Клиника в роще Евгения Грановская
        Антон Грановский
        # Затерянная в дубовой роще у болота клиника для душевнобольных… Молодой психиатр Вера Арнгольц обрадовалась предложенному месту: хорошая зарплата, есть возможность поработать над диссертацией, к тому же им с мужем выделили отдельный коттедж. Девушке придется иметь дело с опасными преступниками, находящимися на принудительном лечении, но помогать этим людям - ее работа…
        Странности Вера заметила сразу. Ей почему-то не разрешили общаться с некоторыми больными и не допустили в лабораторию, где проводятся какие-то секретные опыты. Случайно Вера узнала, что ее предшественница утонула в болоте, и убедилась: в клинике происходит что-то жуткое и непонятное… Почему пациенты тут умирают, а врачи бесследно исчезают?
        Евгения Грановская
        Антон Грановский
        Клиника в роще

…Мы придем туда,
        Где ты увидишь, как томятся тени,
        Свет разума утратив навсегда…

    Данте «Божественная комедия»
        В тот момент, когда я заснул, мне показалось, что меня разбудили… Открыв глаза, я убедился, что лежу в абсолютной темноте.

    А. Хейдок «Песнь Валгунты»
        Пролог

«Пожалуйста… пожалуйста… Я хочу жить… Господи, я так хочу жить…»
        Воздух с хрипом вырывался из горла Вероники. Длинное белое муслиновое платье, в которое ее обрядил Ванька Багор, цеплялось за сучья и сухую траву. Ночь была лунная, но Вероника давно сбилась с пути и не знала, куда бежит. Иногда ей казалось, что она слышит за спиной лай собак и ржание коней. Но потом снова наступала тишина.
        Туфли промокли, и ступни в них закоченели. Но Вероника продолжала бежать, не давая себе времени на отдых. Если ей повезет, еще до рассвета она выйдет к поселку ороченских крестьян и спрячется в каком-нибудь сарае. Если нет - тогда одно из двух: либо ее поглотит Гатинское болото, либо настигнет Ванька Багор с ватагой своих пьяных разбойников.
        Вероника прислушалась. Теперь она явственно различала лай собак. Сердце подпрыгнуло в груди: Багор пустил по ее следу охотничьих псов. Злобные твари отлично натасканы и никогда не упускают жертву, если напали на ее след.
        Вероника вспомнила молитву, которую часто в трудные минуты повторяла ее мать:
        - Пресвятая Богородица, прошу тебя, не оставь меня в своей благости и спаси от бед!
        Она оттолкнулась от дерева и бросилась бежать по страшному, освещенному луной ночному лесу. Спазмы в груди заставляли ее постанывать от острой боли. Через пять минут в полном изнеможении остановилась у ручья. Туфли порвались, и из ног, изрезанных валежником, сочилась кровь. Учуяв кровь, псы рассвирепеют еще больше и удвоят пыл.

«Если перейти ручей, то можно сбить собак со следа!» - подумала Вероника.
        Она бросилась в воду. Холод тут же сковал тело и на несколько секунд лишил возможности дышать. Усилием воли Вероника заставила себя двигаться, хватанула воздух широко открытым ртом и пошла по ледяному потоку, цепляясь за ветки деревьев и мокрую траву на берегу.
        Лай собак приближался. Теперь были слышны и крики мужчин.
        - Ату!… Ату!
        Потом раздалось ржание коня.
        Левую икру Вероники скрутило судорогой. Она сцепила зубы, чтобы не крикнуть, и, хромая, устремилась к противоположному берегу. Боль была адская. Казалось, будто икру рвут железными клещами.
        Наконец она достигла берега. Упав на землю, Вероника принялась растирать сведенную судорогой ногу. Лай собак звучал совсем рядом. Вероника старалась не слушать эти жуткие звуки, чтобы не дать затаившемуся в душе ужасу выйти наружу.

«Ты сильная, - шептала себе Вероника, не чувствуя бегущих по щекам слез. - Ты выдержишь… Господь на твоей стороне… Он не позволит насильнику схватить тебя…»
        Лай собак стал оглушительным, животные просто заходились. Теперь Вероника отчетливо услышала и голоса своих преследователей.
        - Собаки брешут - она где-то рядом! - крикнул кто-то.
        - Атаман, а можь, у твоей подружки выросли плавники и она уплыла?
        Раздался взрыв хохота.
        - Заткнитесь! - рявкнул на разбойников Ванька Багор.
        Дрожа от ужаса и холода, Вероника зажмурила глаза.

«Мамочка, пожалуйста, если ты меня слышишь… не дай им найти меня… Ты обещала, что всегда будешь рядом… Ты сказала, что никогда меня не бросишь… Мамочка, любимая, помоги мне…»
        Послышался плеск воды. Собаки бросились в ручей.
        Вероника хотела встать, но споткнулась и снова упала. И тут же увидела мчащегося к ней по траве огромного пегого пса.
        - Мамочка! - хрипло вскрикнула Вероника и вскочила на ноги.
        Она попыталась бежать, но пес настиг ее и повалил на землю. Вероника услышала треск рвущегося платья и почувствовала, как собачьи клыки впились ей в бедро.
        - Нет! - крикнула она и забилась на земле. - Нет!
        Хриплый пьяный голос рявкнул:
        - Пошли вон! Прочь!
        Вероника увидела атамана. Он гарцевал на своем черном скакуне и яростно стегал собак плетью. Псы с визгом и поскуливанием отскочили от Вероники. Она лежала на узловатых корнях дерева, прижавшись спиной к мощному стволу. Белое муслиновое платье пропиталось кровью.
        - Сударыня, вы, кажется, заблудились?
        Вероника с ужасом смотрела на всадника.
        - Простите, что задержался, сударыня, - снова пророкотал он, - мерзавец Чайши развлекал меня своими выходками. Кстати, он здесь, со мной. Хотите с ним поговорить?
        Багор оскалил зубы в усмешке, сунул руку в сумку, притороченную к седлу, достал из нее какой-то темный предмет и швырнул его к ногам Вероники.
        Вероника вскрикнула от ужаса и поджала окровавленные ноги. На мокрой траве лежала голова старика-маньчжурца. В ушах у нее затараторил его сбивчивый взволнованный голос:
        - Госпадза, Ванка узнавал твой измен! Он савсем пьяный и савсем злой! Багор говорит - гаспадзу убивай. Если ты будес здеся, атаман тебя убивай! Нада окно бедзать, а Чайши задерзать Ванка. Беги, подзалуста!
        - Что же вы меня не благодарите? - мрачно спросил Багор. - Помнится, вы любили слушать россказни этого шута. Пусть он вам поведает последнюю сказку…
        Всадники окружили атамана. Их кони дергали головами и громко фыркали. Вероника смотрела на всадников снизу вверх, и они казались ей огромными чудовищами.
        Разум ее помутился от ужаса.

«Мамочка, - беззвучно шептала она. - Пожалуйста… Пусть они уйдут… Пусть они оставят меня в покое… Мамочка, помоги своей маленькой дочери…»
        - Проучи ее, Багор! - крикнул один из всадников.
        - Проучи эту шалаву! - поддержал другой голос.
        Атаман ухмыльнулся, повернул голову к приятелю и прорычал:
        - А ну - дай вина!
        Разбойник, пьяно посмеиваясь, бросил ему кожаную флягу с вином. Багор запрокинул голову и сделал несколько больших глотков. Вино потекло по подбородку, закапало на грязный воротник камзола. Напившись, атаман швырнул флягу назад хозяину и, свирепо глядя на Веронику, вытер рукавом мокрые губы.
        - Проси пощады! - потребовал он.
        Вероника молчала.
        - Проси пощады! - рявкнул Багор и опустил пальцы на рукоять плети.
        Вероника задрожала всем телом и стала потихоньку отползать от своего врага, не спуская с него перепуганных глаз.
        - Атаман, твоя шалава издевается над тобой!
        - Она ведет себя как барышня голубых кровей!
        Пьяницы, окружавшие Ваньку Багра, захохотали.
        Багор спешился, швырнул поводья Гржебову и зашагал к Веронике, сжимая в руке плеть. Остановившись перед девушкой, он несколько секунд смотрел на нее угрюмо, затем размахнулся и что есть мочи стеганул по лицу.
        Вероника вскрикнула и загородилась руками.
        - Проси пощады! - снова прорычал мужчина, глядя Веронике в глаза.
        Девушка вытерла с подбородка кровь и покачала головой.
        - Нет? - губы атамана расползлись в улыбку, и его острые зубы блеснули в лунном свете. Он повернул голову к всадникам и крикнул: - Алешка, веревку!
        Гржебов отвязал от седла веревку, которой обычно стреноживают коней, и швырнул ее атаману.
        - Что ты собираешься делать, Багор? - весело поинтересовался он. - Хочешь подвесить ее за ноги?
        - Заткнись! - прорычал атаман. Разматывая веревку, присел возле Вероники и потребовал: - Дай руки!
        Вероника не шелохнулась.
        - Я сказал: руки!
        Он схватил ее руки и резко притянул к себе. А потом быстро стянул ей запястья веревкой. Связав Веронику, Багор взял ее на руки, прошел по чавкающей земле и остановился у края болота.
        - Последний раз говорю: проси пощады! - глухо пророкотал он.
        Вероника молчала.
        - Ну, пеняй на себя…
        И Багор швырнул Веронику в болото.
        - Багор, ты выпустил веревку! - крикнул кто-то из ватаги.
        - Она захлебнется, атаман!
        Мужчины бросились к болоту, но Ванька Багор, раскинув руки, удержал их.
        - Стоять! - рявкнул он.
        Вероника изо всех сил билась за жизнь, но спастись было невозможно, и через минуту трясина сомкнулась у нее над головой.
        Атаман повернулся к приятелям и устало сказал:
        - Айда в лагерь.
        Мужчины сели на коней.
        Домой возвращались в угрюмом молчании. Время от времени спутники атамана бросали на него косые взгляды, но ничего не говорили.
        Вдруг Алешка Гржебов вскинул голову и настороженно вгляделся в темноту.
        - Багор, что это там?
        Лошади вдруг заржали и остановились как вкопанные.
        - Кони что-то почуяли, - сказал взволнованным голосом чернобородый казак Бугаев.
        Лошади задрожали и с нервным храпом стали топтаться на месте.
        - Они напуганы! Атаман, чего молчишь? Что там белеет между деревьями? Никак маньчжуры?!
        Гржебов взглянул на оцепеневшего атамана и глухо проговорил:
        - Багор, мне это не нравится!
        - Цыц, Алешка! И вы все цыц! - Багор угрюмо сплюнул через плечо. - Нету там никого!
        - Ребяты, гля, да ведь там баба! - заорал вдруг казак по кличке Крот.
        И точно - впереди белел женский силуэт. И не просто белел, а стремительно приближался.
        Кони внезапно повернулись и порысили в сторону болота.
        - Коней держи! - крикнул кто-то.
        Засвистели плети и нагайки. Однако удержать коней казаки не смогли - те, дрожа и храпя, продолжали набирать скорость.
        - Лошади несут! - крикнул Крот.
        - Ребяты, сигай с коней! - завопил Бугаев.
        Казаки принялись на полном ходу выпрыгивать из седел. Кто-то из них вскрикнул, сломав ногу. У кого-то хрустнула свернутая шея. Ванька Багор тоже попытался выпрыгнуть из седла, но не смог перекинуть ногу через круп скачущей лошади. Он дернул что есть мочи, но нога осталась в стремени - ее опутала веревка.
        - Атаман! - услышал он позади крик Алешки Гржебова.
        А в следующее мгновение конь Ваньки Багра взвился в воздух и… упал в болото. Бездна разошлась под копытами, и Багор вместе с лошадью стремительно пошли на дно. Зловоние трясины ударило атаману в нос. Он что есть мочи оттолкнулся от коня ногами, извернулся и попытался ухватиться за нижнюю ветку черной, полусгнившей ели. Ветка была крепкая. Она должна выдержать. Нужно только постараться… Вот так… Еще чуть-чуть… еще…
        Багор вцепился озябшими пальцами в ветку, сплюнул болотную грязь и заорал:
        - Алешка! Алешка, помоги мне!
        Но никто не спешил атаману на помощь. «Ничего, - подумал Багор. - Справлюсь сам. Осталось совсем немного».
        Он, держась за ветку, подтягивал свое тело к берегу. Багор снова и снова напрягал мышцы. Трясина нехотя выпускала атамана из своих ледяных, вязких объятий. И он уже уверовал в спасение, как вдруг что-то сжало атаману левое предплечье и потянуло назад, в топь. Багор обернулся. Сердце его едва не разорвалось от ужаса - в руку ему впились длинные белые пальцы.
        Багор почувствовал, как зловонное, гнилостное дыхание охолодило ему щеку.
        - Атаман… - прохрипел кто-то. - Атаман…
        Ванька Багор дернулся, потом еще раз… Но все было бесполезно. Тогда он попытался взглянуть в лицо своему противнику. И почти не удивился, увидев рядом Веронику. Девушка распухла, словно она пролежала в воде несколько дней. Из ее рта вырывалось хриплое дыхание, мокрые волосы спутались и висели клочковатыми прядями, а в выкатившихся из орбит глазах застыло торжество.
        - Атаман…
        Завопив от ужаса, Багор забился, стараясь вырваться, но руки девушки цепко схватили атамана за плечи и быстро потащили на дно.
        Когда Алешка Гржебов подбежал к кромке болота, голова атамана уже скрылась под водой. Но вторая голова - распухшая, почти бесформенная, еще успела мелькнуть над поверхностью и взглянуть Алешке в глаза. И от этого взгляда, полного презрения и ненависти, Гржебова пробрал мороз. Страшные синие губы утопленницы прошептали одно-единственное слово: «Отомщу».
        Гржебов оцепенел. Его длинные, цвета вороного крыла, волосы стали полностью седыми. За одну минуту из пышущего здоровьем тридцатилетнего мужчины Алешка Гржебов превратился в дряхлого старика.
        Глава 1
        Дубовая роща

1
        - …На территории клиники для персонала предусмотрены небольшие, но отличные дома коттеджного типа, - сказал профессор Черневицкий. - Думаю, вам и вашему мужу понравится. Теперь вы можете задавать вопросы.
        Заведующий клиникой Игорь Константинович Черневицкий был высок, худощав, седовлас и опрятен. Он был в темно-сером костюме и белой шелковой рубашке с расстегнутой верхней пуговкой. Лицо заведующего украшали черные усики и бородка клинышком.
        Его собеседницей была девушка среднего роста, с каштановыми волосами, с правильными, но не слишком выразительными чертами лица. Звали ее Вера Арнгольц.
        Кроме них в кабинете присутствовал еще один человек - очень хорошо одетая и очень ухоженная дама лет пятидесяти со спокойным, немного высокомерным лицом. Серые, стального оттенка глаза Аллы Львовны Сташевской смотрели остро и дерзко, выдавая в ней женщину, привыкшую повелевать, и сверкали так, как способны сверкать только драгоценные камни. Деловой костюм дамы был небросок, но понимающий в этом толк человек мигом бы сообразил, что стоит он никак не меньше бриллиантовой булавки на вороте ее шелковой синей кофточки.
        Девушка взглянула на заведующего и деловито осведомилась:
        - Какого рода работа мне предстоит в первые недели?
        - Первый месяц будет скорее ознакомительным, - ответил Игорь Константинович. - Хотя… я не совсем правильно выразился. Вы будете практикующим врачом, но работать станете под руководством опытного наставника. Кроме того, вы не сможете принимать участие в исследовательской работе клиники.
        - И это продлится целый месяц?
        Черневицкий кивнул:
        - Да. Вам следует набраться терпения. Некоторые из аспектов исследовательской деятельности мы предпочитаем держать в секрете - до полного завершения исследований и опубликования их результатов. Но через месяц или два вы станете полноправным участником процесса.
        Вера задумалась. Черневицкий и Сташевская не торопили ее с ответом, давая возможность поразмыслить.
        На лице Сташевской застыла вежливая улыбка, но острый взгляд ясно говорил о том, что дама продолжает внимательнейшим образом изучать девушку. Ей, так же как и Черневицкому, хотелось убедиться в том, что выбор, который сделала клиника, пригласив Веру Арнгольц, был правильным.
        Каждый ответ на вопрос, каждая реплика и каждое движение нового врача подвергались тщательному анализу. Пока для Веры открыто лишь то, что ей положено знать. Остальное - потом, быть может, через несколько месяцев, когда она освоится и станет в клинике «своей».
        За три дня Черневицкий и Сташевская тщательно изучили биографию претендентки на вакантное место. Им известно, что мать Веры заболела белой горячкой и четыре года назад выбросилась из окна, что старшая сестра Ольга после смерти матери пустилась во все тяжкие, начав с вечеринок и легких наркотиков, а закончив панелью и клинической смертью. Знали они и то, что Вера, имевшая перед глазами печальный опыт матери и сестры, дала себе слово непременно выбиться в люди и что на выбор профессии повлияла болезнь матери, мучения которой проходили на глазах дочери.
        Недобрав одного балла при поступлении в институт, Вера пошла на платное отделение. Чтобы оплачивать обучение, подрабатывала уборщицей, массажисткой, няней и даже сгребала навоз на подмосковной ферме. Девушка буквально ногтями выцарапывала себе входной билет в благополучное будущее. И скорее небо упадет на землю, чем она согласится пустить свою жизнь под откос.
        Они знали о Вере все. Или почти все. И теперь им нужно было убедиться воочию, что они не ошиблись в своем выборе.
        - Все это мне не очень нравится, - заговорила наконец Вера. - Честно говоря, я рассчитывала сразу включиться в исследовательскую работу. Не люблю сидеть сложа руки, когда другие трудятся.
        Черневицкий и Сташевская переглянулись. Черневицкий заговорил снова.
        - Вера Сергеевна, вы будете получать сто двадцать пять тысяч рублей в месяц плюс премиальные. Кроме того, после года работы получите возможность взять у клиники беспроцентный заем в сумме сто пятьдесят тысяч долларов на срок до десяти лет.
        Сто двадцать пять тысяч в месяц? Беспроцентный заем? Вера надеялась, что ей удалось сохранить на лице невозмутимое выражение, но едва удержалась от глупой улыбки.
        - Условия хорошие, - медленно и как бы задумчиво проговорила она.
        Алла Львовна чуть заметно усмехнулась.
        - Сколько дней вам нужно на обдумывание? - спросил Черневицкий.
        - Я готова ответить прямо сейчас, - сказала Вера.
        - И каков будет ваш ответ?
        - Я согласна.
        Заведующий клиникой улыбнулся.
        - Нам нужна свежая кровь, Вера, - сказала доброжелательным голосом Алла Львовна. - И мы очень рассчитываем на вас.
        Вера кивнула и ответила - серьезно и искренне:
        - Вы не пожалеете, что остановили свой выбор на мне.
        - Надеемся, что так и будет, - довольно кивнул Игорь Константинович. - Я хочу, чтобы вы правильно все поняли, Вера. В нашей клинике работает дружный коллектив врачей-единомышленников. Состав врачебного пула постоянен. В некотором роде, мы сделали для вас исключение. Любому коллективу нужна молодая кровь. Так что… Добро пожаловать в нашу семью!
        Когда Вера покинула кабинет, Сташевская повернулась вместе с креслом к Черневицкому и спросила:
        - Ну? Что вы о ней думаете?
        - Она - то, что нам надо, - ответил Черневицкий. - Амбициозна, умна, упряма. Анализируя проблему, не руководствуется предубеждениями. Тщательно взвешивает все
«за» и «против», но, решившись на что-то, уже не колеблется, а бросает свои ресурсы на решение поставленной задачи.
        - Да. Но будут ли данные качества нам на руку?
        - Уверен, что да. После стольких лет нищеты и адской работы она голодна, страшно голодна. Говорю вам, эта девушка - наш человек.
        - Когда вы намерены ввести ее в курс дела?
        - Еще не решил. Думаю, не раньше чем через месяц. Поначалу ее надо увлечь работой. Сделать так, чтобы наша клиника стала ей родным домом. Чтобы она держалась за нас руками и зубами. И тогда мы сможем направить ее энергию в нужное нам русло. Кроме того, необходимо тщательнее к ней присмотреться.
        - Но девушка может начать догадываться. Как вы развеете ее подозрения, если таковые возникнут?
        Черневицкий усмехнулся:
        - Никак. Подозрения лишь подогреют ее интерес.
        Сташевская чуть прищурила светлые недобрые глаза, обдумывая слова Игоря Константиновича, после чего спросила:
        - А если вы ошибаетесь?
        Черневицкий отвел взгляд и, нахмурившись, проговорил:
        - Это будет прискорбно. В первую очередь - для нее.
        - В первую очередь это будет прискорбно для нас с вами, - сказала Сташевская. - От нас ждут правильного выбора. Если мы ошибемся, я не поставлю на наши с вами жизни и ломаного гроша.

2
        До сих пор дела шли довольно погано. За девять месяцев «одиночного плавания» вдали от отцовского бумажника и связанных с ним удовольствий Алексей Тенишев продал всего две картины. Да и те купили его бывшие приятели, для которых сумма в тысячу долларов не значила ровным счетом ничего. Они ежемесячно тратили на рестораны и ночные клубы в два раза больше. Теперь Алексею трудно было поверить, что и он когда-то вел подобный образ жизни.
        Тенишев-старший выбился в люди из «простых прорабов», а сейчас его строительная фирма была самой крупной в Барнауле. Он хорошо помнил свое бедное детство, и ему казалось, что тратить деньги на развлечения - сущее безумие. В его представлении человек рождается для того, чтобы работать и зарабатывать.
        Несколько лет бизнесмен скрепя сердце потакал «шалостям» сына, надеясь, что с возрастом парень образумится и станет «вполне приличным членом общества». Но тот не оправдал надежд отца, и пришлось пойти на крайние меры.
        Громыхая по супермаркету тележкой, Алексей теперь должен был подсчитывать, хватит ли ему денег на хлеб, молоко и фрукты. Первое время он постоянно ошибался - отвыкшая от цифр голова не справлялась с расчетами. Стоя у кассы и откладывая в сторону «лишние» продукты, Тенишев сгорал от стыда. Ему казалось, что со всех сторон на него изумленно таращатся бывшие друзья. А среди их холеных физиономий торчит лицо его отца - загорелое, невозмутимое, со стальными холодными глазами и насмешливым ртом.
        Иногда Алексей с тоской смотрел на свои картины, написанные год назад под действием кокаина или ЛСД. В них чувствовалась экспрессия. В них были дерзость и размах, в конце концов, а что в теперешних работах? Спокойная гармония, скудная палитра, избитые формы… И что с этим делать, совершенно непонятно.
        Тенишев-младший убеждал себя, что все еще наладится. Размах и буйство красок придут, ведь талант его никуда не делся. Нужно просто немного переждать. Душа должна освоиться с новыми условиями. Освоиться и смириться. Вера сказала правильно: яркость пламени зависит не от количества дров, а от того, насколько сильно раздувают огонь. Надо научиться раздувать в себе огонь - ежедневно и ежечасно, а не бросать в топку все, что попадается под руку.
        И все-таки от «дорожки» кокса он бы сейчас не отказался. Хотя бы для того, чтобы слегка воспрянуть духом и дождаться той чертовой «новой жизни», до которой остались считаные дни.
        Отправляясь на переговоры в клинику, Вера была уверена в успехе - ведь не просто же так ей прислали приглашение. Если ее возьмут, перспективы откроются самые радужные. Нужно, чтобы хоть один из них двоих зарабатывал деньги. До тех пор, пока Алексей не схватит, наконец, удачу за хвост.
        Вера воспитывалась в детдоме и любила повторять, что главный фундамент молодой семьи - забитый продуктами холодильник. После девяти месяцев жизни впроголодь Алексей готов был с ней согласиться.
        Сидя с бутылкой пива в руке в обшарпанном кресле и пялясь в экран телевизора, Тенишев время от времени бросал тревожные, нетерпеливые взгляды на циферблат часов. И вот наконец в прихожей щелкнул замок. Алексей еле удержался, чтобы не вскочить и не броситься навстречу жене. Но это было бы не по-мужски. Мужчина должен быть сдержанным и сильным. Так учил отец. А Алексей, несмотря на то что между ним и отцом пробежала кошка, частенько вспоминал советы своего «старика».
        Когда Вера появилась на пороге, он лишь повернул к ней голову и небрежно обронил:
        - Ну как?
        Вера прошла в комнату и рухнула на диван.
        - Уф-ф… - вздохнула она и, взгромоздив кожаный рюкзачок на колени, блаженно откинулась на спинку дивана. - Устала. Ноги просто гудят. Дай хлебнуть!
        Она протянула руку за пивом. Заполучив бутылку, сделала два больших глотка и перевела дух.
        - Все-таки нелегкое это дело - ходить на собеседования, - произнесла она.
        - Так ты получила работу? - спросил Алексей, скрывая нетерпение за небрежным тоном.
        - И день сегодня какой-то мрачный, - продолжила Вера, - все тучи да тучи. Хорошо хоть дождик закончился. Слушай, Леш, а может, возьмем какой-нибудь фильм в прокате?
        - Обязательно, - кивнул муж, начиная терять терпение. - Так что насчет работы?
        - Понимаешь, там… - Внезапно Вера осеклась. Глаза ее блеснули странным блеском. - Слушай, Тенишев, а ты когда-нибудь пил французское шампанское?
        - Да, много раз. Но сейчас даже не помню, какое оно на вкус. Так ты…
        - У тебя есть возможность вспомнить!
        Вера расстегнула рюкзачок, покопалась в нем, доводя мужа до белого каления, затем вынула бутылку и торжественно поставила ее на стол:
        - Вуаля, как говорил французский психиатр Жан-Пьер-Мари Феликс!
        Алексей изумленно уставился на бутылку. Затем перевел взгляд на жену, облизнул губы и хрипло проговорил:
        - Ты с ума сошла? Знаешь, сколько оно стоит?
        - Естественно! Я же сама его покупала!
        Кровь прихлынула к щекам Тенишева. Он прищурился и порывисто проговорил:
        - Подожди… Значит, ты получила работу?
        Лишь сейчас Алексей понял, насколько сильно волновался за жену. Вера откинулась на спинку дивана и небрежно пожала плечами:
        - Конечно. А ты во мне сомневался?
        - И сколько?
        - Чего сколько?
        - Сколько платят?
        - В месяц?
        - Нет, в час!
        - Ну… - протянула Вера и вдруг снова осеклась. - Черт, совсем забыла - у меня же есть сыр. Хотела взять какой-нибудь экзотический, как ты любишь, но вспомнила, что он воняет, и решила купить мааздам. Просто и со вкусом!
        Алексей протянул к лицу Веры растопыренные пятерни.
        - Арнгольц, - мрачно проговорил он, - я тебя сейчас задушу, и суд меня оправдает.
        Вера заглянула в сверкающие глаза мужа и расхохоталась.
        - Лешка, видел бы ты себя сейчас!
        Тенишев схватил со стола бутылку и шутливо замахнулся.
        - Сдаюсь! - крикнула Вера и, смеясь, подняла руки.
        - Так сколько они тебе предложили?
        - Сто двадцать пять тысяч рублей в месяц, плюс премии, плюс бесплатные обеды, плюс казенный четырехкомнатный коттедж на территории клиники!
        Алексей опустил бутылку и недоверчиво уставился на жену.
        - А ты случайно не бредишь? Может, вколоть тебе два кубика аминазина?
        Вера помотала головой:
        - Нет. Это все чистая правда.
        Несколько секунд Алексей таращился на жену, затем вдруг вскинул вверх руки и закричал:
        - Долой магазинные пельмени!
        Вера засмеялась и тоже вскинула руки вверх:
        - Долой заштопанные куртки!
        - Долой лапшу быстрого приготовления!
        - Долой соевые сосиски!
        - Да здравствует коттедж и походы по ресторанам!
        Они захохотали, обнялись и стали кататься по дивану, осыпая друг друга поцелуями.
        - Тенишев, - с хохотом спросила Вера, - как ты считаешь, я заслужила немного ласки?
        Он погладил ее ладонью по щеке и воскликнул:
        - Сегодня я весь вечер буду исполнять твои желания!
        - Любые?
        - Любые. Хочешь, прокукарекаю петухом?
        Она покачала головой и проговорила, глядя на мужа сияющими глазами:
        - Нет. Лучше открой бутылку. Я всю жизнь мечтала попробовать «Моеt».
        Алексей поцеловал ее в лоб.
        - Теперь у нас все будет хорошо, - мечтательно произнес он. - Ты станешь профессором, будешь лечить богатых психов, а я буду рисовать для них картины. Ох, Верка, и заживем!
        - Точно! И ты сможешь помириться с отцом.
        По лицу Алексея пробежала тень.
        - Он мне не отец, - отчеканил он.
        - Ладно, как скажешь, - тут же смирилась Вера. Улыбнулась и взъерошила волосы мужа. - Давай пить шампанское!

3
        Бежевая «Мазда» Алексея Тенишева проехала по мосту через реку Нартовка. На съезде с моста к столбу был прибит знак, гласящий:
        ОСТОРОЖНО!
        ВЫ ВЪЕЗЖАЕТЕ НА ТЕРРИТОРИЮ КЛИНИКИ «ДУБОВАЯ РОЩА».
        ПРОСЬБА НЕ ПОДАВАТЬ ЗВУКОВЫХ СИГНАЛОВ - ОНИ МОГУТ НАПУГАТЬ НАШИХ ПАЦИЕНТОВ.
        СПАСИБО ЗА ПОНИМАНИЕ И ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!
        - Нас приветствуют, - улыбнулась на заднем сиденье Ольга. - Как приятно!
        Она откинула с красивого лба пушистую светлую прядку и взглянула на небольшие домики коттеджного типа, виднеющиеся на небольшом холме, по правую сторону от белоснежного трехэтажного здания клиники.
        - Да тут у них целый поселок!
        - Это домики для персонала, - пояснила Вера. - Один из них - наш.
        - Выглядит неплохо, - одобрила Ольга. - Леш, как тебе твой новый дом?
        - Посмотрю - расскажу, - хмуро отозвался Тенишев.
        - Верунчик, ты умница! - Ольга нагнулась и поцеловала сестру в макушку. - Нам здесь будет весело. Я обсажу дом розами, и мы будем спать с открытыми окнами, чтобы их аромат заполнял комнаты.
        Ее бледное, словно выточенное из мрамора лицо сияло.
        Сестры были очень похожи. Но если лицо Ольги являлось как бы произведением искусства, в котором каждая черточка была старательно и тщательно прорисована, то лицо Веры напоминало набросок к будущему портрету. Кроме того, Ольга натуральная блондинка с очень чистым и красивым оттенком волос, а Вера - «шатенка, переходящая в брунэтку», как она сама себя насмешливо называла.
        - Какой из домов? - поинтересовался Алексей, подъезжая к поселку.
        - Крайний, - ответила Вера. - Вон тот, рядом с полянкой.
        Спустя пару минут Алексей остановил «Мазду» возле коттеджа.
        - Чур я первая! - воскликнула Вера.
        Она выскочила из машины и торопливо зашагала, почти побежала, к дому.
        - Совсем еще девчонка, - задумчиво проговорила Ольга, глядя ей вслед. Она перевела взгляд на Тенишева. - Поможешь мне выйти, Пикассо?
        - Конечно. Это ведь мой долг. Писать картины, любить Верку и таскать на загривке священную корову.
        - Таскать корову у тебя получается лучше, чем писать картины, - Ольга усмехнулась. - Сосредоточься на том, к чему у тебя действительно есть способности.
        - Предлагаешь мне стать пастухом?
        - Предлагаю тебе заткнуться - Вера идет сюда.
        Алексей взял Ольгу под локти и осторожно поставил ее на ноги. Затем помог ей пристроить под мышками костыли.
        - Вера, у тебя золотой муж, - сообщила Ольга. - Когда-нибудь я его у тебя отобью.
        - Костыли не урони, - посоветовал Алексей.
        Вера взглянула на мужа с тревогой и осуждением, потом перевела тревожный взгляд на сестру, как делала всегда, когда они начинали пикироваться.
        - Обмен любезностями закончен? - с неуверенной улыбкой поинтересовалась она. - Теперь мы можем идти?
        В доме женщины тут же принялись расхаживать по комнатам. Алексей рассеянно плелся за ними. Он сразу усвоил две вещи - дом удобный и в нем много комнат. Этого Алексею было достаточно.
        - Верка, дом просто обалденный! - нахваливала Ольга. - И потолки высокие! Обожаю высокие потолки!
        - Рада, что тебе нравится, - улыбнулась Вера. - Выбирай себе комнату.
        Ольга поймала на себе холодный взгляд Алексея и едва заметно пожала плечами:
        - Милая, пусть сначала твой муж выберет. Ему нужна мастерская, с правильным освещением. А мне сгодится любая темная и невзрачная комнатушка. Даже чулан. Главное, чтобы в нем можно было поставить кровать и тумбочку.
        Тенишев усмехнулся.
        - Какая жертвенность, - буркнул он.
        - Леш, но ведь Ольга права, - с легким упреком проговорила Вера. - Тебе здесь работать.
        - Да я и не спорю, - пожал плечами Тенишев. - Под мастерскую я выбираю комнату, которая выходит на север. Нет возражений?
        Возражений не было.
        Вера и Ольга пошли смотреть комнату Ольги, Алексей остался в коридоре. Через пару минут Вера выскользнула из комнаты, подошла к мужу и, умоляюще на него взглянув, проговорила:
        - Леш, пожалуйста, будь с ней повежливей. Ради меня!
        Алексей нахмурился.
        - Я и так из кожи вон лезу, чтобы угодить этой…
        - Осторожнее! - Вера положила ему на губы палец. - Не забывай: она моя сестра и я ее люблю. Я знаю, что ее присутствие в доме тебя утомляет, но потерпи еще немного. Когда Ольга окончательно оправится, нам уже будет необязательно жить вместе.
        - А до тех пор я должен утирать королеве сопли и щекотать на ночь пятки?
        Вера поморщилась:
        - Фу, как грубо. Хотя я не возражаю. Кстати, где ты начитался про пятки? И почему ты мне никогда этого не предлагал?
        - А ты хочешь попробовать? - насмешливо осведомился Алексей.
        Вера кивнула:
        - Конечно! Мне уже лет двадцать никто не щекотал пятки.
        Алексей подумал и покачал головой:
        - Нет, не буду.
        - Почему?
        - А вдруг тебе понравится и ты станешь заставлять меня делать это каждый вечер? Сначала тебе, потом твоей сестре, а потом еще собаку заведешь и… Я человек покладистый, но щекотать пятки собаке выше моих сил!
        - Дурень, - мягко сказала Вера, привстала на цыпочках и поцеловала мужа в нос.
        Из комнаты вышла Ольга. Тенишев тут же повернулся и зашагал в сторону своей новой мастерской. Ольга проводила его насмешливым взглядом. Вера тронула сестру за руку.
        - Оль, не злись на Лешку. Он художник, а все художники нервные.
        - Быть нервным - одно, а быть хамом - совсем другое, - холодно парировала Ольга.
        Вера нахмурилась.
        - Лешка не хам. Просто у него был тяжелый период.
        - А у тебя? У тебя-то он был легкий? Думаешь, я не знаю, что три последних месяца ты мыла тарелки и драила полы в шашлычной? И все только для того, чтобы твой неженка-муж не знал недостатка в холстах и красках.
        - Он это заслужил, - сказала Вера.
        Ольга обняла сестру за плечи.
        - Верка, да я и не спорю. Но можно ведь быть поэкономней. Ты видела, что он вытворяет с красками? Просто выдавливает их на холст! По полтюбика за раз! А холсты… За день портит десяток! А ты полгода работаешь сутки напролет, чтобы он мог заниматься своей мазней. Думаешь, он тебе благодарен?
        Вера накрыла руку сестры, лежащую на ее плече, ладонью.
        - Оль, те времена уже позади, - тихо сказала она. - Теперь у нас все будет хорошо. Вы только не ссорьтесь, ладно?
        Ольга вздохнула:
        - Ладно. Буду вести себя паинькой. Но исключительно ради тебя.
        Вера потерлась щекой о щеку сестры.
        - Вот и хорошо, - она вздохнула. - Помнишь, как дружно мы жили в детдоме, когда я была в седьмом классе? Иногда я скучаю по тем временам.
        - Ты же терпеть не могла детдом.
        - Тогда я действительно так думала, а сейчас… В тот год мама часто нас навещала, помнишь?
        Ольга убрала руку с плеча Веры.
        - Ты же знаешь, что я не люблю о ней вспоминать, - сухо проговорила она.
        - Да. Прости.
        - А мужу своему скажи, чтобы сбавил обороты. Мое терпение не беспредельно. Если я разозлюсь, то мало ему не покажется.
        - Оля, я…
        - Знаю, знаю, - Ольга снова улыбнулась, но на сей раз улыбка получилась вымученной. - Ты меня любишь. И его любишь. Ты всех любишь. Но иногда человеку приходится выбирать, даже если он этого не хочет.
        - Надеюсь, ничего подобного не случится, - махнула на сестру рукой Вера.
        - Я тоже надеюсь, - неожиданно согласилась Ольга. - К чему гадать? Через полгода, максимум - через год твой Тенишев тебя бросит и вернется к своей бывшей невесте. И тогда ты поймешь, что я была права.
        Вера слегка побледнела. Ольга посмотрела на нее, прищурив глаза, и усмехнулась.
        - Моя бедная маленькая сестренка… - тихо проговорила она. - Мне всю жизнь приходилось защищать тебя от жестокого мира. Но не волнуйся, и теперь тебя не брошу. До встречи за ужином.
        Ольга повернулась, оперлась на костыли и тяжело заковыляла в свою комнату.

4
        Едва Вера открыла дверь клиники, как навстречу ей из глубины коридора двинулась высокая, статная женщина с горделивым красивым лицом.
        - Вера Сергеевна Арнгольц? - спросила она голосом низким и глубоким, как у оперных певиц.
        - Да, - кивнула Вера.
        - Добро пожаловать в клинику «Дубовая роща». Меня зовут Жанна Орлова. Я старшая медсестра.
        - Очень приятно.
        - Мне тоже. Как добрались, Вера Сергеевна?
        - Зовите меня просто Вера, ладно? Добрались без проблем. Немного заплутали в пяти километрах отсюда - какой-то шутник переставил дорожные указатели.
        - Мальчишки, - улыбнулась старшая медсестра. - Там недалеко деревня, и они часто шалят. Как вам понравился ваш новый дом?
        - Он великолепен, - ответила Вера с улыбкой.
        Шагая рядом с Верой по длинному коридору, Жанна объясняла ей планировку здания. Время от времени на пути попадались люди в белых медицинских халатах, тогда спутница знакомила Веру с каждым из них. Врачи и медсестры перебрасывались с Верой приветственными фразами и спешили дальше по своим делам.
        - В штате клиники работает восемь врачей и восемь медсестер, включая меня, - информировала новенькую Жанна. - Кроме того, у нас есть служба безопасности - четверо сильных мужчин, бывшие десантники.
        Жанна указала рукой на белые двери:
        - Здесь у нас палаты для пациентов. В них есть все необходимое. В основном они рассчитаны на пять человек. Но некоторые наши пациенты содержатся в отдельных палатах.
        - Из соображений безопасности?
        - Совершенно верно. Сейчас у нас тихий час, - сказала Жанна, понизив голос. - Вы можете заглянуть в окошко.
        Вера заглянула. Она увидела белые кровати и спящих на них мужчин.
        - Женского отделения в нашей клинике пока нет, - продолжила старшая медсестра. - Большая часть нашего «контингента» - преступники, признанные невменяемыми и отправленные на принудительное лечение. Маньяки, серийные убийцы… Одним словом - жуткие люди.
        Они вошли в небольшой холл, уставленный креслами и диванчиками.
        - А дальше кабинеты врачей, - лаконично сказала Жанна.
        Двери кабинетов отличались от дверей палат отсутствием окошечек и серебристыми табличками с именами врачей.
        - За этой дверью трудится ваш коллега Астахов, - сказала Жанна. - Он не пошел на заседание, потому что занят важной и срочной работой. Черневицкий просил, чтобы я кое-что ему передала. Зайдете со мной?
        - Конечно.
        Жанна открыла дверь и первой шагнула в кабинет. Вера последовала за ней.
        За столом, склонившись над бумагами, сидел черноволосый мужчина.
        - Тимур Альбертович, познакомьтесь с нашей новой сотрудницей, - с улыбкой сказала Жанна.
        Мужчина поспешно встал из-за стола и двинулся навстречу Вере. Его смуглое лицо осветилось белозубой улыбкой.
        - Вот вы какая! Много о вас слышал!
        Голос у него был очень приятный - мягкий и мужественный одновременно. Астахов пожал Вере руку.
        - Именно такой я вас себе и представлял. Как добрались?
        - Спасибо, хорошо. А вы…
        - Я врач, - с дружелюбной улыбкой сказал Астахов. - Просто врач. Правда, опыта у меня лет на пять-шесть больше, чем у вас, но во всем остальном мы с вами одного поля ягоды.
        Вера смотрела на нового коллегу приветливым, но вместе с тем острым, изучающим взглядом. Обаятельный. Самоуверенный. Симпатичный. Голос как бы обволакивающий. Дамский угодник.
        - Насколько я знаю, ваш кабинет следующий по коридору, - сказал Тимур Альбертович своим бархатистым голосом. - Мы с вами в некотором роде соседи. Будем тесно общаться.
        - Будем вместе пить кофе, - поддакнула Вера. - По-соседски.
        - А вот это вряд ли, - подала голос Жанна. Их с Астаховым взгляды на мгновение пересеклись, и первым глаза отвел Тимур Альбертович, что не укрылось от внимания Веры. - Наш заведующий - человек строгий и не любит чаепитий во время рабочего дня.
        - Она права, - кивнул Астахов. - Игорь Константинович каждую чашку кофе, выпитую в служебное время, воспринимает как личную обиду.
        - Ну, тогда будем перестукиваться, - улыбнулась Вера. - Как нормальные заключенные.
        Улыбка на лице Астахова слегка поблекла, и он бросил быстрый растерянный взгляд на старшую медсестру. Увидев ее хмурое лицо, Вера поняла, что опять сказала что-то не то.
        - Это была шутка, - на всякий случай пояснила Вера. - Но, судя по вашей реакции, не совсем удачная.
        Астахов и Жанна тотчас разулыбались.
        - Не обращайте на нас внимания, Верочка, - Жанна посмотрела на Веру чуть покровительственно. - Мы живем в своем тесном мирке, редко выбираемся наружу и, видимо, совсем тут одичали.

«Хм, «Верочка»… - с неудовольствием подумала Вера. - Я для нее уже Верочка. А ведь она всего лишь старшая медсестра».
        - Пойдемте, я покажу вам ваш кабинет, - продолжила Жанна.
        Кабинет Веры ничем не отличался от кабинета Астахова.
        - Ну, как? - спросила Жанна, изучающе глядя на Веру.
        - Мне нравится, - честно призналась та.
        - Подойдите к окну, - посоветовала Жанна. - Из него открывается великолепный вид на дубовую рощу.
        Вера двинулась через кабинет к окну.
        - Я вас на минутку оставлю, - сказала за ее спиной Жанна. - Мне нужно кое-что обсудить с Тимуром Альбертовичем.
        - Да-да, конечно.
        Жанна вышла из кабинета.
        Вера посмотрела на рощу. Погода была пасмурная, и деревья под хмурым небом сами выглядели пасмурно и невзрачно. Вера вздохнула и хотела отвести глаза, но тут на лужайку перед клиникой вышли двое мужчин в белых халатах.
        Один был высок, лысоват и смотрел на своего собеседника угрюмо и недовольно сквозь толстые стекла очков. Второй мужчина выглядел намного моложе первого, невысокий, худощавый и вертлявый какой-то неприятной нервной вертлявостью.
        Лысоватый что-то строго говорил вертлявому, словно отчитывал того за какой-то проступок. Вертлявый же слушал с дерзкой ухмылкой на лице. От него так и разило самоуверенностью.
        И тут произошло нечто невообразимое - лысоватый вдруг размахнулся и влепил вертлявому пощечину. Тот вскрикнул, отступил на шаг и схватился рукой за щеку. Несколько секунд мужчины молча смотрели друг другу в глаза. Затем лысоватый повернулся и зашагал к дверям клиники. Вертлявый проводил его злобным взглядом, что-то тихо шепча. Потом он вдруг поднял голову и скользнул глазами по окнам.
        Вера быстро отшатнулась. Она была сильно смущена. Такие сцены не предназначены для посторонних, и случайный свидетель становится таким же объектом ненависти, как и обидчик. Впрочем, эти двое сами виноваты. Нужно было найти для выяснения отношений более укромное место.
        Наконец Вера осторожно выглянула в окно. Вертлявого на лужайке уже не было.
        Не дождавшись Жанны, девушка вышла в коридор и обнаружила там странного рыжеволосого юношу, одетого в светлую льняную рубашку, застегнутую на все пуговицы. Завидев Веру, юноша улыбнулся и воскликнул:
        - Вера!
        Но тут же, словно натолкнувшись на невидимое препятствие, нахмурился и попятился назад. Глаза его забегали.
        - Простите, - пробормотал он.
        - Откуда вы меня знаете? - спросила Вера.
        - Я вас не знаю, - дрожащим голосом проговорил юноша, повернулся и зашагал по коридору прочь.
        - Молодой человек! - окликнула Вера строгим голосом.
        Рыжий не остановился.
        - Оставьте его! - громко произнесла Жанна у Веры за спиной.
        Вера обернулась и недоуменно на нее посмотрела.
        - Это наш пациент Ваня Венедиктов, - объяснила Жанна, чуть понизив голос. - Ему шестнадцать лет, и он чудесный мальчик. Его сюда привез отец полгода назад.
        - Какой у него диагноз?
        - Маниакально-депрессивный психоз.
        - А почему он разгуливает по коридорам без присмотра?
        Жанна скривила свой красивый, порочный, но уже начавший увядать рот.
        - Видите ли, отец Вани регулярно оказывает клинике щедрую спонсорскую поддержку. После интенсивного лечения мальчик почти здоров. Он как бы привилегированный пациент нашей клиники. Понимаете?
        - Честно говоря, не совсем.
        - Ничего. Со временем вы все поймете. А вот и ваш «опекун». Его фамилия Шевердук.
        - Как?
        - Шевердук. Иван Федорович хороший врач и отличный мужик.
        В приближающемся лысоватом высоком мужчине Вера узнала драчуна, который влепил пощечину вертлявому парню. Он шел по коридору, опустив голову и заложив руки за спину. Казалось, доктор настолько погружен в свои мысли, что не заметил двух женщин, стоявших прямо у него на пути, и если бы Жанна не окликнула его, просто прошел бы сквозь них.
        - Иван Федорович! - От громкого оклика мужчина вздрогнул и поднял голову. - Иван Федорович, вы уже знакомы с нашей новой сотрудницей?
        Шевердук остановился и рассеянно посмотрел на Веру.
        - А, да-да. Здравствуйте, - он поправил пальцем очки в старомодной роговой оправе. - Вы та самая девушка, которая написала статью в «Медицинский вестник»? Кажется, что-то о статистических методах в психиатрии.
        - Рада, что вы меня запомнили, - с усмешкой сказала Вера.
        В кармане у Жанны зазвонил мобильник. Она извинилась и, прижав телефон к уху, отошла в сторону. Шевердук и Вера остались один на один.
        Иван Федорович посмотрел на Веру из-под густых черных бровей и как-то задумчиво произнес:
        - Значит, будете у нас работать…
        - Да, - подтвердила Вера.
        - Это хорошо. Нам не хватает толковых врачей. Вы ведь толковый врач?
        Вера, слегка опешив, неуверенно ответила:
        - Думаю, что да.
        - Вот и хорошо, - кивнул Шевердук. - А то некоторые врачи вообще не имеют права называть себя врачами. Их место - на скотобойне, а не в психиатрической клинике.
        - Вы имеете в виду врачей этой клиники?
        Шевердук смутился и отвел взгляд.
        - Нет, конечно, я говорю абстрактно, - хмуро буркнул он. - Он снова посмотрел на Веру и сказал: - Насколько я понимаю, вы пока что просто осматриваетесь?
        - Да, вроде того, - пожала плечами Вера и с улыбкой добавила: - Ваш заведующий называет данный период «медленным погружением в исследовательский процесс».
        - Мне это знакомо. Каждый из нас через то же самое проходил.
        - И как? Успешно?
        Шевердук неопределенно дернул плечом.
        - Ну, я ведь здесь. Кстати, я сейчас обхожу больных. Не хотите пойти со мной?
        - С удовольствием!
        - Что ж, идемте.
        И мужчина снова зашагал по коридору, набычив голову и заложив руки за спину. Вере пришлось поторопиться, чтобы нагнать его.
        Глядя на мощную сутулую спину доктора Шевердука, девушка подумала: «Интересно, за что он дал по физиономии тому врачу? Два медика не сошлись во взглядах на проблему прекогнитивных трансов?»
        - Я видела вас во дворе клиники, - сказала она. - Вы о чем-то беседовали с молодым блондином.
        Шевердук остановился - так резко, что Вера на него едва не налетела.
        - Вы нас видели? - хмуро спросил он.
        - Мельком. Я проходила мимо окна и увидела, как вы разговариваете.
        - Это все, что вы видели?
        Вера кивнула:
        - Да. А что?
        - Ничего, - Иван Федорович повернулся и вновь двинулся вперед, пояснив на ходу: - Антон Сташевский - наш молодой врач.
        - То, что он молодой, я заметила, - Вера покосилась на лицо доктора и осведомилась беззаботными тоном: - Он ваш приятель?
        Шевердук угрюмо усмехнулся:
        - Я бы так не сказал.
        - Вы, кажется, не любите Сташевского. А заведующий уверял меня, что коллектив клиники - одна большая дружная семья.
        - Он вас не обманул, - сказал Иван Федорович. - Вы замужем?
        - Да.
        - Ладите с супругом?
        - В основном да.
        - А у вас никогда не возникало желания задушить его?
        Вера улыбнулась:
        - Возможно.
        Шевердук хмыкнул и пожал сутулыми медвежьими плечами:
        - Вот вы и ответили на свой вопрос. Кстати, мы пришли.
        Он остановился перед палатой. В дверь палаты было встроено широкое стекло, позволяющее обозревать все, что происходит внутри. Вера увидела белую кровать, на которой с книжкой в руках сидел худощавый темноволосый парень.
        - Он нас видит? - тихо поинтересовалась Вера.
        Шевердук качнул головой:
        - Почти нет. Это специальное стекло - абсолютно прозрачное только с одной стороны и очень прочное. Его нельзя разбить даже кирпичом.
        Вера снова взглянула на парня. Он был в поношенных джинсах и белой футболке с надписью «Мир». Худощавый, большеглазый, с трехдневной щетиной, с нежной, как у девушки, кожей.
        - Кто он? - спросила Вера.
        Шевердук усмехнулся.
        - Некто Евгений Осадчий. Но наши женщины называют его «Евгений Онегин». Кажется, он им нравится.
        - Нравится?
        Иван Федорович кивнул:
        - Угу. Чертовски обаятельный парень.

«Чертовски обаятельный парень» вдруг оторвал глаза от книги и посмотрел на Веру. Улыбнулся, кивнул ей и снова опустил взгляд в книгу. Вера сумела прочесть ее название: «Идиот» Достоевского.
        - Он нас точно не видит? - уточнила она на всякий случай.
        - Только силуэты, - ответил Шевердук.
        - Ясно. Больной читает Достоевского?
        - Да. Осадчий обожает классику. Он перечитал все книги из нашей библиотеки. Шекспир, Достоевский, Фолкнер… У него отличная память, и он может цитировать книги целыми страницами.
        - Завидная способность, - сказала Вера. - Но я не уверена, что романы Достоевского - хороший выбор для пациента психиатрической клиники.
        - Вы правы, - отозвался Шевердук. - Но мера вынужденная. Первый месяц мы держали Осадчего без книг, и он страшно буйствовал. Вначале объявил голодовку, потом попытался перерезать себе вены. Но как только мы принесли ему книги, он тут же успокоился и стал самым дисциплинированным пациентом клиники. В последнее время дела его идут в гору. Никакой агрессии. Никаких рецидивов. Эмоциональный фон в норме.
        Вера снова вгляделась в лицо парня. Осадчий отвел глаза от книги и о чем-то задумался. На лице у него застыла спокойная, безмятежная улыбка.
        - Какой у него диагноз? - спросила Вера.
        - Шизофрения, отягощенная манией величия, - ответил Шевердук. - Он поступил к нам в крайне тяжелом состоянии.
        - И какую альтернативную личность он для себя выбрал? Наполеон? Или какой-нибудь великий писатель?
        - Ни то ни другое. Во время приступов парень считает себя богом.
        - Кем-кем?
        - Богом, - с усмешкой повторил Шевердук. - Однако нам пришлось здорово потрудиться, чтобы выяснить это. Бог, которым себя воображал пациент, говорил на странном языке. Мы считали его язык вымышленным, но потом почти случайно узнали, что это один из диалектов полинезийских дикарей. Пациент воображал себя божеством по имени Бакемаке, богом гнева и мщения, которому древние полинезийцы приносили человеческие жертвы.
        - И он действительно говорил на их языке?
        - Да, - снова кивнул Шевердук.
        В глазах Веры застыло удивление.
        - Я читала о подобных случаях, но сама никогда не сталкивалась ни с чем подобным, - сказала она, скрывая волнение. - Неужели такое возможно?
        - Как видите, да.
        - Удивительно, - тихо проговорила Вера. - Я бы хотела с ним поговорить.
        Шевердук покачал головой:
        - Нет.
        - Почему?
        - Осадчий один из наших «особых» больных, доступ к которым крайне ограничен. Мы не знаем, как он отреагирует на появление в палате нового человека. Вы можете спровоцировать рецидив. Его психика, несмотря на явное улучшение, находится в крайне нестабильном состоянии.
        - Но ведь рано или поздно нужно начинать, - возразила Вера. - Я проходила практику и много раз общалась с шизофрениками.
        - Меня допустили к прямому контакту с пациентами только на вторую неделю работы. Почему бы вам не подождать хотя бы недельку?
        - Я специализировалась на шизофрении, - упрямо возразила Вера. - И была лучшей в группе.
        Шевердук взглянул на Веру хмуро.
        - Здесь не институт и не ординатура, - сухо проговорил он. - Мы врачи, и от наших действий зависит душевное и физическое состояние пациентов.
        Теперь нахмурилась и Вера, которая не привыкла отступать. Тщательно подбирая слова, она негромко, но четко проговорила:
        - Интересно, что вы сделаете, когда у вас иссякнут аргументы? Дадите мне пощечину, как Сташевскому?
        Лицо Шевердука застыло, на скулах вздулись желваки. Несколько секунд доктор в упор смотрел на Веру темными глазами (ей стоило больших усилий не отвести взгляд), после чего медленно сказал:
        - Хорошо. Но наедине с ним я вас не оставлю.
        - Само собой, - кивнула Вера. - Кстати, а что он натворил? За что его сюда направили? Могу я взглянуть на его карту?
        - Нет, не можете, - отчеканил Шевердук. - Больничная карта Евгения Осадчего находится в сейфе у заведующего.
        - Почему?
        - Некоторые наши пациенты подпадают под особую категорию. В крайне сложных случаях работу доверяют только самым опытным врачам. При устройстве в клинику вас должны были об этом предупредить.
        - Меня предупредили, - сказала Вера, смягчив голос. - И я не собираюсь ни на чем настаивать. Я просто хочу побеседовать с этим пациентом.

5
        Евгений Осадчий отреагировал на появление Веры спокойно. Он лишь удивленно вскинул брови, вежливо поздоровался и, услышав ответное приветствие, спросил, слегка заикаясь:
        - Вы наш новый в-врач?
        - Да, - ответила Вера, усаживаясь на стул. - Сегодня мой первый рабочий день.
        Евгений улыбнулся:
        - Поздравляю. Когда-то я тоже хотел стать врачом.
        - Что же вам помешало?
        - Нерешительность. Однажды, мне тогда было лет десять, мы с родителями отправились в п-поход. В лесу моя мама наступила на стекло, и оно глубоко вонзилось ей в ногу. Звать на помощь было некого. Тогда папа взял нож, вынул из аптечки йод и сам прооперировал маму. Все закончилось хорошо, но я понял, что не выношу вида к-крови.
        Вера выслушала рассказ Евгения с интересом. Пока она не видела никаких симптомов шизофрении. Пациент был оживлен, общителен и приветлив. О своей семье вспоминал без всякого негатива. Рассказ его был внятен, события в нем шли своим чередом. Рассказывая, Осадчий не отвлекался. Да и с памятью у него, если верить Шевердуку, все в порядке.
        - Ваши родители сильно любили друг друга? - спросила Вера.
        - Еще как! Знаете, как они п-познакомились? О, очень смешная история. Мама сидела в кафе, читала конспект и пила кофе. Неожиданно к ней за столик п-подсели два амбала. Они стали приставать к маме, хамить ей… И тут к столику подошел парень. Подошел и г-говорит: «Господа, а вам не к-кажется, что вы здесь лишние?» Ну, амбалы послали его куда подальше. Но не тут-то было. Парень поднял п-поднос и говорит: «Траектория движения подноса, умноженная на центробежную силу и увеличенная силой п-притяжения, равной сумме энергии и массы подноса, сделает удар невероятно мощным. А толщина вашего черепа равна всего лишь п-полутора сантиметрам. Если хотите проверить правильность моих расчетов, пожалуйста, оставайтесь на месте».
        - И что, амбалы убежали? - спросила Вера.
        - Точно! Да так б-быстро, словно их ветром сдуло! - Евгений взглянул на Веру весело и рассмеялся. - Так мой отец доказал, что тупая физическая мощь - ничто перед острым, смелым умом.

«Уровень интеллектуальной и физической активности достаточно высок, - продолжала анализировать пациента Вера. - Рассуждения логичны. Реальный мир воспринимается адекватно. Парень явно идет на поправку».
        Евгений чуть прищурил свои большие карие глаза, окаймленные длинными, пушистыми ресницами, и мягко сказал:
        - А вы н-необычная.
        Вера взглянула на Евгения удивленно:
        - Что же во мне необычного?
        - Вы добрая, - ответил пациент.
        - Ну, это как раз обычная вещь, - с улыбкой возразила Вера.
        Евгений покачал головой и горячо проговорил:
        - Не думаю. В наше время доброта - непозволительная роскошь. Остальные здешние врачи особой д-добротой не отличаются.
        - Они добрые, - заверила парня Вера. - Просто не показывают этого.
        - Добрые? - Евгений грустно усмехнулся. - Если так, то они не только не показывают, но и очень тщательно скрывают это. - Он ненадолго о чем-то задумался, затем повернул голову к Шевердуку и спросил: - Иван Федорович, у меня есть шанс когда-нибудь выйти из к-клиники?
        - Шанс есть, - ответил Шевердук спокойно. - Но курс лечения еще не закончен.
        - Когда же я отсюда выйду?
        - Все будет зависеть от того, насколько успешным окажется лечение, - невозмутимо откликнулся Шевердук.
        Осадчий снова повернулся к Вере и горько усмехнулся.
        - Вы слышали? Здешние врачи не только добры, но и честны. На любой свой вопрос ты всегда можешь получить п-правдивый ответ.
        Осадчий по-прежнему смотрел на Веру, и Вере вдруг стало неловко от его взгляда. Она отвела глаза.
        - Думаю, нам пора, - Шевердук сделал шаг к выходу.
        Когда Вера подходила к двери, парень окликнул ее:
        - Можно вас спросить?
        Вера остановилась и обернулась.
        - Вы еще п-придете? - Евгений говорил взволнованно.
        - Возможно.
        - П-приходите! Они вам не позволят, но вы найдете способ обвести их вокруг пальца.
        - Ты сегодня слишком болтлив, - мрачно обронил Шевердук. - Идемте, Вера Сергеевна.
        И они вышли из палаты.

6
        - Парень явно идет на поправку, - сказала Вера спутнику, уже в коридоре. - Рассуждает он здраво, и я не заметила никакой агрессии.
        - Он вам понравился?
        - Славный парень. И он так мило рассказывал о своем отце.
        - Мило? - Шевердук мрачно усмехнулся. - Его отец был мясником. Однажды он пришел домой, достал из сумки нож и перерезал жене горло. А потом взялся за детей. Из троих сыновей уцелел только Евгений.
        Ресницы Веры дрогнули.
        - Ужасно, - пробормотала она.
        Шевердук пожал плечами:
        - Такова жизнь.
        Вера снова взглянула на Евгения через дверное стекло. Лицо парня было безмятежным.
        - Он об этом помнит?
        - Вряд ли. Ему тогда было лет шесть. После того случая мальчик два года наблюдался у психиатра.
        - Бедный парень. Вы связываете его болезнь с психической травмой?
        - Я этого не исключаю. Но при лечении он никогда не возвращался мыслями к той истории. Ни словом, ни намеком. Даже под гипнозом.
        Вера нахмурила лоб и задумчиво проговорила:
        - Странно.
        - Да, странно, - мрачно отозвался Шевердук. - Обычно в таких случаях амнезия не бывает настолько глубокой и стойкой. А теперь пойдемте - я покажу вам самого знаменитого нашего пациента.
        Самый знаменитый пациент оказался громадным лысым мужчиной лет сорока пяти. Гигант был в полосатом больничном халате и таких же полосатых штанах. Склонившись над столом, великан держал в огромных пальцах маленький циферблат часов и внимательно разглядывал его через монокль, вставленный в правую глазную впадину.
        На стене висели еще два циферблата, каждый размером с тарелку. На одном не было стрелок, а на втором секундная стрелка двигалась в обратную сторону.
        Остановившись перед окном, Иван Федорович сказал:
        - Настоящего имени этого человека не знает никто. Мы называем его Часовщик. У него была сильная мозговая травма - по всей видимости, несколько лет назад он попал в аварию. У него был проломлен череп. Видите вмятину и шрам с левой стороны головы?
        Вера пригляделась и отчетливо увидела небольшую вмятину чуть повыше левого виска гиганта. Шевердук продолжил:
        - Может быть, вы вспомните: полтора года назад в Москве объявился маньяк, который душил людей стальной проволокой. В газетах тогда поднялась страшная шумиха.
        - Да, я читала, но сейчас уже плохо помню.
        - На счету Часовщика восемнадцать трупов, - сказал Шевердук. - За час до ареста он выследил в парке целующуюся парочку, набросил им на шею проволоку и тянул до тех пор, пока стальная нить не срезала несчастным влюбленным головы. А потом поднял головы с земли и отправился гулять по городу. Так его и взяли.
        Вера смотрела на Часовщика с ужасом. Словно почувствовав ее взгляд, верзила обернулся. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза.
        - Он объяснил, почему убивал?
        - Он не проронил ни слова с момента ареста.
        - Он не глухонемой?
        Шевердук усмехнулся.
        - Мы проверили его голосовые связки и слуховой аппарат. Все в полном порядке.
        - И все же он не говорит… - задумчиво пробормотала Вера, пристально разглядывая лысого грузного гиганта. В ней начал просыпаться врачебный азарт. - А у людей, которых он убивал, было что-то общее? - спросила она вдруг.
        - Только одно - все его жертвы были молодыми. Старики его не интересовали.
        - Может быть, ему не нравилось смотреть, как люди стареют? - предположила Вера. - Вот он и спасал их от старости. Единственным доступным ему способом.
        - Я тоже так думал, - отозвался Шевердук. - Убийство как акт милосердия… Но все это лишь наши с вами догадки. Мы должны помнить о двух вещах. Первая - перед нами сидит страшный убийца. Вторая - он очень опасен.
        - Есть еще третья вещь: перед нами сидит больной человек. И мы обязаны ему помочь. Как давно он в клинике?
        - Полтора года. На вид Часовщик сейчас практически безвреден. Но кто знает, что творится у него в голове?
        - Какой диагноз ему поставили?
        - Единственно возможный - аутизм.
        Вера посмотрела на Шевердука удивленно.
        - Вы хотите сказать, что вот этот человек - аутист?
        Шевердук едва заметно пожал плечами:
        - Мы применили несколько методик, пытаясь диагностировать заболевание. Но случай оказался слишком сложным. Можете считать его шизофреником, если вам так легче.
        Шевердук покосился на широкую спину Часовщика и вздохнул.
        - Если у парня и есть галлюцинации, то он ничего нам о них не рассказывает. Он не проявляет видимого беспокойства, с утра до вечера возится со своими часами и молчит. За те полтора года, что он находится у нас, не издал ни звука. Я даже не слышал, как он кашляет или чихает.
        Глаза Веры разгорались все ярче.
        - Что насчет альтернативной личности? - поинтересовалась она.
        - Мы не смогли зафиксировать ее наличие или отсутствие, - Шевердук заложил руки за спину и уставился на Часовщика. - То же касается и его основной личности - она никак себя не проявляет. Если в один прекрасный момент Часовщик заговорит и скажет, что является посланцем с Марса, я вынужден буду ему поверить. И знаете, я не просто поверю, а даже обрадуюсь, - добавил Шевердук мрачно.
        - Почему?
        Психиатр усмехнулся темными губами.
        - Потому что тяжело общаться с человеком, который ведет себя как каменная глыба. У типа только два естественных проявления - он ест и испражняется.
        - И, вероятно, спит?
        Шевердук сдвинул брови, глухо проговорил:
        - Так должно быть, но я никогда не видел его спящим. И не только я. Никто в клинике не видел Часовщика спящим. Он все время бодрствует.
        Вера наморщила лоб:
        - Каннигулярный сон?
        - Возможно. Но энцефалограмма это не подтвердила. Его мозг круглые сутки напролет пребывает в активном состоянии, в то время как сам человек больше похож на камень или деревянную колоду. Движутся только его пальцы.
        Некоторое время Вера наблюдала за пальцами Часовщика. Потом спросила:
        - Откуда у него часы?
        - Черневицкий распорядился выдать ему несколько циферблатов со сломанными часовыми механизмами, - ответил Иван Федорович.
        - Он их починил?
        - Да. Но его часы, в лучшем случае, ходят в обратную сторону, в худшем - лишены стрелок.
        - Интересный симптом, - заметила Вера.
        - Да, но слишком неопределенный, который можно истолковать десятью различными способами, а потому для диагностики не очень пригодный. И еще…
        Тут Шевердук сделал паузу и взглянул на Веру сквозь блеснувшие стекла очков.
        - Я не сказал вам главного. С сегодняшнего дня Часовщик - ваш пациент.
        Щеки Веры слегка порозовели.
        - Значит, я могу с ним поговорить? - в голосе девушки звучало нетерпение.
        - Конечно.
        - Отлично!
        До сих пор она никогда не сталкивалась с такими странными случаями и читала о них только в книжках по психиатрии. Ей едва удавалось скрывать возбуждение.
        Шевердук открыл замок пластиковым электронным ключом, распахнул дверь палаты и жестом пригласил Веру внутрь.
        Вера вошла и села в мягкое кресло. Теперь ее отделяла от Часовщика стена из небьющегося стекла с ровным рядком небольших отверстий, расположенных на уровне ее лица.
        - Близко к перегородке не подходите, - предупредил Шевердук.
        Он прошел к небольшой панели, вделанной в стену с кнопками и клавишами, и нажал на одну из кнопок. Стул, на котором сидел Часовщик, отъехал от стола, развернулся и плавно подъехал к стеклянной перегородке.

