Виртуальная подружка Светлана Алешина
        TV журналистка #0
        Ток-шоу «Женское счастье», неизменной ведущей которого является Ирина Лебедева, теряет рейтинг. И тут молодая сотрудница подсказывает Ирине сюжет из жизни. Она предлагает пригласить на передачу свою подругу Эллу, жену преуспевающего банкира Бессметного, и поговорить с ней о превратностях судьбы. О том, как из любящего и заботливого, муж за считаные недели превратился в нервного, раздраженного человека, стал азартным игроком в покер, пропадает в казино. Жена живет в предощущении несчастья. В день эфира героиня не является в студию, и Ирина узнает почему: накануне банкир Бессметнов не вернулся домой и пропал бесследно…
        Светлана Алешина
        Виртуальная подружка
        Глава 1
        18:26:28 KISKA: Уважаемый OPER, я игнорирую ваши сообщения.
        18:26:34 OPER: KISKA: Ну и дура!
        18:26:41 OPER: Еще живые есть?
        18:26:59 MISTER_X: MAN: У меня комп виснет, собака страшная. Пожалуй, я сегодня вне общения. Или перегрузиться попробовать?
        18:27:02 SOBLAZNITELNAYA: BIG: Тебе сколько лет?
        К нам приходит LISICHKA.
        18:27:07 MAN: MISTER_X: Я тоже еле прорвался — сервер перегружен. А насчет перегрузиться думай сам, только быстрей. У меня сегодня лимит по времени.
        18:27:11 BIG: SOBLAZNITELNAYA: Восемнадцать. А тебе?
        18:27:14 MAX: LISICHKA: Привет! Ты как после вчерашнего? У меня до сих пор бодун.
        MISTER_X нас покидает.
        18:27:18 MAN: OPER: А ты опер по профессии или по состоянию души?
        18:27:22 SOBLAZNITELNAYA: BIG: Шестнадцать. А у тебя фотка есть? Пришли, а я тебе свою пришлю.
        К нам приходит MONTE-KLARA.
        18:27:29 LISICHKA: MAX: А я нормально. Меня с утра пивом похмелили. Ну вы вчера и ужрались, парни! Я в восторге!
        18:27:33 OPER: MAN: По профессии. Только к милиции я никакого отношения не имею. А ты что за фрукт?
        18:27:40 BIG: SOBLAZNITELNAYA: Может, лучше встретимся? У меня есть чем тебя удивить!
        18:27:45 MAN: OPER: Ты опер, вот и иди оперы писать!
        18:27:48 MAX: LISICHKA: Ха! Это разве ужрались?! Так — легкая разминка.
        18:27:52 OPER: Я не понял, на этом треклятом чате хоть кто-то говорит о сексе, или это «Обо всем на свете»? Ы-ы-ы!
        MAN нас покидает.
        18:27:56 SOBLAZNITELNAYA: BIG: Что, прямо так сразу и встретимся? А чем заниматься будем?
        18:28:01 OPER: Скукоти-и-ища! В картишки, что ли, с кем перекинуться?!
        18:28:13 MONTE-KLARA: ЛИЧНО OPER: Можно и в картишки. Ты как насчет покера?
        18:28:21 OPER: ЛИЧНО MONTE-KLARA: Легко! Не вопрос вообще! А какое это имеет отношение к сексу?
        18:28:36 MONTE-KLARA: ЛИЧНО OPER: Ты откуда такой озабоченный?
        18:28:43 OPER: ЛИЧНО MONTE-KLARA: Город Тарасов.
        18:28:51 MONTE-KLARA: ЛИЧНО OPER: О'k! Земляки, значит. Может, в следующий раз на пару в казино прогуляемся? Пришли свой электронный адрес. Как соберусь, отпишусь.
        — Ох! Тоска серо-буро-малиновая! Одни дебилы малолетние!  — жалобно потянул носом Павел и рьяно защелкал мышкой.
        — Павлик, кончай служебный трафик транжирить. Кошелев из тебя коврик подмышечный сделает.  — Я встала из-за стола, без особого энтузиазма разминая ноги, и с ленивым любопытством заглянула ему через плечо, читая всю эту галиматью.
        С тех пор, как на моем компьютере появился Интернет, Павел, и раньше большую часть времени проводивший в моем кабинете, просто перестал из него выходить. Я имею в виду из кабинета. Хотя и из Интернета тоже. Мало того, что мерзавец оккупировал самое удобное кресло, так теперь он его — и ведь не поленился, что удивительно!  — подтащил к столу и часами просиживал, самозабвенно пялясь на монитор.
        — Ничего! С Кошеля не убудет, а законопослушные трудяги после отбывания добровольной восьмичасовой трудовой повинности имеют полное право оправиться и покурить.
        — Сударь! Да есть ли у вас стыд?  — возмутилась я.  — О какой такой повинности смеете вы заикаться, когда мы уже целую неделю курим бамбук!
        В последнее время дела не ладились. Не то чтобы моя передача, пардон, наша передача «Женское счастье», будь она неладна, теряла рейтинг, просто давно не удавалось сработать ни одного порядочного сюжета. Тут я с Пашкой полностью согласна — тоска… Сюжеты эти были интересны разве что сытым домохозяйкам, трясущимся над своими благоверными и не знающим, на что еще потратить приносимые ими деньги, да заслуженным ровесницам Мафусаила — гордостью города. Евгений Иванович Кошелев, родное наше начальство, дай ему бог долгих лет жизни, ангельского терпения и частых приступов альтруистической любви к своим нерадивым подчиненным, ходит хмурый, словно туча над границей, цедит сквозь зубы «всех уволю» и с досады шлепает по стенам телецентра полусонных осенних мух свернутым в трубочку рекламным проспектом. Лера, помощница режиссера и моя ассистентка, носится по всему Тарасову, как колибри с подпаленным хвостом, в поисках достойной героини, даже про свое раздельное питание пополам с сыроедением забыла. Галина Сергеевна, наш славный режиссер, съедает по пол-облатки валерьянки за раз и говорит, что во всем виноваты
арабские террористы, переманившие всех девочек — наших потенциальных губернских телезвездочек — для своих гаремов. И вот в то время, когда вся наша команда из кожи вон лезет, пытаясь придумать хоть что-то путное, этот трутень, эта раковая опухоль на изможденном теле трудового пролетария в дешевом чате по бабам шоркается!
        — Стыд есть, но мало — приходится экономить,  — без зазрения совести переходя в чат «Знакомства», прогундел Павлик.  — А что до ваших гнусных инсинуаций на предмет бамбука, то вы, может быть, его и курите, а я в поте лица, не покладая рук своих, думы тяжкие думаю. Во как!
        — Совсем обнаглел!  — от праведного негодования я даже спонтанно распрощалась с состоянием ленивой расслабленности, коей выражался мой персональный абстинентный синдром после чрезмерного злоупотребления адреналином, а он у меня в последнее время зашкаливал на нервной почве.  — Это ты-то, целыми днями за моим, между прочим, компьютером штаны протирая, с позволения сказать, думаешь?!
        — Не надо делать поспешных выводов,  — покачал головой Павел, ни дать ни взять Аристипп[1 - Древнегреческий философ, ученик Сократа (V-IV века до н. э.), один из родоначальников гедонизма — направления в этике, утверждающего наслаждение, удовольствие как высшую цель и основной мотив человеческого поведения.], усердно корпящий над разработкой основных положений гедонизма.  — Бывает же «человек на пепельнице», который на первый взгляд ничего не делает, курит себе в коридорчике, а на самом деле всякие пользительные для внешне активной, но в сущности бестолковой общественности идеи генерирует. Может быть, я тут вам персонажиху подыскиваю?
        — Тоже мне «охотник за умами», главный консультант по подбору персонала на «Секс»-чате. Смотри не вспотей!
        — Чем вам чат не нравится? Я же не виноват, что на нем больше всего народа тусуется.  — А почему у тебя ник такой дурацкий, продуманный ты наш?
        — Чего это дурацкий-то?  — обиделся Павел.
        — А чего остроумного в том, чтобы на «Секс»-чат под ником OPER лезть? Еще удивляешься, что с тобой никто общаться не хочет. С таким погонялом только на чате «Моя милиция меня стережет» хорошо.
        — Ничего-то вы не понимаете.  — Павел досадливо почесал свою бороду.  — Я же оператор? Оператор. А сокращенно получается «опер».
        — Атама-а-аны, вы мои-и, растама-а-аны-ы-ы,  — раздался у меня за спиной до невозможности фальшивый голос.
        Обернувшись на источник раздражения, я увидела голову Валеры Гурьева, репортера «Криминальной хроники», выглядывающую из-за двери. Неудачная попытка музицирования, очевидно, принадлежала именно ей, в смысле голове, поскольку других звуковоспроизводящих объектов в обозримом пространстве не наблюдалось.
        — Чего это вы тут делаете спустя полчаса опосля конца рабочего дня?  — спросила голова, подтягивая за собой субтильное, верткое тулово.  — ГТРКарственный переворот замышляете? Дайте поучаствовать.
        — Не-а,  — ответила я.  — Паша себе виртуальную подружку подыскивает.
        — Совсем обленился,  — прокомментировал Гурьев, занес-таки себя в кабинет и уселся на краешек моего стола.  — А я еще его к себе взять хотел.
        — Сказал, не буду «Женского счастья» разрушать, значит, не буду. Я человек слова,  — не отрываясь от монитора, отрезал Павел, который в свое время решительно отказался от предложения Гурьева перейти к нему в криминалку, за что Павлику нашему глубокое мерси, поскольку оператор он просто от бога.
        — Лучше бы ты был человеком дела,  — сердито проворчала я. Таланты, знаете ли, талантами, а баловать этого лентяя тоже не стоит, а то он, чего доброго, заставит меня за ним камеру носить.
        — Женское счастье — муж в командировке, хомячок и дети у свекро-овки,  — пропел Валера, отчего мой слух, избалованный ариями Неморино и Радамеса в исполнении Хосе Каррераса — ну люблю я классику, а от эстрады нашей любого нормального человека с души воротит, и нечего обвинять меня в снобизме!  — едва не спровоцировал организм на антигуманный поступок в отношении этого постсредневекового миннезингера.
        — Чего это тебя сегодня на концерты пробивает?  — морщась, спросила я.  — Да еще и поешь гнусности всякие. Это, что ли, намек?
        — Это, что ли, шутка,  — устало вздохнув, ответил Валера.  — Обиду другу нанести и в мыслях не было. Прости!
        — Теперь стихами заговорил. Ты часом не влюбился, женоненавистник со стажем?
        — Типун тебе на язык!  — ответил Валера, пробывший в счастливом браке всего два месяца, и то в глубокой юности.  — Денек веселый выдался, Ириша. У нас в Смирновском ущелье покойничка потешного нашли.
        — Покойничка? Потешного? Мрачная у тебя душевная жизнь, Валера.
        — Работа такая. А труп и в самом деле занятный. У парня на правой руке из пяти пальцев только большой.
        — А остальные погулять вышли?  — фыркнул Паша.
        — Если бы! Остальные старательно отрублены. По самое не хочу. Причем, что интересно — все пальцы аккуратно перебинтованы, а раны тщательно обработаны. Свежие, кстати, раны. В смысле покойный получил их незадолго до смерти.
        — И умер он от чрезмерной заботы,  — с пафосом добавил Паша.
        — А умер он, как ни странно, от анафилактического шока.
