Пройти через лабиринт Татьяна Олеговна Воронцова
        Время запретных желаний
        Сияние белых северных ночей, бездонные зеркала озёр с нагромождением серых валунов, величественные стены православной твердыни, возведённой на руинах древнего языческого святилища, страшноватые легенды Русского Севера - вот что ожидало Нору, которая приехала провести отпуск на Большом Соловецком острове, и была уверена, что ничего необычного с ней никогда и ни при каких обстоятельствах произойти не может. Но неведомое начинает вторгаться в ее жизнь бесцеремонно и необратимо. События этого странного, временами жутковатого, но всё равно восхитительного лета убеждают ее, что самый запутанный и зловещий лабиринт - это сердце. Человеческое сердце, полное неизъяснимых желаний, которые совсем не просто распознать…
        Татьяна Воронцова
        Пройти через лабиринт
        1
        Самолет плюхается с неба на взлетно-посадочную полосу, точно курица с плетня, некоторое время катится, неуклюже подпрыгивая, по металлическим плитам покрытия и наконец замирает напротив здания аэропорта… если это можно так назвать.
        В принципе Нору предупреждали, что во время авиаперелета от Васьково до Соловков пассажир воздушного судна рискует получить массу интересных впечатлений, но она не ожидала, что они окажутся настолько интересными. Зато с погодой повезло. Сильный ветер и низкая облачность, характерные для здешних мест, могли отрезать острова от материка на несколько дней и даже недель. В этом случае повидаться с младшей сестрой опять не удалось бы.
        Подхватив чемодан, Нора выходит из деревянного сарая, стены которого выкрашены голубой масляной краской - это и есть здание аэропорта, - и сразу же видит припаркованную неподалеку тюнингованную зеленую «ниву» сестры. Сама Лера уже бежит навстречу, приветственно машет рукой. Сейчас будут объятия и поцелуи. Ну, ладно. По крайней мере большая часть этого утомительного путешествия позади.
        Их покойные родители носили простые честные имена: Мария и Александр. Вероятно, острый дефицит экзотики привел к тому, что дочерей они назвали Элеонора и Валерия. В детстве Нора сильно переживала по этому поводу и несколько раз обращалась к родителям с просьбой переименовать ее в Таню или Наташу. Всю жизнь, что ли, теперь быть объектом для насмешек? И только после появления во дворе девочки по имени Венера ей малость полегчало.
        Лера забирает у нее чемодан, грузит в багажник. Оборачивается. Ее фирменная улыбка - только глазами, не губами, - согревает Нору и вызывает ответную улыбку, правда, совершенно обычную. Не будучи любительницей бурных эмоциональных проявлений, Лера всегда умудрялась обозначить желаемое, используя минимум выразительных средств.
        Они обнимаются.
        - Устала? - спрашивает Лера. - Обед в два часа дня, как раз успеем. Я приготовила для тебя комнату с окнами на восток. Ты же любишь просыпаться вместе с солнцем? Садись в машину.
        Надо же, она это помнит. Продолжая улыбаться, теперь уже не сестре, а собственным мыслям, Нора устраивается на пассажирском сиденье, и достает из сумки солнцезащитные очки.
        - За всю неделю капли с неба не упало, - продолжает Лера, разворачиваясь на грунтовой дороге. - И солнце с утра до вечера. Не иначе как в твою честь.
        - Ой, брось, - отмахивается Нора. - Навряд ли Герман, Зосима и Савватий[1 - Герман, Зосима и Савватий - святые чудотворцы, основатели ставропигиального мужского монастыря Русской православной церкви на Соловецком архипелаге.] сочли бы меня достойной этой чести.
        - На островах Беломорья и до святых отцов много кто проживал.
        - Я догадываюсь. Язычники. Саамы. Ты покажешь мне все эти места силы или как их принято называть?
        - Покажу. Если не я, то ребята. Мне не каждый день удается улизнуть с фермы.
        Дорога, по обочинам заросшая кустарником, пронизанные солнечным светом кроны деревьев, медовый запах трав… мерцающие блики, зелень, все оттенки зеленого… снова блики, очарование дикой природы, долгожданное одиночество, отстраненность, отрешенность. В такие минуты начинаешь понимать отшельников. Жить здесь среди зайцев, белок и лис, вкушать плоды земли, ягоды и злаки. Акриды и дикий мед, да.
        - Как Аркадий? - спрашивает Нора, поборов неловкость.
        Нельзя же не спросить.
        - Все в порядке, спасибо, - после паузы отвечает Лера. - Мне кажется, здесь он чувствует себя на своем месте.
        Наконец проходимой остается лишь одна условная полоса. Ветви деревьев хлещут по стеклам «нивы» с обеих сторон. А если кто навстречу? Но и это становится безразлично после тридцати минут езды по этой дороге, полной солнечных бликов, зелени и волшебства.
        Улизнуть с фермы.
        Ферма.
        Нора помнит, как все это начиналось. Преуспевающий опытный врач - нарколог, анестезиолог и реаниматолог, - выпускник и сотрудник Первого МГМУ им. Сеченова, Аркадий Петрович Шадрин вдруг бросил все и подался на Соловки. Злые языки утверждали, что во всем виновата женщина, причем совершенно конкретная, специалист из того же отделения, которая покинула клинику незадолго до него. Молодая и красивая. Ну, еще бы. Из-за таких планеты и сходят с орбит. Года три или четыре об Аркадии ничего не было слышно, после чего - опять же вдруг, - он объявился уже как владелец и управляющий «фермы», где юноши и девушки, решившие завязать с наркотиками, могли провести несколько недель или месяцев, самый трудный период. Доктор Шадрин не отказывал в помощи и покровительстве тем, кто соблюдал его правила и кому больше некуда было идти. Каким образом удалось получить разрешение на строительство этого своеобразного реабилитационного центра на территории заповедника, нашел ли Аркадий спонсора для своего проекта или получил наследство от американского дядюшки - чего только на белом свете не бывает, - осталось на уровне
догадок. Но факт наличия центра был налицо. Информация о нем даже появилась в интернете. Лера в то время как раз собирала материал для кандидатской. Доктор пригласил ее на ферму, где материала было более чем достаточно. Она приехала. И осталась. Насовсем.
        Друзья, родственники и коллеги были в шоке. Нора тоже не сразу свыклась с мыслью, что ее сестра теперь работник психо-нарко-диспансера и самый натуральный отшельник.
        «А как же диссертация? Работа, карьера? Личная жизнь, наконец? Твоя личная жизнь. Шадрин залечивает сердечные раны, это ясно. Но что там делаешь ты?..»
        «Я живу там свою жизнь, - спокойно ответила Лера. - Личную жизнь».
        «Все знают, что Аркадий Шадрин рванул на Север, потому что Регина Новак дала ему от ворот поворот».
        «Во-первых: это неправда. Они встречались. Регина хотела выйти за него. Но ее родственники были против. Во-вторых: мне на это плевать».
        «Какие еще родственники? - изумилась Нора. - Я слышала совсем другую историю».
        Но Лера ответила твердо: «Я же сказала, мне плевать. Это мой мужчина. Постарайся понять меня, Нора, ладно?»
        Понять такое было невозможно, но принять - вполне. Лера была уже совершеннолетняя и имела право делать со своей жизнью все что заблагорассудится.
        Ферма огорожена высоким сплошным забором, выкрашенным в цвет хвои. Забота о безопасности тех, кто внутри, или о безопасности тех, кто снаружи? Впрочем, говорят, на острове водятся олени, а олень во дворе - не самое утешительное зрелище. Да, еще лисички-сестрички. Которые таскают курочек-ряб.
        Лера сигналит, и долговязый парень в мешковатой одежде распахивает настежь створки ворот. Выглядит он шикарно. На голове замусоленная бандана, белые черепушки на черном поле. Руки по локоть в разводах машинного масла. Вытянутые на коленках и тоже заляпанные черным штаны, исходный цвет которых, кажется, хаки.
        - Наш автослесарь Анатолий, - информирует Лера сестру.
        - Пациент? Или наемный работник?
        - Мы не говорим «пациент», Нора.
        - Я имела в виду, он из бывших?
        - Да.
        Лера останавливает машину на асфальтированной площадке перед гаражом. Анатолий, закрыв ворота, подходит, окидывает выбравшуюся из салона Нору равнодушным взглядом случайного прохожего и, вероятно, вспомнив одно из правил доктора Шадрина, сцеживает «здрассте». Она же, напротив, смотрит на него с нескрываемым любопытством. Колоритный персонаж. Загорелое обветренное лицо - много времени проводит на свежем воздухе, - тонкие губы, выцветшие голубовато-серые глаза. Наверняка банальнейшая история: мальчик из неблагополучной семьи, с раннего детства без присмотра… дурная компания, первая доза бесплатно… а дальше - вниз, вниз, вниз по наклонной плоскости.
        Спохватившись, она отвечает на приветствие и направляется к багажнику, чтобы извлечь свой чемодан. Но с другой стороны уже стоит крепыш с явной примесью кавказской крови, кивает Норе, задает короткий вопрос Лере, выхватывает из багажника чемодан и устремляется с ним по выложенной фигурной плиткой дорожке, обрамленной цветущими кустами шиповника, к одноэтажному кирпичному зданию, белеющему штукатуркой среди древесных стволов. В полной растерянности Нора переводит взгляд обратно на Анатолия.
        - Идем, - говорит Лера, кивком указывая на дорожку, по которой ушел чемодан. Реакции сестры ее, похоже, забавляют. - Толик загонит машину в гараж.
        Но она все медлит, наблюдая за действиями неприветливого автослесаря. Ее охватывает предчувствие чего-то значительного, чего-то страшного… быть может, страшного именно своей значительностью? Гараж состоит из четырех боксов. Ворота всех, кроме последнего, открыты, и в первом можно видеть фургон вроде «газели», во втором - пустое место, предназначенное для «нивы», а в третьем…
        …тогда это и случилось. Из третьего бокса вышел человек, который в тот момент ей даже не понравился, но которого - вот чего касалось ее предчувствие, - она запомнила - с первого взгляда поняла, что запомнит, - надолго. Возможно, навсегда.
        2
        Лежа в постели, она смотрит на темный прямоугольник окна в обрамлении веселеньких занавесочек - полевые цветы на бежевом поле, «крестьянский» стиль, - но видит не их, а лицо парня, который вышел из сумрака гаража на свет божий, привлеченный шумом двигателя и звуками голосов. Нору поразила хризолитовая зелень его глаз и алебастровая чистота кожи в сочетании с угольной чернотой волос. Если бы не высокий рост и худоба, показавшаяся ей чрезмерной, из него могла бы получиться шикарная девчонка.
        Взмахом руки этот новый появившийся на сцене персонаж поприветствовал Леру и повернулся к Норе.
        «Здравствуйте. - Когда он улыбнулся, стали видны не очень белые, но ровные и определенно здоровые зубы. - Вы, наверное, Элеонора?»
        «Да. Называйте меня Нора, пожалуйста».
        «Договорились, Нора. Я - Герман».
        Голос у него был низкий и тихий, абсолютно не соответствующий женственной наружности. Вернее, не женственной, а… эльфийской, что ли. Да, она наконец поняла. Парень напоминал ей эльфа.
        «Гера», - встрял завершивший водворение «нивы» в гараж Толик.
        «Протестую! - тут же отреагировал эльф. - Гера - это Георгий, он же Гоша, он же Жора. Ну, или Герасим как вариант. А я…»
        «…а ты Герман. - Толик вскинул грязные руки жестом „сдаюсь“. - Как первый инок и первый святой Соловецкой обители».
        Они обменялись заговорщическими взглядами, после чего тезка Преподобного Германа вновь скрылся в третьем боксе гаража.
        «Тоже из бывших?» - поинтересовалась Нора по дороге к Белому дому.
        «Нет, - чуть помедлив, ответила Лера. - Друга привез. Мы давно знакомы. Впервые он появился здесь три года назад. Тоже с другом. Но того, к сожалению, спасти не удалось».
        «Так он гей?»
        «С чего ты взяла?» - ошарашенно уставилась на нее Лера.
        «Тогда с другом, сейчас с другом…»
        «О господи. - Лера покачала головой. - Люди дружат иногда. И однополые, и разнополые. Это нормально».
        В молчании они дошли до Белого дома. Аркадий отлучился по делам, поэтому чаепитие прошло в непринужденной, домашней обстановке. Комната с окнами на восток Нору вполне устроила. И если бы не назойливые мысли о зеленоглазом тезке местного святого, то можно было бы сказать, что отпуск начался - лучше не придумаешь.
        Белый дом с полным правом носит такое название. Во-первых, он действительно белый. Во-вторых, в нем обитают Президент и Первая Леди. Снаружи он представляет собой одноэтажную кирпичную постройку с террасой, мансардой, оштукатуренными стенами, черепичной кровлей и шестигранной в плане остекленной оранжереей, соединенной с кухней узким крытым переходом. Внутри, помимо кухни, имеются гостиная, две хозяйские спальни, две спальни для гостей вроде Норы, решивших злоупотребить терпением хозяев, санузел с ванной, а также кабинет, он же контора, с рабочим столом, сейфом, компьютером и другой порядком устаревшей оргтехникой, где непобедимый доктор Шадрин вершит свои великие дела.
        Прочие постоянные или временные пациенты этой импровизированной клиники, члены этого беспокойного семейства, наемные работники, странствующие рыцари и заезжие гастролеры проживают в длинном двухэтажном корпусе, именуемом то Старым домом, то Бараком, то Казармой, в зависимости от настроения говорящего. За корпусом начинается хозяйственный двор с непременным складом, там же зеленеет сад и радует глаз геометрическим орнаментом грядок огород. Дальше стоит курятник, еще дальше - сарай для коз, и уж совсем на задворках, напротив въездных ворот - гаражи. С той стороны, с задворок, Нору и доставили на ферму.
        Сна ни в одном глазу. Как всегда на новом месте. Знакомства, впечатления - их слишком много для одного дня. И еще эта тишина. Звенящая тишина ночного леса, от которой больно ушам. И запахи, запахи! И… всего не перечесть.
        Надо признать, что место Аркадий выбрал (или оно его выбрало) на редкость удачное. Полностью соответствующее его целям и задачам. Еще дома, в Москве, ознакомившись с картой архипелага, Нора выяснила, что Новая Сосновка - это бывшее рыболовецкое поселение, ныне заброшенное, расположенное на одноименном мысу. Добраться до него очень и очень непросто, пожалуй, это одно из самых труднодоступных поселений на Большом Соловецком острове. Если ехать по маршруту «аэропорт поселка Соловецкий - Макарьевская пустынь (Ботанический сад) - гора Секирная - Савватиево - Новая Сосновка», нетрудно заметить, что все туристические тропы вместе с туристами заканчиваются возле Секирной горы, и дальше живые люди начинают встречаться только на подъезде к ферме доктора Шадрина, то есть, грубо говоря, еще километров пятнадцать на северо-восток.
        После обеда, гуляя по территории в одиночестве - Лере понадобилось срочно обсудить что-то с Аркадием, - Нора восхищалась обилием цветов и трав. Она-то представляла Соловецкие острова как голые каменные глыбы посреди ледяного моря и вдруг оказалась в таком, поистине райском, уголке. И дело было не только в обилии растительности, но и в ее качестве, если можно так выразиться. В насыщенности, ароматности, шелковистости. Она узнала клевер, мятлик, иван-чай, медуницу, ромашку, колокольчик, лютик, незабудку, фиалку, львиный зев… Некоторые места, где не тусовалась буйная молодежь, например, пространство между Белым домом и забором, были укрыты сплошным цветочным ковром.
        Тогда же, во время прогулки, она опять увидела Германа. Эльф сидел в кресле-качалке под открытым небом, напротив входа во флигель, примыкающий к зданию Барака, курил сигарету и читал. Довольно толстую бумажную книгу. Нору разобрало любопытство - что может читать подобное существо? - но подойти и спросить она постеснялась. Постеснялась или побоялась? Было в нем нечто, заставляющее ожидать подвоха. Грубости, хамства, ехидства - да чего угодно! Причем абсолютно на ровном месте. При всей своей внешней хрупкости внутри он отнюдь не хрупок, не мягок, не великодушен и не добр. Именно это интуитивное понимание сути… или как это правильнее назвать… ее и остановило.
        «Есть ли у человека определенная и неизменная суть?» - продолжая думать о своем, задала она вопрос во время позднего ужина в обществе Аркадия и Леры, когда «о природе, о погоде» было уже все сказано.
        «Ты по адресу, - добродушно усмехнулась Лера. - Аркадий большой любитель поговорить на эту тему. Особенно с Германом. Как зацепятся языками…»
        Нора вздрогнула от удивления.
        И он тоже?..
        У эльфа явно дар задевать людей за живое. Самим фактом своего существования.
        «Определенная и неизменная? Как, например, пол?» - уточнил Аркадий, глядя на нее со своей обычной требовательной серьезностью.
        «Ну, да. Нечто такое, что позволяет нам отличать вот этого конкретного человека от прочих, прикидывать как он себя поведет в той или иной ситуации, распознавать на уровне свой/чужой».
        «Я не считаю, что есть качества, присущие человеку органически. Но считаю, что есть первичный, фундаментальный проект человека в мире».
        «Что ты подразумеваешь под проектом?»
        «Выбор собственного бытия-в-мире… в зависимости от целей. Выбор тех или иных отношений с миром».
        «Психологический тип?»
        «Нет, тип здесь ни при чем. Вернее, тип можно рассматривать как симптом определенного выбора себя в мире. Но можно и не рассматривать. Тип же не определяет поведение. Человек свободен».
        Сидя за столом, Аркадий смотрел на нее спокойно и прямо. Коротко стриженные седеющие волосы, стойкий северный загар, серо-стальные глаза. Привлекательный, да. Из тех, о ком говорят «настоящий мужчина».
        «Герман с тобой согласен?»
        Аркадий чуть улыбнулся.
        «Это один из немногих вопросов, по которым между нами существует полное согласие».
        «То есть, - продолжала Нора, - любое из качеств, характеризующих человека и кажущихся нам неизменными, на деле может измениться на противоположное? Был трусливым - стал храбрым, был жадным - стал щедрым…»
        «Конечно. И если ты хорошенько подумаешь, наверняка вспомнишь немало примеров таких изменений. Здесь, на ферме, мы наблюдаем их постоянно. Все эти молодые люди приехали сюда именно для того, чтобы пересмотреть свои отношения с миром, занять в нем другое место».
        «Им это удается?»
        «Да. Не всем, но многим».
        Он покосился на Леру, а Лера в то же самое время - на него. Единомышленники. Что ж, Нора рада была убедиться в том, что ее сестра тоже сделала правильный выбор. Внесла изменения в свой проект.
        Аркадий встретил ее сдержанно, но в целом дружелюбно. Разговаривая с ним, отвечая на вопросы, какие задают исключительно для приличия, Нора в первые же минуты знакомства решила никогда, ни при каких обстоятельствах, не спорить с ним, не ссориться и не ругаться. Перевоспитывать взрослых людей - в принципе дело неблагодарное, а уж таких людей, как Аркадий… Вот бы послушать его диалоги с Германом. Тот не производит впечатление человека сговорчивого. Должно быть, когда им случается «зацепиться языками», лязг стоит на всю вселенную.
        Вздохнув, Нора устраивается поудобнее, натягивает одеяло до подбородка, но чуть погодя, прислушавшись к себе, отбрасывает его и садится на кровати. Ей хочется пить. Кажется, с вечера в коричневом керамическом чайнике оставалась заварка, и если добавить остывшей кипяченой воды и ложечку меда…
        Набросив халат, она выходит босиком в коридор. Идти по теплому дощатому полу приятно. Изнеженные ступни горожанки чувствуют каждую трещинку, каждую крупинку. Бесплатный массаж. Дверь кухни распахнута настежь, занавески на окнах раздвинуты, и света, проникающего снаружи, вполне достаточно, чтобы передвигаться без фонарика, не боясь набить себе шишку на лбу. Неужели здесь всегда так светло? Вроде белые ночи приходятся на май-июнь. Или в июне бывает еще светлее?
        Так, заварка… мед… Стараясь не греметь посудой, Нора снимает с хромированной сушки большую белую кружку с изображением смешной пятнистой коровы, осторожно ставит на стол, наливает чай, добавляет мед, тихонько помешивает ложечкой. Подходит к окну и, глядя через стекло на залитый бледным сиянием сад, пьет из кружки маленькими глотками.
        Хорошо. Как же хорошо.
        Последний год был непростым, ей пришлось распрощаться со многими иллюзиями, и теперешний приезд на Соловки, который она долго планировала и откладывала, планировала и откладывала, мог задать новое направление ее мыслям, привести к появлению новых планов, целей, желаний.
        Да, обновление крови не помешало бы.
        Из состояния задумчивости ее выводит слабый стук в коридоре… шепот, отрывистый смешок… шлепанье босых пяток по доскам пола, щелчок задвижки на двери ванной, плеск воды… и благодаря этому она замечает - поскольку, прислушиваясь, продолжает смотреть на улицу, - маленькую шуструю тень под яблоней. По густой зеленой траве крадется кот. Прыжок! Кажется, у Котофея Ивановича сегодня будет пир. Возня, которую он затеял на лужайке, заставляет подозревать, что охота была удачной. Днем Нора видела шмыгнувшую под крыльцо мышь и, надо полагать, это была не единственная мышь в округе.
        Спустя время задвижка щелкает вторично, вновь раздается звук торопливых и осторожных шагов - полуночник изо всех сил старается не шуметь, - потом шепот, хихиканье… Прикусив губу, чтобы не захихикать тоже, Нора стоит неподвижно с кружкой в руках и смотрит в сад.
        Если взрослый серьезный мужчина способен хотя бы изредка вести себя как влюбленный мальчишка, то для него еще не все потеряно. Интересно, вот сейчас, по прошествии стольких лет, что он думает о своем скандальном романе с красоткой Региной. Удалось ли ему выкинуть Регину из головы? Задаваясь этим вопросом, Нора хорошо понимает, что он порожден отнюдь не сестринскими чувствами, а обыкновенным женским любопытством. Но не стыдится. Ее переполняет необъяснимая уверенность, что наконец-то она оказалась в таком особенном месте, где можно не стыдиться и не бояться ничего.
        3
        На завтрак традиционно кормят овсянкой, творогом и булочками со сливочным маслом. Нора сидит за столиком у открытого окна и, ковыряясь в тарелке, с любопытством поглядывает по сторонам. Ей нравится наблюдать за здешней публикой. Размышлять о характерах малознакомых людей, на основании каких-то незначительных деталей делать выводы о существующих между ними взаимоотношениях. Она воображает себя «за кадром», и это помогает ей поддерживать иллюзию непричастности.
        Время от времени она сама становится объектом наблюдений. Как, например, сейчас. Рослая девица по имени Фаина старается вести себя как человек, занятый исключительно кашей и общением с сотрапезниками, но у нее плохо получается. Глаза, словно бы живущие собственной жизнью, то и дело косят в сторону Норы. Поймав себя на том, что сравнивает их с улитками, ползающими по лицу, Нора тихонько фыркает. Фаина ей не нравится. Наверняка анальный тип личности по Фрейду. У нормального человека просто не может быть такой болезненной страсти к порядку, какой, по словам Леры, отличается Фаина, а главное, такого маниакального стремления установить на женской половине чуть ли не казарменную дисциплину: подушка располагается строго по оси симметрии кровати, свет выключается по команде старшего по званию, кто опоздал на вечернюю перекличку, может до утра куковать на улице - и все в таком духе.
        Лера периодически пыталась воззвать к ее благоразумию, очевидно, несуществующему, но положить жизнь на борьбу с Фаиной было бы непродуктивно, а изгнать Фаину с фермы, где та проживала чуть ли не со дня основания, - негуманно. Благодаря особенностям своего характера, Фаина довольно быстро обзавелась наперсницей и парой-тройкой подлипал, которые, вместо того, чтобы своими силами занять достойное место в иерархии, предпочли прогнуться под авторитарную фигуру и теперь, пользуясь ее покровительством, совали нос куда не просят, ябедничали, сплетничали, наушничали, словом, уподоблялись шакалам из отечественного мультика про Маугли.
        Мужское братство породило своих монстров. Неформальным лидером считался Николай Кондратьев, в прошлом спортсмен-легкоатлет, но в его владениях, на втором этаже Барака, царили более демократичные порядки, во всяком случае, на первый взгляд. Что же касается отношения лидера и его соратников к новобранцам, которых на сегодняшний день насчитывалось двое, то Леонид, лежащий в лежку, был для них попросту недоступен, а Герман, проводивший все свободное время под окнами лежащего в лежку Леонида, только кивал им в знак приветствия по утрам и вечерам, и едва ли перемолвился с кем-то из них хоть словом.
        Все это Нора собирала по крупицам и бережно хранила, как хранят антропологи сведения о нравах и обычаях диких племен. Основным поставщиком информации была, разумеется, Лера. Видя непритворный интерес сестры, она охотно рассказывала ей обо всех более или менее значительных событиях - и о тех, очевидцем или участником которых становилась сама, и о тех, последствия которых приходилось разгребать, собирая с миру по нитке, - делилась соображениями и планами.
        Так Норе стало известно о совете, данном Герману Кириллом, представителем старой гвардии, с которым тот неплохо ладил еще три года назад.
        «С Коляном лучше не ссориться, - сказал Кир в тот же день, когда он привез на ферму своего трясущегося в ломке друга. - И поскольку не ссориться ты не умеешь, старайся просто помалкивать».
        «А если он заговорит первым?» - поинтересовался Герман, никогда не упускавший возможности превратить все в цирк.
        «Отвечай односложно: да, нет».
        «А он не сочтет это поводом для ссоры?»
        «Зависит от тебя, - усмехнулся Кир. - И знаешь что?»
        «Что?»
        «Сделай лицо попроще».
        На вопросы Коляна не пришлось отвечать ни «да», ни «нет» по той простой причине, что он их не задавал. Только при первой встрече смерил Германа с головы до ног полужалостливым-полупрезрительным взглядом и прошел мимо, вероятно, убедившись в его умственной неполноценности. Но Герман плевать на него хотел.
        Герман Вербицкий, человек с темным прошлым, неизвестной национальности и непонятных убеждений.
        «Ему двадцать семь лет», - сообщила Лера за ужином, заметив алчные взгляды, которые Нора исподтишка бросала на эльфа.
        Ужинали они здесь же, в общей столовой на первом этаже Барака. Расставленные в шахматном порядке столики на четверых. В центре каждого столика, рядом с перечницей и солонкой, небольшая вазочка с полевыми цветами. На окнах длинные плотные портьеры, добавляющие уюта и по вечерам создающие впечатление полной изоляции от внешнего мира. Светильники с матовыми плафонами. Хорошая белая посуда, ничем не напоминающая общепитовское убожество советских времен. Ламинированный пол. Чистота.
        «Двадцать семь? - переспросила Нора, обдумав услышанное. - Ну, прекрасно. Вся жизнь впереди».
        Лера жевала маринованный огурчик, смотрела на нее и улыбалась, щуря уголки глаз.
        «Он тебе нравится».
        «Нет. Интерес и симпатия - разные вещи».
        «Интерес часто перерастает в симпатию».
        «Часто, но не всегда. К тому же… ему двадцать семь, а мне тридцать семь, Лера. Я еще не выжила из ума».
        Герман, судя по приготовлениям, мечтал поужинать в одиночестве. Выбрал столик в самом дальнем углу, разложил вокруг тарелки кучу всяких полезных вещей - блокнот, карандаш, смартфон, пачку сигарет, зажигалку, - придвинул поближе пепельницу, но не прошло и пяти минут, как к нему присоединилась худенькая большеглазая девушка в узких джинсах до щиколоток и короткой красной маечке. Метнув на нее хмурый взгляд исподлобья, он испустил тяжкий вздох и согласно кивнул, из чего Нора сделала вывод, что отношения у них по меньшей мере дружеские.
        «Мышка Молли, - сказала Лера. - Ей двадцать три».
        «Почему Мышка? И почему Молли? А человеческое имя у нее есть?»
        «Есть. Олеся. Однажды она сочинила сказку про любознательную мышь, которая путешествовала автостопом, и с тех пор имя главной героини к ней прилипло».
        «Надо же, сказку…» - уважительно протянула Нора. Для нее самой даже надписать поздравительную открытку было целой проблемой.
        «Это еще не все ее таланты. Видела в холле картины? Из них только одна написана Германом, остальные - Мышкой».
        «Герман тоже рисует?»
        «Не тоже, - поправила Лера с мягкой улыбкой, какая обычно сопровождает приятные воспоминания. - Благодаря ему Мышка и увлеклась рисованием. Три года назад. Возвращение к жизни без химии давалось ей нелегко, и тут приехал Герман, рисующий все подряд на чем попало. Нарисовал меня, нарисовал Аркадия, нарисовал Мышку… много чего нарисовал. Мышке его работы так понравились, что она начала ходить за ним как хвостик и запоминать движения рук. К счастью, Герман, которого нельзя назвать ни сострадательным, ни терпеливым, на этот раз показал себя с лучшей стороны. Стал ежедневно давать ей уроки живописи и рисунка, и очень скоро она забыла и о депрессии, и о бессоннице. Ее жизнь вновь обрела смысл».
        Обо всем этом Нора размышляет за завтраком, под огнем преисполненных подозрения взглядов Фаины, и возвращается к своим размышлениям глубокой ночью, взбудораженная событиями, развернувшимися после ужина, когда она, не ожидая никакого подвоха со стороны мироздания, сидела спокойно за круглым пластиковым столом и перекидывалась в картишки с Лерой и Аркадием на террасе Белого дома.
        Вечерние посиделки на свежем воздухе, как и следовало ожидать, привлекли полчища прожорливых соловецких комаров, так что пришлось Аркадию установить на террасе дымокурню, сделанную из старого ведра. В ведро с продырявленным дном, напоминающее дуршлаг, он насыпал горячие угли, чуть меньше половины, и сверху накрыл сосновыми ветками. Дым с ароматом смолы заклубился вокруг.
        - Мне кажется, я на другой планете, - блаженно улыбаясь, проговорила Нора.
        Перед ней на столике, точно по волшебству, материализовались кружка холодного пива и поломанная на квадратики плитка шоколада. Шоколад с изюмом и орехами, ее любимый. И сигареты Winston Blue. Красота!
        - Привет покорителям космоса! - донеслось из тьмы.
        Сидящий к избушке передом, к лесу задом Аркадий обернулся. Глаза его блеснули, словно от предвкушения какого-то радостного события, какой-то веселой заварушки.
        Ну, конечно. На перила ограждения запрыгнул и уселся его любимый оппонент. Впалые щеки, модельные скулы, прядь черных волос, свисающая до бровей…
        - Привет, дорогой. - Привстав с плетеного кресла, Лера подала ему бутылку светлого пива. - Какие новости?
        - В нашей психушке? - спросил Герман, сделав первый глоток. - Эта ослица Фаинка довела до истерики крошку Розу. Та прилюдно пообещала в самое ближайшее время справить большую и малую нужду ей в постель. Я ходил на кухню поклянчить у шеф-повара сухариков, чтобы как-нибудь дотянуть до утра, и стал невольным свидетелем.
        - Опять? - нахмурился Аркадий. И добавил безо всякой укоризны: - Вчера ты здорово ее напугал.
        - Фаинку? Мало ее пугают, судя по всему.
        На строгом красивом лице Аркадия появилось выражение сдержанного недовольства.
        - Не думай, что здесь происходит хоть что-то, чего я не замечаю. - Взгляд серых глаз как бы невзначай переместился на Нору, и у нее создалось впечатление, что свою речь доктор Шадрин адресует не столько Герману, сколько ей. - Насчет Фаины. Я не был бы столь категоричен. При всех своих… гм, особенностях, она приносит несомненную пользу.
        - Еще бы! - насмешливо фыркнул Герман.
        - Она следит за порядком.
        - Она их бьет?
        - Кого?
        - Своих соседок по общежитию. Как она их дрессирует?
        - Не знаю, - озадаченно произнес Аркадий. - Навряд ли при помощи силы.
        - Не думай, что здесь происходит хоть что-то, чего я не замечаю, - передразнил Герман. - Ты вправду так наивен, док? Или прикидываешься?
        Нора потягивала пиво, грызла шоколад и внимательно следила за разговором.
        Замкнутое пространство. Ограниченный круг лиц. То, что астрологи называют ситуацией Двенадцатого Дома. И хотя ферма - не тюрьма, каждый может покинуть ее, когда пожелает, на деле на такой поступок отваживается далеко не каждый, ведь уйти значит снова столкнуться с абсурдом и кошмаром внешнего мира.
        - Фаина - местный старожил, - напомнил Аркадий. - Живет на ферме практически безвылазно. Боюсь, она уже неспособна на ту широту мышления, которую ты по привычке рассчитываешь обнаружить в людях.
        - А Колян?
        - Что Колян?
        - Кир советовал мне держаться от него подальше.
        - На втором этаже частенько происходят петушиные бои, и тебе это известно. Мы не вмешиваемся. Точнее, стараемся не вмешиваться.
        - Разумно.
        - Мы не хотим насаждать на ферме атмосферу исправительного заведения. Люди учатся взаимодействовать друг с другом. Вот и пусть учатся самостоятельно.
        И опять у Норы возникло подозрение, что он говорит все это для нее.
        - Звучит прекрасно, - заметил Герман. - Но по сути вы поощряете произвол Фаины и игнорируете потребности остальных. Потребность в сексе, например.
        - Мы не одобряем сексуальную распущенность, - вмешалась Лера. - Секс ради секса. Но если образовалась парочка…
        - Твой друг Кирилл, между прочим, регулярно шастает к Светке, - подхватил Аркадий, - и никто ему не запрещает. Они вместе уже почти год.
        - Хотел бы я посмотреть на того, кто попробует запретить что-либо Кириллу.
        - В таком случае за кого ты переживаешь?
        - Дошло до меня, о счастливый царь, - тут Герман ухмыльнулся, как заправский плут, - что некоторые прекрасные дамы по ночам держат двери на запоре, потому что Фаинка пригрозила им карой за блуд.
        - А ты откуда знаешь? Посягнул на добродетель одной из прекрасных дам и остался ни с чем?
        - О нет, правитель, я не посягал. Но посягнувшие рыцари матерились в коридоре столь громогласно, что не услышать их было нельзя. И тут возникает вопрос: какое дело дражайшей Фаине до сексуальной жизни соседей по этажу?
        - Еще немного, и ты скажешь, что нам выгодно содержать таких, как Фаина и Николай, потому что они делают за нас грязную работу.
        - Разве нет? - улыбнулся Герман.
        - Ты не то чтобы несправедлив… - Аркадий поискал слово, - ты абсолютно беспощаден.
        - Кого же мне следует пощадить? Фаинку? - Герман подмигнул Лере. - Или вас двоих?
        - Фаина садистка, - вздохнула Лера, откидываясь на спинку кресла и закуривая сигарету. - Николай же обыкновенный выходец из каменных джунглей, привыкший жить по закону «либо ты сожрешь, либо тебя сожрут».
        - Как говорил великий Аль Капоне, при помощи доброго слова и пистолета можно добиться гораздо большего, чем при помощи одного только доброго слова, - пробормотал Герман.
        - Вот-вот. Ему важна цель, собственное место под солнцем. Ей - процесс, наблюдение за людьми, чью волю она старается сломить, за их попытками сохранить достоинство.
        - А чем она занимается на ферме? - поинтересовалась Нора.
        Ей ответил Аркадий:
        - Она у Леры что-то вроде экономки и ротного старшины в одном лице. Помогает вести бухгалтерию, распределяет обязанности… кто из девчонок дежурит в столовой, кто в прачечной, кто занимается уборкой помещения… следит за сменой постельного белья, за состоянием дверных петель, половиков, прищепок и прочего ценного имущества, - Аркадий отрывисто рассмеялся, немного нервно, как ей показалось, - и не текут ли краны в туалете… и не курит ли кто-нибудь в спальне после отбоя…
        - А кто следит за всем этим на мужской половине?
        - Я.
        - Стало быть, никакой особой необходимости в услугах Фаины не было и нет. Лера вполне справилась бы самостоятельно.
        - В принципе, да. Но так уж сложилось.
        - Сколько ей лет?
        - Фаине? Двадцать семь. Ей давно пора уехать отсюда, устроиться на работу, выйти замуж. Но она боится. - Аркадий печально улыбнулся. - Боится жизни. И не дает жить другим.
        - Бывает, - сказал Герман, не обнаруживая ни малейшего сочувствия к Фаине, равно как и интереса к ее проблемам, несмотря на их тонкую психологическую подоплеку. - Ощущение власти над другим существом позволяет садисту тешить себя иллюзией, будто бы он способен преодолеть любые преграды, особенно если в его реальной жизни отсутствует радость творчества.
        - Ну иди, поучи ее рисовать…
        - Это выбор духовных уродов. - Герман пожал плечами. - При чем тут рисование? Вон Лера не отличает церулеум от ультрамарина, тем не менее ее жизнь - это жизнь человека творческого.
        - Посмотрим, как ты управишься с этими духовными уродами, - усмехнулся Аркадий, тоже протягивая руку за сигаретой.
        - Разве их больше одного?
        - Николай не садист, - повторила Лера.
        - Но рука у него тяжелая, - говоря это, Аркадий не спускал глаз с Германа, и Нора ощутила приступ досады.
        Чего он добивается? Какой реакции? Запугивать гостя на подконтрольной тебе территории вроде бы не очень благородно. Даже если этот гость - твой старинный приятель и собственно гостит уже не первый раз.
        - Не сомневаюсь, - кивнул Герман и отпил еще пива.
        Он был в слегка потертых темно-синих джинсах, неплотно облегающих стройные бедра, и расстегнутой рубашке в сине-зеленую клетку, накинутой поверх простой белой футболки. Разглядывая его с беззастенчивым любопытством женщины, осознающей свое преимущество - зрелый возраст и кровное родство с хозяйкой дома служили защитой от любых подозрений, - Нора наслаждалась его смущением, которого он уже не скрывал.
        Наконец он прикончил свое пиво, спрыгнул с перил, поставил пустую бутылку на пол, повернулся и спросил, помаргивая длинными ресницами:
        - Со мной что-то не так?
        Этот вопрос заставил Нору расхохотаться.
        - Да, есть одна проблема, - вслед за сестрой оглядев его сверху донизу, фыркнула Лера. - Ты стал еще красивее, чем три года назад. Держи себя в руках, договорились?
        - Я должен пообещать, что не прикоснусь ни к одной из девчонок, проживающих на ферме? Ладно.
        - Ты серьезно? - прищурилась Лера.
        - Вполне.
        - Что ж… я ценю это, Герман.
        И тут эльф отколол номер, подобных которому Нора повидала впоследствии немало, но этот был первым в ряду, поэтому произвел особенно сильное впечатление. Шагнул к Лере, присел на корточки возле ее кресла, заглянул в лицо… и вдруг с блаженным вздохом опустил свою темноволосую голову ей на колени.
        Лера захихикала. Аркадий угрожающе заворчал, но даже не изменил позу, продолжая сидеть нога на ногу с дымящейся сигаретой в одной руке и кружкой пива в другой, из чего Нора сделала вывод, что такие игры у них в порядке вещей.
        - Раз ценишь, скажи нашему доброму доктору, что мне нужно повидаться с Леонидом. Мои доводы он игнорирует.
        - Нужно? - прищурилась Лера, ласково перебирая волосы у него на затылке.
        - Совершенно необходимо. А док приставил к нему мымру в белом халате, которая на любой визит вежливости реагирует так, будто ее пытается изнасиловать в извращенной форме пьяный матрос.
        - И много попыток ты уже предпринял?
        - Две.
        - Маринка визжала?
        - Еще как!
        - Попробуй ее соблазнить, - посоветовала Лера. - В порядке исключения. - И пояснила специально для Норы: - Когда она не знает что делать, она визжит.
        С притворным сожалением Герман покачал головой.
        - Я без любви не могу.
        Слушая их, Нора чувствовала, как лицо само собой расплывается в улыбке.
        - Объясните мне кто-нибудь, - она повернулась к Аркадию, - почему Герману не разрешают навестить больного друга?
        Тот мрачно посмотрел на коленопреклоненного эльфа.
        - Они и порознь-то не особо управляемы, а уж вместе…
        - Но ты ведь взялся помогать. Я права? Помогать и управлять - не одно и то же, Аркадий.
        - Ты права, Нора. - Интонации его голоса едва заметно изменились, и она поняла, что наступила на больное. - Опять я взялся помогать человеку, который не нуждается в моей помощи.
        - Леонид не безнадежен, - сердито сказал Герман.
        - Безнадежен, просто иначе. В отличие от Данилы, он принимал наркотики не потому, что физически не мог без них обходиться, а потому, что хотел все больше и больше удовольствия, которое доставляет прием. Поэтому обязательно захочет повторить.
        Вот оно. Три года назад Герман привез на ферму человека, которого Аркадий не сумел спасти. «Тебе следовало поторопиться», - так сказал Аркадий, констатировав смерть, о чем Нора узнала, разумеется, от сестры. И чуть позже: «Он был безнадежен еще вчера». Теперь Герман привез другого джанки[2 - Джанки - сленговый термин, обозначающий наркомана (от англ. junkie).]. И глядя на Леонида, Аркадий вспоминает Данилу и ненавидит Германа за то, что своим внезапным появлением тот воскресил воспоминания, одинаково мучительные для обоих.
        - Снять метаболическую зависимость - это даже не половина дела, это одна десятая часть дела, - добавила Лера. - Остальные девять десятых - снять зависимость психологическую.
        Герман тяжело вздохнул и уселся, скрестив свои длинные ноги, на дощатом настиле террасы.
        - Я не планирую проносить в лазарет ни оружие, ни наркотики.
        - Да ты сам - и оружие, и наркотики. Полный комплект.
        - Маринка сказала, он не спит. И снотворное не помогает. Разреши мне приходить к нему в любое время суток и оставаться сколько угодно, тогда он будет спать.
        - Нет, - отрезал Аркадий. Глаза его потемнели. - Запомни, Герман: все, что ты здесь видишь, это плод неустанных трудов на протяжении восьми лет. Моих трудов и трудов Леры. Каждое наше решение является обоснованным, каждое правило - неоспоримым. Мы больше не ставим психологических экспериментов. Каждая ошибка обходится слишком дорого. Твой питомец и так не отличается сговорчивостью, а ты еще…
        Тут Герман просто встал и ушел. Не дослушав и не попрощавшись. С каменным лицом доктор Шадрин сидел и смотрел на цветущие кусты, за которыми скрылась его худощавая фигура.
        Лера кашлянула.
        - Знаю, знаю, - хмуро проворчал он. Вздохнул так же тяжело, как Герман пять минут назад, и потянулся за следующей бутылкой. - Интересно, успеем ли мы сыграть еще одну партию, прежде чем последует продолжение.
        Успели.
        Он как раз тасовал карты, чтобы сдать их по новой, когда на дорожке, извивающейся между кустами шиповника, послышался дробный топот…
        - Вторая часть Марлезонского балета! - объявил Аркадий.
        …и на террасу, дважды споткнувшись и чудом не упав, взбежала раскрасневшаяся Марина. Да-да, та самая горемычная медсестра.
        Опустив веер карт, Лена молча уставилась на нее.
        - Там… - начала Марина, с трудом переводя дыхание и тыча указательным пальцем в направлении Барака. - Эти двое… я говорила, но они меня не слушали… - Голос ее срывался от обиды и возмущения, растрепавшиеся волосы липли к потному лбу. - Они открыли окно, и… и… представляешь, они лежат в одной постели! Парни! Ты представляешь?
        - Ну и что? - в сердцах сказала Лера, раздосадованная не столько тем, что теперь придется вылезать из кресла и идти подавлять бунт, сколько тем, что докторские предсказания сбылись возмутительно скоро. - Я иногда с кошкой в одной постели лежу. Что с того?
        - Но… но… - заикалась Марина.
        Нора искоса взглянула на Аркадия. Тот сидел, уткнувшись в свои карты, и мужественно боролся со смехом.
        - Что «но»? Тебе больше заняться нечем, кроме как кляузничать? Иди полы помой. Крепче будешь спать.
        - Но доктор ему запретил! - выпалила Марина. И схватилась за опорный столб террасы, вероятно, чтобы не лишиться чувств. - Запретил! А он наплевал на запрет, отодвинул меня и вперся прямо в палату.
        - Доктор запретил. Он наплевал на запрет. А ты иди и помой полы, раз уж не смогла обеспечить порядок на вверенном тебе участке.
        - Но они же мужчины… они…
        Плотно сжав губы, Лера положила карты на стол рубашками вверх. Встала, одернула футболку. Решимость, написанная на ее овальном, смуглом от загара лице, заставила Марину выпустить столб и попятиться. Лера открыла рот, чтобы ее предостеречь…
        Поздно. Низкий каблук кожаной туфли-лодочки скользнул по краю ступеньки, и негодующая сестра милосердия, потеряв равновесие, загремела с лестницы вниз.
        Аркадий испустил тихий стон и отвернулся, пряча лицо. Он прилагал столь колоссальные усилия, чтобы не выдать своего истинного отношения к происходящему, что Нора начала опасаться, как бы его не хватил апоплексический удар. Губы кривились от сдерживаемого смеха, в глазах блестели слезы. За истекшую неделю Нора впервые видела его таким.
        - Ч-ч-черт… - прошипела Лера, бросаясь к простертому на траве телу. - Ты жива?
        - Да, - всхлипнула Марина.
        - Вставай.
        Нора подошла помочь. Совместными усилиями они поставили страдалицу на ноги, отряхнули, успокоили, и все втроем взяли курс на Барак. Доктор даже не оглянулся. Наверное, не был уверен, что в сложившейся ситуации сумеет сохранить самообладание.
        Изолятор или лазарет - кому как больше нравилось, - расположенный во флигеле, состоял из шести палат, процедурного кабинета и небольшого аптечного склада. И имел отдельный вход со стороны небольшого ельника. Миновав тамбур, Нора задержалась в начале коридора, рассматривая картины на стенах. Мягкие линии, пастельные тона - с первого взгляда становилось ясно, что кистью водила женская рука. Олеся?.. Однако пропустить шоу с участием Германа и его таинственного протеже после многообещающей прелюдии на террасе Белого Дома было бы обидно, поэтому она бросила еще один взгляд на ближайший натюрморт и поспешила к месту событий.
        Последняя дверь была чуть приоткрыта. Стоя перед ней, Лера прислушивалась к звукам, доносящимся изнутри. Тут же, в двух шагах, топталась Марина, стараясь, впрочем, производить как можно меньше шума. От падения в траву на ее светлой джинсовой юбке остались грязные зеленоватые пятна. Ну ничего, немного нашатырного спирта - и они исчезнут без следа.
        Нора подошла ближе и вот что услышала:
        - Нет, погоди… Я расскажу тебе о битве при Маг Туиред, когда Луг Длинная Рука впервые возглавил воинство сидов и повел их против фоморов, которые высадились на земли Ирландии во главе с Балором, Бресом и Индехом.
        Незнакомый голос, звучный и богатый интонациями, моментально ее заворожил. В восторге она стиснула руку сестры, и та, обернувшись, тепло улыбнулась.
        - Что там? - шепнула Марина, нетерпеливо подаваясь вперед.
        Но Лера безжалостно оттеснила ее плечом.
        - Иди займись своими делами.
        - Как скажешь, - растерянно отозвалась та. - Просто я подумала…
        - Неважно, что ты подумала. Там все в порядке. Иди.
        Разобидевшись на весь белый свет, Марина гордо удалилась. От Норы не ускользнуло неправедное ликование, вспыхнувшее в глазах Леры при виде ее исхода. Теперь можно было насладиться спектаклем без помех.
        - Много храбрых воинов не вернулось в тот день с поля боя, многих славных мужей забрала смерть. Честь и позор там сражались вплотную друг к другу, гремели копья и щиты. Искры от раскаленных мечей взлетали до самого неба. Кричали истекающие кровью воины. И река уносила тела врагов и друзей без счета…
        Нора уже изнывала от желания хоть краем глаза взглянуть на рассказчика. Вот это голос! Таким бы монологи из трагедий Шекспира со сцены читать.
        - …во время этой битвы Огма нашел Орну, меч Тетры, короля фоморов, и очистил от крови. И тогда меч рассказал ему обо всех делах своих, ибо в старину мечи и это умели…
        Воображение нарисовало ей двух молодых мужчин, лежащих рядом на узкой больничной койке. Лера сказала: «Люди дружат иногда». Женская дружба предполагает объятия, поцелуи и другие нежности. А мужская? Как они ведут себя, когда бывают вместе, но не охотятся на бизона и не бьются насмерть с врагом?
        - …когда сражение закончилось и все погибшие были похоронены, Морриган поведала горам и лесам, равнинам и рекам о великой победе сидов. «Мир от земли до неба! - разнеслась по Ирландии ее песнь. - Мир от неба до земли! Да живут вечно победившие в битве!»
        Лера сделала шаг назад и мягко потянула Нору за собой. Держась за руки, они дошли до аптечного склада.
        Выяснилось, что ключ у Леры при себе, и минуту спустя Нора уже стояла посреди небольшого квадратного помещения, две стены которого занимали стеллажные шкафы от пола до потолка, а возле занавешенного окна красовался новенький, совершенно не потертый кожаный диванчик с мягкими подлокотниками. Чистота и порядок. Специфический запах лекарств. И следы незримого присутствия доктора Шадрина - буквально повсюду.
        - Запустим жадные лапки в докторский тайничок, - прошептала Лера, скорчив уморительную гримаску.
        Открыла крайнюю дверцу в нижнем ряду и достала из шкафа две пузатые коньячные рюмки и литровую бутылку «Арарата», опустошенную на треть.
        - Да здравствуют маленькие человеческие слабости!
        Но попить бренди в спокойной обстановке им не удалось. Стукнула дверь, и на пороге возникла высокая мужская фигура.
        - Привет, Роза Прерий. - Взгляд пришельца был устремлен на сидящую в углу дивана Леру. - Понравилась моя история?
        Нора поняла, что кто-то наверху в очередной раз услышал ее, и теперь она имеет счастье лицезреть обладателя волшебного голоса.
        - Где ты видишь прерии? - поинтересовалась Лера, внимательно разглядывая его бледную светящуюся кожу и синеватые обводы вокруг глаз.
        - Спокойно. Прерии присутствуют виртуально. В отличие от Розы, которая в конечном итоге и является предметом всеобщих вожделений. Или ты хочешь, чтобы я назвал тебя Нимфой Лесов и Ручьев?
        - Ладно, ладно. Я знаю, что тебя не переговоришь. Иди сюда. - Лера похлопала по обивке дивана. - И познакомься, это Нора, моя сестра.
        Но он не пошел на диван, а, скрестив руки на груди, прислонился плечом к дверному косяку.
        - Приятно познакомиться, Нора. Меня зовут Леонид. Знаете, как того царя Спарты из рода Агидов, который считался потомком Геракла в двадцатом поколении и прославился…
        Нора серьезно кивнула, чувствуя, как внутри, в области солнечного сплетения, все дребезжит от смеха.
        - Ты здесь не единственный человек с высшим образованием, - проронила Лера, явно не собираясь лить воду на мельницу его тщеславия. - А где Герман?
        - Здесь, - отозвался эльф, выступая из-за спины царя Леонида и останавливаясь с ним рядом в проеме двери.
        На них было приятно посмотреть. Оба высокие, оба стройные, но один - очень темный брюнет, другой - очень светлый блондин.
        Дионис и Аполлон. Солнце Ночи и Солнце Дня.
        - Ты что, собрался бдеть до утра у постели больного?
        - Так точно.
        Герман положил руку на плечо Леонида.
        Похожие, но не одинаковые. Леонид все же шире в плечах и как будто крепче, плотнее, несмотря на временное нездоровье. Безупречная осанка, правильные черты лица. Этот парень мог играть в кино нацистского офицера, настоящего арийца. Герман рядом с ним выглядел как восточный принц.
        - Аркадий скажет, что вы устроили тут вакханалию, и завтра же ты окажешься на втором этаже главного корпуса, - предупредила Лера.
        - И у меня больше не будет персонального сортира? - застонал в притворном ужасе Леонид. - Я этого не переживу… Кстати, - добавил он после паузы, пристально глядя на бутылку, стоящую на подоконнике, - где в этом доме держат рюмки?
        Нора фыркнула и поспешно пригубила коньяк. Ну и тип! Нетрудно представить, как отнесутся к его появлению на втором этаже Николай и компания. Герман не давал повода, а этот нарвется в первые же полчаса. И его прекрасное высокомерное лицо украсят синяки и ссадины.
        - Рюмки? - Брови Леры изогнулись. - Зачем тебе рюмки?
        Он обворожительно улыбнулся.
        - Я собираюсь попросить у тебя глоточек этого живительного нектара. Ведь ты не откажешь мне, добрая леди? Нет?
        - И мне, - сказал Герман, подходя с двумя рюмками, извлеченными из «докторского тайничка», который, судя по всему, тайничком давно уже не являлся. По крайней мере для эльфов.
        - И тебе?
        - А что, я похож на трезвенника?
        - На сукина сына ты похож.
        - Фу, как грубо…
        Конечно, он добился своего. Лера, ворча, наполнила обе рюмки, и, передав одну Леониду, Герман с грацией подстреленного журавля опустился на диван.
        Светловолосый бард принюхался.
        - М-м… божественный запах. - Он сделал маленький глоток. - Божественный вкус. Почему-то, когда пускаешь по венам, пьянствовать совершенно не хочется. А когда пьянствуешь, пускать по венам хочется все равно. Почему так?
        Они пили и болтали, болтали и пили, и от близости Германа, его поджарого молодого тела, с Норой творилось черт знает что.
        Вот он сидит, откинувшись на спинку дивана, положив ногу на ногу, и тихонько смеется над шутками своего друга, а у нее частит пульс, потеют ладони, горит лицо… Но он и правда сидит слишком близко! Рубашки, в которой она видела его час назад, на нем уже нет, наверное, осталась в палате Леонида, и Нора не может заставить себя отвести взгляд от худых мускулистых рук, кажущихся загорелыми на фоне белой футболки, от темных волос, которые он время от времени небрежно зачесывает пальцами назад, от аккуратной мочки уха с проколом для серьги, но без серьги, от изящной линии челюсти… Даже то, как синяя джинсовая ткань обтягивает костлявое колено, кажется ей безумно эротичным. Спросить куда подевалась серьга? Или это будет выглядеть как неуместное любопытство?
        Но тут она рассердилась на себя и спросила. Герман повернул голову, улыбнулся чуть ли не робко. Вблизи Нора увидела крошечные трещинки на его губах, сеть тонких морщин в уголках глаз.
        - Да, последние три года я носил серьгу. Но когда приехал сюда, Аркадий потребовал, чтобы я ее снял.
        - Почему? Ему не понравилась модель?
        - Нет, сама идея. Он убежден, что ювелирные изделия носят только артисты и представители сексуальных меньшинств, и если я не первое и не второе, то мне следует быть поскромнее и не искушать ближних своих.
        - И много у него таких правил?
        - Вагоны! Товарные составы! Я стараюсь вести себя тихо, но…
        - Ты стараешься вести себя тихо, - перебила Лера, - но с первого дня привлекаешь к себе всеобщее внимание. Ты следуешь всем правилам, но вид твой однозначно свидетельствует о том, что правила будут с легкостью позабыты, если в один прекрасный день они не согласуются с твоей прихотью.
        - Это нечестно, Лера! - запротестовал Герман.
        - Я знаю. - Она помолчала. - На самом деле я рада, что ты приехал. Ты всегда был моим любимчиком и продолжаешь им оставаться. - Помолчала еще немного. - Потому я тебя и ругаю.
        Широким шагом, с непреклонным выражением лица в помещение вошел доктор Шадрин. Увиденное настолько выбило его из колеи, что некоторое время он просто стоял столбом, не зная что сказать.
        Лера сидела в углу дивана, поджав под себя одну ногу и вытянув другую, небрежно перебирая пальцами волосы Германа. Тот исполнял обязанности виночерпия, подливая дамам с улыбкой профессионального обольстителя и не забывая про Леонида, который расположился на полу. Все четверо выглядели непристойно довольными.
        Он все еще стоял посреди кабинета с видом Бога-Отца, заставшего Адама и Еву за поеданием райских яблок, когда Леонид, употребивший меньше остальных, оценил обстановку и предложил:
        - Присоединяйся, док.
        Услышав эту фразу, произнесенную приятельским тоном, без какого-либо намека на раскаяние, доктор шагнул к своему пациенту, рывком поставил на ноги и, не говоря худого слова, влепил ему тяжеловесную пощечину. Повернулся к Герману:
        - Молчать! Ни с места!
        И к Лере:
        - Ты тоже.
        - Вау! - промолвила жертва рукоприкладства.
        - Слушай, парень, - зарычал Аркадий, - по-моему, ты чего-то не понимаешь.
        - Да, - сказал Леонид, глядя на свою рубашку, залитую бренди, - я как раз спрашивал Леру и Нору… Я не понимаю, почему когда пьешь, все равно хочется секса, наркотиков, новых шмоток, новых девайсов, а когда имеешь хороший приход, уже ничего не хочется. Ни-чего. - Он опрокинул в рот последнюю каплю из рюмки, которую умудрился не выпустить из рук. - Хорошо. Но не лучше, чем джанк. С джанком ничто не сравнится.
        Лера закрыла глаза, чтобы не видеть. Герман привстал, но она сжала его руку, призывая сидеть смирно.
