Отравленная совесть Александр Валентинович Амфитеатров
Действие происходит в Петербурге, в начале XX века. После десятилетнего отсутствия сюда возвращается уральский миллионер, меценат и «русский Казанова» Андрей Яковлевич Ревизанов, с которым связана не одна женская судьба. При неясных обстоятельствах Ревизанова убивают у него дома. Следователь Синев находит голубой конверт и, таким образом, получает в руки улику, свидетельствующую об убийстве, но разгадка таинственного убийства наступает не сразу…
Драма въ 4-хъ д?йствіяхъ
Къ представленію дозволена. Петербургъ, 31 іюля, 1897 г. № 0915 (въ первой редакціи) и 27 октября того же года во второй редакціи, печатаемой въ настоящемъ второмъ изданіи пьесы. Написана въ 1891-96 годахъ. Впервые поставлена на сцену въ Москв? въ театр? Корша (по первой редакціи) и 8-го января 1898 года въ Петербург? въ Маломъ театр? Литературно-Артистическаго Кружка, по второй редакціи.
ПОСВЯЩАЕТСЯ
Гликеріи Николаевн? ?едотовой
Действующія лица.
СТЕПАНЪ ИЛЬИЧЪ ВЕРХОВСКІЙ, директоръ банка, 56 л?тъ.
ЛЮДМИЛА АЛЕКСАНДРОВНА, его жена, 36 л?тъ.
МИТЯ, 17 л?тъ.
ЛИДА, 16 л?тъ.
ЯКОВЪ ІОСИФОВИЧЪ РАТИСОВЪ, д?йствительный статскій сов?тникъ, не служитъ, 48 л?тъ.
ОЛИМПІАДА АЛЕКС?ЕВНА, его жена, 39 л?тъ; по первому браку, мачеха Людмилы Александровны.
АНДРЕЙ ЯКОВЛЕВИЧЪ РЕВИЗАНОВЪ, 44 л?тъ.
ПЕТРЪ ДМИТРІЕВИЧЪ СИНЕВЪ, судебный сл?дователь, дальній родственникъ Верховскихъ, л?тъ подъ 30.
АРКАДІЙ НИКОЛАЕВИЧЪ СЕРДЕЦКІЙ, литераторъ, 48 л?тъ.
ЛЕОНИ, на?здница.
ГОРНИЧНАЯ.
ЧЕЛОВ?КЪ ВЪ ГОСТИНИЦ?.
Д?йствіе въ Москв?, въ восьмидесятыхъ годахъ^[1 - Первые исполнители ролей: въ Москв? y Корша - г-жи Азагарова (Людмила), Шаровьева (Олимпіада), Луаре (Леони); гг. Вязовскій (Верховскій), Св?тловъ (Ревизановъ), Яковлевъ (Сердецкій), Константиновъ (Синевъ), Смодяковъ (Митя).Въ Петербург? - въ томъ же порядк? ролей - г-жи Яворская, Некрасова-Колчинская. Адашева; гг. Тройницкій, Бравичъ, Михайловъ, Тинскій, Орленевъ.]^.
Д?ЙСТВІЕ I
Гостиная въ дом? Верховскихъ. Богатая обстановка.
Людмила Александровна одна передъ зеркаломъ. Входить Олимпіада Алекс?евна Ратисова.
Олимпіада Алекс?евна. Скажите пожалуйста! Любуется!
Людмила Александровна. Липочка!
Олимпіада Алекс?евна. Здорова? что д?ти? Степанъ Ильичъ? Впрочемъ, по лицу вижу, что все благополучно. В?дь ты, когда въ домъ не ладно, сама на себя не похожа. А сегодня совс?мъ въ аккурат? и даже передъ зеркаломъ вертишься.
Людмила Александровна. Начались милыя выраженія.
Олимпіада Алекс?евна. А ты ко мн? снисходи. Не вс?мъ же быть сшитыми по твоей кройк?. Ты у насъ одна въ имперіи. Мой супругъ, - на что дуракъ! - и тотъ говоритъ о теб? не иначе, какъ самымъ высокимъ штилемъ. Я сов?тую теб? за него замужъ пойти, если съ нимъ разведусь, а твой Степанъ Ильичъ, сохрани Богъ…
Людмила Александровна. Липа, не болтай вздора.
Олимпіада Алекс?евна. Не могу, это выше силъ моихъ. Какъ вышла изъ института, распустила языкъ, такъ и до старости дожила, а сдержать его не ум?ю.
Людмила Александровна. А ты уже записалась въ старухи?
Олимпіада Алекс?евна. По секрету, милая. Намъ съ тобой нечего чиниться другъ передъ другомъ, об?имъ по тридцати шести.
Людмила Александровна. Ой, Липа! Какъ же это? Мн?-то, д?йствительно, тридцать шесть, а в?дь ты старше меня на три года!
Олимпіада Алекс?евна. Да? Ну, значитъ, съ нын?шняго дня будетъ теб? тридцать три, потому что я больше тридцати шести им?ть не желаю. А, впрочемъ, не все ли равно? Разв? годы д?лаютъ женщину? Л?та c'est moi! Кто мн? дастъ больше тридцати? О теб? же и р?чи н?тъ. Помню тебя д?вочкою: красавица была; помню барышней - тоже хоть куда. Замужъ вышла, пошли д?ти, - подурн?ла, стала такъ себ?; а теперь расцв?ла, прелесть, и только. Впрочемъ, зеркало передъ тобою.
Людмила Александровна. X-а-ха-ха!
Олимпіада Алекс?евна. Нечего см?яться, правду говорю. А если не в?ришь на слово, что мы еще можемъ постоять за себя, вотъ теб? документа.
Людмила Александровна. Что такое?
Олимпіада Алекс?евна. Billet doux. Такъ это называется. "Обожаемая Олимпіада Алекс?евна! Давно скрываемое пламя любви"… и прочая, и прочая. Сегодня получила. И ему двадцать два года. Н?тъ, старая гвардія умираетъ, но не сдается!
Людмила Александровна. Любовная записка? Вотъ чего я никогда не получала. Покажи.
Олимпіада Алекс?евна. О, невинность!
Людмила Александровна (возвращаетъ письмо). Глупо-то, глупо какъ!
Олимпіада Алекс?евна. Это теб? съ непривычки. А мн? ничего, даже очень аппетитно. Я в?дь спеціалистка, всю жизнь провела за этою корреспонденціей. И теперь пишу.
Людмила Александровна. Вотъ какъ.
Олимпіада Алекс?евна. Право, пишу. Особенно артистамъ, которые въ мод?.
Людмила Александровна. И отв?чаютъ?
Олимпіада Алекс?евна. А что имъ еще д?лать-то?
Людмила Алекс?евна. А мужъ какъ смотритъ на твои подвиги?
Олимпіада Алекс?евна. Очень онъ мн? нуженъ. Состояніе мое и воля моя. Попутала меня нелегкая съ этимъ бракомъ.
Людмила Александровна. Если не любишь Ратисова, зач?мъ вышла за него? Кто неволилъ?
Олимпіада Алекс?евна. Думала, что онъ - порядочный челов?къ, мужчина, а онъ размазня, тряпка, губка… Ты своего Степана Ильича хоть и не любишь…
Людмила Александровна. Это кто теб? сказалъ?
Олимпіада Алекс?евна. Логика. Онъ старше тебя на двадцать л?тъ.
Людмила Александровна. Лжетъ твоя логика. Замужъ я шла, д?йствительно, не любя. Но теперь я, право, даже и представить себ? не могу, какъ бы я жила не въ этомъ дом?, не со своимъ Степаномъ Ильичемъ, безъ Мити, безъ Лиды…
Олимпіада Алекс?евна. Ну, теб? и книги въ руки. Не очень-то я теб? в?рю. Сама жила за старымъ мужемъ: ученая!.. Неужели ни одинъ мужчина не интересовалъ тебя въ эти годы?
Людмила Александровна. Посл? замужества? Ни одинъ.
Олимпіада Алекс?евна. Даже Аркадій Николаевичъ?
Людмила Александровна. Какъ теб? не стыдно?
Олимпіада Алекс?евна. Да я ничего… болтали про васъ много въ свое время… Ну, и преданъ онъ теб?, какъ пудель… Спроста этакъ не бываетъ.
Людмила Александровна. Аркадій Николаевичъ былъ мн? в?рнымъ другомъ и остался. Между нами даже разговора никогда не было такого, какъ ты намекаешь, романтическаго.
Олимпіада Алекс?евна. Вамъ же хуже: чего время теряли? Сердецкій - и умница, и знаменитость… чего теб? еще надо? Ну, да ваше д?ло: кто любитъ сухую клубнику, кто со сливками, - зависитъ отъ вкуса… Итакъ, ни одинъ?
Людмила Александровна. Ни одинъ.
Олимпіада Алекс?евна. А меня, кажется, только одинъ не интересовалъ: мой мужъ. Однако, что это я завела все о мужьяхъ, да о мужьяхъ? Веселенькій сюжетецъ, нечего сказать. А, знаешь, не думала я, что изъ тебя выйдетъ недотрога. Въ д?вкахъ ты была огонь. Я ждала, что ты будешь ой-ой-ой!
Людмила Александровна. Что-то не помню въ себ? подобныхъ задатковъ.
Олимпіада Алекс?евна. Ну, какъ не помнить? Да - что далеко ходить? Ревизанова разв? позабыла? Чего мн? стоило отбить его у тебя… Ну-ну! Мила! глупая! Зач?мъ же бл?дн?ть? Даже губы поб?л?ли…
Людмила Александровна. Вовсе н?тъ, что ты выдумываешь?
Олимпіада Алекс?евна. Ой-ой-ой! сударыня, злопамятна же ты. Пора бы простить и см?яться надъ прошлымъ. Нев?сть сколько л?тъ вы разстались…
Людмила Александровна. Ахъ, перестань, Липа! Ты знаешь, что мн? не могутъ быть пріятны воспоминанія объ этомъ челов?к?.
Олимпіада Алекс?евна. Да, красиво велъ себя мальчикъ, - удавить, и то, пожалуй, не жалко. Хоть ты и злилась на меня в то время, зач?мъ я стала между вами, а ты должна записать меня въ поминаніе, за здравіе рабы Олимпіады. Не вскружи я Андрею Яковлевичу голову, быть бы теб? за нимъ.
Людмила Александровна. Ахъ, Липа!
Олимпіада Алекс?евна. А изъ него, Милочка, вышелъ, говорятъ, превеликій мерзавецъ…
Синевъ (входить). Батюшки! кто это зд?сь произноситъ столь жестокія слова?.. Здравствуйте, кузина. Здравствуйте; неувядаемая тетушка… Кого вы изволите громить, тетя Липа?
Садится.
Олимпіада Алекс?евна. Стоющаго челов?ка.
Синевъ. А имя такового?
Олимпіада Алекс?евна. Андрей Яковлевичъ Ревизановъ.
Синевъ. О!..
Людмила Александровна. Вы знакомы?
Синевъ. Встр?чаемся… Да-съ, это гусекъ! Какъ его не знать? Онъ всю московскую зиму переполнилъ шумомъ своихъ усп?ховъ. Кто скупилъ чуть ли не вс? акціи Черепановской дороги? Ревизановъ. Кто пожертвовали пятьдесятъ тысячъ въ пользу голодающихъ черногорцевъ? Ревизановъ. Кто съ?лъ ученую свинью изъ цирка? Ревизановъ. Чей рысакъ взялъ первый призъ на б?гахъ? Ревизанова. Чей милліонный процессъ выигралъ Плевако? Ревизановскій. У кого на содержаніи Леони самая шикарная въ Москв? кокотка? У Ревизанова.
Людмила Александровна. Ч?мъ онъ собственно занимается?
Синевъ. Состоитъ въ званіи интереснаго незнакомца.
Олимпіада Алекс?евна. Я первая его отлично знаю.
Синевъ. Съ ч?мъ васъ и поздравляю.
Людмила Александровна. Онъ старый нашъ знакомый, Петръ Дмитріевичъ. Мой отецъ поставилъ его на ноги, вывелъ въ люди.
Синевъ. Помню и знаю. Но между тогдашнимъ Ревизановымъ и настоящимъ пропасть. Тотъ былъ б?днякъ, этотъ капиталистъ, тотъ кандидатъ въ герои романа, этотъ изъ героевъ герой.
Людмила Александровна. Вы шутите?
Синевъ. И да, и н?тъ. Я хот?лъ бы разсказать вамъ біографію Ревизанова, но у него н?тъ біографіи. Есть легенда. Факты вотъ. Ревизановъ былъ дважды женатъ на богат?йшихъ купчихахъ и, вдов?я, получалъ въ оба раза чуть не по милліону въ насл?дство. У него золотой промыселъ въ Сибири. Онъ строилъ С?верскую дорогу. Онъ директоръ и повелитель С?вернаго банка. На Волг? и Кам? y него свое пароходство. Вотъ и все. Зат?мъ начинается легенда, то есть слухи и сплетни. Прикажете сплетничать?
Людмила Александровна. Пожалуйста.
Голосъ Мити, поющаго куплеты изъ "Карменъ".
Олимпіада Алекс?евна. Что же ты?
Синевъ. Юношество грядетъ, учащаяся молодежь. При ней не дерзаю.
Митя входить бойко и весело, но, увидавъ Олимпіаду Алекс?евну, конфузится.
Митя. Здравствуй, мама.
Робко кланяется Олимпіаде Алекс?евн?.
Людмила Александровна. Здравствуй. Отчего такъ рано?
Митя. Физика не пришла. Распустили посл? большой перем?ны.
Олимпіада Алекс?евна. Какой Митя у тебя хорошенькій становится, Мила.
Синевъ. А вамъ нельзя не зам?тить? О, неисправимая тетушка! (Мит?). И ты тоже хорошъ! Такая, можно сказать, неподражаемая со вс?хъ сторонъ дама тебя хвалить, а ты красн?ешь, конфузишься… Стыдись! "Мужчина долженъ быть свир?пъ", говоритъ испанская пословица.
Людмила Александровна. Оставьте Митю в поко?.
Синевъ. Уму-разуму учу: я буду тл?ть, а онъ цв?сти. Ты, Митя, не ст?сняйся: тетушка теб? слово, а ты ей - двадцать; она теб?: ахъ! хорошенькій! - а ты ей: смотрите и страдайте.
Людмила Александровна. Какіе вы оба с Олимпіадою несносные пустословы!.. Липа! пойдемъ ко мн?… Я покажу теб? новые мои туалеты: это по твоей части.
Олимпіада Алекс?евна. Еще бы не по моей! Не иду - лечу! (проходя мимо Мити). А ты все дичишься меня, волчекъ?
Синевъ. В самомъ д?л?, Митька, зач?мъ ты глядишь на тетушку такимъ сконфуженнымъ быкомъ?
Митя. Ну ее!..
Синевъ. Глупо. Подобныхъ дамъ юноша твоего возраста долженъ ц?нить на в?съ золота. День для нихъ прошелъ, вечеръ не наступилъ, а развлеченія сердце дамское требуетъ.
Митя. Не люблю я ее… Говоритъ она какъ-то эдакъ… какъ будто и ничего особеннаго, а покрасн?ешь отъ ея разговора… Смотритъ, ухмыляется…
Синевъ. Увы, мой другъ! Отъ своей судьбы не уйдешь. И думается мн?, что никто другая, какъ блистательная Олимпіада, и есть твоя судьба. Вашъ братъ, молокососъ, самой природой приспособленъ для сихъ сорокал?тнихъ пожирательницъ мужчинъ.
Митя. В?ришь ли, какъ не люблю ее, какъ она мн? надо?ла: даже по ночамъ сниться стала.
Синевъ. Даже по ночамъ сниться? Finitа lа comediа: сдавайся на капитуляцію, - и да будетъ надъ тобою благословеніе твоего добраго, стараго дяди. Зат?мъ прощай… Къ об?ду я вернусь, а до т?хъ поръ мн? предстоитъ привести въ сов?сть и чувство одного неблаговоспитаннаго конокрада.
Верховскій и Ревизановъ входятъ.
Верховскій. Пожалуйте сюда, милости просимъ, батюшка Андрей Яковлевичъ. Вотъ гость, такъ гость! Прямо скажу: не жданный, но радостный… Гд? Людмила?… А! Митяй! Здравствуй! И ты тутъ, Петенька?… Андрей Яковлевичъ! Вамъ, чай, и не узнать этого молодца?
Ревизановъ. Петръ Дмитріевичъ Синевъ, - не правда ли? Я помню васъ еще мальчикомъ въ курточк?. Я памятливъ на лица и имена.
Синевъ. Качество королей.
Верховскій. Служитъ, батюшка Андрей Яковлевичъ, судебный сл?дователь и на отличн?йшей дорог?, Станислава им?етъ… Анну. Аль Анны-то у тебя, Петя, н?ту?
Синевъ. H?ту, Степанъ Ильичъ, поторопились. Н?ту.
Верховскій. H?тъ такъ будетъ, непрем?нно будетъ, ты не горюй!
Синевъ. С чего мн??! помилуйте!
Верховскій (подводить Митю). А это мой. Видите: весь в мать. Со мною точно на см?хъ - ни черточки схожей, а мой баловень. Да что же это, Людмила? гд? она? Людмила Александровна! Людмила Александровна!
Людмила Александровна и Олимпіада Алекс?евна входятъ. Ревизановъ кланяется.
Ревизановъ Людмила Александровна…
Она отв?чаетъ ему очень холодно.
Ревизановъ. Кого я вижу? Вы ли это, Олимпіада Алекс?евна?
Олимпіада Алекс?евна. Разв? я такъ перем?нилась?
Ревизановъ. О, да! - но к лучшему.
Олимпіада Алекс?евна. Какъ и вы. Вы всегда смотр?ли такимъ… джентльменомъ, а теперь стали точно принцъ Уэльскій.
Синевъ. Вошла въ колею… А конокрадъ-то мой дожидается. Сб?жать подъ шумокъ… (берется за шляпу).
Олимпіада Алекс?евна. Петя, ты на службу?
Синевъ. Да, тетушка, время.
Олимпіада Алексеевна. Я подвезу тебя: я на своихъ лошадяхъ… Над?юсь, Андрей Яковлевичъ, что, нав?стивъ одну старую знакомую, вы и другой не забудете, пос?тите меня?
Ревизановъ. Мн? остается только просить извиненія, что я раньше не былъ у васъ.
Олимпіада Алекс?евна. Смотрите же, я буду ждать. До свиданія, Мила, до свиданія, Степанъ Ильичъ. Руку, Петя.
Уходятъ, въ сопровожденіи Мити.
Верховскій. Присаживайтесь, Андрей Яковлевичъ… Такъ-то, такъ-то, батюшка. Сколько л?тъ, сколько зимъ не видались! что воды утекло!
Ревизановъ. Да, перем?нъ не сосчитать. И въ людяхъ, и въ обстоятельствахъ.
Верховскій. Взять хоть бы васъ, дорогой: куда широко шагнули. Тузъ изъ тузовъ, рукою васъ не достанешь.
Ревизановъ. О, что вы, Степанъ Ильичъ!
Верховскій. А безъ лести скажу: остались такой же милый, непритязательный, простой, какъ были… Давно пожаловали къ намъ въ Белокаменную?
Ревизановъ. Второй м?сяцъ.
Верховскій. Одни или съ супругою?