        — Подожди! В смысле от травматического?  — Я, конечно, не медик и не криминалист, но что такое болевой шок, даже я, скудоумный филолог, знаю.
        — Ни фига подобного! Ему какое-то анальгезирующее средство типа промедола, или омнапона, или еще какой дряни ввели. Я в ихней фармакологии не особенно разбирался. А у парня аллергия на это хитрое средство оказалась. Вот и загнулся, бедолага.
        — Ничего не понимаю!  — Кажется, это и впрямь интересно.  — Так его хотели убить или не хотели? Сперва пальцы рубят, потом болеутоляющие вводят — ерунда какая-то.
        — То-то и оно, что ерунда. Ребята в ментовке только руками разводят. Видать, живой нужен был, да обмишурились чуток.
        — А кто хоть, выяснили? В смысле, труп чей?
        — Нет пока. Документов при нем не было, а сам он провалялся так долго, что видок у новопреставленного, как говорится, ни рожи ни кожи. Сам любовался. Только мне сдается, что не в Смирновском лесу он валялся, потому как там бы его собаки пообъели али еще какие твари дикие.
        — Слушай, какие ты страсти на ночь глядя рассказываешь!  — Мне действительно стало не по себе.
        Как же должен чувствовать себя человек, которому сначала оттяпывают четыре пальца на одной руке, потом заботливо прижигают йодом раны, трогательно дуют, чтобы не щипало, а в довершение всего колют какую-то гадость, от которой несчастный благополучно передает дух в руки отца своего небесного?! И после этого Евгений Иванович будет мне говорить, что программа a la «Журналистское расследование с Ириной Лебедевой» в наших широтах не будет котироваться. Да из этого такой материал сделать можно!.. Остается только завидовать Валерке и выпестовать надежды на гипотетическую возможность избавления от осточертевшего до икоты «Женского счастья».
        Хотя, если задуматься, чему тут завидовать? Вид полуразложившегося трупа, у которого единственное, что осталось в состоянии относительного порядка, это сердобольно перебинтованные обрубки вместо пальцев,  — зрелище не слишком аппетитное. А Валерка с такими своеобразными «диетами» каждый день сталкивается.
        — В розыск, кстати, тоже никто не заявлял,  — задумчиво проговорил Гурьев, игнорируя мое последнее замечание.  — По крайней мере, ни одной из значащихся в списке у милиции особых примет у него не обнаружено. Получается, неприкаянный такой дохлый труп мертвого человека — сиротинушка.
        — А они есть?  — поинтересовалась я.
        — Кто?  — удивился Валера.  — Дохлые трупы?..
        — Тьфу на тебя!  — перебила я.  — Приметы.
        — А-а, ну да, левое ухо в двух местах проколото. Волосы чуть длиннее среднего, аккуратненьким таким каре подстрижены. Опять же одежонка на нем приличная. Она, кстати, неплохо сохранилась. Парнишка явно не из помоечного бомонда.
        — Интересно знать, кому он так досадил и чем? Неплохо бы выяснить и на заметку взять. А то, не ровен час, сболтнешь чего-нибудь не то в адрес очередного рекламодателя, а тебе потом лапу по локоть откоцают. Может, разборки какие?
        — Да непохоже.  — Уголки Валеркиных губ в некотором замешательстве поползли вниз.  — Вряд ли кто-то из местной мафии детективной литературкой a la «Лимоны никогда не лгут» балуется. У нас все проще и брутальней, одно слово — Россия-мать, к тому же провинция.
        — А может, у нас очередной маньяк завелся?  — подал голос Паша, о котором я уже успела забыть.
        — Ну конечно!  — презрительно усмехнулся Валера.  — Уволенная из элитного салона маникюрщица бывших клиентов устраняет. Так не доставайся же ты никому! Ты головой-то подумал, прежде чем языком трепать,  — зачем маньяку раны бинтовать?
        — А кто его, психованного, разберет?  — авторитетно заявил Павел, словно всю жизнь медбратом при неврастениках состоял.  — Например, чтобы продлить агонию жертвы.
        — А обезболивающее он вводил, чтобы облегчить страдания бедняжки,  — в тон Павлику издевательски покивал головой Валера.  — Прямо не маньяк, а мать Тереза какая-то. Чушь! Да и мелко это как-то для маньяка. Не тот масштабчик. Я понимаю там, на дыбу вздернуть или кишки вокруг бедер бантиком завязать. А тут пальцы какие-то. Хотя мужику и этого хватило. Ну да бог с ним, с болезным. Мне, в общем-то, до него дела нет.
        — Как это нет?!  — не веря своим ушам, воскликнула я.  — Тебе же репортаж снимать.
        — Да не буду я из-за него общественность возмущать,  — отмахнулся Валера.  — Доблестные господа охранники права и порядка не велели.
        — А ты прямо так и послушался,  — съязвила я.
        — Не послушался, а прислушался,  — поправил Валера,  — к доводам разума, между прочим. Сдается мне, что хорошего скандала из этой истории все равно не получится — не похож этот усопленничек на высокопоставленную особу, посудачат и забудут, как только в очередной раз цены на майонез подскочат, а из-за двух минут короткометражного фильма ужасов портить отношения с ребятами из милиции мне, извиняйте, резона нет. Пригодятся еще. А они уж больно просили до выяснения личности покойного,  — как это Зародин сказал?  — лясем-трясем на всю губернию не устраивать.
        — Какое же ты меркантильное кю!  — с досадой выдохнула я.
        Хотя Валерка по-своему был прав. Дело, конечно, запутанное и интересное, но, чтобы сварганить из него настоящую сенсацию для нашей публики, парень должен оказаться как минимум внебрачным сыном советника по связям с общественностью губернатора области. И лучше — наркоманом. А еще лучше — наркоманом с нетрадиционной сексуальной ориентацией или с гипертрофированным комплексом клептомана, за что и поплатился. А так — ну еще один рядовой труп. Пальцы отрублены — мало ли, может, производственная травма. Умер от анафилактического шока — врачи недобросовестные оказались, не потрудились предварительную проверку на аллергены сделать. А может, действительно так все и было, а что при таком раскладе труп должен смирненько в больничном морге лежать, а не в лесах валяться, но кого это волнует? Валерка шорох устроит и вмиг окажется без своих полезных связей. А по его шкале приоритетов добрые отношения с нужными людьми в милиции ценятся куда больше, чем малоперспективный покойник. И все-таки!
        — На том стоим.  — Валера сполз со стола и бросил тоскливый взгляд на прыгающего из чата в чат Пашку.  — Ладно, братцы-кролики, техноголики, вы как хотите, а я до дому, до хаты. Те, кто любит меня, за мной!
        — Пойдем,  — дернула я за рукав Пашку,  — а то эта псевдодева сейчас до самого Орлеана доскочит, лови потом.
        Дома меня ждал приятный сюрприз. Заботливый муж, очевидно, получив деньги за написание курсовых нерадивым студентам, расщедрился на мои любимые котлеты по-киевски. Еще на лестничной клетке я унюхала умопомрачительный запах, так что в момент забыла обо всяких там малоаппетитных покойниках вместе с их отсутствующими частями тела.
        — Здравствуй, солнышко!  — ласково прожурчала я, едва войдя в квартиру.
        — Здравствуй,  — сердито ответил Володя, забирая у меня плащ и отправляя его на вешалку.  — Хоть сегодня могла бы не задерживаться.
        — Я же не поздно,  — с искренним удивлением ответила я.
        — Ну да. У тебя вообще если сегодня, значит, еще не поздно. Ну а если после 12.00, тогда да, извини, любезный супружник, задержалась.
        — Володька, не занудствуй!  — почти пропела я, заходя в гостиную, и застыла как громом пораженная.
        В самом центре комнаты стоял сервированный по всем правилам этикета стол. Даже салфетки, свернутые каким-то хитрым образом — мне так никогда не суметь,  — аккуратно лежали поверх белоснежных тарелок из парадного сервиза. В середине стола красовался мой любимый салат из кальмаров, а по бокам от него две зажженные свечи в крошечных керамических подсвечниках, привезенных нашим приятелем из Японии. На краю стояла огромная хрустальная ваза с апельсинами, яблоками, бананами, а в центре торчал хвостик ананаса — о господи, мужчины, ну кто кладет фрукты в хрусталь? Справа от нее в тарелке бутерброды с красной икрой и балыком, напротив — бутерброды с говяжьим языком, нашпигованным оливками и морковкой. Но больше всего меня потрясла бутылка «Cabernet».
        — По какому поводу такой удар по семейному бюджету?  — спросила я, едва ко мне вернулся дар речи.
        Володя стоял, прислонившись плечом к дверному косяку и скрестив руки на груди. Лицо его было непроницаемо и серьезно, и только едва уловимый лукавый прищур с головой выдавал каверзника — он явно был доволен произведенным эффектом.
        — Вот так доживешь с тобой до бриллиантовой свадьбы,  — печально вздохнул он,  — а ты и не вспомнишь о дате нашего знакомства…
        Ох ты, боже мой! Как же я могла забыть?! Вот дура пустоголовая! Нет мне прощения! Секите повинную голову хоть мечом, хоть ножом кухонным, за такое не жалко!
        — Володенька!  — Я кинулась ему на шею и, перемежая слова бестолковыми, куда попало поцелуями, затараторила: — Прости меня, дуру грешную! Кругом виноватая! Удавить Матрену мало! Радость моя! Золотце! Как же я тебя обидела! Ты ведь у меня самый-самый! А я!..
        — Ага. Как же. Теперь и радость, и золотце, и свет в окошке,  — отбиваясь, впрочем, без особого рвения, от моих поцелуев, ворчал Володька.  — Забыла про любимого супруга. На работу променяла. Думал уж было в Волге утопиться, да вода холодная — не люблю дискомфорта. А ты оправдывайся теперь, коварная.
        — И буду!  — заголосила я с удвоенной силой.  — Буду оправдываться, пока не простишь! Лучше я себя сама не прощу! Ты же у меня один такой уникабельный!
        — Вот насчет уникабельного ты погорячилась,  — ответил Володька, высвобождаясь из моих объятий.  — Да уж чего там. Ладно уж. Мы не гордые. Мы привычные.
        Он подошел к окну, эффектным жестом опытного иллюзиониста во время собственного бенефиса откинул занавеску и взял с подоконника огромный букет шикарных роз.
        — С годовщиной тебя, что ли!  — сказал он, протягивая мне букет, при этом глаза его сияли, как у влюбленного юнца на первом свидании.
        — Володенька! Люблю пуще микрофона! Пуще света софитов, пуще жужжания камеры…
        И я одарила его таким жарким и долгим поцелуем, что просто удивительно, как это от накала страстей лампочка в коридоре не перегорела.
        — О, черт!  — неожиданно вырываясь, заорал Володя.  — Котлеты твои! Синим пламенем!..
        И он пулей вылетел на кухню. А я села на диван и, шмыгнув носом, смахнула скупую слезу деловой женщины.
        Какой же он у меня все-таки замечательный. Какой заботливый. Какой терпеливый. Как только сносит все мои причуды? Мои вечные зависания на работе до поздней ночи. Мои постоянные срывы его грандиозных планов по устроению маленьких семейных праздников на двоих. Мои гнусные отлынивания от домашних забот. Святой человек!
        «О, нет! Ой, ё! Ох, чтоб я сдох!» — доносилась с кухни милая моему сердцу серенада под аккомпанемент рушащейся посуды.
