снаружи, а в итоге, познать совершенно противоположную сторону. Ты такая ангельская с виду, Лилит, но внутри тебя сидит дотошный демон, который давится собственной желчью, и вылезь бы он наружу, клянусь, я сам бы его испугался. Вот и думай потом, что лучше — женщина с лицом Вельзевула, но с Серафимом внутри, или женщина с лицом ангела-хранителя, но с Люцифером внутри? А может лучше вообще не создавать себе никаких идеалов, чтобы потом не разочаровываться и не чувствовать
боли? Может надо просто жить и любить того, кто рядом… то есть, тебя, Лилит. Не стоит лепить того, кого ты хочешь видеть, вместо того, кто на самом деле есть перед тобой. Зачем стирать дьявольские черты характера… а вдруг, она станет не интересной? А что будет, если внезапно встретить свой идеал? Что случится, если это будет угрюмо и противно, потому что идеал будет делать то, что хотелось бы, неужели это не скучно? Неужели кому-то захочется прожить так вот притворно свою жизнь, потратить её на ложь и иллюзии, но зато с идеалом рядом? Глупо ведь.… Так что бойся боли, Лилит, наслаждайся демоном, который сидит внутри тебя и гложет твоё сознание, ты не идеал, Лилит, но ты к нему очень близка, а я не хочу обнимать выдуманный мной эталон, будь собой и позволь мне насладиться твоей беспощадной натурой. Но вот, что интересно, Лилит, как ты дожила до двадцати трех лет, боясь боли? Ведь жизнь — это и есть боль, самая сильная, самая поглощающая, самая бессердечная и кровожадная боль. Она глодает тебя извне, и так мучительно обжигает внутри. От неё некуда уйти, никуда не спрятаться. Боль — это спутник каждого из
нас, вечный спутник, которого ты никогда не сможешь потерять, который никогда не бросит тебя и не предаст. И если уж умирать, то это не потому, что жить надоело, не потому, что бытие само по себе нелепо и абсурдно, а потому, что не можешь больше терпеть эту боль, потому, что она уничтожает, разрушает самые жизнерадостные клеточки мозга, которые очень хотят жить.… Но в итоге, они погибают.…Лишь сильные люди могут прожить отведенный им срок вместе с супругой по имени Боль. А сила этих людей заключается в равнодушии и в безразличии к боли, то есть практически ко всему, что их окружает. Лилит, ты погибнешь, если будешь уделять ей столько внимания…»
        — Эй, Левиафан!  — Лилит тормошила его в разные стороны.
        — Что, что случилось?  — открыв глаза, спросил он.
        — Боже ты мой… Ты такой… — хихикала Лилит.
        — Какой?  — улыбнулся вампир.
        — Никакой…
        — Это самое лучшее, что я слышал за всю свою жизнь!  — покосившись на неё, он ловко завалил её на постель.
        Лилит увидела, как из десен лезут острейшие клыки и в ту же секунду, эти клыки она ощутила на своей руке.
        «Даже это больно, Лилит, но ты терпишь, почему? Приятно? Божок по душе босыми ножками пробежал, да? Наслаждайся, милая!», подумал Левиафан, неторопливо делая свои три глотка.
        — Ну, теперь мне надо в ванну — игриво оттолкнула она его.
        Лилит включила воду и села в ванную, она направила струю воды на лицо. Ранки на руке защипали.
        — Лилит…
        Она подпрыгнула с перепугу и сильно ударилась локтем о край ванны. «Чёрт!», подумала Лилит и отдернула шторку
        — О, господи, Левиафан!  — вздохнула Лилит с улыбкой,  — что тебя сюда принесло?
        — Какая ты грубая!  — сказал Левиафан,  — мне там скучно одному, а тебе, наверное, некому спинку потереть — расплылся он в улыбке.
        — Ладно, зачтено, можешь остаться!  — улыбнулась Лилит и задернула шторку.
        Шустрая рука вдруг показалась из-за шторки и начала нежно гладить спину, Лилит закрыла глаза и погрузилась в блаженство. С одной стороны её гладила горячая вода, а с другой — божественная нежность.
        — Иди ко мне — позвала она его, отодвинув шторку.
        Она не смогла не улыбнуться, увидев, что Левиафан без приглашения стоит голый и в одном носке. Расправившись, наконец, с несчастным носком, он залез к ней в ванную и сел напротив неё.
        — У тебя хоть когда-нибудь сходит с лица твоя гадкая ухмылка?  — спросила Лилит.
        Левиафан взглянул на неё без ухмылки, но зато таким чувственным и проникновенным взглядом.
        — А ты когда-нибудь принимала ванну со смертью?  — спросил он её холодно.
        — Нет — быстро ответила Лилит, продолжая изучать его лицо.
        — А сейчас ты ее видишь, чувствуешь? Всё меняется, не так ли? Даже вода словно становиться холоднее из-за моего присутствия!  — гладя её по ноге, сказал Левиафан.
        — Что ты такое говоришь? Что с тобой?  — Лилит не на шутку разнервничалась.
        — Я смерть.… А ты сидишь со мной в одной ванне — серьезным тоном пояснил он.
        — Левиафан, ты не смерть, ты вампир, так что заканчивай с этим!  — рассмеялась Лилит, и направила на его лицо душ.
        «Смерть» замахала руками и попыталась вырвать душ из рук Лилит.
        — Эй, хватит!  — кричал он, а Лилит смеялась во всё горло.
        Наконец Левиафан отнял у неё душ. Лилит посмотрела на него и… лучше бы она этого не делала. Её полностью заворожил мужчина. Мокрые чёрные ресницы и брови, темные глаза, и та самая последняя капелька, стекавшая по его носу, чуть не свела Лилит окончательно с ума. Она наблюдала за капелькой, как в замедленной съемке: вот она отрывается от кончика его носа, вот она летит вниз, при этом играет в лучах света, и вот она падает ей на щеку, и стекает вниз. И дальше она крадется, как слеза, только не соленая и не горькая. Просто капелька воды…
        — Лилит?  — позвал её Левиафан,  — о чём задумалась, дорогая?
        — Капельки… как слезы… — Лилит смотрела на него.
        Левиафан встряхнул головой и зажмурился.
        — Чего? Какие капельки?  — он явно не понимал, о чём она говорила.
        — Капельки!  — чуть громче сказала она, и протянула ему руку, переворачивая её из стороны в сторону,  — видишь, блестят, капельки?
        Левиафан посмотрел на руку, усеянную каплями, как листок росинками. Он расслабился.
        — Ну и что, что капельки? Лилит, дорогая, я тебя не очень понимаю, тебе они так понравились, ты что, их в первый раз видишь?
        — Нет, я много раз их видела. Просто никогда не обращала внимания. Они живут, как будто своей жизнью. Если поднять руку вверх, то все капельки поползут вниз, так быстро, как будто они тоже куда-то опаздывают, спешат… Они сталкиваются друг с другом прям как люди, а потом бегут либо в одном ручье, либо сразу же распадаются на два, и каждое маленькое русло бежит по своему желанию. И главное, что они все бегут, потому что боятся не успеть сделать всё, что должны успеть сделать, до того, как они упадут в общий поток. Сейчас они индивидуальны, каждая сама по себе, маленькие и блестящие, бегло скатываются вниз. Они ведь не понимают, что спешить не надо.… Потому, что можно утонуть в том, новом большом мире, на дне ванны. Или слиться со всеми и стать одной сплошной «серой» массой. И самое забавное, неважно, как капельки добегают до дна… Я имею ввиду, по отдельности или вместе, они всё равно попадают в бесцветную огромную лужу. И больше никогда не смогут отличаться друг от друга, но им можно помочь, так же как и людям. Вот если сейчас зачерпнуть в ладонь воды и подбросить в воздух, то однородная масса снова
разобьется на капельки. Вот только, есть одно «но», а нужна ли им эта рука помощи? Так и люди ведь! Ты протягиваешь капелькам руку помощи, чтобы они смогли снова бежать, могли стать индивидуальностью, а они потом бегут и ненавидят тебя за твою помощь, потому что им было хорошо в серой массе. И выбора у них нет, как только снова бежать, быстро бежать в эту однородную массу.  — Лилит замолчала и взглянула на Левиафана.
        Он сидел, положив подбородок на руки. Его брови были где-то на затылке от удивления.
        — Левиафан, мне действительно их жаль: и людей, и капельки.… Почему они себя так не ценят? Почему пытаются слиться со всеми, чтобы ничем не отличаться и быть такими же, как все? Я не понимаю, честно…
        — Лилит, дорогая, ты сравниваешь людей и капельки…
        — Да, потому что,  — не дала ему договорить она,  — мы действительно мало чем отличаемся от капелек. Мы так же рождаемся и начинаем бежать, потому что времени мало, жизнь слишком коротка. Мы также сливаемся с другой капелькой, а потом разливаемся, и начинаем бежать ещё быстрее… Страх быть не таким как все заставляет задыхаться, умирать, но всё равно ты бежишь, что есть мочи, чтобы догнать. А если найдется одна маленькая капелька, которая вдруг застрянет на корне волоска и не сможет, и не захочет дальше бежать. Её же друзья-капельки, которые только что бежали с ней рядом, возненавидят её, а люди попытаются уничтожить…
        — Иди-ка сюда,  — сказал Левиафан, прижимая её к себе,  — дорогая, я уже настолько ко всему этому привык, что перестал замечать все это.
        Он поцеловал её, нежно поглаживая по спине. Лилит закрыла глаза и постаралась забыть о капельках и людях, ей просто хотелось провести этот вечер хорошо.
        22
        Через полтора часа они стояли перед белым лексусом.
        Лилит до сих пор не верила Левиафану, ей казалось, что здесь кроется какая-то гнусность. А если её там нет, то всё равно, она идет бонусом к этой машине. Это же подарок Левиафана, а Левиафан не простой человек, он вампир, и если уж на то пошло, то и вампир он не простой — он гадкий вампир. Его очень забавляет, когда люди вокруг него боятся, нервничают, проявляют агрессию, включая его девушку. Левиафан не упустит возможности посмяться даже над ней. Наверное, над ней — особенно! Поэтому Лилит очень осторожничала.
        Она обошла машину кругом, очень медленно, всё время боясь, что кто-нибудь или что-нибудь выскочит и напугает её до смерти. Наконец, когда она убедилась, что снаружи эта машина не представляет никакой опасности, Лилит начала думать, что что-то не так с машиной внутри. Левиафан стоял недалеко и наблюдал за ней, периодически издавая смешки, которые всё больше и больше заставляли Лилит думать, что всё-таки что-то не так.
        — Левиафан, внутри, бомба?  — со всей серьезностью спросила она.
        Левиафан выпучил глаза. Такого вот вопроса он никак не ожидал. Это его даже слегка оскорбило. Он подошёл к девушке и погладил по щеке.
        — Лилит, Ли-ли-т! У тебя такие нежные губы, и эти губы не должны говорить такие гадости!  — Левиафан огорченно посмотрел на неё.
        Затем он развернулся и открыл дверь со стороны водителя.
        — Прошу, дорогая!  — он помог ей сесть, закрыл дверь, а сам сел на пассажирское сиденье.
        Наступила жуткая тишина. Лилит смотрела вперед, на капот машины, Левиафан, развалившись полу боком и обняв рукой верхушку сиденья, смотрел на Лилит.
        — Дорогая, я конечно, готов сидеть с тобой где угодно и сколько угодно, но нам бы уже тронуться надо, так что заводи!  — он погладил её по колену.
        — Левиафан!  — Лилит развернулась к нему с нахмуренными бровями и поджатыми губами,  — Как ее заводить?  — спросила нервно она, глядя на то, как вампир преспокойно вытаскивает сигарету из пачки и прикуривает.
        — Да, я и не думал, что тут всё так запущено!  — ехидно сказал он, и тут же получил по плечу.
        Ничтожно слабый удар рассмешила его ещё больше. Он погладил плечо и начал объяснять.
        — Смотри, вот кнопочка, видишь? Аккуратно, своим изящным пальчиком нажимаешь на нее и вуаля, понятно, милая?  — Левиафан посмотрел на Лилит и рассмеялся чтобы сил.
        Лилит была зелено-красного цвета, её волосы, как будто шевелились на голове от злости, пальцы судорожно сжимались в кулачек. Лилит была похожа на медузу Горгону, со змеями вместо волос.
        — Ой, не надо, милая! Сейчас всё будет нормально!  — ехидно улыбался он.
        «Ах ты, жук! Вот она, где гнусность-то твоя спрятана. Подвоха не от машины надо было ждать, а как всегда от тебя лично, паразит, ты эдакий!». Левиафан едва сдерживался, чтобы не описаться от смеха.
        — Вурдалак! Мы учимся или ты ржешь надо мной?  — Лилит уже скрипела зубами от злости.
        — Мы совмещаем приятное с полезным, дорогая!  — сладким голосом прошептал он,  — так,  — он посмотрел на неё и опять засмеялся.
        Лилит нервно обкусывала губы и вдруг внезапно как стукнула по рулю.
        — Значит так! Ещё один смешок, и я к этой машине близко больше не подойду!  — крикнула Лилит.
        Левиафан резко закрыл рот и попытался притвориться хоть на минуту серьезным человеком.
        — Окей!  — кивнул он,  — Лилит, здесь стоит автоматическая коробка передач, под рулём только две педали — это не сложно — газ и тормоз. Скорости переключаются автоматически. Педальки нажимать только правой ногой, а левая стоит в стороне. Буковка «P»  — ты сможешь завести машину, когда рычаг стоит в этом положении. «P»  — это парковка. Рычаг можно вернуть в это положение только после полной остановки машины. Буковка «R»  — задний ход, тут всё просто, единственное, когда будешь переключать рычаг, придержи педаль тормоза, а то случиться может чего! «N»  — нейтралка, можешь завести машину, но ни в коем случае не переключай сюда рычаг, когда машина на полном ходу. И «D»  — движение — ну это, наверное, понятно! Слева тормоз, справа — газ! Поехали! Остальное тебе не надо,  — Левиафан протараторил быстрее, чем обычно тараторит Жаклин.
        Выражение лица у Лилит было очень жалобным. По глазам было видно, что она ничего не поняла. Левиафан вздохнул.
        — Так! Смотри сюда! Жми на тормоз, большой прямоугольник под ногой. Левее. Я переключаю с «P» на «D». Отпускай понемногу педаль. Видишь? Мы едем!  — Левиафан улыбнулся.
        Машина тронулась и покатилась вперед, так мягко и плавно. Левиафан слышал, как трепещет сердце Лилит, как громко бьется её пульс, и всё это от радости, на её лице появилась улыбка. Ему была приятна её реакция. Хоть она ничего и не говорила, только весело смотрела вперед, вцепившись в руль, он всё рано смог почувствовать каждый оттенок её эмоций.
        — Левиафан! Она едет! Едет!  — визжала Лилит от восторга, потом, неожиданно, она выпучила глаза и тихим голосом спросила,  — а если мы разобьемся? Ты ведь выживешь, да? А я? А я — нет… — Лилит покосила на него испуганные глаза.
        — Милая моя!  — оскалился он.  — Мы едем пять километров в час, ты даже педаль газа не выжимаешь, тут при всём желании не разобьешься, а уж тем более не умрешь! А если вдруг ты умудришься в кого-то сейчас въехать, а ещё и умереть при этом, то мне придется, потом пару сотен лет винить себя за это!
        — Ты такой мерзавец, Левиафан!  — улыбнулась Лилит.
        — Дорогая, поддай газу, а то на такой скорости я вижу кристаллы падающих снежинок.  — Он показал ей язык.
        Лилит, почти с сожалением и с улыбкой, посмотрела на него.
        — Ты хуже, чем мерзавец, Левиафан!  — сказала она, а затем предложила,  — давай поменяемся местами и поедем куда-нибудь?
        Левиафан залез на водительское сиденье, усадив Лилит на своё бывшее место.
        — Пристегнись дорогая! Сейчас я покажу тебе, на что способна эта машина!  — и педаль газа ушла в пол.
        Фонари и деревья, сугробы вдоль дороги, уборочные машины по трассам, одинокие люди, которых застала ночь, спешили домой. Лилит следила за всем, что попадалось на глаза. Она не боялась ехать с ним на такой скорости, потому что полностью доверяла. Святая вера в то, что он всегда успеет затормозить вовремя или объехать.
        Левиафан остановился машину на широком, высоком мосту и уставился на девушку.
        — Что скажешь?
        — Ты о чем?  — удивленно посмотрела она на него.
        — О машине. Нравится?
        — А, о машине…очень — улыбаясь, ответила Лилит и попыталась выйти.
        — Да, мощная благодарность…Я помогу.  — Тихо сказал он, открыв дверь девушке и подав руку.
        — Спасибо.
        — Машина твоя… — Левиафан вложил ей в руку ключи.
        Они вдвоем стояли на безлюдном мосту и смотрели в черное небо, усеянное звездами. Сколько ж их там было? Миллионы? Миллиарды? Мерцающие, слабые, сильные, большие и совсем крохотные, бледно желтые и яркие, огненные. Небо светилось неподдельной красотой, от которой просто невозможно оторвать взгляд. Зимняя ночь, заполненная оледеневшими звездами едва подвластно описанию.
        — Я знаю — вампир неотрывно продолжал пялиться на черное небо,  — знаю, что тороплюсь, а может и вообще не должен делать то, что я собираюсь сделать…
        Лилит нервно перевела на него взгляд. Ей хватило того, что он уже сказал, она тут же догадалась, о чем может пойти речь. Внезапно ей стало совсем не по себе.
        — Левиафан… — прошептала она, отворачиваясь от него.
        — Нет, подожди, давай мне договорить.  — Настаивал он.
        — Но… — попыталась продолжить девушка.
        — Лилит!  — он окинул ее серьезным взглядом.
        Девушка вновь опустила глаза и позволила вампиру делать то, что он собирался.
        — Вот — вампир аккуратно положил ей на ладонь еще одни ключи.
        — Прекрати, пожалуйста.  — Лилит не выдержала, рассматривая железяки у себя в руки.  — Мне нечего дать тебе взамен…
        — А я разве что-то просил? Подумай сама, если бы мне надо было что-то от тебя, стал бы я делать тебе какие-либо подарки, если я знаю, что в твоем кошельке — кот наплакал. Во-вторых, если уж на то пошло, то ты мне очень многое даешь взамен! Мне просто доставляет удовольствие видеть, как ты радуешься. Тем более эти ключи — это не совсем подарок. Это всего лишь ключи от моего дома. Я хочу, чтобы ты осталась у меня и не только на одну ночь.
        Девушка опустила взгляд. Ключи на ее руке казались отягчающим грузом, который она никогда больше не сможет скинуть. Словно металл пустил свои железные корни ей в ладонь, окутал связки и сухожилия, не позволяя более шевелится и утягивая плоть вниз.
        Девушка испугалась предложения. Разные мысли лезли ей в голову, страшные и не очень, хорошие и плохие. Ещё с минуту она подержала ключи, а затем протянула их назад Левиафану.
        — Левиафан, я не очень хорошая хозяйка, да и вообще, у меня проблемы с бытом. Так что, я думаю, не стоит нам этого делать. Давай не позволим быту разрушить наши и без того шаткие отношения.
        Левиафан облокотился на перила, закрыл глаза и начал считать до десяти, для того, чтобы успокоиться.
        — Лилит, дорогая моя, скажи мне, пожалуйста, разве я предлагаю тебе работу няньки-сиделки? Разве я похож на недееспособного пенсионера, которому нужна помощь…особенно женщины?  — он прикрыл раскрытую ладонь девушки своей.
        — А, ну раз так, то хорошо. Когда вещи перевозим?  — притворилась она, что всё хорошо.
        — Лилит, ты бесподобная актриса, но меня так просто не обманешь. Что не так? Что тебя так пугает?  — он посмотрел прямо в глаза, словно пытаясь прочитать там ответ на свой вопрос.
        — Да не знаю я! Просто, наверное, это всё так неожиданно и странно.… Не обращай внимания, всё будет нормально.
        Левиафан поцеловал холодные губы и улыбнулся. Лилит, глядя на него, тоже улыбнулась. Еще минут пятнадцать они простояли на мосту, разглядывая небо и глаза друг друга.
        Канун нового года.
        Левиафан перевёз вещи Лилит. Те несколько дней, пока они были вместе, не вызвали никаких эксцессов. Дни прошли тихо и спокойно, за исключением пары словесных перебранок.
        На втором этаже они обустроили себе под спальню другую комнату, потому что Лилит не хотела спать в кровати, где она видела другую женщину. Комнату сделали в бордово-красных тонах, так как это был единственный цвет, на котором они оба сошлись.
        Лилит сама смогла доехать, за рулем, от своего дома до дома Левиафана, в его присутствии естественно.
        В совместной жизни с Левиафаном она тоже была новичком, но им было хорошо вместе и страшно в тоже время. Они боялись сказать или сделать что-то не так, и так как оба темпераментные, «что-то не так» могло бы закончиться словесными пререканиями и возможно даже ссорой. Лилит уже понимала, что выгнать она его не сможет, если он начнёт откровенно над ней издеваться, как он любит, в своём стиле. А это означало, что ей придется разыскать и подготовить свой словарный запас, чтобы защищаться от его словесных нападок.
        Левиафан как всегда забавлялся, не оставляя её ни на минуту в покое. Наверное, помимо того, что он был вампиром, кровососущим, он, к тому же, был ещё и энергетическим вампиром. Он постоянно старался вытаскивать из нее различные эмоции, чтобы она выплеснула их, а он, как губка впитывал это всё в себя.
        Ему нравилось все, что касалось девушки. Ее заразительный смех, ее слезы, суровый, хмурый взгляд, улыбка в глазах, печаль на губах. Ему нравилось, как она кричала, шептала, спокойным ровным голосом пыталась донести до него информацию, молчаливо сидела около окна и смотрела вдаль.
        Он чувствовал себя все противнее, утопая в любви, и чего уж там таить, он мог сознаться себе в своих чувствах, сознать в слабости перед этой женщиной. Но он не мог отказать себе в веселье.
        — Лилит, дорогая!  — Левиафан ехидно потирал руки,  — слушай, а ты рассказывала Жаклин о последних новостях, которые с тобой приключились?
        — Нет, конечно, она с ума сойдет, и будет доставать меня вопросами,  — улыбнулась Лилит.
        — Это хорошо… — Левиафан достал из кармана мобильный,  — это хорошо!
        — Что ты задумал?  — удивлено спросила Лилит, даже слегка испугавшись.
        — Тс… — Левиафан положил ей палец на губы,  — алле, привет Жаклин! Ты узнала?  — он улыбался,  — да, да, это я. Праздный интерес, где ты собираешься проводить сегодняшнюю ночь? … Не знаешь, да? Ммм, я могу подкинуть тебе идею!  — оскалили он зубы,  — какую, спрашиваешь? Очень простую! Мы с Лилит приглашаем тебя к нам!  — Левиафан расплылся в экстазе, слушая ахи и вздохи из трубки.
        — Дай мне сюда трубку!  — зашипела злобно Лилит.
        А так как у Левиафана рост был метр девяносто, а у Лилит почти что метр шестьдесят, то он просто легко отмахивался от напрасных атак.
        — Да, да, Жаклин. Лилит теперь со мной живет, и наполняет этот дом своим теплом! Правда, дорогая?  — он еле сдерживал смех.
        Лилит стукнула его по уже полюбившемуся плечу. Левиафан рванул с места и оказался на шкафу, где он, наконец, смог расслабиться. Показывая дразнящие жесты Лилит, он сел на шкаф и свесил ноги.
        — Да, Жаклин, у нас всё хорошо, просто супер! Ну, так что скажешь по поводу моего предложения?  — Левиафан показывал язык и корчил рожи.  — О, ну так это прекрасно,  — он отнёс трубку от уха и зажал её,  — а теперь, главный номер сегодняшнего вечера,  — крикнул он Лилит.
        — Хорошо, Жаклин! Лилит за тобой заедет!  — его глаза сверкали неподдельным огоньком сарказма и цинизма.  — Да, Жаклин, я подарил ей машину в честь праздника и того, что очень сильно люблю её. Ну, она заедет и покажет что за марка! Всё, давай, до вечера!  — он выключил трубку и засмеялся, что есть мочи.
        — Ты такой дурак! Как я за ней поеду?  — нервно спросила Лилит.
        — Дорогая моя,  — он, наконец, слез со шкафа,  — я в тебя верю. За последние три дня у тебя неплохо получалось управляться с ней. Так что я схожу за продуктами, а ты заберешь гостей.
        — И когда мне надо за ней ехать?  — свирепо спросила Лилит.
        — Сейчас, милая, сейчас! А, кстати, тебе лимонов купить?  — крикнул он, стоя уже около двери.
        — Я убью тебя!  — она побежала к двери, чтобы поймать его, но его, конечно, там уже не было.
        «Левиафан. Пора уже повзрослеть! Ничего, смеется тот, кто смеется последним!», Лилит усмехнулась про себя, в её голове созрел план.
        Она вышла на улицу, подошла к машине и внимательно посмотрела на неё. Обойдя её со всех сторон, она погладила её по капоту и грустно произнесла: «Прости, милая!». Лилит села руль, завела двигатель и поехала к дому Жаклин.
        Она аккуратно проехала всю дорогу, умудрилась даже не вызвать никаких подозрений у стоящего на посту патруля. По пути она постоянно улыбалась. Когда на горизонте показался дом Жаклин, Лилит посигналила и начала парковаться. Увидев бордюр, Лилит ещё раз погладила машину, только уже по рулю и слегка прибавила газу. БАМ! Белый, ровный и гладкий бампер машины уже был мятым и потрескавшимся внизу.
        Лилит улыбнулась и вышла из машины. В это же время из подъезда выбежала Жаклин, за ней обычным шагом шёл Марк.
        — Всё нормально! Филипп в командировке на две недели. Уехал ещё позавчера!  — объяснила она, увидев шокированное лицо Лилит.
        — Это все объясняет,  — улыбнулась Лилит.  — Поехали, что ли тогда, если вы не боитесь, я всего третий день за рулём!  — Сглотнув, сказала Лилит.
        — О, боже мой, это же лексус! Белый!  — как и ожидалось, Жаклин вся затряслась и начала прыгать вокруг машины, разглядывая её со всех сторон.
        Она никогда не завидовала людям, у которых были такие вещи, у неё просто такое хобби — разглядывать дорогие машины и квартиры и визжать от восторга.
        — Как? Как он это сделал? Он банк ограбил? Она точно твоя?
        — Да, да, Жаклин! Он пригнал её к дому, обвязал бантиком, дал мне ключи и сказал, что она моя… — Лилит терпеть не могла рассказывать такие вещи, а Левиафан, зная это, специально отправил её объясняться перед Жаклин.
        — Дорогая, я так рада за тебя, да и вообще за вас!  — Жаклин обняла её,  — правда, я очень рада, что у вас всё хорошо! Ой, а это что? Это ты её стукнула?  — спросила она, поглаживая мятый бампер у машины.
        — Да, не обращай внимания, всё нормально,  — мягко сказала Лилит и открыла ей дверцу.
        На обратной дороге, Жаклин что-то тараторила про Марка и про развод с мужем. Лилит увидела стоящий вдалеке, уже знакомый ей, дорожный патруль.
        «Левиафан, ты в меня веришь?!», усмехнулась она и нажала педаль газа, крутя рулем из стороны в сторону. Таким вот образом она пронеслась мимо патруля. Стражи порядка естественно сразу же подумали, что машину ведет пьяный водитель.
        — Лилит! За нами едет патрульная машина, с включенной сиреной!  — крикнул Марк,  — Остановись!
        — Ты с ума сошёл? У меня нет прав! Машину заберут!  — ответила Лилит и поддала ещё газу.
        Левиафан мурлыкал какую-то песенку себе под нос, готовя праздничный ужин, как вдруг он услышал громкий свист тормозов и звуки сирены.
        — Что за херня?  — вскрикнул он и пошёл на улицу.
        Около забора стоял лексус, рядом с ним стояла Лилит и что-то объясняла людям в форме, хаотично размахивая руками, за её спиной молча стояли Марк и Жаклин. Левиафан нахмурился, бросил со злостью полотенце на газон и пошёл к толпе разбирающихся людей.
        «Чёрт! Я должен был предугадать это, Лилит! Я идиот!», гневно думал он про себя. Но когда он подошёл поближе, он не знал, кого проклинать, то ли себя, то ли Лилит. Он увидел покорёженный бампер и сразу догадался, что это было сделано специально. Если бы Лилит случайно въехала куда-нибудь, то вмятина была бы намного больше.
        — Идите в дом!  — приказал он,  — я сам здесь разберусь!
        Лилит посмотрела на его лицо и пожалела, что у неё не было с собой фотоаппарата. Такого разъяренного лица у Левиафана она ещё не видела. Было видно, что он еле сдерживался, чтобы не кинуться на Лилит и не придушить её прямо при всех. Только его пальцы сжимались и разжимались, а взгляд пронзал Лилит насквозь.
        — Я сказал в дом!  — слегка прикрикнул он на них.
        Лилит сидела за столом. Настроение было радостное, и в тоже время, на душе было как-то боязливо. Чёртов вампир был совершенно не предсказуем. Он мог сделать всё что угодно в отместку. Лилит должна была быть очень внимательна, следить за каждым его движением, чтобы успеть заметить, если вдруг он решит насыпать ей мышьяка в фужер.
        Минут через пятнадцать-двадцать Левиафан вернулся в дом. Он закрыл за собой дверь и остановился около неё, опустив злобный взгляд на Лилит. Он быстро подошёл к ней, схватил её за руку и потащил за собой на кухню.
        — Ну и как такое могло случиться?  — крикнул он.
        — Это вышло случайно… — еле сдерживая смех, сказала Лилит.
        — Случайно? Я очень похож на дурака? Ты случайно помяла бампер, случайно проехала мимо патруля на всех парах, наверное, потому что случайно нажала педаль газа, и случайно швыряла машину из стороны в сторону?  — свирепо шипел Левиафан.
        — Правда, случайно!  — Лилит как могла, пыталась скрыть предательскую улыбку, но видимо у неё это плохо получалось, потому что Левиафан пришёл в ярость, да он просто озверел.
        Он схватил её за плечи и чуть ли не впечатал её в стенку. Лилит уже было не до смеха.
        — Всё ещё смешно?  — грубо спросил он.
        — Уже нет… — прошептала она, пытаясь высвободиться.
        — Куда ты собралась, дорогая? Я ещё не рассказал тебе, на какие деньги попал из-за твоих шуточек!  — рычал Левиафан,  — мне не жалко этих чёртовых денег. Меня одно раздражает! Ты думала своей головой, когда неслась под двести километров, виляя машиной? Дура! Снег на улице, скользко!  — Левиафан отпустил её и отвернулся.  — Ты могла погибнуть, если бы машину занесло… Я подарил её тебе не для того, чтобы ты угробила себя…
        Лилит стояла у стены, смотря из стороны в сторону, нервно кусая губы. Она поняла, наконец, о чём он говорит. Действительно, она ведь не подумала, о том, что всего третий день за рулём, что с ней было ещё два человека, совершенно ни в чём неповинных, и они могли пострадать из-за неё, из-за нелепой мести.
        — Машину забрали в ремонт, через два дня вернут как новую.… И ты сможешь снова трепать мне нервы!  — сказал он и попытался выйти с кухни, но Лилит поймала его за руку.
        — Левиафан… прос… я заигралась. Я хотела всего лишь немного позлить тебя…
        — Ты позлила, Лилит, ты меня взбесила! А не позлила!  — он обнял её,  — Лилит. В следующий раз мсти как-нибудь по-другому, чтобы твоя жизнь не подвергалась опасности.
        — Хорошо,  — улыбнулась Лилит, прижимаясь к нему.
        Жаклин и Марк в это время расставляли всё на столе, подготавливая обстановку к празднику.
        — Всё нормально?  — спросила Жаклин, увидев вновь воссоединившуюся парочку.
        — Да, отлично,  — давайте разберемся с яствами.
        23
        После полуночи ребята принялись за еду и напитки. Они ели, пили и с живым интересом что-то обсуждали.
        Недавняя ссора, казалось, была забыта, и никто из них не вспоминал о произошедшем. Правда, изредка, Лилит замечала, как Левиафан, сидя за противоположной стороной стола, посматривал на неё. Это был не совсем добрый взгляд, точнее, он был холодный и пустой. Но что-то было важное в этой пустоте. Своеобразный намек на что-то, только Лилит не могла понять на что конкретно.
        «Что за взгляд? Я абсолютно уверенна, что сегодняшний инцидент просто так не забудется, на то он и Левиафан. Последнее слово всегда за ним. Но он забывает одну формальность — я тоже играю, мы с ним — два полноправных участника этой схватки. Неужели он так быстро придумал, как вернуть мне должок за машину?», Лилит ответила ему таким же холодным взглядом.
        Левиафан смотрел на неё со свойственной ему неподвижностью. Лилит выпила залпом рюмку, слегка поморщившись, но взгляда не отвела.
        — Смотри, они в гляделки играют что ли?  — тихим шепотом Жаклин спросила Марка.
        — Не знаю, во что они играют, но тут явно пахнет перепалкой. Они же не могут жить без этого, не могут быть просто спокойными людьми. Я тебя уверяю, сейчас что-то будет.
        «Да, ты прав, Марк! Сейчас что-то будет!», услышав тихий шепот Марка, Левиафан подумал про себя.
        — Они прямо, завораживают меня оба! Я могу бесконечно наблюдать за тем, как они смотрят друг на друга, так эмоционально! Я почти даже чувствую их эмоции! А ты?  — продолжала допрашивать Жаклин бедного Марка, который был уже не рад, что ответил на её первый вопрос.
        — Ага, как бы это не закончилось, как в прошлый раз… — мрачно произнёс он.
        В дверь раздался звонок. «О, этой мой сюрприз для тебя, Лилит!», Левиафан положил салфетку на стол, встал и пошёл открывать дверь.
        — Привет, ты знаешь, очень тяжело было в такое время найти такси!  — женский голос жаловался ему.
        «До чего ж знакомый голос… Я уже слышала его и не раз… Он напоминает мне школьную знакомую», подумала Лилит.
        — Давай пальто!  — он забрал её верхнюю одежду,  — пойдем.
        Жаклин выпучила глаза, а Лилит чуть вилкой не подавилась. Подруга быстро шепнула Лилит, что это и есть там самая шикарная женщина из клуба, с которой как-то целовался и обнимался Левиафан.
        Лилит вспыхнула, щеки покраснели, глаза налились ненавистью. Отвращение было не к этой девочке, а к Левиафану. Он каждый раз сильно задевал её, втыкал маленькие, тоненькие иголочки, оставляя их внутри навсегда. Они как занозы, сидели очень глубоко и никакой пинцет не смог бы их извлечь оттуда.
        Она не могла понять, с какой целью эта девочка здесь. Лилит внимательно посмотрела на нее и узнала в ней ту самую, школьную знакомую. В школе они не были подругами, но неплохо общались. Они были самыми красивыми девушками и между ними была негласная война — «кто лучше?». Все парни носились за ними. Конечно, маленькие мальчики им были не нужны, но девчонки всегда с ними заигрывали, так, чисто для галочки, друг перед другом.
        Девушку звали Маргарет. И в её внешности был всего один недостаток — у неё была плешь на макушке, и этот косяк природы, она пыталась всячески скрыть то под различными головными уборами, то просто надевала искусственные пряди. Об этой маленькой уродливости знало очень маленькое количество людей, включая Лилит. Сейчас у девушки были наращенные волосы, поэтому этот секрет совершенно не помог бы в данной ситуации.
        — Лилит?  — удивилась она, теряясь в собственных эмоциях. На самом деле было видно, что она в таком же смущении, как и сама Лилит,  — вот не ожидала тебя здесь увидеть!
        «А я-то как не ожидала тебя увидеть тут!», рассеяно подумала Лилит, «а больше всего я не ожидала узнать, что это ты чуть не увела у меня Левиафана в клубе!».
        Глядя на лицо вновь обрадовавшегося вампира, сразу было видно, что он-то ожидал тут увидеть всех. Нижняя челюсть Жаклин практически лежала на столе, она была поражена тем, что увидела и услышала. Марк, как всегда с невозмутимым выражением лица оглядел всех, оценил ситуацию, понимая, что тут в скором времени разыграется, и продолжил жевать свой салат.
        В это время Левиафан любовался двумя красотками, которые сидели у него за столом и смотрели друг на друга мило улыбаясь, а в глазах была видна взаимная неприязнь. И всё из-за него. Его очень сильно потешала эта картина.
        Две женщины, которые тихо ненавидят друг друга — опаснее войны. Женщины вообще способны на такие мерзкие, гадкие поступки. И эти выходки потом согревают им дурную и безнравственную душу. Сделай подлость и живи спокойно — многие живут по такому принципу. При всём при этом, подлости они делают всем, кто досадил им: подруге, любовнице мужа, сопернице…
        «Две змеи за столом», подумал Левиафан. «Змеи в природе встречаются очень красивые, очень притягательные, прямо как эти две. Бывало, идешь, видишь, как она лежит и греется на солнышке, и всё её гибкое тело переливается цветами неземной красоты. Так и хочется взять в руки. Но не стоит забывать про яд! Чем красивее змея, тем ядовитее. Ну, например, вряд ли человек захочет взять в руки ужа, разве что поиграть и выкинуть потом. То же самое происходит в жизни с неприглядными девушками. Ну кому на фиг нужен маленький и чёрный уж? А всё потому, что мужчин не привлекают невзрачные и неядовитые змеи. Уж — это скорее дождевой червяк, а не змея. А так как мужчины ещё брезгливы по природе, то червяки им вообще не нужны… (хотя встречаются исключения, но очень редко). А вот была бы это, например, индийская кобра… На её капюшоне выделяются очки, чёрные в белой оправе. Такие прекрасные очки, а если ещё приглядеться, то они напоминают морду мышки с черными глазами. Красивая змея. Яд кобры вызывает паралич после укуса. Но встретить и привести в дом кобру — это ещё полбеды. Эта змея никогда не нападает сама. Даже её
первый бросок происходит с закрытым ртом, типа «я предупреждаю!». Но вот если более отъявленный искатель приключений захочет себе настоящую стерву, то ему следует встретиться с песчаной эфой. Она, конечно, тоже просто так не нападает, но если уж напала, то всё — жизни больше не будет, человек на всю жизнь останется калекой. Это очень шустрая и ядовитая змея. Выжить, практически, невозможно. Вот Маргарет, кстати, относится к песчаной эфе. А характер Лилит очень напоминает змею под названием аспид. Это змея с очень ненавистным нравом, она кидается на всех, кто встречается на её пути. Человек умирает очень быстро. Правда, Фабьен умер намного быстрее. Бытует мнение, что аспид может ко всему прочему ещё и выплевывать ядовитую слюну на полтора метра. Яд действует молниеносно. Да и окрас у неё кричащий, вызывающий, как у Лилит сейчас — красная полоса, черная, потом белая, черная, и снова красная и так по всей длине. Весьма опасная змея. Вот, и сейчас, за моим столом встретились песчаная эфа и аспид. Страшно красивое зрелище». Левиафан улыбнулся и облизал губы, глядя на то, как девчонки смотрят друг на друга.
«Женщины отличаются от змей только тем, что если её разозлить, то из кобры может появиться самая настоящая гадюка. Если я сейчас начну уделять больше внимания песчаной эфе, то аспид переродится в зеленую мамбу. Зеленая мамба. Так же как и аспид нападет без видимых на то причин. Почему именно в зеленую мамбу? Да потому что Лилит сейчас цвета зелени. Как чешуйки мамбы — они изумрудно-зеленого цвета, с оттенками желтого и голубого. Шансов на спасение почти нет! А ещё, эта змея отличается от аспида подлостью и коварством. Мало того, что она нападет, когда ей в голову взбредет, так она это делает со спины. Благодаря своему цвету, мамба любит лазить и прыгать по веткам, в густой зеленой листве. Завидев жертву, то есть меня, мамба сваливается за воротник, и пока её пытаешься вытащить, она наносит смертельный укус! Интригующая Лилит, с сердцем зеленой мамбы! Вот такая женщина мне нравится. С такой змеёй стоит держать ухо востро, иначе она убьет и даже глазом не моргнет». — Левиафан блаженно раскинулся на стуле и, не отрываясь, наблюдал за девушками.
        — Ну, рассказывай, как ты, что нового у тебя в жизни?  — прошипела песчаная эфа аспиду.
        — Хм… Да что тут рассказывать, всё потихоньку, ничего не изменилось. Только вместо школы — университет,  — зеленая мамба приняла готовую к бою позу и замаскировалась в кустах.
        Левиафан сидел с очень легкой, едва заметной улыбкой на лице. Его настолько занимала змеиная перепалка, что он совершенно забыл о присутствии Жаклин и Марка.
        — Левиафан!  — позвала Жаклин.
        В ответ — тишина. Только ухмылка и бегающие глаза с Маргарет на Лилит и обратно.
        — Ле-ви-а-фан!  — Громко и членораздельно произнесла Жаклин ещё раз.
        — А, что? Что такое?  — очухался он, посмотрев на неё удивленными глазами, и в тоже время, злыми, потому что она отвлекла его от наблюдений за своим террариумом.
        — Шампанское кончилось, вот чего!  — строго сказала Жаклин.
        — Сейчас принесу!  — сказал он и практически бегом помчался за новой бутылкой.
        — Да, и с лимоном!  — крикнула Лилит.
        Левиафан резко остановился за дверью в кухне. «Бог мой, только не говорите, что я забыл, купить эти проклятые лимоны! История повторяется!» — уже бежав по снегу, Левиафан судорожно размышлял. «И где ж я ей достану лимоны в три часа ночи в праздничную ночь? Эх,… Мамба, она и в Африке мамба!»
        Через минут десять-пятнадцать, он вернулся в гостиную с шампанским и ромом, и всё-таки, с лимоном.
        — Долго тебя не было!  — акцентировала внимание на этом Лилит.
        — Лимоны искал в холодильнике, дорогая!  — злобно ответил он ей.
        «Милая, я весь город перерыл из-за твоих лимонов! Знаешь, как тяжело оставаться незамеченным в такую ночь, когда на улице куча народу!», он злился, но не так как в прошлый раз.
        Всю ситуацию спасла Маргарет.
        — Дорогая? Между вами что-то есть?  — удивленно спросила она.
        Лилит резко повернулась в её сторону, Левиафан посмотрел на Лилит и приготовился смотреть сцену из трагедии, вперемешку с комедией и приобщаться к катарсису. Но Лилит молча отвернулась, взяла бокал с ромом и начала маленькими глоточками попивать.
        — Жаклин, так ты уже точно решила разводиться?  — непринужденно спросила она, проигнорировав вопрос Маргарет.
        Левиафан открыл рот от расстройства. Жаклин только собралась ответить, но Маргарет её перебила:
        — Эй, Левиафан! Что всё это значит? Ты таскал меня по всему клубу, целовал, обнимал, говорил о безоблачном будущем, потом пропал… А теперь она — дорогая?  — ненависть блеснула в её глазах.
        Другая на месте Лилит, давно бы встала и ушла, но не она. Девушка сидела и задумчиво улыбалась. Она даже ни сколько не обижалась на Левиафана.
        «Это всего лишь ирга! Но Левиафан, я боюсь, что она окончена! Эта девушка — твой последний козырь для ревности? Только ревности не будет! Я поняла, что ты делаешь!». Лилит продолжала сидеть за столом с совершенно безразличным видом. Она дала возможность разобраться, в своих же проблемах самому Левиафану. Она нисколько не боялась, что из Маргарет выйдет соперница. «Плешивая девушка, слишком слабохарактерна, её поведение немного глуповато для её возраста. Она как бесхребетный червяк с одной единственной, примитивной, нервной системой! Она не способна обдумать ни один свой ход! Левиафану такое не понравится, он предпочитает такими просто закусывать, причём в буквальном смысле этого слова.… О, чёрт! Он собирается её убить!», внезапно до Лилит дошёл остаток плана Левиафана.
        «Плохо дело, надо как-то спасать эту наивную дурочку, которая совершенно напрасно пытается бороться за кусок льда, в котором нет даже намека на сердечность!» Лилит резко встала из-за стола, подошла к Левиафану, схватила его за руку, и, сказав «А ну-ка пошли!», поволокла его за собой. Он особо не сопротивлялся, плелся за ней с ожесточенной улыбкой.
        — Быстро говори, зачем она здесь?  — потребовала Лилит, тряханув вампира за руку.
        Он сразу же расплылся в наглой улыбке.
        — А как ты думаешь?  — его глаза неотрывно смотрели в ее.
        — Я не экстрасенс! Я слушаю!  — приказала она.
        Но Левиафан решил поиграть в партизана. Он только смотрел на неё и обследовал глазами помещение, как будто был здесь в первый раз.
        — Левиафан, у меня есть только один вариант, если он верный, моргни глазами! Ты, таким образом, решил сделать себе подарок? Ты собираешься её убить?  — чуть громче спросила Лилит.
        Левиафан улыбнулся и нахмурился одновременно. Он опустил голову и посмотрел встревоженной девушке прямо в глаза.
        — Какие-то экстрасенсорные способности все-таки в тебе есть.  — Прошептал он.
        — Не смей есть её, да и вообще прекращай есть людей!  — строго крикнула она.
        Левиафан стоял около девушки. Он ласково провел по ней глазами, погладил по щеке, затем резко наклонил ее голову, так, что её шея оказалась прям около его губ. Он улыбнулся, поцеловал её горло, и наклонился к её уху и мягко прошептал:
        — Дорогая моя! Лилит! Ты такая умница, ты всё правильно поняла. Но я прошу тебя — никогда ничего мне не запрещай! Лилит, милая! Я тебя очень люблю, но ещё очень люблю свою свободу в отношениях,  — он слегка отпустил её.
        Он нежно поглаживал её по шее, дыхание учащалось. Глаза полностью почернели. Лилит только услышала, как клацнули его зубы, что заставило её улыбнуться. Он не мог укусить её прямо сейчас, а ему очень хотелось это сделать.
        — Лилит, я ненавижу свободу в жизни,… но мне не нравится, когда меня пытаются ограничивать, особенно, когда это пытается сделать женщина, хоть и любимая! Дорогая моя, у тебя есть свобода выбора? Есть! Ты ешь, что хочешь, ты пьешь, что хочешь, так что позволь мне тоже иметь свободу выбора!  — Он отпустил её так и не укусив.
        С улыбкой Лилит посмотрела на него. Она прекрасно понимала, о чём он её просит. Даже как ни странно, он попросил об этом культурно, без издевок, ироний и сарказма. Практически… Но Лилит не могла ничего с собой поделать. Она ведь женщина от природы. А женщины нужны в мире для того, чтобы обламывать эйфорию мужчинам. И она, как истинная женщина, не могла позволить Левиафану наслаждаться тем, чем ей не хотелось, чтобы он наслаждался.
        — Хорошо — сказала она с загадочным для него взглядом.
        — Правда?  — нахмурил он брови.
        — Да, хорошо.  — Она даже поцеловала его для полной уверенности,  — я пойду? Или ты еще хочешь что-то мне сказать?  — чуть оттолкнула она его, посмотрев ему в глаза.
        — Нет… — сглотнув, ответил Левиафан.
        Лилит вернулась в комнату, где ребята весело болтали и чокались фужерами.
        — Маргарет,  — обратилась к ней Лилит,  — пойдем со мной, мне надо с тобой поговорить.
        Левиафан, который шёл следом за Лилит, остановился и закатил глаза от негодования.
        «Ну, как её угомонить? Шею сломать?», спросил он сам себя и с грохотом бухнулся за стол, провожая взглядом, уходящих в сторону второго этажа девушек. «Ну вот, теперь придется очень сильно вслушиваться, о чём она там собирается ей рассказать!»
        — А зачем ты её пригласил?  — спросила Жаклин.
        «Ещё одна!», гневно подумал он про себя.
        — Не обращай внимания, она скоро уйдет,  — улыбнулся он во все тридцать два зуба. «Сегодня на том свете экскурсии бесплатные!»
        — Маргарет, ты должна уйти отсюда, и чем скорее, тем лучше!  — тихо сказала Лилит.
        — Да? Это почему это? Ты боишься, что уведу твоего принца?  — вызывающе спросила она.
        — Нет, сумасшедшая ты дура! Он… Он хочет тебе сделать зло!  — Лилит попыталась объяснить ей суть происходящего
        — Лилит, ты пьяная что ли? Ты только послушай себя? Что за бред ты несешь?  — Маргарет совсем не хотела ей верить.
        — Убирайся отсюда! Он вампир и ему нужна не ты, а твоя кровь!  — выпалила Лилит.
        «Так! Пора!», вскочил Левиафан и, извинившись перед гостями, он поднялся наверх.
        — Какой вампир? Да тебе лечиться надо!  — напрочь отвергала всё Маргарет.
        — Неужели ты не заметила его странный взгляд? Пустые глаза? Нечеловеческая сила? Старомодность? Слишком глубокие познания всего? Речь? Слова? Тебя это не пугает? Ни о чём не говорит? Ты всего это не замечаешь?  — Лилит задавала наводящие вопросы, и с каждым таким вопросом, лицо Маргарет становилось более озадаченным, потому что она понимала, что Лилит права, с этим парнем действительно что-то не так!
        — Всё это она заметила! Благодарю за столь яркое описание меня, дорогая!  — Левиафан вошёл и закрыл за собой дверь на ключ.
        Чёрная фигура в костюме стояла около девушек и внимательно осматривала их, как будто думала, что с ними сделать. Лилит тихо покачивала головой шептала слово «нет», ей было страшно за Маргарет, и за то, что она сейчас увидит.
        — Левиафан, да она же чокнутая!  — заключила Маргарет.
        — Да, в этом утверждение есть доля правды, но, милочка, не в данный момент. Она,  — он кивнул в сторону Лилит,  — ну очень пыталась спасти твою жизнь,  — Левиафан оскалил клыки и подошёл к ней ещё ближе.
        — Нет!  — кинулась Лилит к ним, но Левиафан мягко отшвырнул её на кровать и погрозил пальцем.
        — Дорогая, не мешай мне, пожалуйста! Ты и так мне сегодня достаточно проблем подкинула!  — Левиафан развернулся к Маргарет.
        Ужас застыл на её лице, она от шока не могла даже кричать и позвать на помощь. Она вообще ничего не понимала.
        — Только из уважения к Лилит, я сделаю это быстро и почти безболезненно!  — улыбаясь, сказал Левиафан.
        Лилит отвернулась в другую сторону. Ей становилось плохо. Опять тот же ком в горле, опять скрученный желудок, сжимающееся в морщинистое тело сердце. Она услышала, как порвалась кожа от давления клыков, чавкающие звуки, и последнее, что она услышала — был хруст шейных позвонков, и звук мертвого тела, падающего на пол.
        — Вот и всё! Лилит, дорогая, ну должен я хоть что-то получить в праздник. Я уже три дня ничего не ел. Голод меня может убить,  — Левиафан нагло стоял и врал,  — ты хочешь, чтобы я умер?
        — Нет, я хочу, чтобы ты перестал убивать людей! Особенно в моем присутствии!  — в слезах сказала она ему.
        — Не могу обещать. Я убивал столько веков подряд и тут…появляешься ты и говоришь стоп. Ты считаешь это нормально? Представь, что я сейчас скажу тебе — прекрати дышать! Что ты ответишь мне? Так что, успокойся милая! Нам ведь ещё к гостям идти. Точно, пошли к ним, что тут сидеть и обсуждать одно и то же.
        — Этот разговор еще не закончен!  — угрожающим тоном сказала Лилит, выходя из комнаты — Так не может продолжаться!
        — Да, да. Пошли.  — Левиафан пропустил ее вперед и улыбнулся, вытирая кровавый рот.
        24
        В шесть утра Жаклин и Марк уехали на такси домой, оба пьяные, как валенки.
        Левиафан сгреб со стола всю посуду в большой поднос и отнёс его на кухню. Лилит, уставшая и расстроенная, сидела за столом, загадочно смотря в одну точку. Она вертела стакан с ромом и молчала.
        «Он трупы также как и посуду сгребает, а потом просто выбрасывает их существование из головы. Я тоже не люблю людей, но хоть какая-то часть его сердца должна иметь уважение к чужой жизни. Кто дал ему право так легко распоряжаться чужими душами? Почему он такой жестокий? Что заставило его стать таким, ведь у него есть всё, о чём простой человек может только мечтать. Если он умеет любить, значит, он должен уметь жалеть. Хотя понадобилось почти пятьсот лет, чтобы он научился любить. Сколько же нужно лет, чтобы он научился уважать другие человеческие желания и чувства?», Лилит была полностью поглощена своими мыслями и не заметила, что Левиафан стоит в дверном проеме и рассматривает её с озадаченным видом, уже предвкушая серьезный разговор.
        Левиафан не очень любил разговоры «за жизнь», тем более вести такие разговоры с людьми было ещё сложнее.
        — У человека нет времени на жизнь. За этот короткий срок, предположим, он родился, до двадцати лет — это не человек, это бестолковый ребенок. После двадцати он только начинает осознавать что-то в этой жизни, точнее он пытается, не факт, что правильно это делает. В период между двадцатью и тридцатью, человек учится методом проб и ошибок, познает сущность своего тела и души, и на что это способно. Значит, от одного года и до тридцати — это амёба, а не сознательное существо. После тридцати и где-то до сорока, сорока пяти человек уже набирается опыта, он уже «homosapienssapiens». Но вот беда, в пятьдесят человек начинает слишком много думать о смерти, и ему уже не до познания самого себя. Итого, у нас получается, что вообще, пятнадцать — двадцать лет из всей жизни человек отводит на восприятие мира. Мне четыреста восемьдесят пять лет, и что человек может мне рассказать и показать нового за его пятнадцать — двадцать лет… — всё это Левиафан высказывал Лилит.
        — Понимаешь, дорогая, чтобы со мной говорить на серьёзные темы, а я вижу по тебе, что именно этим ты и собираешься заняться, тебе должно быть хотя бы пятьдесят. Тебе всего двадцать три. Ты ещё в стадии куколки, зародыша бабочки, личинка, которая только окуклилась, а уже пытается что-то излагать.  — Он замолчал и очень удивился, глядя на лицо Лилит.
        Она улыбалась, нагло и пафосно.
        — Что ж, Левиафан, тогда тебе следует считать себя ничтожным вампиром, потратившего четыреста восемьдесят пять лет своей жизни в пустую, потому что человеческий зародыш в виде меня, окуклившаяся гусеница, как ты меня обозвал, научила тебя любить! Весь свой опыт ты можешь выкинуть в помойку! Ты и твои четыреста восемьдесят пять лет настолько жалки, потому что ты не умеешь чувствовать. Ты боишься жалости, стыда, совести, ответственности… и любви, как бес ладана. А когда чего-то боишься в жизни — это значит, что в этом нет опыта. К примеру, человек, который никогда не летал, он будет бояться самолетов, а если его заставить летать каждый день, то через месяц, ему будет наплевать на перелёты. Твоя боязнь чувств говорит.… Да, нет, она просто кричит о том, что у тебя нет в этом опыта! И это за четыреста восемьдесят пять лет-то? Тебе самому не стыдно? Все эти годы гроша ломаного не стоят. Пустота не оценивается и не имеет вообще никакой ценности. А пустота души не придает тебе никакой значимости. Так что, как бы это прискорбно не звучало, но тебе придется меня выслушать, потому что тебе есть чему
поучиться у меня! За свои годы, ты стал первоклассным любовником, у нас не было ещё ни одной одинаково проведенной ночи — у тебя есть опыт в этом. Ты отличный убийца — за две минуты твои руки выдергивают душу из человека, а потом избавляются от трупа — и это за две — три минуты — сильно! Ты прекрасно играешь на скрипке — ты потратил на это не один десяток лет из своей вечности. У тебя хорошо подвешен язык, и ты многое знаешь, потому что много видел сам, переживал лично. Но когда ты понял, что сожрать меня ты не хочешь, даже не можешь, потому что у тебя появились чувства ко мне… ты испугался, струсил! И сейчас ты не знаешь, как себя вести, что делать с этим чувствами. Ты как кролик, которого загнали в угол и он очень хочет выбраться из этой западни, но из-за того, что очень сильно напуган, он не может предпринять никаких действий, прям как ты. Только ты ещё и огрызаешься, находясь в таком зыбком положении. Но больше ты ни на что не способен. Незнание, неопытность и опасение сверлят тебя изнутри, они пытаются прорваться наружу, а ты их назад заталкиваешь! И знаешь, что… Раз ты такой крутой вампир,
который прожил и повидал очень много, куколку бабочки ты не желаешь слушать, разбирайся сам в этом дерьме! А личинка отправляется спать! Проблема твоей психологии, сверхэгоистичного «Я» меня совершенно не волнует. Только когда твой страх окончательно тебя сожрет, будет уже поздно признавать то, что я была права и стоило хотя бы сделать вид, что ты меня слушаешь.… И ещё, я всё-таки скажу, прекрати жрать и убивать близких мне людей! Ты мне как-то сказал, что «вечность»  — это плохо и один из её ужасных пунктов это то, что мне придется смотреть, как умирают близкие, и как тяжело их всех терять. Вот, что-то мне подсказывает, что в таком темпе, я потеряю вообще всех людей, которые меня окружают до своих двадцати четырех лет, а всё благодаря тебе! Так что, будь любезен, иди и ешь бомжей, например!  — Лилит встала, поставила стакан с ромом и пошла наверх в спальню.
        Левиафан сидел молча, с очень задумчивым лицом. Как только дверь в спальню захлопнулась, он смел всю оставшуюся посуду со стола на пол, половину перебив, так как был зол! Потому что она была права! Его кольнуло внутри от обиды.
        «Права! Черт её побери, она права!», внутри его тела, каждая клеточка повторяла эти слова. Левиафан считал себя униженным и оскорбленным.
        «Зародыш бабочки», так просто, заставил столь умудренного вампира войти в состояние шока и оцепенения. И этот зародыш — женщина! Она затоптала его язвительность и сарказм, свободно и не принужденно. Для него это было такое поражение, он проиграл по полной программе…И так не достойно позволил растоптать себя девушке.
        «До сегодняшнего дня я был полностью уверен, что смогу уничтожить её морально.… Но то, что она сделала сегодня — заставляет меня думать, что она действительно сильная и сдаваться не собирается… Я ошибся! Вот она, эта маленькая ошибка, которую я допустил! Я недооценил её и уже, в который раз, я признаюсь, что она слишком гордая, чтобы просто отступить и превратиться в серую мышь! Самое ужасное, что она уже поняла, что мне просто не нужна серая мышь. Я в бешенстве! Как? Она размазала меня сейчас как размороженное масло по хлебу, без всяких усилий… Она даже ушла, не дождавшись, когда я что-нибудь придумаю ей в ответ. Да она просто знала, что мне нечего сказать ей. Зажала меня в угол, как того проклятого кролика! «Неопытный, жалкий вампир»? Это ещё что такое? Ни одна женщина не позволяла себе такого! А всё потому, что она полностью права и знала об этом. Она совершенно меня не боялась! Но как Лилит узнала о моих несостоявшихся познаниях в любви, хотя это логично… и теперь, у неё есть очень сильный козырь против меня, который я сам, лично, отдал ей». Левиафан был багрового цвета, он даже не помнил,
когда последний раз был так зол!
        «Я убью её!», внезапно ему в голову пришла совершенно безумная мысль. «Я сейчас встану, поднимусь к ней в спальню и убью там!», он был уже почти около лестницы, когда его вдруг что-то осенило. Он опустился на ступеньки, полный отчаяния и безнадежности.
        «Господи, что я несу? Если я её убью, то точно проиграл! А я не хочу проигрывать женщине, даже если она будет трупом, да ещё и, понимая, что я продул».
        Левиафан выбежал на улицу и побрел по дороге, ему нужно было успокоиться, иначе Лилит могла действительно превратиться в мертвяка. Он шёл и смотрел себе под ноги, и продолжал злиться на неё и на себя.
        — Эй, парень!  — его окликнул очень пьяный мужчина.
        Левиафан поднял глаза и улыбнулся свойственным ему ядовитым оскалом.
        —У тебя нет мелочи? Я всё сегодня пропил, жена выгнала, денег не дает! А уж очень выпить хочется!
        Левиафан оглянулся по сторонам — никого. Он подошёл к мужику совсем близко и пронзительно посмотрел на него.
        — Эй, пацан, ты чего на меня так таращишься?  — удивился мужик.
        — Добро пожаловать в небытие!  — улыбаясь, ответил Левиафан и просто сломал его шею.
        Ему не хотелось есть, просто хотелось кого-то убить. Он посмотрел на тело, лежащее у его ног, и вдруг, неожиданно, изобразил гримасу безысходности. Нет, ему не было жалко мужика, который просто хотел выпить. Этим поступком он только что полностью подтвердил слова Лилит.
        «Я ничтожество? Нет, я такой оттого, что у меня такова сущность! Меня таким сделала сама природа. Дурочка Лилит! Не надо мне внушать то, что мне не свойственно. Я такой, какой есть и тебе, дорогая, придется с этим смириться… иначе ты можешь случайно оказаться со сломанной шей у моих ног».
        Он отпихнул ногой тело и сел на землю. В пальто пропищал телефон, сообщив о сообщении. Он посмотрел исподлобья в сторону дома. «О, проснулась, маленькая стерва…».
        «По-моему меня сейчас убьют…»
        Левиафан, прочитав сообщение, быстро отправился домой. Лилит уже была для него непредсказуемым человеком, и, он не знал, что его ждет.
        Молодой человек вошел в дом и не смог скрыть своего удивления. Лилит сидела в гостиной, на столе, в позе «лотоса» и нервно постукивала пальцами по колену.
        — Где ты был?  — тревожно спросила она.
        — Выпускал пар, милая!  — он натянул ехидную улыбку,  — что случилось? Кто решился на невозможное — убить тебя, лишив при этом меня этой уникальной возможности?… — с долей сарказма спросил он.
        — Ты спрашиваешь, что случилось, да?  — гневно передразнила его Лилит,  — меня чуть не съели, пока ты пар выпускал!
        — Ну кто же это?  — только и смог спросить он, предполагая, что Лилит специально выдумала историю.
        — Я!  — из темноты ответил мужской голос, и к Левиафану начал приближаться силуэт мужчины.
        Он был такой же высокий, как Левиафан, только шире в плечах. И когда его лицо озарилось светом, в комнате блеснули искры его привлекательности.
        Когда он напал на Лилит, она не видела его лица в темноте. Ей вообще было не до его внешности. Она слишком испугалась за свою жизнь.
        Девушка лежала в кровати, пытаясь уснуть. Ссора с Левиафаном, ее последствия не давали ей покоя. Она слишком много думала о правильности и неправильности всего того, что между ними происходит. Краем глаза она заметила, как тихо-тихо поворачивается ручка на двери. Лилит стало не по себе, она словно почувствовала, что тот, кто открывает дверь, не имеет ничего общего с Левиафаном.
        Лилит встала с кровати, на цыпочках подошла к двери и как раз в это время она полностью открылась и в комнате появился огромный, черный силуэт. Это точно был не Левиафан.
        Девушка закричала, что было мочи и попыталась проскочить мимо незваного гостя, но он довольно проворно поймал ее и зажал рот. Он заговорил с ней и спокойствие его голоса удивило Лилит. Мужчина спросил о Левиафане и в каких отношениях она с ним состоит. Девушка тут же кинулась угрожать и предупреждать о расправе.
        Таинственный гость выпустил крикливую даму, Лилит тут же умчалась на первый этаж и залезла на высокий дубовый стол. Ей казалось, что там она в безопасности, что она видит все, что происходит вокруг. Как только она слега успокоилась, сразу же написала сообщение Левиафану.
        Только сейчас, когда зажегся свет в гостиной, Лилит была шокирована и не могла моргнуть глазом. Красота молодого человека, так же как и при первой встречи с Левиафаном, просто ослепляла её.
        Левиафан улыбнулся.
        — Мормо!  — прошептал он,  — что ты здесь делаешь, я уж думал, тебя больше нет!
        — Я пришёл навестить тебя! Прошло около ста лет с последней нашей встречи. Зашёл в твою спальню, а там девушка. Я подумал, что это твой завтрак, и решил, что ты не обидишься на старого друга, если я немного угощусь. Но твой «завтрак» оказался очень крикливым, пообещал мне, что ты убьешь меня, если я с ним что-нибудь сделаю и всё такое. Я решил подождать тебя, чтобы узнать, что пыталось сбежать из твоей постели?  — Мормо склонил голову, каштановые волосы блеснули на свету.
        — Мормо! Это моя девушка — Лилит! Я конечно бы не хотел, чтобы ты её ел.  — Оскалился Левиафан,  — дорогая, это Мормо, мой старый друг, мы с ним провели около ста — ста пятидесяти лет в очень теплой дружбе. Но потом он нашёл девушку и предпочел быть с ней. Где кстати она? Умерла от старости?  — он подошёл и приобнял Лилит.
        — Нет, я её обратил буквально через год наших отношений, и потом Ло решила бросить меня. Поэтому я понятия не имею, где она может быть сейчас,  — слегка расстроенным голосом сказал он.
        — Лилит, дорогая, может, ты слезешь со стола уже?  — спросил Левиафан её, подавая ей руку.  — Дуб все равно тебя не спасет, если вампир захочет на тебя напасть.
        — Я слезу, только тогда, когда окончательно пойму, что твой друг больше не собирается меня съесть!  — жестко сказал она.
        — С характером? Как ты любишь?  — ехидно спросил Мормо.
        — Ещё с каким!  — ответил Левиафан и стащил её со стола.
        — Эй! Я вам не мешаю? — крикнула она, слегка толкнув Левиафана.
        — Нет, милая! Всё нормально. Ты хочешь что-нибудь?  — спросил он её нежно.
        — Я хочу, чтобы мне объяснили, кого чёрта здесь происходит?  — Лилит не унималась.
        Мормо посмотрел на Лилит и оскалил зубы.
        — Милая, давай присядем, я сделаю тебе сок, и мы всё обсудим,  — Левиафан погладил её по голове и ушёл на кухню.
        Лилит посмотрела на Мормо. Он сидел на другом конце стола и так же пристально разглядывал её. Взгляд каждого из них проявлял свой интерес.
        Лилит мучил вопрос, неужели все люди, становясь вампирами, получаются такие красивые. А Мормо интересовал вопрос, почему Левиафан до сих пор не убил эту милую девушку. Ведь он никогда не задерживался с женщинами больше чем на неделю, а потом эти женщины просто бесследно исчезали.
        В комнате воцарилась тишина. Лилит с опаской наблюдала за другом Левиафана. Каждое его движение было таким утонченным и мягким. Его карие глаза внимательно изучали сидящую напротив девушку. У него была короткая стрижка с челкой и слегка торчащие уши. Большие карие глаза казалось, светились неясной надеждой. Дугообразные брови отбрасывали на глаза тени, в форме треугольника. На подбородке красовалась миловидная ямочка, а на щеке родинка. Прямой и строгий нос. Его веки были слегка прищурены, он сосредоточенно разглядывал Лилит.
        — Вот, дорогая, твой сок,  — Левиафан вернулся со стаканом,  — интересно вы ребята друг на друга смотрите,  — улыбнулся он.  — Как ты нашел меня?
        — По старым связям. Потом, мне сказали, в какой город ты отправился, а найти в тебя в мегаполисе не так сложно. Большой дом в ужасных мрачных тонах, пара машин около него, недалеко от города, красивая девушка, пройтись по следам всех тех, кого ты распотрошил, узнать в каком районе было больше всего смертей за последнее время… Я тебя неплохо изучил.
        Левиафан улыбнулся. Как же он был рад видеть своего друга. Он никак вообще не ожидал, что Мормо вот так вот возьмет и явится, как гром среди ясного неба.
        — Теперь я хочу знать всю историю — Внезапно сказала Лилит, разглядывая Мормо.
        — Какую историю, милая?  — Левиафан окинул девушку кровожадным взглядом.
        — Откуда у твоего друга была возможность настолько хорошо узнать тебя… Как вы подружились?
        — Хм…Европа. XVII век. Северные Нидерланды… — начал Мормо.
        — Мормо… — Левиафан попытался остановить друга.
        — Это история, Левиафан, ее должны знать, на то она и история.  — Мормо перевел взгляд на ждущую продолжения девушку.  — Так вот, Нидерланды… Я много слышал о Рембрандте и узнав, что он прибыл в Амстердам, я отправился туда, чтобы увидеть его работы…Но в первый же день, прогуливаясь по довольно людной улице, из арки я услышал глухой писк.
        Левиафан отвела глаза и уставился в потолок так, словно речь шла не о нем, да и вообще его ничего не касалось.
        — В этом звуке я услышал столько отчаяния и боли, что просто не мог пройти мимо. Я свернул в арку, прошел за угол и обошел небольшую колонну. То, что я увидел, повергло меня в шок. Я прожил почти 700 лет на тот момент, но такого не видел никогда. Вот этот вот сударь чуть ли не рвал шею одной премилой даме, заткнув ей рот рукой. Он меня не видел, но дама увидела. Из последних сил она начала пищать, вырываться… слезы. Та девушка была такой милой, как василек в поле… Я окликнул Левиафана, пытаясь узнать, в своем ли он уме. Он остановился и повернулся ко мне лицом. Весь его рот, щеки, горло, одежда, все было в крови…В глазах ярость, животный инстинкт охотника…Он сказал, что я «десерт» и кинулся на меня…После недолгой потасовки, Левиафан понял, что я не человек и немного остепенился. Он улыбнулся, посмотрел на девушку, подошел к ней и встать на ноги. Она еле стояла на ногах, глаза были полузакрыты, волосы растрепались, единственное, что она говорила, так это слово «пожалуйста». У меня разрывалось сердце. Я тоже начал просить его, сохранить девушке жизнь, она ведь совсем молодая, ей было не больше
двадцати лет. И знаешь, что сделал твой суженый?
        Мормо с тоской посмотрел на Левиафана, который все также сидел и смотрел в потолок, притворяясь, что никто и ничего не рассказывает, затем перевел взгляд на Лилит. Она была серьезна, как никогда.
        — Что? Мормо, что он сделал?  — прошептала Лилит.
        — Господи, да ничего страшного я не сделал!  — Левиафан вскочил из-за стола и подошел к окну.  — Зачем ты ей вообще это рассказываешь? Это было три столетия назад… А я почти не изменился.
        — Помолчи сейчас.  — Лилит шикнула на разнервничавшегося вампира.
        В ответ он ошарашено посмотрел и нахмурился, но решил ничего не отвечать.
        — Он обнял ее так нежно и галантно, посмотрел ей в глаза, убрал липкие, измазанные кровью волосы с лица и поцеловал ее. Я расслабился… А затем Левиафан сломал ей шею и отпустил труп на землю…
        — О, ну это вполне в его стиле… — тихо сказала Лилит, поглядывая на Левиафана.
        Левиафан цокнул языком и безмолвно продолжил пялиться в окно, на начинающийся снег, на природу.
        — Я смотрел на него и недоумевал. Я не понимал такого поступка. Я никогда никого не убивал. Для меня это дико. Я питаюсь человеческой кровью так много столетий, но я никого ни разу не убил. Тем более женщину…
        — Зачем ты ее убил?  — спросила Лилит Левиафана.
        — Мне показалось, что Мормо сказал, схорони ей жизнь, а не сохрани… — безразлично ответил вампир.
        — То же самое он ответил мне и тогда.  — Мормо опустил глаза.  — Я решил, что я должен попытаться образумить этого молодого человека, донести до него, что он не вершитель судеб, что люди не должны умирать по его указке… Я провалил задание, но приобрел хорошего друга. Левиафан абсолютно не умеет ценить человеческую жизнь, он не хочет ее ценить, но он очень хороший друг, он умеет ценить дружбу. Мой тебе совет — подружись с ним и никогда больше в жизни лучше друга ты не найдешь.
        Лилит посмотрела на Левиафана. Он наклонил голову и даже не пытался скрыть своих самовлюбленных чувств, пока друг расхваливал его.
        Подружись с ним…Как можно подружиться с тем, кому ни на грамм не веришь? Как можно подружиться с тем, кто умудрился обмануть время и старость? С тем, кто обманул смерть? Как можно подружиться с тем, кого любишь?
        — Я лучше пойду. Мне кажется, вам есть что обсудить. Мормо, спасибо за краткий исторический очерк.  — Лилит ответила ему улыбкой и вышла из гостиной.
        Левиафан взглянул на Мормо. Он сидел и улыбался, такой же улыбкой, какой любил улыбаться Левиафан.
        — Нравится?  — спросил он Мормо.
        Мормо поднял взгляд и ещё шире улыбнулся.
        — Конечно, нравится. Давно я не видел таких девушек. Вы давно вместе?  — спросил он.
        Левиафан развалился на стуле и усмехнулся.
        — Да нет, с конца ноября, где-то полтора месяца. Но за это время я уже успел понять, как с ней тяжело. Она согласилась на игру, и знаешь, дает мне иногда очень мощные отпоры. Я восторгаюсь ей. Мормо, я по ходу влюбился… — как на духу рассказывал Левиафан.  — Четыреста восемьдесят пять лет я искал такую, как она. Такую, которая не будет делать всё, что я ей говорю, ради того, чтобы похвастаться перед своими подругами. Такую, которая меня совершенно не боится и противится мне, показывает характер. Лилит именно такая. Гордая и непокорная. Настоящее исчадие ада в одном человеке.
        — Я знаю, что ты любитель поиграть с женщинами. Но в данной ситуации, о какой конкретно игре ты говоришь?  — Мормо не совсем понял своего друга.
        — Я как обычно проверял её, как и всех женщин, которые в итоге меня разочаровали. Я задел ее за живое, случайно… И знаешь, что она сделала? В отличие от всех остальных женщин, которые настолько влюблялись в мою внешность, Лилит, вместо того, чтобы проглотить мою выходку, осмелилась отомстить мне. И теперь у нас с ней негласная война. Мы очень любим друг друга, но после того, никто из нас не может остановиться…
        — Левиафан, ты должен прекратить свои игры… ты её потеряешь, если так будет продолжаться.
        Левиафан взглянул на Мормо.
        Мормо — старейший вампир, который прожил около тысячи лет, который очень много всего повидал и прочувствовал на себе. Если уж и доверяться кому-либо, то только ему. Он никогда не посоветует плохого и никогда не подведет…никогда не предаст. Он как философ современных лет, он знал всё, всегда находил правильные советы и решения в любой, даже нерешаемой ситуации. Царь Соломон в обличии вампира — интерпретация наших дней. Левиафан молча смотрел на него. Он прекрасно понимал, что умудрённый опытом вампир был прав, Левиафан вздохнул и провел по лицу рукой.
        — Ты прав, Мормо. Да я и сам это знаю. Я даже подумываю забыть о последней выходке Лилит. Я готов начать всё сначала, уже зная её как личность, сильную духом и любящую жизнь.
        — Левиафан, сколько я тебя знаю, ты всегда отодвигал свои чувства на задний план, а на передний — ты предпочитаешь выдвигать свои незатейливые игрушки. Ты уже не просто взрослый, ты уже реинкарнироваться должен был, раз пять, а ты всё играешь! Да и с кем? С женщинами! Они всё равно облапошат тебя, даже если тебе будет три тысячи лет, женских трюков и уловок хватит на всю твою вечность. Как бы ты ни старался, тебе всё равно не удастся полностью понять, что у женщины в голове. А вот она намного быстрее и продуктивнее сообразит, что с тобой делать и что ты задумал. Как не крути, в итоге, ты окажешься идиотом.
        — Я знаю, Мормо, знаю. Ничего не могу поделать с этим. Это моя сущность, мой характер заставляет меня быть таким. Я сам иногда поражаюсь, насколько гадким я могу быть. Но, знаешь, Мормо, мне это нравится, если честно говорить. Чем жестче ты себя преподносишь, тем больше тебя начинают любить, ценить и бояться потерять. Но Лилит боится не этого. Она боится проиграть, а не потерять. А я не могу дать ей возможность ликовать, разрешив ей закончить эту схватку, тем самым, унизив меня.
        — Бог мой, Левиафан. Ты только послушай себя! О каком унижении ты говоришь? Там где господствует взаимная любовь — места для унижений нет. Вы оба задвигаете светлые чувства и прогниваете во мраке. Вам нравится гнить, в своих же чувствах. Левиафан, сделай скидку — сколько ей лет? Двадцать? Двадцать пять? Тебе — почти пятьсот. С кем ты играешь? Она же для тебя вообще как зародыш! Ты — мужчина, она — хрупкая женщина, которая по своей природе будет пытаться превзойти мужчину во всём, потому что в XXI веке у женщины задача быть во всем лучше мужского пола. Ты застал те времена, когда права женщины были никому не нужны, на них все плевали. Они должны были только рожать детей и вести домашнее хозяйство. Им нельзя было даже посмотреть как-то не так на своего мужа. Сейчас времена изменились. Женщины столько веков были лишены права голоса, что когда они его, наконец, получили, буквально век назад, совсем озверели.
        — Мормо, я всё прекрасно понимаю, но здесь не только моя вина. Ты меня знаешь очень хорошо, настолько хорошо, что даже родители настолько не всегда знают своих детей. И вот теперь пойми одну простую истину. Лилит — моё отражение в женском обличии. Представляешь, какого мне быть с сами с собой, только с другой внешностью. Это очень тяжело, хотя порой и очень интересно. Я только сейчас понимаю, что чувствовали те, над кем я откровенно измывался и получал от этого удовольствие. А сейчас, я вижу, какое блаженство получает Лилит, делая мне что-либо в отместку. Может, я даже люблю её за то, что вижу в ней себя, а себя я очень люблю.
        — Два эгоиста… — усмехнулся Мормо,  — я бы с удовольствием понаблюдал за вашими отношениями. Вы вместе — а это значит, что вас связывает не только эгоизм и месть, а нечто большее. И любишь ты её не потому, что себя нашёл в ней, а потому что ты, наконец, встретил похожую душу, которая была одинока и ни когда не любила, так же как и ты. Кстати, по поводу того, как женщины умеют врать и заставляют мужчин делать то, что они хотят, при этом мужчина даже не поймет, что он этого изначально не хотел делать, а хуже всего, он будет считать, что сам захотел сделать что-то. Яркий пример: Ло.
        — Ло? Ты имеешь в виду Локи?  — переспросил Левиафан.
        — Именно, мою любимую Локи. Она меня облапошила как пятнадцатилетнего мальчика, хотя мне тысяча один год. За один год, она так умело внушила мне, что сильно меня любит и жить без меня не может. Я два раза ловил её почти выпавшую из окна, пять или шесть раз еле успевал остановить кровь из вскрытых вен. Этим она старалась доказать мне не только, что её существование без меня — ничто, но и что мое существование без нее будет ничем. В итоге, я в неё влюбился так, что сам чуть вены не начал вскрывать. И через год, я не выдержал, боясь, что она, нежный человек, может пострадать и умереть, а я бы, в отличие от тебя, не смог себе этого простить. Я решил дать ей то, что она просила — вечную жизнь со мной. И тогда она, пробыв со мной где-то два-три дня в новом обличие, сказала: « Мормо — ты глупый старик, застрявший в теле красивого юноши! Я никогда тебя не любила, мне нужно было то, что ты мне, наконец, дал». Потом она улыбнулась, оскалив свои молодые клыки, и продолжила: «А я и не знала, что прожив столько лет, ты остался таким глупым, твоя ошибка, Мормо,  — ты веришь женщинам, как глупый щенок верит
людям, которые его потом пинком выгоняют»…Больше я её не видел. Знаешь, я почти почувствовал как Ло забирает одну половину моего мертвого сердца и я знаю, что больше никогда не смогу вернуть эту половину снова. До сих пор так и хожу с огромным изрубцованным шрамом там, внутри. И он, этот шрам, иногда сильно побаливает.
        Левиафан смотрел на него со всей серьезностью, и на мгновение, ему даже показалось, что из его глаза капнула слеза. Левиафан вздохнул.
        — У тебя большое и доброе сердце, Мормо, и даже оставшись только с его половиной, ты будешь добрым и будешь совершать хорошие поступки. Именно поэтому, я так не хотел, чтобы со мной была хоть какая-нибудь женщина, потому что я боюсь оказаться на твоем месте,  — дальше он зашептал так, что его смог бы услышать только второй вампир,  — Я трус! Я такой трус! Я боюсь женщин, я боюсь отношений… Но я никогда не покажу этого Лилит, иначе она откусит мне голову, как самка богомола. Лилит никогда не должна знать об этом, о существовании моих слабых мест.… Хотя она в одном шаге от познания истины.
        — Эй! Уже почти рассвет, может, вы вечером продолжите рассказывать друг другу, какие женщины плохие, и кто из них какую кучу кала вам подарил?  — вопросительно крикнула Лилит.
        Оба вампира подняли взгляд на лестницу. Там, как будто стоял ангел в белом одеянии, но это был демон в ангельском обличии.
        — Грубость.  — Быстро шепнул Мормо Левиафану.
        — И жестокость! Мне порой, кажется, что сам Гитлер переродился в ней,  — ещё быстрее ответил ему Левиафан, вставая из-за стола,  — ладно Мормо, пойдем, я тебя провожу в комнату,  — сказал он уже во весь голос.
        — Спокойной.… Нет, спокойного дня Мормо!  — пожелала ему Лилит.
        25
        Проснувшись днем, Лилит посмотрела на Левиафана: он что-то читал и вроде бы даже не замечал ничего в округе. Девушка встала и выглянула в окно: погода ночью развлекалась. Все было белым бело, улицы окончательно оказались погребенные белой переной. Похоже, была сильная метель, которую парочка пропустила, гоняясь друг за другом, отчитываясь перед своими чувствами.
        — Добрый день, милая. Безумно рад, что мы пережили эту ночь. Как спалось? Мне кажется, не очень. Ты кричала, руками махала, меня звала. Ммм…Ты звала меня. Что же там было?
        Лилит отвернулась от окна и уставилась на вампира. Он лежал на подушках, держа в одной руке толстую, дряблую книгу, другой творил привычный бардак на голове.
        — Надеюсь, что я сооружала западню для тебя…
        Лилит снова уставилась в окно.
        — Да? Звучало так, как будто тебе кто-то сооружал западню и ты звала меня, потому что нуждалась в моей помощи…
        Уже через секунду он обнимал девушку, вместе с ней разглядывая рыхлый снег за окном.
        — Может, съездим на горку?  — Лилит вопросительно посмотрела на него.
        — На горку? Зачем?  — смутился Левиафан.
        — Покатаемся на сноуборде.  — Лилит улыбнулась в ответ, поцеловав вампира в щеку.
        — На чем покатаемся?
        — Сноуборд, Левиафан, сноуборд. Судя по твоему лицу, ты понятия не имеешь, о чем я говорю.
        Левиафан действительно не очень понимал, о чем шла речь. Ему это не нравилось. Ему вообще не нравилось, когда он выглядел дураком. А когда человек чего-то не знает, это самый короткий и прямой путь к общественной критике и ярлыку дурака.
        — Ладно, признаюсь, я не знаю, о чем ты говоришь и что это за штука такая.
        Лилит улыбнулась что было сил. Ну, наконец, хоть какое-то превосходство над всезнающим и всё умеющим вампиром. Самолюбие Лилит аж встрепенулось от радости, ненадолго забыв все то, что произошло на днях.
        — Ну что ж, придется мне просветить тебя, дорогой мой умный человек. Кстати, вот еще один случай, когда «зародыш бабочки» может чему-то научить всесильное чудовище.
        Левиафан молча смотрел на девушку. Злился ли он? Конечно! У него сердце скрипело от ущемленного чувства, от того, что Лилит даже не пыталась сделать вид, что ей безразлична маленькая неосведомленность вампира.
        По одному только его взгляду было видно, что Левиафан злобствует, но внешне он старался оставаться спокойным. Все-таки как взрослый человек, одно он точно понимал — сколько бы ты не жил на свете, все равно станется что-то, что ты не умеешь или о чем не знаешь. Вот только все это должно быть не после блистательного выступления «Я все знаю и все умею».
        — Я жду.
        Он неотрывно смотрел Лилит в глаза, наблюдал, как радость и злорадство, потирая руки, массажирую ее мимику. Но Левиафан решил, что пусть девочка порадуется такой нелепой и мелкой победе.
        — Сноуборд — доска, как одна лыжа, встаешь на нее двумя ногами и катишься вниз со склона. Все довольно просто…даже для тебя. Я не буду рассказывать тебе про равновесие, правильность постановки ног…Ты же умный, в процессе поймешь. Поедем?
        — Теперь-то мы точно поедем. Не могу же я оставить позади себя то, чего не знаю, так и не познав это. Одевайся. Пойду, скажу Мормо, что мы ненадолго уедем.
        Левиафан нашел своего друга на веранде на улице. Он стоял с кружкой кофе, смотрел вдаль.
        — Я слышал. Конечно, езжайте. Узнай, что такое сноуборд, мне потом расскажешь.
        Левиафан встал рядом с Мормо и тоже уставился вдаль. Он чувствовал атмосферу отчаяния, печали и утраты. Он чувствовал Мормо насквозь, его желание вернуть любовь, желание всегда, нет, вечно, быть с той, которую он чертовски любит.
        — Забавно, но почему-то именно в общении с тобой, я чувствую себя крайне неловко. Знаешь, почему? Был бы я на твоем месте, я бы ненавидел меня. У меня есть то, отсутствие чего, превратило тебя в меланхоличное существо, которое не знает, для чего оно вообще еще передвигается. У меня есть женщина, которую я люблю…она рядом. И у меня есть слова поддержки для тебя — от того, что эта женщина рядом, я не чувствую себя счастливым…. Подумай об этом, Мормо.
        — Нет, Левиафан, это ты подумай об этом. Подумай хорошенько, что такое счастье, какого ощущать себя счастливым. Подумай о том, как ты будешь себя чувствовать себя, если этой женщины вдруг не станет рядом. Что ты тогда скажешь? Поверь мне, я знаю, о чем говорю. Готов ли ты сейчас отпустить ее? А?
        — Нет.
        — Коротко и ясно. Видишь, тут и думать нечего. Просто дай шанс нормальности заглянуть к вашим отношениям, может вам понравится адекватность. Может вы примите ее и посмеетесь потом над тем, какими дураками вы были.
        — Ну, я готова!  — Лилит выскочила на улицу.
        Оба вампира тут же замолчали и перевели взгляд на девушку. Ну до чего же она была красивая! На ней был надет теплый костюм светло-светло серого цвета, вязаная шапка, толстая коса, спускающая ниже пояса, ботинки, похожие на луноходы Армстронга, перчатки, связанные из такой плотной и теплой нитки, что они казались больше на пару размеров.
        Радость в глазах. Ее глаза сверкали, словно в них блистали падающие на солнце снежинки. Слегка розовые щеки, которые всего за пять минут, проведенных на улице, легкий морозец успел покусать.
        — Мой сноуборд дома. Сначала нам придется заехать за ним.  — Лилит схватила Левиафана за руку, прижимаясь к его плечу.
        — Давай сразу в прокате два возьмем? У меня-то ничего такого нет, все равно в магазин ехать.  — Настроение вампира поднималась, глядя на то, как радуется девушка.
        — Окей. Поехали. Пока, Мормо! Не скучай.
        Лилит побежала к машине, на ходу стаскивая рюкзак со спины. Левиафан неспешно побрел за ней, бросив едва заметную улыбку другу.
        — А ты прав, пожалуй, мы попробуем познакомиться с адекватностью!
        Мормо, услышав тихий шепот, тоже улыбнулся. Как бы не думал Левиафан, но Мормо не мог злиться на своего друга из-за того, что у него есть девушка. Мормо вообще не мог злиться. Испытывать злость — это было не в его стиле. Он считал, что растрачивать силы и энергию на такие негативные чувства, как злость и ненависть, глупым занятием. Он был рад, что у его друга есть такие отношения, что их пытаются реабилитировать, что ими интересуются, а не просто живут.
        — Лилит, закрой окно, простудишься.  — Левиафан неотрывно смотрел на заснеженную дорогу, ведущую за город.
        — Да что с тобой?  — не выдержала девушка.  — Ты такой странный! Весь из себя заботливый, твой голос…мягкий и нежный. Ты улыбаешься, не пытаешься посмеяться надо мной, никого не убиваешь! Левиафан, ты сам-то здоров?
        Вампир улыбнулся и бросил на девушку косой взгляд.
        — Лилит, почему ты так странно воспринимаешь заботу о себе? Почему для тебя это так дико звучит? Почему ты считаешь дикостью заботу о тебе?
        — Для меня это нормально звучит, Левиафан, когда такое исходит не от тебя. И забота от тебя…ну, не знаю, по меньшей мере — это странно.
        — А вот в чем проблема! Давай я сам закрою окно, раз у тебя очередная проблема с моей просьбой. Здесь есть волшебная кнопка, которая поможет мне в этом.
        Лилит усмехнулась и отвернулась, разглядывая как довольно быстро стекло скрывает зимний запах, оставляя его за окном. Она смотрела, как мимо проносятся деверья, одетые в толстую зимнюю шубу; как большие черные птицы прыгают с этих веток в бездну и резко поднимаются ввысь, стряхнув снег с лап; как зима раскрывает свои владения, удаляясь от города; как прекрасно там, где нет человека и его зловонных труб.
        Через полтора часа машина повернула на сельскую дорожку и пока они медленно пробирались вперед, Левиафан думал лишь об одном, только бы не застрять в этом не особо людном месте, только бы машины прошла и не села в сугробе.
        Лилит же не терпелось уже вылезти из машины, схватить доску и помчаться с горы.
        Раньше она каждую зиму с друзьями ездила за город, чтобы покататься а сноубордах, лишь эта зима пришла не такая… И привела еще кое-кого не такого. Несмотря на все это, Лилит не смогла отказать себе в удовольствии покататься.
        Проехав сельскую дорогу, парочка оказалась на довольно обкатанном склоне, на котором стояло еще несколько машин и пара небольших кучек людей, которые лазили туда-сюда.
        — О, да здесь даже люди есть! Смотри, как я не буду голодать! Не правда ли, дорогая?  — Левиафан поцеловал ей руку и улыбнулся.
        — О боже… — Лилит спрятала улыбку и хотела было выйти, но вампир опередил ее.
        — Подожди, я дверь открою, куда ты спешишь?
        — Хочу поскорее посмотреть на склон, насколько он крутой и длинный!
        Левиафан все равно успел дать волю своей галантности, открыв девушке дверь и подав руку. Он помог вытащить доски, убрал все рюкзаки в машину, и спустя две минут они уже стояли и смотрели с горы на горизонт.
        Конечно, это был не Эверест, но метров 250 в ней было. Это былабезлюдная деревенская местность, поэтому никаких канатных дорожек, которые поднимут ленивого спортсмена, там не было. Левиафан узнал об этом месте у продавца в магазине, который по секрету рассказал о хорошем месте, где можно спокойно покататься и вряд ли кто будет смеяться над тобой, когда ты через два метра на склоне, начнешь поглощать снег, летя головой вниз.
        Лилит очень резво справилась с креплениями на своей доске и почти что приготовилась к спуску, как краем глаза заметила, неловкие копошения на заднем фоне. Несчастный Левиафан то никак не мог поймать равновесие, то у него были проблемы с креплением на доске.
        — Господи…. — Лилит вздохнула, слезла со своей доски и подошла к вампиру.
        Она слегка злился…мягко говоря. Девушка молча стояла и смотрела на него, затем опустилась на корточки перед ним и начала помогать с креплениями, стараясь поддержать его.
        Когда Левиафан, наконец, был готов к спуску с горы, Лилит быстро закрепила свой сноуборд и, крикнув «жду тебя внизу», помчалась вниз по горе.
        Снег. Ветер. Солнце. Холод. Так приятно, весело и быстро. Лилит словно летела на крыльях вниз, не зная ничего о тормозах… Она даже не оглядывалась назад, прибывая в полной уверенности, что Левиафан уже где-то валяется или торчит как кол из первого же трамплина или в какой-нибудь елке. Но он удивил ее.
        Уже почти у подножья горы Лилит что-то сшибло на огромной скорости. Кубарем, вперемешку с досками, поломанными очками, очумевшим вампиром, она летела дальше вниз, достаточно громко матерясь, периодически выплевывая снег.
        Когда снежный ком и все, что в нем было, остановился неизвестно где, Лилит выдохнула, пытаясь понять собственные эмоции. Она немного злилась, потому что первая поездка была испорчена и не кем-то неизвестном, а опять Левиафаном. Ее злило, что теперь надо вновь тащиться наверх, чтобы нормально съехать и почувствовать всю прелесть зимы. Она злилась, зная, как неудобно и долго тащиться вверх по горе по огромным скатам, заваленным снегом.
        Но услышав жалкие похрюкивания из сугроба, Лилит не смогла не улыбнуться. Наполовину заваленный снегом, со сноубордом под головой, с дужкой очков, торчащей из-под шапки, Левиафан лежал на спине и отплевывался, стряхивая с лица снег, ржал. Он просто и не наиграно хохотал, даже не пытаясь встать.
        Лилит аккуратно пошевелилась: тело ныло, но переломов вроде не было. Она подползла к смеющемуся вампиру и посмотрела ему в лицо. Он продолжал смеяться делал он это так заразительно, что девушка едва справлялась со своими эмоциями.
        — Ну и как так вышло?  — давясь от смеха, спросила она, лежа наполовину в сугробе, наполовину на нем.
        — Я не знаю… — Левиафан продолжал смеяться, обнимая девушку.  — Ты не сказала мне ни о тормозах, ни как поворачивать этой штукой. Я просто мчался вперед.
        Ему было очень трудно говорить, смех мешал собраться с мыслями. Лилит слушала эти задыхающиеся звуки, давила в себе такие же звуки, но у нее не получалось.
        Внезапно вампир замолчал и уставился на девушку.
        — Ты настолько необычная, что расскажи о моей сущности в мире, то я бы стал слишком банален. Твои глаза, они настолько задорно смеются, в то время как твое лицо пытается скрыть это. Зачем?
        Левиафан резко выбрался из сугроба и перекатился на девушку. Рассматривая ее томные глаза, скрытую улыбку, ему так хотелось поцеловать ее…
        — Ты простудишься, милая… Черт!
        Борясь с собой и со своими желаниями, Левиафан поднялся на ноги, помог встать девушке, так и не поцеловав ее.
        — Но я не могу не поцеловать тебя… не могу.
        Кое-как задыхаясь и почти умирая, они влезли на горку и продолжили свое увлекательное мероприятие.
        Домой они вернулись совсем поздно, усталые, но безумно веселые. Совместно проведенное время, за которое они не успели ни поругаться, ни подраться, пошло им на пользу.
        Они наперебой рассказывали Мормо свои ощущения, Левиафан вообще вел себя, как маленький мальчик, не зная, где начинается и где кончается предел его счастья. Лилит просто улыбалась, глядя на то, как радуется пятисотлетний вампир.
        26
        — Лилит, дорогая! Мормо попросил меня кое-куда съездить, вечером вернусь. Я надеюсь, ты не обидишься и не дашь Мормо скучать. Он завтра уезжает. Что скажешь милая?  — спросил Левиафан полу дремавшую Лилит.
        — Хорошо. Странно, Мормо пробыл здесь всего несколько дней, почему он так быстро уезжает?  — с закрытыми глазами спросила Лилит.
        Левиафан встал с постели и потянулся, глядя в окно.
        — Между нами говоря, Лилит, он ищет Ло, поэтому нашёл меня, чтобы узнать хоть что-нибудь о ней — шепотом сказал он.
        — А, это та вампирша, которая, будучи человеком, высосала из него все жизненные соки и хорошо навешала ему лапши на уши?
        — Именно, Лилит. Но дорогая, я прошу тебя, не напоминай ему о ней лишний раз,  — попросил её Левиафан, натягивая рубашку.  — Всё милая, я пошёл, давай, до вечера.… Веди себя как взрослая,  — Левиафан поцеловал нежащуюся в постели Лилит.
        «Упырь!», сонно подумала Лилит и снова уснула.
        Через два часа она встала, потянулась и отправилась наводить утренний марафет. Через час она уже спускалась вниз, стараясь идти очень тихо, сама не понимая, зачем. Ведь всё равно Мормо услышит её шаги.
        По всему первому этажу гуляли лучи света, а в них виднелись пылинки, которые так сладко купались в солнечной ванне. Лилит вдумчиво посмотрела на них.
        «Как же им хорошо. Они ни о чём не думают, ни о чём не беспокоятся. Кружись себе да кружись, и принимай ласки солнца. А вот людям постоянно приходиться думать о чём-то. И кстати, я, наверное, погорячилась с просьбой о вечной жизни. Вампирам ведь хуже всех, им приходится вечно о чём-то беспокоится. Если даже это мысли не о крови, то об уродливом человеке, с которым они живут и которого они любят»…
        Вокруг Лилит жила тишина. Солнышко и пылинки. Если бы не это, то можно было подумать, что это кладбище. Там такая же мертвая тишина.
        Лилит весело сбежала вниз по лестнице и вошла на кухню, включила чайник и достала чай.
        — Мормо!  — позвала она.
        — Я здесь, не кричи…,  — тихий голос откликнулся с подоконника.
        Девушка подпрыгнула и уронила чашку.
        — Господи, Мормо! Ты меня напугал! Я ни как не ожидала, что ты на этом подоконнике сидишь!  — укоризненно сказала она и строго посмотрела на него.
        — Лилит, не хмурься, морщин будет много,  — нежно, по-дружески Моро посмотрел на неё.
        Лилит отвернулась, подняла кружку и налила чай.
        — Ты… Чай будешь?  — тихо спросила она его.
        — Лучше кофе с молоком… Я не очень понимаю этот вкус, но мне безумно нравится кофейно-молочный цвет. На мой взгляд, одни из самых волшебных напитков, до которого додумались люди.  — Он замолчал и снова уставился в окно.
        Лилит налила ему кофе, взяла кружки и поставила на стол.
        — Кофе можно пить ещё и с мороженным, и с цитрусами! Это тоже очень вкусно!  — грустно улыбнулась Лилит.
        Мормо подошел к столу и сел напротив Лилит. Он смотрел на неё с такой добротой, нежностью, и грустью… Его глаза кроме спокойствия и мира не выражали ничего.
        «Он такой добрый. У него такая же улыбка, как и у Левиафана. Но он добрый, я чувствую эту сердечность. Как я могла его испугаться?».
        Девушка посмотрела на него и улыбнулась в ответ.
        — Почему ты такой грустный сегодня?  — спросила она, помешивая чай,  — тебе скучно со мной? Не о чем поговорить?
        — Я не грустный, Лилит, я просто устал.… Устал смотреть, чувствовать, вспоминать о прошлом, устал гнаться за будущим… Я часто задумываюсь о смерти. Все-таки прожить тысяч лет очень тяжело. Это только, кажется, что живи себе да ни в чем не отказывай, радуйся и все-такое. Но на своем опыте, могу смело заявить, что рано или поздно все заканчивается. Заканчивается то, чему ты хочешь радоваться, заканчиваются силы, и ты просто не можешь улыбнуться, потому что просто нет сил растянуть губы в улыбке…Не хочется ничего, ни есть, ни пить, ни дышать. Ничего. Жизнь утомляет, наверное, поэтому природа придумала смерть…Неважно, какая у тебя жизнь: бурная и насыщенная или тихая и спокойная. Она все равно утомляет, кода ее много. Ты устаешь от ее насыщенности, тебе хочется отдохнуть. И ты устаешь от ее спокойствия, тебе хочется перчинки. От всего устают…Всегда все не то. Оно просто не может быть вечно тем.
        — Это как-то касается Ло?  — тихо спросила Лилит.
        —… и она в том числе. Она стала последней каплей отчаяния в моём океане безнадежности и горя.… За всё свое существование я постоянно разочаровывался в женщинах. Я любил их, а они всегда меня использовали. Кому-то нужны были деньги, а кому-то вечность… Лилит, ни одной из них не нужна была любовь… — Мормо посмотрел на неё с такой печалью, что Лилит захотелось плакать.  — Лилит, между вами с Левиафаном есть чувства, настоящие и живые чувства… Не загубите их. Я ищу уже тысячу лет ту, единственную, которая проживет со мной вечность, но пока я нашёл только разочарования … Странно, люди хотят найти истинную любовь за пятьдесят лет? Смешно, но бывает, конечно, как у вас с Левиафаном. Но ещё смешнее, это то, что когда вы находите друг друга, вы сами всё своими руками рушите, а потом страдаете. Где справедливость, Лилит? Я ищу и страдаю, а кто-то нашел и, всё равно, страдает…
        — Мормо, а ты хоть раз видел где-нибудь справедливость? В мире есть место для гнева, любви, мести, добра, ненависти, но не для справедливости. Даже в суде, казалось бы, самое честное место должно быть, ан нет, там её тоже нет. Если только, конечно, не уравнять понятия «деньги» и «справедливость». У кого больше денег — тот и справедлив. Соответственно, если в любви нужна справедливость, то это значит, нужны деньги. А деньги и любовь не живут вместе. Поэтому, Мормо, не ищи в любви справедливости, её там нет.
        Мормо посмотрел на неё внимательно и покачал головой. Ему было очень больно, он всё ещё тосковал по Ло. Лилит даже не хотела спрашивать, когда Мормо последний раз видел её. Он соскучился по ней, по её лжи и притворству, по её жалкой бесчеловечности. Лилит поняла одно, Мормо намного человечней, чем некоторые люди, включая её саму и ту же Локи.
        «Опять же, потому что женщина? Как странно… Женщина — мать! Существо, которое носит в себе маленькую частичку себя, взращивает её, любит и лелеет всю жизнь. Женщина, которая плачет над смертью маленького котенка или щенка.… Оказывается, она — самое бессердечное существо! Самое жестокое и злобное создание на земле — это женщина! И как такое получается, что одна хрупкая особь имеет столько разных и сложных чувств, переживаний, состраданий… любви. Но внутри её тела пустота — там нет сердца! Серьезно, безжизненное тело Мормо, с изъеденным тоской сердцем, которое пытается выжить уже тысячу лет, сердечнее, чем любая другая женщина! И если у живой, теплой женщины нет сердца, тогда где находятся все эти чувства? Получается в голове. А голова — это логический инструмент любого человека, чувства не поддаются логике… Замкнутый круг. А если чувства поддаются логике — значит это фикция! Слово «женщина»  — равносильно слову «ложь»? Ведь так получается? И правда, стоит посмотреть на женщину со стороны — это ж актриса, сотканная изо лжи. Хорошо тем, кто работает в кино — у них есть отговорка, типа «это моя
работа!». А женщина, которая играет в жизни — намного профессиональнее, чем любая актриса из театра. И я такая же…Я играю с Левиафаном, хотя он сам начал.… Значит, есть шанс на то, что и мужчины вовсе не ангелы? Однако, Левиафан просто устал жить по честному, он тоже решил поиграть. И сколько в жизни я встречала мужчин, они все были такими наивными и такими искренними, прям как Мормо».
        Лилит вздохнула и посмотрела на чай. Он уже почти остыл. Мормо всё также смотрел на неё, молча и не отрывая глаз. Он прекрасно видел, что она задумалась о чем-то, и не хотел ей мешать.
        «Очень красивая девушка, под стать Левиафану прям.… Только очень опасная. Это сразу видно. Левиафан обожжется, сильно обожжется. Меня, конечно, радует одно, что он просто решил заморозить свое сердце, оставив маленький кусочек для таких вот чувств. Только эта девушка успешно растапливает замороженную часть. Так что ему не грозит стать совсем черствым. А растапливает она эту часть для того, чтобы ему потом больнее было. Целое сердце чувствует больше, чем частичка. И к тому же, для такой как Лилит, не будет проблемой уничтожить даже это маленькое живое пространство его души. Хорошая пара.… Хотя, нет, не пара, такие люди как они должны быть партнерами. Но они любят друг друга. Эх, господи, кто ж над вами так подшутил-то?»
        Время шло к обеду. Мормо практически весь день просидел на подоконнике и смотрел в окно. Он как будто ждал, что вот-вот там появится Локи.
        — Дружище, у тебя простатит будет, сидеть-то на холодном подоконнике!  — Лилит укоризненно посмотрела на вампира,  — слезай, мне на тебя холодно смотреть, присядь что ли за стол.
        Мормо всё с тем же печальным взглядом посмотрел на неё и остался недвижим.
        — Ты меня боишься? Или думаешь, что сюда внезапно придет Ло?  — спросила Лилит.
        — Да нет, конечно,… Она сюда не придет, хотя очень хотелось бы.
        — Мормо, можно я скажу всё, что думаю, а ты не обидишься?  — тихо спросила Лилит.
        Вампир слез с окна и со скоростью света оказался за столом, вопросительно разглядывая Лилит.
        — Слушаю.  — Слегка улыбнувшись, сказал Мормо.
        — Так как ты сделал её вампиром, между вами есть какая-нибудь связь? Я имею в виду, она знает или чувствует, где ты можешь находиться?  — поинтересовалась Лилит.
        — Нет, такой связи нет,  — несчастно ответил он.
        — Что ж, это хорошо. Такой ответ дает мне возможность назвать тебя не полным придурком… Почему ты себя так не ценишь? Об тебя вытерли ноги, растоптали твои чувства, тебя предали и обманули! А ты бегаешь и ищешь её! Неужели ты думаешь, что если бы ты ей был нужен, то она не смогла бы тебя найти? Не будь дураком, Мормо! Начни новую жизнь, хватит жить прошлым, слава Богу, у тебя есть шанс на то, чтобы начать всё заново с другой,  — предложила Лилит,  — на тебя больно смотреть, так нельзя. Ты очень красивый и обаятельный мужчина, добросердечный к тому же, с такой внешностью и душевными параметрами тебе будет не сложно это сделать. Мормо, ты должен забыть её ради своего же блага. Так ведь можно с ума сойти…
        — Да, я дурак! Глупый, старый дурак! В какой раз я бегаю за женщиной, которая меня отвергает, после того, как получила то, что хотела. История каждый раз повторяется.
        — Ну, тогда не давай им то, чего они так хотят…
        Мормо поднял на нее взгляд.
        Девушка смотрела на него, поглощенная серьезностью…Она была такая красивая.
        — Он сказал тебе?  — тихо прошептал вампир.
        — Что сказал?  — Лилит удивленно посмотрела на него.
        — Он не сказал… — печально подтвердил Мормо,  — уверен, в будущем скажет…
        — Не сказал что? Мормо? Что?  — Лилит настаивала.
        — Я предоставлю ему шанс ответить на этот вопрос позже…А пока забудь.
        Они проболтали до шести часов вечера, внезапно Лилит сказала ему, что ей надо выйти и она скоро вернется. Вернулась она через десять минут, очень грустно посмотрела на Мормо и протянула ему руку.
        — Пошли, я покажу тебе кое-что…,  — чуть ли не рыдая, прошептала она ему.
        Он взял её за руку и встал. Выйдя на улицу, они подошли к маленькому сараю, который находился за домом. Лилит молчала, на её лице было только беспокойство.
        — Внутри.… Там что-то было!  — шепнула она ему.
        — Стой здесь! Я посмотрю!  — приказал он ей и зашёл вовнутрь.
        Лилит тут же закрыла за ним дверь на железный засов. Из кустов, растущих рядом, она вытащила уже приготовленную канистру с бензином и начала обливать сарай. В её руке была уже зажженная спичка.
        — Что происходит?  — спросил Мормо, заранее зная ответ на свой вопрос.
        — Прости!  — тихо сказала она,  — это не моя вина, что ты появился здесь. Это и не твоя вина. Это вина Левиафана!  — она кинула спичку, и сарай вспыхнул.
        — Я должна показать ему, какого это — терять близких,  — Лилит зарыдала.
        Ей было очень тяжело и больно: внутри что-то разрывалось, её всю трясло. И от каждого его крика, она чувствовала укол чего-то очень острого и болезненно.
        — Ты очень хороший, Мормо, добрый и милый. Мне искренне жаль, что так вышло… Прости… Милый Мормо, прости… — Лилит задыхалась слезами.
        В её глазах отражался огонь, пламя которого сжирало сарай и Мормо вместе с ним. Красно-оранжевые языки убивали несчастного вампира внутри. И с каждым таким поцелуем огня, крики бедняги становились всё тише и тише, всё не разборчивее. Пока он горел, он ни разу не назвал Лилит плохим словом. Он так устал от всего, что просто смирился с решением девушки сжечь его.
        — Ло… я люблю тебя, прости, что не смог сказать это тебе лично — это последнее, что услышала Лилит.
        Она закрыла руками лицо и снова зарыдала. Лилит лелеяла тайно надежду на то, что Мормо сильный вампир и он вырвется все-таки из пылающего огня. Но он не стал вырываться… он ждал смерти. Так больно и неприятно ей ещё никогда не было.
        — Я ненавижу себя! Я ненавижу тебя, Левиафан. Твое появление в моей жизни сделало меня такой!  — крикнула она…
        Через два часа дверь открылась, в гостиную вошёл Левиафан.
        — Ух, там такой снегопад!  — сказал он, стряхнув снег с головы, но его счастливое лицо тут же изменилось, когда он увидел Лилит.
        Она сидела за столом, тихо мурлыкая какую-то грустную песенку, в его рубашке, волосы растрепаны, лицо измазано чём-то черным, в одной руке — рюмка с чем-то очень вонючим, а другой девушка подпирала голову.
        — Что случилось?  — нервно спросил он, подлетев к ней, и внимательно посмотрев в её глаза.
        Тут же на полу он заметил, пустую бутылку водки. Вторая, уже полупустая стояла на столе. Левиафан встал и нахмурил брови. Потом он резко схватил девушку за предплечья и посмотрел в глаза.
        — Лилит, что случилось? Где Мормо?  — потребовал он ответа.
        Лилит подняла пьяные глаза и улыбнулась.
        — А Мормо уехал!  — тихо сказала она.
        Левиафан, учуяв запах алкоголя, поморщился.
        — Куда уехал? Лилит, ты чего несешь? Он не мог уехать, я обещал ему, что пробуду весь день в Германии и узнаю что-нибудь про Локи, потому что её там видели последний раз! Он ждал меня с ответом, как второго пришествия Христа!  — крикнул он.
        Но Лилит была настолько пьяна, что ничего вообще не соображала. Ей было абсолютно наплевать на все, она только очень глупо улыбалась и болталась в его руках, как безжизненная ватная кукла. Левиафан посмотрел на неё свысока, сделав совершенно безразличный вид, сказал:
        — Лилит, если в течение пяти минут, ты мне не расскажешь, где Мормо, почему ты пьяная в стельку и в таком виде, и почему от тебя воняет гарью, то я клянусь, я сломаю тебе шею!  — Левиафан начал угрожать, он очень злился, потому что мысли, которые приходили ему на ум, были отнюдь не радостными.
        Он боялся услышать подтверждение своих догадок. Его воображение показывало какой-то бред. Почему-то он представил себе картину, Мормо который пытается изнасиловать Лилит, огонь, прожигающий кожу.… Но потом Левиафан начинает понимать, что речь идет о Мормо. Он никогда, ни с одной девушкой такого бы не сделал, потому что очень уважает и ценит прекрасный пол.
        — Мормо уехал… на тот свет! Он устал от жизни, почему ты об этом не знал? Ты ж его друг!  — Лилит подняла пьяные, красные глаза на Левиафана.
        Его пальцы отпустили Лилит, и пьяное тело упало с грохотом на пол, так как само на ногах стоять не могло. Лилит сильно ударилось об угол стола, и рассекла себе кожу на затылке. Пошла кровь. Левиафан тряханул головой, поднял девушку и впился в нее глазами.
        Гнев протискивался через каждую кожную клеточку на лице, и когда гнев пролезал между ними, они слегка разрывались, и всё его лицо в итоге было покрыто ярко-красным и лиловым цветами. Нижняя губа тряслась мелкой дрожью, а брови, казалось, срослись вместе.
        — Ну-ка повтори!  — прошипел он.
        — Я сказала, что Мормо уехал на тот свет! А я помогла ему в этой нелегкой поездке!  — сказала Лилит, смотря прямо в черную пустоту глаз Левиафана.
        Он посмотрел на неё с секунду и резко замахнулся. Лилит зажмурилась. Рука Левиафана застыла в воздухе, он скрипел зубами, глядя на зажмуренное лицо.
        — Ненавижу!  — крикнул он и отшвырнул её в другой угол комнаты.
        Лилит медленно сползла по стенке без сознания.
        Левиафан подошёл к ней и взял её на руки и схватился руками за шею.
        — Я убью тебя, дрянь! Убью! Ты не заслуживаешь, жизни… никакой, ни человеческой, ни тем более вечной!  — кричал он, сжимая за её шею.
        Он хотел сломать ей позвоночник, руки и ноги, всю переломать… Но не смог. На этот раз любовь победила гнев. Из раны шла кровь, рубашка на спине была порвана, а на коже — огромный ушиб.
        Всю в крови, вампир подхватил девушку на руки и потащил в ванную комнату, смывать кровь, боль, страх.
        — Что же ты наделала… — горестно прошептал он, придерживая ей голову в ванной и обмывая её тело.
        Лилит открыла глаза, увидела лицо Левиафана и снова зажмурилась. Она испугалась, что он её либо ударит, либо снова швырнёт. Внезапно девушка поняла, что находится в ванной комнате, тут панический страх полностью овладел ей, и Лилит со всей силы начала вырываться и кричать.
        — Нет, Левиафан, не надо! Я умоляю тебя! Я не хочу умирать!  — Лилит била его по рукам, по лицу, по плечам и по груди, и била сильно.
        Наконец он её скрутил и зашипел в ухо.
        — Тихо, тихо, милая, я не собираюсь тебя убивать…хотя надо бы,  — Левиафан гладил её по голове. — Ай,  — вскрикнула она, и её рука потянулась к порезу на голове.
        Девушка провела по нему рукой и посмотрела на ладонь. Там была кровь.
        — Что это, Левиафан, это же кровь.… Это моя кровь?  — тихим, испуганным голосом спросила она, прижимаясь к нему поближе.
        — Ты рассекла себе кожу на затылке, когда упала. Я всё сейчас улажу, не переживай… — грустно сказал он.
        Но на самом деле он не очень хотел всё улаживать. В глубине души, ему всё-таки хотелось прибить Лилит или ничего не делать, чтобы вся кровь вытекла. Но любовь горела в нём и требовала спасти её, да и кровь бы все равно вся не вытекла из такой раны. Внутренняя борьба — очень неприятное чувство, тебя разрывает на две части. А когда речь идет о серьезных дилеммах, то можно вообще с ума сойти. Вот так и сейчас, Левиафана раздирало на две части.
        Он любил эту девушку, но он не мог простить ей смерть его самого дорого и близкого друга. Боль и разочарование поглотили его, безысходность запустила в сердце свои цепкие когти. Ярость слепила его. Ненависть вызывала омерзение и брезгливость к самому себе, к слабости. Он потерял единственного друга. Голова Лилит лежала у него на руке. Девушка была без сознания, а её нежная, изящная шея словно просила свернуть её. Левиафан провел по гладкой коже рукой.
        — Лилит… — дрожащий голос прошептал ненавистное имя.
        Имя, которое всего за полтора месяца разбудило в вампире все, что спало уже лет двести, всё, что не хотело просыпаться, не хотело чувствовать. Кровь так и текла по его руке, дыхание девушки было очень тихим, почти безжизненным. Она лежала с полузакрытыми глазами, не понимая, что происходит с ней.
        Вампира начал буравить очередной приступ ярости. Левиафан вскочил и с силой дернул Лилит за руку и ударил о край джакузи. Послышался хруст…мучительный и хриплый крик Лилит.
        Внутри Левиафана все тряслось, его терзала часть самого себя, которая сразу же начала обвинять его в чудовищном поступке. Он не хотел делать ей больно, но вся его сущность желала мести, кровавой и мучительной. Он отпустил её руку и опустился на пол, схватившись руками за голову.
        Лилит прижимала сломанную руку к груди, её глаза были полны страха и сочувствия, подавливая крики боли. Она хотела бы посмотреть на него, как на предавшего её любимого человека, но в её взгляде было только «прости». Отвращение к самой себе, боль в руке, боль в голове…даже душа мучилась внутри, ей совсем не было спокойно там. Слезы на щеках и беспросветность в глазах.
        — Господи, как же я ненавижу тебя!  — еле слышно враждебный голос прошептал ей.
        Затем Левиафан резко вскочил и схватил её за локти и тряханул. Новая болевая атака в сломанной руке пробежала по всем нервам к головному мозгу. Лилит снова закричала.
        — Ты слышишь меня? Я ненавижу тебя! У меня нет сил больше… — Левиафан отпустил её и положил голову на борт джакузи и посмотрел на Лилит.
        Его глаза были полны слез. Девушка смогла увидеть, как одна из них упала на его щеку и покатилась медленно вниз, словно говоря «смотри на меня! Это твоя вина!»
        — Нет!  — крикнула она и кинулась убрать эту предательскую слезу с его лица,  — ты не можешь! Нет!  — Лилит терла его щеку, лишь бы только не видеть его хрустальных слез снова.
        Она чувствовала вину, которая тесно переплеталась с обидой почти в одно целое.
        — Я не хочу тебя видеть, Лилит! Уходи! Убирайся из моей жизни!  — Левиафан почему-то шептал, а не кричал это, лежа на краю джакузи.
        — Нет!… Нет. Ты не можешь поступить со мной так, Левиафан!  — Лилит хотела, было броситься к нему, но поскользнулась и упала.
        Мокрая рубашка прилипла к телу. Всем весом она упала на уже измученную руку, и больше она не могла выносить боль, Лилит просто отключилась, в очередной раз. Левиафан взглянул на неё. «Такая хрупкая, такая нежная… такая бессердечная!».
        Лилит лежала на животе. Её глаза были закрыты, рот приоткрыт. Через дырку в рубашке была видена образующийся синяк и ссадины, а на макушке — волосы покраснели от крови. Она была не похожа на живого, скорее, на умирающего лебедя. Маленькое тело безжизненно лежало, и даже казалось, что дыхания нет. У Левиафана защемило сердце.
        — Не могу я с тобой это сделать, Лилит!.. Я вообще ни хрена не могу с тобой сделать. Не могу убить! Не могу бросить! Не могу обратить и забыть! Я могу только любить тебя, хоть и в убыток себе… — Он вытащил девушку из ванной и понес в комнату.
        Неся её вдоль коридора, Левиафан очень старался не ударить её об стол или шкаф. Войдя в комнату, он положил девушку на живот и попытался найти в волосах порез на голове.
        — Вот это да? Да тут сантиметров три в длину,  — нежно потрогал он вокруг раны кожу, чтобы посмотреть, смогут ли края соприкоснуться друг с другом,  — прости …
        В одну секунду он оказался в ванной, достал весь необходимый материал для обработки ран и все, какие были, обезболивающие средства. Через две минуты он уже обрабатывал саму рану.
        Через пять минут порез был зашит. Затем он нежно взял её переломанную руку, точнее осторожно приподнял и внимательно посмотрел на неё.
        «Так, походу здесь сломана локтевая и лучевая кости. Милая, Господи, надеюсь, ты меня простишь… Я не могу тебе здесь помочь, придется везти тебя в больницу. У меня тут нет гипсового бинта».
        Он ювелирно подхватил её на руки и вынес из дома к машине. Лилит открыла глаза.
        — Что здесь происходит?  — еле слышным голосом спросила она.
        — Дорогая, я везу тебя в больницу, скорее всего у тебя перелом двух костей, одной уж точно, нужен рентген и чтобы потом врачи наложили повязку.  — Объяснил он ей.
        — Ай, моя голова!  — Лилит дотронулась до макушки.
        — Ты что-нибудь помнишь, откуда у тебя это всё?  — спросил Левиафан.
        — Я помню только, что ты сломал мою руку,…а что с моей головой я не помню!  — зарыдала она.
        — Потерпи ещё чуть-чуть!  — Левиафан нажал педаль газа почти в пол.
        — Что у вас тут?  — спросила медсестра в приемном отделении.
        — Сильный ушиб головы, возможно даже сотрясение, плюс перелом лучевой, локтевой костей, и на спине огромный ушиб.  — Левиафан дал полный отчет по состоянию здоровья Лилит.  — И она, кстати, много выпила. Наркоз при работе с костями может не подействовать.
        — Спасибо молодой человек, мы разберемся, дальше сами… Вы кем приходитесь девушке?
        — Парень…её — тихо ответил он.
        — Тогда, может быть, вы мне расскажете, что с ней случилось?  — спросила медсестра.
        — Да, она очень много выпила и…
        — Он избил меня.… Сломал руку, толкнул так, что я упала и рассекла себе голову…!  — наигранно плакала и врала Лилит.
        Левиафан разъяренно посмотрел на неё и прикусил нижнюю губу, чтобы не закричать, как он хочет ее убить. Потом он перевел взгляд на медсестру и остервенел окончательно. Её лицо выражало досаду, осуждение и презрение. Левиафан плюнул, развернулся и пошёл к выходу.
        — Я вызову полицию, мы снимем побои, поможем оформить заявление, и вы сможете подать в суд… — Левиафан услышал, как медсестра объясняет права и возможности Лилит, и остановился, чтобы услышать, что она ответит.
        — Нет, спасибо, не надо,  — удовлетворенно ответила Лилит.
        «Ты только что спасла себе жизнь», подумал Левиафан и пошёл дальше, даже не взглянув на Лилит.
        Он выскочил на улицу и со всей силы ударил ногой по крылу машины, так, что там осталась вмятина, и стукнул по крыше руками. Раздосадованный вампир залез в машину и откинулся на кресле, изображая то ли досаду, то ли злость.
        «Лилит, ты настоящий дьявол. Ты умудрилась так быстро вернуть мне должок за сломанную руку. Я люблю и ненавижу тебя… Ты лишила меня друга десять часов назад, и только что ты лишила меня достоинства и чести перед всей больницей. Клянусь, Лилит, если бы ты согласилась писать жалобу, я бы убил тебя!»
        27
        Лилит задержали в больнице на три дня. У неё было легкое сотрясение, перелом локтевой кости и трещина в лучевой. Каждый день Левиафан стоял под окнами, думал о прошлом и местами о будущем. Сам лично он к ней не заходил. За три дня он не прислал ей ни одной записки, ничего.
        К вечеру третьего дня он стоял около машины с огромным букетом темно-бордовых роз и ждал Лилит. Она быстро вышла из больницы, но, заметив Левиафана, замедлила шаги. Её лицо не выражало ничего конкретного. Она то улыбалась, то огорчалась, а Левиафан просто наблюдал за этими изменениями. Он прекрасно понимал, что она не знает как себя вести после всего, что случилось за последние пять дней. Зато Левиафан знал.
        Она подошла к нему, вся такая белая и ласковая. Белые сапоги и пальто напоминали одежду снегурочки. Волосы были распущены, и слегка развевались на ветру. Она остановилась в полутора метрах от него, действительно не зная, что дальше делать. Лилит просто молчала и смотрела на него. Её маленькое черствое сердце было радо снова видеть и чувствовать любимого вампира.
        — Привет, милая!  — ехидно сказал он, в свойственной ему манере.  — Хорошо выглядишь… особенно в белом,  — он вздохнул и отвернулся, розы он ей так и не отдавал, словно забыл о них.
        Лилит стояла и молчала. Её смущало поведение Левиафана, не мог он так быстро после смерти Мормо превратиться опять в прежнего подонка.
        — Ну что стоишь? Залазь, а то замерзнешь!  — он открыл ей дверь,  — и кстати, по поводу белого… На твоём месте я бы сегодня надел черное.  — С безжалостной улыбкой посмотрел он на неё и продолжил, — между прочим, положи вот это Жаклин на гроб,  — он кинул ей на колени букет и отвернулся, заурчав под нос песенку.
        Лилит как будто прошиб разряд электрической дефибриляции. Она повернулась к Левиафану, что бы понять, почувствовать надежду на то, что он пошутил, хоть и по-дурацки, но пошутил. Но этой надежды на его лице не было. Там было только удовлетворение.
        Машина остановилась около дома, Левиафан вышел и помог Лилит. Она всё ещё не верила ему.
        — Присядь, дорогая, я тебе чаю принесу!  — предложил он, не расставаясь со своей идиотской улыбкой.
        В течение пяти минут они просто смотрели друг на друга. Лилит смотрела на него, боясь, что-либо спросить, потому что очень опасалась правды. Левиафан очень хотел, чтобы она всё-таки спросила его о чём-нибудь. Да и вообще перестала вести себя так, словно ей язык вырвали.
        — Завтра, в три часа, на Центральном кладбище будут её похороны,  — выкрикнул он довольно, так и не дождавшись никаких звуков от Лилит,  — видела бы ты её мужа! Я думал, он вены себе вскроет от горя. Он же не знал, какая она была шлюшка! А он только из командировки вернулся!
        — Это ты?  — только и спросила Лилит.
        — Ты знаешь, дорогая, я не мог поступить иначе,  — мечтательно сказал он,  — милая, ведь Маргарет была для тебя никем, по сравнению с тем, кем был для меня Мормо. А я ведь правильно тебя понял, ты из-за Маргарет устроила Мормо пляски в огне?  — уточнил Левиафан, глядя как слезы текут из глаз Лилит.  — Ммм, значит правильно понял. Вот, конечно я не такой жестокий, как ты!  — разочарованно он помотал головой,  — ну не смог я её заживо сжечь в каком-нибудь погребе!
        Последовало минутное молчание с двух сторон. Левиафан наблюдал за Лилит, уже без ухмылки, но всё равно с удовольствием.
        — Я смог её распотрошить заживо!  — глаза Левиафана блеснули в полутьме.
        — Что ты сделал?  — обезумевши, спросила Лилит, её нижняя губа дрожала, она еле сдерживалась, чтобы не завыть от тоски.
        — Ой, Лилит! Только не надо спрашивать вопросы типа: «что она тебе сделала?» или «как ты мог, она же была такая хорошая!»  — Левиафан передразнивал Лилит, делая очень тонкий голос, из-за этого всё казалось ещё противнее.
        — Я и не спрашивала! Я спросила, что ты сделал?  — крикнула Лилит, рыдая.
        Левиафан расплылся в улыбке.
        Затем одним рывком он оказался около Лилит с кухонным ножом в руках.
        — Знаешь, что я сделал,  — зашептал он в её ухо, прижимая её к стене и отрезая все пуговицы на рубашке.
        Он приставил нож к её горлу и провел вниз, легко преодолев загипсованную руку, нежно, еле касаясь лезвием кожи, давая возможность Лилит почувствовать всю остроту ситуации. Холодная сталь остановилась внизу живота.
        — Я приставил нож к её горлу, так же как и тебе сейчас. Потом я погрузил лезвие в её кожу и провел им вниз. Знаешь, как она кричала, Лилит? Скажи мне, Мормо также кричал?  — он провел лезвием по правому боку.  — Вот тут была её печень, она, кстати, очень легко вырезается,  — Лилит вся дрожала и рыдала, только тихо, она очень боялась, что он вот-вот воткнет в неё этот нож,  — с левой стороны, я удалил поджелудочную железу и селезенку. Ты представляешь, какое это наслаждение? Она была жива к тому моменту, но уже близка к смерти. Она почти уже не кричала, почти не дышала, но всё же оставалась живой…,  — Левиафан слегка надавил ножом на левою сторону и продолжил шептать,  — вот здесь, я вырезал её сердце, и как мне показалось, что последний его удар я уже почувствовал у себя в руке… Правда забавно, дорогая?
        Он схватил девушку, внимательно рассматривая ее глаза.
        — Я мог бы разрубить и тебя на мелкие кусочки, заморозить и спрятать их по всему дому, чтобы потом чувствовать каждую твою частичку рядом. Я бы просто не смог закoпать в землю кусочки столь прекрасного тела… И никто, никто бы никогда не узнал о том, что с тобой случилось!  — Левиафан страстно дышал ей в ухо, рассказывая ей все эти страсти.
        Лилит дрожала хуже, чем осиновый лист. Со страху она как будто язык проглотила, она не могла ему ничего ответить.
        — В день, когда я отвез тебя в больницу, я вернулся домой, подошёл к сгоревшему сараю и увидел обгоревший труп Мормо. Ты хоть представляешь, какого мне было?  — он ударил кулаком по стене рядом с лицом Лилит.
        Она зажмурилась и хотела закрыть лицо, но вампир держал ее за руку, а вторая рука была загипсована.
        — Ты представляешь, что это значило для меня, остаться одному на вечность? Ты знаешь, что я чувствовал, когда доставал его тело и уносил отсюда? Твое тело не хочется хоронить в земле, потому что оно прекрасно, его можно сохранить. Но прекрасную душу Мормо я могу сохранить при себе! А у тебя нет души, поэтому хоронить можно только тело! Жаклин ты увидишь в гробу, а мне пришлось самому кидать землю на его лицо!  — Левиафан ужасно кричал и избивал стену.
        Лилит рыдала.
        — Мормо! Он в жизни мухи не обидел! Даже когда он питался, он никогда не убивал своих жертв, он сохранял всем жизнь, он помогал всем, кому мог. Он пришёл сюда просить помощи в поисках Ло, потому что он её любил, он умел любить по-настоящему. Ты вообще заешь, что это такое? За пятьсот лет, добрее и отзывчивее, чем Мормо я ещё никого не встречал! У меня больше никогда не будет такого друга! Он не заслужил смерти, Лилит, не заслужил! А вот твоя подруга, Жаклин, заслужила! Как же я вас ненавижу, женщины!  — он слегка отбросил её, как грязную салфетку.
        — Так почему ты орёшь всё? Жаклин больше нет, Мормо тоже!  — наконец выдавила из себя Лилит.
        Левиафан резко развернулся к ней и Лилит увидела его глаза, наполненные таким количеством чувств и эмоций. Чёрные глаза, в которых утопало всё…Черные глаза, которые утопали в слезах…
        — Лилит. За пятьсот лет, я всё-таки сохранил достоинство и честь, которые ты также пыталась отнять у меня. Странно. Почему у тебя в таком возрасте нет этих качеств? У тебя вообще нет никаких человеческих качеств, кроме злобы. Ваше поколение всё такое или только ты? Потерю Мормо я сохраню глубоко в сердце, чтобы всегда помнить, на что способна любимая женщина! И чтобы случайно не повернуться к ней спиной. Жаклин жива и здорова, можешь позвонить и проверить. Если с ней что-то случилось, то это не по моей вине. Ещё раз — достоинство и честь, я не смог бы убить твоего друга, потому что я верю в дружбу…а ты смогла, потому что тебе наплевать, ты не веришь!  — Левиафан развернулся и ушёл наверх, демонстративно захлопнув дверь.
        Лилит вздрогнула от стука. Она осталась одна. Снова сев за стол, она закатила глаза и схватилась за голову.
        «Это какой-то кошмар! Так нельзя, так не может больше продолжаться. Мы два дурака, бог мой, какие ж мы идиоты! Что мы пытаемся доказать друг другу? Для чего мы это делаем, уничтожаем так друг друга? И что потом выйдет из этого? Когда, интересно, была утеряна логическая цепочка наших действий? Ибо сейчас я не вижу никакой закономерности, кроме мести. Возможно ли вырастить ясное будущее из возмездия? Корень отношений в виде мести уже посажен, значит можно легко что-то вырастить из этого. Но где вероятность того, что этот урожай будет позитивным в итоге? О боже, Левиафан… Может лучше выкопать это из недр наших тел и посадить по новой, или вообще другую семечку попытаться взрастить? Но с этим человеком другую уже нигде не возьмешь, потому что зло в любом своем проявлении, очень глубоко и быстро прорастает. И даже если вырвать сам корень, то останется очень много маленьких корешков, которые будут точить и губить новую семечку, и в конце концов, она иссохнет. А потом встаешь перед выбором, что лучше, оставить и дать возможность прорости злу или выкинуть его зачаток из сердец, и погубить всё? Что
предпочтительнее: безразличие или месть? О, моя голова! Как же трудно думать за двоих… стоп, а зачем я думаю за него? Это просто невозможно! Я за себя не могу подумать, у меня семь пятниц на неделе, а Левиафан, к сожалению, такой же. В таком случае — это получается вообще беда. Почему мы считаем, что всё это игра?»
        Лилит решительно встала и направилась в комнату к Левиафану. Она была настроена на серьезный разговор, но когда она вошла в комнату, это стремление почему-то быстро испарилось.
        Левиафан лежал на кровати, подложив руки под голову. Его глаза были неподвижны, и казалось, что он смотрел не в потолок, а куда-то сквозь него, сквозь крышу, сквозь небо… в душу Мормо, сквозь любовь и боль.
        Лилит вздохнула и подошла к кровати. Она тихо опустилась на неё и легла рядом. В комнате была гробовая тишина, было слышно только дыхание Лилит.
        — Лилит, я устал… — едва слышно произнес Левиафан, всё также продолжая лежать.
        Лилит посмотрела на него краем глаза. Она не знала, что спросить и как ответить. «Я устал»  — такая многозначительная фраза, её можно понять как угодно, поэтому лучше уточнить…Но Лилит молчала.
        — Так больше не может продолжаться, милая,  — Левиафан со вздохом повернулся к ней.
        — Я не понимаю, о чём ты?
        — Я устал гнить живьем… Устал от того, что люди, которые меня окружают, тоже начинают гнить. Тебе не жалко себя, Лилит? Твоя жизнь очень коротка, а ты тратишь её на меня, и на гниение своей души из-за меня. Если бы меня не было в твоей жизни, ты не была бы такой жестокой и бессердечной. Лилит, от тебя пахнет гнилью… Тебя, уже тоже гложут черви,… так же как и меня. Но меня они едят уже много лет. И мне искренне жаль, что из-за меня черви начали глодать и тебя. Обидно только то, что ты этого не замечаешь, ты не хочешь замечать. И я уже ничего не могу поделать, потому что люблю тебя и не хочу отпускать, но ты можешь, Лилит, ты ещё можешь отпустить меня, отмыться от грязи и избавиться от червей.
        — Не надо… Мы просто заигрались в любовь и ненависть. Ты есть в моей жизни, и пусть черви гложут нас обоих. Я не верю в то, что ты говоришь. Просто надо прекратить игрушки эти…
        — Да я не могу Лилит. Я не играю, я живу так! Сарказм. Ирония. Месть, злость — это всё я, понимаешь? Нельзя измениться, взять просто и выбросить часть своего характера в помойку и сказать: «Смотрите! Я стал другим человеком!». Такого не бывает, это притворство. А его надолго не хватит, и потом снова возвращаются такие черты характера, которые ты, якобы, выбросил. Невозможно измениться, не то что ради любви, даже ради самого себя это невыполнимо.
        Лилит горько усмехнулась, провела рукой по его лицу и посмотрела в грустные глаза.
        — В таком случае — пусть ад ставит на нас ставки!  — сказала она и спрыгнула с кровати.
        28
        Вот и февраль ворвался в природу, вооруженный тяжелыми метелями, бурями, небывалыми снегопадами. На улице огромные сугробы снега, а на деревьях — снежные лапы вместо голых веток. Самый холодный месяц. Жуткие холода, леденящие человеческие души, снегопады, которые заносят людской разум, покрывают его тоненькой корочкой льда, но только не разум горячих сердец. Февраль — последний месяц зимы, последний месяц колючего холодка.
        Лилит сняли гипс. Её рука была как новая, нигде не болело, ничто не защемляло. Только она стала чуть худее левой руки.
        Все было забыто, как казалось с первого взгляда. Только яд остался в душе, он впрыскивался в вены, как только мозг забывал о январе. Первый глупый и очень серьезный поступок Лилит остался лежать в основании их отношений. Каждый из них помнил и будет помнить. Жаль, что жизнь тратит напрасно свои усилия, поучая идиотов. Они всё равно никогда и ничему не научатся… и неважно, сколько им лет…
        Лилит влетела в комнату, где лежал по пояс голый Левиафан. Она подбежала к нему, высыпала на него кучку снега и отпрыгнула. Ей хотелось услышать мужской вопль, который срывается на женское сопрано. Но вместо этого, она увидела игривый взгляд.
        — Знаешь в чем разница, милая? Я могу выдержать, а ты — нет!  — он резко стряхнул с себя снег.
        Лилит развернулась и попыталась выбежать из комнаты. Но, конечно же, она не успела. Он схватил её, закинул на плечо и пошёл на улицу.
        — Нас ждет увлекательное погружение в снежную пучину… — прошептал он пикантно.
        — Нет, ты сумасшедший! Мне холодно!  — Лилит кричала и колотила его по спине, свисая вниз головой.
        Бессмысленные действия. Она ведь прекрасно знала, что ее удары для вампира вообще ничего не значат.
        Он открыл дверь: в нос влетел холодный и свежий воздух.
        — Быстро, черт, пошли домой!  — кричала Лилит, но Левиафан подошёл к ближайшему сугробу и плюхнулся туда вместе с ней.
        Сотни миллиардов иголочек пронзили нежную кожу Лилит. Она не смогла сдержать вырывающийся из недр диафрагмы визг. И если Левиафан ловко прикинулся, что ему безразличен холодный снег, стиснув зубы и синие губы, то визг пришелся ему прямо в ухо.
        — Я заболею!  — вопила Лилит, пытаясь скинуть его с себя.
        — Нет, милая, я тебя согрею!  — пообещал он.
        — Чем?  — она продолжала вырываться.
        Левиафан всё-таки слез с неё, вытащил из сугроба и понес домой, в теплую джакузи.
        — Ну что, тепло?  — гадко спросил он.
        — Угу, принеси мне, пожалуйста, сок…грейпфрутовый?  — спросила Лилит.
        — Сок? Грейпфрутовый?  — переспросил он, недоверчиво посмотрев на девушку.
        — Да. Сок… Грейпфрутовый… — Лилит тоже смотрела на него исподлобья, незаметно улыбаясь.
        Левиафан еще раз окинул девушку взглядом и вышел из ванной комнаты. Ему понадобилось не больше пять минут, чтобы найти в холодильнике грейпфруты, превратить их в невозможный фарш, добавить льда и вновь оказать около Лилит, испепеляя ее взглядом и кровожадно улыбаясь.
        — Ваш сок, мадемуазель.  — Он протянул стакан девушке и, скинув штаны, залез к ней.
        — Спасибо.
        Он достал сигарету, прикурил и разлегся, наслаждаясь теплой водой и вздымающейся пеной. Лилит пила прохладительный напиток, бросая на вампира косые взгляды.
        — Милая, даже глядя сквозь сизый дым, я чувствую, как твои красивые глазки стреляют по мне. Что? Что ты хочешь сказать?
        Лилит смутилась и занялась своим соком, старательно игнорируя Левиафана. Он приподнялся и взял девушку за руку.
        — Лилит. Я же вижу, что какие-то слова вот-вот сорвутся с твоего языка. Давай, позволь им вырваться…
        — А… — вздохнула Лилит,  — ты ничего не хочешь мне сказать?
        — Я?  — удивился вампир и улыбнулся.  — Да я много чего хочу тебе сказать, милая.
        — Нет, что-то особенное. Что-то, что ты мне еще не сказал.
        — Особенное? Так… О своей любви я тебе говорил, о том, что хочу убить тебя — тоже. О том, что жить без тебя не могу — сказано…
        — Нет, Левиафан, это не то.
        — Ладно, Лилит, давай, скажи мне, что ты хочешь услышать?  — Левиафан сдался и вопросительно уставился на смущенную девушку.
        — Мормо… — едва слышно произнесла она, и быстро взглянула на молодого человека.
        Левиафан нахмурился лишь только как прозвучало имя друга. Улыбка исчезла с его лица.
        — Что Мормо?  — строго спросил он.
        — Он…сказал, спросил… Рассказал ли ты мне….  — Лилит не смотрела Левиафану в глаза.
        Она боялась туда смотреть. Боялась увидеть ненависть и презрение.
        — Он не стал рассказывать, но сказал, что ты сам мне расскажешь… Что ты мне не рассказал такого, что я должна знать?  — Лилит, наконец, осмелилась поднять взгляд.
        Левиафан сидел с опустошенным видом на лице. Он явно терялся в догадках, что ответить девушке и прекрасно понимал, о чем сказал Мормо и что хочет услышать Лилит.
        — Послушай, милая… — он опустил взгляд.  — Я не уверен, что правильно тебя понимаю…Точнее я вообще не понимаю, о чем ты говоришь.
        — Левиафан. Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю и о чем говорил он… Я хочу это знать.
        — Тебе это знать не надо.  — Вампир чуть повысил тон.
        — Да?  — Слезы наворачивались на глаза.  — Я так не думаю. Эта тайна явно касается меня. Раз это так, то я должна ее знать.
        — Нет, Лилит…Не сейчас. Может быть, позже…но не сейчас. Пока забудь об этом и не возвращайся к этому разговору. Я сам начну его, когда придет время.
        Левиафан склонил голову, с печальной ухмылкой на лице, и уставился на текущую воду.
        — Машину пригнали, пойду оплачивать,  — сообщил он.
        — Как ты … Ты услышал что ли? Ты слышишь на таком расстоянии?  — Лилит удивленно посмотрела на него, старательно убивая всеми возможными способами сове любопытство.
        Он ничего не ответил, только слегка улыбнулся и вышел из ванной.
        Лилит выключила воду и вылезла из ванны, она осмотрелась.
        «Только не это! Ни одного полотенца, ну как так?».
        Она огорченно оперлась на джакузи и поежилась.
        Спустя минут десять Лилит поняла, что сидеть она тут больше не может. Ей просто-напросто было скучно. Тело почти высохло, только редкие капли воды застыли на ногах и руках. Но с мокрых волос вода продолжала капать.
        Лилит встала и приоткрыла дверь: в коридоре никого.
        «Почему так долго?».
        То был уже второй раз, когда машина девушки оказывалась в автосервисе. На этот раз должны были затонировать стекла и плюс, каким-то образом, Левиафан смог обеспечить Лилит правами, не приходя ни школы, ни инструкторов, ни экзамены. Он считал себя неплохим инструктором по вождению. Возможно, он был прав: Лилит чутко ездила под руководством вампира, слушалась его, быстро запоминала все знаки и правила, которые он вполне доходчиво старался пояснить.
        — Левиафан!  — позвала Лилит.
        Тишина, блуждающая по дому, окутала обнаженную девушку.
        «Хорошо, что тут хоть эха нет, а то совсем выглядело бы как царство мертвых».
        Она вышла из ванной и осмотрелась. Ей было очень холодно, а из-за того, что мокрые волосы постоянно дотрагивались до спины, у нее уже начались почти что едва заметные судороги. Тело покрылось мурашками. Капли воды стекали с волос по ногам вниз, и после каждого её шага, на полу оставался мокрый след ноги.
        Левиафан шёл сзади, очень тихо, как кошка, которая охотится на мышь. Внезапно он подскочил к ней и крепко схватил.
        — Нет! Холодными руками!  — закричала Лилит, брыкаясь как кошка, царапаясь и матерясь, но вырваться так и не смогла.
        Левиафан запрокинул ей голову и со словами: «Я бы с удовольствием вырвал вену из твоей шеи, но придется довольствоваться этим», вцепился зубами ей в ключицу. Он схватил её и понёс в комнату, при этом, не отрываясь от маленькой раны.
        Лилит почувствовала мягкую кровать, когда он кинул её как будто в пропасть. Девушка нахмурилась и посмотрела на него. Он уже срывал с себя рубашку, в то время как она в ужасе наматывала на себя одеяло, пытаясь хоть немного согреться.
        — Ты что, совсем обезумел?  — хрипя, спросила Лилит, когда Левиафан чуть ли не набросился на нее.
        Его ладонь тут же закрыла ей рот и словно два алмаза, блеснули бешеные глаза.
        — Тсс… — зашептал он ей на ухо,  — не хочу держать в руках комок нервов…
        Его зубы погрузились в плоть. Послышался хруст, Лилит вскрикнула от боли. На этот раз, укус не доставлял ей никакого удовольствия: нежность Левиафана куда-то пропала. Под ним, как будто лежала не его любимая девушка, а самый ненавистный враг.
        Он ещё помнил её поступок. Он вроде и простил, но иголка в сердце всё ещё покалывала, хоть он об этом и не говорил. Мормо, как преданный друг навсегда остался в его разуме. Он простил их всех. Даже в другом мире, душа Мормо совершенно не умела злиться и ненавидеть. Но душа Левиафана была полна черни и зла, и порождала всё это ненависть. Не мог он просто так простить ей то, что убило оставшуюся часть его сердца. Он хоть как-то старался показать Лилит свою злость и недовольство, при этом, тщательно скрывая свои мысли.
        29
        — Левиафан, что ты еще умеешь помимо быстрого бега и умения слышать все?  — делая чай, спросила Лилит.
        — Я еще вижу в темноте, так же как и днем!  — жуя что-то, ответил он.
        — И всё? А как ты так быстро можешь перемещаться, и при этом никуда не врезаться?  — она села напротив него и сделала маленький глоток чая.
        — Глаза при беге начинают видеть весь окружающий мир, словно в замедленной съемке. Ты успеваешь просмотреть всё, и плюс глаза видят всё очень четко, и можно по отдельности разглядеть каждый волос на теле любого животного. Поначалу тяжело к этому привыкнуть. Бежишь и, кажется, что вокруг всё так медленно, что я сам еле ползу, а потом останавливаешься и оказываешься в другой части страны.
        — А в летучую мышь ты не можешь превращаться?
        — Хм… — Левиафан выдержал паузу.  — Ну давай дальше, задавай свои гениальные вопросы. Спроси меня, умру ли я от дозы чеснока, пузырится ли у меня кожа от яркого солнца, может у меня в подвале есть гроб из красного дерева с бархатной обивкой, может я шатаюсь по ночам по пустынным кладбищам… — бросив жвачку в пепельницу, спросил Левиафан.
        — Ты жуешь жвачки?  — Лилит посмотрела на жвачку
        Левиафан состроил несчастное лицо и подошёл к Лилит, нависнув над ней, как коршун.
        — Лилит, давай сходим куда-нибудь, развеемся, выпьем, потанцуем, что скажешь, почувствуем бурную молодость?  — спросил он, стоя за её спиной.
        — Развеемся? А почему бы и нет!  — Лилит улыбнулась.
        Левиафан окинул ее взглядом и присел рядом на диване.
        Целый день они проболтали о плюсах и минусах вампира.Целый день он слушал её голос, чувствовал её тепло и слушал, как бьется её сердце. Физика звучания её голоса, и всего существования, струилась сквозь его тело. Он каждый раз наслаждался, когда чувствовал очередную волну, проходящую по его молекулам. Каждая его частичка впитывала её сущность и принимала, как свою собственную. Он хотел, чтобы она никогда не замолкала, чтобы её звучание навсегда осталось рядом с ним. На мгновение он даже захотел, чтобы она стала такой же, как и он.
        В его голове мелькнула глупая надежда. Надежда на то, что вечность всё-таки возможно скоротать вдвоем. И потом, когда они устанут от неё, просто возьмут и умрут, вдвоём, чтобы не разрывать невидимые цепи и веревки, которые связывают их души. Но со светлой надеждой пришло и темное прошлое: Мормо, Локи, то, как она поступила с ним.
        Левиафан старался учиться на ошибках других. И он так боялся, что с ним произойдет то же самое: Лилит бросит его, как только почувствует невесомость своего бытия. Он опасался того, что она, если даже не захочет его бросать, то она просто не сможет быть с ним. Но обдумывание будущего, воспоминания о Локи навеяли ему также картину с трупом Мормо.
        «Она не умеет дружить. Даже Жаклин для неё не больше чем просто хорошая знакомая. Они не подруги и никогда ими не будут. Дружба влечет за собой уважение и понимание между людьми, больше чем любовь. Дружба уважает такие человеческие качества, как искренность и естественность. Только настоящий друг не побоится сказать всю правду в глаза, не побоится быть оскорбленным словами друга, если они действительно имеют место быть. Настоящий друг никогда не испугается рассказать о своих успехах, чего боится Лилит. А не испугается, потому что друг сумеет искренне порадоваться и поддержать, а не станет тихо завидовать и ненавидеть. Иногда людям проще всё рассказать как на духу своему другу, нежели собственной матери. А почему так? Ведь это мать носила под сердцем, растила и учила жизни, а люди всё равно в первую очередь идут к другу. И всегда будут идти к другу, потому что он никогда не отречется от тебя из-за проблем, сможет объяснить всё так, что к нему захочется прислушаться. Недостаточно сказать «приходи ко мне в любое время суток», надо еще и самому уметь прийти в любое время. Только друзья умеют
по-настоящему понимать и слушать друг друга без слов. Им просто не нужны эти слова, они всё видят и чувствуют. Дружба намного ценнее, чем любовь, она должна быть такая, значимая, для людей. Любовь — как вспыхнет, так и затухнет быстро. Никогда не стоит ставить друга на второй план, когда в сердце поселяется любовь, как это сделал Мормо. Когда любовь уходит, а иногда она уходит подло и низко, растоптав одному сердце, а о второго просто вытерев ноги, люди сразу же вспоминают о друге, о котором не помнили, когда были одурманены любовью. И, черт возьми, даже в такие моменты, друг это тот человек, который откроет тебе дверь, даже не вспомнив о том, что про него забывали. Куча всего может оттолкнуть любовь от людей, а от дружбы только непонимание. Лилит не понимает Жаклин, она даже не пытается понять, а всё потому, что ей наплевать. Лилит сделала одну из самых больших ошибок в жизни. Она предпочла любовь дружбе. Самое глупое, что может человек, так это верить в любовь и не верить в дружбу. А самое забавное, что существование настоящей, искренней, истиной дружбы было подтверждено людьми на войне и в жизни, и
в книгах. А вот подтверждения любви, кроме книг нигде больше нет. Были моменты, когда люди, влюбленные друг в друга, умерли вместе. Но ими управляла не любовь, а страсть! Люди даже не видят разницы между любовью и начальной страстью, но они всегда видят будущего друга, а не знакомого. Когда друзья ругаются друг с другом, они не чувствуют гордости и всегда вспоминают о хороших моментах, и пытаются всё вернуть назад безболезненными способами. Когда же ругаются влюбленные, они всегда стараются насолить друг другу, потому что любовь пробуждает гордыню, гнев, месть, а дружба — открытость, верность и понимание. Хотя бы поэтому, люди не могут дружить и любить друг друга одновременно (хотя исключения всегда встречаются, и я завидую таким людям, которые научились совмещать дружбу и любовь). И когда любовь становится благосклонной (и то, это сомнительно. Любовь — очень сварливая тетка, но у некоторых везунчиков получается обуздать ее и направить в нужное русло) и дарит понимание и даже зачаток дружбы между влюбленными, то люди, опять же, отворачиваются от друзей, потому что им хорошо. А человеку вообще
свойственно быть там, где ему хорошо, при этом, он ещё старается разрушить все это хорошее. Правильно, зачем нам друг, когда нам хорошо? О боже, как же мы ничтожны. Всё зло мира имеет над нами такую непоколебимую власть… Любовь относится к категории зла, причем жесткого и несносного зла. Можно назвать хоть одну положительную сторону любви, кроме как первоначальной, детской, слепой радости и первоклассного секса в первые два месяца? Нет, ничего хорошего в любви нет. Боль, разочарование, потеря веры и боль в глазах — после того, как разбились розовые очки. Из-за этой любви я потерял Мормо, я потерял себя. Любовь — равна злу! И как же может такое светлое чувство, как люди его называют, вырасти из зла? Невозможно из тьмы вырастить свет. Свет — это дружба. Дружба никогда ни к чему не обязывает и ничего не требует взамен. А любовь — это сплошные нервы и деньги. Это желчь, досада, ярость, яд. Любовь — насмешка над людскими сердцами и разумом. Они так свято верят в неё! Самое ужасное, что я ничем от них не отличаюсь в данной ситуации, потому что любовь добралась и до меня и покорила мой разум, сердце, да и
вообще все. И что она сделала, эта тварь? Рядом со мной сидит цербер, хитрый и мстительный дьяволенок, олицетворение самых жестоких и безжалостных людей, существо, которое убило мою дружбу, существо, которое заполнило всего меня собой… И я, страх какой, я люблю эту существо. Я пытаюсь забыть о друге, который сто пятьдесят лет всегда был рядом, ради этого черта в женском обличии. А женщины действительно настоящее зло! Раз любовь не может существовать без женщины, то тогда это чувство — самое страшное зло человечества! Любовь — это, насколько я знаю, взаимное чувство по определению… А получается так, что гибнут мужчины, как морально так и физически. А ради чего? Только ради того, чтобы она одарила взглядом и позволила поцеловать руку? Хотя нет, это тогда они гибли за это, сейчас они даже этого не получают! Высокомерные и коварные создания… Почему нас так тянет к вам, гадюки? Вы хуже любого галлюциногенного наркотика. Вы создаете такую шикарную иллюзию, а потом бьете по ней. И она, словно разбитое стекло, разлетается на тысячи осколков, которые ранят душу и тело, а вы потом питаетесь этим … Падальщицы!»
        Левиафан думал, при этом, словно противореча самому себе, нежно гладил Лилит по голове, а она в это время что-то ему рассказывала. Но Левиафан был настолько погружен в свои мысли, что не слышал, о чем она говорит, он слышал только звук её голоса.
        «… Даже когда придает друг, это намного больнее и унизительнее, чем когда это совершает женщина. Потому что такой поступок вполне ожидаем от женщины, а вот от друга — это удар в спину. Ни один мужчина не ждет от женщины чего-то хорошего, а если даже ждет, то в глубине души он всё равно всегда помнит, на что она способна. Вот оно — недоверие. Женщинам нельзя верить! И эти мысли не дают расслабиться и отдаться чувствам полностью. А с другом можно расслабиться и не ожидать подвоха или удара в спину, потому что другу доверяют».
        — Левиафан!  — крикнула Лилит и тряханула его,  — ты меня не слушаешь?
        — Что?  — он как будто снова спустился на эту землю из другого мира.
        Как тяжело и больно любить и не хотеть любить, страстно желать и хотеть убить.
        …«Женщина всё-таки помимо того, что она истинное зло, может ещё и вызывать такую кучу противоречивых чувств и эмоций. Только женщину можно любить и в тоже время ненавидеть, только с женщиной хочется жить вечно и в тоже время, разрезать, разорвать её на части, чтобы она прекратила своё существование, только с женщиной приходится держать ухо востро и в тоже время доверять ей».
        — Может, пойдем собираться? Время уже вечернее — сообщила она и спрыгнула с дивана.
        Левиафан испуганно и восторженно наблюдал за ней. Он смотрел, как она элегантно двигается, как расчесывает волосы, садится за стол и начинает что-то малевать на лице. Левиафан откинулся на подушки и закрыл глаза. Его поглотило отчаяние, и из глаза покатилась слеза. Он зажмурился.
        «О нет, нет, нет! Хватит тоски! Будь что будет! Влюбился — сам дурак! Нечего из-за этого так переживать. На свете миллиарды мужчин в таком же хреновом положении, как и я. Буду наслаждаться, пока есть чем!»
        — Может, ты останешься дома, поспишь!  — Лилит жутким шепотом прошипела ему на ухо.
        Левиафан открыл глаза и в сто тысячный раз поразился красоте девушке. Её мраморная кожа, алые губы, зеленые глаза, аккуратно накрашенные черной подводкой, брови, распущенные волосы…
        — О боже, Лилит, твоя красота играет со мной злую шутку!  — сказал он, поднимаясь.
        — Надеюсь это комплимент?  — обиженно спросила Лилит.
        — Это констатация факта — заключил он.
        — Что ж, хорошо, хочу, чтобы ты отчетливо понимал, с кем бы ты мог прозябать в своей вечности!  — Лилит улыбнулась.
        — Лилит,  — Левиафан подошел к ней близко-близко и посмотрел в глаза,  — ты красивая, восхитительная, сексуальная. С твоими характером и умопомрачительной внешностью из тебя вышел бы шикарный вампир-тиран. Но боюсь, моя дорогая, вечность обойдется без тебя.
        — Это почему ещё? Я полностью уверена, что вечности нужна такая как я!  — гордо заявила Лилит.
        Левиафан посмотрел на нее и улыбнулся, как подонская личинка, которая завладела, одна, целой тушей коровы.
        — Вечности может ты и нужна, но мне в вечности — нет!  — ответил он.
        — Да? Ну и ладно, ты мне и в жизни-то особо не нужен!  — игриво взглянула она на него и пошла в гостиную.
        Левиафан посмотрел на неё и ухмыльнулся.
        — Ты за рулем, милая!  — крикнул он, накидывая пальто.
        Лилит вышла на улицу и подошла к белой машине. Левиафан открыл ей дверь и в одно мгновенье уже стоял у дверцы с пассажирской стороны. Он быстро прыгнул на переднее сиденье, развалился и закинул ноги на панель. Лилит скосила глаза и ударила его рукой по ногам. Он рассмеялся, но ноги убрал и вернул кресло в нормальное положение. Он смотрел на неё, не отрываясь.
        — Что?  — не выдержала она и крикнула во весь голос, наблюдая за дорогой.
        — Вампирша!  — нежно прошептал он,  — ты уже больше вампир, чем я!
        — Борьба с собственными чувствами? Мне нравится!  — она сама ответила на свой же вопрос.
        Лилит снова погрузилась в пристальное слежение за скользкой дорогой.
        Через полчаса она заглушила машину, припарковавшись около клуба.
        — Выходи!  — строго приказала она.
        Левиафан пожал плечами и вышел из машины.
        Лилит вылезла, закрыла машину и уставилась на своего мужчину. Вампир протянул ей руку. Лилит посмотрела на открытую ладонь и улыбнулась.
        Они вошли в клуб как двое святых, сошедших с икон. Все, кого эта парочка встречала на своём пути к бару, оборачивались, а некоторые даже не могли сдержать в себе восторженные возгласы. Словно два ангела, неземной красоты, спустились с небес в людской мир. Как будто они были близнецы по совершенству. Казалось, что вокруг этих двоих все замерло, люди перестали дышать, а их челюсти отвисали до пола. Они были настолько поражены столь необычной парой, что даже не могли скрыть свое удивление и восторг, настолько их красота казалась несуществующей, нереальной. Такого просто не бывало в природе. Они оба были похожи на массовую галлюцинацию окружающих их людей. Природная грация парня и девушки сводила с ума, и эти неподдельное великолепие и изящность казались неестественными в мире людей.
        Левиафан как истинный джентльмен посадил Лилит за столик, и сел напротив в ожидание официанта.
        Лилит оглядела помещение: стеклянно-деревянные столики, сделанные очень искусно и красиво. Люди, сидящие за этими столиками, как и везде не отрывали глаза от Лилит; Темное помещение иногда освещалось нежным голубым светом; Барная стойка, люди у которой чуть ли не сворачивали себе шеи, разглядывая Левиафана. Все как и везде.
        — Добрый вечер, сегодня я буду вашим официантом! Меня зовут Рей.  — Из неоткуда появился молодой человек в белой рубашке и черном фартуке.  — Могу я предложить вам меню или вы готовы сразу сделать заказ?
        Он аккуратно положил перед девушкой черную, упитанную книжку и такую же — перед Левиафаном.
        — Пока нет…правда, милая, или у тебя уже есть пожелания?  — Левиафан внимательно изучал мимику Лилит.
        — Махито… большой — даже не глядя в предложенное меню, сообщила Лилит.
        — Лимона побольше.  — Добавил Левиафан и улыбнулся официанту
        — Хорошо. Вы, сэр?  — официант посмотрел на вампира.
        — Чуть позже.
        — Да, сэр.
        Официант проворно помчался доставать напиток, оставив возлюбленных наедине. Лилит смотрела на Левиафана, пытаясь понять, что происходит у него в голове. Он сидел, сложив руки на груди, усталым хмурым взглядом смотрел на лицо девушки. Ее взгляд дотошно ползал по его телу, по закатанным рукавом у рубашки, по хаотичному беспорядку на голове, по черным, блестящим глазам, сомкнутым губам, легкой щетине, расстегнутым пуговицам на груди… До чего же он казался мистично-притягательным. Ей так хотелось познать его сущность, понять, что он чувствует.
        — Извините,  — вновь появился официант, и поставил стакан с напиток перед Лилит.  — Вы готовы с заказом?
        — Сок…грейпфрутовый…со льдом.
        — Сейчас.  — Официант снова скрылся из виду.
        — Ты не пьешь?  — удивленно спросила Лилит.
        — Пью… Но раз сегодня пьешь ты, мне бы хотелось остаться в сознании… Хоть кто-то их нас должен делать это иногда. Как ты считаешь, дорогая?
        — Не называй меня дорогая.
        Лилит вздохнула и отвернулась. В десяти метрах, в противоположной стороне сидел молодой человек с небритым лицом и в шапке. Он, развалившись на стуле, смотрел на Лилит. Перед ним стоял пол-литровый стакан пива.
        — Мне надо в дамскую комнату!  — сообщила Лилит Левиафану и ушла.
        Она шла вдоль коридора. Табличка показывала ей, что надо спуститься ниже.
        Она посмотрела на себя в зеркало и улыбнулась. Лилит включила кран и сполоснула руки.
        Стряхнув воду с пальцев, она вышла из туалета и, сразу же, столкнулась с каким-то человеком. Посмотрев на его лицо, Лилит узнала в нём парня с бородой, который так пристально пялился на неё. Она попыталась обойти его, но парень не давал ей этого сделать.
        — Что Вам от меня нужно?  — строго спросила она у него.
        — Я видел твои глаза, мне показалось, что они были настолько печальными, что в них можно утонуть от горя,  — ответил незнакомец.
        — Вы сумасшедший?  — Попыталась нагрубить Лилит.
        — Нет, я всего лишь волшебник, который делает глаза людей и их разум веселыми и жизнерадостными,  — всё также спокойно ответил ей молодой человек.
        «Да как же нет, когда тут явная клиника!».
        Она сделала непонимающее лицо.
        — Вот,  — он протянул ей открытую ладонь, на которой лежали две таблетки.
        Лилит посмотрела на них, потом на парня, потом снова на таблетки. Две чёрные таблетки, круглые, как и вообще все таблетки, и слегка пухлые.
        — Что это?  — еле слышно, но заинтересованно, спросила она.
        Молодой человек блаженно закатил глаза, облизнул сухие губы, потом он приоткрыл один хитрый глаз.
        — Это то, что заставит тебя увидеть мир другими глазами. И то, что ты увидишь не оставит тебя равнодушной. Другая жизнь, другая реальность, это как параллельные миры. И стоит этот мир совсем чуть-чуть,  — он шептал ей на ухо таким сладким и пьянящим тоном.
        Лилит внимательно посмотрела на него.
        «Другой мир… А это интересно! Я никогда не пробовала жить в созданном мной мире иллюзий! Какая это будет реальность?».
        Она протянула ему указанную сумму и получила свой будущий мир.
        — Хорошо тебе изведать новые миры,  — шепнул ей парень, засунул деньги в карман, развернулся и ушёл.
        Лилит посмотрела на таблетки. Она пожала плечами и кинула их в рот. Слегка поморщившись, она их проглотила и направилась назад к Левиафану.
        — С кем ты разговаривала?  — спросил он, вальяжно развалившись за столом и поглощая напиток прямого отжима.
        — Ты слышал?  — удивилась Лилит.
        — Я слышал твой голос и мужской, но из-за музыки я не смог разобрать ни слова, да и вообще не уловил даже смысла вашего разговора,  — разъяснил он.
        — Да ничего, там и смысла то не было, он просто спросил какую-то ерунду, я ответила,  — глаза смотрели куда-то в сторону.
        Когда она врала, она всегда смотрела куда угодно, только не в глаза. Левиафан внимательно изучал её лицо и понимающе улыбался, он как будто понял, что она врёт. Этот факт заставлял его строить ироническое и понимающее лицо. Только вот доказать её ложь он не мог, так что ему ничего не оставалось делать, как только сидеть и улыбаться как идиоту.
        Они просидели глядя друг на друга около получаса, как раз в тот момент Лилит начала понимать, что с ней что-то происходит: окружающий её клубный мир начал как-то меняться, причем в очень хорошую сторону. Свет стал манящим и привлекательным. Ходящие вокруг люди вызывали неподдельный интерес. Они были словно из другого измерения, такие интересные и загадочные.
        Лилит внезапно захотелось узнать все их тайны и секреты. Даже темнота, которая окутывала всех в этом помещении, казалась идеальной. Её глаза, новые глаза, осматривали все вокруг с таким интересом и энтузиазмом, как будто хотели всё поглотить в себя. Ей казалось, что сам Бог одарил её новыми, всевидящими глазами. Разум больше ей не принадлежал, лишь иллюзия и новый мир, в котором думать было вовсе необязательно.
        А вот Левиафану так не казалось. Он, минут через десять, заметил, что с ней что-то не так. Вампир наблюдал за тем, как она изучает всё вокруг себя, так, как будто в первый раз видит всё это. И больше всего его поразило то, как она смотрела именно на него.
        Впервые, она не скрывала своего восхищения его красотой, всё её лицо, до каждой маленькой клеточки, заигрывало с ним. В её глазах был сплошной флирт. Она внезапно стала настолько женственной, настолько обворожительной, что Левиафана это только напугало. Он прищурил глаза и пристально наблюдал за каждым её движением.
        «О боже, он действительно кудесник. Я глазам своим поверить не могу. Всё так красиво и притягательно. Левиафан вообще неземной просто. Такого не бывает. Почему я раньше не замечала, что он настолько красив? Его красота такая утонченная и изысканная. Сколько же в нём страсти и секса. Да он просто сводит меня с ума».
        Она прикрыла глаза и улыбнулась, слегка обнажив белые зубы. Какое-то завораживающее R’n’B наполнило помещение своим звучанием. Лилит не могла больше сдерживаться, барабаны как будто заставляли встать и поддаться им. Что она и сделала, встала и пошла на танцпол.
        Левиафан вскочил и рысцой побежал за ней. Когда он вошёл в зал, Лилит уже была в центре. Он встал в углу, поставив одну руку на бок и пристально наблюдал за ней. Её бедра плавно пошатнулись в полумраке, в такт барабанам. Силуэт девушки был просто божественен.
        Взгляд хищницы окинул помещение, в поисках непонятно чего или может даже кого. Она не могла видеть Левиафана в темном углу. Лилит, как опытная танцовщица, извивалась, подманивая всех мужчин к себе. Через минуту вокруг неё не было ни одной женщины. На каждого мужчину она смотрела так, что казалось, он вот-вот потеряет рассудок. Её рука взлетела вверх и опустилась у лица одного из парней. Она провела рукой по его лицу, но ни разу не прикоснулась к нему. Она сделала всё на таком минимальном расстоянии, которое щекотало нервы всем, кроме Лилит. С каждым таким жестом, Левиафан был готов сорваться с места и разорвать очередного поклонника. Лилит присела, и потом, словно кобра, начала медленно, извиваясь, подниматься. Её движения сводили с ума уже и женскую часть. Она так плавно двигалась, любое её движение подчеркивало красоту и слаженность фигуры. Лилит смотрела на всех вызывающе и так сексуально!
        Левиафан ужасно нервничал, он не понимал, что происходит, почему его любимая женщина внезапно решила поиграть в профессиональную куртизанку, великую соблазнительницу. Хоть у неё это и получалось отменно. Он решил ей не мешать. Ему было очень интересно, чем всё это кончится.
        Когда музыка, наконец доиграла, Лилит вышла из круга окружавших её мужчин, и модельной походкой двинулась к выходу. Проходя мимо Левиафана, она закрыла глаза и сказала «горячо». Её ноги подкосились, и она начала падать. Левиафан подхватил девушку, окинул взглядом толпу и понёс её на улицу.
        Он уже собирался заводить машину, как услышал мужской голос, который разговаривал с Лилит, перед тем, как с ней случилось то, что случилось. «…Я волшебник, который делает людей веселыми…»  — голос кому-то объяснял, то, что уже слышала Лилит.
        — Ах ты… Волшебник значит? Ну, сейчас я тебе покажу, волшебник изумрудного горда, черт!  — гневно сказал Левиафан и выскочил из машины.
        В одну секунду он оказался около двух молодых парней.
        — Ты что ль сегодня тут колдуешь?  — игриво спросил он бородатого парня, глядя ему в глаза.
        Незнакомец озадачено посмотрел на вампира, затем на второго парня.
        — О чем вы говорите?  — он сделал вид, будто его с кем-то перепутали, смущенно пожимая плечами и смотря на второго парня.
        Левиафан мило улыбнулся и тоже посмотрел на бедного парня, который был напуган до смерти. Он был слишком молод, и ему казалось, что стоящее перед ними лицо было из отдела по борьбе с наркотиками.
        Левиафан, незаметным для человеческого глаза, движением руки отшвырнул перепуганного мальчишку к стенке. Он, сначала, влетел в саму стену, а потом отрекошетил от неё на асфальт и остался лежать неподвижно. Парень выглядел так, словно умер. Но Левиафана это совершенно не заботило. Он схватил за шиворот торговца другими мирами и, улыбаясь, угрожающе произнес:
        — А ты, колдун-самоучка, поедешь со мной!  — затем он наклонился к его уху прошептал ещё язвительнее,  — и дай бог, чтобы с моим самым любимым и жизнерадостным цветком ничего не случилось. В любом случае, ты умрешь, но если с ней что-то случится, то Музей душ усопших в Италии и средневековые пытки покажутся тебе раем!  — посвятил разъяренный вампир побледневшего от страха парня в свой нехитрый план.
        Он с силой швырнул его на заднее сиденье. Левиафан завел машину и нажал на газ. Машина неслась на полной скорости, оставляя позади шумный город.
        Лилит, полумертвая, лежала на переднем сиденье. Её лоб поблескивал от капелек пота, она что-то шептала, словно находясь в бреду, одно единственное слово можно было разобрать — «горячо». Её тело всё горело внутри, ей казалось, что она умирает, Лилит даже не догадывалась о том, что её никто не слышит и не понимает. Она говорила с Левиафаном, но только где-то глубоко в своём мире, а ей казалось, что это происходит в реальности. Она пыталась рассказать что с ней, что она чувствует, что ей кажется, что сердце вот-вот перестанет биться, и грудная клетка не сможет больше наполниться свежим зимним воздухом.
        Там, в её мире, она слезно умоляла сделать её вампиром, потому что не хотела умирать. Нет, она не боялась смерти…Она боялась раннего прощания с Левиафаном. Ей было больно внутри, как будто огонь и лава текли по её венам, вместо крови. Ее обжигало и доставляло нестерпимые муки. Она боялась этой боли. Лилит не слышала ответа на её мольбы о вечности, и тогда, она начала умолять Левиафана просто убить её, прекратить эти адские мучения.
        «Левиафан…убей меня…если ты настолько слаб, чтобы дать мне вечную жизнь, тогда просто убей… не давай мне больше чувствовать, то, что я чувствую сейчас…», вслух она смогла произнести только «убей» и снова «горячо». Левиафан положил ей руку на лоб.
        — Ну, вот тебе на! Убей! Кудесник, ты слышал?  — он посмотрел в зеркало на бородатого парня, который был сам еле живой от страха.  — Эх, отлично, я везу двух полутрупов! Ладно, милая, потерпи, через пять минут будем дома, и наш Будда просветит меня, что с тобой делать дальше!  — он снова взглянул в зеркало и усмехнулся.
        Он аккуратно вытащил Лилит из машины, взял её на руки и сказал бородатому:
        — Выходи! Но я тебя предупреждаю сразу, чтобы потом, если что, не обижался. Если в твою глупую голову придет гениально-умная мысль «бежать», то я обещаю тебе, что ты даже ногу не успеешь поставить в другую сторону. Я тебя поймаю и вырву палец! Иди вперед!
        Левиафан положил Лилит на диван, принёс холодное, чуть влажное полотенце и чай со льдом. Больше он и не знал, что делать в таких ситуациях.
        Торговец сидел за столом и едва дышал от страха. Левиафан взглянул на него, затем подошёл и сел напротив, закинув одну руку за спинку стула, а второй постукивал по столу.
        — Ты кто?  — заикающимся голосом спросил он Левиафана.
        — Я? Я тот, кого тебе следует очень сильно бояться. Сейчас ты мне всё расскажешь о том, что происходит с Лилит.
        — Я не знаю… Я никогда не видел такой реакции на экстази.
        — Ага, это экстази! Уже лучше! А теперь покопайся в своей трусливой голове и дай мне логический ответ на вопрос, что происходит с ней? Почему она просит меня убить, не понятно кого, то ли тебя, то ли её, и почему ей горячо? Я считаю до десяти, а потом начинаю рассказывать тебе анатомию и строение костей твоей верхней конечности, демонстрируя наглядные экспонаты из твоего же тела!  — равномерным и спокойным голосом пообещал Левиафан и начал отсчет.
        — Подожди, подожди! Это похоже на передозировку! Я, правда, никогда такого не видел… Просто я увидел красивую девушку, ей, как мне показалось, было грустно. Я решил продать ей за бесценок два табла. Я же не знал, что она сразу две заглотит.
        Левиафан встал, нахмурился, и оказался рядом с парнем.
        — Она выживет?  — тихо спросил он.
        — Да…да… всё будет нормально! Вот посмотри, она уже улыбается… — он сам не совсем верил в то, что говорил, он почти уже плакал.
        — Хорошо!  — Левиафан расплылся в коварной улыбке.
        — Сколько у тебя ещё таблеток?  — спросил вампир у него.
        — Ещё около десяти… — дрожащим голосом, ответил он.
        — Сюда!  — вампир протянул ладонь.
        Бородатый парень засунул руку в карман и вытащил маленький полиэтиленовый пакетик, с точно такими же таблетками, какие съела Лилит. Левиафан улыбнулся и забрал наркотики.
        Лилит сладко вздохнула и что-то нежно пробормотала. Оба парня скосили в её сторону глаза. Левиафан слышал её сердцебиение — оно было учащенным. Мышцы подергивались, а глаза, под закрытыми веками, бешено крутились. Но её лицо уже было спокойным, и, даже, слегка радостным. Её тело стало потихоньку успокаиваться.
        Левиафан посмотрел на таблетки. Он сжал руку в кулак и снова разжал. На ладони, в пакетике, вместо 10 таблеток был черный порошок.
        — Ого, смотри, я тоже умею колдовать!  — вампир потряс пыльным мешком перед носом торговца.
        Через два-три часа Лилит выглядела нормально, хотя все ещё спала.
        Все это время парень умолял отпустить его, клялся, что никогда в жизни больше не притронется ни к чему противозаконному. Обещал исповедаться с утра же, чем еще больше насмешил Левиафана. Вампир подошёл к парню, посмотрел ему в глаза, затем на порошок в пакете. Последовал ужасный рык, и на пол упал кусок кожи с шеи. Кровь потекла по телу, брызнув на пол. Парень схватился за рану. «Кудесник» был в полном ужасе.
        Левиафан высыпал порошок себе на руку и схватил парня за голову. Вампир улыбнулся ему как сыну, и приложил порошок к ране. Круговыми движениями руки втирали порошок в капилляры бородатого. Жертва кричала и пыталась всячески вырваться, а Левиафан уговаривал его, как бабушка внука съесть ложку каши, перестать кричать и поглаживал его по голове.
        — Мне кажется, что так они быстрее и эффективнее абсорбируются, чем когда их перорально употребляют! Не правда ли?  — в тот момент Левиафан был хуже пиявки.
        — Ммм… — Лилит поморщилась во сне от звуков борьбы.
        — Ну что ты милая! Я думаю, он должен почувствовать такую эйфорию, которую чувствуешь ты, только в двойной…Нет, в пятикратной дозе! Я уверяю тебя, милая, ему будет очень хорошо! Ты же не обидишься, что у тебя в организме только две, а у него десять? А? Ну я так и думал!  — объяснял Левиафан спящей Лилит, не сводя глаз с парня.
        Экстаз мгновенно разнесся по его организму. В ушах вампира его сердце застучало с бешеной скоростью…
        — О господи! Как это долго всё!  — Левиафан вскочил из-за стола и заорал,  — Ты собираешься умирать?
        Терпение лопнуло, Левиафан подошел к парню и свернул его шею на сто восемьдесят градусов.
        Закапывая тело в лесу, Левиафан был в ярости.
        «Чертовы наркоторговцы! Везде поджидают! Всех бы поубивал! Это же надо так хотеть запутать ясность собственного рассудка. В жизни и так полно вещей, которые ой как губят людей, так люди ещё и сами принимаются уничтожать жизнь! А такие мелкие пешки, которые это продают, убивают других. В чем прелесть всего этого? Они даже с этого ничего толком не имеют! Все ищут, чем бы поживиться, всем плевать друг на друга! Да какой там друг на друга, о чем это я? Человек, который глотает эти вещества, ему самому на себя наплевать! Забавно, люди кричат, что не хотят умирать, боятся, а если уж умирать, то быстро и безболезненно. При этом они тоннами едят наркотики, литрами пьют алкоголь и пачками курят сигареты. Разве это и не есть долгая и болезненная смерть? Или они считают, что это только в старости, вся бурно проведенная молодость даст о себе знать? Дураки! Организм начинает медленно гибнуть ещё в юности. Это просто не так ощутимо. Люди — это единственные млекопитающие из всех животных, у которых напрочь отсутствует инстинкт самосохранения! Какой вообще идиот назвал человека «человек разумный»?
«HomoSapiensSapiens» вообще никак не относится к людям! Жизнь и так коротка, а они тратят её на то, что ещё уменьшает её срок. В чем суть психотропных веществ и алкоголя? Создание эффекта иллюзий? Алкоголь помогает раскрепоститься, сказать всю правду в глаза другому человеку, помогает поцеловать женщину, и так же бонусом, он помогает остановиться сердцу, лет так в двадцать пять! Наркотики чем же помогают? Помогают научиться врать людям, и самое ужасное — это врать самому себе. Какой интерес жить внутри того, что не существует? Зачем это понадобилось Лилит? Ей что, так плохо, здесь, со мной? Неужели её так гложет реальность…?»
        30
        «Огромные черные зрачки, непонимающий взгляд, блаженство на лице… Красотка!», гневно думал про себя Левиафан, глядя на Лилит.
        — А ещё, когда мне было пять лет, моя мама повела меня… — как сорока трещала Лилит. Она не могла замолчать даже на десять секунд.
        Левиафан запрокинул голову и уставился в потолок, пытаясь абстрагироваться от монотонного голоса девушки.
        В его памяти всплыл его мертвый друг — Мормо и его девушка Локи.
        …Он и Левиафан прогуливались по каменистой мостовой в Англии, когда Мормо внезапно остановился как вкопанный. Левиафан что-то рассказывал и даже не сразу заметил, что вещает рассказ в пустоту.
        — Мормо?  — позвал он, обернувшись.
        Его друг стоял в пораженном оцепенении: ему на встречу шла девушка, довольно милая. Голубоглазая блондинка, прошуршала юбкой в нескольких сантиметрах от остолбеневшего вампира. Она бросила на него взгляд, полный флирта и соблазна, одарила мгновенной улыбкой и пошла дальше. Мормо стоял и смотрел девушке вслед, забыв о движении и дыхании.
        — И?  — Левиафан остановился около него.
        — Какая красивая… — прошептал друг, воруя глазами удаляющеюся фигуру.
        — Почему ты еще здесь?  — намекнул Левиафан.
        — Я…а…Мне…
        И тут сильный порыв весеннего ветра вырвал у девушки из рук платок. Ткань взлетела ввысь и словно пьяный воздушный змей и помчалась бездумно вперед. Оба вампира глазами следили за летящим подарком и лишь Левиафан улыбался, понимая, что платок летит прямо в руки Мормо.
        — Мой платок!  — Вскрикнула девушка, обернувшись в сторону убегающего имущества.
        На камнях, на мостовой, у ног Мормо словно перекати-поле, мчался платок…Левиафан ждал, когда его друг, наконец, пошевелится и изловит ткань… Девушка удивленно смотрела на двух мужчин необыкновенной красоты.
        Снова порыв ветра, растрепавший ее прическу. Она же не шевелилась. Ее глаза застыли всматриваясь в карие глаза Мормо. Наконец, он зашевелился. Он присел на карточки сцапал платок и словно зомбированный пошел к девушке. Левиафан прищурился, внимательно следя за незнакомкой.
        — Я полагаю, это Ваш платок?  — Мормо крепко держал лоскут в руке.
        Девушка слега покраснела и опустила голову, но осмелилась поднять глаза. Мормо позволил себе улыбнуться и протянул девушке руку.
        — Мормос Фьеф Рустов.  — Представился он, едва сжимая ее руку.
        — Лорис Лу Коллин.
        — Мисс… — Мормо поцеловал руку девушки и поклонился.
        Левиафан стоял рядом и наблюдал за происходящим. Он не понимал, что случилось с его другом. Что было такого в той девушке? Блондинка? Их тысячи! Голубоглазая? Таких еще больше! Просто милая? Левиафан практически не знал немилых девушек.
        — Может, пойдем уже?  — спросил Левиафан своего друга так, что его смог услышать только второй вампир.
        Но Мормо смотрел в глаза Лорис, держа ее за руку и мечтал лишь об одном, чтобы этот момент длился всю его вечность.
        — Сэр?  — едва слышно спросил девушка, аккуратно вытаскивая руку.  — Прощу прощения, но мне пора.
        — Позвольте я провожу Вас, мисс Коллин?  — Мормо сделал еще шаг к ней.  — Надвигается буря…
        Девушка огляделась: и вправду, небо чернело со страшной скоростью, ветер усиливался, свет покрывался тьмой. Лорис перевела взгляд на молодого человека и положительно кивнула головой.
        Левиафан закатил глаза и откашлялся, привлекая к себе внимание.
        — Прощу прощения, дамы и господа, как бы мне не было прискорбно, но я вынужден покинуть вас! Мистер Рустов!  — Левиафан опустил голову, — Мисс Коллин. Рад знакомству.
        Левиафан отпустил руку девушки, еще раз поклонился и пошел прочь, тихонечко прошептав, что Мормо дурак…
        Вампир открыл глаза и посмотрел на Лилит. Она продолжала рассказывать, а Левиафан все больше и больше впадал в думы. Он моментально провел параллели между собой и своим мертвым другом. Ведь он, так же как и Мормо, был поражен красотой Лилит, когда встретил ее в парке. Но ему хватило сил, чтобы пройти вперед, притворится, что ему наплевать. Хотя ему не хватило ни сил, ни разума, отпустить девушку совсем. Поэтому он оказался в нужном клубе. Ему хотелось еще раз посмотреть на нее, изучить ее невозможную красоту, ее коварные зеленые глаза, дотронуться до ее руки и поднять из пыли ее платок.
        Мормо ласково называл Лорис Локи. Он все чаще и чаще проводил с ней время. Великобритания именно то место, где Левиафан принял решение оставить своего друга, позволив ему насладиться любовью.
        Теперь его друг метров. Он был убит любовью…и не одной. Первая любовь привела его в дом Левиафана — это любовь к Лорис. Вторая любовь, которая лишила его жизни — это любовь Левиафана — Лилит.
        Левиафан уж считал себя мертвым, правда, пока морально. Но ему этого было достаточно, чтобы все больше и больше погружаться в неутешительные мысли.
        Внезапно Левиафан услышал тишину. Его это напугало и, оставив в стороне воспоминания и раздумья, он посмотрел на девушку. Он смотрел на расширенные зрачки Лилит, которые пристально уставились на него.
        — В чём дело?  — боязливо спросил он её.
        — Я не могу насмотреться на тебя! Ты такой зачаровывающий, такой магнетический!  — Лилит залезла на него и шептала ему на ухо,  — такой сексуальный…
        «Чёрт!», чуть ли не заплакал он про себя, «Только не это!».
        Теплые пальцы пробежали по шее вампира, а мягкие и нежные губы прикоснулись к его губам. Лилит закрыла глаза, её рука продолжала исследовать тело Левиафана.
        — Мой милый!  — Лилит нежно целовала его шею, её зубы ласково покусывали кожу.
        Левиафан не мог больше сдерживать свою страсть, он кинулся на неё и с яростным желанием начал раздевать девушку. Она была такая горячая, что Левиафану казалось, будто он сам горит. Именно огненный пожар Лилит вернул его с небес на землю. Он открыл глаза и отпрянул от неё.
        — Нет!  — громко вскрикнул он.
        — Что? Что такое, любовь моя? Почему ты отталкиваешь меня? Ты меня больше не любишь, не хочешь? Что… — тараторила Лилит.
        — Помолчи минутку и послушай меня!  — он закрыл ей рукой рот и зажал руки, чтобы она перестала дергать его за душевные нотки, которые пробуждали в нём похоть.
        Лилит выпучила и без того огромные глаза.
        — Я не хочу обнимать такую женщину! Я не хочу целовать призрак, твоя душа неизвестно на какой планете сейчас! Я не хочу никакой близости с тобой сейчас, потому что ты отсутствуешь, тебя нет здесь морально! Ты не понимаешь, что реально, а что нет.
        — А… Как это меня нет здесь? Вот же я! Левиафан, ты меня, не видишь что ли?
        — Я вижу накаченное наркотиками тело, внутри которого, разыгрался эндорфин. И из-за этого, это тело очень хочет интимной связи! И честно говоря, мне кажется, что был бы сейчас на моем месте другой, было бы то же самое!  — Левиафан закинул её на плечо, отнёс в комнату и закрыл дверь на ключ.
        С пяти утра и до двенадцати дня, Левиафан слушал вопли и мольбы Лилит из комнаты, её упреки, угрозы и обвинения. Он старался не обращать на это внимания. Все семь часов он просидел в одной позе, подпирая лицо ладонью. Только иногда он подергивал бровями и цокал языком, когда Лилит переходила на личности.
        Спустя несколько часов, когда крики, наконец, смолкли, Левиафан решил подняться и проверить что с Лилит. Он тихо повернул ключ в замке и прислушался. Спокойное сердцебиение и тихое дыхание, слегка посапывающее. «Спит», подумал он и вошёл в комнату.
        В одном нижнем белье, Лилит растянулась по всей кровати. Её губы были сухими, рот слегка приоткрыт, а кисти рук были мертвенно холодными. Лилит облизнула губы и прошептала: «пить».
        — Сейчас, милая!  — он спрыгнул с кровати и принес ей огромный стакан с водой.
        Лилит осушила стакан и снова рухнула в кровать. Левиафан накрыл её и лег рядом, задумчиво смотря в потолок.
        «Ну и в чем был смысл, Лилит? Ты чуть не отправилась на тот свет… Почти десять часов ты резвилась, выдала свои самые сокровенные воспоминания, самые сокровенные фантазии и желания, чуть не изнасиловала меня и снесла мне мозг. И что дальше? Ты спишь без сил, как будто сутки проработала на заводе, вся изнеможенная, во рту пересохло… Ты, наверное, даже не спишь, это скорее похоже на то, что твой разум болтается в какой-то бездне и ему там совсем не хорошо. Твои глаза мечутся под веками. Они словно ищут что-то в этой бездне, хоть какую-нибудь тростинку, чтобы зацепиться за неё и больше не падать дальше. Я уверен, что тебе уже не так хорошо, как было до этого. Глупая, бедная девочка!».
        Левиафан обнял её и прижал к себе.
        К шести часам вечера Лилит открыла глаза. Левиафан тут же посмотрел на её зрачки. Они были обычными, нормального размера и реагировали на свет.
        — Как ты, милая?  — Левиафана пробило на приступ нежности.
        Он гладил её по голове и шее. Лилит отвернула голову.
        — Хорошо… — тихо ответила она.
        — О, ты меня больше не хочешь? Я тебе уже не так нравлюсь, как сегодня ночью?  — язвил он, продолжая гладить её тело.
        — Не мог бы ты меня не трогать сейчас?  — Лилит раздраженно скинула его руку и перевернулась на другой бок.
        Левиафан вздохнул.
        — Вот она, женская благодарность! Носишься тут, как с ребенком маленьким, стараешься, крутишься вокруг, а тебе взамен — отвали! Молодец девочка, так и надо поступать! Ладно, оставлю тебя наедине с твоей пост-эйфорийной депрессией. Пойду, принесу тебе чаю!  — расстроенный Левиафан встал и исчез за дверью.
        Он не обижался на неё за такое недружелюбное поведение. Он прекрасно понимал состояние Лилит, он даже слегка ей сочувствовал, но это всё его очень сильно расстраивало.
        Левиафан аккуратно поставил чай на тумбочку, окинул взглядом отвернувшуюся от него девушку, и тихо вышел из комнаты. Ни ей, ни ему не хотелось обмывать кости произошедшему.
        Глаза Лилит рассматривали окно и вечерний свет, который падал в комнату на пол. Она провела рукой по постели и закрыла глаза.
        «Ого, это было круто! Так намного интереснее жить! Уходишь в своё подсознание и живешь там! А тело пусть творит что хочет. Я даже обращала внимания на те вещи, которые раньше никогда не замечала… Надо повторить!».
        Лилит встала с постели и осмотрелась. На тумбочке стоял чай, уже почти остывший, к которому она так и не притронулась. Ей явно был нужен не чай.
        Девушка пошла в ванную комнату, прихватив с собой мобильный телефон.
        «Надо позвонить Жаклин… Но Левиафан может услышать разговор, а потом случится что-то страшное. Что же делать?», Лилит осмотрела ванную комнату.Она залезла в джакузи, включила воду и набрала номер.
        — Привет Жаклин, слушай, мне кое-что нужно, скажи мне, где я смогу это достать?  — Лилит шепотом рассказала о своём путешествии в другие миры, в ответ услышала кучу укорительных упреков.
        — Послушай, Жаклин, просто помоги мне найти, то, что я ищу. Если ты не хочешь этого делать, то так и скажи, я позвоню кому-нибудь другому,  — нервно ответила Лилит на укоры подруги.
        Через полчаса она вышла из ванной и весело спустилась на кухню. Задумчивый Левиафан сидел на стуле и смотрел в окно на падающий снег.
        — Не хочешь сходить прогуляться по лесу, белок орехами покормить?  — безразлично спросил вампир, услышав шаги.
        — Нет, мы договорились с Жаклин сегодня сходить погулять вдвоем и не по лесу,  — Лилит мягко намекнула ему.
        — У, вот оно как, ну что ж, идите… — он продолжал смотреть в окно.
        — В чем дело? Что с тобой?  — спросила Лилит, медленно садясь за стол.
        — Ничего, всё нормально, милая,  — усмехнулся он и повернул голову в её сторону.
        — Хорошо, тогда я пошла, собираться!  — весело крикнула Лилит уже на ходу.
        — Конечно, милая…Конечно,  — прошептал он и тоже пошёл собираться.
        Лилит подъехала к клубу, у которого Жаклин сказала ей быть в десять вечера. Она вышла из машины, осмотрелась по сторонам, увидела вход в клуб. Около него стояла небольшая компания народу, все смеялись и что-то распивали. Несмотря на февральский вечер, совсем не теплый, молодежь не мерзла.
        — Привет, дорогая, давно ждешь?  — спросила Жаклин, стоя позади нее.
        Лилит обернулась. Её подруга, как они и договаривались, тоже была одна.
        — Нет, минуты две, но, в отличие от них,  — Лилит кивнула на ребят,  — я уже успела замерзнуть, так что может, пойдем?
        — Пошли… — пожала плечами Жаклин.
        Они взяли по бокалу рома, сели за первый попавшийся столик и погрузились в долгое ожидание неизвестно чего или кого. Жаклин бегло осматривала помещение клуба, она явно нервничала. Лилит отрешенно пила ром, изредка наблюдая за поведением Жаклин.
        — О, вон он!  — подруга посмотрела на молодого человека, вошедшего в зал, и кивнула ему на Лилит.
        Молодой человек подошёл к их столику и взглянул на девушку.
        — Пойдем?  — вопросительно спросил он, подмигнул и пошёл в сторону туалета.
        Лилит улыбнулась, встала и пошла за ним.
        — Таблеток нет, но есть кое-что намного круче! Это правда, дороже. Как у тебя с деньгами? Потянешь? — Он высыпал белый порошок на держатель для туалетной бумаги.
        — Да, без проблем.
        Молодой человек улыбнулся, достал карточку и разделил порошок на две полосочки.
        — Что это?  — любопытным шепотом спросила Лилит.
        — Кок! Я тебя уверяю, после него, таблетки покажутся тебе анальгином. Вот,  — он протянул ей свернутую в трубочку купюру.  — В себя.
        Лилит посмотрела на него, улыбнулась, взяла в руки предложенную трубочку. Через пятнадцать минут она сидела с Жаклин за столом, когда внезапно почувствовала что-то.
        Её организм разгонялся, сердцебиение учащалось, мир вокруг снова становился интересным, только намного лучше, чем в прошлый раз. Разум и сознание покидали. Ей хотелось говорить, много говорить, её тело не могло спокойной сидеть. Пальцы постоянно что-то делали, а губы что-то шептали, говорили. Жаклин, посмотрев на неё, посоветовала пойти потанцевать, раз ей некуда было девать энергию. Лилит так и сделала.
        Эйфория поглощала её в себя, затягивала, как затягивается удавка на шее. Лилит прищурила глаза и осмотрелась. Недалеко от неё стоял парень, который пристально наблюдал за ней. Она вытянула вперед руку и поманила его пальцем к себе. Парень не заставил себя долго ждать. Он подошёл к ней, очаровательно улыбаясь. Руки молодого человека скользнули по её талии.
        Девушка закрыла глаза и погрузилась в музыку и объятия парня. Когда она снова открыла глаза, она столкнулась взглядом с другим парнем. Лилит улыбнулась ему и тоже пригласила присоединиться к танцу. Её короткое красное платье действовало на парней как красная тряпка на быка, оно просто обескураживало их. Обнаженные плечи блестели на свету и буквально просили, чтобы кто-нибудь их погладил…поцеловал. Большие глаза смотрели на ребят так, словно видели мужчину в последний раз года три назад. Лилит выглядела изголодавшейся по мужскому вниманию.
        В глазах Левиафана отражались два молодых человека и между ними сногсшибательное, красное платье.
        Лилит танцевала сразу с двумя парнями, руки её не слушались. Она сама обнимала и позволяла обнимать себя. Мужские руки гуляли по её телу, и Лилит это абсолютно устаивало. Она была переполнена сексуальной энергетикой, страстью и желанием. Ей просто хотелось, чтобы её обнимали, целовали и любили. Её тело выгибалось и прикасалось к парням, так нежно и вульгарно, как кошка, которая трется о ногу хозяина, когда хочет есть.
        Левиафан, как и все, сидел за столиком, но только он был единственный, кто наблюдал за троицей без удовольствия в глазах, без похоти в голове, без желания в теле. Точнее в нем было только одно желание — убить. Всех.
        В его глазах была лишь горечь. Каждое мужское прикосновение к Лилит не вызывало у него такой боли, какая появлялась от понимания, что она сама позволяет им это делать. Его любимый цветок вял с огромной скоростью прямо у него на глазах, а это так жутко.
        «Что же ты делаешь? Я так и думал, что неважно кто будет на моём месте — я или эти двое, или еще кто-нибудь, главное безумное желание. Наркотики лишили тебя разума, Лилит! Желание поработило тебя, милая! Ты уже не прекрасный цветок, ты сейчас похожа на мерзкий овощ… Овощ, который гниет со страшной силой. А мне так больно смотреть на это. Ты ведь чем-то другим накачалась сегодня! Я вижу, это намного сильнее, чем то, что было вчера ночью. Вожделение не оставляет тебя, да? Ласки мужской захотелось внезапно?»
        Лилит продолжала танцевать без устали, не зная, что её любимый вампир наблюдает за ней.
        Она улыбалась, её глаза всё время были блаженно закрыты. Горячие губы дотронулись до её губ. Лилит открыла глаза. В них вспыхнула дикая, необузданная страсть. К огромному разочарованию Левиафана, Лилит с огромным удовольствием ответила на поцелуй, в то время как её руки прижимали второго парня к спине. Недолго думая, она развернулась и попыталась поцеловать парня, стоящего за её спиной.
        Её глаза расширились от шока, когда она увидела лицо, стоявшего напротив неё. Это был Левиафан. Лилит улыбнулась, так коварно и заигрывающе, обвила шею вампира руками и прижалась всем телом к нему. Второй парень целовал её обнаженные плечи за спиной. Лилит наслаждалась танцем. Она вообще не соображала, с кем и что делает.
        Левиафан одним рывком вырвал девушку из чужих объятий, борясь с желанием убить их всех. В первую очередь ему хотелось отрубить руки и голову Лилит. Его трясло от злости, от обиды, от попытки предательства. Его глаза были наполнены слезами ненависти. Он схватил свой одурманенный цветок за руку и потащил из клуба. Но не тут то было.
        Лилит бешено сопротивлялась, пыталась вырваться и дергала руку, что-то кричала ему, но он не слышал её, просто шёл вперед. Наконец, Лилит сильно дернула руку и выскользнула из его хватки. Левиафан тут же остановился и развернулся. Мгновенно по его щеке пробежал обжигающий огонь. Лилит влепила ему такую пощечину, что у него дар речи пропал. Руки сжались в кулаки, зубы заскрипели, глаза налились кровью.
        Жизнь Лилит была спасена только потому, что вокруг было много народа. Он просто снова схватил её за руку, сжав запястье с такой силой, что у неё онемели пальцы. Шансов вырваться больше не было, и тогда она пустила в ход ноги.
        — Я сказала, отпусти меня!  — крикнула она.
        Терпение вампира лопнуло. Он быстро скрутил её, приподнял и понёс в машину. Засунув кричащую Лилит в машину, Левиафан со всей силы захлопнул дверь, сел за руль и закрыл замки. Он повернулся в ее сторону и гневно посмотрел, сверкнув глазами. Лилит кричала, пыталась лупить его, требовала, чтобы он выпустил ее. Левиафан поймал ее за руки и подтащил к себе.
        — Еще раз ты меня ударишь, я клянусь, ты не досчитаешься либо ребер, либо зубов не знаю чего еще — прошипел он ей,  — я еле сдерживаю себя, чтобы не сломать тебе шею!
        — Да, конечно! Отпусти меня!
        — Хорошо!  — Левиафан разжал руки и Лилит от неожиданности отлетела назад на сиденье, стукнувшись головой о стекло. От внезапного, но сильного удара, девушка потеряла сознание.
        — Ну, вот и чудно!  — обрадовавшись, заявил вампир и завел двигатель.
        Лилит без сознания лежала на диване в гостиной. Вампир сидел за столом напротив. В его руке был стакан с виски, а перед ним, на столе, стояла почти полная бутылка.
        Лилит открыла глаза и схватилась за голову, которая до сих пор сильно горела. Она злобно посмотрела на вампира, встала с дивана и взяла бутылку в руки. Её губы коснулись горлышка и она начала жадно глотать виски. Левиафан молча наблюдал за ней.
        — Что?  — рявкнула она, поставив бутылку на стол.
        Вампир нахмурил брови и строго посмотрел на любимую девушку.
        «Все ещё под кайфом. Каждая её эмоция настолько обострена сейчас, что её может просто разорвать от переизбытка чувств!»
        — Как ты, милая?  — печально спросил он.
        — Как я? Ты совсем больной? Ты вытащил меня из клуба, обломал мне весь кайф, потом из-за тебя я стукнулась головой! И сейчас я сижу дома, без музыки, без танцев и смотрю на твоё постное лицо!  — кричала на него Лилит.
        Левиафан стукнул по столу кулаком и встал.
        — Ты… дрянь, без пяти минут проститутка! Не смей со мной так разговаривать! Я тебе не мальчик из клуба!  — он двинулся к ней.
        — Не подходи ко мне!  — крикнула Лилит.
        Её огромные зрачки грозно и предупреждающе посмотрели на него. Левиафан остановился, посмотрел на неё исподлобья и снова сделал шаг вперед. Лилит недолго думая, схватила бутылку со стола и со всего размаху ударила Левиафан по голове. Бутылка разлетелась на сотни маленьких осколков, по лбу потекла кровь.
        Левиафан схватился за голову. Боль тут же пронзила все его рецепторы, темно-серый, почти черный туман перед глазами. Злость. Безумный гнев. Ярость. Струящаяся, нудная, воющая боль. Боль.
        Через пару минут, когда сознание пришло в норму, вампир выпрямился и убрал руку ото лба. Лилит, со своими обостренными эмоциями, увидела, как кожа на лбу затягивается, затем девушку поглотил панический страх. Одно движение его руки и Лилит оказалась у стенки, по которой она медленно сползала вниз, без сознания. Ни одной капли жалости или сострадания, сожаления за свои действия вампир не испытывал.
        Отмывшись от крови, переодевшись, Левиафан вышел на улицу, сел в машину и поехал в тот же клуб, откуда час назад привез Лилит. Он оглядел помещение с баром, увидел девушку, сидящую за столиком в гордом одиночестве и с пустым бокалом. Левиафан, заказав два бокала вина, пошёл к ней.
        — Выпьешь со мной?  — предложил он, пытаясь хоть на пару минут избавиться от ненависти.
        Она указала ему на свободный стул напротив неё.
        — Как тебя зовут?  — спросил он, обворожительно улыбаясь.
        Девушка улыбнулась в ответ.
        — София!  — тонкий, почти детский голосок ответил ему.
        Её щеки слегка порозовели. У неё было восхитительное каре, густые черные волосы. Она была совсем как девочка, маленькая и хрупкая. «Такая невинная и девственная. Господи, как тебя в клуб-то пустили?», удивился Левиафан и посмотрел на её бледное лицо, на котором красовались огромные глаза. Он улыбнулся.
        — Левиафан!
        Мимо столика прошла Жаклин, которая судорожно искала Лилит. На её лице поселилась какая-то паника, а в душе беспокойство за подругу.
        — Подожди минутку, я сейчас вернусь!  — извинился Левиафан и поспешил за Жаклин.
        — Где она?  — он прижал девушку.
        Жаклин испугалась, она никак не ожидала увидеть Левиафана.
        — Ой,… Я, я, я не знаю.  — Она понятия не имела, что ему ответить.
        Левиафан специально вел себя так, будто он тоже не знал, где Лилит.
        — Она же с тобой пришла сюда? Я хочу знать, что она тут делает без меня, и куда она, в конце концов, делась?  — вампир грозно нависал над бедной, перепуганной девушкой.
        Его даже забавляло то, в каком ужасе прибывала подруга Лилит.
        «Что ты сделаешь, Жаклин? Сдашь свою подругу или хотя бы раз попытаешься придумать что-нибудь стоящее в её оправдание?»
        — Мы с ней просто болтали о девичьих проблемах. Как ты можешь видеть, я здесь тоже без Марка. Это была действительно только женская встреча, просто хотели посплетничать… — тараторила Жаклин, озираясь по сторонам и пытаясь отойти от стены.
        Левиафан просто смотрел на неё и улыбался.
        — Да? А что ты скажешь на то, что я только что запер её дома, предварительно вытащив, под наркотой, из этого клуба?  — злорадно спросил он, не пуская Жаклин.
        Глаза Жаклин расширились от негодования. Капельки пота выступили на лбу. Её загнали в тупик, и задача у неё была выкрутиться так, чтобы и ей не досталось, и Лилит тоже.
        — Нет, нет, Левиафан, ты всё не так понял. Это не наркотики. Мы просто много выпили самбуки! Алкоголь, кстати, похлеще наркотиков срывает голову, особенно самбука! Я тебе не вру! Потом Лилит ушла в туалет и больше я её не видела! Как она? Я надеюсь, что спит? Утром у неё, наверное, будет сильно болеть голова!  — жалкое вранье Жаклин заставляло Левиафана еще больше улыбаться, особенно фраза «Я тебе не вру!».
        Он еле сдерживался от злобного смеха.
        — Хорошо, надеюсь, что болеть будет только голова!  — усмехнулся он и пропустил Жаклин вперед.
        Как только она скрылась из поля зрения, Левиафан посмотрел на мобильный телефон Жаклин, который он вытащил из её открытой сумки.
        «Женщины! Я вам устрою! Жаклин, ты поплатишься за свою хреновую дружбу. Твое поведение меня искренне сегодня удивило. Ты, как хорошая подруга, стояла и прикрывала Лилит, и при этом, ты сама привела её сюда, нашла человека, который пришел и дал ей наркотики. Где дружба?».
        Левиафан вернулся за столик к Софии, сразу прихватив с собой бутылку вина.
        — Извини, что так долго!  — Левиафан соблазнительно посмотрел на неё.
        София снова улыбнулась.
        К утру девушка совсем перестала смущаться молодого человека. Она уже сидела на коленях у Левиафана, а он, не стесняясь, обнимал её и целовал. За всей этой картиной наблюдала Жаклин с удивленным выражением на лице.
        Левиафан давно уже заметил её, но он специально делал вид, будто ничего не видит. Ему нужна была Жаклин, как человек, который расскажет Лилит в подробностях о том, что он делал в клубе. Его рука нагло скользнула под блузку девушке, она была не против. Жаклин закрыла рот рукой, чтобы не вскрикнуть от удивления. Она смотрела, как они целуются, с какой страстью и желанием он обхаживает девушку.
        Левиафану совершенно не хотелось ни Софью, ни интима с ней, но актер он был отменный. Он демонстрировал свою сексуальность девушке потому, что за ними следила подруга Лилит.
        — Мы можем поехать к тебе?  — спросил он её, страстно дыша и не отрывая губ от её.
        — Да. Я не далеко живу от сюда, минут десять ехать!  — шепнула ему девушка.
        — Отлично! Тогда поехали!  — сказал он чуть громче, а потом добавил, проходя мимо Жаклин,  — Кажется, я нашел самую совершенную девушку в этом мире полным несовершенства!
        Как только парочка вышла из клуба, Жаклин кинулась искать свой телефон, чтобы сообщить Лилит об увиденном и услышанном, но она его не нашла…
        — Проходи!  — пригласила девушка Левиафана, она без устали улыбалась ему.
        Молодой человек осмотрелся. «Ну и конура», подумал он и развернулся к ней, он поцеловал её но уже без особого желания.
        — Где спальня?  — спросил он, прижимая её к себе.
        — Прямо… — Скромно ответила девушку.
        Левиафан схватил ее за талию и пошел куда указали. София шла спиной и постоянно спотыкалась. Она смотрела в его глаза, завороженная красотой мужчины. Левиафан увидел кровать и слегка толкнул девушку на это ложе.
        — Знаешь,  — Левиафан остановился и начал расхаживать взад и вперед,  — сегодня мне было очень плохо, я был такой злой. Я думал, что поседею от злости. А потом меня поглотила такая печаль и тоска, что мне жить не хотелось. Я дважды, да нет, уже больше чем дважды извинялся. Я признался в любви. Я пытался отомстить, вышло, но плохо. Я подарил шикарный подарок. Я забрал к себе. Я спас от смерти, жестокой смерти. Я потерял друга, навсегда. Я снова простил. Я застал план мести в действии. Я снова смирился. Я убивал слишком много за последний месяц. Мне не стыдно. Я злюсь на себя. Я видел зрачки после дозы. Я ударил, сломал кость. Я снова извинился и сам простил. Ты знаешь, о ком всё это?  — спросил он у неё с совершенно безразличным видом.
        Но, взглянув на лицо Софии, Левиафан понял, что она вообще ничего не понимает.
        — Это всё о женщине…Она покорила меня. Она призналась в любви. Она пыталась издеваться и мстить, иногда получалось, и даже очень хорошо, достойно. Она делала больно. Ей было самой больно. Она лишила меня друга. Она лишила себя чести. Ей было тяжело. Она приняла предложение, подарки и дозу. Ей не стыдно. Она ни разу не извинилась… — Левиафан снова посмотрел на Софию.
        По выражению ее лица можно было понять, что девушка находится в полной прострации. Внезапно он схватил ее и продолжил.
        — А я её люблю… Очень сильно люблю. А у неё есть так называемая подружка. И эти две сучки очень меня взбесили сегодня,  — Левиафан вздохнул и горько улыбнулся,  — но ни одну из них я не могу убить! Мне жаль, но за все это поплатишься ты, потому что ты тоже женщина!  — на последнем слоге, Левиафан сломал её тонкую детскую шейку и отпустил труп.
        Молодой человек вздохну, уселся на кровать и достал из кармана телефон Жаклин. В записной книжке он нашел телефоны Марка и Филиппа. Через полчаса он положил телефон, завернутый в пакет, перед входной дверью Жаклин и по дороге к машине, набрал номер Филиппа, её мужа.
        — Да,  — сонный голос послышался в трубке.
        — Доброй ночи. Я сейчас буду говорить, а Вы ради своего же блага не будете меня перебивать и сделаете всё, о чем я Вас попрошу. Я Вас уверяю, Вам понравиться. Меня попросила сделать это Лилит, думаю, Вы её знаете.
        — А, Лилит, конечно знаю, это лучшая подруга Жаклин. Раз это по её просьбе, я, конечно, постараюсь сделать все, что в моих силах.  — Пообещал голос в трубке.
        — Да. Лилит просто не может сама этого сказать, поэтому попросила меня. Сейчас Вы выйдете на лестничную клетку, перед Вашей квартирой лежит телефон Вашей жены — Жаклин — Левиафан услышал звук открывающейся входной двери из трубки и шуршание пакета.
        — Как я понимаю, Вы взяли её телефон. Напишите сообщение: «Как тебе вчерашняя ночь? Я до сих пор с ума схожу! Я от тебя в восторге! Завтра я пойду подавать заявление на развод с мужем!». В строке адресата видите номер из записной книжки. Имя — Марк. И отправляйте.  — Левиафан подождал минутку и спросил.
        — Вы отправили?
        — Да, но это какой-то бред, Жаклин сказала, что Марк — кузен Лилит… Ответ пришёл: «За три месяца отношений с тобой, для меня каждая ночь блаженство. Развода с мужем никак дождаться не могу! Надеюсь, ты не скажешь ему о нас тобой, чтобы не травмировать. Люблю!»
        Левиафан злорадствовал, слушая в трубке тишину после прочтения ответа.
        — Спасибо,… Наверное… — ответил безжизненный голос.
        — Вам привет от Лилит.  — сказал Левиафан и положил трубку.
        31
        Лилит пришла в себя, открыла глаза, пытаясь сообразить, что к чему. Голова просто раскалывалась, но иллюзорное состояние пока еще не отпустило.
        Лилит позвал вампира, но никто не ответил. Поняв, что дома никого, девушка накинула пальто, и помчалась к двери. Она хотела вернуться в клуб, рассказать всему миру о подонке-Левиафане. Но ее ждал неприятный сюрприз: дверь была заперта…снаружи.
        Звонок телефона оторвал Лилит от размышлений, выламывания входных дверей и монотонных постоянных хождений по дому.
        — Да?  — нервно крикнула она в трубку.
        Лилит ожидала услышать Левиафана, но услышала Жаклин.
        — Лилит, Лилит, дорогая. Я не могу долго говорить, с чужого мобильного звоню. Тут такое дело. Левиафан полночи целовался с какой-то малолеткой в клубе. Он меня допрашивал, что с тобой, я не сказала. Потом, под утро он заявил, что нашёл самую лучшую девушку в мире и уехал к ней домой. Выглядело это всё очень натурально. Я никогда не видела в нём столько страсти и секса, но… — короткие сигналы послышались в трубке.
        Связь оборвалась. Лилит посмотрела на телефон в руке и со злостью швырнула его в стену. Аппарат разлетелся на маленькие кусочки. Она судорожно сжимала пальцы в кулак.
        «Скотина! Я убью его! Как же меня достало это всё! Как он мог так поступить, он труп! Я даже не посмотрю, что он уже и так давно не живет! Пусть только придет домой!».
        Левиафан не заставил себя долго ждать. Не успела она закончить собственную мысль, как в замке повернулся ключ, дверь щелкнула и в проеме появилась фигура Левиафана.
        — Как ты посмел?  — Лилит кинулась на него и начала лупить руками по лицу.
        Она кричала на него, оскорбляла и, не останавливаясь, избивала его. Он не сопротивлялся, не закрывался и, даже, не пытался скрутить её. Просто стоял и принимал удары, и оскорбления, не отпуская странную, идиотскую улыбку. Неожиданно, его руки сжались в кулаки, и он начал как-то странно пританцовывать.
