Как рыцарь средних лет собрался на дракона Александр Александрович Бушков
        Сколько душ, сколько тел!
        Этот полз, тот - летел
        в славе, в сраме, за платой,
        под плеть...
        Зульфия
        Маленькая кавалькада почти никакоговниманияксебенепривлекала, будучи донельзя привычной для этогостолетияиэтихдорог.Рыцарьна сильном дорожном коне, слуга Адриан на гладкой лошадке, и в поводу унего боевой рыцарский жеребец, андалузский красавецспритороченнымкседлу вооружением, которое рыцарю не было нуждынадеватьвдороге.Дажедва огромных молосских дога в щетинившихся страшными шипами железных ошейниках никого не удивляли - мало ли сеньоров охотится?
        И все же их неотступно сопровождала прилипчивая, как мирские соблазны и смертные грехи, молва,выражавшаясявосторожныхвзглядахискосада пересудах за спиной - мол, вот онипоехали,те самые,чтонадракона отправились. Молва скорее всего прицепилась к ним уже в пункте отправления - не было смысла хранить приготовления в особой тайне,- ноонаещеи возникала на пути в результате болтовни Адриана: уманивая на сеновал или в чулан смазливых служанокспостоялыхдворов,он использовалцельих путешествия в качестве неотразимого аргумента. Инадосказать,аргумент действовал безотказно. Никак нельзя было отказатьпарню,отправлявшемуся вслед за своим сеньором дракону в зубы. Служанки перед ним млели, такчто Адриан поутру вечно появлялся с перепачканными коленками.
        Рыцарь же последние дни находился не в самом лучшем расположениидуха. Небо было серое, по сторонамдорогитянулисьсерыеперелески,копыта причавкивали, мешая грязь с навозом, и земле оставалось совсем немногодо того, чтобы окончательно раскиснутьизалитьрытвинывовсеужжидкой грязью, дрянью неописуемой; дождик моросил с перерывами,сновакапал,и эта неопределенность погоды то ли уныния прибавляла, то ли боевойзлости, не сразу и поймешь.
        Иногда ему казалось, что все зря, что его бессовестно надули,провели, и человек, закругленькую суммупродавшийсведенияоместеобитания дракона, поймал на свою удочку очередногопростакаи потешаетсятеперь где-то далеко. Плохо, еслитак.Ибонеизвестно,чтобольшероняетв общественном мнении - то, что тытакинерешилсяникогдапомериться силами с драконом,илинеудачнаяпоездка, безрезультатноешатаниепо глухим местам и возвращение украдкой. Второе,пожалуй,дажехуже.Поди докажи, что ты действительно приложил все силы к отысканию дракона,ане болтался для виду по постоялым дворам,мнимогорюя,чтовсеникакне попадается чешуйчатый огнедышащий ужас. Докажешь, как же...
        - Адриан,- окликнул он хмуро.
        - Что угодно сеньору?- Широкая плутовскаярожаготовабылапринять соответствующее моментуинастроениюхозяинавыражение.Но - верен, по-настоящему.
        - Я вот подумал, что папы римские по имениАдриан,всечетыре,были сволочь порядочная.
        - Должность такая, сеньор,- заключил Адриан.
        - Ладно, заткнись...
        Когда-то, в пору дерзкой, все и всяотрицающейюности,рыцарьдумал даже, что никаких драконов несуществуетвообще.Чтовсеэти«боевые трофеи» - подделка, ложь, обман. Говорили,что еврейскиеиломбардские умельцы могут подделать все, чтоугодно,отмощейсвятыхдоостанков драконов. Были бы покупатели. Одни верили этимроссказнямпомолодости, другие из вполне зрелого стремления опорочить чужиеподвиги,потомучто сами совершить такие неспособны. Он-то верил по молодости...
        Потом-то он убедился, что о подделках и речи быть не может, осмотреви поковырявпальцами драконьиголовы,лапы,хвостыидругиечасти, красовавшиеся в замках.(Чтохозяеваохотно позволялигостямидаже настаивали, чтобы гость чуть ли не на зуб попробовал.) Никакой подделки- настоящие останки взаправдашних чудовищ. Правда, драконысмертны,каки все божьи создания, а значит, кое-кто наверняка могдобытьголовунев честном бою, смелом поединке - а отрубив ее от мертвой туши, неуспевшей разложиться. Но это уже другой вопрос. Главное - драконысуществуют,вот только, похоже, их остается все меньшеименьше.Дажеспоправкойна преувеличения авторов старинных хроник приходится признать, что во времена дедов и прадедов драконы встречались не в пример чаще, бродили едва лине у городских стен и обочин больших дорог, а сейчас в поисках ихприходится забираться в дикую глушь, где, как гласит пословица, и странствующий монах гуся не украдет - потому что и гусей нет.