        Как же он меня любит! Хоть передачу обо мне снимай: «Самая счастливая женщина — ведущая популярного ток-шоу «Женское счастье» Ирина Лебедева». А кстати, неплохая идея! Чем не выход из творческого кризиса? Только за эту идею мне Володька ноги повыдергивает и микрофонные стойки повставляет. И будет прав! Нет, слово скаута — сегодня никаких разговоров о работе! Только о нас!
        — Все пропало!  — обреченно произнес Володя, возникая в дверном проеме с дымящейся сковородой в руке.  — Сгорели…
        — Они не сгорели, солнышко,  — счастливо всхлипнула я.  — Они подрумянились.
        — А я еще рис сделал. Черный,  — растерянно пробормотал он.  — Ты говорила, что с курицей лучше всего черный рис.
        — Черный? Такой же, как котлеты?  — не удержалась я.
        — Не жена — ехидна!  — горестно воздев к небу очи, выдал Володя.  — За это ты сегодня не будешь терзать меня своими оперными ариями. И никаких Бахов, Вивальди и Скарлатти.
        — Не буду, милый! Будем слушать только то, что захочешь ты. Хоть Папетти, хоть Джо Дассена, хоть «Dire Straits».
        Котлеты действительно не сгорели. Ну, то есть не совсем… Если снять с них тесто, то курица с неизменным горячим сливочным маслом и специями внутри очень даже ничего. Я спросила Володьку, почему он не воспользовался приобретенной недавно микроволновкой — моей гордостью и отрадой, но он только досадливо махнул рукой: мол, мы люди небалованные, к вашим импортным хитростям непривычные, так что все обошлось одними котлетами, а мог бы и дорогущий аппарат спалить, за что я бы с него точно спустила шкуру не хуже, чем сейчас тесто с котлеты. Не согласиться с ним оказалось трудно.
        Рис был просто восхитительным… только немного суховатым. Зато салат превзошел все мои ожидания. И бутерброды. Особенно с икрой! Всего в самый раз, как я люблю. Тонкий ломтик свежего батона с хрустящей корочкой, в меру толстый слой масла и икринка к икринке, так что и просветов нет, и горкой не навалено. А вино! Настоящее, марочное, сухое, красное! Как же я люблю хорошее красное вино! И черт с ними, с Паваротти и Домингами, когда у меня такой муж!
        Уже поздно вечером я вдруг вспомнила, что супруг мой по образованию химик, и осторожно спросила:
        — Володя, а на обезболивающие средства может быть аллергия?
        — В принципе да,  — вскинул он на меня изумленный взгляд.  — А тебе зачем?
        — А так чтобы с летальным исходом?  — настырно продолжала я: пока отвечает, надо пользоваться.
        — Ну это смотря что колоть и в каких дозах. Если какие-нибудь опийные, то, конечно, и слона угробить можно.
        — Значит, действительно анафилактический шок,  — кажется, я сказала это вслух.
        — Так! Душа моя заблудшая!  — глаза Володи потемнели, во взгляде мелькнула смутная тревога.  — Во что ты опять ввязалась?
        — Да ни во что я не ввязывалась,  — поспешила я исправить накаливающуюся ситуацию.  — Просто сегодня Валерка в гости заглядывал, ужасы всякие рассказывал. А я просто так, из спортивного интереса.
        — Ох, смотри у меня, спортсменка, комсомолка. Сам убью, чтобы нервы не трепала. С тобой никакого здоровья не хватит. У меня у самого на твое пинкертонское хобби аллергия, вплоть до душевного коматоза.
        Ну вот он уже и расстроился. И надо мне было завести об этом речь именно сегодня? Не могла до завтра потерпеть? Обещала же себе ни слова сегодня о работе.
        Я поспешила заверить мужа в том, что никакое частное расследование на моем горизонте не маячит. Тем более что даже Валера от этого дела отказался. И вообще, у меня и без покойников забот хватает — надо сюжет для новой передачи придумывать. Как только сердитые морщинки в уголках губ моего супруга разгладились, а на щеках опять появились очаровательные ямочки, я тоже успокоилась. Мир был восстановлен.
        А все-таки интересно было бы выяснить, умер он от шока или от передозировки? Если от передозировки, тогда это наверняка преднамеренное убийство. Или нечаянное самоубийство. Хотя о каком самоубийстве может идти речь?! Пальцы он себе тоже сам отрубил, что ли?
        Так — все! Тема закрыта. По крайней мере, на сегодня. Сегодня у меня на ночь были более радужные перспективы, чем размышления о причинах смерти человека, которого я не то что живым, даже мертвым не видела.
        Глава 2
        — Ирина! Ну наконец-то! Кажется, мы спасены! По-моему, я нашла то, что надо! Потрясающая тема! Просто фантастика!
        Такими словами приветствовала мое появление на телестудии Лера Казаринова. Едва я открыла дверь кабинета, она быстро отставила в сторону мисочку с курагой, в которой тут же очутилась Пашкина рука, ловко спрыгнула со стола и, словно итальянка размахивая руками перед самым моим носом, что совершенно не вязалось с ее внешностью, торопливо пыталась что-то объяснить.
        — Если ты не перестанешь частить, словно студентка театрального факультета на экзамене по сценической речи, я ни за что на свете не смогу оценить гениальности твоего открытия.
        Эта тирада подействовала на Валерию, как ушат холодной воды. Несколько секунд она растерянно хлопала ресницами, потом виновато улыбнулась, провела рукой по и без того гладко забранным в хвост светлым волосам и уже с удобоваримой скоростью приступила к рассказу:
        — Есть у меня подруга. Ну скорее, не подруга — приятельница. В школе учились вместе…
        — Понятно. Дальше.  — Я повесила плащ и села за свой стол.
        — Мы с ней давно не виделись. Я знала только, что она на стажировку в Канаду уезжала, а вчера встретились. Оказывается, Эллочка замуж вышла. Поначалу все было просто замечательно. Она продолжила обучение. У мужа неплохая работа. Деньги в доме есть. Ну и все такое. А потом выяснилось, что ее Сережа — игрок…
        — На бирже?  — ни к селу ни к городу вставил Паша, запихивая в рот неизвестно какой по счету сухофрукт.
        — На картах,  — рассеянно ответила Лера.  — То есть в карты. Одним словом, он без казино и дня прожить не может. И неизвестно, то ли он всегда такой был, только прикидывался, или уже после свадьбы пристрастился. В общем, теперь все плохо. Целыми вечерами и ночами он там. Проигрывает бешеные деньги, а остановиться не может. Иногда, правда, и выигрывает тоже. Но Эллочке от этого легче не становится. Говорит, уже забыла, как родной муж выглядит. Когда проигрывает, приходит злой, как бобик, орет, вещами кидается. Когда выигрывает, сразу спать брякается… И потом, она все время боится,  — почему-то понизив голос, добавила Лера.
        — Чего?  — не поняла я.
        — Того, что однажды он проиграет так много, что не сможет вернуть долг.
        — Он же вроде хорошо зарабатывает,  — снова встрял Павлик.  — А если мужик обеспечивает семью, может он позволить себе невинное развлечение?
        — Ничего себе невинное!  — возмутилась Лера.  — Ты хоть представляешь, какие там крутятся деньги?! И потом, кому это надо, чтобы тебя обеспечивали и при этом полностью игнорировали?
        Мне показалось, или в ее голосе действительно прозвучала обида? Интересно, за подругу или за себя? Ох, молодежь, молодежь!
        — Ну, девушка, вы уже придираетесь!  — дернул головой Пашка.  — Вам что, подавай все сразу и побольше?
        — Ладно,  — решительно пресекла я намечающуюся словесную пикировку.  — Все понятно. А мы-то тут при чем?
        — Как при чем?!  — по-моему, Лера опять обиделась, на этот раз уже на меня.  — Конечно, наша программа называется «Женское счастье», но ведь нигде не написано, что мы должны рассказывать только о добившихся успеха и абсолютно довольных своей судьбой дамочках. А тут такая интересная тема — все есть, а счастья нет. Обязательно найдутся сочувствующие, товарки по несчастью, советчики, наконец.
        — Да уж, доброхотов, желающих жизни поучить, у нас полстраны,  — не могла не согласиться я.  — И что, твоя Эллочка согласна принять участие в этой передаче?
        — Ой, да она на все согласна, лишь бы мужа вернуть. Эллочка его так любит… Что только она не пробовала! И увлечения ему новые придумывала, и уйти грозилась, даже к экстрасенсам обращалась. Без толку! Говорит, или принимаешь меня таким, какой есть, или поступай как хочешь. А что тут сделаешь? Это же тебе не алкоголизм — не закодируешь.
        — Н-да, интересная история,  — подумала я. Страшно! Что бы я делала, если бы мой Володя променял меня на зеленое сукно, но он — умничка, ему такая мерзость и в голову не придет. Хотя, помнится, был прецедент, когда это чудо в перьях, желая побыстрее скопить деньги мне на подарок, проиграл на тотализаторе отложенные мной пять тысяч. Но ведь это совсем другое.  — В принципе все верно, конечно. Но не знаю, не знаю… А что Галина Сергеевна говорит?
        — Ее еще нет,  — растерянно пролепетала Лерочка.
        — А вот и неправда, деточка, я уже здесь,  — энергичной походкой уверенной в себе женщины вошла в комнату наша бесценная мадам режиссер, и опять в новом костюме, сидящем на ней так ладно, что, казалось, она еще лет десять сбросила.  — Всем доброго утра! Что я должна сказать? Павлик, ну-ка освободи мне креслице. Давайте скажу!
        — Галина Сергеевна, тут Лера идею одну предлагает по спасению нашей безвременно затухающей программы. Нужно ваше мнение.
        Паша с выражением лица «злые вы, уйду я от вас» вытряхнул себя из кресла, в котором тут же устроилась Галина Сергеевна, элегантно закинув ногу на ногу. Лера на удивление кратко пересказала ей содержание нашего разговора.
        — А что, мне идея нравится!  — Оживившись, Галина Сергеевна быстрым жестом поправила прическу на затылке, отчего ее коротко стриженные волосы только встопорщились.  — Если мы поможем не распасться молодой семье, это только добавит нам популярности. Нет-нет, мы положительно обязаны обличать мужские пороки, делающие женщину несчастной, и по мере своих возможностей восстанавливать попранную справедливость!
        Во время этого маленького выступления мерзавчик Пашка ухмылялся так язвительно, что если бы только его видела Галина Сергеевна, боюсь, уже никаких передач нам не снимать. По крайней мере, выездных сюжетов, так как в студии работали другие операторы.
        — По-моему, это не совсем честно,  — с сомнением в голосе сказала я.  — Ну чем мы можем помочь этой девочке? Вряд ли кто-то из присутствующих в студии сможет дать ей дельный совет. А вот душу разбередят — это точно. Найдутся добренькие, которые скажут, что сама виновата: надо было мужа в узде держать или смотреть, за кого замуж выходишь. Какая-то гадкая спекуляция на чужом горе получается.
        — Ах, Ирочка! Dixi et animam levavi,  — тоном умудренной опытом воспитательницы ответила Галина Сергеевна.  — Ты, как филолог, должна знать латынь. А для этих неучей переведу: «Я рассказал и тем облегчил душу». Может быть, для нее это будет самое полезное? Может быть, ей большего и не надо? А еще вполне вероятно, что общение с другими женщинами даст ей возможность посмотреть на ситуацию со стороны и поможет принять верное решение. Может быть, ей этот Серега и не нужен вовсе вместе со всем его букетом достоинств и недостатков? Тоже, между прочим, выход. К тому же,  — она бросила взгляд на Леру,  — если я правильно поняла ситуацию, твоя подруга сама хочет попасть на нашу передачу?