        - Знаешь, как умирают от абстинентного синдрома? - говорил Аркадий, держа Леонида за воротник. - Это смерть от передозировки похожа на плавное соскальзывание в сладкий сон без пробуждения, а в случае отнятия тяжелого наркотика опийного ряда в первую очередь происходит нарушение терморегуляции, нарушение водно-электролитного и кислотно-щелочного баланса, нарушение сна, затем судорожный синдром, расстройство мозгового кровообращения, кислородное голодание и, наконец, угнетение дыхательного центра. А теперь давай, включай воображение. Смерть наступает вследствие паралича дыхательной мускулатуры. Можешь представить, что это происходит с тобой? - Здесь он малость перегнул, но в целом Нора была согласна, парню следовало вправить мозги. - Я три ночи подряд сидел при тебе, как нянька. Таких тяжелых у меня не было давно. Мы даже думали, придется везти тебя в клинику, на аппарат искусственного дыхания. Помнишь? Не помнишь. Я сделал все для того, чтобы купировать абстинентный синдром и при этом не травмировать твою психику. И вот результат: твоя психика в полном порядке, и старые привычки до сих пор при
тебе.
        Герману достался не слишком дружелюбный взгляд.
        - Это как раз то, о чем я предупреждал тебя, мой дорогой Любитель-Жить-Своим-Умом.
        Леонид обнаружил признаки любопытства.
        - О чем он тебя предупреждал? Что я снова подсяду?
        - Учти, - теперь Аркадий тряс его за плечи, - я не допущу ничего подобного. Ты понял? Не допущу, даже если для этого мне придется посадить тебя на цепь и мордовать каждый день до потери сознания.
        - Посадить на цепь? - изумился Леонид. - Док, откуда такие мысли?
        Аркадий толкнул его к стене.
        Потрепанный, но по-прежнему обаятельный, он застенчиво улыбнулся из-под упавшей на лоб пряди светлых волос.
        - Ладно, док, делай что хочешь. Видишь, я не сопротивляюсь.
        Похоже, Аркадий только сейчас обратил на это внимание. Но не стал выяснять причины, а повернулся и посмотрел на Леру. Впервые за все это время.
        Она сидела в углу дивана, спокойная и величественная, как Афина Паллада.
        - Теперь займешься мной? Ведь это я достала бутылку.
        - Ты можешь делать все что угодно, - мягко произнес Аркадий, понизив голос, что сделало его неожиданно симпатичным.
        И вышел стремительно, без оглядки.
        - Ну что? Гроза пронеслась? - весело спросил Леонид, потирая щеку. - Здорово он мне влепил! Впрочем, я знал, что он на это способен. А теперь, дети мои, давайте выпьем, а то у меня от всех этих переживаний во рту пересохло.
        И с довольным видом подставил рюмку.
        - Ты увлекаешься кельтской мифологией? - спросила Нора.
        Рассказ о битве при Маг Туиред не шел у нее из головы.
        - Можно и так сказать.
        - Почему именно кельтской?
        - Не знаю. - Леонид озадаченно нахмурился. - Выбор мифологии, или религии, или женщины делается не на уровне сознания. Это подпороговые вещи, понимаешь?
        - Не очень.
        - Ну вот смотри, если мы любим, то ведь никогда не знаем за что. Если же знаем, то это симпатия, влечение, уважение, вожделение, словом, все что угодно, только не любовь. - Он помолчал, глядя на нее в упор, как делают дети и дикари. - Ты уже побывала на на Большом Заяцком острове?
        - Нет. Лера обещала меня отвезти, но у нее столько дел…
        - Я отвезу тебя, - вызвался Герман.
        - Правда? - Ее бедное сердце так застучало, что она даже испугалась, вдруг мальчишка заметит… разве что спиртное, которое он успел в себя залить, отразится на его наблюдательности. - Спасибо. Там действительно есть что посмотреть?
        - Ну, хотя бы знаменитые лабиринты, возведенные неизвестным народом, - он слегка подмигнул ей левым глазом, - есть мнение, что древними кельтами. У тех, кто отваживается вступить в лабиринт, происходит выравнивание всех функций организма. Нормализуется давление, ощущается прилив сил и так далее. Известны случаи исцеления женщин от бесплодия.
        - А наоборот?
        - От плодовитости?.. O tempora! O mores![3 - О tempora! О mores! (лат.) - Ироническая форма возмущения упадком общественной морали. Автор выражения - римский государственный деятель, оратор и писатель Марк Туллий Цицерон.]
        Они хороводились до половины двенадцатого, пока наконец Леонид не объявил, что это уже перебор. Он не слишком много выпил, но страшно устал от разговоров, от эмоций, от телодвижений, словом, от всего того, чего был лишен последние несколько дней. Нора и Лера отправились мыть рюмки, Герман же довел возмутителя спокойствия до кровати, а сам вышел на крыльцо покурить. Там все трое опять и встретились.
        - Так ты остаешься здесь? - спросила Лера, зевая.
        Герман щелкнул зажигалкой, маленькое пламя эффектно подсветило его лицо.
        - А что может мне помешать?
        - Например, я, - с этими словами доктор Шадрин выступил из серебристого тумана, который летом заменял здесь ночную тьму, и улыбнулся злодейской улыбкой.
        Минуту они молча смотрели друг другу в глаза.
        - Как же ты это сделаешь?
        - Очень просто. Возьму за руку и отведу в Барак.
        - Возьмешь за руку, - насмешливо повторил Герман, глядя на него сверху вниз.
        - Именно, - подтвердил Аркадий.
        - Присутствие дам тебя не смутит? Может быть, даже вдохновит? Если получишь удовольствие, док, то скажи об этом, договорились?
        Любуясь Германом, его утонченной дерзостью - дерзостью аристократа, - Нора одновременно восхищалась самообладанием Аркадия, который выслушивал все это с каменным лицом.
        - Брр… - Зябко передернув плечами, Лера зевнула во весь рот. - Уважаемый Аркадий Петрович, предлагаю отложить воспитательные процедуры на завтра и разойтись по домам. Первый час ночи! Лично я мечтаю о чашке горячего чая с малиновым вареньем и мягкой постельке. Кстати, ты обещал сделать мне массаж. - Она поморщилась. - Чертов остеохондроз.
        Доктор повернул голову. Взгляд его смягчился.
        - Будет тебе массаж. Я помню. - Тут он вспомнил еще кое-что. - Как Маринка? Что там у нее пострадало? Голова, спина…
        - Ничего, кроме юбки и чувства собственного достоинства.
        - Ну, это поправимо.
        С забавными предосторожностями Лера приблизилась к нему, точно он был пациентом отделения для буйных, подхватила под руку и, дружелюбно мурлыча, увлекла за собой. Нора смотрела им вслед, пока они не скрылись из виду. Обернулась, чтобы пожелать Герману спокойной ночи, да так и застыла, не в силах вымолвить ни слова.
        Он стоял на верхней ступеньке крыльца, выпрямившись во весь рост, чуть расставив ноги, пальцами обеих рук зацепившись за ремень. Белая футболка, бледный овал лица, горящие глаза, которые сейчас казались очень темными под черными росчерками бровей… И почти полная луна, с высоты поливающая эту восхитительную фигуру жидким серебром.
        «Я хочу запомнить это, - подумала Нора, пугаясь собственных мыслей. - Запомнить навсегда».
        Она прерывисто вздохнула. Герман спустился на одну ступеньку. Тени сместились, сияющий контур исчез.
        - Не забудь, - хрипло заговорила Нора и кашлянула, - ты обещал показать мне Большой Заяцкий остров. Как туда принято добираться?
        - На катере.
        - Там есть еще что-нибудь интересное? Кроме лабиринтов.
        - Церковь Андрея Первозванного, где Петр Первый освящал морской Андреевский флаг. Каменные курганы, неолитические святилища и символические выкладки неизвестного назначения.
        - Не верю, что ты ничего о них не знаешь.
        - Кое-что знаю. - Он улыбнулся. - Что знаю, расскажу. Здесь, на Большом Соловецком острове, тоже есть что посмотреть. Для начала можно переночевать в полуразрушенной монастырской гостинице на берегу бухты Благополучия.
        - Переночевать? - в замешательстве переспросила Нора. - Зачем?
        - Говорят, по ночам там происходят всякие удивительности, забавности и нелепости.
        - Ты предлагаешь мне переночевать там вместе с тобой?
        - Да, - ответил спокойно Герман. - Отсутствие кровати гарантирую.
        Она отвернулась. Скользнула взглядом по острым черным верхушкам елей, рассекающим серое небо. Было очень тихо, даже мелкая живность не шуршала в траве. Нора наконец поняла, что такое «звенящая тишина» - тишина, при которой уши горожанки начинают в панике воспроизводить фантомные звуки, типа фантомных болей.
        - Я согласна. Когда?
        Герман немного подумал.
        - С четверга на пятницу. В ночь полнолуния.
        - Договорились.
        Ну и как, спрашивается, после этого заснуть? Полуразрушенная монастырская гостиница, полная луна… и они вдвоем. С ума сойти.
        Лера сказала: «Ты стал еще красивее, чем три года назад». И позже, в лазарете: «Ты так чертовски красив, Герман, что на тебя смотреть больно. Помни об этом и контролируй свое поведение». Он хорош, да, но ведь дело не только в этом. Талант всегда привлекает. Завораживает своей инаковостью.
        На его картине, висящей в холле первого этажа, изображен человек - или не человек?.. - не совсем человек, бегущий через город прямо по крышам. Черные волосы отброшены ветром, подошвы высоких шнурованных ботинок высекают искры. Лицо не проработано детально, но парой коротких штрихов поверх смазанного овала мастерски передано выражение яростной одержимости, толкающей беглеца вперед.
        Интересно, к чему или от чего он бежит? Надо будет спросить.
        4
        Этот вопрос Нора задает ему на берегу Святого озера, стоя лицом к одной из башен Соловецкого кремля. Сегодня ветренно, густые волосы Германа лезут ему в глаза, Нору спасает любимая бейсболка цвета хаки.
        - От своего прошлого к своему будущему, - усмехнувшись, отвечает Герман.
        Он тоже с восхищением разглядывает циклопические стены и башни, хотя видит их далеко не впервые. Толщина стен, сложенных из огромных гранитных валунов, составляет, если верить справочникам, от четырех до шести метров, высота - от восьми до одиннадцати. Силуэты постройки вписываются в ландшафт северного острова настолько гармонично, что захватывает дух.
        - Предлагаю осмотреть это чудо фортификационного зодчества со всех доступных сторон, - слышит она негромкий голос Германа, чересчур низкий для человека его комплекции, к чему ей никак не удается привыкнуть.
        - Хм… сильно сказано.
        - К тому же это правда. Соловецкий кремль отвечал всем требованиям фортификационного зодчества XVI - XVIII веков и в то время был практически неприступен. Он служил твердым оплотом государственной границы на Севере и надежным укрытием для мирного населения. Его безуспешно штурмовали скандинавские феодалы. Эти стены, - Герман ласково прикасается к одному из булыжников, отполированных ветром и дождем, - не сумели разрушить ни пушки воеводы Мещеринова, который прибыл подавить восстание XVII века, ни ядра артиллерии английских винтовых пароходов времен Крымской войны. Местные старики утверждают, что Спасо-Преображенский монастырь находится под покровительством Святого Духа.
        - Имя зодчего история сохранила?
        - Местный монах Трифон, уроженец Ненокского посада.
        Неповторимый облик периметру придают булыжники всевозможных форм и размеров. Цветовых оттенков не сосчитать: здесь и кварцевый, и антрацитовый, и маренго, и терракотовый, и сепия, и бистр…
        - В плане кремль представляет собой неправильный пятиугольник, вытянутый с севера на юг. - Присев на корточки, Герман чертит щепкой на утоптанной грунтовой дороге. - Гранитную стену-ограду пересекают восемь башен… пять круглых «глухих» по углам и три четырехугольных «проезжих» по сторонам… и столько же ворот.
        Чертит он левой рукой, и глаза Норы расширяются от удивления. Левша? Но стакан-то он держит в правой руке. И вилку, кажется, тоже.
        Отмечая крестиками расположение башен, Герман перечисляет их названия и рассказывает чем они знамениты.
        - На северо-западном углу стоит круглая башня Корожняя, иначе Арестантская, с бойницами в четыре ряда. В прежние времена под ней находилась подземная тюрьма. На западной стороне ограды - четырехугольная Успенская башня, которую еще называют Арсенальной или Оружейной, так как раньше внутри размещался крепостной арсенал. На юго-западном углу - круглая Прядильная башня с бойницами в три яруса. На пересечении южного участка стены и юго-восточного - круглая Белая башня, она же Сушильная, она же Голшленкова, тоже с бойницами. На восточной стороне - круглая Архангельская. Недалеко от нее - Поваренная и Квасопаренная, возведенные в начале XVII века на углах пристроенной городовой стены. Круглая Никольская высится на северо-восточном углу. Все башни выступают довольно далеко за линию стен. Это сделано для того, чтобы огнем из башенных амбразур перекрывать подступы к ограде на всем ее протяжении. По всему периметру стояли пушки, да… По верху стен тянулся коридор, соединявший все башни. Есть он и сейчас.
        Отбросив щепку, Герман выпрямляется, отряхивает руки.
        - Пойдем?
        Медленно они идут вдоль стены, поворачивают направо, потом еще раз направо и, оставив позади здание монастырской гидроэлектростании и сухой водоналивной док, выходят к бухте Благополучия. На улице, можно сказать, безлюдно. Редкие аборигены ведут себя так, будто впервые в жизни видят белого человека. Столбенеют и таращатся. Хотя туристов здесь, по словам Леры, заметно прибавилось за последние лет пять или шесть.
        - Ты не поверишь, - бормочет Герман, увлекая Нору к причалу мимо безликих деревянных построек, - в прошлый мой приезд здесь можно было средь бела дня повстречать на дороге стадо свиней.
        - Ого!
        - Признаться, я не подозревал, что эти скоты такие здоровенные. А топот от них!.. А вонь!..
        - Ты не испугался, надеюсь? - поддразнивает она. - Когда увидел свиней.
        - Наоборот, - без тени улыбки отвечает Герман. - Очень испугался! Я шел с этюдником к Переговорному камню и вдруг увидел впереди облако пыли и почувствовал дрожь земли. Я даже не сразу понял что происходит. Облако приближалось. Все громче становился топот копыт. На всякий случай я прижался к забору и чуть погодя с диким храпом и хрюканьем мимо меня пронеслись эти смердящие исчадия ада. За ними размеренной поступью проследовал невозмутимый пастух. Черт… До сих пор не понимаю, как мне удалось не промочить штаны.
        Нора смеется. Рука об руку они подходят к причалу и несколько минут смотрят молча на чистую красновато-черную воду в обрамлении каменистых берегов.
        - Гуминовые кислоты, - говорит Герман, - они дают такой характерный оттенок. Хорошая вода. Но всегда холодная, даже летом.
        - Ты в ней купался?
        - Купался, только не здесь. В других озерах архипелага.
        - Здесь ведь много озер, да? Ты знаешь сколько?
        - Нет. И никто не знает. - Он произносит это таким тоном, что сразу становится ясно: он испытывает чувство гордости за Соловки в целом и неразбериху с количеством озер в частности. - Порядка трехсот. Около восьмидесяти озер связаны друг с другом системой рукотворных каналов, и путешествуя по ним на лодке, главное не заблудиться, иначе можно заплыть в тупик и обнаружить табличку с приветствием: «Господа дураки, вы попали куда хотели!»
        - Ты шутишь?
        - Ни в коем случае. Если хочешь, возьмем на днях лодочку и поплаваем по этим дивным каналам.
        - Хочу. А рыба в них водится?
        - Конечно! Окунь, плотва, ерш, щука, налим. Видела хоть раз живую щуку? О, это такое чудовище…
        - Страшнее свиньи?
        - Гораздо страшнее! Палец ей в рот лучше не класть.
        Полуразрушенная монастырская гостиница, ночевкой в которой соблазнял ее Герман, представляет собой длинное - Нора насчитала двадцать семь оконных проемов в ряду, - двухэтажное здание, сложенное из красного кирпича с живописно облупленной штукатуркой. Цокольный этаж довольно высокий и тоже имеет оконные проемы, высотой не уступающие проемам второго этажа. Но все они в полтора раза ниже того, что осталось от окон первого. С левой стороны к основному зданию примыкает флигель, совсем как в Бараке на ферме доктора Шадрина. Кровля отсутствует начисто. Почему монахи не реставрировали его? И не реставрировали, и не снесли.
        - Зачем? - пожимает плечами Герман. - Оно ведь никому не мешает. Создает колорит.
        Накануне Нора уже заглянула в интернет и выяснила, что Преображенская гостиница - крупнейшее каменное здание поселка. В лагерное время в нем размещались Управление СЛОН, Криминологический кабинет и гостиная Соловецкого музея, а позже - командный состав воинской части, казармы, Ленинская комната. В октябре 1990 года случился пожар, который и превратил белокаменное здание в мрачные руины.
        Между бывшей гостиницей и монастырским причалом громоздятся уложенные друг на друга бетонные блоки, стальные трубы, чуть поодаль в траве виднеется перевернутый деревянный корпус лодки, потрескавшийся и заросший мхом. Провисшие между столбами электрические провода подчеркивают окутывающую здание атмосферу необратимого упадка.
        Отойдя в сторонку, Герман присаживается на ствол поваленного дерева, раскрывает на коленях блокнот и простым карандашом начинает делать набросок. И что же привлекло его внимание? Ох… Насквозь проржавевшая посудина, которая когда-то была, наверное, рыболовным катером, а потом превратилась в груду металлолома на берегу.
        - Это нужно писать маслом, - не отрываясь от своего занятия, тихо говорит Герман. - Завтра вернусь сюда с этюдником, а пока…
        Мягкий грифель легко скользит по бумаге, извлекая форму буквально из ничего. Должно быть, вот так же резец Микеланджело извлекал форму из глыбы мрамора. Нора согласна, такое богатство цвета требует масляных красок. Не прозрачной акварели и не приглушенной темперы, а именно масла с его глянцевитой роскошью и безграничным изобразительным потенциалом. Ржавчина, покрывающая корпус и надстройку судна, каменистая россыпь по берегам - это настоящий вызов художнику.
        Пару дней назад она помогала Лере в оранжерее, там же возилась со своими любимыми азалиями Олеся по прозвищу Мышка Молли. Они уже завели речь о чае, когда двери тамбура открылись и закрылись, впустив Алекса с мешком грунта для пересадки растений. Он поставил мешок туда, куда указала Лера, но не ушел, а остался стоять около распахнутого настежь окна.
        «Что, Алекс? - Усталым движением Лера отбросила челку со лба. - Если хочешь сказать, то говори. Если не хочешь…»
        «Слишком много шума. - Алекс вставил в рот сигарету, прикусил зубами. - Вокруг твоего художника и его приятеля. - Щелкнул зажигалкой, глубоко затянулся, неторопливо выпустил дым из ноздрей. - Эта на всю голову долбанутая… Фаинка… совсем взбесилась. И Колян, глядя на нее. Боится, как бы трон под ним не пошатнулся».
        Лера неприязненно усмехнулась, хотя неприязнь, конечно, предназначалась не Алексу.
        «А кто претендует на его трон?»
        Алекс прищурился.
        «Никто? Ну ладно. Только Колян об этом не знает. А этот твой парень… - Алекс хрюкнул. - Он ведь рисует, так?»
        «Да».
        «Рисует с утра до ночи. Все, что видит. Все, что хочет видеть. Его рисунки уже ходят по рукам. И чего там только нет, мама дорогая!»
        «Ходят по рукам? - Лера озадаченно нахмурилась. - Я видела только блокнот, который он носит с собой».
        «Ты много потеряла».
        «Кто же распространяет эти рисунки?» - спросила Лера, как будто речь шла о листовках.
        «Да он же рисует на чем попало. Рисует и оставляет в столовой, в бильярдной, в холле. А потом, небось, и не помнит, что нарисовал. Рисует как дышит».
        «Мм…»
        «На днях Маринку нарисовал. - Алекс снова хрюкнул. - В голом виде».
        «Где же он мог видеть ее в голом виде?»
        «Я не сказал, что он видел ее в голом виде. Я сказал, что он ее нарисовал».
        «Ясно. - Лера обессиленно прислонилась к стене. - Кого еще он нарисовал?»
        «Дашку, которую трахают два козлоногих сатира. Сатиры хороши. Процесс очевиден. Дашка похожа сама на себя как две капли воды. Оказывается, она жаловалась ему на Фаинку. Что Фаинка запрещает ей водить мужиков».
        Лера бросила взгляд на Мышку Молли, занятую пересадкой очередной азалии, и, увидев прикушенную от смеха нижнюю губу, тоже невольно улыбнулась.
        «Так у него не сложилось с Дашей?»
        «Это у Даши не сложилось с ним. А у него… кхм… не знаю, мне кажется, у него сложилось бы с любой, несмотря ни на какие запреты. Если бы он захотел».
        Лера вздохнула.
        «Что еще?»
        «Еще, - рассказывал Алекс уже с нескрываемым удовольствием, - он нарисовал тебя в кольчуге и в шлеме. С большущим мечом. Ну, и Маринку… как я уже сказал, в чем мать родила. Как черти поджаривают ее на сковородке. Один черт щекочет ей задницу, другой хватает за сиськи, ну а третий подбрасывает дровишек. Маринка вне себя. Вчера целый день размахивала этим рисунком, как флагом, и ругала художника на чем свет стоит».
        «Зачем же она показывала кому-то этот рисунок?» - поинтересовалась Нора.
        «Кому-то? Да она показала его всем. Чтобы все разделили ее возмущение».
        Нора припомнила речи Германа на террасе Белого дома, в лазарете, в столовой, в других местах. Его шуточки. Его жесты. А теперь еще рисунки…
        Во время чаепития, которое происходило за маленьким круглым столиком в окружении фикусов, пальм, рододендронов, араукарий и прочей экзотики, Мышка Молли вернулась к разговору о рисунках Германа.
        «Он рисует, как Бердслей. - В голосе ее звучало благоговение. - Такая линия… то четкая, прямо чертежная, то трепещущая, полная музыки. - Она покачала головой, глядя на поверхность стола перед собой. - Никогда не видела ничего подобного. А штрих! Боже мой! Он не рисует, а колдует».
        Рисует как дышит… не рисует, а колдует…
        Обаятельный маргинал Герман Вербицкий, походя творящий шедевры, способные парализовать сознание неподготовленного зрителя.
        «Ты видела много рисунков?» - поинтересовалась Нора.
        Мышка ей нравилась. Смышленая тихая девочка. Слишком тихая для того, чтобы считаться боевой подругой Германа. Однако он с ней дружил.
        «Шесть или семь. Голую Маринку, Леру в рыцарских доспехах. Смешно… - Мышка натянуто улыбнулась, думая о своем. - Один рисунок я даже стащила из общей кучи. Просто не смогла с ним расстаться. Вот, посмотри».
        Она достала из внутреннего кармана джинсовой куртки сложенный вдвое лист бумаги и развернула на столе.
        На рисунке был изображен круг, внутри него еще один круг, и в самом центре - сидящая на троне человеческая фигура, вид сверху. Оба круга, внутренний и внешний, были заполнены фигурами различных мифологических персонажей с их традиционными атрибутами. Авторский стиль Германа, бесцеремонный и утонченный одновременно, невозможно было спутать ни с чем. Он словно поддразнивал зрителя, заставляя заманчиво оттопыриваться ткань туник на грудях античных богинь. Сладострастные улыбки юных богов, обнажающие зубы… крутые бедра привратницы святилища…
        «Что это такое?» - спросила Нора, вместе с Мышкой разглядывая рисунок.
        И тут всех удивила Лера.
        «Изображение внутренней стороны орфической вазы, третий век нашей эры. Я видела репродукцию в альбоме, посвященном искусству дохристианской Европы».
        Опять дохристианская Европа. Только теперь орфики.
        «Он увлекается язычеством?»
        «Спроси его самого, - посоветовала Лера. - Я уже устала считать его увлечения».
        «Давай спросим за ужином, ладно? - С заблестевшими глазами Мышка повернулась к Норе. - Сядем все вместе за стол…»
        Так они и сделали.
        Герман посмотрел на рисунок, который развернула перед ним Мышка Молли после того, как все отдали должное свиным отбивным с жареной картошкой, и тяжело вздохнул. Ему хотелось кофе.
        «Лера сказала, что это внутренняя сторона орфической вазы третьего века».
        «Угу».
        «Расскажешь?»
        Он перевел взгляд на Мышку.
        «Принесешь кофе?»
        «Большой кофейник? - Мышка послушно отодвинула стул и встала. - А сливки?.. А сахар?..»
        Она убежала на кухню, к поварихе Зинаиде, которая любила ее как родную дочь, и вскоре вернулась с подносом. Кофейник, полный горячего крепкого кофе, вазочка с колотым сахаром, блюдце с нарезанным тонкими ломтиками лимоном, чашки, ложки… Нора помогла Мышке сгрузить все это на стол, невзначай придвинув к себе изображение вазы.
        «Ну? - нетерпеливо спросила Мышка. Подхватила кофейник, ловко налила всем кофе. Села. - Герман, мы готовы».
        Преданный взгляд отличницы, устремленный на классного руководителя. Осталось только выпрямить спину и сложить руки перед собой.
        «Это широко известный в узких кругах артефакт, он был найден в окрестностях румынского города Пьетроаса. В то время культ Орфея был распространен на всей территории центральной Европы, и даже, как видишь, в Румынии».
        «На родине вампиров?»
        «Да. В целом круг представляет собой символическое изображение этапов или ступеней посвящения. - Герман постучал ногтем по бумаге. - Это Орфей, мистический рыбак. В одной руке у него рыболовный багор, в другой сеть. Вспомни слова Христа: „Я сделаю вас ловцами человеков“. И тут же на ум приходит король-рыбак из средневековой легенды о Святом Граале. В настоящее время Папа Римский носит на пальце „кольцо рыбака“, эти слова выгравированы на нем вместе с изображением рыб, которыми Христос накормил народ во время проповеди в пустыне».
        «Рыбак означает „ловец душ“?»
        Нора медленно поворачивала рисунок по часовой стрелке, восхищаясь хулиганской трактовкой всех этих многоликих, изменчивых сакральных образов, мастерски обыгранным сюжетом величественной древней мистерии.
        «Образ рыбака типичен для раннехристианского общества, поскольку во время крещения неофита погружали в воду, а затем извлекали, как рыбу. Здесь же можно вспомнить Иону, заново рожденного китом в Мидрашим[4 - Мидрашим - сборники толкований священного писания в древней иудаистской богословской литературе.]. О нем говорится, что он, находясь в брюхе рыбы, олицетворяет душу человека, поглощенного Шеолом, преисподней. Очевидно, речь идет о погружении в глубинные воды, из которых необходимо выплыть на поверхность и таким образом словно бы родиться заново».
        Обеденный зал почти опустел. За столиками, помимо Норы, Германа и Мышки, сидели только Фаина со своей свитой, несчастная одинокая Даша и несколько лоботрясов со второго этажа.
        «Существует древневавилонская легенда о погружении в океанские глубины царя Гильгамеша, который надеялся раздобыть там растение, дарующее бессмертие. Растение он раздобыл, но, выбравшись на берег, потерял его, как последний идиот. Оно было съедено змеем и с тех пор змеи способны сбрасывать кожу, возрождаясь снова и снова, а человек обречен умирать раз и навсегда. Как сказал Господь Бог Адаму после грехопадения: ибо прах ты, и во прах возвратишься[5 - Книга Бытия 3:19.]».
        В девять часов верхний свет выключили, оставив только маленькие настенные бра с круглыми матовыми плафонами. В помещении сразу же воцарилась атмосфера частной гостиной и, пользуясь этим, Герман начал курить одну сигарету за другой, хотя в другое время не злоупотреблял терпением персонала.
        «Однако этому не соответствовало представление древних греков. Они считали, что Зевс создал человека не из безжизненного праха, а из останков титанов, которые растерзали и пожрали его сына Диониса. Таким образом человек состоит отчасти из бессмертного тела Диониса, отчасти - из смертного тела титанов. Эта истина открывалась посвященным во время Элевсинских мистерий».
        Вошла Лера, огляделась с порога и без колебаний направилась к их столику. Герман кивнул и придвинул к ней ближайший свободный стул. Лера тоже закурила, взяв сигарету из его пачки, лежащей на краю стола.
        «Приведенный Орфеем к тайным вратам, неофит отправляется в свое великое путешествие. Подобно заходящему солнцу, он спускается под землю, в ночь и символическую смерть, и, описав полный круг - пройдя все изображенные на вазе этапы посвящения, - воскресает для нового дня, для новой жизни».
        Дежурные собрали посуду и ушли. Ушла и Зинаида, пожелав всем доброй ночи. Остальные сидели кто с пивом, кто просто так, делая вид, что расслабляются под негромкую музыку, льющуюся из радиоприемника.
        «Я собираюсь завтра на этюды, - сообщила Мышка, отчего-то покраснев. - Пойдешь со мной?»
        «Да, - сразу же согласился Герман. - Отличная мысль. Давай прямо с утра, пока воздух не прогрелся. Холодный воздух придает небесам такое сияние…»
        В этом месте Фаину прорвало.
        «Да заставь же его заткнуться, Лера! Не знаю, что с ним нужно сделать… Это просто вирус помешательства какой-то!»
        «Тихо, тихо, Фаина, - нахмурилась та. - Что на тебя нашло?»
        «А на тебя, на тебя что нашло? Вы все из-за него точно с ума посходили. Неужели ты отпустишь с ним Леську?»
        «Почему нет? - простодушно поинтересовалась Лера. - Они оба рисуют, у них есть общие интересы».
        «Ну, если тебе нужна внеплановая беременность…»
        Лера закрыла глаза.
        Мышка окаменела от стыда и негодования.
        Герман смял в блюдце окурок и прикурил новую сигарету.
        «Фаина, - заговорил он после паузы, сцеживая дым сквозь зубы, - как давно тебя трахали в задницу?»
        Девки завизжали в один голос, как будто он выпустил им крысу из рукава. Звук отодвигаемых стульев заставил Нору предположить, что сейчас они так же организованно набросятся на него и зададут жару. Она даже слегка напряглась, как-никак их было шестеро. Но девушки поступили иначе. Друг за другом - Фаина во главе колонны, - они начали покидать помещение, на ходу всевозможными ужимками и гримасами давая понять, что он безвозвратно уронил себя в их глазах.
        Мышка сидела зажмурившись, как будто над ней пронесся железнодорожный состав.
        «Во сколько встречаемся?» - спросил Герман как ни в чем не бывало.
        «В восемь, - ответила Мышка и открыла глаза. - Нет, в четверть девятого. В холле».
        Их не было целый день. Перед ужином Нора сидела в холле со Светланой, подругой Кирилла, и видела, как они, усталые и довольные, ввалились в Барак через главный вход. Расстались у подножья центральной лестницы, которая отличалась от прочих оригинальным, почти в стиле модерн, заполнением ограждений, договорившись встретиться здесь же через пятнадцать минут - нужно было отнести этюдники, промыть кисти, переодеться, - и благополучно встретились, но непосредственно перед этим на лестнице разыгралась любопытная сценка.
        Спускаясь со второго этажа, на площадке между лестничными маршами Герман столкнулся с идущим навстречу Николаем Кондратьевым. Не совсем столкнулся, места было достаточно, чтобы разойтись, но Николай, поравнявшись с ним, демонстративно выбросил левое плечо вперед, и он отлетел к стене. Вот так фокус! Николая сопровождали Антон и Иван.
        «Смотри куда идешь, приятель», - тихо и очень внушительно произнес Николай.
        Торс борца среднего веса, пружинящая походка, стрижка «ежиком», спортивный костюм…
        Но Герман, наверное, понимал, что впереди еще много подобных встреч, и спокойно ответил: «Штормит? Тебе еще повезло, приятель, что это был я. Я мягкий. А вот стенка, она того… твердая. Что, если лбом? Так ведь и убиться можно».
        С мечтательной улыбкой сытого хищника Николай сделал шаг вперед.
        «Что-то ты разговорился, художник».
        И тут снизу голос подала Мышка Молли: «Герман, ты идешь?»
        «Николай, я иду? - вежливо поинтересовался Герман. - Держись за перила, приятель. Тебе еще жить и жить».
        Проскользнув мимо всей компании, сбежал по ступеням, ухватил Мышку за руку и вместе с ней поспешил по коридору в направлении столовой.
        Он закрывает блокнот, убирает в карман расстегнутой черной ветровки, надетой поверх белой футболки, встает и поворачивается к Норе.
        - Пойдем посмотрим поближе?
        - На что?
        - На гостиницу, конечно. Ты еще не отказалась от мысли провести там ночь?
        Глаза его смеются.
        - Нет, - отвечает она. - И не откажусь, даже не надейся.
        - Зайдем внутрь? - предлагает он после того, как наружный осмотр заканчивается возле пролома в стене флигеля.
        - Нет, сейчас я туда не пойду, иначе потом будет не страшно и не интересно. Лучше заглянем в сувенирный магазин, а по дороге ты расскажешь мне про вашу с Мышкой вылазку на этюды.
        - Могу показать тебе наши работы.
        - Я бы и работы посмотрела, и рассказ послушала. Почему нет?
        Однако Герман игнорирует просьбу без объяснений. Просьбу рассказать про вылазку на этюды, а не просьбу посетить с ней вместе сувенирный магазин. Как раз в магазин, расположенный в ничем не примечательном деревянном доме с покосившейся вывеской, на которой кистью от руки намалевано «сувениры», он заходит охотно. Говорит «здравствуй, Галя» стоящей за прилавком грудастой девице, знакомит ее с Норой, интересуется что новенького, осматривает все предложенное и в конце концов останавливает выбор на книге, посвященной истории и архитектуре Соловецкого кремля, глиняном кувшине с орнаментом и двух стеариновых свечах. Вкус у него отменный, и Нора, поскольку он выбрал все это для нее, немедля оплачивает покупку.
        Гале навскидку лет двадцать пять или двадцать шесть. Пестрое ситцевое платье с белым кружевом по краю декольте, вьющиеся рыжеватые волосы, заплетенные в косу и уложенные на затылке, полное отсутствие косметики. На Германа она поглядывает с нескрываемым любопытством. Впрочем, так на него поглядывают многие. Он выделяется на общем фоне не только в поселке Соловецкий, но и во владениях доктора Шадрина. Как, интересно, обстояли дела в школе, ВУЗе, других местах, где двуногие без перьев вынуждены контактировать друг с другом…
        На улице Нора берет его под руку и не отпускает, пока они не доходят до Святоозерских ворот, где оставили мотоцикл. И опять на них всю дорогу глазеют местные и приезжие. Действительно, странная пара: молодой мужчина богемной наружности и обыкновенная - даже слишком обыкновенная - женщина средних лет с усталым лицом.
        Ну и черт с ними, пусть глазеют. Устроившись позади Германа на сиденье видавшей виды «ямахи», Нора заключает его в кольцо своих рук и старается взять от минут этой невинной близости все что только можно.
        И все же ей удалось узнать кое-что об их с Мышкой совместной вылазке на этюды.
        Уже почти стемнело. Пользуясь отсутствием Аркадия, сестры решили распить бутылочку красного в библиотеке, где не кусали комары, и в разгар пирушки к ним постучался Герман.
        Вошел, окинул взглядом стол.
        - Фи, - губы его презрительно изогнулись, - вино с орехами.
        - Да пошел ты, - проворчала Лера.
        - Я еще не устал от вашего общества, дамы. - Он внимательно посмотрел на Леру. - Что случилось, милая?
        - Ты трахнул ее? - спросила Лера, отвечая ему таким же пристальным взглядом.
        - Кого?
        - Мышку.
        - Нет.
        - Ладно. - Лера вышла и вскоре вернулась с чистым бокалом. - Тогда выпей со мной.
        Он сел напротив, кинул в рот фисташку.
        - Кажется, я кое-что обещал тебе. Помнишь?
        - Да. Но я не была уверена в том, что ты это помнишь.
        Герман кивнул с понимающей улыбкой. Глотнул вина. Рубиново-красное, насыщенное, полнотелое, оно играло за стеклом, точно жидкий огонь.
        - Каталония?
        - Угадал. Тебя, наверное, вскормили вином вместо молока.
        - Провинция Пенедес. - Герман сделал еще глоток. - Это не очень трудно, милая.
        - Прекрати называть меня «милая». Я не милая и никогда не была милой.
        - За это я тебя и люблю.
        Вино постепенно делало свое дело. Восприятие действительности менялась по мере насыщения крови алкоголем. Лера, суровая и строгая, одетая в черные леггинсы и длинную черную тунику с серебряным кантом по вороту и рукавам, была похожа на одну из древних королев вроде Боудикки, а Герман - на ее любимого барда. Он мог позволить себе все что угодно - ленивую пикировку с ней, бурную ссору, романтичное признание, изысканный комплимент, - и не поплатиться за это головой. Так о чем они говорят?..
        - …рисует, читает, но не выходит. Без тебя не выходит. Он хочет, чтобы ты встал между ним и этой шайкой молодых негодяев.
        - Ты так считаешь?
        Похоже, речь о Леониде. Леонид не выходит из лазарета. И кому это мешает? Там все равно сейчас свободных палат полно.
        - Такие, как он, не любят и не умеют решать свои проблемы самостоятельно, - продолжала Лера. - Они сидят и ждут, когда за них это сделают другие.
        - Ты столько знаешь о Леониде, который приехал неделю назад, а о тех, кто проживает здесь постоянно, даже минимума информации не имеешь, - задумчиво произнес Герман. - Странно, не правда ли?
        Она уставилась на него глазами горгоны.
        - Объяснись, черт возьми.
        - Вопрос, трахнул ли я Мышку, оказывается, занимал не только тебя.
        - О господи.
        Крутанув бокал за ножку, так что вино омыло изнутри его стенки и кровавыми слезами заструилось по стеклу, он сделал еще глоточек и спросил:
        - Продолжать?
        - Да.
        - С грязными подробностями?
        - Герман! Рассказывай что случилось.
        И он рассказал. Нора слушала с таким же напряженным вниманием, как Лера, и картина перед ее мысленным взором рисовалась примерно следующая.
        В конце дня, который она целиком провела в обществе своего кумира, Мышка спустилась в женский санузел с душевыми кабинами, привела себя в порядок, сделала небольшую постирушку и направилась к выходу. Взялась за ручку двери… Дверь толкнули с той стороны, Мышку толкнули тоже, и в результате, вместо того, чтобы мирно отправиться на боковую, она очутилась в помещении с умывальными раковинами, вплотную прижатая к кафельной стене. Фаина и ее солдаты в юбках Ольга и Раиса, обступив ее с трех сторон, приступили к допросу.
        «Ну что, нагулялась? Отодрали тебя, тихоня?»
        «Что вам надо? - вырвалось у нее. - Вы с ума сошли?»
        «Как он в деле? Хорош? Может доставить удовольствие женщине?»
        Мышка попыталась отпихнуть стоящую прямо перед ней Ольгу, но добилась только того, что ее схватили за волосы.
        «Пустите! - крикнула она охрипшим от страха и злости голосом. - Что я вам сделала?»
        «Вставил он тебе или нет?» - грубо спросила Фаина.
        «Тебе-то что?»
        Фаина наотмашь ударила ее по лицу.
        Из глаз Мышки брызнули слезы.
        «Зачем? Зачем ты это делаешь?»
        «Пошла вон, мелкая сучка».
        Подхватив Мышку под руки, Ольга и Раиса буквально вышвырнули ее за дверь. Она чуть не упала, подхватила влажное полотенце и, спотыкаясь, побежала к лестнице. Ее трясло с головы до ног. Безостановочная нервная дрожь, от которой холодеют руки и немеет язык. В таком состоянии и обнаружил ее Герман, внезапно появившийся на дорожке сада. Он вышел от Леонида и надумал выкурить перед сном сигарету. Мышка выскочила отдышаться.
        «Ага, - сказал он, с первого взгляда распознав симптомы. - Местные моралфаги перешли в наступление».
        Мышка ничего не ответила. Низко опустив голову, сжимая в руках полотенце, она только загнанно дышала, и было непонятно, слышит она его вообще или нет.
        «Что они с тобой сделали?» - спросил Герман очень спокойно.
        Мышка шмыгнула носом.
        «Нет. Не плачь».
        Он положил руку ей на затылок, помог выпрямиться и крепко обнял. Она прижалась к нему всем своим тоненьким слабым телом, продолжая всхлипывать, дрожа как лист.
        «Послушай, Леся. Я должен знать».
        «Да ничего…» - выдохнула она чуть слышно.
        «Фаинка, Ольга и Райка?»
        Быстрый кивок.
        «Они били тебя?»
        «Фаинка… один раз…»
        «Фаинка тебя ударила?»
        Еще кивок.
        «Правда один раз?»
        «Да».
        Он согревал ее своим телом до тех пор, пока дрожь окончательно не прошла и слезы не высохли.
        «Теперь пойдем, я тебя провожу».
        «Погоди. Давай постоим еще немного», - попросила Мышка.
        «Как скажешь. - Герман снова обнял ее, чувствуя диафрагмой тяжелый стук ее сердца. - Что они тебе сказали?»
        Содрогаясь от гнева и отвращения, Мышка передала ему свой разговор с Фаиной. Точнее, не разговор, а обмен враждебными репликами.
        «Несчастная идиотка», - процедил он сквозь зубы.
        «Но почему? - Мышка задавала ему тот же вопрос, что и своей обидчице: - Почему? Ведь я не сделала ей ничего плохого».
        Герман усмехнулся, глядя в темноту над ее головой.
        «У тебя есть то, чего нет у нее. Ни у одной из них. Внутреннее содержание. - Улыбнулся во весь рот. - И дружеское расположение такого мужчины, как я».
        Неизвестно, какая картина рисовалась у Леры, но насчет дальнейшего она была уже в курсе. Узнала из других источников.
        За поздним завтраком Фаина опять проявляла сварливое недовольство всем на свете, и Герман, допивающий кофе в компании Даши и Леси, не обращал на нее внимания до тех пор, пока она не вмешалась в их захватывающую беседу. Речь шла о религиозных представлениях древних кельтов.
        «Бельтайн - время заключения священного союза, - говорил Герман, - когда Бог Отец, обитающий на Небе, сходит к Богине Матери, обитающей на Земле, чтобы наполнить ее жизнью, то есть, оплодотворить. Самайн - время общения с духами, когда богиня в образе дряхлой Старухи покидает царство жизни и спускается в царство смерти, чтобы отдохнуть и вернуться юной Девой по весне. Богиня пребывает вечно, последовательно проходя через три эти фазы - Дева, Мать, Старуха, - тогда как бог должен умереть, чтобы родиться вновь».
        Вот тут матушка Фаина и заявила о себе: «Кончай пудрить им мозги! А вы обе, чего уши развесили? Он вам еще не такое расскажет».
        «Расскажу, - спокойно произнес Герман. - А что ты имеешь против?»
        «Да то, что все это чушь собачья!»
        «Ты называешь чушью мифологию?»
        «Ты… - В своем лексиконе Фаина не смогла обнаружить подходящего эпитета и, посидев немного с плотно сжатыми губами, продолжила: - Я помню тебя, Вербицкий. Ты всегда был с приветом. - Лицо ее пошло красными пятнами. - Считаешь себя самым умным, да?»
        «Не самым глупым, скажем так».
        «Ты три года не появлялся, и никто, между прочим, по тебе не скучал. И вот ты сваливаешься, как снег на голову, располагаешься со всеми удобствами и считаешь, что все должны плясать под твою дудку».
        «Я так считаю?» - удивился Герман.
        «А то нет! Уже и девок начал в гарем набирать».
        На них оглядывались. Судя по всему, позиция Фаины не вызывала у окружающих особой симпатии, но они предпочитали держаться в стороне.
        «Осторожнее, Фаина», - негромко предупредил Герман.
        Та приосанилась: «Это что, угроза?»
        «Моя бабка говорила, - ни с того ни с сего брякнула Даша, - что все зеленоглазые люди - ведьмы или колдуны».
        Фаина вздрогнула. Пальцы ее с такой силой сжали край столешницы, что побелели костяшки.
        Не спуская с нее глаз, Герман холодно улыбнулся.
        «Что за… бред?» - запинаясь, спросила она, переводя взгляд с него на Дашу и обратно.
        Оставив на столе чашку с недопитым кофе, Герман встал и, продолжая смотреть ей в лицо, спокойно ответил: «Конечно, бред, Фаина. Но девок из моего гарема ты все же не обижай».
        После чего обошел ее справа налево, против хода солнца, как Верцингеторикс обошел Цезаря при капитуляции после поражения в Алезии.
        «Я же говорила, что все зеленоглазые люди…» - прошептала Даша и прижала руки ко рту.
        Чуть позже, спускаясь с крыльца, Фаина подвернула ногу, так что пришлось наложить тугую повязку, а во второй половине дня в гладилке обожгла руку утюгом.
        И теперь, сложив все это воедино, Лера задала главный вопрос:
        - Что ты сделал?
        Герман заморгал глазами.
        Она погрозила ему пальцем.
        - Не прикидывайся.
        - Ладно. - Немного помолчав, он произнес с глубоким вздохом: - Фаина суеверна.
        - Откуда ты знаешь?
        - Все знают, Лера.
        - Таким образом…
        - Она все сделала сама.
        - Надеюсь, ее внушаемость не станет причиной более серьезных травм, - мрачно произнесла Лера.
        Это Герман оставил без комментариев.
        Лера подняла бокал.
        - За тебя, красивый. Кстати, бедная Даша вообразила, что влюблена в тебя, и теперь проливает горькие слезы из-за твоей дружбы с Лесей.
        - Этого нам только не хватало! - ужаснулся Герман. - Лера, я здесь ни при чем, клянусь. Ну, прогони меня. Или посади на цепь, как Аркадий грозился посадить Леонида.
        - Держать тебя на цепи и кормить из рук, - произнесла она задумчиво. - Это же мечта каждой женщины. - И рассмеялась. - Ладно, проваливай. Я хочу провести этот вечер с единственным здесь нормальным человеком - со своей сестрой.
        После его ухода еще минут пять обе сидели молча, неторопливо потягивая вино. Когда бутылка опустела, Лера сходила на кухню и принесла на подносе две кружки с дымящимся чаем, печенье и мед. И картонную папку для бумаг под мышкой.
        - А это что такое? - полюбопытствовала Нора.
        - Держи. - Папка шлепнулась перед ней на стол. - Посмотри и скажи что думаешь.
        Разумеется, это были рисунки. Перебирая их, в немом восторге отслеживая путь грифеля по бумаге, Нора на время выпала из реальности. Очнулась, перевела дыхание. Качнула головой, точно не веря своим глазам.
        - Такая графика… с ума сойти.
        - Он профессионал, - пояснила Лера. - У него есть специальное образование. Помимо таланта.
        Теперь они обе смотрели на лежащий сверху рисунок.
        Доктор Шадрин. Выдвинутая челюсть свидетельствует о твердой решимости следовать прямиком к цели. Вперед и только вперед, невзирая ни на какие препятствия. Человек-локомотив. Карандашный штрих мастерски заострил скулы на хмуром лице Аркадия, обозначил ямочку на подбородке… Но самое примечательное во всей композиции - это, конечно, длинный крученый кнут, кольцами опадающий к его ногам. Изгиб лоснящейся черной петли так нестерпимо правдоподобен, что хочется крикнуть «не надо!» При всем понимании бессмысленности этой мольбы. Нет, Аркадий не из тех, кого можно уговорить или разжалобить. Что заставило художника вложить в его руки кнут? Символом чего является кнут в данном случае?
        - И все же они не могут друг без друга, - заметила Нора.
        Лера кивнула.
        - Однажды Герман сказал об Аркадии, что это человек, с которым невозможно поддерживать приятельские отношения. Или дружба до гробовой доски, или вражда. И изменить его не способны ни годы, ни люди.
        - Он проницателен.
        - Иногда чересчур.
        Опять Аркадий. Сцена Последнего суда в духе Папируса Хунефера. Лера поясняла, водя чайной ложечкой по бумаге… Голова Осириса Аркадия увенчана Белой Короной с перьями, в руках - скипетр, крюк и кнут, символы верховной власти. Его троном является надгробие с изображениями закрытых на засов дверей и карниза в виде уреев. Справа от него стоит Нефтида, слева - Исида. Перед ним на цветке лотоса выстроились четыре сына Гора: Местха, Хапи, Туамутеф, Кебсеннуф. Трон Осириса покоится на воде. В тронный зал заглядывает умерший, в котором можно без труда узнать Леонида.
        - Сюжет из древнеегипетской мифологии? - спросила Нора. - Хм…
        - В сто двадцать пятой главе Книги Мертвых бог Тот вопрошает умершего: «Кто есть тот, чей кров - огонь, стены - живые уреи и пол его дома - бегущая вода? Кто он, спрашиваю я?» Умерший отвечает: «Это Осирис», и бог говорит: «Тогда входи, ибо воистину ты будешь представлен ему».
        - И Леонид вошел.
        - Да, - подтвердила Лера, - Леонид вошел. Себя Герман тоже рисовал в короне Осириса. Только он был Осирисом расчлененным, а Аркадий - Осирис победоносный. Бог, победивший смерть и ставший в результате этого акта владыкой Царства мертвых, осуществляющим Последний суд.
        - Со скипетром все ясно. Но почему кнут? - спросила Нора после некоторых раздумий. - Это ведь орудие наказания, разве нет?
        - Символ власти. Орудие, при помощи которого ты осуществляешь свою власть над другим существом.
        Понемногу Нора начинала понимать, что связывает ее сестру с эльфом, носящим имя местного святого. На днях Лера упомянула, что занимается переводами академических текстов. Поиск. Все они ищут одно и то же. И Аркадий, и Лера, и Герман, и Леонид…
        Мысль о Леониде пробудила воспоминание о небольшом комическом эпизоде около гаражей, приключившемся сразу по возвращении из поселка.
        Герман поставил мотоцикл в бокс и спросил как раз покончившего с мытьем фургона механика: «Какие новости?»
        Толик ухмыльнулся.
        «Твой парень вышел сегодня на пять минут на солнышко. На беду мимо проходила старушка Фаина».
        «Ну и что?»
        «Ну, и он шлепнул ее по заднице».
        «А она что?»
        «Она чуть в обморок не упала».
        «А он?»
        «Что „он“? - Толик вытер руки и как ни в чем не бывало извлек из Германова кармана пачку сигарет. - Прошелся насчет ее филейной части, типа комплимент, и ушел к себе. - Выудил одну сигарету, остальное засунул обратно в карман. - Сам-то я не слышал, девчонки болтали».
        Тогда Нора не отреагировала на эту историю, а сейчас расхохоталась во все горло. Бедная Фаина! Вот так поворот судьбы! Она травит беззащитных одиночек, чувствуя себя при этом ужасно крутой, а ее оценивающе похлопывают по заду, как товар на невольничьем рынке. Умора.
        5
        Ночь светла и тиха, точно в фантастическом фильме перед появлением чудовищ. Полная луна висит серебряным блюдом над Соловецким кремлем, над полуразрушенной монастырской гостиницей, в которой сейчас всего два гостя - мужчина и женщина, случайно повстречавшиеся на этом острове в сердце Беломорья. Крыши нет, и, лежа рядом поверх расстеленного на дощатом полу спального мешка, они смотрят вверх, позволяя холодному сиянию небесных светил омывать их лица, кажущиеся масками. Герман захватил еще куртку с теплой подкладкой, и теперь она, сложенная вчетверо, служит им подушкой. Чистый холодный воздух щекочет ноздри. Изо рта с каждым вздохом вырывается облачко пара, как зимой.
        - Так Соловецкий кремль или Соловецкий монастырь? - тихо спрашивает Нора, начиная испытывать неловкость от затянувшегося молчания. - Это одно и то же или есть разница? И если есть, то где заканчивается одно и начинается другое?
        - Есть разница, - отвечает Герман. - Монастырь расположен на территории кремля.
        - Его в самом деле построили монахи?
        - Ну что ты, конечно, нет. - Он поворачивает голову, продолжая говорить, и к тонкому, едва уловимому, запаху его кожи и волос добавляется горьковатая табачная нотка дыхания. - Возведение кремлевских стен началось в 1584 году при Борисе Годунове и занимались этим не монахи, хотя финансировал строительство монастырь. Монахи физически не смогли бы это сделать, так как их численность к концу XVI века по разным данным составляла не то триста, не то пятьсот человек. Также не забываем про сроки. Несмотря на то, что работы велись только летом, строительство крепости заняло всего одиннадцать лет.
        - Если не монахи, то кто?
        - Это одна из загадок Соловецкого архипелага. Не сохранилось никаких документов, имеющих отношение к строительству крепости, хотя в то время на Руси составление планов, отчетов и смет было уже в порядке вещей.
        - Но есть же гипотезы, предположения?..
        - Угу. Есть мнение, что крепость, точнее, ее руины существовали еще до появления здесь Германа и Савватия, первых монахов, поселившихся на Большом Соловецком острове, и строительство конца XVI века сводилось к укреплению валунного основания и выполнению кирпичной кладки.
        - Я слышала… или читала… что до прихода монахов Соловецкие острова были совершенно безлюдными.
        - Чушь! Даже дожившие до сегодняшнего дня географические названия свидетельствуют о том, что здесь обитали как минимум саамы. Соловецкий остров значит «большой», Анзер - «длинный», Муксалма - «узкий пролив». В истории Соловецкого монастыря прямо говорится, что в первый год своего пребывания на острове Герман и Савватий подвергались притеснениям со стороны «жены карельской», жившей неподалеку. Правда, поселения могли быть временными, так как суровый климат не позволял расти деревьям, пригодным для строительства жилых домов - средняя температура тогда была градусов на десять ниже, чем сейчас, - но речь не о том… В древности, во втором тысячелетии до нашей эры, на Соловецких островах находилось действующее языческое святилище, и есть основания полагать, что монастырь возведен на месте его главного комплекса. Именно эти мегалитические сооружения стали основой для крепостных стен и зданий на территории кремля.
        - Погоди, погоди. Ты сказал «есть основания полагать». Что еще за основания?
        Герман мечтательно улыбается на луну.
        - Ты же видела эти стены и башни из дикого камня. Из огромных валунов, окатанных ледником. Валуны покрыты накипными лишайниками, и, судя по размерам отдельных лишайников и площади покрытия валунов, возраст крепостных стен составляет две или даже три тысячи лет.
        - Видела, да. Но не подумала об их возрасте.
        - И это не единственный пример. Здесь на каждом шагу руины древних святилищ, погребальных комплексов и сопутствующих им стоянок первобытных людей, - его улыбка становится шире, - правда, не всякий приезжий способен понять ЧТО перед ним.
        Он лежит, скрестив лодыжки длинных ног, одну руку закинув за голову, другую вытянув вдоль туловища. Некоторое время Нора борется с желанием прикоснуться к нему, к любому открытому участку тела, потом прекращает борьбу и накрывает кисть его руки своими пальцами, горячими от волнения. Медленно Герман поворачивает руку ладонью вверх, и пальцы их сплетаются, словно бы сами по себе. Подумаешь… это ничего не значит.
        - Памятники, сравнимые с местными, встречаются в северо-восточной Скандинавии и на Кольском полуострове. Но если в Финляндии, Швеции и Норвегии в период христианизации они фанатично уничтожались, то в западном Беломорье и на Соловецких островах ничего подобного не происходило. Здесь язычество и христианство мирно уживались друг с другом. До сих пор выкладки из камней христианских символов можно видеть среди древних святилищ, а остатки обетных и поклонных крестов - вблизи неолитических памятников. Некоторые сооружения монахи достраивали и после этого использовали в качестве бань, амбаров, погребов, отдельно стоящих церквей и часовен. Я покажу тебе их, если хочешь.
        - Конечно, хочу, - твердо говорит Нора. И сжимает его пальцы своими, сжимает до боли. - Покажи мне все, что считаешь нужным. Но я не совсем поняла про деревья… сейчас они вроде бы есть.
        - После снижения сейсмической активности люди были вынуждены покинуть эти земли, и долгое время здесь никто не жил. Позже климат изменился, стало значительно теплее, на островах выросли деревья, что и позволило людям вернуться назад. Кстати, монахи тоже больше ста лет строили свои церкви, солеварни и прочие сооружения из дерева, до тех пор, пока по следам очередного пожара бывший столичный житель игумен Филипп Колычев не принял решение завести каменное строительство. Несмотря на громадное количество валунов, разбросанных по островам, он построил кирпичный завод и привез специалистов из Новгорода. В сооружениях из дикого камня жить зимой невозможно, а в отапливаемых кирпичных зданиях - вполне. Так была возведена Соловецкая каменная крепость. Для того, чтобы поверх древних стен положить кирпичную кладку и накрыть деревянной крышей, достаточно было двух-трех опытных каменщиков и десятка подсобных рабочих. Сроки строительства определялись главным образом производительностью кирпичного завода, который за десять-двенадцать лет обеспечил две тысячи кубометров кирпича, необходимого для осуществления
такого проекта.
        - То есть монахи валунов не таскали.
        - Нет.
        - И каналов между озерами тоже не рыли?
        - Кто говорит, рыли. Кто говорит, нет. Доподлинно это не известно.
        - Какой загадочный мир, - чуть слышно вздыхает Нора. - Мир Соловецких островов. Что ты здесь ищешь, Герман?
        - Себя, наверное, - отзывается тот слегка рассеянно.
        - Думаешь, твои предки тягали здесь валуны и молились своим богам?
        - Не исключено.
        Медленно и осторожно Нора переворачивается на бок и, протянув руку, дотрагивается до его лица. Кончиками пальцев проводит по щеке. Герман лежит неподвижно, только ресницы подрагивают, как у девушки, и с губ слетают маленькие облачка. Поколебавшись, она запускает пальцы в его темные волосы и дергает так, что он морщится от боли.