        Упомяни о черте... Постоялый двор был настолько захудалым, что паршивее некуда, едва ли не овечий загон, по неистребимой страсти к наживекое-как приспособленный для ночлега путников. Может быть, он и в самом деле служил загоном еще римлянам. Но и здесь на крыльце вобществепузатогокувшина угнездился монах, то ли пережидал здесь какие-товнутрицерковныераспри, то ли собирал на восстановление отроду не существовавшего храма. Атами хозяин выскочил, стал суетиться вокруг путников. Какниудивительнодля такой глуши, где женщиныобычнопохожинасвоихкоров,рядомсним суетилась более-менее смазливая толстушка, бог ведает, кто она ему там. Ну и местное наречие, конечно,- словноунихкашаворту,сразуине разберешь слов.
        С догов сняли на ночь шипастые ошейники,чтобыпсымоглилечь.Они умостили тяжелые угловатые головы налапыиравнодушнонаблюдали,как Адриан подступает к толстушке со старой песней насчет драконоборцев.Ясно было,чтоитутвыгоритещедотемноты.Хмарьнебеснаяпонемногу рассеивалась, так что к утру могло и распогодиться.
        Столомздесьслужилотесанныйдлинныйкамень,вросшийвземлю неподалеку открыльца, ирыцарьпредпочелестьтам- оченьужне понравилась хибара, где крыша могла в любой момент завалитьсянаголову. Он и ночевать решил под навесом,водворе- непривыкатьхлебнувшему походной жизни.
        Ел он без всякого удовольствия, простоследовало,хочешьнехочешь, поплотнее набить живот, едучи на драку. Все эти днионнеприкасалсяк вину - не по какому-то там обету, просто из прихоти. А теперьпотребовал кувшин,предусмотрительно,какпутниксбольшимопытомстранствий, пригрозив обрезать хозяину уши и еще что-нибудь, еслипроглотитсвином какое-нибудь насекомое. Хозяин заученно клялся всеми святыми, чтоникаких насекомых в его вине невстретится- всилутрадицийсеми поколений предков-гостеприимцев. Исчезновение Адриана с толстушкой его вроде бы и не волновало - то ли не способен был по возрасту служить святому Стоятти,то ли закрывал глаза на такие вольности. В силу традиций семи поколений.
        Мясо проваливалось в желудок тяжелымикомьями,словнобыглиняными. Темнело, сползшая к горизонту серая хмарь сливалась с серымиперелесками, вот горизонт уже исчез,отовсюдупонемногу выползализагадочныетени, ночные звуки зароились в прохладном воздухе,набухали,наливалисьбелым звезды,игде-тобеззвучнымгалопомкружиланаперекресткахдорог, подстерегалаприпозднившихся несчастливцевпризрачнаяДикаяОхота, покидала дневные убежища нечистая сила. Спят ли ночью драконы, или,глядя во тьму горящими глазами, наслаждаются короткими убогими мыслями овреде, причиненном ими роду человеческому? Неужели дракон совсем близко?
        - Уж это наверняка,- подтвердил незнакомый голос.
        Рыцарь сообразил, что произнес последние слова вслух. Онподнялглаза на непринужденно усевшегося напротив монаха. Сердиться небылосмысла- постоялый двор всегданавремяразмывает сословныеразличия,такуж повелось, все здесь одинаково гостя, сведенные случаем, инекотораядоля вольности в общении присутствует. К томужерыцарь,хотьистаринного рода,немогпохвастаться принадлежностьюквлиятельномуплемени завсегдатаев королевского двора. Это сказалось.
        - Почему ты думаешь, что дракон близко?- спросил рыцарьхмуро.- Ты что, его видел? Вас ведь кудатольконезаносит...Видел?Илислышал что-нибудь?
        - Не было необходимости видеть своими глазами.
        - Может быть, у тебя есть волшебная ветка, как у лозоходцев, тольконе на воду, а на дракона?