        Лера быстро кивнула. Помощник режиссера и есть помощник режиссера — даже здесь приходит на помощь.
        — Так и хочется вам меня в аморальную авантюру втянуть,  — вздохнула я.  — Ладно, давайте попробуем. «Рыба» передачи к обеду должна лежать у меня на столе, чтобы я могла согласовать ее с Евгением Ивановичем. Боюсь, это будет не так-то просто.
        — Я сама отнесу ему сценарий и постараюсь все уладить,  — вызвалась Галина Сергеевна.
        — Отлично!  — Если за дело брался наш режиссер, можно было не сомневаться, что все вопросы с Евгением Ивановичем будут решены в нашу пользу.  — Лера, договаривайся со своей подружкой, на днях мы у нее появимся. Составь список нежелательных для нее вопросов и выясни, о чем бы она хотела, чтобы мы ее спросили. Не забудь вытрясти из Андрея Юрьевича машину, таскаться пешком по городу я отказываюсь. Павел, проверь камеру, чтобы нам не мотаться по нескольку раз туда-сюда.  — Последнее наставление, впрочем, было излишним — Пашка, конечно, редкостный лентяй, но рабочий инструмент свой всегда держит в идеальном порядке.  — Так, чего мы ждем? Все за работу!
        — Ирина Анатольевна! Этот ходячий желудок всю мою курагу съел!  — раздался возмущенный голос Леры.
        — И вовсе не всю,  — искренне обидевшись на такое обвинение, прогундосил Пашка.  — Тут еще три штуки осталось.
        — Ну да, совестливый остаток, чтобы посуду мыть не заставили.
        — Господи! Чем я так прогневила небо, что оно послало на мою голову этот сумасшедший детский сад!  — взмолилась я.
        Кривила душой, конечно. Команда у меня была что надо! Замечательная команда!

* * *
        — По образованию я филолог, учусь на романо-германском отделении Тарасовского государственного университета. Изучаю английский. Дополнительно специализируюсь на преподавании русского как иностранного. Примерно полгода назад вернулась из Канады, где стажировалась… проходила стажировку… ой, а можно сначала…
        Элла смущенно заправила волосы за ухо, быстрым движением вложила одну ладошку в другую и зажала их между коленями.
        — Конечно,  — подбадривающе улыбаясь, ответила я.  — И вообще, давайте договоримся: вы на нашего Пашу внимания не обращайте. Он тут походит, поснимает, а мы с вами просто поболтаем о нашем, о женском. А потом вместе посмотрим отснятый материал, и вы сможете выбрать то, что вам понравится. Что забракуете, просто выбросим. Хорошо?
        Умничка Пашка тут же деликатно отошел на пару шагов, делая вид, что увлеченно снимает роскошный интерьер гостиной.
        — Хорошо,  — Эллочка робко кивнула и выдавила ответную улыбку.  — Вы извините, я еще ни разу в жизни не снималась на телевидении, немного волнуюсь.
        У нее был довольно низкий, чуть глуховатый, но приятный, словно обволакивающий голос. Слова она слегка растягивала, причем на шипящих и свистящих согласных, а некоторые буквы не то чтобы проглатывала, а произносила не полностью, что ли, вернее будто смягчала.
        — Вполне понимаю вашу реакцию. Все волнуются. И я тоже. Вы просто забудьте про камеру и расскажите о себе. Начните с того, что вам нравится: ваша специальность, увлечения, любимые книги. Кстати, обстановку в доме вы делали?
        — Я,  — Эллочка неожиданно расцвела.  — Мне всегда это нравилось.
        Паша плавно перевел камеру на нашу героиню, встав сбоку от нее, так что Эллочка его даже не заметила. Ну что за лапочка! Наблюдать за его работой одно удовольствие.
        — Я еще в школе ходила в студию художественного дизайна. Конструирование мне никогда не нравилось, а вот оформление интерьера — это мое. Я вообще люблю экспериментировать. Поначалу такое вытворяла — вспомнить страшно! Мне казалось, что это называется «необычное цветовое решение», а на самом деле — «полная безвкусица». Со временем я остановилась на одной гамме и теперь экспериментирую с оттенками. Это даже интереснее. Полутона, искусственная тень… Жутко люблю всякие мелочи: вазочки, подсвечники… Пытаюсь подобрать их таким образом, чтобы они идеально вписывались в общую картину и с первого взгляда даже не были заметны. Вот вроде бы стоит что-то на каминной полке, а вроде и нет. Подойдешь ближе, а там что-нибудь совершенно умопомрачительное, изящное. Обожаю китайскую керамику. А в доме ремонт я сделала сразу, как только мы въехали. Ой, тут были такие ужасные обои! Знаете, эдакие с претензией на средневековый гобелен. На полу паркет елочкой, как в административных учреждениях. А я все поделила на зоны и в каждой стараюсь придерживаться одного стиля…
        Ну, кажется, пошло! Тьфу-тьфу-тьфу… Эллочка самозабвенно продолжала рассказывать о своих дизайнерских изысках, а я с выражением не вызывающего сомнений интереса на лице кивала головой, Паша снимал.
        Все-таки до странного не вязалось с ней это имя — Эллочка. Лерина подружка была девушкой не маленькой, я бы даже сказала крупной. Нет, не толстой, а просто какой-то массивной. Во-первых, в ней было никак не меньше 180 сантиметров роста, прямо хоть на подиум. Во-вторых, у нее все было большое: руки, глаза, рот. Последнее, кстати, ее совершенно не портило. Шикарные, длинные, невозможно-черные волосы обрамляли немного вытянутое лицо с тонкой, бледной и на зависть гладкой кожей. При этом Элла практически не пользовалась косметикой, очевидно, и здесь придерживаясь принципа «чтобы с первого взгляда было незаметно». Да ей и не требовалась никакая косметика. Ее темно-карие глаза, жгуче-черные ресницы, аккуратно выщипанные в тонкую, слегка удивленную дугу брови и пухлые розовые губы и без того прекрасно смотрелись, подчеркнутые таинственной белизной кожи. А вот руки у девушки были страшненькие: широкие, как у мужчины, ладони, длинные, слегка искривленные пальцы с некрасиво выпирающими бугорками суставов и почти совершенно плоские ногти. Может быть, поэтому она их все время старалась спрятать?
        Говоря о том, что в доме водятся деньги, Лерочка несколько приуменьшала реальную картину. Боюсь даже представить, сколько стоил сам дом! Миленький такой трехэтажный белый особняк в самом центре города с небольшим приусадебным садиком и коммунальными удобствами на каждом этаже, включающими ванну и душевую кабину; туалет, естественно, отдельно. Да тут только кухня больше, чем вся моя квартира! Ну если не квартира, то гостиная уж точно. Хорошая работа у ее мужа, если он может позволить себе такой дом и ежевечерние походы в казино. Я невольно завистливо вздохнула. Уж точно не и.о. доцента химфака, как мой Володька с его кандидатской степенью. И при таких деньгах быть такой несчастной! Прямо-таки закон сохранения массы в действии.
        Уже не стесняясь Паши, Эллочка поведала нам свою печальную историю. Она всегда мечтала о крепкой семье, считала, что рождена для того, чтобы создавать уют в доме, растить детей и заботиться о муже. Образование? Ну его, конечно, надо иметь. Да и мужчинам нравятся образованные женщины, не умные, а такие, чтобы с ними не стыдно было показаться в обществе, чтобы могли поддержать любой разговор, ну и все такое прочее. Поэтому она и пошла на филфак. А карьерный рост — это не для нее. Хорошо, конечно, если есть возможность поездить по свету, посмотреть разные страны, познакомиться с чужой культурой, узнать, как и чем живут другие люди, но это совершенно необязательно. Гораздо важнее хорошая, дружная семья. Она любит своего мужа, который старше ее на десять лет, и с радостью сделает все, чтобы он чувствовал себя по-настоящему счастливым. А муж много работает, старается обеспечить семью, устает. Он интересный человек, внимательный, заботливый, только… только…
        — Что здесь происходит?!
        Я обернулась на голос и увидела в дверях высокого, коротко стриженного молодого человека в длинном черном кожаном плаще. Ничего себе, молодой человек, даже симпатичный, если бы не болезненно-желтый оттенок лица, темные круги под глазами и нездоровый блеск холодных зеленых глаз.
        «Муж объелся груш»,  — почему-то пронеслось у меня в голове. Прямо-таки шекспировская трагедия.
        — Повторяю вопрос: что здесь происходит?
        За его спиной бесшумно возникла огромная фигура Кости Шилова, нашего водителя. Возникла и застыла в ожидании, словно предупреждая: «Будет буйствовать, готов способствовать, в смысле не буйству, а угоманиванию».
        — Сережа?!  — Эллочка отчаянно хлопала ресницами, а ее лицо бледнело прямо на глазах, хотя подумалось, что это просто невозможно.  — Извини! Я не знала, что ты придешь…
        — Неправильный ответ. Спросить еще раз?
        — Сережа, я тебя умоляю, не надо скандала!
        — Глупость сказала, и сама это знаешь, поэтому отвечать не буду. Следи за эмоциями.
        Я скосила глаза на Пашку — он опустил камеру и осторожно пробирался к двери, обходя врага с тыла, словно боялся, что у него в любой момент потребуют кассету, и был готов с боем или посредством бегства защищать свое сокровище. Но нежданный визитер не обращал на его маневры никакого внимания. Пока…
        — Сережа, пожалуйста!  — в голосе Эллы звучала такая мольба, что мне захотелось немедленно подойти к ее мужу и от души отхлестать его по щекам.  — Я тебе все объясню. Потом…
        — Я к себе. Приму душ. Когда спущусь, чтобы в комнате было чисто.
        И, даже не удостоив нашу теплую компанию ни кивком, ни взглядом, он направился к лестнице.
        Пашка за его спиной стрелой метнулся к двери и ужом просочился мимо Кости на улицу.
        Я словно завороженная следила за тем, как этот человек тяжелыми, ровными, уверенными шагами Командора поднимался вверх, минуя ступень за ступенью через абсолютно одинаковые промежутки времени, хоть метроном проверяй. Следом за ним, едва не задевая полами за ступени, волочился плащ, словно сложенные перепончатые крылья раненой гарпии с апокрифической картины средневекового художника.
        Еще несколько секунд мы хранили изумленно-подавленное молчание.
        — Извините.  — Я очнулась от тихого, слегка дрожащего голоса Эллы.  — Он с работы. Устал. Я не знаю, как это получилось… Он не должен был прийти в это время…
        — Ничего страшного.  — Я быстро вскочила.  — Мы все прекрасно понимаем — человеку надо отдохнуть. Спасибо вам большое. Я позвоню. Завтра. Всего доброго.
        Только в машине я окончательно пришла в себя, чтобы суметь хоть как-то прореагировать на случившееся.
        — Слушайте, прямо демоническая личность какая-то!
        — Ага. Питон Каа,  — повернулся Пашка, сидящий на переднем сиденье.  — Еще чуть-чуть, и я сам бы прыгнул к нему в пасть. Вместе с камерой. Надеюсь, хоть она-то встала бы у него поперек горла.
        — А я думала, что он нас всех соберет в кучу, как мышат за хвосты, и спустит в один из своих роскошных финских унитазов,  — с несвойственной для нее фривольностью выдала Лерочка.
        — А потом еще руки в биде вымоет,  — добавил Пашка.