        - Хочешь меня?
        - С чего ты взял? - незамедлительно реагирует Нора.
        И смеется сама над собой, потому что, конечно, хочет. Она хочет этого странного мальчика-мужчину, но не хочет отказываться от игры.
        - Ты ведешь себя агрессивно. - С этими словами Герман обнимает ее и, перекатившись с ней вместе, оказывается сверху. - Когда женщина умышленно причиняет мужчине боль, она подает ему сигнал. Намекает на то, что он слишком робок.
        Наклонившись, он прикасается губами ее губам… и вдруг начинает целовать так решительно и изощренно, что Нору бросает в жар. Вкус его поцелуя восхитителен. Также краешком сознания она отмечает, что, несмотря на худобу, тело его довольно тяжелое, и это приятная тяжесть.
        - Я не старовата для тебя, друид? - задает она давно висящий на языке вопрос, когда он слегка отстраняется.
        - Не думал об этом. - Герман пристально смотрит ей в глаза. - А почему друид?
        - Ну, ты же наколдовал Фаине растяжение и ожог.
        - Черт побери, Нора…
        - Да, да, я помню, - кивает Нора. - Но людям рот не заткнешь.
        Без малейших признаков смущения он расстегивает пуговицы ее кардигана, затем пуговицы блузки, испускает страдальческий вздох при виде открывшегося взору кружевного бюстгалтера и прикусывает зубами атласный бантик между чашек.
        Нора наблюдает за ним из-под полуприкрытых век.
        - Тебе помочь, сэр рыцарь?
        - Да, - кротко говорит он и подсовывает руку ей под спину. - Сделайте мостик, сударыня, мой скромный опыт подсказывает, что сзади должны быть крючки.
        Теперь они смеются в два голоса. В промежутках между приступами смеха Герману все же удается расстегнуть кружевное изделие от Кельвина Кляйна, после чего, напустив на себя глубокомысленный вид, он напоминает своей даме о несовместимости смеха и секса и сосредотачивается на ее обнаженной груди. Язык и губы, мастерство которых она уже оценила, ласкают и терзают соски, доводя Нору до буйного помешательства.
        - Кто сказал, - рычит она, готовая растерзать своего неторопливого партнера, - что смех и секс несовместимы? Тебе, шут, отлично удается совмещать.
        - Это народная мудрость, сударыня, - невозмутимо отвечает Герман.
        Приподнимает голову, облизывается и усмехается, вызывающе глядя ей прямо в глаза. Сильные пальцы, похожие на пальцы хирурга или пианиста, энергично массируют ее богатство третьего номера.
        - Кончай трепаться, сопляк!
        Склонившись над левой грудью, Герман с почти садистским удовольствием обводит языком набухший сосок.
        - Мм… роскошные сиськи, мадам.
        Так, ну хватит.
        Сжав зубы, Нора одной рукой дергает его за волосы на затылке, а другой бьет по лицу. Не сильно, но, судя по его гримасе, ощутимо. Затем начинает срывать с него одежду. С него, с себя, опять с него… Герман помогает ей молча, бесстрастно. Обиделся? Так тебе и надо, эльфийская мерзость, нечего было превращать нутро одинокой, изголодавшейся по сексу женщины в ядерный реактор, готовый взорваться и разнести к чертям собачьим все вокруг.
        Она бьет его вторично. Отвешивает классическую киношную пощечину. Толкает в грудь, и когда он, скаля зубы в дерзкой ухмылке, падает на спину, резким движением сдергивает с него джинсы.
        Слава богу, он уже готов. Охватившее ее ликование трудно передать словами.
        - Прекрасный инструмент, щенок!
        Он вздрагивает, но продолжает хранить молчание. Только закрывает глаза.
        В свою очередь одарив его жаркими влажными ласками, Нора перекидывает ногу через его бедра и…
        …не может быть.
        Так хорошо просто не может быть.
        Пальцы Германа сжимают ее ягодицы и даже из положения снизу он умудряется контролировать процесс. Чередовать ощущения, вынуждая Нору нырять, всплывать… умирать, воскресать… стонать и плакать, размазывая по лицу продукты своего нескончаемого экстаза.
        Она била и оскорбляла его. Быть может, зря? Но ей не хочется думать об этом. Раз за разом она отчаянно принимает в себя его страсть, жестокую и свирепую, неукротимую и беспощадную.
        Сделав короткий перерыв, Герман снимает ее со своего члена, как тряпичную куклу, разворачивает, подстегивает увесистыми шлепками ладони по ягодице.
        - Щенок! - хрипло выкрикивает Нора, глядя через оконный проем на мерцающие в свете полной луны невозмутимые темные воды озера.
        - Он самый, сударыня, - так же хрипло отзывается Герман. - Сделайте милость, поднимите вашу сиятельную задницу повыше к небесам, чтобы я смог вставить вам так, как вы того заслуживаете.
        И она покорно поднимает задницу. И он размеренно и спокойно проходит все ее сокровенные глубины, расширяя и растягивая так, что после него Нора способна пропустить через себя целый батальон.
        - Куда вам впрыснуть элексир бессмертия, мадам? - цедит он развязно, видимо, вспоминая боль от пощечин и насмешек. - Не думайте, что это единственная демонстрация моего почтения, до утра вы получите во все места.
        - Наглец!
        - Ну да, ну да…
        Все это великолепно. И безумно. И аморально.
        - Герман.
        Они лежат рядом, обессилевшие от наслаждения.
        - Мм?..
        - Что это было?
        - Не знаю, Нора. Может, мы выпустили погулять своих внутренних обезьян?
        Она касается его руки.
        - Я обзывала тебя… и била…
        - Ничего. Я это переживу.
        - Но это было… это…
        - Тс-с.
        Губы обоих саднят от нескончаемых поцелуев. И это еще не все последствия авантюры.
        - У меня мозоль на языке, - жалуется Нора.
        - С твоего позволения, я не буду поминать всуе часть тела, на котором мозоль у меня.
        - Герман, - повторяет она чуть погодя.
        - Что?
        - Ничего. Мне просто нравится твое имя.
        С глубоким вздохом он опускает голову на импровизированную подушку, рука его тем временем ныряет под шерстяной кардиган, которым Нора накрылась, как пледом.
        - Я хотел бы заняться с тобой сексом в постели. Здесь не очень удобно.
        - Мне все понравилось. Но это не значит, что я против постели.
        Фыркнув, Герман прижимается плотнее. Нора чувствует сотрясающую его дрожь.
        - И все же, почему именно со мной? - спрашивает она сонно.
        - Никогда не знал, как отвечать на такие вопросы.
        - Почему не с Мышкой, например? Впрочем, ты же пообещал. Я забыла. Ты пообещал, что не прикоснешься ни к одной из девчонок, проживающих на ферме. Это все объясняет. Я не проживаю на ферме, я приехала погостить.
        - Нора, прекрати, иначе я тебя изнасилую.
        - Пф-ф…
        - Я трахался с тобой не потому, что хотел трахаться, а потому, что хотел трахаться именно с тобой. Понятно? - Он умолкает и чуть погодя, не дождавшись никакой реакции, добавляет сердито: - У тебя классные сиськи и шикарная задница. И ты офигенно работаешь языком. Такой ответ тебя устраивает?
        - Да, пошляк.
        Современные люди не умеют говорить о любви. Они говорят о сексе, причем не всегда как об индикаторе отношений и чувств. «Я тебя хочу» можно истолковать как угодно. «Я тебя хочу» вовсе не означает «я тебя люблю». Хочу твое тело. Секс полезен для здоровья. И прочая лабуда.
        Хотя… о какой любви может идти речь в данном конкретном случае?
        Поймав себя на этой мысли, Нора почувствовала неловкость. Словно бы «кто-то сверху» мог уличить ее в излишней симпатии к Герману, как в чем-то недостойном, и она заранее старалась оградить себя от любых подозрений. Любить - это недостойно? Или недостойно любить мужчину, который моложе на десять лет? Поди распутай этот клубок неврозов…
        Третий и последний раз за эту ночь он осчастливил ее возле проема с видом на озеро. Нора подошла окинуть взглядом кремль, стены и башни которого при свете луны казались закованными в лед, и долго стояла, держась за потрескавшийся подоконник, подставляя свежему ночному ветерку пылающее лицо. Герман подкрался сзади, как ирокез, почти без звука, взял ее обеими руками за бедра, чуть помедлил, скользя губами вдоль края ее щеки - снизу вверх, от подбородка к виску, - стянул с нее джинсы вместе с бельем и вошел безо всяких прелюдий, которые сейчас были и не нужны… замер, давая ей насладиться ощущением заполненности и востребованности.
        Нора мяукнула. Тело ее изогнулось, облегчая ему проникновение, голова запрокинулась, рот приоткрылся. «Я дикая женщина, - мелькнула мысль. - Женщина пещер, отдающаяся воину и охотнику». И хотя Герман ничуть не походил ни на охотника, ни тем более на воина, мысль эта ей понравилась, ощущения обострились. Когда он начал двигаться - наращивая темп, дыша в том же ритме, что и она, - Нору потрясло собственное, внезапно вспыхнувшее желание подчиниться ему целиком, стать на эти несколько часов его игрушкой, вещью, инструментом для его наслаждения.
        И одновременно она услышала его шепот:
        - Чего ты хочешь? Скажи, я все сделаю.
        - Ты уже делаешь это.
        Мир по ту сторону прямоугольной рамы, образованной оконным проемом, спал беспробудным волшебным сном, в который погрузила его луна. Чистый холодный свет отражался от поверхности воды, напоминающей лист полированного металла, и одевал в серебро каждую травинку, каждую веточку, каждый пень. Даже с крыш деревенских домов стекал этот перламутровый туман, хотя в дневное время все они выглядели довольно уныло. Стоящие вдоль дороги деревья, столбы и натянутые между столбами провода казались иероглифами, начертанными в безвоздушном пространстве. Жизнь была только здесь, внутри заброшенного здания монастырской гостиницы, ее праздновали мужчина и женщина, соединившиеся в любовном акте.
        Именно поэтому - потому что жизнь была только по эту сторону рамы, - появление человеческой фигуры по другую ее сторону ввергло обоих чуть ли не в шоковое состояние. Они только-только начали расслабляться после головокружительного оргазма, тереться друг об друга, хихикать, мурлыкать и делать всякие другие приятные глупости, как вдруг снаружи послышалось негромкое «тук-тук» каблуков по бетонному покрытию, и, поглядев в сторону монастырского причала, Нора и Герман увидели под одним из новых чугунных фонарей высокую фигуру в длинном темном одеянии, не то в рясе, не то в плаще. Минуту или две фигура стояла неподвижно, лицом к воде, затем подошла вплотную к гранитному парапету ограждения. Повернула голову, устремив взгляд на главные ворота кремля.
        Женщина! Нора смотрела, не отрываясь. Было в ее внешности что-то… что-то такое, из-за чего отвернуться не представлялось возможным. Изысканность черт, да. Но не только. Нора чувствовала себя как человек, разгадывающий кроссворд, мучительно вспоминающий нужное слово, которое упрямо ускользает.
        - Герман, - прошептала она, - ты видишь?
        - Да, - ответил он.
        Прерывисто вздохнув, Нора прижалась к нему, он развернул ее на сто восемьдесят градусов, поцеловал в лоб, в кончик носа… в левый закрытый глаз, в правый закрытый глаз… когда же они разжали объятия и вновь повернулись к окну, на причале уже никого не было.
        - Как ты думаешь… - начала Нора.
        И запнулась.
        В противоположной части здания раздался звук, похожий на долгий всхлип или на протяжный зевок. Человек? Зверь? О господи, ведь здесь могут быть… не волки нет, но собаки. Так человек или зверь? Неизвестно, кто страшнее. Хотя нет, известно.
        Широко раскрытыми глазами Нора смотрела через дверной проем в коридор. Оцепенев от ужаса. Чувствуя, как этот ужас проникает в костный мозг… вместе с холодом, внезапно воцарившимся в помещении. Да-да, температура воздуха словно бы понизилась градусов на десять.
        Герман молча и быстро привел в порядок свою одежду, бросил испытующий взгляд на Нору и без вопросов помог ей сделать то же самое. Затем достал из кармана куртки нож, бесшумно выкинул лезвие. Сделал несколько шагов к двери и замер в боевой стойке.
        Теперь Нора смотрела только на него, потому что вдруг увидела нечто примечательное. И совершенно новое, чего не видела раньше и даже не рассчитывала обнаружить в нем. Он стоял, чуть согнув колени, ноги на ширине плеч, слегка наклонившись вперед. Правая рука была вытянута для удара, левая - с ножом - отведена назад и прижата к телу. Нора обратила внимание на то, как он держит нож. Пальцы плотно обхватывают рукоятку, при этом лезвие смотрит вверх, располагаясь между большим и указательным пальцем. Прямой хват. В молодости она некоторое время посещала курсы самообороны и знала, что так держат нож профессионалы.
        Ему двадцать семь. Что он успел за это время?..
        По коридору к ним приближалось живое существо. Вернее, человеческое существо. Но живое ли? Нора усомнилась в этом, когда оно, тяжело ступая, прошло мимо, не бросив на них даже мимолетного взгляда. На нем была простая черная монашеская ряса, поверх которой червоным золотом сиял наперсный крест, и головной убор, напоминающий ведро, под названием камилавка. При себе существо имело посох. Длинная черная борода, черные провалы глазниц на белом овале лица… струящаяся по полу морозная дымка… Странно, что при виде всего этого Норе удалось не лишиться чувств.
        Герман вышел в коридор и огляделся по сторонам. Облегченно вздохнул - Нора видела, как приподнялась и опустилась его грудь. Спрятал нож и вернулся в их временное пристанище.
        - Все в порядке.
        Когда он подошел ближе, стали заметны капельки пота на его бледном лице.
        - Что это было? - жалобно спросила Нора, обнаружив, что дрожит с головы до ног.
        - Преподобный Герман Соловецкий, чудотворец и первопроходец.
        - Ты хочешь сказать… - Голова у нее пошла кругом. - …что мы видели привидение?
        - Ну, в общем, да.
        Минуту Нора переваривала информацию. Не переварила.
        - А та женщина на причале?
        - Какая женщина?
        Тут уж она просто села на спальник, до сих пор расстеленный на полу, и обхватила руками колени. Глянула на него снизу вверх.
        - Ты не видел женщину на причале?
        - Я видел мужчину, - сказал Герман, отвечая ей внимательным взглядом. - Того же самого, что и здесь. - Он немного помолчал. - А кого видела ты?
        Нора нахмурилась, припоминая.
        - Высокую женщину в черном плаще или пальто. С черными волосами.
        - Она не могла быть монахом в черной рясе?
        - В рясе - да, но монахом - нет. Это была женщина, Герман. Я уверена.
        Он глубоко вздохнул.
        - Давай собираться, Нора. Хватит на сегодня приключений.
        Кивнув, она встала и принялась помогать ему сворачивать спальный мешок.
        Ворота были не заперты, просто прикрыты. Железная скоба вставлена в петли, чтобы створки не разошлись, ключ тут же, в замке. На рев мотоциклетного двигателя сбежались Джон, Ринго и Пол и радостно запрыгали около забора.
        Шепотом благословляя Толика, который проявил заботу о ближнем своем, Герман открыл ворота, разогнал любознательных собак, въехал во двор, закрыл ворота, разогнал несносных собак, открыл гараж, поставил туда мотоцикл, закрыл гараж, разогнал проклятущих собак и повернулся к Норе.
        - Тебя проводить?
        - Нет, ангел мой. - Встав на цыпочки, она поцеловала его в угол рта. - Я дорогу знаю.
        Мечтая о горячем душе и теплой постели, Нора быстро шла по дорожке к Белому дому. Мысленно она была уже там - и обязательно чашечку чая с медом, о да… - как вдруг до нее донеслись голоса. Знакомые голоса со стороны гаражей, где она только что рассталась с Германом. Кому там еще не спится в пять утра? Чувствуя смутную тревогу, Нора повернулась и вскоре уже выглядывала из-за куста шиповника, стараясь не нарваться на колючки.
        Аркадий, ну конечно. Белый от ярости. Незрячие глаза маньяка.
        - Где ты шлялся?
        Герман попятился.
        - Тебя это не касается…
        Он не успел договорить, как получил удар в лицо. Нора вздрогнула, прикусив губу. Доктор Шадрин был чертовски скор на руку!
        - Аркадий, не надо, - предостерегающе вымолвил Герман, видя, что тот снова заходит на цель.
        - Меня касается все, что здесь происходит, ты понял? Абсолютно все.
        - Прошу тебя, не надо, - повторил Герман, с беспокойством наблюдая за его маневрами. - Я не хочу драться с тобой.
        - Мне небезразлично, где ты пропадаешь по ночам!
        - Я большой мальчик, Аркадий.
        - Ты большой похабник, Герман.
        Они кружили на одном месте, пристально глядя друг на друга. Тут же вертелись все три собаки. Виляя хвостами и повизгивая, они никак не могли понять, что это за странная игра.
        - Хватит оскорблений! Я всего лишь не ночевал в собственной постели, а ты встречаешь меня, как серийного убийцу.
        - Мы в прекрасных отношениях с местными жителями, и я не могу допустить, чтобы из-за твоих шалостей что-то изменилось.
        - Почему что-то должно измениться?
        - Ты ночевал в поселке, - сказал Аркадий обвиняющим тоном.
        - Ну и что?
        Доктор вновь атаковал, и не оказавший ни малейшего сопротивления Герман упал на колени, застонав от боли в безжалостно вывернутой руке.
        - С кем ты был?
        - Я сказал, тебя это не касается.
        - С кем ты был? - повторил доктор и налег на его согнутый локоть.
        Герман молчал, тяжело дыша. Голова его была низко опущена, черные волосы занавесили лоб и глаза.
        - С кем ты был, Герман? - Голос Аркадия звучал почти ласково. - Ты же знаешь, я все равно получу ответ.
        - Нет.
        - Конечно, получу.
        - Не от меня.
        Нора вышла из-за куста.
        - Прекрати, Аркадий. - Усталым движением откинула волосы со лба. - Он был со мной.
        Тот медленно повернулся и вперил в нее взгляд своих строгих серых глаз. По мере того, как информация утрамбовывалась у него в голове, во взгляде этом последовательно сменяли друг друга ярость, изумление, подозрение, растерянность…
        - Это стоило сказать, - расхохоталась Нора, - хотя бы для того, чтобы увидеть выражение твоего лица.
        Опомнившись, Аркадий вновь переключился на Германа.
        - Это правда?
        Тот ничего не ответил.
        - Герман, я с тобой разговариваю.
        Молчание.
        - Ты мне не веришь? - насмешливо спросила Нора.
        Подошла к согнувшемуся в три погибели Герману, присела на корточки, ласково зачесала пальцами его волосы, открыв правую сторону лица, и, дотянувшись губами до виска, без малейшего смущения поцеловала. Как женщина, имеющая право на этого мужчину. Издав гортанный смешок - ужасно довольный смешок, - он повернул голову, и его полураскрытый рот встретился с ее полураскрытым ртом.
        - Черт бы вас побрал, - с выражением произнес Аркадий и бросил руку Германа.
        Тот на мгновение оторвался от Норы, встал на ноги, выпрямился в полный рост, одновременно помогая выпрямиться ей, и теперь уже сам склонился к ее губам. Их глубокий любовный поцелуй убедил доктора Шадрина в том, что мир сошел с ума.
        - Почти верю, - промолвил он, отступая на несколько шагов.
        Он уже не казался взбешенным и наблюдал за ними с бесстрастным интересом, как за первыми жертвами нового психического вируса.
        - Я могу показать тебе свои трусики, если хочешь, - с милой улыбкой предложила Нора.
        - Я, уж извини, трусики показывать не буду, - вслед за ней улыбнулся Герман.
        Они стояли, обнявшись, бедро к бедру.
        - Мои поздравления, - процедил Аркадий.
        И ретировался так быстро, как позволяла сила всемирного тяготения.
        Герман шепотом выругался, глядя ему вслед. Морщась, помассировал плечо.
        - Больно? - спросила сочувственно Нора.
        - Увы. Он любит делать мне больно.
        - Только тебе?
        - Может, и не только, - ответил, подумав, Герман. - Но что он ловит кайф от причинения боли другим людям, за этим я его не замечал. Он хороший врач и в целом неплохой чувак, но при виде меня в нем пробуждается все самое худшее.
        - Наверное, это любовь.
        - Черт…
        - Ладно, не обращай внимания, - усмехнулась Нора и похлопала его по ягодице, обтянутой джинсовой тканью. - Кажется, во мне при виде тебя тоже пробуждается все самое худшее.
        Добравшись до кухни, она обнаружила, что попить чайку на рассвете припало не ей одной. Лера уже вскипятила воду и приготовила свежую заварку.
        «Знаю, - кивнула она, завидев Нору. - Он мне сказал. Самое удивительное в этой истории… ну, лично для меня… то, что я, на пару с Аркадием, беспокоилась за Германа, в смысле куда он подевался, но мне даже в голову не пришло заглянуть в твою комнату и проверить, на месте ли ты».
        «Может, это и к лучшему, - откликнулась Нора. - Я стала свидетельницей интимной сцены».
        «Между Германом и Аркадием?»
        «Да».
        Она ожидала вопросов, но их не последовало. Лера молча выпила свой чай, ополоснула чашку и вышла, на ходу чмокнув сестру в щеку. Озадаченная, Нора уселась за стол и в задумчивости положила себе две ложечки меда вместо одной. За всеми этими незначительными на первый взгляд и вроде бы не связанными друг с другом событиями понемногу вырисовывалась четкая структура. Норе пока не удавалось разглядеть ее очертания, но она была настроена сделать это в самое ближайшее время.
        И вот теперь она лежит, таращится на окно и перебирает, словно драгоценные жемчужины, все детали, которые сохранила ее память.
        Сплетенные пальцы, отрывистый смешок Германа, когда она вздумала состязаться с ним, чье пожатие окажется крепче, его хрипловатый голос, его дыхание. Упоительная тяжесть худого мускулистого тела. Тихий, почти страдальческий стон, знаменующий приближение разрядки… зажмуренные глаза, сведенные брови, резкие тени на запавших щеках.
        Я трахался с тобой не потому, что хотел трахаться, а потому, что хотел трахаться именно с тобой.
        А как он стоял с ножом, готовый встретить хоть человека, хоть зверя, хоть призрака! Когда опасность миновала, и он подошел к ней, всматриваясь в ее лицо, она почувствовала - не поняла, а именно почувствовала, - что его внешность обманчива, и на самом деле он способен защитить и себя, и ее. Это было приятное открытие.
        Я хотел бы заняться с тобой сексом в постели.
        И наконец, о призраках. Страшно не то, что они видели призраков, а то, что они видели разных призраков. Почему Герман не видел женщину? Или он видел ее, но его рассудок по какой-то причине отверг увиденное?
        В этой женщине было…
        …было что?
        Нора смотрит на окно своей комнаты в Белом доме и старается вспомнить другое окно. То, в обрамлении которого явилась ей черноволосая женщина.
        Вспомнить. Сложить, сравнить, сопоставить.
        Вот оно!.. От внезапно наступившего облегчения ее даже бросило в пот. Недостающая деталь с тихим щелчком встала на место.
        6
        Восемь вечера. Стараясь не обращать внимания на любопытные взгляды, которыми провожают ее сидящие в холле бездельники, Нора поднимается по центральной лестнице на второй этаж, отыскивает дверь под номером 212 - первая цифра указывает на этаж, - делает глубокий вдох, точно перед прыжком в воду, и деликатно стучит костяшками пальцев. Стучит и сердится. Какого черта? Разве желание выяснить, куда запропал друг сердечный, можно назвать ненормальным или неприличным?
        Дверь открывается, и на пороге возникает Герман, взлохмаченный и небритый. На нем джинсы без ремня и расстегнутая синяя рубашка.
        - Нора, - сонно бормочет он, изо всех сил стараясь проморгаться. - Рад видеть тебя, дорогая. Который час?
        - Начало девятого, друид, - отвечает она, проходя в комнату и закрывая за собой дверь. - Ты не заболел?
        - Нет. - Герман трет пальцами лоб. - Не думаю.
        Выбравшись из постели впустить гостью, он не включил ни верхний свет, ни ночник, но шторы раздвинуты, обе створки окна распахнуты настежь, и света так называемой ночи вполне достаточно для того, чтобы увидеть в зеленых глазах нежность. Слава богу! Да, слава богу, не досаду и не раздражение.
        И снова стук, на этот раз бесцеремонный и нетерпеливый.
        - Кто там? - хрипло спрашивает Герман.
        - Мамочка переживает из-за того, что дитятко не завтракало, не обедало и не ужинало, - доносится из коридора тягучий, насмешливый голос Кира. - Ты жив там, засранец?
        Нора наблюдает за Германом с нескрываемым любопытством. Что он сделает? Спрячет ее в шкафу? Будет вести переговоры через замочную скважину?
        Он открывает дверь, даже не взглянув в ее сторону, предоставив ей самой решать как себя вести.
        - Это кто засранец?
        Нора присаживается на край кровати, и теперь Кир увидит ее, только если начнет специально заглядывать в комнату через плечо Германа. Но он не заглядывает.
        - Ну, ты хорош! - Кир заходится в приступе беззвучного смеха. - Короче, давай выкатывайся, обозначь хоть какую-то жизненную активность. Кстати, блондин сидит в холле в окружении своих восторженных почитателей, так что, если поторопишься, у тебя есть шанс погреться в лучах его славы. Это я не со зла, просто у него такой вид, что кое-кто уже пешком по потолку ходит, дожидаясь, когда можно будет взять его за яйца и объяснить ему, кто царь горы. Усекаешь, красотка?
        - Усекаю, - кивает Герман. И резко выбросив вперед левую руку, берет его за горло. - Я-то, может, красотка, но ты меня не трахал.
        - Ну-ну, не психуй. - Кир перехватывает его запястье. - Я на твоей стороне, ты знаешь.
        - Знаю.
        - Вот и хорошо.
        Кир осторожно отцепляет его руку. С усмешкой качает головой. Его рука в кости шире руки Германа раза в полтора. При обхвате средний палец сомкнулся с большим, как будто Кир поймал за руку девушку.
        - Помни, что я тебе сказал, Герман.
        - Буду помнить.
        Закрыв дверь и заперев ее на ключ, Герман поворачивается и долго смотрит в бледных сумерках на Нору. Стройный неподвижный силуэт на фоне дверного полотна. Почти картина.
        - Ты не жалеешь? - спрашивает она шепотом.
        - Глупая женщина.
        - И все же.
        - Я бы провел еще один раунд. Прямо сейчас.
        - Сейчас? - пугается Нора. - Но…
        Он делает три шага вперед, хватает ее за плечи и решительно заваливает на кровать. При тусклом свете уличных фонарей Нора видит полоску белых зубов - он улыбается, расстегивая «молнию» ее джинсов, - и тоненький золотой ободок серьги в мочке левого уха.
        Да, он опять надел серьгу. Бунт? Вызов? Протест?
        Но как же он возбужден, просто горит… Уже принимая его в себя, она вспоминает болезненный стон, который выдавил из него Аркадий.
        …при виде меня в нем пробуждается все самое худшее.
        При виде. Что если это следует понимать буквально? Вид. Внешность. По какой причине доктору Шадрину - чисто теоретически - может быть больно смотреть на него? Так больно, что возникает желание причинить ответную боль.
        Черно-белая грация… зловещая, андрогинная… ах, чертов мальчишка!
        Рефлекторно Нора приподнимает бедра, сжимает коленями его бока. Из горла рвется крик, но кричать нельзя-нельзя-нельзя, поэтому она, тихонько рыча, кусает Германа за шею и счастливо улыбается, когда он тоже издает тихий рык и впивается зубами ей в плечо над ключицей.
        Что правда, то правда: блондин восседает в одном из кресел в окружении восторженных почитателей. Кресло придвинуто к журнальному столику, на столике в беспорядке разбросаны чистые и уже изрисованные листы бумаги, две пачки сигарет, зажигалка, коробка простых карандашей и небольшой перочинный нож. Ножом Леонид подтачивает грифели. Вокруг стола по часовой стрелке расположились: Лера с сигаретой, Влада с бутылкой пива, Олеся с карандашом и Даша с бутылкой пива. За спиной Леры маячат только что подошедшие Света и Жанна.
        Светка дивно хороша - живая, кокетливая, голубоглазая, с женственной фигурой и постоянной готовностью сказать «да». Киру приходилось здорово напрягаться, чтобы эдакое сокровище не уплыло у него из рук. Ее подруга Жанна, как это часто бывает, всего лишь вращалась вокруг большой сверкающей планеты по имени Светлана. Есть ли у нее парень, Нора не знала.
        - Привет, Лера. Тысяча извинений. - Герман, успевший помыться, побриться и надеть чистую футболку, подтаскивает два стула, для себя и для Норы. - Я знаю, Аркадий не спал. Он уже провел среди меня воспитательную работу.
        - Ты выключил мобильный. Мы беспокоились.
        - Да-да, я знаю. Извини.
        Леонид приподнимается с места, чтобы пожать ему руку. Он, конечно же, замечает след укуса, но деликатно молчит.
        Зато Светлана, в силу привычки озвучивать первое, что приходит в голову, округляет накрашенный ротик и тоном капризной маленькой девочки восклицает:
        - А ведь мы насушили веток боярышника. И все же его укусил вампир. Иисус, помилуй наши души!
        Тут, разумеется, все поворачивают головы и устремляют взоры его шею.
        - Спасибо, что привлекла ко мне всеобщее внимание, - роняет Герман.
        - Брат мой, - с подчеркнутой нежностью обращается к нему Леонид, - где бы ты не появился, всеобщее внимание тебе гарантировано.
        Его самого тоже трудно не заметить. Расстегнутая в вороте голубая рубашка изумительно идет к его лицу. Светлые волосы блестят в свете электрических ламп. Серые, с золотистой короной на радужке, глаза слегка устрашают своим неосознанно жестоким выражением, а длинные нервные пальцы, непрерывно играющие ножом, гипнотизируют, точно пальцы факира.
        - Я здесь ни при чем, - говорит Герман, усаживаясь напротив. - Ты король.
        Девчонки сконфуженно фыркают.
        Улыбаясь с прищуренными глазами, Леонид вновь склоняется над столом. Мышка делает то же самое. Мягкий грифель шуршит по бумаге.
        - Итак, перед нами, как когда-то перед рыцарем Парсифалем, последовательно предстают: меч, копье, чаша и блюдо… по другой версии - камень…
        Они рисуют в четыре руки, Леонид к тому же болтает без умолку. Остальные внимают и созерцают, время от времени комментируя.
        - Есть предположение, что окровавленное копье в руках оруженосца и Грааль в руках девы изначально являлись сексуальными символами в обряде некой классической мистерии. - Он косится на ее работу. - Леся, нет! Я же показывал тебе Грааль. Ты забыла?
        - Не забыла, но… - Мышка нервничает в присутствии своего наставника. - Пусть Герман нарисует.
        - Да Герман-то нарисует. А ты?
        - Я попозже.
        Она двигается, освобождая Герману место за столом. После секса тот настроен благодушно и миролюбиво, подтаскивает свой стул и берется за карандаш.
        - На чем мы остановились? Копье и Грааль как сексуальные символы, да…
        С молчаливым восторгом все следят за появлением на листе бумаги священных предметов и человеческих фигур, иллюстрирующих мысли рассказчика. Герман рисует очень быстро, без предварительных набросков, без подтирок и исправлений. Вся сценка уже обрела полноценное существование у него в голове и теперь остается только перенести ее на бумагу.
        - Истекающему кровью копью и дарующему бессмертие Граалю соответствуют источающий живительный сок тирс[6 - Тирс - в греческой мифологии жезл Диониса, увитый плющом и увенчанный еловой шишкой.] и поднятая чаша с вином в руке бога. - Он подмигивает Норе. К ужасу своему она чувствует, что заливается краской. - В общинах ранних христиан таинства Христа ассоциировались с ритуалами смерти и воскресения Таммуза, Адониса, Аттиса, Осириса… Диониса, который поглощался вместе с хлебом и вином… а образ самого Христа - с образом бога, заключенного в менструальной крови и семени, страдающего как внутри мужчины, так и внутри женщины, и вновь обретающего целостность во время полового акта.
        Глядя на разинутые рты Влады и Даши, Нора с трудом сдерживает смех. Бедные голодные девы. Почему бы им не объединиться и не задушить мадам надзирательницу подушкой? Боковым зрением она видит серую тень в конце коридора и чует запах чужой ненависти. Фаина. Легка на помине. Когда тут такое, разве можно остаться в стороне?
        Между тем Мышка вновь включается в работу. Крест, оплетенный плющом… склоненная голова распятого, струйка крови из-под тернового венца… Она рисует, как старательная школьница - сосредоточенно сдвинув брови, высунув кончик языка. Длинная, выстриженная прядками «рваная» челка лезет ей в глаза.
        Второй набросок, третий… Нора подавила вздох. Линия Мышки, несмотря на все старания, выглядит равномерной, скучной, бесхарактерной. И Герман, рисующий так, как скрипач-виртуоз играет на своем инструменте, в конце концов не выдерживает.
        - Нет, не так, Мышкин. Выпусти на волю свою худшую половину. Побудь немного плохой.
        В порыве отчаяния Леся комкает рисунок, швыряет карандаш на стол. Губы ее дрожат.
        - Я не умею!
        - Учись, - пожимает плечами Леонид. - Художник не должен быть добродетельным. Добродетель - удел посредственности.
        - Леонид, ты свинья, - с грустью констатирует Лера.
        - Да, - соглашается он. - А что делать? Кто-то же должен нести это бремя.
        Мышка слушает их в угрюмом молчании. Глаза олененка, челка до переносицы.
        Несколько свободных, уверенных движений - и на чистом листе бумаги появляется ее портрет. Герман изобразил свою ученицу сидящей в углу под маленьким квадратным оконцем, забранным решеткой. В ошейнике и цепях.
        - Спасибо, - язвит она, косясь краем глаза.
        - На здоровье, - невозмутимо отвечает он. Тянется за пачкой сигарет. - Пойду отравлюсь под этими святыми небесами. Кто со мной?
        Ну что… Нора, конечно, с ним.
        На улице накрапывает дождик. Прикурив сигарету для Норы, Герман подходит к ограждению террасы и останавливается, привалившись плечом к опорному столбу, хмуро глядя на потемневшую от луж асфальтированную площадку перед главным входом, на мокрые скамейки и блестящую, точно покрытую лаком, траву вокруг них. Вторично щелкает зажигалкой, подносит маленькое пламя к лицу, защищая его от ветра сложенными ковшиком ладонями.
        - В чем дело, Герман? - спрашивает Нора. - Ты не хочешь мне рассказать?
        Он окидывает ее задумчивым взглядом.
        - Пожалуй, да.
        И опять, как тогда в библиотеке, он рассказывает, а она будто видит все собственными глазами. О, страшная сила воображения!
        После полудня они устроили перекур. Мышка расстелила на траве байковое одеяло, достала из рюкзака бутерброды с холодной свининой и сыром, яблоки, помидоры и банку маслин. Герман открыл пакет сухого итальянского вина - привет от Леры. Пить его, правда, пришлось из пластиковых стаканчиков, но в походных условиях это было допустимо.
        Мышка порозовела, повеселела и даже скинула свою мешковатую джинсовую куртку, оставшись в короткой желтой маечке. Тонкая талия, плоская грудь, ключицы… Ну что сказать? Сняла куртку, и сняла. Жарко стало. Сидит полуголая, жует бутерброд. Мышка была не то, чтобы нескладная, просто неаппетитная. Скажем, затащить ее в постель Герману совершенно не хотелось. Но ему была приятна ее компания.
        Могучие серебристые сосны взмывали до самого неба. Яркий дневной свет и глубокая тень являли собой замечательный контраст, а чистый прозрачный воздух делал эту красоту ослепительной. Солнышко пригревало, в мягкой траве стрекотали насекомые. Сверху, с антресольного этажа, спустилась целая стая белок и устроила гонки по поляне, только стоящие торчком пушистые хвосты мелькали то тут, то там. Белки громко переговаривались пронзительными голосами, взлетали вверх по стволам деревьев и так же стремительно соскальзывали вниз, по пути успевая проделать тысячу акробатических трюков. Это было классно.
        «Знаешь, что говорит Фаинка? - опустошив пластиковый стаканчик, заговорила Мышка. - Что у тебя распутный взгляд».
        Распутный взгляд? Свежо. Она еще не видела Леонида.
        «Она тебя не преследует?»
        Дело происходило днем - до той памятной разборки в туалете.
        «В общем, нет. - Леся положила на хлеб ломтик сыра и увенчала маслиной. - Вот Дашке и правда достается».
        Герман плеснул ей вина.
        «За что?»
        «Сейчас еще ничего, а весной из-за нее были проблемы. Аркадию Петровичу даже пришлось кое-кого выставить вон, и все были в шоке, потому что это вообще первый случай. Лера очень переживала, а Дашка устроила натуральную истерику. Посуду переколотила в столовой, кричала, что повесится, что вены перережет, и все в таком духе. Кое-как ее успокоили, и вдруг через неделю она сбежала. Просто так, без вещей. Нашли ее на следующий день в окрестностях Реболды. Ну, и Фаинка тогда… - Мышка поморщилась, но не оттого, что вино показалось ей кислым. - Они пришли вечером к ней в комнату, привязали ее за руки к спинке кровати и отстегали ремнем. Дашка потом показывала мне спину, и ноги, и задницу…»
        «Кто это „они“? Фаинка была не одна?»
        «Нет, конечно. Втроем. Фаинка, Ольга и Райка. Привязали и били по-очереди. Дашка, конечно, сама виновата. Вела себя, как последняя дура. Но все равно…»
        «Аркадий об этом знает?»
        Мышка покачала головой.
        «Нет».
        «А Лера?»
        «Нет, что ты. Фаинка предупредила: кто проболтается, с тем будет то же самое».
        «А ты почему молчала?»
        «Я? - Мышка растерялась. - Ну… все же молчали».
        «Все боялись. А ты?»
        Мышка взглянула на него, пробуя понять, ему нужен ответ на вопрос, или он просто наслаждается ее замешательством. Пластиковый стаканчик задрожал в ее руке.
        «Итак?»
        Спокойное лицо, мягкий голос, режущий взгляд зеленых, как хризолиты, глаз.
        «Да, - честно сказала Мышка. - Все боялись, и я тоже. Я не хотела оказаться на ее месте».
        «Ваша Фаинка - припадочная дура. Какого черта вы льете воду на ее мельницу?»
        «Я понимаю, - помолчав, вздохнула Мышка. - Понимаю что ты хочешь сказать. Кто-то должен дать ей отпор, стать первым среди непокорных. Но каждый думает: пусть это буду не я. - Она сорвала травинку, прикусила зубами. Все горькие мысли были написаны на ее лице. - Если бы ты знал, как мне стыдно. И тогда было стыдно, и сейчас. Но я не уверена, что в следующий раз поступлю иначе».
        Герман делает паузу, чтобы закурить еще одну сигарету.
        - Значит, ты спросил, почему она не рассказала ни Аркадию, ни Лере о расправе над Дашей, а она ответила, что не хочет оказаться на ее месте.
        - Точно.
        - Но послушай… - говорит Нора. Взгляд ее устремлен на Германа, на его подвижное, слегка ассиметричное лицо с высокими скулами, тонкой переносицей и особенно волнующими при свете уличных фонарей очертаниями рта. - Испытания, не слишком суровые для мужчины, могут оказаться разрушительными для женщины, тем более для молоденькой девушки.
        - Художник, живущий в страхе, это катастрофа.
        - А ты? - спрашивает Нора. - Ты ничего не боишься?
        Сообщение о девственности Леси ее, конечно, удивило, но не до такой степени, чтобы заострять на этом внимание.
        - Боюсь, - отвечает Герман спокойно. - Но не всего, что предлагает мир.
        - Тогда другой вопрос. Вроде бы есть правило, которое соблюдают в большинстве человеческих сообществ: стучать нельзя. С обидчиками надо либо расправляться своими силами, либо терпеть. А ты сначала сделал выговор Мышке за ее молчание, потом пошел да и настучал на Фаинку сам. Ты, получается, ябедник, Герман.
        Ей любопытно, как он отреагирует на такую оценку.
        - Имплицитные нормы, - усмехается Герман, демонстрируя великолепное презрение к предмету обсуждения. - Мне они известны. Но я не считаю себя обязанным их соблюдать. И я не особо зависим от мнений. Кто хочет считать меня стукачом, пусть считает. Я все равно буду говорить что хочу и когда хочу.
        - При таком отношении к вопросу у тебя не бывает проблем с социумом?
        - Нет. Это у социума бывают проблемы со мной.
        На мгновение Нору выбросило из реальности. Или, наоборот, вбросило в реальность?
        Что я здесь делаю? Рядом с этим… эльфом или друидом… существом, обладающим невероятной харизмой, в котором парадоксальным образом сочетаются застенчивость и развязность, изысканность и вульгарность. Перед которым никто не в силах устоять.
        В том, что он принял ее сигнал, не было ничего удивительного. Удивительно было то, что он ответил ей. Сам факт. И вот она уже осваивается здесь, за высокой оградой на краю земли, изучает правила, порядки, обычаи этого места - надо сказать, весьма специфические, - обсуждает текущие события, сочувствует, любопытствует, размышляет. И наблюдает за Германом, который осваивается вместе с ней. С каждым днем этот вывихнутый мирок затягивает их все глубже. Они уже видят местных призрачных святых… брр.
        - Ты была замужем? - ошеломляет ее вопросом Герман.
        - Да, - помедлив, отвечает Нора.
        - А дети?
        - Нет.
        - Почему?
        Впервые за много лет она почувствовала, что может сказать правду.
        - Не захотела превращаться из женщины в мать.
        Он понимающе кивает.
        - А ты? - в свою очередь интересуется Нора. - Был женат?
        - Нет.
        - Почему?
        - Не нашел для этого ни одной убедительной причины.
        - Ни разу не был влюблен?
        - Был, но…
        - …получал все что нужно без регистрации брака?
        - Да. Если вообще получал.
        - Неужто благородному рыцарю доводилось слышать отказ?
        Теперь она поддразнивает его, а он делает вид, что не замечает ее поддразниваний.
        - Да, конечно.
        - И как это влияло на самооценку?
        Герман страдальчески вздыхает.
        - Ужасно, моя дорогая! Просто ужасно. - Смеясь, обнимает ее за плечи и ведет назад, в корпус, к свету и теплу. - Шутка. Я не благородный рыцарь, а эгоистичная сволочь, поэтому быстро утешался в объятиях более сговорчивых дам.
        Заседание в холле продолжалось. Пиво у них все вышло, и теперь они коллективно дули квас.
        - О чем речь? - осведомился деловито Герман, подходя и останавливаясь за креслом Леонида.
        - О страхах Мышки, - не оборачиваясь, ответил тот.
        - До сих пор? Я уж думал, вы сменили пластинку. Чего же она боится теперь?
        - Она боится смерти.
        - В семнадцать лет? - хмыкнул Герман.
        - Мне двадцать три! - возмутилась Мышка. - И я не… то есть, я…
        - Нарисуй ее, - велел Леонид. - Давай!
        Шуршание грифеля, закушенные губы. Изнурительная борьба с формой, как будто форму необходимо вырубить из базальтовой глыбы.
        - Нет, - со вздохом призналась Мышка. - Ее я нарисовать не могу.
        - Тогда нарисуй Диониса. Каким ты его представляешь?
        …стать первым среди непокорных.
        Хлопнула дверь. Громко переговариваясь, с улицы в помещение ввалилась орава недоумков с Николаем во главе. Они принесли с собой запах костра, табачного дыма, пива «Балтика», а заодно ощущение присутствия чего-то здорового, крепкого, твердолобого, что получило идеальное воплощение во внешнем облике их предводителя. Подталкивая друг друга локтями и гогоча, протопали через весь холл к телевизору, где несколько человек мирно смотрели футбол, побазарили, попереключали каналы, а потом разделились на две группы: одна отправилась наверх, чтобы заняться приготовлениями ко сну, другая осталась, чтобы досмотреть футбол, а заодно испортить вечер окружающим.
        Николай, в короткой кожаной куртке на «молнии» и черных джинсах, обтягивающих мускулистые икры, задержался на короткое время, чтобы получше рассмотреть светловолосого обитателя лазарета. В сущности они видели друг друга впервые. Рассмотрел. Отвесил небрежный поклон Лере и удалился вразвалку.
        Но каждый думает: пусть это буду не я.
        - Такая шайба - танком не подвинешь, - пробормотал Леонид. Оглянулся на Германа. - Это кто?
        - Кондратьев.
        - Понятно.
        Не переставая вертеть карандаш, он окинул внимательным взглядом всю компанию, вернее, ту ее половину, которая еще тусовалась на первом этаже. Учитывая, что незадолго до этого в корпус, хихикая и перешептываясь, впорхнула стайка девчонок, тут было о чем призадуматься.
        - Откуда это они такие?
        - Ну, они в это время обычно под Старым Дубом сидят, - пояснила Влада. - Костер жгут, в дурацкие желания играют. Но сегодня дождь…
        - Во что играют?
        - В дурацкие желания. Игра такая. Все садятся в круг и…
        - Короче, сам увидишь, - перебила ее Светлана. И добавила с упреком: - Зачем рассказываешь? Ему будет не интересно.
        - Уж не думаете ли вы… - начал Леонид, выпрямляясь в кресле.
        Но Герман, похоже, имеющий представление об этих играх, молча сжал его плечо, призывая воздержаться от преждевременных суждений.
        Тем временем Мышка выполнила задание и положила рисунок на середину стола.
        Вместе со всеми остальными Нора молча взирала на него, и в ушах ее звучала Восьмая соната Бетховена. На меньшее, коллеги, соглашаться нельзя! Ибо он был поистине великолепен - изображенный девственницей бог Дионис с лицом Германа Вербицкого. Сила страсти сделала ее руку твердой, графику контрастной.
        Первым пришел в себя Леонид.
        - Ого!
        - Но ведь это Герман, - выставила наманикюренный пальчик Светлана, как будто это было не очевидно. - Ты нарисовала Германа.
        - Я нарисовала Диониса, - заявила Мышка упрямо.
        Бросила умоляющий взгляд на Германа… и увидела лицо своего Диониса.
        - Ты молодец, - сказал Дионис.
        - А в кельтском пантеоне есть бог, подобный греческому Дионису? - поинтересовалась Нора.
        Ей ответил Леонид:
        - Некоторыми чертами Диониса обладает Энгус Мак Ок.
        - А почему ты попросил ее нарисовать Диониса? - подала голос Даша, не сводя глаз с рисунка. - Почему не Христа?
        - Какая разница, детка? - одарил ее улыбкой Леонид. - Какая, к чертям собачьим, разница?
        В арочном проеме, разделяющем коридор и холл, возник грозный силуэт.
        - Кончай, сказочник. Уже двенадцатый час.
        Ответ последовал незамедлительно.
        - Хочешь посмотреть, как я кончаю, приходи ко мне через часок.
        - Леонид, - молвила Лера. - Не при девочках.
        - А кто здесь девочка? - Взгляд серых глаз, на мгновение преобразившийся во взгляд сатира, скользнул по рядам, пересекся со взглядом Леси. - Ты? Приходи тоже.
        - Я приду к тебе, - сказал Герман, вероятно, подозревая, что не уснет (еще бы… проспав целый день), и не считая нужным щадить нервную систему Леонида, который мог совершенно беспрепятственно выспаться в любое время суток.
        - Правда? - обрадовался тот. - Смотри, мой ангел, обманешь - не прощу.
        Нора посмотрела на сестру.
        Сидя в кресле с пепельницей на коленях, Лера курила сигарету и задумчиво наблюдала за всеми этими спорами, разговорами, стычками, подначками… за рождением и умиранием очередного мифа, кое-что проясняющего, а кое-что погружающего в беспросветный мрак… словно зритель в партере. Ей нравился блондин, которого Герман называл королем, но она точно знала, что он балансирует на грани психоза. Знал это и Аркадий. Он давно попер бы эту обаятельную гадину с фермы, но был заложником собственной профессии - это раз. И два - вместе с Леонидом уехал бы Герман, а этого Аркадий допустить не мог.
        - Спать! Быстро! - напомнила о себе стоящая в арочном проеме Фаина.
        Тугая коса, заколотая на затылке, хлопчатобумажный свитер под горло, узкая юбка до колен.
        - Ой, правда, поздно уже, - заторопились Леся и Даша.
        Нора заметила, как протестующе шевельнулась Лера, но промолчала, усиленно дымя сигаретой, пристально вглядываясь в лица засуетившихся девушек.
        Прощаясь, Мышка тронула руку Германа.
        - До завтра.
        Виновато улыбнулась подозрительно притихшему Леониду.
        - Спасибо тебе.
        - Если ты чего-то боишься, сделай это, - произнес он почти без звука.
        Она дернулась, будто ее тряхнуло током.
        - В каком смысле?
        Его серые, с золотистой короной на радужке, глаза были совсем рядом, Мышка видела игру света в зрачках.
        - Если ты чего-то боишься, сделай это. Выйди навстречу своему страху.
        Она кивнула и попятилась.
        - Я поняла.
        - А вам что, отдельное приглашение? - повысила голос Фаина, глядя на Владу, Светлану и Жанну, которые даже не шелохнулись.
        - Сейчас идем, - лениво усмехнулась Светка, по-прежнему не трогаясь с места.
        - Так пошевеливайтесь! - рявкнула Фаина, расценивая позицию Леры как молчаливое одобрение.
        - Фанни, заткнись, - негромко произнес Кир, поворачиваясь на стуле.
        Все это время он просидел перед телевизором, карауля свою ненаглядную Светку, и вот теперь недвусмысленно дал понять, что всякий, кто заденет ее, будет иметь дело с ним, суровым тамбовским парнем.
        - И кто же меня заткнет? Уж не ты ли?
        Кир начал подниматься со стула.
        - Чтоб через пять минут все были в постели!
        Бросив через плечо эту фразу, Леди Дракон шагнула в спасительный сумрак коридора.
        Что-то заставило ее остановиться. С шумом втянув в себя воздух, приподняв плечи, выставив вперед подбородок, она повернулась на каблуках и уставилась на Леонида.
        - А ты…
        - Его зовут Леонид, - услужливо подсказала Светка.
        - Я знаю, как его зовут, - произнесла Фаина сдавленным голосом, увидела, что предмет обсуждения нагло пялится на ее икры и лодыжки, и побледнела от ярости.
        Застыв без движения - он сидя, она стоя, - они смотрели друг на друга, не отрываясь, не моргая, пока воздух между ними не зазвенел, как скрипичная струна.
        - Спокойной ночи, Фаина, - ласково сказал Лера. - Мы еще пять минут и по домам.
        - Вот ты потакаешь им, а после жалуешься, что они тебя не слушают, - сделала ей выговор Фаина. - Ладно, я пошла.
        - А может, посидишь с нами? - предложил добрый король.
        Светлана прыснула в кулачок. Жанна и Влада заулыбались, пряча глаза. Кир покинул свой пост и подошел поближе, чтобы ничего не упустить.
        - Слушай, ты, мразь вонючая, - взбесилась Фаина. - Тебя что, давно не били?
        На бледном, точно изваянном из мрамора, лице не дрогнул ни один мускул.
        - Давай допустим, что никогда.
        - Ладно, ты только выйди из лазарета…
        Леонид прикусил кончик карандаша, чтобы не рассмеяться.
        - Боже, - промолвила Лера, не замечая, что сигарета обжигает ей пальцы.
        Не зная, что еще сказать, но, кажется, догадываясь, что промедление ставит ее во все более и более глупое положение, Фаина наконец отвалила. Все расслабились, за исключением Леры, чей взгляд был по-прежнему устремлен в тусклую кишку коридора. Пробуя угадать ее мысли, Нора тоже посмотрела туда.
        Стены коридора, выкрашенные в приятный лимонный цвет, белые панели подвесного потолка с круглыми галогеновыми лампочками, сейчас включенными через одну… Ночной режим освещения делал контуры предметов зыбкими, размытыми. Полотна кисти Мышки-Леськи словно плавали в золотистом тумане. Цветочные горшки на этажерках из ротанга, кресла с плюшевой обивкой…
        Аркадий и Лера старались, чтобы внутреннее убранство помещений напоминало не барак для сезонных рабочих, а приличный отель. Получилось нечто среднее.
        Как же это затягивает, устало подумала Нора, продолжая смотреть в глубину коридора, где исчезла Фаина. Иллюзия могущества, монстр вседозволенности. Такое происходит повсюду, где люди объединяются не по принципу доброй воли, а по закону необходимости. Человеческое сообщество по сути та же дикая стая. Высший щенок, низший щенок. Если ты еще не понял, где твое место, тебе его укажут.
        И услышала голос Леонида:
        - …об этом много писали. Наука, занимающаяся изучением поведения одомашненных приматов, называется «социобиология».
        Парень просто экстрасенс!
        Так она и сказала, но Леонид неожиданно воспротивился.
        - Нет! Нет! Ты ошибаешься. Бог-царь и бог-друид, но из нас двоих… - острие его карандаша было нацелено на Германа, который примостился на ручке кресла.
        Тот легонько хлопнул его по губам.
        - Много болтаешь, братец.
        - Ну вы, блин, даете. - Кир посмотрел на свою возлюбленную. - Тебе здесь нравится?
        - Да-а, - протянула Светка, поводя бедрами и становясь от этого еще соблазнительнее. - Особенно теперь, когда с нами ты.
        - Присаживайся. - Герман кивнул на освободившееся кресло. - С нами весело.
        Кир сел и потянулся к рисункам. При виде символов Грааля глаза его раскрылись широко-широко. При виде сценок с участием Доброго Пастыря Орфея в них загорелся непритворный интерес. При виде бога с лицом Германа он почти неуловимо напрягся и отрывисто произнес:
        - Это сильно.
        - Я только хотел пояснить, - тихо проговорил Леонид, исподлобья поглядывая на сидящего рядом Германа. - В отличие от египетских фараонов и семитских царей, верховный король Ирландии не был жрецом, он не осуществлял религиозных функций.
        - Кто же их осуществлял? - спросил Кир.
        - Друиды. Но об этом как-нибудь потом.
        Светлана и Кир ушли в обнимочку. Некоторое время из коридора доносились шепот и приглушенные смешки, после чего Светлана открыла дверь своей комнаты, немножко помариновала Кира на пороге и впустила внутрь.
        - Браво, ковбой, - ухмыльнулся Леонид. - Ты это заслужил.
        Следом за ними ушла Жанна, чуть погодя Влада.
        Погасший экран телевизора, частокол развернутых как попало стульев, скрещивающиеся тени их ножек на полу… и четверо за столом.
        - Мы здесь, на острове, все равно что на другой планете, - слышится негромкий, размеренный голос Леры, - несмотря на цифровое телевидение, мобильную связь и интернет. Даже самолеты летают не каждый день. Живешь так, живешь, и не замечаешь, как твоя реальность потихонечку искажается. И каждый пришелец, нормальный по всем критериям внешнего мира, начинает казаться опасным бунтарем.
        Это она, конечно, махнула. Мобильные телефоны были только у тех, кто не нуждался в лечении и последующей реабилитации, а интернет - только в Белом доме.
        - Ты говоришь о Фаине? - уточнил Леонид.
        - Не только о ней. Ведь вы ничего не знаете друг о друге. А я знаю многое о каждом из вас.
        - Знаешь, не задавая вопросов.
        - Зачем? Сами приходите и рассказываете. Не сразу, конечно. Со временем. - Лера помолчала. - Что касается Фаины, я тоже не в восторге от ее привычек, но…
        - Привычек? - изумленно переспросил Леонид. - Привычек?
        - Я не могу прогнать ее. Я не могу быть с ней резкой.
        - Со мной ты можешь быть резкой, а с ней - нет?
        - Я знаю о ней такое, что…
        - Извиняет ее?
        - Нет. Останавливает меня.
        Тон, каким это было сказано, заставил Нору поежиться. Тягостное предчувствие близких неприятностей, томившее ее весь вечер, обострилось до предела.
        По пути к Белому дому она рискнула рассказать Лере про ночь в Преображенской гостинице на берегу бухты Благополучия. Та выслушала молча, и только поднявшись по ступеням крыльца и уже держась за ручку двери, спросила:
        - А ты узнала бы эту женщину, если бы встретила днем?
        Нора потрясенно уставилась на нее. Узнать призрака?
        Губы Леры раздвинула слабая улыбка.
        - Ладно, давай по чашечке чая.
        Улыбка эта Норе совершенно не понравилась. Лера по-прежнему выглядела встревоженной и напряженной. Как в холле Барака.
        Аркадия дома не было. Уехал по делам на материк? Вроде он ничего такого не планировал. Впрочем, Нора же проспала полдня.
        - А где… - начала она и, взглянув на сестру, осеклась. - Что случилось? Вы поссорились?
        Всхлипнув, Лера помотала головой.
        - А что тогда? Что? - тормошила ее Нора. - Да говори же, господи!..
        - Он получает sms-сообщения и письма по мейлу, которые читает с таким лицом… как будто ему и больно, и радостно в одно и то же время. - Ей удалось справиться со слезами, но голос остался сиплым. - А потом уезжает и не говорит куда. И вообще очень мало говорит. Мы всегда были откровенны друг с другом, а тут…
        - Ты думаешь, он завел себе бабу? Прости за прямоту.
        - А что еще можно подумать?
        Дальнейший разговор происходил уже на кухне.
