Кормилица по контракту Татьяна Александровна Бочарова
        Детектив сильных страстей. Романы Т. Бочаровой
        Окончив школу, Валя приехала покорять Москву. Девушка поселилась у дальней родственницы и устроилась работать в супермаркет. Там она познакомилась с сыном хозяина, и у них закрутился страстный роман. Но когда Валя забеременела, парень по настоянию отца решил отказаться от нее… От расстройства у Вали начались преждевременные роды, она экстренно попала в больницу, но спасти ребенка не удалось. Тогда-то к ней и обратилась медсестра с предложением покормить ребенка, оставшегося без матери. Так Валя оказалась в доме бизнесмена Вадима в качестве няньки и кормилицы его новорожденного сына, еще не подозревая, что ее там ждет…
        Детективные мелодрамы Татьяны Бочаровой из серии «Детектив сильных страстей» - увлекательные остросюжетные романы, где действительность узнаваема, в героях можно увидеть себя и своих близких, прописаны традиционные ценности, добро в финале побеждает зло и справедливость торжествует.
        Татьяна Александровна Бочарова
        Кормилица по контракту
        
        1
        Было раннее августовское утро, когда пассажирский поезд Ульяновск - Москва прибыл под своды Казанского вокзала. Толпа, вывалившаяся на перрон, быстро таяла - кого-то подхватили встречающие, кто-то ушел сам, торопясь по неотложным столичным делам, кому-то предложили услуги носильщики с огромными телегами.
        Вскоре на опустевшей платформе осталось не более десяти человек, в том числе и совсем юная девушка с увесистой сумкой через плечо китайского производства и с пиратской надписью «Адидас» на боку. На вид пассажирке казалось не больше восемнадцати, она была одета в темно-серые джинсы с широким ремнем и слегка приспущенной талией и белую трикотажную кофточку, глубоко вырезанную на груди. На беглый взгляд ее нельзя было назвать красавицей, во всяком случае, стандартные параметры модели «девяносто-шестьдесят-девяносто» к ней явно не подходили: среднего роста, крепко сбитая, с круглым румяным лицом и ясными серыми глазами, смотревшими живо и весело. В ее внешности имелась лишь одна изюминка, отличающая хозяйку от прочих симпатичных и современных молодых особ, наводняющих столицу в жаркие летние деньки, - роскошная темно-каштановая коса толщиной в четыре пальца и длиной ниже пояса. На кончике косы алела бархатная резинка, волосы блестели на солнце, вызывая жгучее желание дотронуться до них. Немногочисленные обитатели перрона мужского пола, с самого утра разогретые пивком и кое-чем покрепче, косились на
соседку с возбуждением и интересом.
        Девушке, однако, было плевать на их внимание. Она решительным жестом поправила сумку на плече, подняла и без того задорно вздернутый носик и бодро зашагала в сторону метро, упруго и мягко ступая по асфальту резиновыми подошвами дешевых кроссовок.
        Пройдя стеклянные двери и остановившись у окошка кассы, девушка, нимало не стесняясь, сунула руку в довольно глубокое декольте и вытащила оттуда старенький матерчатый бумажник. Она раскрыла его, достала сотенную купюру и, протянув кассирше, потребовала уверенным и звонким голоском:
        - Пожалуйста, билет на две поездки и телефонокарту.
        Получив желаемое, она дождалась, пока освободится ближайший таксофон, умело засунула карту в прорезь аппарата и, старательно шевеля губами, наизусть набрала номер.
        Послышались долгие гудки, затем неприятный и резкий женский голос произнес ей в ухо:
        - Слушаю!
        - Это Евгения Гавриловна? - приветливо и мягко осведомилась девушка.
        - Я. - В трубке воцарилась выжидательная пауза.
        - Здравствуйте, - так же любезно проговорила она, немного волнуясь и из-за этого переминаясь с ноги на ногу. - Меня зовут Валя. Валя Колесникова. Я дочка Нины и Николая Колесниковых из Ульяновска.
        - Не знаю никакой Нины Колесниковой, - отрезала трубка. - Вы, наверное, ошиблись номером.
        - Ну как же не знаете? - расстроилась девушка. - Нина… она еще к вам в Москву приезжала, когда Олимпиада была. Помните?
        - Нет.
        - Ой, ну да! - Девушка звонко хлопнула себя по лбу ладошкой. - Какая же я глупая! Она ж тогда еще не замужем была, а девичья фамилия ее Перепелкина. Теперь вспомнили?
        - Нина Перепелкина? - задумчиво и недовольно произнес голос.
        - Да, да! Племянница вашего мужа.
        - У меня нет мужа.
        - Как нет? - испугалась девушка. - Он… умер?
        - Он ушел от меня пятнадцать лет назад, - бесстрастным тоном произнесла женщина. - Впрочем, Нину я помню. Что дальше?
        - Дальше? - Девушка растерянно похлопала ресницами, но тут же взбодрилась: - Дальше… я приехала в Москву.
        - Когда?
        - Сегодня. Только что.
        - Я счастлива, - язвительно и колко проговорила Евгения Гавриловна. - Уж не имеете ли вы в виду, что собираетесь с вокзала нагрянуть ко мне домой?
        - Имею, - наивно подтвердила девушка и добавила: - Вы не волнуйтесь, я вас сильно не стесню. Завтра же пойду работу искать, устроюсь в хорошее место, денег подкоплю и сниму свое жилье.
        - А до этого, значит, ты собралась жить у меня?! - От возмущения тетка мигом перестала надменно-вежливо «выкать», ее тон утратил ледяную сдержанность и сделался откровенно грубым и сварливым… - Нет уж, милая! - решительно произнесла она. - Я тебя никогда в жизни не видела, а мать твою - лишь однажды. Нечего шляться в Москву кому ни попадя да обременять людей. У меня и так одна комната, и та двенадцать метров.
        - Я на кухне могу, - робко возразила девушка, уже отлично понимая, что ее расчеты провалились самым плачевым образом.
        - И не думай! - рявкнула в трубку тетка.
        - Куда же мне теперь? - жалобно проговорила незадачливая гостья, теребя молнию на сумке. - У меня ж в Москве никого, кроме вас.
        - В общежитие иди. Там недорого сдают.
        - Денег совсем нет, - доверительно пожаловалась девушка. - Папе зарплату уже полгода не платят, детскими пособиями живем да огородом.
        - Меня не волнует, чем вы живете. - В голосе тетки, несмотря на безапелляционность сказанного, наметилось некоторое сомнение. Девушка живо уловила его и предприняла еще одну отчаянную попытку:
        - Пожалуйста, Евгения Гавриловна, миленькая! Ради бога!
        - И наглые же вы, деревенские, - ворчливо и обреченно заметила тетка, - дай вам палец, всю руку откусите. - Она помолчала, шумно и демонстративно вздыхая в трубку, а потом проговорила чуть мягче: - Небось бездельница. Или, того чище, гулена. Смотри, у меня с этим строго, не забалуешь! Завтра же пойдешь место искать, а не то выставлю через неделю, и конец. Уразумела?
        - Уразумела, - радостно подтвердила девушка, - можно ехать?
        - Езжай, что ли. - Евгения Гавриловна старательно прокашлялась. - Адрес-то есть у тебя?
        - Есть. Мама дала.
        - Ну, жду.
        Трубка коротко загудела. Обладательница роскошной косы вынула карту, аккуратно и деловито спрятала ее в бумажник. Затем жестом истинного тинейджера выставила большой палец и торжествующе произнесла:
        - Ес!
        2
        Вале Колесниковой на самом деле только-только исполнилось восемнадцать. Этим летом она окончила одиннадцатилетку. Девушка нисколько не кривила душой, говоря тетке о трудном материальном положении своего семейства: ее мать и отец работали на фабрике, которая давно уже не существовала, а агонизировала, доживая, по всей вероятности, последние месяцы. Рабочим по целым кварталам не выдавали получку или платили частично либо продукцией самой фабрики, реализовать которую было невероятно сложно. Устроиться же на другую работу родители не могли - мать потому, что на руках у нее кроме Вали были три малолетние дочери, а отец по причине банального пьянства.
        Валя уже с тринадцати лет в любое свободное время подрабатывала как могла: мыла полы в ближайшем гастрономе, по утрам разносила почту и даже ухитрилась прошлым летом два месяца прослужить официанткой в небольшом кафе на окраине города. То, что по окончании школы она уедет из Ульяновска, было давно и твердо решено. О поступлении в институт Валя и не мечтала - на это не было средств, да и училась она далеко не блестяще. Столица манила ее вполне реальной перспективой найти приличную, хорошо оплачиваемую работу, помочь родным вырваться из нищеты, самой приобуться-приодеться, а там, глядишь…
        Что должно было произойти дальше, в недалеком и прекрасном будущем, Валя толком не представляла, но твердо верила, что ей обязательно повезет. Удивительно, но и мать, Нина, также была убеждена, что дочь в Москве ждет удача. Она и не противилась особо, когда та поведала ей о своем решении. Задумчиво нахмурила брови, помолчала немного, потом порылась в старых бумагах и откопала телефон и адрес тетки, у которой некогда была проездом в столице и с тех пор не видела без малого двадцать лет. Тетка запомнилась Нине приветливой и гостеприимной, и ее нисколько не озадачил факт, что за столь длительное время характер у нее мог существенно измениться, да и вообще, сама тетка могла запросто сменить место жительства.
        Что поделать, Нина, несмотря на свои тридцать восемь, была наивна и оптимистична, хоть жизнь упорно старалась лишить ее этого. Своей верой в лучшее она наградила и дочь. Именно от нее досталась Вале ясная, лучистая сероглазость, легкий, неунывающий нрав и великолепный цвет лица, происходящий, как известно, от здоровой нервной системы. В остальном же она как две капли воды походила на отца: та же ладно сбитая коренастая фигура, густой волос цвета каленого ореха, цепкий, практичный ум и ловкие руки.
        Решив таким простым образом проблему первоначального проживания дочери на чужбине, Нина потребовала от нее только одного: уехать после того, как закончится огородная страда. Валя не протестовала: весь июль и половину августа она терпеливо пропалывала грядки, таскала из колонки воду для полива, опрыскивала помидоры и огурцы, давила сок из ягод. Собираться она начала, лишь когда лето ощутимо и стремительно полетело к концу, и это заняло всего пару дней. И правда, что ей было особенно собирать? Весь Валин гардероб ограничивался теми самыми серыми джинсами, купленными на барахолке, двумя-тремя синтетическими кофточками, короткой куртенкой на холода да пушистым рыжим свитером маминой вязки. Прибавить к этому черное трикотажное платьице, лодочки «на выход» - и, пожалуй, больше перечислять нечего.
        Все добро без труда уместилось в вышеупомянутой сумке «псевдоадидас». Нина повздыхала, залезла в спрятанную от мужа заначку и выделила старшей дочери огромную для семьи сумму в пятьсот рублей. Деньги предназначались Вале на питание в первые пару недель проживания в столице. Предполагалось, что далее она сможет кормить себя самостоятельно.
        Ульяновск Валя покидала с легким сердцем, ни по кому особенно не тоскуя. В семействе у них сантименты были не приняты, школьные подруги так же, как и она, по большей части разъехались сразу по окончании выпускных экзаменов, а настоящей, крепкой любви в родном городе Валя нажить не успела. Бегал за ней пару лет одноклассник Вовка Алтуфьев, но она не могла принять его ухаживания всерьез - может, потому, что слишком хорошо помнила, как в яслях они рядышком сидели на горшках.
        Так или иначе, Вовке Валя обещала писать в армию, сестрам посулила через полгода привезти столичных шмоток, а мать просто обняла и поцеловала - без слез и лишних громких слов. Отец в день ее отъезда в очередной раз надрался с приятелями и пребывал в глубокой отключке, поэтому прощания с ним не получилось вовсе.
        Вечером Валя села в плацкартный вагон, который к утру благополучно доставил ее по месту назначения…
        Конечно, теткина неприветливость несколько обескуражила девушку, с детства привыкшую к тому, что у них в доме двери всегда гостеприимно распахнуты для любого, страждущего крыши над головой. Так уж ведется в провинции - и Нина, и Николай предпочли бы выставить на стол последнюю банку огурцов, чем прослыть среди соседей скрягами и жмотами.
        Но Москва не Ульяновск, и законы здесь другие. В глубине души Валя отлично понимала это, поэтому изо всех сил убеждала себя не расстраиваться и не принимать теткину грубость близко к сердцу. Почему, в самом деле, та должна была обрадоваться ее приезду - ведь Валя ей никто, седьмая вода на киселе. Вот когда она узнает ее поближе да поймет, что внучатая племянница не дурить в столицу приехала, а делом заниматься, тогда и разговор другой пойдет.
        Утешив себя подобным образом, Валя приободрилась, села в поезд и, внимательно изучив схему, поехала прямиком на «Юго-Западную».
        3
        Теткин дом оказался грязно-серой семнадцатиэтажкой, окруженной чахлым, неухоженным двориком. Прежде чем попасть в подъезд, Вале пришлось пройти через кордон зорких и сердитых старух, с величественным видом восседавших на блеклой, рассохшейся лавчонке.
        Бабки явно назубок знали всех жильцов, и Валино появление вызвало у них живейший интерес. Тотчас, как она миновала лавочку, за ее спиной послышалось зловещее шушуканье, из которого Валя явственно разобрала лишь одну фразу: «Ишь, выставила сиськи, похабница!» В ответ на это девушка лишь презрительно улыбнулась и горделиво выпрямилась, еще больше демонстрируя свою великолепную грудь третьего размера. Она не собиралась пасовать ни перед кем - ни перед теткой, ни перед ее склочными товарками.
        Поднявшись в лифте на седьмой этаж, Валя уверенно надавила на кнопку у квартиры номер двадцать шесть. Послышался мелодичный звонок. Дверь тут же распахнулась, и на пороге появилась высокая сухопарая женщина лет шестидесяти, с пегими волосами, забранными на затылке в жидкий пучок. Мясистый нос украшали круглые очки в роговой оправе, тонкие, поджатые губы были слегка тронуты коричневой помадой.
        - Евгения Гавриловна? - полувопросительно-полуутвердительно произнесла Валя.
        - Она самая. - Тетка без улыбки посторонилась, пропуская ее в квартиру.
        - Огромное вам спасибо, - прочувствованно проговорила Валя, проходя в небольшую, но компактную прихожую.
        - Это что ж, у тебя из багажа только сумка? - Старуха в недоумении покосилась на скудную поклажу. - Мать тебе даже гостинцев не положила?
        - Положила, - с готовностью ответила Валя, - поллитровку варенья клубничного и маринованные помидоры. Все тут. - Она с гордостью похлопала по оттопыренному боку «Адидаса».
        - О господи, - с тяжелым вздохом проговорила тетка, и Валя не поняла, к чему относилась ее реплика - то ли к тому, что ей не понравились подарки, то ли к чему-то еще, о чем сложно было догадаться.
        - Я зайду в комнату? - осторожно спросила она.
        - Зайди, зайди, - немного приветливей согласилась Евгения Гавриловна. - Обувку только сними, вон там, под вешалкой, тапочки. Сейчас тебе полотенце дам, для душа.
        - Спасибо, - снова повторила Валя, стаскивая кроссовки.
        - Пожалуйста. - Тетка повернулась к ней спиной и скрылась в комнате.
        Валя надела мягкие войлочные тапки с белыми пушистыми помпонами и, тихонько ступая, зашла следом.
        Комната оказалась просторной и чистой. Потолок просто сиял белизной, стены были оклеены новенькими обоями в симпатичный голубой цветочек. У одной стены стоял диван, покрытый коричневым клетчатым пледом, у другой - квадратный стол. В углу высился старинный дубовый шкаф - такие в Ульяновске называли шифоньерами. У окна поблескивала черным металлическим блеском швейная машинка, рядом с ней громоздился комод со множеством ящиков.
        Возле него и стояла сейчас Евгения Гавриловна, нагнувшись и выставив тощий зад, обтянутый длинным трикотажным халатом.
        - Спать будешь на раскладушке, - не оборачиваясь, бросила она, - другой кровати у меня нет, как видишь. На ночь поставишь вон туда, за шкаф, утром уберешь. Понятно?
        - Да. - Валя аккуратно пристроила сумку на один из стульев, стоящих у стола.
        Тетка наконец выпрямилась и обернулась, держа в руках большое мохнатое полотенце.
        - Вот, возьми. Да смотри, будешь мыться - аккуратней: у меня шланг подтекает, пол не залей.
        - Хорошо. - Валя послушно кивнула и взяла полотенце.
        Евгения Гавриловна, ничего больше не говоря, покинула комнату. Валя, едва заметно вздохнув, принялась стаскивать кофточку. Повесила ее на спинку стула, расстегнула ремень на джинсах. И тут за ее спиной громко и хрипло раздалось:
        - Здор-рово!
        От неожиданности Валя вздрогнула и выпустила из рук пряжку, а потом медленно обернулась. В самом углу, за машинкой, на высокой тумбочке сидел в клетке маленький пестро-зеленый попугай и смотрел на нее немигающими красноватыми глазками.
        Валя облегченно выдохнула и улыбнулась:
        - Здравствуй. Какой ты красавец! И как, интересно, тебя зовут?
        - Петр-руша! - тотчас каркнул попугай, будто ожидал этого вопроса.
        - Хорошее имя, - похвалила Валя и, сняв джинсы, осталась в тоненьких кружевных трусиках и лифчике, в глубине которого уютно пристроился бумажник.
        - Хор-рошее! - с готовностью подтвердил попугай.
        - Классно, что ты здесь есть, - тепло проговорила она и, слегка понизив голос, прибавила с оглядкой на дверь: - Все не так тоскливо будет.
        Тут же ей стало совестно, что она жалуется на тетку, оказавшую ей такую неоценимую услугу, хоть и без особого удовольствия.
        - Ладно, Петруша, пойду я в душ, - как можно бодрее объявила Валя, аккуратно выложила бумажник, спрятала его в сумку и, подхватив полотенце, вышла в коридор.
        Из кухни доносилось шипение на сковородке.
        - Помоешься, приходи завтракать! - крикнула Евгения Гавриловна. - Разносолами я тебя баловать не собираюсь, поджарю картошку.
        - Конечно, конечно, - пропела Валя и нырнула в крохотную ванную. Там она сбросила с себя остатки одежды, включила воду на полную мощность, потом, вспомнив теткино предостережение, слегка убавила напор и с наслаждением подставила тело под горячие струи.
        Долго унывать Валя не умела. Теплая вода и душистое мыло быстро привели ее в бодрое расположение духа. Евгения Гавриловна уже не казалась ей сухой и неприветливой, а жизнь и вовсе виделась исключительно в розовом свете.
        Сейчас она перекусит, а после сбегает к метро, где в палатке видела толстый журнал под названием «Работа и зарплата». Валя хотела купить его еще по пути к дому Евгении Гавриловны. Ее остановило нежелание лишний раз при всем честном народе залезать в потайное место, где по наказу матери она хранила кошелек со всеми финансами.
        Валя намеревалась изучить журнал вдоль и поперек и в течение дня обзвонить целый ряд подходящих заведений. Она не сомневалась, что уже завтра, максимум послезавтра, работа будет у нее в кармане.
        Докрасна растершись полотенцем, Валя вернулась в комнату, натянула старенький ситцевый халатик, переплела косу и отправилась в кухню.
        Тарелка с картошкой уже стояла на столе. Рядом лежала вилка. Валя пошарила глазами в поисках хлеба, но его не оказалось.
        - Ешь и пей, - Евгения Гавриловна придвинула к ней чашку с чаем, - можешь сахар взять в сахарнице, только немного. Мне пора на работу, ключ я положу в прихожей на тумбочку. Гляди, не потеряй.
        - Разве вы работаете? - удивилась Валя, принимаясь за еду.
        - А как же! Тут все работают, не то что у вас. Нянечка я в поликлинике. Карты больным выдаю. Сегодня вот из-за тебя договорилась, что опоздаю малость, а так к восьми часам, как штык, каждый день. - Евгения Гавриловна скупо улыбнулась и выпрямила без того безупречно прямую спину. - Ну, я пошла. Да, и помни: позже девяти домой не возвращайся - я в полдесятого спать ложусь.
        - Не буду, - пообещала Валя с набитым ртом.
        Тетка ушла. Картошка, приготовленная ею, оказалась на удивление вкусной, Валя даже позабыла про отсутствие хлеба. «На обратном пути от метро зайду в магазин, куплю буханку черного и что-нибудь к чаю», - решила она.
        Поев, Валя вымыла за собой посуду, переоделась в джинсы, только кофточку сменила на майку. Достала из кошелька еще одну сотню, потом, поколебавшись, заменила ее на полтинник, слегка подкрасила губы перед зеркалом и, весело подмигнув попугаю, вышла из квартиры.
        Лавочка у подъезда была пуста - стервозные бабки уже успели куда-то уйти. Валя вдохнула полной грудью и огляделась по сторонам.
        Ярко, еще по-летнему светило солнце, в перекошенной песочнице увлеченно ковырялась детвора, оглашая двор звонкими криками. Далеко за деревьями монотонно шумело шоссе.
        «Москва!» - с восторгом сказала Валя сама себе. Она никогда в жизни не была здесь. Единственный раз, когда их шестой класс ездил в столицу на осенние каникулы, Валя заболела свинкой и осталась дома. Позапрошлым летом Нине в профкоме дали льготную путевку в лагерь на море для двоих младших дочерей. Везти девчонок нужно было проездом через Москву, Нина обещала взять Валю с собой, но в последний момент все сорвалось - Николай по пьяни сломал ногу, загремел в больницу, и надо было кому-то остаться в городе, следить за десятилетней Танькой. Да и посадки огородные горели, требуя частого и обильного полива под жарким июльским солнцем. Осталась, конечно же, Валя - больше некому было. Так она и не повидала Москвы, хотя мечтала об этом с самого детства, горячо, страстно, даже во сне видела осуществление своих грез.
        И вот теперь она здесь, стоит посреди московского двора, вдыхает слегка пахнущий бензином и все равно чудесный воздух столицы, видит многоэтажные дома, шикарные, блестящие автомобили, слышит неповторимые, восхитительные звуки огромного города. Нет, это лучше всяких снов, красивее смелых грез.
        Валя постояла еще немного, с жадностью впитывая все, что удавалось зацепить ее органам чувств, а затем неспешным, прогулочным шагом пошла в сторону метро, продолжая на ходу познавать окружающий мир.
        Она перешла шоссе и оказалась в самой гуще многочисленных палаток и киосков. Чего здесь только не было - и фрукты, и сладости, и целое море шмоток, от которых поневоле не могли оторваться Валины глаза, никогда прежде не видевшие такого великолепия и разнообразия цветов, материалов и фасонов.
        Взгляд ее сразу же сконцентрировался на симпатичной шелковой блузке с красивым оригинальном вырезом. Она любила такие вещицы, отлично сознавая, что глубокое декольте выгодно подчеркивает ее красивую пышную грудь, от которой все ребята в школе не могли отвести жадных взоров.
        Увы! При ближайшем рассмотрении оказалось, что цена блузки ровно в три раза превышает все имеющиеся в наличии у Вали средства. «Ничего, - утешила она себя, - возможно, через месяц я смогу себе позволить такую покупку. Да еще к ней в придачу вон те черные брюки-стрейч и эти полусапожки на шпильке. Наверняка даже останется на приличную тушь для ресниц». Тут же Валя вспомнила о своем намерении бoльшую часть зарплаты выслать в Ульяновск и мысленно поправила себя: «Только кофточка и тушь, а брюки потом».
        С видимым сожалением оторвавшись от предмета вожделений, она прошла к киоску печатной продукции и купила журнал. Вернулась во двор, села на лавочку и принялась методично листать страницу за страницей.
        Довольно скоро Вале стало ясно, что найти работу в столице вовсе не такое плевое дело, как ей казалось. В горничные и няни требовались женщины исключительно старше тридцати, в большинстве случаев непременно с московской пропиской и замужние. От официанток требовалось работать по ночам, чего Валя делать ни в коем случае не хотела, опасаясь домогательств со стороны клиентов. Были, конечно, и другие предложения, проще и доступнее, но и деньги там платили грошовые, а в ее планы входило не мелочиться и уж если трудиться, то не меньше чем за двести баксов в месяц.
        Она и не заметила, как провела за просмотром объявлений почти час. У нее зарябило в глазах, заболела спина. Валя решила сделать перерыв, отложила журнал и увидела, что возле лавочки, покачиваясь, стоит тощий небритый субъект с бутылкой пива в руках. Он внимательно смотрел на Валю и улыбался мокрыми, слюнявыми губами. Убедившись, что его заметили, мужик приветственно махнул рукой:
        - Хелло, детка! Не хочешь составить компанию? Мое пиво, твоя закуска.
        - Нет, спасибо. - Валя решительно помотала головой.
        Субъект, однако, так легко отступать не желал. Он подошел и довольно бесцеремонно тронул девушку за плечо.
        - А ты - конфетка. Симпатичная малышка. Не артачься, увидишь, будет жутко весело.
        - Ну-ка, убери руки, ты, зефир в шоколаде! - Валя, сохраняя полное спокойствие, легким движением плеча сбросила руку наглого приставалы. - Для начала слюни утри, а то смотреть неприятно.
        Небритый с опаской оглядел ее довольно внушительные бицепсы и молча отошел в сторону. Девушка проводила его насмешливым взглядом и вернулась к своему журналу.
        Еще через двадцать минут она отметила для себя не менее десятка телефонов, по которым предстояло позвонить. Валя уже хотела идти домой, как вспомнила о своем желании заскочить в магазин. Она встала с лавочки и обратилась к молодой женщине, катавшей по тротуару шикарную голубую коляску:
        - Простите, вы не подскажете, где здесь поблизости хороший гастроном?
        - Гастроном? - Мамаша, не задумываясь, ткнула рукой в сторону, противоположную метро. - Вон там, за домами, замечательный супермаркет. Идти буквально пять минут, продукты всегда свежайшие и цены удобоваримые.
        Валя кивнула в знак благодарности и поспешила в указанном направлении. Действительно, не успела она глазом моргнуть, как прямо перед ней возникло большое ярко-желтое здание со стеклянными дверями и совершенно лишенное окон. На боку красовалась вывеска: «Универсам “Надежда”». В двери непрерывным потоком валил народ.
        «Небось очередища здесь», - подумала Валя, но тем не менее вошла внутрь.
        В помещении громко играла музыка, в углу, возле камер хранения, толпились желающие положить в автомат деньги на счет мобильного телефона. На низеньких столиках громоздилась гора новеньких, блестящих металлических корзинок. Валя взяла одну и поспешила за турникет.
        Ассортимент продуктов привел ее в восторг. Ах, как жаль, что она пока не могла себе позволить практически ничего из того, что видела на забитых до отказа полках! О многих товарах Валя вообще не имела понятия: например, не знала почти половины сортов сыров и колбас, не представляла, что молочных продуктов может быть такое великое множество. Она чувствовала себя как на увлекательной, интересной экскурсии - неторопливо ходила между рядами, подолгу глядела на этикетки и ценники, некоторые коробочки и банки даже брала в руки. Никто ее не останавливал, не делал ни малейших замечаний, наоборот: девушки-продавщицы приветливо улыбались и несколько раз спросили, не могут ли они чем-нибудь помочь. От помощи Валя вежливо, но твердо отказалась, и в конце концов, положив в корзину буханку круглого черного хлеба и маленькую упаковку пастилы, двинулась к кассе.
        К ее удивлению, никакой очереди там не обнаружилось, стояло всего несколько человек, да и тех худенькая, юркая, как мышь, кассирша обслуживала с невероятной быстротой. Пара минут - и у Вали в руке был чек, на обратной стороне которого пестрела реклама обувного магазина «Каблучок». Она сложила покупки в полиэтиленовый пакет, выданный ей бесплатно, и поспешила к выходу.
        «Буду ходить сюда каждый день, - решила Валя, оказавшись на улице, - действительно чудесный магазин».
        - Девушка! - окликнул ее дребезжащий старческий голос.
        Валя обернулась и увидела скрюченную, совершенно седую старушонку с большой хозяйственной авоськой. Бабка шамкала губами и просительно глядела на Валю.
        - Посмотрите, что там за объявление на дверях - не санитарный ли день, часом, завтра? Тут такое иногда бывает, а у меня как раз именины и гости придут. Сама-то я слепуха стала, совсем не вижу. - Старушка сокрушенно покачала ссохшейся головой.
        - Конечно, посмотрю, - охотно согласилась Валя и, подойдя к дверям прочитала, громко и четко произнося слова:
        «Универсаму срочно требуется продавец».
        - А, - бабулька облегченно махнула тощей ручонкой, - это здесь уже давно висит, с неделю или больше. Слава тебе, господи, значит, завтра все будет без изменений.
        - Наверное, - подтвердила Валя.
        Бабка, кряхтя, просеменила в магазин. Валя проводила ее взглядом и хотела было уже идти, как вдруг ее словно что-то кольнуло. Она еще раз внимательно перечитала листовку. Ну да, вот же, черным по белому сказано: требуется продавец. И нигде не указано, что необходима московская прописка или соискателю должно быть обязательно за тридцать. Понимай как хочешь.
        Валя энергично дернула стеклянную дверь и снова зашла в супермаркет. На этот раз она прошагала прямо к охраннику, высоченному здоровяку в строгом черном костюме с лицом, не предвещавшим ничего хорошего.
        - Добрый день, - поздоровалась с детиной Валя.
        - Добрый, - неожиданно приветливо ответил охранник.
        - Я по поводу объявления о работе. Тут нужен продавец?
        Мужик смерил девушку оценивающим взглядом, обернулся и негромко позвал:
        - Люся, подойди.
        Тотчас возле него, будто из-под земли, выросла, возникла миловидная крашеная блондинка средних лет с потрясающим кораллово-красным маникюром и такой же яркой помадой на губах.
        - Что, Леша? - Блондинка вопросительно уставилась на здоровяка.
        - Вот, девушка интересуется объявлением. Сведи ее к шефу, может, она ему приглянется.
        Теперь настал черед Люси изучать Валю. Она смотрела на нее с минуту, а то и больше, а затем, слегка наклонив голову, произнесла утвердительно:
        - Приезжая.
        - Да. - Валя окинула тетку, обладающую телепатическими способностями, удивленным взглядом. - Откуда вы…
        - Знаю, - спокойно перебила та, - у меня глаз наметанный. Сразу после школы?
        - Угу.
        - А жить-то в Москве есть где?
        - Есть, - не моргнув глазом, ответила Валя. - Я тут совсем рядышком, у тетки. Ходу меньше пяти минут.
        - Ну пошли, - без особого энтузиазма велела Люся и, легонько взяв Валю за плечо, повела через зал.
        Они миновали колбасный отдел, и Валя поняла, где сосредоточивалась основная масса покупателей: все они стояли в длинном хвосте за сосисками, окороками и ветчиной. Пять или шесть девушек в симпатичных синих халатиках и таких же косынках без устали нарезали мясную продукцию на специальных машинках. Со стороны они казались автоматами: ни одного лишнего движения, ни взгляда в сторону, только отточенное до виртуозного блеска мелькание рук, сдирающих колбасную шкуру, бросающих батоны под нож, затягивающих упаковки целлофаном и вручающих их покупателям.
        «Бедные, - с сочувствием подумала Валя, глядя на трудящихся в поте лица девчонок. - Тяжело небось вот так, не разгибаясь, кромсать колбасу целыми днями».
        - Не отвлекайся, - недовольным тоном произнесла Люся, заметив, что Валя замедлила шаг. - Тебе же это надо. У меня своих дел полно, не хватало с тобой валандаться.
        Валя поспешно кивнула и вслед за ней зашла в узкую железную дверь в самом конце зала. Там оказался коридор, длинный и плохо освещенный. Они прошли его насквозь и остановились перед другой дверью. Люся негромко постучала.
        - Войдите! - отозвался изнутри громкий гортанный голос с явным южным акцентом.
        - Давай. - Люся подтолкнула Валю вперед. - Ты первая.
        - Почему я? - заартачилась было та, но женщина уже распахнула дверь перед ее носом.
        Валя очутилась в светлом, хотя и тесноватом кабинете. Одна его стена была сплошь заставлена шкафами, у другой стоял небольшой мягкий диванчик. На нем лежал огромный полосатый арбуз. У зарешеченного крошечного окошка стоял стол, за которым сидел тучный чернобородый и чернобровый мужчина лет пятидесяти. Его темные маленькие глазки цепко впились в Валино лицо.
        - Чего надо, дэвушка?
        Валя хотела открыть рот, но Люся, стаявшая за ее спиной, заговорила раньше:
        - Муртаз Аббасович, она по поводу работы.
        - Ах так! - Чернобровый встал и оказался совсем низенького роста. Впрочем, это не мешало ему выглядеть внушительно и даже устрашающе. Он постучал толстым указательным пальцем по столешнице и, не отрывая от Вали пронзительного взгляда, приказал: - Иды сюда.
        - Иди, - шепотом проговорила Люся и подтолкнула ее в спину.
        Та с невольной опаской приблизилась к столу.
        - Значит, хочэшь работать продавщицей, - произнес чернобровый.
        - Хочу, - робко подтвердила Валя.
        - Она не москвичка, Муртаз Аббасович, - встряла Люся и тут же прибавила: - Но живет рядом.
        - Лэт сколько? - рявкнул восточный мужчина.
        - Восемнадцать.
        - Работа ежеднэвно, с дэвяти до дэвяти, одын выходной. Устроит? - Муртаз Аббасович вопросительно уставился на Валю.
        - Смотря какие у вас заработки, - осмелев, проговорила та.
        - Хорошие заработки. Ныкто нэ жалуется.
        - А все-таки хотелось бы поточнее.
        Муртаз Аббасович неожиданно перестал хмурить смоляные кустистые брови и улыбнулся, блеснув множеством золотых коронок.
        - Какая настырная, слушай! Хорошо, скажу поточнее. Двести пятьдэсят баксов тэбя устроит на пэрвое врэмя?
        - Еще как! - обрадовалась Валя, не веря своему счастью.
        Суток не прошло, как она в Москве, а у нее уже есть работа. Да какая - в огромном современном магазине, явно лучшем во всем микрорайоне! Об этом и мечтать было трудно.
        - Будешь колбасу рэзать, - так же добродушно объяснил Муртаз Аббасович. - Завтра придешь, тэбе все покажут. Опаздывать нэльзя, штраф дэсять баксов. Болтать во врэмя работы тоже нэльзя. Кушать только в пэрэрыв. Покупатели пожалуются - опять штраф. Поняла?
        - Да, - озадаченно произнесла Валя.
        Вот те раз - значит, ее берут сюда на колбасу, туда, где, как пчелки, пашут загнанные девчонки. По двенадцать часов в день не отходить от машинки - и ни словом перекинуться с соседкой, ни яблока пожевать!
        Бровастый меж тем со снисходительной ухмылкой наблюдал за ее реакцией на свои слова.
        - Ну как?
        - Соглашайся, - шепнула сзади Люся, о существовании которой Валя почти позабыла.
        «В конце концов, двести пятьдесят баксов на дороге не валяются», - решила она и отчаянно тряхнула головой:
        - Я готова.
        - Отлично, - самодовольно проговорил Муртаз Аббасович. - Паспорт у тэбя с собой?
        - Дома, - огорчилась Валя.
        - Нычего. Завтра принесешь. Мэдицынскую кныжку мы тэбе сдэлаем. Как звать?
        - Валентина, - быстро проговорила она и тут же поправилась: - Колесникова Валентина Николаевна.
        - Харошо, Валэнтина Николаевна, - засмеялся бровастый, - жду тэбя завтра к дэвяти. Сначала зайдешь ко мнэ, потом Людмила Ивановна отвэдет тэбя на мэсто. До свиданья.
        - До свиданья, - проговорила Валя и вышла из кабинета.
        - Ну вот и сладилось, - удовлетворенно сказала Люся, прикрывая директорскую дверь, - трудовой книжки у тебя, поди, тоже нет?
        - Трудовая есть. Я уже давно подрабатываю.
        - Тем лучше. - Люся впервые за все время их знакомства улыбнулась коралловыми губами. - Ты не сомневайся. Такое место в твоем положении - редкая удача. У нас покупателей пруд пруди, со всего района идут, девочки не успевают всех обслуживать. В колбасном обычно не меньше семи человек работает, а тут, неделю назад, одна уволилась, Матвеева Саша. Что поделать, муж военный, переводят в другой город. Вот ты на ее место и заступишь. Обучим тебя, будешь не хуже других резать. Потом, глядишь, и на повышение пойдешь. Опять же, денег прибавят. Но это не сразу, - спохватилась Люся, уловив ее мечтательный взгляд, - пока что себя зарекомендовать нужно. Муртаз Аббасович жутко строгий, но справедливый. Дисциплина у нас о-го-го, потому и выживаем в условиях конкуренции.
        Валя слушала и кивала. Она ни о чем не жалела и была исполнена энтузиазма. Колбаса так колбаса. Главное, что она уже устроена, завтра ее первый рабочий день, а, значит, совсем скоро можно будет съехать от вредной и сердитой Евгении Гавриловны, снять свое жилье, послать в Ульяновск кругленькую сумму, да и про себя не забыть.
        - Ну ладно, - наконец махнула рукой Люся, - ты сейчас идти домой, хорошенько отдохни, спать ложись пораньше, чтобы завтра силы были. До встречи.
        - Спасибо. - Валя благодарно улыбнулась.
        - Не за что, - засмеялась Люся, - все, я побежала. Гуд бай. - Она вытолкнула ее обратно в зал и моментально растворилась.
        Валя постояла немного, а потом подошла к прилавку с колбасами. Она долго смотрела на работу девушек, и постепенно ей стало казаться, что в ней нет никакой сложности. Пожалуй, быть официанткой значительно труднее - чего стоит одно только умение увертываться от перебравших клиентов!
        Закончив наблюдения, Валя во второй раз покинула универсам. На этот раз она не стала нигде задерживаться и сразу двинулась к дому. Зашла в подъезд, поднялась на нужный этаж, отомкнула квартиру.
        - Кт-то т-там? - тут же вопросил из комнаты Петруша. - Вор-ры?
        - Ну почему сразу воры? - засмеялась Валя. - Нельзя быть таким подозрительным.
        Она занесла продукты на кухню, отломила от пастилы кусочек и, зайдя в комнату, сунула его между прутьев клетки. Сначала попугай недоверчиво нахохлил радужные перышки, а затем несмело клюнул крепким желтоватым клювом.
        - Ну как? - спросила у него Валя. - Вкусно?
        - Гад-дость! - лаконично изрек тот и принялся щипать пастилу со всех сторон.
        - Если гадость, нечего тогда жрать, - обиделась Валя и поглядела на старинные деревянные часы с гирьками, висевшие на стене.
        Только час, делать абсолютно нечего. Она поколебалась и включила телевизор. Шел какой-то сериал, начала которого Валя не видела. Она устроилась на диване, закинув ногу на ногу, и принялась с интересом смотреть.
        Тетка должна была прийти лишь к вечеру, и Валя почувствовала себя полной хозяйкой: во время рекламной паузы сбегала в кухню, быстренько вскипятила электрочайник, налила себя чаю и, прихватив пастилу, вернулась к телевизору.
        - Пр-риятного апп-петита, - прокомментировал ее действия Петруша.
        - И тебе того же, - насмешливо проговорила Валя, откусывая крепкими белыми зубами пастилу.
        Вскоре фильм ей наскучил. Она решила поглядеть, что еще есть интересного в теткиной квартире, кроме старинных часов, телевизора и не в меру умной говорящей птицы. Залезать в шкаф показалось ей неприличным, а вот один из ящиков комода был соблазнительно приоткрыт. Валя осторожно выдвинула его до конца, и ее взгляду представилась стопка толстых фотоальбомов в пыльных, изъеденных молью бархатных переплетах. «В самый раз», - подумала она и, выудив наугад один из них, раскрыла на первой странице. Там оказалось два снимка, старых, черно-белых, с пожелтевшими нечеткими краями: девушка в платье с матросским воротничком, со строгим, чрезмерно худым лицом и длинными темными волосами, распущенными по плечам. Валя без труда узнала Евгению Гавриловну.
        Вот ведь елки-палки - а тетка-то, кажется, в юные годы была очень даже ничего, хоть и тощевата маленько. Небось и ухажеров хватало.
        Словно в подтверждение ее мыслей на следующей странице располагалось фото симпатичного молодого человека с курчавой шевелюрой и папиросой в зубах. Внизу карточки шла надпись витиеватым затейливым шрифтом: «Милой Женечке на вечную память от Георгия Р.».
        Валя с детским любопытством принялась воображать, кто же такой был этот Георгий Р. Может быть, теткин муж, который потом ушел, бросил ее? Верно, с тех пор она и стала такая злющая - неудача в любви хоть кого сделает стервой. Интересно, а детей у них не было?
        Валя хотела было перевернуть еще страничку, как вдруг из прихожей послышался звук отпираемого замка. Она вздрогнула от неожиданности и, точно воришка, поспешно захлопнула альбом.
        - К-кто там? - оглушительно гаркнул Петруша.
        - Свои, успокойся, - ворчливо произнес голос Евгении Гавриловны, и тотчас она сама появилась на пороге комнаты.
        При виде растерянной Вали с альбомом в руках ее лицо, и без того длинное и узкое, вытянулось еще больше.
        - Это еще что за фокусы? - сурово проговорила тетка и, шагнув к девушке, резким движением выхватила у нее альбом. - Я, значит, за порог, а ты по чужим ящикам шастать? Нечего сказать, пригрела змею!
        - Да я… я только посмотреть, - виновато прошептала Валя, - просто так, скуки ради. Там же ничего секретного.
        - Почем ты знаешь, что ничего? - не унималась Евгения Гавриловна. - Ишь, молодежь! Не воспитывают вас нынче, все дозволено. Скоро и воровать разрешат, и грабить средь бела дня.
        - Вор-ры, вор-ры! - радостно подхватил знакомое слово попугай.
        - Цыц, ты, оглашенный, - шикнула на него Евгения Гавриловна и, назидательно погрозив Вале длинным узловатым пальцем, проговорила: - Гляди у меня: замечу еще что в этом роде, сразу выгоню вон. Ясно?
        - Зачем вы так? - не выдержала Валя. - Разве я украсть хотела? И так вас долго не стесню, скоро уеду.
        - Куда это ты уедешь? - колко поинтересовалась тетка.
        - Комнату сниму, - уже с явным вызовом проговорила Валя. - Я на работу устроилась.
        - На какую такую работу? - Евгения Гавриловна недоверчиво сощурилась. - Ты, девка, ври, да не завирайся.
        - Делать мне нечего, как врать. - Она небрежно повела плечиком. - Я с завтрашнего дня в супермаркете работаю. На колбасе.
        - На чем? - изумилась тетка.
        - На колбасе! - отрезала Валя, подумала секунду и прибавила с гордостью: - В универсаме «Надежда». Слышали, надеюсь, о таком?
        - Слыхала, - слегка порастеряв пыл, проговорила Евгения Гавриловна. - Что ж, тебя верно туда взяли?
        - Верно.
        - Прямо так, с улицы?
        - А что, по-вашему, кастинг надо было пройти? - съязвила Валя. - Это, чай, не «Фабрика звезд», а гастроном!
        - Погоди ты, не насмешничай, - отмахнулась тетка и, сунув альбом с фотографиями на место, тяжело села на диван, - по порядку давай, что да как.
        Валя почувствовала, что больше не сердится на нее. Ей захотелось поделиться, чтобы ее выслушали и похвалили за принятое решение.
        - Иду я, значит, домой, - с увлечением начала она, - и тут соображаю, что неплохо бы в магазин заскочить.
        - В магазин заскочить, - ворчливо перебила Евгения Гавриловна, - а говорила, денег нет!
        - Да я только хлеба буханку и сладенького к чаю, - беззлобно пояснила Валя, - вы не перебивайте, не то я что-нибудь спутаю. Ну и вот, спрашиваю у тетки, где здесь гастроном поприличней. Она мне и указала эту самую «Надежду». Я туда зашла, все купила, что надо, а когда уходить собралась, глядь: объявление висит. Нужен, мол, продавец. Ну, я ноги в руки - и обратно. К охраннику - так и так, возьмите на работу. Тот меня с одной дамой свел, шикарная такая, ногти у нее обалденные, да и на внешность ничего. Она меня отвела к хозяину магазина. Нерусский он какой-то, зовут Муртаз Аббасович. Грузин, наверное.
        - Никакой не грузин, - с уверенностью произнесла тетка, - самый настоящий азербайджанец.
        - Вы откуда знаете?
        - Знаю. Поклонник один у меня был родом из Баку. У него брата Аббасом звали. И вот что я тебе скажу, девонька, - напрасно ты радуешься.
        - Почему? - Валя удивленно округлила глаза.
        - По району об этом магазине дурная слава идет. Сам-то универсам хороший, спору нет, и товары в нем стоящие. А вот директор - лютый зверь. Набирает на работу молодежь без прописки, заставляет пахать, как на каторге, чуть что - штрафует, а то и увольняет. Так что недолго ты протянешь у него: либо сама уйдешь, либо вытурят тебя к чертовой бабушке.
        - Ни за что не уйду, - твердо проговорила Валя, упрямо вскидывая голову, - и уж точно никто меня не вытурит. Что-что, а работать я умею, привычная.
        - Посмотрим, - поджав губы, произнесла Евгения Гавриловна и, кинув взгляд на стоящую на столе пустую чашку, строго велела: - Убери и крошки за собой вытри.
        Валя взяла чашку и поплелась в кухню, от души жалея, что доверилась тетке. Не получится у них дружбы, как ни пытайся. Та будто специально ищет, к чему бы придраться, все ей плохо, ничем не угодишь.
        «Ну и бог с ней, - решила она, - стоит расстраиваться из-за таких пустяков! Посмотрим, что эта злыдня запоет, когда я через месяц заявлюсь домой в новой блузке».
        4
        Евгения Гавриловна никуда больше не ушла - очевидно, ее работа на сегодня была закончена, или она специально отпросилась пораньше, чтобы проконтролировать незваную гостью. Так или иначе, Валя не стала спрашивать тетку о причине ее возвращении домой посреди бела дня просто потому, что ей не хотелось лишний раз заговаривать с ней.
        Она еще немного посидела в квартире перед включенным в половинную громкость телевизором, послушала сногсшибательные заявления Петруши, потом потихоньку вышла и, разыскав поблизости почту, позвонила в Ульяновск.
        Матери дома не оказалось, трубку взяла одна из младших близняшек, семилетняя Маринка. Услышав голос сестры, она радостно завопила:
        - Але, Валь, это ты? А мы по тебе скучаем! Ирка тебе письмо написала, завтра утром отправит.
        - Ладно, пускай отправляет, - милостиво разрешила Валя и осторожно поинтересовалась: - Родители еще не пришли?
        - Папка дома, - охотно ответила Маринка, - он и не уходил никуда, с утра поддатый лежит. А мамка на огород поехала, обещала завтра к вечеру вернуться.
        Такой семейный расклад был для Вали вполне привычным, и она, удовлетворенно кивнув, строго приказала Маринке:
        - Мама приедет, передашь ей, что я звонила. У меня все хорошо, с жильем проблем нет, и на работу я уже устроилась.
        - Жвачки пришлешь? - тут же деловито осведомилась сестренка.
        - Пришлю, когда денег заработаю. Ты смотри, не забудь передать, а то знаю я вас!
        - Не забуду, - горячо заверила Маринка и прибавила с нежностью: - Я тебя целую.
        - И я тебя. - Валя проглотила невесть откуда взявшийся в горле противный комок и, повесив трубку, оглянулась.
        Вокруг был народ, чужие, равнодушные люди дожидались своей очереди к автоматам, сидя за столами, заполняли почтовые бланки, разговаривали, читали газеты. Никому не было дела до одинокой приезжей девчонки, и если бы в это мгновение Валя вдруг провалилась сквозь землю, никто бы этого даже не заметил.
        Ей стало ужасно тоскливо, как не было, когда она покидала Ульяновск. Отчетливо вспомнилось лицо матери, всегда доброе, спокойное, с едва заметными морщинками в уголках глаз, натруженные, но все равно мягкие и ласковые руки, голос, грудной и певучий. В молодости Нина была знатной певуньей, и до сих пор в праздники, слегка захмелев, она дивным контральто выводила грустные, задушевные мелодии любимых застольных песен.
        Валя вздохнула, прогоняя видение, вышла из кабинки и вернулась домой.
        Так незаметно подкрался вечер. Ровно в девять Евгения Гавриловна расстелила диван, а Вале достала с антресолей раскладушку, ватный матрас и выдала стопку свежего, но старенького белья.
        - Стели и ложись, - тоном, не терпящим возражений, велела она.
        - Рано еще, - попробовала побороться за свои права Валя. - Мы дома до десяти не спим.
        - Это дома, - брюзгливо парировала тетка, - а здесь я всему голова. Как скажу, так и будет.
        Ничего не оставалось, как подчиниться этому наглому диктату. Валя поставила раскладушку у шкафа, положила на нее матрас, покрыла его простыней. Не успела она вдеть подушку в наволочку, как Евгения Гавриловна потушила верхний свет, оставив гореть лишь тусклый ночничок в форме китайского фонарика.
        - Нечего возиться, - объяснила она свои действия, - подъем завтра в шесть тридцать. Доброй ночи. - С этими словами тетка, кряхтя, забралась на диван, натянула на голову одеяло и буквально через секунду захрапела, мерно и громко.
        Валя в темноте достелила кровать, потом тихонько, на цыпочках вышла из комнаты и пробралась в ванную. Стоя под душем, она думала о завтрашнем дне. Интересно, какие там, в отделе, девчонки? Нормальные или стервы? Тетка сказала, что в универсаме работает полно приезжих, стало быть, к Вале должны отнестись по-свойски, без зазнайства и пренебрежения. Наверняка и подружка вскорости заведется, будет с кем развлекаться по выходным.
        Валя с сожалением вспомнила своих ульяновских школьных подруг, разлетевшихся за лето кто куда. Одна из них, Машка Булыкина, умудрилась поступить в Москве в институт экономики и управления. Нужно будет как-нибудь наведаться к ней в общежитие, да только у Машки, поди, теперь мало времени найдется для старых друзей.
        Размышляя подобным образом, Валя закончила мыться, накрепко завернула оба крана, тщательно вытерла маленькую лужицу на полу, набрызганную неисправным шлангом, и, вернувшись в комнату, нырнула в постель.
        Сон долго не шел. Перед глазами все мелькали шумные столичные улицы, шикарные иномарки, красочные вывески, отремонтированные фасады домов, раскованные, модно и дорого одетые люди.
        Чтобы отвлечься и победить возбуждение, Валя попробовала считать про себя: медленно, ритмично, через равные промежутки времени. Она досчитала до двухсот тридцати пяти и наконец уснула крепко, без сновидений, уютно свернувшись на низенькой скрипучей раскладушке под ветхим шерстяным одеялом.
        5
        Едва рассвело, громко зазвонил будильник. Спросонья Валя сунула голову под подушку, но резкий голос Евгении Гавриловны безжалостно выдернул ее из сладкой полудремы:
        - Вставай, красавица. Прохлаждаться некогда.
        «Старая ты карга!» - в сердцах подумала Валя, открывая глаза. Ну что стоило этой вредине дать ей поспать еще часок? Так нет, орет тут под ухом, будто на пожаре.
        Часы показывали ровно шесть тридцать. Попугай молчал, как рыба, наглухо прикрытый темным платком в своей клетке. Валя зевнула и принялась одеваться.
        - На завтрак яичница, - сообщила Евгения Гавриловна. Она уже успела сложить диван и теперь, держа во рту шпильки, скручивала перед зеркалом жидкий пучок из пегих волос.
        Валя тоже принялась за косу: расплела ее, тщательно расчесала пряди от корешков до самых кончиков, затем заплела заново, перехватив внизу алой резинкой.
        Обернувшись, она заметила, что тетка внимательно наблюдает за ее действиями. Та, поймав взгляд, кисло улыбнулась:
        - Коса у тебя добрая. Гляди, не стриги - а то здесь девки чего только не придумывают с волосами: и красят в разные цвета, и бреют почти наголо. Страсть, да и только.
        - Нет, я стричься не собираюсь. - Валя решительно помотала головой. - Я с самого садика ни разу не стриглась. И у Таньки нашей такая же коса, и у Ирки с Маринкой.
        - Это что же, все сестры твои? - полюбопытствовала Евгения Гавриловна.
        - Сестры, - подтвердила Валя, - средней одиннадцатый пошел, а младшим по семь. Они близняшки.
        - Вон сколько нарожала мамаша твоя. И зачем, спрашивается? Кормить-то не на что. - В теткином тоне звучало явное осуждение.
        Вале тут же сделалось обидно за мать. Как это так - зачем нарожала? Если бог дал - грех не родить. Сама она собиралась в отдаленном будущем заиметь не меньше троих ребятишек, и непременно одного из них мальчика, чтобы порадовать отца, так и не дождавшегося сына.
        Евгения Гавриловна заприметила ее молчаливую обиду, прервала разговор и ушла на кухню. Валя освободила раскладушку, сложила ее и сунула за шкаф, а постель убрала в нижний ящик комода, как велела тетка. Затем она подошла к клетке и сдернула с нее платок.
        - Добр-рое утр-ро! - тотчас взбодрился Петруша.
        - Привет, - поздоровалась с ним Валя.
        Попугай слетел с жердочки, на которой спал, и принялся клевать из кормушки семечки.
        - Пойду и я позавтракаю, - сказала ему девушка.
        На этот раз она ела с хлебом, а к чаю у нее осталось целых два куска пастилы. Тетка демонстративно не притронулась к ее продуктам, нарезала собственный батон, выложила на блюдечко комочек подсолнечной халвы. Угощать Валю и не подумала, съела все до крошки, кинула тарелки в раковину.
        - Помоешь!
        Валя почувствовала себя настоящей Золушкой при злой, несправедливой мачехе. Зачем говорить таким тоном - и без того она никогда не оставит посуду грязной.
        - Слышишь меня? - нетерпеливо произнесла Евгения Гавриловна.
        - Слышу, не глухая, - буркнула Валя и тут же пожалела, что сорвалась. Надо молчать, все сносить. Кто она тут такая? Живет Христа ради, в любой момент тетка может ее турнуть. Значит, нужно смириться и терпеть, пока не будет денег на то, чтобы уехать.
        Евгения Гавриловна ничего не сказала, ушла из кухни в комнату. Минут десять возилась там, затем хлопнула входная дверь. Валя облегченно вздохнула и взялась за посуду.
        Ровно в половине девятого она вышла из дома. Утро было пасмурным, накрапывал мелкий дождик. Валя не стала раскрывать зонтик, брела по тротуару не спеша, подставив лицо под прохладные капли. В кармане легкой болоньевой курточки лежали паспорт и трудовая книжка.
        Универсам еще не открылся, но внутри уже был народ. Через стеклянные двери Валя увидела вчерашнего охранника. Он оживленно беседовал с хорошенькой миниатюрной шатенкой в короткой юбке и остроносых туфельках на шпильке.
        Валя тихонько постучала по стеклу. Парень обернулся, заметил ее и указал пальцем куда-то вбок. Ничего не поняв, Валя недоуменно пожала плечами.
        Охранник приблизился к дверям и, сложив ладони рупором, прокричал:
        - Зайди через служебный вход!
        - А где он? - крикнула в ответ Валя.
        - Там. - Парень снова махнул рукой в сторону.
        - Ясно. - Валя обошла здание слева и очутилась у другой двери. Она была открыта. Совсем рядом стоял грузовик, из которого двое мужиков выгружали ящики с хлебом.
        - Посторонись! - рявкнул один из них. - Не то косу оторвем!
        Валя строго глянула на шутника. Он был совсем молодой, может, на пару годков постарше ее самой, некрасивый, весь в рыжих веснушках, но веселый и обаятельный. Прикольный, как сейчас говорят.
        - Как звать? - поймав ее взгляд, поинтересовался паренек.
        - Валентиной. А тебя?
        - Меня Валеркой. Работать тут будешь?
        - Да.
        - Небось в колбасном? - догадался грузчик.
        - Там.
        - Пойдешь вечером в кабак? Я угощаю.
        - Посмотрим, - уклончиво ответила Валя.
        Она не собиралась с ходу заводить близкие знакомства. Во всем нужно знать толк, и нечего бросаться за первым, что идет в руки. Однако парнишка ей понравился - даром что страшненький, зато не жадный. Пожалуй, с таким можно будет провести вечер, но только не сегодняшний.
        - Ну смотри, смотри, - хитро усмехнулся Валерка и понес ящик с булками в дверь.
        Валя зашла вслед за ним и сразу же наткнулась на Люсю. Та стояла, держа в руках раскрытую пудреницу, и обводила губы ультрамодной помадой.
        - А, вот и ты, - узнала она девушку, - рановато явилась, но это хорошо. Документы с собой?
        Валя кивнула.
        - Прекрасно. Муртаза Аббасовича пока что нет, мы твои бумаги отдадим Лиде, это наш секретарь. Она снимет копию с паспорта и выпишет тебе медицинскую книжку. На днях съездишь в поликлинику, пройдешь необходимых врачей. Полиса не надо, у Муртаза Аббасовича там договоренность. Ясно?
        - Да.
        - Тогда идем. - Люся, как накануне, подхватила Валю под локоть и потащила за собой по узким, извилистым коридорам.
        Вокруг громоздились бесчисленные ящики, терпко и вкусно пахло чесноком и солеными огурцами.
        - Сюда. - Люся завела Валю в небольшую светлую комнатку, где у включенного компьютера сидела полная некрасивая женщина с обрюзгшим серым лицом и носом уточкой.
        - Доброе утро, Лидочка, - лучезарно улыбнулась Люся.
        Серолицая в ответ слегка наклонила голову.
        - Вот, эта девушка теперь у нас будет работать. Ты оформи ей все, что нужно, а потом Муртаз Аббасович заберет ее трудовую. Ладно?
        - Давайте документы, - проговорила секретарша. Голос у нее был такой же тусклый и серый, как и лицо.
        Валя вынула из кармана куртки полиэтиленовый сверток и протянула его женщине. Та извлекла оттуда паспорт, раскрыла, быстро пролистала страницы, цепким, опытным взглядом осмотрела фотографию.
        - Можете идти, копию я сниму. За паспортом зайдете вечером. Книжка к тому времени тоже будет готова.
        - Лидочка, ты ангел, - с благодарностью пропела Люся и, не моргнув глазом, добавила: - А выглядишь просто супер! Пошли. - Последнее адресовалось уже Вале.
        Покинув секретарскую, Люся наклонилась к ее уху и, сильно понизив голос, произнесла назидательным тоном:
        - Советую с ней не ссориться. Себе дороже будет.
        - С кем? С этой Лидочкой? - удивилась Валя. Ей трудно было представить существо более безобидное, чем эта неуклюжая, толстая клуша с увядшей, нездоровой кожей.
        Люся многозначительно хмыкнула.
        - Ну, для тебя она, пожалуй, будет не Лидочка, а Лидия Александровна, впрочем, как и я - Людмила Ивановна. Но суть не в этом.
        - А в чем? - наивно поинтересовалась Валя.
        - А ты не понимаешь? - Люся насмешливо прищурилась. - Эх ты, молодо-зелено. Лидка у нас в магазине первый человек, Муртаз Аббасович ее сильно… уважает. - Она выразительно подчеркнула последнее слово.
        - За что уважает? - не уловив интонации, спросила Валя.
        - Вот дура! - рассердилась та. - Любовница она его, сечешь или нет?
        - Она? Любовница? - не веря собственным ушам, воскликнула Валя. Люся поспешно прикрыла ей рот ладонью.
        - Тише ты, идиотка, там, за дверью, все слышно. Да, любовница. Хозяину именно такие и нравятся, чтобы в теле и возраст не слишком молодой.
        - Да ведь у нее ни рожи, ни кожи! - шепотом возмутилась Валя.
        - Много ты понимаешь в рожах, - с усмешкой проговорила Люся. - Все, ладно, хватит треп разводить. Магазин уже открывается. Пойдем, познакомлю тебя с напарницами, они тебя и учить всему будут. Только нужно форму надеть, у нас с этим строго.
        Через десять минут Валя в симпатичном голубеньком фартучке и такой же косынке уже стояла за прилавком колбасного отдела. Высокая, черноглазая и чернобровая женщина лет сорока пяти терпеливо и спокойно объясняла ей, как пользоваться машинкой для нарезки. Ее звали Зоя Васильевна, она исполняла в отделе обязанности старшего продавца.
        - Вот, глянь. Берешь батон, делаешь два надреза, здесь и здесь. Снимаешь оболочку. Потом кладешь колбасу на доску и вот так. - Продавщица умело запустила аппарат. С другой стороны доски на лоточке один за другим стали появляться аккуратные округлые кусочки.
        - Видишь, как просто? - Зоя Васильевна вытащила наполнившийся лоток, затянула его пленкой и, кинув на электронные весы, нажала на кнопку. Тут же из прорези выскочил ценник с указанием веса продукта и его стоимости. Зоя Васильевна приклеила его на целлофан и протянула лоток Вале. - Вот и вся наука. Хочешь попробовать сама?
        - Хочу. - Валя решительно потянулась за остатком батона, но Зоя Васильевна поспешно перехватила ее руку.
        - Э, нет, погоди. Первый блин всегда комом, так я тебе, чтобы уродовать, другую колбасу дам, просроченную. - Она сбегала в подсобку и принесла новый батон, по виду ничем не отличавшийся от того, на который покусилась Валя. - Видишь, срок реализации - до пятнадцатого августа, а сегодня уже двадцать второе. Мы несвежим товаром не торгуем. - В голосе продавщицы прозвучала гордость.
        Валя взяла колбасу, в мгновение ока очистила шкурку и, сунув в машинку, принялась нарезать. Зоя Васильевна стояла рядом и мягко подбадривала ее:
        - Так, так. Хорошо. Все получается, главное, не отвлекайся. - Она поднесла готовый лоток к глазам и придирчиво осмотрела куски. - Ничего для первого раза. Многие куда хуже режут. Молодчина, ловкая девочка. Теперь порежь еще самостоятельно, а я пока отойду.
        Зоя Васильевна принесла Вале еще батонов пять просроченной колбасы, на самом деле абсолютно свежей. Девушка устроилась в углу, за крайней машинкой, и взялась за дело с утроенным рвением. Ей непременно хотелось уже сегодня начать обслуживать покупателей.
        Однако пришлось смирить свое нетерпение. Вернувшись минут через сорок, Зоя Васильевна оглядела аккуратно упакованные лоточки и, удовлетворенно кивнув, произнесла:
        - А теперь сядь и понаблюдай, как работают девочки. Заодно приглядись к названиям и сортам изделий. Да, и, главное, не стесняйся спрашивать, если что-то непонятно - тебе любой ответит.
        Она снова исчезла. Валя со вздохом выполнила приказание и села на стоявшую рядом шаткую сосновую табуретку, с любопытством оглядываясь по сторонам. Народу еще было немного, и в отделе работали всего три продавщицы. У той, что находилась к ней ближе всех, молоденькой, коротко стриженной блондинки, на груди висел бейджик «Марина». Девушка ловко взвешивала сосиски и ветчину, нарезала колбасные батоны и время от времени молчаливо косилась на новенькую. Валя наконец решилась с ней заговорить.
        - Привет, - негромко сказала она, - меня зовут Валя. Тебе сколько лет?
        - Двадцать, - коротко ответила Марина и выхватила с витрины длиннющую сосисочную гирлянду.
        - Давно здесь работаешь?
        - Четвертый месяц.
        - Ну и как? Ничего?
        - Тяжело, - так же тихо и бесстрастно проговорила девушка, взвешивая сосиски, - сейчас-то что, покупателей почти нет. Это конфетки. А вот ближе к обеду, да потом, с пяти до семи, такое начнет твориться - в туалет не сходишь.
        - А платят исправно? - озабоченно поинтересовалась Валя.
        Марина невесело усмехнулась.
        - Платить-то платят. Да только штрафы эти проклятые насмерть душат. За все штрафы - за опоздание, за то, что не так посмотрела на покупателя, за малейшую ошибку. А как не ошибиться, когда к вечеру в глазах рябит от этой колбасы!
        - Чего ж тогда ты отсюда не уйдешь? - спросила Валя, в глубине души уверенная в том, что драконовские меры хозяина ее не коснутся: она-то не будет опаздывать, а тем более ошибаться.
        - А куда уйдешь-то? - со вздохом произнесла Марина. - Я ж не москвичка, прописки у меня нет, комнату в общежитии снимаю. Так просто нигде не устроишься, нужно терпеть. Вот подкоплю побольше опыта, может, перейду в «Перекресток», там, говорят, зарплата в полтора раза выше.
        - Девушки! - раздался от прилавка капризный и требовательный женский голос. - Может, хватит болтать на рабочем месте? Народу раз два и обчелся, а вы заставляете покупателей ждать.
        Валя и Марина, как по команде, вздрогнули и подняли глаза. За витриной стояла низенькая крашеная тетка с корзинкой и с неприязнью смотрела на них.
        - Простите, пожалуйста, - извиняющимся голосом произнесла Марина, - что вы хотели?
        - Мне полкило «Вегуса» в нарезке и грамм триста молочных сосисок, - потребовала тетка.
        - Сейчас. - Марина принялась поспешно выполнять заказ. Пока она резала колбасу, Валя потихоньку вытащила с витрины сосиски, завесила их и, упаковав в пакет, приклеила ярлык. Тетке они протянули товар почти одновременно.
        - Молодежь! - ворчливо заметила та, беря покупки. - Все-то вас учить надо, чтобы не лодырничали!
        Марина дождалась, пока она ушла, и, обернувшись к Вале, проговорила трагическим шепотом:
        - Ну, что я тебе говорила? И так каждый день: не только рот раскрыть, а вздохнуть некогда. Хорошо еще, что жаловаться не побежала, а то чуть что, они к Людмиле Ивановне идут или к Галине.
        - А кто они такие, Людмила Ивановна и Галина?
        - Менеджеры по работе с клиентами. Людмила Ивановна еще и персоналом занимается. Тебя вот кто сюда принимал?
        - Она.
        - И меня. Ничего себе женщина, душевная. Галка, вот та настоящая стерва. Всегда под монастырь подведет, даже если ты ни в чем не виновата. Да вон она, собственной персоной. - Марина махнула рукой в зал. Валя увидела ту самую хрупкую девушку в мини, с которой утром оживленно болтал охранник.
        - Такая молодая? - удивилась она.
        - Да ты что, молодая! - возмутилась Марина. - Ей уже двадцать восемь.
        - А выглядит на восемнадцать. Красивая. - Валя завистливо поедала взглядом наделенную административными полномочиями девицу.
        - Будешь красивой, если каждый день бегать по массажным кабинетам да по соляриям. Ты на прическу ее глянь, баксов сто стоит.
        - Когда же она все успевает? - изумилась Валя.
        - А чего ей не успевать? - недобро усмехнулась Марина. - Она ж колбасу не вешает! Опять же, мамаша ее тут на теплом месте. Секретарша наша, Лидия Александровна. Галька у нее под крылышком, как сыр в масле. Только и делает, что пакостит всем да любовников меняет, как перчатки. Ей все можно, только нам ничего нельзя. Сейчас вот с Пашей мутит, не знаю, надолго ль.
        Галина, будто услышав, что разговор идет о ней, навострила уши и обернула к колбасному прилавку хорошенькое острое личико. Взгляд ее уперся прямиком в Валю. Она подняла тонкие бровки, постояла немного, а затем подошла к ним.
        - Здравствуйте, Галина Вячеславовна, - чинно поздоровалась с ней Марина.
        - Доброе утро, Мариша. У вас новенькая, гляжу. Как зовут?
        - Колесникова, Валентина, - представилась та, стараясь говорить хоть и вежливо, но с достоинством, не заискивая.
        - Уже работаешь? - сладко осведомилась менеджер.
        - Пытаюсь.
        - Умница, - похвалила Галина и, покосившись на сосредоточенную Марину, произнесла фальшиво ласково: - Что-то ты хмурая, Мариночка. Не приболела ли?
        - Нет, Галина Вячеславовна, все в порядке.
        - И голова не болит? - продолжала лить патоку Галина.
        - Говорю же, нет.
        - Ну-ну. - Менеджер понимающе покивала. - А то помнишь, третьего дня, когда ты мужчине вместо семисот грамм «ливерной» двести завесила - тогда головка-то «бо-бо» была. Верно?
        - Верно, - совсем тихо, себе под нос буркнула продавщица.
        - Вот я и решила, может, сейчас тоже что-нибудь? А то, вижу, покупательница ушла из вашего отдела недовольная, просто жуть. Как бы жалобу не написала.
        Марина уже и не пыталась отвечать, стояла, молча опустив глаза, и теребила подол фартука. Вале стало ее ужасно жалко. Точно ведь, стерва эта Галька! Всю душу из человека вынет!
        Она уже открыла рот, чтобы сказать что-нибудь колкое, но вовремя опомнилась. Да что ж это с ней! Сегодня утром нагрубила тетке, сейчас собралась ссориться с начальством. Ее ведь даже на работу толком не приняли, в любую секунду могут выгнать.
        Галина между тем, добившись того, чего хотела - полной подавленности и страха, - еще раз медово улыбнулась и отошла от прилавка.
        - Слава тебе господи! - Марина незаметно перекрестилась. - Значит, она все видела и слышала: и как мы с тобой болтали, и как баба та взъерепенилась.
        - Да ладно тебе переживать, - попробовала успокоить новую подругу Валя, - увидишь, все обойдется.
        - Твоими бы устами да мед пить, - грустно проговорила Марина и подошла к очередному покупателю. - Что желаете?
        Вале стало скучно. Прошло уже полтора часа, как она торчит в отделе, а дела настоящего нет. И куда подевалась Зоя Васильевна? Можно уже обслуживать покупателей или надо дальше сидеть как чурбан, глазеть на эту пессимистку Маринку?
        Не успела она это подумать, как позади раздался знакомый спокойный голос:
        - Вот и я. Заждалась, поди? Как успехи?
        Зоя Васильевна стояла рядом и улыбалась мягко, по-доброму, чем-то напоминая Нину. Валя тоже улыбнулась в ответ.
        - Все хорошо. Могу я поработать самостоятельно?
        - Теперь, думаю, можешь. Пройди вот сюда. - Зоя Васильевна вывела ее из угла и поставила между Мариной и другой девушкой, веселой, рыжеватой толстушкой. - Мариша, Вера, следите за новенькой. Пусть она будет у вас на подхвате.
        - Проследим! - задорно пообещала толстушка и ехидно подмигнула Вале. - Чего зеваешь? Вон твой покупатель.
        У прилавка действительно стоял пожилой мужчина приятной наружности, с седым ежиком волос и добродушным загорелым лицом.
        - Здравствуйте! - в тридцать два зуба улыбнулась ему Валя. - Чего желаете?
        - Доброе утро, девушка, - приветливо проговорил загорелый, - мне, пожалуйста, полкило краковской, и порежьте, если вас не затруднит.
        «Ого, какой!» - с восторгом подумала Валя и, перекинув косу за плечо, весело прощебетала:
        - Что вы, конечно, не затруднит. Это же наша работа. Сейчас все сделаем в лучшем виде.
        За ее спиной насмешливо хмыкнула Вера. Валя обернулась, сердито сверкнув глазами.
        - Ты что?
        - Я ничего. - Та невозмутимо пожала плечами.
        - А чего фыркаешь?
        - Да это я чихнула. Насморк одолел.
        Валя смерила ее уничтожающим взглядом и занялась краковской. Через пару минут она с сияющей улыбкой подала загорелому лоток.
        - Вот, пожалуйста. Приятного вам аппетита.
        - Большое спасибо, - поблагодарил мужчина и, положив колбасу в корзинку, двинулся к соседнему прилавку.
        На его месте оказалась молодая краснощекая женщина. У ее ног вертелся малыш лет четырех, из-за прилавка виднелась лишь его стриженая макушка.
        - Девушка, мне венских сосисок триста грамм и окорок.
        - Нарезать? - с готовностью поинтересовалась Валя.
        - Нет, не надо. Миша, не трогай стекло руками, оно может разбиться! - Женщина дернула ребенка за рукав.
        Тот тут же отчаянно заревел. Краснощекая принялась его увещевать вполголоса:
        - Ой, как стыдно! Что тетя о тебе подумает? Вот сейчас нас как выгонят из магазина!
        - Не выго-онят! - орал пацаненок. - Не вы-ыго-онят!!
        - Не выгоню, не выгоню, - успокоила малыша Валя, - гляди, какие сосиски красивые, длинненькие. Сейчас я тебе их взвешу и положу в пакетик. А ты их сам понесешь. Хорошо?
        Ребенок затих и посмотрел на Валю удивленными, полными слез глазами.
        - Хорошо? - еще ласковей повторила та.
        - Холосо. - Малыш звучно шмыгнул носом и протянул ручонку. - Давай капет.
        - Не капет, а пакет, - засмеялась Валя, - подожди чуть-чуть.
        Она быстро завесила сосиски и окорок, отдала один сверток матери, а другой ребенку.
        - Спасибо, - искренне поблагодарила краснощекая. - Он такой капризуля, хоть вообще с ним в магазин не ходи.
        Они ушли. Больше за прилавком никого не было.
        - Тебе бы воспитателем работать в садике, - насмешливо проговорила Вера, - смотри, какой у тебя подход к этим соплякам.
        - Было бы у тебя три младших сестры, тоже бы имела подход, - сухо ответила Валя.
        - А у тебя три сестры? - оживилась Вера.
        - Да. Одной десять, а младшим по семь.
        - Двойняшки? - догадалась Вера и прибавила уже другим, свойским тоном: - Я сама двойняшка. Только у меня брат. На четыре минуты младше.
        Валя смотрела на девчонку без прежней настороженности. Честно говоря, она нравилась ей куда больше, чем затюканная, тихая Маринка. За словом в карман не полезет, зато с такими весело.
        - Здесь есть обеденный перерыв? - спросила Валя, чтобы поддержать завязавшийся разговор.
        - Есть, но обедают все по очереди, чтобы не оставлять покупателей без обслуживания. А ты поболтать хотела? - проявила проницательность Вера.
        - Хотела, - призналась Валя.