        — Вот уж никак не предполагала, что Эллочка за такую горгону замуж выйдет. Не-ет, лучше всю жизнь в девках проходить, чем жить с таким психическим Франкенштейном под боком.
        — Я, конечно, ожидала чего-то неординарного, хотя и не знаю, как полагается себя вести азартным игрокам, но чтобы такое!..  — Я не на шутку разозлилась из-за оказанного приема.  — Да и не похож он на игрока. Мне всегда казалось, что они нервные, дерганые, чуть что — сразу в истерику… Этот кадр просто апологет показательной выдержки. Даже голоса не повысил. А ощущение такое, словно тебя отец родной на вечернем сеансе в заднем ряду с последним уркой за поцелуями застукал. Оно, может, и понятно: возвращается человек с работы, а тут тебе половина тарасовской телестудии по дому шоркается, но должны же быть у человека хоть какие-то понятия об элементарной вежливости и законах гостеприимства? И главное — какая наглая уверенность в том, что все сделают именно так, как он требует. Я сказал, значит, так и будет. Бедняжка твоя подруга, чуть на тот свет со страху не отправилась. Может быть, она что-то напутала? Может быть, он не в казино, а в местном сумасшедшем доме психам непристойные картинки показывает, а за неправильный ответ фонендоскопом по голове лупит? В самый раз для такого типа развлечение.
        — Не удивлюсь, если он устроит Эллочке такой разбор полетов, что она не только на передачу, а дальше собственной ванны высовываться не захочет,  — грустно проговорила Лера.
        — А жаль!  — совершенно искренне вздохнула я.  — Эта девочка успела вызвать во мне неподдельную симпатию. Ее трогательная забота о домашнем уюте, мечты о тихом женском счастье, ее увлечение и, надо признаться, отменный вкус, с каким она реализовала свои дизайнерские таланты, определенно должны понравиться нашей аудитории. Да и внешность у нее, как говорит Галина Сергеевна, фактурная. Просто знойная женщина — мечта поэта. Для полноты картины ей только полноты форм не хватает. Хотя и так ничего, эдакая Карменсита. Как ты думаешь, она откажется?
        — Не знаю,  — пожала плечами Лера.  — Трудно даже предположить, как она себя поведет при таком-то супружнике.
        — Да убить его, сволочь, и дело с концом!  — с каким-то юношеским азартом воскликнул Павел.
        — Ну знаешь!  — такого я от нашего оператора не ожидала.  — Мне, конечно, известна пара случаев убийств на почве звездной болезни, но истреблять родного мужа ради того, чтобы попасть к нам на передачу, это было бы уж слишком… Хотя наш рейтинг от этого несомненно возрос бы. Но, боюсь, руководству такой способ завоевания народной любви и всеобщей популярности не придется по вкусу.
        — Ладно. Чего там голову ломать. Вы же договорились, что позвоните завтра, вот все и узнаете. Будет день — будет пища,  — философски махнул рукой Паша.
        Он был прав. Ничего другого нам не оставалось.

* * *
        На следующий день, дождавшись полагающегося по этикету удобного для деловых звонков времени, я набрала номер.
        — Слушаю вас,  — раздался в трубке мягкий низкий голос.
        — Элла, доброе утро. Это Ирина Лебедева вас беспокоит. Что вы решили по поводу нашего предложения?
        — Ох, я даже не знаю,  — ее голос сразу стал грустным.  — Конечно, я обещала, да и самой мне очень хочется, но Сереже совершенно не понравилась эта идея. Я не говорила ему об истинных причинах, побоялась, что он разозлится, сказала, что встретила школьную подругу и та предложила сняться в популярной передаче, рассказать о нашей семье… В общем-то, он не выразил категоричного несогласия… Но не знаю, не знаю…
        — Мы вчера посмотрели отснятый материал,  — заговорщическим тоном змея-искусителя проговорила я, сама удивляясь тому, насколько профессиональные интересы могут побороть элементарную человеческую порядочность. Впрочем, если рассудить по совести, ничего непристойного в моем предложении не было.  — Все получилось просто замечательно. Вы сами определенно должны иметь успех, а ваши, как бы это сказать поточнее, сложности должны вызвать сочувствие у публики. Я просто уверена, что найдется немало опытных женщин, у которых будет что вам посоветовать. А если хотите, мы можем пригласить на передачу опытного психолога. Вместе будет гораздо проще справиться с вашей проблемой.
        — Я не знаю.  — Мне показалось, что в ее голосе промелькнули слезливые нотки.  — Я очень хочу, чтобы у нас все было хорошо. Но боюсь, как бы мои действия не оттолкнули Сережу. Последнее время он такой несдержанный и… легкоранимый.  — Ничего себе, легкоранимый! Тоже мне, нашла юношу с тонкой душевной организацией! А вот то, что с психикой у него не все в порядке, в этом я даже не сомневаюсь.
        — Но вы же не собираетесь поливать его грязью и рассказывать перед камерой, какой он негодяй,  — как можно мягче сказала я.  — Вы просто хотите посоветоваться, помочь, в первую очередь ему же. Разве не так?
        — Так. Но вдруг он подумает, что я хочу все решить за него? Он терпеть не может, когда вмешиваются в его дела.
        — Но ведь благополучие семьи — это и ваше дело тоже. И ваша забота, как любящей жены. Неужели он не поймет, что вы беспокоитесь о нем, и не оценит подобного поступка?
        На том конце трубки повисло тревожное молчание. Я уже было подумала, что эксцентричный супруг Эллочки опять не вовремя вернулся и бедная девушка не знает, как себя вести, когда раздался ее чуть хрипловатый, но твердый голос:
        — Хорошо. Я согласна. Я приеду на передачу. Обязательно приеду.
        — Вот и замечательно. Мы ждем вас. И не беспокойтесь — у нас в запасе есть немало способов уберечь вас от бестактных вопросов. Так сказать, маленькие профессиональные хитрости. Все будет хорошо!
        — Спасибо.
        — Как наши успехи?  — раздался у меня за спиной бодрый голос Галины Сергеевны, едва я положила трубку.
        — Да вроде неплохо.  — В последнее время я стала подозрительно суеверной, поэтому решила ограничиться сдержанно-нейтральной фразой, чтобы, как говорится, не спугнуть удачу.
        — Вроде? Или неплохо?  — не сдавался наш настырный режиссер.  — Я тебя не узнаю, Ирочка. У тебя всегда был полный порядок с конкретикой. А теперь что за метания?
        — Простите, Галина Сергеевна, наверное, старею — начинаю верить в приметы и преимущественно в дурные.
        — Вот так новости!  — Она даже рассмеялась.  — Мало нам того, что Павлик после общения с нашим новогодним экстрасенсом время от времени вспоминает о ее пророчествах и начинает носиться по телестудии, словно наскипидаренный, изображая активную деятельность, которая якобы должна способствовать переменам в его печальной судьбе, так теперь еще и ты будешь от черных кошек шарахаться и на старушек с пустыми ведрами кидаться?
        — Не буду я на старушек кидаться,  — я немного обиделась.  — На них попробуй кинься. Это для здоровья опасно, почище Лериных диет.
        — Ну вот и славно. А то я уж было подумала, что ты с меня решила начать.
        — Помилуйте, Галина Сергеевна! Какая же вы старушка?  — искренне возмутилась я.  — Потом, у вас и ведра никакого нет.
        — Люблю грубую лесть,  — расцвела наша чудо-женщина.  — Но вообще-то ты права. Дама слегка постбальзаковского возраста — еще не старушка. А, можно сказать, женщина в самом соку. Однако, может быть, все-таки расскажешь, что у нас происходит?
        — Да ничего особенного. С Эллой я договорилась. Она, конечно, побаивается своего грозного домостроевца, но на передачу прийти клятвенно обещала. Осталось только выяснить, где носится наш незаменимый оператор. Или у него опять приступ жестокой борьбы с фортуной?
        — А вот этого я не знаю, извините, только пришла.  — И Галина Сергеевна так обворожительно улыбнулась, что одна мысль о возможности рассердиться на ее опоздание показалась мне святотатственным кощунством.
        — Зато я знаю,  — раздался от двери веселый голос Леры.  — Он в монтажной ребят по подоконникам строит — материал монтирует.
        — Чудны дела твои, господи!  — в изумлении развела я руками.  — И никому для этого не пришлось пригрозить ему какой-нибудь страшной карой за неисправимую лень?! Галина Сергеевна, я заблуждалась. Кажется, я становлюсь не суеверной, а Фомой неверующим.
        — Не пришлось,  — с какой-то непонятной гордостью, словно речь шла о ее личных выдающихся заслугах, ответила Лера.  — Все сам, по собственной инициативе. И вообще он очень доволен. Говорит, что Эллочка жутко киногенична, и обещает сотворить из отснятого материала настоящее произведение искусства.
        — Пока своими глазами не увижу — не поверю,  — я продолжала разыгрывать из себя Станиславского.
        — А я, собственно, за тем и пришла, чтобы отвести вас к Павлику и все показать. Он посоветоваться хочет, какой сюжет за чем должен идти.
        — Похвальное рвение и достойная уважения предусмотрительность,  — улыбнулась Галина Сергеевна.  — Что ж, пойдемте посмотрим, чего он там натворил.
        Глава 3
        В студии вовсю кипела работа. Носились ассистенты, расставляя декорации, призванные превратить зал в подобие уютной домашней комнаты, устанавливая софиты, проверяя микрофоны и таская туда-сюда кипу каких-то бумажек. Мальчики выкатывали на середину два огромных кресла: одно для меня, другое для нашей героини. То и дело раздавалась монотонная считалочка звукорежиссера, проверяющего исправность работы своих хитрых приборов. Операторы всюду катали студийные камеры, выбирая наиболее интересные ракурсы. Лерочка самолично проверяла посадочные места для зрителей, чтобы тебе ни мусора какого, ни пылинки. Светочка, наша машинистка и по совместительству так называемый «первый попавшийся любой», то есть подсадная утка, не раз вытаскивающая наших гостей из самых щекотливых ситуаций, вовремя задавая заранее обговоренный вопрос, придирчиво оглядывала свой строгий серый английским костюм и выкладывала поверх рукавов изящные кружевные манжеты рубашки. Сегодня она у нас вылитая преподавательница младших классов элитной гимназии. Пашка тоскливо слонялся из угла в угол: в студии от него совершенно не было никакого
толка, чего вообще приперся — непонятно. Я в который раз просматривала сценарий, время от времени отгоняя от себя назойливых гримеров, и лихорадочно вспоминала список каверзных вопросов, прикидывая, когда лучше всего будет пустить рекламу. Одним словом, обычное вавилонское столпотворение за час до начала эфира.
        — Ирина Анатольевна,  — меня насторожили не столько тревожные нотки в голосе Леры, сколько ее обращение по имени-отчеству. Она всегда называла меня на «вы», но на полный официоз переходила только в шутливых ситуациях или в ситуациях форс-мажоров. А сейчас было явно не до шуток.
        — Что случилось?  — стараясь сохранять спокойствие, спросила я.
        — Там уже зрители собираются,  — жалобно сказала Лера.
        — И что тебя пугает? Было бы хуже, если бы никто не пришел.
        — Да, но Эллочки-то нет.
        — Как нет?! Она до сих пор не приехала?
        — Нет,  — как-то поникнув и даже втянув голову в плечи, ответила Лерочка.  — Я звонила ей домой, но там никто не берет трубку, один автоответчик дурацкий: «Извините, нас сейчас нет дома, позвоните попозже или оставьте сообщение после сигнала».
