Стратегия риска Анатолий Галкин
        Еще не вечер # Как трудно жить, если ты богатый и честный! Вокруг одни жулики. Просто жулик на жулике сидит и жуликом погоняет! Тебя могут подставить в два счета. И что тогда делать? Бежать, затаиться у самого синего моря и ждать. Кого ждать? Что может помочь? Только неожиданная любовь. Да еще сыщики из агентства «Сова», которые и тебя из капкана вызволят, и так красиво, мимоходом, еще десяток преступлений раскроют.
        Анатолий Михайлович Галкин
        Стратегия риска
        Глава 1
        Парень в белой мятой футболке выскочил из домика-развалюхи и заметался по захламленному дворику. Глаза его выражали растерянность и страх. Вдруг он на пару секунд замер, а потом бросился к глухому кирпичному забору, перед которым громоздилась куча мусора - ящики, бочки, поломанная мебель… В первый заход испуганный парень чуть не сорвался с этой пирамиды, зацепившись ногой за торчащие во все стороны пружины старого дивана. Но ему все-таки удалось восхождение на вершину горы хлама. Теперь только подтянуться, ухватившись за край забора, и перемахнуть через кирпичную преграду… Руки уже легли на залитую бетоном кромку, мышцы напряглись, но в этот момент сзади раздался хлопок, слабо напоминающий звук пистолетного выстрела. И в этот же момент один из кирпичей над правым плечом беглеца взорвался снопиком искр, мелких осколков и пыли.
        Парень развернулся и прижался спиной к стене… Еще хлопок - и футболка на животе вздрогнула, вспучилась и по ней начало расползаться красное пятно… Раненый дернулся всем телом, широко раскинул окровавленные руки и несколько раз взмахнул ими… Новый выстрел - и такое же пятно расплылось на груди… Умирающий запрокинул голову и, продолжая размахивать руками, начал оседать на подгибающихся коленках. Наконец он завалился на вершину мусорной кучи, закрыл глаза и замер. Так смирно он лежал до тех пор, пока тишину не разорвал визгливый старческий голос, усиленный мощным мегафоном:
        - Стоп! Окончили съемку! Перерыв… Позор! Ты, Ракитский, когда умирать научишься? Ты во ВГИКе учился или в балетной школе? Что за взмахи руками? Ты не лебедь умирающий, а бандит… И почему присел, а не скатился вниз? Синяков боишься? Это халтура, дорогой. Умирать надо красиво… Так, всем срочно искать старые одеяла, ватники и прочие мягкие тряпки. Накройте эту кучу. Мне надо, чтоб наш нежный Ракитский скатился с нее и умер по-человечески… Пиротехнику повторно, зарядить актера и забор. Через двадцать минут снимаем второй дубль… Прошу тебя, Ракитский, пожалей мои нервы и японскую пленку. Не дергай больше конечностями. Умри натурально.
        Съемочная группа не разбегалась. Перерыв был объявлен, но это не означало, что он действительно начался. Необходимо было до конца довести ежедневный ритуал. Каждое утро после первого дубля главный режиссер делал более или менее строгий разнос кому-либо из группы - оператору, гримеру, осветителю или на крайний случай двум прикомандированным ментам, охраняющим площадку от зевак. Все это делалось обязательно через мегафон, громко и прилюдно. Далее провинившийся должен был в нескольких словах выразить понимание, почтение и покорность… Это была разминка, необходимая для самоутверждения главрежа. Ему, знающему о мягкости своего характера, надо было почувствовать, что он очень строг и всех держит в ежовых рукавицах.
        Все взгляды устремились на Ракитского. Он не стал ничего говорить, а, балансируя на вершине, умудрился встать на колени и объяснить свои чувства пантомимой. Он простер руки сначала к солнцу, потом протянул их к помосту, где восседал главный режиссер, а в конце скрестил ладони на груди и покорно склонил голову.
        Пауза длилась три секунды, после чего вся съемочная группа засуетилась. Порядок! Актер покаялся, режиссер утвердился в том, что он строг и справедлив, а остальные получили передышку. Почти все. Костюмерша пошла за новой футболкой для Ракитского. Гримерша раскрыла свой ящичек, прикидывая, как сотворить актеру предсмертное лицо. Основная работа предстояла пиротехнику.
        Юра Сизов работал уже третью картину с этой группой. Благодатное настало время для его профессии. Теперь любят, когда в фильме все взрывается, горит, когда из стен летят осколки, а из актеров брызги крови.
        Выстрел в кирпичную стену он подготовил быстро. Проводки были на месте. В углубление лег запал с фасолину величиной, а сверху горсть чуть смазанной клеем пенопластовой крошки кирпичного цвета.
        Теперь предстояло зарядить актера.
        Ракитский уже лежал на столе посреди дворика и две помощницы смывали с него липкую красную жидкость, изображавшую кровь. Делали они это тщательно и, пожалуй, любовно. Особенно повезло той, которая вытирала рану на животе - краски протекли под ремень брюк, а им приказали полностью отмыть главного героя…
        Юра Сизов соскользнул с горы, на которую уже набросали кучи тряпья, подошел к Ракитскому и отогнал девчушек с «кровавыми» тряпками:
        - Вы его до дыр решили оттирать? Хватит, валите отсюда. Незачем его дочиста мыть. Скоро он опять весь в крови будет.
        Пиротехник осмотрел две пластинки, которые пластырем были прикреплены на груди и на животе Ракитского. Потом проверил маленькую коробочку на поясе актера и проводки, которые вели от нее к защитным пластинкам. Что-то ему не понравилось и он начал суетиться, боясь, не успеть ко второму дублю.
        Работая, Сизов успевал высказывать актеру все, что он о нем в данный момент думает:
        - Ты, Серега, пижон. Старик все правильно тебе сказал. Ты не мог умереть спокойно? Не мог руками не дергать? Ты мне проводок порвал. Хорошо, что я заметил. А то - пришлось бы тебе от одной пули умирать.
        Сизов достал две таблетки величиной со старый пятачок, прикрепил к ним проводки и приклеил их на пластинки. Сверху каждая таблетка накрывалась маленьким пластиковым пакетиком с «кровью». Оставалось только проверить работу пульта и готово. Можно стрелять.
        Ракитский не слушал пиротехника и не следил за его работой. Актерству его учили по системе, а это значило, что следует вживаться в образ. В данном случае - готовиться к смерти. Для этого обычно ищут опорные точки в своей жизни, но двадцатипятилетний Сергей Олегович никогда еще не умирал. Даже не болел сильно. Не попадал под машину. Не тонул… Стоп! Тонул. Было дело. В семилетнем возрасте ловил рыбу с мостков, а ребята сбросили в воду. Плавать еще не умел и тонул взаправду - дергал руками, нахлебался влаги с тиной и ряской… О чем тогда думал? По всем канонам перед глазами должна была пролететь вся маленькая жизнь - не пролетела. Думал о трех шоколадных конфетах, которые были в кармане. Размокнут же, расплывутся …
        Почти рядом с лежащим Ракитским за временной загородкой, охраняемой двумя милицейскими сержантами, стояли зрители. Не толпа, но десятка два зевак набиралось. Иногда именно они дарили актеру вдохновение.
        Ракитский стал разглядывать каждого, пытаясь отыскать сердобольную старушку с печальными глазами, провожающими его на верную смерть. Но время оказалось неподходящее. Дневное время - часы мексиканских сериалов. И со старушками была напряженка.
        Ближе всех стояла группа хихикающих подростков. Рядом - две малярши с соседней стройки. Подальше от ментов - трое бомжей. Глаза у них были подходяще печальными, но явно по другому поводу.
        Остальной народ - случайные прохожие, которые две-три минуты с легким любопытством осматривали место съемок и уходили, освобождая место для других.
        Дольше всех задержался мужчина лет тридцати пяти. Одет от был на новорусский манер - богато и небрежно. Но прежде всего его выделяли габариты. Ракитский сразу окрестил его «Шкафом» и непонятно почему стал наблюдать за странным субъектом.
        Шкаф внимательно смотрел не на миленьких помощниц, не на висящего над площадкой оператора и даже не на него, Ракитского. Громадный гражданин изучал работу Юры Сизова. Именно изучал. Он следил за его руками, пытаясь заглянуть в кейс, где хранились взрывные таблетки, провода и запасы псевдокрови. В какой-то момент Шкаф, стараясь не привлекать к себе внимания, вынул фотоаппарат и сделал несколько снимков. И Ракитский точно видел, что объектив был направлен не на него, а на пиротехника и его чемоданчик. Забавно!
        Юра Сизов завершил то, что на киношном сленге называют «посадкой». Он в очередной раз зарядил Ракитского на два выстрела. И стрелять будет он по отмашке главрежа. Вместо пистолета пульт от телевизора «Сони». Первая кнопка - пуля в живот, вторая - в грудь.
        Отпуская актера, еще раз проверил защитные пластинки между таблетками и телом. Это он делал всегда. Он хорошо помнил хохму, ходившую в среде актеров и пиротехников… Однажды один недоумок делал «подсадку», замечтался и поставил таблетки прямо на нежное артистическое тело. И ладно бы на дебютанте или подставного каскадера. Так нет - на народного артиста поставил… Жмет на правую кнопку пульта и от «легкой раны» в плечо актер падает замертво. Горе - пиротехник машинально жмет на вторую кнопку. Из груди лежащего народного вырывается фонтан «крови», труп вскакивает, орет непечатные слова и бегает по площадке в поисках вдруг исчезнувшего пиротехника.
        Повод для такого нестандартного поведения народного артиста был - два огромных синяка и подпалины на месте таблетки. Но самое смешное не это. На следующий день пиротехник пришел на работу тоже с двумя синяками. Только на других местах - под правым глазом, и под левым. С убитым видом он сообщил, что был на даче и случайно наступил на грабли. Два раза.
        В этот день Ракитский умирал еще трижды. На последний дубль у Сизова не хватило пакетиков с кровью. Пришлось срочно искать замену. Презервативы были с собой только у девушек - помощниц. Бутылка красного сухача Каберне нашлась у оператора. По сто грамм в каждую оболочку и на знакомые места Ракитского - на живот и на грудь.
        Забавно, но именно этот последний дубль и вошел в фильм. В нем актер был наиболее естественен. Но испуг на лице Ракитского был вызван не близостью смерти, а предстоящими насмешками. И таковые потом были. Самая безобидная: «Сереже Ракитскому смертельно вреден двукратный секс с небольшими дозами алкоголя».
        Еще режиссер похвалил Сергея за то, что в его последнем предсмертном взгляде была буря чувств кроме страха: и удивление, и простоватая хитринка, и всякое такое.
        Шеф как всегда был прав. Только он считал, что это его настойчивость и режиссерская гениальность вызвала всплеск эмоций актера. Причина была в другом. Повернувшись после первого выстрела Ракитский заметил, что Шкаф, уже третий час околачивается вокруг съемочной площадки, ведет разговор по сотовому телефону и при этом не спускает глаз с пиротехника. Именно там, на вершине мусорной кучи Сергею захотелось проследить за этим бугаем, за этой коротко стриженой горой мяса. Захотелось перехитрить его… Вот она и предсмертная буря чувств.
        Ракитский не был другом Сизова. Они корешковали, но только на съемочной площадке. Сергей даже не знал, где живет пиротехник, но после съемок подошел к нему и предложил подбросить до дома на своей машине.
        Синяя «девятка», за рулем которой сидел Шкаф тронулась с места одновременно и это доставило Ракитскому огромное наслаждение. Прежде всего, он был горд своей прозорливостью - этот огромный сумрачный человек действительно «пасет» пиротехника. Но главное, что появилась реальная возможность окунуться в настоящее дело. Его, Ракитского, даже в этой последней картине несколько раз преследовали, два раза пытались убить и один раз все-таки убили. Все это так, но погони снимали эпизодами и часто задом наперед, а убили его сегодня лишь на шестом дубле. И пули не свистели. И кровь была из красного вина налитого в резинотехнические изделия номер два… Все ненастоящее. Все игра, фальшивка. А тут начинается серьезная заварушка. Голая правда жизни. Без сценария. Поэтому еще неизвестно, кто в конце погибнет на мусорной куче - актер Ракитский или гнусный Шкаф…
        С такими мыслями Сергей гнал свою машину по Москве, резко сворачивая в боковые проулки, перестраиваясь из ряда в ряд, пролетая на перекрестках на красный - делая все, чтоб оторваться от синей «девятки», которую он уже давно не видел за собой.
        По дороге Ракитский сообщил пиротехнику о своих подозрениях, но сбивчиво и невнятно, так что тот не принял это всерьез. Актеров Сизов знал хорошо - они еще и не так выпендриваются в поисках вдохновения. Для многих из них очень трудно войти в роль, но еще труднее из нее выбраться. Добрейший малый начинает играть бандита и конец - несколько месяцев к нему лучше не подходить. Вот и этот после сегодняшнего расстрела всех вокруг подозревать начал…
        Ракитский подвез Сизова к самому подъезду, проследил, как тот вошел в дом, еще раз для порядка оглянулся и с недовольным видом начал разворачиваться. Обидно было! Конечно хорошо, что он ошибся и Шкаф просто любопытствующий зритель, зевака. Но жаль, что сорвалось приключение.
        Обогнув дом, Ракитский проехал метров сто и притормозил. Он вдруг вспомнил слова своего преподавателя из ВГИКа: «В кино нам нужны яркие образы, активные действия. А в жизни все спокойно, незаметней, тише».
        И верно. Почему это Шкаф должен был устраивать погоню с визгом тормозов? Он мог быть и не один на съемках. Две-три машины, сменяя друг друга, могли их проводить и подождать пока удалится Ракитский.
        Опять обогнув дом Сергей остановился у соседнего подъезда. У того, в который вошел Юра Сизов, он припарковаться не мог - там уже стояли две машины. Из передней вышел огромный мужчина и, не оглядываясь, направился к той самой двери…
        Сизова дома никто не ждал. К своим тридцати годам он был еще холостяк. Не убежденный, но… Его всегда учили, что сапер и пиротехник ошибаются всего один раз. И он следовал этому во всем. С взрывными устройствами было достаточно просто - проверил провода-клеммы и жми на нужную кнопку. С девушками же все непонятно. Какие у них там соединения? Какой силы будет взрыв, если не на то нажать?
        Юра хотел сразу залезть под душ, но увидел свое кресло посреди комнаты и передумал - решил расслабиться минут на двадцать, закрыв глаза и вытянув ноги.
        Устал он сегодня. Не физически - дров не рубил, воду не носил. Но двенадцать пуль в Ракитского он сегодня всадил. По две в каждом дубле. Именно от его пальца на пульте взрывалась таблетка и на теле актера появлялось такое достоверное кровавое пятно. Потом второе. И дальше смерть на куче мусора.
        Игра, но на нервы действует… Юра попробовал отвлечься. Это он умел. Он обычно вспоминал море, легкий прибой на пустынном пляже, закат… На этот раз не получилось. К шуму волн примешивался какой-то посторонний неприятный звук - легкий скрежет железяк.
        Кресло стояло так, что перед глазами была входная дверь. Звук шел оттуда. Мало того - чуть заметно вздрагивала ручка в замке. Значит не ошибся Ракитский?!
        В фильмах в такой ситуации актер начал бы заваливать дверь шкафами, тумбочками и прочим тяжелым имуществом. Но у Сизова в коридоре не было громоздкой мебели. И потом он был пиротехник, а его кейс с сегодняшних съемок лежал рядом… Две таблетки в складке дивана, что напротив кресла, две - в сервант около дивана.
        Через минуту дверь открылась и в квартиру вошел тот, кого Ракитский назвал Шкафом. Он улыбался, потому что смог - таки распечатать довольно сложный замок. Не потерял еще квалификацию Сизов сидел в глубоком кресле и ждал дальнейших событий. Некоторое спокойствие ему придавал пульт, лежавший под правой рукой.
        Шкаф оглядел комнату и, найдя самое подходящее место, бухнулся на диван, нашпигованный взрывными таблетками.
        Говорить он начал спокойно и примирительно. Ему не надо было пугать собеседника грозными рыками в голосе. Он знал, что его габариты сами по себе страшат любого.
        - Ты, друг, не бойся меня. Я к тебе с деловым предложением. Будешь на нас работать.
        - На кого?
        - Не любопытствуй раньше времени… Мне приказали найти такого как ты, я и нашел.
        - Кто приказал?
        - Я тебе сказал - не любопытствуй! Собирайся. И штучки все свои прихвати. Надо будет показать, как ты пули на теле взрываешь.
        - А если я не поеду?
        - А куда ты денешься?
        С этими словами Шкаф засунул руку за полу куртки и резким движением вытащил внушительных размеров пистолет, который, правда, в его руке не казался таким уж огромным.
        Сизов поднял сначала левую руку, а потом правую, с зажатым в ней пультом. С тоской посмотрел на сидящего на диване и нажал кнопку. И сразу вторую, третью, четвертую…
        Такой легкости от этого грузного мужика Сизов не ожидал. После первого взрыва Шкаф подскочил вверх, а после второго полетел вперед, широко разведя руки в стороны. Было похоже на прыжок с трамплина. Только без лыж… А над ним как снежинки засверкали клочки хрустальных вазочек, рюмок и другого содержимого серванта, разнесенного последними двумя взрывами.
        Сизов не успел насладиться картиной. Пролетев два метра Шкаф приземлился на него всей своей грудью, опрокинул его вместе с креслом и обмяк. Шевелились лишь его губы, шепотом вспоминая предков пиротехника по материнской линии.
        Лежа под своим гостем, Сизов с уважением вспомнил Ракитского. Какое точное прозвище дал этому типу… Попытался выбраться - не получилось. И Сизов уточнил кличку - не просто Шкаф, а книжный, да еще со всеми томами Большой советской энциклопедии.
        Не прошло и минуты, как раненый пониже спины бугай встал. Теперь он уже громко начал произносить то, что недавно шептал.
        Потом он повернулся к лежащему на полу Сизову спиной и чуть наклонился вперед. Картинка была не для слабонервных: из обгорелых клочьев на пиротехника смотрела огромная красная ягодица. Провал! С левой было все нормально.
        Выдержав паузу, Шкаф развернулся и неожиданно спокойно сказал:
        - Слушай, Юра, у тебя для меня брюк нет? Может какие спортивные. Растянутся… И больше не шути. Мы все про тебя знаем. Родители твои в Малаховке живут. С ними твоя сестра. В институт собирается… Ты же не хочешь, чтоб с ней нехорошее приключилось? И домик у твоих крайний у рощи стоит. Сгореть в одночасье может… Собирайся… Меня, кстати, Иваном зовут. Иван Шорохов. А кликуха моя - Шкаф.
        - Очень приятно. А я - Юра Сизов. А кликуха - Пиротехник.
        Ракитский прыгнул к рулю, все тело напряглось и он физически почувствовал, как ответственный за это орган выбрасывает в его кровь огромные порции адреналина. Он ждал именно этого, но абсолютно не был готов к такой ситуации. Ну, пошел этот чертов Шкаф к Юре Сизову. Не бежать же за ним? Да и в двух машинах, стоящих впереди, тоже сидят, должно быть, крепкие ребята. Пусть не шкафы, но и не тумбочки. Они не допустят… В милицию бежать? И что сказать? Я, мол, друга проводил, а через пару минут к дому подъехала машина, из нее вылез здоровый дядька и зашел в тот же подъезд. Вот уже точно - в огороде бузина, а в подъезде дядька.
        Еще одна порция адреналина, влилась в молодое тело Ракитского, когда он представил, что пиротехник может быть убит. Вот сейчас Шкаф душит его или готовится стрелять… Актер приоткрыл стекло и высунул в щель ухо. Именно в этот момент сверху раздался выстрел. Потом еще три.

«Все, напоролся! Хотел приключений - получай! Теперь ты, Ракитский, из простого обывателя и актеришки средней руки превратился в нежелательного свидетеля убийства. И, судя по двум машинам впереди, против тебя будет работать не одиночка, а крепкая банда. Организованная преступность!»
        Ракитскому так стало жалко себя, что он чуть не заплакал. Имея определенный опыт после просмотра сотен гангстерских фильмов, он знал, что таких свидетелей не просто убивают, а убирают - закатывают под асфальт новой дороги или ноги по колено бетонируют в тазу, а затем сбрасывают с моста в глубокую реку. Последнее особенно обидно - стоять черт знает сколько на дне в мутной, экологически грязной воде, а тебя будут щипать дефективные пучеглазые рыбешки…
        Дверь подъезда распахнулась и на пороге появился живой Юра Сизов. Это меняло дело. Ракитский быстро сообразил, что тазик с цементным раствором и рыбки-мутанты откладываются на неопределенное время.
        Вслед за пиротехником появился Шкаф. У него и раньше была походка бегемота, но сейчас он не просто тяжело переваливался, а хромал. И очень странно держал кейс - не сбоку, а сзади. Как будто прятал его или хотел что-то прикрыть.
        Ракитский точно помнил, что Шкаф входил в дом без кейса. Получалось, что это вещи пиротехника. Возможно, те, с которыми он был на съемках. Получалось, что они насильно увозят Сизова. Похищают!
        По здравому размышлению Ракитскому не стоило двигаться вслед за этими двумя машинами. Но он не думал. Им двигали эмоции.
        Еще час назад он ждал погони за собой, а теперь он сам догонял. Скорость была приличная и приходилось держаться почти вплотную за второй машиной, чуть не прижимаясь к ее бамперу… Вот вырулили на Ленинский проспект… Проскочили Кольцевую… Оставили позади поворот на Внуково…
        Неожиданно «похитители» свернули на узкую боковую дорогу, которая вела в лес. Ракитский чуть поотстал, но продолжал преследование. Он не заметил, как передняя машина притормозила у обочины. Вернее, заметил, когда уже проскочил ее. Но она не осталась стоять в лесу, а, набирая скорость, догнала артиста.
        Теперь он оказался «в коробочке». Впереди и сзади по машине, с боков плотная стена ночного леса.
        Диктовавшая скорость передняя машина начала притормаживать и остановилась в самом узком и мрачном месте. Дорога не освещалась, огоньков жилых домов видно не было. Кругом лес и тишина.
        Из передней машины выползли три силуэта. Из задней - только двое.
        В свите фар Ракитский не видел их лиц. Все, что ниже груди он мог разглядеть отчетливо. Шли они неторопливо и оружия в руках не было. С одной стороны хорошо, но это не радовало. Десять кулаков могли быть страшнее пистолета. И то, что они не торопились и не суетились говорило о многом. Эти ребята хорошо знают свое дело.
        Ракитский понял, что его непременно попросят покинуть машину. Лучше не нервировать этих товарищей и сделать это заранее. И еще - надо показать им свои мирные намерения. Они не должны его бояться. Он ничего плохого им не сделает.
        Передняя дверца открылась мягко и медленно, как театральный занавес.
        Ракитский выплыл из машины, но не стал от нее удаляться. Он сделал всего лишь шаг, встал на самое видное место и поднял руки вверх.
        Глава 2
        Любой пришедший в адвокатскую контору «Брест» мог заметить, что работа кипит. В огромной комнате находилось пятеро сотрудников и все при деле. Две женщины неопределенного возраста прилипли к телефонным трубкам и с деловым видом убеждали в чем-то своих собеседников. Еще двое, но уже мужского пола резво щелкали по клавиатуре компьютеров. Самый молодой из адвокатов тридцатилетний Роман Поспелов выглядел как стратег перед боем. Его стол в дальнем углу офиса был заполнен бумагами. На некоторых листочках были схемы, на других списки и тексты. Над всем этим была занесена рука с цветным карандашом, заточенным с обеих сторон. То там, то здесь появлялись красные или синие стрелочки, рамочки или простые линии. Сам же хозяин стола не сидел за ним, а нависал, обозревая все бумаги сразу. Полководец! Типичный вид штабного генерала перед битвой.
        Но так все виделось только с порога и только человеку незнакомому с традициями
«Бреста». На самом деле адвокатскими делами занимался лишь один - пенсионного вида мужчина в голубом пиджаке и с пышной еще более голубой бабочкой. Он набирал на экране текст своей заключительной речи на эпохальном процессе о разделе дачного дома. Его клиент хотел получить ту часть, в которой находился туалет. Обосновать это было просто, но противоположная сторона могла найти и свои аргументы. Точно такие же.
        Другой адвокат с самого утра вывел на экран карточную игру и уже несколько часов с огромным удовольствием фиксировал все возрастающие суммы своих выигрышей.
        Дамы бальзаковского возраста терзали телефон в разговорах со своими мужьями. Одна с бывшим, другая с будущим.
        Стратег Поспелов готовился к свадьбе. К собственной! Он воевал на схеме ресторанных залов, пытаясь совместить свои финансовые возможности с желанием разместить максимальное число гостей.
        Красным в списках отмечены родственники, чье присутствие на свадьбе вне обсуждений. Синим - друзья и коллеги. Это все гости первого уровня. Остальные - хорошие знакомые, соседи и прочие, весьма приятные люди.
        Первыми синих отметок удостоились четверо сотрудников «Бреста», сидящих с Романом в одной комнате. Не пригласить их - форменное свинство. Обидятся. И правильно сделают… Не пригласить же начальника уже не свинство, а просто глупость. Михаил Абрамович Зарубин в свое время сам завлек Поспелова в свою адвокатскую контору и опекал его как отец родной.
        Столь же многочисленной группой с синими отметинами оказались сотрудники детективного агентства «Сова». Их шеф Игорь Савенков - готовый тамада. И, вообще он человек хороший. А Олег Крылов - боевой товарищ…
        Так, проходясь по списку, Роман убеждал себя, что нереально уложиться в установленный самому себе минимум в сорок человек. К середине дня «неосиненными» остались только двое: дачный сосед, намертво завязавший с алкоголем, и школьный товарищ, уж слишком отвязанный по этой части… Роман вздохнул и вычеркнул их из списка, философски заметив, что крайности плохо уживаются в мире. Все хорошо в меру.
        Именно на этом трагическом моменте в комнате раздался звонок, короткой морзянкой возвестивший, что шеф требует Поспелова в свой кабинет.
        Роман сгреб со стола секретные документы и спрятал их в свой сейф подальше от любопытных сослуживцев.
        Адвокат Зарубин не любил современных офисов. Его передергивало от слов «жалюзи», а тем более «органайзер». На окнах у него были тяжелые темные шторы с легким рисунком, а под руками обычная записная книжка. В том же старомодном духе у него было все: и мебель, и одежда, и душа, и мысли. Сидел он тоже не на итальянском вертлявом кресле на колесиках, а на массивном сооружении из дуба с резьбой.
        Михаил Абрамович был не так прост. В своем адвокатском деле он считал себя докой. Клиенту нужна уверенность. А основательность обстановки привлекает жаждущих защиты не меньше, чем его, Зарубина, отчество.
        И имя для своей фирмы он выбирал с тем же прицелом. Не вычурное англоязычное, не
«Пик энд Дрик» какой-нибудь. А наше, исконное, мощное как крепость на Буге. И клиенты понимали намек: защищая их, адвокаты будут стоять насмерть…
        Очередной клиент понравился Зарубину сразу. Было видно, что за решение своего вопроса он готов платить любые деньги.
        Михаил Абрамович умел и любил торговаться. На первых же минутах разговоры с клиентом он обычно сообщал возможную сумму гонорара. Это мягко сказано. Он заламывал эту сумму и делал паузу. Ждал реакции. В этот момент он был похож на охотничью собаку, замершую в стойке перед возможной добычей.
        Оценив состояние клиента, Зарубин обычно выдавал: «Это наша стандартная ставка, но лично для вас мы можем ее снизить…» Чаще всего он уменьшал сумму в полтора раза. Иногда - в два, и даже в три. Назвав новую цифру, он опять замирал, вытянув вперед шею и поджав под себя переднюю лапу.
        Сегодняшний же клиент озадачил Зарубина. Гонорар был назван заоблачный, но впервые Михаил Абрамович решил не спускаться на землю, а подняться еще выше:
        - Это наша стандартная ставка, но лично для вас… Могут быть дополнительные затраты. Обычно мы привлекаем детективное агентство «Сова». Одним словом - все может возрасти в два или в три раза.
        - Я согласен.
        - А иногда и в четыре раза.
        - Согласен.
        - Отлично! Какова суть вашего дела? Начнем составлять договор.
        - Никаких договоров, господин Зарубин. И о сути дела я вам ничего не скажу.
        - Не понял.
        - Я знаю, что у вас есть молодой толковый парень по имени Роман.
        - Есть такой. Роман Поспелов. Это наша гордость.
        - Так вот, я хочу, чтоб эта ваша гордость и вела мое дело. Я буду говорить только с Поспеловым.
        - А я?
        - А вы, господин Зарубин будете получать деньги. Чем плохой расклад?
        Михаил Абрамович не долго терзался размышлениями. Только в первое мгновение он готов был возмутиться или обидеться за оказанное ему недоверие. Но расклад действительно был славный: Роман работает, знает все и за все отвечает, а он, Зарубин, ничего не знает, ни за что не отвечает, но получает от странного клиента большее деньги. И без договора. Стало быть - и без налогов.
        Нетерпеливый клиент решил поторопить Зарубина. Он не стал много говорить, а вытащил из кейса и бросил на стол пухлую банковскую упаковку американских денег.
        Михаил Абрамович всегда хвалил себя за осторожность. Вот и сейчас он не стал сразу хвататься за валюту и оставлять на ней свои отпечатки. Не стал он и громко выяснять: задаток ли это или что? Он просто сделал вид, что не заметил пачки. Вызывая Романа, Зарубин потянулся к кнопке звонка на дальнем углу стола, а обратным движением локтя придвинул доллары к себе. Пачка валюты покачалась на краю стола и сама упала в приоткрытый ящик стола.
        Роман провел гостя а переговорную. Проходя мимо кофеварки, он включил ее даже не проверив ее заправку - в «Бресте» хватало беспорядка, но эту мелочь отслеживал сам Зарубин. Он был уверен - затраты на гостеприимство и на хороший кофе для клиентов окупятся многократно.
        Нельзя сказать, что Роман обрадовался новому клиенту. Тем более, по словам Зарубина, работа будет большая, ответственная и конфиденциальная. Странно, но Михаил Абрамович так и сказал: «О сути дела не говори никому ни слова. Даже мне. Глеб Васильевич Славин будет работать только с тобой».
        Доверие приятно, но перед свадьбой Роману не очень хотелось вешать на себя дела. Особенно ответственные.
        Первые минуты Роман изучал гостя и вел светскую беседу как на английском приеме: погода, качество кофе, пробки на дорогах и прочее.
        Обычный клиент, этот Глеб Славин. Лет ему около сорока пяти. Явно москвич. Богат, но за модой не гонится. Характер крепкий, закаленный в последних боях за место под рыночным солнцем. Глаза умные, но напряженные. В их глубине - страх.
        - А теперь давайте о деле, Глеб Васильевич.
        - Да, уже пора.
        - Мне необходимо построить систему вашей защиты. Для этого надо знать все детали. По какой статье заведено на вас дело?
        - Дело пока не заведено.
        - Но в чем вас обвиняют?
        - Еще ни в чем… Тут не совсем адвокатская работа, Роман. Судебного дела может и не быть вовсе. Но защищать меня надо.
        - Вам угрожают?
        - Формально, нет. Но я чувствую, Роман, что они хотят моей смерти.
        - Кто?
        - Все! Последний месяц они просто прилипли ко мне. Шагу не дают ступить самостоятельно. Ждут подходящего момента. Но не я им нужен. Им деньги мои нужны…
        Роман почувствовал, что клиент сейчас может впасть в истерику. Надо успокаивать. И главное при этом понять - кто есть Глеб Славин? Шизик с манией преследования или бизнесмен, на которого наехали крутые ребята.
        - Вы не волнуйтесь, Глеб Васильевич. Решим все ваши проблемы. И не с такими делами справлялись. Чего вам бояться? Вы же никого не убили, не зарезали.
        - Убил… Я, Роман, человека убил. Застрелил из автомата.
        В переговорной повисла тишина. Роман переваривал неожиданное признание клиента и пытался быстро наметить линию дальнейшей беседы. А Славин гордо молчал, считая, что он сказал самое главное, и добавлять уже нечего.
        Роман готов был задать десятки вопросов, но понимал, что это не лучший вариант. Можно было скатиться к допросу: кого убили, когда, где, при каких обстоятельствах? А он адвокат, а не следователь… Надо дать возможность клиенту расслабиться, выложить все самому.
        - Чувствую, Глеб Васильевич, что дело ваше действительно сложное. Будем работать. Помочь вам могу только зная все детали. Расскажите обо всем по порядку.
        - С чего начинать?
        - С самого начала… Вы правильно сказали, Глеб Васильевич, что главное здесь ваши деньги. Вот и начните с того момента, как у вас появились первые доходы.
        - Хорошо. Только не перебивайте…

«Деньги я сейчас имею большие. Очень большие. Я владелец сети бензоколонок
«Кондор». Девять штук в Москве и шестнадцать за окружной дорогой почти на всех трасах.
        Началось все десять лет назад из ничего. Было нас трое друзей - Илья Бабкин, Вася Анохин и я. Вместе закончили автодорожный институт и протирали штаны в НИИ. А потом, когда замаячила свобода, нанялись в частный автосервис. С деньгами стало посвободней, а главное - появился азарт.
        Следим мы однажды на пустыре за своими мастерскими, пьем пиво и обсуждаем очередное задание хозяина. Велено утилизировать старый бензовоз. И одновременно всем троим в голову приходит идея.
        Следующим вечером бензовоз оказывается на даче у Василия, а мы начинаем бомбить ремонтирующиеся у нас на сервисе машины. Деталька к детальке - и через месяц мы имеем новенькую, сверкающую краской передвижную бензозаправку.
        Дальше схема очень простая. Заправляемая на заводе за наличные и становимся рядом с государственной заправкой. Кладем ребятам по сто баксов и у них вдруг ломается оборудование. Всего на три - четыре часа.
        У них бензин дешевле, но они не работают. У нас дороже и мы рядом. Расторопно и с улыбкой. Куда автомобилисту податься?
        Через два месяца мы купили еще один бензовоз. Через год имели уже пять передвижных заправок. Сами со шлангами, естественно, не работали, нанимали ребят с Украины.
        Веселое было время… Понятие «крыша» тогда только появилось. На первых порах нас опекали местные менты. Деньги брали исправно, но спасти могли только от хулиганов. Когда на нас наехала Никулинская группировка, то наша крыша в погонах прохудилась. Все разбежались - жизнь дороже.
        Пришлось мне общаться с самим Доном. Смешная кличка. На первый взгляд нечто испанское. Синьор, кабальер, дон Педро. Оказалось, что в миру он Виктор Олегович Кошевой. Получалось, что отец его, понятно, однофамилец, но все-таки Олег Кошевой. А он - сын краснодонца. Сначала была такая длинная кличка, потом сократилась -
«Донец», а в конце концов просто «Дон».
        Так вот, Дон не был похож на бандитского авторитета. Мы их представляем вроде Кащеев бессмертных - сидят в своей паутине и зыркают злыми глазами. Нет, Дон добрейший мужик. Всегда все с улыбкой, с юмором.
        В нашу первую встречу он мне растолковал, что значительно дешевле платить ему тридцать процентов от прибыли, чем потерять жизнь. Действительно, справедливо… Так мы и жили.
        В девяносто пятом году денег у нас скопилось столько, что мы могли построить несколько стационарных заправок. Опять же, московские власти стали прижимать бродячие бензовозы.
        Долго мы совещались и решили, что пришло время разбегаться. Вася Анохин открыл магазин «Бишоп» и стал торговать электроникой. Теперь в Москве уже три таких салона. А Илья Бабкин построил элитный оздоровительный центр. Маленькие бассейны с морской водой, сауны, массажные кабинеты, души Шарко и всякая такая ерунда… Только потом я понял, что Илья полез в это дело, свихнувшись на женском вопросе. Экзотики ему захотелось.
        Строил он сам. Вернее - по его проекту и под его присмотром. Так в его Центре под названием «Аркадия» появились две секретные комнаты с зеркальными окошками во все стороны. Одним словом - сиди и любуйся натуральным видом знаменитостей женского пола… Правда, потом с помощью Дона он нашел другое применение своим развлекательным окошкам.
        Я же строил и строил красивые стационарные заправки с мойками, магазинчиками и даже с туалетами. Все, как в Европе!
        Неприятности начались три месяца назад. Заходят ко мне в кабинет трое крепких ребят и заявляют, что они от какого-то Хруща. Теперь я должен ходить под ними и платить шестьдесят процентов. Я даже не возмущаюсь такой наглости, а просто называю имя Дона и предлагаю разобраться с ним.
        Я был уверен, что одно имя Виктора Олеговича остудит этих залетных хамов. Не их это территория! Не по понятиям этот базар! Но, нет. Это их только распалило. Они наперебой посылали Дона в разные неприличные места, называли его помойником, галахом и, что совершенно непонятно, шушарой. Я назвал их беспредельщиками и они ушли. А вечером в моей квартире на пятом этаже прострелили окна.
        Я никогда раньше не видел Дона в таком состоянии. Он злился, бегал, кричал. Мне стало понятно, что Хрущ человек опасный и отвязанный. Без мозгов. Не признает ни законов, ни понятий. Воевать с ним будет сложно.
        Мне усилили охрану, но мелкие пакости я получал почти каждый день. То пожар на моей заправке, то анонимные звонки жене. Не угрозы, а так, сведения о моем моральном облике.
        Семью пришлось отправить на южный берег Франции, а самому жить в страхе, ожидая новых козней противника.
        Наконец Дон сообщил, что ему удалось забить стрелку с ребятами Хруща. Разборка будет по полной форме, но требуется мое присутствие.
        Обычно так не делают. Крыши сами должны между собой разбираться. Но эти же беспредельщики. Играют не по правилам. Захотел так Хрущ - приходится подчиняться.
        Три недели назад мы встретились на пустыре за Востряковским кладбищем. У нас пять машин и у них пять. У нас взвод братков при оружии и у них.
        Разборка началась вяло. Переговорщики сходились в центре круга и расходились.
        Через час Дон шепнул: «Будем воевать» и сунул мне в руки автомат.
        Через минуту раздался взрыв и понеслось. Стрельба, крики раненых, мат.
        Я почти ничего не видел, потому что сразу бросился на землю и больно ударился грудью, навалившись на свой автомат.
        Мне пришлось вскочить на ноги после крика Дона: «Окружают, Глеб! Вставай».
        Я осмотрелся - и действительно, сбоку на нас бежали трое из группы Хруща. Дон стоял за моей спиной. Он поправил автомат в моих руках и заорал в самое ухо:
«Стреляй! Кроши их, гадов».
        Раньше я никогда не стрелял из автомата. Эта тяжелая штука начала дергаться в руках, плеваться огнем, а ствол занесло куда-то вверх и вправо. Я отбросил оружие и уставился на троицу нападавших. Двое в черных куртках упали сразу. Парень в светлой ветровке, тот, что был в центре, сделал ко мне несколько неуверенных шагов.
        Никогда я не забуду его лицо с гримасой боли и упреком в мой адрес.
        Не забуду я и клочки разорванной на груди ветровки и расплывающиеся вокруг них пятна крови.
        Буду помнить и его руки перед падением. Он несколько раз очень странно взмахнул ими. Совсем как умирающий лебедь…»
        Глава 3
        Ракитский блаженствовал… Получилось все именно так, как он и хотел. Прежде всего, бандиты оказались очень милыми людьми и убивать его не собирались. Более того - их главный, которого все называли Доном, проявлял явное уважение к актеру как к творческой личности.
        Начиналось, правда, все не самым лучшим образом.
        Шкаф, чуть прихрамывая, подошел к Ракитскому, который стоял около своей машины в покорной позе «Руки вверх». Жестом ему было предложено поменять стойку и вытянуть руки перед собой. Актер моментально выполнил команду и в награду за сообразительность получил новенькие блестящие наручники, которые со звонким звуком открывающейся зажигалки «Зиппо» защелкнулись на его запястьях.
        В придачу к браслетам Ракитский получил еще черную вязанную спецназовскую шапочку с прорезями для глаз. Шкаф лично натянул ее до самого актерского подбородка, но, очевидно, ошибся: прорези оказались на затылке.
        Третья награда за покорность - мощный пинок в зад, который помог упаковать Ракитского на заднем сидении одной из машин. Потом была дальняя дорога и казенный дом - ночлег в подвале, обустроенном на манер камеры-одиночки: одинокий голый топчан, откидной столик, глазок в двери и параша в углу.
        Но эти жизненные неудобства продлились для Ракитского всего несколько часов. Всего одну ночь. Он даже не успел испугаться.
        Утром за ним пришли и повели… нет, вежливо попросили проследовать наверх к шефу.
        Поднимаясь на второй этаж, Ракитский понял, что находится в шикарном загородном доме. За окном промелькнул сосновый лес, вдалеке высокий забор, а за ним просматривался соседний особняк из красного кирпича.
        Перед дверью кабинета Ракитский представил, что сейчас он увидит нечто вроде Кащея в темной нише с тупыми охранниками по обе стороны и злыми собаками у ног.
        Все предстало с точностью до наоборот.
        Невысокий лысый симпатяга лет пятидесяти выкатился из-за письменного стола и, распахнув руки, бросился к актеру.
        - Рад! Очень рад вас видеть, Сергей Олегович. Буквально вчера смотрел фильм с вашим участием и вдруг - такая удачная встреча… Вы хорошо переночевали?
        - Сносно… В подвале.
        - Как в подвале? Непорядок! Сейчас все исправим.
        Хозяин оставил Ракитского стоять в центре кабинета и бросился к дверям, из-за которых выглядывал Шкаф. Разговор был тихим, но суровым. За исключением непечатной лексики Сергей услышал только две фразы: «самую лучшую комнату» и «подготовьте баньку по первому разряду».
        Такое начало позволило Ракитскому приободриться. Он вошел в кабинет держа руки за спиной и стоял в центре комнаты столбом. При последних фразах шефа он принял стойку «вольно», гордо поднял голову, зафиксировал на лице легкую улыбку, а руки отправил в карманы мятых брюк.
        Завершив «инструктаж» шеф плотно закрыл дверь и шустро побежал к серванту. Вначале он извлек два низких стакана с толстым дном. Потом на свет появилась нераспечатанная бутылка виски «Белая лошадь».
        - Вы как предпочитаете, Сергей Олегович: чистенькую или со льдом и газировкой? Я лично - только чистую. Чудаки эти англичане. Такой чудесный напиток изобрели и сами же его придумали разбавлять. Виски с содовой, на мой вкус, это кошачья моча…
        Говоря все это, шеф увлек Ракитского к окну, к мягким креслам по обе стороны от невысокого резного столика.
        Перед первым тостом хозяин представился:
        - Зовите меня Виктор Олегович. Если услышите кликуху «Дон» - так это тоже я. От отца она мне досталась. Он по паспорту - Олег Кошевой. Не тот, конечно. Тот не успел детей настрогать… Итак, за искусство!
        Дон выпил свою порцию одним махом, налил еще и продолжил:
        - С подвалом мы, Сергей, поторопились. Не сразу разобрались. Но ты и сам виноват. Зачем слежку за моими устроил? Ребята очень просто могли там на дороге кончить и в овражке прикопать.
        - Я не следил, Виктор Олегович. Вернее, следил, но без злого умысла. Вроде - репетировал.
        - Верно! Я так бойцам и сказал. Он, мол, артист. Мятущаяся душа. Нашло вдохновение - и поехал приятеля спасать. Кстати, этот пиротехник очень ершистый. Не соглашается с нами работать. Ты, Сережа, уговори его. Согласен?
        Ракитский охотно кивнул и только потом сообразил, что почему-то пользуется доверием у явного бандита Дона, что получил от него задание и готов выполнять. Еще вчера такое показалось бы ему невероятным, но сейчас это было очевидным.
        Долго размышлять Ракитскому не удалось. Дон налил по новому стаканчику и беседа покатилась дальше.
        - Давай, Сергей, за театр выпьем. Я же не просто так. Не сбоку припеку. Я сам играл и в школе, и в институте. В самодеятельности. Главные роли исполнял. Не
«Гамлет», конечно, но и не «кушать подано»… Столько у меня историй с театром связано. Я и невинность из-за театра потерял. Островского играл. Я в десятом классе, а моя партнерша на год старше. И надо было мне ее по ходу действия поцеловать. Я на репетициях имитирую, чмокаю губами, но ближе чем на пять сантиметров к ее лицу не приближаюсь… Она мне однажды говорит: «Не получается у нас сцена. Нет правды жизни. Приходи сегодня ко мне домой. Родителей нет. Порепетируем…» Дорепетировались! Пришлось мне через два месяца у отца деньги стащить и доставить девчонку к знакомой врачихе… Зато на премьере была полная правда жизни! Давай, Серега, за театр! За нас, за артистов!
        Когда от «Белой лошади» остались одни копыта, Дон перешел к деловым вопросам.
        Получалось, что он, Виктор Олегович Кошевой, меценат. И хочет он, как и граф Шереметьев, создать свой театр. А Ракитскому доверялась роль режиссера-постановщика.
        - Ты, Сергей, не бойся. Платить буду столько, что и Станиславскому не снилось.
        - А что будем ставить, Виктор Олегович? Может быть Шекспира?
        - Нечто похожее. Море крови, гора трупов. Но это не Шекспир. Писать будешь ты. А я буду тебе сюжеты давать. Первый уже есть.
        - А играть где будем? Сколько зрителей?
        - Играть, Сережа, будем на пустыре, а зритель будет один. Он же и участник спектакля, только знать он об этом не будет.
        - Но актеров же учить надо, Виктор Олегович. Сценическая пластика, мизансцены, речь.
        - Не надо их учить. Пластика у них натуральная. И речь подходящая. А вот мизансцены - это загвоздка! Ты и должен моих долболобов обучить: где кому стоять, куда бежать и как умирать. Опять же и пиротехник должен обеспечить выстрелы, взрывы, кровь… Принимать спектакль буду я сам. Пока не скажу: «Верю», ни хрена ты денег не получишь.
        Но Дон только на словах был скуп. Первый аванс он выдал Ракитскому сразу же. Такие деньги актер не получил бы и за год съемок при полной загрузке.
        Это обстоятельство сразу разрешило все сомнения Ракитского, включая и моральные. Он решил, что не собирается никого убивать. И грабить не будет. А как творческая личность имеет право приобщать к искусству любой контингент. Для врага все люди делятся на больных и здоровых. А для режиссера - на актеров и зрителей. И никаких бандитов!
        На этой логике и под бутылку «Белой лошади» Ракитский уговорил работать и Сизова. Пиротехник сопротивлялся только до второго стаканчика и до первого аванса: «Давай взорвем всю эту шушеру!». После третьей порции он промямлил: «Почему бы и нет. Возможно ты и прав, Ракитский». А пятый тост бравый пиротехник провозгласил сам:
«За Дона! Хороший он человек…»
        Первый сюжет, который предстояло поставить Ракитскому был по-шекспировски прост. Встречаются две группы людей на пустыре. Представители их ведут переговоры. Долго обсуждают. Нарастает напряжение. Кульминация. Взрыв. Стрельба. И тот единственный зритель, для кого весь этот спектакль, стреляет и убивает, якобы, сразу троих.
        Сложность была в том, что в пьесе совершенно не было текста. Есть роли без слов, а это была бессловесная пьеса.
        Текст для переговоров писать было бессмысленно, ибо единственный зритель их все равно не слышал бы.
        Ракитский предложил переговорщикам старый сценический прием. Они должны были поочередно с разной интонацией произносить фразу: «Что говорить, когда говорить нечего». Так можно было беседовать не один час. Но хмурые братки выдерживали два-три цикла и впадали в безудержный хохот.
        Тогда Ракитский предложил им поочередно материть друг друга. Да позаковыристей.
        Пошло! Со зрительского места и Станиславский сказал бы: «Верю!» И как не поверить? Стоят вдалеке два нахохлившихся бугая и беседуют. Один выскажет свою мысль, а глаза другого наливаются кровью, он напряженно думает и выдает нечто, заставляющее первого вздрогнуть и искать свой аргумент, свое слово в переговорном процессе. Полная правда жизни!
        Все остальное было делом техники - расставить людей по местам, научить их падать и красиво умирать, когда на их груди, повинуясь пульту пиротехника, взрывается таблетка с пакетиком вишневого компота.
        И вот - премьера!
        Главную роль Ракитский взял себе. Именно он под занавес спектакля побежал на Глеба Славина. Именно он получил в грудь сноп холостых зарядов и, взмахнув руками, упал почти у самых ног своего единственного зрителя.