        — Ты совсем с катушек слетел?  — визжала Лилит,  — сначала ты вытаскиваешь меня из клуба, потом едешь и трахаешь очередную шлюху, запираешь меня в этом проклятом доме, одну, а потом просто так легко возвращаешься, как будто ничего не произошло, и, черт тебя побери, ещё и танцуешь?  — Лилит попыталась влепить ему очередную оплеуху, но Левиафан поймал ее руку.
        — Лилит, это всё неважно, всё не имеет значения… Ты меня разозлила, и я подготовил тебе сюрприз. Думаю, скоро ты его услышишь, ну или не знаю, увидишь.  — Левиафан, как великий предсказатель, сделал жест, указывающий на дверь.
        Словно по взмаху волшебной палочки в дверь раздался агрессивный стук. Вампир открыл дверь и спрятался за ней.
        — Как ты могла?  — заплаканная Жаклин влетела в дом.  — Я тебе верила больше, чем себе! Ты была моей лучшей подругой, была ближе, чем мать! Я любила тебя, как родную сестру! Я ожидала такого удара от кого угодно, но только не от тебя! Я возвела тебя в ранг святых, которые не знают, что такое предательство! И, видимо, я сильно ошиблась! Ненавижу!  — Жаклин отвесила бывшей подруге пощечину и выбежала из дома.
        Лилит схватилась рукой за горящую щеку и посмотрела совершенно не понимающим взглядом на уходящую подругу.
        — Жаклин!  — крикнула она.
        Девушка развернулась, вытянула руку, показала Лилит средний палец и пошла дальше.
        Лилит закрыла входную дверь, за которой прятался Левиафан, довольный как маленький котенок, который только что нагадил в ботинок гостю. Лилит посмотрела на его дурацкую улыбку.
        — Не объяснишь, что это сейчас было?  — она все еще смотрела на него, потом закрыла руками лицо и зарыдала, садясь на пол.
        — Вот поэтому, я не стал тебе отвечать на твои удары или вообще как-то защищаться, когда ты меня пыталась избить. Я знал, что именно Жаклин нанесет тебе последнюю травму на сегодня. И эта травма будет намного сильнее и обиднее, чем мои удары или попытки скрутить тебя. Насколько тебе больно сейчас? Скажи мне, что ты чувствуешь? Я ведь молодец, да?  — Левиафан встал с корточек и вальяжной походкой пошёл в гостиную.
        — Я сегодня очень доволен собой. Мне кажется, что этот план был гениален. Не правда ли, милая?  — он погладил спинку стула и сел.
        Лилит сидела на полу и продолжала рыдать. Его слова резали её по совсем свежим ранам, так безжалостно и гадко. Она встала с пола и пошла в спальню. Проходя мимо Левиафана, она даже не взглянула на него.
        «Ну вот, больше у меня никого нет. Я раздавлена морально и физически. Какую-то часть меня оторвали и выкинули. Самое обидное, так это то, что её не просто выкинули, и я об этом не знаю, эта часть была выброшена на помойку. Я вижу её в мусорном баке. Она такая несчастная, никому ненужная, лежит на самом верху. А я не могу её снова подобрать и вернуть в тело. Мне придется смотреть как говно и тухлые вещи поглощают часть моей души. Наверное, было бы лучше, если бы её кто-нибудь просто растоптал, отпинал или я не знаю, что-нибудь сделал с этим куском меня. А так, он гниет, просто и беспечно гниет. Я проиграла. Окончательно и бесповоротно. Левиафан уже убирает в коробку моего коня. Он уже не так далек от того, чтобы и меня туда убрать. Теперь, я могу смело сказать, что я люблю его, что он прав. Мне даже не больно, мне наплевать. Такое состояние безразличия. Пофигизм… »
        Лилит посмотрела на ползущую по руке муху, она бежала вдоль руки, почти не заметно переставляя черные, тонкие лапки. И иногда она спотыкалась, но всё равно продолжала бежать. Лилит не прогоняла муху, она её не чувствовала, она только видела черные лапки, перебирающие кожу. Она задавала себе лишь один вопрос — что разбудило муху глубокой зимой?
        — Когда ты ушла в клуб, я думал о тебе, Лилит. Думал о твоём вранье, о том как ты могла оказаться с другим в постели, потому что я знал, зачем ты туда пошла. Лилит, я видел, как ты обнимаешься, целуешься, сразу с двумя! В тот момент, я хотел увидеть твою смерть, правда. Я хотел убить тебя. Но потом я вдруг понял, что твоя гибель ничего не изменит. Всё останется, как и было, только без тебя, ну и плюс чувство вины. Как ты сама говорила, смерть — это раз и всё! А мне было нужно, чтобы ты почувствовала, чтобы это не было «раз и всё!». Я хотел, чтобы ты ощутила боль, но не физическую, а моральную… Я увидел Жаклин, и в моей голове мгновенно созрел план, как насолить вам обеим. Тебе — за пощечину в клубе, за двух ребят, за наркотики, за мою разбитую голову. Короче говоря, за одну прекрасно проведенную тобою ночь, но только не со мной; Жаклин — за то, что она обеспечила тебе эту чертову ночь!
        Лилит неотрывно смотрела на муху. «Что он сейчас от меня хочет? Что мне делать? Мне нечего ему сказать. Ничего не хочу».
        У Лилит не было сил даже подумать. Безразличие и депрессия — два новых друга, настойчиво навязывающие эту никчемную и ненужную дружбу. Левиафан посмотрел на её глаза, затем на муху. Быстрым движением руки он схватил приставучее насекомое за крылья, и перевел взгляд на Лилит. Затем он уставился на большие черные глаза мухи и отпустил ее. Насекомое тут же улетело, видимо, пережив самый жуткий страх за всю свою жизнь.
        — Я смотрю на тебя сейчас, на твои красные глаза, размазанную тушь под ними, синяк на лице, растрепанные волосы. Я даже вижу то, чего ты не можешь видеть. Например, я вижу отпечатки губ на твоей шее, на твоих плечах, на твоих губах. Лилит, это не мои отпечатки… Мне не жалко тебя, мне не стыдно за свои действия. Ты знаешь, мне вообще наплевать на твоё состояние. Ты мне противна! Мне противно даже смотреть на тебя! Ты — самое жалкое и ничтожное существо, которое я когда-либо видел! Потому что твой безразличный взгляд говорит только об одном: тебе абсолютно плевать на то, что сейчас происходит, потому что тебя отпустило, и тебе очень плохо. Знаешь, я тебе честно признаюсь. Я всю жизнь, втайне от всех, восхищался женщинами. Но то, что я вижу сейчас — это не женщина! Это кусок размазанной фекалии и, что самое ужасное, даже не вонючей. А ужасно потому, что если кал не воняет, то это даже говном трудно назвать, от такого говна толку нет никакого.
        — Ты прав… мне действительно напевать. Я плевать хотела на всё, что сегодня произошло: плевать на Жаклин, плевать на то, что ты ей там наговорил, плевать на тебя и на то, что ты мне сейчас говоришь… Мне даже на себя плевать… И знаешь что, отвали на хрен от меня… Навсегда!
        — Лилит,  — Левиафан подошёл к ней, взял её за руку и приложил теплую ладонь к своей левой части груди.  — Ты не чувствуешь то, что здесь находится. Оно бьется… Может не так как человеческое, но оно бьется. И поверь мне, оно умеет чувствовать, оно умеет помнить и оно полно боли. Лилит, середина февраля. Мы с тобой вместе почти три месяца, но ты уже доставила мне столько боли и страданий…всего за три месяца…Этот мясистый кусок внутри, он как будто разлетается на части, и так медленно. Это не просто разбитое на осколки сердце. Оно рвется неторопливо и мучительно, просто рвется в течение этих трех месяцев. Ужас в том, что от него ещё ничего не оторвалось, только раны появились… Если ты надумала бросить меня, то знаешь, это правильный выбор, как бы мне сейчас не было больно об этом говорить. У тебя есть шанс отпустить меня, но подумай о нём завтра, с адекватной головой и чистым сердцем. Хотя бы раз, последуй моему совету, подумай… — Левиафан встал и вышел из комнаты.
        Он сидел на веранде у дома, на его лицо падали пушистые снежинки. Левиафан сидел и думал. Думал о правильности его решения, грубых словах, которые он сказал Лилит, пытался представить, какой смысл она вынесла из них и вынесла ли вообще. Он не мог поверить, что ей действительно наплевать, что она вот так вот запросто готова пустить под откос три месяца, таких сложных для них обоих.
        «Неужели это всё? Конец? Всё так просто кончилось… Это её выбор, я не в праве навязывать ей себя, хотя этот выбор был сделан почти на наркотиках. Жаль. Не думал, что эта тоненькая ниточка, которая нас связывает, так быстро перетрется. И благодаря чему? Наркотикам? Лилит. Единственная женщина, которую я смог полюбить, собирается так неинтересно исчезнуть из моей жизни. Теперь мы могли бы быть похожи с Мормо. Оба с одной только частью сердца. Самый дорогой и бесценный в тоже время подарок — это сердце. Только вот почему-то, как только женщины получают его, они сразу же кидаются уродовать и калечить, всякими изощренными способами, эту несчастную половину сердца. Из этого следует только один логический вывод — что бы ни случилось, не надо дарить женщинам сердце. А это случается так незаметно, само собой, когда ты в неё влюбляешься, значит — не надо любить женщин. Чтобы сохранить своё сердце — в нём не должно быть любви. Дело даже не в женщинах, дело в том, что каждое живое существо забирает половину сердца и души. Будь это собака, брат или та же женщина. Каждому приходится дарить часть себя, и «новый
хозяин» волен с ней делать всё, что захочет. Самое безопасное — это подарить частичку себя собаке. Собака не разочарует, в отличие от женщины. Это конечно, до тех пор, пока собака не умрет. Животных больно терять, но им не жалко отдавать часть себя. Если собака прожила с тобой пятнадцать лет, я уверен, что за эти годы, она специально не делала больно. Лилит, за три месяца, вырвала, разорвала и истоптала… Жаль, что ещё не выкинула».
        Сильный снегопад запорошил завернутого вампира в плед. Ему хотелось, хоть раз, почувствовать себя мертвым, но он не мог…Он сидел и замерзал…но не двигался. Ему не хотелось двигаться.
        Лилит медленно открыла глаза. Её депрессия исчезла, вместо неё вернулся здравый мозг. В памяти остались только воспоминания о том, что она натворила вчера ночью. Из её глаз тихо покатились слезы. В комнате было темно из-за штор. На улице был день. Левиафан стоял на веранде, пил кофе и рассматривал падающие снежинки.
        Лилит встала, подошла к столу с зеркалом и с тяжелым вздохом грохнулась на стул.
        В отражении она увидела урода, самого настоящего урода, с красивым лицом: ссадина на скуле, тушь вокруг глаз, откуда-то разбитая губа, колтуны вместо волос. Всё это отражало её душевную гниль. Лилит поморщилась, глядя на себя, схватила пепельницу и швырнула в зеркало.
        Осколки зеркала лежали на столе, на полу, на ее коленях. Она была настолько противна себе, что даже видеть не хотела свое отражение.
        Лилит накинула рубашку Левиафана и пошла на его поиски. Но дом был пуст и молчалив. Весь мир вокруг как будто вымер, осталась только одна она. Не было слышно ни одной птицы, ни дуновения ветерка, не видно солнца. Все комнаты казались пустыми и серыми. Как будто последний раз люди жили здесь лет так пятьдесят назад. Лилит впервые обратила внимание на то, что в углах стен, у потолка была паутина.
        Бледные пальцы скользнули по лестничным перилам. Она медленно спускалась вниз, и как только её нога ступала на новую ступеньку, девушка шептала имя вампира. Левиафан, стоя на улице, услышал тихий шепот. Он стряхнул с головы снег и бесшумно проскочил на кухню. Усевшись за стол, он ждал, когда Лилит войдет.
        — Где ты был? У тебя на волосах снежинки тают.  — Тихо спросила Лилит, не смотря ему в глаза.
        Ей было стыдно за свое поведение перед ним, перед собой.
        — Неважно, где я был, Лилит, неважно. Сейчас имеет значении только твоё решение и мне … Каким бы оно ни было, мне бы ещё хотелось услышать аргументы к нему. В любом случае, я приму его,  — ответил Левиафан, смотря прямо в стену.
        Лилит села за стол и посмотрела на унылую погоду за окном. На глаза накатились слезы, но она не плакала, хотя и еле сдерживалась. Она поражалась совершенно безразличному виду Левиафана. Казалось, что он просто рассматривал стену и обдумывал интерьер.
        — Ты что, язык проглотила?  — сурово спросил вампир и повернул лицо в её сторону.
        Лилит посмотрела на него и даже чуть-чуть обрадовалась: вместо безразличия, в его глазах была злость, агрессия, ненависть и … любовь. Она выдохнула про себя, и всё-таки, предательская слеза потекла из глаза. Левиафан усмехнулся.
        — Неужели ты плачешь, милая?  — колко спросил он.
        Левиафан понял, что бросать его никто не собирается, и тогда, он решил добить её морально. Он всё ещё был очень зол на неё. Лилит не отвечала, она только тихо вытирала слезы и посапывала.
        — Ха,  — рассмеялся Левиафан,  — объясни мне, милая, одну вещь. Если быть честным, я не очень понимаю, когда ты меня вчера оскорбляла, била руками и ногами, бутылкой по голове и всё такое. Тебе ведь не было стыдно, ты не чувствовала стеснения или смущения, не так ли, милая? Так почему ты сейчас сидишь с красным лицом, вся такая смущенная и стыдливая? Почему, как только приходится разбираться в куче навоза, которую, кстати, ты принесла в дом, ты проглатываешь язык? Лилит, я не буду за тебя говорить, не буду извиняться за тебя. На этот раз я хочу, я действительно хочу, выслушать тебя. И либо ты сейчас заговоришь, либо я пойду, погуляю ещё пару дней где-нибудь.
        — Нет, не уходи… Когда ты уходишь, у кого-нибудь появляются проблемы, а потом и у нас…а их и так полно. И они такие серьезные, Левиафан, их надо решить, а не уходить гулять. Они складываются друг на друга, как бутерброд. Но ты себе рот порвешь, когда, наконец, соберешься его сожрать, и подавишься. Так что гулять ты пойдешь потом, когда я тебе скажу. Сейчас мы будем решать и разбирать то, что натворили за последние три дня. Ясно?  — Лилит надменно посмотрела на хладнокровного вампира.
        — Вот как? Интересный ход, Лилит. За одну ночь я превратился из мальчишки для битья в собаку? Сегодня, я значит должен исполнять твои капризы и команды: ко мне, стоять, рядом… Так ты теперь решила со мной обращаться?  — улыбался Левиафан.  — Милая, тебе принести туфельку, чтобы ты смогла вонзить мне шпильку в голову?  — игриво спросил он.
        — Не стоит, я и так справлюсь — улыбнулась она ему в ответ.
        — Знаешь, что, милая моя Лилит, сходи-ка ты в ванную, приведи себя в порядок. Мы прогуляемся с тобой в кафе. Ты уже три дня ничего не ела, кроме наркотиков и алкоголя, а ты, всё-таки, не вампир, чтобы вечно жить без еды. Иди милая, иди. Не смотри на меня так агрессивно,  — Левиафан встал и вышел из кухни.
        Они сидели в кафе. Лилит массировала виски, закрыв глаза, Левиафан с интересом рассматривал меню.
        — Что ты будешь, дорогая? Я не вижу здесь ничего, что могло бы помочь человеку после наркотиков,  — он удивленно округлил глаза, смотря на Лилит.
        Лилит закатила глаза и вырвала у него из рук меню. Её пальцы нервно постукивали по столу.
        — Вы готовы сделать заказ?  — спросила официантка.
        — Салат, сок, и это всё.  — Ответила Лилит.
        — Нет, не всё!  — удивленно вкинул бровями Левиафан,  — будьте добры ещё кофе, эспрессо, двойной!  — он одарил девушку очаровательной улыбкой.
        — С каких это пор ты пьешь кофе?  — Лилит нагнулась через стол и прошептала ему вопрос.
        — С таких чертовых пор, как влюбился в человека, который, с каких-то непонятных пор, начал есть наркотики!  — он злобно улыбнулся ей в ответ.
        Лилит отвела глаза в сторону. Перед ней понеслись картины с воспоминаниями.
        Ночь первая — ладонь, таблетки, танец, передозировка, страсть, депрессия. Ночь вторая — ложь, Жаклин, клуб, порошок, трубочка, в некотором роде измена, поцелуи с двумя парнями сразу, ударила, потом ещё раз, но уже бутылкой, оскорбления.
        «О, черт! Как низко я пала за последние две ночи…сама себя не узнаю… я вела себя отвратительно, просто мерзко. Меня тошнит от самой себя. Но он-то тоже красавец!».
        Картины с воспоминаниями о Левиафане так же побежали перед глазами. «Ночь первая — закрыл в комнате и не разговаривал. Ночь вторая — увез из клуба, из-за него ударилась головой, измена, сделал что-то с Жаклин, что она теперь видеть меня не хочет. Черт, но у него намного меньше ошибок, чем у меня…но зато какие!»
        — Милая, ты думаешь что ли? О чём?  — на удивление настроение вампира было чрезмерно ядовитым.
        Каждой фразой он пытался задеть её чувства. Ему было больно, он чувствовал долю предательства. И как ожидалось, это сделала любимая женщина! В ней было что-то не человеческое.
        Левиафан только начал понимать, насколько Лилит была жестока и бессердечна. Ни в одной женщине он не встречал столько злости, ненависти и мести. Было ещё одно существо с такими же качествами, как и у Лилит, которое Левиафан знал — это был он сам. Если бы у них было достаточно желания и сил, они могли бы разрушить весь мир за одну неделю. Они вдвоём могли бы завоевать весь мир, перебив всё население земли за очень короткий срок, совершено безжалостно. Но они никак не могли ужиться вдвоем, хотя и очень пытались.
        «Так, что же притягивается лучше — противоположности или одинаковые люди? Такие разноплановые как Мормо и Локи, ну так у них вообще всё плохо закончилось. А у нас, у одинаковых, всё плохо даже началось, а уж как закончится — неизвестно даже дьяволу», подумал Левиафан.
        — Я не думаю, я вспоминаю последние три дня. Я вспомнила все твои ошибки и свои. Я же не могу быть одна виновата во всех грехах мира. Ты не можешь винить только меня, ты и сам дров наломал не мало. Так чего ты сейчас от меня ждешь?
        Левиафан склонил голову и улыбнулся. Он поднял на неё свои красивые, бездонные, черные глаза и посмотрел исподлобья. В глазах блеснул огонек.
        — К твоему гадкому характеру и всем его не менее гадким чертам, я смело могу приписать ещё и мелочность. Это ж надо, десять минут сидеть и вспоминать, что я тебе сделал. Лилит, а ты вспомнила, что всё, что я сделал — это твоя вина. Если бы не наркотики, ничего бы этого не было. Твои поступки вынудили меня сделать то, что было сделано, твои, Лилит! Это полностью твоя вина! Не я тебе насильно впихивал оживляющие таблетки, не я тебя бутылкой по голове бил, и не я заставлял тебя обжиматься с двумя мужиками. Неужели ты хочешь, чтобы я ещё и извинился?  — он продолжал улыбаться, горько и безнадежно.
        — За некоторые поступки — не помешало бы!  — хмуро ответила Лилит.
        Черствая рука, внутри неё, как будто сжимала ребра и держала за горло, не давая ей дышать от одной только мысли, что она должна извиниться. Видимо, слова «прости» или «извини» вызывали у Лилит очень сильную аллергическую реакцию в виде анафилактического шока.
        — Нет, милая, так не пойдет! Я вижу, что ты испытываешь чувство вины, оно тебя гложет! А твоя гордость мешает тебе произнести слова сожаления. Я не могу извиниться первым, я бы смог это сделать вторым, и то, только из уважения к тебе, милая. Но дело в том, Лилит, что я-то не чувствую никакой вины, и меня не мучает совесть, а тебя мучает. Так за что мне извиняться? За то, что ты превратилась в жалкую и убогую наркоманку? Или за то, что ты вела себя как бесплатная шлюха?  — он нахмурил брови и внимательно посмотрел на неё.
        — Иди ты к черту!  — она встала и ушла.
        Левиафан опустил глаза и уставился на тлеющую сигарету. Затем бросил взгляд на удаляющуюся фигуру. Он вздохнул, закрыл лицо руками и попытался отключить голову.
        32
        Лилит пришла к своему дому с полным пакетом алкоголя. Она открыла дверь и вошла в коридор узкий, по сравнению с коридором Левиафана. С ног слетели сапоги, рядом упало пальто. Лилит прошла на кухню и села за уже забытый стол.
        — Опять я одна…без него. Опять мне плохо… — прошептала она в пустоту.
        Ей никто не ответил, даже эхо не вторило ей.
        Лилит вытащила из пакета бутылку шампанского и снова села за стол.
        Пробка вылетела в потолок, отрекошетила в стол, а затем упала на пол. Лилит подняла бокал, чокаясь с пустотой, и произнесла:
        — За Прошлое!  — она выпила его залпом и тут же налила второй.
        — За дуру Лилит, которая не может извиниться, зная, что была не права!  — шампанское из второго бокала потекло по её горлу, слегка обжигая его изнутри.
        В третьем бокале пузырьки зашипели.
        — За единственную и настоящую любовь, которая когда-либо была у меня и за её утрату! Из-за меня утраченную!
        Лилит провожала свое прошлое в алкогольное забытье, пока не поняла, что ей срочно надо прилечь. Перебравшись в комнату, девушка грохнулась на кровать, закрыла глаза и тут же провалилась в естественный сон.
        Левиафан без проблем проник в квартиру, подошёл к спящей девушке и присел на корточки. Его рука гладила её по лбу. Он тяжело усмехнулся и погладил её по щеке.
        — Если ты думаешь, что я приду к тебе и извинюсь, то ты зря тратишь силы на эти мысли! Я не приду, Лилит! Ты меня не увидишь до тех пор, пока сама не захочешь увидеть. А я уверен, что ты захочешь! Но тебе придется для этого прийти первой. Я даже не привезу тебе твои вещи, если они тебе очень понадобятся, тебе придется сломать свою гордость и позвонить, попросить меня об этом.
        Он нежно поцеловал ее в щеку, еще раз окинул взглядом спящую и вышел, ни оставив и следа, ни намека на свое мимолетное присутствие.
        Спустя неделю, Лилит так же продолжала сидеть на кухне, горевать и тосковать, обвинять себя во всех смертных грехах. Слезы все никак не заканчивались, самопожирание ворвалось в разгар пиршества. Она никому не звонила, не писала. Ей никто не был нужен, кроме одного человека. Но еще, помимо многотонной скорби присутствовала и злость. Лилит злилась на любимого.
        Но было и еще кое-что, что заставило ее вспомнить еще об одном человеке — это заканчивающиеся деньги.
        Бабушка ей уже в течение месяца ничего не высылала. А у Лилит никого не было кроме нее и Левиафана. Хотя, ей уже казалось, что и его уже больше нет…из-за неё, из-за глупой ошибки.
        А он всего лишь пытался её воспитать: игнорированием и безразличием. Он старался показать ей то, что он чувствует, когда его любимая женщина не понимает его, не понимает ответственности за свои поступки и не хочет расплачиваться за них.
        Лилит чувствовала несравнимую ни с чем тягу к вампиру, но она сама терзала себе душу. Человеку свойственно любить, но у него, к сожалению, полно ещё других разных эмоций, ощущений, которые мешают любви.
        Люди могут не верить в любовь, могут ненавидеть её, потому, что когда-то она сыграла с ними злую шутку. Люди могут презирать любовь, могут убивать её. Люди могут сделать с любовью всё, что угодно. Но единственное, что они не могут с ней сделать, так это любить её саму, потому что это мучительно больно. Только идиоты могут думать, что любовь не причиняет страданий. Любить — это всегда больно, досадно и обидно. Объект, которого любят, всё равно причиняет разочарование, которое потом разрывает сердце,…даже если чувства взаимны.
        Для человека невозможно жить чужой жизнью, жизнью любимого человека. Он готов простить, забыть, сделать вид, что ничего не замечает,…но жить чужой жизнью — никогда! Человек, по мимо всех чувств, которые он испытывает к другому, ещё и очень любит себя. Порой, кажется, что истинная любовь, настоящая — это любовь человека к самому себе. Вот так должен любить один другого. Но это тоже самое, что и любить сразу двоих. Такого в природе не бывает. К сожалению, любви хватает только к одному человеку, и так как ему, всё-таки, своя шкура дороже, большая часть любви уходит на себя любимого.
        Люди только в песнях, в книгах и в фильмах готовы сердце себе через задний проход достать, даже без анестезии, ради любимого человека. А что в реальности? Таких людей единицы из миллиардов. И эти единицы мрут, как мухи, потому что настолько самоотверженны, что всё-таки достают свои сердца ради человека, преодолевая несколько метров кишечника. Ну и как запланировано в природе, второй человек этого не ценит.
        А что потом делать бедолаге с торчащим из попы сердцем? Назад его уже не засунешь, потому что все силы ушли на то, чтобы его вытащить оттуда. А если попросить того, любимого, ради которого это было сделано, то он, скорее всего не захочет пачкать руки в крови. Так и приходится несчастному существовать в таком виде. И это намного больнее, чем был бы там просто геморрой.
        А кто его потом полюбит с таким недостатком? Любить человека и все его недостатки — тоже истинная любовь? Ошибка людей в том, что сначала они видят только эталон своих мечтаний, они видят то, что хотят видеть. А потом, внезапно, откуда ни возьмись, появляются всякие так называемые недостатки, сердца, торчащие из ануса, например. Нюанс только в том, что этого никто не хотел видеть с самого начала, а полюбить это потом — великое дело!
        Изъяны обычно никто не хочет любить. Зачем их любить, когда в них можно потыкать, лишний раз показать человеку его место в жизни другого. Дефекты приносят разочарования, а это бьет любви по голове. Единственные кто может любить и человека и все его недостатки в придачу, так это только родители, и те не всегда справляются. Остальным же приходится закрывать на это глаза, а не любить, и то, это при том, что если у человека количество хороших качеств превышают количество недостатков.
        Лилит видела кучу недостатков в Левиафане, так же как и он в ней. Но разве не это ли их сближает? У них обоих, напрочь отсутствуют хорошие качества, единственное, что у них есть хорошее, так это любовь, и то, Левиафан не считал любовь хорошей штукой. Но эта любовь, она такая слабая, изнеможенная и избитая, потому что одна не верит, а второй боится. И они оба терзают эту, уже и без того истерзанную, любовь. И она взамен дает им то, что они уже имеют.
        Отнесись они к ней по-другому, может быть было бы лучше. Но им хочется играть с ней. Игра — это что-то нереальное, искусственное, только вот чувства: злость и обида, гордость и непоколебимость собственного «Я»  — очень даже реальны.
        Лилит размышляла о своём предательстве: она целовалась и обнималась с другими. Но её мучал вопрос, а было ли это предательством? Предательство — это подрыв самого важного чувства в любых отношения между людьми — доверия. Она не могла понять, точно ли она сломала эту нить веры к себе. Левиафан ведь был в этом клубе, он следил за ней. Для Лилит это значило только одно — доверия не было изначально. По сути, она не могла его предать без доверия. Но факт того, что он услышал её ложь, был упущен из логической цепочки Лилит. Она не знала об этом. Но всё равно, её разум тщательно искал оправдание совершенным поступкам.
        Оправдание — жалкая попытка внушить обиженному человеку свою невиновность. Ничтожная уверенность в себе, «это случайно» или что-нибудь в этом духе,  — но самосознание так трудно обмануть. Нужно быть первоклассным гипнотизером, чтобы обхитрить самого себя. Лилит не была такой. Каждый раз, как только очередное оправдание её действий появлялось в голове, самосознание тут же разбивало его в дребезги, вместе со всеми фактами. С огромным ужасом, в сердце и голове, она всё больше понимала, что она была не права. Её выходка была совсем уже не шуточной, она действительно была очень серьезной.
        Единственный враг, борец, который ну никак не хотел соглашаться с решением позвонить и извиниться — это была гордость. А как бороться со столь сильным соперником? Очень легко сказать «переступи через себя», но сделать это практически невозможно. Гордыня — чувство, не имеющее права на существование в данной ситуации. Но как, как объяснить это самому себе? Как доказать себе, что ты не прав, когда вся сущность трубит обратное? Провести глубокий внутренний диалог с самим собой — бесполезный трюк. Собственное «Я» всё равно переспорит. Непомерная любовь к своим достоинствам, считающая, что они были оскорблены — страшно чувствовать это и понимать. Лилит хотела так понимать и чувствовать, но она знала, что это была очередная самозабвенная ложь.
        Внутри её разума разразилась такая война, что Лилит практически не могла терпеть всё это, ведь она знала, почему Левиафан так себя повел. Он должен был заставить её прийти первой. Но не просто прийти, а осознано, поняв всю гадость своих поступков. Этот жутко надоедливый диалог, внутри себя, девушка пыталась глушить.
        Левиафан каждую ночь приходил к ней, когда она спала. Он беспокоился, боялся, не доверял и следил. Каждую ночь, его ногти продирали кожу на ладонях, от того, что он видел. С каждой следующей ночью, он всё больше начинал чувствовать вину. Каждую ночь, его рука тянулась к её лицу и останавливалась в полу-сантиметре, и бесчувственно опускалась вниз. Каждую ночь, он хотел обнять её, прижать к себе и сказать: «Милая, давай забудем!» Но нет! Цель оправдывает средства.
        Он был твердо намерен не показываться ей до тех пор, пока она сама не придет и не извинится. Окно, оставленное открытым на ночь зимой, говорило ему об обратном. Он ждал её, а Лилит ждала его.
        Никто не хотел уступать друг другу.
        Мормо Левиафан запомнил как самого близкого и лучшего друга, но его слова он уже не помнил. Может он и хотел их помнить, но не мог, слишком он был зол и обижен на любимую девушку. Они оба погибали друг без друга, медленно и мучительно, но переступить через себя, дано не каждому.
        — Алло, бабушка!  — позвала Лилит в трубку.
        — Здравствуйте!  — ответил совершенно незнакомый мужской голос.
        — С кем я говорю?  — спросила Лилит.
        — Сторож, мадемуазель. Я слежу за этой квартирой уже месяц!  — ответил голос.
        Лилит вздрогнула, на лице изобразилась скорбь.
        — Почему… что случилось с хозяйкой квартиры?  — тихим голосом спросила Лилит.
        — Хозяйка уже как месяц умерла, а я слежу за имуществом до появления наследников, Вас, как я понимаю. Вы…
        — Я Вам… потом… перезвоню — Лилит положила трубку и уставилась прямо перед собой.
        У неё был шок и она чувствовала себя опустошенной.
        — Боже ты мой! Милая моя старушка, я совсем про тебя забыла…как я могла?  — слезы брызнули из глаз.
        Лилит схватилась за голову и уткнулась в колени. Её рыдания разорвали бы душу любому, кто её услышал. И Левиафан её слышал, и боролся с собой, чтобы не побежать к ней…
        — Как же я ненавижу себя! Бабушка, милая моя, любимая бабушка! Я даже не позвонила тебе ни разу за последние два месяца, потому что была слишком занята Левиафаном. Мне нет прощения! Он прав, я настолько бессердечная, что ни разу не позвонила старому человеку, единственному родному и близкому мне, не спросила как её здоровье. Старенькая бабушка, она была совсем одна…что б я сама отправилась к ней за такое отношение! Я потеряла единственную опору! Я так виновата перед тобою, бабушка! Что мне делать теперь, как мне жить дальше? Вы покинули меня, все вы, мама, папа, ты, Жаклин и Левиафан. Вы все мертвы! А я вас так сильно любила! И это так больно, это просто так не пройдет и не забудется, эту боль нельзя перешагнуть или перепрыгнуть и пойти дальше со спокойной душой. Мне придется прочувствовать всё, чтобы появились шансы жить дальше. Бабушка, милая моя, но я не хочу жить дальше, понимая, что тебя больше нет. Это так тяжело даже звучит — жить дальше. Где мне найти эти силы, чтобы существовать, чтобы ты меня простила? Как, как пережить, то, что я так поздно узнала? Меня уже жрет чувство вины, оно просто
отрывает от меня части, закидывает в рот и жуёт, так противно и надменно. А я чувствую эти оторванные части, как острые зубы вины режут их и перемалывают, тщательно пережевывая. Это моя вина, моя! Если бы я позвонила, если бы я не забыла о тебе, я успела бы быть рядом с тобой в столь трудный час! То, что я сейчас испытываю, бабушка, это не стыд, это намного хуже, я даже не знаю как это назвать. Бесчестье, позор, срам и безнравственность — всё в одном флаконе и всё это внутри меня. А ведь ты не это пыталась вырастить во мне… я твой позор. Как же мне совестно за то, что я ничего не сделала, только развлекалась. И прощения не могу вымолить, потому что тебя больше нет, разве что у твоей души, но простит ли она меня? Господи, месяц назад…целых тридцать дней я жила и ни о чем не заботилась, а должна была кое о ком позаботиться! «Некому даже стакан воды подать»  — прости меня бабушка, что эта поговорка оказалась про тебя, я никогда не думала, что так произойдет…Меня все оставили…я заслужила это! Но бабушка, она точно не заслуживала остаться одной в такой момент. Я виновата в этом!  — Лилит рыдала, она
захлебывалась слезами.
        В тот момент ей так не хватало Левиафана или Жаклин. Но их не было рядом. И она не могла им позвонить. Лилит была уверена, что бывшая подруга просто отвернется от неё, ещё и скажет мало тебе. Левиафан… а что Левиафан? Пока она не извинится, он будет её игнорировать, и Лилит с ужасом понимала это.
        «Какая же она странная. Она убила Мормо, собственными руками, и не чувствовала никакой вины. Бабушка, которая умерла сама, от старости, вызывает у неё такое горе…», Левиафан как всегда был рядом, только вот Лилит этого не ощущала.
        Она залезла в ванную и закрылась шторкой. Струйки горячей воды были направлены на лицо. Ей хотелось утопиться. Но спасательный вопрос «а что это изменит?» был припасен в подсознание на такие вот случаи.
        Лилит продолжала плакать. В её голове постоянно кружились просьбы к Левиафану, чтобы он пришёл. Пусть он ничего не стал бы ей говорить, пусть бы не дотрагивался до неё и не стал бы смотреть в её сторону, но чтобы он хотя бы посидел рядом. Лилит была даже согласна не видеть его, лишь бы только чувствовать, что она не одна. Но произносить эти мысли вслух девушка так и не решалась. Она ударила кулаком по стенке, уткнулась в колени и снова зарыдала.
        Левиафан не сумел пока натренировать свою бессердечность и ему тоже было плохо. Он слушал всё это, он чувствовал и понимал, какого ей сейчас. Его сердце сжималось от тоски, а эго кричало: «Нет, нет! Не поступай со мной так! Как ты можешь переступить через меня? Я — это ты! Ты идешь сам себе по голове!» Но Левиафан наступил огромной ногой на эго, с бессильем в глазах, растоптал его.
        — Лилит… — прошептал нежный мужской голос за шторкой.
        Она вздрогнула и отдернула препятствие, мешающее увидеть ей того, кого она уже неделю хотела увидеть, услышать и почувствовать. Левиафан сидел на полу, опираясь на стенку, его глаза были полны тоски. У него тоже был траур — он убил свое эго, чтобы прийти к возлюбленной.
        — Не может быть… — нижняя губа задрожала, она её закусила, и из глаз снова брызнули слезы,  — ты пришёл! Ты здесь! Как же мне тебя не хватало!
        Лилит кинулась к нему в объятия, крепко прижимая его к себе. На мгновение ей стало так хорошо. Он вяло приобнял её, потом положил ей руку на щеку и посмотрел в её неживые глаза.
        — Я не смог, Лилит, не смог бросить тебя одну в таком состоянии. Я не мог больше слушать то, что ты говорила, то, как ты рыдала. В какой-то момент мне показалось, что ты без поддержки погибнешь…
        — Кого тут поддерживать? Это всё я! Я должна была позвонить, съездить к ней!
        — Лилит, послушай меня. Здесь нет ничьей вины, ни твоей, ни её. Просто пришло время. Твой приезд или звонок, ничего бы не изменил. Она умирала бы у тебя на руках, или ты бы слушала из трубки слабеющий голос, из которого уходит жизнь. Поверь мне, это было бы отнюдь не лучшим вариантом.
        — Но она даже сама не позвонила, наверное, потому что была обиженна на меня, или просто уже не могла встать и дойти до телефона. Вдруг это была мучительная, и уж действительно, одинокая смерть! А в этом виновата только я!
        — Милая моя, я тебе могу сказать точно, что неважно какая смерть, одинокая или тебя кто-то за руку будет держать в это время, всё равно, умирать страшно и не хочется. А когда умирает старый человек, проживший долгую, насыщенную жизнь, ему может и не надо, чтобы его внуки запоминали картину, художник которой — Смерть. Они хотят, чтобы у детей оставались только светлые образы и воспоминания о них. Поэтому она тебе не позвонила. Умирать, лежа одному в постели, конечно, страшно, но когда ты уже понимаешь, что это всё, конец, какая разница, кто с тобой будет рядом. Я имею в виду, что принимать смерть одному или чтобы тебя кто-то держал за руку в такой момент. Тем более старые люди, они боятся костлявой руки, так же как и все. Но в глубине души, они устают быть больными, старыми и скрюченным. Старость — это всегда болезни, чувство ненужности, тяжесть в жизни, чувство того, что ты отягощаешь своих же детей. А от всего этого есть только одно лекарство — смерть. В глубине души, они ждут тетку с косой, они ждут её не как убийцу, а как спасителя. Лилит, это правда. Очень тяжело прожить столько лет и хотеть
жить дальше. Организм стареет, быстро изнашивается, мозги совсем уже не молодые, появляются признаки какого-то безумия, и у каждого оно своё. Я вечно молодой, у меня редко что-то болит, мне ничего не нужно, и то, я устал жить. Не зря я тебе говорил о вечности — это очень страшно. Старики, тело не гнется, внутри всё болит, постоянные головные боли, дряблые мышцы…а они помнят себя молодыми. Им очень тяжело в таком возрасте. Даже если ты придешь к ней, будешь вести всё хозяйство, ей всё равно будет больно внутри. И тайком, улыбаясь детям и внукам, они ждут свой последний час, последний рассвет и последний вздох. Они сами ждут этого, Лилит, ты ничем бы ей не помогла. Я уверен, что она не хотела отрывать тебя от твоей молодости, не хотела просить тебя сидеть и смотреть на то, как она умирает. В противном случае, она бы позвонила… — Левиафан гладил её по голове, прижимая к себе и пытаясь успокоить.
        Он прекрасно понимал, что идти ей было больше не к кому, кроме как к нему, потому что он был единственный любимый для неё человек, который остался рядом с ней. И он не мог позволить себе бросить любимую женщину в такой не легкий для неё час. Он действительно её любил…
        На следующий день Лилит встала с жуткой головной болью из-за вчерашней истерики. Левиафана в постели не было. В окно светило яркое солнце, оно было почти весенним. Лилит взглянула на календарь — солнечный февральский день.
        Она услышала шум, доносящийся с кухни. Тихонько, Лилит выглянула из-за угла на кухню.
        На столе стоял огромный букет бордовых роз, бутылка шампанского и два фужера. Левиафан вертелся у стола. Он был одет с иголочки. Черный костюм, галстук, цветочек в нагрудном кармане, его волосы были уложены лаком и на них, поблескивало солнце. Обстановку грела классическая музыка…скрипки…трубы.
        «Как красиво», Лилит подумала про себя, так же тихо она развернулась и пошла назад в комнату одеться подобающе столу, подкрасить зареванные глаза. Она не заметно пролетела в ванную. Девушка взглянула на себя в зеркало, на отражение своих глаз.
        — Бабушка!  — прошептала она,  — ты прости меня, если сможешь. Я, правда, тебя очень любила и мне искренне жаль, что я не успела побывать у тебя перед смертью, и что я не успела позвонить. Я не знала…я забыла, что мы не вечные. Мне и в голову не могло прийти, что ты можешь взять и умереть…Я всё-таки хочу жить дальше, бабушка! Прости мою безалаберность! Я люблю тебя!
        Лилит брызнула холодной водой на лицо и попыталась смыть следы горя из глаз. Получалось не очень хорошо, но она старалась.
        Лилит подкрасила глаза, распустила волосы, и вышла к Левиафану в черном, до колен платье. Она смотрела в пол, на лице все также жила печаль, как бы ни хотелось ее убрать. Девушка не могла и не хотела окончательно и бесповоротно забывать о бабушке. Она хотела, чтобы бабушка осталась жить в её сердце. К счастью, для того случая у Лилит был припасен кусочек живого сердца.
        Левиафан подошёл к ней и слегка улыбнулся.
        — Даже с тоской на лице, ты прекрасно выглядишь!
        — Левиафан, я должна кое-что тебе сказать!  — она медленно подняла взгляд, вампир повел бровью в сторону.
        — Я хотела сказать… Левиафан, я прошу прощения за своё мерзкое поведение, я прошу прощения за свои гадкие слова, которые мой рот посмел произнести. Я хочу, чтобы ты простил меня за танцы и за наркотики и никогда больше не вспоминал об этом. Я хочу, чтобы ты простил меня за всю ту боль, которую я тебе причинила за те три дня. Я была полностью не права. За те три дня я прошу у тебя прощения. Прости меня, пожалуйста…Я извиняюсь сейчас перед тобой, потому что поняла, что люблю тебя, поняла свои ошибки, поняла что за такие поступки надо хотя бы извиниться, ибо больше мне нечего сказать в своё оправдание…
        Пока Лилит говорила, эго Левиафана поднимало растоптанное лицо из грязи, восстанавливало кости и кожу, отряхивалось от пыли и оскорблений. Смахивая с плеча частички унижения, эго гордо вскинуло бровями, запустило вновь цепкие пальцы в душу и сердце Левиафана.
        «За все свои поступки, жестокие и не очень, мерзкие и иногда правильные, но обидные, за все свои интрижки, мстительные и безрассудные, за все свои слова, приятные и не очень, это первое извинение. Первое осознание и понимание собственноручно сделанной глупости, первое, но ещё такое слабое, еле трепещущееся чувство вины за содеянное. С каждым разом она всё больше и больше заслуживает уважения. Но вот что меня пугает. Она осознала свою ошибку, после того как узнала о смерти бабушки, после того, как я сам пришёл к ней. Видимо это первый и последний раз, когда Лилит извиняется, потому что у неё больше некому умирать, чтобы этой смертью заставить ее задуматься о совершенных поступках. А глупости и подлости она явно не в последний раз творила».
        Левиафан обнял её, улыбнулся и прошептал:
        — У нас всё будет хорошо. Сегодня такой день… я хотел бы преподнести тебе маленький подарок, который будет тебе напоминать обо мне. Хотя я и зарекался никогда ни одной женщине не дарить этого…
        Он достал ювелирную коробку и протянул её Лилит, но девушка продолжала стоять, не шевелясь, и только удивленными глазами смотрела на него и на коробку. Левиафан вздохнул и открыл коробку.
        В ней, на бархате лежала маленькая золотая вазочка с цепочкой, где-то полсантиметра в длину. В середине вазочки находился прозрачный куб то ли из стекла то ли, из какого-то камня, а в нём виднелось что-то бордово-серое.
        — Это кусочек моего сердца, настоящего сердца, Лилит. Хотя бы этот маленький кусочек должен быть всегда рядом с твоим сердцем,  — Левиафан опустил голову и едва слышно продолжил говорить,  — когда ты меня решишь бросить, по настоящему, приди ко мне, сними его с шеи, брось на пол и растопчи ногой, прямо перед моими глазами. И тогда я пойму, что это настоящий конец и исчезну из твоей жизни. Я уйду туда, где никогда не смогу больше тебя услышать, где не смогу больше почувствовать тебя и твоё тепло. Обещай мне, что ты сделаешь то, о чем я тебя прошу.
        Лилит подняла глаза и печально посмотрела на вампира.
        — Как давно ты стал таким романтичным? Я не собираюсь тебя бросать и не хочу ничего даже слышать об этом.
        — Просто скажи, что ты обещаешь! И выполни то, что пообещаешь!
        — Хорошо. Я обещаю.  — Лилит пожала плечами и посмотрела в любимые глаза.
        33
        Февраль проходил быстро и безболезненно для Лилит и Левиафана. Они оба старались просто наслаждаться друг другом, каждым мгновением проведенным друг с другом, каждым прикосновением. Бурные души, казалось, успокоились и престали жаждать злости.
        Левиафан был нежен с Лилит, как будто она была как паутинка, которую, одно неверное движение, порвет. И если восстановить порванные сети, то она уже будет не тем, кем была прежде. Чужеродность всегда пугает, Левиафан привык к Лилит, которую он знал, другую он не хотел. Иногда она напоминала ему бабочку, которая сидит у него на ладони, и он не знает, что делать с этой ладонью. Если её сжать, чтобы бабочка не улетела, то можно раздавить бабочку. А сидеть с открытой ладонью очень страшно, страшно увидеть, как любимая бабочка вспорхнет и улетит, пошатываясь на ветру.
        Вампир осознал все свои чувства к женщине, о которой мечтал полвека. Он не хотел причинять ей никаких страданий, ни моральных, ни уж тем более физических. Молодой человек погряз в любви. Он познал, что такое прощение, что значит уметь прощать, несмотря на то, что боль душит в это время. Она была его великолепием, жемчужиной XXI века, которую он должен был хранить, как нечто эксклюзивное, то, что больше никогда не сможет существовать вновь.
        Лилит же, наконец, начала понимать, каково это, когда тебя любят и не просто любят…Она наслаждалась отношениями, о которых может помечтать каждая. Она влюбилась в сильного и красивого вампира без памяти. Но она не была способна расстаться со злостью. Она все еще не понимала, что значит простить.
        Эти двое могли просто и беспечно, безоглядно любить друг друга, но жить спокойно они не могли. Именно в их любовь постоянно вмешивалась игра, детская, глупая игра, но с взрослыми правилами, которые не пойми кем были установлены, и кому по ним потом играть. Ведь правила существуют, чтобы их нарушать. А нарушая правила, создаются новые, и об их существовании знает только сам создатель, второму игроку приходится методом проб и ошибок узнавать, что изменилось в игре и что это за правила.
        В отношениях Лилит и Левиафана наступил так называемый штиль. Лилит бережно хранила кулон с сердцем Левиафана, а он в свою очередь хранил её всю. В этот февраль у Лилит было два ангела-хранителя. Но штиль, как правило, означает затишье перед сильной бурей, штормом. Кто знает…
        ВЕСНА
        
        1
        Что чувствует среднестатистический человек, когда весна ступает на землю мелкими шажками и дотрагивается рукой до всей природы? Он чувствует некую свободу и новую жизнь. Ему самому хочется жить как-то по-новому, чувствовать по-другому, совершить какой-то поступок, неважно какой он будет — глупый или серьёзный. Это все мелочи, совершенно незначительные. Единственное, что важно в этот момент, так это желание, цель, жажда сделать, добиться цели. Это люди называют весенним обострением, а ведь человеку просто хочется отдохнуть от старого.
        Весной всё преображается: как природа, так и человек. Все хотят выглядеть хорошо. Люди примеряют новые маски радости и печали, выбирают новую одежду, как будто от этого что-то изменится. Сущность человека всё равно не меняется, просто весной он становится более жизнерадостным, начинает лелеять какие-то дурацкие мечты и желания. Ему самому кажется, что что-то изменилось, что-то улучшается, но это только кажется. Весна обогащает природу красотой, а людские головы — лишними, ненужными фантазиями, в которые люди потом свято верят. Единственные, у кого действительно начинается новая жизнь, так это листья на деревьях и растущие цветы, плюс насекомые.
        Но все же, весна — лишний повод почувствовать, что жизнь всё-таки меняется и, иногда, в лучшую сторону. Глядя на то, как сходит снег, а из-под его остатков начинают пробиваться молодые побеги, сердце почему-то начинает восторженно биться, как будто в нём растет что-то новое. Но ничего нового в нём не может вырасти! Точнее сердца людей всегда закрыты для роста хорошего, а если это плохое, то всегда пожалуйста! Так что весна — это всего лишь обновление и перезагрузка спящей природы, но не как ни человека и его жизни.
        Начало марта. Все еще шел снег, но теперь к нему иногда подключался дождь, и всё это разбавлялось лучами весеннего солнца. Оно было ярким, но ещё не грело, просто болталось в небе, как огромный фонарь.
        Лилит шла по улице и впитывала в себя солнечные лучи, как растущий цветок. Её белая кожа, залитая солнечным светом, преображалась и расцветала. Она улыбалась так по-детски, так нежно. Её сердце трепетало и радовалось теплу. Лилит очень любила в весне период, когда всё тает, и на деревьях и кустах появляются почки.
        Лилит увидела маленькое здание, на котором висела табличка с надписью: «Ваша Красота в Наших Руках». Девушка улыбнулась и вошла туда.
        2
        — Что у тебя на голове?  — хмуро спросил Левиафан, глядя на вошедшую Лилит.
        — Весна со своим приходом всё меняет, а я не меняюсь, а мне очень хочется хоть что-то изменить в себе. И я это сделала!  — она улыбнулась и протянула руку в которой висела отрезанная густая коса.
        Её волосы были коротко подстрижены. Пряди, обрамляющие лицо девушки, были чуть длиннее, чем волосы на затылке, концы которых были приподняты.
        Левиафан удивленно смотрел на неё исподлобья. Ему совершенно не нравилось то, что Лилит сделала с волосами.
        Сама по себе прическа была ей очень даже к лицу, но факт того, что она додумалась отстричь такие шикарные волосы, Левиафана просто обескураживал и слегка расстраивал. Но в новом образе было кое-что, что и привлекало его — тонкая длинная шейка, которая теперь была выставлена на всеобщее обозрение. Он провел рукой по лицу и вздохнул: как же ему хотелось дотронуться до этой нежной шейки…
        — Я сейчас вернусь!  — сказал он и исчез за дверью.
        Лилит села в кресло и закрыла глаза. Она наслаждалась свободой и легкостью головы. Её рука погладила шею, как бы разминая мышцы, потом девушка открыла глаза.
        Медленно, Лилит подошла к столику, взяла мобильник и набрала номер Жаклин. Послышались гудки. Долгие. Протяжные. Нудные. Потом звонок сбросили.
        Какое-то время назад Левиафану пришлось сознаться в том, что произошло между ним и подругой Лилит. Он совсем не хотел рассказывать своей девушке не о чем, но Лилит выпытала все-таки истину. Как только она узнала всю правду, тут же начала дозваниваться до Жаклин, пытаясь отмыть с себя грязь, которой Левиафан ее закидал. Жаклин оказалась очень упёртой. Она игнорировала всё, что было связанно с бывшей подругой.
        Лилит бросила телефон на столик и отвернулась к окну. Она была слегка расстроена и обижена на Жаклин, но в тоже время она понимала, что подруга была обманута и попросту не знает об этом. Но то, что она даже не хотела выслушать Лилит — бесило девушку до невозможности.
        — Никак, да?  — без особого интереса спросил Левиафан из-за угла гостиной.
        — Это слишком очевидно. Твой комментарий излишен.  — Ответила Лилит, печально отворачиваясь к окну.
        — Буду честен с тобой.  — Он откашлялся и продолжил.  — Я не жалею о том, что произошло тогда и о нынешних последствиях произошедшего.
        — Кто бы сомневался…
        — … Но если вдруг тебе потребуется помощь в возвращение блудной дружбы, то я всегда к твоим услугам…Милая.
        Он поднял голову и осмотрел потолок, стены, потолок, и медленно двинулся к ней, напевая песенку и посвистывая. Лилит наблюдала за ним с улыбкой. Их глаза встретились и замерли. Левиафан улыбался, а глаза Лилит прищурились, и рот открылся от радости.
        — Левиафан!  — прошептала она восторженно,  — я придумала!
        — Так быстро! Что именно ты там придумала?  — заинтересованно спросил он.
        — Ты можешь выяснить, что случилось у Жаклин и мужа, после того как ты сдал ее? Или может она все еще в отношениях с Марком?  — Выпалила Лилит, хватая его за руку.
        Он наклонил голову, уголок его губ приподнялся, а глаза сузились.
        — Лилит, это так гениально!  — съязвил он.  — Со мной-то она не прекращала общаться… Думаю смогу.
        Девушка нахмурилась в ответ и встала. Обойдя вампира, Лилит остановилась за его спиной и обняла. Её движения были очень коварными, словно змея обвивала его тело, сжимая свое гибкое тело кольцом. Лилит прошептала ему.
        — Это только первый пункт из моего плана… — она поцеловала его.
        Левиафан задумался, его лицо было очень серьёзным. Он никак не мог понять, что именно задумала его девушка, чем ее задумка может обернуться и каков будет ущерб.
        — Не надо на меня так смотреть… — тихо попросила она.
        — Хорошо милая,  — он поцеловал ей руку и исчез.
        Лилит встала и начала нервно ходить по дому, считая минуты и секунды.
        «Если Бог есть, он, вряд ли меня простит, а бабушка в гробу перевернется, когда мой план осуществится. Но есть же Левиафан, который может отказаться от участия в нём, и что тогда делать? Я делаю это ради дружбы, ради того, чтобы вернуть её навсегда. Мне нужен хоть один человек, с которым я могу общаться, и на эту роль подходит только Жаклин. Мне тяжело без неё, я это признаю. Я должна её вернуть. Раз Левиафан убрал её из моей жизни, то ему придется вернуть её».
        Спустя несколько часов Левиафан вошёл в комнату, слегка жмурясь и облизывая губы. Он грохнулся в кресло, блаженно закрыл глаза и заурчал.
        — Ты уже так быстро все узнал?  — спросила Лилит.
        — Ммм.… Иди сюда… — нежно прошептал он, не открывая глаз, только мягко поглаживая пальцами подлокотники кресла.
        — Да?  — Лилит продолжала стоять около окна, но на её лице уже не было никакого веселья, более того там начинала появляться злость.
        Скулы играли, она явно нервничала. Нетерпение злило, и молчание Левиафана тоже играло свою роль в изменении её настроения.
        — Иди сюда… — чуть громче повторил он и приоткрыл глаза.
        — Ты ходил?  — Лилит настаивала.
        Для Левиафана любой разговор перетекал в шутку, а для Лилит ответ, который она очень ждала, был весьма важен. От этой информации зависели ее дальнейшие действия. Но она никак не могла выудить проклятый ответ из вампира.
        Левиафан открыл глаза, поднял голову и, в одну секунду, оказался около девушки. Она чувствовала его дыхание, его глаза впились в её лицо. В такие моменты он её пугал. Ее сердце начинало бешено колотиться, а легкие хватали кислород из крови, как обезумившие, учащая дыхание. Он смотрел на неё так, словно в нём проснулся Чарльз Мэнсон, и этот маньяк видит свою жертву, за которой охотился в течение трех дней.
        Левиафан ощутил невидимые частички страха, исходящего от неё, и улыбнулся.
        — Знаешь, что больше всего мне нравится в тебе? Твой страх, который ты так тщательно пытаешься скрыть,  — он прижал её к себе и сладко зашептал.  — Но я его всё равно чувствую, как его пылинки струятся сквозь твоё тело, как они задевают кончики нервных рецепторов, как по ним бежит импульс в мозг, и, как после этого, твоё сердце учащает свой ритм, а дыхание становится поверхностным и частым…
        Внезапно он отскочил от неё и, не спеша, побрёл по комнате, бросая на Лилит косые взгляды и дотошно улыбаясь.
        — Да, я ходил к Жаклин! У неё все, как и прежде, вот только с мужем разводиться, а так уже живет у Марка. Пришлось навестить их у него дома, чтобы все это узнать.
        — Да?  — радостно спросила Лилит.  — Ты с ней виделся? Как она? Сильно переживает по поводу развода?
        — Да нет, не очень. Жаклин сказала, что уже скоро месяц, как они первый раз подали заявление и через неделю-полторы можно уже будет окончательно разойтись с Филиппом. Но на тебя, конечно, злится.
        — Почему же ты не рассказал ей всю правду?  — Лилит расстроилась.  — Это же нечестно…
        — Нечестно?  — усмехнулся вампир.  — Ты — маленький ребенок, который провинился и теперь за это стоит в углу. Я пока не готов разрешить тебе покинуть этот угол. Если у тебя есть какие-то соображения, как можно все вернуть, то я готов их выслушать и, может даже помочь. Вот.  — Левиафан закончил и ожидающе посмотрел на Лилит.
        Девушка смотрела в пол неподвижным взглядом, на её лице появлялась улыбка полная отчаяния, совсем не добрая и светлая, скорее сумасшедшая. Лилит положила палец в рот, слегка прикусила его зубами и прищурила глаза.
        — Лилит, дорогая, расскажи мне!  — он улыбнулся.
        — Да, ты прав…мне понадобится твоя помощь… и только твоя,  — Лилит подняла на него взгляд.
        Ей было очень трудно говорить. Её душу терзала проблема выбора. Разум хотел вернуть близкого ей человека, а душа отпускала его. Неясность собственных мыслей и желаний очень мучила её внутренний мир. Лилит закусила губу и молча стояла, не глядя на Левиафана.
        — Лилит,  — он чуть прищурился и наклонил голову,  — тебе нужна моя помощь в чем?  — Левиафан внимательно посмотрел на неё изучающим взглядом, от чего сам стал крайне загадочным и непонятным.
        Лилит подняла глаза.
        — Убей!  — прошептала она.
        — Убить?  — еще тише спросил вампир.
        Молодой человек нахмурился и медленно подошел к девушке. Он провел рукой по ее щеке, изучая ее изумрудные глаза, слушая ее дыхание и пульс. Лилит трепетала.
        — Да… Убей… ради меня… — она обхватила его лицо руками и поцеловала теплые губы, закрыв глаза.
        По ее щеке покатилась слеза, Левиафан вообще ничего не понимал. Он молча смотрел на девушку, на то как из закрытых глаз текут слезы, как она тяжело вздыхает.
        — Кого?  — прошептал он, стирая слезы с ее бархатной щеки.
        Лилит не могла смотреть на него. Она лишь пыталась бороться с чувствами, с тяжестью, которая внезапно улеглась ей на груди, не давая вздохнуть.
        — Кого?  — повторил свой вопрос вампир.
        — Его… Марка.
        Левиафан вытянул вперед шею, выпучил глаза и открыл рот — такого он явно не ожидал. Его грудная клетка замерла, перестав делать дыхательные движения.
        — Что?  — он, наконец, что-то выдавил из себя срывавшимся на хрип шепотом.
        Лилит вновь опустила глаза, стараясь избежать слез.
        «Лилит. Я обескуражен твоей просьбой! Есть ли у тебя сердце? Беспощадна, кровожадна, жестока, совершенно безжалостна! Господи, кто…нет, ЧТО живет внутри тебя? Откуда в тебе это всё? Откуда столько гнили? Бог мой, если бы я хоть раз повстречал такую как ты, я бы сейчас смог инсценировать полный дофенизм, но, в данный момент, я переживаю такую бессознательность. Твоя просьба выбросила из меня здравый смысл. Ты совершенно безумна!».
        — Лилит, мне не показалось ли сейчас, что ты попросила убить человека, которого любит твоя подруга?  — боязливо спросил он, с ужасом ожидая подтверждения своей догадки.
        — К сожалению…именно это я и попросила!  — без всяких послаблений ответила Лилит, пытаясь проникнуть взглядом, через глаза вампира, в его голову.  — Если она потеряет любимого человека, ей некому будет позвонить, буду только я. И в итоге она забудет о ссоре со мной и с мужем, потому что очага ссоры, Марка, больше не будет!
        — Эээ нет, Лилит, этого я делать не буду! Что ещё за иллюзии? Что за бред ты говоришь? Очагом ссоры был не Марк, не её муж, не она сама, и уж тем более не ты! Я разжег всё это, почему за это должен расплачиваться Марк? Ты не подумай, я в него не влюбился, конечно. Ты совершаешь ошибку просто думая об этом, не говоря уж об исполнении твоего желания. Ты считаешь, что настоящие друзья таким вот образом возвращают дружбу? Лилит, тебе дан самый прекрасный и чудесный орган в отличие от всех животных — это язык. Ты можешь прийти к ней, рассказать как всё было, кто именно её подставил, объяснить, что это не твоя вина. Лилит, ты можешь соврать, прийти и извиниться. Хотя нет, этого ты сделать не можешь, тебе проще язык вырвать с корнем, чем извиниться.
        — Левиафан, что я слышу? Как давно ты вспомнил о существовании чудо-органа — языка? После того, как убил Фабьена? Или нет, наверное, после того, как убил Маргарет? Ты не намного человечнее, чем я, и ты смеешь говорить мне о языке? Ты виноват в этом! Ты сделал так, что мы теперь не общаемся, что она теперь ненавидит меня! Так теперь я хочу, чтобы ты сделал…чтобы ты вернул всё назад, как было!  — Лилит раздраженно проговаривала каждое слово, обжигая своим взглядом.
        Левиафан гордо вскинул голову, приподнял брови и язвительно усмехнулся.
        — Хорошо, я верну тебе Жаклин… Но только после того, как ты вернёшь мне Мормо!
        Лилит нахмурилась и уставилась на Левиафана. Его ответ загнал ее в тупик. Это предложение прозвучало слишком правильно, к нему невозможно было подступиться, придраться.
        Левиафан строго смотрел на нее, Лилит облизнула губы и отвела взгляд. Все. Тупик.
        — Ты не оставляешь мне выбора, Левиафан… — прошептала она, делая шаг назад.
        — О чем ты говоришь?
        — Мне придется сделать это самой…
        — Самой?  — вампир не смог не улыбнуться.  — Пожалуйста. Ты вольна делать все, что хочешь.
        Он открыл ей дверь и ожидающе уставился на девушку.
        — Я ненавижу тебя… так сильно ненавижу!  — Лилит оттолкнула его и вышла на улицу.
        — Ну хоть одно чувство у нас взаимно!  — крикнул он ей вслед и прошептал дальше — Господи, если бы я еще только тебя не любил, было бы еще прекраснее…
        3
        Лилит бросила машину на въезде в центр города и пошла бродить по самому центру. Улыбающиеся люди шли ей на встречу. Они радовались весне, радовались птичкам и солнцу, дождю и тающему снегу. Только вот сердце Лилит ничему не радовалось. Она шла и ненавидела всех, кого знала и не знала. Её не понимал любимый человек.
        «Он не может так поступить со мной. Он наврал Жаклин, подставил подножку нашей дружбе. Я шла и не заметила её, споткнулась, упала. И вместо того, чтобы дать мне руку, он топчет меня и забрасывает грязью. А я после этого должна встать, отряхнуться и как ни в чём не бывало жить дальше, а ещё и перед Жаклин извиниться! Потрясающе, Левиафан, просто потрясающе! Только я так не хочу. Ты прав только в одном, что Марк совершенно ни в чём не виноват, но всегда есть жертва, это будет он. С каких это пор Левиафан так трясется за чужие жизни? При этом каждый день бегает и высасывает из кого-то кровь и жизненную силу. Наплевать. Я сама все сделаю. Ему, потом, будет намного сложнее вытащить меня из тюрьмы…Я всё равно не могу понять, какая ему разница, кого убивать? Он убивал в течение пяти веков, так что случилось сейчас? Ха, да ничего не случилось, он отказывается принципиально. Если бы это была не моя просьба, а чья-нибудь другая, Мормо, например, Марк бы давно уже лежал в гробу».
        Лилит зашла в первый попавшийся бар. Там было не очень много людей, кто-то сидели за барной стойкой, оставшаяся часть была рассеяна по помещению за столиками. В основном там были одни мужчины средних лет. Пара девушек, сидящих рядом с одной, единственной шумной компанией молодых ребят. Они были примерно одного возраста с Лилит, может быть постарше на два-три года, а девчонки уж точно были её ровесницами. Ребята что-то наперебой рассказывали и сами смеялись, дамочки, как положено, подхватывали, даже если это было совершенно не смешно.
        Лилит перевела взгляд на стулья, стоявшие у барной стойки. Её внимание привлёк мужчина, сидящий почти в обнимку с огромной кружкой пива. Его лицо было всё в синяках и царапинах, он на что-то жаловался бармену. Чёрное пальто было наполовину в грязи, а с боку, практически подмышкой, была огромная дыра. Брюки, которые изначально были скорее всего черного цвета, в тот момент были двухцветными: верх был цвета грязи, а низ — какой-то серый, видимо из-за реагентов, которыми посыпают скользкие дороги. На его руке поблескивало кольцо, говорящее о том, что у него есть жена. На суставах пальцев виднелись ссадины, а в некоторых местах просто не было кожи.
        У него была короткая стрижка, а-ля «я умный» и круглые очки, через которые он печально смотрел на бармена и рассказывал ему невеселую историю. Когда он повернул голову, Лилит заметила, что на втором стекле, на очках, была трещина, от которой ответвлялись маленькие извилистые дорожки к краям стекла. Как будто к нему подбежал маленький человечек и выстрелил в стекло из такого же маленького пистолетика.
        В сердце Лилит почему-то сильно защипало, его как будто в тиски зажало, так тяжело и увесисто стучал жизненный насос в груди. Сквозь черствую, ледяную корку, которая когда-то покрыла этот насос, пыталась пробиться жалость к этому мужчине. Но Лилит твердо решила учиться у Левиафана неистовству. Она не считала, что её душа и сердце были жестче, чем любой камень.
        Лилит ещё раз взглянула на него и пошла к стойке, уже совершенно не обращая никакого внимания на мужчину.
        — Самое крепкое пиво…два!  — заказала она.
        Бармен удивленно взглянул на нее и начал наливать большой стакан.
        Пока он заполнял пивные кружки, Лилит услышала, что мужчина рассказывал о своей жене, с которой сильно поругался, ушёл из дома, где-то напился, с кем-то подрался, оказался без денег. А дома его ждут двое голодных детей, и ему стыдно возвращаться туда. Стыдно смотреть в глаза жене, стыдно перед самим собой, и перед детьми. Бармен, видимо, был его другом или хорошим знакомым, потому что наливал ему бесплатно, и на его лице явно виднелось сочувствие и понимание.
        «Слабак!», подумала Лилит, «тебе следует поучиться у Левиафана, каким надо быть жестоким и циничным в отношениях с женщинами. Чертов вампир! Он никогда бы не стал тут сидеть и плакаться в жилетку другу. Скорее всего, он бы пошёл, перекусил кем-нибудь, ну или просто убил, а потом вернулся бы домой, как ни в чем не бывало, и ещё ехидничал бы три дня после этого».
        Лилит взяла свои кружки, выбрала самый дальний угол со столом, самый тихий и подальше от людей. Её тело тяжело рухнуло на стул и расслабилось. Губы жадно присосались к пинте.
        Лилит сидела как будто в полном исступлении.
        Она строила планы каким способом можно было бы притворить в жизнь то, что хотелось.
        Можно было бы попробовать пригласить Марка на дружеское свидание под предлогом — вымолить у Жаклин прощения. Досидеть допоздна и попросить Марка проводить домой. Достать нож в лифте и воткнуть его в шею. Но нет. Не то… Полиция слишком быстро бы связала все ниточки воедино.
        Подложить бомбу ему в машину…Где взять бомбу? Как завести механизм?
        Перерезать провода? Пробить емкость с тормозной жидкостью? Слишком сложно, особенно для человека, который не очень осведомлен в устройстве автомобиля.
        Все-таки предложить встретиться на нейтрально территории, обязать Марка никому не говорить о встречи, чтобы все полностью выглядело анонимно, рассказывая о будущем сюрпризе для Жаклин. Убить где-нибудь в безлюдном месте?
        Приехать к нему домой? Невозможно, Жаклин там живет…
        Ей становилось страшно от всех мыслей и картин, которые бесконечно крутились у нее в голове. Лилит поняла свой самый главный страх: совершить убийство собственными руками. Самосохранение подсказывало ей, что было бы безопаснее, если бы Левиафан приложил к этому свою руку. Он специалист в этом, к нему уже можно записываться на ускоренный мастер-класс по убийству людей. И он всегда останется безнаказанным. Но он уже отказался, и как показалось Лилит, его было уже не переубедить.
        «Значит, я возьму всё на себя. Мне нужен алкоголь. Много алкоголя. Потом я освобожу чувство страха из недр души, выпущу его погулять на пару-тройку часов, пока я буду совершать грязное дело. Да… С Мормо все было намного проще: он сам хотел умереть, он искал смерти. А сейчас что? Марк здоровый, молодой мужчина, полон сил и жизни. Он хочет жить. Он, наконец, влюбился, готовится к долго и счастливой жизни…И что я собираюсь сделать? Лишить его этого счастья? Я не смогу…А может мне нанять кого-нибудь? Хотя нет, опять всё упирается в вампира — у меня нет таких денег. А это значит, что придется опять просить, а я не хочу больше его ни о чем просить…»
        — Девушка, можно я с Вами посижу? Мне так нужно излить душу кому-нибудь… — произнёс жалобный голос над головой Лилит.
        Она посмотрела на разбитое стекло в очках и в целом на мужчину. Вблизи на вид ему было не больше тридцати пяти. Лилит забавляло то, что, несмотря на весь его небрежный, мягко говоря, внешний вид, его лицо было гладко выбрито и ухоженно. От него не пахло нищетой и бездомностью, судя по всему, на улице он прибывал один, максимум два дня.
        На самом деле, в тот момент, Лилит хотелось побыть одной.
        — Вы знаете, у меня очень агрессивный молодой человек. Он может войти сюда в любую минуту. И поверьте мне, если он увидит Вас, сидящим за одним столиком со мной, то это плохо кончится. Понимаете, у него с головой не все в порядке — последнее предложение Лилит произнесла почти шепотом.
        — Ну и хорошо!  — неожиданно и радостно воскликнул мужчина,  — я так не хочу жить, пусть меня убьют!
        Он демонстративно плюхнулся за стол, оглядываясь по сторонам в поисках агрессивного парня. К удивлению Лилит его нигде не было. Она печально посмотрела на стол, а затем на будущего собеседника.
        — Вы знаете…я действительно хочу побыть одна!  — грустно сказала Лилит.
        Мужчина поднял на неё свои глаза, которые были полны пьяных слез. Трясущейся рукой он потянулся к руке Лилит, но она быстро отдернула её и грозно посмотрела на мужчину. Пальцы его руки упали на стол и начали медленно царапать подушечками деревянное покрытие, по всей руке вылезли вены, на лице изобразилось какое-то отчаяние.
        «Во попала-то! Ну и где этот геройчик, который всегда появляется в те моменты, которые можно испортить, а когда он действительно нужен — даже ни намека! Мне действительно становиться жалко этого мужика…»
        — Ну что ж, сидите, если Вам так хочется…
        После третьей кружки пива они разговорились так, словно были друзьями с самого рождения. Он рассказал ей всю свою историю.
        Его звали Свеа. Он родился в Швеции, но когда был маленьким переехал с родителями сюда. Ему было тридцать четыре года, а его жене двадцать пять. У неё было очень красивое имя — Летиция, что в переводе с испанского означает радость.
        Два ребенка, обе девочки, одной — два года, второй — четыре. Свеа рассказал Лилит, как долго он добивался Летицию, как спал у неё в подъезде, преследовал, как она вызывала полицию, и его забирали, но как только его выпускали, он возвращался к ней и все повторялось.
        Летиции тогда было семнадцать. И когда она всё-таки ответила ему «да», Свеа в буквальном смысле написал в штаны от радости.
        Они расписались, родили детей, но одна промашка мужа, и жена села ему на голову. Стоило один раз сильно поругаться, и она выгнала его из собственного дома. И сейчас он сидел и жаловался всему свету на свою глупость и на жестокую жену, которую, несмотря ни на что, он продолжал любить.
        — Мой молодой человек…как бы это сказать получше, он — вампир. Живет исключительно за счет принципов. Если я его о чем-то прошу, никогда не сделает нормально. А если уж и сделает, то обязательно нервы убьет… Знаю, что ответ на все это один: бросить его и забыть. Но есть одно маленькое НО: я слишком сильно люблю его.  — Пьяная Лилит разболтала секрет Левиафана, и свой заодно.
        — Подожди, вампир в смысле энергетический? У меня старшая дочка такая же, все жизненные соки высасывает…
        — Нет, настоящий вампир. Ему почти полвека, он питается человеческой кровью, и плюс обладает совершенно нечеловеческой силой… иногда бывает очень жесток, и ко мне в том числе.  — Лилит приняла эстафетную палочку по жалобам на своих вторых половинок.
        — Я конечно очень пьян, но поверить в такое я не могу! Как он тебя так облапошил? И ты ему, правда, веришь? Веришь во все эти россказни?  — Свеа икнул и уставился на неё пьяными глазами.
        — А это и не россказни!  — Лилит зашептала,  — вот, смотри!
        Она сняла кофту и осталась в одной маячке. Лилит протянула ему руку и ткнула пальцем на следы от клыков на предплечье. Это были совсем свежие укусы.
        Обычно укус Левиафана заживал достаточно быстро: четыре, пять дней — самое большое. После этого на коже не оставалось никаких следов.
        Свеа внимательно посмотрел на отметины от зубов, потрогал кожу около них, потом вдруг расслабился и рассмеялся.
        — Почему все люди пытаются сделать из меня дурака? Это же следы от кошки или от собаки. Даже скорее от собаки, расстояние между отметинами большое. Лилит, для чего ты хочешь меня одурачить? У меня только дочки могут поверить в это!
        — А зря!  — сказал мужчина, садящийся к ним за столик.
        Он поставил на стол три кружки пива и посмотрел на Лилит. Безнадежность в его черном взгляде. Девушка закатила глаза и вздохнула.
        — Вот он, познакомься Свеа, яркий представитель отряда кровососущих, Левиафан!  — указала на него рукой Лилит, уже мысленно прощаясь со шведом.
        — Свеа!  — он протянул ему руку.
        Левиафан посмотрел на руку, пожал её и улыбнулся, демонстративно обнажая два огромных клыка. Пальцы шведа сами собой разжались, рот открылся от удивления. Он явно занервничал.
        — Всё, допился! Это конец! Мне мерещатся очень странные вещи!  — Свеа хлопнул себя по лбу ладонью и затряс головой в разные стороны, как собака после купания, с характерными звуками.
        — Нет! Это не делирий! Я действительно существую! Давайте выпьем за паранормальные явления!  — насмешливым тоном предложил Левиафан и стукнул своим стаканом о два других.
        Свеа смотрел на Левиафана очень удивленными глазами. Как ни странно в них не было никого страха, никакой паники и ужаса, просто детское удивление. Как будто он всю жизнь верил в Деда Мороза, а сейчас ему сказали, что его не существует.
        Лилит рассматривала его глаза сквозь очки. В какой-то степени швед был хорош собой. Светло-русые волосы и голубые глаза, пропорциональный нос и аккуратный рот. Среднестатистический мужчина. Он бы понравился многим женщинам, одни он уж точно никогда бы не остался.
        — Что ты здесь делаешь?  — наконец, спросила Лилит своего черноглазого вампира.
        — Наблюдаю за тобой, милая. Мое чутью подсказывает, что ты собралась наломать дров. Пришел в очередной раз сказать, что дрова нам не нужны. У меня в доме электронный камин. Мы не замерзнем. Подумай об этом хорошенько. Убийство — это не шутка и это не так просто как тебе кажется. Все-таки я не могу позволить тебе совершить очередную ошибку, чтобы уберечь тебя от ужаса, который потом поселится в твоей душе…если она, конечно, у тебя есть…в чем я лично очень сомневаюсь.  — Левиафан положил локти на стол, подпер рукой подбородок, тщательно изучая глазами лицо Лилит.
        Его черные зрачки были расширены, из-за темного освещения, и он постоянно улыбался. Вся эта ситуация казалась ему смешной и нелепой.
        — Ты же сказал, что я вольна делать все, что угодно.  — Она вздохнула, поняв, что все планы рухнули.  — Что заставило тебя изменить свое мнение?
        — То, кем является Марк. Мне жаль, что приходится тебе напоминать об этом, но Жаклин его очень сильно любит. Ты хоть представляешь, насколько ей будет больно?
        — Я доведу план до конца.  — Лилит отвела взгляд в сторону.
        Более она не хотела слушать уговоры возлюбленного.
        «Зачем, Левиафан, зачем? Почему ты постоянно мешаешь мне воплощать в жизнь то, что я хочу видеть в реальности? Так же нельзя! Нельзя считать только свои мысли правильными! Кто сказал, что твои планы — хорошо, а мом — плохо? Левиафан, я же тоже живая, милый мой, я имею право на мысли и на действия! Я имею право на жизнь, на такую, какую я хочу. Живи своей жизнью, у тебя было время прожить свою жизнь, зачем же ты вмешиваешься и пытаешься изменить мою? Я так не хочу, я хочу думать и поступать свободно, без твоих ограничений!»
        Свеа смотрел на них по очереди, периодически улыбаясь или мотая головой. Он протёр салфеткой лоб, снял разбитые очки и начал рассматривать их. Потом он поднял свои голубые глаза и сказал:
        — Знаете, ребята…вы конечно очень забавные и милые люди, хоть и пытаетесь меня одурачить вампирами и убийствами. Но я, наверное, пойду домой, к детям, к жене, к себе… — он протянул руку Левиафану, затем Лилит.
        — Удачи…Свеа,  — тихо сказал Левиафан, нескромно поглядывая на уходящего шведа.
        Лилит ожидала, что Левиафан сейчас возьмет и исчезнет, как он любит это делать. На улице он догонит несчастного Свеа, высосет всю его кровь, а тело потом спрячет. Но вампир, словно коршун, сидел и пристально смотрел на свою маленькую мышку Лилит.
        Как всегда они не могли разговаривать в таком состоянии. Невидимые песчинки ненависти витали между ними.
        Вампир неотрывно смотрел на девушку и под натиском его взгляда ей становилось все больше и больше не по себе.
        Только полчаса спустя Лилит всё-таки не выдержала и спросила застывшего, словно статуя, Левиафана.
        — Почему ты отпустил его?
        — Он слишком пьян, ему никто не поверит, и к тому же он сам не верит в то, что увидел и услышал. Если он кому-то скажет, его примут за психа. Люди быстрее поверят в то, что видели черта или Бога, нежели в то, что они сидели за одним столом с вампиром…И ко всему прочему он напомнил мне Мормо по разговору…
        — Надо ж, какая сентиментальность…
        Левиафан прикурил и посмотрел девушке в глаза.
        — Да ты пьяная!  — прошептал он, улыбаясь.
        4
        — Вставай милая, пойдем домой!  — Левиафан начал приподнимать её за предплечья,  — Бар уже закрывается.
        — Нет! Мне надо сделать то, что я должна! И вообще, прекрати таскать меня, я сама встану!  — Лилит отпихнула смеющегося Левиафана и по привычке тряханула головой, как бы скидывая ненужные волосы, которых уже больше не было.
        Шатаясь во все стороны, она всё-таки вышла из бара, но, поскользнувшись на пороге, упала в слякоть. Пьяные мысли гуляли по её голове, и они были такие разные. И они сталкивались, разлетались и снова терялись. Её маленькая, белая ручка скользнула в снег, перемешанный с грязью. Левиафан подошёл к ней и присел на корточки, посмотрев на неё с улыбкой.
        — Как я давно не был в таком состоянии…и как бы мне хотелось быть в такую же стельку, как ты. Сейчас бы вместе топтали грязный снег руками…Эх… Но кто-то из нас должен быть трезв и адекватен, машиной рулить… — Он поднял её на руки и понес к машине.
        — Нет! Поставь меня! Я не хочу…!  — заплетающимся языком Лилит осуждала его действия.
        — Не думаю, моя дорогая, что меня интересует то, что ты хочешь!  — прошептал он и посадил её в машину.
        — Эй, ты!
        Левиафан обернулся и увидел парня в шапке и черных очках. В руке он держал нож, по которому бегала видимая судорога.
        — Кошелек…сюда, мне!  — приказал он срывающимся голосом.
        — Вот это да! Такое я только в кино видел! Круто!  — вампир уставился на парня, подумав, что это его ужин.
        В это время, пьяная Лилит услышала шум и выскочила из машины с жуткими воплями, которые перепугали парня. Его нервы сдали и он бросился в атаку.
        Первое, что пришло ему на ум, так это прирезать девчонку, а затем и разобраться с парнем.
        Левиафан, как в замедленной съемке увидел, как из молодой человек бросается вперед, замахивается ножом на кричащую девушку и вот-вот нанесет удар в районе груди. Левиафан одним движением прикрывает Лилит своим телом и нож втыкается ему под ребра.
        Дикий крик. Нестерпимый приступ боли. Горячая кровь струится по одежде. Вампир хватается за рану, корчась в приступе агонии. Лилит от страха и ужаса просто теряет сознание. Левиафан успевает подхватить ее рукой, несмотря на нестерпимую боль.
        Парень разворачивается и пытается бежать. Тут Левиафана снова постигает сознание и невероятная злость.
        — Нелепый сон что ли!  — в одну секунду он оказался перед ним.
        Парень с ужасом посмотрел на него, потом обернулся и снова посмотрел на вампира. Затем, его видимо осенило бежать в другую сторону, но одним движением руки он был пойман за шиворот куртки, и через долю секунды обескровленное тело с переломанным позвоночником, опустилось на землю.
        Лилит лежала на сидении, на её лице застыли капельки крови вампира. Левиафан мчался домой, все еще держась за бок.
        Слишком глубокие и тяжелые раны долго заживали. Им требовалось минут пятнадцать для полного восстановления. А чтобы злость оставила его, требовалось намного больше времени и крови…
        Левиафан остановил машину у обочины и посмотрел на девушку. Медленно, он расстегнул пуговицы на пальто, опустил лямку майки, обнажив плечо и нежно, едва ощутимо, прокусил кожу.
        Как только кровь начала поступать в организм вампира, рана под ребрами медленно начала срастаться, успокаивая боль, поглаживая злость.
        — Моя любимая девочка!  — прошептал он, вытирая губы, стирая остатки крови с плеча.
        Он так же неспешно застигнул пальто и вновь поехал к дому.
        Лилит ни разу не проснулась, ни пока Левиафан нес ее в дом по весеннему морозцу, ни пока раздевал и укладывал в постель.
        Молодой человек, сделав все важные дела, уселся в кресло, закинул ногу на ногу и подложил руки под голову.
        — Почти что прекрасный вечер!  — мурлыкнул он и беззаботно закрыл глаза.
        Его здоровье полностью восстановилось, на коже не осталось и следа от колотой раны. Вампир вспомнил анатомию той области, куда ему воткнули нож, насмехаясь в очередной раз над смертью. Если бы вор попал все-таки в Лилит, то она скорее всего умерла бы либо от потери крови, либо от того, что были бы задеты жизненно-важные органы. Левиафан был несказанно рад тому, что вовремя оказался рядом со своей девушкой, чтобы не дать смерти вновь попытаться заграбастать ее у него.
        К тому же Левиафан переживал, с какой невозможной головной болью проснется Лилит. По его расчетам, она будет очень злиться, что не сделала того, для чего напивалась. В голове сладко потекли живописные картины с различными вариантами криков и жалоб Лилит. Одно только предчувствие следующего дня веселило его, как клоун ребенка в цирке.
        Утром Левиафан блуждал по комнате, в которой спала Лилит. Ему было очень скучно, он безумно хотел, чтобы она проснулась, но она не просыпалась. Левиафан увидел торчащую из-под одеяла розовую пятку и, оскалив зубы, потянулся к ней рукой. Пальцы нежно, ощутимо пробежали по коже. Лилит вздрогнула.
        Она открыла глаза и когда увидела лицо Левиафана, закричала от страха. Оно было безумно бледным, глаза — налитые кровью, торчащие клыки, ожесточенная ухмылка и такая злоба, застывшая на его лице, что Лилит внутри начало колотить от страха.
        — Я тут подумал, милая, пожалуй, я дам тебе то, что ты хочешь!  — даже его голос звучал как-то не обычно, страшно и угрожающе.
        Он кинулся к ней и вцепился в шею.
        — Нет!  — закричала Лилит, пытаясь спихнуть его с себя,  — Нет! Я не хочу!
        — Я хочу!  — он оторвался от вены, по его губам текла кровь и капала с подбородка ей на грудь.
        Лилит закричала ещё громче и замахала руками. Левиафан прокусил себе ладонь и попытался напоить девушку кровью. Но Лилит яростно сопротивлялась. Недолго думая, он залепил ей пощечину.
        — Нет! Пожалуйста! Я не хочу быть такой, как ты!  — умоляла она.
        Ладонь вампира опустилась ей на губы. Лилит почувствовала вкус крови и запаниковала ещё больше, но уже не сопротивлялась, потому что знала, что одной капли достаточно. Она просто закрыла глаза и заплакала. Левиафан ещё шире оскалился и убрал кровавую ладонь.
        — Знаешь что, я даже не буду убивать тебя! Хочу посмотреть, как ты мучаешься!  — и он разразился жутким смехом.
        Внезапно Лилит почувствовала словно все ее тело, одновременно, пронзили сотни тысяч стальных кинжалов. Её всю начало как будто выворачивать наизнанку: спину выгнуло, как при столбняке, а пальцы на ногах поджались. Боль скрутила её всю, а вокруг горла, словно появилась петля, которая мешала даже крикнуть. Лилит стиснула зубы и из её глотки вырвалось какое-то мерзкое, болотное кряхтение. Ухудшало ситуацию то, что она начала ощущать какие-то изменения в ротовой полости. Она чувствовала, как из десен, над собственными зубами, что-то начало расти, погружая в нестерпимую боль. Это было похоже на то, когда коренной зуб удаляют без анестезии. Лилит провела кончиком дрожащего языка по зубам и деснам и поняла, что у нее растут клыки.
        В ужасе и совсем уже измученная от боли, она, понимая, что это только начало и дальше будет хуже и больнее ещё в течение суток, а то и больше, закричала из последних сил — «останови это!» и посмотрела на смеющееся лицо Левиафана.
        Внезапно Лилит открыла глаза, увидела трясущего её Левиафана, снова закричала и наотмашь ударила его по лицу. Он схватился за щеку рукой и удивленно посмотрел на нее.
        — Плохой сон, милая?  — еле сдерживаясь от смеха, спросил Левиафан, все ещё держась за щеку.
        Лилит судорожно провела языком по деснам, а руками по шее. «Клыков нет, шея целая…точно, сон!», подумала она, опуская руки.
        Неожиданно, в правом плече стрельнула боль. Она ойкнула и быстро посмотрела туда, где болело. Лилит смотрела на след от укуса и никак не могла вспомнить, откуда он. Конечно, она догадалась, кто его оставил, но вот когда. Моментально, после осознания реальности, укушенного плеча, она ощутила ещё и мрачное, сильное похмелье.
        Лилит перевела взгляд на Левиафана, его лицо было обычным, значит, убивать он её не хотел. Следовательно, все это было действительно во сне, за исключением укусов. Она вздохнула и упала на подушки.
        — Ты хотел меня убить! И ты это сделал!  — гневно прошептала она, и накрываясь и отворачиваясь от него.
        Левиафан изумленно вскинул бровями и посмотрел на неё, подпирая рукой подбородок.
        — О чем ты, милая? Убить тебя — это самое безобидное и простое, что можно сделать с тобой, поэтому я вряд ли стал бы делать самую примитивную вещь!  — едко ответил он.
        Лилит закрыла глаза и вздохнула.
        — Видимо просить тебя принести мне воды лучше не стоит. Умереть от жажды — это, все-таки, не «просто убить»,  — намекнула ему Лилит, вновь поворачиваясь к нему.
        — Да, это конечно интереснее и соблазнительнее, чем просто сломать тебе шею,  — он встал, поцеловал ей руку и через минуту вернулся с огромным стаканом холодной воды,  — На, держи, дорогая!
        Лилит почти полностью осушила стакан, вытерла губы и снова завалилась в кровать. Левиафан следил за её пристальным взглядом в потолок и улыбался.
        — Левиафан, а ты мне не объяснишь, почему мне до сих пор не позвонила скорбящая, вся в слезах, Жаклин? И почему Марк до сих пор ещё жив?  — заинтересованно спросила она и посмотрела на вампира.
        — Конечно, объясню, милая! Ты вчера сильно напилась, твоих собственных сил хватило только на то, чтобы дойти до дверей в баре. Потом я схватил вместо тебя нож в ребра, а ты, увидев кучи крови, решила упасть в обморок, из него, видимо, провалилась в сон. Десять минут назад ты открыла глаза и, зачем-то, меня ещё и ударила. Ах да, ты разболтала все секреты незнакомцу в баре, с которым, в общем-то, и напилась. Я думаю, скорее всего, из-за этого ты не слышишь звонка от Жаклин.
        — Ух, как же я порой тебя ненавижу! Как твоя рана?  — буркнула Лилит, отворачиваясь на другой бок.
        — Ох, как заботливо! Знаешь, милая, вообще неплохо. Может тебе вместо воды бокал вина принести? Полегчает однозначно!  — Левиафан лукаво подмигнул повернувшейся Лилит.
        — Да? Давай.
        К вечеру Лилит значительно полегчало — повторение предыдущего вечера было не за горами. Голова, естественно, сразу же перестала болеть.
        Она лежала на животе, подпирая подбородок рукой, весело крутя ногами в разные стороны. Второй рукой она уплетала один за другим кусочки пиццы.
        Левиафан сидел на стуле напротив и с улыбкой наблюдал за ней. Ему вообще просто нравилось иногда смотреть на неё, но то, как двигаются её руки и ноги. Лилит, расправившись с пиццей, поднесла к губам бокал с красным содержимым и сделала пару глотков. Левиафан провел глазами по её руке, которая держала бокал, посмотрел на ногти, пальчики…Он медленно сполз со стула и подлез к кровати. Его палец провёл по её руке, нежно, едва прикасаясь. Глаза неотрывно смотрели в её, словно они были парализованы.
        — Лилит, почему люди так устроены, что когда они видят красоту, они моментально пытаются разрушить её, уничтожить, используя при этом абсолютно варварские способы? И совершенно неважно, в чем или в ком проявляется красота, неважно, природа это или человек. Природу они и так почти уничтожили, она бедная еле дышит, а они все равно, как дикари, пытаются загубить ее остатки, не понимая, что без ее красоты, они не проживут и недели. А когда люди видят такого же человека, с двумя ногами и руками, и с одной головой, но только красивого, внутри всё переворачивается от злости и зависти, ими обуревает ненависть — «почему я не такой или такая?». Мысленно, они разрезают на части безупречную кожу, разрывают тело, вырывают волосы. Уродуют одним словом. Почему? Почему они просто не могут наслаждаться красотой природы и человека? Почему они убивают редких и красивых животных, вырубают леса, которые им дают воздух и тепло, убивают людей? Я никак не могу этого понять. Чем так «хорошее» и «красивое» навредило людям, что они хотят избавиться от него? Почему люди хотят прозябать в черноте и уродстве? Вот ты, например
твоя природная красота привлекает одно зло. Два раза тебя пытались убить, в буквальном смысле, ты сама решила жить с неадекватным психом, который не всегда может контролировать свои действия. Женщины на улице смотрят на тебя так, словно сейчас воткнут тебе спицы в межпозвоночные нервы. Ты рада своей красоте?
        Лилит нахмурилась и внимательно посмотрела на вампира. Он неотрывно рассматривал руки девушки.
        — В моей жизни был период, когда я ненавидела себя. Я ненавидела свое лицо и тело. Знаешь, как на самом деле тяжело быть красивой? Каждый раз, когда кто-то говорит тебе о любви, ты тут же задаешься вопросам: что он любит? Тебя или красоту? Он хочет тебя, потому что ты красивая или он хочет именно тебя, не смотря на красоту? Мне становилось так мерзко от мысли, что любят не меня! Любят обложку. Хотят обложку. Хотят секса. Не хотят любви… А потом, в какой-то момент я поняла, у меня нет выбора, как только пользоваться своей красотой. Я поняла, что имею власть над мужчинами. Я могу вскружить им голову так, что они долго будут искать свой разум. И эта игра мне понравилась.
        — А мужчины никогда не пытались…ну, они хотели интимной близости с тобой, не спрашивая, хочешь ли её ты?  — Аккуратно спросил Левиафан, боясь задеть за живое.
        — Ты имеешь в виду, зажимали ли меня когда-нибудь в темном углу с кляпом во рту?  — улыбнулась Лилит.  — Нет. Но частенько пытались обнять или поцеловать. Обычно хватало просто слов, чтобы меня оставили в покое.
        — Мда…Женщины такие беззащитные… Лилит, расскажи мне, как можно жить слабой и беззащитной? Это страшно? Ты поэтому выбрала себе такого покровителя, как я?
        Лилит посмотрела на него и улыбнулась. Она погладила его в ответ по руке и усмехнулась глазами.
        — Покровителя? Вообще-то к тебе, покровитель мой, я чаще всего испытываю панический, животный страх. Когда мы с тобой ругаемся или когда ты на меня смотришь как-то странно, мне становится так страшно. Я боюсь, что ты со мной что-нибудь сделаешь или я потеряю сознание, а мне так не хочется, чтобы ты видел меня слабой…
        — Во-первых, я уже видел насколько ты нежная. Во-вторых, когда ты испытываешь страх, я его чувствую, лучше, чем любую другую эмоцию. Человеческий страх питает меня, как навоз огород. Особенно женский страх, особенно твой, Лилит. Поэтому твои старания скрыть это — совершенно напрасны. Вот любовь, ты намного лучше прячешь. Лилит, почему тебе проще скрыть положительные чувства и выставить весь свой негатив?
        — Левиафан!  — она так утонченно произнесла его имя, что у него одна бровь задралась до волос,  — почему ты всегда выбираешь неподходящее время для таких вот разговоров? Ты специально поджидаешь, когда я буду в каком-то ненормальном состоянии, чтобы выудить из меня все мои мысли?  — она резко пододвинула к нему своё лицо и взглянула в его глаза. Левиафан провел пальцем по её маленькому носу и поморщился и улыбнулся.
        — От тебя ужасно пахнет алкоголем и вчерашним, и сегодняшним,  — он перевел взгляд на её губы,  — но мне это не помешает воспользоваться твоей слабостью и женственностью! И кстати, я бы на твоем месте не особо сопротивлялся, а то голова вновь может разболеться!  — он нежно толкнул её на кровать, но Лилит перевернулась и спрыгнула с постели.
        Ей нравилось, когда он ловил её и, играя, тащил назад в постель, хоть она и прекрасно знала, что не успеет добежать даже до дверей. Левиафан схватил ее, едва она успела дотронуться до дверной ручки и ласково обнимая, повернул назад к кровати.
        — У меня уже болит голова!  — Лилит пыталась изобразить серьёзный тон, но у нее ничего не выходило, смех выдавал её.
        — Милая, если ты не можешь сказать нормально «нет», то и не пытайся, а то у тебя вместо этого звучит отчетливое «да»! Я буду нежен, дорогая!  — он поцеловал её и уложил на кровать.
        Левиафан встал и окинул взглядом спящую Лилит. Веки хаотично двигались, ей что-то снилось, и она издавала разные звуки. Левиафан прикурил.
        «Я не дам тебе убить Марка, он тут не при чем!». Левиафан сел на подоконник и продолжал, уже которую ночь, изучать Лилит и её сон. «Хватит. Милая, хватит невинных смертей! Я готов заменить тебе Жаклин собой, но я не готов извиняться перед ней. Марк будет жить, и если с ним что-то случится, мы с тобой не будем в этом виноваты».
        5
        Спустя несколько дней Лилит почти забыла о своем плане, хотя скорее она ловко прикидывалась.
        Лилит всё больше язвила и пыталась вывести Левиафана на эмоции. Это были напрасные попытки убедить его в том, что ему обязательно надо воплотить её зловещий план в жизнь. Только вот результата её попыток видно не было. Он всего лишь смеялся ей в лицо и измывался, как мог.
        Тем утром Лилит ещё спала, когда в комнату, с дикими воплями, влетел Левиафан и начал трясти её, в разные стороны, словно плюшевую игрушку.
        — Вставай, милая, вставай!  — кричал он, не переставая дергать её за руки.
        — Господи, что?  — пробурчала сонная Лилит.
        — Вставай! Внизу Свеа с женой! Они нас ждут!  — он жестом показал вниз
        — И зачем они нас ждут?  — сонно спросила Лилит, пытаясь держать глаза открытыми.
        — Маленький сюрприз, милая…
        — Левиафан, что происходит?  — Лилит строго посмотрела на вампира.
        — Милая, сегодня, в вечером, мы вылетаем в Париж на три недели!
        Лилит спрыгнула с кровати и посмотрела удивленными глазами, а по её лицу поползла довольная улыбка.
        — Что? Это правда?  — тихо спросила она, глядя ему прямо в глаза.
        — Ага, вот четыре билета на самолет!  — он протянул два Лилит
        — А как же моя учеба?
        — Лилит, три недели…догоним. Я помогу.
        — Я собираться!
        Лилит осмотрелась и побежала в ванную. Она быстро скинула с себя, натянутую на скорую руку, рубашку и залезла под контрастный душ, чтобы освежиться.
        — Левиафан, жду тебя!  — шепнула она, зная, что он её услышит.
        В жизни, чуткий слух вампира очень мешал, ни одна физиологическая работа её организма не оставалась не замеченной. Зато в такие моменты, когда хочется посекретничать, это качество не было лишним.
        — О, милая, в душе…усеянная капельками воды…мокрые ресницы… — шептал он, пытаясь прижаться к ней.
        — Милый мой, расскажи мне быстренько, что здесь не так?  — задал она вопрос, отпихивая его от себя.
        Левиафан смутился и нервно посмотрел на неё.
        — Опять начинается, Лилит?
        — Что начинается? Это всё не выглядит реальным! Как будто это очередная твоя шуточка, понимаешь? И что здесь делает эта парочка?  — Лилит удивленно хлопала глазами и пристально таращилась на Левиафана.
        Он ответил ей хитрым взглядом и довольно вздохнул.
        — Я нашёл тебе новых друзей!
        В половине четвертого все четверо вышли из такси напротив входа в аэропорт.
        Здание было огромным и напоминало большой муравейник: из него туда-сюда шныряли люди. У них были бешеные лица, выпученные глаза, вспотевшие лбы. Кругом слышался шум колес машин, багажей и тележек, разноплановой музыки и языков. Женские голоса постоянно что-то объявляли на весь аэровокзал, их было слышно даже на улице. Они сообщали обезумевшим людям о каких-то посадках, вылетах, отменах. Рядом с аэропортом бегали здоровые, потные мужики и предлагали всем свои услуги в виде таксиста или грузчика. Человек, которому они это предлагали, всегда пробегал мимо, а за их спиной внезапно появлялся другой, которому были нужны такие услуги.
        Люди в форме, словно совы, вертели головами на сто восемьдесят градусов. Они рассматривали каждое движение сосредоточенным взглядом, как будто изначально ожидали от всех подвоха.
        Около самих входных дверей были места для курения, где толпилось много народу. Сигарета, обычно, выкуривается в течение десяти минут, но только не в аэропорту. Здесь люди били все рекорды.
        Лилит практически рассмеялась, когда увидела толстого мужика с длинной бородой, его пальто было расстегнуто, а от него самого чуть ли не пар шёл. Этот мужик умудрился за одну затяжку скурить всю сигарету и выкинуть только обуглившийся фильтр и, как ни в чем не бывало, побежать дальше. Было такое скопление людей, казалось, что у них как будто мозги просто взяли и отключись. Они даже не были похожи на людей, скорее на заведенных кукол, маленьких роботов, со сверхскоростным двигателем. Они мельтешили, как молодой косяк рыб, постоянно сшибая друг друга.
        Вот она — проблема времени, враги времени. Они все куда-то опаздывали или, просто, боялись не успеть. Лилит бешено наблюдала за каждым пробегающим муравьём. Вся эта суматоха сводила её с ума. Один толкнул, двое промелькнули перед глазами в сторону автомобильной стоянки, ещё одни пробежал назад в аэропорт, по ноге проехала тележка, которую тащила женщина лет пятидесяти. Между Лилит и Левиафаном протиснулся какой-то ребенок, который не то плакал, не то очень странно смеялся, за ним следом бежал второй ребенок.
        Левиафан тем временем стоял с очень довольной улыбкой и, судя по всему, чувствовал он себя как рыба в воде. Он вообще любил публику, любил, когда вокруг него бегало столько потенциальной еды. Лилит вздохнула, осмотрелась, идя за Левиафаном.
        — Перелет долгий, последнюю сигарету, затем кофе!  — улыбнулся Левиафан, склонив голову и заигрывающе взглянул на неё.
        Левиафан судорожно хлопал себя по карманам, ищу пачку сигарет. Лилит усмехнулась и протянула ему пачку.
        — Слишком быстро собирался, так и знала, что забудешь.
        — Merci bien — поблагодарил он по-французски.
        — S’il vous plait!  — недолго думая, Лилит улыбнулась ему в ответ.
        «Пожалуйста» и «Большое спасибо»  — пожалуй, единственное, что она знала по-французски, в отличие от Левиафана, который естественно за свою долгую жизнь успел пожить во Франции лет так десять и, конечно же, он свободно говорил на этом языке. Как и подозревалось, в его глазах промелькнула стесненная и замкнутая гордость…пока что стесненная и замкнутая.
        Их рейс был назначен на 6:05. В аэропорт они приехали заранее, так что они решили сразу пойти на регистрацию, а потом со спокойной душой посидеть в кафе.
        Регистрацию и паспортный контроль они прошли как ни странно, без всяких эксцессов. На втором этаже вновь испеченные друзья нашли уютный ресторанчик, и расселись за столиком, который стоял около огромного окна. Вид из него выходил на взлетную полосу и «депо» самолетов.
        Лилит посмотрела на самолеты, из которых то и дело выходили и входили люди. Затем она перевел взгляд на билет. Все углубленно изучали меню, пытаясь выбрать перекус. В это время Лилит таращилась в окно. Её взгляд упал на большой белый самолет, на морде которого было написано AirFrance, и ещё какая-то надпись на хвосте, Лилит не смогла разглядеть её.
        Надписи были синего цвета, а на самом хвосте красовались синие и красные полоски, а между ними белые. Навскидку, в нем поместилось бы человек двести. Фюзеляж был слегка удлиненный и тупой. Вокруг самолета бегали люди, все время подъезжали и отъезжали рабочие грузовики. Что-то внутри Лилит подсказывало ей, что именно на этой машине они полетят.
        — Что ты там разглядываешь, милая, уж не Airbus A321?  — пододвигая кружку кофе Лилит, спросил Левиафан.
        — Ничего не разглядываю!  — быстро ответила Лилит и отвернулась от окна.
        Левиафан сузил глаза и посмотрел в окно. Она внимательно проследила за его взглядом.
        — Дорогая, если ты сейчас скажешь мне, что ты боишься летать, у меня появиться отличная возможность потешаться над тобой в течение долгого и скучного перелета!  — он с надеждой и предвкушением расплылся в улыбке.
        Лилит искоса посмотрела на него, облизнула сухие губы и усмехнулась.
        — Любовь моя!  — она соблазнительно закусила нижнюю губу,  — Хорошо, что у тебя есть мечта! Мне крайне неприятно разбивать ее, но выбора у меня нет. Я никогда не боялась летать! Просто я люблю смотреть на самолеты, меня завораживает это чудо современных технологий!
        Левиафан хмуро посмотрел на девушку и отвернулся, изобразив расстроенное лицо.
        — А мне вот как-то не по себе в самолетах,  — сказал Свеа и улыбнулся Летиции, она улыбнулась ему в ответ.
        — Да ладно вам, ребята! Расслабьтесь! Самолет — это не худший вариант транспорта!  — рассмеялся Левиафан, вспоминая кареты, кораблики и лошадей в XVII веке,  — «Железная птица»  — удобно, быстро и приятно!
        В двадцать минут шестого женский голос объявил посадку на их рейс.
        — Пошли!  — Левиафан вскочил и схватил сумки, и хотел уже бежать сломя голову на посадку.
        Видимо суматошная обстановка в аэропорту действует на людей таким образом, что им просто хотелось бегать с этими тюками.
        — Не спеши! Я еще кофе не допила.
        Левиафан молча уселся назад и начал пристально смотреть на кружку кофе, нервно покусывая губы. Он нервничал из-за того, что чувствовал, что от Лилит не исходило ни одного грамма страха или даже опасения. Она была спокойна как никогда. На мгновение ему даже показалось, что аэропорт действует на неё расслабляюще, она просто сидела и безмятежно допивала свой кофе, которая был едва теплым. Его такая реакция сильно расстраивала. Изначально, Левиафан надеялся хорошенько подшутить над её страхом,…но к его великому разочарованию, боязни не было. Он начал думать, что в течение перелета шутить будут над ним, его это конечно огорчало.
        — Пошли?  — спросила Лилит с едкой улыбкой, понимая от чего у вампира такой расстроенный вид.
        — Пошли… — буркнул он в ответ, взял сумки и поплелся вперед.
        — Что с ним?  — спросил Свеа, который тоже заметил перемену в настроении Левиафана.
        — Не обращай внимания, с ним такое случается, когда его идиотские задумки и планы терпят крах,  — объяснила она, сановито идя за ним и улыбаясь, зная, что он её слышит.
        Свеа пожал плечами и пошёл дальше.
        Через полчаса они вошли в салон бизнес-класса. Лилит и Левиафан заняли свои места, а Свеа и Летиция расположились сзади них. Лилит села у иллюминатора и посмотрел на Левиафана. Он старался не смотреть на свою девушку. Детская обида. Легкая и едва существующая.
        Самолет взлетел на десять минут позже. Лилит разглядывала природу в иллюминатор, разглядывала как медленно, но уверенно, земля удалялась от неё, становясь совершенно бессильной и немощной. Наконец, когда в иллюминаторе остались только облака, она повернулась к Левиафану. На его лице было всё как всегда: красота и превосходство.
        — Левиафан, скажи мне, ты это специально придумал, чтобы я не смогла помириться с Жаклин?  — спросила она, пристально изучая его физиономию.
        — Ага! Только ты не пойми меня неправильно, я совсем не против, чтобы ты помирилась с Жаклин, но я категорически против, чтобы ты убивала Марка — только и ответил он, бросив игривый взгляд в её сторону.
        Лилит опустила глаза и усмехнулась, помотав головой.
        — Если самолет разобьется, ты умрешь?
        — Ну если он взорвется, то да, огонь же всё-таки…А почему ты спрашиваешь?  — Левиафан одарил девушку заинтересованным взглядом.
        — Потому что в данный момент, я была бы совсем непротив, чтобы этот кусок железа рухнул!  — ответила она.
        Левиафан вздохнул, его рука скользнула в её ладонь и пощекотала пальцем кожу.
        — Поспи, милая. Самолет не упадет по твоему желанию, а если он даже начнет падать, я успею убраться отсюда целым и невредимым!  — оскалился он.
        Лилит приподняла брови, вытащила руку из его руки и обернулась. Свеа и Летиция мирно спали, держась за руки, как дети в детском саду.
        — Что-нибудь желаете?  — спросила стюардесса тоненьким голоском, обращаясь к Левиафану.
        Внезапно её глаза расширились, когда ее взгляд встретился с взглядом молодого человека. Его красота, порой, действовала губительно на представительниц прекрасного пола. Он посмотрел на нее исподлобья, обворожительным и проникновенным взглядом, и улыбнулся. Улыбка вампира была такая легкая и непринужденная, мягкая, полная нежности, стюардесса глядя на нее не могла выговорить ни одного слова.
        Зато взгляд Лилит на них двоих был совершенно не воздушным, а, наоборот, глубоким и тяжелым, и с каждой секундой он становился тяжелее и раздражительнее.
        — Что-нибудь выпить или попить,  — ответил он сладким голосом и обнажил зубы.
        — Сейчас!  — словно завороженная, девушка развернулась и пошла по проходу вперед.
        Лилит посмотрела на Левиафана и гневно отвернулась к иллюминатору, скрипя зубами, думая, что облака намного лучше и красивее, чем вампир.
        Левиафан скосил на нее глаза и расплылся в блаженстве, как масло на раскаленной сковородке, но он сохранял тишину. Он пытался взять ее за руку, но Лилит, отбрыкивалась, не смотря на него.
        Стюардесса вернулась через две минуты с горячим чаем в руках и протянула его человеку, отец которого как будто бы был Аполлон.
        — Спасибо. А вы давно здесь работаете?  — спросил он для поддержания разговора.
        Щеки девушки моментально вспыхнули румянцем, она опустила глаза и окончательно засмущалась.
        — Уже три года…
        — Вы такая юная, не боитесь, что работая здесь, вы можете не дожить и до средних лет?  — приподняв одну бровь, спросил Левиафан, глотая горячий напиток.
        Лилит громко выдохнула и закашлялась для привлечения внимания, но никто даже не посмотрел в её сторону.
        — Да не очень, мне нравится летать… — всё также смущенно отвечала девушка в форме.
        — Какое прекрасное сочетание — смелость и красота!  — Левиафан поцеловал руку.
        — Простите,  — не выдержала Лилит,  — я могу уступить мое место, и тогда вам будет намного удобнее разговаривать друг с другом и отвешивать комплименты!
        Левиафан развернулся в ее сторону и улыбнулся еще шире. Вот оно! Перед тем как сесть в самолет он был настроен поиздеваться над Лилит, но она, сказав ему, что самолеты не вызывают у нее никаких страшных ощущений, очень расстроила вампира. Увидев стюардессу, Левиафан решил компенсировать свои надежды ревностью.
        — Это моя девушка, и я думаю, что ей лучше остаться на своем месте, мало ли чего, воздушная яма, самолет дрогнет, она упадет и сломает себе что-нибудь?  — он вопросительно взглянул на стюардессу.
        — Да, вы правы!  — она была вся красная, как помидор,  — мне нужно идти, извините.
        Мелкими шажками она пошла прочь, явно проклиная и ругая свою дурость. Левиафан развалился в кресле и лениво поднял глаза на Лилит, почувствовав ее разъяренный взгляд.
        — Ты совсем обнаглел?!  — злобно прошипела она, почти ему в ухо.
        Левиафан вздохнул, оглядел салон и снова уставился на нее.
        — Ты ревнуешь, милая!  — подытожил он.
        — Нет! Меня это просто бесит! Ты отрываешь голову любому, кто ко мне близко подходит, а сам чуть ли не интимную близость предлагаешь первой встречной, так еще и прямо при мне!  — ее глаза сверкали от злости, руки нервно дергали подлокотник и ремень безопасности.
        — Ты ревнуешь!  — Левиафан нежился в кресле, как котенок на коленях у бабушки.
        Лилит сделала глубокий вдох, выдох и отвернулась от него, решив отвлечься мыслями, а точнее просто переключится на Летицию. Она обернулась посмотреть на них. Парочка спала, словно была под самым сильным наркозом.
        «Летиция. До чего же невзрачная особь. Ради чего Свеа простоял столько времени у тебя подъезде? Прекрасные золотистые волосы…смуглая кожа. И все. У тебя больше ничего нет. Ни лица, ни характера, ни фигуры. Твой, совершенно неподходящий к твоему лицу, нос — просто ужас. И у тебя, к твоему несчастью, слишком маленькие губы. Но все же это неважно, потому что у тебя есть Свеа… Именно для него ты жизнь, свет, боль, тьма…Даже у Афродиты нет ни единого шанса отбить у тебя шведа. И это хорошо. Но только ты его не любишь, для тебя он даже не кто-то, а что-то. Щенок, который очень привязался к человеку, очень любит его и, всегда, смотрит в глаза со всей своей щенячьей добротой. Даже то, как вы сидите: он держит тебя за руку, его голова почти на твоем плече, а твое лицо отвернуто от него, пальцы расслаблены, ты не сжимаешь его руку, как он твою. Я уверена, попадись тебе в то время другой, ты бы тогда с радостью спустила Свеа с лестницы. Но с твоей, мягко говоря, не очень презентабельной внешностью, другого, конечно же, не оказалось, хотя ты видимо его очень ждала. Неужели Левиафан допустил в своей
неугомонной голове даже мысль о том, что вот эта вот, недовольная жизнью, но столь ещё глупая особа сможет заменить мне Жаклин? Какой вздор! Какой недалекий расчет! Левиафан, ты ошибся…снова!»
        — Лилит, ты такая красивая, когда обиженна!  — вампир провел пальцем по её щеке.
        Девушка развернулась в его сторону и натянула глупую улыбку.
        — Если ты наивно полагаешь, что я все забыла, то ты не правильно думаешь! Оставь меня в покое! Еще полтора часа лететь и я хочу поспать!  — опуская кресло, сказала Лилит.
        — Да, ты красивая,  — не унимался Левиафан,  — но вид обиженной женщины тебе совершенно не идет! А врущей — тем более! Лилит, зачем ты врешь? Ты ведь не хочешь спать,… о, я не могу забыть взгляды, как на нас все смотрели в аэропорту, в самолете. Это такой бальзам, ласкающий душу. Мужчины восхищаются тобой, женщины мной, мы идеальная пара Лилит!
        — Ты такой нарцисс самовлюбленный и высокомерный! Почему за столько лет ты еще не привык к тому, что женщины на тебя смотрят? Я даже за свою бесполезно короткую жизнь привыкла к взглядам противоположенного пола!
        — Эх, Лилит!  — он нарочито вздохнул.  — Это как музыка, например, Бетховена. Симфония №5 до-минор. Представляешь сколько лет этому величайшему произведению, и сколько раз я мог его слышать. Каждый раз, когда звучание этой потрясающей мелодии проходит сквозь мои уши, я все время поражаюсь и нахожу в ней что-то новое. То же самое и с женщинами. Только вот в симфонии прописаны все ноты, и удивление человека, по большей части, зависит от мастерства исполнения оркестра, а женщины не имеют никаких устойчиво прописанных норм поведения. В течение моей долгой жизни они удивляют меня не переставая. Вот такие вот вы очаровашки, что даже Бетховен не сравнится с вами, а тем более я, простой смертный, как же я могу не обращать внимания на женские взгляды?  — Последнее предложение Левиафан произнес с таким цинизмом, что Лилит захотелось его удавить голыми руками и прямо в самолете.
        — Знаешь, ты умелый провокатор! Я удивлена, как ты умудрился дожить до 29 лет? Почему тебя не казнили или не запытали до смерти? Тебя должны были прибить еще в XVI веке!
        — Возможно, но как видишь, я все-таки справился с задачей дожить и, кстати, обходился только драками. А тебе, Лилит, с твоей неземной внешностью, скорее всего, не дали бы даже родиться!  — улыбнулся он.
        — Ну, тебе же дали родиться! Левиафан, у меня складывается ощущение, что в твоем теле сидит огромный и ужасный червь. Он ест тебя и, как полагается по физиологии любого живого организма, за исключением тебя конечно, хотя тебя и организмом-то тяжело назвать, не то что живым, этот червь откладывает огромные фекалии в твоей голове. Ну и чтобы не засорять столь скудное пространство, эти фекалии вываливаются через твой рот в виде мерзких и гадких слов!  — Лилит посмотрела в его довольные глаза.
        Левиафан улыбался и внимательно слушал ее. Он наслаждался и восторгался попытками задеть его чувства и гордость.
        — Лилит, я давно тебя предупреждал, что меня гложут черви, а не один!  — он удовлетворенно взглянул на нее и закрыл глаза.
        Это означало конец разговора. Он всегда старался сказать так, чтобы его слово было последним, что, естественно, бесило Лилит. Левиафан заканчивал разговор когда хотелось ему, он совершенно не беспокоился о том, хочет ли закрыть тему Лилит, или может ей тоже надо что-то сказать.
        Вообще, Левиафан периодически забывал о некоторых обязанностях джентльмена, греша на нынешний век. Но скорее он, также как и Лилит, не хотел показывать свою слабость, а она ведь есть абсолютно у каждого абсолютно. Просто, сильные от природы люди пытаются выглядеть агрессивными и циничными, тем самым пряча слабость. Слабые люди…ну на то они и слабые, чтобы ходить и плакать. Они всегда выставляют это на показ, потому что они не видят ничего совестного и стыдливого в проявлении чувств, они старательно вызывают жалость своим слабым поведением. В себе они ничего не прячут, потому что нечего прятать. А жалость — это тоже удел слабых, только такие люди с восторгом воспринимают сочувствие и хотят, чтобы их жалели.
        Левиафан был сильным, также как и Лилит, поэтому они постоянно сталкивались друг с другом…совершенно безжалостно. Им не жалко было ни себя, ни других. Левиафан не хотел убивать Марка не потому что ему было его жалко, а потому что он не видел в этом смысла, и, вдобавок, этого хотела Лилит, а для него это означало только одно — надо сделать наоборот. Но не стоит путать жалость и умение понимать другого человека. Жалость к человеку, который, например, пропил все: семью, квартиру, деньги, одежду и так далее, у него осталась только его никчемная жизнь — пустая и легкомысленная — такая жалость — слабая. Он все это потерял по своей вине, и жалеть такого человека — глупо. А понять человека, понять его проблему, стоящую проблему — вот это уже искусство и качество сильных людей, потому что они могут помочь. А разве слабый человек может? Ему скорее всего будет не до этого, так как он слишком занят вызыванием жалости у таких же, как и он сам. И в ситуации, где человеку нужна будет помощь, он пустится в рыдания, тем самым усугубляя и без того хреновое положение, как бы говоря: «Все, это конец! Давай лучше
порыдаем и пожалеем друг друга, ибо выхода нет». Только вот выход есть, всегда. Одно дело, что слабым людям не охота его искать, и они постоянно надеются на кого-то, понимая видимо, что на себя надеяться глупо и бессмысленно.
        — Дамы и господа, наш самолет начинает посадку. Просьба занять свои места и пристегнуть ремни безопасности… — милый голос объявлял приятные новости для замученных перелетом пассажиров.
        Левиафан щелкнул ремнем, глядя на Лилит и улыбаясь как обычно.
        «Может поэтому, люди говорят, что смех продлевает жизнь? Он же вечно смеется и живет до сих пор!», устало подумала про себя Лилит, возвращая кресло в вертикальное положение и поправляя ремень.
        Через сорок минут она взглянула в иллюминатор. Земля, медленно приближаясь, набирала свою мощь, погода была хорошая, вдали виднелись луга и леса. Лилит передернуло, когда шасси коснулись земли. Она посмотрела на Левиафана, на это раз он был серьезен. Казалось, что он прислушивается к работе двигателей самолета, пытаясь понять все ли нормально. Лилит обернулась назад — парочка до сих пор спала младенческим сном. В иллюминаторе она увидела здание аэропорта.
        — Дамы и господа, наш самолет совершил посадку в аэропорту Шарль-де-Голь. Температура за бортом +10?. Просьба оставаться на своих местах с пристегнутыми ремнями безопасности до полной остановки самолета….
        6
        — Свеа! Я долго тебя буду ждать? Возьми сумки!  — Летиция нервно кричала на своего мужа.
        Лилит бросила на нее косой взгляд и закатила глаза, с ужасом понимая, что ей придется терпеть эту дурочку еще три недели, легко взяла свой багаж и пошла к дверям. Левиафан плелся позади, не стоит даже уточнять, что на его лице продолжала обустраиваться наглая и нахальная улыбка.
        — Шарль-де-Голь!  — надменно произнес он, привлекая внимания своих спутников.
        Лилит обернулась и посмотрела на него.  — Аэропорт назван в честь французского генерала. Со времен Второй Мировой Войны он стал для французов как Наполеон I. Он принимал активное участие во Французском Сопротивлении, а после, ушёл в отставку, как и обещал. Для французов Шарль-де-Голь — это историческая фигура, национальный лидер. «Генерал де-Голь умер, Франция овдовела»  — так говорили люди, но, естественно, всю потерю они осознали только после его смерти. Как обычно, зачем нам живой человек с его геройством? Мы лучше поплачем, когда он будет мертвый. В его честь стоит памятник у Елисейских полей. И аэропорт Шарль-де-Голь — один из основных аэропортов Парижа, да можно сказать и всей Европы. Всего три километра от Парижа.
        Лилит подняла бровь и укоризненно посмотрела на распинающегося вампира. Они стояли внутри огромного стеклянного помещения. Люди шныряли туда-сюда, сумки, багажи, что-то постоянно лопотали на французском и английском языках, объявляли номера рейсов.
        Через десять минут все четверо погрузились в такси. Левиафан без труда договорился с таксистом об оплате и о доставке новоиспеченных друзей в отель.
        — Куда мы едем?  — Спросила Летиция, которая также как и Свеа и Лилит не знала французского, и не поняла, о чем Левиафан так мило щебетал с водителем.
        — В отель. В центр Парижа. Очень удобный по расположению, не далеко от него находится Дворец Elysee, Площадь Согласия, PontdelaConcordre и Парижская опера. Кстати, от отеля всего два километра до Эйфелевой башни. Лилит, это идеальное место для влюбленных!  — он скосил на нее глаза, но девушка безразлично отвернулась.
        Она была слегка расстроена поведением вампира на борту самолета. Заигрывания со стюардессой ей пришлись совсем не по вкусу.
        Лилит открыла дверь и ее взору предстал роскошный номер-люкс. Левиафан стоял позади и вдыхал запах, исходящий от ее волос.
        — Проходи,  — прошептал он, слегка подталкивая ее в номер и закрывая за собой дверь.
        Лилит огляделась: шикарная мебель, элементы декора и, конечно же, бар, неподалеку от которого была резная дверь в спальню.
        — Несколько минут езды на метро до Лувра. Милая, ты хочешь в Лувр?  — спросил он, обнимая её.
        — Очень. Но мне, наверное, стоит поискать себе друга, поскольку ты нашел себе подругу в самолете и…пригласи ее лучше в Лувр.  — Лилит оттолкнула его и пошла в спальню.
        Она небрежно кинула сумку на кровать, подошла к окну и отдернула шторы. Левиафан улыбнулся и мгновенно оказался около нее, схватил и завалил в кровать. Лилит закрыла глаза и сделала невозможную гримасу отвращения, всем своим видом пытаясь показать, как сильно ей были неприятны прикосновения вампира.
        Он смотрел на зажмуренное лицо и не мог не улыбаться. Ему так нравилось, когда Лилит погружалась в роль актрисы, изображая смертельную неприязнь к нему, в то время, когда руки украдкой гладят его спину.
        — Хм…Они ругаются за стенкой!  — протяжно произнес он, садясь в кресло.
        — О, да у нас почти синхронизация!  — усмехнулась Лилит, забыв на секунду о своей обиде.
        — Хм,  — Левиафан встал и подошел бару,  — так, посмотрим, что нам тут предлагают.
        Лилит молча наблюдала за ним. Наконец она совсем расслабилась и уселась на край кровати, все также, не сводя глаз с вампира. Девушка не могла оторвать взгляда от самодовольного насферату, копошащегося в баре. Он лазил по карманам брюк, пытаясь найти карточку от номера и еще что-то. Расстегнутая рубашка, обнаженный торс, засученные рукава… Лилит попыталась отвести от него взгляд, боясь не справиться со своими же мыслями.
        — Ты наблюдаешь за мной… — заключил он, даже не оборачиваясь.
        — Нет.  — Отрезала Лилит и все-таки отвернулась от него.
        — И врешь опять.  — Улыбнулся Левиафан.
        Лилит встала с кровати и подошла к вампиру. Он посматривал на нее искоса и налил виски. Девушка провела рукой по легкой щетине, впиваясь глазами в его губы.
        — Что за секрет у тебя с Мормо?  — шепотом спросила она, смотря ему в глаза.
        Левиафан нахмурился, вздохнул и убрал ее руки от лица.
        — Не сейчас, Лилит. Я сам скажу, когда посчитаю нужным. Не дави на меня. К тому же, тебе вовсе необязательно знать…
        — Левиафан, я прошу тебя…расскажи. Я должна знать и ты это прекрасно понимаешь. Если бы мне не надо было знать, Мормо не стал бы мне ничего говорить. Что ты скрываешь? Неужели что-то может быть страшнее чем то, что уже случилось? Пожалуйста…расскажи мне, пожалуйста….
        Лилит мягко поцеловала его, шепотом вытаскивая из него слова.
        — Лилит…всему свое время.
        Его рука скользнула в карман брюк и вытащила оттуда пачку сигарет с зажигалкой. Лилит испепеляла его взглядом.
        Левиафан держал стакан с виски, облокотившись на барную стойку, и пристально наблюдал за девушкой. Она посмотрела на него исподлобья взглядом коварного существа, и снова подошла к нему. Неожиданно из его рук исчез стакан с алкоголем. Развернувшись, Лилит пошла кошачьей походкой по направлению к ванной комнате. Скрывшись почти полностью за дверью, её пальцы внезапно впились в дверной косяк, а из-за угла показался глаз. Он вызывающе подмигнул застывшему в недоумении Левиафану и снова скрылся.
        Левиафан одним рывком оказался в ванной, зажав маленькую дерзость в углу. Пальцы провели лишь по ее руке и остановились на стакане. Вытащив его из рук Лилит, Левиафан сделал глоток и посмотрел на девушку, слегка прищурив глаза и нахмурившись. Он провел по ее щеке рукой и попытался поцеловать теплые губы. Но вместо этого он почувствовал на своих губах теплые пальцы.
        — Нет!  — сказала Лилит, продолжая искушать его взглядом.
        Левиафану ничего не оставалось, как тихо поцеловать пальчики, зажимающие его рот.
        — Почему?  — спросил он, чуть-чуть отстранившись от нее, но рука продолжала нежно гладить шею.
        Лилит запрокинула голову и закрыв глаза от удовольствия. Левиафан приподнял уголок рта и снова попытался поцеловать жгучие губы. Но он опять наткнулся на то же самое препятствие. Лилит бросила на него лукавый взгляд и едва заметно улыбнулась, удерживая его губы в двух сантиметрах от своих. Левиафан вздохнул.
        — Нет!  — повторила Лилит и сделала глоток из стакана, откровенно флиртуя с вампиром.
        Еще после двух попыток он начал раздражаться.
        — Какого черта?  — крикнул он, стукнув ладонью по стене.
        Лилит выскользнула из его объятий и, рассмеявшись, элегантной походкой вышла из ванной и направилась в комнату. Левиафан, скрипнув, зубами пошел за ней. Она шла перед ним и так обескураживающее виляла бедрами, словно модель на подиуме.
        Нервы Левиафана не выдержали смотреть то на её бедра, то на открытую шею. В одно мгновенье он оказался перед ней, выхватил уже ненавистный стакан, выпил его залпом и поцеловал девушку.
        — Нет!  — тихо сказала она, отпихивая его от себя.
        — Еще раз, я услышу это слово, Лилит, клянусь, я вырву тебе язык и проглочу его!  — злобно прошипел он, нервно расстегивая молнию на кофте.
        Лилит улыбнулась и просто закрыла лицо руками, как бы прячась за ними и не переставая шептала слово нет. Как только его клыки коснулись плеча, в дверь раздался стук.
        — Сегодня кто-то умрет!  — взбешено произнес он и исчез в коридоре.
        — Мы хотим прогуляться по ближайшим окрестностям, воздухом подышать. Вы с нами?  — почему-то расстроенным голосом спросил Свеа, как-то не естественно обнимая стоящую рядом Летицию.
        — Завтра. Лилит очень устала и готовится ко сну. Вы бы тоже лучше отдохнули!  — Левиафан улыбнулся и одарил светлым и добрым взглядом Летицию.
        — Какой ты врун!  — раздался за его спиной удивленный голос Лилит.
        Левиафан резко обернулся и посмотрел на нее. Ее голова опиралась на руку, которая была прислонена к стенке, выгнутое в сторону соблазнительное бедро, в другой руке она держала новый стакан с виски. Девушка улыбнулась белоснежной улыбкой.
        — Конечно, мы пойдем гулять! Как вы можете видеть, спать я не собираюсь!  — сказала она и подошла к ним поближе,  — пойдем, дорогой, подышим свежим воздухом!
        Лилит слегка оттолкнула его и вышла из номера, через пару метров она развернулась и высокомерно посмотрела на всех.
        — Ну что случилось, друзья, окаменели? Пойдемте же!  — она поманила пальцем совсем уже остервеневшего вампира.
        Свеа посмотрел на него, пожал плечами и пошел, взяв за руку свою жену. Только Левиафан стоял в полной нерешительности, скрипел зубами и цокал языком. Со злостью он захлопнул дверь и поплелся за ними.
        Внизу он подошел на ресепшен и попросил убрать карточку от их номера. Лилит недолго думая подошла к молодому человеку, громко поставив стакан, она провела пальцем по его челюсти и двинулась к выходу. Левиафан и ресепшнистка удивленно посмотрели в след уходящей девушке.
        «Да что за черт с ней творится?», недоумевал Левиафан, «Зачем она меня провоцирует? Я не могу ей сказать, то что она хочет узнать… Эх, Мормо, друг мой любезный, кто ж тебя за язык-то тянул? И ведь запомнила! Как же я ненавижу, когда женщины начинают вести себя таким образом, что неясно совсем. Хочется взять ее за горло и придушить! Что случилось с ней за пять минут в номере? Что за вальяжная походка? Что за взгляд полный страсти и в то же время руки, которые меня постоянно отталкивают?», Левиафан живо поцеловал девушке руку и быстрым шагом пошел за Лилит.
        Молодой человек вышел на улицу, но любимая, словно сквозь землю провалилась. Женатая парочка тоже исчезла. На улице вообще никого не было, как будто все вымерли.
        Левиафан вздохнул и поплелся вдоль улицы, периодически поднимая глаза к небу, как бы пытаясь что-то там высмотреть. Он дошел до ближайшей лавки и как опустошенный мешок упал на нее. Мужчина выглядел расстроенным и, к тому же, печальным. Его глаза закрылись, голова запрокинулась, а мозг погрузился в воспоминания о прошлом.
        Пятнадцать лет назад. Летний, прекрасный солнечный день. На улице не было даже намека на малейшее дуновение ветерка. Солнышко было таким теплым и грело Левиафана. Его черные взъерошенные волосы, в которых играли лучи, отливали синевой. Он был очень доволен, так как буквально минут пятнадцать назад перекусил прекрасной молодой девушкой.
        Сидя на лавке, он краем уха слышал, как какая-то женщина кричала о том, что она нашла труп. Самое прекрасное — услышать сначала крики и мольбы жертвы, а потом человека, который нашел эту жертву, только мертвой.
        Левиафан никогда не жалел людей, он их ненавидел и считал, что их слишком много на земле. И даже если убивать по четыре человека в день, то планета не опустеет. Они как экскременты для вампира, не успел убрать одну, как подоспела другая. Подрастающее поколение, так сказать.
        Левиафан сидел, слегка зажмурившись от солнца, и просто наслаждался красивым днем. Он ждал.
        Вдруг он услышал детский визг, который просто ужасно раздражал и надоедал вампиру. Он открыл глаз и повернул голову в сторону шума. В метрах тридцати от лавки, медленно брел мужчина лет сорока, в рубашке с короткими рукавами и в брюках, но его волосы были уже слегка седыми. Вокруг него скакал надоедливый ребенок, который что-то требовал. Отец выглядел печальным и уставшим от истерик дочери. Чем ближе они подходили, тем лучше Левиафан разбирал, чего требовал детский голосок.
        — Я хочу этот браслет! Ты должен купить его мне!  — кричала девочка на отца, топая ногами.
        — Милая, мы не можем сейчас купить браслет. Мама просила купить продукты. Если я куплю тебе браслет, то мне не хватит денег на еду, и мама будет сердиться,  — попытался объяснить ей отец.
        — Меня это не волнует! Я хочу его!  — Девочка настаивала на своем, при этом жутко раздражая Левиафана своими воплями.
        — Детка… — начал снова отец, но девочка схватила его за руку и строго посмотрела зловещим взглядом, прищурив глаза.
        — Папа, ты просто обязан купить мне его. Только представь, какая красивая я буду с ним!  — прошептала девочка.
        Левиафан улыбнулся и начал разглядывать ребенка.
        «Сейчас она мне уже больше нравится. Такая маленькая, с такой ангельской внешностью, уже говорит о красоте и о своей цели. Интересно, она ведь уже знает, о чем говорит. Ух…! Вот она, подрастающая гадюка, лет через семь-восемь она разобьет чье-нибудь сердце, и, как собаке, которая один раз попробовала кровь, ей захочется еще. Даже в столь юном возрасте видно, что у нее восхитительные природные данные, она будет просто сногсшибательной женщиной, причем это будет плохо и для мужчин и для нее самой».
        — Милая, Лилит, ты и так прекрасна… — мужчина все пытался успокоить кричащую дочку.
        — Ты не понимаешь меня, папа! Ты же мальчик, конечно, ты не понимаешь! Мне нужен этот браслет — девочка с абсолютно серьезным лицом посмотрела на отца.
        Левиафан наблюдал за ней и с каждой минутой он все больше и больше восхищался девочкой.
        «Лилит! Дорогие мама и папа, вы абсолютно правильно назвали свою дочку, она даже в таком возрасте настоящее исчадье ада…как раз для меня. Лилит! Ли-ли-т! Это не первая и не последняя встреча…Я вернусь к тебе лет так через пятнадцать! Из нас выйдет замечательная пара, главное, чтобы ты сохранила свой жутко притягательный характер для меня! Моя девочка… Я приготовил для нас интересное будущее», Левиафан встал и медленно пошел по аллее.
        Когда он проходил около отца с дочерью, его рука дотронулась до развивающихся волос маленькой Лилит. Левиафан прошел мимо, слегка обернувшись, он бросил лучезарную улыбку и исчез.
        Левиафан открыл глаза и вздохнул.
        «Пятнадцать лет, Лилит, пятнадцать лет прошло с последней нашей встречи. Пятнадцать лет я ждал. Ждал, когда смогу прийти и ты не оттолкнешь меня, ждал, чтобы насладиться твоей красотой, твоим совершенством …И что? Твой характер… Я сам теперь в аду, вместе с тобой! Какой же я дурак! Мне даже самому смешно. Еще изначально зная, что ты из себя представляешь, я все равно вернулся. В течение пятнадцати лет я считал каждый день, представляя, что в тебе изменилось и в какую сторону. Я ни разу за эти годы не вернулся сюда, специально, чтобы ты смогла удивить меня и внешностью и характером. И знаешь, ей Богу, тебе удалось поразить меня. Я даже не догадывался, что ты станешь настолько красивой, а твой характер станет настолько ужасным. Раньше ты мстила потому, что папа не купил браслет, а сейчас ты мстишь потому, что ты этого просто хочешь! Ух! Об этом ты, конечно же, никогда не узнаешь!»
        — С вами все в порядке?  — спросил милый женский голос.
        Левиафан приоткрыл глаза, чтобы разглядеть француженку. В итоге он не разочаровался в том, что ему пришлось посмотреть на нее.
        Девушка с очень милым, можно даже сказать с красивым лицом, с хорошей фигурой. На ней были черные облегающие штаны и две кофты сверху. Волосы средней длинны и рыжего цвета. Зеленые глаза Левиафан смог разглядеть даже в темноте.
        «Всегда знал и в очередной раз убеждаюсь, что француженки очень красивые, но им конечно далеко до моего совершенства, которое зовут Лилит, хотя поразвлечься с ними одно удовольствие!», подумал он про себя, обворожительно улыбаясь девушке.
        — Да, мадемуазель, все в порядке. Как вас зовут?  — Левиафан включил всю свою обаятельность, чтобы заинтересовать девушку.
        — Мишель, а Вас?  — улыбнулась она ему в ответ.
        Девушка была явно не из скромных. Она прямо смотрела на него, без всякого смущения или стыда. Левиафан встал, потянулся и подошел к ней очень близко. Он внимательно разглядывал ее лицо, а девушка, в ответ смотрела на него, улыбаясь.
        «Маленькая, рыжая ведьмочка!».
        — Развлечься хочешь…Мишель?  — спросил он, сделав паузу перед ее именем.
        7
        Лилит вошла в бар, который ей попался, пока она шла вдоль какого-то проспекта. Она была очень зла на Левиафана. Ей чертовски хотелось знать, что скрывает от нее вампир. О чем она не должна знать? Что это за тайна? Она уже всю голову себе сломала, пытаясь придумать хитроумный план, который заставит расколоться вампира.
        Но в тот момент Лилит хотела побыть без него. Ей не хотелось ни злить его, ни видеть, ничего. Просто почувствовать себя одной. Она уже порядком устала от эмоционального перетягивания каната, от ежедневной борьбы, от доказывания собственного превосходства. Ей ужасно хотелось отдохнуть.
        Лилит прошла к барной стойке и села на свободное место. Кругом была французская речь, из которой Лилит ничего не понимала.
        «Что же за тайна, которую мне нельзя знать? Может он убил моих родителей? Хотя слишком банального для него…Я должна получить эту информацию, любым способом…», подумала Лилит и улыбнулась.
        Она заказала холодный чай и оглядела бар. Народу было достаточно много, но все равно виднелась парочка пустых мест. Долго думая, куда бы присесть, Лилит, наконец, выбрала место около окна на кожаном диванчике, в конце зала.
        Девушка пила чай, крутила перед глазами телефон и безостановочно думала и думала. Ей срочно нужен был план. Как разговорить вампира.
        Она ни на кого не смотрела, ей было наплевать на весь мир, кроме Левиафана. Она вспомнила его взгляд в номер, сумрачный, полный страсти и беспокойства, стоило ей начать разговор о секрете.
        — Bonsoir, [битая ссылка] mademoiselle. Сomment ca va? Tu es seule? (тыздесьодна?) Je m'appelle Donatien et tu[2 - — Добрый вечер, мадемуазель. Как дела? Ты здесь одна? Меня зовут Донатиан, а тебя?]?
        Лилит подняла глаза и посмотрела на человека, который так бесцеремонно оторвал ее от мыслей о любимом.
        Какой-то парень, таких как он много. Он что-то сказал по-французски, из чего Лилит поняла только мадемуазель.
        — I’m sorry I don’t understand this language, I’m from…you know what? It actually doesn’t matter where I’m from. I’m Lilith[3 - — Прости, я не понимаю твой язык. Я из… Знаешь, какая разница, откуда я. Я — Лилит.].  — Сказалаонапо-английски, слегказаикаясь.
        — Well…I hope you will have a good time here in Paris. This is a very beautiful and attractive city[4 - — Ну… Надеюсь, тебе понравится в Париже. Он очень красивый и притгательный.] — Пареньказалсяоченьдобрымиискренним.
        Пока Лилит общалась с молодым человеком, она думала лишь об одном, чтобы в баре не появился ее мужчина и не пришел в бешенство. С другой стороны, ей хотелось, чтобы он немного поревновал.
        Но вампира не было. А не было его потому, что он был в другом баре и был слишком занят новой знакомой.
        — Мишель, что ты хочешь: шампанское или вино, может мартини?  — спросил он ее, стоя около барной стойки.
        — Левиафан, я вообще предпочитаю напитки покрепче, ром или виски, например!  — заявила она, улыбнувшись ему.
        — Что ж, это похвально!  — он взглянул на нее заискивающе,  — просто по тебе не скажешь, что тебе нравятся мужские напитки!
        — О, судишь по одежке? Я не прочь бы отведать хорошего виски!  — Мишель была полностью расслаблена, вела себя с незнакомцем так, словно знала его с детства.
        — Как скажешь!  — он усмехнулся ей в ответ и заказал сразу бутылку виски на двоих.
        — Прошу!  — он отодвинул перед ней стул и пригласил ее жестом присесть.
        Мишель села за стол, поблагодарив вежливого вампира.
        — Ты здесь одна?  — спросил Донатиан.
        — Э…нет, с друзьями! Они просто устали и решили остаться в отеле. Мне было скучно, и я отправилась чуть-чуть погулять по городу. Увидела этот бар, подумала, почему бы не зайти и не пообщаться с кем-нибудь!  — Лилит разглядывала парня.
        Каждый дурак бы заметил, что Донатиан увлекся и заинтересовался иностранкой. Он был абсолютно уверен, что эта девушка одинока. Но вот только ей становилось скучно. Лилит не была настроена на заигрывания и флирт. Она просто общалась.
        — Что ты делала на улице так поздно вечером, одна?  — спросил Левиафан Мишель, наливая виски в стакан.
        — Гуляла! Потом увидела тебя, решила познакомиться. Мимо такого милого лица сложно просто так пройти!  — усмехнулась девушка.
        — Давно я не слышал комплементы от девушек! А мне нравится манера твоего поведения. Правда. Никакого смущения и застенчивости, ты вся такая раскрепощенная и смелая! Мне нравится! Ты всегда такая?  — сказал Левиафан, изучая ее лицо бегающими глазами.
        — Да, в точку! Только я еще немного наглая и, иногда, у меня отсутствует чувство такта! Особенно после виски…я вообще могу разум потерять,  — она сверкнула зелеными глазами, явно намекая на что-то.
        — Тогда мне не обязательно придерживаться хороших манер, не так ли?  — лукаво спросил Левиафан, протягивая ей руку,  — потанцуем?
        — Конечно,  — Мишель вложила свою маленькую ручку в его ладонь и встала.
        Вампир вывел ее на танцпол и прижал к себе, нежно обнимая за талию.
        — Ты очень хорошо говоришь по-французски! Но я могу поклясться чем угодно, что ты не француз!  — прошептала Мишель ему на ухо.
        — Да, ты права, я не француз. Хорошая интуиция, молодец!  — улыбнулся он, поглаживая ее по спине.
        — Откуда ты?  — спросила она, обнимая его за шею.
        Левиафан посмотрел в зеленые глаза и провел пальцем по нежной щеке.
        — Неважно, Мишель, я просто турист!  — и он совершенно спокойно поцеловал ее.
        Мишель не возражала, напротив, она даже попыталась прижать его к себе еще ближе. Левиафан оторвался от ее губ и переключился на свое любимое место — шею. Девушка закрыла глаза и запустила пальцы в густую шевелюру вампира.
        «Я просто хочу отдохнуть от тяжести, моральной тяжести Лилит. Я ничего плохого не делаю, просто целуюсь, как Лилит в клубе…» — Левиафан мысленно убеждал себя в правильности своего поступка. «Я немного отдохну, развлекусь с девчонкой и убью. Лилит никогда ничего не узнает об этом!»
        — Тебе заказать еще что-нибудь?  — спросил Донатиан Лилит, крутящую пустой стакан.
        — Было бы не плохо!  — улыбнулась она ему в ответ.
        Лилит пустынным взглядом смотрела в стол. Ей внезапно стало так плохо и одиноко. Непонятная печаль, тоска прокрадывались в сердце, душили легкие.
        — Вот!  — Донатиан сел на стул, который стоял ближе к Лилит и приобнял ее, поставив новый кувшин с чаем.
        Она скосила глаза и аккуратно попросила Донатиана убрать руки. Лилит очень устала после перелета и все-таки решила, отправится назад в гостиницу.
        Лилит поднялась на этаж и попыталась войти в номер, но он был закрыт. Как только она не крутила ручку, дверь не открывалась. Когда она позвала вампира, никто ей не ответил.
        — Странно!  — она пожала плечами и решила спуститься на ресепшен.
        — Скажите, а в люкс молодой человек не возвращался?  — удивленно спросила она девушку.
        — В люкс? Так…нет!  — ответила она.
        — Mогу я взять карточку в таком случае? Меня зовут Лилит, мы зарегистрированы здесь на три недели, вы можете проверить!  — попросила она.
        — Я вас помню и парня вашего тоже. Вот карточка. Спокойной ночи, мадемуазель!  — девушка улыбнулась.
        — Спасибо!
        Лилит вошла в номер. Все лежало так же, как они оставили до своего ухода: неразобранные чемоданы, на столе стояла начатая бутылка виски.
        Лилит напряженно оглядела комнату, затем вошла в ванную. Никого.
        — Кого черта? Левиафан!  — Лилит нервно ходила по комнате.
        Ночь была в самом разгаре, и спустя два часа утро начало сменять ее. Рассвет медленно опускался на город, оживляя его улицы и людей. Потихоньку шум машин становился все слышнее, шаги людей все громче, а чириканье птиц все веселее.
        Левиафана не было. Лилит сидела на подоконнике и пила кофе, борясь с усталостью и тоской. Наконец, к половине седьмого, в дверь раздался стук.
        — Где ты был?  — спросила Лилит, открывая дверь.
        Левиафан поднял глаза, губы растянулись в улыбке, и попытался пройти мимо нее.
        — Я спрашиваю, где ты был?  — еще раз грозно спросила Лилит, закрывая собой проход в номер.
        Левиафан отшатнулся от нее и посмотрел исподлобья, угрожающе усмехаясь.
        — Неужели ты думаешь, что я не зайду?  — весело спросил он.
        Ему очень хотелось разозлить ее окончательно.
        — Я думаю, что вначале ты ответишь на мой вопрос, а потом я подумаю, впускать тебя или нет!  — твердо ответила Лилит.
        — Да ладно?  — он быстро схватил ее, она даже не успела глазом моргнуть, как оказалась в комнате, в объятиях молодого человека, а дверь была закрыта.
        — Что ты теперь скажешь?  — игриво спросил он.
        Как только Левиафан вошел, даже как только он подошел к двери номера, как только он услышал ее голос, он сразу почувствовал дух борьбы, схватки между ними. Он очень любил эти чувства и эту войну, но они очень утомительны и требуют много сил. Но вампир был рад вернуться на это поле битвы, правда после того, как проводил Мишель домой и пожелал ей спокойно ночи. Он решил сохранить ей жизнь.
        — Во-первых, быстро отпусти меня! Во-вторых, от тебя пахнет алкоголем…Да ты пьяный в стельку! В-третьих, где ты был?
        Левиафан еще сильнее прижал ее к себе, опускаясь с поцелуями ниже. Лилит приподняла голову и закрыла глаза. Внезапно ее словно что-то по голове стукнуло. Она нахмурилась и с силой оттолкнула от себя вампира.
        — Ты пьяный!  — подытожила она.  — Почему? Где и с кем ты был?
        — Я пьяный?  — удивлено переспросил он.  — Нет, милая моя Лилит, я выпивший. Чуть-чуть. А ты такая злая…Мне нравится…
        Вампир снова попытался обнять разъяренную девушку, но Лилит снова оттолкнула его и впилась своими зелеными глазами в его.
        — Я не хочу, чтобы ты меня трогал!
        — Как жаль. Мои желания чуть разнятся с твоими…
        — Я что, на другом языке внезапно заговорила, что ты перестал меня понимать? Где ты был? Левиафан, я серьезно, пока ты не ответишь на мой вопрос, дальнейший разговор будет складываться ну очень тяжко!  — предупредила его Лилит.
        — Угрозы, сплошные угрозы, милая! А где была ты? На ресепшен мне сказали, что карточку от этого номера забрали в 3:30 утра. Что ты можешь мне сказать по этому поводу?  — Левиафан нахмурился и принялся атаковать ее.
        — О, Бог мой!  — Лилит улыбнулась,  — я жду ответа, Левиафан!
        Он бросил косой взгляд на нее и пошел к столику, где стояла бутылка. Алкоголь в стакане был похож на янтарь, даже блестел на свету также. Левиафан приподнял стакан, поболтал его и осушил.
        — Знаешь, милая! Наши с тобой взаимоотношения в данный момент напоминают мне разборки двух баранов, а если быть более точным, барана и овцы. Когда эти животные что-то выясняют между собой, они вступают в борьбу, то есть стоят и бьются рогами. В итоге, у кого рога толще и крепче, тот и побеждает. Но Лилит, беда-то какая, ты овца и рогов у тебя нет! Не боишься, что я тебя забодаю?  — воскликнул Левиафан, удивленно поднимая брови и ожидая ответа от Лилит.
        Она запрокинула голову и посмотрела в потолок, а затем вздохнула тяжело.
        — В том то и дело, мне голова нужна для мозгов, а тебе видимо для рогов! Где ты был?  — устало, но, не сдаваясь, спросила Лилит.
        Левиафан вальяжной походкой направился к девушке. Не отрывая взгляда, Лилит пятилась назад. Вампир пугал ее. У него был сумрачный взгляд и девушка никак не могла понять, что этот взгляд мог означать. Более того, молодой человек был пьян, а девушка ни разу еще не видела его таким. Что он мог выкинуть, известно одному богу.
        — Почти два столетия я провел в ожиданиях и поисках тебя…А ты даже не можешь позволить мне дотронуться до тебя?  — спросил он, схватив девушку за руку и подтаскивая ее к себе.
        — Нет, пожалуйста....
        Молодой человек улыбнулся и поцеловал девушку, крепко сжимая ее в объятиях.
        — Лилит, милая моя Лилит, подрасти рога, или, ой, прости, ты это мозгами называешь!  — Левиафан выпустил девушку, развернулся и взял чемодан.
        Лилит молча стояла и наблюдала за ним. Потом она достала из своего чемодана пижаму, переоделась и легла спать. Левиафан посидел с получаса на столе, в итоге, все-таки улегся рядом с девушкой.
        Он пристально разглядывал спящую рядом. Его взгляд чутко следил за изгибом ее брови, как растут коричневые волосики, создавая такую красивую форму. Он разглядывал тени, падающие от пушистых черных ресниц. Слушал, как через маленький носик пробирается воздух в легкие. Его глаза опустились на открытую шею, там было видно любимую вену, видно, как кожа вздымается от каждого удара сердца.
        «Ну почему, почему в этой нежности живет такая брутальность? Почему она всегда пытается дать мне отпор? Почему просто нельзя уступить, хотя бы разочек? Разве я много прошу? Просто, хоть раз, закрыть рот и помолчать! Неужели это так сложно? Что за женщина? Больше всего я сам удивляюсь себе, потому что она вызывает у меня восторг, когда кормит этим калом!»
        8
        Прошло около недели, но отношения между двумя баранами не сдвинулись в лучшую сторону ни на грамм. Все было как-то напряженно, они почти не выходили вместе, в основном только по одному.
        Семья шведа полностью отделилась от них. Лилит общалась только со Свеа, и то, если рядом не было Летиции. Левиафану они были полностью безразличны, он был занят собой и попыткам поговорить с Лилит.
        Лилит категорично отказывалась нормально общаться с любимым. Она решила доказать вампиру, что может быть она и овца, но рога у нее есть, и она ими уперлась. Девушка пообещала себе и Левиафану, что у них не будет нормального разговора до тех пор, пока он не расскажет, где был.
        Левиафан в свою очередь не хотел прогибаться под нее. Ну что он, в конце концов, не может выпить? Что за отчетность? Но все на самом деле было бы намного проще, если бы Лилит, в то утро, задала этот вопрос «с кем и где ты пил» с другой интонацией.
        — Куда ты собираешься?  — спросил Левиафан, глядя на то, как Лилит вертится у зеркала, крася губы.
        — Тебе-то какое дело?  — не глядя на него, ответила девушка.
        — Хм… До чего ж ты упряма! Я не знаю, как с тобой можно жить! Ты просто невозможна!
        — Просто ответь на мой вопрос: где и с кем?
        — Нет.
        — Я собираюсь в Лувр…пойдешь со мной?  — равнодушно спросила Лилит, крася ресницы.
        — Нет, милая, я подожду тебя здесь!  — ехидно ответил он, глядя на ее отражение в зеркале.
        — Неделю назад ты звал меня…Странно!  — Лилит говорила так, словно общалась сама с собой, она даже ни разу не взглянула на вампира.
        — Хорошего дня!  — сказала она и вышла из номера, хлопнув дверью, и забрав с собой карточку.
        Левиафан слез с кровати и прислушался к удаляющимся шагам любимой.
        «Так, до Лувра ехать десять минут на метро. Очередью в десять минут она явно не отделается. Последний раз, когда я туда ходил, стоял часа два за билетом. Потом минимум часа четыре на осмотр. У меня есть время! Много времени, чтобы повеселить себя!», он улыбнулся и достал из куртки мобильный.
        — Привет Мишель!  — протянул он сладким голосом,  — мои друзья уехали осматривать Лувр, не хочешь приехать ко мне в гостиницу?
        Левиафан продиктовал адрес и положил трубку. Его радости не было предела, а когда спустя час, Мишель появилась в его номере, он чуть руки не сжег себе, потирая их от удовольствия.
        Присутствие женских вещей в номер Левиафан знал, как оправдать — друзья.
        — Ты соскучился по мне?  — спросила Мишель прямо с порога.
        — Можно и так сказать!  — ответил Левиафан, задергивая темные шторы, тем самым создавая более интимную обстановку.
        Затем он развернулся и подошел к ней. Взглянув в зеленые глаза, он принялся осыпать ее губы поцелуями.
        — Ты такая ведьмочка… — нежно прошептал он ей, расстегивая пуговицы на блузке, покрывая шею поцелуями.
        Лилит, простояв полтора часа в очереди и дойдя до кассы, поняла, что забыла деньги. Ее охватила внутренняя дрожь злобы.
        — Это шутка что ли?  — скрипя зубами, она шарилась по карманам и по кошельку: но там была только мелочь на метро.
        Ненавидя весь свет, она вышла из очереди и пошла к метро.
        Лилит вошла в фае гостиницы и вызвала лифт. Он не ехал. Девушка думала, что если бы у нее в этот момент в руках был бы пулемет, то она расстреляла бы всех, кто попался бы ей на пути. Разъяренная фурия решила подняться пешком.
        Открыв дверь, Лилит влетела в комнату. Она судорожно начала искать деньги в столе, краем глаза видя в зеркале отражения вытянувшегося от ужаса лица Левиафана и девушки, которая лежала под ним. Лилит опустила взгляд и снова продолжила искать деньги. Внезапно она замерла и еще раз посмотрела в зеркало на застывшую голую парочку. Ее тело медленно развернулось в их сторону, ее глаза были круглее глобуса, брови почти исчезли с лица, они спрятались от удивления где-то далеко под челкой, а рот был открыт так, будто она была на приеме у дантиста.
        — Что…Как…Вот это да!  — только и смогла выговорить Лилит, глядя на столь ошеломляющую картину.
        То, что это провал, Левиафан понял, как только услышал открывающуюся дверь.
        — Я не буду вам мешать…Сейчас вещи соберу только… — Лилит продолжала стоять в оцепенении.
        — Черт, милая… — Левиафан был в еще большем шоке, чем Лилит.
        — Да уж, действительно…черт… — проговорила она и начала быстро складывать вещи.
        Левиафан вскочил, накинул полотенце и сел на край кровати, схватившись рукой за затылок. Он даже не хотел пытаться оправдываться, не видел в этом смысла. Он, только что был так глупо пойман на месте преступления. Лилит тем временем быстро сгребала вещи. Она вытащила деньги и посмотрела на вампира.
        — Сказать, что я в шоке — ну это ничего не сказать! Ничего больше нет, меня нет, тебя нет…нас больше нет,  — прошептала она и подмигнула Мишель,  — наслаждайся!
        Лилит исчезла за дверью с чемоданом. Левиафан неотрывно смотрел на шторы.
        — Ты сказал, что ты здесь с друзьями. Я хоть и ничего не поняла из того, что она сказала, но ее поведение было явно не похоже на дружеское,  — озадаченно произнесла Мишель, все еще прячась под одеялом.
        Левиафан скосил на нее глаза.
        — Расслабься!  — сказал он и полез к ней с поцелуями.
        Клыки пробивались сквозь десна, а затем они впились девушке в горло. Левиафан высосал всю кровь, до последней капли.
        — Прости Мишель. Ты была хорошей девушкой, и этого не должно было случиться. Это моя ошибка, но за мои ошибки обычно расплачиваются другие, потому что я уже совсем не помню, что такое вина…Несмотря на это, я прекрасно пронимаю, что сегодня я действительно сглупил. Зачем мне все это понадобилось? Сам ничего не понимаю…Зачем? Я ведь все равно собирался тебя убить, зачем случилось то, что случилось?
        — Дайте мне, пожалуйста, билет на ближайший рейс до… — Лилит покупала билет и еле сдерживалась, чтобы не зарыдать, чтобы не выдать на всеобщее обозрение свои разбитые чувства.
        Через полтора часа она вылетала из аэропорта Шарль-де-Голь, а спустя некоторое время она приземлилась в своем родном городе.
        Прежде чем вернуться домой, она заехала в дом Левиафана забрать свои вещи. После того, как все было упаковано, Лилит разнесла весь дом в буквальном смысле. Все предметы, которые могли биться, ломаться или рваться, были разбиты, сломаны и разорваны, включая скрипку Страдивари. Ее Лилит специально положила на порог.
        Белый лексус был так же помят, все стекла разбиты, сиденья подраны, зеркала перебиты.
        Лилит вошла в свою квартиру, швырнула чемоданы и села на пол прямо в коридоре. Наконец-то она могла поддаться истерике, рыдать сколько угодно и никто этого не увидит. Наконец-то она могла показать пустоте свои чувства, истинные переживания и метания души.
        — Почему? Неужели он меня разлюбил…
        Состояние шока было потому, что она не ожидала такого. И снова страх. На этот раз Лилит боялась, что мужчина, которого любила она, вдруг перестал любить ее. И что тогда делать? Как сильно надо унижаться, валятся в коленях, молить о бытие рядом, чтобы любовь соизволила вернуться? Страх, окутывающий, опоясывающий, страх, что он больше не прикоснется к ней, что он влюблен в другую женщину и что…Лилит бессильна что-либо сделать. Если Левиафан действительно разлюбил ее, то ничто на свете не сможет заставить полюбить снова. Такого не бывает.
        Но Левиафану-то просто захотелось расслабиться и отдохнуть от Лилит. Как бы сильно он ее не любил, у нее был очень сложный характер, им тяжело друг с другом, несмотря на то, что любовь все-таки с ними заодно. Проклятая любовь вечно мешает людям жить спокойно. Вот только если бы они не любили друг друга, все было бы по-другому. Он бы просто ее убил. А в таких отношениях он и рад бы убить, да вот только что-то мешает это сделать.
        Это больная любовь. В обычной любви люди просто мучаются, а когда она перерастает в больную любовь, люди уже ненавидят друг друга, но жить по отдельности не могут. Они уже не могут существовать без этой совершенно не здоровой любви. Вот он, самый сильный и самый зависимый наркотик, после жизни конечно. Люди торчат на жизни и на любви так, как ни на чем другом просто не смогут. А рано или поздно человек устает от такой постоянной борьбы, ему просто хочется отвлечься, хотя бы на пару часиков, как Левиафану. Но это просто отвлечься, а не уйти и не бросить… не перестать любить. Он и не собирался прекращать любить, просто хотел развеяться, а потом, как преданный раб, вернуться к своей прежней жизни с Лилит.
        Это был первый раз, когда Левиафан искренне не хотел, чтобы это увидела Лилит. Стальная логика — если ты устал от одной женщины, но ты ее любишь и не хочешь расставаться, то отдохни от нее с другой женщиной. Если женщина устала от мужчины, то она идет к подруге, ну или просто отдыхает. Если женщину застали с другим в постели, то, скорее всего, у нее к нему страсть, влюбленность или она просто хочет поиметь с него что-то. Любая особь женского пола никогда ничего не делает просто так, а уж тем более, просто так она не будет спать с другим, когда у нее есть мужчина.
        Лилит ничего этого не знала, да и если бы знала, легче ей бы не стало. Какая разница, почему тебе изменили? Потому что тебя больше не любят или потому что жизнь слишком скучна стала, от того, что тебя любят? Факт измены остается фактом. В любом случае, она просто не догадывалась, что делать дальше. Как вести себя дальше? Что чувствовать? Она даже не понимала, больно ли ей или просто обидно? Неожиданная выходка Левиафана, который оказался в койке с другой женщиной ни с того, ни с сего, просто обескуражила девушку.
        В этот момент она больше всего поражалась тому, что в ее голове пророс совершенно не уместный вопрос «Ему понравилось?». Она была в шоке даже от себя, от того, что она пыталась сравнить себя и другую девушку в его постели.
        А ведь женщины всю жизнь кричат о том, чтобы их не смели сравнивать с другой женщиной, и при этом всегда задаются вопросом — «Как это было?», «А с кем лучше?». Но как же жить без сравнения одного с другим? Если человек не будет сопоставлять людей, животных, вещи, в конце концов, он просто никогда не достигнет наилучшего блага. Никогда не познает благо, не перебрав кучу кала предварительно. И в течение долгого времени он будет брать кучку в одну руку, в другую — другую кучку, будет смотреть, взвешивать, рассматривать какая лучше.
        Забавна в этом случае логика женщины: «Не смей сравнивать меня с другой! Я неповторима! Я индивидуальна!». Но если ей сказать, что она, допустим, похожа на Бриджет Анн-Мари Бардо, она вытаращит глаза, рот растянется до ушей, а щеки покраснеют, и будет примерно так: «Ах, правда?». И куда в такие моменты девается вся индивидуальность и неповторимость? Куда деваются расчетливые мысли? В какое далекое путешествие отправился здравый рассудок Лилит, что она сидела и думала о том, кто из них лучше — француженка или она. И это вместо того, чтобы думать, что делать дальше!
        Мозг отказывался осознавать и обдумывать всю шаткость положения. Лилит очень хотела позвонить Жаклин, просто посидеть с ней рядом, чтобы она молча поддержала ее. Лилит встала, достала телефон и набрала номер. Три длинных гудка, затем последовали короткие сигналы. Жаклин в очередной раз скинула ее звонок. Лилит вздохнула и посмотрела на телефон.
        «Ну почему? В столь тяжелой и неясной ситуации у меня никого нет рядом. Почему люди так любят оставлять своих близких людей тогда, когда они так нуждаются в поддержке? Жаклин, ты такая дура! Почему ты не хочешь разобраться в том, что произошло? Я уверена, что ты ни разу не задумалась о том, почему я вдруг внезапно решила сообщить всю твою подноготную мужу. И, черт возьми, ты даже не хочешь меня выслушать! А ты мне так нужна сейчас, ты же специалист по изменам. Господи, мне смешно от этого всего, правда, смешно! Какая же нелепость! Моя подруга ненавидит меня за то, чего я не делала, мой любимый человек спал с другой у меня на глазах в нашей постели! Что мне еще остается делать, кроме как смеяться? Да пусть они оба исчезнут из моей жизни, из головы! Два предателя!»
        Лилит грохнулась на кровать и провалилась в сон.
        Левиафан сидел в номере, смотрел в окно, рядом лежал уже окостенелый труп Мишель. Он все также сидел голый и неподвижный, словно сам был окаменелостью, которой уже несколько тысяч лет. И как будто в течение этих лет на его лице не появилось ни единой морщинки от мыслей.
        «Я мудак! Это единственное, что приходит мне на ум. Просто идиот. Я же просто хотел выпить ее крови, а потом освободить от дальнейших нападок жизни. А в итоге я освободил себя от любимой девушки, сам того не желая. И как бы мне тяжело не было признавать, но мне сейчас очень плохо…Что сподвигло меня на этот детский и глупый поступок? Как мне его теперь расхлебывать?Больше всего меня интересует, как вернуть утраченное доверие? Я с таким трудом добился его…И что я сделал? Пришел с грязными ногами и вытер их о доверие. Ну не мудак, а? Вернуть утраченное доверие — также сложно, как и заставить работать теорию Дарвина, практически невозможно… Так глупо потерять душу любимой девушки…Я даже не знаю, есть ли смысл возвращаться туда, валяться у нее в ногах и молить прощения? Я абсолютно уверен, что прощения я смогу вымолить, ну или просто добиться его, но вот насчет доверия — не уверен. По прошествии стольких лет я понял, что разрушенное на части доверие, хуже, чем склеенная ваза. На такую вазу люди бояться дышать, чтобы не дай Бог она не упала снова и не разлетелась на части. А с разбитым доверием люди не
хотят иметь вообще ничего общего. Они просто избегают человека, который разбил эту жизненно-важную чашу для отношений, то есть меня… А как дальше? Она простит меня, и я всегда буду читать в ее взгляде презрение и упрек, оно мне надо? Можно конечно вырвать ей глаза, чтобы я не видел в них этого. Можно отрезать ей язык, чтобы я не слышал этого, можно оторвать ей руки, чтобы я не чувствовал через них. Но я не могу вырвать свою и ее память! Память — словно огромная галактика скопившихся воспоминаний. Самые важные и нужные всегда хранятся рядом и не дают забыть о них…Как и до любой галактики человек не может дотянуться рукой и выкинуть оттуда не нужную планетку, тоже самое и с памятью. Никогда никто не сможет взять и выкинуть из памяти разбитое доверие. И каждый раз, оно, как назойливый слепень, кусающий кобылу в летнем поле, будет возвращаться и кусать совесть. Эта несчастная лошадь будет стоять и махать своим никчемным, по сравнению с телом, хвостом, пытаясь отогнать муху, кусающую так больно, словно острая спица протыкает тело насквозь …Лилит, милая моя, ты будешь этой мухой, которая зажрет меня до
смерти, потому что я не смогу ее отогнать. Но Лилит, у меня нет другого выбора, только как быть сожранным тобой, потому что я люблю и САМ хочу вернуть назойливого слепня в виде тебя, зная, что твоя месть — это очень жестокие выходки, и, что без них наше воссоединение не обойдется. Лилит, я готов,…но не сейчас. Ух, поверить не могу, я умудренный опытом вампир, красивый, сексуальный, должен снова идти к ней и показывать свою потребность в ее голосе, в ее взгляде, теле, красоте…Какого черта? Откуда взялась эта девочка? Боже, да я лучше всех знаю, откуда она взялась…Но вот почему она имеет такую власть надо мной? Почему я не могу просто плюнуть на нее и продолжить жить своей жизнью?»
        Левиафан лег на кровать и потянулся. Ему надо было ехать. Возвращаться в привычную колею ссор, упреков, криков, страха и … любви.
        Пересечь границы незамеченным и на своих двоих не составило никакого труда. Левиафан подошел к своему дому. Напротив него стоял разбитый лексус. На нем не было ни единой ровной и гладкой поверхности, не было ни одного целого стекла, даже боковые зеркала и зеркала заднего вида были разбиты в дребезги.
        «Очень мило, другого я, в принципе, и не ожидал, Лилит», подумал он и прошел вперед к дому. На пороге лежали ключи, которые вампир сразу же узнал, они были от его дома. Это тоже совершенно не удивило его. Дверь не была закрыта, Левиафан слегка толкнул ее ногой и она, скрипя, открылась на половину, ударившись обо что-то. Он заглянул за дверь и то, что он там увидел, чуть не вывернуло его наизнанку. Его любимая, драгоценная скрипка, чуть ли не ровесница Левиафана, была разбита в дребезги. Все части держались только за счет струн. Даже смычок был порван.
        «Дрянь!», глаза вампира сузились от злости, «Зачем? Скрипка-то в чем виновата? Я сделал тебе больно, не машина, не дом, не уж тем более скрипка! Я это сделал! Почему у тебя хватило смелости прийти сюда, сломать все, что мне дорого, но ты не смогла прийти и разнести мне лицо, например. Поверь мне, милая, я бы позволил тебе это сделать потому, что виноват перед тобой…Но таким поступком ты только разозлила меня… », Левиафан прошел внутрь дома и просто опешил от увиденного.
        Все, что окружало его, все, что он любил и ценил, все это было разбито или разорвано на мелкие осколки и кусочки. Вокруг него ничего не осталось, только хаос, бардак, который будил в нем то, что Левиафан в течение трех месяцев пытался уложить спать — злость!
        — Она не имела права этого делать! Все…все… она все сломала!  — шипел он сквозь зубы.  — Дрянь! Тебе придется поплатиться за это! Будь я проклят! Лилит, это же антиквар! Ты не ценишь вообще ничего в этой жизни, что стоило бы ценить! Ох, как же я тебя ненавижу за это! В такие моменты, я реально хочу взять в руки твою тонкую шейку, поцеловать ее и сломать с таким хрустом, который я не смог бы забыть никогда!
        Лилит докрасила глаз, поморгала и посмотрела на себя. Улыбнувшись, она вышла на улицу. Ее позвали на вечеринку в честь дня рождения знакомой. Лилит было ужасно плохо и больно находится одной дома. Ей все напоминало вампира, а она очень хотела забыть его.
        С тяжелым, но свободным сердцем она ехала на метро, прямо как четыре месяца назад, до тех пор, пока в ее жизни не появился он. В метро ее окружали люди, все те же самые люди, но ей было так хорошо от этого, она так соскучилась по живым людям. Ее ничего больше не связывало с потусторонним миром. Не найдя разницы между живыми и мертвыми, она в нем разочаровалась. Все врут, и те и другие, и нет никакой разницы. Искать честность среди людей, неважно каких именно, то же самое, что искать живых динозавров в наше время. Их нет, так же как и правды.
        С каждым днем хорошие людские качества просто перестают существовать. Мир становится злее, а злу не нужна правда. Это-то и расстраивало Лилит. Несколько тысяч лет человечество пыталось взрастить в себе добродетели. К великому удивлению, у них получилось, правда, не у всех, но у большинства, но, сейчас, люди упорно стараются выбросить все хорошее из себя и сохранить только зло и негатив. Причем с этим они справляются гораздо быстрее. На то, чтобы стать бесчувственными живыми камнями им понадобилось, в общей сложности лет так пятьдесят. Ну, неужели самим не жалко потраченные века на то, чтобы стать людьми? Или проще обвинить во всем Иуду? Не было бы его, не было бы предательства и лжи? Люди же всегда во всем винят религию, правительство, других людей, кого угодно, но только не себя. Все население земли было словно лишено памяти, они все забыли, что изначально у них было все, и то, что они потеряли это все — это только их вина, не Бога, не президента или еще кого-нибудь. Все это они сделали собственными руками, загубили все самое хорошее на корню. Даже в церкви сейчас невозможно найти правды.
Священники и попы — они тоже люди, а значит, они ничем не отличаются от других. Им на самом деле еще хуже. Простые люди просто врут, а эти врут в доме Господнем и перед ликом Его. О чем тут можно дальше говорить? Если даже приближенные к Богу, кем они себя считают, врут…
        Лилит ужасалась от таких мыслей. Скатывание всего человечества, как шариков с горы, в топкое и вязкое болото видно не вооруженным глазом. Ей так и хотелось спросить: «Какого черта, люди, что вы делаете? Что с вами происходит? Почему вы так жаждите уничтожить все самое хорошее в себе?». Но стыда никто никогда не почувствует, потому что совесть либо убита, либо у нее во рту огромный, грязный и вонючий носок, который не дает ей напомнить человеческому стыду о содеянном зле. Ужасно это или хорошо? Никто не знает…
        Самое забавное, что многие люди понимают, что вся нынешняя ситуация ведет к необратимым последствиям. Но душа их слепа и глуха…возможно ее просто больше нет. А когда понимает одна только голова — этого мало. Мало просто осознавать весь ужас, который творится на земле и в людях, нужно еще что-то делать. Может еще не поздно…не поздно спасти себя от существования, словно паразиты, которых ничем не вылечишь и никак от них не избавишься. Как можно жить так слепо и глухо? Все вокруг медленно умирает, просто погибает, вся земля и все люди, потому что у них нет совести, стыда, справедливости и правды. Ничего хорошего в людях не остается.
        Но, как и в любом убогом и гиблом деле есть мизерное количество, которое пыталось, пытается, и будет пытаться бороться с этим. Но это такой проигрышный вариант. Это как один против всех. И этот кто-то все еще питает надежду на то, чтобы открыть глаза стаду, которое уничтожает природу, животных…уничтожает само себя. А потом, последний человек, перед тем как сдохнуть, наконец, вопросит: «Почему я ничего не сделал тогда, когда я мог сделать? Где я был? О чем я думал и думал ли вообще?».
        И вот из него, единственного оставшегося в живых, чтобы умереть, вылезет сонная совесть, воскресшая правда и стыд, который будет смеяться над ним. Но уже будет поздно…Так что, не стоит искать в людях человечности, в них нет ничего святого! И Лилит это просто убивало. Она с ужасом понимала, что она такая же жестокая и бессердечная, как и вся черная масса. И как все, понимая, что она ничтожество, она ничего не могла с этим сделать. Но всем известна фраза «Нет такого слова «не могу», есть слово «не хочу»», противоречит всему. Опять же, люди тут же начинают жаловаться на память. Они не помнят этой фразы, они не помнят, что она действительно работает! Зато они помнят, сколько и кто, например, получил денег…
        Лилит, думая обо всем этом, прибывала в ужасе, ей хотелось сказать, кричать самой себе: «Никогда, никогда не верь тому, что умеет говорить!». Но память всегда подводить, даже в данных самому себе обещаниях. И люди, все равно, как слепцы, продолжают свято доверять по-новой, забывая о лжи и предательстве. Ничему не хотят учиться. «У человечества нет будущего! Это же ужасно… каждое следующие поколение будет злее, жестче и безразличнее…И никто не хочет бороться с этим, никому ничего не надо…»
        9
        Лилит оглядела помещение в поисках единственного нужного ей человека — Жаклин. Но ее не было. Лилит вздохнула, взяла бокал с подноса и уселась за первый попавшийся стол. Она очень надеялась увидеть подругу, хотя бы одним глазком, надеялась донести до нее правду, которую все, включая Жаклин, старательно пытались избежать.
        Лилит не чувствовала себя одинокой, всего лишь обманутой двумя близкими людьми. И словно наивная дурочка, одного из них она искала, чтобы простить, второго — она даже слышать не хотела, чтобы не простить.
        Лилит крутила в руках бокал, смотрела в некуда и ждала справедливости. И она дождалась…
        Приблизительно к двум часам ночи в зал вошла Жаклин, держась за руку с Марком. Они смеялись и целовались. Казалось, что у нее не было никаких проблем, никаких забот. Она просто была счастлива потому, что влюбилась, обрела Марка, развелась с мужем…и потеряла предательницу Лилит.
        Жаклин прошла мимо столика, за которым сидела бывшая подруга, смотрящая на нее щенячьими глазами. Она даже не заметила ее, может быть из-за новой прически, а может потому, что не хотела замечать. Но Марк ее заметил. Лилит впервые увидела на его лице выражение брезгливости и чувство тошноты, и обе эти мерзкие, гадкие эмоции были направлены на ее присутствие. Она опустила глаза, потом слезно посмотрела на него и прижала указательный палец к губам. Лилит не хотела, чтобы Марк сказал Жаклин о присутствии подруги, она сама хотела сделать ей сюрприз.
        Но под звучное танго вошел еще и Левиафан. Он-то сразу заметил Лилит. Четко в удар барабана он подмигнул ей и так же, как и Марк с Жаклин, прошел мимо. Лилит хмурым взглядом проводила бывшего и совсем опечалилась.
        — Снова — прошептала она.
        Первое, что ей пришло на ум, так это то, что эти трое сдружились. Ведь ни Марк, ни Жаклин не знали, что именно Левиафан стал яблоком раздора между женой и мужем и двумя подругами. Но эта мысль быстро отсеялась потому, что парочка также не замечала и присутствия вампира. Он сел метрах в пяти от Лилит, Жаклин с Марком еще чуть подальше.
        «И конец сего вполне предсказуем», подумала Лилит.
        Из того помещения был только один выход и Лилит сидела к нему близко. Она ждала, когда Жаклин пойдет в дамскую комнату, чтобы попытаться там все объяснить. Ждать пришлось еще два часа.
        Все это время Левиафан, почти не моргая, смотрел на Лилит с задумчивым взглядом. Она на него не смотрела, но чувствовала его взгляд на себе и тихо ненавидела его существование и свою слабость. Несмотря на тяжелейшую обиду, горечь в сердце, Лилит не могла отказать себе в быстрых взглядах на красавчика.
        Ей было безумно обидно, что их отношения закончены, что ничего на свете не заставит ее вернуться к человеку, который предал ее. Была лишь одна беда — Лилит безумно любила вампира и душа ее совсем не хотела отпускать их отношения…
        Тут она заметила, как мимо нее прошла Жаклин, Лилит встала и пошла за ней. Идя вдоль темного коридора, она чувствовала начинающуюся в коленях дрожь. Лилит нервно стояла и ждала Жаклин около раковин. Незнание того, что произойдет дальше просто пожирало ее нервную систему.
        В таких разговорах всегда так страшно, что тебе скажут «отвали». В каждом таком разговоре люди думают только о себе, а не о собеседнике потому, что им страшно услышать то, что в них больше не нуждаются, что без них намного лучше живется. Люди боятся, что чрезмерное «Я» будет оскорблено итогом разговора, они не боятся потерять человека, они боятся, что человек потеряет в них веру и надежду. Если бы люди хоть чуть-чуть больше думали о собеседнике, а не о себе, они бы так не боялись услышать в ответ «иди, гуляй». Лилит очень боялась, ей казалось, что Жаклин находится в кабинке уже целую вечность, и эта вечность пытает ее неземными пытками, причиняя при этом совершенно земные ощущения.
        Наконец замок щелкнул и дверь открылась, а сердце Лилит начало колотиться в бешеном ритме от боязни, которая поглотила ее всю полностью. Жаклин подняла глаза и оцепенела, словно ее хватил паралич всей нервной системы. Ее лицо исказилось от удивления, которое явно не приносило ей никакого удовольствия. Жаклин была шокирована всем: и видом Лилит, и ее появлением.
        — Ты? Лилит… — гневно произнесла она и закрыла глаза, как будто ей было больно даже смотреть на нее,  — что ты от меня хочешь?
        — Я хочу, чтобы ты выделила мне две минуты, хм, да, две минуты, мне этого хватит. И плюс сделай вид, что ты хотя бы слушаешь меня,  — Лилит нашла в себе силы говорить так, чтобы ее голос не дрожал и не выдавал внутренних переживаний.
        Девушка претворялась, что купается в наигранном безразличие, что лишь чувство долга заставило ее начать этот разговор. Она должна рассказать, как все было, и типа дальше решай сама, а мне плевать.
        — Хорошо,  — безучастно ответила Жаклин.
        Лилит приподняла брови и сделала гримасу «да, пожалуйста!».
        — В тот вечер все было хорошо, но то, что произошло между тобой и твоим мужем, здесь нет мой вины, это дело рук Левиафана. Он был зол на нас с тобой и решил таким образом отомстить нам двоим сразу. Меня он подставил, а тебе обеспечил приключения прямо в доме, но это было сделано без моего участия, я ничего не знала… — Лилит говорила и ей становилось страшно от улыбки, появляющейся на лице Жаклин.
        Подруга стояла и улыбалась, как будто внезапно все стало хорошо, как и прежде, никто ни на кого не обижался и не злился, все вернулось в привычное русло. Лилит просто поверила в это и сама улыбнулась.
        — Хорошее представление, забавно, что я… — Жаклин выдержала несвойственную ей паузу и протараторила,  — …я слышала эту историю пару дней назад от Левиафана. Он сказал, что ты рано или поздно придешь ко мне с таким вот рассказом, который он придумал, чтобы выгородить тебя из этой ситуации, но так как вы с ним поругались, авторские права рассказа он решил забрать себе. И знаешь, если бы он меня не предупредил, я бы поверила,  — цинично ответила Жаклин на попытку Лилит разъяснить то, что случилось на самом деле.
        Шок, который охватил Лилит, поверг ее в полный транс, она только молча хлопала глазами, словно первый раз увидела Жаклин, а та ее уже в чем-то обвиняет.
        — Жаклин, ты совсем обезумела? Ты кому…веришь… — Лилит с трудом договорила последнее предложение, потому что поняла, что Жаклин знает Левиафана с совсем другой стороны, а не с той, с какой знает его Лилит.
        Жаклин видела Левиафана как мягкого, умного и доброго человека, который мухи не обидит. А Лилит знала его, как злопамятного, хитрого и мстительного вампира-убийцу. Эта разница в знаниях мешала девушкам понять самое главное — правду.
        — Он меня еще не предавал в отличие от тебя. Как ты думаешь, кому я поверю быстрее?  — строго спросила Жаклин, развернулась и ушла, не дождавшись ответа.
        «Очуметь… «…он меня еще ни разу не предавал…»! Жуть какая! Я что, самая крайняя тут?! Все против меня? Левиафан…как ты посмел! Я убью тебя, честное слово, ты отправишься к своему другу в ближайшем будущем. Я тебя ненавижу, бог мой, как же сильно я тебя ненавижу! Как ты мог такое сделать, после того, как уже натворил дел? Клянусь, я отомщу! Просто так я этого не оставлю!», в отчаянии думала Лилит.
        Когда она вернулась к своему столику, Левиафан сидел все на том же месте. Только теперь на его лице, вместо задумчивой улыбки, была привычная идиотская и довольная ухмылка. Он все слышал. А для того, чтобы не пропустить ни одного слова, он еще и подошел поближе к женскому туалету.
        Разбитую скрипку Страдивари Левиафан считал более ужасным поступком, чем измена, он не мог оставить это просто так. Лилит конечно же и на ум не приходило, что вампир в очередной раз вмешался в дружбу девушек только из-за скрипки. Из-за вещи он готов разругать людей, он приравнивает человека к вещи, хотя нет, он просто ставит вещи выше людей, кто знает, может оно и правильно.
        «Вещи вечны, они молчат, они не врут, они не предают, и когда их ломает существо, по которому тоскует ад — это очень бесит. Мою любимую скрипку уничтожить из-за какой-то постельной сцены…скрипку, которая Бог знает во сколько старше Лилит…Ух!», Левиафан, сидя за столиком, злобно вспоминал разбитую скрипку, бросая косые взгляды на девушку.
        В свою очередь, Лилит мечтала сделать куклу-вуду в виде Левиафана и проткнуть ее всю иголками, так, чтобы живого места не осталось. Скрипя зубами Лилит встала и пошла танцевать. Проходя мимо Жаклин, она почувствовала насмешливый взгляд на себе, но виду не подала.
        Первый раз Лилит была на танцполе одна, без партнера. Вокруг нее как всегда было много ребят, но ей было не до них. В ее глазах застыли слезы, но она не плакала, просто кружилась в танце, как отбившаяся снежинка, которая и таить не хочет, и жить дальше не хочет. Лилит замерла, почувствовав сильные руки на талии.
        — Лилит, милая,  — начал он.
        Она обернулась, взглянула на него и сквозь слезы улыбнулась.
        — Не надо…Левиафан…Не надо,  — прошептала она, развернулась и ушла.
        Девушка гуляла по городу в гордом одиночестве. Вот теперь ей было по-настоящему больно. Только сейчас она разобралась, что ей чувствовать и как переживать.
        «Как обычно, что еще ожидать от близких людей? Человек, которого я люблю, в очередной раз смешал меня с грязью и, буквально спустя пять минут, подходит, чтобы извиниться и со спокойной душой продолжить выливать на меня помои. Где смысл, Левиафан? Зачем извиняться за то, что снова и снова будешь делать в будущем? Где смысл, черт возьми? Зачем прощать, если я знаю, что он снова будет это делать? Игрушки потому что…Надо признать, что играешь ты намного лучше, чем я. Ты намного лучше справляешься с чувствами, намного сильнее обижаешь меня…ты мужчина, я женщина…Но я не вижу разницы…Мне очень тяжело, я так больше не хочу, я так больше не могу…но я все равно так буду! Потому что какая-то странная вещь не дает мне покоя, не дает мне отпустить тебя, не дает мне забыть тебя, не дает мне любить другого. Если бы я полюбила другого, я бы уже давно забыла о тебе. Тебя бы просто не существовало в моей жизни… Но, ты существуешь, так что я не могу забыть тебя! Не могу… », вот, наконец, покатилась соленая слеза, которая обдувалась теплым ветром, оставляя за собой след, покрытый безжизненным воздухом.
        Она просто брела, думая обо всем, что случилось. На ее белое лицо упала капля дождя. Лилит подняла глаза к черному ночному небу. Это был первый теплый дождь без снега, первый, по-настоящему, весенний дождь, оживляющий и пробуждающий природу. Первый дождь печали и грусти для Лилит. Она медленно пошла вдоль серых домов. Дождь хорошо скрывал слезы на ее лице.
        Левиафан остался в клубе, но он ушел в другое помещение, чтобы не видеть Жаклин, которая напоминала ему о Лилит, он так не хотел о ней вспоминать. В тот момент он не знал, как ему красиво и безболезненно извиниться, чтобы девушка все забыла и простила.
        Ему нужно было подкрепиться, а вокруг, как всегда, была полно одиноких девушек, которые всегда были непротив мило пообщаться с красивым незнакомцем, думая, что они смогли обольстить его.
        За последние четыре месяца Левиафан стал более жестоким и черствым по отношению к своим жертвам. И плюс Лилит пробуждала в нем такую агрессию, из-за которой страдали невинные люди. И если раньше, он убивал, потому что не хотел выдать свое существование, но относился к этому спокойно, и так должно было быть по природе, то сейчас, он это делал потому, что ему нравилось.
        С момента смерти Мормо, каждый раз, когда Левиафан лишал очередную девушку жизни, слушая ее крики, он представлял, что это крики Лилит.
        Недолго думая, он подсел к девушке, одиноко сидящей за столиком. Она была то ли грустная, то ли задумчивая. Левиафан пристально посмотрел в ее глаза — там были слезы. «О нет, только не это!», он хотел было уйти, но девушка заговорила.
        — Ты тоже от меня бежишь?  — печально спросила она, схватив его за рукав.
        — Эээ…нет, — ему ничего не оставалось, как только снова сесть.
        Он уже примерно догадывался, что случилось с этой девушкой.
        — Мне так одиноко…Сегодня утром меня бросил парень, а я его так любила…полтора года он издевался надо мной, а я все прощала, даже внимания не обращала, все глотала: измены, избиения… — жаловалась девушка.
        «Ну, я же так и думал!! Идиотка! С чего ты взяла, что мне интересно, кто и когда тебя бросил? Я просто хочу есть, а теперь я должен слушать эти сопли, подтирать их и пускать заново, вместе с ней на брудершафт! Поел, черт возьми!», яростно думал он про себя.
        — Как тебя зовут?  — спросила она.
        — Бред!  — нагло соврал Левиафан.
        — Как актера!  — воскликнула девушка и снова запечалилась,  — меня зовут Камилла.
        «Бла, бла, бла, ты еще и думаешь, что мне интересно твое имя? О Боже, ну почему именно она досталась мне?», Левиафан скосил на нее глаза.
        На лице отпечаталась злоба, вперемешку с негодованием. Ему захотелось помочь ей одним движением руки — сломать шею.
        — Я сейчас вернусь!  — сказал он и ушел.
        Только он больше не вернулся, чтобы потом не убивать весь клуб, который мог бы стать свидетелем убийства несчастной девушки. Сопливая барышня чуть не испортила ему весь вечер, который Жаклин так старательно делала прекрасным.
        Левиафан вышел на улицу и плюхнулся на лавку. В принципе, он был очень доволен положением дел, но по его лицу все еще бегала злобная улыбка. Он как всегда мурлыкал какую-то песенку и радостно смотрел в небо, подставляя лицо дождю.
        «Как-то, даже скучно…Лилит, мне без тебя скучно! Сижу вот на какой-то лавке, не знаю, чем себя занять …Интересно, а тебе, скучно без меня? Эх, как бы я хотел прижаться к тебе, укусить, почувствовать живой человеческий запах…Но сейчас проще лошадь научить разговаривать, чем помириться с тобой. Я уже устал задавать себе вопрос: «Что же делать?» А может пустить все своим чередом, Лилит? Как ты к этому отнесешься, а? Ох, как бы я хотел хоть раз на пять минуток, всего лишь на пять, залезть в твою голову…За это время я успел бы найти все ответы…Но черт, ты же не дашь мне этого сделать! Милая Лилит, я так соскучился по твоим гадостям. Я конечно понимаю, что ты хочешь, чтобы я валялся у твоих ног, но боюсь, моя дорогая, что мне придется выкрутиться как-то по другому! Только надо где-то взять еды, а то мозг совсем отказывается думать!», Левиафан улыбнулся, слизнул капельку дождя с губ и побрел к машине.
        Он лелеял надежду на Лилит, которая его простит. Он решил, что по дороге подберет кого-нибудь и отужинает. Двигатель машины взревел и нога нажала педаль газа, но машину тут же начало заносить в разные стороны. Левиафан нажал тормоз и вцепился в руль. Вампир вылез из машины и осмотрел ее, а затем, нахмурив брови, злобно зацокал языком и зашипел.
        — Забудь все, что я о тебе говорил и думал, Лилит!  — приказал он, как будто она была рядом,  — я тебя…!
        Все четыре колеса были проколоты, и не в одном месте, естественно запаска у него была только одна, но она тоже была вся проколота. Левиафан бродил вокруг машины, осматривая спущенные колеса, а внутри него кипела ярость.
        В течение часа он ждал эвакуатор, который забрал машину в ремонт, вместе с ним. Еще три часа он ждал, когда механики поменяют все колеса и сделают новую запаску. Все это время он думал о Лилит и о том, как нежно придушит ее. В какой-то момент мысли о девушке окончательно взбаламутили рассудок. На лице промелькнула едва заметная улыбка, он с наслаждением подумал о любимой.
        «Пожалуй, я заеду к тебе в гости, чертовка».
        10
        Лилит приехала домой на первом поезде, вся промокшая и замершая. Ее всю трясло, но настроение было отличным. Представляя себе перекосившееся от негодования лицо вампира после увиденных проколотых шин, Лилит медленно раздевалась, чтобы залезть в теплую воду и понежиться там.
        Внезапно она вспомнила, что уже середина марта, а она с зимы ни разу не появилась в университете. Ее охватила некая пустая печаль. Она училась на пятом курсе, оставался еще один курс, а у нее любовь. Лилит решила, что обязательно дойдет до учебного заведения на следующей неделе.
        Тем временем Левиафан подъехал к ее дому и заглушил двигатель. Было около девяти утра, он прислушался — тишина. Спустя десять минут, к его удивлению, он обнаружил, что все окна и входная дверь были заперты. А это означало лишь одно — видеть его в этом доме не хотят.
        Он пожал плечами и постучал в дверь. Лилит как раз только вышла из ванны, завернутая в полотенце, услышав стук, пошла открывать дверь.
        — Доставка!  — пролепетал вампир.
        Лилит нахмурилась. Голос был совсем не похож на голос Левиафана, но какой-то подарок он прислать вполне мог. Вздохнув, она открыла дверь.
        Замок щелкнул и дверь открылась. Левиафан быстро схватил за руку девушку, нежно смотря ей в глаза и улыбаясь. Лилит, не ожидав увидеть возлюбленного, пронзительно закричала и попыталась вырваться. Она думала, что на нее опять кто-то напал, только теперь ей не от кого ждать помощи.
        — Тихо, тихо милая! Это же я!  — довольно улыбаясь, Левиафан пытался ее успокоить.
        — Какого черта?  — крикнула Лилит и оттолкнула его от себя.
        — Тихо!  — приказал он, зажал ей рот рукой и затащил в квартиру, закрыв за собой дверь.
        В коридоре он выпустил ее из объятий и, улыбнувшись, уставился ей в глаза. Выражение лица Лилит было строгим, серьезным, и к тому же, злым. Она попыталась пройти мимо него на кухню, но Левиафан встал перед ней, тем самым, преграждая путь. Лилит шагнула назад и снова посмотрела на него.
        — Как дела, милая?  — спросил он, словно ничего не произошло.
        Брови Лилит уже чуть ли не срослись над переносицей. Она была шокирована такой наглостью вампира.
        — Левиафан, уходи. Я не хочу с тобой разговаривать, не хочу видеть тебя, не хочу слышать тебя. Просто уходи!  — сквозь зубы прошипела она, указывая улыбающемуся вампиру на дверь.
        Левиафан вздохнул, пожал плечами и пошел, только не за дверь, а на кухню. Он опустился за стол и скосил глаза в сторону, где стояла Лилит. Затем он начал разглядывать стол, и уголок его губ вздернулся вверх. Пальцы что-то теребили, но не нервно, а так, потому что делать было нечего.
        Лилит прошла на кухню и встала напротив Левиафана, положив руку на пояс и лихорадочно постукивая ногой.
        «Наглость — это очень хорошо, но мне сейчас этого не надо. Я бы с удовольствием простила тебя, но каждый раз, когда я смотрю в твое лицо, у меня перед глазами всплывает постельная сцена, с твоим участием, дорогой мой! И ты еще спрашиваешь, как у меня дела? Опять наговорил какой-то бред Жаклин, в который она свято верит, словно ты пророк Господний и каждое твое слово нужно сохранить глубоко в голове! Как у меня дела, Левиафан? А как у тебя дела?»
        — Хорошо придумала с колесами!  — похвалил ее Левиафан, вытаскивая из кармана куртки сигареты.
        Лилит продолжала молча стоять и цинично разглядывать наглое лицо, которое она все еще любила. Вздохнув, она развернулась и попыталась выйти из кухни, потому что в данный момент любимое лицо еще и раздражало ее. Но Левиафан очень быстро встал поперек дороги.
        — Уже уходишь, милая?  — спросил он издевательским тоном, потом притянул ее к себе и поцеловал.
        Лилит что-то пищала и старалась вырваться, но из этого ничего не выходило.
        — О, как же я люблю вкус этих губ!  — блаженно прошептал он с закрытыми глазами, но они тут же открылись от внезапной пощечины.
        Последовал глубокий вздох и молчание, на мгновение улыбка с его лица куда-то пропала. Лилит рассматривала его негодующее лицо, поправляя полотенце.
        — Я заслужил это… — серьезным голосом произнес он и лукаво взглянул на нее,  — что ты сейчас испытываешь? Тебе стало легче? Может, ты готова начать все с начала?
        — Ты вообще разум потерял? — вскрикнула Лилит.
        — Глядя на твою божественную красоту сохранять разум просто невозможно…
        — Закрой рот и просто уходи отсюда! И никогда, слышишь меня, никогда больше не приходи! Забудь все, что между нами было. Никто из нас в этом не виноват, просто не сложилось!  — четко и разборчиво проговорила она, глядя ему прямо в глаза.
        Левиафан тоже смотрел на нее, но он никак не показывал своих переживаний.
        — Ты врешь, Лилит!  — наконец произнес он и прикурил сигарету, которую долгое время теребил в руках.
        Лилит подалась вперед, и начала было что-то объяснять, но Левиафан положил палец поперек ее губ.
        — Тсс… Лилит, ты врешь! Твои глаза полны слез. Когда человек просит другого уйти, он не плачет, если ему наплевать. Ты же, еле сдерживаешься, чтобы не зарыдать, так зачем же ты меня гонишь? Тебе ведь больно, и у тебя есть ко мне чувства. Хоть ты и пытаешься скрыть их где-то глубоко внутри себя, чтобы о них никто не знал. Но вот беда, Лилит, я знаю о них! Я знаю, что когда ты произносишь такие фразы, твое сердце начинает бешено колотиться потому, что ты нервничаешь, а нервничаешь ты потому, что врешь. Твой собственный организм сейчас выдает тебя полностью. Зачем ты лжешь мне? Ты не хочешь, чтобы я уходил потому, что любишь. Но твоя чертова гордость может заставить твой язык подчиниться ей, который по ее команде говорит неправду! Я никогда такого не понимал — выгонять того, кого ты любишь, а сердце при этом просто разрывается на части от горя. И знаешь, самая последняя подсказка того, что ты не хочешь, чтобы я уходил — кулон до сих пор весит у тебя на шее, а не лежит у меня под ногами, раздавленный. А это говорит лишь об одном — ты не собираешься меня бросать! Ты собираешься меня мучать, заставить
извиняться и все такое. Милая моя, но в таком случае ты противоречишь сама себе. Я пришел извиниться, ты сама ждешь этих извинений, и, в это же время, ты выгоняешь меня, при этом ты меня любишь и снова ждешь извинений. Мне это напоминает замкнутый круг! Из этого круга даже ты не знаешь выход! Но милая моя, я могу тебе подсказать его…Я прошу прощения Лилит, мне действительно жаль, что так вышло. Эта ошибка стоила мне кучи нервов, я чуть не потерял тебя из-за этого. Прости меня, милая, за то, что тебе пришлось это увидеть, этого не должно было случиться. Я надеюсь на то, что ты понимаешь суть этого выхода из замкнутого тобою круга…Я очень хочу, чтобы ты простила меня, и мы снова начали любить друг друга, также жестоко и сильно, как до этого.  — Левиафан замолчал и посмотрел на нее.  — Я не жилец без тебя…
        — В твоей логической цепочке пропущено одно маленькое, но очень важное звено! Есть идеи, что это? А я тебе подскажу! Это то, что я хочу, чтобы ты извинился не один раз. Один раз — слишком мало. Ты прав, я не собираюсь бросать тебя, но я и не собираюсь так просто прощать! Мне слишком больно, чтобы так просто сделать тебе приятно! Ты меня унизил, ты меня оскорбил. В конце концов, ты предал меня! Предателей просто так не прощают!
        — С тобой тяжело, милая!  — улыбнулся он.  — Дорогая, я признаю свою ошибку, я прошу за нее прощения. Объясни мне одну простую истину — в чем смысл извиняться кучу раз за одну ошибку? Одно и то же ведь. Я буду приходить каждый день и говорить: «прости меня, милая». Лилит, в какой момент, у вас, у женщин, срабатывает щелчок, и вы говорите: «я прощаю»? Почему мужчины прощают вас с первого раза, а вы все время начинаете что-то строить из себя? Зачем вам это? Вы этим пытаетесь унизить свою вторую половинку, или что? Сколько раз мне надо сказать «прости», чтобы ты это сделала? Сто раз, двести? Я могу начать прямо сейчас: прости, прости, прости, прости, прости…
        — Замолчи!  — прикрикнула Лилит.
        — Вот, теперь я вообще ничего не понимаю! Ты только что сказала, что я должен извиниться много раз, я начинаю это делать, а ты меня затыкаешь? Что творится у тебя в голове, Лилит? Ты сама-то знаешь, что тебе нужно? Лилит, я не собака…
        — Конечно, ты не собака, она бы такого никогда не сделала,  — по щеке потекла слеза.
        — Милая, успокойся, не надо слез…
        — Левиафан, уходи, просто уходи. Я серьезно, я не желаю тебя видеть сейчас. Я понимаю, ты любишь играть и все такое, но я в данный момент в домике!  — Лилит руками показала ему условную крышу над головой,  — тайм-аут!
        Левиафан склонил голову, цокнул языком и заинтересованно взглянул на нее, расплываясь в улыбке.
        — Не а, так не пойдет, милая!  — выдавил он, наконец, из себя.
        Лилит оскалила зубы, развернулась и ушла назад на кухню. Она смотрела в окно, специально, чтобы не видеть вампира.
        На самом деле, вся эта ситуация очень забавляла ее, также как и Левиафана. Прошло около недели с момента возвращения из Парижа. У них у обоих было время, чтобы успокоится. Но Лилит нужно было немножко поиздеваться над ним, и он это понимал, поэтому позволял ей делать это. Неожиданно, она повернула голову в сторону противоположную от окна и посмотрела на чайник. Нервно гудя себе что-то под нос, она включила его и начала делать чай.
        Левиафан молча наблюдал за объектом своих воздыханий. Приподнятые сзади волосы обнажали ее тонкую шею. Природная нежность как будто просила его сломать ее, дотронуться до нее…такая соблазнительная и сексуальная.
        Левиафан медленно подошел к ней и положил руку ей на шею. В это время Лилит развернулась, и кружка с горячим чаем выпала у нее из рук и ошпарила ноги и руки вампира. Немая сцена. Он гневно смотрел на разбитую кружку и на девушку. Уголок ее рта подрагивал. Она как бы сама себе говорила: «не смей смеяться, не сейчас», но глаза все равно заполнились весельем.
        Вот только Левиафан, видя все в замедленных кадрах, успел заметить, что это было сделано специально. Он видел, как хитрый глаз посмотрел на кружку, как пальцы разжались, а лицо, на пару секунд, захватила довольная улыбка. Он облизнул губы, прикусил нижнюю. Вскинув бровями, он наклонился к девушке и пристально посмотрел в ее глаза.
        — Я думаю, даже не стоит говорить, что это было сделано случайно…Конечно, это было сделано случайно, также как и шины у меня прокололись случайно…Я все понимаю, Лилит. Несчастный случай. Нормально.  — Тяжело дыша, прошептал он.
        Лилит никак не могла справиться со своим ртом, который все-таки растянулся в улыбке.
        — Судя по тому, что ты еще и улыбаешься, то это точно было случайно! Надеюсь, что через полчаса ты случайно не метнешь в меня нож. Я, конечно же, подумаю, что это тоже не специально…но, лучше не надо!  — Он говорил все это с очень странным и забавным выражением лица, Лилит еле сдерживалась, чтобы не засмеяться во весь голос.
        Потом она вздохнула, с трудом убрала улыбку с лица и продолжила играть обиженную и рассерженную женщины. Она, как актриса погорелого театра, натянула маску обиды и отпихнула от себя Левиафана.
        — Ты разбил мою любимую кружку!  — произнесла она так, словно он украл у нее миллион.
        Левиафан выпучил глаза и весь вытянулся, как гусь.
        — Я разбил?  — но, взглянув на лицо Лилит, тут же закусил язык, и, также как и она, состроил гримасу,  — милая, прости, я не хотел…
        А про себя подумал: «Конечно, милая, я не хотел, но я подыграю тебе. Чем чаще я говорю «прости», тем чаще твои восхитительные губки растягиваются в улыбке. Я сегодня добрый, дорогая, могу очень много раз говорить это слово, главное, чтобы тебе хорошо было!». Лилит посмотрела на него, склонив голову с легкой улыбкой на лице.
        — Уходи, я прошу тебя!  — повторила она.
        — Я уже слышал это сегодня и не раз! Прекрати повторять одно и то же. Я никуда не пойду, тебе придется терпеть меня. Но, глядя на твою улыбку, по-моему, тебе нравится, не правда ли?  — он приобнял ее.
        Лилит покрутила головой и улыбнулась еще шире, затем она нахмурилась и с силой оттолкнула его, в очередной раз.
        — Я сказала — ВОН!  — строго крикнула она, но, посмотрев в его глаза, вздохнула и ушла в комнату.
        Она, наконец, переоделась в пижаму и почувствовала себя более уверено. Девушка с головой залезла под одеяло и попыталась уснуть. Вампир сел на полу, напротив кровати.
        «Милая, ты не задохнешься там? Ох, как же тяжело с тобой! У тебя, наверное, самомнение сейчас зашкаливает…Хе, ты кажешься мне такой глупой и нежной девочкой. Мне так хочется защищать тебя, обнимать, целовать…кусать…Тьфу, на какую-то чертову сентиментальность потянуло мою проклятую душу! Пойду-ка я лягу к моей девушке!»
        11
        Лилит открыла глаза около двенадцати утра. Она развернулась на спину и потянулась, задев лежащее рядом тело. Перепугавшись, она взглянула на Левиафана, спящего на животе, с голым торсом, его руки были под подушкой, а глаза закрыты. Лилит нахмурила брови, вытащила подушку из-под головы и со всей дури приложила ее об голову вампира.
        — Черт, Лилит, ты испугала меня!  — вскрикнул он, подпрыгнув на кровати.
        — Я тебе еще вчера сказала, свалить отсюда! Но раз ты еще здесь — то получай!  — Лилит снова стукнула подушкой по его голове.
        Левиафан спрыгнул с кровати и попытался вырвать орудие избиения, но, испугавшись оглушительного крика девушки, отшатнулся назад.
        — Ты еще и голый?  — визжала она, лупя его по голове.
        Наконец, он изловчился и вырвал подушку, навалившись на девушку всем телом.
        — Слезь с меня! Быстро!  — скомандовала она, извиваясь под ним, как гюрза.
        — Нет!  — гневно произнес он и поцеловал ее, нервно сдирая пижаму.
        Лилит, отвернувшись от довольного вампира, смотрела в окно. Левиафан натягивал штаны.
        — Тебе ведь не настолько было неприятно, что ты даже взглянуть на меня не желаешь?  — спросил он, опустившись на корточки перед лицом девушки.
        Лилит вздохнула и молча отвернулась от него. Молодой человек в одну секунду снова оказал перед ее глазами.
        — Что, Лилит, что я должен сделать, чтобы ты хотя бы притворилась, что простила меня? Как заставить твои глаза вновь улыбаться?  — прошептал он.
        — Оставить меня в покое.  — Ответила девушка, прячась под одеялом.
        Левиафан встал и уставился в окно, убрав руки в карманы брюк. Он был в тупике. За всю его жизнь ему никогда не приходилось извиняться перед женщинами. Он никогда не чувствовал себя виноватым, ему было наплевать если его бросят, оскорбят или ударят. Ему было наплевать, он никогда не любил. Он никогда не терял.
        — Я хотел бы кое-куда свозить тебя — тихо сказал он, продолжая разглядывать весенний пейзаж за окном.
        — Да?  — усмехнулась девушка, все еще находясь под одеялом.  — Ты уже свозил! Видишь, как весело поездка закончилась.
        Вампир бросил косой взгляд на кулек из одеяла и опечалился еще больше.
        — Лилит, пожалуйста, дай мне шанс.  — Он сдернул с нее одеяло и схватил за руки.  — Пожалуйста. Разве я много прошу? Просто проведи сегодня со мной день… Позволь искупить свою вину. Ты даже не представляешь, как сильно я ненавижу себя за то, что сделал. Я представляю, как сильно ты ненавидишь меня!
        Левиафан говорил, умоляя взглядом девушку хоть чуть-чуть смягчиться.
        — Хорошо.  — Безразлично ответила она.  — Только, пожалуйста, не трогай меня.
        И вот Лилит снова сидела в машине, Левиафан куда-то мчался, боясь, что девушка вот-вот прикажет остановить машину. Она же просто, откинувшись в кресле, с отсутствующим видом, смотрела на пролетающую за окном природу.
        На ее лице была лишь тоска и грусть, но внутри она так бездумно радовалась тому, что он рядом; что, когда он переключает скорости, его мизинец как бы совершено случайно касается ее колена; что зеркало заднего вида повернуто так, что задний вид в нем совсем не отражается, а вот печаль на красивом лице девушки — очень даже видна. Она была безумно рада, что Левиафан пытается все вернуть, что он не разлюбил, что чувства в нем есть и более того, они с ума сходят от нынешней ситуации. Они рвут ему душу, потому что он, того и гляди, потеряет эту девушку.
        — Ты привез меня на конюшню?  — спросила Лилит, выйдя из машины.
        — Да…привез.  — Поджав губы, ответил он.
        Он взял ее за руку и они отправились кататься на лошадях.
        Лилит достался красивый пегий конь, а Левиафану — гнидой. Молодой человек договорился, что поездка их будет осуществляться без инструктора, чтобы никто не мешал ему поговорить с любой девушкой на расцветающей природе.
        Уйдя довольно далеко от цивилизации, Левиафан спрыгнул с лошади и остановил коня Лилит.
        Девушка смотрела ему в глаза, ожидая, что ее любимый выкинет дальше. Он же просто держал коня за узды и рассматривал сидящую на нем девушку. В его глазах стояли слезы, но строгость на лице не придавали ему жалостливый вид.
        — Ты когда-нибудь сможешь простить меня?  — тихо спросил он.
        Лилит отвела взгляд в сторону. Каково же это, простить измену? Простить и забыть? Возможно ли жить дальше с человеком и никогда больше не вспоминать гнилой поступок? Можно ли снова верить ему?
        — Я предлагаю сделку.  — Лилит, слезла с коня и подошла к Левиафану.
        — Сделку?
        — Да. Ты мне рассказываешь то, о чем начал говорить Мормо, а я забываю о твоей так сказать шалости.
        Вампир опустил голову. Секрет, который он хранил, должен бы оставаться секретом. Он был не готов разболтать его… Тайна была слишком важна для вампира. Ему было важно, чтобы она и оставалась тайной.
        Перед молодым человеком мгновенно нарисовались чаши весов с тяжелейшим выбором. На одной чаше грузным весом лежал его секрет, на второй — его девушка и любовь. И как он не старался, весы никак не хотели взвешивать. И то и другое находилось на одной полоске, с одинаковым весом.
        Левиафан молчал. Ему нечего было сказать.
        — Мда…что же это за тайна, что ты готов расстаться с женщиной, которую, как ты утверждаешь любишь, но не раскрыть секрет? Что это за тайна, Левиафан? Я хочу ее знать! Ты должен мне сказать!
        Левиафан продолжал молчать. Он просто смотрел в пустоту и терялся в собственных мыслях.
        — Я не могу, Лилит, прости… — наконец, прошептал он, отпуская узду.
        Молодой человек медленно залез на своего коня. Девушка строгим взглядом следила за ним, и, не дождавшись, пока он усядется в седло, тоже запрыгнула на лошадь, пришпорила ее и умчалась назад на конюшню.
        Лошадь мчалась галопом, слезы лились градом. Обида. Вновь обида.
        Левиафан сидел на лошади и смотрел, как она шевели своими большими ушами, реагируя на все звуки природы. Он погряз в незнание, что делать. Он четко понимал что ему придется рано или поздно рассказать секрет, что Лилит все равно не оставит его в покое. Он прекрасно знал, а она уже прекрасно понимала, что скрываемое точно каким-то образом связано именно с ней. Связь эта была не совсем хорошей, раз держалась в таком строжайшем секрете.
        Каково же было удивление девушки, когда, добравшись домой и войдя в квартиру, она увидела за столом на кухне цветы и Левиафана, ждущего ее!
        — Ты готов раскрыться?  — спросила она, закрывая за собой дверь.
        — Нет. Я готов вновь просить прощения за то, в чем виноват. А секрет… Лилит, он на то и секрет… пожалуйста, пусть он им и остается. Я прошу тебя, оставь эту тему. Я не согласен на сделку. Это неравномерные условия. Я бы понял, если бы ты предложила отмстить, забравшись в койку к другому. Господи, я бы понял это! Я бы захотел убить вас обоих, но я бы понял. Но то, что просишь ты…это, по крайней мере, неблагоразумно.
        — Неблагоразумно?  — переспросила девушка.  — Мне кажется не в твоем сейчас положении ставить мне условия сделок. Я заключаю ее с тобой, а не ты. Если ты не согласен, то…итог ты знаешь. Уходи.
        Левиафан прожигал девушку насквозь своим тяжелым взглядом, съедал ее красоту. Даже в такой животрепещущий момент, он страстно желал необузданную красотку.
        — Я готов извиняться перед тобой до конца твоих дней и еще пару веков на твоей могиле. Я сделаю это. Я вышибу из тебя прощение.
        Он поднялся из-за стола, затушил сигарету и прямой наводкой направился к девушке.
        — Я не разрешаю тебе подходить ко мне.  — Строго сказала она, делая шаг назад.
        — Неужели?  — он уже держал ее в объятиях, целуя шею.
        — Да…
        Лилит закрыла глаза. Мурашки по спине и по рукам, сумасшедшие чувства, импульсы от прикосновений Левиафана. Но девушка боролась с собой. Она не обнимала его, не целовала. Ее губы были не подвижны в ответ на его поцелуи. Ее руки были безжизненными.
        Левиафан остановился и усмехнулся, посмотрев в глаза девушки.
        — Я приклоняюсь перед твоей невозмутимостью Лилит… — он выпустил девушку, оделся и ушел.
        По щеке покатилась слеза. Глаза неподвижно застыли, смотря на закрытую дверь. Всхлипы. Отчаяние.
        Как же сильно она не хотела, чтобы он уходил и как же сильно она хотела, чтобы он исчез из ее жизни.
        Левиафан сидел в машине, смотрел на капот машины. Он даже не моргал. Дышал ли он вообще? Ему становилось страшно. Лилит не уступала ему, а он был вовсе не готов отпускать ее. Он любил эту женщину. Безумно любил… Но он так сильно устал бороться с ее характером. Невыносимо тяжелый, пудовый нрав девушки прилег на спину вампиру. И вот она возможность — сбросить эту ношу, но Левиафан не был готов к этому.
        Начались однодневные дни преследований.
        Вампир не на минуту не оставлял девушку одну. Цветы. Океаны цветов. Разные. Все такие красивые, благоухающие.
        Металлы. Золото. Камни. Все блестит, сверкает и переливается.
        Записки. Наикрасивейшие слова, несравненные метафоры. Клятвы. Призывы простить и вернуть доверие в союз. Обещания.
        Звонки. Голос. Любимый голос. Тихий звук. Вздохи и слова.
