Иероглиф смерти Евгения Грановская
Антон Грановский
Детектив полуночи # Следователь Маша Любимова ко многому привыкла, но место этого преступления заставило ее ужаснуться. Сотворить такое с девушкой мог только сумасшедший! Стремясь расшифровать знаки, оставленные убийцей, Маша узнала легенду о жутком обычае древних китайцев - если бедный человек не мог отомстить своему обидчику, он совершал самоубийство на пороге его дома и обращался в дух мщения…
Журналист Глеб Корсак привык получать странные письма и посылки. Но бумажный сверток без подписи привлек его особенное внимание, а содержимое просто повергло в шок. Он счел бы все глупой шуткой, если бы вскоре не обнаружил в почтовом ящике новый «подарок»… Поняв, что неведомый преступник сделал его партнером своей жуткой игры, Глеб обратился в полицию и выяснил: некто жестоко убил двух девушек и, похоже, на этом не остановится…
Евгения и Антон Грановские
Иероглиф смерти
Глава 1
1
Зима в этом году наступила раньше обычного. Утром метеослужба заверяла, что к полудню выпавший вдруг посреди ноября снег растает, но этого не случилось.
Когда белый «Мерседес» остановился в безлюдном переулке, было уже девять часов вечера, а снег лежал таким же сплошным слоем, как и утром. И хотя по сравнению со вчерашним днем нисколько не похолодало, белое полотно, покрывавшее тротуар и так непривычно контрастировавшее с темными домами, создавало ощущение зимнего студеного холода.
Ира Романенко посмотрела на парня, сидевшего за рулем, и спросила:
- Почему мы остановились?
Тот, не отвечая, достал из бардачка стеклянную фляжку с коньяком.
- Выпьем по глотку?
- Ты за рулем.
- От одного глотка ничего не случится. - Андрей Голубев улыбнулся. - Давай, прими как лекарство!
Снег за окном был таким холодным, а зима впереди - такой долгой, что Ира не удержалась, взяла бутылку и отпила глоток. Коньяк горячей волной пробежал по пищеводу. Телу стало жарко, но темная улица снаружи стала еще холодней и бесприютней. Черт бы побрал эту утомительную, как хроническая болезнь, московскую зиму - мокрую, пасмурную, промозглую.
Андрей забрал у Иры бутылку и приложился сам. Пока он пил, она смотрела, как размеренно дергается его острый кадык, поросший легкой элегантной щетиной. Хотя что в ней элегантного?
Этот парень воображал себя великим художником, а на деле был обычным бездарем, которому повезло попасть «в струю».
Настроение у Иры продолжало портиться. Андрей отнял бутылку ото рта и вытер мокрые губы ладонью.
- Хороший коньяк, - резюмировал он.
- Если тебя остановит гаишник…
- Не волнуйся, отмажусь. - Он усмехнулся и небрежно хлопнул себя ладонью по внутреннему карману пиджака, в котором, как она знала, лежал бумажник, и в этом жесте было столько глупого самодовольства, что Ире стало и смешно, и противно одновременно.
«Противно». Пожалуй, это чувство появилось не впервые за сегодняшний вечер. Он был симпатичный парень, этот Андрей Голубев, но, пообщавшись с ним неделю, Ира отчетливо поняла, что продолжать отношения, а уж тем более доводить их до постели, ей не следует. Да, для настоящих отношений он не годится. Так же, как те, кто был до него. Терпелив? Да. Но этим его достоинства ограничивались.
Отпив еще глоток коньяка, Ира подумала, что, пожалуй, и дружеским отношениям пора положить конец. Слишком уж он нудный, хоть и при деньгах.
Андрей, однако, был настроен иначе. Ира понимала это, но не испытывала особого беспокойства. Даже под хмельком, даже после недели тщетных надежд и обещаний, которыми она его кормила, на насильника Голубев все равно не тянул. Кроме того, сегодня она пару раз уже давала ему понять, что не в восторге от их общения. Он, конечно, тугодум и может не понимать намеков, но наверняка уже чувствует, что что-то не так.
Голубев закрутил бутылку и, продолжая держать ее в руке, вдруг полез целоваться. Он застал Иру врасплох, и она не успела отпрянуть.
Продолжая целовать ее губы, Андрей сунул руку ей под кофточку, пробрался под лифчик и стиснул ее грудь. Рука у Голубева была холодная, и от прикосновения его пальцев к ее коже Ира вздрогнула. И щетина, эта вечная щетина на его щеках. Заброшенное лицо, заброшенная улица, заброшенный город…
Он продолжал ее целовать, но словно сам стал зимой. Скучной, долгой, серой. И вдруг Ире стало тоскливо. Захотелось домой - в тепло, уют, подальше от этих холодных рук и белого снега за окном, придававшего безлюдной улице какой-то неживой вид.
- Нет! - сказала Ира, схватила его руку и выдернула из-под своей кофточки. Словно стоп-кран дернула.
- Что? - не понял Андрей.
- Я не хочу.
На небритом лице Голубева отобразилось недоумение.
- Издеваешься? У меня уже встал!
- Пусть снова ляжет, сегодня ему ничего не светит.
Андрей пару секунд тупо на нее смотрел, потом усмехнулся и снова полез целоваться.
- Я сказала - нет! - Ира резко оттолкнула его.
На этот раз лицо Андрея стало недоуменным и обиженным.
- Ты же говорила, что сегодня дашь. Отвечай за базар!
Губы Иры презрительно скривились.
- Придурок. Ты сам-то себя слышишь?
Поняв, что переборщил, Андрей примирительно улыбнулся.
- Малышка, давай не будем ссориться. Я от тебя без ума, ты же знаешь. У тебя нет настроения - я понимаю. Нет так нет. Один поцелуй в знак примирения, и я отстану. Ну?
Не дождавшись ответа, он снова запустил руку ей под кофточку. Ирину передернуло, как от удара током.
- Отвали от меня! - холодно бросила она.
Но он не думал отступать. Внезапно Ира поняла, что Андрей ей омерзителен. И еще - что, пока она в машине, он не прекратит свои попытки, и даже наоборот - усилит натиск, для него это теперь вопрос чести. Мужской чести.
- Открой дверь, я выйду! - резко сказала Ира.
Андрей не отреагировал, тогда она протянула руку к панели и сама отщелкнула кнопку центральной блокировки. Затем открыла дверцу и опустила ногу на асфальт, но Андрей схватил ее за рукав куртки и выпалил:
- Куда ты пойдешь? На улице темно и холодно!
- Доеду домой на метро.
- До метро отсюда минут двадцать пешком!
- Лучше пешком, чем с таким гадом, как ты.
Этого он не ожидал. Пальцы, державшие рукав куртки, разжались сами собой. Уязвленное мужское самолюбие.
- Ладно, нет проблем. Хочешь идти - иди.
Ира взглянула на побагровевшее лицо Андрея. Через несколько секунд чувство обиды превратится в ярость. Нужно спешить. И она быстро выбралась из салона.
Лицо ее обдал ледяной, мокрый ветер - будто в прорубь прыгнула. Ничего, успокоила она себя, метро не так уж далеко. И, если повезет, через полчаса она будет дома. Ира видела ярко освещенный «колпак» метро, когда они проезжали мимо него на машине, и знала, где он находится.
Подняв воротник куртки, она бодро зашагала по тускло освещенной улице. «Мерседес» двинулся с места и покатил следом. Когда автомобиль поравнялся с Ирой, Андрей высунул руку из окна и схватил ее за запястье.
- Погоди!
Ирина яростно стряхнула его руку:
- Я сказала: отстань от меня!
- Ладно. Как скажешь. - Физиономия его исказилась от натужной усмешки. - Не такая уж ты и красавица.
Он прибавил скорость, но Ира успела услышать злобно брошенное:
- Сука.
«Мерседес» скрылся за углом.
Ира сразу почувствовала себя одинокой. Вечер был холодный и темный. Фонари светили через один. Стал падать снег, а может быть, падал раньше, но Ира не сразу это заметила.
Подняв воротник куртки, она быстро шла к метро. Путь проходил через небольшой сквер. Едва Ирина ступила на асфальтовую дорожку аллеи, как ей показалось, что она слышит легкий шум чьих-то шагов. Ира остановилась и прислушалась. Нет, ничего. Должно быть, нервы расшалились. Она пошла дальше.
Странный звук повторился. На этот раз шум шагов звучал отчетливо - словно кто-то семенил по асфальту быстрой и легкой, как у ребенка, поступью.
Ира не хотела оборачиваться, но нервы сдали, и она обернулась. По коже ее пробежал мороз, когда она увидела за спиной собаку. Это был большой белый зверь, словно вобравший в себя сумеречную, недобрую белизну первого промозглого снега. Пес остановился в нескольких шагах от Ирины и угрожающе зарычал. Белые клыки зловеще замерцали в полумраке.
«Главное - не бежать!» - сказала себе Ирина.
Она отвернулась и продолжила путь. Через несколько шагов легкий шум за спиной стих. Ира снова обернулась. Зверь больше не преследовал ее. Приободрившись, она ускорила шаг, но тут дорогу ей преградила светлая фигура, и Ирина остановилась как вкопанная. Человек стоял спиной к горящему фонарю, благодаря чему очертания его фигуры были окаймлены призрачной аурой света, а черт лица было не разобрать.
Ирина оцепенела, но спустя пару секунд сумела собрать волю в кулак, быстро сунула руку в сумочку и достала газовый баллончик.
- Не подходите! - крикнула она. - Это газ!
Фигура не шевелилась. Тогда Ирина повернулась и бегом бросилась к освещенной улице, стараясь побыстрее миновать аллеи сквера.
Краем зрения она уловила какое-то быстрое движение справа от себя, а потом увидела, словно в замедленном кино, как из тьмы вынырнула белая собачья голова с оскаленной пастью и как сверкнувшие зубы пса сжались на ее запястье. Боль пронзила руку, Ира закричала и выронила баллончик.
- Помогите! - успела крикнуть она, силясь вырвать руку из собачьих клыков.
Клыки разжались, но в тот же миг что-то сильно ударило Иру по затылку, и она поняла, что лежит на асфальте - лицом вниз. А потом кто-то насел на нее и вдавил ее лицо в асфальт с такой силой, что у Иры хрустнула переносица. Хрипя и хватая воздух открытым ртом, Ирина вдруг со всей отчетливостью поняла, что этот вечер - последний в ее жизни, и больше ничего не будет, кроме боли, ужаса и отчаяния. И она оказалась права.
2
На улице было сыро и прохладно. Журналист Глеб Корсак купил еще банку джин-тоника, сделал несколько глотков и поморщился - какая гадость! На душе было паршиво. В голове играл хмель.
«Нет, ну что за жизнь, а?» - с тоской подумал Глеб. Мало того что затеяли судебное разбирательство, так еще и вышибли из газеты. Можно, конечно, работать фрилансером, но потеря в доходах предполагалась весьма ощутимая.
И что, собственно, такого уж крамольного он сделал? Ну написал серию статей, посвященных исповедям убийц, отбывающих пожизненное наказание. Ну показал их не злобными тварями, а обыкновенными людьми. И что с того? Разве они не люди?
Видите ли, убийцы в его изображении получились слишком уж человечными и вызвали у читателей симпатию. И что с того? Даже акулы-людоеды могут вызвать симпатию, что уж говорить про людей!
Перед глазами у Корсака встали лица родственников убитых, которые поджидали его с плакатами возле дверей редакции. Он вспомнил их гневные крики. Вспомнил шквал угроз, который они обрушили ему на голову, когда он вышел из редакции. Отхлебнул джин-тоника и швырнул банку в урну.
Что ж, наверное, эти люди имели право сделать то, что они сделали. Он невольно задел их чувства. Но журналист постоянно задевает чьи-нибудь чувства. Глеб ожидал скандала, но не думал, что скандал раздуется до такой абсурдной степени, и уж тем более не думал, что его вышибут с работы за статьи, которые стали сенсацией и увеличили тираж газеты на треть. Воистину мир жесток и несправедлив…
Мысли путались в голове у Глеба Корсака. Слишком много водки с тоником было выпито. Слишком мало часов в последние несколько суток он посвящал сну. Но до сна ли сейчас? И время ли быть трезвым?
Глеб представил себе круглую, лоснящуюся физиономию главного редактора Турука и сжал кулаки. Злость, поднявшаяся в душе под влиянием алкоголя и дурных воспоминаний, снова и снова прокручиваемых в голове, требовала выхода.
У обочины дороги остановилась черная «Тойота». Стекло опустилось, и толстый мордоворот, высунув голову, со смехом проговорил:
- Пацаны, смотрите, какая лапа идет!
Глеб проследил за его взглядом и увидел девушку в светлом плаще, торопливо идущую по тротуару к дому.
- Поцелуешь меня, лапуля?! - крикнул ей мордоворот.
Девушка, не оглядываясь, ускорила шаг.
- Если хочешь - я тебя поцелую, - предложил мордовороту Глеб.
Громила повернул голову и уставился на него так, будто увидел перед собой говорящую урну. Глеб понимал, что впечатление, которое он сейчас мог произвести, не слишком-то соответствует образу крутого парня. Среднего роста, с всклокоченными волосами, худощавый… Плащ помят и расстегнут, галстук сбился набок… Не хватает только очков и конторского портфеля в руке, чтобы довершить портрет подвыпившего и обнаглевшего клерка.
- А тебе чего надо, придурок? - презрительно проговорил мордоворот.
- Хочу, чтобы ты не ушел отсюда разочарованным, - отозвался Корсак. - Так что насчет поцелуя?
Мордоворот прищурился:
- Грубишь, тля?
- Наоборот - виляю хвостом. Если тебе не видно, можешь обойти и посмотреть на мою задницу.
Физиономия мордоворота побагровела.
- Думаешь, ты клоун? - свирепо спросил он.
- Думаю, я чудо, - с улыбкой ответил ему Глеб.
Дверцы машины открылись, и двое крепких мужчин в кожаных куртках выбрались наружу.
- Дыня, он же ботан, - сказал один из них, лысый, как колено.
- Ничего, Яйцо, ботанов тоже надо учить, - отозвался мордоворот. И добавил с ухмылкой: - Чтобы не наглели.
Мордоворот стремительно пошел на Глеба. Тот не попятился и не развернулся, он чуть отвел назад правое плечо, а потом спокойно и четко врезал бугаю кулаком по физиономии. Удар снес громилу с ног и швырнул его на асфальт.
Лысый остановился и с изумлением уставился на своего вырубившегося товарища. Затем перевел взгляд на Глеба и хрипло проговорил:
- Ты чего сделал?
- Дал Дыне в дыню, - сказал Корсак. И уточнил: - А тебя, кажется, зовут Яйцо?
- Ах ты…
Лысый выхватил из кармана травматический пистолет. Глеб, не дожидаясь продолжения, шагнул вперед и врезал лысому верзиле ботинком между ног. Тот вскрикнул, выронил пистолет и, зажав отбитую мошонку руками, согнулся пополам. Глеб посмотрел в сторону «Тойоты» и громко спросил:
- Кого еще поцеловать?
Тонированное стекло поднялось, скрыв от посторонних глаз мрачную утробу автомобиля.
- Вот так всегда, - усмехнулся Корсак. - Пообещают и обманут.
Он повернулся и направился к дому, но пройти успел всего несколько шагов. Его догнали сразу двое. Глеб резко повернулся и сжал кулаки, намереваясь сильно огорчить своих преследователей, но мощный удар кулаком в челюсть швырнул его на асфальт. А потом в ход пошли ноги.
«Меня бьют», - понял Корсак, но тут ботинок противника врезался ему в висок, перед глазами у Глеба помутилось, и он потерял сознание.
Очнулся Глеб (если, конечно, это слово применимо к бедолаге, из которого чудом не вышибли дух) в своем любимом баре «Дэдлайн». Черт его знает, как он сумел доковылять до бара. В теле болела каждая клетка. Но лицо, как ни странно, пострадало мало.
Глеб подумал, что название бара полностью соответствует границе, к которой он подошел сегодня вечером[Deadline (англ.) - последняя граница, крайний срок, «линия смерти».] . Уже месяц он только и делал, что шлялся по барам и ночным клубам, швыряя деньги направо и налево. Банковский счет за это время сжался до микроскопических размеров, подобно ослиной коже из знаменитого романа. Пора было завязывать.
К столику подошел официант Саша, старый знакомый Глеба.
- Тяжелый день? - поинтересовался он, взглянув на Корсака.
- Угу.
- В последнее время тебя слишком часто бьют, дружище.
- Бьют - значит, любят, - констатировал Глеб. - Принеси чего-нибудь… продезинфицировать.
- Глеб, у тебя губа разбита - будет больно.
- Ничего. Это мое привычное состояние.
Официант ушел, а вскоре вернулся с графинчиком водки и парой тарелочек с закусками. Наполнил рюмку, пододвинул ее к Глебу.
- Только не переусердствуй, - посоветовал он.
- Не буду, - пообещал Корсак.
Выпив рюмку и закусив соленым рыжиком, Глеб задумался. Выпивка - это, конечно, хорошо. И пускать свою жизнь под откос - занятие ненапряжное и веселое. Но рано или поздно все равно придется эту самую жизнь налаживать. Одним словом, не пора ли подумать о новой работе?
Глеб Корсак был не из тех людей, которые откладывают дела в долгий ящик. Приняв решение, он тут же достал из кармана плаща мобильный телефон, порылся в справочнике, нашел нужный номер и нажал на кнопку связи.
- Алло, Елена Прекрасная… Да, это Глеб. Привет! Нет, еще не женился. Слушай, у меня нет времени на предварительные ласки, поэтому перейду сразу к делу. Что за работу ты мне предлагала?.. Так. Так. Работа в офисе?.. Пожалуй, я могу попробовать… Начальником?.. Еще лучше. Но помни, что ты мне говорила: мы теперь просто друзья. Нет, я не боюсь домогательств, я просто расставляю все точки над
«i»… Вот только не надо пошлить. Все, до завтра!
Корсак отключил связь и сунул мобильник в карман. После чего задумчиво посмотрел на графин с водкой.
Итак, работа в офисе. С девяти утра до шести вечера. Узел галстука - под кадык, волосы причесаны, щеки выбриты, на морде - вежливая улыбка. А вокруг - белые стены и офисные шкафы с папками. И так каждый день с утра до вечера. Да, и еще курение в специально отведенном месте… Как говорили в Древнем Риме: добро пожаловать в рабство.
Глеб вздохнул и потянулся за графином.
Мужчина в длиннополом сером пальто уселся за стол и посмотрел на Глеба внимательным, дружелюбным взглядом. Долговязый, пожилой, лет этак пятидесяти с гаком на вид, с седоватыми, прилизанными волосами. Глаза большие, блекло-голубые и смотрят с насмешливым спокойствием.
- Глеб Корсак, я полагаю? - спокойно спросил он.
- Угадали. - Глеб прищурил золотисто-карие глаза и осведомился: - Свое имя вы умеете произносить так же четко?
Мужчина улыбнулся и сказал:
- Я - Третий.
- А куда подевались первые два? - уточнил Глеб.
- Третий - моя фамилия. А зовут меня Валерий Николаевич. Я в курсе того, что вы сейчас на мели. Могу я узнать: что именно с вами приключилось?
- Жизнь, - ответил Корсак и сунул в губы сигарету. Начинать беседу с упоминания о
«мели» этому парню не следовало. - Знаете что, Третий… - Голос Глеба зазвучал угрожающе. - Почему бы вам не отправиться на поиски первого и второго?
- Прошу прощения, я лезу не в свои дела. Я пришел сюда предложить вам работу. Причем - срочную.
- Вот как? И что за работа?
- Через два часа состоится крупная игра. Ставки будут пятизначные.
Глеб чуть подался вперед.
- Что за игра?
Третий улыбнулся и приступил к объяснениям. Говорил он негромко, но четко, тщательно подбирая слова и поясняя там, где нужно было пояснить, чтобы не заставлять Глеба переспрашивать. Наконец он закончил.
Корсак прикурил от зажигалки, положил ее на стол.
- Я вынужден отказаться, - сказал он.
- Почему? - спокойно осведомился Третий.
- Слишком опасно.
- У вас будет охрана.
- Я сказал: нет.
Этот ответ Третьему не понравился.
- Я тоже буду рядом, - настойчиво проговорил он. - И не только я. Вы будете работать в рамках «системы». Мы позаботимся о вашей игре. Мы позаботимся о вашем выигрыше. Мы позаботимся о вас.
Корсак прищурил насмешливые глаза:
- Может, вы мне и зуб запломбируете? Второй месяц не могу добраться до стоматолога.
- Послушайте, Глеб…
- Нет, это вы послушайте. Полгода назад я завязал с картами. Совсем. Можете передать это или самому Саше Персу, или его боссу. Ведь это он вас послал?
Третий чуть склонил голову в знак согласия.
- Вы забавный персонаж, и мне было весело вас послушать, - продолжил Корсак. - Но я сказал вам «нет», и теперь все, чего я хочу, так это просто выпить.
- Разумное желание, - одобрил Третий после паузы. - Я могу вас поддержать. Время почти восемь, и мой рабочий день давно закончен.
- Валяйте. Но если продолжите втирать мне про новую работу, я выдерну вам ноги, вставлю их вам в задницу вместо крыльев, а потом вышвырну вас в окно - даже не пожелав приятного полета. Ясно излагаю?
Третий, глядя на Глеба спокойными голубыми глазами, ответил:
- Вполне.
- Вот и хорошо. - Корсак повернулся к барной стойке и окликнул: - Саша! Будь добр, принеси нам еще один графин и две рюмки!
* * *
Пробуждение далось нелегко.
- Доброе утро, Глеб Олегович!
Корсак сел на кровати, свесив босые ноги на пол, и посмотрел на Третьего мутным взглядом. Потом вздохнул и сказал:
- Вряд ли я в раю, раз вижу перед собой вашу рожу.
Валерий Николаевич вежливо улыбнулся:
- Рад, что вы меня помните. - С интересом посмотрел на крутые татуировки, покрывающие плечи и грудь Корсака («Дань молодости», - как говорил о них сам Глеб), и спросил: - Как вы себя чувствуете?
- Как я себя чувствую? У меня в памяти провал размером с Марианскую впадину, а в башке ухают куранты. Прекрасно! - Корсак поморщился от головной боли, снова скосил глаза на Третьего и спросил: - Какого дьявола вы здесь делаете?
- Я привез вас вчера домой.
- Ясно. Значит, мы вчера пили вместе?
- Да.
- После игры?
- Да.
Глеб провел ладонью по небритому лицу.
- Кажется, игра мне не удалась.
Третий сочувственно улыбнулся, после чего проговорил:
- Вы подумали, что ваш противник блефовал. И не угадали. Я пытался вас предостеречь, но вы меня не слушали. Вы плюнули на систему и решили добить противника в одиночку. На свой страх и риск.
Корсак помолчал.
- Сколько составил проигрыш?
- Не слишком много. Всего пятнадцать тысяч долларов. Ваше финансовое участие шеф оценил в пять. Шеф просил, чтобы вы ему позвонили, дабы обговорить детали передачи денег.
Глеб остановил на нем взгляд, несколько секунд молча смотрел, а потом сказал:
- Хотел бы я послать вас к чертовой матери. Но вряд ли от этого что-нибудь изменится. - Он отвел взгляд, поднялся с кровати и сообщил: - Я иду в душ. А вы пока сварите мне кофе.
Третий прищурился:
- Может, вам еще и полы помыть?
- Как скажете. Швабра и ведро - в кладовке!
3
Глеб повернулся и, пошатываясь, заковылял к ванной.
В сущности, все не так плохо, как кажется. Был он журналистом, был писателем, но пора осваивать новые высоты. Директор PR-департамента - это а) статус и б) зарплата в два раза выше той, которую он привык получать, будучи репортером криминальной хроники. Пусть компания и небольшая, но у нее есть перспективы. А значит, перспективы есть и у самого Глеба. Перечисленный Еленой Прекрасной аванс пришелся весьма кстати, поскольку после выплаты карточного долга банковский счет Глеба грозил превратиться в полный пшик.
На новое место работы Глеб прибыл в радужном настроении. Однако после четырех часов сидения в офисе Корсак приуныл. Отношения с офисной оргтехникой тоже не заладились, на что не преминул обратить внимание один из молодых менеджеров.
- Глеб Олегович, - со снисходительной улыбкой сказал он, - ну зачем же вы сами? Это должен делать секретарь. Кстати, вы не туда суете листок.
- Правда? - Корсак выпрямился, прекратив тщетные попытки разобраться с ксероксом. - Тогда, может быть, засунешь куда надо? А я посмотрю со стороны.
Молодой менеджер улыбнулся:
- Как скажете.
- Только не проси с меня денег за просмотр - я сейчас на мели.
- Заметано!
Парень взял у Корсака документ, который требовалось отксерить, и аккуратно установил его на планшетку ксерокса.
- Готово, Глеб Олегович. Теперь, если уж вам приятно все делать самому, можете нажать на зеленую кнопку. Заодно и новую оргтехнику освоите.
- Надеюсь, этот монстр не оторвет мне руку?
- Не должен.
Глеб ткнул пальцем в зеленый прямоугольник.
- Чувствую себя, как в рубке космического корабля, - признался он.
- Ничего, привыкнете. Кстати, у вас галстук сбился на сторону.
- Это не галстук, - сказал Корсак. - Это ошейник. Еще дней пять, и я научусь лаять по команде и приносить брошенную палочку.
Менеджер засмеялся.
- Не будьте пессимистом! Все не так мрачно, как вам кажется.
- Думаешь? Значит, я из тех, для кого стакан всегда наполовину пуст, - резюмировал Глеб.
День тянулся медленно, стрелки на круглом циферблате, висевшем над дверью, почти не двигались.
Когда до конца рабочего дня оставалось чуть больше часа, Корсак, остановившись возле пластиковой перегородки, чтобы подтянуть ослабший шнурок на ботинке, невольно подслушал разговор двух менеджеров.
- Ой, а ты видел последнюю серию «Цыганской любви»?
- Нет. А что там?
- Ой, там такое! Короче, слушай…
«И с такими милыми ребятами мне предстоит работать каждый день, - с тоской подумал он. - С девяти утра до шести вечера, с понедельника по пятницу… А иногда даже в субботу. И, что особенно неприятно, - в понедельник, утром…»
Глеб скривил лицо и передернул плечами - жуть!
Корсак вышел на лестничную площадку, на стене которой висела табличка «Место для курения», ослабил на шее галстук и поморщился. Он успел подзабыть, что зарабатывание денег может быть таким скучным занятием.
- С ума я тут сойду, - вздохнул он.
- Есть сигаретка? - окликнул женский голос.
Глеб повернулся и протянул пачку подошедшей блондинке. Утром он видел ее в отделе кадров.
- Как вам первый день? - спросила она, закурив.
- Замечательно, - ответил Глеб. - Все такое чистое и белое… Как в больнице.
Блондинка выпустила струйку дыма уголком губ и усмехнулась:
- Иронизируете?
- С чего вы взяли?
- Это видно. Говорят, вы были известным журналистом, но после скандала вынуждены были уйти из профессии?
- Люди много всякого болтают.
- Еще говорят, что вы картежник. И что вы сильно проигрались. Это правда?
Глеб не ответил. Девушка не стала настаивать. Она затянулась сигаретой и, выпустив дым, помахала перед лицом рукою.
- Хотите начистоту?
Глеб пожал плечами:
- Валяйте.
- Вы здесь не приживетесь.
- Да ну?
- Точно вам говорю. Вы не такой, как все мы. Другой формат, понимаете?
- Не совсем.
- Мы - «офисный планктон», - разъяснила девушка. - А вы - творческий человек.
Глеб усмехнулся:
- Это комплимент или обвинительный вердикт?
- Констатация факта. - Блондинка стряхнула пепел в стальную урну и снова посмотрела на Корсака. - Не могу понять, как вас сюда занесло?
- Ветер был попутный.
Глеб посмотрел через стеклянную стену на кабинет начальницы. Лена… То есть Елена Владимировна… А еще точнее - Елена Прекрасная, сидя за столом, беседовала с представителем фирмы-клиента.
Девушка проследила за взглядом Глеба и понимающе улыбнулась.
- А, понятно.
- Что «понятно»?
- Вы очередной протеже нашей мегеры.
- «Очередной»?
Девушка кивнула:
- Угу. Но это ненадолго. Она вами наиграется и заменит кем-нибудь другим.
- Мрачную перспективу вы мне обрисовали, - иронично заметил Глеб.
- Правдивую, - пожала плечами блондинка. - Она не для вас.
- Хотите сказать, что я ее недостоин?
- Наоборот. Она вас недостойна. По сути, наша Леночка Владимировна - заурядная стерва.
Девушка швырнула окурок в урну.
- Ладно, не болейте!
Она махнула ему ладошкой, повернулась и ушла. Оставшись один, Глеб снова посмотрел на Лену… то есть на Елену Владимировну, поскольку теперь она была ему не только любовницей, но и начальницей, и здесь, в офисе, он обязан был звать ее по имени-отчеству, да еще и обращаться к ней на «вы».
Начальница как раз выпроваживала представителя клиентов, радужно ему улыбаясь и открывая перед ним стеклянную дверь кабинета.
- Н-да… - задумчиво проговорил Глеб. - А ведь девчонка права - эта дверь открывается в обе стороны.
4
По пути домой Глеб заехал в супермаркет и купил все, что необходимо молодому мужчине, чтобы приятно скоротать вечер в одиночестве, а именно - бутылку водки
«Смирнов» и литровую бутылку тоника. Проходя мимо стеллажа с компакт-дисками, он увидел кучу новых альбомов, выбрал из стопки альбом джаз-ремиксов и направился к кассе.
Интересно, что происходит с нереализованными компакт-дисками? - подумал он вдруг. Куда их отправляют - на какой-нибудь сток-склад или прямиком на свалку? А может, их разбирают себе продавцы? В качестве премиальных. Глеб попытался представить себе продавца, который взял бы себе в качестве премиальных диск с бит-версиями хитов Сары Воэн или Луи Армстронга. Ему представился немолодой, уставший от жизни мужчина. Большая голова с залысинами, очки, резкие морщины по краям рта. Пиджак такой же поношенный, как лицо, но обувь новая и хорошая. Потому что этот парень - старый москвич, а ни один уважающий себя москвич, даже тот, чье пальто побито молью, не позволит себе разгуливать по улицам в дрянной обуви. Лет сорок назад этот лысоватый любитель джаза был юным стилягой, называл друзей «чувачки» и бриолинил себе чуб. С тех пор он сильно пообносился, сменил кучу работ. Но кое-что от прежних замашек осталось.
Испытывая симпатию к неведомому продавцу, берущему премии компакт-дисками, и считая его почти товарищем по несчастью, Глеб свернул во двор и остановился возле подъезда, уставившись на собаку, привязанную к железному заборчику, огораживающему клумбу. Собака лежала на земле, вытянув передние лапы и положив на них голову. Выглядела она внушительно - белая, рослая, короткошерстная, с массивной головой, купированными ушами и маленькими глазами.
Намордника на собаке не было, хотя на вид она явно принадлежала к группе грозных бойцовских зверюг, для которых перекусить человеку ногу или руку не стоило никакого труда.
Среагировав на приближение Глеба, собака приподняла голову и уставилась на него своими темными глазами. Несколько секунд собака разглядывала его, а затем снова опустила голову на лапы.
- Хорошая собачка, - на всякий случай сказал Корсак.
Он осторожно двинулся к подъезду, стараясь пройти как можно дальше от собаки и думая о том, что встретиться с такой зверюгой, когда она голодна и рассержена, он не пожелал бы и врагу.
Вот, наконец, и подъезд. Глеб прижал электронный ключ к гнезду замка, распахнул дверь и шагнул в теплый полумрак подъезда, испытывая некоторое облегчение оттого, что встреча с бойцовским псом закончилась благополучно.
Перед тем как вызвать лифт, он привычно поднялся на несколько ступенек и открыл дверцу почтового ящика. Железная гнутая, исцарапанная дверца не закрывалась на замок. Русские люди, в крови у которых до сих пор играла пугачевская вольница, не терпят замков и запоров и ломают их везде, где только встречают.
Стараясь не испачкать рукав плаща, Корсак сунул руку в почтовый ящик, пошарил там и наткнулся среди вороха рекламных листков на что-то твердое, обернутое в бумагу. Глеб вынул предмет из почтового ящика. Это был небольшой сверток. Бумага - грубая, оберточная, без единой надписи.
Глеб повертел сверток в руках. Хотел было его развернуть, но передумал и сунул в карман плаща. Подъезд был слишком тускло освещен. Вынув из почтового ящика несколько рекламных листков, Корсак не глядя швырнул их в картонную коробку, стоявшую в углу, затем спустился к лифту и нажал на кнопку вызова, чувствуя сильное, почти непреодолимое желание выпить.
У себя в квартире Глеб первым делом поставил на проигрыватель купленную пластинку, нашел композицию «Speak Low», а затем стал раздеваться, пританцовывая под трогательные речитативы Билли Холидей, положенные на битовую основу.
Сделав особо сложное танцевальное па и швырнув в танце рубашку на диван, Глеб усмехнулся и пробормотал:
- Жаль, что меня сейчас никто не видит.
Переодевшись в старые джинсы и футболку с надписью «ЙУХ», Корсак выставил на журнальный столик водку, тоник, широкий стакан из толстого стекла и вазу со льдом. Затем уселся в кресло, закинул ноги на край стола и принялся смешивать себе коктейль. Треть стакана водки, столько же тоника, выжатая половинка лимона и горсть льда.
- I feel wherever I go that tomorrow is near, tomorrow is here and always too soon… - пел из динамиков хрипловатый и душевный женский голос.
И тут Корсак вспомнил про сверток, который достал из своего почтового ящика. Вспомнил - и удивился. В былые времена он развернул бы посылку, едва переступив порог квартиры, а сейчас практически позабыл о нем. Казалось, вместе с профессией репортера Глеб потерял и свойственное ему обычно любопытство.
Отставив бутылку, Корсак поднялся с кресла и направился в прихожую. Вскоре он вернулся, неся в руке посылку. Сел в кресло и еще раз внимательно осмотрел ее. Обычная оберточная бумага. Ни адреса, ни имени. Любой здравомыслящий человек на месте Корсака вообще не брал бы в руки этот сверток. Мало ли что могут бросить в почтовый ящик журналисту, пусть даже и бывшему. Особенно - в наше время. Тем более что после серии скандальных статей, изданных родной газетой, Глеб получил не менее десятка писем с угрозами. Его обещали избить, пристрелить, зарезать и, разумеется, взорвать вместе с машиной.
На трезвую голову Корсак непременно вспомнил бы об этих обещаниях, но после двух-трех стаканов водки с тоником он обычно становился нечувствительным к любой опасности. Верующие люди называли подобное состояние «христианским бесстрашием». Глеб же формулировал его для себя примерно так: «Кучей дерьма больше, кучей дерьма меньше».
Отхлебнув коктейля и с хрустом раскусив попавшийся на зубы кусок льда, Корсак принялся разматывать сверток. Слой за слоем, все ближе к середине, и вскоре сорванная бумага валялась на столе, а у Глеба на ладони лежал предмет, сильно смахивающий на обрезок кости. Желтоватый, вычищенный до блеска.
Пару секунд Корсак просто таращился на предмет. Потом сделал резкое, брезгливое движение, словно хотел отшвырнуть его от себя, но сдержался. Глупо швыряться костями, сидя в собственном кресле. В конце концов, фрагмент кости безопаснее, чем бомба, и интереснее, чем использованное женское белье (случалось, присылали ему и такое).
Глеб повертел кость в руках и вдруг заметил, что на ней что-то написано. Надпись была сделана тонким черным маркером. Глеб приблизил жуткую штуковину к лицу и разглядел две латинские буквы: «S» и «E».
Подержав еще немного кость на ладони, Глеб положил ее на стол и потянулся за водкой.
Вскоре, прихлебывая водку с тоником и поглядывая на загадочную кость, Глеб размышлял над тем, что следовало предпринять нормальному человеку в подобной ситуации. Наверное, нужно позвонить в милицию, то есть в полицию. Но что он скажет? «Здравствуйте! Меня зовут Глеб Корсак. Кто-то бросил мне в почтовый ящик кость. Правда, настоящая она или нет, я не знаю. Пришлите, пожалуйста, кого-нибудь по адресу… (Далее следовал полный адрес проживания Глеба.) Пусть заберут эту дрянь и отвезут ее в лабораторию».
Глеб хмыкнул. Не нужно быть пророком, чтобы предсказать, что ему скажут в ответ.
Поразмыслив еще несколько секунд, Глеб решил, что самым правильным в данной ситуации будет выпить. Приняв решение, он снова потянулся за бутылкой.
Глава 2
1
Маша Любимова взглянула на стопку бумаг, лежавшую на потертом столе, затем откинулась на спинку стула и помассировала пальцами ноющее плечо. После аварии прошло целых четыре месяца, но плечо, собранное хирургами буквально по кусочкам, до сих пор заставляло ее содрогаться и стонать от боли.
Любимова убрала руку с плеча и вздохнула. В последнее время суета с бумагами выматывала ее так же сильно, как работа на выездах. К вечеру она чувствовала себя не то что уставшей, но совершенно выжатой. А ведь еще совсем недавно все было абсолютно иначе.
«Самая талантливая в выпуске», «восходящая звезда отечественной юриспруденции». И что в итоге? Ей тридцать четыре года. За плечами… то есть почти за плечами - развод с весьма обеспеченным мужем, с которым она еще совсем недавно собиралась прожить всю жизнь. Что осталось? Съемная «двушка» в Марьиной Роще… Остаток страховки на банковском счету. В нижнем ящике стола - стопка благодарностей от начальства. На погонах - одна большая звезда, которая освещает путь… куда? Да, собственно, никуда. Завтра все будет так же, как сегодня, и чем дальше, тем меньше ожидается сюрпризов. Впрочем, это и к лучшему. Да-да, в тридцать четыре года лучше обходиться совсем без сюрпризов, потому что понимаешь, что сюрпризы в этом возрасте случаются в основном неприятные.
Недавний пример был весьма показателен: когда Маша вышла из реабилитационного центра и вернулась домой (ах, как полезно иногда бывает явиться домой неожиданно, без звонка), она обнаружила в собственной постели совершенно незнакомую женщину. Женщина была обнажена, а из ванной комнаты доносилось фальшивое пение ее супруга, похожее на урчание удовлетворенного кота.
Маша повернулась и покинула квартиру, а на следующий день подала на развод. Однако муж заявил, что он не намерен разводиться и будет бороться за нее.
«Бороться»… Кому нужна его борьба?
Маша снова помассировала пальцами левое плечо. Вот уже четыре месяца она не могла и дня прожить без обезболивающих препаратов. Боль была не острая и на первый взгляд вполне терпимая, но в конце концов и самая малая боль способна измотать человека и превратить его в тряпку.
У Маши было слишком мало времени, чтобы тратить его на борьбу с болью, поэтому в потайном кармашке ее сумки всегда лежал флакон с «Неврилом», обезболивающим лекарством на кодеиновой основе. Для себя Маша называла его просто кодеин.
Подумав о флаконе с лекарством, Маша достала его и встряхнула. Осталась всего одна таблетка. Черт… как всегда неожиданно. Маша сокрушенно вздохнула и положила таблетку под язык. Устроилась в кресле поглубже, пару минут подождала. Боль начала утихать.
Но Маша знала, что это ненадолго. Через несколько часов боль вернется снова.
Мария достала из кармана мобильник, нашла в справочнике номер, обозначенный буквой
«Д», и нажала на кнопку вызова.
- Слушаю, - отозвался бодрый и приветливый мужской голос.
- Это я.
- Здравствуйте, Мария Александровна! Чем могу быть полезен?
Маша крепче прижала трубку к уху и тихо произнесла:
- Мне нужен препарат.
- Как всегда или что-то особенное? - тем же приветливым голосом уточнил собеседник.
- Как всегда.
Короткий вздох, и улыбка самодовольства (Маша так и видела ухмыляющееся лицо дилера - наверное, приятно знать, что держишь на коротком поводке майора угрозыска).
- Хорошо, Мария Александровна. Перезвоните мне через пару часов. Всего доброго!
Дилер отключил связь.
Мария убрала телефон в свою безразмерную сумку, в которой помещался миллион необходимых вещей. Погладила ладонью больное плечо, словно надеялась усмирить боль. Взгляд ее упал на зеркало. Худощавое лицо с правильными, но не слишком выразительными чертами. Светлые вьющиеся волосы, остриженные в каре. Высокие скулы. Карие глаза. Под глазами - тени, притушенные пудрой. Минимум косметики (губная помада да чуть-чуть туши на ресницах).
И прежде хрупкая, сейчас она напоминала себе хрустальный бокал, готовый разбиться от простого прикосновения.
- Запустила ты себя, Маша, - со вздохом сказала она. - Ой запустила. Пора бы уже выкарабкиваться.
Вздохнув, она продолжила размышлять вслух:
- Роман, что ли, закрутить? Но для романа обычно нужны мужчина и женщина. Где же мне взять подходящего мужчину?
Зазвонил телефон. Любимова взяла трубку:
- Да.
- Мария Александровна, это я.
- Слушаю вас, Андрей Сергеич.
- У нас труп. На пустыре, неподалеку от «Щелковской». На обочине дороги. Выезжайте срочно - машина уже ждет.
- Волохов и Данилов в курсе?
- Да. Вероятно, они приедут на место раньше вас.
- Хорошо, Андрей Сергеич.
Положив трубку, Мария убрала бумаги в стол, поднялась с кресла и шагнула к вешалке. Надевая свой стильный, непромокаемый бежевый плащик от «Burberry», Маша совсем не чувствовала боли. В один миг в ней проснулся профессиональный азарт, наполнив ее рвением и уверенностью в своих силах.
2
Погода не радовала. Выпавший накануне снег растаял, оставив после себя грязные озерца луж, которые уныло поблескивали под серым осенним небом. Моросил мелкий дождик, больше похожий на взвесь холодного пара. То и дело налетавший ветер заставил Машу поднять воротник плаща.
Она огляделась. Группа криминалистов, приехавшая раньше нее, была занята работой.
- Здравствуй, Толь! - поприветствовала она оперативника Толю Волохова.
- Привет, Маруся!
Майор Волохов, белобрысый, рослый и могучий, как древнерусский богатырь, бережно пожал ей руку, словно боялся ее сломать. Слегка одутловатые щеки его покрывала двухдневная щетина.
- Как сама? - обронил Толя Волохов, вглядевшись в бледное лицо Марии.
- Ничего. А ты?
- Да все путем.
- Как Галя? - осторожно спросила Маша.
По лицу Волохова пробежала тень.
- Плохо, - пробасил он. - Она меня уже не узнает. Принимает то за брата, то за отца. Доктора говорят, что процесс уже необратим.
- А как у тебя там? - столь же осторожно спросила она, намекая на любовную связь Волохова на стороне.
Толя сощурил глаза:
- А тебе все надо знать, да?
- Ты мой друг. Но если не хочешь - не говори.
Он вздохнул:
- Да ладно, чего уж… Там у меня все закончено. Удивил?
- Немного.
- Да я и сам на себя дивлюсь. Понимаешь, Марусь, не могу я так. Жена тяжело больна, а я шашни кручу с любовницей. Как будто пир во время чумы. Как будто уже похоронил Галку при жизни. Все это как-то не по-человечески.
- И что будет дальше?
- Сам не знаю. Может, ничего и не будет. Я в последнее время сам не свой. Думал, давно уже ничего не чувствую, а тут вдруг… проняло. Посмотрел однажды на ее руки тонкие, на ее щеки запавшие, на ее глазища… Ну, и дернулось что-то внутри. Тебе смешно?
Маша покачала головой:
- Нет.
Толя усмехнулся:
- Ладно, Марусь, давай не будем о грустном. О, а вот и наш буддист вышагивает! - Он протянул руку подошедшему оперативнику Стасу Данилову. - Здравствуй, брахмапутра!
- Те же и там же, - иронично констатировал Стас. - Красавица и чудовище.
Худощавый, насмешливый Стас Данилов пожал протянутую руку, глянул на заросшие щетиной щеки здоровяка-оперативника и спросил:
- Анатоль, мон ами, вы совсем перестали бриться?
Волохов поскреб толстыми пальцами по щетине.
- А что, не нравится?
- Трудный вопрос. Скажу одно: если ты думаешь, что борода добавляет тебе шарма, ты ошибаешься. Это же относится и к мешкам под твоими глазами. Если, конечно, в этих мешках у тебя не золото.
Глядя на коллег, Маша в который уже раз подумала, что они выглядят как полная противоположность друг друга. Стас не только был худощав и темноволос, но и обладал приятной наружностью, тогда как Толя Волохов был вылеплен грубо и незатейливо. Чувственные черты Стаса и светящийся мальчишеский взгляд его серых глаз могли покорить самое неприступное женское сердце. Волохов же в присутствии красивых женщин терялся, краснел и делался еще более неуклюжим.
- Что тут у нас? - спросил Стас.
- Мертвая девчонка, - ответил Волохов.
- Пошли, посмотрим.
Они двинулись к женскому телу, распростертому на земле неподалеку от дороги. Молодой криминалист Паша Скориков, долговязый и носатый, стоял на сухом участке между двух луж и фотографировал место преступления.
- Привет, Паша! - поприветствовала его Мария.
- Здравствуйте, Мария Александровна!
- Судмед еще не приехал?
- Нет, - ответил Скориков.
- Ты уже провел осмотр?
- Да, только что. Трупное окоченение не наступило, да и тело не совсем остыло.
Мария взглянула на тело. Девушка была одета в джинсы и свитерок. Лежала она на правом боку, голова была запрокинута, и Маша видела широко раскрытый голубой глаз. Губы девушки были зашиты черной нитью. На шее виднелись синяки - признак того, что ее душили.
К Маше, широко задирая ноги, чтобы не угодить в лужи, подошел следователь Пожидаев из Следственного комитета. Выглядел он уставшим и недовольным. Впрочем, как всегда. Щеки обвисли, на лбу морщины, в бесцветных глазах - вековая усталость и обида на бога за свою неудачную долю.
- Здравствуй, Маш.
- Здравствуйте, Юрий Михайлович. Сегодня вы?
- Угу. И дело это, судя по всему, сунут тоже мне. Ты как, уже оклемалась?
- Как видите.
- Ну и отлично. Работай, а я пойду доложусь. Трубу в машине оставил.
Следователь, подтянув брюки и задирая ноги еще выше, двинулся к своей машине. Он был похож на старую цаплю.
- Когда, по-твоему, наступила смерть? - спросила Мария у криминалиста Скорикова.
- Думаю, пару часов назад, - ответил тот.
- При девушке найден паспорт на имя Ирины Викторовны Романенко, - пробасил Толя Волохов. - Восемьдесят шестого года рождения.
- Стас, - обратилась Маша к оперативнику Данилову, - позвони в управление, пусть пробьют по нашей базе.
- Хорошо, Марусь.
Данилов полез в карман за телефоном. Мария снова взглянула на криминалиста Скорикова:
- Можно я?
- Само собой, - сказал Скориков и отошел в сторону.
Мария присела на корточки рядом с телом девушки. Вдохнула ноздрями воздух и ощутила едва уловимый запах парфюма. Дорогого парфюма. Аромат немного приторный и очень навязчивый…
Она ожидала почувствовать другие запахи, более неприятные, но, к своему удивлению, поняла, что никаких других запахов нет. Поначалу это привело Марию в замешательство, но через несколько секунд она вспомнила, что это дизосмия. Функциональное расстройство, часто возникающее у людей, переживших стрессовую ситуацию или психическую травму (об этом ей рассказывал на одном из сеансов доктор Козинцев). Мозг отказывается воспринимать определенные запахи, особенно неприятные.
Маша сосредоточилась на изучении тела. Девушка была молодая, не больше двадцати пяти лет. Красивое лицо, чувственные губы, хорошая фигура. Кожа уже приобрела характерную мертвенную бледность, но все еще было видно, что при жизни девушка не забывала ходить в солярий. На лице у погибшей Мария разглядела ссадины и царапины.
- Ну, что видно? - поинтересовался Скориков.
- Дай мне еще пару минут, - попросила Маша.
Она продолжила систематично изучать труп, стараясь не пропускать деталей, но вскоре поняла, что лекарство, принятое недавно, мешает ей сконцентрироваться. И тогда Маша заговорила вслух, надеясь, что звук собственного голоса поможет ей мобилизоваться.
- Паша, ты прав. Девушка умерла около трех часов назад. На шее отчетливые следы удушения. Скорей всего, смерть наступила из-за этого.
Мария продолжила осмотр.
- Рот жертвы зашит грубой нитью. Шов ровный. Прижизненный. Либо голова жертвы была прочно закреплена, либо рот ей зашивали, пока она была без сознания.
- Что такого могла сказать женщина, чтобы понадобилось зашивать ей рот? - пробасил Волохов.
Он стоял рядом с Машей, сунув руки в карманы брюк и дымя сигаретой, небрежно воткнутой в уголок твердых губ. Мария не ответила. Она аккуратно осмотрела, а затем ощупала руки жертвы.
- На правом запястье - следы от звериных клыков, - снова заговорила Маша. - Сухожилие перекушено.
Мария осторожно ощупала сперва левую, а потом правую ногу. Затем приподняла правую брючину и внимательно осмотрела щиколотку и голень. На голой коже Мария обнаружила свежие поперечные шрамы - один сразу под коленом, второй у ступни. Мария осторожно потрогала ногу между этими шрамами кончиками пальцев. Ткани легко продавились, не встретив сопротивления, которое должна была оказать кость.
- Убийца вырезал жертве часть левой большеберцовой кости, - снова заговорила Маша.
- Вырезал ей кость? - удивился Волохов.
- Да. А потом зашил кожу. Я не специалист, но, на мой взгляд, операцию он произвел вполне профессионально, и было это… примерно два дня назад.
- Значит, девчонка в тот момент была еще жива?
- Да.
Волохов смачно выругался.
Мария внезапно почувствовала, что ее мутит, и закрыла глаза. Пару раз глубоко вдохнула и выдохнула. Снова открыла глаза. Скориков наклонился сделать крупную фотографию лица погибшей.
- Жалко девчонку, - сказал Волохов. - Молодая совсем. И зачем этому гаду понадобилась ее кость?
- Ты меня об этом спрашиваешь?
- А кого? - усмехнулся Волохов. - Ты же у нас гений криминалистики. И интуиция у тебя, как у экстрасенса.
Маша пожала плечами. Поднялась на ноги и машинально отряхнула плащ.
- Нужно поискать на земле отпечатки шин, - сказала она. - Возможно, убийца съехал с дороги, чтобы не тащить тело девушки от самого бордюра.
- Я распоряжусь.
Волохов отошел к следственной бригаде.
Мария перевела дух и снова осмотрела место преступления.
- У нее что-то есть в руке! - воскликнул Паша Скориков, присаживаясь рядом с телом. - Вот здесь!
Мария посмотрела на правую кисть убитой девушки. Паша Скориков осторожно разжал пальцы жертвы.
- Похоже на человеческие волосы, - сказал он. - Рыжие волосы. Отлично!
Не скрывая радости, криминалист потянулся за своим чемоданчиком, который стоял в шаге от тела девушки.
Пока он, пользуясь пинцетом, упаковывал волоски в пластиковый пакетик, Маша закурила коричневую сигарету с ароматом вишни. У нее неприятно заныло под ложечкой. Было совершенно очевидно, что это не простое убийство. Зашитый рот, извлеченная кость… Все это было похоже на ритуал.
У Маши снова заныло плечо. Словно обратное эхо грядущих бед и неприятностей.
Она отошла от тела и достала из сумочки мобильник. Нашла в недавних контактах номер дилера и клацнула по кнопке связи.
- Мария Александровна… - Голос у дилера был уже не такой приветливый. - Где вы пропадаете?
- Я работаю.
- Я тоже. Товар уже у меня. Вы намерены его выкупить?
- Да. Но теперь только вечером.
- Хорошо. Но цена будет той, о которой мы договаривались. Мне пришлось здорово потрудиться, чтобы раздобыть лекарство за сорок минут.
- Хорошо.
- Тогда до вечера, и жду вашего звонка.
Мария убрала телефон в сумочку. Подошел Стас Данилов.
- Матери у девушки нет, а номер телефона отца сейчас пришлют.
- Хорошо. Передашь его мне.
Стас внимательно посмотрел на Машу.
- Сама к нему поедешь? - спросил он.
- Да.
- Это не обязательно, Марусь. Я могу съездить.
Мария качнула головой:
- Нет. От тебя больше проку будет здесь. «Оттопчите» с Толей всю прилегающую местность и опросите всех пасущихся там бомжей. Место тут пустынное, но, возможно, кто-то все же ошивался поблизости.
- Сделаем, Маша.
Возле бордюра остановилась красная «девятка». Дверца открылась, и из салона выбрался судмедэксперт Лаврененков. Высокий и тощий, как мумия, в длинном, просторном пальто цвета мокрого асфальта. На носу и щеках у долговязого судмедэксперта цвели розы от слишком частых возлияний.
Завидев Любимову, Лаврененков воскликнул хриплым, пропитым голосом:
- А, Машенька! Ты что, уже уезжаешь?
- Да, Семен Иванович. Вы слишком долго добирались.
Эксперт развел руками:
- Пробки. Что там у нас? Интересный случай?
- Вам понравится.
- О! Я весь в предвкушении!
- После осмотра расскажете все Волохову и Данилову, они мне передадут.
- Хорошо, Машенька. Как ты себя чувствуешь?
- Хорошо, Семен Иванович. А вы?
- Я, Машенька, давно ничего не чувствую. Но спасибо, что поинтересовалась.
Судмедэксперт подмигнул Маше и зашагал дальше. Любимова тоже было двинулась к машине, но ее остановил следователь Пожидаев, человек с таким же помятым лицом, как и его пальто. Разве что пальто было помоложе и выглядело приличнее и дороже, чем лицо.
- Мария Александровна, не перемудри, - сказал Пожидаев усталым голосом. - Разрабатывай версии попроще. Чем проще, тем оно, знаешь, ближе к истине.
- Юрий Михайлович, вы меня учите работать?
- Упаси боже. Просто советую тебе как старший товарищ. Ты, кстати, как себя чувствуешь?
- Нормально чувствую. Что вы все ко мне пристаете с этим вопросом? - внезапно вспылила Мария.
- Ну-ну-ну, не горячись. Просто мы волнуемся за тебя.
- За себя волнуйтесь.
Маша повернулась и зашагала к машине.
К следователю подошел Толя Волохов. Пожидаев покосился на него и глубокомысленно изрек:
- Плохо ей еще.
- Да уж, - пробасил, дымя сигаретой, Волохов. - Нехорошо.
- Она вроде к психологу ходит?
- Может, и ходит. Да только нас с вами это не касается.
Следователь приподнял брови.
- Чего?
Волохов добродушно осклабился:
- Врачебная тайна, Юрий Михайлович. Знаете, поди, что это такое?
Пожидаев несколько секунд молчал, оценивающе глядя на верзилу-оперативника, потом отвел взгляд и пробубнил:
- Ну-ну. Ладно, поеду и я. Встретимся на совещании у Жука.
Пожидаев заковылял прочь, всем своим видом показывая, что он заранее недоволен всем, что собираются сделать, решить или сказать опера.
Толя Волохов отбросил окурок и вернулся к Стасу Данилову.
- Что скажешь? - спросил тот.
- Ничего, - ответил Стас. - Жрать охота. Когда закончим, поеду в кофейню. Ты со мной?