«Чудеса техники», - усмехнулась Вера.
        Теперь они сидели с Часовщиком лицом к лицу. Часовщик не удивился, не поднял голову, он вообще никак не отреагировал на перемену своего положения. Лишь его толстые пальцы перестали двигаться и зависли в воздухе, как у игрушечного робота, у которого внезапно кончился завод.
        - Меня зовут Вера Сергеевна, - громко и отчетливо проговорила Вера. - Я - ваш новый лечащий врач.
        Часовщик снова никак не отреагировал.
        - Где вы научились ремонтировать часы? - спросила она.
        И вновь никакой реакции. Вера внимательно наблюдала за его лицом.
        - Знаете, а вы симпатичный, - сказала она вдруг, надеясь расшевелить его неожиданной репликой. - В наше время почти не осталось таких крупных и сильных мужчин.
        Никакой реакции.
        - Это на него не подействует, - прокомментировал Шевердук. - Два месяца назад мы делали ему пункцию. Боль невыносимая, а у него даже зрачки не расширились.
        Вера взглянула на Шевердука снизу вверх:
        - Не возражаете, если я проведу тестирование по методу Брагге?
        Иван Федорович пожал плечами:
        - С сегодняшнего дня он ваш пациент. Поступайте так, как считаете нужным. - Затем доктор, заметив смущение на лице Веры, усмехнулся и добавил: - «Здесь нужно, чтоб душа была тверда; здесь страх не должен подавать совета».
        Вера удивленно прищурилась.
        - Данте?
        Шевердук кивнул:
        - Песнь третья. У входа в ад.
        - Да-да, я помню. «Оставь надежду всяк сюда входящий» и все такое. Спасибо за доброе напутствие.
        И Вера снова повернулась к Часовщику…

* * *
        Час спустя Вера вышла из дверей клиники. Настроение у нее было хорошее. Работа в клинике открывала самые широкие перспективы. Если удастся здесь «зацепиться», можно сделать отличную карьеру.
        - Вера Сергеевна! - окликнул ее кто-то.
        Вера обернулась и увидела, что ее нагоняет Тимур Альбертович Астахов. На его красивых губах играла очаровательная улыбка. Поравнявшись с Верой, он спросил:
        - Вы позволите вас проводить?
        - А разве вы уже закончили? - удивилась Вера.
        - Нет, но мне нужно слегка проветриться. Голова тяжелая. Прогуляюсь, подышу воздухом.
        - Тогда конечно, - улыбнулась Вера.
        - Идемте?
        - Идемте.
        И они зашагали рядом по асфальтовой дорожке, ведущей через рощу к коттеджному поселку.
        - Вам понравилась клиника? - спросил Астахов.
        - Да, - честно ответила Вера. - Здесь очень интересные пациенты.
        - Не то слово, - улыбнулся ее собеседник. - Если подойти с умом, то каждая история болезни - готовая диссертация. Впереди вас ждет множество увлекательных открытий.
        - Но пока у меня нет допуска к исследовательской работе, - вздохнула Вера.
        - Да, я знаю, - кивнул Тимур Альбертович. - Допуск дается не сразу. Но вы не должны расстраиваться. Кстати, если что-то понадобится - я всегда к вашим услугам.
        - Спасибо.
        - Не за что. Мы ведь коллеги.
        На пути у них блеснула лужа. Вера остановилась в нерешительности, пытаясь сообразить, с какой стороны ее лучше обойти. Астахов шагнул на торчащий среди воды островок более-менее сухого асфальта и ловко перепрыгнул через лужу. Затем протянул Вере руку и сказал:
        - Держитесь!
        Опершись о руку Астахова, Вера без труда преодолела препятствие и, оказавшись по другую сторону лужи, попала в объятия Тимура Альбертовича.
        Астахов приблизил к ней свое лицо и тихо сказал:
        - Верочка, я страшно рад, что вы будете работать в нашей клинике. Что, если мы как-нибудь поужинаем вместе? Обсудим пациентов, поговорим о перспективах.
        - В принципе, я не против.
        Вера попыталась высвободиться, но Астахов не позволил.
        - Значит, да? - спросил он, глядя ей в глаза своими бархатистыми, темными глазами.
        - Да.
        Астахов улыбнулся и вдруг попытался ее поцеловать. Вера увернулась и оттолкнула его. И тут случилось нечто столь же драматичное, сколь и комичное - отступив от Веры на шаг, Тимур Альбертович споткнулся и шлепнулся задом в лужу.
        - Черт! - воскликнул он в сердцах.
        Вера засмеялась.
        - Мягкая посадка, правда? - весело осведомилась она.
        Астахов поднялся на ноги и досадливо поморщился.
        - Не понимаю, чего вы злорадствуете. Я всего лишь хотел помочь вам перейти через лужу.
        - И у вас получилось! Кстати, меня не зря зовут Вера. Я очень верная жена. Не простудитесь. - Вера помахала Астахову рукой. - Чао!
        Тимур Альбертович проводил Веру хмурым взглядом, а когда она свернула за деревья, перевел глаза на мокрый плащ, вздохнул и с легкой усмешкой пробормотал:
        - По крайней мере, я попытался.

7
        - Тенишев, я дома!
        Вера кинула сумочку на стул, сбросила туфли, сняла плащ и прошла в мастерскую.
        Алексей стоял у мольберта и задумчиво смотрел на полотно. Завидев Веру, он набросил на холст покрывало, повернулся и весело проговорил:
        - Привет, заяц!
        Стоя посреди мастерской, они обнялись и поцеловались.
        - Где Ольга? - спросила Вера.
        - Прилегла отдохнуть. Ей что-то нездоровится сегодня.
        - Нездоровится? - тревожно переспросила Вера.
        Тенишев кивнул:
        - Угу. Тебе бы тоже нездоровилось, если бы ты выпила бутылку вермута. Как тебе клиника?
        - Там все именно так, как я себе представляла. Ну а ты? Ты уже освоился в новом доме?
        - Конечно.
        Вера привстала на цыпочках и потерлась носом о нос мужа.
        - Теперь мы счастливы? У нас есть деньги, у тебя имеется своя мастерская. Мы будем работать и радоваться жизни.
        - Точно! Наконец я перестану бегать по городу высунув язык. Буду пить чай с печеньем пять раз в день. Обрасту толстым-толстым слоем лени и превращусь в неповоротливого тюленя.
        - Это тебе не грозит.
        - Почему?
        - Я постараюсь, чтобы ты не оброс жирком.
        - Будешь мало меня кормить?
        - Буду заставлять тебя много двигаться. Особенно по ночам.
        Алексей улыбнулся:
        - Звучит неплохо! Хочешь, чтоб мы начали прямо сейчас?
        Он стиснул ее в объятиях, но Вера со смехом отстранилась:
        - Нет, сначала мы поедим, а то я весь день прожила на одном кофе. Еще чуть-чуть и сама превращусь в кофейное зернышко.
        - Тогда я посажу тебя в горшок и буду поливать минеральной водой. А когда ты вырастешь…
        Что должно произойти, когда Вера вырастет, Алексей рассказать не успел - в дверь позвонили. Супруги удивленно воззрились в сторону прихожей.
        - Кто бы это мог быть? - растерянно проговорила Вера.
        - Кто-нибудь из соседей, - небрежно ответил Алексей. - Тут, кроме нашего, еще три коттеджа. - Он нахмурился и проворчал: - Нашли время…
        - Тенишев, не будь злюкой. С соседями надо дружить. Пойду открою.
        На пороге стоял пожилой, очень морщинистый человек с седой челкой и крючковатым носом. Вера узнала в нем врача Павла Сергеевича Плучека, с которым познакомилась в коридоре клиники.
        - Я тут прогуливался неподалеку, увидел свет у вас в окне и решил зайти, - сообщил мужчина с виноватой улыбкой.
        - И правильно сделали, - заверила его Вера. - Проходите в комнату, я познакомлю вас с мужем, а потом мы будем пить чай с вареньем.
        - Чай - это хорошо. Но я кое-что принес с собой.
        Плучек вынул из-за спины пакет и тряхнул им. В пакете что-то звякнуло.
        - Вы всегда выходите на прогулку с бутылкой? - весело поинтересовалась Вера.
        Плучек улыбнулся:
        - Вы меня раскусили. Я специально шел к вам. Жизнь в поселке довольно замкнутая. К тому же я живу один и никогда не упускаю возможности поболтать с новыми людьми. Разуваться нужно?
        - Да. Вот вам мягкие тапочки.
        - Благодарю.
        Вера ввела Плучека в гостиную и представила мужу:
        - Леша, познакомься - Павел Сергеевич Плучек, мой коллега.
        - Очень приятно! - Алексей встал с кресла и протянул гостю руку.
        - Будем считать, что это правда, - усмехнулся тот, ответив на рукопожатие. - Что касается меня, то я действительно очень рад с вами познакомиться. Всегда приятно предполагать в новых знакомых хороших людей. Вы ведь хорошие люди?
        - Выпьем - узнаете, - пообещал Алексей, увидев торчащие из пакета бутылки.
        Плучек кивнул:
        - Дельное замечание. Вера, ваш муж не только талантлив, но и умен.
        - С чего вы взяли, что я талантлив?
        - Ведь в прихожей ваша картина висит?
        Алексей слегка порозовел.
        - А она вам понравилась?
        Плучек покачал головой:
        - Нет. Но я достаточно объективен, чтобы признавать талантливыми произведения, которые мне не по вкусу.
        Алексей прищурил глаза:
        - Чем же полотно вам не понравилось?
        - Слишком много экспрессии и ярости. А я человек миролюбивый и меланхоличный. Верочка, вы ведь выпьете с нами?
        - Немного.
        - А много и нет. Кроме того, поблизости нет магазинов и ларьков, так что за
«догоном» бежать некуда. В нашей глуши не сопьешься, даже если очень сильно захочешь.
        Вера с Алексеем принесли из кухни копченое мясо, сыр, хлеб и несколько кусков яблочного пирога, оставшегося со вчерашнего ужина, и вскоре троица расположилась за накрытым столом.
        - И все-таки забавно, что вы находите мой стиль яростным, - сказал Алексей, нарезая мясо. - Во мне ярости не больше, чем в ослике Иа. Возможно, я экспрессивен, да. Но яростен… - Тенишев покачал головой: - Нет, я не яростен.
        - Не стану спорить, - примирительно проговорил Плучек. - Я ведь не видел других ваших картин.
        - Хотите посмотреть? - оживился Алексей.
        - Я…
        - В другой раз! - сказала Вера. - Человек пришел к нам на ужин, дай ему спокойно поесть.
        - Духовная пища ничем не хуже вчерашнего яблочного пирога, - гордо заявил Алексей.
        - Возможно, - согласилась Вера. - Но у нас есть сыр и копченое мясо. С такими противниками ты не станешь спорить?
        Тенишев отрицательно качнул головой:
        - Нет. Я их просто съем!
        Плучек засмеялся, вынул из пакета бутылку вина и поставил ее на стол. Вера взглянула на этикетку и округлила глаза.
        - Какое дорогущее вино!
        - О да, - кивнул Плучек.
        - Может быть, оставите его себе для более торжественного случая?
        - Бутылка стояла в серванте уже несколько лет - до сих пор мне было не с кем ее выпить. Я хочу использовать свой шанс. Покончим с этим вином, возьмемся за другое. В пакете еще две бутылки, но уже поскромнее.
        Вера вскочила со стула.
        - Я принесу штопор!
        - Не нужно, - остановил ее Плучек. - У меня есть свой.
        Павел Сергеевич достал из кармана какую-то вещицу и показал ее Вере с Алексеем. Небольшая бронзовая статуэтка изображала какую-то экзотическую птицу, а вместо клюва у нее был штопор.
        - Подарок бывшей жены, лет десять назад привезла безделушку из Италии, - объяснил Плучек, - птичка для меня что-то вроде талисмана, я никогда с ней не расстаюсь.
        Сосед быстро открыл бутылку, затем сложил штопор и убрал его в карман пиджака. Вскоре вино было разлито по бокалам и распробовано.
        - Вкусно, - похвалила Вера. - Леш, тебе как?
        - Мне нравится, - важно ответил Алексей. - Я сделал только один глоток, а уже выпил долларов на десять. Обожаю вкус денег!
        Он засмеялся, Павел Сергеевич и Вера подхватили его смех.
        Отпив еще немного вина, Вера спросила:
        - Павел Сергеевич, а вы давно здесь работаете?
        - Довольно давно, - кивнул Плучек. - Устроился в клинику три года назад, а до того работал в Новосибирске. Но там у меня не заладилось - кое-какие мои идейки казались руководству бредовыми. Я уже хотел бросить психиатрию, когда мне вдруг позвонили из «Дубовой рощи», сказали, что заинтересовались моей работой по галлюцинаторной технике, опубликованной в «Медицинском вестнике», и предложили контракт. Я согласился.
        - Значит, в клинике занимаются исследовательской работой? - уточнил Алексей.
        - Конечно. Иначе бы меня здесь не было.
        Плучек отхлебнул из бокала, посмотрел сквозь вино на свет и медленно продолжил:
        - Вера Сергеевна, не знаю, сказал ли вам Черневицкий, но вас взяли на место другого молодого врача. Вероника Холодова была очень способной девушкой…
        - Она уволилась?
        Гость покачал головой:
        - Нет. Утонула. К северу от клиники есть жуткое болото. Предупреждаю: будьте осторожны, когда отправитесь на прогулку по окрестностям.
        - Как такое могло случиться? - заволновалась Вера.
        - Боюсь, никто не сможет ответить вам на вопрос. Свидетелей не было. Никто не знает, что потянуло Веронику на болото ночью.
        - Она утонула ночью?
        - Да.
        Алексей нахмурился и осведомился с мрачноватой иронией:
        - А вы уверены, что она была врачом, а не пациентом? Мне кажется, здравомыслящий человек никогда не полезет ночью на болото.
        - Бывают разные обстоятельства… - пожал плечами Плучек. - Впрочем, не будем о грустном. Давайте лучше выпьем за вас.
        Вскоре бутылка дорогого вина опустела, и гость достал из пакета вторую. Павел Сергеевич произнес еще несколько тостов, после чего Алексей, обожавший дискуссии и уже немного опьяневший, вступил с ним в полемику. Вера в тот момент вышла на кухню за очередной порцией сыра и мяса.
        - Значит, вы утверждаете, что сумасшедших людей вообще нет? - горячился Алексей.
        - Я всего лишь сказал, что психиатрия - наука неточная, - возразил Плучек. - Грань между патологией и вариантом нормы крайне расплывчата.
        Алексей несколько секунд вглядывался в лицо Плучека, пытаясь понять, шутит тот или нет. Но лицо врача было невозмутимо, и Тенишев тряхнул головой:
        - Вот ведь нелепость. Вы, психиатр, убеждаете меня в том, что психов не существует!
        - Я так не говорил. Сказал лишь, что это возможно. При диабете или ревматизме у человека можно взять анализы и на их основе сделать вывод о том, болен человек или нет. А какой анализ вы возьмете у человека, страдающего маниакально-депрессивным психозом? Его моча и кровь не отличаются от наших с вами. Кроме того, некоторые психические заболевания вообще придуманы в угоду общественному мнению.
        - И все же, что бы вы ни говорили, а психа видно сразу. Гитлер, например, был типичный псих!
        Плучек засмеялся:
        - О да! Многие психиатры пытались поставить ему диагноз. Один немецко-американский психолог по фамилии Фромм даже решил, что Гитлер страдал скрытой формой некрофилии.
        - Некрофилия - это любовь к трупам? - уточнил Тенишев, наморщив нос.
        - Что-то вроде того, - кивнул Павел Сергеевич. - Фромм вывел несколько симптомов скрытой некрофилии. Вот вы, например, как относитесь к фотографиям?
        - Нормально. Я люблю фотографии, особенно черно-белые.
        Павел Сергеевич кивнул:
        - Отлично! Но любовь к черно-белым фотографиям - один из симптомов некрофилии. А в детстве вы мучили животных? Только честно.
        - Ну… Однажды я оторвал лапки муравью…
        - Зачем?
        Алексей пожал плечами:
        - Уже не помню. Дети всегда отрывают лапки насекомым.
        Плучек поднял указательный палец и изрек:
        - Второй симптом! Я мог бы продолжить список, но не стану.
        В комнату вошла Вера с подносом в руках.
        - Привет, мужчины. О чем спорите?
        Тенишев откинулся на спинку кресла и обиженно заявил:
        - Твой коллега вынес мне диагноз.
        - Правда? - Вера поставила на столик поднос и поинтересовалась: - И кто же ты у нас?
        - Некрофил!
        - Я давно это подозревала. Но лучше бы ты был сексуальным маньяком.
        Алексей трагически вздохнул:
        - Болезнь не выбирают. Прими меня таким, какой я есть.
        Вера чмокнула мужа в щеку и села на диван. Алексей, вооружившись ножом, стал резать мясо тонкими ломтиками, а Вера слегка наклонилась вперед и тихо попросила Плучека:
        - Павел Сергеевич, расскажите мне о той девушке.
        - О какой? - не понял Плучек.
        - О той, что была до меня.
        Гость нахмурился.
        - Ну… Она так же, как и вы, приехала к нам сразу после окончания ординатуры. Что еще вы хотите знать?
        - Приехала сюда одна?
        Плучек кивнул:
        - Да. В последнее время она как-то захандрила. Не знаю, может быть, ей стало тоскливо… Места у нас тут довольно дикие.
        Павел Сергеевич отпил из бокала и продолжил:
        - Зимой у нас здесь бывает очень мрачно. Листья с деревьев опадают, небо затянуто темными облаками. Да еще и болото… - Павел Сергеевич передернул плечами. - Жуткое место! Осень в наших краях тоже не слишком хороша. Я ненавижу осень со всеми ее туманами, сыростью и прочими прелестями. С определенного возраста некоторые времена года начинают казаться человеку грубой пародией на него самого.
        Взгляд Веры стал задумчивым.
        - По крайней мере, теперь я понимаю, почему Венедиктов окликнул меня, - проговорила она негромко. - Вероятно, он спутал меня с Вероникой Холодовой.
        - Возможно, - согласился Плучек. - Хотя вы с ней совершенно не похожи. Вера Холодова была девушкой нервной и склонной к истерике. Вы не производите такого впечатления.
        Алексей обнял жену и весело проговорил:
        - Верка - девушка твердая и несокрушимая. Как дуб.
        - Сам ты дуб! - фыркнула Вера.
        Вскоре и третья бутылка подошла к концу. Алексей пошел на кухню за минеральной водой, а Павел Сергеевич засобирался домой.
        В прихожей он как-то странно взглянул на Веру и заговорил тихим, глухим голосом:
        - Вера, пока вашего мужа нет, я хочу вам кое-что сказать… Наша клиника - необычное место. Однажды… может быть, даже очень скоро… вам захочется… - Он мотнул головой и поморщился. - Черт, не знаю даже, как сформулировать. В общем, прежде чем на что-то решиться, тщательно подумайте о последствиях.
        - Вы меня интригуете.
        Мужчина улыбнулся и продолжил:
        - Наверное, мои слова похожи на шутку, но… Вероятно, я и сам выгляжу как шут. Как старый, никому не нужный шут… И все же, будьте осторожны. Не верьте ничему, что видите и слышите. Здесь… - он обвел рукою пространство вокруг, - здесь любая вещь может оказаться не тем, чем она хочет казаться. Вы меня понимаете?
        - Не очень.
        Плучек вздохнул.
        - Знаете… А, ладно, не берите в голову. Просто бред пьяного старика. Относитесь ко всему проще, и все будет в порядке. Всего доброго!
        - Дождитесь Алексея, он сейчас подойдет…
        Плучек качнул головой:
        - Не стоит. Вы просто передайте ему, что он замечательный парень. Честь имею!

* * *
        - Странный тип, - сказал Алексей. - Похож на алкоголика.
        - Он тебе не понравился?
        - Мне не нравятся алкоголики. Ума не приложу, как его терпят в клинике?
        - Павел Сергеевич - отличный врач.
        - Не сомневаюсь. Думаю, он умеет беседовать с пациентами на их языке - просто потому, что другого языка он не знает.
        - Тенишев, кончай занудствовать!
        - Как скажешь, моя милая королева сумасшедших!
        Вера нахмурилась:
        - Не называй меня королевой сумасшедших. Иначе я стукну тебя стаканом по голове.
        - Стучи. Он все равно пластиковый.
        Вера допила воду и замахнулась на мужа стаканчиком. Тот поймал ее за руку и притянул к себе. Впившись в губы жены поцелуем, Алексей мягко уложил ее на диван и принялся расстегивать пуговки на кофточке.
        - Ольга услышит… - взволнованно прошептала Вера.
        - Не услышит, - хрипло прошептал в ответ Алексей. - Да мне и плевать. Я согласился, чтобы она жила с нами, но на условии, что она не будет мешать нам заниматься любовью. Иди сюда!
        Через двадцать минут Вера откинулась на подушку и перевела дыхание. Волосы ее растрепались, губы припухли, на щеках проступил румянец.
        - Боже, как же я тебя люблю! - тихо проговорила она. - Сама не знаю за что.
        - Я красивый, - весело сказал Алексей, зарывшись лицом в ее волосы и вдыхая их аромат.
        - Вовсе нет.
        - Ну… тогда я умный.
        - Ты балбес.
        - Но я талантливый.
        - Если верить твоим критикам, то и это под сомнением.
        - Даже не знаю, что еще сказать… - Алексей провел пальцем по ее подбородку и заявил: - Я скромный!
        Вера засмеялась:
        - Вот уж в чем тебе точно не откажешь.
        Алексей встал с дивана.
        - Ты куда? - насторожилась Вера.
        - На улицу. Хочу подымить своей носогрейкой.
        - Кури на кухне.
        - Угу. А утром твоя драгоценная сестренка заявит, что я провонял табаком весь дом.
        - И будет права. Не уходи далеко, ладно?
        - Дальше крыльца не уйду, - пообещал Алексей, сгреб с полки трубку и коробку с табаком и зашагал в прихожую.

8
        На улице было прохладно, и Алексей поднял ворот куртки. Затем неторопливо набил трубку табаком, достал из кармана зажигалку и закурил. Выпустив облако дыма, посмотрел, как оно расплывается в темном воздухе, потом опасливо покосился на дверь и осторожно двинулся вдоль стены.
        Обойдя дом с западной стороны, он остановился возле окна. В комнате Ольги горел ночник: старшая сестра жены боялась темноты. Алексей заглянул в окно. Ольга лежала на кровати, раскинув руки. Одеяло сползло с ее голой левой груди, обнажив сосок. Алексей вздохнул и отпрянул от окна. «Какого черта я здесь делаю? - с досадой подумал он. - Нужно поскорее повесить шторы. Живем, как в аквариуме». Собрался уже вернуться на крыльцо, как вдруг заметил на краю поляны светлую фигуру.
        Девушка стояла метрах в двадцати от дома. Стояла неподвижно и смотрела на Алексея. В лунном свете ее одинокая фигурка на фоне темной дубравы выглядела жутковато. Он хотел незнакомку окликнуть, но передумал. Не надо, чтобы Вера слышала его крик - еще испугается.
        Мысль о том, что девушка могла стоять у окна и смотреть, как они с Верой занимаются сексом, заставила Алексея содрогнуться. Он вдруг вспомнил, что и правда заметил тогда краем глаза в окне какое-то движение, но списал его на колыхание свечного пламени, отразившееся в стекле. Теперь же был почти уверен, что незнакомка наблюдала за ними в окно, и поморщился, передернул плечами. Отвратительно!
        Девушка продолжала стоять, глядя в сторону Алексея. Это стало выводить его из себя. Тенишев решил подойти поближе и выяснить, кто она такая. Однако стоило Алексею тронуться с места, как незнакомка тут же повернулась и двинулась к лесу.
        - Эй! - тихо окликнул Алексей и пугливо покосился на дом. - Эй, вы! Постойте!
        Тенишев зашагал за девушкой. Однако, как ни старался он идти быстро, догнать ускользающую фигурку ему не удавалось. Пройдя метров двести, Алексей наткнулся на невысокий столб, к которому была прибита широкая доска с какой-то надписью. Алексей подошел поближе и прочел:
        ЗДЕСЬ НАЧИНАЕТСЯ ГАТИНСКОЕ БОЛОТО.
        БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ!
        - Спасибо, что предупредили, - проворчал Тенишев.
        Алексей вгляделся во тьму, и ему стало не по себе. Куда, черт побери, девалась девушка?
        В конце концов он махнул рукой, повернулся и зашагал назад. Пока Тенишев шел, ему все время казалось, что кто-то смотрит ему вслед. Лишь переступив порог дома и закрыв за собой дверь, Алексей вздохнул облегченно.
        Вера уже расстелила постель и забралась под одеяло. Алексей сел на край кровати и принялся с мрачным выражением лица расстегивать рубашку.
        - Почему ты дрожишь? - спросила Вера.
        - Замерз.
        - Разве на улице холодно?
        - Просто продрог на ветру.
        Вера, улыбаясь, протянула ему навстречу руки:
        - Иди ко мне - я тебя согрею!
        Алексей передернул плечами.
        - Что-то я устал, - глухо проговорил он.
        - Ты? - удивленно вскинула брови Вера.
        - И на старуху бывает проруха, - усмехнулся Алексей. Взглянул на окно и нахмурился. - Слушай, мы так и будем жить без штор?
        - Они в коробке. Завтра повешу.
        - У тебя никогда нет времени на домашние дела! - с раздражением сказал Алексей. - Подкладку на моей замшевой куртке до сих пор не зашила.
        - Леш, мне было некогда.
        - С других художников жены пылинки сдувают! А моя…
        Улыбка покинула губы Веры. Она отвернулась и пробормотала:
        - Ты знал, на ком женился.
        Алексей горько усмехнулся.
        - Это точно. Нужно было тщательнее подбирать себе жену.
        Вера несколько секунд молчала, хмуря брови, потом пододвинулась к Алексею и положила ему руку на плечи.
        - Леш, - тихо заговорила Вера, - что с тобой?
        Он с удивлением взглянул на Веру, словно увидел в ее лице отражение своей гневной физиономии, и провел ладонью по глазам. Потом буркнул почти недоуменно:
        - Сам не знаю. Просто терпеть не могу жить в «аквариуме».
        Вера встала, взяла с постели покрывало, повернулась и набросила его на карниз как гардину.
        - Так лучше? - спросила она.
        Алексей кивнул:
        - Да.
        Он слабо улыбнулся. Вера тоже улыбнулась и снова протянула руки ему навстречу:
        - Тогда иди ко мне! И быстрее, пока не выветрился запах табака. Обожаю, когда от тебя пахнет табаком!
        - Тогда тебе нужно было выйти замуж за боцмана или капитана, - уже весело откликнулся Алексей. - Эти ребята не расстаются с трубкой даже во сне.
        - А что, неплохая мысль! Но сегодня мне боцмана уже не найти, поэтому придется довольствоваться бедным художником.
        Вера обняла мужа и крепко поцеловала его в губы.

9
        Вера спала - щека на подушке. Алексей любил смотреть на жену, когда та спит.
        Иногда он ее побаивался, как побаивается старшеклассник учителя, которому предстоит сдавать экзамен. Вера была умной. И еще смелой, а он часто терялся перед возникшей проблемой, предпочитая переложить ее на чужие плечи или просто закрыть на нее глаза. В отличие от Алексея, у Веры было твердое и обоснованное мнение по каждому поводу. А он, бросаясь из одной крайности в другую, часто не мог разобраться в том, что творится в собственной душе.
        Алексею Тенишеву двадцать пять лет, из них пять он занимался живописью. Это было единственным, на отстаивание чего у него хватило твердости и силы духа. Он часто вспоминал последний разговор с отцом. Дело было в кабинете Тенишева-старшего.
        Отец сидел в кожаном кресле в вальяжной позе со стаканом виски в руке. Сидел и вещал:
        - Алешка, кончай валять дурака. Займись, наконец, настоящим делом.
        - Каким же? - угрюмо поинтересовался Алексей, устроившись на диване. - Втюхивать клиентам стройматериалы? Вот уж это мне не нравится.
        - Дурак, - сухо обронил отец. - Я бы помог тебе начать свое дело. Через два года ты встанешь на ноги, а еще через два будешь владельцем крупнейшей фирмы по продаже стройматериалов. Я обо всем позабочусь - где надо, подмажу, приглажу, продвину.
        - Спасибо, но я не нуждаюсь.
        Отец вздохнул. Затем отпил из стакана и снова поднял взгляд на Алексея.
        - Ты хоть понимаешь, что позоришь меня? - сказал он.
        - Ты сам себя позоришь, - ответил Алексей, начиная выходить из себя. - Я художник. Слышал такое выражение - «зарывать талант в землю»? Так вот свой я зарывать не намерен.
        - Ты не художник, - возразил отец. - Ты просто вообразил себя художником.
        Алексей холодно улыбнулся:
        - Спасибо за комплимент, папа. Кстати, я собираюсь жениться. И моя невеста полностью меня поддерживает.
        Отец уставился на Алексея удивленно.
        - Она что, дура? - насмешливо осведомился он.
        - Наоборот. Она психиатр. Представь себе: у нас в семействе будет свой психиатр, и ты сможешь бесплатно лечиться.
        Отец поставил стакан на дубовую столешницу и повертел его пальцами, глядя на то, как кусочки льда тихо покачиваются на дне.
        - Ну, допустим… - задумчиво произнес он наконец. - Допустим, ты увлекся. Бывает. Но зачем же сразу жениться? До того как я познакомился с твоей мамой, у меня было полсотни подружек.
        - И все-таки ты женился на маме.
        Отец взглянул на Алексея из-под нахмуренных бровей.
        - В ту пору мне было уже тридцать, и я умел отличать страсть от спокойного глубокого чувства, которое называют любовью. И потом, у тебя уже есть Инга. Я был уверен, что у вас с ней все серьезно.
        - Было серьезно, пока я не встретил Веру.
        Отец вскинул бровь:
        - Значит, эту шлюшку зовут Верой?
        - Следи за своими словами!
        - А ты следи за своим поведением! - рявкнул вдруг отец. - Иначе той сладкой жизни, которую я тебе обеспечил, придет конец! Бары, рестораны, ночные клубы, поездки за границу - видимо, ты забыл, из чьего кошелька оплачиваются твои удовольствия.
        - Я могу прожить и без тебя, - с холодной яростью заявил Алексей.
        - Ты? - отец тихо засмеялся и покачал головой: - Не смеши меня. Ты ничего не умеешь делать.
        - Я художник!
        - Художник, который не продал ни одной картины? Откуда ты взял, что у тебя есть талант? На мой взгляд, ты просто бездарный мазила.
        Отец отхлебнул виски.
        - В общем, так, Алексей. Ты сегодня же бросишь свою психопатку и помиришься с Ингой. Она хорошая девочка из хорошей семьи. И потом, у нас с ее отцом есть кое-какие планы на будущее. И я не позволю тебе перечеркнуть их.
        Алексей смотрел на отца задумчиво. Помолчал с полминуты, затем сказал:
        - Знаешь что, папа… Возьми ты свои планы и засунь их себе… Ну, ты знаешь, куда.
        Потом встал с кресла и зашагал к двери.
        - Мерзавец! - крикнул ему вслед отец. - Ты не получишь от меня ни копейки, пока не извинишься! Вернись! Слышишь, вернись!
        Алексей вышел из кабинета и вздрогнул от грохота. Это стакан с недопитым виски разбился о дверь. Все было кончено.
        Больше они с отцом не встречались и не разговаривали даже по телефону.
        Разглядывая спящую жену, Алексей вдруг почувствовал острое желание и едва удержался от того, чтобы не разбудить ее. Он усмехнулся сам себе. Они живут вместе почти год, а встречаются и того больше, а он все еще хочет ее. Удивительно.
        Алексей вздохнул, потом, стараясь не скрипеть пружинами, поднялся с кровати и пошел на кухню. Ему захотелось пить.

* * *
        - Не спится?
        Тенишев вздрогнул и уронил на пол пластиковую бутылку с водой.
        - Черт! - Он наклонился и поднял бутылку.
        Ольга стояла в дверях, держась одной рукой за косяк, а другой опираясь на костыль.
        - Прости, я не хотела тебя напугать.
        - Как ты сюда добралась?
        Ольга пожала плечами:
        - Дошла.
        - Но я тебя не слышал.
        - Я обмотала костыль тряпкой.
        - Зачем?
        - Чтобы не перебудить весь дом.
        Алексей поставил воду в холодильник и закрыл дверцу. Затем направился прочь из кухни, но Ольга выставила костыль и преградила ему дорогу.
        - Куда ты? - спросила она.
        - Спать.
        - А как же я? Ты ведь должен ухаживать за священной коровой. Не помнишь? Доведи меня до кровати!
        - Доковыляла сюда, доковыляешь и обратно.
        Тенишев перешагнул через костыль и хотел пройти мимо, но Ольга схватила его за руку.
        - Постой!
        Алексей поморщился.
        - Что еще?
        Пару секунд Ольга разглядывала его лицо, потом усмехнулась и проговорила, понизив голос:
        - Я видела, как ты подглядывал за мной в окно.
        Тенишев презрительно улыбнулся:
        - Деточка, у тебя галлюцинации. Обратись к психиатру.
        Он стряхнул с предплечья ее руку, но Ольга снова схватила его.
        - Ты часто за мной подглядываешь?
        - Отвали!
        - Думаю, да, - насмешливо сказала она. - Хочешь, я перестану запирать дверь в ванной?
        - Ты и так ее никогда не запираешь.
        Ольга тихо засмеялась:
        - Ты прав! Вот только откуда ты это знаешь, если не подглядываешь за мной?
        - Соседи рассказали. Когда ты моешься, у двери выстраивается очередь длиной в целый квартал.
        Он снова стряхнул ее пальцы со своей руки и двинулся к спальне.
        - Я все еще красива, правда? - громко проговорила Ольга ему вслед.
        Алексей ничего не ответил.
        - Я гораздо красивей твоей жены! Взгляни на мои ноги - разве они не совершенство?
        Алексей не удержался и оглянулся. Ольга бесстыже задрала полы шелкового халатика, обнажив ноги до самых бедер.
        - Если бы они еще и ходили, им бы цены не было, - с холодной жестокостью произнес Алексей.
        Затем отвернулся и зашагал к спальне. Он мог поклясться, что Ольга смотрит вслед с торжествующей улыбкой. Ну и черт с ней! У инвалидов свои причуды. Не стоит их обижать.
        Укладываясь в постель, Алексей хмуро сопел. Встреча с Ольгой немного выбила его из колеи. Но ничего. Надо спать. Завтра будет хороший день. И ни одна мегера не сможет его испортить.
        Уже засыпая, он на мгновение приоткрыл глаза и вдруг увидел, что покрывало, наброшенное на карниз, вот-вот упадет. Это показалось Алексею неприятным.
        Нехотя, он приподнялся и протянул руку, чтобы поправить покрывало. Однако, едва пальцы его коснулись тонкой ткани, как она тут же поползла вниз. На какое-то мгновение Тенишев испытал досаду, какую испытывает человек, когда на глазах у него что-то рушится или падает.
        Он даже дернулся вперед, чтобы подхватить покрывало на лету, но вдруг оцепенел. Голова и спина мгновенно покрылись горячим потом, а сердце, резко подпрыгнув в груди, на секунду остановилось, когда он увидел, что к окну приникло бледное женское лицо.
        Тенишев вскинул перед собой руку, как бы для защиты, и в ужасе отшатнулся. Незнакомка продолжала смотреть. Она смотрела прямо на Алексея, но, казалось, не видела его. Лицо ее было необычайно бледным. Распущенные светлые волосы лежали на плечах растрепанными прядями. Глаза девушки были расширены и полны страдания.
        Алексей глядел на нее как завороженный.
        Девушка повела глазами из стороны в сторону, словно кого-то высматривая. И вдруг бледное лицо исказилось радостно-злобной гримасой. Теперь она смотрела на Алексея и видела его. Руки - худые, известково-бледные - легко, как сквозь воду, прошли через оконное стекло, и Тенишев почувствовал ледяное прикосновение ее пальцев на своих щеках.

10
        Утро выдалось солнечным. Проснувшись, Алексей минут пять лежал в постели, тупо глядя в потолок. На душе было неспокойно. Тенишев помнил, что ему вроде бы приснился кошмарный сон, но что именно приснилось… Нет, этого он вспомнить не мог.
        Помучившись еще немного, Алексей решил махнуть на кошмар рукой и не забивать себе голову всякой чепухой. Встав с кровати, позвонил Вере, но она не взяла трубку. Алексей повторил набор, но вновь безрезультатно.
        Тогда, поставив на проигрыватель пластинку Луи Армстронга, а на конфорку плиты - кофеварку, он забрался в душ и с наслаждением постоял под струями горячей воды. Потом выкурил пару сигарет, выпил кофе, быстро оделся, прихватил холст и мольберт и вышел на улицу.
        Обычно он не работал на пленэре. Да что там - обычно он не писал с натуры! Все, что Алексей Тенишев запечатлевал на холсте, было порождением его собственного буйного воображения. Но сейчас что-то так и потянуло Алексея из дома. То ли свет был очень хорош, то ли ему захотелось вдохнуть свежего воздуха. А может быть, он просто не хотел пересекаться на кухне с Ольгой, которая, по своему обыкновению, спала до полудня. Черт его знает, почему, но сидеть в четырех стенах в этот день Тенишев не мог.
        На улице было прохладно и солнечно. Закинув мольберт на плечо, он закурил и с сигаретой во рту зашагал по неширокой тропинке, держа путь в дубовую рощу. Ощущения у Алексея были странные. Он как будто что-то забыл, а теперь пытался вспомнить и почти вспоминал, но в самый последний момент воспоминание ускользало от него, как вода, которая по пути к лицу просочилась из пригоршни сквозь неплотно сжатые пальцы. Алексей не мог определить, хорошее это было воспоминание или плохое. Оно было тревожным, и от него остался неприятный осадок в душе.
        Тенишев был рассеян, даже сигарета никак не помогала ему сосредоточиться. Внезапно Алексей обнаружил, что размышления завели его гораздо дальше, чем он рассчитывал. Причем в буквальном смысле - он вдруг понял, что дошел до самого болота.
        Алексей остановился и огляделся. Славное местечко. Вокруг полно деревьев, впереди густой кустарник. Сразу за ним - болото. Пожалуй, здесь стоит установить мольберт.
        Тенишев вдохнул прохладный, пропахший грибами воздух, улыбнулся и снял с плеча мольберт.
        Итак, с чего начать? Он так давно не писал с натуры, что забыл, как это делается. Вон там, возле кустарника, растет зеленая ель. Как она сюда попала? Непонятно. Но выглядит живописно. Вот ее и нарисуем…
        И Тенишев приступил к работе. Писать на пленэре было чертовски приятно. Свежий воздух бодрил не меньше крепкого кофе. Естественные формы и ровный цвет радовали глаз. Увлекаясь все больше и больше, Алексей поймал себя на том, что испытывает непонятное волнение.
        Он работал быстро, как будто боялся, что вдохновение покинет его и набросок останется незавершенным. Глаза фиксировали композиционные особенности и цвета, рука переносила их на холст, а в душе поднималось ликование. Ликование особого рода - с тонким, едва различимым привкусом тоски. Оно было похоже на ностальгию по чему-то прекрасному, но невозвратно минувшему. По тому, что уже никогда не повторится.
        Тенишев на минуту остановился, чуть отошел от мольберта и взглянул на холст оценивающе.
        - Шишкин и Саврасов отдыхают, - сказал с усмешкой. - Еще немного, и мне понравится работать в реалистичной манере.
        Он поднял кисть и продолжил работу.
        Блаженство не проходило, но тоска - с каждой минутой, от мазка к мазку - становилась все острее. Тенишев вдруг стал нервничать. Он понял, что в композиции чего-то недостает. Какой-то фигуры, светлого пятна, которое могло бы освежить ровную, сдержанную палитру картины, вдохнуть в нее жизнь.
        Он уже стал отчаиваться, когда вдруг, взглянув в очередной раз на ель и кустарник, увидел, что возле ели кто-то стоит. Нет, не кто-то, а молодая женщина в светлом платье, с бледным худым лицом и распущенными волосами.
        Сердце Алексея наполнилось восторгом. Вот то, чего недоставало картине!
        - Добрый день! - крикнул он, продолжая работать. - Не могли бы вы постоять немного на месте?
        Женщина чуть двинулась, и он поспешно проговорил:
        - Нет-нет, там, где стоите! Спасибо!
        Спеша запечатлеть незнакомку, Тенишев писал быстро и был до того увлечен работой, что не дал себе труда задуматься: откуда женщина взялась? Здесь, среди болот, в легком платье осенью… Он словно бы воспринял ее появление как должное. Художнику понадобилась центральная фигура композиции - и она тут же возникла. Что это, если не Божье провидение?
        Бросая на лицо незнакомки внимательные взгляды и споро работая кистью, Алексей вновь заговорил:
        - Я видел вас вчера вечером неподалеку от нашего дома. Любите поздние прогулки?
        Женщина не ответила.
        - Не хотите говорить об этом? - снова сказал Алексей. - Ладно, не надо.
        Работа захватывала его все больше.
        - Еще немного… - бормотал он взволнованно. - Не уходите, прошу вас, вы так прекрасно освещены! Еще несколько минут! Отличное освещение… Ваша фигура украсит картину… Вы чья-то жена? Или дочь?
        Женщина продолжала молчать. И тогда Тенишев оставил попытки заговорить с ней. Его глаза сверкали, на лбу выступил пот. Он писал как одержимый, и работа близилась к завершению с удивительной быстротой. Однако внезапное происшествие помешало Алексею закончить картину.
        - Добрый день! - окликнул его вдруг женский голос.
        Услышав приветствие, Алексей заморгал, точно не сразу сумел понять, что за голос его окликает и откуда он доносится. Затем повернул голову и растерянно проговорил:
        - Здравствуйте.
        Рядом с ним стояла невысокая рыжеволосая женщина с бледным лицом, красоту которого не портили даже довольно густые темные тени вокруг глаз. Женщина была в легком темно-зеленом пальто, на губах у нее застыла вежливая улыбка.
        - Вы муж новой сотрудницы? - осведомилась она.
        - Угадали.
        Женщина протянула руку:
        - Меня зовут Наташа. Я жена врача Тимура Астахова.
        - А кто он такой? - поинтересовался Алексей, пожимая руку женщине.
        - Простите, я думала, вы в курсе. Тимур Астахов - один из врачей клиники.
        - А, понятно, - кивнул Алексей, - коллега моей жены. Полагаю, я еще с ним познакомлюсь. А где… - Тенишев завертел головой. - Простите, вы не видели здесь девушку?
        - Девушку?
        - Да. Она стояла возле вон той ели!
        Наталья проследила за его взглядом и отрицательно покачала головой:
        - Нет, я никого не видела.
        Тенишев опустил кисть и снова растерянно огляделся.
        - Странно… - пробормотал он. - Она так быстро ушла…
        - А вы художник? - спросила Наталья, с интересом глядя на мольберт.
        Он кивнул:
        - Да.
        - Можно взглянуть?
        Женщина хотела обойти мольберт, чтобы посмотреть на его работу, но Алексей заслонил холст.
        - Простите, но я никогда не показываю картину публике, пока не закончу ее. Так вы говорите, ваш муж - коллега моей жены?
        - Да. Вы с ним познакомитесь. В субботу, на пикнике.
        - А в субботу будет пикник?
        - Да. Такова добрая традиция нашей клиники - каждую субботу мы устраиваем пикник.
        Алексей принялся складывать мольберт.
        - Хорошая традиция, - похвалил он.
        Наталья вздохнула.
        - Здесь довольно скучно. До города ехать полтора часа, а с пробками - в два раза дольше. Вот мы и развлекаемся, как можем. Простите, но вы так и не назвали своего имени.
        - Алексей Тенишев.
        - У вас с женой разные фамилии?
        - Да. - Алексей достал из кармана пачку сигарет и усмехнулся: - Мы очень привязаны к своим фамилиям. Так уж получилось.
        Наталья улыбнулась.
        - А я была рада взять фамилию мужа. Раньше я была Иванова.
        - Сочувствую, - Алексей сунул в рот сигарету. - Но теперь-то все изменилось? Новая фамилия - новая жизнь. Кстати, это не ваши детишки ломают указатель?
        Наталья взглянула на двух мальчишек, пытающихся сбить камнями предупреждающую табличку со столба, и кивнула:
        - Мои.
        - Хорошие ребята.
        Наталья посмотрела на Алексея с любопытством.
        - Гогену пришлось бросить семью и уехать к черту на кулички, чтобы никто не мешал ему заниматься любимым делом. Вы, я вижу, решили поступить так же?
        - Точно! - Алексей улыбнулся и щелкнул зажигалкой.
        Наталья, наблюдая, как он прикуривает, продолжила:
        - Было бы интересно взглянуть на ваши работы.
        - В чем же дело? Пойдемте!
        - Что, прямо сейчас?
        - А чего ждать?
        Наталья улыбнулась:
        - В самом деле. Вот только окликну мальчиков. Саша! Паша! Оставьте табличку в покое! Мы идем в гости!
        Близнецы нехотя выбросили камни и поплелись за матерью. Потом стали нарезать вокруг Натальи и Алексея круги, пиная друг друга и подбирая с земли палки.
        - Активные какие, - заметил по их поводу Тенишев.
        - Настоящие хулиганы, - вздохнула Наталья. - Три дня назад поймали кота и хотели его препарировать. Даже скальпель где-то нашли. Хорошо, я вовремя заметила.
        - Веселые детки, - покивал Алексей. - Кстати, симпатичное у вас тут болотце. Почему его не осушат?
        - В прошлом году собирались, но у местной администрации руки не дошли. Черневицкий хотел осушить его за счет клиники… сразу после гибели Вероники… но ему не разрешили.
        - Вероника? Так звали девушку, которая здесь утонула?
        - Да.
        - Ее тело удалось найти?
        - Какое там! Нашли только кроссовку и платок. Тут, на берегу.
        Тенишев вздохнул:
        - Да… Печальная история. А вы близко ее знали?
        - Здесь все знают друг друга близко. Веронику мучили кошмары. Она стала бояться ложиться спать. Бессонницы сильно ее изматывали.
        Алексей хмыкнул:
        - Психиатр, страдающий от кошмаров? Это что-то новенькое. Я думал, в психиатры идут люди здоровые и уравновешенные.
        - Ваша жена такая?
        - Конечно. А ваш муж?
        Наталья улыбнулась:
        - О, он очень спокойный и уверенный в себе мужчина.
        - В таком случае, вам с ним повезло.
        Наталья тоже хмыкнула, но на ее переносице пролегла тонкая вертикальная морщинка озабоченности. Впрочем, через секунду от морщинки не осталось и следа.
        - Так что там с этим болотом? - снова спросил Алексей.
        - В каком смысле?
        Тенишев пожал плечами:
        - Ну, девушка ведь утонула. Зачем она туда полезла? Может, надышалась каких-нибудь ядовитых испарений? Я где-то читал, что у болот бывают ядовитые испарения.
        - Я ни о чем таком не слышала. Думаю, Вероника решила прогуляться перед сном по роще, чтобы снять напряжение. Задумалась и случайно угодила в трясину.
        Алексей посмотрел в сторону болота.
        - Хоть бы его огородили, что ли… - проворчал он с неудовольствием. - Вдруг опять кто-нибудь выйдет ночью подышать воздухом? - Потом внезапно встрепенулся. - Кстати, совсем забыл! Вчера вечером я видел, как возле болот гуляла женщина.
        Наталья взглянула на него недоверчиво и удивленно.
        - Женщина?
        Тенишев кивнул:
        - Ну да. Я не рассмотрел ее лица, но мне показалось, что она молодая. Кто бы это, по-вашему, мог быть?
        - Даже не знаю, что вам сказать. После гибели Вероники никто из здешних обитателей не приближается к болоту.
        - И я их понимаю, - кивнул Алексей. - И все-таки, я ее видел. И даже пошел за ней. Хотел познакомиться и все такое.
        - А она не захотела с вами знакомиться?
        Алексей покрутил головой.
        - Нет. Думаю, я испугал ее. Она дошла вон до тех деревьев, а потом исчезла. Наверное, свернула на какую-нибудь дорогу или тропку и пошла к коттеджам.
        Наталья посмотрела на Алексея странным взглядом.
        - Там нет никаких дорог и тропок. За деревьями начинается трясина.
        Тенишев ухмыльнулся.
        - Ну, значит, она тоже утонула. Видимо, у вас тут это в порядке вещей.
        Наталья нахмурилась.
        - Не думаю, что над этим можно шутить.
        - Да ладно вам. Обычный «черный юмор».
        Алексей покосился на спутницу, увидел, что на ее бледном лице нет и тени улыбки, и поспешил исправить ситуацию:
        - Простите. Иногда меня слегка заносит. Кстати, мы уже пришли.
        Наталья повернулась к полянке и крикнула:
        - Саша! Паша! Немедленно идите сюда!
        Близнецы сделали вид, что не слышат ее.
        - Я кому сказала! - крикнула женщина строже.
        Близнецы нехотя побрели к дому. Наталья повернулась к Алексею.
        - Сладу нет с этими хулиганами. Кстати, как вам коттедж?
        - Неплохой. Но что толку - все равно жилище временное.
        - Нашей семье клиника подарила коттедж в полную собственность.
        - Вот как? - не поверил своим ушам Алексей. - Просто подарила?
        - Да, - кивнула Наталья.
        - Фантастика!
        Женщина засмеялась:
        - И тем не менее все именно так. Руководство клиники заботится о своих сотрудниках. За хорошую работу персонал регулярно получает премии и бонусы. Если у кого-то родится ребенок, клиника тут же делает сотруднику щедрый подарок.
        - Да у вас тут братство какое-то, - заметил Тенишев.
        - Скорее одна большая семья. Вся наша жизнь связана с клиникой, и для нас это важно, ведь коренных жителей среди нас нет. Все мы трансплантаты.
        Алексей остановился у двери и взялся за дверную ручку.
        - Вы уверены, что все еще хотите взглянуть на мои картины? - осведомился он.
        Наталья кивнула:
        - Конечно. Я люблю живопись.
        - Тогда добро пожаловать.
        И Тенишев распахнул перед Натальей дверь.

11
        Они вошли в прихожую.
        - Если услышите, как об пол стучат костыли, не пугайтесь, - предупредил Тенишев. - Это сестренка моей жены. Зовут ее Ольга, но внутри семьи мы называем ее «Костяная Нога».
        Наталья посмотрела на Алексея удивленно, но ничего не сказала.
        - А вот и наша Костяная Нога! - воскликнул он вдруг, поворачиваясь к комнате Ольги.
        В дверях стояла Ольга - красивая, белокурая, безукоризненно накрашенная. Опираясь на костыли, она с любопытством смотрела на гостью. Когда та взглянула на нее, Ольга весело проговорила:
        - Не обращайте на него внимания. Алексей - художник, а все художники идиоты, - протянула руку, представилась: - Оля.
        - Наталья.
        - Это ваши? - спросила Ольга, пожав гостье руку и кивнув на близнецов, которые бесцеремонно устроились на диване.
        Наталья кивнула:
        - Да.
        Ольга улыбнулась:
        - Славные. Мальчики, как вас зовут?
        - А нас не зовут, мы сами приходим, - неожиданно заявил в ответ один из близнецов.
        - Сашка, не хами, - осадила его Наталья.
        - Да ничего страшного, - сказала Ольга с улыбкой. - Дети есть дети.
        - Ты сама сказала, чтобы мы упражнялись в остроумии на ком-нибудь еще, - заявил матери Сашка.
        А Пашка поддакнул:
        - Эта тетя нам подходит.
        - Будете хамить - заклею вам рты скотчем! - пообещала Наталья.
        - Тогда мы позвоним в комитет по защите детей и расскажем о случае истязательства над детьми, - объявил Сашка.
        А Пашка разъяснил:
        - Сашка переписал телефон из телевизора. Там сказали, что дети имеют право на защиту.
        Наталья повернулась к Алексею и Ольге и с горькой улыбкой проговорила:
        - Ну, и что прикажете с ними делать? Они знают законы лучше меня.
        - Умные мальчики, - усмехнулся Алексей. - Сколько им?
        - Восемь.
        - Смышленые.
        - Не то слово! Порой не знаю, куда деваться от их смышлености.
        Тут Сашка снова изрек голосом маленького оракула:
        - Умные дети - не только большая радость, но и большая ответственность для родителей.
        Наталья прищурилась и спросила с напускной строгостью:
        - Это ты тоже в телевизоре услышал?
        - Да.
        - Когда-нибудь я выброшу ящик на помойку.
        - Не выбросишь, - заявил Сашка. - Папа заплатил за него половину месячной зарплаты.
        Тенишев разложил мольберт, водрузил на него незаконченную картину и повернул ее к окну.
        Один из близнецов тотчас соскочил с дивана и подошел к мольберту. Тенишев хотел остановить его, но лишь махнул рукой, решив: черт с ним, пусть смотрит.
        Некоторое время мальчишка разглядывал нагромождение красок, потом перевел глаза на Тенишева и спросил:
        - Ты нарисовал?
        Алексей кивнул:
        - Угу.
        - А что это?
        - Мир, который меня окружает.
        Сашка пристально вгляделся в картину и тихо проговорил:
        - Он страшный.
        - Кто? - не понял Алексей.
        - Мир, который тебя окружает, - пояснил мальчик. - А почему у него в руке нож?
        - У кого? - опять не понял Тенишев.
        - У дяди, который прячется за кустом.
        Тенишев покосился на холст и назидательно произнес:
        - Малыш, на картине нет никакого дяди.
        Мальчишка посмотрел на Алексея удивленно, потом снова устремил взгляд на картину и сказал:
        - Но я его вижу. Дядя хочет сделать тете больно. Ей страшно, и она плачет. - Мальчик нахмурил лоб и деловито изрек: - Думаю, он собирается ее убить.
        Алексей протянул руку и погладил ребенка по голове.
        - Ты хороший мальчик, - задумчиво сказал он, - но у тебя слишком богатое воображение. Либо ты станешь писателем, либо… пациентом своего папы.
        Близнец дернул головой, выскальзывая из-под ладони Тенишева, и с воплем бросился к матери.
        - Мама!
        - Что случилось? - удивленно спросила Наталья.
        - Этот дядя обозвал меня психом!
        Астахова сдвинула брови и строго посмотрела на сына.
        - Не выдумывай.
        - Но он так сказал! Он сказал, что, когда я вырасту, папа будет меня лечить!
        Наталья посмотрела на Тенишева, тот пожал плечами. Женщина снова повернулась к детям.
        - Идите погуляйте на улице. Только не отходите от дома.
        Выпроводив сыновей, она прошла к стене, на которой были развешаны картины Алексея. Пока гостья обозревала холсты, Ольга стояла в дверях мастерской с бокалом
«Мартини» в руке и насмешливо поглядывала на Тенишева.
        - Интересные работы, - констатировала Наталья. - Вот эта мне нравится больше всего. В ней много энергии и ярости. Однако сквозь агрессию проглядывает уязвимость. Вы потратили на нее много времени, правда?
        - Правда, - кивнул Алексей. - А как вы догадались?
        Наталья пожала плечами:
        - Это видно.
        На улице что-то громыхнуло. Наталья подошла к окну и тревожно выглянула наружу.
        - Они разожгли костер, - сообщила она. - Знаете, я, наверное, пойду, пока мои сорванцы не спалили ваш дом. Но я еще приду, ладно? Может быть, я захочу что-то купить. Вы ведь продаете свои работы?
        - Продаю, - ответил Тенишев.
        - Только никто не покупает, - тихо и насмешливо проговорила у него за спиной Ольга.
        Наталья перевела на нее взгляд.
        - Картины Ван Гога и Модильяни тоже не покупали, - сказала она. - Как знать, может, лет через десять полотна Алексея будут стоить миллионы. Нужно спешить, пока они не выросли в цене!
        Женщина улыбнулась, затем распрощалась с Алексеем и Ольгой и покинула дом.
        - Саша! Паша! - донесся с улицы ее звонкий голос.
        Ольга посмотрела на окно и проворковала, цитируя гостью:
        - «В картине много энергии и ярости. Однако сквозь агрессию проглядывает уязвимость». Фу, какая пошлость! Тенишев, надеюсь, ты не купился на эту уловку?
        - Отстань.
        - Похоже, ты ей понравился. Рафинированным барышням из глубинки нравятся хамоватые мужики. Ты здесь будешь пользоваться большим успехом.
        - Я сказал: отвяжись от меня.
        - А то что? Переломаешь мне ноги? - Ольга тихо засмеялась. - Ох, Тенишев, какой же ты жалкий…
        Лицо Алексея окаменело.
        - Что ты сказала? - процедил он сквозь зубы.
        Ольга отхлебнула из бокала и презрительно повторила:
        - Жалкий. Жалкий, бездарный мазила, не приспособленный к жизни. Верка с тобой еще намучается.
        Несколько секунд Алексей стоял, угрюмо глядя на Ольгу, потом шагнул к ней и схватил ее за горло.
        - Держи свой поганый язык за зубами, - яростно пророкотал он, - если не хочешь, чтобы я тебя придушил.
        Оттолкнул от себя Ольгу и отошел к окну. Ольга согнулась, схватилась рукою за горло и закашлялась. На глазах ее выступили слезы.
        - Я… - она закашлялась, но взяла себя в руки. - Я этого не забуду.
        - Чего я и добивался, - буркнул в ответ Алексей.
        Ольга снова закашлялась, но через минуту окончательно пришла в себя. С ненавистью посмотрев на спину Тенишева, она тихо проговорила:
        - Если однажды ты увидишь, как какой-нибудь бродяга бьет тебя ножом, знай: нож в его руку вложила я.
        - Лучше укуси меня, - посоветовал Алексей, прикуривая сигарету. - Твой яд смертоноснее любого ножа.
        Ольга, не ответив ни слова, сгребла костыли, пристроила их под мышками и заковыляла в свою комнату.

12
        Вот уже полтора часа Вера сидела за широким письменным столом и просматривала больничные карты, пристально изучая анамнезы и стараясь запомнить прочитанное.
        Пациент Поташев. Двадцать восемь лет. Замкнутость, вялость, апатия… Трифтазин два раза в день, циклодол три раза в день… Пациента трясет, а в стадии обострения пропадает аппетит, болит голова, спина и возникает острая нехватка воздуха…
        Пациент Галыгин. Тридцать два года. Галлюцинаторно-параноидальная шизофрения… Высказывает бредовые идеи преследования… Прошел курс электросудорожной терапии методом УП. После УП прослеживалась динамика восстановления речи, отмечались изменения речевой активности, особенно голоса и интонации…
        Пациент Липкин. Семьдесят два года. Идиопатическая болезнь Паркинсона в третьей стадии… Двухлетний анамнез нарастающей спутанности сознания… Параноидальные мании и зрительные галлюцинации… В последние два года лечение клозапином и леводопом… Улучшений нет.
        Пациент Ставрогин. Тридцать лет… Затяжная депрессия… Лечение нортриптилином и алпразоламом…
        Пациент Венедиктов. Шестнадцать лет… Параноидальная шизофрения. Прошел лечение поддерживающими препаратами галоперидол и трифтазин… Слуховые галлюцинации исчезли примерно четыре месяца назад… Сейчас принимает респолепт. Из наблюдающихся побочных эффектов - слабость…
        Вера перевела дух и откинулась на спинку стула. В кабинет вошел Шевердук. Прошел к шкафу и принялся искать какие-то бумаги.
        - Иван Федорович, - окликнула его Вера.
        Шевердук обернулся, блеснув стеклами очков:
        - Да?
        - Вчера вечером я познакомилась с доктором Плучеком. Он зашел к нам в гости, и мы устроили что-то вроде небольшого новоселья. Но сегодня я не видела его в клинике.
        - И что?
        - Он очень поздно ушел от нас. Вот я и волнуюсь: не случилось ли с ним чего?
        - Павел Сергеевич уехал сегодня утром, - сказал Шевердук.
        - Уехал?
        Шевердук кивнул:
        - Да. На конференцию. Улетел в Москву утренним рейсом.
        Вера обдумала слова Шевердука и нахмурилась.
        - Странно, вчера вечером доктор и словом не обмолвился о поездке.
        - Вчера вечером он еще не знал, что полетит. Лететь на конференцию должен был я. Но у меня приболела жена, и Черневицкий попросил Плучека заменить меня.
        - Вот в чем дело… - Вера облегченно вздохнула. - Тогда все в порядке. А то я уж было подумала…
        - Что вы подумали? - стекла очков Шевердука мрачно сверкнули.
        Вера смущенно улыбнулась.
        - У вас здесь довольно жуткие места: дубовый лес, болото… Если ночью сбиться с дороги, можно и заблудиться.
        Шевердук пожал плечами:
        - Никогда об этом не думал. Я видел дубовую рощу только при свете дня, и она никогда не казалась мне жуткой. Что касается возможности заблудиться, то, на мой взгляд, это невозможно. Мы все прекрасно ориентируемся в нашей роще.
        Вере нечего было ответить. Шевердук помолчал, а потом проговорил - видимо, затем лишь, чтобы заполнить паузу, от которой обоим стало слегка неуютно:
        - Должно быть, Плучек вам много рассказывал о нашей клинике?
        - Почти ничего, - покачала головой Вера. - Мы больше говорили на общие темы. Вот только на прощание он произнес странную фразу.
        - Какую?
        Вера наморщила лоб, припоминая, и ответила:
        - Что-то насчет того, чтобы я была осторожна.
        - Плучек прав, - согласился Шевердук. - Специфика нашего учреждения такова, что любая неосторожность может стоить нам здоровья и даже жизни. Сегодня утром, беседуя с Часовщиком, вы слишком близко подошли к защитному барьеру, а это могло закончиться плохо. Помните: Часовщик убивал людей голыми руками.
        Иван Федорович отвернулся к шкафу.

«Великану вкалывают столько седативных препаратов, что они могли бы успокоить даже носорога», - подумала Вера, вздохнула и снова углубилась в больничные карты.