        А потом отказы. Подарки все за дверь. Снова отказы. Она даже не смотрит на него. Попытка уничтожить любовь. Попытка все забыть и притвориться, что никого из них не существовало.
        Снова слезы. Тихие вечера. Она плачет. Он сидит рядом и не знает, как поступить. Уже все сказано и не по одному разу. Все бестолку. Гордость Лилит слишком ранена. Но вампир не собирался отступать. За полвека жизни он впервые понял, что такое любить. Понял, что это тяжело и невозможно не любить. Он не мог сдаться и просто отпустить девушку
        12
        Солнце. Яркое солнце. Его лучи ползали по земле, пробуждая тех, кто все еще спал. Легкие ветерок прогуливался по улицам и мостовым. Люди спешили, люди бежали. Весна ступала по земле.
        Лилит переодевалась, поправляла макияж. Очередная отвлекающая университетская вечеринка, без приглашения на которую Лилит не могла остаться.
        Она вышла из подъезда и тут же оказалась в руках молодого человека. Лилит даже не испугалась. Она уже настолько привыкла, что Левиафан всегда где-то рядом.
        — Куда ты собираешься, милая?  — спросил Левиафан, целуя ее в щеку.
        — Никуда!  — безразлично ответила Лилит, но улыбку скрыть не смогла.
        В ее сумке зазвонил телефон.
        — Да, привет Лиз. Да, да. Я иду! Через час уже буду! С днем рождения, кстати! Жаклин тоже там будет? Даже не знаю, хорошо это или плохо…Ладно, Лиз, до встречи!  — Лилит кинула мобильный назад в сумку.
        Лилит искоса посмотрела на застывшего вампира и пошла вперед. Серое пальто сменилось на черное. Оно было до колен, с ремешком на талии. Высокие сапоги на шпильках, и шарф цвета заката солнца, который был элегантно завязан на шее. Левиафан шел сзади и ловил запах ее духов, блаженно прикрывая глаза.
        Снег практически растаял, на газонах уже виднелись проталины. Люди вокруг улыбались. Они как воробьи, которые радуются весне и теплу, купаясь в лужах. Левиафан улыбнулся солнцу и подбежал к Лилит.
        — Ты идешь в гости?
        — Нет, я иду проклинать тебя!
        — Ты и так меня уже прокляла.
        — Левиафан, послушай, пожалуйста, меня! У нас нет никаких отношений! Если ты считаешь, что произошло какое-то мифическое восстановление наших предсмертных связей, то ты ошибаешься. Ты упускаешь одну деталь — я не хочу больше никаких отношений с тобой!  — Лилит ожидающе посмотрела на него, выдернула руку и пошла дальше.
        «Лилит, а ты действительно упертая, вообще с места не сдвинешь! Я уже начинаю чувствовать себя не мужчиной, а собачонкой! Хотя собачонку ты бы пригрела…Это что же получается? Я что, хуже собачки? Это очень романтично, черт возьми!», Левиафан начал раздражаться, сжимая кулаки.
        Лилит шла в паб, в котором ее знакомая с другого факультета праздновала свой день рождения.
        Ее звали Елизавета. Но так как Елизавета очень длинное имя, друзья и знакомые называли ее просто Лиз. Ей исполнялось двадцать три года. С Лилит они познакомились, когда еще учились на втором курсе. Где-то в течение семестра они тесно общались, но потом обе поняли, что близкой дружбы между ними быть не может. Лилит ее просто не выдерживала долгое время вне учебных дней. Лиз, в свою очередь, ей постоянно завидовала, тщательно пытаясь скрыть это, но Лилит чувствовала это, поэтому решила отделиться от нее.
        Елизавета была похожа на серую мышь. Друзья вроде бы есть, но нет ни одного настоящего, из-за не очень честного поведения. Но Лилит была абсолютно безразлична к этому, ей просто хотелось развлечься. Молодая кровь кипела в венах и требовала веселья. Хоть немножечко веселья, среди упивающихся тяжелой разлукой горе-любовников. Ну и раз позвали, то почему бы и не прийти?
        Лилит вошла в паб, разделась и прошла в главный зал. Там было уже много народу, некоторых людей она знала, некоторых нет. Все бегали вокруг с алкоголем в руках, с сигаретами в зубах, постоянно что-то галдели. Все как обычно — молодежь прозябала свою молодость.
        Лиз была в центре внимания, она всегда этого добивалась. Она была слегка пухленькой, с жидкой русой косой и с веснушчатым лицом. У нее был тонкий голосок и веселая натура, поэтому людям нравилось с ней общаться, но близко ее никто не подпускал. В принципе, девчонка она была не плохая.
        Лилит быстро ее поздравила, подарила свое серебряное колечко и, даже не дождавшись реакции, ушла в другой конец зала.
        Заметив своего знакомого с университета, девушка улыбнулась. Она подошла к нему в надежде, что кто-нибудь окликнет его по имени потому, что она его забыла.
        — Какие люди, привет Лилит!  — поздоровался он с ней, поднимая бокал.
        — Привет…Как дела?  — она мялась.
        Тяжело общаться с человеком, которого знаешь не первый год, а имя не можешь вспомнить. Лилит оглядела зал, и, как она и ожидала, буквально за соседним столиком сидел Левиафан.
        — Ты предсказуем, милый,  — шепнула она, глядя на него.
        Затем ее память снова сосредоточилась на попытках вспомнить имя сокурсника. Оно вертелось на языке, но никак не выходило полностью из лабиринтов подсознания. Лицо Лилит было напряжено так, как будто она вспоминала, в каком году родился Аристотель.
        — Лилит, что у тебя с лицом? Ты как будто очень напряжена.  — Спросил парень, удивленно разглядывая ее озадаченное лицо.
        Лилит смущено посмотрела на него. Совершенно неожиданно появилось чувство стыдливости, которого у нее отродясь не было.
        «Забавно! Чертова память! Как же так получается? Она может хранить в себе такие жуткие вещи, которые человек всю жизнь пытается выкинуть оттуда, но элементарное имя, она не может запомнить! Из-за этой памяти я сейчас ставлю себя в неловкое положение, в котором мне совершенно не свойственно прибывать при малознакомых людях! Хотя… а если развернуть ситуацию в другую сторону? У меня потрясающая память, но дело видимо в том, что ей абсолютно ни к чему запоминать имя малозначимого для меня человека. Так что, нет никакого неловкого положения. Я же не виновата, что он не тот человек, которого мой мозг хочет запоминать!», подумала она и улыбнулась.
        — Я забыла твое имя!  — певучим голосом произнесла Лилит, хлопая глазами, словно кукла
        — А, вот в чем дело! Бывает! Питер!  — улыбнулся он смущенно в ответ,  — мы видимо давно не общались, поэтому так вышло!
        «Питер! Не ищи для нее оправданий», подумал Левиафан, прикуривая сигарету, «поверь мне, она не нуждается в них и не верит в это. Мальчик, просто скажи, что ей наплевать и уйди от нее. Я тебя уверяю, с ее миловидного лица моментально уйдет наигранная улыбка! Но ты слабак! Эх, глядя на все это, я понимаю, что вы не сможете сделать меня сегодня счастливым! Студентики, всему вас учить надо!»
        Левиафан бросил окурок в пепельницу и пошел к Лилит, предварительно состроив лицо: довольное и в тоже время глумливое.
        — Милая!  — он произнес это громко и отчетливо, чтобы парень тоже мог слышать.  — Почему ты просто не можешь сказать, что тебе абсолютно наплевать на имя этого мальчика, и что тебе не с кем выпить, так как ты обижена на весь свет из-за меня, а тут сидит твой вроде как бы знакомый, правда безымянный?  — Спросил Левиафан со свойственным ему сарказмом и интонацией.
        Лилит посмотрела на него с иронической улыбкой и слегка приподнятыми бровями.
        — Смотри, что сейчас будет!  — шепнула она ему.  — Охрана!  — заорала она во весь голос,  — помогите, охрана! Ко мне пристает какой-то мужчина! Он грозится избить моего знакомого! Охрана!
        Через две секунды из-за угла выскочили два здоровых мужика с вопросами «кто?» и «где?», и Лилит только вытянула палец, который указывал на обалдевшего вампира. Он стоял с открытым ртом и прищуренными глазами, затем на его лице промелькнула улыбка.
        Охранники взглянули на лицо девушки, оно было все заплаканным. За две минуты Лилит успешно разыграла трагедию. Когда Левиафана уводили за руки, он обернулся и бросил на Лилит взгляд полный негодования, с примесью восторга.
        — Что это было?  — спросил ошеломленный Питер, смотря в след людям, уводящим слегка разъяренного вампира.
        — Ничего, не обращай внимания! Просто какой-то идиот,  — пробормотала Лилит и села за столик.
        Левиафана вывели из клуба, сказали, что он персона нон-гранта, и больше его туда не пустят ни за какие деньги, и пусть благодарит Бога, что они еще и полицию не вызвали.
        Молодой человек стоял один на пустынной улице и покусывал губу. Ему было смешно и как-то не по себе потому, что он был чуть-чуть расстроен. Женщина, у которой он пытается выпросить прощения, открыто измывается над ним уже не первый день, а он, как последний идиот-романтик спускает ей все это с рук.
        А что ему еще оставалось делать? Что вообще делать в таких ситуациях, когда и хочется и колется? Ему хочется сказать: «да ну ее к черту», и в тоже время, «мое! Значит должно быть рядом!». Что Левиафан, что Лилит, портили себе жизнь своей упертостью. Может он и послал бы ее в далекое путешествие к слуге сатаны — черту, да вот только принцип мешает это сделать. Если бы тогда, первое, что он сказал себе, было бы никогда не видеть ее больше, он принципиально бы это сделал. Но он-то сказал себе «я буду прощен!», значит, так тому и быть, ни шагу назад, или в какую-либо другую сторону. Лилит же напротив, пообещала себе противоположную вещь — просто так не прощать, чему стойко придерживалась, подпитывая это еще издевками и мелким мщением. Ну, разве не идеальная пара?
        Питер, через час, извинившись перед Лилит, отправился домой, оставив ее в полном одиночестве и открыв ей вид на соседние столики. За одним из них она увидела Жаклин, которая пристально и печально смотрела на нее. Через десять минут переглядок, она встала и подошла к Лилит.
        — Я присяду?  — Серьезным тоном спросила она.
        Лилит пожала плечами и кивнула на пустой стул, продолжая пить коктейль.
        — Лилит,  — начала Жаклин, смотря прямо в глаза подруге,  — ты знаешь, у меня свадьба через три недели…
        — У, поздравляю,  — холодно ответила Лилит, помешивая трубочкой лед в бокале.
        — Я тут подумала,  — продолжила она,  — у меня ведь нет никого кроме тебя, нет ни одного близкого человека, который смог бы стать моей подружкой и свидетельницей…Что мне делать, Лилит?
        Лилит посмотрела на Жаклин исподлобья, вздохнула и опустила глаза. После тщательного разглядывания деревянной поверхности стола, Лилит подняла глаза, почесала лоб и смахнула падающую слезу.
        — Тебе следует поискать того, кто не предаст тебя!  — прошептала Лилит.
        Затем она встала и ушла, вытирая слезы с глаз.
        Еще прошлой ночью Лилит для себя решила, что Жаклин потеряна для нее. Она устала звонить, оставлять сообщения, с просьбами перезвонить. Ей надоела лживая погоня.
        Принимая это решение, Лилит была полностью уверена, что Жаклин никогда не простит ее, и, естественно, она никак не ожидала такого поворота событий. Не зная всей правды, Жаклин пришла к ней, готовая простить Лилит за то, чего та не делала. Пришла, потому, что ей нужна была подруга, но Лилит оттолкнула ее потому, что не хотела быть прощенной за то, чего не делала. Потому, что не хотела видеть на себе укорительные взгляды, ибо предательство так просто и быстро не забывается. В этот «чудесный» век люди забывают только хорошее, а плохое помнят аж поколениями.
        Лилит думала, что у нее больше нет шансов объяснить Жаклин, что не надо помнить плохое, которое к тому же не существовало. Все эти шансы у нее забрал Левиафан, когда она впервые пришла поговорить с ней, а унижаться Лилит была не готова ни перед ним, ни перед подругой, да и вообще, в принципе ни перед кем. Для нее было унизительно просить прощения у Жаклин потому, что не за что было прощать. А валяться в ногах у Левиафана она не считала нужным потому, что он был мужчиной. Все просто, как дважды два, только вот от этой простоты уж очень сильно болела душа.
        Левиафан бы удивился больше всех, узнав, что у нее, оказывается, есть душа, и более того, она еще и чувствует, болит, переживает…даже за него. Только она находила в себе силы тщательно скрывать всю свою чувствительность. Два человека, которые в очередной раз доказали ей, что неважно, играешь ты в жизни какую-то роль, имея при себе огромный шкаф с различными масками, или показываешь себя настоящую, людям все равно плевать на это. Лилит не могла понять, что так притягивает вампира в ней — злость? Ненависть? Месть? Жестокость? Ведь он, на самом деле, ничего другого от нее не видел, что он так любит в ней? И Жаклин, которая знала Лилит, как честного человека, всегда говорящего правду, и что она делает? Слушает пустоту в виде Левиафана (потому, что для нее он никто), и самое обидное это то, что она еще и верит ему, а не подруге. Лилит задавалась вопросом «так кто еще кого предал? Кто должен просить прощения?»
        Лилит шла из клуба, не сдерживая больше слезы. Каждый день слезы, и это-то весной? Когда душа поет вместе с птицами, а сердце бьется наравне с природным пульсом бытия? А близкие люди не перестают разочаровывать и затаптывать радующееся весне сердце! Забавнее всего было то, что у всех троих сердца были, так сказать, не в лучшем положении, все ходили и переживали, как слепые идиоты. Это же так странно, что никто из них не смог заметить, что им всем троим плохо друг без друга. А не смогли они этого заметить потому, что слишком заняты только своими, личными переживаниями.
        Лилит шла к метро, постоянно вытирая слезы, которые никак не хотели прекращать капать из ее глаз. Она шла, постоянно пытаясь выкинуть из головы все мысли, которые никак не хотели уходить оттуда.
        — Девушка, вас подвезти?  — рядом с ней притормозила машина, и, из-за наполовину открытого окна, на нее смотрели черные глаза.
        Лилит остановилась, и слезы окончательно брызнули из глаз. Счастье мгновенно скрылось с физиономии вампира. Он выскочил из машины и схватил Лилит за плечи.
        — Что, милая, что случилось?  — спросил он, обеспокоенно глядя в ее заплаканное лицо.
        Лилит ничего не ответила, только уткнулась в его плечо и зарыдала еще громче. Левиафан закатил глаза и обнял ее.
        «Ненавижу рыдающих женщин! Это очень страшно, потому что они ничего не говорят, только сидят и рыдают. А тот, кто рядом с ними в этот момент, должен резко стать телепатом и догадаться, почему она рыдает. И итог этого всего будет в том, что тебя еще и обвинят во всем!», подумал он про себя, ведя ее к машине.
        — Ну все, милая, успокойся,  — нежно прошептал он пристегивая ее ремнем безопасности.
        Минуты две он рассматривал ее, затем завел двигатель и нажал на газ.
        — Милая, что случилось?  — спросил он через десять минут, заметив, что дама его сердца более или менее успокоилась.
        Лилит с улыбкой посмотрела на него красными от слез глазами. Это даже слегка напугало Левиафана.
        — А как ты думаешь?
        — Ну…Я думаю, что ты раскаялась за свое поведение в клубе и плакала из-за того, что я ушел!  — съехидничал он, глядя на дорогу.
        Девушка посмотрела на него и сделала гримасу отвращения.
        — Как всегда в своем репертуаре, самоуверенность так и лезет из тебя…Во-первых, тебя оттуда вывели, а не ты ушел. Во-вторых, это слишком большая честь для тебя, чтобы я рыдала прямо на твоих глазах, раскаявшись за мое поведение в клубе. В-третьих, у нас с Жаклин состоялся двух минутный разговор, итог которого меня расстроил.  — Последнюю фразу Лилит произнесла уже не на таких высоких и счастливых нотках.
        — Ха!  — вскрикнул Левиафан, скосив на нее глаза.  — Вы, женщины, совсем обезумели! Почему вы рыдаете из-за кого угодно и из-за чего угодно, но только не из-за любимого мужчины?
        — Наверное, потому, что мужчины совсем обезумели от своего собственного «Я» и даже не могут задуматься о том, что помимо них есть еще и другие люди, которые достойны того, чтобы из-за них плакали! Особенно ты, обезумел от себя, так что плакать из-за тебя я принципиально не буду!
        — А я бы поплакал из-за тебя!  — Пожал плечами удивленный вампир.
        — Ну так поплачь!  — предложила Лилит, вопросительно посмотрев на него.
        Он ответил ей таким же взглядом, затем смутился и отвел глаза.
        — Не получается…Не могу, когда на меня смотрят! Давай в другой раз?  — голосом полным энтузиазма, предложил он.
        Пальцы Лилит сжались в кулаки, и она улыбнулась.
        — Левиафан, не отвлекайся от дороги, а то тебе придется поплакать на моих похоронах, если ты сейчас въедешь вот в этот большой грузовик!  — быстро проговорила Лилит, уставившись на массивную машину, которая была в десяти метрах от капота их полуджипа.
        — О, черт!  — Вскрикнул Левиафан, резко вывернув руль.  — Ты чуть не убила себя, Лилит! Потому, что я занимался вызыванием слез из своих систем!
        — А, ну да, конечно!  — Лилит стукнула его по плечу и отвернулась.
        Она вошла в квартиру, скинула пальто и сапоги и, практически сразу же, упала на кровать, устремив взгляд к потолку. Левиафан присел рядом.
        — Что-нибудь хочешь?  — спросил он ее.
        — Смерти глоток…
        Левиафан ушел на кухню, налил два стакана виски, кинул льда и вернулся в комнату.
        — На, отпусти ситуацию!  — сказал он, протягивая ей стакан.
        Лилит взяла его, едва улыбнувшись. Вампир присел к ней на край кровати и сделал глоток жгучего напитка.
        — Ну, и до чего вы там договорились?  — спросил он, убирая с ее глаза челку.
        Лилит прикрыла глаза, снова приподнимая уголок губ вверх.
        — Мы договорились о том, что не надо прощать предателей, меня то есть,  — усмехнувшись, сказала она.
        Левиафан, с задумчивым взглядом, смотрел в потолок.
        — Эх…Ты же ведь ее не предавала!  — невинным голосом констатировал он.
        — Спасибо, что напомнил, а то я уже почти поверила в противоположное…Да и какая разница? Она-то все равно не знает правды и не узнает! Ей нужна свидетельница на свадьбе, а я, предавшая ее, не могу взять на себя столь ответственную роль, понимаешь?  — спросила она его укоризненно.
        — Да уж,… какое не хорошее положение дел…Лилит!  — ответил Левиафан так, словно его эта проблема вообще никак не касалась.
        — Угу, представляешь себе, милый?  — Надменно произнесла она и протянула ему пустой стакан,  — не хочу больше!
        Ей совсем не хотелось снова выяснять с ним отношения, она просто закрыла глаза и расслабилась.
        — Не хочешь что? Пить или разговаривать?  — не унимался Левиафан.
        — Ни то ни другое!  — нервно ответила Лилит, приоткрыв глаза.
        Вампир отнес стаканы на кухню. С минуту постояв и посмотрев в пустоту стекла, он вернулся в комнату и снова сел к ней. Его глаза пробежали по ее лицу, слегка задержавшись на губах, затем опустились на излюбленное место — шею. Левиафан облизнул губы и, еле дотрагиваясь, провел пальцем по шее. Соблазн был слишком велик, чтобы устоять. Левиафан наклонился и поцеловал девушку.
        — Бог мой, Лилит, я так соскучился… — еле слышно прошептал он, осыпая ее лицо поцелуями.  — Ты даже не представляешь, как я на самом деле испугался, что потеряю тебя из-за своей дурости…Ты даже не представляешь, как вина терзала меня вместе с совестью, и как сердце понимало, что пустеет без тебя со страшной скоростью. Милая, я ужасно и безвозвратно полностью погряз в тебе…прости меня.
        — И я тоже, Левиафан, соскучилась… — тихо ответила она, улыбаясь и прикрывая глаза от удовольствия.
        В этот момент острые клыки погрузились в кожу. У Лилит сперло дыхание от счастья и блаженства, от боли и наслаждения, от радости и долгожданного примирения. В итоге она просто потеряла сознание от переизбытка чувств.
        13
        —Шикарно. Взять и просто выключиться, ну что за женщина? Так нагло и безответственно бросить меня в таком…приподнятом состоянии!  — услышала Лилит, открыв глаза, причитания несчастного вампира.
        — Прости… — прошептала она, слегка рассмеявшись.
        Левиафан улыбнулся, склонив голову, посмотрел на нее на удивление добрыми глазами.
        — А ты оказывается очень нежная и чувствительная натура! Я много раз видел как девушки теряют сознание от ужаса, от страха, от того, что увидели любимого актера в живую. Но чтобы от наслаждения — первый раз такое встречаю!
        Лилит посмотрела на него и пожала плечами. Левиафан довольно вздохнул и лег рядом, положив руки под голову.
        — Лилит, ты, периодически меня сильно удивляешь, и знаешь, это хорошо! Мне нравится, что ты такая, вся недоступная и жестокая, и, в тоже время, настолько нежная и хрупкая, я даже и не подозревал, что настолько! Милая, где ты прячешь свою природную нежность? Почему люди говорят, что невозможно контролировать свои собственные эмоции? Глядя на тебя, я могу смело сказать, что это не так… почти не так! Ты прекрасно контролируешь положительные эмоции и, судя по всему, они у тебя под таким жестким контролем, что вообще не могут пробиться наружу. Изредка только вот, как сейчас, показалась твоя нежность. Но зато, ты также прекрасно контролируешь и негативные эмоции, которые, ты наоборот не пускаешь внутрь, всегда держишь их снаружи, чтобы если что, обрушить их на голову любому человеку, который сделает что-то, что тебе не понравится. Вот теперь меня мучает вопрос — зачем же, вы, люди, пишите во всех книжках по психологии, что эмоции невозможно контролировать? Наверное, для того, что бы сказать, допустим, «Иди к черту», или нет, чтобы налить яду в бокал с вином мужу, а в суде потом сказать типа: «А что
такое? У меня был эмоциональный срыв! Я же не могу сказать себе успокойся, когда эмоции рвутся из меня!». А вообще, людишки-то молодцы, таким образом почти алиби себе обеспечили. Вот дела, где-то вы очень умные, а где-то…! Хотя, вот опять же! Вы даже ум и глупость в состоянии контролировать! Не один раз я замечал, что там, где человеку может достаться по голове, он включает такого идиота, что ему настоящий идиот позавидовал бы. А вот, например, там, где светит куча денег, он мгновенно становится умным. И я даже уверен, что умнейшие люди опешили бы от умности этого человека. Вы все симулянты, причем симулируете вы не болезни, а жизнь. Пишите оправдательные книжки, называете это психологией, прячете в себе положительные эмоции и говорите о неспособности контролировать это, безумно любите кого-то, а в лицо говорите хорошо обдуманную ложь (и то, не всегда хорошо обдуманную), кричите, что вам на все наплевать и, в тоже время, плачете, увидев на улице котенка. Одним словом, Лилит, вы врете, постоянно врете. Врете родителям, друзьям, близким, любимым и, как ни странно, самим себе. Причем настолько сильно
врете, что в итоге, сами верите в собственную ложь. В мое время, когда я был человеком, такого не было. Казалось бы, что такое пятьсот лет для истории — это же тьфу! Но за эту половину тысячелетия люди, кардинально изменились и так изменились, что мне стыдно говорить о том, что я когда-то был человеком. Понимаешь, Лилит, до чего докатилось человечество, что стыдно сказать «Я — человек!», а пятьсот лет назад, это была гордость и честь. А сейчас столь прекрасное создание как «человек» приравнивается к млекопитающим, только под примечанием «Высшая нервная деятельность». Звучит, конечно красиво. Но то, что во всех книжках по биологии написали, что человек — это животное, видимо никого не беспокоит. Более того, люди, базируясь на этих учебных параграфах, начинают вести себя, как животные! Только хуже! В сотню раз хуже! Это, наверное, для того, чтобы оправдать словосочетание «Высшая нервная деятельность», ибо ни одно животное не додумается до того, что творит человек. Животные не колются героином и не пьют алкоголь, при этом рожая детей, которых потом в мусорный бак выкидывают. Животные не врут друг другу,
животные не боятся постоять за свою самку. Взять, к примеру, львиный прайд. Один лев защищает всех львиц, да еще и своих детей, и если он не справляется, то он погибает, а не как человек, разворачивается, плюет и говорит «черт с вами», а потом со спокойной душой уходит. Причем говорит он это одной женщине и с одним ребенком. Животные не убивают друг друга ради прикола, денег и крутизны. Они не убивают место, где живут — природу, а человек это делает, и, по-моему, с большим удовольствием. Это, наверное, неописуемое наслаждение, прийти, вырубить лиственный лес и построить, вместо природного кислорода, пару домиков, за которые он потом будет получать деньги, забывая о том, что когда атмосфера наполнится углекислым газом, он не сможет ни за какие деньги купить кислород. Или, знаешь, еще более огромное блаженство человек получает, когда знает, что, например, ирбис находится на грани исчезновения. Численность этой прекрасной кошки катастрофически мала, грубо говоря, их можно по пальцам пересчитать, но человек, случайно встретив эту кошку, со спокойным сердцем уничтожает ее ради денег и хвастовства. Люди
просто достигли состояния Бога, они убивают, даже не поведя бровью. Так что стыдно сказать, что человек — это животное. Я думаю, не стоит до такой степени бессердечным и жестоким называнием «человек — млекопитающее» порочить столь уникальный и разнообразный мир животных, который к людям не имеет никакого отношения. Вот так вот, забавно, мне стыдно за то, что я называюсь человеком, а животным стыдно за то, что человека называют животным. Я бы людей записал в отдельный вид биологии, например «роботы-камикадзе, истребители» потому, что, то что вы выделаете сейчас с собой и окружающим миром не что иное, как самоубийство. О, кстати, еще одно глобальное отличие — животные хотят, очень хотят жить, а люди нет, у них отсутствует желание к жизни, поэтому они старательно гробят всю планету. Наверное потому, что «одному умирать скучно, поэтому я, пожалуй, прихвачу с собой всю планету». Физики, кстати, первые обеспечат исчезновение половины земли, когда доиграются со своим коллайдером, ядерными бомбами, водородными взрывами, гонками в вооружениях. А потом останется меньшая часть, которую оставшиеся в живых люди
уничтожат еще быстрее. И затем, вот он, рай — полумертвая, но довольная, наконец-то, земля вздохнет с облегчением, осознав, что по ней больше не бегают роботы-истребители, и что она может спокойно восстанавливать весь ущерб, нанесенный ей за последнее тысячелетие. Круто?  — Левиафан с улыбкой скосил глаза на Лилит, которая лежала на боку, подперев рукой голову, внимательно слушала его.
        Изредка улыбаясь над издевательскими фразами вампира.
        — Да, Левиафан, ты умеешь обрисовать приятную перспективу! Я, кстати, буквально недавно, несколько дней назад, думала об этом же и поняла одну немаловажную вещь, хоть и неприятную! Ты можешь взять мегафон в руки и ходить орать через него каждому прохожему в ухо, то, что ты мне сейчас сказал. И результатом твоего благого намерения спасти природу, будет то, что тебя отправят в сумасшедший дом с ужасной антисанитарией, где тебя заколют наркотиками, и ты умрешь еще быстрее, чем эта планета. Миллиарды людей знают о том, что сейчас твориться, и каждый из них сидит и думает, что он один, а один он не справится.
        — Правильно! Люди только исподтишка не боятся делать в одиночку и то, только гадости. А во имя спасения природы, ты что? Лучше думать, зачем что-то делать? Авось само все случится, а между тем, я пойду, нарублю дров и убью лягушку. Знаешь, Лилит, в мире есть люди, которые не испугались бороться за окружающий мир в одиночку. И где же твои миллиарды, которые боятся, что они одни? Вот, пожалуйста, подключайся к человеку, который уже пытается добиться чего-то. Лилит, ни один из этих миллиардов не сдвинется с места потому, что лень, потому, что «я лучше посмотрю очередную новость по телевизору о том, как убили еще одно редкое животное или вырубили очередной лес и поплачу над этим!». Я еще раз повторюсь, люди — самоубийцы, причем умереть они хотят медленно и мучительно, не забывая при этом убивать еще и друг друга, и воевать с использованием ядерного оружия за единственный уцелевший природный ресурс. Бог мой, зачем вам психология? Этот нудный и никчемный предмет тянется и изучается еще со времен Древней Греции, но неужели никто из этих «психологов» не заметил за эти две тысячи лет, что люди просты, как
цветочный пестик и тычинка, хотя последние посложнее человека. У людей нет психологии, инстинкты — жрать, спать, гадить и добиваться выгоды — это все! Я никак не могу понять, неужто «психологи» изучали и изучают вот эти четыре человеческих инстинкта столько лет? Лучше бы они занялись более полезным делом. Например, внушили бы через свои гипнозы, что природу нельзя убивать, что животных надо спасать.
        — Левиафан, а может они еще помимо четырех инстинктов, изучают человеческие эмоции, об этом ты не думал?  — подковыристо спросила Лилит вампира, разгорячившегося таким важным для него разговором.
        — Что?  — выпучил он глаза и взвизгнул,  — что они изучают? Эмоции? Лилит, милая, я считал тебя более умной девушкой, не разочаровывай хотя бы ты меня! Любое слово можно разобрать по составу и много чего выяснить из этого состава. Значит, психология — состоит из двух корней: ???? — психе — означает душа, психея — олицетворение души; ????? — логус — значение, смысл. Далее, первое плюс второе получается изучение или значение души. Так вот вопрос Лилит, ты где-нибудь случайно не видела душу? Ну, или хотя бы слышала о том, что ее кто-нибудь видел? Ну, или просто констатировал факт, подтверждая научными доказательствами, эту выдуманную субстанцию?
        Лилит отвела глаза, напрягла лоб, который покрылся из-за этого морщинками, и начала вспоминать.
        — Честно сказать, нет, не слышала и не видела… — не успела она договорить.
        — Правильный ответ! Каждый человек использует слово душа, но как хорошо продуманную метафору. Вопрос «у тебя есть вообще душа?»  — значит «ты думаешь, что ты делаешь?». Просто первый вопрос поэтичнее звучит красивее и романтичнее. Душа — красиво звучит, правда? Нет никакой души! Это слово было придумано для написания прекрасных стихов о любви и признаний в ней же. Так вот, что касается эмоций. Если психология — это душа, то какого черта «психологи» лезут в эмоции? Пусть ищут душу, как краеугольный камень (глядишь, может, когда найдут), а не лезут в физиологию человека, существование которой подтверждено различными опытами и другими научными доказательствами! Тихо, тихо, Лилит!  — перебил он ее, заметив, что она хочет что-то сказать, и продолжил.  — Милая, не надо мне рассказывать чуть ли не единственный безрезультатный опыт с душой, который проводился взвешиванием мертвого тела, и типа оно весит чуть меньше потому, что душа вылетела из организма. Эти псевдоученые, психологи попробовали бы взвесить это тело еще раз лет так через пятьдесят, когда там останутся одни кости. Складывается ощущение, что
они тупо игнорируют факт того, что после остановки сердца, тело начинает, грубо говоря, иссыхать, и с каждым днем весит все меньше и меньше. Так, дубль два, касаемо эмоций! Абсолютно любая эмоция — это химическое взаимодействие гормонов и нервной системы в организме человека. Элементарный пример — серотонин — гормон счастья и радости. То есть, когда гипоталамус вырабатывает серотонин, человек радуется. А еще проще, пойди и наешься бананов и шоколада, и тебе обеспечен этот гормон радости. То же самое происходит и со всеми другими эмоциями, будь то любовь или печаль. Это химия, Лилит! В медицине это называется физиологией. А я никак не пойму, почему «психологи» с таким наглым рвением изучают, допустим, ту же радость, выработанную гипоталамусом, и мало того, они еще и приписывают эту радость к мифической и метафорической душе! По-моему «психологи» совсем обнаглели лезть в святую медицину, с их несуществующей душой! В подтверждение моих слов — люди врут сами себе и очень даже успешно.
        — Левиафан, но люди же ходят к психологам и находят там поддержку!  — возразила Лилит.
        — Вот именно, Лилит, они находят там поддержку. Чтобы поддерживать людей не обязательно учиться пять лет на факультете психологии, пять лет изучать этот миф и четыре инстинкта! Но что делают люди? Они достают из огромного кошелька денежные купюры (при этом на спасение животных у них никогда нет денег) и дают их бородатому дядьке в круглых очках, ну или тетке с пучком на голове (которая, как истинный психолог не может дома разобраться в проблемах с мужем), эти люди называют себя «психологами». В итоге, ты им платишь бешеные деньги за то, что рассказываешь, что у тебя произошло в семье, а затем видишь сочувствующий взгляд. К месту, взгляд может меняться в зависимости от сложившейся ситуации, то есть, я хочу сказать, что если человек пришел с хорошими новостями, «психолог», который его поддерживает, сидит и улыбается. Если новости, точнее история плохая или грустная, то и оплачиваемая поддержка сидит и грустит вместе с тобой. И еще забавный факт, этот психолог-мифолог умудряется давать такие идиотские советы (хотя им запрещено это делать), от которых становится еще хуже. А все потому, что он сидит и
отвечает строго заученные, еще в институте, фразы вместо того, чтобы понять, что у человека, который пришел по своей глупости к нему на прием, нет души, но у него, черт побери, есть характер! А характер — это индивидуальная черта каждого живого организма, с красивым названием «Высшая нервная деятельность», включая животных. И если один человек может последовать дурацкому совету псевдо-врача, например, извиниться перед кем-то, то вот взять тебя, ты Лилит, быстрее глаза вырвешь этому «психологу», чем пойдешь и извинишься передо мной. И изучать характер — это самое бредовое занятие, которое придумали люди! Потому, что характер уникален по своей сущности. Невозможно найти двух одинаковых людей, миф Платона об Андрогинах здесь не работает, не бегает никакая вторая половинка кого-то по земле. Люди все разные, но с общими идиотскими принципами, которые по-моему мнению не достойны изучаться ни одной наукой, разве что «психологами», им все равно делать нечего. Об этих идиотских принципах я говорил, когда рассказывал о животных. Но, есть еще одна мощная коалиция, нет, это даже диаспора, которая если бы меня
сейчас услышала, то вонзила бы мне кол в сердце. Это астрологи. Вот эти товарищи никогда не согласятся, что у каждого человека, свой индивидуальный характер. Допустим, если ты Телец, то все, это приговор и обвинения в жадности, алчности и меркантильности. Если астрологам сказать, что один Телец создал на свои последние деньги приют для животных и отказался от всех поощрений, то знаешь, что они скажут на это — «А, это не типичный знак зодиака или все из-за алчности и тщеславия!». Но и на том спасибо. Диаспора астрологов более снисходительна к разнообразию характеров, чем диаспора «психологов». У последних на все один ответ «расслабьтесь, отдохните, извинитесь» или «что вы думаете по этому поводу?». «Психологи» делят характер человека приблизительно на пять психотипов, что-то вроде некого сценария, по которому разворачиваются действия характера. Возьмем к примеру одну из схем пять типов — шизоидный (тут все ясно — доехала хорошо, целую, крыша), оральный, психопатический, мазохистский (это, когда мама в семье доминирует), жесткий. Видимо, «психологи» посчитали, что все-таки пять типов характера это мало
и решили последнему жесткому типу подписать еще два: фаллический и истерический. Если мне память не изменяет, я сейчас говорю о фрейдовской классификации. По этой классификации, мы с тобой Лилит, относимся к психопатическому типу характеров. Ты знаешь, что такое психопатия по определению «психологов»? Psyche — душа, pathos — болезнь, страдание, неуравновешенности внутри собственного «Я», полная дисгармония души. Так вот чертовы «психологи», считают, что мы с тобой под таким типом характера социально опасные личности, из-за душевного дисбаланса. Душевнобольные, психи одним словом. Как тебе? Вообще, они постоянно смешивают эти пять типов между собой, подбирая их к определенному человеку, и пытаются предугадать его поведение, по составленному шаблону — психотип так называемый. Но, эти мифологи к тому же еще и вывели четыре вида темперамента. Ну, их знают все: сангвиник, холерик, флегматик, меланхолик. Самое забавное, что люди упорно пытаются узнать, к кому из этих типов темперамента относятся, и они никак не могут этого сделать, обязательно что-то не совпадает. Поэтому эти четыре типа тоже можно мешать,
как тебе вздумается. Астрологи, кстати, тоже не очень-то спешат расширять круг характеров людей. Двенадцать знаков зодиака, и хоть ты тресни, двенадцать типичных характеров. И если им сказать, что оказывается, где-то там, далеко в небе благоприятно цветет и пахнет тринадцатый знак, то они посмотрят на тебя, как на умалишенного и приведут просто потрясающий довод: «да это же просто созвездие! Таких в небе миллиарды!». Так вот почему характер человека не может быть под одним из этих миллиардов созвездий? Нет, он, по их мнению, может быть только под каким-то из этих двенадцати знаков. Кстати, чертовы звездочеты заявляют, что у каждого знака тусуется еще и планета-покровитель. Но вот беда, Лилит, в солнечной системе всего девять планет (причем планету Плутон с позором изгнали из этой системы, поняв что он вовсе и не планета, а всего лишь астероид-переросток), а знаков — двенадцать. И принимая к сведению, что на одного только Скорпиона уходит сразу две планеты, по-моему, это Марс и как раз переросток Плутон. Остальным же знакам приходится делить еще и одну планету на двоих. Например, Сатурн правит
Козерогом и Водолеем. Можно сделать вывод, что знаки под одной планетой похожи, то есть, мало того, что все, кто родился под созвездием Козерога, похожи по характеру, так они еще и на Водолеев похожи!
        Лилит чуть ли не задыхалась со смеху, слушая доводы Левиафана, да он и сам не прочь был улыбнуться.
        — Лилит, я, конечно, понимаю, что это смешно звучит, но это факт! А знаешь, жил когда-то в XVI веке (я тоже жил в то время и помню это) человечек, очень умный человечек для того времени. Звали его Исаак Ньютон, это он под яблонькой сидел, это его ученики в школе должны ненавидеть за физику. Вот этот вот умненький дяденька, который смотрел как падают яблоки, изучал еще и звезды! Он свято верил в оккультную фигню и в то, что тело человека населено не душой, а толпой духов! А мне вот все время казалось, что люди, которые занимаются точными науками не должны верить в оккультизм и в астрологию!  — тяжело дыша, он уставился на Лилит.
        — Милый мой, ты что-то разошелся сегодня! Пока мы с тобой были в ссоре, ты ни с кем не общался что ли? Что с тобой?  — Усмехнулась Лилит.
        — Ничего, я просто хочу, чтобы мы снова жили вместе!  — Сказала он специально как бы между делом.  — Давай попробуем еще раз стать людьми, а не инфузориями-туфельками. Давай попробуем жить, как должны жить люди, а не как паразитирующие клещи и глисты.
        Лилит посмотрела на него и рассмеялась во весь голос. Левиафан прикоснулся к ее лицу и приблизился к ней с попытками поцеловать, но она слегка оттолкнула его.
        — Так вот значит, каких животных ты не любишь и не стал бы бороться за них — глисты и клещи?  — издевательским тоном спросила Лилит.
        Он улыбнулся и опустил глаза.
        — Я прощаю тебя, Левиафан.  — Набравшись сил, выдала Лилит.  — Я прощаю твою измену. Но я не обещаю, что никогда больше не вспомню о том, что ты сделал. Более того, я просто не могу забыть. Ты сделал мне слишком больно, чтобы забыть. Твое голое тело еще долго будет стоять у меня перед глазами. Я не держу зла и я готова простить, но не готова забыть.
        — Я сделаю все, чтобы та ужасная картина стерлась из твоей памяти… — шептал вампир, целуя руки девушки.
        Лилит наблюдала за ним с легкой улыбкой.
        Ей стало совсем легко, когда она высказалась. Огромный камень свалился с души и Лилит почувствовала, как душа отмывается от застывших слез и начинает порхать.
        — И еще кое-что — строго сказала девушка,  — я готова вернуться к тебе в дом.
        Левиафан вскочил, хлопнул в ладоши и за десять минут перетаскал все нужные и не нужные вещи вниз. Аккуратно усадив девушку в машину, словно это был очень редкий фарфор, он весело запрыгнул на водительское сидение и повез свою драгоценность в свое логово.
        Лилит вошла в дом и выпучила глаза, затем она медленно развернулась и недовольно посмотрела на вампира стоящего рядом.
        — Левиафан, ты что, не убрал весь этот бардак, который я… — Лилит не стала договаривать фразу и уставилась на него.
        — …который ты оставила мне! Нет, не стал! Я подумал, что хоть что-то должно напоминать мне о тебе, и решил сохранить этот погром! Ну, а раз ты здесь, то ты поможешь мне убраться. Единственное, что я сделал, так это отдал твою машину в ремонт!
        — Машина…я по ней соскучилась…А ее смогут восстановить?
        — Конечно, смогут! Это же груда железа, а в наше время даже сердца восстанавливают! И плюс в этой мастерской твоя машина — постоянный клиент, они уже знают к ней подход!  — улыбнувшись, ответил он и поцеловал ее в лоб.
        Он прошел в гостиную и плюхнулся на распотрошенный диван. Закинув ногу на ногу и раскинув руки по всей спинке дивана, он прикрыл глаза и заговорил.
        — Сегодня двадцатое марта, пару-тройку недель мы потеряли с тобой в какой-то из ссор. Я решил переступить через себя и сделать тебе, наверное, самый дорогой и желанный подарок…точнее попытаться его сделать! Скоро ты об этом узнаешь!
        14
        — Залазь!  — Левиафан открыл дверь машины и подал руку Лилит.
        — Благодарю, сэр!  — оскалилась Лилит и залезла в машину.
        Он быстро захлопнул дверь и залез на водительское сидение. Взревел двигатель, и машина медленно покатилась вперед и начала довольно резво разгоняться. Рука переключала скорости легко и не принужденно, а ноги словно игрались на трех педалях.
        — Куда мы едем?  — спросила Лилит, складывая кубик рубика.
        — Это сюрприз, милая!  — быстро ответил он, не отводя глаз от дороги.
        На улице моросил дождь, такой поганый и мерзкий. Лобовое стекло машины постоянно пачкалось от летящей с дороги грязи и от гадкого дождя. Вокруг все было темного и серого цвета, как будто что-то случилось, и сейчас царствовало время пост-апокалипсиса. Людей видно не было, громоздкие тусклые тучи висели буквально над головой. Они были земляного цвета, только сухие, серые-серые, как огромная мышь.
        Лилит неотрывно складывала логическую игрушку и даже не смотрела в окно, слишком уж за ним было мерзко.
        — Я могу сделать вид, что я удивлена… — промямлила она.
        — Нет, милая, потому, что я не могу сделать вид, что ты об этом не знаешь,  — Левиафан слегка улыбнулся.
        — Ты ужасно вредный… — обиженным голосом сказала Лилит, продолжая вертеть в руках несчастную игрушку.
        Девушка напевала какую-то песенку под нос и жевала жвачку. Ее пальто было расстегнуто, а шарф не аккуратно лежал на плечах. Казалось, что она так погрузилась в составление и приставление разноцветных полосок, что ее совершенно не волновали ни Левиафан, ни мерзкая погода, и, скорее всего, ни даже куда они едут.
        Через некоторое время Левиафан начал парковаться на одно единственное место между двумя машинами, напротив какой-то забегаловки.
        Лилит подняла глаза и посмотрела вперед, она узнала это кафе потому, что была уже тут и не раз.
        Левиафан же все никак не мог вместить свой полуджип на место.
        — Раскорячился, урод!  — едва слышно буркнул Левиафан, глядя в боковые зеркала.
        — Меня уже тошнит от этих дерганий! Припаркуйся уже, наконец!  — жалобно проскулила Лилит, убирая кубик в бардачок.
        Затем она ощутила на себе злой взгляд вампира.
        — Хорошо, милая!  — нервно произнес он и нажал на газ.
        Машина задним ходом резко вкатилась в промежуток между двумя другими, при этом у одной из них, она сорвала боковое зеркало. Левиафан аккуратно посмотрел на болтающееся на проводе зеркало соседней машины и улыбнулся.
        — Ни минуты без гадостей и подлостей!  — вздохнула Лилит и вылезла из машины.  — Ну и в чем заключается сюрприз?
        — Внутри!  — улыбнулся он и приобнял поежившуюся девушку, пытаясь ее согреть.
        Они вошли в кафе, Левиафан специально шел впереди, ведя Лилит за руку сзади, чтобы она не увидела то, что он для нее приготовил.
        — Привет… — поздоровался печальный, но любимый голос.
        Лилит узнала бы этот голос из миллионов, она сразу же выскочила из-за плеча вампира, чтобы убедиться, что ей не померещилось.
        — Жаклин!  — вскрикнула она, сама того не ожидая, и посмотрела на Левиафана.
        Он с довольной улыбкой уже садился за стол, жестом приглашая Лилит сделать то же самое.
        В течение трех минут они молча смотрели друг на друга, иногда улыбаясь, потом смущались, прятали лицо за руками и снова улыбались. Левиафан взял всем по чашке кофе и сделал серьезное лицо.
        — Лилит, как ты думаешь, почему именно это кафе?  — спросил он с подоплекой.
        — Наверное, потому, что когда-то это было наше любимое место с Жаклин.  — Как-то грустно ответила Лилит.
        — Ага, вот все мы здесь для того, что бы слово «когда-то» заменить словом «сейчас»,  — уже без особого веселья сказал он, предвкушая то, что ему сейчас придется говорить.
        — Дамы, попрошу вас послушать меня очень внимательно и сделать потом правильные выводы из того, что я скажу,  — вздохнул он и посмотрел на девушек исподлобья.  — Ну что же, поехали! Ту чудесную, прекрасную ночь, которой вы упивались в клубе, испортил я. А сделал я это потому, что вы себя плохо вели. Я собственными глазами видел, практически измену моей девушки, и не знал, кого поблагодарить за это, а потом вспомнил, что у любимой девушки есть подружка, которая привела ее в клуб и кое-что дала ей. Жаклин, помнишь тот момент, когда мы с тобой стояли и разговаривали в клубе? Именно тогда, я вытащил твой телефон из сумки и подложил твоему мужу. Я ему соврал, сказав, что все это по просьбе Лилит, которая, наверное, даже не в курсе, что Марк ее кузен, не так ли Жаклин? Вот и весь рассказ. Но. Извиняться я за это не собираюсь потому, что не считаю себя виноватым в этом. Вы, дамочки, и только вы, вынудили меня поступить так с вами. Меня поглотила злость, а так как я не мог причинить вам физический вред, решил навредить морально. Жаклин, когда я говорил тебе о том, что Лилит придет с этой историей к тебе,
я соврал только в одном месте, когда сказал, чтобы ты ей не верила. Откровенно говоря, Лилит тут совершенно ни при чем. Поверь мне, в ту ночь, она была под наркотиками и ей было не до тебя и даже не до меня. Но повторяюсь еще раз — никаких извинений!  — он сурово посмотрел на них двоих и замолчал.
        — Чья машина стоит около моей? Кто это урод, который снес мое зеркало?  — кричал на все кафе мужик, который только что влетел с улицы.
        Левиафан приподнял одну бровь и улыбнулся как-то страшно.
        — Прошу меня простить!  — сказал он сладким голосом, поцеловал руку Лилит и встал,  — я этот урод!
        Он вышел из-за стола и пошел на встречу к мужчине, не переставая лыбиться, как чеширский кот.
        — Чего скалишься, щенок? Ну-ка пошли!  — гаркнул мужик и, схватив Левиафана за локоть, вытолкнул из кафе.
        — А что случилось, дорогая?  — спросила Жаклин в свойственной ей манере, совершенно забыв о только что состоявшемся разговоре.
        — Левиафан, когда парковался, снес у какой-то машины боковое зеркало! Это видимо была машина этого мужика!  — смеясь, ответила Лилит.
        — Слушай, он же убьет его сейчас! Пойдем, выйдем! Мало ли чего!  — Жаклин вскочила и хотела было выбежать, но Лилит поймала ее за руку.
        — Ты все еще хочешь видеть меня своей свидетельницей на свадьбе?  — Лилит специально задала отвлекающий вопрос, чтобы Жаклин забыла о разборках между двумя мужчинами.
        — Ты что, совсем не переживаешь?  — удивленно спросила она, садясь назад.
        «А чего мне переживать собственно? Бедная моя Жаклин, ты же вообще ничего не знаешь! А то, что знаю я, не мешает мне быть расслабленной!», подумала про себя Лилит.
        В слух она сказала, что не стоит переживать, что все будет нормально, Левиафан оплатит весь нанесенный им ущерб.
        Вампир, выскочив на улицу, резко развернулся и посмотрел на озверевшего мужика. Затем пробежался глазами по улице и по всем стоящим машинам. Никого и нигде не было, а это очень облегчало построение разговора с крикуном.
        — Тебя кто за руль посадил? — заорал мужик, подходя ближе к нему.
        — Полиция, когда права выдавала!  — безразлично ответил он.
        — Шутник, да? Сейчас я тебе так пошучу! Сучонок!  — багровое лицо тряслось перед Левиафаном, а он в это время еле сдерживал смех.
        — О господи…Слюней-то сколько. Всегда поражался, когда взрослые люди начинают себя так вот вести. В вас культуру общения не закладывали или она просто с возрастом куда-то исчезает?  — Левиафан был спокоен.
        — Ах ты, щенок!  — он замахнулся и попытался ударить вампира.
        Левиафан легко поймал его кулак и начал сжимать с такой силой, что послышался хруст костей. Мужик закричал и попытался вырвать руку, но у него ничего не выходило, а Левиафан продолжал с довольным лицом считать кости в кисти.
        — Что за…?  — скрипя зубами, прокряхтел мужичок, медленно опускаясь на асфальт.
        Левиафан начал приседать за ним, не отпуская руку.
        — Это не «Что за…?!», и я не сучонок, а уж тем более не щенок! Я старше тебя черт знает во сколько раз!  — Левиафан гневно смотрел в его глаза.
        — Что…Кто…?!  — только и хрипел мужик.
        — Считай меня Святой Миссией!  — шепнул он и со скоростью света затащил его за кафе и вцепился в шею.
        Мертвое тело рухнуло на землю, а Левиафан вытирал рукавом черной куртки кровавый рот.
        — Наивные человечишки!  — гневно прошептал он,  — когда же вы запомните, что не стоит кидаться на первого встречного. Когда же вы запомните, что перед вами может оказаться человек, который сильнее, ну или вампир, который лишит жизни и вдобавок еще и отобедает прекрасно!
        — Все нормально?  — спросила Жаклин, увидев вампира.
        Лилит подняла глаза и сразу же поняла, что у него все даже лучше, чем нормально.
        — Шикарно!  — расплылся он в довольной улыбке, подтверждая мысленные догадки Лилит.
        В течение двух часов они обсуждали предстоящую свадьбу Жаклин и кто, какую роль будет играть в этом важном событии.
        Жаклин впервые выглядела действительно счастливой, она никогда не была такой в первом браке. Лилит помнила свадьбу с Филиппом и перед ней Жаклин не была особо счастлива. Она просто почему-то воспринимала это как должное, что-то необратимое. Видимо она любила первого мужа как-то по-другому, нежели Марка. Три недели до свадьбы, а она уже вся светится.
        Левиафан наблюдал за девушками, за их оживленным разговором с лицом психотерапевта.
        «Я об этом еще пожалею…Женская дружба — это проклятие для мужнины. Куда не сунься — везде подружка! За что меня так прокляли и кто? Ничего хорошего из этой дружбы все равно не выйдет. Если Жаклин раньше видела в Лилит только свободные уши, то сейчас Жаклин ей не особо доверяет, потому, что запуталась, где правда, а где ложь. Но сейчас они обе выглядят очень счастливыми!», Левиафан улыбнулся.
        Они отвезли Жаклин домой, расстались все довольными и счастливыми. Жаклин и Лилит были довольными потому, что помирились, а Левиафан был рад потому, что теперь он мог наслаждаться тишиной.
        — Ты не хочешь меня поблагодарить?  — незатейливо спросил он, когда они отъезжали от дома подруги.
        — За что?  — выпучила глаза Лилит,  — за то, что ты медленно уничтожаешь мою личность?
        — Лилит! Не надо громких слов!  — рассмеялся он и погладил по ее колену мизинцем.
        — Зачем ты это сделал?  — спросила Лилит с довольным лицом.
        — Знаешь, милая, сам задаюсь этим вопросом уже весь день!  — он цинично перевел на нее глаза.
        — Да? Может ты еще и жалеешь об этом?
        — Честно — очень!  — нахмурился он.
        Лилит улыбнулась и отвернулась к окну.
        Погода менялась. Мерзкого дождя уже не было, небо становилось голубым, а тучи исчезали. На улицах снова начинала кипеть жизнь человечества. По мостовым романтично брели влюбленные парочки, крепко обнимая друг друга. Они как будто боялись, что если разожмут эти объятия, то вторую половинку куда-нибудь унесет. Они совершенно забыли, что ее и в объятиях может унести. В самые первые две недели периода страсти и дикой влюбленности люди не думают о том, что может случиться в будущем. И так глупо они ведут себя не только в этих отношениях.
        В принципе никто не задумывается о завтрашнем дне. Лилит — самый яркий представитель людей, забывших о будущем. Вампир и человек. Если бы она хоть на минутку задумалась об этом…
        Также и эти парочки, идут и просто наслаждаются друг другом, не задумываясь, потому что если задуматься, то пропадет удовольствие. Лилит смотрела на них с завистью в глазах. Все выглядело так безоблачно и беззаботно. Они с Левиафаном выглядели также легко и красиво при людях, но что творилось внутри, знали только они.
        Левиафан припарковался, заглушил двигатель и внимательно посмотрел на нее.
        — Пойдем, прогуляемся?  — неожиданно предложил он, выйдя из машины и взяв ее за руку.
        — Да? Пойдем, конечно. Только сейчас думала о том, что хорошо бы было пройтись.  — Воскликнула она.
        Левиафан поднял глаза к небу. Постоял так секунду другую и снова взял ее за руку.
        — Побродим по центру!  — он вопросительно посмотрел на нее,  — машину оставлю здесь, как ты думаешь?
        — Как скажешь. Я не против. Правда, кушать хочу.  — Она взяла его за руку и обняла, пока Левиафан пытался закрыть дверь машины.
        Одно рукой он обнимал, прижавшуюся к нему девчонку, другой разбирался с сигнализацией.
        — Кушать?  — переспросил он, закрыв, наконец, машину.  — Пойдем, перекусим чего-нибудь.
        Лилит заказала две порции мятного мороженного с клубничным сиропом. Левиафан ограничился тирамису.
        Он быстро съел свой пирог и, добравшись до сигарет и охлаждающего чая, незаметно наблюдал за Лилит. Она сидела напротив огромного окна. Вокруг нее ореолом по помещению распространялись лучи солнца. Ее лица было почти не видно, но блеск глаз не мог остаться не замеченным. Блестела и маленькая десертная ложка, которой Лилит уплетала холодное мороженое.
        Молодой человек молчал.
        — Что с тобой случилось, что сама тишина пожаловала?  — спросила Лилит, облизывая ложку.
        — Лилит, я хотел… — внезапно раздавший телефонный звонок, прервал Левиафана.  — Да? Кто?
        Лилит подперла голову руками и молча смотрела на Левиафана. Неожиданно его лицо стало совсем серьезным.
        — Sebastian! Bist du’s? Hallo — сказалон,  — ja, wie l?uft’s so? Gut? Ich bin froh daruber. Ich bin auch gut. Was gibt’s?[5 - — Себастьян! Это ты! Привет. Да, как поживаешь? Хорошо? Я рад. Тоже неплохо. Что нового?]
        Левиафан замолчал и внимательно слушал абонента. Он смотрел в пустоту и казалось, что совсем отречен от мира. Несмотря на то, что по лицу бегала еда заметная улыбка.
        — Sie ist da. Bei mir. Ja, sehr schon. Nein, nein ,nein. Ich breche das Spiel ab. Ja, ich bin sicher. Es ist mir egal. Warum? Ich hab' keine Ahnung…vielleicht nach ihrem Tode. Nein, Ich werde nicht. Hab’ gar keine Sehnsucht. Nachher reden wir dann weiter. Ok? Oh, wahr? Ich warte auf die Papiere und das Ergebnis. In Kurz? Liebe und Wissenschaft sind[6 - — Она здесь. У меня. Да, очень красивая. Нет, нет ,нет. Я прекращаю игру. Да, я уверен. Мне все равно. Почему? Я не знаю…может быть после ее смерти. Нет, я не буду. У меня нет желания. Давай позже поговорим. Хорошо? Ой, правда? Я жду документы и результат. Вкратце? Любовь и наука]… — ЛевиафанвзглянулнаЛилит.
        В его глазах появилось столько боли и отчаяния, какая-то скорбь и призывы простить. Слишком тяжелый взгляд… Слишком просто, чтобы не понять его насквозь… Лилитпоняла.
        — …Sind unertr?glich und unter Schmerz… Man braucht daruber nicht mehr nachzudenken. Ichrufedirzuruck[7 - — …Невыносимы и болезненны. Об этом лучше не думать. Я перезвоню тебе.].
        Левиафан отключил телефон и опустил взгляд. Ему даже не надо было смотреть на девушку, он и так и знал, что ему придется объясниться.
        — Ну да,  — тихо сказал вампир поднимая взгляд на девушку.  — Это звучало странно.
        — Наверное, даже не стоит спрашивать, что ты знаешь немецкий…
        — Друг. Да, он из Германии.
        — Это я уже поняла.  — Лилит почувствовала какую-то неловкость, нависшую над ними обоими.  — Чего он хотел?
        — Как обычно. Спросил как дела, никто ли не вогнал мне кол в сердце….
        — Остановись Левиафан.  — Перебила его Лилит.  — Ты говорил ему обо мне. Почему ты опять врешь?
        — Ну, конечно, милая я говорил о тебе, потому что ты — это единственное, что сейчас у меня есть.
        — Не нужно быть семь пядей во лбу, чтобы догадаться, что ты снова лжешь… — Девушка встала и пошла к выходу.
        Они пошли вдоль широкой улицы, Лилит решила отвлечься от того, что произошло в кофе. Какая ей, действительно, разница кто звонил и почему? Ее это не касается, раз ей ничего не говорят.
        — Жаклин хочет, чтобы на мне было надето красное платье на свадьбе! Я даже в принципе знаю, какое примерно, как оно выглядит. Я видела такое в магазине…
        — Милая, какое хочешь, такое и купим, только не тараторь так!
        — Хорошо!  — злорадно сказала она и начала еще быстрее говорить.
        «Да что же это такое? Стоит только о чем-то попросить, как все делается назло или принципиально! Как же тяжело с тобой воевать! Еще Себастьян, черт его побери, додумался позвонить со своими экспериментами… Только бы Лилит больше не вспоминала об этом…Лилит готовится к чему-то…Милая моя осмысленная девочка, как же мне интересно, каким образом ты собираешься поставить мне шах? Черт, я нервничаю потому, что рядом со мной ходит бомба замедленного действия, и когда она рванет, это будет настоящий апогей! Как бы мне хотелось предвидеть ту самую секунду, когда произойдет взрыв, и было бы забавно еще и попытаться его предотвратить. Жаль, что это невозможно…Женский бардак в мозгах не может разобрать сама хозяйка, а тут я, пытающийся предугадать ее шаг! Вздор!»
        Левиафан шел, погруженный в свои мысли, держа Лилит за руку. Она уже давно молчала и изредка посматривала на него.
        «Странный звонок. Немецкий язык. Опять он от меня что-то скрывает. Это что-то очень важное. Такой задумчивый… Интересно, о чем можно думать человеку, который прожил почти пятьсот лет? Мне кажется, что за все это время можно было пятьсот раз обо всем подумать…Но что же это за звонок… Может он как-то связан с секретом? Я должна все узнать…»
        Со стороны эта парочка выглядела очень странно. Их руки крепко сжимались, а взгляд был потуплен. Они молча шли с озадаченными лицами, придумывая и продумывая свои будущие шаги, какую фигуру и куда поставить, чтобы хоть как-то приблизиться к победе. Но они были настолько далеки от нее.
        Вот так случается, когда людям скучно. Они маются, не зная чем занять мозг и тело. Вроде и сюда и туда пытаются его приткнуть, а все что-то не то. Организм требует выброса адреналина. Можно, конечно, взять парашют и спрыгнуть с ним, но только это выброс не адреналина, а кала. В этом случае у Лилит случился бы акт дефекации, а Левиафану было бы абсолютно наплевать: в любом случае он не умер бы. Детское бесстрашие — не интересно и глупо. А вот трепать друг другу нервы, или какому-нибудь другому человеку — это занятие для умственно-продвинутых людей. Ведь чтобы задеть чувства другого человека надо очень умело и аккуратно поставить пешечку, чтобы ее не съели в ответ. Левиафан четыреста восемьдесят пять лет ходил и страдал от скуки и тут ему попадается ребенок, глядя на которого он понимает, что приближается веселье. Лилит, обещавшая сама себе никогда никого не любить, кроме себя, нагло соврала. И вот они шли и думали, как бы еще развлечь друг друга.
        — Ты чего? Не видишь, куда прешь?  — раздался голос подростка, а затем последовал удар в ключицу вампира.
        Благодаря этому жалкому удару, Левиафан проснулся в реальности и осознал, что происходит вокруг него. Погрязши в своих мыслях, они и не заметили, как зашли в какую-то подворотню, и Левиафан случайно толкнул плечом парня.
        Когда он поднял глаза, то увидел, что там целая компания не то панков, не то г?тов, не то еще кого-то. Все особи в этой кучке были мужского пола и настроены они были достаточно агрессивно.
        Лилит услышала грубый голос, совершенно не культурную интонацию и слова и тоже посмотрела на ребят. Левиафан не заметно для ребят улыбнулся и прикрыл собой девушку
        — Вы зашли не в то место!  — заржал противным смехом тот же голос.
        В ушах вампира раздал стук сильный настойчивый стук. Он учащался и учащался. Это было сердце. Девушка еле дышала от страха.
        «Бедная моя агрессивная девочка, ты испугалась кучки уродцев? Меня бы ты лучше так боялась! Этот мальчик видимо лидер в этой банде малолеток, будущих криминальных типов», думал Левиафан про себя, разглядывая самого разговорчивого парня с ирокезом на голове.
        — Никаких опознавательных знаков, что сюда входить нельзя, перед аркой не висит!  — состроив испуганный голос, ответил он главарю.
        Парень заметил, как перепуганная девушка, стоявшая за спиной мужчины, бледнела и нервно тормошила руками шнурок на кофте.
        — А ну-ка отойди!  — он схватил Левиафана за грудки и попытался подтащить его к себе.
        — Господи, сговорились что ли? Почему все хотят меня избить сегодня?  — шепнул он быстро Лилит и оттолкнул ее подальше от враждебно настроенной толпы.
        Парень ударил кулаком по красивому лицу вампира, Лилит вскрикнула от ужаса и присела на асфальт, закрыв лицо руками, по ее щекам потекли слезы. Левиафан успел посмотреть на нее довольными глазами, прежде чем его повалили и начали пинать ногами.
        — Нет!  — закричала Лилит, и, запрыгнув одному парню на спину, начала молотить его руками.
        Недолго думая, он стянул ее за шкирку, словно котенка и прижал локтем за горло. Левиафана практически не было видно за мелькающими ногами и грязью.
        — А с девчонками-то намного интереснее развлекаться, да, детка?  — парень держал девушку и угрожающе шептал ей на ухо, растягивая молнию на кофте.
        Лилит пыталась вырваться, что-то мычала сквозь затыкающую рот ладонь, звала Левиафана.
        — Все, надоело!  — внезапно раздался его совершенно нормальный голос.
        Он резко вскочил на ноги, схватив за горло лидера и поднял его на высоту вытянутой руки. Вся толпа вокруг замерла.
        — Не успела весна начаться, не успели вы, желторотики, от маминых юбок оторваться, а уже опереньем покрыться решили?  — размеренным голосом проговорил он и с силой тряханул парня, его шейные позвонки не выдержали такой нагрузки, и все семь позвонков переломались.
        Левиафан разжал пальцы, и на землю опустилось безжизненное тело. Через минуту к первому трупу присоединилось еще трое.
        — Левиафан, ты что, обезумил? Это же дети!  — крикнула Лилит, но парень, который держал ее, сжал локоть еще сильнее.
        — Отпусти ее, щегол!  — грозно сказал вампир, игнорируя вопрос Лилит.
        — Не подходи…не подходи…Клянусь, еще один шаг и я сверну ей шею!  — дрожащим голосом угрожал парень, сильнее сжимая горло девушки.
        — Свернешь ей шею? Это интересно! Судя по всему, ты этого никогда не делал, раз так смело говоришь об этом, но зато с трясущейся нижней челюстью. Попробуй, сверни ее!  — сказал он, и от этого предложения у Лилит глаза вылезли из орбит.  — Просто возьми ее за голову двумя руками и резко поверни!
        — Ты больной, да?  — нервно спросил парень, при этом положил руки на голову Лилит,  — я же убью ее!
        — Ну, так давай! Хватит пустословить!  — угрожающе посмотрел на него Левиафан.
        Парень опустил глаза на Лилит, которая была настолько шокирована происходящим, что даже пикнуть не могла. Он сжал ее голову руками и резко дернул, но запутался, и руки соскользнули, а Лилит только облегченно выдохнула, ненавистно смотря на вампира.
        — Видишь ли, в чем дело, воробушек! Сломать шею — это такое же искусство, как вырастить бонсай или высечь из мрамора статую. Когда я первый раз пытался сломать шею, я потратил на это минут сорок. Я сам замучался и жертву утомил. Я знал, что ты этого не сможешь сделать, потому что ни разу этого не делал. А чтобы красиво ломать шеи, нужны годы практики и постоянных тренировок. Давай-ка я покажу, как это делается!  — он подлетел к нему, моментально вытащил Лилит из его рук и посмотрел ему в глаза, улыбаясь.
        — Хороший цвет, голубой! Кладешь правую руку вот сюда, а левую — сюда и на счет раз, два, три — резко поворачиваешь!  — Левиафан свернул ему шею по собственной инструкции, затем он развернулся к Лилит и, тут же, получил пощечину.
        — Он мог убить меня, идиот!  — крикнула она, злобно сверкая глазами.
        — Но не убил же!  — улыбаясь, ответил он.
        Лилит гневно взвизгнула и замахнулась, чтобы залепить ему еще одну пощечину, но он поймал ее руку и улыбнулся.
        — Хватит, милая, хватит с меня на сегодня побоев!  — он нежно опустил ее руку вниз, и приобнял,  — по-моему, мы нагулялись.
        Кряхтя вампир начал отряхиваться, поправлять рубашку и пиджак, приводить волосы в порядок. Тело все ныло, руки болели. Несмотря на короткую драку, подростки успели хорошо поднадовать ему.
        Лилит села в машину, пристегнулась и уставилась на вампира, как на страшную картину в галерее.
        — Ты убил четверых детей! Им лет восемнадцать-двадцать! Ты вообще представляешь, что это значит? Господи, хорошо, что это случилось в какой-то подворотне, и там не было людей, а то трупов было бы еще больше!  — осуждала Лилит безобразное поведение вампира.
        Он ничего не отвечал, только стряхнул с плеча кусочек грязи и завел машину.
        — Уймись, милая!  — выдавил он из себя и начал сдавать задом, выезжая с парковки.
        Лилит разглядывала его лицо в профиль, когда он смотрел в заднее стекло, чтобы ни во что не врезаться. И вдруг она поймала себя на мысли, что внутри нее какая-то часть нагло и совершенно бесстыдно восторгается этой убийственной красотой. Что-то глубоко в ее теле завидует силе и безжалостности этого чуда. Лилит провела глазами по нижней челюсти, на ней застыл кусочек грязи. Затем взгляд пал на его шею, на которой выразительно красовалась грудино-ключично-сосцевидная мышца — это самая сексуальная мышца на шее человека.
        Именно ее любят целовать мужчины, именно позади этой мышцы проходит любимая сонная артерия Левиафана, именно ее он прокусывает с таким наслаждением! Именно эта мышца сводит с ума всех, при повороте головы на бок. Именно эта мышца привлекла взгляд Лилит к себе, когда Левиафан сдавал назад, глядя в стекло, обхватив рукой сиденье. Прищуренный взгляд, рот приоткрыт, желание….
        Левиафан нажал на тормоз, развернулся и хотел было трогаться вперед, но он заметил взгляд девушки. Вампир мгновенно распознал в этом взгляде страсть и вожделение.
        — Милая моя рассудок видимо потеряла от страха и паники…Но это не страшно, вместо него, в тебе проснулась звериная сущность — самка осталась с победителем!  — целуя ее губы, произнес он.
        Особо долго задерживаться на губах он не стал, и сразу же переключился на свою любимую мышцу, левой рукой глуша двигатель.
        Люди, проходя мимо черного тонированного полуджипа, бросали на него странные взгляды. Кто-то улыбался, виня во всем весну, кто был постарше, думал о бессовестном поколении, а кто-то просто проходил мимо, ничего не заметив.
        Уже дома Левиафан сидел в своем кабинете, ковырялся в каких-то бумагах, когда Лилит вошла к нему.
        Поначалу он даже не заметил девушку, так как был слишком поглощен бумажной писаниной. Он читал что-то с таким серьезным выражением лица, словно это была супер новая научная литература, привезенная прямо от первоисточника.
        — В чем дело, милая?  — спросил он, наконец, оторвав случайно взгляд от бумаг.
        — Что это было за представление? Почему ты позволил им избить себя?  — спросила она, как всегда пытаясь найти смысл в его поступке.
        — Почему? Я соскучился Лилит, просто соскучился по человеческой жизни! Такой толпой меня не били уже лет сто. Последний раз, когда я нарвался на такое, я был как раз с Мормо. Мы с ним получили как следует, посмеялись, а потом я решил поубивать этих ребят, но Мормо, конечно же, не дал мне этого совершить. Но, правда, мы повеселились от души, огребли по самый не балуй! Это было очень здорово! Когда я увидел сегодня эту толпу, так обрадовался, что сейчас будет весело, и тут вспомнил, что ты со мной, а не Мормо, и понял, что с тобой из этого ничего не выйдет, но решил хоть чуть-чуть получить. Но больше всего меня обрадовала твоя реакция! Ты испугалась за меня, и все равно попыталась помочь, хоть совершенно безрезультатно и очень смешно! Я когда заметил, как твои сорок пять килограмм бегут и вспрыгивают на парня, который на голову выше тебя, и в это время от тебя исходит ужас и страх, чуть не рассмеялся!
        — Это была моя ошибка!  — подытожила Лилит.
        — Почему?  — удивился вампир.
        — Потому, что я не знала, что тебе просто хочется получить по лицу. Я испугалась от мысли, что тебе будет больно, и что это все происходит на моих глазах. Я испугалась за себя! Я могла пострадать из-за твоих дурацких шуточек!
        Левиафан бросил на нее серьезный взгляд, встал и подошел поближе. Он смотрел ей в глаза, не произнося ни слова.
        — Лилит! Когда ты находишься со мной, единственного, кого ты можешь бояться, так это меня! Я больше никому не позволю причинить тебе боль или еще какой-нибудь вред. Никто, никогда и ничего не сможет тебе сделать, пока я рядом. Никогда никого не бойся!  — улыбнулся он и снова уселся за стол, ковырять бумаги.
        15
        Единственная щелка между двух гигантских штор, оставленная по ошибке прошлой ночь, разбудила утром Лилит. Ведь именно на ее лицо утренний луч беспардонно прорывался сквозь шторы.
        Лилит нехотя открыла глаза. Левиафан спал младенческим сном, уткнувшись лицом в подушку. За окном птички пели свои весенние песенки, сообщая всему миру, как они радуются.
        Лилит едва ступая, вышла из спальни, провела утренний туалет и отправилась на кухню. Девушка смотрела в окно, разогревая бутерброды. Она думала. Ей покоя не давал странный звонок из Германии. Покоя ей не давали и мысли о секрете. Да и в итоге, Лилит пришла к выводу, что и то и другое как-то связаны между собой. Ей нужна была информация.
        Ей в голову пришла идея. Может, конечно, и не совсем гениальная, но можно было попробовать. И Лилит попробовала.
        Где-то через полтора часа Левиафан открыл глаза и очень удивился, не обнаружив рядом Лилит. Он встал, разобрался со своим утром и отправился на поиски девушки. В коридоре было пусто, лишь лучи солнца, бегающие по стенам и полу. Он громко крикнул ее имя, но ответа никакого не услышал.
        На кухне, на столе с около раковины стол пустой стакан, по стенкам которого медленно сползали кусочки апельсиновой мякоти. Рядом со стаканом лежал альбомный лист, на нем что-то было написано. Левиафан вытащил сигарету, прикурил, взял лист и начал читать.
        «Любовь моя! Это не выносимо, когда от тебя что-то скрывают.
        За твоей спиной постоянно шепчутся, жизнь кипит, а ты в неведенье.
        Я тебя очень люблю, ты все для меня. Но так больше не может продол-
        жаться. Слишком все больно. Слишком все тяжело. Нет сил
        больше терпеть и бороться. Нет больше сил, быть в боли.
        Я потеряла то, без чего просто не могу жить — смысл.
        Я не хочу быть просто декабристом на твоем подоконнике.
        А чем-то большим — я не могу стать для тебя. Моя жизнь
        Больше не держит меня, и ты не держи меня в объятиях.
        Просто сохрани меня в своем сердце и памяти.
        Прости…
        Люблю….
        Прощай…
        Вечно твоя Лилит.
        P.S. Надеюсь, что хотя бы на могиле ты произнесешь то,
        Что сейчас скрываешь.»
        — Что за чушь?  — Левиафан нахмурился и перечитал записку еще раз.
        Затем он насторожился и прислушался. Вокруг стояло гробовое безмолвие. Он никогда не слышал такую тишину, когда в доме находилась Лилит. Обычно он мог слышать ее в любой части дома, но сейчас он не слышал, но чувствовал, что она где-то рядом.
        Левиафан резко вскочил и начал носиться по дому, осматривая каждую комнату. Лилит нигде не было. Буквально находясь при смерти, он влетел на чердак и заорал не свои голосом, а из глаза потекли слезы. Посреди комнаты висело тело любимой девушки, на ее синеватой шее — веревка, лицо уже было красно-синим, рот слегка приоткрыт. Под ее ногами валялся стул. Перед глазами вампира все потемнело, он опустился на пол и схватился руками за голову.
        — Нет!  — прохрипел он, затем резко вскочил и подхватил тело.
        Одним рывком он сорвал веревку с крючка и положил труп на пол, а голову на колени. Он закрыл глаза рукой и еле сдерживался, чтобы не заорать во все горло. Вампир крепко прижал к себе тело, постоянно шепча, что этого не может быть, что это просто невозможно. Внезапно он замер. Тук-тук…тук-тук…тук-тук…
        Левиафан стянул с нее кофту и увидел еще одну веревку вокруг талии, именно на ней Лилит и подвесила себя к потолку, предварительно нанеся на лицо грим, а на шею накинула вторую веревку. Левиафан посмотрел на ее лицо.
        Один глаз был открыт, а рот растянут до ушей. Она не выдержала и рассмеялась, что было силы. Глаза Левиафана налились кровью, а верхняя губа дергалась. Его рука стискивала ее талию, еле сдерживаясь, чтобы не сломать позвоночник.
        — Какого черта, а?  — рявкнул он и встал, высокомерно посмотрев, на сидящую на полу Лилит.  — Ты хоть понимаешь, что я сейчас испытал? Ты представляешь, что творилось у меня внутри? Лилит, что происходит у тебя в голове? Знаешь, в чем у тебя проблема? Ты не хочешь ни на секунду задуматься последствиях своих шуток! Тебя хватает только на то, чтобы придумать какое-нибудь негодяйство, результат которого для тебя видимо должен быть чем-то непредсказуемым!
        — Но у тебя такое очаровательное лицо было!  — Лилит снова рассмеялась.
        — Я сейчас тебя по-настоящему повешу!  — гневно прошептал он, хватая ее и поднимая.
        — У тебя нет чувства юмора…
        — У меня нет чувства юмора? Да я сам, целиком юмор! И порой мой юмор тебе не нравится!  — кричал Левиафан, тряся ее за плечи, как куклу.
        — Вообще-то не было запланировано никаких шуток.
        — Вот это да… — Левиафан снова присел на карточки и наклонился к девушке.  — Я даже боюсь спрашивать. Если это была не шутка, то, что тогда? Ты что мне сейчас хочешь сказать, что ты реально хотела с собой покончить? Обмотавшись спасательной веревкой?
        Тем временем Лилит поражалась, разглядывая его дикое лицо, ощущая, как напрягаются мышцы его рук. Он зверел от одной только мысли, что из него пытаются сделать дурака.
        — Нет… — страх постепенно окутывал девушку.  — Нет, дело не в этом.
        — В чем?
        — Я думала, что…
        — Что ты думала?
        — А…Думала, что… Ты расскажешь. Неважно Левиафан, оставь это.
        Вампир молча смотрел на мнущуюся девушку, понимая что она боится сказать, чего на самом деле она хотела добиться. Но даже без слов, он, наконец, прекрасно понял, чего она хотела.
        — До чего ж дамочки все-таки отчаянные существа…
        Он улыбнулся и вышел из комнаты, закрыв дверь на замок и оставив Лилит на чердаке.
        — Эй!  — крикнула она, осознав, что она пленница.
        — Посиди тут и подумай над своим поведением, милая! А я пойду, посмеюсь над тобой!  — глумливо ответил он и пошел вниз насвистывая песенку.
        Лилит села на пол и уставилась на запертую дверь.
        «Все не так. Как можно было забыть про чертов вампирский слух? Взять и не догадаться, что он просто сможет услышать как мое сердце бьется… Идиотский план».
        — Левиафан, ты что, серьезно закрыл меня тут?  — крикнула Лилит и стукнула кулаком в дверь.  — Это не смешно!
        Ответом была тишина.
        Через час раздался телефонный звонок. Левиафан подошел к столику и посмотрел на разрывающийся телефон Лилит. «Хм…Жаклин!», улыбаясь, подумал он и нажал «принять вызов».
        — Телефон Лилит.  — вальяжным голосом спросил он.
        — Э…Левиафан?  — удивленно ответила Жаклин.
        — Угу!  — еще шире растянулся он в улыбке.
        — А где Лилит?  — голос Жаклин был каким-то стеснительным.
        — Она моется. Что ей передать?
        — Да ничего. Предупредить вас хотела. Вчера вечером какой-то маньяк убил пятерых подростков. Их нашли сегодня утром, у всех переломаны шеи. Поэтому хотела сказать, чтобы вы были аккуратнее, на улицах совсем не безопасно!
        — Да? Пять подростков?  — удивленно воскликнул Левиафан, оглядывая со спокойным лицом комнату.  — Это просто ужасно! Спасибо что предупредила! Постараемся быть аккуратнее.
        Левиафан кинул на стол сотовый и отправился на чердак. Лилит услышала его свист, и прижалась к стенке рядом с дверью. Вампир довольно свистел, вставляя ключ в замок.
        Дверь широко открылась, Левиафан зашел в комнату, в это время Лилит подставила подножку, и гордый носферату растянулся на полу. Девушка выскочила за дверь и попыталась закрыть ее, но не успела. Левиафан выскочил и зажал ее в объятиях
        — Куда это ты, милая?  — игриво спросил он, разглядывая ее глаза.
        Лилит уперлась ему в грудь руками и рассмеялась. Он тоже чуть улыбнулся.
        — Я хочу в туалет!  — выпалила она.
        — В туалет?  — изумленно спросил он, словно первый раз услышал, что оказывается людям нужен туалет.  — Нет, Лилит. Я тут подумал и знаешь, когда я увидел твое прекрасное тело, болтающееся под потолком, неожиданно я осознал, как не хочу тебя терять. А любое твое движение — это красный ковер и почетная встреча несчастного случая. А несчастный случай — это письмо-приглашение для смерти. Ты можешь упасть с лестницы и сломать себе шею или еще что-нибудь… Так как я уже сказал, что терять я тебя не хочу, а дарить смерти тем более, я буду сопровождать тебя…и в туалет тоже!
        — Это что, шутка?  — с серьезным лицом спросила Лилит.
        — Нет!  — заморгал глазами Левиафан.
        — В туалет я буду ходить одна!  — строгим голосом ответила она и попыталась отпихнуть его от себя.
        — Вот Лилит, вот о чем я тебе сотни раз говорил. В одном твоем предложении, состоящем из трех слов, два из них будет буква «Я». Тебя совсем не волнует, что хочу я?  — ожидающе спросил он.
        Лилит подняла глаза и рассмеялась.
        — Твой вселенский эгоизм просто беспределен! А ты хитрый! Мало того, что ты сам строишь предложения исключительно только с местоимением «Я», так ты еще хочешь, чтобы я говорила «Ты»? То есть это должно выглядеть так: ты ходишь и все время якаешь, а я хожу за тобой и поддакиваю! Ты этого хочешь?  — Лилит выпучила глаза.
        — Ну, это был бы идеальный вариант!  — съязвил он, пропуская девушку вперед.  — Жаклин звонила, сказала, что какой-то маньяк перебил вчера кучку подростков, просила нас быть аккуратнее!!
        — А вознаграждение не предлагают за поимку этого маньяка? А то я знаю его. Можно было бы сдать властям!  — Лилит пошла к лестнице.
        — Ох, до чего же вы, женщины, любите деньги! Собственную любовь готовы продать!  — надменно произнес он.
        Лилит остановилась и обернулась, слегка прищурившись.
        — Любовь — это нечто мне неизвестное. К тому же, она трепет нервы. А так ее можно продать и денег получить, и нервы сохранить! Просто вы, мужчины, не умеете сопоставлять лучшее с самым лучшим!
        — Ну, правильно, не зря же вас называют расчетливыми тварями, а не нас…
        — А что лучше? Мне кажется, что расчетливая тварь звучит как-то увереннее и взрослее, а дурак, как называют обычно вас,  — по-детски, по-глупому, как раз к мужскому полу.
        — Очень мило! Только вот знаешь что, Лилит, боюсь я тебя немножко расстрою. Расчетливая — это явно не про тебя. Тварь, конечно же, безупречное сравнение, это тебе подходит. Твоя гордыня настойчиво шепчет тебе на ушко, что ты должна быть независимой, ты пытаешься следовать этому шепоту, ведь ты ничего не попросила у меня сама, ничего лишнего, все только самое необходимое. Так что и к тебе, и ко мне, больше подходит второе определение — дурак и дура. Все женщины до тебя, как только узнавали, что помимо неповторимой внешности и притягательной сексуальности, у меня есть еще и деньги, они сразу же старались растрясти меня как грушу. Вот это — расчетливые женщины, хотят все и секс, и деньги, и любовь. А ты что? Сыта безграничной любовью…Ты — последний человек, живущей просто любовью. Бескорыстной, ответной и сумасшедшей любовью.
        Лилит смотрела ему в глаза. Чернота. Как всегда безумная, глубокая и насыщенная чернота. Завораживающая и магнетическая. Бездонная пропасть, в которую можно смотреть бесконечно. Левиафан словно обладал какой-то магией. Точнее его глаза притягивали к себе, не давая никакой возможности то-либо соображать.
        — Эй,  — шепнул он,  — звонили из салона, твоя машина готова. Надеюсь, ты поедешь?
        — Конечно.
        Лилит быстро переоделась и пошла на улицу, прихватив пальто. Левиафан шел за ней, разглядывая ее спину, прикуривая.
        — Левиафан, женщина не должна быть такой!  — сказала она, садясь в машину.
        — Не понял, о чем ты?  — переспросил он, заводя двигатель.  — Пару минут постоим и поедем.
        — О том, что глупо быть влюбленный в имущество. Каждая женщина должны уметь быть независимой от мужчины. Она должна уметь все делать сама в этой жизни. Мужчина, который находится рядом с ней — это не постоянная субстанция, в любой момент он может исчезнуть. А исчезнет он, исчезнут и его деньги. И что тогда? Девушка, которая была с ним, научилась только ноги раздвигать и больше ничего. Что такая дама будет делать дальше? Она привыкла жить в роскоши, не отказывать себе ни в чем, грубо говоря, прикуривать от крупных купюр. От роскоши очень тяжело отказаться, особенно нахлебнику. За это она расплачивалась — ясно чем. За эти деньги она терпела пьянки, измены, ложь, может даже избиения. Он соврал ей, принес шубу — все, жена довольна. Это нормально, так принижать себя? Разве такая женщина согласится после этого жить в нищете? Нет, конечно. Она будет искать себе нового спонсора, а это не очень просто. Женщина, которая спит с деньгами мужчины, в первую очередь, сама себя не уважает. Больше всего меня удивляют матери, которые старательно подкладывают своих дочерей под богатых мужиков, им абсолютно неважно
страшный он или нет, толстый или его воздухом убить можно, это неважно, главное его толстый кошелек. Как таким матерям не стыдно за это? Они же родили полноценного ребенка, и насколько лучше гордиться своим ребенком, который сам все смог, а не через постель и то, его потом кинули и все, жизнь кончена.
        — Лилит, милая моя, в любви бесплатна только луна. Мужчина на то и мужчина, чтобы попытаться дать своей женщине то, что она хочет.
        — Есть большая разница между словами «она хочет» и «она хочет за то, что спит»! у женщины есть руки, ноги и голова. Больше заслуживает уважения та, которая сама всего добилась, и добилась головой. Это, во-первых, а во-вторых, я говорю о любви к чужим деньгам, а не к человеку, у которого эти деньги.
        — Милая, отношения между мужчиной и женщиной с незапамятных времен влекут за собой некие последствия и вознаграждения. Сегодня это финансовые последствия. Обычно это получает женщина, но бывает и наоборот. Милая, что такое брак? Это легальная, полюбовная проституция. Не надо смотреть на меня такими круглыми глазками. Мужчина никогда не будет покупать или дарить что-то женщине, с которой у него нет секса, я не говорю о периоде ухаживаний. Да, в такой момент он может либо выиграть, либо потратить зря силы, ухаживая за кем-нибудь. Но опять же, если он выиграет, он будет продолжать дарить и покупать ей, потому что будет секс. Если он проиграет, и женщина не захочет быть с ним, то и он больше не будет преподносить ей что-либо. Это я называю легальной проституцией, когда муж приходит домой, кладет зарплату на полочку и ложится в кровать. Если он не будет приносить деньги в дом, то спать он будет отдельно — это в лучшем случае. В худшем — с ним просто разведутся.
        — Да, но женщина тоже может приносить в дом зарплату, как и ее муж, это уже будет не легальная проституция, а нормальная семья, в которой есть любовь!
        — Это совсем другой разговор. Когда женщина приносит в дом деньги — это что-то среднее между областью фантастики и желанием быть независимой. Если они работают вместе, они спят вместе. Но если вдруг муж, по не понятным причинам перестает работать, надоело ему или еще что-то в этом духе, то сценарий повторяется. Первое — он спит отдельно, второе — развод. Женщинам очень нравится сидеть на шее, но они не очень-то любят, когда садятся им на шею. Если они это чувствуют, они моментально начинают скакать, как ездовая лошадь, пытаясь скинуть нахлебника. Ты видишь разницу, Лилит, женщина, сидящая на шее — для него она любимая и ненаглядная, мужчина, сидящий на женской шее — это нахлебник, от которого надо избавиться. Просто не понятно, когда это случилось, что в этот век женщины считают, что мужчина должен, а она только принимает. Меня это, конечно, особо не расстраивает, я не прочь побаловать девушку перед смертью. Но я могу представить, что чувствует мужчина, который собрал последние деньги, купил ей простое золотое колечко, а она ему по голове этой коробочкой с воплями, что ей нужно кольцо с
бриллиантами. И знаешь Лилит, все бы ничего, когда женщина сама как бриллиант, а когда она не пойми что и выглядит Бог знает как, ну о каком тут бриллианте может идти речь? Мы в свое время сами вас разбаловали. А сейчас весь мир приравнивается к деньгам, и это очень печально. Ты не можешь прийти ни в одно госучреждение, не то что, к женщине — обязательно надо кому-то кинуть на карман круглую сумму. Органы, которые бесплатно работают на население по закону, требуют такие не законные деньжищи. Из-за этих «циферок», напечатанных на бумаге, мир гниет и запивает эту трупную труху огромной бочкой мышьяка. Сейчас за все платят, где надо и не надо. Больше всего следует остерегаться табличек с надписями «бесплатно», там большие деньги выкидываются впустую, нет никакого результата. Лучше сразу идти туда, где написано «платно». Люди во всем мире гребут все под себя. Деньги имеют такую огромную ценность и непоколебимое влияние, что люди забыли о человеке, о том, что у нас тоже есть прекрасные качества…Но это все фигня, по сравнению с величайшей ценностью денег для современных людей. Они перестали замечать
природу, животных, леса, пейзажи, они видят и замечают только деньги. Я кстати не прав кое-где: когда говорят, что за шкуру какого-нибудь животного можно получить несколько тысяч долларов, то люди мгновенно замечают животных.
        — При чем здесь отношения между мужчиной и женщиной?
        — При том, что люди — это мужчина и женщина! Мы приехали. Домой поедешь на своей машине, надоело мне тебя возить,  — улыбнулся Левиафан.
        Из мастерской выкатился белый лексус, как новый. Левиафан внимательно осмотрел его, и не найдя никакого брака, расплатился с работниками и открыл дверь машины.
        — Прошу!  — подняв брови сказал он, указывая на сидение.
        Лилит села в машину и пристегнула ремень.
        — Увидимся дома!  — сказал вампир и прыгнул в свой черный полуджип.
        Он взглянул на дорогу и увидел лексус, который быстро набирает скорость, уезжая от него.
        — Ты даже в этом хочешь со мной посоревноваться? Твое желание — закон, Лилит! Я даже дам тебе маленькую фору!  — сказал он, нажал на газ и рванул с места.
        Дорога была очень узкая, всего два ряда. Один был в сторону загорода, второй ряд был в сторону города. По бокам дороги — лес. Лилит неслась вперед, изредка поглядывая в зеркало заднего вида. Вдруг она увидела приближающуюся к ней черную машину.
        — А вот это мы еще посмотрим!  — дерзко подумала и поддала газу, улыбаясь и смотря в зеркало.
        Левиафан мчался на всех парах. Увидев, что он ее догоняет, он посмотрел на противоположную сторону дороги — пусто. Недолго думая он пошел на обгон, приоткрыв окно. Поравнявшись с белым лексусом, он улыбчиво взглянул на Лилит, которая тоже ехала с приторно-сладкой улыбкой на лице.
        «Ох, до чего ж у тебя сексуальная улыбка… но машина у меня все равно быстрее, на нее чары твои не действуют», Лилитдобавила еще газу.
        Левиафан тоже хотел поднажать, но заметил, что его опередили. Белая машина начала отдаляться, но он решил все-таки ехать наравне, а потом обогнать ее. Он посмотрел на Лилит сузив глаза и увидел, что ее указательный палец вытянут вперед. Вампир медленно провел глазами по пальцу, затем по его траектории и выпучился на летящую в него фуру. Он быстро, жестами показал, чтобы Лилит пропустила его вперед. Вместо этого она сжала свой маленький кулачок, выгнула большой палец, указала ему за спину и нажала газ.
        Внезапно Лилит услышала оглушительный удар, она слегка притормозила, увидела уже валяющегося на асфальте вампира. Он вылетел через лобовое стекло и был весь в крови. Его машина была похожа на уже утилизированную груду металла. Лилит пригляделась и увидела, что он начал двигаться.
        — Упс!  — сделав невинный взгляд, она снова нажала педаль газа и умчалась.  — Увидимся дома!
        16
        Левиафан лежал на асфальте и смотрел в небо. Боль сковала все его тело. Ему даже думать было больно. Встать он и не мечтал. Он был весь переломан, кровь кругом. Он чувствовал, как из ран кровь текла и текла. Рваные артерии, вены… Солнце светило прямо в больные глаза.
        Попытка шевельнуться не увенчалась успехом. Лишь острейший приступ боли проткнул все тело, словно вертел прошел насквозь, а вокруг вспыхнул огонь.
        Левиафан старался даже не дышать, сломанные ребра впивались в легкие, уничтожая кислород на пути к сердцу.
        Туман медленно наплывал на глаза. Солнце приобретало призрачный ареол. На него можно было смотреть, не щурясь. Голова от боли раскалывалась на две части, раздирая виски в клочья… Левиафан словно терял сознание, покидая реальность, улитая в небытие, чтобы хоть чуть-чуть перестать чувствовать боль…
        — Срочно…два тела… Откуда я знаю, живые они или нет! Да!  — Левиафан услышал мужской голос.  — Огромная фура и джип. Да, две. Один на асфальте, весь в крови, глаза закрыты. Второй зажат в кабине фуры… Вряд ли он жив…
        Левиафан очень хотел посмотреть на человека, но он даже глаза не мог открыть. Ему срочно нужна был кровь, чтобы восстановиться, чтобы хотя бы открыть глаза. Он издал звук, похожий на звук крякающий утки перед смертью и мужчина обратил на него внимание.
        — Дружище… — прошептал он, присаживаясь на корточки рядом с вампиром.  — Как тебе помочь-то…у тебя череп виден…и кость из ноги торчит…
        Несмотря на то, что очевидец был мужского пола, ему все равно было крайне неприятно смотреть на размозженное тело человека, валящегося на дороге. Тело водителя фуры он даже не видел.
        Левиафан продолжал лежать с закрытыми глазами. Он шевельнул губами.
        — Что?  — мужчина наклонился к нему поближе,  — не слышу тебя…
        Левиафану только и надо было, чтобы тот наклонился к нему. Собравшись с последними силами, вампир схватил очевидца за горло и подтащил к зубам. Ему едва хватило сил, чтобы прокусить заветный источник.
        Как только горячая кровь закапал в рот, Левиафан тут же почувствовал прилив сил. Боль потихоньку начала отступать, но на такие маленькие и ничтожные шаги, что ее уход был почти не заметен.
        Опустошив мужчину, вампир, наконец, смог хотя бы подняться с земли. Ему стоило это огромных усилий и трудов. Боль никто не отменял. Крови одного мужчины для полного восстановления ему было мало.
        Левиафан, спотыкаясь и хромая подошел к фуре, в надежде на кровь дальнобойщика. Но то месиво, которое он увидел в кабине тягача, человеком назвать было трудно.
        Вампир вернулся к тому, что осталось от его машины. Из обломков и разбитых стекол он достал свои права, кубик рубика и еще какую-то мелочь. Он был готов отправится домой, но ему все еще чертовски не хватало сил, чтобы вообще идти куда-либо.
        Лилит сидела в гостиной на диване, положив ноги на стул. В руках у нее был телефон. Она слегка нервничала, понятия не имея, что будущее преподнесет ей в ближайшее время. Но как Левиафан зашел в дом, она не услышала. Лилит запрокинула голову на спинку дивана и прикрыла глаза.
        — Как ты, милая?  — злобный голос вампира чуть не довел ее до сердечного приступа.
        Она резко подскочила, выронила телефон и вытаращилась на него. Сердце бешено заколотилось, дыхание участилось, но лицо она старалась сохранять спокойным.
        Левиафан уселся за стол, смотря на девушку, не отрывая взгляда. Его ноги лежали на стуле, а в руке он держал бутылку с ромом. Его лицо было настолько злым, что он напоминала демона, который только что вылез из преисподней. И кровь, на лице и одежде, делала его вид еще более ужасным.
        Лилит тихо икнула. В тот момент она психовала так, как еще никогда не психовала. Левиафан мгновенно почувствовал ее страх и еле заметно приподнял уголок губ.
        — Как всегда, паническое молчание! Может ты хотя бы из вежливости спросишь, как у меня дела?  — спросил он и, наконец, отвел от девушки глаза, уставившись в стену.
        Лилит стояла не шевелясь, она даже не была уверена, дышала ли она вообще. Девушка поправила волосы и откашлялась.
        — Как дела, Левиафан?  — тихим голосом спросила она.
        Вампир снова посмотрел на нее, сделал большой глоток из бутылки и встал из-за стола.
        — Да вот, только что буквально, был у меня «матч-реванш» с одной безумной особой на белом лексусе. Эта особа угробила мою машину и меня чуть на тот свет не отправила, я уже не говорю о водителе фуры, который столкнулся со мной…Царство ему небесное. Вот, пока я весь переломанный добирался до дома, думал, что же сделать с этой безумной особой: утопить ее в ванной или сломать шею? Не слишком ли это гуманно? Привязать ее к сиденью в машине и кинуть булыжник на педаль газа, и пустить под откос? машину жалко. Повесить ее на дереве с выпущенными кишками? Чересчур не практично. Высосать всю кровь и перерезать глотку? Банально и неинтересно. Может, четвертовать ее? Нет, нет…это жестоко конечно…жестоко. Что же делать, Лилит?
        Она с ужасом в глазах смотрела на него и лелеяла надежду, что в комнате звучит шутка, очень страшная, но шутка. Глядя в его глаза и, вообще, на лицо в целом, Лилит не замечала никаких шуток. Он был чересчур серьезен. И с каждым предложенным видом убийства, сердце Лилит готово было выпрыгнуть от страха наружу и убежать.
        — Что же делать?  — Левиафан расхаживал по комнате, не отводя глаз от девушки.  — Может ей прямо сейчас налить яду в стакан и заставить выпить? Хотя это тоже не вариант. Яд такую гадюку не возьмет. Надо что-то такое, естественное и действующее…Придумал!  — вскричал он и исчез на кухню.
        Через полминуты он вернулся с тесаком в руках и с печалью посмотрел в глаза девушки. Слезы. Ее глаза были полны слез отчаяния. Она еле сдерживалась, чтобы не зарыдать.
        — Я отрублю тебе палец…
        Лилит смотрела на огромный топорик для рубки мяса в руках вампира. Поняв суть сказанного, она вскочила и попыталась выбежать на улицу. Но Левиафан захлопнул дверь перед ее носом, прижав ее к двери, поднимая ее руку по деревянной поверхности и шепча на ухо.
        — А куда эта безумная особа побежала?  — Он разжимал из ее кулака один палец и провел по нему лезвием.
        — Ты не сделаешь этого, не сделаешь… — зашептала еле слышно Лилит, и слезы потекли из глаз.
        — Неужели? Почему ты так веришь в мою добродетель, особенно после того, что ты устроила? Не пытайся меня разжалобить своими слезами, я очень зол!  — отрезал он, размахнулся и стукнул ножом в полу сантиметре от мизинца Лилит.
        Нож вошел в дверь, а Лилит завизжала от ужаса.
        — Упс, промахнулся! Сейчас, еще разочек! Видишь ли, это первый раз, когда я пытаюсь отрубить что-то у живого человека. Но ничего, главное терпение и все получиться!  — шептал он.  — Ты только рукой не дергай, а то я, по неопытности, могу случайно задеть другой палец, а мы договаривались только на один!  — он снова размахнулся и нож воткнулся еще ближе к пальцу.
        Лилит, прижатая к двери, снова увидела торчащий в дереве нож, но только на этот раз она почувствовала холодное лезвие кожей пальца.
        — Эх, какой-то глаз у меня сегодня не четкий! Ну что же, еще разочек? Что скажешь, милая?  — цинично спросил он, выдернув нож из двери.
        Пульс девушки уже превышал двести ударов в минуту, она уже чуть ли не задыхалась от страха. Лилит, увидев, как нож снова летит на ее палец, просто потеряла сознание от ужаса.
        Левиафан скосил на нее глаза и понял, что держит около двери уже полумертвое тело. Он приподнял ее и положил на диван, а сам сел напротив, за стол, и принялся глушить ром. Нож так и остался торчать в двери. Поставив локоть на стол, вампир уперся подбородком в руку и начал внимательно смотреть на Лилит.
        — Как я и думал. Веселье быстро кончилось. Оказывается, что ты мне вообще не доверяешь, милая. В противном случае, ты бы не переживала до обморока, если бы знала, что я, конечно же, не отрублю твой нежный пальчик. Я быстрее его себе отрублю. Но все равно, это было забавно. Я еще никогда не видел тебя такой паникующей. Честно, я думал, что без акта мочеиспускания эта шутка не обойдется. Как я погляжу, у тебя выработалось не плохое противодействие на меня — чуть что, сразу в обморок. Мило, по-женски прям, нежненько и хрупко. Я так понимаю, что инцидент на дороге был посвящен сцене в Париже? Не отвечай, я сам догадаюсь. Не плохой такой способ мщения — оставить меня без машины. Честно говоря — совсем не плохой. Был бы кто-нибудь другой на твоем месте, я бы переломал ему все двести восемь костей, при чем ломал бы по одной, мучительно и долго. Но в твоем случае, я не могу тебе ничего такого сделать, разве что сильно попугать. Да, милая, с тобой не соскучишься! А зачем нам скучать?  — внезапно в его глазах загорелся огонек.
        Через полчаса Лилит открыла глаза и первым делом посмотрела на руку. На ней был бинт, весь в крови. Она затряслась и зарыдала. Рука почему-то сразу же начала дьявольски болеть, а на месте мизинца все ныло. Лилит кинулась разматывать повязку.
        — Не надо, милая! Я еле остановил кровь, и то не до конца. Она еще сочиться.
        — Заткнись, заткнись, заткнись! Ты не мог этого сделать! Не мог!  — нервно пищала Лилит, дергая бинт в разные стороны.
        — Я чуть-чуть, половину первой фаланги твоего мизинчика!
        — Ты не мог этого сделать… Ложь. Я не верю.
        — Мне приятно, что ты такого хорошего мнения обо мне, но факт остается фактом.
        — Ты врешь, я чувствую палец целиком!
        — Это каузалгия! Все, что ты чувствуешь — безболезненный фантом. Многие люди продолжают чувствовать ногу после ее ампутации. Фантомный орган и все. Ничего более.
        — Ты что же, из меня урода сделал? И продолжаешь сидеть, как ни в чем не бывало, и умничать?  — нижняя губа и подбородок задрожали, а из глаз снова потекли слезы.
        — Ну, урод с отрубленной фалангой, это громко сказано! Тебе даже инвалидность не дадут!  — улыбнулся он, затем встал и отошел подальше.
        Лилит рыдала, прижав руку к груди. Она не смотрела на вампира, на его циничное лицо, ядовитую улыбку. Ей было обидно и больно. Она ненавидела Левиафана всем свои сердцем. Она просто не понимала, как он смог сделать с ней то, что сделал. Насколько же он жесток и безразличен к ней!
        — Все нормально с твоим пальцем!  — вздохнул Левиафан.  — Это моя кровь на бинте! Я же не мог причинить тебе такую боль.
        — Ах ты, гаденыш!  — Лилит вскочила,  — ты меня напугал до смерти! Иди сюда! Быстро!
        Левиафан стоял на верху лестницы, помотал головой и скрылся.
        — Я убью тебя, убью!  — шептала Лилит, срывая с руки бинт.
        17
        Неделя спустя.
        Мстительная парочка валялась на кровати, познавая друг друга со всех сторон и поражаясь открытиям и новшествам. Внезапно раздался звонок вампирского телефона.
        — Да? Марк? Неожиданно. Чего? Конечно! Заеду через час!  — Левиафан положил трубку и посмотрел на озадаченное лицо Лилит.
        — Хочет костюмы выбрать, попросил меня с ним съездить. После костюмов, поеду в автосалон
        — Я поеду с вами…
        — Нет, ты не поедешь с нами! Это не для девочек! Займись чем-нибудь, придумай очередную гадость для меня!  — предложил он, поцеловал ее в губы и вышел из комнаты.  — Кстати, я поеду на твоей машине.
        — Чего бы это вдруг? Ой, прости…я забыла, что ты без машины.
        Левиафан остановился около двери и обернулся. Девушка сидела на кровати и, склонив голову на бок, с улыбкой ангела на лице. Она разжала руку — на ладони поблескивали ключи от машины.
        — Кажется, ты забыл кое-что — прошептала она.
        Левиафан подошел к кровати и хотел было забрать ключи, но Лилит быстро сжала руку в кулак. Вампир вздохнул и, приподняв бровь, посмотрел на девушку.
        — Игра. Хорошо. Какова моя роль?  — он присел на кровать.
        — Игра?  — не поняла Лилит.
        — Ты играешь со мной, милая. Я вижу азарт в твоих глазах. Я согласен. Что я должен делать?
        — Поцеловать меня. Сейчас же.  — Лилит прятала ключи за спиной.
        Левиафан усмехнулся и потянулся губами к ней.
        — … и купить мне… — Лилит замолчала. — О, вот это уже интересно! Ты просишь меня что-то купить тебе… Давай, давай…говори.
        — Я… Мне нужны духи. Мои кончились. И я хочу суши.
        — Духи и суши?  — вампир не мог не улыбаться.  — Духи какие? Какие были?
        — Нет. На твое усмотрение. А суши…главное побольше рыбы.
        Он улыбнулся, поцеловал девушку, забрал ключи и ушел.
        Лилит встала и подошла к окну. Белый лексус медленно покатился на главную дорогу. Лилит стояла. Как только машина скрылась из виду, девушка пулей подбежала к столу, схватила телефон и набрала номер.
        — Привет Свеа!  — воскликнула она, нервно расхаживая по комнате,  — вы уже вернулись?
        — Да. Левиафан сказал, что у вас какие-то проблемы и вам пришлось срочно уехать. Вы все разрешили, все нормально?  — Свеа был рад слышать голос Лилит.
        Они проболтали около часа. Свеа беспрерывно делился впечатлениями от Парижа, рассказывал, где они были, что видели, как там красиво и уютно. Лилит слушала и улыбалась, периодически расстраиваясь, что из-за Левиафана она не смогла лично увидеть всего этого. После рассказа, она решила задать вопрос, ради которого позвонила.
        — Свеа, а ты не поможешь мне разыграть Левиафана?  — ожидающе спросила она.
        — А, вы все веселитесь? Молодцы! Конечно, что мне надо делать?!  — восторженно воскликнул он,  — обожаю готовить сюрпризы!
        Лилит быстро рассказала ему весь свой план, описала все в деталях и ждала положительного ответа.
        — Ну не знаю, Лилит, это очень жестокий прикол!
        — Да ладно тебе! Это же шутка, просто сегодня же День Шутки! Все будет нормально!  — подбадривала его Лилит.
        — Ну, хорошо, тогда до встречи.
        — Только Летиции ничего не говори, она не должна узнать об этом!  — заговорческим шепотом предупредила его Лилит и положила трубку.
        Левиафан облокотился на дверной косяк и с довольным лицом наблюдал за паникой Марка, окруженного разными костюмами. Он, как голодная собака, кидался то к одной модели, то к другой, то к совершенно противоположному фасону. Левиафан еще никогда не видел его таким живым и разговорчивым.
        — Как ты думаешь, черный или темно-коричневый?  — спросил он, держа в руках два костюма.
        Левиафан оторвался от косяка и подошел к нему.
        — Я думаю — белый!  — вынимая из его рук темные костюмы и вкладывая вешалку с белым, сообщил он.
        — Почему белый?  — удивленно посмотрел на него Марк.
        — Что для тебя свадьба, Марк? Траур или торжество?
        — Торжество, конечно!  — не задумываясь, ответил он.
        — Ну, тогда почему ты выбираешь себе костюм как на похороны? Черный цвет не для торжеств! Невеста в белом потому, что ей радостно, а ты в черном, как будто у тебя кто-то умер. Белый — оптимальный вариант, если ты, конечно же, не хоронишь свою беззаботную холостятскую жизнь.
        Через полчаса они подобрали хороший и красивый костюм и решили зайти в ближайший бар.
        Они взяли по бокалу самого легкого пива. Сев за столик, вампир достал сигарету и прикурил, потягивая из кружки пиво.
        — Ну, давай, расскажи мне, каково это, когда вот-вот останешься без собственной жизни?
        — Предполагаю, что неплохо. Хотя, на самом деле мне как-то страшно … — выдал Марк ни с того ни с сего.
        Левиафан перестал глотать алкоголь и смущенно посмотрел на него.
        — О чем это ты конкретно?
        — О свадьбе, наверное…Я честно говоря, не совсем уверен, правильно ли я сделал, сделав ей предложение,  — уткнулся он в стол.  — Понимаешь, кольца уже куплены, разосланы приглашения…а меня что-то гложет изнутри.
        — Да ладно тебе, Марк, это же просто свадьба. Все перед ней нервничают.
        — Дело, наверное, даже не в свадьбе, а в чем-то другом и не ясном…Предчувствие у меня какое-то не хорошее…
        — Марк, это всего лишь женщина! Она не убьет тебя и не высосет всю кровь после того, как ты наденешь на ее палец кольцо, поверь мне!  — улыбнулся Левиафан.  — Просто будет трепать нервы, но это как обычно. Это нормально для семейной жизни. Когда мужчине становится скучно, он женится, чтобы разнообразить унылые будни любовью и скандалами.
        — А вы не собираетесь с Лилит расписываться?  — вопросительно поднял брови Марк.
        — Поверь на слово, мне и так не скучно!  — С озадаченным лицом проговорил Левиафан, вспоминая последний инцидент на шоссе.  — Лилит — это что-то среднее между атомной бомбой и закопанной неизвестно где миной в поле, чтобы сделать ей предложение, нужно быть сумасшедшим на всю голову. А Жаклин — райский цветочек со своими, конечно же, тараканами, но добрая. Тебе ли переживать по поводу этого?  — улыбнулся Левиафан, чокаясь стаканом.
        Он отвез Марка домой и поехал в ближайший автомобильный салон. Он долго расхаживал по рядам с машинами, присматривая себе что-то, что приглянется. Наконец, его взгляд пал на черный, огромный джип.
        Он встал напротив машины и улыбнулся, проводя по капоту рукой. Перед ним стояла ToyotaLandCruiser200.
        — Здравствуйте, вас интересует эта машина?  — подлетел к нему консультант.
        — Угу,  — буркнул вампир, любуясь джипом.
        —ToyotaLandCruiser200. 4,7 литровый, бензиновый двигатель, пяти ступенчатая коробка передач…
        — Сколько?
        — Двести десять километров…
        — Я спрашиваю, сколько стоит?  — улыбаясь, Левиафан перевел взгляд на консультанта.
        — А…Вы собираетесь ее брать?  — довольно спросил парень.
        — Похоже на то.
        — Тогда давайте пройдем со мной в офис и оформим покупку, там я расскажу Вам более детально о сделке…
        Левиафан сразу же попросил затонировать все стекла и пригнать машину по адресу, который он дал. Довольный, он вышел из салона, запрыгнул в лексус и помчался домой. По дороге он увидел магазин с цветами. Вампир решил остановиться и зайти в него. Он купил огромный букет белых роз для Лилит и поехал дальше.
        Левиафан вошел в дом, в обнимку с букетом, с огромным пакетом сушей, с духами.
        Расставив покупки на кухне, Левиафан позвал девушку. Ему ничего не ответили и он отправился на поиски, разузнать, где есть его дама и чем она так занята. Левиафан, прихватив с собой букет, прямиком направился к спальне. Зайдя в комнату, он увидел очень странный бугор из одеяла.
        Вдруг, он понял, что под одеялом два человека, и одна из этих персон, была Лилит. Тут же перед его глазами пролетела сцена в Париже, с ним в главное роли, тут же он догадался, что то, что он видит, не что иное, как месть. Букет выпал из рук, он подскочил к кровати и увидел лицо Свеа.
        — Как?  — заорал он,  — у тебя жена, двое детей! А ты здесь?!  — недолго думая он свернул ему шею.
        Труп грузно опустился на Лилит и придавил ее.
        — А ты!  — он хотел назвать ее каким-нибудь плохим словом, но ничего на ум не приходило.  — Тебе вообще на все наплевать, лишь бы только упиваться местью!  — он надменно смотрел на нее, желая ее прибить.
        Лилит опустошенным взглядом смотрела на него. Затем ее рука поползла по одеялу и резко скинула его. Глаза вампира вылезли из орбит. Оба, Свеа и Лилит, были одетыми, его тело даже не было на ней, только верхняя часть туловища.
        — День Шутки… — сглотнув, произнесла Лилит, по ее щеке потекла слеза, но она все также смотрела на него пустыми глазами.
        Левиафан схватился за голову и сел на край кровати, периодически усмехаясь.
        — Это…шутка была…да?  — тихим голосом спросил он, сидя к ней спиной.
        — Да… и судя по всему не очень удачная…Ну что же… Поздравляю Левиафан! Ты только что убил отца двоих детей и сделал его жену вдовой…Все-таки чувства юмора у тебя нет.  — Гневно сказала Лилит, вылезла из-под мертвого тела и вышла из комнаты.
        Она спустилась вниз, налила себе стакан виски и осушила его залпом, потом налила еще один и сделала то же самое. На третий раз в кухню вошел Левиафан и вырвал у нее бутылку из рук.
        — Хватит пить!  — гаркнул он на нее.
        — Левиафан, что у тебя первое срабатывает: голова или действия? Ты вообще когда-нибудь думаешь, прежде чем что-либо сделать? Сколько ты уже убил людей за эти четыре месяца?
        — Сколько, сколько… — передразнил он ее.  — Лилит, пока я не познакомился с тобой, я убивал, только чтобы поесть. Но в отношениях с тобой, я постоянно нахожусь на такой нервной грани, что при малейшем обострении ситуации, сразу же срываюсь. Ты сделала меня психически неуравновешенным, и что ты сейчас хочешь от меня? Я не могу ожидать ничего хорошего от тебя, Лилит. Когда я вошел в комнату и увидел тебя с кем-то еще под одеялом, мой мозг отключился. Скажи спасибо, что я и тебе сразу не сломал шею…
        — Нет, Левиафан, это ты себе скажи спасибо за то, что ты этого не сделал. Если бы ты свернул мне шею, ты бы сейчас не был таким разговорчивым. И почему ты все время винишь во всем меня? Я хотела посмеяться сегодня, а вместо этого, у его семьи теперь траур, а ты как обычно пытаешься навязать мне чувство вины. Левиафан, ты взрослый мальчик, имей смелость отвечать за свои поступки, а не списывать их на меня. Я не буду чувствовать твою вину, хочешь ты этого или нет. Ты только что убил совершенно невиновного человека, и вместо того, чтобы раскаяться, ты нападаешь, пытаясь нанести последний удар хоть кому-нибудь, но только не себе. Но у тебя ничего не выйдет! Ты слаб, безнадежно слаб, ты слаб даже признать свою слабость. Ты только поверхностно жестокий и черствый, циничный и надменный, и всем этим, ты прикрываешь, прячешь свою слабость.
        — Знаешь, милая, мне абсолютно наплевать на то, что случилось сейчас в спальне. Единственное на что мне не наплевать, так это на то, что я опять попался в твою ловушку, слегка не рассчитав действия. У меня нет никакой слабости! Я избавился от нее пару-тройку столетий назад. Мне никого не жалко, мне ничего не жалко. И в мире есть еще миллиарды людей, и если они все вымрут, мне будет абсолютно наплевать. Милая, ну с чего ты решила, что я должен беспокоиться о чужих жизнях? Кто для меня все эти люди? Никто! Пустое место. Ты, единственный человек, который вызывает во мне кучу эмоций, а не сплошную пустоту. И если бы ты не была такой, какая ты есть, тебя бы уже давно не было в живых. Сегодняшний случай — не моя вина. Ты прекрасно знала, как я могу на это среагировать, но все равно решила пошутить. Извини, что не понял твоей шутки. Понять женщину — мертвая, съеденная опарышами, идея! Особенно такую, как ты! У тебя, у самой, глобальные проблемы с головой. Лилит, ты живешь местью и злостью. Что я должен был подумать, увидев постельный бугор из двух людей на кровати? Я клянусь тебе, я пытался понять ход
твоих мыслей, предугадать его. И я понял…только по-своему. Я воспринял это как твою месть, и это, кстати, спасло тебе жизнь потому, что если бы я подумал, что это просто измена, а не месть, я бы оторвал голову тебе первой. Я бы очень сожалел потом об этом, может быть, окончательно потерял бы здравый смысл…Но в живых бы тебя не оставил. Лилит, твои шуточки реально вредят людям.
        — Нет, Левиафан, это твоя голова и твои руки вредят людям.
        Он улыбнулся, отошел от нее, сел за стол, осушая бутылку. Взяв из пачки сигарету, он затянулся сизым дымом.
        — Лилит, прекрати колдовать надо мной, вызывая совесть или стыд. Я еще раз говорю, я давно распрощался с этим чувствами. Мне никогда не было жалко людей и не жалко сейчас. Для меня сложнее убить мышку, чем отца семейства. В моей иерархии мироустройства, некоторые вещи и природа занимают более важную и высшую ступень, чем глупый человек, который разрушает все вокруг себя, и, все равно в ближайшие лет сто, живя в таком темпе, вымрет. Так почему я должен жалеть то, что убивает ценных и дорогих для меня существ и вещи? Лилит, ты, вечно потерянная в поисках смысла во всем, скажи мне, ты видишь смысл любить и жалеть людей? Только ответь мне честно!
        — Нет, не вижу. Но это не значит, что можно ходить и убивать всех подряд…
        — Почему? Почему люди могут ходить и убивать все, что им под руку попадется, а я не могу истреблять все, что попадется под руку мне?! Что за дискриминация, Лилит? Ты вроде справедливая девушка. Так куда же сбежала сейчас от тебя логика и справедливость? Знаешь что, давай закроем эту тему! Не надо пытаться меня менять. Воспринимай меня таким, какой я есть. Ты не можешь измениться в двадцать три года, с чего ты взяла, что я могу и должен измениться в четыреста восемьдесят пять лет?
        Лилит молча посмотрела на него и попыталась забрать бутылку, но он не отдавал ее.
        — Хватит пить, я сказал!  — прикрикнул он на нее.
        Лилит удивленно уставилась на него, затем развернулась и пошла на кухню. Там из шкафчика она достала новую бутылку и пришла с ней назад, сев напротив Левиафана, попивая, также как и он, прямо из горла.
        — Что с трупом делать?  — спросила она, не смотря на него.
        — Дай сюда бутылку! Труп — это не твоя забота!  — грозно произнес он.
        — Почему я должна отдавать тебе бутылку?  — Лилит посмотрела на него удивленно, демонстративно, убирая подальше виски.
        — Потому что ты слишком много пьешь по пустякам! А я не хочу, чтобы алкоголь влиял на твое здоровье!  — разъяснил он.
        — Да? Неужели? Когда я прошу не убивать людей, ты говоришь, чтобы от тебя отстали и прекратили указывать!  — наигранно захлопала она глазами.
        Левиафан поджал губы и сузил глаза.
        — Лилит, я бы не советовал тебе злить меня…особенно в данный момент!
        — А то что?  — она подалась вперед, делая вид, что совершенно не боится его,  — ты свернешь мне шею, как и Свеа?
        — Нет…я просто отниму у тебя бутылку и разобью ее тебе об голову!  — соврал он, нервно докуривая сигарету.
        — Иди лучше с трупом разберись, со мной не надо разбираться, я еще пока живая!  — Лилит отвернулась от него, встала и пошла на диван.
        Когда она обернулась, Левиафана за столом уже не было.
        Он вернулся только спустя час, с печальным лицом. Медленно подошел к Лилит и заглянул сквозь ее глаза прямо ей в душу.
        — Скажи, что у меня сейчас галлюцинации нет …У тебя же на лице грусть и печаль?  — съязвила Лилит, поворачивая голову в его сторону.
        Он поднял на нее глаза и с его физиономии испарились эти два призрачных чувства, вместо них появилась злость и издевка.
        — Милая, ты не могла бы помолчать?  — приказывающей интонацией попросил ее Левиафан.
        — Нет, Левиафан, конечно, я не могу сейчас помолчать! Понимаешь, мне не хочется сейчас молчать!
        — Ну, тогда я тебе кое-что расскажу, после чего ты точно замолчишь!  — гневно произнес он, бросая на нее яростные взгляды.
        — Говори…
        — Я убрал труп из комнаты, отнес его в лес и, там, устроил мини-похороны. На обратном пути, я вдруг вспомнил, что у него есть жена, которая могла знать, что Свеа пошел к нам. А это значит, у нас появился свидетель. Ты же знаешь, что делают со свидетелями? Насколько я помню, этих людей всегда уничтожали всяческими изысканными путями. Ну и так как я живу с человеком, изредка, сам следую человеческим законам и правилам, поэтому я решил действовать по всем канонам людской жизни. То есть, иными словами, я убрал лишнего человека в ее собственном доме. После совершения грязного дела, я услышал тихий шум в соседней комнате. Как ты думаешь, что я увидел там, когда вошел в комнату? Двух маленьких девочек. Нет, Лилит, нет, не смотри такими глазами, я же не совсем озверел, я не такой жестокий, как ты думаешь. Благодаря моей жалости и состраданию, я, конечно же, убил их потому, что слишком жестоко оставлять расти двух птенцов без родительской опеки. Ибо у них потом будет слишком агрессивное восприятие жизни. Подводя итог всего рассказа, мы имеем четыре трупа из-за твоей шуточки. Причем два из них даже не
успели еще выучить слово «жизнь», не то что начать ее. Вроде ничего не упустил…Фух — Левиафан заморгал и перевел глаза на Лилит.
        Она сидела совершенно шокированная исповедью (если это конечно можно так называть) вампира. Он поднял к потолку совершенно бесстыжие глаза и улыбнулся.
        — Вот видишь, какой я нашел способ заткнуть тебе рот, хотя бы ненадолго!  — воодушевленно воскликнул он.
        — Мне надо побыть одной… — Лилит встала и вышла из комнаты.
        Она лежала на кровати, глядя в окно, за которым яркое солнце, кроваво-красного цвета, садилось за горизонт.
        — Я поражена…Левиафан действительно чудовище из морских глубин. Я сама мизантроп. Была бы у меня безнаказанность, я бы наверное тоже отправила пару, тройку людей в мир иной…Но убить ребенка — это уже слишком! Хотя, ребенок — промежуточная стадия между рождением и становлением олицетворением жестокости. Но кто дал нам право судить себе подобных? Я не хочу никого винить в сложившейся ситуации. Я даже могу понять душевный смысл поступка Левиафана. Для него мы, все люди, ничто и ему абсолютно неважно, сколько лет человеку — пять или сорок пять. По его мнению, перед смертью все равны, она не ищет и не отбирает людей из одной возрастной категории. Смерти, безусловно, плевать, кого вырвать из лап жизни, тем самым, спасая от зла, от мучений и от добра, а кого оставить умирать медленно и мучительно, в течение долгой жизни. Левиафан идеально исполняет роль смерти. Но есть разница, маленькая, но она как паскудная заноза, колит и колит. И разница эта в том, что смерть — бессмертна, а Левиафан может сам оказаться жертвой той, кого он умело пытается скопировать. Но забрать у жизни ребенка…Это мне кажется
слишком, даже для госпожи смерти. В противном случае, количество детских смертей было бы приблизительно равно количеству взрослых смертей. Тогда получается, что тетка с косой имеет больше жалости, чем чертов вампир. И когда смерть вершит свое правосудие, она после не сидит, как Левиафан, и не паясничает. Видимо для него нет никаких правил, нет законов, нет условий о том, что смерть человека — не повод для насмешек, издевок и цинизма. Ему настолько наплевать на всю человеческую расу, и неважно в каком она состоянии, в зародыше или уже при смерти. Он ненавидит людей, прекрасно понимая, за что он их ненавидит. Для него мы все одинаковые, он не знает о том, что есть все-таки люди, которые беспокоятся о том, о чем и он. Я, как ни странно, могу понять его в этом. Если я за двадцать три года разочаровалась в людях, то я могу представить, как он разочаровался в нас, за четыреста восемьдесят пять лет. Но он совершает ошибку тем, что не хочет понять, что люди встречаются разные, полная противоположность толпе одинаковых. Он утратил веру в людей. Наверное, если бы я испытывала сплошной негатив от людей почти
пять веков, я бы тоже перестала верить потому, что люди действительно ничего не делают для того, чтобы самим начать снова верить себе, в свои силы. Все мы сейчас стоим с опущенными руками потому, что по нашему собственному мнению, у нас нет сил бороться дальше. Но силы на самом деле есть. И как бы это прискорбно не звучало для Левиафана, наши силы и, вместе с ними, наше будущее — в наших детях! Ребенок — человеческий кишечник. Он также прекрасно впитывает всю новую информацию. И если человек хочет закидать свой кишечник калом и шлаками, то он и будет впитывать этот кал, без отвержено и безоглядно, так как у него нет мозгов. Но если человек погружает туда только свежие и хорошие идеи, то за таким ребенком будущее. Сложность заключается в том, что не все взрослые люди имеют ум, и они дают свои детям не то, что надо для впитывания потому, что сами безвозвратно тупы. Но все-таки дети — это идеальный план по спасению человечества в целом. И убивать детей — равносильно убийству собственного будущего. Но опять же, Левиафана это не касается потому, что он утратил свою человечность полтысячелетия назад. И
взамен этого он обрел великую и нудную вечность, и поэтому у него нет будущего, независимо от будущего человечества потому, что вечность не имеет временного пространства. И в этом случае, я могу осудить его потому, что своими поступками он обрекает нас на гибель, при этом, как истинный эгоист, отхватив себе слегка мнимое бессмертие. Как же ему внушить, что дети — это будущая сила, которая может спасти от уже приготовленной для нас участи, хреновой участи. Как внушить обманутому человеку, попытаться дать еще один шанс людям? Как объяснить, что есть маленькая надежда, но с очень живым и сильным сердцем на то, что все может измениться в лучшую сторону? Ведь рано или поздно люди поймут, что детский мозг — есть белоснежный лист бумаги, и какой сценарий ты на нем напишешь, такой и будет исполняться. И лучше люди пусть задумаются об этом рано, чем поздно, потому что поздно может оказаться действительно поздно. Может, конечно, я слишком оптимистична, но мне кажется, что не все еще потеряно. Мы сможем изменить то, что уже натворили, точнее это смогут изменить наши дети, но по нашему сценарию, хорошо
прописанному на их белом листке. И самое важное — надо писать этот алгоритм действий уверенным черным маркером, чтобы ни одна тварь не смогла в дальнейшем подтереть его и дописать что-нибудь свое.
        Лилит и не заметила, как все ее рассуждения происходили не в ее голове, она говорила вслух. Так же, в комнате, рядом с ней, остался сидеть незамеченным, Левиафан, который прекрасно слышал весь монолог. Он даже чуть-чуть удивился внезапному появлению такого рода мыслей в голове Лилит. Видимо ее родители совершили ошибки в написании алгоритма, по которому ей теперь надо жить.
        — Оказывается, у тебя интересные мысли бывают!  — сказал Левиафан с иронией.
        Лилит вздрогнула от его голоса, так как она не ожидала увидеть его рядом.
        — Господи, Левиафан, я же сказала, что хочу побыть одна!  — она встала с кровати и попыталась выйти из комнаты.
        — Прошу минуточку внимания!  — протяжным голосом проговорил Левиафан.
        Лилит остановилась около дверей и безжизненно посмотрела на него исподлобья.
        — Милая, случайно подслушав твои мысли, я принял кое-какое решение. Послушай меня внимательно и запомни то, что я сейчас скажу. Я обещаю тебе, слышишь, обещаю, что ни один ребенок не пострадает по моей вине, более того, если при мне что-то случится с каким-то дитем, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь ему.
        Обещание, конечно же, звучало красиво и громко, но взгляд вампира говорил о некоем, только что сделанном одолжении, которое делать ему совершенно не хотелось.
        — Хорошо, Левиафан, я запомню это… — Лилит вышла из комнаты и захлопнула за собой дверь.
        Левиафан посмотрел на неподвижный фантом Лилит перед дверью и снова лег, погрузившись в свои собственные мысли, побывав, хоть на секунду, в голове Лилит. Потому, что она забыла, что в этом доме нельзя было говорить вслух ничего. Что хотелось бы сохранить в секрете.
        «Да, милая, ты права. В кои-то веки, ты права. Я действительно разочаровался в людях. И этот осадок такой сильный и сидит он так глубоко, что я вряд ли смогу его достать из себя. Я даже не буду пытаться это делать. Опять же, основываясь на твоих совершенно точно попавших в цель словах, я не верю людям и вряд ли когда поверю снова. Только знаешь, Лилит, тебе детей-то не жалко? Ты взваливаешь на них такое чертовски провальное дело, ты обрекаешь их расхлебывать то, что человечество творило не один год и даже не один век. Но вообще, идея-то хорошая. Дети действительно могут, но вот вопрос — смогут ли люди? Честно, милая, я сильно завидую тебе, завидую твоей выдержке и слепой вере в лучшее, и в неопознанные объекты, которые называются людьми, в радужный оптимизм. Ты, скорее всего, уже умрешь от старости и не сможешь увидеть то будущее, которое ты сейчас себе описывала. Но я тебе также обещаю, что через пару сотен лет, я приду на твою могилу и расскажу тебе, сработал твой план или нет. Милая, если он не сработает, мое обещание по поводу детей аннулируется, и они будут умирать и своей смертью и с помощью
моих рук, как и взрослые. Если же он сработает, я клянусь тебе, что ни один человек больше не пострадает от моей руки. Я не могу верить людям, естественно включая и тебя, но я могу притвориться. А верить конкретно тебе — круче, чем плясать на лезвии ножа. Но я так же, как и ты хочу будущее…Мне же надо в каком-то вакууме прозябать свою вечность. Если людишки вымрут как динозавры, по своей глупости, в отличие от ящериц, которых грохнул не то метеорит, не то земля обозлилась и заморозила их, то мне будет очень скучно и нечего есть. Такая беспросветная перспектива меня совершенно не радует. Поэтому я притворюсь, что я верю тебе, а не людям потому, что люди сильны, когда надо сломать, а когда дело до ходит до ремонта… Вот тут-то и начинается: «голова болит», «денег нет», «времени нет»…О господи, Лилит, ты все еще так наивна и юна. Ну, о каком восстановлении планеты ты говоришь, если люди не могут восстановить, например, свою собственную квартиру? Они не могут взять свою попу в руки, сходить и купить клей, чтобы подклеить обои! Милая, ты понимаешь, что такое квартира, что такое планета, и что (заметь не
кто, а именно ЧТО) такое люди и какую роль они играют в этом? Но я не буду раздувать свою мысль дальше, а то я сам себя переубежу и не буду притворяться верующим Фомой. Время…в этой ситуации, наш телепатический спор разрешит время. Жаль, конечно, что у тебя его нет, зато у меня его навалом. По правде говоря, я бы даже подарил тебе вечность, только для того, чтобы увидеть твое лицо, когда твоя, как ты ее назвала, маленькая надежда, рухнет. Я дал бы тебе вечность, чтобы увидеть, как чертово разочарование поглощает тебя и кидает в вечность недоверия, безразличия и бессилия, которые потом будут терзать тебя так, словно ты побывала в самом настоящем аду. Но я, конечно же, не буду дарить тебе столь совершенный подарок. А знаешь, почему он совершенный? Потому, что время может помочь тебе увидеть то, что ты так глупо и опрометчиво отказываешься видеть и понимать. Хотя, это особо-то и неважно потому, что я всегда буду знать, выиграла ты или с полным крахом проиграла. Самое обидное, я бы с удовольствием посмотрел через сотню лет, другую, на то, как ты будешь страдать, поняв, что в первую очередь, ты проиграла
сама себе. Ты обманула себя глупой надеждой и верой в чертовых людей. А все потому, что когда-то ты не послушала доброго и старого друга Левиафана, который тебе всегда говорил, что человеческая раса не достойна веры! Но дело твое, играй одна с маленькой кучкой энтузиастов против всего населения планеты, против истории. Я желаю тебе удачи, Лилит. Сейчас я скажу очень искренне, я очень хочу, чтобы твои мысли оказались правдивыми и дееспособными. Правда, помоги, не знаю кто, тебе в этом нелегком деле. Ха-ха…Забавно, что ты пытаешься тягаться не только с себе подобными, но еще и со мной! Но вот этот негласный спор между нами — единственный спор, из которого мне хочется, чтобы ты вышла победителем!».
        Левиафан усмехнулся и встал с кровати, прислушиваясь к тому, что происходит в доме. Вода журчала в ванной, больше никаких звуков. Птички за окном, как обычно, инстинктивно пели, хоть на улице были уже почти сумерки. Шум мотора очень оживил Левиафана.
        Машину, которую он купил, пригнали в этот же день. За весь день это была единственная приятная вещь, которой Левиафан очень обрадовался. Как оголтелый, он выбежал на улицу.
        Вампир остался на улице, любоваться своим новым джипом, мечтая о том, что если Лилит сотворит с этой машиной что-нибудь, каким пыткам он ее подвергнет. Затем он прыгнул за руль и умчался обкатывать новинку.
        Лилит, тем временем, в ванной смывала с себя тоску и негатив, надеясь на лучшее и свято веря в это.
        18
        — Лилит, помоги мне!  — верещала нервная Жаклин, пытаясь как-нибудь вплести фату в волосы.
        — Сейчас, сейчас, ты главное успокойся. Ты будешь самая красивая невеста в мире. Я это тебе обещаю! У нас же есть еще время?  — успокаивающим голосом спросила ее Лилит.
        — Нет, времени у вас нет!  — съехидничал Левиафан, внося в это предложение совершенно иной смысл.
        Лилит укоризненно посмотрела на него, но слегка улыбнулась. Вампир сидел в кресле, в белом костюме, и, как всегда, строил дурацкие рожи. Одним словом — потешал себя. Паника Жаклин питала его энергетически, и он блаженствовал от этого. Жаклин тоже посмотрела на него, как на блоху, которая всех уже закусала до смерти.
        — Ну, вот и все! Иди, посмотри!  — восторженно вскрикнула Лилит, оглядывая с ног до головы свою подругу.
        Жаклин подошла к зеркалу и расплылась в довольной улыбке, разглядывая свое отражение. На ней было белоснежное платье, пышное, шуршащее и усеянное узорами из бисера на корсете, который нежно облегал ее талию. Белые перчатки чуть выше локтя придавали особый шик. Волосы у Жаклин были не длинные, но Лилит умело прикрепила фату, как будто всю жизнь готовила девушек к свадьбам. Она аккуратно прицепила ткань с помощью заколок с цветочками, которые идеально подходили к общему виду Жаклин.
        Невеста радостно крутилась перед зеркалом, затем, сообщив, что сейчас вернется, выбежала из комнаты.
        — В дамскую комнату побежала,  — ехидно заявил Левиафан,  — как же у нее получиться сделать свои дела в таком одеянии?
        — Левиафан, не будь таким подлецом в такой прекрасный день!  — попросила Лилит, бросив на него насмешливый взгляд.
        Левиафан улыбнулся, встал с кресла и подошел к окну, и что-то начал пристально разглядывать.
        — Жаклин сегодня очень красивая. Когда я смотрел, как вы одеваетесь, я вспомнил свое время, XVI век…Особенно, когда ты утягивала ей корсет. Сколько раз я видел это воочию, как это все красиво. Такие наряды мне всегда нравились и нравятся до сих пор. Я обожаю звук шнурков в корсете и нежные вздохи женщины.  — Левиафан сладко закрыл глаза, теряясь в своих воспоминаниях.
        — Так-то лучше! Давай ты мне вечером, после торжества, расскажешь о своем времени!  — улыбнулась Лилит, подходя к нему и обнимая.
        — Но ты все равно самая красивая в любом времени! С корсетом или без!  — воскликнул Левиафан, хватая ее на руки и раскручивая в разные стороны.
        Красное платье, которое было одето на ней по желанию Жаклин, развевалось в разные стороны. В комнату влетела невеста с нервной и в тоже время ожидающей улыбкой.
        — Во сколько Марк заедет?  — спросила Лилит, поправляя сбившиеся юбки на ее платье.
        Левиафан тоже скосил глаза на Жаклин, дожидаясь ответа и лукаво улыбаясь.
        — Через два часа!  — затараторила девушка.  — Ой, я так нервничаю, я очень сильно нервничаю! Мне так страшно! Страшно, что я споткнусь в платье, страшно, что он скажет «нет» перед алтарем, что я не смогу надеть кольцо, что я скажу какой-нибудь бред. О, это все так нервно, все так не спокойно. У меня сейчас нервный срыв случится. Когда я первый раз выходила замуж, мне не было так страшно, мне почти было наплевать. Я думала, что второй раз не должен быть таким волнительным, но все не так…
        Жаклин скороговоркой говорила не связный текст. Лилит улыбалась, глядя на ее панику, Левиафан мечтал засунуть что-нибудь себе в уши, лишь бы только не слышать эти бессмысленные вопли.
        — Жаклин, успокойся! Марк приедет только через два часа, а ты уже при полном параде, у тебя все готово, ты прекрасно выглядишь. Все будет хорошо! Ты не упадешь, кольцо наденешь, он скажет «да»!  — Лилит как могла, пыталась успокоить невесту, думая, что у нее это совсем не получается, и она не знала, что еще ей сказать.
        Жаклин повернулась к ним со слезами на глазах. Слава Богу, что слезы были от радости.
        — Спасибо тебе Лилит, за то, что ты рядом со мной в этот важный час для меня! Я так рада этому! Левиафан, тебе спасибо, за то, что позволил мне готовиться к свадьбе в твоем доме! И за то, что разрешил наш конфликт!  — Жаклин не выдержала и зарыдала.
        Лилит тут же кинулась к ней, пытаясь успокоить, чтобы не испортился макияж. Левиафан угрюмо грохнулся в кресло, периодически поднимая глаза к потолку.
        «Ну, зачем все веселье омрачнять слезами? Женщины! Почему вы постоянно плачете? Когда вам больно и когда вы радуетесь? Это же совершенно разные чувства, а вы, со своими слезами, все смешиваете в одну кучу!»
        — Пойду, принесу чего-нибудь выпить — сказал он и вышел из комнаты.
        Поначалу ему было весело смотреть на паникующую Жаклин, но теперь, ему начала надоедать эта картина, поэтому он решил посидеть на кухне.
        «Свадьба! Ну и что тут такого? Зачем надо психовать и заводить людей вокруг себя? Надо просто радоваться, что нашелся дурак, который решил связать свою жизнь с ее. Я бы никогда не сделал предложение такой девушке, как Жаклин, особенно зная, что она совсем не постоянна в любви. Лилит тем более. Если с ней идти расписываться — это все равно, что подписать себе смертный приговор. Судя по моим размышлениям, я, наверное, вообще ни одной девушке не стал бы делать предложение. Это же каким надо быть дураком, чтобы самого себя ограничивать от всего прикольного с помощью женщины? Я слишком люблю свободу, а любая особь женского пола, после появления штампа в паспорте, первым делом пытается отобрать именно ее, а потом уже все остальное, включая нервную систему», Левиафан злорадствовал, сидя на кухне и допивая бокал шампанского.
        — Ладно, надо возвращаться в этот женский дурдом,  — улыбаясь, он медленно шел к комнате.
        — Вот дамы!  — он поставил два фужера перед невестой и ее подружкой.
        Часы в гостиной пробили ровно двенадцать утра. Марк должен был быть у дома Левиафана с минуту на минуту. Жаклин носилась по всему первому этажу, как будто у нее пропеллер был в одном месте, а вместо языка — помело, потому что она без конца тараторила.
        Вампир молча сидел на диване со стаканом в руке и старательно пел какую-то песенку в голове, лишь бы только не слушать вопли невесты.
        Лилит просто с улыбкой наблюдала за бегающей Жаклин и, каждые полминуты, говорила ей слово «успокойся», которое не имело никакого эффекта.
        Стрелки часов показали половину первого. Левиафан уже думал, что если Марк не появится в течение ближайших десяти минут, то он убьет Жаклин, а заодно и спасет Марка от семейной жизни. Невеста нервничала с каждой секундой все больше и больше.
        — Я теперь понимаю, почему она хотела именно тебя видеть в роли свидетельницы!  — шепнул на ухо Лилит Левиафан.
        — Почему?
        — Потому, что ее не выдержит ни одна другая девушка!  — вампир нервно посмотрел на Лилит.
        — Жаклин, мне кажется, ты уже побила мировой рекорд по забегу на длинные дистанции. Ты только в моем доме намотала километров двести!  — глумился он, глядя то на невесту, то на Лилит.
        Внезапно гостиную наполнило звучание мобильного телефона. Играла мелодия из какого-то фильма. Девушки молча стояли и смотрели на телефон, лежащий на столе.
        — Ну, чего стоите-то? Это не мой телефон!  — прикрикнул на них Левиафан.
        — Ой, точно, это мой!  — наконец, сообразила Жаклин и подбежала к столу.
        — Да?  — пропищала она счастливым голосом, готовясь принимать поздравления со свадьбой.
        Лицо вампира медленно мрачнело, услышав то, что говорил женский голос в трубке, он быстро вскочил, подлетел к Жаклин, которая уже падала в обморок, и поймал ее.
        — В чем дело?  — лихорадочно потребовала объяснений Лилит,  — ты слышал, что случилось?
        — Эээ…. Ну как бы тебе сказать…помягче…
        — Да говори уже как-нибудь!  — крикнула она.
        — Окей. Марк погиб!
        — Что?  — Лилит вытаращила удивленные глаза на Левиафана, в надежде, что слух его подвел.  — Как?
        — Я так понял, что ей звонили то ли из морга, то ли из скорой. Короче, он ехал вместе с другом на машине, ему казалось, что они опаздывают. Марк попросил друга ехать быстрее, ну тот и поехал. На одном из светофоров загорелся красный цвет, но они решили, что успеют проскочить…Успели: один в морг, второй в реанимацию в тяжелом состоянии. Женщина сказала, что Марк вылетел через лобовое стекло и влетел во что-то мощное, так, что половина мозгов на асфальте осталась. Еще она сказала, что надо кому-нибудь приехать в морг на опознание тела, а потом Жаклин отключилась!  — Левиафан рассказал мини-историю о смерти Марка.
        — Как… — внезапно на полу зарыдала Жаклин,  — как, это могло случиться? Лилит, почему это случилось?
        — Не знаю, милая, не знаю… — Она села на пол и погладила ее по голове.
        Лилит никогда еще не видела, чтобы люди так плакали. Жалобные хрипы, самые настоящие, вырывались из ее рта. Руки чуть ли не выдирали волосы из головы, а ногти царапали кожу на лице. Она была в таком отчаяние, которое душило ее слезами. Если бы в руках у Жаклин был пистолет, она, не задумываясь, выстрелила бы себе в голову. Боль потери, которою она испытывала, была просто невозможной, а от звуков, которые вырывались из нее, Лилит чуть ли не с ума сходила, боясь за душевное состояние подруги.
        — Левиафан, отнеси ее в комнату, на кровать,  — тихо прошептала Лилит, оцепеневшему вампиру.
        Он поднял ее на руки и понес в спальню. Лилит быстро сбегала за водой и пошла за ними.
        — Нет, — прохрипела Жаклин,  — просто убейте меня! Я не хочу жить с такими воспоминаниями!
        — Жаклин, прекрати говорить так!  — строго сказала Лилит, идя сзади нее.
        Левиафан зашел в комнату и положил полуживую невесту на кровать.
        — Может правда убить ее?  — предложил он с воодушевлением в глазах.
        — Иди отсюда!  — злобно посмотрела на него Лилит и пошла к кровати подруги, которая очень быстро теряла здравый рассудок, и почти уже бредила.
        Левиафан вернулся через две минуты с двумя таблетками на ладони.
        — Что это?  — недоверчиво спросила Лилит.
        — Снотворное!  — довольно прошептал он и кинул пилюли в стакан с водой.
        Через двадцать минут они сидели в гостиной. Лилит молча смотрела куда-то в пустоту, вампир разглядывал интерьер. Его лицо было совершенно спокойным. Он не переживал, не расстраивался, ему было побоку то, что произошло час назад. Смерть всегда с ним рядом и он привык к ее меланхоличному присутствию. Порой он даже удивлялся, с каким изяществом и безжалостностью она забирала жизни.
        — Как же так?  — тихо спросила Лилит, переводя глаза на вампира. Он посмотрел на нее в ответ и улыбнулся.
        — Лилит, ты веришь в судьбу?
        — Частично! Я просто считаю, что можно избежать того, что судьба приготовила.
        — Да? Интересно, и как же это сделать? Вот Марк, садится в машину и разбивается, причем умирает он, а не его друг. Почему он не избежал этого, Лилит? Потому, что ты думаешь, что ты настолько умная и хитрая, чтобы тягаться с судьбой, да? Но она из тебя лепешку сделает и покормит ею смерть. Судьба — это твой рок, от которого ты ни куда не денешься. Ты можешь отказаться от жизни, ты можешь избежать любви, ты можешь скрыться от видимой смерти. Но ты не можешь отречься от судьбы. Твоя жизнь расписана по пунктам еще до твоего рождения. Все решено за тебя, ты ничего не решаешь, так же, как и не решил Марк, хотя он чувствовал эту неизбежность.
        — Как это? Когда?  — удивилась Лилит.
        — Кода я с ним за костюмом ездил. Он сказал мне о том, что у него не хорошее предчувствие по поводу свадьбы. Видишь, как судьба с вами играется. Она дает возможность, маленький шанс заподозрить что-то, человек чувствует какое-то низкодушие от жизни, но не обращает на это внимания, как и Марк, и ничего не делает.
        — Ты в судьбу веришь? Я думала ты только в себя веришь!
        — Нет, Лилит, я верю только в человеческую судьбу. Я человеческий фаталист! Со своей судьбой я распрощался в двадцать девять лет в 1554 году. Скажи мне, разве судьба и вечность могут быть совместимы? Я давно уже не чувствую никаких дивинаций. Я игнорирую жизнь, время и судьбу. Меня эти три формы совершенно не беспокоят. Судьбе просто со мной не интересно. Жизни у меня нет потому, что я уже давно мертв, а время только отсчитывает века. Но я впервые начал бояться судьбы совсем недавно… твоей судьбы, Лилит. Как бы я хотел знать, когда с тобой что-нибудь случится, чтобы быть рядом и попытаться предотвратить это. Но увы. Вы пешки, Лилит, жалкие пешки, которыми играют высшие силы. Но вам был дан мозг, чтобы отвлекаться от всей серьезности ситуации. Ведь всегда есть люди, которые считают, что можно смело послать судьбу ко всем чертям…
        — А разве это не так? Разве ты не это сделал, когда воскрес снова?  — растерянно спросила Лилит.
        — Нет, не так. Судьба, все-таки, не безжалостная тварь. В принципе, она всегда дает шанс людям, двоякое действие. Например, я не думаю, что в твоей судьбе было предписано, что ты будешь встречаться с вампиром. Тебе просто дали выбор, и ты его сделала. Когда твоя же судьба отводила тебя от меня, ты опять сделала свой выбор и не в ее пользу. Ты не можешь сотворить свою судьбу, но ты можешь воспользоваться тем, что она тебе дает. И как ты этим воспользуешься — это будет твой выбор и твоя ошибка. Что касается нелепой смерти Марка, то мне кажется, что судьба и смерть идут нога в ногу, они хорошие подружки. Только судьба более благосклонна потому, что дает шанс сделать выбор, а смерть — не дает. И когда она хочет забрать кого-то у жизни, она приходит к судьбе и говорит: «Все! Хватит с него попыток и шансов! Я забираю его!». И в этот момент уже неважно, где ты будешь, решение было принято. Если ты дома, то у тебя случится сердечный приступ. Если ты в поезде, то он сойдет с рельс, но погибнешь только ты. Лилит, ты никогда не замечала, что люди вспоминают о судьбе, когда рядом смерть? Они не могут
существовать друг без друга. Там что-то происходит наверху!  — внезапно сказал он, вскочил и побежал в комнату, где они оставили Жаклин.
        Когда он вошел, Жаклин наносила последний порез на венах. Он мгновенно подлетел к ней и зажал ей руки, тем самым останавливая кровь и ее глупые действия.
        — Вызывай врача! Психиатра желательно!  — крикнул он вошедшей Лилит.
        19
        «Какой бред! Марк погиб в день собственной свадьбы. Жаклин лежит в больнице для душевнобольных. Я опять одна.»
        Лилит закрыла глаза и в памяти всплыла картина, в которой, словно в фильме, двигались люди. Жаклин вырывается и кричит, санитары пытаются скрутить девушку в свадебном платье. Оно уже не белое — весь подол в крови. У Жаклин совершенно не понимающий взгляд, она смотрит сквозь людей, сквозь стены. А смотрит ли она вообще? Такой абсолютно стеклянный взгляд, как будто ее глаза ненастоящие, и она пытается посмотреть сквозь искусственную призму, но она ничего не видит. Ее окутывает дикая сердечная боль. Она потеряла человека, ради которого начала меняться, она потеряла себя. Сумасшествие продралось в ее мозг. Это не любовь вены резала — это помешательство. Санитары вкалывают ей какой-то мощный антидепрессант, вперемешку со снотворным и успокоительным. Жаклин, задыхаясь, опускается на колени и закатывает глаза. С ее головы не переставая сыпется белые цветы от фаты, но она уже их не видит. К ней подходит врач, открывает ей веки и светит маленьким фонариком в глаз. Зрачки реагируют на свет и начинают сужаться. Он открывает ей рот и осматривает полость. С такой брезгливостью и тошнотворностью он все это
делает, что Лилит хочется переломать ему руки. Врач не понимает, он психиатр, он каждый день такое видит, привык. Жаклин лежит на полу с закрытыми глазами, ее дыхание свистящее, рядом с ней лежит фата. Лилит смотрит на ее руки: сквозь забинтованные порезы сочится кровь. Переломанные ногти, и вместо них тоже — кровь. Врач требует, чтобы ее раздели потому, что кровавая принцесса в отделении не нужна. Лилит хочет помочь, но ее не пускают. Санитары грубо режут шнурки на корсете и, совсем не по-человечески, без капли сострадания, стягивают его, юбки от платья, они просто отшвыривают их ногами в сторону. Жаклин лежит в одном белом нижним белье, а везде, под ногами, хрустит бисер, осыпавшийся с ее платья. Потом доктор заполняет какие-то бумаги, небрежно кивает санитарам на обколотое успокоительным тело. Они поднимают его, сообщают номер больницы и уходят…
        — Милая, ты мне не нравишься в таком состоянии. Я бы очень не хотел выписывать тебя в соседнюю палату к Жаклин.
        — Я никак не могу выкинуть из головы вчерашний день. Жестокость врачей, безразличие жизни…
        Левиафан бросил на нее косой взгляд и пошел бродить по комнате, что-то бормоча или напевая себе под нос.
        — Почему ты все время улыбаешься и поешь?  — спросила Лилит, наблюдая за ним.
        — Я релаксирую. Песни помогают отвлечься, абстрагировать мозг, а улыбка помогает не заводить нервную систему. Да и в конце концов, я просто люблю петь и улыбаться, я так больше похож на дурака. А дуракам, знаешь ли, намного проще живется, и судьба на них плюет, и смерть вроде не трогает.
        — Что-то я не могу сказать по Жаклин, что ей хорошо живется…
        — Жаклин по-настоящему умом тронулась, а я говорю о людях, которые подло прикидываются дураками и живут хорошо, пользуясь выгодой от этого слова, вида и поведения.
        — Левиафан, отстань от меня! У меня нет настроения слушать это.  — Лилит встала, взяла ключи от машины и прошла мимо вампира.
        — Куда это ты?  — спросил он удивленно, провожая ее взглядом.
        — Пойду, покатаюсь… — бросила она, хлопнув дверью.
        Лилит включила диск с невообразимо грустной музыкой в машине, нажала газ и поехала. Солнце пыталось пробиться через тучи, но безуспешно. На небе болтался только его бледно-желтый силуэт. Вот-вот должен был начаться дождь, но он не начинался. Лилит остановилась на светофоре. Пока горел красный свет, она смотрела на длинный белый капот. В ее голове было пусто. Нет мыслей, идей.
        Сзади раздался нервный гудок. Светофор уже давно переключился на зеленый, а Лилит все витала в облаках, задерживая людей. Лилит нажал на газ и поехала вперед.
        Как-то даже не заметно и не понятно она приехала к психиатрической больнице, в которой лежала Жаклин.
        — Как ты?  — спросила она через решетчатое окно.
        Жаклин сидела на кровати, в шортах по колено и в майке. Ее лицо, без косметики, выглядело на два-три года моложе. Волосы взъерошены, и на них поблескивали блестки от лака. Жаклин подпирала коленями подбородок. Она бросила странный взгляд на Лилит и подняла голову. Лилит заметила бинты на кончиках пальцев, там, где Жаклин вырвала ногти с мясом. Лицо ее было чуть-чуть расцарапано, а на запястьях красовались огромные бинты.
        — Как я?  — повторила она вопрос.
        Ее голос не был похож на голос прежней Жаклин. Он был какой-то сырой и утробный, как у мертвеца. Ее взгляд был ненормальнее, чем у самого настоящего психа.
        — Ты не очень хорошо выглядишь… — негромко сказала Лилит.
        Внезапно Жаклин засмеялась глухим, звериным смехом.
        — А как я должна, по-твоему, выглядеть?  — она приблизила лицо к решеткам, и не моргая посмотрела на подругу. Лилит замялась. Жаклин пугала ее: поведение совершенно другого человека, окутанное злостью и ненавистью.
        — Как я должна выглядеть, Лилит?!  — закричала она.  — После того, что случилось, ты считаешь, что я должна хорошо выглядеть?
        — Я не это имела в виду…
        — А что ты тогда имела в виду?  — перебила ее Жаклин, пристально впиваясь в нее глазами.
        Лилит отвела взгляд и слезы подступили к горлу. Она закусила нижнюю губу и, снова, повернулась к Жаклин.
        — Мне не стоило сюда приезжать!  — тихо проговорила она, развернулась и пошла.
        Жаклин что-то кричала ей в след, но Лилит старалась не вслушиваться в эти крики. Через десять минут она сумела найти лечащего врача.
        — Как она? Почему она такая агрессивная?  — спросила дрожащим голосом Лилит.
        — В ближайшую неделю вам не стоит приезжать сюда! Девушка так реагирует абсолютно на всех!  — отвечал врач на ходу, а в его руках была кипа бумаг.
        — Подождите!  — крикнула Лилит и схватила его за руку.
        Врач остановился с не довольным видом.
        — Послушайте, девушка… — начал он, но развернувшись к ней лицом, увидев насколько красива девушка, стоящая перед ним, он замолчал и открыл рот.
        — Доктор,  — она слегка дернула его за руку.
        — А, да… — он хлопал глазами и мялся, как пятнадцатилетний мальчишка.
        — Что с ней?
        — Лабильность аффекта…раздражительное настроение. Вербигерация и трихотилломания… мы еще не до конца с ней разобрались, поэтому пока не в состоянии поставить какой-либо конкретный и адекватный диагноз. Иногда преобладают симптомы параноидальной шизофрении, но этого быть не может. Иногда истероидная психопатия, но это больше экзогенный психоз — врач, наговорив кучу не понятных терминов, заикался и неотрывно смотрел на лицо девушки.
        Лилит не была даже уверена, про ту ли он пациентку говорит. Она ничего не поняла из его объяснений.
        — Все будет нормально с вашей подружкой… — снова попытался заговорить доктор.
        — Спасибо.  — Грустно ответила Лилит, так и не выяснив, что с ее подругой и надолго ли.
        Она развернулась и пошла вдоль коридора. Врач так и стоял, застывши, смотря ей в след.
        Через два часа Лилит приехала домой. Настроение у нее было мягко говоря не очень хорошее. Она заглушила двигатель и посмотрела в окно, и ее передернуло от неожиданности. Там стоял Левиафан, как всегда с идиотской улыбкой. Он открыл ей дверь и подал руку.
        — Прошу мисс!  — вампир галантно поцеловал ее руку.
        Лилит вышла из машины и грозно окинула его взглядом. Но в ее голове пробежали мысли о том, что было бы неплохо расслабиться. Левиафан был не против. Он, со счастливым лицом, соорудил не большой ужин.
        На столе стояла бутылка хорошего вина, графин с холодным облепиховым чаем, сок. Горячая пицца и гамбургеры. Огромная ваза с фруктами. Но вот только Лилит кусок в горло не лез.
        Вампир, откуда-то, достал два очень красивых фужера, что сильно удивило Лилит. Она думала, что после неудачной поездки в Париж, она успела расколотить всю посуду в этом доме. Но эти два фужера были антикварными.
        Левиафан заметил ее взгляд на эти вещи. Он встал напротив нее и убрал руки в карманы. Какой же он порой был нелепый: черная майка — привет из семидесятых и современные спортивные штаны.
        Он стоял и покачивался, опускаясь с пятки на мысок и обратно. Затем он вытащил руку из кармана и разлил вино по фужерам.
        — Мне кажется, остальные напитки здесь лишние. Вино — идеальный вариант.
        — Наверное, так оно и есть.
        — Как дела у Жаклин?  — спросил он, приподнимая глаза на нее.
        — Как ты узнал?  — удивилась Лилит, делая глоток красного вина.
        Левиафан усмехнулся и сел за стол.
        — От тебя пахнет психами и сумасшествием!
        — Видимо с Жаклин переобщалась, что даже пропахла ею.  — Улыбнулась она, решив все-таки отпустить ситуацию, расслабить и побаловать свою нервную систему.
        Левиафан заметил попытку подпоить грусть и уложить спать печаль. Он приподнял бокал и прищурился.
        — За счастливое безумие, которым мы с тобой к несчастью не обладаем!  — громко произнес он странный тост.
        Лилит выпила половину бокала, слегка поморщившись.
        — Почему счастливое и почему к несчастью?  — повернула она голову на бок.
        — Потому, что прекрасно быть безумным, и ужасно тягостно быть нормальным, и совсем не простительно не иметь даже шансов хотя бы на частичку этого безумия…
        — Почему ты так говоришь?  — смутилась Лилит,  — что же хорошего и прекрасного в том, чтобы быть запертым в четырех ватных стенах, как Жаклин, и иметь надпись «душевнобольной» на амбулаторной карте?
        — Хе…очень многие люди делают синонимы из слов «душевнобольной» и «безумный». Но это не так, Лилит!  — прошептал он гипнотически и посмотрел на нее волчьим взглядом.
        Она замерла с видом непонимающего человека, причем она не понимала выражение его лица. Затем она подняла вопросительно брови, как бы ожидая продолжения к сказанному.
        — Быть душевнобольным — это значит, что человек имеет проблемы со своим духовным состоянием. Он обречен, и его путь в клинику неизбежен. А безумие — это эйфория, которую жизнь дарит человеку. Синонимы безумия — гениальность, сила, власть и нестандартность. Сколько было величайших гениев прошлого, и может даже чуть-чуть современности, ты думаешь, они были в клинике? Нет, Лилит. Их любили, за ними следовали толпы, их сжигали и сажали в подземелья, потому, что боялись. Все равно люди уважали их безумие, почитали и восторгались, в душе опасаясь. Безумие — это редчайший дар, от которого нельзя отказываться, получи его и весь мир будет у твоих ног. Стань душевнобольным — сгниешь заживо, и самое ужасное, жизнь будет продолжаться, когда тело будет разваливаться отгнившими и грязными кусками. Быть безумным — значит быть не таким как все, абсолютно во всем, кроме физиологии. Окружающие будут ненавидеть, пытаться навредить, украсть этот жизненный дар, но в наше время у них нет шансов…но, к сожалению и безумцев сейчас нет.
        — Я сегодня видела целую клинику безумцев!
        — Лилит, я тебя очень прошу, не путай психов и безумцев и не причисляй ни к тем, ни к другим, молодых мальчиков, которые решили прикинуться психами, спасая себя от цепких лап войны и армии. Безумие — единственное в своем роде и неповторимое бытие. Так приятно, когда тебя изнутри ласкают нежные пальцы уходящего ума…Нет, он не покидает голову, он позволяет подсознанию выступать в главной роли. А подсознание — совершенное, но не постоянное пространство, заполненное до невидимых краев болью, в которую так сладко и пьяняще вливаются идеи, мысли, которые спали долгое время. И они боялись, что они никогда снова не проснутся и не смогут посмотреть, незаметно, через глазную призму, через палочки и колбочки, на мир одинаковых, на мир пустых, на мир, который правит глупостью и хитростью в наркотическом дуэте. Я бы не задумываясь, ни на секунду, ни на миллисекунду, променял бы свою вечность на безумие. Это такая сила, такая мощь, которую нельзя давать людям, поэтому ее получают только избранные, и они живут лучше, чем все Боги Олимпа, лучше, чем все Боги современных религий. Так, как живут безумцы, никто не
может больше жить, все остальные существуют. Безумие — это чуть ли не самая главная добродетель, которую умудряется заслужить только один из миллиона, и жизнь его моментально меняется.
        Лилит слушала его с настороженностью, периодически изумляясь высказываниям.
        — Да ты сам, по-моему, обезумел, Левиафан!  — воскликнула она, допивая фужер.
        — Если бы, милая…если бы — он тяжело вздохнул и улыбнулся лукавой улыбкой.
        Спустя три часа Лилит отправилась в спальню, сославшись на плохое самочувствие. Он прилег рядом, накрывая девушку одеялом.
        — Мне плохо…пусто и одиноко. Это жалость. Мне так ее жалко, просто слов нет…
        — Тебе надо просто отдохнуть… Спи.
        Он гладил ее по плечу, шептал слова, Лилит проваливалась в сон, не вникая.
        Левиафан поцеловал девушку в лоб и, выходя из комнаты, приглушил свет. Левиафан пытался создать уютную атмосферу для сна, чтобы он не покинул Лилит в самый неподходящий момент.
        Выйдя на улицу, он оглядел дом и две машины, стоящие около него, а затем он словно исчез в темноте. Она как будто растворила его в себе, расщепила на маленькие атомы и молекулы, а потом нейтрализовала.
        Ночь была такая нежная и черная, она даже позволила появиться звездам на небе, разрешила показать луне полукруглое лицо. Она согласилась на тишину, безветренную и пустую.
        — Привет…Жаклин!  — прошептал Левиафан, сидя у нее на кровати, его лицо было искажено фальшивой грустью и безысходностью.
        Жаклин открыла глаза и подпрыгнула на кровати. Ее глаза расширились от неожиданности и страха, но она не издала ни единого звука, напоминающего крик.
        — Я сумасшедшая… ты моя галлюцинация, подтверждающая мое сумасшествие. Тебя нет здесь, только я одна… — шептала она, рассматривая Левиафана.
        Он скосил глаза на открытое окно, через него в комнату проходил свет от луны, и вампир был просто неописуем в этом лунном свете.
        — Я пришел забрать твое сумасшествие. Я реален и к твоим галлюцинациям я не имею никакого отношения.
        Он прикоснулся к ее щеке, давая ей возможность ощутить всю реальность происходящего. Затем его взгляд наполнился кровью и чернотой, изо рта показались длинные и крепкие клыки, острые как когти, белые, как снег. Он приблизился к ней и опустил взгляд на шею. Его губы нежно коснулись кожи и мягко поцеловали. Руки обняли талию и приподняли, крепко сжимая, и зубы вонзились в вену. Жаклин пискнула, и, с каждой секундой, ее тело становилось безжизненным. С каждой секундой, ее сердце билось все тише и медленнее. Ее пальцы становились холодными, а затем, целиком, конечности, потому что кровь уходила из ее тела. Левиафан медленно опускал почти мертвое тело на кровать, не отрываясь от раны.
        — Но если я оставлю тебя умирать в таком состоянии, Лилит сожжет меня, так же, как и Мормо. А я еще хочу повеселиться с ней, до ее естественной смерти. Потому я обрекаю тебя на мою сделку, на которую ты уже не можешь не согласиться…Я забираю твое сумасшествие, а взамен даю тебе…вечность.
        С этим словами, Левиафан прокусил себе ладонь и приоткрыл рот девушки. Аккуратно расположив кровавый кулак над ее губами, он сильно сжал его: кровь закапала, словно из выжимаемой губки, на губы и в рот едва живой Жаклин. Она слегка закашлялась и снова упала на подушку. Левиафан посмотрел на свою ладонь. Ранки уже затянулись, и рука выглядела совершенно целой. Затем он перевел взгляд на бледное лицо Жаклин.
        — Добро пожаловать в небытие, где нет чувств, нет времени, нет жизни, нет смерти, нет судьбы, нет сумасшествия. Здесь ничего нет…Я рад принять тебя, как опытный хозяин…добро пожаловать!  — Левиафан улыбнулся и сломал ей шею, чтобы освободить ее от физических мучений.
        Он встал, бросил безразличный взгляд на тело и состроил рожу.
        — Через десять-пятнадцать минут ты очнешься и все, что ты видела и слышала за свои двадцати три года, окажется чушью и фальшью. Новыми глазами ты сможешь увидеть настоящую природу и ее истинные цвета. Новыми ушами ты сможешь услышать, о чем шепчутся люди в другом конце здания. Новыми ногами ты сможешь обогнуть землю за считанные часы. Новым сердцем ты сможешь ничего не чувствовать…но это со временем, и если ты этого захочешь.  — Левиафан оглядел комнату и усмехнулся.
        Вылезая через окно, он поправил за собой решетку и снова обернулся, косо посмотрев на мертвую девушку. «На кой черт я это сделал?», подумал он и исчез во тьме.
        В скором времени, он уже лежал в кровати, рядом с Лилит и рассматривал все, что попадалось на глаза. «Меня расстраивает мой поступок. Во-первых, я совсем не хотел делиться моей вечностью. Во-вторых, меня просто бесит нежность, с которой я это сделал! Это было слабо, гнусно, не по-мужски…не по-вампирски. В этом опять виновата Лилит потому, что это ее подружка! Если бы я разорвал ей глотку, а потом размозжил чем-нибудь череп, то я бы сейчас чувствовал себя нормально, возможно, даже превосходно. Но если бы я это сделал, Жаклин бы ожила и со временем пожаловалась Лилит на мое зверское поведение. И моя любимая девушка опять же попыталась бы сжечь меня. Но я не очень уверен, что меня ждет за этот поступок…», думал он про себя, в сотый раз, пытаясь продумать мысли и поступки Лилит.
        20
        Лилит последовала совету врача и в течение недели не появлялась в больнице. Но, проснувшись, ровно семь дней спустя, она подскочила в кровати, случайно пнув вампира, радуясь, что сможет повидать Жаклин. Его это не расстроило и не напугало потому, что он уже в течение часа разглядывал через окно почки на деревьях.
        Естественно, он ничего не рассказал ей о том, что сотворил с ее подругой. Ему было стыдно признаваться самому себе в том, что он чуть-чуть опасается реакции непредсказуемой Лилит. Но Левиафан отдавал себе в этом отчет и поэтому не предпринимал никаких действий. Он просто решил свалить принятие решения на время. Предварительно зная, что он навлекает на себя гнев Лилит, хотя бы потому, что он ей ничего не сказал.
        Лилит собиралась очень быстро, так, словно она опаздывала на последний поезд в другой мир, и в этот мир никогда больше не будет других поездов. Левиафану казалось, что она бегает из комнаты в комнату быстрее, чем любой вампир.
        — Куда ты собираешься, милая?  — спросил он, заведомо зная ответ.
        — К Жаклин. Врач сказал, чтобы неделю не было посещений. Сегодня ровно неделя. Мне надо проведать ее!  — на ходу тараторила Лилит, застегивая джинсы и одевая кофту.
        — Хорошего вам свидания! Передавай от меня привет!  — улыбнулся он и помахал рукой.
        — А ты не хочешь со мной съездить?  — из вежливости предложила Лилит, стоя уже в дверях.
        Левиафан поднял глаза к потолку и скорчил жалобную рожу.
        — Эээ…нее… я пожалуй посижу дома, тебя подожду.  — Протяжным голосом проскулил он, развалившись звездочкой на кровати.
        Лилит посмотрела на него, улыбнулась и вышла.
        Через час она добралась до больницы. Припарковавшись на стоянке, она, счастливая, выскочила из машины и, чуть ли не вприпрыжку, поскакала к отделению, где лежала Жаклин. Дежурная медсестра проводила ее к новой палате, постучала в дверь и ушла. На этот раз Лилит смогла зайти в палату, а не как в прошлый раз, когда они разговаривали через решетчатое окно.
        Жаклин стояла посреди комнаты и улыбалась. Лилит сразу же обратила внимание на ее внешность. Она похорошела. Печаль отступила, тоски не было видна даже следа. Но Лилит решила, что это так сказываются антидепрессанты и успокоительные.
        Жаклин улыбнулась еще шире и кинулась обнимать подругу.
        — Как ты?  — улыбаясь, спросила Лилит, глядя ей в глаза.
        Жаклин перестала улыбаться и села на кровать, не выпуская руку девушки.
        — Врачи говорят, что я быстро поправилась. Но я должна тебе кое-что сказать, то, что докторам я не могу рассказать, иначе они запрут меня здесь навечно.  — Тихо прошептала Жаклин.
        — В чем дело?  — испуганно спросила Лилит таким же шепотом.
        — Я изменилась…и все вокруг меня тоже изменилось. Я слышу все, что говорят люди, которых я не вижу рядом с собой. Я вижу из окна, что происходит в середине парка, через дорогу. Я чувствую такую легкость и безболезненность, но я не чувствую больше жизни.  — Жаклин не стала рассказывать о ночном визите Левиафана потому, что это звучало бы еще бредовее, чем этот рассказ.
        Но Лилит, слушая описания Жаклин, уже необязательно было знать про ночное рандеву с вампиром, она и так все поняла.
        — Лилит, я не чувствую голода, я могу есть все, потому что оно безумно вкусное, но я не насыщаюсь. Все эти изменения отвлекли меня от гибели Марка. В течение этой недели я думала о нем не больше, чем по часу в день. Потому, что мне страшно за себя. Мне хочется свалить все это на сумасшествие, подумать, что все это галлюцинации. Но я с ужасом понимаю, что это реальность. И у нее сейчас две стороны. Одна — очень жестокая, которая меня безумно пугает, а другая — все облегчает. Самое страшное это то, что я не чувствую себя прежней, во мне как будто тонна азота и кто-то забрал мою душу.
        Лилит была в паническом шоке, она просто слушала ее с открытым ртом и не знала, какая должна быть ее реакция на все это. Жаклин замолчала и посмотрела на нее глазами, в которых было видно, как умирает последняя надежда на веру. Она смотрела на лицо Лилит и дрожала от страха, иногда улыбаясь, мысленно проклиная себя за то, что все рассказала.
        — Ты мне не веришь…Что же мне делать? Ты самый близкий мне человек. Если даже ты мне не веришь, что скажут остальные…
        — Ничего не скажут потому, что ты им ничего не расскажешь. Я тебе верю! Мне сейчас надо уехать, срочно. Но я завтра приеду и все тебе расскажу. Ты главное веди себя как нормальный человек, чтобы никто ничего не заподозрил. Мне просто надо кое в чем убедиться. Потерпи до завтра!  — Лилит обняла ее и выскочила из палаты.
        Она мчалась домой на огромной скорости, чтобы увидеть лицо вампира.
        Девушка припарковалось перед домом спустя сорок минут. Лилит забежала в дом, прямиком кинулась на кухню. Ее глаза бешено осматривали помещение и наткнулись на подставку с ножами. Недолго думая, она выхватила первый попавшийся нож и побежала в спальню.
        Перед входной дверью девушка остановилась. Но почти бесшумно, дверь открылась сама, а из-за нее показался Левиафан с довольной улыбкой. Острое лезвие вонзилось ему в левый бок. Улыбка бесследно испарилась с лица, он схватился за руки Лилит, но она все равно крепко держала рукоятку ножа. С небольшой периодичностью она надавливала на нее, пытаясь воткнуть нож еще глубже.
        — Я ненавижу тебя,  — прошипела Лилит, давя на нож.
        Левиафана скрутило от боли. Весь скукоженный, он посмотрел на девушку. Зеленые глаза стали темно-красными с примесью карего. То, что он увидел в них, поразило его до глубины души. Ни капли сострадания, ни капли жалости, только оголтелое чувство ожесточения, ненависти…предательства. Обида и гнев блестели в ее глазах. Левиафан положил руку на запястье Лилит и попытался вытащить нож. Но не тут-то было. Она очень крепко держала нож, не переставая пыталась воткнуть его еще глубже в плоть вампира.
        — Я хочу, чтобы ты умер… — процедила сквозь зубы Лилит.
        Левиафан резко дернул ее за руки и вытащил нож. Воздух поступил к легким, боль утихла. Жизнь зашагал дальше.
        — Лилит, я не знал, что психопатия заразна! Ты что творишь?  — тихо спросил он, поднимая вверх ее руку, держащую нож, и тщательно разглядывая его.
        — Это ты что творишь? Ты убил ее!  — скрипучим голосом шептала Лилит, пытаясь выдернуть руку, но он не отпускал ее.
        — Я ей помог…
        — Чем? А когда мне будет плохо, ты тоже мне так поможешь? Ты сломал ее нормальную жизнь! Какого черта, ты даже не соизволил ей объяснить, что с ней стало!
        — Ты считаешь это нормальным, прийти к человеку, лежащему в дурдоме, напоить ее кровью, убить, подождать, когда он проснется и сказать: «Теперь ты вампир, жизни больше от тебя ничего не надо, ходи и убивай людей». Не думаешь ли ты, что она после этого окончательно бы распрощалась со здравым смыслом?
        — Ты…
        — А что тебя больше злит, милая? То, что твоя подруга получила то, чего ты очень хотела? Или то, что я, по твоим словам, навредил ей?  — злорадно поинтересовался Левиафан.
        Лилит отшатнулась и окинула его ненавистным взглядом, затем выхватила другой рукой нож и попыталась снова воткнуть его в вампира. Но вампир легко поймал руку с ножом.
        — Послушай-ка, милая, меня!  — он зажал ей руки за спиной и затащил в комнату, вырвав нож и выбросив его в коридор.  — Жаклин находилась в предсуицидальном состоянии. Что бы ты предпочла: чтобы тебе позвонили и сказали, что ее тело нашли, повешенным на простыне? Или она мертвая уже, но живая вечно? Я отвлек ее от мрачного обхвата судьбы и жизни, я подарил ей время. Но тебя бесит, что я сделал это с ней, а не с тобой. Жаклин — это моя первая попытка создать себе подобного. Ты мне спасибо должна сказать за спасение жизни твоей подруги!
        — Кто дал тебе право принимать решение за нас двоих? Почему ты даже не посоветовался со мной? Я для тебя пустое место, у которого не надо ничего спрашивать?  — Лилит продолжала кричать.
        Внутри нее все кипело.
        Настал момент истины, проявления лже-дружбы. Слова, когда-то сказанные Левиафаном о том, что Лилит не умеет дружить, подтверждались каждым ее предложением. Только он смог распознать скрытый смысл и причину гнева. Она кричала, пыталась освободить руки, пыхтела и ненавидела. Вампир стоял, размеренно дышал и слушал, вертя головой в разные стороны, как удивленная собака.
        — Ты законченная эгоистка, Лилит! Сейчас я вижу тебя насквозь, как прозрачное желе. Ты такая же вязкая и пустая. Ты пытаешься забрать в себя все. Тебе абсолютно наплевать на Жаклин, тебе наплевать на меня, сейчас задета твоя гордость, а это — глобальная жуть. Я с ужасом понимаю, что у тебя уже сейчас в подсознании ищется план возмездия за то, что получила Жаклин от меня. Интересно ты будешь мстить и мне и ей, или только мне? Еще с большим ужасом я понимаю, что если бы я был живой, то ты спокойно бы убила меня, даже не моргнув глазом. Просто взяла и воткнула в меня нож, в существо, которое, как ты говоришь, любишь! Как такое возможно, милая? Как можно любить и пытаться убить, с легким сердцем? Как можно дружить, а внутри еле сдерживать себя, чтобы не сорваться и не попытаться уничтожить подругу? Вот, в данный момент, проявляется твоя подлинная черта, твой высший эгоизм и вселенское самолюбие. Я не хочу, чтобы ты жила вечно! Поэтому никогда не дам тебе этого. А на Жаклин мне наплевать, хочешь, иди, сожги ее! Я сделал это из-за тебя, надеясь, что обрадуешься, что твоей подруге ничего больше не
угрожает. Но я ошибся. Ты — самая явная угроза и ей и мне, и любому, кто сделает то, что тебе не по вкусу.
        Левиафан договорил, еще раз окинул взглядом ее лицо и отпустил.
        Чувства Лилит зашкаливали, ее организм хотел и плакать и кричать, и убивать и ненавидеть, он хотел все и сразу. Но от переизбытка «хотений», он ничего не делал. Лилит просто стояла и смотрела на вампира, как на ожившую мумию Тутанхамона, изредка моргая глазами. Затем она развернулась и побежала вниз. Левиафан с улыбкой посмотрел ей в след и ушел назад в комнату.
        «Хватит, милая, хватит. Я больше не побегу за тобой! Честно — надоело, устал я! Твои еженедельные психозы — это чума какая-то! Подумаешь, подруге помог…»
        — Почему вечность заслуживают все, кроме меня?  — крикнула Лилит, давя на педаль газа.  — Почему такая несправедливость? Мне этого не надо, но я бы очень хотела, чтобы он подошел и предложил. Я бы, конечно же, отказалась, но у меня было бы моральное удовлетворение, что я не безразлична! Интересно, он хоть Жаклин спросил об этом или просто все сделал по своему желанию? Он что, не понимает, что я тоже человек и могу в любую минуту пострадать, причем смертельно? В таком случае, Жаклин его беспокоит больше, чем я? Или он наивно полагает, что с моим характером я и так как вампир, и ни хрена со мной случиться не может? Как же ты меня разозлил! Ха-ха…Я поняла! Это месть! Просто несчастная месть! Ну что ж, ты мести захотел? Будет тебе месть!
        Лилит вывернула руль и развернулась. Она поехала в сторону психиатрической клиники.
        Белый лексус припарковался напротив входа в главное здание. Очень редко оттуда выходили люди, еще реже они туда заходили. Лилит ждала лечащего врача Жаклин. Через пару-тройку часов она дождалась.
        Из дверей больницы появился статный молодой человек. На нем было надето пальто, черные брюки и туфли, в руках дипломат. Но из-под воротника пальто виднелась зеленого цвета форма. Лилит вышла из машины, наклонилась в салон и посигналила. Доктор бросил взгляд в ее сторону и остановился как вкопанный, словно он увидел бегущего человека, но только без ног. Лилит улыбнулась, очаровательно хлопая глазами, подняла руку и вытянула ее, поманив пальцем опешившего доктора. Как и любой другой мужчина на его месте, он быстро сменил траекторию своего маршрута и направился к машине.
        — Добрый вечер!  — улыбнулась Лилит и протянула ему руку,  — Вы меня помните?
        — Здравствуйте!  — врач, с довольным лицом, схватил ее руку и аккуратно пожал,  — конечно, с того самого первого дня, я не знаю, как о вас забыть!
        Лилит усмехнулась и аккуратно вытащила свою руку из его. Она посмотрела в его глаза, и закусила нижнюю губу.
        — Чем могу помочь?  — спросил врач.
        — Я хотела пригласить Вас на чашечку кофе, в благодарность за свою подругу. За то, что Вы помогли ей встать на ноги так быстро!  — улыбнулась она.
        Доктор покраснел и замялся от такого открытого флирта, он даже чуть-чуть смутился.
        — Вы уже видели сегодня ее?  — робко спросил он.
        — Да, утром!  — слегка разъяренной интонацией ответила Лилит.  — Ну так, что? Кофе?
        — Эээ… — врач был в ужасном замешательстве.  — Я не откажусь, мисс,  — ответил он, обошел машину и сел вперед.
        Лилит весело запрыгнула на сиденье и захлопнула дверь. Ее глаза были наполнены фальшивым счастьем и радостью, на которые так глупо купился доктор. Лилит завела двигатель и медленно выкатилась со стоянки.
        — Как вас зовут?  — скосила на него глаза девушка, расслабленно держа двумя пальцами руль.
        — Этьен,  — улыбнулся он,  — а Вас?
        — Лилит!  — она произнесла имя так, как будто она была действительно демоном,  — Я знаю неподалеку отсюда есть хорошая кофейня. Там делают очень вкусный кофе и пекут превосходные пирожки. Как Вам?
        — Отлично. Едем туда.
        Они сидела за маленьким круглым столиком, друг напротив друга и ждали, когда официант принесет капучино и латте. Лилит смотрела в столешницу, перебирая безумные мысли в голове. Врач смотрел на девушку. Никогда в жизни он не видел такой красивого и необычного лица. Он просто не мог оторваться от ее чёрт, форм, выражения лица. Ее изумрудные глаза приковывали к себе, погружая в пучину обескураженного безмолвия. Родинка над губой… Густые черные ресницы…. Люди не привыкли к тому, что все может быть идеальным. Особенно врачи.
        — Как Вы думаете,  — спросила Лилит,  — с Жаклин все будет хорошо? Что способствовало ее быстрому выздоровлению?
        — Даже не знаю, что Вам ответить. Она внезапно стала, словно совсем другим человеком. Она странно смотрит на всех, у нее загадочная улыбка. Я бы сказал, что ее безумие резко изменилось…Прошло чуть больше недели, а она словно даже забыла, почему находится у нас. Если так будет продолжаться, то, я думаю, через неделю я смогу выписать ее.
        — То есть, Вы не заметили ничего странного?  — Лилит, наконец, подняла глаза и посмотрела на врача.
        — В принципе, нет. А Вы? Вам что-то показалось странным в поведение подруги? Можете рассказать мне, я ее лечащий доктор и сделаю все, чтобы помочь ей.
        На языке вертелось одно лишь предложение «она — вампир». Лилит хотела обвинить подругу в сумасшествии, что та представляет себя вампиром. Но что-то мешало высказать свое обвинение.
        — Нет. Нет, все нормально. Я рада, что у нее все хорошо.
        Левиафан целый день пробыл в гордом одиночестве, в пустом доме. Он никуда не выходил, даже из комнаты. Вампир все время думал, строил планы, мыслил, что делать дальше? Он почувствовал некую ответственность за маленькую вампиршу, появившуюся на свет по его желанию. Казалось, давно вымершее чувство ответственности, вдруг начало ломиться в голову и что-то шептать.
        Он вышел на улицу. Темно, никого нет, и Лилит тоже.
        Новая палата Жаклин находилась на первом этаже, поэтому влезть туда не составило никаких проблем для вампира. Увидев черный силуэт в окне, девушка подскочила на кровати и подбежала к окну.
        — Ты?  — прошипела она, схватив его за шиворот, и затащила в комнату,  — что со мной происходит?
        — Пошли.  — Сказал он, разглядывая улицу.
        — Куда? Я заперта!  — тихо гаркнула Жаклин.
        — В окно, как и я. Выходи и не буди во мне еще и злость!  — он дернул ее за руку и подтащил к окну.
        Жаклин спрыгнула с подоконника на землю и посмотрела на Левиафана стоящего рядом. На шоссе он поймал машину, и они отправились к нему домой. Спустя минут сорок, он открыл перед девушкой дверь, затем, едва коснувшись ее, толкнул в кресло.
        — Ты ела?  — спросил он, наливая себе виски.
        — Да,  — тихо ответила Жаклин, не понимая, что происходит и к чему этот вопрос.
        — Да? И что ты ела?  — удивился Левиафан, улыбаясь.
        — Господи, что давали, то и ела!  — фыркнула она в ответ.
        — Наелась?  — еле сдерживая смешок, спросил он, доставая сигарету из пачки.
        Жаклин строго посмотрела на него и выдохнула. В кармане штанов у Левиафана пикнул телефон. Он вытащил его и усмехнулся, увидев SMS от Лилит.
        «Люди все-таки намного понятливее, чем вампиры.
        С ними приятнее находится»
        В глазах, как молния, сверкнула злость, а телефон влетел в стену и разлетелся на кусочки. Он резко встал и смахнул со стола стакан и бутылку.
        Жаклин постоянно вздрагивала от звука очередного разбитого предмета. Левиафан уперся руками в стол и гневно смотрел в стену. Его губы дрожали, показались белоснежные клыки, глаза почернели. Жаклин, увидев эту страшную рожу попыталась убежать. Левиафан поймал ее одним рывком и сшиб ее с ног, оказавшись на полу.
        — В чем дело, Жаклин?  — прошипел он, сохраняя вампирскую гримасу.
        Девушка лежала и с ужасом в глазах разглядывала изучающие ее чернейшие глаза, торчащие, острые клыки. Она мотала головой в разные стороны и шептала что-то Богу о том, что такого не бывает. Лицо вампира скривилось в жуткой ухмылке.
        — Господи? У тебя больше нет господа…И честно говоря, у тебя вообще больше ничего нет, кроме того, что ты видела на моем лице!
        — Что ты…или кто ты?  — тихо прошептала Жаклин, не отводя испуганных глаз.
        — А на что это, по-твоему, похоже?
        Она посмотрела в сторону, на щеке блеснула слеза, зубы прикусили губу.
        — Вампир… — ответила она, не поворачивая головы.
        — Надо же какая проницательность! Какая гениальность! Как ты только догадалась?  — гневно произнес Левиафан и поднял ее с пола.  — Если ты очень разозлишься, тебе будет очень просто сделать такое же лицо.
        В ту секунду до Жаклин дошло, что конкретно с ней случилось, в ту ночь, в больнице. От сильного перепуга она оттолкнула Левиафана в дверь, в другой конец комнаты, сама того не ожидая. Девушка зажала себе рот и округлила глаза.
        — Не может быть… — проговорила она и опустилась на пол, закрыв голову руками.
        Левиафан бросил на нее косой взгляд, достал новый стакан и подошел к столу.
        — Хватит стоять в углу с выпученными глазами!  — съязвил он, снова наливая виски. Жаклин вскочила, подбежала к нему и дернула за руку.
        — Что…что мне теперь делать? Как жить? Как это работает?  — она заваливала вопросами, а на ее лице читался едва уловимый, но сильный интерес к столь уникальному существу.
        — Все что тебе надо, так это человеческая кровь! Солнце, распятия, чеснок и вся остальная атрибутика против нас — не действительна! Даже кол в сердце не имеет никакой ценности. Больно, правда, будет очень. Очень больно! Но выжить можно. Остерегайся только огня!  — Левиафан рассказывал все так спокойно, как будто это была пустяцкая утренняя новость.
        — А где брать…кровь…человеческую?  — шепотом спросила Жаклин.
        Вампир резко развернулся к ней и вытаращился, как будто не заметил, что в доме появился посторонний человек, настолько сильно первородная тупость Жаклин поразила его.
        — Ты издеваешься?  — недовольно буркнул он,  — иди, выйди на улицу и оглядись.
        — Я имею в виду, людей убивать надо? Или что? Мне жалко же их…И как это вообще происходит? Сам процесс поглощения крови?
        Левиафан громко поставил стакан на стол, слегка даже выплеснув из него содержимое. За последние пять минут он уже пятьсот раз пожалел о содеянном.
        — Я что, очень похож на няньку? «Как это происходит?»  — передразнил он ее.  — Посмотри Дракулу, там есть наглядное пособие, только не принимай близко к сердцу. Ну, или почитай что-нибудь, не знаю, потренируйся на подушке, иди яблоки покусай.
        — Ты превратил меня в это, будь любезен, рассказать, как мне дальше жить! И скажи спасибо, что я Лилит не рассказала о твоем «подвиге»!
        — Ох, ну спасибо тебе, Жаклин! А известно ли тебе, что она живет со мной и прекрасно знает о моей уникальной сущности! И без твоего рта, она легко догадалась в больнице, что с тобой случилось, и кто это сделал!
        — Ты собираешься мне помогать?  — игнорируя его колкости, вскрикнула Жаклин.
        — Нет,  — коротко и ясно ответил он, отвернувшись к столу.
        Жаклин, поняв, что обладает уже не человеческой силой, подлетала к нему и схватила за грудки, сильно тряханув при этом. Левиафан улыбнулся и демонстративно разжал ее руки.
        — Видишь, как быстро ты сообразила, что у тебя много сил. Я уверен, что ты также легко догадаешь, как и где напиться крови. И кстати, тебе на заметочку, ты все равно женщина, хоть и вампир. А знаешь, что это значит? Не поднимай руку на мужчину, особенно, если он тоже вампир: он все равно, как заложено в природе, сильнее тебя. Сил у тебя будет много, в том случае, если ты питаешься. Если нет, то у тебя нет сил, ты не можешь быстро двигаться. И самая интересная вещь, которая случается, когда вампир не пьет кровь — он теряет способность думать.
        Жаклин вздохнула и отошла от него. Грохнувшись в кресло, она подперла рукой подбородок и посмотрела на Левиафана печальными глазами.
        — Когда шея протыкается клыками, как пьется кровь, если в дырках — клыки?
        Левиафан настолько опешил от такого вопроса, что выронил стакан. Взглянув на валяющуюся посудину, затем на лужицу, а потом уже и на Жаклин, он издал такой мерзкий звук, что где-то внутри сам удивился этому. Он присел на корточки за стаканом, не сводя глаз с девушки.
        — Этот вопрос подтверждает мои слова об отказе работоспособности головного мозга!  — гневно произнес он.  — Прокусываешь кожу, вытаскиваешь клыки, кровь поступает тебе в рот! Не правда ли, просто? Или даже это тяжело для твоего восприятия?
        — Спасибо за помощь и за то, что выпил со мной кофе. Мне, правда, сейчас не хватало мягких слов и поддержки.  — Лилит вместе с Этьеном вышли на улицу.
        — Я всегда рад помочь — он смотрел на нее, не отрывая взгляда.
        — Я могу подбросить тебя до дома?  — предложила девушка.
        — Не откажусь.
        Этьен сидел в машине, рассказывал какие-то забавные случаи из психиатрии, Лилит улыбалась. Нет, она не слушала врача, она просто улыбалась. Внезапно злость и гнев отпустили ее. Она перестала злиться на вампира, перестала думать о его выходке. Лилит приказала себе наплевать на все.
        — Вот мой домой.  — Этьен показал на дом коттеджного типа.
        — Красивый.  — Лилит улыбнулась в ответ.
        — Зайдешь?  — с сумасшедшей надеждой в голосе, спросил мужчина и взял девушку за руку.
        Лилит смотрела в глаза мужчине и поражалась. Просьба, которая была в них, была такая явна и жалостливая. Его глаза напоминали глаза щенка, который сидит в зоомагазине и смотрит на всех входящих людей, умоляя забрать его домой.
        «Зайти? И что мы будем там делать? Ты попытаешь переспать со мной?», девушка неотрывно смотрела ему в глаза, «потом скажешь, что это было божественно…Отомстить Левиафану за Париж? Нет. Я люблю его и себя не на помойке нашла».
        — Спасибо за приглашение, но… мне пора. В другой раз обязательно зайду. Я рада была с тобой познакомится. На днях заеду к Жаклин.
        Лилит села в машину и поехала к вампиру. В зеркале заднего вида отражалось разочарованное лицо психотерапевта, которое с большой скоростью удалялось, пока и вовсе не исчезло.
        Девушка остановила машину около дома и уставилась на звездное небо.
        «Как красиво! Ночное небо так притягательно. На него можно смотреть всю ночь, и оно не наскучит. Звезды, такие крохи, расположенные от нас на огромнейших расстояниях, но они кажутся таким беззащитными в этом огромном, черном и бездонном небе, и никто их не может защитить. Они настолько прекрасны, что только ради того, чтобы смотреть на них, хочется весну и лето, когда весь призрачный, небесный город открывается человеческому взору. Так прекрасно быть звездой, находиться миллионы лет там, высоко и далеко от деградации планеты Земля. Тихо и смиренно, просто стать безмолвным свидетелем этой вопиюще ужасной картины. А потом вспыхнуть и резко потухнуть, превратившись в черную дыру. Это ведь происходит со звездами, когда они умирают? И их так жалко, хоть они и просто маленькие планетки, которые так много повидали за свой долгий период мерцания в холодном и пустом космосе, вакууме, где господствует абсолютный ноль и небытие, окруженное несчастными звездами. Но быть мерцающей точкой в небе все равно лучше, хоть она и бездушная, безэмоциональная и бесчувственная. Это проще, удобнее и выгоднее. И к тому же,
все население земли по ночам будет обращать свой взор к яркой точке и думать о ее красоте, недоступности и беспечности».
        Лилит вздохнула и уставилась на дорогу. Она заглушила двигатель и снова посмотрела на небо.
        «Да о каком небе и беспечности я говорю? Мне все равно этого никогда не достичь и не быть звездой! И вместо того, чтобы думать о безразличии бытия в небе, мне стоит подумать об эмоциональном бытии в доме Левиафана. Сильно ли он зол на меня за нож? Злится ли еще или уже все?»
        21
        — Жаклин, исчезни, пожалуйста в какую-нибудь комнату. Лилит приехала, ей пока не надо знать о твоем присутствии.  — Сказал Левиафан, разворачивая кресло в сторону прихожей.
        Жаклин, насытившись за ночь, встала и ушла наверх.
        В это время дверь распахнулась и на пороге появилась Лилит. Она облокотилась на дверной косяк и улыбнулась восхитительной улыбкой, так, что у вампира рот открылся. У нее больше не было никаких проблем, ничего не произошло до. Все стало внезапно нормально. Нет никакого сумасшествия, нет самой Жаклин, не было ее смерти и перерождения. Улыбка Лилит сияла, как будто говоря о том, что между ними вообще ничего не было, никакого зла и недовольства.
        Лилит прошла мимо него и включила музыку. Затем она налила себе стакан виски, встала напротив вампира, в двух метрах, и начала танцевать. Пальцы медленно расстегивали пуговицы на кофте, затем переключились на штаны. Коварные, полные страсти взгляды не переставая вонзались в тело Левиафана, как острые, но до жути приятные, стрелы. На пол упала кофта, следом за ней свалились и джинсы.
        Брови Левиафана медленно ползли наверх, он не переставал удивляться внезапно изменившемуся, в столь приятную сторону, поведению Лилит. Зная ее не первый день, он еще и пытался насторожиться потому, что подсознание начало подозревать подлость и пакость сего торжества. Что-то не позволяло ему полностью расслабиться.
        — Стриптиз?  — удивленно промямлил он, прикуривая сигарету.
        Лилит ничего не ответила, только бросила очередной пошлый и страстный взгляд, продолжая медленно избавляться от вещей. Этот душераздирающий танец для вампира продолжался до тех пор, пока девушка не осталась стоять перед ним в одном нижнем белье. Вытянув руку вперед и поманив его пальцем, она сделала глоток из стакана и подмигнула. Возбужденная нервная система Левиафана не смогла остаться сидеть в кресле. За секунду он оказался около нее, крепко обнимая. По ее телу пробежала огромная толпа мурашек от его нежных прикосновений. Левиафан запустил в ее волосы руку и, нежно, поглаживая кожу, прислонился к ее уху.
        — Милая,  — страстно прошептал он,  — милая моя Лилит, какого черта здесь происходит?  — он слегка отпрянул от нее и посмотрел изучающими глазами.
        — Ничего. Попытка примирения.  — Облизнув губы, ответила она, прижимаясь к нему.
        «Примирения? Это что, шутка? Ты издеваешься надо мной, дорогая?» — удивленно подумал он, глядя в ее глаза.
        — Лилит, от тебя за версту пахнет бушующим гневом…Ты уверена, что пришла мириться?  — Надменно спросил он, продолжая обнимать ее и сдерживать едва контролируемую страсть.
        Лилит снова улыбнулась.
        — От меня пахнет? Гневом? Да я сама спокойствие. Нюх может тебя подвести, у каждого есть право на ошибку.  — Спокойным голосом ответила она и поцеловала его в губы.
        Левиафан нахмурился. «Черт…Жаклин…Она же наверху сидит, прямо здесь, в этом доме…А на первом этаже стоит полуголая Лилит и я, еле сдерживающий свой запал страсти, чтобы не изнасиловать ее…О бог мой!»
        — Что у тебя с лицом?  — заинтересованно спросила Лилит.
        — Ничего,  — быстро ответил он, пытаясь разгладить морщины на лбу.
        — Это «ничего» похоже на то, что ты вспоминаешь, сколько будет шестью семь,  — ответила она, приподнимая брови.
        — У нас Жаклин в гостях,  — выпалил Левиафан, хаотично разглядывая комнату.
        Лилит отошла от него и нахмурилась, но тут же стрела с лица пасмурный вид и расплылась в улыбке.
        — Ну, так позови ее, что же она там сидит одна!  — громко сказала Лилит, безжалостно надевая одежду назад, причем так же сексуально, как и снимала.  — И, кстати, как она оказалась тут? Ее что, выписали?
        — Э…Нет. Ну, она сама выписалась, ушла под расписку…
        — Хм…интересно…
        Левиафан, скрипя зубами, все горло крикнул во имя девушки. Через две минуты все втроем сидели за столом и молча разглядывали друг друга, словно каждый из них был очень древним и абсолютно бесценным экспонатом.
        — Может, выпьем чего-нибудь?  — наконец, взвизгнул от перенапряжения Левиафан.
        Обе девушки перевели на него взгляд и улыбнулись. Он воспринял это как согласие и быстро принес сок с кухни.
        В течение получаса они пытались выстроить конструктивный разговор, из которого Лилит поняла, как Жаклин оказалась в доме. Левиафан, не останавливаясь, подкалывал и откровенно глумился над Жаклин. В свою очередь она пыталась ответить ему тем же. Слушая очередную перепалку между двумя вампирами, Лилит поставила стакан и встала, уперлась руками в стол, разглядывая двух не замолкающих «базарных баб».
        — Все! С меня хватит! Я иду спать! А вы тут сидите и препирайтесь до следующего утра!  — она вышла из-за стола и пошла наверх.
        Левиафан бросил недовольный взгляд на девушку.
        — Молодец, Жаклин!  — произнес он скрипучим голосом, встал и тоже пошел наверх.
        Но она поймала его за руку, встала и приблизилась к нему, яростно сверкая глазами, которые от злости начали чернеть, а из десен полезли клыки.
        — Если ты будешь продолжать глумиться надо мной, я сделаю с Лилит то, что ты сделал со мной!  — из острозубого рта послышались угрозы.
        Левиафан наклонился к ней и сделал брезгливое лицо.
        — Если ты сделаешь это с Лилит, то я запру вас обеих в сарае и сожгу к чертям! Опыт с этим сараем у меня уже есть, а с девчонками я уж точно справлюсь…Хоть вы и будете строить страшные рожи!  — он хихикнул и пошел вслед за Лилит.
        Глядя в спину уходящему вампиру, Жаклин пожала плечами и взяла стакан.
        — Ну и урод! Как она его терпит?  — тихо спросила она сама себя.
        — Урод тебя слышит!  — идя по лестнице и не оборачиваясь, ответил Левиафан,  — спокойной ночи, Жаклин!
        Он вошел в комнату и снова увидел тело в одном нижнем белье, лежащее на кровати. Он щелкнул дверным замком и вспрыгнул на кровать.
        — Откуда у вас с Жаклин за такой короткий период появилась такая кровная вражда?  — мечтательно спросила Лилит, разглядывая потолок, при этом соблазнительно улыбаясь.
        — Она достала меня сегодня! Я не встречал еще ни одного вампира, кроме нее, с такой бездной в голове!
        — Иди в зеркало посмотрись!  — усмехнулась Лилит, демонстративно повернувшись на бок.
        — О, милая, но наша с тобой вражда — это изысканное блюдо на завтрак, на обед, на ужин, даже на полдник и на десерты!  — пробубнил он, ложась рядом с ней.
        Пальцы пробежали по изгибу талии и остановились на бедре.
        — Левиафан, покажи мне свой паспорт?  — неожиданно спросила Лилит, повернувшись к нему.
        — А, зачем?  — брякнул он, удивившись внезапному вопросу.
        — Как тебя в аэропорт пропустили фальшивым паспортом? Как ты вообще получил его?
        — Во-первых, он не фальшивый, а настоящий, просто там выдуманный год рождения написан. А во-вторых, там есть моя роспись, что в наше время считается святыней. Люди же не знают сейчас значения фразы «я обещаю», а роспись действует. Видя роспись, сразу становиться понятно кто, кому и что пообещал. С этой загогулиной и по судам побегать можно, и убить кого-нибудь из-за ее отсутствия в нужном месте, и брак подписать собственной рукой. Поэтому мой паспорт вполне себе легален.
        — Значит «загогулина» в паспорте для тебя не что иное, как средневековое «я обещаю»?  — удивленно спросила Лилит.
        — Ну да. Если я что-то подписываю, значит, я с этим согласен и претензий не имею, ну или если это расписка — то, соответственно — «я обещаю».
        — Ну так ты покажешь мне свой паспорт?  — попросила Лилит.
        Левиафан сузил глаза и посмотрел на прикроватную тумбочку со стороны Лилит.
        — Это прямо сейчас надо делать?  — нехотя спросил он.  — Я только прилег к тебе, ты меня гонишь за каким-то паспортом… Может до завтра?
        — А ты лентяй, оказывается! Хорошо, потом покажешь.
        — Что это ты такая уступчивая?  — насторожился вампир.
        — Спать хочу.
        Она погасила свет и залезла под одеяло. Левиафан нервно обкусывал щеки. Спустя какое-то время он тоже прыгнул под одеяло и дотронулся до нее. Он не услышал никаких возражений и решил продолжить свои приставанья.
        — Левиафан, ничего не выйдет!  — неожиданно прошептала Лилит.
        — Почему?  — чуть ли не басом рявкнул он.
        — Жаклин нас услышит…
        — Да и черт с ней! Пусть спит…
        — Она может и будет спать, но я то не могу, зная что она тут рядом, две недели назад потеряла любовь всей своей жизни и тут мы такие… Ну, некрасиво как минимум — перебила его Лилит.
        Левиафан задумался на минутку.
        — Спасибо, что напомнила, милая, о красоте и изысканности!  — недовольно прошептал он.
        — Пожалуйста, спокойной ночи!
        Левиафан повернулся на спину и поджал губы. ««Она нас услышит, ты что, Левиафан?» эти две гадюки просто измываются надо мной всяческими способами! Одна весь мозг съела. Вторая, неизвестно где шлялась и с кем была, вернулась, как ни в чем не бывало и бойкотирует меня. Как долго я буду говорить себе, что надо подальше держаться от этих дьяволиц? Ладно, Жаклин. Но Лилит, она как пылесос высасывает из меня все до последней пылинки потому, что очень мощный пылесос. Я даже не успеваю толком запылиться, а она уже присосалась. Помесь пиявки и пылесоса — это катастрофа глобального масштаба. И какой же я, твою мать, гений, смог привести это бедствие в дом!..»
        Левиафан и сам не заметил, как под свой монотонный внутренний бубнеж уснул. Лилит повернулась к нему и принялась разглядывать нежность на его ресницах. Темнота так мягко и аккуратно баюкала всех, кто спал. Она дарила мягкий свет, легко ложащийся вниз.
        Спустя полчаса разглядываний спящего Левиафана, Лилит аккуратно вылезла из кровати и пошла в его кабинет.
        На столе лежала куча бумаг и девушке не составило особого труда найти то, что она искала.
        22
        В течение десяти дней в доме Левиафана все было спокойно, только постоянные словесные перепалки между двумя вампирами, и рядом, тихо ненавидящая их обоих, Лилит. Они ругались из-за любой мелочи, любого пустяка, все, что касалось их обоих выливалось в мгновенную ссору.
        На улице деревья покрывались листвой, лезла молоденькая трава, и быстро теплело. Люди потихоньку раздевались, избавляясь от теплых вещей. И когда двое вечных начинали снова что-то выяснять, Лилит молча уходила на улицу. Там, за домом, оживлялся прекрасный и тихий сад, в котором девушка уже прописалась из-за постоянных скандалов любимого и подруги.
        В какой-то из этих дней Лилит звонил Этьен, он рассказал о бесследном исчезновении Жаклин из палаты, и слезно умолял, если кто ее увидит, чтобы не задумываясь позвонили в клинику. Он попытался пригласить девушку выпить кофе, но получил отказ.
        В середине дня Лилит спустилась на кухню что-нибудь попить. Вампиры сидели по разным комнатам, пытаясь игнорировать друг друга. В холодильнике она обнаружила три вида сока: апельсиновый, грейпфрутовый и вишневый, и еще и бутылку с кровью. Вчера вечером, пока Левиафан и Жаклин выкачивали из несчастного человека кровь, они чуть не поубивали друг друга.
        Лилит уже не раз им предлагала, чтобы они выходили из дома и расходились питаться в разные стороны, в разных и отдаленных друг от друга местах. Но как они не старались, в итоге, жертва у них получалась одна на двоих, как будто в мире больше не было других людей.
        Лилит, глядя на бутылку покачала головой, затем налила вишневого сока и села за стол. Через две минуты спустился Левиафан и сразу же уставился на стакан.
        — Ты пьешь мою кровь?  — взвизгнул он, разглядывая стакан.
        Лилит приподняла брови и удивленно посмотрела на него. Услышав вопль Левиафана о потреблении крови, в кухню влетела Жаклин с выпученными глазами.
        — Это моя кровь!  — закричала она на него.
        Левиафан рассержено посмотрел на нее и стиснул зубы.
        — Я сожгу тебя, честное слово…
        — Замолчите, вы оба!  — громко перебила их Лилит.  — Это не твоя кровь и не твоя! Это вишневый сок! Прекратите меня доводить, а то я вас обоих сожгу и выдохну с облегчением!
        Левиафан и Жаклин молча и изумленно посмотрели на нее и расселись по углам стола.
        — Я собираюсь в клуб,  — расслабившись, заявила Жаклин.
        Левиафан открыл рот, высунул язык и задвигал челюстью, делая вид, что беззвучно говорит. Лилит тут же пнула его ногой под столом.
        — Я поеду с тобой!  — сообщила она.
        — А я хотел съездить с тобой в центр, поужинать!  — раздраженно произнес он, быстро выдуманную причину, почему Лилит не должна ехать с подругой в клуб.
        Девушка перевела на него глаза и закатила их, пытаясь успокоить саму себя.
        — Боже ты мой! Мы съездим с тобой поужинать, а потом ты отвезешь меня в клуб!  — словно заученный стих, Лилит выговорила предложение.
        — Тогда собирайся и поехали! Время три часа дня, пока ты соберешься, пока доедем, посидим и все такое, будет уже девять вечера.
        Через час они сели в машину, оставив Жаклин в безмятежном одиночестве. Она, конечно же, не растерялась и, буквально, как только закрылась входная дверь, выпила всю бутылку с кровью.
        Левиафан сел за руль своей новенькой тойоты и нежно погладил ее по панели. Уж больно нравилась ему эта машина. Лилит краем глаза посмотрела на лобызания с грудой железа и со вздохом отвела глаза.
        — Единственное, за что можно сказать огромное спасибо людям, так это за машины! Это обворожительная вещь!  — с такой великой нежностью в голосе сказал он, пристегиваясь,  — хоть она и загрязняет воздух!
        — Зачем же ты тогда на ней ездишь?  — безразлично спросила Лилит.
        — Как ты могла заметить, езжу я на ней только когда с тобой потому, что тебе вряд ли понравиться осваивать на своих двоих природный ландшафт по окрестностям. Ну, или вообще когда мне предстоит иметь дело с людьми, и они должны оставаться какое-то время в живых, в таких случаях, мне также приходится садиться за руль.
        — Долго у нас еще пробудет Жаклин? Почему она не едет домой?  — как бы между делом спросила Лилит, пытаясь воткнуть ремень.
        — А как ты думаешь? Ты только представь, она приходит домой и говорит: «Привет мама! Я сбежала из дурдома! Со мной все хорошо, за исключением того, что я вампир!». Сразу же после этого она поедет назад. Придется всем нам потерпеть друг друга какое-то время.
        Огромные и тяжелые шторы темно-зеленого цвета грузно спускались на пол. Между ними виднелись стены, цвет которых тоже отдавал в зелень. Гигантский зал с широкими креслами и круглыми столиками между ними. Каждый стол был покрыт скатертью из плотного материала, с рисунком, который производил галлюциногенный эффект. Казалось, что все кружки и квадраты на ней постоянно двигались. Долго смотреть на этот узор было просто невозможно. Глаза уставали практически мгновенно, как грудные дети, и сразу же пытались закрыться, без разрешения мозга.
        Промежутки стен, между высокими окнами, выглядели хрупко и хило, по сравнению с массивными оконными рамами. На этих стенах прижились забавные бра, в форме средневековых свечей и подсвечников. На самых толстых свечах даже были видны искусно сделанные восковые капельки. Глядя на них, все время хотелось увидеть, как они ползут вниз под звуки скрипучего пламени. Но они, словно фальшивая улыбка, придавали надежду.
        У каждого столика стоял, как безустальный страж, торшер на тонкой, но очень длинной, ножке, по поверхности которого переплетались узоры. Они напоминали резьбу на древних колонах Рима. Такая мягкая, уютная и домашняя, от приглушенного света, атмосфера поднималась в воздух и окутывала небольшое число посетителей ресторана.
        Лилит сидела в кресле и болтала ногами под столом. Она очень заинтересованно разглядывала салфетницу и рядом стоящую пепельницу. Из всего окружающего ее шика, она выбрала именно эти два предмета, посчитав только их достойными пристального изучения и восхищения. Фарфоровая салфетница была белого цвета, а по краям как бы посеребренная. В середине было всего два нарисованных круга: один поменьше, другой побольше. Вроде ничего особенного, бордовые круги с примесью белого цвета, как какая-нибудь планета, Марс, например. Но если приглядеться, то можно было увидеть, что круг, он как будто выпирает, что у него есть форма, будто он висит на невидимой нитке напротив салфетницы. Но он никак не создавал иллюзию того, что он просто нарисован. Эти два круга становились уже шарами потому, что они имели форму и объем, правда, только визуальный. Потрясающее изображение на фарфоре, умело и виртуозно вызывало неплохой обман зрения.
        И пепельница, которая была сделана из настолько прозрачного стекла, что ее просто можно было не заметить на столе, если бы не дымящийся в ней окурок Левиафана.
        Тем временем он с пристрастием разглядывал толстую папку меню.
        — У тебя вид голодной собаки,  — подметила Лилит, глядя сквозь сизый дым на читающего вампира.
        В дыму, он был похож на старинного английского лорда, сидящего в гостиной, и читающего газету с трубкой во рту. Ему только пенсне не хватало и одежды того века.
        — Милая, здесь столько разнообразных блюд и лакомств! Мне даже кажется, что у меня потекли слюнки! Надо все съесть!  — пробубнил он, не отрываясь от меню.
        — Зачем тебе переводить пищу? Тебе же необязательно есть, главное же кровь!
        — Тсс…Лилит! Но я же не слепой! Я вижу, как аппетитно выглядит еда, и, знаешь ли, это отличное качество и большой плюс! И она чертовски вкусная!  — растянулся он в улыбке.
        Он еще с полчаса капался в куче листов. Все это время Лилит разглядывала его, периодически улыбаясь.
        — Левиафан!  — позвала она.
        — Ммм… — словно маленький теленок промычал он в ответ.
        — Сколько лет тебе понадобилось, чтобы начать ценить такие мелочи, как еду?  — спросила.
        Левиафан оторвал глаза от списка блюд и сузил их, а затем азартно усмехнулся.
        — Мы начинаем ценить все, что когда-то потеряли, и не можем больше вернуть. Когда я потерял привычку есть, тогда и начала ценить пищу. Человеку очень тяжело любить то, что он имеет, потому что в этом нет смысла. Зачем тратить чувства и эмоции на то, что находится под боком? Человек очень любит делать бессмысленные вещи, например, когда он начинает ценить потерю чего-либо — это же эмоциональный выплеск в пустоту! Если этого предмета или существа больше нет, зачем в таком случае его ценить? Это логический вопрос, вытекающий из всего этого. Кто-то ценит своих родителей, которых больше нет рядом, и ненавидит себя за то, что когда-то не слушался их, а они оказались правы практически во всем. Кто-то со слезами на глазах вспоминает о засохшем алое на подоконнике, и дико жалеет, что забывал его поливать, и что просто было лень это делать. Кто-то думает о своей глупости и дурных выходках по отношению к близкому и любимому человеку, которого уже больше нет рядом. Кто-то, как я, ценит вкусную пищу, который не чувствовал уже много лет. Это клево, Лилит, понимать, что ты никогда в жизни больше не приобретешь
потерянную вещь или существо, и ничего не остается, как только лить крокодильи слезы. Потому что, когда-то на это что-то не обращалось должного внимания. Потрясающее чувство, время, когда человек, тихо-тихо, признается все-таки самому себе (а это тоже уже не плохо), что он был козлом и слепым бесчувственным чурбаном по отношению к чему-нибудь или к кому-нибудь, только это обычно происходит с запозданием.