        - Нету,- сказал монах.- А жаль.Хорошобыможнобылозаработать. Хотя... Видишь ли, мессир, дракона не так уж трудноискать.Нужновсего лишь, где бытынипроходил,внимательно прислушиватьсякрассказам обитателей тех мест о драконах. Чем дальше тыотлоговищадракона,тем фантастичнее россказни о нем. Чем ты ближе,тембольшесведенияонем приближаются к истине.
        - Какой?- тихо спросил рыцарь.
        - А вот прежде чем познать истину,человекдолжензнать,чтотакое истина, или знать по крайней мере, какой он себе эту истинупредставляет,- сказал монах, лениво зевнул и с прихлюпом высосализкувшинаостатки вина.- Истина,ксожалению,многоликаиневсегдапохожананаши представления о ней. То, что у меня кончилось вино,- истина. Но то, что у меня есть еще кувшин,- тоже истина. Является истиной и то, что во времена прадедов наших прадедов, как гласят хроники, драконы встречалисьгораздо чаще. Может быть, этот, в здешнихместах- последнийвЕвропе.Очень похоже на то.
        - Значит?..
        - Да есть он, есть, я уверен.Итак,иэтоистина- то,чтолюди уничтожают драконов, оставшихся от седойдревности,ивскоре,судяпо всему, драконы исчезнут без следа. Но не значит ли это, что некогда придет кто-то новый и начнет уничтожать остатки нас? Кто-то другой, для кого мы - затерявшиеся в глухомани остатки ушедшего времени?
        Шут толстобрюхий, подумал рыцарь. Они у себя в монастырях пьют без меры и без меры читают, пока то идругое,вместевзятое,незаставляетих свихнуться окончательно, и они тогдаперебирают слова,какдеревенский дурачок камушки - просто так, без цели и смысла, потому лишь, чтокамушки поддаются, не протестуя.
        Он встал и ушел под навес, закутался в тяжелый плащ, умостилсявкуче соломы. За перегородкой время от времени шумно вздыхали лошади. Истина...
        Да где она наконец? В чем онадлярыцарянепервоймолодости?Уж, конечно, не в том, что грезится только что опоясанным юнцам...
        Королевскаяслужба,блескдвора.Потаеннаябеззвучнаячехардаот злобного шепота очередноговременщикадооткровенногоядавбокале, несущиетебесмерть.Стройнаяпирамида вассальныхвзаимоотношенийс королем наверху - нынчеоналишьотголосокбылойпатриархальности и порядка, бледная их тень.Пирамидамало-помалупревращаетсявскопище спесивых гордецов, ни во что не ставящих сюзерена.Формальноподчиняются все, и, когда корольсобираетвойско,каждый рыцарь,какполагается, является с запасом провизии - он обязан служить королю, пока не кончатся у него съестные припасы. Но все чаще и чаще«запасыпровизии»оказываются одним-единственным окороком, который нетрудно слопать за пару дней,чтобы потом на законном основании убраться восвояси в свой замок. Иктомуже войны все больше превращаются в скопищенескончаемыхпоединков,схваток рыцарей, стремящихся выбить из седла врага,такогожерыцаря,совсей возможной деликатностью, чтобы, не дай господи, не сломалшею- ведьс мертвого выкупа не возьмешь, кроме того, что на нем... Такие войны опасны тем, что выработанные в них правила и привычки въедаются в сознание и лишь мешают, когда битвы идут за
пределами христианского мира, ужевсерьез,- не потому ли так позорно закончился второй крестовый поход, Дамасктаки не пал? Турниры лишь способствуют воспитанию новых и новых алчных душонок, жадно взирающих на чужие доспехи и коней,- пусть турнирыисохраняютв глазах многих романтический ореол. Как-никак сложный красочный церемониал, развеваютсяполотнищасгербами, снуютгерольды,смеютсяпрекрасные дамы...
        Прекрасные дамы... Которые спривычнойлегкостьюискукойизменяют мужьямс любовниками,алюбовникамспсарямиипажами.Ложьи непостоянство постепенно образуют второй кодекс, негласно существующий бок о бок с воспеваемым менестрелями и труверами, и уже непонятно, которыйиз двух кодексов правит жизнью, и уже смешны ищущие постоянства и верности, и уже страшно иметь детей, зная, что они пройдут по тому же кругу с темиже мыслями.