Волохов помотал головой:
- Нет.
- Боишься потерять изящество линий? - с усмешкой осведомился у него Стас.
Могучий Волохов смерил худощавую, поджарую фигуру коллеги презрительным взглядом и сказал:
- Зачем тебе есть - все равно еда в прок не идет.
- У меня повышенный метаболизм, - заявил Стас.
- Чего?
- Еда переваривается быстро. Сгорает, как в топке паровоза. - Стас глянул на живот Волохова и добавил, усмехнувшись: - Но тебе, я вижу, эта проблема незнакома. Твои закрома всегда полны.
Толя проследил за его взглядом и свирепо прищурился:
- Хочешь сказать, что у меня большой живот?
- Это не живот, Анатолий. Это дом, который построил «Старый мельник».
- Хочешь сказать, что я толстый?
- Ты не толстый, ты - хорошо наполненный и отлично утрамбованный.
Волохов фыркнул:
- С тобой говорить - гороху наесться.
Стас засмеялся и потрепал друга по могучему плечу, после чего повернулся и зашагал к двум подвыпившим бомжам, дожидавшимся беседы возле полицейской машины.
3
Встреча с отцом погибшей состоялась через полтора часа. По телефону с Машей говорил не сам Романенко, а его помощник.
- Виктор Степанович просил передать, что он вас примет. Но он может задержаться, и тогда вам придется подождать.
Мария заверила помощника, что она все понимает и что ничего страшного для нее в таком ожидании нет. Но на самом деле Маша провела в приемной около часа, глотая кофе чашку за чашкой и просматривая скучные журналы, посвященные сфере телекоммуникаций. Чтобы попасть в эту приемную, ей пришлось пройти унизительную процедуру досмотра.
- Вы должны оставить оружие здесь, - оповестил ее на входе громила-охранник в квадратном пиджаке и с таким же квадратным подбородком.
- У меня нет оружия, - честно сказала Маша.
- Могу я взглянуть на содержимое вашей сумочки? - осведомился квадратный охранник.
- С какой стати?
Он изобразил на лице улыбку, больше похожую на жуткий оскал.
- Прошу меня понять: я должен действовать по инструкции. В противном случае меня уволят.
Мария решила не нагнетать ситуацию и не тратить время на препирательства. Она сняла с плеча сумку и поставила ее на столик. Охранник расстегнул «молнию», раскрыл края и внимательно взглянул на содержимое сумки.
- Все в порядке. Вы можете пройти. Поднимайтесь на пятый этаж, пройдите через холл и увидите дверь, обитую черной кожей. За дверью будет приемная. Удачи!
Мария взяла сумочку и, нахмурившись, зашагала к лифту. Она сердилась на себя за то, что позволила охраннику обыскать ее, но все же смогла успокоиться и притушить нарастающий гнев.
Когда Виктор Степанович впустил Машу в свой кабинет, у нее уже дрожали пальцы от выпитого кофе, а в голове царил полный сумбур, состоящий из цитат, почерпнутых ею из только что прочитанных статей про цифровое телевидение, широкополосный Интернет и оптоволоконные кабели.
Виктор Степанович Романенко сидел за столом. Это был крупный, темноволосый, но уже начинающий седеть мужчина с благородным лицом римского патриция. Костюм сидел на нем как влитой, а бледное, гладкое лицо бизнесмена было спокойным и холодным, как у статуи.
Он не поднялся навстречу Любимовой, а лишь указал ей на кресло, а когда она села, спросил:
- Могу я взглянуть на ваше удостоверение?
- Можете.
Романенко, сцепив пальцы рук и словно окаменев в этой позе, терпеливо ждал, пока Мария найдет в сумочке удостоверение и раскроет его. Удостоверение он осмотрел внимательно, затем перевел взгляд на Машу и сказал:
- Значит, вы - следователь.
- Да.
- И вы женщина.
- Удивительно точное наблюдение.
Романенко сдвинул брови, помолчал несколько секунд (было так тихо, что Маша слышала собственное дыхание), а потом спросил:
- Вы уверены, что найденная вами девушка - моя дочь?
- Опознания еще не было, - сказала Маша. - Вас пригласят, и тогда вы…
- Как она умерла? - перебил Романенко, пристально глядя на Любимову.
- Мы считаем, что это убийство, - спокойно сказала Маша.
- Ира мучилась перед смертью?
- Это можно будет сказать после заключения судмедэксперта.
Романенко провел рукою по волосам, а потом вдруг усмехнулся - и в неожиданности и неуместности этой усмешки было что-то страшное, почти инфернальное.
- Вам, вероятно, кажется, что я слишком спокоен?
- Каждый переживает свою боль по-своему, - сдержанно ответила Маша.
- Видите ли… Ира была мне не родной дочерью. Я женился на ее матери, когда Ире было двенадцать лет, и у нас с самого начала как-то не заладилось. Мама Иры умерла три года назад, и с тех пор мы с Ирой стали совсем чужими людьми. Что не мешало ей время от времени обращаться ко мне за финансовой помощью.
Романенко перевел дух и вопросительно уставился на Любимову, словно ожидал от нее какого-то комментария.
- Я понимаю, - сказала Маша. - Такое часто случается.
Виктор Степанович помолчал еще несколько секунд, а затем спросил, вновь огорошив Марию внезапной сменой темы разговора:
- Это дело будете вести вы?
- Да, - ответила она.
- Не думаю, что женщина может быть хорошим следователем.
- Я не следователь. Я старший оперуполномоченный уголовного розыска.
- Да, я в курсе. Оперативно-розыскная деятельность, дознание, подготовка материалов для передачи их в СК… Но все равно. Вы только не обижайтесь, я не собирался вас оскорбить. Я просто высказал свое мнение. Хороший сыщик, на мой взгляд, должен обладать как минимум двумя качествами. Первое - смелость. Второе - умение мыслить аналитически.
- По-вашему, женщина не может быть смелой?
- Женщинам, в отличие от мужчин, всегда есть что терять. Дети, уютное гнездышко, красота… Особенно в вашем случае, поскольку вы, вне всякого сомнения, красивая женщина. А что до аналитических способностей, то всем известно, что женщины не умеют мыслить логически. - Романенко сдвинул брови и строго спросил: - Вы намерены оспорить мои утверждения?
Маша качнула головой:
- Нет. Я намерена задать вам несколько вопросов.
- Это хорошо. Когда женщина пытается спорить с мужчиной, это очень часто выглядит жалко.
- Есть такая китайская пословица: даже если надеть на быка уздечку и седло, он не превратится в коня. Я не буду пытаться вас переубеждать, Виктор Степанович. У меня на это просто нет времени. А теперь позвольте мне задать вопрос по существу. Когда вы виделись с дочерью в последний раз?
- Дня три назад.
- С тех пор вы общались?
- Нет. Э-э… - Романенко облизнул губы кончиком языка, словно они внезапно пересохли. - Мария Александровна, вы не против, если я налью себе выпить?
- Нет, - качнула она головой.
Романенко открыл ящик стола, достал бутылку скотча и граненый стакан.
- Вам не предлагаю, потому что вы на службе, - прокомментировал он, открывая бутылку. - Хотя, если хотите попробовать…
- Спасибо, но я не люблю виски.
- Это «Спрингбэнк» тридцатидвухлетней выдержки.
Мария снова качнула головой:
- Нет.
- Ну, дело ваше.
Романенко поднес стакан к губам и сделал глоток. Снова облизнул губы и сказал, с хмурой задумчивостью разглядывая стакан:
- Я практически ничего не знаю о ее жизни. Однако пару дней назад она приходила ко мне за деньгами. С ней был парень. Очень самоуверенный. Он представился художником. А когда они уходили, сунул мне свою визитную карточку. Потом я звонил ей, интересовался, какие отношения у них с этим парнем. Она сказала, что они друзья. - Романенко дернул уголком губ и добавил: - Должно быть, это означает, что она с ним спала.
Он залпом допил виски и поставил стакан на стол.
- Как долго они встречались? - спросила Маша.
- Не знаю. Но не уверен, что долго. Ира была не из тех, кто может долго терпеть рядом с собой мужчину.
- Чем Ирина занималась по жизни?
- В прошлом году она бросила университет. После этого… - Он пожал плечами. - Она работала… там, сям… но это нельзя назвать работой.
- Почему?
- Потому что она не умела работать. Никогда. Деньги она получала от меня. Суммы не грандиозные, но на жизнь вполне хватало.
- На каком факультете она училась?
- На факультете антропологии. Кафедра восточной мифологии.
- Почему она ушла из университета?
- Сказала, что ей и это надоело. За последний год Ира сменила несколько мест, но нигде не задерживалась дольше месяца. Ей везде было скучно. Она вообще не хотела работать, но я настаивал.
- Зачем?
- Затем, что бездельники плохо кончают. И то, что случилось с Ирой, - лишнее тому подтверждение.
Романенко снова взялся за бутылку. Маша посмотрела, как он наполняет стакан, и спросила:
- У вас сохранилась визитная карточка того парня?
- Да. Сейчас… - Романенко поставил бутылку, открыл верхний ящик стола, порылся в нем, достал визитку и протянул ее Марии: - Вот.
Она взяла карточку и сунула ее в сумку. Затем поднялась с кресла и сказала:
- Вы не выглядите как убитый горем отец. Но это ничего не значит. В любом случае, я благодарна вам за то, что вы нашли в себе силы встретиться и поговорить со мной. Мой телефон есть у вашего секретаря. Всего доброго!
Любимова повернулась и зашагала к двери.
- Постойте! - окликнул ее Виктор Степанович.
Мария остановилась. Вопросительно взглянула на Романенко через плечо.
- Я намерен назначить вознаграждение, - сказал он мрачным голосом.
- Вознаграждение?
- Да. За поимку убийцы моей дочери. Найдите этого ублюдка, и я перечислю на счет вашей конторы двадцать тысяч долларов. Это будет хорошим стимулом, правда?
- Да. Наверное.
Маша отвернулась и вышла из кабинета.
4
Найти художника Андрея Голубева не составило особого труда. Свои арт-эксперименты он проводил в стенах галереи под странным названием «Бекассо». Взглянув на вывеску, Мария решила, что Бекассо - это помесь бекаса с Пикассо, и подумала о том, что с не меньшим успехом это заведение можно было бы назвать «ВанГоголь».
«Пожалуй, стоит подумать о том, чтобы продать эту идею какой-нибудь арт-галерее», - решила Любимова.
Внутри ее ждал еще один сюрприз. У стен большого зала, увешанного картинами, с первого взгляда похожими на обыкновенную детскую мазню, стояли несколько совершенно голых мужчин и женщин модельной внешности. Их стройные тела были раскрашены какими-то знаками и символами, разобраться в которых не представлялось возможным.
Маша остановилась, чтобы разглядеть их получше и, быть может (если повезет) раскусить идею, которую автор пытался вложить в это сомнительное творение.
Мужской голос, прозвучавший над самым ухом, заставил Машу вздрогнуть.
- Нравится?
Она обернулась и увидела перед собой смазливого парня в цветастой рубашке и с двумя бокалами шампанского в руках.
- Трудно сказать, - ответила Мария. - А им не холодно?
- Кому?
- Этим ребятам.
- Вы про участников перформанса?[Перформанс (англ.) - вид современного искусства. Короткое представление, исполненное одним или несколькими участниками перед публикой в художественной галерее, музее или на открытом воздухе.] - В синих глазах парня заискрились веселые искорки. - Искусство требует жертв, не так ли? Как вас зовут?
- Мария Александровна.
- Видите ли, Маша, искусство подобно древнему языческому богу, и оно требует жертвоприношений. Вот вы что-нибудь слышали про сербскую художницу Марину Абрамович?
- Нет.
Парень снисходительно улыбнулся.
- Во время одного из своих перформансов она облила пол бензином по кругу, легла внутрь и задохнулась бы парами, если бы один из зрителей не спас ее, решив, что смерть уж точно не прописана в сценарии. А во время другого перформанса она лежала на глыбе льда и вырезала на животе лезвием звезду.
- И все это ради искусства?
- А как же. Художник живет ради искусства. Вне искусства его существование теряет всякий смысл.
- Эта ваша Марина Абрамович - отважная женщина, - сказала Маша.
Лицо парня просияло.
- Не то слово! Однажды Марина прожила двенадцать дней в галерее, ничего не ела, зато спала, ходила в душ и туалет - все на глазах у зрителей.
- Звери в зоопарке делают то же самое, - заметила Маша. - Но никто не называет это
«перформансом».
Парень поморщился.
- Слишком прямолинейная ассоциация. Кому-то и картины Кандинского - детская мазня. Поймите, люди любят играть в игры. Искусство - тоже своего рода игра.
Тут парень вспомнил наконец о шампанском, которое держал в руках, и протянул один бокал Маше.
- Знаете, - снова заговорил он, отпив из своего бокала, - еще совсем недавно я работал продавцом-буфетчиком в Большом театре. Так вот там, в Большом, узнаешь и понимаешь людям истинную цену. Даже очень богатым людям. И это не может не наполнять душу презрением к жизни.
- Что же такого вы познали, будучи буфетчиком?
- О, это смешно. - Парень снова просиял. - В Большом театре во время антрактов творится черт знает что. Олигархи давятся в очередях за «Вдовой Клико» и бутербродами с колбасой, а буфетчики швыряют им эту сухую колбасу, как собакам, чисто на московском приколе: «всё съедят».
- У каждого свой собственный способ почувствовать себя важным человеком, - сказала Маша.
- Вы считаете? - Голубев помолчал. - Вижу, вы надо мной иронизируете, - сказал он натужно-веселым голосом. - Что ж, я не обижаюсь. Кстати, у вас отличная фигурка. Не хотите поучаствовать в моем перформансе?
Маша снова посмотрела на голых людей, передернула острыми, худыми плечами и ответила:
- Нет, спасибо.
Парень приподнял брови:
- Мешает скромность?
- Скорее, чувствительность к сквознякам.
Он засмеялся.
- А вы остроумная! Кстати, кто вы такая?
Мария достала из кармана удостоверение, раскрыла его и показала парню.
- Любимова Мария Александровна. Уголовный розыск ГУВД Москвы.
- Хм… - Художник перевел взгляд с удостоверения на лицо Маши. - Значит, милиция. Никогда бы не подумал. И что вас сюда привело?
- Вы Андрей Голубев, так?
- Да. А в чем, собственно, дело?
- Я хочу задать вам пару вопросов и буду благодарна, если вы ответите на них откровенно и честно. В противном случае у вас могут возникнуть проблемы.
Художник вздохнул.
- И сразу угрозы, - саркастически произнес он. - Узнаю родную милицию. Валяйте, задавайте ваши вопросы.
- Когда вы в последний раз видели Ирину Романенко?
- Иру?.. Дайте вспомнить. - Он наморщил лоб, припоминая. - Дня три назад. Поздно вечером.
- При каких обстоятельствах вы встретились и когда и как расстались?
- Ну… я подхватил ее возле клуба «Гараж» и повез покататься по городу. Это было около одиннадцати часов вечера. Расстались мы часов в двенадцать, в районе Щелчка.
- Что значит «расстались»?
Голубев помрачнел.
- Ира сказала, что я ей надоел и что она хочет пройтись до метро пешком. - Он пожал плечами: - Я не стал возражать.
- То есть вы высадили девушку из машины на ночной улице? Одну? А потом просто уехали?
- Она сама этого захотела.
- Сама. Понятно. Чем же вы так насолили девушке, что она решила сбежать от вас во тьму и холод улицы?
Впервые за время разговора Голубев посмотрел на Машу неприязненно.
- Не понимаю, почему это вас должно волновать, - произнес он с легким раздражением. - И, кстати, для чего все эти вопросы? С Ирой что-то случилось? У нее неприятности?
- Неприятности - не то слово, - сказала Маша, внимательно наблюдая за лицом парня. - Ирина Романенко убита.
- Ка… Как убита?
Голубев слегка побледнел. Изумление, которое отобразилось на его лице, выглядело вполне натурально.
- Вас интересуют детали? - спросила Маша.
- Нет, но… Погодите… - Он поморщился и потер пальцами висок. А затем сдавленно проговорил: - У меня просто в голове не укладывается. Вы хотите сказать, что Ира умерла?
- Те, кого убивают, обычно умирают.
- Да, вы правы. Но… почему вы пришли ко мне?
- А разве это не очевидно? Я думаю, вы последний, кто видел Иру Романенко живой. Кроме убийцы, разумеется.
При этих словах Голубев побледнел еще больше. Несколько секунд он молчал - по всей видимости, собираясь с духом, а затем спросил:
- Как ее убили?
- Задушили, - спокойно ответила Маша, продолжая внимательно изучать лицо художника. - А перед этим мучили. Долго, почти двое суток. Зашили ей рот грубой ниткой, вырезали кость.
- Вот ведь как бывает, - хрипло пробормотал Голубев.
Он быстро поднес бокал к губам, запрокинул голову и залпом осушил его.
- Возможно, убийца похитил Ирину сразу после того, как вы с ней расстались, - сказала Маша.
Голубев вытер мокрые губы рукавом свитера и посмотрел на Любимову хмурым взглядом.
- Кажется, я понимаю, к чему вы клоните. Вы меня подозреваете, верно?
- Я не исключаю любой возможности, - тем же спокойным голосом произнесла Мария. - В том числе и этой.
- Но зачем мне было ее убивать?
- Мало ли. - Она пожала плечами. - Причины бывают разные, в том числе самые дикие. Например, можно убить ради искусства. Перформансом может стать все, что угодно, правда? Зверское убийство любовницы - тоже неплохой вариант.
На этот раз Голубев побагровел.
- Да мы с ней даже не были любовниками! - выпалил он вдруг так, что голые парни и девушки, стоявшие вдоль стены, вздрогнули и повернули головы в его сторону.
- Продолжайте, - сухо произнесла Маша.
Голубев смутился.
- Все пять дней нашего знакомства она корчила из себя недотрогу, - сдавленно проговорил он. - Сначала я думал, что у нее месячные и что она просто не хочет в этом признаваться. Но когда я сказал ей об этом, она рассмеялась.
- И в чем же была причина отказа?
Глаза художника мрачно блеснули.
- Иногда среди женщин попадаются настоящие стервы, - угрюмо сказал он. - Они испытывают огромное удовольствие от того, что мучают мужчину. Доводят его до белого каления, а потом бросают.
- В тот вечер вы снова попытались добиться от нее взаимности?
- Да. - Голубев поднес было бокал к губам, но передумал. Взглянул на Машу глазами побитой собаки и сказал: - Понимаете, меня больше всего раздражало не то, что она не хочет заниматься со мной сексом, а то, что она не объясняет мне причину.
Мария устало отвела взгляд от художника. Теперь она была почти уверена, что убийца не он.
- Вы можете указать место, где вы расстались с Ириной? - спросила она уже более мягким голосом.
- Пожалуй, да. Там рядом был магазин. Большой круглосуточный универсам.
- Сможете показать это место на карте?
- Думаю, да.
Мария достала смартфон и выщелкнула на мониторе интерактивную карту Москвы. Нашла нужный район и повернула айфон монитором к Андрею.
- Показывайте.
Парень склонился над смартфоном, несколько секунд соображал, а потом ткнул пальцем в монитор:
- Вот здесь.
Мария увеличила карту.
- Еще точнее, - попросила она.
- Вот тут, перед универмагом.
- Это точно?
- Да. Я хорошо запомнил это место.
Маша выключила смартфон и убрала его в сумку. На лице ее появилось слегка озадаченное выражение. Выходило, убийца привез Ирину Романенко на то место, где похитил ее. Над этим стоило подумать.
- С кем Ирина была в клубе в тот вечер? - спросила Маша, вновь взглянув на Голубева.
Тот пожал печами:
- Понятия не имею. Я позвонил - она сказала, чтобы я ждал возле клуба. Я подъехал, она вышла. Вот, собственно, и все.
- Хорошо. - Мария вздохнула. - У меня к вам личная просьба, Андрей, - не покидайте Москву без особой нужды. А если решите куда-то ехать - предварительно известите меня об этом.
Маша достала из сумочки визитную карточку и всучила ее парню. Тот взял визитку, хмуро на нее посмотрел, перевел взгляд на Любимову и спросил с ироничным холодком в голосе:
- Значит, я теперь официальный подозреваемый?
Маша покачала головой:
- Нет. Но нам могут понадобиться ваши показания.
- Ладно, - смиренно выдохнул Голубев. - Я все равно никуда не собирался уезжать. Буду работать над новым перформансом.
Глава 3
1
Профессия журналиста хороша тем, что помогает приобретать не только проблемы (Глеб испытывал это на собственной шкуре практически каждый день), но и полезные знакомства в самых разных сферах жизни.
Биолог, кандидат наук и ведущий сотрудник лаборатории Осип Бриль посмотрел на вошедшего Глеба поверх очков, улыбнулся и воскликнул:
- Кого я вижу! Глеб Корсак собственной персоной! Голова цела, зубы вроде тоже все на месте. Только чуть прихрамывает, но это, надеюсь, поправимо. Ну, здравствуй, панславист!
- Привет и тебе, сионский мудрец!
Бриль встал из-за стола, и приятели пожали друг другу руки.
- Как поживаешь, борзописец?
- Жив пока. Я к тебе по делу.
- Само собой. - Бриль поправил пальцем очки, сдвинув их на переносицу, посмотрел на пакет, который Глеб уже достал из сумки, и поинтересовался: - О, да ты с дарами! Что ты мне принес?
Глеб брякнул сверток на стол и ответил:
- Кость.
Бриль усмехнулся:
- Мозговая, для борща? Беру не глядя!
- Сначала расскажи мне про эту кость все, что думаешь, а потом делай с ней, что хочешь - хоть вари, хоть так грызи.
- Грубый ты человек, Корсак. Впрочем, как все русские. Что ж, посмотрим, что ты мне приволок.
Бриль сунул руку в пакет, достал из него обломок кости и поднес его к лицу.
- Se, - прочел он. Поднял взгляд на Корсака и уточнил: - Где ты взял эту гадость, Глеб?
- Купил на распродаже.
- Что ж, это вполне в твоем духе. Ну а если серьезно?
- Подарок от неизвестного поклонника. Нашел в своем почтовом ящике.
- О! - усмехнулся биолог. - Тебе хоть кости дарят, мне совсем ничего. И что же ты хочешь узнать про эту вещицу?
- Мне надо знать, какому животному принадлежит… то есть принадлежала эта кость. Ну а в благодарность…
Глеб достал из своей неизменной холщовой сумки бутылку коньяка. Бриль поморщился:
- Глеб, ты что? Оставь это!
- Не хочешь - как хочешь.
Корсак сделал вид, что убирает бутылку, но Бриль взял его за запястье и удержал.
- Глеб, когда я говорю «оставь», это значит - оставь, - назидательно произнес он. - То есть оставь в этом кабинете. Кстати, не хочешь пропустить по стаканчику?
- Я спешу, - сказал Глеб.
Бриль хмыкнул:
- Как всегда. Ладно. Позвони мне часа через три. К тому времени я буду знать о твоем подарке все или почти все.
- Спасибо, дружище, я знал, что могу на тебя положиться.
- Э-э… Глеб, одну минуточку. - Биолог явно смутился. Кашлянул в кулак и негромко проговорил: - Мне неудобно к тебе обращаться, но… ты не мог бы мне одолжить немного денег? Я тут намедни сильно проигрался в «Красном доме».
Глеб открыл от удивления рот.
- Ты играл?
Бриль отвел глаза и ответил:
- Да.
- Я же предупреждал тебя, чтобы ты туда не совался!
- Да, но сам-то ты играешь. И выигрываешь. Вот я и решил: почему бы мне тоже не попробовать.
Несколько секунд Корсак в упор смотрел на друга, не в силах поверить в то, что услышал, а затем разомкнул губы и сухо произнес:
- Бриль, ты кретин.
Биолог вздохнул:
- Знаю. Но в этом случае мы с тобой оба кретины. И ты даже больший кретин, потому что рассказал мне про свои выигрыши. Неужели ты думал, что озвученные суммы не возбудят во мне азарта?
Корсак молчал. Тогда Бриль заговорил снова:
- Так ты одолжишь мне денег?
- Сколько?
- Пять тысяч долларов.
Глеб помрачнел еще больше. В голове его замелькали нули, длинной цепочкой пристроившиеся к единице.
- Вернуть сможешь? - хрипло спросил он у Бриля.
- Обижаешь.
- И когда?
- Не раньше чем через полтора месяца.
- Ладно… Но тебе придется проводить меня до банкомата.
- Я с удовольствием это сделаю, дружище.
- И пообещать мне, что больше не будешь играть.
- Вот с этим проблемы.
- Бриль!
- Хорошо, хорошо. - Биолог примирительно поднял ладони. - Смиренно принимаю все твои условия, Глеб. Клянусь - больше рука моя не коснется игрального стола. Если хочешь, составим договор, и я подпишу его кровью.
- При условии, что я сам тебе ее пущу.
- Договорились.
* * *
Никто не умеет как следует делать горячие бутерброды. А ведь это тонкий процесс, в котором важна очередность. Берем белый хлеб. На него выкладываем колечки лука и кружки помидора. Поливаем сверху майонезом, тонким слоем, чтобы сохранить идеальную форму, после чего кладем пару ломтиков ветчины, толщина которых не должна превышать пяти миллиметров. Пять миллиметров - это идеал, но без сноровки и должного опыта этот идеал малодостижим. Довершаем дело двумя аккуратными кусочками сыра.
После того как бутерброд сооружен, кладем его в микроволновую печь и включаем подогрев. Греть нужно секунд тридцать-сорок, в общем, пока сыр не растает.
Все, идеальный бутерброд готов!
Достав из микроволновки тарелку с бутербродом, Глеб занялся приготовлением напитка. Плеснул в широкий стакан немного водки, добавил тоника и выжал сок из половинки лимона. Затем бросил в коктейль несколько кусков льда.
Сделав все это, Корсак поднял стакан, посмотрел сквозь него на лампу и проговорил:
- Когда-нибудь, когда я брошу пить, я буду скучать не по водке, и не по вину, и даже не по пиву. Я буду скучать по тебе, мой холодный, пролимоненный друг.
Он поднес стакан к губам, и тут из прихожей донесся перезвон мобильного телефона.
«Nikkfurie». Танец Черного Лиса из «Тринадцати друзей Оушена». Отличная тема для рингтона; впрочем, Глебу она уже успела надоесть, а в этот момент он и вовсе был не рад ее услышать.
Глеб с ненавистью посмотрел в сторону прихожей. Перевел взгляд на стакан с водкой-тоником и лежавший на тарелке горячий бутерброд.
Все-таки у жизни скверное чувство юмора.
Пришлось отложить удовольствие на несколько минут и дотащиться до прихожей. Взглянув на экран телефона, Глеб увидел имя собеседника. Звонил Бриль.
«Ну, сейчас завертится», - подумал Глеб и поднес трубку к уху.
- Слушаю тебя, моя радость.
- Глеб, ты что мне приволок?! - завопил в ответ Бриль.
- О чем ты?
- О кости, которую ты притащил! Она человеческая! Человеческая, Глеб! Причем еще совсем недавно она находилась в теле живого человека. Ты понимаешь, о чем я говорю?
- Успокойся, Бриль. Не гони волну.
- Успокоиться? Как я могу успокоиться? Это ж подсудное дело!
- Спокойнее, Бриль, спокойнее. Ты уверен в правильности своего заключения?
- Типун тебе на язык, Корсак! Не произноси при мне слово «заключение», от него попахивает цугундером!
Глеб вернулся на кухню и положил трубку на стол. Взял стакан, поднес его к губам и сделал пару глотков. Затем поставил стакан обратно и снова взял трубку.
Бриль все еще разорялся.
- …Говорю тебе со всей ответственностью, Глеб, если ты еще раз притащишь ко мне что-нибудь подобное…
Корсак снова положил трубку на стол. Поднял стакан и допил коктейль.
Итак, какой-то ублюдок бросил ему в почтовый ящик фрагмент человеческой кости. Возможно, это просто дурная шутка какого-нибудь мстительного идиота. Достать человеческую кость можно в любом морге за бутылку водки. Видимо, так оно и произошло. Но можно ли считать этот «подарок» шуткой или следует отнестись к нему как к предупреждению или угрозе?
Скорей всего, «подарок» ему прислала какая-нибудь сумасшедшая из его бывших. Глеб припомнил давний разговор за кружкой пива. Один из его друзей вещал:
- У нашего Корсака удивительный талант связываться с неадекватными женщинами! С красивыми и сумасшедшими! Ох, помяни мое слово, Глебушка, тяга к порочным и сумасшедшим дамам не доведет тебя до добра. Однажды ты проснешься и обнаружишь, что у тебя перерезано горло. И знаешь, чем оно будет перерезано? Пилкой для ногтей!
Последняя реплика вызвала смех сидящих за столом. Помнится, сам Глеб в ту минуту тоже улыбался. Но сейчас ему было не до смеха. Интуиция подсказывала, что история с костью будет иметь свое продолжение. И свой финал - скорей всего, не слишком радужный.
Глеб снова поднял трубку.
- Корсак, ты вообще меня слушаешь?
- Да, Ося. Конечно. Прости за то, что я тебя расстроил. И спасибо, что позвонил и все разъяснил.
- Не надо меня благодарить, Глеб. Знаешь… я, пожалуй, погорячился, наговорил тебе лишнего. Но ты должен меня понять.
- Я понимаю. Через час я буду у тебя. Заберу эту штуковину, и ты больше никогда о ней не услышишь.
Глеб отключил связь.
Пять минут спустя он был готов к выходу. Выглядел он так же, как всегда, доказывая всем своим обликом, что существуют люди, не желающие тратить время на выбор одежды, а потому покупающие во время каждого (впрочем, чрезвычайно редкого) похода в магазин по два одинаковых плаща, по две пары одинаковых пиджаков и туфель и признающие разнообразие только в расцветках рубашек.
Одевшись и закинув на плечо свою неизменную холщовую сумку, Корсак посмотрел на себя в зеркало. Лицо все еще выглядело немного помятым после недавней схватки с мордоворотами из «Тойоты». И, пожалуй, он еще сильнее похудел за последние дни. Впрочем, взгляд был ясным и спокойным, а рот - ироничным и твердым. Галстук, как обычно, съехал набок, но, как обычно, Глеб не обратил на это внимания. Во всей его поджарой, подвижной фигуре было что-то небрежное, наплевательское - то самое, что безотказно отличало его, несмотря на дорогую одежду, от бесчисленной армии российских топ-менеджеров. А седая прядь в густых взлохмаченных волосах придавала его облику еще более романтический вид.
Выходя из подъезда, Глеб снова увидел белую собаку. На этот раз она была привязана к дереву и при виде Глеба вскочила на ноги и громко зарычала. Пока Корсак шел к своей видавшей виды «Мазде», псина медленно поворачивала голову, не сводя с него пристальных, внимательных, холодных глаз.
2
Вечером состоялась внеплановая оперативка у полковника Жука. Полковник уютно сидел в кресле, смотрел в окно и постукивал по столу своим неизменным красным карандашом.
Полковник Жук - рослый пожилой мужчина с седыми усами, младенчески-розовым лицом и в очках без оправы - выглядел душевным и мягким стариком, однако все, кто с ним работал, знали, каков он на самом деле. Стас Данилов шутил, что душевности в нем - как в топоре палача. Тридцать пять лет сыскной работы высосали из Жука все эмоции и чувства, оставив лишь улыбчато-вежливую «кожуру», которая намертво приросла к его лицу, навсегда придав ему выражение этакого участливого безразличия.
За глаза оперативники называли своего начальника просто Старик или же Ледяной Старик - за холодновато-вежливую улыбку, с которой он посылал своих подчиненных на опасные задания. Впрочем, втайне опера гордились его хладнокровием и с удовольствием пересказывали друг другу мифические истории из боевого прошлого полковника Жука.
Полковник начал с того, что описал в деталях свой разговор с Генпрокурором, который склонялся к тому, чтобы взять «дело Ирины Романенко» под свой жесткий контроль.
- Сами понимаете, преступление экстраординарное, - сказал полковник, по привычке строго глядя на Толю Волохова, который заметно (и тоже по привычке) нервничал под его пристальным взглядом.
- Андрей Сергеевич, я говорила с отцом Ирины Романенко, - вступила в разговор Маша Любимова. - Также я встретилась с бойфрендом Ирины. Но ничего полезного они сообщить не смогли.
- Плохо, что не смогли, - вынес суровый вердикт полковник Жук.
- Быть может, судмедэксперт прольет какой-нибудь свет на эту ситуацию, - сказала Маша.
Все посмотрели на Лаврененкова.
- Семен Иванович, - обратился к нему полковник Жук, - что вы можете нам сообщить?
Лаврененков вздохнул и произнес грустным голосом пожилого меланхолика:
- Как и предполагалось с самого начала, смерть девушки наступила в результате удушения. Отпечатков пальцев нет - это значит, что убийца действовал в перчатках. Ни спермы, ни крови, ни эпителия убийцы мы на месте также не нашли. В руке жертвы была зажата прядь волос, эти волосы направлены на ДНК-экспертизу. Из физических следов насилия - ссадины на лице, следы от удушения на шее, искусанное запястье и послеоперационные шрамы на ноге.
- Интересно, - протянула Мария. И на грустный вопрос Лаврененкова, что же тут интересного, пояснила: - Сперма на месте преступления не обнаружена. Следовательно, убийца не испытывал сексуального влечения к жертве.
- Не уверен, что сексуальных мотивов не было, - сказал Толя Волохов. - Может, этот гад из тех, кто кайфует, глядя на то, как мучается жертва? Тогда ему вовсе не обязательно прикасаться к ней, а можно просто отойти на несколько шагов, расстегнуть ширинку и…
- Да, такое тоже возможно, - согласилась Маша. - Ему не обязательно оставлять семя на месте преступления. И все же мне кажется, что мы имеем дело не с сексуальным насилием и что мотивы у убийцы были совсем другие. Семен Иванович, что вы скажете про вырезанную кость?
- Большеберцовая кость у девушки была вырезана при жизни. После этого она прожила еще около двадцати часов. Убийца оперировал профессионально. Думаю, он вполне может быть хирургом или патологоанатомом.
- Или судмедэкспертом, - иронично заметил Стас.
Лаврененков одарил его уничижительным взглядом.
- А что насчет следов укуса на запястье? - спросила Маша.
- Кусала собака. Большая собака. Возможно, бойцовской породы.
Старик выслушивал своих подчиненных с обычной вежливой внимательностью. Лицо его было, как всегда, спокойным и доброжелательным, улыбка - вежливой и заинтересованной. Время от времени он переводил глаза с лица собеседника на красный карандаш, который вечно вертел в пальцах.
- Собака бойцовской породы… - повторил полковник Жук. - А конкретней?
На грустном лице Лаврененкова появилось легкое ироническое выражение.
- Андрей Сергеевич, если вы думаете, что я могу определить породу и масть собаки, а также ее кличку и место жительства, то вы сильно переоцениваете мои возможности. Что до остального, то есть один факт, который показался мне очень любопытным.
- Что за факт?
- Рот жертвы зашит плетеной лавсановой нитью с фторполимерным покрытием АР-87. Чаще всего эту нить используют патологоанатомы для зашивания рассеченных тканей.
На лицах присутствующих появилось выражение мрачного удивления.
- Но это еще не самое странное, - продолжил судмедэксперт, явно наслаждаясь реакцией коллег. - Самое странное, что нить, которой был зашит рот нашей жертвы, не новая.
- Как не новая?
- Да так. Ее уже когда-то использовали. По назначению.
Полковник Жук сдвинул брови.
- Семен Иванович, вы хотите сказать, что эту нить…
- Уже пускали в дело, - повторил судмедэксперт. - А потом вынули из зашитой плоти покойника и использовали снова.
- Ужас, - тихо проговорил молчавший до сих пор Стас Данилов. - Кто мог такое сделать? Какой-нибудь бывший патологоанатом?
- Почему обязательно бывший? Да и совсем не обязательно, что патологоанатом. Нить мог вынуть любой, кто имел доступ к телу. Вот только тело это мы, боюсь, найти не сможем.
- Когда, примерно, эту нить использовали в первый раз? - спросил Волохов.
- Думаю, не меньше года назад, - ответил Лаврененков.
- Чем дальше в лес, тем злее комары, - проворчал Волохов.
Полковник взглянул на Любимову.
- Мария Александровна, а вы что скажете?
Кроткие и любезные интонации голоса, выражение лица и глаз, которыми он прикрывал свое бессердечие, - все было на месте.
- Думаю, это не случайность, Андрей Сергеевич, - сказала Маша.
- Ясен перец, не случайность, - горячо проговорил Волохов. - Этот гад не только маньяк-убийца, но еще и некрофил.
- Думаю, делать такие выводы преждевременно.
- Тогда предложи другой вариант, раз такая умная.
- Возможно, мы столкнулись с ритуальным убийством. А если так, то каждая мелочь тут имеет символическое значение. Нить, которая была использована вторично, может служить символическим мостом между смертью одного человека и смертью другого. К тому же эта нить может иметь сакральный смысл. В глазах убийцы она как бы
«освящена» смертью, поскольку прибыла к нам из загробного царства.
- Маш, по-моему, ты увлеклась, - сказал Волохов. - Мы тут говорим об убийстве девушки, а не обсуждаем суеверия наших предков.
Полковник Жук вздохнул, отвел взгляд от Марии и сказал:
- Да уж. Давайте-ка обсудим процедурные вопросы. Как вы уже знаете, следователем по этому делу назначен присутствующий здесь Юрий Михайлович Пожидаев…
Двадцать минут спустя, когда Мария шагала по коридору, потирая на ходу покалеченное плечо, Пожидаев нагнал ее и пошел рядом.
- Мария Александровна, - заговорил он недовольным голосом, - я еще раз хочу тебя попросить: не мудри.
- Что вы имеете в виду? - холодно уточнила Мария, не поворачивая в его сторону головы.
- Ты знаешь что. - Пожидаев сделал страдальческое лицо. - Маш, у меня на шее восемь дел. По двум из них я должен отчитаться через три дня. Работы - невпроворот. Поэтому прошу тебя: ищи простые решения и не усложняй.
- Мир сложен, - возразила Любимова. - Люди - сложны. Я привыкла строить свои версии исходя из этого правила. И для вас, как приверженца простых решений и методов, я не собираюсь делать исключение. Всего доброго, Юрий Михайлович.
Мария ускорила шаг. Следователь остановился, посмотрел ей в спину и тихо обронил:
- Ну и зря.
3
Стас Данилов взял чашку Марии, отхлебнул глоток и сморщился:
- Ну и гадость. Марусь, у тебя глаза от такого крепкого кофе не вылезают?
- Сам скажи, тебе со стороны виднее. - Маша забрала у него чашку.
- Переходи на зеленый чай, - посоветовал Стас. - Он прекрасно тонизирует и не портит цвет лица. И кофеина в нем мало.
- Помешался ты на своем зеленом чае, - проворчал Волохов. - Скоро у тебя от этих восточных дел разрез глаз изменится.
- Наш мир - всего лишь иллюзия, Толя, - философски изрек Данилов. - Когда-нибудь ты тоже это осознаешь.
- Вот интересно: если я тебя сейчас кулаком по лбу стукну - это тоже будет иллюзия?
- Не будь здесь дамы, я бы тебе ответил.
- Не будь здесь дамы, я бы тебе стукнул.
- Мальчики, я не дама, я мент, - возразила Маша, поднося к губам чашку. - А мент - всегда мент, какую форму на него ни натяни.
- Глубокомысленное изречение, - заметил Стас. - И что за мудрец тебе такое сказал?
- Один продавец бутербродов, который стал художником.
Данилов ухмыльнулся:
- Ну, продавцу бутербродов сам бог велел. Сколько труда и таланта надо вложить в то, чтобы украсить бутерброд. Намазать на него творожный сыр, выложить сверху мозаику из рубленой зелени. А потом еще разложить розочки из соленой семги.
- Точно, - подтвердил Волохов. - Шекспир отдыхает!
Данилов посмотрел на него насмешливым взглядом и сказал:
- Толя, Шекспир был поэтом, а не художником.
- Да ну? А поэт - это, по-твоему, кто?
- Кто?
Волохов задрал указательный палец и назидательно произнес:
- Художник слова - вот кто!
Мария глянула на циферблат наручных часов.
- Толя, опроси, пожалуйста, коллег Ирины Романенко по ее последнему месту работы.
Волохов посмотрел на нее серьезным взглядом и кивнул:
- Сделаю.
- И на прежней работе тоже.
- Это уже смахивает на безжалостную эксплуатацию. Пусть Стасик этим займется.
- Я не могу, - сказал Данилов. - У меня через два дня истекает срок предварительного следствия по делу о поджигателях автомобилей. Работы невпроворот.
Волохов вздохнул:
- Так я и думал, что отмажется. Буддисты все хитрые. Потому что они совесть вместе с реальностью отменили. Ладно, так и быть, съезжу. Надеюсь, вуз, в котором она училась, ты на меня не повесишь?
- Нет, этим я займусь сама.
У Стаса пискнул мобильник. Он взял трубку со стола, посмотрел на дисплей и вздохнул:
- Мне пора.
- Я тоже поеду, - сказал Толя Волохов. - Маш, ты с нами?
Любимова покачала головой:
- Нет, я выпью еще чашку.
- Как знаешь. Удачи, истребительница кофеина!
Распрощавшись с мужчинами и дождавшись, пока они выйдут из кофейни, Маша достала из сумочки мобильный телефон. Нашла номер дилера Макса и нажала на кнопку вызова.
Гудок… Второй… А затем:
- Добрый вечер, Мария Александровна!
- Здравствуй, Макс. Я сейчас в кафе «Асторикс». Это на Бульварном кольце. Мы можем встретиться здесь?
- Да. Я бывал в этом месте.
- Когда тебя ждать?
- Минут через двадцать - двадцать пять.
- Хорошо. Мой столик в нише, за стеной.
Маша убрала телефон в сумку. Затем подозвала официантку и заказала еще одну чашку кофе, а к ней - два эклера с шоколадной начинкой. Иногда вкусная еда помогала отвлечься от боли в плече. Маша надеялась, что это сработает и сейчас.
Поедая эклер и запивая его кофе, Мария размышляла о мужчинах, с которыми сводила ее судьба. Первый был самовлюбленным и хвастливым кретином, который, едва выпрыгнув из постели, тут же рассказал всему курсу про их связь. Со всеми красноречивыми подробностями. Мария тогда прилюдно влепила болтуну пощечину и с удовольствием наблюдала, как его физиономия сделалась малиновой, губы затряслись, а в глазах появились боль, страх и испуг вперемешку.
Второй парень Маши променял ее на студентку театрального института.
Третий изматывал ее своей ревностью, а сам, считая себя, по-видимому, настоящим мачо, беспрерывно крутил романы на стороне. Четвертый был слишком влюбчив, трижды уходил от Маши, но все три раза возвращался к ней, становился на колени и вымаливал прощение. В четвертый раз привычный сценарий не сработал. Маше надоела эта комедия, и она положила ей конец.
А потом случился муж…
При мысли о муже Мария тяжело вздохнула. Затем доела последний кусочек пирожного и тут заметила высокую, крепкую фигуру дилера. Этот парень был настоящим красавчиком.
Подойдя к столику, дилер улыбнулся и сказал:
- А вы, я вижу, сластена. Приятного аппетита, Мария Александровна!
Маша отодвинула от себя блюдце с шоколадными крошками. Макс, не дожидаясь приглашения, сел напротив, затем сунул руку в карман модной синей куртки, достал флакон, туго завернутый в плотную бумагу, и поставил его на стол перед Марией.
«Даже не посмотрел по сторонам, - подумала она. - Уверен в себе. Совсем не похож на других поставщиков. Настоящий король улиц».
Любимова хмыкнула.
- Ваш заказ, - сказал Макс, глядя на нее спокойными, ироничными глазами.
Мария, не отвечая, достала из сумочки конверт и протянула его дилеру. Тот взял, свернул конверт пополам и опустил в карман куртки.
Сделка была совершена, но дилер продолжал сидеть.
- Что-то еще? - спросила Мария.
- Хочу предложить вам новый товар - на основе оксикодона. Он гораздо сильнее, чем прежний, и стоит всего на двадцать процентов дороже.
- Меня это не интересует.
- Уверены? С каждым месяцем вы покупаете все больше. Стоит ли переплачивать?
- Вам лучше уйти, - сказала Мария.
Макс молчал, выжидательно глядя на нее своими спокойными, лукавыми глазами. Аккуратно выбритый, вкусно пахнущий, красиво причесанный шатен в модной, дорогой одежде.
- Вы уйдете или нет? - поинтересовалась Маша, начиная терять терпение.
- Я был бы не прочь выпить чашку кофе и что-нибудь съесть, - сказал дилер.
- Что ж, это ваше право. А мне пора.
Маша Любимова окликнула официанта и полезла в сумочку за бумажником, чтобы расплатиться по счету.
- А вы красивая женщина, - сказал вдруг Макс, с легкой полуулыбкой разглядывая Марию.
Она бросила на него быстрый, удивленный взгляд и снова перевела его на сумочку.
- Как вы стали полицейским? - спросил Макс.
- Много будешь знать - скоро состаришься.
Дилер усмехнулся.
- Ну, разумеется. Послушайте, Мария, а почему бы нам с вами, вместе…
Он наткнулся на ее взгляд и осекся. Пожал плечом:
- Ладно, проехали. Какой кофе вы посоветуете? Я не любитель этого напитка, но сейчас что-то захотелось.
Маша смерила парня долгим, пристальным взглядом.
Наглый, самоуверенный, спокойный. Никаких бегающих глазок, никакого жаргона. Пожалуй, слишком привлекательный и вежливый для распространителя «дури». Любимова с удивлением осознала, что почти восхищается этим человеком, как можно восхищаться хищником, который идеально приспособлен для выживания.
На этот раз дилер не смутился под ее взглядом. Мария чуть прищурила карие глаза.
- Сколько тебе лет? - спросила она.
- Двадцать четыре, - ответил парень.
- Почему ты этим занимаешься?
- Чем «этим»?
- Толкаешь «дурь».
Он улыбнулся:
- Это приносит немалый доход. Глупо отказываться от того, что само идет тебе в руки, правда?
- Когда-нибудь ты попадешься. Тебя возьмут за шиворот и бросят в тюремную камеру.
- Надеюсь, это будете не вы.
- Как знать.
Макс чуть склонил набок свою красивую, ухоженную голову и сказал:
- То, чем занимаетесь вы, ничуть не менее рискованно. К тому же рано или поздно всем нам придет конец. Стоит ли трястись заранее?
Маша продолжала внимательно разглядывать парня. И с каждой секундой он вызывал у нее все больше любопытства. Доктор Козинцев (врач, занимающийся ее психологической реабилитацией) был прав: у нее и впрямь слишком давно не было мужчины. С чисто физиологической точки зрения это, конечно, не катастрофа. Но что, если все ее беды и тревоги последних месяцев, весь страх, который тяжелой взвесью клубился в ее душе, - что, если все это обусловлено простым сексуальным голодом или, как остроумно выразился доктор, «телесною тоскою»?
У Маши всегда были высокие требования к мужчинам, но с точки зрения экстерьера и манер Макс был великолепным образцом. Красивый, высокий, уверенный в себе. Злым он тоже не казался. Ну да, молод, но ведь это хорошо. Зрелость, ум и опыт ценишь лишь в тех мужчинах, к которым испытываешь искренний интерес. Если хочешь найти мужчину для удовлетворения плотских потребностей, то такие, как Макс, - практически идеальный вариант.
- Почему вы на меня так смотрите? - поинтересовался дилер.
Маша насмешливо прищурилась:
- Да вот думаю - не съесть ли мне тебя?
- Лучше съесть, чем арестовать, - засмеялся Макс.
- У тебя есть свое жилье?
- Да.
- Поедем к тебе?
На лице дилера застыло удивление, но, к чести парня, он быстро соображал. Макс широко улыбнулся, блеснув безукоризненно белыми зубами, и произнес голосом, дающим понять, что он вошел в тему:
- Хорошо. Если вы не против, я расплачусь с официантом.
Мария не возражала.
* * *
- Нет! Я не хочу.
Маша оттолкнула его от себя, рывком села на кровати, накинула на себя одеяло и опустила ноги на пол. Потянулась за пачкой коричневых ароматизированных сигарет.
- Я что-то не так сделал? - спросил у нее за спиной Макс.
- Нет. Просто… это не для меня.
- Что не для тебя?
- Обращайся ко мне на «вы».
- Но это глупо.
- Возможно. Но иначе ты рискуешь потерять не только клиентку, но и свободу.
Она щелкнула зажигалкой, и на мгновение пламя отразилось в крошечных капельках пота, выступивших у нее на лбу.
Макс нахмурился.
- Я думал, мы подходим друг другу.
- Как выяснилось, нет.
- Но почему?
Она пожала плечами:
- Не знаю. Вероятно, потому, что я полицейский, а ты - преступник.
- В этом есть своя изюминка. Разве нет?
Он привстал на кровати и хотел поцеловать Марию в шею. Она отстранилась и сухо произнесла:
- Я сказала: нет.
Сделав несколько затяжек, Мария затушила сигарету в пепельнице. Потом потянулась за сумочкой, лежавшей на стуле, достала флакон с кодеином, вытряхнула таблетку и бросила ее в рот. Запила глотком вина, который остался у нее в бокале.
Дура… О чем она думала? Вообразила себе, что секс с молодым красавцем расцветит ее жизнь яркими красками. Вернет ей уверенность в себе. Ерунда! Пуститься во все тяжкие в тридцать четыре года… Это ж надо до такого додуматься!
Любимова покосилась на Макса, растянувшегося на кровати. Прекрасный мускулистый зверь, получивший от ворот поворот. Можно себе представить, как он сейчас злится.
- Будем считать, что ничего этого не было, - сказала Маша более мягким голосом. - Ты ни в чем не виноват. Все дело во мне.
- Мария, я думал…
- Не продолжай, - сказала Маша. - Я совершила глупость, приехав сюда. Очередную глупость в своей жизни.
Мария встала с кровати и принялась одеваться. Она чувствовала, что Макс смотрит на нее, и от этого взгляда ей было не по себе.
Когда она оделась, Макс протянул ей что-то:
- Держите!
Маша взглянула - это был флакон с таблетками.
- Зачем это? - спросила она.
- Подарок, - объяснил Макс. - Просто так. Все равно я собирался его вам отдать.
Мария внимательно посмотрела парню в глаза, потом пожала плечами и забрала флакон. Макс усмехнулся и качнул головой:
- Не думал, что вы возьмете.
- Глупо отказываться от того, что само идет тебе в руки, правда?
- Запомнили! Интересная вы девушка, Мария Александровна. Неординарная. Жаль, что у нас ничего не получилось.
- Ничего и не могло получиться. Надеюсь, я не сильно испоганила тебе этот вечер.
- Бывало и хуже, - сказал Макс. - Мы останемся друзьями?
- Мы никогда не были друзьями. Ты продавец, я покупатель. Остановимся на этом. Можешь меня не провожать.
Маша взяла со стула сумочку и направилась в прихожую.
Глава 4
1
- Подожди здесь, - сказала Таня Кострикова своему бойфренду Гере и ушла в спальню.
Там она сбросила с себя одежду, понюхала подмышки, скривилась и протерла их влажной салфеткой. Затем осмотрела свое отражение в зеркале и с удовлетворением отметила, что выглядит вполне себе эффектно. Накинув халат и затянув пояс, она вернулась в гостиную.
Взяв с полки два бокала, бутылку и штопор, она поставила их на журнальный столик перед Герой. Он перестал дергать струны гитары и недовольно нахмурился.
- Детка, после концерта я выжат как лимон.
Она приподняла в усмешке бровь:
- Хочешь сказать, что ты не в состоянии удовлетворить красивую девушку? А как же твое правило - «Всегда и везде»?
- Я помню про свое правило.
- Хорошо. Тогда я в тебе уверена. - Таня сама открыла бутылку, разлила вино и поднесла ему бокал. - Мне нравится думать, что ты всегда готов, Герочка.
С этими словами она вынула из его рук гитару и вставила бокал в его холодные пальцы.
- За любовь!
Они чокнулись. Таня выпила несколько глотков вина, затем отставила бокал. Вынула бокал из пальцев Геры и тоже поставила его на столик.
- Я соскучилась, - сказала она.
- Я тоже, - промямлил Гера Палий, откинув со лба косички-дреды. - Но…
Не дав ему договорить, Таня устремилась в атаку. Толкнула Геру на подушку головой, а сама быстро вскарабкалась на него и стала развязывать пояс халата.
- Эй, погоди, - насмешливо сказал Гера. - Не надо так спешить. Между прочим, у меня сегодня был концерт. А после него я еще ширнулся с ребятами, так что сейчас я не совсем в форме.
- Но я хочу! Хочу, понял?!
В глазах Геры промелькнуло что-то вроде испуга.
- Ты ненормальная, ты знаешь это?
На мгновение взгляд ее остекленел.
- Не называй меня ненормальной!
- Ладно, прости.
Распахнув полы халата, Таня обняла бойфренда за шею и наклонилась к нему. Горячо и страстно поцеловала в губы, расстегнула Гере ремень и «молнию» на ширинке, быстро просунула руку ему в трусы. Пожалуй, сделала это слишком грубо. Гера айкнул и слегка отстранился.
- Да что с тобой? - недовольно проговорил он.
- Ничего. - Она усмехнулась. - А с тобой? Ты внезапно превратился в гомика?
По лицу Геры пробежала тень.
- Ладно, детка. Как скажешь.
Она почувствовала, как его сильные руки стиснули ее грудь. Затем одна рука скользнула вниз, в трусики. Таня закусила губу и застонала.
…Гера, несмотря на усталость, делал все как надо, но в тот момент, когда он собрался войти в нее, Таня случайно бросила взгляд на окно и оцепенела от ужаса. Снаружи к стеклу прижалось чье-то бледное лицо. Таня вскрикнула и оттолкнула от себя Геру.
- Ты чего? - хрипло спросил он.
- Там… - сиплым голосом пробормотала Таня. - На нас кто-то смотрит…
Гера приподнялся на локте, повернул голову и посмотрел на окно.
- Дура, - насмешливо и недовольно произнес он. - Это ж у меня с прошлого Нового года. Помнишь, мой брат, удолбанный укурок, разрисовывал тут все? И эту рожу на окне тоже он намалевал. - Гера снова положил руки Тане на бедра. - Давай продолжим, детка!
Таня снова отстранилась, а затем поднялась с дивана и запахнула полы халата.
- Эй, ты чего? - сердито спросил Гера.
- Настроения нет.
- Завязывай прикалываться. - Гера протянул руку. - Иди сюда!
- Нет, - твердо сказала Таня.
- Не понял. Сама меня раскочегарила, а теперь…
- У меня пропало настроение.
- Настроение? - Некоторое время он изумленно на нее таращился, потом криво усмехнулся. - Нормальный расклад. А мне-то что теперь делать?
- Развлеки себя рукой.
- Ты чего несешь?
- Типа ты никогда этого не делал.
- Делал. Но когда был один. - Внезапно лицо Геры стало мягким и безвольным. - Слышь, Тань, ну брось выеживаться. Правда. Ты же знаешь, я уже не могу остановиться - после «дури» у меня всегда так.
Казалось, Таня колеблется.
- Ладно, - решила она наконец. - Только сотри эту дурацкую рожу с окна.
- Прямо сейчас?
- Да. Она меня раздражает.
Лицо Геры снова помрачнело.