* * *
        После посещения адвокатской конторы «Брест» Славин успокоился. Это было странно. Ничего не изменилось. Роман Поспелов после первой встречи ограничился общими фразами: «Будем Вас активно защищать. Проверим, изучим…»
        Все так, но Глеб Васильевич успокоился. Он был деловой человек и привык за хорошие деньги получать хороший товар. А то, что Поспелов не просто адвокат, не юрист-казуист, а мастер по нестандартным ситуациям, он знал точно. Романа именно в этом ключе Славину рекомендовали двое надежных людей. Друг друга они не знали и не очень распространялись о деталях своих дел, но оба произнесли почти одну и туже фразу и с одинаковой интонацией: «Ты не поверишь, Глеб. Но этот Поспелов из такой заморочки меня вытащил… Вспомнить страшно!»
        Именно поэтому Славин и перестал нервничать. Договор у него с «Брестом» есть. Деньги он заплатил. Поспелов - отличный товар. Тех двоих из их заварушек вытащил, теперь пусть его спасает.
        Каждый должен заниматься своим делом. И Глеб Славин опять окунулся в свои дела, в свои бензоколонки.
        Единственное, что он еще сделал для своей безопасности - вызвал к себе в Москву своего брата.
        Подполковник запаса Игорь Славин уже несколько месяцев маялся без дела в маленьком уральском поселке. Службу свою он закончил бесславно, так и не дождавшись желанного «полковника». Энергии у него было еще много, но раньше он с утра до вечера наводил порядок в своем подразделении, с азартом наставлял подчиненных на путь истинный. Теперь же под его началом остались лишь квартира и жена. И в семье начались постоянные «разборки полетов».
        Стало быть, поездка в Москву была для Игоря Славина благом, а для его жены счастьем.
        Кроме того, братья не виделись почти пятнадцать лет и подполковник не очень внятно представлял как это Глеб «в капиталисты заделался».
        Игорь быстро вошел в роль родственника - охранника. Из дома почти не выходил - там брата опекали другие. А в квартире он был полным хозяином. Входную дверь открывал только сам с молотком в правой руке.
        Через неделю после визита в «Брест» Глеб Славин начал уже и забывать свои неприятности. Наглецы, наехавшие на него несколько месяцев назад, затихли. Молчал и Дон. Может быть и правда - постреляли друг в друга и успокоились все. А возможно и Поспелов что-то уже предпринял, но и он молчал.
        Славин уже начал размышлять о возвращении семьи в Москву, но он явно спешил…
        В четверг уже в конце рабочего дня Славин инспектировал строительство своего нового шедевра. Рядом с Московской окружной дорогой строилась бензозаправка. Да не простая, а в комплекте с мойкой, супермаркетом, маленькой гостиницей, стоянкой для дальнобойщиков, ресторанчиком, банькой и прочими завлекательными вещами.
        Звонок мобильного телефона не испугал Славина. Обычно он трезвонил не меньше тридцати раз в день. Но когда в трубке раздался голос…
        Говорил Дон заикаясь, чего раньше не замечалось. Текст был простой: «Все в порядке, но надо, чтобы Славин срочно к нему приехал». И больше ничего, никакой информации.
        Дон, он же Виктор Кошевой, не зря любил театр и с удовольствием вспоминал свои успехи в самодеятельности. В этот день он доказал, что в нем действительно умер великий актер.
        Телефонный звонок был только увертюрой. Сам спектакль начался в кабинете Дона. По полной программе - три действия с завязкой, кульминацией и финалом. Были также два антракта и театральный буфет с коньяком и бутербродами.
        Смутило только начало - Дон не распахнул занавес, а плотно задернул шторы на всех окнах.
        Действие, как у модных режиссеров, началось с видеозаставки. Хмурый суетливый хозяин кабинета, нагнетая тревожную атмосферу, взмахнул видеокассетой и увлек Славина к телевизору. И все эти действия без слов. Только жесты и невнятные, но красноречивые междометия.
        С первых кадров Славин узнал и время, и место действия документального фильма. Снимали в тот злополучный день на не менее злополучном пустыре.
        Оператор на первых порах снимал общие планы с едва различимыми силуэтами. Крупно и четко камера выхватывала только его, Славина.
        Вот он под звуки выстрелов лежит, врастая в землю. Вот вскакивает и палит из автомата длинными очередями… Камера перемещается вправо и выхватывает троих, бегущих прямо на Славина. В их руках нет оружия. И вид их не очень страшный. Бегут себе и бегут.
        Сначала падают на землю крайние участники забега. Правый! Потом левый! И оба в легких черных куртках.
        Средний парень в светлой футболке подбегает ближе. Вот он во весь экран. Молодое приветливое лицо.
        И вдруг на его груди одна за одной три пули разрывают ткань футболки. Фонтанчики крови и расплывающиеся на их месте красные пятна… Парень замирает. Улыбка переходит в гримасу боли. Несколько лебединых взмахов руками и он падает. Замертво!
        Камера делает левый поворот - в десяти метрах от свеженького трупа стоит ошалевший Славин. Он продолжает давить на спусковой крючок автомата, но патроны уже кончились. Видно, как дымится усталый перегретый ствол.
        Через пару секунд Славин бросает ненавистное орудие убийства и бежит к машинам.
        Крупным планом - лежащий на траве автомат. Это финальный кадр…
        Дон нажал кнопку на пульте и экран погас.
        Славин сидел и не шевелился. Не слушались не только ноги - руки, но и язык. Очень о многом хотелось спросить. Хотелось, но не моглось.
        В театре труднее всего играть длинную паузу. Это могут только гениальные актеры. Дон это знал и именно сейчас очень пожалел, что бросил сцену… Он молчал две минуты и заговорил лишь почувствовав, что Славин способен слушать, отвечать и кое-как соображать.
        - Беда, Глеб Васильевич. Беда! До сих пор не могу опомниться. Три часа назад они мне эту пленку прислали.
        - Кто? Откуда прислали?
        - Не с «Мосфильма» же! Ребята Хруща очень грамотно нас сделали. И где это они камеру спрятали? Красиво сработали… А ты, Глеб, ну прямо как герой-любовник. Все время в камеру лез. Никого больше из наших нет, а ты везде крупным планом.
        - Я не хотел.
        - Не хотел… А стрелять зачем начал?
        - Ты же сам мне крикнул: «Стреляй! Кроши их!» Это я точно помню, Дон.
        - Крикнуть-то я крикнул. Но не в том смысле. Пугнуть их надо было. В воздух пальнуть. А ты прямо по грудям… И оружие бросил. Это тоже для них козырь. Все козыри у них на руках! И автомат с твоими отпечатками у них.
        - Ты, Дон, откуда это знаешь?
        - Так они вместе с кассетой письмо прислали.
        Это был эффектный финал первого действия. Дон неторопливо открыл все шторы, внимательно разглядывая местность. При этом он ни разу не встал прямо по центру окна. А все сбоку, выглядывая из-за стены… Достоверность роли должна быть видна и в мелочах! После короткого антракта началось второе действие. Дон читал выдержки из письма и комментировал их все более и более мрачно.
        Получалось, что за убийство братков Хруща придется платить. И не Дону, а именно Славину.
        Письмо было пространным. Но через массу угроз сквозило, что Хрущи очень хотят заполучить весь бизнес Славина. Все его бензоколонки, мойки, магазинчики. Но и тогда жизнь ему они не гарантировали.
        Дон неуклонно подводил к тому, что ситуация создалась безвыходная. Не поможет ни бегство за океан, ни новые документы, ни пластические операции. Везде найдут и уроют. Полная безнадега!
        Из последних сил Славин попытался пошутить: «Может быть мне и гроб себе заказать?» Но Дон откликнулся на этот всплеск черного юмора очень серьезно. Он ответил: «Я думаю, пора. Другого выхода нет».
        Опять повисла пауза. Короткая, минутная.
        Дон вдруг вскочил с места, забегал вокруг Славина и заорал:
        - Придумал! Есть один выход, единственный! Будешь жить, Глеб, и радоваться. Я все стрелки на себя переведу. Пусть со мной воюют. А тебя из игры выведу и бизнес твой при тебе останется.
        Дон говорил еще много и непонятно, но взволнованно радостно. Эйфория захватила Славина. Он тоже вскочил, начал хихикать и прослезился. Именно поэтому он не заметил, как в кабинете появился тихий нотариус с кипой бумаг.
        Читать деловые документы Славин умел очень хорошо. Он всегда этим гордился. Нельзя читать все подряд. Ведь в многостраничных договорах всего две-три фразы имеют значение. Надо быстро их найти и думать только об их смысле. Все остальное - словесный фон.
        Он сосредоточился и читал. Даже в этой суматохе после убийственного фильма, скачек на «Белой лошади» и гипнотизирующих страшилок Дона он выхватил из текста смысл договоров. Определенная логика в этой комбинации была… Получалось, что Славин всю движимость и недвижимость, все свои активы, акции и счета передает в управление фирме Дона. Временно! Всего на один год. А в случае насильственной смерти Славина все это переходит Дону навсегда.
        Получалось, что Хрущ поставлен в неудобную позу: требовать со Славина нечего - тот гол как сокол. А убивать его нельзя - от Дона вообще ничего не получишь. Надо ждать год… А это хорошо. Через год либо ишак помрет, либо шах сдохнет…
        Славин торопливо подписывал бумаги, чувствуя, как растворяется висевший над ним дамоклов меч.
        После подписания документов высокие договаривающиеся стороны продолжили банкет.
        Дон гнал картину. Он беспрестанно подливал в фужер Славина. Причем, из разных бутылок. При этом он произносил высокопарные тосты о мужской дружбе, стойкости характера, о благородном риске. Очень красиво говорил. И так проникновенно, что каждый раз Славин не мог не пить до дна.
        Под занавес спектакля, считая, что Славин достиг нужной кондиции - очень плохо соображает, но пока еще может передвигаться самостоятельно, Дон вызвал своих бойцов и грозно приказал доставить гостя к дому и усилить его охрану.
        В машине Славин открыл окно и прохладный вечерний воздух начал с трудом выветривать из его головы алкоголь. К концу поездки он даже начал напевать бравурную песенку довоенных энтузиастов: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…»
        Он продолжал петь и в лифте, и даже ввалившись в квартиру и видя недовольную физиономию встречающего его брата Игоря. Игорю Славину действительно было на что обижаться. Он привык, что каждый вечер они отмечали какое-либо важное событие. И до сих пор срывов не было. Ежедневно к приходу брата была готова бутылка, закуска и повод.
        С последним у Игоря вообще не было проблем. Еще в школьные годы он завел толстую тетрадь, которую разделил на триста шестьдесят пять ячеек по полстранички на день. Тридцать лет он вписывал туда даты рождений соучеников, сослуживцев, соседей. Нашли в этом талмуде свое место и события из личной жизни и карьеры, включая аварии, выговоры и очень крупные «размолвки» с женой.
        Так вот сегодня планировалось отметить две важные юбилейные даты. Первая - шестидесятилетие жены начальника военного училища. Курсант Игорь Славин встречался с ней всего один раз, но общение было очень жарким и даже интимным. Вторая дата - двадцатилетие строгого выговора за утерю в тайге табельного оружия.
        Игорь считал это взыскание самым несправедливым. Любой потеряет пистолет, встретившись нос к носу с медведем. Определенно, что выговора могло и не быть, если бы не простодушие молодого лейтенанта. Вот его ответы при «разборе полетов»:
        - Ты зачем пистолет в лес взял?
        - Обороняться.
        - От кого?
        - От медведей.
        - А зачем оружие бросил? Или медведь у тебя пистолет отнял?
        - Нет. Он сразу убежал.
        - Почему?
        - Испугался.
        - Чего?
        - Моего крика. Я как заору. И тоже бежать. Только в другую сторону…
        Так вот эти две важные даты подлежали отмечанию сегодня. И стол был готов уже три часа назад. И водка в морозилке давно перемерзла.
        Одним словом - Игорю Славину было за что обижаться на брата, который даже не извинился, не посочувствовал. И поет гнусно и фальшиво!
        Под возглас, что ему необходимо «преодолеть пространство и простор», Глеб Васильевич начал пробираться в дальнюю комнату, в спальню.
        Первым делом он включил телевизор. Это было самое простое действие - пульт под руками, за ним даже наклоняться не надо.
        Теперь сложнее - снять туфли. Если развязывать шнурки, сидя в мягком кресле, то потом можно и не встать. Засосет!
        Славин попытался проделать эту трудную работу стоя. Он удачно наклонился, со второго захода поймал конец шнурка, но потянул слишком сильно. Нога поехала в сторону и он плюхнулся на ковер. Не упал, а так - присел отдохнуть.
        Глаза его машинально уперлись в экран. Там шла суматоха, беготня, стрельба. Знакомые картинки наших дней… Глеб уже собрался продолжить мучить непокорные шнурки, но мелькнувшее в черном ящике лицо показалось убийственно знакомым. Он видел его сегодня и тоже на экране телевизора. Или ошибся?!
        Герой боевика выскочил из дома и побежал спиной к камере. Вот он взобрался на кучу хлама возле забора. Еще несколько секунд и он перемахнет на ту сторону и вместе с ним исчезнет его лицо.
        Глеб дотянулся до пульта с явным намерением нажать на «паузу» и остановить действие.
        Но оно продолжалось… Выстрел! Парень оборачивается. Еще выстрелы… На белой футболке расплываются красные кляксы. Он несколько раз взмахивает руками и оседает вниз.

…Славин машинально выключил телевизор и отвалился назад, полностью лег на ковер перед огромной кроватью. В таком положении кровь прилила к голове и стало лучше соображаться. Или протрезвил стресс от увиденного. Но мысли стали рождаться здравые:

«Нет сомнений, что это тот же парень. И умирал одинаково - с лебедиными взмахами рук и с мерзкой жалостливой маской на роже… И что характерно - в фильме пули ему попали в те же места, что и я. Но в кино по настоящему не убивают. А как я его убил? Пульс я у него не щупал. В раны пальцем не залезал… Значит Хрущ сделал инсценировку. Но тогда я должен был стрелять холостыми. А автомат мне дал Дон… А может и не Хрущ весь этот спектакль поставил? И есть ли он вообще этот Хрущ? Я его не видел. О нем я узнал только он Дона. И все угрозы могли быть от Дона. И автомат он мне мог дать холостой, и фильм мог снять… Что я сегодня у него подписывал? Для чего? Чтоб моя смерть стала невыгодна этому мифическому Хрущу. Но она стала выгодна реальному Дону. Очень реальному! Его ребята теперь могут появиться в любой момент и уже не с холостыми патронами…»
        Звонок в дверь заставил Славина сгруппироваться. Он несколько раз перекатился вокруг своей оси и оказался под кроватью… Двойная выгода - и убежище, и с этой точки за длинным коридором видна входная дверь. И входящие видны. Не целиком, но значительная часть - все, что ниже колен…
        Брат открыл не сразу. Очевидно, разглядывал гостей через глазок и тихо вел переговоры. Затем послышались мелодичные щелчки замков и, присмотревшись Славин увидел в холле шесть ног. Две из них от Игоря… Значит гостей было двое.
        Разговаривали тихо и спокойно. Под кровать залетело лишь несколько фраз: «Мы из милиции… Вы точно Славин? Покажите паспорт…»
        Игорь отошел к вешалке, где всегда висел его пиджак. Вернулся и, вероятно, протянул паспорт. Десять секунд на просмотр документа и… хлопок. Не очень громкий. Славину даже подумалось, что гости принесли с собой и вдруг вскрыли шампанское.
        Следующий звук был гораздо громче. Это шум падающего тела.
        Один из гостей сделал два шага туда, где должна была быть голова упавшего и снова хлопок. Такой же, но более грозный и зловещий.
        Славин видел, как ноги неторопливо разбрелись, осматривать комнаты. Он попытался отползти назад, к стене и расположить свое тело как можно дальше от краев кровати. В этот момент с благодарностью вспомнилась жена, которая потребовала купить супружеское ложе самых больших размеров. А он еще тогда ругался с ней. Был против, дурак! Никогда не знаешь, что, когда и для чего может пригодиться…
        Ноги зашли в спальню… Один был в милицейской форме. По крайней мере - ниже колен. Казенные ботинки и характерные брюки мышиного цвета с красной полоской. Славин начал мучительно вспоминать название этой вшитой ленточки… Лампасы, они у генералов. А это - кантик, рантик, шеврон?
        От этих своевременных размышлений Славина отвлек приятный баритон второго гостя. Именно того, который и стрелял. Судя по размеру обуви, это был крупный мужчина. И пижон - темные туфли имели зеленоватый отлив и тиснение под крокодиловую кожу. Он, очевидно, был старшим и командовал парадом:
        - Пора сматываться. Никого здесь больше нет… Пошуровать бы в этой хате. Столько добра пропадает. И бабки где-нибудь спрятаны. Но, нельзя! Шеф специально предупредил… Паспорт взяли, квартиру осмотрели и все!
        Гости направились в холл и очень вежливо, без стука закрыли за собой входную дверь…
        Для страховки Славин еще пять минут полежал под кроватью и попытался представить себе дальнейший ход событий. Через двадцать минут эти быки передадут паспорт Игоря Дону, а еще через двадцать - вернутся исправлять ошибку.
        Осознав это, Глеб Васильевич выпорхнул из-под кровати и, ежеминутно поглядывая на часы, начал лихорадочные сборы. Сорванная со стены картина обнажила вмурованный в стену японский сейф. Из него на дно дорожной сумки полетели документы, пачки долларов, коробочки с «фамильными драгоценностями». Все это сверху было засыпано стандартным набором отпускника: бритва, носки, платок и зубная щетка.
        Уже на выходе, пробираясь бочком мимо лежащего брата, Славин вспомнил очень важную вещь. Из внутреннего кармана пиджака он вынул свой паспорт и втиснул его в руку Игоря. Из другого кармана достал записную книжку и нашел строчку: Поспелов Роман, адвокат.
        Использовать телефон в кабинете Славин не решился. Возвращаться не хотелось - плохая примета.
        Здесь в холле тоже есть аппарат. Он рядом. Всего в полутора метрах. Всего один широкий шаг… Глеб Васильевич зажмурился и переступил через брата…
        Роман откликнулся сразу и, судя по приветственным фразам, был в веселом расположении духа. Но у Славина не было времени на пустую болтовню:
        - Молчите, Роман, и слушайте… Я никого не убивал. Тот, в которого я стрелял, был актер. Его только что по ящику показывали. И он точно так же там умирал… Второе: я сегодня подписал бумаги, после которых меня должны были убить. Но убили моего брата. А я временно исчезаю. Испаряюсь!.. Третье: они будут меня искать, а вы должны меня защищать. Я же ваш клиент… Деньги на расходы оставлю на Ярославском вокзале. Моя постоянная ячейка номер 17. Код - день и месяц нашей первой встречи… Все!
        Считая, что суть дела он изложил ясно, Славин бросил трубку и выскочил за дверь. Заперев ее на все замки, он с сомнением посмотрел на лифт. Не стоит ждать! По лестнице надежней.
        Славин оказался прав. Когда он спускался пешком, кабина лифта шла вверх. В ней был разозленный Шкаф в крокодиловых туфлях и его напарник в форме майора милиции.
        Глава 4
        Игорь Савенков заметил его еще издалека. Толстый, нахальный, широколистный. Он крепко стоял на своей зеленой ноге и, казалось, ехидно улыбался. Нет, он точно смеялся, он ржал, оправдывая свое название «конский щавель».
        Трудно себе представить, что простой жизнелюбивый сорняк может вызвать такую бурю негодования. Игорь Михайлович прыгнул на бедное растение, придавив его весом в сто двадцать килограмм, и начал крутиться на месте, растирая нарушителя дачной гармонии и вдавливая его в землю. При этом он проговаривал: «Руки марать о тебя неохота».
        Последнее заявление было чистой правдой. Савенков только что смыл с себя огородную грязь, готовясь переключиться с физического труда на умственный. Его подчиненные всегда отличались точностью, а это значит, что через пять минут к воротам на серой
«Волге» подкатит Олег Крылов. И привезет он с собой взволнованного молодого адвоката Рому Поспелова.
        Они договорились о встрече всего час назад. В сумбурном телефонном разговоре Роман сообщил о богатом клиенте, о трупе в его квартире, об умирающем лебеде, и о пачке денег на вокзале. Все это пока не складывалось в ясный сюжет, но интуиция подсказывала Савенкову, что в ближайшее время ему будет не до сорняков.
        Он сошел с поверженного противника и с удовлетворением оглядел место битвы - растоптанный кустик имел жалкий вид. Вообще никакого вида! Зеленое месиво.
        Потирая чистые руки, Савенков направился открывать ворота…
        Уже второй год с начала мая детективное агентство «Сова» переходило на летнее расписание. Это означало, что в офисе фирмы около метро Беляево базировались трое сыщиков - основные рабочие лошадки, а мозговой центр в лице пятидесятипятилетнего Игоря Савенкова перемещался на дачу.
        Все, включая самого Игоря Михайловича, понимали, что для успешной работы не самый лучший вариант, когда «голова» фирмы несколько оторвана от остальных ее органов. Но приходилось мириться с притяжением земли. Тем более, что путь был недолгий и шеф регулярно вызывал своих подчиненных на ковер, вернее - на газон. В этих дачных совещаниях для молодых сыщиков была и определенная практическая выгода - в Москву они возвращались с воспоминаниями о шашлыке и с корзинками клубники, крыжовника и в крайнем случае кабачков…
        Встретив ребят, Савенков усадил их на веранде и начал разговор в английском духе: о природе, о видах на урожай. Но светскую беседу Роман Поспелов не поддержал. Он сорвался уже на первой минуте:
        - Простите, Игорь Михайлович… Очень важное дело… У меня свадьба на носу, а я в такое вляпался… Я, главное, сам во всем виноват. Мне клиент доверился, а я неделю ни черта не делал. Теперь вот труп в его квартире. Труп есть, а клиента нет!
        - Стоп, Роман! Успокойся… Так как, говоришь, твоего клиента зовут?
        - Славин. Глеб Васильевич. Бензоколонка у него.
        - Слышал о таком… Молодец, Роман. Уже выдал первую четкую информацию. Продолжай в таком же духе. Без эмоций, одни факты.
        - С чего начинать, Игорь Михайлович?
        - С конца!
        Поспелов не понял иронии или действительно решил, что запись последнего разговора со Славиным сразу объяснит все… Он вытащил кассету и вопросительно посмотрел на Савенкова, который не менее выразительно взглянул на Олега Крылова. Последний, выполняя молчаливый приказ руководства, сбегал в дом и принес магнитофон.
        Роман записал не весь монолог Славина, но самое интересное: «… Я никого не убивал. Тот, в которого я стрелял, был актер…»
        Запись прослушали три раза, после чего Савенков демонстративно почесал затылок:
        - Интересно, Роман. Но непонятно. Теперь давай с самого начала рассказывай.
        Поспелов вздохнул, прикрыл глаза и начал тоном сказителя:
        - Недавно к нам в адвокатскую контору «Брест» пришел странный клиент…
        За полчаса Роман выложил все, что помнил. И особенно подробно - свои действия после звонка Славина:
        - … Первое, что мне в голову пришло - найти актера. Есть у меня контакт на телевидении. Старая знакомая… Одним словом, прошерстили по всем каналам и нашли фильм, где за десять минут до звонка Славина убивают героя, и он также руками машет. Как умирающий лебедь.
        - Актера установил?
        - Да. Это некто Сергей Ракитский… Поехал к нему домой, но пусто. И тут я совершил грабеж.
        - Что?!
        - Я вскрыл его почтовый ящик. Совершенно случайно. Своим ключом. У меня вообще такое впечатление, что в Москве все ящики можно тремя ключами вскрыть…
        - Каков результат грабежа?
        - Письмо Ракитскому от родителей из Полтавы. Вскрыл аккуратно. Над паром. Как учили.
        Савенков пробежал глазами письмо и отложил его в сторону.
        - Колись дальше, Роман. Что еще вскрыл?
        - Вскрыл ячейку на Ярославском вокзале. Там банковская упаковка долларов.
        - Десять тысяч?
        - Да.
        - И больше ничего?
        - Нет. Ни вещичек, ни записочки… На обратном пути проехал мимо дома Славина - толпа зевак и две милицейские машины.
        Последний вопрос Савенкова был странным, несущественным и не относящимся к делу:
        - У тебя когда свадьба, Роман?
        - Через три дня… Мы же вам и приглашение направили.
        - Получил. Все в порядке, Роман. Обязательно будем у вас на свадьбе. И Наташа твоя нам очень нравится… Любительница приключений.
        - Еще какая!
        - Похоже, Роман, я вам смогу устроить свадебное приключение… Пока ясно, что клиент тебе верит и щедро платит. Надо отрабатывать. Верно?
        - Именно так.
        - И мы будем помогать, если ты нанимаешь «Сову» на деньги клиента.
        - Именно так.
        - Тогда, ребята, готовьте шашлык, а я пойду к телефону.
        Савенков задержался в доме надолго. Похоже, что у него был не один разговор, и не два, и не пять. Вышел он на веранду настолько озабоченный, что даже не взглянул на уже готовый шашлык. Лишь носом повел в его сторону.
        - Дело осложняется, ребята. Я тут Дибичу звонил. Наш генерал полностью в курсе этого дела. Он мне такое выдал…
        До сегодняшнего утра следствие рассматривало лишь одну основную версию: старшего брата Игоря Славина убили, а Глеба похитили. О возможном братском убийстве даже и не думали. Не тот случай.
        У дома Славина на сутки оставили пост - перехватить Глеба, если тот вдруг вернется. И действительно, утром к сержанту подходит человек и заявляет, что он Глеб Славин. На вежливое: «Надо бы проехать на Петровку» он пугается, бежит, стреляет под ноги постовому, теряет по дороге пистолет и кейс с документами, вскакивает в машину, делает рывок и бросает авто через километр.
        После такого нахальства все становятся на уши и вот результаты:
        - машина краденная, отпечатков на руле нет;
        - пистолет тот, из которого убили Игоря Славина, но опять же без отпечатков;
        - в кейсе документы Глеба Славина, но, так сказать, не первой руки: ксерокопия его паспорта, договора, банковские платежки;
        - по фотографии сержант неуверенно опознает Глеба Славина…
        Всю эту информацию Савенков озвучивал с выражением, делая многозначительные паузы и выделяя голосом самые важные места.
        В последней фразе он сделал ударение на слове «опознал». Оглядев ребят, которые с трудом пережевывали неожиданные и совершенно ошеломляющие сведения по делу Славина, Савенков решил, что может устроить себе двухминутный перерыв и пожевать остывающий шашлык.
        Первым опомнился Роман Поспелов. Сработала адвокатская жилка, если появилась информация против клиента, немедленно надо найти контраргументы:
        - Не верю я, Игорь Михайлович, что Славин убил брата.
        - А факты что говорят?
        - Не факты это, а «липа»! Отпечатков нет ни на руле, ни на пистолете?
        - Нет.
        - А почему?!
        - Хорошо задал вопрос, Роман. Отвечай, жду… Не знаешь? А вот я знаю: в перчатках был тот самый Славин. Сержант не запомнил цвет рубашки у этого субъекта, но за тонкие бежевые перчатки отвечает головой.
        - А зачем Славину перчатки в такую жару?
        - Еще один хороший вопрос. Тебе, Роман, не адвокатом, а следователем надо работать… Вопрос хороший, но глупый. Ответ есть даже в старой песенке Высоцкого. Помните, о шпионе Джоне Ланкастере, который ходил… вечно в кожаных перчатках, чтоб не делать отпечатков».
        Теперь настала очередь Олега Крылова. Очень приятно выглядеть в глазах руководства сообразительным, вдумчивым сотрудником:
        - Я считаю, Игорь Михайлович, что стрелявший в сержанта не был Славиным.
        - Допустим. Но по фотографии тот его опознал.
        - Да, но вы не зря сказали: опознал неуверенно… Уверен, что дело было так: получив от Славина все необходимые подписи и печати, Дон решил его убрать. Но ошибочка вышла - убили брата. Утром опомнились и стали исправлять: взяли тот самый пистолет, наспех загримировали кого-то под Славина, наспех подбросили в кейс связанные с ним документы - и дело сделано, стрелки переведены.
        - Похоже, Олег. Но если так, то они сделали только часть дела. Теперь им надо срочно найти и убить Славина. И свидетеля убирают и имущество его прикарманивают… Теперь беднягу Глеба Васильевича будут искать три мощные силы: братки от Дона, менты от Дибича и сыщики от Савенкова!
        На последней фразе Олег и Роман вскочили по стойке смирно. Они давно работали вместе с Савенковым и перестали удивляться его манере шутить и иронизировать в любых ситуациях. Сейчас они просто подыгрывали ему, создавая торжественный фон его речи:
        - Именно тот, ребята! Братки найдут - убьют. Менты найдут - посадят. Мы найдем - защитим невинного и от первых, и от вторых… Слушай мою команду! Ты, Олег немедленно начинаешь искать Славина.
        - Где его искать, Игорь Михайлович? Где?!
        - Где, где? В Караганде. И в других городах тоже… Варвара уже отрабатывает его связи. Завтра я Дибича ограблю. Он мент добрый, хоть и генерал. Поделится информацией… Ты и сам, Олег, мозгами пошевели. Я так думаю, что Славин ни самолетом, ни поездом не поедет. Не дурак он… Электричка или попутная машина… И постарается осесть в Подмосковье у дальних родственников или знакомых… Лучше у одинокой знакомой… Наводки получил? Дерзай, Олег!
        - Понял, шеф.
        - Теперь ты, Роман… Вот тебе листочек с текстом и телефоном. Позвонишь, скажешь, что от меня. Тебе изготовят новое письмо от родителей актера Ракитского. Проследи, чтоб завтра вечером оно попало к нему в руки. Теперь ты его троюродный брат и едешь с молодой жинкой покорять Москву… Через три дня он должен встретить тебя на Киевском вокзале.
        - Но у меня свадьба через три дня.
        - Одно другому не мешает. Со свадебного стола мы отвезем вас в Калугу и ночью подсадим в проходящий поезд из Полтавы. Утречком в Москве тебя встретит троюродный брат Сережа Ракитский… Радуйся, Роман! Очень нестандартная у тебя будет первая брачная ночь.
        - Но, Наташа…
        - Вот с невестой я сам поговорю. Я умею женщин уговаривать… Задание получили? Работать, ребята… А я пока здесь, на огороде потружусь. Дело не менее ответственное, чем борьба с преступностью. Там проще. Нашел банду, подрезал, посадил и пять-десять лет их нет. А здесь: неделю назад подрезал группу одуванчиков - так они опять стоят во весь рост и честной клубничке жить не дают.

* * *
        За последние сутки Олег узнал о пропавшем Славине намного больше, чем тот сам знал о себе.
        Несколько сотрудников «Совы» метались по Москве, дотошно расспрашивая о связях бизнесмена. И если первоначальный список содержал около десяти человек, то к исходу дня возможных мест укрытия исчезнувшего Глеба Васильевича было уже более пятидесяти. Здесь, в этом странном списке собрались все от школьных друзей Славина до современных близких ему акул бизнеса, включая Виктора Кошевого по кличке - Дон.
        Вся эта гора информации стекалась к Олегу, а он сортировал ее. Особое внимание уделялось подборке под длинным, но точным названием «Одинокие особы женского пола, положившие когда-либо глаз на Славина и имеющие дачу или место жительства в Подмосковье». Таковых оказалось семеро и Олег перекладывал карточки с их именами, определяя степень важности. На последнем месте оказались две дамочки в возрасте
«далеко за тридцать», которые активно готовились потерять статус одинокой женщины. И в этот момент прятать у себя Славина возможно романтично, но весьма рискованно: потенциальные женихи могли их не понять. Какие никакие, а будущие мужья. Разумней иметь синицу в руке, чем Глеба у себя на даче.
        Еще трое отпадали по причине всеобщей известности их отношений со Славиным. О них знали все, а значит и Дон, и милиция. Не мог же, действительно, осторожный Глеб Васильевич прятаться у своей секретарши в Мытищах…
        Обычно работу по раскладу версий проводил сам Савенков. На то он и аналитик. Задача же Олега была всегда конкретной: догнать, схватить, выкрасть… Задачи тоже не для слабоумных. Это тоже сообразить еще надо, как быстрей догнать, крепче схватить и незаметней выкрасть. Но направление всегда давал шеф. А здесь - один друг Славина в Загорске, другой в Зарайске, а третий в Обнинске. Из двух оставшихся перспективных одиноких женщин - одна имеет коттедж на западе около Рузы, а вторая живет в городке Протвино, что недалеко от Серпухова. Ну куда бедному сыщику податься?!
        Крылов с тоской посмотрел на телефон и, когда раздался звонок, он схватил трубку без всяких сомнений:
        - Слушаю, Игорь Михайлович.
        - Откуда узнал, что это я?
        - Интуиция. Очень ждал вашего звонка.
        - Это хорошо, Олег, что ты такой прозорливый. Я, было, уже хотел в Москву ехать, но вижу, что помощь моя не нужна.
        - Очень нужна, Игорь Михайлович!
        - Приятно слышать. Но я здесь останусь. У меня, Олег, паучки на малине появились. Очень вредные твари. Буду их травить. Ну, об этом потом… Слушай! Дибич сообщил, что они нашли машину Славина. Стоит она на Переяславской улице, чуть подальше кинотеатра «Перекоп».
        - Там же платформа Каланчевская.
        - Именно, Олег. Этот Славин заехал на Ярославский вокзал, оставив для Романа деньги в ячейке и вперед - через площадь трех вокзалов, под мост, правый поворот и на Каланчевку. Там бросает машину и…
        - И на электричку!
        - Верно, Олег. Только станция там неудобная. Электрички и на север, и на юг до Серпухова.
        Дальнейшие инструкции Олег слушал невнимательно. Он уже и сам знал, что будет делать в ближайшее время. Только что он читал информацию об одной из «одиноких».
        Женщина в возрасте «ягодка опять», Татьяна Пронина, имеющая двухкомнатную квартиру в десяти километрах от Серпухова, в городке физиков Протвино.
        Пронина была подругой жены Славина. В ходе утренних опросов о ней упомянула лишь сестра Марины Славиной. И упомянула в самых нелестных выражениях:
        - Вертихвостка она, эта Татьяна. Она еще до свадьбы Славиных успела сбегать замуж и развестись. Потом она периодически появлялась у Славиных, глазки Глебу строила… Я сама слышала, как она приглашала его в свое вонючее Протвино: «Ах, у нас Ока рядом. Ах, такая рыбалка. Ах, в квартире так скучно. Нет мужской руки. Гвоздя некому забить…». Гвозди ей от Глеба понадобились! Ей бы не стену, а другое место гвоздями забить…
        Это и много еще любопытного рассказала сестра мирно отдыхающей на юге Франции Марины Славиной. Не сказала она только одного. Не сообщила, что это был повтор рассказа, что за час до Крылова у нее был некто, представившийся как Иван Шорохов, секретный опер из МУРа. И историю Татьяны Прониной она рассказывала и ему, этому большому, солидному человеку, огромному, как шкаф.

* * *
        Пока Олег дергался в автомобильных пробках Садового кольца и Волгоградского проспекта ему не хотелось думать о деле. Не стоило отвлекаться. Опасно. Начнешь выстраивать версии исчезновения короля бензоколонок Славина, замелькают перед глазами фигуранты дела - и порядок! Или ты протаранишь неожиданно затормозивший грузовик, или тебя припечатают снующие сзади иномарки.
        Нельзя сказать, что он вообще ни о чем не думал. Мысли приходили разные, но, робко заявив о себе и видя, что хозяин занят дорогой, уходили без определенного решения.
        Так вспомнилось, что через два дня надо прибыть на свадьбу Ромы Поспелова. Отказаться нельзя. Святое дело. Первая свадьба один раз в жизни бывает… Значит надо покупать подарок. А когда?.. И с кем оставить Настю - маленькую.
        У Олега в семье было две Насти - трехлетняя дочь и жена. Вначале, естественно, появилась жена. И через год совместной жизни он уверился, что нет на свете лучшей женщины и нет имени, лучше, чем Анастасия. Поэтому когда пришло время дать имя дочери, у Олега сомнений не было. Тем более, что мать новорожденной легкомысленно предоставила ему право выбора. Так появилась Настя - маленькая…
        Еще раз о жене Олег вспомнил уже проскочив Кольцевую автодорогу и стремительно удаляясь от Москвы по довольно свободному Симферопольскому шоссе.
        Если честно, то о Насте - большой ему напомнила не любовь, а голод: «Пора бы перекусить… А жена сейчас приготовила ужин. Кормит дочку. Ждет…»
        Олег притормозил у обочины, достал сотовый и, нажав три кнопки, послал сигнал в свою уютную московскую квартиру, туда, где жена, дочка, ужин.
        Жена сыщика поняла все сразу: опять этот «нехороший» Савенков направил мужа кого-то искать, догонять, ловить. Ее сейчас мало интересовали детали. Главный вопрос - когда?
        - Настенька, я очень постараюсь пораньше… Только к очень позднему ужину. Где-то в час ночи. Или в два… Нет, не на Камчатку. Ближе, в Протвино. Это за Серпуховом… И я буду скучать. Я уже скучаю!
        Олег спрятал сотовый и начал разгон старенькой служебной «Волги». Обижаться на нее было нельзя - она много и честно потрудилась, но возраст давал себя знать.
        Академгородок Протвино удивил Олега. Строители ловко вписали три десятка солидных кирпичных девятиэтажек в старый сосновый лес. Уличные фонари подсвечивали огромные деревья, каменные мостики, детские городки из разных бревен. Сказка! Тем более, что ночью было почти не видно последствий наступающего запустения и ветхости бывшего «флагмана советской науки».
        Нужный дом Олег отыскал быстро, сделав всего три круга по городу… На седьмой этаж его доставил скрипучий экзотический лифт, на стенах которого соседствовали формулы высокомолекулярных соединений и общепринятые в подобных случаях короткие слова и фразы.
        Вот и дверь в квартиру Татьяны Прониной. Дверь, как дверь. Только приоткрытая чуть-чуть.
        Олег хорошо представлял, что обычно встречается сыщику в таких незапертых квартирах. Он заглотнул побольше воздуха, принял боксерскую стойку и плечом толкнул дверь, стараясь сделать это ласково и тихо.
        Дверь намека не поняла и заскрипела. Противно и громко.
        Поскольку скрытое проникновение в квартиру не заладилось, Олег решил хитростью успокоить возможного противника. Он громко постучал в дверь, громко потопал по коридорчику и еще громче заорал:
        - Татьяна. Ты где? Это я, сосед Вася. Я за солью пришел.
        После первых пяти метров по страшной квартире Олег замер и прислушался… Враг не проявился.
        Рывок в пустую кухню и снова крик:
        - Татьяна. Так я возьму у тебя горстку соли? Завтра отдам. С процентами.
        Опять тишина.
        Бросок в ближайшую маленькую комнатушку и новый вопль:
        - Так спасибо за соль, Татьяна. Я у тебя простую взял, а отдам итальянскую. С кальцием, йодом и бромом.
        И опять тишина. Ни звука. Только противный настораживающий запах гари. Не едкий дым пожара, а вонь тлеющих тряпок и резины. И появилась она с приближением к большой комнате.
        Олег прихватил со стола высокую хрустальную вазу с металлическим ободком наверху. Он взял ее как дубину и даже взмахнул несколько раз, примеряя возможный удар по противнику. Он был почти уверен, что во второй комнате труп. А значит, была вероятность, что и убийца еще там.
        К двери он подходил мелкими шажками, прижимаясь к стене.
        На пороге смрад усилился до такой степени, что защекотало в носу и защипало глаза.
        Олег толкнул плечом полуоткрытую дверь и ворвался в комнату, оглядываясь и размахивая хрустальной дубиной. Через пару секунд он замер, двигая лишь глазами с одного предмета в центре комнаты на другой.
        Меньшим по размеру предметом был стул, на котором стоял включенный в сеть утюг. Не современный с яркими пластмассовыми кнопочками, а утюг из застойных времен - массивный, с одним черным рычагом и проводом в оплетке из разноцветных ниток. Он уже давно прожег ткань сиденья и утонул в мягкой резине, которая под ним кипела и источала смрад.
        Олег сделал два шага к стене и выдернул из розетки провод утюга. Все это он проделал, не сводя глаз со второго шокирующего предмета. Это была кровать. Вернее, не она сама, а то, что лежало на ней - совершенно обнаженная женщина лет сорока пяти. И, судя по горящим глазам, никак не убитая, а очень даже живая. Говорить, а тем более кричать она не могла из-за пластыря, прикрывавшего ее губы от скулы до скулы.
        И двигаться она не могла - руки и ноги были притянуты бельевой веревкой к спинкам по всем четырем углам широкой кровати. Еще одна веревка перетягивала женщину поперек живота, не давая возможности даже пошевелиться.
        На несколько секунд Олег зафиксировал взгляд на большом примитивном узле с бантиками. Место, где он находился, было деликатное, над пупком, но развязать его надо было в первую очередь.
        Олег попытался поставить мешавшую ему вазу на телевизор, но японская округлая техника не хотела держать старинный хрусталь и праздничным салютом осколки разлетелись по паркету. Дальше всех, к окну укатился серебряный ободок, сопровождая свой путь мелодичным звонком.
        В голосе у Олега промелькнула глупая оптимистическая присказка: «На счастье» и он принялся за центральный узел, который в спешке из-за дрожания рук не развязывался, а завязывался.
        Пришлось наклониться и, зажмурив глаза, разрывать его зубами.
        С остальными узлами он разделался быстрее - или они были проще, или навык появился.
        Она продолжала лежать, почти не шевелясь. Только опустила руки вдоль тела и чуть потрясла ими, разминая затекшие кисти.
        Олег поднес руки к ее лицу, ухватился за край пластыря и, предупредив, что может быть немного больно, резким движением сдернул заплатку с ее губ.
        Он понимал, что женщина должна находиться в шоке, и ожидал крика, паники, истерики и других запоздавших реакций. Он ожидал, что первым делом она сорвет с кровати плед и немедленно прикроет места, которые обычно не показывают мужчинам до знакомства.
        Татьяна Пронина, если это была она, легко соскочила с кровати и, благодарно улыбаясь, встала перед Олегом.
        Олег вспомнил, что шоковые и стрессовые реакции непредсказуемы. Одна дамочка спасла себя от насильника закричав в самый ответственный момент «Ура!!!». Сделала она это неожиданно и для себя и для преступника. Тот вскочил и, еще не начав свое черное дело, убежал.
        Всякое бывает в шоке… А эта вот просто стоит голая и улыбается. Много лучше, чем слезы, крики, визги… И чего ей стесняться - для сорока пяти лет фигурка у нее даже очень и очень…
        Олег почувствовал, что сам находится в легком шоке. С огромным трудом он сделал несколько шагов, обходя по максимально возможной дуге спасенную им женщину. Благодарную, молчаливую и неподвижную.
        Только укрыв ее пледом, Олег решил, что пора начинать разговор. Это и ее успокоит, и информация по свежим следам может быть самая важная.
        - Вы Татьяна Пронина?
        - Да.
        - Вы не волнуйтесь. Все плохое уже позади… Вы одевайтесь, а я к окну отвернусь. Мне очень много надо у вас спросить… Только вы обязательно одевайтесь, я то я сосредоточиться не могу. Договорились?
        - Договорились. Вы только дверь входную заприте.
        Это порадовало Олега. Шок должно быть не такой уж сильный, раз она про запоры вспомнила. И голос звучал спокойно и чуть-чуть игриво.
        Олег бросился в коридор намеренно долго возился с замками. Именно столько, сколько по его мнению требуется для полного облачения самой медлительной женщине.
        Выждав еще три минуты Олег вошел в комнату. Процесс одевания пошел, но был он в самой начальной стадии. Плед опять возвратился на кровать и на нем был разложен набор кружевных вещичек, первую из которых Татьяна стала натягивать заметив Олега.
        Пришлось зажмуриться и проскочить к окну.
        - Итак, вы есть Татьяна Пронина и у вас живет Глеб Васильевич Славин.
        - Нет, не живет. Он сегодня утром уехал.
        - Так это он вас связал? Связал и уехал?
        - Что вы! Глебушка очень добрый человек. Мы с ним душа в душу живем… Правда очень редко.
        - Значит не он вас к кровати привязал. А кто?
        - Кто, кто… Он не представился. Пришел ко мне два часа назад. Вытащил огромный нож, заставил раздеться и привязал… Я вначале думала, что насиловать будет, а он, как и вы, сразу стал вопросы о Глебе Васильевиче задавать.
        - А вы знаете, где Славин?
        - Знаю.
        - Где?
        - Не скажу.
        - Это хорошо. Значит вы и тому, кто вас привязал, не сказали.
        - Тому бугаю сказала. Не сразу. Но он меня чуть всю утюгом не выгладил. Вот смотрите, на бедре даже красное пятнышко есть от ожога.
        Олег не стал поворачиваться - бедра Татьяны Прониной он разглядел достаточно хорошо… Вопросов было очень много, но не было времени их задавать. Ясно, что человек от Дона его, Олега Крылова, обскакал. Сейчас он догоняет Славина и пока у них разрыв в полтора или два часа. Дорога каждая минута.
        - Татьяна, этот, как вы говорите, бугая, чуть вас не убил и собирается убить Славина. Так?
        - Похоже.
        - Я спас вас. А вы, Татьяна, можете спасти Глеба Васильевича?
        - А как?
        - Вот именно. Сами вы не знаете, как это сделать. А я его спасу. Вы только скажите, где он сейчас.
        Пауза длилась больше минуты. Олег не мешал Татьяне соображать. И правильно сделал. Ее следующее заявление было уже не столь решительным.
        - Вас как зовут?
        - Олег.
        - Я вам, Олег, намекну, где Славин. Он у моей подруги.
        - Так бежим к ней! Бугай уже давно там.
        - Бежим? Ой, не смешите меня, Олег. Подруга живет в Сочи. Даже еще дальше.
        - Хоста? Адлер?
        - Почти Адлер. Еще чуть подальше. На самой границе с этими… ну, у которых мандарины растут. И река там, как вино называется.
        - Псоу?
        - Точно! Вы удивляете меня, Олег. Вы не только красивый и смелый. Вы еще и умный… Я так решила: немедленно едем спасать Глеба. Вам придется меня взять. Точного адреса подруги вы не знаете. Под какой фамилией уехал Глеб - тоже не знаете. И этого бугая только я видела.
        Говоря все это, Татьяна вытащила из шкафа сумки и начала бросать в них все подряд.
        - Я вам, Олег, кое-что из пляжной одежды возьму. Тут от моего последнего мужа столько приличных вещей осталось.
        - Он у вас умер?
        - Нет, Олег. Сбежал! Да так резво, что ничего с собой взять не успел. Только пустую сумку для картошки. Я его с ней на рынок отправила, а он через день звонит мне из Ростова. «Прости, не жди, не ищи…» Очень он мне нужен! Искать его еще… Плавки я тебе, Олежек взяла. Надо купальник не забыть. Море сейчас там очень теплое.
        Глава 5
        Двести баксов сделали свое дело. Соседей Славина по купе «из-за угрозы обрушения верхних полок» проводник с извинениями, но настойчиво переселил на другие места. Но все были довольны. Солидной даме досталась очень ей нужная нижняя полка в соседнем купе. А молодая пара переехала в двухместное служебное. Ребята так горячо обрадовались, так стремительно собирали вещи, что Глеб даже усмехнулся, представив действия страстной парочки, когда они запрутся в своем отдельном номере.
        Глеб Славин остался один. Он так хотел не потому, что стеснялся или боялся людей. И типичного для новых русских гонора у него не было. Просто ему надо было обдумать и под стук колес разложить все по полочкам. До сих пор такой возможности у него не было. Только паника, суматоха и гонка.
        Даже в последние два дня у Татьяны. Ни минуты покоя! Ее энергия была приятна, но лишь несколько часов. Через день она утомляла. Через неделю - раздражала. Через месяц - злила.
        Но злиться на Татьяну Славин не мог. Во-первых, он никогда не жил у нее целый месяц, даже недели не случалось. Во-вторых, она была добрая, заботливая и страстная. Она столько сделала для него в последние дни…
        Глеб Васильевич вытащил из кармана свой новый паспорт и стал читать его от корки до корки. Теперь он Пронин Виктор Николаевич.
        Закрыв глаза, Славин начал на все лады повторять свое новое имя. Он спрашивал себя, и сам же отвечал: «Как меня зовут? Витя. А папу моего как звали? Коля. И фамилия у меня - Пронин. Как у того майора…»
        Раньше, встречаясь с замужними дамами, Славин старался не говорить об их мужьях, не знать их имен и, тем более, не видеть их никогда. А здесь… Он изучал черты лица на паспортной фотографии бывшего мужа Татьяны и даже подошел к зеркалу, очень похожи. Настоящий Пронин чуть моложе, лохматый и без седины, но и фото вклеено пять лет назад. За это время мог он полысеть и поседеть.
        Славин еще полистал паспорт.