        Что-то неладно. Рыцарство, пленники собственнойсвободы,- вкогтях болезни, возможно смертельной. Конечно,приятнееилегчеееотрицать, подавляя беспокойство. Но тем опаснее растущие словно на дрожжах города- там думают о своем, пестуют свои идеи и истины, и скоро ли осмелится уже в полный голос отстаивать эти своиидеииистинылюд,накоторыйпока принято смотреть свысока? Что,еслисовсемскоро?Что-тонеладно.Мы больны...
        Где же выход? Не потому ли столь долго предаются бродяжничествуищущие Святой Грааль, что проведенное в поисках время насыщено смысломицелью? Может быть, давно нашелнекточудесную чашу,искрящуюся,есливерить преданиям, мириадами радужных лучей,- нотутжезакопалвновь, еще глубже?Зная,что,привезеннаянавсеобщеепочтительно-завистливое обозрение, она навсегда лишит чего-то важного нашедшего и всех остальных?
        Хвала господу, дракон - этонеподдельно.Скачканавстречуогненным языкам, рвущимся из смрадной глотки, битва, в которойвозможнылишьдва исхода.Приудачетывсемнапряжениемсилвыходишьвбесспорные триумфаторы,припоражениитебяпростонестанет,и,чтобыни существовало там, за порогом бытия, все земноеперестанетволновать.Не для разрешения ли мучительных раздумий над сложностью бытия богисоздал драконов?
        Но вскоре его горькие и тревожные мысли незаметно перетекли впокойную дрему и он уснул без снов. Он никогда почти не видел снов и не сожалелоб этом. И никогда ни с кем не делилсясвоимимыслями,считаяэтоуделом книжников - навязыватьдругимсвоирассужденияитревогипосредством проповедей, песен и пергамента.
        Проснулся он до рассвета,лежал,глядя,какбледнеют,растворяются звезды и все четче проступает на фоне неба острая, какхребетзаморенной коровы,крышапостоялогодвора.Ивновь преждевсегоподумалосьо драконах.
        Все поголовно рыцари, познакомившись с «ПесньюоНибелунгах»,дружно осуждали Зигфрида - не было особого геройства в том,чтобы,укрывшисьв яме, пырнуть оттуда мечом в брюхо идущего на водопой дракона.Победабез поединка - победанаполовину.Ксожалению,неудавалосьобобщитьи систематизировать опыт драконоборцев, создать писаное руководство длябоя - как правило, о поединке и победе удачникирассказывалинеиначе,как пьянымивдрызг,явнопривираяисмешиваясобственные впечатленияс рассказами предшественников. Впрочем, их можно было понять. Дело не только в том, что после такой победы они имели бесспорное правонабеспробудное пьянство и беззастенчивое бахвальство. Совсем не в том дело. Просто рыцарь хорошо знал, что сплошь и рядом шалая горячка боя отшибает память напрочь, и поневоле после тщетных попыток вспомнить хоть что-то приходится безбожно врать...
        Единственное,чтопривилосьслегкойрукиодногорыцаряордена госпитальеров,- натаска на чучеле. Огромноечучелодракона,чьичлены приводились вдвижениехитроукрытымислугами, шевелилосьиклацало пастью, иногда даже ревело посредством потаенныхтруб,пускалоогоньи дым. На нем приучали к схватке с чудовищем лошадей исобак.Рыцарьтоже изрядно потратился на чучело, месяц егобоевойконьимолосскиедоги учились не пугаться страшилища. Это давалокое-какойшанс,но триумфа, разумеется, не гарантировало - триумф зависит лишь от тебя самого.
        Двор был пуст,какдушаростовщика.Постукиваликопытамивдоски денника отдохнувшие и чуявшиедорогукони,тучиисчезли,оставляяв странной убежденности, что путешествие приблизилось к пределу,ристалище подготовлено к турниру, пусть и без зрителей, без герольдов.По-видимому, те же предчувствияиспытывалвозникшийиз-зауглаконюшниАдрианс перепачканными коленками - он шагал с просветленным, важным лицомсвятого мученика, шествующего под пилы язычников. Рыцарь хмыкнулиподнялсяна ноги, сильно встряхнул плащ, чтобы осыпались соломинки. Подскочили догии заплясали вокругнего,тычасьвладониугловатымимордами,влажными носами.
        - Обойдемся без завтрака,- сказал рыцарь, хотя и не прочь былпоесть.- Седлай коней. Ошейники псам, живо!