        — Значит, она уже выехала. Прекрати сеять панику. А то я скоропостижно грохнусь в обморок, а в мое кресло придется садиться тебе. Как такая перспектива?
        — Не очень.  — Лерочка улыбнулась, пытаясь изобразить облегчение.  — Я не подумала о том, что она еще может быть в дороге.
        — О чем ты вообще думаешь?  — Я почувствовала легкое раздражение из-за появившейся где-то на задворках сознания коварной тревоги.  — Мы с ней обо всем договорились, не раз созванивались, Пашка даже отвез ей кассету со смонтированным сюжетом, подружке твоей все понравилось, она твердо сказала, что не передумает и обязательно приедет.
        — А вдруг случилось что?  — вместо того, чтобы успокоить меня, эта маленькая инквизиторша опасливо посмотрела на часы.
        — Господи! Ну что могло случиться?! Любимую помаду не нашла? Каблук по дороге сломала? Увлеклась декорированием санузла? Или решила вместе с мужем прогуляться в казино да там и осталась? Не мучай ты меня всякими глупостями,  — попросила я, однако мои собственные ощущения не могли развеять волнения.
        — У нее же есть сотовый!  — всплеснула руками Лера и уже на бегу добавила: — Еще раз позвоню.
        Минут через пять Лера вернулась мрачнее, чем Валеркины клиенты из «Криминальной хроники».
        — По сотовому тоже никто не отвечает. Говорят, абонент временно заблокирован или находится в зоне… как ее… в недосягаемой.
        — Час от часу не легче!  — Я тоже посмотрела на часы: оставалось чуть больше двадцати минут. Быстрым взглядом окинула беспокойные лица своих помощников и с ужасом поняла, что надо спасать ситуацию.  — Пашу ко мне, быстро! И Галину Сергеевну найди!
        Оба возникли передо мной через несколько секунд, я даже не успела до конца промерить нервным шагом студию, полы которой украшала развеселенькая надпись с названием нашей передачи.
        — Погорели мы на нашей счастливице,  — не тратя времени на долгие объяснения, сообщила я.  — Ума не приложу, что произошло, но это сейчас не столь уж важно. Надо что-то делать!
        — А что тут сделаешь?  — сердито буркнул Павел.  — Нет героини — нет передачи. Придется очередной несанкционированный повтор устраивать. Кошелев нам за это, конечно, таких благодарностей навешает, что потом с месяц камеру в руки брать не захочется. А что делать — другого выхода нет.
        — Так, что у нас там есть из особо выдающегося?  — в отчаянии спросила я.
        — Два сюжета,  — быстро ответила Галина Сергеевна.  — Один об учительнице года, возившей своих подопечных во Францию, где они пели в какой-то детской опере. Другой о феноменальной двенадцатилетней теннисистке и ее тренере, тоже в прошлом выдающейся спортсменке.
        — Берем малолетних певцов с их французским репертуаром. И быстро, быстро! Осталось пятнадцать минут! Некогда прохлаждаться. Отдыхать будем, когда Евгений Иванович четыре приказа об увольнении подпишет.
        Моя команда в полном составе бросилась спасать наши головы, а я, совершенно разбитая, поплелась в свой кабинет, стараясь убедить себя, что глупо надеяться на внезапное появление Эллочки за пять минут до эфира. Но искушенный в подобных делах палач-надежда не отставал от меня почти до самого начала эфирного времени. Естественно, никто за мной не пришел.
        Плюхнувшись в кресло, я едва не разревелась. Как же так можно?! Ненавижу человеческую необязательность! У меня в таких случаях просто руки опускаются. Вернее, поднимаются, чтоб потом так опуститься… в другой раз неповадно будет порядочным людям хорошие передачи срывать! Нет, такого в моей печальной практике еще не было. Неужели трудно было позвонить, предупредить, мол, извините, милые, не могу я, передумала или просто не хочу? Мы бы как-нибудь выкрутились, что-нибудь другое нашли. Всегда в запасе есть пара-тройка вариантов на черный день. Но так, чтобы до последнего дотянуть и просто не явиться!.. Сказочное свинство! А теперь времени нет не то чтобы новую кандидатуру в студию доставить, а мало-мальски порядочную отмазку для начальства придумать. Сейчас оно заявится — глаз из-под бровей не видать,  — скажет свое сакраментальное «Всех уволю!», а то еще и вообще ничего не скажет, а на самом деле возьмет и уволит к чертовой бабушке. Всех.
        Нет, я этого так оставить не могу. Пусть посмотрит в мои суровые глаза и попробует найти оправдание, способное хоть чуть-чуть умерить мой праведный гнев. В конце концов, мы ее сюда в кандалах не тянули. Сама согласилась. А на всякие непредвиденные обстоятельства есть такая хитрая штука, телефоном называется.
        Я посмотрела на часы: семь минут, как началась передача-повтор. Без меня. То есть со мной, конечно… Что это за «Женское счастье» без Ирины Лебедевой? Я вспомнила, как на передаче про выдающегося педагога со своими голосистыми франкоязычными вундеркиндами зацепилась за гвоздь, порвала колготки и пятнадцать минут как последняя идиотка прятала ногу под кресло, а потом, во время рекламной паузы, торопливо переодевалась чуть ли не у всех на виду, словно дешевая танцовщица второсортного варьете, и окончательно разозлилась… Так что теперь, когда я влетела в маленькую комнатку, где Костя Шилов пил чай, отдыхая после очередного извоза, мой разум возмущенный кипел так неистово, что, окажись я на стороне испанцев во время Реконкисты, никаким Альморавидам и Альмохадам[2 - Принятые в литературе названия династий и государств в Северной Америке, борющихся между собой за овладение территорией (XI-XII вв.).] сам Аллах не помог бы так долго удерживать Гранаду.
        — Собирайся! Поехали!  — решительно бросила я тоном, не терпящим ни возражений, ни пререканий, ни даже скорбных воззваний к моей жалости.
        — Куда?  — коротко спросил Костя уже в машине.
        — В гости к семейке Эшеров,  — зло бросила я, и умничка-Костя, как ни странно, все понял и больше не задавал вопросов, внимательно следя за дорогой.
        До уже знакомого белого особняка мы добрались в полном молчании: Костя никогда не отличался особой словоохотливостью, а я копила силы для предстоящего возмездия. Едва машина остановилась, я выскочила, не дожидаясь, когда мой галантный водитель выйдет сам, откроет заднюю дверцу, предусмотрительно протянув руку, и почти бегом направилась к дому. Ох, что я ей скажу! Даже представить страшно! Или нет, ничего не скажу: буду молча смотреть ей в глаза — живое олицетворение вселенского укора.
        Не раздумывая дальше, я нажала кнопку звонка. Кнопка мягко вдавилась, и из-за двери послышался приятный перезвон колокольчиков. Ничего особенного не произошло. Вообще ничего не произошло, словно я проделала дырку в старом холсте с нарисованным очагом в каморке папы Карло. Только вот заглянуть в эту дырку и посмотреть, что там творится, мне уж точно не удастся. Я повторила операцию — результат тот же самый. Я продолжала бестолково давить на несчастную кнопку, никто даже и не подумал вступиться за бедняжку и открыть мне эту чертову дверь.
        — Ирина Анатольевна, мне кажется, что никого нет дома.
        Я повернулась так быстро, что Костя не успел убрать с лица мягкую, слегка снисходительную улыбку. Издевается, что ли?! Ну все — всем упасть и отжаться! Сейчас я устрою этому шутнику персональный Армагеддон, и даже слухи о его ко мне тайной симпатии не помогут. Я уже открыла рот, чтобы прочитать суровую отповедь на тему того, как следует себя вести с расстроенными телеведущими, которым только что сорвали грандиозный план по спасению одной из самых популярных в области передач, когда мое внимание привлек звук подъезжающей машины.
        Из белой «Лады», которая тут же уехала, вышла виновница моей нынешней психической неуравновешенности и усталой походкой направилась к дому, глядя куда-то мимо нас. Мало того, она еще прошла между нами, словно между двумя фонарными столбами, замерла на крыльце, очевидно раздумывая, что ей делать, потом как-то судорожно-торопливо расстегнула сумочку и стала копаться в ней, явно что-то ища. Наконец достала ключ, несколько секунд недоуменно разглядывала его, затем робко вставила в замочную скважину и начала поворачивать.
        — Добрый вечер, Элеонора,  — не выдержала я.
        Совершенно игнорируя мое присутствие, она продолжала свое занятие. Дверь не поддавалась.
        — Элеонора, может быть, все-таки здравствуйте?!  — я начала приходить в себя от первого потрясения, и на смену изумлению, временно затмившему все остальные эмоции, пришло ретировавшееся было негодование, поэтому голос мой прозвучал вызывающе громко.
        Эллочка оторвалась от двери и повернулась к нам. Только теперь я заметила, что лицо ее было даже бледнее, чем в момент неожиданного возвращения мужа. Она окинула нас отстраненным, но слегка затравленным взглядом и просто ответила: — Здравствуйте.
        В голосе ее не было абсолютно никакого выражения, но глаза постепенно утрачивали зомбиподобную поволоку, окрашиваясь влажным оттенком смутного осознания.
        — Вы, наверное, хотите войти?  — спросила она.
        — Да уж,  — я просто не знала, что еще сказать.
        — Сейчас,  — она снова повернулась к двери.
        На этот раз замок открылся неожиданно быстро, Эллочка даже испугалась, это была первая более-менее понятная мне эмоция, и слегка отшатнулась от распахнувшейся двери. Она быстро вошла внутрь и рухнула на диван, не снимая своего шикарного пиджака из тонкой кожи — в этой семье что, все ходят только в коже? Сумочка упала на пол, но Элла даже не обратила на это внимания.
        Мы вошли за ней следом.
        — Знаете, меня несколько удивило и расстроило ваше поведение,  — не дожидаясь, пока она соизволит принести свои извинения, сказала я.
        Эллочка медленно подняла голову, во взгляде ее было совершенно искреннее непонимание и даже обида, мол, что я такого сделала? Ну, конечно, сама невинность.
        — Почему вы не позвонили и не предупредили нас, что не приедете на передачу?
        — На передачу,  — повторила Эллочка, и из ее глаз покатились крупные слезы.
        Она плакала беззвучно, выражение лица по-прежнему оставалось недоуменно-обиженным, а по щекам все бежали и бежали искрящиеся слезинки, оставляя широкие блестящие следы на неестественно бледной коже.
        — Эллочка, что случилось?!  — почти испуганно спросила я, потрясенная видом этой тихой истерики.
        Она продолжала молчать, застыв, словно мраморное изваяние, только ее аккуратные брови скорбно поползли к переносице, из-за чего большие глаза приобрели выражение сонного сенбернара.
        — Эллочка, может быть, расскажете?  — робко повторила я.
        Она открыла рот, отчего все мышцы лица внезапно ожили, превращая его в чудовищную в своей нелогичной подвижности маску. Из горла вырвался хриплый всхлип. Эллочка поспешно закрыла рот, а глаза ее, словно против желания хозяйки, начали стремительно расширяться, наплевав на все возможности человеческой мимики.
        — Костя, принеси воды. Кухня за правой дверью,  — скомандовала я, боясь, что еще чуть-чуть, и ее глаза или окажутся на полу, или, реализуя расхожую метафору, переползут на лоб.