Ревизановъ. У меня н?тъ семьи, Степанъ Ильичъ. Я вдовецъ.
Людмила Александровна. Я слышала, - даже дважды.
Ревизановъ. Совершенно справедливо, Людмила Александровна, дважды.
Верховскій. Ого! Значить, искушены супружескимъ опытомъ вполн??
Ревизановъ. И сытъ этимъ опытомъ по горло.
Верховскій. На третій брачный дебютъ не посягаете?
Ревизановъ. Ни въ какомъ случа?. Разв? ужъ влюблюсь безумно… но это мн? не по годамъ.
Людмила Александровна. Къ тому же, безумно любить три раза въ жизни - не слишкомъ ли много счастія для одного челов?ка?
Ревизановъ. Вы ошибаетесь: я не любилъ своихъ покойныхъ женъ.
Людмила Александровна. Откровенно.
Ревизановъ. Къ чему же скрывать? Мы люди д?ловые, коммерческіе, и браки у насъ д?ло коммерческое, сд?лка по договору. У людей обыкновенныхъ душа выходить за душу, т?ло за т?ло, любовь за любовь. А y насъ деньги выходятъ за деньги же, либо за умъ, за распорядительность, д?ловитость. Касса, молъ, ваша велика и обильна, а порядка въ ней н?тъ: приди волод?ти и княжити ею. Моей первой супруг? былъ нуженъ, по ея огромнымъ, но разстроеннымъ д?ламъ, хороши приказчикъ на отчетъ. Выборъ ея палъ на меня. Она предложила мн?, вм?сто всякаго контракта, свою руку. Я принялъ и не раскаялся. Вторая моя жена крупная пароходовлад?лица, вышла за меня, чтобы объединить въ одномъ д?л? два капитала, мой и свой: до брака мы конкуррировали, а, обвенчавшись, стали не только въ плоть, но и въ кассу едину… и затрещали наши конкурренты.
Людмила Александровна. Вамъ бы ужъ и продолжать въ томъ же дух?… Зач?мъ же вы ищете для третьяго брака "безумной любви"? Даже непосл?довательно.
Ревизановъ. Зат?мъ, что я достаточно богатъ, чтобы позволить себ? эту маленькую роскошь, и, безъ нея, жениться бол?е не нам?ренъ.
Людмила Александровна. Не над?етесь найти достойную?
Ревизановъ. Если хотите, да.
Верховскій. Ой, батюшка! за?дятъ васъ за эти слова наши дамы.
Ревизановъ. Женщинъ, стоющихъ любви, очень мало на св?т?. Женщинамъ придаютъ смыслъ и ц?ну только т?, кто ихъ любитъ. Элоиза хороша потому, что ее любилъ Абеларъ, Манонъ Леско интересна потому, что ее любилъ шевалье де Гріе. Я не охотникъ до женщинъ, чтобы полюбить которыхъ, надо сперва влюбляться въ ихъ мужей и любовниковъ.
Верховскій. Ха-ха-ха! да вы шутникъ, Андрей Яковлевичъ.
Людмила Александровна. А другого типа женщинъ вы не встр?чали въ своей… бурной жизни
Ревизановъ. Встр?тилъ… одну. Давно… И - в?чная исторія о п?тух? и жемчужин?! не узналъ ея и оскорбилъ, глупо, безсов?стно, пошло, по-мальчишески оскорбилъ. И она отвергла меня. Какъ сейчасъ, помню ея негодующій взглядъ - взглядъ ангела въ день судный… Какъ я былъ поб?жденъ тогда! какъ раздавленъ!.. О, больше уже никто, никогда въ жизни не одерживалъ надо мною такой поб?ды. Бываютъ моменты, которые остаются жить въ сердц?, какъ кровоточныя ранки, которыя заживаютъ лишь тогда, когда расквитаешься за обиду… Я со своею обидчицею такъ и не расквитался.
Горничная подаешь Степану Ильичу пакетъ съ бумагами.
Верховскій. Ага! изъ банка… Простите, Андрей Яковлевичъ, я оставлю васъ на четверть часа, сп?шныя бумаги, требуютъ моей подписи… Милочка! займи нашего гостя. Об?даете вы, конечно, y насъ?
Ревизановъ. Прошу извинить: я отозванъ къ Лазарю. Но посид?ть у васъ н?сколько минутъ, если позволитъ Людмила Александровна, посижу съ удовольствіемъ.
Верховскій. Я сейчасъ, сейчасъ…
Уходитъ.
Продолжительное молчаніе.
Людмила Александровна. Я не ждала вид?ть васъ въ своемъ дом?.
Ревизановъ. Я еще того мен?е. Всему виною случайная встр?ча и любезность вашего супруга. Но т?мъ лучше. Я, все равно, хот?лъ вид?ть васъ непрем?нно. И - наедин?, по весьма важному д?лу. Не сегодня, такъ завтра я просилъ бы у васъ свиданія. Позволите мн? с?сть?
Людмила Александровна. Разв? разговоръ будетъ длинный?
Ревизановъ. Зависитъ отъ васъ.
Людмила Александровна. Нельзя ли, во всякомъ случа?, поскор?е къ д?лу?
Ревизановъ. Какъ вы сп?шите! Какой р?зкій тонъ! Знаете ли, это даже не-хорошо въ отношеніи стараго пріятеля. Я прихожу къ вамъ не врагомъ, но съ чувствомъ глубокаго, искренняго расположенія и раскаянія.
Людмила Александровна. Мы старые пріятели? Ваше расположеніе? Ваше раскаяніе? См?шно слушать!
Ревизановъ. Это презр?ніе?
Людмила Александровна. Н?тъ, просто д?йствіе давности. Людмила Рахманова, которую вы когда-то знали и обманули, умерла. Людмила Верховская судитъ ее, какъ судила бы любую изъ своихъ знакомыхъ д?вочекъ, случись съ нею такое же несчастіе. Мн? жаль ее, но н?тъ до нея д?ла.
Ревизановъ. Такъ-съ. Сл?довательно, вамъ, Людмил? Александровн? Верховской, будетъ безразлично, если кто-нибудь возьметъ, да и огласить д?вическій гр?шокъ Милочки Рахмановой?
Людмила Александровна. Что это? шантажъ?
Ревизановъ. Зовите, какъ хотите. Я не боюсь словъ. Ахъ, Людмила Александровна! пустыя это р?чи - о давности. Прошлое власть, и горе тому, кто чувствуетъ ее надъ собою.
Людмила Александровна. Вы хотите показать мн? свою власть? Я въ нее не в?рю.
Ревизановъ. Не обманывайте себя: в?рите.
Людмила Александровна. Н?тъ и н?тъ. Что можете вы сд?лать? Разсказать св?ту нашъ забытый романъ? Кто же вамъ поварить? Да, если и пов?рятъ, кто же придастъ значеніе такой старой исторіи? Вы даже не испортите мн? моего семейнаго счастія: мой мужъ сл?по в?рить въ меня.
Ревизановъ. Т?мъ грустин?е было бы ему узнать, что в?рить не сл?довало. Конечно, д?вическій гр?шокъ не будетъ въ состояніи совершенно уничтожить ваше положеніе въ обществ?. Ну, посм?ются заднимъ числомъ, подивятся, какъ это холодная, ц?ломудренная Людмила Верховская ум?ла отыскивать въ своей душ? страстные звуки, когда писала къ Андрею Ревизанову.
Людмила Александровна. Ахъ, эти письма!
Ревизановъ. Они вс? ц?лы. Что, если, наприм?ръ, я явлюсь съ вашими письмами къ вашему сыну и скажу ему: я - твой отецъ? Пусть я не докажу своихъ словъ, но в?дь и вамъ неч?мъ опровергнуть мое обвиненіе. А въ семь?-то… говорятъ; она у васъ рай земной… въ семь?-то в?дь адъ начнется?
Людмила Александровна. Довольно. Вы сильны, вы очень сильны. Радуйтесь: я боюсь васъ. Но зач?мъ вамъ это, зач?мъ? Чего вы хотите отъ меня?
Ревизановъ. Много.
Людмила Александровна. Не денегъ же: вы неизм?римо богаче меня.
Ревизановъ. Конечно, не денегъ. Н?тъ… Любви.
Людмила Александровна. Какъ?!
Ревизановъ. Сядьте, успокойтесь. Да, я прошу вашей любви. Я влюбленъ въ васъ. Влюбленъ… какъ мальчишка. Послушай же, Людмила…
Людмила Александровна. Какъ вы см?ете!
Ревизановъ. Виноватъ… Людмила Александровна. Я часто бываю въ Москв? и много слышалъ о васъ и все хорошее. Верховская красавица, Верховская умница, Верховская воплощенная доброд?тель. И, каждый разъ, что-то щипало меня за сердце. Красавица, да не твоя. Умница, да ты потерялъ ее, бросилъ, надругался. Наконецъ я увид?лъ васъ въ опер?, въ лож?, съ Ратисовою. Увид?лъ и тогда же р?шилъ: эта женщина должна быть снова моею, или я возненавижу ее и сд?лаю ей все зло, какое только можетъ сд?лать челов?къ челов?ку.
Людмила Александровна. Это бредъ какой-то… Вы съ ума сошли!.. Всего я ждала отъ васъ только не этого.
Ревизановъ (см?ется). Да? Такъ и запишемъ. Андрей Ревизановъ объяснился Людмил? Верховской въ любви, и Людмила Верховская прогнала его прочь. Но я не послушаюсь васъ и не пойду прочь, потому что вы прогнали меня необдуманно и въ конц? концовъ полюбите меня.
Людмила Александровна. Никогда!
Ревизановъ. Перем?нимъ выраженіе: будете принадлежать мн?.
Людмила Александровна. А! Негодяй!
Ревизановъ. Опять р?зкое слово. Хорошо пусть негодяй. Такъ что же? И негодяй можетъ быть влюбленнымъ. Скажу даже больше: влюбленный негодяй зв?рь весьма интересный. Влюбленный негодяй, наприм?ръ, проситъ любви только одинъ разъ. Но, отвергнутый, не отступаетъ, а требуетъ ее, беретъ хитростью, силой, покупаетъ, наконецъ.
Людмила Александровна. И вы зовете это любовью!
Ревизановъ. Послушайте: ваша честь въ моей власти. Я продамъ вамъ эту власть.
Людмила Александровна. Боже мой! есть ли въ васъ стыдъ, Ревизановъ?!
Ревизановъ. Вы получите обратно вс? ваши письма. А безъ этой улики я безсиленъ противъ васъ. Что же?
Людмила Александровна. Дьяволъ вы или челов?къ? я не знаю. Мужчина не р?шился бы предлагать такую отвратительную подлость женщинъ, которую любилъ когда-то.
Ревизановъ. Когда-то я не любилъ васъ, Людмила Александровна. Я лишь забавлялся вами. А вотъ теперь люблю. Да, люблю взгляните на меня еще разъ такимъ мрачнымъ взглядомъ. Люблю васъ за это гн?вное лицо, за эти огненные презрительные глаза… Я никогда не в?рилъ въ силу мечты, а теперь познаю ее. Мои сны, мои думы полны вами. Вы ненавидите меня, а мн? пріятно быть съ вами. Каждое ваше слово дерзость, а для меня оно музыка. Но полно распространяться о любви: какимъ соловьемъ я ни пой, вы уже не влюбитесь въ меня, а принадлежать мн? вы, и безъ того, будете.
Людмила Александровна (которая, едва, слушая посл?днія слова Ревизанова, горько плакала, прерываетъ его умоляющимъ жестомъ). Сжальтесь надо мною! Я съ трудомъ сдерживаю себя. Если вы продолжите ваши объясненія, я кончу истерикою. Неужели это также входить въ ваши разсчеты?
Ревизановъ встаетъ. О, н?тъ. Но надо же выяснить наши отношенія. Посл?дній вопросъ отв?чайте на него безъ лишнихъ словъ и оскорбленій: согласны вы быть моею?
Людмила Александровна. Н?тъ.
Ревизановъ. Это окончательный отв?тъ? Подумайте.
Людмила Александровна. Н?тъ, н?тъ и н?тъ.
Ревизановъ. Тогда выслушайте и мое посл?днее слово. Я даю вамъ почти нед?лю срока. Сегодня понед?льникъ. Если въ субботу я не увижу васъ у себя, ваши письма получать огласку.
Людмила Александровна. Въ какую пропасть я попала!
Ревизановъ. Такъ какъ же?
Людмила Александровна. Не знаю. Я… я совс?мъ сбилась съ толка…
Ревизановъ. Я буду считать ваши слова за согласіе.
Людмила Александровна. Н?тъ! н?тъ! Ради Бога, н?тъ! Я должна подумать. Не отнимайте у меня хоть этого права.
Ревизановъ. Какъ угодно. Вся эта нед?ля въ вашемъ распоряженіи. Въ субботу я буду ждать васъ до часу ночи. (Молчаніе). Карточку съ моимъ адресомъ позвольте вамъ вручить. До свиданья.
Съ поклономъ уходитъ. Людмила Александровна, рыдая, падаетъ на кушетку.
Занав?съ.
Д?ЙСТВІЕ II
У Ратисовыхъ.
Полутемная гостиная. Изъ дверей нал?во бьетъ яркій св?тъ, слышенъ гулъ общаго разговора.
Людмила Александровна (сидитъ одна, въ глубокой задумчивости). Тьма во мн?. Мысли вс? такія пугливыя, спутанныя… на сердце камень. Разобраться не могу: что я совс?мъ пропала, безвыходно и безнадежно? или и бояться мн? нечего, и опасности никакой н?тъ, и угрозы Ревизанова просто дерзкое хвастовство нахальнаго человека съ разсчетомъ на слабые женскіе нервы? Чего бояться? чего? Есть ли смыслъ Ревизанову, въ его блестящемъ, видномъ положеніи, запятнать, вм?ст? съ моимъ, и свое имя! В?дь не думаетъ же онъ, что доведенная до позора и отчаянія, я не обличу всей его подлости, вс?хъ его наглыхъ вымогательствъ?.. А все-таки… жутко!
Входятъ Синевъ и Сердецкій.
Синевъ. Что это вы уединились, кузина? да еще въ потемкахъ?
Людмила Александровна. У меня отъ вашей болтовни и см?ха разбол?лась голова.
Сердецкій. См?ха? Да вы въ теченіе всего об?да ни разу не улыбнулись.
Людмила Александровна. Зато другіе см?ялись слишкомъ много и громко.
Синевъ. Мы тутъ ни при чемъ: благодарите г. Ревизанова.
Людмила Александровна. Аркадій Николаевичъ, какъ понравился вамъ этотъ господинъ?
Сердецкій. Любопытный типикъ. Я еще не встр?чалъ такихъ?
Людмила Александровна. Онъ вамъ не противенъ?
Сердецкій. Мн?? Богъ съ вами, душа моя. Люди давно перестали быть мн? милы, противны, симпатичны, антипатичны. Для меня общество лабораторія; новый знакомый - объектъ для наблюденій, челов?ческій документъ, - и только.
Синевъ. У г. Ревизанова, надо полагать, им?ется приворотный корень. Мы съ вами, Людмила Александровна, одни въ открытой оппозицій. Аркадій Николаевичъ, какъ хитрый Талейранъ, держитъ нейтралитетъ. А Степанъ Ильичъ и Ратисовъ прямо влюблены: глядятъ Ревизанову въ глаза, поддакиваютъ, хохочутъ на каждую остроту… чортъ знаетъ, что такое!.. Объ Олимпіад? Великол?пной я уже не говорю. Сія рыжая, но глупая Венера прямо потопила его волнами своей симпатіи.
Сердецкій. Вы см?етесь надъ другими, а сами, кажется, больше вс?хъ заинтересованы имъ, таинственнымъ незнакомцемъ.
Синевъ. Мое д?ло особое.
Сердецкій. Почемуже?
Синевъ. Потому, что сколько вору ни воровать, а острога не миновать. У меня есть предчувствіе, что мн? еще придется со временемъ возиться съ г. Ревизановымъ въ сл?дственной камер?. Сейчасъ онъ разглагольствовалъ, свои уб?жденія развивалъ… Ну, ну! не желалъ бы я попасть въ его лапы.
Людмила Александровна. А!
Синевъ. Вы посмотрите на его физіономію: маска. Н?жность, скромность, благообразіе; не лицо, а "Руководство хорошаго тона"; губы съ улыбочкой, точно у опереточной примадонны. А въ глазахъ сталь: не з?вай, молъ, челов?че, слопаю!
Слуга входить, открываетъ электричество и уходитъ. Людмила Александровна встаетъ, закрывая глаза рукою.
Э! что съ вами, кузина?
Людмила Александровна. Въ вискахъ нестерпимая стукотня…
Сердецкій. Вы, если очень дурно, домой ?хали бы…
Людмила Александровна. Н?тъ, я пойду - прилягу въ будуаръ Липы… дайте мн? вашу руку, голова кружится…
Уходить, опираясь на Сердецкаго.
Входить Митя. Въ столовой хохотъ.
Синевъ. А! юный поб?дитель поношенныхъ сердецъ!
Митя. Ты опять дразнишь меня? Такъ я лучше уйду. Я сегодня не въ дух?.
Синевъ. Нырнулъ въ море унынія?
Митя. На самое дно.
Синевъ. Это съ какой же стати?
Митя. Такъ.
Синевъ. Въ твои годы слово "такъ" переводится на русскій языкъ двояко: или колъ за Цицерона, или огорченіе въ платонической любви. Ну! кто виноватъ? Маркъ Туллій или тетя Липа?
Митя. Ахъ, дядя! Есть чувства…
Синевъ. Ага! уже есть чувства! Браво, Митя, браво! Ты д?лаешь усп?хи…
Митя. Теб? бы только см?яться надъ вс?мъ святымъ… возвышенными.
Синевъ. Не см?юсь, Митяй, ей Богу, не см?юсь, но плачу, горькими слезами плачу, что она сегодня приц?пилась репейникомъ къ Ревизанову, а на тебя - нуль вниманія.
Митя. И что она въ немъ нашла? Только-что - капиталистъ!
Синевъ. Да. А ты - только что гимназистъ. Въ томъ, главнымъ образомъ, между вами и разница. И вотъ что скверно: зам?чено учеными, что женщины гораздо чаще предпочитаютъ капиталистовъ гимназистамъ, ч?мъ наоборотъ. Знаешь что? Вызовемъ-ка его на дуэль?
Митя. А ты думаешь, я не способенъ?
Синевъ. О, см?ю ли я сомн?ваться?
Митя. Я такой! Я, еще въ третьемъ класс?, уб?жалъ было въ Америку, къ инд?йцамъ… Вотъ я какой!
Синевъ. Не дошелъ?
Митя. Вернули… Отъ Тверской заставы.
Синевъ. Жаль! А то бы недурно его… по-инд?йски: сперва подстр?лить, а потомъ скальпировать….а?
Митя (презрительно пожавъ плечами, декламируетъ изъ "Горя отъ ума") Шутить и в?къ шутить какъ васъ на это станетъ?
Олимпіада Алекс?евна, появляется въ дверяхъ столовой.
Олимпіада Алекс?евна (въ столовую). Перейдемъ сюда, господа! Зд?сь не такъ жарко… А! симпатичный дуэтъ!