«Получается, - подумал он, - что, если это мой документ, то у меня есть законная жена. В марте девяносто шестого зарегистрирован брак с гражданкой Соловьевой Татьяной Сергеевной. А убежал от нее Пронин в сентябре девяносто седьмого. Молодец! Полтора года продержался… Соловьева - это ее фамилия по предпоследнему мужу. А дочь у Татьяны носит фамилию Званцева. Это был первый муж, физик… Хорошая она Татьяна, но непутевая…»
        Поезд стоял уже двадцать минут. В дверь кто-то настойчиво постучал и рывком открыл ее. Невзрачный маленький человек в незнакомой форме монотонно произнес:
        - Украинская таможня. Предъявите документы.
        Славин быстро протянул паспорт, который последний час не выпускал из рук.
        Чиновник полистал документ и задержался на страничке с фотографией. Быстрый взгляд в лицо Славину и все. Паспортный контроль пройден. Теперь таможня:
        - Куда следуем, гражданин Пронин?
        - В Сочи.
        - Запрещенное не везем? Наркотики, оружие, валюта.
        - Ни в коем случае.
        - А под лавкой что?
        - Пусто.
        - А под другой?
        - Тоже пусто.
        - А вещи ваши где?
        - Вот. Только один кейс - личные вещи. Можете посмотреть.
        - Так мало вещей?
        - А я всего на неделю.
        Таможенник посмотрел на лежащий перед ним кейс, на простодушного Славина - Пронина и вспомнил, что впереди еще три вагона. А в них «челноки» с огромными баулами. Вот там нарушения есть всегда. Стало быть, прибавка к таможенному жалованию там, а не здесь. В пустых купе и в щуплых кейсах контрабанду не возят.
        Он козырнул и вернул паспорт:
        - Счастливо отдыхать, гражданин Пронин.
        - И вам счастливо.
        Пронин закрыл дверь и проворчал: «Знал бы кто, где его счастье. Открыл бы этот хохол кейс, пришлось бы с ним делиться. Ему и десяти процентов хватило бы и на квартиру в центре Харькова, и на «Вольво», и на десять любовниц».
        Еще долго таможня не давала добро, но, наконец, поезд тронулся. Теперь четыре-пять часов по земле самостийной Украины и опять потешные границы.
        Пронин запер дверь, лег на нижнюю полку и настроился на размышления:

«Почему Дон решил меня убить? Он разыграл передо мной спектакль, сильно напугал, получил от меня все бумаги и практически на год получил весь мой бизнес. Понятно, что с моей смертью все мое дело переходит к нему навсегда. Но зачем же убивать так сразу. Буквально в день подписания документов… Непонятно. Все это не в стиле Дона. Он артист. За год он придумал бы новый спектакль. И уж если он просто хотел завладеть моим бизнесом, то убил бы меня месяцев через десять, сделав это красиво. Под несчастный случай и вдали от Москвы… Непонятно! Он и с подписанием документов спешил. Не в его стиле. Кассета, виски, грубое давление, юрист в приемной с готовыми документами. Дон спешил так, будто знал, что при любом раскладе меня надо убить в этот день… Сходится! Получается, что причина моей смерти не во владении десятком бензозаправок. Дон, возможно, и не станет их брать на себя - очень стремно. Началось бы следствие и первый вопрос: кому выгодна смерть Славина, кто наследует его дело? Ах, это близкий к криминальным кругам Виктор Кошевой, по кличке Дон. А подать его к нам в прокуратуру. А допросить его с
пристрастием: почему Славин отписал на вас свой бизнес, когда, кто свидетели… Нет, Дон не работает так грубо… Надо искать причину. Надо отмотать назад все события. День за днем. Возможно я узнал тайну, которая очень важна для Дона…»
        Впервые, за последние пять дней Славин приободрился. Голова работала ясно. Сердце забилось учащенно, но не от страха, а от азарта. Он вспоминал и примерял на
«тайну» десятки эпизодов своей жизни за последний месяц. И каждый раз как в детской игре внутренний голос говорил ему: «Холодно! Ищи в другом месте».
        И он искал, пытаясь вспомнить каждый свой час. Он двигался осторожно, пока на одном эпизоде не услышал внутри себя: «Теплее!»
        Это было десять дней назад… Он позвонил Илье Бабкину, другу своему закадычному. С ним и с Васей Анохиным Славин десять лет назад начинал пробираться сквозь джунгли бизнеса. А пять лет назад, заработав по первому миллиону, они разбежались. Василий решил продвигаться по торговой части и вскоре заимел сеть маленьких магазинчиков под маркой «Бишоп». Он сбывал населению чайники, телевизоры и прочий товар, который можно включить в электросеть. Мысль его работала верно: хоть война, а чай люди всегда будут пить. А телевизор, так он и в Африке телевизор!
        А Илья Бабкин рассудил не менее мудро: главное в жизни здоровье. Его ни за какие деньги не купишь… И с этой мыслью он построил оздоровительный комплекс, назвав его не очень оригинально, но звучно: «Аркадия».
        Заведение Ильи Бабкина было не массовым, а элитным. Войти в комплекс можно было из отдельных гаражей, а внутри все разделено на секции. Так, что до шести известных личностей со своими компаниями могли одновременно оздоравливаться, не зная, кто приехал - уехал, и кто что делает за соседней стенкой.
        Здоровье клиенты поправляли как традиционными методами - баня, алкоголь и женский пол, так и новомодными - солярии, экзотические массажи, водопады теплой минеральной воды.
        Клиенты друг друга не видели, а Илья через комнатки с зеркальными стеклами мог видеть всех. Идею этих камер слежения за нравственностью дал Бабкину их общий знакомый Виктор Олегович Кошевой. Тогда они еще не знали, что его можно называть значительно короче - Дон.
        Именно на этом воспоминании Славин услышал ободряющее: «Теплее! Ищи в этом направлении».
        Итак, десять дней назад он позвонил Илье Бабкину. Позвонил, а вечером заехал к нему на пару часов. Разоблачаться и подставлять свое тело массажисткам Славину в этот день не хотелось. Они просто выпили в уютном директорском кабинете, потрепались и опять выпили. Было видно, что Илья очень занят. Он пару раз выскакивал, оставляя Славина одного, но через пять минут возвращался, разливал коньяк, выдавал пару анекдотов и опять убегал. Перед очередным исчезновением он открыл свой сейф, извлек оттуда кассету, вставил ее в видак и ускакал за дверь, сообщив с порога, что будет отсутствовать двадцать минут, и что записи интереснейшие и секретнейшие.
        Славин смотрел на экран без особого интереса. Любопытно, да и только. Вот плавает в бассейне известная звезда Алла Разина. Вот ее мнут на столе культуристы - массажисты. Что тут секретного? То, что она голая. Так она же практически в бане. А в бане все равны… Он прокрутил запись вперед. Вот певец со слащавой мордой развлекается с молодыми ребятами. В чем секрет? Он сам с любой эстрады намекает, что этим занимается. Да что там намекает, прямо говорит. А на детали этой акции смотреть противно.
        Славин нажал на кнопку «стоп», чуть не продавив пульт. Затем извлек кассету и направился к сейфу. Просто так пошел, без задней мысли. Из любви к порядку - надо же было поставить коробочку с голыми звездами на место.
        В сейфе кассеты стояли аккуратными рядами. Каждая под своим номером. Та, которую смотрел Славин, была не из первых, но и далеко не последняя. Поставив ее не место, Глеб Васильевич уже хотел прикрыть массивную дверцу и вернуться к столу, но его заинтересовало небольшое запирающееся отделение в глубине этого толстостенного металлического монстра. Маленький секретный ящичек. Такой сейфик в сейфе.
        Ключик в маленькой дверце маняще торчал. Славин повернул его два раза и открыл сейфик. Просто так открыл, без задней мысли. Из любопытства. В таких сверхсекретных емкостях хранят обычно самое дорогое, а что самое-самое для друга Ильи Бабкина? Пистолет? Письма от любовницы, перевязанные розовой ленточкой?
        Славин открыл сейфик и даже огорчился. Его фантазия не ожидала такого простого решения. Там лежали две обычные видеокассеты. Только нумерация немножко другая. На одной русскими буквами было написано «Икс - три», на другой - «Икс - пять».
        Первая мысль, которая пришла в голову Славину: «Значит, есть и другие иксы. Как минимум один, два, четыре».
        Вторая мысль: «А не посмотреть ли мне на этих иксов?»
        Славин вспомнил, как протянул руку за кассетой… В этот момент, как знак свыше, за окном поезд промелькнул локомотив встречного состава. Вагон заметно тряхнуло и купе наполнилось противным звуком паровозного гудка.
        И именно в этот момент внутренний голос подсказал Славину: «Горячо! Сейчас будет совсем обжигающе…»
        Он продолжал вспоминать…
        Человек на экране долго стоял спиной. Потом появилось еще несколько человек обоего пола… Находившиеся в зале разговаривали, но слов нельзя было разобрать, мешал маленький водопадик, бурливший в бассейне слева… Сначала все на экране были в легкой одежде. Потом без нее. Потом началось такое!
        Каждый из присутствовавших на оргии по несколько раз попадал под крупный план камеры. Но Славин узнал лишь одно лицо. Фамилии тогда он так и не вспомнил, но это был крупный деятель. Не первое лицо в государстве, но и не десятое. Эту физиономию показывали в новостных программах ТВ если не семь, то уж по пять раз в неделю. И проявляй Славин больший интерес к политике, он сразу бы вспомнил этого фрукта, его фамилию, должность…
        Илья Бабкин появился, когда действо на экране было в самом разгаре. Он подскочил к телевизору, выключил видак, извлек кассету и, пряча ее за спиной, рванулся к хранилищу «секретных материалов». Спрятал, все проверил и запер сначала сейфик, а затем сейф. Распустив галстук и расстегнув ворот рубашки он вытянул массивную цепь с крестом и к ней пристегнул маленький ключик. Два других ключа он положил во внутренний карман пиджака и застегнул его на пуговицу.
        Смущенный Славин попытался заболтать ситуацию:
        - Ты еще обижаешься, Илья? Это я должен обижаться. Я к тебе в гости, а ты меня бросил. На целый час ускакал куда-то. Пришлось самому себя развлекать.
        - Зря ты это сделал, Глеб… Ты обе кассеты смотрел?
        - Да хоть бы и две. Мне твои клиенты из высших эшелонов власти без надобности. Нормальные они, живые люди. Я и не такое могу вытворять, если захочу.
        - Ты только, Глеб, не говори об этом никому, особенно Дону… Так ты обе кассеты смотрел?
        - Какие кассеты? Ты намекаешь, что я у тебя что-то смотрел? Не помню я такого… Или не было ничего, или у меня от твоей кислой рожи всю память отшибло… Давай коньяк пить и о приятном говорить.
        И они выпили. И очень много.
        Славин действительно забыл об этих кассетах. Или почти забыл…
        И не говорил он о них никому. Или почти никому.
        Одну лишь фразу сказал Васе Анохину. Они тогда пили пиво в шикарном баре. Сидели у стойки и почти рядом с включенным телевизором. Он был настроен не на обычное для таких заведений «Эм-Ти-Ви», а на первый канал. И шло, как на зло, совещание, на котором президент вдохновлял сильных мира сего на новые подвиги. Славин просто не мог промолчать:
        - Вася, посмотри какие клоуны. Нет, ты посмотри на этих чиновников. Все при галстуках и с каменными лицами. А я их недавно в другой компании видал. Голые все, блудливые и с оргазмом на мордах.
        Анохин неторопливо повернулся к экрану, оценил присутствующих и недоверчиво спросил у Славина:
        - Всех их видел?
        - Не всех… Некоторых.
        - Живьем видел?
        - Почти… На кассетах видел. Наш Илья этим балуется. Сам снимает и сам любуется… Если любопытствуешь попроси у него посмотреть. Но без ссылок на меня. Категорически!
        Потом был прокол еще и на следующий день.
        Славин, пользуясь отсутствием жены, в очередной раз пригласил секретаршу в
«Аркадию». Она всегда любила это дело. Но на этот раз заартачилась:
        - Надоело, Глеб Васильевич. Там всегда одно и то же. Мокро и скользко.
        - А у Ильи не только бассейны. У него и сухие помещения есть. А там у него кассеты любопытные посмотреть можно.
        - Порнуха? Надоело, Глеб Васильевич. Там всегда одно и тоже.
        - Совсем это не порнуха. Вернее, она, но документальная. И герои с самого верха…
        Зря он это ей ляпнул. Само вылетело, как тот воробей, которого теперь не поймаешь… Но она и внимания не обратила на эти слова. А дела в тот вечер так и не получилось…
        Славин вдруг вспомнил настойчивый вопрос Ильи: «Ты обе кассеты смотрел?»
        Стало ясно, что в этих словах самое важное. Именно в них собака зарылась… Вторую-то кассету Славин даже не брал в руки. Но в ней, должно быть, что-то посущественней голых чиновников. В ней, вероятно, то, за что случайного свидетеля непременно убивают.
        Славину все больше казалось, что он почти разгадал эту самую для себя важную, жизненно важную загадку. Впервые за последние дни он ощутил радостное возбуждение и азарт. Захотелось не только думать, но и немедленно делать что-нибудь решительное, боевое. Например, дать в челюсть своему закадычному другу Илье Бабкину или самому Дону. А еще лучше тому, кто был на той второй кассете, которую так и не удалось посмотреть.
        Резво соскочив с полки и взъерошив остатки волос, Славин-Пронин повернулся к зеркалу, расправил плечи, принял боксерскую стойку и, пугая противника, угрожающе зарычал. Когда его боевой клич был на самой верхней ноте, дверь открылась и в просвете появилась грузная фигура проводника, имевшая лицо кавказской национальности. Лицо было к тому же растерянным и извиняющимся. Оно и понятно - проводник получил от Глеба двести баксов и обещал не только никого не подсаживать в купе, но и вообще не беспокоить. Хотя уже тогда он знал, что беспокоить придется. Он расплылся в виноватой улыбке и запричитал:
        - Уважаемый, я много извиняюсь, но маленькое неудобство для вас. Очень маленькое. Тут три красивые девушки забыли у вас в купе свои вещи, а как таможню проехали они все и вспомнили. Забрать хотят. Всего десять минут.
        Славин отодвинул проводника и выглянул в коридор, где в боевой стойке ожидали решения три особы женского пола. Они смутно напоминали трех богатырей. В центре - мускулистая предводительница с пожарным багром наперевес. По правую руку - худенькая дама с огромной сумкой и с лицом бывшего научного сотрудника. На месте Алеши Поповича - единственная, кого по возрасту можно было назвать девушкой: кроссовки, черное трико, не менее черная футболка и белые перчатки. Из оружия - отвертка.
        За последние дни Славин научился быть осторожным, но эти челноки - контрабандистки выглядели очень натурально. Они не могли быть посланцами он Дона. Тот любил спектакль, но не до такой же степени… Подмигнув сначала трем богатыршам Глеб Васильевич сообщил свое решение:
        - Значит так: из купе выходить не буду. Пусть работают при мне. Не помешаю.
        Он расположился у окна, прикрывая собой кейс с деньгами.
        Три грации влетели в купе, заперли дверь и начали действовать быстро, синхронно, но молча.
        Предводительница осталась внизу и подготовила огромные клетчатые сумки. Молодая в черном трико вспорхнула на верхнюю полку и подала руку менее поворотливой «научной работнице». Минута и освобождена от винтов крышка вентиляционного люка на потолке купе. Оттуда начали выпадать пакеты с кожаными куртками. Их было очень много. Последние добывались с помощью багра. При этом «Никите» в белых перчатках пришлось по пояс углубиться в узкий лаз под крышей вагона.
        Именно эта картинка больше всего запомнилась Славину. Весь вечер она мешала ему сосредоточиться и думать о второй кассете. Как только он начинал продумывать серьезные версии, в его голове возникал фривольный вид: на потолке купе, там, где сейчас лампа дневного света, болтаются две молоденькие и очень аппетитные ножки в черном трико.
        Об этой картинке он вспомнил и утром, когда поезд остановился на станции Туапсе.
        Славин знал, что теперь почти весь день они будут ехать вдоль моря, часто прямо над пляжами.
        Скоро будет Лазаревское, Дагомыс, Сочи и, наконец, Адлер.
        Славин знал, что он не задержится в этом городке на границе с Абхазией. Ему надо срочно на юг, в ту самую непризнанную республику, где ни Дон его не найдет, ни родная российская милиция. Как только он увидел море, в его голове не переставая, звучала курортная песенка: «О море в Гаграх, о пальмы в Гаграх. Кто побывал, тот не забудет никогда…»

* * *
        Ваня Шорохов по кличке «Шкаф» считал себя добрым человеком. Именно поэтому он не убивал всех подряд. Особенно женщин. Особенно тех, кто видел в нем симпатичного мужчину. А та дамочка из Протвино именно так на него и смотрела. Он даже был уверен, что она хотела его. И не только до утюга, но и после.
        Сейчас под стук колес Шорохову было приятно вспоминать о своем благородстве. Это легко Дону приказывать: «Убрать всех, с кем Славин контактировал». А посмотрел бы он в глаза этой еще довольно соблазнительной Татьяне Прониной, которая совершенно случайно попала в такую мясорубку.
        Если бы она, конечно, билась в истерике, сопротивлялась… Но как убивать спокойно лежащую не кровати женщину с игривыми глазками. Да еще и совершенно беспомощную - перевязанную и с пластырем на губах. Ее и убить-то можно было двумя пальцами - сожми на две минуты ноздри и порядок.
        С другой стороны и перед Доном он чист. Уже сутки прошли. Если ее до завтра не найдут, то она и сама помрет. Но сама!
        Иван знал, что вчерашнего благородного поступка хватит ему надолго. Больше он никого баловать не будет. Хорошенького понемножку… Завтра в этом неизвестном ему Адлере он найдет дом грузинки, подруги Прониной, а в нем Славина, которого не смог убить в Москве.
        Найдет он их и будет действовать спокойно, без эмоций. Грузинку надо будет убрать сразу, а Славина только по инструкции, которую дал Дон: «Выпотрошить Славина. Узнать всех, кому он говорил о кассете. Потом убрать Славина, а за ним и всех остальных по списку».
        Кличку Шкаф Иван получил не только за габариты, но и за уровень мышления и прямолинейность. Ему пока и в голову не приходило поинтересоваться у Дона, о какой кассете идет речь, что на ней… Любопытство у Ивана тоже было на уровне шкафа…
        Шорохов выглянул в окно: почти пустой полуночный перрон и освещенный вокзальчик с надписью Туапсе.
        География была для Ивана темным лесом. Он и не предполагал, что сразу за этим городом начнется море и поезд будет идти впритирку между горами и пляжами. Он не знал, что всю ночь они будут проезжать благодатные места - Лазаревское, Дагомыс, Сочи.
        Точно Шкаф знал только одно: рано утром будет станция Адлер, а там его ждет напряженная работа.
        Глава 6
        - Ты что, Олег, на свою машину тракторный двигатель поставил?
        Он ничего не ответил и даже не улыбнулся. В каждой шутке есть доля истины, но в этой ее было слишком много. Железный конь, уже пять лет исправно служивший детективному агентству «Сова», просился на покой. Он еще двигался вперед, но ковылял, тарахтел и чадил. И все это на тихой ночной автостраде.
        Олег взглянул на карту и тоже попытался пошутить:
        - До Тулы всего десять километров. За час доберемся. А через недельку в Адлере будем.
        Но Олег недошутил. У Тульского вокзала они оказались через два часа. Там престарелая Волга фыркнула в последний раз и дальше к теплому морю ехать не захотела.
        Вокзал только начинал просыпаться.
        Кассиршу за окошком пришлось разбудить и она не скрывала свое неудовольствие по этому поводу:
        - Нормальные люди заранее билеты покупают… Через двадцать минут поезд до вашего Адлера будет. Но проходящий. Билетов может и не быть.
        Она позвонила куда-то и полученные ответы ее явно удовлетворили. Сейчас она отомстила разбудившим ее нахалам:
        - Плацкартных нет! Купейных тоже нет! Есть два местечка, но в СВ. а это дорого. Очень дорого!
        Она ожидала увидеть растерянность у этой с виду не очень богатой и странной парочки - парню около тридцати, а его спутнице с горящими глазками все сорок пять, если не больше. Зачем это она его на юг тащит? Да еще так срочно. «Уж замуж невтерпеж…»
        Но месть не получилась. Олег спокойно протянул ей паспорта и деньги:
        - Побыстрей, пожалуйста. Нам еще надо платформу найти… Поезд долго здесь стоит?
        - Успеете… Что вам всем в этом Адлере, медом что ли намазано? Сегодня в час ночи тоже одному оформляла. За пять минут до отправления. Так он сразу за два билета СВ заплатил. Как раз по его габаритам.
        Пронина оживилась и, отпихнув Олега, воткнулась в окошко кассы:
        - Это такой огромный симпатичный мужчина? Такой бугай, да?
        - Симпатичный?! Это он для вас, гражданочка, симпатичный. А по мне - рожа бандитская. И не бугай он. Не круглый, а весь квадратный - и плечи, и челюсть… Он, скорее, шкаф, а не бугай.
        Только в купе Олег понял, что не спал сутки. Очевидно, и Татьяна не спала столько же. Но по ней этого было не видно. Она суетилась, застилая простыни и взбивая подушки. Затем вытащила из сумки для себя и Олега дорожную одежду и зашторила окно, превратив утро в вечер.
        Олег понял, что надо дать возможность даме переодеться, и скромно направился в коридор. Но Татьяна преградила ему путь. Она решительно захлопнула дверь и щелкнула замком.
        - Очень даже странно, Олег. Ты решил, что я стесняться буду? Уж ты меня сегодня всякую видал… Жарко здесь. Можно было бы и голыми спать…
        Стараясь не смотреть на стриптиз, Олег начал торопливо переодеваться, сопровождая это невнятной, сонной речью:
        - Я и не стесняюсь вовсе… И вместе действительно быстрее получится. Скорее спать ляжем… Сутки не спали. Глаза слипаются. Никаких сил нет… Спокойной ночи.
        Он завалился лицом к стене и попытался изобразить ровное дыхание спящего человека.
        Но заснул Олег не сразу. Он считал себя психологом. В том числе и в женском вопросе. Но в данном случае линия поведения не выстраивалась.
        До Адлера еще день, потом вечер и, самое страшное, ночь.
        Пока он зависит от этой любвеобильной Татьяны Прониной. Пока она не сказала, где прячется Глеб Славин, злить ее нельзя. Но и потакать невозможно. Изменять жене не хотелось даже по служебной необходимости… Придется искать компромисс…
        Не спала и Татьяна… Она совсем не обиделась. Это было не в ее характере. Тем более что еще не вечер. И в прямом и переносном смысле…
        Пронина была неисправимой оптимисткой. В свои сорок пять она не сомневалась, что у нее все еще впереди. И все у нее обязательно будет - и самый лучший муж, и любовь, и богатство. Сейчас эта уверенность была ничуть не меньше, чем в двадцать и в тридцать лет.
        Всех своих мужей она сама на себе женила.
        Первым был физик Званцев.
        В те времена лирики были в загоне, а физики в почете. Да и не было в Протвино лириков. Слесари, дворники и прочая обслуга интереса не представляла. Все остальные ученые - много докторов наук, чуть больше кандидатов и толпы подающих надежды.
        Из этого набора Татьяна (тогда еще Соловьева) предпочла кандидатов наук. Очень удачная категория по соотношению «положение и возраст». Еще совсем не старики, но и не вчерашние студенты. Кое-чего в жизни добились. Если их исправить и хорошо подтолкнуть, то можно и женой академика оказаться.
        В результате не очень длительного конкурсного отбора на роль будущего жениха был утвержден Петр Званцев, получивший по всем параметрам «отлично», кроме одного - на первых свиданиях с Татьяной говорил только о физике. На вторых тоже.
        Наконец летним вечером Татьяна затащила физика на берег Оки. Кругом ни души. Соловьи поют. Река искрится под луной. Полянка с мягкой травкой. Все условия! А этот чудак ласковым голосом объясняет ей откуда вылетают нейтрино и в какую глубокую плазму они попадают.
        С трудом Татьяна усадила перспективного жениха под куст ракиты, прижалась к нему, но и тут от Пети Званцева никаких поползновений не последовало. Не то, чтобы поцеловать, но и обнять не попытался.
        Когда Татьяна томным голосом сказала, что от реки веет прохладой, она имела ввиду:
«Согрей меня». Но физик намека не понял. Более того, встал и, заботясь и ее здоровье, предложил быстренько идти по домам, в тепло…
        Решительную атаку Татьяна решила провести через день. В пятницу родители молодого кандидата наук отправлялись на дачу, оставляя сына одного в трехкомнатной квартире.
        Правда, не было надежды, что Званцев пригласит в квартиру. Была даже уверенность в обратном. Этот скромный тридцатилетний мальчик до сих пор еще не перешел с Татьяной на «ты».
        Они встретились поздно вечером. Обычно ведущим в их паре был не Званцев. Именно Татьяна определяла, где им встречаться и где гулять. Всегда это были места безлюдные и потому романтические.
        Но в тот день она повела его вглубь городка. Не прямо к дому Званцевых, а по большой дуге, которая сама собой упиралась в этот дом. Своих намерений она показывать не собиралась. Мужчина должен считать, что инициатива исходит от него.
        Возле заветного подъезда Татьяна притормозила и выждала пару минут. Инициативы не последовало… По знаку Зодиака Званцев был козерог. Они податливые и послушные. Надо только покрепче взять их за рога.
        - А вы уже ужинали сегодня, Петя?
        - Да. Мама накормила перед отъездом.
        - Счастливый. Я и пообедать не успела. Просто умираю от голода… А вы сами умеете готовить?
        - Кое-что… Макароны сам варю. Еще эти, сосиски.
        - Отлично! Все самое мое любимое. Научите меня готовить, Петя. Я все время перевариваю сосиски.
        - Но у меня их всего три штуки дома.
        - Вам полторы и мне полторы.
        - Да я все их вам отдам. Вы же голодная, Таня.
        - Нет, Петя. Только пополам. Теперь у нас все будет пополам…
        Пока хозяин суетился на кухне, Татьяна осмотрела квартиру. Спальня родителей подходила как нельзя лучше: тусклый свет ночника и теснота - отступать ему будет некуда…
        Она поскользнулась на прикроватном коврике и, падая, схватилась за него и повалила на себя. Получилось!
        Теперь предстояло не дать ему встать с кровати, одновременно раздевая обоих и, убеждая его, что это все он сам делает: «Ой, Петя, вы такой настойчивый… Не надо так быстро. Я стесняюсь… Давайте я вам помогу. Вот - само снялось…»
        К своим двадцати годам Татьяна уже хорошо знала, что должно произойти дальше. Не случилось! Суеты было много. Внешне очень похоже, но не одно и тоже…
        Было жаль, но Татьяна не очень переживала, успокаивая себя присказкой про первый блин. Главное, что она его расшевелила. Сегодня они начали печь блины, а окончить могут и в следующую пятницу.
        Уходя, Татьяна пошутила, что, поскольку он у нее первый, случились все вытекающие отсюда последствия. Пошутила, но неопытный и доверчивый Петя Званцев принял все за чистую монету. Особенно его ужаснули слова «… лишил невинности». Он выглядел как скромный мальчик, который только что вдребезги разбил драгоценную вазу…
        Сообразив, что молодой физик не очень представлял, как и чем делаются дети, Татьяна в следующую пятницу заявила, что беременна. Званцев и в это поверил… У них и в этот раз все могло быть, но и второй блин оказался комом. Однако этот досадный эпизод сразу же был перекрыт грандиозной победой Татьяны. Перед уходом она робко спросила:
        - Ты хочешь, чтоб я убила нашего ребенка?
        Физик энергично замотал головой, давая понять, что он несогласен с убийством.
        - Если я рожу без мужа, то буду опозорена. Ты же не хочешь моего позора?
        Петя опять замотал головой, хотя и менее энергично.
        - Я всегда верила, что ты, Петя, человек благородный и порядочный. Ведь так?
        Званцев скромно пожал плечами и опустил голову, ожидая следующего вопроса.
        - Я так счастлива, Петя! Значит, ты делаешь мне предложение? Я должна немного подумать… Я согласна!
        Он посмотрел на нее обреченным взглядом и в знак согласия промолчал. И из потенциального жениха он для Татьяны превратился в будущего мужа.
        - Значит так, Петя. Завтра берешь отгул и едем подавать заявление… Ничего, подождут твои опыты. Синхрофазотрон и без тебя покрутится.
        Через месяц была свадьба, а дней через десять случилась первая брачная ночь. Вторую Татьяне пришлось ждать еще три недели… В таком режиме она мыкалась со Званцевым три года.
        Развод оказался делом простым. Судья, к которой обратилась Татьяна, поняла все сразу:
        - Из Протвино?
        - Да.
        - Муж физик?
        - Да.
        - Облученный?
        - Не совсем.
        - Вот и мой первый муж был «не совсем». Раз в месяц и привет… Не волнуйтесь, Татьяна Сергеевна. Разведу вас быстро и с огромным удовольствием.
        Поскольку с физиками было все ясно, в поисках нового мужа Татьяна устроилась на работу в Серпухове. Не Москва, но зато близко - всего двадцать минут от так обидевшего ее городка облученных ученых.
        Должность была маленькая, но в Горисполкоме, куда толпами шли просители разного возраста и семейного положения. Выбор был хороший. Но Татьяна не торопилась. Кандидатов в мужья она подбирала тщательно. Особенно по тому параметру, на котором обожглась в первый раз…
        Со вторым своим мужем Татьяна была знакома до свадьбы три месяца. В первый же вечер отпали всякие сомнения - от физики ее будущий жених был далек… Подходило и все остальное. Не красавец - значит не будут на шею вешаться конкурентки. Работает где-то в сфере торговли, значит, денежный. Трижды разведенный, значит, искал только ее.
        Не обратила она внимания и на три недельных командировки за столь короткий период знакомства. Но именно это оказалось самым важным. Сразу в день свадьбы началась его очередная «командировка». Молодой муж не просыхал ровно неделю. Зато потом начались упоительные дни. Ровно двадцать три дня, оставшиеся от медового месяца. И снова недельный запой… Он с такой точностью выдерживал свой график, что вскоре Татьяна могла составить расписание «командировок» на год вперед…
        Любая бы другая категорически разозлилась на мужчин, которые не дают разгореться ее семейному очагу. Но Татьяна была патологическая оптимистка. Из тех, для кого очередное поражение только укрепляет азарт и веру в грядущую победу… Ей показалось, что уж теперь она знает все возможные недостатки мужчин. Это была принципиальная ошибка. Все женихи одинаково хороши, но у каждого мужа свои собственные неповторимые заскоки.
        Третий муж не имел пороков, свойственных первым двум. По части алкоголя он был малоактивен, а по части секса активен, и даже слишком. Через три месяца после свадьбы Татьяна поняла, что ее новый непорочный муж ловелас. Это по-французски. Проще - элементарный бабник.
        Даже заловив его на месте очередного преступления, Татьяна ограничилась лишь легким скандалом без битья посуды. Бросать третьего мужа не входило в ее планы. Она решила бороться. Но перед боем всегда нужна разведка.
        Через год слежки Татьяна установила, что муж изменяет ей часто, но не душой, а лишь телом. Никаких привязанностей к очередным подругам он не испытывал. Этот завоеватель доводил дело до постели и сразу же терял интерес к побежденной… Далее - каждая следующая жертва разительно отличалась от предыдущей. Худенькая сменяла толстушку, брюнетка блондинку, умная дуру.
        Полученная информация обнадеживала. Был составлен план наступления и Татьяна начала действовать. Она прикупила набор выходивших тогда из моды париков. Достала белье всех форм и расцветок - от розового с начесом до черного с кружевом. И еще - множество мелочей, включая перламутровую помаду, накладные ресницы и очки с простыми стеклами.
        Теперь ее благоверный каждый месяц получал новую жену. Она менялась не только внешне, но и в манере общения. Главное - она перестала отдаваться мужу по первому требованию. Нравится быть завоевателем - распуши хвост и трудись. Иногда Татьяне удавалось не сдаваться по нескольку часов, зато она видела, что он искренне удовлетворен победой.
        Хитрость удалась. Игра продолжалась почти полтора года и Татьяна расслабилась. Надоело изображать недотрогу, замучили парики и вообще обоим стало скучно притворяться. Муж начал снова выходить на охоту, а Татьяна пошла оформлять развод и провела это мероприятие быстро и четко - сказывался опыт…
        Последнего мужа, Виктора Пронина, она решила воспитать сама. Еще до свадьбы Татьяна потребовала: «Стань таким, как я хочу». Он согласился. И даже старался… Несколько лет она его шлифовала, а этот урод так скоропостижно и позорно бежал. И когда? До идеала ему оставалось всего ничего… Хорошо, хоть паспорт при побеге не успел захватить. Теперь с этим паспортом в поселке Веселое у ее грузинской подруги Тамары Пипия проживает очередной кандидат в мужья - Глеб Славин.
        Все мужики не без недостатков. Теперь Татьяна это знала наверняка. У Глеба их было мало. На сегодняшний день всего два. Первое - женат. Но это лишь техническая деталь. Второе сложное. Славин вдруг ударился в бега. Найти его не проблема. Надо еще успокоить тех, кто за ним гоняется. Сколько этих лихих ребят? И все ли так грозно утюгами грозят?
        Уже засыпая, Татьяна с улыбкой подумала об Олеге: «Славный мальчик. Как он меня испугался! Зря. Он мне сейчас не нужен… Разве что, как тренировочный объект. Нельзя мне терять квалификацию…»
        В Адлер они прибыли во второй половине дня. До дома Тамары Пипия было всего два-три километра. Татьяна не называла Олегу адрес до самого последнего момента. Но уже на стоянке такси оба поняли, что секрета можно было и не делать - справа море, слева горы, а впереди, где граница с Абхазией столб дыма.
        Татьяна так и не сказала адрес, а Олег и не спрашивал. На стандартный вопрос шофер
«Куда едем?» он бросил:
        - На пожар! Видишь, друг, столб дыма. Туда и кати.
        Кирпичная улица плавно перешла в Каспийскую, а та в Урожайную. Но проехать по ней не удалось. В самом начале, возле Казачьего рынка ее перегородил милицейский газик.
        До пограничного моста через реку Псоу оставалось триста метров, до пожара - двести.
        Милиция не могла перекрыть Урожайную для людей - моментально скопилась бы толпа и у моста, и здесь у рынка. Эта узкая улица единственная связывала Россию с Абхазией, куда не ходили на поезда, на грузовики. Только по этой трассе на своем горбу или на тележках можно было ввезти дары некогда богатой гордой Абхазии. Утром по Урожайной шел поток в сторону Сочи, вечером пустые тележки возвращались.
        Улица удачно использовала свое географическое положение. Добротные дома по обе стороны были одновременно и магазинами, и оптовыми складами, и гостиницами. Сейчас один из этих добротных домов красного кирпича догорал.
        Еще в такси у Татьяны была надежда, что горит не дом ее подруги, а где-то рядом.
        На подходе к дому появилась надежда, что дом был пуст. Дочь Тамары могла быть на работе, а она с Глебом пошла на море и случайно забыла на стуле включенный утюг. Могло же такое быть? Могло! Но, скорее всего, случилось другое…
        Олег протиснулся к головной пожарной машине. Поближе к начальству - там на первых порах всегда больше информации… Уже пять минут, как пожар практически погасили. Многое еще дымилось, но открытого огня уже не было.
        Место было выбрано удачно. Вышедший из сгоревшего дома законченный и мокрый брандмейстер сдернул на ходу маску, продышался и подошел к майору, за которым пристроился Олег. Доклад был простецкий, без чинов и званий:
        - Надо уголовку вызывать. Тут, Петрович, убийство. Один труп на втором этаже. Пол и возраст определить не смог.
        - Почему решил, что убийство.
        - Так тело к кровати привязано, а, рядом канистра… И утюг на кровати лежит. Зачем ему там лежать?
        Олег подождал еще десять минут и не зря. Из дома вышли еще двое. Или дыма стало меньше, или эти двое были более любопытны, но они заявили однозначно - труп женский. Значит, это не Славин и его следует искать дальше.
        Ожидая увидеть Татьяну в истерике или, по крайней мере, в слезах и печали, Олег вернулся на то место, где оставил свою спутницу. Он велел ей стоять под деревом и ни шагу в сторону. Татьяны не было ни здесь, ни под соседними деревьями… Славина он должен искать, а ее нет. Ушла и ушла. Жить стало легче, жить стало веселее.
        Покидая Урожайную улицу, Олег прошел метров пятьдесят и оглянулся. Не потому, что жаждал еще раз увидеть Татьяну Пронину, а так, машинально, как вежливый человек… Она бежала за ним, огибая мешочников и перепрыгивая через тележки. Волосы ее разлетались в разные стороны, глаза горели. В этот момент ей никак нельзя было дать ее сорок пять лет. Максимум - сорок два.
        Олег недооценил ее. Пока он сам стоял за плечом пожарного майора и ожидал доклада прошедших огонь и воду, Татьяна опросила десяток соседей и узнала много больше.
        Глеб Славин был у Тамары и даже ночевал одну ночь. Это точно, поскольку его по фотографии опознали трое соседок. Одна даже поклялась, поскольку через щель в заборе видела его «близко, долго и очень хорошо».
        Ушел Славин от Тамары сегодня утром. И ушел не один, а с ее дочкой Сусанной, которая вот уже год работает экскурсоводом. Причем, не в районе Сочи, где кроме горы Ахун и форелевого хозяйства и показывать нечего. Ее фирма получила разрешение возить отдыхающих в Абхазию: ежедневно два автобуса в Новый Афон и два на озеро Рица. Удивительно, но от экскурсантов нет отбоя. Русский народ не отличается осторожностью и благоразумием. Это же авантюризм ехать на непризнанную территорию, где долечивают раны боевики со всех горячих точек и где после войны с Грузией в каждой хате по три автомата.
        Так вот, Сусанна через день возит группы на Рицу. От Сочи до границы публику развлекают шофера, а она обычно подсаживается в автобус перед мостом. Туда они и пошли сегодня со Славиным…
        Выдав первую порцию важной информации, Татьяна сделала паузу и победно посмотрела на Олега. Она понимала, что еще десять минут назад он хотел ее бросить, как лишнюю обузу. Пусть теперь извиняется!
        Олег виновато улыбнулся и попытался неуклюже объяснить свое бегство:
        - Я уж испугался, что мы потерялись. Бросился вас искать. Хорошо, что встретились… А как фамилия этой Сусанны?
        - Так же, как и Тамары. Она еще ни разу замуж не выходила. Обе они по фамилии Пипия.
        - Странная фамилия.
        - Нормальная грузинская. Не более странная, чем Берия… Муж Тамары Гиви Пипия пропал два года назад. В спокойные времена они жили в Гаграх. Богатый дом, сад, подвалы с вином… Когда началась заварушка, грузины из Абхазии бежали. Кто успел… У Гиви была моторная лодка возле Пицунды. Прихватил с собой деньги, жену, дочь и пару чемоданов и сюда в Адлер. Построил дом, а два года назад решил забрать кое-что из своего дома в Гаграх. Поехал и пропал… А сегодня Тамара погибла…
        Они вернулись к месту пожара. Дом уже не дымился и пожарные неторопливо скручивали брезентовые шланги.
        Татьяна взглянула на часы:
        - Пойдемте, Олег, поближе к границе. Сусанна должна вернуться через час… Славин наверняка остался там в Гаграх. Она могла его пристроить и у друзей, и в своем старом доме. Хорошо, если Тамара не знала точное место.
        - Почему?
        - Она могла сказать об этом моему знакомому, этому бугаю. Он был здесь в доме и ушел перед самым пожаром. Соседка видела, как он направился к мосту… Он наверняка пытал Тамару. Меня пожалел, а ее нет… Олег, ты не слышал от пожарных там утюга рядом с кроватью не было!
        - Был.
        - Значит так, Олег! Сейчас идем встречать Сусанну. Завтра утром она подсадит нас в экскурсионный автобус. У нее трагедия, но нам она поможет. Мы же не только поедем Славина спасать, но и попытаемся наказать убийцу ее матери. Пойдем, Олег.
        Закинув за плечо сумку, Олег поплелся за Татьяной. Ему хотелось сказать что-то резкое, поставить ее на место, но не получалось. Она делала все правильно. Хотя…
«Кто в нашей паре настоящий сыщик? Я или она? Кто главный, кто должен командовать? Я или она?»
        Татьяна обернулась и на ходу прикрикнула:
        - Поторопись, Олег. Шире шаг! Так мы с тобой и опоздать можем.
        Автобус сразу за мостом обогнул группу торговцев с тележками и увеличил скорость. Теперь до Гагр без остановки.
        Экскурсовод, молоденькая подруга Сусанны в очередной раз запугивала беспечных туристов:
        - Вы только ничего не бойтесь. Правительство Абхазии гарантирует вашу безопасность. В Гаграх к нам подсядут двое. Они будут с автоматами, но вы их не бойтесь. Это охрана… Город будем смотреть из автобуса. Будут еще две остановки - на Голубом озере, и на самой Рице. Держаться надо плотно. От группы ни на шаг. С местными жителями в контакт не вступать.
        - Девушка, а как же шашлыки? Я в детстве на озере Рица их ел. Очень они вкусные были.
        - Тогда все было. А сейчас шашлыки вкусные в Сочи. Главное - безопасней.
        Сусанна дала им три адреса. Те три адреса, которые вчера получил он нее Глеб Славин. Она выбрала наиболее надежных школьных друзей. Но все они были лицами абхазской национальности. Им не надо было тогда убегать. Все они, возможно, живут в своих домах и гостеприимно встретят русского скитальца Славина… Сусанна только не могла решить: передавать ему привет от старой подруги грузинки, или лучше промолчать…
        Олег хорошо помнил кадры военной хроники из Абхазии. Горящие бронемашины, трупы на улицах, разбитые здания. Когда это было? Пять лет назад? Семь? Это были не только сюжеты из Сухуми, но и из Гагр, именно на этом проспекте Руставели. Сейчас в это не верилось. Или все следы скрыла буйная южная растительность. Или вообще ничего страшного здесь не было.
        Нельзя не верить телевизионным журналистам, но и доверять им нельзя. Они умеют так смонтировать три правдивых факта, что в эфир пойдет чистая ложь. Можно всей съемочной группой день мотаться по лесу, найти три гриба, снять их разными планами и выдать на экран: «В лесах Подмосковья есть грибы». Все правда! Они есть в лесу. Или были, те самые единственные три гриба. Но зритель уже схватил огромную корзинку и убежал в лес… Не зря говорил Бисмарк: «Если хочешь одурачить мир - скажи ему правду».
        Татьяна с Олегом выскочили из автобуса у ресторана «Гагрипш», легендарного питейного заведения и почти эмблемы города Гагры. Слева горы с утонувшими в зелени особняками, справа Приморский парк с пальмами и пляжами, а впереди до самой Пицунды магистраль неизвестного названия. Имея старую карту, Олег знал, что это проспект Руставели. Но он понимал, что сейчас эта приморская трасса никак не может носить имя грузинского поэта.
        Они углубились в парк.
        Обстановка напоминала Москву перед открытием Олимпийских игр. Торжественная пустота. Местные на работе, а чужих в город не пускают.
        Странно, но первым аборигеном был пляжный фотограф. Клиентов он не видел неделями, но боевого поста не покидал. И была с ним фанерная пальма, которую можно воткнуть в песок на краю прибоя. И был с ним сизый (бывший красный) надувной крокодил.
        В свое время в Высшей школе КГБ Олег учился психологии общения, тактика завязывания знакомств и развития контактов. Тем более он был удивлен, что
«необученная» Татьяна действовала по методике секретных учебников.
        Она притормозила Олега, спрятав его за экзотическим кустом магнолии, и резво побежала к морю мимо фотографа. В нужном месте она споткнулась, красиво упала на песок, вывалив к его ногам содержимое заранее раскрытой сумочки.
        Элегантный фотохудожник с черными усами не сразу бросился помогать. Он был в замешательстве. Было от чего замешаться - он уже много лет не видел блондинок и, тем более, лежащих перед ним с юбкой задранной выше всяких приличий.
        Потом они сидели на песке, хихикали и осторожно возвращали в сумку каждую найденную вещицу.
        Татьяна говорила громко и это предназначалось не только для черных усов, но и для Олега. Она восхищалась красотами природы, мужеством местных мужчин. И, молодец, ни каких прямых лобовых вопросов. Фотограф вдруг сам начал ей что-то объяснять, размахивая руками и простирая их в сторону гор. Говорил он невнятно и из всего длинного монолога Олег услышал только трижды сказанное «Нэ надо!»
        Потом они пошли к морю Черноусый продолжал убеждать в чем-то Татьяну, размахивая рукой, которая периодически задерживалась, то на ее плече, то на талии, то еще ниже. В какой-то момент Олегу показалось, что южанин ее уговорил - Татьяна отошла на несколько шагов и начала снимать с себя платье. Уже готовый к броску Олег вдруг понял, что испугался слишком рано и спасать честь своей спутницы пока нет необходимости - под платьем был красивый закрытый купальник, а фотограф не бросился на лес, а отступил на несколько шагов и прижался глазом к видоискателю. Снимок в скромной позе, правая ручка вверх, левая ножка в сторону, профиль прогнувшись…
        Оставив фотографа с пальмой и крокодилом Татьяна упорхнула в парк. Около магнолии она последний раз обернулась, махнула рукой и прокричала: «Спасибо тебе, Хота. Ты был великолепен. Всем знакомым посоветую сниматься только у тебя».
        Пробегая мимо Олега, Татьяна хлопнула себя по ляжке, что на языке владельцев собак означало: «Ко мне! Рядом! Повиноваться такому издевательскому жесту очень не хотелось, но она убегала не одна, а с важной информацией, Олег выполз из-под магнолии и, согнувшись, побежал вслед. Как послушный пудель на зов хозяйки!»
        Долго бежать не пришлось. В пустынном парке масса укромных уголков, а Татьяне нетерпелось доложить и, тем самым, поставить этого молоденького сыщика на место. Мужчин она любила, но еще больше любила ими руководить.
        - Я все узнала, Олег. Он здесь был!
        - Кто?
        - Гиви Пипия, муж Тамары.
        - Так мы же Славина ищем. Зачем нам Гиви?
        - Не все сразу, Олег… Гиви пришел сюда два года назад. Его тогда многие видели. А еще его видели этой весной. Он в горах дрова пилил.
        - Один?!
        - Нет. Двое пилили, а двое их охраняли.
        - Кто охранял?
        - Чеченцы… Олег, я такого непонятливого в первый раз встречаю. Слушай! Дом Гиви в горах над Гагрой. Большой и удобный. Сейчас там сидят чеченцы.
        - Зачем?
        - Отдыхают! Раны залечивают. Ты не перебивай! У них и так здесь все очень сложно… Чеченцы помогали абхазцам бить грузин, а враг моего врага мой друг. Теперь чеченцы воюют с русскими, а абхазцы Россию любят. Враг моего друга мой враг… Абхазцы совершенно запутались и просто не трогают чеченцев пока те тихо сидят. В упор их не видят.
        - А чеченцы?
        - Они и сидят тихо. У нас повоевали, здесь отдохнули. У нас рану получили, здесь залечили. В Гагре они не стреляют и почти людей не воруют.
        - Что значит «почти»?
        - Абхазцев не воруют. Только грузин и русских. А Гиви у нас как раз грузин. А Славин кто?
        - Русский.
        - Верно соображаешь, Олег… Значит так! Светиться больше не будем. День проведем здесь в зарослях, а вечером осторожно к дому Гиви. Хороший план, Олег?
        - Хороший… А когда фотографии будете забирать, Татьяна Сергеевна? У вас на пляже позы были как у фотомодели.
        - Фотографии? Так у этого типа даже пленки не было. Ему просто хотелось затвором пощелкать. Соскучился без работы.
        Это только снизу, с проспекта кажется, что в горах кое-где стоят отдельные особняки. Видны лишь высокие дома, а одноэтажки с мансардами полностью утопают в зелени.
        На закате они начали восхождение. Стараясь не показаться на глаза, двигались мелкими перебежками и по задворкам. Не по дороге шли, а по тропиночке.
        В бывшем доме Гиви горел свет. Не во всех окнах, но чувствовалось, что людей там немного. Силуэты мелькали и во дворе, и на веранде второго этажа.
        Они нашли удобную площадку на склоне горы за домом. Отсюда просматривался двор с сараем, гараж и часть сада. Они лежали и ждали полной темноты.
        Олега настораживало яркое платье Татьяны. В таком в разведку не ходят, чем становилось темней, тем ярче оно светилось. Он попытался засыпать ее сухими листьями, но хитрость не удалась. С шелковых округлостей все соскакивало.
        В десяти шагах от их лежбища искрилась под луной лужа средних размеров. Олег развернулся и пополз к ней. Уже у самой воды он ощутил, что на этой площадке еще пару часов назад пасли свиней. Приятного мало, но радовало, что уж эта грязная субстанция наверняка прилипнет к платью.
        Он вернулся с пригоршнями плодородной вязкой почвы. Несколько шлепков, поглаживаний - и вполне приличный камуфляж… Теперь сверкали ее незагорелые ноги и плечи.
        Олег вздохнул, развернулся на животе и пополз за новой порцией грязи… На обратном пути, уже подползая к Татьяне, он уткнулся головой в пару тяжелых армейских ботинок, обладатель которых коротко приказал: «Молчи!»
        Резко вскочить Олег не мог - он полз, опираясь на локти, а ладони были вывернуты вверх и полны грязи. Он попытался задрать голову и оглядеть говорящего, но сзади прикрикнуть уже другой голос: «Не шевелись или я тебе очень больно сделаю». Подтверждением угрозы был автоматный ствол, который уперся в шею Олега, и ботинок, наступивший на его поясницу и прижавший к земле.
        Олег лихорадочно начал анализировать ситуацию. Первая мысль была весьма здравая:
«Противников минимум двое».
        Вторая мысль выпорхнула из подсознания сама: «Именно сейчас у Романа Поспелова свадьба в полном разгаре. Савенков тосты говорит… Сидят они там, в Москве, пьют, закусывают, песни поют. А тут лежи в свинском дерьме, да еще и молчи…»
        Глава 7
        После десятого тоста свадьба вышла из-под контроля тамады. Савенков уже и не пытался ею руководить. Гости за столом разбились на пары, тройки, пятерки и живо обсуждали свое: от политики до секса. Изредка в разных местах вспыхивали крики
«Горько!» и быстро затухали в общем гомоне.
        Сегодня Савенков был «за рулем». Пожалуй, первый раз за свою долгую жизнь, находясь в центре пиршества, он наблюдал за ним трезвыми глазами. Зрелище было весьма любопытное. Откровенно пьяных не было. Все такие же, как три часа назад, но другие… В первый момент это смешило, но потом стало раздражать.
        Савенков понял, что трезвенникам можно быть лишь в компании себе подобных. Иначе неизбежно будет развиваться синдром превосходства. Захотелось разделить всех на две группы: вот он я, человек мыслящий, а вот все остальные, толпа, похожая на дикарей, пляшущих под бубен шамана… Уже в середине застолья Игорь Михайлович дал себе зарок: никогда больше не пить в непьющих компаниях и всегда пить в пьющих…
        За последние дни Савенков несколько раз проводил инструктажи с женихом и невестой. Они все понимали, знали, на что идут, но сейчас эта затея представлялась в более мрачных тонах. Нет, с точки зрения стратегии и тактики сыскного дела он все делает четко. Но, глядя на счастливые лица молодоженов, Игорь Михайлович мрачнел. У него-то была первая брачная ночь. А куда он сейчас посылает этих голубков? Три часа он будет везти их до Калуги и на рассвете подсадит в поезд Полтава-Москва. Свинство, да и только!
        Савенков взглянул на часы. Пора! Он встал за спиной молодоженов, наклонился, обнял их:
        - Все, ребята! Время вышло. Будем уходить по-английски… Часть подарков я в ваши чемоданы запихнул. Остальные отвезут в офис «Совы». Жаль, что лишаю вас удовольствия. Мы с женой свои свадебные подарки всю ночь разбирали… Не всю ночь, понятно. В антрактах…
        Они не ожидали, но Савенков загрузил их в вагон СВ. двухместное купе - максимум, что мог он им подарить в эту ночь. Понятно, что «бедным родственникам» из Полтавы правильнее приехать в Москву в общем вагоне. Но ведь свадьба! Вполне мог какой-нибудь полтавский родственник порадовать молодых. Эту версию Игорь Михайлович выдал уже выскакивая из вагона:
        - Сами для Ракитского придумайте историю. Мол, дядька - пчеловод билеты в СВ подарил… Новые паспорта берегите. Уникальная вещь. С трезубцем и печатью Полтавского ЗАГСа… Завтра жду от вас весточки. Главное, начать. Дальше - само пойдет.
        - Игорь Михайлович, а как дядьку зовут?
        - Какого?
        - Ну, нашего. Пчеловода.
        - Придумайте сами. Я предлагаю - Игорь Савенко.
        Поезд неторопливо покидал сонный вокзал с одиноким провожающим.
        Не было смысла разбирать чемоданы, но и оставаться в торжественных нарядах не хотелось. Роман скинул надоевший за день пиджак, развязал галстук и взглянул на Наташу. Ему показалось, что он в первый раз смотрит на нее, как на жену. Очень захотелось произнести это слово.
        - Что будем делать, жена?
        - Не знаю. Ты решай. Муж в семье главный.
        - Надо бы подготовиться. Биографию нашу полтавскую проговорить, говор украинский прорепетировать…
        - Правильно…
        Наташа взяла со столика их новые украинские паспорта и свидетельство о браке.
        - Рома, посмотри как интересно: я теперь «жинка», а ты «чоловик». Странно все у них. Будто бы только муж - человек, а жена кто? Странно… Давай вживаться в образ. Надо понять их изнутри. Представь, что бы делали полтавская дивчина и парубок после свадьбы, оказавшись в отдельном купе?
        Роман обнял жену. Под рукой оказался замочек молнии. Он осторожно потянул его вниз.
        - Я люблю тебя, Наташка… Ты молодец, что сама предложила.
        - Ничего я не предлагала. Ты старший, ты и решай… Сколько до Москвы?
        - Три часа.
        - Мы еще и прорепетировать успеем.
        - Вряд ли… Как это у тебя снимается?
        Были сомнения, что Сергей Ракитский сам встретит неизвестных ему дальних родственников. Мог прислать кого-нибудь из своих новых друзей. Забыть мог, в конце концов.
        Но он пришел сам. Мало того - с цветами и яркой улыбкой.
        - Я так рад, ребята… А мне стыдно перед Полтавой. Семь лет как уехал и носа не кажу. Позор мне. Гоньба!
        Наташа протестующе замахала руками:
        - Тю на вас, Сергей Олегович. Какой такой позор. От нашей Полтавы вам слава! Вы наша гордость! Я так ваши фильмы по пять раз смотрела. Особенно, где вы за любовь погибаете. Это так романтично… Вы гений!
        - Это слишком… Но стараюсь, Наташа. Стараюсь!
        - Мы, Сергей Олегович, тоже хотим с Романом актерами стать. В клубе играли… Говорят, талант у нас есть.
        - Это хорошо. Но трудно. Сейчас все в актеры хотят… А ты что молчишь, Роман. Счастливчик! Такую жену отхватил. Завидую… Ты, Рома, где жил в Полтаве?
        - Где я только не жил! Но мы, Сергей Олегович, так с Наташей решили: как в Москву попадем, даже и вспоминать об этой Полтаве не будем. Хотели москвичами стать. Настоящими, как и вы.
        - Но почему на «вы»? Я тебе, Роман, друг, товарищ и брат. И тебе и Наташе… А насчет Полтавы, так я сам о ней не вспоминаю. Редко, как о туманном детстве… Значит актерами хотите стать? Помогу! Жить будете у меня. И играть будете в моем театре.
        Наташа действительно могла бы быть хорошей актрисой. Она очень непосредственно изобразила восторг провинциальной девочки:
        - Ой! У тебя свой театр есть? Я так стараться буду… Сережа, ты главный в этом театре?
        - Почти… Самый главный у нас Виктор Олегович Кошевой.
        Роман, не ожидал такого успеха через десять минут после знакомства. Услышав настоящую фамилию Дона, он машинально выкрикнул «Кошевой!?» После удивленного взгляда Ракитского пришлось срочно выкручиваться.
        - Я подумал, Сергей, что это из наших. С Украины. Из запорожских казаков. Там у них такая главная должность была - кошевой. Вроде атамана.
        - Я не думал об этом. Он мужик лихой и, возможно, из казаков. Но не запорожских, а донских. У него и кличка такая - Дон.
        Проходя по вокзалу, Ракитский был неприятно удивлен - его не узнавали. Раньше он всегда ловил на себе несколько любопытных взглядов. Это грело душу. Но сейчас… Он понял! Внимание отвлекала семенящая рядом Наташа. Не часто увидишь в восемь утра невесту в фате, мятом платье и с красными невыспавшимися глазами.
        Поскольку Роман шагал сзади, его, Сергея, могли принять за жениха. Он усмехнулся:
        - Значит вы, ребята, вчера свадьбу отпраздновали и сразу на поезд? И всю ночь… не спали? Завидую я вам… Сейчас срочно ко мне. Оба в ванну и спать. В прямом смысле! А я поеду решать ваши вопросы… Поеду к донскому казаку Кошевому.