13
        Старшая медсестра клиники Жанна Орлова шла по коридору, когда дверь кабинета заведующего приоткрылась и негромкий голос Черневицкого окликнул ее:
        - Жанна Олеговна, зайдите, пожалуйста, ко мне!
        Орлова остановилась, окинула быстрым взглядом коридор и сказала:
        - Хорошо, Игорь Константинович.
        Заведующий распахнул перед ней дверь, и медсестра вошла. Черневицкий прикрыл створку, повернулся к Жанне.
        - Как наша новая сотрудница? - негромко осведомился он.
        - Осваивается, - ответила Жанна и села на белоснежную кушетку.
        Игорь Константинович откинул со лба длинную седую прядь и чуть прищурил черные глаза.
        - Жалоб нет?
        - У нее или у меня? - иронично поинтересовалась Орлова.
        - О ваших жалобах я знаю. А что не нравится ей?
        - Ну… - Жанна пожала плечами. - По-моему, она не слишком довольна своей новой ролью. Девушка привыкла всюду совать свой нос. Но если в институте и в ординатуре ее за подобное любопытство поощряли, то здесь…
        - Да-да, понимаю, - задумчиво кивнул Черневицкий. Ущипнул пальцами свою черную, как смоль, бородку и усмехнулся. - На первых порах наши правила сильно раздражают. Тем более что Вера Арнгольц - девушка деятельная, пытливая и энергичная. Но именно за эти качества мы ее и взяли.
        - Тогда вы знали, на что шли, - снова пожала плечами Жанна.
        Игорь Константинович вышел из задумчивости, шагнул к Жанне вплотную, окинул взглядом ее красивое лицо и вдруг обнял.
        - Игорь Константинович, вы не заперли дверь, - Жанна мягко отстранилась.
        - Правда? - заведующий нахмурился. - А мне показалось, что запер.
        Он выпустил медсестру из объятий, прошел к двери и щелкнул замком. Потом вернулся к Жанне и снова обнял ее. Теперь она уже не сопротивлялась. Под его нажимом Жанна легла на кушетку.
        - Игорь, когда-нибудь нас застукают, - с улыбкой проговорила она, поеживаясь под его поцелуями. - И тогда тебе придется развестись с женой.
        Черневицкий быстро расстегнул халат Жанны.
        - Не нагнетай, - буркнул мужчина. - Все будет хорошо.
        - Мне не нравится эта девушка, - сказала свое мнение Жанна и, тихонько застонав, закусила губу.
        - Почему? - продолжая раздевать Жанну, спросил Черневицкий.
        - Она… слишком самостоятельна и упряма.
        - Она - лучшее, что мы смогли найти, - согласился Черневицкий.
        Жанна тихо вскрикнула и запрокинула голову. Дыхание ее стало хриплым.
        - И все-таки… она мне не нравится, - проговорила Жанна, не открывая глаз.
        - Не забивай себе голову, - тяжело дыша, пробормотал Игорь Константинович.
        Пару минут они не разговаривали. Потом Черневицкий отпрянул от кушетки и неторопливо застегнул брючный ремень. Лицо его раскраснелось и взмокло от пота. Длинные седые волосы упали на глаза.
        - Присматривай за ней, - распорядился Черневицкий. - Наша новенькая - очень перспективный сотрудник, и я не намерен ее терять.
        Жанна поднялась с кушетки, стала приводить в порядок одежду.
        - Боишься, что с ней произойдет несчастный случай? - с легкой усмешкой осведомилась она.
        - Арнгольц слишком умна для этого, - сухо сказал Игорь Константинович.
        - С умными людьми тоже происходят неприятности, - Жанна подтянула колготки и оправила полы халата. - Мы увидимся вечером?
        Черневицкий подошел к раковине и открыл кран.
        - Нет, - коротко обронил он, намыливая руки бактерицидным мылом. - Сегодня я уеду домой пораньше.
        Жанна посмотрела, как тщательно он моет руки. «Словно после собаки», - подумала она. А вслух сказала:
        - Жаль. Знаешь, иногда меня так и подмывает рассказать кому-нибудь о нашей связи.
        Черневицкий остановился, повернул голову и посмотрел на нее тяжелым взглядом. Жанна добродушно улыбнулась:
        - Не волнуйтесь, Игорь Константинович, это всего лишь шутка. Я знаю свое место и очень дорожу своей работой. К тому же я прекрасно понимаю: всем, что у меня есть, я обязана вам.
        Заведующий снова подставил намыленные руки под струю теплой воды.
        - Ты не забываешь принимать лекарство? - спросил он.
        Жанна покачала головой:
        - Нет.
        - Молодец, - Черневицкий закрутил кран и стал неторопливо и тщательно вытирать руки белоснежным полотенцем. - Помни: это не просто лекарство, это твоя жизнь. Пропустишь хотя бы день - опять вернешься в клинику в качестве пациентки.
        - Игорь Константинович, я все помню, - Жанна подошла к Черневицкому, подняла руку и коснулась пальцами его щеки. - Ты такой милый…
        Игорь Константинович отдернул голову и недовольно проговорил:
        - Ну-ну-ну. Оставь это.
        Жанна вздохнула и опустила руку.
        - Да, моя «пятиминутка» истекла. С двенадцатым ударом часов карета превращается в тыкву, а прекрасные кони - в омерзительных крыс. Я свободна?
        - Да. Можешь идти.
        Жанна повернулась к двери.
        - Еще одна просьба, - сказал ей вслед Черневицкий. - Последи, пожалуйста, за Антоном. В последнее время он совсем распоясался.
        - Я-то послежу, но что с того? Антон - сын Аллы Львовны. Он здесь как наследник императрицы. У него даже есть ключ от аппаратной.
        Черневицкий поморщился. Ключ от аппаратной был чем-то вроде атрибута верховной власти. Всего в клинике имелось три ключа. Один - у Игоря Константиновича, второй - у Аллы Львовны. А третий Сташевская вручила сыну. И довольно прозрачно намекнула Черневицкому, что хотела бы видеть своего отпрыска его заместителем. Пока Игорь Константинович успешно отбивался от такой чести, но с каждым разом делать это было все труднее.
        - И все же последи, - холодно и неприязненно проговорил Черневицкий. - Наследников тоже смещают. А иногда им даже отрубают головы.
        Жанна повернулась и пристально посмотрела на заведующего.
        - Это шутка, - сказал он без тени улыбки. - Просто шутка. Иди.
        Жанна вышла из кабинета.
        Глава 2
        Что-то в роще

1
        Постепенно Вера втягивалась в работу. Но чем больше втягивалась, тем сильнее ее беспокоило собственное положение. Коллеги общались с ней вежливо, даже предупредительно. Однако Вера чувствовала, что, беседуя с ней, они тщательно следят за своими словами. Иногда, начав говорить что-то, они вдруг вздрагивали и замолкали на полуслове.
        Время от времени какого-нибудь пациента, пристегнутого ремнями к каталке, отвозили в лабораторию, которая находилась в подвале. Вере вход туда был строго воспрещен. Пытаясь «прощупать почву» наводящими вопросами, девушка натыкалась на холодноватые или тревожные взгляды, которые как бы говорили ей: это не подлежит обсуждению.
        За всем происходящим скрывалась какая-то тайна, которую необходимо было разгадать.
        Вера с нетерпением ждала возвращения Плучека. Ей почему-то казалось, что он, в отличие от других коллег, будет с ней более откровенным. В тот вечер накануне его отъезда между ними возникло что-то вроде душевной близости. Вера кляла себя за то, что упустила шанс сразу поговорить с коллегой по душам.
        Однажды она как бы невзначай поинтересовалась у Черневицкого, когда же приедет Плучек. А заведующий довольно ловко ушел от ответа, заведя разговор о ее последней статье в «Медицинском вестнике». Скрытность Черневицкого еще больше распалила Верино любопытство.
        У нее было несколько пациентов. Самым интересным, безусловно, был Часовщик. Он по-прежнему не произносил ни слова, но Вере почему-то казалось, что ей удастся растопить эту «ледяную глыбу». Выражаясь фигурально, она чувствовала, что под толстым слоем гранита и льда все же скрывается человеческое сердце, и преисполнилась решимости достучаться до него.
        Интересовал ее и другой пациент - Евгений Осадчий. Шевердук был прав, когда сказал, что тот - чертовски обаятельный парень. Вера не могла забыть его манеры улыбаться - вежливо, открыто, приветливо. Не могла забыть длинных ресниц и мягкого, интеллигентного голоса молодого человека. Даже его легкое заикание казалось ей невероятно симпатичным.
        К тому же Осадчего окружала тайна. Его больничная карта хранилась в сейфе у заведующего, и Вера готова была отдать год жизни за то, чтобы хоть одним глазком заглянуть в нее. Какие невероятные ужасы описаны в анамнезе? А вдруг Осадчий - серийный убийца? Или страшный насильник? А может быть, этот обаятельный, симпатичный парень готовил покушение на президента?
        Вопросов было много, ответов - ни одного.
        Однажды Вера, посчитав, что может уже претендовать на некую доверительность в отношениях, попросила Шевердука устроить ей еще одну встречу с Осадчим. Однако на сей раз шантаж не сработал, и Шевердук ответил ей резко и грубо:
        - Вера Сергеевна, ваша настойчивость может погубить вашу карьеру. Если вы не остановитесь, я буду вынужден этому поспособствовать.
        Девушка поняла намек и лишь виновато улыбнулась в ответ. Но пару дней спустя все же нашла способ встретиться со странным пациентом.
        В то утро она столкнулась с двумя охранниками, которые везли по коридору каталку, на ней лежал Осадчий. Приподняв голову, парень посмотрел на нее полным страдания взглядом и слегка шевельнул губами. Вера готова была поклясться, что он пробормотал: «Помогите». И тогда смутные подозрения, терзавшие душу Веры, оформились во вполне определенную мысль. Что, если эксперименты, инициированные Черневицким, незаконны? Что, если в подвале клиники на пациентах опробуют запрещенные лекарственные препараты, блокирующие агрессию, но вместе с ней и саму волю к жизни?
        Если все обстоит так, то феномен Часовщика имеет объяснение. И дело тут вовсе не в седативных препаратах - его просто превратили в «овощ». Или, говоря точнее, в безвольную, нерефлексирующую и ничего не чувствующую каменную глыбу.
        Последующие два часа Веру преследовало видение - измученное лицо Евгения Осадчего и его исполненный мольбы взгляд. На исходе второго часа она решилась на должностное преступление.
        Дело в том, что перед тем, как уйти на обеденный перерыв, Шевердук всегда снимал свой врачебный халат и вешал на спинку стула в ординаторской, и Вера решила воспользоваться оплошностью своего наставника. Улучив момент, она вынула из кармана халата пластиковый ключ от палаты Осадчего и минуту спустя была там.
        Завидев Веру, Осадчий приподнялся на кровати и, обессиленно улыбнувшись, пробормотал:
        - Я знал, что вы еще придете.
        Вера села на стул, покосилась на дверь и спросила:
        - За что вас сюда привезли? Что вы натворили?
        - Я…
        - Только говорите быстро. У нас мало времени.
        - Понимаю, - кивнул Евгений. - Я сделал то, что д-должен был сделать.
        Вера посмотрела на него с сомнением.
        - Я полюбил девушку, - продолжил Евгений. - Но у нее уже был жених. Студент МГИМО, сын очень б-богатого человека. Однажды я увидел, как грубо он с ней разговаривает, и вмешался. Я хотел заступиться за нее, а он… Он влепил ей п-пощечину.
        Евгений облизнул кончиком языка пересохшие от волнения губы.
        - И она бросила его. Мы с ней стали друзьями. А затем, когда она узнала меня п-получше, полюбила меня. Вы мне верите?
        - Верю ли я в то, что вас можно полюбить? - Вера усмехнулась. - Почему бы нет? Вы славный парень. Что было потом?
        - Потом… - Евгений вновь облизнул губы и с трудом договорил: - Потом они ее изнасиловали. Тот студент и его друг. Я должен был отомстить.
        - Вы их…
        - Я их убил, - сказал Евгений, устремив на Веру блестящие от слез глаза. - Выследил по одному и убил. Один ударился г-головой о бордюр тротуара во время драки, все получилось почти случайно. Но второго я убил вполне осознанно. Суд присяжных оправдал меня, но п-после кассационной жалобы меня судили снова и признали невменяемым.
        - Вы хорошо помните своего отца? - спросила Вера, внимательно глядя Осадчему в глаза.
        Тот вытер рукавом рубашки потный лоб и едва заметно усмехнулся.
        - Вы хотите узнать, помню ли я, как он убил мою мать? Д-да, я все помню.
        - Но почему тогда делаете вид, что не помните?
        - Потому что ваши коллеги считают меня с-сумасшедшим. При всем желании я не смогу их разубедить.
        Вера снова покосилась на дверь, приблизила свое лицо к лицу Осадчего и тихо спросила:
        - Что с вами делали в лаборатории?
        Евгений мучительно поморщился.
        - Мне ввели в вену какой-то п-препарат. Это было страшно.
        - Вам было больно?
        - Очень! И еще - у меня были г-галлюцинации. Страшные галлюцинации, - голос Евгения дрогнул. Парень вскинул руки к лицу и потер пальцами виски.
        - Такое с вами часто случается? - осведомилась, продолжая его разглядывать, Вера.
        Евгений покачал головой:
        - Нет. Только в лаборатории… после т-того, как мне делают инъекцию.
        - Хотите сказать, что галлюцинации вызывают у вас искусственно?
        Евгений улыбнулся - беспомощно, растерянно.
        - Хотел бы я, чтобы это было не так, - молодой человек снова с усилием потер пальцами виски. На его лбу выступили капли пота, пальцы подрагивали. - Когда за мной п-приходят, чтобы отвезти в лабораторию, меня начинает бить дрожь. Раньше я пытался сопротивляться… и тогда меня просто б-били.
        Черты лица Веры стали резкими, на лбу прорезались едва заметные морщинки.
        - Но так не может быть, - четко и спокойно сказала она. - Информация об истязании больных обязательно бы просочилась. Подобные вещи не остаются безнаказанными.
        Осадчий кивнул и с горечью произнес:
        - Она г-говорила то же самое.
        - Кто?
        - Девушка, которая была до вас.
        Вера замерла.
        - Вы говорите о девушке-враче?
        Он кивнул:
        - Да. Ее звали Вероника. Вероника Холодова. Мы пару раз с ней б-беседовали. Но недолго. Она сказала… - Евгений вновь мучительно поморщился. - Она сказала, что хочет п-помочь. А потом… потом просто исчезла. Я спрашивал у Ивана Федоровича, и доктор сказал, что она уволилась. - Евгений посмотрел Вере в глаза и тихо спросил: - Она правда уволилась?
        - А у вас есть основания сомневаться в этом?
        Он отрицательно качнул головой:
        - Нет. К-конечно, нет. Но когда мы с ней встречались в последний раз, мне почему-то показалось, что ей грозит беда.
        - Какая беда? - насторожилась Вера. - Откуда?
        Но ответить Осадчий не успел. Дверь за спиной Веры открылась, и суровый голос резко проговорил:
        - Что вы здесь делаете?
        Вера обернулась и сухо ответила:
        - Я беседую с пациентом.
        Очки Шевердука яростно сверкнули.
        - У вас нет допуска, - отчеканил он. - Вы не имеете права тут находиться.
        - Я врач.
        - Выйдите из палаты! Быстро!
        Вера поднялась со стула. Евгений коснулся ее руки и тихо спросил:
        - Мы еще увидимся?
        - Быстро! - повторил Шевердук.
        Вера вышла из палаты. Шевердук вышел за ней следом и протянул руку:
        - Дайте ключ!
        Вера вложила ключ в протянутую ладонь. Иван Федорович закрыл дверь на замок и повернулся к Вере. Он хотел сказать что-то гневное, но Вера опередила его:
        - Почему этого пациента держат в одиночной палате? - спросила она.
        - Потому что он опасен, - последовал ответ.
        Однако Вера не считала вопрос закрытым.
        - Вы же сами говорили, что у него стойкая рецессия, - напомнила она. - «Никакой агрессии. Устойчивый эмоциональный фон». Вот ваши собственные слова!
        Шевердук набычил голову и прорычал:
        - Я не заведую клиникой! Все, что я могу, это дать врачебные рекомендации!
        - Кто распорядился, чтобы его держали в одиночной палате? Черневицкий?
        - Вера Сергеевна, вы…
        - Что за исследования проводятся в лаборатории?
        Шевердук слегка опешил от такого напора. Он приготовился к нападению и никак не ожидал, что придется обороняться самому.
        - Пока вы на испытательном сроке, вы не имеете права принимать в них участия! - сказал он дрогнувшим голосом. - Нужен специальный допуск.
        - У вас он есть?
        - Да. У меня он есть.
        - Тогда расскажите мне!
        - Но я не имею права.
        Вера перевела дух и собралась продолжить допрос, но Шевердук уже взял себя в руки.
        - Послушайте, милая… - резко заговорил он и шагнул к Вере, нависнув над ней черной тенью. - Вы не в доме отдыха. Здесь клиника. Медицинское учреждение, в котором проводится сложная и очень важная исследовательская работа. Когда вы приехали сюда, вам объяснили, как себя вести. Вы приняли условия. Не думал, что мне придется напоминать вам об этом!
        - Я… - Вера, поняв, что больше не сможет блефовать и делать хорошую мину при плохой игре, отвела взгляд. - Я виновата. Вы правы, а я… я просто погорячилась. Никак не могу привыкнуть к своему положению.
        Шевердук по-прежнему смотрел на Веру исподлобья, но взгляд его слегка смягчился.
        - Вам нужно подождать всего пару недель, - пояснил доктор. - Наберитесь терпения. Поверьте, впереди вас ждет очень интересная работа.
        - Да, вы правы, - Вера взглянула собеседнику в глаза - робко, виновато. И улыбнулась. - Придется наступить на горло собственной песне. Но я справлюсь.
        Шевердук несколько секунд стоял молча. Было видно, что он не привык к таким ситуациям и чувствовал себя неуютно. Наконец, он повернулся, чтобы уйти, но вдруг остановился и снова посмотрел на Веру.
        - Уже поздно, - прогудел он. - Хотите, провожу вас до дома?

2
        Когда Вера вошла в комнату, Алексей сидел в кресле с журналом в руках. На столике перед ним стоял стакан с виски. Услышав шаги жены, Тенишев отложил журнал, взглянул на Веру и сказал:
        - Ты сегодня поздно.
        - Да, так получилось.
        Остановившись возле кресла, Вера наклонилась и поцеловала мужа в щеку.
        - Суматошный был вечер. Как ты провел день? Работал?
        - Да, - кивнул Алексей, - немного. Часа полтора работал на пленэре.
        - Серьезно? - Вера взяла со столика стакан мужа, отпила немного и наморщила нос. - Как ты только пьешь эту гадость? По мне, самогонка и то вкуснее.
        - А ты пила самогонку?
        - Нет, но уверена, что она приятнее, чем твое пойло. Так, значит, ты работал на пленэре? Не думала, что ты на такое способен.
        Тенишев хмыкнул.
        - Между прочим, я бываю на пленэре уже несколько дней.
        - Правда? - Вера удивленно приподняла брови. - А почему я не знала?
        - Вероятно, потому, что тебе это не очень интересно, - ответил Алексей.
        - Глупости. Мне интересно все, что ты делаешь, - Вера взглянула на стоящий у окна мольберт. - Новая работа?
        - Угу.
        - Можно посмотреть?
        Тенишев покачал головой:
        - Нет. Ты же знаешь, я не люблю, когда кто-то смотрит на незавершенное полотно.
        - Жаль. Мне всегда хочется посмотреть, как ты работаешь.
        - Ты уже видела. И даже сама позировала пару раз. Кстати, а не повторить ли нам?
        Вера шлепнула мужа ладошкой по макушке:
        - Ты же знаешь, чем это обычно заканчивается!
        - Страстным актом любви?
        - Вот именно. А я сейчас дама солидная и обстоятельная, секс на скорую руку уже не для меня, - Вера села рядом с мужем и обвила его шею руками. - И все-таки я бы хотела посмотреть, как ты работаешь. На то, как на холсте появляются новые краски, новые линии… - Вера зевнула. - Ой, извини. Набегалась сегодня на работе.
        Алексей покосился на нее и насмешливо спросил:
        - Что, психи попались буйные?
        - Наоборот. Куча убийц и насильников, а ведут себя смирнее мышат.
        Алексей отпил из стакана и почмокал губами.
        - Так ведь, наверное, хорошо, что они тихие?
        - Да, но это странно, - Вера потерлась щекой о мягкие волосы мужа. - Такое ощущение, что я попала в монастырь, а не в психиатрическую клинику. Самый страшный преступник сидит круглые сутки за столом и ремонтирует часы. Представляешь?
        Алексей усмехнулся.
        - Отнеси ему мою старую «Омегу». Может, починит.
        - Починит, - кивнула Вера. - Только перед этим оторвет от циферблата стрелки.
        - Зачем? - вскинул брови Алексей.
        - Затем, что все-таки он психопат, а не монах, - Вера подавила очередной зевок и выпрямилась. - У нас есть что-нибудь поесть?
        - Не знаю. Что-то, разумеется, было, если твоя сестренка не подчистила.
        - Лешка, ты опять? - нахмурилась Вера.
        - А я что… я ничего… - усмехнулся Тенишев. - Ты же знаешь, она меня почти не раздражает. По крайней мере, пока молчит. Слушай, а может, мне каждое утро заклеивать ей рот скотчем?
        - Алексей!
        - Или клеем. Кажется, в кладовке у нас еще остался «Момент»?
        - Тенишев, заткнись!
        - Можно, конечно, воспользоваться иголкой и нитками, - продолжил развивать приятную мысль Алексей.
        - Ну все, мое терпение лопнуло! - сердито проговорила Вера и вскочила с кресла. - Ты отлучен от моего тела на двое суток!
        - Только не это! - с напускным ужасом воскликнул Алексей. - Лучше оставь меня без сладкого. Хотя… - Он сделал вид, что размышляет. - Тут, пожалуй, еще стоит подумать…
        - Балбес! - буркнула Вера, отвесила мужу подзатыльник и зашагала на кухню.
        Тенишев тихо рассмеялся и снова взялся за журнал.
        На кухне Вера открыла холодильник и достала пакет сока. Потом нашла кусок засохшего сыра и горбушку хлеба. Сделав бутерброд, принялась жевать черствый хлеб, запивая его соком. Эх, как было бы здорово сейчас съесть горячую котлету с картофельным пюре… Или кусок копченой курицы с черным ароматным хлебом… Но холодильник был пуст так же, как и месяц назад, когда супруги были еще нищими.
        Конечно, Алексей сидел дома. А ведь мог бы найти время и съездить в магазин за продуктами. Но сказать ему об этом Вера боялась. Тенишев - художник. Натура нервная и чувствительная. Он воспримет ее слова в штыки, раскричится.
        - «То, что я сижу дома, еще не значит, что у меня есть свободное время! - пробормотала Вера вслух с усмешкой, передразнивая манеру мужа. И продолжила в том же духе: - Я пашу, как папа Карло, чтобы мы когда-нибудь смогли зажить по-человечески!»
        А потом Алексей обидится и будет молчать два или три дня. А Вера станет подходить к нему каждые пять минут и виновато бормотать: «Тенишев, ну не дуйся. Я дура, ты же знаешь». Но он будет отворачиваться с видом человека, которому плюнули в душу.
        Ох-хо-хо… Как же с ними трудно, с этими мужиками…
        Вера доела бутерброд, убрала сок в холодильник и вздохнула. В воскресенье она сядет в машину и поедет на рынок. Нужно будет накупить еды на всю неделю. Или даже на две: Черневицкий говорил, что врачам часто приходится работать по выходным. А с первой получки надо купить большой холодильник с огромной морозильной камерой. Тогда можно делать запас еды сразу на целый месяц, и холодильник всегда будет полон.
        Мысль о замороженных овощах и о замороженном мясе заставила Веру воспрянуть духом. Все отлично. Главное, что теперь у них есть деньги. А когда-нибудь… пусть не сейчас, пусть через год… картины Лешки станут пользоваться успехом. Критики оценят их по достоинству и объяснят все коллекционерам. А тем только дай сигнал: они тут же набросятся на картины Алексея Тенишева, как голодные псы на свежее мясо.
        Нужно только чуть-чуть потерпеть. Критики долго раскачиваются. Вот, к примеру, Винсент Ван Гог, - уж на что был гений, но и тот продал за свою жизнь всего одну картину. А Модильяни? Так и умер нищим. Зато всего через пару лет его картины стоили тысячи!
        Тут Вера себя осадила: картины Модильяни стоили тысячи, но сам-то Модильяни был уже мертв. И его жена, кажется, тоже. Вроде она, узнав о смерти мужа, выбросилась из окна.
        Вера передернула плечами, посмотрела на темное окно и усмехнулась - слава богу, здесь первый этаж.
        За спиной послышались легкие шаги. Наверное, Лешка опять ходит по дому босой. А полы-то пока голые, ковры еще не привезли. Не простыл бы… Шаги стихли, и Вера почувствовала на шее прохладное дыхание. Улыбнулась: супруг пришел просить прощения. Но нет, сразу она не сдастся, пусть он сперва помучается. И, кажется, Лешка опять перестал чистить на ночь зубы. Какие же все-таки они поросята, мужики…
        На плечи ей легли тяжелые руки.
        - Леш, не сейчас, - сказала Вера. - Я еще на тебя обижена.
        Искушение повернуться к нему и подставить губы под поцелуй было слишком сильным, но Вера сдержалась. Она дернула плечами, сбрасывая его руки, и направилась к двери.
        А войдя в гостиную, остановилась как вкопанная и изумленно уставилась на мужа. Тот сидел в кресле, закинув ногу на ногу, с журналом в одной руке и со стаканом в другой.
        - Леш… - хрипло проговорила Вера.
        Тенишев опустил журнал, откликнулся:
        - Чего? - увидел изумленное лицо жены, спросил: - Что с тобой?
        - Ты сейчас был на кухне?
        Он покачал головой:
        - Нет. Я сидел здесь и ждал, когда ты вернешься. А что?
        По спине Веры пробежала холодная волна. Девушка оглянулась на темный прямоугольник дверного проема и судорожно сглотнула слюну.
        - А кто входил за мной на кухню? - спросила она севшим голосом.
        - Никто. Да что случилось-то? Верка, на тебе лица нет!
        Вера стала пятиться от кухонной двери, не отводя от нее оцепеневшего взгляда. Поняв: что-то не так, - Алексей вскочил с кресла и быстро подошел к жене.
        - Что? - спросил он. - Что там?
        Вера продолжала молча пятиться от двери. Алексей схватил ее за плечи, чтобы встряхнуть, но она вскрикнула и отскочила от него. Несколько секунд таращилась на мужа так, будто увидела привидение, затем ткнула пальцем в сторону кухни и придушенно прошептала:
        - Там кто-то есть!
        Тенишев сжал кулаки и двинулся к кухне. Вера стояла на месте, словно превратившись в каменное изваяние.
        Алексей вошел на кухню и включил свет.
        - Что там? - взволнованно спросила Вера.
        - Пусто! Слушай… - голос его зазвучал насмешливо, - а чем тут так пахнет? Ты что, пукнула от страха?
        - Дурак!
        - Да ладно, с любым может случиться… - Алексей хихикнул.
        Вера опасливо вошла на кухню.
        - Смотри! - воскликнула она и указала пальцем на пол.
        На линолеуме отчетливо виднелся мокрый отпечаток босой ступни. И он исчезал прямо на глазах. Через несколько секунд исчез полностью. Вера подняла взгляд на мужа.
        - Ты видел?
        - Что?
        - След!
        - Я видел мокрое пятно. И оно уже высохло.
        - Говорю тебе: это был след! След босой ступни!
        Алексей посмотрел на жену с сочувствием.
        - Арнгольц, - заговорил он таким тоном, каким взрослые обращаются с детьми, - работа с сумасшедшими явно не идет тебе на пользу. Выпей стакан теплого молока и ложись спать. Хочешь, я расскажу тебе сказку на ночь? Я знаю много сказок про привидений.
        Вера сцепила зубы.
        - Ты кретин, - сказала она супругу холодно и неприязненно. - И шутки у тебя кретинские.
        Повернулась и вышла из кухни. Тенишев проводил жену удивленным взглядом, поскреб пятерней в затылке и, пожав плечами, проворчал:
        - А что я такого сказал?
        В ту ночь они не занимались любовью. Улегшись в постель, Вера сразу отвернулась к стене. Алексей, чувствуя себя виноватым (хотя и не понимая, почему), сделал попытку примирения, коснулся пальцами ее теплого голого плеча, но она лишь недовольно произнесла:
        - Леш, я устала и хочу спать.
        Он убрал руку и опустил затылок на подушку. Ну и ладно. Не очень-то и хотелось.
        В душе Алексея зрела обида. В последнее время Верка стала невыносима. Подумаешь - психиатр! Наверное, решила, что на ее чертовой работе свет клином сошелся! Еще немного, и объявит его бездельником. Он уже не раз замечал, с каким пренебрежением жена смотрит на его картины. Скользнет взглядом, улыбнется, скажет что-нибудь пустое и банальное и - опять за свои психиатрические книги.
        Тенишев заерзал в постели, распаляя себя все больше и больше.
        Да еще в доме эта стерва на костылях! Какого черта Верка привезла ее сюда? Она больна и беспомощна? Прекрасно! Пусть нанимает себе сиделку или отправляется в какой-нибудь дом инвалидов. Наверняка такие есть.
        Алексей услышал спокойное, ровное дыхание жены. Надо же, уснула. Ну и нервы! А ему теперь ворочаться всю ночь… Такие вот они, женщины! Наплюют мужику в душу и - на боковую. Сами спокойно посапывают во сне, а мужик мучается. Стоит ли после этого удивляться, что они живут дольше мужчин?
        Тенишев приподнял голову, перевернул подушку, яростно взбил ее и опустился на прохладную льняную ткань небритой щекой. Ему хотелось подольше посмаковать обиду, но усталость взяла свое.

«Точно до утра промучаюсь бессонницей», - обиженно подумал Алексей, устроился на подушке поудобнее, зевнул и через минуту уснул крепким сном младенца.

3
        Был один из тех сентябрьских дней, когда солнце светит еще жарко, а ветер дует холодный и пронизывающий, когда на солнце лето, а в тени - поздняя осень.
        Мужчины водрузили посреди поляны несколько мангалов и жаровен и принялись разжигать угли. Женщины стали вытаскивать из сумок банки и пакеты с сосисками, свиными ребрышками и мясом. Вскоре все это великолепие было разложено на решетках, и через несколько минут от мангалов пополз сизый дымок, разнося по поляне дразнящий, аппетитный аромат жаренного на углях мяса.
        Коллеги, облаченные в «штатскую» одежду, вели себя с Верой вежливо и даже предупредительно, но она, как каждый новичок, чувствовала себя немного чужой. Как ни странно, присутствие мужа сглаживало это ощущение. Алексей всегда легко сходился с людьми. Вот и сейчас уже через пятнадцать минут он общался с коллегами Веры и их супругами так, словно жил с ними бок о бок всю жизнь.
        Сказывалась светская «закалка» и сотни ночей, проведенных в клубах, где каждый знал каждого, а если не знал, то готов был тут же познакомиться и подружиться. В ночных клубах людей объединяют выпивка, музыка и кокаин. На пикнике Алексею достаточно было двух бокалов вина, чтобы почувствовать себя «своим среди чужих».
        Вера с удивлением наблюдала за тем, как Алексей с пластиковым стаканчиком в руке пытается что-то доказать угрюмому Шевердуку. А тот, чуть набычившись, отрицательно качал головой и, в свою очередь, высказывал Алексею свои контрдоводы с жаром, которого Вера в докторе до сих пор не наблюдала.
        И она почувствовала, что гордится мужем. Все-таки хорошо, что хотя бы один из них может быть таким общительным и обаятельным.
        Возле мангала хлопотал красавец Астахов. Тимур Альбертович был в замшевой куртке с меховым воротником, а на голове у него красовалась белая спортивная шапочка. Его жена, рыжеволосая женщина с усталым лицом, стояла рядом и с тревогой поглядывала на двух мальчиков-близнецов, сооружавших на полянке хижину.
        Старшая медсестра Жанна Орлова, весело переговариваясь с Черневицким, следила за жарящимся на решетке мясом.
        Вера хотела подойти к ней, но на ее пути вырос Антон Сташевский, тот самый вертлявый блондин, которому Шевердук влепил пощечину во дворе клиники.
        Подскочив к Вере, молодой человек быстро проговорил:
        - Повезло нам сегодня с погодой, правда?
        - Э-э… - Вера несколько растерялась. - Да. Наверное.
        - До сих пор у нас с вами не было времени толком пообщаться, - с улыбкой сказал Сташевский. - У меня даже не было возможности поцеловать вам руку. Позвольте, я сделаю это сейчас.
        Он схватил Верину руку и порывисто поднес ее к губам. Вера неприятно поразилась тому, какими вялыми и влажными оказались у него пальцы.
        Сташевский был худ, но необычайно подвижен. Казалось, все его тощее тело состоит из шарниров и шестеренок.
        - Вы, наверное, уже в курсе, что Алла Львовна - моя мать? - выпалил он, внимательно наблюдая за реакцией Веры. - Я тут что-то вроде принца, которому никогда не стать королем. Маму все боятся, а меня пока нет. Люди не верят, что я когда-нибудь стану хозяином клиники, и я их понимаю. Глядя на меня, в это действительно трудно поверить.
        - Ну почему же… - Вера улыбнулась. - А вы…
        - Кстати, у вас очень красивое пальто, - сказал Антон, обежав быстрым, цепким взглядом фигуру Веры.
        - Что вы, оно очень старое, - возразила Вера, чуть смутившись. - Обычно на пикник надевают что попроще, а тут… Я не думала, что здесь все будут такие нарядные.
        Сташевский покосился на суетящихся возле костра коллег, усмехнулся, потом слегка наклонился к Вере и тихо проговорил ей на ухо:
        - Уверяю вас, вы выглядите эффектнее, чем все они, вместе взятые. В отличие от них, у вас есть стиль!
        Вера улыбнулась:
        - Говорите-говорите, мне так приятно вас слушать.
        На самом деле слушать вертлявого лиса Вере не доставляло никакого удовольствия. Непонятно почему, но с самого момента своего появления он стал раздражать девушку. Было в нем что-то неприятное - в манере, в голосе, в каком-то непонятном подтексте, который молодой человек, казалось, вкладывал в каждое слово.
        Сташевский, ободренный словами Веры, широко улыбнулся и хотел еще что-то сказать, но тут к Вере с пластиковым стаканчиком в руке подошел Тенишев. Вера обрадовалась появлению мужа.
        - Познакомьтесь - мой муж Алексей! - представила она.
        Сташевский окинул Алексея таким же быстрым цепким взглядом и сказал:
        - Очень приятно! - затем протянул Тенишеву худую, влажную ладонь и назвал свое имя. - А мы как раз говорили о том, что ваша жена тут - самая стильная и красивая.
        - Да, - согласился Алексей. - Мне повезло.
        - Будь у меня такая жена, я бы ни за что не позволил ей работать, - заявил Сташевский. - Запер бы ее дома и одевал в шелка и меха. Даже посуду бы ей мыть не позволил.
        Вера покосилась на мужа - на лице того не дрогнул ни один мускул.
        - А вы, простите, кем работаете? - осведомился Сташевский.
        - Я художник, - ответил Алексей.
        Молодой врач вскинул брови и удивленно улыбнулся:
        - И что, этим можно заработать на жизнь?
        - Можно, если постараться. - Алексей отхлебнул из стаканчика и добавил невозмутимо: - И если повезет.
        - Не сомневаюсь, что вы стараетесь, - с улыбочкой проговорил Сташевский. - Но везет ли вам?
        Вера заметила, что по лицу мужа пробежала тень. Тенишев хотел ответить, но она, опасаясь, как бы Алексей не сорвался, не дала ему раскрыть рот. Быстро спросила у Сташевского:
        - Вы давно работаете в клинике?
        - Нет, не очень, - ответил тот. Задумался на секунду и добавил: - Года полтора, не больше.
        - И как вам ваша работа?
        - Ну… - Сташевский пожал тощими плечами. - Мне кажется, клиника слишком много внимания уделяет исследовательской работе. А по-моему, нужно делать упор на лечебный процесс. Получать деньги с богатых пациентов выгоднее, чем клянчить у фондов гранты на исследования. И вообще, лечить психов - дело неблагодарное. Если вы спросите меня, то я вам прямо скажу: вылечить психопата невозможно. Вы выпустите его из клиники, а через полгода, максимум через год, у него снова поедет крыша. И хорошо еще, если он никого не убьет! Будь я на месте Черневицкого, я бы…
        Он вдруг остановился, будто потерял нить своих рассуждений, и нерешительно взглянул сперва на Веру, затем на Алексея. Потом улыбнулся как-то странно - робко и в то же время двусмысленно - и, поднеся к губам стакан, отпил небольшой глоток.
        - Дружище, - заговорил тогда Алексей, - а может, вам вообще сменить работу?
        - Что? - не понял Сташевский.
        - Я говорю: может быть, вам переквалифицироваться в управдомы? Такому энергичному парню, как вы, там будет самое место.
        Несколько секунд Сташевский изумленно смотрел на Тенишева, потом вдруг улыбнулся и кивнул:
        - А, я понял: это шутка!
        Сташевский допил стакан и поставил его на столик. Затем, достав из кармана куртки шелковый платок, тщательно вытер губы, после чего с улыбкой взглянул на Тенишева:
        - Алексей, могу я задать вам пикантный вопрос?
        - Валяйте, - разрешил тот.
        - Я где-то читал, что художники для того, чтобы писать хорошие картины, должны постоянно себя чем-нибудь стимулировать. Ну там алкоголь, наркотики… Как с этим у вас?
        - Вы хотите знать, есть ли у меня стимул? - Алексей улыбнулся и обнял Веру за талию. - Вот мой стимул, - сказал он и нежно поцеловал жену в щеку. - Устраивает вас такой ответ?
        - Вполне, - кивнул Сташевский. - Будь у меня такой стимул, я бы тоже стал художником. - Молодой человек хихикнул и лукаво добавил: - Тем более что Вера имеет допуск к лекарствам. О, а вот и Катя Шевердук! Договорим позже, ладно?
        И он двинулся к мангалу, возле которого в окружении мужчин стояла девушка в белой меховой шубке, с черными волосами, стриженными а-ля Мирей Матье.
        Тенишев проводил его хмурым взглядом, потом повернулся к Вере и небрежно осведомился:
        - У вас в клинике все такие придурки?
        - Угу, - кивнула она. - Хочешь, и тебя возьмем? На полставки?
        - Спасибо, мне и своего дурдома хватает. Слушай, пойдем прогуляемся, а?
        - Вообще-то я хотела поговорить с заведующим.
        - Ну, как хочешь, - он взглянул на брюнетку, кокетничающую у мангала со всеми мужчинами сразу, и вдруг спросил: - Слушай, а кто она такая, Катя Шевердук? Дочка твоего наставника?
        Вера посмотрела на юную красотку и покачала головой:
        - Не-а. Жена.
        - Жена-а? - удивленно протянул Алексей.
        - Угу. Завидуешь?
        Тенишев дернул плечом:
        - Она не в моем вкусе.
        - Почему?
        - Слишком молода. А я люблю женщин пожилых.
        - Таких, как я?
        - Точно.
        Вера улыбнулась:
        - Спасибо за комплимент. Ладно, ты тут поглазей на дам, а я пойду поговорю с Черневицким.
        - Я с тобой, - неожиданно сказал Алексей. И, наткнувшись на удивленный взгляд жены, с усмешкой пояснил: - Люблю умные разговоры. У тебя ведь нет от меня секретов?
        - До сих пор не было.
        - Тогда вперед!
        Он взял ее под руку и потащил к жаровням.

4
        Игорь Константинович Черневицкий пребывал в прекрасном расположении духа. Его длинные седые волосы растрепались от ветра, зато черная бородка клинышком выглядела еще ухоженней, чем обычно.
        Весело поприветствовав Веру, он положил ей на тарелку куриное крылышко и лучший кусок мяса. Однако попытку Веры завести серьезный разговор заведующий мягко, но решительно пресек. И тут же переключил свое внимание на Жанну Орлову.
        Делать было нечего, Вера отошла в сторонку. Алексей, побросав на тарелку целую гору ароматного поджаристого мяса, последовал за ней.
        - Ну как? - насмешливо поинтересовался он. - Не получилось?
        - Не получилось, - вздохнула Вера.
        - Ничего. Если тебе хочется с кем-то поговорить - поговори со мной. Обожаю твой голос.
        Вера взглянула на мужа и улыбнулась.
        - Ох, Лешка, умеешь ты утешить. Что бы я без тебя делала?
        - Беседовала бы с красавцем, который идет сюда, - невозмутимо ответил Тенишев, указав глазами на приближающегося Астахова.
        Вера приосанилась и незаметно поправила выбившийся из прически локон. Тимур Альбертович остановился возле нее и с улыбкой осведомился:
        - Еще вина?
        Только сейчас Вера увидела, что в руке он держит бутылку. Качнула головой:
        - Нет, спасибо.
        - А я выпью! - отозвался Алексей и подставил Астахову свой стаканчик.
        Тимур Альбертович наполнил его до краев.
        - Не против, если я тут с вами немного постою? - шутливо спросил он. - У мангала всеобщее внимание приковано к жене Шевердука. Мужчины стремительно поглупели, а женщины надулись. Не с кем ни поговорить, ни выпить.
        - Я не против, - кивнула Вера.
        - Я тоже, - поддакнул Тенишев. - Тем более что вы пришли к нам с бутылкой.
        И Астахов остался. Он был мил, обаятелен и раскован. Благодаря присутствию Алексея разговор зашел об искусстве.
        - В детстве я тоже мечтал быть художником, - сообщил Тимур Альбертович, приветливо глядя на Тенишева. - Помню, когда мать привозила меня в Питер, я часами пропадал в Эрмитаже. - Доктор улыбнулся. - Сейчас даже не верится.
        - Что же вам помешало осуществить свою мечту? - спросил Алексей.
        Астахов пожал плечами:
        - А черт его знает. Появились другие увлечения. Знаете ведь, как это бывает. К тому же мой папа был врачом и хотел, чтобы я пошел по его стопам. Вот я и пошел.
        - Жалеете? - поинтересовался Алексей.
        Тимур Альбертович покачал головой:
        - Нисколько. Я обожаю свою работу.
        Алексей кивнул и отпил из стаканчика.
        - Кстати, Вера, - снова заговорил Астахов, глядя на девушку глазами профессионального соблазнителя, - ваш муж говорил вам, что вы похожи на «Мадонну» Кранаха?
        - Ту, что висит в Эрмитаже?
        - Да.
        Вера покосилась на мужа и с едва заметной усмешкой кивнула:
        - Говорил. И не раз.
        - Просто поразительное сходство! - продолжал удивляться Тимур Альбертович, вглядываясь в лицо Веры.
        - Ну, может, она моя десятиюродная прапрапрабабушка? - пошутила Вера.
        - Вероятно, - согласился Тимур Альбертович. - А может быть, дело в другом.
        - В чем же?
        - Помните, как сказал Шерлок Холмс в «Собаке Баскервилей», стоя перед портретом одного из предков сэра Генри… «Вот и не верь после этого в переселение душ!»
        - Что касается меня, то я скорей поверю в то, что я родственница английской королевы, чем в переселение душ, - Вера усмехнулась.
        Тимур Альбертович чуть прищурил темные глаза и сказал странно серьезным голосом:
        - Напрасно вы так к этому относитесь. Теория переселения душ существует много тысяч лет. И ее до сих пор никто не опроверг.
        Вера отняла стаканчик от губ и удивленно посмотрела на коллегу.
        - Вы серьезно?
        - Конечно, - ответил Астахов. - А почему вы так удивились?
        - Ну как же… Вы ведь врач. Образованный и умный человек.
        - Как по-вашему, философ Платон был умным человеком?
        - Думаю, он был не глуп.
        - И тем не менее верил в переселение душ. Представьте хотя бы на минуту, что переселение душ - доказанный, научно обоснованный факт…
        - Трудно представить.
        - И все же попробуйте. Представили?
        Вера улыбнулась:
        - Ну, предположим.
        - А теперь рассмотрите данный факт (а мы ведь условились, что это факт) с точки зрения врача-психиатра. Мы все считаем Зигмунда Фрейда нашим учителем. Он утверждал, что у каждого из нас есть какой-то тайный комплекс, основанный на душевной травме, которую мы получили в детстве. Но о самой травме мы ничего не помним. Мы попросту выбросили ее из памяти, чтобы было легче жить. Но травма-то никуда не исчезла. Они живет в нашем мозгу и руководит нашими поступками. Человек сходит с ума и не понимает, из-за чего…
        - Какое все это имеет отношение к переселению душ? - нетерпеливо спросила Вера.
        - Самое прямое. Представьте себе, что перед вами сидит человек, страдающий психозом. Его преследует один и тот же сон, смысл которого он не может разгадать. А сон сводит его с ума. Вы усаживаете больного в кресло и вводите его в состояние гипноза, чтобы выяснить, какое воспоминание таится в его подсознании и пытается посредством сновидений пробиться наружу. Знакомый сюжет?
        Вера кивнула:
        - Разумеется.
        - Вы стараетесь препарировать душу пациента тонким скальпелем фрейдизма, но у вас ничего не выходит. По всему получается, что у вашего пациента было нормальное детство, он жил в хорошей, любящей семье. Никаких травм, никаких потрясений. Одним словом, у него все замечательно в прошлом. Роясь в его памяти, вы не можете найти ровным счетом ничего. В чем же тогда причина его психоза?
        - И в чем?
        Астахов тонко улыбнулся:
        - А что, если причина коренится вовсе не в его детстве? Что, если его гложет чувство вины за поступок, который он совершил пятьсот лет назад? И теперь человек вынужден тащить с собой вину, не догадываясь об ее истинном источнике! Допустим, в одной из предыдущих жизней наш пациент застрелил своего брата. С тех пор прошло пять веков, и сейчас он совсем другой человек. Но память-то хранит воспоминание о том выстреле! В итоге у человека развивается невроз, который в конце концов приводит его к психической болезни.
        - Грандиозно, - с едва заметной усмешкой проговорила Вера. - У меня даже голова закружилась. Жаль, что ваша теория целиком и полностью основана на фантазии.
        Астахов улыбнулся и покачал головой:
        - Я бы не стал так утверждать. Как знать? Возможно, отказываясь от веры в переселение душ, мы отказываемся от единственно правильной методики лечения и тем самым лишаем больного помощи. Выходит, мы бросаем пациента на произвол судьбы. Оставляем его наедине с его собственными страхами.
        Тимур Альбертович отпил из стаканчика и с улыбкой добавил:
        - А ведь есть еще и память предков. Допустим, ваш прадед задушил любовницу, и сцена убийства передалась вам через три поколения, закрепилась в вашей памяти…
        - Что-то я не догоняю, - проговорил Алексей, хмуря лоб. - Вы имеете в виду что-то вроде «родового проклятия»?
        Тимур Альбертович кивнул:
        - Именно. Скажем, ваша бабушка сделала кому-то подлость, и теперь вина за тот ее поступок преследует вас, так как воспоминания вашей бабушки стали частью ваших личных воспоминаний.
        - А разве подобное возможно? - Тенишев повернулся к жене. - Вер, такое правда может быть?
        Девушка пожала плечами:
        - Некоторые считают, что да.
        - Знаете, что такое клетка ДНК? - спросил вдруг Астахов.
        Тенишев пожал плечами:
        - Ну, примерно.
        - Одна маленькая клетка содержит в себе образ всего человека. Что, если и сам человек - всего лишь маленькая клетка, которая хранит в памяти воспоминания всего своего рода, всех своих дедов, прадедов и прапрадедов? Мы ищем причину болезни в детских переживаниях пациента, а она коренится гораздо глубже и…
        - Дальше! - выдохнул Алексей.
        - Верно, - послышался у него за спиной негромкий голос профессора Черневицкого.
        Все обернулись. При виде заведующего Тимур Альбертович смутился, пробормотав:
        - Я не заметил, как вы подошли, Игорь Константинович.
        - Значит, беседа была очень интересной, - весело произнес Черневицкий. - Если я не ослышался, вы говорили о переселении душ и о генетической памяти?
        - Да, - ответила Вера и тоже смутилась.
        - И, кажется, вы возражали Тимуру?
        - Не то чтобы возражала… Просто меня не убедили его доводы.
        Черневицкий подставил пластиковый стаканчик, и Астахов поспешно плеснул ему вина. Заведующий отпил, облизнул губы и весело посмотрел на Веру.
        - В последнее время все больше ученых сходятся на том, что генетическая память существует. Хотя… - тут Игорь Константинович пожал плечами и усмехнулся. - В наше время ученые верят черт знает во что. Я знал одного академика, который доказывал мне - и довольно убедительно! - что когда-то, а точнее в тысяча шестьсот семнадцатом году, он был лейтенантом королевских мушкетеров. Он увидел такой сон, а когда проснулся, спел несколько фривольных песенок на старофранцузском языке.
        - Ну, он же академик, - иронично заметил Алексей. - Академику положено знать старофранцузский.
        - А как насчет фривольных песенок? - поинтересовался у него Астахов.
        Тенишев пожал плечами:
        - Где-нибудь вычитал.
        - Дорого бы я дала, чтобы выудить из своей головы воспоминания о прошлых воплощениях! - с улыбкой воскликнула вдруг Вера.
        Черневицкий и Астахов переглянулись. Игорь Константинович посмотрел на Веру сквозь веселый прищур и пожал плечами:
        - Как знать… Возможно, когда-нибудь наука сумеет решить и эту проблему.
        - Вы серьезно? - не поверила своим ушам Вера.
        Профессор посмотрел в стакан и задумчиво проговорил:
        - Человеческий мозг таит в себе много загадок. Кто-то из поэтов назвал человека
«живою плотью времени», и мне нравится сравнение. Мне импонирует смотреть на человека как на живой хронометр. Но в хронометре бывают сбои. Секундная стрелка может вдруг остановиться или даже отскочить на пару делений назад…
        - Если сравнивать человека с часами, то только с песочными, - веско проговорил Алексей. - Как только песок кончается, человек умирает. Вот и все.
        Черневицкий взглянул на него из-под крутого излома бровей и покачал головой:
        - Нет, не все. Чья-то рука берет часы и переворачивает их. И песок начинает сыпаться снова. А потом снова. И снова. Что, если человек проживает бессчетное количество жизней, но не в силах вспомнить их?
        Алексей обдумал слова профессора и решительно заявил:
        - Мертвецы не оживают. А если и оживают, то только в нашей памяти.
        Несколько секунд Черневицкий пристально смотрел на Тенишева, затем вдруг запрокинул голову и расхохотался. Причем так заразительно, что все присутствующие тоже рассмеялись. Один лишь Алексей стоял, хмуря брови и всем своим видом говоря: не понимаю, что тут смешного.
        - Господа! - окликнул всех Шевердук, вороша лопаткой жареное мясо. - Стейки готовы! Прошу к мангалу!

5
        Спустя десять минут народ рассыпался по полянке, сбившись в «кучки по интересам», и Алексей с Верой снова остались наедине.
        - Песок у него сыпется… - проворчал Алексей. - Не рановато ли?
        - Ты чего такой злой? - насмешливо поинтересовалась Вера.
        - Да ничего. Придумали тоже: переселение душ, родовое проклятие… А еще ученые называются!
        Вера окинула мужа удивленным взглядом.
        - А ты, я вижу, воинствующий сциентолог?
        Тенишев подозрительно прищурился:
        - Кто-кто?
        - Тот, кто верит только в науку и готов надавать по шее любому, кто скажет, что наука - это ерунда.
        Алексей усмехнулся:
        - Да, как раз про меня. Я такой, - он отхлебнул из пластикового стаканчика. - Слава богу, хоть ты на моей стороне. Арнгольц, ты ведь на моей стороне?
        - Я всегда на твоей стороне, - заверила мужа Вера и в доказательство поцеловала его в покрасневший от холода нос. - Слушай, ты пока погуляй, а я пойду поищу туалет.
        - Туалет? - переспросил Тенишев насмешливо. - А, в смысле, кустики! Не заходи далеко, а то заблудишься. И не сядь на шиповник или репей. Я не хочу провести всю ночь, выдергивая у тебя из попки колючки.
        - Постараюсь, - пообещала Вера.
        Она сунула ему в руку свой стаканчик и двинулась к видневшимся в отдалении зарослям бузины. Вера довольно далеко углубилась в лес, но ей все казалось, что ее будет видно с поляны, и скромность гнала девушку дальше и дальше. Постепенно голоса позади стихали.
        Наконец Вера остановилась. Огляделась и решила, что место подходящее. Спрятавшись за толстый ствол дуба, расстегнула джинсы и присела на корточки. Ей хотелось поскорее покинуть мрачноватое место, и она торопилась.
        Метрах в пятнадцати от себя Вера увидела столб с прибитой к нему доской, извещавшей о том, что здесь начинается Гатинское болото. От столь опасного соседства ей стало немного не по себе.
        Она уже сделала свое дело и собиралась встать, как вдруг чей-то голос окликнул ее - негромко, но четко:
        - Вера!
        Девушка вздрогнула, выпрямилась, быстро натянула джинсы и испуганно огляделась. Вокруг никого не было. Только темные стволы дубов с сухой, жухлой листвой да влажная трава с черным мокрым валежником.
        - Здесь кто-то есть? - дрогнувшим голосом спросила Вера.
        Ей никто не ответил. Подул ветер, и листва тихо зашумела, отзываясь на его порыв протяжным вздохом. Но за шумом листвы Вере снова почудился чей-то тихий шепот:
        - Вера… Вера…
        По спине девушки пробежала ледяная волна. Она повернулась и быстро зашагала назад к поляне.
        Новый порыв ветра зашелестел листвой, и Вера прибавила шагу. Она почти физически ощущала, что кто-то смотрит ей вслед.
        Пройдя метров десять, Вера вдруг остановилась. Ей стало стыдно. Она, современная молодая женщина, дипломированный врач, атеистка, презирающая суеверия, бежит непонятно от чего. Видели бы ее сейчас пациенты, которых она пытается излечить от приступов немотивированной паники… Грош цена психиатру, который не может привести в порядок свои собственные нервы.
        Не давая себе опомниться, Вера быстро оглянулась. Лес был пуст, темен и непригляден. Девушка облегченно вздохнула. «Ну вот, - сказала она себе, - а ты боялась…»
        И снова зашагала к полянке, теперь уже беззаботной и неторопливой походкой.
        Дойдя до зарослей бузины, Вера вдруг услышала приглушенные голоса и замедлила шаг. Говорили двое - мужчина и женщина. Мужчину она узнала сразу - Антон Сташевский. А вот женский голос, юный, звенящий, был Вере не знаком.
        - Какого черта ты держишь «кокс» в кармане куртки? - сердито проговорил Сташевский.
        - Ну, извини, - ответила девушка капризно. - Я не знала, что этот кретин найдет его.
        - «Не знала…» - передразнил Сташевский. - Он устроил мне сцену прямо во дворе клиники. Слава богу, нас никто не видел.
        - Хватит о нем говорить. Ты принес то, что я просила?
        - А ты как думаешь? Конечно, принес. Не могу же я оставить без «сладкого» мою лучшую покупательницу. Деньги принесла?
        - Разумеется.
        Послышался легких шорох. Видимо, девушка отсчитывала деньги.
        - В расчете, - хрипло сказал Сташевский. - Когда приспичит - обращайся. Кстати… У меня есть особенный товар. Вещь улетная! Раз попробуешь - ничего другого не захочешь.
        - Что за товар?
        - Холотропин. Уволок пару таблеток из лаборатории.
        - У тебя же нет допуска.
        - Ну и что? Для такого ловкого парня, как я, не существует закрытых дверей.
        - Если Черневицкий или Шевердук узнают, они тебе голову оторвут.
        - Они? Мне? - Антон хмыкнул. - Ты меня недооцениваешь. Одно мое слово - и духа их не будет в лаборатории. Ты ведь знаешь - у меня даже ключ от аппаратной имеется.
        - Муж рассказывал мне про холотропин. Ты знаешь, что он опасен?
        - Любое лекарство опасно, если превысить дозу. А эту штуку я на себе испытал. Мне хватило четвертинки таблетки, чтобы улететь в облака. Говорю тебе: обалденная вещь!
        - И сколько ты за него просишь?
        - Триста баксов.
        - За одну таблетку?
        - Нет, за тонну! За одну, конечно. Будешь брать?
        - У меня сейчас туго с деньгами. Дашь в долг?
        - Прости, малышка, но в долг я не даю. Обращайся, когда будут деньги.
        - А если я расскажу про холотропин мужу?
        - Не расскажешь. Потому что тогда я перестану снабжать тебя «коксом», а ты без него и недели не протянешь.
        - Я могу купить кокаин в городе. У меня там много друзей.
        - Угу. Только у них товар разбодяженный, и впарят они его тебе втридорога. А у меня «кокс» чистый, без дряни. Да что я тебе говорю, ты и сама знаешь.
        - Ох, Антошка, надают тебе когда-нибудь по шее!
        Сташевский тихо засмеялся.
        - Ну, это с любым может случиться. И с тобой, кстати, тоже.
        - Что ты имеешь в виду?
        - А то ты сама не знаешь! Ты бы не любезничала так откровенно с Астаховым. Если Шевердук узнает - задушит обоих. Он ведь у тебя настоящий Отелло.
        - Хм, вот это не твое собачье дело.
        - Слава богу, что не мое. Кстати, Катюш, я ничем не хуже Астахова. Если наша дружба перерастет во что-то большее, я смогу делать тебе хорошую скидку на «кокс».
        - Перебьешься!
        - Ну, как хочешь. Однако ведь карманы твоего мужа не бездонны. Как только будешь готова к тесным отношениям - дай знать.
        - Дурак!
        - Нет, я серьезно. Правда, почему бы тебе со мной не переспать? Я симпатичный парень. Это раз. Я - сын Сташевской. Это два. И я сделаю тебе хорошую скидку. Это три.
        - Да я скорее отдамся первому встречному, чем лягу с тобой в постель!
        - Почему?
        - Да потому что ты похож на болотную ящерицу. Такой же скользкий, мокрый и противный!
        Антон засмеялся.
        - Дура ты, Катюха! Ладно, топай к своему Отелло…
        Сквозь заросли бузины Вера увидела белый полушубок Кати. Как только ее шаги стихли в отдалении, Сташевский беззаботно проговорил вслух:
        - Ничего, сама ко мне приползешь… На коленях! И муженек твой приползет. Тогда и посмотрим, кто из нас скользкий и противный.
        Антон презрительно сплюнул под ноги и неторопливо зашагал вслед за Катей.
        Вера выглянула из-за куста в тот момент, когда Сташевский вытягивал из кармана куртки платок, и увидела, как что-то выпало в траву. Девушка чуть было не окликнула молодого человека, но вовремя сдержалась.
        Дождавшись, пока тот отойдет подальше, она выскользнула из-за кустов и подняла из травы вещицу, которую выронил белобрысый кретин.
        Это был кусочек блистера с белой таблеткой внутри. На блистере не имелось ни надписи, ни значка фирмы-изготовителя. Вера, немного поколебавшись, выдавила таблетку, осмотрела ее, понюхала, сама понимая, что смысла во всех этих действиях нет никакого.
        Вера усмехнулась, достала из кармана флакон с валиумом и бросила таблетку в него. По форме она отличалась от таблеток валиума, и при желании Вера легко могла ее отыскать.

6
        Выпили много. Больше всех напился Тимур Альбертович, поскольку смешал вино, водку и коньяк. Он так часто целовал рыжеволосую жену, что та даже раскраснелась. А близнецы бегали вокруг родителей с криком «тили-тили-тесто, жених и невеста!»
        Расходились уже затемно. Первым уехал Черневицкий. С ним вместе, вернее - в машине профессора, уехали Сташевский и Шевердук с женой. А за ними уже и прочие засобирались по домам.
        Вера возвращалась домой с двойственным чувством. С одной стороны, отдохнули неплохо. С другой - ей так и не удалось побеседовать с Черневицким и уговорить его дать ей наконец допуск в лабораторию.
        Вера и Алексей пили только вино, и к тому моменту, когда они вернулись домой, свежий сентябрьский ветер окончательно выветрил хмель из их голов.
        Дома Тенишев принял горячий душ, закутался в халат и развалился в кресле с журналом в руках. Сидя перед зеркалом и протирая лицо тампоном, смоченным тоником, Вера поинтересовалась у мужа:
        - Как тебе мои коллеги?
        - Нормально, - откликнулся Алексей, лениво листая журнал. - С Астаховым весело. Да и Шевердук ничего, хотя и ходит с такой физиономией, будто у него кол в заднице. Он на работе такой же?
        - Еще хуже. Кстати… - Вера лукаво улыбнулась. - Тимур Астахов пытался за мной ухаживать.
        - Да ну?
        - Точно! В самый первый день, во дворе клиники.
        Алексей окинул взглядом стройную фигурку жены и сказал:
        - Что ж, я его понимаю. И что ты сделала? Ответила на его ухаживания?
        Вера покачала головой:
        - Нет. Я оттолкнула его, и он упал в лужу. Представляешь?
        Тенишев посмотрел на жену уважительно.
        - Ну, Арнгольц, ты просто зверь!
        - Я просто замужняя женщина. Надеюсь, и ты поступишь так же, если кто-то вздумает тебя кадрить.
        - Если это будет Астахов, то безусловно.
        Вера прыснула со смеху:
        - Представляю себе картинку! Кстати, а какое впечатление на тебя произвел Черневицкий? Солидный дядька, правда?
        - Не то слово. Когда он говорил тосты, у меня было такое ощущение, словно я попал на какую-то конференцию и слушаю доклад, в котором ни черта не понимаю.
        Вера засмеялась.
        - Да, это он может! Ну а как тебе в целом?
        - Да все нормально. Не грузись.
        Вера убрала тампон, взглянула на отражение мужа в зеркале.
        - Слушай, я тут такое узнала… - она нахмурилась и тряхнула головой. - Нет, не буду тебе рассказывать. А то получится, будто я сплетничаю.
        - Ну и что? Ты же знаешь: я обожаю сплетни!
        Однако Вера все еще сомневалась.
        - Даже не знаю… Ладно, расскажу. Когда я ходила в кустики…
        - А зачем ты туда ходила?
        - Тенишев, заткнись! Так вот, я услышала один интересный разговор. Беседовали Антон Сташевский и жена Шевердука.
        - Юная нимфа по имени Катя?
        - Да. Сташевский впаривал Кате кокаин.
        - Кокаин?
        - Угу. Видимо, он постоянно снабжает ее «коксом». За что Шевердук и дал ему по морде.
        - Прямо шекспировские страсти, - усмехнулся Алексей.
        - Постой, еще не все. Сташевский в разговоре с Катей намекнул, что знает о ее любовной связи с Тимуром Астаховым.
        Алексей удивленно уставился на Веру.
        - Ну… По крайней мере, ее можно понять, - пожал плечами художник. - Астахов симпатяга.
        - Он - женатый симпатяга! - поправила Вера с упреком в голосе. - К тому же, у него дети, забавные близнецы. И жена хорошая.
        - Да, я знаю. Рыжеволосая дама с лицом христианской мученицы. Неудивительно, что он променял ее на юную жизнерадостную нимфу.
        - Тенишев, еще слово, и я запущу в тебя расческой!
        - Запускай. Все равно не попадешь.
        - Ах, так?
        Вера размахнулась и действительно бросила в мужа расческой. Попала. Тенишев ойкнул и потер пальцами ушибленный лоб:
        - Надо же, не промахнулась. Где ты научилась так метко швыряться расческами?
        - На работе. Мы там с утра до вечера только тем и занимаемся. Хочешь, еще чем-нибудь запущу?
        - Нет. Давай лучше посплетничаем. Значит, Катя покупает у Сташевского «кокс» и изменяет мужу с Астаховым. Весело! А кто она вообще такая? Работает, учится?
        - Ну, я слышала, что она бывшая балерина или что-то в таком роде. Сейчас преподает танцы подросткам. Ездит в город пару раз в неделю, остальное время мается дома.
        - Понятно. То, что называется - быть домохозяйкой.
        - Точно, - кивнула Вера. - Видимо, от безделья она и пустилась во все тяжкие:
«кокс», адюльтер…
        - Адюль… что?
        - Есть такое заграничное слово, но ты его все равно не запомнишь.
        Алексей усмехнулся:
        - Ты меня недооцениваешь. А как к выкрутасам женушки относится Шевердук?
        - А ты сам у него спроси. При встрече. И если он даст тебе по физиономии, я его пойму.
        Алексей встал с кресла, подошел к трюмо, нагнулся, поцеловал жену в щеку и весело сказал:
        - Понятливая ты моя… Во всей этой истории меня удивляет одно: почему Сташевский действует так нагло и неприкрыто?
        - Ну, во-первых, его мать - владелица клиники.
        - А во-вторых?
        - А во-вторых, он просто дурак. То есть таково собственное о нем мнение.
        Алексей посмотрел на отражение жены в зеркале и задумчиво проговорил:
        - Интересно, в вашей клинике все спят с чужими женами?
        - Тенишев! - предупреждающе произнесла Вера.
        - А что, может быть, у них тут так принято. Традиция-то хорошая.
        - Не намекай! Застукаю тебя с чужой женой - выцарапаю глаза.
        Алексей вздохнул:
        - Ты можешь.
        Поцеловал Веру в шею, она поежилась.
        - Что-то мы слишком громко разговариваем. Не разбудить бы Ольгу.
        - Не разбудим, - уверенно заявил Алексей. - Твоя сестренка весь вечер сражалась с бутылкой «Мартини», и та отправила ее в нокаут.
        Вера вскинула бровь:
        - Где ты нахватался таких мудреных фраз?
        - Провел ночь с энциклопедией в обнимку. Больше-то было не с кем.
        Алексей сжал Веру в объятиях и зарылся лицом в ее мягкие волосы.
        - Мне нравятся твои духи, - объявил он через минуту. - Как насчет бурного секса?
        Вера улыбнулась и погладила мужа по вихрастой голове.
        - А ты разве не устал? - игриво осведомилась она.
        - Устал. Но разве меня это когда-нибудь останавливало? - он поднял голову и снова взглянул на отражение Веры. - Скорее заканчивай и - марш в постель. А я пока погрею тебе местечко.
        Он поцеловал жену в губы, выпрямился и вышел из комнаты.

7
        Голоса доносились из-за двери приглушенно, но слова легко можно было различить.
        - Что-то мы слишком громко разговариваем, - услышала она мягкий голос Веры. - Не разбудить бы Ольгу.
        - Не разбудим. Твоя сестренка весь вечер сражалась с бутылкой «Мартини», и та отправила ее в нокаут…
        Ольга поморщилась и отшатнулась от двери. Все-таки Тенишев - настоящая свинья.
        Она приспособила костыль поудобнее и захромала к себе в комнату, стараясь не поднимать шума. Благо, костыль, наконечник которого был обвязан шарфом, стучал по полу мягко, почти беззвучно.
        У себя в комнате Ольга села на кровать и принялась раздеваться - неторопливо, задумчиво. Полностью раздевшись, она немного посидела, размышляя о чем-то, потом встала, оперлась на костыль и прошла к большому зеркалу. Окинула себя внимательным взглядом и усмехнулась.
        Фигура у нее все еще хороша. Главное - не смотреть на ужасные шрамы на животе. Впрочем, шрамы - пустяк. Время - вот ее главный враг. Совсем скоро тело подернется жирком, груди обвиснут, под глазами появятся мешки. Выпивка и малоподвижный образ жизни сделают свое дело.
        Ольга вздохнула.
        Ладно… Жалеть, по большому счету, не о чем. К своим двадцати восьми годам Ольга успела насладиться жизнью. И нет такой порочной и извращенной вещи, какую бы не испробовала на себе Ольга.
        Припоминая прошлые шалости, она вновь осмотрела свое тело и остановила взгляд на вялых ногах. Они уже не так великолепны, как год назад, а еще через пару лет на них страшно будет смотреть. И почему ужасная авария случилась именно с ней?
        Соседка по палате в больнице сказала ей, что за все приходится расплачиваться. Однако сама Ольга склонна была считать, что ей просто не повезло.
        Ольга повернулась к столу, взяла со стола бутылку, наполнила стакан и поднесла ко рту. На несколько мгновений унеслась мыслями куда-то далеко, и на губах ее заиграла улыбка.
        Она хорошо помнила ту ночь, которую Тенишев изо всех сил пытался забыть. В ту ночь он шептал ей на ухо восхитительные вещи. Что он никогда не мог смотреть на нее спокойно, что боялся ее, любил и ненавидел, что ревновал ко всем мужчинам, хотя не имел на то никакого права, что он часто видел во сне, как он… как она… как они…
        Ольга слушала его слова, зажмурив глаза и запрокинув голову. Она прекрасно знала, чего стоят слова пьяного мужчины. Но это не имело значения. В тот момент, когда он вошел в нее, ей вдруг до смерти захотелось, чтобы Алексей увидел шрамы и рубцы, избороздившие ее живот. Пока он в ней, пока они - одно целое, ее шрамы станут его шрамами, ее уродство станет его уродством. В желании Ольги было что-то настолько извращенное и порочное, что она даже задрожала от предвкушения. Быстро протянула руку к настольной лампе и нажала на кнопку.
        В комнате вспыхнул свет.
        Алексей на мгновение замер, уставившись на ее голый, потный живот, словно он ослепил его. И в то же мгновение - необыкновенно долгое, страшное в своей противоестественности - ее уродство словно бы отразилось на его лице. Ее шрамы и рубцы запечатлелись на его лице морщинами, которые теперь, отныне, с того момента, навсегда останутся при ней, даже если никто другой, кроме самой Ольги, их не разглядит.
        Он замер всего на секунду, а затем продолжил движения, известные каждому взрослому мужчине, движения, суть которых - любовь, похоть, страсть. И он завершил свои движения, довел дело до конца, до последней мучительной и сладостной судороги. А потом поднялся с кровати, молча, угрюмо, и отвернулся от нее, стал приводить в порядок одежду.
        Ольга лежала в постели, потная, раскрасневшаяся, раскинув белые бедра, в бесстыдной и уродливо-прекрасной своей наготе, и с усмешкой смотрела на его спину.
        - Когда ты снова придешь ко мне? - спросила она.
        - Никогда.
        - Ты меня уже разлюбил?
        - Я никогда тебя не любил, - ответил он угрюмо.
        Ольга холодно улыбнулась.
        - Тогда почему ты переспал со мной?
        Алексей взглянул на нее искоса, увидел, что она не укрыта, и снова отвернулся.
        - Я слишком много выпил, - он говорил резко, неприязненно. - И… и пожалел тебя.
        Она взялась за край одеяла, потянула на себя. Потом произнесла - спокойно, холодно:
        - Пошел вон.
        Тенишев подчинился. Когда он вышел, Ольга упала лицом в подушку и прорыдала до самого рассвета. В ту ночь она оплакала все - навеки ушедшую красоту, любимого человека, который остался лежать в овраге с разбитой головой, когда ее, полумертвую, искалеченную, вытащили из машины и погрузили на носилки, любовь к матери и сестре, которая когда-то была (ведь была же!) в ее сердце. Она оплакала все. И главное, свою жизнь. Выплакала в ту ночь все слезы и с тех пор не пролила ни слезинки.