        Она действительно страстно нуждалась в общении. Шутка ли сказать - со вчерашнего утра ей довелось произнести не более трех десятков слов. Это было ужасно мучительно для человека, который привык стрекотать без умолку и всегда находиться в гуще событий.
        Надежда на общение с теткой отпала у Вали еще вчера утром. Получалось, магазин отныне являлся для нее единственным местом, где она могла наговориться всласть.
        - Ладно, - успокоительно проговорила Вера, глядя на огорченную физиономию новенькой, - не расстраивайся. Успеем потрепаться и во время работы. Тут главное - держать ухо востро, чтобы никого из начальства рядом не было. А покупатели и подождать могут, не баре.
        Такой подход к делу Валю весьма обрадовал. Она продолжала обслуживать очередь, но теперь ее внимание было равномерно поделено между людьми по ту сторону витрины и Верой, работающей рядом в поте лица. Девушки оживленно, хоть и вполголоса переговаривались.
        Оказалось, что Вера - коренная москвичка, причем живет поблизости от дома Евгении Гавриловны, она в позапрошлом году окончила школу, поступала в торговый, но провалилась. Родители устроили ее в «Надежду», и с тех пор она тут.
        - Уходить не собираюсь, - сообщила Вера, - мне здесь нравится. Это пусть Маринка ищет, где покруче, она у нас все мечтает о тридевятом царстве, тридесятом государстве. А нам с Катюшей, - она кивнула на третью девушку, нарезавшую колбасу чуть поодаль, - у Муртаза в самый раз. И ты привыкнешь, я же вижу, ты крепенькая, не из нервных. - Вера дружески похлопала Валю по плечу.
        Они еще поболтали о том о сем, обсудили личную жизнь, а вернее, отсутствие таковой, и наконец сговорились после работы посидеть в баре напротив универсама.
        - Я угощаю, - великодушно пообещала Вера.
        Валя с охотой кивнула.
        Марина, отлично слышавшая всю беседу и явно обиженная на то, что ее, по негласному соглашению, исключили из компании, с ожесточением орудовала машинкой, время от времени бросая на сослуживиц уничтожающие взгляды.
        Незаметно приблизился обед. Народу в зале прибавилось, у прилавка с колбасами уже теснились, дыша друг другу в затылок, человек пятнадцать, если не больше. Валя и Вера теперь не успевали переговариваться, каждая, едва обслужив одного покупателя, тотчас переходила к следующему. К девушкам присоединилась Зоя Васильевна и еще одна продавщица, рябая, востроносая девица с давно не мытыми, сальными волосами. Ее звали Альбина, говорила она с заметным акцентом - Валя долго прислушивалась и все не могла понять, с каким. Наконец она не выдержала и спросила об этом Веру.
        - С Карпат, молдаванка, - пояснила та, - беженцы они, всей семьей сюда приехали. Там у них детей мал мала меньше, вот Альбинка и пашет за всех, чтобы хоть как-то прокормить эту ораву. Мать-то у нее инвалид.
        Альбина, почувствовав, что ее обсуждают, нервным жестом пригладила и без того прилизанную голову, втянула ее в плечи. «Небось такая же трусиха, как Маринка», - решила про себя Валя, хотя Альбина почему-то внушала ей больше симпатии.
        Она выпрямилась, давая секундный отдых уставшей спине.
        - Девочки, - негромко проговорила Зоя Васильевна, - ступайте перекусите. Сначала ты, Валюша, потом Мариша. Вера, ты пойдешь последней, не возражаешь?
        - Ничуть, - беззаботно отозвалась та, хотя Валя отчетливо видела, что та устала не меньше ее.
        Сама она была рада сделать передышку - от сосисок и колбас уже рябило в глазах, руки с непривычки дрожали. Валя отошла от машинки, сняла целлофановые перчатки и направилась в подсобку.
        - У тебя полчаса, - сказала ей вслед Зоя Васильевна.
        Валя кивнула и юркнула за дверь. Первое, что она увидела в коридоре, был старый венский стул. Он оказался как нельзя кстати. Валя, не раздумывая, плюхнулась на него, с наслаждением вытягивая измученные трехчасовым стоянием ноги. Есть не хотелось, а вот пить ужасно.
        «Посижу чуть-чуть и вскипячу себе чаю, - решила она. - Наверняка тут имеется чайник, а заварку у кого-нибудь одолжу».
        Мимо прошел давешний рыжий грузчик, Валера, неся за плечами огромный мешок с картошкой. Увидев Валю, он хитро подмигнул.
        - Отдыхаем?
        - Отдыхаем.
        - А чего ж не обедаешь?
        - Аппетита нет.
        - Непорядок, - усмехнулся Валера, - с такими щечками, как у тебя, аппетит должен быть отменный. - Он приостановился, спустил мешок на пол и деликатно поинтересовался: - Может, у тебя того… средств нет? Так ты скажи, не стесняйся, я одолжу. С получки отдашь.
        - Спасибо, Валер, со средствами у меня все о’кей, - соврала Валя. Ей не хотелось посвящать парня в свои проблемы: пока что он ей никто - ни сват, ни брат.
        - Ну, как знаешь, - легко согласился тот, снова подхватывая мешок. - А насчет вечерочка не забудь, думай быстрей. А то я другую найду, посговорчивей. - Он засмеялся и скрылся за поворотом коридора.
        Валя посидела еще немного, потом зашла в комнату отдыха, поставила чайник и, позаимствовав пакетик «Пикквика» у обедавшей там кассирши, сделала себе стакан крепкого чая. Та же кассирша угостила ее бутербродом с сыром, от которого Валя не отказалась, сочтя, что одалживаться у женщины совсем не то же, что у мужика, имеющего на тебя явные виды.
        После этого она почувствовала себя бодрой, отдохнувшей и вернулась в зал на пять минут раньше позволенного срока. Марина, едва заметив ее, тут же покинула свое место и двинулась в подсобку.
        - Ну что, подкрепилась? - с улыбкой осведомилась Вера.
        - Вполне, - ответила Валя, умалчивая, что ее рацион составил лишь стакан чая с бутербродом.
        - Ходила куда-нибудь или с собой еду брала?
        - С собой.
        - А я в кафешку смотаюсь, - мечтательно произнесла Вера, - тут совсем рядышком отличная забегаловка. За полтинник запросто можно перекусить.
        «Ничего себе, за полтинник», - с ужасом подумала Валя, прикидывая в уме, в какую сумму выльется такой ежедневный перекус. За неделю выходило почти четыреста рэ, а в месяц, стало быть, больше полутора тысяч, почти треть от зарплаты. «Нет уж, - сказала она себе. - Я и чаем с бутербродом обойдусь. И вовсе незачем быть такой пампушкой, как эта Верка».
        - О чем задумалась, Валентина? - мягко спросила Зоя Васильевна. - Устала?
        - Нет.
        - Тогда работай. Вон, очередь ждет.
        Валя кивнула и поспешила к очередному покупателю.
        К концу дня у нее немного болела голова, но в целом она чувствовала себя сносно. Они с Верой повесили в шкаф форменную одежду, вместе зашли в секретарскую, забрали паспорт, новенькую, пока что совершенно пустую медкнижку и, как договаривались, пошли в бар.
        Верка заказала два лимонных коктейля и пачку соленого миндаля. Девушки устроились за уютным столиком возле окна. Напротив сидела какая-то изрядно подвыпившая компания, в основном парни лет двадцати - двадцати пяти. Была среди них и пара девушек, довольно потасканного вида, беспрестанно дымивших сигаретами. Глядя на них, Вера тоже достала пачку «Кента» и зажигалку.
        - Ты куришь? - спросила она, с видимым удовольствием делая глубокую затяжку.
        - Нет. А ты разве куришь? - Валя с удивлением глядела на подругу: за весь день она ни разу не заметила, чтобы в руках той была сигарета.
        - В том-то и беда, - с сожалением ответила Верка, - у нас в зале курить запрещено. Приходится дожидаться перерыва. - Она сморщила скорбную мину и тут же хитро ухмыльнулась. - Правда, я все равно пару раз за день убегаю, когда никто не видит. Сегодня вот только с тобой заговорилась и время упустила. Ты попробуй, хорошие сигареты. - Вера протянула Вале пачку.
        Та нехотя взяла сигарету, прикурила от Вериной, вдохнула едкий горьковатый табачный дух.
        - Неужели никогда не баловалась? - изумилась Вера, глядя, как Валя давится кашлем.
        - Мне мама не разрешала, - виновато призналась та.
        - Подумаешь, «мама»! - Вера презрительно подняла аккуратный носик. - Давай учись, а то будешь как белая ворона.
        - Научусь, - пообещала Валя, мужественно глотая дым.
        - Вот, уже лучше, - одобрительно произнесла Вера, потягивая из трубочки коктейль.
        Они просидели минут сорок, беспечно болтая о всякой всячине. Потом Верка вдруг спросила безо всякого перехода:
        - Скажи, тебе нравится вон тот брюнет?
        - Какой? - слегка опешила Валя.
        - Ну вон сидит, справа. - Та кивнула на одинокого мужчину за столиком неподалеку. - По-моему, он классный. Пожалуй, я с ним познакомлюсь.
        - Как, прямо так, сразу? - не поверила она.
        - А чего церемониться? - захохотала Вера. - Смотри, малышка, как это делается. - Она встала из-за столика и, виляя бедрами, направилась к незнакомцу.
        Валя с любопытством наблюдала, как Верка небрежным, царственным жестом отодвигает свободный стул, садится, вальяжно откинувшись на спинку и с вызовом глядя на незнакомца. Издалека ей был хорошо слышен их разговор.
        - Приветик, - произнесла Вера вибрирующим, грудным голосом.
        Брюнет посмотрел на нее с иронией.
        - Здравствуй, коли не шутишь. - Тон его был лениво-снисходительный, а движения - замедленными и расслабленными, чувствовалось, что он прилично выпил, однако умеет держать себя в руках.
        - Не шучу. - Вера игриво заглянула ему в лицо. - Потанцуем?
        - Я не танцую. - Мужчина равнодушно пожал плечами.
        - Тогда угостите даму коньяком, - нахально потребовала она.
        - Это можно. - Брюнет плеснул из полупустой бутылки в свою стопку и пододвинул ее Верке. - Пей.
        «Неужели она выпьет?» - Валю передернуло от омерзения.
        Верка, однако, как ни в чем не бывало выдула стопку до дна.
        - Ты здесь одна? - В глазах мужчины зажегся наконец интерес.
        - С подругой. - Вера кивнула на столик, за которым осталась Валя, и незаметно подмигнула ей.
        - Что ж это она скучает в одиночестве? - удивился мужик. - Непорядок. Зови ее сюда.
        - Да она не пойдет, - засмеялась Верка, - слишком скромная.
        Брюнет тоже усмехнулся.
        - Зато ты, гляжу, без комплексов. Не хочешь поехать поразвлечься? Есть свободная хата.
        - Далеко, что ли, ехать-то? - деловито осведомилась Верка.
        - Десять минут. У меня тут тачка под окнами.
        Она с сомнением оглядела нового знакомца и покачала головой:
        - А ты газ с тормозом, часом, не перепутаешь?
        - Не боись, - заверил брюнет, - домчим с ветерком.
        - Ладно, уговорил. Я сей момент, пойду девушке прощальное слово скажу. - Верка встала, одергивая коротенькое платьице, задравшееся на ее полных ляжках, и вернулась к своему столику.
        - Ты с ума сошла! - Валя крепко схватила подругу за руку. - Ехать в чужую квартиру на ночь глядя! Черт его знает, кто это такой, вдруг бандит? И вообще, ты ведешь себя как шлюха.
        - Я и есть шлюха, дорогая, - весело проговорила Верка, спокойно отцепляя от себя Валины пальцы. Та смотрела на нее полными ужаса глазами.
        - Вера, ты пьяна. Не соображаешь, что несешь!
        - Детка, уймись. Я почти каждый вечер хожу сюда с одной целью - снять мужика. Не волнуйся, со мной ничего не случится. И хорошенько подумай - может, в следующий раз стоит и тебе подыскать что-нибудь подходящее?
        Вера чмокнула ошеломленную Валю в щеку, измазав губной помадой, и, повернувшись на каблучках, поспешила к брюнету, уже успевшему расплатиться и поджидавшему ее у выхода.
        «Вот это да!» - воскликнула про себя Валя. Ей немедленно захотелось покинуть бар, тем более что парни из шумной компании уже поглядывали в ее сторону с явным оживлением. Она почти бегом вышла из зала.
        Спеша по стремительно темнеющим улицам, Валя во всех подробностях представляла себе, что скажет тетка на ее позднее появление дома. Правда, вчера она успела предупредить ее, что отныне будет работать до девяти, но сейчас уже шел одиннадцатый час.
        Однако когда Валя отперла ключом дверь, в квартире царили мертвая тишина и темнота. Евгения Гавриловна давно спала, вовсе не думая дожидаться племянницу, а уж тем более волноваться за нее.
        Валя потихоньку приняла душ, в кромешной мгле поставила раскладушку и легла. На этот раз сон сморил ее моментально - она даже не успела ни о чем подумать, как мысли в голове стали путаться и мешаться, а после и вовсе исчезли, все до одной.
        6
        Утром Евгения Гавриловна таки отчитала ее за вчерашнее опоздание, но, против ее ожиданий, сделала это без особой злости. Валя молча выслушала, покивала и убежала в магазин.
        В отделе никто с ней больше не нянчился, Зоя Васильевна сразу же поставила ее на прежнее место, между Мариной и Верой, и спокойно удалилась по своим делам. Валя поглядывала на Веру - как она после пережитой бурной ночи, - однако та лишь лукаво ухмылялась.
        Покупатели текли рекой, общаться почти не получалось. К обеду Валя уже зверски хотела есть. Сегодня она взяла деньги и, купив здесь же, в универсаме, пачку лапши и пирожок с капустой, уплела и то, и другое за обе щеки.
        К концу дня Валя успела поссориться и помириться с Альбиной, получить похвалу от менеджера за высокий темп обслуживания, утешить плачущую Марину и договориться с Верой снова провести вечер в баре. Она уже не чувствовала себя смертельно уставшей, наоборот, работа приносила ей удовлетворение и бодрость.
        Через день Валя съездила в поликлинику, обошла всех специалистов, сдала анализы и торжественно вручила заполненную медкнижку секретарше.
        Так потекла столичная жизнь. С первого аванса Валя накупила сестрам подарков, отослала по почте, отложила денег на самое скромное питание и вместо блузки приобрела себе симпатичный джемперок за гораздо меньшую стоимость.
        Нареканий со стороны администрации не было, отношения с сослуживицами сложились хорошие. Она уже привыкла, что Маринка вечно пребывает в дурном расположении духа, Альбина почти все время молчит, а Верка только и говорит, что об очередных кавалерах. Были в отделе и другие продавщицы: смазливая, черноглазая Танька, тихая как мышка Олеся и бойкая, смешливая Лада. В какие-то дни некоторые из девушек переходили в соседний мясной отдел, взвешивали и упаковывали фарш и полуфабрикаты. Распоряжались этими перестановками Зоя Васильевна и все та же Галина, дочка секретарши. Валю они не трогали - слишком уж ловко она управлялась с машинкой, щелкая покупателей, как семечки.
        В общем, все складывалось весьма удачно. Даже тетка постепенно перестала ворчать и смирилась с тем, что ближайшие полгода-год у нее в квартире будет жить постоялица.
        Лето закончилось, за окнами стоял дождливый сентябрь. Валя все чаще, выходя утром из дому, раскрывала над головой старенький темно-зеленый зонтик. Кроссовки прохудились и пропускали воду, но до получки было еще далеко. Приходя в универсам, Валя переобувалась в туфли, а кроссовки пристраивала в комнате отдыха у включенного обогревателя - сезон отопления пока не начался.
        Ногам в потрепанных, изношенных лодочках было холодно. В конце концов сердобольная Зоя Васильевна принесла ей из дому свои старые войлочные ботинки. Они оказались Вале в самый раз. Пребывая в отличном настроении, она нарезала батон докторской, тихонько напевая под нос любимую мелодию с «Фабрики», как вдруг почувствовала спиной чей-то пристальный взгляд. Валя закончила работу и обернулась.
        Неподалеку от прилавка стоял парень явно кавказской внешности и рассматривал ее в упор. Валя недовольно повела бровью, однако кавказец не двинулся с места, продолжая пялиться на нее во все глаза. Тогда она отдала покупателю нарезку, уперла руки в боки и проговорила с суровостью в голосе:
        - Чего вам, молодой человек?
        - Ничего, - миролюбиво ответил парень с еле уловимым акцентом. - Просто гляжу. Красивая девушка, и работает красиво.
        Валя пренебрежительно хмыкнула. Она недолюбливала и побаивалась южных мужчин. В Ульяновске их было гораздо меньше, чем в Москве, - здесь они попадались на каждом шагу, бросали на нее масляные взгляды, выразительно цокали языками вслед, а то и норовили откровенно облапать на ходу.
        Однако незнакомец чем-то неуловимо отличался от остальных. Создавая его, природа-матушка явно не поскупилась. Внешность у парня была дай бог всякому: стройный, гибкий, на точеном лице глаза-вишни, грустные и загадочные, тонкий, орлиный нос, яркие, четко обрисованные губы. И выражение лица не самодовольно-надменное, а мягкое, но серьезное. А еще копна волос цвета воронова крыла и приятный запах дорогого одеколона, долетавший за прилавок даже с приличного расстояния.
        Все это Валя не преминула отметить про себя, вслух же с холодной вежливостью произнесла:
        - Пожалуйста, будьте так добры, не мешайте.
        Кавказец покачал головой и улыбнулся - не нахально, а с искренним добродушием и теплотой.
        - Суровая девушка. Такая красавица, а неласковая. Я ж ничего не делаю, только смотрю.
        - В музей идите, - колко проговорила Валя. - Там картин много. Любую выбирайте и смотрите на здоровье. А здесь магазин. - Она демонстративно перекинула косу за спину и, заметив подошедшего к прилавку старичка, с улыбкой обратилась к нему:
        - Что желаете?
        Старичок желал триста граммов любительской. Валя с утроенным рвением принялась за дело.
        Парень постоял еще немного, вздохнул и исчез.
        - Лихо ты его отбрила, - шепнула на ушко Вале Вера. - Не всякая бы отважилась.
        - Почему это? - искренне изумилась Валя.
        Вера, взвешивающая буженину, даже руки опустила.
        - Разве ты не в курсе, кто он?
        - Нет.
        - Это же Тенгизка, сын хозяина. Чудо хлопец, верно? Кобель только жуткий, но с его внешностью другим и не будешь.
        Верка мечтательно закатила глаза и, решительно пришлепнув на лоток этикетку, вручила буженину покупательнице, громко брякнув:
        - Приятного аппетита!
        Женщина молча сунула покупку в корзину и, покосившись на девчонок, отошла. Валя задумчиво теребила в руках целлофановую оболочку от колбасы.
        - Девушка! - тихонько окликнул старичок. - Вы уснули?
        - Ой, простите. - Она швырнула шкуру в ведро и стала отрезать от батона нужный кусок.
        Ей одновременно было и приятно, и как-то не по себе. Ишь, черт чернявый, вылупил свои фишки! А глазища-то, ну прямо в пол-лица, отродясь таких не встречала. И подумать только - у старого, брюхастого Муртаза Аббасовича такой красавчик-сынок. Ну, как он теперь разозлится на Валю да пожалуется папеньке? Вдруг тот уволит ее или наложит какой-нибудь штраф? А что, очень даже запросто, хозяин - барин.
        Валя тут же отогнала от себя глупые мысли. В самом деле, где это видано, чтобы штрафовать за нежелание разговаривать? Да и наверняка этот Тенгизка к каждой новой девушке точно так же подъезжает, все небось привыкли давно, никто внимания не обращает.
        Она не заметила, как щеки у нее разгорелись, ей стало жарко, будто на ногах были не войлочные сапожки, а настоящие валенки.
        - Чего пылаешь? - ехидно поинтересовалась Верка. - Глянулся, видать, мальчишка?
        - Заткнись, - грубо оборвала ее Валя и сама себе удивилась - чего это она?
        - Заткнусь, - невозмутимо согласилась Верка, - только учти, запросто от него не отделаешься. Ты не смотри, что он весь из себя культурненький - что надо, то и возьмет.
        - Руки коротки, - сердито и смущенно буркнула Валя. Помолчала немного, а потом спросила, осторожно и нерешительно: - А что… он со многими тут… хороводился?
        - Как тебе сказать? - неожиданно серьезным тоном проговорила Вера. - Не так чтоб уж и со многими, но были у него пассии. Ладка, например.
        - И… чем все закончилось?
        - Бросил он ее. Месяца через два. На Светку-кассиршу переключился. Потом на Майку.
        - Это кто? - полюбопытствовала Валя.
        - Работала у нас раньше администратором. Но она его сильно старше была, тоже более пары месяцев не продержалась.
        - Вот негодяй! - с невольным восхищением проговорила Валя. - А смотрится таким барашком.
        - Держись от него подальше, овечка! - засмеялась Вера.
        Рядом возникла Зоя Васильевна.
        - Девочки! - Обычно добродушное лицо выражало недовольство. - Потише. На вас покупатели смотрят. Хотите выговор схлопотать?
        - Молчим, молчим, - с трудом сдерживая смех, пообещала Верка.
        Валя ничего не сказала, выслушала очередной заказ и принялась завешивать карбонат.
        - Зоя Васильевна, а вы что такая бледная? - поинтересовалась Верка, ловко нарезая батон сервелата. - На вас прямо лица нет.
        Валя мельком покосилась на старшую продавщицу. Та действительно выглядела хуже некуда: губы серые, под глазами темные круги.
        - Да с сердцем что-то, девчата. - Зоя Васильевна без сил опустилась на табурет. - Сегодня с утра сама не своя хожу. Уж и лекарство выпила, а все без толку.
        - Домой вам надо, - посоветовала Вера, - а там врача вызвать. Может, инфаркт.
        - Типун тебе на язык! - испугалась продавщица и, внезапно сморщившись от боли, приложила руку к груди. - Вот, опять. Ах, зараза!
        - Нужно грелку теплую к ногам, - проговорила Валя, вспомнив Евгению Гавриловну. У той частенько вечерами прихватывало сердце, и она ложилась в постель, прикладывая к ступням бутылку с горячей водой.
        - Где ж я здесь ее возьму, грелку-то? - через силу усмехнулась Зоя Васильевна. Лицо ее стало совсем белым, однако она попыталась встать. - Ладно, пойду. До вечера еще далеко, глядишь, расхожусь, пройдет. - Она сделала пару нетвердых шагов и вдруг начала оседать на пол.
        Подоспевшая Верка едва успела подхватить ее под мышки.
        - Валька, живо беги к Людмиле Ивановне! Пусть звонят в «неотложку»!
        Валю и просить было не нужно - бросив нож, она понеслась из отдела в служебное помещение.
        Вызвали «Скорую». Та ехала жутко долго. Все это время Зоя Васильевна лежала в комнате отдыха, куда ее перенесли грузчики, Валера и Артем.
        Пожилая врачиха осмотрела обессилевшую, полуживую женщину, измерила ей давление и произнесла спокойно-равнодушным тоном:
        - Инфаркта нет. Стенокардический приступ. Поедете в больницу? Если нет, то позвоните домой, пусть за вами приедут. И вызовите завтра с утра участкового, он даст больничный.
        Примерно через час примчался муж Зои Васильевны, Виталий, осторожно подхватил жену на руки и отнес в машину. Вера и Валя выбежали на минутку на улицу, замахали руками.
        - Поправляйтесь, Зоя Васильевна! Не волнуйтесь, все будет в порядке.
        Обе чувствовали искреннюю жалость к старшей продавщице и от всей души хотели сказать ей что-нибудь ободряющее.
        Неприятность с Зоей Васильевной вытеснила из головы все другие мысли. О южном красавчике Валя больше не вспоминала. Доработала на автопилоте остаток дня, отчиталась перед Галиной за товар и бегом в подсобку, переобуваться в кроссовки. Вышла - а он тут как тут.
        Стоит у дверей, улыбается, в руках плитка шоколада.
        - Для красивой девушки.
        …И снова чувствует Валя, как жар заливает лицо. Хочет она сказать парню что-нибудь резкое и не может. Молча теребит кончик косы…
        - Что же ты? Бери. - Тенгиз протянул ей плитку, сунул прямо в руку. Неудобно не взять, неловко.
        - Спасибо. - Валя тоже улыбнулась, правда, немного исподлобья.
        - Можно тебя куда-нибудь пригласить? В бар, например?
        …Смотрит Валя на Тенгиза, смотрит, не оторвется. Разум подсказывает ей: откажись! Какие могут у них быть отношения? Разные они, как небо и земля: и национальности, и семьи, и жизненный уклад. Тенгиз - богач, она в сравнении с ним нищенка. Беда будет, если согласится на его ухаживания.
        Но то разум. А сердце - оно иначе твердит. Бьется Валино сердце, как ни разу не билось за восемнадцать лет. Не хочет признавать, что Тенгиз ей чужой. Не чужой! Свой, родной, будто всю жизнь его знала.
        И Валя решилась. Облизала пересохшие губы, едва заметно кивнула:
        - Пригласи.
        Тенгиз осторожно взял ее под руку и повел. Валя шла и вдыхала запах его парфюма. Ей казалось, она не по асфальту ступает, а по зыбким волнам: еще шаг - и упадет. Она невольно прижалась к его плечу, к мягкому ворсу красивого светло-серого свитера. Тенгиз обернул к ней бронзово-смуглое лицо.
        - А имя свое мне скажешь?
        - Валентина.
        - Валя?
        - Да, Валя.
        - Валя-Валентина, - задумчиво полупроговорил-полупропел Тенгиз. - Знаешь, стих такой есть?
        - Не знаю, - удивилась Валя, - какой стих?
        Тенгиз остановился, не выпуская ее локтя, слегка наклонил голову и продекламировал все с тем же едва уловимым южным акцентом:
        Валя-Валентина, что с тобой теперь?
        Белая палата, крашеная дверь.
        Тоньше паутины из-под кожи щек
        Тлеет скарлатины смертный огонек…
        Грустное стихотворение. Эдуард Багрицкий написал. Читала Багрицкого?
        - Нет, - честно призналась Валя, изумленная такими познаниями в области русской литературы, - а ты читал, да?
        - Я читал, - подтвердил Тенгиз. - Мне он нравится. А еще Маяковский и Блок.
        Валя изумленно хлопала глазами.
        - Какой ты… умный. Тебе лет-то сколько?
        - Двадцать один.
        - Учишься, работаешь?
        - Учусь. В университете, на филфаке.
        Что такое «филфак», Валя толком не знала, но догадывалась - это что-то очень крутое.
        Они не спеша побрели дальше, дошли до бара, того самого, в котором любила сидеть вечерами Верка. Тенгиз галантно раскрыл перед Валей дверь.
        - Прошу.
        - Мерси, - сказала она и забеспокоилась: небось вид у нее! Чистая деревенщина, да еще в этих кроссовках. А Тенгиз… он такой стильный, тонкий, изысканный. Вот стыдоба!
        - Какой столик выбираешь? Хочешь, вон тот, у окна?
        - Не хочу. - Валя решительно замотала головой.
        Там, у окна, они всегда сидели с Веркой. А сейчас - совсем другое. Новое. Прекрасное. Волшебное. И не будет она ни о чем беспокоиться: ни о том, что не читала Багрицкого и Маяковского, ни о том, что нет на ней вечернего платья, ни о том, что наверняка Тенгиз до нее водил сюда еще десятерых девушек. Плевать на это!
        - Тогда выбирай сама, - покладисто проговорил он.
        Валя, гордо выпрямившись и подняв голову, королевой прошествовала через зал, остановилась у того столика, что был ближе всех к стойке. Пусть бармен, который уже давно знает ее в лицо, посмотрит, с каким кавалером она сегодня пришла.
        Тенгиз глядел на нее с нескрываемым восхищением.
        - Какая ты красавица. А, главное, коса. Я такую косу никогда в жизни не видел. Можно ее потрогать?
        - Трогай, - разрешила Валя.
        Тенгиз осторожно погладил ее волосы кончиками пальцев.
        - Как шелк. А щечки, как бархат. - Он, уже не спрашивая разрешения, коснулся ее лица.
        И вновь она смолчала, хотя никогда и никому прежде не позволила бы такого нахальства. Они уселись рядышком, Тенгиз придвинул свой стул вплотную к Валиному, так, что их плечи опять соприкасались. Подошел официант.
        - Кушать будешь? - спросил Тенгиз. - Я закажу ужин.
        - Спасибо, я не голодна.
        - Я все равно закажу. Хочешь шашлык? Здесь отличный шашлык, настоящий, бараний. А к нему красное вино. каберне, например.
        При упоминании о шашлыке Валя невольно сглотнула слюну. Сегодня в обед она снова ела лапшу и пила чай с сухарем, а сейчас ощутила мгновенный и острый приступ голода.
        Тенгиз уже диктовал официанту:
        - Пожалуйста, два шашлыка, салат из крабов, жюльен, бутылку каберне, две чашки кофе и десерт со взбитыми сливками.
        - Ты что? - Валя в ужасе дернула его за рукав. - Кто это все будет есть?
        - Мы.
        Официант записал заказ, вежливо кивнул и удалился. Валя, скрестив руки на груди, сердито смотрела на Тенгиза. Щеки ее полыхали.
        - О-о, какая строгая. - Он наконец зацокал-таки языком, как полагается кавказцу, но сделал это как-то по-особенному, без пошлости, а, скорее, с мягкой, необидной насмешкой. - Не злись, Валя-Валентина, я ж ничего плохого не сделал. Просто хочу тебя покормить.
        - Ага, покормить! - не выдержала Валя. - А потом? Учти, я натурой платить не собираюсь. Вернее, не так сразу, в первый же вечер… - Она поняла, что сморозила глупость и замолчала, краснея еще больше.
        Тенгиз, однако, сделал вид, что ничего не заметил.
        - Кто тебе сказал, что мне нужна твоя натура? - Он обезоруживающе улыбнулся. - По-твоему, все мужчины подлецы?
        - Конечно, - буркнула Валя, глядя в скатерть.
        - Ай-ай-ай! - Тенгиз состроил уморительную физиономию. - Кто ж это тебя так настращал? Мама?
        - Не маленькая, сама отлично знаю.
        - Да что ты знаешь? Ну скажи честно, ты ведь из глубинки в Москву приехала? Так?
        - Ну, так.
        - Ты хоть раз в своем городе была с мужчиной в приличном кафе? Нет? А чего тогда говоришь?
        - А вот и была! - выпалила Валя.
        Она вспомнила, как Вовка однажды зазвал ее в молочный бар неподалеку от школы и купил ей сразу два фруктовых коктейля. Но то был Вовка! Его Валя, нисколько не смущаясь, могла шугануть, когда хотела, если бы он только посмел позволить себе лишнего. Да он и не позволял - сидел рядом, краснел, бледнел и заикался.
        Нет, Вовка не Тенгиз. И он прав - никогда еще Валя не была на настоящем свидании со взрослым мужчиной.
        Она не стала продолжать спор, тем более что официант принес и поставил на стол бутылку вина и два тонких, прозрачных бокала.
        - Разлить? - спросил он у Тенгиза.
        - Нет, спасибо, я сам.
        Парень снова бесшумно исчез.
        Тенгиз наполнил бокалы до самых краев.
        - Давай выпьем за наше знакомство.
        - Давай.
        Вино было прохладным и терпким на вкус. После него пустота в желудке стала еще ощутимей.
        - Сейчас принесут салат, а шашлык готовится чуть дольше, - сказал Тенгиз. - Ты пока расскажи о себе.
        - А что рассказывать? - усмехнулась Валя. - Ты уже и сам обо всем догадался. Жила в Ульяновске, окончила школу, приехала сюда. Вот, к отцу твоему устроилась. Спасибо, что он берет приезжих.
        - Мы сами приезжие, - серьезно проговорил Тенгиз. - Из Еревана. Когда перестройка началась, азербайджанцам худо стало, вот и уехали. Мне тогда лет восемь было. Мать в Москве через два года умерла. Давление у нее высокое было, инсульт случился. В больнице все денег хотели - и врачи, и сестры, а у нас их не было. Вот и не спасли ее. - Он посмотрел Вале в лицо огромными печальными глазами. - После ее смерти отец дело открыл. Сначала на рынке торговал, потом сколотил капитал, магазинчик приобрел. За ним другой. А в прошлом году этот супермаркет.
        Валя слушала Тенгиза молча, и ее охватывала жалость. Значит, он сирота. Даром что красивый и богатый - без матери какое счастье! Может, оттого и взгляд у него с грустинкой, и стихи мудреные любит о всяком нехорошем. Как там у этого Багрицкого? «Тлеет скарлатины смертный огонек». Бр-р!
        Валя невольно поежилась. Тенгиз удивленно приподнял брови. Она испугалась, что он обидится.
        - Это я так. Замерзла немножко.
        - Давай согрею. - Тенгиз обнял ее за плечи, прижал к себе.
        Валя не противилась, ей было приятно. Хотелось, чтобы он не отпускал ее подольше. Она даже о еде думать перестала и пожалела, когда появился официант с салатом на подносе.
        - Ешь. - Тенгиз придвинул к Вале тарелку.
        - А ты?
        - Я салаты не люблю. Мяса дождусь. - Он вдруг усмехнулся и покачал головой.
        - Чего ты? - удивилась она.
        - Да так. Просил тебя рассказать о себе, а вместо этого сам начал.
        - Хорошо, что рассказал, - серьезно проговорила Валя, - теперь я знаю, что ты не такой, как все.
        - А какой же?
        Она неопределенно пожала плечами и отвела взгляд. Не говорить же парню, что он ей откровенно нравится, а ведь так оно и есть! Тенгиз улыбнулся и ласково погладил ее руку.
        - Спасибо тебе, Валя-Валентина.
        - За что?
        - За сочувствие. Я зоркий, все вижу. Ты ешь, не стесняйся.
        Валя послушно взялась за вилку. Салат оказался таким нежным, что буквально таял во рту. Минут через пять принесли шашлык.
        Они ели, поглядывая друг на дружку.
        «Поцелую его сегодня! - решила Валя. - Нет, завтра. Сегодня пусть только обнимет на прощание. - И тут же испугалась: - А вдруг завтра он больше не придет? Сегодня поцелую!»
        - Ты одна живешь? - будто прочитав ее мысли, спросил Тенгиз.
        - С теткой. Вернее, у нее в квартире.
        Он сочувственно покачал головой:
        - Худо небось жить у чужих?
        - Худо, - подтвердила Валя со вздохом и мельком глянула на часы. - Мне и домой пора. Уже десять.
        - А если задержишься чуть-чуть? - Тенгиз с надеждой заглянул ей в лицо. Валя закусила губу.
        - Не могу.
        - Тогда давай вино допьем, и я тебя провожу.
        Они посидели до половины одиннадцатого, допили вино, выпили кофе, Валя съела огромное, свежее воздушное пирожное. Ах, как ей не хотелось уходить! Сидеть бы здесь, в баре, всю ночь, благо он открыт, слушать бархатный, певучий голос Тенгиза, чуть заметно округляющего гласные, смотреть в его бездонные глаза. Но нельзя, нельзя.
        Он довел ее до самого подъезда, и там у двери они еще постояли, переговариваясь тихонько, почти шепотом. К Валиному удивлению, Тенгиз вел себя точно примерный школьник - рук не распускал, не то что целоваться, даже и обниматься не полез, только поигрывал кончиком ее косы.
        Перед тем как убежать, она сама чмокнула его: хотела в губы, да в темноте и спешке не рассчитала, получилось куда-то чуть ниже виска.
        - Пока, Тенгизик.
        - До свиданья, Валя-Валентина. Завтра после работы жди, я приду.
        - Приходи. - Она юркнула в подъезд.
        Сердце у нее в груди бешено колотилось, в голове был туман - как-никак, они бутылку целую на двоих уговорили. С трудом нашарив в сумочке ключ, Валя отперла дверь.
        Евгения Гавриловна, по обыкновению, уже спала. Валя, не зажигая света, бесшумно, как мышка, проскользнула в ванную, оттуда в комнату, разобрала свою раскладушку, улеглась, и ну мечтать о завтрашнем дне.
        …Все Веркины предостережения из головы вылетели, ничего она больше не боится. Видит Валя, ясно видит, что не только она от Тенгиза, но и он от нее без ума, а раз так, то удержит она его возле себя любой ценой, обязательно удержит, никому не отдаст.
        7
        Утром в магазине Верка, накануне убежавшая раньше Вали к отцу на день рождения, глядела на нее с любопытством, выжидающе. Валя, однако, молчала как партизан, хотя ее и распирало поделиться сногсшибательной новостью. Наконец Верка не выдержала:
        - Валь, правду Маринка говорит, будто вы с Тенгизкой вчера в бар ходили? Или брешет?
        - Не брешет, - тихо себе под нос ответила Валя.
        - А что ж таишься, подлая твоя душа? - Вера весело расхохоталась и, приобняв Валю за плечи, потребовала решительно: - А ну, давай выкладывай все как на духу.
        И Валя выложила. Рассказала обо всем: и о том, как Тенгиз ждал ее вечером возле универсама, и о том, как пригласил поужинать вместе, как стихи читал и все прочее.
        Верка слушала внимательно, не отрываясь, впрочем, от резки колбасы, иногда, в особо пикантные моменты повествования, вставляя свои комментарии. Дослушала до конца, и лицо у нее разочарованно вытянулось.
        - И все?
        - А ты чего хотела? - хихикнула Валя, - Чтобы мы сразу… того? Я ж не шалава какая.
        - Да ты небось еще и целка, - мрачно констатировала Вера и, окинув ее ироничным взглядом, заявила: - Да, девочка, будут у тебя проблемы. Ты б хоть таблеток в аптеке купила, что ли.
        - Каких таблеток? - наивно поинтересовалась Валя.
        - От кашля! - ухмыльнулась Верка. - Неужто не сечешь?
        - Ну тебя! - Валя густо покраснела и с размаху рубанула ножом по колбасному батону. Кусок вышел кривой, с неровным, зубчатым краем. - Вот, видишь? - окрысилась она на Верку. - Все из-за тебя.
        Та невозмутимо пожала плечами:
        - Не хочешь, не слушай. Сама же потом жалеть будешь.
        Веркины слова Вале в голову очень даже запали, даром что сделала вид, будто ее это не интересует. Дождавшись перерыва, она добежала до соседней аптеки. Долго мялась перед прозрачной витриной, пока к ней не подошла девушка-консультант.
        - Вам помочь?
        Валя кивнула и пробормотала, запинаясь:
        - Мне вот… лекарство… таблетки… - Она ткнула пальцем в витрину.
        - Понятно. - Девица тактично улыбнулась. - Вообще-то, лучше всего в таких случаях проконсультироваться с врачом, но я бы порекомендовала вот это. - Она, отодвинув стеклянную дверку, достала с полки красочную коробочку. - Хорошие таблетки, почти всем подходят. Принимать надо за час до… свидания. Ясно?
        - Ясно. - Валя обрадованно схватила коробочку и поспешила на кассу.
        Таблетки стоили недешево, но ее это не огорчило. Наоборот, она почувствовала себя надежно защищенной от всех напастей - раз цена приличная, то и качество должно быть высоким.
        - Где была? - вопросила Верка, как только Валя вернулась в магазин.
        - В кафе.
        - Зачем тебе в кафе, если вечером в ресторан пойдешь? - На ее круглом, простоватом лице читались одновременно и насмешка, и легкая зависть, и добродушие. Последнего, пожалуй, было более всего. Валя решила не обижаться на нее - ну что поделать, если у Верки такой характер, все норовит сказать какую-нибудь колкость.
        - Может, еще и не пойдем, - утешила она подругу.
        - Как так? - оживилась Верка.
        - Вдруг он не зайдет. - Валя лукаво и кокетливо стрельнула глазками.
        - Ну да, не зайдет, - хмыкнула Вера, - прибежит как миленький. Сразу видно было, что он на тебя запал.
        Валя самодовольно улыбнулась, поправила резинку в косе.
        Тенгиз и верно не заставил себя ждать. Едва девчонки, переодевшись, вышли на улицу, увидели: тут он, собственной персоной. Улыбается сахарной улыбкой в тридцать два зуба, рукой машет:
        - Привет, Валя-Валентина! Садись, прокачу.
        Глянула Валя - а в стороне, у газетного киоска, новенькая, блестящая «десятка». У Верки аж дыханье сперло.
        - Ух ты! - только и смогла произнести она.
        - Отец подарил на день рожденья, - пояснил Тенгиз, распахивая перед Валей дверцу.
        Верка скромно отступила на шаг назад, потупила хитрый взгляд.
        - Не буду вам мешать. Чао, подружка.
        - Пока. - Валя, не веря глазам, стояла перед роскошным автомобилем. - Господи, ну и красота!
        - Что ждешь? Садись, - пригласил Тенгиз.
        Валя плюхнулась на мягкое сиденье. Тонко и вкусно пахло дорогой кожей. Тенгиз обошел машину, сел рядом, тихонько включил магнитолу.
        - Куда поедем? Хочешь, в «Славянский базар»?
        - Не хочу. - Валя посмотрела ему в глаза. - Покатай меня по Москве. Я ж ничего толком не видела.
        - Будет исполнено, королева. - Тенгиз завел двигатель. «Десятка» плавно, как корабль, тронулась с места.
        …И вот уже мелькают за окном разноцветные огни вечерних столичных улиц. Тенгиз везет Валю по проспекту Вернадского, мимо цирка, университета, Воробьевых гор, к центру. Они едут по ярко освещенному мосту, под ними внизу чернеет Москва-река. Потом автомобиль вылетает на огромную магистраль. Вокруг - нескончаемый поток машин, и все они несутся на бешеной скорости. Шум, рокот, гул, мелькают неоновые вывески, реют в воздухе, колышутся от ветра рекламные транспаранты. Валя в ужасе закрывает глаза.
        - Это Садовое кольцо, - улыбается Тенгиз.
        «Десятка» мчит дальше - по Смоленской набережной, по Новому Арбату, по Тверской. Валя уже не боится, привыкла. Она опустила стекло, и ветер обдувает ее разгоряченное лицо, треплет волосы, выбившиеся из косы.
        У окна фастфуда Тенгиз останавливается, сует в окошко деньги и протягивает Вале гигантский гамбургер и кофе в высоком картонном стаканчике. Валя пытается откусить, но бутерброд не умещается у нее во рту. Она пачкается кетчупом и хохочет. Тенгиз тоже смеется, достает из кармана платок, вытирает ее пальчики один за другим…
        …Машина одиноко припаркована в темном арбатском переулке. Они самозабвенно целуются, так и позабыв поднять тонированные стекла. Руки Тенгиза сжимают Валю все крепче, легко проникая под одежду, гладят ее шею, грудь. Она дышит с трудом и чувствует, как внизу, в животе, рождается теплая тяжесть, разливается по всему телу, делая его безвольным и податливым. Еще немного, и произойдет то, о чем предупреждала ее Верка. И вдруг она вспоминает про таблетку.
        Валя в ужасе делает над собой отчаянное усилие, выпрямляется и сбрасывает руки Тенгиза. Тот смотрит затуманенными глазами, ничего не понимая.
        - Что? Что случилось? Валя-Валентина, что с тобой?
        - Ничего, - жалобно всхлипывает Валя. - Я… хочу домой. Отвези меня.
        - Не надо домой, - умоляюще просит Тенгиз. - Поедем ко мне. Я тебя очень хочу. Пожалуйста!
        Лицо у него такое несчастное и одновременно красивое. Прядь иссиня-черных волос, лоб в мелкой испарине. Ее сердце пронзает никогда дотоле не испытанная нежность. Она осторожно отводит волосы Тенгиза, гладит его по щеке, повторяет пальцем тонкий изгиб губ.
        - Пожалуйста, - как заведенный, повторяет Тенгиз.
        - Хорошо, поехали, - жарко шепчет Валя.
        Ей все равно. Она знает, что сегодня не вернется домой. Ну и пусть! Пусть тетка хоть лопнет от злости - то, что сейчас происходит здесь, в машине, важнее любых отношений, важнее всего. Самое главное, самое ценное. Наверное, это любовь.
        Валя произносит про себя это слово и удивляется: сколько раз в школе ей казалось - она влюблена, а теперь получается, даже понятия не имела, что это такое. Любовь. Песня, в которой нет начала и конца, стих, где главные герои она и Тенгиз, дорога в неизвестное будущее, полное светлых грез…
        Тенгиз потихоньку крутит стартер. Валя отворачивается от него к окну, нашаривает в кармане куртки упаковку с таблетками, предусмотрительно переложенную туда из сумочки, выдавливает одну из них в ладонь. Как бы так изловчиться, чтобы Тенгиз не увидел? Почему-то Вале очень не хочется посвящать его в свои женские проблемы. Она дожидается, пока его внимание занято стрелкой на светофоре при повороте на шоссе, воровским движением сует таблетку в рот и запивает ее остатками кофе из стаканчика. Кажется, Тенгиз ничего не заметил - его руки спокойно лежат на руле, ноздри слегка подрагивают, глаза смотрят вдаль. Машина, рассекая ночь, скользит по Ленинскому проспекту к Октябрьской площади.
        8
        У Тенгиза была своя, отдельная однокомнатная квартира неподалеку от Первой градской больницы. Обставить он ее еще не успел, только отремонтировал, поэтому в комнате из мебели стояла лишь низенькая широкая двуспальная тахта и модная навороченная тумба для аудиоаппаратуры. Кухня тоже была пуста, не считая дорогой импортной плиты, холодильника и крошечного складного столика с парой табуреток.
        Зато ванная оказалась потрясающей: от пола до потолка отделанная разноцветной плиткой, сияющая зеркалами и никелированными смесителями. На широком бортике ослепительно-белой джакузи громоздилась целая коллекция шампуней, гелей и одеколонов.
        Валя как зашла в этот рай, долго не могла опомниться от восторга, стояла, в буквальном смысле слова разинув рот. Потом перенюхала все флакончики и пузырьки, разделась и залезла под воду.
        Какое наслаждение - плескаться в душистой, пахнущей сиренью пене в свое удовольствие, не опасаясь забрызгать пол или превысить лимит времени, отведенного Евгенией Гавриловной для соблюдения личной гигиены!
        Валя от души накупалась, накинула на блестящее розовое тело просторный махровый халат, висевший на крючке, и, распустив косу, вышла в коридор.
        Тенгиз ждал у самой двери, и весь вид его выражал крайнее нетерпение. При взгляде на Валю, лицо которой было в радужных, бисерных каплях недавнего душа, глаза его зажглись восхищением.
        - Ты - моя королева. Проси чего хочешь. Хочешь, колечко куплю с бриллиантом? - Голос его звучал с заметным придыханием.
        - Хочу, - засмеялась Валя, протягивая ему руки, - а еще сережки.
        - Будут и сережки. - Тенгиз легко подхватил ее, принес в комнату, положил на тахту, осторожно раскрыл халат.
        Валя лежала перед ним обнаженная и отчего-то не чувствовала стыда. Лишь немного пересохло в горле, а в остальном она была совершенно спокойна.
        - Какое у тебя тело! - с восторгом проговорил Тенгиз. - А грудь какая!
        - Тебе нравится? - Валя улыбнулась, глядя на него с обожанием. - Правда?
        - Правда, Аллахом клянусь. Красивей тебя никого не встречал. Так бы и смотрел, не отрываясь. - Он с видимым сожалением погасил верхний свет, оставив включенным лишь прикроватное бра, и принялся раздеваться.
        В полутьме Валя отчетливо видела его литой гибкий торс, плечи, такие же смугло-бронзовые, как и лицо, плоский втянутый живот, крепкие, поджарые ягодицы.
        - Тенгиз! - шепотом позвала Валя.
        - Что, милая?
        - Я хотела тебе сразу сказать, но не успела. Я… у меня… в общем… это в первый раз.
        - Понимаю. Не волнуйся. - Он уже был рядом, лег бок о бок с ней, ласково поглаживая ее тело, покрывая его легкими, быстрыми поцелуями.
        Валя вновь ощутила ноющую тяжесть в животе и поняла, что это желание. Оно было таким сильным и острым, что она невольно застонала, крепко прижав к себе Тенгиза. Он поцеловал ее в губы, а затем, приподнявшись над постелью, медленно развел в стороны Валины колени. Она опустила ресницы.
        - Не бойся. Тебе не будет больно. Разве только чуть-чуть, капельку. Зато потом… - Тенгиз не договорил, вновь, с еще большей силой притискиваясь, прижимаясь к ее телу. И она, повинуясь порыву своей первой страсти, покорно и доверчиво раскрылась ему навстречу, полная нежности, любви и смятения…
        Боли она и правда не почувствовала, вернее, не успела испугаться - лишь коротко, приглушенно вскрикнула, встрепенулась в тесных объятиях Тенгиза. Он тотчас накрыл ее губы своими, ласково погладил по голове:
        - Тихо, тихо. Все.
        И Вале стало хорошо, легко. Ей показалось, что она вдруг обрела способность летать и парить высоко над землей, а вместо крыльев у нее - руки Тенгиза. Они держат ее крепко-крепко, не дают упасть, с ними надежно, и вовсе не пугает ощущение высоты…
        В эти мгновения Валя поняла Верку. Вот почему ей так нравилось быть с мужчинами - это действительно здорово, натурально крышу сносит. Того и гляди закричишь в голос от восторга. Они с Тенгизом теперь и дышали вместе, шумно, судорожно, часто: его вдох - и ее, ее выдох - и его - будто бы стали одним существом, слились воедино…
        Потом они так же одновременно стиснули друг друга до сладкой боли, проглотили последний, самый страстный стон и затихли в блаженном изнеможении…
        - Вот теперь ты по-настоящему взрослая, Валя-Валентина, - тихо поговорил Тенгиз, поглаживая ее по плечу.
        Лица его она в темноте не видела, но слышала по голосу, что он улыбается.
        - Ты меня любишь, Тенгизик?
        - Люблю. Очень сильно люблю.
        - Сильнее, чем всех других? - Валя уютно устроила голову у него на груди. Черные, курчавые волосы Тенгиза приятно щекотали ей щеку.
        - Кто тебе сказал о других? - с лукавством произнес он.
        - Да уж сказали. - Валя шутливо толкнула его кулачком в бок. - Запомни, я не такая, как они. Не вздумай меня разлюбить! Понял?
        - А то что? Зарежешь от ревности? - засмеялся Тенгиз.
        - Не зарежу, - дрогнувшим голосом проговорила Валя, - а только… только… никогда не прощу. Так вот и знай - никогда! - Она даже голову подняла, села на постели.
        - Какая горячая! - Тенгиз ласково привлек ее к себе, силой заставил лечь обратно. - Зачем это я вдруг тебя разлюблю? Мне с тобой хорошо. Завтра ведь у тебя выходной, верно? Ну вот, мы можем весь день быть вместе. Я институт пропущу.
        - А можно? - с опаской спросила Валя, снова зарываясь лицом в густую темную поросль на его груди.
        - Нельзя. - Тенгиз хитро улыбнулся. - Но если очень хочется… - Он легонько пощекотал ее за подбородок и горделиво произнес: - Отец такие бабки за меня платит, что переживут.
        Валю неприятно резанули его слова. Надо же - отец платит! Папенькин сынок нашелся, еще и хвастает этим. Молчал бы, стыда ради, а он болтает, будто другим и гордиться нечем. Однако она ничего не сказала, продолжая лежать рядом с Тенгизом, приникнув к нему всем телом.
        Он по-своему истолковал паузу в их разговоре: затормошил Валю, снова стал целовать. Миг - и в ней зажглась ответная страсть.
        «Да будь его отец хоть китайский император, - подумала она остатками гаснущего, задурманенного сознания, - какая мне разница. Люблю его, и точка».
        9
        - Так я и знала. - Евгения Гавриловна уперла руки в боки и стояла перед Валей, всей своей позой выражая высшую степень неодобрения. - Так и знала. Двух месяцев не прошло, а она уже шляться начала. Где была, я спрашиваю? Почему ночевать не явилась?
        - Сто раз уже вам сказала, к подруге ходила, - как заведенная бубнила Валя, сидя на диване и изо всех сил стараясь не клевать носом. Глаза у нее слипались, все тело ломило, будто она пробежала лыжную дистанцию. Хотелось одного - немедленно принять горизонтальное положение и уснуть. Спать до завтрашнего утра, до самого ухода на работу.
        Но где там! Тетка, едва она переступила порог, накинулась, точно цербер: где, что да с кем. Не отвязаться от нее, не отцепиться ни за какие коврижки. И спрятаться негде, комната-то одна, - разве что в туалете.
        Так Валя и поступила - улучила секундочку, дождалась, пока Евгения Гавриловна наберет побольше воздуха в легкие, чтобы продолжить ругань, и слиняла восвояси. Захлопнула дверь туалета, задвижку заперла, опустила крышку унитаза, села, глаза закрыла и задумалась.
        Тетка уже ее в шлюхи записала. Может, и верно, она шлюха? Два дня Тенгиза знает, а согласилась с ним спать. Да еще и радости полные штаны с этого заимела. Интересно, что бы мама сказала, знай она всю ситуацию?
        Хочется Вале усовеститься, расстроиться - а не получается. На сердце - красота, ни малейшего раскаяния. Любит она Тенгиза, ну не убивать же ее за это! Всерьез любит, даже представить жутко, что будет, если им придется расстаться. А тетка говорит «шлюха»! Тьфу! Да разве ж она, Валя, со всяким бы так стала? Ясно же, только с Тенгизом. С ним одним.
        …В дверь забарабанили.
        - Ну, что ты там? Уснула? Вылезай! - крикнула Евгения Гавриловна. - Слышь, чего говорю, вылезай! Делай что хочешь, только потом не плачь. И помощи не жди. - Теткины тапочки шумно зашаркали по коридору.
        - Еще чего удумала, плакать, - вполголоса зло проговорила Валя. - А помощь твоя мне и даром не нужна. Старая крыса!
        Она на всякий случай, для видимости, спустила воду и вышла из туалета. Заглянула в комнату. Тетка сидела у окна в кресле и штопала чулок.
        Валя молча расстелила раскладушку и улеглась, хотя было лишь восемь вечера. Весь день они с Тенгизом провели у него дома, не вылезая из постели. Завтра он обещал сводить ее в аквапарк, а послезавтра увезти с ночевкой на дачу к друзьям - там, дескать, сауна, бассейн и шашлыки мировые можно заделать, не хуже, чем в баре подают.
        С мечтами о послезавтрашнем дне Валя и уснула - не помешали ей ни включенный свет, ни ворчливое бормотание тетки, разговаривающей сама с собой, ни гортанные крики Петруши.
        10
        Так начался Валин сумасшедший роман, о котором вскоре уже знал весь магазин. Тенгиз ежедневно встречал ее у дверей универсама и вел в бар или кафе, а в выходные и вовсе увозил куда-нибудь на всю ночь. Друзей у него было великое множество, и все веселые, хлебосольные, совершенно не считающие денег. Валя быстро привыкла к шумным компаниям, где большинство людей были ей абсолютно незнакомы, но тем не менее каждый чувствовал себя раскованно и непринужденно.
        Гости ели и пили, благо столы щедрых хозяев всегда ломились от закуски и спиртного, танцевали до упада, затем, сбросив одежду, в чем мать родила отправлялись в парилку. Нажарившись до седьмого пота, ныряли в прохладный бассейн, вволю плавали там, а дальше делали что хотели: кто послабей, давал храпака, кто покрепче, уединялись парами в роскошных хозяйских апартаментах.
        Тенгиз и Валя всегда оказывались в числе последних. Они буквально угорали от взаимного желания и могли заниматься любовью сутками напролет. Где угодно: в машине, в чужой спальне, в темном дворе дачного особняка и даже в туалетной комнате ресторана.
        Немудрено, что утром, стоя над машинкой и нарезая колбасу, Валя пошатывалась от усталости и хронического недосыпа. Она заметно осунулась, румянец на ее щеках поблек, под глазами залегли глубокие тени, и только сами они сияли, придавая лицу особую красоту и манкость, несмотря на усталый вид.
        Иногда Валя ощущала, как к горлу подкатывает удушливая, обморочная дурнота - вот-вот, и провалишься куда-то в зыбкую темень, - но такое случалось совсем редко и проходило, лишь только она принимала сидячее положение и делала пару глотков горячего чая.
        Вера, глядя на подругу, насмешливо качала головой:
        - Скоро совсем высохнешь от любви, одни кости останутся.
        - Пусть, - беспечно махала рукой Валя, - зато буду как модель.
        - Ты выспись хоть раз по-человечески, модель! А не то бросит тебя твой принц, другой цветочек свеженький найдет.
        - Не найдет. Тенгизик мне преданный до самой смерти.
        Верка иронически поджимала губы, крутила пальцем у виска, но послушно замолкала.
        Валя и сама не могла понять, почему так уверена в Тенгизе - просто знала, что он без нее никуда, как и она без него. Знала, и точка. Она, не снимая, носила все его подарки: колечко с бриллиантом, купленное после их первой ночи, такие же сережки и тоненькую витиеватую цепочку с алмазным крестиком.
        Тенгиз на Валю не скупился, к надвигающейся зиме приодел, приобул: купил дорогие сапожки, куртку финскую, белую, с пушистым мехом, яркий красный мохеровый шарф. Валя теперь и вправду ходила королевой: косу перекинет на грудь и выступает себе на тоненьких шпильках. Мужики, попадающиеся навстречу, шеи сворачивали, глядели вслед, а Вале и дела до них нет. У нее один свет в окошке - Тенгизик.
        Тетка давно смирилась, перестала ворчать и пилить племянницу. Валя ей раз в две недели, с аванса и получки, деньжат стала подбрасывать, немного совсем, но Евгению Гавриловну это заметно обрадовало.
        Вообще, свою зарплату Валя делила на три равные части: одну регулярно высылала в Ульяновск, другую откладывала на собственные нужды, а третью припрятывала, чтобы в скором будущем снять комнату. Ей ужасно хотелось уехать от тетки уже сейчас, но, как человек трезвый и практичный, Валя понимала: гораздо надежнее сначала накопить сколько-нибудь значимую сумму и оплатить приличное жилье на длительный срок вперед, чем довольствоваться дешевой трущобой и целиком и полностью зависеть от ежемесячных выплат в универсаме. Мало ли, что может случиться? Вдруг, не дай бог, ее уволят, или она заболеет - ведь все мы люди, в конце концов.
        Существовал и еще один интересный вариант - насовсем переехать к Тенгизу. Тот был вовсе не против, чтобы Валя поселилась у него, однако она опасалась, что Муртазу Аббасовичу подобная затея не понравится и он выкинет ее с работы. Поэтому ничего не оставалось, как терпеливо откладывать заветную сотню баксов на дно сумки «Адидас» и мечтать, как не она к Тенгизу, а он будет приходить к ней в гости.
        …Так незаметно пролетела осень. Наступил декабрь, невероятно свирепый и вьюжный, с короткими серыми днями и кромешными ночами. Марина, не доработав неделю до начала зимы, уволилась, и Валя теперь управлялась за двоих, ловко орудуя машинкой и стремительно снуя между прилавком и весами. Зоя Васильевна не могла на нее нарадоваться и все время ставила в пример Верке, которая в холода стала вялой, как сонная муха. Она же убедила Людмилу Ивановну повысить Вале оклад на двадцать процентов, чем несказанно обидела Альбину, давно и тайно мечтающую получить прибавку к жалованью. Та при виде счастливой конкурентки теперь отворачивалась, не отвечая на ее приветствия и всем своим видом демонстрируя глубокое пренебрежение и неприязнь. Валю, конечно, задевала такая несправедливость, но она по привычке не унывала, благо, Верка, несмотря на замечания и сравнения не в ее пользу, продолжала относиться к ней по-свойски и с теплотой.
        Незадолго до Нового года Муртазу Аббасовичу вдруг взбрело в голову проявить заботу о персонале: он пригласил в магазин какого-то чудо-специалиста из центра народной медицины, мотивируя это тем, что тяжелый труд подрывает здоровье и жизненные силы продавщиц и кассирш. По врачам ходить сложно и дорого, а тут, прямо на рабочем месте, всех продиагностируют на предмет скрытых болячек, дадут полезные рекомендации по их искоренению и познакомят со здоровым образом жизни.
        Народ воспринял идею хозяина по-разному: кто-то приветствовал, как, например, Зоя Васильевна и Людмила Ивановна, кому-то было все равно, а кое-кто не скрывал откровенного скепсиса по отношению к народному целителю. Кое-кто - это, конечно, была Верка.
        - Видали мы этих экстрасенсов, девочки, - слегка приглушив голос, вещала она в тесном кругу сослуживиц после окончания рабочего дня накануне осмотра, - у них одно на уме: как бы клиенток в койку затащить. У меня мать ходила к одному. Тот ее заставил раздеться догола, уложил на кушетку и ну щупать за все места: «Так больно? А так?» Матери и не больно вовсе, а щекотно. Она лежит и хихикает. Так он, этот целитель хренов, нащупался досыта и заявляет: «Опухоль у вас, аккурат в желудке. Очень может быть, злокачественная. Рак, то есть. Обычным врачам она пока что не видна, а я ее поле чувствую».
        Мать-то как подскочит с койки, трясущимися руками вещи на себя нацепила и за дверь, только ее и видели. Побежала прямо в диспансер онкологический, прорвалась без очереди в кабинет к главврачу. Уж он ее и так смотрел, и этак, на рентген отправил, на ультразвук - ничего нет как нет.
        Она, бедная, после еще года два дергалась, а потом успокоилась. До сих пор жива-здорова, желудок только что камни не переваривает. Вот так, а вы говорите: целитель. - Верка презрительно сморщила физиономию.
        - Ну нельзя же всех мерить одной меркой, - возразила Альбина. - Твоей матери попался шарлатан, а этот, может быть, свое дело знает.
        - Вот именно, - поддержала ее Лада. - Что до меня, девчата, я не откажусь обследоваться. Пусть хоть щупает, хоть так смотрит, мне не жалко. - Она весело засмеялась.
        - Да на них только и надежда, - печально проговорила Зоя Васильевна, последнее время совсем разболевшаяся и вынужденная почти ежемесячно брать больничный. - В этих врачах толку никакого, а мы, девоньки, увы, не молодеем. Организм-то изнашивается от нагрузок.
        - Это верно, - оживилась Верка, - нагрузки у нас о-го-го. Лошадь от таких запросто сдохнет.
        - Ну уж ты-то не больно нагружаешься, Веруня, - с иронией заметила Галина. - Грех жаловаться. Поглядела бы, как другие пашут.
        - Чем это я хуже других? - тут же вскинулась та. - Работаю, как могу. Не все же такие семижильные, как Валюха.
        Общество тут же дружно уставилось на Валю, до этого момента молча стоявшую в стороне и слушавшую разговор. Она зарделась от неожиданности.
        - Валюшка у нас молодчина. - Зоя Васильевна тепло похлопала ее по плечу. - Одна, почитай, за троих. Таких работящих поискать.
        - Вот и ищите, - нахально заявила Верка, - а к знахарю вашему я все равно не пойду.
        - Ну и дура, - спокойно резюмировала Галя. - Тебе же хуже. Это ж бесплатно, задаром.
        - Бесплатный сыр только в мышеловках бывает. А с нас потом эти денежки все равно как-нибудь да вычтут. Штрафами, например.
        Красивое и надменное лицо Галины слегка вытянулось. Она в упор глянула на Верку.
        - Не боишься, что твои слова дойдут до кого надо?
        Та твердо выдержала ее взгляд.
        - Не боюсь. Чего мне будет? Уволить не уволят, и так в отделе народу раз два и обчелся. А ко всему прочему мы привычные.
        - Ладно, девочки, не нужно ссориться, - попыталась замять неприятный разговор Зоя Васильевна. - Галочка, насильно ни любить, ни лечиться не прикажешь. Пусть каждый поступает как хочет.
        - Да я разве заставляю ее? - Галина невинно подняла бровки. - Дело хозяйское. - Она накинула на плечики легкую норковую шубку и первая вышла из комнаты отдыха.
        За ней потянулись остальные. Валя, которую давно уже ждал в машине Тенгиз, тоже заспешила, стала натягивать сапожки.
        - Ты-то пойдешь завтра ди-а-гно-стри-роваться? - насмешливо спросила ее Верка.
        - Пойду. Отчего ж не пойти. - Валя пожала плечами и принялась надевать куртку.
        - Разве у тебя болит чего?
        - Когда заболит, поздно будет, - философски заметила она и проговорила извиняющимся тоном: - Вер, ты не сердись, я побегу. Тенгизик заждался.
        - Беги, беги. - Верка кисло улыбнулась и сняла с вешалки пальто. - Видать, и вправду ты семижильная, коли после такого дня силы есть бегать.
        11
        Целитель оказался симпатичным парнем лет двадцати семи, не больше. Одет он был не в медицинский халат, а в обыкновенный свитер и джинсы, говорил немного «окая» и все время ерошил ладонью ладный и густой темно-русый ежик волос.
        Желающих пройти обследование собрали в коридоре возле комнаты отдыха, магазин для этой цели закрыли на час раньше «по техническим причинам». Народу набралось прилично: три кассирши, пять продавщиц, сама секретарша Лидия Александровна, Галя, Людмила Ивановна и охранник Паша, единственный из мужиков, - остальные дружно проигнорировали халявное целительство.
        Очередь чинно расселась на стулья и табуреты, а кому не хватило ни того, ни другого - на ящики из-под товаров.
        - Граждане, - предупредил парень, прежде чем скрыться в импровизированном кабинете, - диагностика занимает совсем немного времени. Пять минут, и с вами все ясно.
        - Короче, все мы тут потенциальные покойники, - мрачно пошутил Паша.
        Женщины недовольно зашикали на него.
        - Вовсе нет, молодой человек, - возразил парень с обезоруживающей улыбкой, - я не то имел в виду. Просто хотел сказать, что вам не придется долго ждать.
        - Подождем, сколько надо будет, - успокоила парня кассирша Любовь Семеновна, самая пожилая из всех, собравшихся в коридоре. - Ты, сынок, главное, не торопись, делай свое дело на совесть. А уж мы потерпим.
        - Хорошо, - вздохнул парень, видя, что публика понимает его с точностью до наоборот, - кто первый, заходите.
        Он исчез за дверью. Вслед за ним вошла Зоя Васильевна.
        - Интересно, чего он ей скажет, - проговорила Любовь Семеновна и, перекрестившись, добавила: - Хоть бы ничего худого.
        - Да что вам, женщинам, сделается! - поддел ее Паша. - Вам природа специально выносливость дала, чтоб рожали. Это нам, мужикам, опасаться надо. У нас ведь как - сегодня здоров, а завтра раз - и лежишь вперед ногами.
        - Вот уж глупость болтаешь, - рассердилась кассирша, - женщины, они, напротив, существа тонкие, всякая хворь к ним так и липнет.
        - Пашка прав, - вступилась за охранника Лада, - у меня отец всю жизнь ничем не болел, не чихнул даже, а умер раньше матери. Мужчины верно слабее.
        - Да тут серединка на половинку, - авторитетно вступила в полемику секретарша, - вот у нас на прежней работе такой случай был…
        Она не успела договорить. Дверь распахнулась, выпуская назад Зою Васильевну. Вид у той был чрезвычайно серьезный и даже загадочный.
        - Следующий! - крикнул из комнаты парень.
        Лидия Александровна поспешно поднялась со стула.
        - Потом доскажу. Ну что, Зоя, как? - Она, не дождавшись ответа, махнула рукой и шагнула за порог кабинета.
        - Рассказывайте, Зоя Васильевна! - тут же налетели девчонки. - Быстро-то как! Чего он с вами делал?
        - Погодите, дайте очухаться. - Зоя Васильевна опустилась на табурет и приложила ладони к горящим щекам. - Ой, ребятки, красота, право слово. Парень - ну прямо телепат. Я еще только зашла, он уже говорит: «С сердцем нелады. Так?» - «Так», - отвечаю. Он заставил меня сесть к себе спиной. И вот тут что-то потрогал. - Зоя Васильевна коснулась шеи. - «У вас, - говорит, - позвоночный диск защемлен. От этого все проблемы. Я вам его сейчас постараюсь вправить». Я испугалась, думаю, может, не стоит так, на бегу, за позвоночник браться. Не успела пикнуть, он уже руки убрал. «Все». Как все? Я и не поверила, думала, он шутит. Потом чую, вроде как сердце и вправду отпустило. С самого утра все ныло, а сейчас хорошо, легко. Чудо, ребятки, истинно, чудо. - Зоя Васильевна осторожно выпрямилась, прислушиваясь к своим ощущениям.
        - Новый Иисус Христос, - невозмутимым тоном изрек Паша, - сейчас излечит всех прокаженных.
        - Тебе лишь бы хохмить, - укорила его другая кассирша, Лиза, - а человеку легче стало. Посмотрим, как другим повезет.
        Другим везло не меньше, чем Зое Васильевне. Лидии Александровне народный кудесник снял головную боль и велел срочно сесть на бессолевую диету для профилактики болезни почек, Ладе в мгновение ока вылечил больной зуб. У Паши после двухминутного сеанса мануальной терапии прошел жуткий застарелый насморк. У Лизы и Галины целитель не нашел ничего существенного, но на всякий пожарный посоветовал обеим раз в неделю соблюдать разгрузочные дни и есть размоченные в воде геркулесовые хлопья. «Очень полезно для цвета лица», - пояснил новоявленный чудотворец, выпроваживая девушек за дверь.
        Наконец подошла и Валина очередь. Обуреваемая любопытством, она заглянула в комнату.
        - Заходите, не стесняйтесь, - приветствовал ее парень, - присаживайтесь на стульчик. Что-нибудь беспокоит?
        - Ничего. - Валя улыбнулась, демонстрируя лекарю чудесные ровные зубки.
        - Да по вам видно, что ничего. - Тот тоже заулыбался, приосанился, потрепал свою шевелюру. - Вон как глазки горят. У вас аура хорошая, сильная, я чувствую. А все-таки, на работе наверняка утомляетесь? Ну, скажите честно, ведь я прав?
        - Кто ж на работе не устает? - Валя пожала плечами и с достоинством опустилась на стул.
        Целитель дотронулся до ее шеи кончиками пальцев. От его прикосновения тотчас захотелось спать, по телу прошла приятная теплая волна.
        «Права была Верка, - с вялым удивлением подумала Валя. - Сейчас еще, чего доброго, приставать начнет. Того гляди, завалит в койку».
        Однако целитель вовсе не собирался ее домогаться. Он еще пару секунд помассировал ее шею, резко убрал руки и произнес:
        - Ну, с позвоночником у вас действительно все в норме. И внутренние органы в порядке, за это я ручаюсь головой. Похоже, вы очень здоровая девушка, в наше время таких нечасто встретишь. - В его голосе, однако, несмотря на позитивность сказанного, отчетливо слышалось сомнение.
        Парень обошел стул и пристально глянул Вале в лицо. Брови его при этом слегка изогнулись и сошлись над переносицей, выдавая, что их хозяин находится в состоянии глубокой задумчивости.
        - Это все? Я могу идти? - спросила Валя, несколько разочарованная результатами осмотра.
        - Пожалуй, да. Или… нет, погодите. - Тон у парня по-прежнему оставался рассеянным, будто бы он параллельно с осмотром был занят еще чем-то, гораздо более важным. - Расскажите мне, как и в чем проявляется ваша усталость в процессе работы.
        - Ну, не знаю, - проговорила Валя, у которой вопрос вызвал недоумение, - иногда голова начинает кружиться. Еще слегка поташнивает. Тогда я выпиваю горячего, сладкого чая, и все проходит.
        - Гипогликемия, - изрек знахарь, - резкая потеря сахара. Все правильно делаете. Больше ничего?
        - Совсем редко кажется, что вот-вот упаду в обморок, - с неохотой призналась Валя.
        - Вам нужно хорошенько высыпаться и, по возможности, немного ограничить нагрузки. Подойдут витаминные салаты из свежих овощей, моркови, например, капусты. Ешьте их как можно больше.
        - Постараюсь. - Валя поднялась со стула. - Спасибо за прием.
        - Пожалуйста. Вызовите следующего. - Парень вытер ладонью отчего-то взмокший лоб и присел к столу.
        Валя направилась к двери. Она уже взялась за ручку, и тут знахарь снова обратился к ней.
        - Постойте-ка. - Вид парня теперь выражал решительность и твердость, пелена задумчивости слетела с него начисто, в голосе звучали повелительные ноты. - Вернитесь на минутку.
        - В чем дело? - недовольно произнесла Валя, не двигаясь с места, но и не выходя из комнаты.
        - Вернитесь, говорю вам. Подойдите сюда.
        Что-то заставило ее подчиниться этим властным интонациям, отойти от двери, вернуться на середину комнаты.
        - Я вас слушаю, - проговорила она холодно.
        - Зачем вы обманули меня? - Парень встал перед ней, скрестив на груди руки. - Почему скрыли правду?
        - Я? Обманула? - Валя вытаращила на него изумленные глаза. - Вы шутите?
        - Нисколько. Вы ведь в положении и не можете об этом не знать.
        - Что?! - Валя даже пошатнулась от неожиданности и ухватилась за спинку стула. - Откуда вы взяли такую чепуху?
        - Это не чепуха, - спокойно и твердо возразил парень, - вы беременны, и срок у вас более трех месяцев. Ребенок скоро начнет шевелиться, а вы делаете вид, что ни о чем догадываетесь. Вот я и спрашиваю: зачем?
        - Да вовсе я не беременная, - проговорила Валя, немного овладев собой, - знаю это наверняка. Вы несете полный бред, и я вас даже слушать не желаю. Счастливо оставаться. - Она быстро зашагала к порогу, превозмогая себя, чтобы не обернуться.
        - И все-таки я сказал то, что есть, - донеслось ей в спину, - вы точно беременны. Я это увидел по вашему лицу, почувствовал биополем. И ваши обморочные состояния свидетельствуют именно об этом. Совсем скоро вы убедитесь, что я был прав.
        - Козел! - выкрикнула Валя и вылетела в коридор.
        На глазах у нее кипели слезы обиды и гнева, щеки горели.
        - Что такое? - вскочила ей навстречу Лада. - Что случилось, Валюшка? Хворь какую нашли?
        - Отстань! - грубо проговорила она и, оттеснив ее плечом, стремительно зашагала по коридору.
        Лада жалобно и растерянно крикнула ей вслед: «Валь!», но догонять не стала, боялась пропустить очередь.