* * *
        Дон не считал риск благородным делом. Это поговорка для неудачников. Рискнул и проиграл. Но зато все очень благородно. Можно себя не ругать, не думать о своей глупости.
        Однако, как натура артистическая, Виктор Олегович Кошевой не мог без игры, без авантюризма. А это спутники риска… Приходилось совмещать страсти с холодным анализом ситуации. До определенного момента это получалось.
        Игра со Славиным так красиво начиналась. И продолжалась бы она еще очень долго. Собственность короля бензоколонок перетекала бы к Дону неспешно, элегантно. Да и сам Глеб Васильевич от голода не помер бы. На хлеб с маслом ему предполагалось оставить, но без черной икры.
        Все пришлось перекраивать на ходу, в спешке… Жалко Славина. Терять жизнь из-за минутного любопытства! Хотя нет, его еще бабская трепливость подвела.
        Уже неделю Дон не улыбался. С того момента, как дубоватый Шкаф перепутал Славина с его братом. И ведь паспорт в руках держал, но… «Я дальше фамилии не читал. Тот Славин и этот Славин. Перепутали, шеф. Исправимся".
        И он начал исправляться. Только сейчас Дон понял, что Ване Шорохову поторопились дать мирную неповоротливую кликуху Шкаф. Он оказался Бульдогом. Сначала провел сомнительную комбинацию со стрельбой, обозначив Славина, как убийцу своего брата. Если бы менты взяли бедного Глеба в Москве, не возникло бы сложностей. Он бы и рта не успел раскрыть. Его бы достали в любой камере.
        Но Славина упустили. Все, кроме Шкафа с бульдожьей хваткой.
        Первый его звонок Дону был из Протвино. Второй из Адлера. И сегодня утром из Гагр.
        Хорошо, что Шкаф не упускал Славина. Но плохо, что тот уходил все дальше. Абхазия это уже не Россия. Рядом Грузия, за ней Турция, а за Босфором - Европа. Если там громогласно заявить о кассете, то начнется такое… А что, собственно говоря, начнется? Зачистка! Сначала уберут его, Дона. Выпотрошат Илью Бабкина, найдут и ликвидируют кассету. Славина объявят провокатором. И все! Общественность посудачит немного и успокоится. За последнее время и не такое случалось… Жаль, если все будет так. Информация с кассеты обещала власть над большими людьми, а значит и большие деньги. Но это козырь, который нельзя выкладывать на стол…
        Утром Шкаф уверял, что к вечеру Славина не будет… Уже вечер, а звонка нет.
        Дон устало взглянул на посетителей, которых привел Сергей Ракитский. Тот представил их, как своих старых и верных друзей… Девушка симпатичная, но не очень похожа на провинциалку. Нет у нее в глазах простодушия и испуга. Не страха, а робости, как у школьника, попавшего в директорский кабинет… Да и у ее мужа взгляд москвича.
        В другое время Дон ухватился бы за свою интуитивную догадку. Проверил бы эту парочку по всей форме. Но размышлять и действовать не хотелось. Раз Ракитский сказал, что они из Полтавы - поверим. Ему уже можно верить. Увяз в наших делах по самую макушку.
        - Так вы давно из Полтавы?
        Вопрос Дона относился к обоим и молодожены переглянулись. Роман кивнул, предоставляя отвечать Наташе.
        - Мы, Виктор Олегович, сегодня же и приехали. Вчера у нас свадьба была, а утречком мы в Москву приехали.
        - Так у вас в поезде брачная ночь была?
        - Да. И очень даже романтично. Не как у других. Нам даже завидовали.
        - Верно, Наташа. Я тоже вашему мужу завидую… И чем вы собираетесь заниматься в Москве?
        - Хотели в актеры поступать. А пока работать будем.
        - Где?
        - У вас! Нам Сережа сказал, что это можно, что вы нам поможете.
        - Но он сообщил, чем я занимаюсь?
        - Нет, Виктор Олегович. Только сказал, что работа у вас ответственная и секретная. Так мы на все согласны.
        - Это Ракитский правильно сказал. Работа у меня очень ответственная. И секретная. Проговорился - и возвращайся в Полтаву. Малой скоростью.
        Дон не успел развить свою мрачную шутку. Он встрепенулся от звонка. Он уже перестал его ждать. Тем неожиданней прозвучала трель сотового телефона.
        Этот разговор не предназначен для посторонних ушей. Дон и направился в угол кабинета, к двери, которая вела в его личную комнату отдыха. Были слышны только первые фразы:
        - Наконец! Не тяни резину, Шкаф… Это точно?! Сам видел? Молодец! Теперь давай подробности…
        Дон исчез за дверью и молодожены опять переглянулись. Роман кивнул и Наташа рванулась к Ракитскому.
        - Ой, Сережа, какой приятный человек Виктор Олегович. Просто душка! Я так люблю толстых и лысых. Жаль, что мой Роман не такой… Сережа, пойдемте к окну. Здесь Кремль виден? Какие дома высокие. Это что?
        - Это Новый Арбат. Кремль правее…
        Роман понял, что минута у него есть. А больше и не надо… Он вытащил из кармана деревянный прямоугольник, оторвал защитную бумажную полоску и, наклонившись, приклеил узкий брусок под стол Дона. Освободившись от забот, он подошел к окну:
        - Смотри, Наташа, ресторан «Прага» отсюда виден. Серебряную свадьбу там празднуем.
        Дон вернулся в приподнятом настроении. Шкаф трижды ему поклялся, что работу выполнил честно. И связи подчистил. И свидетелей нет. Молодец!
        Гости заметили перемену в настроении Дона и тоже заулыбались. Хозяин достал виски
«Белая лошадь» и подал знак Ракитскому: «Разливай».
        - У меня, ребята, радостный день сегодня. Большое дело я задумал, но из-за пустяка все могло сорваться. И вот сейчас мне сообщили, что этот пустяк ликвидирован, устранен с дороги. Можно смело двигаться вперед… Выпьем за сегодняшний успех!
        Ракитский выпил с удовольствием, делая вид, что хорошо понимает тайный смысл несвязного тоста шефа.
        Молодожены догадывались о причинах радости Дона, но делали вид, что ничего не поняли… Если все так, то их миссия выполнена. Если сегодня погиб клиент адвоката Романа Поспелова, то всякий смысл потеряли и обязательства перед ним. Значит можно опять сменить паспорта и окунуться в медовый месяц.

* * *
        Пока ему защелкивали наручники, Олег лежал на спине. Под тусклым светом из окон бывшего дома Гиви Пипия можно было рассмотреть лица захвативших их бандитов. Рассмотреть, но не запомнить. «Странно, - подумал Олег. - Они все на одно лицо. Дети гор. Орлиные злые глаза, густые усы и недельная щетина. И еще - блуждающая улыбка превосходства».
        Подталкивая автоматами, их повели по тропинке вниз, к дому. Можно было только удивляться поведению Татьяны. Где нормальная женская реакция? Где истерики, где мольбы и слезы? Она шла с гордо поднятой головой, как плененная партизанка из старых фильмов.
        Путь был недолгий: пять минут по пологой тропинке, калитка в задней части забора, двадцать шагов по двору и десять ступенек вниз, в подвал.
        Конвоиры спускаться не стали. Скрипнула и закрылась дверь, лязгнул замок и наступила полная темнота. Кромешная!
        Олег сделал два шага вперед и наткнулся на стол. Он хотел двинуться налево, но из дальней части подвала его остановил хриплый голос с характерным грузинским акцентом:
        - Осторожно, друг. Там на ящике ведро с водой. Не разлей… Вас двое?
        - Да.
        - Я по шагам узнал. В темноте слух обостряется… Давайте знакомиться. Ты откуда, друг?
        - Я из Москвы. Олег Крылов.
        - А девушку как зовут?
        - Татьяна Сергеевна.
        - Тоже из Москвы?
        - Почти. Она из Протвино. Это городок под Москвой.
        - Татьяна из Протвино? Не может быть! Татьяна Пронина? Как приятно… Таня, это я, Гиви Пипия.
        Послышался скрип топчана. Олег понял, что Гиви встал, но обращается теперь не к ним, а еще к кому-то, лежащему рядом:
        - Вставай, друг! Радость у нас. Гости пришли… Вставай! Нехорошо лежать, когда красивая женщина рядом стоит… Здесь, ребята, еще один мой друг. Новый друг. Сутки всего здесь живет. Не привык… Он тоже из Москвы. Знакомьтесь - Глеб Славин.
        Утром сквозь маленькое подвальное окошко, заросшее со двора травой, пробился даже луч солнечного света.
        Почти вся ночь прошла в разговорах, а потом отсыпались до полудня. Их никто не тревожил. Гиви, хорошо знавший график бандитов, сразу сообщил, что предстоящий день будет праздничным: ни работы, ни допросов, ни побоев.
        Все четверо были в наручниках, но это не помешало накрыть стол по случаю торжества встречи. Были поданы три блюда: абрикосы, сухари, вода.
        Ни Олег, ни Татьяна не решились рассказать Гиви о смерти жены. Зато остальные свои приключения они изложили как веселую поездку к морю. Был создан шутливый настрой и Славин свою историю представил как юмористический рассказ. Действительно смешно: его ловко разыграли, напугали, разорили, пытались убить, а он от всех убежал и отдыхает у моря. «Я от Дона ушел, я от Шкафа ушел и от вас чеченцы убегу».
        Все смеялись, но временами чувствовалось, что смех нервный. Все нормально, но мешали два обстоятельства: они в плену и где-то рядом бродит Шкаф, жаждущий убить Славина…
        Под вечер к ним зашли двое. Так, без цели. Не столько на пленников посмотреть, сколько себя показать. Новенький камуфляж, небрежно закинутый за спину автомат, нож и пару гранат на поясе. Красиво! В город во всем этом выходить нельзя, но и не показать никому невозможно.
        В подвал они вошли, как на подиум: вальяжная походка, разворот, пауза. Не хватало ритмичной музыки и аплодисментов зрителей. Покрасовавшись, боевики собрались уходить, но Гиви, как старожил, попытался с ними заговорить:
        - Уважаемые. Не очень хорошо получается. Зачем женщину в наручниках держать? На Кавказе так не принято.
        - Женщину? Где ты видишь женщину? Мы еще выясним завтра, чем эта старая карга около дома занималась. Воровка она или шпионка… Женщина? Да на такую ни один мужчина не посмотрит.
        Говоривший сделал две огромных ошибки. Татьяне нельзя было говорить такое. Ни о ее возрасте, ни о красоте… Вторая ошибка: он повернулся к ней спиной… Она наклонилась и подняла с пола первый попавшийся под руки предмет. Это была лопата.
        И Олег, и Гиви видели все, но слабым звеном оказался Славин. Он отступил на шаг назад, глаза округлились от ужаса.
        Боевики обернулись. Старший, стоявший в полутора метрах от Татьяны, успел поднять голову вверх и на долю секунды замер, наблюдая, как к его лбу стремительно приближается сельскохозяйственное орудие.
        Удар был мощный. Если бы Татьяна развернула лопату ребром, могла бы и разрубить мужика пополам. Но она припечатала его плоскостью. По бровям и орлиному носу.
        Второй боевик начал лихорадочно сдергивать с плеча автомат. Но руки дрожали, ремень зацепился за нож на поясе и орудие с глухим звоном упало на пол. Он наклонился, подставив шею под удар Гиви.
        Олег, схватив автомат за ствол, с трудом вытащил его из-под упавшего бандита. Тот замычал и начал подниматься. Гиви его послал в нокдаун и на восьмой минуте чеченец встал, пытаясь сосредоточить взгляд на противниках.
        Славин предусмотрительно отскочил еще на пару шагов назад и вжался в стену.
        Олег размахнулся и впечатал прикладом чуть повыше уха.
        Боевик рухнул. Для него это был уже не нокдаун. И не нокаут. Это был полный конец…
        В наручниках трудно шарить по чужим карманам, но найти ключи было необходимо… Проявив уважение к женщине, первой от оков освободили Татьяну. Потом она взяла ключи от наручников и гордо заявила мужчинам: «Я сама вас освобожу».
        Прибитый лопатой бандит был еще жив. Добивать не хотелось. Ему соорудили кляп, раздели, связали и положили на топчан рядом с трупом. Обоих прикрыли тряпками, выполнявшими роль одеял. В последнем действии было мало смысла, но сделали, как сделали.
        Последние два года Гиви очень переживал, что его держат в подвале его же собственного дома. Обидно! Сейчас это пригодилось. Он знал, что дверь в подвал соседствует с теплицей. За ней их не будет видно. Потом они поползут по канаве. Весной она как горный ручей, а сейчас грязный окопчик, который ведет под забор на соседский участок. А у того старая гнилая ограда с тремя дырками на каждом погонном метре.
        Обнаружить их отсутствие могли и через пять часов, и через пять минут. Надо срочно скрываться. Но куда? Вперед и вверх в горы - глупо. Вниз на трассу - еще глупее. Там они будут на виду у десятков глаз и именно там, по дороге к границе их будут искать.
        Они спустились немного вниз и оказались на полотне железной дороги. Еще ниже шел ряд санаториев, потом проспект, а за ним Приморский парк. Гиви с тоской посмотрел на рельсы ведущие к Адлеру и повернул в другую сторону: на юг, в Сухуми. Понимая возможные вопросы, он пояснил:
        - Они знают, что нам надо в Россию. И ловить нас будут у границы. А мы пойдем другим путем. Верно, Татьяна?
        - Не знаю… То, что мы идем подальше от границы, понятно. Но куда? Есть у тебя, Гиви, стратегический план?
        - Нет плана. Я просто так гуляю… А у тебя, Татьяна, есть план?
        - Есть! Первое - мне надо помыться и платье постирать. Хожу, как старая карга… Второе - мне надоело плестись по шпалам…
        - Это не план.
        - Слушайте дальше… Гиви, здесь есть платформа с названием, как у греческой богини. Горгона или Минерва.
        - Цихерва. Река так называется.
        - Именно. Платформа за мостом. А перед рекой на проспект выходит фотоателье. Есть такое?
        - Ты все знаешь, Татьяна. Я в этом ателье всей семьей был.
        - Так вот, главный фотограф в этом заведении мой друг. Я вчера с ним познакомилась. Приглашал погостить. Он там же и живет, в пристроечке.
        - Так это он тебя одну приглашал. А нам откажет.
        - Я попрошу, не откажет. Мне еще ни один мужчина не отказывал.
        - И правильно! Сегодня один попытался, так ты его лопатой…
        Они отошли от дома Гиви всего на триста метров. И до моста через реку Цихерва оставалось не больше. До сих пор они не встретили ни одного человека. Этот был первым. Он шел первым и приветливо махал рукой.
        Татьяна первой узнала его. Она йокнула и спряталась за Олега:
        - Это он! Тот самый бугай.
        Славин тоже узнал его и спрятался за Гиви:
        - Это он! Это Ваня Шорохов из охраны Дона… Они зовут его Шкаф.
        Его легко было узнать по фигуре. Он же с пятидесяти метров не мог определить личность грязных лохматых субъектов. Но расстояние сокращалось.
        Олег, не оборачиваясь, скомандовал:
        - Мы с Гиви пойдем вперед. А вы спускайтесь с насыпи и замрите вон у того дерева. Он не должен видеть ваших лиц.
        - Так что нам делать?
        - Целуйтесь.
        - Как?
        - Крепко… Пойдем, Гиви. И говорить с ним буду только я. Ты уж извини. Потом все объясню.
        Шкаф понимал, что он на чужой территории. Здесь нельзя внаглую права качать. Тем более, когда навстречу идут двое с автоматами:
        - Простите меня, люди добрые. Сам я человек не местный. Дом один ищу. Заблудился.
        Олег не торопился. Он дал знак Гиви и тот отошел на три шага в сторону и передернул затвор. Получилось очень солидно.
        - Чей дом ищешь? Говори.
        - Раньше в нем Гиви Пипия жил. Мне адрес не сказали. Только так - общее направление.
        - Знаю я этот дом. Вчера там был.
        - Вчера?! Может и этого типа там видели?
        Шкаф протянул Олегу фотографию Славина. Гиви подался вперед и посмотрел на снимок:
        - Не видели мы такого. Не знаем его, и знать не хотим.
        Олег осуждающе посмотрел на Гиви и многозначительно улыбнулся Шкафу:
        - Мой друг его не видел. А я видел. Даже знаю, где он сейчас. Но информация дорого стоит.
        - Сто баксов.
        - Двести долларов. И не фальшивых.
        Шкаф передал Олегу две зеленые бумажки. Тот понюхал их, посмотрел на свет, помял, прислушиваясь к хрусту, и удовлетворенно положил в карман:
        - Мы тебя проводим. Сам не найдешь.
        Они вернулись к дому Гиви, к своей тюрьме, из которой бежали двадцать минут назад.
        Пролезть под забором Шкаф не смог. Пришлось подкапывать канаву.
        За теплицей они привстали, и Олег указал на дверь в подвал:
        - Там они. Твой и еще один. На топчанах лежат связанные. Спят все время.
        Шкаф с завистью посмотрел на две гранаты, висевшие на поясе Олега. Очень не хотелось убивать Славина голыми руками.
        - Продай гранату.
        - Еще сто долларов.
        - Договорились. Держи!
        Они расползлись в разные стороны. Олег - на соседний участок, где его ждал ничего не понимающий Гиви, а Шкаф, сжимающий в руке свежекупленную гранату, к подвалу.
        Он спустился на три ступеньки, привыкая к полумраку… В центре стол, а на нем, непонятно почему, лежит лопата. Слева в дальнем углу топчан, а на нем две накрытые мешковиной фигуры. Судя по храпу, спят.
        Шкаф зацепил пальцем кольцо гранаты и ласково позвал:
        - Славин… Глеб Васильевич. Я за вами пришел.
        Правый лежал спокойно. А левый явно отозвался на фамилию Славин. Он зашевелился и что-то невнятное замычал. При большом желании это можно было воспринять за фразу:
«Я здесь».
        Шкаф выдернул кольцо и легко, накатиком перебросил гранату на топчан. На первой секунде он отметил, что приземление пришло удачно: между двух тел на уровне груди. На второй секунде он развернулся, на третьей начал подъем, а на четвертой был в проеме подвальной двери.
        Взрывная волна подтолкнула его в спину и он глухо шмякнулся за теплицей в метре от канавы. Опасность погони заставляла ползти стремительно. Он даже не заметил, как проскользнул под забором…
        Шкаф был в подвале две-три минуты. За это время Олег успел рассказать и о пожаре в доме, и о смерти жены:
        - Я все понимаю, Гиви. Но мне очень надо, чтобы он позвонил в Москву. После звонка делай с ним что хочешь. Но только после звонка! Обещаешь?
        - Обещаю… Дай мне гранату, Олег.
        Он выскочил прямо на них и обрадовался. Вот уж кому он мог доверять.
        Они бросились в заросли. Потом вверх, к санаторию «Скала»… На площадке, с которой было видно море, Гиви остановился и сел на землю:
        - Не могу больше. Три минуты отдыхаем.
        Никто не возражал… Шкаф вытащил из кармана черную коробочку и, помахивая ей, весело спросил:
        - Как думаете, отсюда сотовый возьмет? У меня мощный, с роумингом.
        - Только отсюда и возьмет. Здесь Адлер на прямой линии. Горы не мешают.
        Шкаф отошел поближе к обрыву и начал набирать номер. Ответили сразу… Всего разговора Олег не слышал, но все было понятно и по нескольким громко сказанным фразам: «Гарантирую, шеф! Не мог я ошибиться… Да я в трех метрах от него был… В клочья!»
        Им надо было бежать дальше, но Гиви попросил телефон:
        - На одну минутку, друг. Очень важный звонок. Жизненно важный.
        - Нет проблем… Жене звонить будешь?
        - Нет… Другой женщине. Я потом тебя с ней познакомлю.
        Гиви обнял Олега и повел его навстречу заходящему солнцу. Они отошли шагов на двадцать. Потыкав впервые попавшиеся кнопки и подождав немного, Гиви сунул мобильник в карман, вытащил гранату и сорвал кольцо:
        - Мой номер не отвечает. Лови, друг, телефон!
        Солнце светило в глаза, но Шкаф увидел взмах руки и полетевший в его сторону предмет. Бросок был точный. На излете тяжелая штуковина ударила в грудь и он двумя ладонями прижал ее покрепче… Он успел понять, что это была граната, но отбросить не было времени. Он даже не разжал руки…
        Фотограф оказался деловым человеком. За три дня проживания он взял с четверых один автомат. Машина до границы - еще автомат… Оружие в Абхазии выполняло роль конвертируемой валюты. Как водка в наших деревнях.
        Они не поехали в Леселидзе, где был действующий мост и официальный переход в Россию. Там их до сих пор могли ждать. Чеченцы гордый народ и двойное убийство своих так просто не оставят.
        Шофер привез их в поселок Салхино, взял заработанный автомат и довольный уехал в Гагру. Фотограф остался с ними. За две гранаты и камуфляжную форму он обещал переправить через границу.
        Салхино тоже на реке Псоу, но дальше от моря. На улочках то там, то здесь встречались странные личности с сумками и рюкзаками - явно не местные жители. Было утро, но фотограф велел отдыхать:
        - Вечером пойдем… Утром через границу нельзя. Затопчут. А к вечеру спокойней и пограничники устают.
        Там за рекой - Россия. Они лежали в зарослях на холмистом берегу, а фотограф проводил последний инструктаж:
        - Застава у них далеко. А здесь, напротив расположен «секрет». Видите навес, а возле него костер - это и есть «секрет». Двое пограничников. Я их обоих отвлеку. Сам буду переходить на отмели, а вы здесь… Потом в горы и держитесь на закат. Через час спуститесь в долину аэропорта Адлер.
        Он ушел и появился через двадцать минут на отмели. Граница проходит по центру реки и фотограф ее пересек. Но одной ногой. Пока не подлетел к берегу первый пограничник, он так и стоял - левой ногой в России, правой в Абхазии.
        Первый пограничник появился на берегу очень скоро. Они обсуждали что-то, переругивались. Фотограф размахивал пачкой денег и указывал рукой на гору. Когда к странному нарушителю спустился второй пограничник, Олег увидел условный знак: фотограф поднял обе руки и начал махать ими как птичка.
        Прозвучала команда «Полетели!» и четверка вслед за Олегом скатились с крутого бережка и вошла в воды реки Псоу. Плыть не пришлось. Горный поток был ниже пояса.
        Через день Гиви и Сусанна провожали отдохнувших у моря москвичей. Билеты взяли до Тулы. Там на привокзальной площади уже неделю скучала «Волга» детективного агентства «Сова». Если ее за это время не раздели, она вполне могла и завестись.
        В свое время по совету Сусанны и Славин, и Татьяна с Олегом уходили в Абхазию как разведчики за линию фронта: без документов, наград и ценных вещей. Сейчас это все пригодилось, включая паспорт для Славина, в котором значилось, что он Пронин Виктор Николаевич и женат на Прониной Татьяне Сергеевне.
        Перед отъездом Славин несколько облегчил свой кейс оставив для Гиви и Сусанны деньги на строительство нового дома. Олег настойчиво советовал уехать подальше от Адлера и, по крайней мере, не появляться на пожарище.
        Но Гиви знал, что сгорел только второй этаж, а дома он не был два года…
        Вечером он час просидел у соседки, рассказывая о своих злоключениях и осматривая свой участок. Все тихо… Он приблизился к своему дому и постоял пять минут. Потом обошел здание и поднялся на крыльцо. Все тихо… Электричество, понятно, отключили, но он мог пройти по всему дому на ощупь. Он прошел в центр большой комнаты, остановился у обеденного стола и погладил рукой скатерть…
        В проеме окна появилась тень. Вторая тень мелькнула сзади, отрезая пути к отступлению. Затем заскрипели ступеньки и по звуку шагов Гиви понял, что спускаются еще двое…
        Глава 8
        Еще на Кутузовском проспекте он заметил слежку. Это было не профессиональное наружное наблюдение его бывших коллег. Красная «Хонда» нахально приклеилась за его машиной и тупо повторяла все маневры.
        Он свернул к Киевскому вокзалу и сделал круг на площади. Потом еще один - «Хонда» просто присосалась к заднему бамперу.
        Уходить от слежки он пока не пытался. Судя по квалификации «японца», оторваться от него - пара пустяков. Водила он хороший, но трус. Ему приказали следить, вот он и
«дышит в ухо», боясь упустить.
        Оторваться можно, но зачем? «Хонда» могла пристроиться только у его дома. А раз известно место жительства, то скрывать место работы глупо. И в паспортном столе, и в прочих домоуправительных конторах есть справки, что он, Сергей Мартов, является полковником запаса, а сейчас возглавляет Институт социального развития. Не для того же его пасут, чтоб узнать, где расположен этот самый ИСР.
        Пасут… Дорого дал бы Мартов за ответы на два взаимосвязанных вопроса: кто за ним следит и зачем?
        Сергей опять выехал на Кутузовский проспект и, почти забыв о «Хонде», двинулся к Смоленской площади, а за ней нырнул в Арбатские переулки.
        У массивной входной двери Мартов на секунду обернулся - «Хонда» заняла позицию напротив старинного особняка. Кроме водителя в ней никого не было и это не могло не успокаивать. Серьезные люди так слежку не организуют. В «Хонде» мог сидеть или мелкий жулик, или частный детектив, или…
        Мартов поднялся на третий этаж. Там, под самой крышей его институт занимал два помещения: комнату и комнатку. Соответственно и сотрудников в институте было двое: он, директор и его секретарше, занимавшая каморку с чердачным окном во двор.
        Из окон своего кабинета Мартов мог видеть «Хонду». Она стояла на своем месте и это нервировало. Не пугало, а так, слегка злило и мешало работать. Теперь временно надо прекратить телефонные звонки с этого кабинета. Еще надо предупредить секретаршу: полное молчание и никаких новых знакомств.
        Мартов машинально повернулся к стене, за которой в тесной шестиметровке сидела тридцатилетняя Анна. Да, ни первое, ни второе не получится. Особенно запрет знакомств. Ей давно надо было смириться с участью старой девы, но она продолжала на каждого мужчину смотреть, как на потенциального мужа. За пару ласковых слов она моментально отдаст и себя, и все секреты института.
        Прошел час. «Хонда» продолжала упорно стоять и раздражать своей неподвижностью.
        Обычно Мартов действовал планомерно. Перед ним всегда стояло несколько стратегических задач, из которых вытекало множество тактических. Под каждую цель он составлял план из общих и конкретных пунктов. Стоящая внизу «Хонда» была незапланированным элементом. Она была страшна в своей непредсказуемости. Она могла разрушить любую цель и на любом уровне.
        Мартов был полковником запаса. Но не армейским, где на любом уровне главенствуют уставы и туповато-казарменная психология… Сергей еще совсем недавно служил в конторе, ценившей превыше всего информацию и умение ее добывать. В дело шло все: от технических хитростей для подслушивания и подглядывания, от агентурной работы до оценки анонимок и слухов. Надо знать обо всем достоверно, а остальное - дело техники… Об этой «Хонде» Мартов не знал ничего. И вот он весь план действий на ближайшее время. План из одного пункта - узнать!
        Как и положено, второй, и самый важный сейф в кабинете находился за картиной. Мартов достал из него пистолет и неожиданно удивился его тяжести. Отвык! Уже год он не держал оружие в руках.
        До важнейшей встречи в центре «Аркадия» оставалось четыре часа.
        Мартов неторопливо выруливал по Арбатским переулкам. Было бы очень обидно, если бы
«Хонда» отстала.
        За спиной остался переулок с таинственным названием Сивцев Вражек. Вот он последний поворот у Храма Христа Спасителя и теперь прямая дорога, ведущая из центра Москвы. Здесь «Хонда» не должна его потерять: за эстакадой широкий Комсомольский проспект и дальше, дальше…
        Окрестности Внуковской трассы Мартов знал отлично. Еще прошлым летом он отрабатывал места для таких вот ситуаций.
        За деревней Картмазово обе машины свернули направо. Дорога петляла между дачных участков, перелесков, свалок.
        В последний поворот Мартов вошел на самой малой скорости. Через двести метров тупик, но «Хонда» об этом не знает и не должна знать.
        Слева тянулся высокий бетонный забор, а справа плотные заросли одичавшей малины. В конце своем дорога огибала разрушенное совхозное здание, бывшее когда-то складом удобрений.
        Это и был капкан для «Хонды». Завершив круг почета, Мартов развернул свою машину, перекрыв «японцу» путь к отступлению. Тот не мог пока видеть этого маневра. Он поймет все через двадцать секунд.
        Мартов выскочил из машины и рванулся в развалины.
        Входная дверь кособоко висела на одной петле, но он решил не рисковать. В оконных проемах не было рам. Взлетев на гору мешков со слежавшейся селитрой, Мартов сгруппировался и скатился на такие же мешки внутри склада.
        Он вытащил пистолет и развернулся лицом к окну. В ту же секунду появилась «Хонда».
        Мартов прицелился в силуэт за тонированным окном, но стрелять не спешил. Сейчас
«японец» откроет дверцу, встанет во весь рост, оглянется в последний раз…
        Он не оценил противника… Водитель «Хонды» перескочил на пассажирское место и вывалился из машины на дальней от окна стороне. Стрелять было бесполезно.
        Из окна было видно колыхание ветвей малины. Протиснуться в них «японец» не мог. Но он и не хотел уходить в заросли. Он перекатывался вдоль дороги, задевая ногами за колючий ягодник.
        Мартов с трудом подавил желание вскочить на подоконник. Да, в таком положении он оказался бы значительно выше противника. И видно все, и стрелять сверху удобно, но…

«Японец» не так прост. Если он делает свои кувырки профессионально, то после каждого переката должен на пару секунд замереть, вытянув перед собой пистолет. Верх глупости в этот момент вскочить на подоконник и изобразить мишень с подсветкой через дырявую крышу.
        Пришлось сползти с мешков на бетонный пол, засыпанный скрипящей химической пылью. Двигаясь вперед в положении «лежа», Сергей успел прочесть еще не стершиеся этикетки: справа гора суперфосфата, а слева - мочевины.
        По противному скрипу двери Мартов понял, что противник уже проник на объект. Теперь «японец» будет продвигаться осторожно. Впереди с десяток залов, комнат и комнатушек.
        Сергей знал, куда полз. Не зря в прошлом году он осмотрел эти развалины совхозного строя. В центре склада была весовая: заехал пустой грузовик - взвесили, нагрузили карбомидом - опять взвесили. На стене с тех времен, когда все было понятно, сохранился лозунг: «Социализм - это учет!»
        В неглубокий подвал, где располагался механизм весов, вели кирпичные ступеньки. Прихватив гнилой дырявый мешок Сергей спустился в переплетение пружин и балок. На клочке свободной от ржавых железяк земли он присел, натянул на себя мешок и посмотрел вверх через прореху. Доски прогнили, но пока держались. Щели были шириной в два-три пальца и сквозь них просматривалось и небо, и оставшиеся кое-где листы шифера.
        Место, куда загнал себя Мартов, можно было назвать удачной засадой. Но это лишь в том случае, если «японец» первым попадет на мушку. Если же он обнаружит, где скрылся преследуемый, то для Сергея вонючий подвал весовой окажется западней и возможно могилой. Удобренного и закутанного в мешок его и через пять лет не найдут.
        Из прорехи в мешке выглядывал лишь один глаз, смотревший вертикально вверх, и ствол, смотревший в ту же сторону. В остальном Мартов превратился в слух.

«Японец» продвигался осторожно, но каждый шаг по насту из розоватых и серых гранул сопровождался легким, едва уловимым скрипом. Возможно, он сам ничего и не слышал. Мартов же сидел в бетонной коробке с дырявым деревянным верхом. Это напоминало огромную гитару, внутри которой сидит человек в мешке. При каждом шаге кто-то проводил пальцем по басовой струне. Сначала ласково, потом сильней и сильней. Мелодия вдруг замерла. Это означало, что «японец» вошел в весовую, перейти которую он мог только по доскам.
        Беглый осмотр его не насторожил: на полу железки, доски и мешки, которых вокруг сотни. Но доски… Они явно не первой свежести. И даже не второй.

«Японец» продвигался боком, при каждом шаге проверяя крепость очередной доски. Под ноги он почти не смотрел, фиксируя и взгляд, и ствол пистолета на местах возможного появления противника. Шаг, скрип и три секунды молчания…
        в узкую щель всего «японца» Мартов не видел. Только верхнюю часть ног и то место, где они сходились. Плавно, как в тире он нажал на спусковой крючок.
        Звука выстрела Мартов не слышал. Его заглушила боль - отскочившая раскаленная гильза ударила ему в лоб над левой бровью… Он машинально сделал кувырок и рывком освободился от мешка. Это было правильное решение - через секунду послышался грохот, и грузное тело вместе с кусками прогнивших досок приземлилось туда, где еще недавно мирно сидел Мартов в мешке.
        Контрольный выстрел не понадобился. Пуля вошла «японцу» в промежности и, покрутившись в широкой грудной клетке, выдохлась.
        Осмотр карманов не занял много времени: сотовый телефон, сигареты и все! Ни документов, ни записных книжек, ни ключей от машины.
        Двадцать минут Мартов потратил на похороны: он подтаскивал к провалу мешки, разрезал их и ссыпал содержимое вниз. Вскоре образовался маленький скифский курган, из которого торчала лишь рука с пистолетом. Пришлось еще раз спуститься вниз и разровнять могилу…
        Надежда найти что-либо в «Хонде» улетучилась, когда Мартов увидел моток проводов под панелью. Это угон. Если и есть что-то в бардачке, то от настоящего хозяина.
        Сергей включил сотовый телефон покойного «японца». Раздел «записная книжка» не был пуст. Шесть имен с телефонами. Пять женских и весьма вычурных, чтоб быть настоящими: Изаура, Матильда, Дюймовочка… Мужское имя тоже выглядело странно. Кликуха, а не имя.
        Телефон это улика. Таскать его с собой не стоит. Переписав все номера, Мартов набрал тот единственный с мужским именем.
        Ответил нежный секретарский голосок:
        - Фирма «Гранит». Я вас слушаю.
        - Позови Дона, крошка.
        - Но Виктора Олеговича сейчас нет.
        - Когда будет?
        - Простите, а кто его спрашивает?
        Не выключая телефон, Сергей забросил его в заросли малины и взглянул на часы. До встречи в «Аркадии» оставалось два часа. Только и хватало вернуться домой, смыть с себя удобрительную пыль и выехать заранее для проверки. Если к нему прилипнет очередная «Хонда», то можно и успеть оторваться от слежки. Только так! Больше сегодня он на склад не поедет.
        Стол был накрыт заранее, а все двери заперты изнутри. Таково было условие - никто не должен видеть всех шестерых вместе. Даже охрана оставалась у машин в отдельных боксах.
        Зал примыкал к бассейну, в который с трехметровой высоты изливались водопадные струи. Шум падающей воды давал некоторую гарантию от возможной звукозаписи.
        В зале не было окон, а стены и потолок в идеальной испанской плитке. И мебели, кроме стола и кресел, не было. Значит и видеосъемка исключена.

«Шестерка» уже отплавала, отпарилась и расположилась за столом в одних простынях. Тоже предостороженность - пронести диктофон через это чистилище трудно.
        В бане все равны, но глаза присутствующих говорили, что они не прорабы со стройки, и даже не главные инженеры. Взгляд их приближался к министерскому. Всех, кроме одного. Мартов был младше остальных лет на десять и несколько суетлив, как и положено полковнику в компании больших генералов и им подобных.
        Кроме того Мартов был если не хозяином встречи, то ее организатором. Он и начал деловую часть:
        - Сегодня мы изменили традиции, и второй раз встречаемся в одном и том же месте. Нет возражений?
        Все неторопливо переглянулись и согласно кивнули. Большего Мартов от них и не ожидал. В сауне и в бассейне это были нормальные люди. Там они смеялись, шутили и называли друг друга по имени. С началом деловой части отмалчивались и обращались друг к другу не то по должностям, не то по кличкам: Генерал, Чекист, Директор, Банкир и Администратор. Только Мартов был для них просто Сережа.
        Пауза затянулась и Мартов поспешил продолжить:
        - Хорошо, что возражений нет. «Аркадия», на мой взгляд, очень надежное место, периодически будем его использовать. Правда, через месяц мы планируем встречу у Владимира Ивановича. Он приглашает нас на дачу под видом охоты.
        Это была новость и все повернулись к Директору. Тому пришлось пояснить:
        - Верно! Приглашаю! Но не на дачу, а в охотничий домик. И на настоящую охоту, а не
«под видом». Кабаны всю округу вытоптали. Нас ждут. Особенно Банкира. Будешь зверье стрелять, Ефим Семенович?
        - Не буду! Я противник кровопролития.
        - А я это знал. Для тебя, Ефим, удочки приготовлены.
        Мартов не решался прервать «старших товарищей» и вопросительно посмотрел на Администратора. Его не выбирали и не назначали старшим в этой группе, но Игорь Игоревич был единственным, кого слушали не перебивая. Он занимал слишком высокий пост в Администрации Президента. Каждый его немного боялся, а значит уважал.
        Администратор легонько хлопнул ладонью по столу:
        - Хватит, друзья. Не для того мы здесь собрались… Прошлый раз мы задумали очень важное дело. И Сергей, насколько я знаю, очень продвинулся и подбирается к завершению. Очень возможно, что через месяц мы будем стрелять кабанов не просто с генералом, а с министром… Прошу вас, Сергей, докладывайте.
        Мартов с трудом отвел взгляд от самодовольной торжествующей физиономии Генерала. Тот гордо расправил увитые простыней плечи и предвкушал момент получения маршальских звезд.
        Сергей Мартов в этой солидной компании не имел псевдонима. Но все они могли бы называть его Организатор. Он их всех перезнакомил, он увлек их идеей, заманчивой и простой, как три копейки.
        Служить Мартов начал двадцать лет назад и его первым начальником был самый неулыбчивый за сегодняшним столом. У него тоже были генеральские звезды, но называли его Чекист. Это очень подходило ему и по профессии, и по внешнему виду: проницательный взгляд и тихий вкрадчивый голос.
        За два десятка лет Виктор Иванович Суров так и не стал для Сережи Мартова другом. Он всегда держал дистанцию. Но их взаимоотношения были гораздо шире, чем связка начальник и подчиненный. Они были соратниками. Суров, двигаясь по служебной лестнице, тащил за собой Сергея, который, в свою очередь, расчищал дорогу вверх. Он аккуратно и настойчиво подставлял, топил, сжигал соперников своего шефа, всех, кто стоял на пути его продвижения.
        Три года назад Мартов на охоте познакомился с заместителем директора завода средней руки. Они быстро поняли друг друга и вскоре тот стал просто директором. После ряда проведенных Мартовым комбинаций Директор проглотил конкурентов и по силе стал приближаться к олигархам.
        Потом подобный путь прошел Банкир.
        Последним в шестерку вошел Администратор и игра пошла по крупному. По его совету Мартов даже отказался от маячившей генеральской должности и ушел на вольные хлеба. Именно Игорь Игоревич придумал для него Институт социального развития.
        Сегодня Мартов делал сообщение об очередной комбинации. Все шло к финалу.
        Индия готовилась купить два эсминца Черноморского флота. Техническая часть переговоров прошла и осталась главное - сумма сделки. Стороны зондировали позиции друг друга, пытаясь угадать заветную цифру. Мы хотели узнать возможный максимум покупателя, а индусы - минимум, на который могут опуститься наши переговорщики.
        Все это фон, на котором работал Мартов. Его интересовал лишь один человек, которого он для краткости и для конспирации именовал Маршал:
        - За цифру нашего минимума индусы готовы заплатить сто наличными и двести тысяч на счета в «Лионском кредите» Счета во Франции я открыл на имя Маршала и его жены. Примерно в это время они были в круизе и день стояли в Марселе… Когда завершатся переговоры, мы подключим прессу, подбросим документы самому Маршалу и больше месяца он не устоит.
        Мартов чувствовал, что его отчет не может не понравится. После прошлой встречи сделано много, быстро и чисто. Он не упомянул только о двух скользких моментах: о сегодняшней «Хонде» и о том, что индусы обещали передать наличными не сто, а двести тысяч долларов. У индусов никто проверять не будет, а лишняя сотня не помешает.
        За докладом всегда следовали уточняющие вопросы и первым начал банкир:
        - Надо бы, Сережа, получая от индусов наличные, проверить купюры. Эти хитрецы могут и фальшивые подсунуть.
        - Не думаю, Ефим Семенович. Не станут они тысячи выгадывать, когда счет на миллионы идет.
        - Пожалуй… А когда состоится передача денег?
        - Через неделю. В Севастополе. Туда скоро две группы индусов летят. Последний осмотр предстоящей покупки. Будут перед торгом блох искать.
        - Это в каком смысле?
        - Негативную информацию будут накапливать. Мелочи всякие: трубы, мол, не покрашены, двигатели не смазаны, гальюны тесные.
        - Понятно. Вы сами, Сережа, в Крым полетите?
        - Нет. Для этого у меня есть нужный человек. Не предаст меня ни при каких условиях.
        - А нас?
        - О вас он, естественно, ничего не знает.
        - Но имя вашего надежного человека вы нам можете назвать?
        - Леонид Свирин, тридцать лет, холост. Знаю его почти с детства. В одном доме живем.