        - Уезжает и не говорит куда, - нахмурившись, повторила Нора. - А ты спрашивала?
        - Да. Один раз. Он посмотрел сквозь меня… знаешь, как он умеет… и попросил не волноваться.
        - Так, может, и не стоит волноваться?
        - Может, и не стоит. - Лера подняла глаза от чашки. - Но я волнуюсь.
        - Тебе не приходило в голову заглянуть в его ноутбук и телефон? Пока он моется, например.
        - Нет. Я не могу.
        - Да я тебя не уговариваю. - Нора подлила себе чаю и взяла из вазочки пряник в шоколаде. - А почему ты заинтересовалась той женщиной на причале?
        - Потому что я не верю ни в призраков, ни в оборотней, ни в вампиров.
        - Но мы с Германом…
        Лера чуть заметно поморщилась.
        - Вместе с Германом еще не то можно увидеть.
        - …видели не только эту женщину. Еще преподобного Германа Соловецкого. Он прошел мимо нас по коридору гостиницы. Так близко, что я разглядела каждый волосок в его бороде.
        - Что вы курили перед этим?
        Нора широко улыбнулась.
        - Друг друга.
        - Странно, что вы не видели Геда и Лебаннена верхом на Калессине и Гэндальфа в обнимку с Галадриэль.[7 - Волшебник Гед, наследник престола Лебаннен и дракон Калессин - персонажи книги Урсулы Ле Гуин «Волшебник Земноморья». Белый маг Гэндальф и эльфийская правительница Галадриэль - персонажи саги Джона Рональда Руэла Толкиена «Властелин колец».]
        - Если ты не веришь в Германа Соловецкого, то и в женщину верить не должна. Если же веришь в женщину…
        - Так, стоп! - Лера сделала строгое лицо. - Ты меня не собьешь. Герман Соловецкий, конечно, давным давно на небесах, но женщина вполне может быть из плоти и крови.
        - В такое время? На причале? - усомнилась Нора. - Что же, по-твоему, она там делала?
        - Ну, некоторые эксцентричные особы находят себе занятие в полуразрушенных зданиях на берегу…
        Фыркнув, они дружно рассмеялись.
        - Так ты смогла бы ее узнать? - вернулась Лера к началу разговора.
        - Думаю, да.
        - Опиши мне ее. Как она выглядела? Красивая?
        - Как женский вариант Германа, - без запинки ответила Нора. - Нашего Германа. Черные волосы, белая кожа, горящие глаза…
        - Королева вампиров.
        - Нет. Не знаю. Говорю же, как женский вариант Германа Вербицкого. А Герман на вампира ничуть не похож.
        - Совсем ты чокнулась с этим Вербицким! - в сердцах сказала Лера. - На кого же он похож?
        - На эльфа.
        Лера схватилась за голову.
        - Ну хорошо, сейчас попробую сформулировать. Дело не во внешнем сходстве, вернее, не только в нем. - Нора задумалась. - Понимаешь, они оба красивы, но не человеческой красотой, а красотой сверхъестественной. Ганс Рудольф Гигер создал прекраснейшее существо, которое явилось нам в фильме Ридли Скотта[8 - Имеется в виду фильм «Alien» («Чужой». 1979 г.).], и, глядя на него, мы понимаем, что это красота, хотя красота не только не человеческая, но даже враждебная человеку. Опасная. Завораживающая. Агрессивная. Так же и здесь. У Германа и этой женщины общее то, что ими восхищаешься, как некими монстрами.
        Забыв про чай, Лера смотрела на нее во все глаза.
        - По-твоему, эльфы опасны и агрессивны?
        - Не меньше, чем люди, а может быть, даже и больше…
        - …поскольку не ведают добра и зла, - договорила Лера. - Понятно.
        - Я говорю не о воздушных созданиях из добрых сказок и мультиков. Эльфы Толкиена довольно безжалостны, особенно если вспомнить «Сильмариллион».
        - А если копнуть еще глубже, то можно увидеть, что прототипами западноевропейских эльфов и фей были ирландские сиды - бессмертные воины-колдуны из клана Туатха де Даннан, имеющие божественное происхождение.
        - Да.
        Зеленоглазый аристократ, который может вести себя как угодно, не опасаясь потерять лицо. Вот такое врожденное благородство - оно же непропиваемо. Кто с ним родился, тот с ним и умрет.
        Поймав себя на том, что улыбается - наверняка идиотски счастливой улыбкой, - Нора виновато взглянула на сестру. Та успокаивающе похлопала ее по руке.
        - Все нормально. Мне просто надо было выговориться.
        - Нет, Лера, ничего нормального в этом нет. Но плохо не то, что сложившаяся ситуация не нормальна, а то, что она не комфортна для тебя. Моя нынешняя ситуация тоже не нормальна, но для меня она комфортна.
        - Что же мы можем сделать? - спросила Лера уже почти спокойно.
        - Припереть его к стенке для начала.
        - Аркадия?
        - Кого же еще.
        - О боже! - Лера закатила глаза. Прикусила запястье, изображая шок и ужас. - Даже не знаю, с чего начать. Дорогой, ты завел себе бабу?.. Ту же самую или уже другую?.. - Она хихикнула, но тут же вновь обрела серьезность. Погоняла в уме какую-то мысль. - Нора.
        - М-м?
        - Ты сказала, что слышала историю. Про Аркадия и Регину.
        - Довольно грязную. И не факт, что правдивую.
        - А ты видела ее хоть раз? Регину Новак.
        Нора покачала головой.
        - Нет. - И после паузы медленно проговорила: - Ты думаешь, та женщина на монастырском причале…
        Лера ничего не ответила. Ответ был написан у нее на лице.
        - Нет, она не могла быть из плоти и крови, - убежденно сказала Нора. - Если бы это было так, ее видели бы мы оба - и я, и Герман. Но Герман не видел никакой женщины. Он видел все того же монаха.
        - Он сказал тебе, что не видел никакой женщины.
        - Ну да. А зачем ему врать?
        - Например, чтобы ты не передала это мне.
        - В таком случае он должен знать кого видит. - Нора немного поразмыслила. - Знать, что это не кто иной как Регина, и что ты не обрадуешься, услышав, что она здесь.
        Сжав губы, Лера стукнула кулаком по столу.
        - Вот кого бы стоило припереть к стенке! Только вряд ли от этого будет толк. Что у него поистине сверхъестественное, так это изворотливость.
        7
        И вот этот день настал. Леониду был выдан ключ от комнаты на втором этаже с кратким распоряжением к полудню очистить больничную палату. Без разговоров. После завтрака Герман и Нора пришли, чтобы помочь ему с переездом и поддержать морально, и застали его, как ни странно, в превосходном расположении духа.
        - Это должно было произойти, - философски заметил Леонид, складывая стопочкой Жижека, Бодрийяра, Хайнлайна и Честертона, - и это произошло. Раньше, позже… какая разница.
        Втроем они быстренько перетащили все добро в комнату, которой суждено было стать постоянной резиденцией его величества, раздвинули шторы, настежь распахнули окна, переставили мебель таким образом, чтобы изголовье кровати было обращено на восток, а кресло развернуто по диагонали, после чего Леонид сел и осмотрелся на новом месте.
        Ему досталась отличная комната, одна из лучших на этаже. Угловая, она имела несколько большую площадь, чем остальные, и два окна - южное и восточное. Дежурные успели застелить постель чистым накрахмаленным бельем и поставить на тумбочку графин с водой, два стакана и пепельницу. Прямо как в отеле.
        Леонид заглянул в платяной шкаф.
        - Ух, ты! Да у меня столько шмоток нет, сколько здесь места. Теперь ты можешь безбоязненно оставаться у меня на всю ночь. Я буду знать, куда тебя спрятать, если нагрянет полиция нравов.
        Герман ткнул его кулаком под ребра.
        Выход в люди состоялся в два часа дня, и поначалу все шло как по маслу. Леонид сидел за столиком, жевал свиную отбивную, запивал пивом, почти все время молчал и производил впечатление разумного человека. До тех пор, пока на горизонте не появилась Фаина. Заслышав ее голос, он оживился, проглотил все, что было у него во рту, и стал внимательно следить за ее передвижениями по залу.
        Разумеется, она его тоже увидела. Разумеется, как бы невзначай разместилась за соседним столиком. Вместе со своей храброй дружиной. Разумеется. Ковырнула вилкой в тарелке, подняла глаза и пропела, будто только сейчас обратила внимание на его присутствие:
        - Ба! Какие люди! Что это ты сидишь здесь, твое величество, подобно простому смертному? Ни толпы безумствующих фанатов, ни женщин, готовых отдаться за один мимолетный взгляд.
        - Ты что, книжек начиталась? - спросил Леонид, сраженный ее слогом.
        - Я умею читать, - заявила Фаина, не подозревая подвоха.
        - Это хорошо, - с важностью кивнул он. - Хоть этому тебя учить не придется. А теперь, раз уж ты называешь меня величеством, можешь подойти и засвидетельствовать мне свое почтение.
        На щеках Фаины загорелись красные пятна. У сидящих по обе стороны от нее Ольги и Раисы вся шерсть моментально встала дыбом.
        - Подожди, кое-кто тебе засвидетельствует, напишет на твоей смазливой роже твоими собственными кровавыми соплями всю правду о тебе, - после минутной паузы заговорила Фаина уже на своем родном языке. - Я с удовольствием постою рядом и посмотрю, что ты будешь делать, говнюк.
        Не меняя позы, Леонид повернулся к свету, чтобы она оценила холодную красоту его лица.
        - Значит, тебе хочется видеть меня избитым, окровавленным, униженным. А может, даже приложить к этому руку?
        На них уже откровенно глазели. Еще бы, мальчик и девочка скрестили богоданное оружие, и предстоит бой. Будет о чем поболтать на террасе перед сном. Все лучше, чем сериалы по телевизору да томительное однообразие долгих летних дней.
        - Думаешь, на тебя здесь не найдут управу? - бесновалась Фаина. - И не таких…
        Герман опустил голову, пряча улыбку. Колено его под столом соприкоснулось с коленом Норы.
        Обедающий неподалеку Кир время от времени бросал на них неодобрительные взгляды, как бы намекая, что им давно уже следовало заклеить блондину рот, а когда в обеденном зале появился Николай, тихонько кашлянул, предупреждая.
        Леонид пригубил вишневый компот и потянулся за сигаретами. Он тоже почуял опасность, его бледное лицо с прямым носом, точеными ноздрями и высоким лбом еще больше побледнело, на губах заиграла безумная улыбка. Очень нехорошая улыбка.
        Окинув его с ног до головы цепким, внимательным взглядом, Николай обратился к своему consigliori[9 - Consigliori - советник босса мафии (итал.).] Антону:
        - Как его? Леонид? - Вновь повернулся к столику творческой интеллигенции. - Эй, Леонид, как самочувствие? Карандаш из рук не падает?
        С глумливой усмешкой он изобразил дрожание руки с воображаемым карандашом.
        Леонид отодвинул стул и встал. Вопросительно посмотрел на Германа, тоже начавшего подниматься с места.
        - Как его? Николай? - Отпил еще компота. Перевел взгляд на прибывшую гоп-компанию. - Эй, Николай, как самочувствие? Корона голову не жмет?
        Герман перестал дышать. Николай, судя по всему, тоже.
        В столовую бодрым шагом вошла Лера, свежая и улыбающаяся.
        - Общий привет. Что сидим с такими лицами? Леонид опять что-то сказал? - Она погрозила ему пальцем. - Леня, я вырву твой поганый язык, если ты не научишься держать его за зубами.
        - Тебе придется встать в очередь, дорогая, - пробормотал тот, целуя ее в щеку.
        Лера ласково взъерошила ему волосы и направилась к столику Леси и Даши.
        - Теперь нас побьют, - со вздохом произнес Герман, когда они оказались на улице.
        Леонид только усмехнулся, брезгливо передернув плечами. Лицо его все еще казалось бледным, даже при ярком солнечном свете, глаза - как полярный лед.
        - Я целую неделю лежал, не вставая. Жив я еще или нет?
        Они медленно двинулись по аллее к гаражам. Плечом к плечу, засунув руки в карманы. Нора осталась на террасе дожидаться Леру и Лесю. У них была запланирована пересадка декоративнолистных бегоний.
        Пройдя вдоль перил туда, где были расставлены круглые одноногие пластиковые столики и того же грязно-белого цвета пластиковые стулья, она уселась и достала смартфон, собираясь почитать Эдварда Дансейни в оригинале. День был чудесный, дорожки подсыхали после короткого летнего дождя, солнце припекало вовсю, в ветвях деревьев щебетали птицы. Ей как раз удалось продраться через очередную главу «Благословения Пана», когда из корпуса выпорхнули Леся, Даша и Влада. Повертели головами и тем же порядком направились к ней. Замыкала шествие Лера.
        - Скучаешь? - с надеждой спросила Мышка.
        - Пытаюсь читать.
        - Отлично! - Лера придвинула стул поближе к перилам ограждения и уселась, закинув на них ноги в белых теннисных тапочках. - Читай вслух.
        Мышка бросила на нее благодарный взгляд. Теперь можно было остаться, не чувствуя себя назойливой и бестактной.
        - М-м… - Сохраняя комическую серьезность, Нора почесала кончик носа. - Боюсь, от моего английского у вас отвалятся уши.
        - Не отвалятся, - успокоила ее Даша. - Мы же ни слова не поймем.
        - Эдгар Аллан По годится?
        Не прошло и двух минут, как появились Светка и Кир с шестью банками пива. Еще через минуту подвалил Алекс. Он притащил еще четыре банки.
        - Аркадий убьет меня, если узнает. Но Зиночка так добра…
        Замогильным голосом Нора декламировала поэму Эдгара По, думая только о том, как бы не рассмеяться, как вдруг услышала низкое и звучное:
        - Nevermore!
        И даже вздрогнула от неожиданности.
        На террасу, перемахнув через перила, приземлился Герман.
        - О господи! - воскликнула Лера. - Ты с неба, что ли, свалился?
        - Наоборот. Я прятался за кустом.
        Вслед за ним из укрытия выбрался Леонид. Наверное, они сделали круг по территории и подошли к Бараку со стороны изолятора. Кир молча протянул им по банке «Невского» светлого.
        И вот уже все, кому не хватило стульев, сидят на чем попало - на перилах ограждения, а то и просто на дощатом полу, - пьют пиво, дурачатся, рассказывают неприличные анекдоты, хохочут, перебивают друг друга…
        Решив, что становится слишком жарко, Герман снял свою любимую клетчатую рубашку и остался в белой футболке с коротким рукавом. Развалился на стуле, нагретом солнцем, откинул голову на спинку, закрыл глаза. Но и с закрытыми глазами, должно быть, чувствовал на себе пламенные взгляды юных красоток, тоже начавших понемногу освобождаться от лишних одежд.
        - Из него получилась бы роскошная женщина, - вдруг ни с того ни с сего брякнула Влада. - Если бы он, к примеру, вздумал поменять пол.
        - Носить колготки, накручивать волосы на бигуди, брить ноги и зону бикини. - Он усмехнулся, не открывая глаз. - Спасибо, я лучше помру некрасивым.
        - Нет, правда, - Владу поддержала Светлана. - Девчонка получилась бы хоть куда.
        - Хоть куда - это куда?
        Взрыв веселого смеха, шепот, движение за спиной… Это что, заговор?
        - Держи его, Кир.
        Герман открыл глаза, оттолкнулся от спинки стула, но его удержали и усадили на место. Впереди стоял Алекс, позади - Кир.
        - Руки назад! - скомандовал Кир. - Давай сам, чтобы я не причинял тебе боли.
        Сознавая обоснованность этого требования, Герман заложил руки за спину, точнее, за спинку стула.
        - Козлы.
        - Ты не в том положении, чтобы хамить, - доброжелательно напомнил Кир. Оба запястья Германа тотчас оказались в тисках его пальцев. - Так что помалкивай.
        - Козлы, - с наслаждением повторил Герман. И мгновение спустя: - Молчу! Молчу!
        Взяв расческу, Влада разделила на пробор густую блестящую массу его темных волос, аккуратно расчесала по всей длине и заплела по обе стороны от лица две тоненькие индейские косички. Разыгравшаяся Светка грациозно перегнулась через перила, сорвала большой ярко-красный цветок гибискуса. Подошла, усмехнулась надменно, и, погладив Германа по голове, вставила короткий стебелек цветка в одну из косичек. Зрители восхищенно ахнули.
        - Лечь не встать! - выразила общее мнение Даша. - Лера, можно я сбегаю за фотоаппаратом?
        Герман затрясся от смеха - она побежит за фотоаппаратом!.. Тряхнул головой и красный цветок упал на освещенный солнцем пол террасы.
        - Это что еще за фокусы?
        Подобрав цветок, Светлана вплела стебель в косичку старательно, как ленту. Влада тем временем сбегала в корпус и вернулась с расшитой бисером косметичкой. Порылась, достала черный контурный карандаш.
        Сидя на стуле с заложенными за спину руками, можно сказать, один на один с целой оравой половозрелых девиц, Герман вздохнул. Что он мог поделать? Только еще раз как следует потрясти головой и сбросить чертов цветок.
        - Так. - Светлана встала перед ним руки-в-боки. - И долго это будет продолжаться?
        Справа к нему приблизилась Влада, одной рукой надавила ему на лоб, а другой приготовилась нанести на край века черную «стрелку».
        - Закрой глаза, Герман.
        Но он уклонился от ее руки.
        Влада обиженно нахмурилась.
        - Сейчас он станет послушным, - пообещал Кир. - Один момент.
        Герман показал ему средний палец и тут же вновь крепко сжал кулаки.
        - Когда надоест, просто скажи «хватит».
        Играя зажигалкой, Леонид исподлобья поглядывал то на Германа, то на Владу, то на Дашу, то на Светлану. Переводил взгляд с одного лица на другое. Герман же смотрел… да, теперь он смотрел только на Нору. Он не пытался понять, нравится ли ей игра. Он был уверен, что нравится.
        - Ну, знаешь, - протянул Кир. - Уважаю.
        Уважение побудило его пересмотреть подход к делу, в результате чего буквально через пару секунд Герман завопил:
        - Простите, сэр! Я больше не буду подкладывать кнопки на стул господина директора! Я раскаиваюсь!
        - Волшебное слово, - потребовал Кир, следуя правилам игры.
        - Слово? О черт…
        - Ты должен сказать «хватит», - подсказала Даша.
        - Хватит! Хватит! - Он выпрямился на стуле, растирая онемевшую кисть. - Слушай, как ты это делаешь? Научи меня, будь другом.
        - Научу, - усмехнулся Кир, озираясь в поисках непочатой банки пива. Таковой не оказалось. - Давай наводи красоту, а я пока сгоняю за пивом. Интересно, закрыла ли Зинаида кухню.
        К его возвращению Герман уже напоминал царицу Нефертити: глаза обведены черным, волосы зачесаны назад, лоб перетянут расшитой бисером лентой из черного бархата, которую пожертвовала Даша.
        - И зачем мужикам выдают такие длинные черные ресницы, - бормотала Влада, нанося на его бледное лицо немного румян, чтобы подчеркнуть скулы. - Вот чего я никогда не могла понять. Тут мучаешься, смазываешь их на ночь репейным маслом…
        - Мать твою, Гера, - сказал Кир, протягивая ему банку пива. - Да тебя не узнать!
        - Гера? - повторил тот. - Гера? Хм… Вот именно сейчас мне чудится в этом некая невыносимая двусмысленность. - Не вставая с места, он несильно лягнул Кира по колену. - Фильтруй свой базар, ковбой, я предупреждал.
        Обеденный перерыв близился к концу. Почти всем бездельникам и лоботрясам пришло время возвращаться к работе, благо на ферме ее было хоть отбавляй. Только Леонид пока оставался непристроенным по причине отсутствия доктора Шадрина, а пристроить Германа, по словам Леры, даже доктору не удалось. Он занимался тем, чем хотел заниматься: сегодня одним, завтра другим, послезавтра третьим… или вовсе ничем. Стоять над ним с палкой было себе дороже, и в конце концов Аркадий махнул на него рукой. Позже Герман познакомился с группой архитекторов из Москвы, которые делали архитектурные обмеры памятников деревянного зодчества, разбросанных по Большому Соловецкому острову, чтобы подготовить чертежи для реставраторов, и - поскольку тоже имел архитектурное образование, - присоединился к ним.
        Вернувшись после очередной таинственной отлучки и не обнаружив Леру ни в конторе, ни в оранжерее, Аркадий прошел по дорожке между цветущих кустов шиповника до Барака, поднялся по ступеням крыльца…
        Он увидел Германа с подведенными, точно на египетских фресках, глазами и остановился как вкопанный.
        - Это что за маскарад?
        Увлеченный разговором, тот не сразу понял о чем речь, а когда понял, отмахнулся с легкой гримаской.
        - Не успел умыться. Так, баловство.
        - Баловство? - Аркадий аж подпрыгнул. - Баловство? Да ты совсем рехнулся, парень. Красишь глаза как шлюха и разгуливаешь в таком виде! Ты вообще отдаешь себе отчет в своих действиях?
        - Думаю, да, - отозвался Герман очень спокойно.
        Притихшие девушки сбились в кучку и растерянно переглядывались. С одной стороны, они чувствовали неловкость из-за того, что их шалости привели к подобному взрыву негодования со стороны доктора Шадрина, но с другой, реакция доктора была явно неадекватной.
        - Думаешь? - повторил Аркадий сквозь зубы. - Нет, радость моя, в том-то и дело, что ни черта ты не думаешь. Ты на себя в зеркало смотрел? Нет? Так поди посмотри!
        Незадолго до появления доктора Мышка решила внести в общее дело свой скромный вклад и увенчала темноволосую голову Германа венком из мелких нежно фиолетовых цветов с торчащими во все стороны травинками. Вероятно, перед ее глазами до сих пор стоял ею же нарисованный Дионис, и она, увлеченная воплощением образа, за неимением плюща воспользовалась тем, что могла предложить соловецкая флора.
        Его красота резанула Аркадия по глазам. Глядя на выражение докторского лица, Нора прекрасно представляла, какие чувства его переполняют. И какие мысли. На нее периодически накатывало то же самое.
        Облить смолой и обвалять в перьях… подвесить за запястье правой руки над пропастью, как Маэдроса подвесил Моргот[10 - Нора вспоминает «Сильмариллион» Джона Рональда Руэла Толкиена.]… Ничего этого Аркадий, конечно, не сделал, но когда Герман встал со стула и глаза их оказались на одном уровне, сорвал с его головы венок и этим венком со всего размаху хлестнул его по щеке. Без единого слова. У всех на глазах.
        Мышка тихонько вскрикнула.
        Герман напрягся всем телом, но мигом подскочивший Леонид удержал его за плечи.
        - Не сходи с ума.
        Круто развернувшись на каблуках, Аркадий зашагал прочь. С другого конца террасы вслед ему с довольными ухмылками смотрели Николай и его команда. Фаворит впал в немилость, ай-ай-ай.
        Было в этом эпизоде что-то такое, что заслуживало особого внимания, но не удар по лицу, который Герман получил от Аркадия. Раньше, около гаражей, он получил куда более жестокий удар. Что-то такое… такое…
        …какое? Щемящее, смущающее, задевающее за живое. Но ей никак не удавалось это ухватить.
        - Пожалуй, мне лучше умыться, - со вздохом произнес Герман.
        Нора пошла за ним.
        Они свернули к маленькому санузлу при столовой. Оставив дверь распахнутой настежь, Герман пустил теплую воду.
        - Посмотри на себя, - сказала Нора, стоя за его спиной.
        В зеркале отражался юноша с гладкой кожей и зачесанными назад темными волосами. Демонически прекрасный, бесчувственный, как обитатель Волшебных Холмов. От этой потусторонней красоты бросало в дрожь.
        - Ишь как его разбирает, - заговорил Герман, лишая картинку ее хрупкого волшебства.
        Глядя на его отражение, Нора чуть улыбнулась.
        - Я же говорила, это любовь.
        - Гр-р…
        - Я серьезно. Кстати… - Она поймала в зеркале его взгляд. - Регина Новак - это имя тебе знакомо?
        На лице Германа не отразилось ровным счетом ничего. Нора следила за ним очень внимательно. Ничегошеньки.
        - Нет, - сказал он, немного подумав. - А должно быть знакомо?
        - Ну, вдруг.
        Она попятилась и налетела на Леонида, который, к счастью, не растерялся и обнял ее, удержав от падения.
        - Сердце мое, ты как? - спросил он, заглядывая в санузел. - В порядке?
        Герман медленно повернулся к нему. Вода хлестала из крана, белый свет люминисцентных ламп заливал помещение, делая каждую мелочь, вплоть до дверных петель, отчетливой до отвращения. Чистая линия лба, пепельно-серые тени в продолговатых впадинках под скулами, прозрачная зелень глаз.
        Леонид тихонько присвистнул.
        - Покажи мне место, где враг мой задумает спрятать тебя от меня, и, будь это рай или ад, я сокрушу его.
        Оставив их заниматься мифотворчеством, Нора покинула Барак и отправилась на поиски сестры. Встречаться с Аркадием ей совершенно не хотелось, поэтому она решила начать с оранжереи. И правильно сделала. Лера была там.
        - Давай помогу, - проворчала Нора, надевая резиновые перчатки.
        Нужно было внести удобрение в почвенную смесь. Мышка уже расставила на большом столе горшки с бегониями, нуждающимися в пересадке.
        Минут пять они работали молча, наконец Лера не выдержала.
        - Ну что там Герман?
        - Он ничего не знает, - ответила Нора, косясь на Мышку.
        Лера прикусила губу. Движения ее рук замедлились.
        - Ты уверена?
        - Уверена. Он был выбит из равновесия и не способен на притворство.
        - Черт, - прошептала Лера. - Аркадий совсем спятил.
        - Он всегда так реагирует на Германа?
        - Не всегда.
        - Я имею в виду… раньше такое тоже случалось?
        - Случалось.
        Взгляд Норы скользнул по ближайшим полкам с растениями, зацепился за гелиотроп, усыпанный мелкими фиолетовыми цветочками… и она отчетливо осознала, что вошло занозой ей в мозг во время показательного выступления доктора Шадрина и вот до этого самого момента торчало там, не давая покоя.
        Венок. Венок, которым Герман отхватил по морде, Аркадий после этой процедуры унес с собой. Не бросил на террасе или на газоне, что было бы совершенно естественным при таких обстоятельствах, а забрал себе, как будто это была в высшей степени полезная и нужная вещь.
        И как это прикажете понимать?
        8
        Катер выходит из бухты Благополучия и, взяв курс на юг, начинает огибать вытянутую цепь небольших, возвышающихся над серой водой, островков. Стоя на палубе с развевающимися от ветра волосами, Герман, за неимением гида, рассказывает своим спутникам о землях, которые им предстоит посетить.
        - Через Заяцкие острова издавна пролегал морской путь от берегов Онежской губы до Соловецких островов и дальше в Белое море. Пролив между островами служил надежным укрытием от частых штормов. В середине XVI века монахи, обследовав Заяцкую гавань и убедившись в отсутствии подводных камней, соорудили там каменную пристань, а неподалеку на суше - деревянную часовню и кельи со службами. Так возник Скит Андрея Первозванного.
        Они путешествуют на небольшом прогулочном катере, принадлежащем не то директору заповедника, не то заместителю директора, словом, не последнему человеку в местной чиновничьей иерархии. Вообще Заяцкие острова всегда относились к категории зон строгой заповедности, попасть туда можно было только в составе организованной экскурсии, причем далеко не в любой произвольно взятый день, но Лера воспользовалась своими связями в административной верхушке, и для них - Норы, Германа и Леонида - сделали исключение. К тому же Герман активно сотрудничал с реставраторами, работающими в Соловецком кремле, так что был своим по любым меркам этого места. Его внезапное желание еще раз посетить Большой Заяцкий не нуждалось в дополнительных обоснованиях.
        - Строительство церкви, каменного причала и небольшого поселка на Большом Заяцком острове было начато из-за визита Петра I. Пятого августа 1702 года русская эскадра, состоящая из тринадцати судов, вышла из Архангельска, держа курс на Соловки. На кораблях находилось около четырех тысяч солдат Преображенского и Семеновского гвардейских полков, не считая свиты царя Петра и царевича Алексея. Но неблагоприятные погодные условия помешали судам войти в бухту Благополучия, и десятого августа эскадра отошла к Заяцким островам, где и простояла около недели. За эти дни Петр и его люди не раз сходили на берег и осматривали его. Тогда и было решено построить на берегу здешней гавани деревянную церковь святого апостола Андрея Первозванного, считавшегося покровителем русского флота. Согласно некоторым источникам, государь лично принимал в ней участие. Ну, мы знаем, Петр был большим любителем подобных упражнений… Также говорят, что во время работ по возведению храма царь Петр утвердил Андреевский стяг - боевой флаг военно-морского флота России. И только шестнадцатого августа корабли русской эскадры покинули рейд
у Заяцких островов.
        - Но мы доберемся быстрее русской эскадры? - с надеждой в голосе спрашивает Леонид.
        Как ни странно, на короткой дистанции он оказался человеком легким и сговорчивым, его присутствие не обременяло. Не устояв перед обаянием Германа, Лера извлекла из сейфа доктора Шадрина смартфон Леонида - смартфоны и мобильные телефоны пациентов арестовывались во избежание искусов, - и теперь он периодически принимался нажимать на кнопочки, радуясь как дитя.
        - У тебя морская болезнь? - улыбается Герман. - Поиграй в танчики. Через полчаса будем на месте.
        И точно, полчаса спустя они уже стоят возле Заяцкой пристани, прикрытой от моря кладкой из крупных валунов.
        Щурясь от ветра, Нора с любопытством оглядывается по сторонам. Знаменитую деревянную церковь можно было различить еще с воды, как и две небольшие возвышенности в центральной части острова. Надо сказать, что возвышались эти возвышенности не очень сильно, однако гордо именовались горами - одна Сигнальная, другая Сопка. Стоящий рядом Герман объясняет, что именно из-за сильного холодного ветра, от которого сейчас у всех троих слезятся глаза, на Зайчиках толком ничего не растет. Попадая сюда, фактически оказываешься в приполярной тундре. Кривые низкорослые лиственные деревья и тощий кустарник сосредоточены в низинах, прибрежная же полоса напрочь лишена растительности. Берег усыпан гигантскими замшелыми валунами, перемежающимися с крошечными песчаными пляжами. Дальше от воды почва и камни покрыты ковром ягодников, мха и травы.
        - Эм-м… а где все? - Леонид недоуменно крутит головой. - Мамки с орущими младенцами, девчонки в мини-юбках с фотоаппаратами…
        Действительно, вокруг ни души. Более того, туристический маршрут начинается от щита с запретительной надписью. На острове запрещено ходить по земле!
        - Большой Заяцкий остров, как и весь Соловецкий архипелаг, внесен в список Всемирного культурного наследия ЮНЕСКО, - говорит Герман, надевая темные очки, чтобы защитить глаза от ветра. - Здесь никто не живет. И ничья нога не ступает на почву… ну, будем считать, что не ступает… дабы не повредить реликтовую растительность острова. Видите деревянные настилы? Вот по ним ходить разрешено.
        - Но мы не туристы, - тут же принимается искать лазейку Леонид.
        - Но и не местные жители, - возражает Герман. - В смысле не морские зайцы, которые на самом деле беломорские тюлени, не обычные зайцы, которые тут тоже есть, не лисы и не мыши. Мы пришельцы.
        - Здесь никогда не жили люди? - спрашивает Нора.
        Ей немного не по себе. Прекрасные пейзажи, да… Та самая красота, враждебная по отношению к человеку. Даже на землю ступать нельзя. Как будто она заколдована.
        - В сталинские времена здесь был женский штрафной изолятор, в него попадали главным образом беременные - за половую распущенность. Их заставляли катать валуны, чтобы спровоцировать выкидыш. А на Малый Заяцкий, по свидетельству Солженицина, в 1930 году вывезли без пищи несколько десятков сектанток, и все они умерли от голода.
        Нору пробирает дрожь, и она машинально протягивает руку, чтобы дотронуться до Германа. Он протягивает навстречу свою, их пальцы сплетаются.
        - Ладно, - вздыхает Леонид, - давай посмотрим на это иначе. Ты наш гид по островам, так? Даже не гид. Ты больше, чем гид. Дух Места, поскольку занимаешься изучением истории Соловецкого архипелага и реставрацией памятников архитектуры. Я хочу сказать, ты не просто пришелец, чужак. Ты участвуешь в жизни этих мест, проникаешь в самую сердцевину. Значит, тебе можно ходить повсюду. А нам вместе с тобой.
        - Ах ты, иезуит, - смеется Герман. И указывает на церковь. - Предлагаю начать отсюда.
        Стены церкви серебристо-серые, под цвет валунов, разбросанных вокруг. Кровля тоже серая, с буро-коричневым оттенком. На фоне сочной зеленой травы и чистого голубого неба это выглядит феерично.
        Бессовестно топча заповедную траву, Герман подходит к срубу и гладит пальцами теплые бревна.
        - В архитектуре этой церкви можно видеть черты, характерные и для старинных шатровых церквей, и церквей с кровлей в два или четыре ската. - Голос его звучит так, будто он делает комплименты женщине. - Смотрите, она срублена «в угол» из бревен диаметром от двадцати до двадцати пяти сантиметров, соединенных вплотную, без конопатки. Основной четверик, снабженный маленькими оконцами - раньше они были слюдяными, - перекрыт четырехскатной тесовой кровлей, а над ним в центре - небольшой восьмерик с главкой на высокой шейке. Главка имеет лемеховое покрытие. С восточной стороны к основному кубу присоединен алтарь, а с западной - паперть с крыльцом под двускатной кровлей.
        Бросив взгляд в сторону гавани, Нора замечает одиноко стоящий деревянный крест и указывает пальцем.
        - Что это? Зачем он там?
        - Поклонный крест, их здесь много. Кресты на Русском Севере с давних времен ставились поморами и монахами в ожидании попутного ветра. Да и по другим случаям тоже. По случаю выздоровления ребенка, по случаю возвращения домой моряков…
        Сейчас море выглядит на редкость спокойным и есть надежда, что оно пробудет таким еще часа два или три. В случае даже небольшого волнения или штормового предупреждения катер бы не покинул бухту Благополучия.
        По всему берегу между больших и малых валунов виднеются полевые цветы и ягель. В ближайшем цветущем кустарнике Нора, присмотревшись, узнает бруснику, нежные бледно-розовые лепестки ее очаровательны.
        Пока Герман обсуждает с Леонидом архитектурные традиции того периода, которому принадлежит Андреевская церковь, строительные технологии и прочие умные вещи, Нора присаживается на подходящего размера валун и осматривает землю у себя под ногами. Почву, на которую запрещено ступать. Мысли ее опять и опять возвращаются к этому запрету. Ей кажется, что дело не только в уникальной флоре, которую необходимо сберечь.
        Нельзя ступать на землю… туристам нельзя… праздным и любопытным… как будто эта земля…
        …да. Как будто эта земля - святая. Почему «как будто»? На ней расположены культовые и погребальные объекты, много объектов. Да весь этот остров - одно сплошное святилище!
        Глядя на мысы своих синих с голубым кроссовок, Нора осторожно двигает ступнями, словно проверяет воду в незнакомом месте. Нет, она никогда не считала себя особо одаренной, способной к сверхчувственному восприятию, хотя после эпизода в Преображенской гостинице… хм… ведь еще в день приезда на Большой Соловецкий, садясь в машину около аэропорта, она заговорила с сестрой о местах силы.
        Места. Силы.
        Что за сила имеется в виду? Все эти энергетические поля, о которых написано столько псевдонаучной дребедени… астрал, то да се… сила молитвы, сила веры, сила желания…
        И все же. Не на этом ли стоит мир? Сила духа, сила воли - это тоже сила.
        - Пойдем, - говорит Герман, протягивая ей руку. - Нас ждут лабиринты, дольмены и курганы.
        И тут ей становится по-настоящему страшно.
        - Ты ходил по ним, Герман? По лабиринтам.
        Прежде чем ответить, он снимает солнцезащитные очки и несколько секунд пристально смотрит ей в лицо.
        - Да. И не один раз.
        - И что при этом чувствовал?
        Затаив дыхание, она ждет ответа. Прозрачная зелень его глаз в эти минуты кажется неестественной, как будто он вставил цветные контактные линзы.
        - Ну, хм… Некоторые впечатлительные граждане, побывав на Зайчиках, после еще долго рассказывают, что видели огни и слышали голоса. Со мной ничего подобного не происходило. Либо я недостаточно впечатлителен, либо мне просто не повезло. Одно могу сказать: загадывая желания в лабиринте, нужно быть предельно внимательным, использовать четкие и однозначные формулировки, иначе быть беде.
        - Я даже не знала, что там можно загадывать желания.
        - Можно. Правда, не во всех. Я покажу тебе тот, где можно.
        Она уже знает, что святилища Соловецкого архипелага значительно старше, чем афинский Акрополь: некоторые созданы около четырех тысяч лет назад. Здесь, на Большом Заяцком, не то четырнадцать, не то пятнадцать лабиринтов и около девятисот других выкладок символического характера. Большинство лабиринтов мало заметны, так как выложены из небольших камней, пространство между которыми заросло мхом и лишайником, но Герман приводит ее к лабиринту, заметному издалека.
        - Обрати внимание, вершины гряд лабиринта заросли воронихой, но ложбинки между ними остались чистыми, хотя нога человека ступает в них крайне редко и тем более их никто не пропалывает.
        - А ягоды этой воронихи случайно не ядовиты?
        - Нет, просто безвкусны.
        Туристическая тропа проходит далеко в стороне, с нее можно осмотреть лишь несколько типовых лабиринтов. Этот же, окутанный паутиной загадок, суеверий, фантазий, не доступен для обозрения и посещения в составе экскурсионных групп.
        - Подожди, не торопи меня, - жалобно говорит Нора, несмотря на то, что валуны, отмечающие начало пути, в буквальном смысле смотрят на нее, мягко мерцая в лучах скупого северного солнца. - Для чего они предназначены? Что здесь происходило? Ну, в древности.
        - Точных данных нет. Есть только гипотезы, более или менее бредовые. Согласно одной из них, лабиринты служили магическими инструментами шаманов. Передвигаясь по закрученным спиралью дорожкам, шаман предсказывал события, важные как для всего племени, так и для отдельных индивидов. Согласно другой - «защитными сетями» для отпугивания душ умерших, чтобы те после погребения не могли возвращаться назад, как это делают вампиры, и тревожить живых. Мертвеца проносили по одному из лабиринтов, затем предавали земле и насыпали сверху курган. - Кивнув в ответ на ее вопросительный взгляд, он указывает пальцем на одну из искусственных насыпей около четырех метров в диаметре и чуть меньше метра высотой. - При их раскопках находили фрагменты костей, в том числе человеческих, и традиционный погребальный инвентарь. Таким образом, дольмены и курганы служили местом последнего успокоения душ. Вместе с лабиринтами они составляли единую систему, разделяющую мир сей и мир иной. Согласно третьей гипотезе, комплекс Большого Заяцкого использовался древними для проведения обрядов инициации. Нашелся энтузиаст, который наложил
на неолитические памятники Соловецкого архипелага кальку сэра Джеймса Джорджа Фрэзера, но это я обсуждать не хочу.
        Не хочет обсуждать. Потому что согласен?.. Или потому что не согласен?..
        - Аналогичные памятники встречаются в некоторых странах Северной Европы, - добавляет Леонид, подходя вразвалочку с травинкой в зубах. - Финляндии, Швеции, Норвегии… Лично я видел такие в Карелии.
        - Существует гипотеза и об инопланетном происхождении лабиринтов. Куда же без нее. - Герман подмигивает своим спутникам, глубокомысленно взирающим на шедевр эпохи неолита, и первым ступает в магическое пространство. - Форма нашего лабиринта напоминает спираль, но не в классическом понимании этого слова. - Он оглядывается. - За мной! Смелее! Лабиринт имеет один вход и один выход. Следуя по дорожке между камнями, мы с вами, не пересекая барьера, через некоторое время выйдем на то же самое место, откуда начали движение.
        У себя за спиной Нора слышит негромкое пофыркивание, какое мог бы издавать рассерженный кот, и чувствует на своем плече руку Леонида.
        - Давай, девочка, не трусь.
        Девочка! Пришел ее черед рассерженно фыркнуть.
        Стряхнув его руку, Нора двинулась вперед по дорожке, ставя ноги одну перед другой, как манекенщица на подиуме.
        Позже она долго анализировала мысли и чувства, которые переполняли ее во время путешествия через лабиринт. Нет, ни огней, ни голосов не было в помине. И черная-черная рука не высовывалась из-под камней, чтобы схватить ее за лодыжку. Однако и что совсем ничего не было, она не стала бы утверждать. Это невыразимое, но подлинное и несомненное ощущение контакта - куда его отнести? Нора считала себя - да и другие считали так же, - человеком трезвым, разумным, прагматичным, ни в коем случае не экзальтированным. Отчудить что-нибудь вроде ночевки в полуразрушенном здании с молодым эксцентричным художником она могла, в конце концов для этого и существует отпуск, но всерьез рассуждать о потустороннем…
        И тем не менее. Что было, то было. Она шла по узкой полосе сухой серой земли, напоминающей пляжный песок, которая закручивалась спиралью между крапчатыми черно-серыми камнями. Сначала просто шла, не думая ни о чем, а потом у нее появилась твердая - хотя и необъяснимая, - уверенность, что ее слушают и пора говорить. Не вслух, конечно. В ее сторону словно бы повернулось незримое, громадное, могущественное существо. Невероятно древнее и невероятно могущественное. Коллективный разум всех шаманов - или друидов? - тысячелетиями отправлявших на острове свои жуткие обряды. Всех ли просителей оно выслушивает? И если нет, то по какому принципу выбирает?
        Предупреждение Германа, касающееся формулировок, Нора вспомнила, уже покинув лабиринт. Действительно, вышли они там же, где вошли…
        По дороге к пристани Герман спросил, обратилась ли она к древним с какой-либо просьбой. Она кивнула и после некоторых колебаний призналась, что не помнит, в какую словесную форму свою просьбу облекла. Он остановился так резко, что идущий следом Леонид налетел на него и смущенно чертыхнулся.
        - Что значит не помнишь? - спросил он осипшим голосом, глядя на Нору, как на умственно отсталую.
        От его лица отхлынула вся кровь. Нора испугалась.
        - Герман! Тебе плохо?
        - Что значит не помнишь?
        Герман говорил так, будто у него внезапно разболелось горло.
        - То есть, помню, но… не дословно.
        - Ты просила для себя?
        - Для сестры.
        Он перевел дыхание. Скулы его слегка порозовели. Наверное, решил, что для сестры она не могла попросить ничего двусмысленного, и расслабился.
        Когда они стояли на палубе, держась за поручни, и впереди уже рисовался неповторимый силуэт Соловецкого кремля, Нора задала свой вопрос.
        - А ты? - Просунув руку под расстегнутую куртку Германа, она обняла его за талию и почувствовала, что он дрожит. - Ты что-нибудь попросил?
        - Я никогда ничего не прошу.
        - Герман!
        - Что?
        - Посмотри на меня.
        Нет, он не расслабился. Нервное напряжение читалось и в его взгляде, и в повороте головы, и во всей позе, странно застывшей, какую принимают, стараясь перетерпеть боль или не спугнуть добычу, мысль, догадку.
        - Смотрю. Руку на Библию класть не надо?
        - Как получилось, что ты не видел женщину на причале? В ту ночь, когда мы…
        Он кивнул.
        - Я думал об этом.
        - И?..
        - Может, преподобный не хотел, чтобы я ее видел.
        - Воля покойного монаха так сильна? Впрочем, знаешь… в этом что-то есть.
        Тут они замолчали, потому что к ним подошел Леонид. Обворожительно улыбнулся.
        - Как настроение? Умираю жрать хочу. В этой деревне есть какой-нибудь Макдональдс или придется терпеть до богадельни доктора Шадрина?
        Голубая футболка-поло с расстегнутым воротничком, бежевая ветровка нараспашку, синие джинсы… Выглядел он превосходно. Хоть сейчас устраивай фотосессию для престижного журнала типа «Time».
        - Есть кафе-бар «Кают-компания», бывшее «Райпо», - ответил Герман. - Недалеко от кремля. Кормят там, смею тебя заверить, гораздо лучше, чем в любом Макдональдсе.
        - Брат мой, ты возвращаешь мне веру в добро.
        Катер пришвартовался у причала, и, скользнув взглядом по лицам собравшихся там людей - стоящих на месте, прогуливающихся, оживленно переговаривающихся, смеющихся и жестикулирующих, - Нора чуть не закричала. Пульс у нее участился, все тело под одеждой покрылось жарким потом.
        - Та женщина, Герман! Она опять здесь. Смотри. На том же самом месте.
        Он повернул голову. Несколько секунд молча разглядывал фигуру на причале, потом окликнул:
        - Леонид!
        - Да, сэр.
        - Сделай для меня одну вещь.
        - Слушаю, сэр.
        - Видишь ту женщину? Высокую, черноволосую, в куртке из лаковой кожи.
        - Так точно, сэр.
        - Поди познакомься с ней. - Герман говорил тихим ровным голосом, не спуская глаз с незнакомки на причале, которая смотрела теперь в другую сторону. - Узнай кто она такая, откуда приехала, где остановилась.
        На бледном лице Леонида не отразилось никаких чувств.
        - Познакомиться?
        - Да. - Лицо Германа тоже вдруг стало ужасающе холодным, застывшим как маска. Только губы шевелились. - Мы будем ждать тебя возле Никольских ворот.
        Коротко кивнув, Леонид повернулся, сделал несколько шагов по палубе, пожал руку капитану и сошел по трапу на причал.
        Нору поразило существующее между ними… даже не согласие, а глубокое понимание и безоговорочное принятие. Познакомиться? Запросто. Ограбить? Убить? Да не вопрос.
        В свою очередь попрощавшись с капитаном Григорием и рассыпавшись в благодарностях, Нора и Герман покинули катер. В висках у Норы по-прежнему стучало, голова была как чугунная. Ей хотелось прилечь или хотя бы присесть. Прежде чем взять курс на цивилизацию, она украдкой взглянула на то место, где дважды видела черноволосую незнакомку, но там уже никого не было. Исчез и Леонид.
        В маленьком поселковом магазине на центральной улице Герман купил две бутылки минеральной воды, пакетик орешков и плитку шоколада. Со всем этим провиантом они расположились в тени под кремлевской стеной, поболтали о всяких пустяках, тогда только Норе полегчало. Она разлеглась на куртке Германа, которую тот бросил прямо на траву и, закинув руки за голову, блаженно вздохнула.
        - Ну вот…
        Сидящий рядом эльф покосился на нее с одобрением.
        - …питай меня насущным хлебом…[11 - Неполная цитата из Притчей Соломона.]
        Глядя на небо, на ватные белые облачка, медленно проплывающие над величественными каменными стенами, Нора спросила:
        - Твои родители живы?
        - Нет. Я вырос в семье своего родного дяди. Брата отца.
        - С тобой хорошо обращались?
        - Вполне.
        - А кто для тебя Леонид? Вы давно знакомы?
        - Месяцев пять. - Он прикинул в уме. - Или шесть.
        Она даже села, вытаращив глаза.
        - Меньше года? Ого… Глядя на вас, можно подумать, что вы друзья с пеленок.
        - Нам вообще кажется, что мы друзья с прошлой жизни, - улыбнулся Герман.
        В кармане у него тилибомкнуло. Он достал смартфон и прочитал sms.
        - Они в кафе.
        - Леонид и та женщина?
        - Да. Ее зовут Регина. Он отправил сообщение из туалета.
        Нора почувствовала, что в середине грудной клетки образовалась пустота. Регина. Теперь уже никуда не денешься, придется принять это как факт.
        - Что еще?
        - Больше ничего. Во всяком случае пока.
        - Как ты думаешь, мы можем пойти туда? Или нам лучше остаться здесь, как договорились?
        Герман пожал плечами.
        - Не принципиально. Можем пойти, сесть неподалеку и хорошенько ее рассмотреть. Заодно пообедать. Потому что лично у меня орешки с шоколадом за обед не считаются.
        - Хорошо. Тогда другой вопрос. Должны ли мы афишировать свое знакомство с Леонидом? Или наоборот? Регина могла видеть нас вместе на катере.
        - Думаю, надо просто сесть за столик и заказать обед. Если Леонид сочтет нужным обнаружить перед ней наше знакомство, он это сделает. А мы, вежливо улыбаясь, скажем, что не хотели мешать, потому и не подошли. Если же не сочтет… ну, тогда мы спокойно пообедаем, а после дождемся его и поедем домой.
        В кафе был, можно сказать, аншлаг. Официантки носились туда-сюда на хорошей скорости, к счастью, не пытаясь приклеить к своим красивым русским лицам шаблонные американские улыбки. Несмотря на все это, Герман быстро приметил столик, который только что освободился, взял Нору под руку и устремился вперед. Вскоре они уже изучали меню, полностью игнорируя блондина незаурядной внешности и роскошную брюнетку, занимающих столик через проход.
        Изображая лицом «как у вас душно» и для пущей убедительности прижимая ко лбу носовой платок, Нора окинула незнакомку долгим запоминающим взглядом и отвернулась, чтобы больше на нее не смотреть.
        Красива, черт возьми, до чего же красива… Той самой нездешней красотой, которая облекала ее, словно кокон, словно некое полубожественное тело. Воздвигала невидимую преграду между ней и другими людьми. В таком же коконе пребывал Герман.
        Сидя непринужденно и прямо, Регина изучающе смотрела на Леонида и слушала его монолог. Складывать слова в предложения Леонид умел, это не вызывало никаких сомнений.
        Однако стоило бы время от времени предоставлять слово даме.
        Вот он умолк, задал какой-то вопрос, улыбнулся скромно. Одарив его ответной улыбкой, Регина заговорила.
        Да, теперь все правильно.
        Они смотрели друг другу в глаза.
        - Не волнуйся, - тихо сказал Герман, тыкая пальцем в меню. - Он знает что делает.
        - Потому я и волнуюсь.
        В здании - одноэтажном деревянном бараке, типичном для Соловков, - помимо кафе, располагалась еще парикмахерская, и первый взгляд на все это пробуждал единственное желание - выть на луну, вспоминая брежневские времена. Но при ближайшем рассмотрении выяснилось, что кормят в «Кают-компании» действительно лучше, чем в любом Макдональдсе. Разносолов ожидать не приходится, но уйти голодным не то что сложно - практически невозможно.
        Герман заказал салат из помидоров, огурцов и зеленого лука, жареную беломорскую сельдь с картофельным пюре, чай и пироги с морошкой.
        - Прощай, фигура, - вздохнула Нора, обозревая стол.
        - Кушай, дорогая. Обязуюсь сделать все возможное и невозможное для того, чтобы ты не вышла из берегов.
        Сельдь была бесподобна - сочная, нежная.
        - Нам повезло, - заметил Герман, - это знаменитое блюдо готовят не каждый день.
        Пироги с морошкой тоже превзошли все ожидания. Когда пиршество завершилось, Норе далеко не с первой попытки удалось выбраться из-за стола. Оказавшись же на улице и подставив лицо прохладному ветерку, она поняла, что в кафе и впрямь было душновато. И откуда столько народу? Не иначе как накануне из Архангельска прилетел самолет.
        Леонид и Регина остались за своим столиком, заставленном кофе, коньяком, пирожными и пепельницами. Оба курили, и дымок, вьющийся перед бледными лицами, придавал им - загадочным и элегантным - еще более инфернальный вид. Выходя, Нора оглянулась, надеясь встретиться глазами с Леонидом, но он по-прежнему смотрел только на свою даму. В углах его рта затаилась многообещающая улыбка. Прекрасный актер!
        Так Нора и сказала на ухо Герману, придержавшему для нее дверь:
        - Прекрасный актер.
        - Да, этого у него не отнимешь.
        Для улучшения пищеварения они обошли Святое озеро, и Герман только успел показать ей школу, где проживал - будучи студентом, - вместе со своими коллегами во время летней обмерочной практики, как в кармане у него опять раздалось мелодичное тилибом.
        - Леонид?
        Герман посмотрел и кивнул.
        - Почему он не звонит, а пишет sms-ки?
        - Разговор можно подслушать, а sms-ки удалил - и все.
        - О боже, - Нора слегка поежилась. - И что он пишет?
        - Регина остановилась в отеле Соловецкая Слобода. Сейчас они решили прогуляться до Переговорного камня… - Он прищурился на бурые, чуть подернутые рябью, воды Святого озера и продолжил: - …а там как фишка ляжет. В общем, он рекомендует нам прямо сейчас возвращаться на ферму, а сам обещает появиться позже. Ближе к вечеру.
        - Как же он доберется?
        - Возьмет напрокат велосипед. Деньги у него есть.
        Нора представила себе лицо доктора Шадрина, но делать было нечего. Ее мнением никто не интересовался. Царь Леонид просто информировал их о своем решении, вот и все.
        В полутора километрах к северо-западу от кремля начиналась грунтовая дорога на Савватьево. Одна из тех живописных лесных дорог, что связывают все более-менее значимые объекты на Большом Соловецком и надолго остаются в памяти путешественника. Зеленая «нива» Леры быстро добежала до развилки неподалеку от Макарьевской пустыни. Отсюда же, если свернуть направо, можно было попасть на лодочную станцию и прокатиться по открытым для туристов каналам.
        Нора слегка вздохнула.
        - Завтра, если хочешь, - сказал Герман, проследив за ее взглядом.
        - Хочу. И каналы, и Макарьевскую пустынь, и Соловецкий маяк на Секирной горе, и Савватиевскую пустынь, и…
        - Ладно! Ладно! - Он засмеялся, щуря уголки глаз. - Все будет.
        - Обещаешь? - Нора недоверчиво поджала губы.
        - Слово друида, - торжественно произнес он.
        И вдруг, затормозив, указал пальцем на обочину дороги.
        Нора глянула - и обомлела. Вдоль обочины выстроились, как солдаты, здоровенные белые грибы. Их бежево-коричневые шляпки с налипшими травинками выглядели так, будто сошли со страниц какого-нибудь атласа грибника.
        - Ну и ну! Первый раз в жизни вижу боровики такого размера.
        - Такая уж это земля. - Герман опять заулыбался до ушей. - Кстати, ты в курсе, что на Секирную гору женщины не допускались на протяжении почти пяти веков? Да и сами не особо туда стремились.
        - Это еще почему?
        - По преданию, ангелы высекли там жену рыбака, поселившегося неподалеку от обители двух первых иноков, Германа и Савватия. До появления этой обители рыбаки только временно наезжали на остров, но тут два семейства с поморья близ Кеми решили осчастливить иноков соседством. Сама понимаешь, отшельникам такого счастья было не надо. Но что делать?.. Однажды Савватий, отправляя всенощную вместе с Германом, вышел покадить крест, который они воздвигли на берегу озера, и услышал женский вопль. Почему он не отправился сам посмотреть что стряслось, а послал Германа, история умалчивает. Как бы то ни было, Герман пошел на крик и вскоре обнаружил плачущую женщину. По ее словам, явились ей двое светлых юношей и молвили: «Сойдите с этого места. Бог устроил его для иноческого жития, для прославления имени Божьего. Бегите отсюда, не то смерть вас постигнет». После этого случая рыбаки отплыли с острова, и долгое время никто из мирян не осмеливался селиться на Соловках.
        - Ну вот, опять женщины пострадали из-за того, что мужчины не договорились.
        - Ага, - согласился Герман. - Мир вообще чертовски несправедлив.
        На следующей развилке он ушел направо, и теперь «нива» катилась по дороге между озерами. От запредельной красоты карельского леса в сочетании с лесом средней полосы на глаза наворачивались слезы.
        - Дороги, по которым мы едем, проложены более четырех столетий назад, - негромко промолвил Герман. - Они не подвергались никакой реконструкции. Перед тобой Соловецкая земля, какой сотворил ее Господь.
        Нора молчала. Ее посещали неправедные мысли, которыми стоило поделиться с Германом, но она не хотела делать это здесь.
        Когда до Новой Сосновки, где находилась ферма доктора Шадрина, оставалось километров пять, у нее появилась еще одна мысль - сейчас мы вдвоем войдем туда, откуда вышли втроем, вокруг начнутся обычные танцы с бубном плюс специальные номера в исполнении Аркадия Петровича, и спокойно уже не поговоришь, - и она тронула руку Германа, чтобы привлечь к себе его внимание.
        - Давай, - сказал он. - Я готов.
        - Это касается Леонида.
        - Я понял.
        - Надеюсь, у него хватит ума не появляться в отеле, где остановилась та женщина…
        - Я тоже на это надеюсь.
        - …и не принимать от нее никаких предложений.
        - Никаких непристойных предложений? - улыбнулся Герман. - Не хочу тебя огорчать, но такое предложение он, скорее всего, примет. Да и собственно… почему бы нет?
        Ну что ж, наверное, пора. Нора глубоко вздохнула.
        - Если эта Регина - та самая Регина… женщина, из-за которой Аркадий оказался здесь…
        Герман остановил машину и повернулся всем телом на водительском сиденье. Взгляд его широко раскрытых глаз впился ей в лицо, как раскаленный наконечник копья.
        - Из-за которой Аркадий… - Он помолчал. - Нора, ты знаешь что-то такое, чего не знаю я?
        - Очень может быть. Но, понимаешь, все так зыбко… Не факт, что эта женщина - та самая женщина. Не факт, что между ней и Аркадием было именно то, о чем говорят.
        - Кто говорит?
        - Люди. Общие знакомые.