        — У тебя уже давно нет человеческой жизни, но ты не начал ее ценить. А я вижу, что иногда, в твоих насмешливых глазах проскальзывает легкий бриз тоски. Но ты, полностью погрязший в объятиях своей гордости и эгоизма, фантастически играешь роль человека, которому абсолютно на все наплевать. Хватит ли тебе сил сознаться мне сейчас в том, что ты все-таки, где-то глубоко-глубоко, в недрах твоего изуверского и сухого сердца, ценишь потерю жизни? Мне кажется, что так и есть, и людей ты убиваешь, потому что на это тебя толкает чернейшая зависть!  — Лилит шептала, наклонившись через стол.
        Левиафан улыбнулся, и, тоже слегка наклонившись, прилег на стол.
        — Нет, Лилит! Не путай зависть и ненависть. Я очень тоскую по жизни, но я ненавижу тех, кому она дана сейчас. Ненавижу за то, что они не ценят ее, и вообще ничего не ценят вокруг себя. Тех, кто верит в реинкарнацию или просто хотя бы в существование души, лишать жизни приятнее всего. Потому что может их души задумаются о столь великой потере, как жизнь. Что касается остальных, они, собственно, ничего не теряют, когда умирают. А зависть, кстати, это тоже хорошее и положительное чувство. Она дает стимул сделать что-то. Половина населения воспринимает этот стимул в не хорошем смысле и делает такие же выводы, а затем и отвратительные, вытекающие из этого поступки. Другая половина воспринимает зависть как некого помощника, то есть в хорошем смысле, и старается достичь собственными силами то, чему они позавидовали. Так что, я прям букет наилучших человеческих чувств и эмоций!  — он оскалили зубы, и позвал официанта.
        Левиафан заказал столько еды, как будто вместо них двоих, за столом сидело человек пять. Лилит ограничилась бокалом мятного напитка и салатом.
        — Вот видишь, ты не ценишь еду!  — уплетая все с тарелки, с набитым ртом пробубнил он, глядя на ее скромный заказ.
        — Ты иногда вызываешь во мне радостные чувства и эмоции, как сейчас, но иногда, ты умудряешься меня так взбесить, что мне хочется тебя убить!  — усмехнулась она.
        — Ага, ты почти это сделала, когда расковыривала мои ребра ножом!  — Левиафан разглядывал лист салата на вилке.
        Лилит помотала головой и откинулась в кресле.
        «Возможно, это мой последний день жизни…Даже кусок в рот не лезет от этой мысли. Что ж, я постараюсь оценить его по достоинству и запомнить, потому что я верю в душу, в отличие от тебя. Надеюсь, что сегодня я умру быстро и безболезненно…а так не хочется, но у меня нет другого выхода, да и выбора собственно тоже», грустно улыбалась про себя Лилит.
        По дороге в клуб они долгое время молчали. Левиафан ни разу не посмотрел в ее сторону, он был слишком сосредоточен на дороге и на своих мыслях. На удивление, на дорогах было очень много машин. Лилит неотрывно смотрела в панель машины.
        — Как сильно ты меня любишь?  — неожиданно спросила она.
        — А!  — Левиафан подпрыгнул за рулем и вытаращился на девушку, словно первый раз увидел.  — Ты меня напугала, я забыл, что ты со мной едешь!
        — Замечательно!  — озлобленно шепнула она, отворачиваясь к окну.
        — А почему ты задаешь такой странный, мягко говоря, вопрос?  — настороженно спросил Левиафан.
        Лилит вздохнула, с жалостью в глазах, и снова посмотрел на него. Она была вся какая-то нервная, явно боялась чего-то.
        — Ты же не допустишь моей смерти?  — тихо спросила Лилит, с легкой надеждой в голосе.
        Левиафан притормозил на всякий случай, чтобы ни во что не врезаться и с непоколебимым подозрением начал разглядывать девушку.
        — Милая…Я чувствую твой страх! Чего это ты так боишься? Почему ты задаешь мне такие странные вопросы? Конечно, я не допущу твоей смерти, если сам не захочу ее! Может, ты мне расскажешь, что за война началась в твоей милой голове, отчего у тебя полезли на свет неясные вопросы?
        — Неважно! Забудь!  — улыбнулась она сквозь силу, совершенно не удовлетворенная ответом вампира,  — поехали уже, Жаклин ждет!
        — Поехали!  — пожал он плечами и тронулся с места.
        Через некоторое время они подъехали к клубу.
        Жаклин уже была внутри здания, старательно пыталась напиться, дабы осознать свои возможности и силы, будучи пьяной.
        Состояние Лилит все больше ухудшалось, паника достигла почти пределов. Но она стойко прятала весь свой ужас, утрамбовывая его внутри несчастного сердца.
        Она вылезла из машины и огляделась: на улице уже никого не было, кроме сидящей на лавочке парочке, которая, не переставая, обнималась и целовалась. Лилит усмехнулась, глядя на них. На их руках в свете фонарей поблескивали кольца. Видимо у них недавно была свадьба, раз они все еще обнимались, и выглядели они очень счастливыми и влюбленными. «Идеально! Как вы тут вовремя, ребятки!», подумала она про себя.
        — Пошли?  — к ней подошел Левиафан и взял ее за руку.
        — Пошли — и Лилит потащила его к этой парочке.
        Он очень удивился внезапной смене траектории пути, но пошел за ней.
        — Привет, как дела?  — игриво спросила Лилит у парня.
        Девушка, сидящая рядом с ним, сразу же напряглась, увидев потенциальную соперницу, невзирая даже на то, что рядом с ней стоял мужчина.
        — Хорошо — смущенно ответил парень, не понимая, что происходит.
        — У вас свадьба недавно была?  — продолжила удивлять всех своим любопытством Лилит.
        Левиафан переводил глаза поочередно с девушки на парня, затем на свою даму.
        — Да,  — улыбнулся он, прижимая к себе жену,  — месяц назад.
        — О, мои поздравления! Ах, да, к такому грандиозному событию у меня есть подарок для вас!  — Лилит протянула ему лист бумаги, сложенный в четыре части.
        Левиафан с интересом наблюдал за ней.
        — Это что, розыгрыш? Шутка какая-то?  — воскликнул парень, с удивленными и не верящими глазами, после того, как прочитал записку.
        — Нет! Вот она!  — Лилит отодвинула в сторону ничего не понимающего Левиафана и указала на его машину.
        — Вы дарите ее нам?  — заворожено спросил парень.
        — Угу!  — кивнула головой Лилит с улыбкой на лице.
        Глаза вампира чуть ли не болтались на глазных нервах у него перед ртом.
        — Чего??  — взревел он и выхватил у парня из рук листок бумаги.
        То был не просто листок бумаги, а самый настоящий договор, в котором прописаны обязанности двух сторон, кто участвует в договоре. Там было все, что должно быть в документе… Дарственная, где говорилось, машина Левиафана переходит в дар, а в конце стояла его подпись. Именно его и ничья другая. Левиафан схватил Лилит за плечо и посмотрел прямо в глаза.
        — Ты рехнулась?  — тихо прошипел он.
        Она вытащила из его рук документ и показала пальцем на подпись.
        — Это твоя роспись?  — взбеленено спросила она.
        — Да!  — проскрипел он, понимая, что это значит.  — Но я не подписывал это!
        — То есть ты отказываешь от своих слов? Вот так вот, не по-мужски?  — Лилит печально посмотрела на своего возлюбленного.
        Скрежет его зубов был слышен метра на два от него, а злости передела не было.
        — Нет!  — проскрипел он и отвернулся.
        — Вот!  — она протянула бумагу назад.  — Ей всего месяц. Новая! Наслаждайтесь!
        Левиафан потерял дар речи. Он стоял с опущенными руками, с открытым ртом и красно-черными глазами. Его колотило внутри, не хуже, чем колотит на электрическом стуле.
        — Пойдем дорогой! Толькой ключи отдай, ПТС и СТС!  — улыбаясь, прижималась к нему она.
        Причем у нее внутри уже чуть ли сердце от страха не останавливалось.
        Словно зомбированный, Левиафан протянул ключи и документы. Он это сделал, потому что не хотел ставить себя в неловкое положение прилюдно. Ребята же не знали, что он действительно ничего не подписывал и вообще впервые видит документ. Для них его отказ выглядел бы как безответственность и не способность отвечать за свои слова, а он не хотел так глупо портить перед сами собой свою драгоценную репутацию.
        Отдав документы с ключами, Левиафан развернулся, и, крепко сжав руку Лилит, потащил ее в противоположенную сторону от клуба.
        — Пойду шампанского куплю! Надо же отметить такую манну небесную! А еще говорят, что с неба ничего не падает! Ты посидишь тут? Я быстро.  — Спросил парень свою девушку.
        Она сидела и улыбалась, после такого подарка она расцвела, как яблоня. Она кивнула ему в ответ. Парень поцеловал ее и побежал в магазин, который находился за углом здания клуба. Левиафан, услышав это, резко остановился и обернулся. Как только парень исчез за углом, вампир рванул к его жене. Он появился перед ней, как призрак, не откуда. Черные глаза, жгущие злостью и желанием размозжить всех, кто попадется под руку, смотрели на нее. Девушка посмотрела на него и улыбнулась. За секунду…Лилит не успела моргнуть глазом, как с лавки грохнулось тело с переломанной шеей. Левиафан усмехнулся и снова оказался около Лилит. Схватив ее за руку еще сильнее, он потащил ее к дороге.
        — Девушка-то тут при чем? Зачем ты это сделал? Она же не виновата!  — вырываясь, Лилит кричала.
        — Зачем?  — он наклонился к ней.  — Затем, что по природному закону, когда ты что-то получаешь, взамен ты что-то теряешь!
        Он поймал машину, запихнул Лилит на заднее сиденье, сам сел вперед, специально, чтобы не придушить.
        — Если за сорок минут мы окажемся на месте, то я заплачу вдвое больше!  — интригующим голосом, Левиафан поставил таксисту условие.
        Тот, недолго думая, помчался на всех парах к дому вампира.
        — Алло! Жаклин!  — весело орал он в трубку,  — не жди нас в клубе, у нас сегодня глобальные проблемы! Надеюсь, дома все мы увидимся! Пока, дорогая!  — Язвил он, затем просто отключился, даже не став выслушивать подругу Лилит.
        Всю дорогу до дома они провели в грозной тишине. С каждой минутой сердцебиение девушки учащалось, она все чаще и чаще дышала. Пронзающий страх, горячий и вязкий, как вкусный и теплый шоколад, разливался по ее венам, питая их нутро. Как же это сработало? Как так происходит и случается? За все время в дороге, она ни разу не задала себе вопрос: «Зачем я это сделала?». В голове крутись мысли лишь о том, что будет дальше.
        Никого и никогда не волнует предпрошествие, беспокоит только страшное будущее, в виде какого-нибудь наказания. Волнует лишь осознание того, что придется расплачиваться. Но к моменту осознания, обычно забывается за что надо отчитываться, и этого не хочется делать, не хочется расплачиваться, особенно если делов натворила женщина. У них вообще все просто. Эти бездушные существа наивно полагают, что они всегда должны оставаться безнаказанными. С детства, женский пол поощряется мамами и бабушками за гадкие колкости, за бездумные выходки по отношению к мужчинам, которые их также покрывают.
        Лилит тайно надеялась на лучший исход. Но подсознание в таких делах понимает лучше всего организма, что конкретно было содеяно и надо ли за это отвечать. Подсознание — темный властелин всего тела, закрытый от всех внешних факторов и раздражителей, живущий в собственном параллельном мире. В этих мирах мысли ходят по потолку, как люди по земле. Там дожди идут из земли, а черви пожирают облака, и рыбы бороздят почву, а животные тонут в океанах и морях жизней. Подсознание, укутанное параллельными мирами, содержащее память, которая хранит в себе генетику поколений и их воспоминания. Оно кажется не существующим и, в тоже время, это огромное пространство мыслей, планов, действий, задумок и прошлого, но оно закрыто от всех и даже от человека, в голове которого оно живет. Подсознание Лилит выпустило маленькую подсказку в ее тело — страх, чтобы она задумалась о своем поступке, но все безрезультатно.
        Во время «душевных» терзаний своей любимой, Левиафан думал о совершенно странных вещах. «Интересный вопрос: «Как сильно ты меня любишь?». Почему такое происходит с девушками? Почему, слово «люблю» для них означает некое прикрытие или возможность что-то получить? Я устал…За пять месяцев я уже дважды это говорю, и за месяц я теряю вторую машину! Это нормально вообще, а? Может ей лексус расколотить и не отдавать в ремонт, а сразу на утилизацию? Нет, что это я несу? Так мне только себе надо машину покупать, а так еще и ей придется покупать! Это ужас прям какой-то! Раньше я не позволял девушкам вести себя таким образом по отношению ко мне…Сдаю позиции. Похоже, что за вечность для Жаклин, я буду вечно покупать себе новые машины!»
        23
        Левиафан влетел в коридор, скинул обувь и развернулся. Лилит стояла в двух метрах от порога. Он слышал, как быстро колотится ее сердце.
        «Хм», он улыбнулся.
        — Заходи, дорогая, что ты там стоишь, как не своя? И не вздумай падать в обморок! На этот раз тебе это не поможет!
        — Нет, ты знаешь, я тут лучше постою. Здесь так хорошо, воздух свежий, тепло.
        Лилит озиралась по сторонам, видимо обдумывая, куда попытаться скрыться, но всеми своими фибрами она понимала, что это будет безрезультатная попытка — она будет поймана, и все будет еще хуже. Левиафан молча наблюдал за ней, стараясь распознать ход ее мыслей.
        — Лилит, если ты хочешь побегать по саду от меня, то я надеюсь, что ты понимаешь, что я изловлю тебя!
        Левиафан стоял, облокотившись на дверной косяк, скрестив руки на груди, и молча наблюдал за ней. Затем, он внезапно сорвался с места, схватил ее за шиворот и заволок в дом, швырнув на середину комнаты.
        — Присядь, милая!  — приказал он и сел сам.
        Лилит, вздохнув, осмотрелась и опустилась на диван, с наглым безразличием смотря на вампира.
        — Знаешь, что я хочу сейчас с тобой сделать?  — поинтересовался он, вертя в руках зажигалку.
        — Не трудно догадаться… — тихо усмехнулась она, прикуривая сигарету, наивно полагая, что это успокоит ее нервы.
        — Расскажи-ка мне, милая…А то мне вот трудно догадаться, я, настолько взбешен, что у меня вообще нет никаких идей на счет твоей казни!  — он лязгал языком, как бешеная собака.
        Такого вопроса Лилит не ожидала и немножко опешила.
        — Лилит, милая, помоги мне найти выход из этой сложной ситуации, не молчи!  — умоляющим голосом попросил он, чуть ли не пища.
        — У меня не очень хорошее предложение…
        — Ничего страшного, на рассмотрение принимается все! Но я, в принципе, догадываюсь о твоих мыслях. У меня такие же были, но это не то. Периодически, я вспоминаю твой вопрос о смерти, и мне кажется, что ты уже тогда знала, что у тебя появится грандиозная возможность умереть! Но видишь ли, милая, смерть — это очень добрая и гуманная тетка, и ее еще заслужить надо! Так что — нет, убивать я тебя не буду, даже не думай об этом. Слишком это по-человечески! Своим поступком ты заслужила только боль и мучения, естественно, оставаясь при этом живой!
        Лилит молча слушала его, иногда улыбаясь. Потихоньку она начала успокаиваться, где-то интуитивно понимая, что он ничего ей не сделает. Потому что если бы хотел сделать, то давно бы уже сделал.
        — Милая!  — его губы растянулись в скверной улыбке, а глаза рассматривали ее с материнской нежностью.
        — Что?  — спросила Лилит, решив, что ситуация улеглась.
        — Собирай вещи и иди домой!  — выпалил он, все с той же улыбкой, но только вот интонация и голос стали более жесткими и грубыми.
        Лилит смутилась и зажмурилась.
        — Прости, что ты только что сказал?
        — Дорогая, у тебя внезапно проблемы со слухом начались? Я сказал: «Собирай свои вещи и иди домой!». Ты мне больше не нужна! И подружку свою ненормальную, можешь тоже прихватить с собой. Вы меня доводите до бешенства, обе.
        — Это шутка?  — с тревогой в голосе спросила она, надеясь на положительный ответ.
        — Похоже, что я шучу? Или может это намек на то, что тебе нужно помочь в упаковке вещей? Хотя ты меня уже убедила в том, что ты и сама их прекрасно собираешь! Уходи от меня, Лилит! Мне все это вот здесь сидит!  — Левиафан показал на горло, встал и хотел было идти, но Лилит подбежала к нему и уперлась руками в его грудную клетку, не давая пройти.
        — Ты меня бросаешь?  — едва слышно произнесла она, глядя ему в глаза.
        Она очень хотела, чтобы все это оказалось сном или очередной дурацкой шуткой.
        — А ты догадливая!  — он оттолкнул ее от себя и пошел дальше.
        — Ты бросаешь меня из-за машины? Из-за чертовой машины?  — крикнула она ему в след.
        Левиафан остановился, обернулся и надменно взглянул на нее. Затем быстро подошел к ней и вздохнул.
        — Я бросаю тебя из-за машины, из-за друга, из-за лжи, из-за издевок, из-за наркотиков, из-за подруги, из-за алкоголя, из-за предательства, из-за скрипки, из-за клубов, из-за боли, из-за непонимания, из-за неуважения. Достаточно, или дальше перечислить?  — он хмуро посмотрел на нее с зажатыми пальцами перед ее лицом.  — Видишь, у меня более десяти причин, озвученных мною только что, из-за которых я могу тебя бросить и делаю это. И еще столько же не озвученных! Уходи, Лилит. Все. Наша песенка спета! Мне не нужна такая женщина, которая меня не уважает и постоянно жаждет мести!
        — Ты с ума сошел, Левиафан?  — единственное, что смогла выговорить она.
        — Нет, милая, я как раз только что приобрел ум, поэтому и прошу тебя исчезнуть из моей святой и доброй вечности!  — цинично ответил он и снова пошел в сторону лестницы.
        — Но…
        — Что «но»?  — со вздохом спросил он, опять обернувшись.  — Почему ты в не выгодных для тебя ситуациях прикидываешься дурочкой? Я же знаю, что это не так!
        — Но… у меня есть любовь! В твоем списке моих ошибок не было «не любви», потому что ты знаешь, что она есть! А это — уже не мало!
        — Ну вот, опять! Чуть что «А как же любовь?»  — пропищал тоненьким голосом вампир.  — Хватит пользоваться этим словом, Лилит! Ты произносишь его только тогда, когда тебе что-то надо! Любовь! Тоже мне, нашла причину! А ты вспоминала об этой любви, когда упивалась местью? Что-то я ни разу не слышал этого слова в те моменты. Потому что тебе было хорошо, и никакая любовь тебе была не нужна!
        — Это какой-то бред… — едва слышно прошептала она, еле сдерживая слезы, застывшие в глазах.
        — Надеюсь, что через полчаса тебя здесь уже не будет!  — ответил он на это и исчез на втором этаже.
        Лилит опустила голову и закрыла лицо руками, садясь на диван. «Вот это да! Вот уж действительно боль и мучения, живя при этом! Тебе стоит короновать себя, Левиафан, ибо ты первый, кто произнес то, что ты сказал! Но я не хочу уходить отсюда, от тебя! Я лю…лю…не выговариваемое слово, черт! Ты мне очень дорог! Это сон! Ничего этого на самом деле нет, просто плохой, глупый сон, я скоро открою глаза, ты будешь лежать рядом и ерничать как всегда!».
        Но сколько Лилит не пыталась закрывать и открывать глаза — сон не заканчивался.
        С каждой минутой ей становилось все хуже и хуже, отчаяние пробивалось сквозь гордыню, высвобождая слезный дождь. Она старательно терла руками под глазами, чтобы никто не увидел мокрые следы, старательно натягивала маску равнодушия, но она никак не хотела держаться на ее лице и, каждые пять секунд, падала на пол, разбиваясь в дребезги. Дрожащей рукой, Лилит шарила по полу в поисках осколков и снова, по одному, прикладывала их к лицу. Но все безрезультатно. Настоящие чувства пробивалось наружу, пытаясь сбежать из душевной мглы, а Лилит их так идеально и долго прятала, что Левиафан порой сомневался, а есть ли другая, искренняя и настоящая Лилит?
        Задумываясь над вопросом: какая боль тяжелее и мучительнее, физическая или душевная, можно легко узнать ответ, например, сравнив порезанный палец, и ситуацию, когда бросает любимый человек. Боль в пальце забывается мгновенно, за секунду, и от нее больше ничего не остается, и никогда о ней не вспоминается. А боль, причиненная любимым человеком, жжет еще долгое время, неторопливо и безразлично. Душевная мука холодно и настойчиво гладила порезанный палец Лилит, прямо по мясу. Она издевалась над ней, пытаясь напомнить о физике тела, заранее зная, что осколок маски остался внутри, но о нем никто больше не вспомнит. Единственная палочка-выручалочка в виде самолюбия, которая бессильным голосом силилась шептать о гордости, и что о ней никто не смеет забывать. Самолюбие старалось погреть застывшие руки и взглянуть изнутри в пустые глаза, тем самым, норовя вселить туда надежу — неясную, глупую, может быть умную и бессмысленную, но все-таки надежду. Но Лилит лишь отгоняла руками настойчивое самолюбие, она поддалась моральной боли, а любовь тихонько смеялась, вспоминая прошлое. Любовь всегда смеется последней
в таких ситуациях. Она награждает терзаниями, а сама сидит в уголке и хохочет, подкидывая поленья для разжигания боли и подливая на нее масло, чтобы ярче и дольше горело. И Лилит обжигало, но самолюбие все-таки сместило хохотушку-любовь, подселив в разум досаду, обиду и гнев, а боль продолжала жечь сосуды и нервы. Лилит стукнула кулаком по столу, взглянув наверх. Левиафан услышал шум и пошел посмотреть, что происходит. Он тихо подошел к углу и выглянул из-за него. Лилит сидела на диване, уткнувшись лицом в одну руку, а вторая лежала на столе, сжатая в кулаке. Он улыбнулся и вытянул ноги, садясь прямо на пол.
        «Вот так-то лучше! Хоть раз посмотреть, как ты страдаешь по настоящему, потому что я из-за тебя всегда страдаю искренне и люблю тоже. Может хотя бы это заставит тебя чуть-чуть уважать меня. Ведь ты думаешь, что потеряла, а значит, должна начать ценить утрату. Значит, у меня есть шанс стать кем-то большим, чем просто объектом для мести и нелепых насмешек. Милая, тебя постоянно надо учить, причем на твоих же ошибках. Но меня кое-что пугает и настораживает. Люди делятся на три категории: первая — это умные люди, которые учатся на чужих ошибках. Умный человек — это вымирающий вид, и его следовало бы занести в Красную Книгу. Соответственно, численность этой группы катастрофически мала. Вторая категория — это стандарт, то есть дураки. Это люди, которые учатся на своих ошибках…хорошо хоть так. Но к великому сожалению есть и третья категория. Ее составляют дебилы, которые вообще отказываются на чем-либо учиться, и, естественно, в одинаковых ситуациях они постоянно наступают в одну и ту же кучу кала. Хотя они уже не раз ходили по этой дороге и, в принципе, должны бы уже запомнить, что там — лежит какашка!
Ан нет! Это же представители третьей группы! Численность второй и третьей групп не имеет себе равных. Я, честно говоря, затрудняюсь сказать в какой из них больше людей, но одно могу заявить смело и открыто — народу там — почти все население планеты. Лилит не первый раз оказывается в подобной ситуации. Уж не относится ли она к замечательной группе под номером три? Если это так, то все мои попытки и надежды рушатся со страшной скоростью. Если же она просто в очередной раз пытается сделать мне не хорошо, то она дура…хотя нет. Опять же, она знает, что это невозможно, точнее это возможно, но она не имеет той силы, которой на меня можно воздействовать. А это значит — добро пожаловать в третью группу? Это же ужасно! Хоть я уже не раз убеждался, что красота и мозги — вещи совершенно не совместимые, бывают, конечно, исключения, но это очень редко, и то значит там какой-то другой подвох. Порой мне мерещится, что мозг у нее есть, и иногда он даже подает признаки жизни, плохо, что иногда и только признаки. А может, у меня нет мозгов, что я с ней связался? Но это абсурд. Как мне такое могло в голову вообще прийти?
Я — редкий индивидуум из первой группы, значит, мозг у меня присутствует и, к тому же, активно работает! И ко всему прочему, я не задурманиваю его спиртом и сигаретами, на меня этихимикаты просто не действуют, но на людей-то действуют! И на Лилит в том числе! Правда, иногда я сомневаюсь над ее человеческим происхождением. Порой она напоминает мне тупого инопланетянина, с большой гидроцифалической головой, и, в тоже время, совершенно пустой! Ну и, конечно же, с большим черными глазищами. А временами, у нее проскакивают стоящие мысли, и вместо шарикообразной головы появляется коралл-мозговик, но это только признак, что он еще не заполнен шлаками. Если бы коралл-мозговик был более живой, то он бы уже давно догадался, что его только что буквально обманули. Однозначно, женщин мужчинам подкинул какой-то идиот, чтобы им не так хорошо жилось, и они потрясающе справляются со своей миссией! Но у них такой бардак в голове, как с этим можно жить и еще что-то творить гадкое? Некоторые люди считают, что женщина и мужчина чем-то, вдруг, стали похожи на кошку с собакой. Но это не так. Из двадцати сожительствующих
кошек и собак только две пары дерутся. Так что мужчина и женщина, скорее всего, просто деграданты. Слава кому-нибудь, что я вампир и не имею к ним никакого отношения. Я просто особь мужского пола. А Жаклин получается особь женского пола, выглядит только как вампир, а внутри все равно остается человеческим деградантом и позорит нашу бессмертную и более продуманную расу. Но у нее есть новая подруга, ее зовут вечность, она без проблем в течение ста лет вобьет ей здравый смысл, независимо от того, хочет ли этого Жаклин или нет. Жалко, что Лилит обделена такой шикарной подругой. Но у нее есть я, а у меня есть вечность, значит, она посредством меня может попытаться дать пинка кораллу-мозгавику, чтобы он начал соображать продуктивно и интересно. Главное, чтобы Лилит не заметила, что кое-кто хочет стукнуть ее по мозгам, а то она воспротивиться. Ведь когда мозги ничего не делают, а только выполняют всего три функции: гадить, спать и жрать — намного проще живется. Весь мир наплевал на все, кроме маленьких и простейших алгоритмов. У меня складывается ощущение, что следующее поколение запишет слово «шахматы»
в словарь архаизмов. В эту игру люди сейчас-то не ахти как любят играть; она же мозги развивает, а развитая голова — это зло. Массовая деградация! Шикарно! Не читают, не смотрят, не интересуются, не хотят, только истребляют все живое вокруг себя — это современные люди. Раньше, если у кого-нибудь появлялась книга, все дети передерутся, выясняя, кто следующий ее будет читать. Сейчас книги лежат в туалете. Бессмертные строки величайших писателей разглядывают анальные складки современной молодежи! Тетушка лень поработила все человечество. Это ж надо, лениться лечь на диван, открыть книгу и начать читать. А так как они ни черта не читают, они также ни черта не знают о настоящих чувствах, таких как стыд, совесть, ответственность, страх, сочувствие…Список можно продолжать до бесконечности, но только современная молодежь этого всего все равно не испытает. Им сейчас стыдно сказать в компании, что я не курю и не пью — это же позор! Совесть их вообще ни по какому поводу не тревожит. Ответственность — это что-то за гранью реальности. Боятся они только попасть в полицию с косяком на кармане, страх потерять
любимого человека не имеет место быть. Любимый человек, как заявляет гениальная молодежь — это трамвай или автобус, типа все нормально, приедет новый. А сочувствуют они друг другу исключительно с бутылкой в обнимку. Современная молодежь чувствует только фальшь, из-за этого быстро учится врать и лицемерить, и Лилит такая же. Нет развития, подростки застревают в пятнадцатилетнем возрасте и живут в нем всю жизнь. Отвратительная и мерзкая тупость! Через сто лет мне не с кем будет даже пообщаться, не на кого будет посмотреть. Планету будут населять одни пустоброды и олухи, если, конечно же, эти кретины не перебьют друг друга, чему я был бы очень рад! Оставить бы сто тысяч человек, так ради питания. Нет людей — есть жизнь, есть люди — нет жизни! А тупые люди — это вообще беда! А их все больше и больше! Они плодят идиотизм и глупость каждую минуту! Рожают и не хотят взращивать потом. Лилит, тебе простительно иногда побыть тупой, ты родителей потеряла в юном возрасте. Но не весь же мир потерял родителей в зародыше? Ладно, пора объяснить моей дурочке, что это была принята мера по улучшению чувств ко мне».
        Левиафан тихо поднялся.
        — Ты еще здесь?  — с отсутствующим видом спросил он, спускаясь вниз.
        Лилит подняла голову, и ее взгляд очень удивил вампира. Когда он уходил наверх, она смотрела на него так, словно от нее уходит жизнь. А сейчас ее глаза выражали презрение и смертельную обиду.
        — Это окончательно решение?  — тихо спросила она, медленно поднимаясь с дивана и кладя руку на бедро.
        Левиафан провел взглядом по ее руке, талии, шее и остановился на губах.
        — Меня удивляет твое недоверие, милая! Я уже устал повторять одно и то же сегодня!  — Левиафан продолжал разыгрывать трагическое расставание с женщиной, которую он любил, но жить с ней на одной территории было просто невозможно.
        Лилит встала и пошла к дверям, но около них она остановилась и угрожающе взглянула через плечо.
        — Мои вещи можешь выкинуть или сжечь, не знаю, что хочешь то и делай. Но я просто так не оставлю сегодняшний вечер…Люди узнают о тебе, причем не в лучшем свете!
        — Ух ты! Это можно расценивать как угрозу?  — с легким выпадом вперед, спросил он, наслаждаясь сложившейся ситуацией.
        — Пока ты здесь и пока я жива, я постараюсь сделать кусочек твоей любимой вечности — ужасом всего твоего существования. Я превращу его в ад! Тебя заколют и правильно сделают! Это должно было случиться еще в XVI веке! Я расскажу о твоем долбаном существовании!  — Лилит шептала эти слова, словно проклятия.
        Левиафан молча стоял и улыбался, кивая головой.
        — Милая, если ты хоть кому-нибудь расскажешь обо мне, знаешь, чем это закончится?
        — Чем же? Ты убьешь меня? Не надо…не говори мне! Я ничего не боюсь!
        — Глупенькая девочка! Зачем мне убивать тебя? Все будет намного интереснее и веселее! Помнишь поэта Бездомного из одной потрясающей книжки господина Булгакова? Помнишь, что произошло после того, как он познакомился с Дьяволом и его свитой? Как он всем подряд рассказывал о том, что общался с тем, кто лично беседовал с Кантом за завтраком? Как он слезно всех умолял помочь ему поймать кое-кого, при этом он бегал в неприличном виде, держа в руке свечу, а на его шее висела икона? И этот кое-кто ему сказал: «Шизофрения — вы лично спросите у врача, что это такое!». Надеюсь, Михаил Булгаков не обидится на меня, если я скажу, что эти его строки относятся, в данном положении дел, и к тебе! Как только ты откроешь свой чудесный ротик и скажешь о вампирах, ты сразу же отправишься в пустующую палату Жаклин, интересоваться у врачей что такое шизофрения!  — Левиафан нежно поглаживал ее по челюсти указательным пальцем, иногда усмехаясь.
        Лилит тоже улыбалась, аккуратно убирая его руку от своего лица.
        — Ты сам-то давно спрашивал у врача о шизофрении? Не надо мне пустых угроз и неуместных предупреждений!  — Лилит отпустила его руку и закрыла глаза.
        Как же сильно она все-таки любила этого мужичину и не хотела его оставлять. Она смогла разглядеть в нем слабость, покрытую огромным слоем пыли.
        Левиафан оказался прав, Лилит начала ценить, понимая, что теряет любовь. Ценность потери неописуема, она имеет место быть, но не имеет определенной сумы, цены. Безнадежное желание вернуть что-то, кого-то, терзает душу и мучает больную голову. Задетое самолюбие тоже страдало внутри Лилит, она была шокирована, что ее бросили. Просто, как ненужную куклу выросшей девочки, выбросили в помойку. И если бы ее бросил просто мужчина, ей было бы не так обидно. Но от нее отрекся необычный человек, и вовсе не человек. Она стала ненужной вещью для мужчины с ангельской внешностью; с неповторимой и сногсшибательной фигурой; с гладкой, как бархат кожей; с бездонными и умными глазами; с завораживающей чернотой густых и шелковистых волос; с хитрыми и опытными мозгами; с мертвым сердцем внутри и с жизнью снаружи. Лилит, безумно любящая себя, еще при первой встрече с ангелом Левиафаном, сразу же решила для себя, что в ее жизни больше не будет мужчины более достойного ее, чем этот. В этом она оказалась права. Они действительно, по-настоящему были достойны друг друга, поэтому так искренне и со всей человечностью
издевались друг над другом.
        — А что здесь происходит?  — к дому подходила Жаклин.
        — А…это ты!  — скрипучим голосом проговорил Левиафан, приоткрыв глаз.
        — В чем дело, Лилит?  — заглядывая ей в глаза, спросила Жаклин, игнорируя Левиафана.
        — Все нормально.  — Отворачиваясь от вампира, тихо прошептала Лилит.  — Потом увидимся, ладно?
        Она развернулась и пошла на улицу. Жаклин стояла с не понимающим лицом, кидая взгляды то на стоящего рядом Левиафана, то на уходящую подругу.
        — Ты куда, миля?  — изобразив удивленное лицо, Левиафан схватился рукой за сердце.
        Она остановилась и обернулась.
        — Ах ты!  — девушка быстро подошла к нему и залепила пощечину.
        Он выпучил глаза, потрогал рукою горящую щеку и ойкнул.
        — Да что здесь происходит?  — взвизгнула, стоящая практически между ними, Жаклин.
        Левиафан скосил на нее глаза от неожиданности. Лилит слегка улыбнулась.
        — Да! Действительно, милая, что происходит? Тебя нечистая сила покусала что ли?  — он хлопал удивленными глазами, делая вид, что ничего не понимает.
        Лилит насупилась и посмотрела на обоих вампиров.
        — Ты насмехаешься надо мной?  — спросила она у него.
        — Да ты что, милая? Бог с тобой! Я души в тебе не чаю! Куда ты собралась? Ты не можешь так просто уйти!  — пыхтел он в ответ.
        Потихоньку до взбелененных мозгов Лилит начала добираться мысль о том, что все это действительно было шуткой, как она и хотела. Но как ей показалось, шутка была жестокой. Все внутри ее организма аж опустилось куда-то вниз от неожиданной радости и уместной злости. Она рассмеялась таким странным смехом, как будто была на похоронах очень близкого ей человека, и внезапно ей стало смешно.
        Левиафан сузил глаза и внимательно озирался по сторонам, опасаясь, что нездоровый смех девушки могут услышать люди и вызвать психиатрическую помощь.
        Лилит подошла к нему ближе и уткнулась лбом в его грудь, при этом, издавая совершенно неясные звуки, которые напоминали, то ли плач, то ли смех, то ли нытье, то ли хихиканье.
        — Ты чего сделал с ней, а?  — Жаклин начала беситься и злиться из-за настроения подруги, из-за ее ужасного состояния.
        Левиафан положил руку на шею Лилит и довольно взглянул на Жаклин.
        — Исчезни!  — он зажмурился и помахал второй рукой, указывая вовнутрь дома.
        Кровь в ее венах закипела, руки сжались в кулаки, и Жаклин замахнулась на вампира. В это время Левиафан открыл глаза и совсем не оценил этот жест. Он открыл рот и проговорил беззвучно: «Если через пять секунду я еще буду лицезреть тебя здесь, то я сделаю из тебя факел с вечным огнем. Время пошло, брысь!».
        Лилит этого не услышала, стоя уткнувшись лбом в Левиафана, но Жаклин это услышала и испарилась, решив, что его угроза вполне может осуществиться. Через пять секунд он специально открыл глаз — проверить местоположения Жаклин. Ее отсутствие успокоило и расслабило его взбудораженную нервную систему.
        — Милая, ты уснула там что ли?  — спросил он спустя какое-то время, продолжая гладить ее по шее.
        Он уже чуть-чуть утомился стоять на крыльце и дышать свежим воздухом, и не понимать, почему Лилит замерла в позе бодающегося барана. Она тихо вздохнула и всхлипнула. Левиафан насторожился. «Плачет! Иисусе, господи, дьябло, люцифер, она плачет! Я сделал это!», гнилая душонка вампира восторженно ликовала.
        — Мне было так больно… — едва слышно прошептала она. — Это было похоже на мини клиническую смерть. Знаешь, сердце выскакивает через рот в ужасе. У него есть две крошечные ножки. Оно бежит на них так смешно и нелепо, потряхивая оборванными краями жизненно-важных кровеносных сосудов. С них периодически падает, еще не успевшая свернуться, кровь. Она бордовая и кажется такой объемной, а ее капельки похожи на слезинки…сердце плачет кровью и убегает, чтобы больше не плакать и работать впустую на бездушный организм. А я лежу на земле и смотрю ему вслед, и чувствую, как по сосудам и капиллярам вместо горячей крови бежит холодная пустота. И я понимаю, что во мне больше нет ничего, я не умею больше ничего чувствовать. В мой разум поступает лед и все замораживает, пропуская сквозь кристаллы заледеневшей воды свежую, беспощадную муку. Это единственное, что чувствую, что испытываю. Проклятое подсознание бессмертно, и оно рассказывало мне о любви к не человеку. Оно рассказало о том, что сердце устало от тяжести и отказывается от грандиозной значимости этого черного чувства, которое убивает людей. Но любовь
осталась во мне, и это был ужас. Она как будто тешила мои сухие бескровные вены острейшим лезвием, и у нее было такое довольное лицо…Любимый…Я видела лицо любви, видела! Она жестока, а я даже не думала, что настолько! Что она настолько равнодушна и безразлична к тому, в ком живет. Она гложет тело изнутри, как собака кость, с такими же звуками. Она отрывает мясо от ребер, вместе с нервами, и все это причиняет неописуемую боль. Как можно называть это святым и светлым чувством? Я никогда не испытывала ничего более мрачного и мучительного, чем сегодня…Как ты мог? Как ты мог доставить мне в душу всех извергов ада? Меня разрывало на части, я чувствовала себя хуже, чем Христос на кресте!  — Лилит вся тряслась мелкой дрожью.
        Руками она хваталась за волосы и едва не рвала их на себе с корнями. Ее голос внезапно стал таким вопиюще женственным, его было невозможно слушать, потому что он был наполнен горечью и болью. Левиафан тихо проклинал себя за эту шутку.
        Глядя на Лилит, у него самого, сердце разрывалось из-за того, что он такой идиот, и заставил так страдать любимую девушку, совершенно забыв о том, как любимая девушка заставляет его страдать.
        Лилит стояла все также, уткнувшись лбом в его грудь. Она вдруг показалась ему такой нежной и женственной, он практически возненавидел себя за то, что его грязный рот посмел наговорить такому нежному созданию. Он схватил ее за лицо и оторвал от своей груди.
        — Прости, милая, прости! Я не должен был так поступать! Я дурак, я не подумал, что это может перерасти в такой ужас…Я заигрался сегодня. Господи, какой же я идиот! Я совсем не хотел топтать твои чувства, я преследовал совершенно другую…цель…прости…милая.  — Его лицо постепенно хмурилось, последнее предложение он еле договорил, потому что посмотрел на лицо, которое он держал руками.
        Оно улыбалось, гнусно и коварно, вся женственность исчезла, вместо нее вернулся мерзкий и хохочущий демон. Левиафан раздосадовано смотрел в жестокие глаза девушки, но руки от ее лица не убирал.
        — Ты действительно дурак, Левиафан! Я принимаю твои извинения! Мое сердце на месте, счастливо и беспечно гоняет кровь по жилам! Неужели ты действительно поверил, что мое сердечко сможет выпрыгнуть и покинуть мое тело, которое оно так беспечно любит? Дурак! Но у тебя сейчас такой самоненавистный голос был, что мне даже чуть-чуть стало не по себе и жалко так издеваться над тобой, но я должна была получить хоть какое-то моральное удовлетворение! Я — дура, поверила твоим словам, а ты еще больший дурак, ты извинился за них!  — совершенно обычным голосом проговорила Лилит, сверкая глазами.
        Левиафан, выйдя из ступора, наконец, отпустил девушку и оперся на дверной косяк. Он опустил голову, чуть тряханул ею и улыбнулся, облизывая нижнюю губу. Он явно чувствовал себя хуже, чем просто дурак.
        — С огромным наслаждением и удовольствием, я сейчас представляю, как сочно и нехотя трещат твои шейные позвонки, как весело и быстро они ломаются, мисс!  — обкусывая зубами щеку во рту, сказал он.  — Милая, когда-нибудь, ты все-таки спровоцируешь меня, и позвонки твои захрустят в реальности!
        
        24
        Лилит долго ходила вокруг большой, черной машины, припаркованной возле дома. Она чем-то была похожа на большой гроб на колесах.
        Красивый джип с элегантными формами, скользящими как бы вдаль. Лилит долго разглядывала значок на морде. Он был слегка овальной формы, а внизу, посредине, внутрь эллипса поднимался треугольник с плавными углами. Лилит приподняла брови и взглянула на вампира, стоящего недалеко от нее.
        Он был так доволен, как будто умудрился сделать невозможную гадость всем людям сразу. Его лицо просто сияло от счастья, руки нервно подрагивали, и он постоянно переминался с ноги на ногу. Эта машина была только что им куплена, и он ни в какую больше не хотел оставлять Лилит и его новую «ласточку» наедине.
        — Что это?  — наконец спросила Лилит, доставая сигареты.
        — Как «что это»? Ты не видишь что ли?  — удивленно, почти даже оскорблено, вскрикнул Левиафан и подскочил к ней.
        — Я как бы не очень разбираюсь в машинах, ибо меня это раньше не интересовало! По-моему, в этом нет ничего удивительного!  — спокойно ответила Лилит.
        Левиафан вздохнул, подошел к капоту и чуть ли не лег на него грудью.
        — Это INFINITIQX 56 4WD!  — восторженно и нежно прошептал он, гладя капот.
        Лилит с полной прострацией в глазах смотрела на все эти ласки с машиной. Вампир приподнял голову от железа и посмотрел на девушку через плечо.
        — Ты знаешь, как переводится INFINITY?  — он произнес это слово так утонченно, словно вселяя в него ценнейшую жизнь, которая никогда не должна прерваться.
        — Я знаю, что такое INFINITY!  — Лилит передразнила его и бросила жгучий взгляд,  — бесконечность….Вечность!
        — Вот именно! Я надеюсь, ты понимаешь смысл приобретения этого шедевра! Ну, я лучше объясню на всякий случай! Лилит, я хочу вечно ездить на этой вечности, понимаешь? Ни на какой другой, именно на этой! Это значит, что если с вечностью что-то случится по твоей вине, я могу написать бумагу и подписать ее, что ты, тогда, потеряешь «сейчас»! я вытащу из тебя сердце и проглочу его. Потом вытащу душу или дух, не знаю, что там за тварь в тебе еще живет, и распотрошу ее! Я обещаю тебе это, милая!  — издевательским тоном он произнес свои угрозы.
        Лилит молча улыбалась и курила.
        — Можно я попробую проехаться на ней?  — спросила она, делая вид, что совершенно не слышала его предупреждения, да и вообще, оно не имело к ней никакого отношения.
        Левиафан отскочил от машины и вытаращил глаза.
        — Нет!  — проорал он так, словно его голова лежала в гильотине.
        Лилит удивленно захлопала глазами.
        — Почему?  — прошептала она, подходя к машине, и провела пальцем по ней.
        Левиафан хотел было сорваться с места, чтобы схватить ее за руку, но решил не двигаться, и с тревожным лицом наблюдать за ней.
        — Так почему?  — повторила она свой вопрос.
        — А ты как думаешь?  — спросил он другой вопрос.
        — Я думаю, что тебе жалко!  — соврала Лилит, постукивая пальцем по железу.
        — Да?  — изумился он.  — Жалко? Не-а, милая, не жалко. Я просто тебе не верю. Ты же все время строишь злобные планы о том, как бы насолить мне похуже! А здесь, БАХ и новая машина — это же целая огромная территория, и еще к тому же не тронутая для твоих не совсем приятных выходок!
        Лилит с серьезным лицом взглянула на него. Она подошла к нему и обняла. Левиафану на мгновение показалось, что это дар свыше, что эта девушка, наконец-то, просто подошла и прикоснулась без подвоха. Он растянулся в улыбке и обхватил ее руками.
        Они простояли так минуты две, улыбаясь и наслаждаясь нежностью.
        — Пошли, сыграем?  — предложила Лилит, взглянув на него исподлобья обворожительным взглядом.
        Он приподнял одну бровь и понял, что подвох-то, как всегда рядом.
        — Во что?  — подозрительно разглядывая ее, задал он вопрос.
        — В шахматы!  — ответ Лилит чуть не убил вампира.
        Его руки разжались, а рот открылся.
        — Условия?  — не задумываясь, спросил он, прищурив один глаз, и посмотрел в ее глаза.
        — Если я выиграю, то я сажусь за руль твоей машины, и если с ней что-то случится, неважно буду ли я виновата или нет, я все равно не несу никакой ответственности за ущерб.
        Левиафан посмотрел на нее исподлобья и задумался.
        — А если проиграешь?  — спокойным голосом спросил он, проводя пальцем по ее шее.
        — Я исполню все, что ты захочешь в пределах моих физических и умственных способностей, то есть если ты захочешь звезду с неба, то я достать ее никак не смогу.  — Объяснялась Лилит с игривой улыбкой.
        Левиафан опустил голову и усмехнулся. Он опасался, потому что не был уверен в своем выигрыше или проигрыше. Его просто пугало незнание насколько сильна Лилит в шахматах. Ведь от его решения зависело дальнейшее существование его новой драгоценной машины. Он вспоминал все поступки Лилит, и из них было ясно видно, что она совершенно не стратег. Каждое ее действие было продуманно можно сказать совершенно, но вот действия Левиафана она не продумывала. Это доказывало, что думать она может только на один ход. Но иногда ее мгновенные ответные реакции указывали на то, что она отлично ориентируется по ходу поступления проблем. А это значит, что она может так же лихо сориентироваться в шахматах, что будет совершенно не выгодно для вампира. Но он также старался успокоить себя тем, что считал, что шахматы — это не та игра, в которой надо разбираться по ходу поступления проблем. Там надо думать, причем хорошо думать, на несколько ходов вперед, явно не на один, и продумывать не только свои будущие пять ходов, но еще и соперника. Он закусил губу и раздумывал.
        — Ну, так что, пошли?  — она ожидающе посмотрела на него.  — Или ты боишься, что ты проиграешь?
        — Надо же, чего выдумала!  — возмутился он, лукаво разглядывая ее глаза.  — Пошли! Я же азартный! Как я могу отказаться от игры, особенно после такой постановки вопроса?
        Они вошли в дом, Лилит села за стол, Левиафан пошел за шахматами. Его не было минут пять. Лилит принесла сок, лед, села поудобнее в кресла и начала ждать появления вампира.
        Он спустился вниз с шахматами подмышкой и обворожительно посмотрел на девушку. Руки проворно расставляли фигурки по черно-белым квадратам, глаза были полны азарта.
        — Цвет, милая?  — скосив глаза на нее, спросил он, усаживаясь напротив.
        — Я уступаю вам, сэр! Начинайте!  — хитро взглянув на шахматы, она перевернула доску, подставив себе черные фигурки, а ему белые.
        — Какая честь для меня, мадемуазель!  — съязвил он,  — «Е4»!  — вскрикнул он, выдвинув пешку почти на середину доски.
        Лилит улыбнулась. Ее нежный пальчик погладил «коня» по голове, а затем вышвырнул его на клетку «F6» от Левиафана. Он осмотрел «коня», затем Лилит и взялся за «ферзя», и выдвинул его на следующую клетку.
        — Пока, пешка!  — улыбаясь, Лилит съела «конем» белую пешку и скинула ее с доски.
        Левиафан усмехнулся и выдвинул другую пешку на «F3», после чего Лилит сразу же передвинула «коня». Вампир приподнял брови и с довольным лицом съел «ферзем» пешку.
        — Глупо милый, глупо!  — с победоносной улыбкой она сшибла своим «ферзем» его и наметилась на «короля».
        — Черт!  — Левиафан посмотрел на фигурки.
        — Шах, милый!  — довольным голосом произнесла Лилит, подперев подбородок рукой.
        — Я не слепой!  — буркнул он и передвинул короля.
        Лилит показал ему кулак с поднятым вверх большим пальцем и съела «конем» «ладью». Затем она подняла глаза на него и сделала грустное лицо.
        — Мат!  — объявила девушка,  — в пять ходов! Я выиграла! Ключи!
        Левиафан выпучил глаза на доску, а затем на протянутую руку. Его «король» был зажат в угол, ему некуда было деваться. Это был самый настоящий мат, чуть ли не «детский», никакой лжи и фальши, все по правилам. Его лицо перекосилось от негодования. Все случилось так быстро и неожиданно для него. Он глупо понадеялся на то, что Лилит знает только как выглядят фигурки в шахматах, и как они могут ходить.
        От закравшегося подозрения о том, что предложение было сделано не просто так, Левиафан мгновенно избавился, полностью положившись на свои силы и разум. Он был слишком уверен в себе, что расслабился и даже не заметил, как ему поставил такой простой мат. Самоуверенность и уверенность в незнании других сильно подвела его.
        С негодующим выражением лица он протянул ей ключи. Лилит резко выхватила их и выскочила из-за стола.
        — Я жду тебя на улице! Если ты, конечно же, хочешь покататься со мной!  — весело прощебетала она и выбежала из дома.
        Левиафан со злости смахнул все фигурки на пол. Понимая, что по своей неосторожности, он только что можно сказать, дал ей свою машину для нанесения урона, и сделать с этим уже ничего нельзя было, разве только подумать какую машину купить после этой.
        — Поехали?  — спросила Лилит и вдавила педаль газа в пол.
        Они выехали на шоссе, и там-то она дала волю своим кощунствам и издевательствам над еле живым вампиром.
        Машину швыряло в разные стороны с такой силой, что Левиафан постоянно бился головой о стекло. Он очень хотел попросить ее притормозить или ехать аккуратнее, но гордость ему не позволяла унижаться…до первого светофора. Он увидел его вдалеке, как раз на только что включенном красном цвете. Перед ним уже стояло две машины. Но Лилит улыбалась и не спускала ногу с педали. Левиафан ерзал на месте, как будто у него на пятой точке были сплошные иголки, но он продолжал молчать. Но чем ближе они подъезжали к светофору и к стоящим машинам, тем нервознее становился вампир, и, наконец, нервы не выдержали, а гордость просто заткнулась внутри него.
        — Тормози!! Черт! Тормози! Ты разобьешь машину!  — кричал он паническим голосом, но безрезультатно.
        Лилит посмотрела на него удивленными глазами и улыбнулась пакостной улыбкой.
        — Мат! Ты помнишь?  — напомнила она ему и уставилась с ожидающим лицом на дорогу.
        Буквально в десяти метрах от впереди стоящей машины, Лилит резко нажала на тормоз, от чего не пристегнутый вампир влетел головой в лобовое стекло, но не разбил его. В это время в его мозгу потекли картины с различными вариациями смерти Лилит, но это были всего лишь мечты. Потому что у них был уговор, на который он согласился, а он считал себя человеком слова и не должен был его нарушать.
        Левиафан мог, конечно, вытолкнуть ее из-за руля или просто нажать тормоз. Но такой поступок разломал бы окончательно, и без того, еле заметную паутинку доверия. И плюс, он потом бы очумел от мести, которая бы обрушилась на его голову.
        Бампер вампирской бесконечности остановился в паре сантиметров от впереди стоящей машины. Левиафан вытянул шею, чтобы точно убедиться, что нет ни одной царапины на бампере, хоть он даже слышал, что удара не было.
        — Здорово? Правда?  — восторженно, она посмотрела на трущего лоб вампира.
        — Ага!  — сказал он недовольно и посмотрел в зеркало заднего вида. Его привлек голубой огонек, который уже минуты три мерцал позади машины.  — Мне кажется, что сейчас будет еще веселее!
        Лилит тоже посмотрела в зеркало, и ее рот растянулся, чуть ли до ушей. Отражение патрульной машины, которая следовала именно за ними, вызвало в ней кучу детского восторга. Она косо посмотрела на Левиафана, который внимательно следил за полицейской машиной, ему было явно не до смеха.
        Из машины вышел мужчина в форме и подошел к окну. Окинув взглядом машину, он постучал в стекло пальцем. Девушка открыла окно.
        — Добрый день!  — поздоровалась она с ним, улыбаясь и включая свою обаятельность, и немножко добавляя туда придурковатости.
        Он улыбнулся ей в ответ, оглядывая салон машины.
        — В чем дело, офицер?  — спросила она, изображая совершенно не понимающее лицо.
        — Мисс, вы нарушили скоростной режим в неположенном месте, и вы не соблюдаете дистанцию между машинами. Могу я взглянуть на ваши права?  — спросил он, уже с серьезным лицом.
        Лилит скосила глаза на вампира. Он сидел с закрытыми глазами, подпирая лоб рукой, явно пытаясь успокоиться, чтобы не поубивать всех, включая в эту резню Лилит. Он ненавидел уже всех и вся, и сама ситуация бесила его, с учетом того, что он начал, догадываться, что произойдет дальше.
        — Нет, не можете!  — дерзко ответила она.
        — Почему?  — изумился полицейский.
        — Извините, но у меня нет прав!  — с наивным лицом заявила она.
        — Не понял, мисс?  — нахмурил он лицо, поражаясь такой наглой откровенности.
        — А что тут не понятного?  — еще шире раскрыла глаза Лилит.  — У меня нет прав! Я не училась, я не сдавал на права!
        — Кто посадил Вас за руль?  — строго спросил страж порядка.
        Лилит невинно похлопала глазами и вжалась в сиденье, чтобы полицейский смог увидеть Левиафана. Для полного понимания между ними, она еще и указала пальцем на вампира.
        — Молодой человек! Выйдите из машины и захватите с собой права и документы на машину!  — потребовал он и отошел от машины.
        — Ну такого договора у нас не было! Я убью тебя!  — гневно пообещал он Лилит и вылез из машины.
        Она довольно наблюдала за ними в зеркало.
        Левиафан что-то объяснял полицейскому, активно жестикулируя руками, в которых была кипа свидетельств. Машина была только что купленная, документы на нее еще не были готовы, и Левиафану пришлось показывать чеки, договора и всякие доверенности. Весь этот разговор длился минут пятнадцать.
        Лилит, закусив нижнюю губу, с интересом ждала возвращения вампира. Наконец, она увидела, что он идет назад к машине, а полицейский садится в свою машину и уезжает. Левиафан открыл дверь с водительской стороны и уставился на Лилит.
        — Быстро на пассажирское сиденье!  — прошипел он.
        Она пожала плечами и перелезла, куда ей сказали. Левиафан залез в машину, хлопнув дверью.
        — Все нормально?  — поинтересовалась Лилит, как ни в чем не бывало.
        Он ничего не ответил, только одарил ее разъяренным взглядом и поехал в сторону дома.
        Всю дорогу до дома Лилит пыталась разговорить озлобленного вампира. Но он никак не реагировал на нее. Он думал лишь об одном — где взять столько сил, чтобы не убить девушку. Может там же есть еще куча нервов, чтобы прожить с ней еще полгода?
        25
        Лилит спала, Жаклин где-то гуляла, Левиафан как всегда сидел около кровати, на которой спала миловидная пиявка. Хоть и сам вечер был как никогда прекрасен и свеж, а на небе еще виднелась бледно-розовая полоса заката, но настроение вампира было очень хмурым. За последние полчаса он не раз подходил к Лилит и держал руку над ее шеей, пытаясь заставить себя сломать ее. Но у него это никак не выходило.
        «Ее надо убить! Иначе она убьет меня морально, а может даже и физически! Но я, как последний слабак, не могу этого сделать! Вот странно-то, голова соображает, что дальнейшие отношения с этой «милашкой» могут закончиться умственным помешательством, и это в лучшем случае. В худшем — бессмертие обернется в «прекрасную» человеческую привычку умирать. Как же сильно я люблю эту женщину и как же много в ней опасности. Руки совершенно не слушаются меня, словно они вовсе не мои. Они просто отказываются делать хоть какое-либо зло по отношению к ней. Что со мной происходит? Я никогда даже не подозревал, что у меня будет проблема с лишением жизни человека, особенно женщины. Я не нравлюсь самому себе и чувствую как слабею перед ней. Может она энергетический вампир? Я проиграл не только в шахматы, я практически проигрываю ей уже во всем. Так сладко спит, как ребенок. Как она умудряется так красиво спать, быть такой прекрасной в это время? А умереть во сне — это тоже прекрасная смерть. Слегка драматичная, где-то даже трагичная, маленькую капельку даже жестокая, но идея, сама по себе, идеальна! Лилит! Ли-ли-т!».
        Левиафан закрыл глаза, взял соседнюю подушку, положил ее на лицо девушки и придавил руками. Через минуту Лилит начала вертеться, ей не хватало воздуха и она пыталась найти его. Спросонья она не могла понять, где кислород, и что лежит на ее лице и лежит ли вообще, и в тоже время мешает получить ей нужный глоток жизни. Она уже колотила руками и ногами, но никак не могла скинуть с себя убивающий предмет. Девушка пропищала имя вампира, как бы прося его о помощи.
        Левиафан уже слушал начинающиеся хрипы и бесполезные попытки вдохнуть. Он все также сильно держал подушку, на его лице была напряженность и даже жалость. Попытки вырваться становились все слабее, а звуки все тише. «Что я делаю?», внезапно проскользнула мысль в его голове. Он резко отдернул от ее лица подушку и открыл окно.
        Лилит лежала в полуобморочном состоянии. Ее глаза были полузакрыты, а рот, как у рыбы широко открывался и жадно хватал воздух. Тут до вампира дошло, почему он предпочел душить ее, а не просто сломать шею. Он оставил себе шанс не дать ей умереть. Если бы он сломал шею, то когда бы он опомнился, было бы поздно. А здесь у него было время очухаться.
        — Ты совсем рехнулся?  — спросила она слегка хриплым голосом, поглаживая руками горло.
        Левиафан стоял, облокотившись на подоконник. На его лице не было ни кали сожаления за поступок, ни капли раскаяния, только злость и ярость на свою неспособность доделать то, что должен был и хотел. Для него это было очередное доказательство в собственной несостоятельности, невозможности.
        — Нет, я в полном здравии и уме! Просто мои силы сбежали от меня, они предали меня! И благодаря этому ты все еще дышишь!  — пробурчал он, не глядя на нее.
        Лилит присела на кровати и запустила пальцы в волосы, аккуратно поглаживая кожу головы.
        — За что ты меня так ненавидишь, что даже смерти моей желаешь?  — тихо спросила она, глядя в пол.
        Он удивленно посмотрел на нее, наглый вопрос лишил его дара речи на мгновение.
        — Милая, по-моему, стоит поставить вопрос чуть по-другому. Например, вот так: «За что мне можно сохранить жизнь?»  — цинично ответил он.
        Лилит поняла, что вампир очень зол на нее, и не только за последнюю выходку. Просто у него внутри уже накопилось много всего. Он был вообще зол, казалось, что его достало все, что связанно с ней. На какой-то миг, она даже мельком почувствовала вину. Лилит умудрилась довести Левиафана до белого колена, сама того не желая, потому что такое его поведение очень пугало ее. То, что он пытался сделать с ней, Лилит повергло в ужас. Это был уже не просто звоночек — прекратить так себя вести, это уже дверь вышибли с ноги, показывая ей, чем ее безрассудство и детские выходки могут закончиться. И вместо того, чтобы закусить свой язык, или извиниться, она начала реагировать, как натрий с водой.
        — Этот вопрос касается и тебя, однако я не пытаюсь тебя убить!
        — Если бы ты еще и попыталась меня убить, то сегодня подушка бы точно не слезла с твоего лица!  — вздохнув, сказал он, оторвался от подоконника и залез в постель.
        — Ты не любишь женщин, в частности — меня, Левиафан!  — сделала вывод Лилит.
        — Я люблю женщин, Лилит, как и любой нормальный мужчина! Но некоторые женщины, обойдемся без уточнений, прям напрашиваются на хамство, грубость и жестокость. И когда они это получают, сидят потом с недовольным лицом, как у тебя сейчас, с непонимающим взглядом и ненавистными чувствами. Милая, если тебе так все мое поведение неприятно, не хочешь попытаться изменить свое поведение?
        — Нет, мое поведение меня вполне устраивает! А вот твое — не всегда! Порой я бываю в шоке от твоих поступков!
        — Вот, Лилит, вот о чем я говорю! Неужели ты не понимаешь, что я себя так веду полностью отталкиваясь от твоих поступков?  — Левиафан снова начал психовать.
        Фальшивое непонимание Лилит сводило его с ума. Она безнравственно прикидывалась раненным зверем, выставляя вампира козлом отпущения.
        — Знаешь что, Лилит, давай забудем об этом нелепом, глупом и никчемном разговоре! Сделаем вид, что его просто никогда не было, и продолжим вести себя низко и подло по отношению друг к другу, так, как мы уже привыкли себя вести! В наших отношениях нет любви (за исключением только к самим себе), нет понимания, нет уважения. Но милая, возрадуйся, потому что у нас есть хамство, хабальство и эгоизм мирового масштаба! Таким отношениям можно только позавидовать, точнее, завидовать надо чуду, благодаря которому весь этот абсурд взаимоотношений еще держится. Я, как круглый дурак, только что сделал ненужную попытку поговорить об этом ужасе, попытался что-то изменить. Но ты закрыта каменной стеной, такой мощной и глухой, что даже Великая Китайская Стена не сравнится с твоим щитом. Так что в будущем, я не буду себя винить за то, что может случиться, потому что с моей стороны были попытки разрулить этот дурдом. Ты предпочитаешь сохранить это, что ж, твое желание, Лилит, для меня закон! Не жалуйся только потом, потому что сейчас я на грани сумасшествия!
        — Как всегда, заранее уже пытаешься оправдать себя и свои будущие действия. А я теперь боюсь спать с тобой, боюсь, что больше не смогу открыть глаза. Потому что именно ты можешь постараться, чтобы они никогда не открылись! Что мне теперь делать? На чердаке спать с закрытой дверью?  — раздраженно спросила она.
        — Ты можешь спать, где хочешь. Если я захочу что-то сделать с тобой, поверь мне на слово, я достану тебя из-под земли! Любовь моя!  — нежно проговорил он, хватая ее.
        Он крепко прижал ее и блаженно прикрыл глаза, чувствуя, как растут длинные и острые зубы. Через пару секунду Лилит вскрикнула от укуса и дернулась, а по ее впадинке, где под кожей проходит позвоночник, потекла струйка крови. Его пальцы вцепились в кожу на плечах, сильно сжимая ее. Лилит пищала и пыталась скинуть его руки. Но вампир был уже в аффекте и еле сдерживал себя, чтобы не смять в труху плечевую кость и ключицу заодно.
        — Прекрати, мне больно!  — прошептала Лилит, корчась, и не в силах больше терпеть его смертельные объятия.
        Он слово не слышал ее, продолжая все глубже запускать свои пальцы в кожу, которая уже была земельного цвета вкруг них. Через какое-то время он отпустил ее и лег на спину, вытирая кровавый рот.
        Лилит, корчась от боли, трогала плечи. Она окинула его злобным взглядом, усмехнулась и моментально кинулась на него. У нее не было острых и длинных клыков, но ее ногтей хватило, чтобы продрать кожу вампира. Он вскрикнул и отпрыгнул от нее, хватаясь рукой за рану, пытаясь засунуть всю кровь обратно. Его ладонь была вся в крови, он подошел к зеркалу и увидел на коже кровавый отпечаток когтей, по форме львиный отпечаток. Левиафан посмотрел из-за плеча на Лилит и улыбнулся.
        — Ладно, я сделаю вид, что ничего этого не было!  — разглядывая себя в зеркало, веселым голосом произнес он.
        «Подонок», подумала Лилит, разглядывая его. Ее не переставала удивлять его привлекательность, и в голове периодически возникал вопрос: «А точно ли это любовь?». Чувства к вампиру были такие неоднозначные и разнообразные, неимоверно сильные. Из-за этого она думала, что путает страсть и любовь. Она всегда представляла себе любовь, как нечто спокойное, умиротворенное и постоянное. А здесь был такой разброс энергии разного характера, и совершенно не стабильные, не устойчивые чувства. Если это желание — то оно поглощало ее полностью. Если это злость — вплоть до убийства. Такое, как ей казалось, происходит в голове, когда человек преисполнен страстью, но не любовью.
        Но Лилит не была уверена на счет Левиафана. Что конкретно он испытывал к ней — для нее это была тайна века. Любовь? Страсть? Ненависть? Интерес? Веселье? Или может все сразу, как и у нее? Левиафан был для нее самой настоящей загадкой, которая не имела отгадки, а сам он никогда не сознается в правильности ответа. А стоит ли вообще думать о таких вещах? Ведь в результате, можно такого себе понадумать, неправду, например, а потом очень сильно разочароваться, узнав каким-нибудь чудом истину. Лилит решила не думать; страсть — так страсть, любовь — так любовь. Важно только то, что они вместе, их не однородные отношения держатся на чем-то.
        — Как получается, что ты можешь так быстро двигаться?  — спросила она, неожиданно осознав, что ее давно интересует этот вопрос, но не было подходящего времени спросить его.
        Левиафан, оторвавшись от своего отражения, сразу же оказался в постели.
        — Я не знаю, Лилит!  — озадаченно посмотрел он на нее.  — Но у меня есть одна догадка. Я думал, что клетки в моем организме имеют структуру, совершенно не схожую со структурой клетки человеческого организма. Они просто не могут уставать. Вообще, такое умение меня вполне устраивает!
        — Надо думать!  — воскликнула Лилит.  — Мне бы тоже понравилось носиться по всему свету и не задыхаться при этом через каждые два метра.
        Левиафан скосил на нее глаза, и улыбнулся так, как будто заметил, как у него пытаются украсть булавку.
        — Какой прозрачный намек!  — выдохнул он.
        — Это не намек, это просто желание. Прекрати переводить все на себя. Если я спрашиваю что-то о твоей вампирской сущности, это вовсе не значит, что я хочу стать такой же!  — недовольно пробормотала Лилит.
        Левиафан потянулся и приобнял ее, уставившись в потолок.
        — Да, милая, я знаю!  — притворился он, будто верит ей.
        Лилит подпрыгнула и села на колени.
        — Ты всегда был такой занозной гадюкой?  — нахмурившись, спросила она.
        Левиафан перевел на нее глаза и улыбнулся. Пальцы пробежали по ее колену, а вслед за ними и глаза.
        — Да! Практически. Где-то лет двести назад, у меня была сильнейшая депрессия. На какое-то время я перестал вести себя так плохо. Меня впитала утопия, я не ел, не убивал и не издевался. Существовал, как амеба, изредка выдвигая свои ложноножки, чтобы доползти куда-нибудь. А глаза видеть ничего не хотели, постоянно закрывались. В тот момент я даже хотел, чтобы кто-нибудь сжег меня, ибо сам себе я не смог бы причинить какой-либо вред. Потому что, как бы плохо морально мне не было, себя я не переставал любить. Знаешь, своеобразный переходный возраст, который надо было просто пережить, что я, собственно, и сделал. Я тогда был, по-моему, как раз во Франции. Вокруг меня шуршали пышные юбки, красивейшие женщины, элегантные мужчины в париках и на каблука, с перьями на шляпах. Но мне так все это было безразлично и к тому же еще и ненавистно, что мне даже убивать их не хотелось, и им тоже было наплевать на меня. Я как будто лежал в центре Парижа, а все ходили вокруг, и по мне тоже, и совсем не слышали, как сильно я кричал. Наверное, тогда-то я и понял, что такое люди.
        — Да, сложно представить тебя в депрессии…И ты окончательно решил стать жестоким и бессердечным?  — дополнила Лилит.
        — А почему ты так удивляешься этому, милая? Я всего лишь подыгрываю обществу, не более того! А знаешь ли, какое сильное влияние имеет социум на человека? Я почти пятьсот лет наблюдают за стойкими изменениями ценностей и идей общества, и, естественно, меняюсь вместе с ними. Люди сами стали жестче и агрессивнее, добрый и мягкий человек не выживет среди зла. Поэтому, без малейших угрызений совести, я иду нога в ногу с обществом. Отличаться в наше время это, конечно же, круто, но очень чревато последствиями. Злость не пропустит доброту, или что-либо другое. Достаточно посмотреть, что происходит с мягким, добросердечным и порядочным человеком в коллективе. Его, просто не переставая, мешают с грязью и затаптывают туда, не обращая внимания на то, что он едва дышит, потому что даже рот его уже набит этой грязью и не только рот, а даже дыхательные пути. Ну и вот, я никак не хотел оказаться на месте этой бедолаги. Я и так, сам по себе, очень черствый и жестокий, ну а когда тут такое дело, общество все наглеет и все больше сходит с ума, да разве ж я могу остаться в стороне?  — улыбнулся он.
        Лилит копошилась у него в волосах.
        — У меня тоже как-то раз была глубокая депрессия, из которой я еле вылезла живой и с нормальными мозгами, в смысле не психом. Такое мрачное состояние было, в тот момент мне казалось, что дальше жить я просто не готова.
        — «С нормальными мозгами»  — это громко сказано. Из-за чего у тебя это было?  — тихо спросил он.
        Лилит нахмурилась и закусила губу.
        — А у тебя?  — ответила она вопросом.
        Левиафан тоже приподнял голову и также странно посмотрел на нее. Затем он сделал задумчивое лицо и насупился.
        — Меня ввело в депрессию рождение Дарвина!  — выпалили он.
        Лилит косо посмотрела на него и поняла, что он врет. Нет, Дарвин-то точно родился двести лет назад, но Левиафан был в депрессии явно не из-за этого. Очередная глупая шутка. Он просто-напросто не хотел говорить о настоящей причине своего душевного недомогания.
        — Не смешно. Правда, почему ты был в депрессии?
        — Почему я постоянно не слежу за своим языком… — Левиафан вздохнул и отвернулся от девушки.  — Я пошутил, милая, не было никакой у меня депрессии.
        — Опять врешь. Как ты можешь столько врать? Ты даже не пытаешься сделать вил, что ты не врешь.
        — Потому что тебе бесполезно говорить, что существуют вещи о которых тебе лучше не знать.
        — Ясно. У меня была депрессия из-за цвета обоев в комнате!  — ответила она с безразличным видом, ложась в кровать.
        Ее голова старательно пыталась придумать причину депрессии вампира. Она никак не могла понять, что столь сильное и волевое существо смогло превратиться в «амебу с ложноножками». Женщина — это единственное слово, которое приходило ей на ум. Что за женщина? Какой надо быть женщиной, чтобы заставить такого мужчину, как Левиафан по-настоящему чувствовать? Но Лилит решила не доставать его вопросами, зная, что он все равно честно не ответит.
        — И как ты справился с этим? Дарвин вроде нормально так пожил, значит, ты его не убил.  — Без особого интереса спросила она, продолжая мысленно строить картину выдуманной женщины.
        — Как обычно! Пошел и закусил кем-то. Понял, что это намного интереснее и веселее, чем гнить в квартире и решил забыть о мучениях. Да надоело просто! Ведь всегда можно сказать себе, когда достаточно дерепрессировать и что пора заняться чем-нибудь полезным, так ведь может сделать любой человек.  — Беззаботно рассуждал он, ища сигареты. Затем он насторожился и прислушался.
        — Наш недоделанный вампир вернулся!  — заявил он во весь голос, улыбаясь в тридцать два зуба.
        Лилит вздохнула и протянула ему сигареты. Ей уже так надоели эти словесные перепалки между Левиафаном и Жаклин. Ей хотелось истребить их обоих, ну или хотя бы просто вырвать языки, и руки на всякий случай, чтобы они смогли жестикулировать.
        Она провела рукой по лицу и запищала. Левиафан удивленно посмотрел на нее. Лилит ничего не сказала, просто перевернулась на живот, положила руки под подушку и закрыла глаза.
        «Жаклин так сильно изменилась за этот месяц. Она стала такой спокойной, как собака перед смертью. Все время тихо сидит либо у себя в комнате, либо беззвучно уходит из дома, никому не сказав ни слова, видимо избегая Левиафана. Она только на него реагирует и сразу же становиться похожий на настоящую, живую Жаклин. Она как будто обижена, да и он ее еще постоянно терроризирует. Мне кажется, что она совершенно не радуется своей новой сущности, что ей просто приходится так жить. Ведь ее даже никто не спросил о необходимости делать это с ней. Надо было дать ей возможность самой сделать выбор, но Левиафан на это не способен, он считается только с собой. Она стала вампиром ради его удовольствия и веселья, ему теперь есть над кем издеваться в полную силу. Но Жаклин слаба и физически и морально, она не продержится долго, постоянно давая ему отпор. Скорее всего, она, в одно прекрасное утро, покинет этот дом, так же молча, как и сейчас все делает, и я ее никогда больше не увижу. А может оно и к лучшему? Я думаю, с меня хватит одного чудовища вечности. Я также абсолютно уверена, что лет через
двадцать-пятьдесят, она станет такой же грубой и жестокой, как и Левиафан. Видимо, такова учесть всех вампиров…и людей в том числе».
        26
        Белый лексус припарковался напротив огромного здания невзрачного серого цвета. Три корпуса, соединенных между собой длинными и широкими проходами. Напротив главного входа стояла толпа студентов, все они удивленно и завистливо разглядывали машину, докуривая сигареты.
        Лилит, наконец, решила добраться до своего университета. Она заглушила двигатель и уставилась в зеркало заднего вида, дожидаясь, когда прозвенит звонок, и все уйдут на пары. Ждать пришлось минут десять. Тем временем она разглядывала пятиэтажное здание, зеленые деверья, которые окружали его, большую стоянку для машин, шныряющих туда-сюда студентов.
        Как только гам на улице стих, Лилит вылезла из машины и медленно побрела к входу.
        Пять лет назад, не зная куда податься, она решила поступить хоть куда-нибудь.
        Лилит исправно отучилась пять лет на юридическом факультете и ей оставался еще один год. Но в ее жизни появился вампир, и стало не до прав и законов. К великому своему удивлению, она все-таки нашла в себе силы оторваться от своего наркотика и доехать до университета.
        Деканат ее факультета находился на третьем этаже. Внутри здания было несколько огромных лестниц, которые вели на все этажи. И только одна из них была для профессоров. По этой лестнице студенты не имели права ни подниматься, ни тем более спускаться. Так было сделано для того, чтобы утомленные лекциями педагоги могли спокойно передвигаться по университету, не боясь, что их сшибут с ног обезумевшие студенты. И когда им хотелось на кого-нибудь покричать, они специально отправлялись на студенческие лестницы. Как только звенел звонок, огромное количество студентов выбегало из аудиторий с шумом и треском, и естественно сшибали профессора, одиноко бредущего по молодежной лестнице. Тем временем желание исполнялось. Лектор почти хватал за ухо жертву, оттаскивал его, чуть ли не в угол, и начинал громко и демонстративно отчитывать бедолагу-студента за непристойное и варварское поведение. Прокричав на него всю перемену, профессор шел дальше читать лекции в хорошем настроение, а студент, не успевший ни покурить, ни поесть, ни в туалет сходить, печально плелся в аудиторию, проклиная всех педагогов.
        Лилит поднялась на третий этаж и остановилась в коридоре. Широкий, с высочайшими потолками, он словно удав лежал вдоль всего этажа.
        Здание было старым и ремонт в нем специально не делался. Это единственное место, которое знала Лилит, где люди уважали прошлое, помнили его и благодарили. Делать ремонт под современный день — это все равно, что забыть об истории этого здания, забыть о его настоящем и ярком прошлом. И новые студенты никогда не смогут познать истину и красоту того, что когда-то было. Они никогда не смоли бы рассмотреть потолки, с желтыми пятнами и обсыпавшейся штукатуркой. Их пальцы не почувствовали бы шершавую поверхность лестничных перил. Их ноги никогда бы не спотыкались о разбитый кафель. Их глаза никогда бы не увидели прошлого. Это уныло и прискорбно, все время помнить только сегодня и постоянно ощущать только его.
        Лилит очень любила это здание. Ей даже казалось что, входя в него с шумной и рабочей улицы, она словно попадала в другой мир, студенческий мир. И стены этого университета помнили каждого студента, каждого профессора, каждый экзамен и разнообразные возгласы после него.
        Студенческая жизнь — это самое потрясающее и незабываемое время в жизни человека, такое прошлое просто невозможно замазать кистью с краской, также как и эти стены.
        Вспоминая учебу, люди радуются. Возможно, это их самая искренняя, самая чистая, самая неподдельная радость. Помимо денег, люди еще иногда на вопрос: «Чего бы вы хотели?», отвечают: «Хочу снова быть студентом!». Пока они учились, они смертельно ненавидели бесконечные семестры, нервозные сессии и мимолетные каникулы. Они обзывали профессоров как только могли, хамили им в ответ и раскаивались, и снова задирались. Но только после окончания университета, это единственное место, куда люди все-таки возвращаются с радостью, с цветами, к своим самым ненавистным педагогам. Они пьют с ними чай и рассказывают о том, как они скучают по тем чудесным временам, и говорят, что взрослая жизнь — это скука, обыденность и однообразие. Проклятая рутина, которая поселилась в сердцах и головах, но даже она не в силах вытеснить воспоминания о студенчестве.
        Настоящие друзья, истинные враги, настоящая любовь и неподдельная ненависть — все это люди проходят в университетах, институтах и колледжах, и они это никогда не забудут! Взрослый человек быстрее выпустит из памяти то, о чем читалась та или иная лекция, но он никогда не забудет, как он опоздал и боялся войти в аудиторию к строгому профессору. Потому что это время самое откровенное и эмоциональное.
        В учебных заведениях люди учатся не только своей будущей профессии, но они так же учатся жить, выживать в этом ужасном обществе.
        Студенты и люди — это две категории существ с совершенно разных планет, с разными мыслями и взглядами на жизнь. Когда еще человек сможет взглянуть на жизнь через столь насыщенную цветами призму, кроме как в студенческие годы. Сон. Самые крепкие и яркие сны — у студентов. Студенты могут спать стоя в автобусе, сидя в метро, и тихо-тихо на последней парте, причем, очень боясь, что его застукают за этим делом. Но он ничего с собой не может сделать.
        Когда дети подходят к родителям и просят рассказать что-нибудь интересное, их рассказ начинает со слов: «когда я был студентом…». А ведь это многое значит для человека. Важен не столько диплом, сколько сам процесс.
        Университет — единственное место, где люди могут с наслаждением копаться в архивах прошлого. И как они получали диплом, они могут не помнить, но как они прогуливали, боясь наткнуться на декана, или как собирали мелочь на булочку в столовой, будут хранить в памяти до самой смерти. Ради этого стоит учиться дальше, после школы.
        Если человек этого не сделает, ему просто нечего будет рассказать детям и внукам. Без студенчества любая жизнь прожита зря, напрасно. Это очень тяжелый и трудоемкий процесс, но он того стоит. Черт возьми, он стоит того! Чтобы на него потратили пять или шесть лет, но зато, какие эти годы! Они проходят так незаметно. Пять-шесть лет страха, веселья, разочарования, радости и слез, бегут, словно пять минут. Вчера — первый курс, а завтра — выпускник, но эти сутки вмещают в себя целую жизнь. И эта жизнь — последняя в существовании человека, после нее практически ничего нет. Пустота. Взрослость. Обязательства. Проблемы. Лучшего всего пропустить через себя последние пять-шесть лет жизнелюбия и радости, отречься от них всегда успеется, но лучше пройти сквозь них. Только вряд ли после захочется от них отрекаться.
        Лилит провела рукой по обшарпанным стенам и вгляделась в конец безжизненного коридора. Проходя мимо двухметровых деревянных дверей, она слышала голоса, читающие лекции, где-то смех студентов, где-то монотонное отчитывание провинившегося, где-то просто была тишина.
        Подойдя к дверям деканата, она остановилась и вздохнула. Все ее нутро предчувствовало серьезный разговор, в котором ее участие будет практически невозможным. Только односложные ответы, потупленный взгляд, и попытка заставить щеки покраснеть.
        Лилит открыла дверь и вошла в кабинет.
        Там все было как обычно, ничего не изменилось. Картины, книги и три двери. Первая вела в комнату отдыха, естественно для профессоров, за второй находился туалет, ну а за третьей восседал, как страшное чудовище, декан. Именно в последнюю дверь направилась Лилит.
        — Можно?  — тихо спросила она, просунув голову в щель.
        — Нужно!  — не глядя на нее ответил мужчина, сидящий за столом и читающий книгу.
        На вид ему было лет сорок пять — пятьдесят. Он был не большого роста, но коренастый. На его голове поблескивала лысина, а вокруг нее были волосы темно-русого цвета, с небольшой сединой, коротко подстриженные.
        Лилит почти беззвучно вошла и закрыла за собой дверь. Она стояла посередине внушительных размеров кабинета и чувствовала себя, как на допросе у следователя.
        Декан, наконец, оторвал глаза от книжки и уставился на Лилит. По его округлому лицу поползла грустная улыбка.
        — Это Вы, мисс?  — удивленно спросил он, с такой жалостью в голосе,  — какими судьбами, Вы оказались в этом Богом забытом месте?
        Первое действие по плану было сделано, она потупила взгляд, отчаянно думая, что же ему ответить. Что она влюбилась и проклятая любовь поставила крест на всей ее будущей жизни? Или что? Как назло, ни одна оправдательная мысль не приходила ей на ум. Декан со странной улыбкой наблюдал за ее поведением.
        — Ладно, я понял, разыгрывается спектакль на тему партизанов! Тогда мне придется все самому Вам говорить. Хотя тут и говорить-то особо нечего…к сожалению.
        Он встал из-за стола и подошел к шкафу. Покопавшись там минут пять, он, наконец, достал папку с бумагами и протянул их девушке.
        — Вот! Всего хорошего мисс, Вы отчислены!  — сказал он с жалостью на лице и снова сел за стол.
        — Как?  — вырвалось у нее.
        Лилит стояла такая печальная, прижимая к себе папку. В ту же секунду она увидела, как по белой бумаге покатилась вниз капля. За ней вторая, третья. Лилит не могла сдерживать слезы, хоть и очень пыталась.
        — Последний раз Вас видели в этом учебном заведении где-то в середине зимы. Сегодня двенадцатое мая. Вы не сдали ни одного зачета, ни одного экзамена во время зимней сессии. Но у Вас был шанс разобраться с долгами. По всему университету были развешаны объявления, что до первого апреля все должники могут сдать хвосты. Мисс, Вас не было! Через три недели начинается летняя сессия, Вы к ней не допущены. С первого апреля Вы больше не являетесь студенткой этого университета. Но Вас может спасти академический отпуск, если у Вас сейчас с собой имеется справка о том, что все это время, Вы болели.
        Лилит, постоянно смахивая слезы со щек, бесчувственно помотала головой. Декан вздохнул и облокотился на спинку кресла.
        — Значит, у Вас даже нет уважительной причины столь долго отсутствия. Простите, но в этом случае я бессилен, чем-либо Вам помочь. До первого апреля, на каждом педсовете я говорил за Вас словечко, но Вы так и не появились, чтобы оправдать это словечко и мои тщетные попытки спасти Вас. Увы, мисс, мне искренне жаль, что Вы умудрились за год до выпуска вырыть себе такую глубокую яму, что даже я не могу дотянуться до вашей руки, чтобы вытащить Вас оттуда. А ведь Вы были неплохим студентом, и карьера Ваша могла бы взвинтиться до небес. Каждый раз, когда кого-то отчисляют с моего факультета, мне так обидно за вас, глупых желторотиков, как за собственных детей. Я помню о каждом студенте с моей кафедры, я пытаюсь спасти каждого, уговаривая всех использовать второй шанс. Ведь все мы когда-то были студентами, все гуляли по весне и у всех были проблемы с сессиями, я ведь все это помню. Иногда мне удается вернуть к учебе почти отчисленного студента, но в Вашем случае, мисс, после первого апреля меня даже слушать не стали. С огромной досадой мне приходится сообщать Вам эти неприятные новости. Я пытался не дать
Вас отчислить, а Вы не пытались. Если бы наши усилия были совместными, Вы бы сейчас весело бежали на лекцию. Но, увы и ах, Вы сейчас грустно пойдете домой.
        Лилит мельком улыбнулась, сквозь слезы, развернулась и хотела было идти, но остановилась.
        — Спасибо Вам!  — сказала она, и дернула ручку двери.
        — Удачи Вам в будущем! И постарайтесь думать о нем больше, чем о настоящем!
        Лилит захлопнула дверь и побрела по пустынному коридору, все также сильно прижимая к себе папку.
        — Чай будешь?  — спросила Жаклин, не оборачиваясь, услышав, что на кухню зашел Левиафан.
        — С мышьяком или с цианидом?  — весело спросил он, с грохотом опускаясь за стол.
        У него было, на удивление, потрясающие настроение. Он долгое время сидел в комнате, но, услышав шорохи на кухне, решил пойти поприставать к Жаклин.
        — С мятой и сахаром!  — крикнула она ему в ответ.
        Левиафан насупился, затем окинул ее довольным взглядом.
        — Нет, тогда не буду! Без отравы — это не чай, а вода!  — торжественно заявил он.
        — Да?  — удивлено посмотрела на него Жаклин.
        Она резко опустилась к нижним полкам в столе и начала копаться там. Через минуту, другую, она довольная вскочила с коробкой в руках.
        — Мышьяка нет, но есть крысиный яд!  — объявила она.
        Недолго думая, девушка насыпала четыре ложки отравы в чашку, кинула чайный пакетик и залила кипятком.
        — Прошу!  — сказала она, поставив перед глумливым лицом Левиафана горячую кружку.
        Он вдохнул в себя пар и сделал блаженное лицо. Жаклин села напротив него.
        — Ты себе тоже сыпани!  — любезно предложил он.
        Жаклин посмотрела на кружку, улыбнулась и тоже высыпала туда четыре ложки крысиного яда.
        — Ну…будем здоровы!  — Левиафан стукнул своей чашкой о ее и сделал пару глотков. Жаклин последовала его примеру.
        — Божественно, правда?  — спросил он, ожидая положительного ответа.
        Жаклин моргнула глазами и сделала еще глоток. Левиафан заурчал какую-то песенку, оживленными глазами разглядывая девушку. Жаклин не очень нравился его настойчивый взгляд, но она твердо решила не реагировать на надоедливого вампира.
        — Сегодня ночью, пока Лилит спала, я прогуливался неподалеку!  — начал он, развалившись на стуле.  — В лесу я увидел вопиющую картину. Ха…твое лицо покрывается ужасом! В чем дело, Жаклин? Ах, ну да, я понял! Ведь главную роль в этом спектакле исполняла именно ты, и, конечно же, я не мог позволить себе просто пройти мимо. Ты вакханка что ли древнегреческая, соблазняющая мужчин в лесу или ты нормальный вампир? Что это за представление было с доведенным до безумия парнем? Ты думаешь, что пока не станцуешь стриптиз и не обольстишь его, он не даст тебе присосаться к шее? Жаклин, поверь мне на слово, он и так не захочет, чтобы ему прокусывали вены, высасывали всю кровь, убивая при этом. У тебя сил точно больше, чем у него, так что можно было просто его разорвать, при этом обойтись без ритуальных танцев. Мне еще интересно, где ты их находишь, и как вы оказываетесь в лесу? Я даже боюсь себе представить, что ты им предлагаешь за этот ночной поход в лес!
        Жаклин злобно смотрела на него, не понимая за каким чертом он сам пошел в лес, именно в тот, в котором была она.
        — Ты решил поучать меня?  — огрызнулась она, нервно стуча пальцами по столу.
        Левиафан положил руку на спинку стула и начал размахивать кистью, словно в такт играющей музыки, которую слышал только он, у себя в голове.
        — Возможно! У меня сегодня хорошее настроение, так что я вполне могу побыть учителем!  — заявил он.
        — Левиафан, а не поздновато ли ты со своим отцовством появился? Мне сейчас не нужны твои поучения! Я вроде справляюсь с тем, что от меня требуется, и неважно какими путями я это делаю!  — Жаклин отреклась от навязчивого отчима.
        — Я, по-моему, не спрашивал, нужно ли это тебе или нет! Так что, твой остроумный ответ не несет никакой смысловой нагрузки, и, естественно, он не принимается! Детский сад, Жаклин!
        — Что у вас тут опять?  — на кухню вошла Лилит с полузакрытыми глазами.
        Ее лицо было бледное, глаза безжизненные. Она была совсем без настроения, выглядела болезненно, что, несомненно, обрадовало вампира.
        — Лилит, милая, ты уже отучилась? О господи, как на тебя плохо влияет учеба!! Ты как бледная поганка, только что сорванная! Тебя не было дома всего часа три, а ты уже чуть живая! Сколько ты пар отсидела, одну? Или ее половину? Что же с тобой случиться, когда тебе поставят три пары? Ты же в морг поедешь сразу из университета!
        Лилит вздохнула, схватившись за голову. Ей даже не хотелось злиться или как-либо еще проявлять свои эмоции. Наверное, потому, что их просто не было, только обида и недовольство самой собой. Стыдливость робко тюкала по мозгам маленьким молоточком, за собственную неразумность и глупость. Лилит, тоскливо, сквозь улыбку, взяла кружку Левиафана и поднесла ко рту.
        — Не стоит, милая!  — быстро произнес, пытаясь вытащить кружку из ее рук.
        — Тебе чая для меня жалко?  — с долей отвращения в голосе спросила она, не отдавая кружку.  — Ты же все равно пьешь его просто так! И тебе жалко?
        — Да нет, милая, все не так как ты подумала… — тихо ответил он, понимая, что, правдивый ответ может ввести его в неловкое положение.
        Он украдкой взглянул на Жаклин. Та сидела с совершенно невинным видом, разглядывая яркое солнце сквозь темные шторы.
        — Ну, тогда расскажи, как мне надо подумать!  — удивленными глазами Лилит смотрела на двух вампиров.
        — Видишь ли, там… — начал объясняться вампир, но снова замолчал, рассматривая игнорирующую всех Жаклин.
        — Что там?  — утомленно и даже вяло протянула Лилит, положив руку на пояс.
        — …Яд…крысиный — нахмурив лицо, наконец, ответил он, глядя на нее исподлобья, но с абсолютно наивными и детскими глазами.
        — Чего?  — удивилась Лилит, напрочь забыв об отчислении из университета.
        — Жаклин предложила мне яду, я согласился, предложил ей. Вот, решили попить чего-нибудь необычного с чаем. А тут ты такая: «дайте мне хлебнуть»! Не могу же я тебя ядом напоить!
        — О, боже мой!  — вздохнула она и поставила кружку перед Левиафаном,  — отдыхайте, я пойду наверх.
        27
        Весь остаток дня Лилит была не разговорчива, но уже ночью, Левиафан все-таки выудил ее на разговор.
        — Милая, а что сегодня с тобой? Ты такая тихая и смирная, прямо идеальная жена! Что случилось!
        — Да ничего особенного! Просто у меня больше ничего нет…Вообще ничего, Левиафан. Ни настоящего, ни будущего, одно прошлое. Хорошо ли это, жить постоянно в прошлом, думать только о нем?  — задумчиво и неясно ответила Лилит.
        — Тебя отчислили, да?  — Но Левиафан без особого труда догадался о причине такого удрученного настроения своей мегеры.
        — Да, я неудачница, меня даже из ВУЗа выперли…А ведь все могло повернуться совсем в другую сторону, если бы я поступила по-другому, в конце ноября прошлого года. Я даже могу представить себе в ярких тонах и красках, свои оставшиеся полтора года учебы, как я защищаю диплом и выпускаюсь. Но все рухнуло, так быстро и не по-человечески. Знаешь, как будто строилась высокая башня, с хорошим фундаментом, устойчивым и твердым. А потом, всего лишь один кирпичик, который криво лег на кладку, подвел все это грандиозное сооружение. Оно рухнуло, оставив после себя кучу пыли. А мне ничего больше не остается, как сидеть в этом грязном облаке и глотать с горечью пыль, проклиная в душе нерадивый кирпич.
        — Этот кирпич в твоей башне — я, да?  — с подозрением в глазах спросил Левиафан, поглаживая ее по руке.
        Лилит внимательно посмотрела на него и улыбнулась.
        — Нет, дорогой мой, этот кирпичик — моя дурость и глупость. К сожалению, ты здесь практически не при чем. Ты, своим появлением только всего лишь на один миллиметр сдвинул его в конструкции. Поверь мне, один миллиметр — это фигня. Левиафан, мне кажется, что моя жизнь рушится по этим кирпичикам, прямо у меня на глазах. А я, вместо того, чтобы собирать эти кирпичи и пытаться восстановить все, сижу с широко открытыми глазами и смотрю на этот апокалипсис, и руки тихо сложены. Они ничего не делают. Я полностью безучастна к своей собственной жизни. Как и все люди, смотрят на разрушение и продолжают сидеть бездейственно. Забавно, но я даже не чувствую боли из-за этого, нет даже намека на какие-либо переживания, мне как будто безразлично, но в тоже время пусто. А пустота еще хуже, чем безразличие. Такое чувство, качество, свойственно куклам. Это они пустые и снаружи, и внутри. И я с ужасом понимаю, что люди — это не что иное, как просто марионетки, и сделали они себя такими сами, без чей-либо помощи. Бездушные куклы, с ниточками на руках, без времени, без пути и без жизни. Мы сидим и дергаем сами себя за
эти ниточки. Левиафан, эти нитки, они такие тонкие, что каждый раз мне кажется, что она вот-вот порвется и что тогда делать? Другая кукла не придет чтобы подлатать тебя, потому что в этом мире можно рассчитывать только на себя. Но как можно полагаться на себя, когда видно, что нити, держащие руки, тоньше, чем нити паутины? Меня так мучает вся это кукольная жизнь. Интересно? Нет, дорогой, не интересно! Более того, это страшно. Страшно понимать это, а жить — нет. Мне хочется ничего не понимать, ничего не видеть, ничего не чувствовать, только сидеть и ждать, когда порвутся эти нитки! Господи, я только сейчас понимаю, как же ты был прав, обозвав нас игрушками! Это же так и есть! Только мы игрушки не для вампиров, а в первую очередь сами для себя. Мы все играем в людей, в чувства, в жизнь, в конце концов. Долбаные марионетки, глупые куклы, с непреодолимым эгоцентризмом, с непоколебимой уверенностью…одним словом — ни с чем, с пустотой! Мне больно, Левиафан, больно!
        Лилит лежала и с ужасом на лице описывала свои чувства и переживания. Ее колотило внутри, но снаружи она, со своей бледностью, действительно выглядела как кукла, красивая кукла, безжизненная, но жестокая.
        — Милая!  — восторженно вскрикнул он.  — Я рад, что ты, наконец, созналась в моей правоте. Но все-таки не все вы прямо куклы. Кукла — это слишком мягко подобранное слово, этим словом можно назвать лишь меньшую часть людей, остальные — вообще ничто! Но массовое «ничто» имеет огромную силу и уверенность, но только не в своей ничтожности!  — Левиафан блаженно закрыл глаза, слега потягиваясь. Разоблачение великой цивилизации для него было излюбленной темой.
        — Да, Левиафан, да…Но я чуть-чуть не об этом, я о куклолизации мира. Женщины нашего времени — это самый яркий пример куклолизации населения. Посмотри, что твориться. На них, практически на каждой, нет ни одного натурального места. Внутри их губ химический состав, в груди — то же самое. У них искусственные волосы, ногти, талии, попы, брови, ресницы…Если я в душе марионетка, то они и в душе, и самое ужасное уже и снаружи куклы. И никто не хочет этого замечать, всем наплевать, все соглашаются с этим, нравиться держать возле себя куклу. И эти «барби» требуют к себе достойного внимания и уважения, и к тому же денег…а «барби» на рынке стоят копейки и ее никто не уважает и не ценит, даже ребенок, которому она была куплена. Он отрывает ей руки, ноги, голову и смеется над ней, а потом вырастает и влюбляется! Чушь какая! А чем «барби» в коробке для детей отличается от «барби», которая вышла из салона красоты, накаченная почти тем же материалом, что и кукла. Ничем. Такая же пустая и идеальная, но совершенно не интересная и искусственная. А мужская половина ведется на эту мрачную искусственность, потому что в
душе они тоже куклы, и уже не в состоянии оценить в женщине ничего, кроме как ее обложки. Все стремятся к нелепо сложенным идеалам, со швами в подмышках, с обвисшими губами, с вырезанными ребрами, наращенными волосами и высосанным жиром с боков. Это ли идеал? Нет ничего идеальнее, чем-то, что создала природа…Университет — это было единственное место, где я всего этого не видела, потому что там пока этого нет, либо в очень маленьких количествах. Там еще струится настоящая, природная жизнь. А меня взяли и вышвырнули в самый центр лжи, лицемерия и куклолизации, автоматически сделав меня такой же, и слава Богу, что только внутри. А я не готова к таким резким переменам в моей кукольной жизни. И больше всего я не могу понять, почему ты, давно уже знающий о людских марионетках, предпочел жить с одной из них?  — она повернула голову и посмотрела на него с тоской.
        — А у меня есть выбор, Лилит? Вы последние куклы на земле, дальше, я даже не знаю, что будет, во что еще превратится человечество. Я надеюсь на то, что кукла — это еще не худший вариант, опасаясь за будущих созданий. А если говорить конкретно о тебе, то иногда в тебе все-таки еще мерцают человеческие качества. Так что еще не все потеряно, дорогая. Честно говоря, ты для меня как некий светло-темный лучик в моем царстве теней, и прежде чем получить этот лучик, мне пришлось съесть очень много кала. Иногда я не совсем доволен этим лучом, хочется перекрыть ему доступ к кислороду, а потом я понимаю, что без него, я совсем со скуки впаду в депрессию. Интересно устроена жизнь, не правда ли? Вначале ты ешь огромную ложку фекалий, а потом тебе, наконец, достается кусочек шоколада. И он такой вкусный и нежный (после говна-то), он прямо тает во рту. А потом снова ложка кала, шоколадка. И так во всем. Будь это учеба (пять лет, ты ешь экскременты, но потом получаешь шоколад в виде диплома), или отношения с женщиной (полжизни ты тратишь на дерьмо, а потом все-таки в итоге получаешь шоколадный сироп, и уже не
важно, что он все равно разбавлен говнецом, потому что это женщина. Женщина не бывает чистейшим шоколадом), работа… Вся жизнь стандартно строиться на двух поочередных ложках: кал-шоколад, кал-шоколад. И как бы ты не хотела есть эту ложку — первую ложку, в итоге ты все равно ее съешь. Самое забавное, что в большинстве случаев ты, только спустя время понимаешь, что именно было в ложке: кал или вкусняшка. В данный момент я могу тебе подсказать, что ты конкретно проглотила, но я думаю, тебе и самой, не трудно догадаться о содержимом. Но могу тебя обрадовать милая, в будущем тебя стоит ожидать шоколадку, правда я не знаю в ближайшем или не совсем.
        — Ну, спасибо, Левиафан, умеешь ты утешить, а самое главное, слова-то какие нужные подбираешь, что мне есть теперь вообще ничего не хочется.
        — А тебе больше и ничего не надо пока есть, это перевари хотя бы. Кал на то и естся, чтобы человек потом долго и упорно думал, зачем он съел его, и как надо было поступить, чтобы не съесть его. А так как дураки предпочитают учиться на своих ошибках, а дебилы вообще игнорируют ошибки, улеглась стабильная система с двумя ложками. Умные люди могут отхватить сразу две, а то и три ложки шоколада после одной с говном, потому что они после нее очень глубоко все обдумывают. И знаешь, я могу съездить в университет. Я умею убеждать людей, они возьмут тебя на начало пятого курса. Я могу это сделать.
        — Да? Правда? Что-то мне с трудом верится, что они возьмут просто так и вновь зачислят меня в университет…
        — Может просто так и не зачислят, но…в итоге в сентябре ты снова сможешь пойти на пары. Что скажешь?
        — Как ты сможешь их заставить изменить свое решение?  — Лилит все еще не верила своим ушам.
        — Это не твоя забота, любовь моя. Главное, что ты получишь то, что хочешь. Ты хочешь назад, в университет?  — Левиафан посмотрел ей в глаза.
        — Очень…
        — Тогда доверься мне.
        Он поцеловал девушку, аккуратно укладывая ее в постель, расстегивая пуговицы…
        Ночью, когда Лилит уснула, Левиафан отправился в бар, в центр города. Ему надо было повеселиться и поесть заодно.
        Он припарковался около какого-то здания и, с бодрым воодушевлением, выпрыгнул из машины.
        Бар находился посредине улицы и был окружен огромными зданиями нового поколения. На входе сверкала неоновая вывеска, как всегда с абсолютно дурацким названием. Около входа людей не было, но Левиафан услышал голоса внутри, поэтому и решил тут остановиться. Ему ведь без разницы где и кого, лишь бы только люди были.
        Вальяжной походкой он зашел внутрь и прямиком направился к барной стойке. Вампир сразу же заказал два бокала и огляделся. Как он сразу понял, народу там было много, потенциальных жертв — поменьше. Люди совершенно разных возрастов, начиная от самых молодых и заканчивая престарелыми дедами.
        «Ага!», гукнул он про себя и снова развернулся к бармену.
        — Сделай еще один!  — с самоуверенным лицом попросил он бармена.
        Левиафан заметил двух девушек за столом. Они были веселы, может слегка пьяные, но главное — они казались жизнерадостными. А вампир любил жизнерадостных девушек. Больше всего ему нравилось наслаждаться веселой кровью молодых девчонок, которые любили жизнь.
        Кое-как, донеся три бокала, Левиафан аккуратно выставил их на стол, за которым притихли дамы. Они молча посмотрели на него, на выпивку, затем засмеялись и зашептались, в полной уверенности, думая, что он не услышит их из-за музыки. Но они ошиблись, потому что Левиафан стоял и улыбался, подслушивая приятные слова о его красоте. Чего он сам не мог сказать о девушках, они были как большинство, просто симпатичные. Перестав шептаться, одна из них улыбнулась ему и показала на пустое место.
        — Ну, чего стоишь, присаживайся!  — хихикая, выговорила она.
        Левиафан этого только и ждал. С довольным лицом он опустился на стул и начал более внимательно разглядывать их.
        Одна была темной брюнеткой, каштан перемешенный с кофе, вторая просто выкрашенная в черный цвет. Брюнетка показалась ему более симпатичной. И то только потому, что над ее губой была такая же черная, красивая родинка, как и у Лилит. У нее была забавная прическа, в стиле Клеопатры, только кончики волос были рваные. Сама она, как Левиафан определил на глаз, была среднего роста и худенькая. На ней был один топик, а сзади, на спинке стула висела теплая кофта. Что было на ногах он не видел, они были под столом.
        Франческа — так звали эту девушку. Вторую, к удивлению Левиафана, Френсис. Ему казалось, что это женственное и опытное имя не подходит девушке с черными волосами и с веснушчатым лицом, и к ее спортивному телосложению.
        Он также успел заметить, что обе девушки сильно заинтересовались им, что не могло не радовать его. Две подружки на его глазах становились соперницами, и чем больше они выпивали, тем более развязными они становились. Левиафан, чтобы охмурить их окончательно, включил всю свою изысканность, мужественность и обходился с ними очень учтиво, прям как настоящий джентльмен.
        Но спустя час, он пожалел, что выбрал именно этот столик с двумя девушками, наивно полагаясь на свои силы в умении слушать. Они беспрерывно что-то рассказывали, периодически указывая на недостатки друг дружки, специально, чтобы отвлечь внимания Левиафана от подруги. Но он только улыбался, а внутри хохотал над ними изо всех сил, в очередной раз, убеждаясь, что женская дружба самая крепкая и настоящая…до появления в ней мужчины, который начинает нравиться обеим девушкам. В этом случае дружба у женщин сразу же аннулируется, и они развязывают негласную войну. Продружив лет десять, в одну секунду им становиться наплевать друг на друга. Более того, они не стыдясь выдают все свои секреты и выливают мусорные помои на голову подруге, делая это в открытую. Именно за этим и наблюдал довольный вампир, потешая свое и без того неземное самолюбие.
        Буквально сразу же, как он осознал, что девушки мысленно борются за него и без устали предают и подставляют друг друга, он решил, что это будет последний вечер в их жизни. С чистой совестью Левиафан думал, что убив их, он лишит их проблемы.
        «Предательницы! Как вам в головы-то пришло, что мне понравится женщина, которая только что, прямо при мне предала, оскорбила и унизила во всем свою подругу? То же самое сделала и вторая. Людям, которые не ценят величайшие отношения между людьми — дружбу, нет уважения, они его просто не достойны. Но мне вас жалко, милые девушки. Если я вас не убью, тем самым, разрешив ваш конфликт, то завтра вы будете врать друг дружке о том, что были пьяные и не следили за языками, будете просить фальшивые и бессмысленные прощения. Зачем вам это? Правильно, вот и я думаю, что не зачем. Поэтому сегодня я наемся досыта! И заодно развлеку свое самолюбие!», думал про себя вампир, наблюдая за девушками.
        Почти до рассвета они просидели в баре. Левиафан ходил за выпивкой, и, с каждой минутой, они своими выходками раздражали его все больше и больше. Они становились все пьянее, и, соответственно, поведение их становилось все безобразнее.
        К пяти утра они, наконец, решили идти домой. Франческа встала и подошла к Левиафану. Он развернулся на стуле и улыбнулся, ожидающе разглядывая ее. Девушка тоже улыбнулась и наклонилась к его уху.
        — Я сейчас вернусь!  — прошептала она, вкладывая в его руку листок бумаги, незаметными для Френсис движениями.
        Левиафан скосил глаза в сторону уходящей девушки. Он посмеялся про себя над ее пьяной походкой, которой она старательно пыталась его соблазнить.
        Франческа шла, периодически спотыкаясь и шатаясь в разные стороны, но уверено продолжала вилять бедрами, как будто так и должно быть.
        Как только она скрылась за дверьми туалета, Френсис тут же схватила салфетку со стола и быстро нацарапала свой номер телефона, и с миловидным лицом пододвинула его к руке Левиафана, лежащей на столе. Он поднял на нее глаза и усмехнулся, сжимая в кулаке листок с номер Франчески. Вампир демонстративно стянул салфетку со стола и подмигнул девушке, от чего она чуть ли не расплавилась, как плавленый сырок.
        — Ну, мы поехали!  — сказала Франческа, вернувшись из дамской комнаты.
        — Куда же вы поедете в таком состоянии? Давайте я вас подвезу!  — предложил свои услуги учтивый вампир,  — вы далеко живете друг от друга?
        — Минут пять на автобусе ехать!  — ответила Френсис, хлопая ресницами, как заведенная кукла.
        — Поехали, я отвезу вас по домам, а то мало ли чего!  — Левиафан встал из-за стола и подошел к дверям.
        Девушки, схватившись за руки, взвизгнули и побежали за ним.
        Удивление вампира над поверхностными и глупыми девчонками было неописуемо, когда он увидел, как они скачут вокруг машины. Их возгласы и крики вперемешку с восторгом сводили его с ума. Он отчетливо понимал, что когда они увидели марку машины, сам ее хозяин уже не очень волновал их. Такие женщины, как эти две, готовы на такие низкие и мерзкие поступки, лишь бы их задницы возили сексуальные мужчины на таких вот машинах. Левиафана такая продажность просто раздражала. Он попросил их сесть на заднее сиденье, чтобы ни одно из этих лиц не мельтешило перед ним с боку.
        Они ехали где-то час, в другой конец города. Если бы это было дневное время, то по пробкам вышло бы все три часа. Левиафан никак не мог понять, каким чудом эти девушки оказались в центре города? Неужели у них в районе нет баров?
        Девчонки всю дорогу болтали и донимали утомленного вампира вопросами, причем совершенно дурацкими. И ни одной из них не пришло на ум спросить, а есть ли у него девушка.
        — Вот мой дом!  — ткнула пальцем Френсис на высотку.
        «Отлично, значит ты первая!», радостно подумал Левиафан глуша двигатель. Затем он повернулся к девушкам.
        — Я сейчас провожу ее до дверей! Подожди меня здесь!  — сказал он, вылез из машины и скрылся в подъезде с Френсис.
        Когда они ехали в лифте, он нажал кнопку «stop» и уставился на девушку. Она восприняла это действие как намек на телесные отношения и почти угадала. Его голова медленно опускалась, позволяя губам дотронуться до ее губ. Девушка закрыла глаза и мурлыкнула.
        — Этого ты хотела?  — спросил Левиафан, неожиданно перестав ее целовать, глядя куда-то в глубину ее карих глаз, точнее ища эту глубину.
        — Да… — честно и с блаженством призналась она.
        Левиафан провел пальцем по ее губам и улыбнулся.
        — А я хотел не этого!  — с серьезным лицом он быстро выпалил предложение и резко повернул ее голову на бок, вцепившись в шею клыками.
        Высосав всю кровь, для полной уверенности, что она мертва, сломал позвоночник. Затем он посмотрелся в зеркало, оттер кровь с кожи лица и губ, с рук, и уже в более веселом настроении пошел в машину.
        — Показывай, куда ехать!  — весело сказал он, заводя машину.
        Франческа без своей подруги стала более спокойной, но и более наглой. Она перелезла на первое сиденье, а ее руки поглаживали голову вампира. Он молча улыбался, предвкушая продолжение трапезы.
        Левиафан также пошел проводить девушку до дверей, так же остановил лифт и так же уставился на нее, как и на Френсис.
        — Ты мне понравилась больше, чем твоя подруга,  — вампир начал строить из себя саму нежность.
        Он так чувственно ее целовал, с такой лаской обнимал, такие красивые слова он ей шептал, что девушка аж грешным делом подумала, что он в нее влюбился.
        — А знаешь, что большего всего мне в тебе нравиться?  — тихо прошептал он ей на ухо.  — У тебя такая же родинка, как и у моей любимой девушки, которая сейчас спит.
        Франческа открыла глаза и тут же почувствовала раздирающие ее шею зубы.
        Левиафан уже был на полпути к дому. Он мчался на большой скорости, пальцы весело стучали по рулю в такт песни. Неожиданно он увидел девушку на обочине дороге, которая ловила машину. «Сегодня прям рыбный день!», азартно подумал он и решил подбросить девушку.
        Девушка шла вперед не оборачиваясь на машину, которая притормозила сзади. Левиафан остановился и посигналил, затем полез на пассажирское сиденье открывать дверь.
        — Куда вы едете, мэм… — но тут же замолчал, увидев, наконец, лицо девушки,  — Жаклин! Какого черта!
        — Машину ловлю, домой неохота пешком идти!  — соврала она, ошарашенная такой встречей.
        Левиафан отвел глаза и перелез на водительское место.
        — Садись, чего стоишь!?  — в конце концов, произнес он минуты две спустя.
        Жаклин вздохнула и залезла в машину, захлопнув дверь. Левиафан завел двигатель и покатился в сторону дома.
        — Ты издеваешься надо мной?  — взвизгнул он, уставившись на Жаклин.
        — Нет!  — искренне удивившись, крикнула она ему в ответ, непонимающе смотря на него.
        — А по-моему да! У тебя весь рот в крови! Ты хотела в таком виде поймать машину, залезть туда, улыбнуться и сказать: «мне надо домой, не подвезете?». А потом, когда водитель в ужасе бы заорал, ты бы вцепилась ему в шею? Или что?  — верещал Левиафан, поражаясь бестолковости Жаклин.
        Она быстро посмотрела в зеркало и сама даже испугалась себя. Уткнувшись лбом в руку, она еще печальнее вздохнула.
        — Я не знала, что у меня такой вид! У меня нет с собой зеркала!  — попыталась она оправдаться.
        — Ну а головой, кто думать будет? Я? Если ты губами присасываешься к ране, то в чем у тебя лицо должно быть тогда? В пудре что ль?  — Левиафан так разозлился, что ему захотелось свернуть ей шею, просто ради успокоения нервов.
        Девушка ничего не ответила, просто молча стирала кровь с лица.
        — Сколько в тебе сегодня людей?  — спросил, успокоившись, вампир, уже подъезжая к дому.
        — Два — не глядя на него, ответила Жаклин.
        — У меня тоже…И ты хотела еще и третьего, как и я собственно, это знак наверное! Скоро все человечество вымрет, поэтому мы, чувствуя это, запасаемся кровью.
        Жаклин, нахмурив брови, непонимающими газами посмотрела на него, что это сейчас было. Левиафан, заметив ее взгляд, тоже состроил серьезное лицо.
        — Не запоминай это, детка!  — буркнул он,  — и купи себе зеркало.
        28
        Лилит сидела в своей машине, слушала радио и ковырялась в словаре. На панели лежал мобильник… не ее.
        Двери машины все были открыты нараспашку, теплый ветер продувал салон, окутывая свежим воздухом.
        Жаклин дома не было. Она где-то веселилась, возможно, в каком-то клубе, с каким-то миловидным парнем. Она не докладывала никому, куда и с кем она ходит.
        Левиафан утром уехал. Лилит не знала, куда, но она его провожала. И пока она провожала его, нежно обнимая и целуя, ее ловкие руки незаметно выволокли из внутреннего кармана мобильник.
        Лилит помахала рукой уезжающей черной машине, открыла свою машину и принялась изучать мобильник.
        В телефоне была куча сообщений на разных языках. Все-таки, несмотря на то, что Левиафан строил из себя затворника, у него были особи по всему миру, которых интересовало, как дела и как самочувствие вампира.
        Но изобилие разноязычных смс-сообщений Лилит мало интересовало. Она искала текст, написанный на немецком… То есть, от Себастьяна. И она нашла.
        Лилит ни слова не понимала из того, что было написано, но точно помнила, что в кабинете у вампира был словарь.
        Без задней мысли, она отправилась в вампирское логово, отыскала там довольно увесистый том словаря и снова вернулась в машину. В ней она чувствовала себя более уверено.
        Последняя смс была совсем не давно, несколько недель назад: “Vorsicht. Du wei?t nicht, was sie konnte. Wir wissen nicht von ihrer Menschlichkeit und ihrem Realismus[8 - «Будь осторожен. Ты не знаешь, на что она способна. Мы ничего не знаем о ее человечности и реалистичности»]”
        Лилит бешено рылась в словаре, ища слова и, кое-как, она все-таки перевела текст: «Осторожно. Ты не знаешь, на что она может. Мы не знаем, человечность, реалистичность».
        «Что это значит», промелькнула мысль у нее в голове.
        Предыдущая смс была не менее странной: “HastdueinfahrenwasdieSchonheitist? Und was bedeutet die Vollkommenheit? Das alles hast du zuwege gebracht…Wie ward ich uberrascht! Du bist tuchtig”[9 - «Ты понял, что такое красота? И что означает совершенство? И ты это сделал все сам… я приятно удивлен! Ты молодц»]
        — Какогочерта?..  — прошепталаЛилит, роясьвсловаре.
        Смс она едва перевела и истинный смысл не совсем поняла. Красота, совершенство, молодец, исполнить, выяснить,… Что все это такое? Где связь между словами.
        И самая первая и последняя смс от немца была прислана чуть ли не пару месяцев назад: “Na, wie ist sie? Kamschlie?lichdochhinuber. Ichkannnichtglauben[10 - «Ну, как она? В конце концов, все получилось. Я не могу поверить»]”
        И здесь тоже Лилит перевела набор слов, но смысл поняла.
        «Я ничего не понимаю», Лилит рылась в смс-ках вампира, ища еще хоть что-нибудь, но там больше ничего не было. От Себастьяна были лишь цифровые смс, с формулами и кодами, и их никакой словарь не помог бы расшифровать.
        Больше всего Лилит удивляло то, что не было сохранено ни одной исходящей смс, ничего. Голый лист.
        За последние 4 месяца Себастьян звонил Левиафану раз наверное 10 и эта информация была отображена, но ни одной исходящей смс…Это уже более, чем странно. Не может же быть, чтобы ему все звонили и писали, а он всех игнорировал.
        Лилит гоняла тужа-сюда сообщения и даже не заметила, как сзади нее припарковалась вампирская вечность.
        Левиафан плавно походкой подошел к открытой двери лексуса. Девушка сидела и неотрывно таращилась в его телефон. Ноги на панели, кресло откинуто назад, музыка…
        — А я почти что купил себе новый телефон, будучи уверенным, что этот я потерял… — сказал Левиафан, наклонившись в салон к девушке.
        Лилит подпрыгнула от неожиданности и выронила мобильник. Аппарат брякнулся на замелю, к ногам Левиафана. Девушка смотрела на него круглыми глазам, не зная, что произойдет дальше.
        Молодой человек посмотрел на мобильник, валяющийся на земле, затем окинул взглядом девушку и словарь немецкого языка на ее коленях.
        — Хм… не знал, что тебе нравится немецкий.
        — Левиафан, я … — Лилит села поудобнее, выключила музыку и захлопала глазами. — Я-я-я… Я кое-что искала. Потом я пошла в машину. Тут валялся твой телефон… он, наверное, выпал, когда ты уезжал…
        — Наверное,  — прошептал он, поднимая свой телефон.  — Интересно было?
        — Интересно, что?
        — Читать?
        — Я не читала…
        — Ох, Лилит,  — он улыбнулся и сел с другой стороны машины.  — Волшебная ложь. Почему именно Себастьян тебя заинтересовал?
        Лилит отвернулась от него и поджала губы. Ей нечего было ответить ему. Правду Левиафан вообще не воспринимал, лишь высмеивал, а ложь… Лгать не получалось качественно.
        — Потому что я абсолютно уверена, что я — ваша главная дискуссионная тема и это непросто так. Ты не хочешь говорить мне правду, тем самым не оставляя мне выбора, как только икать самой.
        — Лилит,  — он взял ее за руку.  — Нет никакой правды. Есть Себастьян и я. Он мой давний друг. Не такой, как Мормо, но все же. Наше с ним общение, оно не имеет к тебе никакого отношения. Я бы с удовольствием обсудил со всем миром тебя и твою красоту, но, честное слово, …Смысл?
        — Тогда, о чем вы говорите?
        Вампир вздохнул и развалился в кресле. Он жал кнопки на панели, щетки начали протирать стекло, бешено мельтеша туда-сюда, затем включились фары.
        — Левиафан!  — позвала Лилит.  — О чем?
        — О науке и ее последствиях. Тебе вряд ли будет это интересно.
        — О какой науке?
        — О разной. Кстати, с первого сентября, тебя жду в университете…правда на начало пятого курса снова, но это лучше, чем вообще ничего. А?
        Лилит открыла рот и уставилась на вампира. Момент счастья. По телу пробежала волна радости.
        — Не может быть — прошептала она, напрочь забыв о немцах и науке,  — как ты это сделал?
        — Ну-у-у, я очень дипломатичный участник переговоров… — он опустил взгляд.
        Девушка кинулась ему в объятия, едва не вывалившись вместе с ним на улицу, целуя его и крепко сжимая.
        — Господи, Левиафан, как же я рада, что у меня есть ты. Правда, чтоб я без тебя делала?  — она вновь поцеловала довольного вампира.
        «Жила бы счастливо…а может быть и не жила бы вообще», подумал про себя Левиафан, обнимая девушку.
        29
        Рано утром, когда Лилит еще спала, Левиафан вошел в комнату к Жаклин. От неожиданности она подпрыгнула на стуле и строго посмотрела на вошедшего. Он прошел к окну и встал, разглядывая восход солнца.
        — Жаклин, мы сейчас поговорим с тобой, наверное, первый раз, потому что поговорим мы серьезно!  — сказал он, даже не посмотрев на нее.
        — О чем?
        — Ты хотела бы жить в Испании?  — неожиданно спросил он, повернувшись к ней.
        Жаклин улыбнулась в тридцать два зуба и закивала головой.
        — Конечно! Мне нравится эта страна и язык тоже! Я даже знаю пару слов на испанском! А почему ты спрашиваешь?
        Левиафан прошелся по комнате с мрачным как туча лицом. Он молчал, изредка почесывая затылок и напрягая мимические мышцы. Спустя минут пять он снова заговорил.
        — Потому что у меня билет на самолет, оформленный на твои данные, и билет этот в один конец. Я купил тебе там дом и хочу тебя туда отправить. Здесь тебе оставаться не зачем, а Испания — солнечная страна, карнавальная, доброжелательная и веселая, как раз для тебя. Здесь тебя больше ничего не держит, Марк мертв, мать твоя думает, что ты мертва, а Лилит… А что Лилит? Сама видишь, что она занята своей жизнью и любовь. Я дам тебе с собой денег и искренне пожелаю тебе удачи! Что скажешь?  — Левиафан ожидающе посмотрел на нее.
        Жаклин улыбалась, было явно видно, что ей понравилась эта идея, более того она ерзала на стуле, готовая сорваться с места в аэропорт в ту же секунду. Ей самой хотелось начать новую жизнь подальше от Левиафана и Лилит, от их отношений, которых у Жаклин уже не было.
        — Я согласна!  — пискнула она, потирая руки.
        — Держи!  — Левиафан протянул ей небольшую кипу документов, вместе с билетом на самолет.  — Лилит ничего не должна знать об этом. В день вылета оставь ей записку и все.
        — Хорошо… — ответила довольная Жаклин, разглядывая бумаги.
        Левиафан подошел к двери, остановился и бросил косой взгляд на девушку. «Я буду скучать по тебе…Жаклин», подумал он и молча вышел из комнаты.
        Он не вернулся назад в спальню к Лилит, а просто вышел на улицу и отправился в сад за дом. Долгое время Левиафан сидел напротив ненавистного сарая и вспоминал Мормо.
        «Все-таки когда рядом есть еще один вампир, становится не так грустно, не так одиноко, а одиночество для вампира — это втрое слово после вечности. Жаклин еще совсем младенческий вампир. Она еще такая глупая, и почему-то мне кажется, что после приобретения такой силы, она стала более беззащитной. Мне кажется, что она пойдет по стопам Мормо, что, в конечном счете, ее погубит. Но, наверное, мне это просто кажется…Я уже почти в каждом пытаюсь увидеть Мормо, забывая о том, что он мертв…Я действительно буду скучать по нашим словесным перепалкам, по моментам, когда я тебя ненавидел, по твоей глупости…И я опять останусь наедине с Лилит, чего я уже давно очень хочу. И все станет на свои места».
        Бурная весна подходила к концу, и лето не заметно стесняло ее. В процессе ссор, драк, ненависти и страсти, ни Лилит, ни Левиафан не заметили, как эта весна быстро и красиво заменила собой зиму. Не один из них не заметил с должным восторгом почки на деревьях, которые превращались в зеленые листья; молодую травку, пробившуюся сквозь мерзлую землю после зимы. Ни один из них не замечал, как вернулись птицы из дальних стран, и как они собирали, буквально по песчинкам новые гнезда. Как ночь укорачивалась, позволяя дню господствовать. Слишком все заняты собой, чтобы замечать такую красоту.
        ЛЕТО
        1
        Жаклин и Левиафан стояли, обнявшись в шумном аэропорту. Хоть время и было около двух часов ночи, люди здесь постоянно шныряли туда-сюда, неутомимо разговаривая по телефону.
        Левиафан решил помочь Жаклин довезти вещи, хотя их было не так много. Ему просто хотелось побольше побыть напоследок с таким же существом, как и он сам. Когда объявил номер ее рейса и начало посадки, Левиафан улыбнулся и взглянул на девушку.
        — Мы когда-нибудь еще увидимся!  — Сказал он, развернулся и пошел прочь.
        — Эй!  — Окликнула его Жаклин.  — Спасибо!
        Левиафан еще раз улыбнулся и медленно пошел к дверям, больше не оборачиваясь.
        «На самом деле, Жаклин, я спасаю тебе жизнь. Все кто общается или находится близко с Лилит, в скором времени погибают…», думал он про себя, выходя из здания аэропорта.
        Спустя час он уже был дома. Остаток ночи вампир провел в одной и той же позе: разглядывая спящую Лилит. Он пытался предугадать ее реакцию, когда обнаружится, что любимая подружка улетела, возможно, навсегда.
        Тем временем, на улице бушевало внезапное лето: жара, солнце. Жара, луна. Комары и мошки. Пьяные компании по ночам: скандалы и драки. Цветущие деревья, сумасшедшие люди, кругом запах пота, мокрые подмышки и спины. Ветра нет, дождя тоже. Зной — круглосуточно.
        Лето — ужасное время года. Люди, животные, растения, все страдают от удушающей жары. Полумертвые собаки лежат в тени деревьев, не хотят даже есть, только пить, а все лужи давно уже пересохли. Люди пытаются снять с себя кожу, практически целиком, наивно думая, что им станет легче. Лето создано для того, чтобы все задумались о своем будущем распределении в рай и ад (для тех, кто верит в это), потому что лето тренирует организм для долговременного пребывания в аду, идеально имитируя пекло.
        Что прекрасного может быть в лете? Ничего. У студентов сессии, у работников единственные две недели отпуска, которые они так самоотверженно тратят на вскапывание грядок, вместо того, чтобы действительно отдыхать. А детям…Этим существам вообще наплевать какое время года и суток, им всегда хорошо.
        Лето изматывает организм больше всего, утомляет мозги и не дает никакого отдыха. Ничтожные три месяца, на протяжении которых, все должны вспомнить Ра и помолиться ему, чтобы он сжалился и выключил фонарь, который беспощадно сжигает всю планету. Но это все мифология, олицетворение несуществующего ада и несчастного древнеегипетского бога солнца. В реальности — это холодная вода и пиво, полуголые девушки и такие же мужчины, к тому же, оправданные безделье и лень.
        2
        «Лилит, дорогая!
        Я решила оставить вашу чету в покое и отправиться в путешествие по миру.
        Не хочу чувствовать себя пятым колесом…Хотя нет, я уже вампир.
        Я решила начать новую жизнь на новом месте, с новыми людьми. Может я снова смогу любить и быть любимой? По крайней мере, я на это очень сильно надеюсь. Но теперь у меня в запасе куча времени, мне надо научиться тратить его с пользой, а не просиживать вечность у вас дома.
        Я буду жить в другой стране, потому что здесь слишком много сильных и болезненных воспоминаний. Мне тяжело ходить по улицам моего родного города. Каждая улочка, каждая надпись, каждая ямка напоминает мне о Марке. Я даже не хочу говорить о том, что я просто не могу быть в тех местах, где мы были вместе. Этот город слишком невыносим. Может в будущем, я смогу снова вернуться сюда, с чистым разумом и легкой душой. Но сейчас это просто немыслимо.
        Я держу в руках билет на самолет, и мне хочется плакать, глядя на него. Вылет в два часа ночи, дата пятое июня. И я буду скучать по тебе, Лилит. А так же, я надеюсь, что ты не посмеешь обидеться на меня и не будешь держать зла. Ты была мне хорошей подругой, ты ей и останешься, но в моей памяти. А сейчас, самое время подыскать новую подругу, если я ее, конечно же, не загрызу в ночи. Я хочу оставить здесь, в этом убогом месте, все свои страдания и переживания. Забавно, я даже не могу прийти к себе в дом, моя родная мать считает меня мертвой.
        Испания. Именно туда я улетаю через четыре дня, и именно пятого июня, ты сможешь прочитать это письмо. Я всю жизнь мечтала выучить испанский язык, и представляешь, у меня появилась эта возможность. Стоит ли благодарить за это Левиафана? Конечно же, стоит! Хоть в моей груди бьется другое сердце, и я старательно учусь не убивать людей, и это не всегда у меня получается, я иногда просто забываюсь, но…Мне нравится моя новая жизнь. Я бы даже сказала, что я учусь любить эту новую, неизбежную жизнь.
        Не знаю, связанно это с Марком или нет, но первое, что я почувствовала, когда вновь открыла глаза (предварительно умерев), так это одиночество. Говорил ли тебе Левиафан, что чувствуют вампиры в первые дни своей новой жизни? Чувствуют ли они так же, как я, пустоту и одиночество? Или может, это только моя депрессия после гибели Марка?
        Я, правда, немного нервничаю перед вылетом. Знает ли Испания о существовании вампиров? Надеюсь, что меня там не сожгут! Знаешь, чего бы я хотела? Найти такого же как и я, влюбиться и жить с ним вечно. Хорошая сказка, да? Я постараюсь. Ведь самое главное в жизни — очень хотеть, неважно чего, главное пытаться достичь, и оно обязательно придет, возможно, в виде неописуемого счастья, мечты. Представляешь, оно придет прямо в твои раскрытые руки.
        Дорогая Лилит, я поздравляю тебя с первым днем лета, оно обещает быть жарким, я говорю не только о погоде, но и о вас с Левиафаном. Прожив месяц с вами, я поняла, что вам никогда не будет холодно, вне зависимости от погоды. Вы горячая пара, я и не догадывалась об этом. Как бы я хотела иметь такое же красивое лицо, как у тебя, и такой же сильный характер. Вы с Левиафаном идеально подходите друг другу. Я желаю вам море, нет, океаны любви, много огня, греющего, а не обжигающего. И прекратите ругаться из-за пустяков. Они того не стоят. Я желаю вам реки терпения, почему, вы сами знаете.
        Лилит, дорогая, не забывай меня. Ведь я не исчезаю навсегда, я еду всего лишь отвлечься, забыться. Обязательно навещу вас, как только смогу собраться с силами, чтобы вернуться, хотя бы ненадолго, в проклятый город.
        Пока Лилит. Передавай привет Левиафану. Я обязательно напишу тебе, как только обстроюсь в Испании. Люблю. Целую.
        Всегда твоя Жаклин.
        Первое июня»
        Лилит смахнула слезу и улыбнулась. Ей стало немного грустно, но душа радовалась, что в доме больше не будет еще одной женщины. Она радовалась, что они с вампиром снова вдвоем. Но ее расстраивала мысль о том, что рядом больше нет человека, с которым можно было бы поговорить. Как только Жаклин узнала о вампирах, как только сама стала такой, она сразу же исчезла из жизни подруги.
        — Левиафан!  — крикнула Лилит во весь голос.
        Он был на втором этаже и, услышав истеричный вопль, сразу же спустился вниз.
        — Это ты?  — странным голосом спросила Лилит, услышав приближающиеся шаги за спиной.
        — Я. Ты же меня вроде бы звала. Кого еще ты ожидала увидеть?  — Левиафан как всегда паясничал, в свойственной ему манере.
        Едва ступая, он оказался около стола.
        — Я спрашиваю, твоих ли это рук дело?  — размеренно дыша, уточнила она свой вопрос.
        — Что именно?  — Левиафан продолжал строить из себя непонимающего человека.
        Лилит взглянула на него исподлобья и громко выдохнула.
        — Вот это!  — она ткнула ему, чуть ли не в лицо, письмо от Жаклин.
        Левиафан превосходно изобразил удивленное лицо и с сосредоточенным видом вытащил лист бумаги из рук девушки. Он сел за стол, и минут на десять, погрузился в чтение. Лилит терпеливо наблюдала за вампиром.
        Во время чтения его мимика постоянно менялась, но лицо ни разу не стало серьезным. На его лице отображалось все что угодно, только не то, что ожидала увидеть Лилит.
        Наконец, дочитав письмо, Левиафан брезгливо швырнул исписанную бумагу на стол и пакостно улыбнулся.
        — Даже Жаклин благодарна мне! Все могут сказать «спасибо», кроме тебя!  — С геройским видом сообщил он, развалившись на стуле.
        — Зачем ты так с ней? Чем она тебе помешала? Ведь она по твоей просьбе уехала, не так ли?  — Спросила Лилит, проигнорировав его высказывание.
        — О чем ты, милая?  — Левиафан окинул девушку непонимающим взглядом, которая явно начинала раздражаться.
        — Долго ты еще собираешься разыгрывать эту комедию, плохо отрепетированную и бестолковым сюжетом?  — спросила Лилит.
        — Какая комедия, милая? Какой сюжет? Почему ты просто не можешь подумать, что Жаклин уехала беспричинно и без чей-либо помощи. Женщины ведь всегда так поступают, в этом нет ничего удивительного. Как только получаете то, что хотели, вы исчезаете мгновенно.
        — Господи, с тобой невозможно, Левиафан! Правда! Ты невозможен! Твоя речь невозможна!  — Перебила его Лилит и совершенно бездумно и неожиданно для себя, швырнула в него кружку с горячим чаем.
        Левиафан еле успел увернуться. Как она и хотела, его лицо стало очень серьезным, с легким оттенком злости. Он поднял кружку, поставил ее на стол, а заодно, и положил рядом отколовшуюся ручку.
        — Ты что творишь?  — абсолютно серьезным голосом спросил он, опираясь руками на стол.
        Лилит отвернулась, потерев пальцами лоб. Почему-то вампир начал раздражать ее своим присутствием и монологами.
        — Ничего!  — буркнула она в ответ, даже не смотря на него.
        — Что ты за моду взяла? Ты понимаешь, что это ненормально, когда женщина пытается поднимать руку на мужчину. Я не собираюсь терпеть такое отношение к себе! Меня прямо забавляет, что вы, милые дамы, старательно прикладывая все усилия, провоцируете. А потом, когда вы наконец-то получаете ответ, допустим в виде легкой пощечины или даже толчка, вы, с соплями и слезами, начинаете всех обзванивать, жалуясь, особенно мамам, что некий подлец вас ударил. Но причина, этого удручающего поступка, совершенно забывается! Лилит, если еще хоть один предмет пролетит перед моим лицом или какой-нибудь другой частью моего тела, я тебя уверяю, этот предмет полетит к тебе назад. И уж поверь мне, ты, в отличие от меня, не успеешь увернуться, и не вздумай потом даже думать о слезах! Просто предупреждаю, на будущее! Что вы себе там понадумали? Где написано, что только вы можете творить все, что ваша черная душонка пожелает. А мы должны закрывать на это глаза и глотать этот кал?
        — Хватит, я сказала!  — Крикнула Лилит, бешено сверкнув глазами, подыскивая предмет, подходящий для нового полета в вампира.
        Левиафан улыбнулся, заметив эту тщетную попытку.
        — Лилит!  — погрозил он ей пальцем, но тут же, еле успел уклониться от пролетающей над головой пепельницы.
        Раздался оглушительный звон бьющегося стекла. В комнату сразу же ворвался душный, летний воздух. Левиафан поднялся с корточек, убрал руки в карманы штанов и начал разглядывать разбитое стекло и лицо Лилит.
        Он что-то мычал, пошатываясь в разные стороны. Весь организм Лилит сжался внутри, ожидая пепельницу, летящую прямо в лоб. Но ничего не летело. Левиафан просто стоял, практически в позе оловянного солдатика.
        Так ничего и не дождавшись, Лилит взяла тряпки и пошла на улицу. Вампир улыбнулся и подошел к окну, точнее к тому, что от него осталось, посмотреть, что опять задумала его безумная девушка. К его удивлению — ничего плохо и скверного в ее поступке не было. Она просто решила протереть свою машину.
        Левиафан облокотился на раму с торчащими остатками стекла и задумчиво разглядывал девушку.
        «Наверное, все же стоило метнуть в нее пепельницу, раскроить кожу на голове, разломать череп и посмотреть на этот шибко умный мозг. Черт! Вечно эти женщины пользуются нашей добросердечностью. Надо избавиться от чести, не знаю, от чего там еще…Надо просто развязать себе руки и ответить ей. Никакого уважения к мужскому населению, одни только потакания, что мы им всем что-то должны. Милые дамы, ну с чего вы это взяли? Кто вам сказал, что вам позволено все, а нам ничего? Но я не могу, пока что, собственноручно причинить ей боль. Я просто постараюсь быть выше рукоприкладства! Я тебя, милая, морально доведу».
        Левиафан схватил маленькую кастрюльку, черпанул земли из разбитого окна и залил водой, и спрыснул все подсолнечным маслом. В итоге, у него получилась достаточно густая и вязкая грязевая консистенция. Вместе с этой кастрюлькой он вышел опять же через окно, на улицу и направился к моющей машину Лилит.
        — Надеюсь, ты успокоилась?  — Спросил он непринужденно.
        — Угу…почти — не обращая на него внимания, девушка кивнула головой, продолжая тщательно натирать дверь.
        Левиафан осмотрелся, засунул пальцы в кастрюльку и стряхнул капельки грязи на белоснежный лексус. Лилит замерла, увидев свежие капли грязи на только что протертом месте. Выдохнув, она спокойно стерла их губкой, и как ни в чем не бывало продолжила тереть железо дальше. Левиафан издал непонятный звук и снова брызнул пальцами грязь на то же самое место. Губка мгновенно перестала мельтешить по крылу машины и снова вернулась на дверь, стирая грязные капли. Вампир невинно смотрел на небо, опять запуская руку в кастрюлю.
        — Я отрублю твою руку!  — прошипела Лилит.
        — Я согласен, но не сейчас!  — усмехнулся он и снова стряхнул грязь на машину.
        Лилит молча и покорно вытерла ее, косясь озверевшими глазами на вампира.
        Эта экзекуция продолжалась в течение пяти минут, пока, наконец, у Лилит не лопнуло терпение. Она вскочила на ноги и уставилась вампиру в глаза. Затем, совершенно неожиданно для расслабленного вампира, Лилит вырвала из его рук кастрюлю с грязью и вытряхнула ее содержимое ему на голову. Отшвырнув кастрюлю, Лилит, вся в слезах, пошла в дом, предварительно запустив губку в лицо Левиафана.
        «В грязи, но зато морально удовлетворен!», подумал он про себя и отправился в ванную.
        В доме он услышал жалобные всхлипывания девушки. Все-таки, что-то человеческое в нем присутствовало. Левиафан иногда сам поражался собственной противоречивости: он ненавидел женские слезы и также осознавал истинную причину этой ненависти, которую никак не хотел принимать, он просто ее знал, и это злило еще больше.
        Женские слезы имеют сильную власть над мужскими головами. Они вызывают жалость и очень успешно справляются с этим. И мужчины, обычно, начинают успокаивать расстроенную женщину, чувствуя вину.
        Левиафан отчетливо понимал реальность, поэтому решил не делать глупостей, тем самым спасая свою шею от лишнего веса, который и так практически расположился там, как у себя дома. А все потому, как он считал, слишком много спускал с рук этой девушке. А теперь, ему ничего не оставалось, кроме как пожинать плоды своих поступков. Если бы он решил пойти ее успокаивать — это означало бы, что он проиграл. Ему кинули в голову и кружку, и пепельницу, а он ответил лояльно, без физического ущерба, и за это он совсем не хотел извиняться. Поэтому, он просто проскочил в душ, звучно хлопнул дверью, демонстрируя свое присутствие в доме.
        Лилит услышала шум и судорожно начала вытирать слезы, потому что для нее было унизительно показать, что он заставил ее рыдать. Но Левиафан не заходил в комнату, казалось, что он просто растворился в доме, настолько все стало тихо.
        Спустя пять минут, Лилит тихо выглянула из комнаты. Любопытство — страшная вещь и отрицательная черта характера. Хотя это слово можно рассмотреть с двух позиций: первая — люди, которые любопытны в знаниях, и вторая — это люди, которые любопытны только в познаниях о других людях. Это же ужасно, когда человека больше всего интересует только чужая жизнь.
        В течение многих веков в любопытстве обвинялись в основном женщины. Но это еще спорный вопрос, кто любопытнее женщины или мужчины? И те, и другие без устали суют свои носы куда надо и не надо. Просто женщины делают это более явно, а мужчины исподтишка, ведь упаси боже, если кто-нибудь заметит это.
        Пустой коридор второго этажа никак не удовлетворял любопытства Лилит. И она, крадясь, словно кошка, охотящаяся за мышью, пошла вдоль него. В доме стояла полная тишина, за исключением шума воды, доносящегося из ванны. Лилит приоткрыла дверь и облокотилась на стену.
        Сквозь матовое от пара стекло, виднелся расплывчатый силуэт обнаженного вампира. Вода струилась сверху, а Левиафан, опустив голову, стоял, упираясь руками в стену, и разглядывал стекающую воду.
        Лилит тихо опустилась на пол, неотрывно наблюдая за ним.
        Она не могла заметить, что вампир улыбался, потому что слышит ее шаги. Он продолжал стоять в той же позе, принимая тепло воды, но затем стеклянную перегородку резко отодвинули, и он, не глядя в сторону девушки, с улыбкой на лице позвал Лилит к себе.
        Лилит усмехнулась над своей глупой надеждой, что она была беззвучна, затем встала, скинула одежду на пол и подошла к ванне. Левиафан все также стоял с непосредственной улыбкой на лице. Лилит влезла между его рук и встала.
        Вампир медленно поднял голову, оглядывая ее, но, он даже не успел посмотреть ей в глаза, а острые зубы уже вцепились в плечо, не причиняя никакой боли…
        На самом деле, Лилит просто соскучилась по таким вот безмятежным денькам, по объятиям в ванной, поэтому решила наслаждаться таким редким, но чувственным моментом.
        На какое-то мгновение ей показалось, что Левиафан сам не понимает, что делает из-за этой не обычной нежности. Он то кусал ее мягко и безболезненно, то целовал, то обнимал с такой силой и страстью, что она едва не ломалась. Он как будто боялся, что она возьмет и исчезнет из его объятий…навсегда. А его лицо было наполнено тоской и обреченностью. Лилит это заметила, но виду не подала. Так ведь тоже интересно, иметь что-то необычное в обычном. Почти со слезами на глазах, любить другого человека в душе. И этот человек все чувствует, и так беспечно отдается, перенимая его боль и тоску.
        Левиафан опустился на колени и уткнулся лбом ей в живот. Лилит положила руки ему на голову, а ее нежные пальцы тоскливо игрались в мокрых волосах. Молодой человек только сильнее прижимался к ней.
        Когда вампир, наконец, поднял взгляд, Лилит даже опешила от выражения его лица, от того, что было изображено на нем. Левиафана поглотила пучина печали и скорби, и девушка не могла понять причину такого удивительно ничтожного состояния вампира. Она никогда не видела его таким, что-то, сильное и значимое для него, причиняло эту боль, что у него даже не было сил скрывать ее. А может он и не хотел скрывать чувства…Лилит тоже опустилась на колени обхватила его лицо ладонями и крепко поцеловала.
        В тот момент между ними творилось что-то странное, они оба понимали это и наслаждались странным явлением. Но все-таки где-то в глубине души, они оба опасались ненормальной сцены.
        3
        Лучи солнца нежно пробежались по голени, затем они ласково обогнули округлые бедра, живот и не стали останавливаться на лице. Лилит лежала на полянке перед домом и читала книгу. Перекрещенные ноги, и свободно пошатывались в такт неслышной музыке, а глаза прятались под солнечными очками. Открытый белый купальник отражал лучи и слепили глаза. На груди висел плеер.
        Необыкновенная жара пыталась сморить ее, и это-то в начале июня. Ни ветра, ни облачка, только на все наплевавшие птицы распевали свои зачарованные песни, и вместе с ними, словно дуэтом, стрекотали и жужжали насекомые. Но Лилит этого всего не слышала, ее уши наслаждались искусственной музыкой.
        И она так же не слышала, как сзади подошел Левиафан, с двумя коктейлями. Его божественное тело прекрасно себя чувствовало на жарком солнце, так же было не против побалдеть в его лучах.
        На вампире ничего не было кроме шорт. Он стоял босиком, крепко держа два стакана и ждал, когда Лилит соизволит посмотреть на него. Но этого он так и не дождался.
        Левиафан сел на землю и поднес коктейль практически вплотную к лицу девушки. Огромный стеклянный фужер застыл перед глазами. В нем виднелась свежая мята и лед, выполняющий функцию лупы.
        Лилит перепугалась и выронила книжку на землю. Выдохнув, она обернулась и взглянула на вампира. Левиафан маленькими глотками пил свой коктейль, рукой поднимая книгу.
        — Ммм…Интересная книга, читал ее век назад!  — Левиафан положил книгу девушке на ноги.
        Лилит улыбнулась и вытащила наушники, загадочно смотря на него.
        — Что?  — спросила она.
        — Ничего. Говорю, ты вспомнила о существовании книг. Очень похвально.  — Вытягивая ноги, расслабился он.
        — Да, стараюсь не тратить время напрасно! Скоро в университет,  — пробубнила девушка и тоже вытянулась.
        — То есть, ты настроена серьезно? Мне больше не придется за тебя краснеть перед ректором и деканами?
        Лилит косо посмотрела на Левиафана, пряча улыбку.
        — Да что ты вообще понимаешь в университетах?
        — Вообще-то, достаточно. Ты себе даже представить не можешь, сколько было в моей жизни колледжей, институтов и университетов. Я довольно хорошо помню, что означает студенческая жизнь. Кстати, может мне с тобой пойти поучиться? А?
        — Ты что серьезно? Серьезно собираешься лишить меня единственного места, где я могу отдохнуть от тебя и твоего цинизма? Ты собираешься сидеть на лекциях, бубнить, отвлекать меня от знаний? Нет, Левиафан, пожалуйста, сиди дома. Или иди работать. Делай что-нибудь, только не вмешивайся в мою учебу.
        — Уже столько лет я знаю, что людям нельзя делать и давать ничего хорошего. Знаешь, почему? Они — неблагодарные.
        — Это я тоже уже слышала.  — Лилит улыбнулась, выпив прохладительного напитка.
        О позавчерашнем вечере, проведенном в душе, никто из них не вспоминал. Лилит вообще показалось, что все это ей просто приснилось, потому что она не могла поверить, что вампир мог быть в таком подавленном настроении. А Левиафан элементарно делал вид, что ничего не произошло, сам при этом, не особо понимая, что это было.
        Спустя пару часов болтовни, девушка почувствовала, что безумно хочет спать. Палящее солнце и полнейший штиль, нет ни дуновения ветерка, топленая жара и изнывающие легкие. Разум теряется в потоках солнечной лавины, а мозг пропитывается давящим теплом.
        Веки тяжело опускались, как будто они не спали уже неделю. Пальцы расслаблялись вслед за телом. Лилит погрузилась в сон, сама того не замечая.
        Левиафан сидел рядом и с интересом наблюдал, как тает человеческое тело.
        — Милая,  — шепотом позвал он,  — похоже, ты всерьез решила посетить Морфея. Не буду мешать.
        — Спасибо… — промямлила она, засовывая наушники в уши и пуская любимую музыку в сердце.
        Вампир сел поудобнее и поближе, слегка облокачиваясь
        — Ты же помнишь недавнее рандеву в ванной? Конечно, помнишь! Я уверен, что тебя очень интересует мое поведение и состояние, но ты упорно делаешь вид, что ничего не было. Оно и к лучшему. Меня самого интересовало мое состояние, но потом я понял, в чем дело. Милая, в тебе собака зарыта, именно в тебе. У меня практически не осталось сил любить тебя. Ты представляешь, как это тяжело? Я раньше думал, что для любви нужно только сердце, знаешь, как домик для улитки. Но для любви к тебе, нужны постоянные силы. Силы, чтобы взглянуть на тебя; силы, чтобы обнять, и, при этом, не сломать тебе ничего, потому что очень хочется это сделать; силы, чтобы поцеловать и не откусить язык, потому что он чрезвычайно хамский и остренький; силы, чтобы чувствовать от тебя ответную любовь, но порой, мне кажется, что твоя любовь — это всего лишь моя галлюцинация. Похоже на какую-то надежду. На что я надеюсь? Ты же не изменишься, и честно говоря, я сам не особо этого хочу. Разве что, чуть-чуть. Что за надежда теплится в моей голове и какого черта ей надо? В ванной мне было до слез обидно от этой любви, от твоего, как бы все
понимающего взгляда… А сейчас, ты, такая болезненно красивая… настолько красивая, насколько я хотел, лежишь на солнце и тебе наплевать на все! А у меня такой огромный поток мыслей, что я даже не знаю, куда его направить. На тебя, конечно же, нельзя. Во-первых, ты все не так поймешь, во-вторых, ты, как древний сундук, закрыта от всего мира. Для тебя не существует никого, кроме тебя и твоего «Я». Радоваться мне этому или нет?
        Левиафан встал, и его тень грозно опустилась на тело девушки. Он вытащил один наушник и затих. Ее лицо казалось таким расслабленным, из-за тени.
        — Лилит!  — снова позвал он девушку,  — Идея: берем палатки и катимся из этого пыльного города на природу, подальше от людей?
        — Поддерживаю… — Хмыкнула Лилит в ответ, засовывая наушник назад.
        — Тогда я поехал за палатками.  — Сказал он, как будто его кто-то слушал.
        Через пятнадцать минут он уже мчался в город. Левиафан довольствовался солнцем и теплом, предвкушаю поездку за город.
        Полчаса спустя Лилит открыла глаза, напрочь забыв разговор с Левиафаном, будучи в полудреме. Обыскав весь дом, она вернулась на улицу, забрала плед и пошла в дом, надеясь найти там прохладу, раз не вампира.
        Сев за стол со стаканом холодной воды, Лилит набрала номер Левиафана.
        — …Вот, в прошлом году я… — Левиафан рассказывал что-то своей попутчице и потенциальной еде, когда раздался звонок мобильного.
        Вампир вытащил телефон из кармана и улыбнулся, увидев кто звонит. «Не а, милая! Ты сейчас сорвешь мне весь обед!», подумал он и скинул ее звонок, а затем и вовсе отключил звук.
        — Мама… — прошептал Левиафан девушке и улыбнулся.
        — Не поняла?  — Лилит удивленно слушала гудки в трубке.
        Она набирала его номер еще раза три, но все попытки были безрезультатными — ответа она так и не дождалась.
        — Это еще что такое?  — Вскрикнула девушка, швыряя телефон на диван.  — Опять? С кем он и чем занимается, что даже не в состоянии ответить на звонок?
        Она нервничала, поведение Левиафана было совершенно не предсказуемым и злило ее то, что ничего с этим нельзя было поделать. Смириться.
        Внезапно к ней пришло успокоение, такое странное и неожиданное, что Лилит сама удивилась такому умиротворению эмоций и чувств.
        Всего одна мысль, появившаяся в ее голове, принесла с собой тишину, сменила бурю полным штилем. Но мысль, сама по себе, была совсем не хорошая, дерзкая, и как ни странно, она нравилась Лилит. Это была даже не мысль, а целая дума, совершенно не к месту, но она существовала. Мысль была предательской, подставляла все отношения, но чем хуже мысли, тем крепче они оседают в голове, тем сложнее от них избавиться, тем не реальнее их озвучить. А своим присутствием она только настораживала и плодила домыслы, также не имеющие позитивных сторон. Весь мозг покрывался кромешным мраком и безмятежной пустотой из-за этой мысли.
        Лилит, с задумчивым лицом, села на диван. Она положила ногу на ногу, раскинула руки вдоль спинки дивана и задрала голову к потолку. Вплоть до приезда Левиафана, она просидела в такой позе, не зная, что делать с навязчивой мыслью. Лилит пыталась прогнать ее, но все безуспешно — ее никто не слушался. Пыталась додумать, но придумывались такие удручающие факты, что дальше не хотелось копошиться в голове. Пыталась не обращать внимания на нее, но это было просто невозможно.
        — Ты не знаешь, какой кнопкой принимается вызов?  — спросила она, почувствовав рядом вампира.
        — Я специально его не принимал! Я есть хотел, а твой звонок, как всегда был во время, но я не мог оторваться и ответить. Слишком занят был.
        — Это я уже поняла. Что у тебя в руках?  — спросила Лилит, увидев огромный рюкзак.
        Он тоже посмотрел на него и кинул на пол.
        — Палатка,  — с недоумевающим лицом, ответил Левиафан, присаживаясь рядом с девушкой и пытаясь ее обнять.
        Лилит схватила его за руку, не позволяя сделать задуманное.
        — Зачем?  — строгим голосом спросила она, продолжая держать его за руку.
        Левиафан удивленно посмотрел на нее.
        — Я и не думал, что в таком юном возрасте у тебя уже проблемы с памятью! Что же дальше-то будет? Каждый раз ты будешь спрашивать, кто я такой?
        — Нет, не буду! К несчастью, я помню, кто ты такой! Но о палатке у меня нет никаких воспоминаний!  — совершенно спокойно ответила Лилит.
        — Придется мне напомнить тебе, раз твоя головушка прохудилась! Несколько часов назад, я предложил поехать на природу, ты согласилась. Так как у меня нет палатки, я поехал за ней в город. В это время, ты, видимо, подумала о чем-то другом. Совершенно забыв о предыдущем разговоре. Из этого следует вывод — ты не можешь держать в голове много информации!
        — Правда?  — она повернула голову в его сторону, нервно сверкая глазами.
        — Самая настоящая!  — вскрикнул он и поцеловал ее.
        — Так, хорошо, куда именно мы собираемся?
        — За город. Ты когда-нибудь выходила из дома и уезжала, куда глаза глядят, полностью отключив голову?  — загадочно спросил Левиафан, разглядывая ее глаза.
        — Нет.
        — Завтра мы это сделаем. Машина выедет на дорогу и помчится безрассудно…Посмотрим, куда бессознательность заведет нас.
        4
        — Лилит, почему я один таскаю вещи в машину?  — жалобно спросил вампир, закидывая последний рюкзак в машину.
        — Потому что у тебя такой пол.  — Расслабленно ответила Лилит, продолжая, как ни в чем не бывало, подпиливать ногти, сидя на переднем сиденье.
        Левиафан от такого ответа чуть рюкзак не выронил, но успел забросить его в салон машины. Он осмотрелся: «вроде бы все принес, погрузил, двери закрыл…». Вампир еще раз осмотрелся и пошел к двери машины.
        — Поправь, если я не так понял!  — сказал он, усаживаясь за руль.  — Я должен делать все один, только потому, что у меня другой половой орган?
        — Все так, Левиафан!  — подтвердила Лилит, аккуратно подпиливая мизинец.
        Вампир окинул девушку улыбчивым взглядом. Ее ноги лежали на панели, взгляд сосредоточен на ногтях, а ветерок, пролетающий в открытое окно, колыхал ее волосы.
        — Чудно!  — ответил он и тронулся, поглядывая на лодку на прицепе.  — Порой мне очень нравится твоя откровенность. Обескураживает просто!
        Лилит улыбнулась в ответ и кинула пилку в бардачок.
        — Это же мой кубик!  — вскрикнула она счастливым голосом, увидев в бардачке разноцветный кубик.
        Она схватила его и тут же начала выстраивать одноцветные стороны. В салоне машины наступила тишина. Девушка сосредоточилась на головоломке, вампир на дороге. Но тишина быстро надоела, и Левиафан включил веселую музыку.
        Тем временем, Лилит никак не могла справиться с кубиком, потому что ее мысли были сосредоточены не на нем, а все на той же дурацкой идее. В итоге, спустя какое-то время, она с досадой швырнула игрушку в бардачок и посмотрела на небо.
        Всего лишь за час поездки, яркое солнце скрылось за грозными тучами, вдалеке поблескивала зарница, а черные облака, как будто пытались задавить землю ужасом. Повсюду носился сильный ветер, и он старательно тащил за собой дождь. Да что там дождь? Ветер нес грозу, теплую, летнюю и страшную грозу. Лилит прикрыла окно и посмотрела на Левиафана.
        — Мне надо в туалет!  — заявила она и, как-то странно, посмотрела на него.
        — Ты грозы испугалась?  — удивленно спросил он, притормаживая.
        — То есть, просто так в туалет я не могу хотеть?  — тихо ответила она, разглядывая деревья за окном.
        — Да я уже останавливаюсь!
        Лилит вылезала из машины и огляделась. На дороге, кроме их машины больше никого не было. Шоссе было пустым, даже в сторону города никто не ехал. Кругом мрачный лес, а на верхушках деревьев застряли тучи, угрожающе нависая над миром.
        Лилит ушла в лес и остановилась за деревом. Ни в какой туалет она не хотела, ей просто нужно было оказаться на улице, пока дул порывистый ветер. Через пару минут, она, незаметно, вернулась к машине. Девушка присела на корточки и несколько раз воткнула в заднее колесо шило, которое прихватила из бардачка.
        — Поехали!  — нервно потребовала девушка, захлопывая дверь.
        Левиафан пожал плечами, удивляясь внезапной перемене настроения любимой, и тронулся.
        Не прошло и пяти минут, как машину резко начало мотать. Левиафан мгновенно остановился и выскочил из машины.
        — Что за дьявол?  — спросил он, на ходу осматривая инфинити со всех сторон.
        Он сосредоточил внимание на заднем правом колесе. Вампир присел на корточки и ткнул пальцем в резину. Она поддалась, словно сливки. Левиафан вздохнул и вернулся за руль.
        — Что там?  — спросила Лилит.
        — Колесо пробило… — глядя в окно, ответил он.
        — Ну, так иди, меняй!  — ответила она недовольно, зная, что вампир вытащил запаску и оставил ее дома, она занимала место, которое нужно было под походное оборудование.
        — Колесо дома осталось… — со вздохом ответил Левиафан, мысленно проклиная себя за необдуманный поступок.
        Лилит посмотрела на него круглыми глазами и резко отвернулась, показывая свое негодование и раздражение. Вампир прикусил губу и тоже отвернулся к окну. Лилит улыбалась про себя, озадаченность Левиафана радовала ее до невозможности. А он думал о неожиданном проколе колеса, начиная подозревать, что все не просто так.
        — Придется мне пойти и поискать колесо. А может даже и домой вернуться. Мы ведь всего сто километров проехали — печально сказал он, тоскливо разглядывая зависшую над головой тучу.
        — И чем быстрее ты найдешь колесо, тем быстрее мы уедем отсюда!  — недовольным голосом подытожила Лилит.
        Затем она услышала только звучный хлопок двери и когда она обернулась посмотреть, Левиафана уже не было видно ни рядом с машиной, ни вообще в поле зрения. Усмехнувшись, Лилит вылезла из машины и стала разглядывать шоссе.
        Мимо нее проехала пара легковых машин. Обе пытались остановиться, но девушка жестами показывала им уезжать дальше, что ей не нужна помощь. Но когда на дороге показался джип, она чуть ли посреди шоссе не легла, чтобы остановить его. Из машины вылез тучный мужчина и приветливо улыбнулся.
        — Проблемы?  — поинтересовался он.
        Его голос также звучал дружелюбно. Лилит улыбнулась. Мужчина внешне казался добрым.
        — Я пробила колесо, и у меня нет запаски…Могу я купить вашу?  — Жалобным и умоляющим голосом попросила она.
        Мужчина окинул взглядом колеса инфинити и улыбнулся.
        — Не надо покупать! Для такой красивой женщины я поменяю колесо просто так!
        Через двадцать минут все было готово. Мужчина выслушал сердечные благодарности от Лилит, пожелал ей быть осторожнее и счастливого пути, сел в свой джип и уехал. Девушка, выдохнув, недолго думая, прыгнула за руль и тоже умчалась вперед.
        Как только машина набрала скорость, небо разрядила яркая молния, за ней послышался устрашающий грохот грома, а на лобовое стекло опустились огромные капли дождя. Начался сильнейший ливень, сопровождающийся таким же мощным ветром, из-за этого, дождь проносился не вертикальной стеной, а горизонтальной.
        Дворники не успевали протереть стекла, а Лилит очень нервничала. Она впервые оказалась за рулем, без сопровождения, в такую погоду. И к тому же, она отчетливо помнила угрозу Левиафана, что он с ней сделает, если с его «вечностью» что-нибудь случится.
        Вампир вернулся на место, где оставил Лилит и машину, но обнаружил только пробитое колесо, скромно лежащее на обочине. Левиафан был мокрый насквозь, в руке беззаботно висело запасное колесо, а глаза в это время наливались кровью. Предчувствие его не обмануло, просто, как всегда, на него никто не обратил внимания. Он пнул пробитое колесо с такой силой, что он исчезло из виду, а новое колесо в руке лопнуло под натиском пальцев.
        — Убью!  — прошипел он, и прямо как в фильме, над его головой раздался новый раскат грома.  — Только найду для начала и убью!
        Левиафан стоял на обочине дороги и смотрел на размывающиеся узоры шин, след которых пропадал на асфальте. По его лицу текли капли дождя, волосы прилипли, как и одежда. Он стоял в одной футболке и в штанах. Ему не было холодно, но его трясло от злости и гнева. Левиафан засунул руки в карманы и побрел по дороге. По его подсчетам Лилит не могла далеко уехать, тем более при такой погоде. А дождь не прекращался, хоть и небо становилось все светлее.
        Пока Левиафан двигался по дороге, он пытался понять, что случилось, что заставило девушку так поступить. И он никак не мог понять, зачем она бросила его и куда-то умчалась.
        Все дорогу он несся наравне с ветром и думал, что бы с ней сделать. Хорошо, что Лилит не была в тот момент рядом с ним, а то он точно что-нибудь, да сделал бы с ней. Первое, что пришло ему на ум, так это оторвать ей голову, а потом растерзать и раскидать по лесу.
        Тем временем Лилит увидела заправку и решила заехать, ей смертельно хотелось пить. Она припарковалась и пошла в магазин.
        Левиафан, знавший, что девушка где-то рядом, наконец, увидел свою ненаглядную инфинити, стоявшую перед магазином, без всяких увечий. Он решил пока не показывать своего присутствия, поэтому просто залез в лодку и спрятался под тентом.
        Лилит вышла из магазина и взглянула на небо. На лицо без конца падали капли дождя, хоть ветер и разогнал все тучи, окружающий мир выглядел печально. Казалось, что жаркое лето мгновенно сменилось поздней осенью, с ужасным, серым и тоскливым дождем.
        Лилит очень нервничала, догадываясь, что Левиафан в любом случае ее найдет, и ей придется объясниться, если он, конечно же, даст ей такой шанс, а не сразу прибьет. Но у нее не было объяснений, за исключением одного, которое не имело шансов понравиться разъяренному вампиру. Хотя, он может сходу сломать ей шею, и, в таком случае, ей не придется говорить.
        Лилит выехала на шоссе и поехала, куда глаза глядят. Она бросила его на дороге, потому что ей надо было подумать, очень хорошо подумать. Мысль, закравшаяся пару дней назад, не давала ей покоя. Она требовала обдумывания…в одиночестве. Левиафан лежал в лодке и не мешал ей.
        Через полтора часа Лилит заметила деревенскую дорогу, идущую через поле. Девушка решила свернуть туда и осмотреть места, подыскивая стоянку. В окне пролетали деревья и холмики, старые избушки, где уже давно не жили люди.
        Заброшенная деревня, сохранившая только отголоски прошлого в виде мануальных домиков, которые сохранились непонятно каким образом. Вся краска облезла, палисадники перед окнами заросли травой, но сквозь нее все равно пробивались цветы-многолетники. У каждого крыльца склонялась уже отцветшая сирень, а резные ставни напоминали о хороших, тихих и уютных вечерах в этой деревушке. От каждого домика вниз бежали заросшие тропинки к маленькой речушке.
        Природный памятник прошлого, который находился почти в трехстах километрах от города, и до этого чудесного пейзажа руки вандалов-людей еще не добрались. Еще не уничтожены прекрасные сады, цветущие луга и вечно юные домики. Там не было ни одного человека, и Лилит сразу же почувствовала непередаваемое наслаждение и уединение с самой природой. В этом далеком от бесчувственной цивилизации месте, естественная среда была пока еще в безопасности.
        Речушка, которая струилась в низменности, в метрах пятидесяти от домов, была такая чистая и свежая, и звук ее журчания напоминал звук соприкасающегося хрусталя, да и вода была в ней прозрачна как хрусталь, с отливом серебра. Сквозь нее было отчетливо видно, как лоснятся по течению зеленые водоросли, а против течения встал небольшой косяк рыб-угрянок. Они зависли, как будто не живые, только мотали хвостиками в разные стороны. Сама речка была не широкая, где-то десять-пятнадцать шагов, но это совершенно не мешало ей быть такой красивой и притягательной.
        Лилит заглушила двигатель, скинула балетки под педали и вышла из машины. Ее ноги тут же обжог очень приятный холодок, исходящий от мокрой травы.
        После дождя, деревушка пропиталась запахом свежей травы и жизнью. С каждой травинки постоянно скатывались оставшиеся капли. Где-то в глубине травы, на небольшом холмике пытались стрекотать кузнечики.
        Лилит медленно шла к речке, впитывая настоящую жизнь, а не фальшивое городское существование. Ноги блестели от мокрой травы. Она присела не берегу и дотронулась до водной поверхности рукой. Рыбки, словно фигурки в шашках, сдвинулись от нее на шаг в сторону, но все равно продолжали потряхивать хвостиками в такт течению.
        Вода была ледяная, и Лилит не смогла удержаться и зачерпнула ее ладонью. Пока она пила, ее взгляд сосредоточился на вздымающемся песочке на дне. Он был похож на маленький вулканчик, только без лавы и совершенно безвредный. Рядом с ним, в сантиметрах пяти, находился еще один водяной вулкан. Прохлада столь маленькой речушки появилась из-за множества бьющих ключей. Лилит поставила палец над вздымающимся песком и почувствовала маленькие, слабые толчки. Она улыбнулась и снова зачерпнула воды, смачивая лицо.
        Испугавшиеся рыбки сдвинулись еще на шаг подальше, но они никак не хотели уплывать. Это был их дом, и никакой человеческий гигант не смел прогонять их оттуда, хоть Лилит и не собиралась этого делать.
        По песочному дну рассыпались маленькие камушки, под стать самой речке. А по ним, словно сочные, спелые вишенки, ползли пухлые улитки и прятались налимы. Они никуда не спешили. Их прекрасная и спокойная жизнь текла своим чередом, вместе с рыбками, под счастливый аккомпанемент кузнечиков.
        На другом берегу речушки, свесили свои ветви ракиты и ольхи, и, казалось бы, трава, но и та опускала свои кончики в речку. В двух метрах от Лилит, над речкой висели самодельные кладья. Два ствола, а поперек них лежали разной величины и длинны дощечки. Вот она — истинная красота. Этот кривой, еле держащийся мостик, в сто раз выразительнее, чем бетонная груда с железными бордюрами по бокам в городском парке.
        По этим кладьям весело бегали трясогузки. Они так быстро переставляли свои тонкие лапки, что за ними было практически невозможно уследить. У одной из них, в крохотном клюве, болтался упитанный червяк. Лилит даже улыбнулась, не понимая, как такая маленькая птичка сможет проглотить такого червяка. А может она поделится со своим другом? В мире животных, для семейных пар это абсолютно нормально, не то, что в мире людей.
        Куда бы ни падал взгляд девушки, она постоянно улыбалась. И не потому, что смешно быть на природе, а потому, что природа окутывала своими нитями, показывая всю прелесть и красоту жизни. Показывая, что убивают люди, чего они сами себя лишают. Помимо кислорода и редких животных, они лишают себя элементарной улыбки, чистой и детской улыбки.
        Лилит почувствовала себя словно в другом мире, на другой планете, где не существует никаких разрушений и загрязнений. Там были только животные и их естественная среда обитания, никем не нарушенная цепочка жизни. Глупые рыбки, птички с червями в клювах, деревья, кузнечики и даже улитки, никто из них не боялся девушки, напротив, они как будто приветствовали ее, как и вся природа, которая когда-то давно поприветствовала человека, а теперь раскаивается.
        Внезапно Лилит осознала одну маленькую, но стоящую истину. Единственную правду, которая объединяла мертвого и живую. У них у обоих была одна любовница, к которой никто из них не сумел бы даже додуматься начать ревновать. Природа. Она смогла объединить этих существ. Единственная положительна черта, одна на двоих — и Лилит и Левиафан, они оба любили природу. Любили так, как нельзя любить ни одного человека. Наслаждались ею, но не причиняли, взамен услады, боль и разрушения. Уважали ее за то, что дает жизнь. Не одна мать дает жизнь ребенку, они работают с природой в дуэте.
        Они вдвоем принимали эту жизнь, отдавая природе должное — они не лишали ее жизни. Не надо любить каждое живое существо, не надо обожать каждый кустик и деревце, надо просто уметь этим наслаждаться, не притрагиваясь, не протягивать к девственной чистоте грязные руки, особенно если эти руки могут только ломать. Такие руки просто обязаны оставить природу в покое.
        Лилит посмотрела на свое отражение в струящейся воде и сердце внутри замерло. В водной ряби отражался еще кое-кто. Этот кое-кто стоял, с убранными в карманы руками, и все еще мокрыми волосами, а выражение его лица явно было не доброжелательным. Ребристая вода делала это лицо еще злее, природа просто подыгрывала им.
        Лилит не знала, что ей делать, то ли бежать, то ли падать в речку и бежать на другой берег. Она сидела с окаменевшим лицом и смотрела на водную поверхность, вглядываясь в отражение Левиафана.
        5
        — Слушай… — начала она, поднимаясь с колен,  — это…
        — Внимательно слушаю, милая!  — еле слышным, но мрачным голосом ответил он, перебив ее.
        Лилит смотрела в черные глаза, по миллиметрам двигаясь в сторону, думая и надеясь, что ей удастся хоть как-то отсрочить приближение конца ее жизни. Левиафан одним рывком схватил ее за руку и подтащил к себе. Он хмуро, с ядовитой улыбкой, разглядывал ее.
        — …Это… — требовал он продолжения, не отпуская руку.
        «Я пропала», единственная мысль проскочила у девушки в голове, и инстинктивно она попыталась вытащить руку. Вид у нее стал совсем жалобный, как у ребенка, у которого отняли любимую игрушку. Она аккуратно пыталась вытащить руку из мертвой хватки, как будто вокруг нее была намотана колючая проволока под высоким напряжением. Все эти тщетные попытки и жалостливое лицо очень развеселили Левиафана, но ее руку он все равно крепко держал.
        — Мне надо было подумать!  — прошептала она, смотря ему прямо в глаза, мысленно умоляя оставить ее в покое.
        Левиафан изумился такому ответу и прищурил газа, подтаскивая ее ближе к себе.
        — И зачем тебе понадобился такой идиотский план: прокалывать колесо, гнать меня за запаской, самой уехать бог знает куда? Неужели, правда для того, чтобы подумать? И совесть тебя ни разу не кольнула, бросить меня на шоссе одного, как идиота, с колесом в руке!
        — Нет…нет… — Лилит все больше погружалась в состояние страха.
        Она сама даже толком не понимала, что конкретно ее так пугало. Левиафан искренне удивлялся такому сильному и неподдельному страху.
        — Нет? Не понимаю, что именно ты отрицаешь в данный момент? По-моему, из всего перечисленного мною, было совершено, уместнее было бы шептать «да»,  — вздохнул он, обнимая ее уже за талию.
        Лилит зажмурила глаза и все также тихо пятилась назад. Левиафан вообще недоумевал. Почему девушка была настолько сильно напугана? Что случилось? О чем он не знал? Неужели он действительно внушал ей такой звериный страх? Почему? Он же никогда и пальцем до нее не дотрагивался, никогда не бил…Возможно Лилит была адреналиновой наркоманкой и всячески пыталась извлечь дозу адреналина, придумывая все больше и больше идиотских планов.
        Лилит была похожа на антилопу, загнанную в угол гепардом. Вампир все больше и больше поражался. Она же все-таки не антилопа, да и он не гепард. Он даже ничего не сказал ей, и, пока еще, не думал что-то делать. Левиафан просто хотел знать, почему девушка так поступила.
        — Все не так, все не то…нет… — Только и твердила она, не переставая.
        — А поподробнее? А то, я что-то теряю связь с тобой!  — взглянул он в ее глаза.
        Слезы. В ее глазах стояли слезы. Болезненные, отчаявшиеся. Лилит их сдерживала.
        — Тебе лучше присесть…и мне заодно!  — пропищала она, опускаясь на траву.
        Левиафан последовал за ней, не сводя с нее глаз, и не совсем понимая, что происходит.
        — У меня была одна мысль, возможно глупая, а может быть и нет, но она сводит меня с ума.
        — Мысль значит… Что ты опять надумала или задумала?  — со вздохом спросил Левиафан.
        Лилит помолчала, с нежностью разглядывая речку.
        — Я надумала забыть друг о друге, притвориться, что мы никогда не встречались, что между нами никогда ничего не было. Прикинуться, что нет никаких чувств, даже безразличия. Просто исчезнуть из жизней друг друга.
        К удивлению девушки, Левиафан засмеялся почти во весь голос. Нет, он, конечно, воспринимал ее слова всерьез, даже очень, поэтому его такая затея и рассмешила, и, где-то в глубине души, даже слегка удивила. Она смотрела на него, как на полного психа, и не могла проследить логику между сказанным и его реакцией.
        — Ты считаешь, что это смешно?  — строго спросила она, смахивая слезу
        — Хе-хе… — усмехнулся он, еле сдерживая очередной смешок.  — Милая, ты же должна понимать, что это невозможно!
        — Почему ты так говоришь?  — еще больше удивилась Лилит.
        — Да потому что, дорогая. Ты с ума сойдешь без меня, ты просто не сможешь отпустить меня дальше, чем на метр от себя. Невозможно обмануть себя, и к тому же заставить верить в это все, пока ты по-настоящему испытываешь чувства ко мне. Невозможно сделать то, чего ты не хочешь делать всем своим нутром. Возможно, только разыграть спектакль с эмоциональным всплеском, но превратить его в жизнь — никогда. Поэтому, мне смешно слышать столь бредовые предложения и идеи от тебя. От человека, который никогда не выпустит из своих лап то, что он очень хочет держать. К твоему несчастью, и видимо к моему тоже, ты хочешь держать меня. И еще кое-что. Тебе следовало бы задать один простой вопрос самой себе перед тем, как говорить мне эту чушь!
        — Какой вопрос?  — спросила Лилит, неотрывно смотря ему в глаза.
        Слезы катились из глаз, девушка более их не сдерживала. Но после слов Левиафан ей стало значительно легче.
        — Самый наипростейший, который требует только один ответ: либо «да», либо «нет» и звучит он так: «А смогу ли я без него?». Ты не задавала себе этого вопроса. В противном случае, этого нелепого разговора сейчас бы не было. Но я могу ответить за тебя. Ты не сможешь, Лилит, без меня. По крайней мере, сейчас, и может даже в ближайшем будущем. Недавно я имел честь в этом убедиться. Так что, заканчивай с этими глупостями. Учись говорить и обещать то, на что ты действительно способна. Милая, учись разграничивать свои фантазии и реальность, это разные вещи. И поверь мне, люди не очень-то любят, когда человек витает в своих фантазиях, перемешивая их с реальной жизнью. Иначе, сколько еще раз я буду оставаться на дороге из-за твоих заблудших мыслей, которые не имеют никакого отношения к настоящему?
        — Знаешь что, Левиафан! С тобой просто невозможно разговаривать! Ты заваливаешь меня своими доводами и забиваешь мои мысли, я элементарно не успеваю тебе ответить. Почему ты все время думаешь за меня? Ты же прекрасно знаешь, что я в состоянии подумать сама и, сейчас, я думаю о нашем разрыве! А все потому, что я не вижу никакого смысла в продолжение этих отношений. Я попросту трачу на тебя свое время и молодость! Это ты вечно молодой и красивый, а я нет! Я старею и, рано или поздно, умру! И когда я стану тебе не нужна, где-нибудь лет в тридцать, я уже в принципе никому не буду нужна! Левиафан, у меня нет времени, я спешу! А ты шутки со мной шутишь! Это не серьезные отношения, это называется время препровождения, причем твое, а мое — убийство времени! И все это я понимаю головой! И мысль о разрыве закралась ко мне пару дней назад. И я не могу просто взять и выкинуть ее, потому что она тревожит меня!
        Лилит честно, как на духу, выпалила все, что было у нее на уме. Левиафан все равно улыбался, словно разговор его вообще не касался. Может, это просто была защитная реакция. Лилит, естественно не видела ничего смешного в том, что она говорила, зато вампир явно что-то узрел.
        — Месяца три или четыре назад, я говорил тебе об этом же, только другими словами. И заметь, я тебя не кидал посреди дороги, в грозу, в полном одиночестве! Но если ты хочешь, я могу исчезнуть из твоей жизни прямо сейчас. Ты больше никогда меня не увидишь и не услышишь! Ответь мне сейчас, ты действительно этого хочешь? Дороги назад потом не будет!
        Лилит отвернулась и уставилась на рыбок и виляющие хвостики. Они снова приплыли поближе к берегу. «А ведь он прав! Нет у меня пока никаких моральных сил расстаться с ним. Так какого черта? Я не понимаю себя…Не понимаю»
        Лилит отчаялась, хоть и гордость шептала ей на ухо: «Да, я смогу. Да, я готова», язык никак не хотел повторять эти слова. У него было свое мнение на этот счет, и это мнение не нравилось гордости. Так и не придя к обоюдному решению с гордостью, язык решил действовать самостоятельно.
        — Нет!  — твердо и громко ответила она, словно позволяя в первую очередь самой себе услышать собственный ответ.
        — Лаконично! И стоило вообще вытворять такое из-за глупой и совершенно не уместной идеи?
        Он встряхнул волосами, обрызгал девушку мелкими капельками, встал и посмотрел на нее с надменной улыбкой. Левиафан взял ее за руку и направился к машине.
        — Остановимся тут? Ближе к лесу? Я заметил полянку на том берегу. Лесная опушка так сказать! Ты же непротив, милая?
        Лилит положительно качнула головой и натянула улыбку.
        Они ехали по деревенской дороге. По обочине росли разные травы. Впереди виднелись одни кочки и ямки, засохшие колеи от тракторов.
        Через пару минут дорога уперлась в широкий, но мелководный переезд. С легкостью преодолев его, машина резво въехала на гору. Оттуда открывался необыкновенный вид: речка, деревья внизу, даже виднелись крыши домов.
        Лилит вышла из машины и прошлась по краю опушки. Ноги сбивали с травы оставшиеся капли дождя, пока Левиафан ставил палатку. Она была рассчитана на четырех человек. Левиафан специально взял палатку побольше, так как и он и она привыкли спать на просторной кровати.
        На улице уже смеркалось. Вовсю стрекотали кузнечики, и потихоньку к ним подключались ночные птицы. Левиафан из старых бревен ровным квадратом сооружал костер. Периодически, он срывался с места и убегал в лес за сухими палками и хворостом, который было достаточно тяжело найти, после дождя.
        От приближающейся ночи Лилит становилось как-то не по себе. Темнота ступала по земле бодрыми шагами, покрывая ее черными крыльями необъятных размеров. Все одевалось мраком и сразу же приобретало причудливые формы, иногда очень устрашающие, и хочешь, не хочешь, люди подсознательно начинают их бояться.
        Тьма хранит в себе тайну и мистику, нехорошую и злую, которую человек не в силах понять и разгадать, остается только трепетать. Невозможно не бояться темноты. Можно врать самому себе, строить героя, но идя ночью в туалет, в собственной квартире, не объяснимое, но в полнее ощутимое чувство, тревожно пробирается по телу, выталкивая мурашки. И это-то в квартире! Лесная тьма вообще не внушает доверия.
        Лилит ежилась, ей казалось, что таинственная рука, полная холода, трогает ее за плечи. Эти холодные руки очень сильно отличались от людских прикосновений. Совсем другой, страшный холод, промозглый и безобразный. От бездушной темноты пахло скрывающейся смертью, каждый сучок на дереве, каждая травинка, каждый кустик превращался в ужасного монстра, который пришел именно за ней.
        Тьма любого вынуждает бояться, потому что отсутствует ее вид в целом: нет лица, всего лишь какие-то фрагменты. Глумливый холод в венах ощущался, остужающий горячую кровь.
        А вот Левиафан был совершенно спокоен. Он вихрем носился по лесу и собирал тростинки и палочки. Его глаза видели больше чем человеческие. А когда видишь, так намного проще, боязнь сразу же исчезает, да ее и изначально нет. Левиафан знал, что там впереди, видел, а Лилит — нет. Это-то и пугало — незнание, непонимание.
        Но через двадцать минут, в пяти метрах разгорелся костер, и Лилит стало легче, организм стряхнул остатки страха. Она перекусила печеной картошкой, постоянно кидая странные взгляды на вампира: проявлялся его страх, явный и заметный. Он старался держаться подальше от огня, а его лицо всегда было серьезным. Как только пламя стало более сильным и пылающим, Левиафан нашел длинную, но твердую палку, и на дистанции ворошил тлеющие в огне угли.
        — Ты идешь спать?  — спросила Лилит, понимая, что за день устала, много нервничала, ей хотелось отдохнуть.
        — Иди, милая!  — печально ответил он.  — Мне, наверное, стоит подождать, когда костер потухнет, а то мало ли чего! Огонь — это не шутки, все может закончиться довольно таки плачевно!
        — Ну, сиди, сторожи!  — ответила она и залезла в палатку.
        Левиафан с улыбкой посмотрел ей в след, затем он начал разглядывать темную даль. Где-то вдалеке ухала сова, внизу журчала речка, и больше ничего.
        «Да разве можно где-нибудь еще услышать настоящую тишину, кроме как на природе ночью? А способны ли люди вообще слышать тишину, наслаждаться ею? Или они уже настолько привыкли к ревущим двигателям, стуку колес поездов, орущей под окнами молодежи, к салютам и телевизорам, что окажись они в полной тишине, просто сошли бы с ума? Компьютеризация всего мира не приведет ни к чему хорошему, если ей будет уделяться так много внимания. Телевизоры, радио, мобильные телефоны, плееры…компьютеры. Машина покорила весь мир: и младшего и старшего. Дети беспробудно пасутся около всевидящего ока — монитора, и черпают оттуда и нужное и ненужное, и всем на это наплевать. Родители спихнули несчастного птенца на обучение компьютеру, а сами пытаются безуспешно дожить свою почти утраченную молодость, и им даже не когда следить, чему учит машина горемычное чадо. А что случится, если внезапно исчезнет Интернет? Это будет настоящий апогей! Может это и будет истинный конец человечества? Стоит только представить, что студентам и школьникам придется писать рефераты, доклады, курсовые и дипломы самим. А знает ли вообще
подрастающее поколение, что значит написать самому дипломную работу, допустим листов хотя бы на сто? Это же огромная и трудоемкая работа, намного сложнее, чем нажать кнопку «скачать», им придется затратить неимоверное количество усилий на написание. Хуже всего придется тем, у кого нет принтера. Они должны будут все написать каллиграфическим подчерком. Невозможно будет скачать фильм, зато, появится давно забытое чувство радостного предвкушения в ожидании премьеры. Еще забавнее то, что люди вспомнят о существовании таких названий как, почта, письмо и ручка. Они вспомнят о ногах, о собственных ногах, на которых им придется ездить на вокзалы и в аэропорты, чтобы узнать расписание поездов и самолетов. А сколько же появится у людей свободного времени? Появится также уникальная возможность почуять запах книжных страниц, вспомнить алфавит родного языка и научиться читать нормальную речь, красивый язык, а не сокращенные до уродства слова. Возможно, тогда люди смогут услышать звуки тишины? С исчезновением Интернета население сможет начать использовать свои почти атрофировавшиеся мозги, все научатся заново
думать. Интернет дает очень многое, но его отсутствие даст еще больше. С таким огромным источником знаний люди умудряются деградировать еще быстрее. Они сидят круглые сутки за машиной, а потом внезапно очухиваются и понимают, что на лице появились морщины, щеки обвисли, а весь лоб изрезан морщинками и волосы стали светло-серого цвета. Мировая сеть, паутина, как безнравственный урод, вылезший из детских страшилок, забирает молодость и разум себе, взамен отдавая старость и глупость. Исчезновение Интернета даст людям еще один шанс побывать в таком уникальном и интересном заведении, как библиотека. Там столько всего удивительного и редкого, и это еще и читать можно. Откроется второе дыхание, интерес к путешествиям, тяга к знаниям. Сколько же гадостей, глупостей и пошлятины канет в Лету? Медленно и уверено, людские разумы начнут подчищать грязь и дерьмо, которое сами же натаскали туда из сетей. Без этой страшной машины некоторым фабриками заводам пришлось бы сократить производительность. И какая это экономия электричества и энергии, много времени для сна, для дел. Человек же не может просто так сидеть и
рассматривать пустоту. Ему просто от безысходности придется думать, после того как переделается куча дел. Вот этого бы мне, конечно, не хотелось, но у людей даже здоровья будет больше, а зрение будет портиться только под старость, а не в двадцать лет. Спортивные комплексы помогающие бороться с ожирением, просто закроются, потому что негде будет брать это ожирение. Я был приятно удивленно, что Лилит практически не проводит время за компьютером…Она тратит все свое время на меня».
        Левиафан и не заметил, как затух последний уголек в кострище, как по небу пробежала бледно-бледно розовая полоса рассвета на горизонте. Ему даже не надо было прислушиваться к тому, что делает Лилит. Ритм ее сердца почти слился с дыханием сумеречной природы. Каждый вдох и выдох плавно играл с рассветом.
        6
        — В трех километрах отсюда есть огромное озеро…Мы могли бы поехать туда. Я же не просто так лодку брал!  — сообщил Левиафан, предварительно успев сбегать на разведку, попивая из прихваченной с собой фляжки, ром.
        Лилит отковыривала скорлупу с вареного яйца. И каждый раз, когда вместе со скорлупой отковырялся белок, каждый кончик нервных рецепторов жутко бесился.
        Девушка проснулась полчаса назад, и настроение было отнюдь не из лучших.
        — Оно не чистится!  — озверевшим голосом пропищала она в ответ.
        Левиафан затянулся сигаретным дымом и лег, опираясь на локти.
        — Может не надо так глубоко его ковырять своими чудесными ноготками?  — расслабленно глядя на яркое солнце, спросил он.
        Лилит бросила на него нервный взгляд и случайно сковырнула сразу пол-яйца. Левиафан скосил глаза на разделанный завтрак и улыбнулся. Девушка разочарованно посмотрела на вампира, затем на яйцо и со вздохом принялась выковыривать зубами белок из скорлупы.
        — Спасибо тебе за совет! Очень действенный!  — огрызнулась она, показывая ему развалившееся окончательно яйцо.
        Левиафан вздохнул и улыбнулся еще шире.
        — У меня сейчас слишком прекрасное настроение, чтобы вступать с тобой в глупую полемику по поводу яйца! Хотя, за счет этого, можно поднять себе настроение еще больше. Теперь я понимаю, почему не очень-то жаждала совместного сожительства, в ужасе обдумывая, как справиться с тягостным бытом. Если бы я мог умереть, ты бы уморила меня голодом! Ты с одним яйцом воюешь уже минут десять, боюсь представить, что будет, если тебе показать кусок сырого мяса и попросить…ну, хотя бы просто поджарить его!  — с мечтательным видом проговорил Левиафан.  — Я, кстати, у себя в голове, пытаюсь оправдать женское общество, думая, что ты такая единственная в своем роде. Остальные, я очень надеюсь, знают, что делать с яйцом и как выглядит свиная отбивная.
        Пока Левиафан мечтательно рассказывал Лилит о ее несостоятельности как женщины, он не заметил, как ему в голову прилетела половина яйца.
        — Полегчало!  — буркнул он, стряхивая крошки желтка с волос.
        — Поехали на озеро?  — довольным голосом спросила она, поднимаясь на ноги.
        Левиафан окинул ее задумчивым взглядом.
        — Поехали!  — кивнул он и начал носиться, собирая вещи.
        — Может, оставим это все здесь?  — спросила Лилит, думая, что вечером придется заново все расставлять и разбирать.
        Вампир замер.
        — Ты уверена?
        — Это заброшенное место, здесь нет людей, Левиафан. Или ты думаешь, что волки с лисами украдут платку?  — окончательно успокоившись, поинтересовалась девушка.
        — Нет, ну, конечно же, животные не занимаются таким бесстыдством. И людей здесь нет. Но ты знаешь, милая, люди имеют странное свойство появляться там, где лежат вещи без присмотра. И если я окажусь прав, то наш мини-отпуск будет испорчен. Поэтому…я мигом все соберу.
        Через пять минут они ехали по извилистой дороге, в поле. Погода была изумительная. Лилит, в одном купальнике, весело болтала ногами, лежа на заднем сиденье, ковыряясь в телефоне. Левиафан периодически посматривал в зеркало, окидывая ее тело взглядом и улыбаясь.
        — О, вот эта очень забавная.
        — О чем ты?  — он вновь окинул ее ножки голодным взглядом.
        — «Я никогда не думал, что смогу влюбиться в кого-нибудь. Но твое появление в моей жизни изменило не только мои взгляды и принципы, а меня в целом как личность». Получено 28 декабря в 12.21. И вот эта — тоже: «До сих пор помню ту чертову минуту, когда я почувствовал вкус твоих губ…я стал зависим от твоей красоты».
        Левиафан улыбнулся, бросив на девушку игривый взгляд.
        — Ты все еще хранишь все смс?
        — Да. Это те самые редкие моменты, когда ты можешь быть очень нежным и трогательным, я не хочу забывать о них.
        — Т.е. так я не нежный и не трогательный?  — изумился он.
        — В основном, ты очень жестокий и, наверное, даже грубый.
        Левиафан нажал на тормоз и со скоростью света оказался у девушки на заднем сиденье. Он внимательно смотрел ей в глаза, пытаясь найти причину, почему его обвиняют в грубости.
        Лилит замерев, тоже молча смотрела на него, предугадывая, что может произойти дальше. Она вообще никак не ожидала, что после ее слов, молодой человек бросит руль и примчится к ней, гипнотизировать томным, многозначным взглядом.
        — Я грубый?  — едва слышно спросил он, дотрагиваясь до ее руки.  — Почему ты так говоришь, милая? Черт, я так стараюсь, чтобы тебе было хорошо во всех смыслах, стараюсь дать тебе все, что могу. Я каждый день шепчу тебе слова, пропитанные ненавистной мне нежностью, чтобы увидеть, как на твоих губах рождается улыбка, несущая солнце; посмотреть, как твои изумрудные глаза наполняются восторгом. В них поселяется желание жить и радоваться. Каждый день я по кусочкам складываю весь этот мир к твоим ногам, пытаясь дать тебе понять, что ты та самая королева, которая достойна созерцать мир у себя под ногами… Я настолько сильно изменился, чтобы ты только улыбалась, ты даже представить себе не можешь, как это тяжело. Разве я не нежен с тобой? Лилит? Ты самый хрупкий, невозможный, уникальный и феноменальный цветок, которой когда-либо был у меня в руках, как я могу быть грубым по отношению к тебе?
        Левиафан целовал ее щеки, шею, руки, шептал свое оправдание, Лилит была в шоке. Она обнимала его, пытаясь отвлечься от того, что он ей говорил, но его слова погружались глубоко в ее сердце.
        — Посмотри на меня,  — Левиафан коснулся ее лица,  — посмотри. Я люблю тебя, слышишь? Ты и только ты в моем сердце, голове и…черт подери, душе. И все, что связано с тобой. Прости, пожалуйста, если я когда-либо был груб с тобой или просто не додал нежности, которую ты так любишь. Я учту твою просьбу. Я не могу отказать тебе в этом.
        Лилит моргала глазами, разглядывая черную бездну напротив.
        — Жаль, что это не смс, я бы ее, несомненно, сохранила… — прошептала она в ответ.
        Левиафан улыбнулся и вновь поцеловал ее, аккуратно вытаскивая из штанов свой телефон.
        — Я же сказал, не могу отказать тебе в нежности…
        Он продублировал слово в слово все то, что сказал ей и отправил огромный текст на несколько сообщений Лилит на телефон.
        — В твою коллекцию…
        Не прошло и секунды, как Левиафан снова сидел за рулем и, не спеша, трогаясь вперед.
        Лилит усмехнулась и вновь перечитала все обращение вампира к ней.
        Три километра — такое ничтожное расстояние, показалось им обоим в несколько раз длиннее и сакраментальное.
        Озеро действительно было огромным, другого берега видно не было. Чайки кружили над водной гладью, как свирепые коршуны, время от времени вылавливая мелкую рыбешку. Птицы так пронзительно кричали, выдвигая вперед лапки, и плюхались в воду, а затем резко взвинчивались ввысь. Вдоль берега виднелся то нежный песок, уже теплый и белоснежный от солнечных лучей, то просто трава, которая росла вплоть до воды.
        Левиафан быстро спустил лодку на воду и посмотрел на Лилит приглашающим взглядом. В ответ она окинула его взглядом и улыбнулся. В лучах играющего солнца, с прищуренными глазами и взъерошенными волосами, он напоминал ей красиво прорисованную мультяшку из японских аниме. «До чего ж хорош!», Лилит улыбнулась и пошла к лодке. Левиафан приподнял девушку, посадил в лодку и быстро залез сам.
        Когда они добрались до середины озера, Лилит смогла увидеть людей, отдыхающих на другом берегу, они выглядели как муравьи. К счастью их было не много.
        Девушка почти что улеглась в лодке, опустив руки в прохладную воду, не успевшую нагреться от солнца. Все ее тело чувствовало неповторимое расслабление, ему было так хорошо, что в голову начали закрадываться мысли остаться жить в лесу, ездить на озеро и ночевать в палатке.
        Левиафан сложил весла на дно и встал. Лодка пошатнулась и Лилит перепугано открыла глаза.
        — Иди сюда!  — поманил он ее пальцем на середину
        — Нет!  — помотала отрицательно головой Лилит.
        Левиафан прищурил глаза и снова позвал ее.
        — Нет!  — повторила Лилит и вцепилась руками в борта.
        Вампир вздохнул, взял ее за запястье и потянул на себя, тем самым расшатывая лодку. Лилит тут же перестала сопротивляться и встала. Левиафан улыбнулся и заглянул в ее глаза.
        — Страх, милая! Пахнешь страхом. Позволь мне предположить — ты не умеешь плавать!  — заявил он, не заметно пошатывая лодку.
        Лилит испуганно оглядывалась по сторонам, цепляясь, все сильнее и сильнее в его плечи, чуть ли не продирая кожу. Левиафан расплылся в ужасной улыбке, как прогнивший фрукт. Он крепко обнял ее, приподнял и страшным, издевательским голосом зашептал.
        — Дождь. Гроза. Один. Шоссе…Яйцо. Крошки…Учись плавать, милая!  — с этими словами он бросил ее в воду.
        Лилит, словно камень, сразу же ушла под воду, затем вынырнула и начала молотить руками, брызгая водой в разные стороны. Послышался вопль, ее движения становились все отчаяннее и безрезультатнее. Левиафан присел, с блаженной улыбкой и наблюдал то за тонущим, то за резко всплывающим организмом.
        «Ну, давай, Лилит, попроси меня помочь!», думал он про себя. Но девушка не просила, а силы покидали ее, и тело начало безжизненно опускаться ко дну. И только тогда Левиафан схватил ее за руку и затащил в лодку. Лилит откашлялась и посмотрела на него сверкающими глазами.
        — Ты похожа на мокрую кошку!  — сказала он, разглядывая девушку.
        Совсем неожиданно для него, она улыбнулась.
        — А ты скоро будешь похож на труп, в буквальном смысле!  — услышав это, Левиафан не смог не рассмеяться.
        — Это мы еще посмотрим!  — внезапно на его лице появилась строгость.  — Только я тебя очень прошу, не прокалывай больше шины.
        Они вернулись к берегу, Левиафан вытащил лодку на сушу. Лилит пулей выскочила из нее и закуталась в махровое полотенце, ненавистно пялясь на вампира. Он зашел в воду по колено и позвал ее.
        — Нет! Хватит! Я не пойду в воду!  — наотрез отказывалась Лилит.
        — Тогда я тебя сам заволоку!  — заявил он и побежал за ней.
        Девушка понеслась в другую сторону. В этот раз у нее был шанс удрать, потому что вокруг были люди, хоть и далеко, и вампир не мог бежать не по-человечески. Но к полному огорчению девушки, он все равно ее догнал, причем очень быстро.
        Левиафан на порядок выше девушки и ноги у него, соответственно, были длиннее и, естественно, быстрее. Он с легкостью закинул ее на плечо и понес в воду. Лилит болталась, как авоська, и истошно вопила, а в это время пока по лицу вампира ползала улыбка. Зайдя в воду по пояс, он поставил ее.
        — Какого черта, Левиафан? Это уже не смешно!  — раздраженно вопила она, на всякий случай крепко обняв его за шею.  — Вот твоя грубость во всей красе!
        — Лилит, расслабься! Здесь невозможно утонуть, во-первых! Во-вторых, это не грубость.  — Усмехнулся он, пытаясь расцепить мертвую хватку вокруг шеи.
        — Зачем мы тут стоим?  — в ее глазах читался панический ужас, но она старалась не показывать его на лице.
        — Я тебя сейчас кое-чему научу, что в жизни тебе понадобится, чтобы не быть белой вороной на курортных пляжах мира.
        — Ты собрался учить меня плавать? И это после того, как чуть не утопил? Ты думаешь, я тебе поверю и расслаблюсь?  — возмущалась Лилит, не отпуская рук.
        — По всей логике вещей, когда не умеющего плавать человека кидают в воду на глубине, он, желая жить, начинает плыть. Инстинктивно. В твоем же случае есть два варианта. Первый — ты жить вовсе не хочешь. Второй — у тебя напрочь отсутствует инстинкт выживания. Отпусти мою шею уже, пока ты ее не сломала, и хотя бы попытайся проплыть на незначительной глубине. Если начнешь опускаться под воду, ты сможешь спокойно встать на ноги, для собственной уверенности. И я рядом. Я не дам тебе утонуть. Я же тебе говорил, что ты — самый дорогой и ценный человек во всей моей жизни.  — Левиафан наклонился к ней ближе.  — Я не дам тебе утонуть.
        — Ты научишь меня? Сейчас?  — с легким недоверием спросила Лилит, разжимая пальцы.
        — Доверься мне. Я знаю, это тяжело, но попробуй. Для начала просто расслабься. Тебе надо почувствовать и понять, что вода мягкая, она тебя будет поддерживать на плаву. Ляг на водную поверхность и просто греби руками, раздвигая перед собой воду. Видела, как плавают лягушки? Тебе надо изобразить нечто подобное. Разводишь руками, сразу же после этого делаешь толчок ногами, потом снова руками, снова ногами. Главное не напрягайся, вода не любит комки нервов.
        Левиафан старательно пытался объяснить процесс плавания, активно жестикулируя руками, показывая движения плывущего человека. Лилит внимательно слушала, пытаясь понять хоть грамм того, за счет чего люди держаться на плаву. На какое-то мгновение она даже почувствовала себя никчемной ученицей. А потом и вовсе пришло разочарование.
        Почти все люди, животные, насекомые и птицы умеют плавать, а она — нет. Элементарное неумение расстраивало и ужасно злило. Девушке не хотелось быть хуже, чем другие. Стадное чувство: «все могут, а почему я не могу? Почему такая несправедливость?». И в тоже время хочется чем-то отличаться от всех. Но факт того, что даже Левиафан умел плавать, раздражал ее еще больше. Из-за бесконечного соревнования между ними, Лилит не обращала должного внимания на возраст вампира, что за столько лет жизни, как не крути, он знал и умел больше, чем она.
        — Может, попробуешь уже?  — спросил он, вставая на ноги в воде.
        Лилит пожала плечами и опустилась на воду, как он ей показал. Но вместо того, чтобы плыть вперед, она одновременно раздвинула ноги и руки в разные стороны и поплыла ко дну. Тут же вынырнув, девушка поморщилась и откашлялась.
        — Вода в нос попала! — проскрипела она.
        — Не очень приятное чувство! Разве это я тебе показал, что ты сейчас изобразила? Вначале руки, потом сразу же ноги, а не все в кучу, иначе ты никогда не поплывешь вперед.
        Учения продолжались в течение двух часов. Лилит то и дело опускалась под воду, Левиафан безустанно показывал, как правильно надо делать. Наверное, он проплыл вокруг нее несколько километров, демонстрируя правильную постановку рук и ног. Но все безрезультатно — Лилит плашмя ложилась на дно. Она злилась, кричала, плескалась, Левиафан, улыбаясь, думал, что этот момент будет одним из лучших за все время отношений с ней. Не потому, что у нее ничего не получалось, а потому, что он разглядел в этом некую идиллию, гармонию, по которой сильно соскучился. И, наконец, после долгих попыток, Лилит поплыла.
        — А! Я проплыла! Я сама проплыла!  — радовалась она, чуть ли не пританцовывая в воде.
        — Милая, ты одолела всего два метра! Но это уже хороший знак!  — довольно усмехнулся он, хватая ее на руки и раскручивая во все стороны.
        Брызги воды разлетались повсюду, пропуская сквозь себя солнце, становясь яркими и живыми. И если бы их можно было собрать в одну большую каплю, то можно было бы мгновенно ослепнуть, как после одного взгляда в телескоп на солнце. Чудесный день, солнце полностью завладело небом, изгнав оттуда все, до последнего, облачка.
        Лилит провела в воде целый день. К вечеру она плавала так, словно всю жизнь занималась этим видом спорта. Про Левиафана она практически забыла, настолько ей понравилось играться с водой.
        Вода — одна из самых опасных стихий, с которой Лилит пыталась подружиться, и ей удалось это сделать, хотя бы на мгновение. Она только плавала и плавала, и под водой, и на воде. И только когда солнце начало клониться к горизонту, девушка вылезла на берег, потому что начала мерзнуть.
        Оказавшись на суше, Лилит завернулась в полотенце и уставилась на озадаченного Левиафана. Он смотрел вне куда. И на секунду ему показалось, что весь мир, включая воду, солнце и небо, опостылел ему, что он нагляделся на все вдоволь. И вот чем плохо жить много лет, все приедается, даже любимые виды. Но это была мимолетная мысль, от которой мозг сразу же избавился, посчитав, что жизнь в любом случае прекрасна.
        — Ну что, наплавалась? На опушку?  — спросил он, натянув улыбку, увидев, наконец, пока еще не опостылевшую фигуру Лилит.
        — Да, есть хочу, просто ужасно хочу!  — довольно кивнула она
        Вдвоем они быстро собрали вещи и довольно оперативно отправились на место лагеря.
        По пути назад к поляне, Лилит описывала свои чувства, которые просто переполняли ее. Левиафан слушал одним ухом, тщательно всматриваясь в темноту.
        — Может, ты включишь фары?  — тихо спросила Лилит.
        — Нет, так намного интереснее!  — в подтверждении своих слов, Левиафан добавил газу.
        Девушка усмехнулась и продолжила свой рассказ.
        Ночью, они оба лежали в траве, рядом с почти затухшим костром, и смотрели в небо, наблюдая за низкими звездами. Они висели над романтичными душами так низко, что казалось их можно было потрогать просто протянув руку. Но все так обманчиво.
        — Я сегодня заметил одно странное противоречие в тебе. Ты знаешь, люди вообще очень противоречивые существа. Например, говоря, я не верю в Бога, сами уединившись, молятся ему. Вот сегодня, было что-то вроде этого. Ты села со мной в лодку, позволила отвезти на середину озера и даже взять себя на руки, при этом, не умея плавать. Почему? Неужели ты так сильно доверяешь мне? Ты доверяешь мне свою жизнь, каждую минуту, секунду…мгновение. Когда ты садишься со мной в машину, плывешь в озере, спишь в одной кровати. И в тоже время, ты боишься меня, боишься, что я нанесу необратимый вред твоей жизни! Как же так, милая? Доверяешь и сразу же отталкиваешь, как стервятника? Тебе не тяжело так жить? Мне кажется это не просто, постоянно противоречить самой себе и задурманивать мозги еще и мне с помощью такого вот не хорошего способа.
        — А меня вот другое удивляет, дорогой мой! Знаешь, в чем ошибка почти каждого мужчины?
        — Ну — повел головой он.  — Наверное, в том, что мы пытаемся копаться в омуте, в бардаке, да чего уж там, просто в Хаосе женских мыслей, идей, задумок и планов?
        — В точку. Зачем вы это делаете? Вы же знаете, что это бесполезно!
        — Есть одна падла, которая порушила уже не одну жизнь, не одну историю, не одну цивилизацию! Имя этой падлы — надежда! Из-за этого, абсолютно ужасного чувства, мы пытаемся понять, что прорастает у вас в головах. Только вот я к тому же уверен, что ты сама не всегда разбираешься в своих же собственных дорожках в разуме.
        Лилит рассмеялась. Затем она затихла и погрузилась в мысли минут на пять, с тревожным лицом. Левиафан не смотрел на нее, но чувствовал тревогу, исходящую от девушки, и решил не подавать виду, чтобы в очередной раз не пытаться лезть в дебри ее разума. Если она захочет рассказать о своих переживаниях, она обязательно это сделает. И Лилит сделала.
        — Левиафан, а что ты будешь делать после моей смерти?  — спросила она задумчиво и тихо.
        Он удивленно приподнял брови и лег на бок, разглядывая профиль девушки. Лилит также неотрывно поглощала глазами звезды. Она чувствовала его взгляд на себе.
        — Не нравится мне этот вопрос, милая! Ты опять собралась подарить кому-то мою машину?  — возмутился он в ответ.
        — Нет…нет, ничего такого, никакого подвоха! Просто чистый интерес.
        — Я тебе не верю! Но все-таки, отвечу! Первое, что я сделаю, после твоей смерти, так это вздохну с облегчением! Потом начну новую жизнь, не принужденную, но чуть-чуть скучную!  — сказал он и прикрыл глаза.
        — Ты даже не скрываешь факт, что просто жаждешь моей смерти.  — Расстроено ответила Лилит.
        — Во как! Нет, нет, я даже не буду пытаться спрашивать, как ты пришла к такому заключению. Ты спросила, что я буду делать, я ответил. И ни в коем случае, я не хочу твоей смерти, хотел бы, давно прибил бы. Бывают моменты, когда ты собственноручно приглашаешь ее к себе, и я, кстати, оттягиваю твою кончину, каждый раз прогоняя смерть. Может я и не прав? Да и вообще, почему ты задаешь мне такие вопросы?
        — Не знаю. В последнее время я слишком часто думаю о ней, наверное, из-за этого и спрашиваю. А как ведь необычно! Каждый день я думаю о смерти, особенно, когда засыпаю. С твоим появлением в моей жизни, я, можно сказать, постоянно чувствую ее присутствие рядом. И чтобы ты не возгордился, смерть не в виде тебя. Я абсолютно уверена, что ты никогда не сможешь меня убить. Навредить ты можешь, но самое большее, на что ты способен, так это напугать. И у меня никак не получается понять шутишь ты или нет. Но все это никак не связанно со смертью. Я имею в виду настоящую смерть, а не жалкую подделку.
        — Лилит. Почему ты всегда хочешь спровоцировать меня на грубость своим незначительным хамством? Чтобы потом сказать, что я груб? Конечно, ты будешь чувствовать смерть рядом с собой, потому что ты постоянно кого-то пытаешься разбудить во мне. И знаешь, что, милая, когда этот кто-то все-таки проснется, то его пробуждение вполне может вызвать твою смерть. И однозначно, после нее мне станет легче дышаться. Потому что, ты — моя головная боль, которая не проходит и не лечится ни одной таблеткой и ни одной микстурой. Очень сильная боль, мучительная, и мне хочется сжать голову, что есть силы, и оторвать ее, отправить бандеролью в другую часть мира. Головная боль, которая пытает меня своим присутствием, и в тоже время, я знаю, что находиться без нее будет совсем невыносимо. Я сейчас тебе кое-что скажу, и вряд ли тебе это понравится. Головная боль мне уже сильно осточертела и с каждым ее новым приступом, я все больше и больше хочу от нее избавиться. При этом, не обязательно убивая ее анальгетиками, у меня просто безумное желание избавиться от нее. Ты понимаешь, о чем я говорю?
        — Ты считаешь меня такой глупой?  — возмущено спросила Лилит, обхватывая колени руками.
        Она была серьезна как никогда. Словно сама строгость вселилась в нее, а в глазах блестело коварное осуждение.
        — Я гораздо глупее!  — улыбнулся он,  — Был бы я чуть поумнее, никогда бы не погряз в любви к сумасшедшей, самовлюбленной стерве.
        —Не сказала бы, что сейчас прозвучал супер комплемент, но почему-то меня он позабавил. Я иду спать. Ты со мной?
        — Только спать?  — с надеждой в голосе переспросил он.
        Лилит молча посмотрела на него в ответ, встала и ушла в палатку. Молодой человек посмотрел ей вслед и усмехнулся.
        — Maissi, maissi, jenesongequ’a toi…C'etaitlebesoinquidevoraitmapoitrineardente! Ce sourire, ce regard, C’est une femme…11
        7
        На следующий день солнце скрывалось за серыми облаками и тучами, покрывавшими все небо. Те, что были темнее, висели очень низко, а те, что посветлее плавали повыше. Но было до безобразия душно, казалось, что спертый воздух совершенно не проникал в легкие.
        Лилит открыла глаза. В палатке вообще было нечем дышать. Девушка была вся в поту, и ей было как-то не хорошо. В смертельной надежде вдохнуть свежего воздуха, Лилит вылезла из палатки и поняла, что на улице было не лучше. Левиафана нигде не было видно. Она осмотрелась. Вокруг вообще не было ни одной живой души. Даже птицы молчали. Они просто сидели, нахохлившись на ветках, и как будто спали. Тучи, тишина, и полумрак.
        Лилит спустилась вниз к речке по крутой тропинке. Умывание ледяной водой придало немного сил.
        Девушка присела на полуразрушенный мостик, свесив ноги в воду. «Где он есть? Питаться пошел? Ни записки, ни сообщения, ничего! Хватило же ума оставить меня одну в лесу!»
        Она просидела около речки минут двадцать. За это время не было слышно ни одного звука, ни шороха, ни одного признака присутствия жизни. Только течение тихо струилось по обычному руслу, без изменений. Лилит снова вернулась на опушку, и никого не обнаружив там, решила прогуляться по лесу, рядом, не углубляясь вглубь.
        «Хорошо, что он додумался до этой выходки в дневное время, а не посреди ночи. Вернется, я ему голову оторву! Тишина. Кругом. Красиво, чисто, и другая жизнь. Неужели Левиафану вся эта красота еще не надоела? Он уже много раз бывал на природе за всю свою долгую жизнь. Ему должно было все осточертеть, мне бы осточертело…ан нет! Все что связанно с естеством с немыслимой силой притягивает его к себе. Но если с ним все нормально, то со мной явно что-то происходит. Неприятное чувство совершенно беспричинно затаилось внутри меня, необъяснимая тревога, детский страх, от него даже крутит живот, как перед экзаменом в институте. Совсем нервы уже разболтались, опасаются не зная чего и не понимая, откуда идет угроза. А идет ли она вообще? Но я же не больная и не умственно отсталая, и я четко понимаю, что моя душа в данный момент от чего-то страдает! Господи…господи, как узнать, кто может подсказать мне, что бурлит, там, в подсознании? Что за злые и необработанные шутки оно беспощадно выкидывает в мой мозг? Что за глупости оно постоянно подбрасывает мне? Я больше не хочу верить себе, я себя подставляю. Все мои
дурацкие идеи абсолютно не скооперированы с моими не менее дурацкими действиями! Замолчи глупая голова! Все это ложь!», Лилит схватилась за голову руками, словно пытаясь вырвать свои мысли, на лице отобразилась ужасно страдальческая гримаса, и все тело застыло.