* * *
        Илья Бабкин очень боялся, что кассета закончится раньше, чем разговор «шестерки». Он уже давно пожалел, что ввязался в это дело. На первой записи, которую он сделал ровно месяц назад, звук был ужасный. Они с Доном с трудом поняли суть аферы с индусами. Сейчас же Бабкин усилил микрофоны в столе, убавил шум водопада в соседнем зале. Стало все ясно и от этого страшно.
        Тогда они с Доном посчитали, что наткнулись на группу высокопоставленных жуликов. Держа кассету в сейфе их можно было годами шантажировать, получая и прямые деньги, и всякие там льготы-квоты.
        Сейчас Бабкин понял, что они столкнулись с монстром. Каждый из «шестерки» имел десятки верных людей во всех областях: от силовиков и банкиров до науки и телевидения.
        Особенно Бабкина испугала последняя речь Администратора: «Пора нам, друзья, подумать и о президентских выборах. Не о ближайших, а о тех, что через шесть лет. Времени много, но лидера надо готовить сейчас. Я думаю, что лучшей кандидатуры, чем Сергей Сергеевич Мартов, нам не найти. Остальные не очень молоды и слишком высоко залетели. А полковник запаса и директор института социального, заметьте, развития - то, что нужно народу. При соответствующей раскрутке Сергей пройдет однозначно… Ну, это мое предложение. Готовьте свои. Через месяц обсудим».
        Бабкину очень расхотелось шантажировать эту команду. Это же все равно, как идти с зубочисткой против танка.
        Но сидевший рядом Дон был полон оптимизма и азарта. Пока шла запись, он ерзал в кресле и потирал руки. Он понимал, что предстоит опасная игра и ставки высоки. Выше некуда!
        Бабкин посмотрел на экран: зал с деревянным столом и шестью креслами опустел. Он переключил на другую камеру: в бассейне плавало пять человек. Через три минуты ушел еще один. «Это они интервал выдерживают, - подумал Бабкин. - Конспираторы хреновы. Во второй раз под такую запись попадают, а на пустяках секретятся…»
        Дон бросил на стол пачку фотографий и позвал Бабкина:
        - Иди сюда, Илья. Выключай свою механику. Больше ничего интересного там не будет… Смотри! Мои ребята уже неделю этого Мартова пасут. Вот сколько наснимали около его дома… Что скажешь, Илья?
        - Ничего… Дом как дом. Панельный. Старый… Это машина Мартова. Вот он в подъезд заходит… Ничего интересного.
        - Ничего?! А этого парня видишь?
        - Ну и что?
        - Он каждый день вокруг Мартова ошивается. А тот сказал, что с Леонидом Свириным в одном доме живет. Значит, это Свирин и есть.
        - Ну и что?
        - Глаза у тебя, Илья, не тем местом вставлены. Смотри сюда! Это Свирин. А у тебя уже две недели парочка работает. От Ракитского, родственники его из Полтавы.
        - Помню. Роман и Наташа… И верно! Почти одно лицо со Свириным. Очень похожи… Ну ты и человек, Дон! Ты хочешь этого Романа вместо Свирина подставить? Здорово… А не сбежит? Он же у себя на Украине будет и сто тысяч баксов на руках.
        - Во-первых, Илья, Севастополь далеко не Украина. А во-вторых, жена его молодая здесь останется… У тебя, Илья, есть комнатенка без окон?
        - Не перегибай, Дон. Зачем же без окон? У меня полуподвальный номер есть. С решетками и с туалетом. Ей же не меньше недели сидеть.
        - Сажай ее на пятнадцать суток. Если Роман хорошо сработает, отпустишь по амнистии.
        - А если нет?..
        Глава 9
        Вагон был старый и грязный. Через щели из соседнего купе доносился громкий женский смех, переходящий в визг. Там от самой Москвы начали отдыхать две пары. По звону бутылок было ясно, что оттягиваются они по полной программе.
        Кроме дурацкого хохота Роман мог найти еще десятки раздражающих моментов. Чего стоил один только туалет: отсутствие воды при не запирающейся двери. А скорость! Это был самый медленный поезд в жизни адвоката Поспелова.
        Но злило Романа не это, не технические неудобства поездки в Севастополь. Главное - неизвестность!
        Три дня назад их с Наташей пригласил приехавший в «Аркадию» Дон. Было видно, что Виктор Олегович настроен на серьезную беседу. За его спиной маячили двое: хозяин заведения Илья Бабкин и их «полтавский родственник» Сережа Ракитский. И оба улыбались, но первый ехидно, а второй добродушно.
        Разговор был долгий, но не конкретный. Щедрые посулы сменялись прозрачными угрозами. Суть же дела пряталась в намеках и недомолвках.
        Было ясно, что недавно Дон получил очень важную информацию и затеял грандиозную аферу. Очевидно, что в этом спектакле ему, Роману, досталось одна из главных ролей - надо будет заменить кого-то, очень на него похожего.
        Еще Роман понял, что Наташа остается заложницей. Правда, Бабкин поспешил заверить:
«Условия я создам отличные. Питание по высшему разряду. Телевизор!» при этом он махнул рукой куда-то вниз. Похоже, в подвал.
        Цель поездки - Севастополь. Сопровождать Романа будет Ракитский и еще два боевика.
        Вот и вся информация… Вчера Роману удалось позвонить Олегу на сотовый. Разговор мало прояснил, но порадовало:
        - Мы давно уже все знаем, Роман. И номер поезда. И то, что Дон сам летит в Крым… Твоя, между прочим, заслуга. Микрофончики под столом очень четко работают.
        И Олег, и Роман хорошо понимали, что по сотовому телефону такие вещи говорить не следует. Но одному нетерпелось сказать, а другому было приятно услышать.
        - Если вы все знаете, то скажи мне, Олег, зачем я еду в город-герой.
        - Вот этого мы не знаем. Дон обсуждал чисто технические вопросы. Но что-то будет связано и с городом Мелитополем. Он звонил туда и просил карету к вашему поезду.
        - Какую карету?
        - Не знаю, Роман. Может быть свадебную, а может и катафалк. Дословно передаю, Дон сказал: «Примите чудака. Пусть у вас отдохнет. Десять дней без права переписки».
        - Не понятно, Олег.
        - И мне не понятно. Но слушай главное. Савенков сказал, что за твою Наталью лично отвечает. А это гарантия двести процентов. Можешь быть спокоен.
        - Ты бы, Олег, тоже за ней последил.
        - Не смогу. Я все время буду рядом с тобой.
        До Харькова Роман Олега не видел. Здесь они на несколько секунд встретились взглядами, когда Крылов предъявил себя на платформе потягивая пиво прямо напротив окна.
        Вытянуть какую-либо информацию у Ракитского Роману тоже не удалось. Актер только хитро улыбался и подбадривал и собеседника, и себя:
        - Пустяковое дело, Роман. Три дня работы, а деньги получим приличные.
        - Сколько?
        - Секрет… Мне Бабкин намекнул, что мы с тобой можем рассчитывать на двадцать пять процентов.
        - От какой суммы?
        - Секрет… Но я думаю, что вы с Наташей сможете себе жилье купить. На квартиру не хватит, а на комнатку вполне. Или на домик под Москвой.
        - Грабить будем?
        - Даже и не думай, Роман. Все будет красиво. Легкая афера. Спектакль для лохов. Они даже и не поймут, кому деньги отдали.
        Сергей Ракитский часто уходил в соседний вагон и возвращался расстроенный. Что-то у него не клеилось.
        Когда проехали Запорожье, актер вломился в купе с широченной улыбкой и с девушкой, застенчиво прячущей конопатое лицо.
        - Представь, Роман, я с Машей поменялся. Теперь я в вагоне СВ буду, а ты развлекай девушку. Ее сосед страшный бука и, главное, женат. А ты, - Сергей хитро подмигнул Роману, - ты не женат!
        Схватив заранее подготовленную сумку, Ракитский убежал.
        Маша скромно присела на край полки и принялась рассматривать придорожные пейзажи. Роман сидел у окна и соответственно попадал в поле ее зрения. Она периодически щурила близорукие глаза и сразу становилось понятно, когда она смотрит на проплывавший мимо лужок с коровками, а когда на неженатого соседа.
        - Меня Машей зовут. А вас?
        - Роман.
        - Очень приятно… Но странно. Вы так похожи на парня из того купе, на Леонида, но вы совершенно другой. Он нестандартный.
        - В каком смысле?
        - В смысле ориентации. Он явно голубой. Мы вместе с ним от самой Москвы ехали. Целую ночь вместе, а он даже ничего не попытался. Я бы не позволила, но он-то должен…
        - Так вы, Маша, на него обиделись и решили убежать ко мне?
        - Нет, это ваш друг меня уговорил. Вероятно он тоже голубой. Иначе, зачем ему в купе к Леониду так рваться. Так нетерпелось, что он мне и деньги за это предлагал. Двести долларов!
        - Но вы гордо отказались?
        - Нет, взяла… У вас, Роман, очень волнующий взгляд. Я даже боюсь.
        - Это вам кажется, Маша. Это на контрасте после Леонида.
        - Верно! Он смотрел на меня совершенно безразлично. Даже обидно… Настоящий мужчина всегда смотрит с желанием. Как вы сейчас… Ой, Роман, а вы правда не женаты?
        Трудно было представить, что актер так не владеет своими эмоциями. Сергей Ракитский влетел в купе за сорок минут до Мелитополя. Он не просто нервничал. Он паниковал.
        Обращаясь к Роману, он судорожно бросал в его сумку все со стола, полок, вешалок:
        - Бегом, Роман! Ты скоро выходишь. Сейчас у меня в купе попрощаемся и поедешь.
        Маша уже успела выложить на стол косметичку и любовный роман, но и это все полетело в сумку Романа. Она протянула руку за своими вещами, но Ракитский схватил ее за край халатика и рванул на себя. Пуговицы со звоном разлетелись по купе.
        Даже не пытаясь прикрыть обнажившуюся грудь, Маша замерла. Она смотрела на Ракитского с восхищением. Все знакомые ей мужчины были или вялыми, или мягкими и назойливыми как коты. А ей хотелось именно такой страсти: чтоб платье в клочья и пуговицы во все стороны.
        Ракитский сразу обмяк. До сих пор он женщин не бил. Даже не кричал на них никогда. Он сам запахнул на ней халатик и застегнул на уцелевшую верхнюю пуговицу:
        - Спокойно, Маша. Посиди здесь одна, поскучай у окошка… Пока не проедем Мелитополь, из купе не выходить!
        - А если я…
        - Никаких «если»! Часик можешь и потерпеть.
        В вагоне СВ Роман увидел двух знакомых неразговорчивых парней. Этих бойцов Дон приставил к ним еще в Москве. Очевидно, они получили приказ не вступать в контакт и они все делали молча. И на вокзале и сейчас.
        Похлопав по плечу охранников, Сергей затащил Романа в купе. Там, лежал на спине некто бледный и не очень живой. Сходство с покойником усиливали руки, аккуратно сложенные на груди.
        Ежу понятно, что это был Леонид. Роман только не мог понять, кто это сказал, что они похожи. У лежащего на полке парня заострился нос и впали щеки. Роман же всегда себя считал немного курносым и весьма пухлым.
        Сергей первым делом схватил лежащие на столе документы и мимоходом приказал:
        - Раздевай его скорей. Торопись, Роман.
        - Не буду я труп раздевать!
        - Какой труп?! Он просто отключился. Это я его клофелином отключил. Тут, Роман, целая наука. Я вчера изучал. Странное вещество: в водке оно так действует, а в коньяке совсем иначе… Да живой он! Наверняка живой. Не мог я дозу перепутать.
        На последних словах Сергей побледнел и бросился щупать пульс у отключенного им Леонида Свирина. Пульс у трупа был, но очень слабый и блуждающий: после долгих поисков актер заловил его на запястье. Он дернулся пару раз и исчез. Тогда была сделана попытка найти его на шее, на венах под скулами. Тот же эффект: пара легких ударов и тишина.
        Ракитский сел на полку весьма удовлетворенный. Пульс слабенький, но он есть! Значит труп жив, хотя и не очень.
        Схватив первую попавшуюся под руки тряпку, актер приложил ее к мокрому от пота лбу:
        - Жив он, зараза. Притворяется только… Раздевай его, Роман. Все его на себя, а все свое на него.
        - Трусами тоже меняться?
        - Трусы оставь. И носки тоже. А все остальное меняем.
        - Я не против. У него отличный спортивный костюм. Финский. А у меня сплошная Турция.
        После переоблачения Ракитский усадил еле живое тело рядом с Романом:
        - Придержи его. И подбородок чуть повыше. Я должен вас сравнить… Почти ничего подправлять не надо. Зря я грим брал… Свирин немного бледнее тебя, но это понятно - четыре таблетки, гад, засосал.
        - Сколько?!
        - Четыре, я думаю… Мне Дон сказал, что надо таблетку на рюмку. Так я на бутылку восемь штук развел. А этот алкаш сразу налил себе чайный стакан и залпом… Я думаю, что четыре таблетки проглотил.
        Обнимая незнающего меры Свирина, Роман приложил ладонь к его шее - пульс действительно прослушивался, но с аритмией: два удара и пропуск, три всплеска и провал…
        Поезд осторожно причаливал к станции Мелитополь. На платформе, точно рассчитав нужное место, стояла машина скорой помощь. «Вот и карета подана, - вспомнил Роман. - А мы думали, что катафалк. Впрочем, может быть мы и не ошиблись».
        Ракитский рывком открыл дверь:
        - Готовы, ребята? Вытаскивайте. И без лишнего шума. Все, мол, в порядке. Выпил мальчик лишнее. Не рассчитал.
        Роман с Сергеем из окна наблюдали за процессом загрузки Свирина в микроавтобус с огромным номером «ОЗ» на боку.
        Из окна соседнего вагона за этой картинкой наблюдала печальная Маша. Пока ей не везло. В поезде она познакомилась с тремя молодыми и красивыми. Но первый оказался голубым. Второй, которого сейчас грузили в скорую помощь, или больной, или алкоголик. А третий… Он хоть и страстная натура, но грубый и непорядочный. Напоил друга и даже не вышел его проводить.
        Санитарная машина начала движение одновременно с поездом. Через сто метров она свернула за здание вокзала, а Севастопольский не очень скорый поезд начал набирать ход.
        Маша раскрыла любовный роман, который ей все-таки удалось вместе с косметичкой выцарапать из лап страстного грабителя. Дело там шло к финалу: «… она протянула руки и взглянула покорно и страстно. Он все понял и стремительно, дрожащими руками стал срывать с нее одежды».
        Вздохнув, Маша отложила книжку. То, что произошло с ней час назад, было очень похоже, но как-то все не так. Не до конца… Впрочем, у нее еще месяц отдыха в Крыму. Все еще будет…
        Ракитский разложил на полке все вещи оставленные в Мелитополе Свириным и начал шмон. Он прощупывал каждую тряпку и откладывал отработанный материал в угол. Делал он это первый раз в жизни, но очень квалифицированно и с удовольствием. В какой-то момент ему показалось, что он ищет прокламации. Несомненно, что сработала наследственность. Еще в самом начале эпохи гласности мать шепотом сообщила ему, что ее дед работал в Департаменте полиции и перед революцией был на хорошем счету. Вот гены и проявились!
        Прокламаций Свирин не вез. Не было ни оружия, ни наркотиков. Из удач - пухлая пачка денег и документы. Из ксерокопий справок с грифами, резолюциями и подписями министра Ракитский понял, что афера, которую проводит Дон, каким-то боком связана с индусами. Из удостоверения, найденного в пакете с носками, стало ясно, что Свирин майор ФСБ. Это обстоятельство насторожило актера, но не испугало. Отвечать за все будет Дон. А с артистов какой спрос. Пригласили играть - играем!
        Была еще записная книжка Свирина. Странная, почти пустая. Лишь одно нормальное имя - Сергей Мартов и при нем куча московских телефонов.
        На другой страничке список лиц индийской национальности. Ракитский в детстве обожал лубочное кино про драки, стрельбу, любовь и танцы. Он смотрел их по многу (пишется слитно) раз. Особенно его гипнотизировала музыка и ритмично колыхавшиеся бедра красавиц с красным пятном между бровей… Именно тогда он решил, что станет актером.
        Ракитский еще раз прочел список. Имена, как музыка: Гириш Ананда, Апария Карнад, Шаши Бенегал… Первое имя было обведено и рядом стояли три восклицательных знака.
        На последней страничке была запись на импортном языке. Поскольку английский был знаком Ракитскому на уровне жаргонных словечек, он повернулся к Роману, который мирно сидел у окна и напевал подходящую к данной местности песню: «Каховка, Каховка - родная винтовка…»
        - Взгляни, Роман. Я Дону сказал, что ты английский как родной знаешь.
        - Тут ты не соврал. Если родной для меня украинский, то английский я знаю на таком же уровне. С бабками на рынке объяснялся без словаря.
        Роман попытался перевести. Оказалось не так сложно: кто-то просил направить деньги в банк «Лионский кредит» на указанные счета.
        - Ты скажи мне, Сергей Ракитский, что мы дальше будем делать?
        - Не знаю… Клянусь, не знаю! Дон все знает. Он сценарист, а мы с тобой простые актеры. За такие деньги можно играть все, что скажут.
        - Но ты же не статист, Сергей. Ты артист, а это звучит гордо… Неужели Дон не намекнул о развитии сюжета?
        - Намекнул… Я понял, что ты, Роман, должен выдать себя за Свирина.
        - Это и так понятно. Нужны детали: фамилии, адреса, явки…
        - Деталей я не знаю. Но ты должен будешь с кем-то встретиться, отдать ему вот эти ксерокопии и взять у него деньги. Много денег!
        - А дальше?
        - Я не знаю, Роман, что еще придумает Дон, но мой сценарий был бы прост: забрали деньги, поделили и убежали.
        - Отличный финал, Сережа. Гром аплодисментов! Публика рыдает от восторга!

* * *
        Свирин очнулся в полумраке. Он лежал совершенно голый под капельницей. Жидкость, втекавшая в его вену действовала. Мозг постепенно освобождался от тумана, но мышцы не хотели слушаться. Он попытался расправить ладонь и пошевелить пальцами. Сначала мизинец задержался, как лягушачья лапка на школьном опыте. Потом вытянулся указательный палец.
        Свет проникал из соседней комнаты. Оттуда же слышались вздохи и шелест страниц.
        Даже когда Свирин почувствовал, что может встать, он не торопился. В такой тишине это небезопасно: скрипнет кровать, встрепенется медсестра, вызовет врача, усилят охрану…
        Сначала захлопнулась книга. Потом послышался стук отодвигаемого стула, а за ним легкий цокот каблучков по кафелю. Очевидно, что сестричка не старуха… Свирин успел закрыть глаза и расслабиться.
        Она остановилась около кровати и замерла - или смотрела на приборы, или на него… Свирин не был голубым. Вернее, не совсем голубым. Представляя, как она смотрит на его обнаженное тело, он волновался. Кровь не забурлила, но внутри что-то томно зашевелилось. Еще минута и вся конспирация полетела бы к черту. Он судорожно начал вспоминать привокзальных старух. И не в общем плане, а конкретно: гнилые зубы, злой взгляд, лохмотья… Сработало! Пульс пришел в норму и ни один мускул на его деле не дрогнул.
        Было слышно, как сестричка развернулась, и ее каблучки защелкали к выходу. В коридоре шаги звучали все глуше и вскоре стихли.
        Свирин выдернул из вены иглу капельницы и соскочил на холодный пол. Чуть пошатывало, но сносно. Он мог ходить и даже, вероятно, бегать.
        Первой одеждой его была простыня, обмотанная вокруг талии.
        В шкафу он нашел миниатюрный женский халат и что-то еще из грубой ткани и с очень длинными рукавами.
        Накинув на плечи смирительную рубашку Свирин подошел к окну. Это был третий этаж, а за стеклами решетка из арматуры. На тюрьму обстановка не тянула. Значит психушка!
        Решать возникающие проблемы надо по мере их поступления. Первый вопрос - одежда. Потом - свобода. Далее - дорога к Севастополю.
        Оружие в кабинете было, но уж очень все малоразмерное: скальпели, пинцеты, зажимы… В дальнем шкафу Леонид обнаружил детали от старого деревянного стула. Массивная ножка удобно легла в правую руку. Уж если с такими дубинами на мамонтов ходили, то с психами повоевать можно.
        Свирин выглянул в коридор. Пусто и тихо. Напротив открытая дверь в кабинет за номером «два нуля».
        Шел он почти бесшумно. Босые ноги чуть шлепали, но не стучали.
        Перед лестницей в конце коридора был холл с часами на стене, с фикусом в углу и с мягким диваном, на котором спал некто знакомый.
        Этого парня Леонид видел в своем вагоне. Их было двое и они периодически менялись. Не заметить их было нельзя, но именно это и не настораживало. Там не следят, так охраняют. А поскольку в вагоне СВ путешествуют обычно солидные люди, Леонид решил, что это телохранители богатенького пассажира. Да и толклись они в дальнем тамбуре… Ясно, что тогда он ошибся. Они пасли его.
        Очевидно, что злости на этого парня было у Свирина достаточно, но крови не хотелось. Ему нужна была чистая одежда.
        Он сорвал с себя простыню и обмотал ею дубину. Перед ударом бросил взгляд на часы.
«Четыре часа. Понятно, что четыре ночи, а не дня. По статистике основное время угона автомобилей. Самое сонное время… Спи спокойно, дорогой товарищ».
        При ударе что-то хрустнуло. Но явно не ножка стула - в послевоенные годы мебель делали крепко.
        Свирин наклонился над своим пастухом. Крови не было. Он даже еще хрипел, прощаясь с жизнью.
        На переодевание ушло три минуты. Одежда сидела мешковато, но сносно. В любом случае в городе лучше появиться так, чем в простыне.
        Оставь он голого бойца на диване, началась бы паника. И знакомая по стуку каблучков медсестра, и любая другая санитарка не прошла бы мимо такого вопиющего факта.
        Пришлось тащить убиенного через весь коридор и водружать на свою кровать. Для убедительности Леонид поднял трубку с иглой и воткнул в локтевой сгиб, даже не пытаясь попасть в вену. Потом развернул лежащему левую руку и чуть взъерошил волосы. На беглый взгляд очень похоже: и двадцать минут назад здесь лежал голый парень под капельницей, и сейчас. Но это на беглый взгляд. Если сестричка опять приблизится и будет осматривать детали, то отличия очевидны.
        Свирин вернул на место дубину, выскользнул в коридор и прислушался. В вдалеке слышался знакомый цокот каблучков - сестричка поднималась по лестнице и должна была вот-вот появиться в холле. Он рванулся в открытую дверь напротив и забился в угол туалета.
        Стоя лицом к стене, Свирин недовольно разминал ладони. «Если ей приспичит зайти сюда, придется и ее вырубать. А так не хочется».
        Было слышно, что она немного постояла в холле, потом застыла у двери туалета, толкнула ее и вошла.
        Свирин стоял спиной к ней. Еще секунда и он повернется. Ребро ладони правой руки было уже напряжено и готово к удару… Но все оказалось просто и миролюбиво. Она хихикнула:
        - Это вы здесь, Василий. А я не нашла вас на диване и испугалась. Вы обещали, что не покинете свой пост, и не утерпели.
        Она еще раз хихикнула, а Свирин, не поворачиваясь, невнятно промычал, делая вид, что никак не может справиться со своей ширинкой и этим очень смущен.
        Он так и не увидел ее лица. По шагам было слышно, как она постояла у двери палаты и быстро пошла в свою комнатку. Возможно, она решила, что Василий не дурак и, быстро завершив начатое, заглянет к ней. Просто так, поболтать…
        Свирин покинул психушку через пищеблок: из столовой на кухню, оттуда в полуподвальный склад, дверь которого запиралась на внутреннюю щеколду без замка.
        На душе было легко. В карманах были документы Василия и пятьсот баксов мелкими купюрами.
        Возле вокзала Свирин разбудил левака, отдыхавшего в своей «Ниве». Тот долго не мог понять, почему клиент предпочел его, а не поезд. До Джанкоя и так, и так три часа. А паровоз берет дешевле.
        Проснувшись окончательно, водила начал торговаться:
        - В гривнах не беру. Только рубли.
        - Нет рублей.
        - А что есть?
        - Американские деньги.
        - Баксы?
        - Они самые.
        - Сколько даешь?
        - Десять до Джанкоя.
        - Пятнадцать!
        - Пойдет!
        - Пятнадцать туда и столько же обратно.
        - Не пойдет! Обратно десять. Всего двадцать пять.
        - Договорились!
        В Джанкое Свирин дождался открытия единственного обменного пункта и под паспорт Василия обменял часть долларов на местные украинские гривны. Эти деньги больше походили на конфетные бумажки, хотя и носили в народе гордое имя «хохлобаксы».
        На привокзальной толкучке Леонид приобрел пеструю рубаху и турецкие джинсы с итальянскими наклейками китайского производства.
        Он был уже в Крыму. До Симферополя оставалось около ста километров, а до Севастополя еще шестьдесят.
        Звонить Мартову и сообщать о поражении он не хотел. У него еще был шанс. Надо только не забыть имя - Гириш Ананда. Этот маленький вертлявый индус прилетит только завтра вечером. Его можно перехватить в аэропорту, но зачем? Сообщить ему о грабеже, о пропаже документов, о том, что в Севастополе на него будут выходить жулики… Не стоит этого делать. Мартов говорил о Гирише, как о человеке умном, хитром, но пугливом сверх меры.
        Свирин понимал, что его уже ищут на полную катушку. Он оставил вместо себя труп и значит ловить его теперь будут не только бандиты, но и местные менты. Поскольку всем известно, что его сняли с крымского поезда, то даже хохлы сообразят, где ставить основные капканы.
        До Симферополя добирался на перекладных. Самым надежным транспортом Свирину показался колесный транзит «Беларусь». Молоденький парнишка, управлявший машиной, сам уклонялся от встреч с дорожной милицией и выбирал тихие сельские дороги.
        Свирин пытался размышлять, но умные мысли перетряхивало на каждой колдобине и они никак не выстраивались в четкую схему. Что важное: найти украденные документы или застрелить наглеца, подсунувшего ему водку с клофелином? Надо бы сделать и то и другое. И лучше - одновременно.
        Застрелить… Вопрос об оружии стоял действительно остро. Судя по сложности комбинации, с клофелином могло быть еще несколько бойцов, которых голыми руками или ножкой от стула не взять.
        Крымская степь это не Южный берег. Там море и пляж под кипарисами, а здесь жара и пыль.
        За селом Гвардейским стало больше зелени. Слева река Сапгир, вдоль которой рощи и тростниковые поля.
        Первую милицейскую машину ДАИ Свирин увидел здесь. Но стояла она не на дороге, а у реки, рядом с камышовыми зарослями.
        Тракторист снизил скорость и постарался не тарахтеть. Не надо дразнить гусей. Пусть стражи порядка спокойно загорают. Тоже ведь люди…
        С ментами отдыхали очень веселые девицы - их визг доносился в кабину даже сквозь шум двигателя.
        Простая мысль пришла к Свирину, когда служивые и их машина скрылись за камышами:
«На берегу не было одежды: ни формы, ни ремней, ни оружия. Все сложено в машине. И ключи от нее там. Не могли они взять ключи на траву. Ну не могли!»
        Тракторист начал набирать скорость, но Леонид притормозил его:
        - Я, друг, пешком пойду. Надоела твоя тарахтелка… Возьми пять баксов - честно заработал…
        Свирин нырнул в камыши, и они скрыли его с головой. Зыбкая болотистая почва проседала, но держала. Направление он держал по солнцу и по женскому визгу. Последние метры он преодолел, как хохол, танцующий гопак - вприсядку.
        Он раздвинул заросли и перед ним возникла бело-голубая «Волга». Обе передние дверцы были открыты. Включенная рация сквозь шум эфира сообщала приметы психа, бежавшего из Мелитопольской больницы: «… при задержании может быть опасен. В случае сопротивления применять оружие…»
        На спинках сидений были в беспорядке набросаны легкомысленные цветастые сарафанчики и ментовские кителя с погонами. Помня присягу, сержанты спрятали оружие подальше: ремни с увесистой кобурой и короткоствольный автомат лежали на заднем сидении.
        Все это Свирин осмотрел мельком. Первое и главное - ключи зажигания. А они были на месте!
        Компания загорала в двадцати метрах. Если у ребят быстрая реакция, то можно не успеть завестись и развернуться… Свирин ждал. По такой жаре прохлада речной воды как магнит. Больше десяти минут они не выдержат под солнцем… Они выдержали пять. Встали и, обнимая своих вертлявых спутниц, потанцевали к илистому берегу. Через минуту Леонид услышал плеск, мат, хохот. В таком шуме он спокойно завел мотор и хлопнул дверцей милицейской «Волги».
        Уже набирая скорость, Свирин понял, что хозяева обнаружили пропажу. Они стояли по грудь в воде и что-то гневное бросали вслед улетающей машине.
        Свирин хорошо представлял себе сержантов. В нестандартных ситуациях они всегда тугодумы. Они знают, что о пропаже документов, оружия, машины надо срочно доложить. Но появляться перед начальством в мокрых трусах - это нестандартно. Значит они будут искать выход. Потом будут искать одежду, потом начальство…
        Петляя по проселкам, было очень трудно сохранить направление на Севастополь. Да это и не нужно. Все равно машину следует бросить.
        Перед деревней Раздолье нашлось подходящее место: пшеничное поле со стогами соломы завершалось рощей. Свирин вырулил к дальнему стогу. Через десять минут соломенное сооружение стало ниже, но значительно шире, скрыв под собой машину со всем ее содержимым. Не хватало только пистолета и четырех обойм к нему.
        Свирин давно уже завидовал сержантам, оставленным в реке. За возможность окунуться в мокрую прохладу он сейчас отдал бы все. Все, кроме свободы.
        Он шел мимо пустынных виноградников, совершенно не ориентируясь в местности.
        Возле выезда на шоссе его настиг голод. Он возник не сам по себе. Его разбудил предательски соблазнительный запах шашлыка из придорожной забегаловки. До Свирина этот аромат соблазнил только двоих - за пластиковым столиком сидели работяги, чей грузовик стоял рядом. Леонид подсел:
        - Куда путь держим, ребята?
        - Не решили еще.
        - Понятно… Виноград торговать везете? Какой сорт?
        - Кардинал.
        - И по сколько хотите взять?
        - По двадцать.
        - Тогда вам точно в Ялту надо ехать. Там кардинал по двадцать идет. В Симферополе больше восемнадцати не дадут. А в Севастополе за двадцать три влет уходит…
        Через двадцать минут Свирин лежал на мешках у заднего борта грузовика и придерживал трясущиеся на скорости ящики с виноградом. При этом он пытался уточнить цену сладких ягод. Двадцать - это в какой валюте? Похоже, что не в долларах. Или рубли, или гривны.
        Свирин решил не искушать судьбу и выскочить до рынка. Вдруг в Севастополе виноград по пятнадцать! Ребята в кабине простые - могут и по шее накостылять.
        На улице Очаковцев, когда до цели оставалось не более пятисот метров, грузовик завяз в медленно текущей пробке. Отоварившиеся легковушки покидали свои места, новые парковались, перегораживая узкую тенистую дорогу к рынку.
        Свирин воспользовался моментом: в валявшееся в кузове ведерко он загрузил грозди крупного винограда и выпрыгнул за борт.
        Он шел спокойно, понимая, что ничем не отличается от сотен отдыхающих. Даже если невнятные приметы психа, бежавшего из Мелитополя, доведены до местной милиции, они никак не стыкуются с беззаботным парнем, несущим ведерко винограда для семьи.
        Теперь самое важное это квартира. Надо отмыть себя от больничной и дорожной грязи, от камышовых нитей и виноградного сока.
        Свирин знал, что перед пристанью в Артиллерийской бухты находится автостанция, а возле нее бабки, сдающие квартиры. И все это рядом.
        Он заходил со стороны причала, от которого отходил паром на Северную сторону города. В трех метрах от него набирала скорость платформа с автолюбителями в центре и толпой пляжников вдоль борта. Один из них моментально привлек взгляд Свирина. Не сам он, а его одежда. На незнакомце была его, Леонида, рубашка. И брюки очень знакомые…
        Первая мысль - перепрыгнуть на паром. Но времени для разбега не было, а пять метров с места не пролететь.
        Свирин сделал единственно возможное. Он размахнулся и метнул в нахала ведерко с виноградом. Догоняя паром, оно взлетело высоко и, развернувшись в воздухе, вывалило на головы пассажиров крупные грозди. Одну из них поймал тот тип в рубашке и приветливо помахал Свирину, а из-за его спины вдруг появился клофелинщик и еще кто-то маленький и лысый.
        Паром стремительно удалялся, увозя и виноград, и одежду Свирина, и его врагов, а с ними документы, которые сейчас были самыми важными бумажками в его жизни.
        Кто-то взял Свирина за плечо и развернул к себе. Странно, но все милицейский сержанты на одно лицо. И говорят всегда с одинаковой интонацией:
        - Хулиганим?
        - Нет… Друг на пристани забыл. Я и бросил. Он сам попросил.
        - Красиво придумано. Попрошу ваши документики.
        Свирин протянул паспорт, прикидывая что лучше: переплыть стометровую бухту и оказаться в западне на пляже Хрустальный или рвануть на Приморский бульвар, где гуляющих не больше, чем патрулей.
        Небрежно пролистав паспорт, сержант задержался на фотографии. Он сделал шал назад и поудобней взялся за висевший под мышкой короткоствольный автомат:
        - Значит вы Василий Кротов.
        - Он самый.
        - Откуда?
        - Из Москвы.
        - А не из Мелитополя?
        - Нет, точно из Москвы. Там за обложкой паспорта справочка об этом.
        Сержант отогнул обложку, за которой соблазнительно зеленела стодолларовая купюра. Даже если за поимку психа дадут премию, то больше, чем на десять баксов она не потянет. Но, скорее - не дадут. Псих - он не бандит. За него и благодарности хватит.
        Потеребив паспорт и поговорив со своей совестью, сержант скомандовал: «Пройдемте!» и пошел вперед не оглядываясь. Через десять шагов он опустил руку с паспортом и разжал пальцы.
        Свирин поднял свой единственный документ и вновь зарядил его стодолларовой купюрой.
        Денег оставалось мало, но и работы в этом городе на день. Максимум - на два.
        Глава 10
        Савенков с тоской смотрел на крохотное картофельное поле. Почти на каждом из сорока кустов сидели симпатичные полосатые жуки размером чуть поменьше доперестроечной копейки. Мало того - эти твари из американского штата Колорадо наплодили детей, и ярко-оранжевые личинки жрали листья элитного картофеля. Поле катастрофически лысело.
        И надо было возиться со всем этим! Еще в апреле он закупил сорок финских клубней по дикой цене, выложил их на свет и радовался проросшим зеленым чубчикам. Потом перебирал руками землю, сажал, удобрял, поливал. И для кого? Для этих полосатых американцев? От этой страны только и жди неприятностей. Заполонили весь мир своей гадостью: жуки, боевики, гамбургеры, баксы зеленые…
        Вспомнилась мудрая книга для огородников. Автор подробно описывал сорок два способа борьбы с колорадским жуком: от посыпания грядок табаком до разведения на даче индеек, которые единственные в мире жрут эту пакость.
        Был в книге и еще один, сорок третий совет: «Если жук завелся, - корчуйте картошку и жгите ботву. Против полосатой твари ничего не помогает!»
        Для повышения настроения Савенков направился в малинник - там все цвело и пахло. Правильно он сделал, что покрасил кирпичный забор соседнего участка в белый цвет. Солнце отражалось от стены и малине было тепло и светло.
        Дом за забором обычно пустовал. Его хозяин был одиноким трудоголиком. Он сам назвал себя «манимейкером». На русский это переводится плохо. «Человек, делающий деньги» - не совсем точно. Скорее, любящий их делать, получающий удовольствие не от самих денежных знаков, а от процесса их размножения.
        Сосед, построивший краснокирпичные хоромы доверял Савенкову не только ключи от дома, но и право распоряжаться всем. Первый раз это право было реализовано десять дней назад - в огороженном глухим забором особняке поселилась милая и не очень молодая пара, до этого отдыхавшая на юге, в Гаграх.
        Очевидно, что пока Глеб Славин не мог появиться в своей московской квартире. Не мог он жить и у себя на даче. Ему не стоило и просто ходить по улице, даже вместе с Татьяной и с паспортом ее бывшего мужа в кармане.
        Формально они с Татьяной сидели в заточении. Почти в тюрьме. Савенков запретил им выходить за забор и даже выглядывать из окон второго этажа. Но Глеб Васильевич был счастлив. И не только потому, что Татьяна всячески старалась устроить ему медовый месяц. Это само собой.
        Основное ощущение счастья давала отгороженность от мира. Здесь его не найдет жена со своей алчностью и придирками. Здесь его не найдет Дон со своими аферами и угрозами. Здесь его не достанут прорабы с бензоколонок с постоянными текущими проблемами. И милиция его здесь не поймает… Заросший сорняками участок с чахлыми деревьями казался Славину Эдемом, райским садом. Он даже подумывал о предстоящей зимовке.
        Савенков ежедневно навещал сладкую парочку, выступая в роли красной шапочки, - он приносил корзину с продовольствием, без которого и в райском саду не прожить.
        Вечерние беседы на веранде носили светский характер: о погоде, о комарах, о влиянии навоза на аромат малины.
        Но сегодня предстоял более чем серьезный разговор. Сообщения из Севастополя настораживали. Олег всегда был самостоятельным и не любил докладывать, но сегодня он позвонил уже трижды.
        Корзину с передачей он уже подготовил. Нельзя ждать вечера. Возможно, что ночью будет основная работа.
        Савенков открыл дверь соседского дома своим ключом. Обычно его встречали, но сегодня на первом этаже было непривычно тихо. Лестница, ведущая наверх, не скрипела, и он почувствовал себя неловко, стоя перед закрытой дверью спальни. Судя по характерным звукам, затворники не спали, но и врываться к ним в этот момент нельзя.
        Затаив дыхание, Савенков скромно постучал и заорал во весь голос:
        - На прогулку! Выходи строиться.
        Потом он скатился по лестнице и начал готовить на веранде стол для разговора: крепкий кофе и три бутерброда.
        Глеб Славин спустился первым:
        - Я тебя уважаю, Игорь Михайлович, но хочу без инфаркта прожить. Мог бы просто зайти, а не орать. Мы с Татьяной играли.
        - Во что?
        - В шахматы.
        - Кто победил?
        - Не доиграли…
        Спустившаяся в этот момент Татьяна даже не пыталась изобразить смущение. Такого чувства в ее обойме не было. Она решила, что разговор шутливый и поддержала его:
        - И, правда, Игорь Михайлович. Могли бы и зайти. Мы, точно, в шахматы играли. Я как раз рокировку собиралась делать.
        Савенков начал совещание от точки:
        - Пора переходить к решительным действиям. Тебе хочется на свободу, Глеб?
        - Хочется, но не очень. Пока нам с Татьяной и здесь хорошо.
        - Вы что, зимовать собрались? Только меня здесь не будет зимой. А значит и корзинок с колбасой и пивом не будет… Хватит шутки шутить! Предлагаю сегодня вылазку в город.
        - Куда?
        - Не куда, а к кому. К твоему бывшему другу Илье Бабкину. Он не в «Аркадии» своей ночует.
        - Нет. У него квартира есть.
        - Адрес знаешь, Глеб?
        - Отлично. Элитный дом на Фрунзенской набережной.
        - Есть охрана в подъезде?
        - Нет. Старушки дежурят, но чаще спят… А зачем нам Бабкин. Я злой на него. Знать я его не хочу.
        - Сожалею, Глеб, но придется встретиться со своим бывшим другом… Выезд в полночь. Форма одежды парадная.

* * *
        Больше за ним никто не следил. Сергей Мартов знал это точно. Последние дни он постоянно проверял. И делал это умело: в ход шли и проходные двери, и внезапные развороты на пустынных улицах, и запись номеров, следующих за ним машин.
        Друзья проверили на закладке и его офис, и квартиру - жучков не было.
        Все это должно было успокоить, но напряжение нарастало. При недостатке информации Мартов обычно отдавался во власть интуиции. Она всегда выводила на верный путь. Но сейчас она монотонно шептала: «Есть опасность. Очень большая опасность. Я боюсь».
        Нельзя сказать, что Мартов только проверялся и больше ничего не делал. Уже на следующий день после встречи с «Хондой» он знал, что ее водитель работал на Виктора Олеговича Кошевого, имевшего в определенных кругах кличку Дон.
        Сергей даже умудрился получить из двух разных контор почти полное досье на этого Дона. И его фирму «Гранит». Там было все: от славного уголовного прошлого клиента, до любимых сортов виски и пристрастий по части женского пола.
        В досье было все, кроме ответа на вопрос: зачем водитель «Хонды» следил за Мартовым? Если по собственной дурной инициативе, то это пустяк. Если по заданию Дона, то зачем? Чем это Сергей Мартов и его миниатюрный институт мог заинтересовать авторитета Никулинской группировки, под которого и ряд заводов, бензоколонок, рынки на стадионах.
        Мартов удивился, что при слове «стадион» его интуиция жалобно ойкнула.
        Он в очередной раз перечитал оба досье… Вот она фраза, за которую он должен был уцепиться сразу: «Преступную деятельность на вещевых рынках, расположенных на стадионах города Москвы, прикрывает любовью к спорту. В этих целях спонсирует детский футбольный клуб и ряд физкультурно-оздоровительных центров».

«Аркадия», в которой проходила последняя встреча, тоже центр здоровья. Конечно, таких заведений в Москве десятки, но…
        Мартов хорошо понимал, что если назойливая «Хонда» связана с заседаниями «тайного совета», то это катастрофа. Советники могут начать войну с нехорошей преступной группировкой, но, скорее всего, испугаются и лягут на дно. Пока они привыкли только к победам. Они избаловались и их нельзя волновать. А значит, воевать придется самому.
        Два дня ушло на подсветку сотрудников Кошевого. Не тех, которые «группировка», а тех, кто мирно трудится в фирме под крепким именем «Гранит». И не всех, а только незамужних женщин в возрасте близком к критическому.
        Таковых оказалось трое.
        Секретаршу Мартов оставил на крайний случай. Эти дамы обычно все знают, но часто очень преданы шефу и душой и телом.
        Сотрудница планового отдела «Гранита» удивила тем, что выскочила из офиса в шесть часов одну минуту. Она подбежала к «Форду», из которого навстречу появился некто в строгом костюме и с цветами. Они недвусмысленно поцеловались, и иномарка умчалась в сторону центра.
        Мартов печально посмотрел на свою «Волгу». Соперничать с «Фордом» она явно не могла… Придется ждать следующую кандидатуру.
        Мартов звонил в офис «Гранита» за час до окончания рабочего дня. Программистка Зоя Жукова была на месте… В восемь вечера закралось подозрение, что он ее пропустил. Но надо было ждать до упора.
        Зоя вышла в десятом часу и устало поплелась в сторону метро.
        За последние часы Мартов слишком хорошо изучил ее фотографию и не мог ошибиться. Он дал знак одному из сидевших сзади парней. Тот вышел и двинулся вслед за трудолюбивой программисткой.
        Адрес Зои Жуковой был известен, а по ее походке можно не сомневаться, что она идет не в ночной бар. Мартов на полной скорости направился на окраину Москвы, в тихий спальный Теплый Стан. В часы «пик» он не смог бы обогнать метро, а летним вечером улицы Москвы были если не пустынны, то достаточно свободны.
        Второй сидевший сзади парень был на связи. Первый звонок пробился только через тридцать пять минут. Пока все складывалось нормально:
        - Они на Ленинских горах. Метромост проехали. Мы, Сергей Сергеевич, у ее дома раньше их будем. Минут за десять.
        - Это если она по магазинам не пойдет.
        - Зачем ей по магазинам? Для кого покупать? Вы же говорили, что живет она одна. И возраст уже. Почти старуха.
        - Старуха? Ей всего-то тридцать пять. Впрочем, для вас она может быть и старуха, а для меня в самый раз… Ты только кровью меня не сильно обливай. Немного на висок и на рубашку…
        Зоя уже перестала ждать чуда. Еще десять лет назад подруги активно знакомили ее с потенциальными женихами, но все ограничивалось невинными и одноразовыми беседами. Лишь один попросил ее домашний телефон, но не позвонил.
        Подруги потеряли интерес к сватовству. Потом одна из них родила второго ребенка и полностью ушла в детей, а вторая и вовсе уехала из Москвы.
        Два года назад она поставила на себе крест и сразу стало легче жить. Деньги в
«Граните» платили хорошие, и Зоя занялась ремонтом квартиры. Завершив это суматошное дело, она взялась за другое: прикупила участок недалеко от Москвы и начала строить дачку. Тридцать пять лет! Пора и о пенсии думать…
        За ее домом был лесок, а за ним Кольцевая автодорога. В это телевизионное время на улице Тюленева было пустынно. Только двое нахальных молодых парней шли за ней от самой автобусной остановки. Еще один человек шел вдоль дома навстречу. Он беспомощно оглядывался и явно что-то искал:
        - Простите, девушка, это не дом девять?
        - Нет, девятый значительно дальше. Через три дома.
        Зоя махнула рукой в нужную сторону и машинально посмотрела в лицо мужчине. Ему было лет сорок и он улыбался. Не ехидно и не снисходительно. Он улыбался очаровательно… Раньше ей никто из мужчин так не улыбался. Да и она никогда так долго не смотрела на них. Подружки говорили, что она отпугивает мужиков своим коротким испепеляющим взглядом. Они учили ее смотреть нежно и завлекающе. Не получилось! А сейчас получилось.
        Зоя опустила голову и почти побежала к своему подъезду. Открывая дверь, она оглянулась: мужчина бодро шагал к девятому дому, но вдруг замедлил шаг и тоже оглянулся.
        Она влетела в подъезд и замерла у стены с почтовыми ящиками. До лифта всего шесть ступенек вверх, но она не решалась подниматься. Ноги были ватные и полный сумбур в голове… Странно, что ее взволновал такой пустяк. Ну, улыбнулся ей прохожий. Ну, обернулся через двадцать шагов… Нет! Он оглянулся посмотреть: не оглянулась ли она…
        Все это длилось секунды. Почти вслед за ней в подъезд ворвались те двое молодых, что преследовали ее. Один выхватил сумку и стал копаться в ней, а второй правой рукой прижал ее к стене. Первый раз в жизни мужчина касался ее груди. Она так и думала - это противно и страшно.
        В какой-то момент Зоя подумала, что ее могут убить. Она слышала: преступники не оставляют свидетелей. Спасти ее могло только чудо. И оно произошло.
        Зоя с надеждой посмотрела на входную дверь, и она распахнулась. На пороге стоял ОН.
        Дальше все замелькало: парни наскакивали на него и отлетали. Падали, корчились от боли и опять вставали, нападая с двух сторон.
        В какой-то момент Зое показалось, что и ее спаситель получил сильный удар, но устоял. Он упал к ее ногам только тогда, когда нападавшие бросили сумку и выбежали на улицу.
        Зоя собиралась кричать, звать врача, но он приподнялся, улыбнулся той же очаровательной улыбкой:
        - Вы испугались? Это я виноват. Такой глупый удар пропустил… Вы не волнуйтесь и не надо никакого врача. Мне бы только умыться.
        Он встал, чуть пошатываясь. С виска стекали капли крови. И почти вся рубашка была в красных пятнах.
        Зоя подхватила сумку, взяла его под руку и повела к лифту.
        Пока кабина со скрипом добиралась до девятого этажа, они успели познакомиться.
        Сергей Мартов сам смыл кровь с виска и залепил «рану» пластырем.
        Она стирала его рубашку, а он стоял сзади и говорил милые глупости:
        - Я всегда был уверен, что красота спасет мир. Вас она сегодня спасла. Если бы я встретил обычную девушку, то не оглянулся бы и не заметил этих подозрительных типов.
        Зоя часто смотрелась в зеркало и не очень высоко ценила свою внешность. Скажи о ее красоте кто-нибудь другой, она бы разозлилась. Но ему она верила… В конце концов, красота это не только внешность. Возможно, он первый, кто разглядел ее душу.
        Рубашка отстиралась, но сохнуть ей не меньше часа. Значит, есть время для ужина.
        До этого она скромно старалась не смотреть в его сторону, но на кухне это получилось само собой:
        - Ой, Сережа, у вас и на плече кровь, и здесь… на животе.
        - Да, пожалуй, я пойду в душ.
        Он двинулся вперед, пошатываясь. Она поняла это именно так, как он хотел.
        - У вас кружится голова, Сережа? Только не делайте очень горячую воду. И дверь не запирайте, а я рядышком постою.
        Он позвал ее через минуту. Голос был жалобный и тревожный. Не думая ни о чем, она ворвалась в ванную - он стоял прислонившись к стене и, пытаясь завязать на бедрах полотенце.
        Зоя подставила плечо и повела его в комнату. По дороге он успокаивал и ее, и себя:
        - Все нормально… Только не надо врача. Я пять минут полежу и все пройдет.
        В комнате она только на три секунды оторвалась от него, выдвигая диван - это было единственное лежачее место в ее «однушке».
        Он лег, а она присела рядом.
        - Вы посидите рядом, Зоя. У меня все проходит, когда вы рядом.
        Сергей приподнялся и нежно взял ее за плечи. Пытаясь опять лечь, он осторожно увлек ее за собой.
        Зоя не поняла, как случилось, что она лежит рядом с ним. Не поняла она, куда девалась ее скромность. Она не только не стеснялась того, что он с ней делал - она этого хотела…
        Зоя никогда так много не говорила. Она шептала ему нежные слова и пыталась рассказать все. Ведь этот самый родной для нее человек ничего о ней не знал:
        - Я верила, что это когда-нибудь со мной случится. Я только не знала, что это так хорошо… Нет, я правда верила! Мне еще в пионерском лагере девчонки нагадали: меня должен спасти один красавец, а потом я его спасу, и он станет моим мужем. Это же точно про нас! Только они говорили, что это будет через пять лет, а случилось через двадцать… Еще они нагадали про наших детей. Я еще не такая старая. Я успею…
        Мартов лишь изредка задавал наводящие вопросы. Через час он уже знал, что начальник Зои очень милый человек. Но последнее время у Виктора Олеговича неприятности. Один его сотрудник не вернулся из Сочи, а недавно пропал еще один.
        - Очень жалко ребят, Сережа. Одного из них я знала. Огромный такой и добродушный. Его все «шкафом» звали. Еще говорили, что он раньше боксом занимался. У нас очень много спортсменов.
        - А шеф ваш спортом не занимается?
        - Нет. Он только плавает иногда. Виктор Олегович каждую неделю ездит в центр
«Аркадия». А директор этого центра у нас постоянно бывает. Шеф говорил, что у нас с этой «Аркадией» совместный проект.
        - Завидую я твоему шефу, Зоя. Так сейчас хочется в бассейн окунуться… А есть в этой «Аркадии» отдельные номера, на двоих?
        - Есть.
        - А ночью они работают?
        - До трех часов.
        - Собирайся, Зоя! Едем кутить. У меня машина за домом стоит… Собирайся. Завтра позвонишь своему шефу и возьмешь отгулы на три дня.
        - Я, Сережа, заместителю его позвоню. Кошевого нет в Москве. Он вчера утром в Севастополь улетел.

* * *
        Подъезд «элитного» дома на Фрунзенской набережной поражал своей убогостью. Стандартная зеленая краска на стенах и покосившиеся почтовые ящики. Из застекленной будки появилась та, кого сейчас называют консьержкой. На самом деле это была сонная сторожиха, которая сразу же узнала Славина:
        - Ой, Глеб Васильевич… А говорили, что вас милиция ищет. Будто или вас ограбили, или вы кого зарезали.
        - И до меня эти слухи дошли. Врут люди!
        - Я так и подумала, что сплетни… Вы к Илье Викторовичу? Он недавно пришел. Еще, должно быть, не ложился. Ему позвонить?
        - Нет, мы сюрприз ему хотим сделать… Или так, позвоните и скажите, что к нему поднимается человек с письмом от Кошевого.
        Они не сели в лифт, пока не услышали, что сторожиха точно исполнила просьбу.
        К двери, размахивая листом из блокнота, подошел Савенков. Щелкнул замок, и через узкую щель просунулась рука:
        - Давайте письмо.
        - Дон просил расписаться в получении.
        Савенков рванул дверь на себя и грудью впихнул хозяина в его квартиру.
        Бабкин даже не пытался сопротивляться. Но если грубые действия Савенкова испугали, то появление Славина повергло в шок:
        - Ты почему жив, Глеб? Мне Дон сказал, что ты… погиб.
        - И до меня этот слух дошел. Врут люди! И Дон твой врет… Вот ты знаешь, что он решил завтра тебя ликвидировать?
        - Не знаю.
        - А то, что ты ведешь себя, как последний чеченец, знаешь? Нехорошо держать девушку в подвале.
        - Какую девушку?
        - Наташу из Полтавы.
        - Как ты о ней узнал, Глеб?
        - Я же сказал, что я все знаю… Короче, сейчас едем в «Аркадию», забираем Наташу, кассеты из сейфа и все остальное, чем мог бы поживиться Дон.
        - А потом мы куда?
        - На дно. Тихо ляжем и будем ждать.
        Компанию вместе с хозяином охрана «Аркадии» пропустила без формальностей.
        Сборы в кабинете Бабкина не заняли и пятнадцати минут. Сам хозяин выкладывал на стол содержимое сейфа, стола и тайников, а Татьяна и Славин грузили в сумки кассеты, документы, деньги. Савенков наблюдал и руководил. Так он притормозил упаковку видеокамеры и газового пистолета: «Это оставить на столе. Пригодится».
        Задержка получилась с освобождением Наташи. Похоже, что Бабкин не врал:
        - Она под охраной, которую оставил лично Дон. Я могу приказать и ее приведут, но одну не оставят.
        - Охрана большая?
        - Один человек. То есть, их всего трое, но они сменяются. Ночью всегда один.
        - Зови!
        Савенков пошептался с Татьяной и занял позицию за дверью. В правой руке он сжимал ствол газового пистолета.
        Наташа прошла в центр комнаты. Не успел сопровождавший ее охранник переступить порог, как Татьяна развернула его к себе и зашептала:
        - Молодой человек, у вас шнурок развязался. Так и упасть можете.
        Парень машинально посмотрел на свою обувь, но ничего не заметил. Тогда он расставил ноги, наклонился пониже и подставил шею под удар Савенкова.
        Татьяна ласково придержала падающее тело - грохот совершенно был не нужен.
        В богатом кабинете Ильи Бабкина не нашлось ни веревок, ни пластыря. Вязать бойца пришлось изолентой. Из нее же и из салфеток соорудили кляп. Самым сложным было усадить тело в платяной шкаф.
        В ходе совместных работ Бабкин успокоился. Он уже считал себя членом новой команды и всячески это подчеркивал, приговаривая: «Мы этому Дону покажем! Они у нас еще попляшут!»
        Когда все было собрано, Савенков предложил присесть пред дальней дорогой. Бабкина он усадил за его рабочий стол и, разместившись напротив, направил на него видеокамеру:
        - Говори, друг Илья. Подробно и чистосердечно. Докажи, что ты порвал с преступным прошлым.
        - О чем говорить?
        - Обо всем! И в первую очередь об убийстве в квартире Славина. Кто приказал, за что, как его перепутали с братом, как потом подставили…
        Славин быстро сообразил, что от разговорчивости Бабкина зависит его свобода. Он прихватил с камина высокий бронзовый подсвечник и встал сбоку от стола. В камеру он не попадал, но при хорошем размахе Бабкин был в пределах досягаемости. Татьяна взяла второй подсвечник и выдвинулась на исходную позицию.
        Бабкин обречено вздохнул и заговорил:
        - Сам я очень не хотел убивать Глеба. Он мой друг и я возражал. Но Дон, то есть гражданин Кошевой Виктор Олегович, страшный человек… Все началось в этом кабинете…
        Исповедь длилась более часа. В конце Бабкин даже получал удовольствие от своей откровенности. Он красочно описывал детали, называя имена, места, даты. Он избегал только содержания тех главных кассет. Савенков это почувствовал, но не настаивал - они лежали в сумке и будет время их посмотреть.
        К двум часам ночи в видеокамере замигал предупредительный значок и питание вырубилось. Можно было искать зарядное устройство, но Савенков решил, что это уже лишнее. Дальнейшие подробности из жизни Дона не имели смысла. И после этой записи тащить с собой Бабкина не имело смысла.
        Савенков приказал готовиться к выходу:
        - Пойдем не все сразу. Ты, Илья Викторович, позвони на пост охраны. Пойдут, мол, твои друзья с сумками, пусть пропустят.
        Бабкин позвонил.
        - А теперь, Илья Викторович, посиди минут двадцать в кабинете. Я лично за тобой вернусь.
        Бабкин покорился.