…Ольга качнула головой, выходя из задумчивости, и снова взглянула на свое отражение.
        Еще год назад мужчины готовы были драться из-за нее, а теперь она калека, с которой спят из жалости. Черт бы побрал их проклятую жалость!
        Когда-то Ольга обожала мужчин, жила любовью, а теперь готова была убить их всех. Искоренить весь поганый мужской род, выкосить, как выкашивают сорняки. Ах, если бы она и правда могла!
        Ольга хотела швырнуть стакан в свое отражение, но сдержалась. Вместо этого она взяла со стола бутылку и наполнила стакан до самых краев.
        Как бы она хотела поменяться местами с Верой… Пожалуй, за такое стоило бы продать душу дьяволу. Ольга усмехнулась и отсалютовала своему отражению стаканом.
        - За любовь! - тихо проговорила она и залпом осушила его.

8
        Промаявшись бессонницей до двух часов ночи, Алексей Тенишев встал с кровати и зашлепал босыми ногами в комнату с окнами на север, которую превратил в мастерскую.
        Там он щелкнул выключателем, в очередной раз подумав о том, что надо заменить лампочку на более яркую, затем подтащил мольберт с картиной поближе к свету.
        Мальчишка, сын Натальи Астаховой, разглядел в кустах какого-то мужчину… Разумеется, никого там нет. Просто игра света и тени на влажной листве. Но, черт возьми, какой интересный эффект!
        Тенишев усмехнулся. Поднял руки к лицу и с силой сжал виски. Ему не давала покоя какая-то мысль, вернее - какое-то странное ощущение. Ощущение того, что все это уже было и когда-то он вот так же стоял посреди комнаты, сжимал пальцами виски и старался что-то вспомнить… Но что вспомнить? О чем вспомнить?
        Внезапно Алексею захотелось пить. Он зашагал на кухню. Идя через прихожую, споткнулся о сумочку жены, которая упала с тумбочки, машинально поднял сумку с пола и повесил ее на вешалку. Повернулся, чтобы идти, но вдруг увидел на полу флакон валиума. Вероятно, выкатился из сумочки.
        Подобрав его, Алексей открыл крышку, достал одну таблетку и швырнул ее в рот.
        На кухне, подставив под струю воды стакан, Тенишев вспомнил недавний приступ паники, охвативший его жену. Ей померещилось, что на кухне кто-то был. Наверное, задремала, стоя у холодильника. И потом еще лужица на линолеуме… Вера закатила по этому поводу настоящую истерику.
        Вера, конечно, сильная, умная и все такое, но нервы у нее ни к черту. Определенно. А с валиумом ей надо завязывать. Что бы ни говорили психиатры, но от таблеток, любых, больше вреда, чем пользы.
        Напившись, Алексей вернулся в мастерскую. Спать по-прежнему не хотелось, и он решил немного поработать. Прицепив к футболке плеер и надев наушники, он подтащил к мольберту столик с палитрой и красками, взял в руку кисть и неторопливо принялся за работу.
        Музыку он выбрал самую нейтральную - популярные джазовые мелодии в современной обработке. Алексей любил джаз, хотя ни черта в нем не смыслил и не мог запомнить ни одного имени, кроме, конечно же, Луи Армстронга и Эллы Фицджералд (кто не знает Луи Армстронга и Эллу Фицджералд!).
        Одна мелодия сменялась другой, работа набирала обороты и вскоре полностью захватила Тенишева. Спустя двадцать минут он позабыл о времени, о слишком тусклом освещении, о том, что на дворе ночь…
        Лицо девушки на полотне наполнялось жизнью. Оживал и пейзаж у нее за спиной.
        Краски, картина, комната, вибрирующие звуки саксофона - все сливалось и кружилось вокруг Алексея. В какой-то момент он опустил кисть и, закрыв глаза, приказал себе дышать глубоко и размеренно, чтобы избавиться от внезапно охватившего его страха. Ему вдруг показалось, что он находится внутри картины и что девушка стоит рядом с ним.
        Проработав почти час, Алексей отложил кисть и решил отдохнуть. Выключил верхний свет, оставив гореть лишь настольную лампу, и уселся на диван.
        В мастерской царил полумрак, среди которого выделялось только одно яркое пятно: портрет молодой женщины, стоящий на мольберте и освещенный настольной лампой. Тиканье часов на стене, сопровождавшееся легким металлическим призвуком всякий раз, когда маятник достигал крайнего левого положения, действовало на Тенишева успокаивающе.
        Алексей подобрал босые ноги и обхватил руками колени. На лицо ему упала прядь волос, глаза с расширенными зрачками были устремлены на картину, но видели ее нечетко, словно сквозь легкую пелену.
        Он не знал, сколько времени уже сидел так, не меняя позы, чувствуя, как музыка колышется в его мозгу вместе с парами растворителей и красок, и ощущая кожей обнаженных рук тепло своих коленей…

9
        Тенишев хотел встать с дивана, но внезапно у него закружилась голова. Он зажмурил глаза и вдруг услышал отдаленный лай собак.
        Алексей открыл глаза и вздрогнул от неожиданности, так как вдруг понял, что скачет на коне по ночному лесу. Он тряхнул головой, и тут туман перед глазами рассеялся.
        Лошадь, на которой сидел Алешка Гржебов, шла галопом. Ночь была лунная, и Гржебов отлично видел всадников, скачущих по полю.
        Собачий лай слышался теперь далеко впереди. Псы напали на след зверя и гнали его к болоту. Хорошо! Но что это за охота? И почему он, Алешка Гржебов, не помнит, как она началась?
        - Ату! - гаркнул впереди Багор. - Ату!
        Его распаленный скачкой конь заржал. Вскоре поле кончилось, и Гржебов вместе с десятком других всадников въехал в черный, промозглый лес. Он стегнул лошадь по крупу и нагнал атамана.
        Впереди виднелся широкий ручей. Конь атамана на полном скаку врезался в ледяную воду, подняв тучу белых, ослепительных брызг. Алешка направил своего коня следом. Лицо, шею и руки обожгло ледяными каплями, и Гржебов поежился.
        - Она здесь! - заорал Ванька Багор. - Собаки чуют ее!
        - Она где-то рядом! - поддакнул Бугаев.
        Их нагнал Крот. Его жеребец заплясал на месте, а сам Крот весело прокричал:
        - Атаман, а можь, у твоей подружки выросли плавники и она уплыла?
        - Заткнись! - рявкнул на него Ванька Багор.
        Он прислушался к лаю собак и повернул коня туда, где чернели заросли бузины. Казаки последовали за своим атаманом.
        Где-то неподалеку вскрикнула женщина, но ее крик потонул в яростном собачьем лае.
        - Взяли! - крикнул Багор, продираясь на коне сквозь заросли.
        Вскоре они ее увидели. Девушка сидела на земле, прижавшись спиной к мощному стволу дуба, и пыталась отбиться от собак. Ее белое платье было испачкано кровью. Кровь хлестала из прокушенного бедра. Лицо было бледным, как холстина, глаза расширены от ужаса.
        Багор выхватил плеть и принялся охаживать ею собак.
        - Пошли прочь! - яростно орал он. - Прочь!
        Собаки, хорошо знакомые с необузданным нравом своего хозяина, с визгом и поскуливанием отскочили от девушки.
        Багор вперил в нее пылающий взгляд и с издевкой проговорил:
        - Сударыня, вы, кажется, заблудились?
        Девушка с ужасом смотрела на атамана.
        - Простите, что задержался, сударыня, - продолжил атаман с холодной насмешливостью. - Мерзавец Чайши развлекал меня своими выходками. Кстати, он здесь, со мной. Хотите с ним поговорить?
        Багор сунул руку в сумку, притороченную к седлу, достал из нее голову зарезанного маньчжурца и швырнул к ногам Вероники. Она закричала и поджала ноги.
        Багор продолжал куражиться. Алешка Гржебов слушал его болтовню вполуха и, не отрываясь, смотрел на девушку. Странно, но она и сейчас - грязная, растрепанная, бледная, израненная - была красивее всех Алешкиных зазноб.
        На душе Гржебова стало мрачно и тяжело. Он с изумлением понял, что эта девка ему небезразлична.
        - Мамочка… - хрипло шептала Вероника, с ужасом глядя на атамана и пытаясь отползти.
        Сердце Гржебова сжалось от тоски. В последний «их раз» она сказала, что он ей люб. Алешка тогда почти не обратил внимания на ее слова. Мало ли, кому он люб. Зазноб вокруг море, а он один. Но сейчас те слова отчетливо вспомнились ему.
        - Проучи ее, Багор! - крикнул Бугаев.
        - Проучи эту шалаву! - поддакнул, яростно сверкая белками глаз, Крот.
        А в ушах у Гржебова все звучал и звучал ее голос: «Ты люб мне… Люб мне… Люб…»
        Ванька Багор отхлебнул из фляги вина и спрыгнул с коня.
        - Проси пощады! - рявкнул он девушке.
        Багор заслонил ее спиной, и Гржебов не видел лица Вероники. Да он и не хотел видеть.
        - Проси пощады! - снова прорычал Багор и выхватил из-за пояса плеть.
        И тогда она заговорила. Тихо, быстро, взволнованно и гордо. Алешка не расслышал ее слов, но от звука голоса девушки ему снова стало тоскливо. Черт знает что такое! Рвать сердце из-за какой-то бабы! Что же ты за казак такой, Гржебов?
        В душе Алешки поднялась злость. И тогда он крикнул:
        - Атаман, твоя шалава издевается над тобой!
        - Барышня-то голубых кровей… - съязвил Крот.
        Казаки за спиной Гржебова захохотали.
        Багор подошел к Веронике, резко замахнулся и стегнул ее плетью. Девушка вскрикнула и закрыла лицо руками.
        - Проси пощады! - рычал Багор. - Ну!
        Вероника вытерла с подбородка кровь и ничего не ответила, только смотрела на атамана расширившимися от ужаса глазами.
        Атаман выругался, повернулся к Гржебову и приказал:
        - Алешка, веревку!
        Гржебов отвязал от седла веревку, которой обычно стреноживают коней, и швырнул атаману.
        - Что ты собираешься делать, Багор? - спросил он, стараясь, чтобы голос не дрогнул. - Хочешь подвесить ее за ноги?
        - Заткнись! - крикнул атаман и, разматывая веревку, присел возле девушки.
        Алешка почувствовал себя так, словно из-под ног у него ушла земля. Он же повесит ее! Как пить дать повесит! Господи, да что же это, а?
        Гржебов завертел головой, вглядываясь в лица казаков. Нет, на них положиться нельзя. Они уже почуяли кровь и теперь не остановятся.
        Атаман тем временем связал Веронике запястья. Затем быстро подхватил ее на руки и зашагал к болоту. Девушка не сопротивлялась. Алешка тоже спрыгнул с коня и, положив пальцы на рукоять татарского кинжала, угрюмо двинулся за атаманом. По пути ветка бузины хлестнула его по лицу, но он лишь дернул головой и двинулся дальше, чувствуя, как по щеке потекла теплая струйка крови.

«Ты люб мне… люб… люб…» - стучало в ушах у Алешки. Глаза его заволокло яростью. Он выхватил кинжал и прижал его к бедру, чтобы не увидели казаки.
        - Последний раз тебе говорю: проси пощады! - опять зарычал Багор. - Ну, пеняй на себя!
        И атаман швырнул Веронику в болото. Алешка остановился как вкопанный. Его вдруг охватила паника. Будь перед ним сотня маньчжурцев, он бы знал, что делать. Он бы не растерялся ни на минуту. Но перед ним маячила спина атамана. А сзади уже напирали казаки.
        - Багор, ты выпустил веревку! - крикнул кто-то.
        - Она захлебнется, атаман!
        А Гржебов продолжал стоять, словно из живого человека превратился в деревянную чурку. Расширившиеся от страха глаза девушки смотрели прямо на него. А губы ее шевелились в беззвучном крике:
        - Алеша!
        Гржебов двинулся было с места, но Ванька Багор рявкнул:
        - Стоять! - и растопырил руки, не подпуская никого к болоту.
        Девушка еще несколько секунд боролась за жизнь. Она дернулась раз… другой… но силы покинули ее, и трясина, чавкнув, сомкнулась у нее над головой.
        Гржебов стоял у болота, в ужасе вытаращив глаза на то место, где только что виднелась белокурая голова Вероники. Все! Конец! Ее больше нет! Нет больше Алешкиной любви! Господи, да как же такое может быть?
        - Айда в лагерь, - устало проговорил Ванька Багор.
        Проходя мимо Гржебова, он хлопнул его по плечу. Алешка вздрогнул и - проснулся.

…Лицо Алексея было покрыто горячим потом. Рука, казалось, еще чуяла смертоносную тяжесть кинжала. Правая щека горела огнем. Тенишев поднял руку и потрогал ее. Рубец уже успел затянуться и покрыться корочкой. Алексея пробрал мороз.
        - Что это было? - прошептал он изумленно.
        И огляделся вокруг, словно ожидал, что кто-нибудь ответит ему. Но отвечать было некому - мастерская пуста. За окнами брезжил рассвет. Тогда Алексей перевел взгляд на картину. Девушка на холсте смотрела пристально и холодно. Казалось, она беззвучно смеется над ним.
        Глава 3
        Ключ

1
        Часовщик с опущенной головой сидел перед Верой на стуле и смотрел оцепеневшим взглядом на свои растопыренные пальцы. Он был абсолютно неподвижен и напоминал фигуру какого-нибудь медитирующего восточного бога, высеченную из каменной глыбы.
        - Мне не нравится называть вас Часовщиком, - сказала Вера. - Нам было бы проще общаться, если бы я знала ваше имя.
        Но Часовщик молчал. Вера внимательно смотрела на его пальцы. Они должны были шевельнуться. Ни один человек не может так долго держать пальцы на весу, оставляя их полностью неподвижными.
        Но пальцы Часовщика не пошевелились. Либо у верзилы поистине безграничное самообладание, либо он действительно ввел себя в некое подобие медитативного транса.
        - Вы не хотите со мной беседовать? - спросила Вера. - Зря. Знаете, что я к вам испытываю? Жалость. Да, мне вас жаль. Вы напоминаете мне Минотавра, который вынужден пожирать людей только потому, что заперт в лабиринте и не знает из него выхода.
        Вера продолжала внимательно вглядываться в лицо гиганта.
        - Вы ведь знаете, кто такой Минотавр? Человек, который родился с бычьей головой. Отец испугался и спрятал сына в каменном лабиринте - подальше от людских глаз. Мальчик был очень одинок. А потом вырос, и все стали называть его чудовищем. А он просто был очень одинок. За долгие годы ни одного ласкового взгляда, ни одного утешающего слова. И еще - он хотел есть…
        Часовщик продолжал разглядывать свои огромные пальцы. И тогда Вера резко подалась вперед и громко проговорила:
        - Ваш лабиринт - это ваш страх! Вы просто заблудились! И кто виноват? - она пожала плечами. - Я не знаю. Возможно, ваш отец тоже стыдился вас, унижал вас и боялся… Кем был ваш отец, Часовщик? Что он с вами делал?
        Каменное изваяние не издало ни звука. Вера откинулась на спинку кресла и вздохнула.
        - А хотите, я расскажу вам о своих родителях? - спросила вдруг она.
        Часовщик молчал.
        - Мой отец был морским офицером. Однажды он полетел во Владивосток, в порт. Но до корабля так и не добрался. Высадился из самолета, взял такси и - пропал. Маме долго не платили пособие, потому что официально смерть отца не была подтверждена. И страшно злилась на отца. А мы… я и моя сестра… не верили в его смерть. Мы ждали его. Год, два, три, четыре… Нам казалось, что однажды откроется дверь и он войдет в квартиру - живой, здоровый, веселый, невероятно красивый в своем морском кителе. Первые года два мы с сестрой бросались к двери на каждый звонок и стук, в надежде, что вернулся отец. Но приходил вовсе не он. И тогда мы возвращались в свою комнату и потихоньку плакали. Потихоньку, потому что мама запрещала нам плакать…
        У Веры защекотало в носу. Она достала из кармана платок.
        - Извините.
        Отвернувшись, промокнула глаза платком. В это мгновение зрачки Часовщика ожили и быстро метнулись вверх. Но когда Вера снова повернулась к Часовщику, гигант по-прежнему смотрел на свои руки.
        - Вот и вся история, - с грустной улыбкой проговорила Вера. - Больше мне не о чем рассказывать. Ну а вы? У вас был отец?
        Часовщик молчал. Вера выждала немного, вздохнула.
        - Жаль, что мы не можем с вами поговорить. Мне кажется, у нас нашлись бы общие темы для разговора. Я вам не слишком надоела?
        Часовщик молчал. Вера подождала еще с полминуты, пристально вглядываясь в лицо пациента, но оно было неподвижно. Тогда девушка поднялась с кресла.
        - Я к вам еще приду. Простите, что оторвала вас от работы. Всего доброго!
        Вера повернулась и направилась к двери.
        В кабинете ее ждал Шевердук.
        - Вы выглядите уставшей, - сказал он, хмуря лоб. - Мне кажется, вы тратите на Часовщика слишком много времени. Надеетесь пробудить в нем человека?
        Вера невесело улыбнулась.
        - Я буду рада, даже если он набросится на перегородку с кулаками.
        Иван Федорович усмехнулся.
        - Вот теперь мы друг друга понимаем, - сказал он. - Кстати, через минуту начинается обеденный перерыв. Хотите, угощу вас домашними пирожками?
        Вера мотнула головой:
        - Нет, спасибо. Я не голодна.
        - Уверены?
        - Да. Я плотно позавтракала. Но ночью мало спала сегодня, поэтому пойду в столовую и напьюсь крепкого кофе. До встречи после обеда.
        Вера вышла из кабинета.
        Расположившись за столиком с чашкой кофе и пирожным, девушка задумалась.

«Какие секреты они здесь так тщательно оберегают? - думала Вера. - И что потянуло Веронику Холодову ночью на болото? Вряд ли она была лунатиком. Да и заблудиться в роще после трех лет пребывания здесь невозможно. Так какого черта доктор потащилась на то распроклятое болото?»
        Вдруг относительную тишину зала прорезал звуковой сигнал, такой резкий, что от неожиданности Вера едва не выронила из рук чашку. А вслед за тем голос из динамика произнес:
        - Вера Сергеевна Арнгольц, срочно пройдите к четвертой палате сектора Б! Повторяю: Вера Сергеевна…
        Она уже выскочила из-за стола. К выходу шла с бьющимся сердцем. Случилось что-то страшное! В четвертой палате сектора Б содержался самый опасный и самый интересный пациент клиники, имени которого никто не знал. Его называли просто - Часовщик.

2
        - Выпустите меня отсюда! - вопил Астахов. - Выпустите!
        - Тимур, веди себя спокойно, - проговорил в микрофон заведующий. - Мы этим занимаемся.
        Тимур Альбертович Астахов, глядя на Черневицкого расширившимися от ужаса глазами, царапал пальцами стеклянную перегородку. А прямо за его спиной, возвышаясь над Астаховым на целую голову, стоял Часовщик. Щеки, уши и шея Тимура Альбертовича были испачканы кровью.
        - Не делай резких движений, - велел Черневицкий. - Попробуй взять инициативу в свои руки.
        - Какие, к черту, руки! - проорал в ответ Астахов. - Я в ловушке! Скорее вытащите меня отсюда!
        Часовщик по-прежнему стоял у него за спиной. Он был абсолютно неподвижен и напомнил Вере богомола, застывшего на ветке дерева. Еще секунда, и гигант сбросит оцепенение, схватит жертву и быстро откусит ей голову.
        Вера сглотнула слюну.
        - Как Астахов там оказался? - севшим от страха голосом спросила она Шевердука.
        - Слишком близко подошел к перегородке, - угрюмо отозвался тот. - У нас было замыкание, и система защиты дала сбой. Часовщик просто открыл щиток над передаточным контейнером, схватил Астахова и втянул его в палату.
        Вера посмотрела на пульт управления мобильными блоками палаты. Возле него уже суетился бледный, насмерть перепуганный электрик. Рядом, угрюмо и пристально глядя на Часовщика, стояли два дюжих охранника. В заложенных за спину руках они сжимали травматические пистолеты.
        Вера перевела взгляд на Астахова. Тот прижался к стеклу носом.
        Совсем как ребенок!
        Его красивое смуглое лицо было сведено судорогой. А в глазах застыло отчаяние.
        И вдруг Часовщик пошевелил головой. Астахов быстро обернулся, увидел, что Часовщик смотрит на него, и опрометью бросился в противоположный угол палаты. Там он прижался спиной к стене и выставил перед собой руки, крикнув:
        - Только попробуй меня тронуть!
        Вере он напомнил загнанного в угол зверька, который, видя, что пути к отступлению отрезаны, готов дорого продать свою жизнь.
        Седовласый Черневицкий снова приник к микрофону и хрипло проговорил:
        - Тимур, умоляю, не делай резких движений. Веди себя спокойно.
        - Спокойно? - Астахов нервно хохотнул. - Может, постоите тут вместо меня, босс?
        Часовщик шагнул к Астахову - медленно, словно дерево, внезапно получившее возможность ходить, но которое еще не вполне представляет, как это делается.
        - Все, Астахов, - тихо пробормотал Шевердук.
        Вера покосилась на него, нахмурилась, потом подошла к Черневицкому и быстро проговорила:
        - Дайте мне!
        Черневицкий, не произнеся ни слова, уступил Вере место у микрофона. Астахов увидел это и, побледнев еще больше, в отчаянии крикнул:
        - Босс, какого черта?! Не отдавайте меня ему!
        Вера поднесла микрофон ко рту и спокойно проговорила:
        - Часовщик, это я, Вера Сергеевна. Посмотрите на меня.
        Часовщик медленно повернул голову и взглянул на Веру. Его широкое лицо было словно вырезано из гранита. Глубоко посаженные глаза темны и холодны. Он был похож на робота, на машину. По сути, он и был машиной. Машиной для убийства. Шарниры и контакты немного заржавели, но агрегат все еще был способен убивать.
        - Часовщик, мы с вами сегодня встречались, - громко сказала Вера. - Я назвала вас Минотавром, помните? Минотавром, который страдает от одиночества.
        Вера перевела дух и продолжила, стараясь быть спокойной и убедительной:
        - Мы беседовали о моих родителях, и я хочу продолжить разговор. Мне очень нужно с вами поговорить, Часовщик. Сейчас откроют дверь, и я войду к вам.
        Часовщик чуть наклонил голову набок, продолжая смотреть на Веру холодным, мертвым взглядом.

«По крайней мере, он меня слушает», - подумала девушка.
        - Я уже рассказывала вам о своем отце, пропавшем много лет назад, и с тех пор о нем не было известий. Но я не рассказала вам о матери. После исчезновения отца она так и не оправилась. Сначала мама пила немного, не больше одной рюмки коньяка за вечер. А потом… я даже не помню, когда и как это произошло… она стала пить все больше и больше.
        Краем глаза Вера увидела, что Астахов осторожно огибает Часовщика и пробирается поближе к перегородке, чтобы в нужную секунду - как только электрик устранит неисправность и отодвинет защитное стекло - выскочить из палаты.
        - Мы с сестрой не заметили, как мама превратилась в алкоголичку, - продолжила Вера. - Знаете, она никогда не была доброй. Даже когда не пила. Думаю, нас с сестрой она просто терпела. А вот отец нас обожал. Он называл нас своими девочками. Из каждого плавания привозил нам кучу подарков, чего мама не одобряла. Ей казалось, что он обделяет ее - и подарками, и вниманием. Я уверена, что она ревновала папу к нам. Когда он был дома, а это случалось не часто, то часами возился с нами. Водил на прогулку, в зоопарк, в цирк, в кино… Маму это очень раздражало. Но, пока отец был жив, она терпела. Знала, что он нас любит, и при нем никогда нас не ругала…
        - Скоро там? - услышала Вера тихий шепот Черневицкого.
        - Еще чуть-чуть, - прошептал в ответ электрик.

«Господи, скорей бы», - с тоской подумала Вера.
        Тимур Альбертович продолжал осторожно подступать к стеклянной перегородке. Отвлекающая речь Веры дала ему время и возможность взять себя в руки. Его красивое лицо было бледным, но губы уже не дрожали. Встретившись взглядом с Верой, он вымученно и благодарно ей улыбнулся.
        - Когда мне исполнилось восемь лет, маму лишили родительских прав, - продолжила девушка. - Мама не особенно расстроилась по этому поводу. Ведь теперь, избавившись от нас с сестрой, она могла полностью посвятить себя бутылке. Что она и сделала.
        - Еще чуть-чуть, - услышала Вера взволнованный шепот электрика.
        Боковым зрением она увидела, как охранники немного подались вперед. Их напряжение передалось и Вере. Девушка почувствовала, что начинает дрожать. Понадобилось несколько секунд, чтобы справиться с дрожью.
        - Нас с сестрой отдали в детдом. Я почти не видела маму в тот период, она заходила к нам раз или два… Даже не заходила, а просто стояла под окнами и кричала. Сначала мы думали, что она требует, чтобы нас вернули домой, но потом… - Вера почувствовала, как к горлу подкатывает ком. - Потом мы разобрали, что она кричит. Она кричала, что мы испортили ей жизнь. Что мы убили отца. И еще… Еще она сказала, что жалеет, что мы появились на свет… Лучше бы она задушила нас подушкой или проткнула нам сердце ножницами…
        У Веры защипало в глазах.
        - Затем мы… - девушка поняла, что сейчас расплачется, и, не выдержав напряжения, отвернулась.
        Она прервала свою речь всего на несколько секунд, но эти секунды оказались роковыми. Снова поворачивая голову к пациенту, еще борясь с перехватившими горло слезами, Вера увидела, как Часовщик вскинул руку и молниеносно схватил Астахова пальцами за горло.
        Тимур Альбертович захрипел и выпучил глаза. Часовщик шагнул к перегородке и прижал лицо своей жертвы к небьющемуся стеклу.
        Вера видела, как расплющился нос Астахова, слышала хруст ломающихся хрящей. Видела, как красивое лицо Тимура Альбертовича смялось, точно лист бумаги, и вошло в глубь черепа. Из приоткрытого рта Астахова вырвался фонтанчик крови, а затем тело его обмякло.
        Часовщик разжал пальцы, и несчастный врач рухнул на пол. Вера несколько секунд смотрела на упавшее тело. На какое-то мгновение ее обволокла полная тишина. Единственное, что, ей казалось, она слышала - это невнятное собственное бормотание. Затем Вера скрючилась, и ее шумно вырвало на пол.
        Часовщик вернулся к столу, сел на стул и продолжил свои занятия.
        - Господи… - пробормотал Черневицкий, глядя на труп Астахова остекленевшими глазами, - не может быть.
        - Это я… - хрипло проговорила Вера. - Я… Это я…
        Шевердук взял ее за плечи, повернул к себе и угрюмо проговорил:
        - Вы ни в чем не виноваты. Слышите?
        Вера всхлипнула.
        - Я могла… я должна была…
        - Ничего вы не могли, - негромко и четко сказал Шевердук. - Вы привыкли иметь дело с людьми. Пусть с больными, но людьми. А здесь… Часовщик не человек.
        Электрик наконец справился со своей работой. Стеклянная перегородка отъехала в сторону. Охранники ворвались в палату и открыли по Часовщику огонь из травматических пистолетов.
        Пули одна за другой врезались в грузное тело убийцы, но он, похоже, не обращал на это никакого внимания и продолжал неторопливо ковыряться толстыми пальцами в часовом механизме.
        Первый охранник нагнулся, подхватил тело Астахова под мышки и поволок его к выходу. Второй прикрывал коллегу, паля из пистолета Часовщику в голову. Одна из пуль угодила гиганту в верхнее веко. Потекла кровь, сразу же глаз опух, но Часовщик не прервал свою важную работу.
        Когда окровавленное тело врача вытащили в коридор, Черневицкий присел возле него и приложил пальцы к шее. Затем выпрямился, повернулся к Вере и Шевердуку и проговорил севшим от пережитого ужаса голосом:
        - Иван Федорович, Вера Сергеевна, прошу вас - пройдите в ординаторскую. Здесь больше не на что смотреть.

* * *
        Антон Сташевский говорил торопливо, горячо, словно боялся, что его остановят прежде, чем он успеет договорить все до конца.
        - Думаете, Астахов попал туда случайно? - тараторил он. - Думаете, все произошло само собой?
        - А разве нет? - сипло спросила Вера, держа в дрожащих пальцах сигарету.
        Сташевский снисходительно улыбнулся.
        - Шевердук хочет, чтобы мы так подумали. Но на самом деле все не так просто. Пораскиньте мозгами. Возле палаты Часовщика их было двое - Астахов и Шевердук. Что, если Шевердук, под видом того, что отлаживает систему, взял да и…
        - Сташевский, перестаньте болтать ерунду, - устало вымолвила Вера.
        Антон обиженно поджал губы.
        - Вы мне не верите? Зря. Не говорите потом, что я вас не предупреждал, - Сташевский испустил долгий, подчеркнуто меланхолический вздох, затем нахмурился и пробормотал: - Н-да, Черневицкий вас теперь по головке не погладит.
        - Нас?
        - Конечно. Ведь именно вы лечили Часовщика. Вы твердили всем о стойкой ремиссии. Вы убеждали всех, что он не агрессивен. И чем все закончилось? Уверяю вас, Черневицкий не прощает таких ошибок.
        Вера холодно прищурилась на собеседника.
        - Послушайте, Сташевский, а вам самому не противно?
        Он скосил на нее глаза и усмехнулся влажными губами.
        - Не нравится слушать о себе правду? Но разве то, что произошло, не доказывает, что вы плохой психиатр?
        - Может быть, - сухо проговорила Вера. - Но с вами я это обсуждать не хочу.
        - Вы на меня злитесь? Напрасно. Я ведь желаю вам добра.
        Вере надоела его трепотня.
        - Послушайте, Сташевский, - мрачно заявила она. - Если вы еще раз заговорите со мной в подобном тоне, я дам вам по физиономии. Жаль, что пощечина, которую влепил вам Шевердук, не научила вас уму-разуму.
        Сташевский замер с открытым ртом. Его впалые щеки порозовели.
        - Откуда вы знаете? - пробормотал он, злобно прищуривая глаза. - Он вам сказал?
        Вера потушила сигарету в пепельнице, повернулась и зашагала по коридору.
        - Если вы кому-нибудь расскажете, я сделаю так, чтобы вас уволили! - крикнул ей вслед Сташевский. - Я могу! Моя мама…
        Вера свернула за угол. Сташевского она больше не слушала, мысли ее были заняты другим.

3
        Вера и Иван Федорович Шевердук вышли из кабинета Черневицкого и перевели дух. На лысоватом лбу Шевердука блестели капли пота, стекла его очков запотели. На острых скулах Веры выступил румянец.
        - Куда теперь? - спросила Вера, не глядя коллеге в глаза.
        - Ко мне в кабинет, - ответил Иван Федорович. - Просмотрим записи наших «бесед» с Часовщиком и попытаемся выяснить, где мы допустили ошибку.
        Вера повернулась, чтобы идти, но Шевердук остался стоять на месте.
        - Черт! - с досадой выругался он. - Возимся с таким негодяем… Будь моя воля, я бы просто пристрелил его, как бешеного пса.
        - Часовщик - наш пациент, - тихо заметила Вера.
        Шевердук мрачно усмехнулся:
        - Разумеется. Он - наш пациент. И мы водим вокруг него хороводы, как вокруг новогодней елки. А знаете, кем я себя при этом чувствую?
        - Кем?
        - Адвокатом дьявола! В Средние века инквизиция приставляла к каждому осужденному грешнику специального человека, который пытался найти оправдание его поступкам. Такого человека называли адвокатом дьявола. Мы с вами тоже пытаемся найти оправдание злу.
        - Часовщик - наш пациент, - повторила Вера, но уже не так уверенно. - Он просто болен.
        - Он - воплощение зла, - жестко проговорил Шевердук. - «Психо» - значит душа. Психиатрия врачует человеческую душу. А у мерзавца на месте души зияет огромная зловонная дыра. Нельзя врачевать то, чего нет. Нельзя оживить мертвеца.
        Вера вспомнила непроницаемое, словно вырубленное из куска гранита, лицо Часовщика, его глубоко посаженные темные глаза, в которых не было ни чувства, ни мысли, - и сурово сдвинула брови.
        Иван Федорович поднял к лицу руки, поморщился и помассировал пальцами виски.
        - Ладно, это все лирика, - устало проговорил он. - Идемте в кабинет.
        В кабинете, сидя за компьютером, Иван Федорович взял из стопки компакт-дисков самый верхний и вставил его в привод. Пощелкал кнопками, уставился на экран монитора.
        Вера, сидя сбоку, увидела на лице Шевердука легкое недоумение, сменившееся столь же легкой досадой.
        - А, черт… - снова угрюмо выругался он. - Не тот диск.
        - Что на нем? - спросила Вера и, вытянув голову, взглянула на экран.
        Однако Иван Федорович уже щелкнул кнопкой и свернул изображение.
        - Запись вашей беседы с Евгением Осадчим, - ответил он.
        Тусклые от пережитого горя и страха глаза Веры вспыхнули.
        - Можно мне посмотреть? - попросила девушка дрогнувшим от возбуждения голосом.
        Шевердук покосился на нее недовольно.
        - Зачем вам?
        - Хочу проанализировать нашу беседу.
        - Он не ваш пациент.
        - Я бы хотела сделать это не для него, а для себя.
        Шевердук несколько секунд хмуро размышлял, затем кивнул:
        - Хорошо. Но завтра диск должен быть на месте.
        - Будет, - пообещала Вера и, пока наставник не передумал, вынула диск из привода, сунула его в сумочку.
        А Шевердук уже рылся в стопке дисков, глядя на даты, выведенные на вкладышах его собственной рукой.
        - Начнем, пожалуй, отсюда.
        Он вставил в привод новый диск. На экране монитора появилось неподвижное лицо Часовщика. Если бы не бегущие в правом углу экрана цифры, фиксирующие продолжительность записи, можно было подумать, что это просто фотография.
        - Знаете, что самое удивительное? - мрачно проговорил Шевердук, глядя на экран. - Часовщик даже не моргает.
        - Этого не может быть, - твердо сказала Вера. - Если бы он не моргал, его глаза превратились бы в два куска засохшего желе.
        - Взгляните сами, - предложил Иван Федорович.
        Вера уставилась на монитор. Лицо Часовщика было неподвижно, словно он впал в кому. Но руки продолжали шевелиться, ловко перебирая часовой механизм. Девушка смотрела на экран не меньше минуты - тяжелые, как у гоголевского Вия, веки Часовщика оставались неподвижны.
        - Удивительно, - пробормотала Вера. - Его можно экспонировать в кунсткамере.
        Вера откинулась на спинку стула.
        - У меня такое ощущение, будто я сплю и все это мне снится, - призналась она. - Часа не прошло, как Астахова убили. А мы тут сидим с вами и рассуждаем о двигательной дисфункции анонимного больного. Словно ничего не случилось.
        - А что вы предлагаете? - прищурил недобрые глаза Шевердук. - Кататься по полу и посыпать голову пеплом?
        - Нет, но… - девушка растерянно пожала плечами. - Я не знаю… На моих глазах убили человека, но осознать произошедшее у меня как-то не получается. Будто все было не со мной. Только тошнит немного.
        - Нормальная реакция нормального человека, - констатировал Шевердук. - Существует всего один способ отвлечься от неприятных мыслей.
        - Какой?
        - Работа, - просто ответил Шевердук. - Пододвигайтесь поближе, и начнем просмотр записей.

4
        Анализ «бесед» с Часовщиком давался Вере с трудом. Глядя на неподвижное лицо убийцы, она видела и наполненные ужасом и отчаянием глаза Астахова в тот момент, когда рука Часовщика схватила его за горло.
        Уже через двадцать минут она отвернулась от экрана монитора и сдавленно проговорила:
        - Нет, не могу…
        С полминуты Вера задумчиво смотрела в одну точку, хмуря брови, потом повернулась к Шевердуку.
        - Где сейчас Астахов?
        - В подвале, - ответил наставник.
        - И что будет дальше?
        - Приедет следственная группа. Покрутится здесь полдня и уедет.
        - И все?
        Иван Федорович пожал плечами.
        - А вы чего хотите? Невменяемость Часовщика давно доказана. Если понадобится, мы еще раз дадим экспертную оценку его психическому состоянию. Он сидит в одиночной палате под надежной охраной. Дальше его упрятать уже невозможно.
        - Но ведь они обязаны завести уголовное дело!
        - Заведут, - согласился Шевердук. - Но быстро его закроют. Тут ведь все очевидно - трагическая случайность. Как авария на дороге. Виноватых нет.
        - А если они подумают, что вы втолкнули Тимура Альбертовича к Часовщику нарочно? Ведь может же им прийти в голову такая версия?
        Повисла долгая, томительная пауза. Наконец Иван Федорович заговорил.
        - Вас Сташевский «обработал»? - угрюмо поинтересовался он.
        Вера отвела взгляд и пробормотала:
        - Откуда вы знаете?
        - Не нужно быть гением, чтобы догадаться. Мерзавец не может мне простить одного разговора. Помнится, я тогда дал ему по физиономии.
        - За что?
        Шевердук дернул уголком рта. Затем, проигнорировав вопрос, заявил:
        - Иногда грубая физическая сила - лучший аргумент в споре.
        Вера уныло смотрела на свои руки.
        - Вера Сергеевна, - мягко проговорил Шевердук, - идите-ка вы домой.
        - Но мы ведь еще не закончили, - неуверенно возразила Вера.
        - Завтра закончим. А вам сейчас нужно отдохнуть.
        Вера облегченно вздохнула. Она рада была уйти из клиники. Оставаться дальше в помещении, в подвале которого лежит труп Астахова, было просто невыносимо.
        - Спасибо, Иван Федорович.
        - Не за что. Завтра мы с вами…
        Договорить он не успел. На столе пискнул коммутатор. Шевердук протянул руку и нажал на кнопку.
        - Слушаю!
        - Иван Федорович, Вера Сергеевна у вас? - донесся из динамика глуховатый голос заведующего клиникой.
        - Да.
        - Срочно зайдите ко мне. Оба.
        - Что-то случилось?
        - С вами хочет поговорить следователь.
        Связь отключилась. Шевердук убрал палец с коммутатора и взглянул на Веру.
        - Придется пойти, - сказал он.
        - Да, - согласилась она. - Придется.

5
        - Это Вера Сергеевна Арнгольц, - представил девушку заведующий.
        Следователь сидел в кресле, вытянув ноги и сплетя пальцы под подбородком. Услышав голос Черневицкого, он заморгал, точно не сразу сумел оторваться от каких-то сложных размышлений, и рассеянно посмотрел на Веру.
        - А, да-да. Очень приятно.
        - А также Иван Федорович Шевердук. Присаживайтесь, коллеги.
        Шевердук и Вера опустились в неуютные кожаные кресла. Следователь пошарил в кармане серого пиджака, достал небольшой блокнот и ручку.
        - Меня зовут Николай Степанович Рогожин, - представился он, с любопытством оглядывая Веру и Шевердука. - У вас был тяжелый день, я понимаю. Но я просто обязан задать вам несколько вопросов. Вы готовы?
        - Вполне, - ответила Вера.
        Шевердук ничего не ответил, лишь нахмурил лоб и поправил пальцем очки в роговой оправе.
        Следователь уголком рта изобразил ободряющую улыбку.
        - Ну и хорошо. Тогда, пожалуй, начнем. Иван Федорович, первый вопрос к вам. Как получилось, что Тимур Астахов оказался в камере у Часовщика?
        - Во-первых, это не камера, а палата, - угрюмо ответил Шевердук. - А во-вторых… Разве Игорь Константинович вам не рассказал?
        - Я бы хотел услышать вашу версию, - вежливо произнес следователь Рогожин.
        - Уверен, что она полностью совпадет с версией заведующего, - пробурчал Шевердук. - Тимур Альбертович стоял у защитной перегородки и беседовал с Часовщиком. Потом вдруг замигал свет… видимо, что-то случилось с проводкой. Мы оба посмотрели на лампы, и в тот же момент перегородка приоткрылась. Часовщик схватил Астахова и втащил его в палату.
        - Гм… - следователь чуть склонил голову набок. - Так-так… А перегородка?
        - Что перегородка? - не понял Шевердук.
        - Она так и осталась открытой?
        Шевердук мотнул большой головой:
        - Нет. Она снова закрылась.
        Следователь улыбнулся:
        - Гм… Забавно.
        - Не вижу ничего забавного, - проворчал Шевердук, свирепо глядя на следователя сквозь толстые стекла очков.
        - Простите, я не так выразился. Скажите, Иван Федорович, а вам это не кажется странным?
        - Что именно?
        - Перегородка открылась всего на несколько мгновений, и как раз в то время, когда Астахов стоял рядом.
        - В жизни всякое случается, - небрежно обронил Шевердук.
        Рогожин кивнул:
        - Вы правы. Жизнь - штука сложная. Я прав, Вера Сергеевна?
        - Мне обязательно отвечать на вопрос? - сухо осведомилась Вера.
        Следователь насмешливо дернул уголками губ.
        - Нет, конечно. Считайте его риторическим. Иван Федорович, а почему вы не пришли на помощь коллеге? Вы ведь были поблизости.
        - Я попытался. Но не успел. Все произошло слишком быстро.
        - Вы уверены?
        Шевердук вскинул густые брови:
        - Уверен ли я в том, что все произошло слишком быстро? Что за вопрос!
        - Считайте и его риторическим, - с какой-то противоестественной и абсолютно неуместной веселостью проговорил следователь. - Иван Федорович, не думайте, что я вас в чем-то подозреваю. Тем более что запись с камеры видеонаблюдения подтверждает ваши слова.
        - Тогда к чему ваши вопросы?
        Следователь снова усмехнулся, но не ответил. Секунду спустя он стер улыбку с губ и слегка подался вперед.
        - В каких отношениях вы были с Астаховым? - сейчас голос Рогожина прозвучал холодно и неприязненно.
        - В нормальных, - пожал плечами Шевердук. - Мы работали вместе несколько лет. И всегда были в нормальных отношениях.
        - Следующий мой вопрос может показаться вам бестактным, но я вынужден его задать. Вы готовы?
        - Перестаньте спрашивать, готов я или нет, - раздраженно произнес Шевердук. - Хотите спрашивать - спрашивайте!
        Рогожин несколько секунд удивленно и пристально смотрел на Шевердука, потом тихо засмеялся.
        - Что тут смешного? - резко спросил Шевердук, багровея от ярости.
        - Простите. Просто вспомнил кое о чем. Неважно. Итак, мой вопрос: в каких отношениях состояли Астахов и ваша жена Екатерина?
        - Моя жена не состояла с ним ни в каких «отношениях», - все больше раздражался Иван Федорович. - Жена виделась с ним по субботам, во время пикников. Вот и все
«отношения».
        - Вот как? - вскинул брови Рогожин. - У меня на сей счет имеется другая информация.
        - Какая еще информация?
        Следователь глянул в свой блокнот и сказал:
        - У меня тут написано, что ваша жена и Астахов были любовниками.
        У Веры сжалось сердце. Она робко посмотрела на Шевердука, но ее наставник выдержал удар стойко.
        - Написано? - с нескрываемым сарказмом повторил Шевердук. - А вы что, писатель?
        Следователь засмеялся:
        - Хорошая шутка! Нет, Иван Федорович, я не писатель. Просто у меня плохая память, и я вынужден записывать важную информацию в блокнот. Но вы так и не ответили на мой вопрос. Вы знали, что ваша жена спит с Астаховым?
        Самообладание не изменило Шевердуку и теперь. Он смотрел на следователя спокойно и невозмутимо. Вера поняла, что попытка следователя вывести Шевердука из себя провалилась. Похоже, Рогожин это тоже понял. С лица следователя сошло веселое выражение.
        - Что же вы молчите? - спросил он, прищурив глаза. - Я недостаточно четко сформулировал вопрос?
        - Почему же? Все очень четко. Да, я знал, что моя жена спит с Астаховым. Она сама мне рассказала.
        Рогожин посмотрел на Ивана Федоровича удивленно.
        - Забавные у вас отношения с женой, - заметил он после паузы. - И что же, вы не ревновали?
        - А какое это имеет отношение к делу?
        - Надеюсь, что никакого.
        - Значит, вы не станете возражать, если я не буду больше говорить на данную тему?
        Шевердук невозмутимо поправил пальцем очки. Глаза Ивана Федоровича поблуждали по комнате и в какой-то момент, как бы случайно, встретились с глазами Веры. «Отлично вы его», - прочел он во взгляде своей подопечной, но выражение его лица осталось по-прежнему непроницаемым.
        И тут Рогожин переключился на Веру.
        - Вера Сергеевна, - вкрадчиво начал он, - вы ведь в клинике недавно?
        - Да. Всего несколько дней.
        - Иван Федорович - ваш наставник, не так ли?
        - Совершенно верно.
        - Вероятно, вы с ним сильно сблизились за это время?
        Вера усмехнулась:
        - О да. Мы с ним теперь не разлей вода.
        Насмешливый тон Веры не понравился Рогожину.
        - Я также слышал, что отношения с Тимуром Альбертовичем не сложились у вас с самого начала, - продолжил он, сверля Веру меленькими глазками.
        - Напротив, - возразила та. - У нас с доктором Астаховым сложились нормальные профессиональные отношения.
        Следователь нарочито медленно окинул взглядом Веру всю, с головы до ног. Его любезность исчезла, а в глазах читался некий грубоватый интерес, намекающий на возможность причастности Веры к происшедшему. Он ткнул пальцем в блокнот и весело проговорил:
        - А у меня тут написано, что вы повздорили. И даже толкнули Астахова в лужу. Разве так поступают с друзьями?
        Вера усмехнулась:
        - Я не говорила, что мы дружили. Я сказала, что у нас были нормальные профессиональные отношения.
        - Значит, толкнуть человека в лужу, по-вашему, «нормально»? Интересное у вас понятие о «нормальности». Из-за чего вы с ним поссорились?
        - Он попробовал ухаживать за мной, что мне не понравилось.
        - И вы толкнули его в лужу? - следователь улыбнулся. - Вы опасная женщина, Вера Сергеевна. Скажите, а вы часто беседовали с Часовщиком?
        Вера на секунду задумалась, потом ответила:
        - Четыре раза.
        - И что, защитная перегородка ни разу не подводила?
        - Если бы она хоть раз подвела, я бы сейчас тут не сидела.
        Рогожин тихо засмеялся.
        - Дельное замечание! Могу я узнать, о чем вы беседовали с Часовщиком?
        - О разном, - сухо ответила Вера. - Наши беседы длились по сорок минут. Сформулируйте, пожалуйста, вопрос точнее.
        - Хорошо, - кивнул Рогожин, - я сформулирую вопрос точнее. Вы говорили с Часовщиком об Астахове?
        На лице Веры отразилось удивление.
        - Вы что, думаете, что я обсуждала с пациентом врача? - хрипло спросила она.
        Рогожин холодно воззрился на Веру и вкрадчиво проговорил:
        - Вы не ответили на мой вопрос.
        Вера пожала плечами:
        - Мой ответ - нет.
        Следователь несколько секунд сверлил ее взглядом, затем вздохнул:
        - Ну, хорошо.
        - Прошу прощения, - вмешался в разговор профессор Черневицкий. - Могу я узнать, почему вы задаете такие вопросы?
        Рогожин холодно взглянул на заведующего.
        - Можете. Дело в том, что Тимур Астахов звонил мне два дня назад и просил о встрече. Как думаете, что он хотел мне рассказать? Может быть, доктор прознал о каких-нибудь темных делишках, которые творятся в вашей клинике?
        Заведующий посмотрел на следователя с видом человека, который только что услышал неимоверную глупость.
        - Не понимаю, о каких таких «делишках» вы говорите. У нас здесь клиника, а не казино. Мы лечим людей.
        - Вы их лечите, а они вас калечат, - с ухмылкой произнес Рогожин.
        Вера гневно выпятила нижнюю губу. Слова так и жгли ей рот. Но она взглянула на Черневицкого - тот был абсолютно спокоен - и сдержалась.
        - Какие перспективы у этого дела? - осведомился заведующий у следователя таким тоном, словно речь идет о самых заурядных и будничных вещах.
        Рогожин нахмурился и обронил:
        - Следствие покажет, - затем он положил ладони на подлокотники кресла и одарил присутствующих добродушной, почти дружеской улыбкой. - Ну что ж, господа… Пожалуй, на сегодня достаточно. Спасибо за беседу, не буду вас больше задерживать.

* * *
        Вера первой вышла из кабинета заведующего, а вслед за нею следователь, и тут с Рогожиным произошла странная перемена. Его лицо уже не было ни сердитым, ни недовольным. Он посмотрел на Веру спокойными глазами и устало проговорил:
        - Если захотите мне что-то сообщить - позвоните. Вот моя визитная карточка.
        С этими словами следователь сунул визитку в нагрудный кармашек медицинского халата девушки. На несколько секунд задержал пальцы у ее груди. Вера посмотрела на его руку, потом перевела холодный взгляд на лицо Рогожина. И тот мгновенно убрал руку.
        - Извините, - сказал он. - Знаете, я первый раз в жизни встречаю такого симпатичного психиатра. Мне даже немного жаль, что я не сумасшедший.
        - У вас еще все впереди, - пообещала Вера.
        - Вы считаете? Что ж, очень может быть.
        Следователь засмеялся. Затем чуть поклонился Вере, ироническим жестом снимая с головы воображаемую шляпу, повернулся и зашагал по коридору к лестнице.
        Рядом с Верой остановился Шевердук.
        - Похоже, он нас с вами подозревает, - небрежно проговорил Шевердук. - Этот чудак думает, что мы с вами подговорили Часовщика. А потом заманили Тимура в палату и выключили защиту.
        Вера нахмурилась.
        - Это же глупо.
        - Глупо, - согласился Иван Федорович. - Но вполне правдоподобно. Рогожин знает, что у меня был мотив. И подозревает, что у вас он тоже имелся. - Шевердук поправил пальцем очки и взглянул на Веру исподлобья. - А вы правда толкнули Тимура в лужу?
        - Все было не совсем так, - усмехнулась Вера. - Он попытался меня поцеловать, а я оттолкнула его от себя, и он споткнулся о камень. Честно говоря, совершенно забыла про тот случай.
        - А Сташевский, как видно, не забыл, - угрюмо проговорил Шевердук.
        - Думаете, он видел и рассказал следователю?
        - А кто еще? - Иван Федорович глянул на часы. - Уже поздно. Проводить вас до дома?
        Вера покачала головой:
        - Нет. Хочу пройтись одна.
        - Уверены?
        - Да.
        - Тогда до завтра?
        - До завтра.
        Шевердук пожал ей руку. Вера успела отойти метров на пять, когда наставник вдруг окликнул ее:
        - Вера Сергеевна!
        - Что? - оглянулась девушка.
        - А вы тоже думаете, что это я бросил Тимура на растерзание Часовщику?
        - Нет, - соврала Вера.
        - Но у меня действительно был мотив.
        - Мотив - еще не преступление, - отчеканила Вера. - Всего доброго, Иван Федорович!
        Затем она повернулась и зашагала к выходу.

6
        На улице было темно. Видимо, лампочки в фонарях перегорели от замыкания. Это было неприятно. Вера подняла воротник плаща и двинулась в сторону дома.
        Но даже хорошо, что нужно идти пешком, утешала себя Вера. Будет время успокоиться и выбросить из головы все ужасы, которыми щедро одарил ее сегодняшний длинный, кошмарный день.
        Дубовый лес вокруг был мрачен и неприветлив. Дул ветер, и ветви деревьев тихонько поскрипывали, словно жаловались Вере на одиночество, бесприютность и подступающую зиму.
        Девушка пожалела, что у нее нет фонарика. Впрочем, дорогу до коттеджа она легко могла найти и в темноте.
        Очередной порыв холодного ветра заставил поежиться. Вера вдруг с удивлением обратила внимание на то, что у нее подрагивают руки. Хм, довольно сильный тремор. Такого с ней раньше не было. Ей на самом деле страшно?
        Что ж, идти одной через ночной лес - занятие неприятное. Любая бы на ее месте испугалась.
        Вера оглянулась через плечо, чтобы убедиться, что никто не идет за ней. Но, вопреки ожиданию, и в самом деле кого-то увидела. Издали и в темноте было трудно понять, идет тот человек именно за ней или нет, однако примерно в полусотне метров, в том же направлении, что и она, двигался чей-то светлый силуэт, временами довольно ясно вырисовываясь на фоне черных деревьев.
        Вера пошла дальше, глядя перед собой и стискивая в пальцах кожаный ремешок сумочки. Все ее тело, каждая его мышца трепетали, силясь подавить неудержимое стремление броситься бежать очертя голову - точно так же, как в детстве, когда она с бьющимся в горле сердцем проходила по темному коридору коммуналки, чтобы затем, миновав скопление велосипедов и детских колясок, кинуться к двери и вихрем влететь в свою комнату.
        Чтобы подавить страх, Вера призвала на помощь логику и рассудительность взрослого человека. Пугаться неизвестно чего - глупо. Если она сейчас побежит, то в темноте может напороться на ветку или подвернуть ногу. Да и от кого бежать? Может быть, светлая тень, которую она видела, всего лишь игра воображения?
        Вера снова оглянулась. И никакой фигуры не увидела. Похоже, воображение и впрямь сыграло с ней злую шутку. Главное теперь, не сбиться с пути и не угодить в болото.
        Глубоко вдохнув прохладный, пропитанный запахом влажных деревьев лесной воздух и мысленно подшучивая над собой, Вера посмотрела в сторону болота. И вдруг почувствовала, что у нее пересохло во рту и язык прилип к гортани. Белесая фигура никуда не делась, она по-прежнему следовала за Верой по пятам.

«Спокойно, - сказала себе девушка. - Спокойно, идиотка, а то и вправду окажешься в беде». И ей удалось успокоиться - ровно настолько, чтобы броситься бежать.
        Однако, пробежав метров сто, остановилась. Испуганно и растерянно огляделась. Со всех сторон ее окружала черная стена мокрых, вздыхающих на ветру деревьев. Где же коттедж? В какой стороне?
        Вера с ужасом осознала, что сбилась с пути. Дорога была где-то рядом, да и до коттеджа наверняка рукой подать, но попробуй отыщи его в такой темноте.
        Она попыталась высмотреть хотя бы отблеск горящих окон, но ничего не увидела. В сторону клиники выходят только окна спальни и кухни, но свет там вряд ли горит. Алексей сейчас в мастерской - в последние дни муж повадился работать при свете электрических ламп. А Ольга… Ольга сидит в своей комнате с книжкой в руках. Или с бокалом…
        Вера передернула плечами. Размышляя о доме, она на секунду позабыла о странной белесой фигуре, преследующей ее, но теперь снова вспомнила. Надо идти. Но куда?
        Новый сильный порыв ветра закачал деревья, и в тихом, похожем на тягостный вздох, шуме листвы девушке послышалось, что кто-то зовет ее по имени.
        - Вера…
        И тут же она услышала шаги - под чьей-то легкой ногой тихонько хрустнул валежник. Потом где-то рядом шелохнулась ветвь. Еще несколько секунд, и Вера будет обнаружена.
        Метрах в пяти от нее темнел кустарник. И тогда Вера поступила так, как на ее месте поступил бы любой ребенок. Она, стараясь ступать как можно тише, прокралась к кустарнику, обогнула его и присела на корточки.
        Сидя за кустом, девушка затаила дыхание. Она не знала, кто следует за ней по пятам, но каким-то шестым чувством догадывалась, что если преследователь обнаружит ее - ей конец.

«Господи, прошу тебя, пусть он пройдет мимо!» - дрожа от ужаса, мысленно взмолилась Вера. Минута проходила за минутой. Наконец Вера набралась мужества и приподняла голову. Настороженно прислушалась. Ничего, только порыв ветра прошуршал по листве.
        Он ушел? Похоже.
        У нее отлегло от сердца. Вера медленно поднялась на затекших ногах. Куст бузины подсказал ей направление к коттеджу. Отсюда совсем недалеко. Еще минут пять, и она будет дома. Облегченно вздохнув, она повернулась, чтобы обойти кустарник.
        И тут от ужаса скрутило желудок. Прямо перед собой Вера увидела высокую женщину в белом платье. Волосы незнакомки растрепались и висели вдоль бледного лица свалявшимися патлами. Ее лицо поблескивало в неверном лунном свете, и в его влажности и одутловатости было что-то противоестественное.
        Вера начала пятиться. А женщина подступала, не сводя с нее пристального взгляда. Она словно плыла в сыром воздухе, чуть касаясь ногами травы.
        Девушка пятилась до тех пор, пока не ткнулась спиной в дерево. Дальше отступать было некуда. А незнакомка все приближалась. У Веры перехватило горло, и ужас не смог пробиться сквозь сжатые мускулы гортани, чтобы вырваться наружу криком.
        Бледное, одутловатое лицо женщины наплывало, росло - и вдруг остановилось, замерло в нескольких сантиметрах от лица Веры. Сначала незнакомка пристально разглядывала Веру расширившимися, полными отчаяния и ненависти глазами, затем разомкнула губы и, пахнув болотной сыростью, отчетливо проговорила:
        - Он - мой.
        Вера моргнула, и женская фигура исчезла, словно выступившие от страха слезы смыли ее силуэт с изнанки Вериных воспаленных век.
        Через минуту, немного придя в себя, девушка тронулась с места, на негнущихся ногах обогнула куст и, спотыкаясь, зашагала к дому.

7
        Только закрыв за собой входную дверь, Вера перевела дух. В висках стучало, глаза застилали слезы, грудь сдавила одышка.
        Ничего-ничего, сейчас она успокоится… Нужно только привалиться спиной к стене и чуточку отдохнуть… Любой страх рано или поздно проходит.
        Алексей, как она и предполагала, был в мастерской. Вера видела желтую полоску света, выбивающуюся из-под двери. Странно, что муж не вышел ее встретить. Хотя - ничего странного. Во время работы он часто слушает музыку. Вот и сейчас стоит, наверное, перед мольбертом в наушниках и, водя кистью по холсту, тихонько кивает сам себе, отбивает такт.
        Нельзя показываться ему в таком виде. Нужно сначала успокоиться.
        Вера принадлежала к той редкой породе людей, которые могут убедить себя в чем угодно, если убеждения эти основываются на доводах разума и непререкаемой логики.
        Поэтому, поразмыслив и проанализировав ситуацию, она решила, что недавняя галлюцинация в лесу (которая, конечно же, и имела место быть) - последствия нервного потрясения, испытанного сегодня в клинике.
        Необходимо просто взять себя в руки, и от страха не останется следа. Пожалуй, сейчас ей поможет таблетка валиума.
        Вера вдруг вспомнила про таблетку, которая выпала из кармана Сташевского. Она быстро вынула из сумочки флакон с валиумом и поднесла его к глазам. Затем встряхнула флакон и снова воззрилась на его содержимое.
        Той таблетки она не увидела. Конечно, глупо было класть ее с другим лекарством, пусть даже таблетки и отличаются по форме, но ничего страшного. Потом, когда у Веры будет время, она поищет тщательнее. Той таблетке некуда деться. А пока нужно принять валиум.
        Вера прошла на кухню, достала из холодильника пластиковую бутылку с минералкой, положила таблетку на язык и запила водой.
        Ну вот. Теперь надо подождать несколько минут, и она будет в полном порядке.
        Девушка медленно досчитала до ста, чтобы окончательно успокоиться, потом взялась за ручку и распахнула дверь.
        Как она и предполагала, Алексей стоял у мольберта в наушниках. Должно быть, слушал свой любимый джаз.
        Вера ничего не понимала в джазе и знала, что Алешка тоже ничего в нем не понимает. Его пристрастие к нервирующей какофонии звуков она считала просто снобистским чудачеством. Джаз - это тоска по сытой, обеспеченной жизни.

«Боже, о чем я думаю?» - удивилась Вера.
        Разомкнула губы и позвала:
        - Леш!
        Тенишев вздрогнул и, обернувшись, стянул с головы наушники.
        - А, ты вернулась, - промолвил он, взглянув на жену. - Чего так поздно?
        - Задержалась, - ответила она.
        Нужно было сообщить ему об Астахове, но как - Вера не знала. Помучившись несколько секунд, она решила сказать прямо.
        - Леш, Астахова убили.
        - Что? - не понял Алексей. - Кого?
        - Тимура Астахова. Помнишь, ты видел его на пикнике.
        - Красавчик в белой шапочке?
        - Да.
        Алексей тихонько присвистнул и проговорил трагическим голосом:
        - Жуть. А кто убил?
        - Пациент по прозвищу Часовщик.
        - Хреново. Слушай, сообрази чего-нибудь похавать. Я с утра ничего не ел.
        И Алексей снова повернулся к мольберту.
        Вера не верила своим глазам. Она только что сообщила о смерти - нет, об убийстве! - человека, а муж лишь присвистнул и как ни в чем не бывало продолжил работу.
        - Это все, что ты можешь сказать? - удивленно проговорила Вера.
        - А что еще? - не оборачиваясь, спросил Тенишев.
        - Ты даже в лице не изменился.
        Из груди Алексея вырвался раздраженный вздох.
        - Милая, я ведь его почти не знал. Если стану горевать по каждому человеку, которого видел раз в жизни, я сыграю в ящик, недотянув и до тридцати.
        Завершив свой маленький монолог, в котором звучала безграничная вера в собственную правоту, Алексей окунул кисть в растворитель. Проделал это с видом человека, который может себе позволить все, потому что всегда прав.
        Брови Веры дрогнули.
        - Но нельзя же быть таким бессердечным! - с чувством воскликнула она. - Пациент убил врача! Ты понимаешь? На месте Астахова могла оказаться я!
        Алексей хмыкнул.
        - Но не оказалась же. Ты у меня умненькая и никогда не сунешь голову в огонь.
        - Астахов тоже не совал, - угрюмо пробурчала Вера. - Система защиты дала сбой. Она дала сбой, понимаешь?
        - Понимаю, - Тенишев задумчиво смотрел на холст. - Но все равно не могу горевать по человеку, которого почти не знал.
        - Ты рассуждаешь, как какой-нибудь киллер.
        - Вовсе нет. Но мне приходилось видеть, как умирают люди. Два моих приятеля умерли от передозировки у меня на глазах. Я стоял рядом и ничего не мог сделать. Я и сам однажды чуть не отбросил коньки. И что с того?
        Вера слушала его с выражением недоверчивой угрюмости на лице.
        - Ты хочешь сказать, что привык видеть смерть?
        Алексей покачал головой:
        - Нет. Но я не собираюсь впадать в истерику из-за того, что какой-то псих прикончил какого-то психиатра, - Алексей перестал сдерживаться и повысил голос.
        Вера сникла.
        - Леш, что происходит, а? - пробормотала она.
        - Ничего, - ответил Алексей, и в голосе его снова прозвучали отчетливые нотки раздражения. - Я просто пытаюсь работать.
        Вера сделала шаг ему навстречу и тихо спросила:
        - Ты на меня за что-то обижен?
        - С чего ты взяла?
        - Я же вижу.
        Несколько секунд Тенишев молчал. Наконец, справившись с гневом, сказал:
        - Слушай, Вер, мне кажется, что я наконец-то нашел свой собственный стиль. И хочу поскорее закончить картину, понимаешь? Хочу посмотреть, что выйдет.
        - Я понимаю, - кивнула Вера.
        - Давно не работал с таким воодушевлением, - продолжил художник, чуть повысив голос, - и тут приходишь ты…
        Вера шмыгнула носом. Алексей скривился:
        - Только не это! Арнгольц, возьми себя в руки!
        На глаза Веры навернулись слезы. Тенишев поджал губы, улыбнулся, явно через силу, и уже тише сказал:
        - Ладно, прости. Я повел себя как бесчувственная скотина. Ну правда, заяц… Извини.
        Он протянул руку, чтобы погладить Веру по голове. Она поймала его теплую ладонь и прижала к своей щеке.
        - Леш, - голос Веры звучал тихо и грустно, - у нас с тобой точно все в порядке?
        - Конечно.
        - Ты говоришь так, чтобы поскорее отвязаться от меня?
        На скулах Алексея вздулись желваки.
        - Вер, может, хватит, а? Ты торчишь в своей клинике с утра до ночи. Потом приходишь и начинаешь выяснять отношения. Какого черта?
        - Но ты…
        - Я просто хочу поработать! - он собрался отдернуть руку, но Вера ее удержала.
        - Хочешь, я буду приходить домой раньше? - тихо спросила она.
        Тенишев нахмурился.
        - Зачем?
        Вера повернулась и, опустив плечи, побрела к двери. Алексей швырнул кисть в банку и нагнал ее.
        - Подожди! - он взял ее за плечо и повернул к себе. - Вер, ну что за истерика, а? У тебя погиб коллега, и ты переживаешь, я понимаю. Но меня-то зачем впутывать в свои скорбные дела? Хочешь, чтобы я вскрыл себе вены? Хорошо, вскрою. Но ведь ничего не изменится! Пойми, моя голова забита другими проблемами. И на твоего Астахова мне плевать с высокой колокольни. В конце концов, он сам во всем виноват.
        Вера подняла голову и пристально посмотрела мужу в глаза. Затем отвела взгляд и сказала:
        - Ты прав. Я веду себя как обиженный ребенок. Но я сильно расстроена. И знаешь… мне дьявольски хочется выпить. Слушай, Леш, а давай откроем бутылку вина?
        - Вина нет, - Тенишев с хмурым удивлением глядел на жену. - Есть пиво.
        - Ну, давай выпьем пива. Если я сейчас чего-нибудь не выпью, то сойду с ума. Честное слово.
        Несколько секунд Алексей молчал, явно не понимая, что происходит, но потом махнул рукой (как делал всегда, столкнувшись с неразрешимой проблемой) и весело проговорил:
        - Тогда айда на кухню, и да здравствует белая горячка!
        Он развернул Веру к двери и весело подтолкнул ее под ягодицы.
        - Лешка! - с упреком воскликнула Вера.
        - Арнгольц, у тебя все еще упругая попка! - со смехом объявил Тенишев. - Я уже и забыл, как приятно за нее подержаться.
        - Дурак! - с напускным гневом воскликнула Вера. - Дурак и пошляк! Не вздумай ко мне сегодня приставать, понял?
        - И в мыслях не было.
        - Дважды дурак!
        У двери Алексей снова развернул к себе Веру, стиснул ее в объятиях и крепко поцеловал в губы.