        Она выпрямилась, отпустив бедную голову и огляделась. Вокруг был лес и непонятно, откуда она пришла и куда идти дальше. Лилит нервно вертелась, как юла вокруг себя, пытаясь вспомнить дорогу, понять заблудилась или нет. Сердце колотилось все быстрее от страха, незнания, как далеко находилась опушка с брошенными вещами.
        Тут же в памяти всплыло, что весь инвентарь остался на поляне в гордом одиночестве, она даже не знала, была ли закрыта машина. Лилит развернулась еще пару раз и быстрыми шагами кинулась, как ей показалось, назад, искренне полагая, что опушка именно в той стороне.
        Сколько бы она не бежала, лес становился только темнее, угрюмее, а подлые тучи опускались все ниже и ниже. Лилит бежала, не останавливаясь, и даже не чувствовала, как прохладные капли дождя опускались на кожу, а потом, струйкой стекали вниз. Когда она, наконец, остановилась, то поняла, что находится в каких-то дебрях, в которых можно плутать до скончания века, и вся одежда была мокрая насквозь.
        Мокрые волосы прилипли ко лбу и щекам, ресницы сливались в черные пучки, а по лицу продолжали стекать капли дождя. Лилит лихорадочно стирала их с губ. Мокрые майка и шорты прилипли к телу, причиняя жуткий дискомфорт, а балетки набились грязью, еловыми иголками, маленькими сучками, и даже зелеными листиками и травой. Осознав всю серьезность своего положения, вдобавок ко всему, еще и не зная, где Левиафан, Лилит впала в истерику. Вместе с каплями дождя, на щеках появились еще и слезы.
        Лилит опустилась на покрытую нежным и мягким мхом, пахнущим лесом, не обращая внимания на мерзкую промозглость и закрыла лицо руками, пряча слезы. Она просто-напросто сидела и рыдала, не зная, что делать дальше. Из-за не перестающего дождя девушка начала промерзать и через какое-то время ноги снова подняли ее и понесли вперед, и тело снова мокло, и снова слышны были посапывающие звуки. Под ногами хрустели палочки и веточки, а по листьям барабанили капли.
        Дождь не усиливался и не уменьшался, он шел в ровном темпе, как профессиональный музыкант, из единственной зависшей над головой тучи.
        Сколько бы Лилит не шла, лес вовсе не собирался отпускать ее, будто бы на зло, а девушке становилось все страшнее и страшнее.
        — Левиафан!  — крикнула она из последних сил, в надежде, что он вернулся и уже ищет ее, и, возможно, услышит крик.
        Но в ответ откликнулась лишь тишина. Лилит остановилась и схватилась рукой за дерево, а другой стала стирать капли с лица. «А вдруг он не ищет? Вдруг я ему не нужна, и плевать он хотел на мое отсутствие?» — очередная мысль промелькнула в голове. «…Я вздохну с облегчением…»  — его слова громко звучали в ушах, и от такого уродливого звука все тело покрывалось мурашками.
        Она крепко держалась за дерево, боясь упасть в обморок от этой жути и пытаясь прогнать окаянное эхо слов вампира. Но оно не хотело просто так оставлять уютную и наивную голову. И чем больше проходило времени, тем больше и громче становился в разуме мужской голос и казался более реалистичным.
        — Ты не можешь… — прошептала Лилит, снова опускаясь на землю, стирая не прекращающиеся слезы.
        Густой лес и одиночество пугали ее намного сильнее, чем просто темнота. Уши напрягались, постоянно прислушиваясь к любому шороху, к каждому треску за спиной, но там ничего не было. Фантазия и воображение, в скверном дуэте, взялись за разум, отделяя его от реальности. Каждый звук был создан милыми каплями, которые выжимали из девушки силу и желание идти дальше. Она уже чуть ли не на коленях ползла, не поднимая головы, боясь увидеть что-то страшное впереди, и продолжала рыдать.
        — Левиафан!  — прохрипела Лилит, схватившись за первый попавшийся сучок.  — Ты не можешь меня бросить здесь…Я погибну без твоей помощи!
        За спиной треснула очередная глумливая веточка, и пронзительно крикнула какая-то птица. Лилит еще никогда в жизни не чувствовала себя такой одинокой и потерянной, как в том проклятом лесу. На какое-то время ей показалось, что люди действительно вымерли, и от этого кровь в жилах становилась более вязкой, покрываясь пронзающим холодом. Она понятия не имела, как долго находилась в лесу и сколько еще будет там находиться.
        Время тянулось так медленно, будто бы оно вообще стояло на месте, громко смеясь над промокшей насквозь девушкой. Секундная стрелка дергалась на одном месте, как больной эпилепсией. Но все же оставался один единственный показатель того, что издевательские стрелки тикают. Темнело. А из-за туч на небе темнота наступает быстрее, чем обычно. И вот тогда-то, реальный и непритворный страх, как заржавевшая и тупая иголка, пронзал кожные покровы, приподнимая волоски, заставляя дрожь проснуться.
        Ночью лес оживал, становился шумнее: кто-то постоянно издавал глухие звуки, что-то скрипело и хрустело. Дождь, наконец, прекращался, но туча, как жирное пятно на плите, не хотела смываться. Вдалеке, в мрачном небе что-то сверкнуло. Вспышка, буквально эхом, мелькнула в глазах, а затем и в голове. Ужас охватил девушку, полностью парализовал все тело, ни одна конечность не могла пошевелиться, хотя очень хотела.
        Лилит сидела на влажном мхе, покрытом иглами и листьями, и пальцы массировали виски. На большее организм был не способен. Каждые десять-пятнадцать минут губы шептали имя, которое вселяло надежду на спасение. В мираже она видела, как Левиафан протягивает ей руку, но, открыв глаза, виденье исчезало, а вокруг снова появлялась гнетущая тьма.
        К середине ночи Лилит преодолела метров двести, силы практически покинул обмякшее тело. Она ничего не ела, сухую глотку мучила жажда, продирая ее нежные стенки наждачной бумагой.
        Внезапно Лилит услышала сильный треск, где-то совсем рядом. Девушка резко повернула голову в сторону шума. Глаза старательно напряглись, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в темноте, в которой ничего не было, но треск был слышен отчетливо. Звук происходил явно не от падающей капли, скорее от наступившей на палку лапы. Вдруг все опять стало тихо.
        Через пару минут, в той же стороне, снова раздался треск, только чуть послабее и может полметра правее. Лилит жалобно проскулила про себя, еле сдерживаясь, чтобы не заорать и не зарыдать, опасаясь, что такой реакцией она только привлечет к себе зверя. Ей казалось, что кругом слышался звук его дыхания через открытую пасть. Но не было никакой возможности увидеть его. Кругом стояли высокие деревья с густыми кронами, а между ними затесались елки и сосны, а внизу, высотою в пару метров, росли разнообразные кусты, также богато усыпанные зеленью. И только уставшие глаза видели, что-то похожее на силуэт собаки…волка.
        Громкий треск снова пронзил острым кинжалом ушную перепонку. Лилит тихо поднялась на ноги и затряслась мелкой дрожью, обернувшись в сторону треска. Сердце было готово выскочить из груди, схватить за горло душу и удрать, подло предав весь организм. Руки тряслись так, будто накануне было выпито ведро спирта.
        Хруст, снова треск, хруст. Животное сделало еще пару шагов вправо, продолжая громко и хрипло дышать.
        — Нет… — прошептала Лилит, очень тихо пятясь назад, настолько тихо, что любая кошка позавидовала бы ей.
        Она хотела закричать, что было сил, чтобы Левиафан услышал и вытащил из этой преисподней. Но в горле стоял стальной ком, преграждая выход любому звуку. Тут же она подумала, а вдруг вампир действительно не желает спасать ее, и тогда, крик сделает только хуже, ведь зверь ее точно услышит. Лилит совершенно забыла, что всякое животное чует человеческий страх чуть ли не за версту. Соответственно тот, кто прятался в кустах, выслеживая добычу в виде девушки, уже давно знал о ее присутствии.
        Внезапно, лапы побежали влево и остановились за кустом, напротив девушки. Лилит провела глазами по следу шума и, с ужасом на лице, уставилась на огромный куст, из-за которого что-то дышало. Она прищурилась, вгляделась в темноту и мгновенно ее прожег панический страх от блеснувших в темноте глаз. Лилит не выдержала, изо всех сил закричала не своим голосом и рванула в противоположную сторону от зверя. А он только этого и ждал, увидев убегающую добычу, животное кинулось в погоню.
        Лилит бежала так быстро, как никогда в жизни, даже не оборачиваясь, не тратя на это силы. Было достаточно того, что она слышала, что ее преследуют. И естественно, две ноги никак не могли оказаться быстрее, чем четыре лапы волка. Через долю секунды Лилит услышала злобный рык, зверь свалил ее с ног и вцепился острейшими зубами в плечо. Девушка завизжала, и мозг отключил организм, посчитав, что самое время для защитной реакции.
        Очнувшись, Лилит посмотрела в небо. Оно было чернее обычного, а вокруг царила тишина, как после водородной бомбы. Она аккуратно пошевелила пальцами на руках, затем на ногах — все вроде функционировало. Плечо было в крови и ужасно ныло, а сама рука еле двигалась. Но она никак не могла понять, почему зверь оставил ее.
        — Как ты, милая?  — спросил озабоченный голос.
        Лилит тут же развернулась в сторону голоса и увидела Левиафана. Сердце бешено заколотилось от счастья, когда она поняла, что находится в палатке, и что это вовсе не небо, и что причина, по которой животное отстало от нее, сидела рядом.
        — Там был волк, Левиафан, волк! Он пытался сожрать меня! Он прокусил мне плечо!  — затараторила Лилит, прижимаясь к нему, забыв о руке.
        — Я знаю, знаю… — тихо ответил он, поглаживая ее по голове, как бы успокаивая.  — Отдохни, поспи. Завтра утром посмотрим, что у тебя с рукой.
        Лилит закрыла глаза и мгновенно провалилась в глубокий сон. Поспала она всего часа три, как раз до рассвета. Все это время, с небольшой периодичностью, она кричала, кого-то уговаривала не трогать ее, махала руками и лягалась ногами.
        На улице было светло, а на горизонте виднелась бледно-розовая полоса. Когда Лилит вылезла из палатки, Левиафан сидел в траве, покрытой росой и курил, бормоча песенку. У нее в руке был носовой платок, чтобы стереть запекшуюся кровь, увидев Левиафан девушка еще раз вздохнула с облегчением. Она подбежала к нему и бросилась в объятия..
        — О, как же мне хватало этого тепла — блаженный стон вырвался из горла.
        Левиафан улыбнулся, прижимая к себе девушку. Лилит провела платком по росе, и он почти сразу же вымок насквозь.
        — Ты уже выспалась?  — удивленно спросил он.
        — Нет!  — пробормотала она, стирая кровь с плеча.  — У меня был кошмар!
        — Я заметил!  — усмехнулся он в ответ.  — Тебя словно подключили к проводам и пустили заряд в двести двадцать вольт. Что тебе снилось, милая?
        — Снился демон. И это совсем не смешно! Он был страшнее страха. Я чувствовала его руку, которая тянула меня вниз. Она была вся липкая и мерзкая, как из болота. Кожа, как после пожара, пузырчатая и потрескавшаяся. На кончиках пальцев были огромные, дубовые ногти, могильного цвета, и кривые, как у орла. Он сильно сжимал запястье и дергал вниз. Я хваталась за все, что попадалось под руку, даже за травинки. Внезапно, за моей спиной раздался ужасный, утробный хохот. Я не могла видеть существо, издающее эти звуки, но нутром я понимала, что это еще один демон. Он смеялся над моей беспомощностью, над жалкими попытками вырваться из лап слуги тьмы. Я вскрикнула, и из меня вырвался вопрос: «Какого черта он делает?». Я не хотела этого спрашивать у смеющегося демона, но слова сами вырвались из меня. Он засмеялся еще сильнее, затем голос стал строгим и серьезным, каким-то хмурым и он сказал: «Он тащит тебя в ад!». После этого ответа демон рассмеялся что есть силы, а я проснулась.
        Лилит как раз закончила оттирать кровь, и речь становилась все медленнее, а лицо Левиафана все улыбчивее. На чистом плече красовались всего лишь две маленькие дырочки. Они совсем не были похожи на укус волка, и Лилит это понимала. Девушка смотрела на две отметины, и кровь закипала в венах, верхнее веко задергалось, зубы сжались с такой силой, словно ей делали операцию без анестезии.
        — Ах ты… скотина!  — завизжала она во весь голос и кинулась лупить Левиафана по чем попало.
        — Бинго!  — только и успел он ответить.
        Далее, по привычке, вампир прикрывал только лицо и боролся с собственным смехом
        — Я ненавижу тебя! Я просидела в чертовом лесу с самого утра и до глубокой ночи. Напугалась до смерти! Я ничего не ела, у меня не было воды, и сухой одежды. Я вся промокла, продрогла и ужасно нервничала из-за оставленных без присмотра вещей на поляне. Ты понимаешь, что у меня чуть нервный срыв не случился? Я едва осталась живая! Пока ты прятался в кустах и играл в планету животных!
        Лилит орала, не переставая бить вампира, но он только прикрывался и изредка посмеивался.
        Когда Лилит более менее успокоилась, перестав бить его, у нее началась истерика. Левиафан какое-то время наблюдал за ней улыбаясь, разглядывал падающие слезы, но не очень-то спешил успокаивать ее, хотя девушка явно ждала этого.
        — Я так не люблю, когда ты плачешь, но мне чертовски было интересно посмотреть, насколько ты стрессоустойчива!
        — Я что?  — переспросила Лилит, всхлипнув.
        — Неважно,  — смутился Левиафан.  — Я не хочу больше реагировать на твои слезы, потому что они всегда врут! Ты пытаешься вызвать во мне жалость, сострадание и чувство вины за эту ночь. Но совсем недавно, я имел потрясающую возможность убедиться в том, насколько эти слезы и жалостливые причитания фальшивы. Помнишь момент, когда я поверил в описание твоих несчастных чувств и еще извинился за это? Так что, не надо, ничего из этого дельного не выйдет! Я тебе не верю.
        Лилит начала злиться, слушая Левиафан, отчасти понимая его правоту. Поэтому выбора-то у нее собственно и не было, кроме как прекратить эту неудавшуюся слезную игру. Ее лицо мгновенно стало обычным, только злым, краснота глаз также бесследно исчезла, а слез как будто и вообще не было.
        Левиафан, оценивая столь мгновенную перемену во внешности девушки, улыбался и удивлялся, насколько потрясающая актриса могла бы получиться из нее. Не напрягаясь продемонстрировать душещипательную истерику, со слезами и с удушьем, а потом, также легко убрать трагедию с лица. На такое способен не каждый человек, это женская участь.
        — Вот, о чем я и говорил! Больше не хочу попадаться на кривую бамбуковую удочку!
        — Какой же ты негодяй!  — прошипела Лилит сквозь зубы, отворачиваясь от него.
        Она не хотела его видеть, и не потому, что он был противен ей, а потому, что она боялась вцепиться в лицо и разорвать его ногтями на мелкие кусочки.
        — Но как забавно разыгралось твое воображение от страха!  — хихикнул он.  — Я ведь даже на четвереньках не ползал по кустам. Правильно говорят: «у страха глаза велики»! Надо же себе такое придумывать, так еще поверить в это. Это твоя вина, дорогая моя. Это не я заставлял тебя думать о волках в кустах. И то, что ты чуть не умерла от страха — все из-за твоей выдумки.
        — Да ты меня бросил! В лесу! Одну! Что, по-твоему, я должна была подумать?  — вскрикнула она, ерзая на месте.
        — Опять начинается? Лилит, милая, я очень надеюсь, что ты помнишь, что сама, на своих двух очаровательных ножках ушла в лес! И ты сама не смогла вернуться обратно! Лилит, почему я постоянно слышу от тебя только претензии? Ты действительно не видишь, или не понимаешь, что именно ты, практически всегда, создаешь себе проблемы, в которых потом, с таким натиском пытаешься обвинить меня! Ты еще очень юная, милая, и я бы тебе посоветовал все-таки учиться разбираться в неприятностях, начиная с твоих собственных чертовых шагов! Я уже не раз был свидетелем, как именно твой первый и необдуманный шаг становился причиной дальнейших твоих бедствий, и черт побери, иногда и моих, что меня совсем не радует. Да и вообще, почему я всегда должен выступать в роли катализатора в сотворенных тобой проблемах, а потом еще и быть миротворцем? Милая, учись жить самостоятельно, умей нести ответственность за свои поступки, а не пытайся спихивать все на близких, то есть на меня!
        — Слово «ответственность» очень подло звучит из твоего рта! Ты сам всегда все вешаешь на других людей, а хорошее оставляешь себе…
        — Правда!  — перебил он ее.  — Этому, между прочим, тоже надо учиться. Но перед этим, я научился быть ответственным за все, что я сделал. Потом уже, для общего развития, я также освоил программу по скидыванию собственных проблем на других. И то, я не очень увлекаюсь этим умением, в отличие от тебя и твоего неумения. Ответственность еще не так страшна для меня, как, например, буду откровенен, любовь. Для людей, тебя это тоже касается, все чувства страшны. Знаешь, в чем наше с тобой отличие? Я могу повесить ответственность на кого-то другого. А ты — нет. Потому что ты просто безответственна. У тебя изначально нет этого чувства, а пустое место нельзя повесить на другого человека. Именно поэтому, твои попытки сделать это, совершенно бесполезны! Но забавны!
        Левиафан усмехнулся и прижал ее к себе. В тот момент Лилит ненавидела его больше всего на свете. Ей хотелось придушить, вырвать сердце, сломать шею, сжечь…да все что угодно, лишь бы сделать ему больно, а себе приятно. А больше всего ее раздражало понимание того, что он в большей степени прав.
        — Этот разговор будет иметь последствия. Надеюсь, ты это понимаешь.  — Прошептала она.
        — Не угроза ли это? В какой же восторг меня вводит твоя дерзость! С нетерпением жду твоего ответа, дорогая.
        8
        Остаток недели солнце больше не появлялось. Но Левиафану удавалось наблюдать по утрам красивейшие восходы. А потом, по непонятным причинам, все небо поглощалось тучами, и яркая полоса закрашивалась в серый разнотонный цвет. Без солнца на улице все равно было душно. Когда шел теплый ливень, Лилит носилась по поляне. Она вообще очень любила дождь, конечно только не в лесу, прибывая в полном одиночестве. А вампиру нравилось смотреть на облегающие мокрое тело майки, на ее детскую и совершенно непонятную радость дождю.
        В середине дня они собрали вещи, погрузили их в машину и тронулись в обратный путь, в пыльный и душный город. Город, который покоряет все сердца массивностью, движением и лже-жизнью.
        Левиафан жал на педаль газа, как будто пытаясь продавить днище и выжать из машины все, до последней капельки. И машина, как верный помощник, подчинялась ему, а преданный спутник — дождь, сопровождал их монотонными звуками ударяющихся по железу и стеклу капель. Лилит собирала кубик, изредка поглядывая на Левиафана.
        — Ты куда спешишь? На тот свет? Сбавь скорость!  — угрюмо попросила Лилит.
        Бешеная скорость, с которой пролетали мимо деревья, сильно настораживала ее. Скользкая дорога, плохая видимость, дурная скорость — именно это погубило Марка, и Лилит помнила то происшествие и совсем не хотела оказаться на его месте.
        Левиафан молча ехал дальше, естественно, не сбавляя скорости. Он только включил музыку и постукивал пальцами по рулю.
        — Мы разобьемся!  — сказала она чуть громче.
        Вампир скосил глаза в ее сторону.
        — Нет!  — ответил он улыбаясь.
        — Если ты не сбавишь скорость, мы точно разобьемся!  — настойчиво повторяла Лилит.
        — Нет!
        — Да!
        — Так!
        Внезапно наступила тишина, она смотрела на него, он на нее. Эти несколько секунд показались им годами.
        — Может ты хотя бы будешь следить за дорогой, чтобы у меня было девяносто девять процентов, что мы разобьемся, а не все сто!  — пробубнила Лилит.
        — Так!  — повторил Левиафан.  — Послушай меня внимательно. То, на чем мы едем, называется Infiniti — это очень дорогая машина. Я ужасно люблю ее и меньше всего я хочу расколотить ее на пустой дороге. Во-вторых, у этой машины на прицепе лодка, она тоже может поколотиться, а мне надо отдать ее в целом виде. Так что, видишь, причин-то для аварии нет.
        — А то, что из этой кучи твоих любимых вещей и божественной машины, могу к тому же пострадать я, ты не додумался?
        Красная полоска щелкнула и присоединилась к другим. Левиафан задумался.
        — Нет. Честно говоря, если вдруг, по какому-то нелепому стечению обстоятельств мы все-таки разобьемся, то на тебе не будет ни одной царапины, а на машине будет, причем не одна…
        — Я погибну, ты не понимаешь этого?  — крикнула Лилит.
        Левиафан улыбнулся и сосредоточенно посмотрел на дорогу. Затем он погрузился в свои мысли.
        — Почему тебе так нравиться дождь?  — неожиданно спросил он.
        — Дождь…с чего ты решил, что он мне нравится?  — тихо спросила она, уловив фальшивую нотку сентиментальности в его голосе.
        Вопрос ей не понравился.
        — Да брось! Ты за кого меня принимаешь? Милая, не первый день с тобой, и уже знаю, когда твое лицо изображает радость, а когда злость. Когда идет дождь, ты радуешься, почему? Что такого приятного и счастливого в капающей с неба воде?
        — Для меня это не просто вода, Левиафан! Это очень красивое природное явление. Когда идет дождь, кажется, что природа еще живая. Я, конечно, понимаю, что это всего лишь круговорот в природе, поглощение, испарение и все такое, но выглядит это, как будто небо плачет, так по-разному и необычно. Солнце светит, а оно плачет, так радостно, и даже когда солнца нет, все равно на душе становится легче. Обычно дождь ассоциируется с тоской и депрессией, но только не для меня. Своеобразное обновление окружающий среды, в том числе и меня. Дождь смывается с меня всю грязь и негатив, отправляя его в землю, в недра, в магму. А я снова становлюсь свежая и готовая к новому злу.
        Левиафан молча слушал, изредка делая удивленный вид. Затем он приподнял одну бровь и посмотрел на погрязшую в мечтах девушку.
        — Лилит, а у тебя случайно раздвоения личности нет? У меня такое ощущение, что в тебе живет два человека, которые даже не догадываются о существовании друг друга. Первый — это ты обычная, циничная мегера, ядовитая гадюка, мстительная и безжалостная женщина. Вторая личность — совершенно противоположенный прототип. Сентиментальный, ранимый до глубины души. Человек, который наделен чувствами, умеет ими пользоваться и направлять в нужное русло. Вторая личность появляется очень редко, потому что видимо, слаба, и ей тяжело пробиться сквозь каменную и злую Лилит. Но иногда, каким-то чудом ей удается сделать это. Глядя на твое лицо сейчас, я понял еще кое-что. В данный момент хорошую Лилит вытесняет враг и очень быстро вытесняет.
        И, правда, весь романтичный образ девушки исчез, вместо него вернулся обычный вид: укоризненный и надменный взгляд, горделивое выражение лица.
        — Левиафан, а ты специально задаешь такие вопросы о «высшем», чтобы потом все опошлить? Я ведь тоже могу рассказать о том, что прячется под твоей маской глумливости и безразличия.
        — Это чего это у меня там прячется?  — удивился он в ответ, словно не понимая о чем, идет речь.
        — Да ты сам сентиментален до чертиков! Ты просто выбрал такой образ жизни, как бы говоря всем, что ты сама злость в обличии человека и в тебе больше ничего нет. Но это не так. Безусловно, ты жесток, этого у тебя не отнять, но ты еще нежный и ласковый. Иногда по ночам, я видела, с какой нежностью ты смотрел на меня, когда ты думал, что я сплю. Как ты умеешь ласково прикасаться, когда, конечно, не взбешен. Ты даже кусаешь меня иногда так, что я не чувствую боли. Ты говоришь о некоторых вещах, о которых зло даже не задумывается, с болью в голосе и с грустью в глазах.
        Левиафан улыбнулся, но ничего не ответил. Он просто не хотел отвечать, чтобы не начать доказывать обратное, это бы только доказало существование хороших качеств в нем.
        — И плюс, ко всему прочему, ты меня любишь!  — хихикнула Лилит, завершая свои мысли.
        — Серьезно?  — вытаращился он, едва сдерживая смех.
        — Ты любишь меня и любишь очень сильно! В противном случае, я была бы уже давно мертва! Зло не умеет любить, а ты умеешь!  — отчетливо произнесла Лилит.
        Левиафан смеялся во все горло, между тем с ужасом копошась в голове, ища подходящие слова для ответа на утверждение девушки. Вдруг он решил действовать по-другому, отбросив панический страх перед словом «любовь».
        — Ты посмотри, до чего ты довела меня! Мне страшно говорить тебе о словах любви. На протяжении того времени, пока я с тобой, мне кажется, что все эти высокопарные слова, ты не относишься к ним серьезно. Это, во-первых. Во-вторых: да, у меня есть к тебе сильные чувства, которые можно назвать любовью, ты об это прекрасно знаешь, я постоянно говорю тебе об этом. Но есть еще и «в-третьих»  — это наши с тобой мнения о любви. Они очень различны. Ты считаешь, что любви нет, или возможно она есть, но тебе бы хотелось, чтобы эти чувств назывались как-нибудь по-другому. В моем же понимании — любовь — это самое наивысшее зло, которое только могло свалиться на голову человеку. Вывод: любовь и зло в виде меня — идеальная совместимость. Так что я зло, при этом в моем сердце самое огромное и больное зло — любовь. А если смотреть еще глубже, то я — зло, внутри меня — зло, и люблю я зло, которое зовут Лилит.
        Через два часа они въехали в город. На асфальте кругом были лужи, по-прежнему капал тихий дождь.
        Машина подъехала к дому, Лилит выпрыгнула и пошла к дверям, а Левиафан поехал сдавать вещи.
        Выйдя из магазина, он осмотрел машину. Она вся была в грязных разводах. Вампир решил заехать на автомойку и привести свою «ласточку» в нормальный вид.
        За кассой сидел молодой человек с очень недовольным лицом. Такой озлобленный вид, ярко выраженное недовольство жизнью в целом, а не какой-то конкретной ситуацией. А когда он увидел марку машины, то Левиафан практически услышал скрежет зубов от ядовитой зависти. Вампир подошел и протянул озлобленному кассиру деньги, как бы при этом пряча улыбку, но специально показывая вздернутый вверх уголок губ.
        — Здесь не хватает!  — крикнул кассир, пересчитав деньги, косо поглядывая то на машину, то на ее владельца.
        Левиафан специально не доложил несколько монет. В кармане звякнула горстка мелочи, он зачерпнул ее и высыпал на подставку.
        — А теперь?  — спросил он.
        Кассир, с красным лицом принялся отсчитывать нужную сумму.
        — Это лишнее!  — злобно ответил он, отбросил остаток монет на пол.
        Левиафан сурово осмотрел блестящие кругляши, а затем молодого человека.
        — Как мне это понимать?  — вампир взглянул в глаза озверевшего кассира.
        Лилит сидела на пороге дома и трепалась с университетским другом по телефону, когда к дому подъехала черная и блестящая машина.
        — Перезвоню Ян.  — Лилит отключила мобильник.
        Левиафан вышел с огромным букетом роз и плавной походкой направился к улыбающейся девушке. Став на одно колено, он протянул ей цветы и улыбнулся.
        — Спасибо!  — рассмеялась Лилит над его постановкой, прижимая цветы.
        — О, милая, что я слышу!  — целуя руку, прошептал он.
        — Что ты натворил?  — спросила девушка, нюхая цветы.
        Левиафан встал, снова улыбнулся и сел рядом, вертя в руках пачку сигарет.
        — Я не натворил, я спас человеческую душу!  — блаженно произнес он, вытянув ноги, разглядывая позвоночные ямки на спине девушки.
        — У тебя слишком довольное лицо! Каким же способом ты спас душу? Сломал шею или что-то другое?
        — Милая, ты действительно хочешь услышать это?  — приподняв брови, спросил он.
        — А почему бы и нет? Мне интересно, как ты развлекаешься и наслаждаешься своим хобби по спасению человеческих душ.
        — На автомойке я встретил человека, который был не очень доволен своим существованием, и я не мог позволить себе пройти мимо и не попытаться помочь. Когда кто-то сильно страдает от жизни, то ему нужно дать от нее сильное лекарство, а то бедолага может потерять рассудок. Знаешь, люди ошибочно радуются и думают, что противоядие от жизни — это смерть. В этом они, конечно же, правы, но, думая, что с приходом смерти они избавятся от мучений, они глубоко заблуждаются и врут сами себе. Смерть ведь тоже не очень приятная штука, и от нее мучаются еще хуже, чем от жизни. Вот, пока я наслаждался кровью обреченного на жизненные терзания, я пересчитывал его ребра, показывая, что он ошибался, думая, что уже прошел весь ад на земле и ничего хуже быть уже не может. Может — боль. Ребра оказались на месте, все до единого. Меня это расстроило, Лилит. Я проверил каждую косточку, переламывая ее с оркестровым хрустом. У него было все в порядке. И его внешний вид тоже был ничего. Молодой мальчик, лет так двадцати пяти, с густыми каштановыми волосами, с ровной и смуглой кожей. От него не пахло болезнями. Он был полностью
здоров, и я никак не мог понять, почему же он был так недоволен жизнью? Скорее всего, отсутствие денег помогло ему затаить кровную обиду на жизнь. Но когда я насыпал ему горсть мелочи, он с гневом Ареса скинул ее на пол. Неужели это нельзя назвать деньгами? Ему просто хотелось все и сразу, а такого не бывает, к сожалению. Надо что-то делать, чтобы как результат получить все, а не обижаться на жизнь. Все претендуют на готовое, сами в жизни добиваться ничего не хотят, а потом сидят с недовольными лицами, словно им какашку подложили под нос. И ты представляешь, у них даже сил нет убрать это дерьмо, чтобы не нюхать и не морщиться, будут всю жизнь сидеть на пятой точке ровно и ненавидеть всех, кто в чем-то преуспел в жизни. Я попросил его поднять мелочь, он отказался. Но я же культурный человек, поэтому попросил еще раз, в ответ я какое-то время разглядывал оттопыренный средний палец. Я, также культурно, вытащил его за этот же палец из здания, и за углом, на свежем воздухе, под пение проснувшихся после дождя птиц, сделал с ним все, что уже сказал, начав с ребер.
        Лилит только периодически вздыхала, вертя головой из стороны в сторону. Ей не очень нравились методы Левиафана, которыми он пользовался при общении с людьми.
        — Хамство не любят все, но превращать человека в труху, тебе не кажется это уже слишком? Ты же прекрасно мог бы с ним поговорить, но вместо этого в твоем «послужном» списке появился очередной труп.
        — Я не очень люблю разговаривать с хамством. Для меня такой человек сравним с грязью. А его рот набит испортившимися продуктами. И как только он открывает свой гнилой рот, от которого исходит просто невообразимый смрад, хочется сразу же избавиться от грязи, но никак не начинать с ним общаться. Потому что, каждый раз, он будет отвечать и распространять смертельную вонь по свежему воздуху. А так как ты могла уже заметить, я очень педантичен, люблю порядок и очень хорошо чую запахи. Я решил, что этого, хм, гниющего человека надо почистить. Вот и все. Если бы та грязь не вылилась на меня, возможно, он продолжал бы дальше сидеть на кассе, с недовольным лицом, проклинал бы не сложившуюся жизнь, выращивая и распространяя гнилостные бактерии во рту.
        — Как же с тобой тяжело иногда бывает!  — вздохнул она.
        — Лилит, его больше нет, поэтому я не вижу больше смысла обсуждать пустое место. А у меня для тебя еще кое-что есть.
        Левиафан встал и вытащил из кармана коробочку. Из нее он что-то быстро достал, взял руку девушки и одел на безымянный палец кольцо. Оно было в форме змеи, кончик хвоста прикреплялся к голове. На золотой коже виднелись чешуйки, а вместо глаз красовались два зеленых камня, изумрудные глаза.
        Лилит разглядывала кольцо, чувствуя себя как-то неуверенно и неловко. Ее всегда смущали подарки от мужской части, особенно, если подарок дорогой. Но, безусловно, ей было безумно приятно. Но молчать тоже было нельзя.
        — В честь чего это?  — смущенно спросила она, поглаживая ногтем змейку по спине.
        — Хотел поблагодарить за то, что ты еще не сжила меня со свету…пока что. Ну и плюс, хотелось бы, чтобы это колечко напоминало тебе о твоей истинной сущности змеи, с такими же изумрудными глазами, как у тебя. И чтобы окружающие люди могли сразу понять, кто перед ними стоит. Это кольцо может работать, как погремушка на кончике хвоста гремучей змеи, как бы предупреждая, что ты очень опасная змея. И заодно, чтобы самому не забыть, с кем имею дело. А то, мне иногда кажется, что ты ангел, а потом я понимаю, что ты всего лишь ловко прикинулась. А тут, вуаля, колечко! Предупредительный сигнал — «Здесь нет ангелов, мужик, очнись!».
        Левиафан чмокнул ее в щеку, еле пробившись к лицу через розы. Лилит усмехнулась, встала и оценивающим взглядом окинула довольного вампира.
        — Ты мне надоел!  — Рассмеялась она, обнимая его за шею.  — Спасибо! Очень милый подарок, а главное, что он необыкновенно полезный для всех окружающих меня людей!
        9
        — Сегодня прекрасная погода, и мне надоело сидеть дома. Поехали в зоопарк?  — захлопнув книгу, Лилит вопросительно посмотрела на вампира, и ее глаза расширились от удивления: он стоял, нежась в лучах солнца, с прищуренными глазами, с довольной улыбкой на губах, слегка пошатываясь. Все бы ничего, только вот он стоял абсолютно голый.
        — Ты не перегрелся там случайно, а?  — тихо спросила Лилит, аккуратно откладывая книгу на стол.
        Она не заметила кружку с чаем и опрокинула ее на пол.
        — Черт!  — еле слышно буркнула она.
        — Я покорил тебя своим телом так сильно, что ты даже кружку уронила?  — довольно произнес Левиафан.
        — Нет! Меня покорил твой идиотизм! Почему ты голый около окна?
        — Я загораю, милая. Неужели не видно?  — вампир скосил на нее довольные глаза, затем в одну секунду оказался около нее и страстным голосом зашептал ей на ухо.
        — Я так долго ждал, когда ты, наконец, оторвешься от своей книги, когда твои глаза посмотрят на меня, и я смогу почувствовать, то, что творится у тебя внутри. Мне так захотелось нежности, хоть грамм беспечной любви…а потом зоопарк.
        Лилит, откинувшись в кресле, сидела с закрытыми глазами, наслаждаясь нежными прикосновениями вампира…
        — Милая, ты готова?  — спросил Левиафан уже стоя у дверей, вертя ключами от машины.
        Лилит сунула ногу в туфлю и подбежала к нему, выдергивая ключи из рук.
        — Да, только мы поедем на автобусе!  — сообщила она весело.
        — Почему на автобусе?  — Левиафан с интересом посмотрел на девушку.
        — Разнообразие, Левиафан, это называется разнообразие!  — она подмигнула ему и выскочила на улицу.
        На дороге они поймали машину, на которой доехали до первой городской автобусной остановки. Левиафан расплатился, помог девушке выйти и недоверчиво уставился на скамью под крышей. Там не было ни одной живой души, только птички купались в пыльных лужах.
        Через пятнадцать минут показался автобус. Лилит зашла в «консервную банку» и пошла вдоль салона, протискиваясь между людьми. На задней площадке ехала большая компания подростков. Они пили пиво и весело галдели, ни на кого не обращая внимания. У них было лето, и они старались быстрее пропить его.
        Лилит остановилась рядом с ними, про Левиафана она словно забыла, даже встала к нему спиной. Он потянул руку, пытаясь обнять ее, но тут же почувствовал шлепок по коже.
        — В чем дело?  — изумленным взглядом смотрел он ей в затылок.
        — Молодой человек! Отойдите от меня!  — строго попросила она его.
        — Что с тобой?  — ничего не понимающий вампир снова попытался обнять взбеленившуюся девушку.
        Внезапно, Лилит закричала не своим голосом, что ее домогается какой-то мужчина. Она лупила его по рукам, призывая кого-нибудь на помощь. Левиафан опешил и схватил ее за плечи, сильно тряханув, чтобы привести ее в чувства, но тут же получил бутылкой по голове. Вся компания, стоявшая на задней площадке, принялась метелить его чем попало и по чем попало. Перепуганные люди расползались в стороны, как муравьи.
        Как только автобус остановился, вампир вылетел оттуда, не без помощи, пропахав лицом асфальт, за ним выскочила вся толпа развеселившихся подростков. Лилит тоже вышла из автобуса. Не могла же она пропустить такой спектакль.
        Неподалеку от драки стояла патрульная машина, из которой сразу же выскочил полицейский, который увидел толпу, бьющую кого-то. Лилит стояла со странным выражением лица. Ощущение страха и сильного испуга, но нутро все равно ликовало и радостно шептало: «ты не должен был оставлять меня одну в лесу».
        — Что здесь происходит?  — закричал подбежавший полицейский, задыхаясь и разглядывая толпу ребят, лежащего на земле в крови человека и трясущуюся от страха девушку.
        — Он приставал ко мне и пытался украсть кошелек из сумки в автобусе! А потом хотел ударить меня, когда я закричала. Ребята заступились.  — Лилит, для полной убедительности, начала рыдать.
        Полицейский поднял с земли Левиафана и без разговоров потащил его к патрульной машине. Как только все исчезли, Лилит поймала машину и поехала в центр города, на поиски одной жизненно-важной вещи.
        Домой она вернулась только часа через три. Вампира еще не было. Девушка налила холодной газировки и уселась ждать возвращения разбушевавшегося фантомаса. На этот раз нервная система была совершенно спокойна, изредка чуть-чуть подрагивала, где-то в самой глубине. За ее спиной на диване лежал предмет, на который она очень сильно надеялась, полагая, что эта штука спасет ее от рассерженного вампира.
        Остаток дня тянулся медленно и скучно. Лилит преспокойно дочитывала книгу и постоянно что-то жевала.
        Пение дневных птиц постепенно сменялось на пение ночных. Солнце уже село, и окружающий мир покрывали мрачные сумерки. Сквозь открытое окно Лилит услышала кваканье лягушки. «Откуда она здесь?», подумала девушка и бросила книжку на стол.
        Услышав звук открывающейся двери, Лилит вздрогнула и посмотрела в коридор.
        В дверном проеме стоял силуэт высокого и статного мужчины. Он захлопнул дверь и двинулся к ней. Лилит вскочила с дивана, держа в руке свое спасение, но в виде сюрприза, прятала его за спиной. Левиафан зажег свет и посмотрел на девушку исподлобья.
        — Вот он, момент, который ты ждешь уже очень давно, старательно вынуждая меня совершить то, чего я старательно пытался избежать! Я убью тебя!  — он был абсолютно серьезен.
        Вампир медленно пошел к ней, Лилит пятилась назад, как рак.
        — Из уважения и любви к тебе, я сделаю это быстро и безболезненно. Ты ничего не почувствуешь…практически.  — С безразличным взглядом он посмотрел на ее лицо и, хотел было схватить, как напротив его лица появилось дуло пистолета.
        Лилит твердой рукой держала оружие, и невооруженным глазом было видно, что ее намерения были такими же серьезными, как и его.
        — А вот это уже интересно!  — удивленно произнес он, тщательно разглядывая дуло и понимая, что пистолет не игрушечный.  — После утреннего похода ты еще осмеливаешься угрожать мне этим?
        — Я нажму на крючок, еще один шаг, клянусь, нажму!  — прошептала Лилит в ответ.
        — Ты же понимаешь, что пуля меня не убьет, но зато разозлит еще сильнее, и тогда ты будешь умирать долго и мучительно. Это я тебе обещаю.
        Левиафан поставил вперед ногу, с издевкой глядя девушке прямо в глаза. Лилит опустила глаза и улыбнулась.
        — Я освобожу тебя, от тяжкого для тебя поступка!  — смело заявила она, приставляя дуло к собственному виску.  — Что скажешь, а? Меня-то пуля точно убьет, особенно в голову!
        Левиафан с долей испуга разглядывал пистолет у виска девушки, не зная, что она сделает дальше. Он уже давно понял, что Лилит совершенно не предсказуема в своих поступках. Его ничего не удивило бы, нажмет она на спусковой крючок или нет, промахнется или нет, успеет перевести пистолет все-таки на него, выстрелит ему в лоб или нет. У него в голове вертелась куча разнообразных вариантов и ни в одном из них он не был уверен, и ни один из них не предвещал ничего хорошего.
        Одним рывком вампир подтянул к себе кресло и грохнулся в него. Он тщательно следил за девушкой, положив ногу на ногу и прикуривая сигарету. Левиафан просто не ожидал, что его встретят в таком вот стиле. План напугать до смерти рухнул как карточный домик. В данный момент пугали его, невозможностью предугадать, что будет дальше.
        — Забавно конечно!  — прошептал он, пытаясь скрыть удивление.
        — Да, очень!  — громко и четко ответила Лилит.
        Левиафан рассматривал руку, пытаясь найти хоть один, малейший намек на дрожь, испуг или на обыкновенную, но хорошо разыгранную постановку. Лилит заметила его поиски и для убедительности взвела курок. Вампир, услышав щелчок, насторожился, поджав нижнюю губу и не дыша, ждал, что произойдет дальше. Но ничего не случилось, девушка просто стояла, не шевелясь, напоминая большой клубок воспаленных нервов, готовясь, если что, нажать крючок.
        — Не страшно так умирать, милая? Я бы мог сделать это намного романтичнее и красивее… — улыбнулся Левиафан, выпуская в потолок облако дыма.
        «Я понял, Лилит, я все понял — это блеф. Ты не способна на такой поступок, у тебя не хватит моральных сил нажать на чертов крючок» — внезапно проскочило у него в голове,  — «Где же ты только его достала, и кто научил тебя им пользоваться? Я отчетливо слышал, что он заряжен…это блеф!»
        Лилит посмотрела на него и печально улыбнулась, видя озадаченность вампира.
        — Нет, не страшно. Я даже не успею услышать выстрела. К тому времени, когда звук дойдет до моих ушей, я буду уже мертва. Я ничего не почувствую. Это самая приятная смерть, самая надежная и мгновенная! Вопрос страшно мне или нет — не очень актуален в данный момент. А вот успеешь ли ты спасти меня от пули — более актуальный. Средняя скорость пули составляет приблизительно 400-430 метров в секунду.  — С глумливой интонацией ответила Лилит.
        Левиафан вздохнул, затем рассмеялся.
        — Так вот, почему я не чувствуя от тебя страха! Ты уверена, что умрешь быстро и без мучений, плюс, ты еще и лелеешь надежду на то, что я попытаюсь спасти твою жизнь! Милая, я не собираюсь этого делать! Помнишь, я вошел в дом с мыслью лишить тебя жизни, а не сохранять ее! Я не буду тебя спасать, это абсолютно точно!
        Лилит посмотрела на его лицо со всей серьезностью. Рука уже начинала уставать, но ее нельзя было опускать. Потому что за то время, пока она снова поднимется, Левиафан успеет вырвать пистолет, тем самым, отнимая у нее единственный шанс спокойно умереть.
        — Чего ж ты ждешь, милая? Стреляй! А то, у тебя мышцы атрофируются столько времени держать такую нелегкую вещицу на весу.
        Лилит нахмурилась и сильнее прижала дуло к виску, и тут ее сердце застучало, словно барабанная дробь в ушах вампира. Он прищурил глаза и напрягся, готовый сорваться с места в любую секунду.
        «Дура! Я же не успею оттолкнуть тебя. Пуля вылетит быстрее, чем я сделаю два шага. Слишком близко к голове…Нет, у меня нет шансов успеть…вообще ни одного» — Левиафан мысленно рассуждал о своих шансах.
        В это время, указательный палец девушки ерзал по спусковому крючку, гладя оголенные нервы вампира, заставляя их сокращаться и причинять болезненные ощущения. Они оба понимали, что кто-то из них блефует, но никак не могли понять, кто именно.
        — Крючок заело?  — нервно спросил он, поднимаясь с кресла.
        Лилит отшатнулась назад и сжала зубы, не отнимая пистолета от головы.
        — Нет… — ее голос вздрогнул, и Левиафан сразу же понял окончательно и бесповоротно — она никогда не сможет причинить себе вред.
        И Лилит совершила ошибку, позволив голосу открыть ее переживания. За считанное мгновение вампир подлетел к ней, вырвал пистолет из рук и крепко прижал к себе.
        — Какая же ты дурочка… — прошептал он, целуя ее — я так и думал, что ты не сможешь сделать этого сама. И я предлагаю тебе свою помощь.
        Не успев расслабиться в мужских объятиях, Лилит уставилась на него с испугом. У него был совершенно не здоровый взгляд. Глаза были полностью стеклянные. Он смотрел куда-то глубже, чем просто в ее глаза. В них не было никаких чувств, никаких переживаний, вообще ничего, просто призрачная пустота.
        Этот взгляд напомнил Лилит их самую первую встречу в парке, поздней осенью. Тогда, она также не смогла понять ни одну его эмоцию и начала теряться, думая, а есть ли они у него вообще. Левиафан поднял пистолет и погладил холодным дулом щеку.
        — Вот теперь тебе страшно, да? Не отвечай, я сам все знаю…
        Он обхватил ее шею рукой и прижал девушку к себе, сильно надавив пистолетом на висок. Слышалось умеренное дыхание, вампир прижался к уху щекой. Лилит не знала, что делать. Она пыталась выловить хоть какой-то знак, что у него есть чувства, хоть какие-нибудь, но ничего: он был пуст, словно робот, без эмоций, без чувств.
        — Все будет как ты и сказала. Скорость звука меньше, чем скорость пули, ты не услышишь ее. Скорее всего, она пройдет на вылет, так как дуло очень близко к твоей голове. Смерть мгновенна, без боли, без страданий…Так ты хотела?
        У девушки голова раскалывалась от силы давления на висок. Уткнувшись ему в плечо, она тихо дышала, мысленно умоляя его сделать все побыстрее.
        — Нажимай… — почти беззвучно прошептала Лилит, еще сильнее прижимаясь к нему.
        Он опустил глаза и посмотрел на макушку каштановых волос. Крепко держа девушку рукой, он поглаживал пальцами ее открытое плечо.
        «Это мой шанс прекратить упиваться местью, прекратить любить, прекратить жить так, как я живу. Это не страшно…Я закрою глаза, представлю оркестр, весело исполняющий вальс…Давай, Левиафан, нажми, тебе ведь это ничего не стоит. Правда, я устала уже от всего. Мое сердце полно сожаления за некоторые поступки, оно даже раскаивается. Помоги мне…просто нажми. Я действительно готова принять смерть. Если ты этого не сделаешь сейчас, я больше не дам тебе такой возможности, потому что я захочу жить. Жми!»
        Но Левиафан опускал пистолет, понимая, что не может, просто не может выстрелить в этого человека. Лилит схватила его за руку и зажмурилась, нажимая его пальцем на спусковой крючок. Вампир поднял ладонь, и на лицо брызнули маленькие капельки крови. Другой рукой он отшвырнул от себя девушку на всякий случай, мыслью опередив пулю, просчитав, что она может выйти насквозь и попасть в шею. Именно эту траекторию он и успел рассмотреть.
        — Черт!  — вскрикнул он, хватаясь за ладонь.
        Он оказался прав, пуля прошла насквозь и вошла в стенку. Лилит лежала на полу, с округленными глазами. Левиафан быстро подошел к ней, прицелился и три раза выстрелил. Она вскрикнула и замолчала.
        В доме воцарилась гробовая тишина. Вампир смотрел на лежащую на полу девушку. Его всего трясло от гнева. Все три пули прошли в двух сантиметрах от макушки, девушка лежала с закрытыми глазами, пытаясь понять, умерла она или нет.
        Левиафан отшвырнул пистолет и грохнулся за стол, хватаясь за бутылку. Лилит поднялась и уселась на полу, поглаживая голову, словно ища раны. Вампир вскочил и подошел к ней. Он пристально посмотрел на нее, она — на него. Левиафан замахнулся, и рука застыла в воздухе, но Лилит, на всякий случай зажмурилась.
        — Убил бы!  — прошипел он, опуская руку, и снова возвращаясь за стол.
        Нервно прикуривая, он сверкал бешеными глазами, испепеляя неожиданно напугавшуюся девушку.
        — Еще раз, я увижу подобный агрегат у тебя в руках, я отрублю их, чтобы ты ненароком не причинила никому вреда, особенно мне!  — закричал он и со злостью стукнул кулаком по столу, так, что все, что на нем стояло, подпрыгнуло на пару сантиметров вверх.
        Лилит вздрогнула, все еще сидя на полу. До нее только начало доходить, что только что произошло в доме. Ей стало страшно от мысли, что пару минут назад, она могла умереть, закрыть глаза и больше никогда не открыть их снова. Сердце могло остановиться и никогда не начать стучать снова. Никогда больше воздух не пробежался бы быстрыми шагами по телу. И все это могло случиться из-за ее дурости, из-за необдуманного движения пальцем, причем чужим пальцем.
        Ей стало дурно, но она поднялась и села за стол, не отводя глаз от Левиафана, у которого аж зубы сводило от злости. Зрелище не очень приятное.
        Лилит провела глазами по его лицу, телу и руке: она вся была в крови, рана почти что не затягивалась, рука дрожала, а на лице, как черные родинки, красовались капельки крови. Вампир злобно окинул ее взглядом.
        — Поздновато ты испугалась, милая! Запоздалая реакция! Надо было начинать бояться, как только в твоих руках появился пистолет, а не когда он выстрелил, причем в мою руку!  — Пытаясь успокоиться, сказал он, практически не останавливаясь, глуша виски, дурманя боль.
        Лилит молчала, заставляя себя не смотреть на рану. Левиафан никак не мог успокоиться.
        — Почему никто не убил тебя до меня? На кой черт ты свалилась мне на голову? Я идиот! Послушал сказки и россказни о прекрасной любви, мало того, нашел прекрасную женщину для этой любви! Почему я сам не сдох к этому моменту?  — кричал Левиафан.
        Затем он резко встал и оперся руками на стол.
        — Если бы ты только знала, как сильно я тебя люблю, но еще сильнее я тебя ненавижу! К черту тебя, к черту твою красоту, к черту твой характер… к черту любовь!
        Вампир схватил сигареты, виски и выскочил из дома.
        10
        Через пару часов Лилит вышла на улицу и осмотрелась. Ночь была в самом разгаре. Теплая, летняя ночь, самая настоящая пора для влюбленных, сидеть на лавочке в парке, тихо-тихо, как мышки, и просто обниматься. Все небо усеяло звездами, а между ними красовалась бледнолицая луна. Лилит вздохнула и села на крыльцо.
        — Левиафан.  — Прошептала она в надежде, что он ее услышит.
        Но тишина была непоколебима. Девушка еще три раза повторила его имя, но никто не откликнулся.
        — Левиафан!  — крикнула Лилит и закрыла лицо руками, тихо плача.
        Через некоторое время, сквозь слезы, она увидела, что, рядом с ее машиной, не было черной бесконечности. Он уехал, чтобы не слышать. Не видеть. Не чувствовать.
        Пока Лилит рыдала вместе с одинокой луной, Левиафан был в другом конце города. Машина на огромной скорости рассекала теплый воздух, а он сам еле сдерживался, чтобы не повернуть назад.
        — Я не вернусь туда!  — говорил он сам себе.  — Мне все это не надо, осточертело! Катись все в ад, особенно ты, Лилит! И никогда, господи, никогда не возвращайся снова! Ты растерзала меня почти заживо, я все чувствую, чувствую, как это больно! Слышишь меня?  — он стукнул по панели, затем включил музыку на всю громкость.
        Через пару километров он увидел гуляющую по дороге парочку. Вампир резко нажал на тормоз, выскочил из машины и догнал парня с девушкой.
        — Ты ее любишь?  — пыхтя, спросил Левиафан, хватая парня за плечо.
        — Чего?  — парень пытался скинуть руку с плеча.
        — Я спросил: «Ты ее любишь?»  — Вампир кивнул на стоящую рядом, перепуганную девушку.  — Скажи мне честно: да — нет? А я помолюсь кому-нибудь, чтобы ответ оказался правильным!
        — Ты псих что ли? Конечно, я люблю ее!  — ответил парень и еще раз попытался вырвать руку, но это было невозможно.
        Хватка разъяренного Левиафана была крепче, чем у любого питбуля или стаффордшира.
        — Ответ неправильный!  — прошипел вампир, с хрустом сжимая руку.
        Девушка завизжала и попыталась оттолкнуть Левиафана от своего возлюбленного.
        — С тобой мы поговорим позже!  — он сверкнул глазами и отшвырнул ее на пару метров от себя.
        — Ты знаешь, что такое на самом деле любовь?  — Левиафан снова обратился к парню.  — Ты чувствуешь боль, страх, ненависть, ужас, злость, сумасшествие, изнеможенность, трусость в сердце, а? Почему ты мотаешь головой? Ты не чувствуешь всего этого? Раз ты ее любишь, ты должен это чувствовать! А она должна насмехаться над тобой, издеваться и убивать тебя морально! Безжалостно и изящно! А потом, в один прекрасный день, она подставит тебя в сто тысячный раз, для тебя это будет уже обычным делом, ты привыкнешь к этому! Но она тебя удивит. И знаешь чем? Например, размахивая перед твоим лицом пистолетом! Как тебе перспектива, хорошая? Конечно же, нет!
        Левиафан сломал ему шею. Девушка вскрикнула и попыталась бежать. Но вампир мгновенно догнал ее, затащил в машину и поехал, куда глаза глядят.
        В это время в кармане зазвонил телефон. Он вытащил его, и глаза наполнились неистовством. На разноцветном экране мелькало проклятое и любимое имя: «Лилит».
        — Нет!  — протянул он, усмехаясь,  — тебя больше нет!
        Левиафан сжал в руке телефон, а его остатки вытряхнул в окно. Нервно схватив сигареты с панели, он прикурил и сунул пачку девушке чуть ли не под нос.
        — Угощайся!  — любезно предложил вампир.
        — Я…я не курю… — заикаясь, ответила девушка, стирая слезы со щек.
        — Действительно, чего это я? Вы же питаетесь мужской энергией, чувствами и болью! Разве тут сравняться сигареты? — рассмеялся он, нервно подергивая носом.
        Левая нога постукивала по дну машины, рядом с педалью. Девушка вжалась в сиденье.
        — Зачем вы так поступаете, а?  — крикнул Левиафан внезапно.
        Она дернулась и снова зарыдала.
        — Как твое имя?  — спросил он, но уже не так грубо.
        Девушка, молча вытирала слезы, боясь даже посмотреть в сторону озверевшего водителя.
        — Золотце мое, как тебя зовут?  — еще мягче Левиафан повторил свой вопрос.
        — Глория… — наконец ответила она.
        — Глория!  — усмехнулся он,  — «Слава»! Потрясающе!
        — Куда мы едем?  — она осмелилась на вопрос, робко взглянув на Левиафана.
        — Если бы я знал, Глория, если бы я только знал!  — едва слышно ответил он, вглядываясь в темноту.
        Ему было больно, мысли терзали, он расценил поступок Лилит как некое предательство, которое вызвало в нем всплеск негативных эмоций, накопившихся за несколько месяцев. Силы терпеть эти выходки кончились.
        Левиафан достал с заднего сиденья бутылку, открыл ее и жадно присосался к горлу.
        — Не желаешь?  — предложил он своей спутнице.
        — Нет…
        — Ты совсем не многословна, а ненавистный алкоголь мне не помогает, я даже не пьянею из-за переизбытка злости и негодования, не говоря уж о том, что сейчас я просто неспособен пропить глупые и больные мысли…
        В течение полутора часов они ехали молча. Левиафан только менял музыку и никак не мог подобрать что-то по вкусу и подходящее под настроение. Его злило все, но даже на злость нужны силы, а они почти закончились, и он был в отчаянии. Он сам не понимал, что делает, зачем, и что это изменит. Вдалеке виднелся поворот в лес.
        — Надеюсь, тебе нравятся ночные прогулки по лесу! Хотя, уже можно сказать, что это утренний лес!  — улыбнулся вампир и свернул на заброшенную дорогу.
        По лесу они ехали минут пятнадцать, пока Левиафан не заметил впереди бревно, лежащее посреди дороги. Машина остановилась, двигатель замолчал. Он повернулся в сторону девушки и уставился на нее.
        — Я не хочу… — зарыдала она снова.
        Левиафан нахмурился и внимательно посмотрел на нее. Затем он приобнял ее и заглянул в глаза.
        — Я тебе еще ничего не предлагал! Чего ты не хочешь?  — серьезным тоном спросил вампир.
        — Умирать…я не хочу умирать… — зашептала она, закрывая лицо руками.
        Левиафан вздохнул и посмотрел вглубь леса, прищурив глаза.
        — Знаешь ли ты, милая моя Глория, одну простую истину? Физическая смерть — это ничто, ее просто не существует, по сравнению с моральной и ментальной смертью. При физической смерти, или как ее там любят называть, биологической, неважно, твое сердечко, размером с кулак, останавливается. Оно как испорченный насос, перестает качать кровь, и починить его уже нельзя. Ты не можешь дышать, и ни одна клеточка твоего организма не получает то, без чего ни одно живое существо не может обойтись. Внутри тебя нет кислорода. И дело остается за мозгом. Его клетки умирают в течение пяти-семи минут, глаза тускнеют, зрачки больше никогда не среагируют на свет. Это ли страшно? Мне было страшно… Но моральная смерть намного хуже! Она в сотни раз мучительнее. Так, шесть минут и о тебе остается память, если ее есть, конечно, кому хранить. А, умирая морально, ты живешь, твое сердце размеренно бьется, кровь обогащает ткани кислородом, и мозг страдает от мыслей. И как бы ты не просила, не умоляла сердце перестать стучать, оно тебя не послушает и будет весело продолжать питать мозг. И вот тут-то тебя начинает разрывать.
Знаешь, это примерно так, внутри сидит доисторический саблезубый тигр, с огромными когтями и клыками. И вот этот вот монстр начинает изнутри рвать когтями плоть, втыкать острейшие зубы в мясо и отдирать его от костей. Он хочет выбраться наружу и рвет так медленно, маленькими кусочками, а потом еще и глодает кости. Но снаружи-то ты живая, ты все чувствуешь внутри, боль просто сводит с ума, и ты медленно погибаешь морально, продолжая физически переставлять ноги. Вот в данный момент этот тигр сожрал добрую половину меня, но я не могу умереть, понимаешь, не могу! И я попытался сбежать…И я не могу позволить тебе стать этим тигром, вырвать у кого-то сердце и сожрать прямо у него на глазах. Это чертовски невыносимо видеть, как твой сосуд лежит на блюде, а твоя любимая женщина, вооружившись всеми столовыми приборами, плюс ногтями и зубами, рвет его на части. Знаешь, как резинка. Она его тянет в разные стороны, причиняя при этом такие «шикарные» чувства, соизмеримые с кипяченым маслом, пролитым на свежую рану. И ничего невозможно сделать, потому что руки давно уже обглоданы до самых плеч, невозможно даже
просто отобрать этот растерзанный кусок мяса. Моя любимая женщина сегодня довела меня до исступления. Я уже почти, наполовину инвалид из-за нее.
        — Но при чем здесь я?  — не выдержала девушка.
        — Ты? Глория, скажи мне, ты любишь правду?  — Левиафан снова потянулся за сигаретами
        — Да.  — Не задумываясь, ответила она.
        Ей показалось, что такой вопрос дает ей надежду на жизнь.
        — Так вот, правда заключается в том, что ты здесь совершенно ни при чем. Либо я, либо ты, кто-то из нас оказался не в том месте, не в то время. Видимо вершитель твоей судьбы решил бросить тебя мне на дорогу. А вершитель судьбы моей любимой женщины, решил спасти ей жизнь. А я ничтожный трус…знаешь почему? Сегодня я держал в руках пистолет, прижимая дуло к ее голове. Все, что от меня требовалось, так это нажать на чертов крючок, и ты бы не оказалась сейчас здесь, со мной. Но я не смог, я струсил, струсил вышибить ей мозги, которыми она слишком жестоко пользуется. Струсил лишить мир этой баснословной красоты, лишить себя этой красоты, лишить себя невозможной улыбки и безумно красивых глаз. В тот момент я возненавидел себя за то, что предал и обманул самого себя! До этого момента, я был абсолютно уверен, что как только эта женщина доведет меня до белого каления, я легко смогу уничтожить ее. Но я не то что «легко», я вообще никак не смог причинить ей боль…
        Левиафан улыбнулся, сделал пару глотков из бутылки и снова уставился на чуть живую от страха девушку.
        Небо становилось светлее, приближался восход солнца. Ни ветра, ни одного облачка, штиль завладел атмосферой. Левиафан почти успокоился, но девушку отпускать не собирался.
        — Иди сюда.  — Позвал он ее к себе поближе, убирая бутылку назад.
        Глория затрясла головой, задрожала, как стиральная машинка при режиме отжима, и даже попыталась отползти в противоположную сторону, но за ее спиной было лишь сиденье и закрытая дверь.
        — Нет.  — Прошептала она, упираясь в спинку сиденья.
        Левиафан вздохнул и посмотрел на руль.
        — Ты боишься меня…Я напугал тебя. Прости, не хотел — его голос был такой нежный и мягкий, он казался искренним.  — Я просто разозлился, был не в себе, иди, не бойся…
        Девушка отрицательно помотала головой и уперлась рукой в дверь. Вампир затянулся сигаретой и скосил на нее глаза, слегка улыбнувшись.
        — Я не очень люблю насилие над девушками и все что с ним связано. Хоть по вам и плачет концлагерь второй мировой, я не могу делать вам больно…к сожалению. Поэтому и прошу сесть поближе. Но, судя по всему, я, наверное, не сломаюсь, если сам сяду.
        С этими словами он затушил сигарету, сел поближе к девушке и вдохнул запах ее страхов. Он погладил ее по лицу и усмехнулся. Пульсирующая с огромной скоростью на шее венка, сводила с ума вампира. Левиафан дотронулся губами до нежной кожи и аккуратно прокусил тонкую перегородку, мешающую получить доступ к крови. Девушка вскрикнула и попыталась оттолкнуть его, но силы уходили от нее с каждым его глотком, и сопротивление становилось ничтожным. А через какое-то время, Левиафан открыл дверь и вытолкнул ногой труп наружу.
        — Как я аккуратно! Ни капли мимо!  — улыбнулся он, завел машину, развернулся и поехал на шоссе.
        Солнце уже было в зените, когда Лилит открыла глаза. Она так и уснула на крыльце. Сразу же взгляд пал на все еще пустующее место — машины вампира не было. Огорченно, Лилит посмотрела в землю, затем взяла валяющийся рядом телефон и снова набрала один единственный номер.
        — Как обычно. Абонент не доступен…Черт, он отключил его. И что мне теперь делать? Где его искать? Я не должна была так поступать! Никогда не видела его таким озверевшим. Была ли это последняя капля? И если это была именно она, то я могу поздравить себя уже ненужными мне поздравлениями — я жива, он ушел от меня, то есть сдался. Нет, не может быть, я слишком хорошо его знаю, у него не тот характер, чтобы вот так вот просто уйти. Я скорее поверю в Санта Клауса, чем в это…А вдруг? Вдруг мои догадки ошибочны, и я никогда не увижу его снова? И это будет моя вина, полностью моя. Нет, этого не может быть, он не оставит это просто так. Скорее он разозлится, потренируется, и все-таки вернется, и прострелит мне голову!
        Лилит закрыла лицо руками и зарыдала. Боль от желания вернуть любимого человека, страх от его возвращения, ужас от его злости. Ей не хотелось идти в дом, не хотелось есть, единственное желание — забыться.
        Лилит отправилась на кухню, не зная чем себя занять. На плите она заметила маленькое пятнышко. Недолго думая девушка схватила губку и начала мыть плиту. В ее руках постоянно мелькала емкость с чистящим порошком. Лилит не могла остановиться. Она терла и терла. Вначале столы и плиты, посуды, шкафы, все содержимое на шкафах, фужеры и стаканы, блюдца и тарелки, пол, плинтуса… Девушка мыла все подряд, уже не понимая, зачем она это делает. Слезы постоянно капали ее на руки, спрятанные в резиновые перчатки.
        Окна на кухню были нараспашку и Лилит прислушивалась к каждому звуку, прибывала в неописуемой надежде, что вот-вот послышится звук бесконечности.
        Не останавливаясь ни на секунду, Лилит терла угол между кухней и стеной. В голове промелькнула мысль отправиться на поиски Левиафана. Но она тут же гнала от себя такие мысли, вампир мог быть где угодно. Лилит тихо проклинала себя, сходила с ума от безысходности и отчаяния.
        Солнце медленно скатывалось за горизонт, и Лилит провожала его взглядом из открытого окна. Кухня вся блестела, не осталось ни одной пылинки, а сердце все еще было разбито и воспоминания никуда не делись. День уже не казался бесконечным, но боль…Боль приобретала бессмертную форму.
        Когда окончательно стемнело, Лилит, наконец, оторвалась от окна и уселась в гостиной, крепко сжимая телефон в руках. В тот момент она почувствовала насколько вообще дом был холодным и одиноким. Ей становилось страшно.
        Дом был похож на древнюю гробницу, но только без запаха плесени и гнили. Казалось, что если вдруг упадет перышко, то когда оно достигнет пола, дом наполнится звуком бьющегося стекла. Вакуум окутывал все, пряча под своим покровом каждую пылинку. Никогда до этого Лилит не замечала, что этот дом может казаться таким тихим.
        Девушка поднялась наверх и открыла дверь в спальню. Из окна лился лунный свет, освещая постель, которая была не заправлена после последнего утра. Мятая простынь нежно желтого цвета, с примесью голубого, половина одеяла лежала на полу, вторая на постели, подушки — в разных углах. На этой кровати все еще лежала остывавшая страсть.
        Лилит подошла к кровати и села, уставившись в открытое окно. Она опустилась на подушку, подложив руку под голову. По потолку гуляли тени от листьев.
        До этого, Лилит чувствовала себя не в своей тарелке только в темноте. Она никогда не думала, что тишина может оказаться еще страшнее, еще опаснее и безжизненнее. Царство мертвых — тишина правит там, и когда она спускается к живым, кожа чувствует ее бездыханные пальцы. Она заставляет каждый волосок подняться с трепетом, а уши стараются услышать то, чего им не дано слышать. Они вылавливают каждый звук, и воспаленный тишиной мозг сразу же начинает обрабатывать его, ища подвох и подбирая маску ужасному монстру, который издал этот звук.
        Лилит, привыкшая засыпать не одна, а под нежно шепчущий голос, чувствовала себя лишней в этом огромном доме. Он словно сам нашептывал ей об этом, через пугающую тишину.
        Лилит лежала на кровати и каменным взглядом разглядывала тени, прислушивалась к шорохам в доме, в надежде, что это шаги Левиафана нарушают королевство тишины. Но это был всего лишь ветер, одинокий и привыкший к пустоте. Раз в полчаса он прогуливался по дому и снова уходил. Ему будто не нравилось там, даже он не хотел задерживаться в этом падшем месте.
        Лилит перевернулась на живот и уткнулась носом в подушку, вдыхая впитавшийся запах желания и страсти. Как она не пыталась закрыть глаза, они не слушались ее, и просто всматривались в ткань наволочки. Лилит ждала и ждала, и не знала, а стоило ли ждать…
        Левиафан тем временем уже был в другом городе и пытался убить каждое чувство, каждую эмоцию, каждое воспоминание о девушке со змеиным кольцом на руке. Он уже почти не злился, просто хотел все забыть, притвориться, что никогда не встречал Лилит, но у него не получалось.
        В венах застывала кровь, по меньшей мере, четырех человек, и он уже больше не мог смотреть на красную вязкую жидкость. Огромная кружка пива, пачка сигарет и пепельница — это все, что желали видеть глаза.
        — Sebastian, hallo. Wie get’s? Mir? Schei?e. Frag mich das nicht, ja? Schlecht. Sehr schlecht. Ich begann nachzulassen. Ich hab’ sie verlassen. Was? Was begreifst du nicht? Fass ich mich doch? Sprichst du mit mir? Sicher? Ich bin ruhing! Wirklich! So. Wir haben uns getrennt. Ich kann es nun nicht mehr. Gestern wollte sie mich niederschie?en. Es ist Wahnsinn! Ich hab’ einen warhaft gr??lichen Fehler begangen. Ich war in sie verliebt…Jetzt bin ich. Aber sie ist unmoglich und ich kann nicht mit ihr zusammen sein. Sie vernichtet mich. Ich gehe nie zuruck. Nein. Sie bringt mich um, ganz bestimmt…oder bringe ich sie sich um. Der Teufel soll das alles holen! Ich bin mude…so mude…rufe ich dir zuruck. Ich wei? nicht wenn. Wart darauf. Bisdann…[12 - Себастьян, привет! Как оно? У меня? Дерьмо. Не спрашивай меня об этом, хорошо? Плохо. Очень плохо. Я сдаюсь. Я ушел от нее. Что? Что ты не понимаешь? Мне успокоиться? Ты со мной вообще говоришь? Уверен? Да я спокоен! Правда! Ладно. Мы расстались. Я больше не могу. Вчера она хотела пристрелить меня. Это безумие! Я совершил ужасную ошибку — я был влюблен в нее… Я
и сейчас влюблен. Но она невозможна и я не могу с ней быть. Она убивает меня. Нет. Обратно я не вернусь. Она убьет меня…или я ее. Пошло оно все к черту. Я устал…очень сильно устал. Перезвоню, правда не знаю, когда. Жди. Пока.]
        Левиафан бросил телефон на стол и оглянулся. Кругом щебетали девушки, кричали ребята, бар был оживленным. Лето же все-таки как-никак, середина ночи — пара молодежи. Левиафан вновь уставился на кружку: взгляд изучал белую пышную пену. А пальцы вытягивали одну за другой сигареты из пачки. В тот момент он ненавидел каждого, кто был рядом с ним, ему хотелось перебить весь бар и облегчить тем самым свою душу, но он даже этого не мог сделать. Мозг был слишком занят обдумыванием недавнего прошлого, которое никак не хотело отправляться в далекие архивы памяти. И что-то весьма наглое и бескомпромиссное настойчиво твердило лишь одно слово: «Вернись».
        Под утро люди потихоньку начинали покидать бар. Становилось все тише и тише, смолкали голоса, а вампир продолжал сидеть, как монумент. Он ни разу не пошевелился, разве что только когда курил. Ему просто не хотелось шевелиться.
        Прошло ровно пять дней с момента ссоры. Ровно пять дней Лилит что-то делала, лишь бы не сидеть без дела, стараясь делами отвлечь разум от ожиданий возвращения черной машины. Ровно пять ночей она находилась в бреду, практически не спала, практически не ела. Ровно пять дней Левиафан слонялся по городам, полностью потерянный. Ровно пять ночей он занимался изгнанием беса из своего сердца, имя которому Лилит, с помощью других женщин. Но они плохо справлялись с поставленной задачей. Имя Лилит совсем не хотело покидать его разум, ее образ все время стоял перед глазами, а голос звучал в ушах.
        Вампира безумно злила и раздражала собственная слабость и неспособность других женщин справиться с его болью. И они погибали, прямо у него в объятиях, в то время как Лилит погибала без него.
        Пять дней внутри нее копошилось отчаяние и страх. Надежда умерла уже на четвертый день. Тело, после ее смерти, словно сбросило огромный груз и наполнилось легчайшей пустотой и отчаянием.
        Все пять дней солнце пыталось пригреть всех тех, кому было плохо. Голубой цвет безоблачного неба пытался успокоить всех тех, кто переживал. И птички пели всем тем, кто хотел их слышать. Сама природа сжалилась над страдающими людьми. Но кому нужна природа, с ее веселым солнцем, бескрайним и просторным небом, поющими, глупыми птицами, умеющими свободно парить в небе, когда тоска грызет тело?
        За окном мелькали деревья, иногда домики с разноцветными крышами, или самые красочные поля и луга. Левиафан не мог игнорировать естество и, с печальной улыбкой, все-таки разглядывал окружающий мир.
        Он ехал, как всегда полностью доверяя глазам, куда им хотелось, туда поворачивали руки. Машина мчалась без остановок, и когда темнота начала наползать на мир, погасли фары, чтобы не раздражать ночную жизнь светом.
        — Может надо срочно кого-то полюбить? Кого-то нормального, доброго, пусть даже не красивого, лишь бы только адекватного. И все было бы так сладко, как в раю…Тьфу! Какой бред! А чем я занимался в течение нескольких дней? Пытался любить…и что из этого вышло? По-моему, я столько людей за всю свою жизнь не убил, сколько за эти дни. Да черт с этими людьми! Они все равно ни на что хорошее не способны, особенно женщины! Ведь именно на них я надеялся, как последний идиот, надеялся на их помощь, спасти меня от чувств. А вот если бы я попросил их уничтожить меня, все, до одной, справились бы с этим. Что? Что ты мне там шепчешь, глупая голова? Вернуться? Ну уж нет! Чудеса, какие, а? Мой собственный разум предлагает вернуться в ад, из которого несколько дней назад бежал впереди меня! Вот уж не думал, что организм восстанет против меня! Глупая затея! Думай, должны быть другие идеи, получше… Но ей стоит выразить мое уважение и удивление! За такой короткий период, эта женщина лишила меня всего, две самые дорогие потери — это Мормо и собственно я сам. Друга мне никогда не удастся вернуть, но я должен попытаться
найти себя. Я сейчас с ужасом представляю, что было бы, если бы она была вампиром! Да меня давно бы уже спалили! Добрый друг мой, Мормо, как же ты был прав, сказав мне: «не играй с женщинами, они все равно выйдут победительницами!». Надо было еще тогда тебя послушать. Собрать ее вещи, посадить в машину и пожелать счастливого пути, но без меня. И никогда, никогда не открываться ни одной женщине, близко не подпускать к себе эту чуму, она слишком заразна. Чертов вирус, который распространяется по организму со скоростью света, сжирая все на своем пути. Ой, ой, ой! Это ж надо быть таким дураком, чтобы собственноручно разрезать вены и впустить этот вирус в бурлящий кровяной поток. Да от этой чумы не спасет не один противочумный костюм! Все же так просто! Женщина работает в дуэте с любовью, а с этой тварью проблем намного больше, чем просто с одной женщиной. Если любовь каким-то чудом не пробилась в организм, то ее напарница — женщина бессильна! Да она просто ничтожна без любви! Одной ей не удастся сделать с мужчиной вообще ничего, разве что только опозориться и унизить саму себя! Без любви нет женщины,
пустое место! А пустое место не способно вызвать ни одну эмоцию, ни одно чувство, только безразличие. А вот выкинуть любовь из организма практически невозможно. Придется ждать, когда эта тварь подохнет сама внутри, прихватив с собой все воспоминания, всю ту боль, которую они причинили мне до этого! А я потом спляшу лезгинку на ее останках! Если она меня с собой не заберет! Хотя этого у нее точно не выйдет, для начала ей придется побороться с моим самолюбием. Оно у меня тоже достаточно сильное и может противостоять женщине с ее хреновой любовью!
        Левиафан ехал и ехал в темную пустоту, пока, наконец, не остановился у собственного дома. Он прищурил глаза, словно не веря им, и стал изучать тусклое здание.
        «Чертовы глаза! Вы меня предали! Вы куда меня привезли? Выколоть бы вас за это! Ладно, раз организм уже весь сожран вирусом, буду действовать мозгом и жестоким расчетом!»
        Левиафан хотел было сдавать назад, как услышал пронзительный визг.
        — Нет!
        Лилит услышала шум двигателя, шорох подъезжающей к дому машины, и естественно сразу же выбежала на улицу. Но увидев, что вампир обнимает пассажирское кресло, смотря назад, она закричала.
        Левиафан резко обернулся и включил фары. В свете фар стояла она, маленькая и хрупкая, в трусах и в майке, прикрывая рукой глаза от света. Волосы были взъерошены, а на лице пробивалась улыбка, сквозь слезы. На ней не было лица. За неделю она исхудала, губы были все синие, глаза красные, руки тряслись.
        Левиафан откинулся на подголовник, закрыл глаза и тяжело вздохнул. «Вот теперь я проиграл» — подумал он, — «Нет! Нет, Лилит, нет!».
        Он открыл глаза и снова посмотрел назад, переключив рычаг на заднюю передачу. Когда он взглянул вперед, Лилит исчезла, и, со спокойным сердцем, он резко нажал на газ. Машина отрывисто дернулась и покатилась назад, а Левиафан взглянул в зеркало заднего вида, и сердце его словно облили холодной водой. Там, в двух метрах от машины стояла Лилит, а огромный зад джипа летел на нее. Девушка просто зажмурилась, а руки сжались в кулаки. «Не отпускай педаль, не отпускай!», проскочила мимолетная мысль, в то время как, левая нога уже чуть ли не асфальт продирала тормозной педалью.
        Лилит открыла глаза и с дрожью выдохнула, разглядывая логотип машины прямо перед лицом. Левиафан горько усмехнулся и ударил по рулю, затем выпрыгнул из машины и оперся на нее одной рукой. Лилит подлетела и вцепилась в него руками, крепко обнимая и целуя. Но вампир стоял как памятник, ни один мускул не дрогнул на его лице, хотя внутри все просто орало от боли, от прикосновений этой женщины, словно она обжигала его, и в тоже время что-то радовалось. Он не обнимал ее, не отвечал на поцелуи, он не знал, что делать, поддаться разуму или чувствам.
        — Тебе совсем жить не хочется, да, Лилит?  — спросил Левиафан томным голосом, слегка отталкивая ее от себя.  — Знаешь, как я сейчас хотел забыть, что у этой машины есть тормоз?
        — Мне плевать…я не дам тебе больше уехать! В противном случае, тебе придется переехать меня.
        — Ты сумасшедшая. Серьезно.  — Левиафан вздохнул и как-то по-доброму посмотрел на нее, что аж самому противно стало.
        — Ты можешь называть это как тебе нравится. Ты можешь называть меня, как тебе хочется. Ты можешь ненавидеть меня, пытаясь вырезать из своего сердца мою частичку. Ты можешь убить меня, я не боюсь. Ты можешь делать все что хочешь, но ты отсюда не уедешь!  — Лилит закрыла глаза, облизнула пересохшие губы, крепко цепляясь за его руки.
        — И тебе не стыдно сейчас все это мне говорить?  — нахмурившись, спросил он, играясь с ее руками, делая вид, что хочет их вытащить, но, поддаваясь ей, позволяя держать их.
        — Нет! А тебе известно, что это такое, когда ты не хочешь, чтобы кто-то уезжал? Тебе известно, что это такое, когда кусок нежнейшего мяса, стоит в горле как гранит с железнодорожных путей? Тебе известно, что это такое, когда лежишь и не можешь заснуть, а ты при этом пьяный в стельку, и по идее должен бы упасть замертво? Да откуда тебе это все может быть известно? Ты бесчувственный кусок железки с клыками! Тебе плевать на все! Я уверена, что ты развлекался все эти дни, вымещая свою злость на невинных людях ты пил, спал, ел, ни в чем себе не отказывая! И о каком стыде ты меня спрашиваешь? Где твой стыд?  — Лилит всю трясло и она злилась.
        Левиафан молча стоял и не верил своим ушам. «Это я, бесчувственный кусок железки с клыками? Да я чуть с ума не сошел, пока все это время собирал по кусочкам свое сердце, как глупый и бесконечный пазл! И, к сожалению, я все чувствовал!», подумал он про себя.
        — Ну, так отпусти мои руки и дай мне уйти… — прошептал вампир ей на ухо, снова аккуратно вытаскивая пальцы.
        — Нет…нет. Левиафан, нет!  — закричала она, и на последнем слове залепила ему сильную пощечину.
        Он сумрачным взглядом окинул девушку, закрыл машину и снова уставился на Лилит.
        — А ну-ка пойдем-ка!  — рявкнул он и потащил ее в дом, схватив за руку.
        11
        Серьезный разговор тянулся почти до середины дня, но он не принес никаких результатов. Лилит просто отрицала все его доводы, а от ее доводов вампир впадал в глубокий транс.
        Две огромные скалы, которые просто невозможно сдвинуть с места. С них отлетали мелкие камушки, бились друг о друга и ни с чем падали вниз, в бесконечную бездну между скалами. Умение слушать другого человека — этому приходится учиться всю жизнь, и многим, будучи уже при смерти, так и не удается сдать этот экзамен. А ведь так необходимо внедрить в свое «Я» чистый лист с одним лишь названием «послушай другого» и позволить этому другому написать что-то на этом листе. Не умея слушать — невозможно быть услышанным. Это один из основных законов жизни, подписанный ее рукой. И от людей, которые могут слышать только собственный голос, в итоге отворачиваются все, иногда даже сама жизнь. И в тот момент наступает осознание того, что уже не хочется слышать самого себя, но это случается очень поздно, и ничего не остается, как только принимать надоедливый голос, который скрипит в ухе всю жизнь.
        Вспоминаются люди, которые что-то когда-то пытались сказать, и память старается вспомнить, что конкретно они хотели сказать, чтобы услышать в голове хоть какой-то чужой голос. Но она не может вспомнить. Спичечный домик разваливается, даже не успев достроиться, и нудный голос продолжает говорить, и ничто на свете не может заставить его замолчать. Но есть одна вещь, которая могла это сделать.
        Нужно было всего лишь научиться слышать других. И ни в коем случае не притворяться, заговор раскроется и тогда станет еще обиднее и больнее, и также не будет билета назад. Но присущая человеческой расе гордость ошибочно навязывает свое мнение, глупо потешая себя мыслью, что должны слушать только ее и никого другого. И все поклоняются этому идолу, набирая полный рот слюны, чтобы побольше плюнуть в лицо тому, кто просит выслушать его, развлекая таким способом свою гордыню и себя заодно. Но гордость умирает раньше, чем человек, и тогда уже смеяться не с кем, да и не над кем, разве что только над собой, над неисправимой ошибкой и неизбежностью. Даже если смеяться последним, все равно не поможет.
        В жизни можно вернуть все, кроме двух вещей: прошлого и времени, хотя и то и другое, относится к времени. Нельзя отмотать пятьдесят лет назад и сказать: «Я тебя слушаю». Как же саркастически противно и обидно смотреть видео о квантовых, временных прыжках, понимая невозможность сего бытия и жалеть об этом с веревкой на шее.
        Прошлое можно поворошить, словно скошенную сухую траву на лугу, но как бы ее не ворошили, она никогда не начнет расти снова, также и с человеческим прошлым. Можно посмотреть, какой цветок был красивым, а какой дотошным уродом, но изменить их уже нельзя. Надо было смотреть и исправлять тогда, пятьдесят лед назад, и слушать. Там, в небытие прошлого существовал шанс не оплакивать незабываемое в будущем. Но кому же под силу разглядеть этот шанс, когда телом правит гордость? А ведь можно было бы научить и гордость показывать свой нос, только тогда, когда это действительно было надо, а не ходить всю жизнь с вздернутым до небес носом, отталкивая от себя всех. А потом, сидеть в темном углу, с опущенной головой и призывая к себе кого-нибудь, только вряд ли кто придет.
        Левиафана такая перспектива совершенно не пугала, он уже несколько веков был одинок и, в принципе, привык к новой форме существования. У него была куча времени, и он сумел научиться слушать, но только того, кого хотел.
        С Лилит его история сложилась совсем иначе. Он не мог слушать только ее, ему хотелось, чтобы его тоже слушали. Но это была невыполнимая для девушки задача. Пока она, с пеной у рта, заставляла его слушать ее, Левиафан глубоко думал о своем и не желал ее слушать.
        «Красота, Лилит. Меня моя красота уже погубила, и твоя тебя погубит. Уж слишком эта красота развивает самолюбие, а потом из-за него приходится страдать тебе и окружающим. В красоте нет постоянства, даже когда ты его хочешь, оно обходит тебя стороной, потому что слишком загляделось на твое сказочное лицо, забыв зайти к тебе внутрь. Твоя красота, Лилит, погубит меня. А мне этого так не хочется, но я ничего не могу с собой поделать. Столько веков я мечтал иметь эту красоту и вот она…Она манит меня, как чертовых мотыльков к огню, и они попадаются в ловушку, обжигая себе крылья или угождая в паутину, не заметив ее. И я уже не раз обжигался, и, все равно, возвращаюсь к тебе. Твой дьявольский характер, твое ангельское лицо, твоя божественная фигура, все это вместе составляет неописуемую картину. А я, как нормальный мужик, не могу пройти мимо столь редкой птицы. Если я сейчас уйду, скорее всего, потом я буду проклинать себя и осуждать. Но с тобой просто невозможно. И с одной стороны, мне это нравится, а с другой…я бы хотел взять в руки нож и изуродовать тебя, может, в таком случае, ты бы отпустила меня?
Сможешь дать шанс пройти мимо…Но сейчас я не могу пройти мимо. И к моему несчастью, ты это понимаешь, лучше, чем я, и никогда не отпустишь меня. Пока тебе самой не надоест. Я раб твоей красоты, тайный поклонник твоего характера, явный ненавистник тебя в целом, за то, что ты меня так сильно приковала к себе. Я скучаю по той осени, когда я еще мог просто посмотреть на тебя, как на творение и уйти…но сейчас — нет. И что бы ты ни говорила, я всегда буду с тобой ссориться, потому что ты без этого не сможешь выжить. Но я не готов уйти, не готов дарить тебе жизнь с кем-то другим, не готов сам отпустить тебя. Хоть я и слегка подустал от этой войны».
        Левиафан устало сел в кресло и с улыбкой посмотрел на девушку. Затем приложил палец к губам. Ему захотелось отдохнуть от ее голоса.
        — Как же я жалею, что не выстрелил тогда тебе в голову! Ведь все было в моих руках, и сейчас бы мне не пришлось выслушивать поток несвязных мыслей. Лилит, тебе все равно не удастся высосать из меня ни одного грамма вины. Так что заканчивай, а то у тебя к вечеру язык отсохнет и голос сядет, а по твоей логике, я снова буду виноват в этом. Присядь, выпей водички, успокойся. Я же здесь, никуда не ухожу.  — Сказал он успокаивающим голосом, демонстративно расслабляясь в кресле.
        Лилит, не сводя с него глаз, потянулась за кружкой с чаем, затем подошла к нему и плюхнулась на колени, крепко обнимая его шею.
        — Вот как!  — заинтересованно взглянул он на нее, улыбаясь и поглаживая по спине.
        — Я тебя больше никуда не отпущу… — прошептала Лилит, глядя ему в глаза.
        — Я понял, Лилит, понял. Я же все-таки не умственно отсталый, такое количество раз услышать это предложение и не понять его. Все. Я никуда не ухожу… — Левиафан замолчал на мгновение и таинственно улыбнулся.  — Почему я не смог выстрелить?  — загадочно протянул он, откидываясь в кресле и закрывая глаза.
        — Меня вот больше интересует вопрос, почему я не смогла выстрелить себе в голову! Ведь я была решительно настроена и даже не очень понимала, что делаю, но мне хотелось нажать на крючок…Но я не смогла… — ответила Лилит, гнездясь на его коленях.
        — Ну с тобой-то все понятно как раз!  — ответил он не открывая глаз, продолжая полулежать в кресле.  — Работу твоего подсознания я сумел проследить. В одном человеке может находиться несметное количество чувств и эмоций, но чтобы выстрелить себе в голову, нужно всего лишь два: сила и слабость. Только слабый человек может додуматься до мысли покончить с собой, и только сильный человек сможет нажать на крючок пистолета, который находится у его виска. Чтобы набраться слабости, надо очень сильно устать от жизненной боли, терзаний и возможно даже потерять себя. Чтобы набраться силы, надо очень хотеть, действительно и по-настоящему хотеть избавиться от боли, терзаний и от поисков себя. Если хоть какое-то из этих качеств отсутствует, спусковой крючок никогда не нажмется. Что касается тебя, скорее всего, у тебя отсутствовали оба качества. Потому что, когда я вошел дом, пистолет был направлен на меня. Потом, ты осознала, что эта вещь не представляет для меня никакой угрозы. И от безысходности ты приставила его к своей голове, сама того не понимая. И в тот момент, твое подсознание взяло на себя роль
главнокомандующего в организме и не позволяло спустить крючок. Но ты это сделала моим пальцем, и я даже знаю, почему. Когда пистолет был у твоей головы, ты даже не пыталась до него дотронуться, потому что твое хитрое подсознание опасалось, что оружие может выстрелить, и шансов выжить в таком случае не будет. Но как только я убрал пистолет от головы, ты сразу же нажала на крючок моим пальцем, и в очередной раз доказала, что ты слишком мне доверяешь. Опять же, подсознание скомандовало рукам сделать это, потому что понимало, что появилась огромная возможность быть спасенной от пули по средствам меня, и я это сделал. Если бы твоя голова имела хоть одно малейшей сомнение по поводу меня и моей скорости, она не позволила бы рукам трогать пистолет. Если у тебя не будет уверенности, что тебя успеют спасти, ты никогда не сможешь покончить с собой. Ты слишком самовлюбленная, ты слишком дорожишь жизнью, хоть ты ее особо и не ценишь. Но есть еще одна категория лиц, у которых нет ни сил, ни слабости, одно только бесстыдство, которое мучает смерть и других людей. Такие двуногие, перед тем как, например, повеситься,
обзвонят весь мир и расскажут, что хотят умереть. Они изнасилуют всех окружающих, предупреждая о времени суицида, позвонят во все больницы, чтобы скорая помощь была уже перед дверью в нужный момент. И только после этого, они смело прыгают со стула, с петлей на шее. И то, прыгают они не далеко, чтобы если что, вдруг дверь заклинит, успеть вернуться на стул. Ну, или у них в кармане лежит остро заточенный ножик. Человек, который действительно, хочет, свести счеты с жизнью, никого не предупреждает об этом. Испражняясь себе в штаны от страха, он лезет на стул и потом отбрасывает его, как можно дальше, чтобы не было шансов отсрочить долгожданный конец. Все остальные лже-самоубийцы вызывают один лишь смех, а они так хотят, чтобы их пожалели и начали отговаривать всевозможными способами от самоубийства. Ничтожные и никчемные люди, таких я больше всего ненавижу, те, кто напрашиваются на жалость и комплементы, типа «ты должен жить», «жизнь без тебя будет скучать» и так далее. Вообще-то жизни глубоко плевать на тех, кто ее ненавидит, кто любит, кто страдает, кто радуется. Нет ни одного закона, который заставил
бы человека жить, если он действительно не хочет жить. Надоело жить, исчезни, но не мешай другим жить спокойно своим нытьем и переигранным горем. Если бы я работал на скорой помощи, и меня отправили туда, где суицидник обещается покончить с собой, я бы приехал к нему домой и с наслаждением смотрел, как он, корчась, болтался бы в разные стороны на веревке, умоляя глазами снять его. Смотрел бы, как вытекает из неправильно вскрытых вен, кровь, и не наложил бы ни одного жгута. А начальству говорил бы, что я не успел, и пациент умер!
        — Но ты не смог смотреть и ждать, когда я выстрелю себе в голову, ты отобрал пистолет.
        — Ты относишься к категории людей, которых я люблю, и ты там одна, первый и последний человек. Пистолет я у тебя отнял, так как чуть-чуть нервничал, что вдруг ты выстрелишь в меня. Ты же мерзавка, Лилит!  — Левиафан улыбнулся и, наконец, открыл глаза.
        — Я? Мерзавка?  — удивилась она, глядя в его глаза.
        — Угу. Самая настоящая мерзавка!
        Лилит улыбнулась и уткнулась ему в плечо. Она хотела нежности, в кои-то веки ей захотелось ласки. После такой негативной встряски им обоим хотелось просто побыть друг с другом, тихо-тихо, словно они в сказке, где влюбленные никогда не ругаются, а только принц на коне постоянно спасает свою принцессу, и ему это в радость.
        — Отнеси меня в спальню — шепотом попросила Лилит, прижимаясь к нему.
        Левиафан мгновенно открыл глаза и растянулся в блаженной улыбке.
        — А вот это с удовольствием!  — он быстро встал, вместе с ней, и понес девушку на второй этаж.
        Она была для него пушинкой, которая имела большой моральный вес, но не в собственной физике. Килограмм сорок-сорок пять, максимум пятьдесят, и вампир обожал и ненавидел каждый грамм ее тела. Он запутался сам в себе, в своих неоднородных чувствах.
        Как только он положил ее на кровать, она тут же уснула, провалившись в глубокий сон. Ей снова снилась ссора с Левиафаном, и она опять переживала всю боль заново, но проснуться не могла, потому что организм обессилил за последние дни без сна, и ему необходимо было восстанавливаться.
        Левиафан лежал рядом и разглядывал ее лицо. Даже не глядя на экран телефона, вампир писал смс немецкому другу: «Dalogich. Funf Tage spater bin ich hier…bei ihr. Wieder. Es freut mich. Und immer wieder werden wir wieder von vorn anfangen…»[13 - Я соврал. Прошло пять дней и я опять здесь, с ней. Снова…. И это мне нравится. И снова, снова мы начинаем все с начала.]
        12
        Теплонепокидалогород. Солнце грело и грело, не позволяя подуть даже легкому ветерку. На небе не было ни одного облака. Раннее утро, открытое окно, поющие птицы.
        Лилит проснулась, Левиафан лежал рядом, с закрытыми глазами, он тоже порядком утомился после ссор с любимой и дрых как младенец. Последняя неделя немного подарила им разнообразия: они ни разу не поссорились, даже про себя. На неопределенный срок в дом вампира забрела идиллия: тихие вечера, мечтательность по утрам, совместные занятия чем-либо днем. Не ошиблась ли идиллия домом?
        — Левиафан!  — крикнула Лилит ему почти в ухо.
        Он вздрогнул и открыл глаза. Ничего не понимающий взгляд блуждал по потолку.
        — Милая, я так тебя люблю, что порой, хочется придушить, особенно когда ты так делаешь! Поэтому, я просто покусаю тебя!  — он вцепился ей в плечо.
        Лилит вскрикнула и попыталась спихнуть его с себя.
        — Прекрати! Мне больно!  — нагло врала она, стукнув его по спине.  — Как я могу тебя отпустить? Ты в своем уме, милая? Я только в раж вошел!  — прошептал он.
        Вдоволь нарезвившись, Левиафан закинул ее на плечо и понес в ванную.
        Лилит обливалась холодным душем, косо поглядывая на сидящего рядом вампира.
        — Мы поедем в зоопарк!  — заявила Лилит, брызнув на него водой.
        Левиафан зажмурил один глаз, а вторым с опаской наблюдал за ней.
        — В зоопарк?  — переспросил он, приподнимая брови.  — На автобусе?
        — Нет, на твоей машине!  — наклонилась она к нему, тронув кончик его носа указательным пальцем.
        Левиафан поморщился и с еще большим недоверием посмотрел на улыбающуюся девушку.
        — Почему тебя так тянет в зоопарк, милая? Ты что, хочешь натравить на меня тигра или кинуть к медведю в клетку? Что там такое, Лилит?  — вампир начал заваливать ее вопросами, не отводя глаз.
        — Я просто хочу посмотреть на животных! Что ты себе там надумал?  — строго спросила она, закутываясь в полотенце.  — Такие маленькие, почти незаметные! Как это сделал?  — Лилит разглядывала отметины от зубов на плече и на запястье.
        — Я умею быть аккуратным, и плюс, так и думал, что ты хочешь меня куда-то вытащить, поэтому не стал сильно портить кожу!  — Улыбнулся он.  — Иди, суши голову!
        — Я с мокрой поеду. Жарко на улице! Только подкрашусь!  — Лилит довольно выскочила из ванной, оставив вампира в одиночестве.
        Он подошел к зеркалу и начал рассматривать свое лицо. За четыреста восемьдесят пять лет оно вообще не изменилось. Черные брови, такие же глаза, большие и глубокие, рваная челка и идеально ровная кожа, без единого бугорка и выемки. Он взъерошил мокрые волосы, придав им объема.
        — Чертова щетина… — прошептал он, проведя рукой по щеке.  — Бриться? А к черту!
        Он снова улыбнулся, еще раз окинув взглядом отражение в зеркале, и вышел из ванной.
        Когда Левиафан вошел в комнату, Лилит была уже готова.
        Бежевые шорты облегали ее округлые бедра, тоненькая белая майка подчеркивала фигуру. Мокрые волосы были взъерошены так же как и у него. На ее глазах и лице не было косметики, только накрашенные, длинные и пушистые ресницы. А на нежной коже, такой же ровной и гладкой, как и у вампира, поблескивали солнечные зайчики.
        «Когда же ты начнешь стареть, Лилит?», спросил сам себя Левиафан, натягивая на себя светлую рубашку и легкие льняные брюки.
        — Пойдем?  — Лилит выскочила из комнаты быстрее него и схватила ключи от его машины.  — Можно я поведу?
        — Нет!  — раздался на весь дом его голос, но самого вампира видно не было.
        — Ну и ладно!  — обиженно буркнула Лилит.
        Она забежала на кухню и вытащила из холодильника бутылку с газировкой. Левиафан влетел на кухню, поймал ее за руку и улыбнулся.
        — Ключи!  — он протянул открытую ладонь.
        Лилит пожала плечами и аккуратно вложила ему в руку, то, что он потребовал.
        — Я слежу за тобой, дорогая!  — Левиафан поцеловал ей руку и пошел на улицу.
        Дорога до зоопарка занимала около часа. Лилит весело напевала песню, попивая газировку и рассказывая о своих переживаниях. Вампир чувствовал себя расслабленно, но все равно одним глазом следил за ней, так, на всякий случай. Он держал руль двумя пальцами, другая рука свисала в открытое окно. Лилит сделала очередной глоток из бутылки, закрыла ее и кинула назад.
        — Не холодная и совершенно безвкусная!  — сообщила она, заметив необычный взгляд вампира.
        Но даже после объяснения, выражение его лица совсем не изменилось.
        — Да что с тобой? У тебя вид женщины, потерявшей всю семью сразу!  — Лилит никак не могла понять, что внезапно случилось с хорошим настроением Левиафана.
        Приглядевшись она увидела несколько капель чего-то темного на его лице и пару на рубашке. Затем Лилит резко развернулась назад и не смогла сдержаться.
        — Ой!  — выдохнула она, медленно поворачиваясь к вампиру.
        Он был багрового цвета, но держался, нервно постукивая пальцами.
        — Ты специально это сделала!  — пришел к заключению он, разглядывая в зеркало салон.
        — Нет!  — изумилась Лилит, выпучив глаза.
        — Я тебе не верю! Ты специально это сделала, зная, как я люблю эту машину… — бубнил он обиженным голосом.  — Хорошо, что салон кожаный…
        — Левиафан, ты издеваешься? Я еще раз повторяю, я не специально сделала это. Поверь мне, если бы я хотела навредить твоей машине, то вряд ли бы я стала делать это с помощью газировки. Я, видимо, неплотно закрыла крышку, из-за этого все разлилось, но я сделала это не специально!  — оправдывалась Лилит, не веря, что он в серьез так думал.
        Она решила, что он просто шутит. Левиафан молча отвернулся и уставился на дорогу, еле заметно улыбаясь.
        — Сейчас доедем до зоопарка, и нам придется все это дело вымыть!  — сообщил он ей свой план.  — Да ладно милая, я все видел! Я знаю, что ты не специально!
        — Ну и кто из нас еще мерзавец?  — взвизгнула Лилит, впившись в него глазами.
        Левиафан рассмеялся и посмотрел на дорогу.
        — Конечно же, я, милая, конечно! Это не обсуждается, ты — сущий ангел!  — саркастично тараторил он, останавливаясь на красный свет.
        Впереди стояло несколько машин, а с боку подъехал еще один большой джип, грязно-серого цвета. Из открытых окон на всю улицу долбила музыка. Спереди сидело двое молодых парней, сзади еще один. Джип остановился в десяти сантиметрах сбоку от машины Левиафана. Ребята оценивающим взглядом посмотрели на Лилит. Вампир краем глаза следил за всеми сразу, мысленно усмехаясь и обдумывая следующие шаги незнакомцев и свои заодно.
        — Привет красотка,  — раздался еще совсем мальчишеский голос из серого джипа.
        Они даже музыку выключили, словно готовясь к долгому диалогу. Им просто хотелось развлечься, и как казалось, они нашли с кем и над кем. Лилит повернулась к ним и улыбнулась. В это время загорелся зеленый свет и машины тронулись.
        Ребята, словно завороженные, смотрели на девушку необыкновенной красоты. Они совершенно забыли о существовании водителя, с которым ехала эта девушка. Левиафан только улыбался, следя за реакцией и действиями Лилит. Она еще раз взглянула на ребят, вытянула руку почти к носу парня, сидящего за рулем, и оттопырила средний палец.
        — Жми!  — весело крикнула она Левиафану.
        Вампир вдавил педаль газа в пол и подрезал джип. С улыбкой на лице он начал гоняться с ребятами. Он словно впал в детство, где отсутствуют страх и голова, а присутствуют только инстинкты. С этим юношеским бесстрашием Левиафан вытворял различные виражи вперемешку с форсажами на дороге, которая не была предназначена для гонок. Но что вампиру, что банде малолеток было на это наплевать.
        Лилит и не задумывалась, что Левиафан способен на такие трюки, но она была совершенно спокойна, потому что полностью доверяла ему. Она знала одну не маловажную вещь, которая внушала ей такую уверенность — вампир быстрее сам умрет, чем позволит появиться хоть одной царапине на любимой машине.
        Через какое-то время серый джип пропал из поля зрения, он остался далеко позади вампирской бесконечности.
        — Здорово!  — вскрикнул Левиафан, снижая скорость.
        Лилит улыбнулась и покрутила пальцем около виска.
        — Ты сумасшедший!  — усмехнулась она.  — Ты, наверное, был ужасно упертым ребенком в детстве. То, что ты творил на дороге, надо лишиться всех мозгов, чтобы так резвиться!
        — Ха-ха, милая! Я творил? Ты о чем? Кто-то имеет слишком длинные средние пальцы и показывает их всем подряд, а потом орет «жми»!  — Левиафан ерничал и совершенно забыл о залитом газировкой салоне.
        — Ты мог бы так легко не соглашаться на это. -Лилит покачала головой и улыбнулась.
        Через двадцать минут машина припарковалась на свободном месте.
        Левиафан вылез, помог выйти своей даме, обошел машину, посмотрел все ли в порядке. Лилит огляделась.
        Кругом стояли высокие здания, гуляли толпы людей, без конца ездили машины и гудели. В центре города жизнь кипела круглосуточно. Из каждого заведения доносилась разноплановая музыка. Горели разноцветные неоновые таблички и надписи, завлекающие людей даже днем. Дети носились под ногами у взрослых и горлопанили, как индейцы.
        — Я думал, мы сегодня не доедем!  — Левиафан, наконец, вылез из машины с горой грязных салфеток, которыми протирал салон.
        — А я думала, что ты никогда не вылезешь из этой машины!  — усталым голосом промямлила Лилит, подходя к нему.  — Пойдем уже!  — пропищала она, таща его за руку от машины.
        Он закрыл машину и, улыбнувшись, оглядел девушку.
        — Ну, пошли!  — он сжал ее руку и повел через дорогу, как маленького ребенка.
        Они прошагали по территории зоопарка часа полтора, держась за руки и мило воркуя на разные темы. На мгновение Левиафану показалось, что Лилит подменили, что рядом с ним шла другая девушка, только с такой же внешностью. Ему нравилась такая перемена, но он не знал, надолго ли это. Лилит просто шла рядом с ним, совершенно не задумываясь ни о каких переменах, у нее всего лишь было хорошее настроение, летнее, соответствующее погоде.
        — Левиафан, а сколько лет ты уже за рулем?  — спросила она его у вольера с пингвинами.
        Вампир кинул косой взгляд и прищурился.
        — Ну, надо полагать около ста лет! Буквально с первой машиной! Тебе нравятся пингвины? Мне очень нравятся! Они похожи на бочонки! Милые создания, не правда ли?  — вампир искренне наслаждался видом птиц холодов и льда.
        Лилит перевела взгляд на животных. Пингвины носили смокинги, как для важной церемонии.
        «Сто лет! Охренеть!», промелькнуло у нее в голове, но она решила не развивать эту тему.
        — Я вообще люблю зверей, всех зверей! Ну, только я не очень дружу с насекомыми.  — Тихо ответила Лилит, разглядывая забавную походку пингвинов.
        Они переминались с ноги на ногу, пошатываясь в разные стороны. Красные лапки топтались по искусственному снегу.
        — Вообще, зоопарк — это очень хорошее место для развития знаний об окружающем мире. Но с другой стороны, держать животных в неволе, вдали от родины — это кощунство. Каждый день к ним ходят тысячи людей, стоят, смеются над ними, фотографируют. Мне кажется, они такие несчастные. Жалко их. Я имею в виду не только пингвинов, а вообще всех, кто сидит в этих вольерах. Особенно видно, как тоскуют крупные кошки. Они ходят кругами по клетке, уставшие от постоянно мельтешащих лиц. Эти животные привыкли жить просторно, они любят свободу и дикую природу больше всего на свете. А каково это, сидеть в комнатушке, шесть на шесть метров, ни побегать, ни поохотиться, ничего. Ты представляешь, как это тяжело лишиться жизни на свободе и начать новое существование на глазах у людей? По мне, так это ужасно.
        Левиафан взглянул на пингвинов, на рядом орущих детей, целующихся людей, наплевавших на детей, и усмехнулся.
        — Возможно, но, по крайней мере, здесь они в безопасности. Сюда не прибежит никакая дрянь с ружьем и не пристрелит ни одно животное. Да и для развития знаний об окружающем мире, сюда ходят единицы. Дети сюда ходят поесть сладкую вату, выклянчить у родителей резинового крокодила или кобру. Молодежь воспринимает зоопарк, как один из ритуалов ухаживания за человеческой самкой, думая при этом так: «Надо же куда-то сводить!». На вопрос кого вы видели в зоопарке, всегда слышны стандартные и до жути банальные ответы. Ни одно животное, о котором не знали до похода сюда, так и не остается в памяти после выхода отсюда. Зоопарк — это место для развлечений, вымогательства денег, вкусной и необычной трапезы, и уж для познаний остается самое последнее место в списке необходимого.
        — Ты как всегда слишком пессимистичен! Тебе не тяжело так жить? Постоянно считать, что все плохо, все движется к концу, люди зло… — Лилит приподняла брови и заинтересованно посмотрела на него.
        Левиафан склонил голову.
        — А разве это не так, милая?
        — Возможно, ты и прав, но зачем постоянно нагонять на себя этот негатив? Так же можно сойти с ума, тебе так не кажется?  — пожав плечами, спросила Лилит, снова обращая взор к пингвинам.
        — Ты задаешь слишком много вопросов, а все ведь так просто! Я не пессимист, я реалист, и к счастью или к несчастью, вижу то, что происходит в нашем обществе, и от этой, открывающейся взору картине, мозг автоматически начинает задумываться обо всем этом. Разве это плохо, думать об этом? Тем более в моем случае! Мне, в принципе, ничего не остается, как только думать и смотреть! Пойдем, оставим бедных пингвинов в покое!
        Они останавливались у каждого вольера минут на десять и тщательно рассматривали животное. Левиафан, как опытный зоолог, рассказывал о каждом, без помощи табличек, просто выдирая из памяти информацию. С каждого животного тема постоянно перескакивала на отвлеченную.
        Лилит слушала и слушала, и ей казалось, что он знает все, но она сразу же вспоминала какие-то моменты из прошлого и понимала, что это не так. Потому что он иногда удивлялся, а раз удивлялся, значит, не знал.
        Левиафан же думал лишь об одном, что этот поход в зоопарк — один из самых прекрасных моментов проведенных с этой девушкой. А таких моментов было так мало, что хватило бы пальцев на одной руке, чтобы подсчитать их. Нельзя сказать, что ее или его это очень раздражало. Они оба, почти научились наслаждаться негативом, а это очень полезное качество, ибо всегда и во всем больше негатива. И если научиться его любить, то куча проблем сразу же канет в лету.
        Левиафан предложил посидеть в кафе, отдохнуть, что-нибудь покушать. Им принесли заказ, и Лилит изнемогая от жажды, схватил холодный бокал с облепиховым чаем.
        Левиафан сидел, развалившись на стуле, и глядел в пол, с задумчивой ухмылкой, потирая руки.
        — Лилит!  — позвал он, не отрываясь от пола.
        — Ммм… — промычала она в ответ.
        — Какой бы ты хотела получить подарок от жизни?  — Левиафан менял темы и вообще вел себя странно.
        — Какой странный вопрос! Я об этом никогда не думала!
        — Ну, у тебя есть грандиозная возможность подумать об этом прямо сейчас!  — он улыбнулся.
        — У тебя все равно не выйдет, подарить мне такой подарок, какой может преподнести только жизнь!  — усмехнулась Лилит, пытаясь понят смысл заданного вопроса.
        — Ну-ка раскройка мне великую тайну, что в наше время еще нельзя купить за деньги?
        — Время, Левиафан, время нельзя купить. Я хотела бы управлять временем. И тогда, я смогла бы многое изменить, многое предотвратить в своей жизни, многое принять и жить вечно. Потому что, приближаясь к смерти, я могла бы отматывать время на шестьдесят лет назад и снова жить, только уже по-другому. Но время нельзя купить, к сожалению.
        — В этом ты права, но не права в том, что ты смогла бы жить вечно.  — Левиафан заострил внимание на любимом слове.
        Лилит рассмеялась.
        — Почему же, дорогой мой? Тебе даже мысленно не хочется делиться со мной вечностью, ни в каком виде?  — съехидничала она.
        — Нет, дорогая моя, потому что ты забыла одну простую формальность. Смерть может быть долгой и мучительной, а может быть внезапной и мгновенной. Например, если тебе выстрелят в голову со спины. В таком случае ты не успеешь вернуться в прошлое, вместо этого ты умрешь. Так что умение управлять временем, вряд ли можно назвать вечной штукой.
        Лилит перестала улыбаться и нахмурилась.
        — Зачем кому-то стрелять мне в голову со спины?
        — Просто так. Много чего в мире делается просто так.
        — Ох, до чего же ты дотошный, Левиафан! С тобой даже нельзя помечтать о чем-нибудь!  — обиженно буркнула она ему в ответ.
        — Это я дотошный? Да я просто поправил твою фантазию, потому что она немножко не корректна! Фантазия всегда подразумевает под собой некий план, идею. И обычно люди стремятся ее достигнуть. А когда фантазия не правильно сформулирована, и человек вдруг ее достигает, то реальность потом становится ужасным горем и разочарованием, а все из-за одного небольшого недочета в планах!  — Левиафан дотронулся до ее пальцев.
        Лилит вздохнула: «И не поспоришь ведь!». Затем она посмотрела на него коварными глазами и растянулась в улыбке.
        — Давно хотела спросить!.. А ты нормально себя чувствуешь, ведь тебе столько лет? Я имею в виду, что я тебе не то, что в дочки гожусь, я вообще младенец для тебя…ну, ты понимаешь о чем я говорю… — Лилит даже удивилась самой себе, непонятно откуда появившейся скромности.
        С каждым ее словом, Левиафан улыбался все шире и шире.
        — А я и не знал, что ты умеешь краснеть! А почему мне должно быть не по себе? Милая, уж не собираешься ли ты обвинить меня в педофилии?  — улыбка не сходила с его лица.
        — Нет…я не об этом… — она покраснела еще больше.
        — Со мной все в порядке, и с моими чувствами тоже. Мне все еще двадцать девять лет. Я молод и хорош собой. Сейчас использую твое любимое слово. Время сделало мою душу вечно молодой, мой разум тоже вечно молодым. Он все еще умеет шутить, готов на детские выходки и глупые поступки, он много еще чего не знает. Я ничем не отличаюсь от человека, который жил в XVI веке, и человека, который живет в XXI веке. Я не застревал ни в одной эпохе, ни в одном правлении. Коммунизм, так коммунизм, монархия, так монархия. Просто за все это время, я научился сравнивать вещи, прошлое и настоящие, тех и нынешних людей. Вот и все. Почему я должен испытывать какой-либо дискомфорт, находясь рядом с тобой? Я не воспринимаю твою сущность, как младенческую. Напротив, ты даже умудряешься еще и одурачить меня. А разве младенец способен на такое? К тому же, мне даже не приходится притворяться, что я молод. Я действительно, по-настоящему, молод!
        — И красив!  — добавила Лилит, сама от себя этого не ожидая.
        — В яблочко, милая! Если бы не моя внешность, мне бы наверно не было так весело!
        — Да уж, качество подлеца ты также не утратил!
        — Это одна из моих любимых черт моего характера! Да и что плохого в подлецах? Посмотри, в каком восторге прибывают женщины от них. А ведь ты знаешь, какую важную роль играет женщина в жизни каждого мужчины. Для меня она не просто еда, но еще и отличный повод потрепать себе нервы!
        Они проболтали в кафе чуть ли не до заката солнца, когда наконец, решили возвращаться домой.
        Вокруг загорелось множество огней, которые в общем бардаке создавали невероятную цветовую палитру. Люди, как тараканы, с наступлением темноты становились все более и более оживленными и суетно бегали туда-сюда, шевеля своими длинными усами.
        — Стоит запомнить этот день и, возможно, вечер!  — сказала мечтательно Лилит, рассматривая пролетающие мимо разноцветные огни.
        — Почему?
        — Сегодня мы обошлись без зла, провели весь день в обнимку с добром!  — она все также смотрела в окно, но голос становился грустнее, а состояние печальнее, и Левиафан заметил это.
        — Тебе не нравится так, да? Тебе не нравится тишина и спокойствие в отношениях? Почему ты наслаждаешься войной и призираешь мир? Лилит… — Левиафан с горечью улыбнулся, думая про себя, что после услышанного день прошел напрасно.
        — Ты не прав. Мне нужен иногда покой, вот такой вот разгрузочный день, чтобы хоть на мгновение показалось, что ничего плохого не было никогда. И сегодня именно так и казалось. Но стоит ли говорить о войне и мире? Ты же сам не очень-то склоняешься к терпению и умиротворению. Знаешь, почему? Мир — это слишком скучно для таких, как мы с тобой, слишком предсказуемо, слишком нестабильно. Мир — это что-то сравнимое с ложью и притворством, а это значит — не быть собой, а быть тем, кем тебя хотят видеть. Мир — это гнетущая мораль, выдуманная людьми для оправдания и поддержания себя в излюбленном состоянии лжи. А что война? Непредсказуемость, живой интерес, который невозможно подделать. Война — это пробуждение многих чувств, существование которых в мире просто невозможно. Война — это настоящая жизнь и сильный наркотик, отказаться от которого очень тяжело, да и не хочется. Да и незачем! Моральная война и душевный мир между мужчиной и женщиной — несовместимо. Вот поэтому, прибывать в поддельном, искусственном мире отношений, мне просто скучно, тем более зная тебя. Мир, как понятие, для тебя не существует, в
принципе. Ты, так же, как и я, просто отдыхаешь некоторое время, продумывая очередную стратегию!
        — Все-таки ты уникальная, Лилит!  — Левиафан неожиданно оживился.  — Как же мы с тобой похожи, словно близнецы! Даже думать не хочу, хорошо это или плохо!
        13
        Начало июля, а погода захромала. Небо покрылось тучами, но пока не позволяло дождю появиться. Лилит радовалась смене градусов и исчезновению солнца, хотя бы на некоторое время. Тело порядком устало от пронизывающих лучей, от их надоедливого тепла, от которого требуется отдых.
        Левиафану было по большому счету безразлично, солнце, дождь, снег или гроза. Лилит порой думала, что если вдруг земля треснет пополам, то ему будет также все равно.
        Девушка проснулась полчаса назад, но, посмотрев на сумрак за окном, ей не захотелось вставать. Такая погода располагает надеть носки и сидеть перед камином, рассматривая тоску природы, но только через окно.
        Левиафана рядом не было, что практически не удивило ее. Единственная подозрительная мысль закралась в голову: «А вдруг он снова уехал?». Но в то же время, она сама себя успокаивала. Поводов для такого поступка Лилит за последние недели еще не давала, да и вообще вела себя, как мышь. Потому что, в подсознании все еще оставалось чувство страха потерять.
        Лилит посмотрела на тумбочку. Там лежали сигареты вампира, стакан с соком для Лилит и записка.
        «Доброе утро, мое сверкающие солнце.
        Я долго ждал, когда ты проснешься, чтобы опять просмотреть в твои зеленые глаза. Увидеть, как улыбка озаряет твое лицо… Но я нестерпимо хотел кушать.
        Дорогая, мне так жаль, что это утро мы не встретим вместе из-за моего животного голода.
        P.S. Хотел принести тебе кофе, но не зная, во сколько ты встанешь, решил принести сок. Он хотя бы не остынет.»
        Лилит дочитала записку и улыбнулась.
        — А сигареты ты забыл… — тихо сказала, складывая записку.
        «Чем бы заняться? Я уже изнываю от безделья. Оказывается, это слишком утомительно ничего не делать. Левиафан хоть что-то делает, хоть убивает кого-то, хоть какое-то разнообразие постылых дней. А мне чем заняться? Пойти тоже кого-нибудь убить? Хм…а почему бы и нет? Интерес оправдывает поступки в жизни. Все так восхваляют, когда человек чем-то заинтересован, когда у него есть хоть какое-то хобби. Вот если бы меня спросили, чем я увлекаюсь, я могла бы ответить, что я очищаю мир от грязи. Левиафан бы одобрил такой интерес. А может правда попробовать? Ведь перед тем, как умереть, все люди заявляют, что надо попробовать все, но почему «все» подразумевает только хорошее? Плохой опыт, тоже опыт, причем наилучший опыт! Плохое всегда лучше и надежнее запоминается, а хорошее теряется в подворотнях разума. Проявление интереса, это хорошо, это очень хорошо».
        Лилит вылезла из кровати и тихо вышла из комнаты. Ни одного лишнего звука в доме не было. Она встала с кровати и выглянула в окно. Машины Левиафана не было.
        — Ладно, поеду тоже прогуляюсь, позавтракаю…
        На все приготовления и сборы ушло где-то полтора часа. Пока собиралась, Лилит пыталась понять, что за странное состояние завладело ей. Слишком уж детское настроение, настроенное на игры с взрослыми правилами и без последствий. Шальная голова только отдавала приказы, не задумываясь о вопросах и обязанностях. Да и зачем они нужны! Лишняя информация, и мозг, как главенствующий орган, посылал, по его мнению, ненужную информацию на утилизацию. На какое-то мгновение Лилит показалось, что в нее вселился сам дьявол и полностью руководил телом.
        Когда она села в машину, время было около трех часов, а Левиафана все не было. Серый окружающий мир не смог навести на девушку тоску. Машина выкатилась на шоссе и поехала в сторону города, так же не спеша, как будто у нее тоже было настроение вальяжности и харахорства, как и у Лилит, как и у самой природы.
        Лексус припарковался у первого попавшегося кафе. Длинные каблуки показались из-за двери. С ядовитой улыбкой на лице, Лилит закрывала машина.
        Плавной походкой девушка пошла к дверям. Она окинула взглядом сидящих людей, выбрала столик в центре зала и уселась изучать меню.
        Не успела Лилит дочитать первую страницу, как сквозь гам и музыку, услышала мужской голос, явно обращающийся к ней.
        — Кого-то ждешь?
        Лилит подняла голову. Самоуверенный модник, с очками в толстой оправе, стоял около столика, за которым сидела девушка.
        — Нет.  — Ответила Лилит и даже попыталась изобразить что-то типа улыбки.
        — Составить компанию?  — предложил он.
        Лилит пожала плечами в ответ. Молодой человек воспринял жест, как приглашающий и уселся напротив красотки.
        Девушка держалась непринужденно, но не очень-то и подпускала молодого человека к себе. Флирт одурманивал и окутывал потенциальную жертву. Ложь так сладко шептала ему на ухо свое вранье, в которое невозможно было не поверить. Лилит, как сирена, чарующе пела парню, а он, по глупости, поддавался этой песне, забыв привязать себя к мачте и заткнуть уши. Изумрудные глаза играли не последнюю роль в этом представлении. Они то сверкали зазывающими огнями, то искрились миллиардами искорок, то затухали, словно пробежала сумеречная полоса, покрываясь изумрудным льдом.
        Все тело поймало жертву на сотни невидимых крючков и медленно подтаскивало к себе. Но слова, вырвавшиеся изо рта, грубо обрывали все надежды, но не убивали. И снова отталкивали на два шага назад. Лилит затеяла игру, из которой сама не знала точного выхода, но мысленно не переставала передвигать фигурки на плоскостях, подыскивая нужный и возможно правильный ход.
        Спустя два часа парень разошелся. Его невозможно было заткнуть, Лилит и не пыталась. Пока новый знакомый рассказывал очередную прибаутку, девушка погружалась в свои мысли все глубже-глубже, притягивая мужскую особь к себе все ближе. Она развалилась на удобном и мягком кресле, положив руки на подлокотники, слегка запрокинув голову и положа ногу на ногу.
        «На самом деле, пока я не натворила дел, самое время попрощаться с ним, встать и уйти Позвонить Левиафану, попросить, чтобы он забрал меня отсюда… а он еще не купил себе телефон…Но…я не могу просто взять и уйти. Если что-то начинаешь делать, то уже нет пути назад, есть только вперед и обходные дорожки. Выйдя из пункта А, любым путем, любым способом, надо попасть в пункт Б. Если ставится цель — она должна быть достигнута! Весь ужас в том, что у меня не хорошая цель, и не совсем мне хочется ее достигать…но…да плевать!», Лилит улыбнулась.
        Здравый смысл все еще пытался достучаться до нее. Вообще желание и здравый смысл вещи несовместимые. И чем больше желания в организме, тем быстрее слабеет адекватная, мозговая деятельность. Вместо нее подселяется непобедимый героизм, который внушает самоуверенность вселенского масштаба, чувство превосходства, наглого, злого и хихикающего. Самый интересный эффект от убивания рассудка своими желаниями, так это уверенность в том, что нет шансов на ошибку, а если и есть, то все равно, главное исполнить желание. И именно так чувствовала себя Лилит: выдуманным, новоиспеченным божеством, без единого шанса на ошибку. Собравшись с мыслями и силами, Лилит решила действовать.
        Левиафан, насытившись вдоволь, намотавшись по городу, купил сразу несколько телефонов, на всякий случай (в последнее время они часто разлетались об стенку), и еще кое-что для Лилит. Он неспешно ехал домой, улыбаясь от мыслей о своей девушке. У них у обоих был неторопливый день, без спешки, медленный, но с быстро тикающей стрелкой часов.
        Левиафан голосил песню во все горло вместе с музыкой. Настроение было просто замечательное. Он радовался, сам не понимая чему. Внезапно, по правую руку, он увидел припаркованный белый лексус, такой же, как у Лилит. Вампир замолчал и довольно резко затормозил.
        — Это что еще такое?  — удивленно спросил он сам себя, прищуривая глаза и разглядывая номер белой машины.  — Что ты тут делаешь, милая?
        Вампир развернулся и припарковался в десяти метрах от машины своей девушки и пригляделся.
        В салоне лексуса находилось два человека. Первого он узнал сразу же. То была его бестия, с торчащими в разные стороны волосами, ее превосходный профиль улыбался. А второй человек достаточно часто прикасался своими губами к ее и Левиафану. Он был неизвестен.
        — А вот это уже интересно!  — проскрипел он, выходя их машины.  — Кого же первого отправить в великое путешествие на тот свет? Глупого мальчишку, чей тестостерон зашкаливает, и он вообще не понимает, что делает…Или девушку, которая жить без приключений просто отказывается и, каждую секунду, умоляет весь мир вколоть ей дозу адреналина?
        Он хотел сделать шаг, но внезапно остановился. «Так. Если отбросить эмоции и чувства, возникает вполне естественный вопрос: зачем Лилит это делает в тридцати минутах от дома. Вдвоем с этим…хм…недоноском? Что-то здесь не так, в чем-то здесь скрывается ее очередной план, глупый или нет, пока не знаю, но скорее первый вариант. Очень интересно понаблюдать за развитием сюжетной линии в этом суперумном плане».
        Левиафан оперся на капот машины и заинтересовано наблюдал за обнимающейся парочкой. Он стоял, качая головой, слегка нахмурившись, пытаясь уловить нотки происходящего. И через две минуты он поймал одну из октавы — Лилит была слишком настойчива. Но ее безумие было не настолько сильно, чтобы отдаться первому встречному, да и вообще это было не в ее стиле, всякие дорожные приключения. С каждой минутой Левиафану становилось все интереснее и интереснее наблюдать за ними. Поведение девушки показывало на то, что ей что-то нужно и все это делается не просто так. Но тогда для чего?
        Внезапно в ее руках мелькнуло что-то блестящее.
        Лилит с парнем сидели на заднем сиденье. Девушка обнимала парня, постоянно пряча глаза, ей было страшно и не спокойно, она дрожала и все переживания прятала под глупой улыбкой. Правая рука крепко сжимала пилку для ногтей, предназначенную уже не для обработки ноготков.
        «Это же просто! В чем дело? Что со мной? Я все делаю по методике Левиафана, но был бы он на моем месте, этого человека уже не было бы в живых…Это просто невозможно! Я должна это сделать!».
        Лилит замахнулась и попыталась воткнуть пилку в шею. Но она не вошла в кожу, а парень почувствовал всего лишь небольшой укол в шею.
        — Ай!  — вскрикнул он и схватился рукой за шею.  — Что это?
        Лилит нахмурилась, осознав свой промах.
        — Ничего.  — Зашептала она, пытаясь успокоиться,  — ничего. Просто ногтем задела. Извини.
        Лилит снова обняла парня и положила голову ему на плечо, прикрыв глаза. По крыши машины забарабанил мелкий дождь.
        Расстроенная девушка посмотрела в окно на одну из застывших капель. Неожиданно ее глаза, словно объектив фотоаппарата, перефокусировались на то, что находилось за каплей: там стоял силуэт мужчины около капота машины, руки были скрещены на груди. Для Лилит не составило большого труда догадаться, кто это был. Самая яркая подсказка стояла у мужчины за спиной — огромный черный джип.
        — Черт!  — вскрикнула она и отскочила о парня.
        — Что? В чем дело?  — перепугано спросил он, пытаясь схватить девушку.
        Она лупила его по рукам и неотрывно смотрела на приближающуюся фигуру.
        — Ты труп!  — взвизгнула она.
        — Чего? Почему?  — улыбнулся он.
        — Потому!  — ответил мужской голос.
        Левиафан сел за руль лексуса. Он резко развернулся и помчался в сторону дома, с довольным лицом.
        — Да что здесь происходит? Ты кто такой?  — голосил молодой человек.
        — Именно этим вопросом я задавался минут пятнадцать, пока наблюдал за тобой и этой прекрасной особой!  — Левиафан улыбнулся в ответ, подмигнул парню и снова уставился на дорогу.
        Он довез всех до дома за двадцать минут.
        — Сиди здесь!  — приказала вампир Лилит, а сам потащил парня в дом.
        Там он привязал его к стулу и изобразил озадаченное лицо.
        — Не кричи! Я скоро вернусь, детка!  — Левиафан погладил его по голове и исчез.
        Лилит сидела в машине, как ей было сказано. Она вроде и побаивалась, но в тоже время легкая ярость прокрадывалась в душу. Ее мозг судорожно искал слова, чтобы обеспечить достойный ответ. Левиафан появился перед машиной из ниоткуда.
        — Я вернусь через двадцать-двадцать пять минут! Пока меня не будет, пожалуйста, придумай, что мне сказать! Ах, да, отпустишь этого малыша, лучше исчезни с ним сразу же!  — ядовитой улыбкой вампир предупредил девушку и снова исчез.
        Лилит стояла около машины, прикусив губой. «Я просто не пойду в дом! Я останусь здесь и подышу свежим воздухом, помокну под дождем…Бог мой, я такая дура! На кой черт я затеяла все это? Я же не способна на убийство…а вдруг? Нет никаких «а вдруг! Если бы я могла, то давно убила бы…глупо все это…мерзко…тьфу!», Лилит мокла под дождем.
        Ее беспокоило собственное состояние, про рассерженного вампира она практически забыла. Собственная неспособность, несостоятельность очень расстраивала ее. Но долго расстраиваться ей не пришлось, через двадцать минут появилась машина Левиафана.
        — Не мог оставить свою ласточку!  — раздраженно буркнул он, выпрыгивая из машины.  — Пошли!
        Он дернул ее за руку и потащил в дом. Парень, привязанный к стулу, сидел в гостиной, а в его глазах был страх. Лилит, не глядя на несчастного, прошла мимо и уселась в кресло. Левиафан сел за стол и с идиотской улыбкой разглядывал гостя.
        — Как его зовут?  — строго спросил он Лилит.
        Она отвела глаза в сторону и вздохнула.
        — Лилит! Я с тобой разговариваю! Не надо делать недовольный вид, и прекрати меня игнорировать, пока я не разозлился окончательно!  — крикнул Левиафан, впиваясь черными глазами в девушку.
        В нем взыграло чувство ревности, собственности. На его глазах Лилит в очередной раз что-то вытворяла в обществе другого мужчины. И, конечно же, он уже понял, для чего она это делала, но сам этот факт сводил его с ума от ревности.
        — Господи, Левиафан!  — огрызнулась она. Ее раздражало, когда он разговаривал с ней в таком тоне.  — Следи за своим языком! Ты ведешь себя, как психически неуравновешенный человек!
        Вампир стукнул ладонью по столу, вскочил и в одно мгновение оказался около нее. Он схватил девушку за руку и осмотрел ей в глаза.
        — Послушай, милая. Ответь мне на вопрос, как я должен себя вести? Я должен быть спокойным и расслабленным, глядя на твои выходки? Может, мне надо было не вмешиваться, а еще понаблюдать, узнать, чем закончится свидание? Или что? А может, тебе не надо вести себя как… не хочу даже произносить такие слова! И тогда бы, я не был похож на психически неуравновешенного человека? А?
        Терпение Левиафана напоминало огромный воздушный шарик, в котором было слишком много воздуха, и он вот-вот должен был лопнуть. Лилит снова попыталась отвернуться, но он не позволял ей этого сделать.
        — Как его зовут? Или ты даже не спросила? И не надо отворачиваться от меня, когда я хочу любоваться твоими прекрасными глазами!  — язвил он, крепко держа ее.
        — Даниэль!  — крикнула Лилит в ответ, морща лицо.
        Внутри разыгралась злость, стимулирующий боевой дух. Глаза наполнились негодованием, а на лице был гнев. Левиафан искренне удивлялся ее бесстрашному и наглому поведению.
        Даниэль выглядел очень напугано. Было бы удивительно, если бы он выглядел как-то по-другому. Рот был заклеен, он что-то мычал, но глаза очень хорошо говорили за него. В них радостно купался испуг, а рядом, упиваясь нервными реакциями, сидела тревога, но там был еще кое-кто — злость. Парень злился на себя и на девушку.
        — Даниэль?  — издевательски переспросил Левиафан, укоризненно посмотрев на него.  — Ну и что это был за дебютный спектакль в твоей машине?
        Лилит посмотрела в пол и задергала ногой. Вампир смотрел на нее, не отводя глаз.
        — Я хотела сделать то, что ты делаешь с людьми, даже не моргая при этом. Но у меня ничего не получилось!  — обиженно заявила Лилит.
        — Чего ты хотела? Покусать за шею и напиться крови?  — с улыбкой спросил Левиафан.
        — Нет! Я хотела убить! Хотела понять, какого это, когда твоя рука лишает жизни, хоть она и не имеет на это права! Хотела посмотреть, что потом происходит с совестью, или ей вообще наплевать…
        — Она хотела всего лишь на всего убить?  — передразнил он ее тонким голосом, затем выдержал паузу.
        Внезапно громоподобный смех обрушился на него и никак не прекращался. Лилит с хмурым лицом наблюдала за смеющимся вампиром, так же, как и Даниэль, который уже давно потерял логическую нить, связывающую три компонента и их слова.
        Левиафан хохотал, пряча лицо в руке, а второй держался за живот. Неожиданно вампир сделал абсолютно серьезное лицо и встал. Лилит и парень сосредоточенно следили за ним. Левиафан надменно посмотрел на нее и скривил губы.
        — Тогда почему ты обнималась и целовалась с ним?  — злорадно поинтересовался он, прищурив дикие глаза.
        — Я всего лишь действовала по твоей методике. Но когда дело дошло до главного пункта, появился ты!  — Лилит сразу же попыталась обвинить его.
        Левиафан снова улыбнулся нездоровой улыбкой и танцующей походкой подошел к Даниэлю.
        — У тебя заклеен рот, но не уши. Ты слышал, что собирался сделать с тобой вот этот вот ангелочек? Ты все еще считаешь ее таковой?  — спросил он, наклоняясь к нему, и с неким умиротворением разглядывая его глаза.
        Затем Левиафан отклеил липкую ленту и выпрямился. Вампир прикурил. Лилит молчала. В ее сознание появилось несколько вариантов, как дальше будут развиваться события. Но то, что сделал Левиафан, в ее планы не входило, сильно напугало и до смерти удивило.
        — Вы сумасшедшие? Это розыгрыш что ль? Вы психи! Я вас засужу!  — внезапно раскричалась жертва.
        Левиафан обычной, человеческой походкой пошел на кухню и принес оттуда ножик. У него была маленькая ручка и лезвие, сантиметров пять в длину. Левиафан схватил девушку за руку и подтащил ее к привязанному парню. В другую руку он вложил ей этот самый нож. Даниэль снова принялся угрожать, обещая жаркую жизнь в аду.
        — Помолчи!  — шепнул вампир и снова заклеил ему рот, затем он окинул взглядом стоящую рядом Лилит.
        Она выглядела такой потерянной и смущенно оглядывалась, словно в поисках кого-то или чего-то, что поможет найти ответ.
        — Давай, милая! Ты же этого хотела! Нож входит в человеческую плоть лучше, как в топленое масло прям, намного приятнее, чем тыкать бесполезной пилкой! Представь, что меня здесь нет!  — Левиафан вернулся за стол и притих, подперев руками подбородок.  — Только сама не порежься!
        Лилит охватил нервный озноб. Ее глаза метались от ножа на парня, от него на Левиафана, а потом снова на нож. Ни руки, ни ноги ее не слушались, туловище отказывалось двигаться. И когда она взглянула в глаза жертвы, веки расширились от ужаса и понимания, того, что в них можно было увидеть. Две вещи: раскаяние и мольба, подразумевающие все остальные добрые и святые чувства.
        Глаза не хотели закрываться навсегда, в них так ярко горел жизненный огонек. И от мысли, что он будет потушен, пламя разгоралось еще сильнее, привлекая к себе надежду, заставляя медлить.
        Раскаяние за все, что он сделал в своей жизни до этого, а страх настолько захватил его, что ему было неважно, хороший или плохой был тот или иной поступок. Важно то, что человек был готов принести извинения за все, лишь бы только продолжать дышать.
        Все мольбы крутились вокруг одного слова, очень важного и желанного: «жизнь». Безнадежное желание существовать на планете даже выдавливало слезы из его глаз. Мужская слеза — это же такая редкость…Но не в ситуации, когда его жизнь висит на тончайшем волоске, который вот-вот порвется. И тогда в ход идет все, включая слезы. Жить хотят все, и мужчины, и женщины, точнее они умирать не хотят вот так вот погано и глупо.
        Лилит подняла руку с ножом и приставила холодное лезвие к горлу. Именно в этот момент в глазах Даниэля началась безумная паника. Он что-то мычал сквозь ленту на губах, дергался на стуле, словно деревяшки были подключены к электричеству.
        Но глаза, больше всего Лилит смущали глаза. Взгляд, останавливающий руку, заставляющий почувствовать растекающийся мрамор по венам, который застывал и мешал делать какие-либо движения тела.
        — Прекрати на меня так смотреть!  — сжимая зубы, прошипела Лилит.
        Мерзкая слеза потекла по щеке, выказывая не способность, черкануть ножом по горлу.
        — Я не могу…
        Рука предательски опустилась вниз, и слезы брызнули из глаз. Левиафан скривил рожу, вздыхая и раздражаясь. Он запрокинул голову и посмотрел в потолок. Даниэль свободно выдохнул, периодически подергиваясь, но, продолжая смотреть щенячьими глазами на рыдающую девушку.
        — Смотреть противно!  — буркнул вампир.
        Встал и подошел к ним.
        — Дай сюда!  — Вампир выхватил нож и приставил к измученному горлу.
        — Как же ты это собиралась сделать, Лилит?  — поинтересовался Левиафан, поглаживая парня по голове, как собаку.  — Ты видимо, даже не думала, что такое может случиться! А думала ли ты своей бесподобной головой, что он мог догадаться о твоей гениальной задумке, и сам тебя прибить или сдать властям? Знаешь, почему ты не можешь провести эту черту между жизнью и смертью и выкинуть мальчишку за грань? Потому что, прежде всего надо было провести эту линю по своей убогой жалости, которая не пойми откуда взялась! В меня ты втыкала нож, стреляла, сыпала горячий пепел…тебе не жалко было? Нет, не жалко, потому что ты знала, что я не умру от этого. Что тебя поразило в этом человеке? Что заставило застыть руку? Ха-ха… глаза, не правда ли? Лилит, если ты хочешь взять на себя тяжкую роль вершителя судеб и лишить кого-то жизни, никогда не смотри в глаза. Они не позволят тебе сделать задуманное, ты слишком слаба, так что твои хрупкие плечи не смогут вынести такой давящий груз. И вот, представь себе, какой из тебя вышел бы никчемный вампир. Ты бы умерла от голода. Жаклин лучше справилась с такой легкой задачей.
Лилит, для тебя это тяжело, для меня — ничто!  — с этими словами он перерезал парню горло и швырнул нож на пол. Лилит вскрикнула и отвернулась, закрыв лицо руками.
        — Ну как, мучает совесть или нет?  — спросил вампир, когда хрипы утихли.
        Лилит молча посмотрела на него и недовольно покачала головой, показывая, что ей не нравится поведение Левиафана. Но вампир воспринял этот жест, как отрицательный ответ на вопрос.
        — Не мучает? А должна бы! По твоей милости он оказался здесь, и по твоей милости весь стул и пол в его крови. Зачем тебе это понадобилось, Лилит? Ты же уже в машине знала, что у тебя ничего не выйдет! Все что тебе нужно было сделать, так это попросить его выйти из машины и уехать! На тебе уже достаточно трупов с учетом того, что ни до одного из них ты и пальцем не дотронулась, за исключением Мормо! Зачем тебе это нужно?
        Левиафан посмотрел на нее, наливая себе стакан виски. Лилит села к остывающему трупу спиной, схватившись рукой за лоб.
        — Интерес…ничего больше, глупый интерес… — тихо ответила она,  — дай мне выпить.
        — Держи!  — протянул он ей стакан.  — Интерес, говоришь? Что же тебя не заинтересовало что-нибудь действительно стоящее, например, почему в природе не существует белого цвета, ну или не знаю, кем были построены пирамиды. Почему именно убийство вызвало в тебе непреодолимый интерес? Вот что мне не понятно. Потому что все время хочется пробовать зло и только зло? Хорошие вещи не достойны твоего интереса, слишком тяжелая, практически невыполнимая задача для тебя? Лилит, ты меня удивляешь, в тебе преобладает непомерное количество жестокости, и к тому же, ты не можешь найти ей применение, не знаешь, куда ее выплеснуть? Никогда не начинай делать то, в чем ты не уверена, что доведешь до конца, ибо из этого могут вытекать не поправимые ошибки! Иди наверх, мне надо разобраться с мясом!
        — Я останусь…
        — Нет, ты не останешься!  — перебил он ее.  — Я не хочу еще и за тобой убирать что-нибудь! Иди, иди! Я приду через десять минут!
        Лилит покорно встала и, не смотря на тело, прошла мимо, на лестницу.
        Левиафан залпом допил стакан и уставился на труп осуждающим взглядом. «Ну, вот ты и доигрался птенчик! Сколько же мужчин, юношей, ребят погибло из-за женщин? Вот ты, например, чем заслужил разрезанное горло? Своей наивностью, Даниэль, наивностью и только. Польстился на красоту и был практически ею же убит. В любом случае, этот день был для тебя последним, не я, так она…нет, все-таки я. Но ты можешь поблагодарить эту женщину, ее красота не оставила тебе ни выбора, ни шанса на жизнь. А я всего лишь ее верный слуга…но это между нами, она об этом не знает. Обидно, что я сытый, столько крови пропадает зря! Лилит, от тебя вообще хоть какая-нибудь польза есть? Привести ужин в дом и то не вовремя!»
        Левиафан со вздохом закинул тело на плечо и исчез за дверью. Когда он вернулся в комнату, Лилит уже спала. Она вертелась, постоянно что-то шептала и о чем-то просила, дергала руками и ногами. Левиафан наблюдал за ее тревожным сном и улыбался, представляя, что ей там может сниться. Ее лицо наполнялось то наслаждением, то смятением, то внезапно все эмоции исчезали.
        «Черт! Такая невинность и нежность…Такой монстр и жестокость…Такая кожа и пульсирующая венка. Нет, Лилит, нет, спокойной ночи сегодня у тебя не будет. Я просто не могу оставаться в стороне и бездействовать, дистанционно разглядывая эту ошибку генетической природы, которая перепутала, наделив внешними данными и обделив хорошим внутренним миром», Левиафан кинулся на кровать, зажимая девушке рот.
        Ему вовсе не хотелось слушать ее возмущенные крики, попытки отказа или еще что-нибудь в этом духе. Ему не хотелось слушать грубые слова, перемешанные с мольбами. Ему не хотелось слушать ложь, которая могла бы вырваться из ее рта.
        Лилит что-то неразборчиво пищала и тихо крутила головой в разные стороны. Лицо нахмурилось, и она попыталась укусить его за руку, но ничего не получалось
        — Лилит… Я все-таки мужик и мне неловко, когда в моей постели спит девушка, так одиноко и не преступно. У меня даже мурашки пробежали, как слоны! Спи, не обращай на меня внимания! Ты это умеешь…а вот у меня не очень получается не обращать внимания на тебя, особенно, когда ты в постели…
        14
        — Правда что ли?  — едва слышно прошептала Лилит, встав с постели и ощутив под ногой мягкий красный ковер.
        После глупой последней попытки проверить свои способности прошло пять дней, в спокойствии и гармонии, словно оба набирались энергии для дальнейших атак. В то утро Левиафан решил побаловать Лилит, устроив ей небольшой, но неожиданный сюрприз.
        Девушка стояла на ковровой дорожке, которая вела за дверь, весело осмотрелась, увидела на вешалке платье Парижа XVII века, рядом, на кресле лежали дополнительные аксессуары к наряду. Лилит засунула палец в рот, как маленький ребенок, и вышла в коридор. Красный ковер тянулся по всему коридору и вел на первый этаж. Но девушка рысцой побежала в обратную сторону, в ванную комнату. Быстро умывшись, почистив зубы, она мигом вернулась назад в комнату и, опешив, остановилась. Около окна стояла женщина, одетая в стиле средневековой Европы.
        — Доброе утро, мадемуазель!  — присела она, исполнив легкое па.  — Господин распорядился помочь Вам одеться и причесаться.
        Брови Лилит поползли вверх от удивления. Она никак не ожидала такого сюрприза, она вообще не ожидала, что вампир способен на такие фокусы.
        — Хорошо!  — ответила Лилит, смущенно улыбаясь.
        Звук шнурков, утягивающих корсет, наполнил комнату оттенками древности, эпохи Ренессанса. Шуршащие юбки, очень пышные, как свадебный торт, в которых Лилит сразу же запуталась, привносили в комнату немножко истории. Рядом со столиком на манекене был надет потрясающий парик, с уже готовой прической, и ворох всяких кисточек и разных цветных теней для макияжа.
        Через час Лилит взглянула на себя в зеркало и ахнула. На пышном платье были вышиты цветы, похожие на лилии, нежно лилового цвета, они превосходно сочетались с белыми оттенками на всей ткани. Идеальный корсет плотно сидел на фигуре, от него шли коротенькие рукава, по краям которых были пришиты небольшие, но прелестные рюшки. На руках были длинные ажурные перчатки, под цвет платья. Они доходили до локтей, чуть-чуть повыше. Платье выглядело таким большим и необъятным, и в тоже время оно ничего не весело, и даже не чувствовалось на теле, за исключением корсета. По шее, словно вьюн, спускалась закрученная прядка волос. Запахи, перемешанные с цветами, обволакивали девушку.
        Лилит была похожа на маленькую принцессу, сбежавшую в реальность из детской сказки, но с взрослым лицом и чувствами. Сразу же повеяло атмосферой любви, нежности, воспоминаниями об элегантных дамах и галантных джентльменах.
        Лилит вертелась перед зеркалом и никак не могла наглядеться на себя. Неожиданно она поняла, что завидует Левиафану. Зависть из-за того, что он жил тогда, что он все это видел собственными глазами, что его окружал этот сказочный шик и щепетильность. И он до сих пор, как толстая книга, хранил воспоминания о своем настоящем времени. Лилит была благодарна за то, что он решил показать ей хоть одно мгновение его прошлой жизни, окунуть ее в красивейшую эпоху человечества.
        — Я могу идти?  — спросила девушка.
        Лилит оглянулась и посмотрела на нее. «Служанка» смущала ее еще больше, чем весь маскарад. Она не знала как вести себя с ней, что сказать, как ответить. Но эта девушка нужна была для точного изображения той жизни, и плюс, Лилит в любом случае не смогла бы сама одеться и причесаться. Если бы все было так просто, то ее не было бы в доме.
        — Да!  — ответила Лилит, с улыбкой.
        Девушка тоже улыбнулась в ответ, присела в поклоне и вышла из комнаты. Лилит снова взглянула на себя в зеркало.
        «Господи, как красиво! Левиафан просто умничка! Никак не ожидала, что он способен на такое! Как страшно и притягательно, словно я это не я. Это другая женщина, совершенно другая, из другого времени…Вот, кстати, один из вариантов пересечь время на пару веков».
        Лилит приподняла верхнюю юбку и вышла из комнаты. Когда она дошла до лестницы, она не смогла не улыбнуться. Внизу ее ждал Левиафан.
        На нем был надет черный камзол, ушитый цветастыми рейками. На ногах были черные бриджи, с блестящими застежками ниже колена. Но улыбка на лице девушки появилась оттого, что было одето на его ногах ниже: капроновые, белые чулки, скрывающиеся под бриджами и мужские туфли на небольшом каблуке, с посеребренными пряжками. Из под камзола, на рукавах красовались кружевные манжеты, а на груди выпирало беспорядочное жабо. На плечи спускались длинные волнистые волосы темного цвета, на макушке виднелся ровный пробор.
        Лилит медленно спускалась вниз, одной рукой придерживая юбки, а второй крепко цепляясь за перила, боясь упасть. У нее никак не получалось прогнать улыбку с лица. Да и зачем это надо было? Левиафан сам менял выражение лица каждые десять секунд. Он застывал с совершенно серьезным выражением, потом внезапно появлялась глупая улыбка, потом сдержанный смех, меняющийся серьезностью.
        Когда Лилит, наконец, спустилась вниз, он взял ее за руку, нежно поцеловал и тихо прошептал, отклоняясь от сценария.
        — До сих пор не могу отучиться от этой привычки! Доброе утро!  — сказал он уже чуть громче, пропуская ее вперед и придерживая правой рукой.
        Левиафан проводил ее к выходу.
        — Прошу!  — вампир галантно открыл дверь перед девушкой и слегка поклонился.
        Лилит вышла на улицу и замерла. Перед крыльцом стояла карета, запряженная четырьмя лошадьми. Она была огромная и открытая, специально для летних прогулок, и для широких юбок. Лилит закрыла руками рот и захлопала удивленными глазами. Левиафан встал рядом и взял ее за руку.
        — Мадемуазель?  — он ожидающе взглянул на нее.
        Лилит сделала шаг и приподнялась на мысочках, чтобы дотянуться до его уха, словно кто-то их подслушивал.
        — Левиафан, а что происходит?  — удивленно прошептала она.
        Ей и в голову не приходило, что они еще куда-то поедут в таких нарядах.
        — Ничего, милая, просто поиграй со мной!  — также тихо ответил он, и повел ее к карете.
        Около нее стояла маленькая подножка. Лилит, с трясущимися ногами поднялась в экипаж и быстро села, правда с помощью Левиафана. Ему, конечно же, было забавно наблюдать за ней, за неуклюжестью и неловкостью. Он понимал и осознавал ее страхи и смущение перед ним. Она просто не знала, не чувствовала, не жила.
        Как только они уселись, кучер вскрикнул и лошади тронулись. Карета резко дернулась и Лилит непроизвольно откинулась назад. Левиафан еле заметно улыбнулся, но он решил не показывать, что он улыбается именно из-за ее неуклюжести.
        — Прекрасное утро, не правда ли?  — спросил Левиафан, щурясь на солнце.
        Лилит выпучила глаза, поняв, что разговор будет строиться исключительно на «вы». Она понятия не имела, как надо изловчиться, чтобы поддерживать общение в таком ключе с «человеком», в которого она втыкала нож, била, ругалась и творила не самые приятные вещи.
        «О, Боже! Все так потрясающе! Но у меня не проходит дрожь, все тело, как во время землетрясения, ходит ходуном. Так непривычно, даже неудобно. Я жутко стесняюсь в движениях и в разговоре…Мне даже тяжело дышать от страха…Что ж, посмотрим, какая из меня актриса получится…».
        — Великолепное!  — ответила она, оглядываясь по сторонам.
        День и в правду был великолепен. Солнце грело, птички громко пели, иногда прогуливался слабый ветерок. Но Лилит не особо обращала внимания на шикарную погоду.
        Карета ехала по шоссе, и ее постоянно обгоняли машины, а удивленные люди разглядывали необычное явление посреди дороги. И Лилит чувствовала их пожирающие взгляды, от этого ей становилось не по себе. Но минут через двадцать она решила, что расслабится и не будет ни на кого обращать внимания, представит, что они вдвоем в целом мире. Скосив глаза в сторону, Лилит заметила на сиденье сложенный белый веер.
        «Вот это уже лучше! Корсет все-таки, душно…».
        Девушка схватила его и начала жадно обмахиваться, пригоняя к себе больше воздуха.
        — Вам плохо?  — обеспокоено спросил Левиафан, сжимая ее руку.
        — Нет, нет. Все хорошо, не переживайте!  — ответила она, не зная, куда спрятать глаза.  — Куда мы едем?
        — В центральный парк. Там очень красивые места, превосходные аллеи для летних прогулок. Вы там бывали?  — Левиафан прекрасно чувствовал себя в этом искусственном мирке, таком маленьком и уютном.
        — Нет, но я с превеликим удовольствием посещу его!  — улыбнулась Лилит.
        — А я буду рад сопровождать Вас!  — он поцеловал ей руку и окинул восторженным взглядом.
        — Вы окажете мне честь…
        — Нет! Это для меня большая честь находиться сегодня рядом с Вами!  — Левиафан наклонил голову.
        — Благодарю!  — улыбнулась она.
        С каждой минутой игра все больше и больше нравилась ей. Внезапно появилась легкость в отношениях, постепенно пропадала напряженность, терялись все неудобства. Лилит даже позабыла о том, что рядом с ней находился кровожадный вампир. Но в тот момент Левиафан не был похож на зло. Его речь и манеры изменились, перед ней сидел другой человек, но с вампирской сущностью, которую хорошенько запрятали.
        Они ехали долго, где-то полтора часа, а то и больше. На машине время могло бы сократиться минимум на сорок минут, но в карете такое расстояние невозможно преодолеть так быстро. Но им было так хорошо, что проклятое время стало самой не заметной частью этого чудесного дня.
        Как только карета остановилась около парка, вокруг нее сразу же собралась толпа зевак. Люди улыбались и радовались, разглядывая столь культурное развлечение пары. Вокруг сверкали вспышки фотоаппаратов, у кого-то даже записывалось видео. Самые отчаянные и любопытные следовали за вампиром и его дамой
        Лилит под руку шла с Левиафаном, с легкой улыбкой на лице. Молодой человек шел не спеша, рассказывая какие-то истории. Пройдя пару километров по парку, он остановился и снова поцеловал руку своей дамы.
        — С Вашего позволения, я искурю трубку. Надеюсь, дым Вас не потревожит.
        — Месье, Вы подаете скверный пример.  — Лилит выглянула из-за веера.
        — Простите меня, сударыня, я забылся,  — Левиафан убрал трубку — Выпейте со мной кофе, не откажите в любезности?
        Лилит кивнул головой в знак согласия.
        Кафе. Белые столики и стулья были разбросаны по всему периметру, окруженному деревьями. Людей было не очень много, но достаточно даже такого небольшого количества, чтобы застать их врасплох одним своим появлением.
        Левиафан проводил Лилит к столу, усадил ее и сел напротив, ожидая меню. Девушка смотрела в черные глаза: они светились счастьем и никого не замечали, кроме сидящей напротив принцессы. Он разглядывал мушку, прикрепленную под глазом, на скуле. Она казалась ему такой необычной и притягательной, что глаза не хотели смотреть ни на что другое.
        «Не может быть! Неужели вот этот вот сияющий счастьем человек — вампир, которому уже полтысячелетия от рождения, который убил немыслимое количество людей за всю свою жизнь. Пять дней назад он перерезал горло незнакомому человеку с такой легкостью, как будто это был вовсе и не человек, а батон хлеба. Вот этот вот, искренне излучающий удовольствие человек, со спокойным сердцем уничтожил всю семью, включая маленьких детей…Как он так может, со скоростью света перевоплотиться в добродушного и почтительного джентльмена XVII века? Я же вижу, что он, действительно, получает удовольствие от этого дня, от того, что он полностью погрузился в память, воспоминания и, не скрывая, живет там сейчас. Это же прирожденный талант актера…Браво, Левиафан!», Лилит спряталась за веером и улыбнулась.
        — Вы созданы быть вечно любимой!  — прошептал Левиафан с абсолютно серьезным лицом.
        — Я соглашусь, если быть любимой только Вами…
        — Хотел бы я быть единственным мужчиной, познавшим любовь к Вам. Увы, должен признать, вокруг Вас всегда много воздыхателей. И я счастлив, что Вы слепы к другим мужчинам.
        Левиафан встал, подошел к своей даме, поставил стул поближе и сел, взяв ее за руку. Лилит занервничала. Она не понимала, что с ней творится: то ли она слишком сильно вжилась в роль невинной сударыни, то ли Левиафан действительно вызывал у нее неописуемые чувства. Как только этот статный, красивый мужчина опустился рядом с ней, как только она почувствовала с какой легкой силой он сжимает ее руку, ей стало тяжело дышать.
        — Вы не находите, что сегодня очень душно?  — взмолилась Лилит, убирая от него руку.
        — О, рядом с Вами, я чувствую себя превосходно, не взирая ни на что!  — улыбнулся Левиафан.
        Хоть он и не показывал, но внутри он удивлялся своей девушке. Она не просто погрузилась в игру, она вела себя так, словно сама только вылезла из эпохи ренессанса. Нежная. Галантная. Смущенная. Единственное, что выдавало принадлежность девушки к XXI веку — это неловкость и стесненность в одежде.
        Левиафан погряз в небывалой любви к женщине, которую уже сотню раз хотел растерзать голыми руками. Он увидел в ней другую личность, которая способна открываться и с хороших сторон. Левиафан и не догадывался, что змея с изумрудными глазами, может стать грациозной ланью, с душой сестры милосердия. И потом, его разум начал наполняться страхом: а вдруг сердце больше не сможет и не захочет любить прежнюю Лилит? Что тогда? Не может же он заставить ее жить прошлым, причем даже не ее собственным прошлым. Но вампир тщательно скрывал свои переживания и вообще старался не задумываться об этом, пытался просто наслаждаться ее видом, чувственностью и необыкновенной женственностью.
        Лилит, в свою очередь, то и дело поражалась поведению Левиафана. Ей не верилось, что он когда-то действительно был таким учтивым и вежливым с женщинами. Голова судорожно представляла, сколько же крутилось вокруг него женщин в те времена. Ведь подлец и джентльмен в одном лице такая мощная приманка для женщин, перед которой невозможно устоять. Лилит заметила, что некоторые манеры общения сохранились в нем и по сей день.
        В фантазии всплыл пышный бал, среди приглашенных гостей, прогуливался Левиафан, заложив руки за спину. Потом он выбирал себе девушку, одну единственную, которая смогла чем-то поразить его. Остаток вчера он проводил с ней, танцевал и обхаживал, как королеву. А потом, глубокой ночью, он превращался в монстра, который безжалостно лишал возможности девушку жить.
        Неожиданный вопрос, появившийся в мыслях, сильно поразил Лилит, о нем она раньше никогда не задумывалась. Ведь Левиафан не всегда убивал с помощью клыков. Наверняка, были женщины, лишившиеся рассудка из-за его внешности, которые сами не смогли жить без него. Измученное безответной любовью сердце заставляло выпивать яд и больше не чувствовать снова. Возможно, сердца заставляли подмешивать этот яд новоявленной сопернице. Ведь тогда люди если чувствовали-то по-настоящему, и если говорили, что не могут жить без человека, то действительно не могли.
        — Сударыня, я вижу, Вас что-то терзает. Откройте мне свою душу, расскажите, что за дурные мысли мучают Вашу прелестную головку?
        Лилит мельком улыбнулась и опустила глаза.
        — Прошу Вас…пойдемте.  — Она встала.
        Молодой человек резко вскочил и нежно схватил девушку за руку.
        — Мадемуазель,  — он поцеловал ее руку, слегка сдерживая ее порыв уйти,  — что Вас гложет? Откройте мне тайну. Прошу Вас, садитесь.
        Лилит нервно огляделась по сторонам, снова бросила быструю улыбку и присела на стул.
        — Я весь во внимании.  — Левиафан смотрел ей в глаза и улыбался так нежно и по-доброму.
        — Мне право неловко от мыслей в моей голове… — Лилит вновь раскрыла веер, скрываясь за ним.  — Были ли женщины, которые влюблялись в Вас беспамятства?
        — Я не могу Вам лгать — были.
        — Мне было бы очень интересно послушать Ваши истории.
        — Боюсь, они Вас утомят, мадемуазель.
        — Нет, что Вы! Вы абсолютно неправы!
        — Мадемуазель,  — Левиафан поклонился,  — я не ведаю, что значит отказ, когда вижу Ваши прекрасные глаза. То был 1626 год…
        …В роскошном дублете, с тростью в руке, Левиафан шел к своему особняку, решив отказаться от экипажа и прогуляться тихой ночью. Он недавно покинул замок господина Уочера, где был неслыханный бал в честь женитьбы его сына.
        Пир стоял горой, гостей было немыслимо, Левиафан не отказывал себе в терпком алкоголе и, возвращаясь домой, был изрядно пьян. В темной улочки старого Лондона, он увидел плачущую даму. Она стояла в таком пышном, королевском костюме, в руку ее — платок, на розовых щеках — слезы. Что могло обидеть столь юную и красивую даму?
        — Кто посмел Вас обидеть?  — Левиафан бросился к даме.
        Девушка вздрогнула и по миллиметрам начала пятится назад.
        — Вы не должны бояться меня, мадам.  — Он подошел к ней ближе.
        Левиафан был сыт, добр и пьян. Он не хотел причинять никакого вреда девушке.
        — Не откажите мне в чести, проводить Вас?  — спросил Левиафан, пытаясь взять девушку за руку.  — Очень опасно находится на улицах Лондона в столь поздний час.
        — Мой дом слишком далеко от этого места. Я даже не понимаю, где нахожусь,  — слезы полились из глаз.
        — Прошу Вас, мисс, прошу, не надо слез. Как Вы здесь оказались? Я могу взять карету. Дайте мне Вашу руку, не бойтесь. Здесь темно, Вы можете споткнуться.
        Дама, наконец, вздохнув и, набравшись смелости, протянула руку незнакомцу.
        — Сэр Дрейн. Роберт Дрейн.  — Прозвучало очередное вымышленное имя, последовала улыбка, которую девушка не видела в темноте, но явно почувствовала.  — Как Ваше имя, мисс?
        — Анна, сэр, Анна Остин Люук.
        — Остин Люук? Ваш отец — аристократ, покинувший Шотландию? Парламентер?
        — Да, он довольно известен в знатных кругах.
        — О, мисс Люук, для меня будет честь сопроводить дочь самого сэра Люука. Позвольте…
        — С того дня, я чувствовал себя влюбленным. Анна была красивой, светской дамой, у нее был влиятельный отец. Я ходил с ней на балы, званые ужины, одаривал ее жемчугом и золотом. К моему приужаснейшему разочарованию, моя влюбленность умерла, не успев родиться. Увы и ах, я был вынужден оставить ее, чем разбил ей сердце. Анна отравила трех девушек, с которыми мне выпала честь проводить время на встречах. Она, плача у меня в гостиной, сама призналась в содеянном. Анна называла и оправдывала себя ревностью и невозможной любовью ко мне. Я был убежден, что она помешалась….
        Левиафан подошел к своему особняку и начал тихонько открывать дверь. Была ночь, слуг он будить не хотел, настроение было просто потрясающим. Внезапно он почувствовал острейшую боль в правом боку, со стороны спины. Ее было невозможно терпеть. Еле сдерживая приступ, чтобы не закричать, Левиафан обернулся. Сзади него стояла Анна, в руках у нее был огромный кинжал, весь в крови. Девушка рыдала, крепко держа рукоятку ножа.
        — Милорд, простите меня… но я не могу видеть, как Вы уходите, я Вас теряю и мне нестерпимо больно от этого. Я не нашла другого выхода. Раз Вы не мой, значит, Вы не должны достаться никому.
        Левиафан стоял на коленях, держась за рану в боку. Изо рта шла кровь, он кашлял, и с каждым движением грудной клетки, его парализовало от очередного удара боли.
        — Но и без Вас я жить не могу…Сэр, мне жаль, что все так вышло, но я ни разу не пожалела о том, что в ту ночь встретила Вас…
        Анна замахнулась и воткнула кинжал себе в живот. Раздался крик, девушка упала к Левиафану…
        — Я ужасно мучился от боли, но не хотел, чтобы она убивала себя. Сударыня, я клянусь Вам честью, у меня даже в мыслях не было, что она решит свести счеты с жизнью. Я был поражен ее действиями. Я хотел остановить ее, но мне было невыносимо больно даже шевельнуться. Она умерла у меня на руках…На ее похоронах я познакомился с мадам Вуа. Андреа Вуа де Савар, выходцем из парижского монастыря…
        Лилит удивленно посмотрела на возлюбленного. Да его прошлая жизнь кишела женщинами и отбоя от них не было.
        Лилит воодушевлено слушал, как красивейшие женщины разных эпох боролись за душу дьявола во плоти. Они убивали, умирали, ненавидели и продолжали любить.
        Домой они вернулись ночью, вдоволь нагулявшись и надышавшись свежим воздухом. Ноги обошли весь парк, территория которого была невероятных масштабов.
        Лилит вошла в комнату и вздохнула свободно. Она уже слегка опьянела, разум был спокоен, а тело расслаблено…почти — корсет не позволял чувствовать себя в своей тарелке. Левиафан стоял сзади и с довольным лицом наблюдал. Лилит пыталась нащупать шнурки, стягивающие корсет, но она никак не могла понять, откуда и куда они идут, и вообще как они завязаны. Все ее домашние корсеты, которые она носила в клубы, застегивались спереди, и с ними никогда не возникало проблем.
        — Позволь мне. Вот что значит не жила и не пробовала — усмехаясь, вампир подошел к ней и начал с легкостью развязывать шнурки.  — В то время женщины делали это гораздо быстрее, особенно если они были замужем и времени было мало. А сейчас бюстгальтеры по два часа застегиваются.
        Лилит обернулась и лукавой ухмылкой взглянула на него, затем скинула с себя платье и осталась в одной длинной сорочке и в туфлях.
        — Левиафан, ты хоть представляешь, что такое носить корсет? Он сжимает всю грудную клетку, и становится тяжело дышать, нет никакой возможности вдохнуть полной грудью.
        — Поэтому тогда женщины были очень нежными и при малейшем испуге падали в обморок, потому что не могли вдохнуть достаточно воздуха и всегда ходили с веерами. Они пытались сбалансировать около себя волны воздуха…
        Он прикоснулся к обнаженным плечам. Лилит вздрогнула, и кожа покрылась мелкими мурашками.
        — Спасибо, Левиафан! Это был самый необыкновенный день в моей жизни! Спасибо, что показал мне, что пытался показать свою эпоху…
        — Нет, милая, это тебе спасибо за то, что ты с такой легкостью согласилась помочь мне вернуться на четыре столетия назад и вспомнить, как это раньше было, о чем я не могу забыть до сих пор и вряд ли когда забуду. То время было моим самым любимым и самым неповторимым, к счастью мне есть, с чем сравнить. Я умею любить красоту не только твоего лица и своего, но и другую, где она только есть. XVI век был населен прекрасными дамами и джентльменами, совершенными нарядами, идеальной архитектурой, которая стоит и по сей день.
        — Но я бы не хотела жить в то время…Это так сложно. Если бы утром здесь не оказалось девушки, которая помогла мне, я бы ни за что не смогла бы собраться сама. Значит, жить тогда, означало обязательно в доме иметь служанку и огромный шкаф, (ибо я понятия не имею, куда можно убрать такие шикарные и пышные платья), парики, пудры и тому подобные вещи.
        — Это дело привычки, Лилит. Ты бы привыкла и никаких проблем у тебя не возникло. Привычка — милое дело, знаешь ли. Люди умудряются жить с тем, что, казалось бы, просто невозможным, и корсет не пойдет ни в какое сравнение. Например, взять африканские племена, вот где бы ты с ума сошла жить, прежде чем привыкнуть. Я же привыкал к накрахмаленным парикам, манжетам, потом к английским костюмам, потом к серой робе, потом уже современное время пришло. Забавно, когда ты можешь подобрать цветовую гамму в одежде, как у райской птицы, и никто тебя не осудит за это. А ты знаешь, Лилит…ты божественно прекрасна в таком наряде. Я успел представить, что мужчины при дворе, все до последнего были бы у твоих ног. У тебя такая лебединая шейка, сама Нефертити сошла бы с ума от зависти, тончайшая талия…Лилит, ты была бы богиней того времени…И уж я бы точно не смог пройти мимо.
        Лилит таяла от комплиментов, рассматривая себя в зеркало и стоящего сзади вампира. Он стоял за ее спиной и напоминал огромного ангела тьмы. Его широкие плечи, словно черные крылья, пытались окутать девушку. Он снял жабо, и на голом теле остался только черный пиджак. Лилит смотрела то на него, то на свое лицо.
        — Да мы созданы друг для друга!  — тихо прошептала она, дотрагиваясь рукой до его отражения в зеркале.  — Ты мой черный ангел, который всегда будет рядом, стоя за мой спиной, хранящий меня от зла, но приносящий его с собой. Ты мой ангел-хранитель…ты мое зло, моя любовь, моя боль…ты мое все и в то же время ничто…Как будто я действительно могу дотронуться до тебя только через зеркало, дотронуться до твоей души…Ты будешь со мной до конца?
        Лилит держалась двумя пальцами за застывшее отражение Левиафана. И его лицо мрачнело и становилось непонятным. Его смущало поведение девушки, в глубине души ему льстили ее слова, он не мог понять с чего и к чему она начала говорить об этом.
        — Я буду с тобой до конца…до конца твоей жизни…до последнего твоего вдоха…до последнего удара твоего сердца… — Левиафан раскинул руки, пытаясь обнять и стал похож на огромного ворона.  — Лилит, я буду рядом в реальности…и уж если тебе так хочется, то даже в зазеркалье.
        15
        Левиафан спал и ни звуки, ни шорохи не могли пробудить его. Он был слишком погружен в свои сны, после недавнего путешествия во времени.
        Лилит трижды позвала вампира, но, так и не дождавшись ответа, решила, что он пока не хочет возвращаться в реальность, и отправилась на кухню заняться завтраком.
        Она весело сбежала вниз, топая босыми ногами по полу. Лилит бежала, как будто была в поле, иногда весело подпрыгивая. Солнечные лучи, проходящие сквозь оставленные щели между шторами, бежали вместе с ней. Лилит уже почти забежала в кухню, как внезапно остановилась. Краем глаза она увидела белый конверт, лежащий на полу.
        — Что это?  — спросила она тишину дома и подобрала конверт: письмо было из Испании.
        — Жаклин!  — радостно вскрикнула Лилит и побежала еще быстрее на кухню за чаем, совершенно забыв о завтраке.
        Через пару минут девушка уже сидела в кресле, весело болтая ногами, и открывала конверт. Письмо было написано ровным подчерком, зелеными чернилами, соблюдены поля и много закорючек в буквах.
        — Ты педанткой стала, Жаклин?  — улыбнулась Лилит и принялась читать.
        «Красивый цвет — зеленый? В Испании все зелено! Никогда раньше не обращала внимания на зелень!
        Привет Лилит! Привет Левиафан!
        Сегодня пятое июля, ровно месяц, как я уже живу в этой чудесной стране, о чем еще ни разу не пожалела. Мои окна всегда открыты настежь, пропуская яркое солнце, позволяя ему подпитывать меня.
        Я хорошо устроилась здесь, обустроила дом и нашла себе новую любовь. Пока мы с ним плохо понимаем друг друга. Он испанец, а я еще не очень хорошо говорю по-испански, но я стараюсь! Язык быстро учится, когда человек находится все время с говорящими. Но писать на нем я вообще не могу…пока что. Испанцы так быстро говорят, так спешно! Представь, что я улыбаюсь сейчас, потому что я действительно улыбаюсь! И когда они говорят, я стараюсь запоминать всю фразу целиком, ибо я даже не понимаю, где начинается, а где заканчивается слово. Мило, правда?
        Мою любовь зовут Хоссе. Он очень красивый, смуглый брюнет. Пару недель назад я, с горем пополам, объяснила ему свой маленький секрет. Видела бы ты его глаза, Лилит! Но потом он успокоился. Иногда я пью его кровь, он с радостью делится ей со мной. Сейчас мы живем вместе, и мне как-то уже не так одиноко, как в первое время. Я познакомилась с соседями. Они очень милые люди, и все время вежливо общаются со мной. К сожалению, я не могу понять их речь дословно, но по интонации мне кажется, что они настроены дружелюбно. Я нигде не работаю, пользуюсь методом Левиафана, но об этом мой смуглый брюнет не знает. Питаться стараюсь подальше от дома, чтобы не привлекать к себе внимания. Тебе…Нет, вам обязательно нужно приехать сюда, Лилит, ты не пожалеешь об этом! Это потрясающее место! И к тому же, оно очень быстро помогло мне оправиться и не вспоминать о Марке, потому что голова все время думает о другом.
        Я сильно соскучилась по тебе, возможно даже чуть-чуть по Левиафану, но ни капли по родному городу и стране. До этого момента, я считала себя патриоткой, но сейчас я поняла, что это не так! Я ненавижу мой город! Он отнял у меня все! Но не будем о грустном, я не хочу вспоминать об этом и думать. Моя рука отказывается писать об этом.
        Хотелось бы знать, как у вас складываются ваши сумасбродные отношения? Вы еще не поубивали друг друга? Надеюсь, что мое письмо дойдет живым людям. Надеюсь, что ваши горячие темпераменты не довели вас еще до безумия, что ваши конечности и головы все еще на своих местах. Напиши мне дорогая, как ты там?
        На этом я заканчиваю писать, потому что сказать мне больше пока нечего, кроме того, что я уже написала. Я жду ответа от тебя в ближайшем будущем.
        Люблю. Целую. Жду.
        Пятое июля.
        P.S. я передам привет своему жгучему мучачо от тебя!
        Ждем вас в гости!»
        Лилит дочитала письмо и улыбнулась. Впервые, она почувствовала, что за ее спиной стоит вампир. Впервые, он не сумел подкрасться к ней, возможно, потому что не хотел.
        — Доброе утро, милый!  — циничным голосом произнесла Лилит, даже не оборачиваясь.
        — Хорошо, что уже даже спина чует меня!  — улыбнулся он.  — Как дела у Жаклин?
        — Как ты узнал?  — удивилась Лилит, резко развернувшись к нему.
        — Моя интуиция намного сильнее твоей. Я даже сам могу ответить на свой вопрос.  — Расположившись в кресле, протянул Левиафан.  — Я уверен, что у нее все хорошо, что скорее всего, она уже нашла с кем провести первые десять лет, но возможно решит даже блуждать с ним вдвоем в вечных тенях, после того как выучит испанский! Жаклин чертов однолюб, но с непреодолимой страстью и бесконечным желанием. Она не сможет остаться одна даже на год. Да какой там, на год, на полгода, на месяц!
        — Она изменилась, Левиафан. Я это вижу по письму, я чувствую. Ее подчерк уже не такой беспорядочный и взбалмошный, как раньше, сейчас он ровный и красивый. Знаешь, как будто у нее все изменилось, так же, как подчерк. Все улеглось и успокоилось, хаос исчез, бардак разобрался. За два месяца она стала взрослее на двадцать лет. Никогда не думала, что она сможет так быстро и продуктивно поменяться. Она не спешит, как раньше. Ее письмо такое тонкое, и этот-то за месяц! Год назад она смогла бы написать многотомник, рассказывая, что у нее произошло за этот месяц.
        — Да!  — рассмеялся Левиафан.  — А куда ей теперь спешить? У нее есть то, за чем все гоняются, и все равно не могут поймать. Пойду, принесу что-нибудь поесть!
        Левиафан исчез на кухне, а Лилит злобно посмотрела ему в след. «Долго еще мне будут говорить мне о вечности, постоянно намекая на то, что я ее никогда не получу. Я уже это поняла! Поняла, что ты боишься меня так-то, смертную. А дай мне вечность, ты, не задумываясь, сбежишь на другую планету! Но я тебя так просто в покое не оставлю!», подумала Лилит и услышала шум за спиной. Левиафан шел с огромным подносом в руках.
        — Как ты во время!  — заявила она, как только он приблизился к ней.
        Вампир скосил на нее глаза.
        — Ты о чем это?  — поинтересовался он.
        — Вот об этом!  — невозмутимо произнесла Лилит, и Левиафан, не заметив подставленной ноги, грохнулся на пол.
        Вампир ударился головой об угол стола и перекатился на спину, держась за лоб, а во рту, от злости росли длинные, белые клыки. Диван был весь залит соком и чаем, по всей поверхности валялись листы салата и порезанные овощи в масле, гренки рассыпались по всему полу, вперемешку с битыми стеклами. Сок и чай беспечно впитывались в диван, на полу тоже виднелись лужицы. Левиафан продолжал лежать.
        — Ох, как нехорошо получилось-то!  — Лилит, покачивая головой, притворилась, что ее беспокоила сложившаяся ситуация.
        Вампир резко вскочил и притянул к себе девушку. Она замерла и прищурила глаза. Внутреннее чутье подсказывало, что он ничего ей не сделает. Левиафан нависал над ней, как грозовая туча, и понимал, что его никто не боится. Что раздражало его еще больше, чем просто отдых на полу.
        — Слишком длинные ноги?  — спросил он, прикасаясь кончиком зубов к ее уху.
        — И ты в восторге от них… — прошептала Лилит, закрывая глаза и подставляя ему шею.
        Он улыбнулся, рассматривая ее игривые глаза.
        — Нечестная игра, Лилит! Ты пытаешься соблазнить меня …Ты изменила тактику, да, милая моя? Теперь ты решила доставать меня и сразу же предлагать свое тело, чтобы я не успел опомниться, да?
        Лилит улыбнулась, наслаждаясь прикосновениями вампира. Она приподняла голову и дотронулась кончиком носа до его. Хватка Левиафана давно уже ослабла, женская изящность всегда имела и будет иметь, непреодолимую власть над мужским разумом.
        — Я права?  — проигнорировав его догадки, Лилит демонстративно подняла вверх одну ногу.
        Левиафан скосил глаза на вытянутую, как у профессиональной гимнастки, около его лица ножку.
        — Черт!  — он в одну секунду оказался в кресле, за другой частью стола.  — Мне нравятся твои ноги, Лилит, но когда они лежат у меня на плечах, а не ставят мне подножки! И пока я еще в состоянии не реагировать на твои соблазны. Но ты хитрая…Ты перенаправила мои мысли на страсть, вместо злости. И теперь я ничего не могу сделать, как только бороться с этой страстью!
        — Зачем ты с ней борешься?  — соблазнительно спросила Лилит.
        — Затем, чтобы тебе слишком хорошо не было: повалять меня на полу, а потом еще и это!  — ядовитым голосом ответил вампир.  — Кстати, вот этот гренки со стеклами, салат на диване, вместе с чаем и соком — это завтрак, милая!
        Весь день строился на словесном издевательстве. Новая игра — у кого язык подвешен лучше.
        Левиафан обычно был успешнее, но в этот день Лилит была в ударе и давала ему отпор. Он искусал все губы, у него глаз начал дергаться, но старался держать себя в руках. Ведь это всего лишь слова, хоть очень дерзкие и обидные.
        Лилит действительно пересмотрела свою тактику. Она твердо решила не обращать внимания на все, что говорит и делает Левиафан. Грубо говоря, когда он открывал рот, чтобы ответить, она тут же отключала слух, включая перед глазами слайды с позитивными воспоминаниями и музыкой.
        Уже к вечеру Лилит надоела эта словесная перебранка. Она встала и бросила циничный взгляд на вампира.
        — Я пойду писать ответ Жаклин, а ты пока подумай лучше, что ты мне ответишь, а то мне уже скучно выслушивать этот детский лепет!  — улыбнувшись, сказала Лилит и пошла наверх, не дожидаясь ответа.
        «Детский лепет?» — Левиафан разъяренно смотрел ей в след. Он даже не собирался ей ничего отвечать. «Значит детский лепет, черт возьми! Лилит, у меня сейчас в голове появился план с взрослым лепетом, жестокий и реалистичный. Я посмотрю, что ты на это скажешь! Я думаю, моя задумка тебе вряд ли понравится, ты скорее возненавидишь меня. Возможно, я завтра проснусь с колом в сердце, но я все равно сделаю это, несмотря ни на что!», улыбчиво подумал про себя Левиафан.
        «Здравствуй, Жаклин. Прошел всего месяц, а мне кажется, что уже не одна сотня лет, как последний раз я видела улыбку на твоем лице. А как я соскучилась! По твоей детской улыбке и по тебе.
        По интонации твоего письма, у тебя все хорошо, и я безумно рада этому. Наконец-то! У тебя все хорошо. Можно я крикну вместе с тобой на весь мир: у тебя все хорошо! Пожалуйста, продолжай в том же духе. Не сворачивай с пути позитива, вдохновения и любви. Ты — светлый, добрый человечек, достойный простого человеческого счастья. Я благодарна всем богам за то, что, наконец, это счастье упало на тебя. Держи его, Жаклин, я прошу тебя, держи и никогда не отпускай.
        Мои дела не так хороши, как могли бы быть. У меня есть Левиафан. И как бы сильно я хотела назвать его своим счастьем…и я назову. Он — мое счастье. И несчастье. Я люблю его, Жаклин. Слишком сильно люблю, чтобы изменить все, что сейчас происходит между нами. Впервые в жизни я поняла, что такое любить по-настоящему, и я не хочу говорить за это «спасибо» Левиафану. Он научил меня любить. Он дал мне знания, от которых я скрывалась. Он посадил меня в тюрьму любви. Я страдаю. Сама не понимаю от чего, то ли от любви, то ли ненависти. Жаклин, ведь наравне с безграничной любовью, я так сильно ненавижу его! Я столько раз уже пыталась убить его. Правда. Я втыкала ножи, пыталась выстрелить…но я не могу. Я люблю его. Люблю.
        С его появлением моя жизнь покатилась вниз. Я не понимаю, куда именно она катиться. Я несусь за ней. Ничего не понимаю. Не успеваю понять! У меня нет времени. Я больше не хозяйка своей жизни. Я верный щенок, который так самоотверженно вылизывает пятки своему хозяину. Я так устала. Видишь, мое письмо не столь ярко и позитивно как твое, но мне, впервые, хочется выговориться. Я же совсем одна. Он не слышит меня. Да и я никогда не скажу ему то, что слезами пишу на бумаге тебе. Никогда не расскажу ему о том, как сильно бьется сердце при виде его, как скрадывает дыхание от его прикосновений. Никогда он не узнает об этом.
        С его появлением меня больше нет. Есть он и моя любовь к нему. Из последних сил я пытаюсь любить себя. Каждый раз шепчу, Лилит, возьми себя в руки и беги, беги прямо сейчас. Я не могу. Знаешь, Жаклин, я словно привязана к нему невидимыми якорными цепями. Он — мой повелитель, мужчина, заслуживающий мое уважение и признание…хотя бы тут на бумаге.
        Прости Жаклин, что я не могу порадовать тебя своим ответом. Не могу больше врать, что все прекрасно, что солнце улыбается нам, что небо покрывается голубым цветом… Не могу, господи, прости… не могу. Все мое «прекрасное» тесно сплетено с «пытками», структурой ДНК. Нельзя разрывать эту связь. Он создал ее, и только он сможет разорвать.
        Жаклин, говорил ли тебе когда-нибудь Левиафан о каком-нибудь секрете? Уже столько времени меня пожирает любопытство. Он что-то скрывает от меня и нет никаких сил выудить из него тайну. Я чувствую, секрет настолько емок и важен и не только для Левиафана. Я больше чем уверена, что-то было до того, как мы познакомились с ним. Левиафан точно что-то знал, что-то, что существенно важно знать мне. Проболтался ли он тебе об этом? Хоть что-нибудь…»
        Лилит взглянула в окно, в поисках вдохновения и раздумывая над своей поэмой.
        Окна выходили на задний двор, они были распахнуты для свежего воздуха, но вместо него в комнату поступал запах гари. Лилит прищурила глаза и увидела сизый столб дыма. Она пожала печами, думая, что Левиафан балуется, и хотела было начать писать дальше, как раздался истошный вопль, принадлежавший вампиру.
        — Что там происходит?  — строго спросила Лилит и подошла к окну.
        Сарай, в котором горел Мормо, снова полыхал, и вопль исходил именно из него. Глаза Лилит расширялись, как при замедленной съемке.
        — Он там… — прошептала она,  — он там!
        Недолго думая, Лилит выбежала из комнаты и побежала на улицу. Сарай находился за особняком, бежать надо было очень быстро, и Лилит бежала. Пока она огибала дом, в голове крутилась лишь одна единственная мысль: «Я не успею!». И от этой мысли ее кидало в холодный пот, хоть и бежала она достаточно быстро и на улице был жарко.
        Сарай был весь в огне, а из него доносились вопли и стуки о стены, точно так же, как горел Мормо, только он не хотел оттуда выбираться. А по обрывочным фразам Левиафана Лилит поняла, что он за что-то зацепился и не может вырваться, да и плюс все стены в огне.
        — На какой черт ты восстановил этот сарай?  — взвизгнула Лилит и, закрыв глаза, бросилась открывать дверь.
        Но это было не так-то просто. Кругом огонь, она не могла открыть глаза. Действовать приходилось буквально на ощупь. Огненные языки лизали ее кожу, а железная дверь уже накалилась до предела. Огонь раздирал ей кожу, причиняя жуткую боль. И когда боль становилась невыносимой, Лилит отдергивала руки от двери, а через пять секунд снова пыталась открыть ее. Сердце бешено колотилось и каждый раз подпрыгивало в груди, слыша новый истошный крик, который с каждым разом становился все слабее.
        — Я не успею!  — крикнула она и стукнула со всей силы по двери рукой, обжигая ладонь.
        Наконец, через пару минут, дверь подалась и Лилит отпрыгнула от прохода, давая вампиру возможность вылезти, если он еще конечно был живой. Она вгляделась внутрь сарая и увидела, что там нет ни Левиафана, ни его трупа. Сарай был пуст! Перед глазами поплыл туман, девушка огляделась по сторонам и, с боку, около дерева, увидела целого и невредимого вампира.
        Он стоял и улыбался. Лилит медленно отвела глаза и посмотрела на свои руки. Они были красного цвета, напоминали вареного рака, и в туже самую секунду, она осознала, что руки невообразимо болят, как будто их просто раздирало, словно кожу снимали живьем. Лилит вскрикнула и упала замертво. Левиафан безразлично окинул взглядом лежащее тело, вздохнул и с улыбкой достал из-за дерева огнетушитель и затушил пылающий огонь.
        — Физическая боль!  — произнес он, стоя над девушкой и разглядывая ее руки.  — Может, ты теперь мне ответишь, что страшнее: физика или мораль? Может теперь ты прекратишь докучать мне…хотя в этом я сильно сомневаюсь!
        Он аккуратно поднял девушку и отнес ее в дом. Вампир сидел рядом с диваном и разглядывал руки. Сплошная краснота, почти до плеч, в некоторых местах начали проявляться редкие волдыри. Кое-где они были маленькие, где-то достаточно большими. Все ногти оплавились и имели различную длину и форму.
        — Определим это как вторую степень ожога!  — совершено спокойно сказал Левиафан вслух.  — Надо бы нанести противоожоговое средство…Но вот беда, у меня его нет. Придется подождать, когда ты очнешься, и только потом сходить за спреем или мазью, а то чего доброго, с незнания, ты поотдерешь все волдыри, а этого никак нельзя делать.
        Левиафан замолчал и прищурил глаза, внимательно изучая ее лицо. Даже будучи без сознания, на лице было страдание и обида за предательство, разочарование из-за лжи. Но вампир не обращал на это внимание, его заинтересовало кое-что другое.
        — А как же ты брови умудрилась опалить, милая?  — загадочно спросил он.  — Ты попала в десятку, дорогая. Я дал тебе девяносто процентов того, что ты не полезешь спасать меня, но десять я все-таки отвел на «а вдруг»! И «а вдруг» случилось! Для меня такой поступок — гром среди ясного неба!
        Через десять минут Лилит пришла в себя, открыла глаза и пронзительно закричала, увидев собственные руки. Боль мгновенно охватила ее разум, заставляя кричать ее не своим голосом, а ужас от увиденного прокрался в самое сердце и заморозил его.
        — Мои руки!  — кричала она, разглядывая вздувшиеся практически на всей поверхности волдыри.  — Мне так больно! Я не могу это терпеть!
        — Не смей!  — гаркнул Левиафан, заметив, что девушка пытается дотронуться до руки.  — Занесешь инфекцию, твои руки вообще отрежут!
        Лилит перевела взгляд на вампира и уставилась, словно не узнавая его. Но лицо тут же исказилось от боли и злости. Ее трясло от жара и гнева, подбородок дрожал, но глаза застыли, словно у статуи, и холодно смотрели на него.
        — Я убью тебя, клянусь, убью!  — шепотом сказала она, но руки опустила.
        Левиафан склонил голову и подло улыбнулся.
        — Эээ…нет!  — погрозил он ей пальцем.  — Это вряд ли, милая! С такими-то руками — это совсем вряд ли. Боюсь, что твой план сможет осуществиться только через неделю, это в лучшем случае. В данный момент ты даже в туалет без моей помощи не сходишь! Подумай об этом! Я ждал, когда ты очнешься, чтобы сказать, что я ухожу за ожоговой мазью, спреем, посмотрим, что там будет. А ты не вздумай трогать кожу руками! Порвешь волдыри, попадет инфекция, и мне придется всю жизнь водить тебя в туалет!
        Левиафан исчез за дверью, а Лилит, полусидя на диване, снова начала рассматривать руки. «Я урод! Боже мой, я урод! И все это было напрасно! За что он со мной так? Зачем он сделал меня такой? Я не могу смотреть на собственные руки, они омерзительны! Эти волдыри, эта красная кожа…Это не мои руки, господи, скажи, что это не мои руки! Пожалуйста! Я не верю в это! Этого просто не может быть! Он не мог со мной так поступить, он на такое не способен…мне все кажется. Я не урод, я по-прежнему красива, и мои руки тоже…».
        Лилит не отрываясь, смотрела на кожу, напоминающую кожу жабы, только кровавого оттенка. Смотрела на ногти, точнее на то, что от них осталось. От них пахло гарью. Осознание всего этого вводило ее в состояние шока, добавляя страха за будущее. Мысль о том, что с такими руками она никому не нужна, виртуально перерезала жизненную вену в будущее. Лилит воспринимала произошедшее, как смертный приговор ей, как личности, при этом она будет продолжать жить.
        Через пятнадцать минут в дом вошел Левиафан с полной аптечкой. Он посмотрел на девушку и вздохнул. Вздох был не от жалости или от чувства вины, а скорее от моральной усталости.
        — Ну что, еще не все ободрала?  — бойко поинтересовался он и присел рядом.  — Вытягивай руки, ускорим процесс заживления.
        Лилит послушно протянула руку вперед, морщась от неприятных чувств. Вампир умело распределил белую массу по обгоревшей коже, не причинив ей лишнего ущерба.
        — Это же не мои руки, Левиафан, скажи, что это не мои руки!  — прошептала Лилит, закрыв глаза.
        Он приподнял одну бровь и перестал шевелиться.
        — Ну а чьи ж еще? Мои что ли?  — негодуя, фыркнул он в ответ.
        Левиафан не собирался жалеть девушку, хотя внутри сердце разрывалось от проклятой жалости, а внутренний голос пилил мозг, осуждая дикий поступок. Чувства кричали о сволочности и жестокости, но разум оставался чистым и бессердечным, игнорируя все упреки.
        Лилит рыдала от боли, от обиды, от беспомощности, от того, что вампир ограничил ее в способности двигаться, тем самым не позволяя ей даже залепить ему оплеуху.
        — Ты так жесток! Как ты можешь со мной так обращаться, после вот этого?  — она подняла и показала Левиафану.
        Вампир провел глазами по рукам и перестал улыбаться.
        — Тебе надо поспать!  — равнодушно заявил он, отворачиваясь от девушки.
        — Это все, что ты можешь мне сказать?  — удивленно спросила она.
        — Это все, что ты можешь сделать!  — буркнул Левиафан.  — Я тебя отнесу.
        Он встал, подошел к ней и хотел было поднять, но Лилит уперлась ногой ему в бедро, не подпуская ближе. Мужчина строго посмотрел на нее, но не стал пытаться что-либо делать дальше.
        — Запомни этот момент. Это был твой выбор, милая. И чтобы потом, если что случится, я не слышал никаких упреков в свой адрес!  — отводя глаза, предупредил он.  — Твоя гордость, Лилит, именно твоя гордость погубит тебя! Будь благодарна ей за это!
        — Уйди с глаз моих долой!  — огрызнулась она, пытаясь встать с дивана.
        — Как пожелаешь, дорогая!  — Левиафан поклонился ей и скрылся на втором этаже.
        Лилит кое-как слезла с дивана и побрела в спальню. Но когда она вошла в комнату, то увидела, что вампира там не было. Он был в соседней комнате и решил прийти только тогда, когда Лилит уснет. А уснула она быстро, так как переживания и боль отняли много сил, а сон на то и существует, чтобы их восстанавливать.
        Мужчина зашел в кабинет, где почти весь вечер просидела Лилит. На столе лежали альбомные листы, исписанные и исчерканные. Левиафан подошел поближе. В его руках мелькнуло письмо Лилит своей подруге. Борясь с собой, заставляя положить бумагу назад, вампир читал текст. С каждым написанным словом Левиафан все больше мрачнел. Несколько предложений, обрывочных и коротких, но таких емких и сильных, ковыряющих его душу. Словно нотки, слова дергали его за сердце и разум. Неужели правда, его девушка, горячо любимая и желанная видит в нем зверя и изверга, тюремщика, который заставил ее любить себя? Неужели, ее чувства, описанные в письме подруге, настоящие? Эта женщина, сводящая с ума весь мужской мир своей необыкновенной красотой, действительно, любит его! Вот это новость! Новостью также оказалось, что девушка слишком сильно догадывается о секрете Левиафана, который он так тщательно пытался скрыть. Да, секрет был. Да, важный и существенный как для Лилит, так и для вампира. И да, он не хотел, чтобы Лилит узнала его.
        Мужчина сел за стол, взял ручку и чистый альбомный лист, и принялся писать письмо Жаклин, вкладывая в него весь сказочный позитив и счастье женщины. Руки же аккуратно сворачивали письмо Лилит, пряча в нагрудный карман бумагу.
        Дописав лживое письмо, вампир положил его в конверт и оставил на столе, будучи абсолютно уверенным, что Лилит не будет перечитывать свое письмо, просто отправит его.
        Левиафан вошел в комнату через полчаса и лег рядом. Он пристально посмотрел на девушку. Рука сама потянулась к ней, дотронуться до нежной щеки, но потом остановилась в паре сантиметров и опустилась. После нескольких таких неудачных попыток Левиафан сверкнул глазами и отчаянно развернулся на спину.
        «Доигрался, урод! Мои собственные эмоции не позволяют мне прикоснуться к ней, считая, что я этого не достоин! И, правда ведь, это было действительно жестоко — поранить такой нежный цветок. Самому от себя противно! Но я ничего не могу поделать. Таких, как Лилит, надо учить жестокими и бессердечными путями…Хотя нет, Лилит учить не надо. Это скорее демонстрация того, что я тоже могу причинить ей боль, даже не дотрагиваясь до нее. Порой мне кажется, что она забывает об этом, что я являюсь человеком…ладно, просто существом, которое так же, как и она, умеет чувствовать. Так же, как и она, не хотело чувствовать. Так же, как и она, боится потерять себя в этих дебрях. У нас так много общего, но она постоянно пытается найти мне место и указать на него. Зачем? В таком случае, что мешает мне указывать на ее место? Ничего. Не вижу ни единого препятствия. Эта война бесконечна, она не имеет даже временных ограничений и коротких примирений. Так, ничтожные затишья перед новым боем. Нравится ли нам эта война? Нужна ли она нам? Интересно, что бы случилось, если бы я перестал отвечать на ее выходки, пропало бы ее
неутомимое желание доставлять мне неприятности? Скорее всего да…но я не могу не замечать ее выходок, не могу пропустить это…И вот она — бесконечность, которая затягивает в свою воронку, как некая дурацкая игра, от которой нет сил и возможности отказаться. Что меня ждет за сегодняшний розыгрыш, я даже представить не могу. Ведь это может быть что угодно. Я не удивлюсь, если она подложит мне тротил в машину. Очаровательная особа, не правда ли? Но сегодня я был поражен тем, что увидел. Она показала настоящие чувства, показала, что я ей действительно не безразличен, когда открывала дверь в огне. Долго открывала, но все-таки открыла! Был бы я в том сарае, я бы к моменту открытия двери уже сгорел, но это неважно. Важно то, что она открыла дверь, не взирая ни на что! Ей было плевать на страх, на боль, на ожоги, на все, кроме меня. Желание выволочь меня оттуда было настолько сильным, что подсознание увеличило способность не чувствовать ту боль которая была на самом деле. Всего лишь десять процентов того, что она кинется в огонь, и они полностью оправдались. Но как же это странно! Сколько раз она пыталась убить
меня, правда, ничего не выходило и, если ей так хочется моей смерти, то почему она не позволила мне умереть в сарае? А я еще специально позволил ей прочувствовать всю боль от ожогов …стыдно? Нет. Наплевать…Было наплевать, сейчас наплевать…и будет наплевать! Эх, да кого же я обманываю? Докатились, сам себе вру! Но самовнушение — это самая великая сила. И если постоянно убеждать себя в этом, то мне действительно станет наплевать. Устал я любить эту женщину…»
        16
        — Тебе помочь, милая?  — спросил Левиафан, услышав, что Лилит встает с кровати.
        — Нет!  — буркнула она, корячась на постели.
        Руки ужасно болели, еще хуже, чем вчера, ныли, пощипывали и словно с ума сходили. Левиафан вздохнул и продолжил смотреть в окно, даже не оборачиваясь. Через минут пять Лилит все-таки сползла с кровати и, еле переставляя ногами, пошла в туалет. Левиафан начал прислушиваться к шорохам в доме, боясь, что девушка может упасть. Но в течение десяти минут все было тихо.
        Затем раздался звук бьющегося стекла, и доносился он явно с кухни. Недолго думая, вампир выскочил из комнаты и оказался на кухне. Лилит стояла около стола и морщилась от боли, но продолжала тянуться за второй кружкой, потому что первая лежала на полу, разбитая.
        — Может помочь все-таки?  — он еще раз предложил свою помощь.
        Лилит посмотрела на него ненавистным взглядом и просто помахала рукой, показывая ему выйти с кухни.
        «Черт!» — гневно подумал он про себя, развернулся и пошел в гостиную. Пока Лилит обожженными ладонями держала чайник, она не могла сдержать слезы. Левиафан услышал тихие всхлипывания и поджал нижнюю губу. Он хотел пойти и помочь, не обращая внимания на ее отказы и ненавистные взгляды, но в ушах звучало твердое и настойчивое «нет».
        Через пару минут Лилит принесла кружку с чаем и села за стол, вздохнув. Она даже не смотрела на вампира, просто видеть не хотела его.
        — Милая, а ты знаешь, что тебе ожоги надо обработать?  — спросил Левиафан, как ни в чем не бывало.
        — Не называй меня «милая»!  — буркнула она в ответ.
        Он встал и через минуту вернулся с тюбиками. Разложив все на столе, он ожидающе посмотрел на девушку.
        — Я сама справлюсь!  — ответила Лилит на его взгляд.
        Ее поведение сильно злило Левиафана, но он не мог ее заставлять, даже схватить не за что было, как ротвейлера, только у него хвост купирован, а у Лилит руки в ожогах. Левиафан демонстративно развернулся и сел напротив, неотрывно наблюдая за обиженной девушкой.
        Лилит, спокойно допив чай, взяла флакон и начала читать инструкцию. Левиафан скрестил руки на груди, положил ногу на ногу и нервно смотрел на происходящее. Лилит внимательно посмотрела на кожу и слезы так и брызнули из глаз.
        Некоторые волдырей лопнула, и верхние пленки прилипли к кровавому низлежащему слою кожи. Краснота так и не сошла, и кое-где все еще оставались кожные пузыри.
        Сглатывая, она, рыдая, выдавливала белую пену на руку. Лилит обрабатывать правую руку, и вот именно в тот момент нервы у вампира сдали. Он вскочил со стула и подошел к ней, стараясь взять ее за руку.
        — Я сказала, что обойдусь без твоей помощи!  — истерично ответила Лилит, убирая от него руки.
        — Давай сюда свои «угли». Иначе я сам возьму! И поверь мне, это будет не очень приятно!  — прошипел он, нависая над ней.
        Лилит строго посмотрела в его глаза, но руки не давала.
        — Долго я ждать буду?  — раздражался Левиафан.
        — А чего ты ждешь?  — резко ответила Лилит, гневно озираясь.
        — Лилит, не заставляй меня делать тебе больно! Позволь мне обработать ожоги! Мне не надо демонстрировать свою гордость и детское упрямство. Я и так знаю, что ты до невозможности избалованный ребенок, который постоянно показывает свое эго и только свое! Давай руку!
        — Нет, я сказала!  — крикнула она чуть громче.
        — Все!  — рявкнул Левиафан и потянулся за ее рукой.  — Не обижайся, если что!
        Но Лилит, испугавшись нового приступа боли, быстро вытянула руку вперед. Вампир посмотрел на нее и начал аккуратно распределять пену по всей поверхности руки. Лилит отвернулась. Ей было неприятно смотреть на это. Ей казалось, что у нее вместо рук висит сплошное мясо, причем не совсем свежее.
        Левиафан молча делал свое дело. Через десять минут он собрал лекарство и надменно взглянул на девушку.
        — Можешь продолжать гордиться дальше!  — сообщил он.  — Не буду вам мешать, юная леди!
        Вампир скрылся на кухне. Лилит молча вытирала слезы. «Я похожа на разлагающийся труп, а ему все равно. Не упустит возможности лишний раз поиздеваться надо мной. Ну подожди, заживут руки, я тебе устрою!», Лилит про себя угрожала вампиру, но проходящий мимо Левиафан сбил ее с мысли. Он направлялся на выход.
        — Куда?  — крикнула она, сама не ожидая такого от себя.
        — Это ты мне?  — удивился он, остановившись около двери.
        — А тут еще кто-то есть кроме тебя?  — огрызнулась Лилит, не сводя с него глаз.
        — Значит все-таки мне!  — улыбнулся Левиафан.  — Мне поесть бы надо!
        — Нет, не надо!
        — То есть как это не надо?  — опешивши, поинтересовался довольный вампир, отворачиваясь от двери.
        — А я тут одна останусь? Вдруг мне понадобится помощь?  — настойчивым тоном ответила Лилит, подразумевая и намекая ему, что он никуда не пойдет.
        — Ну, сегодня утром тебе не нужна была моя помощь!  — зловещим голосом бубнил Левиафан.
        — Если ты сейчас уйдешь, я сожгу твою машину!  — угрожала Лилит.
        — Да? А если я на ней уеду? Тогда что?
        — Тогда ты меня больше никогда не увидишь!  — ответила она, пошатываясь встала с дивана, и посмотрела на вампира исподлобья.
        Он усмехнулся, но от двери все-таки отошел.
        — Это очень веская причина! Очень страшная…Пожалуй я останусь!  — с серьезным выражением лица ответил Левиафан, подошел к дивану и плюхнулся.
        — Я слушаю тебе, милая? Я могу так тебя называть? Наверное, могу, судя по твоему лицу! Чем тебе помочь? Только себя я калечить и убивать не буду, даже если тебе этого очень захочется!  — с гадкой ухмылкой щебетал Левиафан.
        —Я всего лишь хочу есть!  — Лилит пропустила колкости мимо ушей.
        — Есть? Какая не задача! Я вот тоже хочу есть, но это никого не волнует. Чего же желает моя мумия? Фуагра по-французски?  — не переставая, язвил Левиафан.
        — Смерти твоей!  — брякнула Лилит,  — иди, куда шел!
        Левиафан вскочил и подлетел к ней, схватив за лицо и пристально вглядываясь в глаза. Она тихо положила пальцы на его запястья и тоже уставилась. Молчаливая игра продолжалась в течение трех минут, пока, наконец, Левиафан не заговорил.
        — Чего ты хочешь, милая?  — спросил он совершенно обычным голосом, словно ничего до этого не произошло.
        — Чего-нибудь поесть… — ответила Лилит в таком же духе и даже попыталась улыбнуться.
        — Сейчас, посиди тут, отдохни.  — Левиафан пошел было на кухню, но услышал «нет».
        — Я с тобой пойду… — прошептала Лилит.
        Через десять минут они весело болтали обо всем, что приходило в голову, абсолютно забыв о вчерашнем инциденте. Даже маячащие перед глазами ожоги не могли сорвать превосходную игру в «я забыла». Просто никто не хотел вспоминать, так как обе головы были заняты другими мыслями.
        Лилит думала о том, как насолить Левиафану, мило улыбаясь ему при разговоре. Но вампир уже понял, что против него собирается жестокий, возможно очень жестокий, заговор, и что, скорее всего ему не поздоровится. Но его это не беспокоило — не в первой. Он был морально готов к ее ответу. И так же, как и она, одаривал ее улыбками и приятными словами.
        — Лилит, какую из стихий ты боишься? Огня, судя по-вчерашнему, нет. Вода — вроде плавать научилась. Так что же тогда остается?  — неожиданно спросил Левиафан, переворачивая котлеты.
        Лилит бросила на него странный взгляд и замерла. От такого вопроса у нее снова загорелись руки, доставляя нестерпимые мучения.
        — Ты подбираешь новое место, куда бы я снова сдуру сунулась?  — тихо спросила она.
        В тот момент Лилит осознала, что Левиафан разорвал доверительную ниточку между ними. Забавно, что ниточка порвалась не тогда, в Париже, как думал вампир, а именно у этого сарая. Лилит, больше всего боящаяся боли, восприняла этот поступок именно как предательство, потому что он знал о ее боязни, но все равно подверг такому испытанию. Он также знал о ее отношении к собственной красоте и все равно заставил смотреть на обгоревшие руки. Огонь так быстро забрал нежность и тепло этих рук, за считанные минуты. И пока пламя обжигало кожу, он стоял и смотрел, смотрел, пока она спасает пустоту. Это ли не предательство? Лилит больше ему не верила, и любой его вопрос, касательно ее эмоций и переживаний, становился новым планом для причинения ей боли.
        — Нет. Мне просто интересно, насколько у тебя слова расходятся с делом.  — С загадочным лицом ответил Левиафан.
        Он, словно чувствительный датчик, снимал с девушки все ее чувства и эмоции. Он чувствовал этот легкий дымок разочарования, и источником этого дыма стал именно он.
        — О чем ты говоришь?  — не поняла Лилит такого утверждения.
        — Когда-то, ты сказала, что боишься боли больше, чем самой смерти. Но ты делаешь все возможное, чтобы получить новый заряд той ненавистной боли. Ты не думала об этом, судя по твоему удивленному лицу, а я вот думал, и не раз, и никак не могу прийти к общему знаменателю, что творится внутри тебя.
        — Что творится? Ну, кроме того, что я тебе больше не верю, ничего особенного, все как обычно.  — Усмехнулась Лилит, пытаясь вытащить сигарету из пачки.
        Левиафан улыбнулся, подошел к столу и выпотрошил всю пачку на стол.
        — Ну, знаешь ли, милая, это у нас с тобой взаимно. Моя вера к тебе утрачена еще где-то в декабре. Похоже, что я сохранил доверие к себе на полгода дольше, чем к тебе. А значит все еще не так плохо. Лилит, уже с конца ноября я открываю глаза и обдумываю весь день, пытаясь предугадать, что ты выкинешь сегодня. Я всегда знал, что именно в этот день что-то случится, но что конкретно, ни разу не угадал. Ты хорошенько потрепала мне нервы за все это время, я такого натерпелся, что терпел разве только на войне…
        — Ты был на войне?!  — удивленно посмотрела на него Лилит, перебив его поток мыслей.
        — И не на одной…а, что?  — смущенно поинтересовался вампир.
        — Зачем? Зачем тебе воевать, если тебе все кругом безразлично? Или тебе захотелось посмотреть, как умирают люди и посмеяться над этим?
        Левиафан взглянул на нее хищным взглядом исподлобья и перестал улыбаться. Он нахмурил брови и поджал губы, грозно вздохнув. Лилит стало не по себе от такого пронзительного взгляда.
        — Лилит!  — мрачно произнес он ее имя и замолчал на пару секунд.  — Война — это не то место, куда стоит прийти, чтобы посмеяться, даже для такого циника, как я. Там умирают еще не начавшие жить люди…и умирают они, потому что им сказали это делать. Я еще ничего ужаснее войны не видел. Я видел, как друзья теряют друг друга. Тогда я просто пытался встать на их место, чтобы понять, что они чувствуют, но благодаря тебе я вполне это прочувствовал, даже без войны. Я видел, как матери разрывают себя на части, узнав о том, что сын лежит в гробу, собранный по кускам с горем пополам. Девушки от таких известий просто сходили с ума. Тогда, зная, что возлюбленный пошел на поле смерти, и его шансы вернуться ровны шансам не вернуться, они все равно ждали…Сейчас девушки из армии не могут дождаться…Отцы лежали в окопах рядом с собственными сыновьями. А знаешь, ни один нормальный родитель не захочет увидеть смерть своего ребенка, а на войне это было обычным явлением. В чертовом поле боя проявляются истинные чувства, которые невозможно подделать. Если это любовь медсестры и военного, она будет ползти под пулями,
наплевав на свою жизнь, но вытащит его из под огня. Если это предатели и трусы, то они никогда не смогут прикинуться доблестными людьми. Если это дружба, то друзья вставали спиной друг к другу, закрывали глаза и отбивались, но не оставляли друг друга, как люди делают это сейчас, почуяв малейшую опасность. На войне люди не знают страха за себя, но боятся больше никогда не увидеть солнце, которое проклинали до этого. Бояться не почувствовать дождь, от которого прятались под крышами. Боятся больше не увидеть лица, которые всегда хотели видеть, но не понимали этого. И несчастная смерть, которую принуждают забирать души падших, ни в чем неповинных мальчишек. Это смешно, Лилит? Это самый страшный ужас, который только может опуститься на землю. И опустись это сейчас, возможно это будет весело, потому что людям требуется срочная перезагрузка сознания и человеческого мышления, и самого менталитета. А тогда люди были похожи на людей, не только человеческим лицом, но и человеческим нутром. И даже у меня сердце разрывалось от того, что я видел. И картины тех воспоминаний четко стоят перед глазами, с
прорисованными до предела деталями. И будь мне полторы тысячи лет, я бы ни когда не смог забыть этого ужаса. Сидя в окопах, рассматривая пролетающие над головой пули и другие снаряды, теряя близких, надежду, жизни, люди пытались еще и шутить. И они продолжали верить. Знаешь, где самая большая и непоколебимая вера? На войне. Великая вера, которая словно камень, которому миллиарды лет. Этот камень никогда не даст трещину. Война не позволит жить без веры, те, кто не верил, умирали мгновенно. И речь идет не о боге, а о вере в себя, в друга и в желание жить. И если хоть что-то из этого подводило, человек терялся и, забывшись, получал пулю…или наступал на мину. Это тоже смешно, Лилит? Матери надо отправить тело, а оно разорванно на сотни кусков, разбросано по полю, а она ждет сына и пишет письма…Смешно? Может безразлично? Нет. Не смешно и не безразлично. На войне нет славы, я пришел туда не ради этого, там только смерть, плач и ужас. Я пошел туда научиться ценить собственную жизнь и дружбу, а приобрел еще много чего. Война, как таковая не несет в себе никого смысла, только сплошные потери и мучения. Как
мерзко посылать людей на гибель из-за невозможности договорится языками, из-за идиотской и нелепой задумки покорить весь мир, из-за дикого желания отнять кусок земли. Имея все, хочется еще больше, и никто не думает о настоящей надобности этого, есть простое «я хочу», а ты иди и умри из-за этого, и выхода другого нет, как идти и умирать. Ты думаешь, тогда люди хотели умирать? Вряд ли. Те люди и нынешние — они с разных планет, разных временных пространств. Сейчас герой — это тот, кто не боится показать язык за чьей-то спиной, тогда герой — то было нечто другое, заслуживающее уважения и вечной памяти, которую, судя по всему, возможно сохранить, будучи вечно живым, предварительно побыв на этой войне. Молодежь уже не помнит этого, им это не интересно, они не слушают рассказы о войне. Для них очередной праздник, посвященный какой-либо победе — это всего лишь повод напиться и поваляться в клумбах, в то время как ветераны вспоминают и рыдают. И знаешь, вот это, наверное, еще хуже, чем война. Те, кто на ней был, запомнят это навсегда, до самой смерти. Те, кто на ней не был, они и не видят смысла поддерживать
воспоминания других. Они даже не считают нужным быть благодарными за то, что они все-таки еще ходят, дышат, пьют и курят, за то, что они вообще родились. Потому что то, что я видел, сколько людей погибло, и какая жуть начиналась после каждой войны, то шансов родиться было очень мало, а уж выжить — вообще ничтожные. Но кому сейчас какое дело до этого? Поэтому вы все и смеетесь над этим, над чем не стоит смеяться. Сейчас все намного проще. Люди не умеют воевать, они изобрели ядерные и водородные бомбы и ни о чем не беспокоятся. Если раньше война могла длиться на протяжении тридцати, ста, трехстах, то сейчас судьба миллионов может решиться одним нажатием кнопки. Оно может и к лучшему, потому что быстро, практически мгновенно…Обидно только, что эта кнопка не разбирает, кто прав, а кто нет, кто чей друг, где искренняя любовь, и где чья мать и чей отец. Она скосит всех, без разбора, включая животных. И помолились бы вы кому-нибудь, чтобы не дай бог, эта кнопка нажалась. Я тебя уверяю, Лилит, смеяться будет не над кем и не кому, и память хранить тоже. Это будет настоящий фурор в истории человечества, после
которого, через несколько миллиардов лет будут собираться доказательства того, что когда-то жила цивилизация идиотов, и они так беспечно и легкомысленно игрались судьбами других, что в итоге доигрались. И вот может быть, они посмеются над вами, если будут умнее и более ответственные, чем вы. А смеяться над историей, над еще не забытым прошлым, над войной, не позволительно никому, разве что только ничего непонимающим психам в сумасшедшем доме.