        Валя влетела в раздевалку, мигом натянула сапожки, схватила куртку в охапку и выскочила на улицу. Они с Тенгизом договорились, что сегодня он заедет за ней в половине девятого. Сейчас было еще только восемь. Тем не менее Валя оделась, завязала шарф и отошла подальше от входа в универсам. Колкий, кусачий морозец освежил ее пылающее лицо, она потихоньку пришла в себя, честя народного целителя в хвост и в гриву.
        Надо же, какой идиот! Нашел, чем шутить! И чего он добивался своими дурацкими шуточками? Может, верно, решил за ней приударить? Но таким невероятным способом!
        Валя была совершенно спокойна за себя: с первого дня их отношений с Тенгизом она исправно и регулярно пила таблетки. Организм ее работал как часы, безо всяких сбоев, все, что положено, приходило ежемесячно и точно в срок. Кроме того, за три последних месяца ее ни разу не вырвало, а мать рассказывала, что буквально не отходила от унитаза с каждым из четверых детей.
        И вот теперь этот мерзавец утверждает, что она в положении!
        Самое неприятное во всей этой истории было то, что все предыдущие пациенты остались от целителя без ума. Выходило, что парень - не какой-нибудь шарлатан и дело свое знал. Стало быть, к его словам стоило прислушаться. Но как прислушаться? Как?! Допустить мысль, что она действительно ждет ребенка?!!
        Пока Валя думала да гадала, как быть, наплевать ли на диагноз знахаря или, наоборот, поверить ему, подъехал на своей «десятке» Тенгиз. Валя его и не заметила, прохаживаясь взад-вперед под фонарем и беседуя сама с собой. Тенгиз пару раз посигналил ей. Она вздрогнула, подняла голову и со всех ног бросилась к машине.
        - Привет. - Тенгиз распахнул дверцу и ждал, пока она подбежит. На переднем сиденье лежала коробка шоколадных конфет, импортная, дорогущая, свеженький ананас с хвостатой макушкой и связка толстых, янтарно-желтых бананов. - Домой поедем, - проговорил он, перекладывая продукты назад. - Я стенку купил, будем обмывать. Сейчас в супермаркет заскочим, возьмем еще чего-нибудь мясного и салатов, а вино у меня есть, вчера друг из Алушты приехал, привез в подарок пять бутылок.
        Валя слушала его, кивала и устраивалась на сиденье.
        - Закрывай, - велел Тенгиз, нажимая на газ.
        Она хлопнула дверкой и расстегнула «молнию» на куртке - в салоне было жарко, как в бане.
        - Совсем сними, - посоветовал Тенгиз. Сам он был в одном свитере, мягко облегавшем его гибкую фигуру.
        Валя послушно стащила куртку, бросила ее на заднее сиденье. К ней постепенно возвращалось обычное, хорошее расположение духа, однако где-то в глубине маленькой колючей занозой продолжало гнездиться беспокойство. Она пыталась прогнать его, щебетала без умолку какую-то чушь, звонко, заливисто хохотала, целовала Тенгиза в губы, мешая ему вести машину. Тот уже еле сдерживался, на каждом светофоре обнимал Валю, лез к ней под джемпер, глаза его блестели, к лицу прилила кровь.
        Когда они наконец доехали, оба сгорали от желания и нетерпения. Кое-как бросив в прихожей пакеты с продуктами, Тенгиз потащил Валю в комнату. В этот раз он был ненасытен, как никогда, и она, заражаясь его неистовостью и страстью, окончательно расслабилась, отвлеклась от тревожных мыслей, почувствовала легкость и экстаз.
        Потом они устроили настоящий пир прямо в постели. Тенгиз приволок из кухни столик, накрыл его салфеткой, поставил пару бутылок запотевшего от холода «Вазисубани», салат из спаржи, ветчину, нарезанный дольками ананас и бананы. Валя с аппетитом поглощала роскошные яства, к которым уже успела привыкнуть, а заодно рассматривала покупку.
        Стенка оказалась роскошной: из светлой ольхи, инкрустированной оригинальными узорами, со множеством секций и полочек. Огромный, изнутри зеркальный бар, изысканная «горка» для столовой посуды. Услышав о стоимости, Валя присвистнула.
        - Отец подарил, - как обычно, с горделивым самодовольством проговорил Тенгиз.
        Она уже не удивлялась этим словам, прекрасно зная, что Муртаз Аббасович решает все проблемы сына с размахом и щедростью, ни на что не скупясь. Тенгизу стоило лишь захотеть, и отец достал бы для него все, что угодно, исключая разве что луну с неба. Видимо, после смерти жены парень был единственным светом в его окошке, а секретарша Лидия Александровна услаждала только тело хозяина, но отнюдь не его душу.
        Осмотрев «стенку» со всех сторон, любовники вновь вернулись к постельным забавам и пришли в себя лишь к полуночи. Несмотря на то что день был для обоих тяжелым, спать не хотелось. Тенгиз пощелкал пультом, отыскал какую-то спортивную передачу и уткнулся в экран. Валя полулежала рядом, как всегда удобно устроив голову у него на груди, распустившиеся волосы плащом окутывали ее плечи и грудь.
        - Тенгизик, - позвала она тихонько, глядя в потолок, по которому скользили смутные тени от пробивающихся сквозь шторы уличных огней, - а, Тенгизик!
        - Что? - Он рассеянно потрепал ее по щеке.
        - Я… хочу тебя спросить об одной вещи.
        - Какой вещи, Валя-Валентина? - Он слегка убавил звук, выжидающе глянул на Валю и улыбнулся.
        Она сглотнула сухой, неприятный комок в горле и произнесла как можно спокойней и равнодушней:
        - Вот если бы… если бы оказалось, что у нас… будет ребенок? Что тогда?
        Улыбка моментально сбежала с лица Тенгиза, оно сделалось тревожным и напряженным.
        - Ты смеешься надо мной, Валя-Валентина? Смеешься, да?
        - Смеюсь, конечно. - Валя нежно погладила его по волосам.
        - Это глупый юмор. - Тенгиз вздохнул с видимым облегчением. - Очень глупый.
        - Глупый, - согласилась Валя. Помолчала чуть-чуть и прибавила совсем тихо, едва слышно: - Ну а все-таки, если бы…
        - Нет, - непривычно резко произнес Тенгиз и аккуратно отстранил от себя ее руку.
        - А почему, можно спросить?
        - Потому.
        - Это не ответ. - Валя изо всех сил старалась, чтобы голос не дрожал, даже кулаки стиснула незаметно под простыней.
        - Это ответ. Никакого ребенка быть не может. Не должно.
        - Но почему?! - Она, уже не сдерживаясь, выпрямилась на постели, требовательно и вопросительно заглянула ему в лицо. - Разве ты меня не любишь?
        - Люблю.
        - И я тебя люблю. Значит, мы можем расписаться. Станем мужем и женой и родим маленького. Что тут не так?
        Тенгиз с силой надавил на пульт, телевизор щелкнул и погас.
        - Все не так. Все. Я не могу жениться на тебе.
        - Не можешь? - упавшим голосом переспросила Валя.
        - Не могу. Исламский закон строго карает за брак с немусульманкой. Это против Аллаха.
        - Разве ты веришь в Аллаха?
        - Я - нет. А отец еще как.
        - При чем здесь отец?
        - При том. Он не перенесет этого. Для него такое… а! - Тенгиз безнадежно махнул рукой. - Даже говорить нечего.
        Он надолго замолчал. Валя исподлобья смотрела на него, тоже молча, тяжело. Ей казалось, неведомая, страшная сила вдруг пригвоздила ее к земле, рухнув на плечи. Наконец она произнесла другим, отрешенным тоном:
        - Значит, мы никогда не сможем быть вместе?
        - Почему? - искренне удивился Тенгиз. - Разве сейчас мы не вместе? И будем сколько хотим. Я на тебя никаких денег не пожалею. Хочешь, к морю поедем? Прямо на Новый год, хочешь? - Он ласково взял Валю за руки.
        - Я не про то. - Она отодвинулась от него подальше на кровати, растрепанные волосы заслонили ей лицо. - Ты не понимаешь.
        - Не понимаю - что?
        - Мы никогда не будем вместе по-настоящему, по-нормальному, как это принято у людей.
        - У людей принято по-разному, Валя-Валентина.
        - Ничего подобного! - запальчиво возразила Валя. - Значит, когда-нибудь ты женишься на другой, она родит тебе ребенка, а меня ты забудешь. Забудешь нашу любовь! - Она почти кричала. Или плакала.
        - Глупости! - Тенгиз тоже повысил голос. - Я не собираюсь ни на ком жениться!
        - А если отец потребует? - Валя глядела на него полными слез глазами и улыбалась, язвительно и горько.
        Тенгиз заметно сник.
        - Не потребует.
        Валя отчетливо видела, что он подавлен не меньше ее. Но что он себе думал? Забавлялся с ней, как с игрушкой, будто не понимал, чем могут обернуться такие забавы. Слава богу, она не беременна, но если бы вдруг…
        - Валя, - негромко окликнул Тенгиз.
        - Я тебя внимательно слушаю. - Она обеими руками быстро и ловко принялась собирать волосы в косу.
        - Ты ведь… насчет беременности… так просто? Ведь ничего нет?
        - Нет. - Она взяла с тумбочки резинку, затянула конец косы и спустила ноги на коврик. - Нет и не будет.
        - Что значит - не будет? И вообще, ты куда? - Тенгиз схватил ее за плечи.
        - Оставь меня! Убери руки! - Валя вскочила и, подхватив со стула вещи, начала лихорадочно одеваться.
        Тенгиз стоял рядом, глядя на нее растерянно и жалобно.
        - Ты уходишь?
        - Ухожу.
        - Но ведь поздно. Ночь уже, смотри, как темно.
        - Мне все равно. - Она яростным жестом оправила джемпер.
        - Валя! Валечка! Останься. Ну не сердись! Милая, не сердись.
        - Ты… ты… - Валя отчаянно и беспомощно всплеснула руками. - Ты просто подлый предатель! Подлый! - По ее щекам хлынули долго сдерживаемые слезы. Она без сил опустилась на стул, закрыла лицо ладошками.
        Тенгиз был уже тут как тут, нежно гладил ее волосы, прижимал к себе, целовал в макушку, в висок, в губы.
        - Моя красавица, моя Валюшечка, ягодка…
        Поначалу Валя сопротивлялась, отталкивала от себя руки Тенгиза, мотала головой, как упрямый бычок. Ее, однако, хватило ненадолго: вскоре настойчивые ласки и нежные словечки, нашептываемые ей на ушко, сделали свое дело. Валя, сладко рыдая, повалилась к Тенгизу на грудь, тот прижал ее к себе, перенес на кровать и принялся медленно и осторожно снимать все то, что было надето с таким остервенением и спешкой. Она лежала, зажмурившись, чуть подрагивая от его прикосновений, и расслабленно думала: «Пусть. Ничего тут не поделаешь. Может, он действительно ни на ком не женится, будет любить меня одну, а больше ничего и не нужно».
        12
        Жизнь продолжалась. Все текло как обычно: днем Валя работала в поте лица, вечерами встречалась с Тенгизом. Однако ее спокойствию и беспечности пришел конец.
        Из головы у нее все не шли слова «целителя», Валя то и дело вспоминала о них, причем в самые неподходящие моменты: во время работы, когда она обслуживала покупателей, ее вдруг охватывала паника, начинали дрожать руки, из-под машинки выходили кривые, бракованные куски. Валя бранила себя на чем свет стоит, даже пробовала пить валерьянку, но все было без толку.
        Улучив минутки, когда ей удавалось остаться одной в теткиной квартире, она, раздевшись, подолгу глядела на себя в зеркало, силясь отыскать некие изменения в своем теле, и ей казалось, что они действительно есть. В конце концов Валя не выдержала и купила в аптеке тест на беременность.
        К ее ужасу, тест дал положительный результат. В отчаянии Валя выгребла из сумки часть денег, отложенных на съем комнаты, отыскала в справочнике платную женскую поликлинику и записалась на прием.
        Надменного вида, необычайно высокая, хоть и не лишенная привлекательности врачиха осмотрела ее, кинула в лоток использованные инструменты и, брезгливо поджав губы, произнесла:
        - Есть беременность. Срок пятнадцать недель. Или шестнадцать, ультразвук покажет точнее.
        - Но этого не может быть! - жалобно проговорила Валя. - Я ж вам только что рассказывала…
        - Все может быть, - перебила докторша, - есть категория женщин, у которых в первой половине беременности продолжается цикл. Очевидно, вы из их числа. - Она кинула на нее равнодушный взгляд и добавила: - Одевайтесь.
        Валя дрожащими руками кое-как натянула вещи и приблизилась к столу, за которым докторша что-то быстро строчила в тощей, только что заведенной карте.
        - Скажите, а у вас тут делают аборты?
        Женщина прервала писанину и поглядела на нее в упор.
        - Девушка, вы в себе? У вас сроку почти четыре месяца, какой аборт? Плод вот-вот начнет шевелиться.
        - Но я не могу рожать! - испуганно воскликнула Валя. - Мне нужно… как-то избавиться от ребенка.
        - Да как же вы от него избавитесь? - Врачиха недоуменно пожала плечами. - Это надо искусственные роды вызывать.
        - Пусть! - Валя отчаянно махнула рукой.
        - Что «пусть»? - взорвалась докторша. - Вы хоть понимаете, что говорите? Шляются, прости их господи, а потом морочат голову! Это ж риск для здоровья какой! Потом детей не будет вовсе.
        - Как не будет? - упавшим голосом произнесла Валя.
        - Так, - зло подтвердила гинеколог. - Да что я с вами, как с младенцем? Хотите калечить сами себя, пожалуйста. Вот адрес. - Она оторвала листок от лежащего на столе ежедневника и черкнула на нем несколько строк. - Вот. Деньги заранее готовьте.
        - А… большие деньги? - робко поинтересовалась Валя.
        Врачиха хмыкнула.
        - Немаленькие. С учетом сдачи необходимых анализов и оплаты хотя бы трех дней стационарного наблюдения после операции, думаю, тысяча набежит.
        - Тысяча… чего? - Валя сделала шаг от стола.
        - Баксов, конечно, не рублей же. - Женщина пододвинула к ней листок с адресом и снова принялась за свои записи.
        Валя молча стояла и смотрела, как она дописывает карту, тискает печать в конце страницы, ждет, пока высохнут чернила. Ее охватывала полная и беспросветная безнадежность.
        «Штука» баксов! Где она их возьмет? У нее всего четыреста долларов и полторы тысячи рублями, предназначенные на питание. Можно, конечно, потребовать деньги у Тенгиза: для Муртаза Аббасовича такая сумма - все равно что кот наплакал, пусть раскошеливается, платит за удовольствия сыночка.
        Тут же по спине у Вали прополз холодок, ладони стали влажными, горло свело судорогой. Что, если операция искалечит ее? Тенгизу-то что? Отделается зелененькими, а ей, Вале, расковыряют все внутренности. Еще, чего доброго, вправду никогда больше не сможет рожать.
        Нет, такого ей не надо. Лучше уж пусть будет маленький. Валя отвезет его Нине, в Ульяновск, а сама останется в Москве, будет вкалывать, как каторжная, зашибать бабки и отсылать их на содержание ребенка. И Тенгиз ей поможет - как-никак это его младенец, хоть он и не станет ему официальным отцом.
        От этих мыслей Вале немного полегчало. Врачиха сунула ей в руки карту.
        - Держите. С ней и пойдете в стационар.
        - Спасибо. - Валя спрятала карту в сумочку и вышла из кабинета.
        Она решила до поры до времени никому ни о чем не рассказывать, даже Тенгизу. А то еще станет кричать, чтобы избавлялась от ребенка.
        По пути домой Валя купила пакет ананасового сока. «Буду витамины есть, пока не поздно», - подумала она. И так уже ее бедный малыш почти полсрока лишен самого необходимого. Вместо фруктов она пичкала его алкоголем, травила беднягу гормональными таблетками, глотала в компаниях табачный дым. Теперь необходимо исправляться, становиться примерной мамашей.
        Да, кстати, о таблетках. Видно, дрянь они оказались, хоть и дорогие, даром только Валя деньги на них тратила да желудок себе портила. Или все дело в той первой, которую она съела с опозданием? Наверное, в ней.
        Валя не стала ломать себе голову, добралась до дому, зашла в квартиру, выпила зараз два стакана соку и легла на диван, обхватив живот руками. Фантастика! Неужели там, внутри ее, зреет маленький человечек? Интересно, кто это - сынок или дочка? Если сынок, небось будет такой же черноволосый и смугленький, как его папа.
        Вале вдруг неудержимо захотелось позвонить домой, в Ульяновск. Она не разговаривала с мамой уже целый месяц. Тетка разрешала пользоваться телефоном для междугородных переговоров, только следила, чтобы Валя своевременно оплачивала счета.
        Она встала с дивана, набрала междугородный код, долго слушала гудки. Наконец трубку взяла мать.
        - Валь, ты? - Голос у нее был усталый и какой-то убитый. Или, может, сонный.
        Валя глянула на часы: шесть пятнадцать. Странно, вряд ли мама в это время спала.
        - Как вы там? - осторожно спросила она.
        - Да по-всякому. - Нина вздохнула. - Танька вот приболела.
        - Когда это она успела? - удивилась Валя. - Ведь только что была здорова. Простыла, что ль?
        - Кабы простыла, - горько посетовала мать, - с почками что-то. В больницу ее кладут. Обследовать будут.
        Валя сжимала пальцами трубку, кусая губы. Не зря бытует в народе поговорка: беда никогда не приходит одна. Вот и с сестренкой что-то серьезное, а она, вместо того чтобы помочь семье, посадит им на голову новую обузу.
        - Доча, что молчишь? - окликнула Нина. - Расскажи хоть про себя.
        - У меня все хорошо, - бодро произнесла Валя, встрепенувшись. - Работаю, замечаний нет. Штрафов тоже. Скоро денег вам вышлю.
        - Умница, - похвалила мать. - Нам деньги сейчас ох как нужны. Танюшке анализы надо делать, половина из них платные. Ты только себя береги, не перетруждайся шибко-то, - спохватилась она.
        - Поберегу, не волнуйся. Отец как?
        - Да что отец? - досадливо ответила Нина. - Как обычно. Надоел он мне, Валь, хуже горькой редьки. Выгнала бы, да куда? Сдохнет ведь на улице, пьянь подзаборная. Жаль.
        Нина бранилась на мужа всю жизнь, но жалела его. Когда с ним что-нибудь случалось по пьяному делу, первая бежала на подмогу, тратила на лекарства последние семейные деньги, обивала пороги месткома с просьбами, чтобы мужа не увольняли.
        Валя раньше осуждала ее за мягкотелость, а теперь внезапно почувствовала, что понимает. Сама-то она такая же безвольная тряпка: любит Тенгиза, прощает предательство, согласна быть ему вечной любовницей, а не женой. Что поделать, женщины в России - существа мягкие, разжалобить их проще пареной репы.
        - Мам, - позвала Валя.
        - Что?
        - Ты не отца, а лучше себя пожалей. И Танюхе привет передавай. Я, может, выберусь к вам на Восьмое марта. Пару деньков отгулов возьму и приеду.
        - Давай, приезжай, - согласилась Нина. - Как там тетка? Не обижает?
        - Нет, все хоккей.
        - Ну, целую. - Трубка коротко загудела.
        Валя в задумчивости вернулась на диван. От разговора с матерью ей не стало легче, наоборот, она была вся в сомнениях. Может, все-таки лучше не рожать? Сделать операцию, рискнуть, авось пронесет и ничего не случится? Или не стоит?
        Пока Валя терзалась и мучилась, вернулась Евгения Гавриловна. Сняла в прихожей шубу и сапоги, заглянула в комнату.
        - Ты дома? С чего это?
        Удивляться было чему: все свободное время Валя всецело посвящала Тенгизу и в квартиру возвращалась лишь поздним вечером.
        - Не заболела ли часом? - Евгения Гавриловна смотрела на нее с подозрением.
        - Нет, я здорова. Просто устала. - Валя поудобней оперлась о спинку дивана.
        - Устала - отдохни по-человечески. Ляг, поспи. Глаза-то у тебя, верно, какие-то опухшие. - Тетка подсунула ей мягкую диванную думку. - Я и то думаю, - продолжала она обычным ворчливым тоном, - сколько ж можно себя мытарить? Ведь, почитай, сутками на ногах. Вот и свалилась.
        - Да не свалилась я вовсе, - с внезапно нахлынувшим раздражением огрызнулась Валя. - Просто присела на минутку, а вы уж и рады со свету сжить.
        Тетка, не ожидавшая такой откровенной агрессии, лишь плечами пожала:
        - Кто тебя откуда сживает? Наоборот, говорю, ложись. Чаю тебе подогреть?
        - Не надо, - буркнула сквозь зубы Валя.
        - Ну, как хочешь. - Евгения Гавриловна удалилась в кухню и загремела посудой.
        Валя сидела съежившись, обхватив себя за плечи, и глотала слезы. Вот влипла так влипла. Еще и тетка эта лезет в душу со своими расспросами. Заботу, видишь ли, решила проявить! Посмотреть бы на нее, когда узнает правду! Небось орать станет как резаная.
        Валя попыталась успокоить себя тем, что по крайней мере еще пару месяцев можно как-то скрывать свое положение. За это время она что-нибудь придумает. Улестит Евгению Гавриловну, станет делать ей подарки, прекратит грубить.
        В клетке завозился Петруша, перепрыгнул с жердочки на жердочку и заявил придушенным, хриплым тенорком:
        - Добр-рое утр-ро!
        - Не попал ты, Петр, - сквозь слезы улыбнулась Валя. - Не утро сейчас, а вечер.
        - Утр-ро! - упрямо возразил попугай.
        - Ты мне еще поспорь. - Она показала ему кулак. - Вот не дам больше ничего вкусненького, тогда узнаешь!
        Евгения Гавриловна была твердо убеждена, что птицам нельзя ничего, кроме корма и семечек, поэтому крайне редко баловала своего питомца. Валя же, напротив, тайком от тетки подсовывала смышленому попугаю то кусочек халвы, то колбаски из магазина, а то и фруктовой пастилы, которую тот особенно уважал.
        Петруша склонил головку набок и тревожно выкатил глаза - казалось, он отлично понял угрозу оставить его без десерта.
        - То-то, - удовлетворенно проговорила Валя и осторожно вытянулась на диване, пристроив под голову теткину думку.
        13
        Отступать было некуда. Валя продолжала ходить на работу и молчала в тряпочку, только исправно покупала себе соки и творог - мать всегда говорила, что женщине в положении необходим кальций.
        Между тем фигура ее начала неудержимо меняться. Постепенно расплывалась, исчезала талия, грудь, и так немаленькая, увеличилась почти вдвое, так, что лямки бюстгальтера больно впивались в плечи.
        Валя купила на рынке новое белье, несколько пар колготок с широкой мягкой резинкой и свободный свитер. На работе форменный фартук хорошо маскировал ее раздавшиеся формы, а дома, при тетке, она старалась не раздеваться.
        Тенгиз также ничего не замечал, он с восторгом гладил и тискал ее грудь и все приговаривал: «Королева, моя королева!» Ей даже смешно порой становилось - до чего эти мужчины наивны и ненаблюдательны, сущие дети.
        Первой почуяла неладное Верка. Как-то во время работы она так долго и пристально глядела, как Валя управляется с машинкой, что той сделалось неловко.
        - Ты чего? - спросила она Верку, вытирая салфеткой перепачканные руки.
        - Ничего, - ответила та, не отрывая взгляда от ее живота, скрытого голубеньким фартуком, - смотрю, что-то ты поправилась. Видать, Тенгизик хорошо кормит.
        - Не жалуюсь, - сухо проговорила Валя и отошла к прилавку, за которым ждала покупательница.
        Когда она вернулась, Верка тихо и с укоризной произнесла:
        - Ты мне голову-то не морочь, врушка несчастная. Сознавайся честно, залетела?
        Валя поняла, что отпираться бессмысленно. Да и зачем - рано или поздно все узнают. Она молча кивнула и принялась завешивать сардельки.
        - Ну, даешь! - сочувственно протянула Верка. - Чего ж не избавилась?
        - Долгая история, - со вздохом сказала она.
        - В обед расскажешь, - потребовала Верка.
        В обед Валя действительно поведала подруге обо всем, что с ней приключилось. Верка терпеливо и внимательно слушала, а когда она закончила, убежденно произнесла:
        - Дура. Надо было последние бабки отдать, а ребенка вытравить. Ну куда ты теперь?
        - Рожу, - упрямо проговорила Валя, не поднимая глаз.
        - И что дальше? К тетке своей младенца привезешь?
        - Нет, не к тетке. Домой, к матери.
        Верка насмешливо качнула головой.
        - За этим она тебя в Москву и посылала. Будто в вашем Ульяновске нельзя дитя нагулять!
        - За этим ли, за тем - теперь поздно судить, - резонно возразила Валя. - Работать буду, денег им присылать. Вырастят, не помрут.
        Верка скрестила руки на груди и глядела на нее, как на тяжелобольную.
        - Дура, истинно дура, - повторила она. - Папашка-то хоть в курсе?
        - Нет пока.
        - Вот козел! - Верка даже сплюнула в сердцах себе под ноги, помолчала и добавила серьезно и с горечью: - А узнает, поди, не обрадуется. У них, у мусульман, с этим строго - на своих только женятся.
        - Да знаю я, - тихо и отчаянно проговорила Валя. - Все знаю, не трави душу.
        На этом их беседа и завершилась. Через неделю Валя решилась и раскрыла перед Тенгизом все карты. Тот был вне себя, кричал, ругался, называл ее «глупой девчонкой» и обманщицей. Под конец этой отвратительной сцены она не выдержала и сказала со спокойной обреченностью:
        - Да уймись ты уже. Больно нужен, обойдусь без тебя.
        - Что ты такое говоришь, Валя-Валентина! - вскипел Тенгиз. - Как это без меня? Я разве не отец? Просто думать нужно было, когда шла на такое!
        - А тебе не нужно было думать? - язвительно заметила Валя. - Мог и сам кой о чем позаботиться. Да и потом - я тебе намекала, а ты, как дундук, ничего не понял.
        - А! - Тенгиз безнадежно махнул рукой и повалился на тахту.
        Он полежал немного неподвижно, глядя в потолок, на роскошную пятирожковую люстру, а потом потянулся к Вале, позвал в полголоса:
        - Иди сюда, ко мне. - И когда она, обиженная, надутая, все-таки приблизилась, села рядом, обнял, прижал к себе. - Ладно, что-нибудь придумаем. Лишь бы до отца не дошло раньше времени.
        Валя горько усмехнулась.
        - И до тетки.
        …Так постепенно ее положение перестало было секретом для окружающих. Скоро о нем знал весь колбасный отдел. Девчонки отнеслись с пониманием, каждая обещала помочь, чем может. Зоя Васильевна стала следить, чтобы Вале доставалось поменьше покупателей, и все уговаривала сходить к врачу:
        - Показаться надо, мало ли, какие нелады. Потом-то поздно будет.
        В начале марта Валя снова позвонила домой и жутко расстроилась. Там все было хуже некуда. Танька лежала в больнице, у нее нашли что-то серьезное - мать толком и сказать не могла, лишь всхлипывала в трубку и бормотала бессвязные фразы. Отец пил без просыху, денег, даже тех, что исправно присылала Валя, не хватало. Вдобавок ко всему двойняшки в школе съехали на сплошные двойки, и их грозились оставить на второй год.
        С тяжелым сердцем Валя брела в магазин. Ноги утопали в сугробах - несмотря на то что зима по календарю закончилась, каждую ночь сильно мело, и улицы были завалены снегом.
        В раздевалке она нос к носу столкнулась с Галиной. Вид у той был рассеянный и озабоченный, в руках она держала сотовый последней модели. Ее изящные, тонкие пальчики с длинными ноготками, покрытыми нежно-розовым лаком, быстро бегали по кнопкам, набирая эсэмэску.
        - Здравствуйте, - поздоровалась Валя, с трудом преодолевая одышку от ходьбы по заснеженным тротуарам.
        - Привет, Валюш, - пропела Галка сладким, медовым голоском, не отрываясь от экрана.
        Валя принялась снимать куртку, слегка отвернувшись, чтобы не слишком бросался в глаза ее распухший живот. Та тем временем закончила набирать текст, отослала сообщение и, удовлетворенная, спрятала телефон в сумочку.
        - Что-то погода не балует. Опять метет, как на Рождество. - Галина покосилась на заиндевевшее окно и мечтательно заулыбалась, жмурясь, точно кошка, пригревшаяся на солнышке. - На праздники махну в жаркие страны. Павлик взял тур в Тунис - хоть недолго, а отдохну от всей этой холодрыги да слякоти.
        При упоминании о мартовских праздниках Валя невольно вздохнула. У нее так и не получалось съездить в Ульяновск - каждая копейка была на счету, не до отгулов. Да и мать расстраивать прежде времени не хотелось: может, через месяц Таньке станет лучше, тогда и выдаст ей Валя горькую правду.
        Галина, хоть и была всецело поглощена собой, своими мечтами, ее вздох услышала. Подняла голову, удивленно похлопала ресницами.
        - Что-то случилось?
        - Нет, ничего, - поспешно проговорила Валя, завязывая тесемки фартука.
        - А грустная почему?
        - Устала. - Делать было нечего, она ляпнула первое, что пришло в голову, проклиная себя за то, что не сумела сдержаться, и тем самым привлекла ненужное внимание к своей персоне.
        - Неужели? - Галина, точно Лиса Патрикиеевна, начала приближаться к ней: один крохотный шажок, другой.
        Вале даже показалось, что она вот-вот увидит за спиной менеджерши пышный лисий хвост, которым та заметает следы. Галка остановилась совсем рядышком, не сводя с нее чуть раскосых, тонко подведенных глаз.
        - Странно. Ты ж никогда у нас не уставала раньше, всегда была, так сказать, в авангарде. - Взгляд переместился с лица ниже, еще ниже и наконец прочно зафиксировался на выступающем вперед фартуке.
        Валя судорожно и нервно сглотнула, продолжая стоять перед Галиной неподвижно, как кролик перед удавом. Та, однако, ничего больше не говорила, только покашливала, мягко и музыкально.
        - Я пойду? - нерешительно спросила она.
        - Конечно. - Галина вновь приторно улыбнулась. - Конечно, иди. И уж сделай милость, не выматывай себя до предела.
        - Постараюсь. - Валя кивнула и направилась к двери.
        На душе у нее было муторно и тревожно. Она изо всех сил пыталась убедить себя, что ничего дурного не произошло, Галка действительно заботилась о ней и говорила от чистого сердца.
        Немного успокоенная, Валя зашла в отдел, где уже вовсю трудились Зоя Васильевна и Лада: раскладывали товар, прикрепляли ценники, протирали до блеска витринное стекло. Верка, как всегда, опаздывала, у нее с Нового года накопилось не меньше пяти штрафов.
        - Вот и наша Валюха, - обрадовалась Лада, - как чувствуешь себя?
        Сказать по правде, Валя чувствовала себя неважно: с утра сильно кружилась голова, внизу живота ощущалось неприятное напряжение. Однако она заставила себя улыбнуться и бодро проговорила:
        - Лучше всех. Давай я буду протирать.
        - На. - Лада протянула ей тряпку и пузырек с моющим раствором.
        Зоя Васильевна окинула Валю критическим взглядом.
        - Ты очень бледная. Завтра у меня выходной, у тебя тоже, сходим вместе к врачу.
        - Хорошо, - покорно согласилась та.
        Ее саму начало пугать такое состояние, она рада была любой поддержке и помощи.
        Прибежала запыхавшаяся, краснощекая Верка, как всегда неунывающая, с кучей свежих сплетен и анекдотов. Постепенно в зале прибывал народ, у прилавка образовалась очередь.
        Работа немного отвлекла Валю от тягостных мыслей, но самочувствие лучше не стало. По-прежнему ныл затылок, перед глазами кружились и порхали зеленые мушки. Несколько раз, когда поток покупателей редел, она присаживалась на табурет, и Зоя Васильевна заботливо смазывала ей виски вьетнамским бальзамом «Звездочка». Сама она не жила без него, считая лучшим средством от всех болезней, и девчонки в отделе, беззлобно подтрунивая над начальницей, тем не менее на праздники неизменно дарили ей очередную баночку чудодейственной мази.
        «Звездочка» жутко воняла, Валю мутило, но она мужественно превозмогала себя, делая вид, что бальзам ей очень помог.
        После обеда, часов в пять, у прилавка с колбасами возникла Людмила Ивановна. Она выглядела непривычно хмурой, ни с кем не поздоровалась, а сразу обратилась к Вале сухим, официальным тоном:
        - Колесникова, зайди к Лидии Александровне.
        - Прямо сейчас? - удивилась Валя и кивнула на томящихся за витриной покупателей. - У нас наплыв большой.
        - Прямо сейчас, - подтвердила Людмила Ивановна и, ничего больше не говоря, исчезла.
        - Зачем это, интересно, ты ей понадобилась? - недоуменно проговорила Лада.
        Валя пожала плечами.
        - Видать, по поводу документов, - предположила Зоя Васильевна, - а может, премию хотят выписать, ты ж у нас труженица.
        «Премия была бы кстати», - обрадованно подумала Валя.
        Она положила нож, поправила фартук и вышла из зала в служебное помещение.
        Секретарша что-то стремительно печатала на клавиатуре компьютера, почти не глядя на светящийся экран. Вошедшую Валю она заметила не сразу. Той пришлось негромко окликнуть ее:
        - Лидия Александровна, вызывали?
        - А, ты. - Секретарша мазнула по Вале беглым взглядом, кивнула и, выдвинув ящик письменного стола, достала оттуда ее трудовую книжку. - На, держи.
        - Зачем? - опешила та.
        - Затем. Забирай и иди отсюда подобру-поздорову. - Лидия Александровна кинула книжку на край стола и вновь принялась печатать, видимо, считая разговор исчерпанным.
        - Как идти? Куда? - Валя не верила собственным ушам.
        Ее увольняют? Но за что? Ведь за все время работы у нее не было ни единого замечания. Она решила, что не поняла.
        - Кто приказал, чтобы я ушла?
        - Муртаз Аббасович, - коротко ответила секретарша, продолжая стучать по клавишам.
        - Но почему? Вы должны мне объяснить. И вообще, это незаконно, он не имеет права…
        - Девочка моя. - Лидия Александровна отвлеклась от своего занятия и подняла на Валю блеклые глаза, утонувшие в складках век. - Не тебе учить нас, на что мы имеем право, а на что нет. Если уж начистоту, то тебя сюда и взяли-то незаконно, без московской прописки. Так что не морочь мне голову, ступай и радуйся, что у тебя не возникло неприятностей.
        - Каких неприятностей? За что? - Валя почувствовала, как виски сдавило, точно щипцами. - Я пойду к Муртазу Аббасовичу, спрошу его…
        - Только попробуй! - В тоне секретарши зазвучала неприкрытая угроза. - Муртаз Аббасович не желает тебя видеть.
        - Да почему же?!
        - Она еще спрашивает! - Лидия Александровна всплеснула руками. - Тварь неблагодарная. К ней по-человечески отнеслись, холили, лелеяли, денежки платили, а она, хищница, чего задумала! Небось еще и на декретные рассчитывала, подлая твоя душа! Вот шла бы в школу, к примеру, техничкой, имела бы в месяц полторы тыщи «рэ», тогда бы и получила свое пособие!
        До Вали начал доходить смысл происходящего. Вот оно что! Стало быть, Галка не зря пялилась на нее сегодня утром в раздевалке. Доносчица несчастная, настучала маменьке, а та и рада стараться: открыла глаза хозяину.
        Валя ощутила, как ее переполняют гнев и обида. Да как они смеют с ней так? О каких коварных планах толкуют? Если и имелись у нее планы, то родить ребеночка, самостоятельно поставить его на ноги, и ничего ей было ни от кого не нужно! Ничего! Нет, она этого так не оставит. Пойдет к этой скотине, Муртазу, и будет скандалить. Пусть даст ей доработать еще два месяца, сейчас шесть сотен баксов вовсе не лишние.
        Валя, схватив со стола книжку, сделала шаг к двери, и тут пол под ее ногами качнулся куда-то вбок. Едва не потеряв равновесие, она крепко ухватилась за спинку стоящего рядом стула. Перед глазами все плыло и двоилось, казалось, за столом сидят две Лидии Александровны, и обе смотрят на нее с брезгливым испугом. Ей стало тоскливо и пусто - будто все внутренности выпотрошили. А еще Валя вдруг отчетливо поняла, что смертельно устала. Так, что хоть в голос вой. Легла бы прямо сейчас, здесь, на пол и лежала, не вставая.
        - Иди себе, - как из ваты донесся до нее голос секретарши.
        Осторожно, точно по льду ступая, Валя вышла из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь. Никуда она не пойдет. Эта стерва права - в Москве она никто, и каждый волен сделать с ней все, что захочет. Да и сил спорить с кем-то нет, хватило бы мочи добрести до отдела, проститься с девчонками.
        При виде понуро бредущей Вали Зоя Васильевна схватилась за сердце.
        - Господи боже, что стряслось? Неприятности?
        - Да еще какие. - Валя криво усмехнулась непослушными, онемевшими губами. - Меня уволили.
        - Нашла чем шутить! - возмутилась Лада.
        - Я не шучу. - Валя начала медленно развязывать фартук.
        - Постой, погоди, - засуетилась, захлопотала вокруг нее Зоя Васильевна, - ты толком скажи. За что увольняют-то?
        - За то самое. - Валя похлопала себя ладошкой по пузу и добавила со злой иронией: - Спать, стало быть, с хозяйским сынком можно, а вот беременеть от него ни-ни.
        - Обожди, я к ним схожу. - Зоя Васильевна рванулась было к выходу, но Верка цепко ухватила ее за руку.
        - Куда? Станут они вас слушать! Вопрос решенный. Только с сердцем себе снова навредите. - Она обернулась к молчаливо стоящей в сторонке Вале: - У тебя с деньгами-то как? А то, может, одолжить?
        - Не надо, обойдусь.
        - Как знаешь. Ты вот что, Валюха, завтра же бери билет и езжай до дому: на тебя глядеть больно - физиономия, точно мелом намазюканная. К матери поезжай, она всегда все поймет и разберется, что к чему. Поняла?
        - Да.
        У прилавка недовольно зашумела какая-то тетка.
        - Хватит трепаться! Вам деньги за что платят?
        - Пойду я, - с тоской сказала Валя. - Не поминайте лихом.
        - Ты о чем? - Зоя Васильевна торопливым жестом смахнула слезы. - Позвони, если что. Вот номер. - Она вытащила из кармашка фартука карандаш и блокнот, вырвала листок, нацарапала на нем цифры. - Обязательно позвони.
        - Ладно.
        - Ну, прощай, подружка. - Верка порывисто обняла Валю, прижала к себе, шепнула в самое ухо: - Помни, что я сказала - уезжай.
        Та кивнула и пошла к выходу. Ноги слушались с трудом, будто на них висели кандальные цепи. Ребенок больно пинал под самые ребра.
        Валя доплелась до раздевалки, сняла с вешалки куртку, сгребла ее в охапку и, подсев к телефону, набрала номер Тенгиза. Тот ответил почти тотчас:
        - Слушаю.
        - Это я, - мертвым голосом произнесла Валя.
        - Да, я узнал. Ты где?
        - В магазине. Пока что.
        - Что значит «пока что»? - В его тоне звучало искреннее недоумение.
        - А ты не в курсе? Твой отец меня вышвырнул вон.
        - К-как вышвырнул? К-когда? - Тенгиз даже заикаться стал от волнения.
        - Вот только что. Ты можешь приехать?
        Он на секунду замялся:
        - Немного попозже.
        - Тенгиз, пожалуйста! Мне очень плохо. И нам нужно поговорить.
        - Ладно. Минут через двадцать буду. Жди у входа. И гляди, без глупостей!
        - Хорошо.
        Валя не удержалась и шмыгнула носом. Повесив трубку, она начала медленно, неуклюже одеваться. Просунула руки в рукава, замотала на шее шарф. Встала, глянула на себя в зеркало.
        Мертвец, чистый мертвец. И, как назло, все в один день - и на работе облом, и самочувствие вконец подвело. Что с ней, черт возьми, происходит, может, давление подскочило? Кажется, такое бывает на поздних сроках, хотя у нее всего семь месяцев.
        Через двадцать минут Тенгиз не приехал. Не явился он ни через сорок минут, ни через час. Валя окоченела на морозе, ноги в сапожках заледенели, зубы начали выбивать дробь. Когда в глубине улицы наконец показался знакомый силуэт «десятки», она уже потеряла всякую надежду.
        Тенгиз подъехал прямо к дверям универсама, посадил ее и дал газу. Машина помчалась в сторону Ленинского проспекта.
        - Что долго так? - запинаясь, проговорила Валя и со страхом глянула на впившиеся в руль руки Тенгиза.
        - Ничего, - буркнул тот сквозь зубы, - с отцом говорил, по телефону.
        - И что он?
        Тенгиз, ничего не отвечая, продолжать гнать автомобиль. Когда до его дома остался квартал, он внезапно резко притормозил и свернул в глухой переулок.
        - Ты куда? - Валя удивленно глядела, как Тенгиз глушит стартер.
        «Десятка» причалила к бровке и остановилась. Вокруг была темень, освещаемая одним-единственным тусклым фонарем, и ни души.
        - Сюда, - мрачно произнес Тенгиз, опуская руки с руля. - Здесь и поговорим.
        - Прямо в машине?!
        - Да. Я не могу тебя сейчас привезти к себе домой, туда с минуты на минуту приедет отец. Он вне себя… - Тенгиз в отчаянии помотал головой. - Ты даже представить не можешь. Не нужно было затевать все это.
        - Ты ребенка имеешь в виду? - Вале вдруг стало спокойно, как бывает, когда наверняка знаешь, что надеяться не на что.
        Она уже понимала, что Тенгиз скажет дальше.
        - Ребенка, кого ж еще. Так хорошо все у нас было, а теперь… - Он опустил красивую, гордо посаженую голову, весь вид его выражал крайнюю степень уныния и растерянности. - Ты прости, Валя-Валентина, но нам… придется какое-то время не встречаться.
        - Совсем? - почти беззвучно, одними губами проговорила она.
        Тенгиз кивнул и тяжело вздохнул.
        - Может, тебе стоит уехать? Оставишь мне адрес, я постараюсь связаться с тобой, как только это станет реальным. Сразу после сессии или… чуть позже.
        Валя глядела на него с безнадегой, по щекам ползли слезы, которых она не замечала.
        - Сговорились вы, что ли, все? Не могу я никуда уехать. Не могу!
        - Почему?
        - Потому! Не у всех родители владельцы супермаркетов! У нас там и так проблем невпроворот, сестренка хворает, в больнице лежит. Мать извелась с ней, а тут еще я свалюсь, как снег на голову! Да что тебе объяснять, не поеду я - и конец! - Валя сердито и решительно закусила губу.
        - Ты только не нервничай, Валя-Валентина, - забеспокоился Тенгиз. - Тебе ведь нельзя, вредно.
        - Ага, вредно! - Валя, уже не сдерживаясь, заревела в голос. - А предавать меня не вредно? А выгонять на улицу за семь месяцев примерной работы? Не вредно?!
        - Не плачь, пожалуйста, умоляю. - Тенгиз принялся вытирать платком ее мокрое лицо. - Я дам тебе денег. Много не смогу, я ж сам не зарабатываю. Но все, что есть… - Он лихорадочно полез в карман куртки, пошарил там и вытащил пару мятых зеленых бумажек. - Вот, возьми. Двести баксов, на первое время хватит. А там мы что-нибудь придумаем.
        - Ты уже так говорил, - Валя с ожесточением оттолкнула его руку, - а сам ничего не придумал. И не придумаешь. Отец тебе невесту найдет, мусульма-анку-у… - Она зарыдала еще безутешней, сотрясаясь всем телом, чувствуя, как в животе все опасно напрягается, встает колом, и с хладнокровной обреченностью думая: «Пусть. Все равно. Мне теперь все равно. Никому я не нужна. Никому».
        Тенгиз больше ничего не говорил ей в утешение, только тихонько и ласково поглаживал по плечу и украдкой совал в карман доллары.
        Постепенно слезы иссякли, на смену им пришли отупение и сонливость. Валя взяла из рук Тенгиза платок, насухо вытерла щеки и подбородок и сделала глубокий вдох.
        - Отвези меня домой.
        - Отвезу. - В голосе Тенгиза послышалась плохо скрытая радость.
        Валя поняла, что ему не терпится поскорее закончить печальную сцену и улизнуть. «Господи, да ему плевать на меня, плевать. А я-то, дура, люблю его без памяти!»
        Разочарование было настолько горьким, что сам образ Тенгиза сразу поблек в ее глазах, потускнел, потеряв привлекательность и яркость. Она вдруг увидела его со стороны чужими, не влюбленными глазами: беспомощный и жалкий трусишка, привыкший жить за чужой счет, кататься, как сыр в масле, и более всего на свете боящийся утратить свое благополучие. Красивая картинка, манекен, ни на что больше не годный, как носить модные, дорогие шмотки и радовать по ночам дурех вроде нее.
        Всю дорогу до дому Валя просидела молча, изредка, время от времени, всхлипывая и не глядя на Тенгиза. Тот тоже молчал, не делая попыток заговорить.
        Перед тем как покинуть машину, Валя достала из сумочки пудренницу, раскрыла ее, глянула на себя в зеркальце. Веки и нос распухли и покраснели, само же лицо было еще бледней, чем прежде. Она пару раз провела пуховкой по щекам, подмазала пересохшие губы помадой и распахнула дверцу.
        - Береги себя, - глухо произнес Тенгиз, избегая смотреть Вале в глаза.
        - Постараюсь. - Она резко отвернулась от него и зашагала к подъезду.
        Надежда умирает последней, и Валя, несмотря на открывшуюся ей правду о любимом, тем не менее все же ждала, что Тенгиз окликнет ее, остановит. Скажет, что не сможет без нее, что найдет способ заставить отца изменить свое мнение и позволить им встречаться. Ведь она все равно продолжала любить его - нельзя вот так, в один момент взять и разлюбить человека, который был тебе дороже всего на свете.
        Но Тенгиз ничего такого не сделал: не позвал Валю, не кинулся за ней следом. Она услышала, как за ее спиной хлопнула дверца машины, тихо взревел мотор, а потом стало тихо.
        Только тогда Валя оглянулась, с тоской и болью поглядела вдаль, туда, где скрылась обсыпанная снегом «десятка». И толкнула дверь подъезда.
        14
        Она молила бога, чтобы тетки не оказалось дома: иногда та задерживалась на работе до восьми, а сейчас было лишь семь с минутами.
        Однако Евгения Гавриловна уже вернулась. На вешалке висели ее шуба и шапка, а сама тетка по обыкновению хлопотала на кухне.
        Валя потихоньку разделась и попыталась незаметно прошмыгнуть в комнату, однако не тут-то было: Евгения Гавриловна моментально услышала ее и высунула в прихожую сердитое лицо.
        - Здравствуй, что ли.
        - Здравствуйте, - устало проговорила Валя и, инстинктивно прикрывая живот, протиснулась мимо тетки.
        - Что-то раненько ты сегодня пожаловала. - Евгения Гавриловна сложила руки на груди и прислонилась к стене.
        Кажется, она не слишком торопилась к своей стряпне, или, может быть, готовка наскучила ей, хотелось поболтать развлечения ради.
        «Сказать, что меня уволили, или не говорить? - мелькнуло в голове у Вали. - Все равно придется, иначе как объяснить, что я больше не буду ходить на работу. Но тогда нужно и причину выложить, по которой меня выгнали».
        Пока она раздумывала да колебалась, в комнате вовсю надрывался Петруша.
        - Вор-ры, вор-ры! Кар-раул! Гр-рабят!
        - Вот бешеная птица, - в сердцах проговорила Евгения Гавриловна и, неожиданно цепко ухватив Валю за руку, приказала тоном, не терпящим возражений: - Ну-ка, пойдем в кухню, потолкуем.
        Валя молча подчинилась.
        На плите кипела, исходя паром, огромная кастрюля. Стекла запотели, вкусно пахло борщом и домашними котлетами. Валя невольно сглотнула слюну - в обед она почти ничего не ела из-за сильной тошноты.
        - Сядь, - велела Евгения Гавриловна. Она подошла к плите, убавила огонь, помешала содержимое кастрюли половником и устроилась на табурете с противоположного конца стола. Выражение теткиного лица не предвещало ничего хорошего.
        - Ты что ж, Валентина, совсем за дуру меня держишь? Думаешь, раз старая, и мозгов уж никаких нет? И глаза ничего не видят, так, что ли? - Евгения Гавриловна пробуравила Валю пристальным взглядом.
        Та смотрела на нее с тоскливым ожиданием. Сейчас начнется третья серия. Мало ей сволочи Лидии Александровны, мало Тенгиза, трусливо отрекшегося от нее, так еще и эта старая грымза теперь будет пить из нее кровь. Заметила, значит, догадалась. И то сказать, давно пора.
        - Я-то гляжу, пухнет девка с каждым днем, - зло говорила Евгения Гариловна. - Живот растет, а она молчит себе, будто святая. Когда рожать думаешь?
        - В мае, - тихо ответила Валя.
        - Очень хорошо! И куда отродье свое принесешь? Сюда?
        - Нет. Домой поеду.
        - Вот и поезжай! - Тетка решительно встала с табуретки. - Завтра же. Я и билет тебе возьму. Обманывать не вздумай - с дитем на порог не пущу. Мало того, что я как за родной за ней полгода хожу, есть-пить хлопочу, так она мне за это подарок взялась преподнести. Глаза б мои тебя, бесстыжую, не видели!
        - Завтра не уеду, - твердо проговорила Валя.
        Она уже успела все обдумать и пришла к выводу, что появиться в Ульяновске ей можно не раньше конца апреля. До этого времени Валя побудет в Москве и даже попытается найти какую-нибудь разовую работенку, чтобы подкопить деньжат. Главное, упросить тетку разрешить ей остаться еще на чуть-чуть, убедить, что она не собирается рожать в столице.
        - Не завтра, - повторила Валя и тоже поднялась из-за стола.
        - Ты что, спорить со мной? - Длинное лицо Евгении Гавриловны пошло неровными красными пятнами. - Дрянь неблагодарная! Шлюха! Да я тебя с милицией… - Она обеими руками схватилась за горло, будто кто-то невидимый вдруг начал ее душить, повторяя, как заведенная: - Дрянь, дрянь!
        Валя с ужасом глядела на изрыгающую ругательства тетку. Кажется, сегодня она это уже слышала: она «неблагодарная тварь», «хищница» и прочее. Господи, неужели все это лишь за то, что она попросила немного задержаться?
        Валя почувствовала, что тоже задыхается. В висках бешено запульсировала кровь, ребенок в животе яростно толкнулся, затем еще и еще.
        - Ладно! Хорошо! - Она рванулась из кухни, пулей влетела в комнату и принялась запихивать в сумку вещи.
        Руки ее тряслись, затылок разламывался от дикой боли.
        - И пожалуйста! И обойдусь! На вокзале буду ночевать! - Валя с треском задернула «молнию», схватила сумку за ручки, выскочила в прихожую и едва не сшибла тетку.
        Та стояла посреди коридора, стараясь загородить от нее входную дверь. Валя, не обращая на Евгению Гавриловну внимания, сорвала с вешалки куртку.
        - Валентина! - Теткин голос осип и дрожал. - Остановись! Стой, говорю!
        - Пустите! - Валя быстро нагнулась и натянула сапожки. Затем так же резко выпрямилась и едва не вскрикнула от острого спазма в животе. Судорожно вдохнув, она с ненавистью глянула на Евгению Гавриловну. - Пустите, ну!
        - Да куда сейчас-то? Ночь на дворе. Погоди, сядь. - Та попыталась дотронуться до Вали, но она метнулась в сторону. - Зря, Валентина. Зря обижаешься. Я ведь права - домой тебе надо. А сейчас - останься, не дури. Завтра по-людски все сделаем, купим тебе билет. Я сама провожу на вокзал… - Вид у тетки был уже не устрашающий, а растерянный и даже жалкий. Подбородок мелко подрагивал, лицо из красного сделалось серым.
        - Не надо мне вашего провожания! - выкрикнула Валя и снова скривилась от боли. - Отойдите от двери, дайте выйти! - И, прежде чем Евгения Гавриловна успела что-то произнести, она с ловкостью отчаяния обогнула ее и вылетела из квартиры.
        - Ну и беги! - заорала вслед разъяренная тетка. - Беги, беги! Небось далеко не уйдешь, вернешься через час.
        «Вернусь, как же, держи карман шире!» - пробормотала Валя, стремительно спускаясь по ступенькам. Она в ярости даже про лифт позабыла, выбежала на улицу, всей грудью вдохнула свежий морозный воздух и остановилась, затравленно озираясь по сторонам.
        Куда идти? К Верке? У нее полон дом народа - мать, отец, брат со своей женой. Нет, не годится. Тогда, может, к Зое Васильевне? Та точно не выгонит ее, найдет какой-нибудь уголок.
        Валя нащупала в кармашке сумки телефонокарту и медленно побрела к метро, где стояли таксофоны. Сначала нужно позвонить, сообщить, что она собирается ни с того ни с сего нагрянуть в гости.
        Острая боль в третий раз прошила живот снизу доверху. Валя даже согнулась пополам, до того невыносимо было терпеть. Ей показалось, что внутри что-то оборвалось и вот-вот ручьем хлынет кровь. Ее резко затошнило, ноги подкосились, она плавно и мягко осела в пышный сугроб.
        - Девушка, вам плохо? - раздался над ее ухом участливый голос.
        Валя приподняла веки и увидела миловидное и добродушное женское лицо. Из-под пухового берета на лоб спадали завитки рыжих крашеных волос. Она проговорила, с трудом ворочая языком:
        - Нет, все в порядке. Просто голова закружилась.
        - Если голова кружится, значит, не все в порядке. Ну-ка. - Незнакомка осторожно подхватила ее под мышки. - Давайте-ка, поднимайтесь. Холодно в снегу-то сидеть. Вы далеко живете?
        - Далеко, - еле слышно произнесла Валя.
        - Тогда нужно позвонить, чтобы за вами приехали родные. Есть телефон?
        - Нету.
        - Не беда, у меня мобильный. - Женщина, подняв Валю на ноги, полезла в сумочку, но вдруг остановилась на полпути. Лицо ее сделалось тревожным и озабоченным. - Миленькая, вы же в положении. Я же не ошиблась, так?
        - Так.
        - Ничего больше не беспокоит? Только голова?
        Вместо ответа Валя вновь начала клониться к земле. Незнакомка бросилась к ней, обхватила за плечи.
        - Может, вы рожаете? Какой срок?
        - Рано еще, - пролепетала Валя, сжимаясь от пронизывающей боли, - семь месяцев.
        - Нет, не рано. - Женщина настойчиво заглянула в ее лицо, искаженное гримасой страдания, и повторила решительно и твердо: - Не рано. Вам надо срочно в больницу. И как только вас отпустили из дому в таком состоянии?
        - Больно, - мертвеющими губами прошептала Валя. - Мамочка, как больно!
        - Потерпи, дочка. Сейчас. - Женщина почти волоком дотащила ее до лавочки, усадила, а сама бегом рванула к шоссе.
        Боль с каждой секундой все усиливалась. Валя начала стонать, сначала тихо, потом громче и громче. Она зажмурилась, обхватила живот руками и раскачивалась из стороны в сторону, чтобы хоть как-то унять адскую силу, бушующую у нее внутри.
        Послышался визг тормозов.
        - Скорее, - произнес знакомый взволнованный голос. - Рожает она. Тут больница совсем рядом, в двух шагах. Помогите ее погрузить.
        Сильные руки подхватили Валю, оторвали от скамейки и понесли. Затем ее голова опустилась на что-то мягкое, отчетливо запахло бензином. Она открыла глаза и увидела прямо над собой низкий потолок автомобильного салона.
        Прохожая устроилась рядом на сиденье. Впереди смутным силуэтом маячила спина водителя. Взревел мотор, машина сорвалась с места.
        Женщина ласково поглаживала Валю по голове.
        - Терпи, уже скоро. К утру, бог даст, родишь сыночка или доченьку.
        Валя, стиснув зубы, боролась с желанием закричать в голос. Уже ясно было, что у нее идут схватки, она отчетливо различала их начало, середину и конец. Боль за мгновения рождалась, нарастала, крепла, словно крючьями выворачивая внутренности, в какой-то момент становилась запредельной, а после медленно сходила на нет, чтобы через короткий промежуток времени возникнуть вновь.
        Вале казалось, что они едут целую вечность. Машина стремительно неслась по темным улицам, и было полное впечатление, что она заблудилась в аду, где не видно ни зги, ни огонька надежды, ни одной живой души. Ощущение реальности куда-то уплыло, вместо него осталась лишь боль, всепоглощающая, всемогущая, рвущая тело на куски.
        Наконец за окнами мелькнул яркий свет. Шофер резко сбросил скорость.
        - Вот и все. Приехали. Сама дойдешь? - Спасительница толкнула дверку.
        Валя отрицательно помотала головой.
        - Сынок, - мягко попросила женщина, - придется тебе. Давай, милый, подсоби.
        - Момент! - Крепкие руки, точно пушинку, подняли Валю, вытащили из машины.
        Парень трусцой побежал к освещенному больничному крыльцу. Женщина еле поспевала рядом, тихонько приговаривая на ходу:
        - Все будет хорошо. Сейчас полегчает, вот увидишь.
        Она рывком распахнула тяжелую застекленную дверь. Тут же появилась строгая седая нянька в белом халате и шапочке.
        - Что случилось?
        - Рожает она, вот что случилось! - рявкнул парень. - Куда положить?
        - На кушетку кладите. - Старуха кивнула куда-то в сторону. - Полис, паспорт с собой? Карта беременной?
        - Дочка, у тебя документы где? - на ухо прошептала женщина. - Дома, наверное? Ей подвезут, - обратилась она к дежурной: - Мы ее на улице подобрали, схватки раньше срока начались. Какие уж тут документы!
        - Без полиса нельзя, - сердито проговорила старуха. - Диктуйте номер домашнего телефона, я позвоню.
        - У меня… нет полиса, - с трудом шевеля губами, прошелестела Валя. - И карты… тоже нет. Только паспорт. В сумке.
        - Как так? Приезжая, что ль? - Нянька решительно замотала головой. - Приезжих не берем. Везите ее в тридцать шестую больницу. Там отделение для таких.
        - Вы с ума сошли! - возмутилась Валина спутница. - Разве она доедет до тридцать шестой? Это ж на другом конце города. И кто ее повезет? Этот паренек случайный, я его уговорила, у него, поди, своих дел невпроворот.
        - Ничего не знаю, - отрезала дежурная, - мое дело маленькое. Приезжих не кладем.
        - Щас положите! - неожиданно басом встрял парнишка, потерявший терпение. - А ну, нечего тут дурака валять! Человек помирает, а они со своим полисом! Задолбали! Где ваша хваленая клятва Гиппократа? Чтоб через минуту здесь был врач. Ясно?
        - Вы мне тут не командуйте, - рассердилась нянька, однако все же, шаркая тапочками по бетонному полу, отошла к телефону и принялась куда-то звонить.
        Парень отнес Валю на кушетку, аккуратно уложил. Женщина сняла с нее сапоги, расстегнула куртку.
        - Все, дочка, сейчас доктор придет. Ни пуха тебе, ни пера, мы пойдем.
        - Не уходите! - взмолилась Валя, вцепляясь в ее руку. - Они меня выгонят.
        - Пусть попробуют, - проговорил парень с угрозой и так громко, чтобы слышала дежурная. - Я завтра лично сюда заеду и проверю. Если что - на телевидение позвоню. Будет им скандальный репортаж!
        Старуха смерила его уничтожающим взглядом и произнесла в трубку:
        - Алла Николаевна! Спуститесь, тут роженица. Самотеком, с улицы. Да, скорее.
        - Ну вот. - Женщина осторожно высвободила ладонь из Валиных пальцев. - Все обойдется. Главное, ничего не бойся и слушай, что тебе будут говорить. Счастливо.
        Она погладила Валю по волосам, и они с парнишкой зашагали к двери.
        Дежурная, ворча под нос себе что-то сердито-неразборчивое, не спеша приблизилась к кушетке.
        - Ишь, лежит, точно и неживая. Сильно болит, что ли?
        - Очень, - сдавленно шепнула Валя.
        - Дай-ка гляну пока. - Старуха ловко оголила ее живот, ощупала холодными и шершавыми, узловатыми пальцами, покачала головой. - Много не дохаживаешь, дите-то совсем маленькое. Замужем?
        - Нет.
        - И сколько вас таких по Москве-матушке бродит! - Нянька укоризненно поджала губы. - Эх, девка, девка. - Ее пальцы опустились, коснулись Валиного белья. Лицо старухи сделалось серьезным и мрачным. - Тьфу ты, напасть. У тебя ж воды отошли, а ты молчишь, пропащая твоя душа!
        - Какие воды? - не поняла Валя.
        В это время в вестибюле появилась подтянутая женщина средних лет в синей медицинской форме.
        - Что там, Михална? - спросила она звучным грудным голосом, подходя к кушетке.
        - Рожает. - Старуха поднялась, уступая место врачихе. - Воды уже отошли. Схватки через сорок секунд.
        - Ну, значит, скоро станет мамочкой, - спокойно и даже весело проговорила докторша и мягко обратилась к Вале: - Девочка, давай расслабься, я погляжу, что да как.
        - Полиса у нее нет, - сердитым полушепотом произнесла старуха, отходя к своему столу, - не москвичка.
        - Теперь уж как есть. - Врачиха осторожно, но методично осматривала Валю. - Ну-ка, не напрягайся.
        Та взвыла от боли.
        - Так. - Тон докторши утратил беззаботность, стал суровым и серьезным. - Берем ее наверх.
        Она отошла к столу, надавила на какую-то кнопку. Через минуту в дверь вбежали санитары. За это время дежурная успела снять с Вали куртку и брюки. Ее уложили на каталку, прикрыли простыней и погрузили в лифт. Врачиха нажала на кнопку.
        Наверху их ждал молодой бородатый мужчина в шапочке, надвинутой до самых бровей.
        - Яша, возьми девочку, - велела ему Алла Николаевна. - Она без карты, из документов только паспорт. Сейчас не до того, все потом. Боюсь, придется с ней повозиться.
        - Понял, разберемся. - Бородатый игриво подмигнул Вале и приказал санитарам: - Везите во второй.
        В маленькой, ослепительно-белой комнатушке, залитой ярким неоновым светом, Валю окончательно раздели, натянули на нее крахмальную больничную рубаху и переложили на высокую блестящую кровать со множеством замысловатых приспособлений.
        Бородач присел рядом, приложил трубку к ее животу, тщательно выслушал, бормотнул что-то себе под нос и исчез. Вместо него у кровати возникла толстая, бесформенная тетка в огромных роговых очках.
        - Дыши, - скомандовала она низким, прокуренным голосом, - как схватка приходит, так и дыши. Часто и неглубоко. Вот так. - Бесформенная разинула рот и наглядно продемонстрировала, как нужно дышать, напомнив при этом собаку, изнывающую от жары.
        Валя послушно попыталась следовать ее примеру. Тетка кивнула и, казалось, потеряла к ней всякий интерес, отошла в сторону и принялась греметь инструментами в лоточке.
        Боль все росла, достигая своего апогея. Валя перестала сдерживаться и то и дело громко, протяжно вскрикивала. Акушерка не обращала на ее крики ни малейшего внимания, продолжая заниматься своими делами. Бородатый не возвращался, и Вале сделалось страшно.
        Вдруг про нее забыли и она умрет здесь, совсем одна, без помощи?
        - Мне плохо! - собрав последние силы, крикнула она акушерке.
        - Это нормально, - сонно ответила тетка. - Кому ж хорошо, когда рожаешь? Ты дыши, дыши.
        - Я дышу! - обозлилась Валя. - Где врач?
        - Я здесь, - раздался голос бородатого, и тут же он сам появился у кровати. - Тебя как звать-то?
        - Валя.
        - Ну вот, Валентина, пора уже с тобой заканчивать. - Он снова прижал трубку к ее животу.
        В коридоре за дверью послышался шум. Что-то оглушительно грохнуло, взволнованные, громкие голоса заговорили, перебивая друг друга:
        - Где завотделением?
        - Быстро, капельницу!
        - Куда ее?
        - В третий блок. Живо, что вы там копаетесь!
        Потом раздался крик. В нем не было ничего общего с тем, как кричала Валя. У нее мурашки побежали по спине. Так мог кричать смертельно раненный дикий зверь - долго, протяжно, на одной высокой, захлебывающейся ноте.
        Бородач тоже вздрогнул, оторвал трубку от Валиного живота.
        - Я сейчас подойду. Марья Тимофеевна, ее уже можно на кресло. Пора. - Он поспешно вышел из комнаты.
        Акушерка, не торопясь, принялась намыливать руки над раковиной. Делала она это жутко долго, казалось, целую вечность. Потом так же долго толстуха натягивала перчатки. Наконец она приблизилась к Вале, держа ладони врастопырку.
        - Перелазь давай, что ли, у меня силенок нет тебя тягать. - Тетка кивнула на сверкающее кресло, стоящее неподалеку от кровати. Валя, кряхтя и постанывая, перебралась на него.
        - Ну, теперь давай, тужься.
        Снова послышался дикий крик, еще страшней прежнего - сейчас он доносился не из коридора, а из-за стены, отделяющей соседний блок.
        - Эвона, как орет, - заметила акушерка и поежилась, - будто режут ее. - И, спохватившись, строго повторила: - Ты тужься, тужься.
        …Время остановилось. Пространство сузилось и стало двухмерным - теперь это был белый потолок над Валиной головой. Больше она ничего не видела.
        Иногда и потолок исчезал. Тогда она погружалась в спасительную темноту, в которой не было боли, но лишь на несколько секунд. Потом все возвращалось: муки ада, невозможность пошевелиться и вздохнуть, ослепительная, страшная белизна перед глазами.
        Вернулся бородатый доктор. Долго хлопотал возле Вали, перчатки его были по локоть залиты кровью. Он уже не подмигивал, в глазах отчетливо читалась тревога.
        - Что же ты, Валюша! Давай, детка, старайся. Ребеночку плохо, надо ему помочь.
        «Я стараюсь», - хотела сказать Валя и не могла. Губы перестали слушаться, у нее не получалось ни говорить, ни кричать, лишь сипеть что-то невнятное.
        Затем она ясно поняла, что умирает. Ей стало легко и спокойно - сейчас, вот сейчас все закончится. Боль уйдет навсегда, и не будет ничего, кроме вечной темноты и покоя.
        Она увидела мать. Ты стояла перед ней и улыбалась.
        - Мам, - крикнула Валя, - я умираю!
        - Нет, - сказал Нина и сделала шаг навстречу ей. - Нет. Все хорошо. Вот, гляди. - Она протянула руку, в ней был влажный носовой платок.
        Валя почувствовала, что хочет пить. Страстно, невыносимо. Хотя бы просто смочить шершавые, ссохшиеся губы.
        - Пи-ить, - протяжно простонала она, - воды.
        - Да, да. Сейчас. - Мать поднесла платок к ее лицу, смочила лоб, виски, потом приложила к губам. - Хорошо?
        - Хорошо, - прошептала Валя.
        Ей действительно стало хорошо. Боль исчезла, ничто больше не разрывало ее внутренности, не выворачивало наизнанку. Хотелось спать. Долго, очень долго. Целую вечность…
        …Она дернулась и открыла глаза. Перед ней все так же сиял потолок. Было неправдоподобно тихо. Что-то неправильное, ненормальное в этой тишине, в сочетании с исчезновением боли. Валя прислушалась, но ничего не услышала.
        «Я родила, - мелькнуло у нее в голове, - раз боли нет, значит, я родила. Тогда… должен орать младенец. А крика нет».
        Она собрала последние силы и пролепетала с трудом, задыхаясь:
        - Где… ребенок?
        Ответа не последовало. Было полное ощущение, что в комнате никого нет, все куда-то делись.
        «Может, его уже унесли?» - с надеждой подумала Валя.
        Она попыталась шевельнуть головой, чтобы изменить ракурс зрения, но у нее ничего не вышло. И тут наконец, как из ватного тумана, до нее донеслись голоса.
        - Ну что? - спросил мужской голос, в котором ясно слышалось напряженное ожидание.
        - Нет. Не выходит.
        - Массаж надо. Дай, я попробую.
        Воцарилась долгая пауза, во время которой отчетливо раздался женский вздох.
        - Нет, - произнес мужчина через минуту, - вы были правы. Она спит?
        - Кажется, нет. Бормотала что-то.
        - Нужно к ней подойти.
        - Я подойду, Яков Львович. Там-то, в третьем, как?
        - Там еще хуже. Завотделением возится, сделать ничего не может. Мне надо бы… сходить туда. - Мужчина говорил нерешительно и как бы виновато.
        - Ступайте, - мягко проговорил женский голос. - Я сама. Ей, поди, даже лучше, что так вышло.
        Послышались тихие шаги. Скрипнула дверь.
        Вале наконец удалось повернуть голову, и она увидела приближающуюся к ней толстую акушерку. В руках та держала шприц, наполненный коричневатой жидкостью.
        Женщина подошла, приговаривая тихо и ласково:
        - Вот так. Вот так. Сейчас сделаем укольчик, и ты будешь спать.
        Валя с отвращением сглотнула вязкую, горькую слюну:
        - Где… мой… ребенок?
        - Лежи, лежи тихо. А то кровотечение начнется. - Акушерка осторожно засучила рукав рубашки. - Бог, он, дочка, знает, как лучше. Если Господь решил, значит, это правильно. Ты пальцы-то не сжимай, а то больно будет колоть.
        - Где… ребенок…
        За стеной опять зашлись лютым, звериным криком.
        Акушерка ловко вонзила тонкую иголку в вену.
        - Вон, видишь, как другие-то маются. Ты еще неплохо отделалась. - Она потерла ваткой место укола и произнесла ровным, тихим голосом: - Помер ребеночек. Слабенький слишком, кислороду ему не хватило. Тебе и легче - ты б с ним умучилась. Девочка это была.
        - Девочка, - едва слышно повторила Валя, и ее веки начали слипаться.
        Тетка со шприцом куда-то провалилась, а с ней вместе и белые стены палаты, крахмальные больничные шторы на окнах, длинные, потрескивающие лампы дневного света, шумы и шорохи. Наступила долгая, беспробудная темнота.
        15
        Первые сутки после родов она почти целиком проспала. Открывала глаза лишь на минуту - увидеть рядом с собой острую иглу шприца, ощутить колючий, как укус осы, укол и вновь погрузиться в беспамятство.
        Очнулась Валя лишь к исходу второго дня. Вернее, сначала очнулся ее слух. Не разлепляя век, она начала слышать и различать обычные, бытовые звуки: поскрипывание половиц, шум передвигаемых по полу стульев, капанье воды из крана. На этом фоне несколько молодых, женских голосов вели неторопливую беседу:
        - Ой, девочки, думала, ей-богу, помру. Ребенок четыре кило, его из меня буквально выдавливали. Чуть ребра не поломали.
        - Четыре - это что! Вон, в соседней палате женщина родила четыре семьсот. И ни разрывов тебе, ни прочих осложнений.
        - Везет же некоторым, - вступил в разговор совсем юный, звонкий голосок, - а я так больше ни за какие коврижки не стану рожать. Меня акушерки всю обматерили, будто я виновата, что малыш ножками шел.
        Валя слушала и с трудом вспоминала: где она? Кто эти неизвестные ей девчонки? Она попыталась приоткрыть глаза.
        Уютно светила люстра. Прямо перед Валей на кровати сидела хорошенькая белокурая девушка примерно одного с ней возраста. Она грызла большое зеленое яблоко и болтала спущенными с кровати ногами в огромных, не по размеру шлепанцах. Заметив, что Валя смотрит на нее, белокурая приветливо улыбнулась:
        - Доброе утро. Хотя вообще-то уже вечер. Но ты столько спала!
        - А сколько я спала? - недоуменно спросила Валя, с трудом ворочая распухшим, непослушным языком.
        - Да с тех пор, как тебя привезли вчера утром. - Белокурая доела яблоко и аккуратно положила огрызок в пакет.
        Валя пошевелилась и оглядела палату. Помимо белокурой любительницы яблок в ней находились еще три девушки, молодые, не намного старше Вали. Справа от нее полулежала в кровати с потрепанной книжкой смуглая брюнетка со множеством родинок на тонком, нервном лице, возле окна вязала на спицах симпатичная толстушка, чем-то похожая на Верку. Валя пригляделась и различила в ее руках детский чепчик.
        Тут же на нее лавиной обрушились воспоминания. Недобрый, пристальный взгляд Галки в магазине, унизительный разговор с Лидией Александровной, жалкий лепет Тенгиза, несправедливые обвинения тетки, режущая боль во мраке пустой улицы. Валя отчетливо припомнила бородатого доктора, его растерянно-виноватый тон, скорбно поджатые губы акушерки.
        «Мой ребенок умер», - сказала она про себя и не почувствовала ничего, кроме сонливого отупения.
        Девушки между тем продолжали переговариваться, но теперь в их тоне ощущалась некая настороженность. Очевидно, они были в курсе того, что произошло с Валей, и опасались неосторожным словом ранить ее.
        Она оперлась на руку и села. Не чесанные больше суток волосы повисли вдоль ее лица слипшимися космами. Валя пошарила глазами в поисках расчески, но ее тумбочка была пуста.
        - Я могу тебе дать щетку, - тут же предложила блондинка. - Хочешь?
        - Пожалуйста, - хрипло проговорила Валя.
        Девушка протянула ей массажную щетку с частыми металлическими зубцами, и она принялась медленно и старательно распутывать непослушные пряди.
        - Коса у тебя просто блеск, - похвалила блондинка, поколебалась немного, а затем добавила с нерешительностью: - И вообще… ты не расстраивайся. Все бывает. Ты ж совсем молодая, еще родишь. Вон, у Соньки это второй ребенок, - она кивнула на уткнувшуюся в брошюру смуглянку, - первый родился нежизнеспособным.