Синевъ. Н?жнаго тенора и коварнаго баритона, тетушка. Коварный баритонъ это я. А вотъ вамъ и синьоръ Деметріо Аморозо, примо теноре.
Митя. Кажется, мы не въ гимназіи… Что за клички!
Синевъ. По шерсти, душенька. Митя. И я очень прошу тебя: говори за одного себя, а меня оставь въ поко?… Я не желаю! По какому праву? Это посягательство на личность.
Синевъ. Слова-то, слова-то какія онъ знаетъ! Слушать страшно!
Олимпіада Алекс?евна. Пошла травля! Чуть вм?ст?,- ужъ и сц?пились! Будетъ вамъ!.. Ну-съ, - такъ, о чемъ же вы тутъ поете?
Синевъ. Онъ ревнуетъ, а я накаливаю его до состоянія мстительныхъ эксцессовъ.
Олимпіада Алекс?евна. Какія страсти! Это по чьему же адресу?
Синевъ. По вашему, Липочка.
Олимпіада Алекс?евна. Какая я тебе Липочка?
Синевъ. Посл? такого об?да, какъ у васъ, для меня всякая женщина Липочка.
Олимпіада Алексеевна. Что онъ говорить, Митя! Зажми уши и б?ги вонъ!
Синевъ. Какъ хоръ въ операхъ: б?жимъ! б?жимъ! - а сами ни съ м?ста.
Олимпіада Алекс?евна. Намъ съ тобою, Митя, и слушать его гр?хъ.
Синевъ. "Намъ съ тобою?!" Уже? Митяй! остерегись! отойди отъ зла и сотвори благо! Не то, нед?ли черезъ дв?, кричать теб? на всю Москву: "разлюбила ты меня, Карменъ!"
Митя. По опыту знаешь?
Олимпіада Алекс?евна. Такъ его, такъ его, Митя!
Синевъ. Ай да синьоръ Аморозо! каковъ зв?ренокъ, огрызается?! Но, Митя! не растравляй моихъ душевныхъ ранъ!
Олимпіада Алекс?евна. Скажите!
Синевъ. Не буди зм?и воспоминаній. И я въ Аркадіи родился.
Олимпіада Алекс?евна. Только тебя оттуда вывели.
Синевъ. Вы, Липочка, кажется, въ ми?ологіи-то дальше загородной Аркадіи не ушли?
Олимпіада Алекс?евна. А разв? есть другая?
Синевъ. Есть.
Олимпіада Алекс?евна. Гд? же?
Синевъ. На своемъ м?ст?. Спросите классика. Онъ знаетъ.
Когда я былъ аркадскимъ принцемъ,
Я тетю Липу полюбилъ…
О-о-охъ!
А-а-ахъ! Я тетю Липу полюбилъ!
Олимпіада Алекс?евна. Шутъ!.. Митя! а ты хочешь быть аркадскимъ принцемъ?
Синевъ. Подумай, братецъ! не торопись отв?томъ. Помни: вс?, аркадскіе принцы калифы на часъ… А потомъ ихъ спускаютъ черезъ трапъ прямо въ адъ, съ разжалованіемъ въ Ваньки Стиксы.
Митя. Такъ что, дядя, ты теперь выходишь Ванька Стиксъ?
Олимпіада Алекс?евна. Браво, Митя!
Синевъ. И вы противъ меня, аркадская пастушка? Вы, значить, собираетесь разыграть меня въ четыре руки? Н?тъ, слуга покорный! Я уступаю и отступаю…
Когда я былъ аркадскимъ принцемъ,
Когда я былъ аркадскимъ при-и-инцемъ…
Попятившись, наступаетъ на ногу Ратисову, который, вм?ст? съ Верховскимъ и Ревизановымъ, входить изъ столовой.
Ратисовъ. Охъ, если это у васъ называется отступать, то каково же вы наступаете?
Синевъ. Виноватъ, дядюшка.
Ратисовъ. Богъ проститъ. А каламбурчикъ мой зам?тили?
Синевъ. Прелесть. Вы всегда каламбурите или только когда вамъ наступятъ на мозоль?
Ратисовъ. У меня юморъ брызжетъ.
Синевъ. Вы бы въ юмористическіе журналы писали, а?
Ратисовъ. Пишу.
Синевъ. Ой ли? И ничего, печатаютъ?
Ратисовъ. Съ благодарностью.
Синевъ. Скажите!
Ратисовъ. Ц?нятъ. Вы, говорятъ, ваше превосходительство, юмористъ pur sаng, а нравственности у васъ что у весталки. Вы не какой-нибудь борзописецъ съ улицы, но патрицій-съ, аристократъ сатиры. Этакаго чего-нибудь р?зкаго, съ густыми красками, слишкомъ см?шного, не семейнаго, y васъ ни - ни.
Синевъ. Подъ псевдонимцемъ качаете?
Ратисовъ. Разум?ется. "Д?йствительный юмористъ", это я. Я было хот?лъ подписываться "д?йствительный статскій юмористъ" - этакъ слегка намекнуть публик?, что я не кто-нибудь, не праздношатающій бумагомаратель. Но цензура воспротивилась. Оставила меня безъ статскаго… Мысль! Позвольте карандашикъ.
Синевъ. Вдохновеніе заиграло?
Ратисовъ. Мысль: д?тей оставляютъ безъ сладкаго, а меня оставили безъ статскаго… Правда, хорошо?
Синевъ. Изумительно!
Ратисовъ. Запишу и разработаю па досуг?…
Пишетъ. Синевъ отходить къ Олимпіад? Алекс?евн?, которая въ сторон? бес?дуетъ съ Митей.
Митя. Вотъ вы все надо мною см?етесь, а я… я даже Добролюбова читалъ, ей Богу. Хоть весь классъ спросите… Ужъ я такой! Я могу понимать: y меня серьезное направленіе ума…
Смолкаетъ при приближеніи Синева. Вс? трое остаются въ глубин? сцены, въ тихомъ шутливомъ разговор?.
Верховскій. Какъ угодно, Андрей Яковлевичъ, а все это софизмы.
Ревизановъ. Какъ для кого.
Верховскій. Вы меня въ свою в?ру не обратите.
Ревизановъ. Я и не пытаюсь. Помилуйте.
Верховскій. Я даже позволяю себ? думать, что это и не ваша в?ра.
Ревизановъ. Напрасно. Почему же?
Верховскій. В?ра безъ д?лъ мертва, а y васъ слова гораздо хуже вашихъ д?лъ.
Ревизановъ. Спасибо за лестное мн?ніе.
Верховскій. На словахъ, вы мизантропъ и властолюбецъ.
Ревизановъ. Я, д?йствительно, люблю власть и, въ огромномъ большинств?, не уважаю людей.
Верховскій. Однако вы постоянно д?лаете имъ добро?
Ревизановъ. Людямъ? Н?тъ.
Верховскій. Какъ н?тъ? Вы строите больницы, училища, тратите десятки тысячъ рублей на разныя общеполезныя учрежденія… Если это не добро, то что же по-вашему?
Ревизановъ. Кто вамъ сказалъ, что я д?лаю все это для людей и что д?лаю съ удовольствіемъ?
Верховскій. Но…
Ревизановъ. Мало ли что приходится д?лать! Жизнь взятокъ требуетъ. Только и всего.
Ратисовъ. Андрей Яковлевичъ клевещетъ на себя. Онъ д?лаетъ добро инстинктивно. Онъ хочетъ, самъ не сознавая того, отслужить свой долгъ предъ обществомъ, которое его возвысило.
Ревизановъ. Долгъ!.. Отслужить!..
Верховскій. Вы см?етесь?
Ревизановъ. Н?тъ. Я только нахожу эти слова неестественными. Зач?мъ челов?къ будетъ служить обществу, если онъ въ состояніи заставить общество служить ему? Къ чему обязываться чувствомъ долга, когда им?ешь достаточно см?лости, чтобы покоряться лишь голосу своей страсти?
Верховскій. Сколько вамъ л?тъ?
Ревизановъ. Сорокъ четыре
Верховскій. Мн? пятьдесятъ шесть… Странно. Разница не такъ ужъ велика… а, - извините меня! - я не понимаю васъ, мы словно говоримъ на разныхъ языкахъ.
Ревизановъ. Да, такъ оно и есть. Я говорю на языкъ природы, а вы на языкъ культуры. Вы толкуете о господств? долга, а я о господств? страсти. Вы стоите на исторической, условной точк? зр?нія, а я на абсолютной истинъ. Вамъ нравится, чтобы ваша личность исчезала въ обществ?; я напрягаю вс? силы, чтобы, наоборотъ, поставить свою волю выше общей.
Синевъ (издали). Вотъ какъ!
Ревизановъ. Вы что-то сказали?
Синевъ. Простите, пожалуйста, но вы мн? напомнили… впрочемъ, неудобно разсказывать: не совс?мъ ловкое сближеніе…
Ревизановъ. Не стесняйтесь.
Синевъ. Я уже слышалъ вашу фразу недавно, на допрос? одного интеллигентнаго… убійцы съ ц?лью грабежа. Онъ, между прочимъ, тоже опред?лялъ преступленіе, какъ попытку выд?лить свою личную волю изъ воли общей, поставить свое я выше общества.
Ревизановъ. Да, въ сознательномъ преступленіи есть этотъ отт?нокъ.
Верховскій. И преступленіе обычная дорога къ вашему излюбленному царству страсти.
Ревизановъ. Бываетъ.
Верховскій. Хорошая дорога, скажете?
Ревизановъ. По крайней м?р?, хоть куда-нибудь приводитъ.
Верховскій. Помилуйте! да если вс? станутъ такъ думать и жить… что же это будетъ? В?дь въ такой компаніи люди пожрутъ другъ друга.
Ревизановъ. Что же? Горе поб?жденнымъ….
Входятъ Людмила Александровна и Сердецкій. Людмила Александровна садится въ т?ни, въ глубин? сцены.
Синевъ. Все это прекрасно, Андрей Яковлевичъ теоріи можно разводить всякія, и, пока ваше царство страсти остается въ мір?, такъ сказать, умозрительномъ, намъ, обыкновеннымъ смертнымъ, можно съ гр?хомъ пополамъ жить на св?т?. Но скверно, что изъ теоретической? области то и д?ло проскальзываютъ фантомы въ действительную жизнь.
Ревизановъ. А вы ихъ ловите и отправляйте въ м?ста не столь и столь отдаленныя. Это ваше право.
Синевъ. Да, в?дь вс?хъ не переловишь.
Ревизановъ. А не поддаваться ихъ право.
Синевъ. Иного и схватишь, нить! Скользокъ, какъ угорь, вывернется и уйдетъ въ мутную воду. Законъ - д?ло рукъ челов?ческихъ, а преступленіе д?ло природы. Законъ им?етъ рамки, а преступленіе н?тъ. Законъ гонится за преступленіемъ, да не всегда его догоняетъ. Да вотъ вамъ прим?ръ. Вчера я слышалъ одну исторію: попробуйте пресл?довать ея героя по закону…
Олимпіада Алекс?евна, (отрываясь отъ разговора съ Митей). Если что-нибудь страшное, не разсказывай: я покойниковъ боюсь.
Синевъ. Д?ло на Урал?.
Ревизановъ. Знакомыя м?ста.
Синевъ. Герой м?стный Крезъ, скучающій россіянинъ изъ любимаго вами, Андрей Яковлевича типа людей страсти и личнаго произвола…
Верховскій. Проще сказать: самодуръ.
Сипевъ. Но образованный, зам?тьте.
Ревизановъ. Есть тамъ такіе. Ну-съ?
Синевъ. Развлеченія ради, задумался этотъ Крезъ влюбиться въ н?которую барыньку, жену довольно вліятельнаго въ т?хъ м?стахъ лица… Барынька оказалась не изъ податливыхъ…
Сердецкій. Крезъ поклялся, что возьметъ ее, во что бы то не стало…
Синевъ. Откуда вы знаете?
Сердецкій. Предположилъ по шаблону, всегда такъ бываетъ.
Синевъ. Да… И началъ орудовать. Да в?дь какъ! Супругъ упрямой красавицы до т?хъ поръ отлично шелъ по службъ, а теперь вдругъ, ни съ того ни съ сего, запутался въ какихъ-то упущеніяхъ, попалъ подъ судъ и вылет?лъ въ отставку съ запачканнымъ формуляромъ. Въ обществ? пошли гадкіе слухи о поведеніи молодой женщины. Репутація несчастной была разбита, семейная жизнь ея превратилась въ адъ. Знакомые отъ нея отвернулись, мужъ вколачивалъ жену въ гробъ ревностью, родныя д?ти презирали ее, какъ развратную женщину…
Людмила Александровна. Ахъ!
Синевъ. А? что? вамъ опять нехорошо, кузина?
Людмила Александровна. Не обращайте на меня вниманія: такъ… приступъ мигрени…
Олимпіада Алекс?евна. Ну, а конецъ-то, конецъ твоего романа?
Синевъ. Въ одинъ прекрасный вечеръ…
Сердецкій. Посл? ужасной семейной сцены…
Синевъ. Вы, Аркадій Николаевичъ, невозможны съ вашею прозорливостью. Ну-да, посл? ужасной семейной сцены, горемычная барынька ушла, въ чемъ была, изъ дома и постучалась таки…
Сердецкій. Къ Крезу.
Ревизановъ. Что и требовалось доказать.
Верховскій. Вотъ видите, Андрей Яковлевичъ.
Ревизановъ. Виноватъ. Позвольте, господа. Чего вы отъ меня хотите? Что-бы я не осудилъ этотъ поступокъ? Осуждаю. Но в?дь я не утверждалъ, что люди страсти хорошіе люди. Я только говорилъ, что это люди, которые хотятъ быть счастливыми, ум?ютъ брать свое счастье съ боя и ради него на все готовы…
Людмила Александровна. На все?!
Ревизановъ. Я раньше слыхалъ вашу исторію, Петръ Дмитріевичъ, и хорошо знаю ея героя.
Синевъ (въ сторону). М?дный лобъ!
Ревизановъ. Это, д?йствительно, упрямый и страстный челов?къ.
Людмила Александровна (не глядя на него, издали). А… а сов?сть? упрекаетъ его когда-нибудь?
Ревизановъ (окидываетъ ее внимательнымъ взоромъ… посл? краткаго молчанія, р?шительно). Не думаю.
Людмила Александровна, съ тихимъ содроганіемъ, поникаетъ головою.
Олимпіада Алекс?евна. Скучная твоя исторія, Петя. Я думала, онъ ее убьетъ или она его.
Синевъ. Да вы же покойниковъ боитесь?
Олимпіада Алекс?евна. Я только утопленниковъ, если въ вод? долго пробыли, а, если съ револьверомъ, ничего… даже интересно.
Синевъ. Жестъ красивъ?
Олимпіада Алекс?евна. Вотъ именно.
Ратисовъ. Господа, отвлеченности вещь хорошая, только, знаете ли, винта они все-таки не зам?нятъ.
Синевъ. Демос?енъ глаголетъ вашими устами, дядюшка.
Ратисовъ. У меня въ кабинета уже приготовленъ столикъ.
Верховскій. Такъ что же мы теряемъ золотое время?
Олимпіада Алекс?евна (Ревизанову). Какъ? разв? вы играете?
Ревизановъ. Съ особеннымъ удовольствіемъ.
Митя. Опять она къ нему!
Синевъ (нап?ваетъ Мит?). Пойметъ ли кто души моей волненье?
Олимпіада Алекс?евна (Ревизанову). Такъ что и теперь?
Ревизановъ. Соблазняюсь.
Олимпіада Алекс?евна. А я было хот?ла показать вамъ нашъ зимній садъ…
Синевъ. Знаемъ мы этотъ зимній садъ, сами хаживали…
Митя. О!!!..
Олимпіада Алекс?евна. Это - мой любимый уголокъ… такой поэтический…
Митя. Смотр?ть такими глазами на какой-то денежный м?шокъ!
Синевъ. Говорю теб?: гимназистамъ при капиталистахъ не везетъ.
Ратисовъ (изъ кабинета). Андрей Яковлевичъ! Петруша! Что же вы, господа? Ждемъ.
Ревизановъ. Вы слышите…
Уходитъ.
Олимпіада Алекс?евна. Ну, пропустилъ моментъ - теб? же хуже. Была бы честь предложена, а отъ убытка Богъ избавилъ.
Синевъ (хохочетъ). Сорвалось!
Олимпіада Алексеевна. Митя… Ты вид?лъ въ нашемъ зимнемъ саду новую бес?дку?
Синевъ. Н?тъ, видно, и гимназистамъ иной разъ бываетъ удача…
Отходить къ Серд?цкому, см?ясь, говорить съ нимъ.
Митя. Новую бес?дку? Н?тъ-съ, не видалъ. Да, и вид?ть не желаю. Показывайте господину Ревизанову!
Олимпіада Алексеевна. Ай, какой Отелло! Вздоръ! Вздоръ!.. Давай руку. Изволь провожать меня… сегодня ты мой аркадскій принцъ.
Митя. Что вы хотите этимъ сказать?
Олимпіада Алекс?евна. Ты слышалъ…
Митя. Я - такой!.. Я не ум?ю шутить любовью. У меня чувства. Я не понимаю легкихъ отношеній къ женщин?.
Олимпіада Алекс?евна. Ахъ, батюшки! что же? Б?жимъ вдвоемъ на необитаемый островъ?
Митя. Я, коли что, на всю жизнь. У меня это просто. Весь классъ знаетъ…
Олимпіада Алекс?евна. Да ты руку-то давай.
Митя. Руку?.. Руку извольте. А только я легкихъ отношеній не понимаю. Я такой!
Идутъ къ дверямъ.
Синевъ. Тетушка! Вы не Олимпіада, - вы Иродіада!!!
Олимпіада Алекс?евна. Что такъ?
Синевъ. Младенцевъ избивать стали.
Митя. Опять дразнишься? Чортъ бы тебя побралъ.
Олимпіада Алекс?евна и Митя уходятъ. Синевъ хочетъ войти въ кабинетъ. Людмила Александровна его окликаешь.
Людмила Александровна. Петръ Дмитріевичъ.
Синевъ. Я, кузина.
Людмила Александровна. Этотъ Ревизановъ… герой… герой вашей исторіи… не правда ли?..
Синевъ молча и выразительно показываетъ въ сторону Ревизанова.
Людмила Александровна. Благодарю васъ.
Синевъ ушелъ.
Сердецкій. Что съ вами сегодня?
Людмила Александровна. Ничего… нездоровится немного… право, не обманываю.
Сердецкій. Ничего? А мн? кажется, очень много. И кажется, что нездоровится не т?лу вашему, по душ?. И еще кажется… говорить что ли?
Людмила Александровна. Какъ хотите…
Сердецкій. Что виновата въ вашемъ разстройств? этотъ господинъ…
Людмила Александровна. Ревизановъ? Вздоръ какой… Вы, Аркадій Николаевичъ, по старой памяти, всегда н?сколько ревнивы къ новымъ лицамъ.
Сердецкій (см?ясь). Можетъ быть, можетъ быть… Хотя Ревизановъ не совс?мъ новое лицо. Онъ, такъ сказать, лишь "въ первый разъ по возобновленіи"… и… и вы любили его когда-то.
Людмила Александровна. А! Вы могли бы не напоминать мн?… Какой позоръ! какой ужасъ!
Сердецкій. Онъ не позволилъ себ? намекнуть на ваши прошлыя отношенія?