- Ты точно ненормальная, - хмуро сказал он.
- Не называй меня ненормальной! - крикнула Таня.
- Ладно, ладно. Не психуй. Сейчас попробую стереть.
Гера нехотя поднялся с дивана, сунул ноги в тапочки и зашаркал к окну. Таня потянулась за вином. Плеснула немного в бокал, а потом залпом выпила. Напряжение, не отпускавшее ее последние несколько часов, слегка ослабло.
Прошлой ночью ей приснился жуткий сон. В этом сне была рыжеволосая девушка с бледным лицом, и она душила Таню, склонившись над ней так низко, что Таня чувствовала запах тления, исходивший от девушки, и видела ее глаза, подернутые белой пеленой смерти. Проснувшись, Таня схватила с тумбочки телефон и набрала номер Ирки Романенко, своей бывшей подружки, с которой не общалась почти год. Таня сама толком не знала, зачем она это сделала, как не знала и того, что бы она сказала своей бывшей подруге. Впрочем, телефон Ирки все равно молчал, так что говорить ничего не пришлось.
Пока Гера скоблил ножом оконное стекло, Таня долила остатки вина. Помедлила несколько секунд, сжимая в руке бокал, а затем быстро выпила. Внезапно ей стало жарко. Таня поставила бокал на столик, стянула с кровати одеяло и накинула его на плечи. Потом взяла сигарету и зажигалку и вышла на балкон.
Ночной ноябрьский холод остудил пылающее лицо. Таня хотела закурить, но вдруг увидела, что внизу кто-то стоит. На улице было темно, и Таня различала только силуэт человека, и тем не менее она поняла, что человек этот, задрав голову, смотрит прямо на нее.
- Эй, тебе чего? - грубо окликнула Таня.
Этаж был второй, и Таню с незнакомцем разделяло не такое уж большое расстояние.
- Ты глухой? - громко и сердито спросила она. - Я сейчас своего парня позову - он тебе накостыляет!
- Ты с кем там разговариваешь? - послышался за спиной голос Геры.
Таня обернулась и ответила:
- Да тут какой-то придурок на наши окна таращится.
Гера вышел на балкон, взглянул вниз.
- Какой придурок?
Таня тоже посмотрела вниз. Во дворе никого не было.
- Там кто-то стоял, - сказала она.
- Где?
- Внизу. Возле качелей.
Гера посмотрел в сторону детских качелей.
- Там никого нет.
- Сама вижу, что нет. Он ушел.
- Кто?
- Тот, кто там стоял.
Гера воззрился на Таню, несколько секунд молчал, затем сказал:
- Слушай, тебе точно надо дунуть. У меня есть отличная трава, друг из Казахстана привез. Хочешь, забью косячок?
- Я хочу выпить, - сказала Таня.
- Что?
- Выпить хочу. У тебя что-нибудь есть?
Гера покачал головой:
- Нет.
- А магазин есть какой-нибудь поблизости?
- Круглосуточный?.. Есть один. Но до него минут десять пешком.
- Пошли! - решительно сказала Таня.
На улице было промозгло. Таня подняла ворот пальто. Гера тоже подрагивал от холода. Было видно, что ему совершенно «не упирается» эта дурацкая ночная прогулка, но он послушно плелся рядом, зевая и передергивая плечами.
- Подожди, я сигареты достану.
Гера остановился. Таня, погруженная в невеселые размышления, не заметила этого и продолжила путь. Лишь пару секунд спустя, услышав позади какой-то шум, она остановилась. Оглянулась, намереваясь поторопить Геру, но никого позади себя не увидела. Улица была пуста.
- Гера? - окликнула Таня, недоумевая.
Никто не отозвался.
- Гера!
И снова молчание. Таню обдало холодом. Она завертела головой, надеясь, что Гера где-нибудь рядом - отошел в сторону или валяет дурака. На мгновение Тане показалось, что она видит ботинки Геры, торчащие из переулка носками вверх. Но она моргнула, и ботинки исчезли - словно кто-то молниеносно втянул Геру в переулок. И тут она услышала рычание.
Таня повернулась на звук, заранее предчувствуя сердцем беду. Это была большая белая собака. Стоя возле угла дома, широко расставив лапы и пригнув голову к земле, собака смотрела на Таню пылающими глазами и рычала.
Внезапно Таня услышала человеческий голос, негромко напевающий:
Спрячься, скройся, затаись,
Серой тенью обернись…
Таня завертела головой, но никого не увидела. Лишь белая собака по-прежнему стояла в нескольких шагах от нее, и на мгновение Тане показалось, что тихий, шелестящий голос, напевающий песню, доносится из ее оскаленной пасти. А может быть, это был ветер?
Месяц или год пройдет -
Смерть твоя тебя найдет…
Голос был вкрадчивый, неясный, тихий, но такой зловещий, что у Тани перехватило дух. Она испуганно попятилась. А затем, не в силах больше сдерживать обуявший ее ужас, закричала и бросилась бежать, но в ту же секунду кто-то навалился ей на спину и сбил с ног. Таня попыталась оттолкнуть от себя преследователя, но лицо ее обдало холодом, голова закружилась, а в следующую секунду она потеряла сознание.
2
Все-таки в музыке Малера слишком много тоски. На первый взгляд эта тоска светлая, но свет тут слишком призрачен, почти нереален, и сквозь него слишком отчетливо проглядывает мрачная изнанка бытия.
Глеб выключил айпод и снял наушники.
Вот и дом Оси Бриля. Хороший дом, жаль только, что находится в заднице у черта. А как еще назвать район, в котором из каждых десяти фонарей горят от силы два-три? Казалось, даже ветер здесь дул резче и лютее, чем где-нибудь в центре города, словно вымещал на редких прохожих свое злобное отчаяние.
Вдобавок заморосил легкий дождь - что-то вроде невесомой влажной взвеси, которая холодом оседала на щеках и рукавах плаща. Глеб поднял ворот и передернул плечами. А ведь он мог сейчас сидеть в мягком глубоком кресле, со стаканом водки-тоника в руке, вытянув ноги к декоративному камину, в котором полыхали парафиновые свечи. Попивать коктейль и слушать хорошую музыку - Джерри Маллигана, например. Или старого слепого ворона Рэя Чарльза… А еще лучше Майлза Дэвиса. «Human Nature» - отличная вещь.
Чтобы сократить дорогу, Корсак свернул к гаражам. Здесь стало еще темнее.
Да, он мог бы сейчас сидеть и слушать печальную трубу Майлза Дэвиса. А вместо этого - полумрак окраинной улицы, едва подсвеченный тусклыми фонарями, обшарпанные гаражи да вот этот унылый дождь в придачу.
И вдруг Глеб остановился. Он увидел Осю Бриля. Тот торопливо семенил по переулку, направляясь к своей машине. Глеб устремился вперед и хотел окликнуть приятеля, но в этот миг из-за угла вышли два крепких парня. Глеб снова остановился, внимательно вглядевшись в незнакомцев.
Один из парней достал из-под куртки кусок железной арматуры.
- Бриль, вали оттуда! - крикнул Глеб и бросился к биологу.
Кусок арматуры взвился над головой бедняги Бриля, готовый обрушиться ему на череп, в этот миг биолог обернулся на голос Глеба, и железная палка прошлась по его лысоватой голове вскользь. Но тут подоспел второй парень - он ударил Бриля ногой в живот, а когда тот согнулся, хрястнул его кулаком по хребту. Биолог рухнул на грязную дорогу между гаражами.
Глеб на бегу выхватил из кармана зажигалку-«вальтер» и выставил ее перед собой.
- Оставьте его! - грозно крикнул он.
Парни уставились на Глеба. Корсак перешел на шаг, но по-прежнему стремительно наступал на незнакомцев, держа их на прицеле своей хромированной зажигалки.
- Убери ствол, коммерс! - хрипло проговорил один из верзил.
- Только после того, как прострелю тебе башку! - сказал Глеб.
Парень прищурился.
- Калибр маловат. Этой пукалкой ты даже воробьев не напугаешь.
- Хватит, чтобы выбить из твоей головы то дерьмо, которое ты по ошибке называешь своими мозгами, - убежденно заявил Глеб.
«А хорошо сказал!» - не без удовольствия подумал он и снял зажигалку с декоративного предохранителя. Услышав характерный щелчок, парни явно напряглись. Один из них дернул щекой и проговорил с напускной развязностью:
- Спокойно, братела. Не нервничай. - Он отшвырнул кусок железной арматуры в сторону. - Мы уже уходим. А этому козлу передай, когда очухается, что в следующий раз уроем.
Крепыши развернулись и стремительно зашагали прочь. Глеб подождал, пока они скроются из вида, опустил пистолет-зажигалку и подошел к Брилю.
- Ося, ты живой?
Биолог сел на асфальте, подвигал головой и поморщился от боли в шее.
- Черт… - выдавил он хрипло. - Кажется, у меня позвонок смещен.
Глеб убрал зажигалку в карман и присел на корточки рядом с приятелем.
- Кто это был?
- Не знаю.
Ося нашарил на асфальте очки. Глеб пристально посмотрел ему в глаза.
- А если подумать?
- Говорю тебе - я понятия не имею.
Зрачки Глеба сузились.
- Я спрошу в третий раз, Ося. И если ты продолжишь врать, я сам тебя отметелю. Кто послал этих парней? Отвечай!
Биолог водрузил очки на нос, вздохнул и сказал:
- Грубый ты, Корсак. Ладно, скажу. Все равно ведь узнаешь. Саша Перс выкупил мои долги у Распорядителя.
- Какие долги?
Бриль вздохнул и произнес грустным голосом:
- Те самые.
- Подожди… - Глеб озадаченно нахмурился. - Ты не выплатил долг? Я же дал тебе пять тысяч баксов.
- Видишь ли, в чем дело, Глеб… - Ося поправил пальцем очки. - Стыдно признаваться, но… эти деньги я тоже проиграл. Решил отыграться, ну и… В общем, сам понимаешь.
Несколько секунд Глеб молчал, а затем сказал:
- Бриль, ты идиот. Сколько ты теперь должен?
- Не так чтобы много, но… Десять тысяч.
Глеб посмотрел на приятеля холодным взглядом и сказал:
- Тебя убьют.
- Может быть, - согласился Бриль. - Но, с другой стороны, если вдуматься…
- Нет никакой другой стороны, - сказал Глеб. - Продавай машину.
Лицо Бриля резко вытянулось.
- Мою ласточку?
- Тебе придется распрощаться с машиной или с собственной головой. Выбирай.
Некоторое время биолог молчал, словно пришибленный масштабом катастрофы, потом вздохнул - тоскливее и протяжнее, чем прежде, и сказал:
- Да. Пожалуй, ты прав. Не знаешь, как провернуть это побыстрее? И чтобы без больших потерь.
- У меня есть один знакомый. Я ему позвоню. И не вздумай больше играть, понял?
- Что ты. Ни в жизнь! - пообещал Бриль.
Глеб пристально посмотрел ему в глаза.
- Я серьезно, Ося. Не мечтай отыграться. Вообще не подходи к игровому столу.
- Глеб, я понял.
- Это не шутка.
- Говорю же тебе - я понял! Дай лучше руку!
Корсак протянул биологу руку и помог ему подняться на ноги. Бриль, поморщиваясь от боли, отряхнул пальто, затем достал из кармана сверток и протянул его Глебу:
- Держи, это твое. Большеберцовая кость. Принадлежала молодому еще человеку. Скорей всего - молодой женщине. Кость свежая - если, конечно, можно так выразиться. Советую тебе выбросить ее куда подальше.
- А как насчет того, чтобы отнести в полицию?
Осип удивленно взглянул на Глеба сквозь мерцающие стеклышки очков.
- Рехнулся? Это человеческая кость. Век потом не отмоешься. Впрочем, дело твое. Хочешь загубить репутацию - валяй, относи в полицию.
- Моя репутация далека от совершенства, - заметил Глеб.
- Да, но каннибалом тебя еще никто не называл. А ведь могут назвать. Подвезти тебя до метро?
- Давай. Кстати, а ты чего делал на улице?
Бриль отвел взгляд.
- Да так… Решил пройтись перед сном.
- Собирался на игру?
Осип пожал плечами:
- Какая теперь разница.
- И то верно. Довезешь меня до метро - и живо домой. Понял?
Бриль снова посмотрел на Корсака, и в глазах его появилась обида.
- Глеб, чего ты со мной как с ребенком? Я же не идиот.
- Факты говорят об обратном. Впрочем, дело твое. Хочешь загубить свою жизнь - езжай и играй.
Бриль помолчал, потом пригладил ладонью мокрые от дождя волосы и сказал:
- Ладно, чего уж там. Домой так домой. Поехали.
* * *
Подходя к подъезду, Глеб услышал за спиной шорох и резко обернулся. Возле мусорных баков, в зыбком полумраке, кто-то стоял. Потухшая лампочка над дверью подъезда вдруг зажглась и, потрескивая, замерцала. В ритмично мигающем, тусклом свете Глебу показалось, что лицо у незнакомца бледное, словно намазанное мелом, а волосы висят по сторонам лица клочковатыми, грязными прядями.
И тут Глеб выронил ключ. Нагнулся за ним, а когда выпрямился - возле баков никого уже не было. Корсак несколько секунд стоял неподвижно, вглядываясь в темный двор, затем пробормотал:
- Дьявольщина какая-то.
И повернулся к железной двери подъезда.
Перед тем как вызвать лифт, Глеб привычно поднялся к почтовым ящикам, открыл погнутую жестяную дверцу и сунул внутрь руку. Он вздрогнул, когда пальцы его наткнулись на оберточную бумагу, хотя и был к этому готов.
Сверток, который он достал из почтового ящика, был небольшой и легкий. На этот раз Глеб развернул его прямо на лестничной площадке. Пальцы его при этом слегка подрагивали. В свертке, как Глеб и предполагал, оказался фрагмент кости. Он был плоский, чуть вогнутый. На одной из сторон черным маркером были выведены две буквы - «d» и «a».
3
Гнусно было на душе у Толи Волохова. Тесно и душно, хоть беги куда глаза глядят, только ведь от себя не убежишь. И от жены не убежишь, хоть и лежит она, болезная, в постели, смотрит мимо него, и одному богу известно, что она там видит. Может, призраков? Умерших родителей, родственников? И стоят они толпой в углу спальни и смотрят на нее ободряюще - дескать, не бойся помирать, ведь там, куда ты уходишь, будет лучше, чем здесь. По-любому лучше.
Волохов наклонился к жене, так что старый венский стул отчаянно скрипнул под его огромным телом, вгляделся в ее желтое, иссохшее лицо и пробасил:
- Что ж ты все молчишь, милая моя?
Жена не ответила. Она продолжала смотреть в угол комнаты, и взгляд ее был спокоен и ясен, будто глаза эти жили отдельно от отощавшего, запущенного, безумного тела, от которого исходил нечистый запах.
- Галя? - тихо окликнул Волохов. - Ты меня слышишь?
Жена не ответила. Губы ее слегка дрогнули и сложились в некоторое смутное подобие улыбки, однако улыбка эта была адресована совсем не мужу, а тем, кто терпеливо ждал Галину Волохову в углу комнаты, чтобы однажды ранним утром забрать ее и увести с собой.
Толя выпрямился. Эх-эх… До чего ж тяжко на душе. И вроде любви давно нет, и опостылели друг другу за пятнадцать лет совместной жизни. А уж сколько дерьма вывалили друг другу на головы в бессчетных ссорах - этого никаким мерилом-дерьмометром не измерить. И все же чувствовал себя Волохов так скверно, как никогда прежде не чувствовал, да и не знал раньше, что так глухо, тяжко и безотрадно бывает на душе.
А между тем за окном уже рассвело. Заметив это, Толя расправил могучие плечи, потянулся, хрустнув суставами, и громко зевнул. Он поднялся с постели три часа назад, отправил сиделку спать, а сам занял свой пост у кровати жены, которая в последнее время, кажется, совсем перестала спать. В те редкие минуты, когда она погружалась в подобие сна, сухое тело ее начинало содрогаться, кости выпирали из-под тонкой кожи, а изо рта вырывались не то стоны, не то мольбы, не то плач. И такие это были страшные звуки, будто стонала не жена, а что-то страшное и темное, заполнившее ее утробу и пожирающее ее изнутри.
Толя поднял руку и глянул на циферблат часов. Через пятьдесят минут он должен был явиться на работу. И тут странный звук заставил его вздрогнуть от неожиданности. Волохов опустил руку и уставился на жену. Она по-прежнему смотрела в угол комнаты, но из приоткрытого рта ее доносилась тихая песня.
- Надежда… Мой компас земной… А удача - награда за смелость…
Справившись с изумлением, Толя, не зная, как еще поступить, решил поддержать жену.
- И песни довольно одной… - пропели они тихим хором, - чтоб только о доме в ней пе-елось.
Галя замолчала. Толя тоже умолк. Посмотрел на костлявое лицо жены и осторожно проговорил:
- Хорошо поем, а?
Жена медленно повернула голову и уставилась на Толю. А потом раскрыла потрескавшиеся губы и тихо засмеялась. Волохов несколько секунд сидел молча, с изумлением и страхом глядя на безумную жену, а потом тоже засмеялся. Смеясь, он нагнулся к жене и ткнулся лбом в ее теплую щеку. Плечи его продолжали содрогаться, но было непонятно от чего - от смеха или от рыданий.
Беда Толи Волохова была страшной, необратимой и непоправимой, но только не с точки зрения старшего уполномоченного Станислава Данилова. В то время, пока Волохов прижимался лбом к сухой и желтой, как пергамент, щеке жены, Стас сидел на полу у себя в квартире, прикрыв веки, в позе лотоса, и повторял про себя мантру. Погрузившись в медитацию, он полностью отрешился от иллюзорного мира, наполненного страданием и болью, мира, в котором работа кармы не утихала ни на день.
А пока Стас Данилов укреплял свой дух, готовясь продолжить жизнь в лучшей ипостаси, Маша Любимова укрепляла свое тело.
Привычная утренняя зарядка почти измотала Марию. И все же прогресс был налицо. Тело постепенно становилось прежним, таким, каким оно было до аварии. К мышцам возвращалась сила, суставы становились гибче.
Закончив упражнения, Маша отправилась в душевую кабинку. Она любила воду. Теплые струи смывали с нее не только пот, они смывали остатки неприятного сна, неприятные предчувствия и гнетущие воспоминания о прошлом.
Завтракала Маша на своей уютной кухне, окна которой выходили на сквер, школу и золоченую маковку собора. Отправляя в рот ломтики яблока и маленькие кусочки сыра, она просматривала прессу, держа в руке планшетный компьютер. А впереди был долгий-предолгий день, и день этот готовил для Любимовой, Данилова и Волохова новые страшные сюрпризы.
4
Маша и Толик встретились в холле. Волохов выглядел помятым. Щетина на его физиономии отросла настолько, что уже могла сойти за настоящую бороду.
- Толь, привет!
Майор Волохов покосился на Машу, шагающую рядом, и мрачно изрек:
- Доброе утро! Вижу, ты свежа и хороша, как цветок. На мою рожу лучше не смотреть.
- Ты чего такой мрачный? - спросила Мария. - Позавтракать забыл?
- Я не делаю культа из еды, - заявил Толя.
- Да ну? С каких это пор?
- С тех пор, как мой бумажник стал бессмысленным приложением к моему карману. Кстати, Маш, займи денег. Я тебе с зарплаты верну.
- А сколько тебе надо?
- Тыщи две.
- Ладно, поскребу по сусекам. Тебе когда надо?
- Чем быстрее, тем лучше.
- Завтра утром годится?
- Годится. Маруся, ты настоящий друг! Дай я тебя обниму!
Толя растопырил огромные руки и полез обниматься, но Маша увернулась:
- Избавь меня от своих медвежьих объятий!
- Как скажешь. - Волохов опустил руки, любовно посмотрел на Машу. - Как у тебя с мужем?
- Так же, - ответила Маша.
- По-прежнему упирается?
- Угу.
- А хочешь, я с ним поговорю?
- Как?
- По-мужски.
Маша хмыкнула.
- После твоего разговора он попадет в больницу.
- Ну, может, ему давно пора подлечиться?
- Нет, Толя, спасибо за предложение, но я как-нибудь сама разберусь.
- Можно было бы Данилова подключить, - продолжил мечтать Волохов. - Он у нас дипломат известный. Обаял бы судью…
- Толя, наш судья - мужчина.
- До по барабану. Данилов обаяет даже лягушку. Докажет ей, что она заколдованная царевна, и дело в шляпе.
Маша засмеялась:
- Болтун ты, Волохов!
- А чего - уладили бы все твои дела за пару дней.
Любимова хотела идти, но Толя опять остановил ее. Веселье на его физиономии сменилось озабоченностью.
- Слушай, Маруся… Черт, даже не знаю, как начать…
- Начни как-нибудь.
- Я тут хотел с тобой поговорить… Нехорошо, конечно, в коридоре, но раз уж мы здесь и притом одни…
- Да говори ты, верзила, не тяни!
Толя чуть наклонился к ней и тихо произнес:
- Я видел тебя с тем парнем.
- С каким?
- С наркодилером.
Маша отпрянула и удивленно уставилась на Волохова.
- Ты за мной следил?
- Не то чтобы следил, но… - Толя слегка порозовел. - Маш, скажи честно, ты все еще глотаешь обезболивающие?
Взгляд Любимовой похолодел.
- Если я скажу тебе «нет», ты поверишь?
Волохов качнул русоволосой лохматой головой:
- Вряд ли.
- Тогда нам лучше оставить этот разговор.
Однако Толя не собирался сдаваться и положил ей на плечо свою руку.
- Марусь!
- Ну что еще!
- Я тебя прошу как друг: не дури. Все это плохо кончится.
- Отстань, Волохов! - вспылила Маша. - Оставь меня в покое!
Она сбросила его лапищу с плеча. Толя нахмурился.
- В общем, так, - заговорил он, посуровев и изменив тон. - Если ты не перестанешь покупать у этого парня наркоту, я его закрою.
- Как это - закроешь? - не поняла Маша.
- Обычно. Поймаю и накостыляю ему по шее. Так, что остаток года он проведет в больнице.
Глаза Любимовой сузились.
- Ты этого не сделаешь.
- Сделаю, Маша. Сделаю.
- Это глупо! Если ты закроешь этого дилера, я найду себе другого.
- Тогда я и второго закрою. Буду закрывать этих гадов, пока меня самого не закроют.
Мария положила Волохову на грудь узкую ладонь и посмотрела ему в глаза.
- Послушай меня, Толя. Ты мой друг, но если ты еще раз позволишь себе вмешаться в мои дела…
Перезвон мобильного телефона помешал ей закончить фразу.
- В общем, ты меня понял, - сказала Маша.
Она убрала руку с груди майора и достала из сумочки телефон. Клацнула кнопкой связи и прижала трубку к уху.
- Слушаю… Так… Так… Да, я все поняла, сейчас выезжаем.
Она убрала телефон и посмотрела на Толю блестящими глазами.
- Что там? - нахмурившись, спросил он.
- Срочный выезд. Убийство.
Волохов вздохнул:
- Приятно денек начинается, ничего не скажешь.
5
По дороге к месту преступления Маша напомнила Волохову:
- Толя, ты обещал опросить всех коллег Ирины Романенко.
- Так точно, Мария Александровна. - Волохов приставил руку к виску. - Докладываю. Коллег и знакомых опросил. Ничего интересного они про Ирину Романенко мне не поведали. Необщительная, молчаливая. В корпоративах не участвовала. Дружбу ни с кем не заводила. Воздерживалась даже от приятельских отношений с коллегами. Про ее личную жизнь никто ничего сказать не может. Что, в общем, неудивительно. - Волохов опустил руку, усмехнулся и добавил: - Она же нигде дольше четырех месяцев не задерживалась. Шла по жизни вечным «новичком».
- Странный подход, - задумчиво произнесла Мария. - Она как будто от чего-то убегала.
- От кого-то или от чего-то? - уточнил сидевший рядом Стас Данилов.
- Будь я писателем, я бы сказала, что так убегают только от себя самого. Убегают - и не могут убежать.
- Ты, Маша, не писатель, ты - философ.
- Тебя бы на мое место, тоже стал бы философом.
- Приехали! - сказал водитель.
Машина остановилась возле валяющихся грудой старых автомобильных покрышек. Любимова, Волохов и Данилов выбрались из салона. День был холодный, лужи покрылись коркой льда. Дыхание зимы в этот день чувствовалось особенно отчетливо. Двое полицейских в форме, дымя сигаретами, переминались с ноги на ногу возле сломанного шлагбаума, чтобы хоть как-то согреться. Завидев оперов, они двинулись навстречу. Мужчинам пожали руки, Маше - просто кивнули.
- Замерзли? - сочувственно поинтересовалась Любимова.
- Не то слово, - отозвался один из полицейских, участковый капитан, с которым Маша была знакома.
- Ничего-ничего, капитан, - сказал Волохов. - Как поется в песне - подтянись и улыбнись.
Маша огляделась. Небо было пасмурным и неприветливым, и такими же неприветливыми были голые деревья, растущие возле старых гаражей.
- Криминалисты уже здесь? - спросил Волохов.
- Нет, вы первые.
- Отлично. Проводите нас к трупу?
- Легко. Надеюсь, вы запаслись нашатырным спиртом? Он вам понадобится.
Участковый повернулся и зашагал к гаражам. Оперативники двинулись за ним.
- Кто нашел тело? - спросила Маша, старательно обходя лужи.
- Местные бомжи. Они рассказали сторожу. Сторож был пьян, но когда вошел в гараж, мигом протрезвел. Он и позвонил в милицию.
- Вы с ним говорили?
- Да. Но сейчас он снова пьян, и на этот раз беспробудно. Если б не служба, я бы тоже напился.
Остановившись возле большого, железного, проржавевшего до дыр и явно заброшенного гаража, участковый сказал:
- Она здесь.
Мария заметила, как побледнело лицо участкового, когда он посмотрел на мятую дверь гаража. А в глазах его застыло странное выражение - будто он увидел в гараже нечто такое, чего ему никогда уже не забыть и что не раз еще явится к нему в снах, которые он предпочел бы никогда не видеть.
Капитан снял фуражку, нервно пригладил ладонью потные волосы и снова нахлобучил ее на голову.
- У вас есть фонарик? - спросил он.
- Нет, - ответила Маша.
- Возьмите мой.
Участковый достал из кармана пальто компактный светодиодный фонарь и вложил его в руку Марии.
- Дай-ка лучше мне, - сказал Толя и забрал у Маши фонарик.
- Я подожду вас здесь, - сказал участковый. - Если что-то понадобится - скажите.
И отвернулся, как бы давая понять, что все, что он мог сказать на данном этапе, уже сказано и для продолжения разговора им нужно увидеть место преступления своими глазами.
Толя вошел в гараж первым. Маша и Данилов последовали за ним. В руке Волохова вспыхнул фонарик, а парой секунд спустя Толя тихо выдохнул:
- Бог ты мой…
Мария попятилась, но наткнулась на стоявшего позади Стаса и остановилась. Луч фонарика вырвал из темноты обнаженное тело девушки. Она лежала на земляном полу, скрючившись в позе эмбриона. Руки ее были заведены за спину и стянуты куском стального троса. На боку, животе, плече и шее девушки темнели рваные раны.
Волохов переместил луч фонарика на ее лицо. Глаза ее буквально выкатились из орбит, в них застыло выражение нечеловеческой боли и нечеловеческого ужаса.
- Маш, посмотри на ее губы, - тихо сказал Волохов.
- Вижу.
Губы девушки были зашиты черной нитью.
- Могу поклясться, что у бедняжки не хватает какой-нибудь кости, - сказал Данилов.
Фонарик дрогнул в руке майора Волохова, а вместе с ним дрогнул и луч света. Порожденная этим игра теней произвела странный и жуткий эффект - на мгновение Маше показалось, что мертвая девушка шевельнулась, пытаясь приподнять голову с земли.
Мария почувствовала, как к горлу ее подступил комок тошноты.
- Хочешь ее осмотреть? - спросил Волохов.
Мария покачала головой:
- Нет. Дождемся криминалистов.
- Тогда пошли на улицу.
Он отвел луч фонаря от жертвы. Мария услышала, как из горла Стаса Данилова вырвался вздох облегчения. Волохов первым шагнул к выходу.
- Смерть девушки наступила в результате удушения около трех-четырех часов назад, - сказал судмедэксперт, снимая перчатки. - Отпечатков никаких. Одной кости не хватает. На этот раз это третье левое ребро. Волохов, дай-ка сигаретку!
Толя достал из кармана пачку «Кэмела» и протянул Лаврененкову. Маша посмотрела, как эксперт прикуривает от поднесенной Волоховым зажигалки, и спросила:
- Убийца ее изнасиловал?
Эксперт качнул лысоватой головой:
- Нет.
- А что насчет ран?
Лаврененков выпустил изо рта облачко голубого дыма, посмотрел, как оно расплывается в воздухе, и сказал:
- Рваные раны на теле - следы от укусов. Предположительно, собачьих. - Он перевел взгляд на Марию. - Убийца удалил жертве третье левое ребро, а затем аккуратно зашил кожу в местах разрезов. Девушка на тот момент была еще жива.
- Твою-то мать… - тихо выругался Волохов.
- Документов у девушки при себе никаких, - продолжил Семен Иванович. Помолчал и хмуро добавил: - Пальцы на руках девушки объедены крысами. Нам придется здорово попотеть, чтобы установить ее личность.
* * *
- Я не согласен, - сказал Волохов. - У нас в городе любую жестокую дурость сразу вешают на сатанистов. На мой взгляд, мы имеем дело с сексуальным маньяком.
- Толя прав, - сказал Стас Данилов. - Сатанисты оскверняют могилы. На большее они редко способны.
Полковник Жук повернулся к Маше:
- А вы что скажете, Мария Александровна?
Маша задумалась. Ей приходилось однажды расследовать преступление, совершенное сатанистами, и она знала, как легко подростковая шалость может перерасти в жуткое кровавое преступление. Во время своих ритуалов сатанисты часто подстегивают себя алкоголем и наркотиками. И в этом состоянии они могут принести в жертву Сатане не только собак и кошек.
- Мне все-таки кажется, что мы имеем дело с ритуальными убийствами, - сказала Маша. - Что касается сатанистов, то они вовсе не так безобидны, как кажется Данилову. К тому же сатанисты используют в своих ритуалах кости.
- Он мог забрать кости жертв в качестве трофеев, - вежливо предположил полковник.
Маша посмотрела на красный карандаш, которым Жук постукивал по столу, и почему-то вспомнила скрип тележки, на которой безмолвные работники в синих куртках вывозили из гаража тело, накрытое серым покрывалом.
- Убийца действует по плану, - сказала Маша. - Он что-то задумал. У этого замысла есть начало и конец, и убийца не остановится, пока не доделает свою «работу» до конца. На мой взгляд, он вполне может быть приверженцем какого-нибудь деструктивного культа. В Москве есть несколько сект подобного толка. «Черный дракон», «Церковь Сатаны», «Левиафан», «Южный Крест», «Черная месса»… А по всей России таких сект насчитывается почти полторы сотни. Вы помните, как несколько лет назад два студента принесли в жертву Сатане своего знакомого и его мать?
Мария сделала паузу, но поскольку никто не пытался ей возразить, продолжила:
- В том, как убийца обставил свои преступления, нет ничего случайного. Тут важно все: и зашитый трупной нитью рот, и вырезанная кость. Это ключи к загадке, которую загадал нам убийца. Или даже подсказки.
- И в чем смысл этих подсказок? - поинтересовался Волохов.
- Пока не знаю, - тихо ответила Маша. - Но попытаюсь узнать.
Глава 5
1
Глеб вошел в здание редакции, привычно подмигнул девушкам с ресепшена и зашагал по коридору к кабинету главного редактора. В коридоре он столкнулся с обозревателем светской хроники Сергуней Свиридовым, который пинал кофе-автомат, надеясь получить свою порцию эспрессо.
- Я вижу, здесь ничего не меняется, - с улыбкой сказал Глеб. - Привет, страдалец! Еще не пробил в кофейном автомате дыру?
- О, Корсак! - улыбнулся Свиридов. - Привет! А ты чего здесь? Не повезло с новой работой?
- Скорее, ей - со мной.
- Бывает. - Свиридов снова пнул по кофемашине. Выдохнул яростное ругательство и глянул на Глеба. - Ну хоть кофе-автомат у них там работает?
- А как же. Там их целых два.
- Я бы на твоем месте хорошенько подумал, прежде чем покидать такое прекрасное место.
- Выбор сделан, Сергуня, выбор сделан.
Секретарши Аллочки, как всегда, не было на месте, и Глеб вошел в кабинет главного редактора без стука.
Турук, сидевший за столом, поднял голову и посмотрел на незваного гостя сквозь толстые стекла очков.
- Глеб Корсак. - Он усмехнулся. - Возвращение блудного сына?
- Ну, на дочь я точно не похож. - Глеб уселся в кожаное красное кресло, предназначенное для VIP-гостей. - Я присяду?
- Да сел уже. Какого черта ты здесь делаешь, Корсак?
- Я здесь работаю.
- С каких пор?
- С сегодняшнего дня.
Турук уставился на Глеба своими водянистыми глазами, затем прищурил их и сказал:
- Даже у такого наглого мерзавца, как ты, должна быть веская причина, чтобы заявить это. Даю тебе минуту, чтобы все объяснить, а потом вызываю охрану.
- Не выйдет. Начальник службы безопасности - мой бывший шурин. А пришел я сюда затем, чтобы дать вам возможность извиниться.
Одутловатое, немолодое лицо Турука вытянулось от изумления.
- Ты что, пьян?
- Нет. Но то, что лежит у меня в сумке, стоит тысячи извинений. А также двадцатипроцентной прибавки к окладу.
Глеб достал из сумки сверток, развернул его и брякнул на стол главному редактору кость с надписью «se».
Турук отъехал от стола на кресле и вытаращил глаза на предмет, лежавший на столе.
- Корсак, ты очумел? Что это за дрянь?
- Кость, - ответил Глеб. - Человеческая. А на ней надпись. Подозреваю, что эта надпись - что-то вроде послания.
- Кому?
- Мне.
Некоторое время Турук недоуменно моргал, а затем подъехал к столу и снова уставился на кость.
- Гм… - Он поднял взгляд на Глеба. - Ты уверен, что она человеческая?
- Уверен. Я отдавал ее на анализ в лабораторию. Но это еще не все.
Глеб достал из сумки второй сверток, извлек из него плоский фрагмент кости с надписью «da» и положил ее рядом с первой костью.
- Это вторая часть послания, - сказал он.
- И что все это, черт возьми, значит?
- Это мне и предстоит выяснить.
Турук помолчал, затем осторожно спросил:
- В полицию уже звонил?
Глеб качнул головой:
- Пока нет.
- А будешь?
- Когда посчитаю нужным.
- И что же ты хочешь от меня?
Глеб прищурил карие глаза:
- Тянет на первополосный материал, верно?
Главный редактор снял очки, протер их платком и снова водрузил на плоскую переносицу. Посмотрел на Глеба, усмехнулся и спросил:
- Соскучился по скандальной славе?
- Скорее, по существенной прибавке к жалованью.
- Кости можно раздобыть где угодно, Корсак. Это во-первых. А во-вторых: где гарантия, что ты не сам их себе послал?
- Определенный резон в ваших словах, конечно, есть, - сказал Глеб. - Но я бы на вашем месте не настаивал.
- Почему?
- Потому что я могу пойти в другое издание.
Турук иронично прищурился:
- И ты уверен, что тебя не поднимут там на смех?
- У меня есть репутация. Все знают, что я - один из лучших в своей профессии. Глеб Корсак - это бренд.
- В последнее время Глеб Корсак - это бред, - парировал Турук. - Но в одном ты прав: отпускать тебя в другое издательство я не собираюсь. Из чистой ревности. Считай, что ты снова в штате.
- С повышением оклада?
- С повышением оклада. Но имей в виду, Корсак: если облажаешься - нового шанса я тебе уже не дам. Иди работай, а формальности мы уладим без тебя.
Глеб покачал головой:
- Это еще не все. Мне нужен аванс.
- Что?
- Аванс, - повторил Корсак. - «Часть суммы, обязательной к платежу, выплачиваемая работнику до начала работ».
Главный редактор откинулся на спинку кресла и, сцепив пальцы, сложил руки на груди. Некоторое время он с язвительной иронией разглядывал Глеба, а потом проговорил:
- И сколько ты хочешь, Норман Мейлер?[Знаменитый американский журналист и писатель.]
- Четыре тысячи.
- Четыре тысячи… - Турук вздохнул. - Скажи-ка мне, Корсак, тебя еще не тошнит от собственной алчности?
- Пока нет. А думаете, уже пора?
- Давно пора, Корсак, давно пора. - Главред снова вздохнул. - Ладно, вымогатель, будет тебе аванс. Теперь все?
- А как насчет извинений?
- Если хочешь - встану перед тобой на колени. Только с моим артритом я вряд ли снова поднимусь на ноги.
- Что ж, будем считать, что извинение принято, - сказал Глеб. И пробормотал в сторону: - И в кого я такой добрый?
Усмехаясь, он собрал со стола фрагменты костей и запихал их в свою объемистую холщовую сумку.
- Держи меня в курсе расследования, - сказал Турук.
- Постараюсь.
Корсак поднялся с кресла, сделал что-то вроде насмешливого реверанса и вышел из кабинета - так же стремительно, как в него вошел.
- Веревки из меня вьет… - проворчал Турук, возвращаясь к чтению бумаг, разложенных на столе. - Сукин сын.
Вопреки утверждению главреда Турука, Глеб Корсак не был алчным человеком. Он любил комфорт, любил тратить деньги на вкусную еду, приличную выпивку, отличные концерты и путешествия, но сам по себе процесс накопления денег никогда его не захватывал, и в роскоши он особого толка не видел. Глебу хватало самого необходимого. Правда, перечень необходимых вещей Глеба кому-то мог показаться слишком обширным, но у каждого свои потребности.
Глеб зашел в редакционное кафе, чтобы пропустить чашку-другую эспрессо и выкурить пару сигарет. А заодно - обдумать стратегию дальнейших действий. Подумать тут и правда было о чем. Прежде всего надо решить - следует звонить ментам прямо сейчас или лучше отложить звонок до лучших времен?
Как только он притащит кости-послания в ближайшее отделение полиции, у него тут же их изымут как вещдоки, и больше он их никогда не увидит. Сыскари, конечно, пообещают ему «максимальное сотрудничество», а потом попытаются его продинамить. Но вряд ли им это удастся. Он ведь не просто журналист, он фигурант этого дела. А значит…
Глеб одернул себя.
«Господи, о чем я думаю? Ведь никакого дела еще нет».
Однако интуиция подсказывала Глебу, что он на правильном пути. Для начала следует хорошенько прощупать почву. Узнать, нет ли в производстве дела, связанного с вырезанными человеческими костями.
У Корсака, как у любого ушлого журналиста, были приятели в МУРе и в ГИЦе[Главный информационный центр.] МВД России. Один из них был должником Глеба. Этому-то парню и решил позвонить Корсак, дабы получить необходимую информацию. Но сначала нужно было переговорить с Осей Брилем. И Корсак взялся за телефон.
- Бриль, ты продал машину?.. Так я и думал. Знаешь, как это называется? Тупить. Помни, что с каждым часом узел на твоей шее затягивается все туже, и когда у тебя совсем перехватит дыхание, меня может не оказаться рядом. Впрочем, это твоя жизнь, и делай с ней, что хочешь. Я хочу попросить тебя об одной услуге… Никому не говори про вещь, которую я приносил тебе на анализ, договорились?.. Я рад, что ты так к этому относишься. Хотя на твоем месте я бы не был таким пугливым. Все образуется, дружище. Не скучай!
Глеб отключил связь, затем порылся в телефонном справочнике своего мобильника, отыскал нужный номер и нажал на копку соединения.
- Алло, это Главный информационный центр МВД? Соедините меня, пожалуйста, с майором Коваленко… Да, я подожду.
2
Маша села в кресло, держа в руках большую чашку с горячим кофе, от которого приятно пахло гвоздикой и корицей.
Взгляд ее упал на фотографию сына, стоявшую на столе, и в памяти всплыл один разговор, произошедший перед самой аварией. Любимова тогда, едва ли не в первый раз, зашла за Митькой в танцевальный кружок. Она стояла перед сыном на коленях и помогала ему завязать шарф (у Митьки никогда не получалось сделать это самостоятельно, так же, как у его отца никогда не выходило самостоятельно завязать себе узел на галстуке).
- Вы мама Димы Любимова? - окликнул ее строгий голос.
Маша поднялась на ноги и обернулась. Перед ней стояла учительница танцев, белокурая дама средних лет, с высокой прической и строгим взглядом.
- Да, - ответила Маша. - Я мама Димы.
- Приятно с вами познакомиться. - Учительница улыбнулась и добавила язвительно: - После трех лет занятий.
Мария почувствовала, что готова провалиться под землю от стыда.
- Простите, как вас по имени-отчеству?
- Мария Александровна.
- Мария Александровна, через полтора месяца у нас будет областной конкурс по спортивным танцам. Мероприятие очень ответственное. И у Димы есть большие шансы стать призером.
- Приятно это слышать.
- Но сегодня он заявил, что собирается бросать танцы. Представляете?
- С трудом.
- Вот именно! Дима создан для танцев. Он лучший в средней группе. Я прошу вас, пожалуйста, поговорите с ним.
- Хорошо. Я с ним поговорю.
Разговор с сыном состоялся уже дома. Маша посадила его на стул перед собой, внимательно посмотрела в глаза мальчика (такие же дымчато-серые, как у его отца) и спросила:
- Митька, ты, правда, решил покончить с танцами?
- Да, - ответил сын.
- Почему?
Он отвел взгляд и тихо проговорил:
- Мам, мне это не нужно. От танцев нет никакой пользы. И вообще, танцами занимаются только девчонки.
- Кто это тебе сказал?
- Никто.
- Это папа, да?
Митя молчал.
- Это тебе папа сказал?
Сын снова посмотрел ей в глаза и произнес:
- Да. Он мне это сказал.
- Твой папа ничего не понимает в танцах, понял?
- Он сказал, что мне лучше записаться в бокс. Или на борьбу.
- Только через мой труп!
- Но ты же сама говорила, что мой папа - самый умный папа на свете.
- Я и сейчас готова это повторить. Но даже самые умные папы на свете иногда ошибаются и делают глупости.
Мария отпила еще глоток кофе. И в голову пришло новое воспоминание. Она вспомнила день размолвки. Как вошла в квартиру и увидела в постели голую женщину, как выскочила потом из квартиры, словно ошпаренная, как выкурила, стоя под дождем, несколько сигарет подряд. И как потом приехала на работу - прямо с чемоданом в руке…
Ужасно. Просто ужасно. И так стыдно.
Маша провела рукой по пышным, вьющимся светлым волосам, разделенным посередине пробором и взлетающим над головой, подобно двум трепещущим на ветру парусам, и тихо проговорила:
- Нужно работать.
Усилием воли она заставила себя думать о работе.
«Итак, - размышляла она, - вырезая кости у своих жертв, убийца совершал какой-то ритуал. А ритуал - вещь вполне осмысленная, связанная с символами и знаками. Определенно так».
Маша с наслаждением вдохнула запах кофе и сделала глоток.
«Возможно, в ритуале «похитителя костей» нужно искать какую-то этнографическую или культурологическую подоплеку, - продолжила она свои размышления. - Убийца задал нам загадку. Но для того, чтобы разгадать ее, нам не хватает эрудированности».
Мария допила кофе и протянула руку к стопке старых уголовных дел, лежавших на столе.
Спустя полтора часа Любимова оторвалась наконец от работы и, сунув под мышку несколько дел и листки с выписками, пошла потолковать со Стариком об открытиях, которые сделала.
Когда Маша вошла, полковник Жук отвернулся от окна, в которое до этого задумчиво смотрел, кивнул ей на кресло и разгладил карандашом усы.
- Как продвигается работа? - спросил он, как спрашивают о погоде.
- Работаем, - в тон ему ответила Маша. - Андрей Сергеевич, я просмотрела дела московских сатанистов и обнаружила кое-что интересное.
- Излагайте, Мария Александровна.
- Среди соседей Ирины Романенко по подъезду есть некий Семен Ушаков. Пять месяцев назад он проходил у нас по одному делу.
- По какому делу?
- Ушакова и двух его приятелей подозревали в осквернении могил на Миусском кладбище. Они сломали несколько надгробий, вскрыли одну из могил и вытащили оттуда скелет. За этим делом их застукал сторож. Он сообщил обо всем полиции, но потом надолго слег с приступом гипертонии и не смог выступить свидетелем по делу. В итоге подонков отпустили.
Полковник прищурил усталые глаза и мягко уточнил:
- Кто вел это дело?
- Следователь Мезенцев. Я с ним уже связалась и обо всем переговорила. Семен Ушаков вел себя на суде очень дерзко, даже агрессивно. Сказал, что никого не боится и плевать хотел на тех, кто «пытается пришить ему дело». Это буквальная цитата из протокола заседания суда. Звонила я и участковому инспектору. Ушаков ведет себя тише воды ниже травы. Ни одного привода, ни одной жалобы. Просто заурядный, мирный обыватель.
- Чем он занимается сейчас?
- Недавно открыл с друзьями частную автомастерскую.
Старик повернулся в кресле, задумчиво посмотрел в окно и пристукнул по столу красным карандашом. Затем снова перевел взгляд на Машу и спросил:
- Что вы намерены предпринять, Мария Александровна?
- Думаю, надо послать кого-нибудь проверить этого Ушакова. Только не в лоб, без удостоверений и тому подобного официоза.
- Хорошо. Только не посылайте Толю Волохова. У него на лице написано, что он опер.
- У него на физиономии много чего написано, - улыбнулась Мария. - Пару раз его даже принимали за бандита.
- Об этом я и говорю. Кстати, можете съездить сами. Если, конечно, ваше больное плечо не будет помехой.
- Мое плечо в полном порядке, - сказала Маша.
- В таком случае - действуйте.
3
Автомастерская Семена Ушакова оказалась большим старым гаражом, внутри которого, как чуть позже узнала Маша, провели не слишком радикальную перепланировку. На цементной площадке перед мастерской стояли, ожидая ремонта, три машины. Мария остановила свою «Тойоту» рядом с видавшим виды «Опелем». Вышла из машины и, ссутулившись под накрапывающим дождиком, быстро прошла в мастерскую.
Внутри находился полуразобранный белый «Кадиллак», а справа от него - большой верстак, рядом с которым стоял, протирая руки ветошью, высокий хмурый парень в клетчатой рубашке, джинсовом комбинезоне и кепке-бейсболке, перевернутой задом наперед.
Переступив порог мастерской, Маша взглянула на парня, улыбнулась ему приветливо и громко спросила:
- Вы Семен Ушаков?
Парень, продолжая вытирать руки, смерил ее спокойным взглядом и сказал:
- Ну, допустим.
- Мне вас рекомендовали как хорошего автомеханика! - снова проворковала Маша.
- Кто рекомендовал?
- Одна моя подруга.
Ушаков чуть прищурил недобрые светлые глаза.
- И чего вам надо?
Мария напустила на себя глуповато-«блондинистый» вид и сказала:
- Семен, у меня в моторе что-то стучит. Вы не посмотрите?
- Вообще-то мы уже закрыты…
- Понимаю. Но я хорошо заплачу. Пожалуйста, выручите, а?
Парень швырнул ветошь в корзину для мусора.
- Ладно, давайте посмотрим, что там у вас.
- Моя машина прямо у двери. Синяя «Тойота Королла». Можно я пока воспользуюсь туалетом?
Ушаков, двинувшийся было к выходу, повернул голову и посмотрел на нее прежним хмурым взглядом.
- Только не трогайте тут ничего, - сказал он после паузы. - Биотуалет во внутреннем дворике, налево, за углом. Пройдите в тот коридорчик и увидите.
- Хорошо! - прощебетала Мария и лучезарно улыбнулась механику.
Как только Ушаков вышел из мастерской, улыбка испарилась с Машиного лица. Она приступила к осмотру мастерской.
Прошло несколько минут, прежде чем Маша наткнулась на кое-что интересное. В небольшом подсобном помещении, заваленном всяким автохламом, она увидела небольшую дощатую дверь с навесным замком. Маша сходила к верстаку, взяла гвоздодер и вернулась к дощатой двери.
Маша никогда прежде не срывала гвоздодером шейку навесного замка, но пару раз видела, как это делали в кино. Она сунула инструмент в петлю, уперлась одним концом в железную скобу, а на другой нажала двумя руками, вложив в усилие весь свой вес. Раздался металлический хруст, и подвижный конец дужки со звоном вылетел из паза.
Маша положила гвоздодер на пол, перевела дыхание, а затем вынула сломанную дужку из железных петель, взялась за ручку и распахнула дощатую дверь.
Пошарила рукой сперва слева, потом справа от двери, нащупала выключатель и сдвинула рычажок. Комната осветилась тусклым светом одиноко висевшей под потолком лампочки. Сперва Маша не увидела ничего, кроме такого же хлама, как в соседнем помещении, а затем взгляд ее упал на старый железный верстак, накрытый темным, грязным покрывалом.
Любимова подошла к верстаку, схватилась за край покрывала и стянула его с верстака. Сердце ее учащенно забилось, а корни волос вспотели от волнения, когда она увидела, что на верстаке лежат кости.
Расположение костей повторяло структуру человеческого скелета. Венчал фигуру человеческий череп. Некоторых костей не хватало.
Мария сглотнула слюну. Три сильных чувства заполнили ее душу - страх, торжество и отвращение. Но торжество ощущалось явственнее, чем другие. Пробный шар закатился в лузу! Выходит, чутье ее не подвело.
Маша достала из кармана мобильник и сделала несколько фотографий скелета. Только теперь до нее дошло, что он сложен из «сборных» костей. Одни были новее, другие - темнее и древнее. Некоторые кости выглядели совсем ветхими. Кроме того, кости эти явно принадлежали разным людям, о чем говорили их размеры. Скелет оказался чем-то вроде сатанинского пазла. «Коллективным портретом» десятков умерших людей.
Завороженная своей находкой, Любимова потеряла осторожность. Она не услышала шагов, и когда чьи-то сильные руки схватили ее за предплечья, Маша вскрикнула от неожиданности, а затем, действуя так, как учили ее на курсах самообороны, резко откинула голову назад и ударила противника затылком в лицо.
На миг хватка ослабла, и Маша почти сумела вырваться, но в следующую секунду невидимый враг занес над ее головой гвоздодер и резко ударил Машу по затылку.
Первое, что почувствовала Любимова, когда сознание вернулось к ней, - это боль. Адская пульсирующая боль в затылке и в плече и тянущая, жгучая - в запястьях. Руки Маши были стянуты за спиной пластиковым хомутом. Она лежала на боку в углу мастерской, между верстаком и корзиной для мусора.
Приоткрыв глаза, она тут же снова их закрыла, чтобы не привлекать внимание двух молодых мужчин, стоявших возле верстака. Пришлось напрячь слух, чтобы разобрать, о чем они говорят.
- И что мы теперь будем с ней делать?
- А ты дурак? Сам не понимаешь? Она все видела.
- Но если мы ее… того… за ней ведь кто-нибудь придет? Ее ведь будут искать?
- Пусть ищут. Поищут-поищут да перестанут.
- Семен… я не смогу.
- Тебе и не надо. Я сам все сделаю. Я пойду подгоню машину, а ты пока покарауль. Держи ствол!
- Зачем?
- На всякий случай.
- Да я и стрелять-то не умею.
- Тут много ума не надо. Вот, смотри… Это предохранитель. Сдвинешь его пальцем и можешь жать на курок.
Послышались шаги. Хозяин автомастерской ушел, оставив своего приятеля наедине с Марией. Она открыла глаза, пошевелилась. Парень дернулся в ее сторону и поднял пистолет.
- Эй! - окликнул он испуганным голосом. - Вы как там?
- Плохо. - Мария повернула голову, чтобы видеть собеседника лучше. Это был молодой парень с длинными волосами - «дредами». - Как ты в это вляпался?
Парень не ответил, лишь оглянулся на дверь, как бы в поисках поддержки. Но поддержки не было.
- Ты не похож на сатаниста, - сказала Маша.
Парень звучно сглотнул слюну.
- Откуда вы знаете, как выглядят сатанисты? - спросил он дрогнувшим голосом.
- Я видела многих из них. В их лицах есть какая-то злая пустота… Твое лицо не такое. Ты похож на человека.
Парень молчал. Он все еще сжимал в руке пистолет, но теперь дуло ствола было направлено в сторону.
- Как тебя зовут? - спросила Мария.
- Гера.
- За убийство полицейского ты получишь пожизненное, Гера. Если, конечно, дотянешь до суда, в чем я сильно сомневаюсь. Тебя убьют. А если все-таки попадешь в тюрьму, тебя достанут и там. Тебя убьют, Гера. И никто не будет проводить расследование. Знаешь почему?
- Почему? - пробормотал парень тусклым голосом.
- Потому что убийца полицейского - смертник по определению. Но самое главное: на это преступление не бывает срока давности. Тебя достанут, даже если ты превратишься в крысу и поселишься в подвале заброшенного дома.
Маша облизнула пересохшие губы и заговорила снова:
- Ты не такой отморозок, как твой приятель. Развяжи мне руки, и я дам показания в твою пользу. Используй этот шанс. Другого у тебя уже не будет.
Слова Марии заставили парня задуматься. Пора было сделать следующий ход - показать парню, что они с ним на одной стороне.
- Поторопись, - сказала Мария. - Скоро Ушаков вернется, и тогда нам с тобой конец.
- А… - Парень замялся. - А вы, правда, сможете отмазать меня от тюрьмы?
- Я сделаю все, чтобы ты не попал в тюрьму. Обещаю тебе.
Еще пару секунд парень медлил, а потом подошел к Марии, присел на корточки, достал откуда-то нож и быстро срезал хомут, стягивающий ей руки. Потом взял Любимову под мышки и помог ей подняться на ноги.
Мария, скривившись от боли, несколько раз сжала и разжала пальцы, восстанавливая кровообращение. Потом легонько потерла распухшие запястья.
- Ты все правильно сделал, Гера, - сказала она. - А теперь отдай мне пистолет.
На лице парня снова отобразилась неуверенность.
- Пока ты держишь в руках оружие, я все еще твоя заложница, - веско проговорила Маша.
Еще несколько секунд парень провел в мучительном размышлении, а потом тряхнул головой, как бы прогоняя остатки сомнения, протянул ей пистолет и пробормотал:
- Я не хотел. Ушаков меня заставил.
- Я понимаю, - сказала Маша.
Холодный металл оружия коснулся ее пальцев.
- Ты какого хрена делаешь! - раздался резкий окрик.
Маша увидела рослую фигуру Ушакова, выросшую в дверях, одним быстрым движением вырвала пистолет из ослабшей руки Геры.
- Стойте на месте! - крикнула она. - И держите руки так, чтобы я их видела!
Она подняла пистолет и направила его на дверной проем, но опоздала. Ушакова там уже не было.
Глава 6
1
Первый день из тех двух, которые дал Маше на отдых полковник Жук, она просидела в кресле перед газовым камином с чтением и своими коричневыми тонкими сигаретками. Любимова старалась выбросить из головы «похитителя костей», сатанистов и все, что с ними было связано.
Дважды за это время она глотала кодеин, боясь, что ноющая боль в плече станет острой. Слишком много испытаний для одной хрупкой женщины. Слишком много насилия.