        - Спасибо, - тихо сказала Валя.
        - Не за что. Меня зовут Света. Это Ангелина, - блондинка кивнула на толстушку у окна, - а там, возле двери, Настя. Мы все позавчера родили, и, представляешь, мальчишек. Только у Соньки девочка, зато какая - четыре кило!
        Валя поняла: именно Сонька жаловалась на то, что из нее выдавливали ребенка, и вяло кивнула. Света, видя, что разговор не клеится, вытащила из тумбочки новое яблоко и впилась в него острыми мышиными зубками.
        Валя постепенно расчесала косу и, не найдя резинки, закрепила ее узлом. Ей снова хотелось спать. Она широко зевнула и прилегла на подушку.
        Дверь распахнулась. На пороге возникла маленькая худая женщина с короткой мальчиковой стрижкой, одетая в сестринский зеленоватый халат.
        - Девочки, чего лежим? - вопросила она неожиданно громким для ее тщедушного тельца голосом. - Время шесть часов. Сейчас детишек принесут. Ну-ка, подъем, мыться, постели перестилать, быстренько!
        Девчонки засуетились, повскакали с кроватей, выстроились в очередь к раковине. Остались лежать только Валя и толстушка Ангелина - та спешно довязывала свой чепчик, вполголоса подсчитывая петли.
        - Давай, давай, подымайся. - Сестра-пигалица подошла к ней, потянула за край одеяло.
        - Сейчас, Ольга Борисовна, дайте закончить. - Ангелина недовольно мотнула головой.
        - После закончишь. - Сестра дождалась, пока девушка отложит вязание и встанет, удовлетворенно кивнула и приблизилась к Вале: - Проснулась? - Голос ее зазвучал мягче, в нем слышались сочувственные нотки.
        - Да.
        - Вот и хорошо. Жалобы есть?
        - Нет. Спать хочется, а так все в порядке.
        - Спать - это от уколов, - объяснила сестра. - Меня зовут Ольга Борисовна, если что - я дежурю весь вечер и ночь. Сегодня еще не вставай, а завтра можешь попробовать помаленьку. Поняла?
        - Да.
        Женщина ушла. Девчонки приглушенно щебетали у крана, потом разлетелись по кроватям, улеглись, скинув халатики и оставшись в одних рубашках.
        В палату въехали две прозрачные тележки. Молоденькая румяная сестричка ловко выгрузила из них плотно упакованные кульки и раздала мамочкам. Кто-то из младенцев тут же громко заревел. Это оказалась Сонина дочка.
        Соня склонила к кульку свое оливковое лицо, вытянула губы трубочкой.
        - Ну, ну, моя сладкая! Мама с тобой. Хочешь молочка? Хочешь, вижу, что хочешь. - Она сунула младенцу тощую грудь с длинным коричневым соском.
        Валя отвела глаза в сторону. Девчонки кормили полчаса, шепотом переговариваясь между собой, сюсюкая с детьми и обсуждая, сколько у кого молока.
        «А моя девочка мертва, - думала Валя, сосредоточенно рассматривая узор на пододеяльнике. - Она никогда не сможет сосать молоко. И не закричит. И не намочит пеленки».
        Она по-прежнему совсем не ощущала боли - лишь странное недоумение: почему? Почему именно с ней должно было это случиться? Ведь она всегда отличалась отменным здоровьем, хворала редко и то лишь примитивной простудой, а, заболев, быстро вставала на ноги.
        Малышей унесли. Девчонки еще долго потом сцеживались в бутылочки, мазали зеленкой трещины на груди, болтали о том о сем. Потом наступила тишина - все спали, утомленные кормлением.
        Валя так и не заснула. Она лежала с открытыми глазами и думала о Тенгизе. Позвонить ему, рассказать, что произошло? Он небось будет рад. Ему их девочка была не нужна. А ей?
        Ей она тоже по большому счету не нужна. Во всяком случае, акушерка была права, когда говорила, что без ребенка Вале будет легче. Можно остаться в Москве, снять комнату в общежитии, найти другую работу - у нее теперь есть опыт. И мать ничего не узнает, Валя станет и дальше высылать деньги.
        Поздним вечером ей сделали еще один укол, и она тут же задремала. Наутро ее смотрел врач, сказал, что все хорошо, нужен покой, и через недельку можно будет выписываться.
        Днем Вале принесли передачу - два больших целлофановых пакета с яблоками, грушами, сушками и пряниками. Внутри была записка, написанная неровным, кривоватым почерком Евгении Гавриловны. Тетка просила простить ее за то, что все так получилось, призывала беречь себя и хорошо питаться. Валя записку порвала, а передачу есть не стала, отдала соседкам по палате - те смели продукты в момент.
        К вечеру ее начало лихорадить, щеки загорелись, груди разбухли и болели при малейшем прикосновении.
        - Молоко пришло, - сказала Ольга Борисовна, осмотрев Валю. - Надо сцеживаться, не то будет мастит.
        Она принесла стеклянную мензурку и показала, как освобождать грудь от молока. Валя неумело давила на сосок пальцами, в мензурку сначала капали тяжелые желтоватые капли, затем побежали веселые звонкие струйки, по пять зараз.
        - Везет, - с завистью проговорила Соня, глядя на быстро наполняющуюся бутылочку, - а у меня три капли. Слезы, а не кормление.
        Ольга Борисовна тоже оценила Валины молочные способности.
        - Вот это я понимаю, сразу видно, что не на столичных выхлопах росла.
        Она унесла мензурку с собой. После сцеживания Вале стало легче, но лишь на пару часов. Потом опять грудь начала разрываться под тяжестью пришедшего молока.
        Весь следующий день она, как дойная корова, сидела над мензуркой, думая, куда же деть это никому не нужное молоко. Не сцеживаться же целыми днями напролет! Валя решила спросить об этом Ольгу Борисовну. Та, однако, куда-то делась из отделения, а молоденькая сестричка Оксана ничего путного разъяснить не могла, только с испугом косилась на ее налившуюся красную грудь да ахала и охала.
        Утомленная почти непрерывным процессом дойки, Валя в десять свалилась и уснула. Ей снилось, будто она едет куда-то в поезде, на верхней полке. Вагон качает, и она боится упасть. Напротив сидит попутчик, мужчина во всем черном, и говорит, что сейчас наступит конец света. Валя в ужасе заткнула уши, чтобы не слышать этих жутких речей, и тогда мужчина начал трясти ее за плечо:
        - Слышишь меня? Слышишь?
        …Валя вздрогнула и проснулась. Вокруг была непроглядная темень. Рядом с кроватью белело чье-то лицо.
        - Валентина, ты слышишь меня?
        Она узнала Ольгу Борисовну.
        - Что… что случилось? - ошалело спросила она.
        В палате все спали, было раннее утро, часов пять.
        - Проснись уже. - Сестра подсела на кровать. - Поговорить с тобой хочу.
        - Говорите, - удивленно ответила Валя и почувствовала привычную боль в груди - пришедшее за ночь молоко требовало выхода. - Говорите, - повторила она и потянулась к стоявшей на тумбочке мензурке, - я пока сцежусь.
        - Не надо, - Ольга Борисовна перехватила ее руку. - Ты вот что… слушай. - Она нагнулась к самому уху. - Ты… не сцеживайся. Я хотела… я тебе сейчас ребеночка принесу. Так ты его того… покорми.
        - Мне ребенка? - Валя с изумлением смотрела на сестру.
        - Да не ори ты как резаная. - Ольга Борисовна недовольно поморщилась. - Тебе, кому ж еще. У кого титьки полны молока, у меня, что ли? - Она сильно сжала ее ладонь. - Ты мотай на ус, что я скажу. С тобой одна женщина рожала, может, помнишь, кричала сильно? Ну, помнишь?
        - Помню. - Валя кивнула, все еще ничего не понимая. Она действительно смутно помнила звериные крики в родовой, в то время как сама она мучилась потугами.
        - Ну вот. Умерла она, царство ей небесное. - Ольга Борисовна перекрестилась, вздохнула и снова жарко зашептала в ухо: - Она умерла, а ребеночек-то жив остался. Мальчик. И вес неплохой, два восемьсот. Ему б твоего молочка!
        - То есть вы предлагаете мне кормить чужого ребенка? - Валя наконец осознала, чего хочет от нее сестра.
        - Чужого, ну и что. Не просто ж так, а за деньги.
        - За деньги? - тупо переспросила она.
        - А то. Анжелика-то Ложкарь, покойница, женщина была не из бедных. Муж ее, Вадим Степаныч, свою фирму имеет, кажется, и не одну. Захотел, смог бы все наше отделение купить. А жене вот не сумел помочь… Так ты думай быстрей, Валентина, скоро половина шестого.
        - А… сколько заплатят? - нерешительно спросила Валя.
        - Пятьдесят баксов за кормление.
        Она чуть не вскрикнула. Пятьдесят баксов! Это ж за день можно месячную магазинную получку заработать.
        - Соглашайся, - как змей-искуситель нашептывала Ольга Борисовна.
        «Чем я рискую?» - подумала Валя и кивнула.
        - Вот и молодец. Вставай давай, мой грудь. Будешь первая, покуда другие спят.
        Ольга Борисовна дождалась, пока Валя оправит постель и подойдет к раковине. Затем громко щелкнула выключателем и закричала пронзительным голосом:
        - Девоньки, подъем! Детишек несут!
        Девушки заохали, застонали, жмурясь от яркого света. Первой поднялась Ангелина, ежась и позевывая, приблизилась к умывальнику, увидела Валю и произнесла недовольным тоном:
        - Ты-то что? Тебе и позже можно. Не кормить же.
        Валя молча, не отвечая ей, продолжала тщательно намыливать грудь.
        Подошли другие девчонки. В палате стало шумно и суетно. Валя, вымывшись, вернулась в постель, прилегла на подушку и замерла в ожидании.
        Вскоре в коридоре раздался ставший уже привычным детский плач. Сестра привезла коляски, всучила девчонкам младенцев и пулей умчалась развозить детишек по другим палатам. Вале никого не принесли.
        Она решила, что Ольга Борисовна передумала. Подсунула ребенка кому-нибудь другому, у кого и карта в порядке, и все анализы сделаны. Верно, зачем отцу рисковать, даже если у Вали самое что ни на есть замечательное молоко?
        Не успела она так подумать, как в дверях показалась сама Ольга Борисовна со свертком в руках. Ни слова не произнося, она пересекла палату и остановилась у ее кровати.
        - Готова?
        - Готова.
        Валя увидела, как девчонки смотрят на нее, открыв рты, позабыв про своих малышей.
        - Клади его на подушку, - велела Ольга Борисовна, передавая конверт с ребенком, - вот так, правильно.
        Та неловко и боязливо подхватила кулек, опустила его рядом с собой, глянула. На нее неподвижно смотрели широко раскрытые глазенки, голубые и бессмысленные. Крошечный рот-бантик пускал прозрачные пузыри. Вместо носа - две дырочки, а брови отсутствовали вовсе.
        - Какой малюсенький! - невольно изумилась Валя.
        - Такой и должен быть, - скупо улыбнулась медсестра. - Ты не разглагольствуй, а титьку ему давай. Знаешь, как?
        Валя на всякий случай помотала головой. Ольга Борисовна захватила двумя пальцами ее сосок, затем другой рукой ловко раскрыла младенцу ротик и сунула ему грудь. Тот сначала сморщил красное личико, а затем неожиданно крепко сдавил сосок деснами и принялся энергично сосать.
        Валя охнула от боли, ей показалось, что в нее впились острые зубы.
        - Ничего, - успокоила Ольга Борисовна, - больно только пару секунд. Потом даже приятно.
        Верно, через несколько мгновений боль прошла. Ребенок сосал, причмокивая, по лицу его постепенно разливалось сытое блаженство.
        Валя, не отрываясь, смотрела на него. Надо же, крошечный, как кукла. Неужели сестренки были такими же? Когда их привезли из роддома, Вале уже исполнилось одиннадцать, она хорошо помнила этот момент, но почему-то ей казалось, что девчонки выглядели не столь мелкими и беспомощными. Или она забыла?
        Младенец тем временем закончил сосать, задремал и отвалился от груди.
        - Все, - сказала Ольга Борисовна, забирая кулек. - Деньги сейчас принесу. Жди.
        - А в следующее кормление мне его тоже дадут? - спросила Валя, ощущая невесть откуда взявшийся, давно позабытый покой.
        - И в следующее, и потом. Шесть раз в день, как положено. - Ольга Борисовна с улыбкой глянула на малыша. - Ишь, нажрался и дрыхнет. Знать, понравилось ему твое молоко. - Она осторожно устроила конверт на согнутом локте и вышла из палаты.
        - Валь, чей это ребенок? - спросила Света, как только дверь за сестрой захлопнулась. - Той женщины, которая умерла? Тебе предложили его покормить, да?
        Валя кивнула, задумчиво глядя прямо перед собой.
        - Я сразу догадалась, - проговорила Соня, подтыкая одеяльце у своей дочки. - Говорят, она так кричала, так кричала! Что-то у нее не в порядке оказалось.
        - Бедная, - вздохнула Света. - Вот уж не повезло так не повезло. Не знаете, молодая была?
        - Да не слишком, - вступила в разговор Ангелина. - Оксанка говорила, ей под тридцать.
        - Рожать надо рано, - философски заметила Настя, самая тихая и молчаливая из всех обитателей палаты, - тогда и осложнений не будет.
        - Да ладно, - возразила Соня, - я первого рожала, когда мне всего семнадцать исполнилось. И что? Одни проблемы.
        - Девочки, перестаньте, - попыталась прервать спор миролюбивая Света, - Валюш, ты лучше скажи, тебе за это заплатят?
        - А ты как думала? - насмешливо проговорила Ангелина. - Кормление - это в наше время бизнес, причем очень неплохой. Молоко - товар, а за товар надо платить.
        - Ой, Гелька, ну какая ты крутая! Сразу видно, что на финансовом учишься, - засмеялась Света.
        Вошла сестричка, забрала детей. За ней пришла уборщица с ведром и шваброй. Валя поймала себя на том, что невольно считает время, оставшееся до следующего кормления. Грудь ее впервые за несколько последних дней не болела, было хорошо, легко, ребенок полностью высосал молоко, так что не нужно было сцеживаться. Валя с аппетитом съела больничный завтрак и пожалела, что не оставила себе ничего из теткиной передачи.
        Вскоре после завтрака Ольга Борисовна принесла бумажный конверт. В нем лежала новенькая и хрустящая пятидесятидолларовая купюра.
        - Руками не трогай, тут у вас стерильно, - предупредила она и спрятала конверт глубоко в тумбочку.
        В двенадцать снова принесли детей. Валя смотрела на выглядывающий из кулька крохотный носишко, слушала едва заметное причмокивание, и ей казалось, что вместе с молоком ребенок высасывает из ее организма злость на Евгению Гавриловну, обиду от предательства Тенгиза, все дрянное, тяжелое, скверное, что накопилось в душе.
        Она кормила младенца весь день, и к вечеру в тумбочке уже лежало триста баксов свеженькими, только что отпечатанными бумажками. Валя послушно не притрагивалась к ним, лишь время от времени открывала дверку и любовалась на аккуратную стопку конвертов.
        Назавтра утром мальчик крепко спал. Валя пробовала разбудить его, тормошила за щечки, пыталась раскрыть плотно сжатые губки, но тот лишь сердито мотал головкой и корчил уморительные рожи.
        - Не хочешь, ну и бог с тобой, - наконец рассердилась Валя.
        Она хотела спрятать грудь под рубашку, но в это мгновение малыш, не открывая глаз, поймал ротиком сосок и деловито зачмокал.
        - А ты, гляжу, с характером, - уважительно проговорила Валя, испытывая настоящее блаженство от стремительного опорожнения груди.
        …Еще через день всю палату отправили на выписку. Валя осталась одна. Ребенка ей продолжали приносить регулярно, и она в отсутствие свидетелей окончательно расслабилась и принялась сюсюкать с малышом:
        - Зайчик! Мышонок! Крошечный!
        Ей вдруг захотелось окликнуть его по имени. «Интересно, его уже как-нибудь назвали?» - подумала Валя. Когда Ольга Борисовна явилась забирать ребенка, она спросила:
        - У него имя есть?
        - А как же, - почему-то очень довольным тоном произнесла та. - Есть, конечно. Антошка. Антон Вадимыч.
        - Антошка, - тихонько повторила Валя.
        Имя малыша ей понравилось, оно ему подходило. Все последующие кормления она старалась произносить его вслух, и ей казалось, что младенец реагирует на это: лицо его переставало морщиться, разглаживалось, становилось напряженно-внимательным - он будто бы вслушивался в сочетание звуков, призванное отныне отличать его от всех остальных существ.
        Так прошло еще два дня. В четверг Валю осмотрел сам заведующий отделением и велел Ольге Борисовне к пятнице готовить выписку.
        Валя, впервые за все время после родов, серьезно задумалась о том, что станет делать, оказавшись за пределами больницы. О том, чтобы идти к тетке, и речи быть не могло - Валя, хоть и не чувствовала к ней прежней ненависти, все равно не могла простить Евгению Гавриловну до конца, считая ее основной виновницей гибели ребенка.
        Тенгиз также отпадал: от него за всю неделю не было ни слуху, ни духу, хотя Валя не сомневалась в том, что он знает обо всех ее напастях. Знает и молчит. Делает вид, будто это его не касается.
        Оставалась лишь Зоя Васильевна, которой, кстати, Валя звонила пару дней назад. Та со слезами в голосе просила ее не убиваться, держать хвост пистолетом и, если что, не стесняться и приезжать.
        Теперь, когда в наличии у нее была почти тысяча баксов, Валя чувствовала себя значительно уверенней, чем прежде. Она намеревалась немного пожить у Зои Васильевны, а тем временем быстренько снять жилье и отыскать новую работу.
        В пятницу после обеда Валя кормила Антошку в последний раз. Ей показалось, что мальчик заметно вырос и повзрослел: личико его побелело, глазки начали понемногу фокусировать взгляд.
        - Расти большой, - тихонько проговорила Валя и осторожно коснулась губами малюсенького наморщенного лобика.
        У нее больно защемило сердце, однако она постаралась подавить ненужные эмоции и сохранять спокойствие. «У меня еще будут дети», - сказала она себе. Эту фразу наперебой твердили ей врачи, сестры и соседки по палате, и она стала для Вали чем-то вроде молитвы, чтобы выжить, выстоять, не сломаться.
        Все же она не удержалась и поинтересовалась у Ольги Борисовны:
        - Когда выписывают Антошку?
        - Сегодня вечером, как и тебя. - Та смотрела на нее невозмутимо и пристально.
        - Интересно, - проговорила Валя с деланым равнодушием, - кто его будет теперь кормить?
        Ей действительно было любопытно, как поступит отец ребенка? Наймет настоящую, опытную кормилицу или посадит малыша на искусственные смеси? Скорей второе, ведь мальчик уже немного подрос и не нуждается в грудном молоке настолько остро, как в первые дни жизни.
        Ольга Борисовна кашлянула и преувеличенно внимательно поглядела в окно.
        - А ты не хочешь?
        - Я? Ездить шесть раз в день к ним домой? - Валя изумленно уставилась на сестру.
        - Зачем ездить? Будешь жить там, сколько нужно. Полгода или лучше целый год - как положено при кормлении. - Ольга Борисовна заговорщицки подмигнула. - Я специально тебе не говорила раньше времени, решила, ни к чему обнадеживать попусту. Вдруг бы отец передумал - больно дорого стоит такое удовольствие. А он, вишь, не передумал. - Она замолчала, снова твердо и испытующе глядя на Валю.
        Та почувствовала легкую дрожь в коленках. Это была явно не шутка. То, что ей сейчас предлагали, могло в корне изменить ее жизнь. И не только ее - всей семьи. Год кормить ребенка за бешеные бабки - да на них можно запросто квартиру в Москве купить. Забрать Таньку из Ульяновска, положить ее в хорошую клинику, обследовать как надо, оплатить лечение. Хоть как-то приодеть мать и близняшек. Да мало ли что можно сделать, имея в руках гигантскую сумму!
        - Правильно раздумываешь, девочка, - удовлетворенно проговорила Ольга Борисовна, наблюдая за происходящими на Валином лице изменениями. - Правильно. Такой шанс одному из тысячи дается, но тут и характер нужно иметь, чтобы справиться. Мне кажется, у тебя как раз такой и есть. Поэтому соглашайся, как дочери говорю.
        - Что будет входить в мои обязанности?
        - Все то же - кормить малыша. А еще купать его, гулять с коляской. По дому ты ничего делать не должна, для этого есть горничные. Питанием тебя обеспечат, жалованье будут выплачивать ежемесячно. Не по пятьдесят баксов за кормление, разумеется, немного меньше, но тебе хватит. Ну и, конечно… - Ольга Борисовна многозначительно улыбнулась, - никаких связей, личную жизнь придется отложить на потом. Понимаешь?
        - Да.
        - Не пить, не курить, не глотать без спросу никаких таблеток. Есть только неаллергенные продукты - ну, за этим проследит прислуга, которая ходит в магазины. Одежду купишь себе сама, на это средств будет предостаточно.
        - А… а отец Антошки… он… как хоть выглядит? Например, лет ему сколько? Как зовут?
        - Вот сейчас и познакомитесь. Выписка твоя готова, через полчаса пойдешь собираться. Тем временем и за ребеночком подъедут. Внизу все обговорим. - Ольга Борисовна, не давая опомниться, резко развернулась и вышла из палаты.
        Валя осталась одна. Дрожь в ногах все усиливалась, мало того, по спине бежал неприятный холодок. Ей было откровенно страшно. Во что она ввязывается? Куда лезет? Где такие деньжищи, обязательно жди какого-нибудь подвоха. И кто такая эта Ольга Борисовна, почему Валя должна ей безоговорочно верить? Непохоже, что сестра старается лишь для нее, скорее всего, она преследует личные цели и интересы. Может, ее предложение - ловко расставленная ловушка для молоденьких, неискушенных дурочек?
        Тут же Валя одернула себя. Слюнтяйка! Ей дают шанс, а она распустила сопли и трясется, как осиновый лист! Глупости все это, надо взять себя в руки и проявить характер, о котором говорила Ольга Борисовна. В конце концов, на ней ведь ответственность не только за себя, а за всю семью, за троих малолетних детей, за родителей, непутевых и не приспособленных к жизни, но все равно самых родных и добрых, лучших на свете.
        «Все будет о’кей», - подбодрила себя Валя.
        Она сложила свои нехитрые пожитки, уселась на кровать и стала ждать. Ровно через полчаса за ней зашла санитарка.
        - Пошли, пора.
        Они спустились на лифте, обогнули коридор и очутились в малюсенькой комнатушке, где одевались родильницы. На кушетке уже стояла ее принесенная из кладовки сумка. Другая санитарка отдала куртку, брюки и сапожки.
        Валя начала одеваться, чутко прислушиваясь к тому, что происходит рядом, за стеной. Скоро оттуда послышался детский плач, который довольно быстро стих. Она поняла, что в соседнем помещении пеленают Антошку.
        Дверь раскрылась. На пороге возникла Ольга Борисовна.
        - Как ты? В порядке? - Она окинула Валю критическим взором. - Губы подкрась и подрумянься немного, а то уж очень бледная.
        Валя послушно полезла в сумку, достала косметику и сделала все, что ей велели.
        - Ну вот, теперь хорошо. Идем. - Ольга Борисовна взяла ее под локоть и вывела в просторный холл.
        Там уже стояла детская сестра, держа на руках плотный сверток, укутанный в одеяло. На низеньком кожаном диванчике сидели двое: женщина лет тридцати, невысокая, довольно пышного сложения, с круглыми карими глазами и яркими, но тонкими губами, и черноволосый мужчина в коричневой кожаной куртке.
        «Мужчина - отец ребенка, - определила про себя Валя, - а кто женщина? Сестра?»
        - Знакомьтесь, - мягко проговорила Ольга Борисовна, подводя ее к парочке. - Вот это и есть наша Валюша.
        Кареглазая пристально оглядела ее с головы до ног, лишь после этого сдержанно улыбнулась и протянула ей руку:
        - Кира.
        - Очень приятно, - слегка смущаясь, произнесла Валя и пожала маленькую, но крепкую ладонь незнакомки.
        - А это Вадим Степанович. - Женщина указала на брюнета, который не спеша поднялся с дивана.
        Валя мельком глянула в его лицо: молодой, но не юноша. Пожалуй, красивый. Точно красивый - черты правильные, нос с легкой горбинкой, широкий, твердый подбородок, выдающий сильную волю и властность. Глаза темные, взгляд пронзительный. Однако выражение лица мужчины было мрачным и застывшим.
        «Конечно, - поняла Валя, - у него ведь горе. Жена погибла. Интересно, он ее сильно любил?»
        Черноволосый негромко прокашлялся и проговорил низким, звучным голосом, обращаясь к Вале:
        - Добрый вечер. У меня к вам только два вопроса. Я их задам, и мы можем ехать домой. Не возражаете?
        - Н-нет, - выдавила Валя, несколько шокированная таким сугубо официальным подходом к делу.
        - Отлично. - Мужчина удовлетворенно кивнул. - Могу я спросить, вы отдаете себе отчет в том, на что идете?
        - Да.
        - Понимаете, что отныне, с этой минуты, не сможете всецело принадлежать себе? Должны будете подчинять свое время строгому расписанию?
        - Да, да, конечно.
        - Она все отлично понимает и осознает, - вступила в разговор Ольга Борисовна. - Я с ней уже побеседовала.
        - Ладно. И последнее. Хочу предупредить вас: если меня не устроит то, как вы обходитесь с ребенком, я буду вправе тотчас дать вам расчет. Если же что-то не понравится вам, вы также вольны покинуть мой дом. Согласны на это?
        - Да, согласна.
        - Тогда вот. - Черноволосый открыл «дипломат», лежащий тут же, на диване, достал из него лист бумаги в файле и протянул Вале.
        - Что это? - Она недоуменно глядела на мелкие компьютерные строчки.
        - Контракт, по которому вы обязуетесь поступить ко мне на работу в качестве кормилицы. В машине ждет нотариус, поставьте свою подпись, и он заверит наше соглашение. Вот ручка. - Мужчина подал Вале изящный «Паркер».
        Она опасливо покосилась на бумагу и вопросительно глянула на стоявшую рядом Ольгу Борисовну.
        - Подпиши, не бойся, - мягко посоветовала та.
        Валя глубоко вдохнула и, почти не глядя, размашисто подмахнула лист.
        - Теперь все. - Брюнет спрятал договор обратно в «дипломат», убрал ручку в карман куртки и коротко бросил женщине, все это время молчаливо наблюдавшей за происходящим: - Кира, бери ребенка.
        Кареглазая подошла к детской сестре, та передала ей сверток и улыбнулась.
        - Счастливо вам.
        - Спасибо, - сухо поблагодарила женщина и направилась к дверям.
        Мужчина шел вслед за ней.
        Валя, которую никто никуда не позвал, стояла в растерянности, оглядываясь по сторонам.
        - Ну что же ты, - Ольга Борисовна легонько подтолкнула ее в спину, - иди. Иди, не стесняйся! Привыкнешь, втянешься. Еще вспомнишь меня добрым словом. - Она встала на цыпочки и быстро чмокнула Валю в щеку.
        - До свиданья, - пробормотала та, вконец смутившись.
        Брюнет уже открывал стеклянную дверь перед своей спутницей, и Валя побежала их догонять, придерживая болтающуюся на боку сумку.
        Во дворе, у ограды, стоял черный блестящий «мерс». За рулем сидел шофер, сзади - средних лет мужчина в очках.
        Отец Антошки сел к водителю, женщина сначала пропустила в салон Валю, а затем залезла сама, не выпуская из рук конверт с ребенком. Черноволосый обернулся и сунул очкастому контракт:
        - Семен Петрович, прошу вас.
        Тот в мгновение ока извлек из борсетки печать, тиснул на лист, помахал им в воздухе и вернул хозяину.
        - Поехали, - велел брюнет водителю.
        Автомобиль бесшумно тронулся со двора.
        Малыш молчал, его лица не было видно за кружевным уголком. Валя сидела, плотно прижатая с одного бока нотариусом, с другого кареглазой Кирой, и пыталась, глядя в окно, угадать, куда они едут. Ее знание Москвы, однако, исчерпывалось районом Юго-Запада. «Мерседес» же несся по совсем незнакомым улицам.
        Вскоре Валя совсем перестала узнавать окрестности. Ее удивило, что жена черноволосого бизнесмена приехала рожать в такую даль от дома, но задавать какие-либо вопросы она не рискнула, тем более что ни один из пассажиров за все время не проронил ни слова, каждый хранил угрюмое молчание.
        «Странные люди, - подумала Валя с невольной неприязнью, - особенно этот, как его… Степаныч». Она назвала своего новоиспеченного хозяина по отчеству не намеренно, а лишь потому, что выглядел черноволосый очень безлично, отстраненно и теплое, мягкое имя Вадим ему абсолютно не подходило.
        «Неужели Антошка, когда вырастет, станет таким же букой?» - усомнилась Валя. Она почувствовала, что соскучилась по общению с малышом, ей захотелось поскорее остаться с ним с глазу на глаз, без строгих и пристрастных надзирателей. «Должны же они все куда-нибудь отвалить, - понадеялась Валя. - На работу, например».
        Машина все продолжала ехать, высотки за окнами постепенно редели, стали появляться частные домики, густые полосы деревьев.
        «Ведь это загород, - догадалась Валя. - Мы уехали из Москвы».
        Как бы в ответ на ее мысли справа от дороги показался коттеджный поселок, сплошь из красного кирпича, с остроконечными сказочными крышами. «Мерс» по широкой и гладкой бетонке подъехал к одному из домов и остановился перед витой чугунной оградой.
        Черноволосый, также ни слова не произнося, вылез из автомобиля, открыл ключом калитку, впустил туда кареглазую, нотариуса и Валю и сам зашел следом за ними. Шофер тем временем загнал машину во двор.
        Вереница прибывших прошествовала к крыльцу коттеджа. За дверью оказался огромный холл, обставленный с роскошью, но без уюта. Черноволосый сразу куда-то исчез, а с ним и очкастый нотариус. Женщина обернула к Вале некрасивое, но ухоженное лицо:
        - Нам туда, - и указала на лестницу.
        Они поднялись на второй этаж. Там их встретила девушка в джинсовом комбинезоне.
        - Здравствуйте, Кира Сергеевна, - обрадовалась она, увидев кареглазую. - Уже приехали? Ну-ка, ну-ка, дайте глянуть! - Девушка с любопытством нагнулась над свертком и защебетала: - Мой голубочек, моя ягодка, где ж ты там, ничего не видать!
        - Оставь, Наташа, - строго проговорила Валина спутница. - Во-первых, он спит, разбудишь. А во-вторых, инфекцией какой-нибудь заразишь, не дай бог.
        Девица отошла, с интересом поглядывая на Валю.
        - Снимай верхнюю одежду, - распорядилась Кира. - Отдашь ее Наталье. Ванная слева. Вымоешь как следует руки и грудь, а душ примешь чуть погодя. Обязательно.
        Валя кивнула. Кира чем-то напомнила ей тетку - та говорила с ней тем же непререкаемым тоном. «И все-таки, кто ж она такая?» - подумала она с легкой досадой.
        Раздевшись и посетив ванную, Валя зашла за Кирой в большую, очень светлую комнату. В ней все было приготовлено для младенца: у одной стены стояла кроватка под пологом, у другой детский шкафчик, в углу высокий пеленальный столик, рядом с ним этажерка, полная флаконов и тюбиков с детскими лосьонами, кремами и присыпками. В соседнем углу красовались мягкий, удобный раскладной диван и пара кресел.
        - Это для тебя, - кивнула на диван Кира и положила сверток с малышом на столик, - спать будешь тут же, при ребенке. Вон там, в нише, гардеробная, можешь хранить свои вещи. Кормить тебя тоже будут здесь, так меньше шансов заразиться от кого-нибудь из обслуги. Есть вопросы?
        - Никаких. - Валя приблизилась к столику. - Можно распеленать ребенка?
        - Я сама. - Кира дернула конец голубой ленточки.
        Одеяльце раскрылось, Антошка беспокойно завозился в конверте, заскрипел.
        - Его пора кормить, - тихо, но твердо сказала Валя.
        - Знаю. - Кира методично разматывала пеленки, - сейчас переодену его, и покормишь. Учти, я буду следить.
        - Пожалуйста.
        Валя решила полностью наступить на горло самолюбию. Что с того, если эта фря ведет себя с ней как с прислугой? За такие деньги можно все стерпеть. Или почти все.
        Она уселась в кресло в ожидании, когда ей принесут Антошку. Тот уже окончательно проснулся и громко ревел, размахивая крохотными, плотно сжатыми кулачками. Кира, не обращая внимания на плач малыша, сменила ему памперс, умело запеленала и подала Вале:
        - На, держи.
        Та привычно подхватила кулек, сунула младенцу грудь. Он сразу же смолк и принялся деловито сосать. Кира, устроившись в соседнем кресле, пристально наблюдала за процессом кормления.
        Вскоре Антошка насытился и задремал. Валя продолжала держать его на руках, осторожно поглаживая по теплой головке, покрытой редким светлым пушком.
        - Как у вас все быстро, - с невольным уважением проговорила Кира. - Раз, два и готово. Наверное, очень много молока.
        - Не жалуюсь, - сдержанно ответила она.
        Кира встала.
        - Дай отнесу его в кроватку, пусть спит себе. - Она взяла ребенка и, бережно уложив на простынку, укрыла легким одеяльцем, пояснив: - Здесь тепло, но это на всякий случай, чтоб не простыл.
        Выражение ее лица понемногу утратило надменность и холодность, тон стал вполне миролюбивым. Кира задернула цветастый полог над кроваткой, вернулась и уселась на диван.
        - Поговорим?
        Валя неопределенно пожала плечами.
        - Значит, ты не против. - Кира удовлетворенно кивнула и, по-хозяйски закинув ногу на ногу, откинулась на мягкую спинку.
        Валя глядела на нее с ожиданием, не в упор, но и не отводя глаз.
        - Ты ведь совсем молодая, - задумчиво произнесла Кира, поглаживая ладонью шелковистую обивку дивана. - Тебе сколько - восемнадцать, девятнадцать?
        - Восемнадцать.
        - Давно в Москве?
        - Восемь месяцев.
        Кира снова кивнула, слегка поколебалась, а потом спросила:
        - Это правда, что отец ребенка ни разу не навестил тебя в роддоме?
        Валя опустила голову.
        - Правда.
        - Вот мерзавец, - спокойно и зло проговорила Кира.
        - Он не мерзавец. Просто… были всякие обстоятельства. Ему ислам запрещает жениться на русской. - Валя защищала Тенгиза и сама понимала, как жалко и неубедительно звучат ее оправдания.
        - Все равно подлец, - возразила Кира. - Как можно было бросить тебя в таком положении? Ты ведь сама еще ребенок. - В ее голосе слышалось искреннее возмущение.
        Неожиданно Валя осознала, что Кира больше не вызывает у нее настороженности и антипатии. Нет, она вовсе не мегера, а обыкновенная женщина, может быть, немного прямолинейная и жестковатая, но явно неглупая и имеющая жизненный опыт. Вале захотелось спросить Киру, кто она такая.
        - Вы - сестра Вадима Степановича, Антошкина тетя? - осторожно предположила она.
        - Сестра? - Кира недоуменно подняла брови. - Нет, не сестра. Я подруга Лики. Очень давняя и близкая подруга. - По ее некрасивому, птичьему лицу пробежала тень, уголки губ дернулись вниз. - Кошмар, что с ней произошло! Ужас. Мы до сих пор в шоке. Не можем поверить. Я, Вадим… Он ведь любил Лику без памяти, на руках готов был носить. Им для полного счастья только ребенка не хватало. Как они ждали его, и вот… - Кира, не договорив, шумно вдохнула и отвернулась к стене.
        Валя почувствовала, что ее сердце дрогнуло от жалости. Кому, как не ей, только перенесшей горькую утрату, понять боль этих людей, оценить глубину разверзшейся перед ними бездны! Маленький, долгожданный человечек появился на свет, казалось бы, он должен был принести с собой лишь безграничную радость, всеобщее ликование, но вместо этого - скорбь, слезы, отчаяние от невосполнимой потери.
        Вале наконец стала понятна всеобщая отрешенность, поначалу выглядевшая в ее глазах как странность.
        - Я сожалею, - проговорила она.
        - Спасибо. - Кира, не оглядываясь, быстро отерла глаза. - Ты хорошая девочка, это видно. Немного простоватая, но это не твоя вина. Прости, что плачу при тебе, не могу удержаться. - Она судорожно, прерывисто вздохнула.
        - Ничего, - утешительно произнесла Валя и осторожно погладила Киру по плечу.
        Та наконец перестала прятать лицо и обернулась. Веки немного покраснели и припухли, но в целом она уже овладела собой и была спокойна.
        - Спасибо, - повторила Кира еще раз. - Не думай, я прекрасно понимаю, как тебе самой тяжело. Потерять ребенка - не шутка. Ты здорово держишься, молодчина.
        - Знаете, кто мне помог? - проговорила Валя тихо, едва слышно. - Антошка. Ваш малыш. Когда я стала его кормить, то ощутила, что… жизнь продолжается. Не знаю, как правильно передать… - Она замялась, глядя на Киру со смущенной улыбкой.
        Та тоже улыбнулась, хотя на кончиках ресниц дрожали слезы.
        - Ты все верно сказала. Очень верно. Мы должны быть вместе, тогда нам будет легче. Не Вадиму, нет, только нам - он слишком страдает. Во всем винит себя.
        - Почему себя? - удивилась Валя.
        - Не углядел за Ликой. Та, дурочка, вбила себе в голову купить для ребенка какую-то супермодную ванночку, то ли из Италии, то ли из Португалии. Вычитала о ней в каталоге детских товаров, обзвонила кучу магазинов. Оказалось, их завезли только в один район, к черту на рога, на Юго-Запад.
        - Она… поехала за ванночкой? - догадалась Валя. - Одна?
        - Нет, конечно, с шофером. Но ты же видишь, как отсюда далеко, мы ехали почти пятьдесят минут. Очевидно, дорогой ее растрясло, схватки начались прямо в магазине. Лику отвезли в ближайшую больницу, и врачи ничего не смогли сделать. Ничего. Спасибо, хоть ребенка спасли - он мог задохнуться, у Лики открылось жуткое кровотечение.
        - Сколько ей было лет?
        - Двадцать восемь. Они с Вадиком одногодки. - Кира замолчала, прислушиваясь к возне в детской кроватке.
        Антошка не спал, вертелся, норовя освободиться от пеленок, и слабо попискивал.
        - Вот хитрец, - усмехнулась Кира, - притворился спящим, а у самого совсем другие планы. Как он похож на Лику - ты себе не представляешь! Те же глаза, та же форма носа, подбородка.
        Валю, которой казалось, что ни носа, ни подбородка у младенца пока не существует, эти слова позабавили, однако она не подала виду, что относится к ним скептически. В конце концов, той видней - ведь Лика была ее подругой.
        - Что будем с ним делать? - спросила Кира по-свойски. - Оставим реветь в одиночестве или возьмем к себе?
        - Возьмем, - весело проговорила Валя.
        Кира с каждой минутой нравилась ей все больше: ее манера говорить обо всем напрямик, чувство юмора, даже внешность - неброская, но интересная, выделяющаяся из толпы.
        Они вдвоем вытащили ребенка из кроватки, положили на диван и принялись наперебой трясти перед его носом погремушкой. Антошка следить за игрушкой пока не мог, но на шум реагировал: вертел головкой, издавал какие-то звуки. Кира и Валя, глядя на него, от души смеялись.
        - Верно, он прелесть? - Кира осторожно чмокнула малыша в лобик.
        - Конечно, - тут же согласилась Валя.
        Принесли ужин: тушеную рыбу с картофельным пюре, сырники в сметане и чай с молоком. Кира осталась есть у Вали в комнате. Потом они сообща выкупали Антошку, накормили и уложили спать, а сами, погасив верхний свет, уселись на диване поболтать.
        Вся атмосфера детской, погруженной в уютный полумрак, розовое, мерцающее пламя ночника, тихое посапывание, доносящееся из кроватки, чрезвычайно располагали к откровенности. Валя сама не заметила, как поведала Кире всю свою историю - и про то, как она приехала в Москву, и про магазин, и про встречу с Тенгизом.
        Кира тоже рассказала о себе.
        Они с Ликой с самого детства жили в одном доме, в одном подъезде, только на разных этажах. Ходили в одну школу и были неразлучны, хотя Кира училась на класс старше. Потом, после учебы, их пути разошлись: Кира пошла по стопам матери, учительницы русского и литературы, и поступила в педагогический, а Лика выбрала редкую и оригинальную в те времена профессию флориста.
        Несмотря на разницу в расписании, девушки продолжая тесно общаться: вместе ходили в кино, театр, на выставки, посещали общих друзей. На одной из таких вечеринок они познакомились с Вадимом. Это произошло пять лет назад. Ему сразу понравилась Лика, вспыхнул бурный роман.
        - Я не считала, что Лике как-то особенно повезло, - призналась Кира. - На мой взгляд, судьба просто отдала ей то, что задолжала. У нее ведь жизнь была не сахар, особенно детство и юность. Ликина мать, когда той исполнилось двенадцать, влюбилась в какого-то прохиндея и укатила с ним на Север, бросив семью. Лику вырастил отец. Потом он снова женился. Лика с мачехой не поладила и мечтала уйти из дому. И вот ей подвернулся шанс в виде Вадима. Да еще и настоящая, взаимная любовь. - Кира снова тяжело вздохнула и, придвинувшись к Вале почти вплотную, доверительно зашептала: - Они были чудесной парой. Все так говорили. Лика продолжала работать, хотя Вадик требовал, чтобы она сидела дома. Ее ценили в фирме. Однако последнюю пару лет Лика и сама стала поговаривать о том, что пора завязывать с карьерой. Ей хотелось малыша, но почему-то у них не получалось. Во всяком случае, сразу. И вот, казалось бы, бог дал, все должно быть замечательно… - Она оборвала повествование на полуслове, глядя куда-то поверх Вали круглыми глазами цвета растопленного шоколада…
        С того дня, как с Ликой произошла трагедия, Кира уволилась с работы и больше ни разу не пришла в школу, где до этого преподавала. Ей пришлось переехать в коттедж к Вадиму. Тот был невменяемым от горя и находился в ступоре: не мог ездить в роддом навещать малыша, распорядиться, чтобы готовились к прибытию новорожденного.
        Кира взяла на себя все хлопоты от организации похорон до закупки недостающих детских вещей. Она же побеспокоилась о том, чтобы Антошке подыскали кормилицу, съездила в больницу, договорилась обо всем с Ольгой Борисовной. Так Валя попала в загородный коттедж, находящийся в пятнадцати километрах от столицы.
        - Надеюсь, мы будем подругами, - проговорила Кира в заключение, - у нас сейчас общая цель: чтобы Антошка вырос здоровеньким и ни в чем не был обделен. Верно, Валюша?
        - Конечно, Кира Сергеевна, - горячо согласилась Валя.
        - Нет, нет. - Та решительно замахала руками. - Сергеевна - это для прислуги. А для тебя просто Кира и на «ты». Договорились?
        Валя с готовностью кивнула, преданно глядя на новую подругу.
        16
        Ей казалось, она попала в рай. Только в раю можно чувствовать себя так комфортно, уютно и безопасно. И правда, было что ценить: роскошная обстановка, мягкая постель, обильная, хоть и строго диетическая еда, постоянное присутствие рядом малыша, чье гладкое, розовое тельце наливалось день ото дня, глазенки становились все умней и осмысленней, а смешное, нежное гуление приводило Валю в тихий восторг!
        И еще - надежное дружеское плечо человека, более старшего и опытного, неизменно доброжелательного и терпеливого. Валя буквально купалась в заботливом внимании Киры и под ее умелым руководством в считаные дни приобрела все навыки настоящей няни.
        Дни текли по одному и тому же расписанию: рано утром, пока Кира еще спала у себя в комнате, Валя кормила Антошку, переодевала его, выпивала чашку чая с молоком и пирожным, а затем ложилась и дремала еще часа полтора.
        В девять приходила Кира. Они завтракали, собирали малыша и шли с коляской на прогулку. В двенадцать - снова кормление, в час - плотный и вкусный обед, после которого Кира почти силком заставляла Валю прилечь отдохнуть.
        Вечером они снова гуляли, купали ребенка, а перед тем, как расстаться на ночь, подолгу болтали за вечерним чаем.
        Через пару недель Валя уже хорошо знала всех обитателей коттеджа. Их было достаточно много: повар Валера, две горничные, Наталья и Нюта, дворник Олег и шофер Леша, тот самый, который забирал их из больницы. Раз в три дня приходила детская сестра Марина, осматривала Антошку и давала рекомендации по уходу.
        Со всей обслугой у Вали сложились дружеские и теплые отношения. Исключение в этой идиллии составлял лишь сам хозяин коттеджа.
        С первого дня ее пребывания в доме Вадим появлялся в детской строго в одно и то же время - в половине восьмого вечера. Склонившись над кроваткой, он несколько минут молча разглядывал Антошку, затем бросал Вале пару коротких дежурных фраз по поводу самочувствия малыша и уходил. Никогда во время своих визитов к сыну он не брал его на руки, не целовал, не ласкал, чем несказанно удивлял Валю. После ухода Вадима ее долго не оставляло гнетущее чувство подавленности и смутного стыда. Ей было до боли обидно за себя, а главное, за ребенка. Мало того, что мальчик сирота с рождения, по воле злого рока лишен материнского тепла, так еще и отец проявляет к нему ничем не оправданную суровость, ведет себя, будто чужой, равнодушный человек.
        Валя пробовала было поговорить об этом с Кирой, но та лишь отмахнулась от нее:
        - Разве ты не понимаешь? Вадик видит в ребенке виновника гибели Лики. Это должно пройти со временем.
        - Что за глупость? - недоумевала Валя. - В чем может быть виновен грудной младенец? В том, что появился на свет?
        - Сразу видно, что ты мало читала, - с незлой иронией заметила Кира. - У Брэдбери есть рассказ, называется «Маленький убийца». Там примерно про это самое.
        Вале, однако, наплевать было на Брэдбери. Ее простое наивное естество, привыкшее не особенно углубляться в сущность вещей, не могло смириться с несправедливостью, неправильностью такого поведения. От этого ее напряжение росло с каждым днем.
        Дошло до смешного: она стала бояться Вадима и сама не понимала причины этого непонятного страха. Минут за двадцать до того, как он должен был появиться в детской, у Вали холодели руки, пересыхало во рту, начинала кружиться голова.
        Сам Вадим, кажется, абсолютно не замечал, что своей суровостью и холодностью доводит молоденькую кормилицу до такого плачевного состояния. Он по-прежнему удостаивал Валю лишь секундного взгляда и двух-трех слов, поглощенный какими-то своими мыслями и переживаниями.
        …Так прошел месяц. Антошка заметно вырос, начал улыбаться, внимательно следил за игрушками, которые Валя и Кира подвешивали ему в кроватку. Во время купаний он уже не плакал, как это бывало в первые дни, а смеялся и звонко шлепал ладошкой по воде, забрызгивая все кругом.
        Валя обожала его без памяти. Однако постепенно вынужденное, хотя и приятное затворничество начало ей надоедать. Она почти никуда не выходила из детской, все дни напролет проводя в обществе одной лишь Киры, так как все остальные в доме были по горло загружены своими делами. Это не могло не утомлять.
        Вале неудержимо захотелось хоть какого-то разнообразия и свежих впечатлений. Однажды, когда Кира уехала по делам, а Антошка сладко и крепко спал, она решилась и, покинув свою комнату, отправилась на экскурсию по дому.
        Было немножко тревожно, но интересно и увлекательно. Валя осмотрела весь второй этаж. Большинство комнат оказались не заперты, и она беспрепятственно заходила в них, с любопытством оглядывая красивую мебель, ковры, картины на стенах, симпатичные безделушки, в художественном беспорядке расставленные на тумбочках и комодах. Все помещения, судя по интерьеру, играли роль спален для гостей и отличались друг от друга лишь тщательно продуманным дизайном и цветовой гаммой. Побродив по ним в течение часа, Валя получила массу удовольствия и, никем не обнаруженная, вернулась в детскую.
        С этого дня путешествия по коттеджу вошли у нее в привычку. Постепенно она обшарила в доме каждый уголок, кроме кабинета Вадима и еще нескольких комнат, которые неизменно запирались на ключ. От скуки и вынужденного безделья Валя даже игру придумала: воображала себя хозяйкой роскошного особняка, законной женой Тенгиза, представляла, как они живут здесь вместе, спят в шикарных постелях, отдают распоряжения слугам. Возможно, эта ребяческая глупая забава была продиктована тем, что когда-то в детстве она недоиграла - не успела, как старший ребенок, которого родители вынужденно загрузили кучей взрослых проблем.
        Так или иначе, Валя получала от своих фантазий невероятный кайф, она подолгу вертелась перед зеркалами в какой-нибудь из спален, принимала царственные позы и командовала властным голосом, подражая Кире:
        - Наташа, почему на батареях пыль?
        - Нюта, сбегай вниз, проверь, закрыто ли окно в зале!
        Сама Кира ничего не знала о занятиях юной подруги, а если бы узнала, то наверняка от души посмеялась бы, глядя на выражение надменности и превосходства на простеньком и наивном личике. Впрочем, ничего запретного или дурного в том, что делала Валя, не было. До поры до времени.
        Как-то во время очередной прогулки она заметила, что одна из дверей первого этажа, обычно всегда запертая, чуть приоткрыта. Очевидно, горничная только что убирала в комнате - в конце коридора стоял моющий пылесос.
        Валя с минуту поколебалась, но любопытство оказалось сильнее страха быть застигнутой врасплох. Воровато оглянувшись и не обнаружив никого вокруг, она, точно мышь, прошмыгнула внутрь, плотно прикрыла за собой дверь и остановилась, изумленная и пораженная. Перед ней была все та же спальня, но, в отличие от прочих гостевых комнат, лишенных жильцов и оттого холодноватых и неуютных, несмотря на богатое убранство, здесь всюду чувствовались следы обитания: уголок шторы был небрежно отогнут, из-под него виднелся забытый на подоконнике глянцевый женский журнал. На тумбочке у кровати лежала полупустая пачка легких сигарет с ментолом, на ковре стояли изящные и дорогие дамские домашние туфли. В зеркале трюмо отражался стеклянный стакан, край его был выпачкан розовой губной помадой. На спинке резного стула висел легкий кисейный пеньюар.
        Создавалось полное впечатление, что молодая и очаровательная хозяйка комнаты совсем недавно покинула ее и вот-вот вернется. Несомненно, эта была спальня покойной Лики - именно ее вещи, нетронутые после смерти, рассматривала сейчас Валя.
        Она перевела взгляд на стену над кроватью. Там висела большая, многократно увеличенная цветная фотография, изображавшая юную красавицу с пышной лавиной рыжевато-каштановых волос, распущенных по плечам и груди. Лицо девушки дышало негой и безмятежностью, губы, влажные и пухлые, были слегка приоткрыты, и из-под них виднелись ослепительные жемчужные зубы.
        Валя ни разу до этого не видела жену Вадима. Нигде в доме не было ее фотографий, а Кира, которая неоднократно обещала привезти от матери свои юношеские альбомы, почему-то всякий раз забывала это сделать.
        Красота и изящество Лики поразили Валю. Она стояла у кровати, не в силах оторвать восхищенных глаз от портрета. Вот почему Вадим так любил жену - немудрено, с такой-то ее внешностью! Сама Лика наверняка платила ему взаимностью, иначе ее лицо не было бы таким сияющим, полным блаженства и счастливым, как у по уши влюбленной женщины…
        Позади тихонько скрипнула дверь. Валя вздрогнула и обернулась. На пороге стоял Вадим, как всегда мрачный и угрюмый. Глаза его метали молнии, черные брови угрожающе сдвинулись над переносицей. Валя тотчас почувствовала, как у нее привычно слабеют ноги.
        - Интересно узнать, какого черта вы тут делаете? - едва сдерживая ярость, тихо спросил Вадим и сделал шаг к ней.
        - Я… я… - Она попыталась сказать что-нибудь в свое оправдание, но все мысли вылетели из головы. Ею овладела полная паника, близкая к ужасу.
        Вадим молча стоял перед Валей и ждал, пока она ответит. Наконец ей удалось немного справиться с волнением и страхом.
        - Я… зашла сюда случайно, - выдавила Валя, с трудом шевеля непослушными губами.
        - Зачем?
        - П-просто. Хотела… немного развлечься.
        - Развлечься? - рявкнул Вадим. - Я плачу вам огромные деньги вовсе не для того, чтобы вы развлекались, шастая по моему дому, да еще по тем местам, куда вход посторонним категорически воспрещен! Немедленно ступайте вон и отныне не забывайте, кто вы и для чего тут находитесь. Вам ясно?
        Кровь бросилась Вале в лицо. Вадим говорил с ней, точно с нашкодившей девчонкой, будто она была застигнутой на месте преступления уличной воровкой, а не женщиной, кормящей грудью его сына, чьи нежные, ласковые руки малыш знал с первых дней своего существования. На глазах моментально вскипели слезы обиды и горечи. Валя почувствовала, что не может больше стоять, и без сил опустилась на краешек кровати.
        Она плакала навзрыд, безутешно и отчаянно, сердце болезненно и остро сжималось. Грубость Вадима стала лишь поводом. Валя сама не осознавала, сколько накопилось в ней невыносимой, невыплаканной боли - от разом рухнувшей любви, от предательств и унижений. А главное, от потери ребенка, по которому она, оглушенная снотворными уколами, не успела пролить в больнице ни слезинки, а потом не имела на это права, приняв на плечи заботы о чужом малыше.
        В мозгу стучала одна-единственная мысль: «Теперь он точно выгонит меня. Ну и пусть. Пусть. Я не хочу так жить, я вообще не хочу жить!»
        Послышались приглушенные шаги, на ее плечо легла тяжелая ладонь.
        - Ну что вы, что вы! - мягко и растерянно произнес Вадим. - Я вовсе не думал, что вас настолько обидят мои слова. Ну же, Валентина!
        Он попытался взять ее за подбородок и заглянуть в глаза, но Валя в отчаянии закрыла лицо руками. Тогда Вадим силком разжал ее пальцы. Она увидела прямо перед собой его черные расширенные зрачки, в которых затаились страдание и боль, и почувствовала стыд. Ему так же тяжело, как и ей. Просто он не может заплакать, только и всего.
        - Простите, - жалко пролепетала она, размазывая по щекам слезы.
        - Ничего. - Вадим чуть наклонил голову и погладил ее руку. - Ничего. Вы тоже меня простите. Я был слишком резок. Сожалею.
        - Да, да. - Валя кивнула и встала. - Я пойду?
        - Идите.
        Она медленно двинулась к двери, преодолевая непонятное и неодолимое желание обернуться. Вадим ничего больше не говорил, не окликал ее. Так и не взглянув на него, она вышла в коридор. Вынула из кармана платок, привела в порядок лицо и поднялась в детскую.
        Антошка только-только проснулся и возился в кроватке, тихонько лопоча что-то на своем инопланетном языке. Валя взяла его на руки, прижала к груди, тихонько покачивая. Малыш коснулся ее бархатистой, сладко пахнущей молоком щечкой.
        - А ведь он не злой, твой папа, - задумчиво улыбаясь, проговорила Валя. - Совсем не злой. И он любит тебя. Наверняка любит, только сам этого не понимает. Но мы ему объясним, да, Антошка?
        - Агу, - внятно ответил малыш.
        Весь день после этого Валя ждала прихода Вадима. Ей отчего-то казалось, что теперь все изменится, он больше не будет таким холодным и равнодушным, проявит по отношению к ребенку человеческие чувства. Однако в половине восьмого Вадим не явился. Не пришел он ни в восемь, ни в четверть девятого. Валя уложила Антошку и, не выдержав, спросила Киру:
        - А где Вадим Степанович?
        - Уехал, - спокойно ответила та. - По делам. Вернется через три дня.
        «Уехал и даже не взглянул на сына! - с горечью подумала Валя. - А я-то расчувствовалась, дура!»
        Она строго-настрого приказала себе забыть обо всем, что случилось в спальне, и больше не переживать о Вадиме.
        Через день утром Антошка самостоятельно потянулся ручками к погремушке. Киры в этот момент не было, и Валя одна переживала радостное событие. Ее восторгу не было предела. Она стояла перед столиком, на котором лежал малыш, осыпала его смешными и ласковыми прозвищами, трясла игрушкой перед его личиком и звонко смеялась. Потом ей вспомнилось, что сестра советовала начать понемногу выкладывать малыша на живот, чтобы тот учился держать головку.
        Недолго думая, Валя перевернула Антошку, поставила перед ним на стол резинового зайца и с интересом принялась наблюдать. Малыш пару секунд внимательно разглядывал игрушку, затем попытался подтянуться на ручках. Мордашка его смешно сморщилась, из ротика закапала слюна. Антошка с минуту покряхтел, потом ткнулся носом в мокрое пятно и зашелся горьким и безутешным ревом.
        - Бедный ты мой, маленький! - смеясь, пропела Валя, подхватила его на руки и принялась целовать в заплаканное личико.
        Малыш все не унимался. Тогда она, покачивая, поднесла его к окну и тихонько, вполголоса принялась напевать:
        Баю, баю, баиньку,
        Усыплю я заиньку.
        Дам ему морковочку,
        Пусть идет на горочку.
        Там на горке, на горе,
        Во дремучем лесе
        Стоит пень трухлявенький,
        В нем дед живет кудрявенький.
        Даст морковку зайка деду,
        Отведет он всяку беду…
        За ее спиной раздалось негромкое покашливание. Валя отвернулась от окна и увидела Вадима. Тот стоял на пороге детской и с удивлением глядел на нее.
        - Здравствуйте, - растерянно пробормотала Валя, продолжая машинально баюкать давно успокоившегося младенца.
        - Добрый день. Какая странная песня. Я никогда не слышал.
        - Это мама пела моим сестрам, - пояснила Валя и добавила с робостью: - Вам… не понравилось?
        - Почему? - Вадим удивленно вскинул брови. - Понравилось. Даже очень. - Он потоптался на месте и нерешительно подошел к Вале. Взгляд его уперся в малыша. - Он плакал? - спросил Вадим, указывая на Антошку.
        - Немножко. Учился держать головку.
        - А… не рано? - поинтересовался Вадим с неловкостью.
        Он явно не знал, как себя вести с ребенком, и напоминал Вале большого неуклюжего медведя, случайно забредшего в танцевальный зал. Это выглядело смешно и забавно, и она невольно улыбнулась. Вадим тоже улыбнулся в ответ. Валя впервые видела его улыбку и не могла не признать, что она придает ему обаяния. Они стояли друг напротив друга, теплая головка малыша удобно лежала у Вали на локте.
        «Сейчас или никогда», - неожиданно решилась она и, прежде, чем Вадим успел что-то сказать, сунула ему Антошку.
        - Возьмите его. Держите.
        Он судорожно сжал руками крошечное тельце, неуклюже наклонился к нему. Плечи напряглись, подбородок выдвинулся вперед.
        - Я… уроню.
        - Не уроните, - уже совсем успокоившись, твердо проговорила Валя. - Давайте я вам помогу. Эту руку нужно держать так, а эту вот так. Поняли? И расслабьтесь, он же не тяжелый, легче пушинки.
        - В том-то и петрушка, что не тяжелый, - смущенно произнес Вадим. - Весил бы он килограммов двадцать - тридцать, не было бы проблем. А с такими муравьями я чувствую себя полным кретином - вот-вот сомну в лепешку.
        - Не сомнете, - утешила его Валя. - У вас уже неплохо получается.
        Она внимательно вглядывалась в лицо Вадима и видела, как оно светлеет на глазах. От этого на сердце у нее стало легко и солнечно.
        - Он просто чудо, - тихо сказала она, поглаживая ребенка по редкому шелковистому пушку на голове, - я его очень люблю. Честное слово.
        - Я вам верю, - очень серьезно проговорил Вадим.
        Он уже справился с неловкостью и страхом навредить малышу, держался более уверенно и непринужденно. В его облике даже появилась своеобразная, хотя и несколько громоздкая, грация.
        - Может быть, присядете? - предложила ему Валя.
        - Нет, я вполне доверяю собственным ногам.
        - А… а хотите, мы покажем, как Антошка берет игрушки? - выпалила она.
        - Ну… пожалуй. - Вадим отдал малыша с явной неохотой.
        Валя положила Антошку на столик, приблизила к нему погремушку. Тот засиял и потянулся к ней ручонками.
        - Вот так! Вот какие мы! - с гордостью приговаривала Валя, косясь на Вадима - какое впечатление на него производят успехи сына.
        - Здорово, - произнес тот. - А если я ему дам, он тоже возьмет?
        - Почему нет? - Валя протянула ему погремушку. - Нате, пробуйте.
        Вадим помахал игрушкой перед носом у младенца.
        - Не так близко, подальше, - назидательным тоном заметила Валя.
        - Понял. - Он слегка отвел руку. - Вот так?
        - Да, теперь в самый раз.
        Дверь распахнулась, и на пороге возникла Кира. При виде Вадима, сжимающего в огромных пальцах разноцветную погремушку, ее лицо вытянулось от изумления.
        - Вадик! Разве ты уже вернулся?
        - Да, - проговорил Вадим, продолжая трясти игрушкой. - Встречу отменили.
        - Но… ты не позвонил. - Кира медленно подошла к столику.
        В голосе ее слышалась плохо скрытая обида.
        - Я звонил. Ты не брала трубку. - Вадим наконец перестал играть с ребенком и отдал Вале погремушку.
        Антошка разочарованно захныкал.
        - Давно он у тебя бодрствует? - спросила Кира у Вали, беря малыша на руки.
        - Минут сорок.
        - Ему давно пора спать. - Кира окинула Вадима критическим взглядом. - Ты что, держал его на руках?
        - Да, - с гордостью ответил тот.
        - Он мог тебя выпачкать.
        - Ну и что? Я же не в смокинге. - Вадим, усмехнувшись, кивнул на свои спортивные штаны.
        Кира, однако, не обратила на его слова ни малейшего внимания и понесла Антошку в кровать, всем своим видом выражая глубокое недовольство. Валя и Вадим невольно переглянулись и опустили глаза.
        - Ладно, я пошел, - сказал Вадим, - вечером заскочу. Вы его не балуйте слишком, пацан же, не девчонка.
        - В этом возрасте все равны, - возразила Валя.
        - И все-таки, - настойчиво повторил Вадим и скрылся за дверью.
        - С каких это пор он так интересуется ребенком? - ворчливо спросила Кира, хлопоча у детской кроватки.
        - С сегодняшнего дня, - с улыбкой проговорила Валя.
        Она решила не посвящать подругу в подробности того, что случилось позавчера.
        - Терпеть не могу, когда мужики суют нос в бабские дела. - Кира наконец распрямилась и уставилась на Валю птичьими глазами.
        - Но это же и его дело, - возразила та, - Антошка его сын. Он имеет полное право заниматься им так же, как и мы с тобой.
        - Вот уж нет, дорогая. - Кира сердито и, как ей показалось, нервно усмехнулась. - Поверь мне, я по опыту знаю, что бывает, когда мужчина играет роль няньки.
        - Вовсе он не играет никаких ролей, - начала было Валя, но, взглянув на ее сумрачное, напряженное лицо, осеклась и замолчала.
        Зачем она спорит? Разве вопрос настолько принципиален? Кире хочется чувствовать себя хозяйкой в доме после смерти Лики, а она препятствует этому, вступая в ненужные дискуссии. Расстраивает лучшую подругу, лишает ее маленьких крупинок женского счастья - ведь у Киры нет своей семьи, только старенькая мать, живущая далеко, на другом конце Москвы.
        - Хорошо, - мягко проговорила Валя, - ты права. Но не могла же я выгнать Вадима Степаныча.
        - Никто и не велит тебе выгонять. Путь себе приходит. Главное, ограничивать время его визитов.
        - Ладно, - согласилась Валя и незаметно вздохнула. - Будем ограничивать.
        День прошел как обычно. Поздно вечером, уже в полудреме, Валя привычно вспомнила Тенгиза. Он всегда вспоминался ей в это время, когда Кира и малыш уже спали и она наконец могла остаться наедине с собой. Вспоминались их жаркие ночи, его страстные, жадные поцелуи, руки, нежно ласкающие ее тело. Все это было как бы из другой жизни, из волшебной, чудесной сказки, которая внезапно и грубо оборвалась и о ней нельзя было больше и мечтать.
        Сегодня, однако, воспоминания лишились яркости и красочности и не пробудили в ней никаких эмоций - ни тоски, ни сожаления. «Я его совсем разлюбила», - подумала она и, блаженно вытянувшись в мягкой постели, заснула крепко и сладко, без сновидений.
        17
        Теперь Вадим стал наведываться в детскую не только вечером, но и в любое время, когда был свободен. Кире пришлось с этим смириться, хоть и скрепя сердце.
        Он доставал Антошку из кроватки, держал на руках, иногда тихонько подбрасывал, и тогда малыш заходился счастливым смехом. В эти мгновения лицо Вадима озаряла улыбка, однако в его темных, глубоко посаженных глазах Валя отчетливо видела все те же грусть и тоску.
        Однажды он пришел, когда они с Антошкой собирались на прогулку. Валя пыталась надеть на малыша чепчик, который тот люто ненавидел. Антошка мотал головой и громко, пронзительно верещал.
        - Вам помочь? - спросил Вадим, понаблюдав за их отчаянной борьбой.
        - Помогите, - разрешила Валя, взмокшая от бесплодных усилий справиться с упрямым младенцем.
        - Что я должен делать?
        - Подержите его ручки. А потом мы положим его в конверт, и он сразу уснет.
        Вадим послушно прижал к столу Антошкины кулачки, отчего тот зашелся негодующим ревом. Валя, не обращая внимания на крик малыша, быстро завязала ленточки чепчика у него под подбородком, сунула Антошку в конверт и завернула в легкое байковое одеяльце.
        - Готов.
        Ребенок и верно моментально стих, закрыл глазки и сонно засопел.
        - Ловко, - одобрительно произнес Вадим. - Теперь куда его?
        - В коляску. Она внизу, в холле. - Валя подхватила со стола сверток.
        - Давайте я донесу. - Вадим хозяйским жестом забрал у нее спящего малыша.
        Вдвоем они спустились на первый этаж. Вадим бережно переложил ребенка в коляску и аккуратно задернул кисейную занавеску.
        - Спасибо, - поблагодарила Валя и толкнула тяжелую дубовую дверь. - Ну, мы поехали.
        - Постойте. - Вадим деловито взглянул на часы. - Пожалуй, я прогуляюсь с вами. У меня есть целых полтора часа.
        Валя не поверила своим ушам. Ни разу за два с половиной месяца Вадим не вышел с коляской даже во двор коттеджа, и теперь он заявляет, что хочет посвятить прогулке с сыном целых полтора часа! Это было что-то новое и совершенно неожиданное.
        - Надеюсь, вы не против моего общества? - хитро улыбнулся Вадим, видя ее замешательство.
        - Нет, что вы! Я только за.
        - Вот и отлично. - Он ловко вывез коляску на крыльцо, в мгновение ока спустил со ступеней и покатил к воротам.
        Валя семенила следом, едва поспевая за его огромными шагами.
        - Куда пойдем? - спросил Вадим, когда они покинули двор.
        - Туда. - Валя без колебаний указала в сторону небольшой березовой рощицы. Они с Кирой прогуливались там почти ежедневно - это был самый тихий и уютный уголок во всем городке.
        Вадим послушно покатил коляску по тротуару, почти не оглядываясь по сторонам. Они с Валей дошли до березняка и уселись на крепкую, недавно выкрашенную скамейку.
        Вокруг бушевал зеленый май. Упоительно пахла только что распустившаяся листва, порхали над головой разноцветные бабочки, в сиреневых зарослях щебетала звонкоголосая птаха. Валя с наслаждением вдохнула полной грудью пряный, терпкий аромат.
        - Обожаю май. Лучше месяца во всем году нет.
        - А я больше зиму люблю, - задумчиво произнес Вадим и, щелкнув зажигалкой, закурил, слегка отвернувшись от Вали, чтобы та не глотала табачный дым.
        - Почему именно зиму? - удивилась она.
        - По многим причинам. Зимой день рождения у меня и у моей матери. Зимой Новый год. Зимой… - Он на мгновение запнулся, потом договорил совсем тихо: - Мы познакомились с Ликой.
        Валя с опаской заглянула в его лицо. Оно было совершенно спокойным, будто речь шла о чем-то обыденном и маловажном.
        - Расскажите, какая она была, ваша Лика.
        Она понимала, что рискует. Настроение Вадима могло моментально измениться, из благодушного стать подавленным или гневным, как тогда, в спальне. Однако он лишь грустно усмехнулся.
        - Разве Кира вам не рассказывала?
        - Рассказывала. Но я хочу услышать от вас.
        Вадим затянулся последний раз, бросил окурок под ноги и затоптал его, а затем внимательно и пристально глянул на Валю.
        - Боюсь, у меня не выйдет. Но я попробую.
        Та кивнула, не отрывая глаз от его лица.
        - Лика… она была для меня чем-то вроде доброй феи. Знаю, звучит смешно, особенно в наше время и для такого юного человека, как вы, Валя.
        - Вовсе не смешно, - обиделась она. - Я… я кое-что могу понять, хоть и не заканчивала университетов.
        - Университеты тут ни при чем, - рассмеялся Вадим, - просто… Лика действительно была волшебница. Все, к чему прикасались ее руки, тут же оживало, обретало смысл, начинало дышать. Она очень любила цветы - и по роду деятельности, и просто потому, что сама была частью природы, естественной, как воздух, как вода. Она понимала меня. Всегда. С полуслова. - Вадим опустил голову, его взгляд уперся в пробивающуюся сквозь асфальт молоденькую травку.
        - Лика любила вас, - тихо проговорила Валя.
        От слов Вадима она почувствовала непонятное, необъяснимое волнение, которое заставило с трепетом забиться сердце.
        - А вы откуда знаете? - В его голосе послышалось удивление.
        - Я видела фотографию на стене, в спальне. Такой взгляд… бывает лишь у тех, кто очень сильно любит.
        - Да, верно. - Вадим кивнул, а потом сказал, криво усмехнувшись: - Как говорится, «они были счастливы и умерли в один день». К сожалению, жизнь вовсе не сказка. - Он помолчал, покосился на коляску, мирно стоящую под березами, и вдруг спросил безо всякого перехода: - Скажите честно, Валя, вы ведь считаете меня плохим отцом?
        - Считала. - Она улыбнулась. - Раньше. Теперь вы образцовый отец.
        - Правда? - Вадим тоже улыбнулся, но уже без грусти, тепло и открыто. - Ну, это только благодаря вам.
        В этот момент он выглядел в высшей степени привлекательно - невинный, как ребенок, и вместе с тем хитрый и лукавый, как опытный, искушенный мужчина. Вале неудержимо захотелось сделать ему еще какой-нибудь комплимент.
        - Вадим Степаныч, - начала она вкрадчиво, но он неожиданно приложил к ее губам палец:
        - Тс! Какой я, к черту, Вадим Степаныч? Пора перейти на более свойское обращение - как-никак, мы знакомы уже не первый месяц. К тому же нам обоим еще далеко до шестидесятилетнего юбилея. Так что я - просто Вадим, ты - просто Валя. Договорились?
        - Неловко как-то. - Она недоуменно пожала плечами.
        - Не беда, привыкнешь, - утешил Вадим. - Так что ты хотела сказать?
        - Ничего. - Валя ехидно улыбнулась. - Я передумала.
        - Дело хозяйское, - невозмутимо произнес он. Достал из пачки новую сигарету и посмотрел на часы. - Сейчас покурю и оставлю вас. Вспомнил, что не сделал один важный звонок.
        18
        Валя поняла, что Вадим ей нравится. Поняла постепенно, не сразу, а спустя пару недель - они теперь часто гуляли с малышом, неизменно посещая березовую рощицу и болтая там, сидя на скамейке, пока Антошка сладко дремал в своей коляске.
        Ее отношение к Вадиму отличалось от того чувства, которое она испытывала к Тенгизу. Тогда всецело властвовало телесное влечение, страсть. Вадим же привлекал Валю в первую очередь чисто по-человечески. Она видела в нем друга и соратника по несчастью, способного понять ее горе и самого в той же степени нуждающегося в сострадании и поддержке.
        Валя, однако, твердо постановила для себя, что ее симпатия к Вадиму ни в коем случае не перейдет в нечто большее. Хватит с нее неземной любви: удовольствия от нее кот наплакал, а проблем выше крыши.
        Решить-то она решила, а вот удержаться от женского кокетства не могла. Ей неудержимо хотелось произвести на Вадима впечатление, понравиться ему, вызвать к себе интерес. Подогреваемая этим желанием, Валя на заработанные деньги накупила в бутиках кучу дорогих и модных тряпок, стала делать каждый день новые прически, краситься и носить на прогулку обувь на высоком каблуке.
        Неизвестно, оценил ли сам Вадим ее старания, но вот Кира моментально зафиксировала перемены в ее имидже.
        - Ты ходишь на прогулку с ребенком, как на свидание, - заметила она однажды. - Неужели тебя не тошнит от такого количества духов? А уж бродить по траве на шпильках и вовсе смешно.
        - При чем тут свидание? - возразила Валя, которую эти слова моментально вогнали в краску. - Просто я… держу форму. Не позволяю себе опуститься окончательно, превратиться в расплывшуюся колоду, которой наплевать на то, как она выглядит.
        - Ну, до колоды тебе далеко. - Кира бросила на Валю скептический взгляд, однако ничего больше не сказала, подошла к кроватке и занялась малышом.
        Вале стало неловко и совестно. Наверное, в глазах Киры она выглядит легкомысленной и бесстыжей свистушкой, которой только и дела, что привлекать к себе внимание мужского пола. Может быть, Кира, чего доброго, думает, что Валя строит какие-то планы на мужа ее покойной подруги?
        Она промучилась весь день и вечер, но наутро снова тщательно навела макияж, вылила на себя добрую четверть флакона французских духов и надела босоножки на шпильке. Это было сильнее ее, и Валя ничего не могла с собой поделать.