Людмила Александровна. Н?тъ, н?тъ!
Сердецкій. Я зам?тилъ два - три странныхъ взгляда, брошенныхъ имъ на васъ.
Людмила Александровна. Что же они говорили?
Сердецкій. По-моему, смыслъ ихъ былъ: "старая любовь не ржав?етъ"…
Людмила Александровна. Ха-ха-ха! Б?дный Аркадій Николаевичъ! Вы такъ любите меня, что воображаете, будто вс? смотрятъ на меня вашими глазами… Голубчикъ! Гд? намъ поб?ждать такихъ избалованныхъ Донъ-Жуановъ? Я молода и недурна собою только для вашей влюбленной слепоты.
Сердецкій. Н?тъ. Вы очень хороши собою, на какой угодно избалованный вкусъ. А этихъ пресыщенныхъ прихотниковъ я знаю. Подобный господинъ способенъ пресл?довать васъ даже безъ всякой любви, а просто потому, что вотъ оригинально: потому, что вы Верховская, что у васъ чудная репутація, что у васъ взрослыя д?ти, что у васъ н?тъ и никогда не было любовника, и что есть свинское блаженство осквернить все это, растоптать, залить грязью… Если г. Ревизановъ вздумаетъ надо?дать вамъ, и вамъ нуженъ будетъ другъ, вы, я над?юсь, знаете, гд? его искать?
Людмила Александровна (преодолевая свое волненіе, шутливо кладетъ руку на его голову). Гд? же, какъ не въ этомъ старомъ, с?домъ челов?к?, съ юношескимъ сердцемъ и влюбленными глазами… Ахъ, вы, рыцарь мой!
Сердецкій (ц?луетъ ея руку). Ну, вотъ, вы шутите, и я спокоенъ… А слова мои все-таки попомните. До свиданья: мн? пора въ редакцію, и я ухожу на французскій манеръ, не прощаясь съ хозяевами. Пусть винтятъ. До свиданья.
Уходить, но возвращается отъ дверей и пытливо смотритъ въ глаза Людмил? Александровн?, взявъ ее за об? руки.
Такъ ничего н?тъ, ничего?
Людмила Александровна. Да что это, право? Мнительность какая! Ахъ, Аркадій Николаевичъ!
Сердецкій. Ну, ну, не сердитесь… не буду, не буду, я уже ушелъ, ушелъ… Всего вамъ хорошаго, моя золотая.
Въ дверяхъ смотритъ на нее въ полъ-оборота.
Эхъ! Да когда же я, старый чортъ, любить-то ее перестану?
Уходить.
Людмила Александровна (одна). Чувствуетъ… Признаться проситъ… Да ни за что! никогда! На пытку пойду, пусть меня клещами рвутъ не признаюсь!.. Ну что же?… Кончено: поб?ждена. Въ чьихъ я рукахъ! въ чьихъ рукахъ!.. Боже мой! Я такъ слаба, а онъ такъ силенъ и золъ. Хочешь ты испытать, какъ разгн?ванный мужъ, въ б?шенств?, отталкиваетъ развратную жену? хочешь ты услыхать позорную брань изъ устъ своихъ д?тей?.. Д?ти мои! милыя! Вы ростете, вс? вами любуются, какія вы добрыя, честныя. Кто васъ ростилъ, кто училъ, кто жилъ съ вами одною жизнью? Я! Все я! И теперь показать вамъ, что я всю жизнь лгала и прятала подъ красивыми словами позорное прошлое? Н?тъ, я должна спасти себя отъ презр?нія д?тей, потому что должна спасти ихъ отъ ненависти ко мн?. Если челов?ку противна родная мать, что же уважать остается ему на св?т?? Пусть я стану еще порочн?е и хуже, но лишь предъ самою собой. Моя семья останется счастливой, а за мои гр?хи я отв?чу предъ Богомъ…
Въ кабинет? хохотъ.
Верховскій. Ха-ха-ха! безъ трехъ, милый Андрей Яковлевичъ! безъ трехъ!.. Ха-ха-ха! Помилуйте, господа, могъ ли я предполагать, что сажусь играть съ такими мастерами?
Синевъ. Скромничаете, дяденька, скромничаете! знаемъ мы васъ, какъ вы плохо играете.
Ревизановъ. Хорошо, что моя очередь выходить… Хоть духъ переведу, а то просто въ жаръ бросило…
Людмила Александровна. Будь, что будетъ. Мною держится мой домашній очагъ. Онъ даетъ св?тъ и тепло слишкомъ многимъ. Я не им?ю права разрушать его…
(Ревизановъ выходить изъ кабинета. Онъ молча смотритъ на Людмилу Александровну. Она, вся трепещущая, сжимается, какъ отъ холода. Н?мая сцена.)
Людмила Александровна (посл? долгаго молчанія, почти шепотомъ). Я буду у васъ… я… я повинуюсь.
Занав?съ.
Д?ЙСТВІЕ III
Роскошный номеръ въ московской первоклассной гостиниц?. Вечеръ.
Ревизановъ одинъ у письменнаго стола. Леони, въ короткой кофточк?, въ шаочк?, съ хлыстомъ въ рук?, тихо входить.
Леони. Ohe! mon gros… вотъ и я! Ты занять? Я м?шаю?
Ревизановъ. И очень.
Леони. Я на одну минуту
Ревизановъ. Почему ты не въ циркъ?
Леони. Я скачу въ третьемъ отд?леніи, предпосл?днимъ номеромъ. Воспользовалась свободнымъ временемъ, за?хала къ теб? не утерп?ла… Аh, vieux cochon! Я таки люблю тебя немножко…
Садится.
Ревизановъ. Гмъ… Гмъ…
Леони. Сколько бумагъ! и все д?ловыя!
Ревизановъ. Конечно.
Леони. Даже… даже вотъ этотъ голубой листокъ.
Ревизановъ (слегка ударилъ ее по рук? и прячетъ письмо въ карманъ). Оставь.
Леони. Ахъ, извините. Я не знала…
Ревизановъ не отв?чаетъ.
Леони. Знаешь ли, этотъ д?ловой документъ очень похожъ на письмо отъ женщины.
Ревизановъ. Ты находишь?
Леони. Отъ кого эта записка?
Ревизановъ. Это не твое д?ло.
Леони. Однако, мой милый, вы становитесь не слишкомъ-то любезны въ посл?дн?е время.
Ревизановъ. Можетъ быть.
Леони. Я не знаю, ч?мъ это милое настроеніе вызывается у васъ. Можетъ быть, y васъ д?ла не хороши? Можетъ быть, вы влюблены неудачно? Но, во всякомъ случай, я не желаю, чтобы на мн? срывали дурное расположеніе духа. Я къ этому не привыкла.
Ревизановъ. Не трещи… надо?ла.
Леони (вскочила). Я запрещаю вамъ говорить со мною въ этомъ тонъ. Леони никто еще не говорилъ, что она надо?ла.
Ревизановъ. Ну, а я говорю.
Леони (топнула ногою, въ гн?вныхъ слезахъ). Это гнусно, гнусно такъ обращаться съ женщиной.
Ревизановъ. Да полно, пожалуйста! Что за трагедія? Я никакъ съ тобою не обращаюсь. Ты б?снуешься и ругаешься, а я нахожу, что это скучно, вотъ и все.
Леони. Если вамъ скучно со мною, отпустите меня, разойдемся. Не вы одинъ любите меня, я найду свое счастье съ другимъ.
Ревизановъ. Съ другими, Леони, съ другими, надо быть точною въ выраженіяхъ.
Леони. Вы никогда не любили меня, если можете шутить со много такъ обидно.
Ревизановъ. Разум?ется, никогда. Кажется, y насъ, когда мы сходились, и разговора объ этомъ не было. А ты разв? любила меня и любишь? Вотъ была бы новость.
Леони (горько). Н?тъ, этой новости вы не услышите… Я васъ, конечно, и не люблю, и не уважаю… вы для меня просто м?шокъ, откуда можно брать деньги… не такъ ли?
Ревизановъ. Не знаю, какъ по-твоему, по-моему, такъ. Да я ни на что бол?е и претензій не им?ю. Я плачу и не жалуюсь. Ты очень эффектная и занимательная женщина…
Леони. А, главное, въ мод?. Такъ пріятно, в?дь, чтобы вся Москва кричала: вотъ Ревизановъ, который отбилъ знаменитую Леони у князя Носатова.
Ревизановъ. Не скрываю: и это не безъ пріятности.
Леони. Вотъ этой-то славы у васъ и не будетъ больше. Не будетъ у васъ Леони. Кусайте себ? тогда локти… и ут?шайтесь вонъ съ этою, которая пишетъ вамъ письма… виновата, д?ловые документы - на голубой бумагъ.
Ревизановъ. Будетъ другая слава, и гораздо бол?е пикантная… Станутъ говорить: вотъ Ревизановъ знаете, тотъ самый, который выгналъ отъ себя знаменитую Леони.
Леони (б?шенымъ крикомъ). Lаche!
Ревизановъ (тихо). Пошла вонъ!
Н?мая сцена. Леони подъ взглядомъ Ревизанова пятится къ дверямъ, какъ зв?рь отъ укротителя.
Леони издали грозитъ хлыстомъ.
Леони. Васъ сл?довало бы вотъ этимъ!
Ревизановъ грозно поднимается съ м?ста и д?лаетъ къ Леони два шага. Она, струсивъ, бросаетъ въ него хлыстомъ и уб?гаетъ.
Ревизановъ (поднялъ хлыстъ, осмотр?лъ его, подавилъ пружину, ручка хлыста отскакиваетъ, обнаруживая потайной кинжалъ). Изящная вещичка. Сохранимъ на память объ освобожденіи отъ иноплеменницы… Не прилет?ла бы она мириться? Вотъ было бы не кстати.
Бросаетъ хлыстъ на письменный столъ и звонитъ. Вошедшему челов?ку.
Іоганъ, зам?тили вы даму, которая отъ меня вышла?
Челов?къ. Мадамъ Леони?
Ревизановъ. Да. Меня для нея н?тъ дома.
Челов?къ. Слушаю-съ.
Ревизановъ. Передайте это швейцару. А зат?мъ приготовьте столъ, дайте фруктовъ, крюшонъ, цв?товъ получше… У меня ужинаетъ другая дама… Да! Скажите швейцару: не надо, чтобы ее вид?ли. Пусть проведетъ какъ-нибудь поосторожн?е. Ну, живо!
Челов?къ уходитъ.
Ревизановъ (вынимаетъ изъ кармана спрятанное письмо). "Очень можетъ быть, что письмомъ этимъ я д?лаю новую ошибку и даю вамъ новое оружіе противъ меня. Но все равно. Если вы хотите погубить меня, то погубите и безъ этихъ жалкихъ строкъ. Я въ посл?дній разъ пытаюсь смягчить ваше сердце. Сжальтесь, оставьте меня въ поко?. На что я вамъ? Мало ли женщинъ красив?е меня? Я не молода, я мать семейства, y меня взрослыя д?ти. Пощадите мою сов?сть. Какъ я буду смотр?ть имъ въ глаза? Отпустите меня на волю! Клянусь, я буду благодарна вамъ, какъ благод?телю. Вы пріобр?тете друга, в?рнаго и преданнаго, какого у васъ еще не было"… (Прячетъ письмо въ бумажникъ). Мн? противъ воли жаль ее. Но отказаться отъ нея невозможно. Она зац?пила меня слишкомъ кр?пко. "Не молода"… "мало ли красив?е меня"… Разв? любятъ за молодость, за красоту? Любятъ потому, что любится. Любятъ не женщину, но свою прихоть къ ней. Она дорога мн?, потому что съ нею надо бороться, надо покорить ее, завоевать… Уступить ей сейчасъ значить быть поб?жденнымъ во второй разъ… Ни за что! (Входить челов?къ). Что вамъ?
Челов?къ (подаетъ карточку). Желаетъ васъ вид?ть.
Ревизановъ. Синевъ? Такъ поздно? Вотъ не вовремя. (Смотритъ на часы). Усп?ю сплавить. Просите.
Синевъ входитъ, слегка навесел?.
Синевъ. Андрей Яковлевичъ извините, что я не званый и яко тать въ полунощи…
Ревизановъ. Всегда радъ вамъ, Петръ Дмитріевичъ, душевно радъ.
Синевъ. Да что вамъ радоваться-то? Что я для васъ представляю? Такъ, грубіянъ - мальчишка, моська - знать, она сильна, что лаетъ на слона.
Ревизановъ. Батюшки! что за униженіе паче гордости.
Синевъ. Да, право. Я в?дь къ вамъ съ повинною, ей Богу, съ повинною. Об?дали это мы сейчасъ съ товарищами, и вдругъ говорятъ мн?, что вы вчера за вс?хъ нашихъ студіозовъ недостаточныхъ плату въ университетъ внесли. До земли вамъ поклонъ! Великол?пно, батенька!
Ревизановъ. Что тутъ великол?пнаго! Вы же мой взглядъ на благотворительность знаете. Еще одна неизб?жная взятка обществу. Только и всего.
Синевъ. Э, батенька! дудки! Теперь не обморочите. Знаемъ мы, какъ васъ понимать, притворщикъ вы!.. Мы за ваше здоровье три бутылки клико осушили. Зам?тно?
Ревизановъ. Не очень.
Синевъ. Ну, бутылки высохли, а душа размякла.
Ревизановъ. И нашелъ покаянный стихъ?
Синевъ. Думаю, вотъ челов?къ, къ которому я несправедливъ. Онъ всегда ко мн? внимателенъ, ласковъ, любезенъ, всею душою ко мн?, а я противъ него все на дыбы, да на дыбы.
Ревизановъ. Это вы о нашихъ дебатахъ у Верховскихъ?
Синевъ. Да… и о многомъ. Вотъ же, думаю, докажу справедливость сейчасъ же пойду, за студіозовъ руку ему пожму, да кстати и за всю свою наглость извинюсь.
Ревизановъ. Въ томъ числ?, и за исторійку объ уральскомъ Крез??
Синевъ. Фу! какое это было мальчишество!.. Андрей Яковлевичъ!
Ревизановъ. Не безпокойтесь, я не сержусь.
Синевъ. Меня стоило за уши выдрать, а вы великодушно промолчали.
Ревизановъ. Я въ такихъ случаяхъ всегда молчу.
Синевъ. А, знаете, опасная система.
Ревизановъ. Почему?
Синевъ. Молчаніе могутъ принять за знакъ согласія.
Ревизановъ. А мн? какое д?ло? Пусть принимаютъ.
Синевъ. Андрей Яковлевичъ, да в?дь нехорошо… сознайтесь, что было нехорошо.
Ревизановъ. Хорошо или нехорошо, а не перем?нишь, если было. Хвалиться неч?мъ, а отрекаться гордъ.
Синевъ. См?лый вы челов?къ.
Ревизановъ. Да, роб?ть не въ моихъ правилахъ. Д?ло въ томъ, Петръ Дмитріевичъ, что, если челов?къ самъ сознаетъ въ себ? преступника и не боится имъ остаться, такъ трусить посторонней болтовни и считаться съ нею ему нечего.
Синевъ. Послушайте! это…
Ревизановъ (см?ется). Н?тъ, вы погодите хватать меня за шиворотъ. Я не дамся. Я если и преступникъ, то на законныхъ основаніяхъ.
Синевъ. Чортъ знаетъ, что такое! Съ вами разговаривать что по канату ходить.
Ревизановъ. Однажды я поссорился съ н?которымъ банкиромъ. Взорвалъ его на воздухъ: лопнулъ банкиръ, б?жалъ въ Америку. Десятки семействъ разорились, были случаи убійствъ, сумасшествій.
Синевъ. Что же, изъ этого сл?дуетъ?
Ревизановъ. Недавно я сыгралъ на пониженіе черепановскихъ акцій, заработалъ полъ-милліона, но опять пустилъ по-міру десятки, можетъ быть, даже сотни людей…
Синевъ. Ну, что же, конечно… Но вы д?йствовали въ пред?лахъ своего права…
Ревизановъ. Если вы считаете меня въ прав? убивать сотню челов?къ крахомъ банка, почему мн? не убить одного челов-ка ножемъ?
Синевъ. Софизмъ, батюшка, старые софизмы. Да еще съ пресквернымъ ароматомъ: Сибирью пахнутъ.
Ревизановъ. Такъ бы я и позволилъ вамъ отправить меня въ Сибирь.
Синевъ. Тутъ позволенія не спрашиваютъ.
Ревизановъ. Между мною и Сибирью три барьера: ловкость, см?лость и богатство.
Синевъ. Деньгами отъ уголовщины не отвертитесь.
Ревизановъ. Будто?
Синевъ. Замять уголовное д?ло? Да ни за сто тысячъ.
Ревизановъ. За иныя д?ла платятъ и больше.
Синевъ. Порядочному челов?ку это безразлично.
Ревизановъ. Порядочному? А вы им?ли когда-нибудь въ своемъ распоряженіи сто тысячъ?
Синевъ. Конечно, н?тъ.
Ревизановъ. Хорошая сумма. Круглая.
Синевъ. Какая бы ни была.
Ревизановъ. Вы безкорыстны. Это д?лаетъ вамъ честь.
Синевъ. Подкупъ? Ну, сегодня вы откупитесь, завтра, посл?завтра… но не монетный же вы дворъ, чтобы постоянно выбрасывать тысячи изъ кармана.
Ревизановъ. Да и не каторга же я воплощенная, чтобы постоянно нуждаться въ подкуп?…
Входитъ челов?къ и начинаетъ сервировать столъ.
Синевъ. Э, да вы ждете кого-то?
Ревизановъ. Есть тотъ гр?хъ.
Синевъ. Даму?
Ревизановъ. Увы!
Синевъ. И деликатничаетъ, не скажетъ, а я-то разс?лся… Гоните меня безъ церемоніи въ шею.
Ревизановъ. Ну, въ шею, зач?мъ же? А вотъ, если бы вы теперь сами ушли, я васъ задерживать не буду.
Синевъ. Знаю, батюшка, знаю вашу даму. Шикъ на всю Москву.
Ревизановъ. Посошекъ на дорожку?
Синевъ. Охъ, мн?-то ужъ и многовато, пожалуй… Ну, да съ такимъ занятнымъ челов?комъ.
Пьютъ.
Ревизановъ. А завтра вы у меня об?даете.
Синевъ. Не могу, Андрей Яковлевичъ, завтра воскресенье, я абонированъ Верховскими.
Ревизановъ. Ага. Тогда въ понед?льникъ. Кланяйтесь Верховскимъ.
Синевъ. Верховскому solo. Людмила Александровна у?хала.
Ревизановъ. Да?
Синевъ. Въ деревню, къ тетк?… помните Алимову Елену Львовну?
Ревизановъ. Еще бы. Почтенная старушка, Когда же?
Синевъ. Сегодня въ четыре часа. Я провожалъ. Она вчера сразу надумала и собралась ?хать.
Ревизановъ. Елена Львовна! Сколько л?тъ я ея не видалъ… Друзьями были… Скажите: давно она стала землевлад?лицею? Я что-то не помню, чтобы у нея было им?ніе.
Синевъ. Помилуйте! Вы забыли! Родовое чудное им?ніе въ Рязанской губерніи. Ея земля въ двухъ верстахъ отъ Осиновки. Знаете, большой буфетъ?