        Вот и все, и постоялый двор остался позади, как сон, и отдохнувшие кони резво отсчитывают мили, а псы мечутся зигзагами пообестороныкороткой кавалькады, расширеннымивлажныминоздрями вбираямириадынедоступных человеку запахов. Средиэтихзапаховдраконьегопоканет- псамон известен, у рыцаря есть клочок драконьей шкуры, раздобытой у старого друга отца, победившего дракона вмолодости. Псыспокойны,резвятсяпосреди тихого утра. Дорога идет подуклон,слевазубчатаятемно-синяяполоса далеких гор, за огромнойпустошьюсправа- лес,выгибающийсявпереди сарацинским клинком, обращенным острием от путников; и там, вдали,дорога уходит в этот лес, пересекая до того широкий ручей. И рыцарь вдругпонял, что видит место, в точности отвечающее описанию, тому самому,раздобытому за немалые деньги,- преддвериеподвига,преддвериедраконьегологова, победы или смерти. Адриан бледен - он тоже вспомнил и понял.
        И все-таки рыцарь не торопилсянадеватьдоспехи,онехалшагом,и предчувствиенесомненнойопасностихмельноразбегалосьпожилами жилочкам, до кончиков пальцев, стиснувших широкие, шитые шелками и золотом поводья. И он не смог бы описать свои ощущения, когда один из договвдруг опустил морду к земле, шерсть на егозагривкевсталадыбом,щеткой,и клокочущее рычание, злобное и чуточку жалобное, рванулось из его глотки.
        На берегу ручья во влажную землю был впечатаннеправдоподобночеткий, огромный, страшный четырехпалый след. Оставившая еголапа,должнобыть, походила на куриную, но размеры, когти!
        Доги исходили бухающим лаем, метались надручьем.Обладавшийбольшим охотничьим опытомрыцарьвидел,чтоследсвежий,инаних,вполне возможно, смотрят сейчас из недалекого леса огненные глаза.Ручейсловно отсекает прошлое, все предшествовавшее отсекает от этогомига,ибоевые трубы ревут в ушах, и сладость достижения цели ласкает сердце.
        - Доспехи!- сказал рыцарь страшным голосом.- Живо!
        Адриан двигался деревянно, как марионетка на ваге бродячего кукольника, но резво. Живая плоть быстро исчезала под стальной скорлупой. Рыцарь сидел на коне в полном вооружении, но без шлема, держа его перед собойналуке седла - тому были причины. Теперь он видел, чтоследовмножество,есть, кроме больших, и значительно меньшие - детеныши?
        - Ну, смотри!- сказал он Адриану бешено.- Попробуй только сбежать или отстать! Сам напросился!
        Коротко скомандовал догам, и псы, уткнув носывземлю,двинулисьпо следам, распутывая их невидимое кружево. Вскоре они,отличнонатасканные звероловы, устремились к лесу и шумновломилисьвпереплетениеветвей. Рыцарь достал медную трубку со стеклами с обеихсторон,приставилеек глазу, зажмурив другой.
        ОнпривезэтоизПалестины.Небольшаяслучайнаяуслугастарому сарацинскому звездочету, чрезвычайно высоко тем оцененная,- и врукаху рыцаря оказалось наверняка единственное в Европе приспособление,делавшее далекое расстояние близким для глаза.Всвоевремяонсобиралсябыло преподнести трубку королю,ночто-топодтолкнулоукрыть.Иправильно сделал- интереснобыло ночаминаблюдатьсбашнизвезды,аднем окрестности. Не говоря уж о том, как полезна эта вещь на охоте.
        Там,впереди,далеко,ноблизкодляглаза...Длинное,низкое, буро-зеленое тело мелькнуло меж мшистых стволовиспугающейбыстротой заскользило по пустоши в сторону гор, идватакихже существа,только меньше, гораздо меньше, с крупную собаку величиной,помчалисьследом,а вдогонку с лаем неслись доги.Рыцарьощутилуколдосадыиоблегчение одновременно - дракон огромен, но не устрашающ и большевсегонапоминает увеличенную во много разящерицуизтех,чтоонмальчишкой ловилв заболоченном рву отцовского замка, давно уже ставшего его замком.