        Вскоре и Вадим заметил произошедшие в ней перемены. Во время очередной прогулки он пристально и внимательно разглядывал Валю и наконец вынес резюме:
        - А ты классно выглядишь. И туфельки того… очень милые.
        У нее радостно подпрыгнуло сердце.
        - Правда? Тебе нравится?
        - Нравится, - спокойно проговорил Вадим. - Ты еще совсем недавно была похожа на домохозяйку, позабывшую, в какой стороне находится метро, и озабоченную только тем, чтобы купить стиральный порошок подешевле… А сейчас у тебя совершенно иной облик.
        - Какой?
        - Ну… скажем так, деловой и самоуверенной леди, за которой следует толпа безутешных воздыхателей.
        Валя весело и звонко расхохоталась.
        - Скажешь тоже!
        Они сидели на лавочке бок о бок, легкий, теплый ветерок трепал пряди ее волос, выбившихся из косы, уложенной на затылке замысловатой раковиной. Было солнечно, по лазурному, чистому небу плыли прозрачные, нежные, как шелк, облачка.
        - Нет, я серьезно, - произнес Вадим и, вдруг обхватив Валю за талию, привлек к себе и поцеловал в губы.
        От неожиданности она в первую секунду застыла, а потом осторожно освободилась и неловко отвела глаза.
        - Зачем?
        Он усмехнулся, сохраняя все те же невозмутимость и спокойствие.
        - Ты против?
        - Я… нет… не знаю… - Валя вконец запуталась, лицо ее запылало.
        Она вскочила со скамейки.
        - Сядь, пожалуйста, - попросил Вадим. - Сядь. Нам надо поговорить.
        Валя послушно опустилась на лавочку, чувствуя, что вот-вот расплачется от нахлынувшего вдруг непонятного смятения, даже испуга.
        - О чем говорить? - пролепетала она, изо всех сил стараясь овладеть собой. - Кто я для тебя? Игрушка.
        - Почему ты так решила? - Вадим властным жестом повернул к себе ее лицо. - Я ведь только что сказал: ты мне очень нравишься. Что еще?
        - Этого… мало, - тихо проговорила Валя, глядя ему в глаза.
        - Разве? - В его голосе слышалось искреннее удивление. - Тому, другому… который отец ребенка, ты тоже нравилась? И он тебе - ведь так?
        - Нет. - Она помотала головой. - Нет, не так. Тенгиза я любила и думала, что он меня любит.
        - Любовь! - Вадим пренебрежительно хмыкнул и замолчал. Постепенно взгляд его смягчился, выражение лица стало задумчивым и отрешенным. Он взял ее руку, осторожно сжал повыше запястья. - Любовь, Валя, штука такая: сегодня она есть, а завтра нет. И наоборот. А если уж совсем начистоту - лучше, чтобы ее вовсе не было. Тогда судьба не ударит тебя со всей силы под дых в тот момент, когда ты этого совсем не ждешь.
        Валя поняла, что он имеет в виду Лику, ее трагическую, внезапную смерть, в один миг разрушившую его счастье.
        В коляске зашевелился проснувшийся Антошка, заскрипел, пробуя голос, готовясь вот-вот разреветься что есть мочи.
        - Вот что, - нарочито деловитым тоном произнес Вадим и, встав со скамейки, пару раз качнул коляску. - Сейчас пора домой. А вечером, как уложишь его, спускайся. Я буду ждать тебя у себя в кабинете. Придешь?
        - Зачем? - снова эхом повторила Валя.
        - Ты знаешь, зачем, - улыбнулся Вадим.
        Он потрепал ее волосы и широко зашагал к коттеджу, толкая коляску с сыном.
        19
        Кира сидела в детской и вязала ярко-оранжевый свитерок. На груди отчетливо обозначился рисунок: коричневый заяц, держащий в лапах красную морковку.
        - Вот и вы, - обрадовалась Кира, увидев в дверях Валю с Антошкой на руках. - Гляди, как выходит. Здорово, верно? - Она продемонстрировала ей вязание.
        - Здорово, - проговорила Валя, стараясь унять предательское сердцебиение и одышку.
        Руки тряслись, и она, опасаясь, что может уронить малыша, сунула его в кроватку. Антошка, не привыкший к столь непочтительному обращению, тут же горестно завопил.
        - Зачем ты его туда положила? - недовольно проворчала Кира, откладывая спицы. - Знаешь ведь, как ему нравится быть на руках.
        - Мне нужно переодеться для кормления, - отрывисто объяснила Валя.
        - Дала бы его мне. - Кира уже семенила к кроватке, на ходу приговаривая нежным, воркующим голосом: - Ну что, моя рыбка? Что, птичка? Бросили тебя, бедного, бросила нехорошая тетя Валя! Сейчас, погоди, я тебя возьму.
        Валя, радуясь, что Кира отвлеклась и не смотрит на нее, юркнула в занавешенную нишу, где находилась гардеробная, и принялась стягивать с себя нарядные шмотки.
        Она не знала, как ей быть. Выполнить просьбу Вадима, спуститься к нему? Стать его любовницей, не рассчитывая на что-то слишком серьезное, - так, как это делала Верка? Она ведь сама мечтала об этом тайком от себя, для этого и наряжалась, и красилась.
        Хорошо. А что потом?
        - …Валь! - крикнула из комнаты Кира. - Ты там уснула, что ли? Мы хотим кушать!
        - Да, да, сейчас. Иду. - Валя скинула блузку, набросила на голое тело шелковый халатик и вышла из-за занавески. - Иди сюда, мой сладкий! - Она протянула к Антошке руки.
        Тот расплылся в счастливой улыбке, что-то залопотал, завертел головкой.
        - Смотри-ка, - удивилась Кира, - узнает.
        - Еще бы ему не узнавать того, кто его поит молочком по пять раз на дню, - засмеялась Валя, прижимая к себе малыша.
        От Антошки вкусно пахло сладким, молочным духом, тельце было теплым и мягким. Держа его у груди, Валя немного успокоилась, расслабилась.
        Какая разница, что будет потом? У нее есть Антошка, и это главное. Вот его она любит по-настоящему, нисколько не сомневаясь и ничего не опасаясь. И малыш платит ей взаимностью. А Вадим… он же всего-навсего мужчина. Так почему ей, женщине, не попробовать то, чем надлежит заниматься с мужчинами?
        Кира сидела рядом на диване, наблюдая, как ребенок жадно опустошает грудь.
        - Хорошо погуляли? - Ее вопрос прозвучал искренне, безо всякого подвоха.
        - Как обычно, - коротко ответила Валя.
        - Обычно ты не выглядишь такой взволнованной. У тебя лицо горит.
        - На улице ветер.
        - От летнего ветерка не бывает румянца, - резонно возразила Кира. - Вы не поссорились?
        - Нет. Вовсе нет. - Валя потихоньку высвободила затекшую руку и пошевелила пальцами. - Мы… просто разговаривали.
        - Просто разговаривали! - Кира взглянула на нее с укоризной. - Дорогая, я, безусловно, человек строгих правил, но не такой уж синий чулок, как тебе кажется. Кого ты хочешь обмануть? Саму себя? Я же вижу, вот уже месяц, как смотрит на тебя Вадик, какая ты приходишь после ваших «прогулок при луне». Очевидно, сегодня он оставил разговоры и перешел к решительным действиям. Я угадала? - Она добродушно улыбнулась.
        От ее улыбки у Вали потеплело на сердце. Как все-таки хорошо, что есть Кира, которая все видит, понимает и никогда не осуждает ее, как остальные.
        - Кирочка, - прошептала она срывающимся голосом, - Кира, я… не знаю, что делать. Меня… тянет к нему, ужасно тянет! И он… он велел прийти сегодня… когда Антошка уснет.
        - Так в чем же дело? - Кира удивленно подняла выщипанные в ниточку брови. - Иди.
        - Но ведь это… нехорошо. Ты первая будешь думать обо мне невесть что.
        - Я? Почему? Ты имеешь в виду Лику?
        Валя молча кивнула и потупила взгляд.
        - Милая, это ребячество с твоей стороны. Во-первых, какое я имею право контролировать Вадима? Он взрослый, самостоятельный мужчина, мы все тут живем на его средства. А во-вторых… почему ты так уверена, что Лика была бы рада, если бы после ее смерти муж сделался монахом и дал обет безбрачия?
        - Так мне… - нерешительно начала Валя, слегка ободренная ее словами.
        - Идти и не раздумывать, - перебила Кира твердым, убежденным тоном. - Все равно рано или поздно это произойдет, от судьбы не убежишь.
        - Ты считаешь это судьбой? - Валя смотрела на подругу широко распахнутыми глазами.
        Подбородок Киры напрягся, уголки ее губ едва заметно дернулись. Она отвела взгляд к окну.
        - Да. Считаю.
        Вале показалось, что ее голос звучит неестественно звонко, будто Кира изо всех сил старается сдержать слезы. Видимо, она опять думала о Лике, снова в сотый раз переживала ее смерть, испытывала невыносимую боль оттого, что подруги больше нет, а жизнь продолжает идти своим чередом.
        - Прости, - виновато и мягко произнесла Валя и погладила ее плечо.
        - Перестань. - Кира усилием воли сбросила с себя уныние и вымученно улыбнулась. - Давай мне ребенка, я его уложу. А сама займись приготовлениями к вечеру.
        - Спасибо. - Валя чмокнула ее в щеку. - Ты прелесть. Ты правда не осуждаешь меня?
        - Правда. - Кира забрала у нее спящего, сытого Антошку и понесла в кроватку.
        - Пойду приму душ, - проговорила Валя, поднимаясь с кресла.
        На душе стало совсем легко и хорошо, от волнения и страха не осталось и следа. Она приготовила себе душистую горячую ванну, в свое удовольствие понежилась в густой пене, а после натерла тело ароматным бальзамом и внимательно оглядела себя в большом зеркале. Губы сами собой сложились в счастливую улыбку. Как она хороша! Беременность и роды нисколько не испортили ее фигуру, наоборот, она стала еще более женственной и соблазнительной. Грудь, налитая молоком, выглядела царственной и великолепной, щеки горели здоровым румянцем, глаза снова сияли. Будто и не было за плечами многих месяцев тоски, печали и разочарования, одна лишь радость, упоительный восторг молодости, силы и красоты.
        «Вадиму должно понравиться», - подумала Валя и, накинув махровый халат, покинула ванну.
        Антошка тихо сопел в кроватке, в комнате было пусто. Кира куда-то отошла. Валя поглядела на часы: три пятнадцать. До вечера еще далеко. Она переоделась в кокетливый атласный пеньюар и, решив скоротать время за каким-нибудь полезным занятием, взяла позабытый Кирой на столе свитерок и принялась деловито орудовать спицами.
        Вязание неожиданно увлекло ее. Валя не заметила, как проскочило почти два часа. Малыш проснулся, но не заплакал по обыкновению, а весело и громко заагукал. Она забрала его из кроватки, переодела, положила на стол, рядом поставила игрушки. Антошка тянулся к ним, уверенно хватал ручонками, пытался перевернуться со спины на живот.
        - Давай, давай, тренируйся, - подбадривала его Валя.
        Дверь открылась, вошла горничная Нюта.
        - Привет. Кира Сергеевна велела передать, что она уехала по делам, но к вечеру вернется. Чтобы ты не волновалась.
        - Я и не волнуюсь. - Валя пожала плечами и пододвинула Антошке резинового мишку.
        Как это мило со стороны Киры так заботиться о ней! Только бы все хорошо вышло, а то вдруг Вадим уже передумал и вовсе не ждет Валю на ночь глядя?
        Нюта немного побыла в детской, повозилась с ребенком, рассказала Вале пару свежих анекдотов и сплетен, гуляющих по городку, и засобиралась:
        - Ладно, пойду. Мне еще холл убирать.
        Девушки распрощались. Валя открыла Антошке баночку фруктового пюре, покормила его и оставила немного полежать в недавно купленном манежике. Ей казалось, что время остановилось и стрелки на часах еле ползут. В конце концов она не выдержала, набрала по телефону «100» и выслушала гнусавый электронный женский голос, сообщивший ей, что сейчас девятнадцать часов, двадцать три минуты и семь секунд.
        Валя нетерпеливо и нервно вздохнула и зябко поежилась. В коридоре послышались мягкие шаги, и в детскую вошла Кира. Лицо ее было веселым и довольным.
        - Заждалась?
        - Да нет. Мне Нюта передала, что ты немного задержишься. Куда-то ездила?
        - В Москву. Нужно было уладить дела.
        - Успешно?
        - Более чем. - Кира с загадочным видом приблизилась к манежу. - Между прочим, Вадим уже ждет тебя.
        - Рано еще! - удивилась Валя.
        - В самый раз.
        - А как же последнее кормление?
        - Я могу дать малышу кашу. Пора ему привыкать, не вечно же он будет одним молоком питаться.
        - Пожалуй, ты права, - согласилась Валя. - Тогда… я пошла?
        - Ни пуха ни пера, - бодро пожелала Кира.
        Валя, стараясь не перейти на бег, чинно вышла из детской и спустилась. Дверь кабинета Вадима действительно была приоткрыта. Валя тихонько постучала и осторожно заглянула внутрь.
        Кабинет одновременно служил Вадиму и спальней. Вынужденный часто работать до глубокой ночи, он оборудовал его так, чтобы в любое мгновение здесь можно было бы прилечь и отдохнуть, выпить чаю, перекусить и даже принять душ. Комната делилась на две зоны. Первая, деловая, была оснащена набором офисной мебели, мощным компьютером, несгораемым сейфом, телефоном и факсом. Во второй находились удобный раскладной диван, шкаф-купе, столик и душевая кабина.
        Сейчас Вадим был в зоне отдыха - сидел на диване, небрежно закинув ногу на ногу, и читал журнал. Услышав, как скрипнула дверь, он поднял голову. Лицо его осветилось улыбкой.
        - Уже пришла?
        - Я, наверное, поспешила? - осторожно спросила Валя, заходя в кабинет.
        - Нет, что ты. Я тебя очень ждал. Проходи, чувствуй себя как дома. - Вадим отложил журнал, встал и потянулся, заложив руки за голову. - Уф! Устал как черт.
        - Ты работал все это время? - Валя подошла совсем близко, положила ладони ему на плечи и принялась легонько массировать их.
        - Работал. - Вадим зажмурился от удовольствия. - Из региона пришел запрос в фирму, нужно было связаться с их дилерами, обговорить все нюансы будущего партнерства. Маета, конечно, но зато в скором будущем нам светит весьма выгодный контракт. Вот тут особенно болит. - Он осторожно передвинул ее руку.
        - Сейчас станет легче, - пообещала она ласково, - ты только стой спокойно, не дергайся.
        - Легко сказать! - засмеялся Вадим. - Почему-то в твоем присутствии мне спокойно не стоится.
        - А что же тебе делается? - хитро поинтересовалась Валя, продолжая поглаживать затекшие мышцы плавными, нежными движениями.
        - Да вот что! - Он неожиданно резко развернулся, схватил ее, прижал к себе и принялся целовать.
        Она больше не сопротивлялась, наоборот, сама отвечала на его поцелуи. Их объятия становились все более жаркими, дыхание сбилось, сделалось частым и прерывистым.
        - Ты дверь заперла? - коротко спросил Вадим, на мгновение выпуская Валю из рук.
        - Да. Кажется.
        - Тогда… раздевайся.
        Она слегка прищурилась, наклонила голову. Он весело расхохотался.
        - Прости. Знаю, что звучит довольно цинично. Но я… так давно хочу тебя, что, ей-богу, просто потерял терпение.
        - Только это тебя и оправдывает, - с усмешкой заметила Валя. - Конечно, от романтики далеко, ну так и быть. - Она медленно, глядя ему в глаза, расстегнула одну на другой три перламутровые пуговички на пеньюаре, развязала поясок, змейкой скользнувший к ногам.
        - Дай. Я сам. - Вадим, не дождавшись, пока она скинет пеньюар, быстро и ловко сорвал его с нее. Затем подхватил Валю на руки и отнес на диван.
        В этот раз она не потеряла голову от страсти. Ее разум оставался трезвым, он контролировал эмоции, не позволяя зайти слишком далеко. Валя наслаждалась каждой секундой близости, словно пила по глоточку восхитительный, пьянящий напиток, но так медленно, что действие рассеивалось, не становясь чересчур сильным.
        Сам Вадим тоже вел себя иначе, чем Тенгиз. Валя отчетливо видела, что он обуреваем желанием, но его страсть была более разумна, подчинена тому же контролю рассудка, что и у нее самой. К тому же Вадим не терял присущей ему иронии, за исключением нескольких, самых горячих и сладких мгновений, когда оба позабыли обо всем на свете, испытывая одинаковое наслаждение.
        Раньше Вале казалось, что физическая любовь должна быть безумной, всепоглощающей, как пожар. Но теперь она убеждалась, что бывает и другая страсть - та, которая владеет ею сейчас в крепких, надежных объятиях Вадима. Когда нет горячечного бреда, жаркого, бессознательного лепета, полета в никуда, в космическую пропасть - зато есть ровное, согревающее телу и душу тепло, безграничное доверие друг к другу, щемящая нежность…
        …В кабинет закрались поздние летние сумерки. Предметы стали трудноразличимы и угадывались лишь по сероватым контурам.
        - Валя, - тихо позвал Вадим, наклоняясь к ее лицу.
        - Что? - Она ласково улыбнулась ему.
        - Послушай, я хочу, чтобы ты знала. Ты замечательная девушка, какую редко встретишь. И… я никогда не обижу тебя. Никогда, понимаешь? Веришь мне?
        - Конечно, - Валя погладила его руку, - конечно, милый. Но мне… мне ничего не нужно от тебя. Только ты сам, хочу быть с тобой вместе.
        - Знаю, - серьезно и даже строго проговорил Вадим, - иначе я не позвал бы тебя сюда. Ты должна понять: после Лики я… никогда уже не буду тем, кем был прежде. Это не зависит от меня.
        - Понимаю. Я и не думаю соперничать с Ликой.
        - Глупышка! - Он нежно прижал ее к себе. - Дело не в соперничестве. Ее нет, а ты живая. Ты мне нравишься, возбуждаешь во мне желание. Просто… все дело в том, что… необходимо время. Много времени, пока раны зарастут. У тебя ведь тоже есть рана, и она болит. Я прав?
        - Прав.
        - Ну вот. Будем лечить друг друга, иначе нам обоим крышка. - Вадим улыбнулся и провел ладонью по ее волосам.
        - Интересно, как там Антошка? - проговорила она.
        - Спит, наверное. Что ему сделается?
        - А вдруг не спит? Плачет?
        Он усмехнулся.
        - Ты говоришь, как настоящая мать.
        - Я не мать, и ты отлично это знаешь, - Валя привстала на диване, - но я… привязалась к нему. Его чувства стали моими. Если ему больно, я тоже испытываю боль. Если он чего-то боится, я умираю от страха. Может быть, какие-то флюиды передаются с молоком.
        Она не замечала, что говорит иным, несвойственным ей языком - раньше, еще полгода назад, такие словечки, как «флюиды», ей бы и в голову не пришли. Очевидно, сказывалась тесное общение с Кирой - та блестяще владела речью, изъяснялась ярко, образно и в то же время доступно, без вычурности и длиннот.
        Вадим задумчиво кивнул.
        - Так оно и есть. По сути, ты являешься для Антошки самым близким человеком. Я… очень благодарен тебе за него. Серьезно.
        Валя, смеясь, обняла Вадима за плечи.
        - Не стоит благодарить. Неизвестно, кто кому больше нужен - я ему или он мне. И… все-таки я сбегаю, гляну, как он там. Не обижайся, ладно?
        - Ладно. - Вадим усмехнулся и полез в тумбочку за сигаретами.
        20
        К концу лета Антошка стал ползать. Сначала у него получалось двигаться лишь назад, раком. Стоя на ковре на четвереньках, он подолгу смешно раскачивался всем корпусом взад-вперед, а затем начинал медленно пятиться, при этом страшно злясь, что вместо того, чтобы приблизиться к заветной игрушке, только отдаляется от нее.
        Скоро, однако, он научился и ползал теперь по всей детской со страшной скоростью, так, что Вале иной раз с трудом удавалось его догнать.
        - Ах ты, негодник, - укоряла она малыша, делая притворно строгую мину, - ах озорник. Ну-ка стой! Стой, тебе говорят!
        Антошка замирал на мгновение на четвереньках, а затем пускался наутек, заливаясь звонким, как колокольчик, смехом.
        Иногда Валя так увлекалась игрой с малышом, что сама опускалась на колени и с упоением ползала по ковру с ним наперегонки. Во время очередной из таких забав в детскую заглянула Кира. При виде Вали, стоящей на карачках, лицо ее сначала вытянулось от недоумения, а затем расплылось в улыбке.
        - Какой пассаж! - весело проговорила она, прикрывая дверь.
        Смущенная Валя хотела было вскочить, но Кира поспешно замахала руками:
        - Нет, нет, погоди. Стой как стоишь. - Она быстро вытащила из сумочки новенькую «мыльницу», навела на них объектив и несколько раз щелкнула. - Вот, купила, - пояснила Кира, когда Валя наконец поднялась на ноги, с любопытством глядя на фотоаппарат. - Никогда раньше не была любительницей фотографировать. А теперь попробую, благо есть кого снимать.
        - Ты меня имеешь в виду? - засмеялась Валя.
        - И тебя, и малыша - его в первую очередь. У Вадика-то руки не доходят фотографировать сына, он вообще занят совсем другими делами. - Кира кинула на нее лукавый и многозначительный взгляд.
        Валя молчала, понимая, о чем она говорит. Вот уже полтора месяца они с Вадимом были практически неразлучны. Каждый вечер она спускалась, к нему в кабинет, иногда оставаясь там до утра. Насытившись друг другом, они подолгу болтали о всякой всячине. Оказалось, существует великое множество тем, которые можно обсуждать ночи напролет, и это невероятно интересно и приятно - не менее, чем удовлетворять телесный голод.
        Удивительно, но у них, выросших в диаметрально противоположных условиях, в разных городах и совершенно непохожих друг на друга семьях, нашлась целая куча общих пристрастий и привычек - например, оба любили миндальные орехи и лошадей, терпеть не могли слишком сладкий чай, кокосовую стружку и не задернутые в темное время суток шторы.
        С той минуты, как Валя впервые отдалась Вадиму, она не пожалела об этом ни разу. Он действительно, как и обещал, относился к ней с нежностью и деликатностью, заботился, опекал, дарил подарки. Не такие дорогие и роскошные, как Тенгиз, хотя был раз в десять богаче его - это были милые, забавные сувенирчики, но каждый из них имел скрытый смысл, отражал тот или иной момент в их отношениях. Валя и сама увлеклась игрой в подарки - покупала Вадиму гипсовые скульптурки, мягкие игрушки, открытки. Он относился к ее презентам со всей серьезностью, ничуть не гнушаясь их «детскостью» и наивностью.
        Да и сам их роман порой казался Вале каким-то детским, лишенным бурных страстей, но полным трогательной открытости, откровения и привязанности. Возможно, оба неосознанно нащупали, угадали, что лишь таким способом, словно уйдя на время обратно в детство, став в глазах друг друга беззащитными и безоружными, можно преодолеть невыносимую боль утраты, попытаться построить новую жизнь.
        Порой Валю начинали мучить подозрения, что ее отношение к Вадиму - не просто привязанность или симпатия. Возможно, она сама не заметила, как полюбила вновь, хоть и клялась себе больше подобного не допускать. Валя дорого бы дала за то, чтобы узнать, что испытывает к ней сам Вадим, перестал ли наконец невольно сравнивать ее с покойной женой, обрел ли свободу для новых чувств.
        Несколько раз, после особенно нежной близости, она хотела рискнуть и задать ему этот вопрос, однако что-то останавливало ее. Может быть, этим «что-то» была постепенно созревавшая в Вале женская мудрость, безошибочная интуиция, появляющаяся по мере приобретения жизненного опыта. Она настойчиво повелевала ей молчать о своих предположениях до поры до времени, пока судьба сама не подаст знак, не подскажет, что пришло время действий и разгадок…
        …Кира внимательно наблюдала за Валей, за ее глубокой задумчивостью. Антошка, обретший долгожданную свободу, уполз под стол и теперь делал попытки подняться в полный рост, ухватившись ручонками за его ножки.
        Первой опомнилась Валя.
        - Смотри, он же сейчас ушибется! - вскрикнула она и поспешила к столу.
        - Да, да, - эхом отозвалась Кира.
        Она суетливо сунула фотоаппарат в сумку и бросилась на помощь. Вдвоем они извлекли Антошку из-под стола и, невзирая на его протестующий рев, заточили в манеж.
        - Посиди-ка ты в неволе, голубок, - назидательно проговорила Валя, грозя малышу пальчиком, - подумай о жизни. Слишком уж ты стал самостоятельным, сладу нет.
        Антошка горько рыдал, норовя протиснуть мордашку между прутьями. Вскоре, однако, он утешился и занялся яркой красно-желтой погремушкой, деловито пробуя ее на зуб.
        Валя и Кира отошли от него и уселись на диван.
        - Я глупо выглядела, когда стояла на четвереньках? - спросила Валя с улыбкой.
        - Ты выглядела отлично. Впрочем, в последнее время ты вообще выглядишь потрясающе. Как я понимаю, у вас с Вадиком все в полном ажуре?
        - Ну… - Валя на мгновение замялась, а затем осторожно выговорила: - Да, пожалуй.
        - Можешь не перестраховываться, - усмехнулась Кира, - или боишься сглазить?
        - Кто же этого не боится?
        - Напрасно. - Та укоризненно покачала головой. - Вадик - это ведь не твой, как его… Тимур…
        - Тенгиз, - подсказала Валя.
        - Ну да, точно, Тенгиз. Все время путаю эти восточные имена. Так вот, Вадим - абсолютно другой человек, ему всецело можно доверять. Считай, что ты вытащила счастливый лотерейный билет. Красавец, богач, к тому же свободный, неженатый - о таком можно лишь мечтать.
        - Меня не интересует его богатство. Я не собираюсь за Вадима замуж.
        - Правда? - Кира недоверчиво прищурилась. - Не собираешься, потому что не веришь, что он может сделать тебе предложение. А если вдруг сделает? Что тогда? Откажешься?
        - Н-не знаю, - выдавила Валя с неохотой.
        Она и верно не знала, привыкнув не загадывать далеко вперед и жить сегодняшним днем. Сейчас в ее сумке под старыми вещами лежала весьма внушительная долларовая сумма, через полгода, к концу контракта, она должна увеличиться вдвое, и что потом? Кормить грудью Антошку будет больше не нужно, необходимость в Вале отпадет, и она покинет дом Вадима. Но не нищей, затюканной бездомной девчонкой, а вполне обеспеченной, цветущей и уверенной в себе молодой женщиной. Однако все равно покинет, уйдет.
        Или… не уйдет? Не сможет расстаться с ним, как и он, в свою очередь, не сумеет отпустить ее.
        «Пожалуй, Кира, как всегда, права, - подумала Валя. - Если Вадим предложит мне стать его женой, я соглашусь. С радостью».
        - Ты кривишь душой, Валентина, - мягко упрекнула Кира, точно прочитав ее мысли, - все ты отлично знаешь. Хочешь таиться от меня, бога ради. Я лично вижу тебя без пяти минут хозяйкой дома. Да и не только я - спроси прислугу, все лишь об этом и говорят.
        - Говорят обо мне? - испугалась Валя.
        - О том, что Вадим ожил. Ты помогла ему справиться с утратой и имеешь на него огромное влияние. Честно говоря, когда я увидела тебя впервые, сразу решила, что у вас будет роман.
        - Но почему? - Валя удивленно уставилась на Киру.
        - Да потому, что ты ужасно похожа на Лику! Ужасно!
        - Ерунда! Я видела Лику. Мы похожи лишь прическами. У обеих длинные волосы.
        - Не только. Вы похожи и типажом, и взглядом. И даже характером.
        - Ну что ты говоришь, Кирочка! - Валя искренне рассмеялась. - Лика была коренная москвичка, училась в престижном колледже, имела редкую и прибыльную профессию. А я одиннадцатилетку окончила с пятью трояками, никуда дальше Ульяновска не выезжала, папаша у меня законченный алкаш. Разве можно нас ставить на одну доску?
        - Можно, - убежденно проговорила Кира. - Во-первых, кто тебе сказал, что у Лики была такая уж культурная семья? Вовсе нет. Ее отец работал простым слесарем на заводе, мать, хоть и слыла красавицей, не имела никакого образования, кроме среднего, и занималась тем, что вязала на заказ для клиентов. Да и вообще, не в семье дело. В вас… в вас обеих энергия бьет ключом. Вернее, в Лике она била. Всегда, до самой смерти. Она могла все преодолеть и не сломаться. - Кира понизила голос и произнесла, глядя на Валю в упор: - Врачи сказали, что она ужасно кричала перед тем, как умереть. Так вот… я не верю этому, не могу поверить.
        - Кричала, - тихо проговорила Валя. - Я слышала.
        - Это значит лишь одно - ее сознание выключилось, она не могла контролировать себя. Иначе бы Лика терпела молча.
        - Наверное. - Она тяжело вздохнула.
        В памяти всплыли жуткие мгновения в родовой палате - невыносимая, раздирающая боль, одиночество, страх и леденящие душу вопли из-за стены. Не приведи Господь испытать такое еще раз.
        - Ладно. - Кира тоже вздохнула и решительно тряхнула головой. - Не буду больше мучить тебя воспоминаниями о Лике. Может быть, Вадим вовсе не замечает вашего сходства и ты для него просто новая женщина, которой он увлечен. Во всяком случае, увлекся он не на шутку, и это главное.
        - Пожалуй, - согласилась Валя, радуясь в глубине души, что тягостная тема закрыта и больше не обсуждается.
        21
        В октябре Вадим уехал в командировку. Он обещал вернуться недели через две, но конкретную дату не назвал.
        Валя, неожиданно для себя, тяжело переносила разлуку. Она впала в апатию, стала плохо спать, раздражаться по пустякам. Ей казалось, что огромный дом с отсутствием Вадима опустел, сделался тихим и безжизненным, как заколдованное царство.
        Каждое утро она начинала с того, что вычеркивала в календаре очередное число, сокращая таким образом время, оставшееся до предполагаемого возвращения Вадима. Ее тоску немного рассеивал Антошка - он уже делал первые шаги по комнате, обеими руками держась за стены. Глядя на сияющее личико малыша, слыша его веселый лепет, Валя слегка отвлекалась, оживала, начинала улыбаться ему в ответ.
        Дни стояли серые и пасмурные, шел бесконечный мелкий и унылый дождик - благодатная теплынь бабьего лета закончилась внезапно. В доме было промозгло и сыро, и Кира распорядилась включить батареи, чтобы не промерзнуть самим и не застудить малыша.
        С самого утра в комнате царили густые сумерки, горели лампы. Кира, по обыкновению, вязала, а Валя, зябко кутаясь в плед, сидела в кресле и смотрела в одну точку. Все ее существо находилось в вялой полудреме, она с трудом заставляла себя встать, куда-то идти, заниматься привычными делами.
        Перед выходными дождь зарядил с новой силой. Он гулко барабанил по крыше всю ночь напролет, не давая Вале сомкнуть глаз. Когда в восемь утра она поднялась кормить Антошку, ее шатало от слабости. Немного саднило горло, ныла спина.
        Пришедшая вскоре Кира заставила Валю измерить температуру. Оказалось тридцать семь с мелочью.
        - Не дай бог, грипп, - перепугалась та. - Еще заразишь ребенка.
        Она уложила Валю в постель, напоила горячим чаем с малиновым вареньем, растерла ей грудь и спину какой-то пахучей мазью и велела лежать.
        Валя валялась на диване, закрыв глаза, и пыталась уснуть, но у нее не выходило. Она неотступно думала о Вадиме. Все-таки она любит его. Иначе не страдала бы так, не считала дни до его приезда, не хандрила, ощущая себя полной развалиной.
        Любовь бывает разная: светлая и легкая, как летнее утро, и мучительная, с терзаниями ревности, порой переходящая в ненависть. Есть любовь-страсть и любовь-дружба, любовь с первого взгляда и пришедшая в результате многолетних отношений - всякая…
        Так или приблизительно так рассуждала Валя, нежась под теплым стеганым одеялом и слушая монотонный заунывный шум дождя за стеклами.
        - Закрою-ка я шторы, - сказала Кира и, отложив вязание, подошла к окну.
        До Вали донесся легкий шорох передвигаемой портьеры, но она так и не открыла глаза, продолжая лежать, погруженная в собственные мысли.
        - Смотри-ка. - В голосе Киры зазвучало удивление. - Кажется, к нам гости.
        - Какие еще гости? - лениво поинтересовалась она.
        - Понятия не имею. Какая-то машина. Ума не приложу, кто бы это мог быть - все друзья Вадика знают, что он в отъезде.
        Валя с трудом оторвала голову от подушки, нашарила возле дивана тапочки и, шаркая по ковру, приблизилась к окну. В сплошной серой пелене дождя за стеклом с трудом угадывался силуэт дворника, открывающего ворота. С улицы во двор въезжал автомобиль. Валя вгляделась в него повнимательней, и ей показалось, что она спит или у нее начались галлюцинации. Она узнала «десятку» Тенгиза. Тот же цвет, затемненные стекла, антенна на капоте.
        Ее охватила нервная дрожь, пробирая до самых костей. «Глупости, - попыталась она успокоить саму себя, - мало ли похожих машин? Почему это обязательно должен быть Тенгиз? Наверняка знакомый Вадима, которого он не проинформировал о своем отсутствии». Тем не менее руки ее против воли потянулись за теплой пуховой шалью.
        - Пойду гляну, кто это, - произнесла Валя нарочито равнодушным тоном.
        - Ты? - Кира окинула ее скептическим взглядом. - Куда тебе, и так простуженная. А впрочем, - она махнула рукой, - иди. У меня голова разболелась, прямо мочи нет. От дождя, наверное. Смотри только не стой на сквозняке.
        - Ладно. - Валя уже была у порога.
        Выйдя из детской, она быстро спустилась по ступенькам и поспешила к парадной двери. Нюта уже открывала на звонок. Потянуло холодом, шум дождя на мгновение усилился, стал близким и почти осязаемым. В вестибюль вошел Тенгиз. В его черных волосах блестели одинокие серебристые капли, лицо было сосредоточенным и в то же время решительным. Он заметил Валю и кивнул.
        - Здравствуй.
        - Здравствуй, - проговорила она, стараясь сохранять спокойствие.
        - Так это к тебе, - догадалась Нюта, запирая дверь на засов, - а я-то думаю, что за визитеры! Вы идите в холл, а то здесь дует.
        - Пошли, - коротко приказала Валя.
        Тенгиз молча последовал за ней. Она привела его в просторный полукруглый холл, кивком указала на диван:
        - Садись.
        Он сел, вытянув длинные ноги в черных кожаных брюках. Валя смотрела на него и отчетливо понимала, что ничего не чувствует: ни желания, ни нежности, ни боли. Ничего. Как будто они были совершенно чужими друг другу, незнакомыми людьми.
        - Зачем ты пришел?
        - За тобой.
        Валя усмехнулась.
        - Не поздновато ли?
        - Лучше поздно, чем никогда. - Тенгиз с вызовом поднял на нее черные глаза.
        - Не говори глупостей. - Валя отошла от дивана. - Где ты был раньше? Все это время - когда я мучилась родами в больнице одна-одинешенька, валялась в палате, обколотая наркотиками после смерти нашей девочки? У нас была девочка - ты небось и не знаешь об этом?
        - Знаю, - глухо проговорил Тенгиз.
        - Теперь это не имеет значения.
        - Имеет. - Он встал и приблизился к Вале. - Я пришел за тобой, Валя-Валентина. Потому что… потому что я не могу без тебя.
        - Вот как? - Она насмешливо заглянула ему в лицо. - И даже твой папа не помеха? Ну да, конечно, я была опасна для него, лишь когда носила твоего ребенка. А теперь можно не бояться - шансов женить тебя на себе у меня нет, стало быть, для постели я сгожусь.
        Подбородок Тенгиза дернулся, его скулы напряглись.
        - Замолчи!
        - Почему я должна молчать? Разве я у тебя в доме? Ты мне рот не затыкай!
        - Замолчи!! - повторил Тенгиз уже с угрозой.
        Раньше он никогда так не разговаривал. Валя привыкла видеть его мягким и добродушным, и ее удивил этот резкий, повелительный тон. «Пусть злится, - мстительно подумала она. - Раз злится, значит, ему больно. Так же, как когда-то было мне».
        - Послушай, Валя-Валентина. - Тенгиз взял ее за руку. - Я виноват перед тобой и не отказываюсь от своей вины. Но не надо так. Слышишь, не надо!
        - Да что «не надо»? - вспылила Валя. - Ты даже не понимаешь, чего требуешь от меня! Как я могу взять и вот так уйти? У меня теперь совсем другая жизнь, новая работа. Что же мне, по-твоему, бросить грудного ребенка, лишить его молока?
        - Тебе не нужно работать, - сквозь зубы бросил Тенгиз, - я дам тебе все, что пожелаешь.
        - Это на чьи же денежки, интересно? - с ехидством осведомилась Валя. - На папины?
        - Отец здесь ни при чем. Мы с друзьями отрыли фирму, она приносит неплохой доход. Ты не будешь ни в чем нуждаться, клянусь тебе!
        - Спасибо, - Валя покачала головой, - но мне ничего не нужно. По крайней мере, от тебя.
        Тенгиз вскинулся, глаза его грозно сверкнули.
        - Значит, от другого нужно? Эх, Валя-Валентина, быстро ты забыла нашу любовь!
        Валя вдруг испугалась. Откуда Тенгиз знает про другого? Как вообще ему удалось разведать, где она находится? И ей, дурехе, даже в голову не пришло спросить его об этом!
        - Ты… как сюда попал? - тихо проговорила она.
        - Тетка твоя адрес дала. Ей в больнице сказали - она о тебе беспокоилась, справки наводила, что да как.
        - Понятно. - Валя облегченно вздохнула.
        Ясно, Тенгиз ничего не знает о Вадиме, просто ляпнул наугад, из ревности.
        - Так мы едем? - Он смотрел на нее с надеждой. - Если да, то собирайся. У меня не так много времени.
        - Нет, Тенгиз. - Валя постаралась выговорить эти слова как можно мягче, но в голосе ее все равно звучала прохлада. - Нет. Я никуда не поеду.
        - Дура! - крикнул Тенгиз и, сжав ее запястье, рванул к себе. - Дура! Я тебя, можно сказать, замуж зову! Ты кто здесь? Прислуга, нянька! Об тебя ноги вытрут и выбросят, когда придет срок!
        - Заткнись! - тоже закричала Валя, изо всех сил дергая руку, пытаясь освободиться. - Не смей здесь командовать! И отпусти сейчас же, мне больно!
        - Не отпущу! - Он ухватил ее еще крепче. - Я тебе покажу! Я объясню…
        - Идиот! Сумасшедший придурок! Скотина!
        Позади раздались быстрые шаги, приглушенные толстым ковром. Валя, продолжая отчаянно рваться из рук Тенгиза, мельком обернулась и увидела Киру. На ее лице было написано изумление и испуг.
        - Что здесь происходит? Валя, это кто? - Кира кивнула на Тенгиза, который при виде нее нехотя разжал железную хватку.
        - Это? - Валя отпрянула в сторону, презрительно усмехнулась и проговорила с издевкой: - Это тот самый Тенгиз Теймуразов, о котором ты столько наслышана! Явился, не запылился, собственной персоной.
        - Зачем? - не поняла Кира.
        - Зовет меня с собой. Забыл, бедненький, как бросил меня с пузом, точно ненужную собачонку.
        - Валя! - глухо и умоляюще произнес Тенгиз.
        - Что «Валя»? Разве это не так? Или память отшибло?
        - Погоди, Валентина. - Кира поморщилась, как от боли. - Зачем так шуметь? Вас на весь дом слышно.
        - А как не шуметь, если он мне руки выламывает? - возмущенно парировала Валя.
        - Вовсе я тебе ничего не выламывал! - не выдержал Тенгиз. - Что ты врешь? Подержал только, и все.
        - Ага, подержал! Вон, все красное. Теперь синяки останутся. - Она озабоченно взглянула на вспухшее запястье.
        - Но, Валечка, нельзя же так выяснять отношения, - ласково, но твердо проговорила Кира. - Криком делу не поможешь.
        - А чем поможешь?
        - Нужно поговорить. Спокойно, без взаимных оскорблений и упреков. Выслушать друг друга. Это необходимо, чтобы решить все проблемы миром.
        - Я не желаю его слушать, - буркнула Валя.
        - Напрасно. - Кира подошла к ней, мягко обняла за плечи. - Ведь молодой человек разыскал тебя и приехал в такую даль не ради забавы. У него есть свои соображения. Ты не обязана выполнять его требования, но должна выслушать - так поступил бы на твоем месте любой культурный, воспитанный человек.
        Предложение Киры Вале совсем не нравилось. Больше того, оно казалось ей глупым и бессмысленным. Зачем снова слушать Тенгиза, если она только что его уже выслушала? Ничего нового он ей не скажет, только время зря тратить и нервы. Нервов особенно жаль. Однако привычка во всем подчиняться старшей подруге одержала верх. «Если Кира так считает, ладно, - решила Валя. - Может, ей видней».
        - Хорошо, - нехотя пробурчала она, не глядя на Тенгиза, - так и быть. Я согласна.
        - А вы? - Кира вопросительно посмотрела на юношу.
        Тот молча кивнул.
        - Ну и отлично, - весело проговорила она. - Пойдемте в гостиную, что ли. Выпьем чаю, побеседуем.
        Гостиная находилась на первом этаже. Это была огромная комната, больше похожая на зал, предназначенная для пышных праздничных приемов. Иногда, впрочем, там собирались и домочадцы, посидеть за столом, выпить чаю или кофе, посмотреть телевизор и просто поболтать.
        Перед тем как войти, Кира громко крикнула в коридор:
        - Нюта! Организуй нам чайку, пожалуйста, и поживей!
        - Хорошо, Кира Сергеевна, - отозвалась откуда-то издалека горничная.
        Кира, Тенгиз и Валя молча расселись вокруг большого овального стола, покрытого ажурной полотняной скатертью.
        - Итак, - Кира удобно откинулась на спинку стула, - выслушаем обе стороны, как в суде. Первым будете вы, Тенгиз. Не возражаешь? - обратилась она к Вале.
        - Пусть болтает, - пренебрежительно разрешила та.
        - Пожалуйста, излагайте свою точку зрения. - Кира вежливо кивнула Тенгизу.
        Он поднял голову. Ноздри его слегка подрагивали.
        - У меня одна точка зрения. Я люблю Валю. Всегда любил. Дурак был, не понимал, что могу потерять ее навсегда. Теперь понял. Если только она простит меня, рабом ей буду. Одену, обую, как принцессу. Ничего не пожалею, стану работать как вол. Все для нее.
        - Но Валя больше не любит вас, - деликатно проговорила Кира. - Она не хочет, чтобы вы так старались ради нее. И ее можно понять. Наши пристрастия меняются - так уж устроены люди.
        - Мои пристрастия остались прежними, - упрямо возразил Тенгиз. - И… я не верю, что Валя забыла меня. Она просто злится, обижена, оскорблена до глубины души. Заставьте ее поверить мне, дать шанс…
        - Тенгиз, милый, я не могу ее заставить. Она самостоятельный человек и… у нее сейчас роман. - Кира лукаво глянула на Валю.
        Та еле заметно кивнула в знак одобрения.
        - Роман? - Тенгиз недоверчиво сощурился. - Здесь, в этом доме? Не может быть.
        - Может.
        - Кто это? Кто-нибудь из обслуги? Он не сможет дать ей столько, сколько дам я.
        Кира тонко улыбнулась.
        - К моему великому сожалению, Тенгиз, Валин избранник вовсе не из обслуживающего персонала. Напротив, он - хозяин дома. Надеюсь, остальные вопросы отпали сами собой?
        Тенгиз смотрел на Киру как завороженный. Выражение решительности и непреклонности на его лице постепенно уступало место безнадежности.
        - Теперь слово Валюше, - произнесла Кира, видя, какое действие оказала на него ее последняя фраза.
        - Мне нечего добавить к тому, что ты сказала. - Валя пожала плечами. - Пожалуй, лишь одно. Еще неделю назад я опасалась дать название тому, что связывает меня с Вадимом, считала наши отношения просто далеко зашедшим флиртом. Теперь я знаю наверняка, что это. Это не флирт. Я… люблю Вадима. Он мне дороже всего на свете, без него я - ничто.
        Кира неожиданно резко встала из-за стола.
        - И где это Нюта запропастилась? - В ее голосе звучали досада и даже злость. - Совсем распустились горничные. Вернется Вадик, обязательно скажу ему, что нужно принять меры. - Она глянула на Валю, сидевшую с гордо поднятой головой и пылающим лицом, и проговорила чуть мягче: - Я рада, Валюша, что ты наконец сделала правильные выводы из того, что происходит. Думаю, когда Вадим приедет, вам обязательно нужно объясниться.
        Дверь гостиной распахнулась, и появилась Нюта с подносом, на котором красовались три чашки, чайник, сахарница и вазочка с шоколадными конфетами всевозможных сортов.
        - Такое впечатление, будто ты готовила званый обед по меньшей мере из пяти блюд, - недовольно заметила Кира, садясь на свое место.
        Девушка виновато опустила глаза.
        - Простите, ради бога. У Наташи зуб разболелся, делала ей полоскание.
        - Пусть к врачу сходит, нечего заниматься самолечением. Ладно, ставь поднос и свободна.
        Валя снова, в который раз, восхитилась Кириной манерой разговаривать с прислугой - будто та была от рождения царственных кровей и всю жизнь только и делала, что командовала и распоряжалась, а не скромно трудилась в средней школе. «Мне бы такой характер», - вздохнула она про себя. Горничная послушно поставила поднос на стол и бесшумно вышла.
        - Кто какой чай любит? - совсем другим, светским тоном полюбопытствовала Кира. - Кому покрепче, кому послабей?
        - Мне послабей, - отозвалась Валя, - еще Антошку кормить.
        - А мне, наоборот, покрепче, - попросил Тенгиз.
        Он странным образом успокоился, будто выполнил поставленную перед собой задачу и, хоть и не добился результата, все равно почувствовал облегчение. В его глазах больше не было гнева и злости, выражение лица стало бесстрастным и отрешенным.
        Кира разлила по чашкам заварку. Потом поискала глазами на столе и досадливо всплеснула руками.
        - А молоко-то! Эта дурында забыла подать молочник! Валюша, тебе обязательно нужно добавить в чай молоко, для лактации.
        Валя и сама мечтала именно о чае с молоком. Кормление отнимало у ее организма большое количество энергии, восполнить которую могли лишь молочные продукты.
        - Я схожу принесу. - Она встала из-за стола, радуясь, что хоть на несколько минут избавится от необходимости находиться рядом с Тенгизом.
        - Сходи, дорогая, сходи. Уж прости, что приходится тебя тревожить.
        - О чем ты? - Валя улыбнулась Кире и легкой походкой вышла из гостиной.
        Она дошла до кухни, залезла в холодильник, достала оттуда нераспечатанный пакет. Вскрыла его, налила немного молока в фарфоровый кувшинчик и вернулась к столу.
        Тенгиз и Кира сидели молча, погруженные в свои мысли. Чашка Тенгиза уже была пуста. Валя разбавила свой чай молоком и положила туда три ложки сахара.
        - Пожалуй, я поеду, - не совсем уверенно произнес Тенгиз, глядя в пол. - Раз все так плохо…
        - Для вас, - с улыбкой уточнила Кира. - Для Валечки совсем даже не плохо, а, наоборот, очень хорошо.
        - Да, согласен. - Он скользнул беглым взглядом по ее лицу и тут же снова отвел глаза.
        - Может быть, еще чаю? - вежливо, но равнодушно поинтересовалась Кира.
        - Нет, спасибо. - Тенгиз решительно поднялся и пошел к дверям.
        - Счастливо доехать по такому ливню, - бросила ему в спину Кира.
        - Постараюсь. - Он исчез в коридоре.
        Кира с облегчением выдохнула и размашисто перекрестилась.
        - Слава тебе, Пресвятая Дева Мария! Ну и козел!
        - Конечно, козел, - подтвердила Валя, с удовольствием глотая сладкий и теплый чай. - Ты еще зачем-то защищала его.
        - Я не защищала, глупышка. Просто не хотела, чтобы дошло до рукоприкладства. Кавказцы - народ горячий, у них от любви до ненависти один шаг. В доме одни женщины, что бы мы стали делать, если бы твой Тенгиз надумал поучить тебя уму-разуму с помощью кулаков?
        - Ты, как всегда, права, - улыбнулась Валя. - Тебя, наверное, ученики обожали. Все всегда знаешь.
        - Если бы! - Кира грустно усмехнулась. - Школа - это отдельный разговор, лучше сейчас его не начинать.
        - А Антошка-то где? - спохватилась Валя. - Ты оставила его в манеже?
        - Твой Антошка давно спит сном праведника. Я попросила Наталью покараулить его, хотя, думаю, он проснется лишь к утру.
        - Но ведь еще целое кормление.
        - Брось, - отмахнулась Кира. - Парню уже девять месяцев, он вполне может обойтись без этого.
        - Нет, я все-таки покормлю его, - возразила Валя и неожиданно почувствовала, как у нее слипаются глаза.
        Сказывалась давешняя бессонница и колоссальное нервное напряжение, которое она только что испытала в присутствии Тенгиза. Ее буквально клонило к столу, не осталось сил даже чай допить.
        - Что с тобой? - встревоженно проговорила Кира, глядя на ее поникшие и обмякшие плечи. - Тебе нехорошо?
        - Спать хочется. Так бы и вздремнула часок-другой.
        - Так вздремни, в чем проблема? - Кира отодвинула от себя чашку. - Пойдем, я отведу тебя наверх.
        - Пошли, - согласилась Валя.
        Кира почти волоком дотащила ее на второй этаж. В детской стояла тишина, нарушаемая лишь едва слышным сопением Антошки. Его сонное, ровное дыхание подействовало на Валю еще более расслабляюще. Она с трудом доковыляла до дивана, скинула шаль и свернулась клубком под одеялом.
        - Спи, - напутствовала ее Кира.
        - Через два часа обязательно разбуди меня. Будет одиннадцать, и я покормлю малыша.
        - Разбужу, не волнуйся.
        Валя хотела еще что-то сказать, но язык отяжелел настолько, что им невозможно стало пошевелить. Перед глазами поплыли причудливые видения…
        …Ей снилась Танька. Она была совершенно здоровая, веселая и босоногая, только остриженная под мальчишку, колючим ежиком. В руках у Таньки был большущий янтарно-желтый банан. Она кусала его острыми, мышиными зубками и пристально смотрела на Валю.
        - Тебя выписали из больницы? - спросила та у сестренки.
        - А я и не лежала в больнице. - Танька равнодушно пожала плечами и заглотнула зараз половину банана.
        - Как не лежала?
        - А так. Мамка тебе наврала. Чтоб ты денег побольше слала.
        - Ты что такое говоришь, негодяйка! - рассвирепела Валя. - Как тебе не стыдно на мать наговаривать? Вот сейчас как тресну по башке!
        - А вот и не треснешь! - с издевкой запела Танька, подскакивая на одной ноге и тряся пустой банановой кожурой. - Не треснешь!
        - Почему это? - с подозрением спросила Валя.
        - Потому! Обманули дурочку на четыре курочки! Обманули дурочку на четыре курочки!
        Валя замахнулась, чтобы дать вредной Таньке тумака, но та ловко увернулась и исчезла.
        Валя недоуменно пошарила вокруг себя глазами, но сестра как в воду канула. Вместо нее по грязной, истоптанной тропинке к ней приближался путник, усталый, заросший темной бородой.
        «Видать, издалека идет», - мелькнуло в голове.
        Путник поднял лицо. Выбившееся из-за облаков скупое солнце осветило его, и она узнала Вадима. От радости у нее перехватило дыханье.
        - Ты приехал! - Валя бросилась к нему, повисла на шее, стала целовать: в лоб, в виски, в колючие, небритые щеки.
        Вадим молчал, глядя на нее со смесью нежности и жалости. Наконец она остановилась, опустила руки.
        - Ты что? Что-то случилось?
        - Ничего. - Он смотрел прямо на Валю, в глазах была грусть.
        - Но ты… какой-то не такой.
        - Обыкновенный. Я просто вспомнил Лику.
        - Ты… все еще любишь ее? - с горечью спросила Валя, делая шаг назад.
        - Нет. Больше не люблю. Я люблю тебя.
        - Меня, - повторила Валя.
        Ей показалось, она сейчас умрет от счастья. Что-то внутри лопалось, не давая дышать. Она протянула к Вадиму руки, но он вдруг исчез, как только что Танька. На дорожке в грязи четко пропечатались два следа от его ботинок.
        - Вади-им! - крикнула Валя что было мочи. - Вадим! Вернись!
        Сердце билось, выпрыгивало из груди. Блестящая черная грязь чавкала под ногами. Она тянула к себе, манила - вот-вот упадешь в нее лицом, захлебнешься жижей. Валя ощутила, что не удерживает равновесия, и… открыла глаза…
        …В комнате было светло. Дождь больше не барабанил по стеклам. Вокруг стояла удивительная, почти мертвая тишина.
        «Что это? Утро? - испугалась Валя. - Я проспала всю ночь? Где Антошка?»
        Она резко выпрямилась и села на постели. Голова сразу же пошла кругом. Показалось, еще секунда, и ее стошнит. С трудом превозмогая дурноту, она тревожно оглянулась по сторонам. Детская кроватка была пуста, крохотная подушечка тщательно взбита, одеяльце аккуратно сложено. Антошка куда-то делся.
        Валя ощутила, как по спине пополз холодный пот. Господи, что же произошло, пока она спала? Почему Кира не разбудила ее, как обещала? Что-то случилось? Страшное, непредвиденное?
        Валя принялась лихорадочно натягивать одежду. Дрожащими руками кое-как переплела косу, прихватила ее на затылке заколкой, соображая, что же теперь делать. Бежать вниз, найти кого-нибудь из прислуги?
        Дверь детской широко распахнулась, и в комнату вошла Кира с Антошкой на руках. Обычно бледное лицо слегка разрумянилось, глаза весело блестели.
        - О! Ты проснулась, спящая красавица! - приветствовала она Валю.
        Малыш, одетый в прогулочный комбинезон, с увлечением грыз сухарь, пуская на него слюни.
        Валя так и замерла на месте, уронив на пол щетку для волос.
        - Где вы были? Я чуть с ума не сошла!
        - Зачем сходить с ума? - проговорила Кира с недоумением в голосе. - Мы ходили прогуляться. Дождик наконец перестал, погода просто дивная. Ты спала, мы не стали тебя будить.
        - Но ведь я просила! - с укоризной произнесла Валя. - Два пропущенных кормления - это же хулиганство!
        - Милая, - Кира расстегнула «молнию» на Антошкином комбинезоне, - неужели лучше было бы, если бы ты слегла с какой-нибудь болезнью? Видела бы ты себя вчера вечером, после ухода твоего мачо - краше в гроб кладут. Тебя просто шатало от усталости и недосыпа. Ты заснула моментально: еще голову на подушку не успела положить, а глаза уже закрыла. Мне стало тебя ужасно жалко, я решила - пусть спит до упора сколько влезет. Что я, не человек, не могу понянчиться с ребенком? Да, мой ангел, да, мой сладкий? - Кира звонко чмокнула малыша в пухлую щечку, перепачканную сухарными крошками.
        - Ты бы хоть записку оставила, - не унималась Валя, у которой внутри все дрожало от только что пережитого волнения. - Я уже бог знает что вообразила!
        - Моя дорогая, ты слишком впечатлительна. - Кира мягко улыбнулась. - Ну, посуди сама, что может случиться? Мы и вышли-то всего на полчасика, думали вернуться до твоего пробуждения.
        - Ладно. - Валя подавила судорожный вздох. - Чем ты его кормила?
        - На ночь кефиром, а с утра кашкой. Он прекрасно все скушал, правда, золотце? - Кира снова затормошила Антошку, засюсюкала с ним.
        Малыш бросил сухарь на ковер и потянулся вымазанными ручонками к Вале.
        - Ну иди, иди к своей маме, - недовольно проговорила Кира, - ишь, извертелся весь.
        Валя пропустила мимо ушей то, как Кира назвала ее, схватила Антошку в охапку, прижала к себе.
        - Солнышко! Я так испугалась!
        - Ма-ма-ма, - громко залопотал малыш.
        Они переглянулись.
        - Я же говорю, он скоро станет звать тебя мамой. - Кира сняла плащ, отнесла его в гардеробную и, вернувшись, уселась в кресло.
        Валя так и продолжала стоять, держа Антошку у груди и задумчиво глядя на него.
        - У ребенка должна быть мать, - тихо и твердо произнесла Кира, - и, смею тебя заверить, Вадим это отлично понимает.
        - Ты хочешь сказать, что он… я нужна ему только потому, что Антошка ко мне привязан? - Валя не поверила своим ушам.
        - Вовсе не это я хочу сказать. Просто вспомнила наш вчерашний разговор за столом. Время, Валюша, все расставило на места, показало, кто есть кто. То, что ребенок свое самое первое, сокровенное слово адресовал тебе - не случайность, а закономерность. Он… как бы это объяснить… решился и наконец увидел тебя. Узнал в тебе мать, которую потерял при рождении. Следующим решится Вадим. Он узнает в тебе женщину, без которой не может существовать.
        Валя почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Какое счастье слушать Киру - если бы все случилось, как она предсказывает! Невозможно и мечтать о большем. Вадим и Антошка - два самых близких ей человека, ее мужчины. Никогда не расставаться с ними, быть всегда вместе - вот самое заветное ее желание.
        - Ты что, плачешь? - удивилась Кира, глядя на мокрое Валино лицо.
        - От радости. Подумала, что твои слова могут оказаться правдой.
        - Они и есть правда.
        В коридоре послышался быстрый топот ног. Дверь открылась, и в детскую ворвалась Наталья.
        - Кира Сергеевна, Валюша! Только что Вадим Степаныч звонил. Он летит в Москву. Вечером будет дома.
        - Ура! - Валя притиснула к себе Антошку и закружилась с ним по комнате. - Ура! Ура! Ура! - Слезы на ее щеках мгновенно высохли, глаза сияли, на губах цвела улыбка.
        Кира и Наталья, глядя на нее, тоже заулыбались. Один Антошка не оценил ситуации и громко, протестующе завопил, испуганно вцепившись в Валину блузку.
        - Тихо ты, дурачок, - смеясь, начала увещевать его та. - Папа же приедет! Нужно радоваться, а ты хнычешь, как девчонка. Ну-ка, перестань. Перестань сейчас же, а то песенку не спою!
        - Ты его закружишь вконец, - заметила Кира, - весь завтрак пойдет обратно.
        - Не пойдет. - Валя махнула рукой, но все же остановилась. - Сколько сейчас времени?
        - Половина двенадцатого.
        - Ужас, сколько я проспала! Наверное, выгляжу страшнее некуда. Небось и глаза отекли.
        - Да нет, все в порядке, - успокоила ее Кира, - выглядишь лучше чем обычно. И все из-за того, что выспалась как следует. Так что скажи спасибо.
        - Спасибо! - искренне проговорила Валя, не выпуская малыша, подбежала к Кире и поцеловала ее в щеку.
        Та в ответ добродушно улыбнулась.
        Наталья ушла по делам. Антошку посадили в манеж, забросали его игрушками, и он, похныкав для виду, вскоре успокоился, забормотал что-то тарабарское, увлеченный игрой.
        Валя придирчиво разглядывала себя в зеркале. Ей казалось, что-то в ее лице изменилось, притом не в лучшую сторону. Вроде и щеки бледней обычного, и веки припухли, да еще проклятый прыщик на носу! Нет, это никуда не годится!
        Она схватила тюбик с тональным кремом и принялась тщательно замазывать прыщ, который существовал скорее в ее воображении. Трудилась Валя долго - Кира успела спуститься, распорядиться насчет обеда, позвонить матери, а она все стояла у трюмо, попеременно орудуя то пуховкой, то кисточкой, то карандашом.
        - Да хороша ты, хороша, сил нет, - насмешливо проговорила Кира, увидев подругу все в той же позе, в которой она оставила ее сорок минут назад. - Кажется, ты решила поразить Вадима в самое сердце. Он приедет, посмотрит на твое лицо и упадет в обморок от счастья.
        - Брось, Кирочка, мне не до шуток, - Валя последний раз провела по губам помадой, - все-таки, что ни говори, когда Вадим уезжал, я была не такая страшная. Ну теперь вроде как ничего. - Она отступила от зеркала на шаг и полюбовалась своей работой. - Да, теперь сойдет.
        - Вот дурочка, - Кира весело усмехнулась, - до вечера весь макияж сто раз сотрется. Снова будешь час у зеркала торчать?
        - Не сотрется, - убежденно проговорила Валя, убирая косметичку, - я хорошо нарисовала, на совесть.
        - Ладно, тебе видней, - согласилась Кира.
        День тянулся медленно и томительно. Валя вся превратилась в ожидание. В семь часов Вадим сообщил, что он благополучно приземлился. В аэропорту его встречал Леша на машине, и к восьми они должны были приехать в коттеджный городок.
        В половине восьмого Валя прилипла к окну. Даже плач Антошки, требовавшего, чтобы с ним поиграли, не смог заставить ее покинуть свой пост. Она, не отрываясь, смотрела на улицу, на бетонку, из-за поворота которой вот-вот должен был показаться знакомый черный «мерс».
        Кира, глядя на нее, всерьез начала тревожиться.
        - Слушай, Валь, ты бы отошла от окна. Во-первых, дует, грудь простудишь. А во-вторых… уж больно твое поведение напоминает знаменитую сказку Пушкина.
        - Какую еще сказку? - не отрывая взгляда от стекла, проговорила Валя.
        - «О мертвой царевне и семи богатырях». Помнишь, как там: «…Смотрит в поле, инда очи разболелись, глядючи с белой зори до ночи». Это про царицу, про то, как она ждала своего мужа.
        - Ну и что? - равнодушно бросила Валя. - Что в этом плохого?
        - Как что? Не помнишь разве, что дальше было?
        - Плоховато, - призналась Валя, - я Пушкина вообще-то не слишком люблю. Мне больше Лермонтов нравится.
        - Ай-ай-ай, какой позор! - Кира укоризненно покачала головой. - Стыдно классику не знать. Дальше случилась трагедия. Царь вернулся, а царица «восхищенья не снесла и к обедне умерла». Так-то, Валентина.
        - Не беспокойся, я не умру, - хладнокровно проговорила Валя и, дохнув на стекло, протерла его рукавом блузки. - Черт, ничего не видать, все запотело.
        Кира, пожав плечами, отошла от нее и, вытащив из манежа Антошку, пустила его ползать по ковру.
        Наконец темень за окном прорезал яркий свет фар.
        - Едут! - вскрикнула Валя и, пулей пронесшись мимо Киры, выскочила из комнаты.
        Она бежала по ступенькам, и сердце у нее в груди радостно стучало в такт шагам. Сейчас, вот сейчас! Она увидит Вадима, обнимет его, прижмется щекой к его груди.
        Наталья уже открывала дверь. По случаю возвращения хозяина она принарядилась и теперь вся сияла, как новенькая монетка. Вадим зашел в холл, поставил на пол легкий дорожный саквояж. Вид у него был усталый, но веселый.
        - Валюшка! - Он широко улыбнулся и раскрыл объятия.
        Она впорхнула в них, повисла у него на шее, зажмурившись от невероятного, нереального ощущения счастья. «Точно как во сне», - сказал кто-то внутри ее.
        Валя приоткрыла глаза, осторожно заглянула Вадиму в лицо. Оно действительно было утомленным и бледным, на щеках чернела суточная щетина. Валя ласково провела по ней рукой.
        - Колючий.
        - Прости. - Вадим улыбнулся. - Так замотался, еле на ногах стою. А тут еще и рейс отменили, пришлось добираться на перекладных. Вот, побриться даже не успел.
        - Ничего. - Валя поцеловала его и потрепала по волосам. - Ты мне таким больше нравишься.
        - Как вы здесь поживали? Не скучали?
        - Еще как! Просто выли от тоски.
        Вадим весело рассмеялся, а потом легонько отстранил от себя Валю.
        - Детка, мне нужно привести себя в порядок. Придется нам еще какое-то время побыть в разлуке. Не возражаешь?
        - Нисколько. Когда приказать подавать ужин?
        - Минут через сорок. А вообще-то, я и есть не хочу, только принять горизонтальное положение.
        - Есть нужно обязательно, - строго проговорила Валя.
        Спустилась Кира, подошла к Вадиму, поцеловала его.
        - Здравствуй, Вадик. Рада тебя видеть.
        - И я тебя, Кирочка. Ты нездорова? Выглядишь утомленной.
        - Нет, со мной все в порядке. Мама. Позавчера ездила к ней - она совсем плоха.
        - Может быть, нужно в больницу? Ты только скажи, это всегда можно устроить. - Вадим погладил Киру по плечу.
        - Спасибо, Вадик. Я подумаю. Ты иди, мойся, отдыхай. Чуть позже будем ужинать. Я уже обо всем распорядилась.
        Вадим кивнул, привлек к себе напоследок Валю, чмокнула ее в нос и ушел в кабинет.
        - Вот видишь! - Валя обернула к Кире смеющееся, радостное лицо. - Дождалась и не умерла. Так что Пушкин твой здесь ни при чем.
        - Ладно, ладно, - согласно закивала та. - Ты давай топай в детскую. А то там наш прынц в манеже без памперса сидит. Наверняка обмочил штаны. А я займусь хозяйством.
        Валя побежала наверх.
        Антошка действительно сидел в манеже и деловито грыз погремушку. Рядом красовалась аккуратная лужица.
        - Ах ты, бесстыдник! - мягко пожурила его Валя. - Пора уже проситься на горшок.
        - Ма-ма-ма! - радостно произнес малыш, поднимаясь на ножки.
        «Надо будет сказать Вадиму, что он пытается говорить, - подумала Валя, - вот обрадуется, наверное!»
        Она переодела Антошку, накормила его овощным пюре и уложила в кроватку. Немного покачала, чтобы тот уснул, и снова спустилась. Подошла к кабинету, потихоньку заглянула внутрь.
        Вадим, очевидно, только что вышел из душа. Он стоял посреди комнаты в одних домашних брюках, голый по пояс, его мокрые волосы красиво поблескивали в свете люстры.
        - Валя, ты? - Он обернулся на шорох, лицо его потеплело. - Иди сюда.
        Она смущенно улыбнулась, продолжая стоять на пороге.
        - Я просто взглянуть, как ты. Не буду мешать.
        - Глупости. Ты никогда не мешаешь. Иди ко мне, говорю.
        Валя скользнула в кабинет, прикрыв за собой дверь. Вадим обнял ее, потом подхватил на руки, отнес на диван. Они целовались жадно, ненасытно, и его поцелуи напомнили Вале Тенгиза - в них теперь была та же неистовость, первобытная страсть.
        «Он любит меня! - молнией мелькнуло у нее в голове. - Иначе бы не сжимал в объятиях до боли, не проявлял такого нетерпения, не смотрел пристально, точно гипнотизируя. Кира права, он любит меня!»…
        …Вадим провел рукой по ее волосам, а потом закурил, глядя в потолок.
        - Детка, я… хочу что-то тебе сказать. Только не сейчас, я слишком устал. Завтра. Ты потерпишь, хорошо?
        - Конечно, потерплю, Вадик. Я могу терпеть ради тебя очень долго. Сколько нужно. - Она уже знала, что он хочет сказать. И сама собиралась сказать ему то же самое.
        Время пришло. Оно диктовало свои условия и, как говорила Кира, все расставило по местам. Антошка заговорил, Вадим примирился со смертью Лики, а Валя забыла Тенгиза. Теперь впереди у них новая жизнь, в которой они, все трое, связаны одной ниточкой, будут существовать ради друг друга и перестанут жалеть о прошлом. Навсегда.
        - Ты иди тогда, Валюшка, - тихонько и мягко проговорил Вадим. - Иди к себе. А я немного подремлю до ужина. Завтра в это время ты уже все будешь знать. Все. - Он улыбнулся и прикрыл глаза.
        Валя поцеловала его напоследок и соскользнула с дивана. Быстро и бесшумно накинула одежду, поправила волосы. У порога она обернулась, глянула на Вадима. Тот спал, уронив одну руку с дивана, а другой прикрыв лицо - последние свои слова он произносил уже в полусне.
        - Спи, - шепотом сказала ему Валя. - Мы оба все знаем. Давно знаем. Ни к чему и слова.
        Блаженно улыбаясь, она шмыгнула за дверь и нос к носу столкнулась с Кирой.
        - Где Вадим? - Та смотрела куда-то мимо Вали, озабоченная своими мыслями.
        - Он задремал. Я не стала его будить, пусть отдохнет хоть чуть-чуть.
        - Как это отдохнет? А ужин? Все уже готово, я приказала Наталье накрыть в гостиной. - Кира решительно взялась за ручку двери, но Валя отчаянно замотала головой:
        - Нет, нет! Кира, не надо, не трогай его. Он очень устал.
        - Но сама-то ты его трогала, и еще как, - неожиданно сердито проговорила та, но руку опустила и, ничего больше не сказав, быстро пошла по коридору.
        Валя на мгновение застыла, растерянная, а потом поспешила вслед за Кирой. Догнала ее, тронула за плечо.
        - Ты что, обиделась на меня?
        - Вот еще, - фыркнула Кира. - Если уж тебе так не терпелось среди дня лезть к нему в постель, то пожалуйста.
        - Но, Кирочка, сейчас уже вечер, а не день! - жалобно пошутила Валя, пытаясь вернуть расположение приятельницы.
        В какой-то мере это ей удалось. Кира замедлила шаг, обернулась. Лицо ее немного прояснилось, на губах возникла знакомая ироническая улыбка.
        - Эх, Валентина! Ты неисправима. Вся состоишь из сплошных порывов - то у окна дежуришь в течение часа, то мужиков насилуешь, не дав им выйти из душа. Одним словом, «есть женщины в русских селеньях»!
        - Перестань издеваться, - засмеялась Валя, успокоенная, что Кира больше не сердится на нее, - слушай лучше, что сейчас было. Вадим обещал завтра сказать мне что-то очень важное.
        - Ну вот, я же говорила! - произнесла Кира торжествующим тоном. - Поздравляю, от души поздравляю. - И тут же ворчливо прибавила: - А все-таки не нужно было давать ему до ужина. Видит бог, еда теперь пропадет понапрасну.
        Она словно в воду глядела. Вадим, как накануне Валя, заснул на всю ночь и ни к какому ужину не появился. Женщины поели в одиночестве, а большую часть праздничных блюд пришлось поставить в холодильник до утра. Затем Кира объявила, что должна отлучиться по делам.
        Валя поднялась в детскую, покормила Антошку, уложила его, разделась и легла сама. Она пыталась представить завтрашнее утро, как они с Вадимом встретятся, как она выслушает его признание, как повторит точь-в-точь все его слова. А потом они оденут Антошку, посадят его в коляску и поедут гулять. Будут не спеша бродить по тихим улочкам городка, шуршать осенней листвой, строить прекрасные планы на будущее или просто молчать…
        Валя сама не заметила, как начала дремать. В какой-то момент, перед тем как окончательно провалиться в сон, ей показалось, что она отчетливо слышит за окном шум автомобиля. Затем глухо и отдаленно тренькнул входной звонок.
        «Кира вернулась», - догадалась Валя, и тут же реальность стала расплываться, сознание наполнили причудливые, фантастические образы. Она уснула крепким, здоровым сном счастливого и уставшего человека.
        22
        Она вскочила на рассвете, еще не было и шести. Чувствуя себя совершенно отдохнувшей, полностью восстановившей силы и бодрой, спрыгнула с постели. Проверила Антошку - тот лежал в кроватке, закинув за голову ручки с крепко сжатыми кулачками, и сладко посапывал.
        Тихонько напевая себе под нос веселую мелодию, Валя отправилась в ванную. Приняла душ, умылась, затем, стоя перед зеркалом, тщательно расчесала волосы.
        В половине седьмого при полном параде она вышла из детской и спустилась. Дом еще спал, лишь в кухне горела плита - повар Валера уже начал готовить завтрак. Валя немного посидела с ним, поболтала о том о сем, дождалась семи и решила проведать Киру.
        Комната той находилась на первом этаже рядом с гостиной. Дверь, однако, оказалась заперта. Валя тихонько постучала - ни ответа, ни привета. «Спит еще, - разочарованно подумала она, - ну да, накануне поздно вернулась. Снова ездила куда-то, к матери, наверное».
        Валя хотела уже отойти, но тут вдруг за дверью послышались шаги. Щелкнул замок. На пороге стояла заспанная Кира в халате, небрежно запахнутом на груди. Ее лицо без косметики выглядело еще более неинтересным и блеклым, непричесанные волосы редкими пучками торчали в разные стороны.
        - Это ты стучала? - спросила Кира осипшим со сна голосом.
        - Я.
        Она достала из кармана халата часики, долго, моргая, изучала циферблат.
        - Господи, и чего тебе неймется в такую рань? Спала бы еще.
        - Не хочу.
        - А я - так очень хочу. - Кира широко зевнула, обнажая мелкие и крепкие зубы, и посторонилась, - ну проходи, раз пришла. Чего в дверях торчать?
        Валя зашла в комнату. Постель была разобрана, одежда аккуратно висела на спинке стула. На столе лежала открытая «мыльница».
        - Сегодня отдам печатать ваши с Антошкой карточки, - Кира кивнула на фотоаппарат, - хотела еще вчера, да не успела, закрутилась с делами.
        - Это какие? - поинтересовалась Валя, давно потерявшая счет снимкам - та нащелкала уже пять или шесть пленок и заполнила фотографиями малыша два толстых фотоальбома.
        - Как? Ты забыла? - возмутилась Кира. - Это августовские, с поездки в лес на шашлыки. Помнишь, там еще Вадим раздувает костер, а ты ему помогаешь?
        - Помню, помню! - Валя весело засмеялась. - А говоришь, Антошкины карточки.