Ревизановъ. Какъ же, зналъ. (Смотритъ на часы). Петръ Дмитріевичъ, простите…
Синевъ. Помилуйте, что вы? Разв? я не понимаю? До пріятн?йшаго свиданія.
Ревизановъ. А еще стаканчикъ? прощальный? а?
Синевъ. Ну, васъ! Мефистофель!
Пьютъ.
Больше и не просите. До пріятн?йшаго!
Уходитъ.
Ревизановъ. Лекокъ тоже! Хочетъ читать въ сердцахъ, а изъ самого качай в?сти, какъ воду изъ колодца… Итакъ, у?хала… Гмъ… признаюсь, это довольно неожиданно… (Беретъ съ этажерки жел?знодорожный путеводитель и перелистываетъ). Гмъ… четыре часа… Осиновка… такъ, такъ… Ха-ха-ха! А встр?чный-то по?здъ въ Малиновыхъ Зоряхъ? Я и забылъ… (Челов?ку). Іоганъ! Завтра вы разбудите меня въ одиннадцать. Больше носа сюда не показывать. Маршъ!
Челов?къ уходитъ.
Ну, а если этотъ отъ?здъ настоящее б?гство… б?гство опрометью, куда глаза глядятъ, лишь бы спрятаться? Н?тъ! не можетъ быть! не посм?етъ!.. Но если?.. Берегись тогда, красавица! И посильн?й тебя людей скручивалъ я въ бараній рогъ… Странно, одна-ко, какъ кр?пко она меня зац?пила… Подумаешь, жду перваго свиданія… Нервы, что струны въ разстроенномъ фортепьяно… Вонъ даже руки дрожатъ.
Легкій стукъ въ двери.
А-а-а!.. Войдите.
Людмила Александровна въ дорожномъ туалет?, подъ густымъ вуалемъ.
Ревизановъ. Наконецъ-то!
Идетъ навстр?чу Людмилы Александровны и помогаетъ ей снятъ шубку.
Богъ мой! черный вуаль, черное платье… по комъ вы въ траур??
Людмила Александровна. По своей сов?сти.
Ревизановъ. Какъ громко и… печально! Но не ужели и личико ваше сегодня такое же траурное? Откройте его, дорогая, дайте полюбоваться.
Людмила Александровна поднимаешь вуаль. Ревизановъ долго смотритъ на нее.
Ахъ, хороша!.. Что вы сд?лали съ собою, Людмила? Вы богиней смотрите. Говорятъ, страсть д?лаетъ женщинъ красивыми. Ужъ не влюбились ли вы за эти дни?
Людмила Александровна. Ненависть то же страсть.
Ревизановъ. А вы ненавидите меня?
Людмила Александровна (глядитъ ему прямо въ глаза). Да, я васъ ненавижу.
Ревизановъ. Да?
Людмила Александровна пожимаетъ плечами. Ревизановъ смотритъ на нее съ гн?вомъ и тоскою. Потомъ быстро подходитъ къ столу и выпиваетъ, одинъ за другимъ, два стакана вина.
Ревизановъ. Ха-ха-ха! Это любопытно. Часъ тому назадъ, я выгналъ отсюда мою Леони - женщину, страстно влюбленную въ меня, потому что надо?ла она мн? до отвращенія. И вотъ возмездіе: я самъ, страстно влюбленный, принимаю на томъ же м?ст? другую женщину, и эта женщина меня ненавидитъ. Странные контрасты случаются въ жизни.
Людмила Александровна. И страшные.
Ревизановъ. Но зач?мъ же вы такъ мрачны? Ненавидьте меня, сколько хотите. Но уговоръ: не портите мн? минуты давно жданнаго счастья. Выпейте стаканъ вина и не горюйте: что горевать? Жизнь хорошая штука. Я добрый малый гораздо добр?е, ч?мъ вы думаете, - и вы не будете въ убытк?, повинуясь мн?… За ваше здоровье! Пейте и вы, - я хочу этого… я прошу васъ…
Пьетъ. Потомъ медленно подходить къ Людмил? Александровн?, становится за ея стуломъ и, наклонясь, ц?луетъ ее въ шею. Людмила Александровна нервно вздрогнула, порывисто встала…..но тотчасъ же опускается на свое м?сто.
Ревизановъ. Вы… оскорбились?
Людмила Александровна. Я ваша невольница. Вы властны распоряжаться мною.
Ревизановъ. Проклятье! Зач?мъ вы напоминаете мн? это? Невольница! А - что, если я не способенъ отнестись къ вамъ, какъ къ какой-нибудь Леони? Если я васъ слишкомъ уважаю? Если мн? больно быть вамъ ненавистнымъ? Если я люблю васъ?
Людмила Александровна (посл? недолгаго молчанія). Я не могу вамъ запретить говорить о любви, не могу и запретить любить меня, если вы не лжете. Но, если вы меня любите, вы выбрали дурной и позорный путь искать взаимности.
Ревизановъ. Какъ же я долженъ былъ поступить?
Людмила Александровна. Не мн? учить васъ, я не даю уроковъ любви.
Ревизановъ. Однако?
Людмила Александровна. Нельзя порабощать, кого любишь.
Ревизановъ. Ага! вотъ что!
Людмила Александровна. Сперва дайте мн? свободу, а потомъ говорите о любви. Вы держите меня въ заст?нк?, на дыб? и клянетесь: это отъ любви, отъ страстной любви… Стыдно, Ревизановъ!
Ревизановъ. Дать вамъ свободу? То есть отпустить васъ домой и возвратить вамъ письма? Н?тъ, на это я тоже не способенъ.
Людмила Александровна. Ваша воля.
Ревизановъ. Очень можетъ быть, что разыграть съ вами комедію столь рыцарскаго свойства было бы даже практично: дамы ц?нятъ великодушіе и легко идутъ на эту удочку. Но я не охотникъ до комедій. Если я негодяй, какъ вы меня зовете, то, по крайней м?р?, не лицем?ръ. Вотъ я, каковъ, есть. Такимъ и примите меня, такимъ и любите, если можете. А не можете, не надо!
Пьетъ.
Людмила Александровна (про себя). Пытка тяжел?е, ч?мъ я ждала!
Ревизановъ. А мы могли бы сойтись! Намъ сл?довало бы сойтись… Дайте мн? вашу руку… Б?лая, мягкая ручка, а в?дь и крупная, и сильная… Моя красавица! мое божество!… Неужели мы съ вами разойдемся и не оц?нимъ другъ друга?
Людмила Александровна. Разошлись уже однажды… давно… и, кажется, взаимная оц?нка была сд?лана справедливо, по заслугамъ…
Ревизановъ. Тогда! Да кто были мы тогда! Вы - сантиментальная д?вочка, а я челов?къ безъ положенія, дрянь, трусъ. Теперь вы чуть не царица своего общества; я же… полагаю, вы слыхали про мое положеніе, про мою д?ятельность?
Людмила Александровна. Мало хорошаго.
Ревизановъ. Я теперь стою такъ высоко, что скажу глупость, ее найдутъ необыкновенно умною, оригинальною мыслью, сд?лаю мерзость, меня оправдаютъ необычайно широкимъ размахомъ геніальной натуры. Шире дорогу, тузъ идетъ! Настежь ворота предъ финансовымъ геніемъ!
Людмила Александровна. Вы безумный, безумный!.. Мн? страшно съ вами…
Ревизановъ. Да, деньги и твердая воля д?лаютъ челов-ка геніемъ. Мой идеалъ власть. И много ея у меня, и будетъ еще больше. Я не зналъ иныхъ увлеченій. Женщины любили меня, - я д?лалъ изъ нихъ орудіе своихъ ц?лей. И y меня бывали друзья. Но, если другъ м?шалъ мн?, я хваталъ его за горло, какъ врага. Я даже денегъ не люблю: онъ для меня только средство, я никогда не жал?ю терять. Такъ я иду все выше и выше и буду идти, пока смерть не остановить меня…
Людмила Александровна. Куда же наконецъ?
Ревизановъ. Не знаю. Мое будущее фантастически сонъ.
Людмила Александровна. Жить идеаломъ какой-то необъятной тираніи…
Ревизановъ. А! необъятная тиранія это вы хорошо сказали!
Людмила Александровна. Преступный вы, потерянный, несчастный, сумасшедшій челов?къ.
Ревизановъ. Преступленія я не боюсь, а несчастіе познаю только теперь въ посл?дніе дни. Людмила! со мною творится что-то недоброе. Скучно мн? стало одному… Я люблю васъ. Я хочу теперь не властвовать, но принадлежать. Моя душа ищетъ вашей души.
Людмила Александровна. Довольно, Ревизановъ
Ревизановъ. О, н?тъ! Оставьте меня пьян?ть отъ вина и любви и высказываться. Я еще никогда никому не высказывался. А, если бы вы захот?ли идти рука въ руку со мною! А, какъ бы могучи мы были! Смотрите, вотъ бумажникъ: тысячи людей зажаты въ немъ. Выкладываю я изъ него, радость, см?хъ, ликованіе тысячамъ; кладу въ него, - y десятковъ тысячъ слезы льются. Разожму ладонь, - дыши, толпа! Сожму кулакъ, - задыхайся, кровью исходи!
Бросаетъ бумажникъ на столъ.
Людмила Александровна. Боже мой, что говорите вы? Какимъ ядомъ надо отравить свою душу, чтобы выносить въ ней такой чудовищный бредъ?
Ревизановъ. Я все могу, а захотите, и вы будете моею госпожою. Левъ ляжетъ у вашихъ ногъ. Вотъ такъ, вотъ…
Опускается на кол?ни.
Людмила! жизнь моя! счастье мое! разд?ли мою власть, прими мою любовь!
Людмила Александровна. Не надо мн? ни вашей грязной любви, ни вашей дикой власти.
Ревизановъ (медленно поднимается на ноги). Да, не надо. Слишкомъ я чувствую это, что теб? не надо!.. Ваша доброд?тель, ваша репутація въ моихъ рукахъ. Захочу, богиня станетъ простою самкою. Но я не хочу… Мой Богъ! какъ унизить васъ? Унизить ту, кого я поставилъ въ своихъ мечтахъ выше себя, выше своихъ задачъ и надеждъ? Не хочу, не хочу!
Людмила Александровна. Тогда отпустите меня, будьте честны хоть разъ въ жизни.
Ревизановъ. Оскорбляетъ! Оскорбляетъ! Опять оскорбляетъ! всегда, всегда только оскорбляетъ!
Падаетъ на стулъ и закрываетъ лицо руками. Онъ зам?тно пьянъ.
Послушай!… Не сердись, что я говорю теб? "ты"… Я очень люблю тебя, и мн? больно, что мы враги… Я очень несчастенъ, что не ум?ю взять любовь твою… Да, очень! Пожал?й же и ты меня. Если ты уже не въ силахъ полюбить меня, то, по крайней м?р?, не мучь меня безпощадною правдою, не показывай мн? своего отвращенія! Солги мн?, обмани меня сегодня, что ты меня полюбишь… и Богъ съ тобою! иди, куда хочешь: я отдамъ теб? твои письма.
Людмила Александровна. Н?тъ, Андрей Яковлевичъ, я не стану лгать.
Ревизановъ. Людмила, пользуйся, пользуйся случаемъ! Солги! обмани меня скор?е! Несколько минутъ, - и я буду снова трезвъ, холоденъ и жестокъ. Людмила, пользуйся случаемъ!
Людмила Александровна (подходить къ нему стиснувъ зубы, съ горящимъ взоромъ, дрожа вс?мъ т?ломъ). Лгать вамъ? притворяться предъ вами? Да весь мой позоръ легче и достойн?е, ч?мъ эта ложь!.. Я ненавижу васъ. Слышите вы это? Вы можете унизить меня, растоптать; обезславить, но не заставите меня покривить моимъ чувствомъ. Правда моя одна у меня осталась… остальное все ваше. Этого не отнимете: останется мое. Люди не властны надъ вами - къ Богу ненависть мою къ вамъ понесу. Ему поклонюсь ею. Влад?йте мною, и будьте прокляты! Кончимъ этотъ фарсъ. Вы требовали, чтобы я пришла. Я зд?сь. Гд? мои письма?
Ревизановъ (поднимаешь голову, какъ спросонья). Да! ты… вы правы… кончимъ, время кончить!… Ну, не хотите - такъ и не надо! Т?мъ лучше - или т?мъ хуже, - не разберешь.
Пьетъ шампанское.
Къ чорту любовь!
Бросаетъ стаканъ въ каминъ.
Къ чорту!
Встаетъ, совершенно опомнившись.
Къ чорту!
Людмила Александровна. Гд? мои письма?
Ревизановъ. Они зд?сь.
Кладетъ руку на бумажникъ.
Людмила Александровна. Дайте.
Ревизановъ. Рано. Я, моя дорогая, товара въ кредитъ не отпускаю.
Людмила, Александровна со стономъ падаетъ въ кресло.
Ревизановъ. Я былъ въ вашихъ рукахъ вы не воспользовались случаемъ. Сейчасъ снова вы въ моихъ, и я своего не упущу. Самому дороже, Людмила Александровна, я чуть было не продешевилъ. Эти письма дороже, ч?мъ я предполагалъ.
Людмила Александровна. Что вы хотите сказать?
Ревизановъ. То, что я отдамъ вамъ ваши письма не сегодня и не завтра, а когда я того пожелаю. Вы не хот?ли быть моею госпожою, будете моею рабынею…
Людмила Александровна. Я не понимаю… боюсь понять…
Ревизановъ. Очень просто. Я нахожу васъ слишкомъ красивою женщиною, чтобы выпустить васъ на свободу за одно свиданіе.
Людмила Александровна. А! негодяй!
Бросается на Ревизанова.
Ревизановъ (отталкиваетъ ее). Разсчитывайте ваши силы.
Людмила Александровна падаетъ у письменнаго стола. Она зам?чаетъ брошенный на бумагахъ стилетъ Леони и, схвативъ его, прячетъ за спину.
Ревизановъ. Довольно дурачиться. Со мною шутить нельзя. Я приказываю, повинуйтесь.
Беретъ Людмилу Александровну за плечо. Она снизу дважды поражаетъ его стилетомъ.
Ревизановъ. Что это?… неужели…
Падаетъ мертвый.
Людмила Александровна (долго стоитъ надъ нимъ. Н?мая сцена). Что я сд?лала?.. Быть можетъ, живъ?… Н?тъ, холод?етъ… Убила!… О, какъ онъ меня измучилъ, какъ измучилъ… Убила! б?жать отъ него б?жать… (Зам?тивъ бумажникъ Ревизанова). Ахъ! (Бросается къ столу и вынимаетъ изъ бумажника свои письма). Письма! Вотъ оно мое спокойствіе, въ моихъ рукахъ… Б?жать, б?жать!.. (Б?житъ къ дверямъ, потомъ остановилась). Куда?… Разв? уб?жишь отъ этого. Разв? это не погонится за мною всегда, всюду? Казнь зд?сь казнь тамъ… Накажетъ Богъ покараютъ люди…
Стоитъ въ нерешительности. Часы бьютъ два.
Два… До ночного по?зда въ Осиновку еще ц?лый часъ… Никто и не подумаетъ, что я была въ Москв?. Вс? ув?рены, что я въ дорог?… Спасена!..
Быстро над?ваетъ шубку. Стоитъ въ задумчивости, опустивъ руки.
Судъ… каторга…. толпа… позоръ… О, Боже мой!.. Н?тъ! Будь, что будетъ, но пусть меня судитъ Богъ, а не люди! Б?жать! Б?жать!
Уходитъ.
Занав?съ.
Д?ЙСТВІЕ IV
Картина I.
У Верховскихъ. Сердецкій, Митя, Лида.
Сердецкій. И давно, Лидочка, началось это?
Лида. Съ того самаго дня, какъ мама вернулась изъ деревни, отъ бабушки. Она прі?хала съ вокзала и никого не застала дома. Я была въ гимназіи, Митя тоже, папа въ бани. Приходимъ, обрадовались, стали ее ц?ловать, тормошить; и она тоже рада, ц?луетъ насъ. А потомъ бухъ! упала на коверъ: истерика! Хохочетъ, плачетъ, говоритъ несвязно… больше двухъ часовъ не приходила въ себя.
Митя. Раньше этого никогда не бывало.
Сердецкій. Странно. Совс?мъ не похоже на нее.
Лида. Вотъ съ т?хъ поръ и нашло на маму. Нич?мъ не можемъ угодить: такая стала непостоянная. Приласкаешься къ ней, - недовольна: оставь! не надо?дай! ты меня утомляешь! Оставишь ее въ поко? обижается: ты меня не любишь, ты неблагодарная! вы вс? неблагодарные! если бы вы понимали, что я для васъ сд?лала.
Митя. Неблагодарностью она всего чаще насъ попрекаетъ. А какіе же мы неблагодарные? Мы на маму только-что не молимся.
Лида. Истерики у мамы каждый день. Но ужъ вчера было хуже вс?хъ дней. Досталось отъ мамы и намъ, и пап?. И в?дь изъ-за какихъ пустяковъ!
Митя. Я безъ спроса ушелъ къ Петру Дмитріевичу.
Лида. Ахъ, разлюбила мама, совс?мъ разлюбила Петра Дмитріевича. И въ чемъ только онъ могъ провиниться, не понимаю?
Митя. Встр?чаетъ его холодно, молчитъ при немъ, едва отв?чаетъ на вопросы.
Лида. А намъ безъ него скучно: онъ веселый, см?шной, добрый…
Митя. Намедни, на именины, подарилъ онъ мн? револьверъ, тоже что было шума!
Сердецкій. Ну, револьверъ-то теб?, и въ самомъ д?л? лишній. Еще застр?лишь себя нечаянно.
Митя. Помилуйте, Аркадій Николаевичъ! Маленькій я, что ли? Да я въ тиръ пулю на пулю сажаю… Весь классъ спросите. Я такой!
Лида. Раньше, мама сама об?щала ему подарить.
Митя. А тутъ разсердилась, что отъ Петра Дмитріевича, и отняла.
Лида. Въ столъ къ себ? заперла. Тоже говорить, что онъ себя застр?литъ.
Митя. А я пулю на пулю… Вы, Аркадій Николаевичъ, попросите, чтобы отдала.
Сердецкій. Хорошо, голубчикъ.
Митя. А то я всему классу разсказалъ, что у меня револьверъ… дразнить станутъ, что хвастаю. Да, наконецъ, не в?къ мн? быть гимназистомъ… Какой же я буду студентъ, если безъ револьвера?
Голосъ Людмилы Александровны:
Лида! Митя!
Сердецкій. Мама зоветъ. Идите.
Д?ти уходятъ. Голосъ Людмилы Александровны:
Кто изъ васъ опятъ взялъ мои газеты?
Митя. Я мамочка… я думалъ…
Людмила Александровна. В?дь это же несносно, наконецъ! Сколько разъ просила не трогать…
Сердецкій. Какой раздраженный тонъ… И изъ-за такихъ пустяковъ?
Верховскій и Синевъ выходятъ изъ кабинета, въ горячей бес?д?.
Верховскій. Что ты ко мн? присталъ? "Больна, больна". Знаю безъ тебя, что больна.
Синевъ. А, если знаете, лечите. Нельзя такъ… Здравствуйте, Аркадій Николаевичъ.