        — Я не об этом сказала… не подумала…не хотела тебя обидеть как-то… — прошептала Лилит, опуская глаза.
        Ей стало неудобно и возможно даже стыдно за необдуманно брошенную фразу.
        — Я тебе много раз уже говорил, думай, продумай и обдумай прежде чем что-либо сказать или сделать. Это шахматы, Лилит, и если ты не будешь думать, каждый раз тебе будут ставить шах… а когда-нибудь поставят и мат.
        17
        Неделю спустя Лилит уже не мазала руки. Волдыри подсыхали, представляя собой легкую эрозию, хотя как утверждал Левиафан, все исчезнет, но возможно останутся шрамы в некоторых местах. Разглядывая кожу, Лилит ему не верила и с отчаянием думала, как дальше жить с таким уродством.
        Было раннее утро, когда Лилит неожиданно открыла глаза. Все небо было серое, ни намека на лучи солнца. Но птицы уже щебетали.
        Лилит хотела есть. Левиафан спал рядом, уткнувшись лицом в подушку. Лилит тихонько встала и пошла вниз, поискать что-нибудь в холодильнике.
        На кухне стоял мрак. Слабый свет пробивался сквозь приоткрытые шторы. Лилит открыла холодильник, и яркий свет пал на ее руки. Девушка замерла. Вся красная, не понятной формы кожа, и ничего похожего на восстановление. Она стояла у открытого холодильника и смотрела на ладони, и тело начинало трясти от жалости к самой себе.
        На неделю она решилась забыться, не обращать внимания, дать возможность успокоиться разбушевавшимся отношениям, игрища в которых уже зашкаливали за самый далекий и крайний предел. Мягкий, голубоватый свет из холодильника придавал рукам цвет кожи утопленника. Стоя и разглядывая этот кошмар, облаченный в свет, Лилит снова разрыдалась.
        — Да не могу я такое простить!  — обиженно прошептала она и подбежала к столу.
        На подставке лежал тот самый нож с коротким лезвием, которым три недели назад вампир перерезал человеческое горло. Лилит схватила его и понеслась наверх.
        Левиафан все также лежал на животе, руки под подушкой и смиренно спал.
        Лилит гневно поморщилась и запрыгнула на него сверху, словно на ездовую лошадь. Вампир выпучил глаза, ничего не понимая. Девушка нахмурилась и замахнулась, резко прочертив кровавую полосу на спине.
        Левиафан резко перевернулась, и тут же Лилит резанула его по скуле.
        — Не могу!  — проскулила она, размахивая в разные стороны ножом и нанося немыслимое количество порезов на ангельское лицо Левиафана.
        Он так еще и не понял, что происходит. Он чувствовал сумасшедшую боль, пронзающую кожу по всему лицу. Сквозь боль, Левиафан решил хотя бы руки подставить. Лилит без разбору высекала на нем зарубки, как на деревьях в лесу, лицо — так лицо, руки — так руки.
        — Да ты что? Обезумила, что ль?  — вскрикнул он, наконец, пытаясь поймать ее руку.
        Но не тут-то было. Лилит размахивала ножом с такой скоростью, что Левиафан, весь в крови, никак не мог уследить за траекторией ее руки. Плюс, он понимал, что они еще не до конца зажили и болят, и схватить ее за руку — означало появление новой боли, и на следующую ночь ему отрежут голову.
        Лилит рыдала, кричала что-то несвязное, но ни на секунду не останавливалась. Наконец Левиафан изловчился и выбил нож из ее рук и она сразу же обмякла, словно из нее изгнали демона, терзающего ее душу. Вампир вскочил и включил свет, а затем оказался у зеркала. Лилит, увидев его, закрыла рукой рот от удивления и неожиданности.
        Все лицо было словно залито кровью, практически ни одного целого куска кожи там не было. В крови виднелись раны, широкие и узкие, длинные и короткие. Руки также были в крови и в глубоких хаотичных порезах. Кровавые линии напоминали китайские иероглифы и древние письмена.
        Левиафану было тяжело разобраться, то ли он красный от крови, то ли от злости, то ли от всего сразу. Ни один из парезов не начинал зажевать, питая вампира болью, все происходило так медленно и ощутимо, из-за недостатка человеческой крови для собственного восстановления. Лилит, перепугавшись, выбежала из комнаты.
        Вампир остался у зеркала и с каждой секундой мрачнел. Внезапно он услышал звук захлопывающейся двери.
        — Машина!  — прошептал он и понесся вниз.
        Но как только Левиафан оказался около двери, в ушах задребезжали бьющиеся стекла. Вначале звук доносился оттуда, где стояли машины, а затем переместился на кухню, как полтергейст.
        — Все на кухне, все битые…в машине видимо то же самое!  — Проскрипел вампир и выскочил на улицу и сразу же наткнулся на девушку.
        Ее взгляд был совершено безумным. Левиафан закинул ее на плечо и затащил в дом. Скинув девушку на диван, он сжал кулаки и встал над ней.
        — С одной стороны, я, конечно, понимаю, ожоги, дикая боль…Но с другой, я хочу растерзать тебя на части, на молекулы, на атомы! И так же я знаю, что ты сейчас в полном аффекте, ты сошла с ума, надеюсь, что ненадолго, мне чертовски больно, у меня ножевые раны! Лилит! Я еле шевелюсь…мне нужна кровь… — Левиафан вцепился зубами в плечо, словно забыв, что перед ним находится не кто-то, а любимая девушка.
        — Господи, как сильно я хочу убить тебя!  — прошипел он, напившись крови, и вышел на улицу.
        Триста грамм крови Лилит ему было мало, и Левиафан пошел искать запасы. Они были просто необходимы, но уже не столько для ран, сколько для того, чтобы успокоиться.
        Лилит осталась одна, прикрывая кровоточащее плечо ладонью. Ей даже не хотелось думать о том, что только что случилось, наступило состояние шока.
        По первому этажу, сквозь разбитые стекла, быстро пробежался утренний ветер и слегка прошуршал шторами. Глаза всматривались в пустоту, ища там вопросы и заодно ответы. Левиафан вернулся через какое-то время с чистым лицом и руками, без рваных ран и порезов. Он держал огромный букет белых роз.
        — Давай все забудем, а?  — мягко предложил он, усаживаясь перед девушкой на полу, положив возле нее цветы.
        Лилит сидела с задумчивым и печальным лицом. Там все еще блестели капли его крови, вперемешку с собственной.
        — Я понимаю, что это ненадолго, но все же!  — продолжил Левиафан, поглаживая ее колено.  — Просто представим, что ничего не было, хотя бы на пару дней. А потом снова можешь истязать меня всеми доступными способами. Мне очень стыдно и жутко неудобно, что я сижу тут перед тобой буквально с поднятым белым флагом, но я просто хочу перерыва. Два дня, Лилит, ты сможешь с этим справиться? Два дня…
        Она встала и подошла к окну. В небе проплывали серые облака, загораживая солнце, ветви деревьев подгибались из-за собственной тяжести. Сильнейший порыв внезапного ветра что-то свернул на кухне и ворвался в комнату, выбив дверь. Но ни Лилит, ни Левиафан даже не вздрогнули от страшных звуков.
        — Два дня?  — усмехнулась она, глядя на свои руки. Они были в запекшейся крови вампира и ее собственной.  — Что такое два дня, Левиафан? Это ничтожный срок. Всего лишь сорок восемь часов. Неужели тебе этого хватит?
        Он смотрел на нее непонимающим взглядом. Лилит, словно завороженная, наблюдала за начинающимся ураганом. Ее волосы колыхал гуляющий ветер.
        — А хватит ли мне два дня? Левиафан, ты не на рынке, не надо со мной торговаться, и не надо торговаться с собой. Будь, что будет, и когда будет. Мы с тобой не в силах прогнозировать свои действия даже на час вперед. И я уж никак не могу ручаться за тихие два дня, а ты тем более.
        — Ладно, милая. Я понял, ты предлагаешь пустить все своим чередом, как и обычно. Ты ничего не хочешь решать в своей жизни, ничего… Нельзя так, Лилит, нельзя каждый раз полагаться на случай, вдруг он окажется идиотским и сильно тебя удивит…
        — Почему же нельзя, Левиафан? Я не хочу и не готова нести ответственность за выдуманную сказку, которая не имеет никакого отношения к реальности. Я давно уже не верю в сказки и во все, что с ними связано. Я не маленькая девочка, Левиафан, и предпочитаю все-таки полагаться на случай, действовать по поступлению проблем, а не забивать себе голову выдумками, чем любишь заниматься ты. Переживать за каждое сказанное слово в голове — зачем? Ведь оно может и не произнестись вслух. И да, я совершенно непротив, чтобы моя жизнь текла своим чередом, по своей дорожке, потому что я не хочу подсовывать ей лишние повороты, ибо есть большая вероятность, что они ей не понадобятся, но с толку собьют. Ни к чему мне это, Левиафан.
        Вампир смотрел на ее спину и выскочившие мурашки на ногах от прохладного ветерка. Постепенно до него начала доходить разница мышления между ними, ужасая все больше…
        18
        Но прошло пять дней, а затишье продолжалось, но только в отношениях. В природе все было с точностью наоборот. Пятый день завывали ветра, принося с собой дожди и страшные грозы. Хоть на кухне и появились новые стекла и в машине тоже, все равно ощущался сквозняк, как будто сам дом хотел освежиться.
        Левиафана не было, он где-то питался, а Лилит скучала, сидя дома. Она накинула кофту с капюшоном и вышла на улицу. Ее руки почти зажили, осталось немного шрамов, но они были почти незаметны.
        Лилит залезла в машину, завела двигатель и выехала на шоссе. Ей хотелось покататься под меланхолию природы, дождя и музыки.
        Лексус мчался по дороге в противоположную сторону от города, и ему не мешал ни дождь, ни ветер.
        Рассекая воздух, белый капот рвался вперед с огромной скоростью, совершено не боясь поскользнуться. Лилит барабанила пальцами по рулю, абсолютно не попадая в музыкальный такт, так как темп был намного медленнее, чем удары пальцев. А дождь все сильнее и сильнее барабанил по крыше. Может пальцы играли в одном темпе с ним. Но настроение у девушки было весьма приятным, несмотря на дождь.
        Лилит увидела дорожку, ведущую в лесную чащу и почему-то ее прямо потянуло туда.
        Минут пятнадцать Лилит ехала вдоль лесного коридора, зачарованно разглядывая древесные стволы. Она ехала с небольшой скоростью, боясь покалечить машину внезапным бревном, лежащим посредине дороге. Кругом все было мокро, а ветви и высокая трава прогибались под ветром. Но скоро лесная дорожка перешла в огромное поле.
        Впереди, посреди дороги виднелась гигантская лужа. Лилит притормозила и решила аккуратно объехать препятствие с боку. Но она не заметила в траве грязную колею от трактора, в которую собственно и приехала.
        Девушка приоткрыла дверь и увидела, что переднее колесо работает в холостую, проворачиваясь в грязи. А заднее, словно не имея собственного мнения, тоже бессмысленно бултыхалось в колее. После нескольких неудачных попыток выехать вперед, Лилит попробовала сдать задом. Но все было безрезультатно. Машина не слушалась ее и никак не хотела выезжать из колеи, как будто обиделась, за то, что ее заставили ехать по такому непроходимому болоту.
        — Ну, прекрасно!  — фыркнула Лилит и вышла из машины, накинув капюшон на голову.
        Дождь, узнав о ее проблеме, начал лить еще хлеще. Дно машины твердо сидело на межколейной полосе. Как она потом выяснила, прокручивалось целых три колеса, а не два.
        Когда машина выехала на тракторную колею, раскисшая грязь не выдержала веса и откололась, а лексус лег брюхом на землю. Лилит снова села за руль и попробовала еще раз вырваться из западни.
        — Ну, давай, девочка моя!  — шептала она, высовывая голову из-за приоткрытой двери и наблюдая, как проворачиваются колеса.
        А дождь все усиливался, размывая почву.
        — Ладно, детка. Не буду пока тебя больше мучить!  — сказала Лилит.
        Она бросила конфету в рот и задумчиво уставилась на застывшие дворники.
        — Что же делать? Не могу же я тут заночевать…Господи, Левиафан! Он же убьет меня, узнав, что я сижу в поле, в грозу, неизвестно где. Да толку-то? Даже если я тут переночую, что изменится завтра утром? Машина сама не выедет за ночь… на кой черт я поехала в лес? Природу захотелось посмотреть! Ну, вот теперь у меня куча времени и возможностей полюбоваться окружающим миром!
        Левиафан подъезжал к дому и сразу же заметил отсутствие белой машины. Он заглушил двигатель и хмурым взглядом окинул «невидимый» лексус. Раскинувшись на сиденье, он положил голову на подголовник и закрыл глаза.
        «Ну, и где тебя носит в такую погоду, милая моя? Куда можно было вообще уехать? О боже, ну за что мне это? А? Надеюсь, она хотя бы в этот раз никого не убивает…да и вообще не делает глупых вещей. В чем я лично очень сильно сомневаюсь. Это же Лилит, ее второе имя Глупость».
        Левиафан вышел из машины и поежился, подняв лицо к небу. На кожу капали холодные капли. Он поднял воротник куртки и побрел к дому. Насытившись вдоволь, по пути домой он заехал в магазин, купил хорошего вина, надеясь хорошо провести вечер вместе с любимой девушкой, которой не оказалось дома.
        Левиафан развалился на диване, налил себе бокал и ждал возвращения заблудшей Лилит, тихо раздражаясь.
        — Как будто специально…Словно знала и заранее решила испортить весь запланированный вечер…
        День уже клонился к вечеру, дождь все не прекращался, как на зло. Лилит успела поспать, и даже немного продрогнуть в машине. Она завела двигатель и взглянула на часы. Было около шести часов вечера.
        Лилит еще несколько раз попыталась выехать из засады, но дождь окончательно размыл дорогу, и машина только глубже зарывалась. Девушка снова заглушила двигатель. Она укуталась в кофту, не снимая капюшона, свернулась комочком на сиденье, грустно рассматривая пассажирское место.
        — Ага!  — оживилась Лилит, подскочив на месте.  — Левиафан!
        Она вытащила сотовый из штанов и набрала номер. Три длинных гудка, и в трубке послышался хмурый голос с хрипотцой.
        — Левиафан, у меня тут проблемы…небольшие.  — Тихо прошептала она в трубку.
        — Я скоро провидцем стану в отношениях с тобой!  — гнусно ответил он.
        Лилит помолчала минуту и вздохнула.
        — У меня, правда, проблема и, возможно, я не объявлюсь сегодня…
        — И где же тебя носит, милая моя?  — Левиафану очень не понравилась последняя фраза.
        — Я в поле!  — нервно заявила Лилит в ответ.
        Она лихорадочно огляделась по сторонам, словно пытаясь найти опровержение своих слов. Левиафан вскочил с дивана и выпучил глаза.
        — Где?  — переспросил он, допивая вино.
        — В поле, Левиафан, в поле!  — повторила она, вздрагивая от холода.
        — Лилит, скажи мне честно, ты опять под наркотиками? Что ты употребляла? А?  — гневно спросил Левиафан.
        — Под какими наркотиками? По-моему это ты там под наркотиками!  — взвизгнула Лилит.  — Я сижу в поле, вся замершая, и здесь нет ни одной живой души.
        Левиафан почесал затылок и схватился за бутылку. Лилит все также нервно оглядывалась.
        — Хорошо, предположим, это правда…Какого черта ты делаешь в поле?  — крикнул он в трубку.
        — Я сижу в тракторной колее.  — По слогам произнесла Лилит, на всякий случай, чтобы вампиру ничего другого не показалось.
        Внезапно до Левиафана начал доходить смысл всего разговора, и по телу пробежал холодок.
        — Значит так, ты, на лексусе, застряла в поле, в тракторной колее, так?
        — Да!  — свободно выдохнув, ответила Лилит.
        «Наконец-то! Понял!». Левиафан упал на диван и схватился рукой за лоб.
        — Задавать вопрос: «Что за поле?»  — наверное, глупо… — он говорил как будто сам с собой.  — Так, в какую это сторону от нашего дома?
        — В противоположную от города.  — Быстро ответила Лилит, оживляясь.
        — Уже лучше…Как далеко от города? От дома, я имею в виду!  — спросил Левиафан, на ходу надевая куртку и выходя из дома.
        — А я откуда знаю?  — возмутилась Лилит.
        — О, боже мой… — утомленно прошептал вампир, открывая дверь машины.  — Какой дурак тебя за руль посадил?
        — Это был ты!  — огрызнулась Лилит в ответ, не задумываясь.
        — Непростительная ошибка! Сколько по времени ты ехала по шоссе?  — Левиафан решил уточнить хоть какое-то временное пространство.
        — Час, полтора…может два…Да я не смотрела и не засекала время.  — Прошептала Лилит.
        — Толку-то от тебя!  — буркнул он, выезжая на шоссе.  — Поле видно с дороги?
        — Нет, я свернула на лесную дорогу, а оттуда выехала на поле и застряла. Вокруг поля один лес.
        — Час от часу не легче.…Ну, скажи мне, какая сволочь поволокла тебя в лес? Где мне теперь тебя искать?  — шипел он в трубку.
        — Не знаю…
        — Вот и я не знаю!  — перебил он ее.  — Через час позвоню!
        Левиафан повесил трубку и нажал на газ. «Да этот чертов вечер не просто испорчен, он омрачен до безумия! Что за идиотизм? Что ей понадобилось в поле? И почему я должен вытаскивать ее оттуда?»
        Левиафан был просто в бешенстве, только из-за того что очень переживал за возлюбленную. Когда он играл с ней в лесу, она ни разу не была вне поля зрения. А в этом случае, девушка не понятно где, в каком-то поле, одна, совершенно беззащитная. И неспособность найти ее, просто сводила вампира с ума. В голове постоянно крутились картины с нехорошими сюжетами.
        Он засек время и ровно через час остановился на обочине дороги и осмотрелся. По левую руку, огромной стеной, стоял лес, а по правую — тоже лес, но только посреди виднелось белое зданьице. Но никакого поворота видно не было.
        — Тьфу!  — выругался он и снова выехал на дорогу, но затем остановился и пошел к зданию.
        Лилит положила подбородок на колени и смотрела на бесконечный дождь, ожидая звонка Левиафана. В то время вампир покупал в магазине воду, что-то поесть и вино. «Найду, убью и проведу хорошо вечер»! думал он про себя.
        У Лилит затекла спина, и она вылезла из машины, чтобы немного походить вокруг и размяться. Она прошла вперед и уставилась вдаль: никого, ничего, только ветер и моросящий дождь.
        — Ну что за несправедливость? Как только я оказываюсь вне дома, сразу же идет дождь!  — причитала девушка, ежась в кофте.
        Завывание ветра нарушил телефонный звонок. Лилит резко развернулась и побежала к машине. Но прямо около нее поскользнулась и угодила в лужу. Грязь окинула ее полностью. Не влезая из лужи, она протянула руку и взяла мобильный двумя пальцами.
        — Как ты там?  — нервно спросил Левиафан, внимательно глядя на пустую дорогу.  — Я уже проехал полтора часа, но не нашел ни одного чертового поворота!
        Он замолчал, прислушиваясь и хмурясь. Лилит всхлипнула.
        — Ты что, плачешь? Что случилось, Лилит? Медведи нападают?  — промямлил вампир, мысленно успокаивая себя, что все-таки все нормально.
        — Все в порядке! Поворот очень незаметный с дороги, совсем не объезженный. Въезд завешан ветвями, я сама его еле заметила.
        — Мне от этого стало легче…честно. Ладно…Точно все нормально? Голос у тебя не очень нормальный. Я даже не удивляюсь, если ты в пустом поле нашла себе приключения!
        — Все нормально… — повторила снова Лилит, шмыгая носом.  — Давай, жду звонка.
        Лилит кинула телефон в машину и начала вылезать из лужи. Вся одежда была грязная и мокрая. Она сняла ее с себя, выжала и залезла в машину. Развесив на заднем сиденье одежду, Лилит завела двигатель, чтобы прогреть машину и себя.
        Индикатор уровня топлива показывал, что горючего надолго не хватит, что не могло не расстроить девушку. Лилит сидела в одном нижнем белье и тряслась от холода. Затем решила написать Левиафану сообщение о том, что бензин на исходе. Такая новость, безусловно «обрадовала» его, и на первой же заправке он наполнил канистру топливом.
        В течение часа вампир, останавливаясь у каждого поворота, бегом проверял дорогу. Время близилось к ночи, а поиски не приносили никаких результатов. Левиафан начинал потихоньку сходить с ума. Он был уже насквозь мокрый, носился, как оголтелый, по лесам и полям. Но была и одна радость среди всего этого — дождь, наконец, прекратился, да и ветер притих.
        — Ты город проезжала?  — он снова набрал номер.
        — Нет, не было никакого города!  — ответила Лилит.
        — Понял!  — он отключил звонок.  — Твою мать!
        Инфинити резко развернулась через две сплошные и помчалась назад. На улице темнело и Левиафан решил включить фары. Вообще, он любил и предпочитал ездить без света, но в этот раз ему нужно было быть более внимательным, чтобы не пропустить поворот. Машина крутилась туда-сюда, но лесной дороги, словно никогда и не существовало.
        Только спустя два часа Левиафан свернул на заброшенную дорогу. Проехав полностью ее, его взору открылось поле. Вампир остановился, выскочил из машины и помчался по дороге. Через минуту он увидел грязно-белый лексус, одиноко стоящий в пустом поле.
        — Ты почему голая?  — взвизгнул он, открыв дверь, чем до смерти перепугал девушку.
        Лилит, увидев его, кинулась к нему на шею. Он крепко обнял ее, прижимая к себе.
        — Эй! Что тут произошло?  — крикнул он, не веря своим глазам.
        Внутри все затряслось от вида девушки, продрогшей и сидящей почти без одежды.
        — Я упала в лужу. Вон одежда сушится, на спинке сиденья.  — Весело прошептала она.
        Левиафан опустил глаза и понял, что сам стоит в той самой луже.
        — Сегодня самый худший день в моей жизни! Меня все хотят довести до белого каления!
        — Наступить в лужу — это еще не крах дальнейшей жизни! А где машина?  — Лилит высунула голову и посмотрела по сторонам.
        Вампир выпрямился и задумался.
        — Ах, да…машина! Вот, держи!  — он стянул с себя куртку и одел на девушку.  — Я сейчас вернусь.
        Через пять минут Левиафан принес пакет с едой и водой, залез на заднее сиденье. Лилит обернулась и улыбнулась.
        — И чего?  — она окинула его подозрительным взглядом.
        Левиафан откашлялся и даже как-то смутился от такого неожиданного вопроса.
        — Не понял?  — приподняв одну бровь, он прищурил глаза и пронзительно посмотрел на девушку.
        Лилит сидела, укутанная в его куртку. Ноги поджаты, и покрыты мелкими мурашками. Щеки слега покраснели, но не от стыда или от каких-либо чувств, а скорее от холода. На лбу красовались высохшие грязные разводы, волосы висели, напоминая упитанные сосульки. Маленький дьявол в обличии безукоризненности, но с невидимыми огромными шипами. И они так сладко прокалывали чужую кожу.
        — Ты что не собираешься вытаскивать меня отсюда?  — удивленно спросила Лилит.
        — Сейчас? Нет! Только утром…
        — А где твоя машина? Почему ты не приехал сюда на ней? Разве ты не можешь сам ее вытолкать? Я видела, на что ты способен.
        Вот тут-то Левиафана блаженно улыбнулся. Он расплылся по сиденью и положил голову на подголовник.
        — Во-первых, вытолкать я ее могу, но не хочу быть весь в грязи. Во-вторых, я не такой глупый, чтобы завтра отсюда трактор вытаскивал обе машины! Я люблю свою ласточку и не хочу, чтобы она оказалась в луже! Так, теперь бы мне хотелось знать, зачем тебя понесло в лес?  — он ожидающе посмотрел на нее и протянул ей сигареты.
        — Я просто каталась, решила посмотреть, куда ведет эта дорога. Ничего особенного. Тебя не было, а мне что, дома надо сидеть постоянно? Это не справедливо! Тем более я люблю дождь, и кататься где-то под дождем очень здорово.
        — Что здорово, так это искать тебя потом неизвестно где! Пока я рыскал по окрестностям, думал, что похороню тебя в этом поле, как только найду!
        — Левиафан, а бывает хоть один день, когда ты не хочешь меня убить?  — улыбнулась Лилит, переползая на заднее сиденье.
        Он остановил девушку рукой и погладил по плечу.
        — Заведи машину. Здесь прохладно, ты замерзнешь. Бензин у меня в машине, так что не беспокойся.
        Лилит вздохнула и полезла на водительское место. Через некоторое время ночную тишину нарушил звук еле слышного двигателя. Лилит мельком взглянула в окно.
        Ночь огромными шагами ступала через поле, оставляя за собой черный шлейф. Трава проминалась под тяжестью ее невидимых шагов, а потом снова начинала тянуться к звездному небу в поисках солнца. Левиафан дотронулся до щеки девушки, и Лилит вздрогнула.
        — Не забивай себе голову. Это всего лишь спящее поле…Ты нервничаешь? Почему?  — шепотом спросил он, не убирая рук.
        — Остаточное явление за целый день. Я боялась, что ты не найдешь меня, а сейчас просто нервы не могут успокоится. И поле все пустое и черное. Днем оно казалось таким безграничным, а сейчас мы словно во власти черного кольца, и поле кажется уже намного меньше и отвратительнее. Тьма так сильно уродует все к чему она прикасается, как смертельное заболевание. Днем необыкновенно красивый цветок, разноцветный и сияющий под солнцем, ночью становится черным и невзрачным уродцем. Во тьме нет красоты, нет жизни, нет чувств, одна пустота, которая приравнивает всех к одному целому, не зависимо от личных качеств. В темноте можно влюбиться по настоящему, не в лицо, а именно в человека. Потому что ты не видишь его лица, обманчивой красоты, но ты чувствуешь его душу и действуешь уже не инстинктивно, сраженный красотой, а обдуманно и осознанно. Задумываешься, что он за человек, что он именно тот человек, с которым ты можешь блуждать во тьме, вместе. Но вот вопрос: а можно ли с таким человеком блуждать при свете? Или взглянув на освещенное лицо этого человека, ты с ужасом понимаешь, что света ты больше никогда не
увидишь, потому что рядом с тобой урод, с которым можно ходить только во тьме, но с красивой душой. Вот поэтому я не люблю тьму, она показывает истинное лицо. Я люблю свет, и моя темная душа тоже любит свет, потому что он врет. Днем — поле огромно, как безграничная вселенная, а ночь показывает истинный размер ничтожности, указывая на одинаковость. Тьма не делает людей индивидуальными внешне, она ровняет всех под одну гребенку. В то время, как свет навешивает на руки кучу расписных иллюзий, обманывая разнообразием лиц в мире. И так как с тьмой мы плохо уживаемся, я нервничаю в ее власти. Боюсь потерять свою искусственную индивидуальность и необыкновенность моего лица и тела. Знаешь, это называется так: «считаешь себя уникальным и неописуемо красивым? Запрись с двадцатью людьми в комнате и выключи свет!». Не будет ни одного отличия! Все двадцать, включая тебя, все будут одинаковыми. И такая чертова правда мне не нравится.
        — Ха-ха…Лилит, прими мое восхищение! Ты слишком мягко реагируешь на правду. В этом ты похожа на миллион, а не на миллиард людей. Все очень болезненно реагируют на правду и всегда пытаются избежать ее. Правда — это ведь такое красивое слово, черт, с глубочайшим смыслом, но она такая страшная, что не хочется слышать. И к великому счастью, она не имеет лица, а то бы ее еще боялись увидеть. Что страшного в правде? Зачем надо прятаться во тьме или в свете? Ведь любая правда — это всего лишь на всего твой личный предыдущий поступок. Что же, получается, боитесь самих себя? Если человек что-то украл, украл собственными руками, а мозг видимо еще и сказал, что это действительно надо. Но язык после этого дрожит, как дырявая марля на ветру, боясь произнести: «Я это сделал». Я, например, больше предпочитаю правду, у нее есть границы, четко обрисованные, и ты уже не пойдешь за эти линии и не навлечешь на себя еще больший ужас. Ложь, в свою очередь, не имеет границ, ты можешь говорить бесконечно, и так и не найдешь тупик, в котором захочется остановиться. Придется либо блуждать вечно, сочиняя новые красивые
слова (но во лжи тяжело крутиться), а можно сказать одно слово и сразу же оказаться в тупике, и расслабиться. Ложь всегда одна, она не имеет разновидностей. Самое смешное — это «ложь во благо»  — это словосочетание было выдумано для оправдания, которое, кстати, тоже ложное. У правды как минимум два лица, но основных. Есть правда твоих поступков, а есть правда твоих мыслей. И знаешь, как приятно сказать: «Я это украл, потому что захотел, а у тебя не красивая кофта, потому что я так думаю!». И люди не любят ни одну, ни другую правду. Но всегда кричат, что им не нравиться, когда им врут. Нужно четко понять, что ты ненавидишь больше, правду или ложь. Любить кого-то из них — невозможно. Никто не любит слышать ни правду, ни ложь. А вот понять к чему ты больше готов — достаточно реально, но иногда делаются ошибочные выводы. Например, когда умирает близкий человек, ты смотришь в глаза доктору и думаешь: «Если правда слишком жестока и невыносима, то я умолю тебя, расскажи сказку!». А после этого ты обвиняешься врача в том, что он подарил нереальную надежду, скрыв действительность. И вот в такие моменты я бы
сделал выбор в сторону правды, и врачи молодцы, сходу заявляют, что происходит на самом деле. Или представь, что ты — жена богатого и наглого мужика, при этом ты ничего не умеешь делать и совершенно не приспособлена к жизни, но очень любишь деньги. Он тебе постоянно изменяет сколько хочет и когда хочет. В такой ситуации ты быстрее предпочтешь сладкую ложь, потому что, узнав правду, гордость может взбунтоваться и отказаться от богатого Буратино. А как же деньги? Поэтому ложь.
        — Я не люблю правду, особенно явную. До тебя, мне казалось, что лучше правды быть ничего не может, но ты показал мне немножко другой вид. Есть определенная ситуация, и я от нее уже отталкиваюсь. Я уверена, что не застань я тебя с другой в постели, сам бы ты никогда не сознался в этом.
        Левиафан усмехнулся и посмотрел в окно. Там ничего не изменилось. Лилит развернулась к нему и быстро перелезла на заднее сиденье.
        — Поцелуй меня… — шепнула она, забираясь под его руку.
        Вампир перевел на нее взгляд, и на минуту лицо стало серьезным, словно речь шла о докторской диссертации.
        — Ты права, Лилит. Я бы никогда не сознался в этом. Но я бы и не соврал тебе, что был один и ждал твоего возвращения, я бы просто ничего не сказал. А не сказать ничего и соврать — совершенно разные вещи. Не хочешь врать, не хочешь говорить правду — тогда не говори ничего! Этому девизу я следую всю свою жизнь, точнее стараюсь придерживаться его. Если ты ничего не сказал, тогда тебе и не в чем сознаваться. Слишком уж все раздуто изо лжи и правды, а все на самом деле так просто…!  — он прикоснулся к ее губам.
        Утром Левиафан где-то нашел трактор, который благополучно вытащил лексус из траншеи, позволив, наконец, отправиться в теплый дом.
        19
        — Бррр…Какой мерзкий сон!  — вскрикнула Лилит, подскочив на кровати. Левиафан косо посмотрел на нее и потянулся.
        Первое августа опустилось тем утром на мир, и погода была совершенна. В меру тепло, освежающий ветерок гулял, шевеля шторами. Солнце то ярко светило, то тускло за легкими облаками. Август совсем не чувствовался, казалось, что лето все еще в самом разгаре.
        — Как же сильно я надеюсь на то, что ты увидела себя со стороны и была шокирована своим поведением?  — безнадежно произнес Левиафан, переворачиваясь на бок и впиваясь в девушку глазами.
        — Ну почему ты такой?  — обиженно спросила она, и слегка стукнула его по плечу.
        — Прости меня, любовь моя,  — вампир рассмеялся и обнял ее.  — Что ты там увидела?  — прижимая теплое тело, спросил он, разглядывая потолок.
        Лилит тоже окинула взглядом потолок и заострила свое внимание на люстре. Она была похожа на расползающиеся корни многовекового дерева. В каждой веточке, внутри, были встроены маленькие лампочки. По вечерам эти лампочки одаривали комнату мягким красноватым цветом, добавляя сказочной туманности. Лилит нравился этот цвет, но после увиденного сна, она озадачилась, вспоминая красный туман, расстилающийся по всей комнате.
        — Я никогда не запоминала сны так четко, как этот. Я лежала в темноте у себя дома. В полном одиночестве и ничего не делала, просто лежала. Наслаждалась тишиной, ни о чем не думая. Неожиданно в углу что-то шевельнулось. Я пригляделась и увидела Тень. Представляешь, Тень сама по себе черная, но то, что стояло в углу было, еще чернее. У меня от ужаса пробежали мурашки по всему телу. Мне хотелось кричать, но я не могла, словно колючая проволока обмоталась вокруг горла, и она так сильно стягивала, что невозможно было вдохнуть. Меня просто парализовало от ужаса. Я понимала, что не могу дышать, что сердце остановилось, но тень, каким-то образом, поддерживала во мне жизнь, не давала умереть. Она была живая, но в тоже время пахла мертвыми телами. Потом проволока исчезла, и я услышала шепот. «Ты меня слышишь?»  — это предложение было единственным, что пришло мне на ум. Тень снова шелохнулась, и мне даже показалось, что она усмехнулась. Знаешь, что она ответила? «Я тебя вижу»! Этот голос… Он до сих пор стоит у меня в ушах. Утробный, вылезший из болота, даже запах стоял соответствующий. Внезапно я поняла, что
Тень может ответить на все мои вопросы, какой бы они не были сложности. Эта Тень знала про меня все! Прошлое, настоящее и будущее! Она была наглая и самоуверенная. Чтобы убедиться в этом, я решила спросить следующий вопрос: «Ты знаешь все, да?». Тень двинулась и присела на непонятно откуда появившийся стул. «Я знаю больше, чем ты себе можешь представить. Я знаю начало, середину и конец!»  — вот что она ответила мне. Но она так и не показывала мне свое лицо, и было ли оно вообще у нее. В комнате по-прежнему было темно, и только этот жуткий силуэт рядом. Меня одолело любопытство. Я присела в кровати, тыркаясь, как слепой котенок во тьме. На вопрос: «ты кто?», Тень ответила одним словом «Неважно». Да как же это может быть неважно, когда в моей квартире, у моей кровати сидит такая жуткая тварь? Это я побоялась сказать ей, я даже боялась подумать о таком. Потому что я была уверена, что Тень умеет читать мысли. Я попросила поговорить со мной, и она спросила, что конкретно я хочу знать. Знаешь, странная цепочка доверия протянулась от меня к существу, сидящему на стуле. Я никогда не думала, что в моей голове
смогут возникать такие вопросы, мало того, я их еще и озвучивала. Я спросила: «Когда я перестану кричать?». Мой разум на данный момент отказывается объяснять причину и смысл такого вопроса, но во сне он нес в себе не малую важность. Ее ответ «Когда ты увидишь то, что больше никогда не заставит тебя кричать»  — тогда, во сне, был понятен, сейчас — не очень. Внезапно мне стало больно, но только боль была не физическая, а моральная, и самое ужасное — совершенно беспричинная. Я тут же спросила: «Что это? Зачем мне эта боль?». На что Тень ответила не понятно и многозначно: «Так просто надо». И в тот же момент боль отпустила меня, словно ее и не было секунду назад. Мне стало так легко, казалось, что вообще никогда в жизни не было боли. Удивившись, я посмотрела в ее сторону. Силуэт все еще сидел на стуле, и он полностью забрал мой страх. Я вообще ничего не чувствовала, только спокойствие и умиротворение. Потом, мне показалось, что это существо могло вылезти из ада, но Тень ответила, что я могу называть ее как угодно, как мне хочется, и думать о ее происхождении тоже как угодно. Я закрыла глаза и подумала,
что больше не хочу видеть эту мерзость, умеющую управлять моими чувствами, и которая знает обо мне абсолютно все. И Тень, прочитав мысли, сразу же ответила: «Ты видишь меня, чтобы думать о том, чего еще не понимаешь, потому что не доросла, но потом поймешь…». «Какого черта?»  — подумала я про себя, но тут же прикусила язык, опасаясь, что Тень снова подслушает мои мысли. И она услышала, но не подала виду. Тут, мой рот, совершенно не слушаясь меня, выкидывает следующий вопрос: «А для чего я живу?». Тень затихла. «Слишком простой вопрос»  — ее голос отразился эхом в комнате, наполняя ее мощным звучанием, а потом внезапно настала тишина. «Мне надо иди…»  — прошептало проклятое существо. Но я не хотела, чтобы оно уходило, и понимала, что мне нужен один вопрос, еще только один вопрос…и я его нашла. «Когда я умру?»  — спросила я. Тень перестала двигаться и замерла на некоторое время, затем она встала и плавно, не ступая по полу, подошла ко мне. Запах гнили усилился, но лица так и не было видно. Сплошной, чернее черноты, силуэт. И она ответила самым страшным ответом, из всего диалога, и лучше бы она этого не
делала.
        Лилит всхлипнула и посмотрела на Левиафана. Глаза были полны слез, и она еле сдерживалась, чтобы не зарыдать. Вампир удивлено посмотрел на нее.
        — Что она ответила, Лилит?  — спросил он, прищуривая глаза.  — Я, кажется, догадываюсь, кто пришел к тебе в гости во сне.
        — После ее ответа я тоже догадалась. Я не видела ее лица, но отчетливо понимала, что Тень пристально смотрит на меня. Я чувствовала ее дыхание на лице, очень близко. Мне снова стало страшно, на горло вернулась колючая проволока, стягивающая его до невозможности. Сердце опять остановилось, а кровь застыла в жилах. Ее ответ прозвучал как гром и откликнулся эхом еще несколько раз: «когда я второй раз приду …»  — и она исчезла, оставив меня в таком состоянии. А эхо так и звучало по всей комнате, повторяя «приду второй раз». И оно не собиралось замолкать. А потом я открыла глаза, увидела тебя и поняла, что этот ужас кончился.
        — Не правда ли, смерть очаровательна?  — рассмеявшись, спросил Левиафан.
        — Ничего очаровательного я в ней не увидела, жуть и страшная вонь!
        — Милая, может тебе следует оставить в покое бедную смерть? Зачем ты постоянно думаешь о ней, что она даже сниться тебе начала? Отстань от нее! Подумай лучше о том, как сильно ты меня любишь, и может тогда в твое подсознание забредет любовь и нашепчет очередной бред?
        — Ты мне не веришь?  — прошептала Лилит, рассматривая его лицо.
        Левиафан встал с постели.
        — Послушай, милая. Во-первых, если смерть захочет прибрать тебя к рукам, то она вряд ли будет таскаться по твоим снам. А во-вторых, раз она все-таки притащилась в твой сон, значит это всего лишь сон и не более того. А я в сны не верю, тем более в такие. Я уже сталкивался со смертью, и знаешь, она меня не предупреждала об этом свидании, как тебя. Нагло вторглась и отняла жизнь. Твой сон — это просто сон, и не надо придавать ему такое большое значение. Любой сон — это хаотичная работа подсознания и его проявление. Когда человек слишком много думает о чем-то, то подсознанию нечем заняться, когда человек спит, оно проецирует идиотскую мысль во сны. Тебе может сниться что-то хорошее, ужасное, глупое, неясное, смешное…Но все это происходит у тебя вот здесь!  — Левиафан погладил указательным пальцем по ее виску и серьезным взглядом окинул девушку.
        Лилит молча смотрела на него. В его словах была доля истины, но от страха так просто не избавиться. Мысль о том, что смерть собралась с ней что-то сделать, крепко засела в голове.
        — Она была очень реалистична! Я до сих пор чувствую ее запах, а в голове звучит ее голос!
        — О, боже мой, Лилит! Ты сама-то себя слышишь? Смерть — это то, когда твое сердце больше не бьется, мозг не дышит, тело остывает, органы не работают. Весь этот процесс называется смертью! Ее нельзя увидеть и потрогать, она не умеет разговаривать и пахнуть! Каждый человек представляет смерть по-своему, придавая ей различные формы, для кого-то коса с костлявой рукой, для кого-то тень, для кого-то хорек с черными глазами! Но все это — иллюзия, персонификация не существующего существа! Ты сама лично вдыхаешь в нее жизнь, а потом боишься собственных мыслей, увиденных во сне! Тебе не кажется, что это просто глупо вверять свою реальную жизнь и посвящать свои мысли фантазии, и не обращать внимания на реальность! Так ты пропустишь всю свою жизнь в ожидании смерти. Сон, Лилит, и не более.
        20
        — Лилит, меньше чем через месяц нам на головы свалится осень. Сегодня, возможно, последний жаркий день. Почему бы нам не провести его на озере, в пригороде?
        Лилит сидела рядом с Левиафаном и рассматривала его лицо. Она закинула на него ноги, развалившись на диване. Вампир опустил на ее колени руки и повернул голову к ней. Ему хотелось улыбнуться, но у него не получалось это сделать. Озадаченность на его лице настораживала девушку, но она решила не подавать виду.
        — Я допью чай! Ты же не против?  — приподняла она брови и лукаво оглядела его.
        Левиафан скинул ее ноги с себя, встал и посмотрел на ее лицо. Лилит нахмурилась, ей совсем не понравилось, его грубое поведение.
        — В чем дело?  — строго спросила она.
        — Ни в чем! Допивай чай и поехали! Я непротив!  — передразнил он ее и ушел наверх.
        Лилит проводила его хмурым взглядом. По лицу проползла гадкая ухмылка, и она пошла краситься и приводить себя в порядок.
        Черные тени накладывались в несколько слоев на нежную кожицу век. Черный карандаш, словно живой, чертил тонкие линии под глазами. И бордовая помада привнесла свой штрих.
        — Я готова!  — крикнула она во все горло.
        Через минуту Левиафан спустился к ней и уставился, словно первый раз увидел.
        — Что с твоим лицом? Ты похожа на средневековую ведьму!  — улыбнулся он.
        — А на кого я должна быть похожа, если со мной ошивается средневековый вампир?  — огрызнулась Лилит.
        Левиафан закусил нижнюю губу и пристально посмотрел на нее.
        — А ну-ка иди сюда!  — приказным тоном сказал он.
        — Ага! Сейчас!  — девушка взглянула на него исподлобья, развернулась и пошла к дверям.
        Левиафан гордо вскинул голову, прищурив глаза, посмотрел ей в след. «Ого! Вот это реакция! Я всего лишь не так убрал ноги. И за это на меня теперь обрушится кара господняя!», подумал вампир и поплелся за ней.
        К его удивлению, Лилит села на заднее сиденье, спрятавшись за водительским. Она молчала, да и вообще делала вид, что вампира не существует.
        — Как дела, милая?  — он взглянул в зеркало заднего вида, пытаясь найти девушку в отражении.
        — Хорошо, когда я тебя не вижу!  — ему ответил сухой голос.
        Левиафан улыбнулся и резко нажал на тормоз. Не пристегнутая Лилит влетела в переднее сиденье.
        — А сейчас как у тебя дела?  — поинтересовался он, обернувшись назад.
        Лилит терла лоб, недовольно цокая зыком и яростно косясь на вампира.
        — Отвернись от меня.  — Проскрипела она в ответ.
        — Почему?  — Левиафан захлопал пушистыми ресницами, как ребенок.
        — Потому что я сейчас выцарапаю тебе глаза!  — лицо девушки покраснело от гнева.
        — Весомо!  — вскрикнул весело вампир и быстро отвернулся, нажав на газ.
        Ему стало так радостно, после того как Лилит разозлилась. Он вообще любил, когда в девушке просыпался злой дух, хоть это и было опасно. Вампир соскучился по взгляду волчицы, по выходкам психически не здорового человека, по жестоким играм. И плюс ко всему, спровоцировать эту девушку не составляло большого труда. Она вступила в реакцию горения мгновенно, отключая разум.
        Вокруг озера было полно народу. Компании, парочки и просто одиночки сидели на расстоянии двух-трех метров друг от друга. Они старались не замечать других людей, представляя себя единственным человеком у водопоя.
        Озеро было не очень большим. Кругом росли деревья и маленькие кустарники, и люди старались расположиться поближе к ним. Все боялись пропустить последний день жары и беспрерывно купались. Даже если бы это был не теплый последний день, все равно вода в августе с каждым днем становилась все холоднее. День медленно шел на убыль, и водная поверхность уже не успевала достаточно прогреваться.
        Лилит уселась на траву и подставила лицо солнцу. Левиафан присел на корточки рядом с ней и улыбнулся.
        — А как ты собираешься купаться с таким вампирским макияжем?  — глумливо спросил он.  — Ведь с размазанной тушью под глазами, ты будешь похожа на лохнеское чудовище, это в лучшем случае! Но я все равно буду тебя любить!..
        — Слушай!  — перебила его Лилит, растягиваясь в мерзкой улыбке.  — Я не собираюсь купаться! Я буду сидеть тут и ждать тебя, потом мы поедем домой и я спокойно поплаваю в чистом бассейне, без людей и, может, даже и без тебя.
        — Интересные у тебя планы дорогая! Ты меня просто ненавидишь! Я вижу по твоему лицу, что ты хочешь, чтобы я уплыл на середину озера и утонул там!
        — Это был бы идеальный вариант!  — промямлила Лилит и отвернулась.
        — А ты не хочешь со мной? Ой, забыл! Бассейн!  — сказал он, скинул с себя рубашку и нырнул в воду прямо в шортах.
        Лилит показала ему в след язык и начала осматриваться по сторонам. Слева от нее сидела какая-то бабушка с клубком и спицами, а ее маленький внук, с надувным кругом, ковырялся в песке возле воды. Чуть повыше, не переставая, целовалась парочка. По правую руку сидела большая компания ребят, и среди них была только одна особь женского пола.
        Лилит встретилась взглядом с парнем. Он сидел, обнявши колени, и не сводил глаз с вампирской девушки. На вид ровесник Лилит, может постарше на год-два. Светлая, полусухая шевелюра напомнила ей о Свеа. Но черты лица были совсем не похожи на шведские. Лилит и сама не заметила, как стала безотрывно пялиться на парня.
        В воде, Левиафан тоже заметил переглядки между молодежью и решил не особо плескаться, чтобы не создавать лишнего шума, и услышать их разговор, если он начнется. И вампир оказался прав. Через пару минут незнакомец встал и подошел к Лилит. Левиафан замер, краем уха слушая, что происходит на берегу.
        Парень представился, девушка ответила. Затем Лилит окинула не заметным взглядом вампира и выпустила все свои флюиды наружу. Речь плавно текла из ее рта, окутывая уши парня, движения затуманивали глаза и разум. Лилит не переживала за жизнь юноши, в парке было слишком людно. Чтобы убить новоявленного ухажера, Левиафану пришлось бы убить всех людей, а это было невозможно. И вампир тоже знал это, поэтому злился еще больше, от ревности и не способности зарубить их обоих.
        Парень смотрела на девушку с такой нежностью и едва сдерживаемой страстью. Красота девушки вызывала не только банальное наслаждение, но и похоть. У Левиафана под водой свело пальцы на ногах. Злость становилась не управляемой.
        Лилит улыбнулась и бросила на него презрительный взгляд. В нем читалась насмешка и оскорбительные слова. Девушка в наглую демонстрировала свою способность околдовать кого угодно, не двусмысленно намекая, что может случиться, если Левиафан в будущем будет плохо себя вести.
        Наконец, вампир вылез из воды и подошел к мило беседующей парочке. Он окинул их гневным взглядом и мерзко усмехнулся. Парень приветливо улыбнулся в ответ и протянул руку. Левиафан цинично посмотрел на Лилит и молодого человека, а затем, скрипя сердцем, пожал руку.
        — Извини, я не знал, что это твоя девушка!  — спокойно произнес он.
        Вампир еще раз усмехнулся и недовольно уставился на Лилит.
        — А кто сказал, что она — моя девушка?
        После такого ответа у нее чуть глаза не выскочили из орбит. Открыв рот, Лилит недоумевающе оглядывала его. Ей показалось, что она ослышалась. Левиафан прекрасно изображал безразличье ко всему, что там происходило. Парень тоже удивленно взглянул на высокомерного вампира.
        — Я полчаса назад снял эту проститутку на дороге, причем недорого!  — улыбнулся Левиафан, объясняя свои мысли и действия.  — Из-за мужской солидарности могу просто оставить ее здесь, она уже оплачена.
        Он поднял с земли рубашку и пошел в обратную сторону, к машине. Лилит была шокирована тем, что услышала. Ее мысли разошлись с действиями. Голова хотела что-то возразить, но язык онемел, словно не ее был. Левиафан медленно удалялся. На плече весела рубашка, а по спине стекали капли еще не высохшей воды.
        — Эй!  — крикнула Лилит и пошла за ним.
        Но парень схватил ее за руку и нагло прижал к себе.
        — Оплачена, да? А чего добру пропадать-то? Я тебя не обижу, оставайся?  — вопросительно посмотрел он на нее.
        В тот момент Лилит осознала весь ужас происходящего. Левиафан тем временем исчез из поля зрения. Он не собирался разыгрывать девушку и прятаться где-то в кустах, а потом выскочить оттуда, как отважный заступник, если что пойдет не так. Наоборот, он собирался ее проучить, предоставляя возможность самой выкручиваться оттуда, куда она почти сама влезла, вызывая ненужную ревность и провоцируя глупые эмоции.
        Левиафан сел в машину, захлопнул дверь и уткнулся лбом в руль. Рука не спешила заводить машину, но он заставил ее сделать это. И дело оставалось за малым — всего лишь нажать на газ. Но для него это оказалось самым сложным и практически невыполнимым заданием.
        «Как долго еще из меня собираются делать дурака? Ну почему люди стараются стать умнее за счет кого-то другого, а не по средствам самого себя? Я должен оставить тебя здесь одну, чтобы ты училась быть умнее. Я устал от специально спровоцированных ситуаций, устал играть роль ангела спасителя или как его там, хранителя, только потому, что тебе так хочется! Я не хочу ревновать пустоту! Тебе захотелось флиртовать, тогда делай это без меня! Милая, ты должна быть благодарна мне за предоставленный шанс немножко побыть собой, такой. Я дал тебе шанс на мгновение перестать быть актрисой. Ты сейчас окружена кучкой необузданных мальчишек. Ты юная, красивая и сексуальная, и ты в естественной среде, в опасной среде. И если я сейчас не уеду, то все это было напрасно, и ты ничего не поймешь! Но я уеду, Лилит, и я уверен, что после такого, ты вряд ли еще захочешь так себя вести…А если захочешь, то я даже думать не хочу об этом…»
        Левиафан без малейшего угрызения совести нажал на газ. Ему было очень тяжело уезжать, но вампир редко ругался с головой. И если что-то надо было сделать, то он, скрипя зубами, все равно это делал. За исключением убийства Лилит. Он, может, неосознанно хотел, чтобы это сделал кто-нибудь другой. Пусть это будет больно, невозможно жить какое-то время, но мозгами он понимал, что без этой девушки рассудок и нервы останутся целее и адекватнее. Но с сердцем тяжело спорить, и оно не хотело отпускать девушку.
        У него перед глазами стояли жуткие картины, показывающие, что и как может случиться с Лилит. Внутри все кричало от страха и боли, но Левиафан твердо решил не возвращаться.
        Лилит смотрела в глаза светловолосому парню. После гнусного объяснения вампира, добрый огонек в них пропал, зародилась издевка и безразличие. От его взгляда Лилит становилось не по себе. Но она старалась не показывать своих переживаний, выставляя в виде щита недоступность. Какая-то часть ее все еще надеялась и верила, что Левиафан рядом, и он не допустит, чтобы с ней случилось что-то плохое.
        — Сколько же ты стоишь?  — спросил парень, не отпуская ее руки.
        Лилит нахмурилась и гордо вскинула голову.
        — Это ложь!  — громко сказала она и попыталась выдернуть руку.  — Я не проститутка и никто меня не оплачивал!
        — Прекрати!  — он без промедлений поцеловал ее в губы.
        В это время она вырвала руку и залепила ему мощную пощечину. Парень перепугано схватился за щеку и пристально смотрел на девушку. По всему телу пробежалась довольная волна самоутверждения.
        — Я не шлюха, и не смей меня трогать!  — прошипела она ему на ухо и пошла в сторону дороги.
        Солнце припекало макушку, глаза омывались слезами. Ей было так обидно из-за того, как обошелся с ней любимый человек. На остановке никого не было, люди только выходили из автобусов и сразу же шли к озеру. Машины Левиафана и, правда, нигде не было видно. Лилит села на скамью и задумалась. «Это что ж получается? Он действительно бросил меня одну среди толпы ребят, которые могли сделать со мной все что угодно. Я в шоке… »
        21
        Лилит добралась до своего дома только через пару часов. Около ее квартиры находился маленький тайничок, где лежали запасные ключи, на всякий случай. И «на всякий случай» случился. Лилит вошла в квартиру и замерла.
        Пыль кружилась в солнечных лучах, везде, куда они только попадали. Стояла полная тишина и духота, все окна были закрыты. Казалось, что вся мебель и обои потускнели, все было так нелепо и некрасиво, по сравнению с изысканным домом вампира. Мышиная нора и та выглядела больше, чем эта квартира.
        Как же быстро привыкаешь к роскоши и хорошему, и еще быстрее забываешь о безликом и невзрачном прошлом. Около пяти месяцев Лилит не появлялась в этом Богом забытом месте, и ей не хотелось там появляться. Зачем прибывать в неказистом здании, когда есть возможность полностью забыть о его существовании? Об этом убогом месте никто и не вспоминал. Лилит почувствовала себя на ветхом кладбище. Но кому какое дело до бездушной квартиры? Никто и никогда не заметит, как радостно вздыхают стены, чувствуя присутствие живого человека, и вся квартира вдыхает его сущность.
        Лилит скинула балетки и прошлась по всем комнатам, открывая везде окна и запуская свежий воздух. На кухонном столе стояла одинокая кружка, а на подоконниках виднелись засохшие цветы. Мертвенность все-таки проскакивала в одинокой квартире.
        Тишину нарушил звонок мобильного. Лилит взглянула на номер и скинула вызов. Левиафан, в свою очередь, успокоился на девяносто процентов: раз скидывает, значит живая и злая, все нормально. Лилит отключила звук и швырнула телефон подальше.
        В течение двух дней она то и дело скидывала звонки вампира и не подходила к городскому телефону. У нее никого не было, кроме Левиафана, а значит, и звонить кроме него никто другой не мог. А с ним она разговаривать не хотела, зато он хотел.
        К утру Левиафан сидел на кухне, пока Лилит спала в комнате. Вампир сидел тихо, практически не шевелясь, только курил и ждал, когда проснется обиженная девушка. А обиженная женщина — это замороженная вода в бутылке, которая рано или поздно взорвется, и задача мужчины попытаться растопить лед, вылезший из трещин, до того, как бутылка рванет. И Левиафан думал, какое лучше масло подобрать для этого.
        Лилит проснулась около одиннадцати утра. Ей захотелось пить и она пошла на кухню. Зайдя в коридор, ведущий на кухню, Лилит отшатнулась, споткнулась об порожек и грохнулась на пол. Неожиданное появление Левиафана выбило ее из колеи.
        — Аккуратнее, милая!  — улыбнулся он, уже стоя рядом и протягивая ее руку.
        — Какого черта? Убирайся отсюда!  — крикнула она, придя в себе, и поднимаясь с пола, оттолкнув его руку.
        — Нет, Лилит, не начинай! Ты же знаешь, что это невозможно!  — ответил он с легкой смиреной улыбкой и развалился на диване.
        — Ох, до чего ты мне надоел! Не хочу, уходи!  — пробубнила она.
        — Я уйду, но только тогда, когда сам захочу этого! Я пришел сюда не для того, чтобы извиняться, а для того, чтобы объяснить, почему я так поступил…
        — Мне не нужны ни твои извинения, ни уж тем более твои объяснения. Я все и так знаю! Ты это сделал, потому что обозлился, там было очень много народу, и тебе было не на ком выместить свою злость, поэтому ты решил подло подставить меня и вдобавок еще и бросить там одну! Тебя ведь даже не беспокоила моя участь, не так ли? Ты, маленькая гнида, которая уже заела меня до смерти, и не один керосин не может ее вывести, и я уже порядком утомилась расчесывать, раздирать себе кожу до крови. Ты просто невозможен, с тобой невозможно жить, ты понимаешь это? У меня ожоги не только на руках, у меня ожоги в сердце, и гореть ему больше негде! Ты спалил меня уже всю, я не могу больше гореть. И каждый раз, как только я пытаюсь потушить возгорание, ты наоборот разжигаешь огонь еще сильнее, оставляя глубочайшие раны. А ты знаешь, что они еще не успевают затянуться, а ты уже новые наносишь? Мне надоело это! Я устала.
        — О, как!  — поразился Левиафан, выслушав ее, а затем он помрачнел и нахмурился.
        Вампир подошел к ней и нежно опустил свою руку ей на шею. Лилит вздрогнула, но не отпрянула. Она надменно приподняла голову, позволяя прикасаться к ней.
        — Я, значит, гнида? Да? Так меня еще никогда не называли,  — пригорюнился Левиафан, прикусывая губу.
        Сравнение с таким насекомым ему совершено не понравилось, и к тому же, по его мнению, оно было совсем не обоснованным.
        Лилит молчала и смотрела в черные глаза. Левиафан погладил ее по щеке и улыбнулся, изредка цокая языком. Девушка сохраняла высокомерное и надменное выражение лица. Внутри она нервничала, а снаружи казалась могильным камнем. Но вампир чувствовал, как шалят нервы, и она знала об этом.
        — Милая, я не позволю со мной так разговаривать… — начал он, не давая ей пройти.
        — И каким же образом? Что ты мне сделаешь? Ты слаб передо мной! Левиафан, единственное, что ты можешь, так это разыграть трагикомедию и напугать. Ты меня любишь, и твоя ненавистная любовь ко мне не способна на то, о чем мечтает твой мозг! Ты все время считаешь меня глупой, но сам ты, намного глупее. И я могу называть тебя как угодно и даже ударить, а в ответ ты можешь только пугающе смотреть на меня и все!
        — Лилит!  — он выдержал паузу.  — Ты, вот скажи мне, зачем ты меня сейчас провоцируешь? Что ты хочешь этим добиться? Хочешь, чтобы я тебя ударил, обозвал… что? Я не понимаю!
        — Я хочу, чтобы ты возненавидел меня и исчез из моей жизни раз и навсегда!
        — Возненавидел? Ха-ха!  — Левиафан залился громким смехом, затем подхватил девушку на руки и затащил ее в постель.
        Лилит лупила его руками по чем попало, но он только смеялся над этим. Она кричала и пыталась скинуть с себя надоедливого вампира, но он с легкостью скрутил ее и начал разглядывать с издевкой в глазах.
        — Лилит, милая моя, ты хоть знаешь, что такое ненависть? Это самое благородное и редко постигаемое человеком чувство! Ненависть намного сложнее и прочнее, чем любовь. Даже сравни: ты влюбляешься буквально сразу, а чтобы тебя ненавидели, надо приложить неимоверное количество усилий. Ты быстрее забудешь о любимом человеке, чем о человеке, которого ты ненавидишь. Даже если он умрет, ты будешь продолжать его ненавидеть, а о любимом человеке только светлую память хранить. Ненависть — это самое сильное, самое долгое и самое независимое чувство. И знаешь, я тебя давно уже ненавижу за твои поступки, но я не могу отпустить тебя, потому что еще и люблю, да и весело с тобой, хоть это веселье и оборачивается слезами. Раньше я не верил в любовь и уж тем более не думал, что вообще возможно любить и еще и ненавидеть. Оказывается очень даже возможно! Причем любовь и ненависть пришли ко мне чуть ли не одновременно. Мы с тобой вместе практически девять месяцев, из них — восемь как я тебя ненавижу, но люблю, хочу убить, но не могу.
        — Если уж говорить о ненависти в таком ключе, то в первую очередь, ты должен ненавидеть самого себя, а потом уж меня. Твой первый шаг той зимой был провокационным, и я ответила на него. Я не люблю проигрывать, Левиафан, и это свойственно каждому человеку. Никто не любит проигрывать. И я буду атаковать тебя в ответ! Тебе самому нравится играть со мной, так чего ты ожидал? Что я сяду и сложу руки, и позволю тебе паясничать и насмехаться надо мной? Нет, дорогой мой. Тебе следует принять это, пока мы не доигрались. Я уверена, что ты уже думал о последствиях своего поступка, и поверь мне, они будут.
        Левиафан сжал запястье, слегка поворачивая. Лилит вскрикнула и хотела было вытащить руку, но не тут-то было. Чем сильнее она дергала рукой, тем больнее ей становилось.
        — В твоем ли положении, милая, угрожать мне? Я могу раздавить тебя как муху, стереть кости в порошок одной руки, а из мяса сразу сделать фарш!  — улыбнулся Левиафан и поцеловал ее в губы.
        И тут Лилит рассмеялась, чем смутила опешившего вампира.
        — Я не хочу повторяться, но видимо придется. Это в твоем положении угрожать мне — просто смешно! Ты не можешь разобраться со своей любовью и ненавистью ко мне, а убить меня…Хм, может ты и сможешь, но не сейчас…не сейчас. Слезь с меня и уходи, отдохни. Да нет, даже не отдохни, просто найди себе другую женщину, которая будет вызывать в тебе только положительные чувства, в виде сопливой любви! Ты мне надоел Левиафан! Я не люблю тебя. Я не хочу тебя. Уходи.
        — Ты врешь, Лилит…
        — Нет. Левиафан, запомни этот день и час, потому что все, что я сейчас говорю — это правда, и ты, кстати, очень нервно на нее реагируешь! Все-таки ты не любишь правду и боишься ее. Я тебе больше скажу. Я не люблю тебя, не хочу тебя, я не боюсь тебя, и у меня нет к тебе ненависти! Да ты мне просто безразличен! Мне будет абсолютно наплевать, куда и с кем ты уйдешь! Нет у меня к тебе чувств, не было и не будет! Я никогда тебя не любила и не собираюсь этого делать. Это слишком большая честь для тебя! И к тому же, глупый ты вампир, моей любви к счастью хватает только на одну меня! Ты ничтожный, потому что не то что ненависти не смог вызвать к себе, даже любви не получил. Только безразличие, с чем тебя и поздравляю. Так что, катись к черту и оставь меня в покое! Я собираюсь, наконец, заняться своей личной жизнью.
        Пока Лилит говорила, лицо вампира менялось и не в лучшую сторону. Он действительно не мог понять, правду она говорила или врала. Слишком правдоподобно все это было преподнесено ему.
        Лилит наслаждалась озадаченной физиономией Левиафана. Наконец-то она сумела зацепить его морально и заставить его сомневаться в собственных мыслях и делать неправильные домыслы. Левиафану показалось, что еще чуть-чуть и он будет способен сломать ей шею, еще только одно слово. Но его останавливала мысль: а вдруг все это очередной блеф? И его разрывало от неясности происходящего. Если все, что она сказала правда, то от прекрасного тела и лица может ничего не остаться, кроме мокрого пятна. Если же это хорошо сыгранная ложь, надо набраться терпения, чтобы не убить ее за нервотрепку. Лилит усмехнулась и отвернулась, пытаясь вытащить руки из его хватки.
        — Господи, Левиафан, ты еще здесь? Отпусти мои руки уже и уходи отсюда! Ты мне не нужен!
        Вампир улыбнулся от безысходности и встал с кровати. По привычке, он убрал руки в карманы, вытащил оттуда ключи от машины и кинул их рядом с девушкой на постель.
        — Ключи от твоей машины…Она мне не нужна, если тебе тоже, то избавься от нее сама. Я слишком люблю машины, чтобы причинять им какой-либо вред. Хм…До встречи, Лилит!
        И он исчез. Девушка тут же печально вздохнула и повернулась на бок. Затем по лицу проскочила довольная улыбка.
        Левиафан тоже не терялся. Он действительно понял, но не до конца. Доля сомнений присутствовала, а вдруг Лилит сказала правду, что тогда? Но в тот вечер он решил не думать об этом.
        — Проходи!  — вампир открыл дверь перед девушкой, мысленно представляя с каким наслаждением он высосет из нее кровь и жизнь заодно.
        К середине ночи Лилит заскучала в одиночестве. Она поужинала, послушала музыку, снова полежала, но что-то внутри не унималось. Не было долгожданного покоя, что-то хотелось сделать, и Лилит нашла, что сделать. Она вызвала такси и приехала к дому Левиафана.
        Ночь была что надо! Теплая, безветренная и живая. Везде мельтешили компании людей, одиноко бредущие парочки, наслаждающиеся обществом друг друга. Но было уже темнее, чем обычно, а на небе сияли звезды ярче, чем обычно. Звезды в августе самые яркие и живые. Самое прекрасное время для наблюдения за небесными телами.
        Лилит вышла из такси и подошла к своей машине, окинув дом взглядом. Света нигде не было, стояла полная тишина. Она села в машину и завела двигатель. В это время Левиафан упивался свободными и непринужденными отношениями со жгучей блондинкой в постели. Он осыпал ее страстными поцелуями и внезапно остановился, услышав звуки двигателя. Левиафан улыбнулся и опустил голову. Вампир надеялся, что Лилит заглянет в дом, но она, посидев чуть-чуть, сдала задом и уехала. Под исчезающий звук машины, во рту росли клыки, а затем они со злостью впились девушке в шею. Она вскрикнула и начала слабо отбиваться.
        — Мне больно… — прошептала она тонким голосом.
        Звучание голоса было таким нежным и женственным, а Левиафан любил таких девушек, ласковых и податливых, но только для обеда.
        — Мне тоже дорогая, мне тоже… — издеваясь, ответил он и нанес еще один укус.
        Он убивал ее медленно, потому что хотел провести как можно больше времени с кем-то. Ласки, боль, нежность, грубость, все перемешалось в постели, и мешалось в зависимости от перепадов настроения вампира.
        В это время Лилит беспечно каталась по городу, наслаждаясь ночным видом, яркими фонарями, красочными вывесками. И все время думала и думала, как повеселить себя и заставить психовать Левиафана.
        22
        Неделю спустя Лилит уже начала нервничать — Левиафан не подавал никаких признаков жизни, вообще какого-либо существования. Но он всегда появлялся около ее подъезда. И долго сидел в машине, в надеже услышать и понять дальнейшие действия и планы девушки. Но из ее квартиры не доносилось ни одного звука. Вампир уже почти отчаялся и подумывал, что все ее слова потихоньку становятся правдой. Но Лилит оборвала эти страшные догадки.
        — Грей? Это ты?  — спросила она, набрав номер телефона.  — Привет. Как ты? Это Лилит.
        Левиафан блаженно улыбнулся и внимательно прислушивался к каждому сказанному слову. Лилит болтала по телефону больше двух часов. Постоянно рассказывала, что-то спрашивала, над чем-то смеялась.
        И тут Левиафан понял, что без него она совершенно другой человек. В его отсутствие появилась нежность, понятливость, и вообще куча положительных качеств, которые не показывались вампиру. На мгновение он даже подумал, что это его влияние дурно сказывается на этой девушке. Но спустя секунду мысль была выброшена из головы. В любом случае, с кем бы человек ни общался, у него должна быть своя голова на плечах. От влияния всегда можно отказаться, сказав себе, что «мне это не нужно, я не хочу и не буду делать этого». Более того, влияние можно изменить и направить в другую сторону. Так смешно слышать, что кто-то на кого-то повлиял, и из-за этого случилась беда. Если мозгов нет с рождения, и ничего не делается для их развития, то это личная проблема этого тупого человека, и не стоит обвинять близкого в собственных неприятностях. На глупого человека всегда можно повлиять, даже в открытую, не проделывая хитрых махинаций, он все равно этого не заметит. А Лилит заметила, более того, она даже согласилась подыграть. Значит она не совсем глупая, и приняла влияние Левиафана только потому, что сама этого хотела.
Вампир усмехнулся и продолжил слушать.
        — Сегодня? Хорошо, без проблем! А в какой? Ой, я там не была еще ни разу! Хорошо, я заеду за тобой к девяти вечера. Да, на меня свалилась манна небесная в виде машины. Тогда до встречи!
        Лилит положила трубку и растянулась на кровати. После такого долго разговора у нее затекли мышцы на руках и ногах. Она мечтательно смотрела в потолок, планируя вечер.
        Левиафан, благоприятно разобрав название клуба, завел машину и поехал искать себе партнершу на вечер, в то время пока Лилит собиралась дома.
        Вампир объездил половину города, прежде чем нашел подходящую кандидатуру для ревности Лилит. Нашел он ее гуляющую в центральном парке, с плеером в ушах и с мечтательным взглядом.
        Она брела по аллее, Левиафан шел на встречу. Они почти столкнулись, но девушка остановилась и замерла, пораженная красотой молодого человека. Левиафан понял, что рыбка на крючке, и надо очень аккуратно ее вытаскивать, а то сорвется, и улыбка пробежала по его лицу. Голубые, словно середина океана, глаза шокировано разглядывали вампира. Золотистые волосы поблескивали на вечернем солнце.
        — Я очарован!  — прошептал Левиафан, после того как девушка вытащила наушник из уха.  — Вы необыкновенно красивы, прелестное создание. Как вас зовут?
        Девушка покраснела и смущенно улыбнулась. Она встряхнула волосами, и золотистые кудри рассыпались по плечам.
        — Саша — произнесла она с каким-то акцентом, но он показался Левиафану очень милым, хоть и были слышны нотки немецкого или шведского.
        Но он решил пока не приставать к ней с расспросами.
        — Саша… — прошептал он восторженно и поцеловал ей руку.  — Левиафан.
        Девушка улыбнулась в ответ. Она выглядела немного смущено и вела себя скованно. Но Левиафану в течение пяти минут удалось разговорить ее и привнести капельку веселья в диалог.
        Он оказался прав. Девушка приехала три года назад из Германии. Там она прожила пятнадцать лет, а родилась в Италии, как и когда-то Левиафан. Саше было всего двадцать лет, и Италию она почти не помнила, но зато сохранила воспоминания о Германии. Вампиру очень понравилась внешность и миловидность характера девушки.
        Он пригласил девушку в кафе, где она весело рассказывала ему о своей жизни, словно была знакома с ним уже несколько лет. Левиафан откинулся на спинке стула, постукивая пальцами по столу, задумался. «Ты хорошая девушка…Саша. Если ты справишься с поставленной задачей сегодня ночью в клубе, то я сохраню тебе жизнь, потому что ты мне нравишься. И честно говоря, мне впервые не хочется убивать девушку. Лилит не девушка. Наверное, потому, что у меня хорошее настроение. Но если ты не справишься…Меня это разозлит, и тогда я не отвечаю за свои поступки, так ведь люди говорят, чуть что? Так! Скорее всего, твоя жизнь оборвется, а мне бы этого не хотелось…так, что постарайся».
        — Что с тобой?  — Саша напряглась, заметив задумчивый вид Левиафана.
        — Ничего!  — улыбнулся он и погладил ее по руке.  — Я просто так сильно обескуражен твоей красотой, что даже потерял дар речи на время!
        Вечером Лилит собирала сумку. Она взъерошила волосы, залачила их, а на глазах светился легкий макияж. Никакой черноты и серости, светлые тени, и только черные длинные ресницы. Лилит даже чувствовала себя как-то легко и непринужденно.
        Девушка весело сбежала вниз по лестнице, открыла дверь машины и прыгнула за руль. Взглянув еще раз на себя в зеркало, она резко рванула с места.
        Машина ехала на большой скорости, но это ее не беспокоило. Все окна были открыты, оставив современное чудо техники — кондиционер, в стороне, и ветер проносился по салону машины, издавая устрашающие звуки.
        Минут через сорок Лилит подъехала к черно-синему дому. Около подъезда стоял высокий парень, в черной рубашке и брюках.
        Лилит посигналила ему и помахала рукой из окна. Грей подошел к машине, спокойно сел на пассажирское сиденье. Без стеснения он поцеловал Лилит в щеку. Она нахмурилась, но потом, решив, что плевать на все, расслабилась. Интуиция подсказывала ей, что вечером что-то случится, и она даже примерно знала актерский состав будущего спектакля.
        — Рада тебя видеть!  — ответила Лилит на поцелуй и поехали в клуб.
        Они проехали где-то около получаса, о чем-то болтая, пока, наконец, Грей не осмелился задать вопрос более личного характера.
        — Лилит, откуда у тебя такая машина?  — спросил он, поглаживая лексус по панели.
        — Подарок!  — односложно ответила Лилит, быстро улыбнувшись.
        — Подарок?  — только и смог выдавить из себя Грей.
        — Давай сменим тему? Я не хочу обсуждать это!  — Лилит стала серьезной.
        — Хорошо! Через два перекрестка поверни направо, и мы приехали!
        Лилит завернула на стоянку, подыскала место удобнее и припарковалась. Она вышла из машины и впала в состояние глумливого транса. Прямо напротив лексуса стояла инфинити, с такими же номерами, как и у Левиафана. Лилит облизнула губы и усмехнулась.
        «Привет, милый! Ни на секунду не сомневалась!», она прошла мимо машины Левиафана. Грей пошел за ней по пятам.
        Лилит взяла его за руку, и весело болтая, они вошли в клуб. Девушка выбрала столик и плавно опустилась на стул. Лилит беззаботно схватила меню и начала читать, чувствуя улыбчивый взгляд Левиафана, сидящего за соседним столиком. Она также успела заметить, что вампир тоже был не один. Увиденное, конечно же, покоробило ее самолюбие, но она не первый день знала его, так же, как и он ее.
        Они оба нашли себе по пешке, чтобы разыграть очередную партию. Но никто из них не задумывался о том, что играются чужими жизнями, чувствами и эмоциями. В очередной раз они доказывали друг другу наплевательское отношение ко всему и непомерную любовь к себе.
        Лилит очень быстро подстроилась под безразличие Левиафана к людям. Она совершенно спокойно привела молодого человека в лапы вампира, и теперь все зависело от этих лап, останутся ли их разовые пешки в живых, и станут ли они многоразовыми.
        Русоволосый мужчина сидел напротив Лилит и, не стесняясь, пожирал девушку глазами.
        Он был влюблен в нее и не первый год. Однажды он поцеловал ее и Лилит ответила на этот поцелуй. И после случилось неожиданность. Грей взлетел на облака, решив, что он нравится такой красивой девушке и даже успел увидеть, как развернется их будущее.
        Лилит же так не думала. У нее не щелкнуло. Более того, тот поцелуй лишь оттолкнул ее от него. Первый поцелуй так много значит…если больше не хочется целоваться с человеком, о каком будущем может идти речь?
        Официант принес бутылку шампанского, два фужера и шоколадку. Левиафан окинул взглядом содержимое стола и усмехнулся. «Дурак! Эта женщина не любит сладкое, ей нужны лимоны!», подумал он, веселясь.
        — Чего ты будешь?  — спросил он Сашу, мягко улыбаясь.
        Она отвела глаза и снова застеснялась.
        — На твое усмотрение. Я не очень-то разбираюсь в алкоголе, что лучше, что хуже. Я доверяю твоему вкусу.  — Смущенно ответила Саша, постоянно обкусывая губы.
        Левиафан склонил голову на бок и провел пальцем по ее губам.
        — Перестань,  — нежно произнес он.  — Тебе не идет эта ужасная привычка. Неужели я вызываю у тебя столько стеснения?
        Девушка скромно посмотрела на него, но губы кусать перестала.
        — Я предлагаю взять хорошего вина, как раз для такой красивой ночи и с такой красивой девушкой!  — Левиафан растянулся в улыбке и ушел в бар.  — Кушать что будешь?
        — Я пока не голодна…
        Лилит недовольно сверкнула глазами, заметив нежные прикосновения Левиафана к другой девушке. Как она ни заглушала свою ревность, чувства все равно пробивались наружу, и девушке это не нравилось. Сказать о не любви к вампиру она сказала, но они оба знали, что это не так. Весь этот вечер был специально спланирован для выявления правды. И чем больше она пьянела, тем сильнее становились эмоции.
        — Лилит, ты какая-то агрессивная становишься! В чем дело?  — Грей заметил перемену в ее настроении.
        — Ни в чем! Немного устала,  — ответила она, даже не смотря на него, разглядывая загадочным взглядом стол.
        — Пойдем потанцуем? Отдохнешь?
        Грей улыбнулся, встал из-за стола и подал девушке руку. Лилит вздохнула и пошла за парнем. Он обнял ее и прижал к себе. В тот момент у Левиафана все сжалось внутри, но он старался оставаться спокойным.
        «Ох, как же это тяжело…тяжело бороться со злостью и ревностью. Что вообще это за зверь — «ревность»? Чувство собственности? Все было бы намного легче и проще… Она же не принадлежит мне, как какая-то вещь, мало того, по ее мышлению, мы вообще расстались. Она считает себя свободной девушкой, и в тоже время выводит меня из себя…до чего ж ты хороша все-таки, Лилит. Как только мы с тобой ругаемся, твоя красота сразу же становится еще более неотразимой и притягательной, ты действуешь на меня, как красная тряпка на быка! Ты стараешься покорить всех вокруг себя…», Левиафан мельком наблюдал за танцем Лилит и ее новым ухажером. Внезапно у него выпал стакан с вином и разбился, рот открылся, а глаза выпучились. Лилит и парень целовались… прямо при нем, даже не стесняясь.
        — Ты не поранился?  — обеспокоенно спросила Саша.
        — Нет…нет, все нормально! Разве что только ты поранила мое сердце своей необыкновенной внешностью! Потанцуем?  — и, не дожидаясь ответа, он взял ее за руку и вывел на площадку.
        Две пары кружились в танце спина к спине. Словно зимние снежинки крутились в хаосе, необыкновенно красивые, необыкновенно бессердечные, холодные и падающие. Они падали вниз, кружась в жестоком последнем вальсе, и сами не замечали своего падения. Практически невозможно заметить собственное падение, пока не оказываешься расплющенным на земле. Но пока летишь вниз, не хочется задумываться о том, что конец этому полету рано или поздно настанет, как бы это ни было печально. Никто не думает ни о конце полета, ни о его продолжительности. А стоило бы! Ведь разбиваться невыносимо мучительно, и шансов снова взлететь и повторить заново собственный полет больше не будет. Ну почему же никто не задумывается, что конец у всех один, просто кто-то падает более плавно, тем самым оттягивая свой смертельный удар о землю. А кто-то, подобно тонне железа, мгновенно разбивается, так и не поняв, что произошло на самом деле.
        Внезапно Левиафан перехватил Лилит в свои объятия, подсунув Сашу Грею. Он нежно посмотрел на любимую девушку и улыбнулся.
        — Привет!  — сказал он ласково.
        Лилит опустила голову, и ей стало как-то легче.
        — И тебе привет!  — ответила она.
        — Как дела?  — продолжил Левиафан, как ни в чем не бывало, нежно прижимая ее к себе.
        — Уже лучше. У тебя как?  — поинтересовалась Лилит в ответ.
        Этот танец напомнил ей самое начало отношений, первое признание Левиафана, первую жертву после этого признания. По венам потекли воспоминания тех первых дней, и от них становилось тепло и хорошо на душе. Лилит вспомнила грязные слова о вечности, и о том, как она никогда не получит эту вечность, и даже улыбнулась.
        — Уже лучше!  — ответил Левиафан и выпустил ее из рук, снова обнимая Сашу.
        Девушка даже не заметила явной страсти проскочившей между танцующими. Порой Левиафан умел слишком красиво врать и говорить, а это очень важно для женщины, и Саша, наслушавшись за весь вечер высокопарных комплементов, сразу же решила, что этот красавец что-то к ней чувствует. Танец с другой ее совершено не побеспокоил.
        После танца пары расселись за свои столы, надевая маски неприветливых чужаков.
        — Прости, мне надо в уборную. Я сейчас вернусь!  — извинилась Лилит и пошла в дамскую комнату.
        Левиафан проследил глазами за шатающейся девушкой. Через минуту он окинул коварным взглядом Сашу, поцеловал ее руку и отправился по следам своей девушки.
        Вампир облокотился на стенку и ждал. Только спустя пять минут Лилит вышла из туалета и тут же была поймана в ловкие объятия вечно любимого мужчины.
        — Я соскучился!  — прошептал Левиафан ей на ухо, нежно целуя шею.
        Лилит приподняла голову и закрыла глаза. Все-таки вампир умел прикинуться настоящим обольстителем женских сердец. И Лилит не смогла с собой справиться и обняла его.
        Маленький дьявол улыбнулся и неожиданно оттолкнул от себя Левиафана. Он нахмурился и с издевкой взглянул на нее.
        — Боюсь, я тебе не по карману!  — злобно ответила Лилит на его взгляд, вспомнив в каком свете он ее выставил при незнакомых людях.
        Вампир усмехнулся.
        — Сколько?  — спросил он.
        Лилит поднялась на мысочки, и прошептала ему на ухо сумму.
        — Поехали!  — кивнул Левиафан в сторону выхода.
        — Это значит «да»?  — переспросила Лилит для убедительности.
        — Поехали! Такая сумма у меня имеется!  — подтвердил он и потащил ее за руку на выход.
        На улице он вызвал эвакуатор и распорядился, чтобы лексус пригнали к его дому.
        Лилит залезла в машину и ждала, пока Левиафан договорится о ее машине. Она немного нервничала. Раньше ей никогда не приходилось брать на себя роль проститутки. Вообще вся эта сценка настораживала ее и в тоже время забавляла. Лилит не могла насмотреться на стоящего на улице вампира. Целую неделю без любимого, и все-таки он приехал, именно к ней приехал.
        — Прекрати нервничать!  — безразлично попросил он, садясь в машину.  — Это всего лишь на одну ночь, утром поедешь домой! Тебе же не в первой!
        Лилит бросила на него хмурый взгляд. Она не понимала его сарказма и циничности.
        — Прости!  — продолжил Левиафан, немного смутившись.  — А это цена за ночь или за час?
        — За полчаса!  — буркнула в ответ Лилит, все еще надеясь, то вампир прекратит шутить.
        Ее нога постоянно дергалась, а руки не могли лежать спокойно, зубы обкусывали нижнюю губу.
        «И чего же ты так нервничаешь, зайчик мой? Мы же с тобой не первый раз оказываемся в постели. Или тебя смущает такая постановка предложения? Ну, так ты сама начала!», шутил мысленно Левиафан.
        — Ах, да! Если вздумаешь меня кусать…За каждый укус еще сотка!  — не смотря на него, заявила Лилит, мысленно говоря себе «замолчи, дура».
        — Без вопросов! На тебе не останется ни одного живого места!  — Левиафан улыбчиво провел глазами по шее.
        Девушка вздохнула и отвернулась. Оставшуюся дорогу они молчали, но, не переставая, посылали друг другу хитрые взгляды и многозначные улыбки.
        — После дам!  — Левиафан вытянул вперед руку, указывая на вход.
        Лилит вальяжно прошла вперед и развернулась.
        — В спальню?  — приподняв одну бровь, поинтересовалась она, словно была впервые в этом доме.
        — Что, прям так сразу?
        — Время начало тикать, как только я пересекла порог этого дома!  — надменно взглянула она в ответ.
        — Сейчас двенадцати ночи, я заплачу тебе до шести утра. Может, выпьем? Смелости поднаберешься!  — предложил он, доставая фужеры.  — Нам спешить некуда!
        — Как пожелаешь!  — Лилит опустилась в кресло, закинув ногу на ногу.
        Они перекидывались сверкающими взглядами, глумливо смотря друг на друга. И только Лилит чувствовала себя неловко. Как только речь зашла об оплате труда, и голос и интонация Левиафана изменились. Звучание стало более протянутым и сановитым, а отношение, которое он выказывал, было похоже на отношение к вещи. Вампир, допив стакан и затушив бычок, встал и подошел к девушке, протягивая ей руку.
        — Пошли, ангел мой?  — мерзко улыбнувшись, сказал он.
        Лилит поставила стакан, встала и пошла за ним, держась за его руку.
        В начале седьмого, обнаженный вампир встал с постели и потянулся. Лилит с серьезным лицом следила за ним. На горизонте показалась розовая полоса. Солнце готовилось к восходу, подготавливая к этому событию всю природу. Левиафан бросил хищный взгляд через плечо на девушку, подошел к комоду и вытащил оттуда пачку денег.
        — Они твои!  — улыбнулся он, показывая их Лилит.  — Ты честно их заработала!
        Левиафан кинул купюры на стол и снова залез в кровать и, закрыв глаза, сделал вид, что он находится один, тем самым, намекая девушке, что ей пора. Лилит сходила в ванную и смыла с себя кровь.
        Ее отражение в зеркале напоминало один сплошной синяк. Вампир сдержал слово: на теле действительно не осталось ни одного живого места, и все невыносимо ныло. Лилит вернулась в комнату, оделась и посмотрела на Левиафана. Он лежал так же, не двигаясь и никак не реагируя на ее присутствие. Ему явно не хотелось ни с кем разговаривать, и он всем своим видом демонстрировал это нежелание. Девушка перевела взгляд на пачку денег, затем снова на голую мужскую спину и вышла из комнаты.
        На улице было слегка прохладно, самое то после жаркой ночи. Лексус пригнали где-то часа в три ночи, и он стоял, весь облепленный капельками росы. Лилит села в машину и зарыдала. Через пять минут, она вся в слезах, мчалась в сторону дома.
        23
        «Как мерзко на душе…Как можно продаваться? Мне противно от самой себя! И какое же сразу гадкое отношение проявляется за эти деньги…Какое он удовольствие получил от этого? Или ему вообще наплевать, лишь бы развлечься? Даже не встал проводить меня, вообще никакого внимания…Я надеюсь, что он думает, что все это игра и ничего более. Я не могу поверить в то, что он смог обращаться со мной как с пустым местом, после секса. Игра, просто глупая игра…» — Лилит лежала на кровати у себя дома и разглядывала стены.
        Все тело ныло. Почти на каждом квадратном сантиметре на всей поверхности кожи виднелись следы от зубов и синяки от рук. Раньше Левиафан себе такого не позволял, максимум три укуса. Обида бороздила душевное пространство, обида на себя и на него. Горечь впитывалась в истерзанную кожу, забивая трухой поры. И так тяжело было избавиться от этих чувств, которые капитально завладели разумом и телом. Страдала ли гордость или раненное самолюбие? На этот раз страдало сердце, переполненное отчаянием. Зачем?  — единственный вопрос, который кружился в голове и никак не мог найти ответа. Какая тварь подтолкнула на этот поступок, забыв спросить разрешения и узнать о готовности? Неприязнь к самому себе — страшно, унизительно и больно. Неприязнь к собственному телу, не просто к телу, к идеальному телу — возможно ли это? И ответ на этот вопрос будет «да»! Неприязнь к лицу, к совершенному лицу — потому что в зеркале вместо красоты мерещился прогнивший череп, с пустыми глазницами и вывалившимися зубами. И самая страшная неприязнь к далеко не идеальному мышлению, которое подвело. Оно не сказало и никогда не скажет:
«Хватит играть! Вы не ту игру затеяли! Будет больно и гадко после!». Проклятый рассудок просто скотски промолчал, как обычно, проигнорировал эти действия, записав их к нормальным. А теперь открылась сущность и правда произошедшего.
        Оказывается, игры могут тоже обидеть и задеть, и даже нанести моральную травму. Но это всего лишь безобидная игра по сравнению с предыдущими, но очень яркая, словно живая и реальная. И в чем был смысл? Лилит искала его, но он не появлялся, не было даже намека на его присутствие в той ночи, в тех действиях и в тех словах. Простота — это тоже не всегда хорошо и приятно, особенно в собственных поступках. Ужасно не осознавать для чего что-то делается, а делать это «что-то», как бестолковый кактус на подоконнике. И то он знает, для чего ему солнце и вода. Но на самом деле — это полбеды — сделать что-то бессмысленно.
        Весь ужас заключается в том, что когда приходит осознание того, что был совершен бессмысленный поступок, оно начинает уничтожать. И как же люди не любят тратиться, растрачивать себя впустую. Потом хочется дотянуться до локтя, но это невозможно, и приходится грызть кожу на плече, тоже успокаивает. Но совсем не успокаивает обиду и гнев. Можно погрызть локоть другому, что будет еще бредовее и бессмысленнее, хочется-то свой локоть вкусить. А потом рыдания и тоска ни о чем. Время нельзя вернуть…нельзя! Каждый шаг должен быть обдуман до мельчайших подробностей, до каждого миллиметра, потому что потом нельзя его будет переставить так, как хотелось до этого.
        Время…думать…У всех есть время подумать, что и зачем делать. Но, к сожалению, все спешат, только не понятно куда, но спешат и успевают обдумать только вопрос «что?», а вопрос «зачем?» остается не замеченным, но это только до поры до времени. Потом оказаться в тюрьме, в реанимации, в инвалидном кресле, имея смертельное заболевание…или вообще лежать в холодной земле в деревянном гробу…В дальнейшем «зачем?» сводит с ума похлеще чем любовь.
        Но ответа нет и не будет. Ответ ушел в прошлое, а выудить что-то оттуда в настоящее практически не реально, за исключением бессмысленных обвинений. Прошлое ничего не дает, лишь больные и, редко, хорошие воспоминания. Ну и к чему они в настоящем? Ни к чему. Все так бесполезно и бредово. Воспоминания пожирали память Лилит, мешались кадры прошлой ночи с необыкновенной скоростью. И спустя время она все-таки вытащила из головы горстку обвинений для Левиафана и кусочек жалости для себя.
        А день клонился к вечеру, небо заволакивало тучами, и воспоминания об утренней заре исчезали, словно их и не было. Все резко потемнело, аккомпанируя мрачным думам девушки. Вот-вот должен был начаться дождь, но он томил душу и не начинался. Небо пустило две-три капли на землю, а затем остановилось, дразня живых существ.
        В дверь раздался звонок и Лилит прикрыла глаза. Ей так не хотелось вставать, было больно физически и также морально. Было просто невозможно от одной только мысли, что надо встать и открыть дверь. И кому! Вампиру, который мог спокойно оказаться в квартире и без открывания дверей.
        — Найди другой вход!  — сказала она вслух и прикрыла глаза, кладя руку на лоб.
        Но через пару минут снова раздался звонок, только более настойчивый.
        — Я сейчас тебя заколю!  — пригрозила Лилит, поднимаясь с постели.
        В одной пижаме, она поползала открывать дверь.
        — Куда ты пропала вчера, Лилит? Я прождал тебя три часа!  — на пороге стоял Грей.
        Девушка закатила глаза: «Тебя мне только не хватало. За что мне это!».
        Она молча развернулась, оставив дверь открытой. Парень вошел в квартиру и прямиком направился в комнату, где лежала Лилит. Она залезла почти с головой под одеяло, скрывая синяки и следы от укусов. Грей присел рядом на кровать.
        — Тебе плохо!  — окинул он ее сочувствующим взглядом.
        Лилит повернулась к нему и уставилась стеклянными глазами.
        — Что тебе надо от меня?  — безразлично спросила она его.
        Парень изумился от такого хамского ответа. На тумбочке пропищал телефон. Под одеялом Лилит дотянулась до него рукой и прочитала сообщение от Левиафана: «Я заеду скоро».
        — Тебе лучше уйти — прошептала она Грею.
        — Почему ты так разговариваешь, Лилит? Нет, я никуда не пойду. Я уже ушел однажды и жалел об этом столько лет после!  — угрожающим взглядом он окинул лежащую девушку.
        Она вздохнула.
        — Слушай, я не хочу сейчас никаких гостей и ворошить прошлое. Наша вчерашняя встреча была ошибкой…
        — А зачем ты тогда дверь открыла?  — начал он, нервно сжимая кулаки.
        — Да потому что я думала, что это другой человек!  — Перебила его Лилит.
        Грей встал и посмотрел на нее исподлобья.
        — Другой?  — прошипел он.  — Что это значит?
        — Это значит, что тебе пора!  — крикнула Лилит, приподнимаясь на кровати, но позвоночник тут же парализовало от внезапной болевой атаки.
        — Ну, уж нет! Я покажу тебе, как надо общаться с мужчинами!  — разъярено крикнул он, расстегивая пуговицы на рубашке.
        Лилит округлила глаза, поняв, к чему он клонит. Но она еле шевелилась. Малейшее движение причиняло ей адские мучения. «Нет, только не это…», проскочило у нее в голове, и глаза закрылись.
        — Нет, ты не посмеешь этого сделать… — прошептала она, словно уговаривая его, еле сдерживая слезы.
        — Я слишком влюблен в тебя и нет у меня больше сил сдерживать себя!  — он схватил ее за талию, закутанную в одеяле, и прижал к себе, тем самым, отправляя каждую клеточку ее тела на раскаленный вертел.  — Ты морочила мне голову в течение пяти лет! Пять лет, Лилит! Вчера днем ты снова объявилась в моей жизни, когда я уже почти сумел забыть твое лицо, вкус твоих губ, изгибы твоего тела! Ты сводила с ума меня вчера в клубе! Ты завела меня, а потом исчезла! Кто так поступает? А? А сейчас ты мне говоришь, убирайся отсюда, потому что я другого ждала?
        Недолго думая он начал целовать ослабшую девушку, в сумерках не замечая синяков и укусов по всему телу.
        Левиафан появился как раз на самом интересном месте и застыл, словно статуя. Букет цветов символ примирения, залог прощения, выпал из его рук.
        — Во как!  — проговорил он, глубоко дыша и разглядывая парочку на постели.
        Лилит вздохнула с облегчением, разглядев в нем заступника. Но вот только он не торопился ее защищать.
        — Вчера ночью она продала мне свое тело вот за эту сумму!  — Левиафан вытащил деньги и швырнул их на подушки. Шуршащие бумажки разлетелись по всей кровати.  — А сегодня тебе? Я хорошо провел ночь, желаю тебе того же!
        Лилит не верила своим ушам. Но он же не знал предысторию это сцены в постели, его взору открылась совершенно иная картина, неприятная и болезненная.
        — Нет…Нет!  — закричала Лилит,  — ты все не так понял!
        Но вампир уже исчез из квартиры. Лилит закрыла глаза и зарыдала.
        — Его ты ждала?  — с пристрастием начал задавать вопросы Грей, не выпуская девушку.
        — Отойди от меня!  — Лилит плюнула на боль и начала лупить парня руками по лицу.
        — Так ты машину получила, да? У меня нет таких денег, но я думаю, ты не откажешь старому другу!  — он ударил вырывающуюся девушку, и она даже не успела увидеть звезды и почувствовать удар, она просто потеряла сознание.
        «…Луг, свежий летний луг, усеянный полевыми цветами. Они сказочно благоухают, их тонкий аромат обнимает и ласкает меня…Птички поют так прекрасно и красиво, кто-то стрекочет им в такт, словно метроном. Мушка, по мне ползет мушка, но я не чувствую ее…у меня нет тела. Левиафан, ты обманул меня…У меня есть душа, я сама душа. Вот она, беспечно бродит над летним лугом. Я чувствую нежный ветерок, ласковый, никогда не ощущала такого ветра…И солнце, я могу смотреть на него, оно больше не жжет мои глаза, оно яркое и золотое, и невероятно красивое…Что это? Все темнеет, вся красота исчезает, словно песок сквозь пальцы. Мушка разваливается на песчинки и тает, она вся состоит из этих песчинок…Все кругом из песчинок, и мне больно смотреть…Ветер меняется, становится сильнее и противнее, промозглый…Боль. Сильнейшая боль. Отрава. Страх. Я не могу ее терпеть… Ужас. Терзания. Все снова».
        Лилит вскрикнула и открыла глаза, ощупывая тело: факт того, что на ней все еще была пижама и не рваная, подарил ей мизерную надежду.. Рядом с ней никого не было. За окном было темно, темнее, чем обычно. «Ночь. Какая ночь? Эта? Вчерашняя? Может следующая? Боль. Она реальна. Может я мертва? Нет. Я чувствую все…Значит жива. Жизнь».
        Лилит провела рукой и поморщилась. Она кое-как встала и дошла до ванной.
        — О боже!  — зажала она руками рот, увидев себя в отражении.
        Нижняя губа была как спелая слива, только кровавого цвета. Из носа виднелась застывшая струйка крови, а на скуле виднелся синий с красными подтеками синяк.
        — Нет!  — закричала она и швырнула мыльницу в зеркало.
        Осколки обрушились в раковину с ужасным звуком. Хромая, Лилит дошла до кровати, наощупь нашла мобильный телефон и принялась писать сообщение Левиафану.
        «Ты обещал мне…обещал, что ты будешь моим ангелом
        до конца моих дней! Ты обещал быть со мной…моя жизнь
        в твоих руках…»
        Лилит выронила телефон и опустилась на пол, закрыв глаза. Она лежала и ни о чем не думала. Темнота породнилась с ней и даже старалась убаюкать, но у нее ничего не получалось.
        Спустя какое-то время она услышала шорох в квартире, и около головы скрипнул пол. Ей было не страшно, ей было наплевать на звуки и на окружение, и на саму себя. Она ждала только одного человека, и он пришел.
        — Это еще что такое?  — прошептал Левиафан, разглядывая лежащую на полу девушку в бреду.
        Надеясь, что ему мерещится, он зажег свет. Вспышка ослепила ей глаза, но она даже не моргнула, только тихо простонала.
        — Нет…выключи…не смотри на меня…
        — Это он сделал?  — спросил Левиафан, приподнимая ее на руки.  — Милая, что здесь произошло?
        Он начал проклинать себя, за то, что не остался и не разобрался в ситуации, и пошел на поводу эмоций, а ведь он умел отрекаться от них. Лилит, заплетающимся языком рассказала все что помнила, и пока Левиафан слушал, в нем просыпался зверь, вырываясь наружу, скидывая красивое лицо на пол и приобретая вид демона. Огромные клыки, казались намного больше, длиннее, и острее, чем обычно. Глаза были кровавого цвета, перемешанные с небывалой чернотой, все лицо было в морщинах, и раздавалось звериное дыхание.
        — Где живет этот ублюдок?  — прохрипел он над ней, раздирая пальцами кожу на ладонях.
        — Что?  — прошептала Лилит, не особо понимая, чего требует голос из преисподней.
        — Его адрес!  — повторил Левиафан.
        Лилит договорила адрес и снова полетела в небытие, падая в темную и бесконечную бездну, да и Левиафан тоже исчез.
        Месть. Ярость. Обида. Его трясло в буквальном смысле. Вампир терялся в догадках, кого больше ненавидеть себя или его.
        — Убью — шипел он всю дорогу — Всех убью…растерзаю…
        Лилит открыла глаза и уставилась в потолок. По нему бегали солнечные зайчики, росли корни дерева. А из окна доносились звуки лета. И вдруг она поняла, что находится не дома. Лилит развернула голову и наткнулась на Левиафана. Он лежал рядом опираясь на локоть и, улыбаясь, смотрел на нее.
        — Что…
        — Тсс… — он положил палец поперек ее губ.  — Ничего не говори. Я привез тебя вчера сюда, потому что не могу больше позволить тебе пострадать от всяких уродов. Скажу сразу, что случилось у тебя в квартире. Он не изнасиловал тебя, но хотел. Тебя спасла…Хе-хе, в общем-то, как и обычно, потеря сознания. Ему стало не интересно, когда ты отключилась, и он ушел. Я перебил всю его семью, включая его. Никто из них ничего не почувствовал, кроме него. Этот мальчик насладился смертью по полной программе. Но он был не достоин просто умереть — слишком гуманно для него, поэтому вначале он прошел все круги ада и, причем не один раз! Я озверел, когда увидел тебя в таком состоянии, а потом когда еще и услышал этот рассказ. Я перестал думать, рассчитывать что-либо, мой разум просто помутился, как будто в меня что-то вселилось. Я думал, что пока доберусь до его дома, перебью всех, кто под руку попадется. Но нет, Лилит. Месть и ярость оказались очень милыми подружками, ни один лишний человек не пострадал от моей руки. А потом я вернулся к тебе и мне захотелось облить себя бензином, и уронить горящую спичку в карман.
Но конечно я не смог этого сделать. Прости, за то, что ушел…я был ослеплен ревностью, подумал, что ты сама его пригласила и была не против совместной ночи с ним. Я идиот! …Я привез тебя сюда, отмыл от крови, и впал в бешенство, увидев твое тело, точнее мои следы на нем. Лилит, прости меня, я был груб…заигрался в ту ночь. Ты сможешь простить меня?
        Она повернула голову и подняла глаза на него. По щеке покатилась еле заметная слеза, но она наткнулась на улыбку.
        — Левиафан, можно я задам тебе вопрос?  — спросила она, успокоившись.
        — Конечно! Я сегодня козел по всем параметрам, можешь делать со мной все, что хочешь!  — он ласково гладил ее по голове и рассматривал изумрудные глаза.
        После услышанного в них снова зажегся свет жизни, они снова засветились радостным блеском, чаруя вампира.
        — Ты когда-нибудь пытался делать с женщинами то, что он хотел сделать со мной?
        — Нет! И никогда не буду делать этого! Я никогда не дотронусь ни до одной женщины, если она сама этого не захочет, в сексуальном плане. Бывает, как с тобой я играюсь, бываю грубым и тираном, но я же знаю, что ты сама этого хочешь. Я в себе уверен. Если мне нравилась женщина и я хотел именно секса, то я мог долго ухаживать, что-то дарить, привлекать ее внимание, делал все возможное, чтобы она обратила на меня свое внимание. И когда это случалось, я чувствовал себя счастливейшим человеком, потому что я сумел добиться той, какую захотел. Существо, которое кидается на женщин, как после ста лет заключения на зоне, несмотря на ее нежелание, самое последние существо на земле. Это не мужчина, не человек, даже не животное. Животные, и те, ухаживают за самками. У него нет ни достоинства, ни чести. Если ты не умеешь расположить к себе женщину, значит в тебе что-то не так, и с этим надо что-то делать, а не кидаться ее насиловать. Я могу убить любую, кроме тебя, конечно же, ты мое исключение, сокровище, с которым я никогда не расстанусь, хотя мысленно я уже много раз это делал. Но заставить женщину любить меня
в постели — нет и еще раз нет! Вы же бессильны, совершено бессильны против нас. И это так подло и низко пользоваться этим. Каждому уроду, захотевшему дотронуться до женщины против ее воли, следовало бы представить на месте этой женщины свою дочь, и может тогда идиотское желание отпадет. Я даже представить не могу, до какой степени надо оскотиниться, чтобы нанести такую моральную травму! Лучше сразу убить, и тогда ей не придется жить потом с такими воспоминаниями, ходить к психиатрам и ненавидеть мужчин. Насилие — слишком сильный удар по женской психике. Ты думала, что он изнасиловал тебя, когда очнулась, я видел твое лицо и чувствовал все, что чувствовала ты. Да я сам чуть с катушек не съехал! И это ты, женщина, с самым сильным и твердым характером, которую я когда-либо видел, превратилась во что-то невозможное и неописуемое. И знаешь, что больше всего меня напугало? Ни синяки и засохшая кровь, а твои глаза. В них не было жизни, и не было моего любимого огонька. А что бы случилось с другой женщиной, с более слабым характером, чем у тебя? Женщины — это цветы и с ними нельзя так обращаться. Это то же
самое, что прийти на поле и оборвать у цветка все лепестки, и оставить его в таком виде наслаждаться жизнью дальше. В таком случае надо сорвать цветок, и пусть он умрет сразу, чем будет мучиться без лепестков. Я ненавижу людей, но даже когда я питаюсь, всегда стараюсь сделать это безболезненно и незаметно.
        — Я знаю, Левиафан, знаю…Ты добрый на самом деле — улыбнулась Лилит, несмотря на боль на лице и во всех мышцах.
        — Не правда!  — промямлил он, зарываясь в ее волосы, улыбаясь и наслаждаясь спокойствием.  — Ты ведь необыкновенно красивая, сексуальная и привлекательная девушка… Господи, как же я хочу, чтобы это была последняя попытка дотронуться до тебя…
        Лилит перестала улыбаться и замерла, обратив взор к потолку. Веки тяжело закрылись, а из груди вырвался громкий вздох.
        — Я тоже, но скорее всего — не последняя…
        — Это была последняя! Я сделаю все, возможное, но это было в последний раз. Прости мою дурость, я не знал…думал, что ты опять разыгрываешь меня…никто больше не тронет тебя…
        Лилит улыбнулась и уткнулась ему в грудь, тихо терпя болевые приступы по всему телу.
        24
        — Ты чего тут мокнешь?  — крикнула Лилит с порога, разглядывая фигуру Левиафана, стоящую под сильным ливнем.
        Белая рубашка прилипла к телу, волосы свисали на глаза и с них капал еще один мини дождик. Лилит приподняла глаза и заметила желтые листочки на макушках деревьев.
        Левиафан протянул ей руку, а вторую убрал в карман брюк. Он ждал, когда она подойдет.
        — Нет! Я туда не пойду!  — улыбнулась она, покачав головой в разные стороны.
        Левиафан провел по ней глазами. Пальцы правой ноги уперлись в левую ногу, поглаживая щиколотку. Белая сорочка, края которой не доходили до колен. Руки скрещены на груди, и слегка наклоненная в сторону голова. Мечтательный взгляд обыскивал его и постоянно натыкался на глупую сентиментальность, из-за которой Лилит не могла не улыбнуться. Левиафан также продолжал стоять с вытянутой рукой, призывая к себе девушку.
        — Ладно!  — тихо сказала она и вышла из своего убежища под открытый дождь.
        — Что ты здесь делаешь, Левиафан?  — Лилит подошла к нему.
        — Тебя жду!  — улыбнулся он.
        — Зачем? Дождь же!  — напомнила она ему, беря его за руку.
        Левиафан обвел ее глазами и задумался.
        — Тебе нравится дождь, мне нравится дождь, мы нравимся дождю… Так почему бы нам всем троим не насладиться друг другом? М?
        — Ты безумный… — улыбнулась Лилит и пошла назад в дом.
        Он ласково схватил ее за руку и подтянул к себе.
        — Давай, покажем природе, что даже дождь прекрасен из ее уст? — предложил он, вставая в позу, подхватывая ее одной рукой.
        Она медленно подняла взгляд и улыбнулась.
        — Здесь нет музыки!  — ответила девушка, но к танцу приготовилась.
        — Здесь полно музыки… — Левиафан прокружился с ней и замер, слега, наклонив ее назад.  — Слышишь, по листьям капает чуть выше, чем по земле.
        Затем он сделал еще несколько па и снова замер, перекинув девушку на другую руку.
        — А по крыше слышны идеально ровные удары, они ведут нас. Расслабься!  — Левиафан улыбнулся ей, раскрутил от себя и застыл, держа на вытянутой руке ее пальцы.
        — Левиафан, я не умею так слышать, как делаешь это ты…
        — Ну, тогда просто доверься мне и позволь вести!
        А дождь все усиливался и действительно наслаждался танцующими. Все казалось таким спокойным и жизнерадостным, пока Лилит в третий раз не наступила вампиру на ногу.
        — В чем дело, дорогая? Я же знаю, что ты умеешь танцевать, и очень даже хорошо! Зачем ты топчешься по моей ноге?
        — А мне нравится!  — дерзила Лилит улыбаясь.
        — Прошло всего четыре дня, а ты полностью восстановилась, не только физически. Я рад! Хорошо, что ты босая, а то не очень бы хотелось быть прикованным шпилькой к земле. Пошли, займемся чем-нибудь полезным… — он подхватил ее на руки и понес в дом.
        Она смеялась и пыталась пощекотать его, но он не обращал внимания, только улыбался.
        — Я хочу есть!  — заявила Лилит, оказавшись на полу.
        — Ну, так иди, одевайся, съездим куда-нибудь покушать!  — Левиафан облокотился на дверь.
        — Я не хочу одеваться! Поехали так?  — вопросительно посмотрела на него Лилит.
        Вампир опустил голову и покачал, усмехнувшись. На его губах застыла сладко-горькая улыбка.
        — Ты мне нравишься в любом виде! Но надень хотя бы что-нибудь! Нас в ресторан не пустят!
        — Пустят! Мы поедем так!  — Лилит подбежала к нему, схватила за руку и вытащила на улицу.
        Левиафан завел машину и включил печку, чтобы девушка не замерзла. Он скосил на нее глаза, и уголок губ вздернулся вверх.
        «Мерзкий дьяволенок, сжимает мое горло своей тонкой и хрупкой ручкой, но сжимает сильно. И мне это нравится. Самое лучшее из чувств на свете и в моей жизни! Я никогда не встречал такой женщины, которая способна на все, без ограничений, без тормозов, без страха, и как же сильно я хотел ее встретить. Ей абсолютно плевать, что она едет в ночной сорочке в центр города, чтобы поужинать. Ей плевать, как и что о ней подумают, и как она будет выглядеть. Ей плевать на все, она уперта…даже больше, чем я. Она мое совершенство, мой восторг, мое безумие, моя боль, она мое все! Лилит, оставайся такой же твердой, решительной и жизнерадостной. Все равно я буду любить тебя, буду ненавидеть, страстно желать убить и всегда спасать. Я восхищен тобой…ты покорила меня, даже обуздала в чем-то…Но ты об этом никогда не узнаешь».
        — Почему ты улыбаешься?  — спросила Лилит, заметив довольное лицо вампира.
        — Представляю, как на тебя сейчас будут смотреть люди и на меня заодно. Милая, через два поворота будет магазин, мы можем заехать туда и купить тебе красивое платье. Неужели ты действительно хочешь свести с ума своим видом всех людей? — с безразличием спросил Левиафан.
        — Тебе стыдно?  — удивленно посмотрела она.
        — Нет!  — усмехнулся он и поехал еще быстрее.
        Лилит отвернулась от него, изредка посмеиваясь. На улице по-прежнему моросил дождь. Девушка даже не успела обсохнуть до конца, так же как и он.
        В ресторан, как это не удивило Левиафана, их пустили, даже без каких-либо препятствий. Вампир усадил свою девушку, а сам сел напротив рассматривать, как она копошится в меню.
        — И это все?  — выпучив глаза на два салата и мороженое, удивлено спросил Левиафан.  — Ты истерзала все листы со списком блюд, не давала мне меню в течение получаса…И только два салата?
        — Ну, у меня же не бездонная дыра в животе, как у тебя!  — подняла на него глаза Лилит и скривила губы.
        Левиафан откашлялся и достал сигарету, не отводя взгляда от девушки.
        — Извините!  — подозвала она официанта.  — Будьте любезны, еще что-нибудь попить, со льдом!
        — Хорошо, мисс!  — официант бегом побежал куда-то и через пару минут вернулся с изящным бокалом, внутри которого находилась жидкость лимонного цвета, лед и мята.
        — Спасибо — поблагодарила Лилит и взяла трубочку в рот.
        — Сама Вежливость!  — буркнул Левиафан.
        — Не поняла?  — прищурившись, посмотрела она на него в ответ.
        Левиафан повернул голову на бок и слегка улыбнулся.
        — Ты хамка, Лилит, но только в отношении меня. Почему только я удостоился чести слышать от тебя одно сплошное хамство?  — он как всегда сохранял на лице идиотскую улыбку и курил.
        Лилит выпустила трубочку изо рта и нахмурилась.
        — Фу, как некрасиво звучат такие слова из твоего рта!  — цинично взглянула она на него.
        — Некрасиво? Правдиво, милая, правдиво! Я покурю?  — приподнял он брови.
        — Зачем ты меня злишь?  — тихо поинтересовалась Лилит.
        — А зачем ты злишься?
        — Левиафан!  — прошептала Лилит, покачивая головой в разные стороны.
        — Да, дорогая?  — его пальцы прикоснулись к ее коже.
        — Не надо… — ее взгляд становился угрожающим.  — Левиафан, прекрати! Из тебя очень плохой провокатор!
        — Да неужели? Перестань соревноваться со мной. Что за мания во всем превзойти меня?
        — Ха-ха… — перебила его Лилит своим смехом.  — Превзойти? В чем конкретно?
        — Во всем, милая!  — улыбнулся он.
        — Ты знаешь… — мечтательно взглянула она на потолок.  — В гадостях я тебя точно обошла!
        — Дрянная девчонка!
        — О, Левиафан!  — раздался незнакомый женский голос.
        Лилит мгновенно перевела взгляд и увидел девушку, с которой вампир был тогда в клубе.
        —…Саша… — выдавил он из себя, но тут же растянулся в блаженной улыбке — Лилит была в бешенстве.
        Саша не узнала девушку, сидящую рядом с ним. А ревность ослепляла ее и будоражила всю нервную систему. Саша окинула ее взглядом, едва поморщилась от внешнего вида «незнакомки».
        — Как это мило с твоей стороны! Ты помогаешь нищим!  — воскликнула она, наконец, решив, что Лилит бездомная и несчастная девушка, так и не вспомнив ее.
        Вампир был настолько добродушен, что решил погреть ее и накормить. Лилит смотрела на них по очереди, и приступ бешенства подкатывал все ближе.
        — Можно и так сказать… — промямлил он в ответ, не отводя глаз от Лилит.
        — Я присяду?  — спросила Саша, смотря умоляющим взглядом на вампира. Он кивнул и напрягся.  — Надеюсь, она не заразная!  — едва слышно прошептала девушка, садясь поодаль от Лилит.
        Но она услышала это предложение и нахмурилась еще сильнее. Левиафан еле сумел сдержать смех и сидел, пряча и подавляя смешки. Лилит посмотрела на Сашу, затем на вампира. Ее губы, от злости, превратились в тонкие полоски, так сильно она их сжимала. Саша не обращала никакого внимания на рассвирепевшую девушку в ночной сорочке. Девушка продолжала пристально смотрела в глаза Левиафана.
        Лилит стукнула по столу и встала. Рука сжимала стакан с газировкой, и вот жидкость вылита в довольное лицо вампира. Кубики льда отскочили на стол, а мята прилипла к носу и лбу.
        — Приятного вечера!  — проскрипела Лилит и выбежала из ресторана.
        — Она же сумасшедшая!  — вскрикнула Саша, пытаясь вытереть лицо вампира.  — Какая неблагодарность!
        Левиафан поймал ее руку и отодвинул от себя. Крем глаза, он заметил, что все люди смотрят на него еще хуже, чем когда они только вошли в заведение. Его верхняя губа подергивалась от злости и от публичного унижения.
        — Не говори о ней так… — прошептал он, вставая из-за стола.
        — Она не благодарная и умалишенная! И это правда!  — Саша была шокирована поведением Лилит.
        Левиафан хлопнул рукой по столу и наклонился к перепугавшейся девушке.
        — Не смей так говорить о ней! Это моя женщина, и какая бы она не была, я ее люблю и не желаю слышать в моем присутствии что-то плохое о ней. Она не сумасшедшая и не заразная…она своеобразная!  — Левиафан кинул на стол деньги за ужин и быстро вышел из ресторана.
        — Лилит! Стой!  — он увидел девушку в белой сорочке, идущую босиком по мостовой.
        Но она не останавливалась, только обернулась и ускорила шаг.
        — Лилит!  — крикнул он снова и побежал за ней.
        Девушка услышала приближающиеся шаги и выбежала на середину проезжей части. Левиафан остановился как вкопанный, увидев, что его цветок стоит посреди дороги, а на нее летит машина.
        Сердце, которое и без того было уже сожрано адреналином, казалось, забилось с необыкновенной скоростью. У него все тело онемело от ужаса, он не мог пошевелить даже мизинцами. Лилит повернула голову в сторону машины и опешила.
        — Нет!  — закричала она и закрыла глаза руками, чтобы не видеть, как груда железа снесет ее.
        Раздался оглушительный свит тормозов и после тишина. Лилит открыла один глаз. Бампер машины остановился в пяти сантиметрах от ее колена.
        — Ты что делаешь, Лилит?  — вскрикнул Левиафан, подбегая к ней. Он схватил ее за плечи и сильно тряханул.  — Что ты творишь? А?
        — Вы оба сумасшедшие!  — из машины выскочил перепуганный мужик.  — Жить надоело? Два придурка! Валите с дороги!
        Левиафан скосил глаза на орущего мужика. Он не хотел его убивать. Более того, где-то внутри, под злостью и яростью, он был даже благодарен, за то, что тот успел затормозить.
        Вампир стиснул руку девушки и потащил ее к машине. Усадив ее, Левиафан сел за руль и уставился на нее.
        — Что это было?  — злобно спросил он.
        — А ты испугался… — улыбнулась Лилит, строя победоносное лицо.
        Левиафан скривил губы и выдохнул. Затем, неожиданно сам для себя, а уже тем более для Лилит, схватил ее за плечи и начал орать так, как никогда она еще не слышала, что он оказывается так умеет. Она не на шутку испугалась и зарыдала.
        Вампир, увидев рыдающую девушку, трясущуюся от страха, отпустил ее и уставился в панель. Он молча завел машину и выехал на дорогу. Он делал вид, что ему абсолютно наплевать на чувства девушки.
        — Прости, я…я…не знаю, как объяснить это, прости,  — тихо сказал Левиафан, но Лилит ничего не ответила,  — но ты была не права!
        Никогда в жизни на нее так не кричали, тем более мужчины. Но что-то нравоучительное было в его поведение, что-то важное он хотел донести до нее…
        Машина подъехала к дому, и Лилит чуть ли не на ходу выпрыгнула и помчалась в дом. Левиафан заглушил двигатель и услышал звук бьющегося стекла.
        — Опять?  — взвизгнул он и пулей понесся в дом.
        Девушка стояла на кухне и швыряла на пол все, что под руку попадалось, в основном бьющиеся предметы. Стаканы, кружки, тарелки, фужеры, все летело на пол.
        — Я сейчас тебя убью!  — громко и четко произнес Левиафан, войдя на кухню.
        — Да, я так и подумала!  — крикнула она в ответ, запустив в него блюдце.
        Оно разлетелось на кусочки, ударившись о дверной косяк около лица вампира. Не успел он успокоиться, как новая обстановка начала снова его раздражать. Злила не столько битая посуда, сколько летающие в него предметы.
        — Ты специально ждал, чтобы машина переехала меня! Еще и руки посмел распускать!  — Лилит впала в истерику, не переставая швырять предметы.
        Мимо правого плеча пролетело еще одно блюдце, Левиафан проследил за ним и не заметил, как в лоб пролетела кофейная чашка. Она не разбилась, но как мячик, довольно шустро отскочила. Лилит замерла на несколько секунд и снова продолжила играть в полтергейста. Вот тогда терпение у Левиафана лопнуло. Уворачиваясь от чашек и тарелок, он медленно двинулся к разъяренной девушке.
        — Я бы тебе сейчас не советовала подходить ко мне!  — пригрозила Лилит, и в доказательство метнула в него топорик для рубки мяса.
        Левиафан молча продолжил своей путь и с каждой секундой все больше и больше раздражался. Как только он оказался в метре от нее, девушка схватила нож и приставила к своему горлу.
        — Отойди от меня!  — прошипела Лилит, шаря другой рукой по столу в поисках следующего предмета.
        — Где-то я это уже видел!  — Левиафан разглядывал нож, давящий на кожу.
        Но тут же в его грудь попала пепельница, рухнула на пол и разбилась. Вампир посмотрел вниз, на груду стекол и осколков, наступил на них ногой и замер. Резким движением руки он вырвал у девушки нож и отшвырнул его подальше. В одно мгновение Левиафан схватил ее за запястье и подтащил к себе. Босые ноги оказались на стеклах, которые тут же порезали кожу. Лилит вскрикнула и инстинктивно дернулась назад. Осколки впились еще глубже в ступни. Она дернулась еще сильнее и от боли упала на четвереньки, опять прямо на стекла. В нежные ладошки вошли острые осколки от тарелок и стаканов.
        Левиафан специально отпустил ее руки на втором рывке. Лилит стояла на карачках, вся в осколках, и пронзительно кричала, кое-как, сходя с ума от боли, вылезая из этой груды мучений.
        — Будь ты проклят!  — завизжала она, поднимаясь на мысочки.
        Лилит замахнулась, но Левиафан поймал в воздухе летящую руку и погрозил ей пальцем.
        — Не надо, у тебя там стекла торчат, сейчас уйдут еще глубже, не вытащим потом…
        — Ты мне вообще больше ничего не вытащишь! Не смей никогда больше до меня дотрагиваться!! Ты мне противен!  — Лилит подняла вторую руку, но тут же была схвачена и скручена.
        — Так! Все! Достаточно на сегодня!  — он в очередной раз закинул истеричную девушку на плечо и понес в ванную.
        Лилит все равно продолжала вырываться, кричать грубые слова и пыталась лупить руками его по пояснице. Левиафан замер на лестнице и хлопнул девушку по пятой точке.
        — Значит так, милая моя!  — сурово произнес он.  — Если ты не желаешь успокаиваться, то мне придется успокоить тебя самому. У меня до сих пор все лицо в твоей газировке, кружка во лбу, пепельница…Ты чего, милая, озверела? Я руки тебе оторву! По твоей логике, раз я желаю твоей смерти, то поверь хотя бы, что руки, в таком случае, я с легкость тебе вырву, чтобы ты их больше не распускала!
        Он для убедительности тряханул ее на плече и пошел дальше. Лилит притихла и зарыдала, поняв, наконец, что у нее сильно болят ладони и ступни.
        — Началось… — буркнул вампир и открыл дверь в ванну.
        Он аккуратно посадил девушку в джакузи и вышел за пинцетом. Когда он вернулся Лилит все также сидела. Она не шевелилась, боясь загнать стекла глубже. Левиафан схватил ее за лодыжку и вытянул ногу к себе поближе, к свету.
        Он по одному вытаскивал осколки и складывал их на бумагу. Как только Левиафан закончил с ногами и потянулась к рукам, Лилит все же изловчилась и залепила ему пощечину. Левиафан выпрямился и застыл, надменно взглянув на девушку. Простояв так с минуту, он замахнулся и лишь в нескольких миллиметрах его рука остановилась около ее лица. Лилит вскрикнула и съежилась, пытаясь спрятаться, но сзади была только стенка. Затем он швырнул пинцет в стену, около ее лица и вышел из ванной.
        Лилит закрыла лицо руками и тут же завизжала от боли. Струя воды окрасилась в красный цвет, что навеяло на девушку страх. Она начала быстро смывать кровь с ладоней и с шеи.
        — Какая гадость…смыть…все смыть!  — шептала Лилит, направляя на себя душ.
        Левиафан стоял около окна и бессмысленно смотрел сквозь него. «Похоже, я сдаю позиции…Это исчадье ада все меньше и меньше боится меня, и надо как-то утвердится что ли. Если женщина перестает инстинктивно бояться своего самца — это чревато последствиями, причем не самыми лучшими. Женщина всегда должна знать, кто находится рядом с ней, и на что он способен, иначе она распустится и начнет себя вести как ей вздумается, чем собственно и занимается Лилит, поняв, что я не способен сделать то, о чем говорю. И все сразу же оборачивается против меня. Любое действие играется против меня. И если я сейчас не пресеку это, то дальше будет только хуже. Женщина, почувствовав слабину, никогда не остановится, пока не истребит морально, в некоторых случаях и физически. Они практически мгновенно запрыгивают на спину, обвивают ногами шею и крепко цепляются ногтями в голову, как клещи, которых потом надо аккуратно удалять. Потому что останется голова, то все равно это будет конец. Но что я могу ей сделать? Не могу же я ответить ей в таком же стиле. Это просто унизит меня, как мужчину. Но, конечно же, надо баловать этих
зараз, но не превышать меру, которую я уже превысил, разбаловав ее окончательно. Если Лилит не тормознуть, то она выжмет из меня все, выпьет, изнасилует, съест, разрубит, растерзает, разорвет и убьет. Хе-хе…Я даже, как последний дурак, хотел извиниться за свой нервный ор, потому что слишком перенервничал, но после ее ответа в виде битой посуды и оплеухи, желание мое как-то совсем исчезло. Но я знаю, как ей ответить, не дотрагиваясь. Боюсь, если я дотронусь в порыве гнева, она потом костей не досчитается. Странно только то, что боюсь этого я, а не она…»
        25
        В течение двух дней Лилит практически не разговаривала с Левиафаном. Она потрясающе строила из себя жертву, обиженную и оскорбленную женщину. Руки и ноги болели, раны медленно затягивались и ныли, а вместе с ними подвывала и Лилит, особенно когда рядом был Левиафан. Но он не обращал на нее внимания, расценивая такое поведение, как попытку кольнуть его совесть и разжалобить. Другими словами, заставить его извиниться. Но вампир не был заинтересован в таком итоге последней ссоры.
        — Лилит, могу я с тобой поговорить?  — дружелюбным тоном начал он, заглядывая в комнату.
        — Нет, не можешь!  — буркнула она в ответ, продолжая обдирать сухую кожу вокруг ран.
        Он усмехнулся и сел напротив.
        — Я хотел поговорить о сильно интересующем тебя предмете…Но раз ты не хочешь, то и незачем это делать!  — он встал и пошел к дверям.
        Лилит посмотрела ему вслед и нахмурилась. Ей хотелось остановить его, но не получалось — язык не повернулся произнести какие-либо останавливающие слова.
        Левиафан закинул в ее голову опасную штуку — любопытство, и ему оставалось только ждать. Эта штука весь день пытала Лилит и к вечеру допытала окончательно.
        Лилит медленно спустилась вниз и посмотрела на Левиафана. Он читал книгу. Ноги лежали на стуле, сам он сидел на диване. Конечно же, он слышал, как она пришла, даже незаметно улыбнулся, зная причину ее присутствия. Но всем видом вампир показывал, что хочет услышать звучание ее голоса.
        — О чем ты хотел поговорить?  — тихо спросила девушка, стоя у него за спиной.
        Левиафан закрыл книгу и растянулся в довольной улыбке. «Есть! Как оса на сахар! Долго летела, но теперь не отгонишь!», подумал он и обернулся.
        — Иди сюда…
        — Нет!  — перебила его Лилит, не дав договорить.
        — Нет, так нет! В последнее время я все чаще слышу это слово из твоих сахарных уст. В таком случае, взамен не надейся услышать «да»!  — Левиафан снова открыл книгу и углубился в чтение.
        — Что значит «взамен»?  — удивилась Лилит.  — Ты все делаешь «взамен»?
        — Не путай только с местью. Ты мстишь, а я отвечаю тем, с чем ко мне пришли. Ты же никогда не будешь говорить «доброе утро» на «отвали». Обмен, милая, обмен между людьми существует с незапамятных времен и посей день и будет существовать. И каждый человек дает в обмен то, что дали ему. Нормальный человек, услышав «отвали», в ответ говорит «отвали». Знаешь, сказать и ответить взамен можно все что угодно и показать тоже. Но есть три фразы, говоря их, есть большая вероятность, что тебе не ответят тем же. Первая — это «да». «Да, я готов»  — говоришь ты, а взамен тебе отвечают «извини». Вторая — это «я прощаю». Ты можешь простить, но тебя могут не простить, и наоборот. И третья фраза самая тяжелая и самая смысловая — «Я люблю тебя». Услышать то же самое в ответ…да проще извиниться. Но для тебя, Лилит, не существует всего этого. Любое действие или фраза вызывает в тебе чувство мести, преувеличенной мести, милая. Тебе сказали: «ты мне не нравишься», ты отвечаешь: «я убью тебя». Тебе наступили на ногу, а ты взамен хватаешь кирпич и разбиваешь его об голову. А иногда, ты это делаешь просто так. И вот после
всего этого, ты требуешь к себе нормального отношения. Но ты его никогда не получишь. Начни с себя. Во всех своих бедах человек виноват сам. Если его никто не уважает в коллективе, это не значит, что коллектив дурной. Это человек ничего не сделал для того, чтобы его уважали и ценили. Я не говорю о любви. Добиваться, чтобы все тебя любили — глупо и бессмысленно, человек — не шедевральная картина в Версале, чтобы его все любили, но уважения добиться можно и порой даже нужно. Знаешь ли, просто так люди не начинают ценить кого-то. Если человек ходит в пожизненной депрессии, так это не жизнь виновата, а человек, который сидит и бездельничает. Он не пытается что-либо сделать со своей жизнью, повернуть ее в другое русло. Людям комфортно прибывать там, где они хотят прибывать, но они всегда забывают найти отправную точку своего бытия. Если бы они не забывали об этом и постоянно это делали, то слова «ты виноват, а не я» возможно, исчезли бы. Но обвинить себя любимого практически нереально. Да и зачем? Что от этого изменится? Ну, резал я всю жизнь вены, так и буду дальше резать, а виноват в этом ты, а не я! А
на самом деле, измениться может очень многое, надо только хорошенько подумать и понять собственную ошибку. Как все просто звучит, да? А в жизни, звучание собственных ошибок напоминает звучание сороковой симфонии Моцарта, но только исполняет ее глухонемой и не умеющий играть на скрипке призрак, и скрипка расстроена до беспредела. Звучание сваленных на других ошибок, звучит целым, слаженным оркестром, где за каждым инструментом сидит не профессионал, а одаренный Богом музыкант. И конечно, редко находятся люди, которые предпочитают слушать мерзкие звуки и отголоски собственных ошибок на расстроенной скрипке, и уж ты милая, не относишься к этим людям. У тебя всегда кто-то виноват, и никогда не виновата ты. Тебе, как и практически всем, нравится слушать безошибочный симфонический оркестр, который сам по себе фальшив.
        Лилит отвела глаза в сторону и вздохнула. Она немного помялась и сделала шаг вперед, затем еще один и еще.
        — Я пришла.  — Сказала она, садясь напротив него.
        Левиафан довольно улыбнулся и снова закрыл книгу.
        — Я вижу, милая. Обидно только то, что пришла ты не потому, что задумалась над своими ошибками и унылым звучанием скрипки, а потому что тебя мучает любопытство!
        — А что в этом плохого?  — непонимающими глазами Лилит посмотрела на него.
        — Разве я сказал «плохо»? Я сказал «обидно». Ты к тому же еще и не умеешь слушать!
        — Я умею слушать!  — процедила сквозь зубы Лилит.  — О чем ты хотел поговорить?
        Левиафан сел удобнее и улыбнулся, поманив ее пальцем еще ближе к себе. Лилит покорно перелезла на диван и подобрала ноги с пола.
        — Ты же хочешь стать такой же, как я?  — с серьезным лицом спросил он.
        Девушка изумилась такому вопросу и насторожилась. Левиафан после этого вопроса мог сказать дальше что угодно и по теме, и не по теме. И она боялась сказать лишнее слово, чтобы не оказаться в неловком положении.
        — А почему ты задаешь такой вопрос?  — аккуратно спросила она.
        — Ну, видимо потому, что я хочу знать ответ на него!  — не дав никакой подсказки, ответил он.
        Лилит улыбнулась и решила расслабиться. В конце концов, не убьет же он ее за какой-либо ответ.
        — Предположим, что хочу.  — Коротко ответила она и перевела на него взгляд.
        — Детка моя, почему ты так боишься четко сказать «да» или «нет»? Что тебя пугает?  — его голос звучал успокаивающе и по-доброму.
        Лилит поджала губы. Ей на самом деле не хотелось говорить четкий ответ.
        — Да, хочу!  — решилась она, проворачивая в голове ситуацию.
        Левиафан кинул на стол книжку и встал с дивана. Он потянулся, побродил вокруг дивана и остановился.
        — Я тут на днях подумал об этом и решил, что ничего страшного в таком перевоплощении нет. Если ты обретешь вечность, то ты автоматически будешь не такой восприимчивой к боли…И когда ты начнешь выводить меня из себя, я смогу сломать тебе шею, руки, ноги…я смогу делать с тобой все, и без ущерба твоему здоровью, зато мои нервы будут в порядке. Ты представляешь, как было бы прекрасно воткнуть тебе нож в ребра, кинуть стакан, прострелить руку, потушить бычок об кожу, разбить об голову бутылку…Это же просто рай! Сказка, внедрившаяся в реальность, о которой можно было только мечтать! И эта сказка лучше всего на свете. Она лучше, чем жизнь, лучше, чем вечность, лучше, чем кровь, лучше, чем сигареты! Позволь мне сделать это!  — восторженно посмотрел он на нее.
        Лилит улыбнулась, но внутри она переживала.
        — Ты сделаешь меня вампиром, только потому, что хочешь развязать себе руки? Ты же говорил, что мы не проживем с тобой и ста лет!
        — Говорил! Но нам же не обязательно жить все это время вместе! Я имею в виду сто лет. Но мы можем провести потрясающие десять-пятнадцать лет, не ограничивая себя ни в чем. Да и вообще, зачем я тебя уговариваю? Ты и сама прекрасно понимаешь ценность такого замечательного подарка!  — Левиафан подошел к дивану и прыгнул на него, притянув к себе девушку.
        Рука легла на ее плечо, а пальцы бегали по коже.
        — Но я не хочу испытывать то, что ты мне описывал, после того, как твоя кровь попадет в мой организм…
        — Тсс — шикнул он, перебив ее.  — Я сделаю так, что ты ничего не почувствуешь…Я убью тебя, первый и последний раз, и это будет самый прекрасный вечер в моей жизни!
        — Ты подонок, Левиафан!  — усмехаясь Лилит взглянула на него.
        — Я этого не отрицал! Только мне уж очень хочется в последний раз вкусить человеческой крови… — прошептал он, укладывая девушку.
        — Мне страшно… — прошептала Лилит.
        — Почему?
        — Я не хочу умирать…Я боюсь.
        — Ты ничего не почувствуешь… — прошептал Левиафан.  — Я сделаю смерть для тебя приятной…ничего не почувствуешь…Ты мне веришь?
        — Да…
        Под пальцами мелькнула тонкая венка, вампир провел глазами по шее. Острые зубы медленно погрузились в кожу, и раздался тихий писк.
        — Ты меня любишь?  — шепотом спросил Левиафан, поднимая глаза на нее.
        Лилит лежала, запрокинув голову, и наслаждалась нежными ощущениями и даже укусом.
        — Что?
        — Ты меня любишь?  — повторил он снова свой вопрос, поглаживая ее по щеке.
        — …Безумно…
        «Это все, что мне нужно было услышать! Какая же ты доверчивая!», подло подумал он про себя и сел на диване.
        Лилит полежала еще пару минут, затем открыла глаза и посмотрела в потолок.
        — Чего ты ждешь?  — спросила она.
        — Я передумал!  — ляпнул вампир, расплываясь в гадкой улыбке.
        Лицо девушки меняло цвета, как хамелеон, а глаза становились все злее и агрессивнее. Она сжимала кулаки и вытягивала пальцы до хруста в суставах.
        — Что?  — выдавила она из себя.
        Лилит успела даже представить свое будущее, представить что, как и чем, она будет заниматься в ближайшие десять лет, не боясь, что жизнь может оборваться в любую секунду.
        Первым делом нырнула бы под воду в море, без кислорода, посмотреть на красоту другого мира. Прыгнула бы с парашютом. Засекла бы, сколько времени понадобится, чтобы обогнуть своими ногами земной шар. Полежала бы год под землей. Залезла бы в самую опасную пещеру. Сплавала бы в бермудский треугольник. Пожила бы в джунглях. Погладила бы гюрзу. Положила бы голову в пасть льву. Встретила бы поезд лицом к лицу. Посмотрела бы как вымрет человечество. Попробовала бы мухомор. Побегала бы с ветром наперегонки в поле. Покричала бы на медведя, и много чего еще промелькнуло у нее в голове за считанные минуты, пока Левиафан не сказал своего веского слова.
        Жизнь, словно оборвалась. Мечта рухнула, разбилась, уничтожила все. А что еще больше может задеть человека, как разбитая мечта, от которой остался пустой беззвучный призрак? И он стоит и трясет своим истерзанным, призрачным телом перед глазами, не давая забыть себя. Как же быстро рушатся мечты, намного быстрее, чем карточные и спичечные домики. Ее падение невозможно увидеть невооруженным глазом, а как падает карта или спичка — видно и, вероятно, из-за этого не так обидно. Сердце от злости стучало быстрее и быстрее. Даже оно свирепело от осознания, что фантазия рухнула. Кровь разгонялась по сосудам, и казалось, что они вот-вот лопнут от давления. Но мечта, в отличие от надежды, не умирает. Она всего лишь разбивается в дребезги, и ее осколки ранят уже душу, а не просто кожу. А ведь их можно собрать, хоть на это и потребуется много времени и сил. И самая страшная и гнетущая сила, которую так тяжело приобрести снова — это вера. Сила веры в сломанную мечту — почти невозможна, и затея остается в мерзком и ничтожном зародыше, которому требуется аборт.
        — Неужели ты и вправду решила, что я откажусь от своих принципов, предам себя, нарушая данное себе обещание — никогда не воскрешать тебя из мертвых? Какая же вера все-таки слепая! Ты полностью идешь и веришь, а потом не знаешь, как успокоить свои трясущиеся руки, как заставить их стать нормальными.
        — Зачем?  — тихо спросила Лилит безжизненным голосом, не поднимая взгляда.
        Ей было стыдно смотреть ему в глаза, боясь увидеть там насмешку, и правильно делала. В черных глазах вампира безо всякого труда читалась та самая насмешка, злорадство и издевка. В отличие от Лилит, он ждал секунды, когда поющая надежда свалится с небес и разобьется с оглушительным звуком.
        — Лилит.  — Левиафан взглянул на нее как-то по-другому, но все равно глумливо.  — Мне тяжело причинить тебе физическую боль, но я полностью свободен в плане моральной. Когда пару дней назад я сказал тебе «доброе утро, милая», а ты ответила: «отвали», на что ты надеялась? Я, как истинный поклонник своих принципов и идей, не мог сказать тебе еще раз «доброе утро». Я должен был ответить «отвали» и я это сделал, разбил в пух и прах твою глупую веру. И за тобой остается выбор. Видишь, милая, я настоящий джентльмен, я оставляю тебе право выбора, что ответить мне. Но ты не можешь ответить хорошим словом, не можешь…Только не забывай, плохое слово требует к себе в пару плохое слово, и я помогу найти ему пару, а пострадаешь от этого в результате ты. Подумай об этом и сделай правильный выбор!
        Лилит встала с дивана, нашла бутылку виски в буфете и налила себе стакан. Она сидела и улыбалась.
        — Да я просто напьюсь и ничего не буду тебе отвечать!  — заявила девушка и выпила стакан залпом.
        Левиафан приподнял одну бровь и улыбнулся.
        — Тоже хороший способ! Но только уж больно лживый! Твоя боль никуда не денется от этого, просто мозг ненадолго потеряет способность думать о ней, вот и все. А завтра, как только ты откроешь глаза, воспоминания вернутся и принесут похмельную и прежнюю боль. Но опять же, это твой выбор!
        — Знаешь, порой мне кажется, что уж лучше бы ты меня ударил или сломал шею, чем вот так вот издеваться надо мной и моими чувствами. Ты скоро добьешься того, что я тебе никогда больше не скажу правды, из-за страха быть в очередной раз униженной твоими фокусами и шутками. Ты добьешься, что я перестану тебе верить, из-за страха быть обманутой и поставленной в глупое положение. А еще, ты можешь добиться того, что я перестану тебя замечать, перестану обращать внимание на твое подлое и коварное существование.
        — Ха-ха! Вспоминаем все, что было сказано ранее и останавливаемся у пункта о любви. Ты сказала, что любишь, а на любимого человека невозможно не обращать внимания!
        — Это было сказано в экстазе. Левиафан, ты как маленький ребенок. Нельзя же все так близко принимать к сердцу! Кто из нас еще доверчивый!
        — Нет, зайчик мой милый!  — цинично произнес он.  — Это ты пытаешься сделать из меня ребенка всеми доступными и не очень способами и путями. И я даже не хочу спрашивать, зачем тебе это. Я не хочу думать, что тебе может быть скучно с взрослым мужчиной, и поэтому ты хочешь увидеть во мне ляльку. Я просто принимаю этот факт! Ну, хочется тебе, делай, потешь свое самолюбие, я даже могу прикинуться на некоторое время дураком, идиотом, ребенком, да кем хочешь! Я люблю игры, милая, и не откажусь лишний раз войти в роль дебила по твоему желанию!
        На счастливых нотках разговора, в дом бешено ворвалось примирение. Цинизм, сладко замешанный с сарказмом поднимал настроение им обоим. Но ни один из них не забывал о произошедшем. Лилит, как бледное облако на небе, казалось, плывет себе, не представляя никакой угрозы, а потом резко прячет за собой солнце и раздалбливает огромным градом головы прохожих! Она все помнила.
        26
        Конец августа. Осень была не за горами, но пока никто не думал о ней. Солнышко все еще светило и даже грело, конечно, не так безумно, как в начале июня, но все же. Оно было нормальным, каким его привыкло видеть население, а не безумным огненным шаром, носящимся по небу. Теплый воздух гонялся с ветром. А ветер, мягкий, южный ветер, нежно проходил по коже, едва касаясь ее. От каждого прикосновения становилось так хорошо, как будто тело окуналось в парное молоко. Лето шло полным ходом, как казалось. Но единичные желтые предательские и красные листья раскрывали зловещие, заговорческие шаги осени.
        Лилит вцепилась в руку Левиафана и медленно прогуливалась по пока еще летнему парку. Черные туфли поблескивали на солнце, каблуки постукивали, а вампир наслаждался каждым соприкосновением железной набойки с асфальтом.
        Лилит краем глаза видела, как на его черных волосах прыгают солнечные лучи, как безумные парашютисты, у которых не открываются спасательные парашюты. Но они настолько счастливы, парить в воздухе, что им абсолютно плевать, что они падают на густую шевелюру и разбиваются, освещая солнцем волосы.
        — Ай!  — взвизгнула Лилит, разрушив всю идиллию отношений с природой.
        Левиафан вздрогнул и остановился, едва успев подхватить девушку.
        — В чем дело?  — поинтересовался он.
        Лилит почти присела на корточки, вцепившись, как в спасательный круг, в лодыжку.
        — Нога…подвернула… — проскулила девушка, морщась.
        Левиафан тяжело вздохнул и присел на корточки рядом с ней. Его нежные и, в тоже время сильные, пальцы скользнули на сустав, нежно ощупывая его.
        — Милая…Ты ходячая проблема! Причем моя!  — он поднял ее на руки и понес по аллее.  — Ты когда-нибудь упадешь и сломаешь себе шею. Можешь представить, как мне будет обидно, что не я ее сломал…
        — Это неважно! У меня же есть ты, явный спасатель, тайный фантазер-убийца!  — она положила ему голову на плечо и расслабилась.
        «Как прекрасно, когда рядом есть мужчина, хоть и такой подонок, как ты, Левиафан! Хорошо иметь столько сил, быть мужественным, носить девушек на руках, быть бесстрашным, ругаться матом, храпеть, орать и ничего не бояться…Не плакать и не психовать! Больше всего мне нравится, что мужской пол не плачет. У них нет слез, или они тщательно скрыты. Даже когда им больно или они чувствуют какую-то утрату, они находят в себе силы не показывать слезы…Как бы мне хотелось тоже уметь не плакать. Хочется со всей силы залепить кулаком по его лицу и не сломать свои пальцы, и не упасть в обморок от страха потом! На что же мы, женщины, претендуем? Такие как я, такой же комплекции, по сравнению с мужчиной кажутся комарами, которые убиваются одним хлопком руки. Но мы все равно пытаемся воткнуть свой хоботок в кожу, да еще и посильнее…Как глупо и жизненно…»
        — Ты спишь что ли?  — раздался голос Левиафана над ее ухом.
        Лилит приподняла голову и улыбнулась.
        — Нет, наслаждаюсь своим положением!
        — Могла бы и не говорить, я уже сам догадался, что тебе хорошо, когда ноги сами не идут. Но ты как-то тихо наслаждаешься, это не похоже на тебя!
        Левиафан подошел к лавке и сел, усадив девушку себе на колено.
        — Снимай туфли.
        — Зачем?  — удивилась Лилит, посмотрев на него выпученными глазами.
        — Ты похожа на страшного филина с такими круглыми глазами. Снимай, пусть нога отдохнет, и это…верни лицу нормальный вид.
        Лилит послушно скинула шпильки на асфальт и повернулась к нему. Левиафан вздохнул, поднял туфли и аккуратно поставил с боку.
        — Ты веришь в Бога?  — спросила Лилит, разглядывая небо, словно ища святой лик в облаках.
        Но тут же ее взгляд непроизвольно опустился на лицо вампира. Он сидел, словно весь в колючках, а лицо исказилось так, как будто он прибывал на электрическом стуле.
        — Чего?  — выдал он в смятении.
        — Бог, Левиафан, Бог. Ты веришь?  — повторила Лилит свой вопрос, удивившись такой интересной реакции.
        Он нахмурился и окинул ее странным взглядом, словно заподозрил умственную отсталость.
        — Какой бог, Лилит?  — воскликнул он.  — Ты что, разум выронила, когда ногу подвернула?
        — Да нет! Я серьезно!  — обиженно возразила Лилит.
        — Милая, перед тобой сидит мертвяк, который воскрес почти пять веков назад. При этом у него совершенно отличное от вашего сердце, но живет он за счет чужой крови. Как ты думаешь, Лилит, если бы бог существовал, он бы допустил существования такого урода, как я?
        — Но он же допустил существование призраков и духов? Так почему бы и ему не позволить жить такой твари, как ты?
        — Конечно, если рассматривать этот вопрос с твоей точки зрения. То раз он допустил твое существование, то уж мое существование для него это то же самое, что отправить Михаила на землю творить добрые дела.
        — Нет! Я обычный человек, я не убиваю людей и не пью кровь и все такое. Моя жизнь вполне нормальна! И если тебе не нравится мой характер, то уж извини!
        — Ты необычный человек, Лилит…ты…Знаешь, бог для меня что-то нереальное, какая-то невидимая материя, которая еще ни разу не подтвердила свое существование. Почему он так скрывается? Даже духи иногда ножами кидаются, подтверждая свое существование, но только не господь! Что-то странное происходит с божественной теорией в целом. Буддизм, ислам, христианство, иудаизм, у всех разные идолы, с разными требованиями, с разными уставами и законами. Но бог должен быть один, по человеческим канонам. Даже если взять божественную теорию создания земли, бог создал все за семь дней. А у всех этих религий разные божества. Вывод вытекает такой, точнее их два. Первый: предположим, что бог есть, в таком случае, люди тупо наплевали на него, написали бредни, собственного сочинения, поместили их в красивый кожаный переплет и назвали это «священным писанием». Но эта книжка создана человеком. Вариант второй: бога просто нет, а людям нужен идол, к которому надо обращаться в трудных ситуациях и кого-то напугать божественным возмездием. Люди справились с этой задачей, они придумали идола и назвали его творцом и создателем.
Но, возвращаясь к истокам божественной теории, потерпевшей полный крах в последнее время, потому что планета была, как выяснилось, создана немножко другим путем, а не руками некого бога. Никакой бог не создавал землю, потому что его просто нет. Но я не знаю наверняка об истинном боге и его существовании. Это мои домыслы и мысли. Рассказы, что на небесах сидит бородатый дед и всех карает, кажутся сумасшедшим бредом. Современное человечество практически испахало небеса на самолетах. Даже частично залезло в космос, запустив спутники и…бога так и не нашли, да вряд ли они его там найдут. Когда я был человеком, в XVI веке, ты знаешь, что это были за «чудесные времена»? Стартанула Эпоха Ренессанса. В то время происходил резкий скачок и смена принципов, отказ от бога, как от главенствующего центра. Человек выдвинул себя в этот центр, а потом уже бог и вся остальная фигня. Средневековье, тогда люди, как и сейчас, толком не знали, чего хотели, то ли бога, то ли веры, поди их разбери. До этого, я имею в виду, до XVI века в бога нельзя было не верить. Это сейчас тебе дают выбор в кого верить, кому поклоняться,
кому посвятить свою жизнь и с кем спать. Всем, по большому счету, наплевать, чем ты занимаешься, главное налоги. Тогда, если ты не верил, ты назывался еретиком и вносил смуту в ряды послушных. Атеист мог сбежать, а мог и на костре оказаться за отказ от бога. Хуже всего было женщинам. Если хоть одна из них чем-то выделялась, красотой, цветом волос или глаз, с черной кошкой на руках, она обвинялась в колдовстве и называлась служительницей ада, подвергалась действительно адским пыткам. Я не знаю, что конкретно инквизиторы хотели узнать от этих женщин, пытая их, но в подвалах творилась такая дьявольщина, что женщинам приходилось говорить, что она не просто ведьма, а вдобавок еще и родная мать сатаны, и сестра всего ада. И уже потом, в расслабленном состоянии ждать казни. В то время я жутко метался между верой и собственными мыслями по этому поводу. Никак у меня не получалось разрешить душевный конфликт. Но после того, как я восстал из мертвых, бог утратил свое значение для меня. И если когда-нибудь вылезет настоящая правда об инопланетянах, то про бога забудут окончательно. Понимаешь, если предположить,
что я создание зла и ада, хоть это и притянуто за уши, то совместное существование меня и бога можно объяснить, с горем пополам. Но вот совместное существование божества и инопланетян звучит бредово, хотя ни тех, ни тех, я лично не видел и никаких существенных доказательств не читал. Сказать по правде, на счет инопланетян, я не уверен, может их существование тщательно скрывается, не знаю. Если люди узнают, что к нам залетали внеземные товарищи, то любая религия сразу же рухнет. Мне по боку, я не верю ни в кого, кроме себя.
        — Почему ты так говоришь? Если бог — миф, я еще теоретически могу согласиться, так как верю, но инопланетяне вполне могут оказаться реальными. Ведь в космосе несчетное количество галактик и планет, и если ты их не может видеть, это не значит, что их нет. Ты не видишь, кто конкретно кидает ножи, но кто-то же их кидает, значит, оно существует. Также и в какой-нибудь галактике, которую мы не можем увидеть в телескопы. Это не значит, что ее не существует, и также не существует какой-нибудь планеты, густо населенной кем-то. Ты слишком материален, ты веришь только в то, что можно потрогать. Это же не правильно. Ты же не можешь потрогать воздух, но ты им дышал половину тысячелетия, и он есть, и это доказано. Тебе не скучно так жить, ни во что не веря, а только видеть какой-либо материал?
        — Я верю только в то, что видел сам лично. То есть с придурковатыми призраками или духами, сталкивается каждый человек в своей жизни. И то, я довольно таки скептично к этому отношусь. Потому, что есть замечательная наука — физика, в которой, я, к сожалению, не достиг серьезных успехов (но у меня есть время это исправить, если она сильно заинтересует меня). И эта наука объясняет очень большое количество странных вещей, которые, например в XVII веке казались невозможными, и люди их боялись и бегали с крестами, и молились своим богам. Неужели ты думаешь, что когда человек впервые увидел шаровую молнию в доме, он сразу же понял, что это и как работает? Я тебя уверяю, что нет! Недавно стало известно, что это всего лишь сгусток энергии, очень опасной. То есть ты не права в том, что если «что-то» увидела или почувствовала, и не знаешь что это, не значит, что это «что-то» мистичное. Возможно, что такому явлению просто пока нет научных объяснений, но это не какая-то тварь, прибывшая с того света, чтобы напугать тебя до смерти!
        — Ну, Левиафан, с тобой просто невозможно разговаривать! Ты всегда отвечаешь мне наперекор. Чтобы я не сказала, у тебя все с точностью наоборот! Хоть бы раз с чем-нибудь согласился!  — обиженным голосом проскулила Лилит, вертясь словно юла на его колене. Он улыбнулся и усадил ее удобнее.
        — Милая, а разве это плохо, что у меня есть свое мнение на жизнь? Ты не должна осуждать меня за это! В противном случае, диалог у нас с тобой бы не получился, потому что я бы вечно поддакивал и соглашался с тобой во всем, и даже с чушью, которую ты иногда говоришь!  — Левиафан смотрел на нее сверкающими глазами, полными радости и довольства. Лилит слезла с него, надела туфли и впилась глазами.
        — Иногда мне так хочется обозвать тебя каким-нибудь не хорошим словом, вот именно сейчас у меня такое желание…
        — Иногда ты это делаешь, бьешь, кидаешься чем-нибудь, чего ты жалуешься? У тебя прекрасная жизнь, которая еще к тому же и продолжается. Хотя был бы кто-нибудь другой на твоем месте, его тело бы уже разъели черви.
        — Пустые угрозы! Пустая болтовня!  — усмехнулась Лилит. Она окинула его странным взглядом и наклонилась к уху.  — Ты не можешь мне ничего сделать! И я это знаю!  — прошептала она и в доказательство своих слов, надела туфли и погрузила шпильку в ногу вампира.
        Ухмылка мгновенно куда-то исчезла с его лица, и он поморщился от пронзающей боли. Ему хотелось даже вскрикнуть, но он сдержался, чтобы не доставлять удовольствие своей даме. Как только боль слега унялась, Левиафан погрузился в ярость.
        — Я так хочу ударить тебя, ты даже не представляешь, как сильно это желание! Стоять!  — он вскочил и схватил за руку уже убегающую девушку.  — Трусливый ты мой кролик. Мозг думает, что ты нечто такое и тебе невозможно ответить, но зато твои инстинкты явно показывают, что они боятся за твое здоровье, иначе ты не попыталась бы убежать!  — Левиафан крепко сжал ее запястье, поворачивая руку.
        Лилит показалось, что ее кости перемалываются в труху. Но вампир продолжал выворачивать руку, разглядывая ее лицо с невозможной жалостью.
        — Мне больно,  — не выдержала, наконец, Лилит и перестала сопротивляться.
        — Я знаю, милая, знаю!  — улыбнулся он и сместил вывих еще на пару миллиметров.
        Лилит начала извиваться, стараясь испытывать как можно меньше болезненных ощущений.
        — Тц,  — цокнула она, хмуро посмотрев на него, надеясь, что он встревожится или как-то испугается за ее здоровье и отпустит руку.
        Но вот только Левиафан стоял с безразличным лицом.
        — Еще одно движение, и у тебя будет перелом!  — тихо прошептал он.
        Лилит ничего не ответила, только гордо вскинула голову и пристально посмотрела ему в глаза. Несмотря на то, что в глазах у него стояли редкие мужские слезы, взгляд был полон решимости.
        — Это блеф Левиафан, и мы оба это знаем…
        — А я вот не уверен…Знаешь, ты можешь обижаться, ненавидеть, мстить, но я больше не могу нежно обращаться с пустотой. Ты безнравственно плюешь на нежность, все ее лицо уже в слюнях, и ей это совсем не нравится, она не успевает отмываться. И мне это тоже не нравится! Ты не ценитель хорошего отношения к себе, так что… извольте, мисс!  — Левиафан повернул руку, кость хрустнула, и девушка закричала и опустилась на асфальт, прижимая к себе сломанную руку.
        Левиафан вздохнул и потупил взгляд. Он был не рад тому, что сделал, но выбора другого у него не было. Вампир присел рядом на корточки.
        — Я больше не буду блефовать. Если я что-то говорю, это значит, что я это сделаю. Запомни, пожалуйста, эти слова, чтобы потом не вышло похожей ситуации.
        — Ты больной псих… — Проскулила девушка, изнывая от боли.
        Ее лицо побледнело, а на лбу поблескивали капельки пота, смачивающие челку.
        — Нет, я полностью здоров, я же не виноват, что ты меня выводишь на такие поступки! Зато мои чувства к тебе явно требуют медицинского вмешательства. Ты заразила их своим безразличьем, грубостью, местью и детским бесстрашием. Уже как девять месяцев я пытаюсь достучаться до тебя. Я постоянно говорю тебе, что Лилит, милая, не играй с огнем, он может разгореться, и его не потушишь, но ты только смеялась в лицо этому огню. И что мы имеем сегодня? Он только слегка вспыхнул, и что? Твои глаза полны ненависти, сердце пожирается обидой…Милая, поищи смысл в моем некрасивом и гадком поступке. Я тебя уверяю, он там есть, причем даже не завуалированный, он явный. Лежит себе на поверхности и ждет, когда дурочка со сломанной рукой его постигнет. Прости меня, я был груб, но ты не оставила мне выхода на этот раз. Если ты думаешь, что мне наплевать…
        — Да, именно я так и думаю! Ты с легкостью сломал мне руку! Тебе на все наплевать!
        — Мне не наплевать, у меня сердце сжималось в желудь оттого, что я сделал, но устал я терпеть твой пофигизм! Я знаю, я не должен был этого делать, но я буду это делать, хоть мне от таких поступков еще больнее, чем тебе! Так что не осуждай меня…Но знаешь, во избежание таких довольно-таки неприятных инцидентов, ты можешь перестать разрушать мою жизнь, не будет зла, не будет боли!
        — Ты что, правда думаешь, что вот это тебе сойдет с рук? Я тебе это припомню! Можешь не сомневаться! А теперь, быстро вези меня в больницу!  — Лилит кричала.
        У нее был болевой шок, мозг старался защититься от боли и ненадолго отключил осознание реальности. Она вскочила на ноги и начала лупить вампира правой рукой по лицу, сопровождая процедуру дикими воплями и криками.
        — Тсс…!  — прошептал он и поймал ее руку.  — Поехали к доктору, милая? А то ты скоро почувствуешь всю боль и сразу!
        Левиафан отвез ее к травматологу, и всю дорогу до врача и до дома проклинал себя. Его тошнило от собственной выходки, необдуманной и зверской, но жестокий расчет присутствовал даже в моменты самоистязания.
        «Главное не просить прощения, иначе бедная косточка пострадала зря. Не просить прощения, ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах. Но какой же я…Да я желаю об этом всеми своими фибрами! Все, если она меня доведет, самое большое, что я смогу ей сделать, так это легкий встряс, так, чтобы в чувства привести. Единственная женщина, которой я специально причинил боль, которая словно по цепочке передалась мне. А я вообще-то не собирался сегодня страдать. Но без хреновых чувств в этих отношениях, судя по всему, жить нельзя. Чертова зарядка для ее существования! Я действительно сошел с ума, что я натворил? Это же моя любимая женщина! А точно ли это женщина? Может это какая-нибудь тварь в женском обличие? Ни одно существо прекрасного пола не может быть такой, как Лилит. Да и плевать! Я не должен был так поступать, я подвел себя, предал. Она весит в три раза меньше, чем я, она слабее в двадцать раз, чем я. Она глупее в сто раз, чем я, и что я сделал? До чего я додумался? А думал ли я вообще? До какой же степени я себя унизил? Идиот, многовековой идиот! Подбить крылышко моей прекрасной птичке…Что это?
Совесть? Лилит, ты пробудила во мне такого страшного монстра. Он спал в течение пяти веков, а потом появилась ты…И вот он проснулся, голодный, как черная дыра, и конечно же, жрать он может только меня, потому что живет во мне! Этого монстра зовут Совесть! А я-то думал, что он умер, а не уснул, наивный дурак. Вот ужас-то! Я способен все-таки причинить ей боль, но я не способен потом простить себя. Я даже никогда и не думал, что это вообще возможно, нарочно причинить боль любимой женщине…Но если подумать логически, за все, что она сделала мне, за все, что я натерпелся от нее, по-хорошему нужно было сломать ей шею, а не руку. Так что есть вероятность, что я поступил еще лояльно…Но это бред! Чушь! Это девушка, человек. А я вампир, сильнее, чем самый здоровый качек в мире и мужчина. Нет никакого равенства между нами. Этого нельзя было допускать! Вот она, заразная, мерзкая человеческая болезнь — нападай на слабого и хрупкого, и тебя начнут уважать! Только нет никакого уважения, сплошное презрение, и я его чувствую! Противно! И это уже второй раз. Первый перелом был за Мормо, но тогда я себя так не корил. Я
потерял Мормо, а она — ничего…Я потерял рассудок, а она — ничего… Я потерял все, а она — ничего… Тогда я пытался обещать себе никогда больше не причинять ей боль, но ничего не вышло… Тогда я сломал руку и сломал сегодня, и потерял свое достоинство, а она — ничего…»
        Левиафан взглянул в зеркало заднего вида. Лилит спала из-за успокоительных. И снова на ее груди висел платок, который поддерживал загипсованную руку. Девушка была прекрасна, даже с бинтом на руке, ее лицо было неотразимо, божественно прекрасно. Она была полностью расслаблена и Левиафан старался ехать аккуратнее, чтобы не дай бог, какая-нибудь внезапная кочка не пустила по ее нервам новый электрический импульс, провоцирующий боль.
        27
        Лилит открыла глаза только утром следующего дня. В комнате стоял невообразимый запах цветов. Ими пахло все, каждая мелочь, каждый уголок. Даже тело благоухало цветами. Лилит приподняла голову и ахнула. Вся комната была заставлена цветами. Разные цветы: желтые, красные, синие, каждый цветок пах по-своему особенно и неповторимо. В совокупности они составляли невообразимую линию аромата, приятную и нежную. Лилит улыбнулась и встала с кровати. Ей захотелось осмотреть каждый цветок, понюхать его и насладиться обилием красок. Она ходила среди них, и глаз радовался такому пышному разнообразию.
        Лилит спустилась вниз. В гостиной было то же самое. Уже весь дом пропитался запахами. А посреди комнаты стоял Левиафан, в обнимку с огромной охапкой роз, и смотрел на девушку исподлобья виноватым взглядом. Лилит, разглядывая его лицо, не смогла не улыбнуться.
        Она подошла близко-близко к нему. Никто не решался начать разговор первым, они просто молча стояли и смотрели друг на друга. Левиафан смущено прятался в розах, а Лилит скрывала довольную улыбку. Но скрывать истинные эмоции не получалось, тем более хорошие, и Левиафан, в конце концов, решил заговорить.
        — Доброе утро!  — он вел себя, как сильно провинившийся маленький ребенок.
        — Привет!  — улыбнулась Лилит.
        На удивление у нее было потрясающие настроение, цветы все-таки произвели впечатление. Она бросила лукавый взгляд и села на диван, странно улыбаясь.
        — Это тебе!  — прошептал он, еще больше смущаясь, и положил цветы рядом с девушкой.
        — Ты извиняешься?  — удивленно вскинула бровями Лилит.
        — Нет! Нет. Ни в коем случае.  — Быстро ответил он, сохраняя идиотское выражение лица.
        Лилит усмехнулась и опустила голову, рассматривая гипс на руке.
        — Если тебе тяжело говорить, я скажу за тебя. Ладно, я сознаюсь честно — я это заслужила. Но понимаешь, этим ты меня не изменишь, это моя сущность, мой характер. Мне не нужны твои извинения, я не совсем еще законченная идиотка и все-таки кое-что понимаю. Я знаю, что ты не хотел ломать мои кости, но ты это сделал из принципа. Из такого же принципа, из которого поступаю всегда я. Мы чертовски с тобой принципиальны. Но иногда мы переходим прочерченную не понятно кем грань. И грань эта существует реально, и вчера ты ее не просто перешел, ты преодолел ее сразу на пару километров вперед. На мгновение тебе захотелось стать тираном, и ты это сделал. Я даже не злюсь на тебя, хоть рука и болит, и постоянно напоминает о твоих вчерашних глазах и твердом желании в них. Но это был всего лишь хорошо поставленный и разыгранный спектакль. И браво, Левиафан! Ты достоин аплодисментов, ты переступил через себя и хрустнул моими костями. И сейчас ты даже не хочешь рассказать мне о своем успехе. Но ты не переживай, я все видела и поняла. Только толку от этого нет никого. Зимой ты позволил мне начать игру в виде
неуловимого мстителя и, можно сказать, мне это понравилось, и я не хочу меняться. Кость моя в этом случае пострадала напрасно. Но это было забавно…с одной стороны. А с другой, ты открыл мне глаза на свое понимание наших отношений. Ты боишься, что теряешь контроль над всем, что имеешь, и к тому же над самим собой. Ты знаешь, я сейчас чувствую себя тобой, потому что могу выловить каждую фальшивую нотку твоего страха из твоей гнусной душонки. И я понимаю, как это потрясающе ощущать вот этот вот страх. И ты боишься, что я теряю страх по отношению к тебе. Вчера мне была показана наглядная демонстрация того, что ты способен на все, на любой поступок, лишь бы только не утратить свой авторитет и силу надо мной. Спешу тебя успокоить, дорогой мой, у тебя еще полно власти надо мной, я все также боюсь тебя. Я боюсь, когда вижу хмурый взгляд. Боюсь, когда ярость мельтешит в твоих глазах со скоростью света. Боюсь, что твои клыки прокусят кожу, и ты не остановишься, лишив меня последней капли крови. Боюсь, что ты меня все-таки когда-нибудь убьешь. А еще я боюсь, что в один прекрасный момент я проснусь, а на столе
будет прощальная записка. Боюсь, что ты исчезнешь так же неожиданно, как и появился. Боюсь, что когда-нибудь тебе все это надоест, и ты поставишь жирную точку на мне. Видишь, Левиафан, я много чего боюсь, и каждый страх связан с тобой. Тебе не обязательно ломать мне руки, чтобы заставить, что-то понять. Я и так все вижу и понимаю. Но еще раз повторю, если тебе со мной сложно, тогда уйди от меня, я не хочу меняться, я не буду меняться. И если ты уйдешь, мне будет ужасно больно, больнее, чем сломанная рука. Ты заберешь с собой кусок меня, причем очень большой. А я вряд ли кого еще смогу полюбить. Но если ты собираешься ломать мои кости, чтобы что-то подправить или поменять, или просто продемонстрировать или показать что-то, неважно, ты лучше, правда уходи. Потому что это самые бессмысленные поступки по отношению ко мне, но очень болезненные.
        Левиафан открыл рот и вытаращил глаза, слушая девушку. Потом он плюхнулся на диван, уткнувшись лбом в руку, издавал какие-то звуки похожие на смех, но с примесью плача. Но, конечно же, глаза мужчины не любят и не умеют плакать. Просто чистый и странный смех, похожий на истеричный. Звуки были, как будто сумасшедший человек захлебывался.
        — Милая, такое ощущение, что это ты извинилась. И плюс, это, наверное, один из самых долгих твоих монологов. Все-таки перелом подействовал на работу головного мозга. Потому что порой мне кажется, что ты временами думаешь спинным мозгом. А я только что услышал работу головного мозга, почти даже идеальную. Я не пытаюсь тебя изменить. Я сам не понял, что это было вчера. Но я не буду за это извиняться. Мне просто немножко неудобно, что я до такого поступка вообще додумался. Мой мозг сильно воспалился, находясь с тобой в последнее время, особенно вчера. Я не всегда уже могу четко анализировать свои собственные мысли. И я могу извиниться за вот этот вот отказ мозга, но за руку…нет!  — Левиафан покачал головой и снова засмеялся странным смехом.
        Лилит долго смотрела на него и не могла понять, почему он так смеется, и к тому же так долго. Она сидела рядом с ним и удивлялась. Звуки, которые издавал вампир заводили девушку, и через пару минут они вместе смеялись без особых причин. Им просто хотелось смеяться…вместе, хоть раз. И им ничто не мешало делать это. Они смеялись от души, так заразительно и громко, что любой весельчак позавидовал бы им.
        Левиафан совсем не ожидал такого вот исхода. Он думал, что случится все что угодно, что он очнется с колом в сердце или ножом, и это в лучшем случае, в худшем — он мог оказаться в огне. Но что в гостиной появится редкий, но веселый гость под названием смех, он никак не ожидал.
        Посмеяться над проблемой — самый хороший выход из положения, отпускающий нервы и расслабляющий тяжелую голову. Смех продлевает кратковременную идиллию и поддерживает безграничный и совместный идиотизм. А что может быть прекраснее, чем обоюдное желание отупеть на некоторое время и сопроводить это смехом? И плевать, что на это скажут окружающие, радость уникальна. И когда она внезапно врывается в дом в сопровождении смеха, надо хватать ее за все, что только можно и нельзя, и держать, не отпуская ни на секунду. Потому что радость исчезает еще быстрее, чем врывается в душу, и, отпустив ее на секунду, можно прождать ее возвращения полжизни, прибывая в унылом состоянии. И самое ужасное то, что радость может и не вернуться больше. Лучше всего тем, кто изловчился и сумел привязать ее к себе.
        Да, все вокруг смотрят как на дурака, ну и пусть. Смеющийся человек несет негатив для вечно чем-то озадаченных обывателей. Они сразу же начинают думать, что перед ними псих, или он обкурился марихуаны, или он просто дурак. И у этого дурака нет никаких проблем, которые люди создают себе, чтобы потом сидеть с постными минами, и делать ему собственно нечего, как только ржать. Но это поверхностное суждение стадного баранства людей. Чтобы смеяться от души, не надо быть идиотом или курить веселящую траву, или не понимать ничего в жизни, смеяться можно даже когда на плечах висит пара огромных мешков проблем, но достаточно просто улыбнуться, и мешки уже кажутся легче. Смеяться над жизнью дураки не умеют, наркоманы — не понимают. Необходимо иметь сильный характер, стержень, чтобы рассмешить собственную жизнь и себя заодно, привязывая тем самым радость. Конечно, проще ходить с унылым лицом и всех ненавидеть, чем смеяться. Причину для смеха можно найти всегда. Даже неудавшиеся дела, отношения, планы и все остальные мелочи жизни заслуживают больше смеха, нежели отрешенного обдумывания и самоистязания.
Смеяться — это не вредно, не страшно, это не болезнь и не диагноз, это самая замечательная и правильная позиция, какую только может занять человек. И если человек не умеет смеяться, не видит причин для смеха, то вот это уже диагноз, хреновый диагноз.
        28
        Красочное лето медленно умирало, незаметно передавая свои полномочия новому правителю — осени. Лето, которое порядком утомительно, самая ленивая пора из всех времен года, заканчивалось. Но так тихо, нехотя, не заметно. Переход солнца из одного состояния в другое совершается втайне от людей. Им не к чему знать, что стрекозы отлетали свое, кузнечики отстрекотали, все равно этого никто не замечает во время господства лета, во время жизни. Лето самое быстробегущее время, когда день и ночь сливаются в одно целое, когда рассвет и закат выглядят одинаково, и никто не замечает, как быстро день сменяет другой день, ночь сменяет другую ночь.
        Все живут и испытывают фальшивую радость во время летнего периода, но в душе, проклинают палящее солнце. Лето — единственное время года, которое начинается и заканчивается одинаково. Наверное, поэтому оно кажется таким незаметным и бессмысленным. Три месяца уходят в никуда: на грядки, на море и пляжи, на безделье. Именно безделье люди ждут с приходом лета и осознают, что оно закончилось, только тогда, когда начинают что-то делать. Летом трудится вся природа, пока человек отдыхает. Пчелы опыляют, змеи откладывают яйца, птицы должны успеть вывести два потомства, головастики шныряют в заросшем камышами пруду, деревья обогащаются плодами…Хоть кому-то хорошо в это время года, и хоть кому-то оно действительно нужно.
        Лилит проспала лето, как медведь зиму, Левиафан прогнил еще глубже. У них все нормально — у них так положено, существовать летом. Никто из них не радовался именно этому периоду, ни его началу, ни его концу. Оно просто прошло не заметно, словно его и не было. И им бы хотелось поверить, что также и не было глупых и унизительных поступков, не было ссор и скандалов, ничего дурного не было. Но от реальности не убежишь: все было…и даже лето.
        ОСЕНЬ
        1
        Хоть и не вся листва еще пожелтела, и трава еще зеленела, но птицы уже готовились к отлету. Редко где мелькали бабочки и жучки. Солнце отдалялось, но все еще грело. Под фруктовыми деревьями валялись никому ненужные гниющие плоды. И каждые пять минут пролетал один или два желто-золотых листочка, оторвавшиеся от макушки какого-нибудь дерева. Люди по-прежнему щеголяли в тонких одежках, но уже прихватывали с собой вязаные кофты. За-че-м?
        Осени еще не было, даже не чувствовалось ее дыхания, так, легкий призрачный намек на ее приближение. Дурацкое слово, название «сентябрь» заставляет таскать с собой ненужные вещи, в виде кофт и зонтов. Но погода-то самая желанная, самая подходящая для комфортного существования. В осени, обычно не видят никакого комфорта и удобства. И все очень просто: осень — самый настоящий эквивалент депрессий и дождей.
        Идиотские стереотипы мешают наслаждаться самым одаренным и талантливым художником, у которого самое богатое обилие красок и неповторимая палитра цветов, и все это на одном дереве. Подумаешь, дождь! Дождь идет девять месяцев, начиная с ранней весны и заканчивая поздней осенью. Но именно осенний дождь, по абсолютно не существенным причинам, является, и становится каким-то уродцем, несущем тонкое лезвие на синие вены. Не смешно ли это? Чем отличается осенний дождь от весеннего? Такое же все кругом голое и серое, но в выдуманной человеческой депрессии виноват именно осенний дождь, и никакой другой больше!
        Сходить с ума — осенью, убивать себя и резать вены — осенью, страдать от неизвестно чего — осенью! Что за предвзятость? Что за мерзкая неприязнь? Осень — несчастный идиот, а ведь она такая же, как и все. Она умеет плакать, умеет смеяться, ненавидеть и любить. Осень тоже плачет, как и лето, как и весна. Осень также имеет зеленые краски в коробке акварелей. Чем она хуже? Чем она хуже той же зимы? В зиме нет ничего, кругом один только белый посмертный цвет, нет жизни, нет тепла, пустота, холод, ветра и снег. Чем же и почему именно осень заслужила такое презрение? Тем, что ее обвинить проще во всех неудачах, в бедах, в хреновой любви и жизни? Или может тем, что на лавках больше нельзя пить пиво и орать под окнами? Или тем, что всем надо начинать учиться и работать, жить дальше одним словом, после застойного лета? На самом деле причин для ненависти к потрясающе красивой, живой осени нет. Стоит только научиться видеть, какие нерукотворные пейзажи она создает, как мягко и чувственно предупреждает о приближении суровой зимы.
        неужели осень и есть пора пессимизма? Нет, скорее результат предвзятого отношения! Хотя очень многие любят шуршать сухой листвой в парках и лесах. В этом случае стоит отдать должное пока еще ничего не понимающим детям. Они радуются всему: зиме, весне, осени. Они любят все, сидеть по горло в осенней луже и улыбаться, или зарыться в зимний сугроб и отморозить себе там руки. Неужели надо снова вернуться в детство, чтобы насладиться осенью? Для взрослого населения это слишком тяжело и практически невозможно. Куча людей ненавидят осень, другие просто существуют, им абсолютно плевать, какое время года на дворе. И только мизерное количество людей умудряются все-таки найти позитивные стороны в листопадах и дождях, которые нарекли против их воли, минорными. Какой гнусный ярлык! Спросить любого человека, с чем он ассоциирует слово «минор»? Очень часто будет звучать ответ — «осень». Но это же несправедливо и необоснованно!
        2
        Левиафан остановился на светофоре и скосил глаза на загипсованную руку девушки. Второй рукой Лилит игралась с ветром в открытом окне. Теплое солнце, но не жаркое, теплый ветер и золотистая осень окружали инфинити на перекрестке.
        — Лилит, у меня есть один старый вопрос. Он очень старый, в смысле, я давно хочу спросить его, и надеюсь, что я ничего не упустил, но он может оказаться не совсем своевременным.
        — Ну?  — улыбнулась она, поворачиваясь к нему.
        — Когда у тебя день рождения?  — выдал он, трогаясь, увидев зеленый свет.
        — А зачем тебе?  — нахмурившись, спросила она.
        — Э…ну…как бы ты моя девушка, мне, наверное, было бы неплохо знать столь замечательную дату — Левиафан смутился от такого неожиданного вопроса.
        — Ничего замечательного в этой дате нет!  — буркнула Лилит.
        — Как это? Это же единственный собственный праздник в жизни каждого существа!
        — Может для тебя день рождения и замечательный праздник, а для меня нет. Каждый год я старею, становлюсь на шаг ближе к смерти, на шаг ближе к болезням и к одиночеству. И ничего прекрасного я в этом не вижу. Ты-то вечно молодой, единственное, что тебя может беспокоить так это то, что ты одинокий уже несколько столетий, но как ты говорил, это дело привычки. У тебя было время привыкнуть к одиночеству, а у меня его не будет. А что-то дарить еще в этот день — просто бессмысленное и неосознанное издевательство. Ты постарел, появились морщины, зад отвис, выросло пузо, но ты не расстраивайся, ведь все мы рано или поздно умрем, поэтому я дарю тебе кремушку против морщин. Между прочим, он еще и не помогает, но это неважно, главное, что в ванной на полочке стоит баночка с надписью «от морщин» и напоминает тебе о том, что ты — старье. Лишний повод получить кучу ненужного хлама. Обычно то, что человек хочет, ему не дарят, в итоге, он получает издевательские открытки, где написано: «Ей, чувак, ты теперь взрослый!», а между строчек — «Ты скоро сдохнешь!» и маленькую безделушку в придачу. Главное внимание, да?
Так, где же это внимание на протяжении всего года? Почему никто не дарит безделушки внимания просто так? Или надо уважать оказанное раз в году внимание? Это не внимание, Левиафан, это желание вкусно поесть и хорошо выпить. Поэтому даже ты, да нет, тем более ты, никогда не узнаешь дату. Не хочу, чтобы ты нашел себе очередную забаву в виде поздравлений с приближением конца в виде старения. Для меня день рождения погибло в год, когда родители погибли и перестали устраивать шумные сборища. Могу сказать, что мне уже двадцать четыре, а не двадцать три.
        Л, прибывая немного в шоковом состоянии. Неожиданно на него вылилась бочка негатива от девушки по поводу столь позитивного вопроса.
        — Ты не права, милая. Нельзя быть такой категоричной, это же твой день! Старение — это абсолютно нормальное явления для любого человека, а отметить тот день, когда ты появилась на свет…
        — Это двадцать первое мая, да?
        — Откуда ты знаешь?  — Лилит уставилась на него, хлопая совиными глазами.
        Левиафан улыбнулся в ответ, бросая взгляд на дорогу.
        — Откуда ты знаешь?  — девушка настойчиво повторила свой вопрос.
        — Маленький секрет, милая. Фокусники никогда не раскрывают свои тайны.
        Мужчина неотрывно смотрел на дорожное полотно.
        Лилит мысленно искала оправдание своему любимому. Конечно, он просто увидел дату ее рождения в паспорте, например. Это же так просто! Лилит усмехнулась.
        — Левиафан, я не желаю больше обсуждать эту тему. Мне не нравятся такие праздники. Я не хочу их!  — на серьезном лице девушки появилась улыбка.
        — Как пожелаешь, милая!  — Левиафан решил отстать от девушки.
        Внезапно перед машиной выскочила красная легковушка, и вампир еле успел нажать на тормоз. Лилит сильно дернуло вперед, и если бы не ремни безопасности, то голова бы сильно пострадала.
        — Скотина!  — выругался Левиафан, снова тронувшись.
        Вампир следовал за красной машиной. Куда бы она ни свернула, где бы не притормозила, он преследовал ее повсюду. Как только Лилит догадалась, что направление меняется не просто так, она начала нервничать.
        — Мне кажется, мы собирались в музей, а не гоняться за машинами… — недовольным голосом сказала она.
        — Да, милая, мне тоже так казалось, пока этот урод не подрезал меня!  — не обращая внимания на девушку ответил Левиафан, продолжая ехать за машиной.
        Лилит отвернулась к окну и молча уставилась на дома и редкие деревья. Они недолго ехали, когда красная машина остановилась около какого-то старого дома, с аркой посередине.
        Он был весь обшарпанный, краска практически слезла со стен, как кожа со змеи. Дом был заброшенный. Все окна заколочены досками, прогнившими от старости и сырости, а низ заделан железными листами, чтобы никто не смог проникнуть в помещение и не обосновался там.
        Из машины вышло четверо ребят и одна девушка. Все они были навеселе. С первого взгляда было даже непонятно, то ли пьяные, то ли просто жалкие наркоманы. Заброшенный двор старого дома вряд ли смог бы привлечь нормальных людей, разве чтобы сходить в туалет. А таких очень вот даже запросто.
        Единственная девушка своим внешним видом едва не вызвала у Левиафана рвотный рефлекс. На вид ей было лет восемнадцать-двадцать, не больше, но выглядела она ужасно. Ее кожа была желтоватого оттенка, волосы взъерошены, и казалось, что последний раз их расчесывала мать, заплетая милые косички лет так семь назад, а то и больше. Вся одежда была грязная, частями рваная, одета кое-как. Из-под штанов, висящих на хилых бедрах, виднелись трусы, которые изначально были все-таки белого цвета, а не серого. В руках у нее была бутылка самого дешевого пива и сигарета. Ее совершенно не беспокоил внешний вид, она улыбалась, показывая желтые зубы, окутанные дымом.
        Ребят тоже не интересовал ее внешний вид и сама внешность, покрытая грязью. Похоже, они были знакомы не первый день. Они выпивали, и даже человек, который вылез со стороны водительского сиденья. Вся эта толпа отбросов, весело хохоча, отправилась в подворотню.
        — Потрясающее зрелище! Чем тебе не музей?  — буркнул Левиафан.  — Сиди здесь!
        Он вышел из машины, захлопнул дверь и пошел в арку. Его разозлило все то, что он увидел на дороге, а как только показались пьяные лица малолеток, Левиафан впал в бешенство.
        Молодежь сидела в заброшенной беседке, окруженной сплошной помойкой, и о чем-то бурно разговаривала. Вампир даже не стал прислушиваться к теме разговора, чтобы окончательно не сойти с ума от злости. Нутро подсказывало, что эти «люди» не могли и явно не говорили о литературе или о живописи. Левиафан сверкнул глазами и направился прямо к ним в беседку.
        — Как дела?  — спросил он, без всякого стеснения садясь на скамью.
        Левиафан обвел довольным взглядом изумившихся ребят и закинул ногу на ногу, подмигнув девушке. Она тут же заулыбалась, встала и присела рядом с ним, пытаясь флиртовать.
        — Отлично чувак!  — ответил один из них.  — Выпить хошь?
        Парень протянул выпивку, Левиафан поморщился. Запах, который исходил от горлышка бутылки, был даже не похож на запах спирта. Там присутствовала нереальная химия, составу которой удивился бы сам Менделеев.
        — Не, спасибо!  — помотал головой вампир.  — Твоя машина красная, припаркованная около въезда?
        — Клевая? Да? Батя подогнал год назад! Думал, сможет заставить меня взяться за ум. Но он облажался!  — парень заржал, хлопая по плечу товарища.
        Девушка тем временем извивалась у вампира подмышкой. От нее ужасно пахло алкоголем, и не первой свежести, явный перегар двух, а то трех дней.
        — Девочка ненаглядная, отвернись от меня, твой аромат, который выдыхает твой кавум орис, мне не по вкусу!  — улыбнулся Левиафан, заглянув в ее пьяные глаза.
        Он слегка вздрогнул. Глаза были такого же изумрудного цвета, как и у Лилит, только очень тусклые и безжизненные. Он окинул ее лицо в целом и понял, что девушка была хороша собой. Но ее внешний вид, грязного, юного алкоголизма так тщательно скрывал красоту.
        — Кавум орис?  — прозвучал хриплый голос, совсем не женский.
        — Не запоминай это! А ты,  — обратился снова Левиафан к парню,  — трезвый вообще за руль садишься?
        — Да, не, на хрен надо? Ты чо? Я против всех законов, и специально буду нарушать их! Срал я на них!  — промямлил парень в ответ, размахивая перед лицом вампира бутылкой с дурно панующим горючим.
        — Анархист, значит, да?  — улыбнулся Левиафан, потирая руки.
        — Точняк, чувак! Мы все анархисты!  — заорал он.
        Вся толпа поддержала его дружескими возгласами.
        — Мы почти с тобой похожи! Я ведь тоже анархист в каком-то роде. С некоторыми законами никак не могу ужиться, особенно с тем, что нельзя убивать людей. Я честно боролся с собой, но никак не могу не убить кого-нибудь. Например, тебя!  — Левиафан вскочил, легким движением руки сломал парню шею и эту же процедуру, со скоростью пули, проделал с остальными, за исключением девушки.
        — Ну что, милая?  — спросил он ее, улыбаясь.
        Девушка перепугано икнула, не выпуская бутылку из рук. Она была сильно пьяна и не достаточно четко понимала, что только что произошло. Левиафан присел рядом, закинув руку на перила беседки. Он не сводил глаз с девушки и не заметил, что за его спиной стояла шокированная Лилит, с открытом ртом.
        — Эй, ну ты чего вдруг стала такой скромной?  — не унимался вампир.
        — Ты убьешь меня, да?  — прошептала девушка, не смотря ему в глаза.
        Левиафан улыбнулся.
        — А ты чуть умнее, чем я думал. Конечно. Такая мерзость поселилась в тебе, и ты даже ее не видишь и не чувствуешь. На самом деле жить-то тебе и незачем. Ты посмотри на себя, любой нормальный мужчина почувствует позыв к рвоте. От тебя ужасно, не побоюсь этого слова, воняет. Ты вообще знаешь, что такое вода или душ, личная гигиена? Судя по твоему виду, нет. И у тебя будут только такие же, как ты мужики, но ненадолго, потому что такая женщина не нужна даже наркоманам и алкашам, разве что только попользоваться твоим ничтожным, грязным телом. Чистота женщины для тебя утрачена. Дорожка твоя, которая поведет тебя дальше, вьется только в одно место — проституция, но и там ты вряд ли уживешься. Я с ужасом представляю твое будущее в целом, поверь, оно плачевно, такой жизни я бы никому не пожелал. Ты же будущая мать, что за урода ты родишь? Я не могу этого допустить! Мир и так заполнен моральными уродами, не хватало еще физических. Скажи мне, ты сама-то хочешь себе такую жизнь?
        Девушка молча смотрела перед собой, глотая свое жуткое пойло из бутылки.
        — Да ладно, не затрудняйся! Я сам знаю ответ! Конечно, ты не хочешь такой жизни! Именно поэтому, ты, увидев красивого и статного мужчину, прилично одетого, без раздумья залезла ко мне под руку. На что ты надеялась? И вот не задача, такая мерзкая женщина, как ты, мне не нужна. Мужчины любят ухаживающих за собой женщин, красиво одетых, не обязательно дорого, просто чисто и отглажено. Но ты же ведь не начнешь следить за собой, тебе наплевать на это. Ты пытаешься состроить из себя то, на что ты не похожа ни одним волоском. Почему ты была с этими животными в машине? Они покупали тебе дешевую выпивку, которой отравиться можно? Занимались с тобой бредовым сексом от безысходности? Может, денег давали, хотя в этом я сильно сомневаюсь? Я просто никак не пойму, что может заставить сильную и красивую когда-то женщину оскотиниться до такой степени, да еще и залезть в машину к таким уродам, которые ездят пьяные, подвергая свои ненужные жизни риску, и твою заодно?
        Лилит, почти не дыша, слушала монолог Левиафана и ждала, что же произойдет дальше, хоть это и было очевидно.
        — Ты знаешь, я очень голодный в данный момент! Но я настолько брезгую, что не смогу притронуться к тебе больше, чем на одну секунду! И к твоему великому несчастью мне этого времени будет достаточно!  — и через секунду тело девушки опустилось на землю.  — Да отпусти ты ее!
        Левиафан вышиб ногой бутылку из ее рук и услышал тихий писк за спиной. Краем глаза он увидел Лилит. Она изумленно смотрела на него, не моргая, не дыша и не двигаясь.
        — Пошли!  — подошел он к ней, взял за руку и потащил к машине.
        С огромной скоростью мимо пролетали дома, заборы, небоскребы и люди. В салоне стояла полная тишина. Дорога явно вела не в музей, а снова в дом. В пустой дом.
        На лице вампира резвились только злость и негодование. «Что он чувствует? Что происходит в его голове? Обычно, после совершения таких вот поступков, его настроение всегда было на высоте, но сегодня творится что-то странное. Что произошло в этой беседке? Что так сильно повлияло на расположение духа? Даже боюсь спрашивать его о чем-либо, прибьет еще чего доброго! Хотя, зная его уже не первый день…все расскажет сам, только попозже…».
        Лилит смотрела в окно и начала тихонько напевать мелодию, играющей в голове песни. Левиафан склонил голову на бок, и лицо стало более хмурым. Уж слишком был тосклив мотив, а вокруг и без него хватало тоски, и внутренние переживания не хотели еще больше грусти. Вампир резко повернул голову в сторону шума.
        — Помолчи, пожалуйста!  — попросил он с брезгливым лицом.
        Его перекосило от злости и нервозности.
        — Я здесь ни при чем, не надо со мной так!  — тут же огрызнулась Лилит.
        Внезапно Левиафан вывернул руль и затормозил на обочине дороги. Он обнял подголовник и уставился на девушку так, что ей захотелось провалиться сквозь землю. Пальцы нервно нащупывали ручку, открывающую дверь. Дыхание участилось под натиском взгляда, а в груди затарахтело сердце, как мотор на старом мотоцикле. Левиафан улыбнулся и провел пальцем по ее щеке.
        — У нее были такие же глаза, как у тебя… — прошептал он, погружаясь в нереальную зелень глаз.
        — Ну и что?  — Лилит не поняла связи между всем, что произошло и тем, что происходило в машине.
        — Ничего. Просто мне не по себе от этого. Как будто я убил твои глаза, оставив тело жить дальше. Да не знаю я, как это объяснить!  — начал психовать вампир.  — Не хотел я ее убивать, но не смог отступиться от плана, от принципа. А потом я так взбесился от увиденного. Во что превращается молодежь? В шлюх, алкашей и наркоманов? Ей было не больше двадцати лет, а внутри нее жила зависимость от беспорядочного секса и наркотиков. Ей самой от себя было тошно и противно, но сказать себе «хватит» она не могла. Да ей было наплевать, умереть быстро или остаться умирать медленно. Возможно, я даже облегчил ее смерть. Ведь умирать в наркоманских муках и ломках, в алкогольном бреду, делирии, больной сифилисом и всеми гепатитами намного страшнее и мучительнее, чем просто сломать шею. Я не хотел убивать не потому, что мне стало ее жалко, а потому, что я думал и хотел бросить ее на произвол судьбы. И чтобы предсказать ее судьбу необязательно быть пророком или экстрасенсом.
        — Ты злишься из-за того, что сделал неправильный выбор?  — попыталась уточнить Лилит.
        — Возможно. Меня сейчас все злит, особенно твое подвывание в минорной тональности!  — заключил Левиафан и снова выехал на дорогу.
        Лилит нахмурилась, поджала губы и снова начала мычать песенку. Только звук стал более явным и четким. Девушку очень задевало то, как вампир с ней разговаривал, обижало то, что он смотрел на нее, как на добычу.
        Левиафан, услышав уже знакомый мотив, закатил глаза и набрал воздуха в легкие. Но тишина стойко соблюдалась — он терпел. Нервы тянулись словно жевательная резинка, а по ним ездил обсыпанный солью смычок. Любая резинка имеет предел, и в зависимости от силы и скорости натяжения, рано или поздно она рвется.
        — Ты мне понравишься еще больше без языка!  — пригрозил он, косо взглянув на не замолкающую девушку.
        Она прекратила напевать и посмотрела прямо перед собой.
        — Останови машину!  — приказала Лилит, строго посмотрев на вампира.
        Левиафан сделал вид, что не слышал ее просьбы.
        — Внезапно оглох?  — крикнула она ему почти в ухо.
        — У меня очень странный слух, милая. Я могу слышать только выборочные вещи.
        — Да? Правда?  — Лилит провела ногтями по торпеде.
        Вампир, недолго думая, резко нажал на тормоз и снова съехал на обочину.
        — Я откушу твои пальцы, чтобы не портили любимое мною имущество!  — пригрозил он, но девушка не слушала, выходя из машины.
        Она громко захлопнула дверь и пошла вперед. Левиафан медленно поехал за ней, улыбаясь.
        — У тебя такая потрясающая походка!  — крикнул он.
        — А ты совсем никудышный льстец!  — не оборачиваясь, ответила Лилит.
        — Ну что ты, милая! Напротив, я бесподобно умею развешивать лапшу на уши!
        — Видимо для моих ушей лапша у тебя закончилась!  — ответила она, скрывая улыбку.
        — Допустим, но для тебя у меня есть кое-что лучше!  — пререкания на дороге продолжалась.
        — Интересно, что же это? Итальянская паста?  — усмехнулась Лилит.
        — Вернись в машину, и я тебе покажу!  — намекнул Левиафан.
        — Нет, звучит слишком наивно! Найди причину интереснее!
        Левиафан осмотрелся. На дороге не было ни единой души, ни одной машины, кроме них двоих. Он остановил машину и мгновенно оказался перед девушкой. Лилит посмотрела в его глаза и состроила серьезное лицо.
        — Такая физиономия тебе совершено не к лицу!  — сказал вампир поцеловал ее, медленно подтаскивая к машине.
        3
        Лилит припарковалась около университета. Она была безумно счастлива, что у нее появилась возможность все-таки закончить ВУЗ. Пять лет были потрачены непросто так.
        Декан радостно встретил девушку, забрал все документы и неоднократно напомнил, что другого шанса у нее не будет. Ей ни в коем случае нельзя повторять прошлые ошибки. Лилит клятвенно обещала, что больше она не будет такой дурой. Ее рассудок избавился от помутнения и сейчас в полном здравии, готов начинать новую жизнь.
        Обговорив детали обучения с деканом, Лилит разрешили не ходить на те лекции, по которым у нее были положительные оценки и где стояли зачеты. Остальные предметы, которые по каким-то причинам были не сданы, она была обязана посещать. Один прогул и никто больше церемониться не будет — незамедлительное отчисление, без права восстановления.
        Лилит перевели в другую группу, которая только перешла на 5 курс и отправили на пары.
        Лектор по гражданскому праву, все то же лицо, сидел на своем месте и мрачным взглядом смотрел на студентов. Он не стал акцентировать свое внимание на появлении Лилит все на том же курсе, но в другой группе. Казалось, что ему вообще все равно, кто пришел, кто ушел. Он на работе.
        Лилит рассматривала лица студентов, которых она когда-то видела на перерывах между лекциями.
        Ее тоже разглядывали и девчонки с нескрываемым раздражением и мальчишки. Ее лицо помнили все. Кто-то не понимал, почему эта девушка сидит в их группе, на их лекции. Кого-то это даже нервировало.
        Она уже не чувствовала такого желания учиться, как раньше, но было твердое решение, что диплом должен быть получен.
        Пока Лилит думала над своим студенческим будущем, ребята воодушевленно разглядывали ее красоту. Кто-то искоса, стесненно, пытался запечатлеть беспородно красивой образ романтичной девушки. Лилит уже привыкла, что ее разглядывают с открытым ртом, мысленно представляя волшебное время, проведенное вместе в кровати.
        Именно на паре Лилит, вместо того, чтобы полностью погрузиться в лекцию, полностью погрузилась в мысли о Левиафане. Девушка даже не догадывалась, что ее мужчина сидит на последнем ряду и глазами поедает ее. Он ни на секунду не хотел выпускать ее из виду, но не хотел давать ей знать об этом.
        «Милая, я ужасно соскучился. Когда кончатся твоя учеба?»
        Лилит прочла смс, улыбнулась и уткнулась в тетрадь. Ну что ответить ему? Ведь Левиафан прекрасно знал, во сколько закончатся пары и когда Лилит приедет домой. Ему просто было скучно, он пытался себя веселить. Она все еще не поняла, что вампир сидит сзади, несколькими рядами выше.
        Налюбовавшись толстыми черными буквами в смс-сообщении, Лилит не стала ничего отвечать, отключила звук и убрала мобильник. Лекция. Впереди ждала ее лекция.
        — Привет,  — около девушки появился молодой человек, приползший чуть ли не на коленях по рядам.
        — Привет.  — Лилит повернулась к нему лицом и ахнула.
        То был Ян, ее лучший друг за все время учебы.
        — Что ты тут делаешь? Должен быть на работе, на другой лекции, со всей группой…
        — Слухами земля полниться. Я узнал, что тебя все-таки не отчислили и каким-то просто волшебным образом ты снова здесь. Я не видел тебя 150 лет, соскучился.  — Ян приобнял ее и чмокнул в щеку, пока профессор не смотря ни на кого, продолжал читать лекцию у доски.
        — Я тоже очень рада тебя видеть. Ты даже не представляешь, как сильно рада!  — Лилит положила голову на ему на плечо. — У меня было такое дурацкое чувство, что я никогда в жизни больше не увижу тебя… Спасибо, что все-таки зашел на эту пару. Повторение — мать учение.
        — Я здесь не из-за повторения.  — Парень опустил голову, и взял ее за руку.
        Лилит нахмурилась и попыталась посмотреть в глаза парню. Он опустил голову и, казалось, что он вот-вот заплачет.
        — У тебя что-то случилось?  — шепотом просила она.  — Ян, на тебе лица нет. Чем я могу помочь тебе? Это из-за девушки?
        Парень молчал. Он лишь словно пульсар в далеком космосе сжимал с ровной периодичностью руку девушки. Тяжелые вздохи не переставил вырываться из его груди. Взгляда он так и не поднимал, словно провинился в чем-то.
        — Ян, ну что с тобой? Чем я могу тебе помочь?
        — Лилит… мне никогда еще в жизни не было так тяжело. Знаешь, забавно так… Во рту все пересохло, словно я в пустыне уже несколько дней…
        — Ян, ты меня уже пугаешь. Посмотри на меня.  — Лилит глазами искала встречи с его.
        Парень, наконец, осмелился взглянуть на девушку. Едва соприкоснувшись с ним взглядом, Лилит все поняла. Ей не надо было больше слов, рассказов, правды. Ей хватило его глаза, наполненных слезами безответной любви.
        — Лилит…Я здесь из-за тебя. Подожди… Не перебивай. То, что я сейчас собираюсь сказать, наверное, будет самая откровенная вещь, которую я когда-либо говорил. С самого первого курса. Тот день. Ты помнишь? Ты вошла в класс, опоздала, потому что не могла найти аудиторию. Твоя улыбка озарила весь класс. Ты была такой легкой и веселой. Я помню, как дверь тихонько открылась, на пороге появилась ты, тихонько, словной ветерок, промчалась наверх и села рядом со мной. Я влюбился в тебя с первого взгляда. В тот самый момент, как только ты вошла в аудиторию. Правда, Лилит, слабый безвольный раб, я влюбился. И мне было так страшно. Вокруг тебя вились все парни, начиная от первого курса и заканчивая выпускниками. Я даже не пытался. А потом мы стали с тобой друзьями. И для меня это уже было достижением. Кто-то мечтал с тобой хотя бы здороваться, а я мог взять твою сумку и помочь донести ее до квартиры….
        Лилит сидела и вспоминала свой первый курс. Да, Ян был прав. Тогда, пять лет назад Лилит не была отягощена жизнью и тяжелыми думами. Она вспомнила все. Как много раз они с Яном гуляли после пар, он всегда таскал ее неподъемную сумку, всегда отдавал свои перчатки, когда мерзли ее руки, поправлял шапку, надетую впопыхах, как они играли в снежки, как белый снег пухлыми снежинками застревал в каштановых волосах. Она вспомнила, как ей было весело проводить время с Яном, лучшим другом! Сколько раз он забирал ее с шумных вечеринок, когда Лилит чувствовала себя нехорошо, не безопасно. Когда она опаздывала на последний автобус, Ян всегда был под рукой. Сколько раз он помогал ей с уроками, докладами, презентациями и рефератами. У него были девушки, он говорил им о любви, спрашивал совета у Лилит и она искренне верила, что Ян заинтересован в отношениях с ними. Разве могла она подумать, что молодой человек, на самом деле, просто помешан на своей подруге. На самом деле он не готов никого видеть и слышать, кроме нее.
        — Прошлый год,  — Ян продолжал свое внезапное признание,  — когда в весеннем семестре, нам объявили о твоем отчисление, я думал, что мое сердце разоврется на части. Я звонил тебе. Мне сказали, что данный номер не обслуживается. Я больше не смог до тебя дозвониться. Я приезжал к тебе домой, но никто ни разу мне не открыл дверь. А в один ужасный день, я наткнулся на твоих соседей и они сказали, что ты переехала… Моя жизнь кончилась в тот момент. Я потеряла всю связь с тобой. Я был уверен, что потерял тебя.
        — Ян…
        — Нет, Лилит, дай мне сказать. — Молодой человек настаивал, все еще сжимая ее руку, пряча взгляд.  — Вот… Я не знал, что еще должен предпринять. Я пытался связаться с Жаклин. Но она тоже пропала. Лилит, все, что с тобой связано, резко исчезло, словно никогда и не существовало. А в сентябре я прихожу на учебу и до меня тут же доходят самые счастливые слухи в моей жизни, что ты восстановилась с потерей года. Я поверил в судьбу. Лилит. Ты не могла появиться снова в моей жизни просто так. Я преисполнен надежной на наше будущее. Я верю в то, что твое появление не может быть случайно. Это так, Лилит?
        — Ян, я… — Лилит была шокирована.  — Слушай, мы с тобой столько лет уже дружим и все это время я была уверена в твоей дружбе. Я никогда не думала, что на самом деле ты испытывал все это время не просто дружбу. Я не хочу делать тебе больно, но для меня ты всегда был моим лучшим другом и только. Я никогда не рассматривала тебя, даже как потенциального партнера.
        — Лилит, подожди, может нам следует просто хотя бы стоит попробовать быть вместе? Почему ты так сразу меня отвергаешь? Я, черт возьми, готовился к встрече с тобой несколько дней, и знаешь, что самое ужасное, я не успел подготовить себя к отказу, Лилит. Пожалуйста, не будь такой суровой ко мне. Дай нам шанс.
        Лилит попыталась вытащить руку, но ничего не вышло, Ян крепко держал ее и вовсе не хотел выпускать. Девушка вздохнула.
        — Ян, все на самом деле намного сложнее, чем тебе кажется.
        — В чем сложность, Лилит? Ты божественно прекрасна, я люблю тебя всем сердцем и душой, мы будем идеальной парой…
        — Нет, Ян, не будем. Ты не учел один немало важный фактор и, честно говоря, я вообще удивлена, почему ты даже мысли не допустил о том, что я могу быть влюблена. Мне жаль тебя расстраивать, но у меня действительно есть мужчина и я безумно люблю его. Ян, прости, пожалуйста, что мне приходится тебе все это говорить, но ты не оставил мне выбора. Я не смогу ответить тебе взаимностью…Прости.
        Молодой человек все еще держал девушку за руку, мысленно умоляя все виданных и невиданных богов, чтобы они изменили реальность, чтобы убили человека, о любви к которому говорит Лилит. Он мечтал, что бы все было сном, ужасным, самым кошмарным сном.
        — Лилит…пожалуйста, скажи, что ты пошутила. Черт, как же я хочу, чтобы твои слова оказались шуткой.
        — Это правда. Жуткая для тебя и желанная для меня…
        Левиафан сидел сзади и слушал весь этот душещипательный диалог и победоносная и издевательская улыбка не сходила с его лица. Он насмехался над любовью молодого человека. Он как-то никто другой знал, что Лилит — женщина каких мало, и юнец с курса не достоин даже валяться в пыли у ее ног. То ли дело Левиафан! Богоподобной женщине нужен подобающий мужчина, и мужчина этот — он.
        — Ты разбиваешь мне сердце… Да чего уж там, ты разбила его. Но не зря говорят, насильно мил не будешь. Я не могу заставить тебя любить меня. Но позволь мне проявить себя, может я буду способен превзойти твоего мужчину?
        Сзади раздался едва сдерживаемый хрюк. Лилит и Ян обернулись. И если молодой человек через полсекунды уже снова смотрел на девушку, то Лилит удивленными глазами таращилась на нарушителя спокойствия. Присутствие Левиафана на парах несколько смутило девушку. А как только она поняла, что он еще и стопроцентно слышал весь разговор и ее нелепое признание, смущение вовсе вкрутилось в голову.
        — Наверное, я что-то смешное сказал, что раз даже люди смеются….
        — Не в этом дело,  — Лилит тоже отвернулась от Левиафана, притворяясь, что он ей совершенно не знаком.  — Ян, мне что-то не хорошо…я выйду..
        — Я провожу тебя!
        — Нет. Я сама.
        — Не обсуждается. Пошли.
        Они вдвоем аккуратно выбрались из аудитории, оставшись незамеченными лектором. Левиафан решил досидеть остаток лекции, поскольку тема была довольно интересна. К тому же он все-таки сжалился над влюбленным мальчишкой и позволил ему провести время с недоступным объектом.
        Лилит и Ян сидели на студенческой парковке, недалеко от белоснежного лексуса и рядом с ним стоящей, черной как смоль, инфинити.
        — Мне уже намного лучше. Свежий воздух и все такое.
        — Почему ты так хочешь, чтобы я ушел? Что внезапно стало с тобой? Мы раньше тут часто сидели и ты никогда не говорила мне уйти.
        — Раньше ты не говорил мне о любви. А сейчас я даже не знаю, как себя вести. Я не хочу делать тебе больно. Понимаешь? А своим общением с тобой, отказами, я лишь причиняю боль. Мне этого не хочется. Ты хороший человек, возможно, самый лучший в моей жизни, и ты им должен оставаться. Пожалуй, я поеду домой. Это все равно был последняя лекция…
        — Где ты живешь теперь? Давай я провожу тебя?
        — Я живу вместе со своим мужчиной и провожать меня туда не самая лучшая идея. Правда, все будет хорошо.
        — Тогда я дойду с тобой хотя бы до автобусной остановки.
        —Это тоже не к чему. Я поеду на машине.
        — Тебе вызвать такси?  — Ян полез за телефоном.
        — Нет, я на машине…на своей.
        Ян молчал. Вот теперь он все больше и больше понимал, что Лилит превращается звезду Кеплера, которую достать будет невозможно. Мужчина, взаимная любовь, Ян был уверен в этой взаимности, потому что Лилит было невозможно не любить, машина, совместное проживание… Без вариантов.
        — Прости, что испортил твой день сегодня… — молодой человек, встал и направился назад в университет.  — Я больше не потревожу тебя…
        Лилит молча смотрела ему вслед. Ей было обидно терять такого хорошего друга из-за глупой любви. Она хотела броситься за ним, еще много раз сказать, как сильно ей жаль, что так все происходит, попросить не бросать ее, лишая дружбы. Но здравый смысл подсказывал, что Яна нужно отпустить, что он больше не друг и вряд ли сможет стать им. Он потерян. Убит любовью.
        — И снова ты на коне, милая. Я даже представить не могу, насколько мужские завывание, страждущие твой любви, льстят тебе и твоему гадкому нраву. Ян, тот самый друг? Как нехорошо ты поступаешь с друзьями. Разве можно так?
        По дорожке, вальяжной походкой, шел Левиафан. На ходу он прикуривал сигарету, выпуская в лазурное небо дым. Орлиным прищуром он смотрел на свою возлюбленную, смакуя ее непонимание и переживания за рухнувшую дружбу.
        — Что ты делал на моих лекциях?  — Лилит встала с лавки и подошла к статному мужчине.
        — Слушал лекции, что ж еще.
        — Мне кажется, ты успел послушать еще кое-что, чего не должен был слышать.
        — О да,  — вампир улыбнулся,  — и это было прекрасно… Я люблю другого мужчину… Речь шла обо мне, не так ли, милая? До сих пор не понимаю, почему ты готова рассказать о любви ко мне всему миру, только не мне лично.
        — Потому что тебе не надо об этом знать, у тебя и так пудовая корона на голове…
        — И что? Ты же видишь, что мне вполне хватает сил держать ее на себе.
        Мужчина взял ее за руку, подходя все ближе и ближе к ней. Левиафан неотрывно смотрел в глаза и чувствовал некую гордость, что эта женщина, с лицом божественной красоты, с характером редкостной суки, принадлежит только ему. Она любит его и не готова ни с кем делить.
        — Порой у меня просто слов даже нет! Я настолько поражена твоим самовлюбленным и эгоцентричным поведением, что просто даже не в состоянии прокомментировать его!
        Левиафан улыбнулся, схватил девушку и крепко поцеловал. Лилит что-то пыталась пропищать, размахивая руками, извиваясь как змея, но вампир с легкой улыбкой продолжал целовать ее.
        — Эти губы…. Вкус жизни…
        — Боже, какой же ты!  — Лилит оттолкнула смеющегося вампира и направилась к машине.
        Сев за руль, она приоткрыла окно, укоризненно посмотрела на улыбающегося Левиафана, резко вывернула руль и выехала на главную дорогу. Мужчина с улыбкой на лице смотрел вслед удаляющейся машине.
        — Ох, Ян, как я тебя понимаю и твои чувства. Я бы с ума сошел, просидеть с такой девушкой пять лет и ни разу не прикоснуться к ней…
        4
        Лилит неотрывно смотрела, как медленно падают разноцветные листья, как они кружатся в скромном вальсе, и как ветер их убаюкивает, чтобы им было не страшно падать и умирать, прикрывая собой землю перед бледнолицей зимой, ветер аккуратно опускал их вниз, наслаивая друг на друга. А деревья потихоньку лысели. Они скидывали маски, обнажая свое нутро.
        Моросил легкий дождик, забрызгивая каплями окно, чтобы наблюдать за листопадом было сложнее. Лилит улыбалась.
        — Соскучился по зиме?  — спросила она у валяющегося на кровати Левиафана.
        — Да нет, наверное, не соскучился. Но зима нужна, так же как и все остальные времена года. Нужна для смены обстановки, чтобы одно и тоже не надоедало. Нам, и людям, и вампирам, не свойственно прибывать в одинаковой обстановке. Раз в год что-нибудь да обязательно переставится в квартире, поменяется в машине, сменятся пути и дороги. Даже мысли и принципы умеют заменяться на более новые и свежие. И все это между собой так сильно и тесно переплетено, что черт не только голову сломает, пока разберет этот сплетенный бардак, но и еще что-нибудь. Осенью в пятнадцать лет люди режут вены и вешаются, обвиняя непонятно в чем весь мир. Весной в двадцать лет влюбляются и им кажется, что это на всю жизнь. А потом, зимой они понимают, что это была всего лишь мерзкая обманщица-страсть. В тридцать лет они, уже уставшие от бега и спешки, безразлично относятся ко всем временам года, просто хотят получить немного покоя от жизни. В сорок лет люди начинают ценить то, что в юности им казалось глупым и депрессивным. Даже чувства люди стараются менять…и людей, связанных с этими чувствами. Вчера любил, сегодня ненавидит, а
послезавтра и не вспомнит о существовании этого человека. И так постоянно, каждый день что-то значительное, иногда не очень, но меняется. Но никто этого обычно не замечает. Все старательно спорят, что ни грамма не изменились, до тех пор, пока не пройдут следующие изменения. Только вот времена года не меняются, каждые три месяца приходится наблюдать одно и то же годами, веками, но упорно верить, что раз зима сменилась весной, значит, что-то изменилось.
        — А я вот соскучилась по зиме!  — ответила Лилит, снова отвернувшись к окну.  — Я сейчас представляю, что вместо огромных и подсушенных листьев, падают пушистые белые снежинки. Я люблю, когда идет дождь или снег. Все вокруг словно замирает и засыпает. А мне хочется выбежать на улицу и подставить руки небу, пытаясь впитать в себя всю его энергию! Сентиментализм…Хочется секса с небом, чтобы оно обняло меня со всей воздушностью и подарило легкость своего бытия. Левиафан, расскажи мне что-нибудь из своего прошлого…
        — Ха…Прошлого?  — удивился вампир.
        — Да. Из прошлого!  — подтвердила Лилит, улыбнувшись.