        Костя моментально исполнил мое поручение и вернулся в гостиную с высоким стаканом в руке. Он сел рядом с Эллой, осторожно развернул ее к себе и придвинул стакан к губам.
        — Попейте.
        Эллочка послушно сделала два крупных судорожных глотка, облив себя и Костю, потом как-то странно на него посмотрела и вдруг совершенно неожиданно уткнулась головой в его плечо и глухо разрыдалась.
        Костя бросил на меня испуганный извиняющийся взгляд, словно говоря «не виноватый я, она сама…». Можно подумать, мне было какое-то дело до того, что за девчонки тычутся ему в плечо своими очаровательными мордашками! Правую руку со стаканом Костя медленно отвел в сторону, нелепо вздернув ее над спинкой дивана, а левой как-то неуклюже погладил Эллочку по голове.
        — Вы успокойтесь и расскажите… Может, мы чем-то поможем?
        Эллочка закивала головой, словно вытирая влажное лицо об Костин свитер, еще несколько минут всхлипывала; мы не торопили ее — пусть выплачется, если надо; потом резко отшатнулась от Кости и растерянно посмотрела на меня.
        — Сережа умер,  — все так же без выражения сказала она.
        — Как умер?  — от удивления и неожиданности я задала самый нелепый и бестактный вопрос, какой только можно было задать в данной ситуации.
        — Не знаю,  — почти извиняясь, ответила Эллочка.
        Я бросила вопрошающий взгляд на Костю, но он только дернул плечами, мол, я-то откуда знаю, и машинально стал пить воду из Эллочкиного стакана.
        — Когда?  — не совсем понимая, что говорю и зачем, продолжала допытываться я.
        — Не знаю,  — совсем тихо сказала Эллочка.
        — Подождите! Давайте все успокоимся.  — Я решительно подошла к стене, взяла стул, принесла его к дивану и уселась напротив Элеоноры.  — Может быть, начнем сначала и по порядку?
        Элла кивнула и быстро провела обеими ладошками по лицу, сперва вверх, потом вниз, поджала губки, посидела так несколько секунд, потом прерывисто выдохнула и сказала:
        — Позавчера он не пришел вечером домой. Я, конечно, волновалась, но не особенно. Я уже привыкла к тому, что он часто не возвращается домой после работы, а едет в казино. Даже знаю, в какое именно.  — Эллочка опять вздохнула и продолжала, невольно говоря о муже в настоящем времени: — Он никогда не предупреждает и не звонит, а свой сотовый просто отключает, наверное, чтобы не мешали играть. Помнится, однажды я позвонила в казино и попросила его к телефону, так он такой скандал устроил, что я больше уже не решалась его разыскивать. А звонить и спрашивать, не у вас ли мой супруг, как-то совсем уж глупо, да и неловко, будто я ничего не знаю о том, где проводит время муж, или как ревнивая дура проверяю, нет ли у него любовницы. Ну и тем вечером я тоже была уверена, что он опять в казино. Наверное, он там и был какое-то время, не знаю. Только домой он не вернулся даже под утро…
        Она остановилась и умоляюще посмотрела на Костю. Тот поднял брови, потом глянул на опустевший стакан, виновато улыбнулся и быстро встал с дивана.
        — Там в холодильнике есть апельсиновый сок,  — сказала Эллочка и вдруг, словно вспомнив, что у нее вроде как гости, торопливо спросила: — А может, вы кофе хотите?
        Мы с Костей, как два китайских болванчика, синхронно помотали головами, и он удалился на кухню, а когда вернулся, в его правой руке был высокий прозрачный кувшин с желтоватой густой жидкостью, а левой он держал три стакана, прижав их друг к другу пальцами. В полном молчании, будто того требовал какой-то тайный ритуал, мы взяли у него по стакану, он наполнил их на две трети соком, налил себе, поглядел по сторонам, думая, куда бы деть кувшин, потом поставил его на пол рядом с диваном и уселся на прежнее место.
        Все трое мы сделали по глотку, и я выжидательно уставилась на Эллочку.
        — Я позвонила ему на работу,  — продолжала Элла, будто мы не устраивали пятиминутного антракта с обрядовым распитием апельсинового сока.  — Там мне сказали, что он еще не приезжал. Позвонила на сотовый, он по-прежнему не отвечал. Вот тогда я начала беспокоиться. Но в казино звонить все равно не рискнула, тем более что оно, наверное, и не работало уже. Ближе к обеду я еще раз позвонила в банк…
        — Куда?  — переспросила я.
        — В банк,  — повторила Элла.  — Сережа в банке работает. Работал…
        Она опять замолчала, а я подумала, что непростительный с моей стороны непрофессионализм — снимать передачу о женщине и не потрудиться выяснить, где работает ее муж. Ладно, если бы речь шла о карьере и деловых качествах этой самой женщины, тогда, понятно, до мужа и дела никакого нет, хотя тоже спорно. Но когда главным вопросом должна была стать проблема азартного увлечения мужа, связанного с большими финансовыми расходами, не узнать, чем он зарабатывает на жизнь, просто преступление против любопытства заинтересованной общественности. И как я об этом сразу не подумала?
        — Вообще-то, это был его банк,  — вздохнула Эллочка,  — хотя и неофициально. Все документы были оформлены на другого человека. Но деньги там крутились Сережины. А что будет теперь, я даже не знаю.
        — Подождите, давайте поговорим об этом позже,  — попросила я,  — а пока расскажите, что было дальше.
        — Дальше? Дальше я испугалась. Хотела позвонить в милицию, но передумала. Если бы все было в порядке, Сережа мне бы такое устроил, что лучше и не думать. Он и так считал меня истеричной паникершей, а если бы я из-за одного дня его отсутствия вызвала милицию, он бы потом вернулся, а тут, не дай бог, полный дом чужих людей!.. Он вообще не любил людей, то есть был не слишком общительный. Друзей у него было мало, практически совсем не было, с деловыми партнерами всегда держал дистанцию и вел себя сдержанно, терпеть не мог все эти презентации с неизменным обмыванием соглашений и сделок. Он не пил. Вечером после ужина мог пропустить грамм тридцать коньяка перед чашкой кофе, но чтобы водку… Даже вина не любил, а пиво вообще терпеть не мог. Господи, а если бы я позвонила сразу, может быть, все было бы по-другому?!
        — Элла, вам не в чем себя винить,  — резко прервала я ее метания.  — Вы сделали то, к чему приучил вас муж. То, что он сам считал нормальным и естественным поведением. Если он полагал, что вы должны были просто ждать и не предпринимать никаких попыток разыскивать его, значит, именно так вам и следовало себя вести. Что было потом?
        — Я не спала всю ночь, ждала, что он вернется. Уговаривала себя, что Сережа мог, никого не предупредив, уехать на какую-нибудь деловую встречу, это вполне в его духе. Он был очень независимый и считал, что никто, а я особенно, не должен вмешиваться в его работу и быть в курсе его дел. Не то чтобы он боялся конкуренции, просто таким был его стиль работы. Он все должен был делать сам. А утром мне позвонили из милиции и, ничего не объяснив, попросили приехать. Конечно, я тут же написала Сереже записку и поехала. Там был просто кошмар! Меня долго расспрашивали о его работе, образе жизни — мне пришлось сказать, что он любил бывать в казино. Почему-то спросили, нет ли у него врагов, я ответила, что не знаю. На мои вопросы следователь долго не отвечал, а потом сказал, что моего Сережу нашли мертвым в парке неподалеку от казино «Гран Мишель». Я не поверила. Первое, что сказала, так это то, что он там никогда и не бывал. Он действительно всегда ходил только в «Фортуну».
        — Может быть, это и правда не он?  — робко предположил Костя, и я удивилась тому, сколько сочувствия было в его голосе.
        — Он,  — покачала головой Элла и снова всхлипнула.  — Меня возили на опознание. Это он. И вещи все его.
        — А что с ним случилось?  — аккуратно спросила я.
        — Говорят, сердечный приступ. Но не знаю — Сережа никогда не жаловался на сердце. Хотя он вообще никогда ни на что не жаловался. Помню, когда он заболел гепатитом, мы узнали об этом, только когда он весь пожелтел. Самую опасную стадию болезни Сережа перенес на ногах и ни разу не пожаловался на слабость или плохое самочувствие, только ел плохо, а один раз после какого-то жирного мясного блюда под острым соусом его даже вырвало.
        — А вещи все были на месте?  — молодец Костя, а я вот растерялась, слушая ее любовный рассказ о выдающихся качествах мужа.
        — Вроде да. И телефон, и документы. По ним в милиции и установили личность пок… его личность, даже все визитные карточки на месте. Хотя не знаю, все или не все — я никогда в них не заглядывала и, естественно, не считала. Но так вроде бы органайзер в порядке. Только денег при нем не было ни копейки.
        — Совсем не было?  — переспросил Костя.
        — Совсем. Так, мелочь какая-то в карманах. Это очень странно: Сережа всегда носил при себе и рубли и доллары, на всякий случай. Да и потом совсем без денег просто неудобно…
        Да уж, трудно не согласиться. Ни тебе на такси прокатиться, ни коньяка дорогого выпить, ни в казино сходить! Кстати, казино!..
        — А что об этом говорят в милиции?  — спросила я.
        — Они считают, что он все проиграл, расстроился, ну и вот… Спрашивали, есть ли в доме деньги. Проверяли его счета. И сейчас проверяют. Потом, наверное, будут проверять банковские бумаги. Думают, он мог проиграть слишком много, такую сумму, которой у него не оказалось при себе, а то и все деньги, которые у него были в принципе. Но такого с Сережей еще никогда не случалось.
        — Но ведь рано или поздно это могло произойти? Вы же сами боялись именно этого.
        — Боялась,  — согласилась Элла,  — но не думала, что Сережа дойдет до такого. Хотя за карточным столом он действительно становился как помешанный. Знаете, создавалось впечатление, словно он абсолютно забывает о том, что играет на деньги, и видит перед собой только фишки.
        — А вы были с ним когда-нибудь в казино?  — несколько удивилась я.
        — Один раз, на мой день рождения. Не знаю, может быть, он думал, что я разделю его увлечение, но мне это никогда не нравилось. Наверное, я слишком большая трусиха.
        Ничего себе подарочек любимой жене на день рождения! Усадить рядом с собой за карточный стол и заставлять наблюдать, как просаживаешь семейные деньги! Каким же надо быть изощренным садистом?!
        — А денег он при себе много носил?  — в очередной раз потряс меня своей необычной и несвойственной ему любознательностью Костя.
        — Ну-у, вообще да. Особенно если знал, что пойдет в казино. Там ведь только за наличные. Тысяч пятнадцать-двадцать, думаю, мог иметь.
        — Пятнадцать?!  — я не поверила своим ушам. Да чтобы я вот так, за здорово живешь, носила в своем кошельке пятнадцать тысяч — ополоуметь можно!
        — Да,  — простенько так согласилась Эллочка.  — Ну и рублями еще тысяч пять-десять…
        — Еще и рублями?  — до меня не сразу дошел смысл этой фразы.
        Только когда я сообразила, что в первый раз она имела в виду пятнадцать тысяч долларов, я едва не рухнула со стула и с трудом удержалась от комментариев. В принципе я понимала, что речь идет о каких-то больших деньгах, но когда прозвучала сумма, мне стало просто не по себе. Я быстренько попробовала в уме перевести доллары в рубли — получалось что-то около полумиллиона.
        — Что же он их прямо так, в нагрудном кармане, и носил?  — недоверчиво спросил Костя, который последние минуты, очевидно, был занят теми же математическими вычислениям, что и я.  — Это ж деньжищи-то какие! По карманам не рассовать!