Верховскій. Вотъ-съ, не угодно ли? Яйца курицу учатъ. Вздумалъ читать мн? нотаціи за Людмилу. Да кому она ближе-то - теб? или мн?? кто ей мужъ-то? ты или я?
Синевъ. Но если у васъ не хватаетъ характера повліять на нее?
Верховскій. А ты сунься къ ней со своимъ вліяніемъ, пожалуйста, сунься. Посмотрю я, много ли отъ тебя останется. Пойми, до того дошло, что спросишь ее о здоровьи такъ и вспыхнетъ порохомъ. Вчера даже прикрикнула на меня: нечего, говорить, интересоваться мною. Умру, - усп?ете похоронить… Меня такъ всего и перевернуло… Второй день не могу забыть… Ну, да въ сторону это. Авось, Богъ милостивъ, все образуется какъ-нибудь, а спорами д?ла не поправишь. Разскажи-ка лучше свои новости. Двигается ревизановское д?ло или по-прежнему ни взадъ, ни впередъ?
Синевъ. Изсушило оно меня, Степанъ Ильичъ, не радъ, что и поручили.
Сердецкій. Какъ? оно у васъ? Вотъ интересно.
Верховскій. А вы не знали?
Сердецкій. Я только-что изъ деревни.
Верховскій. Людмила говорила мн?, что встретила васъ у Елены Львовны. Ну, что, дорогой Аркадій Николаевичъ, какъ вы ее нашли?
Сердецкій. Людмилу Александровну?
Верховскій. Да. Какова она была тамъ?
Сердецкій. Да, нехороша, очень нехороша…
Синевъ. Вы въ одно время съ?хались въ Осиновк??
Сердецкій. Не совс?мъ. Я прі?халъ къ Елен? Львовн? четвертаго октября, а Людмила Александровна двумя днями позже, шестого.
Верховскій. Какъ шестого? Вы путаете, голубчикъ: пятаго, а не шестого.
Сердецкій. Шестого, Степанъ Ильичъ, я отлично помню.
Синевъ. Н?тъ, вы ошибаетесь. Д?йствительно пятаго. Я самъ, провожалъ. Людмилу Александровну на вокзалъ, потомъ, об?далъ съ товарищами въ Эрмитаж?, потомъ по?халъ къ покойному Ревизанову, а въ ночь съ пятаго на шестое и зар?зали его, б?днягу…
Сердецкій. Можетъ быть… Да, да. Конечно, вы правы… Память иногда изм?няетъ мн?.
Синевъ (Верховскому). Дикое, Степанъ Ильичъ, фантастическое д?ло. Глупо, просто и непроницаемо. Ни мал?йшихъ сл?довъ. Пришла таинственная незнакомка, воткнула челов?ку ножъ между реберъ, ушла и канула въ воду…
Сердецкій. А что съ на?здницею, съ этой Леони? Такъ, кажется, ее зовутъ?
Синевъ. Да. Ее освободили.
Сердецкій. Но я читалъ: Ревизановъ убитъ ея кинжаломъ, y нихъ въ вечеръ предъ убійствомъ вышла крупная ссора?
Синевъ. Совершенно в?рно. Т?мъ не мен?е она вн? подозр?ній. Она доказала свое аlibi.
Верховскій. Просто голова идетъ кругомъ. Кто же убилъ?
Синевъ. Чортъ убилъ. Только на него и остается свалить, благо, все стерпитъ.
Сердецкій. Такъ что вы теряете надежду найти убійцу?
Людмила Александровна показывается въ дверяхъ направо.
Синевъ. Почти. А славный бы случай отличиться. Выслужился бы.
Людмила Александровна. Выслужиться чужимъ горемъ, чужою гибелью? Я считала васъ добр?е, Петръ Дмитріевичъ.
Синевъ. Что же мн? д?лать, кузина, если мое рукомесло такое, чтобы "ташшить и не пушшать"? Да гд? ужъ. Самъ Вельзевулъ сломитъ ногу въ этой путаниц?… Вы поймите: ушла она изъ гостиницы…
Людмила Александровна. Петръ Дмитріевичъ, вы уже двадцать разъ терзали мои нервы этою трагедіей. Пощадите отъ двадцать перваго.
Синевъ. Слышите, Аркадій Николаевичъ, какъ она меня піявитъ? И теперь она со мною всегда въ такомъ миломъ тонъ.
Людмила Александровна. Что вы сочиняете?
Синевъ. Сочиняю? Н?тъ, извините. Жаловаться, такъ жаловаться. Мн? отъ васъ житья н?тъ. Вы на меня смотрите, какъ строфокамилъ на мышь пустыни: амъ - и н?тъ меня. Главное, не приложу ума, за что?.. В?дь я невиненъ, какъ новорожденный кроликъ.
Лида (входить). Мама, Олимпіада Алекс?евна за?хала за тобою кататься.
Людмила Александровна (н?сколько мягче ч?мъ ран?е говорила). Гд? же она?
Лида. Сидитъ въ классной, говоритъ съ Митей. Послала меня просить тебя, чтобы од?валась.
Людмила Александровна. Хорошо, скажи, что сейчасъ буду готова… Проси ее пока ко мн?.
Лида уходитъ.
Степанъ Ильичъ, мн? денегъ надо.
Верховскій. Сколько угодно, матушка, сколько угодно. Но… ты опять куда-то съ Липкой?
Людмила Александровна. Да, -демъ кататься, а потомъ за покупками. Можетъ быть, въ оперетку сегодня вечеромъ по?демъ.
Верховскій. Значить, на весь день?
Людмила Александровна. Можетъ быть, и на весь день.
Верховскій. Воля твоя, Людмила Александровна, а я этого не понимаю. То есть до чего, въ посл?днее время, распустила себя эта Олимпіада, вы, Аркадій Николаевичъ, и вообразить не можете. Вся Москва кричитъ объ ея безпутствахъ. Тамъ и докторъ какой-то, и скрипачъ, и піанистъ. А Милочка, ч?мъ бы обуздать ее, да образумить…
Людмила Александровна. Оставьте Липу въ поко?. Кому она м?шаетъ?
Верховскій. Милочка, да в?дь безобразно, скверно, безсов?стно… Сов?сть въ ней, сов?сть пробудить надо.
Людмила Александровна. Сов?сть?.. А какая польза будетъ, если въ ней проснется сов?сть? Теперь она весела, счастлива, а тогда одною унылою и печальною Магдалиною будетъ больше въ Москв? только и всего.
Синевъ. Что это вы, Людмила Александровна? Съ подобными парадоксами можно Богъ знаетъ куда дойти. Если сегодня хорошо, чтобы сов?сть спала, такъ завтра, пожалуй, покажется еще лучше, чтобы ея вовсе не было.
Людмила Александровна. Не мн? отрицать сов?сть, Петръ Дмитріевичъ. Я всю жизнь прожила по сов?сти. Вы приписываете мн? мысли, которыхъ я не им?ла. Я сказала только, что у кого нечиста сов?сть, счастливъ онъ, если ея не чувствуетъ. Вотъ что. И если сов?сть грызетъ душу, я… я не знаю… мн? кажется… можно пуститься, на что хотите, - на пьянство, на развратъ, только бы не слыхать ея. только бы забыть. Липа счастливица. Она гр?шить, даже не подозр?вая, что она гр?шница. Ну, и оставьте ее. Это ей надо для ея счастья, пусть будетъ счастлива.
Синевъ. Помилуйте, Людмила Александровна. По вашей логикъ, - другому понадобится для своего счастья людей убивать… Что же? пусть убиваетъ?
Людмила Александровна. Убивать, убивать - все убивать! Какъ вы скучны съ вашими убійствами, Петръ Дмитріевичъ… Вы не ум?ете спорить, иначе, какъ крайностями… Дай же мн? денегъ, Степанъ Ильичъ!
Уходитъ съ мужемъ въ кабинетъ, нал?во.
Синевъ. Что вы на это скажете?
Сердецкій. Боюсь и думать, него, что говорить.
Синевъ. Психическое разстройство, вотъ какъ это называется, сударь вы мой. А откуда оно взялось? знакъ вопросительный. Но знаю одно: здоровые люди, какъ была Людмила Александровна, не сходятъ съ ума, ни съ того, ни съ сего, въ дв?-три нед?ли срокомъ…
Сердецкій. Людмилу Александровну рано записывать въ сумасшедшая.
Синевъ. Гмъ, гмъ… Вотъ что, Аркадій Николаевичъ. Вы старый другъ Верховскихъ, я тоже. Давайте поговоримъ откровенно.
Сердецкій. Очень радъ, Петръ Дмитріевичъ.
Синевъ. Вотъ вамъ первый вопросъ: вы вполн? ув?рены, что Людмила Александровна прі?хала къ Еленъ Львовнъ, въ Осиновку, шестого октября, а не ран?е?
Сердецкій. Вы поколебали мою ув?ренность, но… какъ я помню: да, шестого утромъ.
Синевъ. Утромъ?
Сердецкій. Утромъ. Въ этомъ-то я ув?ренъ.
Синевъ. А я въ свою очередь ув?ренъ, что проводилъ ее въ Осиновку съ четырехъ-часовымъ по?здомъ пятаго октября въ субботу.
Сердецкій. Стало быть, Людмила Александровна…
Синевъ. Либо почему-то ?хала въ Осиновку, вм?сто четырехъ часовъ, ц?лую ночь, либо провела эту ночь неизв?стно гд?. Въ Москв? ея не было.
Сердецкій. У Елены Львовны тоже.
Синевъ. Гд? же она была?
Сердецкій (насильственно улыбается). Уравненіе съ тремя неизв?стными.
Синевъ. Зат?мъ… Тьфу, чортъ! какъ трудно говорить о подобныхъ вещахъ, когда д?ло касается любимаго, близкаго челов?ка… Скажите, Аркадій Николаевичъ, не зам?чали вы ничего между Людмилою Александровною и покойнымъ Ревизановымъ?
Сердецкій (вздрогнулъ). А! мое предчувствіе… (Вслухъ). Н?тъ, ничего… а разв??..
Синевъ. Не знаю, какой именно, но есть у нея въ душ? осадокъ отъ этой проклятой исторіи. Знаете ли, наприм?ръ, съ какихъ поръ она стала относиться ко мн?, какъ къ врагу? Какъ только узнала, что мн? поручено сл?дствіе по ревизановскому д?лу. Еще наканун? мы были друзьями. А какъ мн? тяжело потерять расположено Людмилы Александровны, - сами судить можете. Я свыкся съ нею съ д?тскихъ л?тъ. Уваженіе этой женщины моя сов?сть. И вотъ…
Людмила Александровна и Олимпіада Алекс?евна входятъ.
Олимпіада Алекс?евна. Ба! знакомыя все лица… (Синеву). Что, ловецъ великій? Говорятъ, все ловишь, да никакъ не поймаешь? А твоя Леони чудо женщина. Спасибо, что выпустилъ ее на волю. Она теперь у меня частая гостья… Если хочешь, я представлю теб? ее. Людмила.
Людмила Александровна. Зач?мъ?
Синевъ. Да, ужъ вотъ именно: только этого не доставало. Вы, Липочка, такое иногда хватите, что только плюнь, да свистни.
Олимпіада Алекс?евна. Почему же нельзя? Что тутъ особеннаго?
Синевъ. Вводить въ порядочный домъ Богъ знаетъ кого!
Олимпіада Алекс?евна. Но ею теперь вс? интересуются, она въ мод?, она на расхватъ. Я просто не понимаю вашего равнодушія. Есть случай познакомиться съ общественною деятельницею, а вы…
Синевъ. Что-о? Леони общественная д?ятельница?! Липочка! вы не здоровы.
Олимпіада Алекс?евна. Ну, да, или какъ тамъ это называется?
Синевъ. Въ чемъ же это ея общественная д?ятельность обнаружилась? Интересно.
Олимпіада Алекс?евна. Ну, вотъ… убила тамъ она… или хот?ла убить…
Синевъ. Д?ятельность!
Олимпіада Алекс?евна. Да что ты къ словамъ привязываешься? Скажите, какую доброд?тель на себя напустилъ! Такъ - привезти ее къ теб?, Мила?
Людмила Александрова. Какъ хочешь. Мн? все равно.
Олимпіада Алекс?евна. Привезу. Она тебя развлечетъ. Все же, новое лицо новое ощущеніе.
Синевъ. Знаете что, Липочка?
Олимпіада Алекс?евна. Что?
Синевъ. Посажу-ка я васъ въ острогъ? а?
Олимпіада Алекс?евна. Тьфу! типунъ теб? на языкъ.
Синевъ. Да, право. Тамъ вы этихъ новыхъ лицъ и новыхъ ощущеній насмотритесь, сколько хотите…
Олимпіада Алекс?евна. Дуракъ… Ну, тебя! пошелъ прочь дай съ умнымъ челов?комъ поговорить… Аркадій Николаевичъ! милый челов?къ! похорош?лъ какъ, посв?ж?лъ… сразу видно, что изъ деревни.
Сердецкій. Благодарю за комплиментъ и отв?чаю т?мъ же.
Олимпіада Алекс?евна. Вотъ кого люблю за обычай. Всегда въ духъ, всегда бодръ и веселъ, какъ соловей…
Сердецкій. Поющій для неувядаемой розы.
Олимпіада Алекс?евна. И всегда что-нибудь такое милое скажетъ. Ахъ, Аркадій! Николаевичъ, ума не приложу, какъ это мы съ вами пропустили время влюбиться другъ въ друга.
Сердецкій. Это, в?роятно, оттого произошло, что я тогда слишкомъ много писалъ, а вы слишкомъ мало читали.
Олимпіада Алекс?евна. А когда стала читать, то уже оказалась героинею не вашего романа?
Сердецкій. Вс? мы изъ героевъ вышли.
Олимпіада Алекс?евна. А посл?дняя ваша пов?сть прелесть. Вс? въ восторг?. Ты читала, Людмила?
Людмила Александровна. Н?тъ еще.
Олимпіада Алекс?евна. О, чудное чудо! о, дивное диво! Какъ же это? Прежде ты знала вс? произведенія Аркадія Николаевича еще въ корректур?…
Людмила Александровна. Не усп?ла… Я въ посл?днее время почти ничего не читаю… времени н?тъ.
Олимпіада Алекс?евна. Помилуй! въ твоемъ будуар? ц?лыя горы книгъ. И знаешь ли? Я удивляюсь твоему вкусу. Д?ло Ласенера, д?ло Тропмана, Ландсберга, Сарры Беккеръ, что теб? за охота волновать свое воображеніе такими ужасами?
Синевъ (Сердецкому тихо). Слышите?
Олимпіада Алекс?евна. Бррр… брр… брр… меня вс? эти покойники по ночамъ кусать приходили бы.
Синевъ. Вотъ начитаетесь всякихъ страстей, а потомъ и не спите по ночамъ.
Людмила Александровна. Кто вамъ сказалъ, что я не сплю?..
Синевъ. Степанъ Ильичъ, конечно.
Людмила Александровна. Степанъ Ильичъ самъ не знаетъ, что говоритъ. Ему нравится воображать меня больною…
Олимпіада Алекс?евна. Но зач?мъ же горячиться, Милочка?
Сердецкій. Вкусу Людмилы Александровны вы напрасно удивляетесь. Теперь въ Москв? въ мод? перечитывать cаuses celebres.
Синевъ. Вс?хъ взбудоражило убійство Ревизанова…
Олимпіада Алекс?евна (зажимаетъ уши). Ахъ, ради Бога, не надо объ этомъ д?л?… Его слишкомъ много въ этомъ домъ!
Людмила Александровна. Что ты хочешь этимъ сказать?
Олимпіада Алекс?евна. Я понимаю, что смерть близкаго знакомаго, да еще такая внезапная, можетъ потрясти, выбить изъ обычной колеи. Но всякому интересу бываетъ пред?лъ: y тебя онъ переходить уже въ бол?зненную нервность какую-то. Я сейчасъ вид?ла газеты: ты отм?тила въ нихъ краснымъ карандашемъ все, что касается ревизановскаго убійства.
Синевъ (Сердецкому тихо). Слышите?
Олимпіада Алекс?евна. Знакомые прі?зжаютъ къ вамъ въ домъ, словно для того только, чтобы бес?довать о Ревизанов?: о чемъ бы ни начался разговоръ, ты въ конц? концовъ сведешь его къ этой ужасной тем?.
Людмила Александровна. Однако, сейчасъ свела его ты, а не я. А интересомъ къ этому д?лу меня заразилъ Петръ Дмитріевичъ. Самъ же онъ, на первыхъ шагахъ, все сов?товался со мною.
Синевъ (слегка смутился). Что правда, то правда.
Людмила Александровна. А теперь удивляется, что я увлекаюсь ролью добровольнаго сл?дователя, и тоже, какъ онъ, строю системы и предположенія.
Сердецкій. Такъ что вы выработали свой взглядъ на убійство?
Людмила Александровна. Да.
Сердецкій. Это интересно.
Людмила Александровна (съ безумною р?шимостью). Хотите, разскажу?
Сердецкій. Пожалуйста.
Синевъ. Гмъ… гмъ… послушаемъ…
Олимпіада Алекс?евна. О, Господи! Милочка въ роли сл?дователя!
Людмила Александровна. Такъ слушайте. Убійство это не преднам?ренное… это прежде всего.
Синевъ. Вполн? согласенъ: внезапно, случайное убійство случайно попавшимъ подъ руку оружіемъ.
Людмила Александровна. Да, д?ло случая. Можетъ быть, необходимаго, фатальнаго, но все же случая, а не злого нам?ренія. Это - повторяю прежде всего. Зам?тьте.
Синевъ. Зам?тили, зам?тили. Продолжайте.
Людмила Александровна. Вы знаете, что за челов?къ былъ Ревизановъ. Знаете, какъ оскорблялъ онъ людей - и больше вс?хъ именно насъ, женщинъ. Онъ относился къ намъ, какъ къ рабынямъ, какъ къ самкамъ, какъ укротитель къ своему зв?ринцу. Жертвъ у него было много.
Олимпіада Алекс?евна. Mille e tre!
Людмила Александровна. Представьте теперь, что одна изъ нихъ бунтуетъ. Она утомлена изысканностью его изд?вательствъ, довольно ихъ съ нея. Но онъ неумолимъ, именно потому, что она бунтуетъ, что она см?етъ бороться противъ его власти. И онъ не по любви… о. н?тъ! а просто по скверному чувству: ты моя раба, я твой царь и Богъ! гнетъ ее къ земл?, душитъ, отравляетъ каждую минуту жизни, держитъ ее подъ постояннымъ страхомъ… ну, хоть своихъ разоблаченій, что ли. Представьте себ?, что она женщина семейная, уважаемая… и вотъ ей приходится быть при этомъ негодя? наложницею… хуже уличной женщины… ненавидеть и принадлежать… поймите, оц?ните это!
Синевъ. Эка фантазія-то у васъ! Слушайте, Аркадій Николыаевичъ: какъ разъ тема по васъ… вы психологію любите.
Людмила Александровна. И она хитритъ съ нимъ, покоряется ему, назначаетъ свиданіе… и на свиданіи чаша ея терп?нія переполнилась… и она убила его, а обстоятельства помогли ей скрыться. Что же? по-вашему, когда вы знали Ревизанова, не могло такъ быть? Не могла убить Ревизанова такая женщина?