        - Что же они говорят?
        - Аркадий и Регина работали вместе. В одной из лучших клиник Москвы. Ну, то есть, он работал уже давно, а она только-только появилась… у них довольно большая разница в возрасте… и между ними сразу возникло притяжение. Как пишут в книжках, любовь с первого взгляда. Год или около того все было хорошо. Казалось, дело идет к свадьбе. А потом Регина вдруг уволилась с работы и уехала за рубеж. Потом вернулась. Потом опять уехала, уже на более длительный срок. Никто не знал, где она живет и чем занимается. Наконец один из ее бывших коллег наткнулся в сети - случайно или не очень - на форум BDSM-сообщества. В одной из тем форума была размещена ссылка на сайт садомазохистского клуба в Амстердаме. Из любопытства он прошел по этой ссылке и на одной из фотографий увидел танцующую молодую женщину, похожую на Регину. Очень похожую. Как две капли воды. Пару лет спустя он же нашел по интернету апартаменты… такие особенные апартаменты… где три специально обученных женщины, три госпожи, принимали клиентов, желающих за свои деньги получить хорошую порцию боли и унижений. В одной из них он узнал Регину. Она была в
соответствующем наряде, экипированная и загримированная, но он все равно ее узнал. Она фигурировала на сайте как госпожа Рене.
        Нора умолкла. Сердце у нее опять бухало тяжело и часто. Чего она ждала? Возгласов изумления?.. Отвращения?.. Испуга?..
        - Ты заходила на этот сайт? - поинтересовался Герман с непроницаемым выражением лица.
        - Нет.
        - Почему?
        - Во-первых: я не знаю адрес; во-вторых: я не знаю как выглядит Регина; в-третьих: все это слишком противно, чтобы я…
        - Ни за что не поверю, что ты не умеешь пользоваться поисковиком.
        - Я не знаю, как выглядит Регина, - повторила Нора.
        - Ты не знаешь, как выглядит та Регина - женщина, с которой имел дело Аркадий. Бог знает сколько лет тому назад. Но ты знаешь, как выглядит эта Регина - женщина, с которой познакомился Леонид. Сегодня. Ты хорошо ее рассмотрела?
        - Да.
        - Узнаешь, если увидишь на сайте в прикиде классической «dom»[12 - Сокращение от «dominant», то есть «доминирующая», сленговый термин садомазохистов, означающий женщину-профессионалку, сексуально доминирующую в отношениях с клиентами, госпожу.]?
        - В каком прикиде? - не поняла Нора.
        - Ну, доминирующей. Коротко их называют «dom».
        Нора почувствовала укол тревоги, смешанной с любопытством.
        - А ты откуда знаешь?
        - Я человек образованный.
        - Я тоже человек образованный, однако я не в курсе что такое «dom».
        - Очевидно, мое образование более разностороннее, - усмехнулся Герман. Взгляд его прошелся по лицу Норы, по груди. Своими длинными сильными пальцами он ухватил ее сзади за шею. - Я не фанат BDSM, но кое-что пробовал. Как и Леонид. Не стоит беспокоиться за него. Даже если наша Регина - та самая Регина, и ей захочется продемонстрировать Леониду свое мастерство… в чем я лично сомневаюсь, «dom» не смешивают работу и личную жизнь… повторяю, даже если ей захочется поиграть с ним в кровавые игры, он это переживет.
        - Что ты пробовал? - шепотом спросила Нора.
        Герман придвинулся ближе. Разгоревшиеся глаза, отяжелевшее дыхание… Он был очень бледен и очень красив - преступно красив, нестерпимо красив, - в эти минуты нарастания сексуального возбуждения.
        - Тебе рассказать или показать?
        - Мне того и другого, образованный мальчик. И побольше.
        Они поцеловались. Слегка отстранились друг от друга, предвкушая близкое удовольствие. Поцеловались еще раз и, выйдя из машины, упали на теплую землю, покрытую травяным ковром. Нора вдруг осознала, что еще ни разу не видела его раздетым. Они занимались сексом почти каждый день, но всегда в полутьме или полной темноте за задернутыми шторами. Сейчас она впервые получила возможность рассмотреть его тело.
        Кожа чистая… такая же чистая, как на лице, чуть тронутая загаром… темные волоски на ней выглядят невероятно эротично. Запах молодого животного, здорового и ухоженного. Едва уловимый аромат какой-то туалетной воды. Сандаловое дерево?.. Мускатный шалфей?.. Что-то воистину гипнотическое.
        Он был нетерпелив и взвинчен, события уходящего дня давали о себе знать. Двигался рывками, стиснув зубы. Часто менял позы - поворачивал свою партнершу то так, то эдак, заходил то с одной стороны, то с другой, - и всякий раз оставался недоволен. Нору эта акробатика утомляла и раздражала, ей никак не удавалось сосредоточиться на своих ощущениях. В конце концов, рассердившись, она вернулась в наиболее удобное для себя положение и затем удерживала мальчишку за бедра до тех пор, пока он не довел ее до оргазма и не разрядился сам.
        Наконец он выдохнул с хриплым стоном. Уронил голову. Его горячее дыхание обожгло ей ухо и шею.
        - Так-то лучше, - прошептала Нора, поглаживая его по голове. - Ну что ты распсиховался? Меня успокаивал, а сам…
        - Если это бывшая любовь Петровича, то Петрович сейчас, скорее всего, на ферме.
        - Это ты к чему?
        - К тому, что интернет есть только в Белом доме - это раз. И два - природная любознательность может сподвигнуть уважаемого доктора на терпеливое ожидание около ворот, как уже было, причем не однажды.
        - Твое «раз» никакой проблемы не представляет, ведь я живу в Белом доме. Мы можем сказать - ты и я, - что после сегодняшней поездки заинтересовались всерьез историей раскопок на Большом Заяцком острове и хотим пошарить по интернету. Не будут же хозяева стоять у нас над душой. А вот твое «два»…
        - Даже самый приблизительный подсчет членов экспедиции, - пробормотал Герман, - породит массу неудобных вопросов.
        - Отвечай что хочешь. Я буду молчать.
        - Ей-богу, это самое правильное решение. Я бы и сам поступил точно так же, да боюсь, Аркадий мне не позволит.
        - Что значит не позволит? Учинит допрос? - Она спросила и тут же вспомнила сцену около гаражей. - Ох, Герман… даже не знаю, как тебе этого избежать. У вас с Аркадием очень специфические отношения.
        - Да никак. - Он растянулся на траве, подложив под щеку кисть согнутой правой руки. На спине его, поверх обеих лопаток, белели тонкие диагональные штрихи старых шрамов. - Точнее, варианты есть, но ни один меня не устраивает.
        Он любит делать мне больно.
        Да, если доктор действительно ищет повод сделать тебе больно, мой зеленоглазый эльф, то это отличный повод. Лучше не придумаешь.
        Нора медленно провела пальцем по одному из шрамов.
        Он любит делать мне…
        Похоже, не он один.
        - Ты не очень умеешь ладить с людьми, да?
        Герман лежал неподвижно, как подстреленный.
        - Не очень.
        По берегу, возле самой воды, громоздились средних размеров валуны, за ними шелестели высокие травы, напоминающие болотный тростник, а вокруг озера - Герман сказал, что оно называется Большое Красное, - стеной поднимались к небу громадные сосны, их высокие, ровные, практически одинаковые стволы наводили на мысль о корабельных лесах, хотя ей было известно, что из местных деревьев корабли не строили. От запаха сосновой смолы и растущих повсюду мелких розоватых цветов Нора чувствовала себя пьяной.
        Но пора было возвращаться домой.
        - Что ты собираешься сказать Лере? - спросил Герман, когда впереди уже показались распахнутые створки ворот. И пояснил: - Ну, чтобы нам одинаково складно врать.
        - Я не собиралась ничего ей рассказывать до возвращения Леонида. В смысле, об этой женщине. О поездке на Большой Заяцкий, конечно, расскажу. О чудесном обеде в «Кают-компании» тоже.
        - И о чудесном сексе на берегу озера?
        Нора дернула его за ухо. Он ухмыльнулся.
        - Обязательно! Ты же не думаешь, что я лишу родную сестру удовольствия пообсуждать сексуальные пристрастия самого неотразимого мужчины королевства. Кстати, все забываю спросить… С чем связано твое обещание не прикасаться ни к одной из девчонок, проживающих на ферме? Почему Лера столько раз призывала тебя контролировать свое поведение и все такое?
        - Видишь ли, в прошлый раз, когда я гостил на ферме, две дурочки чуть не покалечили друг друга из-за меня. Одна другой порвала щеку щипцами для завивки… - Он сокрушенно вздохнул. - Ну и Аркадий боялся, что эта история повторится.
        - Ты трахал сразу двоих? - воскликнула Нора с живым интересом.
        - Ты будешь смеяться, дорогая, но я не трахал ни одну. Правда, в это никто не верил.
        - Аркадий был в ярости?
        - Еще бы! Он сказал, что я веду себя, как проститутка.
        - Но это неправда!
        - Да нет… в каком-то смысле правда.
        Подведенные глаза. Венок из полевых цветов. Нарисованный бог Дионис с лицом… вот с этим самым лицом, которое недавно склонялось над ней, искаженное сладкой мукой. Провокационные выходки, дерзость и страсть.
        В каком-то смысле правда.
        9
        Аркадий был дома, сидел вместе с Лерой на кухне и уплетал макароны по-флотски. Поскольку он не присутствовал при возвращении экспедиции, а Толик, который присутствовал, был тщательно проинструктирован и подкуплен пачкой сигарет, неудобных вопросов в ближайшее время можно было не опасаться. Лера тем более не узнает, что они вернулись не в полном составе. Вряд ли какая-то сила понесет ее среди ночи на мужскую половину общежития. Главное, чтобы Леонид оказался на месте к утру.
        - Всем привет, - произнесла Нора тоном смертельно уставшего человека, который старается выглядеть бодрым. - Уфф!.. - С блаженной улыбкой она опустилась на свободный стул. - Ну и денек!
        - Ты голодная? - первым делом осведомилась Лера. - Макароны будешь?
        - Нет, спасибо. Мы зашли в «Кают-компанию», и я наелась на неделю вперед.
        Лера поставила перед ней большую керамическую кружку и налила чай.
        - Как поживают духи предков?
        - Компания у тебя была вполне подходящая для таких экскурсий, - заметил Аркадий, чуть улыбаясь одной стороной рта.
        Нора посмотрела на них обоих, чтобы определить, в каком они настроении и что вообще между ними происходит, но ей это не удалось.
        - Духи милостиво позволили нам пройти через лабиринт.
        Аркадий оторвался от макарон.
        - Через какой?
        - Через самый большой. Герман сказал, что там можно загадывать желания.
        - Ты загадала?
        - Да, - ответила Нора спокойно.
        Он стоически выдержал ее убийственный взгляд.
        - Как вели себя мальчики? - спросила Лера, вновь присаживаясь к столу.
        - Замечательно.
        - В каком смысле? - хмыкнул Аркадий.
        - В любом. - Глядя на него поверх кружки, Нора отхлебнула горячего чая с мятой. Поставила кружку на стол. - Ты осуждаешь меня, Аркадий?
        - Боже упаси, - ответил он без улыбки.
        - Завидуешь?
        - Вот это ближе.
        - Ну ладно. - Выпив чай, Нора встала из-за стола. - Спасибо большое, дорогие хозяева… я спать. На ванную никто не претендует?
        Никто не претендовал.
        Лежа в постели с планшетом, Нора при свете ночника читала про святого Германа Соловецкого. С другим Германом - не очень святым - они договорились, что он кинет sms-ку, когда появится Леонид. Но шел уже третий час ночи, а от него не было никаких вестей. Чтобы не вертеться с боку на бок, Нора читала.
        Как выяснилось, преподобный Герман был родом из города Тотьмы Пермской епархии. Родители не обучили его грамоте, но воспитали в строгих правилах христианского благочестия. С юных лет он мечтал об иноческой жизни и в зрелом возрасте наконец осуществил свою мечту. Повстречавшись на реке Выге с иноком Савватием, Герман рассказал ему о необитаемом Соловецком острове, который ранее посещал вместе с рыбаками, и в 1429 году оба подвижника переселились туда. Под Секирной горой, на расстоянии одной версты от берега моря, они устроили келью, где провели около шести лет.
        В 1435 году преподобный Герман уехал на Онегу за продовольствием, а преподобный Савватий в его отсутствие отдал Богу душу. Но не на острове, а на реке Выге, куда приплыл для причащения Святых Тайн. После этого Господь привел к преподобному Герману юного отшельника Зосиму, который соорудил келью на берегу пресноводного озера, в полуверсте от кельи преподобного Германа. С этим юношей Герман Соловецкий и основал монастырь. Будучи человеком необразованным, но убежденным в том, что знания о жизни великих подвижников необходимы последующим поколениям иноков, он велел клирикам записать все, что видел при жизни преподобного Савватия. Таких записок оставалось немало, ими воспользовался при составлении жития преподобных Зосимы и Савватия ученик преподобного Германа Досифей.
        Более пятидесяти лет провел преподобный Герман в трудах на благо обители. Случалось ему и путешествовать по нуждам монастыря на материк. Даже смерть застигла его на службе. В 1479 году при игумене Арсении, преемнике святого Зосимы, он был послан в Новгород, в обители святого Антония Римлянина почувствовал близость кончины и после исповеди и причащения Святых Тайн мирно отошел к Богу.
        Соловецкие иноки сделали все для того, чтобы перевезти тело святого старца в родную обитель. Мощи его были обретены нетленными и размещены в монастырском храме во имя святителя и чудотворца Николая, рядом с мощами преподобного Савватия. Впоследствии над местом погребения преподобного Германа была возведена часовня, а в 1860 году освящен каменный храм его имени.
        Около 1602 года преподобный Герман явился пресвитеру Григорию, который служил в городе Тотьме, и повелел ему написать образ всех троих - Германа, Зосимы, Савватия - и составить тропарь. Пресвитер Григорий все в точности исполнил. И с той поры все приходившие с верой к иконе получали исцеление от недугов.
        Прекрасная история прекрасной жизни…
        …поймав себя на этой мысли, Нора улыбнулась. Забавно. Если бы не знакомство с зеленоглазым язычником, вряд ли она узнала бы о местном святом.
        А преподобный Герман Соловецкий, кажется, и в прежние времена обращался достаточно свободно с границей между мирами. Непреодолимым препятствием для него она точно не была. И тут же духи предков, и дольмены, и курганы… История всего Соловецкого архипелага - в сущности история взаимопроникновения древнего язычества и средневекового христианства. Так же как история отдельно взятого художника с архитектурным образованием, живущего здесь.
        Может, преподобный не хотел, чтобы я ее видел.
        Без двадцати три. Тишина.
        Мог бы по крайней мере сообщить, что Леонид, разрази его гром, до сих пор не приехал. Или приехал, но Герман это событие проспал? Наверняка проспал. Вот паршивец. Что могло помешать мужчине, находящемуся в здравом уме и твердой памяти, отправить подруге записочку, мм?..
        Что ж, спустя восемь часов она об этом узнала.
        Герман вышел из душевой с простыми, честными мыслями о банке пива и еще одной сигарете перед сном. Полотенце он развесил на горячей трубе, майку бросил на деревянную скамью, после чего в джинсах и кроссовках на босу ногу прошел в центральное помещение с умывальными раковинами. Остановился перед зеркалом, не торопясь расчесал мокрые волосы, взглянул в глаза своему отражению.
        Не ведающий добра и зла.
        Друг за другом в санузел из коридора зашли четверо: Антон, Сергей, Иван и, разумеется, Николай. Зашли и остановились. Пустые глаза, нечего не выражающие лица. Четверо! Ой-ой-ой…
        Герман замер, и сердце его тоже замерло от сознания неотвратимости того, что должно было произойти с минуты на минуту.
        - Любуешься собой? - Николай смотрел на него в упор. - Жаль, придется подпортить эту красивую упаковку.
        Мощный удар кулака сбил его с ног. Череп затрещал. На левой скуле загорелась ссадина. Он упал, схватившись за лицо, но тут же опомнился и вскочил.
        Не расслабляться.
        - Нас здесь четверо. - Николай улыбнулся со стиснутыми зубами. - Ты сумасшедший, если собираешься драться с нами.
        Не отвечая, Герман стал в стойку.
        С издевательским хохотом, точно стая гиен, они набросились на него и почти мгновенно подавили его сопротивление. Оп-ля! Он только успел навернуть разок этому олуху Ваньке, после чего везение кончилось.
        Его взяли двое. Николай стоял в царственной позе, скрестив руки на груди, и молча ждал, пока клиент перестанет брыкаться. Ванька стонал в углу.
        Дыша глубоко и медленно, Герман прислушивался к себе. К страху внутри себя. Сейчас будут просто избивать беспомощного. Плохо. Очень плохо. Но не смертельно.
        - Еще разок, чтоб как следует дошло, - решил Николай.
        И собственноручно привел приговор в исполнение.
        Ну, вот. Лицо разбито вкровь. Красиво, наверное.
        - И еще.
        Герман почувствовал, как внутри белой пеной закипает гнев.
        - Классно мордовать человека, которого держат двое, да, Коленька? - шепотом спросил он, глядя на Николая из-под свисающих на лоб, слипшихся от пота волос. - Очень возбуждает.
        Подойдя поближе, тот уставился на подсохшие, но довольно свежие, чуть припухшие от воды и мыла, ссадины, бороздящие плечи Германа. Ссадины, какие остаются от женских ногтей. Хмыкнул, дотронулся до одной указательным пальцем, предварительно зачем-то лизнув палец языком.
        - Я-то думал, ты из этих… заднеприводных. Будь ты из них, сейчас отсосал бы у меня, и дело с концом. Но поскольку ты дерешь бабу, я вынужден относиться к тебе, как к равному.
        Стоит достаточно близко, очень подходяще стоит, но ведь если уступишь соблазну и вкатишь ему по яйцам, однозначно получишь в ответ то же самое. Спокойно. Ничего непоправимого не случилось. Вы не в трущобах какого-нибудь Чикаго, где за пятнадцать минут можно оказаться убитым пятнадцать раз, а в Новой Сосновке, на одном из островов Соловецкого архипелага. И Коля Кондратьев, кстати, не супер-киллер из голливудского блокбастера, а обыкновенный «пацан с района», чьи действия просчитываются с точностью до плевка.
        После серии ударов, каждый из которых заставлял подпрыгивать аж до самого горла то печень, то селезенку, прозвучало ожидаемое:
        - Голос, падла! Серега, Антон, помогите ему.
        Руки за спину. Ну, ясное дело… Плечо, которое на днях садировал добрейший Аркадий, выразило решительный протест.
        Николай подошел вплотную.
        - Характер показываешь? Ой, зря.
        Пока еще не стало слишком больно, Герман улыбнулся. Его глаза излучали арктический холод, холод вечной мерзлоты.
        - Почему же зря? Разве ты не этого хочешь?
        - Валяйте, парни, - распорядился тот. - Только без спешки. Помедленнее… Стоп! - И Герману: - А ты ничего.
        - Я знаю. - Хриплый шепот и короткий, сдавленный смешок. - Мне говорили.
        Потеряв терпение, Николай нанес ему прямой удар в солнечное сплетение. Перед глазами сгустилась тьма, дыхание прервалось. На несколько секунд Герман потерял сознание и точно оказался бы на полу, если бы его не держали. По правде говоря, он был согласен отключиться и на более длительный срок, но пригоршня холодной воды в лицо удержала его на поверхности.
        Он с трудом перевел дыхание и уставился на Николая.
        Еще не все? Нет.
        - Держись, герой. - Николай похлопал его по щеке. - Осталось немного. - Кивнул своим подручным. - Давайте, покажите класс.
        Кошмарное ощущение натягивающихся под кожей мышц и жил, звенящих под током высокого напряжения нервных волокон, грохочущей в висках крови…
        …нежнее, еще нежнее. Твою мать!
        - Серега, ты меня удивляешь.
        - Сам удивляюсь, Колян.
        Герман боялся шелохнуться. Капли пота дрожали на кончиках волос.
        Тихий голос Леонида в стерильном сумраке больничной палаты, где они вели нескончаемые беседы, невзирая на докторский запрет… голос, произносящий великие слова, от которых по всему телу искрами разбегается дрожь.
        Знаю я, кто ты. Друг королей, душа бури, повелитель вод. Привычно тебе смотреть в лицо врагам, поить свой меч вражеской кровью.
        - Дешевка он, вот что.
        Никак Иванушка проморгался?..
        Ему возразили свои же, но кто именно, Герман не разобрал:
        - Вообще-то нет.
        Он услышал собственный стон, раскатившийся по всему организму, и крепче сжал зубы, сглатывая кровь.
        Брови твои черны, как земля под ногами, глаза ярче звезд, а во взгляде - смерть. Как на мельнице растирают зерно в порошок, так разотрет врагов по камням воин из дивного народа.
        - Кричи громче. Чтобы я слышал. Ну?
        - Любишь топтаться по чужому достоинству? - прошипел Герман. - Ой, зря.
        - Почему же зря? - передразнил его Николай.
        - От этого иногда умирают.
        - Эй, Колян. Может, хватит? - это сказал Антон.
        Измена?
        - Здесь решаю я!
        Но хватка постепенно слабела.
        - Хорош, я сказал.
        Сергей неизвестно почему решил последовать его примеру и разжал пальцы, отчего измученная жертва рухнула мешком на кафельный пол.
        Как колос срезают близко к земле, так срежет любого высокорожденный из чудесной страны, когда он в великой ярости.
        Стоя на коленях, Герман упирался в пол дрожащими руками. С его носа, или губ, или подбородка - сказать наверняка было сложно, - на серую плитку равномерно капала кровь.
        Раздосадованный Иван вознамерился двинуть ему в отместку за тот первый и единственный меткий удар, но Антон удержал его.
        - Все, уходим.
        И вот он один. Кафельные плитки холодят взмокшее от пота тело. Он лежит на боку, подтянув колени к животу, и глубоко, ровно дышит, глядя на сливные трубы, уходящие из-под раковин в пол.
        Ничего особенного. Четверо пришли и размазали пятого, который слишком много о себе воображал. Нервишки успокоятся, рожа заживет. Ни сломанных рук, ни выбитых зубов. Полный порядок.
        В санузел ворвался Леонид, увидел лежащего на полу Германа, стал на всем скаку, как будто получил пулю в сердце… и упал возле него на колени.
        - Эй! Поговори со мной.
        Голос, севший до хрипоты.
        Герман поморщился, привстал, опираясь на локоть. Утвердился в сидячем положении.
        - Встать можешь?
        - Сейчас проверим.
        Леонид обшаривал его глазами, боясь прикоснуться.
        - Ребра целы?.. Голова?.. Гениталии?..
        - Да.
        Очень осторожно Леонид помог ему встать, довел до раковины, смыл кровавые разводы, промокнул полотенцем разбитое лицо с уже начавшими наплывать синяками и пока еще не прочувствовавшее масштабов катастрофы тело, вся боль которого, оба знали, раскроется, точно бутон ядовитого цветка, только к завтрашнему утру.
        - Давай присядем на пять минут.
        Они уселись на скамью напротив душевых кабин. Леонид прикурил для него сигарету. Трясущейся рукой Герман поднес ее ко рту, сделал подряд несколько глубоких затяжек… и вдруг расхохотался. Предыдущая разборка в общественном туалете имела место одиннадцать лет назад.
        - Смеешься? - спросил Леонид с видимым облегчением.
        - Ага. Все остальное я уже делал.
        - Значит, Николенька?
        - И с ним еще трое. Не спрашивай кто.
        Леонид вздрогнул, как будто напоролся на гвоздь. Глаза его стали черными от гнева.
        - Четверо? - переспросил он хрипло.
        - Но бил он один. Остальные держали.
        Склонив голову, запустив пальцы в волосы, упираясь локтями в колени, Леонид сидел на скамье, сложившись вдвое, и думал какую-то думу. Страшно представить, какую. Затем внезапно выпрямился, как человек, принявший непростое решение, и хмуро предложил:
        - Пойдем? Я тебя провожу.
        Герман кивнул.
        Несмотря на отсутствие тяжких телесных повреждений, Леониду пришлось буквально тащить его на себе. Дотащил, уложил, поправил подушку, открыл настежь окно… Ночи стояли чудесные, белые хвойно-медовые ночи. Свежесть, невинность, воздушные поцелуи ветра, сочувственный шепот листвы.
        - Болит? - спросил Леонид. И сам же ответил: - Не болит. Болеть будет завтра. - Подумал и добавил: - Тебе нужно, хм… Сейчас вернусь.
        Он вышел и вскоре вернулся с бутылкой водки. Все верно. Вино для такой цели не годится.
        - Где взял? - поинтересовался Герман.
        - У Кира.
        - Сказал ему?
        - Нет.
        - А он не спросил?
        - Ты что, Кира не знаешь? - Леонид открыл бутылку. - Каждое слово - алмаз.
        Наполнил стакан, протянул Герману.
        - Давай-ка махни, старина. Как лекарство.
        Себе плеснул тоже. Его изумительно правильное лицо, лицо бога или короля древних мифов, до сих пор было белым, как посмертная маска.
        Сделав пару глотков, Герман перешел к главному.
        - Ты давно приехал?
        - Ну, как приехал, так сразу пошел вниз. Помыть уши, хвост, все дела… А там ты.
        Услышав это, Герман припомнил, что когда король появился в санузле, на плече у него висело полотенце.
        - На велосипеде?
        - Ну не пешком же! Узнал в информцентре, где у них прокатная контора и взял отличный, почти новенький велосипед с переключением передач. Сейчас он в гараже, рядом с мотоциклом. Толик, как вы с ним договорились, оставил ключ в замке.
        - Не заблудился в дремучем лесу, полном опасностей?
        - Ты же сам говорил, что на Соловках не водится зверь опаснее человека. К тому же я выбрал велосипед с фонариком на руле.
        - О?кей. Ты сделал это. - Герман поставил стакан с водкой на тумбочку и сполз на подушке пониже. - Теперь расскажи о ней. О женщине, из-за которой совершил ночной велопробег через половину острова.
        - Мой рассказ будет не очень длинным. Дамочка весьма неохотно дает информацию о себе. - Леонид смотрел ему прямо в глаза. - Ее зовут Регина, ей тридцать шесть лет, в настоящее время она живет и работает в Амстердаме. Сюда приехала повидаться со старым другом. Так она сказала.
        Герман молча ждал.
        - Мы зашли в экскурсионное бюро… на горочке, неподалеку от Константиновской часовни и Корожной башни монастыря… там же, где информцентр…
        - Я знаю, брат. Продолжай. Это важно.
        - Правда?
        - Да.
        Кивнув, Леонид продолжил.
        Менеджеры экскурсионного бюро предложили им список экскурсий, которые проводит музей. Регина проявила интерес только к Заяцким островам, однако с поездкой туда все оказалось не так просто. Экскурсии были расчитаны на двадцать или даже тридцать человек, и если такого количества желающих не набиралось, катер попросту не выходил в море. Несмотря на то, что туристов за последние дни явно прибавилось, о своем желании посетить Большой Заяцкий остров заявили к настоящему моменту только семеро, поэтому менеджеры, дружелюбно улыбаясь, порекомендовали немного подождать. Как долго? Может, три дня, может, пять… Но через пять дней Регина планировала быть уже дома, в Амстердаме.
        Поблагодарив сотрудников экскурсионного бюро, они вышли на улицу и там Леонид - раз уж речь зашла о Заяцких островах, - сообщил, что буквально час назад прибыл оттуда. На игрушечном катере с настоящим капитаном. Частным образом, да… можно и так сказать… по великому блату за символическую плату. Регина засыпала его вопросами, и он, благо это была область его компетенции и зона уверенности, сперва предложил «найти уютное местечко», а потом на протяжении двух часов щедро приправлял обед в «Кают-компании» легендами и мифами северных народов, проводил исторические параллели, словом, всячески подогревал ее интерес. Наконец Регина спросила, можно ли организовать еще одну индивидуальную экскурсию на том самом игрушечном катере с тем самым настоящим капитаном, и Леонид обещал заняться этим в самое ближайшее время. Теперь он был спокоен. Регина заглотнула наживку, и крючок засел крепко.
        Рано или поздно среди прочих должен был прозвучать вопрос, где интересный мужчина остановился и чем он вообще занимается на Соловках. И вот вопрос прозвучал. Леонид сказал правду, заметив, как вспыхнули глаза его новой знакомой при упоминании фермы в Новой Сосновке.
        «Я слышала про это место, - сказала она. - Тебе там нравится?»
        «Да. Любопытный опыт. Я имею в виду опыт проживания в такой своеобразной среде».
        «Значит, ты один из тех, кому удалось преодолеть наркотическую зависимость?»
        «Не знаю, удалось ли, - ответил он честно. - Как сказал кто-то из великих, я могу устоять против всего, кроме соблазна. А у меня здесь соблазнов, считай, нет совсем».
        «Никаких? - улыбнулась Регина. - Пожалуй, с этим я могу тебе помочь».
        И с прямотой, которую он всегда ценил, она предложила ему пойти к ней в номер и заняться сексом. Но прежде они нагулялись по окрестностям, наговорились, насмотрелись на красоты юго-западной части острова. Им было хорошо вместе.
        Вечером, в отеле Соловецкая Слобода, который находился на той же Заозерной улице, что и кафе, только чуть дальше от кремля, им тоже было хорошо. Регина предупредила, что звукоизоляция в номерах так себе, поэтому надо контролировать свои эмоциональные реакции, мастерски провела первый раунд, полностью подчиняясь Леониду, с рабской покорностью исполняя все его прихоти, после чего прошептала «смена власти, любовь моя» и достала из ящика наручники. Леонид безропотно подставил запястья. И второй раунд был еще лучше первого.
        И дальше, и потом - все лучше и лучше…
        Ему потребовалась вся его нечеловеческая воля, чтобы оторваться от этой женщины и пуститься в обратный путь через лес. Всю дорогу в ушах его звучал ее страстный шепот. Он помнил каждую шуточку, разжигающую похоть, каждый бесстыдный и подкупающе откровенный в этом бесстыдстве жест. «Со мной можно все», - сказала она, едва сбросив одежду. И точно, с ней было можно все. Она принимала что угодно и куда угодно, правда, от партнера требовала такой же безусловной отдачи. Леонид узнал о себе много нового благодаря их сексуальным безумствам на измятых, пропитанных потом и спермой, отельных простынях.
        - Святые угодники! - с выражением сказал Герман, когда он умолк. - Ну и влипли же мы, брат.
        - Не понял. Куда мы влипли и почему «мы»?
        - Ты собираешься выполнить свое обещание?
        - Организовать ей поездку на Зайчики? Ну… да.
        - Каким образом?
        - Договорюсь с Григорием. Напрямую или через Леру.
        Герман запустил пальцы себе в волосы и крепко зажмурился. Так, будто хотел, снова открыв глаза, обнаружить, что на дворе еще вчера, или позавчера, или вовсе май месяц.
        - Только не через Леру, прошу тебя.
        - Почему?
        Попеременно то вздыхая, то чертыхаясь, Герман рассказал ему то немногое, что узнал от Норы.
        - Док? - ошеломленно пробормотал Леонид. - Его женщина? Приехала повидаться со старым другом…
        - Вероятность высока, слишком многое сходится… Нора! - Герман подпрыгнул и схватился за смартфон. - Я урод, дебил, кретин! Я забыл отправить ей sms-ку.
        Пока он сочинял и отправлял свою покаянную телеграмму, а потом читал язвительный ответ, Леонид сидел тихо и грыз ноготь. В глазах его отражалась напряженная работа мысли.
        - Говори, - велел Герман, отложив свой девайс.
        - Есть одна вещь, которая меня насторожила.
        - Ну?
        - На днях Регина хотела осмотреть Спасо-Преображенский собор, Успенскую церковь с Трапезной палатой и все остальное, но не смогла попасть на территорию кремля. То есть… - Леонид почесал кончик носа. - Она вошла вместе с группой туристов через Святые ворота, но у нее сразу же разболелась голова и появилось необъяснимое чувство тревоги, как у кошки перед землетрясением. Ей казалось, что ее выталкивают за ограду, просто гонят взашей. И она ушла.
        - И решила податься на Большой Заяцкий, - хмыкнул Герман.
        - Вот именно.
        - Наверное, отцы-основатели не любят профессиональных «dom».
        - Я тоже их не люблю. Но Регина вела себя… она…
        - Вряд ли она продемонстрировала тебе что-либо из своего репертуара. Это стоит денег.
        - Ты прав.
        Бежали минуты. Каждая впивалась в череп, как игла.
        Сидя в кресле, Леонид играл с пустым стаканом и не спускал с Германа блестящих серых глаз. Подметив даже не тень, слабую прелюдию назревающей досады, спросил очень мягко:
        - Я тебе нужен?
        - Сволочь, ты не мог спросить по-другому?
        - Ладно, ладно, - засмеялся Леонид. - Ты справишься без меня?
        - Да.
        - Тогда закрой за мной.
        Он встал. На миг воцарилось гнетущее молчание.
        - Эй, брат, - позвал Герман в темноте.
        Леонид медленно обернулся. Обаятельный, порочный, отвязный… умеющий выжидать, хладнокровный… потомок Азазеля и Семьязы.
        Негромкий, хрипловатый голос, от которого дрожь по спине:
        - Да?
        - Не убивай его.
        Леонид выпрямился. Застыл как неживой.
        - Что? - отрывисто, недовольно…
        - Ты слышал, - прошептал Герман.
        Зазвучавший после паузы голос рассекал ночь, как клинок.
        - Не убью. Убивать необязательно. Только если не хочешь возиться слишком долго. А у меня здесь времени хоть отбавляй.
        Скажи им: для вас нет мира.[13 - Книга Еноха 3:16.]
        10
        В двенадцатом часу дня обеспокоенная Лера и почти спятившая от волнения Нора столкнулись в коридоре второго этажа с Леонидом и, обступив, прижали его к стене.
        - Что случилось? - требовательно спросила Лера. - Где Герман? Почему вы не завтракали?
        Не отвечая, тот смотрел на нее сумрачно поблескивающими глазами, и она догадалась.
        - О господи. - Руки у нее опустились, на лицо набежала тень. - Вас же не было целый день, а Николай вчера…
        - …устроил маленький митинг?
        - Вроде того. - Лера осмотрела его с головы до ног. - Ты в порядке?
        - Да.
        - Что он вам сказал?
        - Ваш чемпион?
        - Николай.
        - Лично мне - ничего. Впрочем, я сам виноват: проспал и завязку, и развитие, и кульминацию. Едва поспел к финалу! Теперь даже не могу процитировать местную знаменитость, чтобы доставить тебе удовольствие.
        - Значит, Герман… - Это заговорила Нора. Ей вдруг стало очень холодно, по спине побежали мурашки. - Он…
        Она хотела спросить «…был один?», но не смогла. Сглотнула и умолкла. Слова застревали в горле.
        Леонид взглянул ей в лицо.
        - Да, он был один. Прости меня, Нора.
        Ей все же удалось справиться с голосовыми связками.
        - Он сильно пострадал?
        - Травм нет.
        - О господи, - беспомощно повторила Лера. - Травм нет. Откуда ты знаешь? Ты не врач! Но зачем же он… ведь Аркадий его предупреждал!
        Услышав последнюю фразу, Леонид лишь презрительно улыбнулся. Слова были излишни.
        - Нора, сходи, пожалуйста, за Аркадием. Он, наверное…
        - Сама иди за своим Аркадием, - отрезала та. - Видеть его не желаю. Не может навести порядок в своей голове и в своем зоопарке. Предупреждальщик!
        - Браво, - промолвил Леонид с нескрываемым одобрением.
        Лера изумленно уставилась на сестру. Моргнула раз, другой.
        - Ладно, посмотрю сама.
        - Да неужели?
        - Леонид, прошу тебя. - Она попыталась отодвинуть его с дороги, но теперь уже он не давал ей пройти. - Я хочу посмотреть, в каком он состоянии, только и всего. Быть может, ему нужна медицинская помощь.
        - Валерия, прошу тебя, - сказал он, копируя ее интонации, - не делай из мухи слона.
        - Вот, значит, как ты на это смотришь.
        - Именно. Дело-то совсем пустяковое. Ничтожное в сущности дело, и если бы они не поперли на него вчетвером…
        - Вчетвером? - Кулаки ее рефлекторно сжались. - Вчетвером? Но почему? Раньше он так не поступал. Я имею в виду Колю. Случалось, конечно, что он решал свои проблемы при помощи грубой физической силы, но кто из вас этого не делает? Чтобы понять мужчину, нужно, наверное, вернуться в эпоху палеолита.
        Но об этом Леонид рассуждать не стал.
        - Леонид.
        - Да, дорогая?
        - Я не хочу, чтобы эта история имела продолжение. Понимаешь?
        Тонкие пальцы на запястье, проникновенный взгляд.
        Леонид рассмеялся - легко, беззлобно.
        - Конечно. Скажу больше, дорогая: я не хотел, чтобы она имела начало. Но меня никто не спросил.
        Как бы то ни было, минуту спустя все трое стояли перед дверью с номером 212.
        - Герман! - крикнул Леонид. - Открывай. К тебе делегация.
        Внутри заскрипела кровать. Пока хозяин жилища приводил себя в божеский вид, Нора и Лера молча любовались длинной черной молнией, начертанной рисовальным углем на белом дверном полотне. Конечно, Леонид, тут и думать нечего. Кому еще в голову придет.
        Щелкнул замок, дверь распахнулась. Сестры прошли внутрь и замерли посреди комнаты, глядя на героя ночной баталии одинаковыми светло-карими глазами. Леонид запер дверь и прислонился к ней спиной, скрестив руки на груди. Он уже все видел.
        Герман стоял перед ними в черных джинсах и черной футболке навыпуск. Небритый. Босиком. Невероятно, но он стал еще привлекательнее. Ссадины и кровоподтеки придали ему недостающей мужественности. С ними он стал похож на… ну, нет, не на воина после битвы, но на царского сына, похищенного заговорщиками и малость потрепанного для устрашения. Светлая, тронутая загаром кожа, изящные скулы, потрескавшиеся губы, трагический изгиб ровных темных бровей…
        Нора почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. К нему пришли трое, но он смотрел только на нее и первые его слова были адресованы именно ей.
        - Я обещал покатать тебя на лодке. Извини, дорогая, сегодня никак не получится. Перенесем на завтра, ладно?
        Сделав усилие, она улыбнулась.
        - Да не вопрос, мой эльф. Тебя можно обнять? Или лучше не надо?
        - Можно. Даже нужно.
        Подойдя вплотную, Нора осмотрела разбитое лицо эльфа, на секунду прикрыла глаза - и обняла его крепко и нежно.
        Короткие занавески взлетали от ветра, вокруг царил страшный бардак - разобранная постель, переполненная пепельница, опустошенная на две трети бутылка «Столичной», повсюду альбомные листы, чистые и изрисованные, карандаши, кисточки, бутылочки с черной тушью, - а они стояли и сжимали друг друга в объятиях, пара сумасшедших.
        - Герман, - окликнула Лера. - Ты уверен, что все в порядке? Или позвать Аркадия?
        - Я уверен, что все в порядке.
        Грудью Нора чувствовала через одежду ровные, размеренные удары его сердца.
        Такой худой, такой горячий… мальчик мой.
        Леонид оттолкнулся от двери. Одной рукой взялся за ручку, другой - за ключ.
        - Тебе что-нибудь нужно? К примеру, скальп врага твоего. Или чашка кофе.
        - Попозже.
        - Как скажешь. Я загляну часа через два. Лера, пойдем.
        Но та все медлила. Видно, еще не все сказала.
        - Ну? - спросил Герман.
        - Как ты вообще?
        - Так мы уже не о состоянии тела, а о состоянии духа? - В его голосе появились ироничные нотки. - Послушай, я не собираюсь носиться с этим, как Леська со своей девственностью. Да и что, если разобраться, произошло?
        - Что произошло? Если бы он дрался с тобой один на один, я бы и слова не сказала. Но их было четверо. Вот что произошло.
        Четверо.
        Норе тоже никак не удавалось через это переступить.
        - Ладно. - Лера глубоко вздохнула. - Я только хотела убедиться, что ты в порядке.
        И уже стоя на пороге, добавила с каким-то суровым сочувствием, не очень свойственным женщине:
        - Ты не должен сидеть здесь взаперти. Ты должен выйти туда, к ним. И чем скорее, тем лучше.
        - Я знаю, Лера.
        - Мне уйти или остаться? - шепнула ему на ухо Нора. - Как будет лучше для тебя? Пожалуйста, скажи правду, я не обижусь.
        - Останься.
        И опять она чуть не разревелась. Нужна, надо же… нужна.
        Герман подошел запереть дверь на ключ, и Нора, не удержавшись, показала ему художества Леонида. Он тихонько рассмеялся.
        - Что это значит? - спросила она, вместе с ним разглядывая черную молнию.
        - Молния - это древний символ охраны. На одной ассирийской надписи царь Тиглатпалассар I сообщает, что поставил в знак неприкосновенности границы «молнию из бронзы».
        - Символ охраны! Твой друг неподражаем.
        - Что да, то да.
        Присев на корточки, она принялась перебирать разбросанные по полу рисунки. Герман уселся напротив, согнув ноги в коленях, прислонившись спиной к стене.
        Регина. La femme fatale в облегающих кожаных одеждах, в высоких сапогах на шпильке, с горящими черными глазами, алыми полураскрытыми губами и струящимися по спине змеями черных волос. Стоит в горделивой позе, отставив ножку, или танцует на куче осколков человеческих черепов и костей.
        Двое. Светловолосый мужчина и темноволосая женщина. В женщине без труда можно узнать Регину, в мужчине - Леонида. Почти на всех рисунках он находится в подчиненном положении, связанный, или распятый на колесе, или прикованный к столбу, и только на одном стоит возле алтаря, на котором простерта обнаженная женщина - та же самая женщина, - и держит в руках ритуальный нож, готовясь вскрыть ее нежную грудь и вырвать трепещущее сердце, как это делали жрецы древних ацтеков.
        Пока она смотрела, он говорил. Рассказывал все, что узнал от Леонида. Нора знала, что просто обязана сохранять присутствие духа, чтобы поддерживать Германа в его нынешнем, отнюдь не блестящем, состоянии, но это давалось ей с большим трудом.
        Дрожащими руками она собрала рисунки в стопку и села на кровать. Ее томило предчувствие надвигающейся катастрофы. Последний раз такое было незадолго до смерти родителей. Но что подпитывало их сейчас? Переживания Леры? Пф-ф… Сорокапятилетний столичный профессор, отчаянно скучающий в глуши, решил подволокнуться за своей бывшей пассией, случайно или не совсем случайно появившейся на его горизонте. Подумаешь, проблема! Через несколько дней красотка умотает в свой Амстердам, и жизнь профессора войдет в привычную колею. Так в чем же дело? Откуда эта невыносимая тяжесть на сердце? Ох…
        - Нора, мне нужен доступ в интернет, - сказал Герман, наблюдая за ней из-под длинных ресниц. - На час или полтора. Пригласи меня в гости, подружка.
        Его тонкие загорелые пальцы уже снова тянули из пачки сигарету. Пересохшие губы, легкий озноб… Ей казалось, что если она пробудет здесь еще немного, то начнет испытывать ту же боль, что и он.
        Ты должен выйти туда, к ним.
        Кстати, наш обожаемый профессор кого, интересно, хочет видеть в этом парне? Послушного сына? Едва ли. К подобному персонажу он быстро потерял бы интерес. Партнера для игр? С Лерой, если верить ее словам, он неизменно деликатен, почтителен до оскомины, хоть сейчас в рыцарский роман. Но под слоем штукатурки безошибочно угадывается каркас - подлинные желания и потребности, достаточно экстравагантные, чтобы держать их при себе.
        - Хочешь отыскать неопровержимые улики?
        Герман кивнул, и нить ее рассуждений об изнанке Аркадия перерезала внезапная мысль: он выйдет - страдающий, уязвленный, - и кошмар повторится. Застывшее лицо Леонида до сих пор стояло у нее перед глазами. Лицо человека, насквозь пропитанного ненавистью, лицо смертельно раненого Адониса. Бедный Коля, в своей простоте ты, верно, не подозревал, что на белом свете существуют люди, способные купаться в своей ненависти, точно в ванне с розовой водой.
        Но она не стала делиться своими страхами с Германом, которому и без того было о чем подумать. Сказала только:
        - Приходите в любое время, мистер Холмс.
        Она переступила порог и замерла, не успев снять кроссовки. Из библиотеки доносились голоса.
        - Черт побери, Аркадий, это твоих рук дело?
        - Что ты имеешь в виду?
        - Его избили в туалете. Четверо, в том числе Николай.
        Пауза.
        - И что же, ему здорово досталось?
        - Кажется, обошлось без увечий, но лицо разбито.
        - Лицо. - Нора живо представила усмешку Аркадия. - Ну, конечно.
        - Я спрашиваю: ты об этом знал? Или лучше так: ты этого хотел?
        - Ну, не вчетвером же…
        - Ах, вот оно что! - Голос Леры дрожал от негодования. - Ты хотел, чтобы он дрался с Николаем один на один и потерпел поражение.
        Аркадий ничего не ответил.
        - Но ведь он тебе нравится, правда? Он тебе нравится.
        Молчание.
        До шести вечера она с грехом пополам держалась, потом плюнула на девичью скромность и принесла ему в клювике сплетни, термос со сладким чаем, печенье и парацетамол. Герман принял все с благодарностью. Выглядел он не лучше, чем днем, но и не хуже.
        Нора проверила его лоб на предмет температуры, и он закатил глаза.
        - Это что, материнский инстинкт? Фу! Тебе повезло, что я знаю как с этим бороться.
        - Да мне с тобой вообще дико повезло.
        После того, как материнский инстинкт был побежден, они еще подремали немного на взбаламученной постели, и одновременно подпрыгнули от нетерпеливого стука в дверь. Герман громко застонал и виновато посмотрел на Нору.
        - Вот она, обратная сторона популярности! Никакой личной жизни.
        - Итак, сын мой, - бодро начал Леонид, проходя в комнату, - …ой, Нора, извини… на часах половина девятого, пора всплывать на поверхность, дабы твои душевные корчи, - Леонид внимательно посмотрел на рисунок, лежащий поверх остальных, - не превратились незаметно в dementia praecox[14 - Dementia praecox - шизофрения (лат.).]. Скажи мне честно: ты не проголодался? Гм… Интересно, что у нас нынче на ужин. Лично я не отказался бы от кабанчика средних размеров или, на худой конец, невинного агнца.
        - Заткнись.
        - Как скажешь, - покладисто произнес Леонид. Подхватил стул, установил посреди комнаты и жестом предложил Герману присаживаться. - Если тебя решительно не интересует, что происходит за стенами твоей психушки, я молчу. Я нем как рыба.
        Не совсем понимая, что у него на уме, Герман уселся на стул и тут только увидел в руках короля флакончик с чем-то черным.
        - Жидкая подводка для глаз, - пояснил тот с ухмылкой, - позаимствовал у Влады. Правда, сегодня тебе требуется не макияж.
        - Боже! - промолвил Герман.
        И затрясся от смеха.
        - Сиди смирно, сын мой, иначе получится черт знает что.
        Твердой рукой Леонид перечеркнул его щеки двумя превосходными черными молниями - продолговатое острие, раздвоенный хвост, угрожающий излом посередине. Отстранился, глянул с прищуром.
        - Класс! Публика будет в восторге.
        - Так что там происходит? За стенами моей психушки.
        Задавая вопросы, Герман одевался, черная краска тем временем подсыхала у него на щеках.
        - Лера молчит, Фаинка шипит, Дашка визжит, Леська плачет, Олька и Райка смеются, остальные выжидают.
        - Остальные - это кто?
        - Особи твоего и моего пола. Они не бегают взад-вперед, не обсуждают между собой щекотливые подробности и не пробуют разобраться, кто прав, кто виноват. Они просто ждут.
        Втайне Нора лелеяла надежду отвести Германа в столовую и накормить - худой же как щепка, в чем душа держится, да еще сутки без нормальной еды, - но при виде происходящего в холле надежда эта улетучилась как дым.
        Да что там холл! Весь первый этаж гудел как потревоженный улей. Помимо тех, кто шел на ужин или возвращался с ужина, там слонялись, бродили, шастали даже те, кто в другие дни не принимал активного участия в жизни общины. Все стулья и кресла были заняты, в коридорах - не протолкнуться.
        Еще с лестницы Герман и группа поддержки узрели полуголую Владу, раскинувшуюся в кресле с видом умирающего лебедя - весьма упитанного лебедя, - и сидящую на ручке того же кресла Мышку.
        - Вот он! - воскликнула Влада и села прямо.
        Скомканный платочек выпал из ее ослабевших пальцев. Губы задрожали. Груди колыхнулись и чуть было не вытекли за пределы декольте.
        Леонид тихонько застонал и отвернулся. Как ему удалось промолчать, уму непостижимо.
        - Привет, детка, - сказал Герман, стоя на нижней ступеньке и не собираясь подходить ближе.
        И тут отличилась Мышка. Не обращая внимания ни на Владу, ни на Нору, вообще ни на кого вокруг, она сорвалась с места, пересекла по диагонали холл и повисла у него на плечах.
        - Эй, не жми так сильно, - взмолился Герман, обнимая ее обеими руками.
        Мышка судорожно всхлипывала, моргая мокрыми ресницами, сквозь слезы разглядывая его изукрашенное лицо.
        - Я так боялась, Герман… Хотела зайти к тебе - и боялась.
        - Чего?
        - Боялась увидеть тебя…
        Униженным. Подавленным физической болью. Она не могла допустить, чтобы милый ее сердцу образ бога-героя оказался развенчанным, поэтому предпочла не видеть, не слышать, не знать.
        - Ну хватит, ей-богу, - вмешался Леонид. - А то и я сейчас заплачу. Это просто какие-то «Санта-Барбара» и «Возвращение в Эдем», вместе взятые.
        - Хватит, - повторил Герман.
        Мышка кивнула, уткнулась носом ему в грудь. Влада уже подбиралась с другой стороны. Заключив в объятия всех троих, Леонид запел низким голосом арию Каварадосси из «Тоски».
        С улицы в корпус торопливо вошла, почти вбежала, Лера. Увидела всю компанию и расслабилась, убедившись, что ничего не пропустила. Милая Лера.
        - Леня, это ты его разукрасил?
        - Разукрасил его не я, хотя искушение было велико. Я ограничился тем, что его разрисовал.
        Следом за ней вплыли, как две бригантины, Светлана и Кир. Пожимая Герману руку, Кир бесстрастно разглядывал следы побоев на его лице и придающие им некий воинственный шарм черные молнии.
        - Похоже, кое-кто схлопотал.
        - Это точно.
        - Надеюсь, им тоже досталось?
        - Увы, - печально улыбнулся Герман. - Четверо - это для меня чересчур.
        - Четверо? - нахмурился Кир. - Здорово же ты их напугал. Против меня больше двух ни разу не выставляли.
        Нора заметила, как пальчики Светланы ласково сжали его локоть, хотя сама она при этом смотрела в другую сторону. Да, что-то было. И это что-то запомнилось и ему, и ей.
        - А ты хотел один на один? - спросил, приостановившись, Николай. - Ну, пошли.
        Все четверо, они появились из коридора со стороны столовой, где, судя по всему, только что плотно поужинали: Николай, Антон, Иван и Сергей. В полном составе, свежие как огурчики.
        - Ты что? - воскликнула, обернувшись, Мышка. И даже топнула ногой. - Так нельзя, слышишь? Это неправильно!
        Герман отцепил ее от себя и мягко подтолкнул к Норе.
        - Присмотри за ней, ладно?
        - Герман! - ужаснулась та. - Ты в своем уме?
        Этот вопрос он оставил без ответа.
        Взгляд его медленно скользил по фигуре Николая. С одной стороны, Николай бодр и полон сил, но с другой… с другой, он только что отвалил от стола. Можно принять вызов, можно не принимать, можно перенести решающий бой на потом. Сейчас почти все симпатии на стороне пострадавшего. Кто посмеет его осудить?
        Но Николай смотрел на него, усмехаясь, и ноздри Германа раздувались, как будто он вновь чуял запах крови. Запах, который не спутаешь ни с каким другим.
        - Здесь, перед главным входом, или на хоздворе?
        Николай одобрительно хохотнул.
        - Здесь. - Распорядился через плечо: - Серега, сбегай в электрощитовую, включи прожектора на крыше. - Опять повернулся к Герману. - Хочешь, чтобы все видели твои сопли? Ладно, но учти, сегодня я не буду таким добрым.
        - Договорились.
        Обняв дрожащую Лесю, Нора прикрыла глаза. Но только на одну, самую маленькую, секундочку.
        Герман первым сбежал с крыльца. Николай последовал за ним. Остальные выкатились наружу пульсирующей, перевозбужденной массой и выстроились в каре[15 - Каре - боевой порядок пехоты, построенной в виде квадрата.], готовые воспринять мощный заряд энергии, которую уже начали генерировать эти двое: полоумный аутсайдер и прирожденный альфа-самец.
        За мгновение до выхода на позицию Николай нагнал его и коротко двинул кулаком в плечо. Четко двинул, гад. И сам неожиданно повалился на землю.
        Отступив на шаг, Герман ошеломленно наблюдал за тем, как Леонид, сразивший Николая ребром ладони в основание шеи, словно какой-нибудь Брюс Ли или Джеки Чан, поставил ногу ему на спину между лопаток и пропел:
        - Сюрприз!
        Наверное, ничего подобного не случалось уже давно, и Николай успел забыть не только как оно бывает, но и что такое в принципе возможно. Ему потребовалось время, чтобы осознать, что он лежит на земле, распластавшись, как препарированная лягушка, а склонившийся над ним Леонид - безумец! самоубийца! - в буквальном смысле слова попирает его ногами.
        - Ищешь ссоры с моим братом? Я за него.
        Тихий голос, отчетливо выговаривающий слова. Примерзшая к губам улыбка.
        Из цензурных слов у Николая вырвалось только:
        - Ты у меня землю жрать будешь… ты…
        Леонид снял ногу с его спины. Попятился, не спуская с него глаз.
        - Скажи, когда будешь готов.
        Местный авторитет не спешил атаковать, присматриваясь к этому диковинному зверю - к его позе, осанке, выражению лица. Антон и Сергей что-то нашептывали ему с двух сторон, тоже умники. Очевидцы событий пребывали кто в шоке, кто в панике, кто в экстазе. Не в меру ретивых сдерживали Кир, Алекс и еще несколько человек, знаменитых своим хладнокровием.
        Герман тоже оказался за барьером. С одной стороны в него вцепилась Леся, с другой Лера. Нора молча стояла рядом. Внутри у нее все сжималось от страха, но она знала, что бывают ситуации, когда вмешиваться нельзя. Просто нельзя и все.
        - Господи, он совсем рехнулся, - хныкала Мышка. - Колян на нем живого места не оставит…
        - Помнишь, он сказал тебе: выйди навстречу своему страху, - тихо сказал Герман.
        - Помню.
        - Только что он сделал это на твоих глазах.
        Лера крепко держала его сзади за ремень, как будто опасалась, что стоит ей ослабить хватку, и он тут же ринется на поле боя. Он и ринулся было, но Кир выставил поперек дороги свою руку, как шлагбаум.
        - Отдохни пока. Ты же понимаешь, - добавил он после паузы, - если сейчас им помешать, они будут искать другое время и место.
        Николай снял рубашку. Его оголенный торс выглядел потрясающе, и по рядам прошла волна вздохов и перешептываний. Гладиатор в исполнении Рассела Кроу. И тут же Леонид - гибкий, легкий, подвижный. Стоя в позе Давида, расслабленной и грациозной, он словно позировал невидимому фотографу. По примеру своего противника он разделся до пояса, отшвырнув скомканную рубашку в сторону, под ноги зрителям, где ее неожиданно для всех подобрала Фаина. Подержала в руках и без слов передала Лере.
        Приближаясь, Николай цедил сквозь зубы ругательства, осыпал стоящего неподвижно Леонида градом оскорблений. Тот слушал с каменным лицом. Потом отступил на шаг, но не для того, чтобы уйти от удара, а для того, чтобы прошептать: «Мать Войны Морриган[16 - Морриган - буквально «Великая Королева», в ирландской мифологии богиня войны и разрушения.], пребудь со мной» и бросить на стоящего в десяти шагах Германа быстрый умоляющий взгляд.
        Но вот Николай пошел в атаку, и некоторое время было вообще непонятно, имеет ли смысл продолжать. Его кулак работал, как кузнечный молот. Над освещенной прожекторами асфальтированной площадкой повисло траурное молчание…
        …несколько преждевременное. Леонид успешно отбился и отскочил в сторону, чтобы перевести дух. Он был цел и невредим, только сбил до крови костяшки пальцев.
        - У-у-у! - отреагировала публика.
        Леонид отрывисто рассмеялся. Бросил взгляд на Германа, словно бы ожидая одобрения. Нора машинально проследила за его взглядом, повела глазами сначала в одну сторону, потом в другую… и в очередной раз повернувшись к Леониду, увидела - боже! - она УВИДЕЛА, как в свете прожекторов над головами мужчин пронеслась тварь, страшная обликом. Седые развевающиеся космы, широко раскрытые горящие глаза… От ее раскатистого хохота могли потрескаться камни. Но, хохоча, она накрыла своим щитом светловолосого короля.
        - Она с тобой, Луг! - хрипло выкрикнул Герман. - Я вижу ее! Она с тобой, как в тот день, когда пообещала принести тебе кровь сердца Индеха, сына Де Домнана.
        Нора содрогнулась.