        Оннахлобучилшлемипоскакалследом,вовесьголосвыкрикивая фамильный девиз. Дракон мчался быстро, но конь несся быстрее, и расстояние меж ними сокращалось, доги настигли детенышей, вцепились в них, и по земле покатились два рычащих и шипящих клубка. Рыцарь проскакал мимо них,клоня кземлетрехгранныйнаконечниккопья.Драконостановилсясмаху, пробороздивзадниминогами землю,повернулся- наверное,спасать детенышей. Он и рыцарь оказались друг против друга.
        Сейчас ощеренная пасть изрыгнет огонь, и нужно изловчиться,подставить коня, загородясь его грудью и щитом...
        Но не было огня, ирыцарьсналетаударил,целякопьемвпасть, усеянную не страшными клыками, а довольно мелкими зубками, в последний миг дракон успел увернуться, и трехгранное острие вошло емувшею- легко, словно в мешок с пухом, а в следующий миг добротнопросушенноедревкос хрустом переломилось, конь пронес рыцаря мимо, но он тутжеразвернулся, вытащил меч, занес его...
        И тут же натянулповодья.Драконбилсяназемле,перекатываясьи выгибаясь, шипя и вереща мерзко, громко, жалобно, темнаякровьсгустками брызгала во все стороны, хлестал хвост, шипение сменилось хрипом, и рыцарь рванулконявсторону,чтобыслучайныйудархвостанепереломал благородному животному ноги. Дракон барахталсявсемедленнее,атами вовсе завалилсянаспину, показавгрязно-желтое,совсемкакутех, маленьких ящериц из рва, брюхо. Четырехпалые лапы еще дрыгались,ощущение страшногообмана,бесцельностиибесполезностипредприятияпронзило рыцаря, движения агонизирующего чудовища, которое вовсе не было чудовищем, становились все более вялыми, и, спасая что-то в себе, рыцарьсоскочилс седла, подбежал, обеими руками вскинул меч и опустил его со всей силой, на какую был способен.
        Снеся голову, лезвие косо ушло в землю,рыцарьсхватилсязарукоять сильнее, едва удержав равновесие. Хлынувшая кровь испачкала его сногдо головы. Вот так просто? И все? Но...
        Он выпустил рукоять истащилшлем,превозмогаяистерическийхохот. Оглянулся. Доги рвали неподвижных детенышей, шагомприближалсяАдрианс коротким мечом в опущенной руке, и лицо у него былословнобымертвым, пустым. Рыцарь знал, что у него самого точно такое же лицо, неотражающее ни радости, ни даже безмерной опустошенности.Потомучтоктакомувот повороту событий он, победитель последнего в Европе дракона, никак небыл готов.Можноиневспарыватьбрюхоэтойтвари, оказавшейсястоль беззащитной,- наверняка там не окажется ничего,кромелистьев,ветвей, травы да мышей, быть может. Какие там останки предшественников...
        Никаких сомнений - эта голова, эти лапы, этот хвост как две капливоды походили на красовавшиеся во многих замках, и такая жевточностишкура пошла на конские чепраки и носимые поверх доспеховплащи.Другогорода драконов не существовало в природе, следовательно, все прошлые победы были столь же молниеносными и легкими. Дикий кабан не в пример опаснее...
        Один из мифов, на которых покоиласьславарыцарства,рассыпалсядля него прахом, как для всех его предшественников. Такойвотдракон,такое вот заблудившееся в настоящем порождение прошлого. И впереди лишь два пути - разоблачить все, выступить против всего рыцарства, столкнувшись при этом с таким жестоким клубком ущемленных интересов, развенчанной славы, обиди злости, что при одной мысли об этом хочется выть. Или - оставить все,как есть, презирая себя, но не вызвав презрения окружающих и предшественников в качестве предателя рыцарского сословия. Два пути,дведороги.«Ода, графиня, это была тяжелая работа,сначалаизсмраднойпастивырвалось пламя, но мой щит был прочен, а меч остер...» Теперь не грех и отправиться ко двору, теперь гордая Бланка... Теперьон- победительдракона, что влечет...
        Господи, стоном хлынуло из горла, из сердца, из души,нуобъясниже, зачем ты затеял все это?!Или, что еще страшнее, ни ты,нидьяволздесь абсолютно ни при чем, и наш выбор - исключительно наш выбор?
        Он застыл, как аляповатая статуя,- герой,иуегоногповерженный дракон. Доги недоуменно ластились к нему, тычась окровавленными мордами.
        Не хотелось жить. Он был несчастен - его мечты сбылись.