8
        Полчаса спустя они, обнявшись, сидели на диване и пили пиво прямо из бутылок. На столике лежала сумочка Веры, и из нее торчал уголок компакт-диска. Тенишев спросил:
        - Что за диск?
        - Это с работы, - объяснила Вера. - Хотела посмотреть на сон грядущий, но черт с ним.
        - Как «черт с ним»? Надо, значит, надо.
        Вера поежилась в объятиях мужа.
        - Леш, ну его к черту. В конце концов, я дома, а в не в клинике. Имею же я право на частную жизнь?
        - Имеешь. Но если уж притащила в дом гадость, то давай посмотрим.
        Вера взглянула на мужа удивленно.
        - Тебе правда интересно?
        Он кивнул:
        - Конечно. Мне интересно все, чем ты занимаешься.
        - Честно-честно?
        Алексей обнял Веру и чмокнул в щеку.
        - Честно-честно. Принести ноутбук?
        - Давай.
        Тенишев поднялся с дивана и направился к шкафу. Вскоре ноутбук был водружен на стол. Вера быстро вставила диск и нажала на кнопку «play».
        На экране монитора возникло нежное, как у девушки, лицо Евгения Осадчего. Алексей отхлебнул пива и заметил:
        - На вид обычный парень. Что он натворил?
        - Убил обидчика своей любимой, - ответила Вера.
        - И на таком основании вы записали его в сумасшедшие? - Тенишев хмыкнул. - Да его, наоборот, медалью нужно было наградить.
        Вера протянула руку к «мыши» компьютера.
        - Я не видела его больничную карту, - пояснила она, прибавляя громкость. - Может, там есть еще что-то.
        Евгений улыбнулся:
        - Поздравляю. Когда-то я тоже хотел стать врачом.
        - Что же вам помешало?
        - Нерешительность. Однажды, мне тогда было лет десять, мы с родителями отправились в п-поход. В лесу моя мама наступила на стекло, и оно глубоко вонзилось ей в ногу. Звать на помощь было некого. Тогда папа взял нож, вынул из аптечки йод и сам прооперировал маму. Все закончилось хорошо, но я понял, что не выношу вида к-крови.
        - Хорошо, что он так рано это понял, - заметил Алексей. - Не знаю, как маме с папой, а его будущей жене явно повезло.
        Вера легонько шлепнула мужа по затылку, он шутливо ойкнул и пригнулся.
        - Ваши родители сильно любили друг друга?
        - Еще как! Знаете, как они познакомились? О, очень смешная история…
        Вера покосилась на мужа. Тот смотрел на Евгения с явным интересом. Тенишев обожал пить пиво под какой-нибудь фильм, особенно под триллер или боевик. Видимо, и запись беседы жены с пациентом клиники была для него чем-то вроде «документального психологического триллера».
        - И тут к столику подошел парень. Подошел и г-говорит: «Господа, а вам не к-кажется, что вы здесь лишние?» Ну, амбалы послали его куда подальше. Но не тут-то было. Парень поднял п-поднос и говорит: «Траектория движения подноса, умноженная на центробежную силу и увеличенная силой п-притяжения, равной сумме энергии и массы подноса, сделает удар невероятно мощным. А толщина вашего черепа равна всего лишь п-полутора сантиметрам. Если хотите проверить правильность моих расчетов, пожалуйста, оставайтесь на месте».
        Тенишев засмеялся.
        - А его папаша был не дурак, - резюмировал он. - Знаешь, зая, я, конечно, ни черта не понимаю в психиатрии, но мне этот парень совсем не кажется сумасшедшим.
        - У него уже наступило улучшение, - сказала Вера. - Но когда его только привезли в клинику, он был…
        - Стой! - Алексей отнял от губ бутылку и пристально уставился на экран.
        - Что такое? - не поняла Вера.
        - Прокрути-ка назад…
        - Зачем?
        - Прокрути, говорю!
        Вера пожала плечами и взялась за «мышь».
        - Так?
        - Нет, еще чуть-чуть, - скомандовал Тенишев.
        Вера подчинилась.
        - Вот-вот, здесь. Включай!
        Вера щелкнула клавишей «мыши». Картинка на экране монитора снова задвигалась.
        - Парень поднял п-поднос и говорит: «Траектория движения подноса, умноженная на центробежную силу…»
        - Посмотри на его правую руку! - взволнованно проговорил Алексей. - Видишь?
        Правая рука Евгения покоилась на столе. А его указательный палец тихонько поглаживал полировку столешницы. Ничего подозрительного Вера не увидела.
        - Ну и что? - нахмурила она лоб.
        Тенишев, не сводя с экрана взволнованного взгляда, спросил:
        - Что он, по-твоему, делает?
        - Царапает ногтем стол. Я тоже так делаю, когда о чем-нибудь размышляю.
        Алексей закатил глаза:
        - Боже, за что ты сделал женщин такими ненаблюдательными?
        - Да что такое-то? - возмутилась Вера. - О чем ты говоришь?
        Тенишев посмотрел на Веру снисходительно.
        - Твой Осадчий не просто водит пальцем по столу. Он что-то чертит. И я, кажется, знаю, что именно.
        - И что?
        Алексей усмехнулся и сказал:
        - Буквы.
        Он поднялся с дивана.
        - Ты куда? - взволнованно спросила Вера.
        - Возьму листок бумаги и карандаш.

9
        - Удивительно… - выдохнула Вера, глядя на лист, на котором теперь были начерчены буквы. - Откуда парень узнал, что я догадаюсь?
        - Он не знал, - возразил Алексей. - Он просто верил и надеялся.
        Вера снова взглянула на записанное карандашом слово и озадаченно нахмурилась.
        - Одно непонятно, - пробормотала она. - Если ему нужна помощь, почему он просто об этом не попросил? Зачем понадобилось чертить на столе слово «помогите»?
        - Значит, не мог, - резонно заявил Алексей и, сделав большой глоток из бутылки, откинулся на спинку дивана. - Слушай, Арнгольц, что за дела творятся в вашей клинике? Один пациент прикончил врача, другой тайно просит тебя о помощи.
        Вера уставилась на мужа оторопело. Пробормотала:
        - Меня?
        Тенишев хмыкнул:
        - Ну не меня же! Он ведь с тобой беседовал. Кстати, что ты намерена делать? - полюбопытствовал Алексей.
        Вера пожала плечами:
        - Пока не знаю. Для начала нужно еще раз с ним поговорить.
        - А тебе за него по шее не надают? Ты, кажется, говорила, что он того… неприкасаемый.
        - Неприкасаемый, - согласилась Вера. - И по шее надают. Но что-то ведь надо делать?
        Алексей покачал головой и сказал со вздохом:
        - Ох, Арнгольц, попрут тебя с работы. Как пить дать, попрут. И пойдем мы с тобой скитаться по миру с котомкой в руках.
        Вера обняла мужа.
        - А ты у меня на что? - весело спросила она. - Продадим одну из твоих картин и купим виллу на Багамах. Ты будешь ловить акул и продавать туристам их зубы. А я стану варить суп из их плавников. Лет тридцать протянем.
        Веру вдруг захлестнула огромная волна нежности к мужу. Она крепко прижалась к нему и страстно поцеловала в губы. Тенишев слегка опешил. Затем усмехнулся и спросил дрогнувшим от возбуждения голосом:
        - Это прелюдия?
        - Это финальный аккорд, - Вера убрала руки с его плеч. - Леш, я устала, как собака.
        - Ах ты, моя болоночка… Хочешь, я уложу тебя в постельку?
        Вера взглянула на мужа лукаво:
        - И не будешь приставать?
        Он отрицательно покачал головой:
        - Нет. Я же не зверь.
        Вера улыбнулась:
        - Ну, тогда проводи меня.
        Проходя мимо комнаты Ольги, Вера подумала, что давно не говорила с сестрой по душам. А та в последнее время чересчур налегает на «Мартини». Ясное дело: поставила на себе крест. Нужно убедить ее, что еще не все потеряно. Профессор Сафонов уверен, что двигательные способности могут восстановиться. Но, чтобы добиться улучшения, необходимо работать. Надо дружить с тренажерами, а не со стаканом и бутылкой.
        Вера всю жизнь считала старшую сестру сильной. И теперь ей больно было видеть, как Ольга пускает свою жизнь псу под хвост. И с Лешкой они все время ссорятся. Вот чего, спрашивается, не поделили? Следует обязательно поговорить с Лешкой. Он мужчина, к тому же здоров, поэтому должен быть сдержанным. А там и Ольга образумится. Поймет, что источник ее злости в ней самой. А когда поймет, сможет победить.
        Ничего-ничего, все еще наладится…
        В ту ночь Вера спала крепко и спокойно, и кошмары не мучили ее.

10
        На следующий день Шевердук, едва поздоровавшись с Верой, тут же взял ее в оборот.
        - Вера Сергеевна, - проговорил он, как-то странно отводя глаза, - вам придется взвалить на свои плечи еще двух пациентов. После гибели Астахова они остались беспризорными.
        Вера опешила.
        - Погодите-погодите… - она тряхнула волосами, как пловец, выбравшийся из воды на сушу. - Значит ли это, что я получу допуск в лабораторию?
        Иван Федорович отрицательно покачал головой:
        - Нет, не значит. Мера вынужденная. Количество пациентов в клинике осталось прежним, но после смерти Тимура Альбертовича у нас не хватает врачей.
        - Так… - покачала головой Вера. - Ясно, я по-прежнему чужая на празднике жизни. Тогда, может быть, вы просто введете меня в курс исследований? Чтобы у меня было время подготовиться. Прочитать отчеты, просмотреть кое-какую литературу.
        - В этом нет никакой необходимости, - отчеканил Шевердук. И, по-прежнему не глядя Вере в глаза, неуклюже сменил тему: - Идемте, я познакомлю вас с вашими новыми пациентами.
        Шагая с ней рядом по коридору, он говорил:
        - Сегодня вы просто познакомитесь с ними. Не пытайтесь с ходу проанализировать их поведение и не делайте далеко идущих выводов. Просто слушайте, наблюдайте, запоминайте.
        - Какие у них диагнозы?
        - У первого… его фамилия Мусоров… маниакальный психоз. Ему грозило пожизненное заключение, но вместо тюрьмы он попал к нам. Крайне неприятный и опасный тип.
        - Что он натворил?
        - Насиловал и убивал школьниц. Следствию удалось доказать три факта изнасилования и убийства. Сколько жертв было на самом деле, никто не знает.
        Вера нахмурилась.
        - Давно он в клинике?
        - Полгода. Его лечили по обычному курсу… Галоперидол, трифтазин. Одно время наблюдалась рецессия, но сейчас его состояние снова ухудшилось. Вчера его выписали из «надзорки».
        - Буйствовал?
        Шевердук кивнул:
        - Да. У этого типа слишком много тестостерона в крови. Купировать возбуждение не помогает даже бром.
        - Что ему сейчас дают?
        - Респолепт. Плучек вообще считал, что Мусоров здоров, и предлагал провести полное психическое переосвидетельствование.
        - Он хотел, чтобы Мусоров вернулся в тюрьму?
        Иван Федорович усмехнулся:
        - Он хотел, чтобы Мусорова удавили в камере.
        В палате, кроме Мусорова, находился охранник - здоровенный, широкоплечий парень с лицом, испещренным шрамами. Вера узнала его - именно он вытащил тело Астахова из палаты Часовщика. Кажется, его зовут Виктор. Завидев Веру, охранник вежливо кивнул. А Мусоров, сидящий на стуле, поднял голову и с любопытством на нее взглянул.
        Это был невысокий худощавый мужчина с неприятными блекло-голубыми глазами и влажными губами, которые он постоянно кривил в усмешке.
        Поздоровавшись с пациентом, Вера уселась за стол. Она была рассеянна и никак не могла сосредоточиться - стены клиники живо напомнили ей о трагедии, разыгравшейся вчера. Кроме того, из головы не выходило таинственное послание Евгения Осадчего. Зачем ему понадобилась помощь? И как она ему может помочь? Вот бы с кем ей сейчас поговорить - с Осадчим…
        - Как тебя зовут? - спросил вдруг Мусоров негромким, хрипловатым и вкрадчивым голосом.
        - Меня зовут Вера Сергеевна, - ответила Вера строго. - Я врач. И прошу вас обращаться ко мне на «вы».
        Мусоров обнажил в усмешке желтоватые, как у пса, зубы.
        - Как скажете. Желание женщины для меня закон. Вы новенькая врачиха? Это хорошо. А я Гриша. Гриша Распутин. Слыхали про такого?
        - Читала.
        - Друзья называют меня Казанова. У Казановы был длинный нос, знаете?
        - Слышала.
        - У меня тоже есть одна длинная штука. Но я прячу ее в штанах. Хотите - покажу?
        - В другой раз.
        Вера раскрыла больничную карту, пробежала глазами по последним строчкам, вновь подняла взгляд на наглую физиономию насильника и задала свой первый вопрос:
        - Как вы себя чувствуете, Мусоров?
        - Я - неважно, - ответил пациент. - А вот мой «дружок» чувствует себя на все двадцать пять.
        - На двадцать пять процентов?
        - На двадцать пять сантиметров! Хотя вам хватило бы и пятнадцати. Мне достаточно один раз посмотреть на женщину, чтобы понять, какую «штучку» она прячет. Ваша
«штучка» узенькая и маленькая, как у девочки. Я прав?
        Мусоров с опаской покосился на стоящего рядом охранника, снова перевел взгляд на Веру и доверительно проговорил:
        - Если бы вы согласились показать мне свою «штучку», я бы показал вам своего
«дружка».
        Вера взяла со стола карточки с «пятнами Роша», пододвинула одну к пациенту и спросила:
        - Что здесь изображено?
        Мусоров взглянул на карточку и насмешливо сообщил:
        - Женская «штучка».
        Вера пододвинула вторую:
        - А здесь?
        - Две «штучки». Левая похожа на вашу. А правая - на «штучку» одной четырнадцатилетней потаскушки, - Мусоров взглянул Вере в глаза и медленно произнес: - Я отымел ее прямо на школьной спортплощадке. А потом достал из кармана моток колючей проволоки и вставил ей в…
        - Хватит! - резко оборвала Вера.
        Мусоров улыбнулся и облизнул губы.
        - А вы нервная, - сказал он. - Я люблю нервных. С ними весело.
        Вера протянула Мусорову новую тестовую картинку.
        - Какое изображение здесь лишнее? - спросила она.
        - Не понял.
        - Я спрашиваю: что здесь лишнее?
        - Лишнее? - мужчина окинул Веру насмешливым взглядом. - Да ничего. Все на месте и все нужного размера. У вас ведь двоечка?
        - Мусоров…
        - Нет, полторашка. Я сразу понял, у меня глаз наметанный. Послушайте, если вы подарите мне свои трусики, я буду вести себя смирно, как мышонок. Только не вздумайте их постирать! Люблю, когда трусики слегка…
        Вера записала что-то в карту. Когда она снова подняла взгляд на Мусорова, тот поднес к губам два пальца и поводил между ними языком.
        - Это называется куннилингус, - объяснил Мусоров. - Минет, только наоборот. Я делал так тысячу раз, но не знал, как называется. А потом прочел в одной умной книжке. Оказывается, для всех способов у ученых есть умные названия.
        Вера холодно усмехнулась:
        - Рада, что вы занимаетесь самообразованием.
        Мусоров прищурил глаза и доверительно сообщил:
        - Я бы мог сделать вам куннилингус. У меня отлично получается. Главное в таком деле - длинный язык. Мой язык очень длинный. Вот - посмотрите.
        Он высунул язык и вновь принялся водить им между пальцев. Затем положил руки на стол и чуть наклонился вперед.
        - Послушайте… - заговорил мерзкий тип, понизив голос, - что, если мы выставим охранника за дверь и займемся любовью прямо на столе? Об этом никто не узнает.
        - Спасибо за предложение, но нет. Не настолько вы неотразимы.
        Мусоров криво ухмыльнулся:
        - Зря отказываешься! Ведь ты же хочешь, я вижу. Я всегда вижу, когда у сучки течка!
        Он вдруг вскочил на стол, повернулся к Вере задом и снял штаны. Затем звонко шлепнул себя ладонью по ягодице и заорал:
        - Поцелуй меня в жопу! Вы все - поцелуйте меня в…
        Договорить насильник не успел. Охранник стащил его на пол, натянул ему штаны и скрутил за спиной руки.
        - Суки! - завопил Мусоров. - Хочу женскую «штучку»! Дайте мне женскую «штучку»!
        Охранник взглянул на Веру и глухо спросил:
        - Куда его?
        - В «надзорку», - ответила Вера без всякого сожаления. - Пусть посидит там пару дней. Может, поумнеет.
        - Сомневаюсь, - скептически проговорил охранник и развернул Мусорова к двери. - На выход, Казанова!
        Как только дверь за насильником и его провожатым закрылась, Вера опустила локти на стол, обхватила виски ладонями и устало пробормотала:
        - Кажется, у меня начинается мигрень.
        В палату вошел Шевердук.
        - Ну как? - поинтересовался он.
        - Нормально, - Вера закрыла больничную карту. - Послушайте, а этот тип действительно изнасиловал девочку мотком колючей проволоки?
        Шевердук кивнул:
        - Да. Ее привезли в реанимацию со множественными разрывами. Девочку выходили, но через три месяца она выбросилась из окна шестого этажа.
        Веки Веры дрогнули.
        - Погибла? - тихо спросила она.
        - Погибла, - ответил Шевердук. Сел на стул и вздохнул. - На самом деле Мусоров далеко не кретин. Между прочим, сукин сын пишет книгу о своих «подвигах». Одно московское издательство уже заключило с ним договор.
        Вера поморщилась:
        - Мерзость!
        - Не то слово, - Шевердук обернулся и посмотрел на дверь. Стекла его очков холодно блеснули. - Иногда мне кажется, что я готов придушить его собственными руками.
        Иван Федорович снова вздохнул и угрюмо поинтересовался:
        - Вы готовы побеседовать со вторым пациентом?
        - Да, - откликнулась Вера. - Конечно.

11
        Следующим был пожилой пациент по фамилии Антокольский. Вера принимала его в кабинете. Усевшись на стул, он с ходу спросил:
        - Вы что-нибудь понимаете в теории бесконечно малых величин? - и сам себе ответил: - Лично я - нет. Но они меня и не интересуют. Главное в шахматах - философия незаполненных пространств. На шахматной доске их много, - он ткнул морщинистым пальцем в сторону окна. - Посмотрите на это пространство. Что вы можете о нем сказать?
        - Оно не заполнено? - предположила Вера, внимательно наблюдая за Антокольским.
        Пациент улыбнулся:
        - Правильно. Я рад, что в клинике появился еще один умный врач. Однако, обнаружив незаполненное пространство, мы не решили проблему смысла жизни. Чтобы выявить структуру его амбивалентности, нужно вычесть из ферзя два в минус третьей степени. Тогда у нас будет возможность просчитать следующий ход коня.
        - Следующий ход коня?
        Антокольский кивнул:
        - Именно так. Все дело в том, что конь ест траву. В свое время русская философия много занималась данной проблемой. Николай Бердяев писал о том, что конь по своей силе равен трем пешкам. Из чего он выводил теорию русской соборности, основа которой - жертвенность во благо клетки е-четыре. Я сейчас как раз пишу трактат о размножении пешек, - Антокольский улыбнулся и положил ладонь на школьную тетрадку, которую притащил с собой. - В моем трактате будут ответы на главные вопросы человечества, - доверительно сообщил он.
        Вера записала что-то в больничную карту и спросила:
        - Степан Петрович, чем вы занимались после завтрака?
        - Я размышлял, - сообщил Антокольский. - А потом долго беседовал с одним умнейшим человеком.
        - Кто он?
        - Вы его не знаете. Но в свое время он был очень знаменит. Платон… а моего знакомого зовут Платон… сообщил мне о том, что земля держится на трех морских конях. И самое главное: тот конь, который поддерживает землю с Запада, - шахматный!
        - Невероятно.
        Антокольский снисходительно улыбнулся:
        - Я тоже так сказал. Но Платон привел мне неоспоримые доказательства. Все дело в том, что клетка б-2 находится именно на Западе! На ней он и стоит.
        Вера снова что-то вписала в карту. Антокольский посмотрел, как она водит авторучкой по странице, и вдруг обхватил голову ладонями.
        - Боже мой, боже мой… - пробормотал мужчина с невыразимой тоской. - В мире так много вещей, которые я не могу осознать… А шахматная доска всего одна… Что же мне делать? Как жить дальше?
        Грусть старика растрогала Веру.
        - Не расстраивайтесь, Степан Петрович, - искренне проговорила она, - у вас все получится.
        - Правда?
        - Да.
        Пациент улыбнулся.
        - Спасибо, что верите в меня. За это я расскажу вам о своих последних открытиях…
        Беседа продолжалась еще двадцать минут. В конце концов Антокольский сообщил, что в палате его ждет восточный конь, которому он обязан показать его клетку, и тихо спросил:
        - Мне уже можно идти?
        - Да, - кивнула Вера.
        Старик поднялся и вдруг грустно сообщил:
        - Сегодня на завтрак нам давали шпинат. Один листик был очень похож на коня. Я сохранил его.
        - Зачем? - спросила Вера.
        - Он поможет мне проникнуть в тайные механизмы бытия, которые приводят в движение шахматную доску. Вы знаете, иногда она движется! Но я не могу рассчитать траекторию ее движения, что меня пугает.
        - Уверена, со временем у вас все получится, - снова пообещала Вера. - Главное, чтобы вы продолжали принимать лекарства.
        Антокольский улыбнулся.
        - Спасибо вам. Беда большинства людей в том, что в их сердцах практически не осталось любви. Во всем виновата теория незаполненных пространств, - мужчина помолчал, сосредоточенно что-то обдумывая, и вдруг попросил: - В следующий раз принесите мне пешку, ладно? Мне не хватает одной пешки, чтобы закончить формулу бессмертия.
        - Хорошо, - кивнула Вера, - я принесу. Степан Петрович, вы можете идти в палату.
        Антокольский повернулся и, вздыхая, поплелся к двери.
        А Вера снова склонилась над больничной картой.

12
        За полтора часа до обеденного перерыва Черневицкий провел заседание, посвященное вчерашнему происшествию. Профессор был сильно расстроен. Он то и дело приглаживал ладонью седую шевелюру, что являлось несомненным признаком душевного дискомфорта.
        В течение получаса Игорь Константинович внушал сотрудникам мысль о необходимости предельной осторожности и безукоризненного соблюдения правил безопасности в работе с пациентами. Потом рассказал, что следователь завел по факту гибели Астахова уголовное дело, и попросил в разговорах со следователем быть не только искренними, но и сдержанными.
        Затем он сообщил, что клиника оплатит похороны Астахова («Я мог бы об этом даже не говорить, и напоминаю лишь затем, чтобы вы в очередной раз убедились, что мы не бросаем в беде своих»). После чего объявил о том, что вдове Астахова Наталье клиника назначает ежемесячную пенсию в размере заработной платы ее погибшего мужа.
        После того как заседание закончилось, Вера нагнала в коридоре Шевердука и пошла с ним рядом.
        - Иван Федорович, я бы хотела еще раз поговорить с Евгением Осадчим, - сказала она.
        Шевердук покосился на Веру, холодно блеснув стеклами очков.
        - Исключено.
        - Я врач, - упрямо тряхнула головой Вера, - и теперь заменяю Астахова. Разве не так?
        - Осадчий не ваш пациент, - стоял на своем наставник.
        Вера нахмурилась.
        - Иван Федорович, я думала, что после того, что нам вместе пришлось испытать…
        - Это ничего не изменило, - холодно заявил Шевердук.
        - Да, но я уже не чужой человек в клинике. И не думаю, что нужно ждать целый месяц, чтобы…
        - Вот уж о чем вам вообще не стоит думать, - вновь перебил ее Шевердук. - За вас все продумали другие.
        Доктор резко остановился, и Вера едва на него не налетела.
        - Вера Сергеевна, - сухо и назидательно продолжил Шевердук, - ваше любопытство может принести вам кучу проблем.
        - У меня не простое любопытство, а профессиональный интерес.
        - Я понимаю. И все же держите свой профессиональный интерес в рамках, определенных правилами клиники. Вы сейчас чем намерены заниматься?
        - Хочу внимательнее изучить больничную карту Часовщика.
        Шевердук кивнул:
        - Хорошо. А после обеда мы с вами вместе займемся Мусоровым и Антокольским.
        Он повернулся и, сунув руки в карманы медицинского халата, стремительно зашагал по коридору.
        Вера осталась в коридоре одна. Девушка чувствовала себя оплеванной. Даже после всего, что случилось, ее здесь считают практиканткой! «Нет доступа», «держите себя в рамках», «подождите окончания испытательного срока»… Совершенно невыносимо! Не клиника, а средневековый замок с кучей дверей, на которых висят замки и где по темным коридорам разгуливают призраки.
        Один из таких призраков не замедлил появиться. Кто-то тихо окликнул ее:
        - Вера Сергеевна…
        Она обернулась - перед нею стоял низенький рыжеволосый и конопатый юноша в больничной пижаме. Это был «привилегированный пациент» Ваня Венедиктов, тот самый парень, который спокойно разгуливал по коридорам клиники и разве что в кабинеты к врачам не заходил.
        Вера, которую каждое столкновение в коридоре с Венедиктовым едва не выводило из себя, взглянула на парня неприязненно.
        - Чего тебе?
        Венедиктов шагнул к Вере, пугливо огляделся по сторонам и тихонько сказал:
        - Я слышал часть вашего разговора с Иваном Федоровичем.
        - И что с того?
        Молодой человек облизнул губы и пробормотал, перейдя на хриплый шепот:
        - Вы хотите попасть в палату к Евгению?
        В глазах Веры полыхнул гневный огонек. Парень не только разгуливает по коридорам, но еще и подслушивает разговоры врачей!
        - Твое любопытство может принести тебе кучу проблем, - не без мстительного удовольствия проговорила она, почти цитируя недавние слова своего наставника, - держи свой «интерес» в рамках, определенных правилами клиники.
        Повернулась, чтобы идти, но Венедиктов негромко окликнул:
        - Подождите!
        Вера оглянулась:
        - Ну, что еще?
        Венедиктов подошел к Вере вплотную, взглянул на нее снизу вверх и прошептал:
        - Я могу вам помочь.
        - Каким образом?
        Юноша что-то вынул из кармана пижамы и протянул Вере.
        - Вот!
        - Что это?
        - Ключ от палаты Евгения Осадчего.
        - Откуда он у тебя?
        Венедиктов взглянул на Веру голубыми и чистыми, как июньское небо, глазами и сообщил:
        - Я украл его.
        - Украл?
        Парень кивнул:
        - Да. Сразу после вашего разговора с Шевердуком. Мы с ним столкнулись за углом. Я сделал вид, что упал. Он нагнулся, чтобы помочь мне встать, и я вынул ключ у него из кармана, - юноша потупил взгляд. - Думаю, доктор очень скоро обнаружит пропажу. Вам надо действовать быстро.
        Венедиктов развернулся и торопливо засеменил по коридору.
        - Постой! - окликнула Вера.
        Он замедлил ход, оглянулся и пугливо на нее посмотрел:
        - А?
        Вера подозрительно прищурила глаза и спросила:
        - Почему ты мне помогаешь?
        - Потому… потому что вы очень похожи на Веронику.
        Юноша отвернулся и зашагал прочь.

13
        Минуту спустя Вера, волнуясь, как ребенок, вставила пластиковый ключ в прорезь электронного замка. Замок тихо пискнул, и дверь приоткрылась.
        Евгений Осадчий сидел на кровати и читал книгу. Увидев Веру, пациент улыбнулся и отложил книгу:
        - Это опять вы?
        - Да, это опять я.
        Вера села в кресло и положила на стол пластиковый ключ. Евгений покосился на него и иронично проговорил:
        - Еще немного, и вы станете опытным м-мошенником, - Евгений внимательно всмотрелся в ее лицо и сдвинул брови. - А почему вы такая грустная? Что-то с-случилось?
        - Нет.
        - Тогда улыбнитесь: вас снимает скрытая камера.
        Молодой человек мягко рассмеялся, но, увидев, что Вера не смеется, тоже стал серьезнее. Только сейчас Вера увидела, как плохо он выглядит. Лицо Осадчего осунулось, под глазами пролегли глубокие тени. Он выглядел измученным и больным.
        - Вы похожи на человека, потерпевшего кораблекрушение и выброшенного на необитаемый остров, - сказала Вера тихо. - Впору звать на помощь.
        Евгений чуть прищурил веки и устремил на нее долгий, внимательный взгляд. Затем едва заметно кивнул и так же тихо проговорил:
        - Я себя неважно чувствую. Меня всего час назад привезли из п-подвала.
        Евгений положил руку на стол и принялся чуть слышно постукивать по нему пальцами. Вера знала, что не имеет права спрашивать про лабораторию, и все же не сдержалась.
        - Вы участвовали в исследованиях?
        - Да. Я тут что-то вроде лабораторного к-кролика. Но вы ведь знаете, что нам запрещено об этом говорить.
        - Запрещено?
        Он кивнул:
        - Да. К тому же… - Евгений вдруг осекся, внимательно вгляделся в лицо Веры. - И все же у вас что-то случилось.
        - Нет. Просто была бессонница.
        - У меня тоже б-бывает бессонница. Говорят, что бессонницы не бывает только у злодеев. Вот кто спит спокойно, - Евгений засмеялся. - Странно, правда? Нет совести - нет п-проблем. Совестливый человек ведь никогда не бывает счастливым. Вы согласны?
        - Наверное, да.
        - Вот вы человек совестливый. Вы хотите помочь всем. Даже если знаете, что человек н-негодяй, вы все равно ему поможете. Когда-нибудь ваша доброта сыграет с вами плохую шутку.
        - Вы слишком мрачно смотрите на мир.
        - Д-думаете? - Евгений покачал головой. - Нет. Раньше я считал, что мир прекрасен. И был абсолютно счастлив. Я был просто пьян от счастья! Чтобы п-протрезветь, мне пришлось убить человека.
        Палец Евгения едва заметно двигался.
        - Иногда обстоятельства сильнее нас, - сказала Вера.
        Евгений подумал и снова покачал головой:
        - Нет, не могу согласиться. По-моему, это слишком унизительно.
        - Что именно?
        - Подчинять п-поступки человека обстоятельствам. Я убил тех двоих только потому, что сам захотел. И ни о чем не жалею. Я все готов стерпеть. Мне только обидно, что меня используют здесь как подопытного к-кролика.
        - В тюрьме было бы хуже, - заметила Вера.
        Глаза Евгения слегка затуманились, и он проговорил с грустной задумчивостью:
        - Как знать… Вы ведь не были знакомы с Вероникой Николаевной?
        Вера отрицательно качнула головой:
        - Нет. Я приехала сюда уже после несчастного случая.
        Евгений удивленно приподнял брови:
        - Несчастный случай? Так вам сказали, что произошел н-несчастный случай?
        - Конечно. Она ведь утонула.
        По лицу Осадчего пробежала тень.
        - Нет, - сказал он твердо, - это был не несчастный случай.
        - Что вы имеете в виду?
        - Я имею в виду, что ее убили, - просто, словно речь шла о самых заурядных вещах, ответил Евгений.
        Вера оцепенела.
        - Вы сами до такого додумались или кто подсказал? - наконец спросила она.
        - Сидя в одиночной п-палате и имея столько свободного времени, сколько у меня, можно до многого додуматься, - спокойно откликнулся Евгений.
        - Для того чтобы делать подобные заявления, нужны основания, - сухо проговорила Вера. - Нужны факты.
        - Когда фактов н-недостаточно, на помощь приходит интуиция, - возразил Евгений. - В клинике происходит много странного. В воздухе пахнет большой бедой. Разве вы не чувствуете?
        Вера поймала себя на том, что глубоко вдохнула прохладный воздух палаты, и усмехнулась.
        - О какой беде вы говорите?
        Евгений посмотрел ей в глаза.
        - Я всего лишь пациент, - сухо и отчетливо проговорил он. - Возможно, гораздо больше знала Вероника, но она утонула. Возможно, знал Плучек, но он исчез.
        - Павел Сергеевич уехал в командировку.
        Евгений кивнул:
        - О, да. Именно так они и г-говорят. Но это ложь. Вы давно его видели в последний раз? Разве он собирался куда-нибудь уезжать?
        Вера не нашлась, что ответить.
        - Почему бы вам не позвонить ему? - снова спросил Евгений, продолжая пристально смотреть ей в глаза. - Правда, п-позвоните ему.
        - У меня нет его номера, - сказала Вера. - И я не хочу беседовать с вами о Плучеке. Зачем вы вообще заговорили о нем и Веронике?
        Евгений отвел взгляд и тихо пробормотал:
        - Затем, что кто-то должен это остановить.

«Что «это»? - хотела спросить Вера. - Зачем вы говорите загадками?» Но не успела, резкий голос из динамика заставил ее вздрогнуть:
        - Вера Сергеевна!
        Девушка обернулась - в стеклянном квадрате окна виднелось разъяренное лицо Шевердука. Вера встала с кресла и взяла со стола пластиковый ключ.
        - Мне нужно идти, - сказала она Осадчему. - Надеюсь, наш разговор был не напрасным.
        Когда она открыла дверь, Осадчий вдруг закричал:
        - Шевердук, если вы тронете ее хоть пальцем, я прогрызу стену, но доберусь до вас! Слышите!
        Молодой человек подскочил к двери и яростно ударил ладонью по стеклу.

14
        Иван Федорович резко повернулся к Вере.
        - Какого черта вы там делали? - грубо бросил он.
        - Беседовала с пациентом, - в тон ему ответила Вера.
        Лицо Ивана Федоровича побагровело.
        - Вы украли у меня ключ! - рявкнул он.
        - Он выпал у вас из кармана, - соврала Вера.
        - Ложь! Я никогда не теряю ключи, - он протянул руку: - Отдайте!
        Вера вручила ему ключ и повернулась, чтобы идти.
        - Куда вы? - ошеломленно спросил Шевердук.
        - На обед, - бросила Вера через плечо. - Сейчас время обеденного перерыва.
        - Но мы еще не закончили разговор! Я… я должен наказать вас!
        - Правда? - девушка повернулась к Шевердуку и насмешливо посмотрела ему в лицо. - А что вы сделаете? Потащите меня к Черневицкому и настучите ему на меня?
        Шевердук слегка побледнел.
        - Вы забываетесь, - глухо пророкотал он, едва сдерживая гнев. - Я…
        - Ладно, ладно, - устало перебила Вера, - вы меня поймали. Хорошо. Я должна оправдываться? - Она пожала плечами. - Но мне нечего вам сказать. Я стремилась поговорить с Осадчим, потому что хотела разобраться в его симптоматике. Пациент окружен плотной стеной загадок, и у меня возникло желание разгадать хотя бы одну из них.
        - И как? - ледяным голосом осведомился Шевердук. - Удалось?
        - Боюсь, что нет, - Вера вздохнула. - Вот если бы я получила возможность наблюдать Осадчего регулярно…
        - С сегодняшнего дня вам запрещен доступ на этот этаж!
        Лицо Веры вытянулось от изумления.
        - А… как же Часовщик?
        - Забудьте о Часовщике! Забудьте обо всем, что вас не касается! Сосредоточьте свое внимание на Мусорове и Антокольском. Теперь они ваши пациенты.
        Вера смиренно опустила голову.
        - Ладно, - тихо пробормотала она, - обещаю, что больше не подойду к палате Осадчего.
        - Ваши обещания уже ничего не изменят, - отчеканил Шевердук. - Сегодня же сообщу о вашем поступке заведующему. Не знаю, что он с вами сделает. Будь я на его месте, я бы вас…
        - Иван Федорович, а как себя чувствует Катя?
        Шевердук осекся, лицо его оцепенело. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы овладеть собой, после чего он сдавленно произнес:
        - Катя расстроена.
        - Ясно.
        - Ясно? - темные губы Шевердука изогнулись в саркастическую усмешку. - Не думаю. Мне и самому не ясно. - Он поправил пальцем очки и задержал руку у лица, словно надеялся заслониться, спрятаться таким образом от собственных слов: - Я думал, что у нее очередная любовная интрижка. Но Катя любила Астахова. Мне пришлось дать ей веронал, чтобы она смогла успокоиться.
        - Простите, - пробормотала Вера.
        - Простить? Но за что? Разве вы не знаете, что у меня нет секретов от коллег? Катя научила меня относиться к коллегам, как к членам семьи.
        В словах доктора, произнесенных спокойным и даже невозмутимым тоном, прозвучало такое ледяное презрение, что Вере на мгновение стало не по себе.
        - Иван Федорович, зачем вы так? - дрогнувшим голосом сказала она.
        Лицо Шевердука было непроницаемым, глаза холодно смотрели на Веру сквозь стекла очков.
        - Вера Сергеевна, - отчеканил он, - я пока ничего не сообщу заведующему. Но этот раз - последний. Если вы повторите попытку проникнуть в палату к Осадчему, я приму жесткие меры. Вы меня поняли?
        - Да.
        - Хорошо поняли?
        Вера насупилась.
        - Только не надо со мной, как со школьницей.
        Шевердук едва заметно усмехнулся.
        - После обеда жду вас в ординаторской. Попробуем выработать новую методику лечения для вашего друга Мусорова. Не опаздывайте.
        - Не опоздаю.
        Шевердук ушел, а Вера еще с минуту стояла посреди коридора - стояла и не верила, что так легко отделалась.

15
        В столовую Вера не пошла. Сунув в сумочку компакт-диск с записью беседы с Осадчим, она быстро вышла из клиники и торопливо зашагала к коттеджу. Ей не терпелось показать запись мужу.
        Дошла минут за десять. «Только бы Лешка оказался дома…» - мысленно молилась она, в волнении открывая дверь.
        И ее молитвы были услышаны. Когда Вера вошла в мастерскую, Алексей торопливо набросил на мольберт покрывало, скрывая незавершенную картину от глаз жены.
        - Ты чего? - удивленно спросил он.
        - У нас обед, - выпалила Вера, на ходу снимая плащ.
        - Но ты никогда не при…
        - Сегодня пришла, - не дала мужу договорить Вера. Швырнула плащ на стул и прошла к столику, на котором все еще стоял лэп-топ. - Леш, у меня запись разговора с Осадчим. Будь добр - посмотри!
        - Ты встречалась с ним?
        - Да… Как он тут у тебя открывается?
        - Сначала нажми на кнопку питания.
        Вера нажала на кнопку и торопливо вставила диск в привод лэп-топа. Затем уставилась на монитор.
        - Чего он так долго не включается?
        - Винда глючит, вот и тормозит, - объяснил Алексей, усаживаясь рядом. В руках у него были блокнот и карандаш.
        Теперь они оба смотрели на синий монитор компьютера.
        - Блин… - прорычала Вера, сжимая кулаки. - Может, его стукнуть?
        - Я тебе стукну! - с напускной строгостью проговорил Алексей. - Я за него полторы штуки отдал.
        Наконец на экране ноутбука возникла заставка, изображающая заснеженный горный пейзаж.
        - Ну, вот, - сказал Тенишев и взялся за «мышь». - Сейчас запустим.
        Прошло еще несколько секунд, в течение которых Вера нетерпеливо ерзала на месте. И вот появилось лицо Евгения Осадчего. Алексей щелкнул клавишей «мыши» и запустил картинку.
        - Это опять вы?
        - Да, это опять я.
        - Еще немного, и вы станете опытным м-мошенником. А почему вы такая грустная? Что-то с-случилось?
        - Нет.
        - Тогда улыбнитесь: вас снимает скрытая камера…
        - Убери звук, чтобы он тебя не отвлекал, - попросила Вера.
        Алексей заблокировал звук. Затем, прищурив темные глаза, уставился на правую руку Осадчего.
        - Кажется, есть, - художник взял карандаш на изготовку.
        Через десять минут Алексей откинулся на спинку дивана и облегченно вздохнул.
        - Готово. Прочитать все вместе?
        - Давай, - кивнула Вера.
        Тенишев опустил взгляд в блокнот и прочел:
        - «Лаборатория… опыты… сводят нас с ума… это кошмар».
        - Все?
        - Все, - Алексей отложил блокнот и спросил, глядя на жену: - Ну? И что все это значит?
        Вера пожала плечами:
        - Сама толком не понимаю. В подвале клиники есть лаборатория. Что-то вроде опытного полигона, как объяснял мне Черневицкий. Там врачи клиники занимаются исследовательской работой, но туда у меня пока нет доступа.
        - А что за исследования?
        - Тоже не знаю. Думаю, они как-то связаны с проблемами диагностики.
        - В каком смысле?
        Вера улыбнулась:
        - Думаю, там учатся отличать больных от здоровых.
        Алексей удивленно приподнял бровь:
        - А вы что, до сих пор не умеете?
        - Умеем, но не очень хорошо.
        - Забавный вы народ, психиатры…
        Тенишев взял со стола пачку «Кэмела», вытряхнул сигарету.
        - Ну? - спросил он, прикурив от зажигалки. - И что ты теперь будешь делать?
        Вера нахмурила лоб.
        - Понятия не имею.
        - Слушай, а что, если парень не врет? Что, если в вашем подвале на самом деле мучают людей? Заставь Осадчего снять футболку. Может, у него на груди вырезаны звезды?
        Вера с укором посмотрела на мужа.
        - Леш, не веди себя как дурак. И так на душе тошно.
        - Ладно, прости, - Тенишев протянул руку и погладил Веру ладонью по спине. - Зая, да не расстраивайся ты так. Кончится испытательный срок, получишь ты свой допуск. Тогда все и выяснишь.
        - А если будет поздно?
        - В смысле?
        Вера вздохнула.
        - Ох, Лешка… Не нравятся мне все эти тайны мадридского двора…
        Тенишев затянулся сигаретой, выпустил облако дыма и посмотрел сквозь него на завешанный покрывалом мольберт.
        - Слушай, а может, твой Осадчий просто чудит? Не зря же его посадили в отдельную палату. Ты хорошенько изучила его историю болезни?
        Вера хмыкнула.
        - Говорила ведь: я даже в руках ее не держала.
        - Неужели? - не поверил Алексей.
        - Мне ее не дали. Шевердук сказал, что больничная карта Осадчего хранится в сейфе у заведующего.
        Тенишев присвистнул.
        - Слушай, а может, он сын какого-нибудь важного чиновника? Папаша не хочет, чтобы правда всплыла наружу, поэтому поместил сыночка в клинику под фальшивой фамилией и настоял, чтобы его лечением занимался сам заведующий. Как тебе такой сценарий?
        - Вполне возможно.
        - Ну тогда забудь и успокойся.
        - Легко тебе говорить, - хмуро пробормотала Вера. - А если нет? Если Осадчего там действительно мучают? И не только его.
        Алексей вздохнул.
        - Вер, не забивай себе голову всякой ерундой. Мало тебе, что ли, своих проблем?
        - Но почему тогда парень просит о помощи? - нахмурилась Вера. - И почему ему страшно?
        - Сойдешь с ума - и тебе будет страшно.
        - Подожди! Понимаешь, я не обнаружила у Осадчего ни одного очевидного симптома. Он не похож ни на шизофреника, ни на параноика. Возможно, у него кое-какие проблемы с памятью, но и в том я не уверена. Шевердук намекал на психоорганический синдром в амнетической форме. Но мне такой диагноз не кажется очевидным.
        - Ну, тогда… Может, парень «шифруется»? - предположил Тенишев. - Ты сама много раз говорила, что психи очень хитрые.
        - Да, но ты забыл, что я профессионал. Я могу распознать, когда больной человек водит меня за нос, чтобы казаться здоровым. Но здесь… - Вера ненадолго задумалась. - Нет, здесь все иначе.
        Она посмотрела на часы и вдруг всполошилась.
        - Ой, мне же пора идти!
        - И кофе не попьешь?
        - Какой кофе, Леш! Опаздываю уже!
        Вера вскочила с дивана и схватила со стула плащ.
        - Ты только никому об этом не говори, - попросила она, торопливо натягивая плащ. - Если кто-нибудь узнает, что Осадчий подавал мне знаки, его сожгут, а меня четвертуют.
        - Не четвертуют, - возразил Алексей. - А если попробуют, будут иметь дело со мной.
        Вера взглянула на мужа и улыбнулась:
        - А ты хорошо дерешься?
        Тот отрицательно качнул головой:
        - Не очень. Но в гневе я страшен.
        Одеваясь, Вера задела рукой мольберт. Покрывало сползло с картины. Вера глянула на полотно и вдруг остолбенела.
        - Ох, Верка, - проворчал Тенишев, поднимаясь с дивана, - я же сто раз просил: не смотри на картину, пока я ее не…
        Тенишев осекся, с тревогой глядя на изменившееся лицо жены.
        - Ты чего?
        Вера сглотнула слюну и кивнула в сторону картины.
        - Кто это?
        - Это? - Алексей нахмурился и нехотя ответил: - Да так, никто.
        - Ты ее знаешь?
        Художник покрутил головой:
        - Нет. Понимаешь, девушка не настоящая. Я ее выдумал.
        Вера повернулась к мужу и взглянула на него недоверчиво.
        - Но я ее видела.
        - Ерунда, - небрежно повел плечом Алексей. - Просто распространенный типаж.
        Вера гневно сдвинула брови:
        - Леш, ты меня слышишь или нет? Говорю тебе - я ее видела!
        Вдруг Вера прижала ладонь ко лбу и жалобно пробормотала:
        - Господи… Неужели я схожу с ума?
        - Ты о чем? - не понял Тенишев. - Что случилось?
        Вера убрала руку от лица и растерянно посмотрела на мужа.
        - Вчера вечером, когда я возвращалась домой, за мной кто-то шел. Я спряталась за куст бузины… Помнишь, тот, что растет у болота?
        - А что ты делала у болота?
        - Неважно. Важно другое. Я… - Вера покосилась на картину и снова сглотнула - в горле стоял ком страха. - В общем, я видела эту девушку. Она шла за мной.
        Тенишев в растерянности открыл рот. Секунду или две глядел на жену изумленно, потом справился с удивлением и проговорил:
        - Вечером?
        - Ну да, - кивнула Вера. - Сначала я думала, что мне померещилось. День был тяжелый, Шевердук дал мне какое-то успокоительное, а мне было так плохо, что я даже не удосужилась посмотреть название. Вот и подумала, что это просто… просто галлюцинация.
        Алексей выслушал Веру с угрюмым видом, затем наклонился к столику, воткнул окурок в пепельницу и хмуро заявил:
        - Это не галлюцинация. Я тоже ее видел.
        Ресницы Веры дрогнули.
        - Видел? Где?
        - В роще, - так же хмуро сообщил Алексей.
        - Ты ее знаешь?
        - Нет, но…
        Морщинки на лбу Веры разгладились.
        - Значит, она настоящая? - Вера облегченно вздохнула. - А я уж думала, что схожу с ума. Тенишев, дай я тебя поцелую!
        - Вер, я не…
        Вера обхватила щеки мужа узкими, теплыми ладонями и крепко поцеловала его в губы. Затем выпрямилась, схватила со стула сумочку, набросила ее на плечо.
        - Мне пора! Но вечером ты мне все про нее расскажешь. Не скучай!
        И зацокала каблучками к двери.
        Алексей хотел что-то сказать ей вслед, но замешкался, а потом и вовсе махнул рукой. Все равно бы он не смог ничего объяснить.

16
        Шагая по асфальтовой дорожке, Вера подняла руку и взглянула на часики. Времени до окончания обеденного перерыва оставалось немного, и, чтобы срезать дорогу, она решила пройти мимо Гатинского болота. А что, при свете дня ведь не страшно…
        Свернула с асфальтовой дорожки на лесную тропку. Сырой дубовый лес был непригляден и черен. Деревья казались враждебными. Вера старалась осторожно наступать на влажную траву.
        Вот и заросли бузины. А вон табличка, лаконично извещающая о том, что поблизости находится болото, и призывающая быть осторожнее. До клиники отсюда рукой подать. Главное - не промочить ноги.
        Перед глазами Веры вдруг встало лицо женщины с распущенными волосами, которое привиделось ей прошлым вечером. Однако известие о том, что Алексей тоже встречался с девушкой, успокоило Веру и вселило в ее душу всегдашнюю уверенность.
        Неплохо, конечно, было бы проанализировать свое состояние. И она обязательно его проанализирует. Но не сейчас. Сейчас самое важное - поскорее добраться до клиники.
        Вера шла торопливо, но это не помешало ей заметить, что невдалеке от тропинки что-то блеснуло. Будучи по натуре крайне любопытной, девушка сошла с тропы, нагнулась и протянула руку. Однако, едва коснувшись пальцами предмета, лежавшего в траве, тут же ее отдернула. Она не поверила своим глазам. Это был штопор! Тот самый, с которым Плучек, по его собственному признанию, никогда не расставался. Бронзовая птица. Талисман, подаренный женой.
        Секунду поколебавшись, Вера снова протянула руку. Подняв вещицу, достала из кармана носовой платок и тщательно обтерла свою находку от земли. Сомнений не осталось - она держала именно штопор Плучека!
        Что же получается? Плучек засиделся у них с Лешей до темноты, а потом вместо того, чтобы прямиком двинуться к своему коттеджу, отправился гулять по болоту? Но зачем? Он не был сильно пьян и заблудиться не мог. Сам хвастался, что знает тут каждое дерево, каждый куст и даже каждую кочку. Какая напасть занесла врача ночью в опасное место?
        Вера взглянула на кромку болота, затянутую зеленой тиной, и поежилась: не хотела бы она еще раз оказаться здесь ночью. Затем вновь перевела глаза на штопор и нахмурилась.
        Что случилось с Плучеком? И что делать с ее находкой? Нужно ведь кому-нибудь показать штопор. Но кому?
        За спиной у Веры хрустнула ветка. Она обернулась, но недостаточно быстро. В ту же секунду ловкие руки набросили ей на голову какую-то тряпку. Девушка дернулась, но вырваться не смогла. Ее ударили по ногам. Потеряв равновесие, Вера упала на землю.
        Кто-то насел на нее всем телом, да так крепко, что у Веры перехватило дыхание.
        Она напрягла все силы, извернулась и ударила нападавшего штопором. Штопор вошел во что-то мягкое, человек негромко вскрикнул, и хватка ослабла.
        В следующую секунду противник ударил ее по голове, а затем, вырвав из пальцев штопор, толкнул под откос. Вера прокатилась метра три по влажной траве, наткнулась на ствол дерева и замерла.
        С полминуты ей понадобилось, чтобы прийти в себя и приподнять голову. Она лежала у самой кромки болота. Вокруг никого не было. На земле валялся кусок мешковины. Тот самый, которым Вере накрыли голову. Нападавший успел убежать. И унес с собой штопор.
        Вера ощупала голову: особых повреждений она не обнаружила. Глубоких ссадин на руках не было, ребра не болели. Кажется, удалось отделаться лишь несколькими царапинами.
        Конечно, ее жизнь подверглась опасности; конечно, за ней следили; конечно, она позволила втянуть себя в какие-то жуткие события, но… страдать по этому поводу Вера не собиралась. Наоборот - она чувствовала невероятное возбуждение. По крайней мере, ситуация приобрела некоторую определенность. На нее напали, чтобы отнять штопор, следовательно, штопор - улика. А если есть улика, значит, было и преступление. А если было преступление…
        Вера холодно усмехнулась: значит, у нее развязаны руки.
        Она поднялась на ноги, наскоро привела в порядок одежду, подхватила с травы сумку и заспешила к клинике.

17
        Шевердук окинул Веру удивленным взглядом, затем протянул руку и снял с ее волос травинку.
        - Это что, так нынче носят? - осведомился он.
        - Угу. Модное украшение.
        - А царапины на щеке?
        Вера потрогала рукой щеку.
        - Порезалась, когда брилась.
        Шевердук опустил взгляд ниже.
        - А что у вас с юбкой? Нынче модно натирать одежду глиной?
        - Забыла постирать после пикника. Хотите, схожу домой и переоденусь?
        Шевердук строго блеснул очками, но губы его сами собой сложились в улыбку.
        - Нет нужды. Вам идет.
        - Спасибо, - поблагодарила Вера. - А…
        И вдруг она увидела нечто такое, что заставило ее остановиться. Несколько секунд изумленно смотрела на запястье Шевердука, затем подняла взгляд на наставника и сухо спросила:
        - Иван Федорович, что у вас с рукой?
        Тот поспешно одернул рукав пиджака.
        - Несчастный случай.
        Зрачки Веры сузились:
        - Тоже порезались, когда брились?
        - Не совсем, - хмуро ответил Шевердук. - Один из пациентов вцепился мне в руку зубами. Пришлось обработать рану антисептиком и заклеить ее пластырем. Производственная травма, так сказать.
        - Ясно, - Вера отвела взгляд и пробормотала: - Я пойду… Мне надо… Мне пора идти.
        Хотела проскользнуть мимо Шевердука, но Иван Федорович вскинул руку и схватил ее за предплечье.
        - Нет, - резко проговорил он, - вы никуда не пойдете.
        Вера слегка побледнела, хрипло спросила:
        - Что это значит?
        - Это значит, что с вами хочет поговорить заведующий, - отчеканил Шевердук. - А его кабинет находится в другой стороне.
        - Но я… - голос Веры предательски дрогнул. - У меня еще есть дела.
        - Дела подождут, - стекла очков Шевердука безжалостно блеснули. - Пойдемте, я провожу вас.
        - Но я не…
        - Мне по пути.
        Доктор повернулся и едва ли не силой повлек за собой Веру.
        В кабинете у Черневицкого в кресле, придвинутом к окну, сидела Алла Львовна Сташевская. На приветствие Веры она едва заметно кивнула.
        Игорь Константинович Черневицкий восседал за своим столом. Его седые волосы были аккуратно зачесаны назад, черные усики и такая же черная бородка тщательно подбриты и ухожены. Заведующий указал Вере на стул, стоящий посреди кабинета.
        - Прошу вас, Вера Сергеевна.
        - Благодарю.
        Вера опустилась на стул, лицом к Черневицкому, и всей кожей почувствовала гнетущую атмосферу в кабинете. На лице заведующего застыло такое выражение, словно он знал за подчиненной какую-то страшную вину.
        Двое охранников тотчас встали у нее за спиной. Вера покосилась на них и с усмешкой поинтересовалась у Черневицкого:
        - Я что, арестована?
        Заведующий слегка подался вперед и тихо, желчно проговорил:
        - Вы можете паясничать сколько угодно. Но это не самый лучший способ вести беседу.
        Внимательней взглянув на Черневицкого, Вера поняла, что перегнула палку, - несмотря на внешнее спокойствие, заведующий явно пребывал в ярости.
        - Зачем вы ходите к Осадчему? - спросил он. - Чего вы добиваетесь?
        Вера нахмурилась.
        - Вам Шевердук нажаловался?
        - Не будьте наивной, Арнгольц. По всей клинике стоят видеокамеры. В первый раз я ничего вам не сказал - списал ваш визит в ту палату на профессиональное любопытство. Но вы пришли к Осадчему снова. Зачем?
        Немного поколебавшись, Вера решила сыграть с открытыми картами.
        - Я не нахожу у молодого человека признаков психической болезни, - заявила она. - И мне это кажется странным.
        - Не находите признаков? - Черневицкий усмехнулся. - Милая моя, но ведь вы даже не видели его больничную карту.
        - Так дайте мне на нее взглянуть.
        Профессор отрицательно покачал головой:
        - Нет. Вера Сергеевна, мне не нравится ваше поведение. Вы всюду суете свой нос и тем самым нарушаете условия договора. Мы терпеливы, но и нашему терпению может прийти конец.
        Вера вздохнула.
        - Я просто хочу делать свою работу, - устало произнесла она. - Но в клинике везде, куда бы я ни пошла, стоят заградительные знаки. Как можно работать в таких условиях?
        Черные, «мефистофельские», брови заведующего сошлись на переносице.
        - Еще раз повторяю вам: вы сами согласились на эти условия. Разве не так?
        - Так, - кивнула Вера. - Но тогда я не знала, что…

«Стоп! - сказала себе Вера. - Ни слова о Плучеке! И ни слова о нападении! Для начала нужно разобраться в том, что здесь происходит. Сболтну лишнее, и меня попросту вышвырнут из клиники».
        - Чего вы не знали? - не понял Черневицкий. - О чем вы говорите?
        Вера вяло улыбнулась:
        - Я не знала, что будет так тяжело их выполнять. Посудите сами: я числюсь в клинике врачом. Но меня не допускают до больных, меня не допускают до исследовательской работы. У меня меньше прав, чем у обычной медсестры! Я была бы рада быть лояльной, но откуда ей взяться, лояльности? Вы хотели, чтобы я почувствовала себя «членом большой семьи»? Отлично. Но пока что я существую в клинике на правах нелюбимой падчерицы. Вот если бы я включилась в работу…
        - Все это мы обговорили заранее, - повысил голос Черневицкий. - Вы знали, на что шли, и я не собираюсь снова обсуждать это. - Профессор откинулся на спинку кресла, глянул на Веру сердито и объявил: - Я даю вам еще три дня. Если в течение означенного времени вы хоть раз нарушите условия договора, я вас уволю.
        Вера отвела глаза и тихо проговорила:
        - Что ж… пожалуй, справедливо.
        Увидев на лице Веры искреннее - как ему показалось - раскаяние, Черневицкий чуть смягчился.
        - Вера Сергеевна, - назидательно, но мягко продолжил заведующий, - я не хочу показаться вам каким-то чудовищем. Если мы что-то от вас скрываем, то делаем это исключительно ради нашего общего дела. Вы должны сделать свой выбор. Либо вы через месяц, а может даже раньше, включитесь в исследовательскую работу, либо через три дня окажетесь за дверью с «волчьим билетом».
        Девушка молчала, опустив взгляд и рассматривая свои колени. Ей уже стало понятно, что перед этими людьми умнее всего сыграть роль школьницы, осознавшей свою вину. Да и кем еще она для них является? Вчерашняя студентка. Любопытная девчонка, из которой они хотят вылепить врача - вылепить по собственному образу и подобию.
        Смиренная поза Веры окончательно смягчила Черневицкого.
        - Вера Сергеевна, - сказал он совсем уже отеческим тоном, - пообещайте мне, что будете вести себя правильно. По крайней мере до тех пор, пока не получите специальный допуск в лабораторию.
        Вера, не поднимая глаз, кивнула:
        - Да, Игорь Константинович. Я обещаю.
        - Ну, вот и хорошо, - заведующий облегченно вздохнул. - Анна Львовна, у вас есть вопросы?
        - Нет, - подала голос со своего места Сташевская.
        Черневицкий снова повернулся к Вере:
        - Вы можете идти, Вера Сергеевна.
        Профессор взял со стола бутылочку минералки и открутил крышку. Вера встала. Уже поворачиваясь к двери, она вдруг опять взглянула на заведующего и попросила:
        - Игорь Константинович, не могли бы вы дать мне номер телефона доктора Плучека?
        Бутылочка с водой замерла у губ Черневицкого.
        - Что… Зачем?
        - У нас с ним есть одно незавершенное дело, - объяснила Вера. - Личного порядка. Он дал мне свой номер, но я его, кажется, потеряла.
        Черневицкий и Сташевская переглянулись.
        - Гм… - Игорь Константинович почесал уголок губ горлышком бутылки. - Давайте сделаем так: я позвоню Павлу Сергеевичу и скажу, что вы хотели с ним поговорить. Если он сочтет нужным, то перезвонит. Вас устраивает?
        - Устраивает, - кивнула Вера, хотя подобный вариант ее совсем не устраивал.
        - В таком случае - идите работайте.

18
        Охранники вышли следом за Верой. Алла Львовна и Черневицкий остались в кабинете одни.
        Игорь Константинович повернулся на крутящемся кресле к окну и негромко произнес:
        - Кажется, все в порядке. Она осознала свою вину.
        Сташевская достала из сумочки серебряный портсигар и открыла крышку.
        - Хотите узнать мое мнение? - тихо спросила она, доставая из портсигара длинную тонкую сигарету.
        Черневицкий кивнул:
        - Конечно.
        - Она не успокоится, - Алла Львовна вставила сигарету в рот и щелкнула золотой зажигалкой, прикурила и спрятала зажигалку с портсигаром в сумочку. - Мне знаком этот блеск в глазах. С мужчиной мы еще могли бы договориться, но с женщиной… - Алла Львовна покачала головой. - Нет.
        Черневицкий смотрел на Сташевскую исподлобья.
        - И что вы предлагаете?.
        Алла Львовна выпустила изо рта тонкую струйку бледно-голубого дыма и выдала свое решение:
        - Нужно от нее избавиться.
        Черневицкий с полминуты обдумывал слова Аллы Львовны, после чего проговорил каким-то тусклым и сиплым голосом:
        - Не слишком ли радикальное решение проблемы?
        - Возможно, - согласилась Сташевская, выдыхая дым. - Но другого способа нет. Мы не можем рисковать. Вспомните, сколько сил, нервов и средств пришлось потратить, чтобы развеять подозрения милиции после гибели Вероники Холодовой.
        Заведующий молчал, мрачно и неподвижно глядя на свои морщинистые руки.
        - Надо остановить ее, пока она не сунула нос в лабораторию, - продолжала Сташевская. - И сделать это нужно быстро. Другого способа решить проблему у нас действительно нет.
        Черневицкий тяжело вздохнул.
        - Но как мы объясним?
        - Правдоподобную версию придумать не сложно, - Алла Львовна небрежно махнула рукой. - Надо подключить наши связи.
        Игорь Константинович прикрыл глаза, негромко повторил: «Связи…»
        - Именно. Главное - не допустить огласки.
        Черневицкий не спешил с ответом. Наконец нехотя проговорил:
        - Мне кажется, это моя проблема, и решать ее мне.
        Сташевская пустила дым уголком губ и отрицательно покачала головой:
        - Ошибаетесь, проблема наша. Не забывайте о Добром Самаритянине.
        Лицо заведующего помрачнело. Он посмотрел на облачко дыма, расплывающееся в воздухе, и невесело усмехнулся:
        - Я бы скорее назвал его злым Серым Волком. Послушайте, а может, нам не стоит так уж сильно его бояться? Мы ведь даже никогда его не видели. Для нас с вами Добрый Самаритянин не более, чем голос в телефонной трубке.
        - Голос? - Сташевская чуть прищурила серые глаза и холодно посмотрела на профессора. - Неужели вы считаете гибель Вероники Холодовой случайностью?
        Черневицкий стушевался.
        - Я… не знаю, - пробормотал он.
        - А Плучек?
        В глазах Черневицкого промелькнул испуг.
        - А что Плучек? Мне известно только то, что Плучек был слишком болтлив. Знаете, Алла Львовна… - тут заведующий покосился на зашторенное окно, словно опасался увидеть за ним чье-то лицо. - С некоторых пор я предпочитаю не задавать лишних вопросов, - договорил он, отвернувшись от окна.
        - Я тоже, - тихо отозвалась Сташевская. Затушила сигарету в пепельнице и зевнула. - Игорь Константинович, могу я вздремнуть в комнате отдыха?
        - Конечно. Вы здесь хозяйка.
        - Увы, не полноправная, - уныло усмехнулась Сташевская.
        Проводив Аллу Львовну, Черневицкий вернулся за стол. Прислушиваясь к барабанящему в стекло дождю, погрузился в размышления.
        От тяжелых мыслей его оторвал звонок телефона. Черневицкий снял трубку и приложил ее к уху:
        - Слушаю вас.
        - Здравствуйте, Игорь Константинович, - раздался из трубки глуховатый, вкрадчивый голос.
        Несмотря на то что в кабинете было прохладно, у Черневицкого мигом вспотела спина.
        - Добрый день, - сипло пробормотал профессор.
        - Я хотел поинтересоваться, как наши с вами дела?
        - У нас все… нормально.
        - Как ведет себя новая сотрудница? Она всем довольна?
        - В общем, да.
        - Это хорошо. Вера Арнгольц - ваша креатура. Надеюсь, что вы не ошиблись. Всего доброго.

«Всего доброго», - хотел ответить Игорь Константинович, но не успел - собеседник отключил связь.
        Брякнув трубку на рычаг телефона, Черневицкий достал платок и вытер вспотевший лоб. Затем вынул из кармана халата блистер с идолом, вытряхнул одну таблетку на ладонь и положил ее под язык…
        Все началось почти три года назад. В такой же вот осенний, мрачный день на столе у Игоря Константиновича зазвонил телефон. И точно так же, как сейчас, Черневицкий ответил:
        - Слушаю вас.
        - Добрый день, Игорь Константинович, - прошелестел в трубке незнакомый голос.
        - Здравствуйте, - поприветствовал собеседника заведующий. - С кем имею честь?
        - Я звоню вам по очень важному делу. Но для начала я хотел бы узнать: вы действительно лучший психиатр России?
        Вопрос сбил Черневицкого с толку.
        - Ну… - растерянно проговорил он. - Кое-кто считает, что лучший, но я бы не назвал эту точку зрения бесспорной. А в чем, собственно, дело? Кто вы и чего хотите?
        - Я собираюсь оказать вашей клинике финансовую помощь. А что касается моего имени… Зовите меня просто Добрый Самаритянин.