        Так это не галлюцинация!
        Уж лучше бы… Да, лучше бы галлюцинация. От этих то и дело возникающих дыр в реальности просто жуть берет!
        Услышав его слова, Леонид вновь рассмеялся. Этот неуместный, странный смех приводил всех, в том числе Николая, в полное замешательство. Как можно драться с психопатом? И нужно ли вообще с ним драться? Может, уже пора вызывать санитаров?
        - У него точно проблемы с головой, - пробурчал Кир.
        Продолжая улыбаться, как городской сумасшедший, Леонид расстегнул пряжку ремня. Выдернул ремень из петель и ловко намотал на руку.
        - Ах, ты так? Смотри, больно будет, детка. - Смакуя каждое слово, Николай наматывал на ладонь свой ремень. - Твоего приятеля я только поучил слегка, и то боялся, что он весь сортир кровищей заблюет. А тебя, уж извини, разложу как надо. Уж больно ты мне нравишься.
        - Я заметил.
        Они сошлись.
        Николай был в хорошей форме, но Леонид не уступал, ничуть не уступал! В нем обнаружилась сила, удивительная для столь взбалмошного создания. Кошачья пластика, ни одного лишнего движения. Молниеносная реакция. Безжалостность рептилии.
        Германа уже никто не держал и, воспользовавшись этим, он шагнул вперед, к самому краю импровизированного ринга, и поднял вверх обе руки, точно маг, произносящий заклинание.
        - Нравится? - рычал Николай, кружа по площадке на полусогнутых.
        Леонид не опускался до пошлой перебранки. Его прекрасное высокомерное лицо ни разу не изменило своего выражения, а стремительная темная тень все металась вокруг, то взмывая ввысь, то рваной прядью тумана опадая к самой земле.
        Да живут вечно победившие в битве!
        Рассвирепевший Николай нашел таки уязвимое место в защите противника и прямым ударом в область печени уложил его на асфальт. Если бы удар прошел как надо, на этом бой и закончился бы. Но Леонид, вероятно, в последний момент успел развернуться или отклониться, и прямой получился не очень прямым.
        - Держись, - простонала Лера.
        - Этот ведьмак опять колдует! - взвизгнула Фаина, глядя на Германа со страхом и ненавистью. - Вы только посмотрите! Посмотрите на него!
        Упав, Леонид перекатился и уже начал подниматься на ноги, но вдруг замер по неизвестной причине. Видя такое дело, Николай размотал ремень, и на плечи его противника обрушился шквал быстро следующих друг за другом ударов. Тяжелая металлическая пряжка с лязгом впивалась в тело, оставляя на коже красные отпечатки, которые сразу же наливались синевой. Преодолев минутную слабость, Леонид повернулся вполоборота, выбросил левую руку, дал ремню обвиться вокруг нее и одним резким движением вырвал ремень у Николая из рук.
        - Есть, - прошептал Кир.
        Сергей не утерпел и полез на ринг. Рев толпы, вид крови - все это раздразнило его аппетит. Но их стало двое против одного.
        Кир опустил руку. Не глядя на Германа, пробормотал:
        - Теперь валяй.
        Тот в три прыжка преодолел расстояние, отделяющее его от Сергея, и нанес ему сокрушительный удар ногой по колену.
        - А-а-а, сука!.. - срывая голос, заорал тот. Глаза у него полезли на лоб от боли, рот перекосился. - Ты мне колено сломал!.. А!.. О!..
        Герман смял его, как лист бумаги. Опрокинул навзничь и бил, бил, бил без остановки по залитому кровью лицу.
        - Довольно!
        Кто это крикнул? Голос Аркадия.
        - Хватит, я сказал!
        Ну точно, Аркадий.
        Решил, что дело зашло слишком далеко?
        …расталкивает скачущих, орущих, совершенно утративших чувство реальности зрителей… отдает распоряжения тем немногим, кто еще способен понимать человеческую речь…
        Что в воздухе запахло смертоубийством?
        …пытается оттащить Германа от Сергея, но в одиночку не справляется и зовет на помощь Кира и Олега… сердито кричит на Леру, приказывая ей отойти подальше и не лезть…
        Что ситуация стала неконтролируемой?
        - Держите его! Крепче! Крепче!
        Последним, что видела Нора, прежде чем ее накрыла дурнота, был Леонид, сидящий на пояснице Николая и перекручивающий концы ремня, захлестнувшего вражескую шею. Николай хрипел, пытаясь просунуть пальцы между шеей и петлей - видно, дела его были совсем плохи, - а Леонид улыбался леденящей кровь улыбкой.
        Здравомыслие? Я вас умоляю…
        - Спокойно, - твердил Алекс, вместе с Киром и Толиком увлекая Германа под сень деревьев, растущих у ограды, - Спокойно, спокойно…
        Они поставили его лицом к ограде и удерживали в таком положении, не давая шевельнуть ни рукой, ни ногой.
        - Все, все, парень, - вторил Алексу Кир. - Все кончилось. Остынь.
        Герман шумно дышал приоткрытым ртом, дрожа и потея, понимая и не понимая. Нервная лихорадка не проходила.
        - Леонид! - Он задергался, зашипел. - Руки… прочь…
        - Черт! - воскликнул в сердцах Анатолий. - Док, шел бы ты лучше сюда!
        - Пустите его, - прозвучало в ответ.
        - Пустить? Ты же сам велел нам его держать.
        - А теперь пустите.
        Герман повернулся, ища глазами Леонида. Нашел, облегченно вздохнул и сразу перестал дрожать.
        Леонид медленно брел по краю площадки, руки его безвольно свисали вдоль туловища. Лица видно не было, потому что прожектора светили ему в спину. Он шел к Герману, а свет, голоса, человеческие фигуры - все оставалось там, откуда он уходил. Ноги у него слегка заплетались.
        Слышался кашель Николая, встревоженный голос Леры, визгливые выкрики Фаины, гомон остальных. Вот заорал Сергей, до сих пор лежащий на асфальте, Аркадий его осадил. Ропот, шарканье множества ног, остывающая земля…
        Подойдя, Леонид тихонько опустился на траву и уткнулся головой в колени стоящего молча Германа.
        - Знаешь… что-то я устал.
        11
        Сидя на причале, сложенном из бревен и досок, они любуются беломорскими пейзажами, вяло переговариваются, курят и пьют из термоса компот, на который не поскупилась Зинаида. Сейчас Норе кажется очень странным, что прожив столько времени в Новой Сосновке, собственно Новую Сосновку, точнее, немногое оставшееся от этого поселка, она толком не видела. Выезжая за ворота фермы на машине или на мотоцикле, перемещалась туда, куда ее перемещали - в большинстве случаев, на юг и юго-запад острова. В результате север и северо-восток оказались совершенно не охваченными.
        Причал, кажущийся полуразрушенным, тем не менее носит гордое название Морской северный, и к нему, по словам Германа, еще в 2005 году успешно швартовался «Историк Морозов». Справа и слева он окружен вездесущими валунами, между которыми выше линии прибоя растет трава вперемешку с одуванчиками. Вода изумительно чистая, прозрачная - виден каждый камень на дне, каждая лениво колышащаяся водоросль, - но температура ее вряд ли превышает шестнадцать градусов, так что большого желания искупаться нет ни у кого.
        - Ты вообще купался этим летом? - спрашивает Нора у развалившегося на прогретых солнцем досках Германа.
        - Аж два раза. - Он смеется, отчего разбитое лицо приобретает зловещее выражение. - Но не здесь, а в одном из озер… тут неподалеку… оно мелкое и вода за день хорошо прогревается. Сходим туда, если хочешь. Только не сегодня, ладно?
        После вчерашней битвы перед Бараком он пребывает в легкой депрессии, поэтому запланированное ранее катание на лодке тоже пришлось отложить на неопределенный срок. Правда, Леонид перед своим отъездом с фермы шепнул ей на ушко, чтобы она готовилась выдвигаться завтра ближе к полудню, но она не знала, можно ли относиться к этому всерьез.
        Леонид позавтракал с ними, загрузил информацией, требующей осмысления, и укатил на велосипеде в поселок Соловецкий. Надо думать, у него там было назначено романтическое свидание. К тому же выяснилось, что он не оставил надежду вступить в преступный сговор с капитаном Григорием и прогуляться со своей новой подругой до Заяцких островов.
        С аппетитом уплетая яичницу, ветчину и свежий деревенский хлеб, он разглядывал изображение себя, распятого на колесе, которое стащил со стола Германа, и держал речь. Намеки Норы на вред болтовни для пищеварения были пропущены мимо ушей.
        «Образ колеса со спицами, символ вращающегося мира, очень стар. Он встречается уже в Брихадараньяка упанишадах…»
        «Намазать тебе хлеб маслом?» - заботливо спросила Нора.
        «Да, спасибо… В философии эллинизма образ этот появляется в тот же период, что и в учении Будды, но скорее как символ крушения жизни, нежели ее торжества. Примером тому служит миф об Иксионе…»
        Этот миф был ей известен. Иксион, царь лапифов - народа, который в бронзовом веке населял Фессалию, - был царем-богом, олицетворением того космического Человека, о котором в «Прашна упанишаде» говорится, что в нем все части мира удерживаются крепко, как спицы в ступице колеса. Зевс покарал его за два преступления: во-первых, за убийство тестя; во-вторых, за попытку соблазнить богиню Геру - то есть, за те два порока, желание и агрессию, которые в индуистской и буддийской философии считаются силами, творящими мировую иллюзию. Эти силы удерживают мир от разрушения, и именно их преодолел Будда, когда, сидя под деревом Бодхи, одержал победу над великим владыкой жизни по имени Кама-Мара, «Вожделение-Смерть».
        «Сдается мне, они одна компания с Танталом и Сизифом», - заметила она, подсовывая Леониду бутерброд.
        «Да! Да! - обрадовался он. - Ты понимаешь».
        «Я просто люблю читать».
        Площадку перед главным входом в Барак отмыли дочиста, не осталось ни единого пятнышка крови. Сергея с травмой колена и подозрением на сотрясение мозга поместили в лазарет. Весь вечер Аркадий провел на втором этаже, в обществе своих богатырей, но даже словом не перемолвился ни с Германом, ни с Леонидом. Ночевал он тоже там, в свободном номере, вероятно, опасаясь террористических акций.
        «Рана в боку Христа, нанесенная копьем Лонгина, аналогична ране Короля-рыбака, хранителя Святого Грааля. Терновый венец - аналогия колеса бодхисаттвы из притчи о четырех брахманах, а крест - колеса Иксиона. Образ Христа-мученика (с поникшей головой, закрытыми глазами и кровью, струящейся из ран) перекликается с образом претерпевающего муки короля Грааля, а образ Христа-победителя, Христа-Логоса (с поднятой головой, открытыми глазами и гвоздями в конечностях без намека на кровь) - с образом татхагаты[17 - Татхагата - (санскр. tathagata), в буддийской мифологии хинаяны эпитет Будды Шакьямуни, который мог также употребляться по отношению к любому архату; в махаянских текстах выступает как синоним слова «будда». Истолкования его различны, наиболее распространены: «так (обретя просветление) пришедший», «так (как прошлые будды) ушедший», «постигший таковость (то есть истинную сущность)».], который в случае с Христом-мучеником скрыт за его искаженным лицом как радость, которую еще только предстоит познать. Подобно бодхисаттве, он сошел в ад и, хотя церковь вернула его на землю, частичкой своей
сверхъестественной сущности остался там - как Сатана».
        Чтобы избежать ненужного внимания, на завтрак они явились раньше всех, но подтянувшиеся в течение следующих десяти минут оголодавшие соседи по общежитию наглядно продемонстрировали, что человеческое любопытство неистребимо и всякая борьба с ним заведомо обречена на неудачу. Сидя над своими тарелками, эти милейшие люди даже не пытались сделать вид, что едят. Ну да, здесь было на что посмотреть - Герман и Леонид выглядели как персонажи бандитского сериала, но понимание специфики ситуации не делало Нору терпимее.
        «А ты знаешь, в чем состоит принцип бодхисаттвы?» - поинтересовался Герман.
        «Да, и он прямо противоположен принципу будды. Всем нам время от времени приходится туго. Будда нашел выход из положения - игнорировать этот мир страданий и в конце концов просто покинуть его. Но бодхисаттва есть тот, кто остается в мире навсегда, кто учит не отрицать, а принимать мир. Согласно принципу будды, есть способ избавиться от страданий - нирвана. Согласно принципу бодхисаттвы, такого способа нет. Есть только источник в нас самих - источник способности двигаться вперед, оставаясь непоколебимыми внутри, равно принимать радость и страдания».
        «И кто у нас бодхисаттва?»
        «Они оба: бодхисаттва Валерия и бодхисаттва Аркадий».
        «Отлично. Что же побудило бодхисаттву Аркадия съездить мне венком по морде?»
        «Что побудило? - Леонид немного помолчал. - То же, что и всегда. Желание. - И добавил с мягкой улыбкой: - Желание тебя».
        Герман хмурился, но не перебивал.
        «Ты волнуешь его. Он хочет общаться с тобой постоянно - так, как это делаю я. Держать тебя при себе, видеть тебя, слышать тебя, дотрагиваться, возможно, заставлять тебя страдать. Ты заводишь людей, Герман. И дело вовсе не в приятной наружности. Ты, конечно, красив, но вместе с тем и ужасен. - Леонид зажег сигарету. Покачал головой, глядя на ее дымящийся кончик. - Возможно, он запрещает себе думать об этом. Возможно, у него даже имеется в запасе какая-нибудь спасительная теория для объяснения поступков, подобных тому, о котором ты упомянул. Но я не слепой. И Лера не слепая. Знаешь, что она мне сказала? Что тот самый венок, которым он хлестнул тебя по лицу, до сих пор лежит у него на подоконнике. Док не выбросил его, соображаешь? Он принес его в свой кабинет и положил на подоконник».
        «Ч-черт, - медленно проговорил Герман. - И что же мне прикажете делать? Пойти снять перед ним штаны?»
        Леонид затрясся от смеха.
        «Меня возьми с собой! Я буду подглядывать в замочную скважину».
        «Только это ничего не решит. Даже если он на это осмелится».
        «А он не осмелится, - серьезно кивнул Леонид. - Он прекрасно понимает, что если однажды уступит себе… подпустит тебя слишком близко… ты войдешь в его сердце, в его кровь и превратишь его и так-то далеко не безоблачную жизнь в подлинное inferno».
        В молчании они сидели за столом, а отсутствующий доктор Шадрин незримо простирался над ними, непостижимый и грозный, как Господь Саваоф. Да еще этот венок - засохший, готовый рассыпаться в пыль венок, неизвестно зачем лежащий до сих пор на его подоконнике! Аркадий не должен так поступать, не имеет права так поступать, ведь это же форменная провокация - держать в своей комнате вещь, не имеющую никакой практической ценности, к тому же утратившую первоначальный вид, каковой собственно и придавал смысл ее существованию… держать ее при себе в качестве сувенира или, лучше сказать, символа… символа либо любви, либо ненависти. Все равно что завязать узелок.
        Перед ними средних размеров деревянный дом с двускатной черепичной кровлей. Четвертый по счету и снаружи почти ничем не отличающийся от предыдущих трех. Обычный жилой дом. Вокруг трава по колено. Путаясь в ней, Нора подходит к пустому темному прямоугольнику окна и, встав на цыпочки, заглядывает внутрь.
        Сухая грязь, щепки, пенька и прочий мусор. Ни мебели, ни предметов домашнего обихода. А что собственно она надеялась обнаружить? Да ничего конкретного. Так… прикоснуться к прошлому, ощутить на своем лице дыхание веков. Как тогда на Большом Заяцком. Но впечатления от «там» не шли ни в какое сравнение с впечатлениями от «здесь». То место как будто наполнило Нору силой - да, силой, которой она пока еще не научилась управлять. Точно вылупившийся неделю назад из яйца дракон: крылья вроде бы есть и летать получается - с крыши на забор, - но выделывать фигуры высшего пилотажа…
        - Пойдем, - говорит Герман, - здесь неподалеку есть валунный амбар с ледником. Девятнадцатый век. Тоже достаточно живописный.
        От амбара, как и следовало ожидать, осталось немного. Нижняя часть стен, сложенная из валунов, подобие входной двери… напоминание о жизни, которая кипела здесь два века тому назад.
        - Ты сказал, что никогда ничего не просишь. Там, на Большом Заяцком. - Нора оборачивается, потому что хочет видеть его глаза. - Почему?
        - Однажды я пролил свою кровь на священные камни Большого Заяцкого, - нехотя отвечает Герман. - И с тех пор просить уже ничего не приходится. Приходится контролировать свои желания. Следить за тем, чтобы не пожелать слишком много или вообще лишнего.
        - Зачем ты это сделал?
        - Чтобы открыть канал.
        - О!..
        - Ты же, наверное, знаешь, что кровь издавна считается одной из трех сакральных субстанций живого тела. Другие две - молоко и семя. Семя - символ мужественности, завоевания и разрушения. Молоко - символ женственности и созидания. Что касается крови, то там разницы между мужским и женским нет. У многих народов братские узы символически скреплялись кровью.
        Со своей фирменной полуулыбкой он закатывает рукав, демонстрируя тонкую белую полоску шрама на внутренней стороне предплечья, и Нора вспоминает, что видела у Леонида такой же.
        - А тебе приходилось пить человеческую кровь?
        - Так, чтобы передо мной стоял стакан с кровью, и я из него понемногу отхлебывал - нет. А вот почувствовать на губах вкус крови того, кого любишь… - Герман обнимает ее, прижимает к себе, не спуская глаз с ее лица, и этот проникновенный взгляд говорит ей то, чего не выразишь словами. - Иногда это бывает необходимо.
        - Послушай. Когда вы дрались вчера… я видела… - Прикусив губу, она умолкает, чтобы найти подходящие слова, но Герман коротко кивает, избавляя ее от мучений. - Что это было? - продолжает Нора. - Оно действительно помогло Леониду? И позже тебе.
        - Высокая концентрация энергии, быть может? Ведь что такое боги, если вдуматься?
        - Но это сделал ты? Или ты просто позвал, и оно пришло?
        - Не знаю. В смысле знаю, что не звал, во всяком случае так, как призывают богов или духов стихий, но поскольку канал открыт…
        - Леонид тоже проливал свою кровь на священные камни?
        - Да. Я сказал ему, чтобы он это сделал, и он сделал.
        - А где была я в это время?
        - Шла за мной.
        Ах, ну да. Леонид шел последним по лабиринту. И вообще всю дорогу тормозил и отставал. А она была слишком увлечена осмотром достопримечательностей, чтобы обращать внимание еще и на него.
        - Как ты думаешь, Герман… - Она снова делает паузу, чтобы сформулировать мысль. - Кто-нибудь еще, кроме тебя и меня, видел это… эту… сущность? Энергетическую, если угодно.
        - Думаю, нет. - Некоторое время он молчит, нахмурив брови. Вспоминает выкрики Фаины? Да, она видела его позу, его лицо, искаженное религиозным (очень может быть) экстазом, но не обязательно видела то, что проникло в «мир сей», наш привычный мир, через открывшийся канал. И остальные тоже. - Если бы кто-то что-то видел, сейчас весь колхоз только об этом бы и трындел.
        - Значит, видели только мы втроем? Ты, я и Леонид?
        - Я не знаю, что видел Леонид. Мы это не обсуждали.
        - Но что-то видел? Или чувствовал?
        - Да.
        - Так вот у меня к тебе вопрос, друид. Может ли быть, что мы втроем образовали круг, колесо… ну, что происходит во время магических ритуалов… словом, образовали некую систему, где желания и стремления одного - каждого из нас - усиливает само присутствие двух других. А в случае совпадения желаний…
        Герман затыкает ей рот поцелуем. Настойчивым и нежным. На губах у него подсохшие кровавые корочки, которые то и дело трескаются, вновь начиная кровоточить, поэтому поцелуй получается горько-соленым.
        …почувствовать на губах вкус крови того, кого любишь…
        Он не хочет, чтобы она говорила об этом вслух, но думать-то ей никто не помешает! Мужчины пролили свою кровь на камни языческого святилища, и с одним из этих мужчин она обменялась кровью и спермой. А еще - о господи, надо же было такое забыть! - споткнулась в одном месте, инстинктивно выставила руки вперед и ободрала кожу на среднем пальце и на мизинце об один из дольменов. Пустяк, но несколько капель крови осталось на камне.
        Нора замирает в объятиях Германа. По затылку разбегаются мурашки и возникает то самое ощущение, о котором говорят «волосы шевелятся на голове».
        Он разжимает руки.
        - Что такое? Моя кровь попала в рот? Неприятно?
        - Приятно.
        - Если бы мы с тобой сейчас начали сравнивать наши видения… назовем это так… то наверняка бы выяснилось, что видели мы не совсем одно и тоже. Точнее, совсем не одно и то же. Вспомни, как художники рисуют драконов. Сколько художников, только и драконов, правда? - С отрешенным видом он смотрит на горизонт. Студеная вода Белого моря блещет под солнцем, как сталь. - Все можно объяснить, Нора. Подтянуть аргументы, не одни, так другие. Унять тревогу, порожденную непониманием и ощущением неопределенности, неизвестности, непредсказуемости. Но будет ли это объяснение истинным?
        Медленно они идут по берегу мимо пустующих, заброшенных строений Новой Сосновки к ухоженным и обитаемым. Обитаемые (в прошлом жилища монахов, а ныне - сборщиков ламинарии) производят такое же завораживающее впечатление, как необитаемые. Похожее возникает во время просмотра кадров из фильма о подводном мире, или о каких-нибудь малоизвестных государствах, затерянных в Гималаях, вроде Мустанга и Бутана. С одной стороны, знаешь, что все это находится на твоей родной планете Земля, но с другой, до конца не веришь.
        Герман рассказывает, что от Новой Сосновки всего навсего десять километров по сухой, ровной дороге до Реболды, где в сезон также проживают сборщики водорослей. А от Реболды, по предварительной договоренности с Соловецкой турбазой и островным Советом, возможна экскурсия через пролив Анзерская салма на остров Анзерский, где находится самая высокая гора Соловецкого архипелага… разумеется, Голгофа.
        - Как удалось Аркадию отстроить свой реабилитационный центр? От поселка Соловецкий до Новой Сосновки не доедет ни один грузовик. Просто не проберется. Как сюда доставляли строительные материалы? Строительную технику?
        - Часть по воздуху, часть по морю.
        - Но вертолетам нужна площадка, морским судам - причал.
        - Причал здесь есть. Неужели ты думаешь, что его нельзя реконструировать, а по окончании строительства вернуть в первоначальный вид? Почитай про военные строительные технологии. Про временные мосты, переправы и дороги, например. Я вполне допускаю, что среди тех, кто был заинтересован в строительстве фермы, имеются и военные инженеры, и просто большие чины.
        Большие чины. Большие люди. Ну да, такие дела на ровном месте не делаются, и Герман, скорее всего, прав.
        В сумерках она полулежит в кресле-качалке на террасе Белого дома и, вяло отбиваясь от комаров, ожидает Германа. Он предупредил sms-кой, что скоро придет. Над высоким густым кустарником, клумбами, садовыми дорожками носятся стремительно и бесшумно летучие мыши. Дневные птицы уже умолкли, ночные еще не начали свой концерт. Тишина. Хвойный воздух прозрачен и свеж. Ей хочется сохранить навсегда эти чудесные минуты покоя в одном из прекраснейших мест земли, залить янтарем и любоваться долгими зимними вечерами.
        Быстрые, легкие шаги на дорожке. Наконец-то!
        Насвистывая «People Are Strange», по ступеням крыльца поднялся Герман. Улыбнулся, оборвав свист.
        - Я не опоздал?
        - Без тебя бы не начали, друид.
        Но не успела она выбраться из кресла, чтобы отвести его в свою комнату и сообща постранствовать по всемирной паутине, как на террасу вышел Аркадий. Окинул Германа сумрачным взглядом.
        - Ты что здесь делаешь?
        - Он пришел ко мне, - пояснила Нора, вставая.
        Но это не очень помогло. Стоя друг против друга, мужчины хранили напряженное молчание.
        - Ты помнишь, за что я вышвырнул тебя в прошлый раз? - начал Аркадий, и Герман слегка поморщился. - Вижу, за прошедшие годы в этом смысле мало что изменилось.
        - Я не знаю, за что ты вышвырнул его в прошлый раз, - вмешалась Нора, кипя от негодования, - но сейчас у тебя не может быть к нему никаких претензий! На псов своих намордники надень!
        - Нора, прошу тебя, - тихо проговорил Герман.
        Она опомнилась. Действительно, не стоит вести себя как мамочка. Вряд ли Герман нуждается в ее заступничестве. К тому же ей известны далеко не все нюансы их взаимоотношений.
        - Куда, черт возьми, подевался твой психованный дружок? - вопрошал Аркадий, глядя на Германа с мрачной решимостью без примеси симпатии. - Откуда у него велосипед?
        Побритый и постриженный, в темно-синей футболке с треугольной горловиной, он выглядел чрезвычайно мужественно. Глядя на него, Нора понимала, что может найти в нем женщина - даже такая женщина, как Регина. Но в ней на подобную стереотипную мужественность не отзывалось абсолютно ничего.
        - Сам ты психованный, - сквозь зубы ответил Герман.
        - Кто он такой? Где и при каких обстоятельствах вы познакомились?
        Усмехнувшись, тот покачал головой.
        - Слишком много вопросов, док.
        - Ты же знаешь…
        - …что ты все равно получишь ответ? - скептически улыбнулся Герман.
        Правой рукой Аркадий взял его за плечо и придвинул к опорному столбу террасы.
        - Герман, мне нужна эта информация.
        - Неужели?
        Они смотрели друг другу в глаза.
        - Я говорю серьезно.
        - Скажи еще раз. Или лучше два. Вдруг с первого раза я не расслышал.
        - Очень серьезно.
        - Ну, еще.
        - Коллекционируешь острые ощущения? Пожалуй, ты их заслужил. Только вот что, друг мой. Ты ошибаешься, считая себя таким уж стойким, таким несокрушимым. Если ты будешь продолжать в том же духе, в один прекрасный день я рассержусь на тебя, сильно рассержусь, и от твоей стойкости не останется ни хрена, потому что на самом деле ни твоя выносливость, ни твой характер еще ни разу не подвергались хоть сколько-нибудь серьезным испытаниям. Не зли меня, иначе я размажу по стенке твою знаменитую гордость и твое знаменитое достоинство. Я разнесу в пух и прах все твои иллюзии относительно собственной персоны. Имей в виду, я могу это сделать, потому что я сильнее тебя.
        - Так начинай. - Шепот, свистящий и резкий, напоминающий шипение змеи. Хризолитовая ярость. - Сейчас у тебя даже повод есть. Начинай.
        Аркадий смотрел на него, не мигая. Нора вдруг поняла, что совершенно не представляет, как долго можно испытывать терпение такого человека и при этом оставаться целым и невредимым. Она покосилась на приоткрытую дверь, размышляя, не привлечь ли каким-нибудь образом внимание сестры, чтобы та, используя свой талант и статус супруги, обезвредила доктора без скандала, но вспомнила слова Кира - «ты же понимаешь, если сейчас им помешать, они будут искать другое время и место», - и не сделала ничего.
        - Я могу причинить тебе боль, не травмируя. Это обратная сторона моей профессии. Главное, чтобы ты понимал, зачем тебе это нужно.
        - Это нужно тебе, а не мне. И мы оба это знаем.
        - Мне? - удивился Аркадий. - А кто просил «еще»? Ты знаешь, как это бесит, как заводит. В сущности ты просто умелый провокатор, а весь этот сказочный ореол вокруг тебя - лишь подтверждение того, что задуманное тебе удается. Еще бы! Врожденные достоинства плюс приобретенные навыки делают твое обаяние непреодолимым. И ты это знаешь, подлая душа. Я предупреждал: держись от меня подальше. Но нет, ты решил приобщить меня к культу собственной личности…
        - Аркадий, - прошептал Герман, упираясь затылком в столб и глядя на темные балки перекрытия. - Аркадий, ты дурак.
        - …ты задействовал весь свой арсенал. И вот уже я, как мальчишка, играю с тобой в ковбоев.
        - Не перекладывай на меня ответственность за свой выбор! Не хочешь играть - не играй.
        - Чего ты добиваешься? - свободной рукой Аркадий провел по его запрокинутому лицу. - Чтобы я уделал тебя, как Бог черепаху, а после в приступе раскаяния баюкал на своей груди?
        - Чтобы ты перестал наконец врать себе и переворачивать все с ног на голову. - Герман говорил торопливо, как будто боялся, что его прервут. Уголок левого глаза подергивался от тика. - Конечно, проще сказать, что тебя спровоцировали, чем признать наличие у себя социально неодобряемых желаний. Но ты же не дамочка, которая, будучи поймана с поличным, начинает биться в истерике «не виновата я, он сам пришел!», а человек, претендующий…
        Той же самой рукой Аркадий коротко и сильно ударил его по щеке. И одновременно разжал пальцы.
        Герман отошел в сторону. Вытащил из кармана сигареты. Сказал, не глядя:
        - Ладно, док. В субботу мы отчалим. Потерпишь еще пару дней?
        - Мы - это кто? Ты и Леонид?
        - Да.
        - А ты уверен, что он захочет поехать с тобой?
        Герман сделал паузу, чтобы прикурить.
        - К завтрашнему утру я буду знать точно.
        Коротко усмехнувшись, Аркадий подошел и встал рядом. Непохоже было, что ему полегчало от этой новости.
        Вновь прозвучал вопрос:
        - При каких обстоятельствах вы познакомились?
        Молчание.
        - Кто разыскивает тебя? Или не тебя?
        Ни звука. Только осторожное шуршание мелкой живности под дощатым настилом террасы, да уханье вылетающих на охоту сов.
        - Или вас обоих, тебя и Леонида?
        - Меньше знаешь - крепче спишь, - пробормотал Герман.
        Аркадий смотрел на него, попыхивая сигаретой. Два красных огонька мерцали в серой мгле.
        - Ты не любишь отвечать на вопросы, да? Не любишь и не считаешь нужным никому ничего объяснять.
        - Почему? Иногда объясняю.
        - Но я не принадлежу к числу избранных. Ясно. - Он помолчал. - Если все же надумаешь, загляни перед отъездом в контору.
        - Заметано, док. - Герман сбежал по ступеням в сад. Обернулся, тонкий и натянутый как струна. - Только имей в виду: если ты еще раз ударишь меня по лицу, получишь в ответ то же самое.
        Перед сном они обмениваются sms-ками.
        «Расстроилась?»
        «Да».
        «Завтра едем кататься на лодках. Будь готова к одиннадцати».
        «Вдвоем?»
        «Вчетвером. По дороге расскажу».
        «Что взять с собой?»
        «Ну, как обычно, плетку, наручники и вазелин».
        Нора засыпает с улыбкой. Несносный мальчишка. Хулиган.
        12
        Они подъехали к лодочной станции на озере Средний Перт - такому же стандартному деревянному дому с двускатной кровлей, каких полно в поселке, плюс причал, - в половине двенадцатого. Пристроили мотоцикл на обочине и пошли узнавать что и как. Если бы Нора хоть мизинцем левой ноги почуяла неладное и на одну крошечную секундочку заподозрила, чем кончится эта прогулка, она осталась бы дома в постели. Но в небе ярко светило солнышко, на деревьях весело щебетали птички, и ничто, ничто не намекало на близость кошмара.
        Пока Герман осматривал выданную им прогулочную лодку системы «Пелла» и ставил весла, Нора изучала маршрут - Большой круг, Малый круг, тупиковый канал под названием Канал дураков, - и запоминала названия озер. Она была уже в курсе, что Леонид не ночевал на ферме, и скрыть этот вопиющий факт нарушения порядка от доктора Шадрина не удалось. Слава богу, доктор не стал терроризировать Германа, а просто объявил, что дает им три дня на поиски свободных номеров в отелях острова и собственно переезд. Леонид, с которым Герман созвонился утром по телефону, сказал, что его вполне устроит отель Соловецкая Слобода, и он готов прямо сейчас начать переговоры с администрацией. Сауна, бар, ресторан, бесплатный WiFi - что еще нужно для счастья? В люксе Регины была установлена даже гидромассажная ванна. Это вам не общественный сортир в подвальном помещении. Это высокий класс! Вместе со своей подругой Леонид обещал появиться на озерах ближе к часу дня.
        - Что-то я волнуюсь, - пожаловалась Нора.
        - По поводу?
        - Эта женщина меня пугает.
        Герман ободряюще улыбнулся.
        - Не волнуйся, дорогая, если нам будут предлагать групповой секс, я откажусь.
        По берегам озер стоял густой лес. Темная вода была подернута рябью и переливалась под солнцем всеми цветами спектра, легкий ветерок морщил ее как тончайшую шелковую ткань.
        На подходе к первому из каналов Нора рискнула заговорить о вчерашнем.
        - Что с ним происходит? Я про доктора.
        - Врет сам себе, - сердито фыркнул Герман. - Меняет местами причины и следствия. Как я ему и сказал.
        - Врет и не понимает этого? Или понимает, но надеется, что другие не поймут?
        - Скорее всего, понимает, но загоняет это понимание очень и очень глубоко. Понимание и признание - это ведь не одно и то же, Нора. Так вот Аркадий понимает. Но не признает.
        - Ты говорил с ним утром. Как тебе показалось, он знает про Леонида и Регину?
        На всем протяжении канала Герман молча работал веслами. Правый и левый берег, укрепленные валунным камнем, были совсем рядом - двум лодкам точно не разойтись, - и глядя на плотно подогнанные один к другому валуны, Нора опять задумалась о неведомых строителях, чье мастерство победило время.
        По официальной версии, озерно-канальная система создавалась под руководством игумена Филиппа в середине шестнадцатого века. Строители знали, что уровень вод в озерах различается, и, прокладывая каналы, направляли воду самотеком в Святое озеро, которое до сих пор являлось основным источником водоснабжения Соловецкого поселка. Тогда же были построены шлюзы, благодаря которым через некоторые каналы смогли проходить суда, перевозящие кирпич, сено, дрова, строевой лес.
        На входе в озеро Круглое Орлово Герман надел солнцезащитные очки и, тяжело вздохнув, ответил:
        - Думаю, он догадывается, но не знает наверняка. Потому и бесится. Любую определенность вынести легче, нежели груз собственных фантазмов.
        Вот это прямо в точку.
        - Ты умный человек, Герман.
        - Ха! Если бы я был умным… впрочем, ладно.
        Вскоре выяснилось, что первый канал, показавшийся Норе узким, был на самом деле широким. Его удалось пройти на обычных - с пластмассовыми лопастями - веслах, вставленных в уключины. А что из себя представляет узкий канал, она увидела при переходе из озера Круглое Орлово в озеро Щучье, когда Герману пришлось вынуть весла из уключин и направлять лодку одним коротким веслом с металлическими лопастями.
        Так вот зачем на станции им выдали три весла!
        - Герман, что мне делать?
        - В смысле? - ухмыльнулся он. - Как жить дальше?
        - Вот именно! Остаться на ферме или тоже переехать в отель?
        Точными, осторожными движениями он подгребал рулевым веслом вдоль борта лодки, а она любовалась игрой мускулов под его гладкой кожей.
        - Я не чувствую себя вправе влиять на твое решение, Нора. Ты приехала в гости к сестре. И никто - ни твоя сестра, ни ее муж, - против твоего присутствия не возражает.
        - Но ты будешь рад, если я перееду в отель? Или, наоборот, огорчен?
        - Я буду рад.
        В конце канала виднелись остатки старой плотины. Вот и озеро Щучье. Судя по карте-схеме, до этого места все - и желающие пройти Большой круг каналов, и желающие пройти Малый, - двигаются в одном направлении, а дальше начинают вспоминать либо сказку про витязя на распутье, либо на эту же тему анекдот. Форма озера напоминает трезубец. Налево пойдешь - в Малый круг попадешь; направо пойдешь - в Большой круг попадешь; прямо пойдешь - ну да… к той самой табличке попадешь: «Господа дураки, вы приплыли, куда хотели!»
        Оглянувшись по сторонам и не увидев ни одной живой души, Нора сняла футболку, оставшись в темно-зеленом бюстгалтере, и подмигнула Герману.
        - А давай проплывем по Каналу дураков.
        Тот покачал головой.
        - Не принимается! Во-первых: у нас назначена встреча на Большом Красном озере; и во-вторых: мы известные, сертифицированные дураки, наша дурость не нуждается в дополнительном подтверждении.
        Темная вода озер, зеленая вода каналов - зеленая, потому что в ней, как в зеркале, отражались растущие вплотную к укрепляющим берега валунам деревья, мхи и папоротники, - синие проблески безоблачного неба и тишина, тишина… Озерный мир казался спящим, и глубокий волшебный сон его нарушали только редкие всплески рыбьих хвостов.
        - Я бы искупалась, - неожиданно для самой себя призналась Нора. Осторожно перегнулась через борт лодки, сложив ладони ковшиком, зачерпнула воды и умылась. - Я читала, что соловецкие озерные воды очень мягкие, очень чистые и пригодны даже для питья.
        Строго говоря, в мягкости всех вообще вод на Соловках она уже убедилась, наблюдая за своей кожей и волосами. Шампуни на полочке Леры в ванной комнате стояли самые обыкновенные, но волосы после мытья становились чистый шелк.
        - Точно, - кивнул Герман. - И в питьевом, и в техническом отношении вода исследованных соловецких озер может считаться образцовой. Но я предлагаю искупаться чуть дальше. Там, где вода хоть немного прогревается солнцем. Здесь, в тени, очень холодно, и даже опытным пловцам нередко сводит судорогой мышцы ног и рук. Я тоже неплохо плаваю, - он улыбнулся, сдвинув очки на кончик носа, - но мне не хочется в такой чудесный день заниматься спасением на водах.
        Из озера Щучье по Валдайскому каналу их скромное суденышко проникло в озеро Валдай, где пришлось сделать небольшой перерыв, потому что Герман устал. Ну еще бы, он работал веслами почти три часа! Три часа, ого… Взглянув на часы, Нора глазам своим не поверила. В этом сказочном месте время летело незаметно.
        - Давай я сяду на весла. Мне полезно размяться.
        Он не стал спорить.
        - Садись. Только имей в виду, завтра у тебя будут разламываться не только плечи, но и хвост, и пятки, и…
        Нора плеснула ему водой в лицо.
        - До входа в первый канал, - предупредил Герман.
        - Что значит в первый?
        - Из озера Валдай в Большое Красное ведут сразу три канала, один за другим. Их я пройду сам, там есть опасные участки.
        - Даже так? Опасные?
        - Угу.
        - Чем же они опасны?
        - Лодка может перевернуться.
        - И что? В этих каналах глубже, чем по пояс? Если лодка перевернется, то мы непременно утонем?
        - Лодка перевернется, ты окажешься по пояс в воде, и щука схватит тебя зубами за мягкое место.
        - Болтун!
        Поменявшись местами, они продолжили путешествие.
        Большое Красное озеро было воистину большим. Над ним, как над морем, с криками носились чайки. Вообще птицы попадались на всем маршруте - утки, кулики, куропатки, - но здесь они просто кишмя кишели, некоторые крылатые монстры так и норовили выхватить у Норы печенье из рук.
        - Ужас какой! Они съедят нас, эти птеродактили!
        - Я бы сам тебя съел, - отозвался Герман, уплетая бутерброд с ветчиной и запивая его минералкой. - Оставь мне пару печенюшек. Надеюсь, ты понимаешь, что нам еще предстоит обратный путь?
        - О черт! В самом деле. - Нора посмотрела в сторону Секирной горы. - Но там же, кажется, есть причал.
        - Исаково, да.
        - И оттуда рукой подать до Новой Сосновки.
        Герман немного подумал.
        - Можно попробовать договориться, но…
        В эту минуту слева показалась лодка - такая же точно, как у них. Вероятно, Леонид и Регина, идущие следом, но на некотором расстоянии, в последний момент решили сделать крюк по Большому Красному озеру, посреди которого зеленели два или три маленьких острова.
        Забыв обо всем, Герман издал дикий индейский клич и замахал руками. Леонид ответил тем же.
        Лодки медленно сближались. С бьющимся сердцем Нора смотрела на черноволосую женщину в рубашке цвета хаки с закатанными до локтей рукавами. Издалека была видна ослепительная улыбка. Блеск белых зубов, блеск золотых колец…
        Вот тогда ее впервые пробрала дрожь. Что называется мороз по коже. Она припомнила свои же собственные слова.
        …женщина, из-за которой Аркадий оказался здесь…
        И слова Германа.
        …коротко их называют «dom»…
        Зачем она приехала? Осмотреть достопримечательности Соловецкого архипелага? Само по себе это не хорошо и не плохо, но… Знала ли она, что на Большом Соловецком острове живет и работает ее бывший возлюбленный? Да, конечно. Леонид же сказал, что она приехала повидаться со старым другом… со старым другом… а упоминание о ферме в Новой Сосновке заставило заблестеть ее прекрасные глаза. Поэтому надо ставить вопрос иначе. Знала ли она, что ее бывший возлюбленный живет и работает на острове не один? Что у него есть женщина. Жена? Можно и так сказать. Жена.
        Нора чувствовала, что в ней зреет что-то темное, что-то иррациональное, что-то плохо поддающееся контролю. Это не была ненависть. Это было нечто новое, незнакомое, пока не имеющее названия.
        Улыбки, приветствия, обмен любезностями…
        Регина поздоровалась сначала с Норой, потом с Германом. Не испытывая ни малейшей неловкости, легко подбирая ни к чему не обязывающие слова. Она была почти так же великолепна, как сидящий с ней в лодке мужчина. Светская дама. Или как там… дама полусвета.
        - Жрачка есть? - удерживая обе лодки рядом, поинтересовался Леонид.
        Взгляд Норы скользнул по его эффектно напряженной руке. На запястье алели подсохшие ссадины. В драке? Нет, не похоже. Кожа, содранная на косточках до крови…
        - Осталось только печенье, увы.
        - Это не вариант. - Другой рукой он задумчиво почесал кончик носа, и Нора увидела такие же ссадины. - Что будем делать? Ловить руками рыбу в каналах и есть ее сырой?
        - Можно развести костер и пожарить рыбный шашлык, - сказал, подумав, Герман.
        - О! - Леонид посмотрел на него с уважением. - Ты умеешь разводить костер?
        - Главное чтобы ты умел ловить руками рыбу.
        Слушая их болтовню, Нора пыталась понять, что же мешает ей посмотреть открыто и прямо на Регину. Ей в лицо. Ей в глаза. Она как будто бы не хотела запоминать черты этой женщины, а хотела, наоборот, чтобы они как можно быстрее изгладились из памяти.
        Не иметь с ней ничего общего. Забыть.
        - А курево? - приставал король. - Мы голы и босы… мы истомлены душой…
        Герман простер руки к небесам.
        - Какого черта вы приперлись? Без вас было так хорошо!
        Он, разумеется, шутил. Но позже, вспомнив эту шутку, Нора чуть не закричала.
        Разделив на всех воду, печенье, леденцы и сигареты, они еще некоторое время болтались в лодках посреди доступной для обозрения части озера, потом Леонид объявил, что желает сплавать на ближайший остров и посмотреть что там. Когда он начал расстегивать рубашку - ту самую голубую рубашку, которая делала его совершенно неотразимым, - все поняли, что он собирается плыть не на лодке.
        - Кто со мной? - Статный и стройный, он выпрямился и окинул их вызывающим взглядом. - Герман?
        При мысли, что мужчины сейчас уплывут, оставив ее в обществе Регины, и ей - пока они будут лазить там по острову, - придется это общество терпеть, Норе стало нехорошо. Мельком глянув на нее, Герман покачал головой.
        - Я старый больной человек. Оставь меня греться на печке, сын мой.
        Улыбаясь, точно египетская царица на храмовых фресках, Регина сбросила одежду. Она знала, что на нее смотрят. Что смотрит не только Леонид. И ей было нечего стыдиться.
        Холодная прозрачная красновато-бурого оттенка вода приняла два гибких обнаженных тела, мужское и женское, и пара, оставшаяся в лодке, еще долго следила глазами за парой, красиво и уверенно рассекающей темную гладь.
        - Ну что? - докурив сигарету, спросил Герман. - Ты все еще хочешь купаться?
        - Ох…
        - Это оказалось труднее, чем ты думала?
        - Намного.
        Нора все никак не могла заставить себя отвести взгляд от пловцов. Они смеялись и болтали, по очереди ныряя, выныривая, отфыркиваясь, обдавая друг друга фонтанами брызг, играя в воде, как молодые дельфины. Ей пришло в голову, что у Леонида и Регины примерно такая же разница в возрасте, как у Германа и у нее самой. Интересно, как они… Господи! Нора зажмурилась. Представлять их вместе в постели, этого еще не хватало! А что, лучше представлять Регину с Аркадием?..
        Она прикусила нижнюю губу, почувствовала солоноватый привкус крови и облизнулась. Герман в молчании наблюдал за ней.
        - Давайте к нам! - прокричал Леонид. - Водичка супер! Бодрит!
        Они уже сплавали к острову, осмотрели берег, но выбираться не стали, наверное, он показался им слишком крутым и каменистым. Коротко посовещались и устремились хорошим кролем мимо лодок в другую сторону. Ничего не отвечая, Герман сделал приветственный жест рукой.
        Сидя на деревянном, с облупившейся местами краской, пассажирском сиденье, Нора смотрела на светловолосую голову мужчины, черноволосую голову женщины… на их руки, периодически взметающиеся над водой… смотрела и мало-помалу погружалась в необъяснимое оцепенение.
        Время, растягивающееся как резина. Воздух, крошащийся точно сахар или лед. Расползающаяся над озером, лодками, островами, заковывающая их в невидимый панцирь странная, болезненная неподвижность, сродни параличу.
        Нора шевельнула пальцами - и не почувствовала их. Моргнула - и в следующий миг не узнала привычную реальность. Картинка изменилась. Краски потускнели, контуры предметов, напротив, обрели четкость, контрастность, выпуклость, словно невидимый художник-педант старательно обвел их черной тушью. Враз - что называется по щучьему велению, - из поля зрения исчезла вся живность. Смолкли и щебет птиц, и плеск рыб, и шелест листвы - вообще все звуки. И это не было состояние сонливости, состояние спокойствия. Это было напряжение на грани катастрофы.
        Боже, что за женщина!.. Демоница. Лилит. Пожалуй, со своими недавними рассуждениями о банальности и незначительности профессорских проблем Нора попала пальцем точно в небо. Что же дальше? Даже если Регина порезвится здесь с ними обоими, Аркадием и Леонидом, и уедет обратно в свой Амстердам, сумеет ли Аркадий выкинуть ее из головы? Или после этой новой встречи будет стремиться к ней с неистовством наркомана, используя любую возможность?
        Зависнув у поверхности воды, Леонид и Регина самозабвенно целовались. Вот он разжал руки, выпустил ее из объятий, нырнул и через некоторое время вынырнул у нее за спиной. Победно вскинул правую руку, демонстрируя длинную темно-зеленую водоросль. Регина погладила пальцами блестящую лакированную ленту, благосклонно улыбнулась своему рыцарю. Покрутив так и эдак, он уложил водоросль вокруг ее головы, соорудив подобие короны. Регина кокетливо разместила свисающий кончик водоросли на своей роскошной груди. Засмеялась, увидев непритворное восхищение в глазах Леонида.
        Вот бы она не приезжала…
        …но она здесь.
        Вот бы она просто исчезла и все, исчезла без следа…
        …но так не бывает, мы же не в сказке.
        Повернувшись вполоборота, Герман смотрел туда же, куда и Нора. На пловцов. Его длинное худощавое тело застыло в неудобной позе, но, находясь в состоянии предельной концентрации внимания, он попросту не замечал физического дискомфорта.
        Леонид нырнул еще раз. Вынырнул, отдышался, набрал в легкие воздуха и снова ушел под воду. Его не было так долго, что Регина заволновалась. Нора видела, как она встревоженно озирается, изредка поглядывая в сторону лодок.
        Наконец светловолосая голова показалась на поверхности. Регина помахала рукой, Леонид помахал в ответ.
        - …и, хотя они будут умирать от жажды, им не напиться из наших озер… - пробормотал Герман, наверняка вспомнив очередной миф.
        Тогда это и случилось.
        Ударив ладонью по воде, Регина обрушила на Леонида каскад сверкающих брызг и нырнула, спасаясь от его притворного гнева. Он устремился за ней. Бурая вода сомкнулась над обоими.
        Тук-тук-тук…
        Нора смотрела не отрываясь на участок озера, где они только что плескались, биение крови в висках причиняло ей боль.
        Первым вынырнул Леонид. Завертелся волчком, обшаривая глазами невозмутимую водную гладь. Вновь ринулся в глубину.
        Тук-тук-тук… Барабанная дробь в висках.
        Герман привстал. Взгляд его был прикован к тому месту, где исчез его друг.
        Кап-кап-кап… Минуты, падающие на темя подобно каплям расплавленного свинца.
        Через некоторое время Леонид вынырнул. Опять один. Он тяжело дышал, мокрые волосы облепили лоб.
        - Герман! - закричал он, откашлявшись. - Ты ее видишь? Видишь?
        Тот стянул через голову рубашку, чтобы не возиться с пуговицами.
        - Герман, - шепнула Нора, голос ее не слушался.
        Он бросил ей на колени свои джинсы.
        Крикнул Леониду:
        - Оставайся на месте! Я иду!
        Глядя, как он плывет, как скрывается под водой вместе с Леонидом, Нора с такой силой тискала пальцами джинсовую ткань, что было больно ногтям.
        Они ныряли… выныривали, чтобы сделать глоток воздуха… ныряли… ныряли…
        Это напоминало кошмарный сон, который длится и длится, опутывая разум черными сетями. Норе казалось, что она не проснется уже никогда.
        Над верхушками елей, обступивших чашу озера, сгустился молочно-серый туман. Дрожа от холода и усталости, мужчины забрались в лодку, растерли друг друга махровым полотенцем, которое Нора запасливо прихватила из дома. Оделись. Сели рядом, соприкасаясь плечами, и закурили сигареты.
        Нора достала телефон.
        - Куда нужно звонить? Я не… - Она взглянула на экран. - О черт. Нет сети.
        Леонид хотел что-то сказать, но не смог. Посмотрел на соседнюю лодку, где лежали вещи Регины - ее одежда, ее солнцезащитные очки, ее кожаная сумочка, - и молча вцепился зубами в свое запястье.
        - Давайте все по местам, - докурив, распорядился Герман. - Идем в Исаково.
        13
        Трое суток Нора, Герман и Леонид отвечали на вопросы прибывших с материка сотрудников криминальной полиции. Трое суток на Большом Красном озере работали водолазы, но тело так и не нашли.
        Если что-то и могло шокировать Нору в большей степени, чем сам этот факт - человек утонул прямо на ее глазах, - то именно отсутствие в двадцать первом веке технической возможности гарантированно обнаружить тело жертвы несчастного случая. Однако приглашенный специалист разъяснил, что Соловецкие озера по происхождению делятся на четыре типа: ледниковые, ледниково-тектонические, реликтовые, вторичные. Котловины озер ледникового типа, таких как Карасевое, Мостовое, Плотичье, имеют плавные очертания и блюдцеобразную форму. Строение ложа ледниково-тектонических озер, таких как Большое Красное, Кривое, Ломинога, гораздо сложнее: там есть глубокие впадины, разделенные мелководьями и островами. Дно таких озер глубоко врезается в сушу и в ряде случаев оказывается ниже уровня моря. Впадина Большого Красного озера, имеющая глубину тридцать метров, лежит на тринадцать метров ниже уровня моря.
        В том, что произошел несчастный случай, никто вроде бы не сомневался. Их допрашивали вместе и порознь, и они ни разу не запутались в показаниях. К тому же стоило один раз взглянуть на Леонида, на его осунувшееся лицо и запавшие глаза, как становилось ясно, что он глубоко потрясен и страдает безо всякого притворства. На Аркадия тоже было страшно смотреть. Он узнал одновременно и о гибели своей подруги, и о ее любовной интрижке с молодым негодяем, которого привез Герман. Но когда Герман сообщил, что нашел свободные номера в гостинице Зеленая деревня на берегу Святого озера, неожиданно предложил им всем остаться на ферме.
        Они остались. В поселке Соловецком, где происходило дознание, жить было решительно невозможно. Все - и работники сферы обслуживания, и туристы, и местные жители, которых это дело не касалось вообще никаким боком, - с наслаждением мусолили скандальную новость: представительница древнейшей профессии (кто там станет разбираться в деталях), чуть ли не порнозвезда, утонула, катаясь в лодке со своим любовником-наркоманом. Тогда как на ферме, расположенной на краю света, об этом мало кто слышал и тем более никто не знал подробностей. Никто, кроме Аркадия и Леры, которым, конечно, пришлось обо всем рассказать.
        «Нора, - дрогнувшим голосом произнесла Лера, выслушав от сестры подробный отчет о событиях того дня. - Это сделал Леонид?»
        Они сидели на раскладных стульях в саду за Белым домом, где их никто не мог услышать.
        «Леонид? - опешила Нора. - О господи. С чего ты взяла?»
        «Понимаешь, - Лера покусала губу. - Однажды я засиделась с книгой в холле Барака… просто не спалось… и вдруг сверху спустился Леонид. Ему не спалось тоже. Увидел меня, спросил что случилось…»
        «А что тогда случилось?»
        «Ну… я плакала».
        «Понятно».
        «Мы вышли на улицу покурить и, уже прощаясь, он сказал: „Не плачь, Лера, все образуется“. Я спросила: „Откуда ты знаешь?“ А он ответил: „Не спрашивай. Просто верь мне, ладно?“ Так что его я спрашивать не хочу, смысла нет. Но ты, Нора, скажи мне честно, он мог это сделать?»
        «Ну, - подумав, ответила Нора, - чисто теоретически у него такая возможность была…»
        Вспомнила маску боли, в которую превратилось его лицо, охрипший голос, неуверенную походку. Первые сутки он вообще ничего не ел, пил маленькими глотками простую воду и курил одну сигарету за другой. Ни с кем не разговаривал, только отвечал на вопросы следователя. Когда его привели в номер отеля, где жила Регина, ему пришлось до скрежета стиснуть зубы, чтобы не разрыдаться.
        «…только не думаю, что…»
        А вслед за этим - свои слова на выходе из «Кают-компании»: «Прекрасный актер» и ответ Германа: «Да, этого у него не отнимешь». Неужели?.. Нет! Нет! Не может быть.
        «…хотя с другой стороны, именно он предложил сплавать к острову, и Регина вызвалась плыть вместе с ним. А с третьей стороны, - Нора тяжело вздохнула, - когда мы с Германом шли по Щучьему озеру, меня тоже посещали мысли о купании, так что ничего преступного в них, наверное, нет».
        «Что если он, нырнув вслед за ней самый первый раз, нырнул не для того, чтобы вытащить ее на поверхность, а для того, чтобы удержать на глубине?» - шепотом спросила Лера, глядя на сестру широко раскрытыми, лихорадочно горящими глазами.
        «А сам он, по-твоему, Ихтиандр? Ему дышать не надо?»
        «Как тебе показалось, он хорошо плавает?»
        «Хорошо, - отозвалась Нора с легким раздражением. - Но одного этого не достаточно, чтобы заподозрить человека в умышленном убийстве. Тем более он с ней спал. Ты забыла? И даже, судя по всему, был в нее слегка влюблен».
        «Что если он втерся к ней в доверие и забрался в постель только для того, чтобы спланировать и осуществить убийство?»
        Нора молчала. Теперь на память ей пришел рассказ Германа о походе Леонида и Регины в экскурсионное бюро и его обещании организовать специально для нее поездку на частном судне к Заяцким островам. Как же он сказал тогда?
        Регина заглотнула наживку, и крючок засел крепко.
        Ближе к вечеру она выпила чаю, накинула кофту и отправилась в Барак. Она точно знала зачем идет, поэтому предусмотрительно захватила с тумбочки Лерин журнал по вязанию. Знакомая аллея, аромат цветов, восьмерки и петли летучих мышей над головой…
        Герман увидел ее с террасы, где курил в обществе Кира и Светланы, смял сигарету, бросил в урну и сбежал по ступеням крыльца.
        - Привет, дорогая. Ты как?
        - В порядке. - Он легонько коснулся губами ее виска, она ответила на поцелуй и испытующе взглянула ему в лицо. - Можно к тебе?
        - Конечно.
        Он, в отличие от Леонида, выглядел вполне нормально. И, насколько ей было известно, отнюдь не потерял аппетит.
        Рука об руку они прошли в корпус, поднялись на второй этаж и переступили порог его комнаты. Там царил легкий хаос, характерный для мужского жилища, и витал едва уловимый запах парфюма, смешанный с запахом табака. Стараясь не бросать осуждающих взглядов на разбросанные по полу носки, Нора направилась к столу и, зажав под мышкой журнал, взялась обеими руками за стопку рисунков. Подтащила к себе поближе и принялась перебирать. Герман ей не мешал.
        Так… есть. Она опасалась, вдруг рисунок уничтожен, но, слава богу, он был невредим.
        - Подарите мне эту свою работу, господин Вербицкий, - обратилась она к Герману с игривой улыбкой.
        - Перестань, - сказал он. - Тебе не идет.
        - Ладно. - Она перешла на свой обычный тон. - Я хочу этот рисунок, Герман.
        - Почему этот?
        Потому что он лежал поверх остальных и привлек внимание твоего короля, когда тот пришел нанести тебе боевую раскраску, друид.
        Но вслух она сказала другое.