        - Ну, его-то там хоть отбавляй. - Кира сделала пригласительный жест. - Присаживайся, чувствуй себя хозяйкой. Ты уже завтракала?
        - Нет еще.
        - Почему? Не готово? - Ее лицо посуровело.
        - Все давно готово. Просто не хочется есть в одиночестве.
        - Что значит «не хочется»? - строго заметила Кира. - Ты, милая моя, не для себя стараешься, а для ребенка. Обязана есть, и все тут.
        - Ладно, сейчас пойду, - с улыбкой согласилась Валя и добавила, будто к себе самой обращаясь: - Интересно, Вадим уже проснулся?
        - Нет, конечно, - тут же громко ответила Кира, - он, в отличие от тебя, нормальный и голову от любви терять не собирается. Встанет часов в восемь, не раньше.
        - А я уверена, что он уже встал, - неожиданно для себя выпалила Валя.
        - Что ж, - Кира пожала плечами, - пойди, убедись. А я покемарю еще с полчасика.
        - Ладно. - Она встала и направилась к двери.
        - Про Антошку, гляди, не забудь, - вслед ей сказала Кира.
        - За кого ты меня принимаешь?! - Валя рассерженно мотнула головой и выскочила в коридор.
        Навстречу ей шла Нюта, волоча за собой тяжеленный моющий пылесос.
        - Не знаешь, как там Вадим Степаныч, спит еще? - спросила ее Валя.
        - Нет, я его только что видела. Он во двор пошел.
        - Во двор? - Валя удивленно хлопнула ресницами. - Значит, давно уже проснулся? - Она, как была, в легкой блузке, юбке и домашних тапочках побежала к входной двери.
        - Простудишься! - вдогонку крикнула Нюта. - Там сегодня холодрыга.
        - Не простужусь. Я на минутку. - Валя выглянула на улицу.
        Вадим стоял у ограды и о чем-то беседовал с Лешей. Тот оживленно жестикулировал, в его речи часто проскакивало слово «карбюратор».
        - Вадим! - крикнула Валя.
        Он обернулся, бросил на нее быстрый взгляд, ничего не ответил и снова продолжил разговаривать с шофером. Валя в растерянности смотрела на него, ежась на ветру. Ей сделалось тревожно и не по себе. Что-нибудь случилось? Какие-то неприятности? Но откуда? Вчера вроде все было в порядке.
        - Вадим! - снова окликнула она громче прежнего.
        Он махнул рукой в ее сторону:
        - Иди в дом. Промерзнешь.
        - Что-нибудь стряслось? Помощь нужна?
        - Я сказал, иди домой. - В его голосе послышались металлические нотки.
        Он больше и не глянул на Валю, всем своим видом демонстрируя, что она сейчас лишняя и ненужная, только помеха его деловой беседе.
        Сердце у нее упало. Ну вот, начинается! Что именно начинается, Валя и сама толком не понимала, знала лишь - она сглазила-таки свое счастье. Слишком радовалась и ждала сегодняшнего утра, строила всякие планы. И вот, достроилась. Она вдруг вспомнила, что Антошка остался в детской совершенно один и наверняка уже проснулся.
        - Вот идиотка! - выругала себя Валя и кинулась в дом.
        Она взбежала на второй этаж, рывком распахнула дверь и остановилась, с трудом переводя дух. Малыш стоял в кроватке и лучезарно улыбался, не думая страдать от одиночества.
        - Доброе утро, мой хороший, - дрожащим голосом проговорила Валя, - какой ты умница, что ждал меня, не плакал.
        - Ма-ма-ма, - зарядил свое Антошка.
        Она вынула его из кроватки, стала переодевать. В висках гулко стучало. Что с Вадимом? Отчего он выглядел таким мрачным и отчужденным? Неужели она вчера что-то сделала не так, допустила роковую ошибку? Но в чем? В чем?!
        Валя лихорадочно перебирала в памяти вчерашний вечер, все подробности их встречи. Может, не стоило заходить к нему до ужина? Но ведь Вадим сам позвал ее, она лишь заглянула в комнату. Сам набросился на нее, стал целовать, в глазах его были страсть и нетерпение. И что он имел в виду, говоря, что завтра откроет ей нечто важное? А вдруг…
        У Вали даже в глазах потемнело от ужасного предположения. Она с трудом удержала равновесие, опустила малыша на ковер и сама присела на корточки рядом с ним.
        Вдруг Вадим вовсе не собирался признаваться ей в любви? Это она, дуреха самонадеянная, так решила, а он просто-напросто хотел сказать ей, что между ними все кончено! Валя надоела ему, он больше не желает иметь отношений с нянькой своего ребенка.
        Эта мысль была такой шокирующей и невыносимой, что Валя невольно застонала, стиснув зубы. Антошка удивленно покосился на нее, потом встал на четвереньки и пополз под свой любимый стол.
        - Стой! - машинально крикнула Валя и неловко двинулась за ним.
        В это время вошла Кира.
        - Как ни приду, вы все ползаете. - Она насмешливо подняла брови. - Кажется, я проспорила тебе. Вадик действительно встал.
        - Где он? На улице? - Вале удалось наконец поймать Антошку. Она сгребла его в охапку и выпрямилась, стараясь овладеть собой.
        - Нет, уже дома. Попросил принести чай к нему в кабинет.
        - Значит, он не будет завтракать вместе с нами? - упавшим голосом спросила Валя.
        - Похоже, что нет. А ты расстроена по этому поводу? - Кира подошла, пристально вгляделась в ее лицо.
        - Я… нет. Просто… Вадим… он был с утра какой-то странный. Что-то случилось с машиной, да?
        - С машиной? - Кира удивленно покачала головой. - С ней полный порядок.
        - Я видела, как Вадим разговаривал с шофером. И подумала…
        - Нет, нет. - Кира засмеялась. - Они всего-навсего обсуждали, где лучше заправляться. На старой заправке стали в последнее время разбавлять бензин. От этого страдает двигатель. Вот Вадик и велел Леше больше туда не ездить, а делать небольшой крюк и брать бензин на шоссе, возле мотеля. Там, говорят, высший сорт.
        Валя молчала, подавленно глядя в пол. Ее надежды на то, что Вадим был озабочен деловыми проблемами и поэтому вел себя столь сурово по отношению к ней, разбились в прах.
        - Что с тобой, Валюша? - обеспокоилась Кира. - Ты сама не своя. Неужели это все из-за несостоявшегося завтрака? Брось, не переживай. У мужчин свой взгляд на такие вещи, больше всего они любят почитать за столом газету в гордом одиночестве.
        - Дело не в этом. - Валя горестно всхлипнула.
        - А в чем же тогда?
        - Не знаю. Мне показалось, Вадим… за что-то сердится на меня. Даже злится.
        - Злится? Не может этого быть. - Кира недоверчиво сощурила глаза.
        - Но… ты бы слышала, как он со мной разговаривал! Каким тоном!
        - Ерунда. Ты, как всегда, слишком преувеличиваешь. Влюбленные все полоумные, им постоянно кажется, что предмет обожания их разлюбил, вот-вот бросит, уйдет к другой.
        - Если бы все было так, как ты говоришь, - тяжело вздохнула Валя.
        - Вот что, - Кира решительно взяла ее под локоть, - хватит нюни распускать. Пойдем кушать, твоя каша давно на столе, небось уже остыла. Там видно будет, кто прав. А ребенка посади в манеж, пусть поиграет один.
        Валя покорно подчинилась и пошла за Кирой в гостиную. Она давилась геркулесом, заставляя себя проглатывать ложку за ложкой, пока тарелка не опустела. Потом выпила стакан чая с молоком и встала.
        - Пойду кормить Антошку.
        - Иди, - согласилась Кира, довольная, что Валя полностью съела завтрак, и, щелкнув пультом, включила телевизор. - А я гляну вчерашнюю серию «Секс в большом городе» - вечером-то не успела, пропустила.
        Валя покинула гостиную, но наверх не пошла. Как воришка, украдкой, на цыпочках подобралась к кабинету, приоткрыла дверь.
        Вадим сидел перед включенным компьютером. На столе остывала чашка чая, лежали на блюдечке нетронутые бутерброды.
        - Доброе утро, - робко произнесла Валя.
        Он поднял голову. Взгляд его не выразил ничего, кроме недовольства и нетерпения.
        - Доброе, хотя мы уже виделись сегодня.
        - Как ты спал?
        - Нормально. - Вадим снова уткнулся в компьютер.
        - Послушай, - дрожащим от безнадежности голосом проговорила Валя. - Мы с Антошкой скоро идем гулять. Ты не хочешь составить нам компанию?
        - Нет. - Он покачал головой. - У меня дела.
        - Ну хорошо. - Валя отступила за порог, но дверь закрыть медлила. Стояла и глядела на Вадима с мольбой.
        - Что еще? - хмуро произнес он.
        - Ничего. Просто… Вадим! - Она не выдержала, голос ее сорвался, глаза наполнились слезами. - Скажи мне, в чем дело? Я чем-то провинилась перед тобой? Да?
        Его лицо дернулось, как от удара, взгляд стал еще более колючим и холодным.
        - Нет. Почему ты так решила?
        - Потому… потому что все изменилось. Все! Наши отношения, то, как ты смотришь на меня, как говоришь.
        Вадим мгновение глядел на Валю в упор, на его лице отражалось колебание. В какую-то секунду ей показалось, он вот-вот скажет то, что объяснит его странное поведение. Она подалась вперед, напряженно застыла, вся превратившись в ожидание этих судьбоносных слов.
        Губы Вадима шевельнулись. Он судорожно глотнул и решительно рубанул ребром ладони по столу.
        - Ничего не изменилось. Все осталось как прежде. - Валя готова была поклясться, что в последнюю фразу он вложил особый смысл, оставшийся для нее непонятным.
        - Как прежде? - запинаясь, тихо переспросила она.
        - Разве ты глухая? - Вадим сухо усмехнулся и скрестил руки на груди. - Да, и вот еще что. Ты, если я не ошибаюсь, живешь в моем доме для того, чтобы ухаживать за ребенком, верно? Ну так иди и занимайся своим делом, не отвлекай меня.
        Вале показалось, что ей со всего маху дали звонкую оплеуху. Она едва не вскрикнула от ужаса и как ошпаренная выскочила за дверь. Вихрем пронеслась по ступенькам, не помня себя, вбежала в детскую, бросилась на постель и отчаянно зарыдала.
        Малыш в манеже удивленно таращил на нее глазенки и кривил мордашку, тоже собираясь зареветь.
        Никогда в жизни Валя не испытывала такой душевной боли. Даже предательство Тенгиза меркло в сравнении с этим, невероятным по жестокости предательством. Выгнать ее вон, указать на место, низвергнуть на роль прислуги, нерадиво выполняющей обязанности, - и все это после страстных объятий, поцелуев и обещаний, что вскоре между ними не останется никаких секретов! Эх, Вадим, Вадим! А еще напевал в уши, какая она замечательная девушка, божился, что никогда не обидит. Конечно, Лика - фея, волшебница, добрый гений, а она, Валя, просто-напросто деревенская дурочка, которой можно воспользоваться и выкинуть за ненадобностью, как старую тряпку.
        Валя вдруг вспомнила, что именно так и говорил ей Тенгиз про то, чем закончатся их с Вадимом отношения. «Об тебя ноги вытрут и выбросят, когда придет срок». Неужели он оказался прав?
        Валя, всхлипывая и шмыгая носом, приподнялась на диване. Антошка уже вовсю куксился в манеже, размазывая кулачками по щекам слезы и сопли.
        - Ма-ма-ма!
        - Я тебе не мама, - сердито сказала Валя. - А только нянька. Вот доработаю еще пять месяцев и уйду. Пусть твой отец ищет себе другую дуру!
        - Ма-ма-ма! - Настойчиво и горестно повторил малыш и, встав на ножки, уперся лобиком в манежные прутья.
        - Так уж и быть. - Валя, как была, растрепанная, с мокрым, красным лицом, встала, взяла Антошку из манежа и уселась с ним в кресло, расстегивая блузку.
        Малыш тут же по-хозяйски обхватил грудь обеими ладошками, зачмокал, прикрыл глазки.
        - А ты гурман, - уже без злости, остыв, тихонько проговорила Валя. - Любишь вкусненькое.
        Она кормила Антошку и думала, что больше не пойдет к Вадиму. Ни за что не пойдет. Нужно иметь гордость. Доработает и уедет отсюда. Снимет квартиру, выпишет из Ульяновска Таньку, положит ее на обследование. Теперь у нее на все есть средства. А чужого ей не надо, пусть Вадим не беспокоится.
        Накормив малыша, она одела его для прогулки и спустилась с ним. Наталья уже приготовила коляску, та стояла у самой двери, колеса были тщательно вымыты, перинка и подушечка взбиты.
        На веселый голосок Антошки из гостиной выглянула Кира.
        - Гулять собрались?
        - Да, пойдем подышим свежим воздухом, - как можно спокойней ответила Валя.
        Кира подошла к коляске, поправила на Антошке шапочку, сунула ему под воротник платочек, чтобы не запачкал слюнями комбинезон. Валя молча наблюдала за ее действиями.
        - Что у тебя с глазами? - Кира подозрительно глянула на ее лицо с опухшими от слез веками.
        - Ничего.
        - Опять плакала? Продолжаешь фантазировать невесть что?
        - Это не фантазии. Между мной и Вадимом все кончено, - ледяным тоном произнесла Валя и толкнула коляску к порогу.
        - Вот как? - Кира, по своему обыкновению, удивленно вздернула брови. - В чем же причина? Неужели только в том, что он невежливо поговорил с тобой утром?
        - И в этом тоже. И еще во многом другом. Я не хочу сейчас это обсуждать.
        - Не хочешь - как хочешь? - Кира распахнула перед Валей дверь. - Счастливо вам погулять.
        Валя скатила коляску с крыльца и пошла к воротам. Она твердо решила, что сегодня не пойдет в березнячок. Зачем душу травить - ведь это их место с Вадимом, то, где зародилась любовь.
        Любовь? Валя жестко одернула себя. Нет, это была вовсе не любовь. Так, развлечение от скуки, которое нужно поскорее забыть. Она здесь, в этом доме, лишь из-за денег, ради того, чтобы зацепиться в Москве, помочь семье встать на ноги, наладить собственную жизнь. А привязанность к ребенку - просто материнский инстинкт, заложенный в каждой женщине. С глаз долой - из сердца вон.
        Валя изо всех сил пыталась не улыбаться малышу и вообще обращать на него как можно меньше внимания, однако у нее плохо получалось. Антошка вызывал в ней умиление и нежность, несмотря на горькую обиду и гнев на Вадима. В конце концов она сдалась и принялась, как обычно, ласково сюсюкать с ним, играть в «ладушки» и «прятки», брать из коляски на руки, показывая проезжающие мимо машины, птичек и кошек. Малыш восторженно и громко смеялся, демонстрируя четыре молочных зуба, прорезавшихся за последние месяцы.
        Валя не заметила, как пролетело два часа. На душе у нее по-прежнему было тоскливо, но уже спокойно. Она смирилась, перестала надеяться и гадать, что же произошло с Вадимом. Значит, не судьба им быть вместе.
        Они с Антошкой вернулись домой, и дальше все пошло по привычному расписанию: обед, кормление, дневной отдых, болтовня с Кирой.
        Вадим в детской не появлялся. Валя увидела его лишь поздно вечером, спустившись, чтобы взять на кухне клюквенный кисель. Он стоял посреди холла, прижимая к уху трубку сотового и напряженно прислушиваясь к тому, что говорил абонент. Заметив Валю, Вадим насупился и резко надавил на «отбой». Затем, ничего не говоря, повернулся и быстро ушел в кабинет.
        Она добрела до кухни, стараясь подавить гнетущее ощущение пустоты и отчаяния. В душу закралось сомнение: сможет ли она нормально существовать здесь, в доме, если Вадим так и будет подчеркнуто избегать ее, демонстрируя неприязнь и отчужденность? Ведь нервы не из железа сделаны, так и тронуться недолго.
        Валя была настолько подавлена и убита, что даже позабыла, зачем шла. Добрый Валерка, глядя на нее, сочувственно повздыхал, потом накормил вкуснющей кулебякой, напоил чаем - все в доме каким-то невероятным образом уже знали об их с Вадимом разрыве и сопереживали Вале, считая ее жертвой хозяйской прихоти.
        Так прошел день. Назавтра все было точь-в-точь так же. Вадим в детскую не заглядывал, встречаясь с Валей, сухо кивал и обходил ее стороной.
        Она заметила, что он почти не расстается с мобильником. Телефон то и дело звонил, Вадим брал трубку, лицо его тут же становилось непроницаемым. Он слушал, ничего не отвечая, если видел поблизости Валю, хмурился и спешно исчезал, а вернувшись после разговора, выглядел еще более суровым и мрачным.
        Валя старалась не обращать на все это внимания, продолжала заниматься делами, нянчилась с ребенком, но сама себе напоминала робота, у которого вместо живых эмоций лишь электронная программа, требующая неукоснительного выполнения.
        К концу пятого дня Кира не выдержала:
        - Так больше не может продолжаться! Посмотри, ты похожа на тень. Давай я поговорю с Вадиком начистоту.
        - Зачем? - Валя смотрела на нее пустыми глазами, безвольно склонив набок голову.
        - Затем. Не хочу видеть, как ты чахнешь от любви.
        - Он ничего тебе не скажет.
        - Скажет. - Кира решительно пошла к двери.
        - Подожди, - слабо попыталась удержать ее Валя, но та уже была за порогом.
        - Не волнуйся, дорогая, все будет в порядке. - Кира помахала на прощание рукой и скрылась в коридоре.
        Валя без сил откинулась на спинку дивана. Ей было все равно.
        Прошло минут сорок. За дверью послышались шаги. В комнату вошла Кира, вид у нее был весьма озадаченный, на лбу залегла морщинка.
        - Поговорила? - вяло спросила Валя.
        Та молча кивнула и уселась в кресло.
        - И что же он сказал?
        - Ничего особенного. - Кира обернула к Вале лицо, губы ее растянулись в принужденной улыбке. - Сказал, что ты все выдумала, он просто загружен работой и у него нет времени на развлечения.
        - И ты веришь этому? - Валя скорбным жестом подперла щеку ладонью.
        Кира кинула на нее пристальный, долгий взгляд.
        - Честно говоря, нет, не верю.
        Валя безнадежно махнула рукой.
        - Все бесполезно, я так и знала. Вадим ничего тебе не скажет, как ни старайся. Он затаил в себе какую-то нелепую обиду и…
        - Не в этом дело, - перебила Кира, продолжая странно, чересчур внимательно разглядывать Валю, словно собираясь рисовать с нее портрет.
        - А в чем?
        Она слегка замялась.
        - Не знаю, стоит ли тебе знать об этом…
        - О чем? Перестань говорить загадками! - Валя вскочила с дивана и подошла к креслу, в котором сидела Кира. - Давай говори, не мучай меня попусту, и так сил нет.
        - Ладно. - Та тоже встала.
        Они стояли друг напротив друга, лицом к лицу, только Валя была существенно выше ростом, и Кирины глаза находились на уровне ее подбородка.
        - Мне кажется, у Вадима появилась другая женщина, - сказала Кира безразличным, отстраненным тоном.
        - Женщина? Откуда? - Валя в изумлении отшатнулась, больно ударившись боком о край стола. - С чего ты это решила?
        - Оттуда, куда он ездил. Выслушай меня спокойно, не перебивай. - Кира властно взяла Валю за плечо, почти насильно усадила на место. - Я только что была у Вадима в кабинете. Там… стоит фото, которого я никогда прежде не видела.
        - Фото?
        - Да. Молодая женщина, шатенка, очень недурна собой. Он поставил ее на стол. Раньше там всегда стояла фотография Лики. Теперь Вадим убрал ее в шкаф.
        Валя молчала, опустив голову. То, о чем сейчас говорила Кира, проливало свет на многое, давало ключ к разгадке. Вот, значит, как все просто и обыденно. У Вадима есть другая. Валя была ему интересна лишь несколько месяцев, а затем захотелось сменить пластинку.
        - Это все? - мертвым голосом спросила она.
        - Нет.
        - Что же еще?
        - Стол завален письмами. На конверте штемпель Екатеринбурга. Отправитель не указан, но почерк явно женский.
        - Ты хочешь сказать, она… пишет ему? Пишет Вадиму?
        - Да. И, по-видимому, каждый день. Во всяком случае, через день точно.
        Валю вдруг пронзила догадка. Она с силой сжала ладонью подлокотник кресла.
        - Не только пишет. Она еще и звонит.
        - Верно. - Кира кивнула. - Я тоже заметила.
        - Господи, - прошептала Валя, криво улыбаясь. - Какая же я дура! Полная идиотка. Бог знает что воображала себе, а ларчик-то просто открывался.
        - Сказать по правде, я в шоке, - призналась Кира. - Не ожидала от Вадика такого. Думала, у него к тебе действительно чувство. Радовалась за него, за Антошку. А теперь что?..
        - А теперь пусть они сами радуются с этой его… этой… - Валя в сердцах треснула по подлокотнику кулаком и вскочила.
        Внутри у нее все кипело и бурлило от гнева. Подлый предатель! Нет чтобы прямо обо всем сказать, объясниться начистоту - нужно было мучить ее, морочить голову, смотреть зверем, будто она виновата в том, что ему встретилась другая! Да пропади он пропадом, этот Вадим!
        - Знаешь, Кир, я уеду! - Валя гордо вскинула голову, тряхнула роскошной косой.
        - Куда уедешь? - удивилась Кира. - А Антошка?
        - Ему почти десять месяцев. Может обойтись и без грудного молока.
        - Да ты что? - Кира смотрела на нее со страхом и укоризной. - Он же тебя мамой зовет. Не жалко?
        - Жалко. - Валя сделала глубокий вдох, чтобы не зареветь в голос. - Жалко! Но себя мне тоже жалко! Не желаю больше быть посмешищем.
        - Кто тебе сказал, что ты посмешище?
        - Сама знаю.
        - Тебе ведь некуда идти. Станешь комнату снимать?
        - Стану.
        - Жилье нынче дорогое, все деньги заработанные истратишь.
        - Значит, истрачу. Новые заработаю.
        Кира осуждающе покачала головой:
        - Таких не заработаешь. Молоко в груди не вечно будет. Закончишь кормить, оно исчезнет понемногу.
        - Я много чего умею, не только титькой кормить. Пойду в магазин.
        - Ой, Валя, Валя, зря я тебе все рассказала. - Кира сокрушенно вздохнула.
        - По-твоему, лучше было меня обманывать? - Валя бросила на нее колючий взгляд.
        - Да нет, конечно. Правду все равно не скроешь, - согласилась та нехотя.
        - То-то и оно.
        Валя отошла к окну, прижалась лбом к холодному стеклу. Сердце у нее разрывалось на куски. Как она бросит Антошку? Как сможет просыпаться по утрам и не слышать его нежного, звонкого голоска, не видеть розового, чистого личика, сияющего улыбкой? Как забудет его, ставшего частью ее самой, этот дом, подаривший ей столько чудесных мгновений, спасший от смертельной тоски, отчаяния и одиночества?
        «Все равно придется уходить, рано или поздно, - утешила Валя себя, - так лучше раньше, скорей переболит».
        Кира за ее спиной молчала, исчерпав, видимо, все аргументы.
        «Уеду через неделю, - решила Валя, - а перед этим зайду в кабинет. Погляжу, кто эта краля, на которую он меня променял».
        23
        Назавтра она пересчитала все свои накопления. Оказалось, что у нее есть немногим более десяти тысяч долларов. «На первое время хватит с лихвой, - приободрилась Валя, - сниму квартиру, начну лечить Таньку, потихоньку подыщу работу».
        После обеда она, вместо того чтобы лечь отдыхать, потихоньку спустилась. Подкараулила, пока Вадим выйдет из кабинета, шмыгнула внутрь, подошла к столу.
        Там действительно стояла фотография в серебряной рамке - красавица, чуть постарше Вали, темноволосая, темноглазая, немного скуластая, как сам Вадим.
        Валя долго разглядывала карточку, позабыв об осторожности, о том, что Вадим в любую минуту может вернуться и застать ее здесь. Ее терзали муки ревности.
        «И чем она лучше меня? - недоумевала Валя. - Разве что богачка, раз работает в фирме. Значит, для Вадима это имеет значение».
        Ей стало еще больней и горше. Она порылась в стопке бумаг на столе и откопала несколько конвертов, помеченных штемпелем «Екатеринбург». Имя и фамилия Вадима были и вправду выведены на бумаге изящным, чисто женским почерком. Лезть в конверт и читать письма Валя не стала, брезгливо морщась, засунула их обратно и выскользнула вон.
        Шесть дней она жила как во сне. Кормила Антошку, купала его, переодевала, ходила с ним на прогулку - и одновременно строила планы, как скажет Вадиму о своем уходе. С Кирой они договорились, что будут звонить друг другу, по возможности встречаться.
        Валя собрала все Вадимовы подарки, аккуратно упаковала их в две большие коробки из-под сапог, заклеила скотчем и велела Кире передать ему после ее ухода из дому. Та посмеялась, но обещала выполнить просьбу.
        Близилось воскресенье - день, установленный Валей для окончательного объяснения с Вадимом и отъезда. Накануне, в субботу, она в последний раз вышла с Антошкой прогуляться. Теперь вместо березовой рощицы они ездили в сквер, расположенный в самом центре городка, возле торгового комплекса. Воздух там был не такой чистый, зато вокруг имелось много интересного, на что стоило посмотреть: новенькие, блестящие автомобили у обочины дороги, яркие рекламные щиты, нарядно убранные витрины магазинов.
        Валя катала Антошку взад и вперед по дорожкам, посыпанным мелким оранжевым гравием. Рядом такие же молодые мамаши, роскошно и модно одетые, толкали перед собой коляски с розовощекими, толстыми карапузами.
        После неожиданных холодов немного потеплело, на Вале были брюки и короткая кожаная курточка. Она машинально болтала с малышом, корчила ему смешные физиономии, но мысли ее блуждали далеко, предвосхищая завтрашний день.
        Завтра вечером ее уже не будет здесь. Малыш останется с Кирой, потом ему наймут няню. Наверное, он и ей станет говорить «мама». Наверное…
        Валя внезапно остановилась как вкопанная. В двух шагах от нее на тротуаре стоял Тенгиз. Он смотрел на Валю и улыбался - точь-в-точь, как тогда, в магазине, в день их знакомства.
        - Ты? - Валя попятилась, потянула за собой коляску. - Что тебе опять надо?
        - Выслушай меня, Валечка, дорогая! - Тенгиз быстро шагнул к ней, крепко взял за руку. - Выслушай, умоляю.
        - Говори. - Она почувствовала, что не испытывает к нему былой неприязни, напротив, его вид даже вызывал у нее некое подобие жалости.
        Тенгиз молча погладил ей пальцы. Потом, ни слова не произнеся, он опустился на колени, прямо на сырой от недавнего дождя гравий.
        - Что ты? - испуганно проговорила Валя. - С ума сошел? Встань сейчас же!
        - Встану, если только ты согласишься уехать со мной, - непоколебимым тоном проговорил Тенгиз и обхватил ее ноги в изящных замшевых сапожках.
        Прохожие начали с любопытством оборачиваться. Валя беспомощно кусала губы, не зная, куда деться от стыда.
        - Прекрати этот балаган! Встань! - Она дернула его за воротник, пытаясь поднять, но Тенгиз не двинулся с места.
        - Я сказал - не встану. Я жить без тебя не могу, умираю. Хочешь, верь, хочешь, не верь, Валя-Валентина.
        - Вот дурак, - жалобно проговорила Валя, с тревогой озираясь по сторонам. - Ну встань же ты, поговорим по-людски. - Она вспомнила, как учила ее Кира: любую проблему можно обсудить спокойно, без оскорблений.
        Тенгиз поколебался и поднялся на ноги. Взял у Вали коляску, покатил к ближайшей скамейке. Она послушно следовала за ним.
        - Сядь, - велел он.
        Валя села. Он продолжал стоять перед ней, неотрывно глядя в глаза.
        - Я люблю тебя. Можешь ударить меня за все, что я тебе сделал. Можешь убить. Только не покидай.
        «А ведь это судьба, - мелькнуло у нее в голове. - Она дает мне шанс. Я тоже когда-то любила его. Или думала, что люблю. У нас был ребенок. Только бог никогда не ошибается, а человек всегда грешен. Прости и да прощен будешь».
        - Что ты молчишь? - спросил Тенгиз. В голосе его слышались боль и отчаянье.
        - Думаю.
        - Правда? - Его лицо расцвело в улыбке, глаза зажглись надеждой. - Думай сколько хочешь, только не говори «нет». Умоляю тебя!
        - Куда мы поедем, если я соглашусь?
        - Ко мне поедем. Я мебель купил, красивую, испанскую. У тебя теперь свой шкаф будет, зеркальный, трехстворчатый. Накупим вещей, будешь как королева ходить. Да ты и есть королева, Валя-Валентина, краше тебя нет никого на свете.
        - А женишься на мне? - холодно спросила она.
        - Женюсь. Пусть отец хоть удавится от злости! У меня теперь свои средства, его денег не нужно.
        - Да ладно. - Валя равнодушно усмехнулась. - Мне тоже не нужно твоего штампа в паспорте.
        - Ты согласна? Значит, ты согласна?! - Тенгиз сгреб ее в охапку, закружил, осыпая поцелуями лицо. - Спасибо Аллаху, счастье какое! Какое счастье!
        Она подумала, что он валяет дурака, просто прикалывается, смеха ради. Но потом поняла, что Тенгиз говорит всерьез. Он действительно был в эйфории: как безумный закатывал глаза, называл Валю самыми нежными и ласковыми словами, какие только можно было придумать, обнимал, тормошил, не обращая внимания на проходящих мимо людей.
        - Хватит уже, - испуганно попросила она. - Отпусти меня. А то я решу, что ты психбольной.
        - Я без тебя больной, - счастливо улыбнулся Тенгиз, - а с тобой я здоров как бык. У меня машина там. - Он махнул в сторону стоянки. - Отвези коляску домой и возвращайся. Можешь даже вещи не брать, мы по дороге домой заедем в универмаг и все купим. Все, что пожелаешь.
        - Что, прямо так, сразу? - заволновалась Валя. - Может, завтра?
        - Сегодня. Завтра ты передумаешь.
        - Но… я же должна поговорить с Вадимом, объяснить ему…
        - Зачем что-то объяснять? Просто отдай ребенка, там же есть эта, как ее…
        - Кира. - Валя задумчиво кивнула.
        Тенгиз прав. Если решаться, то сразу, не колеблясь и не раздумывая. Прямо сейчас - отвезти Антошку, собрать шмотки, черкнуть Вадиму пару строчек. Или… или вообще ничего не писать, просто передать через Киру.
        - Хорошо, - твердо проговорила она. - Жди меня здесь, на этой лавочке. Через полчаса приду.
        - Может, мне тебя проводить? Ты только скажи.
        - Нет. Не нужно. Я сама.
        Она быстро пошла по скверу, толкая коляску.
        - Пожалуйста, скорей! Я не могу долго ждать! - донеслось ей в спину.
        Валя грустно улыбнулась. Почему это происходит сейчас, а не год назад? Тогда она была бы самой счастливой женщиной на свете. А теперь… она знает Вадима, и это мешает ее счастью.
        Во дворе коттеджа возился с машиной Леша. Увидел возвращающуюся Валю с малышом, он удивленно округлил глаза.
        - Что так мало погуляли? Или памперса не хватило? - Он захохотал, довольный своей остротой.
        - Помоги завезти, - коротко бросила Валя, кивнув на коляску.
        - Момент! - Леша обтер о колени перепачканные автомобильным маслом руки и поднял коляску на крыльцо.
        - Спасибо. - Валя распахнула дверь и тут же увидела Киру.
        Та давала указания стоящей рядом Наталье.
        - Что случилось? - испугалась она, глядя на въезжающего в холл Антошку. - Почему вы так рано?
        - Можно тебя на пять минут? - Валя цепко взяла ее за руку.
        - Конечно. - Кира недоуменно пожала плечами и строго велела Наталье: - Жди меня здесь. Скоро вернусь.
        Валя вытащила Антошку из коляски и быстро направилась к лестнице. Кира шла следом, заинтригованно поглядывая на нее.
        - Да что же произошло?
        - Сейчас узнаешь.
        Валя зашла в детскую, сняла с малыша комбинезон и шапочку, поставила его в манеж, а затем приблизилась к Кире.
        - Я ухожу.
        - Ты же хотела завтра. - Та смотрела на нее с волнением и тревогой.
        - Сегодня. Там, на улице, Тенгиз. Он заберет меня на машине.
        - Тенгиз? - Кира отступила на шаг, недоверчиво поджала губы. - Зачем он тебе? Ты же его больше не любишь.
        - Зато он любит меня, - жестко произнесла Валя. - Он только что на коленях передо мной ползал.
        - И ты его простила?
        - Да, простила. Если вдуматься, то он не так уж виноват передо мной. Просто боялся отца. Он у него один, мать давно умерла.
        Кира покачала головой:
        - Это ты сейчас так рассуждаешь. А когда он бросил тебя…
        - Он не бросал, а просил немного подождать. Я сама виновата в том, что случилось. Накрутила себя, побежала на улицу на ночь глядя. Сидела бы дома, родила бы в срок, и ребенок остался бы жив. Все, Кир, я не хочу больше ничего обсуждать. Бери Антошку на себя, я отчаливаю.
        - А как же Вадим? Ты должна ему сказать.
        - Ты все скажешь. В контракте указано, что каждая из сторон может прервать соглашение в любой момент. Вот я и прерываю.
        - А как я объясню ему, почему ты ушла?
        - Надеюсь, он сам все поймет. - Валя резко развернулась и скрылась в гардеробной.
        Вещи ее уже были сложены, оставалось собрать лишь кое-какие мелочи. Все это заняло не более пяти минут. Она даже переодеваться не стала, только вместо блузки, удобной для кормления, надела легкий джемперок.
        Кира так и стояла посреди комнаты, словно оцепенев, неподвижно глядя на играющего в манеже малыша.
        - Я готова, - тихо проговорила Валя, поудобней устраивая на плече сумку.
        Кроме нее в каждой руке она держала по объемистому пакету - это были вещи, купленные за время работы у Вадима.
        Кира всхлипнула и вытерла глаза.
        - Мне будет тебя не хватать.
        - Мне тоже, - дрогнувшим голосом проговорила Валя.
        Они обнялись. Кира прижала ее к себе, трижды поцеловала, перекрестила. Потом Валя приблизилась к манежу. Постояла, глядя на Антошку - тот, не обращая на нее внимания, пробовал на зуб резиновую белку.
        - Возьми его на руки, - посоветовала Кира, - на прощание.
        - Нет. Не могу. - Валя решительно мотнула головой и на мгновение зажмурилась, чтобы не видеть родное, ангельское личико малыша.
        Все. Это вчерашний день. Об этом нужно забыть и жить дальше.
        Она быстро, не оборачиваясь, зашагала к двери. У самого порога ее вдруг осенило. Она остановилась, опустила пакеты на пол.
        - Забыла что-то? - участливо спросила Кира.
        - Да, забыла. - Валя рывком дернула «молнию» на сумке, пошарила среди вещей и вытащила пухлый конверт с деньгами - свой гонорар за кормление малыша. - На, возьми. - Она протянула конверт Кире.
        - Как это? - не поняла та. - Зачем?
        - Затем. Если Вадим думает, что мне нужны были его деньги, то пусть поймет, что ошибался. И Антошку я нянчила как своего собственного ребенка, просто потому, что любила его, а не потому, что мне платили за это. Бери же, ну! - Валя нетерпеливо шагнула к Кире.
        - Но ведь тут огромная сумма! - ошеломленно пролепетала та.
        - Пусть. Ничего не нужно. Обо мне есть кому позаботиться.
        - Валя, ты просто сумасшедшая. Мало ли как обернется жизнь! Отказываться от заработанных денег - это… это… черт знает что!
        - Прощай, Кирочка! - Валя чмокнула ее в щеку и, почти бегом рванув двери, подхватила пакеты и скрылась в коридоре.
        Сердце в груди бешено стучало, когда она спускалась по лестнице. «Только бы не встретить его! Не встретить Вадима!» - молила Валя, стараясь унять смятение.
        Мысль отказаться от денег пришла ей в голову внезапно. Она сама не знала, как могла так поступить. Ведь это были деньги на лечение Таньки, на помощь матери с отцом, на ее дальнейшую самостоятельную жизнь.
        Но что-то подсказывало Вале - необходимо сделать именно так. Покинуть этот дом не кормилицей младенца, а женщиной, любовь и преданность которой не смогли оценить. Уйти, гордо подняв голову, проглотив слезы, спрятав обиду глубоко в душе.
        Она прошла мимо дожидающейся Киры Натальи.
        - По магазинам? - приветливо поинтересовалась та.
        Валя кивнула.
        - Да, хочу купить себе что-нибудь свеженькое.
        Незачем никому объяснять. Достаточно одной Киры.
        Хлопнула дверь. Во дворе Леша уже заводил «мерс».
        - Валюшка, подвезти? - Он высунул из окна улыбающееся лицо.
        - Спасибо, Лешенька, мне недалеко. Пешком дойду.
        - Ну гляди.
        Валя зашагала к воротам. Шаг, еще шаг от крыльца, от дома, ставшего таким родным, будто она прожила в нем всю жизнь, где она была почти что женой и матерью. Где оставался человек, которого она ненавидела всем сердцем. Ненавидела, продолжая любить.
        24
        Она заметила Тенгиза издалека. Тот нервно прохаживался взад и вперед по бульвару, дымя сигаретой. Увидев Валю, идущую навстречу, он подпрыгнул и бросился к ней.
        - Милая! Ты пришла! Какое счастье, что ты пришла!
        Он заключил ее в объятия, снова принялся целовать.
        - Успокойся уже. - Валя попробовала вырваться, но куда там. Тенгиз точно ошалел, прижимал ее к себе на виду у всех, только что раздевать не начал.
        - Перестань. Убери руки. - Она кое-как выскользнула, тяжело дыша от возбуждения и нервного напряжения. - Идем в машину.
        - Да, идем. Идем. - Тенгиз послушно зашагал к стоянке, на ходу то и дело оборачиваясь, глядя на Валю с собачьей преданностью.
        Ей стало не по себе. Что-то в его поведении было неестественным, отталкивающим - слишком сильная подобострастность, суетливость, противная мужской природе.
        «Раньше я в нем этого не замечала, - подумала Валя. - Но он, может быть, и не любил меня по-настоящему, не опасался потерять».
        Они дошли до стоянки, Тенгиз распахнул перед Валей дверцу «десятки», и она села, удобно откинувшись на мягкую спинку.
        На нее нахлынули воспоминания. Тот, самый первый их вечер, когда Тенгиз повез ее кататься по Москве. Цветные огни за стеклами, огромный бургер, кетчуп, перепачкавший пальцы. Поцелуи в темном салоне, ее беспокойство о таблетке.
        Господи, какая же она тогда была наивная! Маленькая провинциальная дурочка, воображавшая, что знает все на свете про отношения мужчины и женщины. А ведь прошло совсем немного времени с того момента, как Тенгиз умолял ее поехать к нему на ночь, а за окнами шумел московский сентябрь. Всего год - и как он изменил ее жизнь и ее саму…
        - Валечка, - ласково окликнул Тенгиз.
        - Что?
        - О чем задумалась, родная? Может быть, ты голодна? Заедем пообедать?
        - Нет, спасибо. Я недавно завтракала.
        - Хочешь мороженого? Я отвезу тебя в кафе?
        - Нет, Тенгиз. Я хочу домой. У меня… голова разболелась.
        Это было правдой - у Вали действительно ныл правый висок, будто в него засунули гвоздь, - но только отчасти. Главной же причиной ее отказа посетить кафе или ресторан было желание хотя бы немного побыть одной. Она надеялась, что сможет уговорить Тенгиза дать ей передохнуть часок-другой в одиночестве, осмыслить все, что произошло, собраться с силами, настроиться на новую волну.
        - Как скажешь, моя королева. Домой так домой. - Тенгиз повернул ключ зажигания.
        «Десятка» сорвалась с места и понеслась к городу.
        Валя протянула руку и щелкнула клавишей магнитолы. Салон наполнился тихой музыкой. Ей всегда нравился вкус Тенгиза по выбору записей, и слух у него был замечательный - он любил петь под гитару, да и просто без аккомпанемента, особенно армянские и азербайджанские песни. Вот и сейчас Тенгиз крутил баранку и бархатистым тенором вполголоса подпевал магнитоле. Валя смотрела на него искоса, чуть наклонив голову.
        Красавец. Девчонки по таким сохнут. За то время, что они не виделись, он, кажется, стал еще красивей. Лицо похудело, сделалось четче, щеки впали, обрисовав скулы. А глаза так и сияют. Почему же она не чувствует по отношению к нему былой страсти? Ничего не чувствует, лишь нелепую жалость, смешанную с отвращением.
        Валя представила, что сегодня ночью они будут спать в одной постели, и ее невольно передернуло.
        «Как же так? - подумала она с тревогой. - Я же должна хоть немного хотеть его, ведь еду к нему домой. В качестве жены - буду жить на его средства, Таньку лечить, помогать матери».
        Валя попыталась разжечь в памяти картины их с Тенгизом близости, когда она была сама не своя от желания и отдавалась ему со страстью и восторгом. Получалось с трудом, если честно, не получалось вовсе.
        «Ничего, - успокоила себя Валя, - все рано или поздно образуется. Я снова к нему привыкну. Полюблю снова. Так бывает. Наверняка!»
        Она вдруг вспомнила Антошку. Интересно, как он там без нее? Кира небось уже покормила его овощным супом и протертым мясом из баночки. А этот озорник плевался и строил уморительные рожи.
        Валя подавила тяжелый вздох. Груди начало ломить, как всегда примерно за час до кормления. Молока у нее сейчас было меньше, чем в первые месяцы после родов, но все равно достаточно. Антошка сосал два раза в день, а когда Вале приходилось сцеживаться, получалось по целому стакану.
        Теперь необходимо в течение недели туго бинтовать грудь, и лактация постепенно сойдет на нет. Что поделаешь, придется пережить этот неприятный период.
        Машина ехала по шоссе, приближаясь к Кольцевой автодороге. За окнами мелькал лес. Тенгиз все напевал себе под нос, поедая Валю жадным и счастливым взглядом. Ее понемногу начало клонить в сон. Он заметил это, щелкнул рычажком, и сиденье плавно откинулось назад.
        - Поспи.
        Валя благодарно кивнула и закрыла глаза. Заснуть ей не удалось, но она так и просидела всю дорогу, зажмурившись. Встряхнулась, лишь когда «десятка», сделав вираж, остановилась у знакомого подъезда.
        - Добро пожаловать. - Тенгиз выбежал из машины и услужливо открыл перед Валей дверцу.
        Она вышла, слегка щурясь от яркого дневного света.
        - Твой дом. - Он осторожно обхватил ее за плечи, подтолкнул к подъезду.
        Они поднялись по лестнице, зашли в квартиру, и Валя ахнула: кругом все было новым. Люстра под потолком, шикарная мебель, в прихожей зеркало во всю стену. Повсюду китайские фонарики, «музыка ветра».
        - Нравится? - горделиво спросил Тенгиз.
        - Зачем это? - Валя дотронулась до деревянных висюлек. Тут же послышался мелодичный хрустальный звон.
        - Это фэн-шуй, - объяснил Тенгиз.
        - Фен… что?
        Он засмеялся.
        - Учение такое. О том, как стать счастливым. Для этого нужно, чтобы все вещи в доме имели определенный порядок. И обязательно «продувать» квартиру вот этими трубочками.
        Валя скептически пожала плечами. Неужели счастье зависит от местоположения предметов? Ей это показалось странным и смешным. Однако она ничего не сказала, просто сняла сапожки, куртку и прошла в комнату.
        Тут тоже все изменилось. На постели лежало новое дорогущее покрывало, в углу красовалось трюмо, уставленное флаконами с духами и туалетной водой. На полу, под ногами, лежал толстый китайский ковер. Похоже было, что Тенгиз действительно разбогател и денег у него куры не клюют.
        Валя осторожно присела на край тахты.
        - Я сварю тебе кофе, - сказал Тенгиз и, не дожидаясь ответа, ушел в кухню.
        Вскоре оттуда послышался рев кофемолки.
        Валя сидела на постели, уронив руки на колени. Ей казалось, что она видит себя со стороны - потерянную, одинокую, не знающую, чем заняться.
        Грудь болела все невыносимей. Валя хотела было сцедить молоко в последний раз, но пересилила себя. Она порылась среди вещей, вытащила тугой бюстгальтер, надела и накрепко затянула лямки. Боль немного утихла, но все тело неприятно ныло - организм, выдернутый из привычного режима, бунтовал.
        «Выпью кофе, и станет легче», - решила Валя. Ей пришло в голову, что теперь можно выпить и что-нибудь покрепче, чтобы окончательно прийти в себя.
        - Тенгиз! - крикнула она в кухню.
        Он тотчас возник на пороге с полотенцем через плечо.
        - Сейчас принесу кофе.
        - Слушай, а у тебя есть коньяк? - спросила Валя.
        - Есть. Хочешь выпить?
        - Хочу, - кивнула она. - Совсем чуть-чуть.
        - Будет исполнено. - Тенгиз открыл бар, достал оттуда плоскую флягу, взял из горки пару хрустальных рюмок и виртуозно наполнил до самых краев.
        - Я же сказала чуть-чуть, - недовольно проворчала Валя.
        - Тут немного, - успокоил Тенгиз, поднося рюмку к ее губам. - За тебя.
        - Спасибо. - Она сделала короткий вдох и затем залпом глотнула обжигающую жидкость.
        Внутри стало тепло, голова наполнилась легкостью.
        Тенгиз внимательно смотрел на Валю.
        - Еще?
        - Пожалуй, - неуверенно произнесла она.
        Он налил снова.
        Легкость усилилась, к ней прибавилось приятное головокружение. Валя чуть откинулась на постели. Ей стало жарко, она сняла джемпер.
        - Совсем разденься, - посоветовал Тенгиз.
        Он тоже выпил две полные стопки, и глаза его загорелись еще сильнее, смуглое лицо порозовело.
        - Хитрый какой! - Валя погрозила ему пальцем и пьяно хихикнула.
        - Я хитрый? - Он невинно и вместе с тем лукаво похлопал ресницами. - Не-ет, Валя-Валентина. Я наивный как баран. Еще? - Тенгиз кивнул на фляжку.
        - Хватит, - вяло запротестовала она, - а то я совсем захмелею.
        - Да что ты! Это же совсем ерунда. Три стопки, подумаешь. - Он уже снова наливал в Валину рюмку. - Опять за тебя!
        - Сколько же можно за меня? Давай за нас двоих.
        - Давай, - неожиданно серьезно проговорил Тенгиз.
        Они звучно чокнулись и выпили. Перед глазами у Вали все поплыло, потолок равномерно кружился.
        - Я тебе помогу, - сказал Тенгиз прямо ей в ухо.
        Она не сопротивлялась. Он снял с нее брюки, лифчик, взялся за тоненькую резинку трусиков.
        - Ч-что ты д-делаешь? - выговорила Валя, с трудом ворочая заплетающимся языком.
        - Хочу любить тебя. Ты ведь теперь моя. Правда, снова моя, и ничья больше?
        - Твоя, твоя. - Она покорно сдалась на его милость. Ей было все равно, не осталось ни отвращения, ни сил сопротивляться.
        По-прежнему, будто взирая на себя со стороны, Валя видела свое обнаженное тело, распростертое на постели. Тенгиз делал с ней что хотел, вертел, как куклу. Из груди сочилось молоко. Он слизывал его и жмурился от удовольствия.
        - Ты моя сладкая. Вся сладкая. И снаружи, и внутри.
        «Господи, вот пошлость! - лениво промелькнуло у нее в мозгу. - И сам Тенгиз пошлый с головы до ног. Приторный, как перезрелый кишмиш».
        Она непроизвольно дернулась в его руках. Тенгиз принял это за проявление страсти и засуетился еще больше, забормотал что-то несусветное.
        - Замолчи, - бессильно простонала Валя.
        Он поднял лицо, его глаза удивленно и тревожно уставились на нее.
        - Что-то не так?
        - Все так. Только… молчи, ради бога! Не нужно все время говорить.
        - Не буду.
        Тенгиз послушно замолчал. Валя видела, что он сник, но не утешала его. Ей хотелось лишь одного - побыстрей все закончить и снова закрыть глаза.
        «Я теперь так и буду жить с закрытыми глазами, - испугалась она, - все время спать - и ночью, и днем».
        «А во сне видеть Вадима и Антошку,» - договорил за нее чужой голос.
        «Нет! - отчаянно и беззвучно крикнула Валя. - Нет!»
        - Что - «нет»? - прошептал Тенгиз и крепко стиснул ее руками.
        - Ничего. Разве я что-то сказала? - Она с трудом заставила себя взглянуть на него.
        - Ты сказала «нет».
        - Тебе показалось. Я просто вздохнула. Душно.
        - Валя!
        - Что?
        - Ты… не любишь меня больше. Совсем не любишь. Ни капельки.
        - Я не обещала любить тебя. Просто согласилась уехать.
        - Да, понимаю. - Тенгиз опустил голову ей на грудь.
        Она заставила себя коснуться его волос - так, как делала это раньше. Снова - никаких ощущений, будто она дотронулась до деревяшки.
        - Ладно, - тихо проговорил Тенгиз, отпуская Валю. - Я пошел.
        - Куда ты?
        - Съезжу по делам. Ты отдыхай. Хочешь, сходи по магазинам, я оставлю денег. Ключи на комоде в прихожей.
        - Хорошо. Когда ты вернешься?
        - К вечеру. Ты не скучай без меня. - Он улыбнулся, грустно и жалко, как побитая собака.
        - Не буду. - Валя отвернулась от него, поджала под себя ноги и свернулась клубком.
        Она слышала, как Тенгиз поднялся и ходит по комнате. Потом на нее сверху опустилось что-то мягкое.
        - Плед, - пояснил он, - чтобы ты не замерзла.
        Валя едва заметно кивнула.
        Он наконец ушел из спальни. Еще минут десять возился в прихожей, а затем хлопнула дверь.
        Валя полежала немного и встала. Ее мутило от коньяка. К головокружению прибавилась тяжесть в затылке.
        «Никогда больше не буду пить, - подумала она, - надралась как свинья».
        Она оделась и, нетвердо ступая, вышла в кухню. Поставила чайник, глянула на часы. Три с мелочью. Антошка, наверное, еще спит. У Киры он спит дольше, чем у нее, та предпочитает его не будить.
        Сердце у Вали болезненно сжалось. Она стиснула зубы и затравленно огляделась по сторонам. Надо делать что-то. Нельзя сидеть вот так, колодой, иначе можно сойти с ума. Взяться за уборку, что ли?
        Валя отыскала в углу за дверью щетку, тщательно вымела и без того безупречно чистый пол, потом намочила тряпку и протерла красивые узорчатые кафельные плитки. Вымыла чашки из-под кофе, до блеска начистила раковину. Затем принялась за плиту.
        Ей стало спокойней и легче. Она драила стеклокерамическую панель и ни о чем не думала. Так прошло полтора часа.
        Зазвонил телефон. Валя вздрогнула от неожиданности, подошла, вытирая руки о фартук, и подняла трубку.
        - Это я, - раздался далекий голос Тенгиза. - Как ты?
        - Нормально. Мою твою плиту.
        - Я купил тебе мобильник.
        - Зачем? Я же никуда не хожу.
        - Просто так. Чтобы я мог в любое время услышать твой голос.
        - Что приготовить на ужин? - спросила Валя.
        - Мы поужинаем в ресторане.
        - Но я хочу дома. Дай мне задание, я схожу в магазин и приготовлю.
        - Хорошо. Хочу телячьи отбивные с горошком и салат из крабов. Справишься?
        - Постараюсь.
        - Целую!
        Валя повесила трубку. Теперь, когда у нее появилась хоть какая-то цель, она почувствовала себя значительно бодрее и увереннее. Умылась ледяной водой, сделала макияж, отыскала в тумбочке деньги, оставленные Тенгизом, и, одевшись, спустилась на улицу.
        Она решила, что не будет торопиться. Сначала осмотрит округу, походит по ближайшим гастрономам, поглядит, какой где выбор - на будущее. Потом сделает покупки, вернется домой и возьмется за готовку.
        Побродив по микрорайону около часа, Валя наконец облюбовала крупный супермаркет, наподобие того, в котором работала, взяла парной телятины, консервированных крабов и другие продукты, нужные для салата, а на десерт выбрала шоколадный торт. Оставив в магазине внушительную сумму, она отправилась домой. Принесла покупки на кухню, включила на полную громкость радио, достала кастрюли и сковородки и принялась орудовать у плиты.
        Настроение у нее совсем поднялось. «Главное - не бездействовать, - постановила она для себя. - Тенгиз мне вовсе не чужой. Я буду заботиться о нем, и постепенно чувства вернутся. Надо просто пожалеть его, как я жалела Вадима».
        К шести вечера все было готово. Валя нашла в шкафу красивую скатерть, постелила на стол, поставила салатник, приборы, добавила бутылку легкого столового вина из бара, а на маленьком хозяйственном столике оставила дожидаться своей очереди чайные чашки и десерт.
        Тенгиз вернулся в половине шестого. Валя еще с порога заметила, что он изрядно навеселе. В нос ударил с детства знакомый запах перегара - его всегда приносил с собой отец, приходя с работы.
        - Не смотри на меня так, Валя-Валентина. - Тенгиз громко захохотал и, достав из пакета огромную коробку конфет, вручил ей. - Держи!
        Валя взяла конфеты и осуждающе покачала головой:
        - Ты пьян.
        - Не пьян. Просто немного выпил. От радости, оттого, что ты меня ждала. - Он полез к ней с объятиями, но, не удержав равновесия, пошатнулся и ухватился за висевшую на крючке Валину куртку. Та упала ему под ноги.
        - Прости, - Тенгиз виновато улыбнулся и, подняв куртку, осмотрел порванную вешалку, - я сейчас пришью.
        - Дай сюда. Я сама. - Валя выхватила куртку у него из рук.
        Настроение у нее в момент испортилось, на душе стало темным-темно, расхотелось кормить Тенгиза с таким старанием приготовленным ужином.
        Тот стоял перед Валей, опустив голову, разглядывая свои ботинки.
        - Ты сильно пьян, Тенгиз, - проговорила она сухо, - я тебя раньше никогда таким не видела. Посмотри, на кого ты похож.
        Он скосил глаза на зеркало, смущенно хмыкнул, поправил задравшийся ворот рубашки, пригладил волосы.
        - Есть будешь? Тогда идем в кухню, хотя, на мой взгляд, тебе лучше лечь, отоспаться.
        Тенгиз ничего не ответил, снял ботинки, вымыл руки, прошел в кухню и уселся за стол. Валя видела, что он с трудом контролирует себя - вот-вот уткнется носом в тарелку и захрапит. Все же она положила ему салат и две сочные отбивные с заказанным гарниром. Тенгиз вяло поковырял вилкой еду, поморщился.
        - Спасибо, все очень вкусно.
        - Оно и видно. - Валя холодно усмехнулась, налила стакан крепкого чая, отрезала кусок торта, молча поставила на стол.
        - Валя-Валентина, это первый и последний раз. Я тебе клянусь.
        - Не надо клясться, я и так верю. Пей чай и иди ложись. Выспишься, завтра утром поговорим обо всем.
        - А ты? - Тенгиз жалобно глянул на Валю.
        - Что я?
        - Ты тоже ляжешь со мной?
        - Нет, Тенгиз. Мне еще рановато спать. Только семь часов. А вот тебе в самый раз.
        - Хорошо. - Он выпил чай и, не притронувшись к торту, вышел.
        Вскоре зашумела вода в ванной. Валя хмуро оглядела оставшиеся продукты, сложила все по мискам и убрала в холодильник. Ополоснула посуду, зашла в комнату. Там прямо на ковре валялись брюки Тенгиза, на спинке стула криво висела измазанная чем-то рубашка.
        Валя вздохнула, подобрала брюки, отряхнула, аккуратно вывернула. В правом кармане лежало что-то тяжелое. Она засунула туда руку и вытащила мобильник одной из последних моделей. Очевидно, это и был подарок, который Тенгиз обещал ей принести - спьяну он просто-напросто забыл про него. Валя равнодушно оглядела дорогую игрушку, пощелкала клавишами и отложила на трюмо. Затем скомкала рубаху и отнесла в стиральную машину.
        Щелкнула задвижка ванной, и на пороге возник Тенгиз в купальном халате. Выглядел он немного свежее, взгляд сделался более осмысленным.
        - Спокойной ночи. - Валя сдернула с кровати покрывало.
        Тенгиз послушно лег под одеяло, отвернулся к стене.
        Она погасила свет и вышла.
        Ее терзали сомнения и страх. Не верилось, что перед ней прежний Тенгиз - тонкий, умный, музыкальный, любитель стихов Багрицкого. Что с ним произошло после того, как они расстались? И что она, Валя, будет делать с ним, если он вздумает так напиваться каждый день?
        Она долго сидела на кухне за столом, несколько раз подогревала чайник, пила горячий, крепкий чай. Ей трудно было заставить себя вернуться в спальню, лечь в постель рядом с Тенгизом.
        В половине одиннадцатого Валя вздохнула, потушила свет, на цыпочках пробралась в комнату, осторожно разделась. Тенгиз лежал, не шевелясь, по его ровному дыханию было понятно, что он спит. Она бесшумно скользнула под одеяло, отодвинулась на самый край тахты, закрыла глаза и попыталась не думать ни о чем, просто расслабиться и отключиться.
        25
        Утром, когда Валя проснулась, Тенгиза в комнате уже не было. Из кухни снова доносилось веселое жужжание кофемолки, а еще приятная музыка.
        Валя сладко потянулась и встала. Раскрыла плотные, темные шторы, накинула халат, прибрала растрепавшуюся косу и хотела было идти в ванную, но тут в дверях возник Тенгиз.
        - Доброе утро, любимая. - Лицо его было свежим и бодрым, глаза улыбались.
        Валя невольно улыбнулась ему в ответ.
        - Доброе утро.
        - Хорошо выспалась?
        - Отлично.
        - Завтрак уже готов. Прошу к столу.
        Валя посмотрела на Тенгиза с благодарностью. Кажется, зря она вчера судила его так строго. Ни в какого алкоголика он превращаться не собирается - просто дал человек себе маленькую поблажку, обмыл радостное событие, и ничего больше.
        - Спасибо тебе, Тенгиз, - мягко проговорила Валя. - Сейчас я приду. Только душ приму.
        - Конечно, - согласился он и снова исчез в кухне.
        Валя поплескалась в ванной и пришла за стол, где ее действительно ожидал заботливо приготовленный завтрак: два яйца всмятку, гренки с сыром, джем и чашка ароматного дымящегося кофе.
        - Ешь. - Тенгиз устроился напротив, не спуская с Вали влюбленных глаз.
        - А ты?
        - Я уже сыт. Сейчас убегаю.
        - И когда же ты вернешься? - с некоторым разочарованием поинтересовалась она.
        - Вечером, любовь моя. Только вечером. Слишком много дел. Не стану работать, не будет, денег, а мне они нужны. Я же сказал: хочу содержать тебя, как королеву.
        - Да перестань ты. - Валя досадливо отмахнулась.
        Ей вовсе не нужно было, чтобы Тенгиз бросал к ее ногам роскошные подарки. Она вполне согласилась бы на простое, тихое семейное счастье, чтобы все было как у людей - взаимное доверие, забота друг о друге, по выходным - гости или развлечения. И… и обязательно малыш. Мальчик или девочка - все равно. Главное, чтобы он был здоровенький, веселый, краснощекий, как Антошка, чтобы тянул к ней ручонки, смешно и трогательно лопоча «ма-ма-ма».
        Ах, когда все это будет и будет ли вообще?
        Валя не смогла подавить вздох и опустила глаза. Тенгиз настороженно глянул на нее.
        - Что-то не так, Валя-Валентина?
        - Все так, Тенгизик. - Она не заметила, как назвала его привычным, ласковым именем, каким раньше, в дни их любви.
        Зато Тенгиз сразу заметил это, и лицо его засветилось радостью. Он вскочил с табурета, обнял Валю, крепко прижал к себе.
        - Счастье мое! Птичка моя! Я все не могу поверить, что ты здесь. Никуда бы не уходил, сидел с тобой весь день, да нельзя.
        - Иди, иди. - Валя, смеясь, осторожно освободилась из его рук. - Успеем еще вместе насидеться.
        Она и сама обрадовалась проснувшейся нежности к Тенгизу и почти готова была поверить в то, что все может стать по-прежнему.
        Он поцеловал ее в последний раз, тяжело вздохнул и пошел собираться.
        Валя не спеша выпила кофе, съела гренки и одно яйцо. Потом проводила Тенгиза и взялась за уборку квартиры. Она решила, что к его приходу все должно быть не просто чистым, а сиять до блеска. Пропылесосила, вымыла полы, натерла мебель. К обеду ее одолела усталость. Валя подумала, что надо сходить прогуляться. Она оделась, взяла на всякий случай немного денег и вышла из дому.
        Было свежо, но довольно солнечно. Под ногами шуршала опавшая листва. Валя неторопливо шла по тротуару, слегка раскачивая на плече маленькую кокетливую сумочку.
        - Девушка! - окликнул ее сзади молодой женский голос.
        Она обернулась. Рядом стояла совсем юная девчушка с коляской. На вид ей было не больше семнадцати. В коляске важно восседал пухлощекий карапуз и деловито пускал слюни. При взгляде на ребенка Валю тотчас охватила глубокая тоска.
        - Что вам? - сухо спросила она у девчонки.
        - Закурить не будет? - Та по-свойски подмигнула. - Понимаешь, подруга, муж - ну просто зверь. Как малой родился, он сигареты из дому выбросил и каждый день мои карманы обшаривает - упаси бог, найдет там хоть четверть пачки. А мне без курева - смерть, я с тринадцати смолю.
        - Ну и дура, - спокойно проговорила Валя, не спуская глаз с малыша. - У тебя такой славный сынок, ты ж небось кормишь его.
        - Кормлю, - подтвердила непутевая мамаша.
        - Ну вот. Хочешь травить его табаком?
        - Да я ж совсем чуть-чуть. Чтоб нервы успокоить. - Девчонка скривила жалобную физиономию.
        - Нервы! - презрительно хмыкнула Валя.
        - А что ты смеешься? - обиделась ее случайная знакомая. - Знаешь, каково это - родить? Врагу не пожелаю. Моя бы воля, сделала бы аборт, не раздумывая. Это все Димка, черт бы его взял! Ему-то уже двадцать пять, а мне только восемнадцать будет. Я еще пожить хочу, погулять. Так нет, уперся рогом - подавай сына. Вот, пришлось подать. - Она кивнула на ребенка, вздохнула, завистливо оглядела Валю с головы до ног и сделала вывод: - Ты-то небось свободна, живешь в свое удовольствие, счастливица!
        - Да ты… что ты вообще понимаешь, дуреха! - У Вали от гнева и горечи даже дыхание перехватило. - Оказаться бы на твоем месте! У меня ребенок умер при родах. Девочка. А муж меня в это время бросил.
        Девица прикусила язычок и испуганно смотрела на Валю густо подведенными, хорошенькими глазками.
        - Прости, пожалуйста. Я не хотела. Прости. Тебя как зовут?
        - Валя.
        - А меня Дарья. Я тут рядом живу. Димка мой водителем работает, на фирме. Если что надо, поможет, подбросит, куда скажешь.
        - Никуда не надо, - уже мягче проговорила Валя. - Я сейчас не одна, у меня есть мужчина. А ты бы перестала дурака валять, растила своего малыша и радовалась.
        - Да я радуюсь. - Дарья неуверенно пожала плечами, качнула коляску и, сложив губы трубочкой, неожиданно загудела на одной монотонной ноте: - Рыбка моя, птичка, сыночка, золотой!
        В ответ на это пацан сморщил пухлую мордаху и зашелся громким ревом.
        - Ну вот, - расстроилась Дарья. - И так всегда! Ты к нему с лаской, а он… - Она с досадой махнула рукой и отошла от коляски.
        Ребенок тут же смолк и принялся сосать кулачок.
        - Весь в отца, - сердито проговорила Дарья. - Характер такой же стервозный, не знаешь, как подступиться.
        - Дай-ка я, - попросила Валя, наклоняясь над коляской. - Можно взять его на руки?
        Дарья кивнула.
        - Валяй, бери. Если честно, я б тебе его на весь день отдала. За полпачки «Винстона».
        - Придурочная. - Валя усмехнулась, покрутила пальцем у виска. Потом осторожно достала пацаненка, прижала к себе. Тот молчал, сосредоточенно глядя на нее серыми глазенками, почти лишенными ресниц.
        - Смотри-ка, - удивилась Дарья, - даже не орет. Слон в зоопарке сдох.
        - Чего ж ему орать-то? - проговорила Валя, ласково поглаживая малыша по щечке, как делала это с Антошкой. - Он же нормальный, а не такой лох, как его мамашка. Правда, маленький?
        Мальчонка в ответ широко улыбнулся, демонстрируя беззубые десны.
        - Слушай, придумала! - Дарья хлопнула себя по лбу. - Иди к нам няней. Димка тебе заплатит, он у меня неплохо зарабатывает. Иди, а? Я хоть вздохну наконец спокойно.
        - Нет, няней я не пойду. - Валя помрачнела, ее лицо нахмурилось.
        Она аккуратно вернула малыша на место, поправила одеяльце и отступила в сторону.
        - Почему? - Дарья смотрела на нее с глубоким разочарованием.
        - Наработалась. Больше не хочу.
        - Жаль. - Девушка вздохнула и тут же встрепенулась: - Так ты просто заходи. - Она махнула рукой в сторону стоявшей в отдалении серой башни: - Вон тот дом, седьмой этаж, квартира сто три. Я буду ждать.
        - Хорошо, спасибо. Я постараюсь. - Валя кивнула на прощание и пошла дальше по тротуару.
        Спокойствие ее как в воду кануло. Валя подумала: «Если бы сейчас перед ней вдруг возник черт и предложил взять ее душу в обмен на исполнение желания, она без колебаний попросила бы вернуть ее к Вадиму в коттедж. Какая она дура, что согласилась вот так взять и уехать! Ей не прожить без них, без Вадима и Антошки. Что угодно: пусть будет другая женщина, а она, Валя, останется в роли кормилицы - только бы быть там, рядом с ними, с теми, кто дороже всего на свете».
        Она совсем забыла, куда идет - брела наугад, не глядя по сторонам. Плечи ее ссутулились, голова опустилась.
        Может, стоит позвонить Кире? У Вали есть ее сотовый. Спросить, как они там без нее, как Вадим: продолжает ли общаться со своей пассией из Екатеринбурга? И как Антошка обходится без грудного молока?
        Валя с ожесточением закусила губу. Нет уж! Дело сделано, мосты сожжены. Отныне она с Тенгизом и изо всех сил постарается быть ему хорошей женой. Для начала накупит продуктов, приготовит ужин любимому мужу.
        Она как раз поравнялась с гастрономом. Зашла туда, отстояла небольшую очередь, вышла на улицу с двумя увесистыми пакетами. Заставила себя гордо выпрямиться и зашагала к дому.
        26
        Ближе к вечеру, когда еда была давно готова, а хозяйственных дел больше не осталось, Валю снова охватило беспокойство. Она сидела в спальне перед телевизором и невольно прислушивалась к звукам, раздающимся с лестничной площадки. Ее мучила мысль, что Тенгиз может опять вернуться навеселе.
        Однако он пришел совершенно трезвый, принес два огромных ананаса и очередную коробку шоколадных конфет. Они поужинали при свечах, затем легли в постель и занялись любовью.
        Валя старалась угодить Тенгизу, пробовала воссоздать в памяти те эмоции, которые прежде испытывала при близости с ним, даже попыталась сымитировать экстаз, в который якобы ее привели его ласки. Получалось, однако, довольно скверно. Вале показалось, что Тенгиз отлично все видит и чувствует: и то, что она с трудом переносит его рядом с собой, и то, что разыгрывает бездарный спектакль. Она ждала, что он не выдержит и взорвется, но Тенгиз молчал. Ласково гладил Валю по голове, нежно целовал в губы, улыбался - словом, вел себя так, будто все у них просто замечательно и лучше не бывает. Под конец она поверила, что его устраивает такое положение вещей, и почти успокоилась…
        …Так и пошло. Оба старательно играли определенные для себя роли, были друг с другом подчеркнуто вежливы и обходительны. Каждое утро Тенгиз уезжал на фирму, а Валя оставалась дома, убирала, готовила обед и ужин, ходила на прогулку и по магазинам.
        Свободного времени у нее теперь была уйма, и, не зная, чем его занять, Валя разыскала телефон Верки и позвонила ей. Та была ужасно рада. Оказалось, что в супермаркете Вера больше не работает - отец устроил ее к себе в контору. Там хоть и платили немного меньше, зато и хлопот никаких не было, сиди себе, печатай на компьютере. да попивай чай.
        Девушки поболтали о том о сем, вспомнили старые времена. Потом Верка неожиданно заторопилась.
        - Пора мне, Валюха. Ждут.
        - Кто ждет? - полюбопытствовала она.
        - Да так, один. - Верка хмыкнула в трубку и с иронией произнесла: - Жених.
        - Ты что, замуж выходишь? - не поверила Валя.
        - Выхожу, представь.
        - И кто он?
        - Наш сосед. Всю жизнь на одной лестничной площадке прожили. Ни фига себе, правда? - Та весело захохотала.
        Валя слушала ее беззаботный, вполне счастливый смех, и в сердце у нее росла тоскливая пустота. Нет, она вовсе не завидовала Верке - чем шляться, пусть лучше создаст семью, остепенится, тем более что парень-то, видать, хороший, раз знает свою безбашенную невесту с самого детства и до сих пор в ней не разочаровался.
        Дело было не в зависти. Дело было в самой Вале. В том, что она не могла так заразительно, счастливо смеяться, рассказывая подруге о Тенгизе, в том, что, в отличие от Верки, ей некуда было спешить. А еще в том, что она невероятно, смертельно устала от притворства.
        В этот вечер Валя наврала Тенгизу, что хочет навестить Евгению Гавриловну, а сама поехала к Зое Васильевне. Без звонка, ей хотелось нагрянуть сюрпризом, однако не получилось - дверь открыл муж Зои Васильевны и сообщил, что та в больнице с инфарктом. Вид у него был жалкий и потерянный, о его ноги терся и грустно поскуливал рыжеватый бесхвостый фокстерьер - оба болезненно переживали отсутствие хозяйки. Валя немного посидела с ними, приготовила на скорую руку ужин, сбегала за мясом для пса. Потом ей на мобильный начал трезвонить Тенгиз, предлагая забрать ее от тетки на машине. Вале не хотелось видеть его сегодня как можно дольше, но делать было нечего. Они уговорились встретиться возле универсама. Тенгиз отвез ее домой, и там Валя, впервые за все время, не выдержала, сорвалась, накричала на него по какому-то пустяку. Потом закрылась в ванной и долго ревела, открыв воду на полную мощность.
        Тенгиз, стоя за дверью, упрашивал ее выйти или хотя бы объяснить, в чем дело. Валя не отвечала, и постепенно он тоже завелся, стал говорить на повышенных тонах, пару раз долбанул в дверь кулаком. Потом в коридоре стало тихо.
        Когда Валя наконец успокоилась и, опухшая от слез, вернулась в спальню, Тенгиз валялся на кровати в обнимку с коньячной фляжкой. Лицо его было красным, взгляд бессмысленно блуждал по потолку.
        Валя попробовала говорить с ним, но напрасно. Он был настолько пьян, что ничего не соображал. Однако фляжку из рук не выпускал, время от времени потягивая из горлышка. Потом его вырвало прямо на ковер, Валя бегала с мокрым полотенцем, а после с крепким чаем и таблеткой анальгина - и так до полуночи. Когда Тенгиз уснул, она поглядела на его измученное, осунувшееся лицо и снова зарыдала, еще горше прежнего.
        Наутро у обоих разламывалась голова. Не глядя друг на друга, они с трудом поднялись с постели. Валя отправилась на кухню, Тенгиз долго торчал в ванной. На работу он уехал с трехчасовым опозданием. Вечером позвонил и сказал, что задержится, так как не успел сделать все, что нужно, а вернулся снова пьяным в стельку.
        Помирились они лишь спустя неделю. Дней пять все было ничего, они даже съездили в гости к старым знакомым, у которых часто бывали прежде. Валя строго-настрого приказала себе веселиться: танцевала до упаду, пела под «караоке», играла в «бутылочку» со всей честной компанией. Она не сразу заметила, что Тенгиз, поначалу резвившийся вместе с ней, постепенно помрачнел, затих, а потом уединился в соседней комнате, прихватив с собой бутылку. Увозить его домой пришлось на машине приятеля, и там повторилось все, что было две недели назад. Проведя бессонную ночь, выжатая, как лимон, опустошенная, Валя наутро твердо сказала:
        - Так больше нельзя. Ты стал самым обыкновенным алкашом. Я уйду.
        - Нет, - взмолился тот и сполз с дивана на ковер к ее ногам. - Не уходи! Клянусь тебе, это в последний раз.
        - Тот раз тоже был последним. - Валя чувствовала, как ее охватывают глубокая тоска и безнадежность.
        Сколько раз она наблюдала подобные сцены в родительском доме! Сколько раз отец ночами измывался над матерью, а утром выпрашивал у нее прощение, умоляя не бросать его, остаться. Теперь это стало и ее образом жизни, а ведь совсем недавно Валя ручалась головой, что ее судьба будет совсем иной.
        - Смотри, Тенгиз, - тусклым голосом предупредила она, - еще так напьешься, больше меня не увидишь.
        Он молча кивнул, но Валя знала, что никакие угрозы не остановят его, не удержат от выпивки. Он страдал так же, как она, от ее равнодушия, которого Валя не могла скрыть, от того, что в постели она была как бревно и совершенно разучилась улыбаться и смеяться, когда они оставались наедине.