Маша знала, что Георгий Палий задержан и уже дает показания. Семена Ушакова найти пока не удалось, но оперативники напали на его след, и поимка этого негодяя была вопросом двух-трех дней.
Уставая от чтения, Маша смотрела фильмы, которые накачивал ей из Интернета заботливый Стас Данилов. Фильмы были в основном ерундовые, и Маша смотрела их «на прокрутке», тратя на полуторачасовой фильм не больше сорока минут.
На второй день, вечером, в дверь к ней позвонили.
Маша отложила «Норвежский лес» Мураками, сунула ноги в мягкие тапочки и пошла открывать. Взявшись за ручку замка, она секунду помедлила, а потом щелкнула замком и открыла дверь.
На пороге стояли Толя Волохов и Стас Данилов.
- Привет, хозяюшка! - жизнерадостно поприветствовал ее Стас. - Гостей принимаете?
Маша удивленно захлопала глазами.
- Вы ко мне? - глупо спросила она.
- Нет, к твоему соседу, - сказал Стас, - но его не оказалось дома. Ничего, если мы у тебя подождем?
- Болтун! Заходите. - Она посторонилась, давая коллегам войти. - Только у меня не убрано.
- Не наговаривай на себя, Маруся, - пробасил Волохов. - У тебя всегда убрано.
- Викинг прав, - сказал Данилов. - Кстати, мы к тебе не с пустыми руками. Вот, держи! - Он поднял перед собой пухлый пластиковый пакет. - Тут все, что нужно. Нарезочки, колбасочки, огурчики. Есть даже икра. Ну, и кой-чего запить, разумеется. Держи, а то уроню!
Маша взяла пакет и взвесила его в руке.
- Ого! Этим можно полк солдат накормить.
- Никого кормить мы не будем - сами все съедим, - решительно заявил Стас.
Маша провела гостей в комнату и распорядилась:
- Вы садитесь, а я пойду соображу на стол.
- Помощь нужна?
- Нет, справлюсь.
- Вот это я понимаю - хозяйка! - похвалил Стас, усаживаясь в кресло и забрасывая ноги на журнальный стол. - Учись, Волохов!
- Сбавь децибелы, а то оглохну, - проворчал Толя. - И копыта со стола убери.
Стас со вздохом опустил ноги на пол.
- Маш, ты только шампусик в холодильник забрось, а то испортится.
- Сделаю.
- А водку в морозильник, - напутствовал Волохов.
Мария ушла на кухню и загремела там бутылками и тарелками. Стас прислушался, затем повернулся к Волохову и громко спросил:
- Слушай, а ты все еще в нее влюблен?
- В кого? - опешил Толя.
- В Машу. Да не красней так сильно, Ромео, я тебя прекрасно понимаю. В нее нельзя не влюбиться. Красивая женщина!
- Данилов, я все слышу! - крикнула из кухни Мария.
- А мне, Марья Александровна, нечего скрывать! Был бы я Аленом Делоном, сам бы за тобой приударил!
- Ты и так хорош! - засмеялась в ответ Маша.
- Говори, Маруся, говори! Прямо бальзам на мою исцарапанную душу! - Стас весело подмигнул мрачному Волохову. - Надо тебе, Маруся, нового мужа найти! Если хочешь, у меня есть пара знакомых…
- Данилов, заткнись! - раздалось из кухни.
- И то правда. Куда им до тебя? Тебе бы генерала какого или президента. Чтобы на
«Майбахах» и «Лексусах» тебя до магазина за продуктами отвозил.
Волохов закурил. Стас, будучи приверженцем здорового образа жизни, скривился и помахал перед лицом рукой, отгоняя дым.
- Видел, что написано на пачке? - спросил он. - Курение убивает.
- Жизнь тоже убивает, - парировал Толя. - И что ж теперь - не жить?
Вскоре вернулась Маша с огромным железным подносом с витыми ручками. На подносе стояли тарелки с нарезками, колбасами, оливками и красной икрой.
- Пир духа! - провозгласил, обведя яства восторженным взглядом, Стас. - А где напитки?
- Сейчас.
Маша снова ушла на кухню, а вернулась с бутылкой водки в одной руке и изящным серебряным ведром в другой. Из ведра торчало золотистое горлышко «Абрау Дюрсо».
Стас взглянул на серебряное ведро и присвистнул:
- Откуда такая роскошь?
- Свадебный подарок.
- Хорошая это вещь - свадебные подарки, - одобрил Данилов. - Уже и мужа ветром сдуло, а подарки остались.
Маша выставила фужеры и рюмки. Волохов взялся за бутылку.
После того как выпили по первой, Стас бросил в рот оливку и сказал:
- Кстати, насчет мужа. Как у тебя продвигается бракоразводный процесс?
- Плохо, - ответила Маша. - Я сказала своему бывшему, что сын будет жить со мной. В ответ он выкатил встречную претензию. Ну, или как там это у них называется.
- И чего?
- Хочет забрать сына, вот чего.
Стас сокрушенно покачал головой:
- Ну и гад.
- Не то слово.
- Давай я с ним поговорю, - предложил могучий Волохов. - Без насилия, просто перетрем по-мужски. Я умею объяснять.
- Знаю я, как ты объясняешь, - хмыкнула Маша.
- И каковы твои шансы? - поинтересовался Стас, вновь наполняя ей бокал шампанским.
- Дерьмовые, - честно ответила Маша. - У моего бывшего слишком много денег. А у меня - собачья работа. Мой адвокат сказал, что устоять будет сложно. При самом плохом раскладе мне светит стать «воскресной мамой».
- Это беспредел, - со всей основательностью заявил Толя Волохов.
А Стас предложил:
- Давай запьем обиду, пока нектар не выдохся!
Они выпили. Маша взяла бутерброд с маслом и красной икрой, посмотрела на икринки и вдруг сказала:
- А может, я и правда дерьмовая мать?
- Глупости, - пробасил Волохов. - Ты отличная мать.
Маша вздохнула:
- Не знаю… Я же помню, как мы жили до аварии. Я с утра до поздней ночи торчала на работе. А иногда и по ночам. Артем готовил Митьке еду, делал с ним уроки. В танцевальный кружок его водил.
- Хватит заниматься самобичеванием, - сказал Стас. - Подставляй фужер!
За третьим бокалом Маша предложила:
- Давайте сменим тему, мальчики. Не хочу вас грузить своими проблемами. Что там у нас с сатанистами?
- Георгий Палий, которого ты задержала, вовсю дает показания.
- Про то, как они откапывали кости из могил?
- Угу. Но это только начало. Думаю, скоро он выложит все. И даже то, о чем пока боится вспоминать.
Маша куснула бутерброд и сказала с набитым ртом:
- Сатанисты тут ни при чем. Это был ошибочный след.
Стас и Толя удивленно на нее уставились.
- Начальство так не думает, - сказал Толя.
Маша запила бутерброд шампанским:
- И все же это так. Они этого не делали.
Данилов хмыкнул:
- Здравствуй, мама, Новый год! Но ведь ты сама утверждала, что убийства девушек носят ритуальный характер.
- Утверждала, - кивнула Маша. - Я и сейчас это утверждаю. Но сатанисты здесь ни при чем. Ты был прав, когда говорил о том, что кровавые убийства - не их масштаб.
Стас вздохнул:
- Ох и упертая ты девушка, Маша.
- Уж какая есть. Налей-ка мне еще шампанского.
Данилов налил. Маша подняла бокал и сказала:
- Убийца зашивает жертвам рты трупной нитью. Зачем он это делает? Что хочет сказать?
- Ну? И что же?
- Он хочет сказать, что его жертвы были мертвы еще до того, как он их убил.
Некоторое время мужчины изумленно смотрели на Любимову. Даже про водку забыли. Стас обрел дар речи первым.
- Да, Маша, - выдохнул он. - Тебе бы только триллеры психологические писать. Как говорится, Достоевский отдыхает.
- Только если ты будешь продвигать эту версию, то сама скоро отправишься на отдых, - сказал Волохов. - Версия про сатанистов удовлетворила начальство от и до. Старику велели поскорее передавать дело в Следственный комитет.
- Вот это и плохо, - уныло сказала Маша. - Жуку скоро на пенсию, он не будет нарываться.
- Тебя-то он, кстати, может послушать, - заметил Стас. - Старик к тебе неровно дышит.
Маша посмотрела на него недовольным взглядом и строго сказала:
- Данилов, смени пластинку.
- Как скажешь. Подставляй фужер, пора дерябнуть!
И они дерябнули.
За окном постепенно стемнело. На смену первой бутылке шампанского пришла вторая. И вторая бутылка водки не заставила себя долго ждать. Откуда-то издалека доносилась модная песенка. Стас травил анекдоты, Волохов посмеивался в щетинистую бороду.
Маша тоже смеялась, но потом ей отчего-то стало грустно. Она подперла щеку ладонью и проговорила хмельным голосом:
- Ох, мальчики, грустно мне как-то.
- Чего тебе грустно? - осведомился Данилов.
- Да так… Жила-была девушка по имени Ира Романенко. А потом умерла - и всем плевать. Бойфренд нашел себе другую подружку. Отец… выпил пару стаканов своего дурацкого виски - и тоже в норме.
- Какого виски? - уточнил Волохов.
- Да какой-то «Спрингбэнк», - равнодушно ответила Мария.
- Это не дурацкий виски, ты уж мне поверь.
Маша дернула щекой:
- Да все равно.
Волохов взялся за бутылку. Маша накрыла свой бокал ладонью.
- Мне хватит. Я уже пьяная.
- И что, сильно пьяная?
- Да.
- Тогда тебе нечего терять. Пей, Маша, и не думай о плохом.
Толя наполнил ее фужер почти до краев и посоветовал:
- Ты икрой закусывай. Икра хорошая, вкусная.
- Да ну ее, эту вашу икру… - Мария поморщилась. - Надоела.
- Здорово живем, - усмехнулся Стас. - Икра ей надоела.
Маша вздохнула:
- Тошнит меня что-то.
- От меня? - уточнил Волохов.
Мария покачала головой:
- Нет.
- От Стаса?
- Тоже нет. От жизни.
- О, мать, да ты и правда нахлесталась! - засмеялся Данилов. - Пора тебе в колыбельку!
Маша скривилась:
- Не хочу в колыбельку.
- Никто не хочет. Но надо. Толик, помоги даме! Давай-давай, Машут, поднимайся, потом спасибо скажешь.
Волохов приподнял Машу, а потом легко, как пушинку, взял ее на руки.
- Господи, сколько ж в тебе весу? - удивился он. - Кошка, и то, наверное, тяжелее.
Но Мария его уже не слушала. Она сомкнула веки и задремала, а вскоре дрема превратилась в сон.
2
Проснувшись, Мария первым делом застонала и схватилась пальцами за больное плечо, но тут же переместила руку к голове. Болело все. По крайней мере, у нее было такое ощущение. Во рту пересохло, и пить хотелось со страшной силой.
Маша медленно поднялась и опустила босые ступни в мягкие тапочки. Дрожащей рукой уперлась в край кровати и, сделав над собой усилие, встала на ноги. Подождала, пока в голове перестанет ухать колокол, собрала разбегавшиеся мысли воедино, затем повернулась и посмотрела на свое отражение в трюмо.
…И лучше бы не смотрела.
Бледное лицо, темные круги под глазами, всклокоченные волосы. Хорошо хоть, не красилась вчера, и размазанной туши на физиономии не наблюдается.
Маша опустила взгляд ниже и с удовлетворением отметила, что все еще одета. Значит, никто не делал потуг ее раздеть или, упаси боже, переодеть. Толстовка, джинсы - все на месте.
С кухни доносился запах еды, и что-то скворчало на сковородке. Маша повернулась к двери, но вынуждена была остановиться и прикусить губу - в плече запульсировала боль. Будто в свежей ране гвоздем заковыряли.
Дождавшись, пока острый приступ боли утихнет, Любимова, еле волоча ноги, зашаркала на кухню, гадая по пути - кто там решил покашеварить: Стас или Толя?
Оказалось - Толя. Он стоял у плиты, колдуя над скворчащей сковородкой. Глянул на Любимову через плечо и пробасил:
- А, встала наша Маша. Топай в душ, а потом милости прошу к столу.
Мария машинально пригладила волосы руками, стараясь создать хоть какую-то видимость порядка. А потом нахмурилась и спросила с напускной строгостью:
- Ты что здесь делаешь, Волохов?
- Завтрак готовлю, - ответил он. - Где у тебя соль?
- На полке, прямо над тобой. А почему ты готовишь завтрак на моей кухне?
Здоровяк криво ухмыльнулся.
- Ну ты даешь, мать. Нравится мне твоя кухня. Вот и готовлю.
- Подожди… - Мысли Марии вновь стали рассыпаться, и она попробовала собрать их воедино. - Ты здесь ночевал, что ли?
- В точку! - кивнул Толя.
- А как же твоя жена? Толь, как же Галя?
- С ней сиделка. Да не волнуйся ты. - Он взял со стола банку с рассолом, оставшимся от маринованных помидоров, и протянул Маше: - На-ка вот, полечись.
- Нет. Я лучше кефиром.
Маша проковыляла к холодильнику, открыла дверцу, достала тетрапак кефира, свинтила дрожащими пальцами крышку и хорошенько к нему приложилась.
- Завтрак на столе, - услышала она голос Толи. - А мне пора бежать.
Маша отняла тетрапак от губ и облизнулась. Ей немного полегчало.
- Толь, ты даже не позавтракаешь со мной?
- Надо перед работой домой забежать, - ответил Волохов. - Сама понимаешь.
- Возьми что-нибудь на дорогу.
- Уже! - Волохов показал Маше завернутый в салфетку бутерброд. - Ну, бывай!
Он повернулся и зашагал к двери.
- Постой! - окликнула его Маша.
Волохов оглянулся:
- Ну?
Маша показала рукой на маленькую хрустальную конфетницу, стоявшую на столе:
- Здесь лежало мое лекарство. Где оно?
- Ты про кодеин? Я его выбросил. Слил в унитаз.
Некоторое время Маша ничего не говорила, лишь смотрела на Волохова взглядом, полным недоверия и изумления. А потом сжала кулаки и гневно проговорила:
- Ты сволочь.
- Знаю, - спокойно сказал Волохов.
- Я тебя ненавижу!
- Ненавидишь, - согласился он. - Но потом сама мне скажешь спасибо.
Еще несколько секунд Мария стояла оцепенев, потом медленно подняла руку, указала рукой на дверь и произнесла подрагивающим от гнева голосом:
- Пошел отсюда вон.
Волохов, однако, вместо того чтобы уйти, развернулся к столу и спокойно произнес:
- Не пойду. Нам надо поговорить.
Мария взяла со стола нож и взглянула на Волохова глубоко запавшими, холодно мерцающими глазами.
- Я сказала: убирайся вон.
- А то что - зарежешь меня?
Маша так крепко сжала рукоять ножа, что у нее побелели костяшки пальцев. Они долго смотрели друг другу в глаза. Первым взгляд отвел Волохов.
- Твоя «дурь» - в нише, под хлебницей, - пробасил он. - Наслаждайся.
Затем резко повернулся, прошел в прихожую, распахнул дверь и громко захлопнул ее за собой. Маша вздрогнула. Еще несколько секунд она стояла неподвижно, потом положила нож на столешницу и опустилась на стул. На глазах у нее выступили слезы. Но плакать она себе не позволила. Вытерла слезы рукавом толстовки, после чего придвинула к себе тарелку с омлетом. Она чувствовала голод. Звериный голод.
…Когда полчаса спустя Мария вышла из душа, вытирая волосы мягким полотенцем, на тумбочке затрезвонил телефон. Маша с опаской посмотрела на него, словно подозревала его в предательстве, потом повесила полотенце на спинку стула и сняла трубку.
Звонил Данилов.
- Марусь, привет! Как ты?
- Еще жива, - вяло ответила она. - А ты?
- А мне-то что будет, я шампанское не пил, - весело сказал Стас.
Маша усмехнулась:
- А водка?
- А от водки у меня похмелий не бывает. Чистый продукт. Марусь, у меня новость.
- Какая?
- Удалось установить личность второй убитой девушки.
Маша почувствовала, как учащенно забилось сердце у нее в груди.
- Кто она?
- Татьяна Кострикова, двадцати трех лет. Училась на третьем курсе филфака РГГУ. Зарегистрирована на Сущевском Валу. Снимала однокомнатную квартиру. Живет… то есть жила… одна. Подрабатывала в подтанцовке у рок-групп.
- В какой подтанцовке?
- Ну, знаешь… когда со сцены под музыку голыми сиськами трясут.
- Стас!
- Прости, Маш, но по-другому не скажешь. Кстати, год назад она перевелась в РГГУ из Московского университета. Угадай, на каком факультете она там училась?
- На факультете антропологии?
- Точно!
Веки Марии дрогнули.
- Вот и связь с первой жертвой, - хрипло пробормотала она.
- Чего?
- Я сказала: теперь есть связь с первой жертвой.
- А, ну да. Что думаешь делать?
- Надо ехать в университет.
- Хочешь, я сгоняю?
- Нет. Я сама.
- Уверена? Голос у тебя какой-то тусклый.
- Уверена, Стас. Спасибо, что позвонил.
- Не за что. Не теряйся.
Маша положила трубку на рычаг.
3
Возле дома Маша неожиданно для себя встретила бывшего мужа. Он стоял возле ее
«Тойоты», хмурый, обозленный, однако, как всегда, ухоженный и одетый с иголочки (благо финансы позволяли).
Маша остановилась, посмотрела на него сердитым взглядом и спросила:
- Ты что здесь делаешь?
- Тебя жду, - мрачно ответил бывший муж и поежился. Маша вдруг заметила, что его некогда густые черные волосы (предмет великой мужниной гордости) стали редеть, и этот факт доставил ей мстительное удовольствие.
- Тебе запрещено общаться со мной без адвоката, - сказала она.
- Знаю, - сказал бывший.
- А раз знаешь, тогда повернись на раз-два и топай туда, откуда пришел.
Маша хотела пройти мимо, но бывший преградил ей путь. Маша нахмурилась.
- Я не поняла, ты что, хочешь, чтобы я милицию вызвала?
- Во-первых, не милицию, а полицию, - занудно проговорил бывший. - А во-вторых, никого вызывать не надо, поскольку ты уже здесь.
- Пусть так. Но мы не можем стоять здесь вечно. Чего ты хочешь?
- Я хочу сказать, что Митька останется со мной. Ты ничего не сможешь сделать.
- Посмотрим.
- Ни при каких условиях! Суд примет мою сторону. Врачи будут свидетельствовать в мою пользу.
Мария долго смотрела на своего бывшего, а потом проговорила с мрачной задумчивостью:
- И все-таки не понимаю.
- Не понимаешь что?
- Когда ты успел превратиться в такую сволочь?
Он усмехнулся:
- После того, как ты превратилась в психопатку и наркоманку.
Мария слегка побледнела.
- Любишь бить ниже пояса? - сипло спросила она.
- Я научился этому у тебя, - с усмешкой ответил бывший муж.
- Я всегда была хорошей женой. По крайней мере, старалась ею быть. А ты… я ведь знаю, что ты мне изменял.
- С чего ты взяла?
- Какой смысл отпираться? Мы ведь почти разведены.
Некоторое время он молчал, потом неприятно ухмыльнулся и развязно проговорил:
- Ты права. Нет смысла врать. Да, я тебе изменял.
- Сколько раз это было?
- Уже и не вспомню. Помнишь ту артисточку-блондинку, которую ты обозвала дурой? Так вот, в постели эта «дура» выделывала такие фортеля, что я чуть спину себе не сломал. Потом я еще долго представлял ее в постели, когда занимался любовью с тобой.
- Мерзавец, - сказала Маша.
Она занесла руку для удара, но бывший муж перехватил ее.
- Потише, милая. - Он сжал ее запястье крепкими, сильными пальцами. - Ты ведь знаешь, что я спортсмен. Могу и сломать ненароком.
- Пусти.
Глядя ей в глаза, бывший муж сильнее сжал ее руку. Мария побледнела от боли. Он усмехнулся.
- Прости, милая. Давно мечтал это сделать. Знаешь, в чем твоя ошибка, Любимова?.. Ты часто переоцениваешь свои силы.
Глаза Маши, полыхающие огнем, угрожающе сузились.
- Все сказал? - спросила она.
Бывший муж кивнул:
- Да.
- Ну а теперь моя очередь.
И Маша резко ударила его коленом в пах. Бывший взвыл, выпустил руку Марии и схватился за низ живота.
- Ах ты… дрянь… - просипел он, бешено вращая глазами.
Маша улыбнулась:
- Прости, милый. Давно мечтала это сделать. Постарайся больше не попадаться у меня на пути. Попадешься еще раз - убью!
Маша поправила на плече сумку и прошла к «Тойоте».
- Сумасшедшая… - прохрипел за спиной бывший. - Психопатка чертова!
4
В этом корпусе университета Мария никогда прежде не была, хотя в студенческую пору у нее было много друзей-эмгэушников. Предъявив охранникам удостоверение, она прошла в большой холл с огромными стеклянными окнами. У всех студентов России подобные холлы называются «сачками» или «стекляшками». На панелях, расположенных вдоль окон-витрин, сидели студенты. Кто-то читал, кто-то болтал с друзьями, кто-то трепался по мобильнику, кто-то просто жевал бутерброд, глазея на снующий туда-сюда молодняк. В холле стоял тихий гул от множества голосов.
Стараясь не смотреть на студентов, Мария прошла к лифту. С недавних пор молодые люди вызывали у нее странное чувство - смесь неприязни, зависти и грусти. Грусти по утраченной юности, по нереализованным возможностям, по потерянному времени, которое пролетело слишком быстро, превратив ее во взрослую женщину (а в перспективе уже маячила старость, которая, конечно же, наступит раньше, чем ее ожидаешь).
В лифте была толкотня - студенты набились под завязку. Пока лифт поднимался на четвертый этаж, юноши и девушки беспрестанно трепались, не стесняясь в выражениях, не стараясь говорить тише и не обращая внимания на гражданку совсем не студенческого вида.
Впрочем, нет. Парни с интересом поглядывали в ее сторону, и Маша отметила это не без тайного удовольствия.
Помещение кафедры антропологии оказалось довольно небольшим уютным кабинетом с деревянными панелями на стенах и большим столом, над которым висели портреты интеллигентных мужчин, в очках и без. Должно быть, это были светочи антропологии.
За столом сидел пожилой седовласый человек. Седая бородка клинышком, приличный дорогой пиджак, на носу - очки, похожие на пенсне. По всему видать - профессор.
Мужчина заполнял какие-то бланки и обратил внимание на Марию лишь после того, как она поздоровалась.
- День добрый! - ответил он на ее приветствие. - Вы ко мне?
- Возможно. Мне нужен заведующий кафедрой Алексей Вадимович Дзикевич.
- Это я. А вы по какому вопросу?
- Я из милиции. Майор Любимова, Мария Александровна. Алексей Вадимович, мы можем поговорить?
Седовласый профессор пригнул голову и посмотрел на Марию поверх очков в тонкой металлической оправе.
- Поговорить? Смотря о чем.
- О ваших студентах.
- О студентах, - неопределенно проговорил Дзикевич. - Что ж, проходите, присаживайтесь.
Маша прошла к столу, отодвинула стул и села. Она уловила едва слышимый запах то ли алкоголя, то ли какого-то лекарства. Она внимательнее посмотрела на пожилого профессора - кожа слегка отечная, сквозь нее проступают сеточки кровеносных сосудов. Глаза по-старчески тусклые, хотя сам профессор еще не старик.
- Ну? И что натворили мои студенты?
- Алексей Вадимович, в прошлом году у вас на кафедре училась девушка по имени Ирина Романенко. Вы ее помните?
- Ирина Романенко?.. Да, кажется, припоминаю. Если мне не изменяет память, она перевелась в другой вуз.
- Именно так. А помните ли вы другую студентку - Татьяну Кострикову? Она тоже училась на вашей кафедре.
- И это имя мне тоже знакомо, - сказал профессор. - Кажется, она покинула кафедру тогда же, когда и Ира Романенко.
- Вы можете рассказать, с чем был связан этот перевод?
- Насколько я помню, обе девушки перевелись по собственному желанию. В обстоятельства я, кажется, не вникал. Признаться, я помню этих девушек очень смутно. Вы меня простите, но я вряд ли смогу вам чем-то помочь.
Мария испытала досаду. В самом деле, этот пожилой и, наверное, жутко занятой профессор не должен, да и не может помнить всех студентов своей кафедры. На что она рассчитывала, когда обратилась к нему? На сенсацию? На ошеломительное признание?
- Алексей Вадимович, с кем из ребят я могу поговорить об этих девушках?
- Из ребят… Вы имеете в виду их однокурсников?
- Да.
Профессор задумчиво дернул себя пальцами за клинышек бородки.
- Ну… Поговорите со старостой курса. Его зовут Игорь Соболев. У них сейчас лекция в третьей «поточке», и если поспешите, то сможете его перехватить.
- А когда закончится?
- Примерно через десять минут. Вы его сразу узнаете - он высокий, черноволосый, в белой рубашке и красном жилете. Очень видный парень.
- Хорошо. - Мария не намерена была терять время даром и тут же поднялась из-за стола. - Спасибо за то, что не прогнали.
- Ну что вы. - Дзикевич улыбнулся, обнажив не очень хорошие зубы. - Я всегда рад помочь представителям власти. Но не всегда могу.
Заведующий кафедрой был прав, когда сказал, что Мария узнает Игоря Соболева сразу. Худощавый, высокий, длинноногий, одет с иголочки. Черные волосы, аккуратно зачесанные набок, подчеркивают бледность кожи. Лицо чуть вытянутое, с резкими и красивыми чертами. При одном взгляде на Соболева можно было понять, что он отличник и что вообще - для этого парня нет высот, которые он не смог бы одолеть.
Мария двинулась ему навстречу.
- Здравствуйте! Вы Игорь Соболев?
- Да. - Парень остановился, окинул ее спокойным взглядом. - С кем имею честь?
- Любимова Мария Александровна. Уголовный розыск.
- Приятно познакомиться. - Он улыбнулся, но без всякой теплоты. - Чем могу быть полезен, Мария Александровна?
Парень Маше понравился. Красивый, опрятный, скулы выбриты до синевы. И пахнет приятно. Маша любила мужчин, которые стараются выглядеть хорошо и не забывают пользоваться туалетной водой.
- Мы можем где-нибудь присесть и поговорить?
Секунду он раздумывал, потом сказал:
- Можно прямо в аудитории. В ближайшие полтора часа она будет пустовать.
- Хорошо.
Дождавшись, пока аудитория опустеет, они вошли туда и сели за деревянный стол. Маша оглядела ряды длинных столов, уходящих, подобно ступенькам, наверх, и почувствовала мягкий укол ностальгии. Вот так же и она, юная, бесстрашная, амбициозная, когда-то сидела в поточной аудитории. Господи, куда все уходит?
Маша перевела взгляд на красавца старосту, который выжидательно смотрел на нее, и сказала:
- Профессор Дзикевич сказал, что я могу поговорить с вами о двух ваших бывших сокурсницах.
- Я с готовностью отвечу на все ваши вопросы. О каких сокурсницах идет речь?
- Об Ирине Романенко и Татьяне Костриковой.
Мария внимательно смотрела на парня. В лице его ничего не переменилось.
- Ира Романенко?.. Я ее помню. Одна из самых ярких девушек на нашем курсе.
- Расскажите мне о ней.
- Хорошо. Но сперва позвольте поинтересоваться… - Соболев чуть прищурил выразительные карие глаза. - У Иры и Тани неприятности?
- Ира и Таня погибли, - ответила Любимова.
Несколько секунд парень оцепенело смотрел на Марию. Потом сглотнул слюну и вымолвил:
- Как это случилось?
- Их убили. А вы были с ними дружны?
- Нет, но… Когда убивают человека, которого ты хорошо знал, это всегда ужасно. - Игорь Соболев озадаченно нахмурил лоб. - Я, собственно, даже не знаю, что вам рассказать. Таню я почти не помню. А вот с Ирой мне приходилось общаться. Она неплохо училась. Нравилась мужчинам. За Ирой пытались ухаживать многие парни с нашего курса. И у некоторых это получалось.
- Она не была скромницей?
Парень едва заметно усмехнулся:
- Скромницей ее точно не назовешь. То есть… - Он запнулся. - О мертвых так, конечно, не говорят.
- Мне нужно, чтобы вы говорили правду, - сказала Мария. - Вполне вероятно, что это поможет нам найти убийцу.
- Понимаю. - Парень нахмурился, отчего над переносицей его обозначилась резкая поперечная морщина, похожая на шрам. - Начнем с того, что Ира была центровой девушкой. Модной, красивой, самоуверенной. На каждом курсе есть такие. Да и в каждом школьном классе.
- У нее были подруги? Парень?
- Она не была любвеобильна, но если встречалась, то с мажорами. Ну, знаете, с теми, у кого в наличии классная тачка, полный лопатник денег и возможность посещать самые дорогие клубы. Собственно, такие парни нравятся всем. Что же касается ее подруг… Кроме Тани Костриковой была еще одна - Эльза Багирова. Но год назад Багирова покончила жизнь самоубийством. После этого Кострикова и Романенко перевелись в другие вузы.
- Подруга Ирины и Татьяны покончила жизнь самоубийством?
- Да. Выбросилась из окна.
В голове у Марии словно щелкнул тумблер: «Вот оно!»
- Причина самоубийства девушки известна?
- Насколько я знаю, нет. После того как Эльза выбросилась из окна, к нам приезжали ваши коллеги. Задавали вопросы, и все такое. Но ничего криминального они не раскопали.
Игорь Соболев вздохнул и продолжил:
- Честно говоря, мне их дружба была совершенно непонятна. Ира и Таня должны были ненавидеть Эльзу, а не дружить с ней.
- Почему?
- Потому что люди склонны ненавидеть то, чего они не понимают. Эльза Багирова отличалась от других девушек. Она была недотрогой в старинном, чистом смысле этого слова. Отшивала парней, которые пробовали за ней приударить. А на Иру и Таню смотрела немного свысока. Ну, знаете… как принцесса на шлюх. Хотя, может быть, я все это выдумываю, и ничего такого не было.
Он замолчал. Молчала и Мария, обдумывая все услышанное.
- Там еще была какая-то предсмертная записка… - снова заговорил Игорь Соболев. - Текст записки я не помню, но, думаю, вы сможете разыскать ее в ваших архивах.
- Да. Пожалуй, смогу.
У Марии снова заболело плечо. Боль была слишком неожиданная и резкая.
- С вами все в порядке? - спросил Соболев, тревожно вглядываясь в ее лицо. - Вы побледнели.
- Вам показалось, - сказала Маша. - Здесь просто такое освещение. Игра света и тени.
- Да, - с непонятной задумчивостью проговорил парень. - Игра света и тени. - Парень помолчал пару секунд, а потом устремил свой взгляд на Машу и добавил: - У некоторых игр слишком жестокие правила, вы не находите?
- Да. Пожалуй, - согласилась Мария, думая о флаконе кодеина, который лежал у нее в сумочке.
- И все же нам приходится их принимать. У вас еще есть вопросы, Мария Александровна?
- Нет. Но, возможно, они возникнут в дальнейшем.
- Если захотите продолжить разговор - позвоните на кафедру. Там есть телефоны и адреса всех студентов, в том числе и мои.
5
После разговора со старостой курса Мария просто не могла не нанести повторный визит профессору Дзикевичу. Окончания лекции она дожидалась, сидя в кафе, размышляя об истории самоубийства Эльзы Багировой. Картина прорисовывалась интересная. И очень четкая. Кто-то отомстил Костриковой и Романенко за смерть Эльзы Багировой. Зная мотив, убийцу найти не так уж и сложно.
Однако по-настоящему Марию радовало другое. Неведомый мститель поквитался с обидчицами Эльзы Багировой, а значит - убийств больше не будет.
Когда прозвенел звонок, известивший об окончании лекции, Маша отправилась в кабинет кафедры антропологии. Дзикевича она встретила в коридоре, перед дверью. Он взглянул на Машу удивленно и, как ей показалось, недовольно.
- Вы все-таки вернулись.
- Как видите. Вы не рассказали мне о скандале, связанном с самоубийством студентки.
Дзикевич пожал сутуловатыми плечами:
- Вы меня не спрашивали.
- Это неправда. Я интересовалась обстоятельствами перевода Костриковой и Романенко в другой вуз. Вы скрыли от меня эти обстоятельства. Могу я узнать - почему?
Профессор посторонился, пропуская мимо себя группу студентов, и сказал:
- Давайте поговорим в другом месте. В нашем здании, на этаж ниже, есть хорошее кафе.
- Да, я знаю.
- Если вы не против, мы можем спуститься туда и обстоятельно обо всем побеседовать.
Мария не стала возражать.
Пришлось взять еще одну чашку кофе, хотя Мария знала, что лимит кофеина на сегодня уже превышен и что эта чашка может обернуться для нее бессонницей.
Профессор Дзикевич приступил к разговору первым.
- Видите ли, Мария Александровна… - начал он, помешивая ложечкой чай с лимоном, - репутация факультета напрямую зависит от…
- Речь идет о самоубийстве студентки и о зверском убийстве двух других, - нетерпеливо проговорила Маша. - А вы мне толкуете про репутацию вуза?
Дзикевич снисходительно улыбнулся (хотя улыбка вышла напряженной и фальшивой):
- Мне понятно ваше негодование. Но поймите и вы меня. Что сделано, то сделано, прошлого уже не вернешь. Вынося сор из избы, мы можем повредить другим студентам, а значит, и всему факультету.
- Вы повредите им, если утаите правду, - сказала Мария.
Профессор замолчал. Некоторое время он смотрел на свою чашку, а потом глухо проговорил:
- Что ж… Возможно, вы и правы. С возрастом человек делается пугливым и осторожным. Порой даже слишком. - Он снова поднял взгляд на Машу. - Эльза Багирова была очень талантливой студенткой. Когда пришло известие о ее самоубийстве, мы испытали настоящий шок. Впрочем, деталей я уже не помню. Ведь прошел уже год.
- Из-за чего, по-вашему, это случилось?
- Понятия не имею.
Маша отпила глоток кофе. Посмотрела на бледное, отечное лицо Дзикевича, на его тусклые, красноватые глаза и подумала о том, что чай с лимоном - не самый крепкий из напитков, которые профессор себе дозволяет.
- Расскажите мне про Эльзу Багирову, - попросила она.
- А что именно вас интересует?
- Что это была за девушка? Чем увлекалась?
- Девушка она была серьезная и вдумчивая. А насчет увлечений… Помню, ее очень интересовала мифология Древнего Китая. Особенно это касается отношения древних китайцев к смерти и, в частности, к насильственной смерти. Одна из курсовых Эльзы Багировой была посвящена традиции «мстительного самоубийства».
Глаза Маши заинтересованно блеснули.
- Можете рассказать об этом подробнее?
- Конечно. Хотя… это довольно жуткая вещь. В Древнем Китае человек, которому нанесли обиду, приходил к дверям дома своего обидчика и совершал там самоубийство.
- Зачем?
- Китайцы верили, что душа самоубийцы обращается в мстительного духа. Таким образом, обиженный человек, покончив с собой и став духом, мог с большей легкостью, чем при жизни, отомстить врагу.
Маша передернула плечами:
- Действительно жуткая история.
- В древнекитайской мифологии дух мщения называли словом «гий». По сути, это неупокоенная душа, которая превратилась в призрак, чтобы мстить живым людям. Согласно народным представлениям, мстительный гий похож на человека, но он не отбрасывает тени, может становиться невидимым и способен принимать облик зверя.
- Зверя?
- Да. Например, лисы, волка или…
- Собаки?
Профессор кивнул:
- Да. В этом нет ничего необычного. Мифология всех страх мира пестрит упоминаниями об оборотнях. Впрочем, иногда дух мщения принимает облик других людей. Цель этого превращения одна: завлечь своих обидчиков в ловушку и отомстить им за свою смерть.
- А есть в этих мифах упоминание о костях? - спросила Мария.
- О костях?
- Да.
- В каком смысле?
- Ну, может быть, призрак-убийца забирает у своих жертв кости? В качестве трофея.
Дзикевич улыбнулся.
- Призраку не нужны трофеи. Ему нужно удовлетворение. Ну, и насыщение. Поскольку дух мщения всегда голоден. - Профессор глянул на циферблат наручных часов. - Извините, у меня скоро начинается лекция. Если вы не против, я бы хотел сделать кое-какие пометки в плане. - Заметив тень недовольства, скользнувшую по лицу Марии, профессор тут же добавил: - Мы всегда можем продолжить этот разговор. И не только лично, но и по телефону. Одним словом, так, как вам будет удобно.
- Спасибо за предложение.
- Не за что. Всегда рад помочь. - Профессор прищурил тусклые, затекшие глаза. - Прошу прощения за любопытство… Давно ли вы работаете в полиции?
- Двенадцать лет, - сказала Маша.
- И все двенадцать лет занимаетесь убийствами?
- Почти.
- И каково это?
- Что именно?
- Каждый день видеть черную изнанку человеческой натуры. Так каково это?
Мария усмехнулась.
- Это здорово закаляет. - Она достала из сумки визитную карточку и протянула Дзикевичу. - Появятся какие-то мысли или предложения - звоните.
Когда профессор ушел, Мария пригладила кончиками пальцев больное плечо. Она чувствовала себя страшно уставшей. Немного поколебавшись, Маша сунула руку в сумку и нащупала прохладный флакон с кодеином. Однако телефонный перезвон заставил ее отложить прием лекарства еще на несколько минут.
Звонил Волохов.
- Алло, Маруся, это Анатолий.
Говорил он неуверенным и каким-то глуховатым голосом. Должно быть, не мог понять, в ссоре они еще с Машей или нет. Она отозвалась спокойным голосом:
- Я поняла, Толь.
- Кое-как до тебя дозвонился.
- У меня телефон последние дни глючит. А что случилось?
- Кажется, нашлись вырезанные кости убитых девушек.
Кровь прилила к щекам Марии.
- Где? - взволнованно спросила она.
- К нам пришел один парень… Журналист. Он утверждает, что кто-то подбрасывает ему в почтовый ящик посылки. А в этих посылках - фрагменты костей.
- Ты их видел?
- Да. На них какие-то надписи - латинскими буквами. Я уже отослал их экспертам, но перед этим сделал несколько фотографий.
- Можешь перефотографировать их телефонной камерой и прислать мне по ММS?
- Попробую.
- Сколько посылок получил журналист?
- Две.
- Почему не пришел сразу?
- Говорит, что сначала был уверен, что это чей-то розыгрыш. А потом отдал кости какому-то своему другу на анализ… не то химику, не то биологу… И как только выяснил, что кости человеческие, сразу пришел к нам.
- Как зовут журналиста? В каком издании работает?
- Зовут Глеб Корсак. Работает в «Нашей Москве».
- Глеб Корсак… - Маша задумчиво нахмурила лоб. - Где-то я эту фамилию уже слышала.
- Была одна история. Этому парню устроили обструкцию за то, что он написал благожелательную статью про какого-то маньяка. Родственники жертв подкараулили его возле здания редакции и забросали камнями. Эту сцену засняли телевизионщики, поднялась буча…
- Да-да, припоминаю. Кажется, его даже уволили из газеты.
- Было дело.
- Где он сейчас? Задержан?
- Нет.
- Почему?
- Старик распорядился его отпустить. Сказал, что задерживать парня нет причин. У меня есть телефон журналиста, можешь поговорить с ним сама.
- Пришли мне по SMS.
- Хорошо.
- И еще. На факультете антропологии в прошлом году одна девушка покончила жизнь самоубийством. Зовут ее Эльза Багирова. Запиши это имя.
- Сейчас, только ручку возьму… Как говоришь - Багирова?
- Да. Эльза Багирова.
- Записал.
- Разузнай мне про нее все, что сможешь. Остались ли у нее родственники? Кто они, где живут, чем занимаются? И позвони в ГИЦ, нам нужно ознакомиться с ее делом.
- Хорошо, сделаю.
- Все, жду эсэмэс.
Маша отключила связь и стала ждать, представляя себе, как Толя Волохов, чертыхаясь, вбивает номер журналиста в телефон своими толстыми, неуклюжими пальцами. Наконец эсэмэска пришла.
Маша сохранила номер Глеба Корсака в памяти телефона, после чего нажала на кнопку вызова.
Отозвался он почти сразу.
- Слушаю. - Голос спокойный, уверенный.
- Глеб Корсак?
- Да.
- Добрый день! Я - майор Любимова из уголовного розыска.
- Да, Мария Александровна, здравствуйте! Ваш коллега майор Волохов говорил мне, что вы позвоните.
- Нам с вами нужно встретиться и побеседовать.
- Хорошо. Где и когда?
- Прямо сейчас. У вас есть время?
- Время есть. Но мне бы не хотелось снова приезжать к вам на Петровку. Мы можем встретиться где-нибудь в нейтральном месте?
Маша на секунду задумалась.
- Я сейчас в районе университета, - сказала она. - Вам долго добираться?
- За полчаса доберусь. Может, даже быстрее.
- Отлично. Рядом с метро я видела бар. Называется «02». Встретимся там через полчаса, идет?
- Идет. До встречи.
6
Он добрался до бара раньше, чем она. Мария видела фотографии Глеба Корсака на интернет-странице газеты «Наша Москва», поэтому сразу узнала его. Он сидел за столиком вполоборота, закинув на спинку стула руку, в которой дымилась сигарета. Худощавое лицо с профилем хищной птицы. Плащ, голубая рубашка, шелковый галстук, съехавший набок. Волосы в творческом беспорядке. Стильная небрежность. Интересно, что за ней стоит - тонкий расчет или природный артистизм?
- Здравствуйте, Глеб Олегович! Я Любимова.
- Добрый день!
Журналист встал из-за стола и выдвинул перед Марией стул, причем проделал все это без нарочитости, легко и естественно.
Усевшись, она подозвала официантку и поинтересовалась:
- У вас есть кофе по-восточному? С корицей, гвоздикой и кардамоном.
- Да, - ответила официантка, покосившись на Глеба и мило ему улыбнувшись.
- Принесите один. А к нему стакан холодной воды с лимоном.
- Хорошо. А вам? - поинтересовалась она у Корсака.
- Мне двойной эспрессо.
- Отличный выбор!
Одарив Глеба обворожительной улыбкой, официантка удалилась. Мария проводила ее недоуменным и недовольным взглядом. «Отличный выбор!» Что может быть отличного в заурядном двойном эспрессо? А флиртовать с мужчиной в присутствии его спутницы - это просто ни в какие ворота. «Хотя при чем тут «спутница»?» - спохватилась Маша.
Взгляды Марии и Глеба встретились. На мгновение ей показалось, что журналист прочел ее мысли - по губам его скользнула улыбка, такая быстрая, что ее легко можно было не заметить.
- Не возражаете, если я закурю? - спросил Корсак.
- Нет, конечно.
Прежде чем достать из пачки сигареты, Глеб протянул ее Марии:
- Угощайтесь.
- Спасибо, но для меня они слишком крепкие.
Она посмотрела, как он прикуривает от зажигалки-пистолета, и сказала:
- Забавная зажигалка. Не слишком громоздкая?
- В самый раз, - сказал Корсак, выдув облачко светло-голубого дыма.
- Кстати, почему вы решили, что я курю?
- Когда я достал пачку, у вас блеснули глаза, а на лице появилось выражение недовольства. Так они блестят лишь у тех, кто пытается бросить курить, но никак не может.
- Вы что, экстрасенс?
- Почти. Я журналист. Людские пороки - моя специализация.
Мария улыбнулась. В обаянии этому парню никак нельзя было отказать.
Вернулась официантка, выставила на столик заказ. Вновь разулыбалась Корсаку, но Маша одарила ее таким взглядом, что улыбка мигом испарилась, а вслед за ней испарилась и сама официантка.
Глеб, пуская дым, искоса разглядывал Машу Любимову. Густые волнистые светлые волосы, разделенные посередине пробором и взметнувшиеся по обе стороны от головы подобно крыльям ангела. Темно-карие глаза и темные брови очаровательно контрастировали со светлыми волосами. Безупречная линия носа, чистая кожа, полные губы.
Маша заметила взгляд Корсака и слегка покраснела.
- Давайте перейдем сразу к делу, - сказала она сухо. - Итак, вы получили две посылки с фрагментами костей.
- Да. Первую - три дня назад. Вторую - вчера.
- Как выглядели посылки?
- Это были свертки из грубой бумаги.
- На них что-нибудь было написано?
- Нет.
- Нарисовано?
- Нет. Бумага была совершенно чистая.
- Они лежали в вашем почтовом ящике?
- Да.
- Я видела фотографии костей. Что вы можете сказать о надписях, которые на них сделаны?
- Ровным счетом ничего.
- Почему вы не позвонили в полицию сразу?
- Не видел в этом смысла. - Глеб помахал перед лицом рукой, отгоняя табачный дым. - Мой почтовый ящик постоянно забит всякой дрянью. На свете много шутников, а идиотов - еще больше.
- Как вы думаете, кто прислал вам эти кости?
Журналист пожал плечами:
- Понятия не имею.
- Но у вас должны быть какие-то подозрения?
- Я никого не подозреваю. Правда.
Мария пристально посмотрела на журналиста. Вздохнула.
- Хорошо. Взглянем на все это под другим углом. Как вы думаете, почему убийца отправил свои «трофеи» именно вам?
- Я долгое время работал криминальным репортером. А не так давно написал книгу о маньяках. «Рассвет убийц», может, слышали?
- Слышала.
- Многие упрекали меня в том, что я описал маньяков слишком светлыми красками.
- Это правда?
Корсак покачал головой:
- Нет. Я просто попытался быть объективным и отнесся к тому, что они делали, как к проявлению психической болезни. Попытался найти корни их жестокости в детских годах, ну, и все такое прочее. Думаю, убийце понравилась моя книга. И когда ему понадобился партнер для игры, он вспомнил обо мне.
Маша чуть прищурила свои темные глаза:
- Вы считаете это игрой?
- Нет. Но не исключаю, что он так считает.
- Он?
- Тот, кто прислал мне эти посылки. Я понимаю, что ввязался в страшную историю. И я намерен сделать все, что от меня зависит, чтобы помочь вам поймать убийцу. - Глеб стряхнул с сигареты пепел. - Я в курсе расследования, которое вы ведете. Знаю о двух убитых девушках. Читал протоколы осмотра мест преступления и заключения судмедэкспертов.
Лицо Маши слегка вытянулось.
- Кто вам их показывал?
- У меня много друзей во всех структурах. Но имен я никогда не называю. Даже под угрозой пыток. - Глеб помолчал, а затем сказал: - Мне кажется, что убийца - не просто маньяк. У него есть цель, и он очень внимательно относится к средствам ее достижения. Вы уже установили, какая связь была между убитыми девушками?
Мария фыркнула.
- Послушайте, господин Корсак…
- Просто Глеб.
- …я пришла сюда, чтобы задавать вопросы, а не чтобы отвечать на них. Я - следователь. Вы - свидетель.
Корсак покачал головой:
- Не совсем так. Он вовлек меня в это, а следовательно, я такой же полноправный игрок, как и вы. Я должен знать, с чем и с кем имею дело. Возможно, от этого будет зависеть моя жизнь.
Мария внимательно посмотрела на Глеба. Она была о журналистах невысокого мнения, но в этом парне было что-то такое, что вызывало доверие.
- Вы хотите, чтобы я делилась с вами информацией о ходе расследования? - спросила Мария.
- Да. Сотрудничество в обмен на информацию.
- Для чего вам это?
- После окончания расследования я намерен написать большую статью.
Мария обдумала его слова и нашла их резонными.
- Где гарантия, что вы не обнародуете секретную информацию раньше срока? - спросила она.
- Гарантия - мое слово.
Корсак подождал, не скажет ли чего Маша, но поскольку она молчала, продолжил:
- Я тут просмотрел несколько книг и словарей, искал обряды, связанные с использованием человеческих костей. Обрядов таких - множество. Думаю, чтобы вычислить нужный, необходимо обратиться за помощью к специалисту. Вы со мной согласны?
Любимова вспомнила историю с сатанистами. Она взяла неверный след, и след этот едва не привел к фатальной развязке. Журналист прав, нужно обратиться к специалисту. Если убийца замыслил третье убийство (Мария все же надеялась, что это не так), времени в обрез и нельзя тратить его на блуждания в потемках.
- Да, - сказала Маша. - Нам нужен специалист.
У Глеба в кармане плаща зазвонил телефон.
- Я отвечу, если вы не против, - сказал он, вынимая трубку.
Мария не возражала.
Корсак достал телефон, глянул на трубку и нахмурился.
- Да, Ося, слушаю тебя. - Некоторое время он действительно слушал, а потом сказал: - Что?.. Ты уверен?.. Ося, я знаю твою любовь к театральщине, но это не тот случай, когда… Слушай, ты, любитель саспенсов и интриг… Осип! Бриль, ты меня слышишь?
Глеб отнял трубку от уха и беззвучно выругался.
- Что-то случилось? - с любопытством глядя на Корсака, осведомилась Маша.
- Человека, с которым я только что говорил, зовут Осип Бриль, - хмуро ответил Глеб. - Он ученый-биолог. Именно ему я отдавал на анализ фрагменты костей. Только что он сообщил мне, что разгадал секрет надписей, сделанных на костях. Это два первых слога латинского слова.
- Какого слова? - быстро спросила Маша.
- Этого мой приятель Ося Бриль не сказал. Предложил мне догадаться самому. Этот любитель форшмака и турецкого гороха обожает игры. Однако самое главное - он заявил, что слово не закончено. И значит…
- И значит, будет новое убийство, - договорила Мария. - Позвоните своему приятелю и передайте трубку мне!
Глеб нажал на кнопку связи. Несколько секунд он держал мобильник возле уха, потом опустил руку и сухо произнес:
- Теперь его телефон выключен.
Мария нахмурила брови.
- Это что - часть игры?
Глеб покачал головой:
- Не думаю. Возможно, с ним что-то случилось. Наш разговор оборвался на полуслове.
- Вы знаете, где он сейчас находится?
- Да. Он сказал, что едет домой.
- Мы можем попытаться его перехватить?
- В принципе, мы можем попробовать.
Маша поднялась из-за стола.
- Тогда поехали!
- Я не на машине, - сказал Глеб. - Торопился на встречу с вами, поэтому воспользовался метро.
- Нет проблем, довезу вас на своей.
7
Поиски Осипа Бриля оказались долгими. И закончились они в Первой градской клинической больнице, где усталый, сухой, как палка, врач, одетый, как ангел, во все белое, подошел к вскочившим со стульев Глебу и Маше и сказал:
- Прежде всего, успокойтесь, жизни вашего друга ничего не угрожает. Наряду с ушибами он получил сильное сотрясение мозга, осложнившееся гематомой. Мы сделали операцию. Пока его состояние стабильно.
- Когда он придет в себя? - спросил Корсак.
- Как только отойдет от наркоза.
- И когда это случится?
- Через пару часов.
К врачу подошла медсестра, стала докладывать о чем-то - он, внимательно слушая, кивнул Глебу и Маше на прощание, повернулся, и оба удалились по своим делам.
Маша взглянула на журналиста.
- Вы знаете, кто это мог сделать?
Он подумал, покачал головой:
- Нет.
- Напавшие не взяли его бумажник.
- Да, я слышал.
- Это нападение может быть связано с тем, что вы давали Брилю кости на анализ?
- Не думаю.
- Но Бриля избили в тот момент, когда он сказал, что расшифровал надписи на костях.
- Думаю, это простое совпадение. Мария Александровна, вы подбросите меня до метро?
- Разумеется. - Она усмехнулась уголками губ. - Я уже чувствую себя вашим личным шофером.
- Надеюсь, что когда-нибудь я тоже смогу вам пригодиться, - в тон ей сказал Глеб.
На улице, по пути к парковке, перед ними возникли два крепыша в черных куртках. Преградив дорогу, они скользнули наглыми, оценивающими взглядами по лицу и груди Маши, затем повернули головы и уставились на Глеба Корсака.
- Есть разговор, - хрипло проговорил один из них.
- Да ну? - Глеб приподнял бровь. - А мы знакомы?
- Мы от Саши Перса, - пробасил второй.
По лицу Корсака пробежала тень.
- Ясно, - тем же спокойным голосом произнес Глеб. - Если вы не заметили, я тут не один.
- С девчонкой своей доболтаешь потом, - сказал хрипатый. - А сейчас слушай нас. Осип Бриль задолжал Персу десять тысяч долларов.
- Об этом вам лучше поговорить с самим Брилем.
- Мы уже говорили.
- Говорили? - Лицо Глеба дрогнуло. - Это вы его избили?
Хрипатый покосился на Марию, которая молча наблюдала за нежданными собеседниками, снова взглянул на Глеба и проговорил:
- Тебя должно волновать другое.
- И что же?
- Ты впрягся за Бриля. Значит, теперь ты - должник Саши Перса.
- Не понял.
- Чего тебе непонятно? - пробасил второй бандит. - Его долг теперь висит на тебе. Твой долг Перс тоже выкупил. Итого, ты должен Саше Персу пятнадцать тысяч долларов.
- Вот как. - Глеб тоже покосился на Марию, облизнул пересохшие губы и растянул их в насмешливую улыбку. - И с каких пор меня должны волновать решения какого-то
«перса»?
Хрипатый ощерился.
- Ты дерзкий парень. Но ты ведь не самоубийца?
- До сих пор не был.
- Значит, ты нас понял. Или хочешь возразить?
Лицо Глеба побелело, а на лбу прорезалась морщина, словно кто-то натянул поперек его лба леску. Он усмехнулся и отчеканил:
- Да где уж мне вам возражать. Вы ребята стреляные, мордами об асфальт тертые. А я - парень нежный, пугливый. Не скушаю с утра свой диетический творожок, весь день потом как чумной хожу.
Хрипатый резко выбросил руку вперед и схватил Глеба за воротник плаща.
- Ну хватит! - громко сказала Маша.
Она достала из сумки удостоверение, раскрыла его и выставила перед собой. Бандиты уставились на удостоверение, как неандертальцы на космический корабль, не в силах поверить в то, что стоявшая перед ними хрупкая, красивая женщина - майор полиции.
- А теперь ваша очередь, - сказала Мария, холодно разглядывая крепышей. - Предъявите документы.
- У нас при себе нет, - пробасил один хрипатый.
- Дома забыли, - ощерился второй. - Задержите нас?
- У меня нет времени с вами возиться. Но я знаю, от кого вы, и без особых проблем выясню, кто вы такие. Не советую вам больше попадаться у меня на пути.
Бандиты переглянулись. Хрипатый выпустил из лапы воротник Глеба, криво ухмыльнулся и сказал:
- Повезло тебе, фраерок.
А второй крепыш добавил:
- Ты понял, что мы тебе сказали, - пробасил он, с холодной ненавистью глядя на Корсака. - Сроку тебе - пять дней.
Бандит повернулся и зашагал прочь. Второй последовал его примеру. Мария проводила их неприязненным взглядом, затем посмотрела на Глеба.
- И часто с вами такое происходит? - спросила она.
Глеб хмыкнул.
- Если я скажу, что каждый день, - вы поверите?
- Поверю.
- К счастью, это не так.
Мария чуть прищурила проницательные глаза.
- Дело в карточном долге, верно? - спросила Маша.
- Может быть.