Синевъ. Выдала бы она себя непрем?нно, голубушка, и уже давнымъ давно. Русскіе интеллигентные убійцы еще ум?ютъ иногда ловко исполнить преступленіе, но укрыватели они совс?мъ плохіе. Сов?стливы ужъ очень. Сл?дствіе ихъ не съ?стъ, сами себя съ?дятъ.
Людмила Александровна. Значить, вы не согласны со мною? Не такъ д?ло было?
Синевъ. Н?тъ. Вы сочинили эффектный французскій романъ съ уголовщиною, - и только.
Людмила Александровна. У меня фантазіи, можетъ быть, слишкомъ много, а y васъ ужъ слишкомъ мало, Петръ Дмитріевичъ. Въ вашемъ, д?л? это большой порокъ. Вы никогда не выслужитесь… Идемъ, Липа. До свиданья, господа…
Уходятъ. Синевъ стоитъ въ глубокой задумчивости.
Сердецкій. Да, да… что-то она прячетъ въ себ? прячетъ отъ вс?хъ, даже… обидно немножко, даже отъ меня. И что-то тяжелое, скверное, ядовитое… Жаль ее, б?дную, жаль.
Синевъ (быстро шагаетъ взадъ и впередъ по сцен?). Послушайте: в?дь, было время, когда Ревизановъ считался женихомъ Людмилы Александровны?
Сердецкій. Да.
Синевъ. Не думаете вы, что они того… возобновили? а?
Сердецкій. Какъ вамъ не стыдно!
Синевъ. Стыдно, стыдно, очень стыдно, да въ такомъ затруднены поневол? безстыдникомъ станешь.
Сердецкій. Ревизановъ былъ прямо противенъ Людмил? Александровн?, она его ненавид?ла.
Синевъ. Вотъ именно, какъ вы изволили выразиться, онъ былъ ей ужъ какъ-то слишкомъ противенъ, точно напоказъ
Сердецкій. Пожалуй…
Синевъ. Подъ откровенною ненавистью очень часто таится скрытая влюбленность.
Сердецкій. О, да, гораздо чаще, ч?мъ думаютъ.
Синевъ. А в?дь покойный былъ надо же признаться - мужчина обаятельный и, кром? того, нахалъ великій: обстоятельство весьма важное. Донъ-Жуаны его типа видятъ женщину насквозь и показныхъ ненавистей не боятся. Они ум?ютъ ловить моментъ.
Сердецкій (задумчиво). Да, да, вы правы. У женщинъ это бываетъ. Сейчасъ негодяй! мерзавецъ! презр?нный! А черезъ минуту - случился чувственный порывъ да подвернулись мужскія объятія… глядь, вотъ теб? на! - уже не негодяй, а милый, хорошій, прекрасный…
Синевъ. Вотъ видите!..
Сердецкій. Сл?довательно, вы полагаете…
Синевъ. Что Ревизановъ увлекъ Людмилу Александровну: между ними, в?роятно, были свиданія; и… и тогда объясняется, гд? она провела таинственные часы, когда ея не было ни дома, ни въ деревн?.
Сердецкій. Не похоже все это на Людмилу.
Синевъ. А между т?мъ вс? данныя говорятъ за мое предположеніе. И ея таинственное исчезновеніе, и этотъ посмертный интересъ къ челов?ку, котораго она будто бы ненавид?ла, и удрученное состояніе, небывалая замкнутость въ самой себ?, очень похожая на раскаяніе, на позднія угрызенія сов?сти…
Сердецкій. Въ чемъ?
Синевъ. Какъ въ чемъ? Да разв? можетъ легко отозваться паденіе на такой женщин?, какъ Людмила Александровна?
Сердецкій. Да… вы вотъ о чемъ.
Синевъ. Я ув?ренъ, что они Ревизановъ и Людмила Александровна вид?лись въ ночь предъ т?мъ, какъ этотъ несчастный былъ зар?занъ…
Сердецкій. Но, в?дь въ такомъ случа?…
Синевъ (холодно). Что?
Сердецкій. Въ такомъ случа?… ее могутъ… тоже подозр?вать?.
Долгое молчаніе.
Синевъ. А, вы думаете, я ее не подозр?ваю?
Сердецкій въ ужас?, отшатнулся.
Если бы я хот?лъ… Да другой сл?дователь давно бы арестовалъ ее!..
Сердецкій. Богъ съ вами! Да гд? же данныя?
Синевъ. Мы только-что пересчитали ихъ.
Сердецкій. Ничего опред?леннаго, одни предположенія.
Синевъ. Эхъ, милый челов?къ, сотни людей шли на Сахалинъ на основаніи гораздо слаб?йшихъ уликъ.
Сердецкій. Да в?дь вы всю жизнь ея знаете… безупречную, чистую!.. Такое прелестное возвышенное существо…
Синевъ. Какъ будто совершаютъ преступленія только изверги рода челов?ческаго. Какъ будто н?тъ моментовъ, когда преступленіе - стихійная необходимость, когда оно подвигъ? Гд? ваша психологія, Аркадій Николаевичъ?
Сердецкій. Ахъ, батюшка! психологія хороша, пока судишь да рядишь вчуже, а тутъ своя б?да…
Синевъ. Этотъ разсказъ ея… это волненіе… Да в?дь она себя головою выдала. Вы сами свид?тель.
Сердецкій. Н?тъ, н?тъ, н?тъ! Я ничего не слышалъ, ничего не знаю.
Синевъ… А, Богъ съ вами! Что я васъ пов?сткою что ли вызываю для дачи показанія?.. Вы ничего не знаете, а я ничего не хочу знать. Слышите? Не хочу. И, пока хоть одна улика противъ нея останется мн? не ясною, пока он? не окружать меня со вс?хъ сторонъ, не прижмутъ меня въ уголъ, я не наложу на нее руки. Вопреки уб?жденію, вопреки внутреннему голосу, который кричитъ мн?, что она убила, - я ее не трону.
Сердецкій… Но если?..
Молчаніе.
Синевъ. Дружба дружбой, а служба службой. У всякаго, батюшка Аркадій Николаевичъ, есть свой долгъ, и, какъ ни тяжело, а исполнять его надо…
Голосъ Верховскаго.
Митя! Лида! что это я дозваться никого не могу? Ребятки! гд? вы?
Синевъ. Степанъ Ильичъ идетъ сюда… Я слишкомъ взволнованъ, чтобы встр?титься теперь съ нимъ… Извинитесь за меня… До свиданья.
Сердецкій. До свиданья. Но… Петръ Дмитріевичъ!
Синевъ. Я сказалъ вамъ: буду ждать, пока могу… а потомъ не не взыщите!
Уходить.
Занав?съ
Картина II.
Тамъ же
Людмила Александровна. Леони. Синевъ.
Леони. Да, mаdаme, это были ужасные дни… Я постар?ла въ одну нед?лю на десять л?тъ… О, я знаю! о немъ говорятъ, что онъ былъ дурной челов?къ, деспотъ, тиранъ… Можетъ быть… мн? все равно! Я любила его, mаdаme. Я едва не сошла съ ума, когда его убили. И они, ces brigаnds de policiers, им?ли наглость подозр?вать меня… Monsieur Синевъ былъ такъ добръ, принялъ во мн? участіе, доказалъ мою невиновность… Безъ него… Ахъ, страшно подумать, что сталось бы со мною.
Людмила Александровна. Да, судъ ужасенъ. Наказаніе и преступнику страшно, а вы невинны…
Леони. Ахъ, какъ хорошо вы это сказали! Я чувствую, вы искренно поварили, что я невинна.
Людмила Александровна. Да, я им?ю вс? основанія вамъ в?рить.
Леони. Благодарю васъ. Не вс? такъ хорошо думаютъ о б?дной Леони, многіе даже разочарованы, что я не убійца, клянусь вамъ. Убить Ревизанова… oh, c'est chic, mаdаme!.. Директоръ цирка самъ предложилъ мн? удвоить мое жалованье…
Людмила Александровна. У васъ н?тъ никакихъ подозр?ній, кто умертвилъ Андрея Яковлевича?
Леони. Я знаю одно, mаdаme, его убила женщина.
Людмила Александровна. Это вс? знаютъ.
Леони. И я ув?рена, что это именно та женщина, письмо отъ которой онъ не хот?лъ мн? показать…
Синевъ. Письмо? Онъ получилъ въ тотъ день письмо отъ женщины?
Леони. Да… небольшой листокъ голубой бумаги.
Синевъ. Гмъ…
Людмила Александровна глубоко вздыхаетъ.
Леони. Найдите эту женщину, monsieur, судите ее скор?е, сошлите. Ч?мъ тяжел?е ее осудятъ, т?мъ больше мн? будетъ радости…
Людмила Александровна. Вы ненавидите ее. хотя никогда не видали, даже не знаете, кто она такая…
Леони. Да, mаdаme, ненавижу. И не за него только, но и за себя. О! вы не знаете ужаса быть невинною и ждать позора… За что? для кого? Аh, mаdаme! Я волосы рвала отъ ярости.
Людмила Александровна. В?роятно, она страдаетъ теперь не меньше васъ… Отравленная сов?сть дурной товарищъ.
Леони. Да какая въ ней сов?сть? Въ чемъ она сказалась? О, я не сужу ее за смерть б?днаго Аndre. Какъ знать что между ними было? Можетъ быть, она была права… Но относительно меня? предать невинную, хладнокровно послать на судъ первую встр?чную… Какая низость! Какой зв?риный эгоизмъ!
Синевъ. Вы слишкомъ требовательны, mаdemoiselle Leonie. Инстинктъ самосохраненія не разсуждаетъ.
Леони. Иногда я думала: быть можетъ, эта женщина - дама изъ общества, потаенная гр?шница… ихъ много, mаdаme!.. Въ св?т? она блестящая, холодная лицемерка, съ репутаціей непогр?шимости, уважаемая, почтенная… Вотъ когда меня брало б?шенство!
Синевъ. Почему же?
Леони. Monsieur, я знаю себ? ц?ну. Вы очень любезны ко мн?, mаdаme Ратисова ко мн? добра, какъ родная, вы удостоили принять меня, какъ равную. Но я не обманываю себя. Я знаю, что въ глазахъ св?та я, все-таки, падшая женщина.
Синевъ. Помилуйте! Богъ съ вами! Что это вы?
Леони. И когда я думала, что вотъ такая-то святая прячется отъ суда, спасая себя моею гр?шною головою… Пусть молъ идетъ въ каторгу эта погибшая! Ей в?дь все равно не привыкать къ позору, туда ей и дорога…
Синевъ. Успокойтесь… Д?ло прошлое… Не стоитъ разстраиваться…
Леони. Продажная! Ну, - и пускай! А все-таки я лучше ея… Я продажная, а она - убійца!..
Спохватясь въ своей горячности, зам?чаетъ страдальческое лицо Людмилы Александровны…
Простите: я забылась. Ради Бога, не сердитесь… Я не могу иначе, когда объ этомъ… Мн? такъ больно, обидно… Простите…
Синевъ. Успокойтесь, Людмила Александровна ничуть на васъ не сердится.
Людмила Александровна. Конечно… За что же?
Леони. Зд?сь душно отъ цв?товъ… кровь приливаетъ къ голов?… Охъ… Я буду отвратительна сегодня.
Синевъ. А y васъ спектакль?
Леони. Да, и мн? уже время къ нему од?ваться. Позвольте, mаdаme, поблагодарить васъ за вашу доброту…
Людмила Александровна. До свиданья.
Леони. Не сердитесь… мн? такъ неловко, такъ сов?стно. До свиданья.
Синевъ. Я провожу васъ.
Уходитъ.
Людмила Александровна (встаетъ, бл?дная, съ окамен?лымъ лицомъ, глаза горятъ безумнымъ огнемъ). Наглоталась… досыта… "Я продажная, а она убійца". А разв? я-то не продажная была, когда шла къ нему, за этими проклятыми письмами?.. Продажная… Убійца!
Стоитъ растерянная, трудно собираясь съ мыслями.
Что бишь я хот?ла сд?лать? Да… письмо… голубой квадратный листокъ… Надо уничтожить всю такую бумагу… Скор?е надо, немедленно…
Хочетъ уйти и, безсильно махнувъ рукою, остается на м?ст?.
А! все равно… Пускай ищетъ, находить… Устала я, устала… Не могу я больше оставаться одна съ этою тяжестью въ душ?… Не могу, устала.
Шопотомъ, почти безсмысленно, машинально.
Продажная!.. убійца…
Сердецкій (входить встревоженный). Людмила Александровна, вамъ худо? Синевъ перепугалъ меня, сказалъ, что Леони чуть не довела васъ до истерики…
Людмила Александровна молчитъ.
Сердецкій. Вы снисходите къ ней, голубушка. В?дь какую она передрягу пережила, - примите во вниманіе.
Людмила Александровна молчитъ.
Сердецкій. Можетъ быть, позвать къ вамъ д?вушку?
Людмила Александровна отрицательно качаешь головою.
Сердецкій. Вы хотите остаться одна? Я уйду…
Отходить.
Людмила Александровна. Аркадій Николаевичъ!
Онъ возвращается.
Людмила Александровна. Послушайте… это я убила Ревизанова… тогда… въ ночь съ пятаго на шестое…
Сердецкій. О!..
Людмила Александровна. Да… дайте мн? воды… ради Бога, скор?е…
Сердецкій подаетъ ей стаканъ. Она пьетъ, расплескивая воду; зубы ея стучатъ о стекло.
Сердецкій. Я зналъ это, Я чувствовалъ, предполагалъ. Ахъ, несчастная, несчастная!
Людмила Александровна. Онъ… онъ мучилъ меня… издавался надо мною… грозилъ мн? нашею прошлою любовью… В?дь я, Аркадій Николаевичъ, была его, совс?мъ его!.. Онъ хот?лъ, чтобы я его опять любила… была рабою… онъ Ми… Митю своимъ сыномъ хот?лъ объ… объявить… У него письма были… доказательства. Я не стерп?ла… вотъ… убила… вотъ… вотъ… и… и не знаю, что теперь д?лать съ собою?
Сердецкій. Несчастная, несчастная!
Людмила Александровна. Не знаю, что д?лать, не знаю. Думаю и ничего не могу придумать… Ахъ! Что тутъ выдумаешь, когда рядомъ съ каждою мыслью поднимаются образы этой страшной ночи?.. Тамъ эта комната, и онъ на ковр?, бл?дный, холодный, а на лиц? вопросъ… Не узналъ смерти… не понялъ, что умираетъ…
Сердецкій (старается усадитъ ее въ кресла). Не смотрите такъ, Людмила. Что вы видите? Что вамъ чудится?
Людмила Александровна. Н?тъ, вы не бойтесь. Я не галлюцинатка… до этого еще не дошло, Богъ милуетъ… y меня только мысль больная, память больная… Помнится, думается, - ни на минуту не отпускаетъ меня…
Сердецкій. Чуяло мое сердце недоброе, ждалъ я б?ды, только все же не такой. Господи! что же это? Громъ на голову! съ яснаго неба громъ… Милочка! Милочка! что вы, б?дная, съ собою сд?лали?
Людмила Александровна. Я убить себя хот?ла… Хот?ла пойти къ Синеву, во всемъ признаться… жалко! д?тей жалко… я ихъ отъ позора спасти хот?ла, а, вм?сто того, вдвое опозорила! Д?ти убійцы!.. О другъ мой! Вы даже не подозр?ваете, какъ это страшно убить челов?ка. Я поняла проклятіе Каина, я несу его на себ?. Я… я вс?хъ людей боюсь, Аркадій Николаевичъ! Я… даже васъ боюсь въ эту минуту… Другъ мой! я вамъ все сказала честно, какъ брату. Помните же! Я вамъ в?рю и вы будьте в?рны мн? до конца! Не выдавайте меня!
Сердецкій. Богъ съ вами, несчастная!
Людмила Александровна. Не выдавайте.
Сердецкій. Мн? ли выдавать васъ, мое дитя, мое сокровище?… мою единую, единую любимую за всю жизнь? Охъ, горько, страшно горько мн?, Людмила.
Людмила Александровна. Синевъ… вы зам?чаете? Онъ что-нибудь пронюхалъ… ищейка!.. Я ненавижу его, Аркадій Николаевичъ.
Сердецкій. Ничего онъ не узнаетъ. Я стану между нимъ и вами. Кром? сов?сти у васъ не будетъ судьи.
Людмила Александровна. Я его ненавижу. А! да и вс?хъ тоже вс?хъ вокругъ меня… Вы одинъ остались какъ-то не чужой мн?…
Сердецкій. Господи! Это-то какъ развилось у васъ? когда усп?ло? Откуда взялось?
Людмила Александровна. Откуда? Д?тскій вопросъ, Аркадій Николаевичъ!
Сердецкій. Относительно Синева я, пожалуй, еще понимаю ваша чувства. Охъ, хотя и невольно, и сл?по, все же держитъ въ своихъ рукахъ вашу судьбу. Но ваши домашніе? д?ти?
Людмила Александровна. Д?ти… д?ти… Ахъ, Аркадій Николаевичъ! д?ти горе мое. Для нихъ я все это сд?лала. Хот?ла оставить имъ чистое, какъ хрусталь, имя… А теперь, посл? этого д?ла… я разлюбила д?тей!
Сердецкій. Разлюбили д?тей? да какъ же? за что?
Людмила Александровна. Ахъ, другъ мой! больно мн?… В?дь я для нихъ больше, ч?мъ кусокъ живого мяса изъ груди выр?зала! я всю себя какъ ножемъ испластала. Душа болитъ, сердце болитъ, т?ло болитъ… мочи н?тъ терп?ть! Тоска, страхъ, боль эта св?тъ мн? застятъ. Погубила себя!.. А за что?.. Стоило, нечего сказать.
Сердецкій. Вы несправедливы къ семь?, Людмила.
Людмила Александровна. Можетъ быть. Они здоровые, я - больная. Когда же больные бываютъ справедливы къ здоровымъ? Я завидую имъ, Лип?, вамъ, Синеву… Счастливые, спокойные люди съ чистою сов?стью! Вы хорошо спите ночью! Вы не подозр?ваете врага въ каждомъ челов?къ, не ищете полицейскихъ крючковъ въ каждомъ вопрос?… Злюсь, говорятъ, - "у тебя характеръ испортился… ты несносна". Да, и злюсь, и испортился характеръ, и несносна! Но в?дь… если бы они знали и поняли мою жертву - они бы должны ноги ц?ловать у меня!
Сердецкій (строго). А вы р?шились бы сказать имъ?
Людмила Александровна. Никогда!
Сердецкій. На что же вы жалуетесь?
Людмила Александровна. Я знаю, что не им?ю права жаловаться. Но разв? измученный челов?къ заботится о правахъ? Одна я, Аркадій Николаевичъ, одна въ то время, какъ мн? много любви надо! Я привыкла много любить и быть любимою; въ томъ и жизнь свою полагала. А вотъ теперь, когда мн? нужна любовь, я одна…
Лида б?житъ, держа надъ головою отнятый у Синева портфель, Синевъ гонится за нею.
Синевъ. Лидочка, ну что за глупости? Отдайте портфель! бумаги растеряете!.. Нашли ч?мъ баловаться!
Лида. Ха-ха-ха! А я не отдамъ, не отдамъ…
Синевъ. Важныя, ей Богу, важныя! Растеряете, меня за нихъ засудятъ.