        — Лилит. О моем прошлом…нечего сказать. Я был жесток, я убивал, я играл. Между творением гадостей, я учился. Учился всему, что попадалось мне под руку, потому что боялся, что все внезапно кончится, и у меня уже не будет возможности узнать что-то новое. Моя жестокость ослабла за последние сто лет, я стал более наплевательски относиться к различным вещам в жизни. Безразличие остудило мой юношеский запал и пыл. Я скучаю по своей жестокости и по тем временам, когда во мне не было ни капли жалости, ни капли сострадания. Я не знал о многих запретных словах. О том, что существуют «стоп» и «нельзя» я узнал только девять месяцев назад, когда хотел убить тебя и впервые сказал себе «стоп». Раньше я убивал всех, кто попадался под руку, исключая животных. И у меня никогда не получалось убить женщину так жестоко, за исключением пары тройки случаев. Каждая из них купалась в нежности и наслаждении и, умирая, даже не замечала этого. Я все время играл с ними, с некоторыми даже по нескольку дней. Поначалу они казались мне какими-то необычными, а через пару дней я понимал, что заблуждался.
        — Ты наслаждаешься своим прошлым, да?  — тихо спросила Лилит, подползая к нему на кровать.
        — Не знаю, Лилит. Тогда все было по-другому, но я этого не понимал. Я ненавидел людей и убивал их, несмотря ни на что. Сейчас, я понимаю, что те люди были действительно людьми и не заслуживали смерти, в отличие от нынешних. Я должен признать, что наслаждаюсь настоящим.
        Лилит усмехнулась и раскинула руки на кровати. Пальцы уткнулись в бок вампира. Он скосил глаза и приподнял уголок губ.
        — Да ну это прошлое, Левиафан! Не вороши его, если тебе больно за какие-то поступки. Ты не сможешь их изменить, и ты даже не сможешь их повторить в настоящем или в будущем. Ты знаешь, я бы назвала тебя неудачником, прожить столько лет и разочароваться в них. Тебе должно быть стыдно за потраченное впустую время, но тебе не будет. У тебя навалом этого времени, ты можешь творить ошибку за ошибкой и даже не расплачиваться за них. Но будь осторожнее, Левиафан! Когда-нибудь ты совершишь серьезную ошибку, о которой будешь жалеть до вселенского пожара.
        Левиафан усмехнулся и уставился в потолок. «Единственная такая ошибка — так это дать тебе, Лилит, вечную жизнь. Такого промаха я точно не совершу. И буду сожалеть до второго…не знаю, кто там придет, несуществующий бог, инопланетяне, чудища из ада, короче, до второго пришествия. В любом случае, в каждом прожитом веке есть о чем пожалеть. Но этот век будет самым веселым!», Левиафан перевернулся на спину откинувшись на подушки.
        Лилит оперлась на локоть, взглянув на лицо. Левиафан лежал с закрытыми глазами. На губах застыла детская улыбка. Его разум провалился в глубины подсознания так внезапно, как будто его пристрелили. Черные брови поблескивали от света. Волосики так ровно лежали, пропуская свет и подпирая друг друга, и в конце брови, они незаметно и плавно срастались в одну тонкую исчезающую черту. Ниже монументально застыли пышные черные ресницы. Они отличались от человеческих. Закрытые глаза человека всегда шевелятся, что-то видя, что-то представляя, тем самым, заставляя двигаться ресницы. Закрытые глаза вампира напоминали лишь глаза мертвого человека в гробу. Мертвая красота одновременно зачаровывала и настораживала. Сам того не понимая, Левиафан провалился в сон.
        Лилит коснулась пальцем ровной кожи. «Такого не бывает…не бывает. Возможно ли, что все это долгий и жутко прекрасный сон? Сон кажется бесконечным. И нужно столько храбрости, чтобы принимать его, чтобы хотеть принимать его, зная, что это всего лишь сон. Вся жизнь — сон. Рождаешься и сразу же проваливаешься в него, и бродишь по обрывкам и лабиринтам, до последнего вздоха, до последнего удара сердца…умираешь, а дальше снова просыпаешься. Вокруг ничего нет, все белое и слепит глаза. Хватит задавать вопросы, которые не имеют ответов. Точнее они есть, но их никто не хочет знать, не хватает смелости принять истину и осознать ее. Поэтому лучше представить сон, мечту…Думать, что красота не существует, не верить в любовь, не знать правды, забыть о реальности, о ее существовании в целом. И если ничего не существует, то не существует и зла…получается, все, и хорошее и плохое — сон, собственная выдумка. Но почему же мозг выдумывает столько зла? Хорошее не существует без зла, так же как и зло без хорошего. Взаимная цепь, созданная подсознанием…Но почему такая стандартность? Почему курить — это плохо, а ходить в
кардигане — хорошо? Почему выращивать коноплю — плохо, а юкку — хорошо? Почему убивать животных — плохо, а носить их меха — хорошо? Кто придумал все это? Почему мы должны подчиняться этим правилам? Может все, что мы делаем — все плохо, а все, что не делаем — хорошо? В любом случае, мне хватает храбрости, чтобы сознаться себе в том, что плохие вещи нравятся мне больше, чем хорошие, особенно по отношению к Левиафану. Он — мое зло, и ему это нравится. Мы с ним в этом очень похожи. К сожалению или к счастью, мы делаем только плохие вещи, и больше ничего. Если когда-то была возможность сделать что-то хорошее, то мы просто делали вид, что не заметили ее, мы сделали как и все люди. Мы все знаем, что «хорошо» существует и пусть даже во снах, но «хорошо» никому не нравится. Жить с «плохо» намного удобнее и комфортнее. Да и какая разница, если все это сон. Никто не воспринимает в серьез то, что творит сам. Когда-нибудь мы проснемся, вздохнем с облегчением и все исчезнем, даже не замечая этого. Так что, буду творить зло, пока сплю!»
        Лилит спрыгнула с постели и вышла на улицу. В руках брякали ключи от черной бесконечности. На блестящем капоте лежал один желтый лист. Он был большой, а рядом не было такого дерева, откуда он мог бы прилететь. Лилит смахнула его на землю, открыла дверь и завела двигатель.
        Идея состояла не в том, чтобы уехать куда-то далеко, а просто свернуть в лес, чтобы спрятать там машину. Интересна была реакция Левиафана на пустующее место рядом с белоснежным лексусом. Пешком идти от спрятанного клада до дома минут пятнадцать. Лилит, преодолев такое короткое расстояние, быстро вбежала в дом и залезла в ванную. Вода должна была смыть запах осени и леса, опавших листьев и тихого ветерка, который вампир мог бы учуять.
        Левиафан выкарабкался из своего сна только спустя четыре часа. Без труда, по шорохам он определил, в какой части дома находится Лилит.
        Он спустился на кухню и улыбчиво посмотрел на девушку, сидящую к нему спиной. Она сидела за столом, размеренно болтала ногами и читала очередной кодекс и работу судов. Левиафан знал, что девушка чувствовала его присутствие, но нарочно делала вид, что это не так.
        — Ты сегодня тихая!  — громко крикнул он, склонившись над ней.
        Лилит вздрогнула — настолько ор был неожиданным для расслабленных нервных рецепторов. Она взглянула на него исподлобья и приподняла уголок губ.
        — Ты еще мокрая. Душ принимала? Или под дождем опять бегала?  — Левиафан подошел к окну и выглянул на улицу.
        Там не было дождя, и вообще вечер был солнечным, в отличие от утра.
        — Дождя нет…И моей машины тоже — Лицо вампира потускнело.
        Черные глаза, словно магнитом притягивались к пустому месту. И как только они пытались посмотреть на что-либо другое, отсутствие машины сразу же возвращало их назад.
        — Лилит… — Прошептал Левиафан, не оборачиваясь к ней.
        Он тихо вздохнул и держал шторы открытыми. Кроме этого имени ему на ум больше ничего не приходило.
        — Что?  — тихо отозвалась девушка, отрываясь от учебника.
        Она была полна ожидания и, в тоже время, идеально играла роль человека, который понятия не имеет о чем идет речь.
        — А где моя машина, милая?  — задернув шторы, Левиафан обернулся к ней и начал раздраженно пожирать девушку глазами.
        — Предполагаю, что на улице. Ты же ее там оставил?
        — Да. Но ее нет там, где я ее поставил.
        — Ты что, совсем ослеп?  — Лилит отбросила книгу, встала из-за стола и подошла к окну.
        Она раздернула шторы и уставилась на вампира.
        — Вон она стоит! Как обычно, на своем месте!  — укоризненно взглянув на него, Лилит тыкала пальцем в окно.
        — Милая, ее там нет!  — вампир взял ее за подбородок и развернул лицом к окну. Она посмотрела на пустое место, а затем удивленными глазами на вампира.
        — Ты действительно ее не видишь?  — изумилась Лилит.  — Вон она, рядом с моей. Что с тобой? Ты меня пугаешь!
        Левиафан нахмурился и снова уставился в окно. Он щурил глаза, выпучивал их, закрывал и открывал, но машины в упор не видел.
        — А ну-ка, пойдем,  — прошипел он и взял девушку за руку.
        Они вышли на улицу и подошли к пустому месту.
        — Ты не видишь?  — вскрикнула Лилит, положив руку на невидимый капот, как бы постукивая по нему пальцами.  — Звук-то хоть слышишь?
        Левиафан становился все более озадаченным и нерешительным. Он протянул руку, чтобы потрогать машину, но тут же провалился в пространстве. Лилит внимательно наблюдала за ним, постоянно хмурясь.
        — Левиафан, ты с ума сошел, да? Вампиры могут терять здравый рассудок, который хранили веками?
        — Ты меня дурачишь, милая!  — спустя пару минут ответил он, наконец улыбнувшись, затем со всей силы ударил ногой воздух.  — Видишь! Здесь ничего нет! Где она?
        Лилит стояла с опущенными руками и растерянно смотрела то на гневающегося вампира, то на невидимую машину.
        — Ты действительно съехал с катушек… — грустно произнесла она.  — Ты только что пнул свою любимою машину, оставив на крыле огромную вмятину, и еще спрашиваешь, где она? Вот она!
        Лилит несколько раз стукнула по «капоту» и ожидающе посмотрела на вампира. Левиафан был в отчаянии. Он ходил вокруг пустого места, пересекал его, но никак не мог наткнуться на машину. Он трогал лексус, затем пустоту, но нащупать хоть какое-то железо у него не получалось.
        — Что за чертовщина?  — спросил он сам себя.  — Лилит, это опять твои дурацкие шуточки? Я вижу твою машину, а свою — нет?
        — Левиафан, не заставляй меня вызывать для тебя перевозку в сумасшедший дом! И прекрати глумиться надо мной. Мне это надоело. Я тебе не верю! Вот твоя машина, вот — моя! И все ты прекрасно видишь, тебе просто в очередной раз захотелось разыграть меня! У тебя ничего не выйдет! Я не идиотка и вижу обе машины!
        Лилит еще раз ударила по невидимке и пошла в дом, оставив Левиафана наедине с сумасшествием. Она еле сдерживалась, чтобы не засмеяться, даже будучи уже в доме. Девушка наблюдала из-за штор, как несчастно вампир сидел на асфальте, подпирая рукой подбородок и старательно вглядываясь в пустоту. Он вытянул вперед руку, пытаясь найти опору, но ее там не было.
        — Это просто невозможно. Я не могу сойти с ума. Что должно случиться, чтобы я внезапно перестал видеть реальные вещи, причем выборочно? Невозможно не видеть одну машину, а вторую видеть. Даже не знаю, страшно это или нет. Я сошел с ума…Ну, потрясающе просто! Прожить четыреста восемьдесят шесть лет и свихнуться! Может это старость? С ее приходом разум пугается и уходит! Но мой разум не может сбежать, это бред! Если бы он мог, то сбежал бы еще в веке XVII. Лилит…
        Левиафан насторожился и лисьим прищуром посмотрел на следы грязи, оставленные на асфальте. В них четко были прорисованы узоры шин. И эти следы вели в противоположную сторону от дома. Вампир прекрасно помнил, что туда он не ездил. Память вроде еще не давала сбоев. Он усмехнулся, разглядывая едва заметные для человеческих глаз полоски.
        — Ты глупость моя,  — прошептал он, поняв, что произошло на самом деле с его машиной.  — Хочешь поиграть в психов? Давай, поиграем! Но спрятаться в домике у тебя уже не получится!
        Левиафан встал и пошел в дом. Лилит, увидев его приближение, быстро побежала в гостиную, грохнулась на диван и схватила книжку. Как раз в этот момент Левиафан вошел в дом. Он окинул девушку «больным» взглядом и склонил голову набок.
        — Милая, как ты так читаешь? У тебя же книга к верху ногами!  — слегка улыбаясь произнес он.
        Лилит приподняла брови и взглянула на страницы. Действительно, все буквы были перевернуты, словно в другом параллельном мире.
        — Нет!  — мягко прошептала она.  — Твое сумасшествие Левиафан. Книжка в нормальном положении, у тебя опять что-то случилось с восприятием обычных вещей…
        Вампир облокотился на стену и опустил голову. Он прятал улыбку, демонстрируя только глаза, наполненные, по желанию Лилит, сумасшествием.
        — Да, точно! Я не подумал об этом!  — прошептал он.
        Его лицо менялось, становилось звериным, а длинные клыки придавали вид дикого тигра. Девушка занервничала, не особо понимая причину столь внезапного изменения внешности вампира. Утонченная красота Левиафана исчезала, словно по взмаху волшебной палочки, вместо нее появлялся урод из заброшенного склепа. Хорошо, что от него не пахло древностью и гнилью.
        Тварь, в которую превращался раздраженный вампир, вряд ли кому понравилась бы. С нее можно было рисовать картины ада и преисподней.
        — Что с тобой?  — Поражалась Лилит, закрывая книжку и неотрывно пялясь на вурдалака.
        — Сумасшествие обуревает. Ничего не могу поделать с этим. Что-то хочет вырваться из моего тела, что-то жуткое и мерзкое. Оно завладело моим подсознанием и разумом. Знаешь, что оно требует? Это ужасно, взять нож и раскромсать твою нежную кожу. А еще ужаснее, что я не могу ему сопротивляться, оно уничтожает меня всего изнутри…мне страшно…Нет сил контролировать его…Беги…
        Левиафан исчез и вернулся через две секунды с ножом в руках. Лицо принимало страдальческие выражения, меняло боль на жуткие душевные переживания, или выражало все вместе. Рука, держащая нож, дрожала, как рука среднестатистического алкаша, чего раньше не наблюдалось. Вампир был четок в своих действиях до невозможности, а руки у него были, как руки прирожденного хирурга.
        Лилит откинула книгу и вскочила с дивана, пятясь назад. «Он что, действительно спятил? Что-то это не похоже на розыгрыш!», подумала она про себя. Левиафан моментально оказался около нее и приложил острое лезвие к щеке, нажимая на него.
        — Оно приказывает мне превратить твое лицо в шахматную доску…прости милая, я не могу противостоять, и ты не успела убежать. Я не знаю, что вселило в меня это чудовище, и откуда оно вообще взялось. Но оно хочет твою кожу, просто снять ее. Я постараюсь сделать все быстро, но не могу сказать, что все это будет безболезненно. Прости… — На глаза навернулись слезы, Левиафан еле сдерживал их.
        Рука с ножом резко взвилась вверх, Лилит зажмурилась и закричала.
        — Она здесь! Не далеко, две минуты ехать…
        — Что? Кто здесь?  — Левиафан сделал вид, что не расслышал, да и вообще не понимает о чем идет речь.  — Машина что ли? Не ври, Лилит, этому монстру, он не верит тебе! Он видел, как ты ее трогала на улице, только я сам не смог разглядеть ее. Я больной, а ты лжешь мне, чтобы этой глупой ложью успокоить разбушевавшегося во мне демона…
        — Да нет же! Я ее спрятала!  — Лилит перепугалась уже не на шутку.
        Она схватила его за руку и поволокла на улицу. Левиафан слегка сопротивлялся, кричал, что «оно» не разрешает покидать дом и требует срочного жертвоприношения. Но Лилит не слушала, просто вела его к спрятанной машине. Как только они оказались на месте, вампир сразу же отбросил нож, вернул на лицо прежнюю красоту.
        — Вот я и выздоровел! Знаешь, что выдало твой коварный план? Чертовы следы шин на асфальте! Как только я увидел их, то сразу же понял, что машина действительно припаркована, только не там, где ты говорила и показывала. Но зато как ты напугалась красиво, когда я разыграл тебя! Ты сама поверила в собственную, выдуманную сказку!
        Левиафан сел за руль и уехал, оставив девушку одну в лесу. Лилит посмотрела в след удаляющейся машине и стукнула кулаком по дереву. Ничего не оставалось, как снова топать пешком домой и тихо ненавидеть «сумасшедшего» вампира.
        5
        Врачи сказали, что снимут гипс только через пару недель, что очень расстраивало Лилит. Костяная рука ей уже порядком надоела, но другого выхода не было.
        Девушка ходила в университет, писала и слушала лекции, пыталась все запомнить. Ян больше не появлялся рядом с ней. У него была своя жизнь на выпускном курсе. Он старался больше не вспоминать о девушке, которую столько времени любил.
        Левиафан сменил время охоты. Раньше он питался по утрам и тратил на это добрую половину дня, теперь он питался по ночам. Вечером он расхаживал по комнате, заложив руки за спину, как великий вождь, задрав голову к потолку.
        — Я сегодня собираюсь в клуб. Поедешь со мной?  — из вежливости спросил он у Лилит.
        — А почему бы и нет?  — из вежливости согласилась она.
        Левиафан быстро взглянул на нее и остановился. В золотистых лучах вечернего солнца блеснул яркий каштан густых волос. Зеленые глаза переливались последним теплом осени. Девушка была просто прекрасна, а в лучах, дарящих такой необычный свет, еще прекраснее. В таком особенном сиянии она была похожа на огненный марс.
        — Давай, тогда, иди и собирайся! Так и быть, я тебя подожду!  — вампир состроил несчастное лицо и сел в кресло.
        Девушка пропустила мимо ушей очередные колкости и пошла наверх, приводить себя в порядок.
        На веках поблескивали золотистые тени, черная подводка и черные ресницы. В шкафу даже нашлось платье, отливающее золотом, короткое, с открытыми плечами и спиной. Когда Лилит спустилась вниз, и Левиафан увидел ее, ему пришлось присесть назад в кресло, чтобы не присесть на пол от удивления.
        — Ну, теперь мне не за едой бегать надо, а за тобой, чтобы тебя не украли! Ты похожа на осенний кленовый лист!  — улыбнулся Левиафан и все-таки встал с кресла.  — Пойдем?
        Лилит улыбнулась, кивнула в ответ и пошла к дверям. Левиафан почуял аромат сладких духов, перемешанных с какой-то неясной перчинкой, чтобы все так приторно не казалось.
        Вид сзади чуть не свел его с ума. Убранные волосы оголяли чудную шею. В глаза бросились все семь позвонков шейного отдела, особенно один из них. Он так привлекательно выпирал, образовывая крохотный бугорок, который так и просил дотронуться до него кончиком пальца. Разрез на спине был почти до самой поясницы, подчеркивал бесподобную талию и нежную впадину самого позвоночника. Он лежал между двух маленьких лопаток и казался совершенным. Округлые бедра, красивые ноги в очередной раз доказывали, что природа создает только истинную красоту.
        Все, что природа творит сама имеет округлые формы. Деревья — круглые стволы, моря — круглые формы, планеты — круглые…Все, к чему прикоснулась природа, без помощи человека, имеет плавные очертания и самый яркий пример этого — женщина. Сама природа сотворила эту красоту, от которой сильный пол теряет рассудок. И даже гипс не смог ее испортить.
        Левиафан дошел глазами до длинных черных каблуков, выдохнул, облизал губы и рысцой побежал за уходящей девушкой.
        Лилит шла, как королева, не обращая ни на что внимания, и когда вампир открыл перед ней дверь машины, она всего лишь улыбнулась и села вперед, полная уверенности, что так и должно быть. Левиафан прыгнул за руль и поехал в сторону города.
        — Мы поедем в самый центр, найдем самый большой клуб и будем там веселиться до самого утра?  — вопросительно посмотрел он на нее.
        Лилит повернулась к нему и улыбнулась нежно, по-доброму.
        — Да куда скажешь, туда и поедем! Мне абсолютно наплевать! Я так давно не была в клубе, хочу просто отдохнуть и развлечься. Возможно, даже забыться…Привлечь к себе внимание, почувствовать на себе взгляды всего клуба. Твой я уже вполне прочувствовала, пока дошла до машины. Но я, как и любая особь женского пола, люблю, когда на меня смотрит не один мужчина. Еще забавнее, когда он сам не один! У девушек такие лица! Как только где-то появляюсь, они моментально начинают искать во мне какие-то нелепые недостатки. И как же им становится обидно, когда они их не находят, и тогда в ход пускаются всякие нелицеприятные слова. Женская часть всегда так делает, стоит только увидеть действительно красивую девушку. Им настолько слабо сказать «да, она красива», что эта мысль доводит их до трясучки!
        — Я знаю!  — рассмеялся Левиафан.  — Не первый день знаком с женщинами. Такая как ты мгновенно становится врагом номер один. Потому что каждая привыкла считать себя неповторимой, да и вообще самим совершенством. И внезапно, на ее пути появляется не такая же, а намного красивее, и тут начинается! Ты не можешь слышать того, что слышу я в клубах, когда появляюсь там с тобой. Столько гадостей, яду, ненависти, агрессии выливается в твой адрес.
        — Я не слышу, но я вполне могу догадаться, что творится в головах и на языках у девушек при встрече со мной. Но мне всегда было на это наплевать. Я знаю, что во мне и на мне нет ни одного искусственного штриха, кроме косметики. Я знаю, что я не проститутка, и не сплю со всеми подряд! Я знаю, что я далеко не дура и не глупая овца, какой меня называют, даже не пообщавшись со мной. И я знаю, что со мной рядом идет самый красивый мужчина, и что принадлежит он только мне!  — Лилит положила голову на подголовник и улыбнулась.  — А, правда, поехали в самый большой клуб, хочу, чтобы они отравились собственным ядом!
        — Да я только «за»!  — воскликнул Левиафан и подбавил газу.
        Солнце потихоньку пряталось за горизонт, пряча свои лучи, как ползущая пол своей жизни по одной травинке улитка, и чуть что, прячущая свои рога. Но «осенний кленовый листок» совсем от этого не померк. Наоборот, темнота опускала на нее еще больше различных теней, и девушка становилась все более сказочной, словно яркий и нереальный коллаж. Сама ночь рисовала эту удивительную картину, разбрасывая куда надо тени, подливая в некоторые места света и повышая резкость и контрастность.
        Но ночь не забыла и о Левиафане. Педантичная натура, любящая порядок во всем, придирчивая до мелочей, никак не могла полюбить порядок в одежде. Чем беспорядочнее была его одежда, тем больше Левиафан наслаждался. Низ был идеален. Черные брюки и туфли, казалось бы, все как положено, но есть одно «но». На нем была надета белая рубашка, на которой красовались расстегнутые на половину пуговицы. С шеи свисал галстук, завязанный, словно в спешке, сикось-накось. Но на самом деле Левиафан провел около зеркала где-то час, завязывая этот несчастный галстук. К помощи Лилит он не стал прибегать, потому что она бы сделала это ровно, а ему хотелось кавардака, как обычно.
        Лилит давно уже привыкла к такого рода странностям в стиле вампира. Для него не составляло труда надеть майку-алкоголичку под шикарные брюки. И с его головы практически никогда не сходил соломенный взрыв. Вампир ненавидел беспорядок в доме и в машине, но обожал носить его на себе.
        Для ночного времени и уличных фонарей также не было проблемой принарядить бардак природной красотой. И какая ведь кому разница, кто в чем одет и где у кого беспорядок? Это сугубо личные проблемы каждого человека.
        Лилит никогда не обращала внимания на его одежду, и он старался поступать также по отношению к ней, разве, что только восхищаться. Такая смиренная гадость, названная правилами приличия, стандартность и банальность, типа «черный низ, белый верх». Ведь главное, чтобы было удобно и комфортно. Но слово «комфорт» в наши дни почти забыто. Сейчас, главное, чтобы было лучше, чем у всех, и плевать на то, что в этом невозможно ходить, и, например, по вечерам на ногах сверкают кровавые мозоли. Стадное чувство: одна овца или баран белый, значит, я должен быть белее, и неважно, что я должен лезть в воду, которой боюсь больше всего на свете.
        А вот надевая белый низ и черный верх, надо быть готовым к проклятьям и различного рода обвинениям. Это значит быть одному против стада, значит готовиться к тому, что могут затоптать, забодать и запачкать моральной грязью. А от дурной славы отмыться тяжелее всего, хоть и очень хочется. И лишний раз приходится задумываться, а хочется ли снова удариться головой о твердую стену из баранов, одеваясь как нравится и как удобно, или надо подчиниться дурацкой цивильности «белого верха и черного низа»?
        Потом, так называемые высокоморальные люди, одевшиеся с утра для выхода в «высший свет», валяются грязные и пьяные в метро, или кроют матом бабушку, которая попросила уступить ей место. Подделка, жалкая подделка красоты общества. И все, как умалишенные, несутся за этой подделкой, хотят стать ее частью, большей частью и наслаждаться этим жидким месивом, в котором уже перетопталась не одна тысяча людей.
        Но к счастью находятся некоторые, кто не боится баранов и считает себя не чистейшей овцой, а пастухом. А пастух у стада один, и он в любом случае индивидуален, в отличие от баранов и овец. Он не облачается в белую шерсть, а идет, в чем ему нравится идти. Между тем, овцы и бараны дерутся, кто из них лучше, забывая о том, что они одинаковы. Найти между ними разницу равносильно тому, чтобы найти разницу между двумя заглавными буквами «В». Даже у близнецов больше отличий, чем у «членов» стада.
        Левиафан помог Лилит выйти, припарковавшись около огромного здания, которое чуть ли не насквозь светилось неоновыми вывесками, блестящими лучами и разноцветными огоньками. Около входа в клуб, как всегда, толпились небольшие кучки людей. Из здания доносилась громкая музыка, из стоящих рядом машин также тарахтела музыка, у всех разная.
        Левиафан взял Лилит за руку, и они пошли к клубу. И все началось как обычно, то почему они так соскучились. Пылкие взгляды, страстные вздохи, тихие проклятья, безумные желания, гнусавые перешептывания. Их двоих, неважно, что было на них надето, всегда можно было отделить от толпы по божественным лицам, словно два ярчайших луча в не просветной мгле.
        В здании было два этажа. Везде слонялись люди, бегая за алкоголем, за кальянами, в туалеты и просто друг за другом.
        — Первый этаж? Второй?  — спросил вампир, наклонившись к ее уху.
        Лилит огляделась, первый этаж ее не привлекал отсутствием некоторых аксессуаров и большим количеством людей.
        — Второй. Второй всегда лучше, чем первый. Даже два лучше, чем один.  — Улыбнулась она.
        Левиафан галантно поцеловал ей руку и повел к винтовой лестнице.
        На втором этаже действительно было лучше. Там стояло множество столов с мягкими креслами и настольными лампами, которые, как показалось Лилит, имели очень интересные формы. Лампа была сантиметров пятьдесят — семьдесят в высоту, в форме змеи, извивающейся вокруг маленького бансая, а в открытой змеиной пасти торчали длинные и острые зубы, как у Левиафана. И каждая змея держала привязанное на веревке сердце, именно внутри него светилась лампочка, заливающая стол красным светом.
        Лилит тут же скосила на стоящего рядом Левиафана. Он улыбался и впитывал в себя атмосферу, как опытный серпентолог.
        — Ох, Лилит! Мы тут в змеином царстве! Ты должна чувствовать себя здесь, как дома, в родном террариуме с братьями и сестрами!  — Левиафан осматривал каждую настольную лампу и явно был в восторге от увиденного, и от того, что это увидела Лилит.
        Ему даже захотелось украсть одну лампу себе, но он не позволил бы себе такое сделать.
        — Смотри, не разочаруй меня, получается что ты у меня в гостях, в змеином гнезде!  — шутя, пригрозила ему Лилит и пошла к столику, который ей чем-то понравился.
        Левиафан даже не хотел спрашивать, чем ей приглянулся именно этот столик, ведь они все были одинаковые.
        — Что будешь?  — спросил он ее, усадив за стол.
        — Пока пару бокалов шампанского, а там посмотрим!  — Лилит устраивалась удобнее.
        — Я понял, не смотри на меня так!  — усмехнулся он, затем развернулся и замер, затем снова повернулся к девушке.  — Здесь нет бара! Не буду ждать официанта, сам схожу!
        — Ну, ты же сюда ужинать пришел! Глядишь и найдешь кого-нибудь подходящего, пока будешь ходить в бар!
        — Какая же ты гениально умная,  — буркнул Левиафан и пошел вниз.
        Лилит осталась одна. Девушка огляделась, украдкой рассматривая окружающую обстановку. Второй этаж был только наполовину заполнен людьми. Буквально через столик сидела парочка, постоянно обнимаясь и не обращая ни на кого внимания. С другой стороны два молодых парня. Они озирались по сторонам, как будто кого-то искали. Скорее всего, искали себе партнерш на ночь, а может и на более длительный срок.
        Лилит отвернулась и уставилась на стол, на змеиную лампу. Глядя на нее, она не могла не улыбнуться, заодно разглядывая кольцо на руке.
        Спустя пять минут Левиафан подошел к столу с двумя огромными бокалами. В баре была приличная очередь.
        — Черт, надо было бутылку сразу брать, столько там изголодавшегося народу!  — он сел за стол и подвинул ей бокал.
        — Что-то ты сегодня не очень сообразительный, дорогой мой!  — Лилит сделала глоток и растянулась в улыбке.
        Внезапно вампир замер. Его всего парализовало, словно в голове происходили сложные арифметические действия. Глаза устремились в одну точку и не двигались, а губы растягивались в идиотской улыбке. Лилит смутилась и тоже сосредоточилась, не зная зачем.
        — В чем дело?  — спросила она
        — Вон та парочка, страстно целующаяся, через стол от нас!  — прошептал Левиафан и замолчал.
        Лилит склонила голову вправо, и взгляд снова пал на пару, на которую она смотрела, пока вампир покупал выпивку.
        — И что?  — ничего не понимая, спросила она.
        Левиафан неотрывно смотрел на молодых людей.
        — Девушка… — еще тише прошептал он.
        — Что девушка?  — Лилит начала раздражаться из-за необходимости вытаскивать из него каждое слово.
        — Ей на вид лет двадцать, так?  — Левиафан продолжил говорить странности.
        — Ну да, я думаю не больше…Тебя это так рассмешило и удивило? Здесь полно девушек такого возраста…
        — Нет, Лилит!  — перебил он ее.  — Таких, как она здесь больше нет!
        — Почему?  — настала очередь Лилит удивляться.
        — Потому что она вампир!  — смело заявил Левиафан.
        Внезапно между ними опустилась тишина. Лилит округлила глаза, таращась на девушку, еле держа рот закрытым. Левиафан улыбался и тоже смотрел на нее. Девушка в свою очередь замерла и блеснула глазами в полутьме, озираясь по сторонам, вглядываясь в рассматривающую ее пару.
        — Как ты узнал?  — воскликнула Лилит, так и отрывая взгляд от девушки.
        — Ее сердце бьется по-другому! Я слышу удары именно ее сердца и оно бьется в унисон с сердцем вампира, не человека!  — уже нормальным голосом сообщил Левиафан, понимая, что его уже услышали и шептаться дальше смысла нет.  — И плюс ко всему, у нее была реакция на слово «вампир», а была она потому, что слово было услышано, а услышать его на таком расстоянии мог только вампир.
        Лилит сидела в полной прострации. Ее напугала эта новость и в тоже время заинтересовала. Она никогда не общалась вот так вот, с бухты-барахты с вампирами. Ей было интересно, как другая, не знакомая особь будет себя вести, что говорить, сколько ей лет…Лилит интересовала куча вопросов, но она не могла выговорить ни слова, глядя на другого вампира.
        — Позови ее!  — приказным тоном сказала Лилит, строго взглянув на Левиафана.
        — Что? Зачем?  — встревожился он, слегка даже отпрянув.
        — Мне интересно…
        — Нет, тебе не интересно!  — быстро сказал он, окинув ее осуждающим взглядом.
        Лилит вздрогнула и сурово уставилась на него в ответ.
        — Нет, мне интересно и ты ее позовешь!  — потребовала она.
        — Нет!  — коротко и ясно ответил Левиафан, располагаясь удобнее в кресле.
        — Тогда я сама ее позову!  — пригрозила Лилит.
        — Хорошо!  — расслабился он.  — Только не забывай, что когда вампир хочет есть, он слегка агрессивен. И если она обнимается с потенциальной жертвой, а не с любимым, то ты будешь только мешать, и ей это вряд ли понравится!
        — Вот и не забывай, потому что иду к ней я, а не ты, и если она сожрет меня, это будет твоя вина!  — сказала Лилит, встала и пошла к соседнему столику.
        Левиафан, сложив руки на груди, с интересом наблюдал за ней. Девушка подошла к парочке и молча встала. Это было похоже на состояние шока, ступор. Ни одна нормальная мысль, как начать разговор, не приходила на ум. Парочка перестала обниматься, и девушка пристально посмотрела на незваного гостя. Немая сцена длилась в течение пяти минут.
        — Сколько тебе лет?  — вылетело у Лилит.
        Левиафан хлопнул себя по лбу рукой и с тихим хихиканьем уткнулся в ладони. Девушка, которая уже слышала весь разговор о ней, тоже улыбнулась. Затем она что-то шепнула парню и встала.
        — Так не знакомятся! Пошли!  — сказала она и двинулась к столику, где сидел Левиафан, парень пошел за ней.
        У нее был бархатный голос, струящийся сквозь клубную музыку. Одно ее слово действовало успокаивающе, словно оно было соткано из нежных лепестков.
        Когда Лилит вернулась из сказочного эхо в реальность, парочка уже сидела за столом. Она быстро вернулась и присела рядом с Левиафаном, хватая его за руку и не отрывая довольного взгляда от нового вампира.
        — Мне двести пятьдесят лет!  — ответила девушка.  — Через месяц будет двести пятьдесят один! Меня зовут Агата!
        От этого имени у Левиафана в груди подпрыгнуло сердце, но виду он не подал. Лилит мельком посмотрела на него, заподозрив, что в его голове пронеслось пару воспоминаний полу тысячелетней давности.
        — Это любовь всей моей вечности — Вальтер. Он, конечно же, знает, кто я.  — Продолжила она.
        Лилит разглядывала новую знакомую. Она была хорошо сложена, но не с таким красивым лицом, как у Левиафана или у Мормо. Теория о том, что все после обретения вечности и длинных клыков становятся необыкновенно красивыми, рухнула.
        У Агаты была короткая стрижка, почти под мальчика. Длина ее волос не превышала двух сантиметров, они были окрашены в два цвета черный и белый, маленькими прядками. В носу виднелась круглая серьга, а под глазами, при смене освещения — веснушки.
        Парень держал ее за руку и лицо его выражало довольство. У него была такая же прическа, как и у нее, только одного, сплошного черного цвета. На вид он казался ровесником человеческого возраста Левиафана, только чуть поменьше в плечах и пониже ростом.
        Лилит без конца глушила шампанское, пока оно не закончилось, и Левиафан отправился в бар, оставив свою девушку наедине с другим вампиром.
        — Ну и чем я тебя так заинтересовала? Своего мало?  — спросила Агата, вглядываясь в зеленые глаза Лилит.
        — Нет, вполне достаточно!  — ответила Лилит.  — Просто интерес.
        — А что тут может быть интересного? Я так же убиваю людей и пью их кровь, не старею и не умираю, не горю на солнце, не беспокоюсь о времени, не сплю по ночам и люблю человека, все то же самое, что делает твой друг.
        — И почему ты не сделала его таким же?  — спросила Лилит, кивнув на парня.
        — Я сам не хочу! Хочу пользоваться своей жизнью столько, сколько мне отведено. Я не хочу убивать людей и постоянно прибывать в поисках крови. Хочу видеть сны по ночам, а не грезить о новой дозе крови, не хочу разглядывать одинаковые закаты и рассветы. Хочу чувствовать вкус жизни, тепло и холод, хочу живым. Хочу вдыхать воздух и чувствовать пульс человека. Я не готов променять все это на одну ненужную вечность.
        — Мне, конечно, обидно из-за этого!  — печально сказала Агата, смотря на своего друга.  — Потому что я очень люблю этого человека и хотела бы быть с ним вечно. Но я не могу силой заставить его быть тем, кем он не хочет быть…Я себе не смогла бы простить такого поступка, а он уж тем более. Мы уже вместе десять лет, а страсть и любовь не угасают. А почему ты еще человек? Неужто ты тоже не хочешь стать вечной?
        — Хочет!  — ответил за нее Левиафан, неся две бутылки шампанского и еще два фужера.  — Но не получит! Это не для нее!
        — Почему, если ты ее любишь?  — удивилась Агата.
        — Потому что я не хочу обрекать любимую женщину на ужас небытия вечности.
        — А что плохого в вечности? Ты меня удивляешь!  — возмутилась Агата.
        — Ты еще не достаточно прожила, чтобы понять, осознать и прочувствовать весь бред вечности! Но ты поймешь, особенно после того, как потеряешь его!  — Левиафан кивнул на Вальтера.
        Лилит и он молча наблюдали и слушали спор о непонятном и непостижимом для них.
        — Сколько же ты прожил, чтобы так разочароваться в бессмертии? Пару миллионов лет?  — съязвила девушка.
        — Нет, я не тугодум, мне хватило половины тысячелетия! Даже нет. Первый раз я подумал, что жить вечно не есть хорошо, когда мне было около ста пятидесяти лет. У вечности есть положительные стороны, но их так мало, это такой мизер, что на него не хочется даже обращать внимания. Если ты предоставишь своему любимому человеку совершенно никчемную возможность постоянно жить, то поверь мне, если он проживет достаточно, то уж «спасибо» он тебе точно не скажет!
        — Если у тебя была сложная жизнь, полная разочарований и депрессий, это совсем не значит, что у каждого вампира будет то же самое. Моя жизнь меня вполне устраивает, и я радуюсь каждому дню!  — Агата, убежденная в полной правоте своих слов и чувств, сдаваться не хотела.
        Лилит смотрела то на Левиафана, то на нее. И собственные мысли разделились на два устойчивых мнения. Она даже уже не понимала, кого поддерживать в этом споре.
        — Знаешь, помимо того, что я прожил в безделье почти пятьсот лет, как и все вампиры. Я еще очень часто думал и обдумывал свое существование, для наилучшего понимания «хорошо» и «плохо», а не бросился с головой в омут, которым по непонятным причинам должен еще наслаждаться! Мало того, еще и окунать в этот омут близких мне людей. Я ведь потом буду не способен протянуть им руку, чтобы вытащить, потому что кувыркаюсь рядом с ними, и сам не могу вылезти, как бы ни хотел, как бы ни старался. И ничего легкомысленного и веселого в этой пучине нет, и ты это скоро поймешь!
        — Но… — начала Агата.
        — Действительно, Агата! Нельзя же так, если тебе нравится быть тем, кто ты есть, будь. Просто прекрати навязывать всем свое мнение. И честно говоря, оно действительно не правильное. Я устал от этого бессмысленного разговора. Вы можете сидеть тут целую вечность и спорить о ней, совершенно забыв о нас.
        Агата рассерженно уставилась на Вальтера, но промолчала. Левиафан взглянул на нее и тут же все понял. Он ждал, что она сейчас что-то ответит, как-то огрызнется, но ничего этого не было. Агата просто сказала «хорошо, дорогой!». И все! Она не стала припираться, хотя могла бы, и Левиафан догадался, что в этой семье порядок и гармония. Девушка ведет себя, как девушка по отношению к своему любимому мужчине. Хоть она и была в несколько раз сильнее, в несколько раз старше, но поведение у нее было как у девушки, а не у вампира-тирана. И для Левиафана объяснение этому было лишь одно: Агата слишком сильно любила молодого человека, сидящего рядом, и не готова была потерять его из-за нелепых и постоянных ссор, потому что ему от нее даже вечность не нужна, а просто чистая любовь. Агате было проще согласиться с ним, чем разжигать моральную войну.
        Внезапно Левиафану стало себя жалко, потому что он был такой же и понимал, какого ей любить человека, потому что сам сидел в такой же луже. Только Лилит не была просто человеком, в отличие от Вальтера. Она была монстром, который умудрился покорить его разум, и он никак не мог совладать с ним. «Господи, каким же слабым и ничтожным делает любовь!», горько усмехнулся Левиафан и скосился на Лилит. Она смиренно сидела, утомленная спором. Ее лицо не выражало ничего, детское безразличие и непричастность к делу.
        Музыка постепенно завоевывала сердца и разумы своими постоянными ударами барабанов. Кругом блестели разноцветные шары, создавая иллюзии диких, застывая на всех, особенно тех, кто был в белом. Лилит решила тоже отправиться, выплеснуть накопившуюся энергию, не взирая ни на что, даже на гипс на руке. Левиафан, растянувшись в улыбке, наблюдал за ней. Но лицезреть бесподобные телодвижения девушки ему пришлось недолго. Лилит поманила его пальцем, и он не смог отказать ни девушке, ни себе, ему самому надо было расслабиться и отвлечься от всего.
        В тесном соприкосновении танца они так сблизились, что такого единения не ощущалось еще. Лилит старалась поймать каждую секунду, в которой нет ссоры или драки, нет обиды и недовольства, злости и агрессии. Осень действовала на нее точнее на ее сознание достаточно положительно. А оно питалось положительными эмоциями, и впервые ими было приятно питаться, но не продолжительное время. Поэтому Лилит периодически наступала вампиру на ноги и сильно пихала гипсом в ребра. Ему было наплевать. Он просто обнимал ее, позволяя делать эти мелкие гадости, и мысленно усмехался над ними.
        Краем глаза он заметил, что Агата с Вальтером тихо уходили, пытаясь остаться незамеченными. Лилит и не заметила, а Левиафан не указал ей на это. Он не очень-то любил лишних людей, ненужных гостей, особенно, если они являлись вампирами. Лилит устала и пошла за стол.
        — А где? Куда они ушли?  — удивилась она, оглядывая пустые кресла.
        — Судя по всему, они хотят побыть вдвоем!  — невозмутимо произнес Левиафан.
        Лилит вздохнула, села за стол и принялась пить шампанское. Вампир сел напротив и сложил руки на груди. «Видимо сегодня мне не удастся поужинать…Глядя на то, как поглощается алкоголь, то через пару часов у меня на руках будет безжизненное тело, насыщенное спиртом, которое будет не в состоянии передвигать собственными ногами. И она будет пользоваться моими…»
        Левиафан оказался прав. Через какое-то время Лилит встала и, пошатываясь, пошла в дамскую комнату. Вампир прихватил вещи и на всякий случай последовал за ней. И «на всякий случай» случился. Через пять минут из туалета послышался престранный разговор, от которого Левиафан весь напрягся.
        — Привет, милая!  — раздался пьяный голос Лилит.
        Около зеркала крутилась какая-то девушка. В отражении она увидела Лилит и замерла.
        — Привет!  — улыбнулась она в ответ.
        Лилит подплыла к ней и состроила страшную рожу.
        — Я вампир!  — прошептала она, вытягивая руку к шее девушки.
        — Допились,  — буркнул Левиафан под дверью.  — Это уже никуда не годится!
        Он влетел в комнату и оказался перед перепуганной девушкой. Левиафан улыбнулся и прищурил глаза, разглядывая ее.
        — Пока, милая!  — передразнил он Лилит и одним махом отшвырнул девушку к стене.
        Она без сознания упала на пол и не поднялась. Левиафан схватил Лилит за руку и выволок ее из туалета.
        — Все, нагулялись! Домой!  — крикнул он ей почти в ухо.
        Они вышли на улицу, Левиафан подхватил пьяную даму на руки, потому что сама она еле шла и что-то лепетала. Он пытался засунуть разбушевавшуюся девушку в машину, но не тут-то было.
        — Я не хочу домой!  — верещала она, пытаясь вырваться.
        Даже гипс не был помехой, именно им Лилит лупила Левиафана по голове и по плечам. А ему больше ничего не оставалось, как только мрачнеть и хмуриться. Окружающие смотрели и изредка посмеивались над разыгравшейся семейной сценой, что еще больше злило вампира.
        — Домой, Лилит, домой!  — он захлопнул дверь и прыгнул за руль.
        6
        День был в самом разгаре, а Лилит лежала на кровати, словно труп. Левиафан раздернул шторы, и яркое солнце пробилось в темную комнату и осветило лицо девушки. Она прищурилась и что-то замычала, натягивая одеяло на глаза, пытаясь спрятаться от густых лучей. Но одеяло внезапно исчезло. Руки нервно ощупывали простынь в поисках спасения от солнца, но им ничего не попадалось.
        Крикнув очередное проклятье, Лилит вскочила и села на кровати, уставившись на стоящего у окна вампира. Босые ноги, черные брюки, расстегнутая рубашка. Руки, как обычно, были в карманах. Не смотря на столь прекрасный день, вампир был хмур. Черная челка свисала на глаза, и суровость взгляда пыталась спрятаться под ней.
        — Закрой шторы!  — приказала Лилит, строго взглянув на него.
        Он приподнял уголок губ, но с места не сдвинулся.
        — Ты глухой?  — взвизгнула девушка.
        У нее сильно болела голова, ее раздражало все, и солнце и день, и не двигающийся Левиафан. И он прекрасно знал о ее состоянии, понимая, что она чувствует, и ему было даже смешно от этого.
        Пронеслись воспоминания вчерашнего вечера и ночи. Ведь именно он вытаскивал Лилит из всех кустов, оттаскивал от людей, отбирал дома бутылки с алкоголем, укладывал спать, получал одну за другой порцию гадких слов и легких побоев.
        — Тебе следовало бы извиниться за свое вчерашнее поведение и поблагодарить за то, что ты сейчас цела и невредима!  — протянул он, выглянув в окно, со злорадной ухмылкой на губах.
        — Что?  — удивилась Лилит, вытаращив глаза, как будто от нее потребовали незамедлительно покончить с жизнью.
        — Ну и кто из нас еще глухой?  — вопросительно поднял брови Левиафан.
        — Что ты несешь? Ты с ума сошел, Левиафан? С какой стати я должна извиняться и благодарить? Ты только из-за этого меня разбудил?  — Лилит недоумевающе окинула его взглядом и встала с постели.
        Голова раскалывалась на тысячи мелких кусочков, она не контролировала движения, не соблюдала равновесия. Голова просто-напросто отказывалась выполнять свои функции.
        Лилит кое-как дошла до окна, отодвинула Левиафана и задернула шторы. Не успела она дойти до кровати, как яркий свет снова влетел в комнату. Лилит остановилась и взглянула на довольного Левиафана.
        — Ты!  — крикнула она и снова пошла к окну.
        Вампир схватил ее за талию и начал кружиться в бесшумном вальсе. Лилит что-то кричала и возмущалась, но ему было все равно. Он напевал себе под нос песню и продолжал кружиться в танце. Когда Лилит оказалась в более-менее устойчивом положении, то поняла, что голова вообще в ад провалилась.
        — Левиафан!  — протянула она.  — Что ты хочешь от меня?
        — Ох, чего я хочу,  — мечтательно взглянул он в потолок, придерживая девушку.  — Не знаю, Лилит! Мне скучно, ты спишь. Вот решил разбудить, чтобы ты поорала что ли на меня, разбив в дребезги тишину своими криками.
        — Ты не нормальный,  — вздохнула Лилит, пытаясь вернуться в кровать.
        — Ну, милая! Не бросай меня одного снова, хватит спать! Уже три часа дня!
        Но Лилит закрыла глаза и начала медленно падать, Левиафан подхватил ее на руки и посмотрел на ее лицо. Девушка просто засыпала на ходу, а в таких сильных руках она не могла не уснуть.
        Вампир держал ее и разглядывал, словно впервые увидел. Он положил девушку на кровать и уткнулся носом в ее бок, обнимая другой рукой. Лилит тихо вздохнула и окончательно провалилась в глубокий сон. Левиафан закрыл глаза от безысходности.
        «Есть ли у меня счастье в данный момент? Можно ли это назвать счастьем? В 1575 у меня была любимая кошка. Она прожила со мной почти шестнадцать лет. Мне казалось, что это счастье. Я ложился, она приходила ко мне, мурлыкала свои песенки и успокаивала меня, сама потихоньку засыпала. Однажды, она уснула у меня на груди и больше никогда не проснулась. В тот момент счастье куда-то ушло. Потом, где-то в 1632 у меня была собака. Она всегда была рядом, как хороший друг. Мне казалось счастьем, иметь такого друга. Не предает, молчит и всегда со мной. Когда ей было пять лет, она заболела и умерла. Умерла у меня на руках, а я смотрел ей в глаза. В них не было счастья, и в моих глазах тоже. Потом появился Мормо. Поначалу это было великим счастьем, а потом его тоже не стало, и с ним вместе ушло и счастье. Теперь у меня есть ты, Лилит. Счастье ли ты настоящее? Или очередная подделка? Я понял одну немаловажную вещь: счастье — это больно, потому что у него есть конец, причем очень плачевный и мучительный. Так почему все так бегут за счастьем? Как только я становился счастлив, после меня преследовало жуткое
несчастье, как бы говоря, что это расплата за считанные секунды, проведенные со счастьем. И надо ли оно мне после этого? Счастье — как валютная проститутка, и хочется, и платить приходится очень-очень много за всего лишь один совместный час. Есть ли смысл в счастье, если оно несет в себе сплошную боль и тоску? Может не надо, чтобы Лилит оказалась моим счастьем? Пусть она сразу же становится горем…не так будет потом обидно. Потерять счастье так больно и неприятно, а после него остаются гнусавые воспоминания, от которых нет никакой возможности избавиться. Почему после обретения счастья в ком-то, этот «кто-то» умирает и оставляет болезные воспоминания…Ох, как же хочется провалиться в какую-нибудь яму и не вылезать оттуда лет десять, а лучше двадцать. Точно, мне несчастье нужно, мне отдохнуть надо. За четыреста восемьдесят шесть лет, я отдохнул только десять лет, пролежав на заброшенном кладбище, в пустующем склепе. Даже не устающим нужен отдых. Но я не могу бросить Лилит и замуроваться в могиле, для нее это будет несчастьем. А это еще вопрос, нужно ли ей счастье в виде меня, и счастье ли это? Мы с ней на
самом деле оба несчастны. Все, кто получает любовь, становятся несчастными. Но так как большая часть людского населения — отъявленные мазохисты, они называют это счастьем и страдают от него! Есть хочется…крови…»
        Левиафан открыл глаза и посмотрел на нежную кожу девушки. «Укусить ее сейчас и сразу же меня постигнет кара небесная в виде несчастья. Нет. Так не пойдет. Пусть спит, а я пойду, посижу где-нибудь…»
        Левиафан неслышно встал и окинул взглядом спящую девушку. Постояв с минуту около кровати, он мгновенно исчез из комнаты.
        Он нашел летнее кафе, где столы и стулья все еще стояли на улице под большими зонтами, прячущими от яркого солнца и дождя. Народ весело галдел, кушал и выпивал. А кто-то, видимо в перерыве между работой, забежал поесть, и ложки с вилками мелькали в руках с необыкновенной скоростью.
        Левиафан взял себе пива и уселся за стол. Он выбрал самое удобное место для наблюдения за всеми, кто находился в кафе. Его лицо было пасмурнее, чем дождливая погода. Бродили разного рода мысли, какие-то спотыкались, падали, разбивались и исчезали.
        Пышная пена шипела в стакане, и маленькие пузырьки взрывались, словно живые. Вампир, сложив руки на столе, заинтересованно разглядывал пену. Между столами, по проходу, шла девушка с мороженым в руках и стаканом газировки.
        — Я присяду к Вам?  — спросила она, остановившись около стола, за которым сидел Левиафан.
        Вокруг было полно свободных мест, но ей хотелось именно за этот стол. Вампир поднял глаза. Первое, что пришло ему на ум, что англы все-таки существуют, и один из них как раз спустился к нему. Она напомнила ему ангела не потому, что была очень красива, а вообще из-за внешнего вида. У ее были волосы платинового цвета, и вся одежда была белоснежной, настолько белоснежной, что солнце отражалось от ткани и слепило глаза, но только не вампиру.
        Ему порядком уже надоели эти «ангелы» на внешний вид, на самом деле, внутри, под маской миловидной девушки скрывались демоны. Левиафан протянул руку, указывая на пустой стул напротив. Девушка села и улыбчивого взглянула на молодого человека. Левиафан молчал и рассматривал ее, словно никогда не видел до этого человека.
        — Вы такой хмурый!  — произнес сказочный голос.
        — … Да… — Выдохнул он, снова уставившись на пену.
        — У Вас что-то случилось?  — осторожно спросила девушка.
        — Да. Жизнь случилась.  — Улыбнулся вампир, поднимая глаза.
        — И Вы из-за этого грустите?  — прищурилась она, прекратив кусать мороженое.
        — А кто сказал, что я грущу?  — удивился Левиафан.  — В данный момент я отдыхаю. Или отдыхать надо обязательно с улыбкой на лице? Не вижу в этом смыла.
        — Нет. Не обязательно. Просто у Вас вид совсем не отдыхающего человека, а наоборот очень уставшего.
        — Милая девушка, о чем Вы говорите? О какой усталости, грусти и хмуром виде Вы пытаетесь мне сказать?  — Левиафан удивлено взглянул в карие глаза напротив.  — У меня на самом деле прекрасное настроение. Я просто пью пиво и отдыхаю мыслями. А Вы за всех беспокоитесь, у кого на лице прорисовалась тоска?  — цинично спросил он.  — Вам разве не все равно, у кого там, что случилось?
        Девушка нахмурилась и замерла, разглядывая молодого человека. Он подпер рукой подбородок и изучал перемены на лице собеседницы.
        — Нет, мне действительно безразлично, что происходит у людей… — Честно ответила она.  — Но мне стало интересно, что случилось именно с Вами!
        — Чем же я так привлек Вас? Неужели только ошибочной тоской на лице?  — усмехнулся Левиафан.
        — Да Ваше лицо в целом привлекло!  — без всякого стеснения ответила девушка, улыбнувшись.  — Никак не могла сопоставить такое лицо и грусть на нем, решила спросить. Что в этом такого?
        — Все нормально! Я удовлетворил Ваше любопытство?  — приподнял он одну бровь и ожидающе посмотрел на нее.
        — Ну…можно и так сказать…
        — Хорошо. Тогда, всего Вам наилучшего, мисс!  — он улыбнулся, оставил деньги и ушел.
        Девушка, открыв рот, смотрела ему в след. Ее несколько обидел такой вот уход парня.
        Левиафан сел за руль и уставился на капот машины. «Та-ак! Ну и что это было? С чего это я ушел-то? А как же еда? Не нравлюсь я себе в последнее время, не нравлюсь. Какая-то отрешенность лезет в меня. Что ей надо? Что мне надо? Бес вселился что ли…»
        Левиафан нажал на газ и поехал в сторону дома. По пути он встретил двоих ребят и решил ими перекусить, раз с девушкой не вышло. Не оставаться же голодным из-за неясного беса.
        Под вечер небо заволокло тучами, солнце скрылось, и повсюду наступил серый мрак.
        Вампир подъехал к дому и не спеша поплелся к дверям. Но он не успел открыть их. Лилит уже давно не спала, услышав звук машины, она сразу же выскочила на улицу.
        — Я так соскучилась!  — крикнула она, бросаясь к нему на шею.
        Гипс уткнулся в его груди. Но лицо вампира изменилось до неузнаваемости: глаза были круглые-круглые, рот открыт, все тело онемело от такой неожиданной фразы. Несколько часов назад она накричала на него. Несколько часов назад она его ненавидела и проклинала в душе. Сейчас она обнимала и говорила такие вещи.
        — Тебя так долго не было! Мне тебя так не хватало,  — Лилит положила голову ему на плечо и прикрыла глаза.
        Вампир словно прирос к земле, как многовековой дуб, только у дуба ветви хотя бы шевелятся на ветру, а у него все онемело. Он испугано взглянул в глаза, ища там причину нежности и приятных слов. Глаза были наполнены добротой и лаской. Все лицо светилось радостью и даже непонятным весельем.
        — Милая, а чего происходит-то?  — удивлено прошептал он, глядя ей в глаза.
        Лилит улыбнулась и поцеловала ошеломленного Левиафана в губы.
        — Ничего. Я просто соскучилась!  — повторила она и улыбнулась еще шире.
        — Это странно, Лилит. Ты меня пугаешь,  — шепотом сказал он в ответ, обнимая ее и прижимая к себе.  — Может, мы все-таки зайдем в дом, и ты расскажешь, что натворила?
        Девушка отпрянула и строго посмотрела на него. Вампир тоже нахмурился и окинул ее непонимающим взглядом.
        — Ты считаешь, что у меня просто так не может быть хороших чувств, я не могу соскучиться без причины? Что-то обязательно надо сделать, чтобы внезапно завелись позитивные чувства?  — Лилит была недовольна реакцией вампира.
        — Нет, милая. У нормальных людей обычно так и происходит. Но ты особая девушка…у тебя просто так ничего не происходит… — печально сказал Левиафан, все также разглядывая ее глаза.
        Он открыл дверь и зашел в дом, ведя за собой девушку.
        Внутри все было нормально. Лилит стояла сзади него и разглядывала широкие плечи, шею и взъерошенную шевелюру. Сам он не двигался, только глаза искали подлость и гадость в доме. Лилит уткнулась лбом ему между лопаток и вздохнула. « Я люблю тебя…сильно люблю…Хочется мне сегодня быть другой…Хочется надеть маску любви и хоть чуть-чуть побывать в нормальных отношениях, хоть один вечер. Почувствовать, как это могло бы быть все девять месяцев, но не стало, по ясным нам причинам…такая спина… шея…».
        Лилит провела рукой по лопатке, плечу и вниз по руке. Ладонь чувствовала каждую впадинку, каждый выступ. Ее рука казалось совсем крохотной на его спине, такой маленькой и хрупкой. Левиафан молча стоял и смотрел в пол, ощущая нежные прикосновения. И его это пугало, тревожило и заставляло нервничать. Он ожидал, что следующее прикосновение будет острым ножом в поясницу. Ждал, что вот-вот высыплется вагон жестких и грубых слов, раздастся злорадный смех и послышится очередная ложь. Ждал, что она вот-вот развернется и уйдет, упиваясь цинизмом и надменностью. Но ничего этого не происходило, каждая жуткая догадка терпела крах и заставляла мозг напрягаться еще сильнее в поисках новых, других подвохов. А Лилит наслаждалась красотой вампира, его телом и мумифицированным состоянием. И все-таки страсть победила боязни и опасения за возможный исход, и Левиафан развернулся, схватил девушку на руки, скинул все со стола и полностью поддался чувствам.
        7
        Довольная Лилит ехала от врача. И теперь ей надо было разрабатывать руку, приводить ее в порядок и в нормальный вид. Перелом достаточно быстро затянулся, и девушку это сильно радовало. Вампира она оставила дома, потому что хотела заехать в магазин на обратной дороге. Лилит нашла способ, как разработать руку творческим путем.
        В магазине она приобрела несколько баллончиков с красками различных цветов. Разноцветная осень вдохновляла на создание искусства.
        Лексус тихо припарковался рядом с блестящей черной машиной вампира. Лилит вышла и постояла минут пять на улице, поджидая, выйдет ли Левиафан или нет. Но он не вышел.
        Вампир старательно готовил обед, и весь искрутился на кухне, не обращая внимания ни на что, кроме как на шкворчащее на сковородке мясо в нежном соусе. Ему просто хотелось вкусно пообедать со своей девушкой.
        Тем временем она открыла один из баллончиков и встряхнула его. Хитрые глаза косо посмотрели на сверкающую инфинити. На черном капоте появилось большое овальное пятно красного цвета, по форме напоминающее язык, только очень длинный.
        Лилит посмотрела на «чудо», довольно улыбнулась и достала из лексуса баллончик с белой краской. Над «языком» она нарисовала верхнюю челюсть, только не человеческую, а вампирскую. Два длинных белых клыка растянулись на пол капота. На одном из них вскоре появились бордовые капли крови. По бокам машины, на дверях, Лилит изобразила две руки, загипсованные и кровавые, и почему-то с синими пальцами, с которых также капала кровь в лужу. Только в нарисованной луже помимо крови был прорисован различный мусор в виде ножей, стекол, сгоревших бумаг и пачки сигарет. Сзади, на машине красовалась надпись — «сила ломает слабость». Каждая буква была написана разным цветом, разным шрифтом и размером. Все стекла, кроме лобового, и даже крышу, Лилит полностью закрасила оранжевым цветом, не оставив ни единого чистого места.
        Закончив творить свой шедевр, девушка закинула пустые и полупустые баллончики в сумку и убрала в багажник. Закрыв машину, Лилит, полная радостных чувств, побежала в дом.
        — Как вкусно пахнет!  — вошла она в кухню и, прикрыв глаза, вдохнула аромат почти готового мяса.
        Вампир обернулся и улыбнулся, закидывая полотенце на крючок. Он подошел к ней и поцеловал.
        — Вижу, они все-таки решили развязать тебе руки сегодня! А я думал, ты еще походишь пару дней с гипсом!  — усмехнулся он, рассматривая слегка исхудавшую и синеватую руку.
        — Нет, теперь я как новая!  — победоносно ответила Лилит, демонстративно двигая пальцами.  — Надеюсь, ты больше такого не сделаешь!
        — Нет. Такого не сделаю!  — виноватым голосом сказал он.  — Я хуже сделаю!
        У Лилит в венах кровь застыла от услышанного. Последнее предложение было сказано достаточно серьезно, чтобы поверить в него, а около дома стояла разрисованная машина, которая спровоцирует «сделаю хуже».
        — Что, например?  — спросила Лилит, отходя от него, с легким испугом в глазах.
        Левиафан мечтательно улыбнулся и уставился в потолок.
        — Пока не знаю! Просто так тяжело представить, что я смогу сделать, когда злость очнется во мне. Но за последнюю неделю ты стала немножко другой, не такой агрессивной и гадкой. И может, если ты останешься такой же, то и не придется делать «хуже»!
        —…Да… — прошептала она.
        Левиафан развернулся и пошел к плите. Внезапно он остановился и прищурился.
        — Лилит? Я кое-что сейчас понял!  — он резко развернулся и пристально посмотрел на нее.
        Девушка, не моргая, таращилась на него с долей испуга. До нее самой только что дошло, что она повредила его машину, и это абсолютно подходящий способ узнать им обоим, что может значить «сделаю хуже».
        Страх быстро закрадывался в сердце, покрывая его холодным инеем отчаяния. И вампир, конечно же, почувствовал этот страх, и ему самому стало страшно, потому что он не знал причину боязни Лилит. С одной стороны ему нравилось, что девушка испытывает такие эмоции по отношению к нему. Но с другой — надо было срочно узнать причину этого страха.
        — Что ты понял?  — тихо спросила Лилит, рассматривая его глаза.
        — Понял то, что как только ты вошла в дом, за тобой тонким шлейфом вошел еще кое-кто. Почему?  — спросил Левиафан нахмурившись.
        — Я не понимаю, о чем ты говоришь!  — ответила она, пряча глаза.
        Лилит вздохнула и пошла к дверям.
        — Не а, милая!  — вырвалось у вампира.
        Он подлетел к ней и схватил, не давая уйти.
        — Куда ты?
        — В ванную!  — соврала Лилит.
        Нервы сдавали, глаза мельтешили по сторонам, как у заведенной куклы, не хватало только повторять каждую секунду слово «мама». Хоть Лилит это очень хотела сказать.
        — Зачем?  — спросил он.
        — А как ты думаешь?  — удивилась она.
        Выхода у нее не оставалось, как только начинать атаковать в ответ. Но таким трюком можно пользоваться при разговоре со слабохарактерным человеком, или просто со спокойным и уравновешенным. Левиафан не относился ни к тем, ни к другим, плюс он уже достаточно хорошо знал Лилит. Он прекрасно понимал, что она просто так не стала бы словесно нападать, если бы для этого не было причины.
        — Знаешь, как я думаю? Я думаю, что ты что-то натворила, и раз ты сейчас пытаешься встать в позу, то я не думаю, я уверен, что предварительно было что-то содеяно. Лилит, никакой ванны пока я не узнаю причину твоего страха. Почему ты боишься?
        — Да нет же! Все нормально! Тебе кажется. Ничего я не боюсь. Отпусти меня, мне не нравится, когда ты так надо мной нависаешь!  — шикнула Лилит и дернула руку.
        Бесполезно. Левиафан улыбался и не отпускал ее.
        — Успокойся, милая моя! Я хочу, чтобы ты поведала мне истинную причину твоей паники и агрессии в виде защитной реакции!  — прошептал он ей на ухо, кладя руку на плечо.
        Девушка отвела глаза в сторону и продолжала молчать. Вампир прождал минут пять, но ответа так и не услышал.
        — Пошли!  — сказал он, наконец, и потащил ее за собой.
        Лилит упиралась, вырывалась и пускала в ход обидные слова и страшные угрозы, но все было бесполезно.
        Пока Левиафан не обошел весь дом в поисках причины нездорового поведения девушки, он не отпускал ее. Не найдя ничего странного и необычного в доме, вампир остановился внизу в гостиной. Лилит уже порядком разозлилась из-за того, что ее совершенно бессмысленно таскают по всему дому.
        — Доволен?  — разъярено спросила она, изучая его лицо.
        Левиафан четко понимал, что что-то произошло, но никак не мог понять что конкретно.
        — Нет!  — буркнул он в ответ и отпустил девушку.
        Лилит злобно посмотрела на него и пошла наверх и закрылась в ванной.
        Девушка скинула одежду и села, обняв руками колени. «Он убьет меня…Узнает и убьет, даже не задумываясь! Надо было мне как-то по-другому решить этот вопрос, без лишних прикосновений к машине. Теперь я отсюда не выйду. У меня дрожат руки и губы, конечно же, он сразу почувствовал мой страх. Да, он просто увидел! Все было так явно! Я совершила непростительную ошибку, выдав свои эмоции…Как же он так быстро их вылавливает? О господи…Если сейчас он выглянет в окно или выйдет на улицу, то я отсюда выйду…ногами вперед! Что делать? Страшно… »
        Левиафан, словно читая ее мысли, приоткрыл штору, окинул взглядом машину и отвернулся. И тут же его всего обдало леденящим ужасом. Он снова открыл штору, посмотрел на свою машину, и ему захотелось плакать. Пестрящая груда железа — а не любимая, элегантная машина, вот, что это было.
        Левиафан вылетел на улицу и прошелся около нее. Надпись на заднем стекле чуть не свела его с ума. Он убрал руки в карманы брюк и, пошатываясь, смотрел на разноцветные буквы, которые так издевательски плясали на поверхности машины.
        — Вот, где собака зарыта!  — тихо сказал он сам себе.  — Обида — очень серьезная вещь, у Лилит, судя по всему, патологическое заболевание в виде перманентного желания быть в боли, вечно купаться в ней. Ей нельзя становиться вампиром, хотя бы потому, что она перестанет чувствовать боль так явно. Так ей жить будет совсем не интересно, и сама жизнь утратит для нее смысл. Вот он! Смысл жизни — питаться болью и врать всем в глаза, что она ей не нужна и что она даже боится ее. Она не может оставаться без нее ни на секунду…Но не могу же я пойти и снова ломать ей руки! Это значит, вместо наказания подарить ей наслаждение! А пострадала моя машина…моя любимая машина! Я убью ее…правда, убью! Ну и что тут такого? Подумаешь, пострадаю какое-то время, найду замену и буду жить дальше счастливо. И никогда в жизни больше не делать подобных экспериментов. Незаменимости ведь не существует, все можно заменить, и нужное и не нужное, все, что захочется. Просто иногда отсутствует желание замены, непонимание, что она просто необходима в данный момент. Вот, видимо, я сейчас понимаю, что мне и моему окружению требуется
срочная перезагрузка…Но в начале я убью ее…
        — Лилит!  — раздался оглушительный крик на весь дом.
        Вампир замер. Никакого ответа не последовало.
        Девушка вздрогнула в ванне от звучания ее имени и включила воду посильнее, чтобы хоть как-то заглушить дальнейшие крики. Вампир в одно мгновение оказался перед дверью, разделяющей его и жертву.
        — Лилит!  — позвал он еще раз.
        Но и от этого ничего не изменилось. Лилит услышав, что звук очень близок к ней, снова начала нервничать, поняв, что ее произведение искусства было обнаружено, и с ней, в данный момент, может что-нибудь случиться. Мозг очень хотел ответить, но язык отказывался двигаться вообще.
        — Милая моя, открой дверь!  — Левиафан попытался изменить тон на более дружелюбный, но ничего не выходило.
        Лилит слышала запах злости и молчала, как партизан. Вампир еще раза три позвал девушку и, не услышав никакого ответа, провел рукой по двери и толкнул. Мгновенно кусок дерева слетел с петель, открыв путь.
        Лилит сидела спиной к входу, и от звука вылетевшей двери вздрогнула. Все тело покрылось мурашками и холодом. Левиафан облокотился на дверной косяк и пристально разглядывал спину и шею девушки. Она молчала, сидела с закрытыми глазами и что-то неразборчиво шептала.
        — Удары твоего сердца очень громкие и четкие, почти…Сколько ударов, как ты думаешь? Сто двадцать? Нет, мне кажется около ста сорока! Во, как разогналось! Ты чувствуешь адреналин? Все ради него ведь делалось…Но почему ты молчишь? О, у тебя какая-то тахикардия перемешанная с аритмией! Потрясающие звуки…тук…тук-тук-тук…тук-тук…Твое несчастное сердце ласкает мой слух, оно дрожит от …Эх!
        — Если ты пришел убить меня, то сделай это уже…без лишних разговоров — еле слышно ответила Лилит.
        По щеке покатилась слеза. Левиафан усмехнулся и опустил голову. Затем волчьим рывком он налетел на нее, поднимая на ноги. Лилит, не на шутку перепугавшись, закричала, чтобы было сил.
        — Нет! Я не хотела…Правда! Я не должна была этого делать!  — взвизгнула она, прикрывая голову.
        — Чего, чего?  — улыбнулся он, поглаживая ее по спине.  — Посмотри на меня!
        Лилит уткнулась ему в грудь и зарыдала, отпихивая вампира от себя и размахивая руками в разные стороны, повторяя одно и тоже слово: «нет».
        — Посмотри!  — прикрикнул он и повернул ее к себе лицом.
        Глаза потускнели, улыбка пропала, и появилась презрительная надменность во взгляде.
        — Нет… — прошептала Лилит, уже не на шутку перепугавшись такого взора.
        — Le lacrime scendono per le guance… [14 - Слезы текут по щекам (ит.)] — еле слышно произнес вампир, смахивая с ее щеки слезу.
        — Что?  — девушка совсем не поняла прозвучавшего языка, Левиафан усмехнулся и отпустил ее.  — Ты меня пугаешь…
        — Nientepaura…[15 - Не бойся (ит.)]
        Лилит попятилась к стенке. Левиафан говорил на своем родном языке, и она, наконец, это поняла. Но итальянский язык словно замораживал ее, потому что смысл сказанных слов был не ясен, не понятен. А когда не ясен смысл становится как-то не посебе. Это тоже самое, что подписать какой-то договор, не читая его, а потом выяснить, что подпись встала под жутким текстом, но осознание этого пришло слишком поздно.
        — Прекрати, пожалуйста… — слезно просила она его.
        Левиафан снова улыбнулся и пригляделся к ее глазам.
        — Haipaura?[16 - Боишься? (ит.)] — он уже не мог, да и не хотел успокаиваться.
        — Левиафан, что это значит? Я не понимаю ни слова!  — девушка снова зарыдала.  — Я сказала, прекрати!
        — E forse questo il modo di rispondere? Che peccato! La paura della morte, molto bene! Non e stata una bella cosa de parte tua…ma niente da fare…[17 - Разве так отвечают? Обидно. Страх смерти, прекрасно. Не хорошо было с твоей стороны так делать. Но ничего не поделаешь (ит.)] — Левиафан вздохнул и посмотрел в пол.
        От девушки послышался жалобный скулеж. Она вся тряслась и закрывала глаза руками. Ей казалось, что он собирается убить ее или как-то еще навредить.
        — Vuoisapereunacosa?  — мечтательно спросил он словно сам себя.  — Ne ho fin sopra i capelli. Lasciamo andare. Va’ al diavolo! Che vuoi che ti dica? Niente…[18 - Знаешь что? Я сыт по горло. Давай оставим. Иди к черту. Что мне тебе еще сказать? Ничего (ит.)]
        Левиафан встал и вышел из ванной. Лилит осталась одна и с облегчением перевела дыхание. «Черт! Что это было? Он же доведет меня так до инфаркта! Вернется, не вернется…убьет, не убьет? Чего он вообще мне сейчас наговорил? Чего мне дальше ожидать? Я не выйду отсюда…надо дверь закрыть! Идиотка! Она же вот лежит!».
        Лилит аккуратно выглянула в коридор. Там никого не было. Она выключила воду и быстро накинула полотенце, и, крадясь, пошла вдоль коридора. Ни звуков, ни движений, кругом стояла тишина. Лилит рысцой подбежала к окну в комнате — разукрашенной машины не было на месте.
        Вампир помчался в салон восстанавливать свою «ласточку». Злость ушла от него еще когда он находился в ванной, вместо нее пришло веселье. Он ехал и посмеивался, забыв, что машину превратили в разноцветного урода.
        «Красота! Никогда не думал, что итальянский язык может спровоцировать такую кучу переживаний и страхов! А я все ходил и гадал, как бы и что сделать с ней, а нужно было всего лишь сказать пару фраз на этом языке! Ха-ха! Замечательный спектакль, и я так рад, что был в первом ряду, да еще и с биноклем! Забавно, что страшно ей было не потому, что я хотел убить, а потому, что она не понимала. Вот оно как складывается-то! Чем больше человек не понимает, тем больше он впадает в истошный ужас, забывая обо всем на свете, и про тех, кто рядом. Именно поэтому я всегда стремился знать как можно больше, чтобы не попасть впросак, причем в совершенной глупый и нелепый, как попала Лилит в очередной раз. В жизни столько дурацких и идиотских ситуаций, но людям не до них. Они стараются постичь великую философию смысла собственного бытия, любви, дружбы и бла, бла-бла…и потом, так безукоризненно теряются в простом и детском положении. Ищут в этом некую серьезность, разрывают что-то у себя в головах, пытаясь прорисовать что-то очень важное в следующих шагах. И что? Несчастные идиоты в итоге не могут познать ни истину
высоких чувств и смыслов, ни узнать элементарных вещей. Но это еще пол беды. Так называемые интеллектуалы, начитавшись величайших классиков литературы, включая даже романтичного Шекспира, ходят в своих идиотских, круглых очках, с аккуратной стрижкой и без конца цитируют всем и без того известные фразы и слова! Но в реальной жизни-то они ни черта не понимают! И даже если вдруг, по странному стечению обстоятельств, в жизнь врывается прочитанный эпизод из книги, эти интеллектуалы даже не в состоянии сопоставить два сюжета и провести между ними параллель, и в результате клепают кучу ошибок, и никакой Эдгар По уже не поможет разобраться в этом бардаке, если своей башки нет на плечах. Хотя в башке могут остывать очень интересные мысли…правда чужие, того же Шекспира, например. И вот сидят они и поглощают в себя все, что видят глаза, как бермудский треугольник. Но это мартышкин труд, если этим не уметь пользоваться. Вот треугольник засосал в себя пару кораблей, самолетов, кучку людишек…А ему это зачем? Незачем, так, чтобы было, на всякий случай. Помимо умных, тяжелых и чужих мыслей, было бы не плохо еще и
запоминать жизненные ситуации, реальные, а не напечатанные, делать выводы не о том, кто что написал, а о том, что сделалось собственными руками. Хотя какая разница? Экзюпери сказал: «мы в ответе за тех, кого приручили» и все поголовно выучили эту фразу, но ей никто не следует, зато все знают! И где смысл? Блеснуть глубочайшими познаниями на работе и в институте, рассказать, как надо жить кому-то, изначально наплевав самому на это? Это смысл? Безнадежный XXI век живет на всем готовом и даже не пытается задуматься о потраченном чужом труде, чужих силах, чужих жизнях и смертях. В XXI веке все хорошо, словно так и должно быть, словно так и было. И XXI век уже не знает, чем себя занять, поэтому решил перерыть снова все «старье» и сверкнуть чужими знаниями, выказывая фальшивую индивидуальность и умность. Но элементарные вещи не подлежат учению потому, что считаются элементарными. И поэтому их никто не знает, об этих вещах не писали, о них не говорили, и чуть что люди впадают в жуткую растерянность и смущенность, тем самым позоря себя. Но XXI век уже не знает, что, оказывается, существует страшное, не
произносимое и не выговариваемое слово — ПОЗОР. Какой позор? О чем вы, ребята? Мы — клевая современность! Замечательно!»
        Левиафан снова разозлился, пока думал о мелочах жизни. Но внезапно он увидел вывеску, которая сильно заинтересовала его. Мгновенно проскочила язвительная улыбка и машина остановилась.
        8
        Вампир вернулся домой поздно ночью, около трех часов. Лилит не спала, сидела в кресле, поджав ноги, покоренная нервным ожиданием. Она сидела внизу в гостиной, теребя в руках бумажку. Рядом с ней на столе стояли три фигурки, сотворенные из такой же бумаги.
        Левиафан вошел в дом и встал на пороге. Девушка, услышав звуки, обернулась и с опаской посмотрела на него. Доброе-доброе выражение лица сильно удивляло ее. Левиафан довольно топтался с ноги на ногу и смущено поглядывал на Лилит.
        — Милая?  — позвал он ее, словно она его не видела.
        — Что?  — спросила Лилит, улыбнувшись.
        Глядя на «детского» вампира, не возможно было не улыбнуться. Глаза блестели, как на первом свидании, и он явно что-то прятал за спиной, и из-за этого очень радовался.
        — Иди ко мне!  — попросил он, кивая головой.
        Девушка послушно встала и подошла к нему.
        — Я покрасил машину!  — довольно сообщил он, пряча руки за спиной.  — Я поменял все стекла! И я приобрел кое-что для тебя, любовь моя!
        Лилит не дыша, смотрела на него, ища подвох, но он никак не находился. Лицо, глаза, губы все было откровенно радостное и добродушное, не вызывало никаких подозрений и опасений. Лилит молча изучала его лицо, но злорадства так и не нашла.
        — Вытяни руки ладонями вверх и закрой глаза!  — ласково попросил он ее.
        Она взглянула на него и замялась, нервно озираясь по сторонам.
        — Да ладно, милая! Не бойся! Тебе понравится, я тебе обещаю!  — успокаивающе сказал он, прищурив глаза.
        Лилит посомневалась еще чуть-чуть и вытянула руки вперед, прикрыв только один глаз.
        — Нет, так не пойдет! Лилит, это же сюрприз!  — возразил Левиафан, отрицательно покачивая головой.
        — В том-то и дело! Странно все это…Ты был такой, мягко говоря, не в духе. Я думала, что ты убьешь меня…И после этого ты приходишь и говоришь, что у тебя есть сюрприз. Где логика, Левиафан? Как-то неестественно это,  — тихо прошептала Лилит, так и стоя с одним закрытым глазом.
        — Ты что, не веришь мне?  — изумился вампир.
        — Нет, конечно, Левиафан!  — Лилит еще больше изумилась от такого вопроса.
        — Что ж, это очень печально… — грустно произнес он, опуская голову.  — Видимо, сюрприза не получится…
        Его лицо моментально пропиталось жалостью и несчастьем. Он постоянно вздыхал и кручинился, и Лилит посчитала, что так расстраиваться могут только искренние чувства.
        — Давай!  — весело прощебетала девушка, вытянув снова руки и сильно зажмурившись.
        Левиафан поднял голову, в его глазах промелькнула радость предвкушения. Он вытащил из-за спины непонятную штуку и положил ее в раскрытые ладони девушки. Но это была не просто штука, она двигалась, щекоча ладонь. Лилит тут же открыла глаза и завизжала так громко, что вампир даже закрыл уши руками. Девушка трясла руками, не переставая верещать, и как только «оно» упало на пол и резво побежало к ней, Лилит не сводя глаз с живности, попятилась назад. Споткнувшись об край ковра, она грохнулась, сильно ударившись головой о подлокотник кресла, а коленом об дубовый стол. Но ей было так страшно, что даже боль не смогла успокоить ее и отвлечь. Левиафан опустился на пол, и на карачках ловил бегающую, черную штуку. Ему казалось, что живот уже свело и что он вот-вот обмочит штаны от смеха.
        — Что это за тварь?  — визжала Лилит, отползая подальше, после того, как вампир изловил «тварь».
        — Милая, это не тварь!  — начал он, держа страшное животное на ладони.
        — Да мне по боку! Это очень жуткая тварь!
        — Лилит, это не тварь!  — возразил Левиафан, с умилением взглянув на ладонь.  — Это апулийский тарантул.
        — Ты что, совсем головой тронулся? Ты что принес в дом? Тарантула?  — кричала Лилит, все также отползая дальше.  — Ты посадил эту тварь мне на руку! Она могла укусить меня, идиот!
        Левиафан перевел на кричащую девушку взгляд и улыбнулся. Затем взял паука за спинку и приподнял вверх. Насекомое судорожно зашевелило мохнатыми лапками в разные стороны, пытаясь найти хоть какую-нибудь почву. Оно было больше, чем обычный спичечный коробок, сантиметров пять, а может даже и шесть. Все его тело было волосатое и мохнатое. Длинные, болтающиеся в воздухе лапки, окрашенные в черно-красную полоску, чуть не свели девушку с ума. Настолько паук казался ей мерзким, что лицо приобрело невообразимое выражение, как будто помимо лимона, ей в рот насыпали еще и пачку соли.
        — Милая, прекрати так кричать!  — нахмурившись, сказал Левиафан.  — Он тебя боится еще больше, чем ты его!
        — Левиафан!  — взвизгнула Лилит, вскакивая на ноги.  — Я одного не пойму — ты совсем не нормальный? Или все-таки есть надежда на то, что в твоей голове еще осталось место для здравого мышления? Ты не понимаешь, что оно ядовитое? И если тебе безразличны его укусы, то мне вполне хватит одного, чтобы отправиться в нирвану, навсегда! Или тебе наплевать?
        — Лилит, это как раз одна из элементарных вещей, которую стоило бы знать в твоем возрасте. Апулийские тарантулы совершенно безвредны. Если он тебя укусит, максимум, что может случиться, так это сильная лихорадка…
        — Если он меня укусит, я пригвозжу тебя кольями к кровати, оболью бензином и подожгу вместе с этим уродом!  — возмущалась Лилит, потирая образовавшуюся шишку на голове.
        Но она даже не заметила, что правое колено кровоточило, так как кожа ободралась об стол.
        — Ты мне угрожаешь?  — подивился Левиафан, приподняв брови.  — А если я сейчас посажу еще раз нашего нового сожителя, например, тебе на голову? Ты же умрешь от страха, а я так и не дождусь обещанных кольев.
        — Пока на руках у тебя сидит эта гадина, даже не вздумай ко мне приближаться! Если она окажется на полу, клянусь, я раздавлю ее!
        Вампир мгновенно перестал улыбаться и любоваться несчастным тарантулом.
        — Ну, этого я тебе не позволю сделать! А то я сам тебя укушу!  — обижено буркнул Левиафан, сделав шаг вперед.
        Лилит в панике тут же отскочила назад.
        — Подожди!  — вскрикнула она остановившись.  — Что ты сейчас сказал? Новый сожитель? Господи, Левиафан, милый мой, оно что, останется здесь?
        — Ага! Я приобрел ей террариум и все что необходимо…
        — Нет, пожалуйста, не надо…Послушай, ну я тебя очень прошу. Отвези его туда, где взял! Я на коленях готова тебя умолять, только убери его отсюда!  — Лилит слезно начала умолять вампира.
        Ее голос стал внезапно таким жалостливым и несчастным, Левиафан не мог поверить, что эти звуки и буквы произносила Лилит. Он задумался на пару минут.
        — Милая, сегодня днем я убедился, что ты совсем ничего не знаешь о моей стране, в которой я прожил почти добрых двести лет: тридцать лет, когда был человеком и почти весь XIX век. Апулийский тарантул живет тоже там. Город Таранто, слышала когда-нибудь о таком? Грубо говоря, в честь этого города был назван танец — тарантелла и этот паук — тарантул. Тарантелла и тарантул очень взаимосвязаны между собой. В средние века люди верили, больше, чем в бога, что тарантул ядовит до невозможности. Они старательно вешали на несчастного паука все заболевания, особенно эпидемического характера, и слагали невероятные легенды. Люди все время пытались изобрести противоядие, и ведь изобрели! Его ты можешь увидеть в виде танца…тарантеллы. Считалось, что если тарантул укусил человека, то ему надо было танцевать до потери сознания, да вообще чуть ли не до смерти. После того, как он, уставший до чертиков, падал замертво на землю, полагалось, что на следующее утро он должен был очнуться совершенно здоровым. Какой очаровательный бред, да? Это наимилейшее создание совершено безвредно, лихорадка и все! Мыло и вода после
укуса, и все! И плюс, он же не будет гулять по дому, как кошка! У него есть собственный мини дом, в машине стоит. Так что, по сути, этот паучок лучше, чем кошка, которая может поцарапать, или собака, которая может сильно покусать!
        — Левиафан, я, правда, очень не хочу жить с ним в одном доме. Он меня пугает, я боюсь его. Вдруг он сбежит? Что тогда? Он придет на постель ко мне и укусит!  — трепетала Лилит, подавляя слезы, которые были защитной реакцией.
        — Нет, милая, даже не начинай истерику! Он не просто так здесь будет жить, у него есть великая миссия! Ты будешь искать с ним дружбу, как только начнешь плохо себя вести! И поверь мне, я думаю, что рано или поздно ты с ним все-таки подружишься.  — Левиафан улыбнулся и пошел за террариумом.
        — Это мы еще посмотрим…посмотрим… — Прошептала Лилит и побежала наверх.
        9
        В течение нескольких дней Лилит пыталась ужиться на первом этаже. Периодически она подходила к террариуму и наблюдала за пауком, как он ел, двигался или просто недвижимо сидел, как страшное чучело. Девушка тихо ненавидела это существо.
        Левиафан же напротив, души в нем не чаял, периодически таская паука на руках. Он его ни разу не укусил, словно чувствовал, что от его рук нет никакой угрозы. Но как только Лилит наклонялась к стеклу поближе, все восемь глаз смотрели на девушку, а ей мерещилось, что взгляд этот был совсем не добрый.
        — Я собираюсь в город! Не хочешь со мной?  — спросил Левиафан, накидывая рубашку.
        Лилит неотрывно смотрела на сидящего за стеклом тарантула. Как только она оказывалась в гостиной, она не могла не смотреть туда. Вдруг он начнет вылезать, и никто не заметит этого, а чудовище совершит побег. И Лилит так сильно переживала, что даже не обратила внимания на прозвучавшие слова.
        — Лилит?  — позвал он, снова взглянув через плечо.
        — А? Что?  — встрепыхнулась она, взглянув на Левиафана.
        — Я говорю, не хочешь со мной съездить в город?  — улыбнулся он, оказавшись около ее лица, закрывая собой вид на тарантула.
        — А зачем ты туда едешь?  — спросила Лилит, подняв глаза на него.
        — Позавтракать и плюс я хочу кое-что купить!  — Левиафан выпрямился и взъерошил волосы.
        — Чего? Фалангу?  — выпучила глаза девушка, вскакивая с кресла.
        — О! ты знаешь о существовании столь обворожительных существ, как фаланги?  — усмехнулся он.
        — Ты меня вообще, что ли за ребенка ничего не знающего держишь?  — возмутилась Лилит.
        Она бросила на него яростный взгляд и попыталась уйти, но вампир поймал ее за руку.
        — Куда ты, несчастье мое?  — он прижал ее к себе.  — Я собираюсь купить пианино. Скрипку ты мою уничтожила, а меня иногда посещают всякие разные чувства, которые можно выплеснуть только через музыку. Так ты поедешь со мной?
        — Нет!  — устало выдохнула Лилит.  — Сегодня не такая хорошая погода, как обычно. Даже из дома не хочется выходить.
        На улице лил дождь, как будто кто-то поливал землю из огромного ведра и вода в нем никак не заканчивалась. И сквозь летящие на землю капли, просачивались играющие лучи солнца. Ветра не было, и туча от безысходности ходила по небу сама по себе, то пряча, то открывая солнце, беспрерывно орошая землю столь необходимым и жизненно-важным веществом, как вода.
        Левиафан поцеловал девушку, накинув капюшон, вышел из дома. Лилит подошла к окну, облокотилась на стенку и начала ждать, когда черно-мокрая инфинити отъедет от дома. Но Левиафан не спешил отъезжать.
        Он завел двигатель и сидел, словно сам чего-то ждал. Внезапно между ними промелькнула какая-то связь, не видимая, не ясная, но ощутимая. Левиафан неотрывно смотрел на девушку, она на него. И лица их почему-то были печальны, как будто случилось горе вселенского масштаба.
        Неизвестно откуда взявшаяся грусть напала на них, застудив кровь в венах и обездвижив тела. Ничего не казалось, ничего не предполагалось, просто болотная тишина зомбировала два разума, пытаясь что-то навеять, но она осталась незамеченной.
        За пять минут разглядываний друг друга в головах не прошла ни одна трезвая мысль, ни одна смелая догадка, ни одно детское предположение. В вечно над чем-то думающих головах царила полная тишина, которая на какое-то время убила все нейтроны, и ни один из них не успел спрятаться.
        Впервые их взгляды встретились в таком безучастном к жизни виде. Именно глаза провели ту странную нить, которая никак не хотела обрываться, она даже не тянулась, просто застыла на месте.
        Вампир прикурил и откинулся на сиденье, не отводя глаз от сверкающей зелени глаз девушки. Лилит держала штору и, не дыша, разглядывала вампира. И наконец, докурив сигарету, Левиафан нажал на газ, развернулся и скрылся из поля зрения. Лилит зажмурилась и помотала головой, пытаясь стряхнуть с себя остатки странного гипноза. Ее эти десять минут удивили больше, чем Левиафана, но она решила не обращать на это внимания.
        На кухне, в столе, она нашла длинную палку, похожую на скалку, только чуть тоньше и пошла в гостиную.
        — Привет, мохнатое чудовище!  — Лилит взглянула через стекло на застывшего паука.  — Ты уж извини меня, но я не могу с тобой жить в одном доме. Ты меня пугаешь, и я ни грамма не верю, что такая страшная зараза совершенно безвредна для человека. Убивать я тебя, конечно, не буду, ты же не виноват в том, что я тебя боюсь, но я расселю нас.
        Лилит приоткрыла крышку и засунула в террариум палку, пытаясь заставить паука залезть на нее.
        Но перепуганный тарантул замер и вообще не шевелился. Палка пододвигалась к нему все ближе и ближе, но он только потрогал ее лапкой и снова весь напрягся. Лилит вздохнула, издав странный писк, и цокнула языком.
        — Ты издеваешься надо мной? Брось это! Я видела, ты умеешь быстро бегать! Давай, лезь на палку!  — уговаривала паука Лилит, как будто он ее понимал и вот-вот сделает то, о чем его просят.
        Но насекомое подобрало лапки, чуть ли не под себя, и сконфужено продолжало сидеть. Лилит слегка толкнула его по пузу, чтобы растормошить, но все безрезультатно.
        Она провозилась рядом террариума около получаса, прежде чем паук встал на лапки и, наконец, шагнул на палку.
        — Мамочки!  — прошептала Лилит, аккуратно вытаскивая палку с пауком из стеклянного домика.  — Пойдем на свободу!
        Она осторожно дошла до дверей и вышла на улицу. Паук вцепился в палку и смиренно сидел. Палку слегка тряхануло, и насекомое еще крепче вцепилось в деревянную поверхность.
        — Ну, слазь, на травку…иди, копай себе норку на зиму… — Шептала Лилит ничего не понимающему насекомому.
        Внезапно оно резво побежало вверх по палке и достигло рук. Девушка завизжала и начала трясти руками в разные стороны, пытаясь скинуть с себя паука. И через пять секунд ей удалось это сделать. Тарантул бежал по земле к деревьям, а Лилит тяжело дыша, смотрела ему в след.
        — А это еще что такое?  — она взглянула на указательный палец.
        Там виднелись маленькие отметины, на которых застыли почти прозрачные, с желтоватым оттенком капельки, прямо на сгибе первой фаланги. Руки тут же задрожали из-за страха смертельного укуса.
        — Он укусил меня…укусил…Что же делать?  — лепетала девушка.  — Мыло…вода…мыло…вода…
        Лилит побежала в дом так быстро, как никогда раньше не бегала. Она практически взлетела по лестнице и оказалась в ванной, судорожно натирая палец мылом.
        — Мылом и водой,  — повторяла она, словно страшное заклятие, которое обязательно подействует и сотворит невероятное из вероятного.
        Но чудо так и не случилось, ранки не исчезали, а страх только усиливался. Лилит швырнула мыло, случайно разбив зеркало и опустилась на пол, разразившись слезами.
        — Моя жизнь кончилась! Эта тварь все-таки укусила меня, и все…Неужели мое существование вот так вот нелепо оборвется? Из-за чертового паука? Левиафан специально приволок этого паука в дом, чтобы случилось то, что случилось, потому что сам убить меня не может.
        Лилит вышла из ванной и словно подстреленная, шатаясь пошла в комнату. Ей казалось, что тело парализовано, и каждый шаг становился все тяжелее и тяжелее, его было все сложнее сделать. Ей казалось, что жизнь так быстро убегает из тела, не оставляя никаких шансов выжить. Она бездыханно упала на кровать и закрыла глаза.
        — Больше ничего нет…все кончено. Так глупо и обидно, что противно от одной только мысли об этом. Почему, как только находишь то, из-за чего реально не хочется закрывать глаза, они берут и сами закрываются, выключая при этом сердце. Как только понимаешь, что хочется видеть вокруг себя всю эту чушь дальше, чушь сразу же исчезает, покрывается известковым туманом. Напрашивается только один вывод: больше всего в жизни надо желать, чтобы никогда не появлялось то, ради чего хочется смотреть, дышать и чувствовать. Потому, что как только появляется эта жизненно-желанная фигня, то жизнь того, кто ее хочет, исчезает, либо жизнь этой фигни умирает! Как только чувствуешь этот идиотский пульс, сразу же кто-то пытается его отнять. Все рушится, абсолютно все. Каждый день, каждый час, каждую минуту и секунду все рушится. Рушатся жизни, рушатся мысли, рушатся идеи и планы, а все из-за какой-то мелочи, из-за укуса букашки…а у кого-то ведь еще хуже. Кто-то запланировал много интересного, нужного и подходящего, нашел фигню, ради которой хочется будущего. А потом, он выходит на улицу, спотыкается, падает и ломает себе
шею об бордюр. И что? Умирает не только тело, а все, что оно хотело, все, что оно чувствовало, и все, о чем мечтало. Эта тварь не просто укусила меня, она лишила меня всего, чего я так не хотела лишаться. И две самые дорогие мне вещи, которые я больше всего не хочу терять, но теряю — это моя жизнь и проклятый вампир, который приволок этого тарантула!
        Место укуса слегка вспухло, покраснело и вид этой картины Лилит просто уничтожал. Ей хотелось, чтобы все случилось быстрее, хотя бы до того момента, как в дом войдет Левиафан. Ведь он мог разозлиться из-за пустующего террариума, и как не крути, итог всего дня только один: этот день последний в ее жизни.
        Как только понимается, что именно этот день последний (а такое случается крайне редко, редка и возможность услышать от жизни об ее уходе), становится легко. Но легкость фальшива, в таком случае это одна из форм отчаяния и уместной безысходности, и ужас страшного вопроса: «Почему? Почему именно сейчас?» поднимает на голове волосы дыбом. Не хочется ничего вспоминать, заново чувствовать то, что уже было. Не хочется ни о чем думать, кроме будущего, как оно упало вниз с бешенной скоростью и, разбившись на осколки, валяется у ног. И самое ужасное, что нет времени склеить заново эти осколки, воссоздав целую картину, и закинуть раненое будущее наверх. А нет времени потому, что каждый из этих сегментов человеческого существования не хочет друг с другом считаться, и то, что им наплевать на самого человека, даже не стоит говорить — это априори!
        Смерть не считается с жизнью, а прошлое не считается с будущим, иначе все выглядело бы совсем по-другому. Ведь ужасное прошлое не задумывается, что из него должно каким-то неясным чудом выстроиться хорошее будущее. Оно просто есть и от него никуда не деться и не исправить, остается только забывать, акцентируя внимание на маразмотичных воспоминаниях, а не выращивать светлое будущее. Ведь ужасная смерть не задумывается, что есть еще ради чего жить, но для чего — нет. И вот так вот всегда и каждый день. Спешат люди, носятся сломя голову, пытаются чего-то достигнуть, превзойти, заинтересовать собой жизнь, а в итоге заинтересовывают смерть. А потом, посреди огражденного поля, безмолвно лежит холмик с именем, датой и прощальной цитатой какого-нибудь классика. И всех ждет только этот холмик, сотворенный из свежей земли, неважно кто есть кто, миллионер или туберкулезный бомж, если жизнь еще беспокоиться о социальной элите, то смерти уж точно наплевать. Холмик один и больше ничего.
        А проклятый вампир успел войти в дом раньше, чем смерть. Настроение у него было превосходное, как и обычно. Его не беспокоило ничего, как и всегда. Ведь чтобы избавиться от гнетущих дум, мрачных мыслей, ему всего лишь пришлось умереть и восстать, плюнув в лицо смерти. Но, к сожалению, или к счастью, так могут далеко не все.
        Он как всегда остановился посреди гостиной и окинул взглядом помещение. У него уже давно вошло в привычку слушать тишину, потому что она может скрывать в себе истошные и душераздирающие крики, и, не обратив на них должного внимания, можно потом оглохнуть на всю жизнь.
        Услышав странные всхлипывания и уж слишком меланхоличные вздохи, вампир мгновенно оказался перед дверью в комнату, но входить не спешил. Он чувствовал, как страдания и безысходность пробивались из-за двери, как смахивались слезы со щек, как вздрагивало тело, словно каждое движение было последним.
        «Опять слезы! Меня рядом нет и о моем присутствии никто не знает, значит, слезы не для того, чтобы разжалобить мое «жестокое» сердце. Тогда для чего они? Что могло случиться за три часа моего отсутствия? Почему из-за этой двери вырывается такая тяжесть?».
        Вампир прищурил глаза и уставился в потолок, ища там ответы на свои вопросы.
        Вообще потолок — это кладезь знаний различного рода и ответов на все вопросы. Как только в голове наступает кризис, и нужные ответы не могут найтись, глаза непроизвольно обращаются к потолку. На нем как будто начинают выписываться буквы, превращающиеся в слова, несущие важную смысловую нагрузку. У студентов, на каждый вопрос ответы лежат в двух экземплярах: один в штанах, прописанный на крохотном листочке, а второй, конечно же, на потолке. Как же много идей и планов разбросано не по черепу, а по любимому потолку. И вот каждый раз, чуть что, сразу же лицезреются блуждающие взгляды по своду.
        И, конечно же, вампир узрел там пару версий, почему в доме слышен тихий плач, и сразу же решил проверить догадку. И он оказался прав: паука не было на месте. Но почему слезы, ведь он же сказал, что насекомое безвредно? А куда вообще насекомое делось?
        Левиафан вздохнул и снова пошел наверх, с совсем не светлыми мыслями и уже с дурным настроением. Он тихо открыл дверь, но Лилит увидела двигающуюся ручку и мгновенно вытерла слезы и спрятала руку под одеяло.
        — А чего это ты лежишь посреди дня? Не выспалась что ль?  — заискивающе спросил он, подходя к кровати.
        Лилит впилась в излюбленный потолок глазами и затем снова посмотрела на вампира.
        — У меня что-то голова болит…Неважно себя чувствую… — Тихо сказала она, рассматривая его лицо.
        Оно было обычным, за исключением лисьего прищура. Он явно что-то заподозрил, но пока молчал.
        — А чего это вдруг?  — поинтересовался он, присаживаясь на край кровати.
        — …Не знаю…Сама удивляюсь, ни с того, ни с сего, вдруг заболела и так сильно… — Сочиняла девушка, понимая, что сочинение подвергнуто очень сильному сомнению и не доверию, которое не то что читалось в глазах вампира, оно там прыгало и мельтешило с яркими бубонами в руках.
        — Очень странно…Может тебе таблеточку принести?  — спросил Левиафан.
        Он только сейчас обратил внимание, что она как-то странно лежит, точнее накрыта ненормально. В доме было тепло, можно сказать даже жарко. Лилит в коротких шортах и в футболке лежала поверх одеяла, но правая рука была убрана под одеяло почти по локоть.
        — Да нет, не стоит…спасибо!  — отказалась Лилит.
        «Таблетка мне уже не поможет!».
        Левиафан пододвинулся поближе и потянулся за спрятанной рукой. Девушка перевела испуганный взгляд на приближающиеся к ней движения и сильно прижала руку к телу.
        — Не надо!  — попросила она, отодвигая его руку.
        — Почему? Рука замерзла?  — абсолютно с серьезным лицом спросил он, впиваясь в нее глазами.
        — Можно и так сказать…Ты ее просто не трогай…
        — Мистикой попахивает, милая! Все это очень странно выглядит, и еще страннее слышать твои предложения…
        — Все нормально! Правда!  — начала заверять его Лилит, опасаясь, что вскроется истина о руке, за ней автоматом и о тарантуле, и о его побеге.
        — Ну, я очень рад, что все нормально!  — улыбнулся он, наконец, воссоздав всю цепочку произошедших в его отсутствие событий.
        Единственное, о чем он никак не мог догадаться, так это жив ли паук. Лилит вздохнула и взглянула на окно.
        — Милая, я хотел бы тебе кое в чем сознаться!  — внезапно сообщил Левиафан.
        — В чем?  — без особого интереса спросила Лилит.
        Ей было уже все равно, но в сердце теплилась надежда на то, что есть шанс жить дальше. Левиафан опустил взгляд на ее руку под одеялом.
        — Паук на самом деле очень ядовит!  — прошептал он.  — Я это к тому, чтобы ты его не трогала. А то мало ли чего!
        Лилит открыла глаза и издала странный звук. Вот то, что она не хотела слышать, то, что она так боялась услышать — подтверждение своих догадок. И после того, как было сказано, что она действительно умрет, мысли понеслись с еще большей скоростью.
        — Сколько ты еще собираешься жить в этом городе, после того как я умру?  — спросила Лилит.
        Из уголка глаза к виску скатилась слеза и быстро спряталась в волосах.
        — Что за странные вопросы?  — Левиафан изобразил удивление и с искусственным испугом в глазах взглянул на девушку.
        — Да ничего, не обращай внимания…
        — Лилит, ты настолько подавлена, что мне хочется пригласить сюда оркестр и хор, чтобы они сыграли реквием Моцарта для тебя. Что случилось, пока меня не было дома? Что тебя хоронит заживо? Мне с трудом верится, что это из-за головной боли…Почему ты не хочешь сказать мне правду? Я чувствую, что ты лжешь сейчас…
        Девушка тихо смахивала слезы и молчала. Нижняя губа дрожала, глаза хаотично бегали по комнате, но тщательно старались избежать взгляда вампира.
        — Все так быстро заканчивается… — Шепот Лилит резал слух Левиафана.
        По этой фразе он сразу же подтвердил свои догадки — паук все-таки укусил ее. Отсюда следует вывод, что его достали из террариума.
        — Что заканчивается?  — переспросил он, продолжая строить из себя волнующегося и беспокоящегося молодого человека.
        — Он меня укусил!  — Лилит взглянула на него красными глазами, в которых в ужасе металась жизнь.
        — Кто?  — изумился Левиафан, пряча идиотскую улыбку.
        — Паук! Поздно ты сказал, что он ядовитый… — Она всхлипнула.
        Левиафан помрачнел и начал нервничать. Вены вздулись на шее, руки судорожно сжимались в кулаки, глаза почернели. Лицо стало очень серьезным и задумчивым, изредка по нему пробегалась фальшивая боль. Левиафан прекрасно разыгрывал сцену «Смерть любимой женщины!». Он то вздрагивал, то часто хлопал глазами, как будто в них попала соринка, то громко вздыхал, потирая рукой лоб и шептал слова сожаления. Затем он впился в нее хмурым взглядом и помрачнел еще пуще прежнего.
        — Я могу предложить тебе кое-что, но не знаю, согласишься ли ты на это… — его слова звучали так звонко, подавая девушке надежду на жизнь.
        На лице проскочило счастье…но, как и любому счастью, этому так же быстро настал эпичный конец.
        — Какое предложение?  — с величайшей верой в будущее в голосе спросила она, улыбаясь глазами.
        У нее улыбнулись глаза! Впервые, находясь на грани смерти и жизни, склоняя не к лучшему варианту, улыбка проскочила в почти затухших глазах. Левиафан посмотрел в пол и схватился руками за голову, тяжело вздыхая.
        — Я могу лишить тебя крови, и ты умрешь в наркотическом забытье, или могу сломать тебе шею, и ты умрешь быстро. Или, в доме все еще имеется пистолет, и твоя теория по поводу его использования также может сработать…другими словами, где-то в течение трех дней у тебя будет сильный жар, яд будет медленно убивать тебя и мучения будут настолько ужасными, что сам дьявол позавидует таким пыткам. Я предлагаю тебе свою помощь, избавляя тем самым от мучений… — тихо, словно сам при смерти, сказал Левиафан, поднимая на нее глаза.
        И тут его сердце словно убили еще раз. Таких глаз он еще никогда не видел. В них не то что жизнь умерла, в них умерла сразу вся вселенная, туша по одной звездочке, но очень быстро, как выключатель тушит свет. В них не было ни боли, ни беспросветности, а надежда засыпалась мокрым песком.
        Лилит даже перестала дышать на мгновение, так ее ошарашили слова любимого человека. Внезапно она впитала в себя весь смысл сказанного. Глаза закрылись, послышался легкий вдох…выдох…и тишина. Снова вдох…выдох…и зловещая тишина.
        — Это нормально… — ее голос был ужасен, насыщен смехом, перемешанным с хриплой тоской, и желанием вырваться.  — Нормально. Я должна была предвидеть такой ответ, другого от тебя не стоило ожидать. Ты бы никогда не смог дать мне жизнь…и сейчас ты это подтвердил сполна. Это нормально. Ты никогда не отступаешь от своих принципов. Точнее, это видимо не тот случай, чтобы отступить от идеи. Это нормально. Ты живешь своими идеями, принципами и мыслями…Но я бы ради любимого человека предала бы их всех сразу. Но ты на это не способен. Тебе больно видеть, как я умираю, но тебе будет еще больнее отречься от своих идей…Это нормально…
        — Не говори о том, чего не испытывала…Это не принцип, это не идея и не мысль, это всего лишь реальность. Ну, скажи мне, зачем ты так хочешь жить? Для чего тебе эта жизнь?
        —…Я хочу жить, понимаешь? Я просто хочу дышать, двигаться, видеть…тебя видеть, чувствовать…Я не хочу сейчас умирать, не хочу…А ты не хочешь меня спасти. Скажи мне, ты радуешься сейчас? Тебе приятны эти предвкушения свободы? Ты же ждал этого момента и дождался…Но мне скрывать больше нечего и в себе таить тоже. Что поделаешь, я люблю…люблю быть с тобой, люблю слышать твои саркастические слова, твою надменную интонацию голоса…И я не хотела тебя оставлять, но не мы решаем, кому когда умереть и родиться. Хотя ты мог бы решить, умереть мне или нет, и ты решил, ты сделал свой выбор, и я не вправе судить тебя за него, но и ты не вправе распоряжаться моей жизнью. Был бы у меня выбор, вопрос, стоящий так: я или ты? Я бы выбрала себя, так же, как и ты. Ты никогда бы не отдал за меня жизнь. Мы живем в реальном мире, в котором Ромео и Джульетты не существует, а не в дурацкой книжке, где балом правит любовь. У нас с тобой была своя любовь, сильная, страстная, местами ужасная и жуткая, изредка прекрасная…Сейчас мне жаль, что прекрасна она была только изредка. Мне жаль, что эта любовь уходит вместе с моей жизнью,
крепко держась за руки. Мне жаль, что ты смотришь на эту пару и никак не хочешь остановить их…И ты никогда бы не стал останавливать, твой век продолжается, твоя жизнь крепко привязана к тебе, и хрен ты когда развяжешь этот нечеловеческий узел! Вот твое сердце, Левиафан! Не тот бесчувственный камень в груди, а этот узел между тобой и жизнью, именно его ты боишься упустить…И знаешь, вот мне не страшно умирать, но обидно, что ты рядом. Если бы тебя не было, мне было бы, наверное, наплевать, но ты есть, ты существуешь. И мне больно от этого! Я не хочу бродить без тебя в каком-нибудь тумане преисподни. Все-таки это не страсть, это любовь…А раньше я терялась в мыслях, пытаясь разобрать, что конкретно я испытываю к тебе…И мне плевать, что ты сломал два раза руку, плевать, что я видела тебя с другой женщиной в постели, плевать, что все мои нервы были потрачены на тебя…Мне плевать на всю ту боль, которая была со мной все эти десять месяцев из-за тебя…Я не хочу отпускать тебя…но мне выбора никто не давал, в отличие от тебя…
        Лилит замолчала и отвела глаза к окну.
        Солнце на небе высунуло свое желтое и ослепительное лицо, туча умчалась, а из окна шел запах травы и асфальта после дождя. Чирикали воробьи, и казалось, проглядывала радуга, преподнося всем свои радостные цвета. Но в комнате царила совсем не радостная атмосфера.
        Левиафану было больно слышать эти слова и ее мысли. Ему было больно смотреть ей в глаза, слышать стук сердца и звучание голоса. Но он еще и радовался. Смысл всего сказано внедрял в него гордость за себя. Он был любим! Он был желанен! Все что он хотел услышать, он услышал, и смысла разыгрывать этот спектакль дальше не было.
        — Нет, Лилит. Я бы не отдал за тебя жизнь, свою вечность, свой мир… — Прошептал он, гордо взглянув на девушку.  — Но я бы дал тебе вечность…Если бы ты действительно умирала!
        Лилит на мгновение замерла. Ее глаза округлились, губы поджались, а сердце бешено заколотилось. Хмурость заплаканного лица так развеселила Левиафана, что он не смог сдержаться и улыбнулся.
        — Что ты сказал?  — приподнимая голову, спросила она, как будто ослышалась.
        — Правду, милая, правду! Ты не умрешь, по крайней мере, сейчас. Паук, как я уже говорил раньше, совершенно безвреден! От его укуса происходит то, что произошло с тобой — лихорадка! И все! Никакой смерти, никакого паралича! Но я очень благодарен тебе за твою откровенность. Теперь я знаю, что я не просто подонок, мерзавец и негодяй, портящий твою жизнь и нервы, а я еще и любимый негодяй! Теперь тебе больше не удастся обмануть меня, рассказав о не любви и полном безразличии ко мне. Я все видел, слышал и даже чувствовал! Хоть ты и ни разу не сказала «я люблю тебя», я все равно понял, что умирать ты не хочешь не потому, что жизнью очень дорожишь, а потому, что любишь и еще пока не налюбилась, чтобы по средствам смерти отказаться от меня.
        Лилит перекосило от гнева. Она вытащила руку из-под одеяла и взглянула на укус. На коже была лишь легкая припухлость, как после кошачьей царапины, и не больше. Головокружение также моментально исчезло, возвращая организму силы.
        — Ты все не правильно понял!  — прошептала она, глядя на радость в глазах вампира.  — Я просто проверяла, дашь ли ты мне жизнь, если я вдруг окажусь при смерти…
        — Не надо, милая. Не хочу слушать эту новую сказку «Как мне выкрутиться из очередной нелепой ситуации?» Так круто ты еще не научилась играть, но уже близка, чтобы взять Оскара. А теперь о главном — где мой паук?
        На этом вопросе вампир помрачнел. Лилит отвела глаза и злорадно улыбнулась.
        — А как ты думаешь?  — спросила она.
        — Понятия не имею, милая! Твоя гениальность всегда меня поражала. С пауком могло случиться все что угодно, начиная от невероятного чучела и заканчивая тем, что ты все-таки просто наступила на него. И я преклоняюсь перед тобой и слезно умоляю приподнять столь тяжкий для меня занавес, раскрывая ужасную тайну исчезновения паука!
        — Левиафан!  — улыбнулась она.
        — Что? Ты хочешь мучить меня и терзать, чтобы я сам выяснил этот болезненный для меня вопрос?  — взглянул он на нее исподлобья, растягиваясь в улыбке.
        — Ой, а не пойти бы тебе к черту, а? Иди милый, сходи!  — Лилит отвернулась от него и рассмеялась.
        Ей стало так легко от услышанного. Она жутко обрадовалась тому, что вся эта ложь исчезла, как гадкий сон, вернув ей жизнь и любимого упыря.
        10
        Около двух часов дня Лилит разбудили мужские голоса. Помимо Левиафана в доме было несколько человек. Он что-то им говорил, иногда приказывал, а иногда вежливо просил о чем-то не понятном. Лилит поморщилась и кинула на голову подушку, зажимая руками уши. Но крики и вылетающие матерные слова пробивались сквозь перьевой наполнитель.
        «Да какого черта там происходит?», проскочила гневная мысль. Звуки становились то громче, то тише, потом снова громче и не давали никакого покоя. Лилит кинула вторую подушку на голову и еще одеяло сверху, так ей не хотелось слушать эти неприятные и громкие звуки. Ей даже не хотелось идти и смотреть, что такого фееричного происходит на первом этаже, что так громко надо орать.
        Со временем под таким количеством постельных принадлежностей дышать становилось тяжелее. Она аккуратно проделала маленький туннель, по которому воздух смог бы добраться до носа. И через какое-то время под заглушенные звуки и крики мужчин Лилит снова провалилась в сон, глубокий и черный, как тотальная неизвестность.
        Спустя еще пару часов в уши ворвалось необыкновенно красивое звучание идеально настроенного пианино. Не веря своим ушам, Лилит открыла глаза и скинула с себя подушки с одеялом. Ноты звучали чище и мелодичнее, фантастично и прекрасно. Никаких голосов больше слышно не было, только льющийся звук фортепьяно.
        Оно рассказывало историю за историей, оно вновь переживало то, что переживалось пару-тройку веков назад. Грустные миноры… веселые мажоры…аллегро, пьяно, стаккато…Звучало все.
        Лилит сидела на кровати и впитывала в себя каждую ноту, каждое ее значение и смысл.
        Пианино настолько сильно оживляло дом, что он уже больше походил на зал консерватории. Звук впивался, как пиявка, во все: дерево передавало его в железо, оттуда он вбегал, как сумасшедший вихрь, в мягкие поверхности, бездушные и безжизненные вещи, придавая им звуковые формы и очертания.
        «Не может быть! Он все-таки купил пианино! Эти звуки…они прекрасны! Они струятся у меня в ушах, гладя тело изнутри, наполняя голову какой-то другой атмосферой, полной различных эмоций и переживаний. Я живу в другом измерении, в параллельном мире, где не существует ужаса и зла, которые были на планете Земля. Эти звуки не могут быть злыми, лживыми и безжизненными. В каждой ноте больше жизни, чем в любом живом человеке. В ней больше правды, чем у бога. Кусок дерева с железными струнами творит свет, яркий, тревожный и животрепещущий. Почему…как оно это делает?», Лилит спрыгнула с кровати и выбежала в коридор, где и остановилась.
        С первого этажа доносились ноты с нижних октав, пробиравшие кожу до мурашек, заставляя тело онеметь. Лилит сделала маленький шаг вперед, и ноты стали звучать на шаг громче, стали более притягательными. Когда она дошла до лестницы музыка полностью завладела разумом, одаривая возможностью слышать нечто глубокое и важное между сыгранных нот.
        Девушка осторожно выглянула из-за угла. Между двух огромных окон стояло темно-коричневое блестящее пианино. За инструментом сидел Левиафан с закрытыми глазами и с блаженной улыбкой. Казалось, что его пальцы прикасались к белым и черным клавишам с такой нежностью, словно это были маленькие божьи коровки, и нажми на них чуть посильнее, они умрут. Его идеально ровная осанка и бегающие по клавишам пальцы, приподнятое к потолку лицо, в нем все светилось от радости прикосновения к столь замечательному и уникальному инструменту.
        Столько искренности в вампире Лилит еще никогда не видела. Он наслаждался каждым прикосновением к божественному пианино, словно ждал его и, наконец, дождался, чтобы выразить все свои чувства и эмоции. В тот момент язык ему был не нужен, пальцы и клавиши говорили за него, превосходно справляясь с этой нелегкой задачей.
        Лилит спустилась вниз и села в трех метрах от Левиафана. Он приоткрыл глаза и улыбнулся. Улыбнулся так, как никогда еще не улыбался. Такой чистоты и невинности Лилит не видела ни в одной улыбке. Перед ней, за пианино сидел другой человек, заполненный чувствами и настоящими эмоция, и этого человека Лилит не знала.
        — Шопен.  — Сказал Левиафан, не прекращая играть, практически без паузы переходя на другое произведение.  — Моцарт, Григ, Шуберт, Лист, Бах, Бетховен…величайшие композиторы, величайшие люди, величайшая и бессмертная музыка!
        Левиафан изящно взял очередной аккорд, проигрывая правой рукой перебором на верхних октавах. Он так обворожительно взглянул из-за плеча на девушку и улыбнулся. Лилит опустила голову и закрыла глаза, стараясь не пропустить ни один звук.
        — В XXI веке считается, что только сумасшедшие могут слушать классическую музыку. В мое время все были сумасшедшими… — Левиафан играл не останавливаясь.  — В мое время сквозь звуки этого инструмента струилась жизнь милых дам и почтенных господ. В мое время в Вене творилась истинная связь с небом по средствам пианино и скрипки. На что претендует народ сейчас со всей своей никчемной музыкой? Все, что играется в XXI веке, уже давно было сыграно в средних веках, когда вот эти клавиши были черными, а эти — белыми, а в роскошных залах стояли клавесины. Тогда люди играли то, что действительно чувствовали душой и сердцем. Сейчас люди играют потому, что мозгом чувствуют нужду в больших суммах денег. Тогда певцы пели без микрофонов так, что их было слышно в соседнем доме, сейчас «певцы» вообще боятся петь в микрофон и жалеют, что эта штука существует. На сцене нет жизни — сплошная запись, фонограмма, под которую корячится кучка бездарных девиц, причем они должны быть обязательно полуголые, иначе интерес к современной «музыке» не появится. Сейчас совершенно не умеют петь, глухие от рождения, там уже не
медведь на ухо наступил, а стадо доисторических мамонтов пробежалось и не один раз. Нет голоса и не хватает дыхания. Вот эти люди называют себя певцами (и не стыдно им при этом, что у слушателя уши вянут от такого пения) и еще умудряются выигрывать какие-то награды, наверное, потому что судят их такие же богом обиженные люди. А я уверен, что услышал бы Моцарт хотя бы одну из современных, среднестатистических певичек, он бы разочаровался в музыке и в людях. Спасибо судьбе, что она дала жизни всем этим потрясающим композиторам в те века, а не в этот. Люди, конечно, и тогда не отдавали должного музыке, воспринимая все концерты, как развлекательное мероприятие, они также не могли постичь глубину этих бессмертных нот. Но я ни разу не видел, чтобы у Вивальди на концерте отплясывали девицы в одном нижнем белье, а овации были намного серьезнее и уважительнее, чем то, что происходит в современности. Сейчас все делается ради денег, тогда — ради сердца. Эти имена, чьи ноты вечны, никогда не будут забыты, в отличие от тех имен, чьи носители прыгают, как раненные обезьяны по сцене XXI века. Эти несчастные макаки
так хотят, чтобы их помнили, но помнить-то нечего. Сейчас нет музыки, жалкое подобие, которое надоедливо въедается в голову, и нет сил избавиться от этих искусственных звуков. Никакого наслаждения и понимания…Да здесь просто понимать нечего, один бестолковый мотив на всю трехминутную, так называемую, песню. А стоит ли говорить о словах современных песен? Это тихий ужас! Ни о чем, нет смысла, нет цели, ничего нет, бездумная рифма слов на всех языках. В большинстве эти люди поют о любви. Но что о ней можно спеть, когда мозг, словно безошибочный калькулятор считает будущий гонорар за первобытные пляски на сцене? Если сейчас люди действительно чувствуют так же, как и поют, то это очень плачевно! А сколько же тоскливых и пустых песен звучит на радио и по телевизору, но до сих пор хоронят под Похоронный Марш Шопена, а выходят замуж и женятся под Марш Мендельсона!
        Лилит улыбнулась и открыла глаза. Как издевательски звучал его голос сквозь льющуюся мелодию! Как глумливо пробежался его взгляд по клавишам! Как нагло он играл, акцентируя нужные ноты!
        — Ты слишком придирчиво и предвзято относишься к XXI веку!  — прошептала Лилит, закрыв глаза, вновь пытаясь раствориться в музыке.
        — Да, ты права, не стоило мне жить в этом веке, ибо я слишком сильно разочаровался в нем!  — усмехнулся он в ответ.  — В нем нет ничего, кроме тебя и твоей отравы. А то, что сейчас делается — для меня просто смешно! Снова изобретается колесо и открывается Америка!
        — Ну, надо же нам чем-то заниматься!  — Лилит совсем не хотела напрягаться и защищать ненавистное для вампира время.
        Ей самой было наплевать на все, кроме себя и него. Она не видела смысла говорить оправдательные слова в защиту современного населения. Не было также и смысла обвинять его в чем-то, все равно это ничего не изменило бы. Потому что всем безразлично и неинтересно пытаться сделать что-то другое, изменить поведение, научиться жить по-другому, а не как злые псы, которые готовы загрызть за один лишь непонравившийся взгляд. Кому разве что докажешь? Все кругом правы, у всех есть только права, а обязанности внимания совсем не достойны. И попробуй что-нибудь скажи! Загрызут, разорвут и наплюют на труп, или ответят: «Я не такой!».
        Лилит не любила говорить на тему общества, зная бессмысленность этого остро стоящего вопроса. Ей хотелось прожить свою жизнь и спокойно умереть в старости, и не растрачивать силы и мозговую деятельность на пустые разговоры об озверевшем, деградирующем обществе, которое все равно никогда ничего не поймет, пока не вымрет. Оно просто не собирается что-либо осознавать. Да и как можно что-либо осознать, если практически у каждого на голове блестит искусственная корона? А к короне с претензиями не подходят, ей должны только поклоняться! Смешно. В любом случае «Я не такой!» всегда будет парить в воздухе.
        Общество не хочет понимать, что его уже даже обществом трудно назвать. Скотов не называют обществом. Это равносильно тому, чтобы надеть корону, сделанную из картона золотого цвета, на голову корове и назвать ее частью общества. И то, корова быстрее поймет, что надо делать, а что совсем ни к чему и позорит ее как личность.
        Левиафан же напротив, не мог держать язык за зубами и руки в кармане. Он прожил почти пять столетий, видел, какое все было и куда все это опустилось, и как это все не собирается подниматься. Ибо в грязи кататься намного приятнее и удобнее, словно с детской горки, чем хвататься голыми руками за острые камни на отвесной скале и пытаться добраться до вершины.
        Его все это так злило, раздражало…но он, так же, как и Лилит, так же, как и некоторые люди, был совершенно бессилен что-либо исправить в падшем обществе XXI века. Невозможно взвалить себе на плечи толпу зазнавшихся людишек с их блестящими коронами и лезть на вершину этой скалы, пытаясь поднять то, что не хочет подниматься. Надо быть не просто титаном, а самоотверженным и верующими кретином, чтобы тащить за собой мертвый груз.
        Но вампир мог исправить все только одним способом — уничтожить всех, кто попадется в поле зрения. Но и это не вариант. Такой поступок ничему не научит, а сил отнимет слишком много. Все же не все законченные, безнравственные уроды! А ходить и спрашивать «ты хороший или плохой?»  — бредово, а выглядеть будет еще бредовее. Но рассуждать и думать о гниющем современном мире и его мерзких выбросах и отбросах никто не запрещал.
        — Чем конкретно займешься ты?  — улыбнулся Левиафан, продолжая играть.
        Он был как заведенная игрушка, которая никак не могла остановиться, пока не кончится заряд. У вампира был нескончаемый запас энергии, запас любви к инструменту и его звучанию.
        — Я?  — удивилась Лилит.  — О чем ты?
        — Ведь мой розыгрыш с пауком и ядом не может быть не отомщен… — взглянул он из-за плеча.  — Так чем ты займешься?
        Лилит встала и растянулась в гадкой улыбке. Она вальяжно прошлась по комнате, заложив руки за спину и приподняв голову к потолку. Вампир косился на нее и усмехался. Что она могла сделать ему в данный момент? Ничего. Внезапно, Лилит остановилась и подошла к нему.
        — Ты как всегда прав, мой милый вампир!  — прошептала она ему на ухо, прикасаясь губами к нежной коже.  — Не будь настолько самодоволен!
        Лилит со всей силы захлопнула крышку пианино, пока вампир играл. Внезапная тишина, перемешенная с хрустом костей.
        Лицо Левиафана перекривилось больше не от злости, а от внезапного приступа боли. Сумасшедшей боли, которую едва можно было терпеть, не разрывая при этом плоть зубами. Снова звезды перед глазами, и горячие волны в пальцах. Лилит перестала улыбаться, закусив нижнюю губу, просто ожидающе смотрела на него. Он не шевелился, глаза были закрыты, и только грудь яростно вздымалась вверх и вниз.
        «Темнота…Я гуляю один в лесу, мой организм расслаблен, голова чиста и не забита различными мыслями. Здесь никого нет. Лилит вообще не существует. Она никогда не существовала. Ее нет. ЧЕРТ! Не получается! Потому, что она ЗДЕСЬ…Я чувствую ее, я слышу ее. И это ее вина!».
        Левиафан вскочил, схватил девушку за плечи и, преодолев всю комнату, влетел вместе с ней в противоположную стенку. Она даже не успела испугаться и вообще что-либо понять, настолько все быстро произошло. Зеленые глаза бессмысленно разглядывали свирепое лицо вампира, острые клыки и черные глаза.
        — Что тебе сломать?  — спросил он.  — Что самодовольный вампир может сломать тебе, а? Палец, руку, ногу…Может позвоночник?
        — А как на счет того, чтобы ничего мне не ломать?  — окинув его нежным взглядом, спросила Лилит.
        Она провела пальцами по его запястьям, ласково обхватывая их. Левиафан взглянул на эти маленькие пальчики. Руки, в два раза меньше, чем у него, выглядели как несчастные ниточки, на черном стволе многовекового дерева. Такие хрупкие и аккуратные руки — их нельзя было ломать снова.
        — Ты маленькая дрянная зазноба!  — произнес он, перехватывая ее за запястья и подтягивая к себе.  — Ты самоуверенна до чертиков! Откуда в твоем хрупком теле столько самоуверенности и бесстрашия?
        — А почему я должна бояться, если сейчас твоя очередь бояться?  — улыбнулась Лилит.
        — Да неужели?  — рассмеялся Левиафан.
        Лилит чувствовала, как он притрагивается к ее шее, уху, уже зажившие пальцы игрались в волосах.
        — Да!  — сказала Лилит, схватила его за руки и вывернулась, и вампир оказался у стены. Девушка уткнулась носом в его шею.  — Ты потрясающий, когда выходишь из себя! Я готова злить тебя только из-за того, чтобы посмотреть на естественную ярость, которая так сладко перемешана с нежностью и похотью. Позволь мне насладиться твоей сущностью…
        — Ты энергетический вампир… — прошептал Левиафан, запрокидывая голову и закрывая глаза.  — Только ты плохой вампир. Ты питаешься негативными эмоциями. Твое нутро, твоя сущность, все твое тело требует зла, оно жаждет чужой боли, чтобы впитать ее в каждую клеточку…
        —…Угу… — Лилит дотронулась губами до его шеи.  — Дай мне эти эмоции …
        — Хочешь зла?  — спросил Левиафан, взглянув на нее исподлобья.  — Ты хочешь боли? Агрессии? Негатива? Чтобы вся эта эмоциональная дрянь текла по твоим венам? Я дам тебе их…
        Он схватил ее и поволок наверх, в то место, где мужчине простительно вести себя, как грубому мужлану. Простительно позволить себе чуть лишнего по просьбе женщины. Простительно отдать боль и получить вместо нее наслаждение.
        11
        Ветер разбушевался на улице. Он склонял деревья к земле, растрепав желтые листья, оголив безликие макушки. Конец сентября был уже более или менее похож на предвестника зимы, чем его начало.
        Лил беспробудный дождь, смачивая почву, хоть и в этом уже не было нужды, так как все растения потихоньку уходили на покой. Каждая травинка начинала сверху чернеть, и потом чернь медленно пожирала зеленый цвет, убивая травинку. Но все равно, на деревьях было еще достаточно листьев, хоть и яркость их тускнела. Просто дождик и все. Серые тучи висели так низко над землей, что вот-вот должны были расстелиться в виде утреннего тумана. Но нет, тучи продолжали висеть над миром.
        Лилит заваривала чай в то время, как Левиафан мечтательно смотрел в окно. Они уже не открывались, потому что девушка мерзла, а вампиру было все равно на воздух и его свежесть в доме, на холод и жару.
        — Если бы я попросила тебя о чем-нибудь, ты бы сделал это?  — спросила Лилит, усаживаясь напротив него за стол.
        — Думаю, да! Если это «что-нибудь» не подразумевает под собой существительное вечность или мою смерть!  — улыбнулся вампир, обратив взор на девушку.
        — Дело не в вечности!  — обиженно воскликнула девушка — А если это «что-нибудь» займет у тебя слишком много времени, но оно мне очень надо?  — приподняв одну бровь, спросила Лилит.
        — О, милая. Я даже не знаю, чего мне не жалко больше: деньги или время! И того и другого у меня навалом! Что ты хочешь?  — он поставил вопрос прямо.
        Лилит взглянула на кружку и почему-то покраснела. Вампир заметил неясное смущение и усмехнулся.
        — Ты стесняешься просить меня о чем-то? Тебе стыдно из-за этого?  — удивился он.  — Разве просить — это стыдно?
        — Нет. Просто я себя чувствую неловко… — улыбнулась девушка.
        — Ты должна чувствовать себя неловко, когда ножами в меня кидаешься и руками размахиваешь, а в этой ситуации ты не должна себя так чувствовать. Нет ничего постыдного в просьбе, даже ко мне! Я же тебя не укушу за это…хотя, может с этим утверждением я и поспешил! Я понимаю, что тебе не хочется от меня зависеть ни в каком виде, но милая…другого выхода у тебя собственно и нет!  — улыбнулся Левиафан, разглядывая ее голодными глазами.
        — Я хочу, чтобы ты научил меня играть на пианино!  — выпалила Лилит, взглянув в его глаза.
        Он замер, словно услышал смертный приговор с его именем и избежать его никак нельзя.
        — Чего?  — не удержался он, выпучив глаза.
        Лилит покраснела еще сильнее и отвела глаза в сторону.
        — Знаешь, Лилит, утверждение «на это понадобится много времени» в данном случае не имеет место быть! На это понадобится очень много сил и терпения, причем не только твоего, но и моего! Искусство, абсолютно любое, требует силы, волю и желание. Есть ли у тебя это самое желание? Ты знаешь насколько оно должно быть сильным, чтобы сесть за пианино и не вставать до тех пор, пока «Полет шмеля» не будет идеально исполнен.
        — Я знаю, Левиафан, знаю. В жизни вообще главное желание, а все остальное фигня. Главное сильно чего-то хотеть и тогда можно добиться невероятного. Двадцать четыре года — это уже не тот возраст, когда все легко и просто схватывается, но у меня есть желание схватить это!
        — Ну, хорошо. Пошли!  — Левиафан улыбнулся и протянул девушке руку.
        Они остановились около пианино. Вампир поднял крышку и указал на стул. Лилит села, нервно и боязливо взглянула на него и на клавиши. Левиафан принес еще один стул и сел рядом, улыбаясь и разглядывая девушку.
        — Насколько хорошо ты обучена музыкальной грамоте?  — внезапно спросил Левиафан.
        Лилит нахмурилась и поджала губы.
        — Вообще никак. В школе только хор был в младших классах…
        — О, все намного сложнее, чем я думал… — Цинично произнес он, обращая взор к потолку.
        Лилит легонько пихнула его в бок, раздражаясь его реакцией.
        — «До», «ре», «ми», «фа», «соль», «ля», «си»…«ДО»!  — Как пулеметная дробь, протараторил Левиафан.  — Вот, что тебе в первую очередь нужно выучить!
        — Чего?  — удивилась она, вытянув шею.  — А еще быстрее можешь сказать? Мне так лучше запоминается!
        — Могу, но я не уверен на счет «лучше запоминается»!  — рассмеялся он.  — Смотри сюда! Скажу и покажу медленно, чтобы хуже запомнилось! «ДО»!  — вампир нажал белую клавишу несколько раз.
        — Я поняла!  — улыбнулась Лилит, убирая его палец с клавиши.  — Это «ДО»!
        Левиафан усмехнулся и пожил руку ей на плечи, притягивая к себе. Лилит радостно, как маленький ребенок нажимала «до».
        — Глобальный ужас в том, что «ДО» на клавишах не одна! Вот это тоже «ДО»! И это! И вот это!  — вампир нажимал ноты, демонстрируя их звучание.
        Они были созвучны между собой, только какая-то нотка выше, какая-то ниже.
        — И это тоже «ДО»!  — нажал он последнюю клавишу и скосился на Лилит.
        Она была серьезна как никогда.
        — Это не «ДО»!  — прошептала она и помотала головой в разные стороны.
        Вампир довольно посмотрел на нее и растянулся в восхитительной улыбке.
        — Правильно, милая! Это не «ДО»! Это «РЕ»! Еще не все потеряно, у тебя есть музыкальный слух, что не может не радовать! Слушай внимательно. Есть октава. Вся клавиатура пианино, грубо говоря, состоит из октав. В одной октаве восемь нот, две из них называются одинаково, но одна звучит ниже и начинает октаву, другая выше и заканчивает октаву. Принято отсчитывать с «ДО» и заканчивать ей же. Это до-мажор. То есть, смотри сюда! «ДО»… «РЕ»… «Ми»… «ФА»… «Соль»… «ЛЯ»… «СИ»…«ДО»!  — Левиафан отыграл гамму на первой октаве и вопросительно посмотрел на девушку.
        Лилит посидела молча несколько секунд и проиграла то же самое, и таким же взглядом посмотрела на него. Левиафан цокнул языком.
        — Нет, милая, так не пойдет!  — раздосадовано сказал он.
        — Почему? Что не так?  — удивилась она, убирая руку с клавиш.
        — Не, не, верни руку назад!  — скомандовал он.  — С такими ногтями тебе нечего делать за этим инструментом. Ногти и струнные — несовместимы ни в коем виде!
        — Почему?  — еще больше удивилась Лилит, пытаясь вытащить руку из его руки.  — Я могу играть и с ногтями!
        — Нет, не можешь.
        — Почему?  — недоумевала она.
        — Господи, Лилит! Потому, что каждый инструмент требует правильную постановку рук. Для скрипки постановка пальцев одна, для пианино совершенно другая. Когда ты играешь на пианино, кисть должна быть приподнята вверх, как будто у тебя под ладонью лежит мандарин или яблоко, не знаю. С твоими ногтями ты можешь играть только в том случае, если положишь пальцы плашмя. От такой постановки рук не жди хорошей скорости и четких звуков! Даже лунная соната будет для тебя проблемой. Сыграть аккорд, состоящий из четырех нот перебором, с ногтями и с такой расстановкой пальцев, при этом, не задев черные клавиши просто НЕ-ВОЗ-МОЖ-НО! Я даже не говорю о живой игре быстрых композиций.
        Левиафан ожидающе посмотрел на задумчивую Лилит. Она перевела взгляд на свои ногти. С таким достоинством ей было жалко расставаться. Они только недавно доросли до нормальной длинны, а тут их требуют отстричь. Какая несправедливость!
        Желание постичь впереди стоящий инструмент и желание сделать это с ногтями прямо терзали душу. Но Левиафан был уперт не меньше, чем Лилит. Он напрочь отказывался что-либо объяснять и показывать, пока на пальцах красовались ногти.
        — А вдруг у меня ничего не получится? А я уже без ногтей,  — лепетала она, жалостливо смотря на него.
        — Это с ногтями у тебя ничего не получится!  — строго сказал он.  — Послушай, милая. Когда ты в первый раз садилась за руль, я не говорил тебе отстричь ногти, потому что, когда ты за рулем разницы нет, с ногтями ты или нет. Там, кстати, лучше не надевать шпильки. Но, садясь за пианино у тебя должны быть мягкие кончики пальцев, а не орлиные когти!
        — Но… — Лилит начала было пытаться доказать обратное, как Левиафан тут же перебил ее.
        — Боже мой, женщины! Почему вы считаете, что сломать или отрезать ноготь — это значит, что свет клином сошелся? Кольца, серьги, бусы, браслеты, ногти, волосы, наряды, прически…у вас голова не разрывается от всего этого? Мне дурно от одной только мысли, что вы так живете каждый день! Красите лицо, пятьсот раз на дню переодеваетесь, расчесываетесь каждые пять минут, губы подкрашиваете…Это все конечно красиво…Но вы безумны! Значит так, Лилит, пианино и ногти не совместимы! Решай сама, чего тебе надо, то или другое. Я повторять больше не хочу, пока ты с ногтями, я умываю руки!
        Лилит опустила голову и надулась. Ей совсем не хотелось стричь ногти и очень сильно хотелось заниматься музыкой. За четыре дня, сколько в доме находился божественный инструмент, столько он звучал в ее ушах и сердце.
        Вздохнув, она встала, нашла ножницы, и ногти, как град с неба, посыпались в мусорное ведро. Левиафан улыбнулся и похлопал ладонью по стулу. Лилит грустно подошла и плюхнулась на него.
        — Я горжусь тобой, милая!  — издевательски произнес он и поцеловал ее в лоб.
        Девушка фыркнула в ответ и слегка поморщилась, затем нажала пальцем на клавишу.
        — «ДО»?
        — Ага!  — довольно кивнул Левиафан, прикрыв глаза.  — Дальше.
        — «РЕ»  — произнесла она и нажала для подтверждения следующую клавишу.
        Левиафан кивнул. Лилит продолжила дальше. Но, нажав клавишу, она застопорилась.
        — Я не помню, как она называется!  — громко выдохнув, сказала она.
        — «МИ»  — сказал Левиафан с закрытыми глазами.
        — Ты даже не смотришь! Вдруг я не «МИ» нажала.  — Возмутилась Лилит.
        — А мне и не надо смотреть! У меня идеальный слух. Я услышу каждую фальшивую ноту, даже если она будет мимолетной и прозвучит в симфоническом оркестре. Это «МИ»!
        Лилит наморщила лоб и аккуратно, не нажимая следующую клавишу, погладила ее.
        — «ФА»?  — смущено спросила она.
        — Нажми, откуда я знаю, что ты там нажмешь «ФА» или «СИ»!  — пробубнил он.
        Прозвучала нота и вампир довольно кивнул головой, подтверждая «ФА».
        Так продолжалось, пока Лилит гоняла туда-сюда гамму до-мажор. Левиафан до глубокой ночи объяснял ей ноты, какие они бывают, шестнадцатые, восьмые, половинные, целые, их расположение на клавиатуре, заодно и на нотном стане. Объяснял, что такое такт, ритм, размер, что такое басовый и скрипичный ключи, что такое бемоли, диезы и бекары, и всю начальную музыкальную грамоту. К его удивлению Лилит быстро все схватывала и понимала. Около трех часов ночи вампир положил ручку.
        — Все, Лилит, хватит на сегодня, а то тебе всю ночь будут сниться нотные знаки, а завтра в голове будет невообразимая каша!  — он взял ее за руку, закрыл крышку пианино и пошел к лестнице.
        — Нет,  — запротестовала Лилит.  — Я не хочу спать! Пойдем чаю попьем!
        — Хорошо!  — согласился он и сменил направление в сторону кухни.
        — Тебя учили играть?  — спросила она, размешивая сахар.
        Левиафан улыбнулся.
        — Раньше все дети обучались музыкальной грамоте, включая меня, правда, беднякам было сложнее. А чтобы достичь такого уровня как сейчас, пришлось самому учиться. Но я совершенно не умею сочинять! Композитор из меня совсем никудышный! Но я знаю очень много различных произведений, подходящих под всевозможные настроения. Осваивать скрипку пришлось в одиночку. Я справился с этой весьма нелегкой задачей, потратив на нее десятки лет. Что на пианино, что на скрипке я каждый день играл упражнения, этюды, гаммы, арпеджо, набивал пальцы! Когда я достиг неплохих успехов, то решил, что скрипка меня больше притягивает, чем пианино, и все усилия обрушил на несчастную. Покупая пианино, я никак не думал, что ты заинтересуешься такой музыкой и еще захочешь учиться играть! Я с ужасом представляю, что с завтрашнего дня в этом изнеженном доме будут постоянно звучать кривые гаммы, фальшивые этюды и неправильно сыгранные упражнения, и маленькие произведения для первых классов по фортепьяно. Это же кощунство просто! Насилие над моими ушами и бедным пианино!
        Левиафан рассмеялся, Лилит наоборот нахмурилась, не оценив глумливого настроения вампира. Именно поэтому она боялась спрашивать его и просить учить, зная, что без бочки дегтя все это не обойдется.
        Но Левиафану, как бы он и не хотел признавать, безусловно, было приятно, что именно он научит ее извлекать красоту из инструмента с белыми и черными клавишами. Ему было приятно, что такой совершенной музыкой еще интересуются, и не кто-то мимо проходящий, а любимая женщина. Женщина, которая соткана из возмездия, равнодушия и злобы, ее сердце покорилось многовековому звучанию. Как приятно осознавать, что, играя эту музыку, в голову невольно закрадываются мысли, что эта мелодия звучала три века назад для высшего света, императора, короля и эту музыку боготворили.
        12
        Спустя три дня Лилит окончательно замучила несчастного вампира четырьмя гаммами. Каждый день она сидела за бедным инструментом и гоняла двумя руками гаммы по всем октавам по пять-шесть часов.
        Спустя три дня в мир ворвался неясный октябрь, прихватив с собой еще немного дождей, ветров и чуточку солнца. Хоть туч и становилось больше, огненный шар не сдавался и продолжал светить. Спустя три дня Левиафан разбудил Лилит около двух часов дня и слезно посмотрел ей в глаза.
        — Милая!  — прошептал он, ласкаясь к ней, как глупый, маленький котенок.  — А поехали в магазин?
        — В какой?  — удивилась она, усаживаясь на кровати и кутаясь в одеяло.
        — В музыкальный, в какой же еще! Купим тебе ноты и упражнения, что-нибудь, лишь бы я в ближайшие пару дней не слышал больше до-мажор и ля-минор. Есть одна потрясающая книжечка с подборкой этюдов, тебе на полжизни их хватит, и я не так буду с ума сходить!
        — Прошло всего три дня, а ты уже скулишь!  — усмехнулась Лилит, протирая глаза.  — Тебе следует быть терпимее! Вспомни себя, когда ты учился! Ты же не с первого раза заиграл!
        — Ох, Лилит, милая моя,  — он упал на подушки, засунув руки под голову.
        Девушка забрала все одеяло и легка рядом, рассматривая голый торс. У нее было на удивление хорошее настроение, хоть ее и только что разбудили.
        — Когда человеку сорок лет, он орет и ругает своего ребенка, указывая, что ему можно делать, что нельзя, как себя правильно вести, а как — нет. Но уже в сорок не помнит, что двадцать лет назад, всего лишь двадцать лет, был таким же непослушным и озорным. А ты хочешь, чтобы я помнил, каким я был четыреста шестьдесят пять лет назад? Я с трудом помню, в каком году родился, а уж чего делал и как себя вел, пока был человеком — стало для меня тайной. Видишь, единственный минус бессмертия — память имеет свойство заканчиваться. Новая информация вытесняет многовековую, чтобы сохраниться в голове. Порой мне жаль, что у людей нет чудесной функции, как отформатировать. Иногда мне хочется взять и все забыть, а потом заново учиться. Чем мне еще заниматься в дальнейшие века, кроме как убивать людей?
        — Меня забывать,  — обняла его Лилит.  — У тебя сегодня дождливое настроение! Я поняла, сегодня ты нежный мальчик, ранимый до глубины души, и как я могу причинить тебе душевные страдания, отказавшись поехать с тобой в магазин? Я, конечно, так не могу поступить! Вставай!
        Лилит уперлась руками в шикарное тело и скинула его на пол. Левиафан уткнулся лицом в пол и улыбнулся. Ему, правда, было очень лениво. Он чувствовал себя существом, которое появилось благодаря скрещиванию улитки и черепахи. Состояние умиротворенности и желания на самом деле ничего не делать. Ему и на полу было хорошо, пол не имел пределов в ближайшие метры — своеобразный простор, хоть какой-то простор, где можно вздохнуть и выдохнуть.
        Лилит свесила голову и посмотрела на него. Левиафан распластался на полу, словно клейкая масса, и эта масса не хотела собираться в сильного и стойкого вампира.
        — Эй,  — позвала Лилит.  — Вставай.
        — Угу… — буркнул он, даже не пошевелившись.  — Ты за рулем!
        — На твоей?  — обрадовавшись спросила она.
        Левиафан молча поднял руку и показал ей фигу. Девушка вздохнула, перекатилась на другую сторону кровати и встала.
        — Пойду в ванную. Надеюсь, когда я вернусь, ты будешь похож хотя бы на ленивца, а не на жалкое подобие улитки.
        Через час они вышли на улицу. Шел дождь, не сильный, но и не слабый. Кругом все было серого цвета. Под дворниками забилась сухая листва, палочки и немного грязи, принесенной ветром.
        Лилит села в машину, скинула капюшон и поежилась. На улице было достаточно прохладно, градусов шесть не больше, и они довольно-таки хорошо ощущались. Левиафан сидел рядом, подпирая одной рукой голову, с полузакрытыми глазами. У него был вид плохо чувствующегося себя человека, как будто у него голова раскалывалась на части, причиняя неимоверные страдания.
        «Неделя тишины… Странно все это. Ни оскорблений, ни угроз, ни жутких действий… Ничего. Куда все делось? Может у меня психологическая зависимость от ее зла? И не получая его, мне становится чертовски не хорошо? Зачем мы едем? Ах, да, упражнения… Все совсем плохо. Ненавижу, когда мой разум напрочь перекрыт. Внутри меня почему-то все так пусто, тихо и безжизненно. Как будто не я в вечности живу, а ее вакуум во мне. Куда мне деться от него? Как себя отвлечь от этого пустынного дерьма? Нет возможности сбежать. Бежать-то собственно и некуда. Я и так в проклятом мире живых, где по всей логике вещей, должна везде и всюду бродить чертова жизнь, наполненная различными идеями, движениями, чувствами…И где эта жизнь? В мире живых тягостно и пусто, и так как он не может не влиять на меня, я становлюсь таким же пустым и безжизненным… И даже Лилит здесь не причем все-таки! Это не ее вина, что я застрял в современном мире, и что у меня нет другого выхода, как только ждать взросления следующего поколения, чтобы со спокойным сердцем назвать все это уже не миром живых, а миром мертвых с живыми сердцами. Дождь.
Дворники размывают его капли по стеклу, как мерзкую навозную кашу… Туда-сюда… Туда-сюда… А капли появляются и появляются, и им наплевать на щетки, которые их так унизительно топчут и размазывают. Голые дома появляются, как блохи из тумана, и так же скрываются в нем. Люди со своими грибоподобными зонтами не успевают даже приобрести четкие очертания, как только к ним приближаемся, они сразу же растворяются. И жаль, что они, со скорбью на лице из-за дождя, растворяются только в тумане, а не навсегда. Туман… Кругом туман, можно успеть четко разглядеть только капли дождя на стекле и все… К счастью мне и не хочется разглядывать что-то или кого-то, хватит, нет, достаточно на сегодня просто капель… Вот почему хорошо самому находиться за рулем: не приходится смотреть на эту мерзость, которая катается кругом, как большой навозный шар и улыбается… Но почему не видно ничего? Где моя четкость? Я же всегда видел все, что хотел видеть…в тумане, ночью, на солнце… Скорость! Слишком большая скорость! Слишком торопится… Куда? Лилит, куда ты так спешишь? Скорость… ».
        Левиафан неотрывно смотрел на двигающиеся без остановки дворники, на то, как они давят капли, и совсем ему было не радостно.
        — Милая, сбавила бы ты скорость… — Звучание его голоса показалось каким-то больным.
        Лилит даже не посмотрела на него, только грустно улыбнулась.
        — За кого ты переживаешь, Левиафан? За меня или за машину?  — издевательски спросила она.
        Вампир убрал руку ото лба и усмехнулся.
        — Честно говоря, я вообще ни грамма не переживаю. Я просто немного не понимаю вас, людей… Я как бы бессмертный и я не боюсь разбиться, в любом случае я успею восстановиться, да и все равно я не пострадаю, так, как можешь пострадать ты. Но вы, люди, ни разу не вечные, а носитесь так, словно вы вечные, более того, у вас в запасе еще девять жизней, как у кошки. За рулем смерти вы не боитесь, да? Зато штаны тяжелеют и начинают дурно пахнуть, когда, предположим, у виска находится дуло пистолета. Или, чего уж далеко ходить, когда мы с тобой ругаемся, тебе становится страшно за свою жизнь. Но никак я не могу понять, почему, когда правая нога забывает о том, что рядом с педалью газа есть еще и педаль тормоза, вы чувствуете себя превосходно? Особенно ты меня удивляешь, милая! Ты водишь машину от силы семь месяцев, и тебе что, уже кажется, что ты достигла небывалых высот и стала первоклассным водителем? Ты не побывала и в восьмидесяти процентах того, что может случиться на дороге! Асфальт скользкий, и выскочи сейчас что-нибудь откуда-нибудь, от тебя останется фаршированное месиво, а от машины — груда мятого
железа, и путь его только на утилизацию.
        — Левиафан, ты сам любитель скорости! О чем ты сейчас со мной говоришь!?  — удивилась Лилит, естественно скорость не сбавляя.
        — К тому же, ты очень невнимательная!  — подытожил он.
        — Это еще почему?  — тщательно всматриваясь на дорогу сквозь туман и дождь, спросила Лилит.
        — Если бы это было не так, то ты могла бы заметить, что я езжу быстро там, где положено быстро ехать, и вообще хоть я и не люблю правила, но дорожным стараюсь следовать. Я даже поворотники всегда включаю, чего ты делаешь через раз в лучшем случае. А как, по-твоему, те, кто едет сзади тебя, должны телепатически догадываться, что в данный момент ты собралась перестроиться в другой ряд, или вообще свернуть? Когда-нибудь, в очаровательный зад твоего лексуса кто-нибудь въедет, и виновата в этом будешь ты, потому что трудно было включить поворотник, а мне придется оплачивать ущерб двух машин, и это будет не плохо! Потому, что твоя лихая езда может закончиться так, что мне придется оплачивать твои похороны, а этого мне делать совсем не хочется.
        — Успокойся, милый!  — улыбнулась она.  — Тебе не придется оплачивать мои похороны, я не собираюсь разбиваться. Скажи лучше куда ехать, я не очень осведомлена, где у нас тут есть музыкальные магазины.
        — Прямо… пока… — Нехотя буркнул Левиафан.
        «Нет, с Лилит все нормально. Если бы она внезапно по непонятным, сверхъестественным причинам изменилась, то стрелка на спидометре упала бы, а она бессмысленно пытается дернуться вперед, но не может, потому что чуть ли не на пределе. Все, как и обычно, все делается наперекор моим просьбам. И это не может не радовать! Чертова погода! Надо было самому садиться за руль! Не могу же я всю дорогу искать у нее под ногами педаль тормоза, раз она сама не может ее найти. Ладно, рано или поздно инцидент на дороге научит ее ездить более аккуратно. Главное, чтобы этот случай оказался не последним, а то он будет совершенно идиотским. Смерть в аварии — очень глупая вещь, судьба здесь немного ошиблась. На месте судьбы, я бы ломал кости, одаривал сотрясением мозга различной тяжести, но не убивал. И я уверен, что когда очередного лихача соберут по частям, как Буратино, в следующий раз он (если сядет за руль снова) и тормоз сам найдет, и поворотники будет включать за полкилометра до поворота, и ехать будет девяносто, а не двести пятьдесят. Все в этой жизни поправимо, причем очень быстрыми, доступными и понятными
путями. Надо хорошенько так переломаться в аварии, чтобы потом ездить аккуратно. Сильно помучаться от передозировки наркотиков, чтобы потом отказаться от употребления. Полежать в больничке с алкогольной интоксикацией, чтобы потом пить хотелось поменьше. Увидеть кожу собственного ребенка на куртке какой-нибудь малолетки, чтобы потом не хотелось убивать зверей и делать себе из их шкуры дорогостоящие шубы. Попасть к кардиологу, который скажет, что если не бросить курить и пить, то инфаркт можно ожидать в ближайшие дни, чтобы после таких слов алкоголь и табак ушли из головы в один присест, прихватив с собой так называемую психологическую зависимость, в народе: «не хочу я ничего бросать». Надо случайно прострелить себе какую-нибудь часть тела, чтобы потом перед друзьями уже чем-нибудь другим хвастаться, а не папиным пистолетом… Можно много чего поправить в жизни каждого, за одну секунду изменить мнение и отношение к жизни. Жаль, что вот только судьба у каждого слишком ленива, чтобы давать второй шанс. Она, чуть что, сразу же завет смерть, так и ничему не научив очередного придурка. К дебилам это не
относится. Они не учатся никогда и ничему. Их пятьсот раз переломай в авариях, и на пятьсот первый они сядут и понесутся, так и не зная страха за собственную жизнь. И самое забавное, что эти дебилы не дохнут даже на тысячный раз! Почему-то судьба и смерть более благосклонна к дебилам нежели к дуракам. Наверное, потому, что с дураками надо проводить поучительные и воспитательные работы, а это тяжело. Дебилы в этом не нуждаются».
        Магазин был просто огромен. В нем было такое разнообразие музыкальных инструментов. Они все были такие разные: длинные и короткие грифы, широкие и узкие деки, пианино и рояли, скрипки, альты и виолончели чуть ли не в обнимку с контрабасами, балалайки, банджо и гитары. Трубы, флейты и гармошки, акустические, полуакустические и полностью электронные. Весь первый этаж был заставлен инструментами. Коридоры и проходы между ними напоминали музей или картинную галерею. Если не знать на каком инструменте хочется учиться играть, то в этом магазине можно было провести целый день.
        Второй этаж был полностью посвящен мелким музыкальным принадлежностям, таким как, ноты различных композиторов, струны, диски, самоучители и всякая другая мелочь.
        Именно на второй этаж они сразу же и отправились, к счастью у них была определенная цель. Левиафан быстро купил то, что надо, взял шокированную девушку за руку и вывел ее на улицу. И там предстала перед глазами не приятная картина.
        Под дождем стояли парень и девушка. Они оба были изрядно пьяные и раскрепостившиеся. Парень держал девушку за грудки и что-то яростно доказывал. Из-за шума дождя Лилит не могла разобрать ни слова, зато Левиафан мог. И то, что он услышал, ему совсем не понравилось.
        С помощью наигрубейших слов, парень объяснял ей какую-то ошибку, мелкий недочет в ее поведении, которое его пьяного взбудоражило. Она стояла с полузакрытыми глазами и смотрела сквозь парня. Ей было вообще не до чего, алкоголь поглотил ее разум. Было видно невооруженным глазом, что ей хочется, чтобы ее оставили в покое. Но разгоряченный парень явно не желал оставлять ее в покое. Он тряс ее за грудки, кричал и свирепел. Девушка, наконец, вышла из ступора, замахнулась и ударила парня.
        Левиафан прищурился и незаметно передал пакет с этюдами и гаммами Лилит.
        Парень застыл в недоумении и сильно тряханул ее, обозвав жуткими словами. Девушка, так и не открывая глаз, замахнулась и снова ее рука опустилась на щетинистую щеку парня. Тут алкоголь окончательно взорвал его разум. Он еще раз тряханул ее и после отвесил ей такую оплеуху, что та еле устояла на ногах. Ответная реакция последовала мгновенно, но ее рука была поймана в воздухе и послышался новый мощный удар. И вот этого удара девушка не выдержала и упала в лужу. Парень что-то кричал и таскал ее за шиворот, как ребенок плюшевого медведя за лапу, и постоянно спрашивал один и тот же вопрос: «Ну что, справилась?».
        Как только раздался звук третьего удара, Левиафан, как пятнадцатилетний, озорной мальчишка, перепрыгнул через лестничные перила и подбежал к парню. Лилит даже не успела прошептать до конца фразу «не надо».
        — Достаточно!  — крикнул вампир, схватив его за руку.
        Парень вырвал руку и глумливым взглядом посмотрел на новоиспеченного защитника.
        — Ты, какого черта лезешь?  — прохрипел он, и наглой, пошатывающейся походкой начал бродить вокруг вампира.
        Левиафан одним рывком поднял девушку из лужи. В тот момент кулак влетел в его челюсть.
        Лилит выронила пакет и зажала рот рукой, разглядывая перепуганными глазами двух мужчин. Она в ужасе догадывалась, что произойдет дальше: сломанная шея, просто отрубленная голова, выпитая кровь, переломанные кости и все в том же духе, ничего, ни одной приятной перспективы. Но Левиафан удивил ее, вступив в честную, мужскую драку, без применения своей нечеловеческой силы.
        И даже прикинувшись среднестатистическим мужчиной, Левиафан легко сумел ответить ему. И отвечал он, пока парень не оказался в той самой луже, где была его девушка, с разбитым лицом и без сознания. Вампир вытер кровь, текущую из носа, и уставился на девушку. Затем он схватил ее за плечи и подтянул к себе, внимательно разглядывая ее.
        — Тебе нравится, когда с тобой так обращаются?  — спросил он злобно, девушка отрицательно помотала головой.  — Ну, так не позволяй обращаться с собой, как с вещью, хотя с вещью лучше обращаются, ею дорожат, боясь сломать. Если женщина хочет, чтобы ее били, она получит это в троекратном размере. Если не хочет, то ее пальцем никто не тронет, разве что совершенно безнравственные уроды!
        Он отпустил ее, брезгливо окинул взглядом и пошел к Лилит, застывшей от шока и немного от ревности. Он агрессивно поднял мокрый пакет с нотами, взял девушку за руку и пошел к машине.
        — Я и не знала, что ты умеешь драться, как нормальные люди, а не как обнаглевшие вампиры… Зачем ты полез?  — удивилась она, сев в машину.
        Он сидел рядом с запрокинутой головой и закрытыми глазами.
        — Что не так?
        — Ты не в XII веке, сейчас не принято лезть в чужие, семейные отношения…
        — Да, я в курсе, что в XXI веке за девушек непринято заступаться! И уж прости, что нарушил столь важный и всеобъемлющий закон и не смог пройти мимо!
        — Тебе не понравилось, если бы в нашу с тобой ссору влез посторонний человек, да еще и надавал тебе по лицу к тому же!  — Лилит завела, наконец, двигатель.
        — А я бы и не стал тебя так избивать посреди улицы! Я бы просто сломал тебе шею, и на этом все бы закончилось! Но творить такое! Меня тошнит от этого, что у тебя на глазах будут убивать, терзать, мучить, а ты все равно пройдешь мимо, с видом «а меня это не касается»! Я бы смог пройти мимо мужской драки, влезть в такое унизительно и для меня, и для дерущихся. Но когда бьют женщину, я мимо пройти не могу!
        — У нас отношения немножко другие, нежели чем в твои века!  — продолжила спор Лилит.  — Сколько раз твоя вот эта вот «добрая» рука издевалась надо мной?
        — Лилит!  — вампир нахмурился и стал еще мрачнее, чем был до этого.  — А теперь скажи себе, и мне заодно, только честно, я хоть раз тебя ударил? Если я тебя когда-либо трогал, то только для того, чтобы привезти в чувства! Хоть раз я тебе говорил такие слова, какие говорил он? Хотя были моменты, когда можно и нужно было сказать, еще и похуже! Хоть раз я с тобой дрался, как с мужчиной, как он делал это? Да ты даже не знаешь, как я могу ударить, даже не принимая во внимание нечеловеческую силу! Ты видела эту девушку, что с ней бороться? И если бы я его не остановил, уверен, что в ход пошли бы и ноги! Поехали!
        Левиафан злился и все, что говорила Лилит, вызывало в нем ярость. Девушка тоже злилась, но ее злость была неоправданная. Ее злило не то, что он влез в чужие отношения, а то, что он заступился за другую особь женского пола.
        Гниль всего характера полезла наружу в виде ревности. Вдруг он что-то почувствовал к пьяной девушке? Вдруг он заступился только из-за этого, а не из-за светлых побуждений? Да и с какой стати он вообще заступился?
        — Я не хочу, чтобы ты заступался и защищал других девушек!  — еле слышно пробубнила Лилит.
        Левиафан открыл глаза и повернул голову в ее сторону.
        — Чего-чего!?  — Он возмутился до глубины души от такого заявления.
        Внезапно до него дошел скрытый смысл этого разговора, даже без ее ответа. И тут он озверел окончательно и начал кричать.
        — Лилит, ты что, совсем с ума сошла? Ты что такое говоришь? Ревность? О, боже мой, ревность! Ты совсем глупенькая, да? Я тебе неоднократно говорил о своем отношении к женщинам. Я уважаю прекрасный пол, хоть вы все и больны на голову. И я ненавижу, когда пьяные малолетки, которые к двадцати трем годам успели набрать только физическую массу, забыв про серое вещество в голове, поняли, что сильнее и почему бы не избить женщину? И это не значит, что я люблю всех женщин! Я просто никогда не пройду мимо такой сцены! И я тебя очень прошу, прекрати делать идиотские выводы!
        — Идиотские выводы?  — переспросила Лилит, резко нажав на тормоз.
        Ехавшая сзади машина тут же начала сигналить и просто чудом не въехала во внезапно застывший лексус. Вампир сжал пальцы в кулаки и засопел.
        — Ты что делаешь, а?  — прошептал он, мысленно успокаивая себя.
        — Идиотские выводы?  — еще раз спросила Лилит, уставившись на него.
        Левиафан прищурился и начал обкусывать нижнюю губу. В данный момент ему хотелось сделать то, о чем он давно предупреждал бесстрашную девушку.
        — Ты что, принц на белом коне? Ты всех спасаешь, и оказывается ты такой добродушный и милый мальчик? Но ты видимо лицемер! Видимо твои хорошие качества на меня не распространяются! А если это была пара алкашей, и они все время так живут, и им нравится так жить? А что, если ей нравится, что ее бьют и купают в лужах? Получается, ты сорвал им вечер наслаждений! Ты…
        — Стоп! Все!  — крикнул Левиафан.  — У тебя, милая, осеннее обострение или что? Ты вообще слышишь, что ты сейчас говоришь? В любом случае, я слышу, что ты говоришь, и эти разговоры похожи на разговоры человека, находящегося в белых, мягких стенах!
        — Замечательно! Правда! То, что ты сейчас мне сказал, это просто замечательно!  — на лице Лилит появилась истеричная улыбка.  — У меня идиотские выводы, что свидетельствует о том, что я идиотка, и вдобавок я еще и сумасшедшая! Спасибо милый! Превосходные комплементы!
        Вампир сидел с выпученными глазами и открытым ртом, слушая непонятно откуда взятые обвинения. Лилит действительно не на шутку разозлилась. Левиафан не мог найти ни одой адекватной причины, которая спровоцировала бы такой мгновенный взрыв.
        — Милая, а я разве говорил хоть что-то из того, что ты сейчас перечислила? Тебе не кажется, что ты все сама додумываешь и переворачиваешь? У тебя голова в данный момент не соображает?
        — Я еще и дура, да?  — строго посмотрела она на него.  — Вон!
        — ?  — изумился Левиафан слову, состоящему из трех букв.
        — Я сказала: «ВОН»!
        — Ты выгоняешь меня под дождь?  — усмехнулся он, не веря своим ушам.
        — Купи себе ватные палочки! Выходи!  — приказным тоном прикрикнула Лилит.
        — Почему-то я так и думал, что даже ничтожная поездка в музыкальный магазин закончится чем-то подобным!  — пробубнил он, выходя из машины.
        — Отдохни от идиотки, дуры и сумасшедшей, иди, спаси кого-нибудь! Мир нуждается в тебе! Пусть это будет милая, красивая и адекватная девушка!  — крикнула ему напоследок Лилит, прилегла на пассажирское сиденье и захлопнула дверь.
        Левиафан молча стоял и смотрел в след удаляющимся красным фонарям. Он простоял так минут десять, пока мимо него не прошел один единственный человек с огромным, черным зонтом. Через секунду тело упало на мокрый асфальт, а сверху приземлился зонт. Злость, наконец, вышла наружу, из-за которой как всегда пострадал невинный человек. Левиафан побрел по пустынной дороге до первого попавшегося бара.
        Перед ним стояла кружка пива, лежали сигареты, на них зажигалка и полу завядший цветок в вазе.
        «Какая стерва, а! Никакого контроля эмоций! Я, наверное, такой же был в ее возрасте. Но я был просто вспыльчивым, а она — самая настоящая стерва! И включает эту стервозность, когда ей вздумается, а страдаю от этого я. На протяжении веков я вырабатывал одно стойкое чувство и мне даже казалось, что мы неплохо с ним сдружились. Да не казалось, так и было! Пофигизм был моим лучшим и скрытым другом! Он прожил во мне несколько столетий, подпитывая меня, а я его. У нас была идеальная дружба, такая же, как и с Мормо. И эта стерва убила Мормо и мой пофигизм! Так что сегодня у меня траур, черт возьми! Лилит — это единственный человек, так глупо и умело меня провоцирует, что я вижу эти провокации и все равно поддаюсь… Не помню, чтобы до ее появления в моей девственной вечности, я кому-то просто так ломал шеи! А теперь я вымещаю свою злость на каждом встречном и даже не пью кровь, просто перевожу продукт. Как же хорошо жилось с пофигизмом! Ходишь и тебе наплевать на все, ни одна живая душа не могла заставить потерять контроль над эмоциями, пока я этого сам не хотел. И что сейчас? Сейчас у меня хотя бы
настроение поднялось. И все-таки как не крути женщины только мешаются! Какой от них толк, кроме секса? Они еще дают столь «удивительное и потрясающие» чувство — любовь! А потом ты слабеешь, становишься беспомощным и жалким. Влюбленный человек действительно жалок… Я жалок… Я настолько жалок, что сижу в крысиной забегаловке, пью гадкое пиво, мокрый насквозь, как бездомный кот… Но зато я люблю, черт побери! И надо вот оно мне? Зачем я это сделал? Ох, я напьюсь сейчас в стельку, утоплю свои беспробудно шатающиеся мысли. В данный момент я ничего больше не хочу, кроме как упасть пьяным замертво, и очнуться на следующее утро с жуткой головной болью… Мое самое главное желание…»
        13
        Левиафан не появлялся дома в течение двух дней. Лилит жутко нервничала, но набрать номер не решалась. Ведь именно она выгнала его, а позвать назад — значит что-то вроде нелепых извинений. Но сердце требовало этого звонка, даже если голос произнесет не совсем приятные слова, ей надо было услышать тот самый голос.
        1569 год.
        — Ты останешься со мной навеки, так ведь? Ты обещаешь мне это?  — прощебетал детский голосок, идущему рядом мужчине.
        С виду это были маленькая дочка и отец, не больше. Он держал девочку за руку, а по лицу гуляла грусть.
        С 1554, впервые по бесподобно красивому лицу разгуливала грусть, тоска и отрешенность. Все эти чувства ворвались в него после ужасного вопроса. Левиафан остановил девочку, присел на корточки, положив руки ей на плечи.
        — Послушай, Агата!  — он облизнул суховатые губы.  — Я фаталист. Давай предоставим шанс, считать наши совместные века нашим судьбам… Ты веришь в судьбу? Я еще пока да. Я не могу обещать тебе то, что ты хочешь услышать. Я не могу посоветоваться с судьбой и дать тебе четкий ответ.
        Осенний день клонился к вечеру, Левиафан и девочка оказались в заброшенной деревне, где дай бог раз в день проезжала лошадь или осел, тянущая за собой телегу со всяким барахлом.
        Они нашли пустующий дом и решили остаться там на ночь. Когда на улице окончательно стемнело, Левиафан нашел свечу из свиного жира и зажег ее.
        По всей видимости, дом был оставлен недавно. Внутри все еще пахло человеческой жизнью. Агата сидела на деревянной, скрипучей кровати, с тревогой наблюдая за тоскливым Левиафаном. Наконец он присел рядом, затем и прилег. Агата, свернувшись клубочком, как малыш-котенок, улеглась у него под боком.
        —… ты не можешь ко мне прикоснуться… — Прошептала она, пытаясь сама прижаться к обездвиженному вампиру.  — Почему?
        Левиафан вздохнул и поднял руку, слегка обнимая девочку. Агата была печальна, печальнее, чем Левиафан. Она что-то чувствовала, что-то нехорошее и неизбежное, и ничего не хотела предпринимать, боясь обмануться.
        — Агата, я могу к тебе прикоснуться. Но я уже не раз тебе говорил, что твоя обмачивая внешность не привлекает меня, как мужчину. Я вижу в тебе ребенка и чувствую только что-то отцовское…
        — Не надо, Левиафан… Мы с тобой уже пятнадцать лет вместе, для тебя это ровным счетом ничего не значит, а для меня — это многое. Мне тысяча и один год! Я старше тебя почти на девять столетий. Я давно уже не девочка и мне давно уже не нужен отец… И тебе грустно…я чувствую это…
        — Нормально все…отдыхай. Я не могу тебе ничего дать, кроме того, что уже есть… Я в этом не виноват.
        — Я знаю… знаю…
        Через полтора часа Левиафан пошевелился, но Агата никак не среагировала. И он понял, что это его шанс, который никак нельзя упускать. Со скоростью света он оказался около стола, схватил огарок в руки и подошел к девочке. В это время она открыла глаза и непонимающим взглядом окинула его…
        — В чем дело?  — с тревогой в сердце спросила она, допуская жуткую мысль.
        Левиафан молча стоял около нее с огарком в руках. Чувства на его лице менялись одно за другим: жалость, злость, нежелание, презрение.
        — Прости…но я так больше не могу!  — он кинул ей на колени огарок, и одежда мигом вспыхнула, словно была облита несуществующим тогда бензином.
        Агата посмотрела на горящую юбку, а затем на Левиафана. Боль в ее глазах мгновенно передалась ему. И он боролся с ней, чтобы не закутать ее в одеяло и не затушить огонь, освобождающий его.
        — В моем будущем нас не должно быть «вместе», и тебя тоже там не должно быть, потому что ты не оставишь меня в покое… Я не хотел, чтобы все вот так вот закончилось, но ты не оставила мне выбора. Я посоветовался с судьбой, с твоей судьбой, и она дала мне разрешение. Мне понадобилось много времени, чтобы хоть как-нибудь убедиться, что у вампира есть судьба. И ты будешь последним вампиром, у кого она была. От своей судьбы я отрекаюсь здесь и прямо сейчас…
        Агата была полностью покрыта огнем, но она даже не кричала. Сквозь яркое пламя ее глаза неотрывно смотрели на ускользающее, красивое лицо Левиафана, лицо, которое выражало тоску, а губы подло улыбались, предчувствуя свободу, жизнь, женщин и веселье… вечное веселье. И сквозь огонь было видно, как капали слезы отчаяния. Они даже не успевали долетать до огня, их налету поглощала высокая температура, превращая соленую боль, ни во что, словно и не было этой боли…обман…иллюзия… Но она была. А огонь так безжалостно уничтожал не только многозначительные слезы, но и саму Агату. Она так и не произнесла ни одного звука, только вздохнула и, не прекращая, смотрела в глаза Левиафану, пока они не закрылись раз и навсегда…и огонь потух…
        Левиафан встрепенулся, открыл глаза и поморщился, пытаясь прогнать дурные воспоминания. Он лежал на земле в лесу, недалеко от дома. Лежал два дня и две ночи, словно хотел уснуть навсегда, но навсегда не получалось, он не мог поступить так ни с собой, ни с Лилит. И кто знает, сколько бы еще Агата бродила по его голове, если бы не телефонный звонок.
        Левиафан растянулся в довольной улыбке, вытаскивая телефон из штанов. «Лилит»  — единственное слово вытеснило из его разума все.
        — Да, милая?  — бодро ответил он,  — Соскучилась?
        — Нет!  — раздался довольный голос.
        Левиафан усмехнулся, присел и прикурил сигарету.
        — Другого, правдивого ответа я и не ожидал. Чего хочешь?  — сизый дым окутал его лицо, словно погружая ненадолго во мглу.
        — Ничего!  — Лилит сидела на кухне и тоже улыбалась, понимая, что вот оно! Началось!
        — Ну, пока тогда!  — облизнул кровавые губы Левиафан.
        — Ага, давай!  — Лилит повесила трубку и рассмеялась.
        Через минуту она снова набрала его номер. Левиафан улыбнулся еще шире и нажал «принять вызов».
        — Да, милая?  — сдавливая смешки, ответил он в трубку.  — Ты спустя минуту соскучилась?
        — Нет,  — рассмеялась Лилит.
        — А чего тогда?  — удивился вампир, докуривая сигарету.  — «МИ» найти не можешь?
        — Могу!  — ответила девушка.
        — В чем дело тогда?  — Левиафан продолжал разыгрывать спектакль, сценаристом которого была Лилит.
        — Ни в чем!  — задорно взвизгнула она.
        — Ха-ха…Ну пока!  — Левиафан больше не мог сдерживать идиотский смех.
        — Пока!  — она снова положила трубку и прищурилась, опять набирая его номер.
        — Да, милая… — Уже в открытую смеясь промямлил Левиафан, поднимаясь с земли.
        — Я продаю твой дом!  — весело ответила Лилит, разглядывая шторы на окне.
        Улыбка Левиафана испарилась, словно вода из кипящей кастрюли.
        — Что ты делаешь?  — переспросил он, вытаращив глаза.
        — Разбираюсь с твоим жильем!  — повторила она, болтая ногами под столом.
        — Нет, нет. Лилит! Ты не можешь этого сделать! У тебя нет никаких прав на это… — Успокаивающим голосом произнес Левиафан.
        — Еще как могу! Ну ладно, милый, давай! Пока!  — она положила трубку и рассмеялась, что было сил.
        Через две минуты в дом влетел Левиафан с выпученными глазами и сразу же оказался на кухне. Он окинул взглядом девушку, которая сидела в пол оборота к нему и тоже разглядывала его.
        — Ну, я так и думал, что это очередная шутка!  — успокоился он и сел рядом с ней.  — Похоже, я, как настоящий дурак, соскучился один, а ты как всегда обманула меня.
        — Где ты был?  — спросила она, проигнорировав приветственное предложение.
        — Развлекался!  — гордо заявил Левиафан.
        — С кем? С деревьями?  — улыбнулась Лилит.
        — Чего это с деревьями?  — удивился он.  — С женщинами! Спасал, а потом развлекался!
        — А по тебе и не скажешь! Ладно, женщины, так женщины! Но все-таки мне кажется, что это были все же деревья. Во всех твоих карманах, на всей куртке и штанах прилипли листья, а в волосах их целый стог! И вообще, ты похож на ежа, обвалявшегося в листьях.
        Левиафан скосил глаза вниз и улыбнулся. Действительно, он весь был в разноцветных листьях, и совсем не был похож на человека, который два дня провел в окружении милых дам, а вот за йети он вполне мог сойти. Лилит сорвалась с места, словно паука увидела и понеслась к пианино.
        — Слушай, я ее выучила!  — Лилит начала играть небольшой и простенький этюд.
        Левиафан подошел и взглянул на ноты. Пока она играла, он улыбался. Как только мелодия стихла, вампир одобрительно погладил ее по голове.
        — Молодец…Только ты ее неправильно выучила!
        — То есть как это неправильно?  — обижено воскликнула Лилит, поворачиваясь к нему лицом.
        — Да вот так! У тебя в нотах написано «фа-диез», ты играешь просто «фа», а вместо «си-бемоль» ты играешь «ля-бемоль». После этого такта у тебя стоит бекар, а ты продолжаешь играть некоторые знаки.
        Лилит надула губы и убрала руки с пианино, недовольно смотря на ноты с завитушками. Затем она резко схватила их и швырнула на середину комнаты. Левиафан улыбнулся и погладил ее по подбородку, рассматривая раздосадованные глаза.
        — Не спеши, Лилит… — Прошептал он и поцеловал ее.  — Музыка не любит спешку. Даже если бы ты была Моцартом, в любом случае, ты не заиграла бы идеально на пятый день обучения. Хотя я был таким же, швырял в стену все, что попадалось под руку, когда что-то не получалось, до сих пор швыряю. Но ты не изменишь этим ровным счетом ничего. Психоз никогда еще никому не помогал…
        — Я знаю, но я просидела над этим этюдом два дня, пока ты наслаждался деревьями. Я сверяла каждую ноту, и что в итоге?  — Лилит была расстроена до глубины души.
        — Мы все имеем право на ошибки. Даже казалось бы, совершенный Титаник и тот ошибся, но ошибся один раз и вошел в историю… не совсем хорошую правда. Так что клепай свои ошибки, сколько душе захочется, но только не фатальные. Перепутать «фа» и «фа-диез»  — это не смертельно… — Перед глазами снова промелькнула Агата, сидящая в огне.  — А попасть в историю на самом деле очень легко с помощью ошибки. Что такое история — это память прошлого в настоящем. И каждое прошлое состоит из сплошных ошибок. Как умер Моцарт до сих пор неизвестно, и не доказана ни одна версия. То ли он умер потому, что его отравил Сальери, то ли потому что очень много пил. Вот, что вошло в историю, а то, что он в три года путал ноты, было забыто, то есть, оставлено вне истории. И чем хуже ошибка, тем дольше она живет, проходя сквозь века, а хорошие ошибки, добрые не запоминаются. Ошибки — это хорошо.
        Он все также гладил девушку, и ему хотелось залезть в ее глаза и спрятаться там, но он не мог этого сделать даже виртуально.
        — А что с тобой, Левиафан?  — загадочно спросила Лилит.  — На тебе лица нет…
        — Ты изменилась, Лилит… — он положил голову ей на колени и закрыл глаза.  — Ты так сильно изменилась за эти десять месяцев. Ты постоянно меняешься, каждый день, каждую ночь. Ты стала спокойнее. В чем дело? Милая, почему ты затухаешь? Ты вообще чувствуешь эти изменения? Я чувствую, и свои тоже…
        — Левиафан, ты иногда меня удивляешь! Появляешься из неоткуда и начинаешь говорить какие-то странные вещи. Вот с чего ты начал говорить об этом? Что тебе там привиделось за эти два дня?
        — Ничего!  — быстро ответил он и вскочил на ноги.  — Ничего!
        14
        Листья потихоньку заканчивались, ветра усиливались. А солнце, спустя неделю дождей, вновь вылезло перед всем миром. Люди уже давно наплевали на его существование. Толку то от него осенью? Яркая морда бесполезно высовывалась на небе. Для большинства осеннее солнце было именно чудовищем. Холодный ветер заставлял одеваться теплее, а теплое солнце еще грело, становилось жарко, и никуда не денешься.
        Левиафан отрешенно от внешнего мира валялся на кровати, раскинув руки. Он явно не желал в тот момент вступать в контакт с окружающим миром, хоть и время было около четырех часов вечера. Он просто спал.
        Лилит на первом этаже мучила пианино. Через какое-то время она встала, вышла на улицу и осмотрелась. Внезапно ей захотелось просто покататься по городу.
        Лексус трогать не хотелось. Он так нежно пригрелся на солнце, а вот черная инфинити стояла совсем печальная. Черный цвет притягивал тепло, и Лилит решила побаловать машину вампира свежим воздухом. «Не убьет же он меня, в конце концов! Я же просто покатаюсь».
        Она каталась по городу в течение двух часов. А все из-за того, что дома находиться было просто невозможно. Палец никак не хотел запоминать «фа-диез», и чтобы не разломать пианино от злости, надо было выйти остудиться.
        Лилит спокойно катилась по пустынному шоссе, как не пойми откуда сбоку перед ней вылетела машина. Девушка резко нажала на тормоза, но расстояние между машинами было недостаточно большим, чтобы успеть остановиться без ущерба. Капот инфинити слегка влетела в заднюю часть машины, ехавшей впереди более медленно.
        Авария была совсем не серьезная, а удар тем более, только капот слегка помяло. Даже подушка безопасности не выскочила. Но сердце у девушки в ужасе замерло, не из-за того, что она в кого-то въехала, а из-за того, на чем она в кого-то въехала. Был бы это лексус, все было бы намного проще. И сколько бы Лилит не щелкала пальцами и не жмурилась, инфинити никак не хотела превращаться в лексус.
        «Блин» — жалобно проскулила она про себя, — «я труп».
        Из машины, которую она протаранила, вылезло три здоровых мужика и, заметив их, Лилит совсем жить расхотелось.
        «Я точно труп! Даже без помощи Левиафана!».
        Она аккуратно вышла из машины. Мужчины улыбнулись. Лилит, как потерянный щенок, осмотрелась вокруг себя и хотела было уже начать рыдать, но решила чуть-чуть подождать с этим.
        — Добрый вечер, мисс!  — оскалился один из них и подошел к ней поближе.
        По всему его виду было видно, что мужик-то он добрый и вроде не настроен убивать ее. Но Лилит все равно опасалась.
        — З-здравствуйте!  — пролепетала она и вся побледнела.
        — Хорошая тачка!  — сказал он, обойдя машину, со всех сторон.
        — Угу!  — кивнула Лилит, бросая косые взгляды на двух парней, стоявших около своей битой машины.
        На всех, на них были надеты черные кожаные куртки, у всех лысые головы, только один был бородатый, который как раз разговаривал с Лилит. Вообще они напоминали ей бандитов или наркоторговцев, одним словом опасных ребят.
        — Твоя?  — спросил он.
        Лилит заметила у него пару золотых зубов, и ей совсем поплохело.
        Она печально посмотрела на бампер машины и отрицательно покачала головой.
        — Угнала что ль?  — рассмеялся он.
        Лилит снова покачала головой, разглядывая выпученными глазами здорового дядю.
        — Ладно, не мое это дело! Мое дело — вот!  — И он показал на заднюю мятую часть своей машины.  — Как решать будем инцидент?
        Он перестал улыбаться и серьезно посмотрел на перепуганную до смерти девушку.
        — Ты чего дрожишь-то? Холодно, что ль? Или меня боишься? Не надо, я не кусаюсь!  — снова улыбнулся золотыми зубами мужчина.
        — А какие имеются варианты решения этого инцидента?  — выдохнув, спросила Лилит.
        Ей совсем не хотелось звонить Левиафану. Она была уверена, что в любом случае ее прибьют, если не эти мафиози, так озверевший из-за машины вампир. «Ну почему я поехала на его машине?» — только и вертелось у нее в голове.
        — Ты как хочешь решать с копами или без?  — приподняв черные брови, спросил мужик, подходя к ней поближе.
        Лилит, как недоваренный рак, попятилась вдоль машины. Двое, стоявших поодаль рассмеялись.
        — Ну, я-я думаю лучше без них… — ответила она.
        — Я тоже так думаю! Тогда варианта всего два: деньги или…сама знаешь что!  — снова улыбнулся он.
        Лилит закатила глаза и закусила губу. «Придется все-таки звонить Левиафану! Черт! Блин! Черт! Он убьет меня!».
        — Давайте деньгами…сколько?  — спросила она, судорожно моргая глазами.
        — Сейчас, с ребятами посовещаюсь!
        — Мне надо позвонить. У меня нет с собой никаких денег! Их подвезут в течение часа.
        — Валяй!  — сказал, улыбнувшись, мужик и пошел к своим товарищам.
        Лилит залезла в машину, вытащила телефон и уставилась на него, как на виселицу. Мужики периодически оборачивались в ее сторону и улыбались, словно продумывали какой-то гадкий план. Лилит заметив эти взгляды, тут же набрала номер.
        Левиафан все также бессознательно валялся на кровати, когда раздался звонок мобильного. Нехотя, он протяну руку к мобильному и, удивившись определенному имени, ответил.
        — Лилит?
        — Привет!  — несчастно сказала она, словно ей уже ввели внутривенно пару кубов яда.
        — Ты не дома?  — не понял он.
        — Нет. И мне нужны деньги… — еле слышно промямлила она.
        — А чего с голосом? Сколько денег надо?  — расслабился Левиафан, наивно полагая, что его дама заехала в магазин, и ей не хватает на какую-нибудь вещь.
        — Я не знаю…пока… — чуть ли не рыдая сказала она.
        Вампир вскочил на кровати и замер.
        — В чем дело?  — спросил он, осознав, что Лилит явно не платья выбирает.  — Куда ты опять вляпалась?
        — Я немножко в аварию попала, совсем чуть-чуть… — Прошептала она и все-таки начала рыдать.
        — Так! Успокойся! Ты цела? С тобой все в порядке?  — перепугался Левиафан.
        — Да, да, все нормально…Только вот с машиной…
        — Да черт с этой машиной… — вздохнув с облегчением, Левиафан начал было успокаиваться, как Лилит перебила его.
        — Это твоя машина…
        Левиафана словно током ударило. Он пулей вскочил и подлетел к окну. Действительно, лексус стоял, инфинити отсутствовала.
        — Я убью тебя…Где ты находишься?  — крикнул он в трубку.
        Первая мысль была, что Лилит специально расколотила его машину, и именно за это он хотел снять с нее кожу живьем. Девушка, совсем отчаявшись, промямлила ему номер шоссе. Вампир уже сидел в лексусе, когда почти выехал на дорогу, решил спросить еще кое-что.
        — Кого стукнула?  — раздражено гаркнул он в трубку.
        — Да не знаю я! Я вижу только трех огромных мужиков, и смотрят они на меня как-то странно.
        Левиафан закатил глаза и нажал на газ, прижав плечом телефон, свободной рукой ища сигареты и выруливая на трассу.
        — Знаешь что, сделай так, чтобы они тебя прибили до моего приезда! Если они этого не сделают, то прибью я!  — он кинул телефон и помчался по указанному адресу.
        Лилит убрала мобильный и вышла из машины. Бородатый мужик снова подошел к ней и назвал сумму от которой у нее чуть глаза не выкатились. «Ну, все! Теперь шансов выжить у меня нет! Я разбила машину Левиафана, въехала в каких-то бандитов, и теперь мне нужно отдать им сумму, на которую можно купить квартиру…Может сбежать? Взять и быстро побежать… Нет, это дурацкий план! Я абсолютно уверена, что под этими животами, в штанах спрятаны пистолеты, а я не вампир, пуля меня точно догонит! Но я могу сесть в машину и быстро уехать, вряд ли они меня догонят на своей… А если догонят? Черт!»
        — Как тебя зовут?  — спросил мужик, опираясь рукой на дверь машины.
        — … Лилит… — она смотрела отсутствующим взглядом прямо перед собой на асфальт.
        — Слушай сюда. Есть еще такое предложение! Ты можешь отдать нам свою тачку, взамен получишь нашу, и мы будем квиты!  — предложил он еще один вариант.
        Лилит гневно взглянула на него и покачала головой.
        — Малыш, что за взгляд?  — удивился мужик, поглаживая пузо.
        Девушка ждала, что вот-вот он поднимет вверх кофту и там, в штанах будет угрожающе торчать пистолет. Но ничего не произошло.
        — Нет, «тачку» я, пожалуй, оставлю себе. Скоро деньги привезут.  — Объяснила она свой взгляд.
        — Подождем!  — улыбнулся он и начал доставать и без того замученную девушку различными вопросами.
        На какие-то она отвечала честно, на какие-то нагло врала. Но с каждой минутой она все больше и больше нервничала. Каждое деление на циферблате, пройденное стрелкой, приближало Левиафана. А эта часть вечера была самой страшенной для нее.
        — Мой друг влюбился в тебя! Глянь, глаз оторвать не может!  — подмигнул ей мужик.
        Лилит перевела перепуганный взгляд на другого мужика, и ей захотелось исчезнуть, взять и просто раствориться в воздухе.
        — Эй! Идите сюда!  — позвал он их взмахом руки.
        Все втроем они окружили ее и разглядывали, как редкий экспонат на выставке. Девушка вжалась в капот, ей было не по себе от этих взглядов. В тот момент ей захотелось, чтобы стрелки часов тикали быстрее, тем самым быстрее перемещая Левиафана к месту происшествия. Все-таки она предпочитала погибнуть от его руки.
        — Мальчик-то есть?  — послышался очередной вопрос от кого-то из них.
        Лилит кивнула головой в ответ.
        — Ты девчонка ничего, мальчик хоть стоящий? Он бабло везет?
        — Да.  — Ответила Лилит и вздрогнула.
        На улице потихоньку темнело и становилось холоднее. На ней были надеты джинсы и кофта с капюшоном, и ее потряхивало и от холода, и от страха.
        — Да ты не дрожи… Мы же добрые и ничего тебе не сделаем!  — рассмеялся мужик с золотыми зубами, двое подхватили забористый смех.
        — Мне просто холодно…
        — Я могу дать тебе куртку!  — взбодрился «влюбленный» лысый мужик.
        — Нет. Спасибо. Не надо.  — Лилит закрыла глаза.
        «Он меня расчленит, разорвет…» — она не могла думать ни о чем другом, кроме как о появлении Левиафана.
        Через десять минут раздался оглушительный свист тормозов. Вампир выскочил из машины и ни на кого не глядя понесся осматривать свою драгоценную инфинити.
        Всего лишь чуть мятый капот и разбитая фара. Он незаметно взглянул на асфальт и увидел следы торможения своей машины и петляющие следы второй, которые не совсем плавно переходили на другой ряд. И все сразу же стало ясно, что Лилит просто подрезали, потому что кому-то очень хотелось денег. Была бы она опытным водителем, то не тряслась бы, не искала бы в ужасе деньги, а просто отправила мужиков куда-нибудь погулять, вызвала бы полицию и они бы всю ситуацию развернули совсем по-другому.
        Левиафан подошел к Лилит, обнял ее, достал сигарету и кивнул опешившим мужикам.
        — Ну что?  — спросил он, потирая нос и затягиваясь дымом, нагло разглядывая «братву».
        Лилит по одному этому вопросу сразу же догадалась, что он не намерен строить из себя тихоню и быстро вручать плату. Шоу на шоссе могло закончиться чем угодно.
        — Деньги привез?  — спросил бородатый мужик, но уже без улыбки.  — Твоя баба въехала в нас, предпочла разбираться без копов, согласилась отдать деньги за нанесенный ею ущерб!
        «Дура!» — подумал Левиафан и перевел взгляд на торчащую из подмышки макушку. Затем он слегка улыбнулся, услышав, как колотится ее сердце.
        — Значит так!  — он окинул всех взглядом и остановился на бородатом.  — Денег вы не получите, потому что вы подрезали мою «бабу», выражаясь вашим языком, в поисках легкой наживы. И если вы посчитали, что нашли дурочку то, …вы ее нашли, но дурочка позвонила мне, а я вроде не похож на дурочку? Как вы считаете?
        — На дурочку действительно не похож, а за дурочка сойдешь!  — рассмеялся мужик.
        Лилит нервно прижималась к вампиру, в шоке ожидая, что случится дальше. Левиафан наклонился к ней и посмотрел в глаза. Он протянул ключ от лексуса.
        — Иди в машину, милая. Дома с тобой поговорим!  — шепнул он и подтолкнул девушку.
        Лилит быстро залезла в машину и завела двигатель, чтобы чуть-чуть погреться.
        — Вот это — моя машина!  — Левиафан указал на инфинити.  — У нее мятый капот по вашей вине. Вы вообще знаете, сколько стоит эта машина? И на какие деньги вы можете попасть, если я сейчас вам начну что-либо предъявлять? Мой вам совет, тихо, мирно и полюбовно разъехаться, так и быть ваш ляп я отремонтирую сам, без ваших денег!
        — Юнец! Да ты, как я погляжу, совсем обнаглел?  — взбеленился мужик, чувствуя очень сильный характер молодого человека.
        Когда перед ними тряслась хрупкая девушка, для них это было забавно. Но как только перед ними возник Левиафан, совершенно спокойный, без страха, да еще и с издевкой, веселье пропало. Но и без денег уходить мужики не хотели.
        — Я тебе сейчас мозги вынесу прямо на глазах у твоей бабы!  — рявкнул мужик.
        — У девушки, на глазах у моей девушки!  — поправил его вампир, нагло улыбаясь, смотря прямо в глаза.
        — Да мне по боку! Хоть у господа бога и его свиты!  — басил он в ответ, раздражаясь.
        Хамство молодого человека выбивало его из колеи, и он терялся, не зная, что делать дальше. Ну не мог же он действительно достать пистолет и выстрелить мальчишке в голову посреди шоссе. «Мальчишку» это тоже касалось, он не мог убить их всех за три секунды, как ему хотелось сделать.
        — К сожалению, это тоже вряд ли, так как господь бог и его свита давно уже не обращают на меня никакого внимания!  — улыбнулся Левиафан.
        — Сейчас ты пойдешь с нами в машину, и там кое-кто другой обратит на тебя внимание, холодный и железный!  — бородатый схватил вампира за шиворот и потащил к машине.
        Двое мужиков пошли следом. «Ну, все ребята, считайте, что вы уже мертвы, а я следом за вами…» — безжизненно подумала Лилит, провожая всех четверых взглядом.
        Не прошло и двух минут, как довольный Левиафан вылез из их машины, подошел к инфинити и жестом показал Лилит ехать вперед. Она отрешенно нажала на газ, развернулась и поехала. Через две-три минуты черная вечность обогнала ее и встала впереди.
        Лилит вытащила мобильный и набрала номер вампира. Левиафан улыбнулся и ответил.
        — Слушай, это все случайно вышло. Я просто каталась, они появились из ниоткуда…я ничего не поняла…
        — А почему ты каталась на моей машине?  — Левиафан решил поиздеваться, состроив рассерженный голос.
        То, что мини-авария была случайностью, он уже давно понял, а после того как напился крови и отправил троих мужиков к «господу богу и его свите» вообще воодушевился и обрадовался.
        —… не знаю… — пролепетала Лилит.
        — Дома поговорим!  — гаркнул он и положил трубку, рассмеявшись.
        Девушка хвостиком плелась за его грозной машиной.
        Они остановились на светофоре. Лилит нервно осмотрелась по сторонам. Как только загорелся зеленый свет Левиафан поехал прямо, а она свернула, пытаясь сбежать. И попытка удалась. Вампир только через несколько минут взглянул в зеркало заднего вида и не обнаружил там белую машину. Он сразу же остановился на обочине дороги.
        — Черт!  — Левиафан стукнул по рулю и уткнулся в него лбом.  — Где она есть?
        Лилит тем временем остановилась около отеля. Ей совсем не хотелось ехать домой, потому что там она уязвима для агрессивно настроенного вампира. Отель — самое подходящее место для укрытия, особенно когда в бардачке лежат деньги, на всякий случай приготовленные для расплаты за подбитую машину.
        Лилит сидела в номере, на кровати и безучастно вглядывалась в выключенный телевизор, в свое угрюмое отражение. С черного экрана на нее смотрела другая девушка. Она была вся темная, и даже цвет ее кожи не был светлее, как в реальности. Глаза были как два черных озера, и нависшие сверху брови казались сюрреалистическими мостами, построенными почему-то не над водой. Губы были крепко сжаты и подрагивали от отголосков страха.
        — Он не найдет тебя здесь… — прошептало черное отражение.  — А тебе до сих пор еще страшно. Ты могла сделать с ним все что угодно, воткнуть в его тело все что угодно, но ты не должна была притрагиваться к его машине. К ней даже нельзя было близко подходить… Месть из-за груды железа? Нормально? Его любовь имеет слишком много разветвлений, подвидов и подклассов. Непомерная любовь к самому себе, безответная любовь к машине, больная любовь к тебе. Среди всех этих чувств нет ни одной нормальной любви, ни одной живой. Складывается ощущение, что все мертво, все, к чему он прикасается, умирает, оставляя только нездоровый рассудок. А тебе все равно страшно. Кто-то явно не хочет, чтобы ваши отношения влились в нормальное русло, с плавными поворотами и изгибами. Кто-то очень хочет, чтобы в ваших отношениях был хорошо прочерченный зигзаг. И каждый раз, как только вы сталкиваетесь с очередным углом, вас отбрасывает с такой силой, но вы даже не замечаете этого. Вам кажется, что это сделал кто-то из вас, и постоянно от каждого угла, помимо вас, отлетает еще месть и обида. Ты случайно въехала в машину, но как ты
можешь доказать ему это? В вашем русле нет доверия. А это невообразимо тяжело любить и жить без доверия. И хочется уйти раз и навсегда, выбраться на берег, лечь на зеленую, бессмертную траву, показывая разбитое тело прекрасному небу. Не хочется искать и возобновлять это доверие, слишком много всего надо для этой процедуры. Но без него жить просто невозможно, невыносимо бояться того, что совершалось не специально. А приходится бояться и нервничать, он не верит тебе. И поверить тебе снова — это выше его принципов. Он ведь тоже боится, что снова будет обманут, а прощать выдуманную правду легко только в начале, а потом, когда вскрывается подлинная мысль, становится мерзко. Он не хочет этой мерзости, поэтому и не верит. Недоверие между вами намного взаимнее, чем все остальные чувства. Но в этот раз ему придется поверить тебе, потому что — Лилит отвела газа от телевизора.  — Я не желаю отвечать за чужие ошибки, у меня слишком много своих. В этом случае у меня нет выбора, и мне приходится отвечать. Но я вполне имею право отказаться отвечать за чужие ошибки!
        Лилит легла, не раздеваясь, на кровать, раскинула руки в разные стороны и закрыла глаза. Зеленые глаза ничего не хотели видеть вокруг себя, они устали… они устали.
        После очень нервного дня отдыха требовал также и весь организм. Но как она ни старалась лечь, тело не было готово к принятию отдыха. Оно было напряжено, боялось ночи и того, кого она могла притащить с собой. Но в тот момент раздался только телефонный звонок.
        В руке лежал вибрирующий мобильник и очень жалостливо просил, чтобы ответили на входящий вызов. В течение минуты раздавалась мелодия, а затем она затихла.
        Лилит приподнялась и швырнула телефон в стену. Увидев на полу осколки, ей стало значительно легче, лучше думалось, свободнее дышалось. Голос, который она так боялась услышать, разбился на куски об стену.
        — Хочу тишины сегодня. Не хочу ложных обвинений и упреков. Отдохни Левиафан, отдохну и я… — прошептала она, закрывая глаза.
        «Абонент в не зоны…»  — услышал Левиафан компьютерный голос из трубки. В темноте блеснули белые зубы, аккуратно прикусив нижнюю губу. Глаза как обычно чернели, хотя, казалось бы, что чернеть было больше некуда. Глупость, которой так легко поддавалась Лилит, просто выбивала его из колеи. Он откинулся на сиденье, нервно крутя мобильник в руках.
        «Катись к черту! Как только тебя постигает очередной идиотизм, ты тут же необдуманно и без оглядки поддаешься ему! Под воздействием этого не стандартного чувства, ты начинаешь творить глупости, без видимых на то причин. А я что, врач-психиатр? Она с ума сходит раз в неделю, а я лечить должен? Оно мне надо? Хочет иметь свидания с идиотизмом и глупостями? Вперед! Я больше не буду вмешиваться. Пусть развлекается, впутывается в неприятности, наслаждается ими. Интересно, но неприятностями Лилит именно наслаждается, только подсознательно! А зачем спасать и вытаскивать из очередной беды, когда для нее это такой сильный наркотик? Она торчит на проблемах! И старательно, как и все наркоманы, пытается подсадить меня на это дерьмо! Лилит всегда думает только о себе, только о своих эмоциях, переживаниях… Она думает только о своем существовании. А вообще это неплохо. Я почти пятьсот лет думал о себе… и был один. Ни у кого не было возможности и способности навязать мне мысли о ком-то другом, кроме меня самого. То же самое происходит и с Лилит. Невозможно втемяшить что-либо постороннее ей в голову. В ее голове
есть место только для «Я» и для всех притяжательных местоимений первого лица. Но она смогла внушить свое существование мне в голову. Никто не смог, а она смогла…А теперь, она неизвестно где, наслаждается своей глупостью. Самое простое, что может втемяшиться в голову, так это глупость. И она еще хуже, чем «Я», также крепко сидит и не хочет вылезать на свет. Но глупость и «Я» очень тесно сотрудничают в ее голове. Эгоистка до кончиков волос… Какой же жуткий чувственный бардак присутствует в ней? Она не в состоянии разобраться с ним, разложить все красиво и аккуратно по полочкам. Нам с ней не нужен порядок. Хаос в голове и сердце — для нас все! Маленькая ошибка, которую я только сейчас обнаружил…»
        Левиафан поехал домой. Он больше не пытался позвонить. Он больше не пытался думать о ней. Он больше не хотел думать.
        Лилит спала в одиноком и пустом номере. Ей было все равно. В мире сновидений беспокоится не о чем, только разве что о терроре собственных снов. В мире сновидений есть все, чего хочется иметь в жизни, но не получается, потому что может противоречить законам.
        Она видела некую идиллию между ним и собой, что это был рай, из которого не хотелось уходить, открывать глаза и проваливаться в глубокую яму реальности. Как же хочется иногда верить в идиотские и слащавые сны, хочется в них пожить какое-то время и ни о чем больше не беспокоиться. Но спустя несколько часов мозг выкидывает в реальность, глаза открываются и снова видят скудность окружающей обстановки.
        15
        Словно рак-отшельник, Лилит просидела в номер два дня, вообще не выходя из него. Левиафан дал себе слово и сдержал его: не пытаться искать, не пытаться звонить…не пытаться ждать. Ему казалось, что будет лучшего всего, если она не вернется…никогда больше. Чувства были настолько сильны, что он сам боялся ее возвращения. Если этого возвращения не будет, значит им обоим был дан шанс счастливо прожить свои жизни друг без друга, не зная и не вспоминая друг друга…забывая.
        Почему любовь иногда требует расставания без причин или не их объяснения? Левиафан нутром чувствовал, что забыть эту девушку — было бы идеальным вариантом для дальнейшего существования. Но Лилит так не считала. Эгоистка не эгоистка, но она любила его и хотела быть с ним в течение долгого времени.
        На третий день она расплатилась за номер и поехала туда, куда ее тянуло. Ей было страшно, но бороться с собой она больше не могла. Из-за того, что он не мог позвонить ей, даже не искал ее (иначе бы давно нашел), Лилит боялась потерять нечто поважнее, чем себя.
        Утром Левиафан собирал вещи. Он решил уехать и никогда больше не возвращаться снова в этот город, последовать трусливому примеру Жаклин. Руки отказывались складывать вещи, но он заставлял их делать это, не смотря на боль.
        Он спустился вниз в поисках нужных вещей и замер. На улице тихо прошуршал знакомый звук мотора. Левиафан опустил голову и рассмеялся плачущим смехом, понимая, что можно идти назад и распаковывать вещи. Он никогда не сможет, глядя в зеленые глаза, сказать: «Я уезжаю навсегда».
        Лилит вышла из машины и печально улыбнулась. Как и предполагалось, черная бесконечность стояла как новая, без единой царапинки и вмятины.
        Как только Лилит вошла в дом, сразу же наткнулась на стоящего к ней лицом вампира. Его руки были скрещены на груди, взгляд хмурый, а губы застыли в горькой ухмылке. Волосы, как всегда, находились в милом беспорядке, пряча под челкой строгие морщины на лбу.
        — Привет, милая… — угрюмо сказал он.  — Я тебя не ждал!
        Левиафан честно соврал. Конечно же, он ждал, но не хотел себе в этом признаваться, а ей уж тем более. В нем лелеялась одна глупая и безжалостная надежда, что девушка разозлится и уедет. Но Лилит как будто чувствовала, что вести себя надо осторожно. Она пожала плечами в ответ и прищурилась, изучая его лицо.
        — Ты что же, даже не собираешься орать на меня или ломать что-нибудь?  — спросила она усмехнувшись.
        — Не вижу в этом никакого смысла. У тебя мозги переломаны, а что может быть еще страшнее, чем это? Неужели сломанная кость сравнится с переломанными мозгами? Вряд ли!
        — Зачем ты пытаешься меня оскорбить?  — выглянула она в окно, словно разговаривала сама с собой.
        — Правда не оскорбляет, милая. Она либо убивает, либо ее принимают и осознают. Ты, как всегда, пытаешься вылезти в особую категорию. Ты должна быть особенной во всем…
        — А что в этом плохого? Судя по твоей интонации и поведению, этот диалог не имеет никакого отношения к инциденту на дороге. Интересно, к чему же он тогда? Если ты не хочешь кричать на меня или что-либо делать со мной, то я не понимаю, во что конкретно ты сейчас играешь? Скажи мне, я подыграю!
        — Да?  — улыбнулся он.  — Маленький котенок, который увидел бабушкин клубок и нарывается с ним на игру?
        — Ну, можно и так сказать. Я же вижу, что клубок-то укатился от бабушки, и катиться он прямо перед моим носом, такой одинокий…
        Левиафан улыбнулся, облизал губы и взглянул на нее, не поднимая головы. Руки последовали излюбленной привычке и быстро залезли в карманы штанов.
        — Сегодня утром я придумал игру, итог уже готов, вот только середина барахлит слегка. Смысл в том, что я должен собрать вещи и исчезнуть, при этом, не встречаясь с тобой глазами. Мне казалось, что это очень легкая игра, до тех пор пока твои глаза не появились в гостиной. Лилит, зачем они здесь появились?
        — Ну, видимо для того, чтобы ты успел переделать правила в своей новой игре!  — Лилит приподняла глаза к потолку.  — Ибо эти правила уже не годятся.
        — Спасибо, это я уже заметил. Можно придумать новые правила. Например, я сказал «НЕ встречаясь с тобой глазами», в этом предложении можно убрать частичку НЕ, смысл будет другим, но итог один и тот же. Как тебе? Как посмотришь на то, если я сейчас пройду мимо тебя с чемоданами и этот день будет последним, когда ты меня увидишь?
        — Мне с трудом верится, что все это только потому, что я слегка помяла твою машину… В чем истинная причина запакованного багажа?
        Левиафан вздохнул и окинул комнату взглядом, затем подошел и почти упал на диван. Он вытащил из кармана сигареты и начал на них смотреть так, словно перед ним стоял телескоп. Лилит подошла к столу и взгромоздилась на него, нервно болтая ногами.
        — Что, нет причины? Просто скучно было?  — надменно посмотрела она на него, приподнимая голову.  — Что с тобой случилось? С каких это пор ты что-то делаешь без причины? Ты заболел?
        — Давно уже заболел… — Улыбнулся он.  — Конечно же, причина есть, но тебе она вряд ли понравится.
        Он был рад этому вопросу, потому что именно после него появился шанс все-таки задеть девушку, заставить ее тем самым уйти. Одним слово, дать ему полчаса свободного времени, чтобы самому сбежать от чувств.
        — Да мне вообще много чего не нравится, так что это меня совсем не удивляет.  — Отрешенно ответила она, вытаскивая у него из рук пачку сигарет.
        — Милая, а ты знаешь, что наш с тобой тернистый путь очень близок к развязке, после которой ты пойдешь своей дорогой, а я своей? Ты пойдешь в старость, а я пойду жить дальше.
        Лилит опустила голову и улыбалась, как будто он предложил ей руку и сердце, вместо такой причины собранных вещей.
        — Ну, так уходи! Не смею больше задерживать!  — она гордо вскинула голову и презрительно посмотрела на него.  — Но ты не можешь уйти, и не потому что я здесь, а потому что сам не хочешь. До развязки осталось еще лет десять-пятнадцать, потом я сама уйду в свою старость, без твоих намеков и подсказок. Так почему бы нам не пробыть эти десять-пятнадцать лет вместе? Я не вижу никаких мешающих нам это сделать причин. Ты не можешь сейчас оставить меня, ты же просто умрешь от скуки. Такой как я, ты больше не найдешь, да ты и сам это понимаешь! Красивое лицо — пожалуйста, красивая фигура — пожалуйста, гадкий характер — пожалуйста! Но все это в совокупности — Я! Другую такую совокупность ты не найдешь, что-нибудь да подведет, либо характер, либо лицо, либо фигура. Не спеши от меня убегать, потому что вернуться тебе будет некуда, я просто не приму тебя обратно, чего бы мне это не стоило. А твой уход будет стоить мне многого. Подумай об этом.
        Лилит спрыгнула со стола и хотела было идти, но Левиафан схватил ее за руку и пристально уставился в глаза. За все время разговора его не покидала идиотская ухмылка. Он так и знал, что все останется, как было, что не могло не радовать его.
        — Знаешь что, милая? Да от тебя при всем желании не сбежишь! Особенно когда ты пророчишь такие жуткие вещи! Ты зачем мне такое говоришь? Мне еще жить очень много лет!  — издевался вампир над ней.
        Он дотронулся рукой до ее шеи и погладил со всей нежностью, на которую его только хватало. А затем также нежно он поцеловал ее в щеку. Лилит закрыла глаза и попыталась отпихнуть его, улыбаясь. Но не тут-то было! Он так крепко прижал ее к себе, что ей едва хватало воздуха. Затем он обхватил ее голову и прижал к груди, и сладко зашептал.
        — Давай уедем! У нас скоро год, как мы вместе мучаемся… Хочу, чтобы второй год начался в другой стране, в другом городе. Италия. Рим. Давай уедем в Рим? Я куплю там дом. Ты проживешь там потрясающую жизнь, и тебе не о чем будет беспокоиться в старости, я все оставлю тебе. За десять-пятнадцать лет, про которые ты говорила, ты выучишь итальянский. Ты будешь самой красивой девушкой в Италии… Давай уедем… Давай первого января откроем глаза в аэропорту имени Леонардо да Винчи. Сменишь место — сменится сама жизнь. Тебя ведь ничего здесь не держит, ты ни к чему не привязана…
        — Но… От перемены мест слагаемых сумма не изменится — прошептала Лилит, нежась с закрытыми глазами у него на груди.  — Но ты прав. Меня здесь ничего не держит, кроме тебя. Давай уедем! Мне нравится эта затея! Но ты должен пообещать мне кое-что!
        Левиафан прикоснулся к ее лицу и внимательно посмотрел. Слово «обещать», вылетевшее из женских уст, очень пугало его. Последняя особь женского пола, к которой он относился достаточно серьезно, и которая осмелилась требовать обещаний, сгорела живьем.
        — Почему я должен обещать? И что?  — подозрительно спросил он.
        — Потому что в этом случае я вверяю тебе свою жизнь, свое будущее, и мне не очень хочется, чтобы ты ее загубил в неизвестной мне стране. И к тому же, кроме обещания ты ничем не можешь подтвердить свои слова. А пообещать ты мне должен, что не бросишь меня там хотя бы в первое время. А если бросишь, то благоприятно отправишь домой, а не выкинешь в мусорный бак, как использованную салфетку.
        — Это я могу пообещать!  — расслабился он.  — Я обещаю, что чтобы не случилось, лично у тебя проблем с выживанием там не будет.