* * *
        Пока Сергей Мартов оплачивал в «Аркадии» отдельный номер с сауной и бассейном Зоя стояла рядом и смотрела в окно:
        - Странно, Сережа. Уже час ночи, а директор на работу приехал.
        - Кто приехал?
        - Директор «Аркадии», Бабкин Илья Викторович. Я же тебе говорила, что он к нашему шефу часто заходит.
        - Где он?
        - Только что в здание вошел.
        - Один?
        - Нет. С ним пожилая пара и седой мужчина. Друзья, вероятно.
        - Может быть и друзья.
        Они почти час не выходили из маленького бассейна.
        Сергей заранее расставил на бортике шампанское, конфеты, фрукты. Это оказалось очень приятным пить и целоваться прямо в воде. Зоя делала это в первый раз в жизни. Правда, сегодня многое было для нее в первый раз.
        Еще днем, сидя в конторе за надоевшим экраном, она и представить себе не могла, что ночью будет вот там плавать с мужчиной, не стесняясь ни его, ни своей наготы.
        И еще она не могла себе представить, что ей так остро и постоянно будет хотеться близости. Она даже подумала, что это как наркотик. Ты знаешь о его существовании, но пока не попробовал, он тебе безразличен. Но стоит «подсесть на иглу» и этого хочется еще и еще. И во все больших дозах.
        В какой-то момент Сергей подплыл к бортику, подтянулся и сел на него. Зоя стояла перед ним, и ей показалось, что сейчас он скажет самое важное. Она даже повторила про себя фразу, которую скажет в ответ. Все должно быть торжественно и красиво.
        - Зоя у тебя есть загранпаспорт?
        - Нет.
        - Жаль. Мы бы могли завтра полететь на Кипр или в Турцию. Там виза не нужна и можно лететь сразу… Давай так: я сейчас убегу минут на двадцать и решу два важных вопроса.
        - Каких?
        - Во-первых, я выкуплю для нас этот номер на неделю вперед.
        - Отлично! А во-вторых?
        - Во-вторых, у нас шампанское кончилось.
        Он принес из соседней комнаты свою одежду и стоя перед ней, медленно вытирался простыней. Потом он начал натягивать на влажное еще тело рубашку, трусы, брюки.
        Зоя смотрела на него из воды, снизу вверх. Смотрела и опять удивлялась, что воспринимает все, как само собой разумеющееся… А почему должно быть иначе? Ей уже тридцать пять лет. Рядом с ней ее муж. А у супругов не принято стесняться друг друга.
        Она оттолкнулась от дна бассейна и легла на спину. Для равновесия пришлось запрокинуть назад голову и развести в стороны руки и ноги. Краем глаза она видела, что он наблюдает за ней. Она дразнила его. Как хорошо, если он прямо в одежде бросится в бассейн. Представляя это, она зажмурилась, а когда открыла глаза его уже не было.
        Сергей Мартов шел по знакомому коридору. Он был у Бабкина дважды, когда заказывал зал для сходки «тайного совета».
        Повезло - директор был в кабинете один. Он сидел перед бутылкой виски и смотрел на открытый пустой сейф. Мартова он узнал, но прореагировал вяло:
        - Опоздали, молодой человек. Кассеты уже унесли. И деньги, и документы. Все везунчику Славину досталось… Дон даже убить его по-человечески не смог.
        Мартов схватил со стола видеокамеру: кассеты нет, аккумулятор пуст. Понятливый Бабкин выложил на стол зарядное устройство, чистую кассету и, готовясь к съемке поправил галстук. При этом он успел подлить себе виски и пофилософствовать:
        - Вы не представляете, какая это радость исповедаться перед камерой. Это так муторно, когда держишь в себе всю эту гадость. А выплеснул наружу - и свободен душой. Свободен и чист! Исповедь есть великое изобретение человечества…
        Мартов навел камеру и приказал:
        - Прекрати трепаться, Бабкин. Говори!
        - О чем говорить?
        - Обо всем! О Доне поподробней. Как вы нас снимали. Кому та кассеты передал.
        - Понятно… Снимать я вас не хотел. Я даже резко возражал. Но Дон, то есть гражданин Кошевой Виктор Олегович, это страшный человек…
        Зоя начала волноваться. Сергея не было значительно дольше, чем он обещал. Она не думала, что он может совсем не вернуться. Она вообще ни о чем плохом не думала - просто волновалась.
        Когда он появился, Зоя все сразу поняла - ее Сережа просто очень долго искал шампанское. Искал и не нашел.
        Из угла бассейна она видела, что он не стал сразу раздеваться, а спрятался в закутке рядом с сауной. Там было зеркало и умывальник.
        Зоя вышла из воды и, пытаясь не поскользнуться на мокром полу, подошла сзади. Сергей мокрым полотенцем скоблил рубашку на правом плече.
        - Что случилось, милый?
        - Пустяки, Зоя. Просто я заметил немного крови. Ты не очень хорошо выстирала рубашку. Ты же сегодня в первый раз стирала мужские вещи?
        - И не только это. Я много что делала сегодня в первый раз.
        - Понравилось?
        - Очень!
        - Тогда поедем продолжать. Мне уже надоели мокрые дела в этом бассейне. Пора и в кроватку.
        Она одевалась, радуясь откровенным шуткам, которые еще вчера она сочла бы пошлыми и мерзкими.

«Но странно, что кровь осталась на правом плече. Не было ее там… или я не заметила. Теперь надо учиться мужские рубашки стирать. И еще многому надо теперь учиться…»
        - Сережа, а ты уже договорился? Завтра мы тоже сюда приедем?
        - Обязательно. Проснешься и поедем.
        Мартов усмехнулся и про себя добавил еще два зловещих слова: «Если проснешься…»

* * *
        После ночной вылазки они спали с чувством глубокого удовлетворения.
        В восемь утра Савенков проснулся со смутным желанием просмотреть-таки те кассеты, из-за которых и начался весь сыр-бор. Но видеомагнитофон был лишь в доме соседа, где наверняка еще спали и Славин, и Татьяна. Раньше полудня к ним нельзя. Есть вероятность опять попасть в пикантный просак.
        Савенков понял, что с мыслями о кассете он не уснет. Обычно специалисты по засыпанию советуют считать овец, тихо лежать и монотонно повторять: «Одна овца прошла, вторая овца, третья…» Поскольку с этой живностью на даче Савенкова была напряженка, он начал считать огурцы, которых в его теплице было больше, чем баранов в степи.

«Один огурец висит, второй огурец, третий…» На сороковом он заснул.
        У телевизора собрались перед завтраком, около двух часов дня.
        На экране появились мужики в простынях и начали деловое совещание: о продаже кораблей, о счетах в банке, о назначениях. Татьяна вытерпела с Натальей пятнадцать минут и убежала готовить завтрак.
        Просмотрев кассеты до конца Славин и Савенков были взволнованы, но по разным поводам. Первый, понимая какой ценной информацией они завладели, был весел и от удовольствия потирал руки. Савенков по той же причине был мрачен:
        - Ты не понимаешь, Глеб, куда мы с тобой вляпались. Эти шестеро только на экране выглядят голыми. За ними структура. Тысячи людей. Я не хочу с ними воевать.
        - Не надо воевать. Давай продадим им кассеты.
        - А моральные принципы… Да не в них дело. Нам не невинность важно сохранить, а жизнь. Для этих банных заседателей страшно уже то, что мы слышали их разговоры.
        - А откуда они знают, что мы все знаем.
        - От верблюда. В смысле - от Бабкина. Он выложил нам все и теперь не остановится… Вот вляпались! Недавно из-за одного прокурора с двумя девками вся страна на ушах стояла. А тут шесть персон такого же уровня.
        Пытаясь разрядить обстановку, Татьяна включила телевизор. Шел «Криминальный канал». На экране было то, что Савенков сам снимал ночью: кабинет директора
«Аркадии», его стол, кресло и сидящий в нем Бабкин. Только тогда он говорил и был живой, а здесь показали отвалившуюся на плечо голову с кровавым пятном на виске.
        Кадры были шоком, но еще страшнее директорский текст: «… Есть уверенность, что это убийство будет быстро раскрыто. Один из сотрудников охраны «Аркадии» подтвердил, что ночью Илья Бабкин пришел в свой кабинет с группой лиц, среди которых был гражданин С. Уже около месяца он находится в розыске за убийство своего брата. По оперативным соображениям мы пока не можем назвать его фамилию… В настоящее время составляются фотороботы трех лиц посетивших и, вероятно, убивших Илью Бабкина».
        Реакция Татьяны была решительной и громкой:
        - Но мы же его не убивали!
        На что Савенков резонно заметил:
        - Это мы скажем в последнем слове. Есть даже шанс, что суд нам поверит.
        Продолжить комментарий они не успели. Пошел следующий сюжет. Казалось, что большего шока, чем тот, который они получили две минуты назад, уже и быть никогда не может. Но никогда не говори «никогда»!
        Всезнающий диктор продолжил:

«Сегодня утром в Теплом Стане обнаружен труп молодой женщины. Она была задушена во время сна в собственной квартире… Возможно, что это преступление связано с убийством Ильи Бабкина. В сумочке несчастной найден билет в центр «Аркадия», датированный сегодняшним числом… Остается предположить, что гражданин С. после убийства Бабкина начал убирать свидетелей…»
        Савенков вытащил из кармана маленькую кассету с ночными признаниями Ильи Бабкина и бросил ее на стол:
        - Как было хорошо вчера! Мы предъявляем эту кассету. После чего Дон садится в тюрьму, а ты, Глеб Васильевич, выходишь с чистой совестью… Даже если наш адвокат продемонстрирует эту запись, то прокурор ответит, что под угрозой смерти несчастный Бабкин мог наговорить в камеру что угодно. И мог даже оклеветать честного гражданина Виктора Олеговича Кошевого… Ждите, друзья. Завтра на каждом столбе будут наши с Глебом рожи и ваши личики под шапкой: «Их разыскивает милиция».
        Глава 11
        Город изменился. Последний раз Олег Крылов был в Севастополе четыре года назад. Как и сейчас, ту поездку нельзя назвать экскурсией - это были сплошные
«казаки-разбойники» со стрельбой, погоней и пожаром. Суматоха была страшная, но были и встречи с местным народом: с моряками, продавщицами, таксистами. Тогда все они жили верой, надеждой и любовью. Любовью к России, надеждой, что она их не бросит, и верой, что воссоединение произойдет очень скоро… Олег почувствовал изменение именно в этом. Не тот дух. Пропал победный настрой. Любовь к России осталась, но вера пропала, а надежда стала слабенькой, с обидой и недоумением.
        В первый же день Крылов встретился с группой ветеранов, помогавших ему четыре года назад. Тогда, приветствуя Олега, отставной каперанг Ивановский торжественно заявил: «Мы верим, что Севастополь всегда будет российским!» Сейчас он произнес другой пароль: «Мы надеемся, что город не будет украинским». Не заметить разницы в настроении этих двух фраз нельзя…
        Первый раз Олег поговорил с Романом на пароле. Террорист, обстрелявший виноградом мирное судно, создал на борту панику и обеспечил конспиративность их встречи.
        Они общались всего пять минут, но информации хватило на день работы и Олегу и отряду ветеранов.
        К вечеру многое прояснилось. В город действительно приехала группа индийцев! Живут в гостинице «Украина» тихо, незаметно. По слухам - это покупатели двух боевых кораблей. Дважды их вывозили в порт для осмотра техники.
        Гириша Ананды, которого Роман считал основной фигурой, в этой группе не было, но номер для него зарезервирован с завтрашнего утра.
        Дон, Ракитский и Роман с документами Свирина разместились в старенькой однозвездочной гостинице «Азовская». Ивановский приставил к ним бывших особистов и заверил, что «все под контролем».
        Сложнее было с настоящим Свириным. Олег даже не пытался его искать. Зачем? Этот деятель сам появится. И, скорее всего, в самое неподходящее время.
        На вечерней встрече Олег набросал для Ивановского план на следующий день. Казалось, что самой большой трудностью будет выполнение первого пункта, но каперанг проскочил весь список и запнулся лишь в конце:
        - Последнюю фразу понять не могу. Ты вслух прочти.
        Олег пробежал глазами восьмой пункт: «Подготовить кейс с куклами на сто тонн баксов». Он хотел объяснить, как готовить пустышки похожие на банковские пачки с долларами, но махнул рукой.
        - Этот пункт я буре на себя. Самое важное - прослушка телефонов у индусов.
        - Считай, что мы уже к ним подключились. Они же в «Украине» живут. Там вся телефонная связь через клуб моряков, где мичман Уралов командует…

* * *
        Больше всего Романа удивило то, что Гириш Ананда говорил на чистейшем русском языке с легким цыганским акцентом.
        Они встретились у памятника Тотлебену в начале Исторического бульвара.
        За внешне беззаботной болтовней Гириша была заметна собранность профессионала. Он взял на себя функции ведущего. Они прошли на батарею адмирала Лазарева, возле которой разместили танцплощадку.
        Гириш приоткрыл ворота и, увлекая за собой Романа, начал пересекать протертый матросскими каблуками бетонный манеж. Они заскочили на невысокую эстраду и скрылись за дырявой загородкой кулис.
        Трюк был простой и Роман сразу понял, что через минуту на танцплощадке появится Дон с Ракитским. Так и случилось - парочка застыла в центре круга и вертела головами в поисках дыр в заборе. Потом они одновременно уставились на эстраду, перекинулись парой слов и выскочили на бульвар.
        Гириш усмехнулся:
        - Это ваши люди?
        Роман кивнул.
        - Странно, что это ваши люди. Очень непрофессиональный хвост… Не хочу быть недоверчивым, но могу я взглянуть на ваши документы?
        Роман протянул удостоверение, радуясь, что в полумраке оркестрового закутка трудно разобрать его несоответствие фотографии.
        Гириш внимательно прочел документ:
        - Свирин… майор… начальник отдела… Странно, Леонид, что у вас такие лохи в наружном наблюдении.
        - Так это не наши. Мои люди, но не из нашей конторы. Они простые бизнесмены. Так сказать, гражданские и необученные… Не хотели мы привлекать лишних людей.
        - Это правильно, Леонид… Пошли скорей. Сейчас твои люди к этой стене подойдут. Они подумали, что здесь дверь есть.
        Роман с трудом успевал за индийцем. Они пробежали через бульвар к батарее Шихматова, а оттуда под прикрытием экскурсионной группы вошли в здание панорамы
«Оборона Севастополя».
        Группа ушла наверх, а Гириш потянул Романа в полуподвал, под вывеску «Служебный вход».
        В глубине коридора за столиком дремала старушка из местной охраны. Она вовремя вскочила, загородила собой проход и приготовилась к грозной отповеди, но индус расцвел киношной улыбкой и помахал десятидолларовой купюрой.
        - Мы, бабуся, с другом давно не виделись. Хотим потолковать. Двадцать минут, не больше. У вас есть подходящий кабинет?
        - Есть кабинет! Очень даже подходящий. И стол там есть, и стаканы… А откуда ты такой красивый будешь?
        - Я узбек, бабушка.
        - Вот я и вижу, что не наш. Уж больно чернявый.
        - У нас все такие… А черный ход у вас имеется?
        - Есть. Но он заперт.
        - Через двадцать минут отпереть!
        Кабинетом оказалась бытовка сторожих и уборщиц. Но стол там действительно был. А на нем телефон - единственный предмет цивилизации в этой конуре.
        Гириш перешел к делу:
        - Документы при вас, Леонид?
        - Да, но ксерокопии.
        - Разумеется… Можно взглянуть?
        - В обмен на деньги.
        - Деньги завтра.
        - Тогда и документы завтра.
        Помолчали. Каждый считал, что пауза усиливает его позицию. Первым сдался Гириш:
        - Я понимаю, Леонид, что вы, некоторым образом, курьер и не должны принимать самостоятельных решений.
        - Верно! У меня приказ: вы мне деньги, а я документы.
        - Но вам сказали, что в этих бумагах нам нужна лишь одна цифра?
        - Да. Вам нужен нижний предел цены за корабли.
        Стало ясно, что индиец хорошо подготовился к переговорам. Он вынул из кармана ножницы и положил их на стол как самый важный аргумент:
        - Вырезайте, Леонид!
        - Что?
        - Вырезайте то место, где нужная нам цифра. Мы все проверим, а завтра деньги в обмен на клочек бумаги.
        Роман отвернулся и, закрывая собой текст докладной записки, начал работать ножницами:
        - Завтра здесь встречаемся?
        - Нет, Леонид. Рисковано дважды в одном месте встречаться… Херсонес знаешь?
        - Очень хорошо знаю.
        - Завтра в восемь вечера у колокола… Сейчас я уйду первым.
        Гириш забрал ксерокопии с дыркой в одной странице и выглянул в коридор, подзывая бабусю-охранницу.
        Роман посмотрел на телефон, вздохнул и набрал номер Ивановского. Ответил детский голос:
        - Дедушки нет. Что ему передать?
        - А вы не могли бы записать. У меня очень много информации.
        - Могу записать.
        - Отлично. А вы в каком классе учитесь?
        - Я еще не учусь. Мне пять лет. Я скоро все буквы буду знать.
        - Но…
        - Говорите. Я вас на диктофон запишу.

* * *
        Они проехали ресторан «Дельфин», повернули на улицу с симфоническим названием Древняя и притормозили перед запертыми воротами в Херсонес. Была закрыта и касса, но у массивной калитки стоял парень с повязкой на рукаве и с явной готовностью поторговаться за право прохода.
        Дон снисходительно улыбнулся:
        - Хитер твой индиец, Роман. Ловко придумал. Вечером здесь почти безлюдно. Можно осмотреться. С холма, где колокол стоит, почти все раскопки видны… Он без денег придет. Точно! Он их утром в развалинах спрятал, а сейчас будет чист как турист. Подведет тебя, Роман, к камню, а под ним кейс… Только бы Свирин не появился. Ты его точно у Панорамы видел?
        Роман подтвердил:
        - Точно видел. У входа стоял. Злой такой. Меня ждал. Если бы я вниз к морю не убежал, то все бы сорвалось.
        Роман сказал только часть правды. У выхода из Панорамы его караулил Олег. Он утащил его за бруствер четвертого бастиона и дальше по тропинкам вниз к морю. Только через три часа Роман вернулся в гостиницу, где уже бесился Дон и нервно курил на балконе Ракитский.
        - Хорошо, Роман. Будем считать, что Свирин встретил тебя случайно. Встретил и потерял… Пойдемте ребята. Индус наш профессионал, но и мы не лохи. У нас еще час в запасе. Роман у колокола встанет, а мы замаскируемся в развалинах.
        Роман первый раз был в Херсонесе, но отлично знал все детали этого древнего города по схемам, которые вчера рисовал Олег.
        Вот они крепостные стены, а впереди Владимирский собор, построенный на месте часовни, где был крещен князь со своей дружиной… Большим романтиком Роман себя не считал, но ступая по византийской мостовой он ощутил дыхание истории и груз веков на своих плечах.
        Две тысячи лет назад на этом клочке земли проповедовал апостол Андрей Первозванный и отсюда он ушел благословлять славянские земли.
        А через тысячу лет византийский городок Корсунь осадил Киевский князь Владимир, желая получить в жены императорскую сестру Анну. Константинополь согласился, но выдвинул свои условия. Князь принял здесь в Корсуне-Херсонесе крещение и с молодой женой вернулся на Днепр. В этот же год славянские язычники превратились в православных.
        В те времена Черное море называлось Русским. Странно, что не Украинским.
        Потом все заполонили татары. Потом турки, армяне, генуэзцы. А последние десять лет - новая напасть…
        От великих мыслей Романа отвлек Дон:
        - Ты, Роман, главный игрок. Мы нужны лишь на крайний случай. Для подстраховки… Получаешь деньги, проверяешь. Если все в порядке, делаешь нам знак и мы даже не появимся.
        - Какой знак?
        - Подними руку вверх.
        - А если в кейсе куклы или фальшивки?
        - Тогда подаешь другой знак.
        - Какой?
        - Бьешь индуса в челюсть. Мы сразу поймем, прибежим и сменим тебя.
        Получив последние указания, Роман остался один. Он обошел колокол, висевший на перекладине между двух каменных столбов. Очевидно, что блоки для этих столбов брали здесь же на раскопках. Получился символ связи времен: христианская святыня с разрушенного войной Владимирского собора опиралась на глыбы камней, обработанных рабами древних греков.
        С небольшого холма Роман осмотрел место предстоящих событий. На левом фланге за фундаментами рабовладельческих особняков лежали Дон и Ракитский. Справа, там, где вдалеке виднелись остатки античной колоннады, должен был спрятаться Олег. Предстояло не только уговорить индуса прогуляться в этом направлении, но и найти странное место засады - «подвал с колодцами, в которых греки солили на зиму хамсу».
        Роман повернулся к морю. На диких пляжах еще были люди. Чаще всего здесь в переплетении прибрежных скал уединялись молодые парочки, спасаясь от массовки городских пляжей.
        Море подмывало и пожирало остатки бывшего города. Из двухметровой обрывистой береговой кромки торчали куски черепицы, обломки амфор, резные мраморные блоки… Менее привлекателен был залив под названием Карантинная бухта. И на берегу, и в воде громоздились десятки старых судов. Здесь без дополнительных декораций можно было снимать «Остров погибших корабле».
        Гириш Ананда с черным кейсом появился ровно в восемь. За сто метров до колокола он свернул с тропинки и пошел по мостовым древних улиц, приглашая за собой Романа. Это было кстати. Индус шел почти к тому месту, где в античных подвалах возле ям для греческой соленой кильки сидел Олег.
        Роман не стал догонять Гириша. Он прогулочным шагом вдоль моря, представляя как нервничает в своем укрытии Дон.
        Поиграв в конспирацию они «случайно» встретились у колоннады. На лице Гириша блуждала улыбка:
        - Я очень люблю развалины, Роман. Вот здесь был храм. Сотни лет люди молились своему богу… Вы не знаете, чей это храм?
        - Не знаю. Зевса какого-нибудь.
        - Скорей, Посейдона. Он прямо на берегу моря… Представьте, Роман, здесь четыре тысячи лет назад могли стоять двое купцов и договариваться о продаже кораблей.
        - При этом восточный купец был очень жадный и за взятку выяснял у грека нижний предел продажной цены.
        - Вы очень тонко намекнули, Роман, что пора переходить к делу… Деньги в кейсе. Считайте и проверяйте. Мне нужна вчерашняя вырезка и номер счета, куда мы перечислим деньги после сделки.
        Роман протянул конверт и взялся за кейс. Он даже разорвал одну из банковских упаковок и выборочно просмотрел на свет несколько купюр. Порядок!
        Еще раз улыбнувшись, Гириш протянул руку - взаимовыгодная сделка завершилась. Он развернулся и неторопливо пошел вверх по дороге, которая вела к храму, к Владимирскому собору.
        Времени оставалось мало. Через две-три минуты прибежит Ракитский, а за ним менее спортивный Дон… Роман почти бегом бросился искать подвал с Олегом.
        Вот они каменные прямоугольные ямы - тара для соленой античной кильки. А рядом провал, ведущий в древние подпольные хранилища зерна, вина и воблы.
        Роман заглянул в глубь веков и оттуда его приветствовал Олег:
        - Опускай кейс. Быстро меняемся.
        Замена произошла незаметно ни для Ракитского, который радостно бежал навстречу, ни для Свирина, который вдруг вырос в соседних развалинах.
        Майор действовал профессионально: первая пуля полетела в сторону Ракитского… На съемках в Сергея стреляли неоднократно. Он видел стволы, направленные в грудь и вспышки пламени. Он слышал хлопки выстрелов. Но в первый раз возле его уха противно, как железом по стеклу, просвистела настоящая пуля.
        Актер замер, взмахнул руками, как умирающий лебедь и грохнулся на древнегреческую мостовую.
        Второй выстрел в сторону Дона. Поздно! Увидев знакомые жесты Ракитского, Кошевой притормозил, согнулся и прыгнул мягко приземлившись на пухлый живот. Он буквально нырнул под пулю, которая с обидой пролетела над самой лысиной.
        Мгновенно развернув пистолет Свирин побежал к Роману.
        Ничего не понимающий Олег увидел, что у всегда спокойного Романа Поспелова округлились ужасом глаза, что он пытается перелезть через огрызки стены и свалиться в подвал.
        Ни первого, ни второго выстрела Олег не слышал. Не слышал он и третьего - он только увидел его результат. Пуля ударилась в камень в метре от головы Романа. Попав под сноп осколков из ракушечника он отбросил кейс, схватился за лицо и свалился в яму для кильки.
        Каменный короб был глубок и тесен. Ноги у Романа были неестественно вывернуты. Царапина на щеке сильно кровила. Он провел ладонью по лбу, вытер ее о футболку на груди и замер.
        Роман слышал, как Свирин щелкнул замками кейса. Он почувствовал, как тот заглянул в яму, но контрольного выстрела не прозвучало. Через минуту Роман решил приоткрыть глаза, но что-то опять зашуршало. Кто-то опять задышал, заглядывая в яму, а потом заговорил голосом Олега:
        - Ты жив? Очень натурально жмурика изобразил. Вставай, Роман. Они уже убежали…
        Кровь отмывали у моря. Олег предложил искупаться:
        - Зря что ли мы к морю приехали? Ты не волнуйся, Роман. Они не вернуться. Все трое считают, что ты труп.
        - Как трое?
        - Они меня из-за солнца не могли рассмотреть, а я всех троих видел. Сначала Свирин к тебе заглянул. А через некоторое время Дон с Ракитским. Когда я из подвала вылез, они уже наверху были. Очень резво к выходу бежали… Давай искупаемся и завтра в Москву.
        - Почему так срочно? Что-то с Наташей случилось?
        - С ней все нормально. Она у Савенкова на даче отдыхает. Но что-то действительно случилось. Шеф великий конспиратор. Только одну фразу сказал: «Срочно возвращайтесь! У нас переполох».
        - Завтра полетим?
        - Поплывем, Роман. Лететь из Крыма опасно. Можно твоих друзей случайно повстречать. Завтра на рассвете в Одессу отходит «Гетман Сагайдачный». На нем и поплывем. А из Одессы полетим в Москву.
        - Так «Сагайдачный» флагман украинского флота?
        - Это точно. Я Ивановскому то же самое сказал. А он и говорит: «Корабль может быть и украинский, но моряки-то все наши».
        Потом они долго купались, беспечно оставив кейс с круглой суммой на берегу. Еще дольше сохли - заходящее солнце почти не грело.

* * *
        Этой погоней руководила злость. Ни Дон, ни, тем более, Ракитский не представляли, что будет, когда они настигнут бледно-зеленую четверку.
        Центр Севастополя - не лучшее место для автомобильных гонок. Закоулки, спуски, виражи. Но есть и плюсы. Местные водители настолько вежливы и спокойны, что никогда не подрезают, никого не обгоняют, а безропотно пропускают вперед нервного соседа.
        Сидевший за рулем Ракитский умело пользовался добротой севастопольских водителей. Он даже дважды проскочил на красный свет, хотя большой необходимости в этом и не было. Свирин не мог не заметить преследования, но гонки устраивать не собирался. Миновав старый город и оказавшись на просторном шоссе, ведущем в сторону Балаклавы, он пристроился за туристическим автобусом и мирно катил вперед и вверх, вдыхая выхлопы Икаруса… Ракитский пристроился за ним.
        После Сапун-Горы Дон начал приходить в себя. Злость не прошла, но появилась возможность рассуждать:
        - Странно, Сергей, что он не собирается от нас отрываться. Почему?
        - Издевается. Понял, что у нас оружия нет. Что мы ему сделаем? Ничего!
        - Ты прав… Знает, гад, что ментам на него не стукнем. Не по понятиям это… Придется таранить. Столкнем в овраг и пусть кувыркается. Только после Гончарного. Там милицейский пост…
        У села Гончарное раньше была граница Севастополя. Город стал открытым, но пост оставили. Хлебное место! Тормози иномарки, что идут с Южного берега, и собирай мзду.
        Вероятно, в этот день у ментов был недобор. Свирину не удалось проскочить за автобусом. Бледно-зеленые «Жигули» уперлись в шлагбаум.
        Документов на машину не было. Не было и водительского удостоверения. Свирин протянул постовому ладонь, на которой лежала последняя пятидесятидолларовая бумажка. Теперь ее можно было потратить. На заднем сидении лежал кейс с множеством пачек этой зеленой валюты.
        Шлагбаум открылся и Свирин продолжил путь к теплому морю, к местам, названия которых звучат, как песня: бухта Ласпи, мыс Сарыч, Форос, Симеиз, Алупка, Орсанда, Ливадия и, наконец, Ялта.
        Сержант спрятал деньги и приготовился притормозить следующую машину, но его отвлекли. Подскочивший капитан размахивал бумажкой, вертел пальцем у виска и указывал в сторону удалявшегося бледно-зеленого «Жигуля».
        Под шумок Ракитский прополз мимо поста. Через открытое окно доносились обрывки фраз: «Ориентировки читать надо… Совсем зажрался… Она второй день в угоне… Догнать!»
        Ракитский шел на малой скорости, прижимаясь к обочине. Сзади взвизгнула сирена и бело-голубая «Волга» с буквами ДАИ на борту устремилась в погоню за бледно-зеленой четверкой.
        Дон ленинским жестом выбросил вперед правую руку и скомандовал: «Газуй! Догони, но держи дистанцию».
        Догнать оказалось не так просто. Дорога шла вверх, немного петляла и ориентироваться модно было только по вою сирены.
        В туннеле над бухтой Ласпи они заметили впереди проблески милицейской мигалки. Значит не отстали!
        За одним из поворотов перед Форосом Ракитский чуть не врезался в бело-голубую
«Волгу», из которой в этот момент выскакивали стражи порядка.
        Дон и Ракитский тоже вышли… Справа далеко внизу было море. Обрыв был крутой и почти безлесный. Только редкие кочки чахлых цветов среди камней и скал. Проскочи Свирин еще два-три метра, и его машина долго кувыркалась бы до самого пляжа. А так бледно-зеленая четверка с пробитой крышей лежала в десяти метрах ниже дороги на случайно оказавшемся здесь уступчика. Она, явно, перевернулась несколько раз и, смяв капот, уперлась в красноватую глыбу ракушечника. Задние колеса не касались земли и весело вращались.
        Тройка милиционеров собралась на совещание. Спускаться к машине никто не торопился. Даже с такой высоты было видно, что бензобак пробит и в любой момент может грохнуть взрыв.
        Один сержант остался охранять место происшествия, другой по рации вызывал «скорую» и следственную бригаду, а капитан подошел к Дону и Ракитскому:
        - Прошу вас оставаться на месте. Возможно будут нужны свидетели. Или понятые.
        Возражать не имело смысла…
        Через тридцать минут появились две машины с мигалками, а потом еще две - с журналистами.
        Первыми к машине подошли врачи. Они же и кричали громче всех:
        - Разобраться надо было, а потом «скорую» вызывать! Где водитель? Ни больного нет, ни трупа. Сами не могли взглянуть. Работнички…
        Когда стало ясно, что взрыва уже не будет, к машине спустился молодой следователь в очках. До этого он бегал по шоссе с рулеткой, пытаясь найти начало тормозного пути. Следы шин милицейской «Волги» были, черные полосы от колес машины, которую вел Ракитский присутствовали, а Свиринская четверка меток не оставила.
        Первым делом был осмотрен багажник. Потом следователь выгреб содержимое бардачка, загрузил его в пакет и опечатал.
        Последним на свет появился кейс с заднего сидения. Сверху было видно, как следователь открыл замки, заглянул, замер и вдруг быстро захлопнул крышку… Подходящего пакета не нашлось. Дрожащими руками он перевязал кейс, пластырем приклеил концы веревки к стенке и попытался прижать к этой неровной поверхности свою печать.
        Дон хмыкнул и ткнул Ракитского большим пальцем в бок. Потом он мимикой и жестом объяснил свою радость, сообщив, что следователь наверняка жулик, что деньги из кейса осядут у него, а не в вещдоках. Словами Дон сказал только одно:
        - Ты пойди, Сережа, и так неназойливо выясни фамилию этого следака. Завтра мы с ним встретимся.
        Возле милицейской машины Ракитский убедился, что Дон прав. И даже очень прав. Следователь Вася Максимов все вещдоки забросил в багажник, а кейс из рук не выпускал. Ему надо было опросить преследователей и он пытался выдавить из себя хоть один дельный вопрос:
        - Товарищ капитан, а водителя точно в машине не было?
        - Когда она упала, то точно не было.
        - А раньше?

* * *
        Никто не собирался его искать! Они просто не знали, что он попал в западню…
        Сразу за крутым поворотом Свирин притормозил, вывалился из машины и нырнул в придорожные кусты.
        Почти сразу же мимо пронеслась милицейская «Волга» и послышался скрежет падающей вниз бледно-зеленой четверки, которую Свирин угнал за час до встречи в Херсонесе.
        Еще через минуту послышался визг тормозов машины, за рулем которой сидел тот самый клофелинщик из севастопольского поезда. С него начались все неприятности Свирина.
        Оставаться за придорожными кустами было глупо, но и двигаться было некуда. Почти с трех сторон отвесные скалы, а на дороге люди, с которыми очень не хотелось бы встречаться.
        Свирин под прикрытием кустов пополз по пыльной полоске между дорогой и скалами. Он очень удивился, заметив в расщелине тропинку, ведущую вверх. За каменным валуном его не могли видеть с дороги. Он приподнялся и полез вверх.
        Любая тропинка куда-нибудь приводит. Эта вела в тупик. На десятиметровой высоте все завершилось площадкой с детскую песочницу. Дальнейшее восхождение требовало веревок, крюков, альпенштоков и альпинистских навыков. Ничего из этого Свирин с собой не имел.
        Он лег на площадку и в амбразуру между двух камней наблюдал все: и приезд следователя, «скорой», журналистов, и осмотр аварийной машины… Свирин усмехнулся, когда очкастый следователь открыл кейс с куклами. Было заметно, что он принял пустышку за полновесную валюту.
        С заходом солнца машины разъехались. Спустившись с площадки и перебежав дорогу Свирин начал еще один большой спуск к морю, к диким пляжам у мыса Сарыч.
        Сюда приезжали многие, но не для того, чтобы жить в палаточных городках. Каждая парочка старалась поставить свой брезентовый домик поближе к морю, но подальше от других.
        Два раза Свирин срывался на сыпучих каменистых склонах и катился вниз, при этом значительно быстрее приближаясь к цели.
        Пляж был не только дикий, но и нудистский. Таких мест в Крыму много. Обычно они в укромных уголках и там все голо, но пристойно. Здесь же у самого моря развели костер, через который с визгом перелетали обнаженные тела разного пола. Картина напоминала шабаш ведьм с приглашенными на него чертями.
        Свирин оценил свою одежду. Ткань там еще присутствовала. Но больше было пыли, колючек и дыр.
        Он сбросил с себя все и, замаскировавшись под нудиста, вышел на пляж и встал в очередь для полета под костром.
        Жители общины менялись настолько быстро, что на новичка никто не обратил внимания. Без трусов, значит, свой!
        Свирин же пытался рассмотреть новых соплеменников. Но и это не вызывало подозрения. На женщин он не смотрел. Его интересовали только мужские лица.
        Вдруг раздался крик вождя или шамана. Движение на пляже прекратилось и зазвучал неизвестный Свирину гимн про природу, свободу и любовь. На последних словах все бросились в воду, как пионеры по команде вожатого.
        Свирин уже выбрал подходящую и очень похожую на него физиономию. Но парень постоянно нырял, менял партнерш и скакал как шарик под стаканчиками наперсточника.
        Ночное купание было, очевидно, финалом традиционного ритуала. Выбравшись на берег парочки быстро разбредались по своим палаткам.
        Лежать без одежды на сухой и колючей траве было противно. Свирину все время казалось, что под ним копошатся жуки, пауки и прочая нечисть. Но, наблюдая за палаткой жертвы, надо было ждать, пока заснет весь табор.
        Продвигаясь к цели Свирин прихватил у костра загнутый кусок арматуры, выполнявшей роль кочерги.
        Под шум ночного прибоя и в десяти метрах нельзя было разобрать, что происходит в
«его» палатке. Только приложив ухо к брезенту он понял, какая активная жизнь идет внутри.
        Распахнув полог, Свирин просунул в палатку голову и зловеще зашептал:
        - Не орать и не двигаться! Зажги фонарик… Понятно. Слезай с нее и повернись. Оба легли на спину, руки под себя, ноги на ширине плеч… Тебя как зовут?
        - Вася.
        - Где твой паспорт, Вася?
        - Там, в сумке, в кармашке.
        - Не дергайся, Вася! Я сам возьму… Так, Строгов Василий Андреевич… Я там у тебя, Вася, сотовый телефон заметил. В Москву можно позвонить? Всего два звонка.
        - Конечно можно. Только его включить надо. Мы с Надей батарейки экономим.
        Свирин набрал свой домашний московский номер. Аппарат издавал еле слышные гудки вызова, но беседа со страшным громилой началась:
        - Привет, Паук. Запиши адресок: Пющиха, восемь, пятнадцать. Там живет мальчик Вася Строгов двадцати пяти лет. У него есть подружка Надя… Записал? Так вот, если они обратятся в милицию о пропаже паспорта раньше, чем через десять дней, то ты их убей… Конечно, обоих! Но только, если настучат. А так - пусть живут.
        Потом Свирин набрал номер Сергея Мартова:
        - Ты мне очень нужен здесь. У нас проблемы… Жду каждый полдень у льва-дракона. Лучше, если ты будешь завтра…
        Игра явно не заладилась. Впору бросить все, ехать в аэропорт и лететь в Москву. Дон так и сделал бы, будь он один или с кем-нибудь из своих бойцов. Но перед Ракитским проигрывать не хотелось. Парень он молодой, однако - настоящий артист. А значит и профессиональный зритель.
        Шанс на успех был маленький, но он был. И при всем случившемся Дон пытался держать хорошую мину:
        - Еще не вечер, Сергей. Мы еще повоюем. Пока не так все страшно. Какие у нас минусы?
        - Роман погиб. Наташа на медовом месяце вдовой осталась.
        - Это действительно нехорошо. Но не очень! Вдова пока под присмотром у Бабкина. К мужу еще привыкнуть не успела. Детей нет. Так что, все складывается отлично. Дадим ей премию и вернем назад в Полтаву… Какие еще минусы ты видишь?
        - Деньги в милицию попали.
        - Не в милицию, заметь, а лично к следователю Максимову. Даю голову на отсечение, что вчера ночью он заложил в кейс куклы или пачку старых газет, а денежки наши умыкнул и закопал на огороде.
        - На каком огороде?
        - Ты очень сладко спишь, Сережа. А я все утро работал. У меня в Ялтинской ментовке свой человек появился. Трусоватый, продажный, но очень информированный. Всего за час он мне все досье на этого Максимова предоставил.
        - Дорого взял?
        - Сто баксов. Он майор, Сережа. С него хватит. Полковнику бы двести пришлось давать… Так этот Максимов, следователь наш всего старший лейтенант. Двадцать семь лет, жены нет. Живет в комнатке в центре Ялты и имеет дачку в горах над Алупкой… Теперь самое главное! Сегодня в полдень Максимов с работы отпросился и уехал в неизвестном направлении. Это для его начальства «в неизвестном». Я-то знаю, куда он рванул.
        - На дачу?!
        - Точно, Сережа… У тебя тоже неплохо с дедукцией… Собирайся. Через час мне мой майор уточнит адрес этой фазенды и поедем в гости к следователю Максимову. Выкопаем деньги и сразу в Москву, отдыхать после блестяще проведенной операции.

* * *
        Они встретились у Ливадийского дворца около фигуры, которую в прошлые приезды сюда называли между собой «лев-дракон». Этот крылатый зверь, нависший над колодцем напоминал, скорее, химеру с собора Парижской богоматери.
        Свирину даже с документами нудиста Васи Строгова не стоило появляться в людных местах - какой-нибудь глазастый мент мог вспомнить фоторобот Мелитопольского психа.
        Они прошли к дворцу Фредерики и свернули вниз на Царскую тропу, которую в советские времена безуспешно пытались переименовать в Солнечную.
        Свирин не выгораживал себя. За провал миссии его ожидал разнос, но он ничего не скрывал. Все началось с дурацкого стакана водки перед Мелитополем, потом побег из психушки, кража ментовской машины, обстрел виноградом парома, слежка за индусом у Панорамы, стрельба в Херсонесе, гонка к Форосу и грабеж нудиста Васи.
        Мартов слушал, не перебивая. В этом молчании чувствовалась злость, но не на Свирина, а на ситуацию. По большому счету Леонид не был виноват. Раз в Мелитополе его ждала машина, то вариантов не было. Ну, не выпил бы он ту клофелиновую водку, его бы успокоили другим способом. Могло быть еще хуже… В остальном же действия Свирина были безупречны. Даже заслуживали похвалы.
        - Ты молодец, Леонид. Однако, мне не все ясно. Ты уверен, что в кейсе были куклы.
        - Да уж газетную бумагу от долларов могу отличить. Я еще на выходе из Херсонеса все пачки пролистал.
        - Но индусы же не могли куклы положить?
        - Исключено! Зачем им предстоящую сделку срывать. И второе - ежу понятно, что, получив кейс, парень откроет его и проверит.
        - Так он проверял?!
        - Еще как! Я даже видел, как он несколько купюр вынул и на свет смотрел…
        - Ты что это запнулся, Леонид? Продолжай. Индус ушел, ты бежишь, стреляешь, забираешь кейс, а в нем куклы. Мистика! Игорь Кио какой-то… Ты в последние пять минут его из поля зрения не выпускал?
        - Кого?
        - Кейс!
        - Не мог я его все время видеть. Этот самозванец им размахивал, потом на бортик поставил, потом вниз опустил. Когда в клофелинщика и в лысого стрелял, я тоже кейс не видел… Получается, что был там еще один человек. И прятался он в яме, в развалинах подвала. Пока я подбегал, они кейсами обменялись. Вот и весь Кио…
        - Логично рассуждаешь, Леонид. Теперь давай уточним список действующих лиц. Я же из Москвы не пустой прилетел. У меня много занятной информации… Самозванец твой - парнишка из Полтавы по имени Роман. Клофелинщик - Сергей Ракитский, киношник, актер настоящий. А лысый меня больше всего интересует. Это Виктор Кошевой по кличке Дон.
        - Бандит?
        - Нечто среднее между бандитом и бизнесменом. Авторитет, одним словом. Давай попытаемся с ним встретиться. У меня для него подарочек есть.
        Мартов сел на скамейку, вытащил записную книжку, сотовый телефон. Звонков было много. Разговоры короткие. Через двадцать минут он сообщил Свирину выводную информацию:
        - Хорошо, Леня, когда везде свои люди… Значит так, трупа в Херсонесе нет и не было. Плохо стреляешь… Нудист о пропаже паспорта и вещей не заявлял. Можешь пока ходить с его ксивой… Следователь по твоему делу, об угоне и аварии, только что уехал к себе на дачу. Фамилия его Максимов. Есть и адресок его домика на четырех сотках… Как думаешь, Леонид, где сейчас лысый Дон?
        - Думаю, что пытается выяснить судьбу кейса. Он же не знает ничего о куклах.
        - Верно.
        - Следователь или сообщил всем о пустышках в кейсе, или ничего не сказал. В любом случае Дон решит, что денежки у этого Максимова. А спрятать их удобней всего на даче.
        - Точно! Что сделает Дон?
        - Поедет на дачу к Максимову.
        - Что сделаем мы?
        - Тоже самое…

* * *
        дон знал в каких случаях нужна спешка. Сейчас они занимались другим делом. Было бы глупо бегать по дачным проулкам и искать семьдесят седьмой участок. Следователь мог случайно увидеть своих вчерашних понятых и спросить себя: «А зачем они здесь?» спросить и убежать. В горы, в лес под Ай-Петри.
        Судя по номеру дачка Максимова могла быть очень далеко. Они засели в роще у большой дороги, ведущей вглубь участков, и стали ждать «языка».
        Старичок сначала хитро подмигнул, поставил на землю корзинку с виноградом, закурил и только после этого ответил на вопрос Ракитского:
        - Так вам, ребята, нужна дача следователя Максимова. Странно, что он сам не объяснил дорогу. Это очень просто. Через десять метров видишь забор - так это оно и есть… Я его сегодня видел. Позвать?
        - Не надо! Мы сами…
        - Как хотите. Только пить ему много не давайте. Опять на неделю загуляет…
        калитка была не заперта. Дом каменный, крепкий, но маленький. Три ступеньки на крыльцо и опять полуоткрытая дверь.
        Дон показал Ракитскому два пальца и резко направил ладонь правой руки в сторону двери. Это должно было значить: «Действуем вместе. Врываемся стремительно».
        Следователь сидел перед старым круглым столом в центре комнаты. Он не потянулся к пистолету, не бросился к окну. Он вообще не пошевелился. Руки его безвольно свисали вдоль спинки стула и были к ней же и привязаны. Он молчал и только косил глазами, пытаясь рассмотреть синяк под своим левым глазом.
        Картина была неожиданной и ворвавшиеся в комнату налетчики на несколько минут замерли, после чего Дон начал соображать: «Если следователь связан и у него синяк, то кто-то же это сделал. И этот кто-то может стоять сейчас за спиной».
        Дон приготовился к прыжку с разворотом, но не успел. Сзади раздался вкрадчивый ласковый голос:
        - Не шевелиться! Стреляю без предупреждения… Руки за спину и осторожненько сесть на диван.
        Ракитский моментально выполнил команду. Дон хотел не подчиниться, но что-то холодное уткнулось ему в спину и он, сомкнув руки на пояснице, поплелся к дивану.
        Когда Дон развернулся и сел, оружия у нападавших он не увидел. Один что-то спрятал в карман, а другой сделал характерный жест, при котором запихивают пистолет за брючный ремень на спине.
        Ракитский узнал только одного, которого он поил водкой перед Мелитополем.
        Дон знал обоих. Правда, Мартова он видел только на кассете, но запомнил достаточно хорошо.
        Разговор принял неожиданный оборот. Мартов был сама доброта:
        - Не обижайтесь на меня. Вы хорошо знаете, уважаемый Виктор Олегович, что у меня есть поводы злиться на вас, но я все простил. На данном этапе мы с вами друзья. У нас общие цели. Вы мне очень нужны. А я вам нужен еще больше… Давайте детали обсудим наедине. Пусть молодежь покурит на природе. Господин Ракитский! Отвяжите следователя от стула и вместе с Леонидом положите его в тенечек под дом. Только не на мокрое - боюсь простудится…
        Дон лихорадочно вырабатывал линию поведения. «Мартов не знает о кассетах и потому так спокоен… Или он так спокоен потому, что все знает. Но зачем тогда я ему нужен? Интересно, он уже нашел деньги, которые спрятал следователь. Искал, если судить по синяку…»
        Когда следователя уволокли, Мартов продолжил дружескую беседу:
        - Вы, господин Дон, находитесь в плену заблуждений. Вы ошибаетесь буквально во всем. Вот вы, например, считаете, что у вас есть против меня и моих друзей страшное оружие в виде двух кассет?
        - Да!
        - Так их уже нет. То есть в природе они существуют, но в «Аркадии» их нет. Украли их у Бабкина. К сожалению, не я украл… Далее! Вы думаете, что вчера гонялись за кейсом с двумя сотнями долларов. А их подменили. Там были куклы.
        - Кто подменил?!
        - Это мы спросим у Романа из Полтавы. Вы думаете, что он мертв?
        - Да.
        - А он жив. И жена его бежала из «Аркадии». Но это не самое для вас страшное. Вот на этой кассете признания Бабкина. Целая поэма о вас. Как вы готовили убийство Глеба Славина, а убили его брата. Ну, и другие мелочи подобного рода. Перед смертью Бабкин был очень откровенен.
        - Илья умер?
        - Убит, уважаемый Виктор Олегович. Думаете мной? Милиция так не думает. Она ищет Глеба Славина.
        - Но он мертв!
        - Опять ошибочка. Именно он с друзьями приходил в «Аркадию» в ночь убийства. Он украл кассеты и освободил Наташу. И у него, кстати, есть вариант признания Бабкина против вас… Без вас, Дон, мне трудно найти Глеба Славина. Предлагаю сотрудничество: вместе находим все вредные для нас кассеты, уничтожаем их и убираем людей, которые их видели.
        - Но я их тоже видел.
        - Виноват, Дон. Изменение в тексте договора: убираем всех, кроме вас. Завершаем все, разбегаемся и забываем друг о друге. Идет? Тогда по рукам… Начинаем работать. Зовите Ракитского. Пусть едет в Полтаву и ищет следы своего родственника по имени Роман. Пока это первый вопрос: а был ли мальчик из Полтавы?
        Глава 12
        В какой-то момент Сережа Ракитский решил не возвращаться в Москву. Здесь в Полтаве его все любили. Для сравнительно маленького города он был Артист, звезда первой величины. А в столице соседнего государства его надо было рассматривать в телескоп.
        Но Москва все равно манила к себе. Он хотел вернуться и боялся. Не закона - тут он был почти чист. Не убивал, не грабил. А устраивать спектакли для богатого бизнесмена никому не запрещено. На мошенничество его действия не тянули. Самый большой грех - клофелин в водке. Но Свирин заявлять не станет. Не тот случай.
        Ракитский боялся не закона, а Дона…
        Романов в Полтаве было много, но того самого никто не знал. Не было такого родственника. И свадьбы с Наташей не было. И письма об их приезде родители не писали.
        Особенно Ракитскому было обидно, что он не распознал игру. Он еще хотел учить этого Штирлица актерскому мастерству! А его, якобы, молодая жена. Эта Наташа - змея подколодная, но актриса гениальная. Невинные глазки, легкий украинский акцент, провинциальная стеснительность и никакой системы Станиславского.
        Ракитский чувствовал себя лохом. Более того - нарушителем очевидных в среде Дона этических норм и понятий. Он сам привел к шефу двух крысят, поручился за них, продвигал…
        На вокзале в Москве все телефоны работали по карточкам. А таковой у Ракитского не было. Эта неудача порадовала - можно оттянуть неприятный звонок Дону.
        В кассах метро были карточки, а рядом телефоны - автоматы. Пришлось позвонить.
        Разговор немного успокоил. Ракитскому не пришлось ничего говорить самому, а монолог Дона был не очень грозен:
        - Что, артист, обделался? Я представляю, как ты бегал по Полтаве и искал своих родственничков. Не нашел? Я так и думал… Теперь надо решить, что с тобой делать. Давай быстро ко мне! Я тебя на кладбище отправлю.
        - В каком это смысле?
        - В каком? В разобранном… Шутки это! Приезжай срочно. Сегодня Бабкина хоронят. Надо посмотреть за публикой.
        В офисе Дона чувствовалось напряжение. Уже никто не ходил вразвалочку. Все бегали.
        Ракитский понял, что Дон и, возможно, Мартов всех своих людей поставили на уши. За два дня горы они не свернули, но накопали очень много.
        Первым делом Дон сообщил Ракитскому, что у ласкового моря в легендарной Гагре нашли труп Вани Шорохова:
        - Был Шкаф и нет его. Граната в руках взорвалась.
        - Как?!
        - Как? Громко! Голова на сорок метров отлетела… Совсем Славин оборзел. Дом в Гагре взорвал. Двух чеченских беженцев угробил. Потом Ваню Шорохова, потом Илью Бабкина. Кассеты важные выкрал… И Роман явно его человек.
        - Да уж не мой! У меня таких родственников никогда не было. Вовремя разоблачили самозванца.
        - Вовремя? А деньги индийские где? А информации он сколько Славину передал? О Бабкине, обо мне, о тебе… Откуда этот Славин людей берет. Вот еще одна. Ты посмотри, Ракитский, на фотографию. Зверское лицо. И фамилия, как у того из ГПУ - Татьяна Пронина.
        - Да, глаза хитрые, пронырливые.
        - Мои ребята у нее на квартире в Протвино утюг нашли и стул прогоревший. Возможно, они со Славиным Ивана пытали, а потом в Гагре его и добили… Страшная женщина… Ее со Славиным у Бабкина видели. Возможно, она его и огрела подсвечником. Судебный медик так и сказал: «Удар был легкий, женский».
        - Да, взгляд у нее свирепый.
        - Ошибся я, Сергей, со Славиным. Недооценил противника… Я иногда людей по именам определяю. Думал, что имя Глеб от старого слова глоба, оглобля, дубина. Взял книжку - оказалось, что Глеб от слова глыба, скала, твердыня.
        - Но вы, Виктор Олегович, от слова Виктория. Победа всегда будет за вами. Против вас, что оглобля, что глыба - никто не устоит.
        - Спасибо, Сергей. Лесть я люблю… Возьми еще фотографию Марины Славиной.
        - Так она в Москве?
        - Да. Вчера из Франции прилетела. Месяц, как муж исчез, а она и не чесалась. А деньги кончились, сразу прилетела. Все бабы такие! Все до одной… Ты, Сережа, лети на Кунцевское кладбище. Если Пронину увидишь - в охапку и ко мне. Если только Славина там будет, то наведи мосты. Ее деликатно окучить надо и узнать, не говорил ли когда Славин о парне по имени Роман.