«Очередной сумасшедший», - с досадой подумал Черневицкий. Быстро свернул разговор, попрощался и положил трубку. А два дня спустя на счет клиники пришла сумма, о которой Игорь Константинович не мог даже мечтать.
        Вечером Добрый Самаритянин снова позвонил.
        - Вы получили деньги? - спокойно осведомился он.
        - Да, - Черневицкий был взволнован. - Я бы хотел поблагодарить вас за поддержку и…
        - Не стоит благодарности, - холодно оборвал его излияния собеседник. - Вы получили деньги. Значит, с сегодняшнего дня работаете на меня. Я буду контролировать каждый ваш шаг. И не дай вам бог сделать что-то, что мне не понравится.
        Игорь Константинович грозно нахмурился.
        - Во-первых, я ни на кого не работаю, - обиженно проговорил он. - Я врач, заведующий клиникой. Во-вторых, я не собираюсь отчитываться перед каким-то богатым наглецом. И в-третьих, я не буду участвовать ни в каких ваших играх. А что касается денег, то вы можете забрать их и…
        Собеседник положил трубку. Профессор Черневицкий устало откинулся на спинку кресла, чувствуя себя победителем.
        Однако на этом история не закончилась. В тот же вечер дома у Черневицкого произошло нечто такое, что заставило его крепко задуматься. Дело в том, что в своем домашнем сейфе Игорь Константинович хранил некие фотографии и письма, о существовании которых не должны были знать ни жена профессора, ни его дочь.
        Несколько лет назад у Черневицкого случился курортный роман. Связь была скоропалительная и быстротечная, но ее итогом и результатом стало появление на свет маленького мальчика по имени Витя. Мальчик жил сейчас в Анадыре с мамой и бабушкой, и профессор Черневицкий, будучи человеком чести, ежемесячно высылал на содержание внебрачного сына весьма немалую сумму денег. Иногда он получал из Анадыря письма с фотографиями маленького Вити и записочками, написанными его неумелой детской рукой.
        Конечно, любой здравомыслящий мужчина на месте Игоря Константиновича поскорее бы избавился от этих писем, но Черневицкий дорожил теми фотографиями и каракулями настолько, что готов был идти на риск.
        И вот сейчас, открыв сейф, он оцепенел - писем не было.
        Первым чувством, охватившим Черневицкого, было изумление. Но минуту спустя изумление сменилось страхом. Заведующий опустился в свое любимое кожаное кресло и прикрыл ладонью глаза. И тут у него в кармане зазвонил телефон. Игорь Константинович вздрогнул, быстро достал мобильник, взглянул на дисплей, но вместо определившегося номера увидел лишь три цифры: 888. Три цифры, которые ни о чем ему не говорили, да и не могли сказать.
        Черневицкий поднес трубку к уху подрагивающей рукой и сипло проговорил:
        - Слушаю.
        - Здравствуйте, Игорь Константинович, - раздался в трубке знакомый уже глуховатый голос. - Я звоню, чтобы вас успокоить. Фотографии и письма вашего сынишки находятся у меня. Как только я сочту нужным, бумаги вернутся в ваш сейф. В целости и сохранности.
        - За… - Черневицкий сглотнул слюну, - зачем вы это сделали?
        - А вы не поняли? Чтобы доказать вам серьезность моих намерений.
        - Да, но… Как вы проникли в дом? Откуда узнали про сейф?
        - Задача была совсем не сложной, - ответил собеседник. - Уверяю вас, мои возможности простираются значительно дальше вашего сейфа.
        Игорь Константинович посмотрел на открытую дверцу своего дорогущего бронированного
«мозлера» и едва выдавил из себя:
        - Что вам от меня нужно?
        - Каждый понедельник я должен получать подробнейший отчет о проделанной вами и вашими людьми работе.
        Черневицкий страдальчески поморщился.
        - Возможно, вы не знаете, но наши исследования находятся на самой начальной стадии, - пробормотал он. - Для получения внятного результата понадобятся годы кропотливой работы.
        - Я знаю, - голос в трубке оставался спокойным. - И я не тороплюсь. Мне важен результат.
        - Кроме того, для исследований нам нужны добровольцы, - гнул свою линию Черневицкий. - А я не могу, не имею права…
        - Игорь Константинович, - перебил его собеседник, - у вас под рукой имеется прекрасный человеческий материал.
        Заведующий замер с открытым ртом.
        - Вы говорите о пациентах? - с трудом выговорил он.
        - Конечно.
        - Но я… Я не могу подвергать пациентов клиники риску. Кроме того: у каждого из них есть родственники. Случись что, они… - заволновался профессор. И неожиданно услышал:
        - Значит, в вашу клинику будут направлять лишь тех пациентов, которые не имеют родственников.
        Черневицкий вытер рукавом потный лоб.
        - Но разве такое возможно? - дрогнувшим голосом спросил он.
        - Возможно, - ответил собеседник.
        - Постойте… - страдальчески проговорил профессор Черневицкий. - Но есть же еще моральный аспект проблемы! Я врач, понимаете? Врач, а не нацист!
        Трубка несколько секунд молчала. Затем в ней зазвучал голос, от которого по спине у Игоря Константиновича пробежал мороз:
        - Господин Черневицкий, я продемонстрировал вам, с какой легкостью могу проникнуть в ваш дом. Поверьте, подобным мои возможности не ограничиваются. Я могу устроить вам и вашей семье такую жизнь, в сравнении с которой ад покажется вам тропическим курортом. Прошу вас: не заставляйте меня проявлять все мои способности.
        - Но на исследования нужны средства… - промямлил Черневицкий, хватаясь за последнюю соломинку.
        - У вас будет столько средств, сколько понадобится, - отчеканил собеседник.
        На том разговор был окончен.
        С тех пор на счет клиники регулярно поступали внушительные суммы, причем источником перечислений указывались различные частные и государственные фонды. Все фонды реально существовали - Черневицкий проверял.
        Взамен Игорь Константинович каждый понедельник посылал Доброму Самаритянину по электронной почте самолично написанные отчеты…

19
        За окном накрапывал дождь. На душе у Игоря Константиновича было тяжко и безысходно. Уже несколько дней Черневицкого не покидало жутковатое ощущение приближающейся катастрофы. И что-то подсказывало ему, что смерть Тимура Астахова - лишь одно из звеньев в цепочке событий, результатом которых станет что-то страшное, не поддающееся анализу, что-то такое, чего нельзя ни предвидеть, ни спрогнозировать.
        Игорь Константинович вздохнул и открыл верхний ящик стола. Там, среди бумаг и документов, лежала маленькая серебряная коробочка, при одном лишь взгляде на которую у старого профессора поднималось настроение.
        Но удовлетворить желание Черневицкому не удалось. В дверь постучали. Игорь Константинович быстро задвинул ящик и резко проговорил:
        - Да!
        На пороге кабинета возникла старшая медсестра.
        - Игорь Константинович, у вас есть несколько минут?
        - Да, Жанна Олеговна, проходите.
        Перед тем как пройти к столу, Жанна закрыла дверь на замок. Игорь Константинович проследил за ее действиями недовольным взглядом.
        - Знаешь, - наморщил он лоб, - я сейчас не в том настроении, чтобы…
        - Я тоже, - Жанна села в кресло и скрестила ноги. - Игорь Константинович, что происходит?
        Он удивленно приподнял брови:
        - Ты о чем?
        - За последнее время мы потеряли двух врачей, - понизив голос, словно кого-то боялась, сказала Жанна. - И еще Плучек… Доктор просто исчез.
        Черневицкий взял из стаканчика карандаш и, откинувшись на спинку кресла, нахмурился.
        - Жанна Олеговна, я уже говорил вам, что Плучек уехал в командировку, - вновь перешел на официальный тон профессор.
        - В командировку? Можно узнать куда?
        Заведующий швырнул карандаш на стол и гневно взглянул на старшую медсестру.
        - Вы задаете слишком много вопросов! - выпалил нервно он.
        Жанна отвела взгляд.
        - Мне звонил следователь Рогожин, - тихо сказала она. - Предлагал сотрудничество.
        Лицо Черневицкого исказилось судорогой.
        - В каком смысле?
        - В прямом. Попросил меня «приглядывать» за вами. И если увижу что-нибудь подозрительное…
        Орлова оставила фразу незаконченной. Игорь Константинович хрипло выдохнул воздух и угрюмо отчеканил:
        - Ясно.
        Жанна задумчиво покосилась на свои ногти, словно оценивала качество маникюра, затем посмотрела Черневицкому в глаза.
        - Он угрожал мне. Сказал, что у руководства клиники «рыльце в пушку», что рано или поздно заведующий и его «дружки-коновалы» окажутся на скамье подсудимых, но у меня еще есть шанс избежать тюрьмы.
        - Так и сказал?
        - Так и сказал.
        Игорь Константинович усмехнулся.
        - Значит, на скамье подсудимых? Наш доморощенный Пинкертон чересчур о себе возомнил.
        Жанна слегка закусила нижнюю губу и тревожно посмотрела на заведующего.
        - Игорь Константинович… у меня есть повод волноваться?
        Черневицкий покачал головой:
        - Нет.
        - Но мне показалось, что следователь настроен решительно. И он, по-моему, очень упертый человек.
        - Жанна Олеговна, я уже сказал вам, что волноваться не стоит. Делайте свою работу и ни о чем не думайте. А за то, что проинформировали меня, спасибо.
        Жанна встала с кресла.
        - Я могу идти?
        - Да, - кивнул Черневицкий. - Идите.
        Медсестра повернулась и направилась к двери.
        - Жанна! - окликнул профессор.
        Она остановилась. Игорь Константинович встал из-за стола, подошел к Орловой и обнял ее за плечи.
        - Прости за грубоватый тон, - устало и тихо, уже по-свойски, проговорил он. - У меня был очень тяжелый день.
        - Я понимаю, - эхом отозвалась Жанна.
        Черневицкий опустил руку в карман, достал что-то и вложил в ладонь Жанны. Молодая женщина удивленно посмотрела на маленькую коробочку, обтянутую красным бархатом.
        - Подарок, - пояснил заведующий. - Хотел подождать до твоего дня рождения, но… Открой.
        Жанна откинула крышечку, глаза старшей медсестры вспыхнули, словно в них отразился блеск маленьких бриллиантов в сережках из белого золота.
        - Боже, Игорь… Это мне?
        Черневицкий сухо улыбнулся.
        - Конечно. Ты рада?
        Жанна обернулась и хотела поцеловать заведующего в губы, но тот отстранился.
        - Не сейчас. Боюсь, что если поцелую тебя, то не смогу остановиться. А у меня впереди важный разговор, - он положил ладонь Жанне на ягодицу и слегка подтолкнул любовницу к двери. - Ну все, иди.
        Орлова вышла в коридор, и тяжелая дубовая дверь захлопнулась у нее за спиной. Несколько секунд Жанна стояла, сжимая в кулаке подарок, потом размахнулась и швырнула коробочку с золотыми сережками об стену.
        - Свинья… - в отчаянии пробормотала она. - Какая же вы свинья, Игорь Константинович…
        Старшая медсестра резко повернулась и пошла прочь. Но пройдя несколько шагов, остановилась, вернулась, быстро подобрала с пола серьги и расколотую коробочку и сунула их в карман халата.

20
        Разговор Черневицкому предстоял не только важный, но и тяжелый. Перед тем как снять телефонную трубку, Игорь Константинович вынул-таки из ящика стола заветную серебряную коробочку и произвел несколько привычных манипуляций, после чего откинулся на спинку кресла и блаженно прикрыл глаза.
        Настроение поползло вверх. Однако неприятный осадок, оставшийся после бесед с Аллой Львовной и Жанной Орловой, никуда не делся.
        Черневицкий выждал еще несколько минут, открыл глаза, вздохнул и протянул руку к телефону. Номер он помнил наизусть, хотя до сих пор ни разу по нему не звонил.
        Игорь Константинович думал, что ответит ему секретарь или какой-нибудь жутко засекреченный связной. Однако трубку снял сам Добрый Самаритянин.
        - Слушаю вас, Игорь Константинович.
        Услышав его спокойный голос, Черневицкий слегка приободрился, однако уже в следующую секунду, вспомнив, о чем собирается говорить, снова приуныл. Собравшись с духом, Черневицкий буркнул в трубку:
        - Возникла проблема.
        - Какая?
        - Нами заинтересовались следственные органы.
        Собеседник ответил холодно и жестко:
        - Для меня это не новость.
        - Да, но… Вы что-нибудь намерены предпринять?
        - А нужно?
        Черневицкий сжал трубку до боли в суставах.
        - Послушайте, ситуация может выйти из-под контроля. Следователь Рогожин слишком ретиво взялся за дело. Он уже вербует моих сотрудников!
        - Успокойтесь, Игорь Константинович. Ничего ведь страшного пока не произошло.
        - Вы не понимаете! Он угрожает! Давит! А я не могу отвечать за всех сотрудников. В конце концов, кто-нибудь из них проговорится, и тогда…
        - Нашли слабое звено? - осведомился собеседник.
        - Нет… то есть… да.
        - Дайте угадаю. Речь идет о вашей новой сотруднице, не так ли?
        - Да, - выдохнул Черневицкий.
        - Она слишком любопытна?
        И снова профессор ответил утвердительно.
        - Так-так… - отозвался собеседник задумчиво. - Правильно ли я понял, что ваш выбор оказался ошибочным?
        Лоб заведующего покрылся испариной. Черневицкий почувствовал слабость в коленях и в мочевом пузыре. Облизнул пересохшие губы и быстро проговорил:
        - Никто не застрахован от ошибки.
        - Полностью с вами согласен. Но, поскольку ошибка - ваша, исправить ее придется вам самому. Вы понимаете, о чем я?
        Игорь Константинович тяжко и прерывисто вздохнул.
        - Боюсь, что да, - ответил он.
        - Постарайтесь сделать все как можно быстрее. И, пожалуйста, на этот раз никаких просчетов.
        - Хорошо… - Черневицкий с тоской покосился на верхний ящик стола. - А если начнутся расспросы?
        - Нужно сделать так, чтобы не начались.
        - Но у нее есть муж. И еще сестра. Как поступить с ними?
        - Так же. Несчастные случаи бывают каждый день. Иногда люди погибают целыми семьями из-за сущего пустяка. Кто-то роняет на ковер горящую сигарету. Кто-то забывает выключить газ. А чья-то машина, потеряв управление, слетает со скользкой дороги в кювет. Подобное происходит сплошь и рядом.
        - Я… - Черневицкий вынул из кармана платок и быстро вытер потный лоб. - Я вас понимаю. Но не могли бы вы мне… помочь? Я не очень разбираюсь в таких делах.
        - Умение приходит с опытом, дорогой Игорь Константинович. Я не раз помогал вам в самых щекотливых ситуациях. Буду помогать и впредь. Но пришло время и вам немного испачкать руки. Это пойдет вам на пользу.
        Внутри у Черневицкого все кипело, но он не нашел в себе смелости возразить. Просто сказал севшим от переживаний голосом:
        - Я бы хотел поговорить с вами о Евгении Осадчем.
        - С ним что-то случилось?
        - Нет, но… Его пребывание в клинике становится все более проблематичным.
        - Данный пациент особый, - холодно отчеканил собеседник. - Будьте с ним предельно осторожны. Он стоит миллионы.
        - Да, но… - Черневицкий снова промокнул платком потный лоб. - Я хотел сказать, что он влияет на других подопытных. И влияние его с каждым днем становится все сильнее.
        - Вот и хорошо. Ведь именно на это мы и рассчитывали.
        - Да, но…
        - Что?
        Игорь Константинович опять вздохнул и тягостно проговорил:
        - Ничего. А что насчет следователя? Он может здорово испортить нам жизнь.
        - Я решу проблему.
        - Вы уверены?
        - Да. Еще какие-нибудь вопросы?
        - Нет.
        Собеседник выдержал паузу, а потом вдруг спросил - спокойно и невозмутимо:
        - Игорь Константинович, вы не будете против, если я завтра заеду в клинику?
        У Черневицкого отвисла челюсть. За три года сотрудничества Добрый Самаритянин ни разу не был в клинике. Пару раз от него приезжали какие-то странные неразговорчивые люди в темных костюмах и в темных очках. Они просматривали материалы исследований, обходили клинику, присутствовали на испытаниях, записывали что-то в блокноты, а потом уезжали на черных бронированных машинах.
        И вот теперь Добрый Самаритянин решил пожаловать сам. Что бы это значило? И к каким последствиям приведет его визит?
        - Игорь Константинович, вы меня слышите? - нетерпеливо окликнул его собеседник, не дождавшись ответа на свой вопрос.
        - Да! - выпалил Черневицкий. - Да, конечно. В котором часу вы приедете?
        - Не знаю. Но, думаю, время не имеет особого значения. Просто будьте на рабочем месте.
        - Хорошо.
        - Всего доброго.
        - Всего…
        Добрый Самаритянин отключил связь.
        Несколько секунд Игорь Константинович сидел неподвижно, затем положил трубку на рычаг и выпрямился в кресле. Он посмотрел на серое, испещренное дождевыми каплями окно, криво усмехнулся и хрипло пробормотал себе под нос:
        - Если так пойдет и дальше, скоро я совсем останусь без врачей.

21
        Следователь Николай Степанович Рогожин вытер рот салфеткой и встал из-за стола.
        - Ну, спасибо, пышечка, уважила.
        Людмила Рогожина, не переставая мыть посуду в раковине, повернула голову и сердито бросила:
        - Я сто раз просила не называть меня пышечкой!
        Рогожин хихикнул:
        - Не понимаю, чего ты злишься. Я люблю пышечек. Они такие аппетитные!
        Николай Степанович ухмыльнулся, подошел к жене сзади и обхватил руками ее тяжелые груди. Людмила шутливо ударила его полотенцем.
        - Тьфу ты, неугомонный! Вечера дождись!
        - Ты ж в девять уже спишь.
        - А ты возвращайся пораньше. Скоро забуду, как мужчина пахнет.
        - Любовника заведи.
        - Ты разрешаешь?
        - Конечно. Хоть двух!
        Рогожин засмеялся и убрал руки с внушительного бюста супруги. Затем рассеянно огляделся по сторонам.
        - Ты сейчас снова на работу? - спросила Людмила, наливая на губку средство для мытья посуды.
        - Угу, - он пробежался руками по карманам. - Слушай, Люсь, ты мои сигареты не видела?
        - Посмотри в прихожей, на столике.
        - Кто их туда положил?
        - Ты сам и положил. - Жена сполоснула тарелку и поставила ее на полку. - Когда уже бросишь?
        - Чего? Курить? - Рогожин хмыкнул. - А зачем? Мне нравится курить.
        - Рано или поздно сигареты тебя убьют!
        - Мой отец прожил восемьдесят лет и до самого последнего дня дымил, как паровоз.
        - А не дымил бы - дожил бы до ста.
        Николай Степанович хихикнул:
        - Мне хватит и восьмидесяти. Ладно, пойду.
        - Когда будешь дома?
        - Поздно.
        - Котлеты оставлю на плите. Разогреешь сам. И осторожнее там… Терпеть не могу твою работу!
        Рогожин чмокнул жену в щеку, повернулся и зашагал в прихожую.
        Через пять минут он вышел из подъезда и остановился, чтобы закурить. Эту процедуру следователь Рогожин проделывал каждый день. Сегодня, однако, чего-то не хватало. Николай Степанович прислушался и понял - чего. На четвертом этаже вот уже неделю шел ремонт, и каждый день Рогожин покидал дом под аккомпанемент жужжащей дрели или стучащего молотка. Но сегодня было тихо.
        Рогожин вставил в рот сигарету, достал из кармана зажигалку, выщелкнул пламя и неторопливо прикурил.

«Сигареты меня когда-нибудь убьют? - насмешливо подумал он. - Черта с два!»
        Рогожин выдохнул дым и собрался уже было шагнуть, однако не успел. Что-то просвистело в воздухе, и в следующее мгновение мир в глазах Николая Степановича погас. Словно телевизор выключили.
        Где-то закричала женщина. Потом еще одна. Не прошло и пяти минут, как тело Рогожина обступили люди.
        - Что там такое? - спросила какая-то любопытная старушка, протискиваясь сквозь толпу. Протиснулась и, увидев распростертое на асфальте тело, в ужасе перекрестилась. - Свят-свят-свят! Что ж с ним, сердешным, сталось-то?
        - Там наверху балкон ремонтируют, - ответил ей кто-то. - Кирпич отвалился и прямо ему на голову.
        Старуха снова перекрестилась.
        - Смерть-то какая глупая… - со вздохом пробормотала она.
        - Да уж, - поддакнул кто-то.
        А во двор, оглушительно завывая сиреной, уже въезжала машина «Скорой помощи».
        Глава 4
        Катастрофа

1
        Алексей Тенишев стоял у мольберта и мрачно смотрел на незаконченную картину. Чем дольше он над ней работал, тем большими подробностями она обрастала. Теперь на картине была изображена не только девушка - из-за дерева за ней внимательно наблюдал молодой мужчина. Он был одет в какую-то странную куртку и высокие сапоги. Лицо мужчины еще не было тщательно прорисовано. Алексей изо всех сил напрягал воображение, но никак не мог увидеть его лицо. В правой руке мужчина сжимал рукоять кривого кинжала.
        Кроме того, в листве деревьев угадывались смутные силуэты всадников. Еще час назад Тенишев не предполагал, что они появятся на полотне, и теперь смотрел на творение своих рук немного обескураженно.
        Сценка казалась ему смутно знакомой: и человек с кинжалом, и эти всадники… Может быть, он видел их во сне? Возможно. Образы, выходившие из-под кисти Тенишева, пугали его самого. Внутренний голос просил его остановиться, уничтожить картину, пока не случилось чего-то страшного. Но совесть и страсть художника заставляли продолжать работу, не сходить с пути и идти до самого конца.
        Тенишев вздохнул и занес над картиной кисть, приготовившись прорисовать лицо человека с кинжалом, но тут в дверь постучали.
        Створка приоткрылась, и заглянула Ольга.
        - Можно к тебе? - спросила она.
        Алексей посмотрел на нее удивленно.
        - Заходи.
        Ольга, опираясь на костыль, проковыляла в мастерскую. В руке она держала пластиковый пакет. Ольга остановилась возле стола и осторожно положила на него пакет. Алексей следил за ее действиями настороженным взглядом.
        - В чем дело? - недоуменно спросил он.
        - Я решила положить конец нашим бесконечным ссорам.
        Тенишев недоверчиво усмехнулся:
        - Да ну? И каким же образом?
        - Просто. Попрошу у тебя прощения за свое свинское поведение. Я не такой дурной человек, как ты думаешь. Но мне в последнее время было очень… - Ольга явно хотела добавить крепкое словцо, но передумала и выдохнула: - Очень плохо.
        Она сделала паузу, чтобы собраться с мыслями, и продолжила:
        - Ты должен меня понять. Я ведь не всегда была калекой. Мне тяжело осознавать свое уродство. Видимо, человеку нужно время, чтобы привыкнуть к такому.
        - Ты вовсе не уродина, - сказал Алексей, скрывая смущение за суровой миной. - Да и не калека. - Тут Тенишев понял, что перегнул палку, и поспешно поправился: - Ну, то есть… всего-навсего временно. Врачи говорят, что ты снова сможешь ходить.
        - Врачи много чего говорят… - небрежно обронила Ольга. Затем улыбнулась, и улыбка - смиренная, усталая - совершенно преобразила ее лицо. - Леш, я хочу выпить с тобой мировую. И обещаю тебе, что никогда больше не подниму на тебя хвост. Я просто хочу с тобой выпить. Если ты согласишься, буду рада. Если нет - пойму тебя. Мне уйти?
        Тенишев несколько секунд смотрел на нее изучающим взглядом, затем сказал:
        - Тебе помочь сесть?
        - Да, если можно, - кивнула Ольга.
        Алексей взял ее под локоть и помог усесться на диван. Рука его нечаянно коснулась груди девушки.
        - Спасибо, - сказала Ольга, поправила съехавшую с колена полу халатика и небрежно пристроила костыль к дивану. - В пакете бутылка вина, банка маслин и стаканы. Откроешь?
        - Конечно.
        Тенишев принялся выкладывать все из пакета на стол.
        - Как ты все это купила? - спросил он, открывая бутылку вина.
        - Заказала по телефону. Очень удобно, - она взяла протянутый стакан. - Спасибо. Давай, что ли, чокнемся?
        - Давай.
        Ольга улыбнулась:
        - За Веру!
        - За Веру, - поддержал Тенишев.
        Раздался звон стаканов. Они выпили. Помолчали немного. Первой тишину нарушила Ольга.
        - Слушай, прости за то, что я была такой сукой, - сказала она, не глядя Алексею в глаза.
        Он нахмурился.
        - Да я и сам хорош.
        Ольга покачала головой:
        - Нет. Ты вел себя как нормальный мужик.
        При этих словах Алексей слегка покраснел.
        - Оль, насчет того случая… Я тогда был сильно пьян. Я даже не очень хорошо помню, что там между нами произошло.
        Ольга улыбнулась:
        - Да ничего сверхъестественного. Мы просто переспали.
        Тенишев покраснел еще сильнее. При виде его напрягшегося лица Ольга засмеялась.
        - Да не расстраивайся ты так, - весело сказала она. - Знаешь, сколько у меня было мужчин? Сотни две, не меньше! Кроме того, я тоже была пьяна. И даже если я захочу вспомнить подробности, у меня ничего не получится. Так что, считай, ничего и не было.
        - Хорошо, - промямлил Алексей. - Я хотел тебя поблагодарить… За то, что ничего не сказала Вере.
        Ольга небрежно махнула рукой:
        - А… Она бы мне все равно не поверила. Начала бы нести ахинею про посттравматический синдром и тому подобное. Ты же знаешь психиатров.
        - Да уж, - все еще смущенно усмехнулся Тенишев.
        Снова сделали по глотку.
        - Значит, мир?
        Алексей кивнул:
        - Мир.
        - Давай за мир!
        Они опять чокнулись стаканами. Ольга поднесла свой к губам, но так неловко, что расплескала немного вина себе на грудь.
        - А, черт! - с досадой проговорила девушка. - Слушай, Леш… неудобно тебя просить, но… Не мог бы ты принести из кухни салфетки?
        - Да, конечно. Нет проблем.
        Тенишев встал из-за стола и быстро вышел из мастерской. Ольга проводила Алексея прищуренным взглядом, а когда шаги его зазвучали в коридоре, достала из кармана халата пузырек с каплями.
        Вскоре Алексей вернулся, держа в руке пачку салфеток, и протянул ее Ольге:
        - Вот!
        - Спасибо.
        Девушка промокнула пятно и положила салфетку на столик.
        - Знаешь, Леш… Мы с тобой, конечно, дураки. Но мы с тобой как-нибудь разберемся… - она отпила вина и облизнула губы. - Я очень переживаю за Веру. Она пропадает в клинике до самой ночи.
        По лицу Алексея пробежала тень.
        - Да, - глухо отозвался он.
        - Ей следовало бы больше внимания уделять тебе, - доброжелательно проговорила Ольга. - Про себя я не говорю, я привыкла быть одна. Но если супруги так мало времени проводят вместе, рано или поздно они начинают отдаляться друг от друга. Хотя… - Она пожала плечами. - Может, я, по своей старой привычке, говорю чушь.
        - Вовсе не чушь, - возразил Алексей. - Так и бывает в других семьях. Но уверен, что у нас с Веркой все будет хорошо. Я ведь люблю ее. Кроме того, у меня тоже есть работа, которая отнимает все мое время.
        - О да, я заметила, - с улыбкой проговорила Ольга. - В последние дни ты работаешь как одержимый. Пишешь что-то эпохальное?
        - Угу. Что-то вроде того. Понимаешь… мне кажется, что я что-то нащупал.
        - Ты и раньше неплохо рисовал, - добродушно заметила Ольга.
        Глаза Алексея возбужденно блеснули.
        - Да, но все это было не то, - сказал он. - Я никак не мог найти свою собственную манеру, все время кому-то подражал - то Максу Эрнсту, то Джексону Поллоку. Но если новая вещь мне удастся… - Он вдруг уставился на Ольгу и нервно облизнул губы. Затем неожиданно для самого себя предложил: - Хочешь посмотреть?
        - А можно? - робко спросила Ольга.
        Алексей усмехнулся:
        - Вообще-то я незаконченную работу не показываю. Но сегодня сделаю исключение.
        Ольга стояла перед мольбертом, с любопытством вглядываясь в лицо девушки, запечатленной на картине.
        - Леш, а кто она?
        Тенишев пожал плечами:
        - Сам не знаю. Я встретил ее недалеко от коттеджа.
        - Она тебе позировала?
        - Один раз. Ну, не то чтобы позировала… Просто проходила мимо, я и… В общем, я попросил ее немного постоять.
        - И она согласилась?
        - Как видишь.
        Ольга усмехнулась.
        - Видимо, ты очень ей понравился.
        Алексей улыбнулся:
        - Наверное.
        Ольга перевела взгляд на мужчину с кинжалом, поинтересовалась:
        - А это что за парень?
        Алексей отвел взгляд от картины и отпил из стакана.
        - Я еще не решил, - угрюмо ответил он.
        - Он что, собирается ее убить?
        - Я же сказал: не знаю! - в голосе Тенишева послышались нотки раздражения. Он их заметил и тут же взял себя в руки, заговорил более мягко: - Понимаешь, мне просто показалось, что в композиции не хватает темного пятна.
        - Значит, парень - темное пятно?
        - Да. Что-то вроде.
        - Ясно, - Ольга вновь взглянула на девушку. - Ты пробовал узнать, кто она?
        Тенишев кивнул:
        - Да. То есть - нет. Как-то не до того было. Но Вера ее тоже видела. И тоже в роще.
        - Она чья-то жена?
        - Возможно.
        Ольга вгляделась в лицо девушки пристальней.
        - Красивая. Но какая-то… странная.
        - Да, необычная, - подтвердил Тенишев.
        Ольга посмотрела на деревья.
        - Слушай, мне показалось или я действительно разглядела коней?
        Алексей усмехнулся.
        - Я и сам еще не знаю. Пока что это просто иллюзия. Игра света.
        - Но я вижу силуэты коней! - Ольга приблизила лицо к картине. - А на них - всадники.
        Алексей снова отпил из стакана и хотел что-то ответить, но вдруг покачнулся и, вскинув руку, прижал ладонь ко лбу.
        - Что за черт… - растерянно пробормотал он и поморщился. - Голова кружится.
        Ольга отвела взгляд от картины и с тревогой посмотрела на Алексея.
        - Может, от вина?
        Алексей хмыкнул:
        - Шутишь? Наверное, паров растворителя надышался. Да и сплю в последнее время плохо.
        - Тебе лучше сесть, - посоветовала Ольга.
        - Да… - Тенишев снова поморщился. - Надо присесть. Пора завязывать с ночной работой.
        Он повернулся и побрел к дивану.

2
        Вечер выдался темный. Луна совсем скрылась за низко нависшими облаками. Уныло завывал ветер и накрапывал дождь, смотреть на дубовую рощу и болото было очень тоскливо.
        Но зато фонари светили исправно, и с дороги Вера не сбилась. Она старалась идти спокойно, однако невольно то и дело переходила на быстрый шаг и даже на бег. До коттеджа Вера добралась благополучно, хотя и с бьющимся от волнения сердцем.
        На крыльце она на минуту остановилась, чтобы восстановить дыхание. Дождь закончился, но воздух был очень влажным. Черная роща у Веры за спиной дышала какой-то промозглой сыростью, словно то была не роща, а зев огромного черного погреба. Долетали до Веры и запахи болота - отвратительные гнилостные миазмы.
        Впрочем, возможно, все было не так уж и страшно. Просто Вера «накрутила» себя. В любом случае нужно было хорошенько проанализировать ситуацию и выяснить, что за девушка изображена на картине Алексея. И, конечно же, позвонить Рогожину. Интересно было бы посмотреть на физиономию следователя, когда Вера станет рассказывать ему о найденном штопоре доктора Плучека и о нападении на нее в лесу. Наверное, обрадуется до чертиков - это ведь уже чистой воды криминал.
        Не определилась Вера только с одним вопросом. Она никак не могла решить, стоит ли ей поведать все мужу. С одной стороны, она была обязана рассказать ему о том происшествии. Но с другой… «Лешка парень простой и церемониться не станет, разыщет Шевердука и набьет ему морду», - подумала Вера не без удовольствия.
        Но в следующую секунду выражение удовольствия на ее лице сменилось тревогой. А что, если Тенишев убьет Шевердука! Муж физически силен и в своей вспыльчивости не знает границ. Еще наломает дров…
        Девушка вздохнула.
        Нет, она ничего ему не расскажет. Пусть Рогожин сам побеседует с Шевердуком. Для начала нужно будет осмотреть рану на запястье ее наставника. Любой криминалист с легкостью отличит след укуса от рубца, оставленного штопором.
        Вера достала из сумочки ключ, открыла замок и вошла в прихожую. Она скинула туфли и с удовольствием влезла в мягкие домашние тапочки.
        - Леш! - позвала она. - Леш, ты где?
        Ответа не последовало. Муж опять, наверное, торчит в своей мастерской. В руке - кисть, в наушниках - джаз, в глазах - азартный блеск, на губах - мечтательная улыбка. Вера и сама улыбнулась. Все-таки какой он классный парень. Господи, хоть бы ему повезло! Бог, если ты есть, сделай так, чтобы Лешкины картины хорошо продавались…
        Вера подошла к двери, ведущей в мастерскую, взялась за ручку и тихонько приоткрыла дверь. Приоткрыла и испуганно вздрогнула. Прямо на нее - пристально и неприязненно - смотрела какая-то женщина. Прошло несколько секунд, прежде чем Вера поняла, что видит холст, стоящий на мольберте.

«Картина, - облегченно выдохнула она. - Всего-навсего картина…»
        Однако на душе остался неприятный осадок. Вера распахнула дверь и шагнула в ярко освещенную мастерскую.
        - Леш! - позвала она, вертя головой. - Лешка, куда ты…
        Вера уставилась на диван и остолбенела.
        - Что… - прошелестела она севшим от ужаса и горя голосом. - Что здесь происходит?
        - Вера? - Тенишев приподнял голову с подушки и потер пальцами сонные глаза, затем, проследив за взглядом жены, повернул голову налево. Хрипло вскрикнул: - Какого черта?
        Ольга, лежащая рядом, и не подумала прикрыть обнаженную грудь.
        - Ве-ерка… - улыбнулась она. - А мы и забыли, что ты должна прийти…
        Она усмехнулась, взяла со столика сигареты, вытряхнула одну.
        Тенишев изумленно смотрел, как она прикуривает, потом перевел взгляд на жену.
        - Вер… - проговорил дрогнувшим голосом. - Я не понимаю, как она… Это не то, что ты думаешь!
        - Да, Верунчик, - кивнула Ольга, щелкая зажигалкой, - все совсем не так, как ты думаешь. Меня здесь нет. У тебя галлюцинация.
        Ольга едко усмехнулась. Тенишев вдруг рассвирепел.
        - Ах ты дрянь! - рявкнул он на Ольгу. - Убирайся отсюда!
        Откинул покрывало и вскочил с дивана. Увидев, что голый, поспешно прикрыл живот покрывалом.
        Вера вышла из оцепенения, круто развернулась и двинулась назад к двери.
        - Вера! - крикнул вслед Тенишев. - Вера, тут какая-то ошибка!
        Она вышла из мастерской.
        Алексей склонился над нагло улыбающейся Ольгой и сжал кулаки.
        - Гадина… - проговорил он с ненавистью. - Какая же ты гадина!
        - А ты импотент, - небрежно парировала Ольга. - Так напился, что даже трахнуть меня как следует не смог. Помоги мне встать!
        Она протянула руку. Тенишев с изумлением и ужасом воззрился на эту руку и попятился.
        - Не хочешь? - усмехнулась Ольга. - Ну, я сама встану.
        Ольга швырнула недокуренную сигарету в пепельницу, накинула на плечи халатик, нагнулась и подняла с пола костыль. Затем тяжело поднялась с дивана и, опираясь на костыль, заковыляла к двери.
        Тенишев несколько секунд смотрел на нее ошеломленно, потом рванулся с места и схватил Ольгу за предплечье.
        - Ай! - вскрикнула та.
        Алексей повернул Ольгу лицом к себе и спросил, свирепо сверкая глазами:
        - Что ты подсыпала мне в вино?
        Ольга поморщилась, проговорила капризно:
        - Милый, ты делаешь мне больно.
        - Отвечай!
        Ольга захныкала, но вдруг улыбнулась прямо ему в лицо - холодно, жестко, безбоязненно.
        - Пусти руку, неудачник! - голос девушки стал резким, презрительным. - Этим ты ничего не добьешься!
        Пальцы Алексея разжались, он выдохнул воздух и весь как-то сник.
        - Но зачем? - пробормотал с горечью. - Зачем?
        Ольга усмехнулась.
        - Ты действительно хочешь, чтобы я ответила? Нет? Я так и думала. Удачи, Казанова!
        Она поудобнее пристроила костыль под мышкой, повернулась и захромала к двери.

3
        В прихожей Ольга увидела Веру. Голова ее была опущена. В глазах стояли слезы.
        Ольга проговорила добродушным голосом:
        - Вер, я не хотела. Твой благоверный набросился на меня в коридоре и затащил в мастерскую. Я ничего не могла сделать. Он словно озверел.
        Вера проскользнула мимо сестры, даже не взглянув на нее, открыла дверь и вошла в мастерскую.
        Алексей застегивал ремень на брюках. Увидев жену, он взволнованно шагнул ей навстречу.
        - Верка! - на губах у него появилась неуверенная улыбка. - Слушай, это действительно какая-то ошибка! Я понятия не имею, как она…
        - Леш, не надо ничего говорить, - пробормотала Вера. - Я пришла сказать тебе, что развожусь. Да, я развожусь с тобой, Тенишев.
        - Что? - Алексей смотрел на жену изумленно. - Вер, но это и правда какая-то глупость! Давай во всем разберемся. Не надо пороть горячку.
        - Завтра я подам документы на развод.
        Вера хотела развернуться и уйти, но Алексей шагнул к ней и горестно воскликнул:
        - Ужасная глупость, Верка! Я люблю тебя! Может, ты дашь мне все объяснить?
        Вера качнула головой:
        - Нет. Ольга уже все объяснила.
        Лицо Алексея дернулось, как от пощечины.
        - И ты веришь этой гадине больше, чем мне? - изумленно спросил он.
        Вера отвела взгляд.
        - Леш, я не хочу устраивать сцену, - тихо и устало сказала она. - Просто больше не могу тебя видеть. Ты мне противен, понимаешь?
        Взгляд Тенишева остекленел.
        - Вот как? - пробормотал художник. - Я тебе противен? - Он вздохнул и отвел глаза. - Прав был отец, когда отговаривал меня на тебе жениться. Я должен был понять раньше, что твоя чокнутая сестра тебе дороже, чем я.
        Вера двинулась к двери.
        - Вернись! - горестно крикнул Алексей. - Верка, пожалуйста, вернись!
        Вера остановилась. Тенишев не двинулся с места. Смотрел на жену с надеждой и затаенным страхом, как человек, которому сейчас прочтут приговор.
        Вера разомкнула губы и тихо проговорила:
        - Сегодня ты переночуешь в мастерской. А завтра уедешь отсюда.
        - Ты уверена, что хочешь этого? - так же тихо пробормотал Алексей.
        Вера кивнула:
        - Да.
        И вышла из мастерской.
        Некоторое время Тенишев стоял возле дивана, уткнув взгляд в пол и напряженно о чем-то размышляя. Не глядя, нашарил на столике сигарету и зажигалку, рассеянно закурил. Закашлялся, хватанув слишком много дыма, и только тогда оторвал глаза от пола.
        Взгляд Алексея упал на мольберт. Бледное лицо девушки, изображенной на холсте, показалось ему насмешливым.
        - А ты чего скалишься? - хрипло проговорил он.
        Девушка продолжала смотреть - спокойно, холодно, зло. Не в силах больше выдерживать ее взгляд, Тенишев схватил с дивана покрывало и набросил на картину.

* * *
        Пять минут спустя Вера открыла дверь и вошла в комнату сестры. Ольга сидела у зеркала и причесывала деревянным гребнем свои густые светлые волосы. Взглянув на отражение сестры в зеркале, она улыбнулась:
        - Привет! Я знала, что ты придешь.
        Вера прошла в комнату, села на стул и сообщила:
        - Мы разводимся.
        - Давно пора, - отозвалась Ольга. - Я тебе всегда говорила, что он такой же кобель, как и остальные. А ты мне не верила.
        Вера молчала, разглядывая затылок сестры. Ольга повернула голову и посмотрела на Веру одним глазом.
        - Ты только не расстраивайся, - сказала она. - Без него нам будет лучше. Я буду лечиться и через год-полтора встану на ноги. И все у нас будет хорошо!
        Ольга снова обернулась к зеркалу и стала рассматривать свои безукоризненно белые зубы. Потом сжала губы, крепко провела языком по верхней десне и снова посмотрела в зеркало.
        - Знаешь, Оля… - с трудом заговорила Вера. - Ты моя сестра, и я люблю тебя…
        - Вот и хорошо, - кивнула Ольга, улыбнувшись отражению Веры. - Я тоже тебя люблю.
        - Тогда скажи мне, что произошло в мастерской?
        - Милая, я уже все тебе рассказала. Твой муж выпил, услышал, как я выхожу из душа… ну и распалился. Ты ведь знаешь, как я действую на мужчин. А твой Тенишев - парень горячий. Я шла к себе в комнату, но тут он схватил меня за плечи и поволок в мастерскую.
        - Как паук… - тихо обронила Вера.
        - Что? - не поняла Ольга.
        - Помнишь, нам в детстве читали такую сказку? - блеклым, безжизненным голосом проговорила Вера. - «Это что за старичок-паучок нашу муху в уголок поволок…»
        Ольга улыбнулась
        - Точно. Все так и было. Как в сказке.
        Вера двинулась к выходу из комнаты.
        - Оля, пожалуйста, не входи ко мне, - устало произнесла она. - Я не хочу тебя сегодня видеть.
        Ольга нахмурилась:
        - Вер, я все понимаю. Ты злишься на меня, и это нормально. Больной всегда злится на врача, который сделал ему больно. Но такая боль - во спасение. Считай, что я просто вырезала тебе фурункул.
        Некоторое время Вера смотрела на сестру с изумлением, словно лишь сейчас разглядела ее настоящее лицо, потом медленно проговорила:
        - Оля, иногда мне кажется, что после той страшной аварии ты лишилась не только селезенки, но и сердца.
        - Вполне может быть, - с холодной веселостью отозвалась сестра. - Я никогда не доверяла врачам. Ладно, милая, сейчас тебе нужно побыть одной и немного остыть. Посмотри телевизор, выпей вина. Тебе тяжело на меня смотреть? Хорошо. Я как раз хотела прогуляться перед сном. Помнишь: врач велел мне гулять каждый день? Думаю, самое время начать. Если захочешь - можешь ко мне присоединиться. Я не уйду далеко от…
        За спиной Ольги хлопнула закрывшаяся дверь. Девушка замолчала, взглянула в глаза своему отражению и задумчиво пробормотала:
        - Сердце… Что ты знаешь о сердце, маленькая глупышка? И что ты можешь знать о боли? Ты думаешь, это боль? - Ольга усмехнулась и медленно покачала головой: - Нет.
        Тяжело опираясь на костыль, она встала со стула и заковыляла к платяному шкафу.

4
        На улице было сыро и ветрено, но Ольгу это не остановило. Ей даже нравилось, как влажный ветер холодит разгоряченное лицо. Небо обложили тучи. Луна иногда тускло просвечивала сквозь облака. Впереди чернел дубовый лес.
        Незакрытая оконная ставня тихонько постукивала на ветру о раму. Опираясь на костыли, Ольга заковыляла по асфальтовой дорожке, ведущей к клинике. До ближайшего фонаря, желтеющего сквозь завесу легкого тумана, было метров тридцать. Ольга решила дойти до него, отдохнуть там немного и вернуться обратно.
        Однако дойдя до фонаря, Ольга почувствовала, что совершенно не устала. И ей захотелось дойти до второго. И она дошла. Привалившись плечом к фонарному столбу, достала из кармана сигареты и закурила. Потом посмотрела на небо.
        В ту ночь, когда случилась авария, небо тоже было затянуто тучами. И воздух был такой же сырой. Ольга прекрасно помнила, как порыв ветра швырнул ей в лицо горсть дождевых капель, когда ее, пристегнутую ремнями к носилкам, грузили в «Скорую помощь».
        Ольга не помнила сам момент аварии, и поэтому, лежа на больничной койке и прислушиваясь к своему телу, пыталась найти хоть какой-нибудь аналог своей боли, чтобы она не казалась беспричинной. И наконец представила себе, будто ее тело рвут на куски разъяренные псы. Один пес вырывает куски мяса из ее живота. Другой терзает клыками ее ноги.
        Стоило ей так представить, как боль тут же локализовалась. Живот и ноги. Она лежит на кровати, стиснув зубы от боли, и думает только об одном: когда же кончится эта боль?
        А потом на стул возле ее кровати садится врач. Он что-то говорит, затем осматривает Ольгу и снова что-то говорит. А когда доктор на несколько секунд замолкает, она использует его заминку для того, чтобы задать один-единственный вопрос:
        - Я смогу когда-нибудь иметь детей?
        Хирург отводит взгляд и отрицательно качает головой:
        - Нет. Раны были слишком серьезными. Нам пришлось удалить вам…
        Ольга закрывает глаза. Псы снова принимаются за дело. Доктор еще что-то говорит, но она слышит его плохо, словно голос доносится из-за стены.
        - Двигательные функции могут восстановиться. Правда, вам придется сильно постараться самой. Не нужно отчаиваться раньше времени, ведь вы такая молодая…
        - К черту!
        Ольга швырнула окурок в мокрую траву и поежилась от резкого порыва ветра. Ей вдруг стало до того паршиво, что к горлу подкатила тошнота.
        Боже, что же она наделала? Ведь Верка - ее сестра! Любимая сестра! Вместе они воровали яблоки в садовом товариществе «Монолит». Верка три дня не отходила от нее после того, как Ольгу изнасиловали те трое ублюдков. Когда же это было… Лет двенадцать назад? Только благодаря ей она тогда не наложила на себя руки. А как они мечтали о том, что когда-нибудь вылечат маму, а потом разбогатеют, купят большой дом и возьмут маму к себе…
        Что же произошло? Почему я стала такой?
        С тяжелым сердцем Ольга отошла от фонаря и больше десяти минут бродила по лужайке, не в силах собраться с духом и вернуться домой.
        Память продолжала терзать ее душу. Но теперь на место давних воспоминаний пришли свежие. Капля клофелина, упавшая в стакан… Окаменевшее лицо Веры, ее побелевшие, дрожащие губы… Растерянный взгляд Алексея…
        Ольга посмотрела в сторону коттеджа и всхлипнула. По озябшим щекам потекли горячие слезы. Она не плакала много месяцев, с той самой ночи, когда Алексей признался, что пожалел ее.
        На мгновение в душе вспыхнула обида, но ее тут же вытеснила ненависть к себе. Как она могла сделать такое с родной сестрой? Когда она успела превратиться в такое чудовище?
        Но ведь еще не поздно все исправить. Нужно только войти в комнату Веры и признаться во всем. Вера добрая, простит. И они снова заживут вместе!
        Тенишев не такой уж и плохой. Иногда его заносит, но она сама виновата. Да-да, ведь именно она, Ольга, провоцирует его на хамство. Лешка грубоват, но добр. Да и Верку любит до безумия. Он же горы свернет ради нее!
        Господи, и как она могла сестре завидовать? Пусть хотя бы у одной из них все будет хорошо…
        Ольга вытерла ладонью слезы, оперлась на костыли и заспешила к коттеджу. И зачем она так далеко отошла от дома? Сколько до него? Почти километр! Ничего, она пойдет быстро. Да, нужно дойти как можно быстрее. Пока не случилась беда. Тенишев ведь такой горячий! Даром что художник. Да и Верка не сахар. С ее характером только амбразуры грудью закрывать.
        В сердце Ольги зашевелилось дурное предчувствие. Ей вдруг показалось, что вот-вот должно произойти нечто страшное. И почему так ужасно болит живот? Словно несколько разъяренных собак рвут его на куски.
        Стоило Ольге подумать о собаках, как она услышала отдаленный лай. Шрамы на животе засаднили еще сильнее.

«Глупости! - сказала себе Ольга. - Откуда тут взяться собакам? Просто воет ветер. И деревья скрипят… Боже, какие же они жуткие - эти деревья!»
        Сильный порыв ветра снова донес до нее лай собак. Ольга ускорила шаг. В бедрах запульсировала острая боль. Болели плечи, подмышки. Каждый шаг отзывался мучительной судорогой в животе.
        Собачий лай приближался. Теперь его уже нельзя было спутать ни с завыванием ветра, ни со стуком раскачивающихся ветвей.
        Ольгу охватил панический страх. До коттеджа еще было далеко. Успеет ли она дойти до того, как псы настигнут ее?
        И она все шла и шла вперед. Уставшие, раздираемые ужасной болью ноги отказывались подчиняться, но девушка заставляла их двигаться. Вперед, только вперед - туда, где можно укрыться за крепкой дубовой дверью, забраться под одеяло, накрыть голову подушкой - и не слышать этот ужасный лай!
        Ольге вдруг страстно захотелось жить. Пусть с искалеченными ногами, пусть с раскуроченным животом и без надежды родить когда-нибудь ребенка, но - жить!
        А собаки лаяли все ближе. Ольга споткнулась о камень и едва не потеряла равновесие. Ей удалось устоять на ногах, но один из костылей упал на землю. Поднимать не было времени, и Ольга заковыляла к дому, опираясь на оставшийся. И вдруг ужас сковал ее - прямо перед собой Ольга увидела заросли бузины, а за ними черное, зловонное болото. Получается, она все время шла не к дому!
        На душе стало тоскливо. Ольга удалилась от дома слишком далеко, и теперь у нее нет ни одного шанса добраться до него прежде, чем собаки окажутся рядом. Их лай раздавался уже совсем близко.

«Господи! - взмолилась Ольга, чувствуя, как по щекам текут слезы. - Пусть это будет не больно! Я не смогу второй раз выдержать такую боль!»
        Луна на мгновение вышла из-за тучи и осветила лес тусклым, мертвенным светом, и в ее неверном сиянии Ольга заметила трех пегих псов, несущихся к ней по поляне. Надежды на спасение не было.
        Ольгу охватило отчаяние.
        - Только не боль, - прошептала она и, собрав в кулак все силы, заковыляла к болоту.
        Подойдя к кромке трясины, девушка оглянулась. Теперь она хорошо видела псов, охотничьих псов со светящимися глазами. И даже чуяла запах, исходящий из их разинутых пастей. Следом за ними на огромных, словно сотканных из белого тумана конях неслись призрачные всадники.
        Ольга отвернулась, перекрестилась и, собрав силы для последнего рывка, бросилась в болото.

5
        Вера легла в постель, не раздеваясь, не выключив настольной лампы, и, вопреки ожиданиям, тут же уснула. Проснулась она среди ночи. Лежа на кровати, услышала, что ветер усилился и ставня скрипит и стукается о раму.
        Встревоженная, девушка тихо встала и подошла к окну. За ним была темная, ветреная ночь. Опавшие листья носились по лужайке. Когда глаза Веры привыкли к темноте, она увидела, что метрах в ста от дома движется белая фигура, удаляясь в сторону болота.
        Первой ее мыслью было разбудить Алексея и показать ему на странный силуэт. Однако Вера тут же вспомнила о предательстве мужа и удивилась тому, с какой легкостью воспоминание о нем улетучилось из ее головы за несколько часов сна.
        Она снова посмотрела на удаляющуюся фигуру. Вскоре та скрылась из глаз, и, немного озябнув, Вера вернулась в постель, чтобы все хорошенько обдумать. Однако не прошло и пяти минут, как она снова крепко уснула. И проспала до самого утра.
        Утро выдалось солнечным, но на душе у Веры было пасмурно. Ее охватила странная апатия. Проснувшись, девушка долго лежала в постели, не в силах заставить себя подняться. Ею овладел какой-то странный, тягучий и гнетущий страх.
        Поднявшись, она отправилась в ванную, ступая бесшумно и осторожно, чтобы - случись ей услышать шаги Алексея - иметь возможность быстро юркнуть обратно в комнату и там закрыться. Однако в доме было тихо. Ни звука, ни шороха.
        Вера на цыпочках прошла в прихожую. На вешалке куртки Алексея не было. Вера опустила взгляд и увидела, что и кроссовок мужа нет. Значит, Тенишев все-таки уехал. Чтобы окончательно убедиться, она прошла в мастерскую. Диван был аккуратно застелен пледом. На столике лежал листок бумаги, на котором крупными печатными буквами было написано:
        ЗА ВЕЩАМИ ПРИЕДУ ПОЗЖЕ
        Вера вздохнула - горестно и облегченно одновременно. Потом снова направилась в ванную и неторопливо приняла душ.
        Завтрак готовить не стала, решила обойтись чашкой сладкого кофе. Вера хотела зайти к Ольге, но так и не решилась. Она не могла придумать, с чего начать разговор с сестрой. И даже не знала, как посмотреть той в глаза.
        Сейчас, сидя за столом в залитой солнцем кухне, ей казалось почти невероятным то, что произошло вчера. Вере стоило большого труда напомнить себе - нет, убедить себя! - что Алексей предатель. Она не могла представить себе, что его руки ласкали тело Ольги. Не могла представить, что его губы касались Ольгиных губ. Но ведь это было! Господи, какой же он мерзавец…
        Допив кофе, Вера отнесла чашку в раковину, но сполоснуть не успела - на столе задребезжал мобильный телефон.
        Звонил Шевердук.
        - Алло, Вера Сергеевна? - голос коллеги показался Вере странным.
        - Да, Иван Федорович, здравствуйте. Что-то случилось?
        - Вы скоро выходите?
        - Минут через пять. А что?
        - Я сейчас возле вашего дома. Вы не против, если я подвезу вас до клиники?
        Лицо Веры стало удивленным.
        - Нет, - растерянно проговорила она.
        - Тогда я вас жду.
        Отключив связь, Вера с тревогой посмотрела в окно. На солнце набежали тучи. Снова эти проклятые тучи… Вера бросила телефон в сумочку, быстро подкрасила губы и пошла в прихожую.

6
        Усевшись в машину, девушка улыбнулась Шевердуку.
        - Доброе утро, Иван Федорович. С чего вдруг вы решили меня подвези?
        Лицо наставника было мрачным и каким-то темным.
        - Вера Сергеевна, - заговорил доктор глуховатым, не совсем внятным голосом, - вы должны уехать.
        Она посмотрела на него удивленно.
        - Как уехать? Почему?
        Шевердук нахмурил лоб и слегка тряхнул головой, словно каждое слово Веры казалось ему неуместным и глупым и страшно раздражало его.
        - У меня нет ни времени, ни желания объяснять вам, - проговорил он тем же странным, глухим голосом. - Просто поверьте мне на слово: будет лучше, если вы немедленно уедете.
        - Да в чем дело-то? - удивилась и рассердилась Вера.
        Доктор повернул голову и пристально посмотрел ей в глаза.
        - Вы уедете или нет?
        - Нет! - тряхнула головой Вера.
        Он усмехнулся, но тоже как-то странно, словно губы его жили отдельно от остального лица.
        - Хорошо… Как скажете…
        Он завел мотор и тронул машину с места. До клиники доехали за несколько минут. Машина остановилась, и Вера хотела выйти, но Шевердук вдруг блокировал двери. Вера взглянула на своего наставника с немым изумлением.
        - Вера Сергеевна, вы ведь были знакомы с моей женой Катей? - спросил он.
        Девушка окончательно растерялась. Вид Шевердука, его лицо, голос - все это почему-то ее пугало. А теперь доктор спрашивал о Кате. Зачем?
        Она разомкнула губы и тихо выдохнула:
        - Да. Я ее знаю. А почему вы спрашиваете? Что-то случилось?
        - Случилось, - ответил Шевердук. Повернул голову к Вере и спокойно проговорил: - Сегодня ночью она повесилась.
        Лицо Веры оцепенело.
        - К-как?
        - В ванной. На бельевой веревке. И оставила записку. Вот, посмотрите.
        Вера дрогнувшей рукой взяла сложенный листок бумаги и развернула. В записке было всего три слова:
        ИВАН, Я УХОЖУ
        Вера вернула Шевердуку записку и выдавила из себя севшим от страха голосом:
        - А почему записка у вас? Разве милиция не должна была…
        - Милиция еще ничего не знает, - сказал Иван Федорович.
        - Как не знает? А…
        - Они увезут ее! - Шевердук слегка повысил голос. - Я не могу этого допустить!
        Вера смотрела на мужчину с ужасом.
        - Но ведь так положено, - проговорила робко. - Тело должны забрать и увезти в морг.
        - В морг? - Шевердук нахмурился и покачал головой. - Нет. Я не позволю им вскрывать Катю. Только не ее.
        Вера ссутулилась на своем сиденье.
        - А как же… Значит, она все еще дома?
        Шевердук покачал головой.
        - Нет, она не дома.
        - А где же?
        - С нами.
        Вера испуганно оглянулась - ей вдруг показалось, что на заднем сиденье кто-то есть. Но кроме них двоих, в машине никого не было.
        - Я положил ее в багажник, - объяснил Шевердук.
        Вера взяла себя в руки и спросила:
        - Вы привезли ее в клинику?
        Шевердук кивнул:
        - Да. В подвале есть холодильная камера, - он повернулся к Вере, стекла его очков холодно блеснули, и спросил: - Вы поможете мне отнести ее туда?
        Вера несколько секунд молчала, хмуря брови и размышляя над тем, сумеет ли она снять блокировку и распахнуть дверцу прежде, чем Шевердук схватит ее. Риск был большой, но девушка готова была на него пойти.
        Наставник ждал ответа, не спуская с нее глаз. И тогда она сказала:
        - Не думаю, что Черневицкий согласится.
        Иван Федорович еще некоторое время смотрел на Веру, и лицо его совершенно ничего не выражало, как будто застыло, разве что капельки пота выступили на лбу и верхней губе.
        - Черневицкий ничего не узнает, - голос мужчины был тихим и бесцветным. - Мы внесем Катю через черный ход.
        Примерно на десять секунд воцарилось молчание. Затем Вера спросила, едва справляясь с волнением:
        - А если нас кто-нибудь увидит?
        Иван Федорович устремил на Веру долгий, но какой-то пустой и рассеянный взгляд.
        - Тогда я решу, как поступить, - выговорил он наконец. - Идемте.
        Доктор разблокировал двери и первым вышел из машины.
        Спустя пятнадцать минут Шевердук замкнул запор холодильной камеры и повернулся к Вере:
        - Вот и все.
        Девушка устало привалилась спиной к стене и закурила. Убежать от Шевердука сразу ей не удалось. Тот чутко и настороженно реагировал на все ее движения, в его повадках появилось что-то от хитрого и сильного хищника, медведя или росомахи. Интуитивно Вера понимала, что Шевердук сейчас очень опасен и злить его не стоит.
        - Что теперь будет? - спросила Вера, глядя на него исподлобья.
        Иван Федорович нахмурился и потер пальцами широкий лоб.
        - Я еще не решил. Мне нужно время. Я… я должен собраться с мыслями.
        Вера глубоко затянулась сигаретой, словно это была трубка от кислородного аппарата в мире, лишенном кислорода. Потом снова взглянула на своего наставника. Подождала, не скажет ли тот еще что-нибудь, но доктор молчал. И тогда она тихо проговорила:
        - Я помогла вам…
        - Да.
        - Дайте мне ключ от палаты Осадчего.
        - Что? - Шевердук вскинул голову и недоуменно воззрился на Веру. - Ключ?

«Пропала!» - пронеслось у девушки в голове, и она испуганно вжалась спиной в стену. Но врач повел себя странно - достал из кармана ключ и протянул его Вере.
        - Можете оставить его себе, - небрежно бросил он.
        По тому, каким тоном это было сказано, Вера поняла, что Шевердук задумал что-то страшное. Или, может быть - сделал что-то страшное?
        И вдруг Веру осенило. Она покачнулась, словно на нее упало нечто тяжелое и придавило ее своим весом, сглотнула слюну и почти прошептала - хрипло, неуверенно, испуганно:
        - Иван Федорович, вы… убили Катю?
        Шевердук поднял к лицу руки и посмотрел на растопыренные пальцы.
        - Она засыпала и просыпалась с его именем… - с тоскою в голосе проговорил мужчина. - Я думал, что, убив Астахова, заставлю Катю забыть его… Но ошибся. Она продолжала его любить. Продолжала… Даже мертвого!
        Вера прикинула расстояние до двери, пришла к заключению, что убежать не удастся, но все же чуточку подвинулась в сторону выхода. От Шевердука не укрылось ее легкое движение. Он вскинул голову и резко спросил:
        - Помчитесь докладывать Черневицкому?
        По спине Веры пробежала холодная волна.
        - Нет, я… Нам нельзя здесь оставаться… Кто-нибудь может нас заметить.
        Несколько секунд доктор просто мрачно смотрел на нее, а затем кивнул головой:
        - Да, вы правы. Идите! - и посторонился, давая ей проход.
        Вера сделала несколько шагов, но когда он снова заговорил, не откликнулась и не обернулась.
        - Они остановят вас, - говорил Шевердук, с каждым словом повышая голос, чтобы Вера смогла услышать его. - Я предупреждал вас, чтобы вы придержали свое любопытство, но вы меня не послушались. Они не верят, что вы сможете успокоиться!
        Дойдя до двери, Вера остановилась. Быстро обернулась и громко сказала:
        - Иван Федорович, вы переживаете смерть жены. Вам плохо. Но я смогу вам помочь.
        - Сможете мне помочь? - Шевердук мрачно усмехнулся. - Я опытный врач. А вы - всего лишь глупая практикантка. И вы хотите мне помочь?
        Вера молчала, не зная, что сказать. Шевердук сунул руку в карман медицинского халата и достал блистер с белой таблеткой. Задумчиво на него посмотрел, затем усмехнулся, вынул таблетку из ячейки и сунул ее в рот.
        - Всегда мечтал это сделать… - пробормотал он. - А теперь уходите.
        - А как же вы?
        - Уходите! - повторил Шевердук, еще повысив голос. - Я не смогу себя долго контролировать.
        Вера взглянула на пустой блистер, который Иван Федорович все еще держал в руке.
        - Это препарат, которым вы накачивали пациентов в лаборатории?
        - Да.
        - Какой у него эффект?
        - Непостижимый для традиционной психиатрии. Что-то вроде чуда. Чуда, совершаемого в пределах одного, отдельно взятого человеческого сознания.
        Шевердук поморщился, словно у него внезапно разболелся зуб, и сипло проговорил:
        - Странно все это… Странно и удивительно. Душа человека может быть отягощена злом, которое он совершил триста лет назад… Может, в одном из прошлых воплощений вы были ведьмой, вас сожгли на костре, и сейчас боль и ужас от того пламени не дают вам спокойно спать. Чтобы излечить вас от развивающегося психоза, нужно заставить вас вспомнить тот костер. Пусть даже с момента, когда палач поднес к куче хвороста огонь, минуло полтысячелетия…
        Шевердук покачнулся, и Вера поспешно взялась за ручку двери. Но доктор, похоже, не думал ее преследовать. Тогда девушка решила воспользоваться ситуацией и попытаться получить ответы на мучившие ее вопросы.
        - Что случилось с Вероникой Холодовой? - спросила она.
        Иван Федорович вытер рукавом потный лоб, бросил на нее мутный взгляд и ответил:
        - Вероника решила провести эксперимент на себе. Но одной таблетки ей показалось мало. Вместо постепенного повышения дозы она приняла сразу три или четыре таблетки холотропина.
        - И никого не предупредила?
        - Нет. Холодова укрепила на штативе видеокамеру, чтобы затем, когда эксперимент будет закончен, проанализировать его результаты. Но в припадке буйства Вероника разбила камеру. Остались только какие-то обрывки… По ним нам и удалось восстановить примерную картину событий.
        - И что же произошло?
        - Думаю, в одном из прошлых воплощений Холодова была чьей-то пленницей… Или, вернее, наложницей. Она сбежала из плена, но не смогла уйти от погони. То ли ее сожрали собаки, то ли она утонула - этого я толком не понял. Под влиянием видений Вероника выскочила из дома и побежала к болоту. Плучек увидел ее из окна и кинулся за ней. Но спасти Веронику он не успел.
        Иван Федорович снял очки и протер пальцами слезящиеся глаза. Затем снова водрузил очки на переносицу и проговорил хрипло:
        - Эксперимент Вероники принес неожиданный результат. Пару минут назад я предположил, что в одном из своих прошлых воплощений вы могли быть ведьмой…
        - Да, я помню, - кивнула Вера. - Исходя из вашей буйной фантазии, пятьсот лет назад меня сожгли по приговору инквизиции, и теперь по ночам меня преследует огонь того костра.
        - Именно, - кивнул Черневицкий. - А теперь представьте, что из-за передозировки холотропина вы выудили из своей памяти не только тот страшный костер, но и палача, который поджег хворост.
        - В каком смысле «выудила»?
        - В прямом. Он был всего лишь вашим воспоминанием, но каким-то непостижимым образом стал так же реален, как любой из окружающих вас предметов.
        - То есть стал… человеком?
        - Точнее сказать - призраком. Визуальным образом, который видите не только вы, но и окружающие. Чем-то вроде энцефалограммы вашего мозга. Или фотографии вашего сна.
        Шевердук усмехнулся, снова вытер рукавом халата мокрый от пота лоб и с усилием проговорил:
        - Демоны, населяющие наше подсознание, могут вырваться наружу… Ваши кошмары могут обернуться явью и представлять угрозу для других людей…
        Вдруг Иван Федорович покачнулся и вскинул руку к глазам.
        - Ч-черт, кажется, начинается… - мучительно промолвил он. Взглянул из-под ладони на Веру и вдруг рявкнул: - Да уйдете вы наконец или нет?!
        Вере было страшно любопытно проследить эффект холотропина, но она решила не испытывать судьбу и, развернувшись, быстро шагнула в открытую дверь.