Глеб вытряхнул из пачки сигарету и вставил ее в губы. Маша немного помедлила, а затем предложила:
- Хотите, я подключу своих коллег?
- Нет, - ответил журналист. - Я умею решать свои проблемы.
- Мне их угрозы не показались пустыми.
- Я сам могу за себя постоять. Вы уж мне поверьте.
- Ну хорошо. - Мария усмехнулась. - Надеюсь, обойдется без мордобоя?
- Я тоже на это надеюсь. Хотя и не особо. - Глеб посмотрел на часы. - Мария Александровна, если у вас больше нет ко мне вопросов, то я, пожалуй, пойду?
- Собирать деньги для Саши Перса? Валяйте, идите. Только в следующий раз, когда вам захотят переломать ноги, меня может не оказаться рядом.
- Я сообщу вам, если получу третью посылку, - сказал Глеб, пропустив ее реплику мимо ушей. - А если у меня возникнут какие-то соображения - обязательно с вами поделюсь.
- Договорились.
Глеб протянул руку. Маша сняла перчатку и ответила на рукопожатие - рука у журналиста была сильная, но деликатная. В который уже раз за день, и опять некстати и почти беспричинно, у Маши заболело плечо. То ли кодеин был «паленый», то ли прав был доктор Козинцев, когда предлагал заменить обезболивающие средства на мощные седативные? Поменять кодеин на барбитураты?.. Ерунда. Хрен редьки не слаще.
Когда Глеб отошел на несколько шагов, Маша вдруг оцепенела, а потом тряхнула головой и окликнула его:
- Постойте, Глеб!
Журналист обернулся:
- Что-то еще?
- Кажется, я разгадала загадку вашего Оси Бриля!
На лице Корсака появилось недоверчивое выражение.
- Вы угадали слово?
- Да. Sedation.
Глеб приподнял брови в легком недоумении, а потом прищурил задумчиво глаза и перевел:
- «Покой»?
- Скорее, «успокоение», - сказала Маша.
- Да… Se-da-ti-on… Похоже. - Корсак задумчиво поскреб ногтями горбинку на носу. - И что это может значить?
- Не знаю. Но убийца написал на костях первые два слога. Впереди - еще два. И, кстати, вы хотели, чтобы я подвезла вас до метро.
Корсак небрежно махнул рукой и обронил через плечо:
- Сам дойду. А по пути поразмыслю над этим вашим «sedation».
8
- Маш, давай мириться, - сказал Волохов виноватым баском.
- А я с тобой не ссорилась, - холодно отозвалась Любимова. - Просто я не понимаю, какого лешего ты решаешь за меня - как мне жить и что мне делать.
- Ну, прости, погорячился. Но ты тоже, знаешь…
- Что «тоже»?
Волохов вздохнул:
- Ничего.
- То-то же. А то «спустил в унитаз». Знаешь, меня просто разрывает на кучу маленьких медвежат от возмущения!
Вспомнив про обиду, Маша снова насупилась. Волохов легонько толкнул ее локтем в бок:
- Маш, ну мир?
- Черт с тобой - мир. Но за это ты угостишь меня чашкой кофе по-восточному, и не где-нибудь, а в «Кофемолке».
- Это там, где четыреста рублей за чашку?
- Угу.
Волохов тяжело вздохнул.
- Марусь, на дворе кризис. Государство экономит на необходимом. И президент экономит, и премьер-министр экономит, и даже олигархи. И пока они экономят, Маша, мы с тобой не можем сидеть и пить кофе за четыреста рублей.
- Волохов, ты сейчас договоришься, - с угрозой сказала Маша.
Толя растянул толстые губы в смиренную улыбку:
- Шутка. Кофе так кофе.
Маша поудобнее уселась за столом и придвинула к себе отчет, который принес ей он. Пробежалась взглядом. Удовлетворенно кивнула:
- Значит, это все-таки наш убийца.
- Да, Маша. Кости, которые кто-то прислал Глебу Корсаку, - это кости Иры Романенко и Татьяны Костриковой. Эксперты это подтвердили.
- Что ж… - Маша положила заключение на стол и взглянула на Волохова: - Значит, будет третье убийство.
- Почему ты так решила? - спросил, подходя к столу с чашкой чая в руке, Стас Данилов.
Маша достала из сумки распечатанные фотографии надписей, сделанных на костях, и разложила их на столе.
- Вот, смотрите. Эти слова были написаны на костях, которые убийца прислал Глебу Корсаку, верно?
- Ну.
- Так вот, никакие это не слова, а слоги. Первые два слога слова «sedation». - Маша взяла ручку и написала это латинское слово на краешке фотографии. - Видите? В переводе с латыни это значит «успокоение».
- Откуда ты знаешь? - усомнился Стас.
- В реабилитационной клинике меня пичкали седативными препаратами.
- Седативными?
- Успокоительными, - пояснила Маша.
Данилов посмотрел на нее насмешливыми глазами:
- Ох, Любимова, и в кого ж ты у нас такая умная, а?
- В папу.
- А кто у нас папа?
- Много будешь знать, скоро состаришься. Кстати, у меня уже есть кое-какие мысли на этот счет.
- Насчет колес, которыми тебя пичкали?
- Насчет смысла слова «sedation». Эльза Багирова увлекалась древнекитайской мифологией и написала курсовую работу о неупокоившихся духах.
- Что еще за духи?
- В Древнем Китае, если ты хотел отомстить своему обидчику, ты шел к нему во двор и кончал там жизнь самоубийством.
Стас захлопал глазами:
- И в чем прикол?
- Душа самоубийцы превращалась в «неупокоившийся дух». Он преследовал обидчиков, пока не убивал их всех. Только после этого наступало «успокоение».
- Хочешь сказать, что Романенко и Кострикову убил дух Эльзы Багировой? - уточнил Волохов, падкий на все «экстрасенсорное».
Ответить Маша не успела, так как Данилов, считавший себя «атеистом нигилистического толка», веско и уверенно проговорил:
- Духов и привидений не бывает, Машенька.
- Это они сами тебе сказали? - с улыбкой уточнила она.
- Ага. За бутылкой водки.
- Это был не призрак, это была «белочка», - заметил, ухмыльнувшись, Толя Волохов.
- Давай-давай, шути, - отозвался Стас. - Обидеть милиционера может каждый.
А Мария, поглощенная размышлением о надписи, сказала:
- Нам нужно выяснить причину, из-за которой Эльза Багирова покончила с собой. Возможно, это поможет нам узнать имя следующей жертвы.
- Или жертв, - сказал Волохов. - Впереди еще два слога.
- И два убийства, - сказал Стас.
Маша вздохнула.
- Толь, ты не видел, куда я положила дело Эльзы Багировой?
- Оно прямо перед тобой.
- Черт… С ума уже схожу. Того, что перед глазами, не вижу.
Стас чуть приблизил к Маше свое востроносое лицо и спросил проникновенным голосом:
- Совсем плоха стала, да?
- Да иди ты, - отмахнулась от него Маша. Она пододвинула дело Багировой к себе и раскрыла его. - Хочу поподробнее просмотреть это дело. Может быть, найду какие-нибудь зацепки.
В сумочке у Маши зазвонил телефон. Пришлось долго рыться, чтобы найти трубку среди кучи вещей, которые она таскала с собой. Слава богу, неведомый собеседник оказался настойчивым, и Маше не пришлось ему перезванивать.
- Мария Александровна, здравствуйте! - прозвучал из трубки молодой мужской голос. - Я Игорь Соболев. Староста курса. Помните, мы общались в университете?
- Да, конечно.
- Вы спрашивали про родственников Эльзы Багировой. Я сказал, что у нее в Москве нет родственников, но это не так. Я вспомнил, что у нее здесь живет брат. По крайней мере, год назад он точно жил в Москве.
- Вы его видели?
- Пару раз. Он приходил за Эльзой и ждал ее возле кафедры. Насколько я знаю, он довольно странный человек.
- Странный?
- Да. Думаю, причина кроется в специфике его работы. Насколько я помню, он занимался скульптурной таксидермией.
- То есть - делал чучела животных?
- Да.
- Что же в этом странного?
- Ну, как… На мой взгляд, нужно быть особенным человеком, чтобы возиться с мертвыми телами, придавая им облик живых. Так сказать, создавать видимость жизни. Чтобы заниматься подобным, у человека должны быть определенные наклонности. Помните, как у Мандельштама?.. - Игорь Соболев процитировал:
Чтоб смолою соната джина
Проступила из позвонков,
Нюренбергская есть пружина,
Выпрямляющая мертвецов.
- Вы общались с ним? - перебила Маша, не оценив поэтическую эрудированность Соболева.
- С Багировым-то? Немного. Обменивались парой-тройкой фраз.
- И из пары-тройки фраз вы сделали вывод о его странности?
- Иногда на человека достаточно просто посмотреть, чтобы понять, что он из себя представляет.
- Да, - вынуждена была согласиться Маша. - Бывает и такое. Спасибо, что позвонили, Игорь.
- Не за что. Если вспомню еще что-то - обязательно с вами свяжусь. Всего доброго!
- Всего доброго!
Маша убрала телефон и взглянула на коллег.
- Звонил староста курса, на котором учились Романенко, Кострикова и Багирова. Сказал, что у Эльзы Багировой в Москве есть брат. Работает таксидермистом.
- Впаривает чучела зверушек миллионэрам? - уточнил Стас Данилов.
- Угу. Надо будет наведаться к нему.
- Хочешь, я съезжу? - предложил Волохов.
Маша покачала головой:
- Нет. Я съезжу сама, как только освобожусь.
Толя и Стас переглянулись.
- Решила переловить всех преступников в одиночку? - насмешливо поинтересовался Стас.
- А думаешь, не смогу?
- Сможешь. Если не надорвешься по пути.
Любимова поморщилась:
- Послушайте, мальчики, у вас что, мало работы?
- Да вообще-то выше крыши.
- Ну, так и работайте. А Багирова оставьте мне. Я еще никогда не видела живых таксидермистов.
Стаса, однако, это оправдание не переубедило. Он повернулся к Волохову и произнес голосом профессионального разоблачителя:
- Внимательно посмотри на эту девушку, Толя! Ты видишь перед собой настоящего опера, тщеславного и честолюбивого, который лучше загонит себя работой до белых соплей, чем поделится кусочком славы со своими коллегами.
Стас снова повернулся к Маше:
- Изматываешь себя работой, чтобы заглушить боль разлуки со своим бывшим?
- Еще слово, и я брошу в тебя степлером, - угрожающе сказала Мария.
- Ладно, черт с тобой. Просматривай старые дела, ищи зацепки, беседуй со свидетелями. Только смотри, чтобы этот Багиров не сделал из твоей худосочной тушки чучело. Думаю, среди миллионэров найдется немало желающих его купить.
Маша поморщилась:
- Дурак ты, Данилов.
Стас состроил скорбное лицо, посмотрел на Волохова и обиженно произнес:
- Ну чего она меня все время обзывает, а?
- Она не обзывает, - сказал Толя. - Она констатирует факт.
- Да ну?
- Точно.
Стас удрученно вздохнул:
- Вижу, вы скооперировались. Обыватели против художника - обычная история. Что ж, пойду сдавать дело о поджигателях машин. Если встретите мою «белочку», скажите ей, что я ее жду.
* * *
Час спустя Мария вошла в кабинет Старика, чтобы отчитаться о проделанной работе и сообщить ему об открытиях, которые она сделала, просматривая дело самоубийцы Эльзы Багировой.
- Андрей Сергеевич, вы хотели, чтобы я представила вам факты, - начала Маша, сев за стол.
- Вы про дело об убийстве девушек? - спокойно уточнил полковник.
- Да.
- Вам есть что мне сообщить?
- Да, именно за этим я к вам и пришла. Андрей Сергеевич, я изучила дело о самоубийстве Эльзы Багировой. Мое внимание привлекли два интересных факта. Первый: Эльза Багирова покончила с собой десятого ноября. И в этот же день, только год спустя, мы обнаружили тело Ирины Романенко - одной из ее обидчиц.
- Но похитили ее на два дня раньше, - сказал полковник Жук. - Почему убийца заставил девушку мучиться почти двое суток?
- Этого я не знаю.
- Думаю, это очень важно, - сказал полковник. - Продолжайте, Мария Александровна.
- Есть и еще кое-что. Я просмотрела заключение судебно-медицинского эксперта. Эльза Багирова выбросилась из окна третьего этажа. В результате падения она, помимо множественных ушибов, получила три перелома. Перелом большеберцовой кости голени, перелом ребра и оскольчатый перелом затылочной кости. А скончалась Эльза Багирова от асфиксии, вызванной травмой головного мозга. Она просто не смогла дышать.
Карандаш в пальцах у полковника замер.
- Так-так, - сказал он, внимательно глядя на Машу. - Продолжайте.
- Убийца, которого мы ищем, безусловно, знаком с этим заключением. Он вырезал у Ирины Романенко часть большеберцовой кости - как раз тот участок, который Эльза Багирова сломала при падении из окна. У Татьяны Костриковой он вырезал часть ребра. То же ребро было сломано и у Эльзы Багировой. Более того, убийца задушил обеих девушек. А это…
- Смерть от асфиксии, - договорил полковник Жук. Он чуть склонил голову набок: - Хорошая работа, Мария Александровна. Теперь мы знаем, по какой схеме действует преступник.
- Мы знаем не только это, Андрей Сергеевич. Мы знаем, что третье убийство точно будет и что преступник вырежет у жертвы часть затылочной кости.
- Но мы не можем ему помешать, потому что понятия не имеем, кто будет следующей жертвой.
- Именно так, - кивнула Маша.
Полковник пристукнул карандашом о крышку стола.
- Что вы намерены предпринять, Мария Александровна?
- В деле Багировой есть кое-какие несостыковки. Я намерена встретиться со следователем, который его вел, и во всем разобраться. Возможно, это прольет свет на причину самоубийства Эльзы Багировой. А если мы узнаем причину - мы узнаем и имя следующей жертвы.
- Хорошо. Действуйте.
Маша закрыла дело Багировой и поднялась со стула, и в этот миг из дела выпорхнул листок бумаги и спланировал на крышку стола.
- Что это? - спросил полковник Жук.
- Предсмертная записка Эльзы Багировой.
Он взял записку и пробежал по ней взглядом. А затем негромко процитировал:
Спрячься, скройся, затаись,
Серой тенью обернись,
Месяц или год пройдет -
Смерть твоя тебя найдет.
- Странный текст, - резюмировал полковник Жук задумчиво.
- Да, Андрей Сергеич, очень странный.
- Как вы думаете, к кому Эльза Багирова обращается в этом послании?
- Может быть, к себе самой. Тогда это констатация неизбежности смерти. А может быть, к кому-то еще.
- И тогда это похоже на угрозу, верно?
- Верно.
Полковник Жук вздохнул:
- Думаю, именно так нам и нужно расценивать это послание. - Он протянул ей листок: - Идите, работайте, Мария Александровна. Я на вас надеюсь. На вашу работоспособность и интуицию.
Любимова кивнула и вышла из кабинета начальника.
9
Человек, сидевший перед Марией, был невысок, коренаст, мордат и небрит. В зубах - тлеющая сигарета. Одет в синий свитер с оленями и вельветовые черные брюки. По виду - не то слесарь из далеких 80-х, не то певец-бард оттуда же.
- Итак, вы следователь Петр Иваныч Лапников, - сказала Маша, вдоволь насмотревшись на своего конфидента.
- Ну, - сказал он и усмехнулся. - А вы - та самая Любимова. Не знал, что у нас на Петровке работают такие симпатичные опера.
- У нас на Петровке, а не у вас, - поправила Мария и снова оглядела стены чужого, большого и нелепого кабинета, в котором никто даже не пытался навести мало-мальский уют.
Здесь тоже все пропахло совдепией. Даже мебель полированная.
- Нравится? - поинтересовался, дымя сигаретой, следователь Лапников.
- Нет, - честно призналась Маша и отвела взгляд от отвратительного глиняного горшка с торчащим из него ободранным кактусом. - Год назад вы, Петр Иванович, вели дело Эльзы Багировой.
- В точку, - кивнул Лапников. - И почему вас заинтересовало это старое дело?
- Не такое уж оно и старое.
- Для кого как. Так зачем вам понадобилось ворошить прошлое, Мария Александровна? Вам мало своей работы? Или вы собираетесь писать книгу?
- Книгу я писать не собираюсь. А дело это заинтересовало меня тем, что в нем кое-чего недо-стает.
- Да ну? - Лапников стряхнул с сигареты пепел в белое блюдце с синей надписью
«Ленинград». - И чего же именно?
- Вы ссылаетесь на протокол-объяснение одной из свидетельниц. Номер протокола - четыре дробь два. Но самого протокола в деле нет. Как вы можете это объяснить?
Следователь недобро прищурился.
- А я должен это объяснять? - спросил он сухим, неприветливым голосом.
- Думаю, да, - сказала Маша.
Он сунул окурок в блюдце, почти вдавил его, затем посмотрел на Машу, резко подался вперед и хрипло проговорил:
- Послушайте, дамочка…
- Мария Александровна, - поправила Маша. - Если вам не нравится мое имя, можете обращаться ко мне по званию - товарищ майор.
Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза - крепкий, кряжистый, недружелюбно настроенный мужчина с повадками обозленного медведя и хрупкая молодая женщина, на узком, чуть удлиненном лице которой не читалось даже намека на испуг или смущение. Взгляд ее был твердым и холодным, и, поняв, должно быть, с кем имеет дело, следователь вдруг оттаял, откинулся на спинку стула и ухмыльнулся.
- Пардон, - сказал он примирительно. - Извиняюсь. Я уже не помню всех подробностей этого дела. Как-никак прошел целый год. Да там, собственно, и помнить-то нечего. Послушайте, Мария, сейчас почти конец рабочего дня. Почему бы нам не плюнуть на все эти дурацкие дела и не закатить в какой-нибудь бар? Вы когда-нибудь были в
«Гнезде глухаря»?
Оперативник развязно улыбнулся. Мария улыбнулась в ответ, но улыбка ее была холодной, как кусок замороженного стекла, и такой же острой.
- Послушайте меня, капитан Лапников, - спокойно и отчетливо произнесла она. - Вы можете навести обо мне справки, и вам скажут, что более въедливого сотрудника, чем я, на Петровке не найти. Поэтому кончайте валять дурака и отвечайте на мои вопросы.
Оперативник, почуяв в ее словах угрозу, прищурился.
- И что это значит?
- Я намерена выяснить, куда девался протокол-объяснение. Чего бы мне это ни стоило. И не важно, сколько времени и сил у меня на это уйдет. - Мария пристально посмотрела в лицо капитану Лапникову. - Вы понимаете, о чем я говорю?
- Понимаю, - отозвался тот. - А теперь послушайте вы меня, дамочка. «Объяснялка», в отличие от протокола допроса, не имеет процессуальной силы и является формальным первоначальным документом. Даже если вы до чего-то там докопаетесь, мне нечего бояться. А если будете вставлять мне палки в колеса… - Оперативник сделал паузу, сверля Машу таким же холодным взглядом, как у нее самой, после чего договорил: - Я вас с говном смешаю.
- Что ж… - Любимова улыбнулась. - Полагаю, это объявление войны. А воевать я умею и люблю. До встречи у прокурора, капитан. Если раньше вас не вызовут на допрос в отдел внутренних расследований.
Маша встала со стула.
- Постойте, - пробасил Лапников. - Не торопитесь.
- Ну?
Капитан улыбнулся, и на этот раз в улыбке его не было ничего развязного.
- Мария Александровна, мне кажется, мы не с того начали разговор.
- Правда? Тогда начните его, как нужно.
- Присаживайтесь. Не могу говорить, когда собеседник стоит, а я сижу. Тем более когда собеседник - женщина.
- Дамочка, вы хотели сказать?
- Не придирайтесь к словам, Мария Александровна.
Мария снова села на стул и выжидательно посмотрела на Лапникова.
Капитан помолчал немного, не то набираясь решимости, не то подбирая нужные слова, а затем спросил - осторожно и негромко:
- Зачем вам все это нужно, майор?
- Я расследую дело об убийстве двух девушек, - сказала Маша. - И я не хочу, чтобы убили кого-то еще.
Лапников наморщил лоб:
- Вы правда думаете, что это старое дело прольет свет на нынешние убийства?
- Я в этом уверена.
- Что ж… Если так… Пожалуй, я могу вам кое-что рассказать. Но при одном условии. Вы забудете о том, что из дела исчез протокол. И сохраните в тайне то, что я вам скажу.
Любимова едва заметно усмехнулась.
- Это не одно условие, а целых два.
- Пусть так. Вы согласны?
- Я согласна. Рассказывайте.
Лапников выждал еще немного, а затем начал - твердым, бойким голосом, будто в прорубь прыгнул:
- Ее звали Алена Логинова. Она пришла в милицию через несколько дней после самоубийства Эльзы Багировой и обо всем рассказала. За два дня до своего самоубийства Эльза Багирова была на вечеринке - вместе с Ириной Романенко, Татьяной Костриковой и Аленой Логиновой. Вместе они напоили Эльзу, а затем Романенко и Кострикова вызвали по телефону своих бойфрендов. А когда те приехали, девушки приказали им пустить Эльзу Багирову по кругу.
- Как это - «по кругу»? - не поняла Маша.
Лапников посмотрел на нее своим хмурым взглядом и сухо проговорил:
- Велели своим парням заняться с Эльзой любовью. Так вам понятнее?
- Вы говорите… об изнасиловании?
- Да. Можно сказать и так. По словам Алены Логиновой, она пыталась помешать своим подругам. Пробовала разбудить Эльзу, привести ее в чувство. А когда это не получилось, хотела позвонить ее брату, но в этот момент Романенко и Кострикова вошли в комнату и отобрали у нее телефон. А самой Логиновой пригрозили расправой, если она вздумает помешать им или кому-нибудь рассказать.
- Зачем они это сделали? - тихо спросила Маша, все еще не в силах поверить в то, что услышала.
- По словам Логиновой, Эльза Багирова «слишком много о себе воображала». «Корчила недотрогу голубых кровей». Вот они и решили проучить ее. Пригласили вместе потусоваться, заманили в квартиру… Ну, а что было дальше, я вам уже рассказал.
Маша долго молчала, пытаясь постигнуть извращенную логику девушек, отдавших близкую подругу на расправу и поругание своим парням. Потом спросила:
- Почему в деле этого нет?
- Вмешался отец Алены Логиновой. Он поговорил со мной. Конфиденциально. И не только со мной, но и с теми, кто сидит выше меня и видит дальше.
- А кто у нее отец?
Следователь посмотрел на Машу с удивлением.
- Как это - кто? Александр Васильевич Логинов. Глава думского комитета по обороне.
- Тот самый?
- А вы знаете другого главу думского комитета с такой же фамилией?
Лицо Марии болезненно исказилось.
- Черт…
Следователь вытянул из пачки новую сигарету, сунул ее в губы и сказал:
- На вашем месте, Мария Александровна, я бы поскорее забыл обо всем, что вы здесь услышали. - Щелкнул зажигалкой и добавил: - Для вашего же собственного блага. Кстати, могу я пригласить вас куда-нибудь?
- Вы уже пробовали, - сипло сказала Маша. - И я сказала вам «нет».
Лапников вздохнул:
- Понятно. Такие женщины, как вы, не встречаются с такими мужчинами, как я.
- Это стереотип, - сказала Маша. - Но ломать его я не собираюсь. - Она поднялась из-за стола. - Будьте здоровы, капитан.
- Вам тоже не хворать.
* * *
Едва покинув кабинет следователя Лапникова, Маша достала из сумочки телефон и набрала номер Старика.
- Алло, - услышала она его спокойный, непробиваемо вежливый голос.
- Андрей Сергеевич, я узнала имя следующей жертвы, - на одном дыхании проговорила Маша.
- И кто же это?
- Алена Александровна Логинова, дочь депутата Логинова.
Старик выдержал паузу, а затем уточнил:
- Главы комитета Госдумы по обороне?
- Да.
- Вы уверены?
- Да, Андрей Сергеич, я уверена. Эльза Багирова покончила с собой из-за того, что ее изнасиловали. Устроили это изнасилование ее подруги - Ирина Романенко, Татьяна Кострикова и Алена Логинова. Они позвали Эльзу на вечеринку, напоили ее до беспамятства, а затем отдали на расправу своим парням. Андрей Сергеевич, убийца придет за Логиновой! Но мы должны его опередить!
- Я сейчас же свяжусь с депутатом Логиновым и обо всем ему расскажу. Если потребуется, вышлю его дочери охрану.
- Спасибо, Андрей Сергеич.
- Что-нибудь еще?
- Нет.
- Езжайте домой и отдохните.
- Да, Андрей Сергеевич. Хорошо. Но по пути я должна заехать к брату Эльзы Багировой - Виктору Багирову. Я уже звонила ему и договорилась о встрече.
- Вы могли бы послать Волохова или Данилова.
- Да, но я решила сама.
Старик снова выдержал паузу. Маша подумала, что он начнет укорять ее за чрезмерное усердие, как это сделали Стас и Толя, или пугать возможной опасностью, которая ее поджидает, но это было совершенно не в стиле Старика.
- Хорошо, - спокойно сказал он. - Если узнаете что-то интересное - позвоните мне. В любое время.
Старик отключил связь.
Глава 7
1
Отыскать дом Виктора Багирова (холост, тридцать шесть лет, не судим) оказалось делом несложным. Гораздо сложнее было проехать к нему, преодолев все препятствия, связанные со строительством новой станции метро.
Таксидермист жил в частном доме. Мария давно не была в этом районе Москвы и теперь смотрела по сторонам с некоторым удивлением. Справа от дороги светились окна шестнадцатиэтажных домов, сверкали неоновые вывески баров, ресторанов и ночных клубов. Слева из сумеречной темноты выступали еще более темные очертания приземистых, одноэтажных частных домов. Справа был почти Лас-Вегас, слева - покрытая тьмой, утонувшая в разводах грязи и мерцающих пятнах луж «деревня Гадюкино».
Нужный дом оказался вблизи строящейся станции метро. Он был огорожен деревянным забором, поверху которого была пущена колючая проволока. Вывеска, прибитая к забору, гласила:
Таксидермическая мастерская В. Багирова.
Изготовление и продажа чучел животных
Буквы были выведены ровно и прямо, видно было, что выводила их крепкая рука уверенного в себе человека. Маша припарковала машину, выбралась из салона и, перепрыгивая через лужи, кое-как добралась до железной дверцы. Здесь она увидела приделанный к забору домофон.
Нажатие кнопки, гудок… В динамике что-то зашуршало, а затем хрипловатый голос произнес:
- Кто там?
Маша склонилась над домофоном и громко сказала:
- Меня зовут Мария Любимова. Я вам звонила пару часов назад.
Дверь с тихим писком отворилась. Мария вошла во двор, с опаской поглядывая по сторонам и ожидая, что из тьмы с лаем выскочит какой-нибудь барбос, как это принято в частных домах, однако ничего подобного не случилось.
Маша взошла на ступеньки невысокого крыльца и собралась постучать в дверь дома, но дверь эта распахнулась сама собой, и в прямоугольнике света Любимова увидела невысокого крепкого мужчину.
- Входите! - сказал он и посторонился, давая Маше дорогу.
В прихожей горела флуоресцентная лампа, и в ее неверном свете Мария с любопытством оглядела Виктора Багирова. Он выглядел на свой возраст. Темно-рыжие, почти каштановые волосы аккуратно подстрижены и зачесаны набок. Взгляд темных глаз поражает своим спокойствием, лицо рябоватое, немного апатичное, но твердая полоска губ говорит о сильном характере.
Одет таксидермист был в белую футболку и джинсы, а поверх всего этого - длинный фартук из грубой коричневой кожи.
- Могу я взглянуть на ваше удостоверение? - осведомился Багиров спокойным голосом.
- Да, разумеется.
Мария достала из сумки удостоверение, раскрыла его и выставила перед собой. Мужчина внимательно прочел все, что там было написано, затем кивнул, посторонился и спокойно проговорил:
- Проходите в комнату, Мария Александровна. Там у меня рабочий беспорядок, но пусть это вас не пугает.
Мария вошла в комнату. И тут же остановилась, изумленно приподняв брови. Повсюду - на шкафах, на полках, на столе - стояли чучела птиц и мелких животных. Все они были выполнены так искусно, что казались живыми.
Окна были завешаны белыми, непроницаемыми шторами. На широком столе лежало что-то жутковатое, напоминавшее зверька, по которому проехал каток. Заметив замешательство Марии, хозяин дома объяснил:
- Вы оторвали меня от работы.
- Вы работаете на дому?
- Да. Здесь у меня и дом, и мастерская, и магазин. Садитесь, где вам удобнее.
Мария прошла к антикварному дивану, покрытому истертой плюшевой тканью, и с опаской присела на краешек. Диван оказался крепче, чем выглядел.
Багиров повернулся к ней спиной и взял со стеллажа початую пачку «Мальборо». Движения у него были сильные и уверенные, а открытая шея напоминала шею борца или боксера.
- Интересная у вас работа, - сказала Маша.
- Ага, - отозвался Багиров, пытаясь найти спички на консоли, заваленной нитками и тюбиками с клеем. - Чем-то похожа на вашу.
- И чем же?
Он закурил, затем повернулся к Маше и ответил:
- На допросах вы, опера и следователи, вытягиваете душу из своих подозреваемых. Я поступаю гуманнее, так как потрошу уже мертвые тушки.
- Не очень удачная аналогия, - сказала Мария.
И снова оглядела комнату. Серая сова и черный ворон, делившие одну полку под самым потолком, холодно и внимательно смотрели на нее сверху, и Мария вдруг подумала, что у человека, который набил этих несчастных птиц соломой и опилками, в точности такой же взгляд.
- Нравится? - поинтересовался он.
- Да, - честно ответила Мария. - Только немного жутковато.
- Это с непривычки, - сказал Виктор. - А вы представьте, что находитесь в зоологическом музее, и все тут же встанет на свои места.
- Хорошо, попытаюсь.
Маша посмотрела на белку, грызущую кедровую шишку. Белка выглядела совершенно живой, бойкой и шаловливой.
- Давно вы работаете чучельником? - спросила она у Багирова, разглядывая белку.
- Мы, профессиональные таксидермисты, обижаемся, когда нас называют чучельниками, - отозвался он. - В нашей среде это ругательное слово, которым называют таксидермистов, халатно относящихся к работе и вместо произведений искусства создающих огородные пугала.
- Вы их продаете?
- Что?
- Вы продаете всех этих… зверей?
Виктор усмехнулся.
- А вы думаете, оставляю себе? - Он качнул рыжей головой. - Нет, не оставляю. Люди готовы платить большие деньги за возможность иметь у себя в доме зверя, которого не нужно кормить или выгуливать.
- Это правда? - удивилась Маша. - Они заводят себе мертвых зверей вместо живых?
Багиров снисходительно хмыкнул.
- Я пошутил. Хотя думаю, что и такие извращенцы существуют. Большинство моих заказчиков - охотники. Иногда люди преподносят чучела зверей и птиц своим начальникам - в качестве оригинального и дорогого подарка.
Мария хотела что-то спросить, но вдруг услышала тихое жужжание, донесшееся откуда-то из-за стены. Она повернула голову и посмотрела на крепкую железную дверь, ведущую, должно быть, в соседнюю комнату. Жужжание прекратилось.
Маша взглянула на таксидермиста.
- Что это был за…
Багиров ткнул дымящейся сигаретой в сторону огромной кошки, стоящей в углу комнаты и держащей в зубах кролика с перекушенной шеей, и сказал:
- Видите этого зверя?
- Э-э… Да. - Маша рассеянно вгляделась в свирепую кошку. - Это рысь?
Он качнул головой:
- Нет. Это сервал. Северный подвид. Занесен в Красную книгу, но чиновника, который его прикончил, это не остановило.
- И часто вам заказывают чучела из зверей, занесенных в Красную книгу? - поинтересовалась Мария.
Он посмотрел на нее спокойным взглядом.
- Вы бы удивились, если бы узнали, насколько часто.
- Это отвратительно, - сказала Маша.
Таксидермист качнул массивной головой:
- Многие с вами не согласятся. Зверьком больше, зверьком меньше. На нашей планете каждый год исчезает несколько видов животных, и всем на это плевать.
- А как же «Гринпис»?
Виктор улыбнулся:
- Вы это серьезно?
Мария слегка покраснела и пожала плечами. Глядя на нее, Багиров глубоко затянулся сигаретой, а затем выдохнул вместе с дымом:
- Охотники - еще не самые безбашенные клиенты. Больше всего меня передергивает от невинных старушек, которые приносят мне трупы своих домашних питомцев - кошечек, собачек, попугайчиков - и просят сделать из них чучела. И чтобы было «как в жизни».
- Ужас, - искренне проговорила Мария. - Зачем им это нужно?
Виктор лениво дернул мускулистым плечом:
- Ну, тут как раз все просто. Они не могут добиться личного бессмертия, но пытаются обеспечить его своим любимцам.
Маша нахмурилась и строго сказала:
- Это не бессмертие. Это имитация бессмертия.
- Вы уверены?
- А вы - нет?
Багиров выпустил изо рта облачко дыма, похожее на лохматого зверя, посмотрел, как оно расплывается в воздухе, и задумчиво произнес:
- Как знать… Быть может, делая из зверя чучело, мы удерживаем на этом свете частицу его звериной души?
На это Марии нечего было сказать. А Виктор странно усмехнулся и произнес каким-то насмешливо-задушевным голосом:
- Знаете, среди этих божьих одуванчиков есть и такие, которые были бы и сами не прочь улечься на мой рабочий стол.
- Это шутка? - тихо спросила Маша.
Таксидермист внимательно посмотрел ей в глаза.
- А вы как думаете?
- Я думаю, что таких сумасшедших нет.
Он несколько секунд изучающе смотрел ей в глаза и вдруг рассмеялся. Смех у него был глуховатый и какой-то противоестественно ровный, словно смеялся не живой человек, а робот.
Внезапно Багиров оборвал смех и констатировал:
- Итак, вы из полиции. Чем могу помочь?
- Я хочу поговорить о вашей сестре Эльзе.
Мария ожидала любой реакции, но в спокойном лице Виктора Багирова не дрогнул ни один мускул.
- Моя сестра ушла из жизни год назад, - сказал он. - Дело давно закрыто. Не думал, что спустя год всей этой историей кто-нибудь заинтересуется.
- Есть основание считать, что в гибели вашей сестры виноваты три ее однокурсницы, - осторожно проговорила Мария. - Вы об этом знаете?
- Да, я об этом слышал.
Багиров снова выпустил изо рта косматое облако дыма, а Маша вдруг заметила, что на консоли, рядом с которой стоял таксидермист, помимо тюбиков и ниток лежали два острых ножа с широкими, остро отточенными лезвиями.
- Откуда вы об этом узнали? - спросила Маша.
- Мне рассказывал следователь.
- Лапников?
Виктор кивнул:
- Да.
- И как вы к этому отнеслись?
- Как отнесся?.. - И снова ленивое пожатие плечами. - Да никак. Когда человек выбрасывается в окно - глупо искать виноватых. Виноваты все. Или - никто.
- Странная точка зрения, - сказала Маша.
Багиров усмехнулся:
- Другой у меня нет. И я не вижу никакого смысла говорить сейчас об этом. Эльзу к жизни не вернешь. В конце концов, моя сестра была слишком нежным цветком, и рано или поздно что-нибудь подобное должно было с ней случиться.
- Эльза оставила перед смертью записку.
- Да, я знаю.
- Стихотворение это очень странное. И в нем явно слышится угроза.
- Что ж, вполне может быть, - согласился Багиров. - Но вы должны учитывать, что когда Эльза его писала, она была не в себе. Одному богу известно, какие мысли роились в тот миг в ее маленькой умной головке.
Виктор достал из пачки новую сигарету и прикурил ее от первой.
- Научный руководитель вашей сестры рассказал мне, что Эльза интересовалась китайской мифологией. Более того, однажды она подготовила доклад о духах мщения, в которых превращаются некоторые люди после своей смерти.
- Правда? - Таксидермист швырнул окурок в пепельницу, сделанную из головы какой-то огромной ящерицы. - Я об этом ничего не знаю. И что же это за духи?
- В средневековом Китае беззащитные люди лишали себя жизни перед домом тех, кто их обидел. Чтобы потом превратиться в духа и отомстить им.
- Отличный обычай, - одобрил Багиров. - Но, увы, он расходится со здравым смыслом. И с моим личным опытом, кстати, тоже.
Он замолчал, посмотрел сквозь завесу табачного дыма на Марию, а потом спросил:
- И все же - почему вы интересуетесь этим делом?
- Десятого ноября, в годовщину смерти вашей сестры, бывшая однокурсница Эльзы, Ирина Романенко, была найдена мертвой.
- Ирина Романенко?.. - Багиров наморщил широкий лоб. - Кажется, она была подругой Эльзы.
- Да. Это еще не все. Два дня спустя мы нашли тело Татьяны Костриковой.
Рука с сигаретой замерла возле рта Багирова. Он чуть прищурил свои темно-зеленые глаза и уточнил:
- Вы серьезно?
- Абсолютно, - сказала Маша.
- Ну, дела. - Он усмехнулся. - Моя сестренка вернулась с того света, чтобы отомстить своим обидчицам?.. А что, может быть. Это было бы вполне в ее стиле. Одна беда: мертвые не возвращаются.
- Но мстить умеют не только мертвые, но и живые.
И вновь в широком лице Багирова не дрогнул ни один мускул. Он посмотрел Маше в глаза и вдруг отчеканил:
- Я знаю, как закончить этот разговор прямо сейчас.
- И как же?
- У меня есть алиби. Девятого и десятого ноября я был у своей любовницы.
- И вы не выходили из дома?
- Ни разу.
- Чем же вы занимались?
- В основном пил. В промежутках - занимался любовью.
- И ваша подруга может это подтвердить?
- Она пила вместе со мной. Не говоря уже про все остальное.
- Вы можете назвать мне ее имя и адрес?
- Разумеется. Правда, должен предупредить - она замужняя женщина, и муж у нее очень ревнивый. Если вы заявитесь в открытую и начнете при нем расспрашивать мою подружку про нашу связь, ее муж взбесится и прикончит вас обеих.
- А вы не боитесь, что он заявится к вам?
- Нет. Я мало чего боюсь в этой жизни, Мария Александровна. И уж точно не ревнивых мужей.
Маша хотела уточнить, чего же он все-таки боится, но тут из-за стены снова донеслось странное жужжание. И вновь Багиров сделал вид, будто ничего не происходит.
- Что ж… - сказала Мария. - Пожалуй, я услышала все, что хотела. Послушайте, Виктор… - Взгляд Маши смягчился, а на губах заиграла улыбка. - Можно попросить у вас чашку чая и что-нибудь перекусить? Я с обеда ничего не ела.
Багиров пристально посмотрел ей в глаза, а потом вдруг усмехнулся и непонятно проговорил:
- А вы никогда не сдаетесь, верно?
- Не понимаю, о чем вы, - пожала плечами Маша. - Если вам жалко для меня чашки чая…
- Постарайтесь ничего здесь не трогать, - сказал Багиров. - Это в ваших же интересах.
С этими словами он повернулся и прошагал в просторную кухню с плитой и старинным резным буфетом, которую Маша заметила, когда входила в комнату. Едва он скрылся из вида, как Мария быстро поднялась на ноги и подошла к железной двери, из-за которой доносилось жужжание. Взявшись за ручку, Мария плавно опустила ее вниз и легонько потянула дверь на себя. Раздался легкий щелчок, и дверь открылась.
Маша испытала острое чувство дежавю, вот так же несколько дней назад она пробиралась в чулан к сатанистам, только сейчас сердце ее почему-то билось быстрее, чем тогда. Виктор Багиров, при всем его флегматичном спокойствии, казался Марии куда более загадочной и зловещей фигурой, чем парень-автомеханик, вообразивший себя Алистером Кроули.
Маша прислушалась к тому, как Багиров звенит чашками и ложками на кухне, затем распахнула дверь и скользнула внутрь, нашарила рукой выключатель на стене и щелкнула рычажком.
Свет залил огромную комнату, которая на первый взгляд показалась Маше точной копией той, в которой она только что была. Тот же большой рабочий стол, то же обилие чучел животных. На столе стояло чучело белого козленка со склоненной головой. Маша уже собралась развернуться и выскользнуть обратно, но вдруг уловила краем глаза какое-то движение, а вслед за тем услышала легкий жужжащий звук. Она снова взглянула на козленка и застыла с открытым от ужаса ртом. Козленок изменил положение тела, теперь он смотрел прямо на нее, и на мордочке его появилось что-то вроде гневной гримасы.
Снова раздалось жужжание - козленок приподнял ногу, а затем резко пристукнул копытцем по железной крышке стола.
Маша попятилась, и тут задвигались сразу несколько чучел.
Только теперь она разглядела, что это были не просто чучела, а странные симбиозы из мертвой плоти и механизмов - пружин, шестеренок, хромированных суставов, - встроенных прямо в эти неживые тела.
Щенок с искусственным, фосфоресцирующим глазом и разрезанной спиной, из которой торчали стальные позвонки. Черепаха, панцирь которой был откинут, как панель, и обнажал начинку из проводков, спаек и клемм. Огромный красный краб, тело которого заканчивалось беличьими лапками и беличьей головой с оскаленной окровавленной пастью. Какой-то пушистый длинноухий зверек, стоявший на четырех лапах, вместо морды у него было приделано пластиковое кукольное лицо с высунутым язычком, который мелко вибрировал. Расколотое черное пластиковое яйцо, из которого выглядывал перевитый проводками цыпленок. Но самым страшным экспонатом была гусиная голова, стоявшая на черном постаменте, под стеклянным колпаком. Голова была живая и то и дело поворачивалась то левой, то правой стороной, словно хотела получше разглядеть Марию.
От ужаса в горле у Маши перехватило дыхание. Резкий окрик вывел ее из оцепенения:
- Какого черта вы тут делаете?
Маша вздрогнула и обернулась. На пороге комнаты стоял Багиров, и в правой, чуть приподнятой руке его мерцал лезвием нож.
- Что… - Голос Марии сорвался. - Что это за твари?
- Это то, чем я занимаюсь в свободное от работы время, - сказал Виктор. - Но вас я сюда не приглашал.
За спиной у Маши снова что-то тихо зажужжало, а затем послышался странный звук, похожий на человеческий вздох. Маша побледнела. Заметив это, Багиров усмехнулся и сказал:
- Это всего лишь механические игрушки. Хотя для меня они скорее произведения искусства.
- Сшить краба с белкой и научить получившуюся тварь щелкать зубами - это, по-вашему, искусство? - хрипло проговорила Маша.
Багиров опустил нож.
- Таксидермист становится художником тогда, когда в его работе прослеживается идея, а само произведение наделено смыслом.
- И в чем здесь смысл?
- Я художник, а не критик. Я создаю свои механические скульптуры, критики - интерпретируют. Чучела животных - материал, с которым я работаю. Вот и все. Мне нравится оживлять мертвую плоть, скрещивая ее с электроникой и механикой. Пусть это еще не жизнь, но уже и не смерть.
Слова Багирова ужаснули Машу, но она нашла в себе силы сохранить спокойствие. Чуть прищурив глаза, она поинтересовалась:
- Воображаете себя Господом Богом?
Багиров усмехнулся.
- Многие мнят себя богами, Мария Александровна. Вот только совершенные формы пока создает только природа.
Слева от Марии снова кто-то зашевелился. Она скосила глаза и увидела чучело белого волка, вернее - половину чучела, так как передняя часть зверя словно выпрыгивала из стены. Глаза зверя, казавшиеся совершенно живыми, смотрели на Машу, и в них горел хищный, алчный огонь. Встретившись с Машей взглядом, волк зарычал.
Любимова с трудом отвела взгляд от «механической игрушки».
- А как насчет людей? - спросила она вдруг. - Что мешает вам использовать их в качестве материала?
- Из человека сделать чучело невозможно, - сказал Багиров.
- А как же вождь пролетариата, который лежит в мавзолее?
- Его делали не таксидермисты, а бальзамировщики, люди совершенно другой профессии.
Багиров перевел взгляд на белого волка, застывшего в прыжке, и задумчиво проговорил:
- Иногда жизнь и смерть ничем не отличаются друг от друга. Некоторые из нас мертвы еще при жизни. А другие… просто не способны умереть.
И снова Мария услышала тихое жужжание. Поискав глазами, она с удивлением обнаружила, что не видит источника звука. Однако в дальнем конце комнаты она обнаружила еще одну дверь.
- Вам пора идти, - сказал Виктор.
Маша взглянула на таксидермиста, и ей показалось, что лицо его странно напряглось.
- Да, - вымолвила она. - Мне действительно пора. Простите, что вторглась сюда без приглашения.
Она двинулась к выходу, но, обходя Багирова, задела этажерку, на которой стояли чучела птиц. Одно из чучел упало на пол и вдруг забило крылом. Багиров быстро поднял птицу, нажал на основание ее крыла, и она замерла. Он протянул птицу Марии:
- Это вам. В подарок.
Мария остановилась и посмотрела на протянутую птицу.
- Я не люблю чучела, - сипло произнесла она.
- Думайте об этой чайке как о живой. Это моя работа, и у меня есть все основания гордиться ею. Возьмите, если не хотите меня обидеть.
- Хорошо, - вымолвила Мария.
Багиров взял с полки белый пластиковый пакет и сунул в него чайку. Затем всучил пакет Маше. Взяв пакет, она тихо, почти смиренно спросила:
- Могу я воспользоваться вашей ванной комнатой?
- Да, конечно. Идемте, я вас провожу.
Покинув страшную комнату с трупами-механоидами, Маша вздохнула с облегчением.
Виктор провел ее через внутренний, крытый крышей дворик и указал на деревянную дверь, покрытую белой облупившейся краской.
- Это здесь. Только осторожнее с раковиной - она шатается.
В ванной комнате, выглядевшей на удивление современно, Маша взяла с подзеркальной полки мужскую расческу, быстро достала из кармана носовой платок, сняла с расчески несколько темно-рыжих волосков и завернула их в платок.
2
Пять минут спустя Маша шагала, обходя лужи, по улице. Образ мертвой чайки, лежащей в пакете, сбивал ее с мыслей. Она испытывала тупое, саднящее чувство, граничащее с отвращением. Кроме того, перед глазами у Марии стояло лицо Эльзы Багировой - такое, каким она видела его на фотографии, вклеенной в дело. Неизвестно почему, но в разгоряченном сознании Марии эти два образа - лицо Эльзы и облик мертвой чайки - слились воедино.
Мертвой?.. А может быть, полуживой?
Поймав себя на этой мысли, Любимова скосила глаза на пакет, и ей вдруг и впрямь показалось, что птица, лежащая там, жива и только притворяется мертвой.
Забравшись в машину, Мария швырнула пакет с чучелом птицы на заднее сиденье. У нее вдруг разболелось плечо. А может быть, дело не в плече, а в кодеине?.. Глупости!
Мария достала из сумки флакон, открыла его, вытряхнула на ладонь таблетку и забросила ее в рот.
Перед глазами у нее снова встали трупы животных с механическими ногами и руками - мерзкие шевелящиеся гибриды.
«И откуда в голове у нормальных с виду людей рождаются эти отвратительные изыски? - подумала Мария. - Будь здесь мой бывший муж, он бы сказал что-нибудь вроде: «Они отображают современное психоинформационное состояние общества. Что востребовано в настоящий момент, то и предлагается».
Маша усмехнулась и закрыла глаза, собираясь посидеть немного в неподвижности и покое. Однако через несколько секунд у нее возникло странное ощущение - словно кто-то наблюдал за ней, скрываясь в сумеречной темноте улицы.
«Глупости, - сказала себе Маша. - Просто нервы расшалились».
Неприятное чувство усугубилось - теперь Маше казалось, будто неведомый наблюдатель находится у нее прямо за спиной и смотрит ей в затылок. За спиной?.. Да прямо в машине!
Маша испуганно открыла глаза и глянула в зеркальце заднего вида. На мгновение ей показалось, будто она увидела в нем отражение бледного человеческого лица. Она быстро оглянулась, но не увидела на заднем сиденье ничего, кроме белого пакета с мертвой птицей.
От пережитого ужаса у Маши закружилась голова. Прерывисто дыша, она открыла дверцу и выбралась на улицу. Захлопнув за собой дверцу, Мария вдохнула полной грудью прохладный, влажный воздух и почувствовала себя немного легче. Головокружение не прошло, но было уже не таким сильным. Однако перед глазами все еще стояло что-то вроде легкой, дымчатой пелены, придававшей всему вокруг какой-то нереальный и тревожный вид.
И вдруг в колышущемся перед глазами мареве Маша увидела светлый женский силуэт. Девушка стояла в нескольких шагах от машины и смотрела на Марию. Поняв, что Маша заметила ее, девушка повернулась и медленно двинулась прочь.
- Эй! - окликнула ее Маша. - Эй, подождите!
Девушка не остановилась. Мария последовала за ней.
- Подождите!
Девушка дошла до конца дома и свернула за угол. Маша ускорила шаг и тоже свернула за угол, но тут же остановилась. Улица была пустынна. Ни машин, ни людей. И вдруг за спиной у нее раздался тихий, едва различимый звук, похожий не то на жужжание, не то на хриплый, тяжелый вздох. Мария обернулась. Девушка была там. Она сидела у стены, спиной к Маше, обняв руками колени. Плечи ее подрагивали, она плакала.
- Эй! - тихо позвала Мария. - Что случилось? Почему вы плачете?
Незнакомка не откликнулась. Маша неуверенно подошла к ней, остановилась рядом, затем протянула руку и положила ее девушке на плечо. Девушка вздрогнула, оборвала плач и стала медленно поворачивать голову. Секунда-две… Маша отшатнулась и попятилась. Вместо человеческого лица на нее смотрело лицо куклы.
* * *
Любимова открыла глаза. Она по-прежнему сидела в своей машине. Мимо проезжали автомобили. Маша быстро обернулась, с ужасом ожидая увидеть за спиной женщину с белым лицом, но там никого не было. Лишь белый пакет с мертвой птицей лежал на прежнем месте. Тогда она взглянула на стекло.
Из горла Марии вырвался вздох облегчения. Значит, она просто задремала и все это ей привиделось. Маша хотела отереть пот со лба, но заметила, что все еще держит в руке флакон с таблетками. Этикетка на флаконе была не такая, как обычно.
В ушах у Марии зазвучал голос дилера Макса:
- Хочу предложить вам новый товар - на основе оксикодона. Он гораздо сильнее, чем прежний, и стоит всего на двадцать процентов дороже.
- Меня это не интересует.
- Уверены? С каждым месяцем вы покупаете все больше. Стоит ли переплачивать?
Вот оно в чем дело!
Маша швырнула флакон в сумку и достала телефон. Быстро набрала номер Макса.
- Мария Александровна! Давно вас не слышал. Как поживаете?
- Что ты мне дал?
- Не понял.
- Тот флакон… Что в нем?
- А, вы про «бонус». Вы уже попробовали?
- У меня… кружится голова.
- Это бывает. Адаптация к новому препарату. Кстати, иногда могут наблюдаться галлюцинации. Но они скоротечны и со временем тоже пройдут. Главное - не сопротивляйтесь. Позвольте себе расслабиться.
Мария крепче сжала трубку тонкими пальцами.
- Ты сволочь, - сипло проговорила она.
- Наоборот. Я пытаюсь наладить вашу жизнь. Во всех смыслах. Но вы упорно не даете мне этого сделать.
Говорить больше было не о чем. Маша отключила связь.
Итак, во всем виноват новый препарат, который подсунул ей Макс. Галлюцинации - вещь довольно обычная для тех, кто употребляет наркотики. Ничего хорошего в этом, конечно, нет; но если забрался в логово дракона, даже самого безобидного, будь готов к тому, что он покажет зубы.
Тревожило Марию другое: неужели даже поверхностное погружение в мир восточного мистицизма вызвало такой сильный сдвиг в ее сознании? Если это так, то нужно готовить себя к новым сюрпризам.
Мария машинально хотела потереть плечо, но остановилась, обратив внимание на то, что привычная уже боль ушла. Ушла совсем. Какой бы гадостью ни был новый препарат, но он выполнил свою главную функцию - избавил ее от боли.
От боли - но не от тоски.
Внезапно Марии захотелось услышать чей-нибудь голос. Настоящий, живой, участливый.
Толя Волохов?.. Добрый, грубоватый, милый увалень, но он опять начнет упрекать ее. В последнее время он все время подозрительно на нее косится. Наверное, ожидает очередного срыва.
…Нет, новых упреков она сейчас не выдержит.
Стас Данилов?.. Прежде чем проявить участие, он обрушит на нее град подколок и шуток. А слушать его хохмы ей сейчас совсем не хотелось.
Кому же тогда позвонить?
Господи, а ведь ей совершенно некому позвонить. И когда она успела порастерять всех друзей? А может, их никогда и не было?
«Неужели я так сильно переменилась?» - с горечью подумала Мария.
Внезапно перед глазами у нее всплыло задумчивое лицо Глеба Корсака. Этот журналист умел быть приветливым и приятным. И, кажется, он неплохой человек. И, вроде, смотрел на нее как-то по-особенному… Да-да, по-особенному. Так, как на нее давно уже никто не смотрел. Стоит ли удивляться, для него она не коллега по работе, не
«гражданин начальник» и не клиент, которому ты пытаешься спихнуть очередную порцию наркоты.
Не отдавая себе до конца отчета в своих действиях, Мария набрала номер Глеба Корсака.
- Алло, - отозвался журналист.
- Глеб, это Мария Любимова.
- Рад вас слышать, Мария. Есть какие-нибудь новости?
- Ничего конкретного. А у вас?
- Тоже пока ничего.
Она слегка прикусила губу и пару секунд молчала. А потом выпалила:
- Чем вы сейчас заняты, Глеб?
- Пью водку с тоником и слушаю музыку, - ответил журналист спокойным, приветливым голосом.
Мария улыбнулась:
- Везет вам.
- Хотите присоединиться?
- Не думаю, что это будет удобно.
- Почему?
- Уже поздно.
- Да бросьте. Люди ходят друг к другу в гости, и делают это не только днем. Приезжайте. По голосу слышу, что вам нужно развеяться.
- Это правда, - вынуждена была признать Мария.
Она вдруг поняла, что не хочет сейчас возвращаться домой. Она привыкла думать о своей квартире как об уютном жилье, но сейчас она представлялась ей пустынным, заброшенным местом, находящимся на краю Вселенной.
- А я вам правда не помешаю? - смущенно спросила Маша.
- Не помешаете что? Пить водку или слушать музыку?
- И то, и другое.
Она услышала, как он усмехнулся.
- Ну, пить я с вашим приездом не перестану. Даже не надейтесь. А музыку я просто сделаю потише.
- Что ж, тогда решено. Диктуйте адрес.
Глеб продиктовал. Мария повторила его вслух, чтобы получше запомнить, а затем спохватилась:
- Забыла спросить. Вы там один или в компании?
- Кроме меня, стакана и Билла Эванса, здесь никого нет.
- Кто такой Билл Эванс?
- Пианист. Джазмен.
- Что ж… - Маша улыбнулась. - Против этой компании я не возражаю.
Перед тем как тронуть машину с места, Любимова опустила окно, достала с заднего сиденья пакет с механической чайкой и швырнула его в железную урну.
3
Пробраться на территорию роскошной усадьбы депутата Логинова оказалось делом непростым. Прежде чем оказаться возле крыльца дома, Толе Волохову пришлось пройти через два кордона охраны и сдать свой табельный пистолет.