* * *
        Давно известно, что преступника тянет на место преступления, а убийцу на кладбище, где хоронят его жертву…
        У могилы собрались больше сотни человек. Все было как всегда: много курили, слушали соответствующие моменту речи, переминались с ноги на ногу и ждали окончания.
        Олег не лез в толпу. Он держался в сторонке, неторопливо перемещаясь и вглядываясь в лица.
        Ни Савенков, ни Роман, ни, тем более, Славин не могли здесь появиться. Только Олег не был засвечен… Из знакомых он увидел только Ракитского, который опоздал.
        Актер выглядел суетливым и не очень опечаленным. Он ни разу не взглянул в сторону покойного, зато вглядывался в лица присутствующих. Делал он это не мельком, не как Олег, а пристально и назойливо. Наконец он задержался на даме неопределенного возраста и успокоился.
        Когда все начали расходиться, Ракитский пристроился к женщине и попытался привлечь ее внимание. Вначале она почти не реагировала. На выходе из кладбищенских ворот разговор оживился, а у автомобильной стоянки напоминал дружескую беседу с элементами легкого флирта.
        Перед стоянкой Олег обогнал парочку, первым сел за руль своей «Волги» и вывел ее на стартовую позицию.
        Автомобильная слежка в центре Москвы, да еще не бригадой «наружки» из трех машин - дело неблагодарное. Если держать дистанцию, то на любом светофоре объект отрывается и утопает в потоке машин, как соломинка в стоге сена.
        Единственный выход - под риском расшифровки приклеиться сзади к объекту и не отпускать его ни на метр.
        Спасло то, что Ракитский был занят разговором с дамой и смотрел только на нее и чуть-чуть на дорогу перед собой.
        Когда машина свернула в знакомый переулок, Олег понял, куда они едут и кто сидит рядом с Ракитским. О существовании этой женщины знали все, но никто ее не ждал. Она выпадала из всех раскладов… Олег попытался вспомнить разговоры Славина на эту тему, но все обрывалось на фразе: «Жена отдыхает на юге Франции».
        По тому, как тщательно Ракитский запер свою машину, стало ясно, что он собирается проводить Марину Славину не только до двери. Возможно, предстоял важный разговор.
        Олег с сожалением извлек из своего кейса серую коробочку размером с зажигалку. Эти дорогие приборчики потому и называются «жучки», что расползаются в укромные уголки, а вернуть их назад всегда трудно.
        Рядом с подъездом, куда скрылись Ракитский и Славина, была еще одна дверь, над которой читалась вывеска, начинавшаяся словами «Мосжилрем…» Олег рванулся в эту контору, размахивая солидной красной книжицей. Свое удостоверение сотрудника детективного агентства «Сова» он носил в обложке с гербом и крупными золотыми буквами МВД.
        Комната представляла собой помесь склада, диспетчерской и курилки. Олег не зря когда-то изучал оперативную психологию. С порога он закричал таким тоном, что ни у кого не возникло мысли заглянуть внутрь удостоверения:
        - Всем оставаться на местах! Расследуется убийство! Кто здесь главный?
        Из-за стола поднялась дородная женщина. Остальные были сантехниками, а она диспетчер. В ее глазах горела готовность подчиниться и Олег убавил тон:
        - Хорошо, будем работать вместе. Я майор Крылов… Вы помните убийство в вашем доме?
        - То, что месяц назад было? Помню.
        - Так вот, сейчас в этой квартире подозреваемый. Мне надо на него посмотреть. Позвоните, пусть хозяйка впустит водопроводчика… Еще мне нужен халат и разводной ключ.
        Пока Олег натягивал на свою булею рубашку куцый грязный халат, женщина набрала номер, грозно сдвинула брови и заорала в трубку:
        - Квартира Славина?! Вы это что делаете! Все квартиры под вами водой залили… Не протечка, а потоп! Кто виноват? Это водопроводчик установит! Он уже к вам побежал. Открывайте дверь!
        Уже на пороге Олег оглянулся и в знак ободрения вытянул перед собой кулак с гордо поднятым вверх большим пальцем. Все радостно заулыбались. Завтра весь дом будет знать, как они вместе с майором Крыловым ловили бандита…
        Марина Славина ждала водопроводчика на пороге. Ее фраза: «А у нас все сухо» не остановила Олега. Он проверил все трубы в ванной, в туалетах, на кухне. Потом он начал ощупывать батареи в каждой комнате. Поскольку Ракитский уже сидел в гостиной, именно там под окном и был примагничен «жучек». Оставалось удалиться и извиниться, но Олег вовремя вспомнил, что водопроводчики этим не занимаются. Уходя, он промямлил:
        - Действительно все сухо… Вы же на последнем этаже живете? Так это с чердака течет. Мимо вас…
        Устроившись на подоконнике за лифтом Олег включил магнитофон и надел наушники:
        - Я очень хорошо вас понимаю, Марина Анатольевна. Это так позорно сидеть без денег. Я все время думаю, как вам помочь… У Глеба Васильевича были влиятельные друзья, но многих я знаю только по имени. Ваш муж никогда не говорил о неком Романе?
        - Нет.
        - Жаль. Только он смог бы достать для вас деньги. Вы вспомните… Роман… Роман…
        - Может быть адвокат? Глеб говорил, что есть хороший адвокат Роман… Фамилию не могу вспомнить. Что-то от сельского хозяйства. Погодин или Посевин?
        - Может быть Поспелов?
        - Точно, Сережа. Роман Поспелов. Он у Глеба какого-то друга спас. Точно, муж так и сказал: «Если припрет, то только к этому парню надо обращаться, к Роману Поспелову».
        - Отличненько, Марина Анатольевна. Теперь вспоминаем название фирмы, где этот Роман работает.
        - Сейчас вспомню. Простое слово. Название города. Города - героя.
        Ракитский побледнел, припомнив недавнюю поездку к морю и свист пуль в Херсонесе:
        - Неужели Севастополь?
        - Нет, Сережа. Не Севастополь. Это Брест… Точно, адвокатская контора «Брест»…
        Олег слушал еще минут сорок, но значимой информации больше не было.
        Когда Ракитский уехал, Олег, предварительно вернув халат и разводной ключ, позвонил адвокату Зарубину, начальнику Романа:
        - Так получилось, Михаил Абрамович, что Роман попал в сложный переплет.
        - Не в первый раз.
        - Если будут им интересоваться, скажите, что вы не знаете, где он.
        - Так я и на самом деле не знаю.
        - Скажите, что Роман работал самостоятельно и о деле Славина вы ничего не знаете.
        - Первый раз слышу о таком клиенте.
        - И еще, Михаил Абрамович, ни слова о «Сове» и о Савенкове.
        - О чем вы говорите? Я птицами не интересуюсь и никакой совы знать не знаю.

* * *
        Зарубин был мужик понятливый, но ставки слишком высоки. После звонка Олега Савенков сразу же выехал в «Брест», но опоздал. Секретарша предупредила:
        - У Михаила Абрамовича трое. Уже час сидят. Поспеловым интересовались.
        Раз уже час сидят, значит Зарубин держится. Или пора спасать.
        Савенков направился к двери кабинета, но она вдруг открылась сама и на пороге, пропуская гостей, появился сияющий адвокат:
        - Очень рад был познакомиться. Приходите еще… Как только что-нибудь узнаю о Романе, сразу позвоню вам, Виктор Олегович.
        Дон вышел недовольный. Он не хотел уходить. По опыту он знал, что даже в проигрышной ситуации в последний момент все может перевернуться.
        Дон прошел в большую комнату, где теснились адвокатские столы:
        - Где сидел Поспелов?
        Ему показали… Стол был девственно чист. Зарубин сам выгреб из него все бумаги. Определить местопребывание Романа по карандашам и дыроколам не представлялось возможным, но Дон нахально перебирал каждую вещь.
        Соседка Романа никогда не считала себя дурой. Она действительно много знала и была умна. Даже слишком.
        - Если вы, гражданин, ищете Романа Поспелова, но почему бы ни спросить на фирме
«Сова». Скажем, у Олега Крылова. Они очень дружны были с Романом и последнее дело вместе вели… Или спросите у директора фирмы. Савенков даже тамадой на свадьбе у Романа был.
        - Свадьба месяц назад была?
        - Да.
        - Невесту Наташей зовут?
        - Да. Так вы и сами все знаете…
        - Какое последнее дело вел Поспелов?
        - Не знаю… Но в любом случае, товарищ дорогой, я бы вам не сказала. Мы, адвокаты, умеем хранить секреты своих клиентов.
        Дон вытянул из нее телефон и адрес «Совы» и еще ряд мелких подробностей.
        Не в силах помешать, Зарубин стоял столбом у дверей своего кабинета, а Савенков в дальнем кресле для посетителей изучал журнал мод.
        Когда ушел Дон со своими головорезами, Савенков заскочил в большую комнату и бросился к телефону на столе Романа. Набирая номер «Совы» он успел взглянуть на умную соседку и повертеть пальцем у виска… На звонок ответили сразу:
        - Детективное агентство…
        - Это я, Варвара! Срочная эвакуация! Все из сейфов с собой. Всех предупредить. Вечером все вон из Москвы. В деревню, к морю, куда угодно… Из резервного фонда возьмите по тысяче баксов… Или по полторы.

* * *
        Они приехали ночью на двух машинах. Савенков не ждал их так быстро, но успел почти все ценное перетащить со своей дачи в соседский особняк, из окон которого он и наблюдал картину разгрома.
        Альтернативы не было. Не перестрелку же затевать на своей даче и потом сваливать трупы боевиков Дона в компостную кучу… Обращение в милицию тоже не очень подходило - рядом Славин, которого повяжут без суда и следствия. Заодно заберут и самого Савенкова за укрывательство, за пособничество в убийстве Бабкина и еще за что-нибудь.
        Полное отсутствие хозяина дачи и почти полное отсутствие вещей очевидно огорчило нападавших. Но громко возмущаться они не стали. Они тихо удалились, бросив в открытые окна дачи по три бутылки с бензином. Три окна - три бутылки.
        По тому, как вспыхнул дом, Савенков понял, что сукины дети вылили внутри не меньше канистры бензина. Опять же и лето было хорошее - доски хорошо просохли и горели с удовольствием.
        Бинокль и свет от горящей дачи дали возможность различить номер одной из машин. Савенков записал… Разворачиваясь, подставила свой номер и вторая машина. Савенков и его записал. Конечно, тачки не виноваты, но он и им будет мстить.
        Вбежавший на второй этаж Славин долго не мог сказать ни слова. Он размахивал руками, хватался за голову, грозил вслед удаляющимся машинам. Наконец он произнес:
        - Это все из-за меня… Я знаю, Игорь Михайлович, как вы любили свою… свой домик. Он был хороший, но не очень. К весне у вас будет новый, каменный, с джакузи. Я гарантирую!
        - Скоро, Глеб, очень скоро. Они меня так обидели, что я даже разозлился. Теперь меня не остановить. Выхожу на тропу войны…
        Через час приехали две пожарные и залили дымящиеся головешки. При этом сломали забор, передавили кусты смородины и малины, затоптали все грядки… После бандитов у Савенкова не стало дома, после пожарных пропал и сад-огород.
        Утреннее совещание носило наступательный характер. Раньше обсуждали, как спасти Славина, а сегодня - как уничтожить Дона и Мартова с компанией.
        Говорили много, горячо, но не очень конкретно. Первое деловое предложение поступило от молчавшей до сих пор Наташи:
        - У Дона очень интересный парень есть. Когда я в «Аркадии» в подвале сидела, он меня сторожил. Зовут его Юра Сизов. Раньше он в кино работал, пиротехником.
        - В кино? Так это Ракитский его привлек.
        - Не знаю кто кого привлек, но только Юра очень переживает. Я его спросила, как он к Дону попал, а он говорит: «Продался! Подлецом себя чувствую».
        - Так он мне и адрес свой дал, и телефончик.
        - Не понял! - попытался пошутить Роман. - На недельку оставил жену, а она уже телефончики у других берет. И это в разгар медового месяца!
        - Ты меня, Роман, не просто одну оставил. Я неделю почти в тюрьме провела. И я не любезничала с ним, а готовила кандидата на вербовку… Предлагаю нагрянуть ночью к Сизову и перевербовать.
        Савенков попытался не улыбаться. Наташа была права, но оперативная терминология не очень вязалась с ее обликом.
        Все сразу решили, что агент «Сизов» у них уже в кармане и начали предлагать акции с его использованием. Раз он вхож в офис Дона, и раз он пиротехник, то может… Все что угодно может!
        Савенков понимал, что отомстить Дону большое удовольствие, но не решение вопроса. Можно, конечно, с помощью Сизова спалить офис Дона. Око за око! Пожар за пожар! А дальше что? Воевать с группировкой, в которой не меньше сотни человек и в два раза больше стволов?
        - К Сизову мы сегодня поедем, но нужно еще что-нибудь… Дон может не знать, что у нас есть пленки с разоблачениями Бабкина. Надо ему ее показать и под это дело разговорить. Дело опасное и пойду на встречу я сам… Теперь о месте встречи. Ты, Глеб, на последнем этаже живешь?
        - Да.
        - Из квартиры на чердак как можно пробраться?
        - Через технический шкаф в ванной. Там вокруг труб фанерка, а за ней чердак. Я давно собирался бетоном эту дырку залить.
        - Я между труб пролезу?
        - Сомневаюсь… Померить надо.
        - Тогда звони жене, Глеб Васильевич. За день все подготовим и на завтра вызовем Дона… А я сегодня худеть буду. Выбора нет. Если в щель на чердак не пролезу, то Дон в живых не оставит. А пожить еще хочется!
        Глава 13
        Тот, кого поджидает опасность, никогда не сядет в первое подкатившее к нему такси. Не сядет он и во вторую машину…
        Для встречи Савенков предложил Дону первый пришедший в голову адрес и, естественно, получил отказ. Тогда был назван офис «Совы». Дон помедлил и не согласился. Пришлось произнести равнодушно:
        - Но не в квартире же Славина нам встречаться?
        - А почему бы и нет? Место очень даже подходящее. Позавчера мой сотрудник познакомился с женой Славина. Она очень заинтересована в быстром и успешном завершении наших переговоров. Значит договорились? Подождите минутку…
        Очевидно, Дон или Ракитский звонили Марине Славиной и получили согласие на визит… Вчера Савенков долго ее инструктировал: надо удивиться, выразить легкое неудовольствие и нехотя согласиться.
        Пока все получалось. Дон почувствовал, что крепко берет ситуацию в руки, и в его разговоре появились торжествующие нотки:
        - Значит так, господин Савенков, ждем вас через час на квартире Славина. И без глупостей!
        - Не бойтесь, Виктор Олегович. Буду один и без оружия.
        Входя в квартиру Славина Савенков хорошо понимал, что назад через эту дверь он не выйдет. Его вынесут боевики Дона, или он пролезет на чердак в щель между трубами и арматурой. А если не пролезет, то ребята вытащат. Олег, прихвативший ремни и веревки в этом не сомневался: «Вы, Игорь Михайлович, пристегнитесь и сожмитесь, а мы рванем. Главное, чтоб голова прошла…»
        Разговор долго не начинался. Охрана Дона бегала вокруг дома, проверяла подъезд от подвала до закрытого на висячий замок чердака, осматривала квартиру. Задержка дала возможность Савенкову разместиться в мягком кресле спиной к огромной аудиосистеме, с одним из динамиков которой Олег вчера капитально повозился. Теперь на Дона будет смотреть незаметный объектив видеокамеры.
        Начало напоминало светскую беседу. Савенков спросил о погоде в Крыму, а Дон не менее ехидно осведомился о дачных грядках и видах на урожай. «Солнце слишком сильное. Жара. Надо поливать, а то все сгореть может».
        С шутками перешли к деловой части. Савенков сформулировал ее так: «За пристойную цену мы продаем вам все кассеты из «Аркадии», а вы прекращаете войну и подтверждаете невиновность Славина».
        - И как же мы можем, господин Савенков, спасти несчастного Глеба Славина.
        - Выдайте настоящих убийц.
        - Не по адресу, господин Савенков. Не наш профиль. Никого мы закладывать не будем.
        - Даже Ваню Шорохова? Ему-то теперь все равно.
        - Ему-то да, а мне нет. Все знают, что Шкаф без моей команды и пальцем бы не пошевелил.
        - А по второму эпизоду. Кто так ловко в «Аркадии» сработал. Бабкина же не ваши люди убрали? Ведь так, Виктор Олегович?
        - Не мои… Но этого человека я вам тоже отдать не могу. У меня с ним договор.
        Дальше пошла долгая и нудная торговля, поиск приемлемых вариантов. Дон предлагал отправить Славина во Францию, сменить документы, лицо, жену или, в крайнем случае, купить хороших адвокатов и судей. Савенков мягко уходил и задавал наводящие вопросы:
        - Надо еще эпизод со стрельбой у этого дома прикрыть. Как это вы ловко кого-то под Славина загримировали?
        - Это мы умеем. Профессионал работал.
        - С Мосфильма?
        - Не скажу…
        Когда Савенков решил, что полученной информации достаточно, он приступил к подготовке эвакуации. Первой жертвой пал цветок, еще вчера поставленный на край журнального столика. От неудачного движения руки горшок свалился, и ком жирной земли разлетелся на светлом ковре.
        Савенков попытался исправить последствия своей неловкости. Он делал это так усердно, что повод для похода в ванную был очевиден - пятна на рубашке и руки по локоть в черноземе.
        Савенков заперся и включил все краны… Сначала наверху приняли стоявшие в техническом шкафу лыжи и удочки. Вниз на веревках спустили сбрую. В ней он стал похож на парашютиста.
        Втянув живот, Савенков шагнул в тесный ящик, прижался к трубам, закрыл за собой дверцу и просигналил: «Вира помалу!»
        Все оказалось не так уж страшно: разорванный рукав рубашки и две-три царапины на выдающихся частях тела.
        Особенно радовался Олег:
        - Я же говорил, шеф, что все будет в порядке… Мы в детстве таким образом зарабатывали. Утром бутылки собирали и во многих пробка внутри. Мы туда петельку опускаем. Заарканил пробочку и рывком на себя…
        - Спасибо, Олег… Но я действительно вылетел оттуда, как пробка из бутылки.
        Лыжи и удочка были аккуратно спущены вниз. На место пролома легла фанерка, а на нее обувная коробка с проводками, которые Олег прикрутил к обломкам арматуры. Это была незапланированная деталь и Савенков поинтересовался:
        - Что это будет?
        - Сувенир для Дона. Много дыма, вклад Юры Сизова в наше общее дело… Хороший парень, этот пиротехник. Он еще одну хитрую вещь предложил.
        - Какую?
        - Потом, шеф. Нам пора сматываться.
        Они пробежали по чердаку к крайнему подъезду. Лифт безропотно спустил их на первый этаж.
        Им предстояло проехать мимо двух машин, возле которых загорало трое бойцов Дона. Савенков хотел лечь на заднее сидение, но его заинтересовал номер зеленого
«Фиата». Он сверился с записной книжкой и его глаза приобрели суровое, мстительное выражение.
        В этот момент наверху раздался хлопок. Окна квартиры Славина распахнулись и оттуда повалил дым. Братва, стоявшая у «Фиата» бросилась в подъезд.
        Савенков же выскочил из машины и рванулся к зеленому итальянскому авто. Он бежал, срывал с себя галстук.
        Крышка бензобака была без замка… Савенков с сожалением посмотрел на пропитанный бензином подарок жены. Фитиль свисал с правого борта «Фиата» и извивался по асфальту… Олег был уже рядом. Одно движение зажигалкой и огонек пополз по галстуку…
        Отблеск вспышки догнал их, когда они сворачивали в переулок.
        - Шеф, а почему вы вторую машину пожалели?
        - Она ни в чем не виновата. Ее не было у меня на даче в ту ночь.

* * *
        Во время акции на квартире Славина пиротехник создавал себе алиби. Юра Сизов находился в офисе Дона, бегал по всем кабинетам и выяснял не отстают ли его наручные часы. Не меньше десяти человек теперь могли подтвердить, что в момент взрыва на чердаке пиротехник был у них на глазах.
        Труднее всего оказалось скрывать радость, когда в офис вернулась злая, потрепанная и местами обгоревшая группа Дона. Монтируя взрывное устройство, Сизов хотел добиться именно такой цели - без жертв, но с ощутимыми потерями. Правда, цели в этом спектакле ставил Олег Крылов. Он был автором, главным режиссером и одним из исполнителей. Первое действие успешно завершилось на квартире Славина. Второе было решено провести в офисе Дона. Антракт не более суток. Третий звонок должен прозвучать в десять утра, когда вся публика соберется на рабочих местах.
        Именно на десять часов Дон неожиданно назначил разбор вчерашних полетов. Сизов очень редко присутствовал на таких совещаниях. Его дело служивое: не обсуждать, а выполнять.
        Сейчас же он был в центре внимания и сидел по правую руку от шефа. Пиротехник выполнял роль основного консультанта. На него нетерпеливо уставились два десятка суровых туповатых глаз, ждавших разгадки взрыва.
        - Данных у меня очень мало. Судя по общей картине, заряд был где-то до пятидесяти грамм тротила.
        - Почему?
        - При большей силе взрыва у уважаемого пострадавшего оторвало бы не только ухо, но и голову.
        - Но там столько дыма и грохота было…
        - Я полагаю, что взрывник совместил заряд с дымовой шашкой и китайскими петардами. Дым, искры, треск, а взрыва только на одно ухо и хватило… Сработал профессионал, но средней руки. Гораздо ниже моего уровня… Взрыватель, очевидно, ртутный. Точно, что не дистанционный…
        Говоря это, Сизов опустил руку в карман пиджака, развернул пульт и, нащупав пальцем нужные кнопки, нажал сначала одну, а затем сразу же другую.
        Юрий продолжил свои пояснения, зная, что долго ему говорить не придется. Секунд через десять в приемной раздались крики разной тональности, слившиеся в единый звук, напоминавший вой пожарной сирены.
        Дверь распахнулась и на пороге кабинета возникла секретарша. У нее всегда были большие глаза, но сейчас они стали огромными и заняли больше половины лица.
        Она хотела крикнуть «Пожар!», но только ойкнула и свалилась на пороге, а ее место заняли клубы искрящегося дыма.
        В мгновение кабинет был пуст. Пролетавшие над телом девушки суровые тяжелые братки были похожи на стрижей в облаках - три взмаха крыльев, и они уже на улице, на противоположной стороне.
        Сизову с трудом удалось привести в чувство секретаршу. Она открыла глаза только на седьмой пощечине. Взгляд был туманный и губы кривились в блуждающей улыбке… Придав ей вертикальное положение, пиротехник развернул тело лицом к выходу и придал ускорение, подтолкнув ладонью в худой зад.
        Дым был странный - густой, но не едкий. В таких облаках иногда утопают эстрадные певицы на сцене.
        В коридоре из разных мест искрило, но открытого огня нигде не было.
        До своей мастерской в полуподвале Сизов добежал по уже безлюдным проходам и по боковой лестнице.
        Окно, размером с экран телевизора, было под самым потолком. Где-то за ним ждет своего выхода на сцену Олег Крылов.
        Сизов запалил дымовую шашку, открыл окошко и осторожно, пропуская вперед бурые клубы, выложил на тротуар шипящий имитатор пожара, под завесой которого в мастерскую вполз Крылов.
        Через три минуты они оба натянули на себя корявые костюмы пожарных. Эту старую амуницию из послевоенных фильмов Сизов позаимствовал из костюмерной своей бывшей студии.
        Они действовали быстро, но без спешки. До приезда красных машин с сиренами у них было не меньше десяти минут. Вполне достаточно, чтоб подняться в кабинет Дона, взорвать его сейф с японским замком на пять миллионов комбинаций и спрятать под брезент широких курток содержимое неприступного заморского железного ящика.
        Когда в поисках огня по коридорам забегали настоящие пожарные, к ним присоединились двое брандмейстеров, также суетливо искавших очаг возгорания. Их видели почти все. Многие даже разговаривали с ними. Но никто не мог вспомнить, с какой группой они вышли и в какую машину сели. Решили, что это были бойцы из какой-нибудь подмосковной пожарной части. У них еще осталась старая форма… Но каким ветром их занесло в центр Москвы?

… Антракт между вторым и третьим действием был коротким - время пути до особняка, под крышей которого квартировал институт Сергея Мартова… Финал спектакля был ярким, но предсказуемым. Третье действие повторяло предыдущее. Опять дым по всем коридорам, визги секретарш, передовой отряд пожарных из двух человек, взорванный сейф и исчезновение в суматохе…

* * *
        Прибытие каждого нового жильца все больше превращало соседскую дачу в теремок. Савенков хорошо помнил окончание сказки, когда с последним постояльцем количество перешло в новое качество и домик развалился. Во всем нужна мера. Теория говорит, что нельзя класть все яйца в одну корзину. А на практике: все, кого мог искать и наверняка искал Дон, поселились в одном доме. Мало того - все обитали за забором от сгоревшей дачи Савенкова… Есть, правда, еще одна теория: если хочешь что-нибудь спрятать, положи это на самое видное место.
        Сизова пришлось поселить на кухне. Теперь свободной оставалась только баня - место не самое удобное и двусмысленное. Когда Савенков заявил, что следует обязательно перевезти в дом Марину Славину, за которой наверняка охотится Дон, то Татьяна приняла это сообщение очень близко к сердцу: «Не нужна она здесь! Она по заграницам моталась пока мы Глеба спасали. А теперь деньги кончились и ей сразу муж понадобился. Не отдам! Пусть идет в баню…»
        Пока внизу шел банкет по случаю двух удачных операций в логове врага, Савенков извлекал из пропахших дымом брезентовых сумок документы, просматривал и раскладывал по кучкам. На первый взгляд улов был очень богатый. Масса улик и доказательств, что Славин невиновен, а сажать надо Дона и Мартова со всей его компанией. Но все это на первый взгляд. На второй же становилось ясно, что улики не совсем прямые, а доказательства косвенные, что почти все документы в копиях, без подписей и печатей. И все это добыто незаконным и даже противозаконным методом. Практически была произведена не процессуальная выемка документов, а грабеж под дымовой завесой… Получив все это суд, конечно, разберется, но до суда надо еще дожить, что не так просто…
        Веселье было в самом разгаре, когда на пороге кухни появился Савенков.
        Все замолчали и уткнулись в свои тарелки. Это очень напоминало сценку из школьной жизни: детишки без учителя расшалились, но вдруг в класс вошел директор…
        Олег освободил место у стола, но Савенков решил, что стоя его речь будет более решительной и грозной:
        - С этой минуты веселье и всяческую другую суету прекращаем! Всем в доме сидеть тихо, на участок выходить только по крайней нужде, за забор не выглядывать. Это мой строжайший приказ! Если кому своя жизнь не дорога, то пусть подумает о других… Наши пожарники документы добыли мощные, но это еще не победа. Фактов в бумагах много, а с уликами плохо. Пока в прокуратуре будут читать, сопоставлять, дела заводить - Дон успеет нам головы пооткручивать, а Мартов ему поможет. Потом адвокаты на корню все развалят и взятками заполируют… Мы пойдем другим путем! Ночью будем копировать документы, а завтра поутру я с кем-нибудь из вас поеду в дальние края… Олег, у тебя действующий загранпаспорт есть?
        - Есть. Даже с открытой Шенгенской визой.
        - На Альпы хочешь посмотреть?
        - Хочу, если для дела надо.
        - Очень надо! Завтра едем с тобой на родину Моцарта.
        - В Зальцбург.
        - И в Зальцбург, и в Веночку. Надо для общей страховки в ячейку австрийского банка закладку сделать и местному адвокату оставить завещание.
        - С распоряжением: «Вскрыть после нашей смерти?»
        - Угадал, Олег!

* * *
        Они лежали рядом и старательно делали вид, что спят. Каждый думал и своем, но их мысли все время сходились в одной точке: «Завтра Роман приведет Марину Славину. Или Глебу надо тихо вернуться к законной жене, или будет большой скандал. И то, и другое плохо…»
        Глеб Славин был женат уже двадцать лет. Нельзя сказать, что он не любил Марину. Но и нельзя сказать, что любил. Он просто нормально с ней жил. Без скандалов и всплесков страсти…
        Странно, но именно здесь, в чужом доме, скрываясь и от бандитов, и от правосудия, именно здесь он ощущал себя свободным и счастливым. И все это давала ему непутевая и взбалмошная Татьяна Пронина.
        Удивительная женщина! Она влекла его, хотя по трезвому размышлению была ничем не лучше его жены. Даже уступала по всем параметрам. На кухне она была не в своей тарелке: дальше бутербродов и китайских макарон ее фантазия не шла… Если жить с ней, то об уюте можно забыть. Трудно даже представить, что Татьяна будет подбирать обивку мебели в тон обоев и штор, и что вещи будет класть в шкаф, а не на стулья… Но самое главное, она была непредсказуема она не могла планировать свои действия не только на неделю или на день, но даже на ближайший час.
        И все-таки Татьяна влекла к себе Славина. Прав был старик Фрейд: миром правят не вожди, не законы классовой борьбы, а наши подсознательные влечения.
        Жена Славина любила порядок и была пунктуальна во всем, даже в сексе. Законы семейной жизни говорили, что ей следует выполнять супружеский долг и она подчинялась, постепенно вписав это дело в расписание своих хозяйственных забот. Воскресенье, понятно, - день отдыха. Суббота - уборка квартиры. Четверг - стирка. Вторник - рыночный и магазинный день. Свободными оставались понедельник, среда и пятница. В эти три дня в неделю она безропотно принимала совершенно непонятную ей страсть мужа и стойко терпела это, как неизбежную часть семейной жизни.
        Вскоре страсть Славина поутихла и из расписания сама собой вылетела среда. А через пять лет и пятница… Марина быстро заменила освободившееся время другими более полезными делами, а Глеб в эти часы заменял ее другими женщинами. Теперь уже для него вечер понедельника стал не самым приятным супружеским долгом, который он старался выполнять добросовестно. Хочешь, не хочешь, а надо!
        Раньше Славин никогда не занимался самоанализом в этой тонкой сфере. Где тонко, там и порваться может. Пусть уж лучше идет, как сложилось! Постоянная, верная, уютная жена, и часто сменяемые любовницы, лица которых вскоре забываются и к которым не успеваешь прикипеть душой за короткие часы встреч.
        Никогда раньше Славин не ночевал ни с кем, кроме жены. В кровати лежал со многими, но ни с кем не спал. В этом смысле Татьяна у него была первая. И не одну ночь он с ней провел, а уже больше месяца… Завтра приедет жена. Надо возвращаться к ней, но не хочется. А чего хочется? Чем эта Пронина его так к себе привязала?
        К середине ночи Славин понял простую вещь: во взаимоотношениях с женщинами он очень редкий мужчина. Ему важно не самому получить удовольствие, а подарить радость. Марина молча отдавалась и он стал воспринимать ее, как резиновую куклу. А Татьяна брала его и не стеснялась показать, что он делает ее счастливой… Нет, к жене он не сможет вернуться. Даже встречаться с ней нельзя. Убежать бы куда-нибудь!
        Татьяна в этот момент думала о другом, но последняя фраза совпала: «Нет, жене я его не отдам. Убежать бы куда-нибудь! В Москву нельзя. И в Протвино нельзя… А не мою дачу на Оке можно! Дом, правда, не такой большой. Не кирпичный. И даже не деревянный. Маленький фанерный домик. Но есть электроплитка. И вода не за километр, а гораздо ближе… Зимовать там сложно, но до октября прожить можно…»
        Они одновременно повернулись навстречу друг другу. Татьяна включила свет:
        - Немедленно бежим, Глеб! Через час рассвет и будет поздно… Берем только самое необходимое… Ты согласен?
        Глеб кивнул… Сборы были недолгими. Через двадцать минут они подтащили к забору лестницу.
        Они знали, что в полночь Савенков и Олег покинули дом. Был разговор, что калитку они открывать не будут, а перелезут через забор. Но у участка четыре стороны. Мудрый Савенков уходил через соседские огороды, бурьяны и перелески без дорог и тропинок.
        Глеб с Татьяной перемахнули кирпичную стенку с фасадной стороны. Впереди была дорога между участков, дальше по лесу, за которым поселок с остановкой московского автобуса.
        Страшно им не было - в такую рань все бандиты еще спят…

* * *
        Все люди делятся на сов и жаворонков. Но есть среди ночи час, когда спят и те, и другие. Опытные люди грабят банки и угоняют из-под окон машины с трех до четырех. В это время и совы уже спят, и жаворонки еще не проснулись…
        Здесь начинался лес и это было единственное место, где сходились две дороги, ведущие от дачных участков к поселку.
        Еще вчера вечером они загнали свою «Ниву» между берез и кустов орешника. Дорога была рядом, в двух метрах за лобовым стеклом. Выломав несколько веток, они обеспечили себе обзор, а их самих почти не было видно.
        В это самое стремное предрассветное время с трех до четырех они решили не спать оба и взбадривали друг друга никчемными разговорами, перебирая известные факты.
        Старшего звали Казан. Понятно, что это было простое сокращение его благородной фамилии Казановский. Но кличка очень шла из-за совершенно лысой, красной и блестящей головы, напоминавшей одноименный медный сосуд, начищенный до блеска и перевернутый кверху донышком.
        Фамилия второго была Сердобов, а кличка Серый дана скорее за уровень умственных способностей.
        - Послушай, Казан, ты всех девятерых запомнил. Я не смог. Фотки очень блеклые дали. Можем ошибиться.
        - Я не ошибусь… Даже если лишних возьмем, большой беды не будет.
        - Хорошо бы на нас главные вышли. Ну те, за которых по десять кусков обещано. Помню, что их трое, а кто - забыл…
        - Боюсь я с тобой на дело ходить. Ты, Серый, в нужный момент и голову забудешь… Трое их. Первый - Юрка-пиротехник.
        - Его-то я запомнил. Я двух других забыл.
        - Другие, это Славин и его баба, Татьяна Пронина.
        - Верно говорят, Казан, что деньги зря не дают. За этих по десять кусков, а за остальных по пять. Плата за риск… Пиротехник любую шутку устроить может. Всех вокруг себя взорвет, а сам ни в одном глазу.
        - Да, я с пиротехником несколько раз встречался. Пили вместе, а он такой сукой оказался… Не думаю, что он у них главный. У Юры Сизова глаз был не злой, не жестокий… И Славина я один раз видел. Не тянет он на главаря. Точно скажу - баба у всех заправляет, эта самая Пронина.
        - Я тоже так думаю, Казан. Она и в «Аркадии» была, когда Бабкина грохнули. И со Шкафом ее работа.
        - Да, Ваню жалко. Ты слышал, Серый, что ему голову оторвало.
        - Вот я и говорю, что она это сделала. Мужик застрелить может или зарезать. Это нормально! Но головы рвать только они могут… Все зло в мире от баб!
        На этой высокой философской ноте Казан прервал собеседника и указал рукой вперед, в просвет между кустами орешника. На дороге в предрассветных сумерках отчетливо были видны два силуэта: мужской шел степенно, а женский порхал, вилял бедрами и постоянно поправлял плохо различимую еще прическу. Миниатюрность и женственность фигурки не могла обмануть братву. Они хорошо представляли с кем им придется сейчас встретиться. Ужаса не было, но страх был.
        Варианты захвата они обсуждали много раз. Перед тем, как разбежаться по точкам, Казан предупредил: «Только надо взять. Дон за жмуриков бабки платить не будет. Запомнил?»
        Они вывалились из машины и поползли к дороге, но в разные стороны.
        Ни Глеб, ни Татьяна давно уже не выходили за забор. На участке было много зелени, цвело все, что могло цвести - от сорняков до лилий. Но воздух там был не тот. За высоким кирпичным забором не пахло свободой.
        Они осторожничали лишь первые сто метров. Пустынная дорога выглядела мирной и доброй. Их не насторожил даже выползший из леса загулявший парень. Очевидно, местный алкаш. Его невзрачный спортивный костюм был в листве и чертополохе. Парня трясло. Весь его вид был испуганный и жалкий.
        Испугаешься тут! Серый забыл, о чем он должен спросить. Знал, но забыл… Казан предупредил его, что глупости здесь не пройдут. «Не спроси только, как пройти в библиотеку? Вопрос должен быть естественным…»
        - Простите, а водка у вас есть?
        - А закуска?
        - Не захватили.
        - А сигареты?
        - Не курим.
        - Странно… А как пройти в казино?
        Этот вопрос не мог не насторожить, но было уже поздно. Казан подкрался незаметно. Он стоял за спинами Татьяны и Глеба. В обеих его руках чернели толстые трубки с блестящими штырьками.
        Казан даже имел время прицелиться. У Татьяны больше всего понравилась поясница и та часть, что чуть ниже. Место было мягкое, но электрошокер сработал. Женщина вздрогнула и повалилась на своего спутника.
        Глеб обнял ее, пытаясь удержать. Руки его были заняты и почти любая часть тела была открыта для удара. Казан выбрал правое плечо. Неторопливо поднес наконечник шокера и нажал на кнопку.
        За свалившимися на дорогу телами открылся вид на Серого. Двое лежавших перенесли электрошок, а он пережил просто шок, но очень мощный. Он глупо улыбался и не мог говорить. Только жестикулировал, сначала указывая двумя указательными пальцами на обездвиженных противников, потом сжимая кулаки, гордо выставлял большие пальцы вверх.
        Серого зациклило. Он попеременно повторял свои жесты, пока не получил подзатыльник от Казана:
        - Очнись, Серый! Веревка у тебя? Вяжем клиентов и давай грузить… С дамочкой поосторожней. Не щупай лишний раз, а вяжи ее поскорей и покрепче. Такая любой узел может распутать…
        Глава 14
        Первое слово «референт» в названии должности Игоря Васина звучало невзрачно. Но во все времена было важным не кем ты работаешь, а где. Место красило человека. Одно дело ты, когда ты секретарь профкома в НИИ, а другое - секретарь ЦК КПСС. Это даже не две большие разницы, и не пять, а миллион.
        Игорь Игоревич был референт в Администрации Президента. Он не мелькал на телеэкранах, не заседал с министрами, не сочинял стратегии развития. Но он имел свободный доступ в главные кабинеты. Его функция была - порученец для выполнения деликатных миссий. Порученец с огромными полномочиями и свободой действий.
        Если совсем точно, то и поручений ему никто не давал. Не было даже просьб. При разговоре в куче пустяковых вопросов ему намекали: «Что-то Осинский совсем расхулиганился. Какие-то нелепые обвинения в адрес Президента… Если ты олигарх, то и веди себя смирно… Надо бы его притормозить. И крепко притормозить!»
        Такого типа дела Васин решал неоднократно и всегда успешно. Кто-то после его комбинаций попадал под следствие и принимал правильную веру, а самые упорные исчезали. При этом все считали пропавших счастливчиками, которые топчут Елисейские Поля, Бродвей или пляжи на Канарах. Но их не было ни там, ни там и ни там.
        С малых лет Игорь Васин знал, что жизнь дается человеку всего один раз, и прожить ее надо в богатстве, достигнув максимальных высот власти и испытав все наслаждения. Все, что этому мешает, надо убирать со своего пути.
        Игорю очень мешала его родная фамилия. В застойные времена документы на имя Игоря Жидкевича многих могли смутить. Еще для Белоруссии это было сносно, но московские чиновники читали первые три буквы фамилии и переводили взгляд на лицо Игоря, выискивая характерные черты, которых у русоволосого парня с Полесья не было и быть не могло.
        Пришлось срочно жениться. И не на милой его сердцу Алле Бронштейн, уже ждавшей от него ребенка, а на тихой неприметной Нине, имевшей чистую биографию и влиятельных родственников.
        Алла сделала аборт, а Игорь взял фамилию жены и стал Васиным.
        Шаг за шагом Игорь Игоревич пробрался к скромной на первый взгляд должности референта. Не первая в государстве, но далеко не последняя. Он это точно знал. Тренируя свои аналитические способности и память, Васин составил список наиболее влиятельных персон в стране. Себе он отвел далекое девяносто девятое место. С одной стороны это приятно щекотало самолюбие - попал в первую сотню, а с другой возбуждало азарт и злость - еще стольких надо обогнать…
        Васин не любил сбоев. Когда он начинал дело и получал первичную информацию, то составлял схему действий наподобие простеньких программ для компьютера. На входе объект и люди вокруг него, на выходе - нейтрализация объекта. После первого шага начинается игра: если он реагирует так, то мы делаем это, а если нет, то вводим новые фигуры… Схема ветвится, зацикливается, усложняется, но всегда приходит к финалу. При этом объект никогда не поймет, кто дал первый толчок, кто ввел программу и нажал кнопку «пуск».
        Неладное Васин начал подозревать еще десять дней назад. Невнятные объяснения Сергея Мартова вернувшегося из Севастополя, не вдохновляли: «Леня Свирин провел переговоры с индусами, получил в Херсонесе деньги, вдруг напали, избили, отняли… И все!»
        Если бы все было так, то и волноваться не о чем. Потеря денег - пустяк. Мартов и Свирин живы и даже синяки не проглядывают. Можно делать следующий шаг программы!
        Но Мартов врал. Делал он это профессионально и Васин не мог бы сформулировать признаки вранья. Он не видел, не знал, что Сергей врет - он это нюхом чуял.
        Забрать деньги себе Мартов не мог. Не логично! Его поманили таким кушем, что сто тысяч баксов должны были показаться мелочью. Это как гоняться за щепоткой песка перед походом на пляж.
        Но если он не врал в этом, значит, другое было еще хуже. Но что?!
        Все прояснилось только сегодня. После пожара в своем офисе Мартов прибежал и начал выкладывать всю правду-матку. В голосе чувствовался испуг, но говорил он четко, эпизод за эпизодом. Через десять минут Васин потерял нить. Все смешалось: клофелин и психбольница, из которой бежит Свирин; якобы убитый в Херсонесе Роман Поспелов и погоня Дона за машиной, в которой нет денег; мертвая секретарша и не менее мертвый хозяин «Аркадии»; бегающий по России Славин и покинувшие свое гнездо сотрудники
«Совы».
        Васин остановил поток признаний:
        - Давай, Сергей Сергеевич, успокоимся. Не все потеряно. Нам только шах объявили. Отступим, подтянем силы и опять вперед. Ты пока пешка, но тебе до ферзя пару клеточек осталось… Значит, ты считаешь, что все карты в руках у некоего Игоря Савенкова?
        - Все у него! И кассеты наших встреч в «Аркадии», и документы по индусам, и признания Бабкина, и, главное, наши деньги.
        - Деньги, Сережа, не главное. В дураках он нас оставил. Игру сбил. Сбил, но не завершил. Пока есть фигуры на поле, будем играть… Савенкова везде искали?
        - И он, и его сотрудники все исчезли. Нет их в городе.
        - А на даче?
        - Проверяли. Дон даже у Савенкова дом спалил.
        - Вы ему дачу подожгли, а он у вас офисы обменялись пожарами! Дикари! Савенков хоть под дымовой завесой ваши сейфы обчистил, а те жгли так, от злости и тупости.
        - Что с них взять, Игорь Игоревич? Бандиты!
        Весь разговор Сергей Мартов стоял на ковре перед столом, за которым в свободной позе сидел Васин. Все это напоминало картинку, как Петр Первый с пристрастием допрашивал своего сына Алексея. И место подходящее для царских допросов: прямо за окнами зубцы кремлевской стены, за ней Красная площадь, а почти над головой чуть правее суровый перезвон курантов.
        Игорь Васин умел не паниковать. Безвыходных положений нет. Что, собственно, произошло? Пропали важные, нежелательные для огласки документы и появились лишние свидетели. Документы и кассеты надо найти, а свидетелей устранить. Все просто! Знать бы только, как это сделать…
        - Послушай, Сергей, что бы ты сделал на месте Савенкова? Я просто хочу понять психологию отставных полковников.
        - Для начала я бы сообразил, с кем имею дело и испугался.
        - Предположим, что и Савенков испугался, хотя по действиям на это не похоже… Продолжай, Сергей.
        - Потом я понял бы, что мы его тоже боимся, но лишь пока документы у него на руках. Публиковать их нельзя. Он сразу теряет свой единственный козырь. Мы отбиваемся, и он проигрывает… Выход один: выехать за бугор и оттуда нас шантажировать.
        - Странный ты человек, Мартов. Прямо черный полковник… Аэропорты перекрыл?
        - Да, пограничники не пропустят.
        - Вокзалы?
        - Там люди Дона шныряют. На западных направлениях постоянно по три пары… На посты ГАИ передал все возможные номера машин.
        - А туристические агентства проверял?
        - Нет… Их очень много. И зачем? Все равно потом самолет или поезд.
        - Нет, Сереженька. Есть автобусные поездки прямо из Москвы. Утром ты на Кутузовском проспекте, к вечеру в Киеве, ночью в Чопе, следующим утром в Братиславе, а днем в Вене… Ладно, этим я сам займусь… Ты говорил, что у Дона артист Ракитский на побегушках? Без шума пригласи его ко мне.
        - Сюда?
        - Именно сюда. Актеры народ впечатлительный. Проведу его через Грановитую, посмотрит из окон на Василия Блаженного, послушает куранты над головой - и он мой. Место встречи, Сережа, изменить нельзя… Помнишь детский стишок из застойных времен: «Всем известно, что Земля начинается с Кремля».

* * *
        Каждый город имеет свой аромат и свою мелодию. Савенков заметил это давно, когда первый раз оказался в Риме. В шумном центре основные звуки производили сновавшие между легковушками толпы мотоциклистов. Стоя на перекрестках они недовольно урчали, на зеленый сигнал светофора мгновенно начинался мощный низкий рев двигателей, и сотни юрких машин вырывались вперед со свистом пуль. Очередной перекресток встречал их красным светом, и площадь наполнялась визгом тормозов.
        Все это Савенков не мог не слышать, но постепенно современные железные звуки затихли, и он ощутил звон бронзовых мечей, шуршание щитов, топот тысяч кожаных сандалий по сработанной рабами Рима каменной мостовой… Савенков стоял рядом с Триумфальной аркой и точно знал, что две тысячи лет назад под ней проходили возвращающиеся из Египта когорты Цезаря.
        Все это повторилось через час. В Колизее сквозь чириканье японских туристов Савенков услышал рычание львов, свисты бичей, предсмертные крики гладиаторов.
        Первая мысль была очевидной - крыша поехала. Но эту версию пришлось отклонить. Савенков хорошо знал, что ни один псих себя таковым не считает. И даже вопросов о своей крыше не задает.
        Игорь Михайлович оказался неисправимым романтиком. После школы он долго работал в архивах, где каждый документ, каждое письмо говорило с ним голосом писавшего. Получая потом историческое образование, он пытался не только заучить события и даты, а мысленно пожить в той эпохе.
        Длительная работа в спецслужбах романтизма поубавила. Правда, неплохим аналитиком он стал благодаря своему воображению и нестандартному, не школярскому подходу к делам.
        Через год в Париже Савенков уже не удивлялся, когда во дворе Лувра вместо призывных криков экскурсоводов слышал цокот коней и звон шпаг. Ночной город звучал скрипом карет и топотом догонявших кого-то гвардейцев кардинала… То же и с запахами. Давно уже на Монмартре нет запаха фиалок и красок великих художников. Там, как и на Плас Пигаль все в шашлычном аромате, жареного мяса из массы забегаловок, которые держат турки французского розлива… Савенков же ощущал те старинные, въевшиеся в камень запахи: дешевенькие духи проституток возле Мулен Руж, дорогие сигары их клиентов, бродяги-клошары под мостом через Сену и гаснущие на заре керосиновые фонари на Елисейских полях.
        В Амстердаме слышался глухой звон только что ограненных бриллиантов и шлепки убираемых парусов корабля, вернувшегося из заморских колоний. Он пах мокрым соленым деревом, просмоленными канатами и пряностями.
        Все это было давно. Сейчас Савенкову не пришлось бы прислушиваться к себе и придумывать ароматы этой маленькой площади в австрийском Зальцбурге. Здесь все звучало и пахло Моцартом: из домика, где родился гений, звучали его шедевры. Рядом в открытом кафе туристы перед бюстом Моцарта пили вино «Моцарт» и заедали его конфетами «Шарики Моцарта». Его портреты были и на футболках официантов, на подносах, на рюмках.
        - Олег, посмотри на этот прогулочный экипаж. Давай прокатимся. Заодно спросим у кучера имя лошади. Уверен, что этого мерина зовут Моцарт.
        - Не успеем, шеф. Автобус через час, а мы хотели еще забраться в ту крепость на горе…
        Центр Зальцбурга был музыкальной шкатулкой из десятков мелодий одного композитора. Савенков перестал уже на них реагировать, но от этих звуков встрепенулся. Он забыл, что и его любимый сотовый телефон вместо звонка играет Турецкий марш.
        Суть разговора Олег не понял. Он только видел, как, задавая короткие уточняющие вопросы, мрачнел Савенков. Отключив телефон, он, ничего не поясняя, долго изучал карту города.
        - Куда направляемся, шеф?
        - Сначала надо купить билеты. Полетим в Москву… Жаль, но автобус в Венецию пойдет без нас.
        - Но стоит ли нам в Шереметьево светиться. Вы же говорили…
        - Правильно я говорил, Олег. Не стоит! Полетим до Киева или до Питера, а там до Москвы на перекладных.
        - А что сейчас в Москве?
        - Плохо там, Олег… Вероятно, Дон захватил Славина и Татьяну Пронину. Роман не сразу сообщил, думая, что влюбленная парочка загуляла… Только через три дня нашли место засады в кустах у дороги: следы «Нивы», гора окурков, туфли Татьяны в траве и знакомый тебе кейс Глеба, но пустой, без денег и документов.
        - Ясно.
        - Что произошло, мне тоже понятно. А что нам делать - не очень… Идем за билетами, а потом в самый большой банк города. Готовь, Олег, видеокамеру.
        Уходя с площади, Савенков оглянулся на добротный трехэтажный дом с кондитерским магазином внизу: «Странная штука жизнь. Здесь вот гений родился. Нетленку сочинял. Его мелодии сейчас каждый сотовый телефон играет. Он творил! А мы какой ерундовиной здесь занимаемся?»