        - Потому что на нем изображено мое желание. Мне хотелось, чтобы эта женщина исчезла… пусть не из мира живых, но хотя бы из жизни моей сестры и ее партнера. И вот она исчезла.
        Герман подошел к столу. Теперь они оба смотрели на обнаженную женщину, простертую на каменной плите алтаря. Голова запрокинута, глаза расширены от ужаса, длинные черные волосы свисают до самой земли. Над ней склоняется светловолосый жрец, одна его рука сжимает горло жертвы, другая - длинный ритуальный нож. В прошлый раз Нора полностью сосредоточилась на ноже, именно он казался орудием убийства, средством осуществления ее тайного желания, но сейчас фокус ее внимания сместился.
        Рука на горле.
        Там, под водой, мог ли он… но это же дьявольский риск, ведь если бы тело нашли… он не мог знать заранее, что тело не найдут.
        Леонид?..
        Ей было страшно. Очень страшно.
        - Что тебя точит? - спросил Герман.
        - Так… нервы. В голову лезет черт знает что.
        Он понимающе кивнул.
        - Пойдем погуляем?
        - Хорошо. Но я могу забрать рисунок? Ты не возражаешь?
        - Забирай.
        Это ее немного успокоило. Если бы он считал, что его фантазия каким-то образом повлияла на реальность, то наверняка оставил бы рисунок у себя и при первой возможности уничтожил.
        По вечерам под Старым Дубом происходили презабавнейшие вещи. Ни Аркадий, ни Лера там принципиально не появлялись. Это была, если можно так выразиться, зона беззакония. Там чудили, пьянствовали, дурачились, там каждый мог дать волю собственному раздолбайству, причем мерилом допустимости деяния служило исключительно одобрение или неодобрение других таких же раздолбаев. Нору и Германа потянуло туда отвлечься от гнетущих мыслей, хотя бы на время остановить непрерывное, «на повторе», воспроизведение событий на Большом Красном озере.
        На уложенных почти правильным квадратом поваленных бревнах расположились человек десять или двенадцать, и народ продолжал подтягиваться.
        - Гос-споди, - брезгливо поморщилась Фаина, увидев, кто оказался напротив. - Вы что, другого места себе не нашли?
        Леонид придвинулся ближе к разгорающемуся костру, рядом с ним примостился Герман, а рядом с Германом, на краю бревна, Нора. В руках она держала журнал по вязанию, в который был вложен рисунок. Рисунок-улика.
        - Места достаточно, детка, но мы решили провести этот вечер с тобой. Ты рада?
        Хрипловатый голос, обволакивающий взгляд… Леонид был в своем репертуаре.
        Ну что ж. Возможно, это и впрямь не самая плохая идея - поболтаться здесь. Послушать. Понаблюдать.
        Все шло своим чередом. Взрывы смеха, потрескивание сучьев в костре, перебивающие друг друга мужские и женские голоса… черная ветвистая громада Старого Дуба, флегматичного свидетеля всех шалостей и непристойностей… подергивающиеся, точно в театре кукол, силуэты людей, хлопки пивных банок, струйками поднимающийся к небу сигаретный дымок… красота.
        - Герман, ты играешь? - спросила рыжая Катя, тасуя карты.
        - Да, - сразу же ответил он.
        - Леня?
        - Да.
        - Нора?
        - А что нужно делать?
        - Да ничего особенного. Игра очень простая. Вопросы, ответы, дурацкие желания…
        - И каковы правила?
        - Правила уже столько раз менялись, - улыбаясь, начала рассказывать Катя, - а начиналось-то все с ерунды. Собственно, с меня все и началось. Нас было шестеро детей в семье - я, три брата и еще две сестры. И соседских детей четверо. Ну, и однажды их мать, чтобы чем-то занять нас всех сразу, придумала эту игру. Даже не знаю, почему я об этом вспомнила… столько лет не вспоминала, а здесь, на ферме, вспомнила. Короче, сдаются карты, каждому по две или три, смотря сколько человек в игре, и каждый свои карты запоминает. Потом карты возвращаются обратно в колоду, ведущий их тасует и вытаскивает одну.
        - Ведущий?
        - Да, его выбирают голосованием. Так вот. Ведущий тащит карту из колоды, спрашивает, чья она, и этому игроку передает остальные карты. Первая карта - это карта-заказчик. Ее обладатель заново тасует колоду и тащит следующую карту - это карта-исполнитель.
        - А если он вытащит опять свою же карту? Ведь у каждого по три.
        - Тащит еще раз. Но так было раньше. Теперь по-другому. У каждого по одной, нас ведь здесь много. Ну, слушай дальше… Карта-заказчик вправе задать карте-исполнителю три вопроса. Если исполнитель даст правильный ответ только на один из них, или не даст ни одного, он должен исполнить любое, самое дурацкое, глупое, самое неприличное желание заказчика. Если же он даст два или три правильных ответа, то его желание будет исполнять заказчик. Ну, мы здесь ленимся шевелить мозгами и, как правило, задаем только один вопрос. Дальше уже по кругу. Таким образом, все по очереди становятся либо заказчиками, либо исполнителями. Идиотизм, конечно. - Катя смущенно улыбнулась. - Но мы ведь так… время проводим.
        - Забавно. А какие вопросы можно задавать?
        - Любые. Конечно, желательно не очень заумные, чтобы у исполнителя был шанс. Раньше у нас была обычная колода, но потом она истрепалась в хлам, и Лера отдала нам свою. А у нее оказалась колода Таро.
        - Может быть, я присоединюсь позже, - решила Нора. - А пока просто поприсутствую.
        Вдруг в чем-нибудь воспаленном мозгу родится желание, для исполнения которого понадобится ее журнал. Нет, рисковать драгоценным рисунком она категорически не собиралась.
        Катя дружелюбно кивнула.
        - Колода Райдера-Уэйта, - оживился Леонид. - Не так плохо, хотя лично я предпочитаю Таро Кроули. Но, - глаза его блеснули, - как же вы распределяете их между собой? Наугад? Так не годится. Ведь Таро - не просто колода карт. Это колода-оракул.
        - А ты в этом понимаешь? - поинтересовалась сидящая неподалеку Светлана.
        - Немного.
        - Тогда сдай карты. Тем более, ты первый раз. Будет удача.
        - Лучше я подберу каждому участнику соответствующую карту, - предложил Леонид. - Вы используете только фигурные карты Младших Арканов?
        Как ни странно, возражений не последовало, наоборот, всем стало любопытно.
        - Еще десятки, если народу много.
        Сидя на бревне нога на ногу - тертые джинсы, рубашка навыпуск, - Леонид неторопливо перебирал карты, откладывая ненужные. В конце концов на руках у него остались шестнадцать фигурных карт Младших Арканов и четыре десятки. Публика притихла, как в театре. Молчали даже Фаина, Ольга и Раиса.
        - Итак, приступим, - тихо заговорил Леонид, скользя глазами по лицам своих слушателей, сидящих в смиренном ожидании вокруг маленького, но хорошо разгоревшегося костра. - У нас четыре масти: Мечи, Кубки, Жезлы и Диски. Им соответствуют четыре стихии: Воздух, Вода, Огонь и Земля. В этом вопросе существуют некоторые разногласия, но я склонен придерживаться именно такой системы соответствия. Теперь что касается наименований. Рыцарь, Королева, Принц и Принцесса кажутся мне не совсем удачными. Я предлагаю называть фигурные карты Младших Арканов так, как это делал Кроули: Король, Королева, Рыцарь, Принцесса. Согласны?
        Он помолчал, улыбаясь скромно, чуть ли не виновато, лаская пальцами поверхность карт. Эти пальцы, эти руки приковывали к себе робкие и не слишком робкие девичьи взгляды, а пристыженное хихиканье, время от времени раздающееся то там, то тут, свидетельствовало о том, что и сами девчонки кое-что замечают друг за другом.
        - Давай уж, не тяни резину, - выступил Алекс от имени большинства. - Рыцари, принцы… какая хрен разница?
        - Он правда понимает, - пробормотала Светлана.
        И поспешила отвернуться, чтобы никто не подумал, что ее интерес к Леониду вызван чем-то помимо карт.
        - Сейчас я раздам карты, - дождавшись тишины, продолжил тот, - так, как считаю нужным. И пусть каждый из вас, прежде чем вернуть свою карту в колоду, немного подержит ее в руках, чтобы она впитала вашу энергетику. Кто будет ведущим?
        - Последнее время бывает Роман, - сказала Катя.
        Здоровяк Роман, которого было совершенно невозможно вывести из себя, привстал с бревна и поклонился на четыре стороны. Учтиво поклонившись в ответ, Леонид вручил ему один из Старших Арканов - Правосудие. На некоторое время погрузился в размышления, созерцая веер карт перед собой, тихонько вздохнул, вероятно, от сознания ответственности, и приступил к делу.
        - Николай, я могу ошибаться, но думаю, ты - Король Кубков.
        Николай принял карту и уставился на нее, как баран на новые ворота.
        - Да? И что это значит, черт возьми?
        - Долго объяснять. Потом мы можем к этому вернуться, а пока просто подержи и запомни.
        Тот хмыкнул, но спорить не стал.
        - Сергей, ты - Король Жезлов.
        Сергею было без разницы, так что он без лишних слов взял предложенную карту и накрыл ладонью.
        - Антон, ты - Король Дисков. А Король Мечей… - Леонид улыбнулся своей приятной улыбкой, - это, конечно, я.
        - А я? - не утерпела Катя. Прикрыла рот ладошкой в притворном испуге. - Молчу, молчу. Виновата, магистр.
        - Ты - Королева Жезлов, - объявил Леонид, вручая ей карту. - Раиса - Королева Дисков. Фаина… - Тут он помедлил, разглядывая названную особу с безграничным обожанием, от которого ее затрясло. - Мое почтение Королеве Кубков.
        Передавая ей карту, он умышленно коснулся ее пальцев, что заставило Фаину отдернуть руку, точно от раскаленной плиты.
        - Королева Кубков, - повторил Леонид, продолжая смотреть на Фаину. - Ну а ты, Мышка… - Он моргнул, моргнул еще раз, словно прогоняя дурман, и выдал сгорающей от нетерпения Лесе предназначенную ей карту. - Королева Мечей.
        Леся зарделась от удовольствия, хотя было видно, что к удовольствию примешивается замешательство. Помилуйте, какая из меня Королева?.. Но Леонид, следуя собственной королевской логике, продолжал раздавать карты. Кир стал Рыцарем Кубков. Герман… Повернувшись к Герману, он не успел рта раскрыть, как услышал негромкое:
        - Рыцарь Жезлов.
        - Именно! - Леонид кивнул и восторженно прищелкнул пальцами левой руки (в правой он держал веер карт). - Именно так, брат мой! Рыцарь Жезлов, вот кто ты. Таково твое предназначение.
        Прочие Арканы разошлись в один момент. Игра началась. Народ бузил, куролесил и отрывался по полной. Кира заставили зубами расстегивать лифчик Даши. Ольгу с ног до головы окатили пивом.
        Наконец Роман объявил заказчиком Короля Мечей и передал ему колоду.
        - Тасуй. Теперь сними левой рукой. Сними еще раз. Тащи карту.
        Леонид так и сделал. Вытащил, показал всем.
        - Королева Кубков.
        Вау! С первого захода!
        Фаина медленно поднялась со своего места.
        - Так, - хмурясь, сказал Роман. - Исполнитель Королева Кубков. Ты можешь задать ей любой вопрос, и если она не ответит, ей придется исполнить твое желание.
        - А если она откажется исполнять мое желание? - поинтересовался Леонид.
        - Кто отказывается, тот выходит из игры. - Роман поправил карту, торчащую у него из нагрудного кармана рубашки, Аркан Правосудие. - Если же она даст правильный ответ, ты будешь исполнять ее желание. Ну, поехали.
        В гробовой тишине Фаина ждала вопроса, угрюмая и воинственная, как плененная амазонка.
        И вопрос прозвучал:
        - Название поместья Алистера Кроули в Шотландии и его нынешний владелец.
        Не столько вопрос, сколько потоки меда в голосе заказчика побудили подданных ее величества в ярости возопить:
        - Ну и вопросик! Да кто ж это угадает? Скажи ему, Ром, пусть задаст нормальный вопрос.
        - А это не надо угадывать, - возразил Леонид. - Это надо знать.
        - Вопрос нормальный, - укоризненно проворчал Роман. - Лично я могу на него ответить. - И посмотрел по сторонам. - Если еще кто-нибудь может, поднимите руки. Раз… два… три… Хорош. Вопрос остается в силе.
        Леонид обратил ликующий взгляд в сторону оппозиции. Фаина стояла с видом жертвы произвола и, судя по всему, даже не пыталась припомнить что-либо по теме. Устав от бесплодных ожиданий, добряк Роман со вздохом провозгласил:
        - Время истекло! Фанни, тебе есть что сказать?
        - Нет, - буркнула та.
        Роман повернулся к Леониду.
        - Скажи ей правильный ответ, а потом свое желание.
        - Боулескин. Владельцев после Великого Зверя он сменил довольно много, среди них был даже Джимми Пейдж. Нынешний владелец поместья глубоко законсперирован. Ходят слухи, что Боулескин-Хаус принадлежит некой миллионерше из Амстердама, которая, впрочем, там не живет.
        Он умолк, пристально глядя на Фаину. Бог знает, какие фантазии рождались в его шальной голове, но в итоге он попросил не так уж много:
        - Пожалуйста, распусти волосы и останься так до конца игры.
        Ресницы ее дрогнули, глаза распахнулись.
        - Что?
        - Ты слышала. Пожалуйста, сделай это.
        Она было запротестовала, но тут уж на нее накинулись всем миром, требуя или немедленно удовлетворить заказчика, или выходить к чертям собачьим из игры.
        - Почему все всегда делают, что им велено, а ты вечно ломаешься? Подумаешь, вынуть шпильки из волос. О чем вообще разговор?
        Скрипя зубами, Фаина повиновалась. Монашеский пучок рассыпался, густая шелковистая масса русых волос упала на плечи, окружив застывшее в гримасе отвращения лицо морем локонов, наполненных огненными бликами.
        - Спасибо, - прошептал Леонид.
        Вскоре Герману тоже представилась возможность поучаствовать в этом импровизированном безобразии. Его карту вытащила Принцесса Жезлов. Даша никого не удивила, задав ему вопрос про свою любимую киноактрису, на который он, разумеется, не сумел ответить, и вслед за этим застенчиво попросив:
        - Поцелуй меня.
        Радуясь, что она согласна довольствоваться такой малостью, Герман исполнил ее желание со всем усердием, на какое оказался способен. Губы Даши раскрылись под возгласы подстрекателей… тени от ресниц задрожали на щеках…
        - Ну, этот хрен ходячий, конечно, теперь соберет весь урожай, - пробурчал Алекс. - Поцелуй меня, поимей меня… Старик, - это относилось к Роману, - ты должен принять меры.
        Поскольку Роман пропустил его рекомендации мимо ушей, мстительный Алекс при первом же удобном случае отправил Германа подтягиваться десять раз на перекладине.
        - Что за бред? - распинался Герман. - Мы же не в армии, приятель, и не на какой-нибудь чертовой спортивной олимпиаде.
        Все тщетно. Сукин сын погнал его на перекладину, да еще шуточки по пути отвешивал, хоть уши затыкай. Под громкий смех доброжелателей Герман подтянулся четыре раза, после чего со стоном спрыгнул на землю, держась за плечо.
        - Вот он, ваш герой, - злорадно промолвил Алекс. - Хорош, нечего сказать.
        В свою очередь перетасовав колоду, герой вытащил на свою голову Королеву Кубков. Подумав, он спросил, кому принадлежит фраза: «Жить надо так, чтобы тебя помнили и сволочи», и она, к его удивлению, дала правильный ответ: «Фаине Раневской». Так-так. И каково же будет твое желание, сиятельная?
        - Встань на колени и поклонись мне до земли.
        - На колени? - многозначительно протянул Герман. - Очень сексуально. Ты в кино это видела?
        - Фаина, ты не должна… - разволновалась Мышка.
        С трудом сохраняя серьезность, Нора уставилась на свои ногти. Повторялась сцена в холле Барака. Опять бедную девочку кидало в дрожь при мысли об унижении кумира. Однако сам он, судя по шутовской ухмылке, с такой точки зрения вопрос не рассматривал.
        На колени так на колени. Ниже, ниже, она ведь просила до земли… подмести волосами пыль с ее хрустальной туфельки… вот так, без суеты, пусть насладится триумфом… а потом - грех упускать такой случай - взять и заглянуть ей под юбку. Ну что? Я ли не молодец?
        С пронзительным воплем Фаина схватилась за подол.
        - Свинья!
        Он мгновенно ретировался. Отбежал на безопасное расстояние, на ходу отряхивая колени.
        - Полно, милая, ты слишком строга ко мне. Что я такого сделал? Всего-навсего исполнил еще одно твое желание, правда, неозвученное.
        Увидев, что все смеются, даже ее подруги, Фаина промолчала. Распущенные волосы, придававшие ее облику мрачноватую, драматическую чувственность, теперь, когда она рассвирепела, сделали ее похожей на мифическую фурию.
        Германа понесло.
        - Эй, детка, почему бы тебе не надеть юбочку покороче? У тебя классные ноги, да и бельишко…
        Сидящим справа и слева с трудом удалось удержать Фаину от необдуманных действий, и это было хорошо прежде всего для нее самой, ибо сейчас почти все присутствующие были на стороне исполнителя.
        - Он сделал, как ты просила. Чего ты бесишься? - пожал плечами Роман.
        Игра продолжалась. Шелест тасуемой колоды, горящие от возбуждения глаза…
        - Не знаешь? Тогда исполняй мое желание.
        - И что там у тебя за желание?
        - Покажи сиськи!
        - Дурак, ты что сисек не видел?
        - Твоих - еще нет.
        За оградой в лесу громко ухали совы. На яркий серп луны набегали рваные облачка. Пламя костра сделало тени по-особенному глубокими, контрасты по-особенному резкими, при дрожащем свете его лица сидящих вокруг людей казались лицами древних варваров.
        Ой! Королю Мечей выпало тянуть карту. Уж он тасовал и тасовал, колдовал и колдовал… пока не наколдовал себе Королеву Кубков.
        - Где находится Нью-Грейндж?
        - В Англии? - предположила Фаина.
        - Ответ неверный, - отчеканил Леонид. После эпизода с поклонами нежности в его голосе поубавилось. - Курган эпохи палеолита Нью-Грейндж находится в Ирландии, в графстве Мит, на северном берегу реки Бойн, приблизительно в пятидесяти милях от Дублина.
        Фаина поджала губы, признавая свое поражение.
        - Твое желание, - обратился к Леониду Роман.
        Нагнувшись, тот дернул шнурки на кроссовках сидящего рядом Германа. Развязал. Выпрямился, одарил Фаину многозначительным взглядом и вкрадчиво произнес:
        - Раз уж ты не сильна в географии, пожалуйста, завяжи ему шнурки.
        - Упс! А знаешь, детка, на этот раз блондин тебя уел, - заметил Кир.
        Фаина густо покраснела. Покраснели даже веки, даже мочки ушей.
        - Да ты вообще… - От возмущения ей никак не удавалось осилить фразу целиком. - Ты знаешь, что… я тебе не… - И выпалила: - Придумай что-нибудь другое!
        - Я, конечно, могу придумать что-нибудь другое, - пожал плечами Леонид, - но что если это другое понравится тебе еще меньше?
        Наглые рожи вокруг костра радостно заухмылялись. Им нравилось смятение Фаины, нравилась находчивость Леонида, нравилось хладнокровие Германа, терпеливо сидящего на бревне с развязанными шнурками.
        - Да ладно, Фанни, что тут такого? - выкрикнул со своего места Антон.
        - Ничего такого, - поддержал его Сергей. - Я же таскал на своем загривке Катюху.
        - Это не одно и то же!
        - Ишь ты, какая! А вон Машка целовала Коляна в задницу, и ничего.
        - Чего это «ничего»? - подал голос Николай. - Классно было.
        Вокруг загоготали.
        - А в другой раз, когда она захотела присмолить меня сигаретой, я ей разрешил. - Николай поднял руку и продемонстрировал темное пятно ожога на тыльной стороне ладони. - Вот.
        - Короче, Фанни, - лениво протянул Кир, - или соглашайся, или выходи из игры. Ломаться, как ты, это против правил.
        Мелко передернув плечами, та посмотрела на Германа. На его кроссовки с развязанными шнурками. Просто подойти и завязать? Она страшится позора, но отказ опозорит скорее, чем согласие. Отказаться значит дать им понять, что ты зависима от мнений. Что ты так себе. В то же время согласиться…
        - Ладно, черт с тобой.
        Под гогот и улюлюканье развеселившейся публики бедняжка Фаина, красная как рак, присела на корточки и принялась за работу. Шнурок на левом ботинке. Шнурок на правом ботинке. Красивый бантик, одинаковые кончики. Безупречно.
        Между делом она, разумеется, метнула на сидящего с видом знатного вельможи Германа смертоносный, как дротик африканского аборигена, взгляд. Но подлец только усмехнулся.
        - Не смотри на меня так. Это не мое желание.
        Выпрямившись, она демонстративно вытерла руки носовым платком.
        - Ах! - Герман испустил счастливый вздох. - Теперь у меня рука не поднимется их развязать. Придется спать в ботинках.
        Поскольку добро всегда побеждает зло, рано или поздно возмездие должно было настигнуть ее обидчика. И что же? Не прошло и десяти минут, как ей выпало тащить карту из колоды, и жертвой ее, как и следовало ожидать, стал Леонид Великолепный. Она потребовала, чтобы он назвал имя изобретателя радио, он забуксовал, и Фаина поняла, что настал ее звездный час.
        - Приказывай, госпожа.
        Бледный в сумерках, статный, светловолосый, он сидел в непринужденной позе, как молодой бог, и смотрел на нее с безмятежной улыбкой, ожидая приговора.
        - Я хочу, - возбужденно заговорила она. Кашлянула и начала сначала: - Я хочу… - Но снова сбилась. Перевела дыхание, встала, выпрямилась во весь рост и громко, отчетливо произнесла: - Хочу прижечь тебе руку сигаретой. Что скажешь?
        Услышав ее слова, Нора с беспокойством взглянула на Германа, потом - с жалостью - на Фаину. Выдала себя с головой, дуреха… Та уже прикуривала от зажигалки, делая вид, что все в порядке вещей.
        - Ну, парень, ты попал, - сочувственно присвистнул Николай.
        - Это точно, - согласился Леонид.
        Фаина облизнула губы, не спуская с него глаз.
        Он еще немного посидел, задумчиво постукивая по земле мыском ботинка, затем коротко вздохнул и ответил:
        - Принято.
        Невыносимое нервное напряжение заставило Фаину расхохотаться.
        И после этого стало очень тихо: никто не выпендривается, никто не острит, все смотрят на этих двоих, чья взаимная неприязнь, возникшая как любовь - с первого взгляда - с каждым днем принимает все более причудливые формы. Тс-с… Сейчас начнется самое интересное.
        Присев на корточки, Фаина кивком указывает на его правую руку, и Леонид, подтянув повыше манжет рукава, послушно кладет ее на колено. Щурясь от дыма, Королева Кубков глубоко затягивается, отчего кончик сигареты разгорается красным. Все, все до единого, молча следят глазами за этой сигаретой и этой рукой. Шипение раскаленного пепла, взвившийся к небу дымок…
        Принимая эту кару - или, наоборот, милость? - Леонид, в отличие от остальных, смотрит не на сигарету, а на Фаину. Колеблющийся свет от костра делает его красоту зловещей, точно красота Люцифера. Улыбка со стиснутыми зубами, резкий прищур… Все.
        Фаина выпрямилась, но продолжала стоять с ним рядом.
        Он подул на ожог, глянул на нее снизу вверх.
        - Понравилось? Хочешь еще?
        - А ты?
        - Если это доставит тебе удовольствие.
        Она вернулась на свое место и зашепталась с Ольгой и Раисой.
        Наблюдая за ней, трудно было усомниться в том, что она хочет еще. Даже переговариваясь с подругами, она не спускала глаз с Леонида. Тот смеялся над историей, которую громким шепотом рассказывал Кир, а Фаина, точно Пифия, надышавшаяся ядовитых испарений, все ела и ела его глазами и разве что не билась в священном экстазе, так что вскоре Раиса была вынуждена подтолкнуть ее локотком.
        Так оно и продолжалось. Тасуя колоду, Леонид с ловкостью шулера через раз извлекал Королеву Кубков, а дальше путем привычных интеллектуальных спекуляций направлял события в угодное ему русло. Задавая вопрос, он почти всегда знал, сумеет ли Фаина ответить, а выслушивая вопрос, почти всегда знал ответ и мог выбирать, ответить или сдаться на милость победителя.
        Ну и вот, полюбуйтесь, у него на руках все та же Королева Кубков.
        - Сволочь, - произнесла она тихо и внятно. - Как ты это делаешь?
        - Это любовь, - ответил Леонид с обезоруживающей улыбкой.
        Фаина повернулась к Роману.
        - Он мухлюет!
        - Каким образом?
        - Карта крапленая.
        Роман осмотрел карту.
        - Да нет же!
        По большому счету всем было наплевать, мухлюет Леонид или не мухлюет. Главное, что его выходки придавали игре зрелищность и остроту.
        Он спросил, Фаина не ответила, и все приготовились услышать очередное дурацкое желание. Судя по тому, что он то и дело хмурился, поглядывая на обожженное запястье, исполнение этого желания могло дорого ей обойтись.
        Леонид протянул руку и поманил Фаину согнутыми пальцами.
        - Иди сюда, добрая девушка.
        Руку он держал ладонью вверх, как будто ждал, что она положит ему туда рубль.
        - Зажигалку, пожалуйста. Моя куда-то запропастилась.
        С незажженной сигаретой, свисающей из угла рта, он напоминал Клинта Иствуда из фильма «Хороший, Плохой, Злой».
        Всеобщему ликованию не было предела. Поглядев на то, как эти гады воют, плачут и топают ногами, Фаина подскочила с бревна, как будто в задницу ее ужалил скорпион, и без слов вложила в протянутую руку зажигалку, от которой Леонид незамедлительно прикурил. Сцедил дым сквозь зубы, щуря свои распутные глаза, улыбаясь препоганой улыбочкой… и передал сигарету Герману. Небрежно. Не глядя.
        - Держи, брат. Боюсь, как бы она чего не учудила, узнав, что я расчитываю получить на этот раз.
        - Так ты не собираешься… - Фаина сглотнула.
        - Что? Жечь тебе руки? - Он усмехнулся. - Нет, но не расстраивайся. Поверь, в этом случае тебе было бы нелегко сохранить свою репутацию крутого парня, которой ты так дорожишь.
        - Что же ты расчитываешь получить на этот раз? - осведомилась Фаина с легким вызовом в голосе.
        Леонид улыбнулся, как умел только он, скромно и многообещающе.
        - Один поцелуй, сеньора.
        Протяжное «у-у-у» заинтригованных зрителей заставило ее залиться краской стыда и негодования.
        - А больше ничего не хочешь?
        - Хочу, - ответил Леонид просто. - Но не здесь и не сейчас.
        Может, кто-то предпочел бы увидеть, как он расплачивается с заклеймившей его огнем Фаиной той же монетой, но и посмотреть на Фаину, целующуюся с мужчиной, тоже нашлось немало охотников.
        - О-ля-ля, - пропела ехидная Жанна. - Фанни, я тебе даже завидую.
        - Что, опять начинается? - заворчал Роман. - Да сколько же можно, в конце концов! Фанни, ты в игре или нет?
        - А ты только и думаешь, как бы от меня избавиться, - окрысилась та.
        - Потому что ты уже достала, ей-богу. Тебе что предлагают? Раздеться догола и обслужить роту солдат?
        Между тем Леонид, не дожидаясь согласия, встал, подошел к ней вплотную, слегка приобнял за плечи и медленно, очень медленно коснулся губами ее плотно сжатых губ. Она слабо пискнула, дернулась… выступление звездной пары завершилось под гром аплодисментов.
        Нора подалась к Герману, шепнула в самое ухо:
        - Дал бы ты ему по мозгам.
        - Не буду, - прошипел тот в ответ.
        Сжав губы, она шлепнула его ладонью между лопаток. Он улыбнулся, как довольный кот.
        Пока колода ходила по рукам, и горемычные исполнители в поте лица своего ублажали полоумных заказчиков, Леонид молчал, глядя на огонь, и его недобрые глаза, в которых отражались искорки пламени, становились все мрачнее. Заметив, что Фаина, пребывающая в прежнем патологическом состоянии, смотрит, облизываясь, на его запястье с пятном ожога, он тихонько засмеялся и шепотом спросил:
        - Хочешь знать, больно или нет? Больно.
        Фаина разжала губы. Глаза ее остекленели.
        - Будет больнее.
        - Обещаешь?
        - Не сомневайся.
        Они швырялись фразами, точно камнями.
        - Ты хочешь, чтобы я оказался сильнее тебя, не правда ли?
        Разумеется. Но понимала ли это она…
        Ждать пришлось недолго. С привычной неизбежностью Фаина вытащила Короля Мечей. Задала вопрос, но Леонид даже не стал притворяться, что думает над ответом.
        - Чего ты хочешь?
        - Ты знаешь.
        - Того же самого?
        - Того же самого, но три раза. - Фаина издевательски улыбнулась, играя зажигалкой. - Три раза подряд.
        - Мать твою, - поморщился Роман. - Совсем рехнулась. - И посмотрел на Леонида. - Ты можешь отказаться и останешься в игре.
        - Нет уж, - встрял Николай. - Отказаться он, конечно, может, но если откажется, пускай выходит из игры. А то после этого все начнут требовать себе поблажек.
        - Это точно, - кивнул Леонид. - Я в игре, Роман.
        - Да ты такой же псих, как она. Ладно, дело твое.
        - Леня, не надо, - умоляюще проговорила Леся.
        - Послушай моего совета, Мышка. - Без промедления, которое могло дать недругам повод для насмешек, Леонид закатал рукав и уперся сжатым кулаком в свое колено. - Не принимай это слишком всерьез.
        Чувствуя беспредельную усталость, Нора дернула Германа за рукав, и когда он наклонился, шепнула: «Я пойду, а ты, если хочешь, оставайся». Он кивнул. Совершенно не опасаясь, что в такую захватывающую минуту ее бегство привлечет внимание общественности, она встала с бревна и, прижимая к груди журнал, зашагала прочь.
        Искусственный мир.
        Питомник доктора Шадрина. Привет Кену Кизи.
        14
        Сидя на большом валуне чуть поодаль от причала Исаково, Нора смотрит на темные неподвижные воды Большого Красного озера и машинально перебирает пальцами волосы Германа, расположившегося рядом на траве. Великолепный вид на острова только усиливает чувство потерянности и тревоги. По эту сторону забора все невыносимо настоящее - и жизнь, и смерть.
        Накануне вечером, уже почти ночью, она зашла в интернет и прочитала все, что смогла найти о поместье Алистера Кроули.
        Ходят слухи, что Боулескин-Хаус принадлежит некой миллионерше из Амстердама…
        Еще одно место силы. Любопытное совпадение.
        Герман лениво потягивается, приподнимает голову, смотрит на нее снизу вверх.
        - Как Лера?
        - Молчит.
        - Они с Аркадием…
        - Спят в разных комнатах, если ты об этом.
        - Вот же идиот, - морщится Герман.
        Глубоко вздыхает, садится, скрестив ноги, и откидывается назад, прислоняясь спиной к ее коленям.
        Продолжая поглаживать его по волосам, Нора мучительно размышляет, стоит ли делиться с ним своими соображениями. Ведь ей ничего в сущности не известно об узах, связывающих его с Аркадием и тем более с Леонидом.
        Все время, пока шло расследование, полицейские опрашивали каждую горничную и переворачивали каждый половичок, Леонид выглядел как осиротевший, скорбящий возлюбленный. Да и после примерно так же. Но, разглядывая рисунок Германа, Нора вспомнила странную маниакальную улыбку глубокого удовлетворения, промелькнувшую на его лице, когда власти объявили об окончании поисковых работ на Большом Красном озере.
        К счастью, Герман заговаривает на эту тему сам.
        - Ты сказала, что на рисунке, который я тебе отдал, изображено твое желание. Каким оно было на тот момент.
        - Да.
        - И теперь, когда это желание осуществилось, ты испытываешь чувство вины? Несмотря на то, что осуществилось оно без твоего участия.
        - Пока просто пытаюсь во всем этом разобраться, но кое в чем ты, безусловно, прав.
        Герман с усмешкой покачивает головой.
        - Прямо как в фильмах Хичкока.[18 - Герман имеет в виду так называемый мотив «переноса вины». В фильмах Хичкока убийства, как правило, совершаются «кем-то другим» - таким образом, убийца-психотик осуществляет тайное, запретное желание истерика.]
        - Понимаешь, я до последней минуты верила в то, что вы ее найдете, вытащите и откачаете. Я даже мысли не допускала, что она в самом деле - независимо от моих неправедных желаний, - утонет, купаясь в спокойной воде на глазах двух мужчин.
        - Понимаю. Подсознательная вера в то, что «на самом деле» все обойдется, по сути есть психическая защита от страшного истинного желания. Но твоя психика в полном порядке, Нора, поскольку ты все это осознаешь.
        - А среди нас есть тот, кто не осознает?
        Герман мрачно разглядывает свои кроссовки.
        - Кажется, да.
        - А почему ты нарисовал… ну…
        - Потому что это было и мое желание тоже.
        На обратном пути с Большого Заяцкого острова, на борту катера, он сказал, что ничего не просил. Не просил. Но желал. Возможно, и самому себе тогда в этом не признаваясь.
        Ей вспомнилось «Оно» Стивена Кинга. Несколько подростков соединили силу для борьбы с чудовищем и потерпели неудачу. Позже, будучи уже взрослыми людьми, встретились с тобой же целью - и добились успеха. Возможно ли, что они трое - Нора, Герман и Леонид - соединили силу для осуществления общего желания? Желания, которое оказалось одним на всех… или похожим… Не зря же Герман призывал заботиться о точности формулировок. Можно ли разорвать подобную связь?
        Полуденное солнце начинает пригревать все сильнее и в конце концов прогоняет их с насиженного места.
        Взявшись за руки, они бредут по лесной дороге к мысу Новая Сосновка, но сегодня щедрость северного лета их совершенно не радует. Герман указывает на куст земляники, усыпанный спелыми красными ягодами, Нора сворачивает с дороги, и некоторое время под стук дятлов и чив-чив-чивканье каких-то неизвестных птах оба в сосредоточенном молчании объедают этот куст и соседние. Не чувствуя вкуса. Словно выполняя бессмысленный долг. Потом снова берутся за руки и бредут дальше.
        - Герман, я хочу сходить в монастырь, - говорит Нора, когда за поворотом дороги показываются ворота фермы.
        - После обеда? Давай сходим.
        - Но я боюсь.
        - Не понял.
        - Что если преподобный не позволит нам войти?
        - Вот заодно и проверим.
        Они расстаются возле гаражей, и каждый идет в свою сторону: Герман - к Бараку, Нора - к Белому дому.
        Лера, Лера… Действительно: как Лера?
        Вот именно сегодня Лера не молчит. Шлифует губкой с чистящей пастой дверцы кухонных шкафчиков и говорит без умолку. Надев резиновые перчатки, Нора присоединяется к ней и в процессе уборки узнает немало интересного о буднях обитателей зверинца.
        Фаина открыла на стук и попыталась сразу же снова захлопнуть дверь. Незваный гость опередил ее, просунув ногу в образовавшуюся щель, и, помогая себе плечом, наполовину протиснулся в комнату.
        - Пожалуйста. - Он смотрел на нее своими холодными серыми глазами, взгляда которых не удавалось выдержать никому. - Разреши мне войти.
        - Почему? - выдохнула Фаина, продолжая напирать изнутри на дверь. - Почему я должна тебе разрешить?
        Леонид продемонстрировал запястье со следами ожогов.
        - Вот почему. - Помолчал, давая ей хорошенько рассмотреть. - Я разрешил тебе сделать со мной все, что тебе хотелось.
        - Мог бы отказаться.
        Он улыбнулся.
        - Неужели?
        С силой налег на дверь, что лишило дальнейшую борьбу всякого смысла, и вошел.
        Фаина попятилась, глядя на него во все глаза. В коротком ситцевом халатике без пояса, с босыми ногами и распущенными волосами. Похоже, готовилась ко сну. Постель не разобрана, но покрывало уже сложено и переброшено через спинку кровати.
        - Что тебе надо?
        Медленно, шаг за шагом, Леонид приближался, наблюдая за тем, как она в панике озирается по сторонам, прикидывая, чем бы в него запустить. Или чем бы его огреть. Бутылкой из под кока-колы? Книгой, заложенной посередине? Он прочел название: «Сто лет одиночества».
        - Хорошая книга. Одна из моих любимых.
        Этот комментарий вызвал у нее короткое замешательство, и Леонид в тот же миг оказался рядом.
        - Не бойся. Я тебя не обижу.
        - Я не боюсь!
        Его прикосновение опять, как несколькими часами ранее, заставило ее отпрянуть и со злостью оттолкнуть его руку.
        - Правда? - усмехнулся Леонид. - Значит, мне показалось.
        И вдруг без предупреждения одной рукой рванул ее на себя, другой запрокинул ей голову… Она собиралась что-то сказать, но не успела. Долгим поцелуем он заткнул ей рот. Из-за несносной своей строптивости она еще пробовала бороться с ним, но в конце концов поняла, что это просто смешно. Он управлялся с ней запросто, как с шестилетним ребенком. Закричать? Позвать на помощь? То-то будет веселуха.
        Почувствовав, что сопротивление слабеет, Леонид выпустил ее подбородок и через тонкую ткань халата принялся осторожно ласкать ее тело. На ней не было белья, рука не встречала ни лямочек, ни резинок. Тонкая талия, плавная линия бедра… Не переводя дыхания, ни на секунду не отрываясь от ее губ, он накрыл ладонями вздымающиеся под халатом груди. Фаина затрепыхалась от испуга.
        - Тихо, - прошептал он, целуя ее шею около уха. - Не говори ничего, слышишь? Не смей ничего говорить.
        Чувствуя ее дрожь и от этого еще больше возбуждаясь, он подтолкнул ее к стене, запустил руки под подол халата, непрерывно нашептывая:
        - Молчи, только молчи… закрой глаза… никто не узнает… разреши себе это, только сегодня, только сейчас… а завтра, если хочешь, мы снова станем врагами.
        Дурея от атласной гладкости ее кожи, от подрагивания неожиданно полных для такой - почти мальчишеской - фигуры ягодиц, Леонид присел на корточки, оттянул зубами ситцевую ткань халата и бросил один быстрый взгляд на застывшее в немом отчаянии лицо Фаины. Она не двигалась и ничего не говорила. Ей было страшно, страшно до обморока. Но Леонид опять же только воспламенялся от этого страха, ведь она боялась мужчины в нем - неуправляемого монстра, превосходящего ее физической силой, который пришел, чтобы овладеть ею. Поработить, осквернить, оплодотворить… Она боялась того, чем он с полным основанием гордился. Того, что могла бы принять как дар, как великую радость, если бы не сражалась с ним, если бы не считала его врагом.
        Уложив ее на спину, он еще раз прошептал «тише, тише», а затем, чтобы создать иллюзию полной анонимности, завязал ей глаза длинным шифоновым шарфом, который очень кстати обнаружился на подлокотнике кресла.
        - Хоть раз, моя драгоценная врагиня, побудь со мной заодно. Со мной, а не против меня.
        Фаина корчится под ним, ее дыхание больше напоминает стоны.
        - Спокойно, - шепчет он, подсовывая руку ей под ягодицы. - Помогай мне… двигайся… медленно, медленно… возьми то, что тебе нужно.
        Он обучает ее, как девственницу, хотя она, безусловно, не девственница. Сколько же лет длился вынужденный пост? Терпение. Вот она уже не хрипит и не закусывает губы. Ее руки ложатся ему на плечи. Возможно, она даже не отдает себе в этом отчета. Бедра раскрываются шире и шире, горячие ягодицы ходят ходуном. Он знает, что только пресловутый оргазм, его наличие или отсутствие, будет служить определяющим фактором в развитии их дальнейших взаимоотношений. То, что Фаина и сама наконец захотела его испытать, делает затею Леонида не такой уж безнадежной.
        Лицо ее меняется так сильно, так бесповоротно, что он не верит собственным глазам. Куда подевалась прежняя Фаина? На пике наслаждения она беззащитна и прекрасна. Чтобы добавить жару, снести все заслоны, заставить ее позабыть, где она и с кем, он покрепче прижимает ее к кровати и атакует так яростно и неукротимо, будто старается взбить в пену смешивающиеся глубоко внутри свои и ее животворящие соки.
        Фаина срывает повязку. По щекам ее текут слезы, которые Леонид подбирает губами. Он знает, отчего она плачет. Оттого, что слишком долго была лишена того, в чем отчаянно нуждалась.
        Напряжение и сменившая его счастливая расслабленность произвели эффект легкого алкогольного опьянения. Фаина не делала попыток пошевелиться, не делала попыток заговорить. Лежа рядом, Леонид без особого интереса поглядывал по сторонам, пробуя представить, как ведет себя обитательница этих стен, когда рядом никого нет. Смотрится в зеркало, открывает и закрывает дверцы платяного шкафа, присаживается к столу, лежит в постели с книгой…
        Сто лет одиночества. Она ни в силах забыть, и это не дает ей жить дальше. Забыть что? То самое, что привело ее сюда. Спрашивать не стоит, этих игр в психоанализ он никогда не любил. И потом, разве это поможет?
        Такое лицо, каким оно было у нее накануне вечером - уже накануне, потому что на часах без четверти три, - не каждый день увидишь, разве что по телевизору. Сигарета, выжигающая на коже маленькое бессмысленное клеймо… Знать, что причиняешь боль, которая становится с каждым мгновением все сильнее, и смотреть вот так - как будто вы оба на тонущем корабле или на краю трещины во время землетрясения. Она считает на полном серьезе, что боль может вынудить к повиновению, и пользуется тем же средством, чтобы убедиться в том, что повинуются не все. Что за вывих в сознании? Хотя какая-то мерзопакостная логика в этом есть.
        Повернув голову, Леонид взглянул вблизи на ее лицо. Светлая, полупрозрачная кожа с россыпью мелких веснушек, мягкие локоны на подушке… Заколдованная красавица, обреченная дожидаться своего принца в облике дурнушки. Но принц, увы, тоже заколдован, и у этой сказки не будет счастливого конца.
        Фаина зашевелилась, сняла со своего плеча его руку. Встала, накинула, не застегивая, халат и бросила через плечо:
        - Одевайся и уходи.
        Он медленно сел.
        - А может, будет лучше, если ты разденешься и ляжешь?
        - Уходи. Без разговоров.
        Вот так - сухо, монотонно, - указать на дверь мужчине, стараниями которого только что обрела счастье полноценной сексуальной жизни. Ах, как это грустно, господа, как это грустно.
        Одеваясь, Леонид нарочно все время смотрел на нее, она же старательно избегала его взгляда. Курила, стоя у открытого окна. Лицо ее было лицом человека, только что пережившего тяжелый шок и теперь пробующего до конца осознать весь ужас своего положения.
        - Фаина, - позвал он шепотом.
        - Меня зовут Надежда на самом деле. И учти: если ты кому-нибудь расскажешь… о том, что я… о том, что мы… тебе не поздоровится.
        Еще и угрозы. Он с трудом удержался от смеха.
        - Ты меня понял?
        Вместо ответа он протянул руку, и этот красноречивый жест, жест верного Макрона из «Калигулы» Тинто Брасса, все-таки заставил ее повернуть голову и взглянуть на него исподлобья.
        Леонид спокойно ждал.
        Еще немного боли, красивая сволочь?
        Да, если не боишься заболеть мною навсегда. Ведь я могу дать тебе то, чего ты хочешь. И даже то, чего ты хочешь, но боишься попросить.
        Итак, Фаина, она же Надежда, чуть свет примчалась в оранжерею и исповедалась в грехах своих, что потрясло Леру, занятую поливом цветущих гибридов, до глубины души, ибо представить Фаину в постели с мужчиной было так же невозможно, как представить ее парящей под куполом цирка на трапеции. Целый час гроза первого этажа рыдала, заламывая руки, еще час или около того поливала китайские розы, потом выпила стакан минеральной воды и убралась восвояси.
        Что касается Леонида, то он - впечатлительным лучше присесть, - с десяти утра занимался тяжелым физическим трудом, а именно: на пару с Киром сооружал на птичьем дворе забор из штакетника, который позже предстояло покрасить в ядовито-желтый цвет. Против желтого оба энергично возражали, однако Аркадий был непреклонен - на складе с января месяца пылятся три банки желтой масляной краски, и ее давно пора куда-нибудь пристроить. По поводу того, как следует распорядиться этой самой краской, Леонид внес остроумное, на его взгляд, предложение, и Кир с энтузиазмом его поддержал, тем не менее, покидая их в разгар дискуссии, Лера точно знала, какого цвета в итоге окажется забор. ЖЕЛТОГО.
        Ох, этот Леонид… Высокий, стройный, резкий. Не парень, а загляденье просто. Он ничуть не проигрывал от сравнения с крепким «тамбовским волком». Что подвигло его на строительство забора, осталось загадкой, но несомненно, он получал от этого большое удовольствие. Обтянутые джинсами бедра, плоские мышцы живота, сияющие на солнце волосы. И сигаретные ожоги. Да, бестолковая девка фактически выжгла ему на руке признание в любви.
        Следующие два часа было тихо. Но только Лера выдохнула, как в оранжерею примчалась перепуганная Даша и, задыхаясь от бега, сообщила, что Фаина опять лупит кого-то в женском туалете. Этим кем-то оказалась хохотушка Галя, имевшая неосторожность ляпнуть при всех, что минувшей ночью Фаина, кажется, дважды выходила из своей комнаты, во всяком случае дважды открывала и закрывала дверь. Чтобы отнять у хищника жертву, пришлось призвать на помощь Романа и Алекса. Сидя на кафельном полу, Галя размазывала по лицу сопли пополам с кровью и тоненько подвывала от обиды. Хмурая Фаина стояла рядом. Отчитывая их, Лера поймала себя на мысли: это не лето, а какая-то коррида. Дня не проходит без кровопролития. Вспышки на солнце? Неблагоприятная геомагнитная обстановка?
        Но и на этом кошмары не закончились. Хватившись своих наушников-вкладышей, Аркадий проверил все привычные места, поскреб в затылке, вспомнил, что одолжил их накануне Норе, заглянул в ее комнату и точно - они оказались там. Лежали на журнале по вязанию, из которого торчал край альбомного листа формата А4. Особо не размышляя о моральной стороне дела, Аркадий потянул за край и в руках его оказался рисунок, который Нора мысленно называла «Жертвоприношение». Руку мастера невозможно было не узнать.
        Аркадий издал такой рык, что Лера, находившаяся в это время на кухне, выронила стакан с остатками заварки, и стакан разбился вдребезги. Попытки прояснить ситуацию ни к чему не привели. Разъяренный доктор пулей вылетел из дома и помчался в Барак, очевидно, намереваясь дождаться Германа и призвать к ответу.
        Дождаться…
        Стоп! Стоп! Стоп!
        На этом месте Нора решительно швыряет мокрую тряпку в раковину и поворачивается к сестре.
        - Почему сразу не сказала?
        - Кому?
        - Мне!
        Внутренне кипя от негодования, она достает из кармана смартфон. Абонент недоступен. Черт…
        - Зачем? - Лера пожимает плечами. - Чтобы ты его предупредила? Они не первый год друг друга знают, Нора. Пусть поговорят.
        15
        Завидев Германа, идущего от ворот к Бараку - неторопливой походкой ленивого грациозного зверя, который при всем желании не способен скрыть от наблюдателей свою природную грацию, - Аркадий встал со стула и вышел ему навстречу.
        - О! - промолвил тот, глянув исподлобья. - Привет, док. Я как раз…
        - Иди за мной, - перебил тот. - Есть разговор.
        В молчании они обогнули Барак и спустились в небольшой спортивный зал, расположенный по соседству с лазаретом, во флигеле, где Лера три раза в неделю занималась аэробикой, а доктор Шадрин разминался на тренажерах. В старые добрые времена Герман тоже заглядывал сюда на правах любимчика. Изредка они с Аркадием даже устраивали короткие спарринги, из которых Аркадий неизменно выходил победителем.
        За минувшие три года ничего не изменилось. Те же стены, выкрашенные в цвет топленого молока, те же будо-маты на полу, те же спортивные тренажеры и силовые комплексы.
        - Снимай рубашку, - приказал Аркадий.
        Они стояли рядом с высокой, до потолка, шведской стенкой с круглыми деревянными перекладинами.
        - Зачем?
        - Давай без разговоров.
        - Так ты вроде поговорить как раз и приглашал, - улыбнулся Герман.
        - Снимай рубашку.
        Пожав плечами, он снял рубашку и бросил на ближайший тренажер.
        Аркадий оглядел его с головы до ног - высокая худощавая фигура в темно-синих джинсах и темно-синей футболке, перепоясанная черным кожаным ремнем, - и вытащил из кармана брюк два куска веревки.
        У Германа глаза полезли на лоб.
        - Ты что, собираешься меня…
        - Уже страшно?
        Они смотрели друг другу в глаза.
        - Нет, - ответил Герман после паузы. - Скорее странно.
        - Давай заключим сделку. - Аркадий подтолкнул его к шведской стенке. - Ты исполнишь мой маленький каприз, а я не стану рассказывать полиции о схватке Леонида с Николаем, во время которой Николай остался жив только потому, что Леонида вовремя оттащили.
        Герман не шелохнулся.
        - Имя Геннадия Болотова тебе ни о чем не говорит? - продолжал Аркадий, внимательно наблюдая за его лицом. - Ага… так я и думал.
        Не говоря ни слова, Герман стал спиной к шведской стенке, поднял руки, взялся за перекладину над головой. Мышцы его напряглись, позвоночник изогнулся. А когда Аркадий, подойдя вплотную, накрепко прикрутил его запястья к перекладине, сделал глубокий вдох и задержал дыхание, точно собрался нырять.
        - Ну, вот. - Аркадий отступил на несколько шагов и взглянул на беспомощного Германа уже по-другому. С настоящим интересом. - Теперь поговорим.
        - Для этого не обязательно было привязывать меня к лестнице.
        Дружелюбная, понимающая улыбка.
        - Что произошло на Большом Красном озере?
        Взгляд Германа - усталый, чуть отрешенный, - скользил по крашеным стенам, по пластиковым оконным рамам, по нелепым силуэтам тренажеров. Жесткие деревянные перекладины врезались в спину. Неприятно. Если же попробовать отстраниться, то возрастет нагрузка на плечи, которые и без того уже затекли.
        - Я рассказывал об этом уже тысячу раз.
        - Меня интересует не то, о чем ты рассказал, а то, о чем не рассказал.
        - Да? - По губам Германа скользнула ироничная улыбка. - А если я и сейчас не расскажу?
        - Я подожду. Времени у меня предостаточно.
        Просто стоять с поднятыми руками. Ты стоишь, а твой обвинитель ждет. Здорово придумано.
        - Ладно. - Герман собрался с мыслями. - Регина нырнула и не вынырнула. Леонид нырнул за ней. Нырнул раз, другой, третий. Потом крикнул нам…
        - Нет, нет. - Аркадий сделал нетерпеливый жест рукой. - Меня интересует другое. Почему она не вынырнула?
        - Не знаю.
        - Что с ней случилось?
        - Может, судорога? Вода была довольно холодная. Ну, ты знаешь, вода здешних озер…
        - Что с ней случилось, Герман?
        - Не знаю, черт побери! Я в лодке сидел. Почему бы тебе не спросить Леонида?
        И ведь Аркадий ничего с ним не делал! Просто привязал.
        - Потому что он здесь ни при чем.
        - А я при чем?
        - Вот. - С видом сыщика, предъявляющего неопровержимую улику, Аркадий извлек из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо рисунок, развернул и сунул под нос Герману. - Вот при чем.
        Тот посмотрел на рисунок.
        - И что?
        - Это я тебя спрашиваю. Что, Герман? Что? - Аркадий потряс рисунком. - Что ты сделал?
        - Ты намекаешь на то, что я утопил ее при помощи черной магии? - помолчав, спросил Герман. - Док, ты в своем уме?
        - Я не имею в виду традиционную вредоносную магию, - мрачно ответил Аркадий. - Протыкание иглами тряпичных кукол и все такое. Но ты очень сильный медиум[19 - Медиум (лат. medium - середина, центр) - человек с необычными способностями к сверхчувственному восприятию; посредник между обыденной реальностью и миром неосознанного.], Герман. И я ни минуты не сомневаюсь, что ты способен осуществить… психическую атаку, например.
        - Психическую атаку, - ошеломленно повторил Герман. - Как же я ее осуществляю?
        - Именно это я и хочу знать. Расскажи мне. О чем ты думал, наблюдая за ней во время купания? Что делал? Что говорил? И этот рисунок… Полагаю, что в процессе рисования ты открываешь - не всегда, но часто, - некое пространство, в котором могут происходить желаемые для тебя события.
        - Четвертое измерение? Док, ты что курил с утра?
        Аркадий покачал головой.
        - Так дело не пойдет. Может, мне уйти и оставить тебя здесь часа на два или три?
        - Интересное предложение.
        - Учти, даже если ты признаешься, что отправил ее на дно силой мысли, я не планирую ничего предпринимать в связи с этим. Я просто хочу знать.
        - Караул, спасите, - в ужасе произнес Герман. - Этот человек сумасшедший.
        Об их экстремальных развлечениях Нора узнала только на следующий день. Повидаться с Германом раньше половины одиннадцатого ей не удалось. Зато удалось повидаться с Леонидом, когда тот выходил от доктора Шадрина, из его конторы в Белом доме. И было это в четыре утра. Какая сила привела его туда и чем он там на пару с доктором занимался, выяснилось позже, во время прогулки по территории кремля.
        Фаина шире распахнула створку окна и выглянула наружу. Посмотрела направо, налево. После того, как Галя услышала щелканье дверного замка посреди ночи, она предпочитала выпускать своего любовника через окно.
        - Никого нет. Иди.
        Леонид спрыгнул с подоконника на террасу. Особо не таясь, вошел в Барак через главный вход и остолбенел при виде сидящего в кресле Аркадия. Тот поманил его указательным пальцем.
        - Не спрашивай, где я был, - предупредил Леонид, - иначе нарвешься на грубость.
        - Я знаю, где ты был. Об этом я и хочу с тобой поговорить. - Аркадий встал и направился к двери. - Иди за мной.
        Брови у Леонида поползли вверх.
        - Я не ослышался? Ты хочешь поговорить о…
        С невнятным возгласом досады Аркадий подтолкнул его в спину.
        - Шагай, блондин. И учти: сегодня у меня был тяжелый день, и разводить с тобой церемонии я не намерен.
        Выслушивать докторские претензии предстояло в конторе. Леонид оказался здесь впервые, но особого любопытства не обнаруживал. Просто сидел и ждал, когда же Аркадий приступит к делу.
        - Я рад, что с твоей потенцией все в порядке, - заговорил Аркадий, усаживаясь напротив. - Сам знаешь, из-за джанка с этим делом бывают проблемы. Но если Фаина интересует тебя исключительно как половой партнер, то лучше прекратить это прямо сейчас. Возьми любую другую. Такому, как ты, ни одна не посмеет отказать.
        Леонид смотрел на него, покусывая кончик ногтя.
        - Допустим, она интересует меня как половой партнер. И что с того? Ей нужен мужчина, мне нужна женщина. Со мной она даже имеет оргазм, если тебе интересно. Но это я так, в порядке хвастовства.
        - Поздравляю, - вполне серьезно проговорил Аркадий. - Можешь считать это своим личным достижением. Но когда ты задумаешь перепрыгнуть из постели Фаины в постель одной из ее соседок, действуй с оглядкой, приятель, не расслабляйся, потому что в этом случае, боюсь, она не ограничится прижиганием твоих рук горящей сигаретой. Она не очень-то любит мужчин, если ты заметил. И у нее есть на то свои причины.
        - Она занималась проституцией? - помолчав, спросил Леонид.
        - Вроде того. Ее родные братья, старше на шесть и на восемь лет, больше года держали ее взаперти в собственном доме, за деньги предлагая всем желающим. Собственно, на эти деньги они и жили. Не работали, пьянствовали, наркоманили, а Фаина расплачивалась за это своим телом. По шесть, по семь, по восемь мужчин в день… Ее хорошо кормили, но из дома не выпускали. Это продолжалось год и четыре месяца.
        - Черт бы тебя побрал, док! - Леонид подался вперед, стиснув пальцами подлокотники кресла. - Думаешь, мне нечего вспомнить? - Он перевел дыхание. - Меня не интересует ее прошлое, прибереги эти подробности для суда присяжных.
        - Сделано, - кивнул Аркадий. - Оба братца сейчас мотают срок. В конце концов Фаине удалось сбежать от них, выпрыгнув из окна второго этажа. Она шла без остановки двое суток, по мартовской оттепели в халате, шерстяной кофте, колготках и тапочках, торопясь оставить между собой и родным домом как можно больше километров. Там-то, прямо на дороге, ее и подобрала Лера. Она гостила у своей тетки в Великом Новгороде…
        - Хватит, - вымолвил Леонид.
        - Целую неделю она вообще не произносила ни слова. Только тряслась. И панически боялась оставаться одна в закрытом помещении. Лера спала с ней в одной постели, а я первое время даже близко не подходил. Меня она тоже боялась. Но постепенно привыкла. - Аркадий исподлобья взглянул на Леонида, сидящего в кресле с окаменевшим лицом. - Такие дела, блондин.