7
        Шевердук вдруг согнулся и застонал от резкой боли в животе. Чтобы не упасть, оперся рукою в стену.
        Странно… Болей быть не должно. Впрочем, холотропин на всех действует по разному. Восемь месяцев назад один пациент после его приема умер. А за секунду до смерти улыбнулся и радостно воскликнул: «Я иду к тебе, Господи!» Сообщить о своих видениях врачам он ничего не успел. Быть может, кто-то из предков чудака был апостолом? Или праведником? А может быть - раскаявшимся грешником, молившимся о прощении и получившим его?
        - Что же увижу я? - хрипло пробормотал Шевердук, стараясь дышать ровно и неглубоко. - Чей голос я услышу?
        - ТЫ УЖЕ ЕГО СЛЫШИШЬ, - спокойно и отчетливо произнес кто-то.
        Иван Федорович вздрогнул от неожиданности и обернулся. В коридорчике никого не было. «Вот оно, - подумал Шевердук. - Начинается!»
        ТЫ ПРАВ - ВСЕ ЕЩЕ ТОЛЬКО НАЧИНАЕТСЯ! - насмешливо произнес голос. - А ЧТОБЫ ВСЕ ЭТО ЗАКОНЧИЛОСЬ ХОРОШО, ТЫ ДОЛЖЕН КОЕ-ЧТО СДЕЛАТЬ.
        - Что? - прошептал Шевердук. - Что я должен сделать?
        УБИТЬ ОДНОГО МЕРЗАВЦА.
        - Убить? - Иван Федорович обалдело тряхнул головой. - О ком ты говоришь? Кого я должен убить?
        ТОГО, КТО ВИНОВАТ ВО ВСЕХ ТВОИХ БЕДАХ. ТЫ ДАВНО УЖЕ ХОТЕЛ РАЗДЕЛАТЬСЯ С ЭТОЙ МРАЗЬЮ, НЕ ТАК ЛИ?
        - Ты говоришь о… Сташевском? - Иван Федорович наморщил лоб и мучительно искривил губы. - Но я не хочу его убивать.
        ОН УБИЛ КАТЮ.
        - Неправда, - угрюмо возразил Шевердук. - Катю убил я. Задушил ее бельевой веревкой.
        ДА, НО ИМЕННО ОН СВЕЛ ТВОЮ ЖЕНУ С АСТАХОВЫМ. ОНИ ВСТРЕЧАЛИСЬ У НЕГО ДОМА.
        - Вот как? Я этого не знал.
        НО ПОДОЗРЕВАЛ.
        - Подозрения и факт - не одно и то же. Ты всего лишь мой внутренний голос. Мне кажется, что я слышу тебя, но ты всего лишь мой внутренний голос. И знаешь ты ровно столько же, сколько и я!
        ХМ, ЗАБАВНО. ЗНАЧИТ, ТЫ ДУМАЕШЬ, ЧТО Я ТВОЙ ВНУТРЕННИЙ ГОЛОС?
        - Да.
        И вдруг страшная, яростная, ни с чем не сравнимая боль пронзила мозг Ивана Федоровича. Шевердук закричал и вскинул руки к голове. Сбитые с переносицы очки упали на пол.
        - О боже… - простонал Шевердук, сжимая ладонями виски. - Зачем ты так со мной поступаешь?
        ИНОГДА, ЧТОБЫ ЗАСТАВИТЬ ЧЕЛОВЕКА ШЕВЕЛИТЬСЯ, ПРИХОДИТСЯ ДАТЬ ЕМУ ХОРОШЕГО ПИНКА. УБЕЙ НЕГОДЯЯ И ДОБУДЬ КЛЮЧ ОТ АППАРАТНОЙ. ПОТОМ СДЕЛАЙ ТО, ЧТО ДОЛЖЕН, И Я ОСТАВЛЮ ТЕБЯ В ПОКОЕ.
        - Хорошо… Хорошо, я сделаю…
        Постепенно боль отступила. Шевердук помассировал пальцами виски и осторожно посмотрел по сторонам.
        - Эй! - позвал он негромко. - Эй, ты меня слышишь?
        Ответа не последовало.
        - Эй, я хочу поговорить с тобой!
        И вновь ему никто не ответил. Иван Федорович облегченно вздохнул, нагнулся и поднял с пола очки.

«Это просто галлюцинация, - сказал он себе. - В моем случае холотропин дал не вполне прогнозируемый и очень слабый эффект. Никаких прежних воплощений, никакой памяти предков, только идиотский голос в голове».
        Шевердук водрузил очки на переносицу и распрямил спину. От болей не осталось и следа. И то хорошо.
        Громыхнула железная дверь, Иван Федорович услышал чьи-то торопливые шаги.
«Вероятно, Вера Сергеевна возвращается, - подумал он. - Вот неугомонная!»
        Он повернулся и взглянул сквозь захватанные пальцами стекла очков на приближающегося человека. Изображение было расплывчатым. Шевердук испугался.
        Что за черт? Неужели у него падает зрение? Доктор поспешно снял очки, и картинка тут же стала четкой - Иван Федорович увидел идущего по коридору Сташевского. Помяни черта, тот появится…

«А в связи с чем, собственно, я о нем вспоминал? - Шевердук нахмурился, ощущая досадный провал в памяти. И вдруг он сообразил: - Господи! Ведь я же убил Катю!»
        К горлу подкатила тошнота. Иван Федорович покачнулся и оперся ладонью о стену. Сташевский между тем приближался. Вот он уже совсем рядом. Остановился возле Шевердука и встревоженно спросил:
        - Иван Федорович, что это с вами? Вы себя плохо чувствуете?
        Шевердук посмотрел на молодого человека. Глаза его потемнели от прилившей к ним крови. Лицо исказила болезненная судорога.
        - Ты… - выдохнул он. - Ты…
        - Что? - Сташевский наткнулся на злобный, полный ненависти взгляд Шевердука и невольно попятился. - Да что с вами такое, Иван Федорович? Вы ужасно выглядите!
        - Ты… - прохрипел Шевердук. - Ты давал Кате наркотики…
        Сташевский сдвинул брови и быстро стрельнул глазами по сторонам в поисках чего-нибудь, что могло бы послужить оружием. Он увидел черенок швабры, торчащий из кладовки.
        - Иван Федорович, мы с вами, кажется, уже выяснили этот вопрос, - взволнованно и обиженно зачастил Сташевский. - С тех пор, как мы с вами повздорили, я ни разу… Что вы делаете? Уберите от меня свои руки!
        Шевердук, вытянув руки и растопырив пальцы, надвигался на Сташевского. Лицо его стало бледным, на губах застыла злобная улыбка. Он был похож на зомби.
        Сташевский отпрыгнул к кладовке, выхватил швабру и выставил ее перед собой, как копье.
        - Не подходите! - взвизгнул молодой человек. - Я буду защищаться!
        Шевердук продолжал приближаться. С каждой секундой вид его становился все ужаснее. Волосы на его большой, лысоватой голове встали дыбом, глаза глубоко запали.
        - Это все ты… - мягко, почти ласково проговорил Шевердук. - Это все из-за тебя…
        - Да что из-за меня-то? - возмутился, отступая к стене, Сташевский. - Я ей насильно «кокс» в ноздри не пихал! Нужно было лучше следить за своей женой!
        Шевердук улыбнулся, и от его улыбки Сташевского пробрал мороз.
        - Не бойся, - оскалился Шевердук, - я убью тебя быстро. Ты ничего не успеешь почувствовать.
        Сташевский побледнел, но все еще старался казаться отважным.
        - Что за глупости вы говорите? - сердито проворчал он, продолжая тем не менее отступать. - Предупреждаю - я ударю!
        Иван Федорович скосил глаза влево. Антон проследил за его взглядом и увидел, что на полке подсобки лежит большой молоток. Шевердук двинулся в ту сторону, но Сташевский его опередил и резко ударил Шевердука шваброй по груди. Удар был несильный, но заставил Ивана Федоровича остановиться.
        - Иван Федорович, - вскрикнул Антон дрожащим голосом, - не вынуждайте меня делать вам больно!
        Шевердук мотнул головой и снова двинулся на Сташевского. И тогда Антон ткнул шваброй ему в лицо. Иван Федорович рыкнул, как зверь.
        - Ты-ы… - прошипел он, глядя на Сташевского безумными глазами. - А-а-а!
        И, вскинув руки, бросился на Антона.
        На сей раз Сташевский ударил изо всех сил, но Шевердук ловко поднырнул под черенок и вцепился Антону в горло. Сташевский захрипел и выронил швабру. Держа его за горло левой рукой, правой Шевердук быстро обшарил его карманы.
        - Это что? - спросил он, сунув Антону под нос несколько пакетиков с порошком.
        - Это не для Кати! - прохрипел Сташевский.
        - Ах, не для Кати? Ты сам сожрешь это, понял? Сейчас же!
        - Нет! - крикнул Сташевский, вытаращив полные ужаса глаза. - Нет!
        Лицо его вдруг пошло волнами - Шевердук с изумлением увидел, что Сташевский меняется. Теперь на нем был не медицинский халат, а старинный камзол. Волосы его отросли и вились. На лице пробилась рыжеватая бородка.
        - Граф, нет! - снова крикнул молодой человек. - Пощадите!
        Шевердук тряхнул головой и на секунду зажмурил глаза. Затем открыл их и огляделся… Коридор исчез. Окружающая местность была похожа на каменистое плато с чахлыми, редкими деревцами. Руки Шевердука были на горле молодого человека. На поясе висела длинная шпага в дорогих ножнах.
        Шевердук снова тряхнул головой, надеясь, что видение исчезнет.
        - Это все галлюцинации… - прошептал он. - Ничего этого нет, я по-прежнему нахожусь в клинике…
        - Граф! - снова завопил юркий человечек, которому он сжимал пальцами горло. - Умоляю вас, граф, отпустите меня!
        Граф взглянул на негодяя из-под косматых бровей и прорычал:
        - Ты убил мою жену!
        - Я действовал по приказу Карла! Вы сами навлекли на себя его гнев! Я всего лишь выполнил волю короля! Лангстоун, умоляю вас, сжальтесь!
        - Мэгги тоже умоляла тебя… Но ты заставил ее выпить яд. Она умирала долго и мучительно. Да, моя жена умерла в муках, Рейк, и ты будешь гореть за это в аду. Но сначала я заставлю тебя помучиться на земле.
        - Граф…
        - Открой рот, мерзавец! Быстро!
        Лангстоун крепче стиснул пальцы на горле врага. Тот захрипел и непроизвольно открыл рот.
        - Жри! - рявкнул граф и запихал Рейку в рот горсть ядовитого порошка. - Жри и подыхай!
        Рейк Рочестер, исчадие ада, каких мало, выпучил глаза и закричал от боли. Лангстоун разжал пальцы, и враг упал на пожухлую траву.
        - Умоляю… - хрипел Рочестер, схватив себя за горло и выпучив глаза. - Это… невыносимо…
        Лангстоун стоял прямо и презрительно взирал на корчащегося на земле убийцу.
        - Граф… - прошептал тот и протянул к Лангстоуну руку. - Граф…
        - Ты хочешь, чтобы я прекратил твои муки? - холодно осведомился Лангстоун.
        - Да… - захрипел снова Рейк, и кровь брызнула у него изо рта. - По… жалуйста…
        - Что ж, я буду милосерднее, чем ты.
        Лангстоун наклонился и поднял с земли большой камень.
        - Хочешь помолиться перед смертью, Рейк? Хотя какой смысл, ты все равно не вымолишь у Господа прощенье. Да, я забыл тебе сказать: тебя не похоронят по христианскому обычаю. Я оставлю твой труп на съедение падальщикам. Прощай, Рейк, сын Рочестера, мерзавец и сын мерзавца!
        Граф размахнулся и обрушил камень на голову поверженного противника. Раздался треск ломающейся кости. Лангстоун поднял окровавленный камень и с удовлетворением взглянул на дело рук своих.
        - Отправляйся в ад, - презрительно проговорил Лангстоун и отшвырнул камень.
        На горизонте показались всадники. Лангстоун усмехнулся. Волки Карла скачут, чтобы выручить члена стаи. Но тощий волк уже мертв. А охотник - жив.
        Лангстоун выхватил шпагу и, повернувшись грудью к скачущим всадникам, стал дожидаться их приближения. Тех было трое - умелые и опытные воины, пролившие реки чужой крови. Но он тоже не мальчишка и дорого продаст свою жизнь. Лангстоун почувствовал приятное и волнующее возбуждение, которое всегда испытывал перед большой дракой. Волнение, знакомое каждому воину и не знакомое трусам и женщинам.
        Всадники приближались. Первым ударом нужно выбить из седла самого сильного из них, того, который скачет впереди. Убей вожака, а шавки разбегутся сами…
        До всадников оставалось не более десяти ярдов. Граф Лангстоун взглянул в холодные глаза противника и…
        И тут что-то случилось. Глаза Лангстоуна заволокла желтоватая пелена. Граф покачнулся, зажмурился - и снова открыл глаза.
        Перед собой он увидел длинный, тускло освещенный коридор. В глазах двоилось - так в случае двойной экспозиции один кадр на фотопленке наслаивается на другой. Сквозь стены коридора еще виднелись деревья, а под ногами камни, но с каждой секундой они становились все призрачнее, пока не исчезли совсем.
        - Что? - хрипло проговорил мужчина, тряся большой лысоватой головой. - Что такое со мной?
        Он взглянул на свою руку и понял, что держит в ней молоток, а его тупой конец испачкан кровью. Он посмотрел ниже и увидел своего врага. Тот лежал на полу в неестественной позе, словно в последний момент судорожно пытался вылезти из собственной кожи. Голова врага была разбита молотком.
        - Надо идти… - прошептал тогда Шевердук. - Идти…
        Иван Федорович сунул окровавленный молоток в карман халата и хотел уйти, но вдруг остановился, нагнулся и обшарил карманы Сташевского. В одном из них он обнаружил пластиковый ключ с кодом «003». Затем взял Сташевского за ворот халата и потащил к холодильной камере.
        - Рейк Рочестер… - бормотал Шевердук. - Мерзавец и сын мерзавца…

* * *
        Вера стремительно шла по больничному коридору. У ее наставника помутился рассудок. Нужно как можно скорее сообщить об этом Черневицкому. Хотя… Тут Вера замедлила шаг. Возможно, будет лучше, если первым делом она позвонит следователю Рогожину - Шевердук убил жену, расследованием должна заниматься милиция.
        Вера остановилась и полезла в карман за телефоном. Однако мобильник не достала и нахмурилась. Позвонить следователю или сообщить заведующему? Шевердук опасен, и только Черневицкий может принять меры, чтобы защитить персонал клиники от свихнувшегося врача.
        Она вытащила руку из кармана и тронулась с места, но тут кто-то окликнул ее:
        - Вера Сергеевна!
        Девушка вновь остановилась и оглянулась на голос. По коридору к ней приближался охранник.
        - В чем дело? - удивилась Вера.
        Охранник усмехнулся:
        - На пару слов…
        - Я спешу, мне нужно срочно поговорить с заведующим.
        - Это не займет много времени, - заверил охранник.
        Выражение его лица насторожило Веру. Она вскинула брови:
        - Что-то важное?
        - Нет, но…
        - Тогда переговорим потом!
        И Вера снова заспешила к кабинету. За спиной затопали ботинки, и охранник резко произнес:
        - Немедленно остановитесь!
        Вера не послушалась. Впереди возникла еще одна рослая фигура - второй охранник преградил девушке путь. «Что здесь происходит?» - хотела гневно спросить она и вдруг увидела нечто жуткое - охранник положил руку на электрошокер, пристегнутый к поясу.
        Вера резко остановилась. Охранник понял, что совершил ошибку, моментально убрал руку с электрошокера, но было уже поздно. Секунду поколебавшись, Вера быстро свернула в коридор, ведущий к кабинетам врачей.
        - За ней! - крикнул охранник с электрошокером.

8
        Иван Федорович Шевердук смотрел на подернутое инеем лицо жены и размышлял. Он никак не мог понять: жаль ему Катю или нет и чего в его душе больше - ненависти или любви?
        Они поженились всего два года назад, и брак их был неравным во всех отношениях. Во-первых, разница в возрасте. Пусть не катастрофическая, но все же. Во-вторых, социальное положение. Катя - танцовщица в дешевом баре, он - солидный, уважаемый всеми врач, без пяти минут (так, по крайней мере, хотелось думать Шевердуку) заведующий клиникой. В-третьих, темперамент. Иван Федорович был сдержан и суров. Катя же всюду, куда ни попадала, мгновенно становилась душой компании. Шевердук часто думал о том, какие они разные, и мысль об этом настораживала и пугала его.
        Сейчас, стоя над трупом жены, Иван Федорович пытался отыскать в своем сердце сожаление или хотя бы просто осознать ее смерть, но ему все время что-то мешало.
        Ему не удавалось сосредоточиться - вот в чем дело. Шевердук как бы завис между двух миров. Он отчетливо помнил свое детство: нормальное советское детство с пионерскими лагерями, влюбленностями, драками во дворе, сдачей экзаменов и горячими оладьями, которые пекла бабушка.
        Но в эти воспоминания вклинивались другие. Как отец в первый раз прокатил его в карете, как мать представила его, еще совсем крошечного мальчика, королю, как он украл у отца пять золотых монет, затем какой-то рослый парень в дырявом камзоле порол его в наказание за кражу розгами на конюшне, и потом, спустя несколько лет, он сам избивал того парня обломком меча в отместку за унижения, испытанные в детстве.
        Шевердук выпрямился и прижал ладони к лицу.
        - Господи… - простонал он. - Кто же я?
        Он отнял ладони с глаз и вдруг увидел свое отражение на металлической стене холодильной камеры. Большеголовый, лысоватый мужчина в белом медицинском халате. Но тут же по изображению прошло что-то вроде мелкой ряби, оно стало быстро меняться, и через несколько секунд словно из зазеркалья на Шевердука высокомерно, холодно взирал граф Лангстоун.
        Иван Федорович снова склонился над мертвой женой, которую отравил Рейк Рочестер, и поцеловал ее в ледяные губы. Затем в последний раз взглянул на Мэгги, перекрестился, повернулся и вышел из склепа на свежий воздух.
        На улице было пасмурно, ветрено и голо. Порыв ветра швырнул графу в глаза песок. Лангстоун потер их пальцами и с досадой вспомнил о том, что забыл привязать коня к чахлой осине, росшей перед склепом, хотя и собирался. Теперь конь убежал, и ему придется брести через город пешком.
        Да черт с ним, с конем! Главное, что голова все еще на плечах, а шпага - в ножнах.
        Граф нахмурился и вынул шпагу из дорогих ножен. На какое-то мгновение Лангстоуну показалось, что он держит в руке молоток, испачканный кровью, но в следующую секунду молоток снова превратился в шпагу. Отличный клинок, выкованный Джоном Гудменом по кличке Грум.
        Лангстоун встревоженно вскинул голову - перед ним вдруг замаячили две тени. Вскоре они превратились в двух рослых, крепких мужчин.
        Лангстоун отвел шпагу в сторону и крепче сжал рукоять. Не дойдя до графа нескольких ярдов, верзилы остановились. Один из них громко проговорил:
        - Игорь Константинович просит вас к себе в кабинет.
        - Что? - Граф окинул мужчин надменным, презрительным взглядом. - Что за чушь вы несете?
        По акценту он легко распознал в них шотландцев, и сердце его тотчас же наполнилось отвращением. Воины переглянулись.
        - Вы плохо выглядите, - сказал один из них. - Вы не заболели?
        Граф брезгливо дернул губой и ничего не ответил.
        - Черневицкий вас ждет, - проговорил тогда воин. - Давайте мы вам поможем.
        И, выставив перед собой руки, он шагнул к Лангстоуну. Граф взмахнул шпагой. Первым же рубящим ударом он проломил одному из шотландцев череп. Второй шотландец попробовал увернуться, и шпага, соскользнув с головы врага, ударила его по спине. Удар пришелся плашмя, и враг устоял на ногах. Он кинулся бежать, но Лангстоун в два прыжка настиг его и принялся наносить удар за ударом.
        Наконец граф устал. Опустил шпагу, отступил на шаг назад и окинул поле битвы сумрачным взглядом. Трупы поверженных врагов не принесли ему радости. На душе остался странный и очень неприятный осадок. Словно, убив негодяев, он сделал что-то неправильное.
        Лангстоун сунул руку в карман и достал прямоугольный предмет непонятного предназначения. И в ту же секунду голос у него в голове мрачно произнес:
        ТЫ ВСЕ ЕЩЕ НЕ ВЫПОЛНИЛ МОЙ ПРИКАЗ.
        Приказ! Вот о чем он позабыл. Шевердук дернул щекой и с досадой проговорил:
        - Меня задержали эти двое.
        БОЛЬШЕ НИКАКИХ ЗАМИНОК. ИДИ И СДЕЛАЙ ТО, ЧТО Я ТЕБЕ СКАЗАЛ. ИНАЧЕ…
        Боль острой иглой пронзила мозг Шевердука. Он выронил молоток, застонал и с силой сжал виски.
        - Не надо… прошу… я… я все сделаю…
        Боль отступила. Иван Федорович отнял ладони от головы. Глаза врача были пусты и безжизненны, как у манекена. Несколько секунд он стоял неподвижно, словно его мозг перезагружался, затем поднял с пола молоток, сунул его в карман халата, резко повернулся и быстро и уверенно зашагал по коридору.

9
        Вера бросилась к лестнице. Лифт, как возможную ловушку, она проигнорировала. Когда поднялась на второй этаж, приоткрыла створку и осторожно выглянула в холл. Там недалеко от двери стояли два охранника. Проскочить мимо них не удастся ни под каким предлогом. Один из охранников бросил взгляд в ее сторону, и Вера отпрянула, прижалась спиной к холодной стене. Секунду размышляла, затем достала из кармана мобильный телефон и быстро набрала номер следователя Рогожина.
        Гудок… Еще один… Третий… Четвертый…
        Вера терпеливо выжидала. Ответа не последовало, и вскоре длинные гудки сменились короткими - Рогожин не взял трубку. Что же теперь делать?

«Прежде всего соберись! - приказала себе девушка. - Вот так. А теперь тебе нужно где-нибудь спрятаться и еще раз попробовать дозвониться следователю».
        Легко сказать «спрятаться», но где?
        Вера машинально сунула руку в карман - пальцы наткнулись на пластиковый ключ от палаты Евгения Осадчего. Она нахмурила лоб, но тут же пожала плечами и беззвучно пробормотала:
        - Почему бы нет? Разве у меня есть выход?
        Стиснув ключ в руке, Вера стала снова торопливо подниматься по лестнице. Достигнув третьего этажа, осторожно вышла в коридор, тихо прикрыла за собой дверь и дальше старалась ступать как можно мягче и беззвучнее. Где-то вдалеке она слышала мужские голоса и хлопанье дверей. От каждого такого хлопка сердце ее вздрагивало.

«Ничего-ничего, - уговаривала она себя, - все обойдется. Не удастся поговорить с Рогожиным - позвоню в милицию. Или в пожарную часть». Вера усмехнулась своим мыслям.
        - Вон она! - крикнул вдруг кто-то у нее за спиной.
        Девушка рванула вперед. Сзади тотчас же затопали ботинки преследователей. Вера свернула за угол, пробежала через холл и снова свернула. Через несколько секунд остановилась возле двери палаты Осадчего.

«Господи, только бы ключ сработал!» - взмолилась Вера и сунула пластиковую карточку в прорезь электронного замка. Тот тихо пискнул, и дверь приоткрылась.
        Вера быстро забежала в палату и захлопнула за собой дверь.
        Евгений отложил книгу и с изумлением на нее посмотрел.
        - Вера Сергеевна? Что слу…
        - Тс-с… - она прижала палец к губам и посмотрела на Осадчего умоляющим взглядом.
        Молодой человек нахмурился, затем понимающе кивнул и прошептал:
        - Под кровать!
        Вера опустилась на пол и быстро заползла под больничную койку. Евгений свесил с нее одеяло и взял в руки книгу.
        В окошке двери показались раскрасневшиеся лица охранников. Мужчины что-то живо обсудили, беззвучно шевеля губами, затем один из них показал другому на дверь палаты. Тот кивнул, склонился над щитком и нажал на кнопку переговорного устройства.
        - Эй, Осадчий! - заполнил палату его грубый голос. - Здесь должна была пройти новенькая. Ты ее видел?
        Евгений оторвал взгляд от страницы и удивленно спросил:
        - Вы о ком?
        - О новой врачихе. Ты ее видел?
        Евгений улыбнулся и мягко проговорил:
        - Если вы говорите о Вере Сергеевне, то я ее в-видел.
        Сердце Веры сжалось от страха. Неужели выдаст?
        - И где она? - пробасил охранник. - Где ты ее видел?
        - Здесь, - ответил Осадчий.
        Охранник окинул взглядом палату - настолько, насколько ему позволяло окно.
        - Где «здесь»? - недовольно спросил он.
        - В палате, - улыбнулся Евгений. - Разве вы ее не видите? Она сидит рядом со мной.
        Охранник несколько секунд смотрел на Осадчего изумленно, потом яростно выругался:
        - Вот ублюдок! - затем он повернулся к коллеге: - Олег, давай ты в правое крыло, а я - в левое. Далеко она не убежит!
        Охранник щелкнул кнопкой переговорного устройства и ринулся следом за коллегой, который уже бежал дальше по коридору. Евгений выждал с полминуты, потом захлопнул книгу и сообщил:
        - Кажется, опасность миновала, Вера Сергеевна, вы можете покинуть укрытие.
        Вера выбралась из-под кровати, поднялась на ноги и машинально отряхнула джинсы.
        - Здесь нет пыли, - успокоил Осадчий, с любопытством разглядывая Веру. - В палате почти стерильная чистота.
        - Да, я вижу. Спасибо, что не выдали.
        Евгений чуть склонил голову:
        - Не за что. Расскажете мне, что все это значит?
        - Ох, Евгений, я и сама толком не знаю.
        - У охранников были рассерженные лица, - заметил Осадчий. - Вы что-то н-натворили?
        - Возможно.
        Евгений перевел взгляд на пластиковую карточку, которую Вера все еще сжимала в руке.
        - Это ведь ключ Шевердука?
        - Да.
        - Вам разрешили н-навещать меня?
        У Веры не было времени объяснять, поэтому она просто кивнула головой:
        - Угу.
        Евгений сдвинул брови и задумчиво проговорил:
        - Странно. Мне говорили, что я у них тут на особом п-положении. Выходит, они вам уже доверяют?
        - Выходит, что так, - ответила Вера.
        - А вы…
        - Скажите, Женя, - перебила его Вера, - когда вас в последний раз выводили на прогулку?
        Лицо Осадчего стало растерянным.
        - Не знаю… - пробормотал он. - Насколько п-помню, никогда.
        Вера грозно блеснула глазами.
        - Черт знает что такое! - выругалась она. - Они обязаны были ежедневно выводить вас на прогулку.
        - В палате есть к-кондиционер, - робко заметил Евгений.
        - Не имеет значения, - отрезала Вера и внимательно всмотрелась в лицо Осадчего. - Сегодня вы выглядите намного лучше, чем вчера. Как вы себя чувствуете?
        - Нормально. А что?
        В глазах у девушки запрыгали озорные огоньки. Она облизнула губы кончиком языка и взволнованно проговорила:
        - Что, если я выведу вас во двор? Хотите немного прогуляться?
        Осадчий растерянно захлопал глазами.
        - Вы с-серьезно?
        - Да.
        Евгений отвел взгляд и нахмурился.
        - Но что скажет на это Черневицкий?
        - Вот уж о чем я беспокоюсь в последнюю очередь! - с вызовом откликнулась Вера.
        - Да, но у вас могут быть из-за меня б-большие неприятности.
        - А это только мои проблемы, - сухо проговорила Вера. - Короче, идете или нет?
        Осадчий снова поднял недоверчивый взгляд на Веру.
        - Если вы не шутите, то да, - с необычайной серьезностью ответил молодой человек.
        - Тогда идем! - Вера подняла вверх руку, в которой сжимала ключ, и усмехнулась. - Я тут такую кашу заварю, что никому мало не покажется… Евгений, вы когда-нибудь общались с журналистами?
        Парень отрицательно мотнул головой:
        - Нет.
        Зрачки Веры сузились.
        - Я предоставлю вам такую возможность, - мстительно произнесла она. - Вы обо всем им расскажете. И о том, что с вами делали в лаборатории, и о «карцере», в который вас запихали, и о запрете на прогулки… Обо всем.
        - От ваших слов меня бросает в д-дрожь, - с улыбкой заметил Осадчий. - Зачем вам все это, Вера Сергеевна?
        Девушка на мгновение задумалась, после чего ответила:
        - Я бы хотела сказать, что борюсь за права пациентов, но… Но дело в другом. Просто я не желаю, чтобы меня выбросили на улицу с «волчьим билетом». А господин Черневицкий явно решил осложнить мне жизнь. Мне и моему мужу.
        При словах о муже Вера вдруг переменилась в лице. Это не укрылось от внимательного взгляда Евгения.
        - Что с вами? - быстро спросил он. - Вы п-передумали?
        Вера покачала головой:
        - Нет. Не я начала войну, но отступать я не намерена. Посмотрим, что скажет общественность, когда узнает, чем они тут занимаются!
        - Потребуется большое мужество, - обронил Евгений.
        Вера усмехнулась:
        - Оно у меня есть. Идемте!
        И первой двинулась к двери.
        Приоткрыв створку, Вера осторожно выглянула в коридор.
        - Ну, что там? - спросил Евгений.
        - Чисто! Идите за мной. Только не разговаривайте громко, я не хочу, чтобы нас услышали.
        Они вышли в коридор. Вдруг Вера остановилась.
        - Черт! - тихо воскликнула она и пугливо обернулась по сторонам. - Ведь в палате есть видеокамера! Как я могла о ней забыть?
        - Не в-волнуйтесь, - успокоил ее Евгений.
        Вера взглянула на парня удивленно:
        - Что вы имеете в виду?
        - Я ее сломал, - просто ответил Осадчий. - Полчаса назад.
        - Сломали? - взгляд Веры стал еще более удивленным. - Именно сегодня? Какое странное совпадение.
        - Н-ничего странного, - хмыкнул Евгений. - Час назад ко мне приходил охранник, который каждое утро прибирает палату. Он сказал, что сегодня в клинику п-приедет какой-то важный человек, который хочет посмотреть на «лабораторного кролика».
        - Это он так про вас?
        Евгений кивнул:
        - Да. Ну, я немного вспылил. Высказал охраннику все, что думаю о нем и его
«в-важном человеке», а потом запрыгнул на стол и ударил по камере к-книгой.
        - Книгой?
        Евгений кивнул:
        - «Идиотом» Достоевского. Очень тяжелая к-книга. И ударил я раз пять, пока охранник не стащил меня со стола.
        - Да вы просто безумец, - усмехнулась Вера.
        Евгений покосился на нее и смешливо ответил:
        - Есть м-маленько. Но не будем о грустном. Лучше скажите, куда мы теперь пойдем?
        - К выходу! - сказала Вера.
        Она повернулась, чтобы идти, но Евгений удержал ее за руку.
        - Подождите. В коридорах ведь тоже есть видеокамеры.
        - Ой, я о них забыла, - Вера нахмурилась и задумчиво потеребила губу. - Черт… Что же теперь делать?
        - Кажется, я знаю что, - улыбнулся Евгений. - Тут, за углом, находится аппаратная. Если туда проникнуть, то можно обесточить видеокамеры и включить п-пожарную тревогу. Начнется паника. Они, конечно, разберутся, что к чему, но не раньше чем через пять, а то и десять м-минут. Нам хватит, чтобы выбраться на улицу незамеченными.
        - Откуда вы знаете про аппаратную?
        - Я видел, как Черневицкий выходит оттуда с начальником службы безопасности. И слышал их разговор.
        - А как мы туда проникнем?
        - Ну… - Евгений пожал плечами. - Ключ от аппаратной есть не только у заведующего. Он есть и у Антона Владимировича.
        - Вы про Сташевского?
        Евгений кивнул:
        - Про него. И в это время он постоянно крутится рядом с п-палатами.
        - Зачем?
        Осадчий насмешливо прищурился.
        - В нашем секторе находятся «экспериментальные» пациенты. Такие, как я. Не знаю почему, но мы его притягиваем как м-магнит. Возможно, он ломает голову над тем, как бы повыгоднее нас использовать. Очень ловкий парень! Думает только о наживе и чувствует, что скоро его отсюда т-турнут.
        Вера смотрела на Осадчего с мрачным изумлением.
        - Будем надеяться, что нам удастся п-перехватить его до того, как нас найдут, - закончил свое рассуждение Евгений.
        - Для узника одиночной камеры вы удивительно хорошо информированы, - заметила Вера.
        Осадчий улыбнулся:
        - У меня отличный слух. И я умею д-делать выводы из того, что слышу и вижу. Скоро Сташевский будет здесь. Перед входом в холл есть ниша с пожарным гидрантом. Давайте спрячемся там и п-подождем его.

10
        Вот уже пять минут они стояли в нише, прижавшись друг к другу и прислушиваясь к звучащим в отдалении голосам. Нервное напряжение было так велико, а сердце билось так часто, что Вера боялась упасть в обморок.
        Она представляла себе, как охранники хватают ее за шиворот и волокут в подвал. Там, оглушив свою жертву электрошокером, забивают ее насмерть резиновыми дубинками, а затем бросают в морозильную камеру. Прямо на труп Кати Шевердук.
        Вера поежилась. Она поняла, что если не услышит сейчас человеческого голоса, то просто свихнется. И тогда девушка тихо прошептала Евгению на ухо:
        - Что с вами делали в лаборатории?
        - Точно не знаю, - так же шепотом ответил Осадчий. - Меня заставляли принимать какой-то п-препарат. Не помню точно, как он называется…
        - Холотропин?
        - Возможно.
        - И что с вами было потом?
        - У меня начинались страшные в-видения. Мне кажется… Я не могу утверждать точно, но… Мне кажется, что я видел свои п-прежние жизни.
        Вера нахмурила лоб. Значит, Шевердук не бредил.
        - Они заставляют меня переживать то, что происходило триста и пятьсот лет назад, - продолжал шептать молодой человек. - Тогда, когда я еще не был Евгением Осадчим.
        - И кем же вы были?
        - Точно не п-помню. Но звали меня тогда иначе. И время было страшное. И еще… - тут Евгений на секунду остановился, чтобы перевести дух. - Мне кажется, что я совершал ужасные п-поступки.
        Вера прищурилась:
        - Действительно было так страшно?
        - Да, - выдохнул парень. - Похоже на кошмарный сон, от которого нельзя проснуться.
        - Значит, ваши галлюцинации похожи на сновидения? - с разгорающимся любопытством спросила Вера.
        Евгений подумал и отрицательно покачал головой:
        - Не совсем. Две реальности как бы наслаиваются. Будто я живу одновременно в настоящем и в прошлом. Я - это я. Но я - это и еще кто-то… Кто-то д-другой, - Евгений вздохнул. - Простите, просто не знаю, как передать свои ощущения.
        - Вам объясняли суть исследований?
        - Конечно, нет. Я ведь для них «лабораторный кролик». Несколько месяцев назад здесь был пациент по имени Макс, который находился в соседней с моей палате. И однажды он п-просто не вернулся из лаборатории. Думаю, он умер там во время эксперимента.
        - Вот как? Я об этом ничего не знала, - озадаченно проговорила Вера.
        Евгений грустно усмехнулся.
        - В клинике умеют скрывать т-тайны.
        Вера хотела что-то сказать, но Осадчий положил ей палец на губы.
        - Тихо, - прошептал он ей на ухо, - кто-то идет.
        Теперь девушка и сама услышала звук приближающихся шагов. Действительно кто-то шел по коридору твердой, уверенной походкой. Вера вжалась спиной в нишу, стараясь спрятаться за гидрант. Евгений последовал ее примеру. В какой-то момент показалось, что шаги звучат оглушительно, и вдруг наступила тишина.
        Перед нишей остановился Иван Федорович Шевердук. Он посмотрел на Веру и Евгения в упор.
        - А вот и ты, - сказал доктор, непонятно к кому обращаясь. - Я принес тебе то, что ты просил.
        Евгений заслонил собою Веру.
        - Она ни в чем не виновата, - дрогнувшим голосом проговорил молодой человек. - Я сам вышел из п-палаты.
        Вера оттолкнула парня и выступила вперед.
        - Иван Федорович, вы узнаете нас? - спросила она ледяным, насколько ей позволила легкая дрожь в голосе, тоном: - Вот ваш пациент Осадчий. А я…
        - Думаете, я свихнулся? - перебил ее Шевердук. - К сожалению, это не так. Я абсолютно нормален. А вы, похоже, решили устроить парню побег?
        - Нет, но… - Вере так мешала дрожь в голосе, что она почти не могла говорить. - Иван Федорович, мне бы не хотелось, чтобы вы кому-нибудь о нас…
        - Я вас не видел и не слышал, - снова перебил Шевердук. - Я вообще не знаю, кто вы такие. Я просто шел по коридору, у меня развязался шнурок, и я остановился, чтобы зашнуровать обувь. Держите!
        Он что-то швырнул Осадчему, а сам присел на колено и принялся крутить шнурок на ботинке.
        Поймав предмет, брошенный Шевердуком, Евгений показал его Вере.
        - Знаете, что это? - тихо спросил он.
        - Нет, - растерянно ответила девушка.
        - Ключ от аппаратной!
        Вера перевела взгляд на Шевердука.
        - Иван Федорович, где вы взяли ключ?
        - Забрал у Сташевского, - ответил тот, ворожа над ботинком.
        - Что вы с ним сделали?
        Иван Федорович улыбнулся.
        - Ничего особенного. Просто разбил засранцу голову молотком. На мой взгляд, он заслуживал более мучительной смерти.
        Вера поежилась и невольно попятилась.
        - Клиника становится слишком опасным местом, - продолжал Шевердук. - У вас был шанс уехать, но вы им не воспользовались. Примите мои сожаления.
        Иван Федорович выпрямился, стряхнул щелчком пальца с плеча невидимую соринку и как ни в чем не бывало зашагал дальше. Отойдя на пару метров, он вдруг остановился и сказал:
        - Что?
        Ему никто не ответил. Несколько секунд Шевердук молчал, потом кивнул и проговорил с явной неохотой:
        - Хорошо, я это сделаю.
        Затем сцепил руки за спиной, ссутулился и неторопливо побрел по коридору. Вскоре Иван Федорович свернул за угол и исчез из вида.
        - Ничего не понимаю, - тихо проговорила Вера. - Либо он свихнулся, либо действительно убил Сташевского и забрал у него ключ.
        - Либо то и другое вместе, - заметил Евгений. - По крайней мере, сейчас он больше похож на п-пациента, чем на доктора. Как бы то ни было, теперь у нас с вами есть ключ от аппаратной. Думаю, самое время им в-воспользоваться.

* * *
        Евгений вынул ключ из прорези замка и толкнул дверь. Створка бесшумно распахнулась.
        - Входите, - тихо проговорил Осадчий и, пропустив Веру вперед, быстро огляделся по сторонам.
        Затем последовал за Верой и закрыл за собой дверь. Дождался, пока щелкнет замок, и только тогда повернулся к Вере. Та осматривала большую панель с множеством кнопок и клавиш.
        - Так вот она какая, аппаратная… - с любопытством обвела помещение глазами девушка.
        - Нас наверняка уже увидели, но теперь это не имеет значения, - сообщил Евгений. И с улыбкой осведомился: - Вы все еще хотите вывести меня на п-прогулку?
        Вера усмехнулась:
        - О да. Просто горю желанием. Что я должна делать?
        - Ничего. Просто стойте рядом, я все сделаю сам. Вы выглядите очень н-напуганной. У вас есть сигареты?
        - Да.
        - Можете покурить.
        Больше ничего не говоря, молодой человек склонился над пультом. Веру неожиданно охватила покорность судьбе. Она сделала все, что могла, и теперь действительно может покурить и подождать, что будет дальше. Она достала сигарету из пачки, чиркнула зажигалкой, но вдруг задумалась. А потом решительно заявила Евгению.
        - И все-таки я хочу знать, что вы делаете!
        Парень покосился на нее через плечо и указал на агрегат, возле которого они стояли.
        - Видите эту панель? Одна из кнопок поможет нам убраться отсюда.
        - Вы чертовски хорошо умеете объяснять, - усмехнулась Вера.
        Но Евгений ее уже не слушал, он принялся жать на кнопки и щелкать переключателями. Вера помедлила несколько секунд, а затем вздохнула с видом человека, сжегшего за собой мосты.
        Вдруг стены клиники, а заодно и барабанные перепонки девушки потряс пронзительный вой сирены. Вера опешила и испуганно зажала уши руками.
        - Что? - хрипло крикнула она, перекрывая ужасный режущий звук. - Что такое?
        - Пожарная тревога! - проорал в ответ Евгений и восторженно засмеялся. - Сейчас отключится блокировка, и мы откроем все п-палаты!
        - Как все? - Вера взглянула на него с недоумением и ужасом. - Но ведь тогда…
        Она шагнула к пульту.
        - Какую кнопку нужно нажать, чтобы прекратить это?
        - Это невозможно! - весело воскликнул Евгений. - Двери уже открыты! Мы свободны!
        Молодой человек запрокинул голову и захохотал. Вере показалось, что у парня истерика, она схватила его двумя руками за ворот рубашки и хорошенько встряхнула:
        - Возьмите себя в руки! И покажите мне нужную кнопку!
        Осадчий, все еще смеясь, небрежно оттолкнул ее от себя. Толчок был несильным, но Вера споткнулась о стул и потеряла равновесие. Падая, она ударилась головой о край стола и в то же мгновение потеряла сознание.

11
        Старшая медсестра клиники Жанна Орлова была слишком утомлена, чтобы продолжать беспокоиться о том, куда запропастился Шевердук. Она в изнеможении плюхнулась в мягкое кресло. На столе в опасной близости от ее локтя стояла чашка с горячим кофе.
        Шевердук позвонил Жанне вчера вечером и попросил совета: его жена Катя убивается по погибшему Астахову, и он не знает, что нужно сделать, чтобы поток ее слез прекратился. Жанна посоветовала доктору оставить супругу в покое. Потом они договорились, что утром встретятся в ординаторской и обсудят проблему детально. Жанне немного льстило, что Шевердук обратился к ней за советом. Она считала его
«чертовски умным дядькой».
        Сегодня Орлова видела машину Шевердука на стоянке, но никак не могла разыскать его самого. Впрочем, она не торопилась и не удивлялась. За пять лет работы в клинике Жанна привыкла ничему не удивляться и не задавать лишних вопросов. К любой ситуации, даже самой сложной и непредсказуемой, медсестра относилась как к стихийному бедствию, в котором никто не виноват. Так было проще. Так было удобнее.
        Жанна окинула взглядом ординаторскую. Белые стены, белый потолок, светлая мебель, кремовые шторы, лампы «дневного» света, большой экран плазменного телевизора на стене. Все было как всегда, но отчего-то на душе у Жанны было сейчас тревожно.
        Осторожно неся перед собой на подносе кофейник и чашку, в ординаторскую вошел всегда не разговорчивый врач Томилин. Он уселся возле Жанны, положив ногу на ногу, потом опасливо посмотрел на чашку медсестры и на всякий случай отодвинул ее подальше. Не взглянув на Жанну, достал из-под мышки папку, раскрыл ее и углубился в изучение записей.
        Вдруг раздался душераздирающий вой пожарной тревоги. Томилин дернул локтем и столкнул-таки со стола чашку Жанны. Кофе выплеснулся ей на кофточку, и медсестра, вскрикнув, вскочила с кресла.
        - Черт! - ругнулась Жанна. - Да что это такое?
        - Простите… - Томилин тоже вскочил со стула и засуетился, пытаясь вытереть кофточку платком.
        - Да уберите вы ваш дурацкий платок! - воскликнула Орлова. - Вы что, не слышите? В клинике пожар! Быстро на улицу!
        - Да-да, - растерянно кивнул Томилин. - Конечно.
        Жанна стряхнула с себя руку растерявшегося врача и бросилась к выходу.
        - Но я не чувствую запаха дыма! - крикнул ей вслед Томилин.
        Жанна выскочила из ординаторской. В коридоре царила паника. Медсестры и охранники носились туда-сюда с взволнованными лицами. В дальнем конце Жанна с изумлением увидела пациента Мусорова. «Какого черта пациент делает в коридоре?» - подумала она. Но тут же поняла: сработала аварийная система, и двери палат открылись.
        - Боже… - с ужасом прошептала Жанна. - Что же теперь будет?
        Возле нее остановился один из охранников.
        - Жанна Олеговна, не стойте здесь! Бегите к выходу! - скомандовал он и побежал дальше.
        Мусоров заметил взгляд Орловой. И тогда быстро поднес ко рту два пальца и похабно подвигал между ними длинным мокрым языком. Затем растянул рот в ухмылке, обнажив два ряда желтых и длинных, как у пса, зубов, повернулся и скрылся за углом.
        Времени на раздумья не было, и Жанна побежала вместе со всеми к выходу. Она свернула за угол, и тут дверь одной из палат резко открылась, оттуда высунулась чья-то рука, схватила Жанну за плечо и втащила в палату. Все произошло так быстро, что медсестра не успела ничего сообразить.
        - Какого черта! - вскрикнула она, пытаясь вырваться, но широкая ладонь зажала ей рот.
        Сначала ее щеку и нос обдало горячим, зловонным дыханием, а потом Жанна увидела лицо того, кто держал ее. Это был Мусоров.
        - Тише, - ласково проговорил он. - Тише. Я тебя не обижу.
        Жанна забилась, пытаясь вырваться, но насильник держал крепко. Он вдруг отнял ладонь от губ Жанны и ударил ее по лицу. Затем снова накрыл рукой рот и тихо прорычал на ухо:
        - Будешь дергаться - перережу горло. Ты знаешь - я могу.
        Жанна почувствовала, как в шею ей ткнулось что-то холодное и острое, и затихла. Сердце ее бешено колотилось в груди. Она решила дождаться, пока насильник расслабится, и повторить попытку освободиться.
        И вдруг Мусоров словно взбесился - резко развернул Жанну и ударил кулаком по лицу. Подхватил ее, чтобы она не упала, и ударил еще раз. Голова Жанны моталась из стороны в сторону.
        - Понравилось? - злорадно осведомился Мусоров, глядя на ее опухающее лицо. - Помнишь, как ты натравила на меня охранников? Они избили меня дубинками только за то, что я плюнул на твою вонючую попку!
        Жанна разлепила опухшие губы и хотела крикнуть, но Мусоров ударил ее кулаком по зубам. Затем швырнул на стол, налег сверху и принялся срывать с нее одежду. В голове у Жанны помутилось. Оглушенная ударами, она почти не соображала, что происходит. Когда Мусоров стал ее насиловать, она лишь вздрогнула от пронзившей тело боли и слабо застонала.

12
        На следующий день после гибели мужа Наталья Астахова отправила близнецов к матери. Пока сыновья были дома, она крепилась и почти не плакала, чтобы не пугать их, но оставшись дома одна, дала волю слезам и проплакала сутки напролет.
        Наталья знала, что Тимур изменял ей. Он часто увлекался женщинами и не считал нужным скрывать от жены свои увлечения. Наталья много раз пробовала возненавидеть его, но у нее ничего не получалось.
        По уровню эмоционального развития Тимур ничем не отличался от пятилетнего мальчика, который при виде новой игрушки не в силах отказать себе в удовольствии поиграть с ней. Даже если игрушка принадлежит другому.
        Однажды она с досадой проговорила: «Астахов, ты ведешь себя как настоящая свинья!» Но тот лишь развел руками и простодушно улыбнулся ей в ответ.
        По-хорошему, Наталье давно надо было уйти от мужа, но она никак не могла решиться оставить сыновей без отца. Близнецы обожали папу. И тот, в свою очередь, души в них не чаял.
        Организацией похорон Тимура Наталья занялась сама, хотя Черневицкий и предлагал ей свои услуги. Хлопоты помогали хоть немного забыться. Расходы клиника взяла на себя, и Наталья была рада - личных накоплений у нее практически не имелось. Астахов вообще не оставил ей денег. Надо полагать, все свободные средства он тратил на любовниц. Сознавать это было отвратительно, но что уж теперь поделаешь.
        За день до похорон Наталья уныло брела к клинике, чтобы обсудить с Черневицким последние приготовления. Конечно, она могла бы поговорить с ним и по телефону, но, проведя минувшую ночь в одиночестве, в темном, пустом коттедже, Наталья затосковала так сильно, что опасалась потерять рассудок. Чтобы не сойти с ума, ей было необходимо видеть лица людей, слышать их голоса.
        Войдя в клинику, она удивилась, что у дверей стоят сразу два охранника. Взглянув на их хмурые лица и возбужденно горящие глаза, Наталья поняла, что в клинике что-то происходит. Однако на ее прямой вопрос охранники не смогли ответить внятно.
        - Обычные меры предосторожности, - сказал один из них и отвел глаза.
        Ничего обычного в таких мерах не было, но Наталья решила не приставать к мужчинам с вопросами, а расспросить обо всем самого Черневицкого.
        Поднимаясь в лифте, Наталья вдруг с изумлением поняла, что плачет, - даже когда ее голова была занята посторонними мыслями, какая-то часть ее души продолжала тосковать.
        Взглянув в зеркало, она обнаружила: тушь потекла. Идти в таком виде к Черневицкому не стоило. Даже в самых страшных ситуациях женщина должна оставаться женщиной - Наталья была в том твердо уверена.
        Выйдя из лифта, она отправилась в туалет, намереваясь привести себя в порядок. Встречные здоровались с ней. Кто-то выражал соболезнование, кто-то просто отводил глаза в сторону.
        Наталья подумала, что наверняка они между собой будут говорить что-нибудь подобное:

«Вы видели жену Астахова? Женщина просто раздавлена горем! Даже странно, что она так сильно любила своего мужа, зная, что тот изменяет ей направо и налево. Бедняжка… Не дай бог иметь такого мужа. И не дай бог остаться вдовой с двумя детьми на руках - и в двадцать восемь-то лет!»
        Сделав над собой усилие, Наталья прогнала горестные мысли прочь.
        Подправив макияж, она решила покурить, чтобы хоть немного успокоиться. С Черневицким нужно разговаривать спокойно и твердо.
        Выкурив одну сигарету, Наталья потянулась за второй. И тут же вздрогнула от ударившего по барабанным перепонкам воя пожарной тревоги. Она удивленно взглянула на потолок, словно ожидала увидеть там нечто такое, что сможет все ей разъяснить. Затем швырнула сигарету в урну, подхватила с подоконника сумочку и шагнула к двери.
        В коридоре царила страшная суета. Взволнованно переговариваясь, по клинике сновали люди в белых халатах.
        - Что случилось? - крикнула Астахова кому-то.
        - Аварийный сигнал! - последовал ответ. - Срочно покиньте клинику!
        Наталья отпрянула от несущегося прямо на нее дюжего охранника и снова спряталась в туалете. Признаков пожара она не увидела. Взволновала ее не столько сирена, сколько люди, бегающие по коридору с вытаращенными глазами.
        Молодая женщина попробовала найти в своей душе что-то, хотя бы отдаленно похожее на страх. Но душу словно заволокло тиной. Никакого страха, один лишь тревожный, тягостный мрак.
        Наталья опять двинулась к двери, но на полпути остановилась. Не лучше ли переждать панику? Пусть все эти, похожие на перепуганных крыс, уберутся из клиники, а потом она спокойно выйдет на улицу. Иначе ее просто раздавят.
        Астахова вернулась к окну и достала новую сигарету. Окно выходило на дубовую рощу. Отсюда, сверху, роща выглядела не такой уж и страшной. Множество сгрудившихся темных деревьев, огибающих болото, только и всего.
        Закурив, Наталья прислушалась к звукам, доносившимся из коридора. Ей показалось, что она услышала крики о помощи. И еще какие-то странные хлопки, похожие на выстрелы. И снова женщина не испугалась. Она лишь подумала о том, что суета, по всей вероятности, переросла в настоящую панику. А значит, выходить в коридор опасно. В крайнем случае - если действительно случится что-то страшное! - она всегда сможет спуститься вниз по пожарной лестнице.
        Наталья отлично помнила расположение окон и помещений. Пожарная лестница находилась совсем рядом - в полутора метрах от окна туалета. Карнизы и подоконники здесь широкие. Даже ребенок играючи сможет пройти по карнизу на лестницу.
        Погрузившись в задумчивость, Наталья докурила сигарету до самого фильтра, прислушиваясь к уже отдаленному шуму. Швырнув окурок в урну, она снова подошла к двери и осторожно выглянула в коридор.
        Там никого не было. Но это почему-то не обрадовало, а испугало. Уж лучше бы крики и хлопки, чем столь непривычная, гнетущая тишина. В голове промелькнули дикие мысли: может быть, началась война? Или где-нибудь взорвался ядерный реактор? Наталья почувствовала, как в животе у нее вдруг закололо. Но все быстро прошло, и она решила поскорее спуститься вниз, но не на лифте, а по лестнице.
        По коридору Наталья шла так быстро, как только могла, но, услышав стоны, остановилась. Кто-то стонал совсем рядом. Но где?
        Женщина огляделась. Судя по всему, звуки доносились из палаты под номером семнадцать. Наталья на негнущихся ногах подошла к двери, приникла к окошку - и увидела нечто жуткое: старшая медсестра Жанна Орлова лежала на столе почти голая, и какой-то мужчина насиловал ее.
        Наталья зажмурила глаза. В ее голове вереницей поплыли насмешливые фразочки из лексикона мужа («Милая, у тебя паранойя»; «Дорогая, это бред чистой воды»; «Зая, у тебя просто галлюцинации»), и все они означали одно: «Ты сошла с ума».
        Но сквозь хаос смятенных мыслей, сквозь молотом ухающее сердце Наталья сумела расслышать тихий стон:
        - Помогите…
        Она открыла глаза, уверенная, что сейчас ужасная картина исчезнет, не будет ни Жанны, ни страшного мужчины. Но все осталось по-прежнему. Нет - кое-что изменилось. Теперь мужчина смотрел на нее. У него было сухое небритое лицо, взъерошенные волосы и мертвенно-голубые, почти прозрачные глаза. И никогда еще Наталье не приходилось видеть в чужих глазах столько злобы.
        Вдруг мужчина оставил Жанну и бросился к двери.
        Наталья на несколько секунд оцепенела. Видела, как мужчина приближается к двери, но все происходило как при замедленной киносъемке. Наконец она повернулась, чтобы побежать, но было уже слишком поздно.
        Дверь с шумом распахнулась, мужчина бросился на Наталью и повалил на пол. Наталья закричала, ударила мужчину ногой в пах и вскочила на ноги - но тут же поняла, что бежать ей некуда - за спиной был тупик, а дорогу к холлу перекрыл незнакомец. Тот уже разогнулся и теперь медленно наступал, держа в руке блестящий скальпель.
        - Моя фамилия Мусоров, - проговорил он хриплым голосом. - Слышала обо мне?
        В руке Наталья сжимала сумочку. Не ахти какое оружие, но другого все равно не было. Едва Наталья успела перехватить сумочку поудобнее, как мужчина налетел на нее. Она закричала - скорее от страха, чем от гнева - и ударила его по голове.
        Мусоров отпрянул, скальпель звякнул об пол, а сам он от неожиданности потерял равновесие и рухнул на колени. Наталья, обезумев от ужаса, ударила насильника еще и еще.
        Однако удары ее не произвели никакого эффекта. Мусоров, позабыв про скальпель, рывком вскочил на ноги и бросился на женщину. Секунду спустя они вместе повалились на пол.
        Мусоров перевернул Наталью на живот, схватил за волосы и с силой ударил ее лицом об пол. Переносица Натальи хрустнула, на верхнюю губу потекла теплая жидкость.
        От острой боли у Натальи закружилась голова, а перед глазами все поплыло. Она попыталась высвободиться, но Мусоров крепко держал ее за волосы, а другой рукой уже задирал ей юбку.
        Наталья извернулась и попыталась вцепиться ему ногтями в щеку. Однако насильник наотмашь ударил ее пятерней по лицу, и новый приступ боли едва не лишил Наталью сознания.
        - Су-ука… - взвыл Мусоров и снова грубо задрал ей юбку.
        Наталья поняла, что у нее больше не осталось сил бороться.
        И вдруг тело Мусорова дернулось. Из его приоткрытых губ на шею Натальи вытекла струйка крови. Хватка его ослабла, но еще пару секунд он продолжал тянуть Наталью за волосы. Потом пальцы его окончательно разжались, а тело обмякло.
        Наталья извернулась, оттолкнула от себя грузное тело и отползла в сторону.
        Над растянувшимся на полу негодяем стояла Жанна. Лицо ее было бледным, как известка, даже губы побелели от ярости.
        Она ударила его! Ударила скальпелем!
        Наталья хрипло вдохнула воздух сломанным носом и вдруг громко зарыдала. Жанна присела рядом с ней и ласково погладила по голове.
        - Все хорошо, - тихо сказала она. - Мы живы.
        - Что это? - рыдая, проговорила Наталья. - Что происходит?
        - Пациенты вырвались из палат, - ответила Жанна. - Надо скорее выбираться отсюда.
        Наталья увидела на разорванной одежде Жанны кровь и поняла, что сейчас упадет в обморок…

13
        Картина, открывшаяся взорам женщин в холле первого этажа, ужаснула их. Ноги Натальи ослабли, она рухнула на колени, и ее вырвало. Жанна отвернулась, но, собравшись с духом, заставила себя снова взглянуть на трупы, лежащие по всему холлу. Похоже, никто из персонала так и не смог спастись.
        - Что… - прошептала Наталья, вытирая рот рукавом плаща. - Что с ними случилось?
        Жанна молчала. Губы ее так побелели, что казались едва заметными на бледном лице. И они были покрыты мелкими трещинками.
        Качнув головой и как бы проснувшись, медсестра подошла к ближайшему телу, опустилась на колени и стала осматривать его. Ей и раньше приходилось видеть мертвецов и прикасаться к ним, но никогда она не чувствовала такого отвращения, страха и содрогания, как сейчас. Осмотрев несколько трупов, Жанна сказала:
        - Их забили насмерть, - взглянула на дверь, хрипло добавила: - Кто-то заблокировал выход.
        - Что? Как заблокировал? - едва слышно спросила Наталья.
        - В «аппаратной» есть специальная панель, - объяснила Жанна. - Достаточно набрать трехзначный секретный код, чтобы все двери и окна в клинике оказались заблокированными.
        - Но зачем?
        - На тот случай, если придется изолировать клинику от внешнего мира.
        - Не может быть, чтобы их всех убил тот маньяк, - дрожащим голосом едва выговорила Наталья.
        Жанна посмотрела на нее и сказала:
        - Не он. Другие.
        Глаза Натальи напоминали пустые окна. Ее волосы, обычно огненно-рыжие, как-то странно потемнели и поблекли. Глядя на нее, Жанна подумала, что Астахова вот-вот снова грохнется в обморок. И тогда ей придется тащить женщину на себе.
        Но Наталья сумела взять себя в руки, и голос ее прозвучал достаточно твердо:
        - Значит, кто-то открыл двери палат, выпустил пациентов, а потом заблокировал окна и центральный вход, чтобы сотрудники клиники не смогли выбраться наружу?
        - Да, Наташа, вы все правильно поняли.
        - Поняла? Да я вообще ничего не понимаю! Что здесь происхо…
        - Тише! - остановила ее Жанна. - Вы слышите?
        - Что?
        - Голоса. Сюда идут люди. Много людей. Спускаются по лестнице.
        Теперь Наталья и сама услышала.
        - Слава богу! - выдохнула она.
        Повернулась и зашагала было к лестнице, но Жанна схватила ее за руку.
        - Что вы делаете?
        Наталья посмотрела недоуменно:
        - Иду к людям. Вы же сами сказали, что…
        Жанна резко развернулась и повлекла ее в противоположную сторону.
        - Скорее!
        - Куда вы меня тащите? - изумилась Наталья, нехотя перебирая ногами.
        - Тут есть другая лестница. Ею почти никогда не пользуются… Бежим!
        - Я не хочу бежать! Почему я должна убегать?
        Жанна обернулась и посмотрела почти с ненавистью:
        - Господи, какая дура… Вы же видели трупы.
        - И что?
        - Совсем ничего не понимаете? Там, в холле, почти весь персонал клиники.
        - А кто же тогда спускается по лестнице?
        Внезапно лицо Натальи дернулось - наконец она все поняла и выдохнула:
        - Какой кошмар…
        - Да, кошмар, - согласилась Жанна. - Но мы должны быть сильными. Я не знаю, что здесь происходит, но убить себя я им не позволю.
        Белый халат Жанны был грязен и разорван в нескольких местах. На чулках виднелась кровь. Ее темные всклокоченные волосы торчали во все стороны.
        - Идем скорей! Если дверь черного хода закрыта, мы пропали!
        На сей раз Наталья подчинилась безропотно. Дверь, ведущая на «черную» лестницу, оказалась не заперта. Едва женщины вбежали на темную площадку перед лестничным пролетом, как холл за их спинами наполнился мужскими голосами.
        - Здесь все? - громко спросил кто-то.
        Жанна удержала Наталью и прислушалась.
        - Нет, - донесся второй голос. - Не хватает еще двоих.
        - Кого?
        - Старшей медсестры и новой врачихи.
        - Надо их найти, пока они не вызвали помощь, - взволнованно заявил третий голос.
        - Не вызовут, - уверенно и веско возразил ему первый. - Я перерезал телефонный провод и включил радиоэкран. Из здания никто никому не сможет позвонить.
        Наталья прижалась к Жанне плечом и взглянула на нее вопросительно и испуганно. Та прижала палец к губам и тихо шепнула на ухо:
        - Мы должны послушать.
        С минуту мужчины глухо о чем-то переговаривались, затем вдруг голоса утихли - резко, будто кто-то отключил громкость у телевизора. Прошла секунда, другая, и до слуха женщин донесся чей-то одинокий, раскатистый голос. Голос вещал - уверенно, веско, безапелляционно - странные вещи.
        - И Господь Иисус сказал им: пойдем и убьем эту змею! Убить - значит убрать препятствие, которое заслоняет твой путь. И ты обязан убрать препятствие, если путь твой праведен. А ваш путь, братья, путь, по которому шел каждый из вас, - праведен! Ибо он идет от сердца, а любая дорога, которая ведет от сердца, рано или поздно приводит к вратам Божьим! Я пришел возвестить это! Я пришел принести вам свободу! Я - альфа и омега, я - начало и конец! Я был всегда и буду всегда!
        Жанна слегка приоткрыла дверь и выглянула наружу. Она узнала оратора, и удивлению ее не было границ. А тот продолжал вещать. Вены вздулись у него на шее, словно канаты. Голос его звучал властно и сильно.
        Остальные что-то бормотали вслед за ним и раскачивались взад-вперед, как в трансе. Пустые глаза их лихорадочно блестели. Мужчины полностью отдались воле своего вождя.
        - Они называют нас сумасшедшими, - продолжал тот вдохновенным голосом, - но на всей земле не найти существ более сумасшедших, чем они сами. Они лишили вас любви, издевались над вами, считали вас ненормальными и убогими. Но сказал Господь: возлюбите убогих, ибо их есть Царствие Божие! Они били вас, гнали вас в шею из домов своих…
        Один из пациентов заплакал, Жанна видела, как ему было жалко себя. На мгновение, на одно короткое мгновение ей показалось, что она тоже сейчас заплачет и тоже от жалости к себе. Ведь десять минут назад ее насиловал зверь. И его вонючая слюна капала ей на грудь… Его мокрые губы мусолили ей соски, его отвратительно скользкий язык облизывал ей лицо, его член рвал ее на части, калечил, мучил…
        Жанне показалось, что перед глазами у нее что-то вспыхнуло, и чтобы защитить глаза от этой вспышки, она закрыла их руками.
        А голос все звучал.
        - Но сказал Бог: око за око и зуб за зуб! Если кто покусился на честь и жизнь твою - лиши его самого чести и жизни! Бог требует от человека жертв! Каждый из вас мог принести Ему в жертву самого себя, но вы выбрали другой способ - более тяжкий и мучительный, ибо нет ничего легче, чем убить себя, но нет ничего труднее, чем убить ближнего своего. Для такого требуется дух львиный и хладнокровие орлиное. Вы! - хрипло выкрикнул оратор. - Вы убивали грешников и приносили их тела на алтарь Божий! И он послал меня, чтобы я сказал вам: ваши жертвы не были напрасны! Вы - избранники Божьи, его святое воинство!
        Голос звучал все громче и громче.
        - Они считают себя здоровыми, а сами полжизни просиживают перед телевизорами, как перед иконами. И Бог рекламного рая говорит с ними. «Зрите, - говорит он, - счастье, которое вас ждет! Зрите и следуйте за мной - я научу вас!» И они просят у него лучшей жизни. Но не душевной чистоты и не красоты помыслов просят они, а красоты зубов, ногтей и густоты волос. Того, чем в избытке владеет и провонявший труп!
        Поднявшийся одобрительный ропот словно придал «мессии» сил. Он впал в неистовство и закричал:
        - Вы - мои дети и мои братья! Я принес вам свободу! Для вас нет времени, ибо вы - само время! Я - ловец человеков! Я - собиратель душ! И я пришел за вашими душами!
        Последние слова потонули в одобрительно-восторженном гуле. Вожак запустил руки в карманы джинсов, вынул две горсти белых таблеток и швырнул их своей «пастве».
        Жанна тихо прикрыла дверь. Обернувшись, наткнулась на полный ужаса взгляд Натальи.
        - Они ведут себя как сумасшедшие, - пробормотала та.
        - Они и есть сумасшедшие, - пояснила Жанна хриплым, чужим голосом.
        Наталья посмотрела на нее удивленно и пробормотала:
        - Здесь есть пожарная лестница. Нужно открыть окно и…
        Жанна отрицательно качнула головой:
        - Не выйдет. Я же говорила, все окна заблокированы.
        - Тогда нужно разбить стекло!
        Медсестра снова покачала головой:
        - Не получится. Они сделаны из специального стекла. Я сама оформляла заказ.
        - Что же тогда делать?
        - Надо пробраться в аппаратную.
        - Ты знаешь, где это?
        - Да. Правда, я не знаю код, но мы попробуем набрать его наугад.
        На третьем этаже никого не было. Жанна и Наталья едва ли не бегом устремились по коридору.
        - Здесь недалеко, - хрипло дыша, сказала Жанна, - за углом.
        Вдруг у них на пути выросла невысокая, хрупкая фигурка. Женщины остановились. Наталья слегка присела на ослабевших от ужаса ногах, но спутница не дала ей упасть. Она узнала юношу, стоявшего перед ними.
        - Венедиктов! - воскликнула Жанна.
        - Тс-с… - он поднес к губам палец. - Я ваш друг.
        Жанна несколько секунд пристально вглядывалась в его лицо, затем кивнула. Увидев, что одежда Вани испачкана кровью, быстро спросила:
        - Ты ранен?
        - Со мной все в порядке, - ответил юноша тихо и смиренно. - Небольшая царапина, но кровь уже остановилась.
        Жанна схватила его за ворот свитера и взволнованно проговорила:
        - Ты видел, что здесь творится?
        - Да, - сказал Ваня. - Настоящий кошмар! Я пробовал убежать через окно, но не смог. Окна не открываются.
        - Мы идем в аппаратную, - сообщила Жанна. - Хотим разблокировать окна и выбраться отсюда. Пойдешь с нами?
        - Конечно.
        Растерянный и испуганный вид мальчика вызвал в душе медсестры прилив материнских чувств. Ей вдруг захотелось обнять его, прижать к груди, успокоить и подбодрить.
        Жанна протянула руку и погладила Ваню по голове.
        - Ты только не бойся, - постаралась она придать своему голосу бодрости. - Мы должны быть сильными и держаться вместе. И тогда все закончится хорошо.
        - Да, - проговорил в ответ Ваня. - Я… - Юноша вдруг осекся. Затем нервно сглотнул (его острый кадык дернулся, как голова птенца) и взволнованно воскликнул: - Кто-то идет!
        Жанна прислушалась.
        - Нет, я ничего не слышу.
        - Это его голос! Он идет сюда!
        Наталья побледнела и покачнулась. Жанна подхватила ее под руку.
        - Прячьтесь в подсобку, я их отвлеку! - Ваня прыгнул к подсобке и распахнул дверцу. - Пожалуйста, быстрее!
        Голос Вани прозвучал умоляюще. Жанна и Наталья быстро скользнули внутрь. Кладовка была настолько маленькой, что женщины смогли там уместиться, лишь тесно прижавшись друг к дружке. Ваня схватил швабру, которая мешала Наталье устроиться удобнее, и прислонил ее к стене.
        - А ты? - спросила Жанна юношу.
        - Я за вами вернусь! - пообещал тот, захлопнул дверцу и запер ее на щеколду.
        - Береги себя… - проговорила из-за двери Жанна.
        - Хорошо.
        Оставшись в коридоре один, парень быстро вынул из кармана флакон с какой-то жидкостью, открутил крышку, всунул горлышко в вентиляционное отверстие двери и перевернул флакон.
        - Эй! - донесся из-за двери громкий шепот Жанны. - Что происходит?
        - Сейчас… - так же шепотом ответил Венедиктов. - Еще немного…
        - Какого черта? - хрипло воскликнула Наталья. - Он поливает нас спиртом!
        - Сейчас! - снова сказал Венедиктов. - Потерпите еще немного!
        Он швырнул опустевший флакон на пол и достал из кармана металлическую зажигалку. Откинул крышку, щелкнул колесиком и бросил горящую зажигалку в вентиляционное отверстие двери.
        Тишину коридора потрясли вопли. Дверь затряслась. Из отверстия пахнуло жаром. Венедиктов поднял с пола швабру и подпер ручку двери. Лицо его вдруг преобразилось: щеки запали, глаза глубоко ушли под надбровные дуги, лоб избороздили глубокие морщины, а губы аскетично поджались.
        Поза его преисполнилась благородства - юноша приосанился, как жрец, совершающий жертвоприношение, и, не обращая внимания на полные боли и отчаяния крики женщин, живьем сгорающих в подсобке, неторопливо и торжественно перекрестил дверь ребром ладони.
        - Per signum crucis de inimicis nostris libera nos, Deus noster! [Через крестное знамение от врагов наших освободи нас, Господь наш! (лат.)] - проговорил он голосом сиплым и картавым. - Да сжалится Господь над вашими грешными душами, ведьмы! In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen [Во имя Отца, и Сына и Святаго Духа. Аминь (лат.).] .
        Венедиктов перекрестился сам и склонил голову в смиренном поклоне.