Сенатор открыл дверь сам. Окинул Волохова хмурым взглядом и вышел на крыльцо, из чего Толя сделал вывод, что впускать в дом его никто не собирается.
«Что ж, мы не гордые, - подумал Волохов, - и на улочке перетопчемся. Главное, чтобы мангал запалили да одеяло дали». Мангал во дворе у депутата стоял роскошный - кирпичный, просторный, на сотню шашлычков, не иначе. Настоящая русская печь, а не мангал. Однако пришло время представиться по всей форме.
- Здравствуйте, Александр Васильевич! Я майор Волохов, - сказал Толя солидно. - Вот мое удостоверение.
Удостоверение Волохов по привычке выставил перед собой, но Логинов брезгливо отшатнулся от него, словно Толя показал ему жабу. Выглядел депутат так же, как в телевизоре и на страницах газет, вот только ростом был с каланчу. Тощий, длиннющий, весь какой-то мосластый, подвижный, словно на шарнирах. А лицо - выбритое до синюшности и холодное, словно высечено из мрамора. И седые волосы под стать - неестественно белые, ровно зачесанные набок.
- Я сказал вашему начальнику, что мне не нужна помощь, - недружелюбно проговорил депутат. - Я объяснил ему, что способен защитить свою дочь сам.
Волохов убрал удостоверение в карман.
- Мы в этом не сомневаемся. Но, как говорят у нас в Люберцах, береженого бог бережет.
- Бог бережет?.. Считайте, что я сам здесь за бога.
Это Волохову не понравилось. Он не считал себя слишком уж религиозным человеком, но богохульства не любил, а потому прогудел:
- Многовато на себя берете, Александр Васильевич.
- Что?
- Ничего. Лучше скажите, где сейчас находится ваша дочь Алена?
- Она у себя в комнате. - В голосе депутата появилось раздражение. - И просидит там столько, сколько я скажу.
- Она не может выбраться?
Депутат усмехнулся.
- Посмотрите по сторонам, майор. Периметр надежно охраняется.
Волохов огляделся.
- Да уж… Только автоматчиков на вышках не хватает. И все же лишние глаза вам не помешают.
- Вы правильно сказали - «лишние». - На мраморных губах депутата появилась усмешка. - Я не доверяю ни вам, ни вашему ведомству, майор. Моя служба безопасности гораздо профессиональнее справится с поставленной задачей.
- Это что ж… прикажете мне убираться восвояси - так, что ли?
- Если вам угодно - да. Не хочу показаться грубым, майор, но я не сторонник долгих переговоров, если не вижу в них большого смысла.
- Замысловато выражаетесь. Стало быть, я доложу полковнику Жуку, что вы меня не впустили?
- Докладывайте, что хотите, майор. Мои люди проводят вас до ворот.
Тут же, как по мановению волшебной палочки, из ночного сумрака выскользнули две рослые фигуры и встали слева и справа от Волохова. Депутат Логинов, не удостоив Толю больше ни словом, ни взглядом, вернулся в дом.
Один из охранников положил Волохову руку на плечо.
- Идем, майор.
Толя посмотрел на парня. Выправка у того была военная, а светлые глаза мерцали спокойным, стальным блеском. Он производил впечатление человека, привыкшего выполнять поставленную задачу.
- Где служил? - спросил у него Волохов.
Парень усмехнулся:
- В спецназе.
- О как. Я тоже.
- Да ну?
- Точно. Когда-то я тоже был молодым, стройным и красивым. Таким, как ты.
- И куда только все девается, верно, майор? Идем к выходу.
- Запросто. Только руку убери.
- Что?
Волохов посмотрел парню в глаза и отчеканил:
- Я сказал: убери свои гребаные пальцы с моего плеча, пока я тебе их не сломал.
Несколько секунд мужчины смотрели друг другу в глаза. Первым взгляд отвел охранник.
- Идите к воротам, майор, - сказал он, убирая руку.
Толя усмехнулся.
- Вот так. И впредь не зарывайся - откапывать будет некому.
Охранники проводили Волохова до четырехметрового кирпичного забора, вернули ему пистолет, дождались, пока он выйдет за периметр, и захлопнули за ним железную дверь.
Толя постоял перед кирпичным забором, поразмышлял, потом вздохнул и зашагал к своей старенькой «девятке» с форсированным движком. Если не смотреть в сторону особняка, вокруг были только лес, ночь и тишина.
В машине он первым делом позвонил начальнику.
- Слушаю вас, Анатолий.
- Андрей Сергеевич, докладываю: меня не впустили в дом.
- Этого и следовало ожидать, - спокойно сказал полковник Жук.
- И что мне делать дальше?
- Оставайтесь рядом с домом.
Волохов покосился на четырехметровый забор.
- А какой смысл? У них там полный двор вооруженных архаровцев.
- Смысл есть, Анатолий.
Волохов помолчал, ожидая разъяснений, но, похоже, все разъяснения уже были сделаны. Тогда он вздохнул и произнес:
- Как скажете, товарищ полковник. Что я должен делать?
- Поглядывайте. Наблюдайте. Старайтесь не заснуть, а утром я пришлю кого-нибудь вас сменить.
- Хорошо, Андрей Сергеич. А как насчет отгула?
- Вы его получите.
- Отлично. Служу России.
Толя отключил связь и, мрачно ухмыляясь, сунул телефон в карман куртки.
- Знаю я ваши отгулы, - проворчал он. - Клянчить придется еще год. И то никакой гарантии.
Он откинулся на спинку сиденья и приготовился к долгому, утомительному и бессмысленному ожиданию.
…Спустя примерно час в двадцати метрах от «девятки» Волохова дрогнули кусты. Ветки бесшумно раздвинулись, и белая собачья морда высунулась из кустов наружу. Два налитых кровью глаза, отражающие луну, долго и пристально смотрели на одинокую машину, которой не нашлось места во дворе особняка, и на оперативника из УГРО, сладко похрапывающего на водительском сиденье. Потом собачья морда скрылась в кустах - словно растворилась в их черной, бесформенной массе.
4
Сидя в кресле, Маша Любимова с наслаждением вытянула гудящие от усталости ноги. Она взглянула на фотографии, стоявшие на комоде и оформленные в рамки. На одной из них увидела улыбчивых бородатых молодых людей. За спинами их виднелись палатки и вытащенная на берег лодка. В одном из юношей она узнала Глеба.
- Оказывается, вы носили бороду.
- Мало кто из мужчин хотя бы раз в жизни не отращивал себе бороду или бородку, - отозвался Корсак. - Хотя бы потому, что в отсутствие бритвы она растет сама собой. Продолжите свой рассказ?
Маша отвела взгляд от фотографий и посмотрела на Глеба.
- На чем я остановилась?
- Мы с вами обсуждали, вменяемый ли человек Виктор Багиров.
- И к какому выводу пришли?
- Вменяемый. На мой взгляд, в работе таксидермиста нет ничего аморального. Что же касается его «механических игрушек»… - Глеб пожал плечами. - Каждый борется со скукой по-своему. Багиров хотя бы не мучает людей.
- Этого мы наверняка не знаем, - возразила Маша. - Клеветать на него я не собираюсь. А вот алиби таксидермиста проверить стоит.
- Этим займется тот верзила с физиономией средневекового викинга?
- Нет, не он.
- А, тогда второй - верткий, смазливый парень с глумливой ухмылкой?
- Фу, как неприятно вы о них говорите, - поморщилась Мария. - Между прочим, смазливого парня зовут Стас Данилов. А верзилу - Толя Волохов.
- Они не только ваши коллеги, но и друзья, верно?
Мария помолчала, отпила глоток коктейля, еще немного помолчала, потом сказала:
- Пару лет назад в одну аптеку на Дмитровке ворвались два обгероиненных отморозка. У одного из них был пистолет. Он застрелил продавца, а потом стал в упор расстреливать покупателей. Мимо аптеки проходил Толя Волохов. Он вышиб плечом витрину, ввалился в аптеку, избил подонков, скрутил их и сдал подъехавшему милицейскому патрулю. И только после этого заметил, что истекает кровью. Пуля вошла в сантиметре от сердца.
- Отличный парень, - искренне сказал Глеб.
- Да, отличный. Только несчастный. У него с женой проблемы.
- Какие?
- Она прикована к постели. Давно, уже месяца три. И уже не узнает Толю. А он продал машину и все, что было в доме, чтобы оплатить лечение, медсестру и сиделку. Теперь занимает деньги у всех подряд - кто сколько даст. И всем врет. Выдумывает разные причины. - Маша сделала еще глоток. - Знаете… Медсестра рассказывала мне, что иногда Толя просиживает у постели жены всю ночь. А по утрам приходит на службу - румяный, веселый. И никто не догадывается, что творится у него на душе. Налейте-ка мне еще коктейля!
Глеб выполнил ее просьбу.
- Ну а как насчет Стаса Данилова? - спросил он.
- С ним я знакома с детства. Мы вместе учились в школе и жили в одном дворе. Так что он мне почти как брат. Помню, как в школе он дергал меня за косички, и с тех пор совсем не изменился. Когда ему было лет двенадцать, он обожал играть в сыщика, бегал по двору с пластмассовым пистолетом и мечтал переловить всех преступников.
- Если не ошибаюсь, он и сейчас этим занимается, - улыбнулся Глеб.
Маша тоже не удержалась от улыбки:
- По сути, да. Свою работу он обожает, но вот личная жизнь у него не сложилась. Когда-то он был женат на очень красивой девушке, которую долго добивался. А всего через год после свадьбы она ему изменила - с его лучшим другом. Стас тогда чуть не умер от горя. Замкнулся, пил не просыхая целый месяц, пока не попал в реанимацию. В больнице подружился с буддистскими миссионерами, стал медитировать, увлекся йогой. Из больницы он вышел совсем другим человеком. Привел себя в порядок. И решил, что больше ни одна женщина на свете не разобьет ему сердце. И ладно бы только так, но Стас стал мстить женщинам за свою разбитую любовь. Соблазняет их, а потом бросает.
- Для буддистов весь мир - иллюзия, - сказал Глеб. - Включая женщин.
- Женщины, может, и иллюзорные, но страдают они по-настоящему. - Мария подставила бокал. - Плесните еще.
- Вы не слишком торопитесь?
- Ничего. Сегодня я перелопатила горы работы, так что заслужила.
Глеб смешал ей новый коктейль. Бросил туда льда. Маша взяла стакан, посмотрела сквозь него на люстру и задумчиво проговорила:
- Хорошие люди, такие как Стас, сталкиваются со злом, а потом, по недомыслию или глупости, начинают распространять его вокруг себя - как заразу. И количество разбитых сердце растет в геометрической прогрессии.
- Мрачновато вы смотрите на мир, - заметил Глеб.
- Реалистично, - возразила Маша. Она отпила глоток коктейля, скосила глаза на Глеба и вдруг сказала с усмешкой: - Давно я этим не занималась.
- Чем?
- Не пила в компании одинокого мужчины. Вы ведь одинокий?
- Я холостой, если вы это имеете в виду.
Мария улыбнулась:
- Это хорошо. Женатые мужчины какие-то замороченные. Побитые молью, жизнью, женой… А у вас есть лоск. Если напитки, то только хорошие, если музыка, то классика или джаз. И квартирка у вас уютная. Прямо даже не хочется уходить.
Глеб пожал плечами:
- Не уходите.
- В каком смысле?
- Переночуйте у меня. В таком виде вам на улицу лучше не выходить.
- А какой у меня вид?
Глеб улыбнулся:
- Рассеянный.
- Вы хотите сказать - пьяный.
- Не без этого. Оставайтесь, и я уступлю вам свою кровать.
Маша чуть прищурилась. В глазах у нее сверкнули озорные искры.
- Вы меня соблазняете?
- Ни в коем случае.
- Я вам верю. - Мария провела рукою по лбу, убирая упавшую прядку волос. - Наверное, я сейчас очень несимпатичная.
- Достоинства и недостатки вашей внешности мы обсудим завтра.
Маша покачала головой:
- Завтра вы снова станете для меня чужим человеком, Глеб. И я буду ругать себя за то, что заявилась к вам в гости и выпила ваши запасы водки и тоника.
- Ничего. Я это переживу. - Глеб внимательно вгляделся в худое, осунувшееся лицо Маши и вдруг спросил: - Что с вами случилось?
- Что со мной случилось?.. В каком смысле?
- Вы выглядите очень усталой. И несчастной.
- Правда? - Она пожала острыми плечами. - Что ж, может быть. Около четырех месяцев тому назад я попала в аварию. Расшиблась сильно. Переломы, ушибы, сотрясение мозга… Левое плечо хирурги мне слепили практически заново. Когда я вышла из реабилитационного центра, я подумала, что жизнь вернется в прежнюю колею. Но я ошиблась.
Маша отпила глоток коктейля и встряхнула стакан. Посмотрела, как колышутся в напитке кусочки льда, и продолжила:
- История вышла совершенно банальная. Я выписалась из больницы, вернулась домой. Мужа не предупредила… Хотела сделать сюрприз. Ну, и застукала в нашей супружеской постели голую бабу.
- А муж?
- Что муж?
- Где в это время был муж?
- В ванной. Нежился под душем и распевал песенку из «Севильского цирюльника». Знаете, такую… па-па-рира-ра-ра-ра…
Глеб кивнул:
- Ария Фигаро.
- Вот-вот.
- И как он все объяснил?
- Да никак не объяснял. Просто не успел. Я тут же ушла из квартиры. А дальше общалась с ним только через адвоката.
- Вы даже не дали ему шанса оправдаться?
- Не дала. Мне стало так противно… - Маша передернула плечами. - В тот момент я даже видеть его не могла.
- А потом?
- А потом все стало еще хуже. Я все время прокручивала в голове эту сцену. И чем дальше, тем больше его ненавидела.
- Ясно. - Глеб снова взялся за бутылку. - Иногда проблему можно решить простым разговором.
- Но не тогда, когда тебя предали.
Глеб смешал коктейли. Бросил в стаканы льда. Пододвинул один стакан к Маше. Она кивнула:
- Спасибо. Теперь… - Она отпила глоток и облизнула губы. - Теперь он пытается забрать у меня сына.
- А с кем сейчас живет сын?
- Он пока у бабушки. У моей мамы. Мы договорились, что будем навещать его по очереди, пока суд не закончится. На этом настояли наши адвокаты.
Она сделала еще глоток. Вздохнула.
- Я не самая лучшая мать на свете. Но я мать. И я люблю своего Митьку. И не позволю этому предателю забрать у меня сына.
- Наша судебная система обычно стоит на стороне матери, - сказал Глеб.
- Не в моем случае. - Мария вздохнула. - Я завишу от лекарств. Я психически неустойчивая. Кроме того, у меня опасная работа, которая к тому же отнимает чертову кучу времени. - Мария посмотрела на стакан, который держала в руках, усмехнулась и покачала головой: - Нет, Глеб. Для них я настоящее исчадие ада.
Внезапно Мария остановилась. С чего это она вдруг решила открыть ему душу? Кто он ей - сват, брат? Друг? Да никто. Маша усмехнулась: ну и ладно!
Она сделала еще несколько глотков и почувствовала, как водка с тоником мягко ударила ей в голову. Отлично. Чувствовала себя Маша прекрасно. Мягкое кресло, приглушенный свет, красивая музыка… И коктейль такой вкусный, и так приятно кружит голову.
- Налейте мне еще водки с тоником, - потребовала Маша. - И лимона не жалейте. Я полюбила лимон.
- Вы полюбили водку с тоником. И, кстати говоря, вы уже много выпили.
- Знаю. Но я хочу еще.
- Завтра вам будет плохо.
- Пусть. Зато сегодня мне будет хорошо. Наливайте!
Глеб поднялся с кресла.
- Нет, Маша. Вам пора спать. Я дам вам огромное полотенце и чистую футболку. А пока вы будете в ванной, я застелю вам постель.
- Эх… - иронично вздохнула Маша. - Добрые нынче пошли мужчины. Понимающие. Ладно, черт с вами, спать так спать. Сможете завтра утром довезти меня до работы? Я с похмелья боюсь садиться за руль.
- Конечно. Отвезу, куда скажете. Я за полотенцем!
И Глеб вышел из комнаты. Маша проводила его взглядом и снова вздохнула.
«Чего я хочу? - подумала она. И пожала плечами: - Если бы я только знала…»
Глава 8
1
На следующий день Мария добралась до работы только к обеду, и то с помощью Глеба. Полковнику Жуку она отзвонилась заранее, сообщила, что неважно себя чувствует, и попросила пощады. Старик со свойственной ему формальной деликатностью заверил Машу, что работа подождет. Тем более что ничего страшного ночью не произошло, Алена Логинова жива и здорова, и никто не покушался на ее жизнь.
Маша спросила, отдал ли кто-нибудь криминалистам на анализ волосы, которые она завезла в офис с вечера. Старик ответил ей, что лично распорядился передать волосы в лабораторию, более того - попросил экспертов поторопиться с заключением.
Получив столь утешительные сведения, Мария отключила телефон, рухнула головой на подушку и проспала еще полтора часа.
Когда она появилась наконец в офисе, Стас и Толя пили кофе, просматривая сводку происшествий.
Волохов был мрачен и неразговорчив и вообще - выглядел немного пришибленным и каким-то растерянным. Мария списала это на усталость после ночного дежурства. Поздоровавшись с Машей, Стас поднялся с кресла, подошел к Корсаку и сказал:
- Выйдем-ка в коридор, приятель. Надо кое-что обсудить.
- Данилов! - сурово окликнула его Маша.
- Не волнуйся, мы на пять сек.
Стас буквально вытолкнул Корсака в коридор. Закрыл за собой дверь, повернулся к журналисту и сказал, глядя ему в глаза:
- Маруся мне как сестра, приятель. И она - лучшая. Ты понял?
- Понял, - ответил Глеб.
Данилов смерил его прохладным взглядом и сухо произнес:
- Причинишь ей боль или даже простое неудобство - будешь иметь дело со мной. Я отчетливо выражаюсь?
- Вполне.
- Вот так.
Стас пригладил ладонью лацкан плаща Глеба, открыл дверь и впустил журналиста в кабинет. Подмигнул Маше и лучезарно улыбнулся:
- Вот и все, а ты боялась.
- Поговорили?
- Да. Ты была права, он хороший парень. И собой пригож, и пиджак отличный. Я считаю: надо брать.
Маша засмеялась.
- Балбес ты, Данилов! Глеб, останешься попить кофе?
Корсак сунул в губы сигарету и покачал головой:
- Нет. Мне пора в редакцию.
- Спешишь тиснуть статейку про наши горестные дела? - язвительно осведомился Стас. - Надеюсь, она не появится в завтрашнем номере вашей бульварной газетенки?
- Можете в этом не сомневаться, капитан. - Глеб посмотрел на Машу. - Статья будет опубликована лишь тогда, когда Мария Александровна даст добро.
- Ну, тогда я спокоен. Бывайте, Глеб Олегович, и не забывайте нам звонить. А то мы без вашего внимания совсем тут зачахнем.
Глеб пропустил язвительные слова Данилова мимо ушей, вежливо со всеми распрощался, взял выписанный Машей пропуск и покинул кабинет - спокойный, задумчивый, отстраненный и слегка рассеянный, как это подобает писателям. По крайней мере, Стас Данилов думал, что подобает.
- Странный тип, - сказал Стас, когда журналист ушел. - Не могу понять - гад он или хороший человек.
Маша повесила плащ на вешалку и с улыбкой уточнила:
- А для тебя весь мир делится на гадов и хороших людей?
- А для тебя разве нет? - удивился Данилов. - Человек либо мерзавец, либо молодец. Третьего не дано. Конечно, если судить человека по гамбургскому счету. Кстати, Старик велел тебе и Волохову разобраться с бумагами. Требует отчетов, подробных и красивых, и чем быстрее, тем лучше.
- Требует - дадим, - сказала Маша.
Она пошла готовить себе кофе. Данилов постоял среди кабинета, посмотрел, как Мария колдует над кофеваркой, сдвинул брови и сказал:
- Значит, ты провела у этого типа ночь. Только не отпирайся.
- Я и не отпираюсь, - пожала плечами Маша. - Я была у него, но спали мы раздельно.
Стас и Толя переглянулись.
- От оно как, - усмехнулся Данилов. - Наш борзописец - благородный человек и решил стать тебе другом и надежным боевым товарищем. Понимаю, сам использовал такую тактику, и она часто срабатывает, особенно по отношению к зрелым, повернутым на своих проблемах дамочкам. Но на кой черт ты-то к нему суешься? Не видишь, что ли, что он тебе не пара?
- Это почему же?
- По кочану. Поверь мне, этот хлыщ меняет женщин как перчатки. А потом выбрасывает их на помойку жизни с разбитыми сердцами. Ты, Любимова, хочешь оказаться на помойке?
- Я уже там, - сказала Маша. Она налила в чашку кипяток и потянулась за вазочкой с сахаром. - Ох, Данилов, любишь же ты совать нос в чужие дела. Нравится он мне, ясно?
- Да уж куда яснее. Женщины любят писателей, даже когда эти писатели не написали в своей жизни ничего, кроме десятка паршивых статеек да одной-единственной книжки, воспевающей подвиги маньяков.
Маша бросила в чашку пару ложек сахара и сказала, помешивая его:
- Данилов, хватит рычать. Тебе это не идет.
Некоторое время Стас молчал. Затем кивнул и сказал:
- Ты права. Если человек твердо решил испортить себе жизнь, никто ему в этом не может помешать. Ладно, ребятки, побегу-ка я в Эс Ка[Следственный комитет.] . Следователь Пожидаев оченно сильно хочет со мной переговорить.
- По поводу дела о поджигателях машин?
- Угу. А насчет моих слов, Любимова, ты все же подумай.
С этим напутствием Данилов и удалился. А Маша и Волохов засели за отчеты.
Толя все время был молчалив, но во время одного из перерывов, когда Маша готовила бутерброды для себя и для него, не выдержал и сказал:
- Марусь, ночью кое-что случилось.
- Что? - не расслышала Любимова, умещая на ломтиках хлеба куски ветчины.
- Я говорю: ночью кое-что случилось.
Закончив сооружение бутербродов и засунув их в микроволновку, Маша повернулась к Волохову:
- Ну?
- Обещай, что никому ничего не расскажешь. Особенно Старику и Стасу.
Маша внимательно посмотрела на Толю.
- Обещаю.
Волохов отвел взгляд, помолчал немного, собираясь с духом, а потом сказал:
- Ночью, во время наблюдения за особняком Логиновых, я немного задремал. А когда проснулся, увидел на стекле надпись.
- Какую?
Толя взял листок бумаги и ручку и намалевал две буквы - «t» и «i».
Маша взглянула на буквы, и лицо ее слегка порозовело от волнения.
- Третий слог?
- Похоже на то, - кивнул Толя.
Мария вспомнила видение, посетившее ее под действием оксикодона, - призрачную девушку, кукольное лицо - и тряхнула головой, прогоняя неприятное воспоминание.
- Значит, убийца приходил за Аленой, - взволнованно произнесла она.
- Может быть. А может, охранники Логинова подшутили. Я не знаю, Маш.
Мария озабоченно нахмурилась:
- Ты никому об этом не говорил?
Волохов покачал головой:
- Нет. Старик дал мне отгул, но я отказался. Душа не на месте, понимаешь?
- Понимаю, - кивнула Мария. Она немного поразмыслила, после чего добавила: - Нужно сказать, чтобы Алену продолжали охранять.
- Сказать-то мы скажем, - с сомнением прогудел Волохов. - Но если мы не закроем убийцу в ближайшее время, он все равно до нее доберется. Девчонка не может вечно сидеть под домашним арестом. Тем более с таким папочкой. Ты говорила, что у таксидермиста есть алиби?
- Есть.
- Но алиби можно просто состряпать.
- Верно, - согласилась Маша. - Поэтому я и попросила Глеба проверить алиби Багирова.
- Глеба? - Толя удивленно приподнял брови. - Почему Глеба?
- Он журналист. А журналисты умеют проворачивать такие вещи без шума и пыли.
- Да, но почему он согласился?
- Корсак заинтересован в скорейшем раскрытии дела не меньше нас, - сказала Маша. Она поднялась со стула. - Ты, Толь, ешь бутерброды, а я схожу к Старику и постараюсь уговорить его пустить «наружку» за Багировым. Алиби - штука хорошая, но последить за таксидермистом определенно стоит.
Часа через полтора вернулся Стас Данилов. Едва переступив порог кабинета, он громко объявил:
- Любимова, танцуй! Пришел отчет из лаборатории - по поводу волос, которые сжимала в руке Ирина Романенко. И других - тех, которые ты притащила вчера вечером.
- Рассказывай! - потребовала Маша.
- Тебе подлиннее или своими словами?
- Покороче.
Стас кивнул:
- О’кей. Волосы, которые сжимала в руке Ирина Романенко, и волосы с расчески Виктора Багирова - разные. Ну, то есть принадлежат разным людям.
Мария не удержалась от разочарованного вздоха.
- Но это еще не все, - продолжил Стас. - Если верить нашим экспертам, убийца, волосы которого сжимала в руке Ирина Романенко, и твой друг-таксидермист Виктор Багиров - родственники! Волохов, гони сюда бутерброд!
Стас вырвал из пальцев ошеломленного Толи бутерброд, рухнул в кресло и принялся жевать.
Маша сидела на стуле молча, хмуря брови и покусывая губы от волнения. Стас взглянул на нее и прошепелявил с набитым ртом:
- Знаю, о чем ты подумала, Любимова. Но это исключено. Эльза Багирова умерла год назад. А мертвецы не возвращаются с того света, чтобы мстить.
- В Китае возвращаются, - сказала Маша.
- Может быть. Но мы живем в России, и наши мертвецы не шляются по городским улицам с пилой в руках и не вырезают людям кости. Наши мертвецы - самые тихие мертвецы в мире! Уж ты мне поверь.
Данилов сунул в рот остатки бутерброда, снова обратил взгляд на Машу и сказал, усердно работая челюстями:
- По нездоровому блеску в твоих глазах вижу, что ты что-то задумала. Могу я узнать, что именно?
- Можешь, - ответила Мария. - Я хочу получить разрешение на эксгумацию тела Эльзы Багировой.
Стас открыл от удивления рот, но тут же снова его захлопнул, чтобы не выронить кусок бутерброда. Толя Волохов выглядел не менее ошеломленным. Некоторое время мужчины молча и недоверчиво смотрели на Машу. Первым свое сомнение выразил Стас - в присущей ему «деликатной» манере:
- Мать, ты совсем сбрендила? Или таблеток переела?
Лицо Маши вспыхнуло.
- Еще раз заикнешься про таблетки…
- Ладно, не гони волну. - Стас нахмурился. - Эксгумировать тело Эльзы Багировой невозможно.
- И все же я попробую поговорить со Стариком.
Данилов посмотрел на Волохова:
- Толик, ты хоть меня поддержи.
Верзила-оперативник молчал, тогда Данилов снова перевел взгляд на Машу и сказал:
- Послушай меня, Марусь: отдохнула бы ты как следует, а? Осунулась вон вся. Когда идешь по улице, сквозь тебя дома и деревья просвечивают.
- Эксгумация необходима, - сказала Мария. - И дело тут не в оживших мертвецах. Вполне возможно, что убийца, которого мы ищем, вскрыл могилу Эльзы Багировой, чтобы добыть прядь ее волос. При вскрытии он мог оставить следы.
- Сомневаюсь, - пробасил Толя Волохов. - Этот гад работает чисто. Следов он не оставляет.
- Я им про Фому, они мне - про Ерему, - сокрушенно проговорил Стас. - Говорю же вам, дуракам: эксгумировать тело Эльзы Багировой невозможно. По той простой причине, что никакого тела нет.
- Как нет? - не понял Толя.
- Да так! Тело Эльзы Багировой кремировали. Двенадцатого ноября прошлого года. Так что восстать из могилы она никак не могла. Ни восстать, ни убить, ни по воду сходить - ни-че-го!
На худом лице Маши застыло разочарование.
- Где ее кремировали? - спросила она тихо.
- В Ново-Хвалынском крематории. Это на юге Москвы. - Стас поднял руку и глянул на циферблат часов. - Ваше счастье, что мне снова нужно убегать. А то бы я вам объяснил, куда вы придете с таким подходом. Все, пока!
Данилов исчез из кабинета так же внезапно, как появился несколько минут назад. Маша тоже засобиралась.
- Ты куда? - озадаченно спросил ее Волохов.
- В крематорий, - ответила она, надела плащ, намотала на шею шарф, подхватила со стула сумку и вышла из кабинета.
2
Мария не любила кладбища и крематории. Особенно после аварии. То ли у нее и впрямь обострились чувства, то ли дыхание смерти, прочувствованное ею тогда, было слишком явным и пугающим, но теперь, когда она проходила мимо надгробных памятников, ей казалось, что люди с фотографий провожают ее взглядами и внимательно смотрят ей вслед.
Миновав кладбище, она остановилась, чтобы перевести дух. Мимо прошла группа заплаканных, понурых людей. Маша двинулась дальше. Асфальтовая дорожка вилась между одинаковыми одноэтажными строениями, покрашенными в бежевый цвет. Слева и справа росли молодые ели. Весь газон по периметру главного здания заполнили гипсовые и глиняные ангелочки и вазоны.
Наконец она вошла в главное здание комплекса и остановилась у ресепшена. Над стойкой висел большой череп, выложенный красными стразами, с поясняющей подписью:
«Memento mori».
За стойкой сидели две девушки, а рядом стоял упитанный лысоватый мужчина в дорогом синем пиджаке. Судя по всему, он любезничал с девушками, и, судя по их порозовевшим щечкам и игривым улыбкам, им это нравилось. Но когда к стойке подошла Маша, все замолчали и посмотрели на нее.
- Добрый день! - поздоровалась со всеми Маша. - Могу я поговорить с директором крематория?
- Директор крематория - это я, - сказал упитанный мужчина, смерив ее любопытным взглядом. - А вы по какому вопросу?
- Меня зовут Любимова Мария Александровна. Я вам звонила.
- Ах, да-да. - Директор отклеился от стойки и приветливо улыбнулся Маше. - Вострецов Илья Игнатьевич, - представился он. - Идемте в мой кабинет, там нам будет удобнее беседовать.
Он повел ее внутрь здания. Слева от ресепшена Мария заметила большие железные ворота для катафалков. У стены Маша увидела несколько металлоискателей.
- А это зачем? - спросила она.
Вострецов скользнул взглядом по металлоискателям и объяснил:
- Ими проверяют содержимое гробов, въезжающих внутрь, чтобы отсеять посторонние предметы. Такие, как забытые мобильные телефоны или другие девайсы. Они могут испортить печь.
Они пошли дальше. Мария увидела еще одну железную, очень широкую дверь. Заметив ее взгляд, директор пояснил:
- Там у нас бальзаматорская. Мы очень внимательно относимся к санитарному состоянию мертвого тела. Через него может передаваться до сорока трех разных болезней.
Они продолжили путь, прошли по коридору мимо крошечной часовни, устроенной прямо в коридорной нише, и остановились возле еще одной железной двери.
- Давайте заглянем туда на секунду, - сказал Вострецов, - надо кое-что проконтролировать.
Мария не возражала. Директор распахнул дверь, и они вошли в мрачноватую комнату с огромной блестящей печью. За небольшим столиком, расположенным в дальнем от печи углу комнаты, сидел встрепанный молодой человек. На столике перед ним стояла чекушка водки и блюдце с нарезанной колбасой. Завидев начальника, молодой человек быстро набросил на стол куртку. Впрочем, недостаточно быстро.
- Василий, ты опять? - гневно спросил директор.
- Илья Игнатьевич, всего пятьдесят грамм, - жалобно проговорил молодой человек. - Полечиться после вчерашнего.
Вострецов протянул пухлую руку:
- Дай сюда!
Парень вздохнул, убрал со стола куртку, взял ополовиненную чекушку и протянул ее начальнику. Тот взял бутылку и сунул ее в карман брюк.
- И чтобы я этого больше не видел, - грозно сказал он.
- Не увидите, Илья Игнатьевич, - пообещал молодой человек.
Директор взглянул на табло с желтыми цифрами, расположенное справа от стены.
- Как техника? - спросил он. - Проблем нет?
- Нет, Илья Игнатьевич, все в порядке.
- Ну и славно. - Вострецов посмотрел на Машу и указал ей рукой на табло: - Видите, температура внутри печи - восемьсот девяносто пять градусов!
Сказал он это не без гордости, словно сам раздувал в печи огонь. Однако Машу удивило не это.
- Вы хотите сказать, что сейчас внутри печи кто-то есть? - недоверчиво произнесла она.
- Василий, покажи! - распорядился директор.
Парень подошел к печи, ловко отодвинул засов и сдвинул железный щиток. Маша увидела стеклянное окошко, в котором бушевало пламя. Она отвела взгляд.
- И чтобы на рабочем месте - ни-ни! - напутствовал парня Вострецов, выслушал в ответ еще одно клятвенное заверение, кивнул и вывел Машу в коридор.
Вскоре они пришли наконец в кабинет. Обставлен он был странно и громоздко. Столики, кресла, банкетки, полки и шкафы, забитые яркими и безвкусными ритуальными сувенирами, - от всего этого рябило в глазах.
- Присаживайтесь, Мария Александровна, - сказал Вострецов, указав ей на кресло, обитое черной кожей с красной окантовкой.
Маша села, чувствуя себя так, будто садится в комфортабельный гроб. Директор достал из кармана чекушку водки и швырнул ее в мусорную корзину, затем сел в кресло напротив.
- Тяжелая у вас работа, - сказала Мария.
- Вы думаете? - Он пожал плечами. - Меня она не тяготит. Одна беда - полная эклектика по части ритуалов. Никак не удается выработать единый стандарт. Вот и приходится каждый раз выдумывать велосипед.
- А разве стандартов кремации не существует? - удивилась Маша.
Он покачал лысоватой головой:
- В нашей стране - нет. Ни стандартов кремации, ни стандартов захоронения. Семьдесят лет советской власти сильно повлияли на похоронные ритуалы. Религию отменили, а взамен так ничего толкового и не придумали. Теперь сколько семей - столько и ритуалов. Нет объединяющего начала, как это было когда-то у наших прабабушек и прадедушек. Никто толком не знает, как надо хоронить, все питаются какими-то слухами, домыслами и предположениями. И это не может не огорчать.
Директор вздохнул, а потом вдруг спросил:
- Знаете, о чем я мечтаю?
- О чем?
- О том, чтобы люди избавились от предрассудков.
- От каких предрассудков? - не поняла Маша.
- От всяческих. Вы, например, знаете, что в деревнях, перед тем как похоронить покойника, мыло, которым его обмывали, разрезают на кусочки? А во время траурной процессии метут метлами дорогу, чтобы душа покойного не нашла дорогу домой!
- Жуть какая.
- Вот и я о том же. Все эти предрассудки…
- Илья Игнатьевич, - мягко перебила Маша, - вы простите, но у меня не очень много времени.
- Да-да, понимаю. - Директор откинулся на спинку кресла. - Итак, о чем вы хотели со мной поговорить?
- Я хотела бы узнать об одной вашей… клиентке.
Слово «клиентка» пришло Марии в голову непреднамеренно, и она тут же почувствовала себя глупо, однако директора это ничуть не смутило.
- Имя, фамилия, дата кремации? - деловито уточнил он, повернувшись на вертящемся кресле к черному стеллажу с толстыми папками.
- Двенадцатое ноября прошлого года. Имя - Эльза Маратовна Багирова.
Директор выбрал нужную папку, снял ее со стеллажа, взгромоздил себе на колени, раскрыл и принялся листать.
- Сейчас поищем ваш фитилек…
Мария озадаченно приподняла бровь:
- Не поняла.
- Фитилек, - повторил Вострецов, не отрывая взгляда от папки. - Так мы называем наших клиентов. Что-то вроде профессионального жаргона.
Машу передернуло.
- Оказывается, у работников крематория тоже есть чувство юмора?
- А куда ж без него? Без него никуда. Ага, вот, нашел. Кремацию производил Вася Каткевич. - Директор поднял на Машу взгляд. - Вы его сегодня уже видели.
- Тот парень с чекушкой?
- Да.
- Могу я с ним побеседовать?
Директор улыбнулся:
- Да без проблем. Сейчас я его вызову.
- Можно я поговорю с ним наедине?
- Наедине? Да легко.
Пять минут спустя Василий Каткевич сидел в кабинете начальника, в его вертящемся кресле, а сам Илья Игнатьевич удалился по делам.
Маша решила не тратить время на долгое вступление и сразу перешла к делу:
- Василий, год назад вы кремировали тело девушки по имени Эльза Багирова.
Парень, сидевший напротив, посмотрел на Машу исподлобья.
- Я много кого кремировал, - сказал он. - Хотите, чтобы я запомнил всех?
- Эту вы должны были запомнить.
- Это почему же?
Мария пошла ва-банк.
- Потому что в тот день случилось чрезвычайное происшествие, - отчеканила она, пристально глядя парню в глаза. - И вы не стали докладывать о нем директору. Если вы сейчас подробно мне обо всем расскажете, я тоже ничего ему не скажу.
Некоторое время парень сидел неподвижно, словно громом пораженный. Потом зашевелился, промычал что-то невразумительное, после чего нагнулся вдруг к мусорной корзине, достал ополовиненную чекушку, свинтил крышку и приложился к горлышку.
Сделав пару глотков, он отнял бутылку от губ, вытер рот рукавом и сказал:
- Уф-ф… - Потом посмотрел на Марию хмурым взглядом и проговорил с угрюмой усмешкой: - Надо же… Значит, все-таки пронюхали. Если хотите знать, я ни в чем не виноват. Я не сторож и не охранник. Мое дело тихое и мирное - сжигать людей.
- Звучит неплохо. Итак, что произошло с телом Эльзы Багировой?
Парень хотел снова приложиться к бутылке, но передумал.
- Оно пропало из бальзаматорской за четыре часа до кремации.
- Как пропало? - проговорила Мария, удивленно моргнув.
- Да вот так. Исчезло. С концами. Словно его и не было. - Работник посмотрел на Машу подозрительным взглядом. - А вы разве не знали?
Любимова, уже полностью оправившаяся от удивления, сдвинула брови и строго сказала:
- Продолжайте.
- Ну… - Парень пожал плечами. - Я тогда сильно запаниковал. Случай-то экстраординарный. Ни раньше, ни потом такого не бывало. Терять работу из-за пропавшего тела мне не хотелось. Ну, я и решил это дело затихарить.
- Значит, вы сожгли пустой гроб?
- Ну да. А что еще мне оставалось?
Маша нахмурилась.
- У вас разрешено родственникам присутствовать на кремации?
- Да. Для них есть специальная комнатка за стеклом.
- Кто присутствовал на кремации Эльзы Багировой?
- Только ее брат.
- Он пришел заранее?
Парень подумал, помотал головой:
- Да нет. Пришел впритык, даже опоздал на пару минут. Но я его дождался.
- Кто, по-вашему, мог похитить тело?
- Да какие-нибудь извращенцы. В наше время этой швали полно развелось.
- И зачем извращенцам мог понадобиться труп?
Василий усмехнулся:
- А вы не понимаете? Красивая, молодая… Охотников пруд пруди.
Мария прищурила недобро замерцавшие глаза:
- Вам самому не омерзительно то, что вы говорите?
- Нет. А должно быть? - Он снова усмехнулся. - Мария… как вас по батюшке?
- Александровна.
- Мария Александровна, я каждый день сжигаю в этой печи по десять человеческих тел. И вы думаете, что я способен испытывать чувство брезгливости или омерзения? Вы ведь там у себя работаете с патологоанатомами. Много среди них брезгливых людей?
Маша молчала. Столкновение с ничем не прикрытым цинизмом всегда выбивало ее из колеи. Парень посмотрел на ее лицо и сказал:
- По-моему, вам надо выпить. Хотите? Здесь еще остался глоток.
- Спасибо, не хочу. Скажите, как отсюда можно вынести тело? Разве крематорий не охраняется?
- Охраняется. Но есть масса разных способов и лазеек. Покойников никто особо не сторожит. Они ведь не могут сбежать. Хотя… как выяснилось, могут.
Маша молчала, покусывая фильтр дымящейся коричневой сигаретки и о чем-то размышляя.
- Это все? - спросил парень.
- Что?
- Это все вопросы?
- Да.
- Тогда я пойду. Вы обещали не рассказывать ничего Вострецову.
- Да, я помню.
- В таком случае: всего доброго. Надеюсь, вы никогда не станете моей клиенткой.
- Я тоже на это надеюсь, - сказала Маша с хмурой рассеянностью. - Если вы понадобитесь, я с вами свяжусь.
Едва Мария покинула мрачные чертоги крематория, как в сумке у нее зазвонил телефон. Звонил Глеб Корсак.
- Я проверил алиби Багирова, и оно трещит по швам, - раздался из трубки его мягкий, спокойный голос.
- А конкретней?
- Девушка, с которой он проводил время, сильно увлекается алкоголем. И обожает Багирова.
- Неприятное сочетание.
- Смотря для кого. Она не помнит даже того, что было сегодня утром, зато готова сделать все, что ей прикажет ее возлюбленный.
- И как вам удалось добыть такую ценную информацию?
- Я умею втираться в доверие к людям. Кстати, Маша, вы сейчас не слишком заняты?
- А что?
- Мне дали номер телефона одного специалиста по мифологии народов мира. Фамилия - Милетинский. Он работает в фонде «Доверие через океан», а офис фонда расположен в двух шагах от Петровки. Время от времени фонд проводит открытые лекции для всех желающих, и сегодня как раз очередь Милетинского. Я записался. И вас записал.
- Вот как. Значит, решили за меня.
- А вы против?
- Еще не знаю. Во сколько начинается эта лекция?
- Она уже идет. Если поторопимся, можем успеть к ее окончанию.
- Хорошо. Диктуйте адрес.
3
Когда Мария и Глеб вошли в офис, где проходила лекция, слушатели уже вышли, а Милетинский, чернявый и носатый, как старый грач, сидя за лекторским столом, собирал в портфель бумаги и слайды.
- Здравствуйте, Давид Арсеньевич! - поприветствовала его Маша.
Он вскинул голову, посмотрел на вошедших и картаво проговорил:
- И вам того же. С кем имею честь?
- Меня зовут Мария Александровна Любимова. Я - майор уголовного розыска.
- Вот как? - Милетинский иронично хмыкнул. - И что я натворил?
- Надеюсь, что ничего. Я пришла к вам за помощью.
- Хотите, чтобы я повесил на себя какое-нибудь дело, чтобы улучшить статистику по
«глухарям»?
Мария слегка опешила.
- Откуда такая прекрасная осведомленность о методах нашей работы?
- Кино люблю смотреть.
- Кино - плод воображения сценаристов и режиссера.
- Вот как? Ну хорошо, верю. Итак, вот он я, перед вами. Подсаживайтесь и излагайте!
Маша и Глеб уселись за переднюю парту.
- Давид Арсеньевич, вы - один из лучших знатоков мировой мифологии в нашей стране, - начала Любимова.
Милетинский одобрительно кивнул.
- Начало разговора мне нравится, - сказал он. - Надеюсь, продолжение будет не хуже.
- Мы столкнулись с убийцей, который действует очень нестандартно.
- И как именно?
- Перед тем как убить жертву, он вырезает у нее из тела фрагмент какой-нибудь кости, потом пишет на нем маркером послание и отправляет…
- Кому?
- Он выбрал в качестве адресата меня, - сказал Глеб.
Милетинский перевел взгляд на Глеба Корсака и близоруко прищурился:
- Вы тоже работаете в уголовном розыске?
- Нет. У меня работа мирная и противная.
- Травите клопов?
- Скорей, они меня. За то, что ворошу грязное белье. Я журналист. Зовут меня Глеб.
- Глеб. Отличное имя. В детстве у меня был черепашонок с таким именем. Он упал с балкона, и его переехала машина.
Корсак хмыкнул:
- Всегда догадывался, что с моим именем что-то не так.
- И вы не ошиблись. Имя определяет судьбу человека, так как за каждым именем тянется длиннющий шлейф контекста. Но не буду забивать вам голову этой чепухой. Итак, убийца вырезает людям кости.
- Да.
- И посылает их вам.
- Совершенно верно.
Милетинский задумчиво нахмурился.
- Гм… Очень интересно. А что он пишет на костях?
- На первом фрагменте он написал «se». На втором «da». Мы предполагаем, что это первые два слога слова «sedation».
- Успокоение. Гм… Задачка интересная. В большинстве культур скелеты воспринимаются как символы смерти, так как кости сохраняются дольше мягких тканей и при благоприятных условиях не разрушаются на протяжении сотен лет. На картинах Страшного суда часто изображаются поднимающиеся из своих могил скелеты, которые и в алхимическом мире символов обещают возрождение и обновление изменяющейся материи. Так сказать, materia prima! Некоторые народы, в которых существует культ шаманов, уверены, что душа человека находится в его костях, и поэтому можно надеяться на воскрешение существ из их костей.
Поняв, что Милетинский сел на своего любимого конька и что лекция может затянуться надолго, Маша решила направить диалог в нужное русло.
- Давид Арсеньевич, мы считаем, что все это может быть связано с культурой Древнего Китая, - сказала она. - Как по-вашему, тут может прослеживаться какая-то связь?
- Послание, написанное на костях?.. Да, такая связь есть. Давайте-ка, молодые люди, я расскажу вам одну историю. В тысяча восемьсот девяносто девятом году некий китаец по имени Ван Ижун, главный секретарь императорской Академии наук, заболел малярией. Среди снадобий, прописанных ему врачами, были так называемые «кости дракона», которые полагалось принимать в истолченном виде. И однажды Ван Ижун увидел на еще не истолченных «костях дракона» таинственные знаки, напоминавшие иероглифы. Чрезвычайно заинтригованный этим открытием, Ван Ижун начал собирать у всех аптекарей «кости дракона» с надписями. Изучая их, он заметил, что некоторые знаки напоминают иероглифы «гадать», «счастливое предзнаменование» и тому подобное. И тогда он подумал: а не являются ли «кости дракона» древними гадательными костями?
Чтобы не утомлять вас долгим рассказом, скажу, что гипотеза Ван Ижуна оказалась верной. Иероглифы удалось расшифровать. Древние китайцы обращались за помощью к духам и узнавали их волю, гадая при помощи костей и черепашьих панцирей. Эти кости, часто находимые на местах древних поселений и могильников, крестьяне принимали за «кости дракона», которые, по понятиям традиционной китайской медицины, обладали целебной силой. «Кости дракона» охотно покупали аптеки, торговавшие различными снадобьями.
Надписи на костях чрезвычайно разнообразны. Трудно даже приблизительно перечислить темы, которых они касаются. В них люди извещали духов о своих делах, рассчитывая на поддержку бесплотных покровителей.
- То есть… с помощью костей люди посылали весточки духам?
Милетинский кивнул:
- Да. Своего рода «костяной телеграф»! - Он засмеялся и продолжил собирать в портфель бумаги.
Глеб и Маша переглянулись. Прогулка оказалась не напрасной. Они услышали даже больше, чем ожидали.
* * *
- Подытожим, - сказал Глеб на улице. - У нас имеются кости с посланиями. В древнекитайской традиции кости использовались для общения с духами. Это первый момент. В нашем случае мы имеем дело с духом мщения. Конкретнее - с духом, в которого превратилась Эльза Багирова после того, как покончила с собой. Это второй момент. Думаю, из сказанного следует, что девушек убивает не сам «мстительный дух», а некто, взявший на себя обязанность расквитаться с обидчиками погибшей девушки.
- Это похоже на правду, - сказала Мария. - Кто-то убивает обидчиц Эльзы Багировой, а потом извещает ее о том, что работа сделана. Причем делает это с помощью костей самих обидчиц.
- Тем самым совмещая полезное с приятным. Добавьте к этому ваш рассказ о том, что дух мщения часто является на землю в виде собаки. А на телах Ирины Романенко и Татьяны Костриковой обнаружены раны от собачьих клыков. Выходит, что собака-призрак сопровождает убийцу в его рейдах мщения.
- Да. Или он думает, что сопровождает.
Мария и Глеб пристально посмотрели друг на друга.
- Если это так, - сказал Глеб, - то этот парень настоящий сумасшедший. И на вашем месте я бы как можно скорее посадил его в клетку.
- Намекаете на Виктора Багирова? У нас нет против него никаких улик.
- А у него нет алиби.
- За Багировым установлено наружное наблюдение. Думаю, на данном этапе этого будет достаточно.
- Вам виднее, вы - полицейский.
Из сумки Марии донесся нарастающий писк.
- Что это? - спросил Глеб.
Маша вздохнула:
- Будильник. Мне пора ехать за сыном.
- Куда?
- В танцевальный кружок. Мы с бывшим мужем забираем его по очереди. Сегодня моя очередь.
- Хотите, я съезжу с вами?
Маша посмотрела на Глеба - прямо в его золотисто-карие, мягкие и задумчивые глаза - и тихо произнесла:
- Хочу. Только сначала позвоню своим коллегам.
Маша позвонила в офис, ожидая, что трубку возьмет Волохов, но отозвался Стас Данилов. Толю Волохова Старик отправил отсыпаться перед очередным ночным дежурством у дома депутата Логинова. Мария вкратце рассказала Стасу о визите к Милетинскому и попыталась пересказать китайский миф о костях дракона.
- Еще в прошлом веке люди в Китае лечились от разных болезней истолченными костями.
- Чьими костями? - не понял Данилов.
- Китайцы были уверены, что это кости дракона. Эти кости они выкапывали из земли. И их было очень много.
- Кого? Китайцев?
- Костей.
- А камни они не пробовали толочь? Дешевле бы обошлось.
- Не перебивай, я рассказываю. Итак, китайцы толкли кости и лечились ими от разных болезней. А в конце девятнадцатого века один умный китаец обратил внимание на то, что на костях этих проглядывают иероглифы. Он стал скупать «кости дракона» и исследовать их. Не буду тебя долго грузить и перейду прямо к сути. Древние китайцы писали на костях послания духам умерших людей. Извещали их о своих делах, просили о помощи и так далее.
- Ага, - раздумчиво сказал Данилов. - Кажется, понимаю. Намекаешь на то, что наш маньяк тоже пишет на костях послания?
- Возможно.
- Но кому?
- Тому, кто умер. И кто хочет быть отмщенным.
- Интересное кино. Ты его Жуку и Волохову уже прокручивала?
- Нет. Ты первый.
- Ну, хоть в чем-то я у тебя первый.
- Стас!
- Шутка. Ну что ж, Мария, по-моему, все, что ты говоришь, очень разумно. Я так понимаю, наш убийца мстит за кого-то, а потом пишет на костях что-то вроде отчета о проделанной работе.
- Верно. Передай все, что я тебе сказала, ребятам. И Старику тоже. И скажи, чтобы ни в коем случае не снимал наружное наблюдение за Багировым.
- Багиров у нас под колпаком. Если попробует что-нибудь выкинуть - мы его тут же прищучим. А эту девочку, Алену Логинову, охраняет целый взвод профессионально обученных церберов. Думаю, в ближайшее время никаких неприятных сюрпризов у нас не будет.
- Твоими бы устами мед пить.
- Мои уста годятся и на большее, - заверил ее Стас. - Когда покажешь мне документ о разводе, я тебе расскажу подробнее.
- Дурак, - сказала Маша. - И пошляк к тому же. Кстати, у меня к тебе еще одна просьба.
- Валяй, излагай.
- Стас, мы совсем упустили из виду одну вещь.
- Какую?
- Парни, которые изнасиловали Эльзу Багирову, - они ведь виноваты не меньше Романенко и Костриковой.
- По здравом размышлении, даже больше.
- Попробуй разузнать, кто они и где сейчас находятся. Было бы разумно с ними поговорить.
- А если я скажу тебе, что занят?
- Ты только что передал следователю дело о поджигателях машин, а это была твоя главная обуза последней недели. Так что не вытрепывайся и делай, что говорят.
- И что же вы за люди такие, а? - горестно проговорил Данилов. - Даже вздохнуть свободно не даете. Ладно, найду твоих насильников.
- Они не мои.
- Хорошо, найду не твоих насильников. Как только что-нибудь разузнаю - отзвонюсь.
- Спасибо. Жду.
Мария отключила связь.
4
Пока Маша беседовала с преподавательницей танцев, а вернее - выслушивала ее упреки и замечания, Глеб беседовал с Митькой.
- Значит, ты занимаешься танцами? - неопределенно проговорил он, вставляя в губы сигарету.
- Уже нет, - хмуро ответил мальчик.
- Чего так?
- Танцы - глупое занятие.
Глеб усмехнулся и покачал головой:
- Я бы так не сказал. На свете множество глупых занятий, но танцы явно к ним не относятся. Скажи-ка мне, звери умеют танцевать? Я имею в виду не позорное прыгание на задних лапах вокруг куска сахара, а настоящие танцы. Так умеют или нет?
Митя подумал и ответил:
- Нет.
- А человек?
- Да.
- Значит, танцы - это то, что отличает человека от животных, верно?
Митя снова подумал и сказал:
- Пожалуй.
- А ты не думал, что, возможно, люди родились для того, чтобы танцевать? Просто они об этом не знают. Они уверены, что лучшее в мире занятие - это взять пистолет и убить кого-нибудь, а потом забрать его деньги, чтобы кто-то другой убил из-за них тебя самого.
Мальчик задумался. А Глеб закурил и сказал:
- Люди должны танцевать, дружище. Они должны петь песни, сочинять стихи, любить друг друга. В этом и состоит наше предназначение. И не слушай кретинов, которые говорят, что танцы - не мужское занятие. Это они говорят из зависти.
Митя посмотрел на Глеба снизу вверх и подозрительно прищурился.
- Вы правда так думаете?
- Конечно. Я и сам обожаю танцевать. Как-нибудь я покажу тебе парочку своих коронных движений. Но только в том случае, если ты пообещаешь не смеяться.
Митя улыбнулся:
- Я обещаю.
Глеб кивнул:
- Значит, договорились.
Когда десять минут спустя они втроем шагали к машине Глеба, Митя посмотрел на Машу и сказал:
- Мам, я поеду на конкурс.
Маша удивленно взглянула на сына.
- Почему ты передумал?
- Потому что звери не умеют танцевать, а я - умею.
- Резонный довод, - улыбнулась Мария. - И кто тебя надоумил?
- Дядя Глеб. И еще он пообещал, что станцует для меня.
Мария глянула на Корсака и насмешливо произнесла:
- Хотела бы я на это посмотреть!
- Напрасно смеетесь, - заметил, дымя сигаретой, Глеб. - Я отличный танцор.
- И когда вы в последний раз танцевали?
Он выпустил изо рта облачко дыма и важно заявил:
- Это не имеет значения. Над настоящим талантом годы не властны.
Они посмотрели друг на друга и прыснули от смеха.
5
Глеб довез своих пассажиров до дома Митиной бабушки и даже довел их до подъезда, а сам вернулся к машине и закурил. Он размышлял о странных перипетиях судьбы, которая вначале присылает тебе завернутые в бумагу кости, а потом знакомит с самой очаровательной женщиной на свете. И, кажется, даже дает тебе шанс…
- Эй, друг! - окликнул Глеба незнакомый голос. - Угостишь сигареткой?
Глеб обернулся, и в тот же миг крепкий кулак врезался ему в лицо. Корсак рухнул на асфальт. Высокий черноволосый парень с наката ударил его ногой по ребрам. Затем присел рядом с Глебом на корточки и сказал:
- Чтобы я тебя больше не видел рядом с этой женщиной. Понял меня?