* * *
        Как приказал Савенков, около банка Олег снимал непрерывно.
        Вот лестница, ведущая к дубовым дверям, охранник, вывеска с эмблемой, напоминающей герб… Савенков ходит и смотрит на часы. Ждет кого-то… Вот спешащий в банк чиновник. Шеф бросается к нему, улыбается как родному, сует какие-то документы и указывает пальцами на здание. Банкир при этом виден лишь со спины… Они вместе входят в массивную дверь, чуть не обнимая друг друга.
        Олег подождал несколько секунд и хотел уже выключить камеру, но в видоискателе мелькнула очень знакомая женская фигура. Мелькнула, вспорхнула по лестнице и юркнула в банк, догоняя Савенкова… Или следя за ним.
        Все уже были в автобусе. Все, кроме двух. Их ждали, волновались и даже злились. Дорога каждая минута. Впереди дорога через Альпы, часовая остановка в Инсбруке и вечером - Венеция.
        Ждали все, кроме одной. Экскурсовод Клара Петровна стояла около автобуса и делала вид, что ждет. Она точно знала, что эти двое не придут. Более того, она знала, что они сидят в другом автобусе, который следует в Вену.
        Пора было успокоить туристов. Клара заглянула в салон:
        - Отправляемся через пять минут. Сейчас я позвоню в посольство и сообщу, что двое наших остались в Зальцбурге. Пусть догоняют, как хотят. Сами виноваты!
        Она отошла и набрала знакомый номер московского офиса турфирмы «Континент». Туристы из автобуса очень удивились бы, услышав ее голос. Он стал спокойным, приветливым, женственным. Именно так следует говорить с начальником.
        Задание она получила только вчера, поэтому и доклад был короткий:
        - …Фамилию банкира я не узнала, но сделала его фотографию… Когда они ждали автобус до Вены, Савенков звонил в Москву. Весь разговор я не слышала, но он извинялся перед каким-то Виктором Олеговичем, что в последний раз ушел не попрощавшись. Обещал загладить вину и просил беречь Глеба и Татьяну… Потом они сели в автобус и уехали, а я побежала к своей группе… Сегодня в полночь эти двое приземлятся в Киеве… Я все правильно сделала, Вадим Петрович?
        - Все хорошо, Клара. Возвращайся… Мы тут новый тур организовали. Маленькие группы, элитная публика, отели на пять звезд. Осилишь? Ты первая в списке…
        После разговора с Кларой Вадим Петрович сосредоточился и решительно набрал номер так неожиданно возникшего высокого покровителя:
        - Игорь Игоревич? Беспокоит Вадим Сазонов из «Континента». Хочу доложить очень важные сведения… Кстати, Игорь Игоревич, вы обещали помочь нам с помещением, а я уже дал своим команду вещи собирать. Не рано?.. Огромное вам спасибо! Это то, что нужно… Итак, докладываю: вчера вечером ваши знакомые ужинали в китайском ресторане в центре Вены. Подозрительных контактов не зафиксировано… Утром группа отправилась в Зальцбург. И там началось…

* * *
        Дон не считал себя человеком мнительным, но ему все время казалось, что кабинет пропитан дымом. Это было не так. Прошло уже пять дней после спектакля, который устроил пиротехник. Сизые клубы не имели запаха и появлялись сами по себе, опровергая поговорку: «Нет дыма без огня».
        Эту народную мудрость знали пожарные и здание пострадало только от них - они заливали водой кабинеты до тех пор, пока приникшие в офис не сообщили, что внутри совсем не жарко и вообще: «Источник возгорания отсутствует».
        Само собой получилось, что после поездки в Севастополь Дон приблизил к себе Ракитского. Актер стал если не правой рукой, то основным советником. Другие были прямолинейны. С ними нельзя было поговорить о высоких материях, об искусстве, о тонкостях человеческой души. Сейчас для Дона это было очень важно. Его противниками были не дубоватые братки. И Савенков, и Славин, и даже пиротехник Юра Сизов были личности. Очень важно их понять, выстроить возможную линию поведения, вплоть до мизансцен.
        - Не могу понять, Сережа, что нашему пиротехнику не хватало. Работа была не очень пыльная. Чистая, без мокрухи. Денег имел в десять раз больше, чем на своей студии. Не пойму, почему он предал… Есть, я думаю, в русском характере тяга к предательству. Все это от зависти и злости.
        - Вы правы, Виктор Олегович, но не совсем. Есть у нас одна главная черта, которой все подчинено.
        - Пьянство?
        - Нет.
        - Лень?
        - Нет… Все это у нас присутствует, но и другие любят и выпить и полениться. Для русского человека определяющая черта - безудержность.
        - Беспредел?
        - Именно, Виктор Олегович. Отсутствие предела. Широта души… Немец, он выпил рюмку своего шнапса, ну две, ну три и стоп. Предел! Завтра работать, дома жена, дети. Четвертая рюмка не есть порядок.
        - Да, для них немецкий орднунг - святое. А наш после третьего стакана только начинает пить… Беспредел!
        - Или еще пример, Виктор Олегович. Что сделает француженка, застав мужа с другой? Максимум - залепит пощечину и отправит в душ. А наша? Соперницу ногтями изорвет, мужа скалкой, посуду на пол, крик на три квартала…
        - Опять-таки беспредел!
        - А вы говорите, Виктор Олегович, что лень наша черта… Финн или швед немного поленятся и предел. Пора за работу. А уж если наш начнет… То же и с предательством. Другие слегка. И под сильным давлением или за деньги. А наш предает с удовольствием и на всю катушку… Широта души или, как вы правильно говорите, беспредел…
        При каждом телефонном звонке Дон азартно хватал трубку. Он ждал сообщения о поимке кого-нибудь, с кем он мог бы проявить широту своей души. Неважно кого - Сизова, Славина, Савенкова, этой непонятной Татьяны Прониной или хитрого Романа с его молодой женой. Он сам будет их допрашивать. Он им покажет беспредел и безудержность.
        Но этого звонка Дон не ожидал:
        - Кто? Какой Савенков? Игорь Михайлович… Вы действительно ушли не попрощавшись. Вознеслись, так сказать, не чердак… Где вы? Почему в Австрии?.. Принимаю извинения. Обязательно встретимся… Нет, обещаю их не обижать…
        Положив трубку Дон пожалел, что не сделал запись разговора. Ему очень надо было прослушать интонацию всего одной фразы.
        - Понимаешь, Сергей, он сказал очень странную вещь.
        - Кто сказал?
        - Игорь Савенков.
        - Где он?
        - Говорит, что в Австрии… Он сказал: «С недавнего времени Славин и Пронина у вас. Очень прошу, не обижайте их…»
        - А дальше. Что он еще говорил?
        - Извинялся за взрыв на квартире и все уладить… Да, не в этом дело. Он уверен, что Глеб и Татьяна у меня.
        - Ошибся.
        - Не думаю, Сергей. Не стал бы он звонить из Австрии по подозрению. Тем более - не стал бы извиняться… Он точно знает, что они у меня, а я нет. Какой вывод?
        - Вам не успели доложить.
        - Ему в Австрию успели, а мне нет… Он сказал «недавно». Это значит, что не вчера, а два, три дня назад… Вероятно мои ребята его взяли, а он их перекупил. Я за Славина и за эту Татьяну по десять тысяч обещал, а Глеб им за свободу мог сотню отстегнуть… Завтра соберу всех. Каждому в глаза посмотрю… Что творят! Я же говорил, что главная черта русского народа - беспредел.

* * *
        Сергей Ракитский с трудом дождался момента, когда можно было покинуть кабинет Дона, не вызывая подозрений. Он бросился в свою комнату и извлек из сейфа папку с тремя крестами в верхнем правом углу. Этот шифр придумал Дон. В государственных конторах кресты обозначали бы: «Совершенно секретно. Особой важности».
        На взгляд больших секретов в папке не было. Первый документ - список сотрудников фирмы и близких к ней лиц с пометками о семейном положении, о достоинствах и недостатках. Второй - это тоже придумка Дона - назывался «График дежурств по охране общественного порядка». Об этом документе знали почти все и в разговорах его называли «Расписание засад».
        Пролистывая списки, Ракитский испытывал азарт и гордость. Он вдруг понял, что обладает и дедукцией, и индукцией, и аналитическим складом ума. Великие книжные сыщики могли отдыхать.
        Актера интересовали двое. Он их вычислил!
        Вчера Ракитский заглянул к юристу фирмы. Там была едва знакомая актеру личность - белобрысый парень по кличке Серый. Шла обычная консультация по вопросу получения визы. Так делали многие и эту случайную встречу можно было бы и забыть. Но поразила цель Серого. Он собирался в Швейцарию!
        Особенно Ракитского рассмешил конец разговора:
        - А где эта Швейцария находится?
        - В Европе.
        - Это я слышал. Где точно? На севере или на юге?
        Если бы Серый собирался на Канары или в Анталию, не было бы вопросов. Но Швейцария и Серый две вещи несовместные.
        Каждая страна имеет свой пунктик: Турция - кожа и шмотки, Греция - старина и шубы, Египет - пирамиды и золотые побрякушки, Германия - пиво, Франция - злачные места… А какая фишка в Швейцарии? Банки! Зачем Серому швейцарские банки? Это вопрос! Информация к размышлению…
        В этот же день в соседнем переулке Ракитский запомнил «Ниву», в которой сидел Казан и внимательно изучал загранпаспорт. Зная, что это напарник Серого, Сергей усмехнулся: «И этот в Швейцарию собрался».
        Когда Дон сообщил, что одна из засад, возможно, взяла Славина с подругой, картинка и сложилась. Ясно, что Славин держал деньги в швейцарском банке. Где же еще? За свободу он посулил Казану и Серому по очень круглой сумме. Но взять деньги можно только в Альпах у Женевского озера… Пока они не привезли пачки долларов, Славин - источник информации. Потом - лишний свидетель…
        Ракитский нашел в списке обоих. Серый жил с матерью. Комнатка в коммуналке. Дачи нет… А вот Казан жил недалеко от Москвы. Собственный дом в деревне и полное отсутствие родственников. Даже любовницы у него не наблюдалось… Дом за забором. Это значит, есть гараж, чулан, подвал. Замечательные места для хранения пленников…
        Смену хозяина Ракитский воспринял с волнением, но без угрызения совести. Это было, как получение новой роли. С Доном он продолжал играть одну пьесу, но вдруг новое предложение: почти главная роль у большого чиновника из Кремля.
        Ракитский набрал номер:
        - Игорь Игоревич, это Артист вас беспокоит. Очень важная информация. Люди Дона захватили Славина, но шефу об этом не сообщили… Именно так, играют свою игру. А я знаю, где пленники… Это почти невозможно! Трудно это… Понял. Все сделаю…
        Связь прервалась… Ракитский понял, что хороший аналитик просчитывает все до конца. Ну, установил ты, где Славин, а зачем новому хозяину звонить. Этот Васин сделал самое простое - взвалил все на актера. Хорошенькое дело: «Освободить, но не отпускать, а спрятать в другом месте».
        Ракитский, чертыхаясь, начал листать записную книжку. Знакомых он имел множество, особенно женского пола. Еще давно он заметил, что имена повторяются, а запоминается другое. Он стал записывать всех по разделам, по ключевым словам. Чаще всего это профессия, иногда место встреч, очень редко - особые приметы.
        Он листал… Мелькали «Анапа», «Балерина», «Веснушки», «Примерши»…
        На последнем слове Ракитский остановился. В разделе было три имени. Одну из них он помнил плохо, вторую - очень плохо, а третью не помнил совсем… Он сосредоточился, вошел в образ милого, робкого, влюбленного и начал набирать первый номер:
        - Надя, это я, Ракитский… Да, обещал, но не мог позвонить. Робел. Ты такая неприступная… Да, в ту ночь я не робел. Я еще не знал, что ты неприступная… Очень хочу тебя увидеть. Кстати, и повод есть. Мне срочно нужен грим старика. Всего на сутки. Сделай! И еще - достань в реквизите форму для сельского жителя… Нет, форму с петлицами и фуражкой… Я не знаю, кто у них в форме ходит. Конюхи, трактористы, лесники… Ты, милая, сама придумай. Ты же такая умненькая.
        До вечера еще было время. Через два часа за руль его машины сядет старик в форме лесника. Узнать его ни Казан, ни Серый не смогут… Но это будет потом. Пока ему важно узнать эту Надю… То, что она вспомнила о бурной ночи, это нормально. Но следующая фраза настораживала: «Ты бы хоть с рождением сына поздравил». Это был явный намек… Надо поздравить, но вскользь…

* * *
        Последний раз Славин надевал телогрейку двадцать пять лет назад. Этот предмет одежды иногда называли ватником. Его, резиновые сапоги и брезентовые рукавицы он получал в подвале института вместе с другими первокурсниками. Их направляли на картошку.
        Это только так называлось «на картошку». Их определили выкапывать морковку на огромном поле в пойме Оки. Вершки приходилось отрывать руками и складывать в кучи, а корешки - в корзины, а затем в огромные контейнеры.
        Ночлег с удобствами достался студентам со старших курсов. Зеленую молодежь распределили по избам на правом берегу реки.
        Глеб оказался на хуторе - одинокая огромная изба в лесу, сарай, загоны, сеновал и далеко за картофельным полем банька.
        Преподаватели остались с основной массой студентов в добротном пионерском лагере, где был душ и теплый туалет. Руководить салагами направили пятикурсников. На десять молодых троих «старослужащих»… Среди них была Валя.
        С первых дней Глеб приклеился к Валентине. Он таскал ее корзины, на перекурах стелил для нее свою телогрейку… Вечером они гуляли вокруг хутора. Глеб читал стихи и робко заглядывал ей в глаза. Иногда он дотрагивался до нее. От этого кружилась голова, но дальше прикосновений дело не шло. Правил дальнейшей игры он не знал и боялся ошибок. Вдруг она считает, что обниматься можно только через два месяца после знакомства, а целоваться только через пять. О более глубоких взаимоотношениях Глеб даже не мечтал. Он знал о них, как рядовой первоклассник о биноме Ньютона.
        В последний день бригадир получил немного денег, которые дружно согласились потратить на прощальный банкет.
        К полуночи у стола остались самые стойкие. Нестойкие спали, а несколько парочек разбрелись по окрестностям хутора.
        Глебу казалось, что они просто гуляют. Он не заметил, как они оказались возле серого сруба за картофельным полем… В предбаннике было тепло. Баньку недавно топили, но до сих пор Глеб не понял, сделала ли это хозяйка хутора для себя или Валентина в суматохе перед банкетом.
        В предбаннике они сняли только сапоги и телогрейки. В следующей комнатке было совсем тепло. Огарочек свечи выхватывал из полумрака тазик с прелыми вениками, пучки травы на стенах, бочку с плавающим в ней ковшом… В маленькой парилке было жарко настолько, что захотелось снять с себя все.
        Широкая лавка пахла мокрым деревом, квасом и дешевым мылом. Она была как живая - теплая и влажная. Глеб ощутил это, когда Валентина уложила его спиной на этот топчан в парилке… Она все делала сама. И ночью, и утром, когда они проснулись от холода…
        Только потом Глеб понял, что бурную радость Валентина испытывала не от его неумелых действий, а от романтики банной ночи и, главное, от полной уверенности, что она у него первая…
        Потом в институте они встречались, но в прямом смысле. Они виделись в коридорах, в буфете, на автобусной остановки. Они приветливо кивали друг другу. Глеб смотрел с тоской и ожиданием, а она ласково и снисходительно. Они фиксировали взгляд на пять, иногда на десять секунд и разбегались. Первой всегда уходила она…
        Странная штука человеческая память. О Валентине Глеб не вспоминал уже лет двадцать, а получив от мужика по кличке Казан грязную телогрейку вспомнил о святом и чистом, о своей первой женщине и о ее теле, метущимся над ним в мерцающем свете свечного огарка.
        Правда, и место, где он пытался заснуть, по размерам было немногим больше той парной. Только здесь было холодно. И пахло здесь гнусно - прошлогодней квашеной капустой, гнилым деревом и земляной сыростью… Это был погреб.
        Еще одним погреб в доме Казана напомнил Глебу Славину ту баньку за картофельным полем - рядом спала женщина. Намного старше тогдашней Валентины, но не менее жаркая и прекрасная.
        Глеб встал с липкой, многократно залитой бродившим вареньем полки и зажег короткую свечу - почти такой же огарочек, как тогда… Татьяна лежала рядом; на соседней полке в этом длинном сыром купе без окна, с лестницей и люком наверх вместо раздвигающейся двери.
        Она свернулась у двери калачиком. Очевидно, что ей тоже было холодно… Порывшись в углу, он вытащил два старых картофельных мешка. Гнилые и мокрые они не могли согреть, но ему хотелось проявить внимание.
        Глеб попытался накрыть Татьяну, но в узком проходе наступил на мешок. Гнилая ткань расползлась и у него в руках остался клочок не больше носового платка.
        Татьяна проснулась не от мерзкого скрипа разрываемой мешковины, а от последовавших чертыханий Глеба. Он держал в руках одеяло с тетрадный листок - это все, что он смог для нее сделать. Лицо его было не злым, а несчастным и от того особенно милым. Женщины часто любят униженных и оскорбленных.
        - Мне совсем не холодно, Глеб.
        - Холодно! Я знаю, что холодно… И мне холодно… Надо было у этих бандитов нагреватель потребовать. И электрочайник! Я же им швейцарские счета просто так отдал.
        - Ты, Глеб, все правильно сделал. Их всего двое. Друг другу они не доверяют. Значит, в Европу полетят вместе и тогда…
        - И что тогда? Что?! Голодные мы тогда будем. Сейчас они нас хоть кормят, а тогда придется варенье с верхних полок есть и рассолом из бочек запивать.
        - Нет, Глеб. Они улетят и тогда мы убежим… Досками от полок разобьем люк. Или подкоп сделаем… Тебе надо было не нагреватель у них просить, а лопату… Помнишь, у Шекспира какой-то король хотел половину царства отдать за коня. А ты бы банковские счета на миллион отдал бы за совковую лопату…
        Они редко слышали, что происходит наверху, за люком. Тихие разговоры Казана с Серым до погреба не долетали. Только когда те пили, ругались, швыряли мебель, было ясно, что наверху продолжается жизнь.
        Сейчас тоже был вечер. Скоро вниз с ужином спустится Серый, а Казан с пистолетом будет страховать его у люка… Потом крышка захлопнется и те наверху начнут пить, предвкушая поездку в Швейцарию. Потом будут ругаться, потом грохотать мебелью…
        Татьяна первая поняла, что вдруг нарушен привычный ход вещей и шум наверху начался, а еще не пили, не ругались и ужин не спускали. Только проведя пять дней в темноте и тишине подвала, можно понять, как важна эта привычная связь с миром и как страшно нарушение порядка.
        Поднявшись по ступенькам Глеб приставил ухо к люку. Все наверху было не так. И падала на пол не мебель, а что-то тяжелое, мягкое, корявое… Мешок с картошкой или труп.
        Медлить было нельзя… Глеб соскочил вниз, схватил с верхней полки оружие в виде литровой банки с трудно определяемым содержимым и вернулся под люк, спрятавшись за лестницей. Единственное, что он прорычал для Татьяны: «Отвлеки его внимание».
        Пронина скинула телогрейку, поправила то, что раньше было прической, расстегнула кофточку и чуть оголила плечи. Завлекающе, но в рамках приличия… Она успела зажечь еще одну свечу, когда люк открылся и незнакомый нахальный голос прорычал:
        - Есть кто живой?
        Ответа не последовало, но, видя горящие свечи, владелец торжествующего голоса начал спускаться.
        Всего восемь ступенек. На предпоследней незнакомец остановился. Все его внимание привлекла миловидная женщина с широким декольте и еще более широкой улыбкой на грязном лице. Она начала говорить странные, несоответствующие обстановке слова:
        - Проходите, мой дорогой. Не бойтесь меня… Я письмо собралась писать. Вы не подскажете наш точный адрес. Желательно с индексом… Идите ко мне поближе… Какая у вас борода! А очень старо вы не выглядите… Странная у вас форма. Вы лесник?
        - В некотором роде… Вы Пронина?
        - Да… Очаровательная у вас борода.
        - А где же ваш друг? Где Славин?
        Лесник очень удобно подставился. Славин выскользнул из-за лестницы и в момент последнего вопроса занес руку с банкой для удара… Можно было не отвечать, но Глеб оказался весьма вежливым человеком. Опуская с силой банку, он выкрикнул: «Славина ищешь? Я здесь!»
        Возглас придал удару мощь и лесник рухнул.
        Так на Пасху бьют друг об друга крашеные яйца. Сразу не разберешь, какое разбилось… Глухой треск мог принадлежать и банке, и голове, и им обоим вместе. Под вишневым вареньем не было видно ни раны, ни крови.
        Глеб бросился к леснику и засунул руку под бороду, пытаясь нащупать пульс на шее. Там его не было… Не было пульса и на руке под ладонью… Глеб убивал первый раз в жизни. Он знал, что сейчас ему должно стать плохо… Пачкаясь в варенье, Славин заткнул старику нос. Труп поежился, кашлянул, широко раскрыл рот и вдохнул.
        Кроме обильного слоя варенья было еще что-то странное на голове лесника. Кожа волосистой части бугрилась и отставала ото лба. Глеб даже подумал, что осколком банки он срезал скальп у бледнолицего старика.
        Женский взгляд всегда примитивней, а потому надежней. Татьяна даже не подумала об индейцах и скальпах, а как соскакивают парики, она помнила со школьного выпускного вечера… Резким движением она сорвала нахлобучку с головы лесника. Затем потянула за усы, потом за бороду.
        Без лишней растительности старик помолодел. Ему можно было дать лет тридцать. А если стереть искусственные морщины, то и все двадцать пять.
        За работой Татьяна не заметила, как изменился Славин. Он втянул голову в плечи и стал похож на грифа, на орла, зависшего над своей жертвой. Лицо его стало злым и радостным одновременно - злорадостным… Он узнал парня. Это в него он стрелял тогда на пустыре! Это его мнимый труп он видел у Дона на кассете! С него начался шантаж и все остальные поездки и хождения по мукам.
        Если банку на голову лесника Глеб опускал в здравом уме и трезвой памяти, то последние действия Сербский признал бы состоянием невменяемости… Глеб хватал с полок банки, отбрасывал пластмассовые крышки, выливал содержимое на мнимого лесника и приговаривал: «Получи, подлец, клубнички… А это что такое густое? Смородина? Получи, гад, черной смородинки… Мало? Огурчиками сверху украсим…»
        Татьяна с трудом подтолкнула Глеба к лестнице. Он никак не хотел бросать приятное занятие…
        Наверху их ждала приятная картинка: связанные, с пластырем на губах на полу сидели Казан и Серый. По глазам было видно, что они отчаянно матерятся.
        Глеб присел рядом:
        - Послушайте, господин Казан, где мои деньги? Я знаю, что они в доме. Где?! В этой комнате? В сарае? На кухне?
        Казан издал мучительный стон.
        - На кухне… В печке? В ящиках? В банках с крупой?
        Казан застонал еще раз, а Глеб начал вспоминать названия круп:
        - Геркулес? Манка? Гречка?
        Казан уже не стонал. Он испуганно вслушивался и на гречке нервно замотал головой в разные стороны…
        Через двадцать минут пара бомжей с земляными лицами и сладкими пятнами на одежде стояла на автобусной остановке… Хорошо их запомнила только кондуктор, получившая за два билета до Москвы стодолларовую бумажку…
        В начале ночи Глеб и Татьяна были в Серпухове, в середине - в Протвино, а на рассвете залегли спать в маленьком дачном домике недалеко от Оки.

* * *
        Трудно понять туристов. Большинство кучкуются в центре Вены около королевских дворцов и массивных памятников, а эти двое стояли на тихой улочке возле входа в почтенный банк и снимали что-то на видеокамеру.
        Савенков говорил прямо в объектив:
        - Понятно, что времени у вас было мало, но гид Клара не самая удачная фигура. Ваша Клара не украла наши кораллы. Мы почти сразу ее расшифровали… Мы с вашей Клары сорвали забрало. Все, что было в Зальцбурге, это шутка. Документы будут оставлены здесь, в Вене… В случае нашей смерти или других неприятностей венский адвокат поднимет страшный шум. Копии всего этого будут пересланы всем: от Таймс до Московского комсомольца, от Би-би-си до НТВ.
        Савенков открыл кейс, продемонстрировал кассеты, папки, бумажки и направился к зданию банка.
        Самолет приземлился в Киеве в полночь.
        Первым по трапу поднялся майор в обычной пограничной форме только с трезубцем на кокарде. Он осмотрел салон, пошептался со стюардессой, которая грубо пальцем указала на Савенкова.
        Майор запомнил внешность и после этого первый раз улыбнулся:
        - За вами из Москвы приехали. Встречают у трапа, господин Савенков… Всем остальным приготовить паспорта. Проверять буду прямо у самолета!
        Когда пограничник спустился на летное поле Савенков взял камеру, оставив кейс с документами у Олега.
        Пассажиры оглядывались и не занимали проход, пропуская важного гостя.
        Савенков шел неторопливо. Из иллюминатора он видел черную «Волгу» у трапа. Еще бы догадаться, кто в ней сидит…
        У выхода на трап пассажиров провожала суровая стюардесса. За ее спиной был проход в служебное помещение перед пилотской кабиной. Это маленький, но шанс… Олег наклонился к девушке в синем кителе:
        - Там в последнем ряду женщине плохо… Возможно с сердцем что-нибудь.
        Поток людей с сумками продвигался навстречу, и стюардесса с трудом протиснулась в хвост самолета.
        Олег заглянул за занавеску. Перед пилотской кабиной висели три кителя и над ними три фуражки…
        Савенков уже сидел в «Волге», а майор бегло просматривал паспорта сходящих с трапа. Женщин он пропускал. Ему нужен был человек по фамилии Крылов. И этот человек - пассажир. Так что, на сбегающего по трапу летчика можно было не обращать внимания…
        Глава 15
        Он пришел в себя и сразу же ощутил радость. Так прекрасно жить! Так приятно лежать на спине, чувствуя под собой холодный и мокрый земляной пол подвала… Все в мире относительно! Понятно, что валяться под пальмами на морском песочке было бы предпочтительней. Относительно пляжа на Канарах этот погреб представлялся адом, но относительно мраморного стола в морге он был раем… И запахи, окружавшие Ракитского, были райские: клубничка, вишня, огуречный рассол с чесноком и укропом…
        Долго не удавалось встать. Непослушные ватные ноги скользили в густых сладких лужах.
        Краем глаза Ракитский уловил мерцающий в дальнем углу погреба свет. Свеча горела на столе, свеча горела… Значит, без сознания он был минуты: пять, десять, двадцать. Не более тридцати. Когда он спускался сюда, то обратил внимание на горящий огарок свечи, который сейчас превратился в догорающий огарочек…
        Путь наверх для Ракитского был несколько проще, чем восхождение на Эльбрус. Но все происходило, как у альпинистов: он несколько раз срывался, скользил вниз, цеплялся за уступы лестницы и упорно двигался к вершине. Вперед и вверх!
        Вершиной был люк в полу деревенского дома жадного и глупого мужика по кличке Казан.
        Ракитский сообразил прихватить с собой сладкий и липкий парик, а фуражка лесника осталась внизу. Это была улика и по здравому размышлению надо бы спуститься и забрать ее. Но Ракитский не размышлял. Пошатываясь, он прошел мимо мирно спящих на полу Серого и Казана. Узнать его они не могли, но реакция была бурной. Мычанием и круглыми глазами они выражали нормальный ужас при виде мужика с бугристым, вишнево-красным лицом.
        Водопровода в избе Казана не было. Умывался он, очевидно, в тазике, но тот был пуст, как и стоящие рядом ведра… Во дворе Ракитский с тоской посмотрел на старый колодец с воротом. Крутить ручку и тащить наверх ведро воды очень не хотелось. А если бы и хотелось - все равно не хватило бы сил… Ракитский поборол брезгливость и начал смывать с себя варенье, стоя у бочки с дождевой водой.
        Из бочки он умывался второй раз в жизни. Первый был давно. Ракитского родители привезли в Крым. Милый пятнадцатилетний Сереженька никак не мог понять, почему место с красивым названием «кемпинг» это три десятка фанерных сарайчиков. Почему водопроводная труба оканчивается единственным краном в центре поселка, а воду включают лишь на два часа и только ночью… В полночь у источника собирались все с ведрами, флягами, бутылками. В это же время наполняя и бочку, стоящую между туалетом и пожарным щитом.
        В первый же день, утомленный суточным переездом Сережа облил себя из этой бочки… Вечером старенький добрый врач покрыл его лицо зеленкой и успокоил: «Ничего страшного, молодой человек. Через три - четыре недельки все пройдет. Категорически нельзя купаться, загорать и вообще выходить на улицу… Шашлыки исключаются. Только легкая пища: кашка, компотики и изредка кефир…»
        В тени дома вода не нагрелась и приятно освежала. Было так хорошо, что крымская бочка почти не вспоминалась… Ракитский рукой сдвинул к краю плавающих на поверхности жучков-паучков и, задержав дыхание, окунул голову в почти прозрачную воду.
        Вынырнув, он услышал звук мотора за домом, а потом и голоса. Это могло быть только одно: у Казана не отвечал мобильник, и кто-то приехал сообщить о вызове на ковер к Дону…
        Ракитский развернулся, сделал три прыжка вперед и плюхнулся на землю за грядкой кабачков… Сейчас они войдут в дом, на минуту обалдеют, развяжут, услышат рассказ о бородатом леснике. А потом - погоня!
        Под локтями хрустели жирные листья и молоденькие плоды с желтыми цветами на концах. Потом слева промелькнула чесночная грядка, и Ракитский углубился в заросли картошки. Вернее, в то, что от них осталось - на ботве вместо листьев громоздились голодные полосатые жуки.
        Он не мог себе представить, что лежа можно двигаться с такой скоростью. К концу пути появился навык - надо ползти, отталкиваясь не только ногами, но и локтями, ногтями, подбородком…
        Машину Ракитский предусмотрительно оставил на пустыре рядом с дырой в заборе… Давно замечено, что все русские ограды имеют солидные дырки. Построить еврозабор у нас можно, но продержится он недолго.
        В багажник Ракитский бросил только парик. Отяжелевший от сладкой грязи китель лесника пришлось снять и забросить в бурьян. Туда же полетели брюки и форменная рубашка… В трусах за рулем не очень удобно, но машину жалко.
        Он долго проверялся, петляя по деревенским улицам. Погони не было! Или он от них оторвался, или они оторвались.
        С приближением Москвы вопрос одежды стал приобретать конкретные очертания. Она у Ракитского несколько не соответствовала столичным нормам.
        Как и обычно придорожные торговцы предлагали все, кроме нужных вещей: картошка в ведрах, ягоды в кулечках из газеты, молоко, цветы… Одежды ни у кого не было. Но все тетки торговали около своих домов, где от мужей, отцов и дедов всегда найдется подходящее тряпье.
        Ракитский притормозил на краю села. Крепкая и довольно молодая женщина подскочила к машине с готовностью торговаться и обязательно продать свой товар… Актер открыл дверцу и улыбнулся во весь рот. Главное, расположить ее к себе и не отпугнуть необычной просьбой… Он еще раз улыбнулся и подмигнул:
        - Красавица, у тебя штаны есть? Видишь, мне очень надо. И срочно… Ты не беспокойся, я заплачу. И вообще, будешь довольна.
        Женщина не испугалась. Она явно размышляла. Очевидно, вспоминала, какие брюки мужа можно отдать. И за сколько…
        Она юркнула к нему на переднее сидение и игриво поинтересовалась:
        - А сколько дашь?
        - Сто баксов.
        - Я согласна… Только давай побыстрее пока муж на работе.

* * *
        Аэропорт Бровары остался далеко позади. По ночной дороге машина летела в Киев - мать городов русских.
        Поездка была странной. Почти все время молчали. Савенков анализировал ситуацию, а Васин был обеспокоен исчезновением Олега Крылова. Было точно известно, что этот парень сел в самолет в Вене. В воздухе покинуть его он не мог. Майор утверждает, что с трапа Крылов не сходил… Мистика!
        Васин ждал под крылом, когда пограничники обшарят весь самолет. Его раздражали постоянные доклады суетящегося майора: «Под креслами его нет… Туалеты осмотрели… В пилотской кабине Крылов не обнаружен. Сейчас проверяем багажные полочки для ручной клади…»
        Чем сложнее вопрос, тем проще ответ. Васин понимал, что сидящий рядом с ним человек знает этот ответ. Знает, но не скажет… Завтра будет сложный разговор. Такие люди, как этот Савенков говорят много любопытного, но не сообщают ничего важного. Они вызывают на откровенность, провоцируют, дают возможность проболтаться и завершают беседу победителями…
        Телефонный звонок прозвучал, когда машина приближалась к гостинице на Крещатике. В это время мог звонить только майор с очередным докладом. Васин не ожидал хороших новостей. Но вместо бодрого «Ищем» майор прокричал:
        - Нашел!
        - И где скрывается наш дорогой Олег Крылов?
        - Я не совсем его нашел… Сначала обнаружился китель и фуражка.
        - Чей китель?
        - Да штурмана. И фуражка его… Дело было так… Экипаж я отпустил. Все ушли, а штурман остался. У него со стюардессой любовь и он боялся…
        - Меня не интересуют их взаимоотношения! Где Крылов?
        - Так я об этом и докладываю… Собрались они уходить, а китель штурмана пропал… Тут я все понял! Позвонил и выяснил: пропажа нашлась около билетных касс. Я бегом туда и в точку! Есть Крылов в списках на мюнхенский рейс.
        - Где он сейчас?
        - В самолете.
        - А самолет?
        - Взлетел только что…
        Васин помолчал немного и машинально спросил: «Когда он приземлится в Мюнхене?»
        Вопрос был дурацкий. Какая к черту разница: через два часа или через два тридцать. В Германии Крылова уже не достать. Это не ближнее зарубежье. Там нет крепких связей, и тамошние пограничники за сто баксов не будут выполнять задание приезжего москвича.
        Васин повернулся к Савенкову:
        - Я заказал для вас номер на двоих, но ваш спутник опять улетел в Европу.
        - Понравилась, наверно.
        - Да… Вы отдохните, Игорь Михайлович, а утречком поговорим. Вы не пленник, не заложник. Разговор будет дружеский.
        - Не смешите, господин Васин. Друзья из нас пока не получаются.
        - Тогда разговор будет деловой. Согласны?
        - На это согласен… И отдохну с удовольствием. Намаялся я, по Европе бегая… Послушайте, Васин, у вас в номере есть телевизор? Возьмите мою камеру и посмотрите записи. Особенно последнюю в Вене… Остросюжетный фильм. Обещаю, не заснете.

* * *
        Вечером Ракитский впервые в жизни пил в одиночку. Это действительно оказалось трудным делом… У Славина общинная психология. Немец может запереться в подвале и жрать шнапс с колбасой, а нашему алкашу нужен праздник души и уважение сограждан. Имея бутылку и страшную жажду, он может часами искать компанию неравнодушных людей…
        Ракитскому пришлось вспомнить уроки актерского мастерства и убедить себя, что пьет микстуру для успокоения нервов… Лекарство помогло только со второго стакана. Он уснул на диване прямо в брюках из подмосковной деревни.
        Ему снилось, что он играет в современной пьесе под названием «Слуга двух господ». Приходилось виртуозно метаться между Доном и Васиным, получать от обоих деньги, выполнять их задания, врать им и веселиться. Потом вдруг все герои решили убить друг друга. Они стали искать его, Ракитского, стали звонить по телефону, звонить, звонить…
        Ракитский с трудом приподнялся и стал протирать слипшиеся глаза. Ему предстояло сложное решение: какую трубку взять первой - городской телефон или сотовый.
        Сон сбывался… Дон ждал Ракитского у себя в десять часов. В это же время надо было встретить у Рижского вокзала человека Васина и получить от него инструкции…
        Скверик у Рижского превратился в торговый перекресток. С Крестовского моста поток спешил на Проспект Мира, из универмагов, что у метро, люди перемещались в магазины, расположенные в здании вокзала. У всех были пакеты, коробки, тюки. Все двигались. Лишь Ракитский стоял на краю сквера и смотрел на старинные часы.
        Подошедший парень продемонстрировал исключительную точность. Он появился перед Ракитским ровно в десять… Его приметой было отсутствие особых примет: среднего роста, средней полноты и среднего цвета глаз. И говорил он не громко и не тихо. Спокойно и без акцента… Васина невзрачный парень называл «Он».
        - Он просил вас взять вот этот прибор и пульт к нему. Это магнитофон… Завтра утром Дон и Мартов поедут в Рузу. Очень нужна запись их разговора. Положите эту штуку в багажник и, когда они поедут, нажмите на пульте два раза синюю кнопку, а затем красную… Он очень просил вас сделать это.
        К концу инструктажа Ракитский понял, что ошибся. У парня была особая примета: когда он волновался или врал, то сдвигал плотно брови и уши его шевелились. А то, что он врал, было ясно сразу: нет сейчас таких громоздких магнитофонов и в багажник… Сон продолжал сбываться.
        Дон заметно сдал в последние дни. Он никак не мог ухватить судьбу за хвост. Она летала вокруг, царапалась, клевала и гадила на лысину…
        - Ты опоздал, Сережа. Что случилось?
        - Проспал, Виктор Олегович. После вашего звонка думал пять минут полежать и заснул… Выпил вчера лишнее.
        - Хорошо, хоть правду говоришь. Скоро я только тебе и себе буду верить… Ты слышал, что Славина с подругой взяли?
        - Нет… Кто их взял?
        - Казан и Серый. Взяли, несколько дней держали в погребе и собирались в Швейцарию за деньгами Славина… Ты представляешь Серого в швейцарском банке?
        - Так, значит, победа, Виктор Олегович? Значит, Славин у нас?
        - Не совсем так, Сергей… Вчера к Казану заявился какой-то лесник. Вырубил его и Серого и отпустил пленников… Очень много странностей в этом деле. Лесник Славина отпустил, а сам еще час просидел в погребе, всего себя облил вареньем и не уходил, а уползал через грядки…
        - Может это от собак… След отбивал… А Казан и Серый где?
        - С ними все в порядке - сидят у меня в подвале, в Лесном городке. Вернее, лежат - они в таком состоянии, что ни стоять, ни сидеть не могут… Я вот зачем тебя пригласил, Ракитский. Мартов нашел человека из окружения Савенкова. Тот готов за хорошие бабки выкрасть все документы и сдать Славина… Завтра встреча в районе Рузы. Этот человек хочет вести переговоры со мной, с Мартовым и, почему-то, с тобой… Сейчас едем в Лесной городок, а завтра утром в Рузу.
        - Виктор Олегович, а вы лесника не искали?
        - Ищем, Сережа. Сейчас вся братва по лесничествам мотается, зверье пугает.

* * *
        Лесной городок - это, конечно, не Барвиха, не Горки, не Никулины Горы, но вполне приемлемая дачная местность. Дон не мог не купить здесь дом. В шестидесятые годы его родители снимали в Лесном городке дачу несколько лет подряд. Тогда школьник - Витя мечтал не о космосе, не о белом пароходе, а о бревенчатом доме и именно здесь…
        Полная луна была хороша. Она висела прямо над дачей Дона, превращая подмосковную полночь в белую питерскую ночь… Можно было спрятаться в соседней роще и подождать тучки, но полное безветрие и чистое звездное небо не предвещало даже легкого облачка.
        Человек в черном забросил наверх крюк, подтянулся и лег на плоский край кирпичного забора.
        Во дворе было тихо. Дом спал и только возле ворот в огромном гараже на две-три машины тускло горел свет.
        Соскользнув вниз, ночной гость встал на колени и, давя подзаборную лебеду и ромашку, начал осторожно продвигаться к гаражу.
        Свет горел даже не возле машин, а в примыкающей сторожке… Черный человек улыбнулся, одобряя беспечность Дона: забор без колючки и сигнализации, собак не завел, вместо охраны шестидесятилетний дедок, с тоской гладящий на полную бутылку водки за буфетным стеклом. Вероятно, это его обычная ночная норма, но при хозяине нельзя.
        Окно в сторожку было открыто. Дедок сидел спиной и смотрел на маленьком черно-белом экране ночной ужастик. Периодически он переводил взгляд на буфет, вздыхая и опять без всякого интереса наблюдал, как инопланетные зубастики пожирают мирных американских обывателей.
        Парень в черном вынул из внутреннего кармана прибор чуть толще и длиннее обычной авторучки. Снял с предохранителя, навел, нажал спуск - маленький шприц вылетел почти бесшумно и вонзился в плечо сторожа. Тот успел сообразить, что это не комар. Так кусает овод или оса… Он даже поднял руку, чтоб смахнуть злое насекомое, но рука на взлете обмякла, голова повисла, дедок лег на стол, опрокинув пустой стакан…
        Пришелец около часа возился в гараже. Что-то монтировал под днищем машин, подключал, камуфлировал.
        Перед уходом он вернулся в сторожку, подставил к столу еще один стул, нашел еще один стакан, открыл бутылку и большую часть водки выплеснул за окно… Картина попойки получалась, но одна бутылка не их норма… В ящиках буфета лежала грязная посуда, банки с окурками… В высокой боковой стойке висело старое охотничье ружье, а на полках громоздились пустые водочные бутылки. Он поставил на стол еще одну, потом еще…
        Черный посетитель был когда-то перспективным спортсменом. Тренеры привили ему стойкое отвращение к алкоголю. И пьющих он не любил. Когда он их видел, злился, а когда злился, то брови его сходились на переносице, а уши шевелились.
        В пять утра шипящий телевизор разбудил сторожа. Дедок с трудом разлепил глаза и сразу все понял. Почти все… Как не утерпел и бутылку выпил - понятно, но кто еще две принес… Незапертая дверца буфетной стойки скрипнула и открылась. Не вставая с места, дед определил, что ружье пропало. Теперь все стало ясно: кто водку принес, тот и оружие спер… Надо срочно все убрать - хозяин не любит, когда на работе… А ружье из дома принесу. Мое даже лучше хозяйского…

* * *
        стрелка упорно показывала, что бензин вот-вот кончится… Водитель уже пять лет работал с Доном и репутацию свою берег. Другой бы заявил, что машина дурит, что он вчера залил полный бак и непонятно куда утекает или испаряется бензин…
        Перед ближайшей заправкой водитель чуть снизил скорость и наклонился к Дону:
        - Если сегодня предстоит большие концы, то стоит заправиться. Здесь, Виктор Олегович, отличный бензин.
        - Заправляйся… А вчера ты о чем думал? Не ожидал я от тебя… Помигай охране. Пусть за нами идут… Нам погулять?
        - Нет-нет, Виктор Олегович… Тут делов на две-три минуты.
        Ракитский суетливо заерзал. Очень удачный шанс:
        - А я погуляю. В ту рощицу сбегаю, а на повороте подсяду… За две минуты успею.
        - Беги, артист… Ты что, Сережа, от страха или растрясло?
        - Растрясло, Виктор Олегович.
        - Беги! Успехов тебе, Сережа. А мы с господином Мартовым до Рузы потерпим… Потерпим?
        Мартов промолчал. В сложные моменты он был сосредоточен и отвечать на плоские шутки не хотелось…
        Ракитский пробежал стометровку и развернулся за первой солидной сосной… Сумка с
«магнитофоном» осталась лежать на сидении. Он специально не положил его в металлический кейс, чтоб не экранировало… Четко работать в моменты сильного волнения Ракитский привык: экзамены, премьеры, съемки… Руки не дрожали. Он направил пульт на лобовое стекло, за которым угадывался силуэт Дона, и начал вспоминать код… Очень мешали последние слова Виктора Олеговича Кошевого: «Он пожелал мне удачи, а через минуту я его… Красиво! Шекспировский сюжет».
        Он не успел нажать даже на первую кнопку - взрывная волна отбросила его от сосны. Падая, он увидел, как взлетает вверх машина с Доном, с Мартовым и с его сумкой.
        Через несколько секунд стали взрываться топливные хранилища. Было красиво и страшно. Не долетая до Ракитского падали на землю детали машин, горящие шланги, бочки… Он лежал рядом с дорогой, но смотрел только на фейерверк. Он не заметил, что рядом в сторону Рузы проскочила машина, за рулем которой был знакомый человек, который явно волновался: брови его сомкнулись, а уши весело двигались то вверх, то вниз.

* * *
        Слово «охота» имеет несколько значений. Одно - поиск и добыча дикого зверя, другое - страстное желание, удовольствие.
        Все собравшиеся считали, что приехали на охоту в первом значении. Но зверь был не дикий. Кабаны больше года жили в неволе и их приучали бегать по ложбине от одного загона к другому. Они привыкли к шуму, к запаху человека и к маленьким домикам-шалашам, спрятанным в зелени на склонах ложбины. Пробегая мимо, они не знали, что эти домики называются «номера» и когда-нибудь из-под навесов они услышат выстрелы бесстрашных охотников…
        Савенков ружье не взял из принципиальных соображений, заявив, что не будет обижать бедных свинок. Он не пацифист, не зеленый, но пусть стреляют те, кому это доставляет удовольствие.
        Васин ружье не взял из солидарности. В конце концов, они не за этим сюда приехали…
        Еще в Киеве они заключили соглашение о добрососедстве. Всего несколько пунктов: Васин требовал, чтобы Савенков и его люди «вернули подлинники всех документов и кассет, после чего обо всем забыли».
        Требования Савенкова состояли из трех пунктов…
        Как безоружных, их направили на самый удаленный «пятый номер». Но он был и самый комфортабельный.
        - Я, господин Савенков, готов сегодня завершить наш договор… Документы при вас?
        - Как договорились. Подлинники всех без исключения документов и кассет.
        - Отлично! Теперь посмотрите вот ни эти бумаги… Дела на Славина по всем эпизодам закрыты из-за отсутствия события преступления… Вот еще одно постановление: по убийству хозяина «Аркадии» и брата Славина заведено дело на Виктора Кошевого. Завтра начнутся обыски, допросы и всякое такое… Читайте внимательно. Это, разумеется, ксерокопии.
        - Я вижу… Отличные, однако, копии. Не отличить от подлинников… Читать я не буду, Игорь Игоревич. Я знал об этом еще вчера. Есть у меня свои источники в МВД… По первому пункту вы отлично сработали. Как со вторым условием?
        - Слабенькие у вас, господин Савенков, источники в МВД… Вы вчера новости слушали?
        - Естественно.
        - Взрыв бензоколонки в районе Тучково отметили?
        - Слышал… Около десяти жертв, но фамилий не называли.
        - Тогда не знали. Вот утренняя сводка. Тела, правда, идентификации не подлежат и список по свидетельским показаниям… Вам интересны только три фамилии: Кошевой, Мартов и Ракитский.
        - А актеры вы за что? Не самая зловредная личность.
        - Не в ту машину сел… Как считаем, господин Савенков - второе условие выполнено?
        - Да, хотя и слишком круто. Я лишь просил оградить моих людей от нападок Лона и Мартова.
        - Разве я это не выполнил?
        Савенков хорошо понимал, что первые два условия Васин выполнил с удовольствием. Он сам этого хотел. Игра вышла из-под контроля и лишние фигуры надо удалять с поля… И суд над Славиным, особенно по делу об «Аркадии», никак Васину не нужен. И Мартов уже не нужен. И сгоревший Дон более выгоден, чем живой…
        Выполнение третьего условия было для Савенкова не таким важным. Тогда в Киеве он просил Васина рассказать правду по этому делу, но сам знал уже почти все… Мартов несколько лет работал у банкира Осинского, ставшего теперь неугодным власти олигархом. За это время ему удалось собрать любопытную подборку о «подвигах» шефа. Удалось получить и все счета подставных фирм Осинского. Пара из этих счетов должна была быть передана индусам в Крыму… Были и другие завязки, которые сходились на одном человеке.
        - Вот что, Васин, берегите документы, а я поеду в Москву. Я освобождаю вас от третьего условия… Скажите только, кто вам заказал Осинского? И к чему такие сложности? Можете не отвечать - все равно соврете… За последние дни я по вашим подвигам остросюжетную повесть написал с именами, датами и номерами счетов. Обещаю не публиковать. Будет храниться вечно на тех же условиях… Прощайте, Васин.
        Савенков спокойно пошел по тропинке… Беглый осмотр кейса не вызывал сомнений. Васин получил все, что хотел. Значит можно продолжать игру.
        Первый звонок егерям: «Выпускайте!»
        Теперь ждать… Основная стрельба начнется через десять минут и именно в это время Савенков будет на нужной точке… Стрелки не очень опытные. Должны целиться в ложбину, но кто-то развернулся и послал шальную пулю… Несчастный случай на охоте.
        Васина волновало, что Савенков ушел так спокойно… Опытный аналитик и не усмотрел такой простой опасности. Или решил, что я ни при каких условиях не смогу его убрать… О чем он говорил? О какой-то повести по моим сюжетам… Сказал, что знает все детали… Хвалил качество ксерокопии.
        Васин взглянул на часы. Через три минуты начнется пальба, в которую должен вписаться еще один выстрел… Он не успевал додумать до конца. Было ясно, что свои аналитические заметки, копии всех документов и, возможно, еще что-нибудь заложил в банк «на тех же условиях». Значит, с его смертью все это выплеснется, и поднимет такую волну, которая непременно сметет его, Васина.
        Дрожащими руками он схватил телефон:
        - Ты его видишь? Ни в коем случае! Все отменяется… На сегодня отменяется… Ружье не бросай. Пригодится.
        Савенков прошел всего в тридцати метрах… Недовольный стрелок разрядил ружье и начал его складывать: «Пяти секунд не хватило. Уже объект на мушке был… Так удачно место выбрал. Отпечатки с ружья не стирал и все коту под хвост… Заказ не выполнен, но не по моей вине. Деньги я слуплю в полном объеме».
        Стрелок и волновался, и злился. Камуфляж покрывал его полностью, оставляя только прорезь для глаз. В таком костюме не было видно, как сходятся его брови и шевелятся уши.