        16
        «Еще полтора месяца до официального прихода зимы, скорее бы уже! Надоело занудство и вся эта тягомотина, дождь, солнце, туман и снова все снова, а потом все вперемешку, а потом все снова по-отдельности. Ну, вот какого черта спрашивается все небо усеяно бледными тучами на фоне черного космоса? Время три часа ночи, а я не могу уснуть. Сегодня сон забыл обо мне, зато не обделил собой Левиафана, лежит, как столетний труп и даже не шевелиться. И куда же без дурацкой ухмылки? Может он о чем-то мечтает прямо во сне? Но для него не существует мечты. Все что он хочет, он идет и получает, как в ломбарде, только при этом даже залога не оставляет. Мне тоже так хочется. Но с другой стороны, я все еще могу мечтать. А он уже нет. Где глупый сон? Почему он не пришел ко мне?»
        Лилит тихо встала и пошла вниз. Расположившись за столом, она пила горячий чай и неотрывно смотрела в окно, как будто кого-то ждала, кого-то очень важного. Но естественно никто не приходил, кроме порывов ветра, в которых проносились одиночные, сухие листья мимо стекол. Как она ни старалась, звезды так и не смогла разглядеть, все было утянуто серыми облаками. «Ну, хоть бы дождь, что ли пошел!», Лилит еще раз слезно взглянула в черноту с серыми мазками.
        Рука беспрерывно туда-сюда поднимала из кружки чайный пакетик, не понятно только для чего она это делала. Мысли не шли в голову так же, как и сон. Кругом была пустота: в небе, в голове, в глазах и в окнах. Возможно, просто захотелось посидеть в ночной тишине и не напрягаться, и чтобы никто не приставал.
        Она закрыла глаза и расслабилась, но спать никак не получалось. Перед глазами понеслись различные картины с непонятными сюжетами. Такое ощущение, что она провалилась в зыбкий бред, не в сон. Ей казалось, что она все видит сквозь закрытые веки.
        Мир поделен на несколько экранов. В одном текла чья-то жизнь, непонятная, какая-то пустая и безликая. В другом смело шла ее собственная жизнь, наполненная негативом и черным цветом. А в третьем окне жил окружающий мир, как и в обычном спектре жизни.
        «После переезда в Италию мне придется поступать в другой университет. Интересно, я смогу перевестись и хотя бы не на первый курс? Но я не выучу за два месяца язык… Значит надо работать, и будет уже не так тоскливо. Левиафан раз в три дня обязательно куда-то уезжает, он находит, чем себя занять, а я нет. Он совсем меня разбаловал, я обленилась до невозможности, странно что еще не потолстела… А деревья все лысеют и лысеют, становятся мерзкими. Противно смотреть, хотя бы снегом, что ли забросало эти корявые и голые ветки. Я такая же, голая и корявая. И даже если я оденусь или залезу в сугроб по горло, это все равно не изменит реальности. Я чужая, и здесь все чужое, кроме Левиафана. Чуждо как-то мне сегодня, как будто я пришелец. Я хожу с большой головой, с тремя глазами, и кожа моя зеленого цвета. Но никто не замечает этого, все безразличны к чудовищу с черными глазами на шарикообразной голове. Да мне и самой безразлично все. Я хочу спать, но сон не идет ко мне, даже ему безразлично, что он кого-то обделил собой в этом мире».
        Лилит встала и пошла к дверям, ведущим на улицу. По дороге она накинула кофту и пошла к шоссе.
        И вот она — дорога. Пустая, темная и бесконечная. По обочинам стояли такие же бездушные деревья, как и везде. Изредка проносились машины. В основном это были огромные фуры, которые спешили доставить груз вовремя, и им может и хотелось спать, но было нельзя.
        И всегда так: хочется спать только тогда, когда этого делать нельзя. Все так устроено, хочется делать то, что запрещено. И чем больше законов, тем больше их будут нарушать. «Нельзя»  — мертвое тело, а люди — самые настоящие опарыши в этом мертвом теле, и чтобы ни случилось, они никогда не отступят от трупа. И сразу же напрашивается до тошноты простая логика: хочешь добиться чего-то от кого-то, всего лишь надо сказать «можно»! Как только появляется это слово, пропадает желание. Это своеобразное перетягивание каната, главное поставить нужное, правильное слово на одну из сторон.
        Лилит шла вдоль дороги, задумчиво смотря себе под ноги. Мелкие камушки разлетались в разные стороны, а большие просто летели вперед. Внезапные порывы ветра трепали волосы, принося и забрасывая мелкие песчинки в глаза, из-за которых тут же текли слезы. Верхние веки судорожно хлопали, пытаясь прогнать пыль из глаз.
        Она прошла пешком километра три, а ноги даже не чувствовали этого. Она просто шла и шла, словно не живая, не чувствуя усталости, а дорога вела вперед, у нее не было конца. Бесконечность, плавно перетекающая в другую. Пыль с обочины, камни под ногами, ветер… и снова вперед, только вперед.
        Когда есть возможность идти вперед, лучше не оглядываться назад, можно случайно увидеть прошлое, и оно полностью поглотит. Оно может заставить вернуться назад, и весь проделанный путь будет утерян и бесполезен. А люди просто обожают делать бесполезные вещи. Они умудряются найти фальшивый смысл, ради которого бросают все начатое. А потом рыдают, ноги уже отказываются идти вперед. Нужно столько сил, чтобы заставить их сделать хоть один шаг вперед, который в итоге равен пяти назад. Начинается игра в черепахообразного рака.
        Идти вперед важнее, чем назад. «Назад»  — уже было, и неважно что было в нем, впереди может быть лучше, которое должно быть постигнуто. Самый важный смысл — это вперед. Обидно, конечно, что ноги идут, и вот на глаза попадается этот смысл, рука, песчаный тонкий проводок, вытягивается вперед, чтобы поймать этот смысл. И эта дрянь берет и отпрыгивает еще на один шаг вперед. Смысл никогда не прыгнет назад, не попавшись в руки.
        Сделан шаг вперед, значит должна быть готовность пройти этот путь целиком, не возвращаясь, на что способны единицы. Вернуться — значит потерять себя, сбиться с дороги. Даже часы всегда идут вперед, но назад — никогда. Они могут спешить или отставать, но стрелка все равно тикает вперед. Они проходят совместный путь с человеком. И обычно этот путь называется жизнью. Поэтому все такие потерянные, потому что сбились с пути, обернувшись назад.
        Внезапно Лилит остановилась и поняла, что уже совсем не ночь на улице, уже светало. Время было около восьми утра. Вдруг по всему телу побежала жуткая усталость, невыносимая и беспощадная. И она обернулась назад…и все рухнуло. Был смысл вернуться назад, домой, но она не знала, истинный он или лживый, но смысл звонил на мобильный.
        — Ты где?  — спросил взволнованный голос.
        Лилит обернулась по сторонам и вздохнула.
        — Гуляю я…вроде — улыбнувшись, ответила она.
        Левиафан закрыл глаза.
        — Где ты гуляешь?  — наконец, спросил он.
        — По дороге… — Без всякого смущения ответила Лилит.  — Что-то мне, наконец, спать захотелось.
        — Ты время видела? По какой дороге, Лилит? Иди домой!  — успокоился вампир.
        Девушка посмотрела назад и с ужасом поняла, что ушла очень далеко и просто не выдержит идти назад такое огромное расстояние.
        — А ты не можешь приехать за мной?  — спросила она осторожно.
        — Ты не около дома? Ты же по дороге гуляешь!  — Левиафан снова начал нервничать.
        — Ну дорога-то не два метра в длину, она достаточна длинная…
        — Лилит, ты меня убиваешь… В какую сторону?  — утомлено спросил он.
        — От города. Я шла и шла, а потом ты внезапно позвонил, и я остановилась, поняла, что нахожусь черт знает где!
        — То есть, если бы я не позвонил, ты бы и не остановилась?  — растеряно взвизгнул Левиафан.  — Надо было не звонить!
        Он положил трубку и улыбнулся. Вампир быстро вскочил с кровати и почти мгновенно оказался в машине.
        На дороге машин было уже намного больше, чем ночью. Люди ехали в город на работу и учебу. Одним словом жизнь просыпалась.
        Левиафану не нравилось, что Лилит гуляла одна посреди ночи по дороге. Он быстро нагнал ее и остановился, разглядывая через стекло продрогшую девушку.
        Левиафан открыл дверь и поманил ее пальцем. Лилит улыбнувшись, залезла в машину.
        — Привет, гуляка!  — ерничал он.
        Вампир развернулся и встал на обочине дороги. Приобняв сиденье, он пристально разглядывал свою пассию. Как только Лилит оказалась в теплой машине, сидя в удобном кресле, где вокруг много пространства, сон навалился на нее, как многотонный груз, который невозможно был стряхнуть, да ей и не хотелось его стряхивать.
        — Милая, ты не должна бродить по ночам без моего сопровождения, и уж тем более не должна ходить по шоссе, по которому ездят разные интересные люди. Я, конечно, понимаю, что ты без проблем жить никак не хочешь, ты просто не можешь жить без них. Но ты лучше меня попроси и я устрою тебе проблемы с лихим сюжетом, но не надо таскаться по дорогам.
        Левиафан взглянул на Лилит и улыбнулся. Девушка, развалившись на сиденье, сладко посапывая, спала, совершено проигнорировав все, что он ей сказал. Лицом она повернулась к окну. Глаза бешено носились под закрытыми веками.
        — А потом скажет: «ты мне ничего не говорил и не предупреждал»!  — пропищал тонким голосом Вампир, отворачиваясь от спящей.  — Это что, новое средство, помогающее уснуть? Надо выйти на дорогу, пройти черт знает сколько, а потом: «забери меня» и вырубиться сном младенца? Ох, люди не хотят нормально пользоваться тем, что имеют. Даже сон изголили до ужаса. Уже просто лечь в кровать и закрыть глаза им не нравиться, их это не устраивает!
        Левиафан подъехал к дому и заглушил двигатель. Он аккуратно вынес Лилит из машины и понес в дом, в кровать.
        Она сопела, кряхтела и морщилась. Ей хотелось проснуться, открыть глаза, чтобы посмотреть, что происходит, но тело ее не слушалось. Оно отдыхало, безразлично доверившись рукам, которые несли его.
        17
        Левиафан сидел за столом и что-то заполнял. Его лицо было очень серьезным, как у коршуна, выискивающего что-то в напечатанном тексте. Перед ним лежали бумажные кипы, какие-то договора, соглашения, куча копий и он пытался во всем этом разобраться и заполнить.
        В руках сверкала перьевая ручка, явно не современных дней. Вампир все еще старался пользоваться тем, к чему рука привыкла за несколько столетий. Перед ним стояли черные чернила, и рядом лежала промокашка, на случай появления клякс.
        Лилит стояла, прислонив голову к дверному косяку, и кусала губы. Ей было ужасно скучно, а вампир еще для полного счастья погряз в дурацких бумажках.
        — Левиафан… — Проскулила она, так и не отлипая от косяка.  — Ну покажи мне этот этюд, как он играется, и я сразу же отстану от тебя…
        — Я слышал тоже самое полчаса назад, когда все-таки сыграл его… — Монотонно пробубнил он, даже не отрываясь от своих бумаг.
        — Ну, мне надо еще раз, я не могу сама воспроизвести его, у меня не получается правильно расставить пальцы…
        — Лилит!  — вздохнул он, наконец, посмотрев на нее.  — Брысь отсюда! Ты меня отвлекаешь, чего делать нельзя, подожди полчасика!
        — А что ты делаешь?  — девушка продолжала донимать вампира вопросами и нытьем.
        Левиафан замер, откинулся назад в кресле и уставился на нее.
        — Это документы на собственность в Италии, я должен заполнить их без единой ошибки, и чем скорее, тем лучше. Мой дом слишком далеко от Рима. А раз мы собираемся ехать туда в начале января, то желательно, чтобы жилье уже было нашим к этому времени. Так что иди, поиграй, поспи, займись чем-нибудь на полчаса или на час… — Членораздельно и громко сказал Левиафан, чтобы не возникло никаких лишних вопросов.
        Девушка обиженно взглянула на него, и у нее не возникло лишних вопросов. Она развернулась и пошла вниз, по совету Левиафана чем-нибудь занять себя.
        На полной громкости заиграла музыка, наполнившая весь дом своим звучанием. Играло что-то в жанре хип-хопа, с глубокими ударами электробарабанов, и четкий голос безукоризненно читал текст под эти метрономные удары.
        Лилит было скучно, и она решила устроить для себя веселье в виде танцулек. На ней были надеты лосины до колен и топик, все способствовало расслаблению и танцам. Лилит пустилась в веселый танец, потрясающе сливаясь в танце с битами.
        Вампир услышал громкие и устойчивые удары, кучу каких-то сэмплов и вставок, и голос, читающий свой монолог. Левиафан кинул перо на стол, сложил руки на груди и уставился в стенку, словно умел видеть сквозь нее и заодно сквозь пол. Затем он хлопнул рукой по столу так сильно, что все, что на нем стояло и лежало, подпрыгнуло вверх.
        Левиафан шел к первому этажу, затем около арки остановился, аккуратно выглядывая из-за угла. Ему открылся вид почти на весь первый этаж, в том числе и на Лилит. Она плясала так, как будто была одна на этом свете, и никто не мог ее увидеть, так, как будто это был последний танец, от которого никак нельзя было отказываться.
        Левиафан облокотился на проем в арке и убрал руки в карманы, хмуро и в тоже время с удовольствием наблюдая за девушкой. Неожиданно Лилит взмахнула ногой вверх. Все было бы ничего, но вампир успел заметить в этом движении не совсем обычную вещь. Когда нога поднялась вверх, колено было почти на уровне лба, но обе ноги были идеально ровные. Общая картина напоминала вертикальный шпагат. Бесподобное равновесие, Лилит застыла на некоторое время в этой позе, ни разу не пошатнулась, словно всю жизнь так ходила.
        Левиафан нахмурился и начал следить за ее телодвижениями. Он уже не раз видел, как Лилит танцует, но такого он не видел никогда. Вампир дослушал песню до конца, досмотрел танец, и пока не заиграла следующая, успел выключить музыкальный центр, и изловил девушку.
        — Лилит, ты знаешь…нет, ты понимаешь, что значит, мне нужна тишина на некоторое время? Это значит, что в доме и в кабинете не должно быть никаких лишних, громких, отвлекающих, бесполезных звуков!
        — Заткни уши!  — посоветовала Лилит, недовольно разглядывая его и музыкальный центр.
        Левиафан вздохнул и посмотрел в пол. Девушка подошла к столу и снова включила музыку.
        — Как же мне не хватает моего любимого друга паука… Пара минут безумных криков и тишина на весь день.  — Сам с собой разговаривал вампир, так как Лилит не слышал его из-за музыки.
        Он начал раздражаться из-за того, что его просьбы и желания напрочь игнорируют. Он снова подошел к центру и нажал кнопку «выключить», а для полной уверенности еще и вытащил из розетки шнур. Лилит сверкнула бешеными глазами и хотела было подойти, чтобы снова включить музыку, но Левиафан не пускал ее.
        — Милая, одна ошибка в документах закончится тем, что нам придется ждать еще три месяца! Может ты все-таки подождешь лучше полчасика, и дашь мне возможность заполнить чертовы бумажки, а?  — К концу предложения Левиафан уже кричал на нее, поедая черными глазами.
        — Хорошо!  — обижено сказала Лилит, развернулась, быстро натянула штаны, кофту и выскочила на улицу.
        — Ну и чудненько!  — улыбнулся он, и со спокойной душой пошел дописывать и подписывать бумаги.
        Как и обещал, он закончил всю тягомотину с документами где-то через полчаса и довольный со стаканом виски сидел внизу, в гостиной, ожидая возвращения Лилит. Но прошел час…два…три.
        Девушка вернулась только под вечер. Она аккуратно приоткрыла дверь и в щелку посмотрела во внутрь. Левиафана нигде не было видно, и тогда она решила быстро прокрасться в ванную. Но план был разрушен еще до начала осуществления. Как только дверь открылась полностью, и Лилит вбежала в дом, тут же столкнулась с вампиром. В коридоре было темно, и девушка испугалась, не ожидав такой внезапной встречи. Левиафан обнял ее и улыбнулся.
        — Как погуляла?  — спросил он, внимательно разглядывая ее лицо.
        Хоть и было темно, он-то все равно прекрасно видел, что кожа в некоторых местах была в царапинах, и пара кровоподтеков. Глаза были наполнены страхом и новой паникой. Они носились по всем стенам и потолкам, ища чтобы такое ответить, и быстро смыться в ванную, потому что Лилит тоже знала, что у нее с лицом.
        — Шикарно! Если так можно сказать… — Лилит выдавила дурацкую улыбку и совсем недружелюбно посмотрела в глаза Левиафана.
        — А с лицом чего?  — издевательски спросил он.
        — Упала! Что не видно?  — Лилит оттолкнула его от себя и хотела пройти мимо, но он схватил ее за руку и так фальшиво улыбнулся, что ей захотелось съездить кулаком по этой гнусной и ехидной улыбке, появившейся в полумраке.
        — Я, конечно, много раз видел, как люди падают и что на них остается после этого, я сам не раз падал…Но чтобы так, никогда! Знаешь, на что это больше похоже? На то, что ты опять куда-то встряла, и, судя по всему с кем-то еще и сцепилась. Глядя на отметины на твоем лице, могу смело предположить, что сделаны они женщиной… Хотя сейчас и мужики такие же, только и умеют когтями размахивать…Но это неважно! Так, значит, была стычка с женщиной! Чего не поделили? Я вроде дома был… Ах, как жаль, что не я стал яблоком раздора!
        — Да мы все поделили! Не видишь что ли?  — вскрикнула Лилит, указывая на свое лицо.
        — Нет, это результат дележки! А я бы хотел знать причину! Надеюсь, это не глобальный секрет?  — зашептал Левиафан, оглядываясь по сторонам.
        — Нет, но тебе это знать ни к чему!  — ответила она и прошла мимо.
        — Йод и зеленка в ванной, на второй полке!! — крикнул Левиафан ей в след и растянулся в довольной улыбке.
        «Ну, не могу же я так просто оставить ее в покое!» — вампир чуть ли не в один присест добрался до ванной и выглянул одним глазом из-за угла.
        Лилит промачивала перекисью водорода царапины на лбу, и каждый раз дотронувшись до ранки, лоб покрывался морщинами. Каждое прикосновение к царапинам было достаточно болезненно. Левиафан стоял и злорадно подглядывал.
        — Ну, так все же, что там случилось?  — чуть ли не прокричал он.
        Лилит подпрыгнула на месте, задела открытый пузырек с перекисью, который благоприятно упал в раковину и разбился.
        — Да что с тобой, а?  — закричала она, оборачиваясь к нему.  — Не лезь ко мне!
        — Тихо, тихо, не кричи!  — спокойно произнес он.  — Я не лезу, я даже не прижимаюсь к тебе!
        — Левиафан! Будь так любезен, выйди отсюда, ты мне мешаешь,  — Лилит гневно сузила глаза и посмотрела на него осуждающим взглядом.
        Вампир поднял глаза к потолку и сделал задумчивый вид, засунув один палец в рот, как будто он забыл очень важную информацию, которую надо было вспомнить и желательно прямо сейчас.
        — Какая знакомая ситуация!  — загадочно произнес он.  — Где-то я это уже видел. Дай кто-нибудь мне памяти, это было сегодня утром, когда я сказал, что мне нужна тишина, да я просто умолял о тишине. И как ты думаешь, что я получил? Правильно, ничего хорошего. А сейчас ты на моем месте! Не правда ли злит, а? Меня очень! Я прям, негодовал сегодня! А ты сейчас?  — Левиафан захлопал глазами, как кукла, ожидая ответа от Лилит.
        И она ответила четко, коротко и ясно, швырнув в назойливую муху каменную мыльницу. Она попала прямо в дверь над головой вампира, а вывалившееся мыло приземлилось ему на голову.
        — Я сказала: вон отсюда!  — недовольно закричала Лилит, отворачиваясь от изумленного вампира.
        — Грубо, мадмуазель, грубо!  — он поднял мыльницу с пола и вложил в нее кусок ароматного мыла. Затем посмотрел на трещину в двери от удара.  — Милая, а почему бы тебе не прекратить разрушать дом? Он-то в чем виноват? В том, что, мягко говоря, ты не уравновешена…
        — Что?  — Лилит налетела на смеющегося Левиафана и принялась метелить его.
        Но радость была не долгой, он быстро скрутил разъяренную девушку, насмеялся вдоволь и внимательно взглянул на нее.
        — Ты сегодня просто не укротимая. Настоящая фурия. Кто же посмел на тебя напасть? Мне даже страшно, я бы не рискнул,  — Левиафан все-таки решил позлить и без того взбеленившуюся девушку.
        — Ты не отстанешь от меня, да?  — вздохнув, спросила она, устало разглядывая издевательское выражение лица. Он отрицательно покачал головой, продолжая весело улыбаться.  — За что мне это?
        — Тебе? Это за что мне все это?  — удивился Левиафан непонятному возгласу девушки.  — Давай, рассказывай, что с тобой приключилось!
        — Да ничего, собственно говоря… — Тихо сказала Лилит.  — Я поехала в кафе, пообедать, и все было тихо и хорошо. Но перед выходом я решила зайти в туалет. Мне на встречу выходила какая-то дрянь, которая задела меня. Я бы ничего ей не сказала, но она начала кричать, что я неуклюжая лошадь и все такое. Я ответила, она тоже, потом с диким воплями вцепилась мне в волосы. К туалету подбежала толпа людей и все они стояли и просто смеялись, тыкая пальцами или комментировали, куда ударить и как. Наконец, появился охранник и еле растащил нас. Ему, конечно же, тоже досталось, причем по-моему больше, чем нам с этой несчастной истеричкой. Но кроме него ни один идиот не попытался нас разнять!
        Левиафан улыбался и поглаживал обиженную девушку. Затем он сел на бортик джакузи и посадил ее к себе на колено.
        — Я бы тоже не полез в женские разборки,  — восторженно сообщил он.
        — Да с тобой вообще все понятно! Ты полезешь куда угодно, только не помогать мне!  — гадким голосом сказала Лилит.
        — Ох,  — послышался удивленный возглас вампира.  — Как тебе не стыдно, милая! Не хочу набиваться на комплементы, но прошу заметить, мисс, я уже не раз спорил с твоей судьбой, которая так старательно тащит к тебе в гости смерть. И пока я всегда побеждал, в противном случае ты была бы уже в объятиях ада! А женские разборки — это очень опасная штука, как ты и сама сказала, страдают больше всего те, кто пытается разнять и утихомирить разгневавшихся дам. Хотя была бы ты в тот момент со мной, я бы не допустил этого. Девушки, такие хрупкие, такие безумные, по-моему мнению, не должны выяснять что-то с помощью рукоприкладства, чего вы делать совершенно не умеете к тому же. Женщины на протяжении веков так умело забалтывали всех, кого хотели, и я с трудом поверю, что в настоящее время вы разучились разговаривать. Драка — это мужское занятие, не потому что мы не умеем разговаривать, а потому что такие взаимоотношения устанавливались с момента, когда люди еще жили в пещерах и делали палки-копалки. Мужская особь, неважно в мире животных или в мире людей, всегда должна уметь и быть готовой ответить другому
самцу. Мужчины демонстрировали друг другу силу, кто сильнее тот и прав. Женщины обходились своим мозгом и языком, и у них это получалось так идеально, так же как и у мужчин размахивать кулаками. Так что, на самом деле, для меня дико наблюдать женскую драку, тем более как вы это делаете, честно говоря, плакать хочется. Вообще, драка — это прерогатива животных, к нашему великому счастью они не умеют говорить, и с помощью агрессивного поведения они добиваются самку, охраняют территорию и защищают детенышей. Но люди, которые так старательно кричат на каждом углу, что они не животные, опускаются до их уровня, только хуже, размахивая кулаками. Но опять же, мужскому населению это простительно, нам просто нравится получать по лицу или наоборот раздавать.
        — Ха-ха,  — рассмеялась Лилит.  — мужскому населению?
        — Ну да, а что смешного?  — изумился Левиафан, разглядывая сверкающие глаза девушки.
        Она ерзала у него на коленях и смеялась.
        — Мне просто кажется, что мужское население в настоящее время вовсе не мужское! Мое поколение ужасно, но то, что идет после меня, не поддается описанию! Там нет мужчин, там жалкое подобие. Я уже настолько на них насмотрелась во всяких заведениях и на улицах, это ужас! В университете чаще всего начиналось представление уродцев и доходяг. Это не ребята, это спирохеты с тончайшими ножками, примерно такие же по размеру, как мои руки, такая же сигарета торчала у этой спирохеты изо рта, а из под футболки тридцать восьмого размера висели тоненькие ручки…И вот это вот мужчина? Это экспонат по анатомии! И они не способны защищать и отстаивать кого-либо или что-либо, да и вообще вести себя, как мужчины. Я тебя уверяю, им не нравится получать по лицу, хоть они и умеют только это!
        — Ну, так ты можешь расслабиться!  — улыбнулся Левиафан — У тебя есть я! Смотри, даже мышцы есть и тут, и тут…Короче, на спирохету с сигаретой или экспонат по анатомии я совсем не похож!
        Лилит с улыбкой смотрела на само выражающегося мужчину, на его легкую улыбку, на его руки, и все больше понимала, что он действительно, именно тот мужчина, которого она хотела бы всегда видеть рядом с собой.
        — Милая, а что ты сегодня исполняла?  — прищурив глаза, спросил он.
        — О чем ты?  — Лилит не очень поняла вопрос.
        — Я о твоем танце… Такое ощущение было, что у тебя ноги деревянные и совершенно не умеют гнуться… Что это было?
        — А,  — улыбнулась Лилит.  — Я занималась пять лет гимнастикой, для меня не проблема согнуться как угодно, или исполнить ласточку, грубо говоря, на канате. Мне нравилось, но к семнадцати годам надоело. Даже не надоело, просто я не нашла в этом смысла. Такому умению в моем будущем места нет, поэтому решила бросить. Хе-хе…а ноги до сих пор так умеют делать!
        — Гимнастка значит?  — удивился Левиафан.  — Ну, так это же прекрасно! Это многое объясняет! Особенно то, почему тебе так тяжело ломать кости и твои бесподобные шедевры в постели.
        Он пробежался пальцами по ее колену и уткнулся носом в ключицу. Рука бесцеремонно потянулась к молнии на кофте, в то время. Медленное жужжание молнии и растущая страсть. Она завладела им настолько сильно, что он боялся переломать и разорвать ее маленькое тело в руках.
        Лилит улыбнулась уголком губ и резко вскочила с колен, и неодобрительно посмотрела на растерянного вампира.
        — Даже не думай,  — строго сказала она, и погрозила пальцем.
        Левиафан слегка опешил на некоторое время. Разгоряченный страстью, взбудораженный желанием и покоренный похотью, он яростно смотрел на нее, ничего не понимая.
        — Это еще почему?  — прищурился он, пристально смотря на девушку.
        Она молча, с едва заметной улыбкой, застегивала молнию, и этот звук для вампира был хуже, чем звуки апокалипсиса. Левиафана всего затрясло.
        — Потому что я не хочу!  — со всей серьезностью заявила Лилит и пошла на выход.
        Левиафан вскочил и захлопнул дверь у нее перед носом, прижав ее к деревянной поверхности.
        — Ты что, с ума сошла? Ты не можешь бросить меня в таком состоянии!  — жалобно взмолился он, копошась носом у нее в волосах, жадно вдыхая аромат.
        Желание уже просто обуревало его. Но Лилит решила отдаться не ему, а мести.
        — Неужели? Холодная вода сзади тебя, иди, окунись!  — Лилит с наслаждением разглядывала перед собой деревянную дверь, распростертые пальцы и ладонь вампира на ее поверхности.
        — Милая… Милая, ты врешь, ты специально так говоришь… Это страшная месть за что-то, не очень понимаю за что, но… Я тебя не отпущу!  — зашептал Левиафан ей на ухо, прикасаясь губами к виску.
        — Ты пойдешь против моей воли? Хочешь, чтобы я тебя возненавидела? Тебе давно уже пора научится держать себя в руках, тебе сколько лет-то! А ведешь себя, как пятнадцатилетний мальчишка!
        — Лилит! Я еще не желал так ни одну женщину за все мои годы, так что у меня дебют! Еще ни одна женщина не вызывала во мне такую лавину эмоций, которую я, конечно же, могу контролировать, но я не хочу этого делать!
        Лилит улыбнулась, насаждаясь ситуацией, трепещущим сзади вампиром и своей местью.
        — Господи, какие же вы все-таки ничтожные, мужчины, когда есть возможность близости с женщиной! Неважно, сколько вам лет двадцать, тридцать, четыреста восемьдесят шесть, мы все равно имеем над вами страшную и сильную власть, судя по всему она вам еще и нравится, так ведь?  — Лилит обернулась к нему и гордо вскинула голову, впиваясь глазами в улыбку вампира.
        — Самое страшное, это когда желанная женщина начинает понимать, что теперь она может манипулировать и стать высокомерной стервой, как делаешь ты, милая. Только вы, милые дамы, забываетесь!  — вампир усмехнулся, и молния снова поползла вниз, обнажая нежную ключицу.  — Вы играетесь и провоцируете мужчин, думая, что вам все можно… Но мы-то сильнее… Понимаешь, милая? А вы любите силу…
        Вампир так нежно обцеловывал шею, надеясь, что девушка смилуется и позволит ему приблизиться. И ей, безусловно, были приятны эти ласковые старания и она почти поддалась, но эго взыграло внутри. Лилит уперлась руками ему в грудь и отпихнула от себя.
        — Нет!  — твердо и настойчиво сказала она, нащупывая дверную ручку.  — И даже не думай воспользоваться своей силой, я тебя никогда не прощу!
        Лилит вышла из ванной, громко хлопнув за собой дверью, оставив Левиафана одного. Его скрутило пополам так, словно мячом попали в пах, или начались сильные колики в животе, лицо исказилось злостью и негодованием. Ему просто хотелось выть.
        Желание дергало его как марионетку, только вместо нитей проходили длинные и тонкие, оголенные нервы, как провода. Пальцы на руках и ногах сводило от злости. В тот момент ему хотелось убить ее, разорвать на части и разбросать по дому. Ему хотелось взорвать ее и скормить останки собакам. Под коленной чашечкой все аж свербело, казалось, что ноги выворачивало наизнанку. Он не услышал нотки «да» в ее категорическом «нет», и он не мог преступить через «нет», наплевав на ее желание, хоть и знал, что оно у нее есть. Левиафан, не раздеваясь, прыгнул в ванную и встал под холодный душ, пытаясь затушить страстный, пылающий огонь внутри себя. Ему казалось, что ледяная вода, как сотни тысяч ножей, втыкалась в кожу, забирая себе частичку умирающего огня, а злость оставалась внутри. Он слегка высунул голову из-под душа и засунул в рот сигарету. Желтый фильтр тут же намок от прикосновения мокрых губ, а сама сигарета покрылась серо-влажными пятнами.
        «Стерва… У женщин вообще что ли чувств никаких нет? Неужели ей самой не хочется поддаться животному инстинкту? Да конечно хочется! Просто «мы настолько гордые и такие независимые», сами с ума сойдут и мужика доведут! Это же надо быть настолько непоследовательными! Где-то они не могут себе в чем-то отказать, а где-то… такой спектакль разыгрывают, что хочется прибить! И о какой искренности я говорю, если коварные женщины элементарно не могут быть искренними в столь святом месте, как постель? Они вообще когда-нибудь говорят правду? Хоть бы раз услышать ее из уст женщины! Или это все-таки невозможно? Как же они любят лишать и себя и других удовольствия… Кто вообще сказал, что они — прекрасный пол? Это ужасный пол!»
        18
        Белая пена кругом казалась мягкой периной, воздушной и легкой, вообще не существующей. Пена на воде и на нежных плечах, и на черных волосах, неизменная пена, состоящая из маленьких пузырьков, которые нежно взрывались, совсем бесчувственно.
        Они сидели друг напротив друга в сплошной пене, и, улыбаясь, рассматривали некое подобие счастья в сияющих глазах, заранее зная, что это всего лишь подобие. И так становится глухо на сердце, когда понимаешь, что кругом фальшь, и с ней не бороться надо, а мириться, как будто это что-то посланное свыше.
        Левиафан поднял на ладони белую пену и пересадил ее на носик Лилит. Девушка улыбнулась и попыталась сдуть ее, но ничего не получалось. Белый кусок несчастно трепыхался и даже пытался заползти наверх, к бровям, но как только дуновение прекращалось, он лениво опускался назад, наивно надеясь, что от него, наконец, все отстанут.
        Уже более двух часов они просто молчали, только неотрывно смотрели друг другу в глаза. Там, в глубине черных зрачков, как будто показывали диафильм с предсказаниями на ближайшее будущее, и от этого просмотра нельзя было отказаться. Они смотрели так, словно другого такого шанса у них больше никогда не будет, и они оба это понимали, и это знание совершено не расстраивало их, потому что они не верили, а ведь очень многое зависит от веры. Поверив в свои силы, можно достичь небывалого. Главное искренне верить.
        Два часа тишины и веры нисколько не беспокоили их, это нормально. Молча смотреть друг на друга — не значит, что сказать больше нечего, не значит, что все уже сказано. Порой глаза, как ни странно, умеют говорить, объяснять лучше, чем язык. Глаза могут лучше врать, чем бескостный орган. Есть шанс утонуть только в языке и словах поэта, а при встрече любых взглядов можно не очнуться от сказки, так и существовать потом в чужих зрачках. Язык не кажется настолько беспомощным, как могут казаться глаза. Глаза — это не зеркало души человека, это его все. А глаза, погрязшие в любви, лопочут намного больше слов, чем язык. И самые тяжелые фразы, возможно, прочитать только в глазах, когда язык отказывается их произносить. И для каждого эти фразы свои. Для каждого что-то тяжело по-своему, но большинство боится слов любви, прощения и раскаяния. И на такие случаи у человека есть глаза. Так что, если не слышно звучащих в воздухе слов, это не значит что нечего сказать, нужно всего лишь внимательно смотреть и смотреть на то, что есть на самом деле, а не на то, что хочется.
        А вокруг все также плавала белая пена. Возможно, она служила неким проводником между двумя телами. По ней, как по проводу, бегали туда-сюда импульсы. Их надо было принимать, потому что они были ужасно настойчивы, и переубедить их было невозможно. Белая пена была важной частью между ними. Ее бледно-белый цвет нес в себе особый смысл, важный, глубокий и больной смысл. И его нельзя было упускать. Но кто же заподозрит смысл в белой пене, сидя в ванне? Кем надо быть, чтобы начать искать его безупречность? Да, наверное, и не надо его искать и кем-то быть, но бледно-белый цвет обволакивал наслаждающуюся друг другом пару, словно утренний туман. А в густом тумане люди чувствуют себя более неуверенно, чем в ароматной белой пене, в ванне. Находясь в тумане, хочется говорить хоть с кем-то, лишь бы только тишина не терзала своим мрачным присутствием. А бледно-белая пена располагает к бледно-белым свечам с бледно-желтыми огоньком, который вот-вот затухнет. Но нет, он трепещет из последних сил, поглощая воздух, чтобы подпитать себя, с каждым разом бороться у огонька получается все хуже и хуже… А он старается,
наивно полагая, что под ним еще такой толстый и длинный кусок воска в виде свечи, что он просто не может затухнуть, ему еще гореть и гореть, долго и непринужденно. Но что-то в трепещущем огоньке чувствует и заставляет хватать жизненно-важный кислород для разгорания. И никто, ни огонек, ни свечка, ни какое-то чудо не замечает, что в воздухе висит огромное ведро с водой, и оно медленно переворачивается, создавая угрозу всемирного наводнения.
        Уже более трех часов они просто молчали, а вокруг все также плавала белая пена. На краю джакузи одна из свечей затухла, и Левиафан, как опытный спасатель, быстро зажег ее снова, не дав остыть фитилю. Еле заметная струйка дыма взвилась к потолку, с воодушевлением разглядывая вновь загоревшуюся свечку, словно так и должно быть. И сколько бы свечек, расставленных вкруг не гасло, Левиафан сразу же воскрешал их, как будто ему больше всех надо было! Ему уже и надоело чуть что спасать бледно-белую свечку, но уж больно она нравилась ему. У него всегда была наготове спасательная вспышка. Он настолько был занят спасанием жизней огоньков вокруг себя, что также не замечал ведра с водой.
        Уже более четырех часов они просто молчали, а вокруг все также плавала белая пена, и она уже не так нравилась. Как будто она просила добавить красного цвета в ее безвкусную палитру, нагло выпрашивая этот цвет из синих жил. И глупые люди поддаются этим мольбам, разламывая русло реки и впуская свою жизнь в бледно-белую пену. А как она ловко прикинулась другом в начале, заставив полностью довериться ей, как матери. Обманщица и безжалостная предательница, забравшая мысли и жизнь, одарившая слепотой и уродством. На самом деле белый цвет не несет в себе ничего белого, в нем больше черни, чем в черном квадрате. Белая лицемерная пена — какой же убийственный цвет. И лучше в жизни довериться черному цвету, ибо, если он предаст, будет не так обидно, в отличие от белого цвета чистоты и невинности и одеяния смерти, который несет в себе столько грязи, от которой потом невозможно отмыться, и сил на это нет. Сколько существует боли в белом цвете на самом деле, столько нет даже в аду, а все наивно продолжают доверяться ему. Ложь укутана в белое покрывало, и ей поют колыбели. И там все наоборот, под детскую песнь
она просыпается и забирает жизненные соки очередного доверчивого дурака! И все по-прежнему боятся честного черного цвета, у которого все лежит на ладони, а чужие страдания и боль он прячет в себе, чтобы не передавать негативных чувств другим. Кровь на черном почти не видно, и проходя мимо не складывается противных ощущений. Кровь на белом цвете выказывает всю ярость и грубость жизни, пытаясь еще и прикинуться хорошей.
        Уже более четырех часов они просто молчали, а вокруг все так же плавала лживая белая пена.
        19
        Лилит шла вдоль стеллажей со всякой всячиной. Впереди нее, с легким дребезжанием, ехала пустая железная телега. Что-то надо было взять, что-то поесть, попить, что-то, чтобы жить, а что, на ум не приходило. Кругом было все, что надо и что не надо, но что конкретно надо было девушке, она уже сама не знала.
        «Сколько же здесь хлама, и как он отвлекает от того, что действительно нужно. Зачем так сильно загромождать полки и мозги людям? Где мне здесь еду искать? Кругом одни безделушки, игрушки, одежда, обувь, какие-то запчасти… О, ужас! Больше не поеду в такие «супер» огромные и «супер» ненужные магазины, в которых есть все, и в тоже время как будто ничего. Где здесь вообще продукты? Ух, как меня это все злит!», Лилит нервно оглядывалась по сторонам, пытаясь найти глазами вывеску с надписью «продукты».
        Неожиданно в начале коридора непонятно откуда выскочил Левиафан с большим горшком в руках. Из коричневого «ведра» торчало огромное дерево, с длинными листьями и толстым, темно-коричневым стволом. Лилит прищурила глаза, пытаясь разобрать, что конкретно тащит вампир вдалеке. По мере его приближения, она смогла разобрать мохнатый ствол пальмы и ее пальцеобразные листья.
        — Смотри, чего я нашел!  — крикнул он, находясь в метрах пяти от нее.
        Лилит вздохнула и слегка повисла на телеге.
        — Ну и на кой черт она нам нужна?  — недовольно спросила она, разглядывая несчастное дерево, болтающееся в руках у довольного вампира.
        — По-моему очень милая штука!  — буркнул Левиафан, окинув взглядом верхушку пальмы, а затем поставил горшок в телегу.  — Ты уже полчаса катаешься с пустой телегой по магазину! Вот, пусть эта пальма хоть чуть-чуть ее утяжелит!
        — Левиафан, мы, по-моему, приехали за едой! Я, конечно, понимаю, что тебе все равно, что в этой телеге будет, пальма или окорок, но ты знаешь, я об этом немного беспокоюсь, ибо мне не все равно! Я уже полчаса катаюсь с пустой телегой, потому что не могу найти продукты питания! И ты еще тут со своими деревьями!
        Левиафан показал ей язык и покатил впереди себя телегу с одинокой пальмой. Периодически его рука что-то быстро выхватывала со стеллажей и так же быстро опускала в телегу. Причем он даже особо не смотрел надо это или нет, ему просто понравилось что-то в том или в другом предмете.
        — Лилит, эта пальма моментально придаст совершено другой вид первому этажу. Знаешь ли, по мне, так зеленые листья — это цвет жизни! Ради этого дерева и его жизни я готов даже шторы открывать, и пускать мерзкое солнце в комнату и его лучи для фотосинтеза.
        —Милый мой, а ты не мог бы что-нибудь для моей продолжительности жизни приобрести, еды, например, а?  — жалобно взглянула на него девушка, цепляясь за руку.
        — Да, конечно, дорогая! Как только нам попадется что-то похожее на еду, мы сразу же это возьмем. Но дерево все-таки прекрасно, как ты думаешь?
        — Левиафан, я не очень разделяю твой восторг по поводу этого дерева! И, отстань от меня уже с ним, по-жа-луйс-та! Не люблю деревья!  — прогундосила Лилит, продолжая искать глазами признаки еды и питья в гипермаркете.
        — Мне кажется, что всякая не любовь к чему-либо или к кому-либо имеет на то свои причины. Есть ли у тебя причина так гадко говорить о деревьях? Ты знаешь, что некоторые деревья даже старше меня, не то, что тебя! Ты можешь представить, сколько всего они видели, сколько всего помнит их твердая кора, и кажется, что они тверже, чем железо. И эти деревья достойны уважения. Они приносят в мир радостный зеленый цвет и нужный для вас же воздух!
        — Да, хорошо! Только вот осенью и зимой толку от них, как от операции мертвому! Ни воздуха, ни зелени! А знаешь ли, серый и черный цвет не вызывает у меня радостных чувств. А многовековые деревья я достаточно уважаю. Я же не беру пилу в руки и не пилю какой-нибудь дуб? На это есть другие люди, которым явно наплевать на то, что там этот несчастный дуб видел, сколько ему лет. Все равно, твоей страсти к деревьям я не разделяю! Вообще, они кажутся мне лицемерными!
        — Деревья несут жизнь людям, и в себе тоже, и очень здорово уметь видеть эту жизнь. Вообще здорово уметь видеть еще чью-то жизнь помимо своей собственной. Тяжело увидеть жизнь идущего рядом человека, а уж почувствовать ее у растения или у животного равносильно тому, чтобы увидеть воздух. И это ли обидно? Да, нет! Разве дерево, какая-то пальма, достойная великих взглядов людей как на живое существо, а не на безмозглое полено? Конечно, нет! Полено, да и только! Но ты знаешь, мне нравится это «полено» с потрясающими живыми листьями, в нем больше души и жизни, чем в одном человеке, поэтому она поедет домой с нами.
        — Хорошо!  — улыбнулась Лилит, услышав достаточно короткую тираду от вампира.
        Они блуждали по магазину еще в течение полутора часов, подкидывая к пальме в телегу все нужное и не нужное. Еды набрали, как будто в следующем году обещали всемирную голодовку.
        Лилит не отходила от неугомонного вампира ни на шаг. Она держала его под руку и с интересом наблюдала, как быстро и чем заполняется телега.
        Уже стоя у кассы, когда довольный вампир выставлял товар, Лилит, не заметив бутылку дорогостоящего вина, задела ее, и красная жидкость вперемешку со стеклами растеклась по полу. Левиафан с легкой улыбкой пробежался глазами по кругу, вначале на пол, затем на перепуганную Лилит, и наконец, на озлобленную кассиршу. Именно на ней и застыл взгляд.
        Она была похожа на страшный гейзер, который вот-вот должен был выплеснуть весь ужас земных недр. Шапка в виде пилотки судорожно дергалась, словно в предсмертных конвульсиях. Пухлые щеки заливались гневным красным цветом, бледно-красные губы тряслись, как желе, а глаза сузились и стали похожи на свиные, и судя по всему скоро должен был раздаться поросячий визг.
        — Простите… Я не хотела… — Лилит в это время была похожа на серую полевую мышь и ее писк был практически не услышан.
        Левиафан убрал руку в карман и молча, с улыбкой на губах, наблюдал за двумя особями женского пола, в ужасе понимая, что произойдет дальше.
        — Глаза открывать надо, а не задницей крутить перед мужиком!  — кассиршу понесло, она как бомба, все-таки взорвалась и теперь вони было на весь магазин.
        — Простите?  — нахмурилась Лилит, взглянув на краснокожую кассиршу.
        — Ишь ты, еще и хамить пытается, малолетняя дрянь! Оплачивать, кто будет твою куриную слепоту?  — кричала она, совершенно не отказывая себе в выражениях.
        — Мадам, мадам!  — улыбнулся Левиафан.  — Ну, зачем же Вы так? Ваш тон совершенно не приемлем! Сейчас мы все оплатим! Не стоит так переживать, мы же не Вашего сына убили, а всего лишь бутылку разбили! А вот Вам бы, как более взрослому и мудрому человеку, не стоило употреблять столь грубые слова по отношению к девушке, тем более она извинилась! А то получается, она более спокойна и рассудительна, чем Вы! Сколько мы Вам должны за эту бутылку, которая так сильно ранила Ваше большое доброе сердце?
        И кассирша и Лилит опешивши, смотрели на улыбчивого Левиафана с толстым кошельком в руках.
        Через десять минут он уже спокойно загружал все в машину. Лилит стояла рядом, и была слегка расстроена, что какая-то обиженная жизнью толстая тетка испортила ей настроение, и хорошо, что Левиафан вставил свое слово, а то неизвестно, сколько бы еще гадостей обезумевшая кассирша наговорила бы.
        Он, напевая себе под нос песенку, преспокойно распихивал продукты по багажнику, то и дело переставляя туда-сюда зеленую пальму. Лилит села в машину, и пристегнувшись, уставилась вперед.
        — Так сильно она тебя расстроила?  — спросил Левиафан, сдавая назад, разглядывая внутри, что происходит в заднем стекле снаружи.
        — Нет. Я просто в шоке!  — тихо ответила Лилит.  — Неужели можно так распсиховаться из-за одной разбитой бутылки, и то не ее? И вообще, надо было позвать менеджера! Какое она имеет право так оскорблять меня?
        —Да, кто сказал, что она имеет право? В любом случае, ты неправильно на нее реагируешь!
        — В смысле?  — удивилась Лилит, взглянув на него.
        — В очень простом и ясном. Ты слишком близко воспринимаешь ее слова, а зачем ты это делаешь? Мало ли какой урод что тебе скажет. Вены резать остается? Когда я встречаю таких людей, мое сердце искренне радуется. Ведь сама жизнь обидела этих людей, и зависть живет в их головах, злость, которой позавидует любая сторожевая собака, так и роется по всему организму. И вот злость и зависть, вдвоем засоряют тело, включая мозг, своими отходами, которые потом вот таким вот способом выплескиваются на окружающих людей. Так что отряхни с себя ошметки мерзости и забудь. Посмотри на пальму, зеленый успокаивает!  — улыбнулся Левиафан, погладив расстроенную девушку по колену.
        Ближе к вечеру он сообщил, что ему нужно кое-куда уехать и попросил присмотреть за пальмой. Как только дверь захлопнулась за ним, Лилит перевела глаза на дерево.
        — Привет, палено!  — сказала она, улыбнувшись.  — Вот тебе наплевать, как тебя обозвали, поленом или стройняшкой, не потому, что ты тупое полено, а потому что тебе все равно, ты само знаешь, что ты или кто ты! А это «чудо» в магазине испортило мне настроение на весь день! И было бы из-за чего! Из-за бутылки!
        Левиафан поджидал пухлую кассиршу около магазина, томно разглядывая темноту сквозь лобовое стекло. Он не знал, во сколько именно закончится смена, но знал, что к полуночи все продавщицы поменяются.
        И вот, со стороны запасного выхода выкатилось округлое тело на коротких ножках, в сапогах и пальто, волосы прикрывала шаль. Но злость на лице ничего не могла спрятать. Судя по всему это выражение ее вообще никогда не покидало. Неужели комфортно существовать подчиняясь одной лишь злости?
        Округлое тельце покатилось к мосту. Левиафан вышел из машины и бесшумно пошел за кассиршей. Через пару минут он нагнал ее, зажал рот и затащил в темный угол здания. Она пыталась кричать, мычала и хлопала узкими глазами. Вампир улыбнулся, вглядываясь в небесно-голубой цвет глаз.
        — Тихо, тихо… тихо!  — прошептал он, поправляя растрепавшиеся волосы из-под шали.  — Если ты пообещаешь, что не будешь кричать, то я уберу руку ото рта.
        Кассирша замотала одобрительно головой и захлопала глазами. Она явно узнала молодого человека и перевела дух, рассматривая его бесподобную красоту.
        — Ты только ничего не говори, ладно?  — поморщился он, убирая руку от ее рта.  — Я сам все скажу. Весь сегодняшний день я объяснял девушке, которая нечаянно разбила бутылку, что на таких как ты не стоит даже внимания обращать. Раз на вас даже жизнь не обращает внимания, то людям и вовсе не к чему. А она была такая расстроенная, что даже пальма не смогла развеселить ее… Так вот, я — засранец на самом деле. Я объяснял то, чего сам не умею делать. Я не могу не обращать внимания на таких, недовольных жизнью людей, как ты. Сколько бы ни пытался, сколько бы ни старался, не могу пройти мимо. Ты даже не представляешь, какое это удовольствие вытряхивать наружу перед вами ненавистную жизнь, а потом отнимать ее. Причем за столь короткий срок вы начинаете понимать, что жизнь-то оказывается все-таки ценная штука, вот только уже поздно. Сегодня, как только я увидел твое лицо, сразу же понял, что ты мой пациент! Ну что ж, приступим к терапии?  — Левиафан вопросительно поднял брови и вцепился зубами в запястье кассирши, другой рукой снова зажимая ей рот.
        Через какое-то время он оторвался от раны и взглянул в ее глаза.
        — Ну как, начинаешь ценить жизнь? По времени уже должна бы, так как подсознание уже заметило, что у него хотят отнять жизнь, и оно с этим не согласно! Я вижу это в твоих глазах, и этот момент самый приятный и долгожданный! Не правда ли?  — Левиафан прокусил запястье еще в одном месте и старательно вынимал из вен всю кровь, до последней капли, при этом неотрывно смотря в затухающие глаза, также зажимая ладонью рот.
        Звуки сопротивления утихли через какое-то время, а колобкообразное тело упало на асфальт. Левиафан вытер губы и через десять-пятнадцать минут уже ехал домой.
        Как только он вошел в гостиную Лилит сразу же все поняла по его глазам, которые так весело слонялись без дела. В его руках был еще одни горшок с такой же пальмой. Именно растение стало последней подсказкой, где был и чем занимался Левиафан.
        — Ты убил ее?  — печально спросила она, как только он приблизился к ней.
        — Я освободил ее и приобрел еще одну пальму! И чтобы ты себе не льстила и много лишнего о себе не думала, скажу сразу, я сделал с ней это не из-за тебя, а из-за себя! Я обожаю таких людей и их кровь. Ну, не смог пройти мимо. А эту пальму поставлю в спальне, пусть она тебе свежий воздух гоняет, раз за окном уже почти все лысое!
        — Ты давно не убивал никого ради забавы? Не можешь жить спокойно, да?  — Лилит стало еще грустнее.  — Я думала, что в тебе что-то изменилось, а на самом деле ты просто отдыхал и ждал подходящего случая.
        — Милая, скажи честно себе и мне — неужели тебе не безразлично, что творится с окружающими тебя людьми? Тебе же наплевать на них на всех, так к чему ты заводишь этот бесполезный разговор?
        — Иногда с тобой просто невозможно разговаривать! Ты куда-то прячешься, в какой-то панцирь и оттуда начинаешь атаковать своими клешнями! Пошли пальму ставить,  — Лилит встала и пошла наверх.
        Левиафан пожал плечами и пошел за ней, аккуратно пронося дерево.
        20
        Жизнь понемногу застывала вокруг, покрывалась серостью перед зимним приходом. На улице уже копошился поздний октябрь, подготавливая почву для белоснежной королевы. До ее прихода оставалось чуть больше месяца, и все оперативно готовились к появлению холодного снега. Но от занятия идиотизмом это никого не освобождает.
        Тихая ночь казалась совершено безжизненной, не было ни людей, ни животных, ничего что бы напоминало жизнь. Вдоль дороги одиноко стояли желтые фонари, освещая дорогу не понятно для кого и зачем. Яркий свет от фар инфинити ласково играл с каменистым асфальтом, выпячивая каждый камушек наружу. В кой-то веки Левиафан ехал со светом в темное время суток. По его лицу блаженно бегала улыбка, Лилит сидела рядом.
        — Что мы здесь делаем, посерди ночи?  — спросила она, увидев, что Левиафан паркуется рядом с какой-то промышленной зоной.
        Огромный, бледный и грязный забор тянулся вдоль дороги, и казалось, конца ему нет.
        — Веселимся, милая!  — он взглянул украдкой на нее, взял за руку и повел вдоль забора.
        Лилит послушно побежала за ним рысцой.
        — Не понимаю, что веселого в беготне около забора?  — со вздохом сказала она, рассматривая почву под ногами.
        Левиафан резко остановился, и Лилит благоприятно влетела ему в спину.
        — Ты когда-нибудь водила автобус?  — спросил он с такой тайной на лице, словно речь шла о том, что надо отравить кого-нибудь.
        Девушка нахмурилась и взглянула на столбообразного вампира. Она потерла себе лоб, пристально разглядывая наидовольнейшее лицо напротив, ища там глобальные признаки сумасшествия.
        — Автобус?  — тихо переспросила она.
        — Да, автобус. В котором люди каждый день ездят на работу и обратно,  — восторженно произнес Левиафан и снова пошел вперед, ведя за собой девушку.
        Он искал место в заборе, через которое им обоим будет удобно перелезть. Вдоль забора была натянута колючая проволока, которая могла навредить ей.
        — Ты будешь угонять автобус?  — не веря вампиру, Лилит решила еще раз уточнить его планы на вечер.
        — Мы, Лилит, мы будем угонять автобус! Но мы его вернем ближе к утру!  — сказал он.  — А вот и наш проход!
        В заборе была не большая дырка, как будто сделанная специально для Лилит. Для Левиафана, как и мужской части населения, в принципе, не было проблемой просто перелезть через забор, даже не обращая внимания на проволоку.
        — Прошу!  — он указал ей на отверстие в заборе, и сам перемахнул через него, словно это был бордюр.
        Пока Лилит пролазила в дырку, Левиафан уже сломал замок на главных воротах. Как выяснилось, это была не промзона, а всего лишь спящий автобусный парк. По всей территории стояли коробкообразные машины. Они казались такими несчастными, потухшие краски света, бесчувственные фары так печально смотрели прямо перед собой. Щетки, словно в тихом предсмертном бреду, лежали на лобовых стеклах.
        Лилит медленно шла между автобусами. Они были разные, как люди, длинные, короткие, двухэтажные, разноцветные, однотонные и двухтонные.
        — Какой?  — Левиафан обнял ее сзади, мягко целуя шею.
        Она улыбнулась, вытянула палец, указывая на стоящий перед ними автобус.
        — Нас поймают!  — прошептала она, цепляясь за вампира.
        Он быстро нашел кнопку, открывающую двери, галантно подал руку девушке и провел ее в кабину. Лилит посмотрела вперед. Ей казалось, что она стала на пару метров выше, чем обычно. Машина завелась и медленно покатилась вперед, в сторону главных ворот.
        — Автобус-то ты когда успел освоить?  — спросила Лилит, рассматривая приближающиеся ворота.
        — Это не сложная техника и не требует много времени!  — улыбнулся он, бросив на девушку довольный взгляд.
        — Знаешь, если нас поймают, то я скажу, что ты меня похитил, держал в заложниках и угнал автобус!
        — Хорошо. Что еще?  — смеялся он над опасениями девушки.
        — Еще? Еще я скажу, что ты меня избил, угрожал убить, хотел изнасиловать, продать в рабство, ну и все такое!
        — Ну тогда, если нас поймают, мне придется пару раз тебя ударить, разорвать кофту, воткнуть нож в плечо, с видом, что промахнулся… Ну это все так, формально, в подтверждение твоих слов, чтобы тебе точно поверили!
        — Левиафан, ты невозможный!  — Лилит хлопнула его ладонью по плечу и растянулась в улыбке.  — Тебе не скучно так жить?
        — Это что еще за вопрос такой?  — удивился он.
        Левиафан взглянул на нее, оторвавшись от ночной дороги.
        — Да ты даже автобус и тот умеешь водить! Ты все умеешь.
        — Нет! Я не умею вязать!  — недолго думая ответил он.
        — Я серьезно…
        — Я тоже,  — перебил он ее.  — Несколько раз пытался, и крючком и спицами, ничего не получается. А я бы так хотел связать себе какую-нибудь вещь, потому что те идеи, которые существуют у меня в голове, я не могу найти ни в магазине, ни на прилавке. И почему ты так удивилась слову «вязать»? Потому что я мужского пола, а вяжут только бабушки? На самом деле, это очень интересное, продуктивное и полезное занятие, которому было бы неплохо обучиться. Я помню времена, когда стригли овец и баранов, а потом с их шерсти бабушки делали нитки, наматывая их на веретено, ну а после, вязали самые теплые носки, варежки и тому подобные вещи. Ну, раз ты тоже не умеешь орудовать спицами, то я научу тебя орудовать автобусом. Хотя тут и учиться-то нечему! Садись!
        Левиафан нажал на тормоз, встал и уступил смущенной девушке место. Через пять минут огромная машина ехала по шоссе, пытаясь набрать приличную скорость, но никак не получалось.
        — Это тебе не лексус! Больше, чем мы уже едем сейчас ты из него не выжмешь!  — объяснил Левиафан, успокаивая Лилит.
        Ей, как и каждому любителю скорости, совсем не нравилось, что такая громоздкая машина не может быстро ехать. А как бы хотелось! Ан нет! Такая машина не предназначена для ночных гонок по шоссе. Лилит через какое-то время начала надоедать черепашья скорость, и она остановила автобус около обочины.
        — Он мне надоел! Это не машина — это развалюха, но забавная!  — обижено заявила девушка, подпирая подбородок рукой, упираясь локтем в руль.
        Взгляд пал на пол. Около сиденья находилась непонятная вещь, что-то вроде бардачка, только без крышки и в форме корзины. Из этого ведра торчали различные инструменты.
        — Ух, ты! Что там?  — спросила Лилит, показывая увесистую железяку.
        Левиафан с интересом посмотрел на инструмент, а затем на девушку. Внезапно он замер, а на губах застыла пристраннейшая улыбка. Как только рука девушки дотянулась до «сейфа» с инструментами, как только она вытащила оттуда кусок железа, вампир все понял.
        — Это разводной ключ, милая!  — сказал он, не переставая улыбаться.  — Что ты хочешь с ним сделать?
        Лилит косо посмотрела на Левиафана, затем на инструмент и сама улыбнулась. Вампир наклонился к девушке, рассматривая ее глаза. Что-то сильное, мощное и неоспоримое в них притягивало его как мужчину.
        — У меня никогда ничего такого не было в автобусе… — прошептал он.
        — Это мы сейчас поправим… — Девушка откинула назад голову, краем глаза следя за дорогой.
        Через какое-то время в боковом зеркале Лилит заметила приближающуюся полицейскую машину. С ангельской улыбкой на губках, она со всей силы кинула разводной ключ в боковое стекло.
        Соприкоснувшись со стеклом, железный инструмент превратил его в оскольчатое месиво, которое разлетелось по асфальту и по кабине автобуса. Но на мокро-грязный асфальт также опустился и разводной ключ, практически прямо перед капотом полицейской машины. Она естественно сразу же остановилась.
        В это время Лилит чуть ли не вылетела из автобуса, нажав снаружи кнопку, закрывающую дверь, и помчалась в лесопарковую дорожку.
        Вампир тоже побежал за ней, но на радостях и адреналине не заметил захлопнувшуюся перед лицом дверь, в которую он влетел всем телом так, что его чуть ли не отрекошетило назад на водительское место. Он сел на пол и улыбнулся, стукнув себя по лбу, разглядывая взволнованные лица двух полицейских за дверью и направленные на него два пистолета.
        — Отлично!  — прошептала Лилит, наблюдая из-за дерева за обстановкой на дороге.
        Девушка на цыпочках отошла от дерева и словно рысь пошла по дорожке в парке, ведущей обратно, к области.
        «Веселье! Жаль, что он убьет двух людей, но зато сразу же выместит на них свою злость, если она имеется. Я была уверена, что не успею добежать до дерева, либо Левиафан поймает, либо полицейский подстрелит…но я успела! Как же я в последнее время разочаровываюсь в себе, совсем перестала верить в собственные силы. А все почему? Да ответ очевиден! Когда появляется такой вот, как Левиафан, и начинает морально давить, то перестать верить в себя — это еще не худший вариант, хоть и очень страшный. А все потому, что он забирает из меня все, что может, а что не может просто рушит, топчет ногами в пыль! Этот моральный гнет сведет меня с ума. И мне так стыдно перед собой, что я признаю свою слабость перед ним, признаю его силу, не физическую, а именно моральную. Я чувствую, что почти проиграла, что почти сломалась, барахтаюсь из последних сил, которые так быстро покидают меня, перебегая к нему! Но надо настраивать себя на лучшее! Если я окончательно сдамся, приползу на коленях с белым флагом, то, мне кажется, что наши отношения умрут. Нет, этому не бывать…Во мне еще полно сил! Он же тоже истощается, он тоже
умеет чувствовать и ему также больно, и он также любит! И я не знаю, на какой стадии распада он сам находится. Мы не должны засыпать в наших отношениях, подвергая себя пластилиновому образу жизни, впуская в дом пустую тишину. По мне, так это просто ужасно, сидеть молча целыми днями и смотреть друг на друга. Кстати, сейчас он уже не будет просто смотреть… Мне бы стоило подготовиться к моральному грузу, а не ходить в приподнятом настроении…»
        — А!  — заорала она от ощущения, что к ней кто-то прикоснулся.
        Через секунду к ней уже не просто дотронулись, ее схватили и силком поволокли куда-то.
        — Вот!  — победоносно произнес голос Левиафана.  — Благодарность принимаю в письменно виде.
        Он посадил девушку на заднее сиденье полицейской машины и мельком взглянул в ее очумевшие глаза.
        — В камерах иногда бывает очень много крыс. Осторожно, милая!  — вампир тщеславно закрыл дверь и помахал рукой опешившей девушке.
        Полицейские кивнули ему головой в знак благодарности, сели в машину и поехали. Лилит вертела головой в разные стороны, как филин, округлив глаза. Ее маленькие пальцы вцепились в решетку, отделяющею места стражей порядка от места преступника в машине.
        — Нет!  — крикнула она, дергая решетку.
        Один из полицейских обернулся и строго посмотрел на нее.
        — Успокойтесь, мисс!  — его голос звучал как из бездонной пропасти.  — Иначе мне придется надеть на Вас наручники.
        — За что?  — возмутилась до глубины души Лилит.  — Я ничего не сделала.
        — За угон общественно транспорта, за порчу имущества, принадлежащего не Вам, за попытку ограбления…
        — Что?  — до обвинения в попытке кражи, казалось, что ее глаза больше не могут расшириться, но как только прозвучало это обвинение, они чуть ли не выкатились из орбит.
        — Молодой человек написал заявление, что Вы путем гипнотического воздействия, попытались обокрасть его. Как только он это заметил, сразу начал сопротивление, на что Вы взяли разводной ключ и ударили его им по голове, а затем выкинули орудие в окно…
        — И вы поверил в эту чушь?  — Лилит была в гневе, она думала, что вот-вот начнет задыхаться от злости.
        — Мисс, у него на лбу поперечный порез! Он от госпитализации отказался, и заметьте, не скрылся в парке…
        — Какими же надо быть дуракми!  — закричала Лилит, перебив его, и ударила ладонью по сетке.
        — Мисс, аккуратнее со словами, все может быть использовано против Вас и к вашему ночному разбою вполне может добавиться оскорбление полицейского при исполнении…
        «Ну, замечательно! О какой идиллии я думала десять минут назад? Да у нас многовековая война, у которой нет конца и не будет, да она вообще не имеет временных границ, только боевые действия, причем постоянные! Даже если создается видимость, что вроде все нормально, но в головах готовится стратегический план атаки! Левиафан никогда не отступит… Я тоже!», в ее голове начали выстраивать мысли и планы великого возмездия, но внезапно они оборвались.
        «О чем я думаю? Какая месть? Я через какое-то время буду сидеть за решеткой, а там, мои шансы как-либо отомстить равны нулю… О, боже, хуже всего, что мне и позвонить-то кроме него некому больше, но я не буду ему звонить! Да, он специально это сделал, чтобы в очередной раз убедиться в своей превосходстве, услышав мои просьбы! Не буду звонить!»
        Маленькая комнатушка метра четыре на четыре, с двумя кроватями, на которых лежали не понятного цвета матрацы, перемешанные с грязью и ацетоновыми разводами. Единственное окно с решеткой выходило на улицу, но чтобы посмотреть из него Лилит надо было встать как минимум на стул, которого в камере не было. Железная дверь была с окошком наверху. В камере никого не было, кроме Лилит, так что хоть в этом она чувствовала себя немного лучше.
        Прошло три дня. Лилит из последних сил старалась сдержать данное себе обещание: не звонить. С каждым часом ей становилось все противнее и противнее. У нее не было душа и ванны в течение трех дней, по камере постоянно ползала какая-то живность, то маленькие паучки, то жучки, то тараканы. И каждый раз, увидев очередного представителя насекомых, Лилит кричала не своими голосом, словно она была живьем в огне. К ней тут же бежал дежурный и отчитывал ее, как маленького ребенка, между тем тайно питая к ней огромнейшую симпатию и мысленно желая ее.
        Еда была еще хуже, и порой Лилит даже терялась, что было более омерзительным, вид того, что было в тарелке или чистый паук на стене. Даже сама посудина была отвратительнее, чем ее содержимое, у собак тарелки чище были, чем у нее.
        В коридорах постоянно кто-то орал, чего-то требовал. Мимо камеры проводили то проституток, то наркоманов, то, возможно, каких-то нелегалов. Всем объясняли права, обязанности и обвинения, и все это было постоянно около камеры. Девушка потихоньку начала сходить с ума от всего, что там творилось.
        К обеду она ходила туда-сюда по комнатушке, нервно думая звонить или нет.
        — Эй!  — крикнула она, топчась около двери на цыпочках, пытаясь разглядеть кого-нибудь в коридоре.
        Она еще раз ударила в железную дверь и несколько раз позвала дежурного.
        — Мисс?  — наконец он объявился, он стоял по ту сторону двери и рассматривал глаза девушки.
        — За меня…никто… не вносил…чего-нибудь… — еле слышно спросила она, переминаясь с ноги на ногу.
        — Извините, мисс… — пожал он плечами.
        Лилит отвернулась от окошка и медленно съехала по двери на пол. Она уткнулась носом в колени и тихо зарыдала.
        — Но вы можете позвонить… Вы имеете на это право!  — офицер попытался ее успокоить, услышав жалостливые всхлипывания.
        — Нет!  — вскрикнула она.  — Спасибо…
        «Я раздавлена напрочь. Он опять меня растоптал, как не затушенный окурок… Он не оставляет мне другого выхода, как только звонить. Не могу же я, в конце концов, сорвать себе жизнь из-за ночной шалости? Как же у него хорошо получается уничтожать меня, не оставляя мне никаких запасных вариантов. Такое ощущение, что он все продумывает до последней мелочи, до последнего шага…или ему просто везет? Постоянно фортит? Ну конечно! Как только фортуна отворачивается от меня, она сразу же поворачивается к нему. А от этого страдаю я! Интересно, сколько он будет ждать этого звонка? Год? Может два? Может весь срок, пока я буду прозябать в не очень хороших местах? Я не должна оказаться там по его милости…», девушка вскочила с пола и снова забарабанила руками в дверь.
        — Офицер!  — крикнула она.  — Разрешите мне сделать один звонок!
        Левиафан наслаждался звучанием очередной сонаты Шопена, высекая ее пальцами из клавиш. Его ничего не волновало, на лице блаженствовал восторг и упоение. Казалось, что девушка с именем Лилит никогда не существовала в его жизни. Вампир был настолько самодоволен, что было тяжело представить его еще с кем-то, кроме себя.
        Плавную мелодию нарушил отрывистый звонок мобильного.
        — Вот я и дождался!  — произнес он, улыбаясь и доигрывая два последних аккорда.  — Да?
        В трубке повисла тишина, черного цвета, без ограничений, как космос. Левиафан прижал трубку плечом к уху и снова сел за пианино. Лилит хмурилась, слушая отрывистые звуки.
        — Я слышу, что тебе там без меня совсем не плохо?  — процедила она сквозь зубы.
        — А почему мне должно быть плохо? Я знаю где, с кем ты, насколько и главное, что ты в безопасности!  — усмехнулся он в ответ.
        Лилит отвела глаза в сторону и стиснула зубы. Она жалела, что в тот момент нахального лица вампира не было рядом, потому что ей очень хотелось дать ему по зубам.
        — Забирать ты меня отсюда не собираешься?  — спросила Лилит, сделав, наконец, вид, что она ничего не слышала.
        — Собираюсь… как только ты попросишь об этом!  — твердо заявил Левиафан и прекратил играть, насторожившись, чтобы не пропустить ни одного слова.
        Лилит вся стала багрового цвета, от макушки чуть ли дым не шел. Внутри все закипало с такой скоростью, буквально протестуя всем законам физики.
        —… Забери меня отсюда.  — Еле слышно прошипела она, уставившись в белую стенку озлобленными глазами.
        Левиафан растянулся в довольной улыбке и выглянул в окно. С такого ракурса он был похож на самого антихриста, необыкновенно красивый, безудержно притягательный, огненно-страстный и, безусловно, подлый и коварный.
        — Нет.  — Медленно произнес он отказ, оскаливая зубы.
        Лилит успела поймать свою челюсть, пока та отваливалась от шока и удивления.
        — Что?  — вскрикнула она.
        — О, вот так-то лучше! Я сегодня просто плохо слышу…
        — Пошел ты!  — терпение у девушки лопнуло и она повесила трубку, если так можно сказать.
        Как только за ее спиной закрылась железная дверь, Лилит со всей силы ударила кулаком в стену и взвизгнула от боли. С костяшек сразу же куда-то сбежала вся кожа, оголив нижний слой и выпустив немного крови. Боль мгновенно окутала весь кулак, слегка охладив содранные места. Лилит сразу же схватилась за руку и опустилась на колени, рыдая и шепча что-то неразборчивое.
        Внезапно ей стало страшно за свое будущее и обидно за себя. Самолюбие просто рыдало от обиды и оттого, что его так сильно унижали. Лилит просто сидела на коленях посреди грязной и холодной камеры. На мгновение ей даже захотелось умереть, закрыть глаза и никогда больше не открывать их снова. Ей казалось, что ее предал весь мир, причинив невыносимые страдания. Внутри ужасное чувство, которое схватилось руками и ногами за пучки нервов и драло их в разные стороны, жутко крича и ревя при этом. Нервы болтались из стороны в сторону, нанося боль, не было сил избавиться от всего этого. Как можно избавиться от самого себя? Ведь так страдать может только обиженное, оскорбленное и униженное «Я». И оно настолько обозлилось на весь мир, что даже думать ни о чем не могло, кроме собственных страданий, терзая тело на части, как собаки, разрывая зубами плоть, наплевав на ощущения жертвы.
        И вот, когда наступает такой момент, наполненный больными чувствами, кажется, что жизни больше не будет, что легкие уже больше никогда не смогут наполниться чистым кислородом. Хочется превратиться в мумию, сразу же иссохнуть, не взирая на молодость. Кажется, что сведенные пальцы на ногах никогда больше не расслабятся. Электрический импульс, судорожно сокращающий мышцы, никогда не покинет тело. Мини апокалипсиса, конец света одного создания, его тела, его жизни.
        Безразличие подло скрылось. Можно плевать на всех без оглядки, чем все и занимаются. А попробовал бы кто-нибудь плюнуть на себя! При этом судорожно не просчитывая ходы и итоги выгоды, которую можно поиметь, плюнув на себя. Безразличие и «Я» работают вместе только тогда, когда они объединены против кого-то другого, против друг друга они никогда не смогут пойти. И всем певать, что происходит вокруг, кто умирает, кто рождается. Кому какое дело? Миру глубоко начихать на кого-то конкретного. Кто он такой, чтобы целый мир одного человека обратил свое драгоценное внимание на другого? Кажется, что в целом мире человеческих миров нечего делать таким товарищам, как Люцифер или Иисус. Кто они? Кто они такие по сравнению с эгоцентризмом человека? И все старательно берегут свое «Я»  — своеобразное кощеево яйцо. Разбей «Я» и считай человека больше нет. Он падает плашмя на пол и трясущимися руками начинает собирать свое разбитое на частички «Я», что-то клеит, а что-то приходится и выкинуть, и в итоге уже получается чужое «Я». Но очень тяжело добраться до тайника, в котором спрятано «Я».
        Левиафан напролом, продираясь сквозь к тернии к звездам, без жалости и сожаления к себе, почти нашел этот тайник. Он уже стукнул в дверь, за которой находится «Я». Но вот вопрос: а оно ему зачем? Что получает человек, разбив чье-то самолюбие, эго? Эстетическое и моральное удовольствие? Или это сильная и совершенно не нужная демонстрация характеров, которая обычно приводит к глобальной не совместимости. А раз он уже ломится в дверь, за которой стоит драгоценный сундук с эго, то рано или поздно дверь откроется, и эго убьют. А что происходит, когда эго не ранено, а когда оно мертво, убито, его вообще нет? Нет больше и его хозяина.
        Лилит их отношения напоминали армию, где все время идет подавление чей-то личности, чьего-то достоинства и характера. Но она слишком любила свое «Я», чтобы так просто открыть дверь и позволить его уничтожить.
        — Hallo, Sebastian… — Он набрал номер своего немецкого друга.  — Wiegeht’sdir?  — Левиафан включил громкую связь и развалился в кресле.[19 - — Привет, Себастьян,  — Как твои дела?]
        — Recht gut. Danke. Was gibt’s?[20 - — Неплохо. Спасибо. Что нового? — Я хочу убить ее. Я так устал. Так больше не может продолжаться. —Что ты несешь? Ты не можешь так поступить! Она должна жить! — У меня сил больше нет. — Господи, да что она сделала? — Как обычно. Она хочет прибить меня. Нет никакого спасения. Никакой надежды. Я влюблен в нее. Да, влюблен. Это ужасно и так больше не может продолжаться. Ужас! Я убью ее. — Успокойся, друг мой! Ты с ума сошел? И оставь ее в покое! — Нет, просто хочу, чтобы она умерла. — Что? Красивейшая женщина — то, что ты всегда хотел! И сейчас у тебя это есть…Кто-то идет. — Хорошо, тогда… — Нет-нет, не волнуйся. Это моя ассистентка. Она не знает английский, так что можем продолжить наш разговор. Да я просто не готов отпустить тебя в таком состоянии. Даже представить себе не могу, что ты можешь натворить в таком настроении. Так что, продолжим разговор!]
        — Ich will sie ermorden…Ich bin so mude. Es konnte so nicht weiterlaufen.
        — Was meinst du? Das kannst du nicht Machen! Sie soll leben!
        — Ich kann es nun nicht mehr
        — Mein Gott, was ist denn da passiert?
        — Wie ublich. Sie will mich umbringen. Kein Rettungsmittel.  Keine Hoffnung. Ich bin in sie verliebt . Ja. Ich bin. Das ist ja schlimm, so geht es doch nicht. Es ist schrecklich. Ich tote sie
        — Ruhig, mein Freund!  — призвалСебастьян.  — Bist du verruckt ? Und nun la? sie in Ruhe.
        — Nein. Aber ich will sie sterben.  — УсталоответилЛевиафан, прикуриваяочереднуюсигарету.
        — Was? Die schoneste Frau! Das ist, was du schon immer wolltest! Jetzt hast du sie! Warte, jemand geht…
        — Ok dann…
        — No, no, don’t worry. That’s my assistant and she doesn’t know English. We can keep talking. I just don’t want you to let go being in such a depressed mood. I’m thinking of what you may do and…no, keep talking now!
        — Okay, okay,  — рассмеялсяЛевиафан.  — I’m always glad to have a talk to you. What things are you speaking about that I may do? I don’t want her to live that’s all. I don’t want to bring her back. I don’t want her to touchme. To kiss me. Tospeaktome!
        Голос Левиафана дрожал. Наверное, впервые в жизни эта дрожь, глотающая слезы отчаяния и боли, была вызвана женщиной. Ему было стыдно это признавать, но Себастьяну он мог довериться.
        — What does she do? Can you describe what exactly she does? What makes you be so upset and hopeless? I no longer know you…
        — She is…a child of Hell, having nothing human. I created her. I fell in love with her face, figure. I have never in my life been able to imagine any other sort of love until I’ve got acquaintance with her. Not with her face. With her! Her character and soul, if she has anything of that!.. I feel devastated…
        — Where’s she now?
        — In a cell.
        — Where? Are you out of your mind? What’s she doing there?
        — Realizing her right to be having rehabilitation curse.
        — Get her out of there! Now!
        — No. I won’t.  — Левиафанаотвернулсякокну.  — I’m going to get over with her absence.
        — Crazyman!  — Себастьян кричал в трубку.  — You will be sorry for this. You will be!
        — Maybe. But now I don’t want her…
        — Call me back when you get her out. I wanna listen to your apologizes and sufferings about your being in love with her and how dare you bring her to a cell. I know and you know that whatever happens but you will get her out of the cell, embracing and kissing, worship her beauty and caressing against her perfect body…[21 - — Хорошо, хорошо.  — Я всегда рад поболтать с тобой. Как ты думаешь, что я могу с ней сделать особенного? Я просто не хочу, чтобы она жила и все. Я не хочу возвращать ее. Я не хочу, чтобы она прикасалась ко мне. Не хочу ее поцелуев. Не хочу слышать ее голос! — Что она такого делает? Можешь рассказать мне, что именно она делает? Что произвело на тебя такое впечатление, что я перестал тебя узнавать? — Она… исчадье ада, в котором нет ничего человеческого. Я создал ее. Я влюбился в ее лицо и фигуру. Я никогда в жизни до сего дня не могу представить себе существование такой любви, до тех пор пока не познакомился с ней. Именно с ней с ее характером и душой, если таковые имеется вообще, а не с ее лицом. А сейчас я чувствую себя опустошённым… — Где она сейчас? — В камере. — Где? Ты что,
с ума сошел? Что она там делает? — Осуществляет свое право на получение реабилитационной помощи. — Вытащи ее оттуда. Сейчас же! — Вот уж нет! Я собираюсь смирится с тем, что ее больше не будет в моей жизни. — Сумасшедший мужик! Ты сам потом пожалеешь об этом. Пожалеешь! — Возможно. Но сейчас я не хочу ее… — Перезвони мне, когда ты все-таки заберешь ее домой. Я хочу услышать, как ты извиняешься и страдаешь, потому что влюблен в нее и в ее бытие, о твой наглости, бросить ее в тюрьму. Я знаю и ты знаешь, что, чтобы не случилось, но ты все равно ее вытащишь оттуда, будешь обнимать и целовать, боготворя ее красоту, лаская ее совершенное тело…]
        Нервы вампира не выдержали и он бросил трубку, жадно облизывая клыки и губы…
        — Мисс!  — обратился к ней дежурный.  — За вас внесли залог.
        Лилит встала с пола и посмотрела на него таким взглядом, что ему захотелось сбежать.
        Она вышла на улицу, и свежий, прохладный воздух тут же ворвался в ноздри, причиняя легкую, приятную, покалывающую боль. Взгляд пал на блестящую инфинити, рядом с которой стоял вампир, и на его лице как всегда была довольная улыбка. Он разглядывал грязные сосульки вместо волос, пыльные и черные пятна на одежде. В его ноздри ворвался запах крови, и он сразу же целиком окинул взглядом девушку, увидел сбитые костяшки на руке и улыбнулся еще шире.
        Лилит потрясывалась от холода, но шла, уверено и бодро и, подойдя к вампиру, она замахнулась и отвесила такую звонку оплеуху, что у нее даже руку свело от боли. Левиафан застыл, разглядывая асфальт, ожесточенно борясь с собой, чтобы не свернуть ей шею.
        — Это все, что я могу сказать тебе! Ты не оставил мне сил придумать что-нибудь изысканное и подходящее для тебя. Сказать тебе, что я ненавижу тебя, это равносильно признанию в любви! Я сейчас очень жалею, что у меня в руках нет ничего острого, мне так хочется что-нибудь вонзить тебе вот сюда!  — Лилит ткнула пальцем ему в центр лба, между бровей.  — Ты истрепал мне все нервы! Нет, я жалею, что у меня нет в руках бензина со спичками, я бы с великим удовольствием отправила тебя к твоему несчастному дружку Мормо! Таким тварям, как вы, нет места среди людей! Мы живые, у нас бьются сердца, гоняют кровь, мы умеем чувствовать, а вы? Куски льда, желающие насытиться чужой кровью, нашей кровью! В вас нет ни жалости, ни любви, одно лишь жалкое желание уничтожить, показать свое превосходство над человеческой расой! Надо мной в частности! А знаешь, видимо я, юродивый человечишка, чем-то зацепила тебя, что-то нажала, или дернула какой-то рычажок, раз я еще до сих пор живая, а ты еще до сих пор скачешь вокруг меня, как раненый конек и пытаешься что-то доказать мне, растирая при этом меня в порошок, как личность!
Но у тебя ничего не выйдет! У меня достаточно сил, чтобы противостоять тебе… Да и вообще, мне это зачем? По-моему я тебе по телефону сказала, чтобы ты отправлялся к черту!  — Лилит залепила ему еще одну пощечину и ударила ногой машину, затем развернулась и пошла по дорожке, напевая себе под нос песенку.
        Левиафан, мягко говоря, был шокирован поведением девушки. В нем вскипела такая куча эмоций и чувств, что он сам ударил по машине. Лилит вздрогнула от звука и обернулась назад, и глаза встретились с черными, бездонными глазами, в центре которых кипела красная магма. Левиафан схватил ее за плечи, слегка тряханув и подтащил к себе, крепко обняв. Он глубоко дышал, явно стараясь связать себя морально по рукам, чтобы не причинить ей никакой физической боли.
        — Я имею право на слово, но на всякий случай, мне придется тебя зафиксировать, чтобы ты больше не лупила меня по лицу.  — Прошептал он ей в самое ухо, крепко прижав к груди и разглядывая даль.  — Ты чертов вирус, Лилит! Ты чертов, хренов вирус, жрущий меня всего, понимаешь, всего? И каждый раз, когда я нахожу какое-то решение, противоядие против тебя, ты берешь и мутируешь, приобретая другие формы, штаммы, качества и свойства. И я, как ученый-самоучка ищу, снова исследую, выискивая бесполезное лекарство. Вы живые, с чувствами? Да вы прогнившие трупы, хуже любого вампира, в вас куча трупного яда, который впрыскивается в кожу с идиотским вирусом вроде тебя, и все! Все, дальше ничего нет! Ты знаешь, как я сам бы хотел избавиться от тебя? Знаешь, сколько раз я хотел убить тебя, и сколько раз я пытался это сделать? Знаешь, сколько раз я хотел уйти? Хоть это и не в моем стиле, я никогда не убегаю от проблем, потому что им наплевать, они найдут тебя в любом случае. Знаешь, сколько раз я хотел отойти куда-нибудь на минутку и не вернуться никогда? Знаешь, сколько раз я пытался любить других женщин? Но я не
могу ничего сделать, потому что по моим иссохшим венам скачет твой чертов вирус, неизлечимый, непобедимый, настоящая, черт, загадка для ученых! И ты смеешь говорить мне такие вещи, которые ты сейчас сказала? То есть окажись я на твоем месте, было бы все нормально, да просто идеально. Но вот не задача, я не на твоем месте! А ты как всегда не в лучшем положении. Каждая твоя идиотская ловушка и западня, заканчивается тем, что ты сама практически оказываешься в ней, а винишь потом меня! Ты когда-нибудь вообще сама бываешь виновата, или у тебя постоянно кто-то виноват, но только не ты?
        — Я… — пискнула Лилит.
        — ЗАМОЛЧИ!  — он прижал ее еще сильнее.  — Замолчи, слышишь, замолчи! И никогда больше не открывай рот! Я не хочу тебя слышать, чувствовать, я вообще не хочу тебя. Я просто хочу, чтобы ты стояла в доме, как третья пальма, красивая, безмолвная и вечная. Как бы я хотел уничтожить тебя, сохранив твое лицо и тело, знаешь, как чучело… Замолчи, Лилит… прекрати пищать, иначе я тебя придушу. Со стороны это выглядит, как будто мы просто обнимаемся и никто ничего не заметит. А если даже и заметит, то все равно пройдет мимо, потому что вы, люди, настолько чувствительны, у вас есть сердца и они гоняют кровь…и вы теплые, но вам настолько наплевать друг на друга! Так что помоги сама себе, просто ЗА-МОЛ-ЧИ!
        Лилит и вправду становилось труднее дышать, и она решила перестать пищать и дергаться, ибо с каждым ее движением и писком, разъяренный вампир прижимал ее к себе все сильнее и сильнее. Но в ее венах уже бегали счастливые нотки, потому что он разозлился, потому что все, что он сказал, он чувствует, и ему тоже больно от своей слабости и нерешительности. И все это успокаивало Лилит. Ее успокаивало то, что ей не одной плохо.
        Вообще когда кто-то еще страдает наравне с кем-то, сразу становится как-то легче, чувство одиночества куда-то пропадает, и не так плохо становится на самом деле. Человечество любит страдать вместе, оно даже иногда забывает, что страдает. Поэтому слово «конец света» особо-то никого не пугает, подыхать сразу, вместе, со всем миром — прекрасно, главное вместе. А иногда настигает сильнейшее разочарование, ведь кому-то может, везет больше. Падает самолет, кто-то сидит и в ужасе думает «я сейчас умру», а потом видит вокруг себя еще человек сто двадцать, и они все тоже умрут, и кто-то из-за этого себя чувствует уже лучше. Но настоящая беда случается тогда, когда кто-то умирает, а кто-то берет и выживает, или кого-то врачи собирают по кусочкам, а кто-то всего лишь царапину йодом мажет. А изначально умереть должны были все. Ну что поделать, если люди любят делиться друг с другом только говном. Подыхать — так вместе, а получать огромный мешок денег — так это «я один справлюсь». И так как Левиафан наслаждался явно не денежным мешком, а скорее мешком с фекалиями, которыми также наслаждалась Лилит, ей стало
намного легче внутри.
        — Мы едем домой, и там поговорим! И лучше не перечь мне!  — прошептала он ей на ухо, подтащил к машине, заснул на сиденье и сел за руль.
        — Лилит!  — взглянул он на нее.
        — Отстань от меня! Правда, Левиафан, отстань… Пожалуйста, отстань… — она не выдержала и зарыдала, закрыв лицо руками.
        Вампир отвел глаза в сторону и решил смотреть на дорогу, которая на него никак не реагирует, молчит и не рыдает. Если Лилит успокаивалась за счет истерики, то Левиафан наоборот злился еще больше. Он несся на всех парах, скрипя зубами, пытаясь отвлечь себя от этих хлюпающих и вздыхающих звуков. Но все было бесполезно. Хоть Лилит и рыдала тихо, потому что она не нуждалась в лишнем внимании, Левиафан все равно все слышал так, как будто в мире больше не было ни одного другого звука, кроме слез.
        — Хватит!  — крикнул он, ударив по рулю, оскаливая длинные, острые зубы, и почти прокусил нижнюю губу.  — Хватит этих вздохов, хватит этих слез! Ты сделана изо лжи, Лилит! Я не верю тебе ни на грамм и не желаю слушать эти всхлипывания.
        Она резко обернулась к нему, затем открыла бардачок, и все что там было, полетело в вампира. Он что-то кричал, она кричала тоже, и никто не мог остановиться. В салоне машины блуждали две ненависти, которые душили друг друга голыми руками, но убить не могли, так как ненависть действительно бессмертна.
        21
        Как только машина остановилась у дома, Лилит выскочила из нее и побежала в ванную, смывать грязь и злость. Левиафан небрежно припарковался и неспешно побрел в дом. Он решил отправиться в другую комнату и полюбоваться на чудесный потолок.
        В тот момент они видеть друг друга не хотели, боясь навредить кому-нибудь каким-то дивным образом.
        День тем временем клонился к вечеру. Погода мрачнела к приходу ночи, небо покрывалось черными тучами, не пуская желтую луну. Вдалеке поблескивала молния, но ветер дул в противоположную сторону, и вроде как бы не собирался нести еще и грозу, хотя и надо было. Конец октября все-таки, возможно, что эта гроза могла быть последней в этой осени.
        Лилит досушила волосы и начала красится. Ей совсем не хотелось оставаться наедине с Левиафаном, и плюс, она ненавидела его больше чем кого-либо, так же как и он ее. О совместном вечере и разговора быть не могло. Вот только вампир думал, что они будут в одном доме, но в разных комнатах, в то время как Лилит думала, что она не может находиться с ним даже в одном доме, боясь сжечь его. Поэтому она решила уехать, отдохнуть в каком-нибудь клубе и сделать вид, что Левиафана не существует.
        К девяти часам вечера она взяла деньги, села в машину и уехала. Левиафан услышал звук двигателя и усмехнулся, он-то лучше всех знал, куда бы Лилит не уехала, она вернется, потому что ненавидеть и любить можно только находясь рядом друг с другом.
        Лилит не стала далеко уезжать, она просто доехала чуть ли не до первого бара и вошла внутрь. Девушка взяла себе выпивку, грузно хлопнулась на стул прямо у бара и начала глушить алкоголь, рассматривая воспоминания и борясь с ненавистью.
        Бармен иногда посматривал на нее сочувствующими глазами. По тому, как она сидела было видно, что ей плохо, как никогда еще не было плохо.
        Через какое-то время рядом на стуле оказался миловидный молодой человек, лет тридцати. Он также пил крепкое пиво и поглядывал на девушку. Не стесняясь, он заворожено смотрел, на каждое движение девушки. Как тяжелый взгляд изумрудных глаз истошно смотрел прямо перед собой, и иногда тяжелые веки, обрамленные пушистыми ресницами, закрывались, скрывая тоску. А когда они снова открывались, то казалось, что на стол вот-вот упадет слеза. Коричневые тонкие брови принимали жалобный, иногда страдальческий вид, и над ними появлялась пара морщинок.
        С каждой минутой мужчине становилось все тяжелее и тяжелее оторвать от нее взгляд, и со временем Лилит заметила этот взгляд. Она развернулась к нему и настойчиво взглянула.
        — Я могу чем-то помочь?  — спросила она, сама не ожидая от себя такого вопроса.
        — Можешь!  — улыбнулся он.  — Скажи мне, я тут немного запутался! Ты грустная или, может, пьяненькая?
        — У меня все вместе… — Усмехнулась Лилит, обращая взор к бокалу.
        — Может я смогу помочь?  — улыбнулся он.  — Дамиан!
        — Лилит!  — она пожала протянутую руку и хотела убрать свою, но он сжал ее чуть посильнее, не отрываясь рассматривая зеленые глаза.
        — Раньше никогда не видела столь прекрасную девушку.
        — Надеюсь, ты не думаешь, что это хороший знак!  — улыбнулась Лилит, аккуратно вытаскивая свою руку из его.
        — Почему?  — удивился он.
        — Потому, что я довольно страшна, уродина душою!  — Лилит тоже решила вести разговор, как на духу.
        — Ну, этим ты не выделилась!  — рассмеялся Дамиан.  — Мы все не идеальны, особенно внутри. Внутреннюю сторону человека никто не видит, кроме него самого, иногда он и сам ее не видит. Да и кому какое дело, что у тебя там внутри? Мне лично никакого! Я вижу красоту и она мне нравится. Если бы я на тебе собирался жениться, тогда мне бы стоило посмотреть на твою душу. А для совместного распития алкоголя в баре, я думаю, что это совсем не к чему!
        — Тоже верно!  — усмехнулась Лилит.  — За поверхность!
        Они выпили и рассмеялись. Они решили пересесть за стол, чтобы не смущать бармена своими странными разговорами.
        А спустя еще какое-то время, Дамиан пригласил Лилит к себе в гости, на что девушка с радостью согласилась.
        Он жил недалеко от этого бара, и тоже был на машине, и Лилит пришлось следовать за ним: не могла же она бросить своей лексус.
        Зная и понимая, что она пьяна, она тщательно следила за дорогой, чтобы никуда не врезаться. Стыд и неловкость внезапно отделились от ее тела. Щеки краснели. Нервы сдавали. Куда она ехала? Зачем? А если полиция?
        — Большая квартира!  — заметила Лилит, прогуливаясь по широкому длинному коридору.
        От него разветвлялись маленькие проходики к другим комнатам, а в конце он разделялся на два коридора, но поменьше, напоминая при этом язык змеи. Один вел не менее большой кухне, другой — к ванной комнате.
        Дамиан пригласил Лилит в одну из комнат, которая оказалась гостиной. Она была неимоверных размеров, с огромным стеклянным столом по середине и белыми, кожаными диванами вокруг. Вся комната была декорирована в стиле инь-янь, черными и белыми цветами. Лилит такая окраска показалась чересчур не комфортной и давящей на глаза, но Дамиана вполне все устраивало.
        Лилит обернулась и совсем засмущалась: Дамиан рассматривал ее.
        На какое-то время Лилит представила, что пытается полюбить другого мужчину, как Левиафан других женщин. Она закрыла глаза и запрокинула голову, чувствуя, как теплые губы опускаются ей на шею… Она хотела перестать думать, полностью посвятить себя происходящему. Но губы молодого человека обжигали ее тело, словно раскаленный метал, причиняя болезненные чувства. Ее тело отказывалось принимать его, противостояло происходящему. А разве кто или что-либо в силах противостоять Лилит, кроме, конечно же, Левиафана? Любовь…
        Другой мужчина, другие чувства, другая боль…а в итоге все тоже самое.
        — Прости,  — Лилит оттолкнула Дамиана, устало взглянув на него.
        — Почему?  — конечно же, мужчина не понимал, почему его отталкивали.
        — Я… Это была ошибка приезжать сюда. Проводи меня, пожалуйста.
        — Может, останешься?  — настаивал Дамиан.  — Выпьем еще чуть-чуть?
        — Проводи меня.  — Лилит бросила на него такой суровый взгляд, что он решил больше не перечить даме.
        «Не надо меня осуждать! Ты понятия не имеешь, через что я прошла, находясь с тобой. Я не твое домашнее животное, у меня есть чувства, и ты их оскорбил! А так как ты совершенно не в состоянии залечить их, потому что тебе наплевать на них, думала, что это сможет сделать другой мужчина. Ты ведь также поступаешь? Да мне наплевать, как ты поступаешь, хватит думать за двоих! С этого момента меня волнуют только мои поступки, мои желания, мои чувства… », Лилит, вдохнула глоток свежего воздуха, выйдя на улицу.
        Настроение было ужасным. Как объяснить состояние, когда и плакать хочется и смеяться что есть сил, когда и умереть хочется и жить вечно? Вот так вот Лилит болталась между чем-то и чем-то.
        Она завела машину, уже более-менее протрезвев, поехала в клуб. Да она была готова поехать куда угодно, только не домой.
        Всего за двадцать минут она доехала до ночного заведения, заглушив двигатель вышла на улицу и ту же раздался телефонный звонок.
        — Лилит умерла… — прошептала она в трубку, безразлично разглядывая вывеску клуба.
        — Где ты?  — спросил Левиафан.
        По голосу можно было предположить, что он вроде успокоился и даже немного был обеспокоен долгим отсутствием девушки.
        — В клубе…
        — Господи, милая, ты что, пьяная?  — вздохнул он, упираясь лбом в стенку и закрывая глаза.  — Ты пьяная… и ты за рулем… Хочешь поздороваться с Марком?
        — Нет! Что ты!  — замотала она головой.  — Я уже приехала и вот собираюсь заходить в клуб, и тут ты звонишь…
        — Время почти пять утра, ты только что приехала в клуб, и уже пьяная… Я даже не хочу и не буду спрашивать, где ты была все это время и с кем…но я хочу и буду спрашивать, где ты сейчас?  — устало, но настойчиво спросил Левиафан.
        Лилит назвала клуб, положила трубку и пошла внутрь.
        Она взяла бутылку виски, села за стол и печальным взглядом уставилась в искусственную темноту. Ей просто хотелось молча сидеть и смотреть в одну точку, не обращая внимания на окружающую реальность. И даже, когда через тридцать минут за ее столик присел молодой человек необыкновенной красоты, Лилит не обратила на него внимания, продолжая, словно статуя смотреть в чертову точку. Парень с внешностью ангела протянул руку, взял бутылку и улыбнулся обворожительной улыбкой.
        — Это ты круто, милая! Хороший выбор,  — сказал он и поставил назад бутылку.
        Лилит вздрогнула от прозвучавшего голоса и посмотрела на Левиафана так, как будто впервые в жизни увидела.
        — Это все ты… — промямлила она, улыбнувшись, наливая себе очередной стакан.
        — Я?  — удивился вампир, забирая у нее бутылку.
        — Ну, а кто? Я что ль? Ты дурно на меня влияешь! Я раньше не пила бутылками в гордом одиночестве, а пообщавшись с тобой, пью! Твое влияние сказывается!
        — Хорошо!  — согласился он, но только потому, что прекрасно понимал, что разговор с пьяной женщиной может закончиться как угодно и, скорее всего, не хорошо, поэтому не к чему было провоцировать ее на ненужные поступки.  — Поехали домой!
        — Домой?  — удивилась Лилит, как будто у нее никогда дома не было.  — Нет! Что там делать? Нет, домой я не поеду!
        Левиафан другого ответа и не ожидал, но на всякий случай, отойдя к бару, вызвал эвакуатор для лексуса. Затем он снова молча уселся за стол и начал пристально разглядывать девушку.
        — А чего ты на меня так уставился?  — возмутилась Лилит и даже икнула от возмущения.
        — Любуюсь… — Серьезным голосом ответил он.
        Вампир видел в ней то, что ему явно не нравилось, и он не хотел воспринимать это, как реальность. Да он просто чувствовал другого мужика, словно пес, но ничего не мог сделать. Нет, он, конечно же, мог…но, не было никаких доказательств, голая правда и реальность, а одеть их было не во что. Левиафан просто знал, что было до клуба, он догадывался, а предположения не бывают хорошими никогда. Все думают и предполагают только плохое, не понятно для чего, но хорошего в такие моменты явно не существует.
        — Да?  — Лилит явно тянуло на пьяное геройство, а раз рядом появился Левиафан значит, все надо обрушить на него.
        Вампир склонил голову и прикурил сигарету, иногда улыбаясь сам себе.
        — Милая, мне не нужна женщина-алкоголичка!  — скосил он на нее глаза.
        Лилит мгновенно взъерепенилась еще больше, чем было до этого.
        — Что?  — взвизгнула она.  — Я тебе не нужна? Да это ты никому не нужен кроме меня!
        Лилит продолжала кричать что-то жуткое и обидное, но Левиафан геройски проходил через все эти крики. Он просто сидел и улыбался, и как только девушка замолчала, он взял ее за руку и посмотрел в глаза.
        — А вот это ты зря милая! Очень зря! Смотри, как я никому не нужен!  — он подмигнул ей, встал и возник перед первой попавшейся девушкой.
        Ему понадобилось не более пяти минут, чтобы охомутать девушку так, что она еле на ногах стояла, а Лилит в то время еле на стуле сидела. Ревность сводила с ума и без того сумасшедшую голову.
        Девушка наблюдала за ними со стороны, за его движениями, прикосновениями, улыбкой, взглядом и другой девушкой рядом. Слово «мое» пролетало у нее в голове каждые пять секунд, пальцы нервно постукивали по столу, а взгляд все тяжелел и тяжелел. Но сердце было спокойно. Уж в чем-чем, а в том, что Левиафан не оставит ее из-за какой-то мимолетной бабочки, она была уверена. Но сама демонстрация выводила ее из себя. Она схватила вещи и подошла к уже чуть ли не обнимающейся парочке.
        — Вы отвратительно смотритесь вместе.  — Лилит хотела пройти дальше, но Левиафан схватил ее за руку и посмотрел на новую знакомую.
        — Спокойной ночи! Или дня!  — улыбнулся он ей.
        — Может еще увидимся!  — крикнула ему в след девушка.
        — Помолись кому-нибудь, чтобы этого не случилось… — прошептал Левиафан, даже не оборачиваясь.
        Девушка его естественно не услышала.
        Всю дорогу до дома Лилит обвиняла улыбающегося вампира во всех грехах мира и бедах человечества. Но Левиафан молчал, словно ему язык вырвали. Его очень злили, раздражали некоторые слова, но молчание на тот момент было самым лучшим выходом из сложившейся ситуации. Он злился, потому что ему приходится исполнять роль няньки, следить за выпившей девушкой и выслушивать пьяную чушь. По существу не было сказано ни одного слова, кроме его имени. На протяжении всей дороги ему хотелось приложить Лилит обо что-нибудь головой, чтобы в салоне, наконец, настала долгожданная тишина. И пока он мечтал, каким образом можно заткнуть ей рот, даже не заметил, как доехал до дома.
        — А тебе сегодня везет!  — он вытащи ее из машины.  — Иди в дом!
        — Я не хочу…
        — Милая… — Левиафан строго посмотрел на нее.  — Я, по-моему, не спрашивал, хочешь ты или нет. Я сказал, иди в дом, и лучше не заставляй меня повторять это снова, а то я повторю, но только уже другим способом!
        — Знаешь что, катись к черту!  — Лилит развернулась и пошла в дом.
        Левиафан со строгостью и печалью в глазах смотрел ей в след.
        «Одна секунда…нет, три, и это пьяное тело может прекрасно опуститься на землю без жизни. Да…мне хватит трех секунд. Три секунды, чтобы избавить себя от ужаса, освободить от криков и обвинений. Три секунды достаточно для того, чтобы она ничего не поняла, а просто упала и никогда больше не встала… Три секунды… Ну и что же я стою? Неужели время не может просто подарить мне три секунды? … эти жалкие цифры… Лилит, как же ты меня злишь порой… Дайте мне кто-нибудь три секунды…и тебя не станет… Но все знают, что у меня нет этих секунд…нет…»
        22
        Улица напоминала серую пустыню, почти нигде не осталось зеленого цвета. Все посерело, покрылось безвкусной палитрой природной грязи и человеческого мусора. Как бы лето не хотело уходить, осени вполне хватило двух месяцев, чтобы люди забыли о том, что всего лишь шестьдесят дней назад все было зелено, и солнце тепло грело.
        Но не только на улице все было серым, лица Лилит и Левиафана не меняли серых тонов уже на протяжении трех дней. Они жили в одном доме, но были похожи на людей в коммуналке: не разговаривали, не смотрели друг на друга, словно у них ничего общего никогда и не было. Им обоим от этого было так тошно и противно, но они были слишком уперты, и каждый думал лишь о своей правоте, и никак не мог позволить, чтобы реальностью стала чужая правда.
        В таких случаях невозможно доказать, что правда-то одна, мировоззрение разное. И потребуется столько сил, чтобы принять чужую правду. А на самом деле все так просто. Есть два мнения, две правды, если вдруг они совпадают, то тот, кто озвучил свою правду первым, автоматически становится правым. Но в доме вампира существовали две разные точки зрения и озвучивать их никто не собирался, предоставляя друг другу возможность стать телепатом, правда, очень хреновым, так как кроме собственных мыслей они слышать ничего не могли. Им обоим казалось, что они на грани чего-то. Они вот-вот расстанутся раз и навсегда… снова поругаются и обидятся еще сильнее, или, или, и еще или. Но то, что сделала Лилит, по мнению вампира ни в какие рамки не укладывалось.
        Время было уже вечернее, Левиафан стоял в гостиной около шкафа, весь хмурый и, наверное, даже злой. Он выбирал, чего бы выпить. В очередной раз спорил со своей сущностью. Он продолжал глушить спиртосодержащие продукты, словно исполняя магический ритуал, после которого он снова обретет возможность чего-то сверхъестественного. Ему очень хотелось свалиться замертво, предварительно перенасытившись алкоголем. Нет, спирт не помог бы ему справиться со сложившимися обстоятельствами, не помог бы забыться, на самом деле от алкоголя не было никакого толку, и вампир это понимал. Но ему просто хотелось нормально выпить, получить свою дурацкую иллюзию и упасть лицом в лужу, сладко захрапеть в ней, как истинная свинья. Нет, как здоровый бородавочник.
        Мечтая в виде, какого животного ему бы хотелось лежать пьяным в луже, Левиафан разглядывал стоящие перед ним разные бутылки. Как только нашлась подходящая, он взял ее, открыл и довольно затянулся исходящим запахом.
        — Прости меня… — прозвучал за его спиной голос.
        Два слова, сказанные этим голосом, заставили пальцы разжаться. Бутылка отличнейшего рома, как в замедленной съемке, полетела на пол, медленно разбиваясь, сразу же разлетаясь и орошая ноги стеклами и брызгами. Но съемка не закончилась. Левиафан также медленно повернул голову к окну. Астероидов, метеоритов и комет не было. Голые, безжизненные деревья продолжали стоять, как и обычно. Не было никаких цунами, ураганов, смерчей и торнадо. Везде была тишина. Вообще не было ничего, что могло бы заставить Лилит извиниться, никаких предпосылок. На долю секунды вампир вспомнил про Жаклин, подумав, может она умерла, и Лилит из-за этого сошла с ума и решила извиниться, как после смерти бабушки. Но потом он отбросил эту догадку, так как появилось слишком много не связанных фактов. Но тогда, что заставило Лилит, спустя несколько дней, выйти из подземелья и пронзить уши вампира двумя острейшими словами?
        Левиафан даже боялся оборачиваться, думая, что у нее в руках находится факел или спички с бензином, и прозвучавшее «прости» будет не за содеянные, а за будущие действия. Он, как парализованный, стоял и смотрел себе под ноги, на разбитое стекло и разлитый ром.
        «А! Мне померещилось! Точно… Просто показалось. Никто ничего не говорил. А если все-таки кто-то что-то сказал? Значит, это не я спятил, а она, если эти слова действительно прозвучали. В таком случае сумасшедшая Лилит нравится мне больше, чем обычная…», в голове у Левиафана бродили несвязные мысли, которые он старался упорядочить.
        — Я понимаю, что ты шокирован и все такое…тебе не послышалось, я не сошла с ума, ты тоже…Мы оба в здравом уме и с ясным рассудком…И да, я действительно сказала: «прости меня». Мне просто хочется это сказать, представляешь? Порой мне кажется, что я определенно чего-то не понимаю в этой жизни…Да, нет, я ни хрена не понимаю в этой жизни…И за это тоже прости меня! В последние несколько дней я была на грани, хотела уйти от тебя, потому что жутко устала бороться, что-то доказывать, пытаться в чем-то превзойти тебя. Иногда мне кажется, что все, что нас окружает, все против наших отношений и вообще нас самих. Каждая пылинка жаждет нашего расставания. А мне больно и страшно даже просто подумать об этом. Я раньше и представить не могла, что такое возможно. Как так получается? Я безумно люблю тебя и быть с тобою рядом, практически, как плавать в океане боли, изредка выпрыгивая из воды, как дельфин, чтобы схватить что-то хорошее и сразу же отправляться на дно, впитывать в себя боль дальше. Левиафан, в моей голове столько противоречий, что я уже с ума схожу…но я так люблю тебя! Когда-то мне казалось, что я уже
любила, что я уже все это переживала, и чувства мне совсем не понравились. Но предыдущая любовь, похоже, оказалась фальшивкой. Мне казалось, что было больно… Но больнее, чем с тобой мне еще никогда не было, я еще никого не любила больнее, чем тебя. Я никогда не извинялась чаще, чем перед тобой. С каждым днем в твоих объятиях я становлюсь все слабее и слабее, как проклятая губка, мне тяжелее и тяжелее давать тебе отпор. Нет. Не обращай внимания, они просто текут! Бывает и для них время! Просто мне ужасно больно вот так вот ходить и игнорировать друг друга. Ты бы никогда не подошел первым, потому что жутко обижен и за это я прошу прощения…Зачем, Левиафан, зачем ты появился? Ты втянул меня в эту интрижку под названием любовь. Тогда я и не замечала, чего ты хочешь добиться…а сейчас уже поздно. Прости меня за то, что я еще тогда не сумела сказать нам обоим «нет». И сейчас мы оба мучаемся и любим. Наши сердца полны боли, и такое ощущение, что мы восторгаемся ею. Мы терпим, существуем, уничтожаем друг друга, каждый день мы убиваем по частичке себя. И это называется любовь? Прости меня за то, что моя любовь
подвела нас обоих. Я никогда в жизни так никого не любила…
        Левиафан с ужасом смотрел на лицо девушки и даже в такой момент искал капли лжи и притворства. Лилит жалостливо улыбалась, а по щекам текли слезы, и смысл их был не ясен, то ли они от боли, то ли от извинений, то ли от счастья. Вампир был поражен тем, что услышал. Он стоял с надменным лицом, потому что даже не успел изменить его выражение, и рассматривал девушку, пытаясь понять ее странное поведение.
        — Ну почему же ты молчишь?  — зарыдала она.  — Неужели я не достаточно извинилась? Я больше не могу слушать пустоту этого дома и смотреть на тебя, словно на призрака. Ты же еще не призрак, ты еще существуешь, ты еще живой… или нет? Ты не хочешь больше существовать для меня? Ну, так скажи мне об этом, не мучай…
        Лилит опустилась на колени и закрыла лицо руками, пытаясь скрыть слезы, зная, что они бесят Левиафана. Вампир смотрел на нее свысока, не потому, что гордился или хорошо себя чувствовал. Он просто ждал, когда Лилит поднимет глаза, в которых будет сиять гнусавая радость, лицемерие и ложь. Но этого не происходило. Девушка сидела на полу, скрывая руками лицо, и тихонько вздрагивала и вздыхала, пытаясь убрать слезы и вообще прекратить плакать. Ей становилось еще хуже из-за молчания Левиафана. А он просто боялся. Зная лучше всех, какая Лилит превосходная актриса, его пугала мысль, что в любую секунду, этот душещипательный спектакль может прекратиться, и его в очередной раз высмеют.
        Но Лилит слишком хорошо играла, и каменное сердце дрогнуло, первобытный страх спрятался, давая возможность выйти из оцепенения. Вампир опустился к ней и обнял, крепко прижав и медленно поднимая ее с пола.
        — Лилит, скажи мне, что все, что ты мне сейчас сказала — это шутка… — Прошептал он ей на ухо с закрытыми глазами.  — Как же я хочу, чтобы это была шутка…
        Девушка отрицательно покачала головой, всхлипывая у него на груди. В его объятиях ей становилось намного лучше и казалось, что счастье еще не ушло.
        — Черт… — Левиафан зажмурился и прижал ее еще сильнее.  — Ты влюбилась в меня что ли? Иначе с чего бы тебе стало больно, когда все время было хорошо…Все-таки ты меня удивляешь, как истинная женщина, находясь с тобой я ни черта не понимаю… Но мне эти слова, безусловно, были приятны. Я вообще люблю, когда ты честно говоришь о своих чувствах, а о них я знаю так мало, можно сказать, что я ничего не знаю. В этом случае я сам живу с призраком и его невозможно изучить, что у него на уме, что в сердце. Видны только поступки, которые несут в себе двоякий смыл. Господи, как же ты умудряешься шокировать меня…
        —…Не могу я без твоего голоса… — Уткнувшись ему в грудь, Лилит тихо плакала, а хрипловатый голос продолжал говорить.  — Ты убиваешь мне нервы, ты радуешь глаз, ты делаешь мне больно, ты облегчаешь мне жизнь. Ты ненавидишь меня. Ты знаешь меня лучше всех. Ты приносишь мне радость, а иногда вываливаешь кучу горя. Ты чувствуешь меня так хорошо, и в тоже время не замечаешь, со спокойным сердцем проходя мимо…Ты меня любишь. Но что за ужас? Вот же она, мерзкая любовь лежит на открытой ладони…А мы с тобой не можем ужиться. Наши с тобой нравы не могут находиться рядом друг с другом. Если бы я была молчаливой статуей, а ты одиноким скульптором, то тогда наши отношения были бы идеальными. Но я не молчаливая статуя, я изворотливая пиявка, а ты не одинокий скульптор, ты кровожадный труп. Мы оба жаждем зла… Даже друг для друга, в наших сердцах для зла больше места, чем для добра. И кажется, что так брезгливо и смешно звучит «я люблю тебя», но эта заезженная до боли фраза несет в себе правду… А толку от этой правды, Левиафан? Абсолютно бестолковая правда… Знаешь, что я себе напоминаю? Асфальт. Черный, грязный
асфальт, я такая же, как и он. Вся такая твердая, непробиваемая и мерзкого цвета. А ты долбишься об меня и долбишься, а все бесполезно. А потом, внезапно на небе появляется солнце, и я начинаю таять, впитывая всю грязь. Ты почти полностью погряз во мне и тебе это не нравится. Ты любишь твердую почву, твердых женщин… а я уже промокашка…
        — Послушай-ка, промокашка. Видимо, у тебя мимолетное изменение в настроении. Тебе просто грустно, из-за этого ты начинаешь говорить такие вот вещи. То, что происходит между нами почти при смерти, но мы с тобой, чаще всего, конечно же, я, как опытные реаниматологи, воскрешаем зыбкие нити, держащие нас вместе. Знаешь что, милая? Я бы посоветовал тебе привыкать к такому роду взаимоотношений. То, что других между нами быть не может, я давно уже понял, поэтому решил радоваться хотя бы таким. И меня, честно говоря, они почти начали устраивать. Меня забавляет заходить в дом и думать, откуда и что прилетит мне в лицо, как меня обзовут, куда пошлют, куда сами сходят, что опять натворят… Видишь ли, это «разнообразие» видать окончательно свело меня с ума. Мы разрушаем, мы собираем. И когда-нибудь настанет момент, когда будет больше невмоготу собирать. Когда-нибудь мы в последний раз разрушим и больше не соберем… И для меня это будет самая ценная поломка, мусор в этом веке. И вот представляешь, мы строили, рушили, ломали, снова собирали…а потом я смахну все одной рукой, как крошки со стола, и ничего этого не
станет. Я рад, что ты извинилась, правда не понял за что, но все равно это было круто! Мне вообще нравятся наши отношения, потому что они искренны. Мы не вешаем друг другу лапшу на уши, говоря о том, что жить не сможем друг без друга, жизни отдадим… Мы с тобой живем для себя, каждый для себя. Я безумно счастлив, что нам хватает смелости признать эту правду, а не утопиться во лжи до момента остановки сердца. А из-за того, что каждый живет для себя, случается то, что случается…
        23
        «Привет Дорогая!
        Ты сейчас наблюдаешь гадкую осень из окон? Я могу закрыть глаза и представить, какое у вас там все серое, как холодные дожди зачем-то поят готовящуюся к зимнему сну землю, громоздкие облака висят над головой, и кажется, что они вот-вот свалятся с неба и раздавят всю планету. Я все это помню так четко и ясно, как будто только вчера была там. В Испании все окна открыты настежь… Мне плохо… Лилит, дорогая, я сделала ужасную вещь, я чувствую себя полной дурой и идиоткой! Я случайно убила своего жгучего испанца. Я пила его кровь, пила и пила… пока не заметила, что его сердце не бьется, что на моих руках лежит труп, то, что осталось от человека, которого я любила! Кровь любимого человека кажется самой вкусной вещью на свете, ничего лучше этого быть не может… Откуда у Левиафана столько сил, чтобы остановиться, когда из твоей шеи течет темная струйка… Я не смогла остановиться, более того, я думала, что выпила совсем немножко, а оказалось… Уже в течение недели я себя ненавижу, ругаю и проклинаю, и вот решила тебе написать. Здесь он был моим единственным другом и человеком, который знал мой маленький секрет…
И все же, я хочу сказать, что потеря Марка переживалась хуже. Знаешь, как будто вырабатывается иммунитет к смерти близкого человека. Умрет один — ты сама чуть не умираешь, второй — ты только морально болеешь, умрет третий — ты походишь с грустным лицом пару дней…умрет седьмой — ты даже не заметишь… Человек привыкает ко всему, частая смерть может стать привычкой. Не хотелось бы, чтобы это оказалось правдой! Но я не хочу впадать в панику или депрессию… Я хочу прилететь на пару или тройку дней к вам в гости в начале декабря. Как ты на это смотришь? Мне кажется, я уже готова побывать в ненавистном мне городе, потому что соскучилась по тебе, есть несколько вопросов к Левиафану по бытию вампира…
        Я понимаю, что когда письмо дойдет, будет начало ноября, и мне придется ждать целый месяц. Но я совсем не хочу смотреть на уныние осени в этом городе, хочу сразу зиму. Так что можешь написать мне ответ, у нас есть еще месяц впереди для переписки. Может тебе чего привезти надо? Или еще что!
        Передавай привет Левиафану и жди меня в начале декабря. Я люблю тебя и жутко скучаю.
        Твоя на веки Жаклин
        29.10.»
        Левиафан усмехнулся и сложил письмо. Лилит все еще спала, и вампир решил написать ответ, подразумевая, что Жаклин не обидится.
        «Жаклин!
        Представь, как вальяжно я произношу твое имя. Жаклин!…Представила? А теперь представь, как так же вальяжно и громко я говорю, что ты ДУРА! Не надо было мне делать того, что я с тобой сделал, ты совершено не подходишь для этой роли! Конечно, я знаю, что такое кровь любимого человека, да и вообще, что такое кровь, но если ты не можешь остановиться то, какого черты ты тогда начинаешь? Если ты будешь продолжать это делать, то смерть любимых людей для тебя точно станет привычкой.
        Ладно, черт с ним! Кстати, ты права, у нас тут все серенько кругом, но поверь мне — это не конец света. Через месяц выпадет первый снег и напомнит прошлый год, когда вы с Лилит стояли у клуба и пили пиво, когда ты познакомилась с Марком, а я сходил с ума по твоей подруге с изумрудными глазами, с длинными темно-каштановыми волосами, с маленьким носиком, с черной родинкой над губой, с легкой и женственной хрипотцой в голосе. И я до сих пор схожу с ума от ее внешности и от характера… И у меня в голове не укладывается, что я могу не остановиться! А по ком же мне потом с ума сходить? Тц, тц, тц, Жаклин, какой опрометчивый поступок! О, кстати! Мы собираемся в конце декабря переезжать в Италию, так что будем почти соседями! Мы будем жить в сапожкообразной стране, рядом с тобой, будешь к нам в гости по ночам бегать! Так что идея появиться здесь в начале декабря просто замечательна… Наверное, для Лилит точно замечательная, для меня все-таки нет. Тут начнутся рыдания, вперемешку со странным смехом, долгие рассказы ни о чем и так далее. Меня такая перспектива совсем не радует! Ну а что я могу поделать,
придется потерпеть! Всего-то три дня…ты главное на дольше не оставайся. Три дня я смогу побыть гостеприимным…наверное. Кстати, не забудь взять с собой какую-нибудь теплую куртку. Конечно, ты не замерзнешь, мертвое тело просто не может замерзнуть до смерти.
        Эх…ладно, некогда мне тут с тобой деловые переписки вести. К великому моему разочарованию мы скоро увидимся! Да, я не буду давать это письмо Лилит. Она сейчас так сладко спит, я слышу ее умиротворенное дыхание и детское посапывание! Я думаю, что мой ответ вполне должен тебя удовлетворить, не так ли, Жаклин? Я ведь как ни странно, еще помню о твоем существовании…
        А знаешь что, я даже не скажу Лилит о твоем письме и о моем ответе. Хочу дать ей шанс удивиться, когда она увидит тебя на пороге. Я имею в виду, надеюсь, что это будет хорошее чувство!
        У тебя очень забавный почерк, даже слегка претендует на изящные завихрения в буквах. И даже по интонации столь малословного письма, можно сделать вывод, что ты сильно изменилась! Жаклин, уж не доброе ли ты там чудовище? Мне вот что-то подсказывает, что ты именно такая. Ох, как зря, будучи вампиром, ты выбрала такой путь длинной и бесконечной дороги в паре с вечностью. Мягко характерных, бесхребетных вампиров уничтожают, они долго не живут, их вечность короче, чем человеческая жизнь! И уж поверь мне Жаклин, Лилит меньше всего обрадуется, если ты умрешь раньше, чем она. Не допусти этого! Не забывай дышать при людях и старайся не дотрагиваться до них без надобности… Перебьешь еще всю страну!
        А вообще, все это не мое дело! Ты же не глупая девочка, а если и глупая, то опять же — это не мои проблемы. Но мне нравится твой почерк, правда, нравится! Я люблю, когда пишут красиво и без ошибок!
        А по поводу «что-нибудь привезти»… ну даже не знаю…Если бы ты могла себя не привозить, было бы потрясающе! А, вопрос привезти, а не НЕ привезти…Точно. Эх, Жаклин! Не напрягай таможню лишними мешками.
        Слышала бы ты сейчас, как Лилит пискнула что-то во сне! Она совсем не хочет просыпаться. Как медведь, пытается впасть в зимнюю спячку, лежит и лежит! Ну, а мне пора завтракать, обедать и ужинать, да все сразу! Но я, в отличие от тебя, пойду, употреблю в пищу кого-нибудь не столь важного и ценного, как Лилит. Ладно, малыш, не скучай! Декабрь уже скоро, и я с удовольствием залезу в твою голову из-за дурацкого интереса посмотреть, не изменилось ли там что в лучшую сторону, как твой подчерк, например. Я кстати пишу сейчас левой рукой, тренируюсь. Писал бы правой, то изящность моего почерка тебя убила бы, поэтому не хочу травмировать твое сознание, смотри на этот!
        P.S. Ммм? Если я сделаю предложение Лилит, а потом она разобьется в нелепой аварии, мы сможем стать товарищами по несчастью! Я хороший друг, Жаклин, ничего не дам забыть!
        Со всей любовь, которой во мне
        просто океаны!
        Твой возможный друг Левиафан.
        Первое ноября »
        Левиафан усмехнулся, аккуратно сложил бумагу и вышел на улицу, доехать до почты и поесть!
        Через полчаса Лилит открыла глаза и безмолвно уставилась в потолок. Рукой она шарила по тумбочке в поисках мобильника. Глаза интуитивно скосились на пустое место рядом. Наконец она нащупала телефон и раскинулась звездочкой на кровати. На лице промелькнула довольная улыбка, настолько чистая и наивная, как будто жизнь началась сначала, с нового листа, а большая кровать только располагала к таким мыслям.
        «Я счастлива! Черт побери, я счастлива! Даже не хочу спрашивать себя о причине этого счастья, просто буду наслаждаться. А может у меня просто хорошее настроение? Да какая разница? Меня просто размазывает по кровати, как будто я сырой блин на сковородке. И там так тепло, даже горячо, но жутко приятно. Кругом белые перья, как снежная нега, в которой невозможно не нежиться, от которой невозможно отказаться, да и не хочется этого делать. Кто может отказаться от удовольствия? Человеческая сущность слишком слаба, чтобы вообще отказать себе в чем-либо, из-за этого все наши беды сваливаются нам на головы, затмевая собой радость. Но как же тяжело отказать себе…. А все потому что, удовольствию нельзя сказать «нет», и оно не имеет общепринятых стандартов и норм. Для кого-то удовольствие — это покататься на каруселях, а для кого-то — получить плетью по попе. Но очень многие путают удовольствие с зависимостью. Многие просто боятся признаться себе и близким в зависимости, причем в любой: тяжело сказать «я наркоман», и также тяжело сказать «мне дают деньги, а я ничего не делаю, то есть завишу от кого-то». В
удовольствиях признаваться обычно не страшно и не стыдно, если они не несут антисоциальный характер. А вообще, жизнь-то у нас очень круто устроена, мы купаемся в куче кала, и чтобы не так было обидно, называем это удовольствием. А потом надо всего лишь свято верить, что это действительно так. И порой мне кажется, что положительные эмоции строятся и появляются именно по такому принципу, даже мое счастье. Почему-то отрицательные чувства настолько очевидны, что становится тошно, а природа человека требует во всем баланс. И вот, как полный дегенерат, кто-то начинает настраивать этот баланс, и очень редко у кого он хорошо настраивается, в большинстве случаев люди вообще забывают, что оказывается, бывает противоположность дерьму. Кстати, где моя противоположность? А вот если представить, что моя вторая половинка — моя полная противоположность, как бы он смог со мной жить тогда? А можно ли наши отношения называть удовольствием? Или это зависимость? И где он вообще есть?»
        Лилит встала с кровати нехотя потянулась, окидывая счастливым взглядом усталую комнату. Затем она подошла к окну, чтобы получше разглядеть всю сырость и мерзость погоды.
        Природа-то всегда находится в балансе, очень редки сбои, точнее она пытается сохранять этот сложный баланс. Человек вмешивается в природу, тем самым, нарушая ее гармонию и подрывая баланс. При этом человек в себе не может настроить этот баланс, существует, как неуравновешенная гадость, и мешает остальным уравновешиваться. Хоть и серость кругом, да и вообще осень порой выглядит страшно разболтанной с присутствием полного дисбаланса, но это всего лишь внешний вид. А что делает человек касательно внешнего вида? Он строит неверное впечатление и неправильные выводы. И в итоге получается, что хорошо балансирующая осень внезапно становится гадиной.
        На такую погоду, когда на небе идет война света в виде солнца и тьмы, в виде толстых и кучерявых туч, в которых, кажется, застыла вся злость, которая только может существовать, хочется смотреть часами, что и делала Лилит.
        Периодически ее глаза опускались с неба к пустующему месту рядом с ее машиной, потому что она ждала не чем закончится страшная и довольно-таки продолжительная борьба теней на небе, а когда появится заклятая черная вечность, когда она элегантно припаркуется рядом с белой машиной, когда из нее выйдет самый яркий и бесконечный лучик солнца.
        Девушка стояла закутанная в легкий плед, а по обнаженным плечам несчастное солнце пыталось пустить солнечных зайчиков, круглых и желтых. Глаза тухнут, становятся бесцветными и болезненными. Наконец, она скинула с себя плед, накинула рубашку и вышла на улицу.
        Мгновенно тысячи и миллионы тупых иголок воткнулись в кожу по всему телу, причиняя неимоверную боль, превращая кожу в железное одеяло, которое практически нельзя скинуть, если только не надеть свитер и не окунутся в его тепло. Но Лилит решила поспорить с физиологией и взаимодействием холода. Она тряслась, как будто ее окунули под лед на Аляске. По всему телу выскакивали мурашки, они бесполезно пытались поднять каждый волосок, наивно полагая, что он сможет нагреть хоть маленькую частичку кожи. Лилит куталась в рубашку Левиафана, пытаясь забрать у нее тепло, которого не было изначально.
        Тем временем на пассажирском сиденье сидела миловидная девушка и постоянно улыбалась, пытаясь поймать сидящую рядом золотую рыбку в свои сети. И миловидная девушка совсем не догадывалась, что буквально десять минут назад с этого места на улицу вывалился труп не менее миловидной девушки.
        Левиафан играл с ней глазами похлеще, чем любая женщина. И в большинстве случаев этого было достаточно, а если нет, то в ход пускались слова. И после этого девушка превращалась в муху, аккуратно обмотанную паутиной. Ей хотелось бы вырваться, но паук был рядом и наготове, чтобы высосать жизнь.
        Миловидная девушка улыбалась, Левиафан поражался.
        «Как? Дамы, какие же вы все-таки бездумные, или наоборот, очень даже думные? Что должно руководить слабой женщиной, чтобы она позволила себе сесть к незнакомому мужчине в машину? А вдруг я маньяк какой! Хоть одна из них задумывается о последствиях? Или они свято верят, что им никто ничего не сделает? Или на такой выбор влияет моя машина? Что ж получается, когда юная леди современного времени видит джип, а потом еще безумного красивого, молодого человека за рулем, инстинкт самосохранения и выживания исчезает, перестает работать? Неужели посидеть в машине рядом с красавцем важнее жизни? И вот я на нее сейчас смотрю и просто поражаюсь! На что она рассчитывает? Неужели она думает, что, посидев пять минут в моей машине, она автоматически становиться незаменимой в моей жизни, и что я без оглядки влюблюсь в нее? Какое ужасное заблуждение! Я просто позволю себе вкусно и безскандально отобедать! Я вообще уже забыл, когда в последний раз уговаривал девушку просто посидеть со мной за столиком в кафе. Совсем перестали себя уважать, собак и тех дольше зовешь! Ну а мне-то что? Я радоваться должен, сколько еды
вокруг ходит, а мне всего лишь надо открыть рот, и она сама туда залезет. Скучно и не интересно…»
        Левиафан последний раз улыбнулся миловидной девушке и остановил машину. Он смотрел на нее, постоянно меняя выражения лица, она начала потихоньку смущаться.
        — Тебе не дорога твоя жизнь, совсем не дорога… В противном случае ты бы так легко не согласилась сесть ко мне в машину. Но тебе дорога машина и то будущее, которое ты успела себе выдумать за двадцать минут пребывания здесь. Я не великий предсказатель, но твое будущее с легкость могу предвидеть. Оно плачевно. Хочешь его знать? Я думаю, нет. Услышав «плачевно» обычно дальше знать уже ничего не хочется. И выдуманное тобою будущее для меня тоже не тайна. Ты будешь учиться или работать, я должен буду за тобой приезжать, обязательно посигналить, чтобы все видели машину, а потом сам выйти из нее, чтобы завистливые подружки пооткусывали себе все губы и ногти, увидев меня. Может, через какое-то время я куплю тебе машину, не такую как эта, но хорошую, чтобы ты могла без стыда всем сказать, что тебе ее подарили. Я буду постоянно давать тебе деньги и дарить драгоценности, опять же больше для твоих подружек. Ты будешь таскать меня по всем своим глупым встречам одноклассников, гордо демонстрируя мою внешность и самого меня, словно я домашнее животное. Иногда ты будешь кричать на меня, потому что так положено,
особенно при посторонних, возможна пара пощечин, за которые, я должен буду извиниться. Когда вокруг будут люди, ты будешь специально звонить мне на мобильный и произносить слова, указывающие на то, что твой мужчина богат. Вот такое вот примерно будущее ты успела развернуть у себя в голове. И скажи мне, дорогая, неужели ты думаешь, что такое будущее должно устраивать и меня? Логический ответ сам напрашивается: конечно же — нет! Мне такое счастье совсем не надо!
        В одну секунду он вцепился зубами ей в шею. Девушка закричала и начала брыкаться, но Левиафан зажал ей рот и спокойно продолжал питаться, поглощая кровь второго человека за один час.
        — Где ты был?  — возмутилась Лилит, увидев довольного вампира в дверях.  — Время девять вечера!
        — Я брал уроки по телепатии и предсказанию будущего!  — сообщил он, нежно окинув девушку взглядом.
        — Удачно?  — приподняла она брови.
        — Вполне!  — он прищурился и пошел вальяжной походкой к ней.  — А тебе очень идет моя рубашка!
        Лилит улыбнулась и сделала пару шагов назад. Она посмотрела в пол, затем снова на вампира, слегка покраснела. Через пару секунду краснота пропала, но смущение осталось. Пальцы нервно тормошили края рубашки, затем Лилит резко скинула ее на пол.
        — Это чтобы «еще кое-что» в лицо не бросалось!  — прошептала она и поманила к себе опешившего вампира.
        В таких ситуациях он не заставлял себя долго ждать.
        24
        Джакузи. Огромная. Она сидела напротив него, разглядывая необычно красивые черты лица. Левиафан читал книгу, поглаживая колено девушки. Тишина и умиротворение. Левиафан нахмурился и поднял взгляд.
        — О чем думаешь?  — спросил он, откладывая книгу в сторону.
        — О твоих друзьях!  — улыбнулась Лилит.
        — О моих друзьях?  — удивился Левиафан.
        — Да!  — усмехнулась Лилит.
        Она посмотрела на него и медленно подползла к нему в объятия.
        — А что с моими друзьями?  — он так и не понял ее вопроса.
        — Есть они?  — Лилит косо посмотрела на него.
        — Благодаря тебе — нет!  — буркнул он в ответ, а перед глазами тут же всплыло лицо Мормо.
        — Ты хочешь сказать, что за пятьсот лет существования у тебя был всего лишь один друг? Ты никогда не любил и у тебя был всего один друг? С твоей-то внешностью и отношением к жизни, у тебя не было ни того, ни другого? Я не верю тебе, Левиафан! Откройся мне хоть один раз!
        — И правильно делаешь, что не веришь! У меня есть еще один друг, правда мы с ним не настолько близки как с Мормо, и плюс я его уже не видел лет пятьдесят!
        — Какой он?
        — Он?  — Левиафан улыбнулся, а затем усмехнулся, отводя глаза.
        У него перед глазами возник образ мужчины средних лет, с русыми волосами, с голубыми глазами, с выпирающими скулами и большим ртом. Его внешность была именно мужской, не красивой, но что-то в нем притягивало, и в тоже время что-то отталкивало. Взгляд волка, улыбка ангела, сила и мужество на лице, и в тоже время злость и агрессия.
        — По характеру… Такой же, как и ты или Мормо?  — переспросила Лилит.  — Как его зовут? Он вообще живой еще? Может, мы когда-нибудь познакомимся?
        Внезапно раздался оглушительный смех. От неожиданности Лилит подпрыгнула и непонимающим взглядом уставилась на Левиафана.
        — А что смешного?  — ничего не понимая спросила она.
        — Познакомиться?  — провизжал он.  — Милая, если бы в ту ночь, вместо Мормо к тебе пришел Риммон, то поверь мне, ты бы даже не успела пискнуть!
        — Почему?  — девушка все никак не могла вникнуть в смысл сказанных предложений.
        — Да, он живой, должен быть, по крайней мере, живым… Ты считаешь меня агрессивным, злым и невменяемым и так далее, да? Ну, так вот, если бы ты познакомилась с Риммоном и каким-то чудом выжила после этого, то поняла бы, что я ни больше, ни меньше, просто божий одуванчик по сравнению с ним. Риммон — самый злобный и кровожадный вампир-тиран, которого я когда-либо встречал. Злость, месть, гнев, мгновенная вспыльчивость, ярость, жестокость, ни капли жалости и сострадания, он никогда не проведет границу между женщиной и мужчиной — для него равны все. Он может ударить женщину, так же, как и мужчину, сломать ей голову, разорвать на части без анестезии медленно и мучительно. Он может творить поистине жуткие вещи. Он полная противоположность Мормо. Циник до кончиков ногтей, сарказм из него так и плещет, ненавистник всего, цербер просто, и очень интересный, образованный молодой человек. Риммон — это самое настоящее исчадье ада. И сложись отношения между вами, первая же твоя оплошность закончилась бы твоей смертью, причем не такой лояльной, какую я могу тебе дать, а самой ужасной и мучительной. Мы с ним очень
близки по духу, но до его жестокости я еще не дошел, особенно по отношению к женщинам, хоть он и младше меня на сотню лет. Риммона ты вряд ли бы когда сожгла, даже если бы очень захотела это сделать, он скорее оторвал бы тебе руки и оставил бы умирать от потери крови и от болевого шока. Но он решил отдохнуть и, скорее всего в данный момент лежит в каком-нибудь гробу и тускнеет. Иначе он давно бы нашел меня, чему я был бы безумно рад, хоть и пришлось бы ему долго объяснять, возможно, даже не только словесно, что тебя кушать и убивать нельзя, что я справлюсь без его помощи.
        — Почему ты так уверен, что он напал бы на меня? Может мы с ним нашли бы общий язык? Может быть, он влюбился в меня!  — улыбнулась Лилит.
        — На то он и друг, потому что я знаю почти все его шаги наперед. Вы нашли бы общий язык, только если бы я был рядом!
        — Значит он плохой друг!  — сказала Лилит.  — Если бы Жаклин попросила не убивать ее молодого человека, я бы не стала этого делать и поняла просьбу с первого раза.
        — Ты не учла кое-чего: первое — молодой человек должен быть невероятно красив. Второе — ты положила на него глаз. Всего лишь два пункта, но они полностью бы изменили твою нынешнюю точку зрения. Я очень хорошо знаю Риммона, я каждый день любуюсь на твое лицо, я знаю, что мимо него могу пройти не все, и уж Риммон бы точно не прошел. Может быть, он тебя бы и не убил, но позабавился уж точно, а не убил бы из-за меня, а не из-за того, что влюбился. Но конечно, я бы не допустил ни забавы с тобой, ни твоей смерти. И я его не осуждаю за такие желания — он в людях видит только корм и не более. Если он и будет начинать какие-то отношения, то его девушка по-любому будет вампиром. Для него очень дико звучит — променять дружбу на человеческую девку. Раньше, когда я находил себе приятный и симпатичный обед, с которым хотел побыть не один день, Риммон мог подойти и сказать, что ему нравится «обед» и сжирал его. Я никогда не обижался на него, сам достаточно жесток, и не пристало жалеть человека для друга…пока не появилась ты. И вот помимо всех моих «хороших» качеств во мне появилась любовь. Риммон понятия не
имеет о существовании этого слова, не говоря уже о самом чувстве, и он не поймет меня, если я ему откажу. На твоем месте я бы понадеялся никогда его не встречать.
        — А что касательно девушек?  — Лилит не унималась.
        — Помимо всех, которые были влюблены в меня, было две, которых, как мне казалось, любил я. Одну я убил, а от второй сам сбежал. Первая была человеком, не помню, как зовут. В итоге, я ее не любил, но честно, пытался это сделать. Она была достаточно хороша собой, но совершенно пуста внутри и неинтересна. Меня хватило на месяц. Поэтому я понял, что с красивой дурой жить я не могу, а без меня она жить не может, пришел к ней ночью, выпил крови, и чтобы не мучилась, сломал ей позвоночник. Вторую звали Астарта. Она была вампиром. Я бы, честно говоря, и ее убил, но это было практически невозможно. Она была как…как…как Жаклин, такая же говорушка и восторгалась всем, что видела, я чуть с ума не сошел. К ней у меня так же не было никаких чувств, кроме детской симпатии, и я решил смыться от нее. Вот и все. Ты довольна?
        — Ну…да… — Лилит опустила голову, затем совершенно неожиданно для расслабленного вампира схватила лезвие недалеко лежащей бритвы и полосонула ему по ноге, а затем и по выставленной руке. Красно-бордовая кровь брызнула ей на лицо, а душ сверху тут же начал ее смывать.
        — Да что же это такое? Твою мать!  — крикнул Левиафан и вышиб у нее из рук кровавое лезвие.  — Лилит! Что? Что опять случилось? Ты что делаешь?
        — Другие женщины…были, есть и будут… — злобно и с болью произнесла она, выдергивая руки из его мертвой хватки.
        Левиафан закатил глаза и цокнул языком.
        — Вот поэтому, когда ты первый раз меня спрашивала о женщинах, я не стал тебе ничего говорить. Ты же больна, милая! Это было пару столетий назад! А я из-за твоей бредовой головы опять кровь потерял, чего делать мне никак нельзя! Так что, извини, но мне придется восполнить потерю с помощью твоей крови!
        Левиафан схватил ее за руку и вцепился зубами в запястье, жадно поглощая кровь.
        — Ревность милая до добра не доведет! Я понимаю, что ты не доверяешь мне и все такое, но не надо сходить с ума без причины и отнимать мой ум! Мне он, в отличие от тебя, еще нужен! Беспочвенная ревность — показатель выпрямления последней извилины в мозгу, и это меня расстраивает. А то, что ты кинулась на меня с бритвой в руках говорит о том, что эта почти прямая извилина к тому же при смерти. А еще чуть-чуть и ты сама бы стала при смерти. Милая, ты бы лучше прекратила втыкать в меня различного рода предметы, мне это, мягко говоря, неприятно, а жестко говоря, в следующий раз я отрежу тебе ухо.
        Лилит сжала зубы и снова замахнулась, но рука застыла в воздухе: девушка встретилась с ним взглядом и поняла, что если сейчас до его лица дотронется ее ладонь, то ее просто отгрызут.
        Лилит медленно опустила руку, неотрывно следя за вампиром. Он был как собака, которая встретила человека с палкой и внимательно следила за передвижениями этой палки. И при малейшем неправильном движении он вцепился бы в руку. Но она двигалась в правильном направлении.
        — Умница! Соображает еще пока умирающая закорючка в твоей голове!  — Левиафан откинулся назад.
        Лилит поскрипела зубами, затем накинула полотенце и вышла. Левиафан только усмехнулся ей в след. Ему может и хотелось навредить ей как-то физически, но он постоянно говорил себе, что она девушка, глупый ребенок, и плюс он пообещал себе не поднимать на нее руку! И уж это точно не тот случай, чтобы нарушать это обещание.
        Лилит не задумываясь вытирала окровавленное запястье о дорогостоящую ткань простыни, что несомненно, должно было задеть вампира, как педантичную натуру. На самом деле ей как всегда было весело, хоть между ними снова проскочила новая, почти что, ссора.
        Когда вампир вошел в комнату и увидел, что все постельное белье в крови, внутри его слегка потрясло от этой наглой, бесцеремонной провокации. Его задачей в тот момент было ни в коем случае не поддаваться на нее. Он молча подошел к шкафу, достал оттуда одежду и улыбнулся девушке, одеваясь.
        — Что с кроватью?  — спросил он, мельтеша перед зеркалом и периодически смотря на нанесенный ущерб простыни, одеялу и подушкам.
        — Кровь что-то не сворачивается!
        Левиафан опустил голову и резко накинулся на девушку, и сделал совсем неожиданную вещь — он начал ее щекотать. Лилит кричала, пыталась вырваться, сучила ногами, махала руками, но вампир не останавливался. Его пальцы оживленно носились по ребрам девушки, словно играли какое-то веселое либретто. Лилит смеялась, визжала, ей казалось, что у нее вот-вот остановится сердце, и терпеть щекотки она больше уже не могла.
        Левиафан сам хохотал, что было сил, не обращая внимания на то, что иногда ему прилетало рукой по лицу или по какой-нибудь другой части тела. Он видел, как ей было весело и в тоже время просто невозможно. Через пару минут она уже умоляла его остановиться. В комнате звучали такие слова, Левиафан и не подозревал, что Лилит знает о существовании. У нее ужасно болел живот от смеха, мышцы сводило по всему телу, и она была готова сказать ему все, что он хотел услышать и сделать все, что он хотел.
        — Ты же постираешь сейчас белье, так ведь?  — спросил он, щекоча ее.
        — Да!  — кричала она.  — ДА! Пожалуйста, только остановись! Я тебя умоляю!
        — Хорошо, милая!  — улыбнулся он.  — Я остановлюсь, но только если ты откажешься от своего обещания, я защекочу тебя до смерти!
        — Нет, НЕТ! Я все постираю, только остановись, ради Бога!  — она уже задыхалась, когда Левиафан, наконец, остановился.
        Лилит закрыла глаза, и глубоко дыша, отдыхала.
        — Милая!  — позвал он, лежа на кровати и улыбаясь так, что любому захотелось бы дать ему по лицу.  — Ты обещала!
        Лилит вскочила, выдохнув, снова улыбнулась и начала скидывать Левиафана, причитая.
        — Давай, иди отсюда, мне простынь нужно взять…Иди, иди…
        25
        В течение следующей недели в доме царила полная гармония, чему вроде бы все были рады. Без шестнадцати дней, как год они играли, мстили, прикидывались, врали, иногда говорили правду и не верили в такую, от которой на сердце становилось ужасно тяжело. Во всех остальных случаях они врали, чтобы на сердце стало еще тяжелее. Почти целый год они медленно убивали друг друга, изредка смеясь и портя к тому же имущество. Может вот только сейчас они наконец решили, что можно оказывается жить еще и спокойно, иногда уважая друг друга и понимая…Или они просто делали вид, что все нормально, просто отдыхали, взяв небольшой перерыв.
        Лилит все так же пыталась освоить пианино, почти даже успешно, а по вечерам, словно в романтическом фильме вампир играл ей потрясающие произведения великих и не очень композиторов.
        Лилит ходила на учебу, подготавливаясь к грядущей сессии. Одно ее успокаивало, что хотя бы в университете у нее было проблем. Она тщательно посещала все лекции, на которые ее обязали ходить, к счастью их было не много.
        Лилит перестала обзываться, хамить и провоцировать Левиафана, только не известно надолго ли. Вампир искренне, в глубине души надеялся, что надолго.
        Вечером они ехали домой с теннисного корта. В это время на улице уже почти темнело.
        День больше не имел протяженности, становился таким жалким и ничтожным по сравнению с ночью, что о нем даже говорить не хотелось, о его глупом и бесполезном солнце, легком и совершенно ненужном дожде, о быстром восходе и мгновенном закате, о священном белом свете, о совершено голых деревьях и уже почти гнилой листве у корней.
        Зима уже всем дышала в спину, и люди чувствовали холодное дыхание. И буквально прибывая в каком-то ужасе, начинали бегать по магазинам, скупая все теплые вещи. И так каждый год, словно все забывают, что времена года не вечные, позаботиться о зиме можно было бы и пораньше, а не в канун ее прихода.
        Левиафан был немного расстроен, совсем чуть-чуть, так как несколько раз проиграл Лилит. У нее же напротив настроение было блестящим. Она постоянно что-то рассказывала о том, как ей нравится теннис, что она давно в него не играла, хотя раньше чуть ли не каждый день это делала. Левиафан слушал, иногда улыбался, иногда удивлялся, но в целом он был доволен проведенным днем и складывающимся вечером, пока не прозвучала жуткая просьба от Лилит.
        — Ты голоден?  — спросила она внезапно.
        Левиафан скосил глаза в ее сторону и приподнял уголок губ.
        — А что? Ты кушать хочешь или меня накормить желаешь?  — спросил он, улыбаясь.
        — Ты привезешь меня домой и поедешь кого-нибудь есть?  — спросила она, не сводя с него странного взгляда.
        — Ну да, скорее всего я так и сделаю!  — ответил он, вытаскивая сигарету из пачки.
        Девушка посмотрела в окно, слегка улыбнувшись.
        — А ты можешь сделать это при мне?  — спросила она.
        Левиафан медленно нажал на тормоз, съехал на обочину и включил аварийку. Прищурившись, он начал пожирать глазами девушку.
        — Что именно?  — спросил он.
        — Мне интересно, что ты им говоришь, как они вообще ведут себя…простой, чистый интерес!  — тихо ответила Лилит, взглянув на него украдкой.
        — Нет!  — протянул Левиафан.  — Я уже недавно рассказал тебе про женщин, которые были у меня пару столетий назад, ты меня бритвой исполосовала. Если ты увидишь, как я питаюсь, реакция может быть еще хуже. Нет! Я не буду этого делать при тебе!
        — Ну, пожалуйста!  — улыбнулась Лилит.  — Что бы тут не произошло, я тебе обещаю, что сочту это за охотничий ритуал, не больше и не меньше. Мне, правда, интересно.
        — Господи, милая! Почему тебе интересно, как умирают люди? Тебе интересно посмотреть на кровь и смерть?  — удивился Левиафан, улыбаясь и разглядывая девушку.
        — Ну, мне не совсем это интересно…Ты можешь это сделать?  — с надеждой в голосе спросила Лилит.
        — Если ты обещаешь, что все будет так, словно тебя здесь нет, то могу…Только тебе придется пересесть на заднее сиденье и молчать, как рыба, если что, ты моя сестра. Чтобы я не делал, это все не серьезно, только для того, чтобы культурно поесть, не принимай близко к сердцу.
        — Хорошо!  — довольная Лилит выскочила из машины и села назад, точнее она залегла так, что ее даже не было видно.
        Левиафан посмотрел в зеркало заднего вида и покачал головой. «Я об этом еще пожалею», подумал он, развернулся и поехал на поиски жертвы.
        — А где ты их берешь?  — раздался голос сзади.
        — Обычно на дороге. Когда поругаюсь с тобой, иду в бар, клуб, кафе, вообще туда, где я могу с ней посидеть, тем самым давая ей возможность разозлить меня, достать глупыми вопросами и бездарной игрой. А вот, кстати, и жертва, сделай вид, что тебя здесь нет. Если мне не удастся поесть из-за тебя, я буду зол, и убью вас обеих. И я, как наивный дурак, полагаюсь на твое слово.
        — Не волнуйся!  — ответила Лилит.  — Сегодня я докажу тебе, что умею держать слово!
        — Хорошо бы!  — усмехнулся он, и девушка почувствовала, как машина тормозит, как вампир расстилается на соседнем сиденье и открывает дверь.
        Он, не стесняясь, рассматривает девушку и улыбается.
        — Куда?  — спросил он, посмотрев на нее невинными, ангельскими глазами.
        Женственный, тонкий голосок озвучил адрес и спросил сумму услуги.
        — О, мисс! Вам совсем ни к чему утруждать себя оплатой, поскольку, по счастливому стечению обстоятельств, я еду именно туда. У меня там мама живет, так что могу просто Вас подбросить, если Вы не против.
        Девушка заворожено посмотрела в глаза Левиафана, затем на его губы, в бесподобной улыбке, и весело покачала головой.
        — Ну, тогда, разрешите мне помочь Вам, мисс!  — Левиафан выскочил из машины, чуть ли не бегом оббежал ее и подал девушке руку, не забыв ее поцеловать, и улыбнулся.
        Она была так ошеломлена, что мозг отказывался думать. Разве такая очаровашка, как это молодой человек может представлять угрозу? Конечно, нет…конечно, нет — мысли абсолютно каждой его жертвы. Почему-то только Лилит заподозрила что-то странное в его высокопарной речи в день знакомства, может потому что они случайно встретились в тех местах, где по идее не должны были, да при самом счастливом стечении обстоятельств, и только после этого Лилит заподозрила что-то не ладное.
        — Как зовут столь очаровательную девушку?  — поинтересовался Левиафан, неотрывно следя за дорогой.
        На улице было темно и немного концентрации совсем не помешало бы, тем самым, показывая девушке, что он совершенно не заинтересован в ней, как в какой-либо потенциальной жертве.
        — Стелла! А Вас?  — спросила она, весело взглянув на него.
        — Звезда по-итальянски!  — воскликнул Левиафан.
        — Да?  — удивилась девушка.  — Я и не знала!
        — Да! Это абсолютно точно! Можете поверить мне, уж я-то точно знаю!  — улыбнулся вампир, окинув девушку таким взглядом, что она непроизвольно открыла рот и уставилась на него.
        — Почему Вы одна в такое время, ловите машину, я имею в виду без сопровождения мужчины?  — он перешел в контр нападение.
        — Не знаю, наверное, потому что с противоположным полом я плохо лажу! Недавно вот рассталась с одним, и меня это абсолютно не беспокоит, но как-то и не тянет больше. Я немного разочаровалась в мужчинах…
        — Что же он такого сделал? Если это не секрет конечно!  — украдкой взглянул на нее Левиафан.
        Машина ехала на средней скорости, специально давая возможность им обоим больше поговорить, точнее, выговориться девушке.
        — Ну, он пытался бить меня, все время кричал, в чем-то обвинял, постоянно врал и изменял, а потом мне надоели все эти скандалы и драки, и я его выгнала. Теперь чувствую себя нормальным человеком…Отдыхаю от мужского общества.
        — И теперь Вы считаете, что все мужчины такие же?
        — Честно? Вы таким мне не кажетесь. Жаль, что я Вас тогда не встретила, может и не пришлось бы тогда разочаровываться в мужчинах!  — сладким голосом произнесла Стела.
        — Но Вы встретили меня сейчас, и я могу помочь Вам убедиться в том, что Вы не совсем правы в своих новых убеждениях!  — Левиафан взял ее за руку и, не отводя глаз, поцеловал.
        У Лилит тем временем защемило сердце. «Неужели он проворачивает такое с каждой девушкой? Абсолютно каждую он обхаживает и делает ей кучу комплементов? Это же надо быть таким игроком в жизни! Он вообще замечает, делает разницу кому, когда и что говорить? Целует ей руки и я уверена, что это только начало, что он точно может позволить себе лишнего, играясь с этими девицами… Как тяжело смотреть на это. Меня здесь как будто нет, я словно человек-невидимка, словно меня никогда и не было в его жизни… Не стоило мне на это смотреть, меня наизнанку выворачивает от всего этого! Хочется ей голову свернуть! И ему тоже что-нибудь оторвать! Не могу ревность укротить. Она, как гадкий цербер, носится внутри меня, а я даже не могу поймать его и посадить на цепь. Остается ждать, когда это кончится естественным путем и учится утихомиривать себя, и пытаться не нарушить данное мною слово…»
        Тем временем Левиафан все также продолжал охмурять девушку. Она улыбалась, иногда даже смеялась, краснела от комплементов, и казалось, влюблялась в него с каждым вздохом все больше и больше. Она делала все, что надо было вампиру. И когда он остановил машину в подворотне, пристально взглянул на нее и спросил, можно ли поцеловать такие очаровательные губы, Стелла сразу же согласилась, а Лилит заткнула себе рот, чтобы не закричать «нет». А через полминуты послышался хруст кожи и тихий писк девушки, а потом тело с разорванной глоткой вывалилось на улицу из открытой двери, и Лилит громко выдохнула.
        — Теперь я понимаю, почему твои поездки поесть кого-нибудь занимают очень много времени. Ты на одну эту девку потратил полтора часа. Я, честно говоря, еле сдержалась, чтобы не оторвать ей голову. Это же надо такое вытворять! А эта дура уши развесила… — Лилит перелазила на первое сиденье и бубнила, сытый Левиафан улыбался.
        — Да, когда я начал ее целовать, я слышал как твой пульс участился. Мне казалось, что ты вот-вот выскочишь и заорешь! По правде говоря, я был уверен на девяносто девять процентов, что ты не выдержишь, но ты опять меня приятно удивила и кое-что доказала. Слово ты, оказывается, не можешь держать только то, которое не хочешь держать, ну или чтобы позлить меня. Надеюсь, что ты не злишься на меня, я ведь предупреждал, что зрелище не из приятных для любимой девушки.
        — Я уже внушила себе, что для тебя такой метод убийства — всего лишь метод охоты, потому что ты не хочешь, чтобы твои жертвы мучились, и наоборот, ты пытаешься им дать красивую смерть и все такое. Но зачем ты разорвал ей горло?
        — Хе-хе…Во-первых для того, чтобы если что, то она умерла точно и бесповоротно. Я уже не раз сталкивался с тем, что некие везунчики могут ожить после укуса. Во-вторых, чтобы судмедэксперты не узнали о существовании таких, как я. Мне казалось, что ты давно это уже заметила. Очень редки случаи, когда я оставляю тела с отметинами после зубов. Я все-таки еще надеюсь, что в XXI веке люди не верят в вампиров так, как они это делали в XVI-XVIII веках. Найдя труп с укусом на шее, медики могут, да и скорее всего подумают, что это чья-то шалость, детская игра в вампиров, которая довела до смерти человека. Да и вообще, медики не очень-то склонны верить во всякую потустороннюю чушь. Для них если сердце не бьется больше семи минут, то это стопроцентный труп, который не может встать, сесть, вообще ничего не может, а ходить и пить кровь у других людей — уж подавно. Кстати, наверное, поэтому нормальные, закоренелые медики никогда не поверят в крионику, ибо там нужно держать замороженные трупы в морозильных камерах по несколько лет, и свято вверят в то, что когда-нибудь этот труп оживет. Ожить можно только с
вирусом вампира в крови, в которых никто не верит в наши дни, чему я, несомненно, рад. Вот так вот, милая! Я питаюсь так уже на протяжении четырехста лет, это вошло в привычку, практически никого силой не принуждаю. Ты лично слышала ее четкое «да».
        Левиафан улыбнулся и нежно посмотрел на девушку. Лилит вроде бы успокоилась, заставляя себя прекратить беспричинные переживания. Ведь ничего страшного не случилось, за исключением мертвой девушки в арке ее собственного дома. Но для Левиафана трупов давно не существовало. Обескровленное тело для него, как семечка для человека — никто же не жалеет очистки! А Лилит уже просто привыкла, что у вампира свои семечки и шелуха в виде живых и мертвых людей, что его постоянно окружает смерть.
        26
        Лилит разглядывала отражение вампира. Она постоянно думала о его методе охоты. Ей захотелось хоть как-то побыть свободной, как он был тогда, при нем и безнаказанно. В голове постоянно что-то вертелось, но ничего оправдательного не приходило. Она так и просидела полдня, пока Левиафан не уехал питаться.
        Девушка осталась одна сидеть у зеркала. Ей очень нравилось то отражение, которое смотрело на нее. Она построила себе рожи еще где-то с полчаса и пошла на кухню.
        Внезапно ей захотелось что-то приготовить, почувствовать себя хозяйкой в доме. Сделать что-нибудь необычнее и вкусное, то есть залезть в холодильник, посмотреть на продукты и что-то соорудить из них.
        Лилит включила музыку и взялась выбирать продукты из холодильника. В морозилке она нашла большой кусок мяса и принялась его размораживать в горячей воде, постоянно обжигая себе руки. Вообще она была не очень сильна в приготовлении пищи, а с мастерством Левиафана рядом даже не стояла, но уж очень ей хотелось произвести на него хоть какое-то хорошее впечатление.
        Через полтора часа на кухне все словно ожило, и Лилит не успевала следить за всеми живыми.
        Из-за музыки она не услышала, как Левиафан подкрался к двери, остановился и не смог сдержать улыбку. Сковородка на плите сильно зашипела и девушка, бросив на стол сыр, подбежала и резко схватила ее за ручку, выплеснув масло на комфортку. По всей кухне разлетелся вонючий темно серый дым. Лилит хотела стереть масло, но плита была слишком расклеена и обжигала пальцы.
        Она материлась, как сапожник, бегая со сковородкой к окнам, а вампир наблюдал и смеялся. Его даже не было видно в этом дыму. Лилит кашляла и размахивала перед собой свободной рукой, так и не выпуская из второй руки сковородку. Ей резало глаза и раздирало горло, но дым совсем не хотел уходить в окна, зато она начала подмерзать, стоя около открытых окон. Наконец, сердце Левиафана не выдержало, он подошел и включил огромную вытяжку, которая находилась посреди кухни под потолком, и дым чуть ли не мгновенно исчез.
        Лилит открыв рот, стояла со сковородкой и смотрела на него, как зомби — она даже не догадывалась, что можно включить такую штуку и все было бы нормально. Девушка прищурила глаза и прожигала взглядом смеющегося вампира.
        — Нет, милая, никогда больше не приходи на кухню, разве что только за чаем! Это место не для тебя, я сам все сделаю, как и раньше!  — еле смог выговорить Левиафан, подавляя смешки.
        Лилит вся покрылась красными пятнами от злости и от подколов вампира. И через секунду под потолком пролетела сковородка, нацеленная на хохочущего вампира. Левиафан успел увернуться от посудины, но вот от горячего масла и вылетевшего оттуда обгорелого куска мяса, не успел. Он вскрикнул так, что Лилит вздрогнула и словно вернулась в реальность.
        — Я убью тебя!  — крикнул он гневно и двинулся ей на встречу.
        Но Лилит гордо вскинула голову, стоя у окна и озлобленно смотрела на него.
        — Ага, сейчас!  — четко и ясно ответила она, давая понять, что она никого и ничего не боится.  — Не стоило надо мной смеяться! Я хотела сделать приятное, а ты пришел и высмеял меня! Еще и смеешь мне угрожать? Ты совсем обнаглел?
        Левиафан остановился и, нахмурившись, очень изумился. Слова такого рода, мягко говоря, повергли его в шок.
        — Прости?  — ему показалось, что он ослышался.  — Что ты там сказала? Обнаглел? Ты считаешь, что окатить меня кипяченым маслом, кинуть шмат мяса — это нормально, а я значит обнаглел? Милая моя, ты меня поражаешь! Иди-ка сюда!
        Лили вытащила нож из подставки и подошла к нему, неотрывно смотря ему в глаза. Она была настолько уверена в своей правоте, что ни капли не боялась его, более того она злилась еще сильнее. Левиафан вообще недоумевал от такого поведения и от блестящего ножа в руке.
        — Дай сюда нож!  — он вытянул руку.
        Лилит посмотрела на нее и приподняла одну бровь вверх.
        — Я так на дуру похожа, да?  — усмехаясь, спросила она.
        — Нет, похожа ты на небесную красоту, а ведешь себя, как дура!  — Левиафану уже было не смешно.
        Он был зол из-за масла, теперь еще и нож. Он схватился за лезвие, Лилит резко дернула руку назад, и ладонь осталась порезанной в двух местах. И в этот момент лицо Левиафана перекосилось от гнева, давно он так не бесился. В одну секунду нож был вырван и отброшен в другую часть кухни, разбушевавшуюся девушку он схватил, заламывая распоясавшиеся руки.
        Глаза словно провалились в глазницы, длинные клыки торчали изо рта. Он глубоко дышал, тогда как Лилит все равно пыталась вырваться, сквозь боль и гнев.
        — Тебя хватило ровно на две недели!  — прошипел он.  — Ты считаешь, что это такой большой срок, что ты можешь уже размахивать перед моим лицом сковородками и ножами? Ну, так вот я так не считаю!
        Лилит гордо переносила его хватку, пытаясь даже глаза не жмурить. Она ему ничего не ответила, потому что не могла. Вампир приблизился к ней. Не было страха, только злость. Лилит не видела своей вины, а это значит, что он мог делать с ней все что угодно, она все равно не изменит своего мнения, выражение лица и поведение. Неожиданно она попыталась улыбнуться, отчего Левиафан растерялся, но не отпускал ее.
        — Я влюбилась!  — прошептала она, рассматривая его одним глазом.
        Левиафан застыл и ослабил хватку, тоже слегка улыбнувшись.
        — Рад слышать…
        — Не в тебя!  — перебила его Лилит, облизнув губы, отвела глаза в стороны.
        Левиафан поморгал и разжал пальцы, затем посмотрел на нее таким же взглядом, что она вполне поняла, что от нее требуют объяснений, но вслух говорить этого не говорят.
        — Я видела его пару дней назад в кафе, теперь забыть не могу! И вообще не хватай меня, я не плюшевый медведь, чтобы меня хватать и трясти, когда вздумается! И мы с тобой расстаемся, я ухожу к нормальному человеку, с которым проживу счастливо жизнь и даже состарюсь вместе!
        — Счастливо прожить с тобой невозможно, как бы не хотелось! Ты же любого доведешь до белого каления! Ты меня-то уравновешенного из колеи выбиваешь так, что я потом долго ищу к ней дорогу назад, а что там говорить о нестабильных людях? Да и вообще заканчивай этот спектакль!
        — А это и не спектакль!  — огрызнулась Лилит.
        — Тогда, сейчас я твою красивую головку отпилю, чтобы ты мне больше нервы не трепала!  — Левиафан отшвырнул ее от себя и ушел из кухни.
        Лилит села на пол и зарыдала. Ни в кого она не влюбилась, ляпнула от безысходности, а больно снова ей.
        «Хотела сделать хорошо, а получилось, как всегда все не так, да еще и поругались. Кто мешал мне посмеяться вместе с ним, я ведь действительно не умею готовить, чего злиться-то? Я неуравновешенная идиотка, надо было убить меня у этой стены, потому что я не могу извиниться, я не хочу этого делать. Ведь это не я порезала ему руку, он сам схватился за лезвие… Да кого я обманываю? Я безобразно себя повела, но и сделать с этим ничего не могу, он тоже виноват, мог бы и не смеяться…мог бы сделать вид, что все нормально! А теперь одна сплошная обида и испорченный вечер и ужин! И это за десять дней до нашей первой совместной годовщины. Может на ней мы и помиримся…Хотя, если он подойдет первым и извиниться, то я отвечу ему тем же. Но в данный момент меня сжирает злость, я готова растерзать его, только сил бы хватило! Как же тяжело принять чужой смех, невозможно! Так больно и стыдно, когда смеются надо мной. Научиться смеяться над собой было бы просто незаменимой штукой, тогда количество ссор бы сократилось вдвое. Ведь он чаще всего меня высмеивает, не более…а я что делаю? То, из-за чего потом приходится
извиняться, причем мне, потому что он в меня кастрюлями и ножами не кидается. Я хочу уметь смеяться над собой, а не только над другими… Это очень ценное умение! Но я этого не умею и даже знаю почему, потому что слишком самовлюбленная, и считаю, что над моим недостатками смеяться никому нельзя, а уж тем более мужскому полу. Потому что я выше всех, и надо мной просто смеяться нельзя…Но это же действительно смешно, я выше всех и не умею делать, то что умею делать все, а раз умеют все, значит это элементарно. Можно конечно из этой ситуации выйти не намочив перья, сказав, что я выше всех, потому что элементарные вещи — это не для меня, а для простых смертных. Но Левиафан — не простой смертный, а жрать умеет готовить, причем получше, чем шеф-повара в некоторых ресторанах. Он прав, это все красота. Ничего хорошего нет в том, чтобы быть красивой. Мужики пускают слюни, бабы ненавидят, а я хожу и горжусь своей внешностью, и даже не умею мясо пожарить! Зато красивая! Да тут плакать надо, а не смеяться. Это он вообще молодец, что рассмеялся, а не разрыдался, увидев убожество, в виде мня на кухне. Но все равно он
был не прав!»
        Левиафан тем временем бродил по лесу, надеясь, что никого не встретит, чтобы не убивать просто так. Он был зол и в тоже время доволен, потому что, уходя, он услышал падающие на пол слезы. В глубине души он хвалил себя за то, что смог повлиять на эту девушку, и неважно, что порой она вытворяет совершено глупые вещи, его годовалое влияние было заметно, только Лилит могла его не заметить. Даже если она когда-либо заметит, что в ней что-то изменилось, то никогда не признает, что это Левиафан повлиял. Но в тот момент они даже не хотели признавать существование друг друга. Ходили как два призрака, упорно делая вид, что вокруг никого нет.
        27
        — Лилит!  — имя прозвучало, как пушечный выстрел.
        Спустя почти неделю в доме не было ни звука от рассорившейся парочки. Они сидели за одним столом и даже не смотрели друг на друга, пока не прозвучало имя.
        Девушка подняла радостные глаза, наивно полагая, что вампир проиграл, потому что заговорил первым.
        — Что?  — спросила она, разглядывая его лицо.
        За долгое время игнорирования друг друга она успела соскучиться по его красоте.
        — Мы ведь с тобой еще вместе?  — спросил он, улыбнувшись.
        — Похоже на то!  — быстро ответила Лилит.
        Он прищурился и взглянул на пачку сигарет, затем в ее глаза и снова на сигареты. В тот вечер его взгляд был непоседлив.
        — И ты ни в кого не влюбилась?  — решил уточнить он на всякий случай.
        — Ни в кого!  — отрицательно покачала головой Лилит, пряча улыбку.
        В его вопросах не было ничего смешно, но девушке хотелось улыбаться, потому что на самом деле она была безумно счастлива от того, что он заговорил с ней.
        — Тогда у меня к тебе есть дельное предложение!  — наконец, и он улыбнулся, вытаскивая сигарету.
        — Какое?  — удивлено посмотрела на него Лилит.
        Левиафан встал и подошел к ней, присев на корточки, взглянув на нее чуть ли не со слезами на глазах, чем сильно удивил девушку.
        — Давай расстанемся на один вечер понарошку?  — протянул он, пробежавшись пальцами по колену.
        — Чего?  — выпучила глаза Лилит.  — С какой это стати?
        — Ну, просто так! Мы поедем с тобой в клуб, сделаем вид, что никогда не были знакомы друг с другом, повеселимся с кем-нибудь, совершено без последствий, никто никого не убьет! А потом увидимся утром дома и посмеемся! Как ты на это смотришь?
        Лилит нахмурилась и подозрительно посмотрела на него. Такое предложение показалось ей странным, даже слегка безумным, но и чем-то заманчивым, свободой действий.
        — Никаких наказаний, что бы ни случилось?  — переспросила она загадочно.
        Левиафан кивнул головой и снова погладил ее по колену. Лилит встала и посмотрела на него. Левиафан любил играть, но не любил делать это в одиночку, поэтому со спокойной душой предложил Лилит подключиться к его игре, принять в ней главное участие.
        Вечером от огромного особняка отъехали две машины, одна белая, другая черная. Через пять минут черная скрылась из виду. Они только договорились, в какой конкретно клуб идут, а кто и как до него решил ехать, каждый думал за себя.
        Лилит слегка нервничала, но считала эту задумку достаточно забавной. Ей очень хотелось знать, для чего вампиру понадобилось это, чего он хотел этим добиться. Сколько она не пыталась продумать, понять, ничего не выходило. Ответ всегда вытекал такой: Левиафану просто захотелось повалять дурака, а так как одному с ума сходить скучно, вот он и решил привлечь девушку к сему мероприятию.
        Лилит ехала не спеша, умудряясь разглядывать черные тучи, сурово нависшие над дорогой и саму дорогу. Ей было некуда спешить, машина просто плавно ползла по шуршащему асфальту. Ее постоянно обгоняли, сигналили, но Лилит никого и ничего не видела, она была сосредоточена только на том, на чем ей действительно хотелось заострить свое внимание.
        На какое-то мгновение что-то просто вышибло реальность в никуда, перекинув сознание в безмолвие. Вокруг все замерло, время остановилось, и все вместе ним застыло. Песчинки пыли повисли в воздухе, как сломанные игрушки и нагоняли жуть. Лилит была единственным живым, движущимся существом. В тот странный момент ей стало ужасно страшно. «Не по себе»  — это определение совершено не подходило к той ситуации. Всемирное безмолвие лишило ее воздуха, живот сводило от жуткого волнения. И самое ужасное, что в тот момент рядом с ней никого не было, кто мог бы ее подержать, обнять и сказать, что теперь всегда будет так, это нормально. Рядом не было Левиафана.
        Внезапный холод, заморозивший весь мир, тянул руки к застывшей на педали газа ноге, и Лилит чувствовала это ужасное дуновение безветрия. А затем, также в одну секунду все исчезло. Застывшие песчинки снова продолжили свой путь, играясь с живым ветром, мир ожил вокруг, страх ушел, вот только холод в ногах остался. Лилит всю передернуло, и она остановилась на обочине дороге, чтобы перевести дыхание.
        «Господи» — подумала она, зажимая руками уши, сильно прищуривая глаза. «Что это было? Что это есть? Впервые я к Тебе обращаюсь, потому что мне страшно, ужасно страшно! Мне кажется, что сердце сейчас остановится. Такой безмолвный страх схватил меня и не хочется отпускать. Что за ужас меня постиг? Почему? Есть ли моя вина в этом? Наверное, есть…Меня тоска обуревает… Я столько причинила боли Левиафану. Я никогда не дружила с Жаклин по-настоящему, никогда ей не верила. А почему все это приходит ко мне на ум в данный момент? С чего бы вдруг посреди дороги в клуб я думаю о Жаклин? О, боже…Сколько же зла я им принесла! И Жаклин и Левиафану… Фабьен, Свеа, Летиция, Мормо, Грей, Маргарет, двое маленьких детей и еще невинные люди…Все они погибли из-за меня! Я убила их! Сколько же на мне висит не прожитых жизней? Жизней, которые оборвались по моей вине… Я бы хотела извиниться, да толку им от этих извинений, они все равно больше не увидят этот мир, благодаря мне. Что я несу? Совсем чокнулась? Почему мне все это приходит на ум? Совесть? Она проснулась… И моя самая несчастная жертва моего сверх эго — это конечно
же Левиафан. Я должна валяться у него в ногах и молить о прощении. А почему я должна это делать? Он тоже немало выпил моей крови, выражаясь буквально и фигурально…Я разговариваю сама с собой! Это конец! Я спорю сама с собой, обращаюсь к богу, и у меня проснулась совесть! Простите меня все, кому я что-то причинила, какую-либо боль. Я стою перед вами на коленях и жду прощения. Я хочу поменяться. Хочу доказать себе, что я могу быть другой по отношению к людям, могу не мучить их морально. А зачем мне это надо? Чем все эти люди заслужили жизнь? Раз они мертвы, значит так надо, когда человек заслуживает жизнь, он живет, а не умирает. С какой стати я должна просить у них прощения? Кто они такие? Нет, я их не убивала, я к ним даже пальцем не притронулась. О каком прощении перед Левиафаном я говорю? Он-то меньше всех заслуживает того, чтобы я извинялась перед ним. Хватит! Стоп! Холод на ногах…пусть он перейдет в голову, чтобы эти голоса замолчали. Полпервого ночи, а у меня поехала крыша, и я не в силах остановить ее. Голоса, страшные голоса шепчут мне о раскаянии! О каком раскаянии они говорят? Замолчите!
Каждый в этой жизни получает то, что заслуживает! Если кто-то умер, почему я должна раскаиваться в этом? Фу…холод в ногах, не могу нажать на педаль газа. И Левиафану позвонить не могу! Он подумает, что я сдаюсь, отменив игру. Буду сидеть, пока холод не уйдет, или пока меня не доведут эти два голоса».
        Девушка продолжала сидеть в машине, не шевелясь, с застывшим ужасом, тоской и страхом на лице. Она никогда раньше не испытывала такого рода страха, такого обволакивающего и не отпускающего.
        Сзади ее машины тихо притормозила полицейская. Из нее вышел мужчина средних лет с фонарем в руках, другую руку он держал на кобуре. Полицейский подошел к двери белой машины и постучал пальцем по стеклу.
        В тот момент Лилит показалось, что ее машина похожа на какой-то капкан, который не хочет отпускать добычу, то есть ее. Еле шевеля рукой, она нажала кнопку, открывающую окно и со слезами на глазах посмотрела на полицейского.
        — Мисс, у Вас все в порядке?  — спросил он, освещая ее лицо фонарем.
        Внезапно прозвучавший голос, как по взмаху волшебной палочки, вывел девушку из стопорного состояния. Холод с ног исчез, голоса испарились, сознание вернулось, страх ушел окончательно, словно ничего этого не было. Лилит моментально улыбнулась полицейскому и состроила невинное лицо.
        — Да, офицер, все в порядке!  — ответила она, обрадовавшись прекращению коматозного сумасшествия.
        — Точно?  — переспросил он.
        — Да! Точно! Я просто телефон искала.  — Лилит улыбнулась еще шире.
        Полицейский тоже улыбнулся и пошел назад к своей машине. Девушка тут же нажала на газ и поехала в клуб. Теперь она спешила, боясь, что сумасшедшее состояние может снова вернуться.
        Через двадцать минут машина припарковалась у нужного клуба. Лилит огляделась. В десяти метрах была припаркована черная вечность. Левиафана, естественно, там не было. Он уже дано находился в клубе. Его совсем не беспокоило отсутствие девушки, слишком сильно вжился в роль холостого молодого человека. Его сногсшибательный взгляд носился по всем особям женского пола в пределах видимости.
        Лилит вошла в клуб, как королева, которую все ждали и не могли начать ночь без нее. Она вела себя так же высокомерно, как и внезапно охолостивший вампир, также, не замечая его глазами, но ища сердцем. Она очень старалась не думать о том, что с ней произошло на дороге, и в глубине души ей хотелось найти Левиафана, взять его за руку и спрятаться за него. Но она это не сделала. Гордыня занимала в сердце почти всю площадь, отказаться от которой Лилит не могла и не хотела.
        Она выбрала место, с которого можно было следить за все клубом, за Левиафаном. Лилит заказала себе бокал мартини, села за столик и краем глаза наблюдала за вампиром. Ей показалось, что он явно метался, никак не мог выхватить чего-то или кого-то подходящего. Каждая мимо проходящая девушка подвергалась тщательному осмотру. Но это только казалось.
        Лилит хотела посмеяться над его тщетными попытками, как внезапно сзади него появилась девушка с двумя фужерами какого-то прозрачного алкоголя и чмокнула его в щеку. Лилит так удивилась, что еле успела скрыть свой шок. Она была уверена, что он еще никого не нашел. А он уже не просто нашел…
        Левиафан довольно улыбнулся, повернулся к новоиспеченной девушке, обнял ее и так откровенно посмотрел в глаза, казалось, что вот-вот сделает ей предложение. Вампир знал, что Лилит рядом. Поэтому он предложил ей такую игру, чтобы сделать ей больно, не прячась от нее и не боясь потерять.
        Лилит не понимала, почему происходит то, что происходило. Но уговор есть уговор. Очень важно научиться следовать своим же словам, нельзя говорить одно, а делать все с точностью да наоборот, это моментально вызывает презрение. Лилит решила во что бы то ни стало сдержать свое слово, тем более уговор распространялся только на эту ночь и не больше. Утром они окажутся дома и, как и хотели, просто посмеются…если найдут над чем смеяться.
        Лилит косо следила за Левиафаном и его девушкой и потихоньку ей становилось больно, и хотелось плакать. Его красивые пальцы, мужественные руки обнимали ее за талию. Нежные губы прикасались к ее коже, к ее шее, его черные глаза смотрели в ее, так же неотрывно и заворожено, как в изумрудные глаза Лилит. Он одаривал ее ангельской улыбкой, наполненной нежностью к ней и безразличием к окружающим. Он словно любил эту девушку!
        Каждый голый, торчащий из кожи Лилит нерв обхватывался пинцетом и тащился наружу, и боль зубного нерва с этой больной не сравнится никогда. Она только и ходила к бару, чтобы заказать себе очередной стакан и вернуться в кинотеатр боли, не упуская многочасового сеанса. Иногда показ прерывался, так как девушка могла отойти куда-либо. Но это затишье длилось считанные секунды, Лилит даже не успевала отдохнуть. А потом девушка возвращалась, а вместе с ней и ад.
        Она обвивала его шею руками, посылала ему улыбки, флиртовала, целовала его губы, смотрела ему в глаза. Лилит не существовало. Как и хотел Левиафан, ее не было, он сумел забыть о девочке-зле. Он ни разу не посмотрел на нее, даже в ее сторону, потому что он не видел ее. За тем столиком, где сидела девушка всей его жизни, было лишь пустое место.
        Но Лилит не существовало не только для не него, но еще и для себя. Она отказала себе в жизни на одну эту ночь. К ней несколько раз подходили, улыбались, говорили, о чем-то спрашивали, но она всего лишь поднимала на них пустые глаза, качала головой и вежливо просила удалиться…а в пять часов утра она удалилась сама.
        Слезы на горячих щеках, капающие на колени, слезы, обжигающие кожу, больные слезы. Белый лексус ехал домой, но не к вампиру. Лилит не могла появиться там с таким грузом на сердце и показать его Левиафану. Она ехала в свою маленькую квартирку, о которой вспоминала только тогда, когда снова становилось плохо на душе. Но она ехала туда не для того, чтобы переживать, а чтобы наоборот, скинуть все то, что она нацепляла на себя за эту ночь.
        Девушка вошла в квартиру, упала на кровать, закрыла глаза и уснула. Соленые слезы подсыхали на нежных щеках. Она не думала, не понимала и знала. В тот момент от неистовства ревности ее спас лишь только сон.
        Левиафан не заметил, как исчезла Лилит. Даже когда он выходил из клуба, не обратил внимания на лексус, он вообще не обратил внимания на эту ночь, так как был слишком занят привлечением внимания к себе, и он знал, зачем это делает. У него действительно была цель, но не та, которую себе придумала Лилит.
        28
        Яркое солнце светило сквозь окно, освещая лицо спящей девушки. Под таким световым натиском спать долго не пришлось. Лилит открыла глаза и улыбнулась осеннему солнцу, слегка прищурившись.
        Было около одиннадцати утра, когда небесный, огненный шар вошел в зенит и перешел на другую сторону, освещая комнату.
        Лилит встала и подошла к окну. На улице словно лето началось, только не зеленое, а серое. Ей даже сразу же захотелось открыть все окна, чтобы впустить эту радостную погоду в дом. Внезапно ее брови нахмурились, так как в голову ворвались ночные воспоминания. Лилит мельком просмотрела их и встряхнула головой, пытаясь вытряхнуть ненужную информацию.
        Все, что было в том клубе — это была шутка, и как они и обещали, шутка не должна была разыгрываться больше, чем на ночь. В подтверждении этой мысли на столе пикнул мобильный телефон, требующий явиться домой. Девушка улыбнулась настырному сообщению и пошла в ванную.
        И тут ее прошибло электрическим разрядом — двадцать восьмое ноября — день их годовщины. Двадцать восьмого ноября того года она встретила ангела, гуляя в парке, ангел заговорил с ней и прошел мимо, даже не обернувшись.
        Лилит побежала в ванную, и через пятнадцать минут она неслась на всех парах к своему ангелу, полностью забыв о клубе.
        Лилит виртуозно припарковала обжигающий глаза лексус, выскочила из него и побежала к дому с криками «Я люблю тебя! Люблю!». Но, вбежав в гостиную, она столкнулась с тишиной. В доме словно никого не было, лишь блуждающие по первому этаже солнечные лучи.
        Лилит тихонько прошла в гостиную, огляделась. Никого. Интуитивно она пошла кабинету Левиафана. Дверь тихонько приоткрылась. Широкое, просторное помещение. Никого.
        Лилит вздохнула и прошла в кабинет, уселась в его огромное кожаное кресло и запрокинула голову к потолку. В доме никого не было. Зачем же тогда Левиафан написал смс?
        Девушка уставилась на полку с книгами. Под весом старинных книг, пыльных и толстых, виднелся кусочек белой, явно современной бумаги. И чтобы он там делал?
        Лилит подошла к полке и, нахмурившись, аккуратно выволокла «старую», огромную книгу. Но то была лишь ветхая обложка, название которой никак не совпадало с содержимым.
        Девушка открыла «книгу»… Зашифрованный тайник. На первой странице вполне себе современного альбомного листа была напечатана ее фотография. На ней ей было лет семнадцать. Она была сфотографирована в парке или лесу, развернутая в полу профиль, с легкой улыбкой на губах. Такая беззаботная и жизнерадостная. Лилит не помнила у себя такой фотографии. Кто-то сфотографировал ее, тот, кого она не знала.
        Медленно она пошла назад к столу, волоча папку с собой папку. Там были все ее данные, и непросто по прописке и по родне, а вплоть до такой информации, как группа крови и резус фактор. Дальше текст пошел на английском. Лилит поняла, что речь идет о ДНК тестах и исследованиях. Везде фигурировало ее имя, но не как Лилит, а как «Объект №11».
        — «Объект №11»?  — прошептала она, переворачивая одну страницу за другой.  — Названа Лилит…Мать…Генеалогическое древо…Франция, Хорватия, Словакия. Отец… Генеалогическое древо… Россия, Англия, Чехия, Латино-Америка… Лаборатория…Штат Оклахома 1903. Северная Ирландия 1870…Аляска 1680…Брак. Брак. Убита. Эксперимент провалился. Дело закрыто. Эмбрион погиб. Пересадка не удалась. Хромосомы. Трисомия по 21 хромосоме. Неудачно… Что за черт?
        Лилит отшвырнула книгу и вернулась к полке. Все те старинные книги, на которые она ранее никогда не обращала внимания, оказались своеобразным хранилищем куче документов. От самых древних до нее…до Лилит… Объекта №11. Описаны эксперименты генетической мутации, эксперименты над женщинами, путем вживления в яйцеклетку запрограммированных сперматозоидов. Океаны не увенчавшихся успехом беременностей. Те, кто все-таки родились, не соответствовали плану. А план был составлен Левиафаном.
        Благодаря всей кипе документов, уже разбросанной по полу, Лилит поняла, чего добивался Левиафан, но не понимала его план.
        ДНК эксперименты, хромосомные анализы и мутации, химические формулы, бесконечно длинные, математические расчеты. Имя матери и отца Лилит, женщины и мужчины, описанных в документах, не имели ничего общего с теми людьми, с которыми она прожила свои 17 лет, которых она оплакивала после катастрофы, на чьи могила ходила, чтобы помнить. Она, Лилит — маленькая частичка, созданная Левиафаном, путем генетики и химии, носящая ДНК клетку, коллекционирующею атомы и молекулы нескольких женщин, самых красивых за всю историю мироздания, внедренная в яйцеклетку простой женщины. Лилит не должна была родиться сама. Никогда. Ее не должно существовать…
        Слезы катились по щекам, пока она перебирала документы, отшвыривая их в разные стороны, пытаясь понять план Левиафана. В чем же смыл? В чем? Чего он хотел добиться? И добился ли в итоге? Она, Лилит, единственная со всех экспериментов, кто выжил, кто дожил до стольких лет. И она с ним. Зачем он с ней? Наблюдает? Куча вопросов, наверное, сотни и ни одного ответа. Ни одного. Информация, топкие болота информации, с которой Лилит не знала, что делать. Как ее воспринимать? Как относиться к ней? Волосы на голове шевелились от ужаса, охватывающего ноги, сковывающего дыхании.
        В гостиной раздались звуки и шорохи. Лилит затихла. Она прислушалась. Левиафан был не один. Девушка ясно слышала его голос и голос какой-то барышни. Смех. Звонкий, чистый смех. Слезы так и падали градом из глаз.
        Лилит как кошка, на цыпочках прокралась к двери и заглянула в щель.
        Девушка, та самая, которую Лилит наблюдала в клубе, обнимающуюся с Левиафаном. Сейчас она стояла в его рубашке. Лилит хорошо знала ту рубашку. Черная, фирменная, стоила бешенных денег, вампир обожал ту рубашку. И вот она на той странной девице.
        Левиафан появился неожиданно, обхватывая девушку сзади, нежно целую ее затылок. Лилит видела ту необычную нежность, которая, как ей казалось, они никогда не видела по отношению к себе.
        Такая лавина чувств и эмоцией носились по телу Лилит, что она даже не понимала, что ей с ними делать, что именно чувствовать и как, на чем сфокусироваться, за что хвататься.
        — Я знаю, что мы знакомы без чего-то сутки, что, возможно…Хотя нет, не возможно, а абсолютно точно — рано. Но мне не пятнадцать лет и я знаю, что такое любовь. Сейчас я столкнулся с ней и хочу удержать ее около себя.
        В его руках была маленькая, черная, бархатная коробочка. Было не трудно догадаться, что находилось внутри этой коробочки. Она открылась, и на солнце блеснуло золотое колечко.
        — Да!  — восторженно крикнула девушка, не дожидаясь предложения, и Левиафан кинул довольный и в тоже время злорадный взгляд в строну двери, за которой стояла Лилит.
        Он-то как никто другой знал, что его девушка, по-настоящему им любимая и желанная, стояла в его кабинете, и с заставшим сердцем наблюдала жестокую картину.
        Лилит зажала рукой рот, а другой интуитивно схватилась за кулон на шее, который вампир когда-то ей подарил. И вот в тот момент Лилит поняла, что вообще значит «больно». Ее самолюбие не было ранено, в него как будто кинули водородную бомбу, которая просто разнесла его в клочья, на микрочастицы, молекулы и атомы. А разве отрубленная нога может чувствовать? Конечно, нет! То же самое и с расщепленным на атомы самолюбием.
        Но мозг остался в здравии после такого мощного взрыва, и он видел эти летающие, бесчувственные частицы. Из нее как будто вырвали все, что было, засунули руки с когтями в плоть, нашли нужную вещь и вырвали.
        Она проиграла. Он все-таки открыл дверь, за которой стоял сундук с самолюбием. Он убил его и ее заодно, не прикасаясь к ней даже пальцем. Он видел каждую эмоцию на ее лице и радовался, как ребенок, нашедший летающий в небе воздушный шарик.
        Лилит закрыла глаза и замерла на пару секунду, у нее почернело перед глазами, и ей казалось, что она вот-вот упадет в обморок. Ей нужны были эти несколько секунду, чтобы хоть чуть-чуть прийти в себя, чтобы сделать шаг из этого дома. Она резко сдернула с себя кулон и швырнула его на пол, развернулась и тут же остановилась. В комнате прозвучал голос, только что предавший ее.
        — Минуточку!  — окликнул ее Левиафан.
        Лилит не понимала, что делает, но почему-то остановилась и посмотрела на вампира. На его лице сверкала идиотская улыбка, глаза светились счастьем, а на черных волосах носились солнечные зайчики. Он развернулся к девушке, улыбнулся ей и в одну секунду сломал шею, и отпустил мертвое тело на пол.
        Лилит молчаливо уставилась на мертвое тело в черной рубашке. Через пару минут она перевела глаза на вампира. И на этот раз на его лице не было даже намека на улыбку, он был серьезен. Он смотрел на девушку исподлобья, впиваясь черными глазами.
        — Двадцать восьмое ноября.  — Сказал он громко и четко.  — Поначалу я хотел подарить тебе что-то нежное, то, что дарят мужчины своим любимым женщинам на годовщины. А потом, я закрыл глаза и мысленно вернулся на год назад. Двадцать восьмого ноября того года я пришел к тебе с открытым сердцем. Двадцать восьмого ноября ты первый раз сказала «извините», в то время как в твоих глазах было написано «отвали». Двадцать восьмого ноября я прошел мимо, чтобы задеть тебя, твое эго. Потом я зажмурился еще сильнее и подумал: «А что мы с тобой, милая, имеем с двадцать восьмого ноября того года по нынешний день сего?». И я ужаснулся от того, что осознал. За этот год у нас есть вот что: неимоверное количество смертей. Мормо — мой друг был убит тобой. Твоя ложь, у которой нет конца, хоть она и не совсем сладкая, я в нее верил, от чего потом страдал. Между нами были драки, если конечно ранения ножами, лезвием, бутылками, пистолетами и другими различными предметами можно назвать дракой. По мне, так это попытка убийства, хорошо, что я не могу умереть. Были ссоры, точнее наши отношения базируются на ссорах, скандалах,
криках. У людей во всем мире на этом отношения рушатся, у нас же…строятся, а рушатся они из-за взаимопонимания, уважения и проклятой любви. Я поменял две машины за этот год, каким чудом жива третья — сам не знаю. Были бессмысленные попытки разбежаться, как трусливые тараканы при включенном свете. Ты постоянно предавала меня, даже не моргая…Ты разрушила мой дом, разрушила мое все, разрушила меня. Ты уничтожила мои чуть ли не единственные добродетели. Ты высосала меня, я истощен. И вот я подумал, а почему я должен дарить что-то приятное? Когда мне в течение этого года давали мучительную боль? Я решил в последний раз понадеяться на справедливость, и к моему великому изумлению, она не подвела меня. Двадцать восьмого ноября этого года, в день нашей годовщины, я подарил тебе боль.
        Лилит была шокирована тем, что услышала. Она посмотрела на остывающий труп, на блестящее кольцо на пальце этого трупа и закрыла глаза. На лице промелькнула больная улыбка. Левиафан неотрывно следил за ней, как она принимает его подарок. И только сейчас он заметил в ее руке кипу мятых бумаг, с ужасом понимая, каково их содержимое.
        Лилит открыла глаза и уставилась на вампира. Черные зрачки так расширились, что чуть ли не вытеснили собой зеленый цвет, в них можно было захлебнуться, потому что в самом глазу стояли слезы. Лилит подошла к нему, посмотрела на пол и топнула ногой по кулону, по кусочку сердца Левиафана, и по ее лицу побежала безумная улыбка, хоть из глаз и брызнули слезы.
        — Что это за херня?  — прошептала она, протягивая руку с клочками бумаги, полностью игнорируя пламенную речь Левиафана.
        Он смотрел на нее, явно растерянный, не зная, что сказать. Ответный удар, мгновенный. Обездвиживающий и парализующий. Записи со всеми экспериментами разлетелись по гостиной.
        — Лилит…
        — «Объект №11»…может ты это хотел сказать?  — шепотом спросила Лилит, смахивая слезы с глаз.  — Что я такое?
        — Милая…
        — Давай, расскажи мне историю…обо мне! Что я такое?
        — Четыре столетия,  — ответил он таким же тихим голосом, отводя взгляд.  — Присядь, пожалуйста.
        Лилит, дрожащая, ничего не понимающая, совершенно уже забывавшая о трупе в пяти метрах от себя, опустилась на софу. Она не отрывала глаз от мужчины, в глубине души, понимая, что теперь она действительно его боится. Что он какой-то маньяк-рецидивист, от которого надо было бежать еще тогда.
        — После своего обращения я в сто тысячный раз убедился в своей красоте, данной мне природой. Я любил себя. И только себя. У меня даже в голове не было мысли о том, что я способен кого-то еще полюбить. Но век спустя я задумался о женщине. Я хотел особенную женщину, потому что сам был особенным. Я приступил к поискам. Потратив полвека на путешествия по странам, я пришел к выводу, что не существует в мире той женщины, которая могла бы быть мне под стать. Я очень расстроился, но не упал духом. Я решил создать такую женщину. В Германии я познакомился с Себастьяном, ученым-генетиком. То был XVII…Я обратил его. Он был мне нужен, как ученый, как человек, который поглощался знания и ловко оперировал ими. Я пришел к нему со своим планом об идеальной женщине и его не могло не заинтересовать. Он согласился помочь мне создать идеал, достойный меня…
        — Меня…Он согласился помочь создать меня!  — Лилит опустилась глаза, смахивая слезы.
        — Да.  — Левиафан посмотрел на девушку.  — Мы искали материал, воровали генетические данные прям из-под носа у людей. Мы искали женщин с идеальными фигурными параметрами, похищали все возможными способами из ДНК. Потом мы собирали женщин, как мозаику, вначале те черты подбородка, которые я считал совершенными. Затем пошли, скулы, носы, глазницы, глаза, брови, губы…все лицо в итоге. Когда мне казалось, что у нас есть все необходимое для создания идеальной женщины, мы с Себастьяном приступили непосредственно к генетике. Первые опыты были совсем неудачными — эмбрионы погибали внутриутробно, женщины носившие плод — тоже. Так прошло не одно столетие. Потом, уже в XXI веке мы собрали весь необходимый материал, обросли всеми нужными и ненужными знаниями и приступили к… к…созданию тебя. Я нашел женщину, твою мать, посчитал ее идеальным сосудом для вынашивания, но совершенно непригодным для передачи генетических данных. Мы внедрили в нее уже оплодотворенную яйцеклетку другой женщины.
        — Я — генетический урод… — Лилит тихо зарыдала.
        — Нет, милая… — Левиафан бросился к ней.  — Ты — эталон мечтаний любого мужичины, идеал, на который неспособна сама природа….
        Но девушка оттолкнула его, злобно окинув взглядом. В ней бушевало чувство ненависти. Ей была противна одна только мысль, что этот мужчина вновь к ней прикоснется.
        — Не прикасайся ко мне!  — прошипела она.  — Я ненавижу тебя… из-за тебя я — урод, генетический мутант! Я для тебя эксперимент, да? Не больше ведь? Вся твоя любовь — больная чушь, ничего не значащая. Тупо эксперимент.
        — Я создавал совершенную женщину, которую я хотел любить, которая была бы ровней мне.  — Левиафан усмехнулся и отошел от Лилит.  — Только недавно я осознал свою ошибку в этом эксперименте. Я слишком много времени провел, думая о женской красоте. Я создал идеал. Я влюбился в него. Лилит. Мои чувства к тебе всегда были искренне. Я действительно влюбился в тебя. До этого момента не единой женщине не удавалось вызвать во мне ранее незнакомое чувство любви. Лилит, ты слышишь меня? Я люблю тебя. Но я ни разу не задумывался о возможном характере. Ни у одного подопытного, у которого я брал генетический материал, я не исследовал характеры. И ты получилась такой сукой, только из-за такого, что я ошибся с расчетами…
        — Двадцать восьмого ноября — прошептала она, не сводя с него глаз, поднимаясь с дивана — того года ты вошел в мою жизнь. Двадцать восьмого ноября этого года я ухожу от тебя. Не звони, не приезжай, не ищи, не говори, не показывайся. Тебя больше нет, НАС больше нет! Я не твое создание и не твоя игрушка! Катись к черту!
        Лилит выскочила из дома, села в машину и зарыдала так, как никогда не рыдала. Она быстро завела двигатель, выехала на шоссе и покатилась в сторону дома, разбирая в голове по частям Левиафана и все, что с ним связано, старательно выкидывая, как не нужный хлам.
        Вампир постоял в шоке минут пять, разглядывая открытую дверь и заглядывающее в нее солнце. И тут он вспомнил. Его взгляд упал на пол.
        Там, в ярких лучах, в маленьких осколках лежало раздавленное сердце. В голове, словно голос прокурора выносящего смертный приговор, прозвучали его же слова: «Когда ты решишь меня бросить по-настоящему, растопчи этот кусочек сердца прямо перед моими глазами. Обещай мне это!». И тут же пронесло одно лишь слово, сказанное девушкой, которое вернуло Левиафану утренний подарок боли в троекратном размере. «Хорошо»  — то есть, «я обещаю», вот что ответила девушка. И вот, перед его ногами, по собственному желанию, лежало раздавленное сердце, и было сказано слово «прощай».
        — Твою мать!  — крикнул вампир, осознав до конца весь смысл произошедшего, и рванул к машине.
        Через пятнадцать секунд он уже мчался по дороге, глазами ища впереди белый лексус. Левиафан сразу же решил поехать по направлению в город, ибо Лилит больше было некуда ехать, и он не ошибся. И через какое-то время он нагнал ее.
        Девушка уже не рыдала, она даже слегка улыбалась, поражаясь своей глупости, которой было позволено случаться в течение этого года. Поражаясь всему тому, что она только что узнала, то и дело шептала, о своем генетическом уродстве и мутации. Ей было обидно и больно. То, чем она гордилась всю свою жизнь, считала необыкновенным, оказалось искусственным и выдуманным. Да и кем! Озабоченным и помешенным на себе маньяком! И в тот момент она, наконец, поняла, зачем надо было тратить время друг на друга, когда изначально было понятно, что их совместное существование очень нестабильно, шатается, как сухая травинка на ветру. Почему любовь такая дура и приходит только туда, где все плохо, а от ее прихода становиться еще хуже. Почему они любили друг друга двенадцать месяцев, и за это время все, что произошло, хорошего можно было пересчитать по пальцам на одной руке, зато зло творилось в океанических масштабах? Лилит все поняла. И от этого стало ей гаже.
        Взглянув в зеркало заднего вида, она увидела черную инфинити и она прекрасно знала, кому принадлежала эта машина.
        — Ты же обещал мне!  — крикнула она и нажала газ.  — Ты обещал исчезнуть из моей жизни раз и навсегда! Ты же человек слова, выполни свое обещание! Пожалуйста! Мне больно видеть тебя, зная теперь все это…исчезни! Мы никогда больше не будем вместе — это я тебе обещаю! Да мы просто не можем жить вместе. Есть любовь, нет любви, какая разница, если не можем находиться вместе? Значит, отношения вовсе не на глумливой любви строятся, а на чем-то другом, чего у нас, видимо, не имеется. Прощай, Левиафан, прощай! Я тебя не знаю! Я всего лишь генетический мутант…
        Лилит мчалась вперед, практически не отрывая глаз от зеркала. Левиафан напористо следовал за ней. Внезапно он, в отличие от Лилит, увидел будущее в их отношениях, ему хотелось дать шанс, перестать быть зыбучим песком. И он также понимал, что Лилит не должна была узнать о своем происхождении. И это его вина, что она неожиданно раскопала данные о себе, совсем не входили в его планы. И извиняться — это самое меньшее, что может он сделать. Только теперь для начала ее надо поймать и заставить выслушать извинения.
        Лилит въехала в туннель, Левиафан за ней. Девушка, вся в слезах уставилась в зеркало, на нависший над ней черный капот вампирской бесконечности. Но когда она отвела глаза, холод вернулся в ноги, только в этот раз он охватил все тело, заставив ее застыть. Впереди резко затормозила машина…и Лилит не знала, что делать. Ехать дальше прямо — означало настоящую смерть. Тормозить смысла никого не было — машина все равно не успела бы остановиться и результат опять тот же — смерть.
        — НЕТ!  — закричала Лилит, тщательно выгоняя из себя холод.
        И в одну секунду она нажала на тормоз и вывернула руль, автоматически вылетая на встречную полосу. К счастью там не было ни одной машины, но это девушку не спасло — лексус начало крутить, как юлу, по всему туннелю. Машина, затормозившая перед ней, резко дернулась с места и умчалась, как будто ее и не было.
        У Левиафана защемило сердце, и у самого все тело покрылось холодом, когда он увидел, что белоснежный лексус понесло штопором, как падающий лист, по туннелю. Сам он интуитивно притормозил и хотел было выскочить из машины, но впервые за долгое время, его самого парализовало.
        От того, что он видел и от того, что чувствовал, он не мог соображать продуктивно, мысли в его голове скакали туда-сюда, а толку от них никакого не было. Вампир просто зажмурился, не зная, что делать, как помочь девушке. И внезапно, на весь туннель раздался хлопок, и затем наступила тишина, выключившая свист тормозов. Левиафан открыл глаза и вскрикнул.
        Белый лексус был похож на аккордеон, и самое ужасное было то, что в этом аккордеоне находилась его любимая девушка. Левиафан нажал на тормоз, выскочил из машины и подбежал к разбитой всмятку машине. Он не выдержал и выругался, увидев Лилит.
        Она была почти что в сознании, или скорее в болевом шоке и в бреду. Все ее ангельское лицо было в крови, тела не было видно. Она тихо постанывала, явно ничего не понимала, не осознавала, пыталась взглянуть вперед, через потрескавшееся лобовое стекло.
        — Тихо, тихо, милая!  — прошептал он, открывая дверь, если это конечно можно было так назвать, так как дверь пришлось снести вообще.
        Со всей осторожностью и нежностью он вытащил ее из машины, боясь причинить ей еще какую-нибудь боль. И в этот момент, когда переломанная девушка, вся в крови лежала у него на руках, он понял окончательно и бесповоротно, что не готов ее терять, и уж совсем не готов отдавать ее в лапы смерти. Он понял, что она просто медленно умирает прямо у него на руках, и на этот раз умирала она по-настоящему. Левиафан осмотрелся и подтянул ее повыше. Он понял, что именно этот эксперимент своей долго жизни он не готов так нелепо потерять.
        — Я не хочу умирать… — прошептала она, а из уголка ее рта потекла струйка пенящейся крови.
        Она кашлянула и тут же пронзительно закричала от боли в грудине, в легких. Левиафан вытер кровь и посмотрел на ее лицо.
        — Ты не умрешь…
        — Нет! Не говори мне… Я чувствую ее…холод по всему телу и оцепенение…она здесь…
        — Ты не умрешь!  — повысив голос, повторил Левиафан.  — Ты не умрешь…навсегда!
        — Я хочу жить…я люблю…плевать на то, что ты со мной сделал…
        — Тихо! Не говори ничего…тише, малыш, сейчас я все исправлю… — прошептал он, укладывая ее голову на руке.
        Затем он обернулся и, не заметив никого, надкусил себе запястье, затем приоткрыл девушке рот, и пара капель темно-бордовой крови капнула в полость.
        — Милая, прости меня, но я наконец-то могу совершить то, о чем давно уже мечтаю! Скоро увидимся!  — печально улыбнулся Левиафан и с криком счастья и боли сломал ей шею.
        Остатки жизни мгновенно вылетели из ее божественного тела, и обмякший труп опустился ему на руки. Лилит больше не пыталась бороться за жизнь. Она была мертва, и вампир боязливо улыбался, потому что знал, что ее красота скоро оживет.
        — …Ну вот… — Тихо сказал он, убирая кровавую прядь волос с ее лба.  — Это было самой приятной секундой за все мои четыреста восемьдесят шесть лет. Спасибо милая, за то, что подарила мне эти секунды… И я тебя уже ненавижу за то, что ты украла мою вечность, мою жизнь и любовь…
        Он взял ее на руки, хотел отнести «труп» к себе в машину, но не смог этого сделать. Ему в глаза ворвалась яркая вспышка света и Левиафан уставился на то, что осталось от лексуса. Яркая вспышка оказалась взрывной волной от взорвавшейся разбитой машины, стремительно несущейся на вампира. Он даже не успел развернуться, как его окатила лава огня.
        От неожиданной боли он выронил тело любимой женщины, также покрытое огнем. Вот только она уже была мертва и ничего не чувствовала, до ее пробуждения оставалось минут десять, но из-за огня, будучи полувампиром, пробуждения не будет, она умирала естественной для вампира смертью, так и не успев воскреснуть.
        Через пару минут рядом с ней упал Левиафан и больше никогда не поднялся. Его век был закончен. А через пятнадцать минут, рядом с местом аварии остановилась первая машина, водитель которой вызвал никому не нужную скорую помощь и полицию.
        29
        Жаклин шла по маленькому проходу между могилами. Ее состояние было ужасным. Она прилетела час назад к подруге, чтобы обнять ее, а вместо этого пришлось покупать венок ей на могилу.
        Девушка подошла к свежей могиле и опустилась на корточки, кладя венок на надгробье. И как только цветы коснулись камня, с неба упала первая снежинка, а за ней вторая и третья.
        Тело Лилит было опознано матерью Жаклин и похоронено на Центральном кладбище. Тело Левиафана опознать никто не смог, поэтому его захоронили в общей усыпальнице.
        Жаклин села на холодную землю и посмотрела вдаль, тормоша в руках маленький камушек.
        — Ну что вы, ребята… — Тихо сказала она.  — Так подвести друг друга. Доигрались? Вы два дурака! У вас было все, о чем только можно мечтать, и что вы сделали? Вы все уничтожили и себя похоронили. Весь год вы старательно шли к этому разрушению, вместо того, чтобы сохранить то, что между вами было. Все потому, что вы были слишком зациклены на мелочах и повернуты на своей красоте и характерах. Люди не хотят ругаться по каким-либо серьезным поводам, они, как и вы, предпочитают найти какую-нибудь мелочь, глупость и уничтожать друг друга из-за нее. А между тем, именно глупость вас и уничтожила.
        Декабрь растекался по кладбищу, замораживая землю и мертвые тела в ней. Госпожа Зима пожаловала на землю, и сразу же решила укутать всех снегом, переделывая под себя интерьер. И они больше никогда не увидят зиму и ее воздушную красоту. Ведь холод умеет творить невероятную красоту, хоть она и выглядит мертвенной, а кругом повсюду лежит белый предательский цвет.
        Жаклин встала, кинула камушек и пошла, не оборачиваясь. А снежинки падали и падали на холодный мрамор надгробья.
        notes
        Примечания
        1
        — Где ты?
        — Здесь.
        — С ней?
        — Нет. Пока. Но я уже видел ее. Все сработало. Себастьян, представляешь? Сработало!
        — Я ж говорил! Дружище, не забывай сообщать мне как все проходит. Позвоню сам позже.
        — Конечно.
        2
        — Добрый вечер, мадемуазель. Как дела? Ты здесь одна? Меня зовут Донатиан, а тебя?
        3
        — Прости, я не понимаю твой язык. Я из… Знаешь, какая разница, откуда я. Я — Лилит.
        4
        — Ну… Надеюсь, тебе понравится в Париже. Он очень красивый и притгательный.
        5
        — Себастьян! Это ты! Привет. Да, как поживаешь? Хорошо? Я рад. Тоже неплохо. Что нового?
        6
        — Она здесь. У меня. Да, очень красивая. Нет, нет ,нет. Я прекращаю игру. Да, я уверен. Мне все равно. Почему? Я не знаю…может быть после ее смерти. Нет, я не буду. У меня нет желания. Давай позже поговорим. Хорошо? Ой, правда? Я жду документы и результат. Вкратце? Любовь и наука
        7
        — …Невыносимы и болезненны. Об этом лучше не думать. Я перезвоню тебе.
        8
        «Будь осторожен. Ты не знаешь, на что она способна. Мы ничего не знаем о ее человечности и реалистичности»
        9
        «Ты понял, что такое красота? И что означает совершенство? И ты это сделал все сам… я приятно удивлен! Ты молодц»
        10
        «Ну, как она? В конце концов, все получилось. Я не могу поверить»
        11
        О тебе, о тебе, я думаю только о тебе!.. Этого жаждало мое истерзанное сердце . Этот взгляд, эта улыбка, Эта женщина…
        12
        Себастьян, привет! Как оно? У меня? Дерьмо. Не спрашивай меня об этом, хорошо? Плохо. Очень плохо. Я сдаюсь. Я ушел от нее. Что? Что ты не понимаешь? Мне успокоиться? Ты со мной вообще говоришь? Уверен? Да я спокоен! Правда! Ладно. Мы расстались. Я больше не могу. Вчера она хотела пристрелить меня. Это безумие! Я совершил ужасную ошибку — я был влюблен в нее… Я и сейчас влюблен. Но она невозможна и я не могу с ней быть. Она убивает меня. Нет. Обратно я не вернусь. Она убьет меня…или я ее. Пошло оно все к черту. Я устал…очень сильно устал. Перезвоню, правда не знаю, когда. Жди. Пока.
        13
        Я соврал. Прошло пять дней и я опять здесь, с ней. Снова…. И это мне нравится. И снова, снова мы начинаем все с начала.
        14
        Слезы текут по щекам (ит.)
        15
        Не бойся (ит.)
        16
        Боишься? (ит.)
        17
        Разве так отвечают? Обидно. Страх смерти, прекрасно. Не хорошо было с твоей стороны так делать. Но ничего не поделаешь (ит.)
        18
        Знаешь что? Я сыт по горло. Давай оставим. Иди к черту. Что мне тебе еще сказать? Ничего (ит.)
        19
        — Привет, Себастьян,  — Как твои дела?
        20
        — Неплохо. Спасибо. Что нового?
        — Я хочу убить ее. Я так устал. Так больше не может продолжаться.
        —Что ты несешь? Ты не можешь так поступить! Она должна жить!
        — У меня сил больше нет.
        — Господи, да что она сделала?
        — Как обычно. Она хочет прибить меня. Нет никакого спасения. Никакой надежды. Я влюблен в нее. Да, влюблен. Это ужасно и так больше не может продолжаться. Ужас! Я убью ее.
        — Успокойся, друг мой! Ты с ума сошел? И оставь ее в покое!
        — Нет, просто хочу, чтобы она умерла.
        — Что? Красивейшая женщина — то, что ты всегда хотел! И сейчас у тебя это есть…Кто-то идет.
        — Хорошо, тогда…
        — Нет-нет, не волнуйся. Это моя ассистентка. Она не знает английский, так что можем продолжить наш разговор. Да я просто не готов отпустить тебя в таком состоянии. Даже представить себе не могу, что ты можешь натворить в таком настроении. Так что, продолжим разговор!
        21
        — Хорошо, хорошо.  — Я всегда рад поболтать с тобой. Как ты думаешь, что я могу с ней сделать особенного? Я просто не хочу, чтобы она жила и все. Я не хочу возвращать ее. Я не хочу, чтобы она прикасалась ко мне. Не хочу ее поцелуев. Не хочу слышать ее голос!
        — Что она такого делает? Можешь рассказать мне, что именно она делает? Что произвело на тебя такое впечатление, что я перестал тебя узнавать?
        — Она… исчадье ада, в котором нет ничего человеческого. Я создал ее. Я влюбился в ее лицо и фигуру. Я никогда в жизни до сего дня не могу представить себе существование такой любви, до тех пор пока не познакомился с ней. Именно с ней с ее характером и душой, если таковые имеется вообще, а не с ее лицом. А сейчас я чувствую себя опустошённым…
        — Где она сейчас?
        — В камере.
        — Где? Ты что, с ума сошел? Что она там делает?
        — Осуществляет свое право на получение реабилитационной помощи.
        — Вытащи ее оттуда. Сейчас же!
        — Вот уж нет! Я собираюсь смирится с тем, что ее больше не будет в моей жизни.
        — Сумасшедший мужик! Ты сам потом пожалеешь об этом. Пожалеешь!
        — Возможно. Но сейчас я не хочу ее…
        — Перезвони мне, когда ты все-таки заберешь ее домой. Я хочу услышать, как ты извиняешься и страдаешь, потому что влюблен в нее и в ее бытие, о твой наглости, бросить ее в тюрьму. Я знаю и ты знаешь, что, чтобы не случилось, но ты все равно ее вытащишь оттуда, будешь обнимать и целовать, боготворя ее красоту, лаская ее совершенное тело…