14
        Алексей Тенишев уже переехал через мост, когда вдруг вспомнил, что оставил в коттедже недописанную картину. Вначале он нисколько не встревожился, но чем дальше отъезжал от клиники, тем неприятнее и мрачнее становилось у него на душе. В голове вдруг завертелась мысль, что оставлять начатое полотно незавершенным - дурная примета.
        В конце концов Тенишев убедил себя в том, что должен вернуться и забрать картину. Сказано - сделано.
        Сквозь тучи пробилось солнце. Алексей вышел из машины и подтянул язычок молнии куртки до самого подбородка, моргая на ярком свету. Он захлопнул дверцу своей старенькой «Мазды» и пошел к коттеджу.
        Вера, разумеется, уже ушла на работу. А Ольга, надо полагать, валяется в постели. Раньше полудня эта стерва не поднимается.
        Подумав об Ольге, Алексей скривил лицо и сплюнул себе под ноги. Носит же земля таких гадин! Ничего, он еще объяснит жене ее ошибку. Нужно дать ей время немного остыть. Верка вспыльчивая, но отходчивая. Через пару дней Алексей вернется и обо всем расскажет. А пока…
        Тенишев остановился и потер пальцами лоб. Зачем же он вернулся? Несколько секунд художник напряженно морщил лоб и вдруг вспомнил: за картиной! И он уверенно зашагал к коттеджу.
        Картина стояла на прежнем месте. Однако, взглянув на нее, Тенишев слегка оторопел. Девушки на картине не было! Алексей склонился над полотном и растерянно поскреб ногтями краску. Он был совершенно сбит с толку. На том месте, где раньше стояла девушка, торчал высокий пучок сухой травы, а за ним виднелась кромка болота, поросшая чахлым камышом и осокой.
        И все же, тщательно приглядевшись, Алексей разглядел зыбкий контур незнакомки. Она не исчезла совсем, только будто выцвела, стала прозрачной, словно ее аккуратно стерли ваткой, смоченной в растворителе. Но кто мог это сделать? Кому взбрело в голову вносить в картину изменения?
        Алексей выпрямился и, обхватив пальцами подбородок, впал в задумчивость. Лицо его стало недовольным и угрюмым. В доме есть лишь один человек, способный на такую подлость, - проклятая покалеченная дура!
        Как бы он хотел сейчас войти к ней в комнату, выволочь мерзкую суку из постели за волосы и дать ей хорошего пинка…
        Однако перед глазами Тенишева тут же встало лицо Веры. И на лице этом застыло выражение огромного горя, смешанного со столь же огромным разочарованием.
        Алексей вздохнул: ну ее к черту, Ольгу. Что бы он сейчас ни сделал, все равно будет истолковано в ее пользу. Вера опять поверит ей, а не ему. Слишком сильно жена любит свою сестру-калеку.
        Ладно.
        Алексей хотел уже забрать картину, как вдруг заметил на полотне еще одну странность. Возле болота, прячась за ветками кустарника, по-прежнему стоял мужчина. Но теперь он изменился - кто-то прорисовал ему лицо.
        Тенишев вгляделся в него и нервно усмехнулся.
        Идиотская шутка!
        Оказывается, безногая тварь умеет рисовать… Одному черту известно, сколько еще тайн хранится в ее гнилой душе. Впрочем, нарисовала она похоже. Должно быть, раздобыла где-нибудь его фотографию и…
        Тенишев скользнул взглядом правее, и здесь его ожидало новое открытие. Чужая рука не только стерла с картины изображение девушки и пририсовало мужчине с ножом его, Алексея Тенишева, лицо, но еще дорисовала всадников. Теперь Алексей отчетливо видел их пьяные, заросшие щетиной, искаженные злобой и азартом лица.
        - Ох и рожи… - тихо обронил Тенишев.
        Желание брать картину с собой пропало. Еще с полминуты художник стоял возле мольберта, решая, как ему поступить, затем взял со столика банку с белилами, свинтил крышку и выплеснул краску на картину.
        Ну, вот. Так значительно лучше.
        Тенишев хмыкнул, развернулся, зашагал к выходу и минуту спустя уже был на улице. Подошел к машине и деловито пнул ее по переднему колесу.
        - Привет, красотка, - сказал Алексей. - Как дела? Слышала последний анекдот про
«мерс» и «Запорожец»?
        Звук собственного голоса показался Тенишеву неестественным и глупым, и он замолчал.
        Алексей собрался было забраться в машину, как вдруг, повинуясь некоему импульсу, передумал и решил слегка размять ноги. Прошагал немного по асфальтовой дорожке, ведущей к клинике, а потом свернул на полянку. Лес выглядел темным и сырым, трава под ногами была влажная и по-осеннему невзрачная.
        Шел Тенишев минут пять, пока не понял, что идет к болоту. Тогда он шутливо проговорил:
        - Вот сейчас пойду и утоплюсь. И тогда Вера узнает, какого парня потеряла!
        Однако смешно ему не было. Алексей хотел остановиться, вернуться к машине - и снова передумал. Какая-то непреодолимая сила тянула его к болоту. Он вдруг вспомнил о том, что звонил утром отцу. Голос у того был спокойный и приветливый, но иногда сквозь ровную интонацию пробивались нотки неприкрытого торжества.
        - Тебе стоило внимательнее прислушиваться к моим советам. Но что случилось, то случилось. Приезжай ко мне. Мы обо всем с тобой поговорим.
        Какого черта я ему позвонил? Первая серьезная проблема - и я тут же обратился к отцу. Неужели я такой слабак?
        - Папа, я не хочу тебя впутывать в свои проблемы. Я сам во всем разберусь, ладно?
        - Как скажешь, Алексей. Но ведь ты позвонил мне не просто так. Ты ждешь от меня помощи. И я хочу помочь тебе.
        Помочь? Я прекрасно знаю, как ты мне помогаешь. Просто решаешь все за меня, а потом ставишь меня в известность. Нет, отец, так не пойдет…
        - Сынок, я желаю тебе добра. Эта девка тебе не пара. Прости, что говорю прямо и жестко, но правду только так и говорят. Она прогнала тебя? Отлично. Не стоит вешать нос. Поверни ситуацию в свою пользу.
        - Какая же от нее может быть польза?
        - Вполне очевидная. Ты бы никогда не решился бросить жену сам. Она имеет над тобой странную власть. Слушай, а может быть, она ведьма? И приворожила тебя каким-нибудь вонючим отваром? Я никогда в подобные вещи не верил, но глядя на тебя…
        Боже, останови его! Я больше не могу его слушать!
        - Нет! - крикнул Алексей. - Ты не имеешь права так про нее говорить!
        - Она ведьма! Дрянь! - отец уже не говорил, а лаял, как разъяренный пес. - Ты должен бросить ее!
        - Нет! - снова крикнул сейчас, вспомнив разговор, Алексей и вдруг остановился, с изумлением посмотрел вокруг.
        Что такое? Он в лесу? А впереди, в каких-нибудь десяти метрах от него, видна кромка болота? Как он здесь оказался?
        - Черт, я ведь приехал за картиной! - вспомнил Алексей.
        И облегченно вздохнул. Он просто задумался. В памяти всплыл утренний звонок отцу и кое-что нафантазировал. Нужно вернуться к машине, забраться в нее и уехать из этой проклятой дубовой рощи.
        Тенишев хотел уже двинуться в обратном направлении, но внезапно застыл.
        У кромки воды стояла женщина в белом платье. Алексей хотел окликнуть ее, но тут она повернулась сама. У нее было бледное, отечное лицо. Светлые волосы спутались и свисали с головы отвратительными свалявшимися прядями. На лице и на шее темнели какие-то пятна. Художник попятился и прикрыл глаза рукой. Потом отнял ее.
        Женщина по-прежнему смотрела на него. И теперь он разглядел, что это были за пятна - пиявки! Отвратительные черные пиявки!
        Из груди вырвался тихий вздох, больше похожий на стон. Тенишев зажмурился. Постоял так немного. Наконец решился снова взглянуть. Женщины не было. Только трава, кустарник и берег, поросший осокой и камышом.
        - Я слишком устал, - произнес Алексей вслух. - И еще эта картина…
        За спиной у него хрустнул сук. Художник судорожно дернулся, глаза его расширились, лицо исказила гримаса ужаса.
        Не поворачивайся! Только не поворачивайся! Обогни кустарник по кромке болота и иди к дому. Только не поворачивайся. Потому что если ты снова ее увидишь - ты умрешь!
        Странный тихий голос звучал то ли снаружи, то ли в мозгу Алексея.
        Налившиеся свинцом ноги шаг за шагом повели его к болоту. Усилием воли Тенишев заставил себя остановиться. Прав был отец, когда называл его слабаком. Какой он, к черту, мужчина, если не может обернуться и посмотреть правде в глаза? Нафантазировал себе черт знает что, а теперь штаны готов обмочить от страха.

«За спиной у меня никого нет, - убеждал самого себя Алексей. - Только лес. Сырой лес».
        Там никого нет? Почему же по рукам и лицу Алексея поползли мурашки, а волоски сзади на шее встали дыбом, будто вдруг стянуло кожу на затылке?
        Давай же, приятель, обернись! Докажи, что ты мужчина! Но если ты снова увидишь ее…
        Тенишев хотел обернуться, но тем не менее опять шагнул вперед. Под ногой у него чавкнула жижа, и этот отвратительный звук показался ему неестественно громким. Он почувствовал, как мошонка его сжалась и покрылась гусиной кожей.
        И все же Алексей обернулся, почти убежденный в том, что сразу же увидит ее. И он не ошибся. Женщина стояла сзади, всего в двух шагах от него - страшная, в белых лохмотьях, с распухшим и посиневшим лицом. Глаза ее, черные, без белков, вдруг зашевелились и начали вылезать из орбит. Секунду спустя Тенишев понял, что вовсе не глаза, а пиявки - черные, блестящие, мокрые - выползают из пустых глазниц.
        Алексей затрясся всем телом и заскулил, как маленький ребенок:
        - Мама…
        Плечи и грудь под шерстяным свитером пробрал ледяной холод. По внутренней стороне бедра потекла горячая струя.
        Пиявки закачались и почти одновременно упали вниз, шлепнувшись в мокрую траву. Глядя на Алексея пустыми глазницами, женщина стала медленно поднимать покрытые гнилостными пятнами и воняющие болотом руки.
        Тенишев закричал, однако с губ его не сорвалось ни звука. Он попятился. А незнакомка - страшная, распухшая, сочащаяся болотной жижей - шла за ним, не видя его, но чувствуя его запах, подняв руки и стараясь коснуться пальцами его лица.
        И вдруг земля ушла у Алексея из-под ног - холодная вода болота обняла его за грудь и плечи. Тенишев не сразу понял, что тонет. А поняв, забился, стараясь подгрести к берегу и схватиться за траву. Но все усилия оказались напрасными. Ноги, не чувствуя опоры, тяжелые, бесполезные, как культи или протезы, тянули за собой вниз все тело.
        - Помогите! - придушенно вскрикнул Тенишев.
        Последним судорожным рывком он попробовал ухватиться за ветви кривого молоденького дуба, склонившегося над болотом как бы в почтительном поклоне, и рука его даже коснулась ветки, но та тут же выскользнула из мокрых пальцев. Трясина сдавила Алексею грудь, обожгла ледяным холодом шею и неумолимо потащила на дно.

15
        Вера очнулась, открыла глаза. В висках и затылке стучало. Девушка снова смежила веки, и немедленно появилась картинка: Евгений Осадчий, щелкающий кнопками и тумблерами, его радостное лицо, стол, стремительно приближающийся к ней…
        Вера в ужасе распахнула глаза и, превозмогая тошноту, поднялась на ноги. Она ожидала увидеть аппаратную, но с удивлением обнаружила, что находится в коридоре. Осторожно потрогала затылок и зашипела от боли.
        Откуда-то издалека доносился странный шум, и Вера не сразу поняла, что слышит стук капель дождя в оконное стекло. Вслушиваясь в отдаленные раскаты грома, она пощупала затылок, затем поднесла пальцы к глазам. На них оказалась кровь.

«Ничего серьезного, - сказала себе Вера. - Кожа рассечена, но черепная кость цела».
        Пошатываясь и держась рукой за стену, девушка медленно двинулась по коридору. Прошла несколько метров и остановилась. Глаза ее округлились, руки метнулись ко рту, чтобы подавить крик. На мгновение свет померк, и Вере пришлось до боли закусить губу, чтобы не потерять сознание.
        На полу перед нею лежал труп Сташевской. Возле головы женщины расплылась лужица черной вязкой крови. Чуть поодаль - тело охранника Олега. Его лицо распухло от побоев, а из широко раскрытого рта торчала резиновая дубинка.
        Вера двинулась дальше. Она шла по коридору, как во сне - просто невозможно было поверить в реальность происходящего. За углом наткнулась еще на один труп, молоденькой и хорошенькой медсестры Нины. За несколько дней, проведенных в клинике, Вера едва ли перекинулась с ней парой слов. Перед тем, как задушить Нину, убийцы изнасиловали ее. Вера прошла мимо, стараясь не смотреть на окровавленные, нелепо вывихнутые бедра девушки.

«Все это из-за меня», - подумала вдруг Вера. Но мысль не ужаснула ее. Чувства вины тоже не было. Вера словно бы покинула свое тело и смотрела на себя со стороны, как на героиню отвратительного фильма ужасов.
        Внезапно до нее донесся отчаянный, полный ужаса и боли женский крик. У Веры захолонуло сердце.
        И тут девушка увидела нечто такое, что ужаснуло ее не меньше, чем трупы сотрудников на полу, - дверь палаты Часовщика была открыта нараспашку. Вера заглянула внутрь. Защитная стеклянная перегородка ушла в стену, палата пуста.
        Ей вдруг показалось, что кто-то стоит у нее за спиной. Вера быстро обернулась и облегченно перевела дух. В коридоре не было ни души. Шум доносился снизу. Видимо, разъяренные пациенты, расправившись с персоналом клиники, собрались в холле.
        Откуда-то потянуло запахом горелого мяса. Вера двинулась было дальше, но вздрогнула и замерла. В конце коридора стоял невысокий человек в темной рясе, с капюшоном, низко надвинутым на лицо. Сложив ладони «лодочкой» и опустив подбородок на грудь, человек что-то тихо бормотал себе под нос.
        Вера прислушалась и с удивлением поняла, что человек говорит на латыни. Напрягла слух и уловила:
        - …Et expecto resurrectionem mortuorum, et vitam venture saeculi! Amen! [И жду воскрешения мертвых и жизнь будущих времен! Аминь! (лат.)]
        Познаний Веры в латыни хватило, чтобы понять общий смысл фразы. Что-то о воскрешении мертвых и будущих веках. Похоже на окончание католической молитвы.
        Вера приготовилась бежать от странного человека, но вдруг узнала его - Венедиктов. И на нем вовсе не ряса, а обыкновенная куртка с капюшоном. Она хотела окликнуть юношу, но тот заговорил первым:
        - Вера Сергеевна, вы меня не узнали? Это я, Ваня!
        Огромным усилием воли Вера взяла себя в руки.
        - Что произошло?
        - Сработала аварийная система, - объяснил Венедиктов. - Двери открылись, пациенты набросились на врачей и охранников.
        - Когда все случилось? Сколько времени прошло?
        Юноша рассеянно пожал плечами:
        - Точно не знаю. Наверное, полчаса. Может быть, больше.
        - А где… - начала Вера следующий вопрос. Осеклась потому что вдруг услышала:
        - Именем Божьим и силой, данной мне Господом, пресеку я твой черный путь.
        - Что? - спросила она недоуменно.
        - Я ничего не говорил, - ответил Ваня. - Вы хотели о чем-то спросить.
        Вера поморщилась от боли в затылке. Неужели у нее начинаются слуховые галлюцинации?
        - Вы ранены? - обеспокоенно поинтересовался Ваня.
        - Немного. Где они теперь?
        - Пациенты? Все ушли.
        - Куда?
        - Я не знаю. Сначала они убили тех, кто попался им на пути, а потом ушли. Кричали, что снова станут свободными.
        Вера закусила губу и попыталась осмыслить услышанное. Ей по-прежнему казалось нереальным все, что она видит вокруг. Наконец она разжала губы:
        - А ты почему не ушел?
        - Я не псих, - серьезно заявил Венедиктов. - И я свободен.
        Девушка хотела еще что-то спросить, но вдруг увидела, что левая рука юноши забинтована. Он проследил за взглядом Веры, поднял на нее глаза и сказал:
        - Это я на вас напал в лесу. Я отобрал у вас штопор.
        Вера почему-то нисколько не удивилась его признанию.
        - Зачем ты это сделал?
        - Мне приказали.
        - Кто?
        Ваня снова пожал плечами:
        - Не знаю. Иногда я слышу его голос, который звучит у меня в голове. Он ничего не объясняет, а просто приказывает. А если я не слушаюсь, мне делается очень больно.
        Еще несколько секунд Вера стояла, холодно и подозрительно глядя на Венедиктова, затем развернулась и, пошатываясь, побрела по коридору. На полу и стенах виднелись пятна крови, но она старалась на них не смотреть.
        - Вы куда? - крикнул ей вслед Венедиктов.
        Вера не ответила. Свернула за угол и подошла к кабинету заведующего.
        Черневицкий сидел, откинувшись на спинку кресла, - расслабленный, словно спал, мирно сложив руки на столе. Живот его был распорот от груди до паха и забит окровавленными клочками бумами. В каждый глаз заведующего были вставлены маленькие часы. Вера не удивилась, увидев, что секундные стрелки на циферблатах движутся в обратную сторону.
        Ливень за окном усилился.
        Девушка подошла к столу и сняла телефонную трубку. Но вместо привычных гудков услышала тишину. И вдруг она увидела мобильник, торчащий у Черневицкого из нагрудного кармана сорочки. С гулко бьющимся сердцем Вера протянула руку и вынула сотовый из забрызганного кровью кармана. Нажала на кнопку, дисплей загорелся… но тут же стало понятно, что связи нет.
        Бросив на стол бесполезный мобильник, Вера осторожно обшарила карманы пиджака Черневицкого и в одном из них обнаружила плоский прямоугольник с магнитной полоской. Стараясь не смотреть на заведующего, она быстро обошла стол и приблизилась к вмонтированному в стену небольшому сейфу.
        - Что вы делаете? - раздался у нее за спиной голос Венедиктова.
        - Хочу открыть сейф, - не оборачиваясь, ответила Вера.
        - Зачем?
        Девушка промолчала. Она вставила ключ в прорезь сейфа, и тут же раздался мягкий щелчок. Вера вынула ключ и распахнула дверцу. Внутри сейфа были две полки. На верхней лежали аккуратные брикетики денег в банковской упаковке. На нижней - несколько пластиковых папок.
        - Я слышу хоры небесные и вопли грешников в аду… - пробормотал у Веры за спиной Венедиктов.
        Не обращая внимания на его болтовню, девушка взяла со стопки верхнюю папку. Именно то, что она искала! Откинув обложку, углубилась в чтение. Глаза ее расширялись все сильнее и сильнее.
        Евгений Андреевич Осадчий… Прибыл в клинику… Возглавлял секту мессалиан… договор с силами ада… человеческие жертвоприношения… ритуальные убийства: четырнадцать детей в возрасте от двух месяцев до трех лет… сердца убитых детей толкли в ступе с медом и перцем, после чего…
        К горлу Веры подкатила тошнота. Она не могла поверить собственным глазам. Евгений Осадчий, милый, интеллигентный парень, убил четырнадцать детей? И не просто убил, а…
        Веру снова замутило.
        - Вы не можете здесь оставаться, - тихо сказал за ее спиной Венедиктов. - Рано или поздно они придут сюда и убьют вас.
        - Да, надо уходить, - Вера захлопнула папку и швырнула в сейф.
        Девушка повернулась и, не глядя на юношу, зашагала к двери. Почему-то ей было неприятно смотреть на него - в голове все еще шелестели тихие слова на латыни, услышанные в коридоре. А парнишка двинулся следом.
        Вместе они миновали коридор, холл и направились к лестнице. В нос Вере снова ударил запах горелого мяса. И вскоре она увидела, откуда он шел.
        Обугленная дверца подсобки валялась на полу. Рядом лежал обгоревший женский труп, от которого все еще шел легкий дымок. Лицо женщины было полностью обезображено.
        Вера пошатнулась, но Ваня поддержал ее под руку.
        - Не смотрите, - промолвил он. - Не надо.
        Они прошли мимо тела. Вера старалась не глядеть в сторону подсобки, но периферийным зрением успела заметить там еще один обугленный труп.
        Достигли лестницы. Венедиктов шел позади и что-то тихо шептал себе под нос. Вера не хотела прислушиваться и все же услышала пару фраз:
        - Господь, направь мои помыслы и деяния на правильный путь… Не дай свершиться неправедному суду…
        Вера не выдержала и спросила:
        - Ты что, молишься?
        - Я? - юноша медленно покачал головой: - Нет.

«Но я же слышала», - хотела сказать Вера, однако не стала. Какая, к черту, разница - молится он или нет. Каждый спасается от безумия по-своему.
        Наконец спустились на нижний этаж. Вера замерла у двери и прислушалась. Из холла доносились приглушенные голоса, и голоса эти явно приближались.
        Вера хотела отпрянуть от двери, но не успела - что-то сильно толкнуло ее в спину. Потеряв равновесие, она налетела на дверь, распахнула створку весом тела и вывалилась в холл.
        - Господи, я привел ее к тебе! - раздался позади звонкий голос Вани. - Benedicite Dominum! [Благословите Господа (лат.).]
        Вера подняла глаза. Прямо перед ней в окружении толпы мужчин стоял Евгений Осадчий. Он взглянул на Веру и добродушно улыбнулся.
        - Привет! Тебя долго не было. Я даже успел немного соскучиться. Как поживает профессор Черневицкий?

16
        - Так как поживает Черневицкий? - насмешливо осведомился Евгений.
        - Ты сам знаешь, - угрюмо буркнула Вера и поднялась на ноги.
        - Кажется, кто-то перепутал его живот со шкафом для бумаг? - Осадчий засмеялся чистым, добродушным смехом. - Слушай, у тебя есть сигареты? - спросил он вдруг.
        Вера достала из кармана пачку сигарет и протянула Осадчему.
        - «Петр Первый»? Любишь русские сигареты? - удивился Евгений.
        - Других в магазине не было, - ответила Вера тихо.
        Евгений усмехнулся. Затем прикрыл веки и с наслаждением проговорил:
        - Порошок «Тайд», мыло «Камэй», сигареты «Петр Первый», крем «Чистая линия», карточка «Виза-электрон»… Когда я произношу эти слова, я чувствую себя живым. Определенность - вот чего мне не хватало долгие годы!
        Вера отметила, что от его заикания не осталось и следа. Голос звучал твердо, ясно и уверенно. Она обвела взглядом сгрудившихся вокруг Осадчего мужчин - пациентов клиники. Лица безжизненны и неподвижны, как у кукол, в подернутых поволокой глазах пустота.
        Евгений закурил сигарету и предложил:
        - Слушай, давай отойдем к окну.
        Вера не двинулась с места. Тогда он взял ее под руку и силой отвел в сторону. Возле окна они остановились.
        - Что здесь происходит? - спросила Вера, стараясь унять дрожь в голосе.
        - Пациенты вышли из палат, - ответил Евгений весело. - Можно считать это маленькой революцией.
        - Они… всех убили.
        Евгений кивнул:
        - Да. Но, собственно, чего ты от них хотела? Они ведь убийцы. Плотник должен плотничать, учитель - учительствовать, лекарь - лечить, а убийца - убивать. Таков закон.
        - Их выпустил ты, - хрипло проговорила Вера.
        Осадчий затянулся сигаретой, выдохнул облако дыма.
        - Верно. А ты выпустила меня.
        - Я не знала… Я не думала…
        - Ах, оставь! - небрежно оборвал ее Евгений. - Что случилось, то случилось. Теперь я свободен, и они тоже.
        Вера посмотрела на толпу пациентов, стоявших посреди холла в неподвижных, смиренных позах, перевела взгляд на лицо Осадчего - ясное, чистое, не искаженное ни тревогой, ни чувством вины.
        - Ты с самого начала все рассчитал.
        - Конечно, - согласился Евгений. - Я сыграл роль славного, обаятельного парня, и ты купилась. Не могла не купиться. Кстати, это я приказал мальчишке убить Плучека.
        - Его убил Венедиктов? - изумилась Вера.
        - А кто еще? Он единственный имел право бродить по клинике и даже выходить за ее пределы. Всех остальных держали за семью замками. Кстати, Ванька теперь не просто мальчик из хорошей семьи, у которого поехала крыша на почве неразделенной любви, а падре Игнасиус, представитель Святой инквизиции в Толедо. Чудесная таблетка сделала его тем, кем он был шесть сотен лет назад. Взгляни на него!
        Вера посмотрела на парня. На какое-то мгновение ей снова показалось, что тот одет в темную рясу с капюшоном. И ее поразило лицо Венедиктова, лицо мужчины: упрямый подбородок, хрящеватый нос, фанатично поджатые губы.
        - Падре Игнасиус отправил на костер полдюжины ведьм, - с усмешкой сообщил Евгений. - Думаю, тебя он тоже считает ведьмой. И с удовольствием изжарил бы тебя, как каплуна на шампуре. Но, слава святому Януарию, у меня на тебя другие планы.
        Вера молчала, не зная, что сказать. В клинике стояла мертвая тишина. Ни шороха, ни звука шагов. Она вдруг подумала, что более безнадежную ситуацию трудно и представить, - одна в огромном здании, со всех сторон окруженная психопатами и убийцами.
        В животе у нее заныло от страха, в горле внезапно пересохло. Как бы то ни было, но взывать о помощи поздно, да и не к кому. Она один на один с этим кошмаром.
        Можно было побежать, юркнуть мимо оцепеневших психопатов, проверить на прочность дверь и стекла. Трус, сидевший у нее внутри, подсказывал поступить именно так. Да и разум твердил, что попытка побега будет самым правильным поступком. Но ее почему-то вдруг обуяло мучительное, страстное любопытство, желание проникнуть в тайны, которые хранила клиника, и покончить со всеми сомнениями раз и навсегда.
        - Значит, в самом деле на меня в роще напал он? - спросила Вера.
        Осадчий дохнул ей в лицо дымом, посмотрел, как она трет пальцами заслезившиеся глаза, и улыбнулся.
        - Конечно. Мальчишка отнял у тебя штопор, а потом вернулся в клинику и вцепился зубами Шевердуку в руку. Ты, разумеется, подумала, что на тебя напал Шевердук, а рана у него на запястье - след от удара штопором. Наш юный падре Игнасиус - чертовски ловкий парень.
        - Ты специально возбуждал во мне подозрения?
        - Возбуждал? - Осадчий отрицательно качнул головой. - Нет, это не то слово. Скорее я их культивировал. Ты должна была возненавидеть Черневицкого. И ты его возненавидела. Мне не пришлось сильно напрягаться. Но ты не должна меня ни в чем винить - сукин сын заведующий действительно хотел тебя убить. Тебя, твою сестру и твоего мужа. Он замыслил устроить небольшой пожар.
        Вера обдумала слова Осадчего. Потом глянула на него исподлобья и тихо проговорила:
        - Ты сказал, что у тебя на меня какие-то планы. Что ты собираешься со мной сделать?
        - Видишь ли… - улыбка Евгения стала лукавой. - Я сказал им, что я - Сын Божий. И что Бог требует жертв.
        - Ты хочешь принести меня в жертву?
        Осадчий медленно покачал головой:
        - Не совсем. Но у тебя будет не менее значимая роль - ты станешь жертвенным алтарем. У сатанистов принято использовать вместо алтаря голое женское тело, - Евгений усмехнулся. - Идея дикая, но мне нравится. И не надейся отвертеться! Тебе придется испытать все сполна.
        Вера понимала, что он прав. Прав той отталкивающей наглой правотой, которую только чудовища и сумасшедшие осмеливаются высказывать вслух.
        - Кто будет жертвой? - тихо спросила Вера.
        - Твой старый приятель.
        Евгений указал на кого-то взглядом. Вера обернулась и увидела, что у дальней стены холла, отдельно от других, стоит Шевердук. Выглядел врач странно и жутко. Он как будто слегка подрос. Лицо его было бесстрастным, обветренным и суровым, как у воина. Залысины на лбу исчезли, волосы удлинились и упали на плечи. Подбородок заострился, а излом густых бровей стал круче и жестче. Белый халат доктора был в нескольких местах испачкан кровью.
        - Боже… - выдохнула Вера. - Он…
        - Изменился? - Евгений хмыкнул. - Верно. Перед тобой стоит не Иван Федорович Шевердук, а его светлость граф Генри Лангстоун. Недавно он потерял жену - ее отравили по приказу короля Карла. Бедняжка умирала в страшных муках. Говорят, у нее лопнул желудок, и она почти сутки выкашливала его по частям. И все время граф находился рядом с женой. Представляешь, каково ему было?
        Вера с изумлением смотрела на Шевердука.
        - В те времена знали толк в ядах, - задумчиво проговорил Евгений. - Но эта история закончилась хорошо: сегодня граф нашел убийц жены и отомстил им, размозжив врагам головы молотком.
        Вера смотрела в горящие глаза Осадчего и чувствовала, что цепенеет от ужаса. Но и отвернуться была почему-то не в силах, все продолжала глядеть на него. Несмотря на страх, отчаяние и тоску, в душе Веры проснулся ученый. Еще один парадокс в целой коллекции парадоксов, которые преподнес ей этот страшный день.
        - Значит, под влиянием холотропина Шевердук вспомнил одну из своих предыдущих жизней?
        - Вспомнил? - Осадчий отрицательно качнул головой. - Не совсем так. Все гораздо серьезнее. Он не просто был графом. Он им остался. Для тех, кто принял холотропин, не существует времени, не существует эпох и дат. Любое мгновение их жизни длится вечно. Ни «вчера», ни «завтра» - одно лишь вечное «сейчас».
        Вера нахмурила лоб.
        - Я не совсем понимаю.
        - Верю, - кивнул Осадчий. - Такое трудно понять. Почти невозможно. Граф Лангстоун будет снова и снова переживать смерть жены и жаждать мести. Падре Игнасиус будет вечно отправлять ведьм на костер, уверенный, что поступает правильно. А Вероника Холодова будет вечно убегать от преследователей, которые травят ее собаками и загоняют в болото. Если угодно - таково их проклятие.
        - И это будет длиться вечно?
        - Это уже длится вечно. С этим грузом в душе мы предстанем перед Создателем. И этот груз он положит на чашу своих весов.

«Груз в душе… создатель… чаша весов…» Осадчий, конечно же, говорил о Страшном суде. Однако Вера, будучи врачом, ставила логику превыше всего и верила только собственным глазам, считая себя законченной атеисткой. Она и в церкви-то была всего раз в жизни. Зашла из любопытства, попала на заупокойную службу и тут же покинула храм с неприятным чувством на сердце.
        - Ты хочешь сказать, что сколько бы мы ни перерождались, какие бы жизни ни проживали, по сути остаемся одним и тем же человеком?
        - Человек - не жизнь тела, а жизнь души, - назидательно проговорил Осадчий. - Душа же бессмертна.

«Ну, конечно, - отчетливо осознала вдруг Вера, - в его анамнезе упоминается религиозная секта. Договор с силами зла, жертвоприношения и так далее. Очевидно, все, что происходит вокруг, имеет прямое отношение к его навязчивым идеям. И в даре убеждения ему не откажешь. Он сумел уверить пациентов в том, что является - их Спасителем. Сумел каким-то образом подавить волю остальных больных людей и подчинить их себе».
        Евгений тем временем достал из кармана джинсов белую таблетку и протянул ее Вере со словами:
        - Прими, и узнаешь все о своем собственном проклятии.
        Вера отшатнулась и сказала, нет - почти крикнула:
        - Обойдусь!
        Некоторое время Осадчий выжидал, по-прежнему протягивая ей таблетку, потом вздохнул и опустил руку.
        - Зря. Кстати, я забыл тебе сказать. Перед тем как твое тело станет алтарем, участники жертвоприношения должны будут осквернить его. Догадываешься, о чем я говорю?
        Вера не поверила своим ушам.
        - Ты позволишь им изнасиловать меня?
        - Не совсем так. Я велю им это сделать! Каждый из них должен будет оросить твои чресла своим семенем. Три десятка убийц и насильников будут мять и терзать твое тело. Думаю, процедура продлится часа два. Но ничего не поделаешь, такова традиция. Поэтому лучше тебе все-таки проглотить таблетку. Она поможет справиться с болью.
        Вера смотрела на Евгения, не зная, что делать, и решила потянуть время.
        - У меня действительно нет выхода?
        Осадчий покачал головой:
        - Нет.
        Девушка взяла таблетку и сжала ее в кулаке.
        - Хорошо… Я проглочу этот чертов холотропин. Но сначала ответь мне на один вопрос.
        - Слушаю.
        Вера прищурила глаза и тихо спросила:
        - А как насчет тебя самого? Ты все еще Евгений?
        Осадчий медленно помотал головой:
        - Не совсем.
        - Кто же ты?
        - Я нечто очень древнее… Очень древнее и очень большое, чья малая часть сумела приспособиться к человеческой жизни и дожила до нынешних времен. В вашем убогом языке не существует слова, которое могло бы обозначить мою сущность. Можешь называть меня ангелом или демоном.
        За окном вспыхнула молния. В ее неверном, призрачном свете Осадчий и впрямь вдруг показался Вере похожим на падшего ангела.
        - Ты заблокировал двери и окна, - сказала она.
        - Конечно. - Неожиданно Евгений чуть-чуть наклонился вперед, поднес ко рту ладонь, заслоняя губы от взглядов своей «паствы». - Эти ребята помогли мне, но неужели ты думала, что я выпущу их наружу?
        - Чего же ты хочешь?
        Глаза Осадчего замерцали странным светом.
        - Я голоден, - спокойно ответил он. - Ты не представляешь, что значит голодать тысячи лет. Считай все происходящее чем-то вроде веселого пикника. Я должен хорошенько наесться, прежде чем отправлюсь в большой мир.
        Вера удивилась:
        - Ты решил сожрать их? Ты каннибал?
        - Не совсем. Точнее будет назвать меня «пожирателем душ».

«Опять мистика», - с досадой подумала Вера. Взглянула на толпу молчаливых психопатов и задала следующий вопрос:
        - Почему они слушаются тебя?
        - О, все очень просто, - усмехнулся Осадчий. - Что-то среднее между гипнозом и передачей мыслей на расстоянии. Я…
        В толпе пациентов раздался крик. Евгений быстро повернул голову. На лице его отразилось изумление.
        Шевердук уже не стоял в стороне от всех. Он шел сквозь скопление людей, размахивая молотком и круша головы, скулы, плечи, руки, угрюмо глядя на Осадчего и Веру, стоящих у окна.
        Осадчий нервно усмехнулся.
        - Похоже, твой приятель решил развлечься. Взять его! - рявкнул он, обращаясь к своей «пастве».
        Психопаты бросились на доктора, но тут же с завываниями и криками отскочили назад. Шевердук орудовал молотком с поразительным мастерством, словно всю жизнь занимался лишь тем, что крошил врагов, и упорно продвигался вперед. Вера перевела взгляд на Осадчего, и на какое-то мгновение ей показалось, что в глазах у того промелькнул испуг.
        - Что ж, - мрачно выговорил Осадчий, - ты сам этого захотел…
        Он вдруг вскинул руки и что-то зашептал. Шевердук остановился. Лицо его исказила болезненная гримаса.
        Один из пациентов, крепкий коренастый парень, бросился на Шевердука, но тот снова махнул молотком, и нападавший повалился на пол, захлебываясь собственной кровью.
        Осадчий продолжал что-то бормотать. Прислушавшись, Вера уловила несколько слов:
        - Подчинись мне… Служи мне…
        Молоток выпал из разжавшихся пальцев Шевердука. Толпа сомкнулась вокруг обезумевшего врача, но тут же опять отшатнулась от него.
        Шевердук стоял, тяжело дыша и обводя угрюмым взглядом своих врагов. Он напоминал раненого волка, окруженного псами. В руке он снова сжимал окровавленный молоток.
        На мгновение взгляды Шевердука и Веры встретились.

«Беги! - прочла девушка в его широко распахнутых глазах. - Чего же ты ждешь?»
        И она опомнилась. Сбросив оцепенение, осторожно двинулась с места. Взгляд Осадчего по-прежнему был прикован к Шевердуку.
        Вера развернулась и побежала. Она слышала, как громыхнул упавший на пол молоток. Слышала, как Шевердук закричал от невыносимой боли. Слышала торжествующие вопли психопатов…

17
        Открыв дверь, Вера скользнула на лестницу и помчалась наверх. А топот преследователей уже раздавался снизу, прокатывался гулким эхом по лестничным пролетам, заставляя ее сердце биться все быстрее и быстрее.
        Вот и третий этаж…
        Вера неслась по коридору, сердце рвалось из груди, и ей казалось, что ноги вязнут в паркете, как в трясине. Ей хотелось бежать быстрее - бежать, бежать, бежать, пока не лопнет грудь…
        Миновав холл и свернув за угол, она увидела перед собой дверь ординаторской. Недолго думая, открыла ее, бесшумной тенью скользнула внутрь, так же бесшумно прикрыла дверь и мягко повернула ручку замка.
        Если ей повезет, преследователи пробегут мимо. Если нет… Что ж, тогда судьба накажет ее за все дурное, что она сделала. Вера прижалась спиной к стене и прикрыла глаза.
        Девушка не просто боялась. Ее обуревали куда более сложные эмоции. Вера чувствовала себя человеком, отворившим дверь в преисподнюю и попавшим в общество демонов. Она, именно она, виновница случившегося. Она - часть всего, что происходит, - часть этого ада. И даже если ей удастся выбраться отсюда, частичку ада она унесет в своей душе. Впрочем, выбраться из клиники невозможно…
        Внезапно Веру захлестнуло странное чувство. Страх, отчаяние и злость слились в одно и всколыхнули в ней невероятную жажду жизни. Она ощутила неодолимое желание бороться. Безумцы хотят надругаться над ней и убить? Но кто сказал, что у них получится? Ведь этих мужчин, которые оказались исчадиями ада, еще недавно психиатр считала несчастными больными. Так разве они - сильнее ее?
        Много лет девушка упорно и неустанно билась с нищетой, выцарапывая себе право на благополучную жизнь. Первую половину дня она ходила на лекции и семинары, вторую - простаивала перед мойкой с грязными тарелками, вечером драила в ресторане полы, а половину ночи проводила за учебниками и конспектами. И все это лишь за тем, чтобы свора психованных ублюдков разорвала ее на части?
        Ну уж нет!
        Бороться! Спастись! Она должна быть сильной, и у нее все получится!
        Шаги преследователей заставили Веру вздрогнуть и открыть глаза. Шторы на окне были задернуты, в ординаторской царил полумрак.
        И вдруг кто-то ударил по двери, звонкий голос завопил:
        - Она здесь! Ведьма здесь! Все сюда!
        У Веры екнуло сердце. Она поняла, что сама загнала себя в ловушку, из которой нет выхода. Мозг лихорадочно работал. Единственный шанс спастись - прорваться сквозь толпу безумцев, как попытался сделать Шевердук, а потом спуститься в холл и постараться пробиться к двери. Но она во много раз слабее Шевердука, и оружия у нее никакого нет… Однако ведь можно использовать эффект внезапности. Только нужно действовать быстро, пока все психопаты не сбежались на крик Венедиктова.
        Решив прорываться, Вера больше не раздумывала. Схватила со стола тяжелую стеклянную пепельницу, быстро подошла к двери, повернула ручку замка и (Боже, что я делаю!) распахнула створку.
        - Попалась, ведьма! - торжествующе заорал милый мальчик Ваня и, вскинув скрюченные, длинные пальцы, бросился на нее. Вера наотмашь ударила Венедиктова пепельницей по голове.
        Тот остановился и, вытаращив на нее изумленные глаза, стал оседать на пол. Вера оттолкнула его и выглянула в коридор. У нее перехватило дыхание от ужаса, когда она поняла, что опоздала: совершенно обезумевшие мужчины, яростно вопя, уже сбегались к ординаторской с обоих концов коридора.
        Пропала!
        Вера снова захлопнула створку, защелкнула замок и стала медленно пятиться, с ужасом глядя на ходившую ходуном ручку. А психопаты колотились в дверь, подвывая от злобы и торжества и заливаясь безумным хохотом.
        Дверь долго не выдержит! Очнись! Не стой как истукан! Делай что-нибудь!
        Вера быстро осмотрела ординаторскую. На потолке, прямо над письменным столом, она увидела пластиковую прямоугольную заглушку вентиляционной шахты. Одна из дверных петель выскочила из паза и звякнула об пол.
        Вера бросилась к столу, вскарабкалась на него, подняла руку и попробовала зацепиться пальцами за края плотно пригнанной заглушки.
        И в это время ординаторскую потряс мощный удар. Дверь вылетела вместе с косяком, подняв облако штукатурки и пыли, и с грохотом рухнула на пол. Вера повернула голову и в ужасе уставилась на дверной проем.
        На фоне светлого прямоугольника застыл огромный черный силуэт. Человек издал зловещее горловое рычание - так рычат дикие звери.

«Часовщик!» - вздрогнула Вера.
        А вокруг него вились, вертелись другие безумные, как тощие шакалы вокруг рослого матерого вожака. Вера стала лихорадочно нащупывать стыки вентиляционной заглушки.
        Ее сердце бешено колотилось. На потолке зажглась и тут же замигала флуоресцентная лампа: свет… тьма… свет… тьма. И с каждой вспышкой света Часовщик был все ближе. Казалось, он не идет, а скользит по воздуху, наплывая на нее, как огромная статуя.
        Вера поддела пальцами кромку заглушки и стала дергать ее, ломая ноги, обдирая пальцы в кровь.
        Наконец заглушка подалась. Вера сдвинула ее в сторону… Преследователи уже подскочили к столу. Ужас придал девушке силы. Она уцепилась пальцами за края вентиляционного отверстия, оттолкнулась ногами от крышки стола и взмыла в воздух как раз в то мгновение, когда руки психопатов попытались схватить ее.
        В юности на уроках физкультуры Вера не могла подтянуться на перекладине и одного раза. Но сейчас, в момент смертельной опасности, мощный выброс адреналина заставил ее мышцы работать на пределе возможностей. Она сама не успела понять, как оказалась в вентиляционной шахте. Один из безумцев прыгнул было за ней, но Вера ударила его каблуком по лицу, и тот с воплем упал на стол.
        Второй попытки девушка ждать не стала и быстро поползла по трубе. Добралась до поворота, повернула, заспешила дальше… И ползла так, пока не остановилась перед черной дырой, ведущей в основную вертикальную шахту.
        А сзади уже наползали, подвывая и выкрикивая грязные ругательства, бывшие пациенты, одержимые лютой злобой, растерявшие последние остатки разума.
        - Шлюха! - неслось по трубе. - Грязная шлюха!
        Голос прозвучал совсем рядом, и Вера больше не раздумывала - нырнула в черную дыру, как ныряют в ледяную прорубь. Рухнув вниз, она расставила руки и ноги. Гладкие стены шахты обожгли ладони, но замедлили падение.
        Вера ударилась боком о пол коллектора, и в плече что-то хрустнуло. Острая боль едва не лишила ее сознания. Приподняв голову, она осмотрелась и увидела перед собой еще один черный тоннель.
        - Я ее вижу! - заорал кто-то наверху. - Она здесь!

18
        Добрый Самаритянин, а именно так он называл себя последние три года, смотрел на дорогу и размышлял. До сих пор он ни разу не был в клинике «Дубовая роща». Просто не считал нужным тащиться в такую даль, чтобы узнать то, что он спокойно может вычитать из регулярных отчетов.
        Время от времени его ревизоры посещали клинику. Это были специально обученные и тщательно проверенные люди, и Самаритянин верил им как самому себе.
        Последние пять лет Самаритянин являлся стопроцентным «кабинетным работником». Впрочем, иногда он все же позволял себе небольшую встряску, боясь утонуть в бумагах и «окончательно заплесневеть». Сейчас был именно такой случай.
        В клинику Самаритянин поехал без сопровождающих. Он всегда, даже когда судьба забрасывала его в самые «горячие точки» планеты, предпочитал быть один. Когда человек один, он может спокойно взять всю ответственность за свои действия на себя. А когда рядом имеется чужое, пусть даже самое крепкое и надежное, плечо, всегда есть искушение переложить часть обязанностей, ответственности, внимания и работы на другого. Не зря старое, как мир, правило гласит: «Хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо - сделай это сам».
        Интуиция и опыт подсказывали Самаритянину, что Черневицкому не хватит духа ликвидировать семейство Веры Арнгольц. Но Алла Львовна Сташевская была сделана из более прочного материала, чем профессор, именно на нее и рассчитывал Самаритянин. Возможно, ей понадобится совет опытного и мудрого товарища. И он даст ей совет. А также позаботится о том, чтобы правда о гибели Арнгольц и ее семьи никогда не вышла наружу.
        Кроме того, Самаритянин давно мечтал познакомиться с Евгением Осадчим лично. Хотел поговорить с ним без свидетелей, посмотреть ему в глаза и попробовать понять, что чувствует человек, облеченный безграничной властью над людьми.
        Черный «Мерседес» Самаритянина мягко шел по ровному асфальту шоссе. Слава богу, в России наконец научились делать хорошие дороги. Даже в такую глушь можно домчаться быстро и с большим комфортом.
        Жаль только, что погода дерьмовая. Небо было затянуто черными, мрачными тучами. Дождь, начавшийся десять минут назад, грозил перерасти в настоящий ливень.
        Самаритянин убрал с руля правую руку и поправил наплечную кобуру. В свои редкие поездки он всегда брал с собой оружие. И хотя уже лет десять сам не нажимал на спусковой крючок, устраняя неугодных, благодаря еженедельным тренировкам в тире стрелял он так же метко, как в молодости.
        Отправившись в клинику, Самаритянин не был до конца уверен, что поступает правильно. Ведь обычно, работая с «клиентами», предпочитал до самого конца оставаться для них лишь голосом в телефонной трубке.
        В детстве мать часто водила Самаритянина в кукольный театр, мальчик обожал угадывать за движущимися по сцене марионетками силуэты людей, одетых в черное трико. Казалось, куклы движутся сами, но на самом деле все совсем не так. Главными на сцене были не куклы, а те, чьим движениям они подчинялись.
        Проработав почти всю сознательную жизнь в спецслужбах, Самаритянин знал, что истинная власть всегда находится в руках людей, которых никто не видит и не знает в лицо. А так называемые «сильные мира сего», мелькающие на экранах телевизоров, - всего лишь марионетки, за спинами которых прячутся кукловоды в черном.
        Последние три года он чувствовал себя именно таким кукловодом.
        Управление потратило на исследования Черневицкого огромные средства, и результат превзошел все ожидания. То, что пациентов посещали галлюцинации и видения из прошлых жизней, мало волновало Самаритянина. Больше всего его интересовала не метафизическая, а практическая сторона дела. А именно - феномен Евгения Осадчего.
        Феномен Осадчего еще предстояло изучать, но одно было ясно: каким-то непостижимым пока образом этот парень воздействует на испытуемых, принявших холотропин. Забирается им в мозги, отдает приказы и нещадно карает за невыполнение своих приказов. Страшная сила, которой нельзя противостоять.
        Когда-то, лет пятнадцать назад, Самаритянин работал резидентом в одной из европейских стран. И сейчас он часто думал о том, как сильно изменилась бы реальность, будь у него тогда в руках холотропин и умей он им правильно пользоваться.
        Самаритянин не любил и не умел фантазировать, но одно знал наверняка: огромная страна, которой он служил двадцать с лишним лет, не развалилась бы в одночасье, как карточный домик.
        Ну, ничего. Великое прошлое великой страны вполне может стать ее будущим.
        Самаритянин свернул с шоссе направо и покатил по асфальтовой дороге, ведущей к мосту через реку Нартовка. До клиники оставалось два километра.

19
        Вера, дрожа и постанывая от боли в плече, ползла по трубе и наконец сквозь отверстия в панелях потолка увидела под собой холл. Сейчас помещение было пусто. Видимо, вся «паства» Осадчего устремилась за ней в погоню.
        Превозмогая боль, Вера добралась до ближайшей заглушки, остановилась, вцепилась в нее ногтями и изо всех сил рванула в сторону. Пластиковая крышка подалась, но девушка, движимая силой инерции, потеряв равновесие, провалилась в открывшуюся дыру.
        Кожаный диван смягчил падение. Вскрикнув от боли в плече, Вера тут же попыталась встать на ноги, что удалось лишь со второй попытки. Прямо перед диваном лежала какая-то странная куча мокрого, осклизлого, вымазанного красной краской тряпья. Вера не сразу поняла, что видит останки доктора Шевердука.
        Борясь с подступившей к горлу тошнотой, девушка отвернулась. А через холл к ней уже бежал высокий худой человек. Расстегнутая рубашка развевалась за его плечами, как крылья. Осадчий…
        - А вот и ты! - воскликнул он и схватил за руку. Сжал так сильно, что Вера вскрикнула. - Заставила же ты меня поволноваться!
        Вера встретилась с ним взглядом, но на этот раз не отвела глаза.
        Он всего лишь психопат. Больной человек, сознание которого неустойчиво и нуждается в поддержке.
        - Пора начинать церемонию! - почти радостно снова воскликнул Осадчий. И вдруг осекся, удивленно прищурился. - А почему ты так странно на меня смотришь?
        Ты врач! Ты психиатр, а он - твой пациент! Ты заведомо сильнее его!
        Почти не сознавая, что делает, Вера выхватила из кармана авторучку в серебристом корпусе и выставила перед собой.
        - Смотри на ручку! - громко и уверенно проговорила девушка. - Смотри на ручку! Твои мышцы расслабляются… Пальцы становятся ватными… Смотри на ручку и слушай мой голос!
        Осадчий ошеломленно уставился на кончик металлического колпачка и сглотнул слюну.
        - Ты слышишь только мой голос, - чеканила Вера властно. - Дыхание твое замедляется. Руки расслабляются. Ты слышишь только мой голос.
        Осадчий ссутулился, мимические мышцы лица расслабились, оно стало слегка одутловатым и приобрело сонно-туповатое выражение.
        - Ты спокоен… Тебе никуда не нужно бежать… Ты ничего не хочешь…
        Дыхание Осадчего стало ровным и менее рельефным, как бы ушло в глубину.
        - Ты - Евгений Андреевич Осадчий. Место, где ты находишься, - психиатрическая клиника. Как твое имя?
        - Е… вгений, - дрогнувшим безвольным голосом ответил молодой человек.
        - Где ты находишься?
        - В к-клинике.
        - Ты хорошо себя чувствуешь?
        - Нет. Г-голова раскалывается, - Осадчий поморщился и мучительно проговорил: - Мне кажется, что внутри меня кто-то есть. Он говорит со мной. Постоянно г-говорит. Я не…
        И вдруг холл наполнился шумом. С десяток безумцев ворвались в холл и бросились к Вере. Осадчий вздрогнул, качнул головой и вдруг рассмеялся - весело, заливисто.
        - Ох, не могу! - хохотал он. - Это было забавно! Честное слово! Похоже, ты вообразила себя Вольфгангом Мессингом? Мне будет даже немного жаль тебя уби…
        Договорить он не успел. Огромная тень нависла над Верой и Осадчим. Евгений повернул голову и с легким удивлением проговорил:
        - Часовщик? Ты что…
        Часовщик точным, быстрым движением вырвал из пальцев Веры авторучку, шагнул к Осадчему и ударил его авторучкой. Евгений вздрогнул, схватившись за живот бледными руками. Кровь потекла у него между пальцев и закапала на джинсы.Он изумленно посмотрел на Часовщика, попытался что-то сказать, не смог и рухнул на пол.
        Пациенты остановились. Несколько секунд смотрели на Осадчего, и лица их были растерянны. Лишившись вожака, толпа стала пятиться и распадаться. Убийцы и маньяки старались не смотреть на труп своего предводителя.
        Один из безумцев, держащий в руке резиновую дубинку, стал медленно обходить Веру сзади, но Часовщик повернул голову в его сторону, и пациент, выронив дубинку, бросился бежать. По пути он поскользнулся в луже крови, упал. Тут же поднялся, свернул за угол, скрылся.
        Часовщик поднял с пола окровавленный топор, снятый кем-то с пожарного щита, угрюмой и неторопливой поступью прошел к стеклянной двери центрального входа клиники. Размахнулся, ударил по ней топором.
        Топор отскочил от стекла, точно был сделан из резины. Но Часовщика это не остановило. Он принялся методично молотить топором по стеклу.
        Он бил и бил, бил и бил. После какого-то очередного удара по стеклу пошли трещины. Часовщик шарахнул еще несколько раз, и из двери вылетел большой кусок стекла. Следующими тремя ударами великан расширил дыру настолько, что в нее легко мог пролезть взрослый человек. После чего опустил топор и медленно повернулся к Вере. Губы его шевельнулись, и откуда-то из недр могучей грудной клетки донесся глуховатый, скрипучий голос:
        - Уходи.
        Часовщик отшвырнул топор и отошел от двери.

20
        Вера выбралась через дыру наружу, отбежала от клиники и остановилась, хватая раскрытым ртом прохладный воздух и силясь прийти в себя.
        Ливень утих, но с просветлевшего неба еще накрапывал ледяной, колкий дождик.
        Сначала она услышала урчание мотора, а затем увидела и саму приближающуюся машину. Вера не разбиралась в моделях, но одного взгляда на черную громадину было достаточно, чтобы понять - в автомобиле очень серьезные люди.

«Вот и помощь!» - промелькнуло в голове Веры.
        Девушка бросилась навстречу машине, но ноги подвели ее и, поскользнувшись на мокром асфальте, она упала. Сразу поднялась и снова устремилась к машине.
        Черный «Мерседес» остановился. Дверца открылась, и из салона выбрался невысокий коренастый пожилой мужчина в распахнутом черном кашемировом пальто и дорогом темно-синем костюме. Увидев Веру, он на секунду замер в растерянности, но затем, поняв, по всей вероятности, что произошло нечто страшное, торопливо пошел к ней.
        У мужчины были седые виски, смуглое лицо и очень ухоженные руки.
        - Слава богу! - крикнула Вера, падая ему в объятия.
        Мужчина подхватил девушку, но тут же отстранил от себя и вгляделся в ее лицо серыми холодными глазами.
        - Что случилось? - спросил он. - Кто вы?
        - У вас есть мобильный телефон? - выпалила Вера вместо ответа.
        - Разумеется. Но я…
        - Нужно срочно позвонить в милицию!
        Мужчина окинул фигурку девушки недоверчивым взглядом.
        - Вы можете объяснить, что случилось?
        Вера, все еще не в силах успокоиться, тяжело дыша, воскликнула:
        - Пациенты клиники вырвались из палат! Они убили врачей!
        Пару секунд, не больше, мужчина смотрел на Веру изучающе, словно стремился проникнуть в ее мысли, затем достал из кармана пальто телефон, быстро набрал номер и приложил трубку к уху.
        - Алло, милиция… Я звоню из психиатрической клиники. Здесь что-то происходит. Пациенты вырвались из палат. Передо мной стоит женщина, она утверждает, что в клинике кого-то убили… Нет, никаких шуток. Срочно пришлите машину! Клиника называется «Дубовая роща»… Да, за городом, восточная магистраль… Ждем!
        Мужчина отключил связь и убрал телефон в карман. Несколько секунд молча смотрел на Веру серыми бесстрастными глазами, потом спросил:
        - Вы ранены?
        Вера качнула головой:
        - Нет. Только плечо… Ушибла, когда падала… Знаете что, нам лучше сесть в машину и отъехать подальше!
        Мужчина не шевельнулся, он продолжал пристально и задумчиво разглядывать ее.
        - В клинике опасно! - повторила Вера, удивляясь медлительности собеседника. - Нас могут убить! Нужно уезжать!
        Темные губы незнакомца тронула легкая усмешка. Он покачал головой и спокойно проговорил:
        - Не думаю, что это хорошая идея.
        Вера замерла с открытым ртом и уставилась на неподвижное, словно вырезанное из дерева лицо мужчины. В голове шевельнулась ужасная догадка. Она попятилась и хрипло проговорила:
        - Но милиция уже едет сюда! Вы сами ее вызвали!
        Мужчина снова усмехнулся.
        - Неужели вы верите всему, что видите? - он сунул руку под пиджак и вытащил из кобуры пистолет. - Вера Сергеевна, не стоит делать резких движений.
        Девушка взглянула на дуло пистолета, направленное ей в грудь, затем на лицо незнакомца и спросила:
        - Кто вы?
        - Добрый Самаритянин, - ответил тот с ледяной усмешкой.
        Вера облизнула пересохшие губы и скосила глаза на номер автомобиля.
        - У вас правительственный номер, - удивленно проговорила она.
        - Угадали.
        - Значит, вы… - кровь отлила от ее щек, голос стал хриплый: - Что вы со мной сделаете?
        - Черневицкий ошибся на ваш счет, - спокойно сказал незнакомец. - И мне придется его ошибку исправить.
        Вера судорожно сглотнула и взволнованно пробормотала:
        - Но ведь глупо… Все врачи убиты… Вам не удастся скрыть произошедшее.
        - Мне удавались и не такие вещие, - возразил незнакомец.
        Несколько секунд Вера смотрела ему в глаза - в серые, холодные, непроницаемые глаза, в которых не было ни жалости, ни гнева. Потом отступила на шаг с тихим вопросом:
        - Зачем вы это делаете?
        - Пациенты клиники - слишком ценный материал, - последовал ответ. - В них вложены огромные деньги. Я не могу вам позволить все испортить.
        - Вы не понимаете! - с горечью воскликнула Вера. - Они опасны! Они убили врачей! Никого не осталось!
        - Значит, нам придется нанять новых, - отчеканил незнакомец.
        Вера сжала кулаки, вскинула руки, но тут же бессильно опустила их. Она была абсолютно беспомощна, как случалось с ней только во сне. В тех кошмарах ее преследовали чудовища, а она убегала от них по пустынной улице и вдруг с ужасом понимала, что, несмотря на все усилия, остается стоять на месте, монстры же подступали все ближе и ближе, и спастись от них было невозможно…
        - Мерзавец, - прошептала девушка, отчаявшись. - Будьте вы прокляты!
        - Я всего лишь жертва обстоятельств, - невозмутимо заявил мужчина. - Такая же, как и вы. Я не хочу вас убивать, но у меня нет выбора.
        - У меня тоже! - крикнул вдруг кто-то рядом.
        Хозяин «Мерседеса» обернулся молниеносно, но, на его беду, человеком, который налетел на него, двигали злоба, гнев, страх и - любовь.
        Сцепившись, противники упали на землю.
        Вера стояла, глядя на катающихся по земле мужчин, и не могла ни пошевелиться, ни заговорить. Она была в ступоре. Умом Вера понимала: нужно что-то сделать - поднять с земли пистолет или попробовать набрать телефон милиции, но она словно выскользнула из своего тела и смотрела на все это со стороны.
        - Вера! - закричал Алексей.
        Девушка не отреагировала, совершенно отключившись от происходящего.
        - Вера!
        Продолжая бороться, мужчины подкатились к дверям клиники. Черная дыра, проделанная Часовщиком, зияла прямо над ними. Вера апатично подумала о том, что дыра эта абсолютно черная. Ни блика, ни движения, будто дыра затянута черным бархатом, не отражающим света. И в то же время темнота ее казалась живой.

«Странно, - пронеслось в мыслях Веры. - Как все странно».
        И вдруг из непроницаемой, страшной, клубящейся тьмы вынырнули огромные руки. Они схватили обоих противников за плечи и стали быстро втаскивать их в дыру, как паук-отшельник подтягивает к себе свою парализованную страхом жертву. Только увидев это, Вера сбросила с себя оцепенение.
        - Лешка! - закричала она и рванулась с места.
        Вцепилась в ускользающие ноги Алексея, упала на живот, но не ослабила хватки и стала тянуть их на себя.
        - Лешка! Лешенька!
        Мужчина в пальто уперся руками в края стекла. На его шее вздулись жилы. Но долго сопротивляться он не смог. Мгновение - и черная дыра засосала его.
        - Нет! - кричала Вера, обливаясь слезами. - Нет! Не надо!
        А огромные руки продолжали тащить в дыру Алексея. Вера проехалась животом по асфальту. Голова мужа уже скрылась в отверстии. Поняв, что еще секунда - и все будет кончено, уже находясь на грани безумия, Вера напрягла все силы и дернула.
        На какое-то мгновение ей показалось, что ботинки соскользнули с ног Алексея. Она опрокинулась на спину, больно ударившись поясницей, но и тогда не выпустила мужа.
        Вдвоем они упали на асфальт. Вера вскочила на ноги и, не разжимая судорожно сжатых пальцев, потащила Алексея прочь от дыры.
        - Вера… - хрипло проговорил тот. - Подожди!
        Наконец она остановилась. Тенишев поднялся, выпрямился, и в ту же секунду силы покинули Веру. Девушка упала бы, если бы руки мужа не подхватили ее.
        - Что… - спросил Алексей, - что это было?
        - Часовщик.
        И вдруг она зарыдала. Художник опасливо покосился на черную дыру. Затем перевел взгляд на жену.
        - Ну-ну, не плачь… - осторожно обнял ее и поцеловал в мокрую от слез щеку. - Нужно уезжать. Идем к машине.
        И они, обнявшись, поспешили к черному «Мерседесу».
        Ключ с серебряным брелоком в виде цветка торчал из замка зажигания. Забравшись в машину, Вера вытерла рукавом нос, всхлипнула и только сейчас заметила:
        - Ты весь мокрый.
        - Я знаю, - кивнул Алексей.
        - И пахнешь болотом.
        - Пришлось искупаться.
        Вера тихо всхлипнула.
        - Нужно вызвать милицию, - пробормотала она.
        - Сначала отъедем подальше от клиники. Я не хочу рисковать.
        Алексей завел мотор и тронул машину с места. Ее глаза снова наполнились слезами. Только сейчас Вера поняла, как одинока была без него.
        - Леш…
        - Что?
        - У нас все будет хорошо, правда?
        Тенишев помолчал немного, потом ответил, глядя на дорогу и хмуря брови:
        - Я не знаю. Но мы можем постараться.
        - Я постараюсь. Сильно постараюсь, - пообещала Вера.
        И опустила голову ему на плечо.
        Машина набирала скорость. Они переехали мост и покатили дальше, оставляя за спиной табличку с надписью, выведенной большими черными буквами:
        ОСТОРОЖНО!
        ВЫ ВЪЕЗЖАЕТЕ НА ТЕРРИТОРИЮ КЛИНИКИ «ДУБОВАЯ РОЩА».
        ПРОСЬБА НЕ ПОДАВАТЬ ЗВУКОВЫХ СИГНАЛОВ - ОНИ МОГУТ НАПУГАТЬ НАШИХ ПАЦИЕНТОВ.
        СПАСИБО ЗА ПОНИМАНИЕ И ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!
        notes
        Примечания

1
        Через крестное знамение от врагов наших освободи нас, Господь наш! (лат.)

2
        Во имя Отца, и Сына и Святаго Духа. Аминь (лат.).

3
        И жду воскрешения мертвых и жизнь будущих времен! Аминь! (лат.)

4
        Благословите Господа (лат.).