Лида. Вотъ и посидите у насъ, и посидите!
Синевъ. Засудятъ, въ Сибирь сошлютъ, сами же будете плакать!
Лида. Вы уходить отъ насъ задумали, а я портфеля не отдамъ!
Синевъ. Не отдадите - догоню и самъ отниму!
Лида. Ха-ха-ха! ловите в?тра въ полъ.
Уб?гаютъ..
Людмила Александровна (вн? себя). Слышите? Слышите, какъ весело!.. А они счастливы, неблагодарные! они играютъ, см?ются, они - чужіе моимъ мученіямъ. См?ются въ то время, когда я живу хуже, ч?мъ на каторг?! Неблагодарные! будь они прок…
Сердецкій. Давно ли вы любили ихъ больше всего на св?т?, а вотъ уже проклинаете.
Молчатъ.
Людмила Александровна. Теперь вы знаете все… судите меня… кляните!..
Сердецкій. Полно, Людмила Александровна! Судьею вашимъ я быть не могу. Я васъ слишкомъ давно и слишкомъ сильно люблю. Жал?ть да молчать вотъ что мн? осталось.
Людмила Александровна. А мн??
Сердецкій молчитъ.
Да не умирать же мн?… не умирать же, Аркадій Николаевичъ?!
Сердецкій молчитъ.
Людмила Александровна. Я пришла къ вамъ, къ другу, сердцев?ду, писателю, потому что сама не знаю, что мн? с собой сд?лать. Я на васъ над?ялась, что вы мн? подскажете… А вы…
Сердецкій. Если в?рите, молитесь.
Людмила Александровна. А! молилась я! Еще страшн?е стало… "Не уібй" - забыли вы, Аркадій Николаевичъ?
Сердецкій молчитъ.
Людмила Александровна. Больше вы ничего мн? не скажете?
Сердецкій (съ отчаяніемъ). Ахъ, Людмила!
Людмила Александровна. Послушайте… пускай я буду гадкая, ужасная, но в?дь им?ла я, им?ла право убить его?
Сердецкій (твердо). Да. Им?ли.
Людмила Александровна. А!.. Благодарю васъ!.. благодарю!..
Сердецкій. Объ одномъ жал?ю, что вы это сд?лали, а не я за васъ.
Людмила Александровна (робко приближается къ нему). Я, можетъ быть, противна вамъ?
Сердецкій. Людмила!
Людмила Александровна. А! не перебивайте! Это не отъ васъ зависитъ! это инстинктивно бываетъ… В?дь кровь на мн?… Но вы не презираете меня? н?тъ? не правда ли?
Сердецкій. Я васъ люблю, какъ любилъ всю жизнь.
Людмила Александровна. Да, всю жизнь… А знаете ли? В?дь и я васъ любила когда-то… Да… Можетъ быть, если бы… а! что толковать! Снявши голову, по волосамъ не плачутъ.
Беретъ Серд?цкаго об?ими руками за голову и кр?пко ц?луетъ его въ губы.
Это въ первый и посл?дній разъ между нами, голубчикъ. Прощайте. Это вамъ отъ покойницы. И больше не любите меня: не стою.
Сердецкій. Что вы хотите д?лать съ собою?
Людмила Александровна. Не все ли равно? Не все ли равно?
Быстро уходить,
Олимпіада Алекс?евна (входить справа). Батюшки, какой мрачный! Что съ вами? или въ л?су знакомый медв?дь умеръ?
Сердецкій. Вотъ что, Олимпіада Алекс?евна. Я возлагаю на васъ большую надежду - на счетъ Людмилы Александровны…
Олимпіада Алекс?евна. Ну-съ?
Сердецкій. Она, въ посл?дніе дни, изъ вс?хъ своихъ только къ вамъ и относится дружелюбно, только васъ одну еще и любитъ.
Олимпіада Алекс?евна. Умная женщина, - потому меня и любитъ. Степанъ Ильичъ, супругъ мой, даже Петька Синевъ вс? норовятъ осудить меня за мой веселый нравъ, вс? мораль мн? читаютъ. А Людмила - ни-ни! И умна. Не судитъ и судима не будетъ. Ну что? Кому надо? В?дь это посл?днее пламя: доживаю свой в?къ. Доживу, и кончено. Уйду въ благотворительность, стану дамою-патронессою. Такое лицем?ріе на себя напущу, - чертямъ тошно будетъ. Знаете поговорку: "когда чортъ стар?етъ, онъ идетъ въ монахи". Такъ и я. Много-много, если иной разъ съ?зжу за границу инкогнито и припасу тамъ себ? на голодные зубы, какого-нибудь тореадора.
Сердецкій. Простите, голубушка, разстроенъ я, не до шутокъ мн?. Вотъ что: приглядите вы за Людмилою Александровною, не оставляйте ее одну…
Олимпіада Алекс?евна. Я и то уже глазъ съ нея не свожу.
Сердецкій. Можетъ быть, ваше общество развлечетъ ее немного.
Уходить. Входятъ Лида, Митя и Синевъ - ведутъ Лиду за руки у Синева - отнятый портфель.
Синевъ. Ура! поб?дилъ и овлад?лъ трофеемъ… Митяй! благодарю за вооруженную помощь.
Лида. Да, когда вдвоемъ на одну, да еще я поскользнулась…
Уб?гаетъ.
Олимпіада Алекс?евна. Разыграться изволили, Петръ Дмитріевичъ? Вотъ ужъ пословица-то в?рно говоритъ: связался чортъ съ младенцомъ.
Синевъ. Митя! кланяйся и благодари: тутъ и на твою долю досталось!
Митя. Н?тъ, я, кажется, тебя, въ самомъ д?л?, скальпирую.
Синевъ. Не сверкай взорами: я только два слова…
Отводить Олимпіаду Алекс?евну въ сторону.
Тетушка…
Олимпіада Алекс?евна. Секретъ?
Синевъ. Строжайшій.
Олимпіада Алекс?евна. Денегъ, что ли, надо?
Синевъ. Тьфу! когда я y васъ просилъ? Вотъ что: Людмила Александровна…
Олимпіада Алекс?евна. И этотъ! Да что вы пом?шались вс? на Людмил? Александровн??
Синевъ. Пишетъ она вамъ иногда?
Олимпіада Алекс?евна. Почти каждый день обм?няемся запискою, а то двумя…
Синевъ. Голубые листки?
Олимпіада Алексеевна. Да, y нея всегда такая бумага… Да на что теб??
Синевъ. Квадратики? да?
Олимпіада Алекс?евна. Господи! Вотъ присталъ!… Ну, да!.. Мистификацію, что ли, зат?ваешь?
Синевъ. Н?тъ, скор?е распутываю… Благодарю васъ, тетя Липа!
Олимпіада Алекс?евна. Больше ничего?
Синевъ. Ничего.
Олимпіада Алекс?евна. Стоило красивую женщину въ уголъ уводить! Только любопытство раздразнилъ!
Митя. Кончились ваши таинственности?
Синевъ. Кончились, братъ! Совс?мъ… Теперь вс? таинственности кончились!
Олимпіада Алекс?евна и Митя уходятъ.
Синевъ (одинъ). Н?кто Брутъ, говоритъ исторія, изъ чувства гражданскаго долга, отрубилъ головы своимъ сыновьямъ. Людмила Александровна мн? почти не родственница даже, да и не рубить голову ей приходится, а только посадить ее на скамью подсудимыхъ. Улики явныя… Преступна! Ясно, какъ день, что преступна!.. Ну-съ, Петръ Дмитріевичъ! вотъ теб? с?кира: руби!.. Что же рука-то не поднимается? Эхъ-хе-хе!
Стоитъ въ задумчивости. Людмила Александровна показывается въ столовой.
Я не въ силахъ арестовать ее… лучше въ отставку подамъ! Пусть другой… Но, съ другой стороны…
Людмила. Александровна медленно входить и приближается къ Синеву. Она идетъ какъ соннамбула, будто не зам?чая его…
Синевъ заступаетъ ей дорогу.
Синевъ. Людмила Александровна…
Людмила Александровна вздрогнула, остановилась, смотритъ на Синева тусклымъ, мертвымъ взоромъ, точно не узнаетъ его.
Синевъ. Н?тъ! Не могу! не могу!
Уб?гаетъ.
Людмила Александровна (долго смотритъ всл?дъ ему). Догадался, наконецъ? Поздно! надо было брать меня живою: отъ мертвой добыча не велика.
Олимпіада Алекс?евна (входитъ). Что такъ задумчива? что такъ печальна?
Людмила Александровна. Липа!
Олимпіада Алекс?евна. Ты опять киснешь? Жаль. Право, мн? тебя жаль. Годы наши не д?вичьи, летять быстро. А ты теряешь золотое время на хандру… Есть ли смыслъ? Хоть бы разокъ улыбнулась. Что это? кого собираешься хоронить?
Людмила Александровна. Себя, Липа.
Олимпіада Алекс?евна (хохочетъ). Ой, какъ страшно! Что же теб? въ нощи вид?ніе было? Это случается.
Людмила Александровна. Да, вид?ніе… тяжелый, ужасный сонъ.
Олимпіада Алекс?евна. Я тяжелые сны только на масляниц? вижу, посл? блиновъ, а то все веселые. Будто я Перикола, а Пикилло - Мазини. Будто въ меня пушкинскій монументъ влюбленъ, - что-нибудь этакое. А чаще всего никакихъ. Жизнь-то мою знаешь: в?чный праздникъ! - оперетка, Стр?льна, шампанское… Вернешься домой, устала до смерти, стоя спишь; добралась до подушки и ау! какъ мертвая!
Людмила Александровна. Какъ мертвая!
Олимпіада Алекс?евна. Ты на жизнь-то полегче гляди: что серьезиться? Съ какой стати? Разв? y насъ какія-нибудь удольфскія тайны на душ?, зм?и за сердце сосутъ? Я ужъ и то см?ялась давеча Петьк? Синеву: что онъ ищетъ рукавицы, когда онъ за пазухою?
Людмила Александровна. А!..
Олимпіада Алекс?евна. Приглядись, говорю, къ Людмилъ: какой теб? еще надо убійцы? Лицо точно она вотъ-вотъ сейчасъ въ семи душахъ повинится…
Людмила Александровна. Не шути этимъ! не шути! не см?й шутить!
Олимпіада Алекс?евна. Э! отъ слова не станется.
Людмила Александровна. Не шути! Это… это страшное.
Олимпіада Алекс?евна. Эка трагедію ты на себя напустила! Даже по Москв? разговоръ о теб? пошелъ.
Людмила Александровна. Уже!
Олимпіада Алекс?евна. Намедни встр?чаю княгиню Настю… ну, знаешь, ея язычокъ! - А что, спрашиваетъ, Липочка: правда это, что ваша пріятельница Верховская была влюблена въ покойнаго Ревизанова и теперь облеклась по немъ въ трауръ?
Людмила Александровна. Я въ него? въ этого… изверга?.. Да какъ она см?ла?! Какъ ты см?ешь?!
Олимпіада Алекс?евна. Пожалуйста, не кричи. Во-первыхъ, я ничего не см?ю, а во-вторыхъ… я все см?ю! не закажешь! Княгин? я за тебя отп?ла, конечно. Ну, а влюбиться въ Ревизанова что тутъ особеннаго? Да мн? о немъ Леони такое поразсказала… ну-ну! Я чуть не растаяла, честное слово. И этакого-то милаго челов-ка укокошила какая-то дура!.. Не понимаю я этихъ романическихъ убійствъ. За что? кому какая корысть? Мужчины, хоть и подлецы немножко, а народъ хорошій. Не будь ихъ на св?т?, я бы, пожалуй, въ монастырь пошла.
Людмила Александровна. Ахъ, ничтожество!
Ломаетъ руки въ смертельной тоск?.
Липа!
Олимпіада Алекс?евна. Что?
Людмила Александровна. Дай мн? средство, научи меня быть такою же счастливою, какъ ты!
Олимпіада Алекс?евна. А кто теб? м?шаетъ? Живи, какъ я, - и будешь, какъ я.
Людмила Александровна. Не хочу я больше сновъ… не надо ихъ! не надо!
Олимпіада Алекс?евна. Ну, ужъ это, матушка, не отъ насъ зависитъ. Это - кому какъ дано!
Людмила Александровна. Мертвые сновъ не видятъ.
Олимпіада Алекс?евна. Не къ ночи будь сказано!
Людмила Александровна. В?чный мракъ…забвеніе… тишина…
Олимпіада Алекс?евна. Ну, что ужъ! Изв?стное д?ло: мертвымъ т?ломъ хоть заборъ подпирай!
Людмила Александровна. Зач?мъ люди клевещутъ на смерть, представляютъ ее ужасною, жестокою?.. Жизнь страшна, жизнь свир?па, а смерть ласковый ангелъ. Она исц?ляетъ… Она защитить меня… она проститъ…
Олимпіада Алекс?евна. То есть - убей ты меня, а я ничего не понимаю, что съ тобою творится. Такъ всю и дергаетъ.
Съ внезапнымъ вдохновеніемъ.
Слушай! говори прямо: въ самомъ д?л?, что ли спуталась съ к?мъ?
Л. А., оторванная отъ своихъ мыслей, смотритъ, не понимая.
Такъ это д?ло житейское! Дов?рься мн?: слава Богу, подруги!
Л. А., понявъ, наконецъ, разражается истерическимъ см?хомъ.
Все будетъ шито и крыто. Я на секреты не женщина - могила.
Людмила Александровна (безумно хохочетъ). Н?тъ… н?тъ… н?тъ! Спасибо!.. Эта могила не для меня… Я найду себ? другую!.. другую!..
Быстро уходить.
Олимпіада Алекс?евна. Да куда же ты? куда?.. Фу! перепугала! Охъ, ужъ эти мн? в нервныя натуры! Напустятъ на себя неопред?ленность чувствъ и казнятся. Зач?мъ? кому надо! Терп?ть не могу.
Выстр?лъ.
Ай!
Изъ разныхъ дверей выб?гаютъ Синевъ, Митя, Лида.
Синевъ. Что случилось?
Митя. Кто стр?лялъ?
Лида. Гд??
Олимпіада Алекс?евна. Охъ… боюсь и думать… Людмила… тамъ…
Лида. Мамочка!
Митя. Господи!
Б?гутъ за сцену.
Голосъ Сердецкаго. Помогите кто-нибудь… скор?е, б?гите за докторомъ!.. Митя! поднимай ее! Вотъ такъ!..
Вдвоемъ съ Митею выносятъ Людмилу Александровну.
Лида. Мамочка!
Людмила Александровна. Это я нечаянно… вы не думайте… Я зад?ла… Не сл?довало трогать… Охъ!
Сердецкій. Петръ Дмитріевичъ! скор?е доктора! Пошлите въ клубъ за Степаномъ Ильичемъ.
Людмила Александровна. Поздно… Не усп?ете… Другъ мой! Я умираю… Спасибо за все!.. Передайте мужу - пусть проститъ… Д?ти!.. Митя!.. Лида!.. измучила я васъ… простите!.
Митя. Мамочка моя! мамочка! Господи! да за что же?
Олимпіада Алекс?евна (гладитъ его по голов?). Полно, золотой мой, полно! Это ничего, мама поправится.
Людмила Александровна. Н?тъ, я не поправлюсь… Петръ Дмитріевичъ! вы видите…
Синевъ. Ахъ, глаза бы не гляд?ли!
Людмила Александровна. Подойдите… ближе… я должна вамъ сказать…
Сердецкій. Не надо этого, Людмила, совс?мъ не надо!
Людмила Александровна. Надо, Аркадій Николаевичъ, сов?сть велитъ… моя б?дная отравленная сов?сть…
Синевъ угрюмо приближается.
Людмила Александровна. Забудьте все!.. Прекратите д?ло!.. Я прошу васъ!.. Теперь я им?ю право просить… Жизнью заплачено за жизнь… Охъ!.. Д?ти!.. Ми… Митя!.. простите!.. Люблю… вс?хъ люблю… Ахъ!
Умираетъ.
Лида. Мамочка!
Митя. Мама! За что, за что, за что?
Съ воплемъ припадаетъ къ трупу.
Занав?съ.
КОНЕЦЪ.
ПРИМ?ЧАНІЕ. Заключительная сцена смерти Людмилы Верховской въ этомъ изданіи начинается во второй, петербургской, редакціи. Такъ играла ее Л. Б. Яворская, им?ющая право считать роль Верховской одною изъ удачн?йшихъ въ своемъ обширномъ репертуаръ. У Корша и въ провинціи сцена эта шла по первой редакціи. Такъ какъ многія исполнительницы предпочитаютъ ее петербургской и, благодаря первому печатному изданію "Отравленной Сов?сти", она бол?е изв?стна, то прилагаю и этотъ варіантъ.
ВАРІАНТЪ ПОСЛ?ДНЕЙ СЦЕНЫ
ПО ПЕРВОЙ РЕДАКЦІИ.
Синевъ. Ахъ! глаза бы не гляд?ли.
Съ отчаяніемъ бросаетъ портфель на столъ. Изъ него сыплются бумаги.
Людмила Александровна. Это… что тамъ… упало? Какія… бумаги…
Синевъ (мнется). Мои служебныя, Людмила Александровна.
Людмила Александровна. А! понимаю, какія… Покажите мн? ихъ сюда.
Синевъ. Помилуйте, Людмила Александровна!.. до бумагъ ли?!
Людмила Александровна. Дайте! исполните волю умирающей…
Синевъ нехотя подаетъ. Людмила Александровна читаетъ.
Д?ло объ убійств?… неизв?стнымъ лицомъ… Неизв?стнымъ лицомъ!.. Д?ти! Липа! отойдите! Я хочу сказать два слова Петру Дмитріевичу. Вы, Аркадій Николаевичъ, останьтесь… вы знаете все.
Сердецкій. Не надо этого, Людмила, совс?мъ не надо.
Людмила Александровна. Надо, Аркадій Николаевичъ!.. Сов?сть велитъ… Моя б?дная, отравленная сов?сть… Петръ Дмитріевичъ…
Синевъ. Людмила Александровна, не лучше ли намъ поговорить, когда вы поправитесь?
Людмила Александровна. Н?тъ, я не поправлюсь. Наклонитесь ко мн?… Петръ Дмитріевичъ, тутъ надо сд?лать маленькую приписку. Вотъ тутъ… возьмите карандашъ… пишите… Охъ!.. Пишите: прекращено за смертію… обвиняемой…
Умираетъ. Д?ти съ воплемъ бросаются къ трупу.
Сердецкій (Синеву). Забудьте ея слова. Не людямъ судить мертвыхъ между собою! Сосчитаться другъ съ другомъ - предъ ними ц?лая в?чность.
Занав?съ.
notes
Примечания
1
Первые исполнители ролей: въ Москв? y Корша - г-жи Азагарова (Людмила), Шаровьева (Олимпіада), Луаре (Леони); гг. Вязовскій (Верховскій), Св?тловъ (Ревизановъ), Яковлевъ (Сердецкій), Константиновъ (Синевъ), Смодяковъ (Митя).
Въ Петербург? - въ томъ же порядк? ролей - г-жи Яворская, Некрасова-Колчинская. Адашева; гг. Тройницкій, Бравичъ, Михайловъ, Тинскій, Орленевъ.
|