Глеб сплюнул кровь и процедил:
- Да пошел ты…
Парень усмехнулся:
- Неправильный ответ.
Он коротко и хлестко ударил Глеба кулаком по лицу. Затем отчеканил:
- Повторяю: еще раз увижу тебя рядом с этой женщиной - убью. Скажи, что понял, или я снова тебя ударю.
Глеб посмотрел на здоровяка презрительным взглядом и небрежно проговорил:
- Пошел к черту, дурак.
Парень ударил снова. Затылок журналиста стукнулся об асфальт. В эту секунду из-за угла вышла Мария. Увидев распростертого на асфальте Глеба и сидящего рядом с ним дилера Макса, она вскрикнула и бросилась к ним. Макс повернул голову на крик и быстро поднялся на ноги.
Мария ринулась на дилера с кулаками.
- Какого черта ты творишь? - крикнула она гневно.
Макс молча попятился, глядя на Марию с хмурой угрюмостью. Она ударила его кулаком по груди. Потом - по лицу. Он не отошел и не покачнулся.
Мария взглянула на Макса ненавидящим взглядом и процедила сквозь зубы:
- Чтобы через секунду духа твоего здесь не было.
- Значит, вот так?
- Значит, вот так.
Он ухмыльнулся:
- Зря. Вы еще придете ко мне за дозой.
Потом развернулся и зашагал прочь, выбивая ботинками из луж брызги. Маша склонилась над Корсаком.
- Глеб! Вы живы?
- Да, - ответил Корсак. Приподнялся на локте, сплюнул кровь и добавил: - Но, кажется, не совсем цел.
* * *
- Ай!
- Терпите. - Мария сполоснула платок в миске с водой и принялась за вторую скулу Глеба.
Он лежал на диване, головой на трех маленьких подушках. Лицо его было почти очищено от крови, но выглядел Корсак все еще скверно.
- Знаете, в детстве я мечтала стать ветеринаром, - сказала Мария, обрабатывая его лицо.
- И теперь решили, что настало время осуществить свою мечту? - Глеб попытался улыбнуться, но губы его были разбиты, и он поморщился от боли. - У вас неплохо получается.
- С собакой или котом мне было бы легче, чем с вами, - иронично заметила Маша.
- Почему?
- Потому что они не болтают.
- С этим не поспоришь, - согласился Глеб.
Мария отложила тряпку и потянулась за коробкой с пластырем.
- Не понимаю… - сказала она, вынимая пластырь из коробки. - Как вы могли так поступить?
- О чем вы?
- Почему дали этому мальчишке себя избить?
- Ну, во-первых, он не спрашивал разрешения. А во-вторых… вы же видели, какой он здоровый!
Мария аккуратно наклеила пластырь на распухшую переносицу Глеба.
- Вы не похожи на тех, с кем легко справиться.
Корсак хмыкнул.
- Я был бы рад показать ему свой знаменитый хук правой, но парень застал меня врасплох.
Мария чуть отстранилась и оценивающе оглядела лицо Глеба.
- Ну? - спросил он тихо. - Как я выгляжу?
- Отлично! Хоть сейчас под венец!
- Если с вами - я готов.
Мария чуть прищурила свои темные глаза, отчего лицо ее стало насмешливым и строгим одновременно.
- Не шутите так, - сказала она. - Я ведь могу и согласиться.
Глеб снова не удержался от улыбки.
- Хорошая из нас с вами получилась бы пара, - сказал он весело. - На улице меня калечат - дома вы меня лечите. Гармоничный брак.
- Я бы не дала вас в обиду, - с улыбкой заверила его Маша.
- Правда?
- Конечно. У меня есть огромный табельный пистолет.
- И вы умеете им пользоваться?
- А чего там уметь - берешь пистолет за ствол и бьешь противника рукояткой по голове. Как видите, все просто.
Маша хотела поправить пластырь, но Глеб поймал ее руку и поднес к губам.
- Не надо. - Мария мягко высвободила руку из его пальцев.
- Почему? - спросил Глеб.
- Это не приведет ни к чему хорошему.
Корсак приподнял бровь:
- Боитесь, что влюбитесь в меня?
- Может быть.
- Гм… А вы правы. Я бы не хотел, чтобы наши отношения превратились в скоропалительный, ни к чему не обязывающий роман.
- А у нас с вами есть отношения? - осведомилась Маша.
- Конечно. Вы спасли мне жизнь. Значит, теперь вы несете за меня полную ответственность. В каком-то смысле слова, вы теперь обязаны приглядывать за мной.
- Знала бы, что этим кончится, оставила бы вас истекать кровью на асфальте. Кстати, можете подниматься и идти домой.
Глеб сделал вид, что хочет встать с дивана, но скривился и снова опустил голову на подушку.
- Не могу, - жалобно произнес он.
Мария вскинула бровь:
- Почему?
- Кажется, у меня сломаны ребра.
- С вашими ребрами все в порядке.
- Правда? Но у меня и с ногой что-то не так. Должно быть, я подвернул ее, когда падал.
Мария пристально посмотрела журналисту в глаза.
- Не хотите уходить?
Он мотнул головой:
- Нет.
- Но вам все равно придется это сделать.
- Знаю. - Глеб шутливо поморщился. - И эта мысль приводит меня в ужас. Лучше скажите мне, Маша, у вас есть что-нибудь выпить?
- Выпить? - Взгляд Марии снова повеселел. - С вашими-то разбитыми губами?
- Я могу пить через трубочку, - заявил Глеб.
Мария засмеялась.
- Ну вы и проныра! Что ж, идея хорошая. Мне тоже надо снять стресс.
Она поднялась со стула и подошла к серванту, за стеклянной дверцей которого стояло несколько бутылок с разноцветными этикетками.
Вскоре Маша вернулась и поставила на журнальный столик два бокала и бутылку португальского портвейна.
- А трубочку? - напомнил Глеб.
- Ах, простите, забыла.
Мария, посмеиваясь, зашагала на кухню.
- Ничего смешного! - крикнул ей вслед Глеб.
Он сел на диване, взял бутылку и глянул на этикетку. Пожал плечами и констатировал:
- Не самый плохой вариант.
Вернулась Мария не только с трубочкой-соломинкой, но и с тарелкой, на которой лежали пластинки копченого мяса и горсть оливок.
- Решила, что так будет вкуснее, - прокомментировала она, пристроив тарелку рядом с бутылкой.
Глеб наполнил бокалы.
- Знаете, что сказал о портвейне поэт Сэмюэль Джонсон? «Красное вино - напиток для мальчишек, портвейн - напиток для мужчин».
Они выпили по глотку.
- Ну? - снова заговорил Корсак. - Вы мне расскажете про этого драчуна?
- Зачем?
- Вдруг он снова преградит мне путь. Информирован - значит, вооружен!
- Он драгдилер, - сказала Маша. - Проходил у меня по одному делу свидетелем.
Мария замолчала и снова поднесла бокал к губам. Глеб выждал немного, потом уточнил:
- И все?
- И все.
- И что же его заставило броситься на меня?
Она пожала плечами:
- Кто знает. Быть может, он принял вас за конкурента.
- Неужели я похож на драгдилера?
Мария засмеялась.
- Сейчас вы больше похожи на боксерскую грушу, над которой поработал Николай Валуев.
Глеб поставил бокал на стол, нагнулся к Марии и хотел поцеловать ее, но она отстранилась.
- Почему? - недоуменно спросил он.
- Не хочу ничего испортить.
- А с чего вы решили, что все испортится?
- А разве нет?
- В любом случае, я уверен, что рискнуть нам стоит.
- Правда?.. Что ж, может быть, вы и правы.
Она приблизила свое лицо к Глебу и нежно поцеловала его в израненные губы.
Глава 9
1
Дождь за окном превратился в настоящий ливень. Дождевые струи хлестали по оконному стеклу, отбивали дробь по жестяному подоконнику. Снаружи бушевала стихия, но шум дождя, как всегда, действовал умиротворяюще.
Он сидел в кресле, вытянув перед собой ноги и запрокинув голову назад, и слушал дождь. В шуме дождя ему слышался невнятный шепот, и в этом не было ничего странного. Ведь ОНИ только так и могут говорить с живыми - в шуме дождя, звоне падающей воды, шелесте листвы, скрипе половиц… И порою голоса их звучат более внятно, чем весь этот живой, многоголосый, отвратительный шум, который преследует человека с рождения до смерти.
Человек в кресле пошевелился. Открыл глаза и посмотрел на окно, подсвеченное уличным фонарем. На миг ему показалось, что капли, усеявшие стекло, складываются в буквы и слова.
Он встал с кресла и подошел к окну. Там, за окном, кто-то был. Кто-то стоял во мраке, заглядывая в окно. Неясный силуэт, который был чуть светлее окружающей его ночной тьмы. Глядя на этот силуэт и стараясь не потерять его во мраке, он приник к холодному стеклу - прижался лбом, положил на него ладонь, чувствуя кончиками пальцев живительный, бодрящий холод.
Сегодня тьма была снова не страшна. Совсем не так, как вчера… И не так, как будет завтра.
Завтра тьма снова станет зловещей и страшной. Она войдет в него, сделает его своей частью, поглотит его и обезличит. И поэтому он боялся кромешной тьмы. Так сильно, что никогда не гасил свет полностью.
Свет… Его не могло быть много или мало. Достаточно было полоски света под дверью. Но стоило свету исчезнуть, стоило тьме вытеснить из своей страшной утробы последний блик, как тьма эта мгновенно наполнялась чудовищами.
Шорохи, чудящиеся ему по ночам, были зловещими и угрожающими. Иногда, просыпаясь по ночам, он отчетливо слышал их, и тогда его кровь холодела в венах, а сердце цепенело в груди. И в этих шорохах, доносящихся из темноты, ему чудился шепот чудовищ, которые все ближе подступали к его кровати, обещая лишить его жизнь всяческого смысла и превратить ее в кошмар разочарований и несбывшихся надежд. И тогда он молил об одном - о том, чтобы этот шепот утих и чтобы чудовища, таящиеся во тьме, оставили, наконец, его в покое.
Но сегодня этого не будет. Сегодня тьма дружелюбна, потому что во тьме этой он видит силуэт, который светлее окружающего мрака - светлее и сильнее.
Но пора действовать. Пора выполнить обещанное.
Сегодня все будет сложнее, чем обычно. Они наблюдают, они следят, они думают, что окажутся хитрее его. Но это не так.
Он отпрянул от стекла, повернулся и зашагал к вешалке. Надел куртку, снял с крючка собачий поводок и связку ключей. Планшетный компьютер, купленный несколько дней назад, лежал в машине.
2
За окнами лил дождь, но живой огонь, полыхающий в кабинетном камине, давал достаточно тепла, чтобы согреть даже в самую лютую стужу. Депутат Логинов сидел в кресле, закинув ноги на пуф, и задумчиво смотрел на объятые пламенем березовые поленья. Он был одет в мягкий серебристый халат и домашние льняные брюки. Прядь не по возрасту седых волос выбилась из «мраморной» прически и упала Логинову на лоб, придав ему «вполне человеческий», как сказала бы когда-то его жена, вид. В длинных пальцах Александра Васильевича поблескивал, преломляя отблески огня, бокал с коньяком.
В дверь кабинета постучали.
- Да! - громко сказал Логинов, чувствуя досаду из-за того, что кто-то нарушит столь приятное его душе одиночество.
В кабинет вошла Алена.
- Пап… - робко окликнула она. - Можно с тобой поговорить?
Логинов скосил глаза на дочь.
- Что тебе нужно? - холодно спросил он.
- Я хотела спросить… - Голос дочери чуть окреп, и это было неприятным признаком. - Я хотела узнать, долго мне еще тут сидеть?
- Столько, сколько я посчитаю нужным, - сказал Логинов и снова повернулся к камину.
Алена некоторое время мялась возле двери, а затем сказала, и голос ее дрогнул от гнева и волнения:
- Это нечестно. Не обязательно держать меня под замком, папа! Ты можешь просто приставить ко мне охрану!
Александр Васильевич не ответил. Он поднес бокал к губам и пригубил коньяка.
- Я устала, - сказала Алена. - Я больше так не могу.
- Не можешь? - Логинов холодно усмехнулся. - Нужно уметь отвечать за свои поступки. То, что сейчас происходит, - это прямое следствие твоих «шалостей».
- Моих?
- Твоих. И «шалостей» твоих чокнутых, распутных подруг.
Логинов не видел лица дочери, но знал, что в этот миг оно побледнело.
- Папа, я знаю, что виновата, - сказала она дрожащим голосом. - И я уже достаточно себя наказала.
Он презрительно дернул уголком губ:
- Наказала? Дура. Что ты можешь знать о наказании?
- Побольше, чем ты! - гневно выкрикнула Алена. - Думаешь, я не знаю, кто ты такой?
Александр Васильевич медленно, убийственно медленно, повернул голову и посмотрел на дочь холодными, прозрачными глазами.
- Что ты сказала?
- Что слышал! Думаешь, я не знаю, почему погибла мама? Я все знаю!
- И что же ты знаешь?
- Я была маленькая, но я была не дура! Я видела, как ты на нее орал в тот вечер! Видела, как она собирала вещи! Я помню, что ты крикнул ей вслед!
Некоторое время Логинов молчал, потом усмехнулся и презрительно обронил:
- Дура. Ничего ты не знаешь.
- Это твой холуй Пак перерезал у машины тормозной шланг, - сказала Алена дрожащим, осипшим от волнения голосом. - Но приказал ему ты. Ты приказал убить маму, я это знаю! Так что не надо мне говорить про наказание! И не надо напоминать мне о моих
«шалостях»! Моя вина только в том, что я твоя дочь!
Александр Васильевич поморщился. Звук голоса дочери досаждал ему, а глупости, которые она несла, его утомляли.
- Я устал от твоего бреда, - сухо проговорил Логинов. - Отправляйся к себе.
Алена сжала кулаки.
- Я ненавижу тебя! - выкрикнула она. - Ненавижу этот дом! Ненавижу все, что с тобой связано!
- Правда? - На этот раз усмешка Александра Васильевича была снисходительной. - А что ты вообще любишь? Себя? Своих похотливых подружек, с которыми ты так весело проводишь время? Ты - гнилое семя. Похотливая извращенка - такая же, как твоя покойная мать.
Лицо Алены дрогнуло, глаза наполнились слезами.
- Ты… не можешь держать меня здесь против моей воли.
Логинов вздохнул.
- Отправляйся к себе, - устало сказал он.
- Нет!
И тогда он снова посмотрел на нее - таким холодным, змеиным, завораживающим взглядом, что Алена не выдержала, отвела глаза и сникла, присмирела.
- Иди к себе и посмотри какой-нибудь фильм, - сказал Логинов.
- Меня уже тошнит от фильмов, - прошелестела в ответ Алена. Она подняла на него покорный взгляд и робко добавила: - Скажи, чтобы мне снова включили Интернет.
Пару секунд Логинов размышлял, затем кивнул и сказал:
- Хорошо. Я распоряжусь, чтобы его включили.
- Спасибо.
Алена повернулась и вышла из кабинета.
Вскоре Логинов снова чувствовал себя спокойно и умиротворенно. Он давно привык к вспышкам гнева дочери. И обвинения ее он выслушивал не впервые. Он видел в ней полное отражение своей покойной жены - со всеми ее недостатками, некоторые из которых были по-настоящему омерзительны. Что ж… двадцать пять лет назад его угораздило жениться на лесбиянке. Но это не самое худшее, что могло случиться с ним в жизни. В конце концов, это даже не страшно, это просто смешно. И, конечно, за это не убивают. За это просто выгоняют из дома.
Александр Васильевич допил коньяк и потянулся за бутылкой, чтобы налить себе новую порцию.
* * *
Алена сидела перед монитором, но все еще не могла ничего делать. Пальцы до сих пор дрожали так сильно, что она не могла совладать с компьютерной мышью.
Почему она должна страдать? Она ничего не сделала. Она пыталась остановить их, да, пыталась. Господи, да у нее даже не было парня - никогда! Она говорила этим дурам, что все закончится бедой. Она пыталась позвонить в милицию, и не ее вина, что эти дуры отняли у нее телефон.
Господи, ну почему все это случилось с ней? Все, что она хотела, - это заиметь подруг. Настоящих подруг, с которыми можно поболтать, посмотреть вместе кино, походить по магазинам, обменяться шмотками… Неужели она просила о многом?
Алена вспомнила гневное лицо Иры Романенко, когда она заикнулась о том, что Эльзу нужно отпустить.
- Хочешь, чтобы наши мальчики и тебя пустили по кругу, чертова лесбиянка? Тебе это будет приятно, да?
А потом Ира ударила ее. Наотмашь, по лицу, всей ладонью. Удар был похож на ожог.
…Алена заплакала тогда и заплакала сейчас.
«Нужно не думать об этом, - сказала она себе. - Нужно забыть!»
Алена вытащила из упаковки «Клинекс» салфетку и вытерла глаза. Потом высморкалась в ту же салфетку, смяла ее и бросила в мусорную корзину.
- Нужно забыть, - сказала она вслух.
Голос прозвучал более-менее твердо, и это помогло Алене успокоиться. Она положила пальцы на клавиатуру - они больше не дрожали.
…Вот и нужная страница. Интернет-форум для таких же заблудших душ, как Алена. Главное, чтобы ее новая подруга была в Сети.
Есть!
Sapfira85!
«Какое счастье, что ты на месте!» - радостно подумала Алена.
И пальцы ее резво забегали по клавиатуре.
ПРИВЕТ, САПФИРА!
ПРИВЕТ, АРВЕН!
ОН РАЗРЕШИЛ МНЕ ПОДКЛЮЧИТЬ ИНТЕРНЕТ! ТЕПЕРЬ МЫ СНОВА СМОЖЕМ ОБЩАТЬСЯ!
ОН НЕ ИМЕЕТ ПРАВА ДЕРЖАТЬ ТЕБЯ НАСИЛЬНО
ДА. НО МОЙ ПАПА ДЕЛАЕТ ВСЕ, ЧТО ЗАХОЧЕТ
РАЗВЕ ТЫ НЕ МОЖЕШЬ СБЕЖАТЬ?
Я БЫ РАДА. НО НАШ ДОМ ОХРАНЯЕТСЯ
Пауза. А затем:
Я ЗНАЮ, КАК ТЕБЕ ВЫБРАТЬСЯ
КАК?
ТЫ РАССКАЗЫВАЛА, ЧТО В КАБИНЕТЕ ТВОЕГО ОТЦА ЕСТЬ ТАЙНЫЙ ХОД, КОТОРЫЙ ВЕДЕТ НАРУЖУ
ДА. НО ПАПА НЕ ПОДПУСТИТ МЕНЯ К НЕМУ
И снова пауза. Алена нетерпеливо ждала ответа. И он последовал:
ТЫ МОЖЕШЬ ВЫБРАТЬСЯ, КОГДА ОН БУДЕТ СПАТЬ
ОН НЕ СПИТ. У НЕГО БЕССОННИЦА, И ОН ПОСТОЯННО ТОРЧИТ В КАБИНЕТЕ
ОН ПЬЕТ СНОТВОРНОЕ?
ДА. ИНОГДА
ТЫ ЗНАЕШЬ, ГДЕ ОНО ЛЕЖИТ?
ДА. В АПТЕЧКЕ
ПОЧЕМУ НЕ СДЕЛАТЬ ТАК, ЧТОБЫ ОН СПАЛ КРЕПЧЕ, ЧЕМ ВСЕГДА? СДЕЛАЙ ЕМУ ЧАЙ И РАСТВОРИ В НЕМ НЕСКОЛЬКО ТАБЛЕТОК. А КОГДА ОН УСНЕТ, ПРОБИРАЙСЯ К ТАЙНОМУ ХОДУ
Алена помедлила несколько секунд в нерешительности, а затем отстучала:
И ЧТО БУДЕТ ПОТОМ?
Я ВСТРЕЧУ ТЕБЯ! ТАМ, ГДЕ ТЫ СКАЖЕШЬ!
Алена улыбнулась. Она снова чувствовала приятное волнение и сладкую истому внизу живота - ощущение, о котором она, кажется, давно уже забыла.
МЫ НИКОГДА НЕ ВИДЕЛИСЬ ВЖИВУЮ
ЗНАЧИТ, ЭТО БУДЕТ НАША ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА
Я НЕМНОГО БОЮСЬ
ПОНИМАЮ. НО ЛУЧШЕ ЖАЛЕТЬ О ТОМ, ЧТО СДЕЛАНО, ЧЕМ О ТОМ, ЧТО НЕ СДЕЛАНО
Алена кивнула. Да! Боже, как это верно! Как это правильно!
ТЫ ПРАВА. Я ПОПРОБУЮ НАЙТИ СНОТВОРНОЕ
* * *
Толя Волохов делал все, чтобы не уснуть, - пил кофе, слушал радио, протирал глаза холодной водой из бутылки со льдом, которую прихватил из дома. И все же на третьем часу дежурства он задремал. Ненадолго, всего на несколько секунд, но и этих десяти секунд хватило, чтобы пропустить самое важное. По крайней мере, это было первое ощущение, которое испытал Толя, когда открыл глаза и увидел белую собаку в нескольких метрах от своей «девятки».
Ему понадобилось мгновение, чтобы открыть дверцу и выскочить из салона. Еще мгновение - и в руках Волохова появился пистолет. Собака ринулась на Толю. Он нажал на спуск. Громыхнул выстрел. Пуля ушла мимо, пес прыгнул и вцепился Волохову в правое запястье.
- Чтоб тебя… - проревел Волохов, переложил пистолет в правую руку и с размаху обрушил его рукоять псу на голову.
Потом он ударил еще раз. И еще. Тварь разжала клыки, повернулась и бросилась к лесу. Толя, не обращая внимания на боль в раненом запястье, несколько раз выстрелил ей вслед. Одна из пуль достигла своей цели, пес перекувыркнулся в воздухе и шмякнулся на траву, но тут же снова вскочил на ноги и скрылся за черной стеной деревьев и кустарников.
А к Волохову уже бежали охранники.
- Поднимайте тревогу! - громогласно крикнул им Толя. - И проверьте, на месте ли девчонка!
3
За тем, что происходило на экране телевизора, внимательно следили все сотрудники отдела.
Репортажи о похищении дочери депутата Логинова шли по всем каналам. В этих репортажах неизбежно показывали особняк Логинова, мигалки полицейской патрульной машины, чьи-то мечущиеся по экрану силуэты… Репортеры говорили что-то маловразумительное. Когда на телевизионном экране появилось лицо полковника Жука, Стас Данилов отпустил в его адрес миролюбивую шутку, но смеха она не вызвала.
Старик отвечал на вопросы журналистов скупо, часто односложно. Да, следствие по факту похищения дочери Логинова идет. Но сообщать что-то конкретное пока рано.
На смену ему пришел сам депутат Логинов.
- А теперь я обращаюсь к человеку, который похитил мою дочь, - сказал Логинов, пристально глядя в видеокамеру. - Если моя дочь останется жива и здорова, я сделаю все, чтобы облегчить вашу участь.
- Ну да, сделает он, - хмуро проговорил желчный, невыспавшийся Волохов.
- Моя дочь в ваших руках, - продолжил Логинов на экране телевизора. - Но прошу вас: не теряйте контроля. Ее жизнь теперь зависит от вас, но не забывайте, что и ваша собственная жизнь висит на волоске. Вы оба можете остаться живы и здоровы. Все в ваших силах. Решайте, что для вас важнее - проявить милосердие и спасти тем самым себя самого или пойти на поводу у низменных инстинктов, сделать глупость и погибнуть из-за этой глупости. Возможно, у вас есть проблемы. Если это так, то я помогу вам решить их. Если вас кто-то чем-то обидел, мы разберемся и с этим. Обещаю вам как депутат Государственной думы.
Лицо Логинова исчезло с экрана, сменившись любительским фильмом: годовалая Алена пытается ходить, уцепившись за руку отца. Вот она подросток - участвует в школьном спектакле.
Волохов заерзал в кресле, да так, что оно угрожающе затрещало.
- Как трогательно, - проворчал он. - И как приятно махать кулаками после драки.
- Успокойся, Толь, - осадила его Маша. - Он поступил так, как считал нужным. В наше время богатые люди не доверяют полиции. И некоторые считают, что они правильно делают.
И снова крупным планом - депутат Логинов:
- Если вам нужна моя помощь, вы можете на нее рассчитывать. Вы можете позвонить мне в любое время дня и ночи. Мою дочь зовут Алена. Пожалуйста, докажите нам, что вы сильный и волевой человек. Усмирите свои темные желания и отпустите мою дочь.
Репортаж, посвященный похищению Алены Логиновой, закончился, и Стас Данилов отключил у телевизора звук.
- Может, он и дурак, но сейчас поступает правильно, - сказал Стас. - Как он стоял перед камерой, а? Воплощенная власть. Этакий всемогущий папаша, который может разрулить любую проблему. Только обратись. И эти кадры с маленькой Аленой… Даже у меня сердце дрогнуло. Думаете, его проконсультировал Старик?
- Скорей всего, - сказала Маша.
Ей припомнились похожие кадры из фильма «Молчание ягнят». Убитая горем жена сенатора, дочку которой похитили. Рассуждения о том, что для маньяка важно деперсонализировать жертву, взглянуть на нее просто как на предмет, прежде чем начать ее мучить.
Показав на экране телевизора маленькую Алену, назвав ее имя, Логинов пытался противостоять этому, заставить убийцу посмотреть на Алену как на живого человека, имеющего душу и умеющего страдать.
- Ты как себя чувствуешь? - спросил вдруг Данилов, вглядываясь в лицо Маши.
- Нормально. Только… - Она подняла руку ко лбу и, словно извиняясь, добавила: - Я сегодня забыла позавтракать.
- С этой бедой мы справимся, - уверенно сказал Стас. - Пошли в кофейню, угощу тебя пирожными и кофе.
- И мне принесите, - попросил Волохов.
- А тебе пора сесть на диету, мой упитанный друг. Иначе придется укреплять твое кресло болтами.
4
Алена Логинова открыла глаза, но тут же снова их зажмурила. Свет операционной лампы бил ей прямо в лицо, и теперь она чувствовала его даже сквозь сомкнутые веки. Он обжигал глаза, вызывал в них резь. Алена попробовала пошевелиться и застонала от боли. Ее руки и ноги были стянуты ремнями.
Несколько секунд Алена не понимала, что с ней происходит, а потом вспомнила, как кто-то ударил ее и как сквозь желтую пелену, застившую глаза, она увидела чье-то бледное лицо - за долю секунды до того, как погрузиться в беспамятство.
«Меня похитили!» - с ужасом осознала Алена.
Она вновь попыталась пошевелиться и тут же застонала от боли. Снова приоткрыла глаза - на этот раз совсем чуть-чуть, и этого хватило, чтобы разглядеть чей-то призрачный силуэт. Человек стоял за источником света, чуть в стороне от него. Стоял неподвижно и, по всей вероятности, разглядывал Алену.
Она разлепила спекшиеся губы и пробормотала:
- Кто вы?
Ответа не последовало. Вместо этого незнакомец спросил:
- Как ты себя чувствуешь?
Голос прозвучал глухо.
- Мне… плохо. - Алена облизнула сухие губы сухим языком. - Кто вы такой?
- Это не важно. Ты знаешь, почему ты здесь?
- Нет.
- Но ты понимаешь, что с тобой будет?
- Вы меня… убьете?
Незнакомец ничего не ответил, но Алена поняла, что он усмехнулся.
- Зачем вы это делаете? - спросила она голосом, полным слез.
- Ты помнишь Эльзу Багирову?
При этих словах Алена почувствовала дуновение холода, словно где-то беззвучно открыли окно.
Алена сглотнула слюну и скривилась от боли в пересохшей гортани.
- Я ее помню, - пробормотала она.
Силуэт за источником света пошевелился и будто бы слегка придвинулся, по крайней мере - он стал четче.
- Эльза была не такой, как вы. Ты слышишь меня, шлюха?
Алена почувствовала, что начинает задыхаться от охватившей ее паники, но сделала над собой чудовищное усилие и заставила себя немного успокоиться. Все еще можно исправить, внушала она себе. Кем бы ни был ее похититель, прежде всего он человек. А с человеком всегда можно договориться. Так говорил ее отец. Главное - не паниковать и постараться рассуждать здраво.
- Я не убивала Эльзу, - сказала она.
Собеседник покачал головой:
- Ошибаешься.
- Я не знала, что все так будет. Клянусь вам!
Алена вновь попыталась пошевелить руками и вдруг услышала угрожающее звериное рычание. Обмирая от ужаса, она скосила глаза влево и сквозь пелену слез разглядела очертания зверя. Это была белая собака. Мощная, рослая, по всей вероятности - бойцовской породы. На месте левого уха у пса багровело пятно засохшей крови. Морда и шея с левой стороны тоже были испачканы кровью.
- Слышишь? - обратился к Алене незнакомец. - Это голос мести!
Она с трудом отвела взгляд от страшной собаки, сощурилась от света и жалобно проговорила:
- Я не хотела, чтобы все так вышло… Я пыталась их остановить.
- Ты была рядом, когда ее насиловали.
- Я ничего не могла сделать… Господи, если бы можно было все исправить… - простонала Алена. Глаза ее, ослепленные ярким светом, слезились, она уже почти ничего не видела.
- Ты не можешь ничего исправить, - отчеканил незнакомец. - Но ты можешь ответить за то, что сделала.
И тут Алена услышала звук, от которого у нее перехватило дыхание. Это был легкий, быстрый скрежет железа о железо. В этом звуке было что-то фатальное и безысходное, словно это был негромкий голос смерти, которая прочищала горло перед тем, как заговорить в полную силу.
- Умоляю, простите меня! - хрипло крикнула Алена.
- Ты просишь прощения у меня?
- Эльза… - Голос Алены сорвался, и ей пришлось повторить имя той, чье лицо вот уже год преследовало ее в кошмарных снах. - Эльза умерла. Я не могу попросить у нее прощения.
- Ошибаешься. Она тебя слышит. И она тебя не прощает!
Снова зарычала собака. И вновь Алена почувствовала легкое касание холодного воздуха, будто над ней пронеслась призрачная, смертная тень. Алена услышала странный стук и не сразу поняла, что это стучали ее собственные зубы.
Алена снова закрыла глаза. Она вдруг ощутила внутри себя пустоту, безграничную, черную, в которой гулко билось ее сердце. Пустота захватила ее всю, и внезапно ей стало все равно - будет она жить или умрет. В смерти нет ничего страшного. Страшным может быть только ожидание смерти.
- Умоляю… сделайте это поскорее, - пробормотала Алена.
- На это не надейся, - отозвался спокойный голос. - Для тебя я приготовил кое-что особенное. Когда Эльза разбилась, осколки костей вонзились ей в мозг. Я позволю тебе испытать нечто подобное. С этой болью ты проживешь еще два дня.
При этих словах Алена почувствовала страшную, удушливую тоску, словно ее положили в гроб и заколотили крышку гвоздями.
- Ты будешь жить еще два дня, - повторил незнакомец. - Жить, испытывая ужас и боль.
- Пожалуйста… Пожалуйста…
- Тебе пора замолчать. Мне придется зашить тебе рот, но сперва я усыплю тебя. Ненадолго, всего на часок. Когда ты проснешься, мы приступим к делу.
Слезы покатились из ослепших глаз Алены по щекам, стекли на шею.
- Меня найдут! - крикнула она. - Меня уже ищут!
- Ищут, - согласился мучитель. - Но вряд ли найдут. Спокойной ночи.
Ледяная маска опустилась ей на лицо.
5
Логинов выглядел совершенно спокойным. Аккуратно уложенные седые волосы, строгое, даже суровое лицо, словно высеченное из белого мрамора. Губы плотно сжаты, в глазах - спокойствие и холод. Костюм… красивее и дороже Мария, наверно, не видала. И сидит на Логинове этот великолепный костюм так, как он может сидеть только на манекене с совершенными пропорциями.
«Настоящий человек с обложки», - подумала Любимова, разглядывая депутата.
И все же было в этом строгом мраморном лице что-то такое, что не давало забыть - перед Марией сидит убитый горем отец. Что-то в прищуре глаз, в манере поджимать губы, в повороте красивой, аристократичной головы… Словно человечность, заточенная в самых темных и глубоких уголках души, нашла лазейки, чтобы незаметно выбраться наружу и придать мраморной маске живые черты.
Логинов и Маша были в кабинете не одни. За спиной у главы депутатской комиссии стоял коренастый брюнет в темных брюках и черном кашемировом свитере. Его звали Вениамин Андреевич Пак, и он был личным помощником Логинова. Именно Пак встречал Машу у дома, и именно он привел ее в этот шикарный кабинет со стенами, обшитыми ореховыми панелями.
- Значит, Алена сбежала из дома, воспользовавшись тайным выходом, который ведет из вашего кабинета за границы владения, - сказала Маша в продолжение разговора. - Раньше она когда-нибудь пользовалась этим коридором?
Логинов покачал головой:
- Нет.
- Откуда же она знала о его существовании?
- Понятия не имею. Вероятно, я сам ей когда-то о нем рассказывал.
- Вы сказали, что Алена опоила вас снотворным. Как ей это удалось?
- Думаю, она раздавила таблетки и высыпала получившийся порошок в бутылку с коньяком.
Логинов достал из кармана пиджака шелковый носовой платок и высморкался.
- Прошу прощения, - проговорил он дрогнувшим голосом.
«Командор дал слабину», - подумала Маша. А вслух спросила:
- Вы, конечно же, знаете, что произошло год назад?
- Год назад произошло много разных вещей. О чем конкретно вы спрашиваете?
- Ваша дочь и две ее подруги…
- Вы про ту девочку, которая выбросилась из окна?
- Да.
- Алена рассказывала мне обо всем. - Логинов убрал платок в карман пиджака и посмотрел на Марию спокойным, холодноватым взглядом. - Я не из тех, кто закрывает глаза на шалости детей.
- Шалости?
- Может быть, я не совсем удачно выразился, но вы поняли, о чем я говорю. Моя дочь - хорошая девочка. Она бы никогда не решилась на подобную мерзость, если бы не ее подруги. Распущенные, жестокие… Совсем не такие, как моя дочь.
- И все-таки в тот вечер они были вместе.
- Да. - Логинов чуть прищурился, отчего выражение лица его стало еще более жестким. - Алена совершила ошибку. Но она уже поплатилась за это. После того как Эльза Багирова выбросилась из окна, моя дочь заболела. Она два месяца провела в психиатрической клинике. А когда вышла - заявила, что хочет стать монашкой. - Логинов усмехнулся. - Моя дочь - монашка. Можете себе такое представить?
- С трудом, - сказала Мария.
- Еще около месяца я держал Алену под домашним арестом - пока психологи вправляли ей мозги и помогали избавиться от чувства вины.
- И как? - спросила Мария. - Лечение помогло?
- Не совсем. Но попыток уйти в монастырь она больше не делала, и на этом спасибо.
Он сделал помощнику знак. Пак, как верный слуга, понимающий хозяина без слов, быстро прошел к холодильнику, достал оттуда бутылку воды «Перье», открыл ее, наполнил стакан и протянул его Логинову.
Александр Васильевич сделал несколько глотков, вернул стакан Паку, посмотрел на Машу и сказал:
- Кто-то мстит за смерть Эльзы Багировой, верно?
- Такую версию мы рассматриваем.
- Но если так… разве не следует искать этого подонка среди родных и близких Эльзы Багировой?
- Из родных у нее остался только старший брат. Но у него есть алиби.
Глаза Логинова недобро замерцали. Он резко подался вперед и прорычал:
- Выбейте из него признания! Узнайте, где он прячет мою дочь! Неужели это так сложно?
- У нас нет никаких доказательств того, что он причастен к этому делу, - сказала Маша.
Несколько секунд Логинов пристально смотрел ей в глаза, потом усмехнулся и снова откинулся на спинку кресла.
- Ну, разумеется. На секунду я позабыл, как работают наши доблестные органы правопорядка.
- Александр Васильевич, мы делаем все возможное, чтобы найти вашу дочь.
Некоторое время он молчал, глядя куда-то вниз и, по всей вероятности, о чем-то размышляя, затем приподнял тяжелые веки и сухо произнес:
- Делайте то, что должны. Я тоже сделаю то, что должен.
Оставшись один на один с Паком, Логинов потребовал:
- Докладывай.
Помощник встал перед хозяином навытяжку и сказал:
- Мои люди уже прочесывают Москву.
- Я не об этом. Ты нашел нужных парней?
- Да, Александр Васильевич. Я нашел тех, кто вам нужен. Через полчаса я с ними встречусь.
- Они надежные?
- Вполне.
- Они чисты?
- У одного есть судимость, но десятилетней давности. Второй чист.
- За что судимость?
- За кражу со взломом. Отсидел два года и вышел по амнистии. С тех пор ни одной оплошности, ни одного промаха.
- Хорошо. Проинструктируй их. И не вздумай упоминать мое имя.
- Конечно, Александр Васильевич. Разумеется. На какой аванс они могут рассчитывать?
- Двадцать пять процентов.
- А если будут настаивать на пятидесяти?
- Двадцать пять, - повторил Логинов.
- Хорошо.
Логинов поморщился. На душе у него было муторно и погано. В лихие девяностые ему приходилось делать то, о чем сейчас неприятно было вспоминать. Пару раз даже своими руками. Но тогда он был моложе, и психика у него была крепче. Семейная жизнь, легальный бизнес и вхождение во власть изменили его. Сумеет ли он сделать то, что нужно? Готов ли он это сделать?
Логинов представил себе врага, который будет сидеть перед ним на стуле, и почувствовал, как в душе у него поднимается клокочущая ярость.
- Прикажете идти? - услышал Логинов голос помощника Пака.
- Да, - сухо отозвался он. - Ступай.
Помощник кивнул и быстро вышел из кабинета. Логинов еще некоторое время размышлял, затем протянул руку к коммутатору и нажал на кнопку.
- Марина! - позвал он девушку-секретаря.
- Да, Александр Васильевич! - немедленно отозвалась она.
- Принеси мне чего-нибудь выпить.
- Коньяк? Джин?
- Нет. Принеси водки. Любой.
- Хорошо, Александр Васильевич.
* * *
Вениамин Пак хорошо знал этот район, хотя ехать приходилось почти на ощупь. Свет фар едва мог пробиться за стену дождя. Казалось, что машина двигалась по черному дну океана сквозь толщу воды, наполненную облаками фосфоресцирующих ноктилюков.
В голове у Пака было пусто, на душе спокойно. Так всегда бывало, когда ему приходилось выполнять четкие и недвусмысленные приказы хозяина. В своей прошлой жизни Веня Пак был ментом-оперативником, причем - весьма неплохим. Но когда Логинов предложил ему работу, он согласился не раздумывая, и не только из-за хорошей оплаты. Пак никогда не доверял государству. Государство было безликой лживой машиной, которая не могла работать без сбоев и которая легко перемалывала своих самых преданных и честных слуг. Веня Пак не доверял государству, но он верил в конкретных людей. В тех, кто сумел зубами и когтями вырвать себе право на безбедное существование и забраться на самую вершину социальной иерархии.
Последние несколько лет Логинов практически не делал ничего противозаконного, и Пак здорово соскучился по настоящей работе. И сегодня он почти торжествовал.
Вот наконец и ресторан «Ацтек».
Помощник Пак припарковал машину и выбрался на воздух.
Подходя к дверям, он чувствовал пряный запах блюд. Изнутри «Ацтек» более походил на бар, чем на ресторан. В теплом воздухе зала стояли ароматные запахи национальной кухни. Слева вдоль стены находилась деревянная стойка, вся покрытая пятнами. На высоких стульях, опершись на панель, сидели люди, в основном - молодые мужчины и женщины. Середину зала занимали двенадцать покрытых красными скатертями столов, поставленных в ряд, параллельно стойке. Справа располагались столики, отделенные перегородками. Пак прошел туда и сразу увидел тех, с кем пришел встретиться.
На вид обоим было около тридцати лет. Бесстрастные лица, свитера, джинсы. Они выглядели как родные братья, хотя один был чернявый, как кавказец, а второй больше походил на прибалта.
Помощник Пак кивнул им и сел за столик. К нему уже спешила официантка: полная, как колобок, коротышка с круглым миловидным лицом. Пак взглянул на бокалы парней, наполненные холодным портером, и заказал себе то же самое. После того как официантка принесла еще одно пиво, они приступили к разговору.
- Кто клиент? - спросил, глядя на Пака своими бесстрастными блеклыми глазами,
«прибалт».
Помощник достал из кармана фотографию Виктора Багирова и положил перед мужчинами.
- Имя и адрес на обороте, - сказал он.
Один из мужчин взял снимок, взглянул на лицо Багирова, а затем перевернул фотографию. Несколько секунд смотрел на убористую карандашную надпись, после чего снова перевернул и показал своему партнеру. Тот проделал ту же самую процедуру.
- Вы все запомнили? - осведомился помощник.
- Да, - ответил высокий.
Пак забрал снимок, щелкнул зажигалкой и запалил его с уголка. Подождав, пока пламя охватит всю фотографию, помощник положил ее в пепельницу.
- Вы проникнете к этому человеку в дом, - сказал Пак. - Самое главное - вы не должны его убивать. Пока. Просто вырубите его и позвоните мне. Только без шума. Ему предстоит ответить на кое-какие вопросы. После того как это будет сделано, вы его прикончите. Это ясно?
- Ясно, - ответил за обоих чернявый.
- В доме вам может встретиться девушка. Скорей всего, она будет связана. С ее головы не должен упасть ни один волос.
Помощник достал из кармана толстый конверт с деньгами и положил его на стол.
- Здесь двадцать пять процентов от оговоренной суммы. Остальное получите, когда дело будет сделано.
Чернявый взял конверт и убрал его в кожаную борсетку. Потом пристально посмотрел Паку в глаза и спокойно произнес:
- Только не вздумайте нас кинуть.
- Я выполню свои обязательства, - сказал Пак и отпил холодного пива. - Мне рекомендовали вас как отличных работников, - продолжил он затем. - Надеюсь, все пройдет гладко.
- Об этом не беспокойтесь, - сказал «прибалт». - Все пройдет точно по плану.
6
Мария лежала на офисном диванчике, прислушиваясь к тупой, ноющей боли, терзавшей ее плечо. Иногда она могла определить, когда боль утихнет. Множество вечеров, проведенных наедине с ней, научили Машу ее понимать, относиться к ней как к живому существу, обладающему характером. Иногда с болью можно было договориться, но в последнее время это случалось все реже и реже.
Мария знала, что главное сейчас - не шевелиться. Это значит полностью подчиниться боли, стать ее послушным рабом. Но, вопреки своему знанию, она стиснула зубы и слегка шевельнула рукой. В тот же миг неведомая сила вбила ей в плечо огненный гвоздь, боль пронзила не только покалеченный сустав, но и почти всю ее руку - от плеча до запястья. Это было наказание за непослушание.
Маша поняла, что проиграла этот поединок. Она протянула правую, здоровую, руку к столику и взяла флакон с таблетками. Мария знала, что одной таблеткой обойтись не удастся. Боль разозлилась не на шутку и будет бороться за свою добычу до конца.
Мария встряхнула флакон, ногтем отщелкнула крышку, затем поднесла его ко рту и умелым, привычным движением вытряхнула на язык сразу две таблетки. Любимова знала, что таблетки были горькими на вкус, но она давно разучилась чувствовать эту горечь. Боль в плече поглощала все ее внимание, и перед этой болью все другие чувства словно бы притупились, отступили на второй план.
На столе зазвонил телефон. Маша, не вставая, протянула руку и сняла трубку.
- Марусь, это Данилов!
- Да, Стас, слушаю тебя.
- Ты просила меня разыскать парней, которые изнасиловали Эльзу Багирову.
Сердце Марии учащенно забилось в предвкушении важной информации.
- Ты что-то выяснил?
- Да. Я нашел их.
- И где они теперь?
- В аду!
- Что?
- Маша, они оба погибли.
Мария села на диване, опустив ноги на пол.
- Как это произошло? Когда?
- Недели через две после смерти Эльзы Багировой. Парни ехали в машине, не справились с управлением и врезались в фонарный столб. Оба были пьяны вдрыбадан.
Мария прикусила губу. Это было не совсем то, что она надеялась услышать. Смерть от несчастного случая… Неужели это действительно так?
- Происшествие квалифицировали как несчастный случай, - продолжил Стас. - Дело, как сама понимаешь, закрыли.
В груди Марии снова затеплилась надежда. Волохов явно собирался ее чем-то огорошить.
- Но ты с этим не согласен, верно? - прямо спросила она.
Стас хмыкнул.
- Угадала. Я посмотрел заключение судмедэксперта. Под ногтями у одного из парней нашли частицы тетрабората натрия.
- Что это такое?
- Антисептик. Продается в аптеке под названием «Боракс».
- И что же тебя насторожило?
- Я вспомнил одну статейку, которую нарыл в Интернете после того, как ты рассказала мне про Багирова. Так вот, тетраборат натрия применяют в таксидермии. Вымачивают в нем кожу зверюшек, чтобы на нее не покушались насекомые. Скажу тебе то, что я думаю, Маша. Виктор Багиров прикончил этих парней, чтобы отомстить за сестру. А год спустя он взялся за девчонок. Чувствуешь расчет? Багиров заставил Романенко, Кострикову и Логинову помучиться годик, прежде чем убил их.
- Да, это похоже на правду, - согласилась Мария.
Девушки наверняка знали об участи, которая постигла насильников. И наверняка много об этом размышляли. Они не могли не прийти к выводу о том, что смерть парней не случайна. А если так, то…
Мария вздохнула.
Боже, какой кошмар пришлось пережить этим дурехам. Целый год, проведенный в ожидании неминуемой расправы. Их в самом деле стоит пожалеть.
- Ты чего молчишь? - окликнул из трубки Данилов.
- Задумалась.
- Да уж, - хмыкнул Стас, - есть над чем. Что собираешься делать?
- Сообщу обо всем Жуку. Попробую выбить санкцию на задержание и обыск.
- Правильное решение. У меня сегодня кое-какие дела, но как только освобожусь - позвоню тебе, и мы это дело как следует обмусолим. А пока вышлю тебе заключение судмедэксперта по факсу.
- Хорошо, жду.
Полковник пристукнул о столешницу карандашом и сказал:
- Забудьте.
- Что значит «забудьте»? Андрей Сергеевич, мы обязаны задержать Багирова. Я настаиваю на этом.
- Боракс - это обычный антисептик. Погибший парень мог просто присыпать им царапину.
- Много вы видели молодых парней, которые присыпают себе царапины бораксом? - едко поинтересовалась Любимова.
- Мария Александровна, в этом кабинете обычно иронизирую я.
- Может, пока сменить эту традицию?
Старик чуть склонил голову набок и посмотрел на Машу таким взглядом, будто увидел ее впервые.
- Мы не будем задерживать Багирова, - четко и раздельно проговорил он. - А тем более - обыскивать его дом. У нас для этого нет никаких оснований.
- А как насчет Алены Логиновой? Вы ее уже мысленно похоронили?
- А вы?
- Я - нет.
Полковник чуть прищурился.
- Я не успел вам сообщить, Мария Александровна: парень-сатанист, которого вы задержали, Георгий Палий, сбежал из-под стражи. При том что второй, Семен Ушаков, все еще находится на свободе.
- И что?
- Ваша версия о деструктивной секте, члены которой приносят девушек в жертву, нашла в сердцах начальства горячий отклик.
На лице Маши отобразилось недоумение.
- Как?
- Так. Думаю, готовится новая кампания. Что-то вроде религиозно-идеологической чистки. К теме уже подключилась РПЦ. Кроме того, мне звонил депутат Логинов и лично просил тщательнее проработать версию о сатанистах. Завтра в центральных газетах будут опубликованы соответствующие статьи, а канал «Россия» уже делает спецрепортаж, который выйдет в прайм-тайм.
Маша сидела на стуле как молнией пораженная.
- Значит, Логинов сам вам звонил?
Старик кивнул:
- Да.
- Не понимаю… Зачем ему это понадобилось?
- Обществу нужны горячие темы, Мария Александровна. Время от времени необходимо давать людям пищу для размышлений. Подбрасывать им факты для дискуссий.
- Очередной способ отвлечь людей от главного и дать им повод выпустить пар?
Старик пристукнул карандашом по столу - тверже и жестче, чем прежде. А потом сказал:
- Вы неважно выглядите, Мария Александровна. Плечо еще беспокоит?
- Немного.
- Принимаете обезболивающие?
- Иногда.
- Отправляйтесь домой и отдохните как следует. И да - завтра можете не приходить на работу. И послезавтра тоже. Отоспитесь, сходите в салон красоты…
- Я и так в порядке.
- Простите, но ваше утомленное лицо говорит об обратном.
- Не обращайте внимания на то, что говорит мое лицо. Обращайте внимание на то, что говорю вам я. А я говорю, что Багиров…
Жук предостерегающе поднял ладонь.
- Остановитесь, Мария Александровна.
- Но…
- Повторяю: остановитесь.
Любимова замолчала. Жук, глядя на нее, задумчиво постучал карандашом по крышке стола.
- Я понимаю и ценю ваше рвение, - снова заговорил он. - Вам хочется доказать, что болезнь никак не повлияла на ваши профессиональные качества. Но не стоит рвать удила, Мария Александровна.
Маша нахмурилась.
- Значит, вы считаете, что все мои выводы необоснованны, - холодно уточнила она.
- Скажем так, они - малообоснованны.
Любимова поджала губы.
- Когда-то вы доверяли моей интуиции.
Жук молчал. Тогда Маша усмехнулась и снисходительно проговорила:
- Понимаю. Накануне выхода на пенсию вы не хотите ссориться с начальством. А вы понимаете, что Логинов звонил вам не просто так?
Лицо Старика стало отчужденным, почти скучающим.
- Не в наших с вами интересах строить домыслы и догадки, Мария Александровна, - сказал он.
- Значит, вы умываете руки?
- Мои руки чисты. Надеюсь, и ваши тоже.
Любимова встала.
- Значит, вы хотите, чтобы я не появлялась на работе в ближайшие дни?
- Так будет лучше для вас и для меня. Лучше и спокойнее.
- А если я не послушаюсь?
- Мы сами выбираем свои пути, Мария Александровна, - задумчиво проговорил полковник Жук. Выдержал паузу и добавил: - А значит, нам некого винить в своих неприятностях.
Вернувшись в кабинет, Маша достала из сумочки мобильник и отыскала в справочнике номер Виктора Багирова.
- Слушаю вас, - отозвался он после третьего или четвертого гудка.
- Виктор, это майор Любимова из уголовного розыска.
- Здравствуйте, Мария Александровна. Чем могу быть полезен?
- Мы думаем, что депутат Александр Логинов хочет вас убить. Не сам, конечно. Хотя от него можно ожидать чего угодно. Логинов воспользовался своим влиянием и настоял на том, чтобы направить следствие в ошибочное русло.
- Я не совсем понимаю.
- Знаю, что не понимаете. Но поверьте мне: в ваших интересах прийти на Петровку и во всем признаться. Для вас это единственный шанс уцелеть.
- Признаться? Вы хотите, чтобы я добровольно отправился в тюремную камеру?
- Для вас это единственный выход.
Багиров усмехнулся:
- Вы правда думаете, что там я буду в безопасности?
Мария молчала, усиленно размышляя.
- А если через пару часов меня найдут повесившимся на собственном ремне, вы поверите в то, что я покончил с собой?
- Но…
- А теперь послушайте меня внимательно, Мария Александровна. Я не собираюсь ни в чем признаваться. А если у кого-то возникнет желание меня убить - пусть приходит. Я сумею его встретить. Прощайте.
Таксидермист положил трубку.
7
Проклятый дождь… Ни черта не видать. И от бинокля никакого толку.
Помощник Пак отнял от глаз бинокль и угрюмо вздохнул. Парни, которых он нанял, отправились за Багировым двадцать минут назад. И до сих пор не вышли из дома таксидермиста, хотя Пак специально оговорил, чтобы они позвонили ему, как только скрутят мерзавца. Он собирался подогнать машину поближе к дому, чтобы можно было затащить Багирова в салон, не привлекая внимания прохожих.
Хотя какое тут внимание - при таком-то дожде!
Пак включил радио и попытался найти какую-нибудь спокойную музыку, чтобы успокоить расшалившиеся нервы, однако все станции передавали какую-то дрянь и муть либо забивали эфир бессмысленной болтовней.
Помощник Пак отключил радио и снова посмотрел в сторону дома.
И как можно жить в такой дыре? И не квартира, и не дача - не пойми что. Хотя тут поблизости вроде как строят метро. Значит, эти деревянные халупы скоро снесут, а их хозяевам предоставят хорошее, качественное жилье. Наше государство умеет идти на сделки с гражданами, когда очень сильно этого захочет.
Пак в очередной раз посмотрел на циферблат наручных часов. Двадцать пять минут. Эти дармоеды превысили лимит времени на пятнадцать минут! И что теперь прикажешь делать?..
Сколько проблем из-за одной глупой, слабой на передок девчонки, которая к тому же совершенно не интересуется парнями. И откуда в современной молодежи столько дерьма? В пору молодости Пака девушки были девушками, а парни вели себя как парни. А теперь? Телевизор при детях стыдно включать. Насилие, порево - с утра до ночи, по всем каналам! А если не трахаются и не убивают, так перебирают грязное бельишко разнообразных «звезд» и «звездулек». Нет, раньше все было не так. Определенно.
Пак вздохнул.
Он вдруг вспомнил, как лет десять тому назад сидел вот так же в машине, ожидая, пока нанятые им люди разнесут в пух и прах офис одного бизнесмена, который оказался жутко несговорчивым и навлек этим на себя гнев Логинова.
В ту пору Логинов еще не научился сдерживать своих эмоций и довольно часто приходил в ярость. Но с тех пор шеф изменился, сильно изменился. Интересно, собирается ли он сам пытать Багирова или поручит это дело своему помощнику?
При мысли о пытках Пак поморщился. Он не любил мучить людей, хотя понимал, что иногда это лучший способ добиться правды. Вот если бы еще не приходилось пускать кровь… Крови Пак не переносил, даже когда работал опером. Коллеги даже дали ему прозвище - Чистюля. Если бы они знали, каким дерьмом ему придется заниматься на службе у Логинова…
В кармане у Пака запиликал мобильный телефон. Звонил шеф.
- Веня, как у тебя дела? - с ходу спросил он.
- Пока никак, - вынужден был признаться Пак.
- Что значит - никак?
- Они вошли в дом двадцать пять минут назад и до сих пор не вышли.
- Что? - Голос Логинова прозвучал недоуменно, но уже в следующую секунду в нем послышалась звериная ярость. - Повтори, что ты сказал!
- Они все еще в доме, - нехотя повторил Пак. - Думаю, у них возникли какие-то проблемы.
- Проблемы? Срать я хотел на их проблемы! Если эти ушлепки не сумели справиться с заданием, иди и сделай все сам!
- Александр Васильевич, я не…
- Иначе проблемы будут у тебя! Ты меня понял, Вениамин?
Пак знал, что Логинов никогда не бросает слова на ветер. И если он пообещал проблемы, то можно не сомневаться - проблемы будут, а судя по голосу, каким это было сказано, масштаб проблем будет катастрофическим.
- Ты меня понял? - снова спросил шеф.
- Понял, - нехотя ответил Пак.
- Молодец. Найди мою дочь и доставь мне этого гада. Если через полтора часа он не будет сидеть напротив меня, я отрежу тебе яйца и заставлю тебя их съесть. Ты все понял?