        Чтобы как-то развеяться, отключиться, Валя стала захаживать в гости к Дарье, благо та была под боком и всегда радовалась ее приходу. Сидела у нее в квартире целыми днями, возилась с ее Степашкой, помогала по хозяйству. Свой дом она совсем забросила, убиралась спустя рукава, готовила из полуфабрикатов. Чего стараться, если Тенгиз почти ежедневно заявлялся «на рогах» и, минуя кухню, сразу отправлялся в постель.
        Так пролетели остаток осени и часть декабря. Степашка, который был моложе Антошки всего на два месяца, но из-за полноты и неповоротливости развивался значительно медленней, начал понемножку вставать на ноги.
        «А мой уже бегает небось», - думала Валя, вспоминая, как Антошка в девять месяцев спокойно обходил комнату по периметру, держась за стены и мебель. Она так и не могла привыкнуть считать его чужим ребенком, даже в разговорах с Дарьей у нее частенько проскальзывали словечки «мой», «наш».
        …Под самый Новый год Верка вышла замуж. Она пригласила Валю на свадьбу в небольшой уютный ресторанчик. Та взяла с собой Тенгиза.
        Праздничный вечер получился неожиданно хорошим и теплым. Гостей было немного, все приличные люди, никто не напился, все заготовили шутливые дружеские тосты. Играл приглашенный ансамбль, тамада, симпатичный бородатый мужчина средних лет, вел торжество легко и непринужденно. Отличное, продуманное до деталей меню и замечательное обслуживание - свадьба выходила идеальной.
        Веркин жених Вале тоже понравился. Он был полным антиподом своей невесты - худой, долговязый, в смешных круглых очках на курносом носу, но бесконечно веселый, добродушный и обаятельный. Через полчаса Вале казалось, что они знакомы целую вечность. Леня лихо травил анекдоты, дружески похлопывал по плечу Тенгиза, пел комплименты Вале, и все это - не сводя влюбленных глаз с Верки, которая в длинном свободном платье кремового цвета, с высокой прической, увенчанной бутафорской розой, была хороша, как никогда.
        Поначалу Валя чувствовала себя немного скованно. В ресторане кроме нее не было никого из магазина - Верка после своего ухода с девчонками отношений не поддерживала. К тому же Валя беспокоилась за Тенгиза, чтобы тот в очередной раз не надрался до поросячьего визга. Однако он вел себя вполне прилично, и постепенно она расслабилась. Они с Веркой улучили минутку и, оставив гостей, уединились в небольшом, полном зеркал вестибюле.
        - Выглядишь отлично, - проговорила Верка, разглядывая ее наряд: серебристо-жемчужный брючный костюм и изящные туфельки на высоченной шпильке. - Как у вас с Тенгизом?
        - Ужасно, - честно призналась Валя.
        - Сказать по правде, это видно. - Верка осторожно качнула навороченным причесоном. - У него что, проблемы с алкоголем?
        - И еще какие. - Она грустно вздохнула.
        - А папашка его шибко вас достает?
        - Да нет. - Валя удивленно пожала плечами.
        Она и сама недоумевала, почему Муртаз Аббасович до сих пор не объявился, и все ждала, что он вот-вот нагрянет в квартиру и сотрет ее в порошок.
        - Ну и радуйся, - подытожила Верка. - Хотя, вообще-то, я бы на твоем месте давно слиняла. Все-таки вы слишком разные, чтобы быть вместе.
        - Конечно, разные, - согласилась Валя.
        - Не грусти, подруга! - Верка дружески сжала ее руку. - Мужика себе хорошего не найдешь, что ли? С твоей-то мордашкой!
        - Найду. - Валя выдавила из себя улыбку.
        - Вот и правильно. А теперь пойдем, гости наверняка уже рвут и мечут. - Верка, смеясь, потащила ее в зал.
        Со свадьбы они вернулись в первом часу ночи. Тенгиз пробовал приставать к Вале в спальне, но та довольно резко отшила его. Заставила лечь в постель, потушила свет, а сама отправилась в ванную.
        В последнее время у нее вошло в привычку по несколько раз в день принимать душ - так было легче побороть стресс, справиться с гнетущим чувством постоянной тревоги.
        Она долго стояла под теплыми струями, потом тщательно растерлась полотенцем и принялась одеваться. Случайно коснулась груди, привычно отдернула руку и грустно усмехнулась: напрасные осторожности - больше не болит, и молока почти совсем нет. Лишь одна-единственная тощая струйка, и та скоро иссякнет.
        Валя натянула шелковую ночную сорочку на тонюсеньких бретельках, вышла из ванной, на цыпочках проскользнула в комнату. Не зажигая света, нырнула под одеяло, закрыла глаза.
        Сон не шел. В голове все вертелись Веркины слова. Конечно, та права - нужно как можно скорее уходить от Тенгиза. Только куда? Валя опрометчиво сделала гордый жест, отказавшись от заработанных денег, и теперь снова нищая, какой была полтора года назад, когда впервые ступила на московский перрон. Нужно искать работу, а где ее найдешь посреди года? Разве что все-таки пойти няней к Дарьиному малышу.
        Валя твердо решила, что так и поступит. Подождет еще пару недель, даст Тенгизу последний шанс. Если тот не исправится, ноги ее не будет в его доме. Успокоенная этими мыслями, она поплотнее укрылась одеялом и вскоре крепко уснула.
        27
        Разбудил ее оглушительный звонок. В темноте надрывался телефон.
        Тенгиз ворочался рядом с Валей, что-то тихо бормоча во сне, но глаз не открывал. Она подождала немного, надеясь, что звонят по ошибке и телефон смолкнет. Однако трезвон не унимался.
        - Что за черт? - сердито выругалась Валя, спуская ноги с кровати. - Кому мы понадобились среди ночи?
        Она глянула на светящийся во тьме циферблат электронных часов - половина пятого.
        Телефон продолжал трещать настойчиво и тревожно. Валя поежилась спросонья, накинула халат и босиком прошлепала в коридор. Она подняла трубку и, откашлявшись, чтобы не сипеть со сна, проговорила:
        - Але, слушаю.
        - Валя?
        Ей показалось, что она ослышалась. Это был голос Вадима. Точно он - низкий, чуть глуховатый, Валя узнала бы его из тысячи других голосов.
        - Да, - сказала она едва слышно.
        Во рту сразу пересохло, по спине побежали мурашки.
        - Валя, это я, Вадим. Здравствуй.
        - Здравствуй.
        Откуда он мог узнать этот телефон? Почему звонит ночью? Господи боже, помоги унять эту противную, унизительную дрожь во всем теле!
        - Валя, Антон болен. Ему очень плохо. Врач сказал, нужна хотя бы капля грудного молока. Иначе… - Вадим не договорил.
        Валя отчетливо слышала в трубке его дыхание.
        - Антошка? Что с ним? Простыл?
        - Нет. Отравление. Сначала была высокая температура, потом рвота. Теперь сильная слабость, он ничего не ест. Уже третий день.
        - Третий день? - ужаснулась Валя. - Как же это возможно, в его возрасте?
        - Ты… приедешь? - с надеждой спросил Вадим.
        - Когда?
        - Как можно скорее. Ведь у тебя еще есть молоко, правда?
        - Есть. Совсем чуть-чуть.
        - Пожалуйста, я тебя очень прошу, приезжай! Прямо сейчас. Возьми машину, я верну деньги. Пожалуйста!
        - Да, да. Не волнуйся. - Валя обеими руками стиснула трубку, чтобы та не выпала из дрожащих пальцев. - Вадим, не переживай, я приеду. Сейчас начну собираться. Мы его выходим, обязательно выходим.
        - Жду. - В ухо ударили короткие гудки.
        Валя положила трубку на рычаг, потянулась к настенному бра, дернула за шнур. Вспыхнул желтоватый свет. Она подняла лицо и вздрогнула: в дверях комнаты стоял Тенгиз.
        - Кто это? - Он не двигался с места, лицо в лучах лампы казалось мертвенно-белым.
        - Кто-то ошибся номером, не туда попал. - Валя запахнула раскрывшийся на груди халат.
        - Врешь. - Тенгиз зло усмехнулся.
        - Не вру. - Она попыталась придать голосу уверенность.
        - Врешь! - повторил тот еще более резко и шагнул к ней. - Я все слышал. Это он, твой вдовец. Звонит сюда среди ночи, как к себе домой. Что ему надо?
        Валя поняла, что обманывать бесполезно. Нужно сказать Тенгизу все, как есть.
        - Малыш серьезно заболел. Ему необходимо мое молоко. Я сейчас поеду туда.
        - Черта с два! - рявкнул Тенгиз и схватил ее за полу халата.
        - Тише ты, идиот! За стеной люди спят!
        - Ты никуда не поедешь, слышишь? Никуда. - Он вцепился в ее руку и потащил за собой в спальню.
        Валя, как могла, сопротивлялась, но силы были неравные. Тенгиз приволок ее в комнату, швырнул на постель.
        - Думаешь, я совсем мозги пропил, ничего не соображаю?
        - Ничего я не думаю. Разреши мне уйти. Ребенок может погибнуть.
        - Плевал я на ребенка! - Он навалился на нее сверху, дыша перегаром.
        - Тенгиз! - Валя в отчаянии наотмашь ударила его по лицу.
        - Дерись, дерись, - пробормотал он, распахивая ее халат.
        Ее ослепил гнев.
        - Придурок, отвяжись от меня! Я все равно уйду, хоть ты меня веревками привяжешь к этой кровати! - Она изо всех сил рванулась от него, оба не удержались и свалились на пол.
        Тенгиз, не до конца протрезвевший, двигался довольно неуклюже, и Вале удалось воспользоваться этим. Миг - и она вскочила на ноги, подхватила со стула свою одежду.
        - Я все равно уйду! Я и так бы ушла! Куда угодно, на улицу, на вокзал. Лишь бы не видеть твоей физиономии.
        Тенгиз застыл на четвереньках, тяжело дыша и глядя на Валю огромными блестящими глазами.
        - Ты… ты меня ненавидишь, Валя-Валентина.
        - Да, я тебя ненавижу! - Она плохо соображала, что говорит. Ею владело одно-единственное желание - вырваться отсюда, уйти, поскорее добраться до коттеджа, взять на руки Антошку. Она была готова на что угодно, лишь бы ей не мешали.
        - Да как же ты не понимаешь! - Тенгиз в отчаянии обхватил руками голову и стал раскачиваться взад-вперед, словно собираясь молиться своему Аллаху. - Я же люблю тебя! Больше всего на свете. А ему ты не нужна. Не нужна! Как собачонка - свистнули, и побежала! Он же выгнал тебя!
        - Не выгнал. Я сама ушла.
        - Не уезжай. Ради всего святого, не уезжай! - Тенгиз пополз по ковру к ее ногам, но она брезгливо отпрянула в сторону:
        - Не смей ко мне прикасаться!
        - Не буду. - Он покорно застыл в шаге от нее.
        - Тенгиз, - немного мягче проговорила Валя. - Мне нужно ехать. Мы не можем быть вместе. С этим надо смириться.
        - Я не могу с этим смириться, - глухо произнес Тенгиз, - я умру без тебя.
        - Не умрешь.
        Она быстро натянула джинсы, свитер, собрала волосы в пучок. Тенгиз молча наблюдал за ней, его лицо стало совсем неподвижным, похожим на маску.
        - Ты дура, Валя-Валентина, - проговорил он наконец, когда она была совсем готова.
        - Я дура, что уехала от них, послушав тебя. Нельзя было уезжать, нужно было остаться.
        - Не поэтому. - Тенгиз поднялся с колен и, пошатываясь, встал перед Валей.
        - А почему? - Что-то в его тоне заставило ее насторожиться, пренебречь тем, что она спешит, задержаться.
        - Спроси об этом свою подругу, - все тем же спокойным, мертвым голосом произнес Тенгиз, - она знает.
        - Какую подругу? Верку, что ли?
        - Киру.
        - Киру? - Валя изумленно уставилась на Тенгиза. - При чем здесь она?
        - При том. Она в курсе, почему твой принц к тебе охладел.
        - Что ты несешь? - Валя в ужасе отпрянула от него. Он не удерживал ее, только усмехался, страшно, зловеще перекосив губы.
        - Спроси ее.
        - Что ты имеешь в виду? О чем спросить? Тенгиз! - Валя металась по комнате, не зная, что предпринять.
        Нужно немедленно бежать отсюда, ловить машину, мчаться спасать Антошку. Но как быть с тем, что она услышала?
        Тенгиз больше не говорил ни звука, стоял, похожий на манекен, глядя в пол перед собой.
        - Послушай. - Валя осторожно приблизилась к нему, тронула за плечо. - Ты общался с Кирой? Она тебе что-то рассказала про Вадима?
        - Общался. Я общался с твоей Кирой. С этой дурой. - Тенгиз вдруг захохотал как сумасшедший. Глаза его закатились, рот задергался.
        «У него просто белая горячка, - в ужасе догадалась Валя, - нужно вызвать врача, иначе он бог знает что может натворить».
        - Тенгиз, тебя надо лечить. Ты болен. - Она вытерла испарину у него со лба и отступила назад.
        - Я здоров. А ты дура!
        - Прощай. - Валя бросилась в прихожую, сорвала с вешалки куртку, надела сапожки, перекинула через плечо сумочку. Прислушалась - из комнаты не доносилось ни звука.
        Немного успокоенная этим, она распахнула входную дверь и выбежала на площадку.
        На улице была непроглядная мгла. Валил снег. Увязая по колено в сугробах, Валя вышла к шоссе. Вдалеке показались огни. Она подняла руку. Автомобиль пронесся мимо, даже не затормозив. За ним второй, третий.
        Валя терпеливо стояла у обочины и голосовала. Наконец рядом остановилась «четверка». В темноте было не разобрать, какого она цвета - черного или темно-зеленого. Из окна высунулся совсем молодой парнишка, по виду вчерашний школьник.
        - Сестренка, тебе куда?
        - На Рублевку. Пятнадцатый километр.
        - Ого! - присвистнул водила и оценивающе глянул на Валю. - По вызову, что ль?
        - Нет, я не путана. - Валя помотала головой и, мгновение поколебавшись, проговорила: - Сын у меня там. Болеет, так я к нему.
        - С работы? - догадался парень.
        - С работы, - подтвердила Валя.
        - А кем работаешь-то? - Он снова окинул ее взглядом с головы до ног.
        - Продавщицей, в круглосуточном, - соврала она.
        - Ну садись, поедем. - Парень распахнул дверцу.
        Валя уселась рядом с ним и расстегнула куртку - в салоне вовсю жарила печка.
        - А я вот нигде не работаю, - доверительно сообщил шофер. - Бомблю по ночам, тем и живем.
        - С кем живете? - машинально поинтересовалась Валя, рассеянно глядя в окно.
        - Да ни с кем. - Паренек засмеялся. - Это я так, к слову. Один я, какие мои годы? Ты, видать, тоже совсем молодая, а уже с ребенком?
        Валя молча кивнула.
        - И муж есть? - полюбопытствовал парнишка, крутя баранку.
        - Мужа нет.
        - Тогда давай знакомиться. - Он лукаво прищурился. - Меня зовут Стас.
        - Валя.
        - А сынку-то сколько?
        - Одиннадцать месяцев.
        - Ух ты! - Стас удивленно покачал головой. - Такой малец. И как ты его оставляешь, а главное, на кого? Мать небось нянчится?
        - Подруга. - Валя вспомнила слова Тенгиза и невольно содрогнулась.
        Что же все-таки он имел в виду, когда нес свою околесицу? Что такого могла сделать Кира? Наваждение какое-то.
        Стас приоткрыл окно и закурил. К Вале он больше не подкатывал - очевидно, наличие грудного младенца его напрягало, отбивая охоту к знакомству. Она была как нельзя более рада этому - ее терзали тревога и страх за Антошку.
        Что, если ему не поможет грудное молоко? Вдруг он умрет? Валя крепко зажмурилась, прогоняя прочь дикие мысли. Почему машина едет так медленно? Кажется, они еще даже не выехали на Окружную.
        - Скоро будем на месте, - проговорил Стас, точно услышав ее немой вопрос. - Сейчас машин мало, пробок нет. Доедем в два счета.
        - Скорей, - тихо попросила Валя.
        Он кивнул и выжал газ до упора. «Четверка» взревела и понеслась во весь опор. Валя перестала смотреть в окно, чтобы не дергаться без толку, взгляд ее сосредоточился на руках Стаса, уверенно и твердо лежащих на руле.
        - А ты красивая девушка, - заметил тот. - Почему же отец ребенка с тобой не живет?
        - Так, - нехотя проговорила Валя. - У него есть другая.
        - Вот гад, - ухмыльнулся Стас. - Младенцу года нет, а он баб меняет. Хорош гусь!
        - Давай не будем об этом, - попросила она.
        - Не будем, - согласился он, помолчал немного, потом проговорил извиняющимся тоном: - Я б тебя и с ребенком взял, был бы человек хороший. Да только рановато мне еще папашей заделываться. Ты не обижайся, а, Валюха?
        - Я не обижаюсь. - Валя покосилась за окно. - Долго еще?
        - Минут двадцать. Да ты не боись, успеешь. Грипп, что ли, у твоего сынка?
        - Отравление.
        - Чепуха, - уверенно махнул рукой Стас, - промыть желудок марганцовкой, и все пройдет.
        - Угу. - Вале захотелось оглохнуть, чтобы не слышать его голоса, который отвлекал ее от собственных мыслей.
        Интересно, как Вадим встретит ее? Как ни в чем не бывало? И откуда он знает телефон Тенгиза?
        - Вот она, Рублевка, - сказал Стас. - Еще немного, и приедем. У тебя деньги-то есть?
        - Есть. Семьсот достаточно?
        - Еще как, - обрадовался он, - а ты неплохо зарабатываешь в своем магазине.
        - Не жалуюсь.
        - Ты все же черкни свой телефончик. Есть у тебя мобила?
        - Нету, - снова соврала Валя.
        - Как же так? - изумился Стас. - Быть того не может. Просто не хочешь давать, динамишь.
        - Не хочу, - вяло подтвердила Валя, - мне сейчас не до знакомств.
        - Понял. - Стас кивнул и резко забрал вправо.
        Машина свернула на бетонку, ведущую к коттеджному городку.
        - Здесь, поди, одни «новые русские» живут. У тебя подруга кто? Парикмахерша?
        - Что-то вроде этого.
        - Хорошо устроилась, - с легкой завистью проговорил Стас. - Куда дальше?
        - Вон туда. - Валя указала на коттедж Вадима, уже видневшийся из-за других домов.
        - Будет сделано. - Стас лихо подрулил к воротам и остановился.
        Валя протянула ему деньги.
        - Гран мерси. Лечи своего младенца. А телефон все-таки зря не дала. У нас с тобой могло бы неплохо выйти.
        - Могло. - Валя с трудом заставила себя улыбнуться парню. - Спасибо, мне пора.
        - Удачи. - Стас наклонился и чмокнул ее в щеку. Он подождал, пока она вылезет, захлопнул дверцу и уехал в темень.
        Валя пошла к воротам, за которыми уже маячила фигура дворника.
        Дверь коттеджа распахнулась, уличный мрак озарила полоска яркого света. На крыльце показался Вадим с сигаретой в руке.
        - Валя! - негромко позвал он.
        - Да, это я.
        - Скорее иди сюда.
        Она прошла через ворота во двор, поднялась по ступенькам и остановилась, боясь взглянуть ему в глаза.
        - Спасибо, что приехала.
        - Как Антошка?
        - Скверно. Сильное истощение. Он почти не двигается.
        - Пойдем. - Валя первая зашла в дом и, стараясь не смотреть по сторонам, быстро двинулась к лестнице.
        Вадим шел за ней.
        - Где Кира?
        - Уехала к матери. Пять дней назад. Та при смерти.
        - Ты с ним один?
        - Врач был все это время. Утром снова должен прийти.
        - Хорошо.
        Они поднялись, Валя сняла куртку, сапоги, вымыла руки с мылом и осторожно заглянула в детскую.
        Антошка лежал в кроватке, укутанный до подбородка одеялом. При виде его исхудавшего, осунувшегося личика Валя содрогнулась.
        - Милый мой, маленький! - Она подошла к кроватке, присела на корточки.
        Антошка приоткрыл глаза, поглядел на нее равнодушным взглядом и бессильно уронил веки.
        Валя обернулась к Вадиму:
        - У него сейчас что-нибудь болит?
        - Не знаю, - глухо, сквозь зубы произнес тот. - Нет, наверное. Иначе бы он кричал. Хотя… у него… может не быть сил.
        - Я возьму его?
        - Возьми.
        Валя бережно достала Антошку из кроватки, прижала к груди, села с ним в кресло.
        - Зайчик, ты меня не узнаешь?
        Малыш шевельнул пересохшими губками:
        - Ма-ма.
        Валя моргнула, чтобы скрыть слезы. Какая же она сволочь - бросила ребенка на произвол судьбы! Посчитала личные обиды выше материнских чувств. А он до сих пор помнит ее, называет мамой.
        - Сейчас, моя радость. Сейчас. - Валя дрожащими руками расстегнула пуговицы на кофточке. Не обращая внимания на стоящего рядом Вадима, достала из бюстгальтера грудь, ткнула ее Антошке в ротик. Тот пару раз лизнул сосок и отвернулся.
        - Не хочет, - жалобно и растерянно проговорила Валя.
        - Попробуй еще раз, - посоветовал Вадим.
        - Там, наверное, совсем ничего нет. - Она вздохнула и снова поднесла грудь к личику малыша. - Ну же, кушай. Кушай, тебе говорят.
        Антошка захватил сосок губами, легонько сжал. Помедлил секунду, а затем начал сосать. Совсем слабо, не так, как раньше.
        - Ест, - тихо и взволнованно произнесла Валя, боясь спугнуть малыша. - Гляди, он ест!
        - Вижу. - Вадим напряженно сглотнул. - Я пойду. Не буду мешать.
        - Ты не мешаешь.
        Он пододвинул стул к креслу и сел. Оба молчали, не отрывая глаз от ребенка.
        - Только бы он поправился, - проговорила Валя, поглаживая Антошку по голове.
        - Поправится. Врач сказал, в молоке есть все, что ему нужно, - витамины, микроэлементы.
        - Дай-то бог.
        Антошка пососал еще немного и потихоньку уснул. Вале показалось, что его личико едва заметно порозовело. Она осторожно вернула его в кроватку.
        - Пусть спит.
        Вадим тоже поднялся с места, подошел к ней.
        - Ты, наверное, голодна? Я пришлю Наташу, скажешь ей, чего тебе хочется.
        Валя кивнула. Пустой с ночи желудок давал о себе знать острыми спазмами.
        Вадим вышел. Вскоре явилась Наталья. Они с Валей обнялись, расцеловались.
        - Как ты? Как живешь? - Наталья смахнула с глаз выступившие от избытка чувств слезы.
        - Нормально.
        - Я тебе принесу курицу с макаронами и подливкой. А на десерт пирожное и чай с молоком.
        - Да, хорошо, спасибо. - Валя подумала, что вот уже два месяца не пила чая с молоком, только кофе, который каждое утро варил для нее Тенгиз.
        Горничная ушла и скоро вернулась с подносом. Валя позавтракала и уселась возле детской кроватки.
        Около двенадцати в детскую заглянул Вадим.
        - Ну, что там у вас?
        - Все спит. Я не стала будить, - шепотом ответила Валя.
        - Правильно сделала.
        Она заметила, что он еле стоит на ногах от усталости.
        - Ты-то сам когда последний раз спал?
        - Не помню.
        - Иди ляг, - мягко, но настойчиво попросила Валя. - Не бойся. Ничего не случится, я же здесь, рядом.
        Вадим упрямо качнул головой:
        - Нет, я не уйду отсюда.
        - Тогда поспи прямо тут. - Она кивнула на свой диванчик.
        Вадим заколебался, но усталость взяла верх.
        - Ладно. - Он прилег, не раздеваясь, и, едва коснулся головой подушки, тотчас задремал.
        В комнате царила полнейшая тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов. Валя сидела на стуле в неестественно прямой позе, сложив руки на коленях и боясь шелохнуться. Ей казалось, что время повернуло вспять. Снова она тут, в этой благословенной комнате, а рядом самые дорогие люди…
        …Валя больно ущипнула себя повыше запястья. Нет, это все лишь самообман! Вадиму она не нужна, он позвал ее, только чтобы помочь Антошке. Ее задача сделать это и уйти. Не унижаться, не вымаливать к себе жалости. Просто выполнить свой долг и исчезнуть…
        Вадим спал не больше часа. Он проснулся, посидел с сыном и снова ушел к себе.
        К обеду явился врач. Он осмотрел малыша, заметил, что есть положительная динамика, хотя и слабая, велел покормить еще хотя бы раз. Вале удалось накопить приличное количество молока лишь к вечеру. Она дала Антошке грудь, и тот высосал все до капли. А ночью ему неожиданно стало хуже.
        Он никак не мог заснуть, тихо и жалобно хныкал, то просился на руки, то требовал, чтобы его вернули в кроватку. Валя и Вадим сбились с ног, пытаясь успокоить малыша, но все было без толку.
        Антошка угомонился лишь к самому утру, лежал в кроватке прозрачный, как былинка, скорбно поджав крохотные губки. Валя, глядя на него, не могла сдержать слез.
        - В чем же дело? Ну в чем? Ему не помогает молоко!
        - Тише. Успокойся. - Вадим на мгновение коснулся ее плеча и тут же убрал руку. - Не бывает всего сразу. Должно пройти немного времени.
        - Но я боюсь - он такой бледный, почти желтый. Может, надо в больницу?
        - Мы справимся сами, - твердо отрезал Вадим.
        Валя не стала спорить. Ее саму пошатывало от утомления, глаза, покрасневшие от бессонницы и слез, слипались.
        - Теперь ты поспи, - приказал Вадим, - а я подежурю.
        Валя не помнила, как дошла до диванчика. Только присела - и свалилась замертво. Однако спокойно ей не спалось, мучили кошмары. То виделось, что Антошке стало хуже, его снова рвет, Вадим вызывает «Скорую», и та везет малыша в больницу. То снился Тенгиз - как он ползает у ее ног, хватается за полы халата, кричит: «Не уходи!»
        В конце концов Валя открыла глаза и встала.
        - Чего ты? - удивился Вадим. - Спала бы еще.
        - Больше не хочу. - Она подошла к кроватке, с надеждой и тревогой заглянула в Антошкино лицо.
        - Мне кажется, ему полегчало, - не очень уверенно произнес Вадим.
        У Вали тоже сложилось такое впечатление. Малыш дышал ровнее, кожа утратила пугающую восковую бледность. Вскоре он заворочался, всхлипнул со сна и громко позвал:
        - Мама!
        - Да, милый, я здесь. - Валя рванулась было к кроватке, но остановилась на полпути, неловко оглянувшись на Вадима.
        Тот смотрел на нее напряженно, исподлобья, и молчал.
        - Мама! - громче и настойчивее повторил Антошка. В его голосе слышались близкие слезы.
        - Что ты стоишь? - тихо произнес Вадим, отворачиваясь от Вали. - Подойди. Он же тебя зовет.
        - Но… - начала она дрожащим голосом.
        - Подойди, - перебил он.
        Валя приблизилась к кроватке, нагнулась над малышом. Антошка заулыбался, потянулся к ней ручками, пытаясь сесть. Ему не хватило силенок, и он жалобно захлюпал носом.
        - Не плачь, мое сокровище. - Валя взяла ребенка на руки, принялась укачивать, как когда-то давно, когда он был совсем крохой.
        Антошка сразу смолк, прижался щекой к ее груди.
        - Хочешь кушать? - спросила она тихонько. Подошла к креслу, села в привычную позу, расстегнула блузку.
        Малыш, казалось, только этого и ждал: ухватил грудь обеими ручонками, поймал сосок и жадно зачмокал.
        Вадим постоял немного, глядя, как Антошка сосет, а затем резко развернулся и вышел.
        Валя закончила кормить малыша, осторожно посадила его на диван. Антошка сидел и гремел погремушкой. Потом попытался сползти на пол. Это ему удалось. Он заковылял вдоль дивана, придерживаясь за его край.
        - Какой же ты молодец! - проговорила Валя, боясь верить собственным глазам. - Молодец, умница! Надо скорее сообщить папе, что тебе стало лучше.
        Оставить Антошку она не решилась, кликнула Наталью и велела той срочно бежать за Вадимом. Через пять минут тот ворвался в детскую, увидел ползающего под столом малыша и остановился как вкопанный. Потом его лицо осветилось улыбкой.
        - Ну ты герой, Антоха! Вчера еще помирал, а сегодня пешком под стол путешествуешь! Я же говорил тебе, что он поправится! - по-мальчишески запальчиво обратился он к Вале: - Говорил?
        - Говорил, говорил. - Она смотрела на него спокойно и серьезно.
        Вадим осекся и перестал улыбаться.
        - Спасибо, - произнес он глуховато. - Это все ты. Сделала настоящее чудо.
        - Подожди благодарить. Нужно, чтобы малыш начал нормально есть.
        - Да, конечно.
        Они оба чувствовали себя до крайности неловко. Не знали, что еще сказать, куда деть ставшие вдруг лишними руки.
        - Ну, я пойду, - наконец неуверенно проговорил Вадим.
        - Да, иди. Отдыхай, если что, мы тебя позовем.
        - Ладно. - Он повернулся к двери, сделал пару шагов, остановился и вернулся.
        - Что? - тихо спросила Валя.
        - Ничего. Я просто подумал… может, лучше мне побыть с Антошкой? А ты поспи, чтобы молока было больше.
        - Нет, нет. Я останусь. Молока и так хватает.
        - Ну хорошо. - Вадим снова пошел к двери, на этот раз широкими, решительными шагами. Распахнув ее, он скрылся в коридоре.
        Валя видела, что он терзается так же, как и она сама. Интересно, как поживает его женщина? Собирается приехать в Москву, стать женой, усыновить Антошку? Или… или, может быть, они уже давно расстались?
        О чем все-таки говорил Тенгиз прошлой ночью? Что такого знает Кира о Вадиме, чего не сказала Вале? Может, стоит объясниться с ним начистоту, спросить, правда ли он тогда полюбил другую или была какая-то иная причина его охлаждения к ней?
        «Потом, - решила Валя. - Все потом. Когда Антошка будет здоров».
        Вечером снова пришел врач. Долго осматривал малыша, щупал ему живот, лез ложечкой в рот, чтобы увидеть язык. Потом удовлетворенно произнес:
        - Ну, вроде бы наши дела идут на поправку. Грудное молоко - лучшее лекарство от всех болезней в таком нежном возрасте. А у вас, - он улыбнулся Вале, - оно еще и очень высокого качества, как видно. Глядите, что стало всего за сутки. - Доктор кивнул на вполне веселого Антошку, пытающегося дотянуться до стетоскопа, лежащего на столе. - Дайте ему сухарик, пусть погрызет. А завтра можно приготовить жидкую кашку. Думаю, больше этот молодой человек не станет отказываться от пищи.
        Врач попрощался и уехал. Валя дала Антошке сухарь, как было велено. Тот охотно обслюнявил его, отгрыз верхушку и бросил на пол.
        Часов в восемь вечера он уснул прямо на ковре, обложенный игрушками. Валя перенесла его в кроватку, укрыла, погасила свет. Вадим ушел к себе раньше, и она, не зная, чем заняться, разделась, приняла душ и легла.
        28
        Они с Антошкой проспали всю ночь и наутро оба встали с волчьим аппетитом. Малыш в два счета уничтожил приготовленную ему кашу, на десерт пососал грудь и с прежней энергией взялся за шалости: швырялся игрушками, со смехом уползал от Вали под стол, хватал с тумбочки присыпку и крем и пытался отправить их в рот. Словом, выглядел он вполне здоровым и бодрым, полностью подтверждая правильность теории о пользе грудного молока. Глядя на него, Валя сама с удовольствием позавтракала. Отдала малыша Наталье, тщательно проветрила комнату, навела порядок в детской косметике.
        Вадим с раннего утра отсутствовал - его срочно вызвали на фирму. Вернулся он после обеда и сразу кинулся к Антошке. Долго сидел в комнате, играл с ним, потом помог Вале передвинуть кроватку, чтобы на нее падало больше света.
        Через пару дней малыш совсем окреп, он уверенно передвигался по детской, кушал каши, овощное пюре и протертое мясо из баночек. Молока у Вали стало совсем мало, и выздоровевший Антошка потерял к ее груди всякий интерес. Она почувствовала, что нужно собираться и уезжать.
        Они с Вадимом так и не коснулись щекотливой темы их прежних отношений - находясь рядом, все больше молчали или обсуждали здоровье малыша. Валя понимала, что Вадим первым ничего не скажет, но никак не могла решиться и задать мучивший ее вопрос.
        Кира все не возвращалась - видно, матери было совсем плохо, и надежды, что они увидятся, у Вали почти не осталось.
        Между тем наступал Новый год. Было уже двадцать девятое декабря, и в коттедж привезли огромную смолистую елку. Установили в гостиной, в широкой крестовине. Наталья позвала Валю наряжать. Девушки вешали на мохнатые, колючие лапы блестящие атласные шары всех расцветок, распределяли лампочные гирлянды, раскидывали серебристые ниточки дождя.
        - Ты где будешь встречать? - спросила Наталья. - У нас?
        Та помотала головой:
        - Нет. Поеду к себе.
        Ее все больше беспокоил Тенгиз. Надо все-таки разобраться с ним по-человечески, нельзя бросать его в таком состоянии.
        - Поеду, - повторила Валя тверже.
        - Поезжай, - согласилась Наталья.
        На дворе уже стояла темень. Началась метель.
        «Завтра, - решила Валя. - Завтра с утра. Напоследок прогуляюсь с Антошкой».
        Дверь распахнулась. В гостиную вошел Вадим.
        - Трудитесь? - Он придирчиво оглядел почти наряженную елку. - Вон тот шар косо висит. И левая сторона пустовата, нужно добавить немного мишуры.
        - Будет исполнено, Вадим Степаныч. - Наталья шутливо взяла «под козырек».
        Дождика, однако, больше не оказалось - Валя все развесила.
        - Не беда. - Наталья махнула рукой. - Я сбегаю, куплю. Центральный универмаг до десяти работает, а сейчас только восемь.
        - И шпиль захвати, - попросила Валя. - А то этот маловат для такой махины.
        - Захвачу. - Наталья пошла одеваться.
        Вадим и Валя стояли друг против друга под елкой.
        - Антошка с кем? - спросил Вадим.
        - Спит.
        - Завтра вечером хочу его пофотографировать. Поможешь с одеждой?
        Она поглядела ему в глаза.
        - Завтра вечером меня здесь не будет.
        - Ты уезжаешь? - Он смотрел на нее спокойно, доброжелательно, словно она была врачом, которого пригласили в дом исцелить больного и теперь отпускали с благодарностью и облегчением от того, что тревожные дни позади.
        - Да. Уезжаю.
        - Что ж. - Вадим кивнул. - Счастливо. Сколько я тебе должен за хлопоты?
        - Нисколько.
        - Опять поза? - Он усмехнулся. - В тот раз ты исчезла, не взяв денег. В этот хочешь поступить так же. Совсем не нуждаешься?
        - Нет.
        - Ладно. Не буду уговаривать. Спасибо за Антошку. Ты поступила как настоящая женщина.
        - Вадим. - Валя слегка отодвинулась от елки.
        - Что?
        - Можно задать тебе один вопрос?
        Он пожал плечами:
        - Задавай.
        Она слегка помялась, а потом, запинаясь, проговорила:
        - Скажи, Кира… она… ничего не говорила тебе обо мне? Ничего такого…
        Вадим снова усмехнулся, но уже не добродушно, а зло и язвительно.
        - Все-таки пришла к этому. Я давно ждал, а ты молчала, молчала…
        - Чего ждал? - не поняла Валя.
        - Хочешь все свалить на Киру? - Губы Вадима брезгливо поджались, лицо передернулось гримасой отвращения.
        - Да что - все? - Валя чувствовала себя так, будто уперлась лбом в бетонную стену. Никакого ходу дальше нет, нужно остаться на месте или повернуть назад. Она решила повернуть. - Хорошо, я жалею, что начала этот разговор. Если он так тебя злит…
        - Злит? Это мягко сказано, солнце мое. Признаться, я и не думал, что ты такая превосходная актриса.
        - Актриса? Я? Ты… ты сошел с ума.
        - Нет, напротив, я в трезвом уме. И если уж на то пошло… - Он быстро зашагал к порогу, на ходу кивнув Вале. - Следуй за мной.
        Она сбросила навалившееся оцепенение, отчего-то кинула взгляд на разряженную, сверкающую елку и заспешила за ним.
        Вадим привел ее в свой кабинет, усадил в кресло, а сам отошел к окну. Нервным движением достал пачку сигарет, щелкнул зажигалкой.
        - Значит, тебе никогда не были нужны мои деньги, так?
        - Так. - Валя уставилась на него во все глаза, шокированная оборотом, который принял их разговор.
        - А что же тебе было от меня нужно? Тепла, ласки? Дружеского участия? - Вадим едва сдерживал себя, взгляд его метал молнии, лицо потемнело от гнева.
        - Перестань, - умоляюще проговорила Валя, - как ты можешь так? Ты же видел, знаешь… - Она не смогла договорить, горло перехватил спазм, глазам стало горячо.
        - Да, я видел. Думал, что вижу, как ты неравнодушна ко мне, таешь в моих объятиях, смотришь мне в душу наивными глазами. Думал!
        - Почему думал? - шепотом спросила Валя. - Это так и есть. Вернее… так и было.
        - Черта с два! Так не было. Было совсем не так. Совсем!
        - Но как? Я, честное слово, не понимаю, о чем ты говоришь.
        - О’кей. Я помогу тебе. - Вадим стремительно пересек комнату, резко выдвинул ящик письменного стола, достал оттуда плотный конверт и протянул Вале. - На, любуйся.
        - Что это? - Она робко взяла конверт, не решаясь заглянуть внутрь.
        - Смотри, не стесняйся. - Вадим демонстративно отошел в сторону.
        Валя сунула руку вовнутрь, и ее пальцы нащупали тонкую стопку фотографий. Она наугад вытащила одну, поднесла к глазам, и тут же кровь бросилась ей в лицо. На снимке была изображена она, в томной позе развалившаяся на диване, крепко зажмурившись. Рядом лежал Тенгиз, его руки плотно охватывали ее бедра. Из одежды на обоих не было ровным счетом ничего.
        Валя вскрикнула и выронила карточку.
        - Ты дальше погляди, - ледяным тоном посоветовал Вадим.
        - Нет, не надо, я не хочу!! - Валя в ужасе замотала головой.
        - Отчего же? - Он зло усмехнулся, тяжелым шагами прошел по кабинету, взял конверт из ее безвольно опущенных рук, достал несколько фотографий и сунул ей под самый нос. - Хороша, правда? Вполне подойдет для порносайта.
        Валя из-под полуопущенных ресниц в оцепенении смотрела на снимки. Снова и снова она, лицо запрокинуто в неистовой страсти, руки прижимают к себе Тенгиза, его плечи укутаны ее волосами. А главное, она узнала диван, на котором происходит вся эта мерзость. Это ее диван, тот, что стоит в детской комнате, где спит Антошка! Боже правый, как такое возможно?!
        - Ну что, удовлетворена? - Вадим отобрал у нее фотографии, сложил аккуратной стопкой, спрятал обратно в конверт и сунул в стол. - Если честно, на меня они произвели не меньшее впечатление, чем сейчас на тебя. Вот, значит, чем ты занималась в то время, как я отсутствовал. Хорошенькое хобби!
        - Но… это… это неправда! Этого не было! Никогда! Поверь мне!! Ты должен поверить! - Валю трясло, как в лихорадке, даже зубы стучали.
        - А твой друг утверждал обратное.
        - Какой друг? Тенгиз?
        Ее вдруг пронзила догадка. Тенгиз. Кира. Значит… они вдвоем? Такое можно сделать лишь вдвоем. Но как? Как?!
        - Он самый. Клялся мне, что у вас страстная любовь, жить друг без друга не можете.
        - Когда клялся? Вы… вы разве виделись?
        - Еще как. Он проходу мне не давал с тех пор, как я приехал из Екатеринбурга, названивал с утра до ночи. Рассказывал, как ты мечтаешь вылечить больную сестренку, оттого торгуешь собой в расчете получить с меня как можно больше денег, помимо гонорара за кормление. Просил вернуть тебя ему как можно скорее. Я решил, что не буду вредничать и стоять на пути у такого большого и светлого чувства.
        - Это… он дал тебе фотографии?
        - Ну не Кира же! - Вадим усмехнулся.
        - Да, конечно. Не Кира. - Валя почувствовала, как дрожь отпускает. На смену ей пришло холодное безразличие.
        Все кончено. Она ничего не сумеет доказать. Никогда. Вон там, в столе, конверт с ее фотографиями. Но как же, черт возьми, они это сделали? И - зачем?!!
        Вадим больше ничего не говорил, он молча смотрел на нее, мрачно сдвинув брови. Валя медленно поднялась с кресла и двинулась к двери.
        - Куда ты? - равнодушно поинтересовался он.
        - Я ухожу. Прощай.
        - Всего хорошего. Желаю удачи со своим возлюбленным.
        Валя вышла из кабинета. У нее было ощущение, что ее со всего маху, совершенно неожиданно огрели по голове кувалдой. Потрясенная и потерянная, она поднялась в детскую, со слезами на глазах поцеловала Антошку. Затем надела куртку, взяла сумочку и спустилась обратно в холл.
        На первом этаже витал крепкий запах хвои, напоминая, что совсем близко главный в году праздник.
        «Сейчас вернется Наталья, - испуганно подумала Валя, - увидит меня такую, спросит, в чем дело. Что я стану ей говорить?»
        Она воровато оглянулась и быстро зашагала к выходу. С силой толкнула дверь и едва не сшибла с ног запорошенную снегом Киру. Та невольно отпрянула назад.
        - Ты? Что ты здесь делаешь?
        - Антошка был болен. Вадим вызвал меня покормить его молоком.
        - Тебя? Вадим?
        - Да.
        Кира кивнула и окинула Валю пристальным, испытующим взглядом.
        - Он… что-нибудь говорил тебе?
        - Да.
        - Показывал?
        Валя подняла на Киру полные слез глаза, надеясь увидеть на ее лице следы смятения, но оно было совершенно спокойным. Мало того, тонкие губы Киры слегка подрагивали в торжествующей улыбке.
        - Кира, - прошептала Валя едва слышно, - пожалуйста, скажи мне - за что? За что?!
        - Скажу, детка, не волнуйся. - В ее голосе также звучало торжество. На ее всегда бледных щеках зажглись два неровных ярко-алых пятна. - Только не здесь, не на этом крыльце. - Она крепко взяла Валю под локоть и потащила за собой в темноту и метель.
        Валя не сопротивлялась. Ей было все равно, что с ней будет дальше, в душе не осталось ни страха, ни тревоги - лишь горькое недоумение, желание понять, постигнуть суть и причину чудовищной несправедливости, в одночасье разрушившей ее жизнь.
        Кира провела Валю через занесенный снегом двор и, открыв ворота, вывела на улицу.
        - Нам туда, - она махнула рукой в сторону сверкающего разноцветными огнями вечернего бара. - Посидим в тепле, выпьем по коктейлю. Я расскажу тебе одну занимательную историю, больше похожую на сказку. Только в сказках, как правило, хороший конец, а здесь… он самый что ни на есть отвратительный. Идем! - Кира отважно шагнула в сугроб и сразу уменьшилась в росте на треть.
        Валя покорно следовала за ней, как ведомая на заклание жертва.
        Из заведения доносилась веселая музыка. У тротуара стояла вереница дорогих машин. Под козырьком курила стройная белокурая девица в небрежно наброшенном на плечи норковом полушубке. Рядом хрипло спорили двое поддатых мужиков.
        - А ну, граждане, разойдитесь, дайте дорогу! - громко потребовала Кира, вклиниваясь между мужчинами.
        Те окинули ее и Валю удивленным взглядом, смолкли, как по команде, и отодвинулись в стороны.
        - Добро пожаловать, - Кира широким жестом распахнула дверь.
        Валя вошла внутрь. В нос ударил едкий сигаретный дым. От непривычки она закашлялась натужно и мучительно.
        Кира пару раз хлопнула ее по спине.
        - Ничего, сейчас станет легче. Надеюсь, вон тот столик тебе понравится.
        Она снова вцепилась в Валину руку и поволокла ее по проходу. Они очутились возле запотевшего, довольно грязного окна. Кира сняла пальто, повесила его на спинку стула и села, удобно облокотившись на стол. Валя продолжала стоять, все еще не в силах поверить, что перед ней не друг, а враг, от всей души желающий ей зла.
        - Ну что ты торчишь, как заноза, - грубо проговорила Кира, - конечно, тебе такая забегаловка не по нутру. Ты у нас привыкла к роскоши, сразу два мужика на тебя готовы были тратиться, не мелочась. Ничего не поделаешь, придется потерпеть. - Она подняла руку и нетерпеливо щелкнула пальцами. - Официант!
        У столика возник прыщеватый парень с сальным чубом.
        - Да, мадам. Чего изволите?
        - Мне «Кровавую Мери». А девушке… - Кира в задумчивости покосилась на Валю. - Девушке «отвертку».
        - Момент. - Парень исчез, будто растворился.
        Валя наконец присела на краешек стула, не сводя с Киры глаз. Та улыбнулась, сладко и одновременно язвительно.
        - Так о чем мы с тобой болтали? А, да, вспомнила. Я обещала тебе сказку. Ну вот, дорогая, слушай.
        Жили-были две подружки, одну звали Красавицей, а другую… другую Жабой. Да, да, радость моя, не удивляйся, так почти всегда и бывает - одна подруга красавица, а другая - форменная жаба. За Красавицей бегали добры молодцы, а за Жабой, разумеется, никто. Ей было очень больно и обидно, но она не подавала вида, потому что умная. Жаба хорошо училась и часто помогала Красавице, которая не могла похвастать столь блестящими способностями. Да и сама посуди - когда было заниматься бедной Красавице, когда ее каждую минуту приглашали на свидания? Она так уставала, несчастная, что к вечеру просто валилась с ног. Непросто выбирать, когда в тебя влюблены сразу десять мальчишек, пардон, добрых молодцев, ох как непросто!
        Шло время, подруги росли, постепенно становясь взрослыми. Жаба жила себе, в ус не дула, все у нее было путем - и институтский диплом не за горами, и на сердце тишь, да гладь, да божья благодать. А Красавица с каждым днем все больше страдала от своей красоты. Никак не могла остановиться на ком-нибудь из своих ухажеров, страшно нервничала, переживала. Даже, представь, похудела на пять кило, хотя благодаря этому стала еще красивей.
        Жаба по-прежнему жалела подругу, утешала, как могла, и абсолютно не надеялась, что кто-нибудь сможет полюбить ее саму.
        И вот в один прекрасный день случилось чудо. Жабе встретился Принц. Он был настолько красив, что Жаба даже зажмурилась, чтобы не ослепнуть. Он спросил ее: «Ты кто?»
        И Жаба ответила честно и откровенно: «Я - Жаба».
        Но Принц не поверил ей. Он весело засмеялся и сказал: «Ты вовсе не Жаба, а симпатичная девушка, и я хочу пригласить тебя поужинать».
        Жаба, конечно, согласилась. Она летела домой, как на крыльях, представляя себе грядущий вечер. Ведь это было ее первое в жизни свидание, и с кем - с прекрасным, ослепительным принцем! О, Жаба была так счастлива, что не передать словами.
        Она прибежала домой и застала там Красавицу. Та сидела в слезах. Она только что рассталась с очередным добрым молодцем, и у нее была депрессия. Добрая Жаба принялась привычно утешать подругу - гладила ее по голове, говорила, какая она красавица, обещала, что очень скоро ей повезет и найдется достойный ее добрый молодец.
        А тем временем часы все тикали и тикали, и до вечера оставалось совсем мало времени. Жаба поняла, что еще немного - и она опоздает на свидание с Принцем. «Прости меня, - сказала она Красавице, - мне нужно уходить».
        «Куда уходить?» - закричала зареванная Красавица и крепко схватила Жабу за руку.
        «Меня ждет Принц», - застенчиво призналась Жаба. Ей было ужасно стыдно, что она такая счастливая, а рядом сидит несчастная Красавица с распухшим носом и красными глазами.
        «Возьми меня с собой! - взмолилась Красавица. - Я не могу оставаться здесь одна. Я просто умру».
        И что, ты думаешь, сделала эта дурочка Жаба? Послала подружку к чертовой бабушке, надела туфельки и убежала к Принцу? Как бы не так! Она кивнула и скрепя сердце проговорила: «Хорошо, идем».
        И они пошли к Принцу на свидание вдвоем.
        Не знаю, стоит ли рассказывать тебе конец - ты, наверное, и сама обо всем догадалась. Жаба оказалась полной идиоткой, потому что Принц, как только увидел Красавицу, сразу влюбился в нее и позабыл, что хотел ухаживать за Жабой. Из ресторана они ушли вдвоем - Принц и счастливая Красавица. А Жаба осталась одна. С тех она стала очень злая и начисто перестала верить в дружбу. - Кира замолчала, глядя на Валю темными, как омуты, глазами.
        Молчала и Валя, не зная, что сказать и нужно ли вообще что-нибудь говорить в ответ на эту страшную исповедь.
        Прыщавый официант принес поднос с коктейлями. Кира придвинула к себе «Кровавую Мери».
        - Надеюсь, ты все поняла? Или тебе объяснить поподробней? Красавица - это, конечно, Лика, Жаба - твоя покорная слуга. Ну а прекрасный Принц - увы, Вадим.
        - Но ты же… ты говорила, что вы с Ликой познакомились с ним одновременно и он полюбил ее с первого взгляда. Ее, а не тебя!
        - Я врала. - Кира невозмутимо усмехнулась и помешала соломинкой в бокале. - Специально врала тебе, и сейчас поймешь, почему. Я встретила Вадима случайно - мы вместе стояли в очереди в ОВИР. Я должна была ехать с учениками в Чехию и оформляла загранпаспорт, а он перерегистрировал старый, у которого закончился срок. Народу была тьма, записывались с ночи. Мой номер оказался как раз следом за ним.
        От нечего делать мы разговорились. Вадим тогда еще только начинал свой бизнес и увлеченно рассказывал мне о том, какие трудности приходится преодолевать, чтобы развить самостоятельное дело. Разумеется, я внимательно слушала - не столько потому, что было интересно, сколько из-за впечатления, которое Вадим с первого взгляда произвел на меня. Он сразил меня наповал всем - внешностью, манерами, умом, чувством юмора. Я и думать не могла о том, чтобы рассчитывать хоть на малую толику внимания, - просто сидела рядом и наслаждалась возможностью видеть его, слушать, кивать в ответ.
        А он, когда подошла его очередь, вдруг пропустил меня вперед. Я сдала анкету и необходимые документы, вышла из кабинета, принялась благодарить его. И тогда Вадим… нет, это было невиданное чудо… он сказал… сказал: «Не стоит благодарностей. Лучше поужинаем вместе. Завтра в шесть в “Праге” - ты же едешь в Чехию».
        Я что-то пролепетала в ответ - была вне себя. Мужчины почти не обращали на меня внимания, а уж такие… Это из ряда вон выходящее событие просто-напросто лишило меня рассудка. Я помчалась домой, сияя от счастья.
        Весь вечер и половину следующего дня я никак не могла поверить в то, что произошло. Мне казалось, я сплю и вижу сон. Больно щипала себя, чтобы проснуться. Но ровно в четыре часа зазвонил телефон. Это был Вадим.
        «Ты знаешь мой номер?» - заикаясь, спросила я.
        Он засмеялся.
        «Знаю. Он был написан на твоей анкете. Я выучил его наизусть, пока сидел в очереди. Как насчет “Праги”?»
        «Да, - сказала я. - Да, да, да».
        «Отлично. Я буду ждать». - Он повесил трубку.
        Я как сумасшедшая кинулась в ванную. Приняла душ, вымыла голову, высушила и уложила волосы. Надела свой лучший костюм.
        И тут раздался звонок в дверь. На пороге стояла Лика. Глаза опухшие, на лице маска скорби. Я сразу догадалась, в чем причина ее печали - очередной роман окончился неудачей. У нее раз в месяц случался роман и каждый заканчивался чем-нибудь плохим - то она разочаровывалась в кавалере, то он начинал ее дико ревновать и закатывать скандалы, то еще что-нибудь в том же духе.
        Сейчас Лика стояла передо мной, комкая в руках мокрый от слез платочек.
        «Кирка, я умираю».
        «Что такое? Эдик?»
        «Он оказался подлецом. У него, представь, есть жена и двое детей, а мне врал, что свободен, как птица».
        «Наплюй на него, - сказала я. - Завтра ты уже встретишь другого».
        «Я не доживу до завтра». - Лика прошла мимо меня в комнату, уселась прямо на ковер и горько зарыдала. Надо сказать, что даже рыдать она умела невероятно красиво - изящно заламывала руки, фотогенично опускала лицо, грациозно хлопала мокрыми ресницами.
        Мне стало ее жаль. Мне всегда было ее жаль. Я привыкла считать Лику маленькой, неопытной, не приспособленной к жизни, этаким невинным, беззащитным цветочком.
        Но сейчас она мне ужасно мешала. Она была некстати и совершенно не желала понимать этого. А у меня в кухне грелись щипцы для завивки. Стояла нераспечатанная коробочка французских духов «Шанель номер пять», которую мне преподнесли ученики. В общем, была целая куча неотложных дел, а главное, через двадцать минут я должна была выкатиться из дому и поехать на Арбат, в «Прагу», где ждал меня Вадим.
        Я подавила в себе стыд, жалость и сказала:
        «Лика, ты прости, но мне нужно уходить. Давай созвонимся вечером».
        «Ты хочешь уйти? - Она вскочила, уронила руки, ее волосы в беспорядке рассыпались по плечам. - Оставишь меня одну? Нет, Кира, нет, прошу тебя, пожалуйста, не делай этого. Мне нужно, чтобы кто-то был рядом. Обязательно!»
        Я почувствовала угрызения совести. Что же со мной творится? Бросаю лучшую подругу в беде, и все из-за почти незнакомого парня. Готова бежать к нему, как собачонка, хотя вовсе не известно, чем окончится наше свидание.
        Но что мне было делать? Остаться дома с Ликой? Неудобно - все-таки Вадим будет ждать, да и вдруг это мой единственный шанс встретить свою судьбу? Тогда, может быть, взять ее с собой?
        Идея показалась мне вполне подходящей. Представляешь, какая я была непроходимая дура? И это при том, что жизнь уже не однажды пинала меня и почти лишила всяческих иллюзий. Куда подевался весь мой горький опыт, накопленный с четырнадцати лет, когда из очаровательной пухленькой малышки я превратилась в некрасивого и неуклюжего подростка, а после - в неинтересную, закомплексованную девушку?
        Однако чему удивляться? Речь шла о Лике, а ее я любила как сестру, я просто не могла предположить, что она принесет мне беду. Поэтому предложила:
        - Пошли со мной.
        - Куда? - Лика вытерла кулаком зареванные глаза.
        - В ресторан «Прага».
        - Ты идешь в ресторан? - не поверила Лика. - С кем это?
        - С молодым человеком.
        - Откуда у тебя молодой человек? - довольно бесцеремонно поинтересовалась Лика, от любопытства сразу прекратив плакать.
        Я не обиделась на нее за бестактный вопрос. Понимала, что он вполне уместен - у меня никогда прежде не было ни свиданий, ни парней. Я ответила:
        - Мы познакомились вчера, в ОВИРе. Его зовут Вадим.
        - Милое имя, - сказала Лика, задумчиво похлопала мохнатыми ресницами и нерешительно проговорила: - Но… как же я с тобой пойду? Я ведь, наверное, вам не нужна, только мешать буду.
        - Не будешь. - Я уже не слушала ее. Видела лишь стрелки часов, неумолимо приближающиеся к пяти. Бог с ними, со щипцами, которые наверняка уже сгорели от ожидания - до Арбата от нашего Марьина пилить не меньше часа. Нужно срочно убегать - и точка. - Не будешь ты мешать! - твердо повторила я. - Давай, собирайся. Через три минуты выходим.
        Лика беспомощно всплеснула руками.
        - Куда же я поеду в таком виде?
        Только тут я заметила, что на ней легкий, застиранный халатик и домашние шлепанцы с помпонами. Гнать ее домой переодеваться смысла не имело - я отлично знала Лику, она может провозиться минут сорок, а то и час, подбирая себе гардероб.
        - Надень мой новый брючный костюм, он мне великоват, а тебе будет в самый раз. Возьмешь мою куртку и осенние сапоги - в них и зимой не холодно.
        На улице действительно, несмотря на то что шел декабрь, стояла почти оттепель.
        Лика еще чуть-чуть поколебалась, а затем кивнула. Я вздохнула с облегчением, распахнула шкаф, достала оттуда «плечики» с костюмом, сунула ей. Та принялась одеваться, без умолку болтая о всякой чепухе. Она давным-давно позабыла о своем огорчении, лицо ее разгорелось, глаза весело блестели.
        Но даже тогда, глядя на нее, сияющую, умопомрачительно прекрасную, я не учуяла подвоха, не остановилась, пока не поздно, не приказала ей остаться, не ходить со мной.
        Лика слегка накрасилась моей косметикой, повертелась перед зеркалом, затем натянула куртку, сапоги, и мы вышли.
        Всю дорогу меня не покидало мучительное волнение. Мне казалось, мы жутко опаздываем. К тому же я совершенно не знала, как себя вести с Вадимом. Как сделать так, чтобы я ему не разонравилась, чтобы он захотел встретиться со мной еще?
        Лика сначала весело щебетала, но, видя, что я не поддерживаю беседу, постепенно умолкла. Лицо ее стало серьезным и строгим. Возможно, она опять думала об Эдике и его неожиданно открывшемся семейном положении. А может быть, вспомнилась мать, бросившая ее совсем девчонкой.
        Я была только рада тому, что Лика больше не пристает ко мне с разговорами. Остаток дороги мы проехали, думая каждая о своем. Вышли из метро и через пять минут были у «Праги».
        Вадима я заметила еще издали - он был без шапки, в куртке нараспашку. В руке держал букет ярко-алых роз. Ровно пять штук - я успела сосчитать до того, как мы подошли к нему - красных, как кровь, крупных и свежих роз. Мне никогда в жизни не дарили таких букетов. Вернее, дарили ученики, но не мужчины.
        Сердце мое начало таять, как кусок шоколада, поднесенный к пламени конфорки. Я уже любила Вадима без памяти, как только может любить одинокое и обездоленное существо, почти смирившееся со своим отшельничеством и вдруг ощутившее надежду на счастье.
        Лика дернула меня за рукав пальто.
        - Где он? Ты его видишь?
        - Вижу, - выдохнула я с восторгом.
        - Вон тот? - Она указала на коренастого толстяка в шляпе, прохаживающегося взад-вперед по тротуару.
        - Да ты что? - возмутилась я. - Вот этот!
        - Э-этот? - Голос у Лики странно дрогнул, будто она собралась запеть и неожиданно дала «петуха».
        Она во все глаза смотрела на Вадима. Он почувствовал, что его разглядывают, и обернулся. На лице его сначала возникла радостная улыбка, а затем… Оно вдруг стало очень серьезным и отрешенным.
        Я подумала, что он не увидел нас или перепутал, принял за меня кого-то другого. Я помахала ему рукой и громко крикнула:
        - Вадим!
        Он ничего не ответил и медленно двинулся нам навстречу. Странное выражение так и не покинуло его лицо - он словно прислушивался к чему-то внутри себя. Подошел совсем близко, рассеянно протянул мне букет. Я взяла его - стебли роз были влажными, на лепестках блестели капли.
        Почему-то вся моя радость, весь восторг куда-то пропали. Мне стало тоскливо и холодно, захотелось вернуть Вадиму его букет и сунуть руки в карманы пальто.
        Мы все трое молчали, и я поняла: нужно хотя бы что-то произнести, представить Вадима и Лику друг другу.
        - Познакомься, Вадим, - сказала я и не узнала своего голоса, до того тускло и тихо он звучал. - Это моя лучшая подруга, Лика.
        Наконец он открыл рот:
        - Очень приятно. - И протянул ей руку.
        Лика положила в его широкую, крепкую ладонь свои нежные, хрупкие пальчики.
        - Мне тоже очень приятно.
        Показалось, что время замерло. Застыло в одной точке, будто наступил «день сурка». Вадим держал Ликину руку в своей и не хотел отпускать. А она не думала освобождаться от его пожатия. Они стояли и пожирали друг друга глазами.
        А я… я вдруг отчетливо ощутила себя лишней. Мое сердце пронзила такая жестокая, невыносимая боль, что я с силой сжала стебли роз. Один из шипов впился мне в ладонь, я невольно вскрикнула. Вадим опомнился, тряхнул головой, будто пытаясь сбросить внезапное наваждение. Лика испуганно заглянула мне в лицо.
        - Что случилось, Кир? Почему ты кричишь?
        - Розы, - сквозь зубы пробормотала я. - Я укололась шипом.
        Лика взяла у меня букет, подняла мою ладонь.
        - Боже мой, у тебя кровь! Смотри, сколько!
        Рука действительно была в крови, но я даже глазом не моргнула. Меня точно парализовало, нервы, рефлексы - все выключилось. Только становилось холоднее с каждой секундой.
        - Ничего страшного, - мягко проговорил Вадим. - Сейчас все пройдет. - Он вынул из кармана чистейший, аккуратно выглаженный носовой платок, бережно вытер кровь, затем зачерпнул пригоршню снега и приложил к ранке. - Держи, кровотечение остановится.
        Я послушно зажала снег в пальцах. Он тут же начал таять.
        - Что ж мы, так и будем здесь стоять, а, девчонки? - Вадим озорно улыбнулся. - Идем праздновать нашу встречу.
        Он взял нас обеих под руки - я оказалась справа, а Лика слева - и повел к дверям ресторана. Мы прошли мимо швейцара, сдали в гардероб верхнюю одежду и очутились в большом просторном зале.
        - Вон тот столик наш. - Вадим кивнул в дальний, очень уютный уголок, - я еще с утра его заказал. Так что чувствуйте себя как дома.
        Атмосфера ресторана, тихая приятная музыка, бесшумно двигающиеся вышколенные официанты - все это подействовало на меня успокаивающе. Я немного расслабилась, ожила. Стало казаться, что я зря запаниковала.
        Вадим сидел напротив нас с Ликой и улыбался обеим. Зубы у него красиво блестели, на подбородке была видна маленькая ямочка. Мне ужасно захотелось дотронуться до нее, но при Лике я не могла сделать этого.
        «Чтоб ее черт побрал! - подумала я с неожиданной злостью. - Притащилась сюда и все портит».
        Принесли заказ. Стол был шикарный - шампанское, икра, деликатесные салаты и еще много блюд, названий которых я даже не знала. Мы с Ликой только глазами хлопали, а Вадим довольно усмехался.
        - Вы ешьте, девчонки, ешьте, не стесняйтесь.
        Он разлил шампанское по фужерам. Мы чокнулись.
        - За нас, - тихо проговорила Лика и, поднеся бокал к губам, выпила до самого дна.
        - За нас, - повторил Вадим.
        И снова мне почудилось в их тоне что-то странное - негласное единение, будто они могли читать друг у друга мысли и продолжали свой, давно начатый немой разговор.
        - Кир, ты что такая грустная? - спросила Лика. - Ничего не ешь.
        - Я уже сыта, - выдавила я с трудом.
        - Все равно, - не унималась она, - может, у тебя рука болит? Тут наверняка есть медпункт.
        - У меня ничего не болит, - грубо сказала я.
        Она растерянно моргнула и замолчала. Вадим кашлянул.
        Я больше не могла выносить все это и встала, с грохотом отодвинув стул.
        - Куда ты? - удивленно проговорила Лика.
        - Мне нужно. На пять минут. Скоро вернусь.
        Они не удерживали меня.
        Понимая, что делаю самую большую в жизни глупость, которую потом никогда себе не прощу, я стремительно пересекла зал и скрылась в дамской комнате. На глазах у меня кипели слезы. Я редко плакала, очень редко, почти никогда. Но сейчас, едва захлопнув за собой дверь, отчаянно разрыдалась. Туш текла по щекам, подбородок был в губной помаде. Я склонилась над белоснежной раковиной, включила воду и все продолжала сотрясаться и всхлипывать. Я презирала себя, презирала и ненавидела. Уродка, никому не нужная, никчемная дура, доверчивая курица!
        «Чтоб ты сдохла!» - твердила я беззвучным шепотом. - Чтоб ты провалилась! Дура, дура, дура!»
        Дверь скрипнула, в туалет зашла миловидная высокая блондинка. Увидев меня, она остановилась в нерешительности.
        - Девушка, вам плохо?
        - Мне хорошо! - отрезала я.
        - Но вы… так плачете. Может быть, нужна помощь?
        - Да, нужна. Нужна. - Я подняла на нее жуткое лицо, залитое слезами вперемешку с косметикой. - Убейте меня. Возьмите у охранника автомат и застрелите. Или зарежьте ножом. Мне все равно.
        Блондинка испуганно отшатнулась, схватилась за ручку двери и вылетела вон. Я криво улыбнулась ей вслед.
        Оставаться здесь и продолжать реветь становилось опасным - вот-вот могла появиться Лика, обеспокоенная моим долгим отсутствием. Я нагнулась над краном, смыла остатки косметики, затем вытерла лицо платком и накрасилась заново. Глянула в зеркало - на меня смотрела белая маска: пустые глаза, обведенные черным контуром, кровавая щель вместо рта.
        «Чтоб ты сдохла», - повторила я в последний раз и, высоко подняв голову, вышла из туалета.
        Оказалось, я спешила не зря: Лика и Вадим больше не болтали и не смеялись. Оба напряженно смотрели на дверь, ведущую из зала в вестибюль. Когда я появилась, на их лицах отразились облегчение и радость.
        Я подошла к столику и растянула губы в резиновой улыбке.
        - Простите, пришлось немного задержаться. Маленькие дамские неприятности - поехали колготки.
        Лика понимающе закивала. Вадим усмехнулся и закурил очередную сигарету. Я уселась за столик, подвинула к себе тарелку с почти нетронутой едой. Меня мутило, но я героически принялась ковырять вилкой остывшее жаркое.
        Они молчали. Я заметила, что Лика украдкой поглядывает на часы.
        - Ты куда-то торопишься?
        - Я? Нет, с чего ты решила? - Она так испугалась, будто я застала ее за кражей денег или другим непристойным занятием.
        - Мне показалось, - спокойно проговорила я.
        Остаток вечера мы проболтали о какой-то ерунде, причем Вадим явно скучал, курил сигарету за сигаретой, взгляд его то и дело становился отсутствующим - мыслями он блуждал где-то далеко.
        Лике наконец это надоело. Она притворно зевнула и произнесла:
        - Двенадцатый час. Кажется, пора по домам.
        - Да, пора, - согласилась я.
        - Как скажете. - Вадим сделал знак официанту, потребовал счет и расплатился, оставив щедрые чаевые.
        Мы поднялись и пошли в гардероб.
        - Возьмем машину, - сказал Вадим, догоняя нас, - вы ведь рядом живете, мне Лика рассказала.
        - Рядом, - подтвердила я.
        После рыданий в туалете я полностью отупела, двигалась и говорила как робот, на автопилоте.
        Мы вышли на улицу, Вадим остановил «Волгу».
        В машине Лика села рядом со мной, тесно прижалась к моему боку. Я вдруг почувствовала, что она поглаживает меня по руке.
        - Ты что?
        - Ничего. - Она наклонила голову, ее волосы коснулись моей щеки. - Просто… благодарна тебе за чудесный вечер. За то, что ты позволила мне пойти с тобой.
        - Не стоит благодарностей. - Я отчего-то ощутила отвращение от ее близости, оттого, что ее губы щекочут мое ухо, и отодвинулась.
        Лика больше ничего не говорила. Через полчаса мы были у дома.
        - Ну вот, девочки, - проговорил Вадим, высаживая нас возле подъезда, - приятно было провести с вами время. Надеюсь, этот раз будет не последним.
        - Да, да, конечно, - сказала Лика и улыбнулась.
        Я молчала.
        Вадим нагнулся и по очереди чмокнул нас в щечку. Затем повернулся и побежал к машине. Взревел газ. Мы с Ликой стояли и смотрели, как автомобиль уносится в темноту, словно тает в ней.
        Она вдруг схватила меня за руку.
        - Цветы! Ты забыла свои розы! Там, в машине!
        - Бог с ними, - с трудом шевеля губами, проговорила я.
        - Но… как же? - Лика жалко улыбнулась. - Такой букет… - Она не договорила, уронила голову ко мне на грудь и бурно разрыдалась.
        - В чем дело? - с нарастающим раздражением спросила я.
        Мне было холодно, хотелось скорее оказаться дома, забраться под одеяло, закрыть глаза. Ликины истерики меня достали.
        - П-прости м-меня, - всхлипывая, выдавила она.
        - За что?
        - Я… т-такая с-стерва, т-такая д-дрянь… - Лика подняла мокрое и прекрасное лицо, в глазах ее была мольба. - Вадим… в общем… он предложил мне встречаться. Сказал, что влюбился в меня с первого взгляда. Я… я согласила-ась… - Она снова зарыдала, страстно, отчаянно, вцепившись в лацканы моего пальто.
        - Ну что ж ты плачешь? - деревянным голосом произнесла я. - Он тебе понравился?
        - Да, о-очень!
        - Замечательно. Я рада за вас.
        Лика от изумления даже плакать перестала.
        - Ты что… совсем не сердишься?
        - Нисколько. - Это говорил за меня кто-то другой. Я к тому моменту давно умерла, стояла мертвая, лишенная всех человеческих ощущений и эмоций. - Да, я не сержусь. Если только капельку, самую малость.
        - Боже мой, Кирка, ты прелесть! - Лика схватила меня в охапку, принялась тормошить, осыпать поцелуями. - Ты - чудо, сама доброта. Если б ты знала, как я счастлива, как счастлива! Он - необыкновенный, лучший! И как только я могла переживать из-за какого-то Эдика?
        Я почувствовала, что меня сейчас стошнит, и мягко освободилась из ее рук.
        - Поздно. Пошли спать. Вещи вернешь завтра.
        - Конечно. Спасибо тебе. Ты… правда в порядке? Не переживаешь из-за Вадима?
        - Нет. Зачем он мне? Мы друг другу совсем не подходим.
        - Ну хорошо. - Лика шмыгнула носом и улетела в подъезд.
        Я пошла следом за ней. С трудом переставляя ноги, добрела по ступенькам на свой этаж, отомкнула дверь. Мать давно спала. Я сняла пальто, пробралась в комнату и, не зажигая света, нырнула в кровать.
        Я думала, что утону в слезах, но их больше не было. Очевидно, я выплакала их там, в туалете ресторана. Укрывшись с головой, я принялась беседовать сама с собой.
        Я уговаривала себя, что ничего страшного не произошло и Лика вовсе не предала меня. Все равно Вадим не стал бы встречаться со мной, наше свидание было случайностью. Лучше раньше, чем позже, когда я привязалась бы к нему, влюбилась окончательно и бесповоротно. Сразу - отсечь, и дело с концом.
        Потом я заснула. А проснулась от телефонного звонка. Звонила Лика.
        - Как ты? - Голос ее звучал напряженно и робко.
        - Нормально, - ответила я.
        - Можно я зайду, занесу одежду?
        - Заходи.
        Через пять минут она стояла в моем коридоре.
        - Вот. Спасибо. - Лика положила на тумбочку аккуратно сложенный костюм. Повесила на вешалку куртку, поставила на половичок сапожки.
        Из кухни выглянула мать.
        - Лика, идем пить чай.
        - Не могу, Алла Ивановна. Убегаю.
        - К нему? - догадалась я.
        - Да. Он ждет меня у подъезда. Сказал, что на следующей неделе мы идем ЗАГС, расписываться. Представляешь?
        - Ты согласилась?
        - Если честно, я пошла бы с ним хоть сегодня. - Лика посмотрела на меня пристально. Лицо ее было серьезным, как никогда прежде. - Я люблю его, Кир. Это любовь с первого взгляда. Помнишь, мы думали, что так не бывает? Еще спорили с Женькой Стрельниковой? Так вот, бывает. - Она опустила голову, вздохнула. Затем отчаянно тряхнула волосами, так что они волной рассыпались по спине. - Ну, пока! - Рванула на себя дверь и скрылась на лестнице…
        …Кира почти допила свой коктейль и отодвинула пустой бокал. Облизала тонкие губы и глянула на Валю, тихо сидевшую напротив.
        - Хорошая история, не правда ли? - Она усмехнулась. - Ты спросишь, что было дальше? Они действительно расписались через два месяца. Я была свидетельницей у Лики. Она выглядела потрясающе - белое платье из шелка, на голове венок из белых роз - искусственных, конечно. Одним словом, Снегурочка.
        Вадим тоже был хорош - высокий, подтянутый, в элегантном светло-сером костюме, с сияющим смуглым лицом. Мы с ним избегали смотреть друг на друга - я видела, он чувствует себя неловко, стыдится меня, своего поступка.
        А Лика - та ничего не стыдилась. Она, кажется, начисто позабыла, при каких обстоятельствах познакомилась с женихом: без умолку щебетала, порхала, как эльф, висла у меня на шее и все приговаривала тихим счастливым шепотом: «Кира, какой день! Какой волшебный день!»
        Как ты думаешь, что делала я? Да ничего! Стояла рядом с невестой, выжимала из себя улыбку под прицелом видео - и фотокамер, расписывалась в огромной амбарной книге, где полагается ставить подпись свидетелям. Потом вместе с другими гостями за столом кричала «Горько!» и пила шампанское. Потом… потом ничего не помню.
        Очнулась я в какой-то машине. За окнами была темень, рядом, привалившись к моему плечу, похрапывал какой-то потный, пьяный толстяк. Я с трудом отодвинула его лысую тяжелую голову и хрипло спросила, обращаясь к маячившей впереди широкой водительской спине:
        - Куда мы едем?
        - Домой, - невозмутимо ответил тот, кто был за рулем, и чиркнул во тьме зажигалкой.
        - Разве вы знаете, где мой дом?
        - Здрасьте! - Водила многозначительно хмыкнул и на секунду обернул ко мне равнодушное красное лицо - в салоне было не продохнуть от жары. - Вы же сами, когда садились, сказали адрес. Забыли, что ль?