        - Прекрати называть меня блондином, - процедил тот.
        - Все тебя так называют.
        - Не все. - Леонид закрыл глаза, посидел так минуту, потом открыл и повернулся всем корпусом к Аркадию. - Ты привел меня сюда не затем, чтобы предупредить, что в случае моей измены Фаина вырвет мне сердце. Это я и без тебя знаю. Ты хотел, чтобы я понял другое: что если сейчас она привяжется ко мне, а после я ее брошу, ее психическое здоровье пострадает. Но я и это без тебя знаю, док.
        Он встал и направился к двери.
        - Леонид! - окликнул Аркадий, не повышая голоса.
        - Разве ты еще не все сказал?
        - Я тебя не отпускал. Вернись и сядь на место.
        Тот взялся за ручку двери.
        - Леонид, - чуть жестче повторил Аркадий.
        - Я спать хочу. Пока, док.
        Аркадий встал из-за стола.
        - Хочешь получить по мозгам? Это запросто.
        Леонид хмыкнул. Глаза его весело сверкнули.
        - Теперь мне, наверно, следует испугаться?
        - Вернись, я сказал.
        - Попробуй меня остановить.
        - Это проще, чем ты думаешь, - промолвил Аркадий. - На днях я имел беседу со своим старым другом, сотрудником УМВД России по городу Архангельску, и он сообщил, что какой-то тип, повадкой больше всего напоминающий частного сыщика, болтался на прошлой неделе по Приморскому району и задавал вопросы про двух парней: брюнета по фамилии Вербицкий и блондина по фамилии Кольцов.
        Не говоря ни слова, Леонид вернулся и сел на прежнее место.
        Аркадий кивнул.
        - Так-то лучше. Поскольку мой старый друг терпеть не может частных сыщиков, особенно когда они позволяют себе шнырять повсюду без его ведома и согласия, он велел своим людям поговорить с ним по душам, а после этого вышвырнуть к чертям собачьим из города. Тебе интересно, что было дальше?
        Леонид не шелохнулся, только сцепил в замок пальцы рук.
        - Мой старый друг прилетел ненадолго на Большой Соловецкий остров, мы встретились в «Кают-компании» и за обедом он спросил невзначай, нет ли среди моих ребятишек кого-нибудь по фамилии Вербицкий или, скажем, Кольцов. Ему-то в сущности наплевать, ведь ими интересуется не полиция, но если эти двое все же нашли себе приют у меня на ферме, а незадолго до этого умудрились так насолить кому-то в Москве, что этот кто-то даже пустил по их следу ищеек, то лично он считает, что мне следует об этом знать.
        - Ты водишь дружбу с правильными людьми, док, - пробормотал Леонид.
        - Это точно. К тому же я наблюдателен и умею складывать два и два. Но вот что хотелось бы знать наверняка. Кому вы с Германом насолили в Москве? Кто мог пустить по вашему следу ищеек?
        Ответа не последовало.
        Держась за край стола, Аркадий подался вперед.
        - Я выяснил, чья дочь была твоей женой. Но вы в разводе уже два с половиной года, причем развелись настолько мирно, насколько вообще возможно, так что этот вариант - претензии со стороны ее семьи - кажется мне сомнительным.
        Леонид кивнул.
        - Кстати, почему вы расстались? По меркам социума вы представляли собой идеальную пару.
        - А вы? - шепотом спросил Леонид, глядя на Аркадия посветлевшими от злости глазами. - Ты и Регина. Почему вы расстались?
        Аркадий выпрямился за столом. Лицо его совершенно не изменилось, только глаза, в противоположность глазам Леонида, стали темными как полированные агаты.
        - Откровенность за откровенность, блондин. Я согласен ответить на твои вопросы, но сначала ты ответишь на мои.
        - Зачем тебе моя откровенность, Аркадий?
        - Ведь ты приехал сюда не просто так, верно? Ты приехал, потому что попал в переплет. Если я буду знать правду, моя помощь окажется более эффективной.
        Некоторое время Леонид молча смотрел на него через стол. Потом глубоко вздохнул и развел руками.
        - Убедил.
        - Итак, кому вы с Германом насолили в Москве?
        На бледном лице Леонида появилась шкодливая улыбка.
        - Андрею Яковлевичу Кольцову.
        - Твоему отцу?
        - Да.
        - Андрей Кольцов - крупный российский предприниматель.
        - С этим трудно спорить, - согласился Леонид.
        Какое-то время оба молчали.
        Аркадий достал из бара бутылку «Арарата» и две коньячные рюмки.
        - Надеюсь, вы не причастны к исчезновению охранника? Вернее, не охранника, а одного из личных телохранителей господина Кольцова. Как его звали?
        - Гена, - равнодушно откликнулся Леонид. - Нет, мы к этому не причастны. - Сделал маленький глоток из рюмки, облизнул губы. - Его до сих пор не нашли?
        - Его никто не ищет. Кольцов-старший заявил об исчезновении, но полицейские не проявили к делу особого интереса. Мужика ведь не пристрелили, не выловили из бассейна с камнем на шее. Он просто исчез. Нет тела - нет преступления. Денег в банке он не хранил, предпочитал наличные. Все его вещи и сбережения исчезли вместе с ним. Он мог просто уехать, не сказав никому ни слова. Многие люди поступают так, чтобы избежать неприятного разговора со своим работодателем. Ни родственников, ни друзей он, похоже, не имел. Во всяком случае, кроме Андрея Кольцова, его никто не хватился.
        - Все это рассказал тебе твой старый друг? - поинтересовался Леонид.
        - Нет. Ему об этом ничего не известно.
        - Ага… Кто-то по твоей просьбе наводил справки обо мне и моих родственниках. Одна из тех ищеек, которых терпеть не может твой друг из УМВД Архангельска. - Леонид, прищурившись, взглянул ему в глаза. - Зачем?
        - Я же объяснил, - мягко произнес Аркадий. - Мне нужна правда. Ты прячешься, я тебя укрываю. Чтобы и впредь укрывать тебя столь же успешно, мне необходимо знать, кто тебя преследует и почему. Какие средства имеются в их распоряжении.
        - Да, профессор, с тобой не соскучишься!
        - Леня, - Аркадий погрозил ему пальцем, - не увиливай. - Закурил сигарету, перебросил пачку Леониду, поставил между ним и собой серебряную пепельницу. - Незадолго до вашего отъезда, или лучше сказать, бегства, в новом двухэтажном доме Андрея Кольцова в Николино, что по Рублево-Успенскому шоссе, состоялась вечеринка. Хозяин отмечал переезд своего семейства в этот недавно отстроенный, отделанный и обставленный дом, дизайн-проект интерьеров которого подготовил Герман Вербицкий. Он же осуществлял авторский надзор.
        - Было дело, - осторожно сказал Леонид. - Ну и что?
        Аркадий помолчал, обдумывая следующий вопрос. Сигарета дымилась у него между пальцев.
        - Герман был в числе приглашенных?
        - Да. Это несложно выяснить.
        - На этой вечеринке вы и познакомились?
        - Да. - Леонид с улыбкой откинулся на спинку кресла. - Ты умеешь допрашивать, док.
        - Ты позволяешь себя допрашивать. А почему позволяешь? Потому что хочешь знать, как далеко я продвинулся в своем расследовании. Мои вопросы представляют для тебя такую же ценность, как для меня - твои ответы. - Он дал Леониду время на осмысление сказанного и добавил: - Герману я тоже задавал некоторые из этих вопросов. Здесь же, в этом кабинете. Хочешь знать, что он сделал? Повернулся и ушел. Его не волнует, что мне известно, что не известно. Ему это безразлично, поскольку он мне доверяет. В отличие от тебя.
        - Значит, ты прижал его первого. Почему?
        - Говорю же, он мне доверяет. Но он отказался посвящать меня в твои секреты, потому что его привязанность к тебе, сукин ты сын, оказалась сильнее доверия ко мне.
        Леонид торжествующе рассмеялся.
        - И что же ты сделал? Допросил его с пристрастием?
        Он думал, что удачно пошутил, но Аркадий сразил его ответом:
        - Да.
        - Что значит «да»?
        - Я допросил его с пристрастием, - подтвердил Аркадий. - Но уже по другому поводу. По поводу происшествия на Большом Красном озере.
        На несколько секунд воцарилось гробовое молчание. Стало слышно, как снаружи по подоконнику застучали капли дождя. Несколько секунд, в течение которых два человека жалили друг друга взглядами, как тарантулы.
        - Что ты с ним сделал? - спросил Леонид изменившимся голосом.
        - Отвел в тренажерный зал и привязал к шведской стенке. Вот так. - Аркадий поднял руки, показывая как. - Ты, конечно, знаешь, что это действенная мера.
        - Ну и?.. Подействовало?
        - Мы еще не закончили.
        - То есть…
        - Да. Он все еще там.
        - Ты грязная сволочь, - отчетливо произнес Леонид.
        - Ну-ну, ты слишком впечатлителен, мой мальчик. Твой партнер ведет себя куда более адекватно.
        - Только не говори, что ты истязаешь его с целью добиться правды. Ты истязаешь его с целью получить удовольствие.
        - В гробу я видел такое удовольствие! - вспылил Аркадий. - Я пока еще в состоянии доставлять и получать удовольствие нормальным человеческим способом. И если бы мне было нужно только это…
        - Ты хочешь его, - перебил Леонид с угрожающей улыбкой, - а я его имею. В хорошем смысле слова. - Он широко ухмыльнулся. - Вот и весь сказ.
        В комнате стало душно. Аркадий настежь распахнул обе створки окна, постоял, держась за подоконник, словно боялся упасть, затем обернулся и мрачно посмотрел на сидящего за столом Леонида.
        - Думаю, в Москве остался человек, который имел вас обоих. В плохом смысле слова. - И передразнил с усмешкой: - Вот и весь сказ.
        - Он в порядке? Надеюсь, ты не травмировал его, доктор.
        - Хорошо, что ты об этом заговорил. - Аркадий выступил из полумрака, но за стол не вернулся. Так и стоял, глядя на него печально и строго. - Я наблюдал за тобой, когда говорил о допросе с пристрастием. - Он покачал головой. - В какой-то момент мне даже показалось, что ты обдумываешь способ, каким можно было бы с наименьшими затратами времени и сил отправить меня на тот свет.
        Леонид молча смотрел на него, полулежа в кресле. Костяшки его пальцев, с силой сжимающих подлокотники кресла, побелели.
        - Слушай меня. Слушай внимательно, Леонид. - Аркадий подошел ближе. - Это важно.
        - Слушаю.
        - Твой друг Герман не очень покладистый тип, верно? Николай и его ребята собирались надавать ему тычков в мужском туалете и все дела. Но поскольку он, по своему обыкновению, принялся изображать Джеймса Бонда, ему прописали кое-что дополнительно. Ты расценил это как личное оскорбление. Ты вышел вместо него против Николая и почти победил. Я видел твое лицо, когда ты пытался придушить Николая ремнем. И знаешь, что я думаю, Леонид? Я думаю, ты бы его придушил, если бы вас не разняли. Ты бы убил Николая Кондратьева. Ты хотел его убить.
        Леонид молчал. По его вискам ползли блестящие струйки пота.
        - Я видел твое лицо тогда, на площадке перед корпусом, и видел здесь, пять минут назад. Одно и то же лицо - лицо человека, готового совершить убийство. Одна и та же причина. И я спросил себя, а что если на той самой вечеринке…
        - Заткнись! - взвился Леонид. - Заткнись, бога ради, док!
        - Принимая во внимание характер Германа, а также слухи о маленьких слабостях господина Кольцова…
        - Заткнись, - простонал Леонид почти без голоса.
        - …в это нетрудно поверить, правда? Николай Кондратьев, чуть не задушенный за насилие над твоим другом. Аркадий Шадрин, фактически приговоренный к смерти за одно упоминание о похожем насилии. Исчезнувший после вечеринки Геннадий Болотов. Заметь, это только догадки.
        Леонид медленно выпрямился. Он почти овладел собой.
        Аркадий дал ему пять минут, после чего продолжил.
        - Повторяю: это только догадки. Плод моего больного воображения. Я не говорил об этом ни одной живой душе и не собираюсь говорить. Также я не опасаюсь никаких опрометчивых действий с твоей стороны, потому что ты неглупый человек, Кольцов-младший, хотя определенная психопатология, конечно, имеет место. Ты ненавидишь меня за мою проницательность и вдобавок ревнуешь ко мне Германа, но при этом отлично знаешь, что если ты убьешь меня, вас уже никто не сможет защитить.
        - Психопатология? - Леонид провел языком по пересохшим губам. - Ты меня ни с кем не путаешь, док? В жизни не встречал большего психа, чем ты.
        В течение получаса они мирно потягивали бренди и болтали о всякой ерунде. Леонид сходил умылся холодной водой и теперь сидел с мокрыми волосами, хрупкий и обаятельный. Что там говорила о нем Лера?..
        Непостижимая тварь, Alien.[20 - Alien («чужой», англ.) - отсылка к научно-фантастическому триллеру Ридли Скотта, сюжет которого выстраивается вокруг жестокого противостояния главной героини и разумного, чрезвычайно агрессивного инопланетного существа.] Абсолютно безнравственный, как инопланетянин. Хотя порой ему удается выглядеть беззащитным.
        - Я ответил на твои вопросы, - напомнил Леонид с тонкой улыбкой, заставившей Аркадия стиснуть зубы. - Твоя очередь, док.
        - О чем ты хочешь узнать?
        - О женщине. Той самой, из-за которой состоялось бегство на Соловки. О Регине Новак. Как долго длилось счастье? С чего все началось и чем закончилось?
        - Чем закончилось, тебе известно, - процедил Аркадий.
        - Я имел в виду…
        - Ладно, я понял. - Он вздохнул. - Регина Новак - профессиональная «dom» из Амстердама. Ее имя есть в списках DDI[21 - DDI - сокращение от «The Domination Directory International» - Международный указатель «доминирующих».]. Тебе это о чем-нибудь говорит?
        - Да.
        Леонид заметил, что Аркадий рассказывает о ней как о живой.
        - Когда мы познакомились, она работала в отделении кардиологии, как и я. Но все время чувствовала, что создана для чего-то большего. Мы прожили вместе около года, после чего она приняла решение. - Аркадий закурил сигарету и снова улыбнулся, глядя ему прямо в глаза. - Даже целых два решения: покончить со своей прежней, скучной и размеренной, жизнью и начать новую, яркую и насыщенную. Ты видел ее интернет-сайт?
        - Нет.
        - Хочешь посмотреть?
        Леонид кивнул.
        Вместе они сидели перед экраном монитора и созерцали прелести госпожи Рене, то затянутой в кожу, вооруженной хлыстом и ошейником, то закутанной в шелка, струящиеся по бедрам, оттеняющие ее белоснежную кожу, то почти обнаженную в пене кружев, соблазнительную и страшную до обморока.
        - Ты еще виделся с ней? До ее приезда сюда, на Большой Соловецкий.
        - Да. Несколько раз. Первый раз - через год после ее отъезда. Я позвонил ей в Амстердам, попросил о встрече, и она согласилась. Я прилетел утренним рейсом, она встретила меня в аэропорту, повезла в отель… - Аркадий сделал небольшую паузу, поглаживая пальцем веко, как будто у него внезапно разболелась голова. - Мы провели там целые сутки.
        - В номере?
        - Правильнее сказать, в постели. Безвылазно, как школьники. Она не раскаивалась и не оправдывалась. Она просто любила меня. Но она была «dom», вот в чем дело. Прирожденная «dom». А я никогда не умел подчиняться. Наутро мы опять поссорились, и я уехал. На этот раз навсегда.
        - Неужели?
        Аркадий тихонько засмеялся.
        - Как бы не так. Теперь уже она позвонила мне, спустя семь или восемь месяцев. И я опять помчался, как ненормальный, в Амстердам. И опять из этого не вышло ничего хорошего, потому что она уже успела привыкнуть к мужчинам, которым нравится подчинение, хотя и презирала их в глубине души. Презирала, но предпочитала иметь дело именно с ними. Они были легкой добычей. В сердцах она бросила мне, что если бы я оказался в ее частном каземате, где она принимает клиентов, она бы научила меня покорности. Смешно, правда? Я смеялся до упаду.
        - Ага… прямо обхохочешься.
        - После этого мы ездили вместе в Европу, но не обсуждали ни казематы, ни уроки покорности. Я хотел, чтобы она забыла этот разговор.
        - Ты решил нанести ей визит в качестве клиента, - догадался Леонид.
        Аркадий кивнул.
        - При условии полной анонимности. Для этой цели я поменял электронный адрес и вступил с ней в переписку - через ее секретаря, разумеется, - чтобы обсудить все детали предстоящей встречи. Это обычная практика, ведь из-за растущего спроса на подобные услуги запись в салоны производится на несколько месяцев вперед.
        - Погоди, я что-то не пойму. Ты что же, собирался заявиться к ней в маске и с фальшивой бородой?
        - Волосы, конечно, пришлось покрасить, - признался Аркадий. И поспешно добавил, увидев выражение лица Леонида: - Оттеночным бальзамом, который после нескольких головомоек исчез без следа.
        - Цвет?
        - Вижу, ты ждешь, когда я скажу «вишня» или «баклажан», чтобы поднять меня на смех. Не дождешься. Банальный черный.
        - Ты настаивал на своем праве сохранить инкогнито. У нее это не вызвало подозрений?
        - Нет. Это в порядке вещей. Меня просветили на так называемой консультации для начинающих, которую я посетил за месяц до планируемого визита. В салоне другой «dom», разумеется. Видишь, я позаботился о том, чтобы не выглядеть полным профаном. Это обошлось мне в сто двадцать пять долларов.
        - Представляю, сколько ты заплатил за сеанс в салоне госпожи Рене.
        - Немало. Но я не мог себе в этом отказать.
        - Понимаю.
        - На стадии переговоров клиент имеет право высказать свои пожелания, и секретарь обязан довести их до сведения госпожи. Учитывая, что услугами «dom» такого класса, как госпожа Рене, пользуются государственные чиновники всевозможных рангов, политические деятели, юристы, банкиры, предприниматели, словом, личности широко известные в масштабах страны, а также популярные актеры, шоумены и так далее, то требование анонимности - одно из тех требований, которые легче всего понять и удовлетворить. - Лицо Аркадия омрачилось, и от Леонида это не ускользнуло. - Нет, у нее не возникло никаких подозрений. Я был самым обычным клиентом, готовым платить за то, чтобы меня опускали. Таким же, как сотни других.
        - Я слышал, - сказал Леонид, подумав, - что «dom» не занимаются сексом с клиентами.
        - Как правило, нет. Мужчина приходит к «dom» не за любовными утехами - для этого существуют проститутки, - а за болью и унижением. Его отягощает чувство вины, избавить от которого может только одно - наказание. Это известно каждому с раннего детства. Ты провинился, ты должен быть наказан. Ты был плохим мальчиком на работе или в семье, и теперь госпожа Рене накажет тебя за твое поведение. И ты снова станешь свободным… до следующего проступка или преступления.
        Он встал, с грохотом отодвинув стул. Прошелся по кабинету. Леонид старался не смотреть на него, чтобы не спугнуть его мысли, а главное - желание и потребность этими мыслями делиться. Вряд ли Аркадий разоткровенничался бы до такой степени, если бы Регина была жива.
        - Мои требования были таковы: на протяжении всего сеанса не снимать с меня маску из эластичного черного бархата; не обнажать меня полностью, даже если некоторые детали одежды окажутся порваны в клочья; задавать только такие вопросы, на которые я мог бы отвечать жестами «да» или «нет»; обеспечить минимальное освещение, предпочтителен колеблющийся свет от пламени свечей. Что касается всего остального, тут я предоставил ей полную свободу.
        - Она могла узнать не только лицо, но и тело, - кивнул Леонид.
        - С того дня, когда она последний раз видела меня в постели, прошло полтора года. За это время я успел сбросить вес и накачать мышцы. Это немного изменило мой внешний облик, - Аркадий издал отрывистый смешок, - но есть вещи, которые не забываются.
        Они обменялись тяжелыми, почти враждебными, взглядами.
        - А голос? Что ты собирался сделать со своим голосом? Нажраться мороженого и охрипнуть?
        - Я не собирался разговаривать с ней.
        Леонид посмотрел на него как на сумасшедшего.
        - Но ты отдал себя в руки «dom». Игры с властью…
        - Ты не то хотел сказать.
        Леонид нервно облизнул губы, что придало ему сходство с голодным вампиром. Гладкая кожа лица при скудном освещении казалась алебастровой.
        - Ты отдал себя в руки «dom». Тебе предстояло изображать одного из тех мужчин, которые приходят к ней в поисках боли. И этой самой болью, в соответствии с твоими пожеланиями, она должна была накормить тебя досыта. На все деньги. Я прав? Ага… Так при чем тут разговоры?
        Аркадий ответил не сразу. Но все же ответил.
        - Я думал об этом. - Медленно вытянул из пачки сигарету, прикусил зубами. - Изменить тембр своего голоса я никак не мог. А Регина - она слишком хорошо его знала. Стоило мне крикнуть или сказать хоть слово, и никакая маскировка не спасла бы меня от разоблачения. Я думал об этом, Леонид. Но у меня не было выбора.
        - Он у тебя был, - процедил тот сквозь зубы.
        Аркадий терпеливо улыбнулся.
        - Она узнала тебя? - спросил Леонид.
        - Нет.
        - Вот сука!
        Тот лишь пожал плечами.
        Леонид взял рюмку, попробовал поднести к губам, но рука у него задрожала, и он, бросив на Аркадия быстрый взгляд исподлобья, торопливо поставил ее на край стола. Сцепил пальцы на коленях.
        Разумеется, тот понял, что произошло.
        - Все еще штормит временами без продукта?
        - Бывает.
        - Знаешь, что я сделаю с тобой, если ты вмажешься? Если ты вмажешься хоть раз.
        - Знаю. Ты говорил. Посадишь на цепь и будешь мордовать каждый день до потери сознания.
        - Думаешь, я на это не способен?
        - Думаю, способен.
        - Будет жаль, если такой чертовски красивый парень сдохнет от передозировки.
        - Правда? - Леонид прищурился. - Но я же не в твоем вкусе, док. Я в общем-то человек слабый. А ты любишь неуправляемых, стремных… как Герман.
        - По-твоему, он неуправляемый?
        - А по-твоему?
        - Смотря как взяться за дело.
        Это заявление рассмешило Леонида, но комментировать его он не стал. Сейчас его занимала не история любви Аркадия и Германа, а история любви Аркадия и Регины.
        - Тебе понравилось то, что она с тобой делала?
        - Нет. Но я это оценил. Я понял, что она профи.
        - И она не узнала тебя, - пробормотал Леонид. - Мужчину, с которым столько раз ложилась в постель.
        - Нет, не узнала. Я постарался, чтобы этого не произошло.
        - А потом… позже… ты дал ей понять, что под маской был ты?
        - Да.
        - Как скоро?
        - На следующий день. Я позвонил ей из отеля, сказал, что нахожусь в городе проездом и хочу повидаться с ней. А когда она приехала, я разделся, и она получила возможность полюбоваться на дело рук своих. Вот тогда-то она меня и узнала. Это была бесподобная сцена. Я стоял посреди комнаты в чем мать родила, а она ходила вокруг в кружевном корсете и лакированных туфлях на каблуке, разглядывая меня так, будто видела впервые. А потом набросилась на меня с кулаками, визжа и ругаясь, как пьяный матрос.
        Леонид привстал, глядя на него широко раскрытыми блестящими глазами.
        - У вас был секс? После визга, метания мелких предметов и прочих упражнений.
        - А ты как думаешь? - невозмутимо отозвался Аркадий.
        Она набросилась на него с визгом. Рассвирепела, осознав, что ее провели. Аркадий - человек, которым она привыкла манипулировать, - вывернул ее, словно старый пододеяльник, и изнанка стала лицом. Какой кошмар.
        - Эта была последняя ваша встреча? В смысле…
        - До ее приезда на Соловки? Последняя.
        - Она звонила тебе? Писала?
        - Нет.
        - А ты ей?
        - Нет.
        - Здесь, на Соловках, у вас был секс?
        - Нет. Мы встречались несколько раз, это правда. Но секс у нее был только с тобой.
        Пауза. Шелест дождя за окном.
        - Когда это случилось? - спросил Леонид, медленно вращая стоящую перед ним рюмку с глотком бренди на донышке.
        - Что? Сеанс у госпожи Рене? - Аркадий помедлил с ответом. - Три года назад.
        Леонид оторвался от созерцания рюмки.
        - После отъезда Германа с фермы?
        - Хм… интересная параллель.
        Леонид придвинулся к экрану монитора.
        «Салон госпожи Рене. Жесткое связывание, настоящее и полное порабощение, строгие наказания, развитая садомазохистская техника на любой вкус, консультации для начинающих. От 100 до 500 долларов за час. Будем рады посетителям любого пола и сексуальной ориентации». Черные, распущенные по плечам, волосы. Зеленоватые кошачьи глаза.
        Что-то мне все это напоминает, братья мои.
        - Ты сказал «я разделся, и она получила возможность полюбоваться на дело рук своих». Потом ты вернулся на ферму, и Лера тоже получила такую возможность? Полюбоваться на дело рук госпожи Рене.
        Аркадий закурил еще одну сигарету. Комната, вся в сизом дыму, напоминала декорацию к антиутопии вроде «Бегущего по лезвию». Холодный рассеянный свет. Пепельница переполнена.
        - А вот это, дружище, не твоего ума дело. Ты ведь тоже ответил далеко не на все вопросы, хотя утверждал, что на все.
        - Быть может, ты неверно формулировал свои вопросы. Чтобы я не догадался, в какие сферы простирается твой подлинный интерес.
        - Предлагаешь вернуться к этому?
        - Не возражаю, скажем так.
        Аркадий нахмурился, не спуская с него глаз.
        - Что произошло на той вечеринке?
        - Ну вот, опять. - Леонид издал тягостный стон. - На той чертовой вечеринке произошло столько всего, что я не знаю, с чего начать и чем закончить. Задай конкретный вопрос и получишь конкретный ответ.
        Конкретный вопрос немедленно прозвучал:
        - Андрей Кольцов домогался Германа?
        - Да.
        - Применял силу?
        - Не сам, но… да.
        - Получил что хотел?
        - Нет.
        - А ты когда-нибудь подвергался сексуальным домогательствам со стороны своего отца?
        Леонид кивнул, не пряча глаз.
        Аркадий молчал, поглаживая теперь не веко, а висок. Пробовал представить Германа, оказывающего сопротивление сластолюбивому бизнесмену? Германа, складывающегося пополам от удара кулака его личного телохранителя?
        - Ладно, - со вздохом произнес Аркадий, подводя итог сказанному. - Ты вел себя так честно, как только мог. Думаю, на этом можно закончить. - Покосился на сидящего неподвижно Леонида. - Еще вопросы ко мне?
        - Ты считаешь, что это я убил Регину?
        - Нет. Знаешь почему? Потому что ты договорился с Григорием Касьяновым, чтобы он свозил вас на Большой Заяцкий. Не думаю, что ты настолько хитер, чтобы договориться об экскурсии с единственной целью отвести от себя подозрения.
        - Ты меня недооцениваешь, док! Я очень хитер и коварен.
        Аркадий скорчил гримасу.
        - Ладно, блондин, проваливай. Ты хорош только в небольших дозах.
        Зевнув, Леонид расправил плечи, встал, сделал несколько шагов и вдруг стремительно обернулся, оказавшись лицом к лицу с Аркадием, который подошел отпереть дверь.
        - Возьми меня вместо него.
        Воздух между ними вскипел, как вода электрическом чайнике.
        - Еще один Джеймс Бонд.
        - Я серьезно!
        Сжав зубы, Аркадий распахнул дверь и вытолкнул его в коридор.
        Извертевшись под одеялом, Нора встала, накинула халат и, выглянув из своей комнаты, шепотом чертыхнулась. Под дверью докторского кабинета светилась золотистая полоска. Прислушавшись, она уловила голоса. Один, несомненно, принадлежал Аркадию. Другой… другой был слишком тихим, чтобы опознать обладателя.
        Босиком Нора проскользнула на кухню, налила себе холодного чаю. Выпила, отрешенно глядя в окно. И тут дверь кабинета скрипнула, отворяясь - доктор прощается с ночным гостем? - и с негромким стуком захлопнулась вновь. Может быть, это…
        Нора метнулась в коридор и угодила прямиком в объятия Леонида.
        - Тс-с… - прошипел он.
        Ей удалось не завизжать. Возможно, потому что сердце подпрыгнуло аж к самому горлу и там застряло.
        - Он держит Германа в тренажерном зале, - шепнул Леонид, сжимая ее дрожащую руку своей дрожащей рукой. - Беги к Лере, придумайте что-нибудь. У меня нет рычагов воздействия.
        И, выпустив ее, молниеносно исчез.
        Голова у Нора стала тяжелой от мыслей, которые к тому же образовали внутри черепной коробки свистящий смерч. Держит Германа в тренажерном зале? Аркадий? Но зачем?
        Поскольку намечался визит к доктору Шадрину, она сперва сменила халат на джинсы и футболку. Затем поскреблась в дверь сестриной спальни и, не дожидаясь ответа, вошла.
        Лера тут же села в постели.
        - Нора?
        - Хорошо, что ты не спишь. Одевайся.
        - Что случилось?
        Но, задавая вопрос, она уже тянулась за спортивными брюками, висящими на спинке стула.
        - Только что в коридоре я столкнулась с Леонидом. Он выходил от Аркадия.
        - И что?
        - Он сказал, что Аркадий держит Германа в тренажерном зале и что нам с тобой следует принять меры для его освобождения.
        - О господи…
        - Я бы сказала иначе. Черт подери!
        Аркадий сидел на краю стола и курил, пристроив пепельницу между ног. Появление парламентеров его как будто не удивило. Или не удивление уже не осталось сил.
        - Аркадий, что происходит? - заговорила Лера. - Мы же, кажется, договорились…
        - Ничего, - ответил он хриплым шепотом, заставившим обеих сестер вздрогнуть. Кашлянул и повторил уже спокойнее: - Ничего.
        Беглым взглядом Нора окинула помещение. Измятая пачка сигарет, переполненная пепельница, две пустые коньячные рюмки, любительские фотографии в простых деревянных рамках. На подоконнике - высушенный до состояния гербария венок с головы Германа-Диониса. Внимание ее привлекла одна из фотографий. Несколько человек на фоне кирпичной стены гаража, среди них Герман и Лера. Герман обнимает Леру, слегка прижимая к себе. Ему двадцать четыре. Ничего особенного, просто смазливый мальчишка. Его красота еще не стала роковой.
        Увидев, куда она смотрит, Аркадий усмехнулся:
        - Он в полном порядке. При всей своей наглости.
        Нора еще не придумала что сказать, как Лера шагнула вперед.
        - Кончай это дерьмо!
        Он перевел на нее взгляд своих усталых покрасневших глаз.
        - Какое?
        - Сам знаешь какое. - Голос ее звучал холодно и строго. Нора уже и забыла, что она способна говорить так. - Кто дал тебе право казнить и миловать?
        - Я хочу знать правду. Только и всего.
        - Правду? С чего ты взял, что он тебе ее скажет? А если скажет, то это будет именно правда. - Она немного помолчала, вглядываясь в его лицо. - Аркадий, ты дурак. Ни один человек не знает точно что собой представляет. Устроил тут охоту на ведьм!
        - Я должен был догадаться, - кивнул Аркадий, - что вы дружно встанете на защиту своего героя.
        - Ты ни черта не понимаешь.
        - Нет, это ты не понимаешь, моя дорогая. Никто из вас не понимает. Его эффектная внешность застит вам глаза. Вы все глупеете, глядя на него.
        - Аркадий! Да очнись же, наконец!
        Он прервал ее движением руки.
        - Вам нравится его красивое лицо, его красивое тело… его равнодушие, его беспринципность. Непревзойденная элегантность, с которой он швыряется сердцами. Думаешь, он способен на дружескую или любовную привязанность?
        - Он привязан к Леониду. И он был привязан к Даниле.
        - Да? Что ты знаешь об этом? В тот день, когда мы потеряли Данилу, он до позднего вечера не выходил из своей комнаты и не отзывался на стук. Но в конце концов мне все же удалось подобраться к нему. Он лежал на кровати, курил и читал книгу. Хочешь знать, какую? «Жюльетту» маркиза де Сада.
        - В твоем возрасте пора уже научиться называть вещи своими именами, - сказала Нора, чувствуя, что терпению ее приходит конец. - Ты влюблен в Германа, но считаешь это недопустимым, поэтому не позволяешь себе проявлять даже простую человеческую симпатию. Трусишь и срываешь это на нем. И поделать со своей якобы позорной привязанностью ничего не можешь из-за редкостного внешнего сходства Германа с Региной, которая подвернулась тебе раньше. И приписываешь ему - что, наверное, хуже всего, - ее личные качества.
        У доктора Шадрина отвалилась челюсть.
        - Также полагаю, - продолжала Нора, глядя на его мужественное лицо шерифа из спагетти-вестернов, - что в глубине души ты благодарен судьбе и случаю за гибель Регины Новак. Теперь она навсегда останется твоей Великой Любовью, Великой Драмой твоей жизни, при том, что тебе уже не надо делать выбор между двумя женщинами. Трагедия на Большом Красном озере положила конец твоим мучительным колебаниям - остаться с Лерой или бежать за Региной. - Она перевела дыхание. - В самое ближайшее время мы покинем твой гостеприимный дом, а сейчас давай сюда ключ. Да-да, ключ от тренажерного зала.
        Почувствовав на себе взгляд сестры, она повернула голову. Лера смотрела на нее с благодарной улыбкой, в глазах ее стояли слезы.
        Аркадий слез со стола. Возле самой двери остановился.
        - Ложитесь обе спать. Это наши дела. И не смотрите на меня, как на людоеда. Ничего я ему не сделаю. Нора… - Беглый взгляд через плечо. - Можешь позвонить ему минут через десять, убедиться, что он жив и здоров.
        Рука на щеке. Горячая сильная рука мужчины.
        Герман отвернулся, стиснув зубы.
        - Сейчас я развяжу узлы, и ты сможешь опустить руки, - зазвучал совсем рядом голос Аркадия. - Будет больно. Если ты закричишь, я не стану тебя презирать.
        Закричишь… Да он чуть не спятил, чуть не выпрыгнул из штанов, а крика своего, если таковой и прозвучал, не услышал вовсе, потому что боль оглушила его, заменив звуки на широкоформатное объемное изображение разверзающегося ада.
        - Все, все. Расслабься.
        Герман почувствовал, что сидит на корточках. Ладонь Аркадия упиралась ему в грудь.
        - По правде говоря, я не ожидал, что ты это выдержишь.
        Со лба по щекам стекали горячие струйки пота. Руки, включая самые кончики пальцев, мелко дрожали.
        Он облизнул пересохшие губы.
        - Смотря что ты подразумеваешь под словом «выдержать».
        - Выдержать значит не сойти с дистанции.
        - А… - Герман попробовал пошевелить кистью правой руки. - Ты еще не все перепробовал, amigo. Есть масса вещей, которых я выдержать не могу.
        Дождавшись восстановления нормального сердечного ритма, он выпрямился и при слабом свете, проникающем с улицы, осмотрел свои руки. На запястьях красовались припухшие лиловые ссадины.
        Из кармана рубашки, висящей на тренажере, донеслись трели.
        - Это Нора, - сказал Аркадий. - Ответь.
        Морщась от боли, Герман расстегнул клапан кармана и выцарапал смартфон.
        - Да, Нора… все в порядке, да… я тебя умоляю… он псих, но не подлец… не надо… до завтра, целую.
        - Она сказала мне, что в самое ближайшее время вы покинете мой гостеприимный дом, - произнес Аркадий, наблюдая сражение с рубашкой, - но не уточнила, кто это «вы». Вы вдвоем или вы втроем? Да, я имел беседу с твоим другом… Он прояснил ситуацию с вечеринкой, после которой исчез личный телохранитель Андрея Кольцова.
        - Мне будет спокойнее, если Леонид еще некоторое время поживет здесь, в Новой Сосновке. Он сказал, что его подсадили на дурь по приказу Кольцова-старшего?
        - Нет. Этого он не сказал.
        - Ну, так знай.
        - Пусть поживет здесь. Я не возражаю.
        - Спасибо. - Герман повернулся и устремил взгляд ему в лицо. - Дверь открыта?
        Аркадий отвечал ему таким же пристальным взглядом.
        - Герман, ты в курсе, что я тебя… мм… речь не о социально неодобряемых желаниях.
        - Я в курсе, - ответил спокойно Герман.
        Тот слегка поежился, но глаза не отвел. На лбу его заблестели мелкие капельки пота.
        - Это не кажется тебе смешным?
        - Нет. Ты вроде не анекдоты мне рассказываешь.
        - Некоторым показалось бы, что это звучит как анекдот.
        - Значит, я из других «некоторых».
        Они помолчали.
        - Ладно, - сказал наконец Герман, - я пошел.
        Опять, как в самом начале разговора, Аркадий извлек из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо рисунок.
        - Возьми. Это твое.
        - Не хочешь оставить себе?
        - Нет. - Он вымученно улыбнулся. - Пожалуй, это для меня чересчур.
        - Как говорил мой старенький учитель, для каждого найдется гвоздь, на котором он повиснет.
        - Про мой гвоздь ты теперь знаешь.
        Глаза Германа блеснули, и на миг доктор увидел в хризолитовом столпе огненном то существо с черными молниями на щеках, которое стояло на краю площадки, где его друг бился с его врагом, и держало открытым канал связи между этим миром и миром иным.
        - Не беспокойся, док. Я никому не скажу.
        16
        Когда Леонид объявил, что в Соловецкий монастырь они отправятся вчетвером, Лера молча выдала ему ключи от «Нивы» и пошла по своим делам. На вопрос Норы, кто будет четвертым, Король Мечей ответил с обворожительной улыбкой: «Надя… то есть, Фаина». Икнув, Нора посмотрела на Германа. Тот пожал плечами.
        Через двадцать минут к гаражам подошла Фаина - или Надя?.. в связи со всеми этими трансформациями Нора чувствовала себя совершенно сбитой с толку, - в узких светлых брючках и облегающей бирюзовой футболке с тонким кружевом по краю горловины, которая чрезвычайно освежала ее лицо. Подошла, поздоровалась со всеми и отдельную улыбку адресовала Леониду. Улыбку под названием «у нас на двоих есть маленький секрет».
        Ну и дела! Ну и развороты!
        Однако близится полдень, так что по местам - и вперед.
        Герман ведет машину, Нора сидит с ним рядом, а эти двое воркуют сзади.
        - Я уже и забыла, какой он красивый, наш остров… с ума сойти.
        - Ты когда последний раз выходила за ворота?
        - Ленька! Не смейся надо мной!
        - Я не смеюсь, я улыбаюсь.
        - А улыбаешься почему?
        - Потому что мне нравится на тебя смотреть.
        Оба запястья Германа тщательно забинтованы, чтобы скрыть от чужих любопытных глаз синяки, оставленные веревками. Нора не отказалась бы узнать, какие чувства испытывал доктор Шадрин, накладывая повязку. И какие чувства испытывал Герман, подставляя руки - сначала под веревки, потом под бинты.
        Вообще она много чего не отказалась бы узнать…
        Что если Леонид исполнил не ее желание, которое она загадала в лабиринте, и не собственное, которого, возможно, не осознавал (с другой стороны, что-то же побудило его пообещать Лере, что все образуется), а… желание Германа? И только Германа. Что если он вообще сделал это - неважно что именно, - не по своей воле?
        В отличие от египетских фараонов и семитских царей, верховный король Ирландии не был жрецом, он не осуществлял религиозных функций.
        Это же его слова, так?
        Нора сама постоянно поддразнивала Германа, называя друидом, но ведь в каждой шутке… Что если Герман - ну, как бы это сказать, - манипулирует энергиями? Неявным образом подчиняет волю окружающих.
        Боже, ну и бред.
        Но… но. Аркадий так и не задал Леониду вопроса о том, что случилось на Большом Красном озере, хотя минувшей ночью у него была прекрасная возможность сделать это. Он задал свой вопрос Герману. Не потому ли, что в глубине души был уверен в том, что даже если Регину удержала под водой рука Леонида, руку эту направляла воля Германа?
        - Что конкретно тебя интересует? - спрашивает Герман, прежде чем припарковаться неподалеку от Святого озера. - Мощи преподобного Германа Соловецкого? Инженерное и архитектурное решение построек, составляющих ансамбль Соловецкого монастыря?
        - Не пугай меня такими формулировками, - отвечает, содрогнувшись, Нора. - Я хочу и первое, и второе, и третье.
        - Всего и побольше, - смеется он, маневрируя на стоянке. - Как же я мог забыть.
        В пределах крепостных стен предсказуемо происходит разбиение на пары. По мнению Норы, созерцание икон и мощей есть дело интимное, не терпящее присутствия посторонних. По мнению Надежды, присутствие Германа Вербицкого способно загубить любое дело, интимное в особенности. В результате Нора и Герман начинают осмотр с Никольской церки и Ризницы, а Надежда и Леонид - с Успенской церкви и Трапезной палаты. Через час компания воссоединяется в Спасо-Преображенском соборе.
        Но до этого Герман успевает спросить:
        - Как самочувствие? Преподобный не намекает, что тебе здесь не рады?
        - Нет, все нормально. - Нора уже и забыла о своих опасениях. - А тебе не намекает?
        - Мне? Человеку, который вложил столько времени и сил в архитектурные обмеры и составление проектной документации для реставраторов?
        И правда. Она уже заметила, что с Германом то и дело здороваются какие-то люди. Наверное, те самые реставраторы, такое предположение напрашивалось само собой.
        Заметила она и другое. Переступая порог храма или останавливаясь перед иконами, он не осенял себя крестным знамением, как большинство туристов.
        - Ты не крестишься в храме?
        - Нет.
        - Почему? Ты не веришь в бога христиан? А во что веришь?
        В глазах его скачут зеленые чертенята.
        - В психоанализ.
        Осмотрев великолепный иконостас Спасо-Преображенского собора, облазив изнутри все, что можно было облазить, и обойдя снаружи все, что можно было обойти, они выходят на улицу, поворачивают направо, потом еще раз направо и останавливаются, чтобы сделать по глотку воды из пластиковой бутылки, которую припасла Нора.
        - Итак, дорогие дети, - заводит свою песню Герман, промочив горло. - Перед вами Успенская церковь с Трапезной, первое каменное сооружение на Большом Соловецком острове. Строительство ее началось в 1552 году и закончилось в 1557…
        - Кто-нибудь, отрежьте ему язык, - стонет Леонид.
        Не обращая на него ни малейшего внимания, Герман продолжает:
        - Взгляните на основание стены, сложенное из природного камня. И затем - на остальную ее часть, сложенную из кирпича. Почему так? Неужели монахи запланировали отстроить из валунов весь цокольный этаж, но, помыкавшись некоторое время с их доставкой на строительную площадку, плюнули на это дело и увенчали валунное основание кирпичной кладкой? Нет и еще раз нет. Вес нижних камней достигает десяти тонн. Для того, чтобы сдвинуть их с места, необходимы усилия двухсот человек и множество крепких канатов, которых в то время у монахов еще не было. Лен, конопля и липа на острове не растут. Пеньку почти в полном объеме скупали англичане. Того, что удавалось перехватить монастырю, едва хватало оснастить такелажем суда да изготовить сети для ловли рыбы. Канатное производство только в XIX веке организовал игумен Геннадий.
        - Ты хочешь сказать, - уточняет Надежда, с любопытством разглядывая фрагмент стены, - что валунное основание уже было? До того, как монахи приступили к строительству монастыря? Но не с неба же оно свалилось, правда? Все равно это дело человеческих рук. Или не человеческих? Кто были эти древние строители? Инопланетяне?
        - Да, валунное основание уже было. И основание стен церкви, и основание ограды монастыря. Кто были эти древние строители, до сих пор не известно. Но лично я не думаю, что инопланетяне. Есть же апокрифические легенды о расе гигантов…
        - Дочеловеческая раса? - оживляется Леонид. - Да, точно! У кельтов тоже есть подобные легенды.
        - Строго говоря, в мифологиях всех пяти континентов содержатся упоминания об исчезнувшей цивилизации исполинов. И на всех пяти континентах имеются архитектурные сооружения, которые могли быть возведены только исполинами. - Друг за другом они поднимаются на крепостную стену, и там, наверху, Герман продолжает свой рассказ. - Также можно задаться вопросом, где жили в то время монахи и строители церкви. В отсутствие крепостной ограды жить на перемычке между морским заливом и Святым озером в холодное время года невозможно. Опять мы приходим к тому, что основание ограды уже было. - Он стоит лицом к воде, холодный порывистый ветер треплет его темные волосы и полы расстегнутой клетчатой рубашки, накинутой поверх белой футболки. - Согласно монастырским описям, в начале XVII века монахи проживали в шестидесяти деревянных отапливаемых кельях, размещенных по периметру крепости, по четыре человека в каждой, причем многие кельи пустовали, то есть, численность обитателей монастыря в то время не превышала двухсот сорока человек.
        - Расскажи про подземные каналы-ходы под Соловецким монастырем, - просит Леонид, забыв о своем недавнем желании лишить рассказчика языка.
        - Хм, да… - Герман смущенно улыбается. - Помнится, мы спускались туда с Аркадием. От красной избушки, прикрывающей авант-камеру рядом с Архангельской башней. Бродили там часа полтора. Стремно. Один я бы ни за что не пошел.
        - А со мной? - щуря глаза от солнца, спрашивает Леонид. - Пошел бы?
        - Конечно. Заходить не обязательно отсюда. Можно со стороны моря в Обводный канал. Главное не заблудиться и не свернуть себе шею. Там есть места, требующие хорошей спортивной подготовки. Туристов туда, разумеется, не водят.
        Ну вот, еще одна грань бриллианта. Он спускался под землю в компании доктора Шадрина. Не удивительно, что теперь они не могут ни вместе, ни врозь.
        Подойдя вплотную, Нора берет его под руку жестом собственника. Ей хочется поговорить о его «схождении в Ад». Он, судя по всему, не возражает.
        - Так это было скорее трудно или скорее страшно?
        - И трудно, и страшно, моя дорогая. Многие каналы вследствие размыва грунтов находятся в аварийном состоянии. Ну, и зрелище валунных сводов, нависающих над самой головой, тоже храбрости не добавляет.
        - Для какой же цели были сооружены эти каналы? Что это такое вообще?
        - Гидросистема Соловецкого монастыря. Сооружение ее началось в XVI веке при игумене Филиппе. В начале XX века она была отчасти реконструирована. С какой целью? Чтобы обеспечить монастырь питьевой водой и водой, необходимой для работы механизмов, таких как пилорама, мельница, гидроэлектростанция, сухой водоналивной док.
        - И кого из вас посетила эта блестящая мысль - спуститься под землю?
        - Аркадия. Он пришел ко мне и сказал: «Я хочу погулять под монастырем. Ты со мной?» И я ответил: «Да».
        - А зачем, как думаешь, ему это понадобилось?
        - Подземные воды, мрак, тишина, темнота… Многим это бывает нужно в определенные моменты.
        - И риск?
        - Ну… в общем, да.
        Стоящая рядом Надежда бросает на них смятенные взоры и после минутных колебаний берет Леонида под руку. Точно так же, как Нора взяла Германа. Леонид грациозно склоняется к ней, целует в щеку. Они смотрят друг на друга, не отрываясь… Чтобы не думать о том, что ждет их впереди, Нора предлагает Герману дойти по стене до следующей башни.
        - Веселый у тебя в этом году отпуск, - говорит Герман, косясь на нее уголками глаз.
        - Да уж… Что ты собираешься делать дальше?
        - У меня здесь работа, Нора, поэтому я останусь на острове по крайней мере до октября. Сниму жилье в поселке или номер в маленьком, тихом, не особо роскошном отеле. Это не проблема. А ты? Что ты собираешься делать дальше?
        - Вернусь в Москву, конечно. У меня там работа. - Улыбаясь, она протягивает руку и убирает со лба Германа длинную темную прядь волос, которая лезет ему в глаза. - Но, может быть, мы еще встретимся, друид. Если захочешь ты, если захочу я, если захотят боги.
        Осталось еще одно.
        Большой Заяцкий остров, безлюдный и продуваемый холодными ветрами, кажется погруженным в глубокий волшебный сон. На примятой траве перед входом в лабиринт сидят, скрестив ноги, трое.
        Леонид грызет травинку и с беспокойством оглядывается по сторонам, как будто ждет появления призрачного воинства как минимум. Но вокруг только камни, трава, земля да мутные неспокойные воды Белого моря.
        Герман хранит молчание и почти не шевелится. Он думал, Нора решила вернуться на остров, чтобы повторно пройти втроем через лабиринт и разбить вдребезги сковывающие их незримые цепи. Она и сама так думала. Но, уже стоя перед входом в лабиринт, вдруг поняла, что на самом деле не хочет разрушать эту связь. Не хочет уничтожать это фантазматическое измерение, являющееся своеобразной опорой ее «нормальной» жизни.
        Лабиринт. Что он собой представляет? Лабиринт, выложенный из камней жрецами неизвестного древнего народа на отдаленном острове, где никто никогда не жил, острове, предназначенном для общения с богами… вернее, с той силой, которую люди называли божественной. Точка соприкосновения с тем, что в психоанализе - предмете веры сегодняшнего жреца, сидящего в двух шагах, - именуется ужасным Реальным. Топологическая дыра или спираль, закручивающая пространство обыденной реальности таким образом, что человек получает доступ к добытийному Хаосу, откуда появляется все и где все исчезает.
        Наконец Герман выходит из транса, встает, окидывает задумчивым взглядом ближайшие камни, выбрав самый большой, подкапывает со всех сторон лезвием ножа, приподнимает и подсовывает под него сложенный в несколько раз карандашный рисунок. Тщательно утрамбовывает землю вокруг. И выпрямившись, с чувством выполненного долга отряхивает руки.
        Леонид и Нора в молчании наблюдают за его манипуляциями. Нора достает из кармана носовой платок.
        - У меня в сумке бутылка с водой. Полить тебе на руки?
        - Давай, ага… Только отойдем в сторонку.
        Он трет под струей воды перепачканные землей пальцы, плещет себе на лицо и говорит, не глядя на Леонида:
        - Ты можешь остаться на ферме. Аркадий сказал, хоть до Страшного Суда.
        - Да неужели?
        - Точно.
        Несколько секунд тот молчит, щурясь на горизонт, потом переводит взгляд своих серых, с золотистой короной, глаз на утирающегося платком Германа.
        - Говоришь, я могу остаться? Вряд ли… - поднимает правую руку и произносит с безмятежной улыбкой сумасшедшего: - …но куда ты пойдешь, туда и я пойду, и где ты жить будешь, там и я буду жить; народ твой будет моим народом, и твой Бог - моим Богом; и где ты умрешь, там и я умру; смерть одна разлучит меня с тобою.[22 - Книга Руфи 1:16.]
        - О… - Германа пробирает дрожь.
        - Что, брат мой?
        - Аминь. - Он испытующе смотрит на Леонида. - Только у тебя же вроде роман с Фаиной… то есть, с Надеждой.
        - Она говорит, я исцелил ее. - Глубокий вздох. Взгляд, устремленный в центр лабиринта. - Но даже если и так, выстраивать долгосрочные отношения ей следует с другим человеком. С мужчиной, который придет после меня. Я должен погрузиться в пучину забвения, говоря поэтическим языком… вместе со старой травмой.
        Пользуясь тем, что на нее никто не смотрит, Нора не спеша направляется в обход лабиринта к маленькой круглой полянке, усыпанной розовыми и голубыми цветочками. Приятно убедиться, что даже в этом наводящем ужас месте есть вот такое чудо - честное и чистое, простое и понятное.
        В этом месте. Хм…
        Место. Святилище. Лабиринт.
        Что, если дело не в них? Или не только в них? Самый запутанный и зловещий лабиринт - это человеческое сердце. Кто там советовал бояться своих желаний? Не бояться, нет, но уметь их распознавать - вот что было бы очень и очень кстати.
        Накануне вечером в спальню к ней зашла Лера. Присела на край кровати и заговорила, теребя прядь волос:
        «Я хочу поблагодарить тебя, Нора. За все, что ты сделала. За все, что сказала. Даже не знаю, где бы мы сейчас были… - Лицо ее осветила счастливая, чуть отрешенная улыбка мадонны, которой Нора не видела уже давно. - В общем, спасибо, старшая сестра».
        «Что я сказала? Кому сказала? Аркадию?»
        «Да. В его кабинете».
        «Я здорово разозлилась тогда».
        «Я тоже».
        Они обнялись, рассмеявшись.
        «Так у вас все в порядке?»
        «Существующая ситуация комфортна для меня, скажем так».
        Стоя на палубе катера и подставляя ветру лицо, покрытое мельчайшей водяной пылью, Нора смотрит на постепенно приближающиеся башни и купола Соловецкого кремля и вспоминает тот день, когда на причале они увидели жгучую брюнетку в куртке из лаковой кожи. Стоящие по обе стороны от нее Герман и Леонид смотрят туда же. Вид у них абсолютно непроницаемый: глаза сощурены, губы плотно сжаты, руки крепко сжимают поручни.
        Красивая молодая женщина, сильная и независимая, приехала повидаться со старым другом и утонула в озере. Несчастный случай. Никто не застрахован, да. Люди тысячами гибнут в воде, в огне, в воздухе… в авто - и авиакатастрофах… да мало ли где! Разве угадаешь?
        Приехала повидаться со старым другом, только и всего.
        …явились двое светлых юношей и сказали: сойдите с этого места. Бог устроил его для иноческого жития, для прославления имени Божьего. Бегите отсюда, не то смерть вас постигнет.
        Двое.
        Ангелов? Стражей?
        Двое светлых…
        - Должен тебя предупредить, - тихо говорит Герман, накрывая руку Норы своей рукой, - что Соловки так просто не отпускают. Однажды оказавшись здесь…
        - …и повстречав такого, как ты…
        - …уже никогда не сможешь жить, как раньше.
        - Герман.
        - Да? - с улыбкой отзывается тезка местного святого.
        - У меня здесь еще есть дела?
        - Совершенно верно.
        Несокрушимая северная твердыня, под знаком которой сложилось разноцветное мозаичное панно событий этого лета, вдруг озаряется пурпурными лучами заходящего солнца, прорвавшегося сквозь густую завесу облаков, и Нора слышит свой голос, произносящий «спасибо, спасибо» - слова благодарности, адресованные неизвестно кому, - и чувствует влагу на своих ресницах.
        notes
        Сноски
        1
        Герман, Зосима и Савватий - святые чудотворцы, основатели ставропигиального мужского монастыря Русской православной церкви на Соловецком архипелаге.
        2
        Джанки - сленговый термин, обозначающий наркомана (от англ. junkie).
        3
        О tempora! О mores! (лат.) - Ироническая форма возмущения упадком общественной морали. Автор выражения - римский государственный деятель, оратор и писатель Марк Туллий Цицерон.
        4
        Мидрашим - сборники толкований священного писания в древней иудаистской богословской литературе.
        5
        Книга Бытия 3:19.
        6
        Тирс - в греческой мифологии жезл Диониса, увитый плющом и увенчанный еловой шишкой.
        7
        Волшебник Гед, наследник престола Лебаннен и дракон Калессин - персонажи книги Урсулы Ле Гуин «Волшебник Земноморья». Белый маг Гэндальф и эльфийская правительница Галадриэль - персонажи саги Джона Рональда Руэла Толкиена «Властелин колец».
        8
        Имеется в виду фильм «Alien» («Чужой». 1979 г.).
        9
        Consigliori - советник босса мафии (итал.).
        10
        Нора вспоминает «Сильмариллион» Джона Рональда Руэла Толкиена.
        11
        Неполная цитата из Притчей Соломона.
        12
        Сокращение от «dominant», то есть «доминирующая», сленговый термин садомазохистов, означающий женщину-профессионалку, сексуально доминирующую в отношениях с клиентами, госпожу.
        13
        Книга Еноха 3:16.
        14
        Dementia praecox - шизофрения (лат.).
        15
        Каре - боевой порядок пехоты, построенной в виде квадрата.
        16
        Морриган - буквально «Великая Королева», в ирландской мифологии богиня войны и разрушения.
        17
        Татхагата - (санскр. tathagata), в буддийской мифологии хинаяны эпитет Будды Шакьямуни, который мог также употребляться по отношению к любому архату; в махаянских текстах выступает как синоним слова «будда». Истолкования его различны, наиболее распространены: «так (обретя просветление) пришедший», «так (как прошлые будды) ушедший», «постигший таковость (то есть истинную сущность)».
        18
        Герман имеет в виду так называемый мотив «переноса вины». В фильмах Хичкока убийства, как правило, совершаются «кем-то другим» - таким образом, убийца-психотик осуществляет тайное, запретное желание истерика.
        19
        Медиум (лат. medium - середина, центр) - человек с необычными способностями к сверхчувственному восприятию; посредник между обыденной реальностью и миром неосознанного.
        20
        Alien («чужой», англ.) - отсылка к научно-фантастическому триллеру Ридли Скотта, сюжет которого выстраивается вокруг жестокого противостояния главной героини и разумного, чрезвычайно агрессивного инопланетного существа.
        21
        DDI - сокращение от «The Domination Directory International» - Международный указатель «доминирующих».
        22
        Книга Руфи 1:16.