- Я все понял, Александр Васильевич. Сейчас же займусь этим делом сам.
- Действуй.
Логинов отключил связь.
Пак убрал телефон в карман и перевел дух. Шеф редко позволял себе подобные выражения. Судя по всему, он был в ярости. Что ж, придется поменять сценарий и выйти на сцену самому.
Пак не верил, что Багиров держит похищенную девчонку в доме. Это слишком опасно. Хотя… чем черт не шутит. Иногда даже самые хитрые, осторожные и изворотливые мерзавцы теряют бдительность.
Пак достал из бардачка пистолет и сунул его за брючный ремень. Затем открыл дверцу машины и выбрался на улицу.
Пробраться в дом таксидермиста не составило особого труда. Пак старался не расслабляться и быть настороже. Пистолет он вытащил из-за пояса сразу, как только открыл дверь дома и переступил через порог.
Прошел через полутемную прихожую. Постоял, прислушиваясь. Не услышал ничего подозрительного и двинулся дальше, держа путь в большую комнату, освещенную желтым светом лампы.
Вот и комната. Здесь Пак снова остановился, пораженный увиденным. Повсюду были чучела животных, и выглядело это жутковато. Пак никогда не любил зоологических музеев, считая, что это величайшая глупость и подлость - выставлять дохлых зверей на обозрение, да еще и придавать мордам этих бедолаг какое-то выражение. Страх, ярость, смирение, любопытство… Господи, да это все равно что глумиться над мертвыми!
Пак с трудом отвел взгляд от чучела ворона и двинулся дальше - к следующей двери, мерцающей стальной обшивкой. Он двигался бесшумно, все время держа пистолет наготове. Случись ему стрелять - он бы сделал это без промедления.
Остановившись у железной двери, Пак нажал на ручку и распахнул ее. Здесь его ждал новый мерзкий паноптикум. Чучела зверей больше не были просто чучелами. Багиров поглумился над ними всласть, приделав к мертвым телам механические части.
Щенок со светящимися глазами и спиной, переплетенной стальными тросами. Черепаха со вскрытым панцирем, обнажавшим шестеренки часового механизма. Какие-то странные симбиозы из сшитых и склеенных между собою звериных туш с торчащими проводами…
Пак передернул плечами и тихо пробормотал:
- Больной ублюдок.
Он снова прислушался.
Черт, да куда же подевались эти олухи?! И где, собственно, сам Багиров? Он никуда не выходил из дома. Быть может, во внутреннем дворике? Пак видел план дома и участка и знал, что здесь есть внутренний дворик.
Он уже повернулся, чтобы выйти из жуткой комнаты, как вдруг услышал странный звук - не то тихое жужжание, не то хриплый и долгий вздох. Резко повернувшись на звук, Пак увидел еще одну дверь, и эта дверь была слегка приоткрыта.
Он бесшумно подошел к двери и, держа в правой руке пистолет, левой быстро распахнул дверь. В небольшом помещении, похожем на кладовку, кто-то сидел. Пак отшатнулся и выставил пистолет перед собой.
- Кто вы? - спросил он.
Ответа не последовало. Но Пак уже понял, что видит перед собой девушку. Он опустил пистолет.
- Алена!
Девушка чуть шевельнулась и снова издала странный, протяжный вздох.
В полумраке кладовки Пак не видел, связана ли она. В памяти его промелькнули фотографии жертв, которые показывал ему шеф. У девушек были зашиты губы. Скорей всего, с Аленой этот отморозок поступил так же.
- Все закончилось, девочка, - ободряюще сказал Пак и шагнул к ней.
За спиной у Пака легонько скрипнула половица, он вскинул пистолет, но на мгновение раньше острый скорняжный нож вонзился ему в печень.
Пак сумел развернуться, но пистолет в руке вдруг стал таким тяжелым, что выпал из беспомощно разжавшихся пальцев. Он увидел перед собой широкое, спокойное, покрытое крошечными оспинками лицо Багирова.
- Ты… - прохрипел Пак.
Виктор Багиров резко вынул нож из печени Пака, слегка отвел руку назад, а потом с размаху всадил лезвие ему в живот. Пак почувствовал, как скорняжный нож распарывает его плоть. Сперва он не почувствовал боли… словно все это было не по-настоящему, во сне… А потом Паку обдало огненной волной грудь и живот, и что-то горячее полилось ему на ноги. Он услышал голос своего убийцы, но тот донесся словно через толстую стену:
- Зря ты сюда пришел…
«Сейчас я проснусь, и все это исчезнет», - подумал Пак. Внезапно мир поплыл у него перед глазами, а лицо Багирова вдруг потемнело и превратилось в черную дыру, и эта дыра стала засасывать Пака, как воронка.
«Ну, вот и все», - подумал Пак, и это были последние мысли в его жизни.
Глава 10
1
Телефон Волохова был выключен.
«Сидит сейчас в каком-нибудь баре и накачивается водкой, - с досадой подумала Мария. - Потому и трубу отключил. Чтобы пить не мешали».
Она знала, что, скорей всего, это не так, но не могла не злиться. Минутой раньше она звонила Стасу Данилову. Тот долго не брал трубку, а когда взял, проговорил, тяжело дыша:
- Маш, я сейчас на выезде. У тебя что-то срочное?
- Да… То есть нет.
- Слушай, мать, - торопливо заговорил он, - перезвони мне минут через десять, я сейчас не могу говорить.
- Хорошо.
И он отключил связь. Итак, ни на Толю Волохова, ни на Стаса Данилова рассчитывать не приходилось. Другие ребята из отдела уже пару часов шныряли под дождем по городу, отрабатывая версию о «деструктивных сектах» и разыскивая Палия и Ушакова. Тема обещала стать громкой, и Старик не хотел ударить в грязь лицом перед начальством накануне своего ухода на пенсию.
Что ж, его тоже можно понять. Старик уже не тот, что прежде. Годы и усталость взяли свое.
К кому же обратиться за помощью?
На душе у Марии было тоскливо. И как она до такого дошла? Вокруг нее множество мужчин, но среди них нет ни одного, кто пришел бы ей на помощь.
А может, полковник Жук прав? Может, она переутомилась и окружающий мир вовсе не таков, каким она себе его вообразила? Кажется, доктор Козинцев говорил ей о подобном эффекте. Как же это называется? Диссонанс восприятия?.. Да, вроде бы так.
Маша провела рукой по лицу, словно снимала с него невидимую паутинку. Она чувствовала себя больной и усталой. И еще - странно взвинченной. Но плечо почти не болело. Слава богу, кодеин все еще помогал.
Кодеин… Маша грустно усмехнулась. Единственный ее друг и помощник. Впрочем, нет. Есть еще один человек, к которому можно обратиться. Близкий человек! При мысли о нем Маша улыбнулась. Снова схватившись за телефон, она быстро набрала номер Глеба Корсака… И почти не удивилась, когда отвратительный женский голос пропел из трубки:
- Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети.
Если уж не везет, то не везет во всем. Маша швырнула телефон в сумочку.
Но кто сказал, что она не справится одна? В конце концов, она проходила спецподготовку. И она отлично умеет стрелять. И плечо почти не болит.
- Я все сделаю сама, - твердо сказала себе Маша.
Внутренний голос говорил ей, что это ребячество, но Мария плевать хотела на то, что он говорил. Она приняла решение и не собиралась его менять.
Мария достала из сейфа свой табельный «ПМ», выщелкнула обойму, проверила ее, защелкнула обратно и убрала пистолет в сумочку. Опасная тяжесть оружия прибавила ей уверенности в себе. Теперь она была готова к любым неожиданностям.
Путь до дома таксидермиста Багирова занял сорок минут. За это время на улице успело стемнеть. Дождь все никак не хотел утихать, и, проезжая на скорости по глубоким лужам, машина Любимовой оставляла по обе стороны два веера пенистых брызг, похожих на белые крылья.
Вот и знакомая улица, усыпанная неоновыми огнями справа и погруженная во мрак слева. Лас-Вегас и глухая деревня в одном флаконе. Отыскав нужный дом, Маша припарковала машину возле высокого бордюра. Заглушила мотор, переложила пистолет из сумочки в карман плаща. Наряду с тревогой, волнением и страхом она испытывала и что-то вроде облегчения - из-за того, что вся эта история закончится. Здесь и сейчас.
В доме таксидермиста горело одно окно. Это было окно мастерской, занавешенное белыми льняными шторами.
Маша выбралась из машины. Холодные дождевые капли остудили разгоряченное лицо. Маша подняла воротник плаща и, втянув голову в плечи, быстро зашагала к дому.
В прошлый раз она заметила, что в дом можно пройти через внутренний дворик, а во внутренний дворик можно пробраться через длинный сарай, тянущийся справа почти вдоль всего забора. Маша надеялась, что дверь сарая будет открыта.
Ожидания ее не обманули. Как только она оказалась в сарае, в носу неприятно засвербело от запаха мышиного помета и плесени. Остановившись, Маша включила фонарь и скользнула лучом по стенам. Паутина, испещренная высохшими останками паучьих жертв. Старые ящики, сломанный мотоцикл. Покореженный деревянный верстак, большая коробка с отслужившим железным хламом. Ничего необычного.
Освещая себе дорогу фонариком, Маша осторожно двинулась вперед, стараясь не споткнуться и не напороться на какую-нибудь ржавую проволоку. Так она дошла до двери, ведущей во внутренний дворик. Насколько Маша помнила, никаких засовов и крючков со стороны дворика на двери не было. Память не обманула ее и на этот раз. Приоткрыв дверь, Маша выглянула наружу. Внутренний дворик, укрытый шиферным навесом, был сух и тускло освещен желтой лампочкой под жестяным абажуром.
Маша быстро пересекла дворик и остановилась перед дверью, ведущей в мастерскую. Справа от двери лежало что-то громоздкое, накрытое брезентом. Маша прошла было мимо, но заметила нечто вроде темного ручейка, спускающегося от края брезента и прочертившего на бетоне змейку. Маша посветила на ручеек фонариком, и в горле у нее тут же пересохло. Это была кровь.
Любимова заставила себя наклониться и приподнять край брезента. От увиденного у нее закружилась голова, голова у корней волос вспотела, а сами волосы приподнялись. Из горла едва не вырвался крик ужаса, но Маша стиснула зубы и попыталась взять себя в руки.
Под брезентом лежали человеческие тела. Маша посветила в лицо одному из мертвецов. Это был Вениамин Пак, помощник депутата Логинова.
Опустив край брезента, Маша несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, заставляя бешено колотящееся сердце успокоиться. Ее тело сотрясала дрожь. Потом она прикинула в уме дальнейшие свои действия. Возвращаться к машине опасно - можно наткнуться по пути на Багирова. Самым правильным будет запереться в сарае, достать телефон и позвонить полковнику Жуку. Патрульные машины приедут через десять, максимум - через пятнадцать минут. Эти десять-пятнадцать минут она сумеет продержаться. Главное - запереть все двери и затаиться.
Она шагнула было к сараю, но вдруг вспомнила, что забыла мобильник в сумочке. Чувство страха сменилось чувством досады и злостью на себя.
Господи, о чем она только думала, когда отправилась сюда одна? Как она могла быть настолько самонадеянной и глупой? Должно быть, кодеин помутил ей разум… От досады у Маши выступили слезы на глазах. Но сдаваться было нельзя.
«Спокойно, - сказала себе Маша. - Ты справишься. Багиров не знает, что ты здесь. Ты вооружена, и ты можешь застать его врасплох. Он человек, и он уязвим. Главное - не паниковать и не суетиться».
Маша снова повернулась к двери, стараясь припомнить, скрипят у нее петли или нет. Кажется, нет. Она взялась за ручку и осторожно приоткрыла дверь. Затем распахнула ее шире и скользнула в коридорчик, ведущий в ярко освещенную мастерскую.
Она услышала тихий мужской голос, но не могла разобрать слов. Однако останавливаться было уже поздно, и Маша осторожно двинулась к мастерской. Вскоре она увидела его.
Багиров стоял у верстака и, что-то делая руками, продолжал с кем-то тихо беседовать.
- Я все понимаю, - говорил он мягким, извиняющимся голосом. - Я знаю, что эта сволочь напугала тебя. Ты права, я не должен был впускать их в дом…
Маша не видела того, к кому были обращены эти слова, но сам Багиров был виден ей очень хорошо. Он был одет так же, как в первую их встречу, - джинсы, белая толстовка, коричневый кожаный фартук.
- Теперь тебе не о чем волноваться, - продолжал он кого-то увещевать. - Ты в безопасности.
В ответ послышался не то всхлип, не то тягостный вздох, не то сбивчивый шепот.
- Знаю, - сказал Багиров, дернув щекой. - Знаю, что ты напугана. Ты права, я наделал много глупостей, но я все исправлю. Я смогу все исправить. Мы уедем туда, где нас никто не найдет. Я клянусь тебе.
Маша увидела, как Багиров поставил на консоль пластиковую баночку с розовой краской и что-то взял. Что именно - она не успела разглядеть.
- Почти готово, - сказал он после паузы. - Ты выглядишь прекрасно.
Маша переложила пистолет в левую руку и вытерла правую потную ладонь о брюки. Медлить больше не стоило. Обхватив рукоять пистолета двумя руками, она вышла из-за угла и громко сказала:
- Багиров, стойте на месте и…
«Не делайте глупостей», - хотела сказать Маша, но слова встали у нее в горле комом, когда она увидела того, к кому были обращены увещевания таксидермиста.
- Боже… - сдавленно выдохнула Мария. - Эльза…
Да, это была Эльза Багирова. Маша видела это лицо на фотографии, а теперь она видела его перед собой. Высохшее, неживое, странно искусственное, как у восковой куклы, но все же вполне узнаваемое. Эльза приоткрыла рот и издала звук, похожий на жалобный стон. Рот девушки еще несколько секунд был открыт, а потом с тихим стуком захлопнулся.
Виктор Багиров повернулся к Маше, и она увидела, что он держит в руке скорняжный нож. Сбросив с себя оцепенение, Любимова вскинула пистолет, держа его двумя руками, и направила дуло на Багирова.
- Бросьте нож!
- Я могу все объяснить, - спокойно произнес он, глядя на Марию своими спокойными, зеленоватыми, странно мерцающими глазами.
- Бросьте нож и сделайте два шага назад! Живо!
- Вы неправильно все поняли.
- Бросьте нож! - в третий раз сказала Мария и сняла пистолет с предохранителя. - Ну!
- Я вам все объяс…
Продолжая сжимать в руке нож, Багиров шагнул к Марии. Громыхнул выстрел. Виктор остановился. Его лицо побледнело, потом сделалось серым и безжизненным. Багиров покачнулся и уперся рукой в крышку стола. Опустил взгляд и с ужасом посмотрел на свой живот. Из раны сочились струйки крови, заливая кожаный фартук и джинсы. Пальцы таксидермиста разжались - нож с глухим стуком упал на пол. Затем ноги Багирова подогнулись, и он рухнул на колени.
- Черт!
Маша сунула пистолет в карман и шагнула к таксидермисту. И в этот момент он опрокинулся на спину. Он лежал на полу, глядя на Марию широко открытыми глазами. Лицо его словно окаменело. Мария опустилась рядом с Багировым.
- Виктор! - окликнула она. - Виктор, вы меня слышите?
Багиров не ответил. Она просунула руку ему под фартук. Рана сильно кровоточила, заливая Маше пальцы.
Она быстро отдернула руку, вынула из кармана платок, скомкала его и крепко зажала рану Багирова.
- Виктор!
Взгляд его стал осмысленным. Он шевельнулся, а затем судорожным движением схватил Марию за руку. Она вздрогнула, но не сбросила его побелевшие пальцы со своего предплечья. Багиров попытался встать, но Мария удержала его.
- Не двигайтесь! - сказала она. - У вас сильное кровотечение!
- Эльза… - Его голос был хриплым и клокочущим. - Эльза…
В горле у таксидермиста что-то булькнуло, и изо рта потекла кровь.
- Скажите, где Алена Логинова? - громко спросила Маша. - Где вы прячете девушку?
Он усмехнулся и хотел что-то сказать, но закашлялся, обдав лицо Марии фонтаном крови. Мария вытерла лицо рукавом плаща.
- Прошу вас, скажите, где Алена? Девушка не виновата в смерти Эльзы! Она пыталась спасти вашу сестру!
Багиров усмехнулся окровавленными губами.
- Это город… - хрипло пробормотал он. - Проклятый город во всем виноват.
Он сказал что-то еще, но Маша не расслышала.
- Что? - громко спросила она. - Что вы сказали?
Он собрался с силами и прохрипел:
- Я просто не хотел ее отпускать.
Силы покинули Багирова. Голова его свесилась набок, мышцы расслабились. Он потерял сознание.
Маша огляделась и увидела на столе телефон. Продолжая прижимать платком рану на животе Багирова, она дотянулась до трубки, взяла ее, на секунду задумалась, припоминая телефон Старика, затем быстро набрала номер.
- Слушаю, - почти немедленно отозвался он.
- Андрей Сергеевич, я в доме у Багирова, - сказала Мария. - Здесь три трупа. Сам Багиров ранен.
- Понял, - коротко сказал Старик. - Будьте осторожны. Я немедленно вышлю подмогу.
Маша отключила телефон и положила его на пол, рядом с собой. Затем повернула голову и заставила себя посмотреть на Эльзу Багирову.
Мертвая плоть, напичканная механизмами. Осознать это было трудно. Багиров сделал механическое чучело из собственной сестры. Можно ли вообще вообразить подобное?
К горлу Любимовой подкатила тошнота. Она резко пригнулась к полу, и ее вырвало. Мария вытерла рот рукавом плаща и посмотрела на Багирова. Лицо его было белым как снег.
Через пять минут Мария услышала сирену полицейской машины.
2
Тело Алены Логиновой нашли через несколько часов после того, как Маша покинула дом Багирова. Оно лежало на свалке в районе Бескудниково. У девушки была вырезана часть затылочной кости. Смерть наступила от удушения.
В тот же день статьи об этом убийстве появились во всех газетах и не сходили с их полос еще неделю. Но в них не было и намека на «деструктивные секты», зато журналисты с удовольствием смаковали все подробности истории сумасшедшего таксидермиста, выкравшего из крематория тело погибшей сестры и сделавшего из нее чучело.
В газетах для сравнения были помещены фотографии Эльзы Багировой - живой, улыбающейся и в виде механического чучела с пустыми стеклянными глазами и неестественно отвалившейся нижней челюстью. Рядом - еще две фотографии. Молодого мужчины с широким рябым лицом и депутата Логинова, горестно обхватившего голову ладонями.
Но ни под одной из этих статей не было подписи «Глеб Корсак».
Виктор Багиров выжил, но состояние его было критическим. Несколько часов врачи боролись за его жизнь и в конце концов объявили, что состояние больного улучшилось, и если удастся избежать перитонита, то есть большая вероятность того, что он пойдет на поправку. Размышляя об этом, Маша думала, что вряд ли это было хорошей новостью для самого Багирова.
Репортеры преследовали Машу с утра до вечера, поджидали ее у выхода из здания ГУВД, а едва завидев, бросались к ней навстречу со включенными фотоаппаратами и видеокамерами. Никаких комментариев Маша не давала, что не помешало ей стать настоящей звездой. Имя ее мелькало в новостях с такой частотой, что Маша боялась включать телевизор.
Дело осложнялось чувством вины. Маша чувствовала себя ответственной за то, что не смогла предотвратить смерть Алены Логиновой. Будь она чуть настойчивее и чуть сообразительнее - девушку удалось бы спасти.
В конце концов, не выдержав прессинга журналистов и восторженных отзывов коллег, Маша выпросила у Старика неделю отпуска, уехала домой, отключила телефон и заперлась от всего мира. Два дня она безвылазно проторчала дома, отсыпаясь, читая книги, пересматривая старые фильмы. Все эти два дня единственной связью Маши с миром был Интернет. Даже продукты она заказывала домой по Интернету.
Только на исходе третьего дня она почувствовала себя готовой общаться с людьми. Сидя в кресле, с головы до ног закутанная в плед, Маша включила телефон и позвонила Глебу.
- Наконец-то! - отозвался он, и голос у него был таким, каким Маша хотела, чтобы он был, - радостным и взволнованным. - Твои коллеги сказали мне, что ты заперлась дома и не хочешь никого видеть.
- Да, Глеб. Мне нужно было побыть одной.
- А теперь?
Маша улыбнулась:
- Если хочешь - давай встретимся через пару часов.
- Почему не прямо сейчас?
- Я совсем себя запустила за эти дни.
- Мне все равно.
- А мне нет. Я должна привести себя в порядок. Приезжай часам к восьми. Да, и можешь захватить с собой свои любимые водку и тоник.
- Я куплю шампанского, - объявил Глеб.
- Хорошо. Только мне не хочется ничего готовить.
- Не надо ничего готовить, - отрезал Глеб. - Я привезу с собой все, что нужно.
У Маши на глазах выступили слезы, чему она немало удивилась. Она вытерла их рукой и спросила дрогнувшим голосом:
- И пирожные?
- И пирожные. Выберу для тебя самые вкусные!
- Отлично. - Ей снова пришлось вытереть выступившие слезы. - Только приезжай быстрей, ладно?
- Ты же сказала, через два часа, - удивился Глеб.
- Да. Прости, я забыла. До встречи!
Она отключила связь, потому что больше не могла сдерживать слезы.
Она проплакала полчаса, выплакивая из себя всю скверну последних дней, которая вошла в нее, как зараза, и отравляла ей жизнь. А потом, вдоволь наревевшись, пошла приводить себя в порядок.
Она вошла в ванную комнату и стала наполнять ванну горячей водой. А потом, когда ванна наполнилась, с наслаждением погрузилась в горячую воду. Ароматное мыло и мягкая мочалка помогли ей смыть весь ужас прошедших дней.
Нанежившись в ванне, она вытерлась пушистым полотенцем.
Потом она долго перебирала одежду, раздумывая над тем, что надеть к приходу Глеба. Ей хотелось быть красивой. В конце концов Маша выбрала темно-синее платье, облегающее ее тонкую фигурку. Талию подчеркивал блестящий черный пояс, а лиф был украшен россыпью маленьких страз, похожей на созвездие. Платье было дизайнерское, купленное на часть страховой выплаты. Стоило оно фантастических денег, но Маша не жалела, поскольку отлично знала, за что платит.
Надев черные лакированные туфельки, она вспомнила, что нужно заняться макияжем.
Боже, как давно она не чувствовала себя женщиной!
Закончив с макияжем, Маша критично, но не без удовольствия оглядела себя в зеркале. Она осталась довольна увиденным.
Последний штрих - сбрызнуться духами.
Духами…
Непонятно почему, но при мысли о парфюме в душе у Марии неприятно засаднило. Что-то такое завертелось на самой кромке ее сознания, какая-то мысль или какое-то ощущение?
Запах… Она вдруг вспомнила запах. Сладкий аромат парфюма, исходивший от тела Ирины Романенко. Только парфюм, и больше ничего. Никаких других запахов. Маша вспомнила, как это называется. Дизосмия. Да, именно так. Странное расстройство, порожденное тем, что мозг отказывается воспринимать некоторые запахи. Некоторые… но не запах парфюма.
Аромат был немного приторный и очень навязчивый. Ирина Романенко?.. Нет, не только. Потом, спустя какое-то время, Маша сталкивалась с этим ароматом снова. Но где?
Маша чувствовала, что вот-вот вспомнит, нужно только сосредоточиться, отвлечься от всего постороннего.
Приторный, навязчивый аромат… Странный выбор для мужчины…
И тут она вспомнила. Вспомнила лицо, голос, аромат дорогого парфюма. И стихи, которые она слышала и раньше, но которые теперь, в свете произошедших событий, звучали пророчески-зловеще.
- «Нюренбергская есть пружина, выпрямляющая мертвецов…» - прошептала Маша. И с досадой проговорила: - Черт! Он был в курсе. С самого начала. Он все знал!
Звонок в дверь заставил Машу вздрогнуть. Она вскочила со стула и бросилась в прихожую. Глеб! Сейчас она была рада, что он пришел раньше, чем они договорились.
Оказавшись перед дверью, Маша быстро открыла замок и, улыбаясь от радости, распахнула дверь.
- Здравствуйте, Мария Александровна!
Человек, стоявший перед ней, вежливо улыбнулся. Черные волосы его были мокрыми от дождя. Маша удивленно подняла брови:
- Ты?
До ноздрей ее донесся запах парфюма. Слишком приторный и слишком навязчивый.
- Боже…
Он шагнул в прихожую и схватил Машу. Она попыталась вырваться, но попытки оказались тщетными - платок с эфиром лег ей на лицо, ноздри, и легкие Маши кольнуло холодом, а в следующую секунду она потеряла сознание.
3
Он снял перчатки, рубашку и майку, после чего тщательно, с мылом, вымылся до пояса. На полке он нашел дезодорант и обработал себя им, с удовольствием вдыхая нежный запах. Он был очень чистоплотен. Когда ему не удавалось вовремя принять душ, он чувствовал себя неуютно и почти впадал в депрессию. Мылся он всегда очень тщательно, словно хотел смыть с себя невидимую пленку ночных страхов и кошмарных снов.
Побрившись бритвой Марии и втерев в лоб и щеки ее крем для лица, он вытерся ее полотенцем, а затем оделся и снова натянул перчатки.
Когда он вернулся в комнату, Мария уже пришла в себя. Она великолепно смотрелась - распростертая на столе в своем темно-синем обтягивающем платье, с разметавшимися светлыми волосами, тонкая и хрупкая, как подросток. В этой женщине чувствовалась порода. Так же, как в Эльзе.
Повернув голову, Мария с ужасом смотрела на журнальный столик, на котором он заранее разложил все, что должно было понадобиться: нитки, иголки, скальпель, хирургическую пилу, флакон с эфиром.
- Игорь Соболев… Мне и в голову не могло прийти, что за всем этим стоишь ты.
- Да. И это меня удивило. Ваш послужной список вызывает восхищение. Должно быть, вы слишком сильно переутомились, Мария Александровна. Или чересчур сильно увлеклись кодеином. В противном случае вы бы без особого труда узнали, что до того, как поступить в университет, я учился в медицинском институте. Во время практики, которую мы проходили в хирургическом отделении Первой градской больницы, я переоценил свои силы, не выполнил указание наставника и убил пациента. Был суд. Мне дали три года условно и запретили заниматься врачебной деятельностью. После этого мне пришлось заново строить свою жизнь. Вы могли все это узнать, Мария Александровна. Но вы не узнали.
- Зачем ты это делал? - спросила Маша.
- Делал что?
- Зачем ты убивал девушек?
- Вы знаете, зачем. Я любил ее. И они должны были ответить за ее смерть. Эльзу всерьез интересовал китайский обычай «мести через самоубийство», и я… - Он запнулся. - И я решил сделать так, чтобы она была мной довольна.
- Багиров был в курсе? - спросила Маша.
Игорь Соболев покачал красивой, аристократичной головой:
- Нет. Я не собирался посвящать его в свои планы. Это была моя работа. Он для нее не годился. Все, что он мог, - это похитить труп Эльзы, набить его соломой и поставить в чулан. Иллюзия вечной жизни… Жалкий идиот.
- Ты знал о том, что он сделал. И тебя это не взбесило?
Соболев усмехнулся.
- Тело - это всего лишь тело. Пустой сосуд, полое вместилище. Эльзы в нем уже не было. Таксидермист был слишком глуп, чтобы понять это. Что же касается
«механической куклы»… - Соболев слегка передернул плечами. - Это слишком омерзительно и недостойно обсуждения.
- «Нюренбергская есть пружина, выпрямляющая мертвецов», - хрипло процитировала Маша.
- Вы помните? - Он улыбнулся. - Да, я тогда чуть не проговорился. Хорошо, что вы не обратили внимания.
- Брезгливость не помешала тебе срезать с головы «куклы» прядь волос, - сказала Маша. - А потом вложить эту прядь в руку Ирине Романенко.
- Да. Это была часть интриги. Одна из необходимых деталей.
- Ты заставлял девушек мучиться два дня, прежде чем убить их. Это потому, что именно столько времени страдала Эльза?
- Да, - снова кивнул Соболев.
- Зачем ты зашивал им ниткой губы?
- Когда эти ублюдки насиловали Эльзу, они заткнули ей рот. Она страдала. И она не могла даже крикнуть. Не могла позвать на помощь. Они должны были пройти через это.
- Парней, которые изнасиловали Эльзу, убил ты?
- Это было несложно. Хотя и требовало определенной подготовки.
- Зачем ты посылал кости Глебу Корсаку?
Глаза Соболева блеснули азартным огнем.
- С противником, который заведомо слабее тебя, интересно играть, только дав ему небольшую фору, - сказал он. - Эта подсказка и была вашей форой. Но вы не использовали ее. Противник оказался глупее, чем я думал. Но, к счастью, игра не стала от этого скучнее.
Он пристально посмотрел Маше в глаза и вдруг произнес, повысив голос:
- Хотите, я скажу вам то, о чем вы никогда бы не догадались?
- Скажи.
- Вы вряд ли это поймете. Но я… я попытаюсь вам объяснить. Дело в том, что Эльза Багирова не убивала себя. Она должна была. Но у нее не хватило духу. Кто-то должен был ей помочь. Кто-то должен был очистить ее от скверны.
- Значит, ты…
Игорь кивнул:
- Да. Я помог ей уйти. А потом отстучал на компьютере предсмертную записку. Это был экспромт. В тот момент я еще не собирался мстить.
- По записке этого не скажешь.
Лицо Соболева осветилось улыбкой.
- Согласен. Должно быть, в подсознании у меня уже созрел план мести, но прошло несколько дней, прежде чем я понял, что именно собираюсь сделать.
- Ты был прав, - сказала Маша, - мне никогда не понять того, что творится у тебя в голове.
- Вам и не нужно, - снисходительно произнес Соболев.
- Что будет, когда Виктор узнает, что ты убил его сестру?
- Он не узнает. Вы умрете, Мария Александровна, и унесете эту тайну с собой.
- Почему ты решил убить меня?
Он наморщил лоб и неопределенно проговорил:
- Сам не знаю. Должно быть, я просто не смог остановиться. Игра оказалась слишком захватывающей. - Он улыбнулся и добавил: - К тому же в слове «sedation» остался еще один слог.
- И какую кость ты намерен вырезать?
- Я еще не решил. Мне нравятся ваши ключицы. С другой стороны, у вас очень красивые руки. Думаю, что окончательный выбор я сделаю в процессе работы.
- Это не продлится долго, - сказала Маша. - Мои коллеги придут за тобой.
- Вряд ли.
Маша облизнула пересохшие губы и с ненавистью посмотрела на убийцу.
- А хочешь, я скажу тебе то, о чем ты даже боишься думать? - выпалила вдруг она.
Он едва заметно усмехнулся.
- Ну, скажите.
- Ты убивал не потому, что мстил за Эльзу. Ты убивал потому, что тебе нравилось убивать.
Лицо Соболева осталось спокойным.
- Каждый из нас хотя бы раз убивал человека в своих фантазиях, - сказал он невозмутимо. - Но мало у кого хватило духу реализовать свои фантазии. Воплотить их в жизнь.
- Ты болен, - сказала Маша. - Ты по-настоящему болен.
- Может быть. А кто здоров? Весь мир болен, Мария Александровна.
Он взял со столика нитки и иглу.
- Я не люблю тьму, Мария Александровна. Но так уж получилось, что тьма любит меня. Нам пора приступать. У вас очень красивые губы, и я постараюсь поровнее наложить швы, чтобы не сильно их повредить.
4
Глеб вышел из лифта и стал спускаться к двери подъезда, но вдруг остановился, развернулся и привычно взбежал по ступенькам на площадку с почтовыми ящиками. Распахнул жестяную погнутую дверцу и пошарил рукой в ящике. Пальцы наткнулись на сверток. Глеб достал его, осмотрел, потом развернул. Пальцы его слегка подрагивали.
В свертке было то, что должно было быть, - фрагмент человеческой кости, на которой черным маркером были выведены две буквы - «ti». И на этот раз Глеб знал, какая это кость.
Глеб посмотрел на ящик, и на лице его отобразилась тяжелая задумчивость. Проверял ли он ящик в последние три дня?.. Кажется, вчера утром он туда заглядывал… Да, точно заглядывал. Вчера утром ящик был пуст, а это значит…
- А это значит, что сверток появился в ящике сегодня, - сказал Глеб вслух. - Следовательно, убийца до сих пор на свободе.
Он сунул сверток в свою наплечную холщовую сумку, достал мобильник и набрал номер Маши. Однако телефон ее оказался отключен. Глеб набрал еще раз - но с тем же результатом.
Сердце Корсака учащенно забилось, он почувствовал внутри странную пустоту, как будто из него что-то вынули - что-то такое, что приносило ему покой и уверенность в себе. И еще - надежду. Он устремился вниз, быстро сбежал по ступенькам, распахнул тяжелую железную дверь, выскочил из подъезда и зашагал к машине.
Однако на полпути к машине дорогу ему преградили два амбала в черных куртках, и знакомый мяукающий голос за спиной негромко пропел:
- Не торопись, Глеб Олегович.
Глеб резко обернулся. За спиной у него, сунув руки в карманы длинного черного пальто, стоял огромный, как медведь, мужчина в широкополой щегольской фетровой шляпе. Это был Саша Перс.
Амбалы подошли к Глебу и встали у его плеч. Корсак взглянул сперва на одного, потом на другого - спокойным, чуть задумчивым взглядом, словно оценивал их шансы на выживание. Затем снова повернулся к Персу и сказал:
- Я знаю, что нам есть о чем поговорить. Но сейчас я очень спешу. Прошу тебя: давай отложим разговор на завтра.
Перс, похожий на раскормленного кота с лоснящейся мордой, широко улыбнулся.
- Иди куда хочешь, дорогой. Но сперва расплатись. Карточный долг - дело святое.
- Ты знаешь, что мой долг - вымышленный.
Авторитет усмехнулся и покачал головой:
- Ошибаешься. Ты знаешь правила, Глеб Олегович. Вписаться за друга - поступок благородный. Но у каждого благородного поступка есть неприятные последствия. Долг Бриля - твой долг. И если ты не заплатишь, мои парни переломают тебе ноги.
В подтверждение слов босса один из амбалов достал из-под куртки стальной прут. На сжатом кулаке у второго блеснул кастет.
Корсак нахмурился.
- Перс, я сейчас не при деньгах. Но завтра…
- Ты знаешь правила, Глеб Олегович, - повторил верзила. - Или возвращай долг, или…
- Или что? - нетерпеливо спросил Корсак.
- Или мы можем удвоить сумму твоего долга, и тогда я оставлю тебя в покое на целую неделю. А по истечении этой недели ты либо вернешь мне долг, либо отпишешь на меня свою квартиру. Ты знаешь правила, дорогой. Решать тебе.
Глеб сжал кулаки. Медлить было нельзя. Убийца на свободе, телефон Маши молчит, а в душе занозой саднит неприятное предчувствие. Он посмотрел бандиту в глаза и сказал:
- Разреши мне позвонить.
Перс покачал головой:
- Нет.
- Всего один звонок. Это очень важно.
- Нет, - повторил Перс. - Ты должен решить. Прямо сейчас.
Амбал, стоявший слева, слегка пристукнул железным прутом об левую ладонь. Глеб прикинул свои шансы. Прорваться с боем не получится. Амбалы Перса натасканы на карточных должников, и насчет переломанных ног - это была не шутка.
Глеб вздохнул.
- Хорошо, - сказал он. - Можешь удвоить мой долг.
- Я знал, что ты разумный парень, - добродушно улыбнулся авторитет. - Теперь ты должен мне тридцать тысяч долларов. Через неделю я приду за своими деньгами.
Перс дал знак своим амбалам, повернулся и зашагал к черному «Мерседесу», припаркованному рядом с детской площадкой. Перед тем как последовать за ним, один из амбалов резко повернулся и ударил Глеба железным прутом по лицу. Журналист упал на асфальт. Приподнялся на локте, вытер рукавом плаща окровавленное лицо, посмотрел амбалу в глаза и сказал:
- Я это запомню.
Бандит, не произнеся ни слова, развернулся и быстро нагнал своего босса. Не дожидаясь, пока они уедут, Корсак поднялся на ноги и заспешил к своей машине. Усевшись на водительское кресло, он снова набрал номер Марии.
- Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети, - проворковал женский голос.
* * *
Улицы были пустынны в столь поздний час, и Глеб мог ехать не останавливаясь. Он вырулил на Сущевский вал и погнал машину по нему, выжимая из своей «Мазды» девяносто километров в час.
Глеб чувствовал, как в его артериях бушует адреналин. Несколько раз ему пришлось нарушить правила дорожного движения, но это помогало мало. Словно по какой-то инфернальной иронии судьбы, каждый раз, когда Глеб подъезжал к перекресткам, на светофорах загорался красный свет, будто сам город ополчился против него. До дома Маши Любимовой было уже недалеко.
Корсак доверял своим предчувствиям, а предчувствия говорили, что сейчас даже одна минута может стоить Марии жизни.
Когда в очередной раз впереди загорелся красный свет, Глеб швырнул машину вперед и на полной скорости проскочил перекресток. Однако на этот раз машина его подвела. Не вписавшись в поворот, «Мазда» вылетела на тротуар, завизжала по асфальту шинами, а затем резко дернулась в сторону и проскрежетала по асфальту задней частью. Глеб сцепил зубы и отпустил тормоза, однако было уже слишком поздно -
«Мазда» завертелась и с размаху ударилась о фонарный столб.
* * *
- Не стану скрывать - вам больно, - сказал Игорь Соболев, держа в пальцах иглу.
- Тебе не обязательно это делать, - хрипло проговорила Маша, стараясь не показывать ужаса, который она испытывала. - Ты можешь просто уйти.
- И что дальше?
- Дальше? Все закончится. Ты выполнил свою работу. Обидчики Эльзы мертвы. Ты больше ничего ей не должен.
Парень медленно покачал головой:
- Нет. Она так не думает.
- Она мертва.
- Ошибаетесь. - Во взгляде Соболева мелькнуло безумие. - Она все еще ждет… Там, в темноте.
На мгновение лицо Соболева исказилось, словно он вспомнил о чем-то тяжелом и тревожном, но через секунду черты его снова расправились, он улыбнулся и сказал:
- Давайте закончим этот разговор. Пора действовать.
Он склонился над Машей, грубо схватил ее пальцами за губы и сжал их - так сильно, что у Маши потемнело в глазах от боли.
Она зажмурилась и стиснула зубы, но вдруг над головой у нее раздался резкий звук удара, и пальцы Соболева разжались. Что-то тяжело рухнуло на пол. Маша открыла глаза и увидела Глеба Корсака. Его лицо было бледным, губы дрожали, щека была расцарапана в кровь, а левый глаз затек лиловой гематомой.
Глеб опустил бронзового льва и вытер рукавом плаща потный лоб.
- Кажется, я успел вовремя, - сказал он.
- Господи, Глеб! - По лицу Маши потекли слезы. - Глеб…
Он швырнул бронзовую статуэтку на диван, достал из кармана складной нож, склонился над Машей и быстро перерезал скотч, которым были стянуты ее руки.
- Ты как? - спросил он, внимательно оглядывая ее лицо.
- Я в порядке, - с усталой улыбкой сказала она. - Цела и невредима.
Глеб осторожно обнял ее. В ответ она сжала его в своих объятиях, закрыла глаза и зарыдала.
- Хорошо, что ты пришел… - бормотала она. - Как хорошо, что ты пришел…
- Ну-ну-ну. - Глеб ласково погладил ее по волосам. - Я всегда буду рядом… Что бы ни случилось.
- Да… - Она улыбнулась сквозь слезы и открыла глаза. Хотела что-то добавить, но вдруг посмотрела на что-то у Глеба за спиной и хрипло крикнула: - Глеб, он сбежал!
Корсак обернулся. В комнате никого, кроме них, не было.
- Он сбежал, Глеб! Соболев сбежал!
- Да, - согласился Корсак. - Но это еще не конец. Рано или поздно он попадется.
Мария вздохнула и снова обняла Глеба.
- Как хорошо, что ты пришел, - повторила она.
5
Стол искрился хрустальными вазочками, салатницами и бокалами. Селедка под шубой манила свекольной мантией, густо присыпанной яичной крошкой. «Мимоза», «Оливье», салат по-гречески - от вида этих прелестей у Толи Волохова и Стаса Данилова свело животы.
Маша поставила на стол последнее блюдо с закусками, отошла на шаг от стола и полюбовалась получившимся результатом.
- Красота! - сказал Волохов.
- Так бы и съел все это! - поддержал его Стас.
- Пока ешь глазами, - сказала Маша.
Один только Митька оставался равнодушным к этим гастрономическим излишествам. Он схватил с блюда кусок холодной буженины по-тевтонски, запеченной в тесте, и сказал:
- Мам, можно я еще поиграю в плейстейшен?
- Хорошо, только немного.
Митька умчался к себе в комнату. Стас Данилов проводил его взглядом, повернулся к Маше и сказал:
- Значит, все разрешилось.
- Угу, - кивнула она и улыбнулась, не в силах сдержать свою радость. - Митька останется со мной!
- Ну вот видишь. - Стас тоже улыбнулся. - А ты боялась. Кстати, как твой бывший? Вы по-прежнему враги?
- По закону он сможет брать к себе Митьку на выходные. Ничего другого ему не светит.
- Жесткое решение. Но правильное. Слушай, Марусь, а давай я тебе коньячку накапаю - а то ты какая-то бледненькая.
Маша покачала головой:
- Нет.
- Ну, давай хоть Толику налью. Он тоже выглядит неважно.
- Стас, хватит вымогать коньяк, - с напускной строгостью сказала Маша. - Потерпи еще десять минут.
- Да мы всего по бокальчику, - пробасил Толя Волохов.
- Знаю я ваши «бокальчики». Откроете бутылку - и уже не остановитесь, пока все не выпьете.
Толя вздохнул, взял со стола сигареты и отправился на балкон - курить. После того как он ушел, Стас продолжил качать права.
- Не понимаю, какого черта мы должны ждать этого журналиста?
- Затем, что я его пригласила.
- «Пригласила». Если хочешь знать, я вообще сомневаюсь, что твой Корсак придет. Журналисты - они ведь такие непостоянные.
Поняв по непреклонному виду Маши, что настроена она решительно, Стас смиренно проговорил:
- Ладно, коньяк не разрешаешь, так дай хотя бы бутер с мясом.
- Это не «бутер с мясом», а буженина по-тевтонски - изысканное блюдо. И вообще, руки прочь от стола! Сядем за стол, тогда и поешь.
- Любимова, ты садистка. Я с утра ничего не жрал.
- Сказала - нет.
- А почему Митьке можно, а нам нельзя?
- Потому что он ребенок.
- Мы тоже. Посмотри на Волохова - пусть он и размером с башню, но по развитию - сущее дитя.
Стас потянулся за мясом, но Мария шлепнула его по руке:
- Сказала - терпи.
Стас вздохнул и поскреб затылок.
- Ну дай хотя бы конфетку, - горестно проговорил он. - Я знаю, у тебя всегда есть.
Маша подошла к шкафу, достала из вазочки одну конфету и протянула Данилову:
- Держи, вымогатель.
Он взял, посмотрел и скривился:
- Даже не шоколадная.
- Не нравится - отдай обратно.
- Ладно, съем. Чего не сделаешь ради друга.
Данилов освободил конфету от фантика, придирчиво осмотрел ее и только после этого запихал в рот.
- Значит, ты думаешь, что Виктора Багирова отпустят? - спросил он в продолжение беседы, шамкая набитым ртом.
- Думаю, да.
- Я бы на твоем месте не был так уверен. Багиров убил троих человек. К тому же сделал чучело из собственной сестры. - Стас передернул плечами. - Ужас. Как вспомню - так вздрогну.
- Он защищал свой дом, - возразила Маша. - А эти трое пришли к нему с оружием в руках. И они явно собирались не чаю с ним попить. К тому же двое из них - довольно известные в криминальных кругах личности.
- Зато третий - личный помощник депутата Логинова, - сказал Стас. - Логинов теперь Багирова в порошок сотрет.
Маша помотала головой:
- Вряд ли. У него сейчас есть дела поважнее. Кажется, он уже назначил за поимку Соболева вознаграждение?
- Угу. Сто тысяч бакинских. Не слабо, да?
Дверь балкона открылась, и в комнату ввалился накурившийся Толя Волохов. Стас посмотрел на него оценивающим взглядом и сказал:
- Слушай, Анатолий, мы тут с Машей решили: давай мы тебя загримируем под Соболева, отдадим Логинову, а полученное вознаграждение разделим на троих?
- Лучше я ему тебя отправлю, - хмуро парировал Волохов. - Ты больше похож. А деньги себе заберу.
- Грубый ты человек, Анатолий, - вздохнул Стас. - Все, Марусь, плакали наши денежки.
Стас сделал скорбное лицо, а затем, воспользовавшись моментом, быстрым движением стянул-таки с блюда кусок буженины.
- По-моему, Соболев перемудрил, - сказал он, усердно работая челюстями и щурясь от удовольствия. - Особенно с костями. Если он подражал китайским мифам, то почему надписи делал на латыни?
- Потому что он бывший врач, - сказала Маша. - Надписи на латыни - одна из подсказок. Я бы даже сказала - одна из множества подсказок. По большому счету, ребята, мы провалили это дело. Не смогли вычислить Соболева. Раз. Едва не отправили в камеру невиновного. Два. А ведь дело было не таким уж и сложным. Если бы не кодеин и оксикодон…
Маша замолчала, досадуя на себя за то, что сболтнула лишнее. Стас и Толя напустили на себя отстраненный вид.
- Толь, налей коньяку, - попросила вдруг Маша.
- Вот это дело! - одобрил гигант и потянулся за бутылкой.
- Даже не знаю, кто из этих двоих противнее - Соболев или Багиров, - сказал Стас, подставив бокалы.
- Им бы в паре работать, - заметил Волохов, разливая коньяк по бокалам. - Один убивает, другой - делает чучела. И, кстати, Марусь, не казни ты себя так. Все ведь закончилось хорошо. Если, конечно, не считать того, что Соболев сбежал.
Он протянул один бокал Маше, но она отрицательно качнула головой, и он вернул бокал на стол.
- Слушай, Толь, - заговорил Стас, - а что там за история с белой собакой? Я, пока утрясал дела в Следственном комитете, пропустил.
- Ребята из ОМОНа наведались к Соболеву на дачу, - сказал Волохов. - Выломали дверь в подвал и нарвались на этого адского пса. Одного он тяпнул за ногу, второму прокусил запястье. Ребята открыли огонь. Зверюга оказалась страшно живучая. Перестала кидаться, только когда ей отстрелили полголовы. Судя по документам, найденным на даче, собака была выбракованным метисом. Помесь американского стаффа и английского мастифа.
- Ужас! - сказал Стас. - Ненавижу бойцовских собак.
- Хорошо, что предупредил. Подарю тебе на день рождения щенка бультерьера.
- Лучше сразу меня застрели.
Мужчины допили коньяк, и Волохов снова взялся за бутылку.
- Можно тебя спросить? - обратился Стас к Маше.
- Валяй, - разрешила она.
- Что ты решила насчет твоего «кодева»? Не думаешь соскакивать?
Любимова помрачнела.
- Думаю. Уже начала. Пробую слезть с кодеина при помощи трамала. Если не поможет - лягу в клинику.
- А…
- Давай не будем больше обсуждать эту тему, - перебила Маша. - Пока я сама этого не захочу.
- Как скажешь.
Из прихожей донесся переливчатый перезвон.
- О, а вот и наш борзописец! - воскликнул Стас.
- Прилетел на запах коньяка, - усмехнулся Волохов.
Мария вышла в прихожую и открыла дверь. Глеб Корсак стоял на пороге с букетом алых роз в руке. Выглядел он бодрым и элегантно небрежным; впрочем, как всегда.
- Привет!
- Здравствуй!
Они поцеловались. Глеб протянул ей букет:
- Не знал, какие цветы ты любишь.
- Всякие. Но розы больше всех. Спасибо! - Маша взяла букет и поднесла его к лицу. - Боже, как пахнут!
Она привстала на цыпочки и поцеловала Корсака в губы.
- Раздевайся и скорее проходи к столу. А то у меня в гостиной два троглодита помирают с голоду.
Она повернулась было, чтобы идти, но Глеб взял ее за руку.
- Маш, подожди… Мне нужно ехать.
- Как ехать? - опешила Мария.
Он виновато пожал плечами:
- Срочная командировка.
- А предупредить ты не мог?
- Да я сам узнал всего полчаса назад.
Маша поникла.
- Жаль. Думала, посидим, познакомишься поближе с ребятами. Но надо так надо. Кстати, ты рассчитался со своим карточным долгом?
- Да, все в порядке.
- Ну, хоть что-то хорошее. Слушай, давай хоть пару кусочков буженины тебе с собой заверну, а?
Корсак улыбнулся:
- Почему нет.
Маша убежала в гостиную и вскоре вернулась - без цветов, но с пластиковым контейнером, в котором лежали несколько кусочков буженины. Глеб взял контейнер, открыл крышку, понюхал.
- На вид - великолепно, - одобрил он. Глянул на Машу лукавым взглядом и констатировал: - Значит, ты умеешь готовить.
- Не ожидал?
Глеб покачал головой:
- Нет.
- Я четыре месяца не готовила. Не для кого было. А для себя одной не люблю.
Глеб закрыл контейнер и убрал его в холщовую сумку.
- У меня для тебя тоже кое-что есть.
Корсак достал что-то из кармана плаща, протянул Маше и разжал ладонь.
- Что это? - не сразу поняла она.
- Кольцо. Как тебе?
Это и впрямь было кольцо - из нержавеющей стали, с перекрещенными пистолетами вместо камня.
Маша улыбнулась:
- Смешное.
- Купил в переходе, - деловито объяснил Глеб. - Там были еще с черепом и костями, но я подумал, что пистолеты тебе больше подходят.
Мария подняла на него взгляд.
- Это намек?.. - осторожно спросила она. - Если да, то на что?
- К кольцу прилагаются слова. Вот они… - Глеб приосанился и торжественно проговорил: - Маша Любимова, согласна ли ты регулярно готовить для меня вкусные обеды и ужины?
Маша чуть прищурилась:
- В обмен на что?
- В обмен на трогательную и нежную заботу, которой я тебя окружу.
- Звучит неплохо, - одобрила Маша. - Конечно, насчет обедов не уверена, а вот насчет ужинов… Погоди… - Веки ее чуть дрогнули. - Это что - предложение руки и сердца?
- Почти, - улыбнулся Глеб. - Хотя пока речь шла только об обедах и ужинах. Знаешь, Любимова… я редко произношу эти слова, вернее - никогда не произношу, но… мне кажется, что я тебя люблю.
Маша слегка побледнела, отчего тонкое лицо ее приобрело какой-то растерянный и беззащитный вид.
- Я буду готовить тебе ужины, - сказала она тихо. И надела кольцо на безымянный палец своей правой руки.
- Уф-ф… - облегченно вздохнул Корсак. - А я боялся, что ты дашь мне от ворот поворот. Завтра вечером отпразднуем это дело в каком-нибудь ресторане. Как ты относишься к фрикасе из телятины по-старофранцузски и к цыплятам «Montmorency» в вишневом соусе?
- Нормально отношусь, - так же тихо сказала Маша. - Только я никогда их не ела. Слушай, а тебе правда сейчас нужно идти?
Глеб кивнул:
- Да. - Он глянул на часы, затем опустил руку и сказал виноватым голосом: - Извинись перед парнями. Скажи, что в следующий раз - обязательно. Хорошо?
Она кивнула:
- Хорошо.
И подставила губы. Глеб нежно ее поцеловал, повернулся и вышел из квартиры.
Валерий Николаевич Третий подождал, пока Глеб усядется за руль, и сказал:
- Вы долго.
- Ничего, успеем, - небрежно отозвался Корсак.
- Игра начинается через полчаса.
- Я сказал: успеем.
- Шеф спрашивал: вы подтверждаете, что ограничиваете ваше участие в игре тридцатью тысячами долларов?
- Подтверждаю. И после того, как отыграюсь, - завязываю.
- А если не получится?
Глеб покосился на Третьего и насмешливо уточнил:
- Что - завязать или выиграть?
- Выиграть.
- Получится. Уж ты мне поверь.
Он повернул ключ в замке зажигания и тронул машину с места.
Эпилог
Дождь лил весь день, то затихая, то усиливаясь. Но к вечеру он закончился. Город был свеж и чист. С ветвей деревьев, покрытых зеленой листвой, капала вода.
Виктор Багиров отвернулся от окна и взглянул на свою новую, только что законченную работу. На его широком рябом лице появилось выражение глубочайшего удовлетворения.
- Отличная работа, - сказал он.
Затем протянул руку к бутылке с коньяком, стоявшей на старенькой, измятой и пожелтевшей газете. На первой полосе было набрано огромным шрифтом:
ИСТОРИЯ ОДНОГО УБИЙЦЫ
Под статьей стояла подпись - Глеб Корсак. Багиров перечитывал статью так часто, что знал ее почти наизусть. Но все равно не выбрасывал газету, храня ее как некий талисман, который должен был помочь ему осуществить задуманное. И задуманное осуществилось. Работа была сделана.
Виктор взял бутылку, свинтил крышку и плеснул немного коньяка в широкий, заляпанный краской стакан. Затем отсалютовал стаканом только что законченному чучелу, стоявшему посреди мастерской, и сделал большой глоток. Коньяк горячей волной пробежал по пищеводу.
Багиров почувствовал, как сильно он устал за эти месяцы. Допросы, тюремная камера, суд, оправдательный приговор, четыре месяца, проведенные в клинике… Больше полугода было потрачено на поиски, еще месяц - на подготовку к работе, и затем еще три с половиной месяца - на саму работу. Он использовал только лучшие материалы, заказывая их в специальных мастерских по всему миру. Лак, эулан, закрепитель костей, шпаклевка, полимеры… Дороже всего обошлись искусственные глаза - Виктор заказывал их у лучшего итальянского мастера. Недешево обошлась и электроника. Но траты оказались не напрасными.
Виктор пристально посмотрел в глаза только законченному чучелу (хотя сам Багиров предпочитал слово «скульптура»). Черные, аккуратно зачесанные набок волосы; задумчивые голубые глаза; белые зубы, обнаженные в приветливой улыбке. Редко кому выпадает шанс выглядеть после смерти так же хорошо, как при жизни. Впрочем, иногда жизнь и смерть ничем не отличаются друг от друга.
Багиров протянул руку и нажал на чуть выступающую левую ключицу чучела. Раздалось легкое жужжание, и лицо ожило. Брови приподнялись, рот приоткрылся, пальцы правой руки сжались и разжались. Пусть это еще не жизнь, но уже и не смерть!
Виктор Багиров не удержался от удовлетворенной улыбки. Он взял бутылку и налил себе еще коньяка. Гулять так гулять. Работа ему определенно удалась. Да что там удалась, это была лучшая его работа! Жаль только, что ее никому нельзя показать. Никому и никогда.
notes
Примечания
1
Deadline (англ.) - последняя граница, крайний срок, «линия смерти».
2
Перформанс (англ.) - вид современного искусства. Короткое представление, исполненное одним или несколькими участниками перед публикой в художественной галерее, музее или на открытом воздухе.
3
Знаменитый американский журналист и писатель.
4
Главный информационный центр.
5
Следственный комитет.
|