        - Забыла, - потерянно проговорила я. Потом взглянула на дремавшего под боком толстяка, и меня разобрала тревога. - А этот… он… кто?
        - Этот с вами, - невозмутимо пояснил мужчина.
        - Со мной?! Я его даже не знаю!
        Шофер пожал плечами, продолжая дымить сигаретой. Очевидно, он давно привык к подобным сценам, к тому, что его пассажиры не всегда помнят своих попутчиков - видимо, колымил исключительно в ночное время, когда трезвый клиент - редкость.
        Меня охватила паника.
        - Остановите сейчас же! - громко потребовала я. - Высадите его! Немедленно, слышите?
        - Ну, дамочка, зачем же вы так? - незлобливо укорил меня водитель. - Человек в таком состоянии, куда же я его дену? Вы ведь сами его посадили, даже по имени называли. Как там его… а, вот, вспомнил - Жора! А говорите, незнакомы! - Он осуждающе покачал головой.
        Мужик продолжал мирно сопеть, устроив лысину на моих коленях. Я почувствовала, как мне становится все равно. Что ж, Жора так Жора. Почему бы и нет? Все равно Вадима у меня отняли навсегда, а без него не важно, что и как со мной будет.
        Вскоре мы действительно остановились у моего дома. Я нашарила в сумочке бумажник, расплатилась с ночным бомбилой, выгрузила из машины своего случайного знакомца, почти волоком дотащила до квартиры. Оказавшись на диване, он тут же вновь захрапел. Я оставила его в комнате, а сама ушла на кухню. Поставила раскладушку, разделась, легла.
        Я думала о том, что мне, наверное, не стоит часто бывать у Лики - только смущать лишний раз Вадима и мучиться самой. Молодые после свадьбы должны были поселиться в его двухкомнатной квартире - от нашего с Ликой дома далеко, на другом конце города. «Вот и хорошо, - сказала я себе. - Буду отговариваться тем, что тяжело ездить».
        Однако пришлось. Утром, едва я растолкала своего гостя, напоила его чаем и выпроводила за дверь, позвонила Лика. Она была жутко взволнована:
        - Куда ты подевалась вчера? Мы тебя искали, нервничали! Думали, бог знает что стряслось! - Ее звонкий голосок дрожал от возмущения.
        - Что могло случиться? - спокойно проговорила я. - Просто все стали расходиться, и я тоже. Взяла машину, доехала до дому. Отлично выспалась.
        - Чего не скажешь обо мне! - Лика весело захохотала и тут же, спохватившись, проглотила смех. - Кир! Ты вот что… приезжай к нам. Приедешь?
        - Зачем? - изумилась я.
        - Я соскучилась.
        - Соскучилась по мне?! Да ведь у тебя же медовый месяц!
        - Ну и что? Я без тебя не могу! Правда, Кирка, приезжай! И Вадик будет рад.
        - Не уверена.
        - Будет, будет! Вот увидишь. Пожалуйста, я тебя умоляю!
        Я вдруг почувствовала, что на самом деле хочу приехать. Поглядеть на Лику в ее новой квартире, поболтать с ней. А главное, хоть краем глаза взглянуть на Вадима.
        «А как же ночное решение? - мелькнуло в голове, но я тут же нашла себе оправдание: поеду ненадолго, в первый и последний раз.
        - Хорошо, - сказала я в трубку.
        - Ура! - закричала Лика. - Ура, Ура! Я жду! Адрес у тебя в блокноте.
        Я собралась, надела строгий школьный костюм, в котором сидела на экзаменах, слегка накрасилась и покатила через весь город на метро.
        Лика встретила меня у дверей, легкая, воздушная, как нимфа, в прозрачном, невесомом пеньюаре и в восточных шлепанцах с загнутыми носами.
        - Кирка, как здорово, что ты здесь!
        Она расцеловала меня, окутав запахом нежных духов. Очень дорогих - раньше такие ей были не по карману.
        Из спальни выглянул Вадим. Он был в домашних брюках, без рубашки. Я невольно задержала взгляд на его безупречной мускулистой фигуре, на широкой смуглой груди, покрытой темными волосами.
        - Здравствуй, - сказал Вадим просто, дружелюбно - казалось, он тоже рад моему приходу.
        - Здравствуй. - Я постаралась, чтобы мой голос звучал совершенно спокойно, и это удалось.
        - Идем пить чай, - пригласил он. - У нас есть торт, остался от вчерашнего, мы взяли его из ресторана.
        Мы пили чай, ели торт и еще много разных вкусностей. Лика сидела у Вадима на коленях, обнимала его за шею. Он улыбался - довольно, блаженно, как сытый кот. Сначала меня это смущало, но потом я привыкла. Даже стало приятно - будто Вадим держал на коленях не Лику, а меня.
        Я просидела у них до самого вечера, а потом уехала, несмотря на Ликины уговоры остаться. Я обещала ей вернуться завтра. Меня встретили, как родную, даже выделили специальные тапочки.
        С тех пор я стала бывать у Лики почти ежедневно. Меня не смущала часовая тряска в переполненном вагоне метро и то, что домой я попадала почти к полуночи. Там, у Лики, я получала необходимый мне заряд бодрости, свою крохотную порцию счастья, того самого, которое она у меня украла с детской улыбкой на лице. Уходя от нее, я чувствовала, что день прожит не зря, и торопилась снова стать свидетелем чужой любви, раз уж своей мне было не дано.
        Ты спросишь - ненавидела ли я Лику? Нет, я продолжала любить ее. Как и Вадима. Знаешь, когда так сильно любишь - не важно кого, хоть собаку, - тебе начинают платить той же монетой. Постепенно Лика и Вадим привыкли ко мне, стали нуждаться в моем присутствии, доверять самые сокровенные секреты. Я сделалась для них незаменимой и была счастлива от этого. О большем - честное слово - я и не мечтала.
        Через год они переехали в этот коттедж. Мотаться за город ежедневно я, конечно, не могла, но по выходным Вадим присылал за мной машину, и я проводила с ними весь уик-энд. Вот такая странная, но замечательная жизнь.
        Когда Лика сообщила мне, что ждет ребенка, я была на седьмом небе от восторга. Сдувала с нее пылинки. Не позволяла ни до чего и пальцем дотронуться, ходила за ней всюду неотступно, как тень, боялась, как бы чего не вышло дурного - и так восемь месяцев. А в тот день, как на грех, задержалась на работе - в школу приехала комиссия, пришлось срочно разбираться с документацией, - освободилась лишь в семь вечера. Подумала - поздно уже тащиться в такую даль, к тому же назавтра у меня был выходной. Утром и собиралась ехать…
        А в полночь позвонил Вадим и сказал, что Лики больше нет. Врачи боролись за ее жизнь три с половиной часа и не смогли спасти. Остался малыш…
        …Я сидела оглушенная, держала трубку в оледеневших пальцах, слушала, как на том конце плачет Вадим, и ничего не могла сказать ему в утешение. Мне казалось, я слышу Ликин голос. Он нашептывал мне: «Я отдаю тебе то, что взяла когда-то. Отдаю. Бери. Теперь он твой. Вадим - твой. И ребенок».
        Дверь открылась, в комнату вошла мать. Поглядела на меня, спросила испуганно:
        - Кира, что стряслось? С кем ты говоришь?
        Я очнулась, прикрыла трубку ладонью и сказала тихо:
        - С Вадимом. Лика умерла. Сегодня ночью.
        - Умерла?! Лика?! Не может быть! - Мать так и осела в кресло, подбородок ее затрясся.
        - Может, - проговорила я и встала.
        Вадим молчал, в трубке раздавалось лишь его дыхание, прерываемое всхлипываниями.
        - Вадик, - произнесла я твердо, как только могла. - Ты слышишь меня?
        - Да, - ответил он глухо.
        - Лику не вернешь. Мы должны позаботиться о ребенке. Это девочка или мальчик?
        - Мальчик.
        - С ним все в порядке?
        - Вроде.
        - Говори адрес больницы. Я сейчас поеду туда. - Я чувствовала в себе невесть откуда взявшиеся силы. Казалось, встань передо мной горы, я запросто сверну их.
        Очевидно, моя уверенность подействовала на Вадима. Он послушно начал диктовать адрес. Записав его, я велела:
        - Прими что-нибудь успокоительное, ляг и постарайся заснуть. К вечеру я все выясню и буду у тебя. Хорошо?
        - Хорошо, - согласился Вадим. Тон его был беспомощным и одновременно доверчивым, как у ребенка. - Только… обязательно приезжай. Обязательно.
        Раньше так говорила Лика. Теперь стал говорить и он.
        - Да, да. - Я повесила трубку и, даже не взглянув на мать, принялась стремительно собираться. Достала из тумбочки деньги, отложенные на «черный день», положила в сумочку. Накинула в прихожей пальто и выскочила за дверь.
        В больницу я поехала на машине. Долго говорила с врачом, который принимал у Лики роды. Потом мне показали малыша. Он чувствовал себя сносно, хотя и родился на месяц раньше положенного срока. Детская сестра вручила мне подробный список того, что нужно было принести уже завтра. Я дала ей тысячу рублей и попросила не спускать глаз с мальчика.
        Покинув больницу, я помчалась по магазинам. Купила все необходимое, снова поймала машину и поехала к Вадиму.
        Он не спал. Ходил взад-вперед по холлу, точно черная тень. Мне с огромным трудом удалось уговорить его пойти прилечь. Я напичкала его снотворным, и он задремал.
        Я сидела у его постели и думала, что наконец обрела настоящую семью. Вадиму не обойтись без меня. Постепенно боль утраты притупится, он сможет оглянуться по сторонам. И увидит, что рядом преданный друг, человек, взявший на себя все трудности и заботы, заменивший малышу мать. Нет, конечно, Вадим не полюбит меня, как Лику, но мне и не нужно этого. Просто быть с ним, жалеть его, оберегать - и когда-нибудь, даст бог, он станет моим. Только моим, а не Ликиным…
        …Кира снова остановилась и поглядела куда-то вдаль, мимо Вали. Глаза ее потускнели, румянец, возникший было на щеках, пропал, уступив место мертвенной бледности. Валя невольно испугалась, как бы Кира не потеряла сознание, до того неважно та выглядела. Она сделала движение навстречу, но Кира жестом остановила ее:
        - Не дергайся. Со мной все в порядке. Я не закончила. Слушай дальше.
        …Ребенок нуждался в молоке, и я договорилась о кормилице. Детская сестра сказала мне, что подыскала совсем молоденькую провинциальную девушку, якобы попавшую в трудную ситуацию и потерявшую собственного ребенка. Я сама уговорила Вадима взять тебя в дом. Сама! Когда я увидела тебя там, внизу, в больничном холле, у меня и в мыслях не было опасаться за него. Неужели ему могла понадобиться жалкая и глупая девочка, сохнущая по какому-то Тенгизу! Но я недооценила тебя.
        Пришел час, и я горько раскаялась в собственной наивности. До сих пор помню этот час - я вошла в детскую и увидела вас, стоящих рядом у столика с малышом. Меня будто молнией ударило - я остановилась как вкопанная. Ты подняла лицо. Лучше бы мне было не видеть этого, никогда не видеть! На меня смотрела Лика - те же ясные, смеющиеся глаза, то же выражение детской беспечности.
        Я поняла, что второй раз собственными руками отдала свое счастье. Окончательно и бесповоротно, а взамен мне не подарили даже букета алых роз, как когда-то у ресторана «Прага». Весело, не находишь? - Кира громко рассмеялась и наклонилась к Валиному лицу. Взгляд ее сделался колючим и пронзительным. - Суть в том, моя дорогая, что во всей этой ситуации одно серьезное отличие. Лику я любила, как сестру, а тебя… Нет, тебя я не любила. Нисколько. Ты была мне абсолютно чужая, хоть я и знала о тебе почти все: как ты живешь, чем дышишь, все твои болевые точки.
        И я решила, что тебе я Вадима не отдам.
        План созрел в моей голове мгновенно. Это было какое-то озарение. Я еще держала на руках ребенка, тетешкалась с ним, а мысли мои уже блуждали далеко. Я знала, как победить тебя. Я была бессильна против твоей молодости и красоты, но твоя бесконечная наивность давала мне шанс.
        В тот же день я поехала в Москву и разыскала твоего Тенгиза. Это не составило особого труда - ты ведь сама много раз говорила, где он живет. Твой Ромео пребывал в весьма удрученном состоянии. Его явно мучила совесть. К тому же его страсть к тебе отнюдь не угасла, разлука лишь усилила ее.
        Видела бы ты, как он обрадовался, когда я пообещала ему вернуть тебя в ближайшее время! Глаза его засверкали, руки затряслись от нетерпения. Я рассказала ему, что он должен сделать, предупредив, чтобы он не принимал все слишком близко к сердцу.
        Поначалу он возмутился, начал протестовать. Однако его пыл быстро угас. Я объяснила этому милому мальчику: когда любишь, все средства хороши. Теперь я знала это наверняка, поэтому, видимо, мои аргументы звучали убедительно.
        Короче - он согласился проделать фокус с фотографиями. Теперь нужно было лишь одно - чтобы Вадим уехал на время из дома.
        В обговоренный срок Тенгиз явился к нам в коттедж. Он четко следовал расписанному мной сценарию - спровоцировал ссору с тобой, довел беседу до повышенных тонов. Тут на сцену вышла я. Пригласила вас в гостиную, велела подать чаю. Когда ты вышла за молоком, насыпала в твою чашку совершенно безвредное, но крепкое снотворное.
        Помнишь, ты чувствовала себя жутко усталой, дорогая? - Кира вкрадчиво улыбнулась, тронула волосы кончиками пальцев.
        Валя отшатнулась от нее и хотела вскочить, но ноги отказались повиноваться.
        - Значит… это тогда… во сне?
        - Ты очень догадлива, малышка. Именно тогда, и именно во сне. Ну скажи честно - из меня бы вышел неплохой фотохудожник. Карточки получились высший класс - любой эротический журнал с радостью бы приобрел их за немалую сумму.
        - Боже мой! Как вы могли! - Валя закрыла лицо руками.
        - Когда у тебя дважды отбирают любовь, еще и не такое сможешь, - сухо проговорила Кира и щелкнула пальцами. - Эй, официант! Еще «Мери»!
        Валя в отупении смотрела, как прыщеватый расхлябанной походкой направляется к стойке, ждет, пока бармен приготовит коктейль, а потом пробирается назад, к их столику. Ей хотелось лишь одного - немедленно уснуть, перестать что-либо видеть, слышать и чувствовать. Почему бы Кире снова не подмешать ей в стакан свое лекарство?
        - Значит… у Вадима не было никакой женщины? - запинаясь, проговорила она, стараясь не встречаться с Кирой взглядом.
        Та искренне рассмеялась.
        - Конечно, не было. Я достала из стенки фотографию его двоюродной сестры. Кажется, ее зовут Оля, а может быть, и Юля, точно не припомню. Да и какое это имеет значение?
        - Но письма! Были же письма!
        - Я тебя умоляю! - Кира запрокинула голову, явно наслаждаясь ее отчаянием. - Вадим - глава крупной фирмы. Ему ежедневно приходит море корреспонденции. А с Екатеринбургом они заключили выгодный контракт, вот тамошние представители и слали письмо за письмом. Это же ясно, как дважды два, милая моя дурочка!
        - Почему… почему же он так мрачнел, когда ему звонили на сотовый? - Валя наконец заставила себя взглянуть ей в лицо.
        - Да потому, что это звонил Тенгиз! Он в ту же ночь, как Вадим вернулся, побывал в доме, предъявил ему фотографии и поведал трогательную историю о том, какая у вас с ним замечательная, страстная и сильная любовь, как вы мечтаете быть вместе. Лишь нужда и забота о больной сестре толкает тебя в постель к богатому покровителю. Ты в это время уже спала сном праведника.
        - Я не спала, - тихо проговорила Валя, вспомнив, как ее разбудил шум подъехавшего автомобиля. Тогда она думала, что вернулась Кира.
        Ей вдруг отчетливо припомнился сон, который она видела накануне того злополучного дня. Кажется, там действительно фигурировала Танька, она еще кричала: «Обманули дурочку на четыре курочки!» Значит, высшие силы подсказывали ей, что свершится в недалеком будущем, а она ничего не поняла, продолжала пребывать в наивности и благодушии. Напрасно, ах, напрасно!
        Валя сделала над собой неимоверное усилие и резко встала.
        - Ты куда? - вяло поинтересовалась Кира, в один момент потерявшая к ней всякий интерес. - Посиди немного, выпей еще «отвертки». Впрочем, ничего нового я тебе уже не скажу. Вадима ты не получишь, как ни пытайся. Он мой. Ясно?
        - Ясно. - Она кивнула и быстро пошла к выходу.
        Кира больше не окликала ее. Валя понимала, что проиграла начисто, без всякого шанса на реванш. Вадима теперь не переубедить - он уверен, что Валя спала с ним из-за денег. А то, что она ушла, не взяв гонорара, считает просто ловким трюком и позерством.
        Да и стоит ли его переубеждать? Ей ведь и в голову не приходило, в какую драму она вмешалась. Возможно, самой судьбой положено, чтобы Вадим наконец достался Кире, так долго и терпеливо дожидавшейся его любви. Валя обязана уйти, уступить, смириться…
        29
        …Она шла по темным, заснеженным улицам к остановке. Навстречу то и дело попадались веселые, шумные компании, загодя начавшие праздновать Новый год. Из одной ее окликнули:
        - Девушка, айда с нами! Не пожалеешь!
        Валя молча помотала головой и побрела дальше.
        Остановка была пуста, очевидно, автобус на Москву только что ушел. Рядом затормозила темная иномарка. Из окошка высунулась молодая, ослепительно красивая брюнетка.
        - Вам в город?
        - В город.
        - Садитесь, отвезу.
        Валя, не задумываясь, влезла в салон. Брюнетка нажала на газ, обернулась и мельком глянула на нее.
        - А я вас уже видела. Ей-богу. Много раз. Вы всегда ходили с коляской, такой симпатичной, серо-голубой. Покупали своему малышу грушевый сок в палатке на углу Кирпичной и Зеленой улиц. С вами еще часто бывал высокий черноволосый мужчина. Ваш муж?
        - Нет. Отец ребенка. А я всего-навсего его кормилица.
        - Вот как? - Брюнетка разочарованно качнула головой. - А я-то думала - какая эффектная пара. Я там, на углу, в минимаркете работаю. Инга меня зовут.
        - Валя, - тихо проговорила она.
        - А что грустим? Да еще и в канун праздника? Личные неприятности?
        - Пожалуй.
        Брюнетка понимающе улыбнулась.
        - Ну, это дело житейское. Поболит и отпустит. У меня вот тоже полный облом. Только сегодня утром разбежалась со своим бойфрендом. Он на Майорку укатил с моей подружкой. Ну и пусть голубятся, мне не жаль! - Она отчаянно тряхнула длинными иссиня-черными волосами, помолчала немного и спросила с любопытством: - А у тебя-то что стряслось?
        Валя промолчала.
        - Да, подруга, ты не из разговорчивых, - укоризненно заметила Инга. - Ну и черт с тобой. Давай лучше музыку послушаем. - Она включила на полную громкость стереосистему.
        Больше они не разговаривали, ехали молча под оглушительное буханье колонок. Наконец впереди показался освещенный щит «Москва».
        - Приехали, - проговорила Инга, чуть сбавляя скорость. - Дальше куда?
        Валя поколебалась и назвала адрес Тенгиза. Она не собиралась оставаться у него ни дня, но ее преследовало неодолимое желание хоть на мгновение взглянуть ему в глаза. Спросить, как можно обнимать сонное, бесчувственное тело под прицелом фотокамеры и клясться в любви человеку, которого сам же вымазал грязью с головы до ног.
        Инга послушно развернула машину на перекрестке и понеслась в указанном направлении. Вскоре они уже стояли у знакомого дома, который Валя покинула несколько дней назад.
        - Спасибо. - Она протянула девушке деньги.
        - Пожалуйста. - Та спрятала купюры в бардачок, помахала на прощание и умчалась в ночь.
        Валя подошла к двери подъезда, долго стояла, прежде чем набрать код домофона - ключи от квартиры она позабыла в спешке и суете, когда уезжала к Антошке. Наконец решилась, набрала нужные цифры.
        Никто не отозвался. Валя надавила на «сброс» и повторила вызов. Снова молчание.
        «Спит, - с ненавистью подумала она о Тенгизе. - Спит себе спокойно, подонок, мразь! И совесть его не мучает нисколечко».
        Валя в третий раз, со всей силы принялась жать на потертые металлические кнопки. Домофон внезапно захрипел, а затем из динамика донесся чужой, далекий, словно замогильный голос:
        - Да. Кто там?
        «Наверное, не туда попала», - решила Валя. Она уже дотронулась до клавиши сброса, но голос повторил громче:
        - Кто это?
        Ей пришло в голову, что Тенгиз мог позвать гостей, и это говорит один из них, в то время как сам хозяин пребывает в отключке.
        - Позовите Тенгиза, - попросила она в динамик.
        - Тенгиза? - задумчиво переспросил странный голос. - А его нет.
        - Куда это он, интересно, делся? - с раздражением произнесла Валя. - В ларек побежал?
        - Он умер.
        Она едва не упала, поскользнувшись на обледенелом асфальте, но ухватилась за ручку двери.
        - Что за идиотские шутки? Кто это, вообще, говорит?
        - Его отец. И это не шутки… Валентина. Ведь ты Валентина, правда?
        Теперь Валя отчетливо расслышала в голосе южный акцент, который поначалу не заметила. У нее резко закружилась голова, ноги подкосились. Она буквально висела на дверной ручке, готовая вот-вот лишиться чувств.
        - Заходи, - сказал Муртаз Аббасович.
        Запищал сигнал, и Валя, не помня себя, зашла в подъезд. Добрела до лифта, дождалась, пока раскроются двери.
        Муртаз Аббасович ждал ее на лестничной площадке. Он был без пиджака, в одной ослепительно-белой рубашке и галстуке. Лицо его было красным и совершенно мокрым, но спокойным.
        - Что случилось? - с ходу бросилась к нему Валя. - Что с Тенгизом? Он заболел?
        - Он вскрыл себе вены. Три часа назад. «Скорая» опоздала, слишком большая потеря крови. - Муртаз Аббасович говорил ровно и тихо, словно читал молитву.
        Валя остановилась, отпрянула от него.
        - Не может быть! Вы… вы обманываете меня! Нарочно издеваетесь!
        Он устало уронил руки.
        - Если бы. Если бы обманывал. Все так и есть. Идем. - Муртаз Аббасович повернулся к Вале спиной, вошел в квартиру. Она на негнущихся ногах последовала за ним.
        В комнате царил трам-тарам. Постель была разворошена, на полу валялись простыни, перепачканные кровью, пузырьки из-под лекарств. Надо всем этим витал едкий и тревожный аптечный запах, и Валя отчетливо поняла, что так пахнет беда.
        - Как… отчего это произошло? - Она сжалась в углу, не решаясь опуститься на стул, хотя ее мутило и в глазах стремительно сгущалась обморочная зелень.
        - Я приехал к нему. Привез арбуз к Новому году. Долго звонил в дверь - Тенгиз не открывал. Тогда я взял у соседей запасные ключи и вошел. Он лежал в ванне без сознания. Все кругом в крови. Я схватил его, вытащил, принес сюда, на постель. Я пытался что-нибудь сделать, остановить кровь до того, как приедут врачи. Но ничего не смог.
        - Почему? Почему он это сделал? - дрожащим голосом спросила Валя, закрывая лицо руками.
        - А ты разве не знаешь? - строго произнес Муртаз Аббасович. - Из-за тебя.
        - Из-за меня?! Нет! Нет!! Не смейте говорить этого! - Она прислонилась спиной к стене, будто пытаясь спрятаться, раствориться, исчезнуть.
        - Конечно, из-за тебя. Он ведь любил тебя, дурачок, больше жизни. Это у нас наследственное - я тоже обожал покойную Тамилу, и если бы не Тенгизка, ушел бы следом за ней. - Муртаз Аббасович грузно опустился на постель, рванул на шее узел галстука. - Думаешь, зачем я здесь? Сижу в комнате, откуда только что вынесли моего мертвого мальчика? Зачем?!
        Валя, ни слова не говоря, смотрела на него полными слез глазами.
        - Я жду тебя.
        - Меня?
        - Да, тебя. Он велел мне. Тенгиз. Он оставил письма. Целых два. Одно мне. В нем он пишет, что любил тебя и не смог сберечь своей любви. А виноват в этом я! Понимаешь - я!! Я, который молился на него, готов был живым в могилу лечь, лишь бы у него все шло хорошо! Будь проклят тот день, когда я взял тебя в магазин! Будь он проклят!! - Муртаз Аббасович сжал кулаки и заскрипел зубами. Это было до такой степени леденящее душу зрелище, что Вале показалось, она не вынесет и тут же умрет сама.
        «Бежать! Бежать отсюда!» - мелькнула у нее отчаянная мысль.
        Она с невероятным трудом оторвала тело от стены и сделала шаг в прихожую.
        - Стой, - бесстрастным тоном приказал Муртаз Аббасович. - Забери то, что тебе причитается. Возьми и убирайся вон. - Он вынул из кармана брюк плотно запечатанный конверт и отдал ей.
        - Читать будешь не здесь. Прощай.
        Валя стремглав выбежала на лестницу. Дрожащими руками разорвала бумагу, вытащила тонкий тетрадный листок в клеточку, подошла к засаленной, тусклой лампочке.
        «Моя дорогая Валя-Валентина! Если можешь, прости меня за все, что я сделал тебе. Сам я никогда не прощу. Когда ты будешь читать эти строки, уже узнаешь правду о том, какой я мерзавец.
        Я хочу лишь одного - не оправдаться, нет. Хочу, чтобы ты поняла - я пошел на это ради любви к тебе, ради того, чтобы ты снова стала моей. Теперь я знаю наверняка - на лжи и подлости не построить счастья. Та, которую ты считаешь своей подругой, на самом деле - злодейка, исчадие ада. Она искусила меня, заставила забыть честь и совесть, встать на путь, который ведет прямиком в преисподнюю.
        Милая Валечка, я дважды предал тебя и нашу девочку. Надеюсь, там, куда я иду, мне воздастся за это по заслугам. Прошу тебя, любимая, помни - ты мое короткое счастье, моя звезда, ближе тебя у меня никого в жизни не было и теперь уже не будет.
        Мне больно сознавать, что из-за меня ты снова будешь в нищете, а я ничем не могу тебе помочь. Наша фирма на грани банкротства, у отца просить денег я не могу и не желаю. Поэтому оставляю тебе ту малую толику, которая позволит тебе не пропасть и встать на ноги. Это деньги той стервы, которая дала мне их за то, чтобы я опорочил тебя. Почему у меня не отсохла рука, когда я принял их у нее?
        Живи долго и счастливо, моя королева. Прости Тенгиза Теймуразова, твоего вечного раба».
        Валя бережно сложила лист пополам. Ей казалось, она ослепла от слез. Лицо, руки, подбородок, шея - все было мокрое.
        На дне конверта лежали четыре бумажки по пятьсот долларов. Взятка, о которой умолчала Кира в своем повествовании. Валя положила письмо к деньгам, спрятала конверт в сумку, спустилась по лестнице, вышла на улицу и остановилась в тоске и апатии.
        Куда идти? Кто ее ждет? У нее никого в Москве, никому она не нужна. Может, последовать примеру Тенгиза и броситься под первую встречную машину?
        Валя представила себя, распластанную на тротуаре, изуродованную, в крови и грязи, и ее затрясло. Нет, что угодно, только не это. Это грех, за который потом придется отвечать перед богом. Нужно терпеть. Терпеть, как бы тяжело и больно ни было.
        Она повернулась и медленно пошла в сторону метро.
        На станционных часах было ровно двенадцать. Валя села в полупустой поезд и поехала на «Юго-Западную», к тетке. Единственный, кто не выставит ее ночью - это она. Ничего не объяснять, ни о чем не говорить - просто плюхнуться на старенькую раскладушку, закрыться с головой теплым стеганым одеялом, отключиться, забыться, дождаться нового дня, не такого страшного, каким стал сегодняшний…
        30
        Евгения Гавриловна открыла сразу же, будто на дворе был белый день. Увидев Валю, она всплеснула руками:
        - Николай Угодник, ты!
        - Я.
        - Чего же мнешься на пороге, проходи. - Тетка отступила назад, пропуская Валю в коридор.
        - Спасибо. - Она почувствовала, что не может стоять, и села прямо на пол, на чистенький, хотя и старый, темно-коричневый теткин палас.
        - Ты моя сердешная! - испуганно пробормотала Евгения Гавриловна. - Никак совсем не в себе. Врача бы тебе… - Она нагнулась, пытаясь поднять Валю с пола.
        - Не надо врача, - тихо проговорила та. - Я сейчас встану.
        - Да я и не тороплю. Сиди сколько влезет. Я вот чайку тебе вскипячу, с вареньицем. Я мигом, одна нога здесь, другая там. - Тетка рванула было в кухню, но остановилась на полпути, заглянула Вале в лицо. - Я ведь… искала тебя, деточка. Все знаю о тебе, и где ты, и с кем. Ты прости меня, старую грешницу, черт попутал тогда кричать на тебя. Думала как лучше сделать, а вышла беда.
        - Ничего, - с трудом шевеля губами, прошептала Валя.
        - Стало быть, не получилось с новой работой-то, коли ночью пришла? Так понимать?
        - Так. - Она неловко поднялась, цепляясь за комод.
        - Ну и бог с ним. Ничего, мы и так проживем. Хорошо заживем, вот увидишь. Я уж и скучать начала без тебя, право слово. Даже проведать думала, да боязно было - вдруг не захочешь меня знать, выгонишь. - Евгения Гавриловна робко улыбнулась и вдруг засуетилась, захлопотала. - Вот курица! Позабыла, что шла чайник ставить! Ты мой руки да приходи на кухню.
        - Хорошо. - Валя кивнула, чувствуя, что помаленьку оттаивает.
        Выходит, тетка вовсе не злая, не ненавидит ее, а, наоборот, любит. Лебезит, пытается загладить свою вину. А Кира, которую Валя считала доброй, преданной и ласковой, на самом деле стерва и злодейка.
        «Дура я дура», - потерянно подумала она и пошла в ванную.
        Когда Валя появилась в кухне, ее уже ждала дымящаяся чашка чая. Рядом стояла розетка с клубничным вареньем, лежал разрезанный пополам и намазанный маслом рогалик.
        - Садись, милая. - Тетка пододвинула Вале табуретку. - Попей горячего, тебе с мороза полезно будет. А кавалер твой приходил ко мне, спрашивал, где тебя искать. Давно, правда.
        Валя вспомнила, как Тенгиз, когда первый раз заявился к Вадиму, говорил ей, что адрес ему дала Евгения Гавриловна. «Значит, хоть в этом не наврал», - с горечью и болью подумала она и, тяжело вздохнув, произнесла:
        - Нет больше кавалера.
        - Как нет? - удивилась тетка. - Неужто разлюбил? А говорил-то, что жить без тебя не может! Болтал, стало быть?
        - Не болтал. Умер он, Евгения Гавриловна. Руки на себя наложил.
        - Господь с тобой, деточка! - Тетка испуганно перекрестилась. - Да как же это так? С чего? Молодой ведь совсем и красавец.
        - Подставил он меня. Оклеветал перед одним человеком. Сильно оклеветал. Вот, не выдержал своей подлости и порезал вены.
        - Пресвятая Богородица, что ж это делается! - Евгения Гавриловна продолжала креститься, качая головой. - Когда ж он, бедолага, преставился?
        - Сегодня. Я только что узнала.
        - Рыбка ты моя, - сочувственно проговорила тетка. - Тебе бы коньячку нужно к чаю-то. Чтоб в себя прийти. Хочешь?
        - Не откажусь.
        Тетка полезла в буфет за бутылкой. Валя остановившимся взглядом смотрела на круглые стенные часы, стрелки которых показывали половину второго ночи.
        - Как чувствовала я неладное, все бессонницей маялась. - Евгения Гавриловна поставила на стол бутылку и крохотную, старинную серебряную стопку. Дождалась, пока она наполнит ее, выпьет залпом, потом осторожно спросила: - Ну… а тот-то, перед которым оклеветали… он кто будет? Новый друг сердешный или так?
        - Никто, - коротко и резко произнесла Валя и налила еще стопку.
        - Ну на «никто» и спросу никакого, - поспешно согласилась тетка. - Ты вот что: давай ложись, я уж, так и быть, сама тебе постелю. Жить будешь здесь, уходить и не думай. Мать твоя звонила мне, спрашивала, как ты. Я ей сказала, что все в порядке, работаешь. Она радовалась, благодарила. Сестра твоя поправляется - она ведь болела чем-то серьезным. Волнуются за тебя, отчего давно не звонила. Так ты им, того, завтра звякни. Не с почты, отсюда можешь.
        - Звякну, - согласилась Валя.
        Известие Евгении Гавриловны словно вдохнуло в нее жизнь. Значит, с Танькой все нормально, не нужны никакие деньги. А она-то переживала, что осталась без копейки. Правда… не совсем. Есть у нее доллары Тенгиза, да что-то не хочется их ни на что тратить, противно.
        Тетка пошла в комнату ставить раскладушку. Вскоре она крикнула оттуда:
        - Готово, иди ложись!
        От коньяка глаза у Вали слипались. Она с трудом доковыляла до постели, кое-как разделась и растянулась на свежей крахмальной простыне.
        Перед ней тотчас встало лицо Тенгиза. Не то, перекошенное злобой, красное от водки, каким оно было, когда Валя уходила от него ночью. Другое - чистое, вдохновенное, страстное. С тем лицом он читал ей свои любимые стихи про Валю-Валентину.
        Валя в отчаянии зажмурилась, укусила зубами подушку.
        «Тенгизик, Тенгизик, как же ты так? Что же ты натворил?»
        Она опять рыдала, обливаясь слезами. Наволочка намокла, в носу щипало, глаза саднило.
        Возле раскладушки послышался скрип половиц, неясное, тихое дыхание. Валя поняла, что это тетка - топчется рядом, жалеет, а сказать что-то боится. Она оторвала голову от влажной подушки.
        - Тошно мне, Евгения Гавриловна. Ой, как тошно!
        - Еще бы не тошно, девонька. - В темноте теткиного лица было не различить, лишь поблескивали большие старомодные очки. - Избави бог от таких испытаний. Сначала ребеночек, затем любимый. Царствие им небесное.
        - Не любила я его, тетя! Не его!
        - Кого же? - Евгения Гавриловна, кряхтя, осторожно присела на край раскладушки, натруженной, шершавой ладонью погладила ее мокрую щеку.
        - Там… в коттедже… где я работала, был один человек. Отец мальчика, которого я кормила. Он… он для меня все на свете. Но думает теперь, что я шлюха, жадная дрянь.
        - Господь с тобой, милая, с чего ему так думать? - Евгения Гавриловна прижала Валю к себе, как младенца, и начала тихонько баюкать.
        - Думает. Ему… фотографии принесли. Я… там… я… - Валя не смогла договорить, уткнулась в теткин затрапезный халат, затряслась от беззвучных рыданий.
        - Ну будет, будет, - тихо увещевала та. - Кто фотографии-то принес? Этот твой, бывший? Тенгизка?
        - Д-да.
        - Сманить к себе хотел. Ясно. - Старуха вздохнула. - А плакать-то полно. С кем беды не бывает? Ты вон какая красивая, по тебе парни да мужики сохнут. Оттого и несчастья. А была б уродиной, никто б и не смотрел.
        - Вот и хоро-ошо, что не смотрел! - всхлипнула Валя.
        - И ничего хорошего. Прокукуешь одна весь век, вспомнить будет нечего. - Тетка замолчала. Очевидно, это в первую очередь относилось к ней самой. Негусто наградила ее судьба мужским вниманием, кроме ушедшего мужа да кавалера в фотоальбоме, никого у нее, видать, и не было больше.
        - Спи, - сказала Евгения Гавриловна немного погодя, когда Валя затихла, успокоилась. - Что ни делается, все к лучшему. Спи, утро вечера мудренее.
        31
        Назавтра Валя чуть-чуть пришла в себя. Позвонила в Ульяновск, поговорила с матерью и близняшками. Вымыла голову. Хотела сходить в магазин, но тетка не пустила.
        - Сиди покуда дома. Отдыхай. Я сама все куплю.
        Евгения Гавриловна взяла на работе отгул, наготовила кучу еды и пичкала ею Валю, у которой кусок не шел в горло.
        - Ешь, - настойчиво приговаривала она. - Надо хорошо питаться. У тебя стресс, любая хворь может привязаться.
        Вале была приятна забота, да и вообще, сама тетка за истекшие сутки стала почти что родной. Если бы не она, не представляла, что с нею было бы.
        Она, давясь, съела полную тарелку куриного бульона с гренками, котлеты с макаронами, выпила вкусного компота из сухофруктов. Они с Евгенией Гавриловной занялись предновогодней уборкой, затем перебирали гречку к завтрашнему утру, смотрели сериал по телевизору.
        Так незаметно прошел день. Ночью Валя снова думала о Тенгизе, о том, как он предал ее, но ей его жаль. До ужаса жаль! Если б только можно было вернуть тот момент, когда она убегала к больному Антошке! Она бы не была такой жестокой, нашла нужные слова, заставила объясниться начистоту. Глядишь, парень облегчил бы душу и не решился на смертный грех. А так выходит, что Валя в какой-то мере виновата в его гибели.
        Она пыталась уверить себя, что это не так. Не она погубила Тенгиза, а он ее. Погубил дважды - когда бросил с ребенком и потом, когда хотел отнять у Вадима. Не отрекся бы от нее в самом начале, не случилось бы такого страшного конца.
        Но все доводы рассудка разбивались о душевную боль. Сердце не могло смириться с потерей, продолжало обливаться кровавыми слезами. Даже тоска по Вадиму и Антошке отошла на второй план, притупилась, вытесненная этой невыносимой, жгучей болью.
        Лежа, свернувшись клубком под одеялом, Валя опять, как прошлой ночью, давилась беззвучными рыданиями. Тетка тоже не спала, сидела рядом, на краю раскладушки, гладила ее по голове, утешая, убаюкивая.
        - Увидишь, через неделю полегчает. Обязательно, вот те крест…
        …Через неделю действительно полегчало. Валя уже не плакала перед сном, а днем даже улыбаться стала. Новогодние праздники закончились, а с ними и теткины отгулы. По утрам та уходила на работу, в поликлинику, и Валя с нетерпением ждала ее возвращения. Они продолжали делать все сообща - вместе готовили еду, убирались, ходили в магазин. В отсутствие Евгении Гавриловны время тянулось томительно и долго: Валя не могла заставить себя взяться за что-либо, все валилось у нее из рук. Она часами сидела, уткнувшись в телевизор, или слушала громкую болтовню попугая Петруши.
        Тетку такая праздность не раздражала, наоборот, она все время твердила:
        - Отдыхай. Тебе надо, у тебя стресс.
        …Так проскочил месяц, за ним другой.
        Окончательно оправилась Валя лишь к весне, начала самостоятельно выходить из дому, понемногу взяла на себя все хозяйство. Работу она больше не искала, разменяла на рубли пятьсот Тенгизовых долларов и отдала Евгении Гавриловне.
        В марте неожиданно позвонила Верка.
        - Насилу тебя нашла. Молчи, молчи, я все знаю. Бедняга ты моя! - Голос у нее был непривычно серьезным, тон жалостливо-сочувственным.
        Валя тут же ощутила комок в горле, однако нашла в себе силы спросить:
        - Как ты? Как семейная жизнь?
        - Хорошо. В институт собираюсь поступать.
        - Это еще зачем? - удивилась Валя. - У тебя ж работа, да и вообще… - Она не договорила, но Верка поняла ход ее мыслей.
        - Если ты насчет беби, то и не думай. Мне еще рано. А образование совсем не помешает. Я тут на менеджера стажируюсь, корочка нужна позарез. Вот, сижу за учебниками. Ленька помогает, а то б вконец загнулась. Кстати, ты сама не думала пойти куда-нибудь поучиться?
        - Поучиться? Я? - Вале такой оборот беседы показался забавным.
        - А что тут такого? - запальчиво проговорила Верка. - Тебе ж еще только девятнадцать. Не собираешься же ты всю жизнь колбасу резать или нянчить чужих малышей. Можно поступить на вечернее или на заочное. Тогда и время для работы останется, будет на что существовать.
        - Нет, Верка, - грустно возразила Валя. - Мне учебу не потянуть. Нет у меня сил.
        - Это ты брось. Сил у тебя всегда было полным-полно, просто ты устала. Эта история с Тенгизом тебя доконала. В конце концов, забудь, жить-то надо.
        - Надо, - согласилась Валя.
        Они еще поболтали о том о сем, Верка настойчиво ее звала в гости. Потом девушки распрощались. Повесив трубку, Валя глубоко задумалась.
        А почему, действительно, ей не попытаться поступить в институт? Конечно, не на юриста или бухгалтера - там и конкурс огромный, и деньги за учебу нужно платить. Но есть же и другие вузы, не столь престижные и дорогостоящие, а то и вовсе бесплатные.
        Поколебавшись, Валя сбегала в прихожую, где в этажерке хранились свежие газеты с рекламными объявлениями. Взяла одну из них, нашла страничку, посвященную учебе. В глаза сразу бросились строки, набранные черным курсивом:
        «Педагогический колледж объявляет набор на подготовительные курсы по следующим специальностям: учитель начальных классов, воспитатель, музыкальный работник дошкольных учреждений, детский психолог. Срок обучения два месяца, стоимость занятий четыреста долларов».
        «Интересно, что это за детский психолог?» - Валя снова сняла телефонную трубку, набрала указанный в газете номер. Ей ответил приятный женский голос:
        - Слушаю.
        - Я по поводу объявления о курсах, - волнуясь, проговорила Валя.
        - Что вас интересует?
        - Расскажите о профессии детского психолога.
        - Девушка, что значит «расскажите»? У нас есть день открытых дверей. Как раз на следующей неделе. Подъезжайте, увидите все своими глазами.
        - Когда?
        - Во вторник, к пяти вечера.
        - Спасибо. - Валя опустила трубку на рычаг.
        Она едва дождалась, пока придет из поликлиники тетка. Та сразу заметила ее возбуждение.
        - Что-то случилось? - Лицо Евгении Гавриловны напряглось, в глазах возникла настороженность. - Звонил кто-то?
        - Вера звонила, - сказала Валя.
        - А, Вера. - Тетка махнула рукой и с облегчением вздохнула. - Я уж думала этот твой… из коттеджа.
        Валя печально опустила глаза.
        - Нет, он никогда не позвонит. И думать нечего.
        - Да и шут с ним! - сердито проговорила Евгения Гавриловна. - Идем лучше чай пить с пряниками.
        - Идем, - согласилась Валя, забирая из теткиных рук сумки с продуктами.
        За чаем она осторожно спросила:
        - Евгения Гавриловна, а что, если б я пошла учиться?
        - Учись, - ответила та. - Нечто это плохо - быть образованной? Конечно, учись. И мать будет довольна. Иди вон на медсестру, у тебя руки ловкие.
        - А на психолога?
        - Это еще кто таков? - Тетка наморщила лоб.
        - Ну, детский психолог. Тот, что с детишками работает.
        Евгения Гавриловна, по обыкновению, пожевала губами.
        - Это что ж, Верка тебя подбила?
        - Нет, - призналась Валя. - Сама вычитала. В газете. Педагогический колледж приглашает на курсы. Во вторник у них день открытых дверей. Я хочу сходить.
        - Что-то ты чудишь, Валентина. - Старуха покачала головой и в расстройстве надкусила пряничный бок. - Я тебе дельное советую - иди на медсестру. И уколы можно делать, и массаж. Всегда будет возможность заработать. А психолог - такой специальности раньше и не было.
        - Так то раньше, - возразила Валя. - А теперь другое время.
        - Ну, как знаешь, - сдалась Евгения Гавриловна.
        Было видно, что ей затея не по нутру, но тетка стоически держалась и не высказывала своего недовольства, как прежде.
        Во вторник Валя поехала в колледж, который, кстати, находился неподалеку от теткиного дома - всего в пяти троллейбусных остановках. Само здание ей не понравилось - старое, обшарпанное, с надписями углем и краской на стенах. «Шарага какая-то», - решила Валя, с недоверием открывая тяжелую, обитую дерматином дверь.
        Внутри, однако, оказалось довольно уютно и чисто. Небольшой вестибюль, гардероб с рядами вешалок, банкетки, зеркала. Вокруг толпился народ - совсем зеленые мальчишки и девчонки, которым на вид было не больше пятнадцати. Некоторые пришли с родителями. Валя скептически оглядела всю эту разношерстную, шумную публику, и ей захотелось уйти.
        «Я здесь буду как дура, - подумала она. - Верно, нужно было слушать тетку, идти в медучилище. А то детсад какой-то».
        Тут ее внимание привлекла группа девушек постарше - они стояли у окна и о чем-то вполголоса беседовали, не обращая внимания на суету кругом.
        «Подойти, что ли?» - заколебалась Валя. Девицы выглядели знающими себе цену и довольно неприступными. Все же она решилась, приблизилась к ним. Девчонки разом замолчали и уставились на нее с любопытством, но без особой приветливости.
        - Здравствуйте, - спокойно проговорила Валя.
        - Здравствуй, коли не шутишь, - ответила одна из девиц, очень высокая, с гладко зализанными в хвост волосами, в крошечных очках на курносом носу.
        - Вы на день открытых дверей?
        - Мы - да. А ты? - Курносая дылда окинула Валю пристальным взглядом с головы до пят.
        - И я. Только тут, смотрю, одни мелкие. Вот, заметила вас, решила пристроиться. Возьмете в компанию?
        - А ты, однако, простая, - хмыкнула другая девчонка, смазливая брюнетка с красивым пухлым ртом. - Мы тебя звали сюда?
        - Не звали, - невозмутимо согласилась Валя.
        - Да ладно, Ксюш, - одернула подругу зализанная, - видишь, человек один. Жалко тебе, что она с нами постоит?
        - Да за фигом она тебе сдалась, Алка? - взвилась красивая Ксюша. - У нас своя тусовка. Пусть валит ко всем чертям. - Она вызывающе уставилась на Валю.
        - Алла права, - вдруг подала голос третья девушка, широкоплечая, рослая, коротко стриженная, стоявшая чуть поодаль от остальных. - Ксюша, не будь стервой. Людей надо уважать. Тебя как зовут? - обратилась она к Вале.
        - Валентина.
        - Меня Кирилл. Будем знакомы. - Стриженая протянула руку.
        - Как?! - удивленно переспросила Валя.
        - Ты что, глухая? - зло поинтересовалась Ксюша. - Говорят же тебе, Кирилл.
        - Так ты… парень? - Валя ошалело хлопала ресницами, разглядывая стриженую. Девчонка и девчонка. Лицо нежное, без следа растительности, и фигура явно не мужская, хоть и спортивная. А главное, голос - тонкий, приятного, нежного тембра.
        Кирилл спокойно выдержал Валин взгляд.
        - Да, я парень. Какой уж есть, ничего с этим поделать нельзя. В десять лет переболел скарлатиной - вот результат. - Он развел руками. На его миловидном лице не отразилось ни боли, ни смущения.
        - Прости, - тихо произнесла Валя, пожимая его руку.
        - Ничего. Я привык. Все путают. Тем более я всегда в женском обществе. Ты не думай, у нас девчонки отличные, и Алка, и Олечка, и даже Ксения. Десять лет вместе отучились.
        - Вы одноклассники? - догадалась Валя.
        - Ага, - подтвердила прилизанная Алка, - нам всем скоро стукнет семнадцать. Даже родились в один месяц - в мае. Значит, всю жизнь будем маяться.
        Валя смотрела на необычную компанию, и она нравилась ей с каждой минутой все больше и больше. Три совершенно непохожие друг на друга девушки и больной паренек - отныне они должны стать и ее друзьями. На их лицах уже не было настороженности и неприязни, просто юные, чистые, немного наивные, готовые вот-вот улыбнуться.
        - Ты-то сама откуда будешь? - спросила маленькая, худенькая блондинка, которую Кирилл назвал Олей.
        - Я? Из Ульяновска.
        - Ого! - Ксюша ухмыльнулась. - И чего это тебя занесло в столицу?
        - Будто не знаешь, зачем в Москву едут? - осадил ее Кирилл.
        Толпа вокруг пришла в движение и потекла куда-то по широкому коридору.
        - Пора, - проговорила Аллка. - В зал зовут.
        - Пошли, - скомандовал Кирилл.
        Валя заметила, что девчонки его слушаются, несмотря на недостаток мужской внешности. Они вместе зашли в большой просторный зал и уселись в одном из последних рядов.
        На сцену вышел лысоватый мужчина средних лет - директор колледжа. Он в двух словах рассказал историю училища, объявил, что вступительные экзамены после курсов будут проходить в конце апреля, и стал представлять преподавателей по разным специальностям.
        - Ты на кого хочешь поступать? - шепотом спросила Алка.
        - На детского психолога. А ты?
        - И я. И Олька, и Кирилл. Только Ксюшка мечтает быть логопедом. Но там конкурс приличный. Она почти отличница, пройдет, а нам не потянуть.
        - Прекращайте шушукаться, из-за вас ничего не слышно! - недовольно пробурчала Ксения.
        Они замолчали и уставились на сцену. Педагоги сменяли один другого, в основном это были безвозрастные, располневшие тетки, все как одна с химической завивкой на голове. Лишь психологом оказался тощий маленький мужичонка в обвислом костюме мышиного цвета.
        - Господи, ну и доходяга, - сочувственно вздохнула Оля, глядя, как он карабкается на сцену.
        Дядька, однако, неожиданно заговорил громко и уверенно, перекрыв гул в зале. Слушать его было интересно и увлекательно.
        - Классный чувак, - уважительно произнес Кирилл, - у такого на лекциях не заснешь.
        Валя тоже была в восторге. Ее решение поступать в колледж укрепилось окончательно. Тем более она будет не одна, а с новыми приятелями.
        Выступление преподавателей окончилось. Началась запись на курсы. Это заняло немало времени. Когда дружная четверка вместе с Валей вышла на улицу, был уже поздний вечер.
        - Вы сейчас куда? - поинтересовалась она.
        - Отмечать пойдем, - со знанием дела ответил Кирилл. - Тут рядом отличная кафешка. Хочешь с нами?
        - Не откажусь.
        Они сидели в кафе, и Валя чувствовала, как с ее плеч падает груз несчастий и разочарований, которые ей пришлось испытать после приезда в Москву. Она снова ощущала себя девчонкой, вчерашней школьницей, еще не столкнувшейся в жизни ни с какими серьезными проблемами, полной радужных и наивных планов.
        Время пролетело быстро, уходить не хотелось. Однако ребятам пора было по домам. Валя с сожалением простилась с ними, обменялась телефонами и договорилась встретиться в понедельник на первом занятии.
        32
        Она с нетерпением ждала наступления следующей недели, даже подготовилась к предстоящим занятиям - купила справочник по русскому языку и литературе для выпускных классов.
        В школе с учебой у нее не слишком ладилось. Учителя жаловались матери, что девочка могла бы делать несомненные успехи, если бы была более собранной и усидчивой. Что поделать, этого Вале не хватало в первую очередь - ей вечно хотелось переключиться на что-нибудь новенькое, куда-то бежать, спешить. Одним словом, заниматься планомерной зубрежкой было не в ее стиле.
        Но сейчас она вдруг почувствовала интерес и рьяно принялась штудировать справочник. Евгения Гавриловна отнеслась к проснувшейся в Вале сознательности с одобрением, даже переставила клетку с Петрушей из комнаты в кухню, чтобы тот не мешал своей трескотней грызть гранит науки.
        В понедельник в пять часов вечера Валя отправилась на курсы. На ступеньках колледжа ее ждала вся компания. Алка за это время успела обстричь длинные волосы и теперь гордо потряхивала модной прической. Ксюша, по обыкновению, выглядела надменной, неприступной и щеголяла в новеньких джинсах. Молчунья и тихоня Оля по случаю начала учебы густо обвела глаза и впервые намазала губы. Совсем не изменился лишь Кирилл. Он по-прежнему оставался спокойным и доброжелательным, сплачивал школьных подружек и ненавязчиво руководил ими.
        Валю все четверо встретили радостно и дружелюбно, по очереди чмокнули в щечку, наперебой поведали последние новости. Затем Ксюша отделилась и ушла в свою группу, а остальные бодро зашагали в аудиторию, где должны были проходить лекции.
        Вечером опять тусовались в кафе, потом целый час гуляли по улицам, болтали, смеялись. Домой Валя возвращалась вместе с Кириллом - тот ехал к бабушке, которая жила неподалеку от дома Евгении Гавриловны.
        Дорогой они разоткровенничались. Кирилл признался, что он давно и безнадежно влюблен в Ксюшу, а Валя, немного поколебавшись, рассказала ему про Тенгиза, Вадима и Антошку.
        Кирилл слушал очень внимательно, не перебивая, а потом сказал:
        - Вот почему ты пошла на психолога. Понятно.
        - Почему? - удивилась Валя.
        - По ребенку скучаешь.
        Она подумала, что он абсолютно прав. После Антошки ей неосознанно хотелось быть поближе к детям, особенно к малышам, вот она и осуществила свое желание, как только подвернулся подходящий случай.
        - Ты классная девчонка. - Кирилл улыбнулся и подмигнул. - Твой Тенгиз сам виноват. Хотя, конечно, жалко его, что и говорить.
        - Жалко. - Валя вздохнула.
        - Зато того, другого, совсем не жалко, - неожиданно резко произнес Кирилл.
        - Почему? - не поняла она.
        - Потому! Как он мог поверить во всю эту дребедень с фотографиями? Он же видел, какая ты!
        - Какая?
        - Честная. Прямая. Неспособная на обман. Я это ясно вижу, и он должен был.
        Валя мягко усмехнулась.
        - Он взрослый. А ты еще совсем пацан. Вы по-разному смотрите на одни и те же вещи.
        - Никакой я не пацан, - обиделся Кирилл и замолчал, опустив голову.
        Валя испугалась, что невольно ранила его, осторожно взяла за руку.
        - Прости, я… не то хотела сказать.
        - Да нет, не волнуйся. - Он поднял на нее глаза, серьезные, блестящие. - Просто я в свои неполные семнадцать как старик. Столько всего пришлось пережить. Думаешь, мне не хотелось умереть? Взять вот так и перерезать вены, как это сделал твой приятель. Еще как хотелось! Много раз. Но… не сделал. Мать становилось жаль. Чем она-то виновата, что я заболел? А насчет тебя и этого… Вадима - тут и думать нечего. Должен был понимать, с кем имеет дело.
        - Наверное, - тихо согласилась Валя. - Но он не понял.
        - Тем хуже для него. Ты еще встретишь парня. И Ксюшка встретит. И Алка. И даже Олечка, хоть она порядочная зануда. Выскочите замуж, и поминай, как звали.
        - Хочешь сказать, девчонки тебя забудут? - возмутилась Валя.
        - Конечно, забудут, как только у них наладится личная жизнь. - Кирилл пристально и спокойно посмотрел на Валю. - Кому я нужен? Урод, средний род.
        - Дурак! - Валя несильно треснула его по лбу. - Идиот несчастный! Как ты можешь так говорить? Они в тебе души не чают.
        - Ладно, ладно, убедила. Хорош драться. - Он засмеялся, правда, немного принужденно и вдруг остановился. - Мы пришли. Вот там моя бабулька живет.
        - Пока. - Валя помахала ему рукой. - В следующий раз не говори ерунды.
        - Не буду, - покладисто пообещал Кирилл и, повернувшись, зашагал в сторону сгрудившихся неподалеку высоток.
        Валя смотрела ему вслед почти с нежностью. Благодаря этому несчастному и мужественному парнишке собственная боль, терзающая ее несколько месяцев, казалась не такой невыносимой. Валя впервые разрешила себе подумать о Вадиме - без ощущения вины, которой на самом деле не было, а, наоборот, с осуждением и даже легким презрением.
        И вправду, как он мог - заподозрить ее в такой грязи, в корысти, не объясниться по человечески, не оставить ни единого шанса! А она до сих пор страдает по нему, стискивает зубы по ночам, чтобы не реветь, вздрагивает каждый раз, когда видит в толпе похожую высокую и темноволосую фигуру.
        «Все. Баста, - твердо сказала себе Валя. - Я никогда не знала никакого Вадима. Его просто не было в моей жизни. Был Тенгиз. Он любил меня, но мы не поняли друг друга. Произошла ошибка, трагическая ошибка, которая стоила ему жизни. Но я перенесу это, а о Вадиме не стану и вспоминать. Пусть живет себе со своей Кирой, флаг им в руки!»
        Евгения Гавриловна ждала ее с ужином.
        - Что так поздно? - ворчливо поинтересовалась она.
        - Погуляли немного с друзьями.
        - У тебя уж и друзья завелись? - Тетка смотрела на Валю с удивлением, недоверчиво. - Быстро больно. Ну да слава богу. Лучше, чем киснуть тут в одиночестве. Ты, главное, Валентина, с мужиками будь поразборчивей. Не то, не ровен час, подцепишь очередного… - Она не договорила, махнула рукой и принялась накрывать на стол.
        Вале стало смешно. В колледже подавляющая часть студентов исключительно женского пола, парней можно было перечесть по пальцам, да и те чем-то походили на Кирилла, хотя и в меньшей степени.
        Тетка заметила ее ухмылку, сердито мотнула головой.
        - Напрасно смеешься. Тебя только выпусти из дому!
        Они поужинали, потом Валя засела за книги и сидела до глубокой ночи, поражаясь неизвестно откуда взявшемуся терпению.
        33
        Март и апрель пролетели стремительно, как во сне. В самом конце апреля были экзамены. Зачислили всех, но, в отличие от ребят, Валя попросилась на вечернее отделение. Деньги, оставленные Тенгизом, таяли на глазах, и она уже вовсю искала работу.
        Знакомая Евгении Гавриловны из поликлиники обещала поговорить со своей невесткой - та заведовала частным детсадом и могла замолвить словечко за Валю, чтоб ее взяли на первое время нянечкой, а там будет видно.
        Поступление решили обмыть все в той же кафешке. Отказалась праздновать только Оля - у нее выходила замуж старшая сестра, нужно было бегать по магазинам и решать целую кучу организационных проблем. Остальные, сидя за столиком и потягивая джин с тоником, наперебой строили планы.
        - Учиться всего два года, - мечтательно говорила Алка. - Закончу, в институт пойду. Говорят, сразу на третий курс берут.
        - А я буду учить английский, - доверительно сообщила Ксюша. - Возможно, еще и французский.
        - Зачем тебе столько? - удивилась Валя.
        - Затем. После колледжа найду себе место гувернера. Буду бабки зашибать.
        - Логопед и так неплохо зарабатывает, - заметил Кирилл.
        - Ну и что? - парировала Ксюша. - Много никогда не бывает.
        - Да тебе вообще работать не понадобится. - Алка хитро глянула на подругу. - Ты через год найдешь себе бизнесмена, и он тебя всем необходимым обеспечит.
        - Больно нужен мне твой бизнесмен! - Ксения пренебрежительно наморщила хорошенький носик. - Я и без него отлично проживу. Вообще от мужиков только морока одна, а пользы на копейку.
        Валя искоса, незаметно поглядела на Кирилла. Тот задумчиво потягивал из своего бокала и, казалось, не обращал никакого внимания на болтающую Ксюшу. Однако его пальцы нервно теребили бахрому скатерти.
        «Бедняга, - сочувственно подумала Валя, - у него действительно нет никаких шансов. А Ксюшка - слепая дура, не видит, что мальчишка влюблен в нее до потери пульса».
        - Сдать бы выпускные прилично, - перевела беседу в другое, более прозаическое русло Алка. - Математичка - стерва, обещала завалить меня, чего бы ей это ни стоило.
        - Почему? - удивилась Валя.
        - Да у нас с ней давний конфликт. Еще с восьмого класса. - Алка многозначительно хмыкнула.
        - Она ее сына продинамила, - весело объяснила Ксюша.
        - Как так?
        - А вот так. Пашка учился в нашей школе, на два класса старше. Он за Алкой ухлестывать стал, когда та совсем пацанкой была. То духи ей подарит, то колечко.
        - Верно, - улыбнулась Алка. - Мне и ни к чему было. Мать бы убила, если б я такие подарки домой принесла. Я ему все назад отдавала, Пашка и рассердился. Не знаю, что про меня наговорил своей мамочке, только та налетела на меня в коридоре, как фурия. «Ты, - кричит, - дура малолетняя! Потаскуха! Я тебя к директору, чтобы не соблазняла нормальных ребят». Это, значит, ее Паша - нормальный, который с тринадцати лет всех девок в школе перелапал!
        - А ты что? - заинтересовалась Валя.
        - Что, что? Известное дело, разревелась. Страшно же - к директору поведут. И стыдно, хотя, ей-богу, ни в чем не была виновата. Математичка глянула на меня, как я слезы и сопли рукавом вытираю, плюнула и пошла себе восвояси. С тех пор и ненавидит меня, больше тройки с минусом никогда не поставит. Мне б только ее экзамен пережить, а остальное - два раза плюнуть. - Алка залпом допила джин и глянула на часы. - Ой, братцы, уже половина шестого. Завтра у нас химия нулевым уроком, а мне еще голову мыть и стираться. По домам, что ли?
        - Можно и по домам, - согласилась Ксюша.
        - Когда ж мы теперь увидимся? - расстроилась Валя, у которой никаких особых дел на вечер не было.
        - Даже не знаю, - заколебалась Алка. - У нас со следующей недели каждый день экзаменационные консультации. Встретиться вряд ли удастся. Но мы будем созваниваться. Обязательно, правда, ребята?
        - Конечно, - с готовностью поддержал Кирилл. - Что касается меня, то я, может быть, и в гости зайду, когда поеду бабушку навещать. Так что жди.
        - Буду ждать. - Валя украдкой вздохнула, понимая, что счастливое время, когда она была не одинока, подошло к концу.
        Что ж, ничего не поделаешь. Нужно устраивать свою жизнь, пойти работать, найти более взрослую, соответствующую ее возрасту компанию.
        Валя тепло простилась с Кириллом и девчонками, села в троллейбус и поехала домой - радовать тетку, что она теперь студентка. Перед самой ее остановкой у троллейбуса соскочили «рога», водительница, немолодая усталая женщина, долго устанавливала их, стоя на откидной лесенке. Половина пассажиров, не дождавшись, пока он тронется, вышла, благо метро находилось совсем рядом. В салоне осталось несколько человек.
        На соседнем сиденье читал газету седой благообразный старичок. Валя, от нечего делать, заглянула к нему через плечо и разочарованно зевнула. Сплошная политика, вот бы что-нибудь интересное было, из жизни эстрадных звезд, например, или, на худой конец, про любовь.
        Старичок, почувствовав внимание к своей персоне, перестал читать и обернулся. Маленькое сморщенное личико расплылось в улыбке.
        - Вы интересуетесь предстоящими выборами? - спросил он.
        - Не совсем, - смутилась она. - Просто хотела поглядеть, что вы читаете. Скуки ради.
        - Не скучайте, - обнадежил ее старичок. - Мы скоро поедем. Вон, видите, уже заработал двигатель.
        Троллейбус действительно закрыл двери и плавно тронулся с места.
        - Вам далеко? - полюбопытствовал собеседник, складывая газету.
        - Нет. Следующая остановка.
        - Надо же! - обрадовался он. - Я тоже на следующей выхожу. Мог и пешком дотрюхать, да лень. Годы не те. А вот на вашем месте я передвигался бы исключительно на своих ногах. - Старикан игриво подмигнул и встал. - Не поможете мне сойти? А то подагра замучила вконец.
        - Конечно, помогу. - Валя тоже поднялась.
        Они подошли к дверям. Троллейбус переехал перекресток и затормозил.
        - Сначала вы, - улыбнулся старичок, пропуская Валю вперед.
        - Хорошо.
        Она дождалась, пока двери разъедутся, легко спрыгнула с подножки и протянула старичку руку. Тот оперся на нее и, кряхтя, спустился.
        - Благодарю. Могу даже газету подарить на память.
        - Нет, спасибо, не стоит. - Валя засмеялась.
        - Ну, тогда удачи вам. Да, кстати, меня зовут Петр Петрович. Будьте здоровы. - Старикан приподнял легкую фетровую шляпу и, прихрамывая, заковылял по дорожке, ведущей от остановки к домам.
        - Смешной, - вполголоса проговорила Валя, обращаясь сама к себе. Почему-то разговорчивый дедок ее развеселил, на душе стало не так тоскливо от расставания с друзьями.
        - Ужасно смешной, - повторила она, обернулась… и увидела Вадима. Тот стоял в двух шагах, под козырьком остановки, и смотрел на нее в упор.
        - Здравствуй, - запинаясь, проговорила Валя, стоя на месте, будто ее ноги приклеились к асфальту.
        - Здравствуй. Приятно тебя видеть.
        - Мне тоже.
        Он подошел и спросил:
        - Как поживаешь?
        - Ничего. Поступила в педагогический колледж.
        - Да ну? - Его брови удивленно поднялись. - Когда же ты успела?
        - Только сегодня вывесили списки. Буду учиться на вечернем. На детского психолога.
        - Здорово. - Вадим надолго замолчал.
        Валя украдкой разглядывала его, стараясь унять прыгающее в груди сердце. Надо же! Это случилось. Она встретила его. Сколько раз мечтала об этом, и вот осуществилось.
        - Ты… как здесь? - осторожно спросила она. - Какими судьбами?
        - По делам. Тут неподалеку одна организация, надо было съездить.
        - А… почему не на машине?
        - Алексея отпустил. У него жена рожает.
        - Понятно. - Валя потопталась на месте, не зная, что делать дальше.
        - Ты здесь живешь? - спросил Вадим.
        - Да. Вон в том доме.
        - Идем, провожу. - Он взял ее под руку и мягко, но настойчиво повлек за собой.
        Она шла и думала, что через пять минут они снова расстанутся. В третий раз, и теперь уже навсегда, потому что чудо случается лишь однажды.
        - Как там Антошка?
        - Замечательно. Бегает по двору так, что не догнать. Качается на качелях. Полон рот зубов. Да что я говорю, вот.
        Вадим порылся в кармане пиджака, достал бумажник, раскрыл. С маленького цветного фото на Валю глянула круглая улыбающаяся мордашка. Озорные, широко распахнутые глазенки, губки бантиком и густая русая челочка надо лбом - раньше ее не было.
        - Какой хорошенький! - искренне выдохнула она. - И совсем взрослый.
        Сердце привычно пронзила боль. Господи, да забудется ли все это когда-нибудь? Зачем Вадим пришел сюда - только лишний раз травить душу! Почему судьбе было угодно вновь столкнуть их на этой остановке?
        Валя решила держаться, чего бы ей это ни стоило. Сейчас он уйдет, нужно лишь немного потерпеть. Не подать виду, что она страдает, изображать полное благополучие.
        Они не спеша подошли к подъезду.
        - Спасибо за компанию, - твердо проговорила Валя. - Мне пора. В гости не приглашаю, наверняка тебе некогда.
        Вадим ничего не ответил, лишь слегка наклонил голову, продолжая смотреть на нее в упор и ждать, что она еще скажет.
        - Кире привет.
        Он кивнул, выпустил ее локоть и отошел на пару шагов.
        Валя стояла и кляла себя. Почему она до сих пор не ушла? Что ее держит тут, у самого подъезда, словно на привязи? Правильно говорил несчастный Тенгиз - она просто жалкая собачонка, готовая лизать ноги тому, кто ее пнул.
        Валя решительно повернулась и взялась за ручку двери.
        - Подожди! - властно окликнул Вадим.
        - Что еще? - Она подняла на него полные боли и безнадежности глаза. - Чего ты хочешь от меня? Приехал сюда по делам, случайно увидел меня, проводил. И все, больше ничего не будет. Оставь меня в покое.
        - Нет, не все. - Он снова приблизился, взял ее за руку, привлек к себе. - Не все. Неужели ты такая глупышка, думаешь, я и вправду притащился сюда по каким-то делам? Да еще пешком, без автомобиля?
        Валя растерянно смотрела на него.
        - Я… не понимаю.
        Вадим вдруг улыбнулся.
        - Ты передаешь привет Кире? К сожалению, не могу его принять.
        - Почему?
        - Мы с ней больше не видимся.
        - Разве… разве она не живет с вами?
        - Нет. Она живет у себя. Мы даже не перезваниваемся.
        - Но… почему?
        - А ты не догадываешься? - Вадим поглядел Вале прямо в глаза.
        Она ощутила знакомую слабость во всем теле и с трудом превозмогла желание упасть к нему в объятия.
        - Нет.
        - Из-за тебя. Я все знаю. Знаю, кто подстроил всю эту пакость с фотографиями.
        - Откуда? Она тебе рассказала?
        - Не она. Твой парень. Тенгиз.
        - Как?! Не может быть!
        - Может. Он звонил мне. Сразу, как только ты ушла. Во всем признался.
        - Тенгиз мертв, - одними губами прошептала Валя.
        - И это я тоже знаю. - Вадим ласково погладил ее по голове.
        Ее глаза наполнились слезами.
        - Не плачь, - мягко попросил он, - не надо. Я здесь уже с неделю брожу. Весь твой распорядок изучил, как по нотам.
        - Ты следил за мной? - изумленно проговорила она.
        - Следил. И еще как.
        - За… зачем?
        - Из трусости. Боялся сразу вот так взять и заявиться.
        - Заявиться ко мне?
        - Валь, не придуривайся, а? - Вадим обхватил ее за плечи, прижал к груди. - Ведь ты все уже давно поняла. Хочешь учиться в своем колледже, учись. Мы с Антохой не будем протестовать.
        - Ты хочешь сказать… - Валя не договорила, уткнулась носом в его рубашку, ее плечи задергались.
        - Черт бы меня побрал, - изменившимся голосом произнес Вадим, обнимая ее, - я знаю, что должен был прийти раньше. Гораздо раньше. Но… я не мог. Правда, не мог. Что-то мешало мне, сам не знаю. Прости, милая. Ну, не надо так. Прости.
        Но Валя не могла удержаться. Рыдания душили ее - слишком много испытаний выпало на ее голову меньше чем за два года. Слишком много. И хотя она была стойкой девочкой и обладала натурой легкой и отходчивой, все же напряженные до предела нервы дали себя знать. С ней случилась настоящая истерика, ее трясло как под током, губы не могли выдавить ни слова.
        Вадим всерьез испугался.
        - Дурак я. Вот что натворил. Нужно было не так. - Он еще сильней прижал Валю к себе, стал гладить, баюкать, как некогда тетка. - Родная моя, ну перестань! Прошу тебя, поедем домой, к Антошке. Он ведь ждет. Каждый день все зовет: «Мама, мама». Честное слово!
        При упоминании о ребенке слезы у Вали на глазах быстро высохли сами собой. Она оторвала лицо от груди Вадима.
        - Значит… я буду для него мамой? Не кормилицей?
        - Мамой. - Он тепло улыбнулся. - А мне женой. Тебя это радует хоть немного?
        Валя тоже улыбнулась, неуверенно, сквозь слезы, но все-таки с присущей ей долей ехидства.
        - Ты меня не слишком волнуешь. Главное - он.
        - То есть хочешь сказать, что ни капельки не тосковала по мне? - подстраиваясь под ее тон, произнес Вадим.
        - Разве только капельку. Самую малость.
        - Ладно. - Он махнул рукой. - Меня и это устроит. Машина там, за углом.
        Валя вдруг вспомнила, что так и не сообщила тетке о своем поступлении. Та уже должна была вернуться с работы.
        - Подожди немного, - попросила она, дергая дверь подъезда.
        - Ты куда? - На его лице отразилось беспокойство.
        - Я на минутку. Прощусь с тетей.
        - А мне нельзя с тобой?
        - Тебе? - Валя глядела на него сияющими, хотя и мокрыми глазами. - Почему же нельзя? Конечно, можно.
        - Тогда пошли, - проговорил он решительно.
        Они в обнимку зашли в лифт, доехали до седьмого этажа, вышли и остановились в смущении. Дверь квартиры была распахнута. На площадке стояла Евгения Гавриловна. Волосы ее покрывала косынка, поверх засаленного халата топорщился новенький льняной фартук, руки были перепачканы мукой.
        - Добрый вечер, - поздоровался Вадим, слегка кланяясь.
        - Добрый, - сурово произнесла тетка.
        - Евгения Гавриловна, вы почему здесь? - удивленно проговорила Валя.
        - Вас поджидаю, - спокойно ответила та. - Насмотрелась в окошко - стоят, как два голубка. Уж думала, усвистишь, даже «до свидания» не скажешь. - Она укоризненно покачала головой.
        - Что вы, Евгения Гавриловна! - Валя шагнула к старухе, ткнулась губами в ее сухую, морщинистую щеку и ощутила вкусный запах ванили. - Что вы! Я… никогда бы не ушла просто так. Познакомьтесь, пожалуйста. Это Вадим. - Она сделала знак, чтобы тот подошел.
        Тетка смерила его цепким взглядом с головы до ног и тыльной стороной ладони поправила сползшие с переносицы очки.
        - Вот ты, значит, какой. Ничего. - Тон у нее был деловой, будто она товар выбирала, приценивалась. - Ну а как же с учебой-то, а, Валентина?
        Она хотела ответить, но Вадим опередил:
        - С учебой все будет отлично. Валя поступила в колледж, я ее занятиям мешать не собираюсь. Но жить она будет у нас.
        - Ох, девка! Перекати-поле, по-другому и не скажешь. - Евгения Гавриловна вздохнула, но Валя ясно видела, что Вадим ей понравился. Теткино лицо разгладилось, стало менее напряженным, даже приветливым. - Чай пить идемте. Я как раз пирог поставила. Твой любимый, Валентина, с яблоками.
        Она повернулась и скрылась в квартире. Они с улыбкой переглянулись.
        - Что будем делать? - спросила Валя.
        - Как что? Примем приглашение. Это ж как-никак моя будущая родственница, можно даже сказать, Антошкина бабушка. Кажется, пока что она меня не слишком уважает. - Вадим усмехнулся и обнял Валю за плечи. - Но я намерен исправить ситуацию.