        — Нет,  — устало ответила Элла,  — у него сумочка была, такая мужская, кожаная, с петелькой для руки, как она там называется? В ней и носил. И потом, в долларах-то ведь меньше, особенно если крупные купюры.
        — И часто он проигрывал?  — с болью в голосе, словно речь шла о моих собственных сбережениях, спросила я.
        — Бывало,  — улыбнулась Элочка,  — но и выигрывал тоже нередко. Он был умелым игроком. На рулетку никогда не ставил. Его интересовал только покер.
        — Да за такие деньги и убить не грех,  — не сдержалась я.  — Ой, простите! А в милиции не думали, что его и в самом деле могли убить?
        — А зачем им об этом думать?  — вместо Эллочки ответил Костя.  — Это же еще один криминальный покойник. А так… ну расстроился человек, ну случился у него сердечный приступ… Кстати, кто вам об этом сказал?
        — В милиции и сказали. Я там весь день провела. Только сейчас приехала. А о вас, извините, совсем забыла.
        Да какие уж тут извинения. Все понятно теперь.
        — Лерочка вам по сотовому звонила, но ей не ответили,  — почему-то сказала я.
        — По сотовому?  — Эллочка начала оглядываться в поисках своей сумочки, увидела ее на полу, схватила и принялась копаться в ее содержимом. Оттуда посыпались какие-то вещи, наконец она достала телефон.  — Зарядить забыла.
        Взгляд ее упал на выпавшую пачку сигарет, она нагнулась, подняла ее, достала одну длинную тонкую сигаретину, нашла в сумке зажигалку и отчаянно защелкала. Костя деликатно, но настойчиво отобрал у Эллочки зажигалку, дал ей прикурить и, не ответив на кивок благодарности, отправился на поиски пепельницы.
        — Значит, вскрытие, простите, показало, что он умер от сердечного приступа?  — поинтересовалась я.
        — Вскрытия еще не делали,  — ответила Элла, прячась за клубами дыма.  — Это предварительное заключение медицинского эксперта. А вы что, полагаете, его могли убить?  — Она насторожилась.
        — Не знаю, но ведь такой вариант вполне возможен. Во-первых, согласитесь, что сумма, с которой он ходил в казино, довольно большая для среднестатистического жителя нашего города. Во-вторых, вам ведь ничего не известно о его работе, мало ли с кем он имел дела.
        — Сережа никогда бы не связался с криминальными структурами!  — в голосе Эллы прозвучало искреннее, почти враждебное возмущение.
        — Все, что связано с деньгами, всегда связано с криминалом,  — безжалостно парировала я.  — А он был банкиром.
        — Но на нем не обнаружено никаких следов побоев,  — жалобно сказала Элла, принимая из рук Кости простенькую, но изящную керамическую пепельницу.  — Никаких следов насилия, даже крохотного синячка! Одежда в идеальном порядке, только на рубашке две пуговицы оторваны, словно он задыхался и пытался ослабить ворот. Я не медик, но, по-моему, именно так себя и ведут при сердечных приступах.
        — Есть много способов убить человека. Сымитировать инфаркт или что-то в этом роде не так уж и трудно.
        — Вы меня пугаете.  — Элла повернулась к Косте, словно ища у него защиты.  — Ну кому могло понадобиться убивать Сережу? И что теперь будет со мной? Вдруг и меня тоже?..
        Казалось, эта мысль так потрясла ее, что она не заметила, как с сигареты в дрогнувшей руке сорвался длинный столбик пепла и упал на полу пиджака. Костя быстрым движением стряхнул его на пол. Эллочка дернулась, но, поняв, в чем дело, смущенно потупилась:
        — Извините. Что-то я совсем разнервничалась. Сережа прав — я просто истеричка,  — и из ее глаз опять покатились слезы.
        — Успокойтесь, пожалуйста,  — прочувствованно сказала я.  — Того, что случилось, не изменишь. А вам мы попытаемся помочь.
        — Вам-то это зачем?  — она вдруг опять насторожилась.  — Что-то я не пойму: вы на телестудии или в милиции работаете? И зачем я только все это вам рассказывала?
        — Эллочка, ваши сомнения — прямо-таки удар по моему профессиональному самолюбию. Неужели вы не видели ни одной нашей передачи? Или вы полагаете, что можно одновременно работать и на телевидении и в органах? Извините, это же просто не в человеческих силах. К тому же милиции, как вы сами видели, до этого дела нет. Умер человек от сердечного приступа, и ладно. А то, что это молодой, здоровый и при этом сказочно богатый человек, никого не волнует. Меньше проблем.
        — Ну а с чего вы взяли, что это убийство?  — ей явно не хотелось верить в такой поворот событий.
        — В том-то все и дело, что наверняка ничего не известно. Умер сам — хорошо! То есть, простите, ничего хорошего, конечно, в этом нет. Я имела в виду, что вам в этом случае ничего не грозит. А если это все-таки было убийство… Вы знаете, кому принадлежит его состояние, банк?
        — Понятия не имею!  — кажется, только сейчас до нее дошло, насколько все серьезно. Я и сама, признаться, поняла это только сейчас, когда с ее губ сорвался вопрос о наследниках Сергея.  — Это что же получается, я всего могу лишиться — и денег, и дома?!
        — А дом на вас оформлен?
        — На Сережу.  — Она совсем растерялась.
        — Но вы ведь с ним были расписаны?
        — Да, конечно…
        — Тогда, по идее, никаких проблем, по крайней мере с домом, возникнуть не должно. Конечно, при условии, что ваш муж действительно не проиграл все свои деньги. Как вы думаете, кому придется платить по его счетам?
        — Господи боже!  — лицо Эллы, едва начавшее розоветь, снова превратилось в маску молочного цвета.
        Трясущейся рукой она достала следующую сигарету и повернулась к Косте. Тот послушно щелкнул зажигалкой и поднес ее к сигарете. Элла прикурила, глубоко затянулась и прикусила верхнюю губу. Несмотря на бледность, лицо ее было совершенно спокойно, а в глазах не виделось и намека на слезы.
        — Господи боже,  — повторила она почти равнодушно и подняла на меня свои удивительные, совершенно черные глаза.  — Я думала, что смерть Сережи — это самое страшное, что могло со мной случиться. Оказывается, его смерть — это только начало. Все так запутано. Я ничего не понимаю и даже примерно не могу себе представить, что меня ждет.
        — Поэтому мы и хотим вам помочь,  — сказала я.
        — Почему бизнес вашего мужа был оформлен на другого человека?  — Сегодня Костя просто не переставал меня удивлять.  — Не знаю.  — Элла выпустила густой клуб дыма, уперлась локтями в колени и положила голову на открытые ладони.
        Зажженная сигарета была в опасной близости от ее густых волос, и мне казалось, что еще чуть-чуть — и они вспыхнут, как пропитанная бензином ткань, но беспокоить Эллу я не решалась.
        — Я никогда этим не интересовалась,  — не отрывая ладоней от лица, сказала Элла.  — Я хотела всего лишь семью. Счастливую семью. Он муж, его забота — деньги. Я — жена, моя забота — дом и его счастье. Какая же я была дура!
        — Обещаю вам, что сделаю все, что в моих силах. Прежде всего надо узнать, было ли это убийство и как много денег проиграл ваш муж. Хотя, если последнее предположение верно, думаю, кредитор сам объявится, и в самое ближайшее время. Если его убили, нужно выяснить мотивы. Полагаю, их наберется не так уж и мало. Вы не знаете, он не собирался переоформить дело на себя?
        — Ничего не знаю.  — Элла подняла голову, и я поразилась ее неестественному спокойствию и отрешенности.  — Извините, я очень устала и хочу побыть одна.
        — Конечно… Но вы уверены, что с вами все будет в порядке?
        — Разумеется, нет. Со мной уже ничего не будет в порядке. Но вешаться я не собираюсь, если вы это имеете в виду.
        — Простите. Пойдем, Костя.
        Когда мы выходили, Эллочка по-прежнему сидела на диване, обхватив голову руками. Сигарету она все-таки затушила.
        — Знаешь, Костя,  — сказала я, когда мы подошли к машине,  — что-то я тоже смертельно устала. Сперва эта нервотрепка на студии, потом разговор с Эллой… Пойду-ка я домой. Евгения Ивановича все равно сегодня уже не будет, так что покаянную речь смело можно отложить до завтра. А тебе так и так на студию возвращаться — служебную машину отвозить. Может быть, расскажешь все ребятам?
        — Конечно, Ирина Анатольевна, никаких вопросов. Только сперва отвезу вас.
        Я даже не стала спорить. Сил не осталось.
        Глава 4
        Утром я проснулась от тоскливо-тревожных звуков адажио Альбиони. Что ни говори, в самый раз для моего настроения аккомпанемент. Нет, оно мне, конечно, очень нравится — разумеется, адажио, а не мое нынешнее настроение, только слишком прочно засело воспоминание о том, что именно эту мелодию сделали персональным похоронным маршем чуть ли не для все наших генсеков. Кстати, ума не приложу, как этот диск оказался в музыкальном центре, вроде бы с вечера там Боккерини стоял? Может быть, это Володькины каверзы? Так сказать, народный бунт, акция протеста. Он до сих пор не избавился от привычки делать вид, что ненавидит мое пристрастие к классической музыке. Надо же ему, горемычному, хоть что-то во мне ненавидеть. Вот и решил дать мне на собственной шкуре почувствовать, каково ему, бедненькому, приходится — выбрал самое что ни на есть жизнерадостное. Глупые шутки, так ему и скажу.
        Впрочем, Володька не виноват, что у меня плохое настроение. Он и так вчера весь вечер вокруг меня прыгал, все пытался дознаться, чего это Иван-царевич невесел, буйну голову повесил. А какое тут веселье, когда мне с утра да на шефский ковер? Я ведь до сих пор не придумала, чем бы смягчить начальнический гнев. Да уж если на то пошло, Кошелеву есть на что гневаться. Не оправдала, так сказать, оказанного доверия. Только я-то тут при чем? Я, что ли, благоверного нашей героини на тот свет отправила? Весь день в ментовке продержала? Только все это детский лепет, даже не отговорки: необходимо было предусмотреть любые ситуации и запастись резервным вариантом. А я наивно понадеялась, вернее, халатно поленилась. Может популярная телезвезда позволить себе такой маленький каприз, как лень? Не может, если не хочет навсегда распроститься со своей популярностью.
        Если честно, Альбиони начал меня раздражать. Равнодушно удивившись сему факту, я выползла из кровати, нашла пульт и выключила музыкальный центр. Не хочется мне сегодня музыки, разве что нацистских маршей для поднятия боевого духа. Но решив, что мир к этому еще не готов, по крайней мере, в лице моего супруга, я отправилась на кухню.
        Володьки дома не оказалось. Этот факт удивил меня куда больше, чем внезапная мелофобия. Куда же он мог подеваться в такую-то рань? Продолжая недоумевать, я машинально посетила ванную, умылась, почистила зубы и еще раз обошла квартиру. Нет, в кровати он не затерялся и в холодильнике тоже не прятался. Зато я нашла записку на кухонном столе, которая и пролила толику света на сию, покрытую мраком тайну: муж ушел в университет — и кому могло прийти в голову ставить в субботу первую пару?! Ушел пораньше, чтобы успеть занести своему приятелю очередную партию курсовых, написанных для ленивых студентов-тинейджеров с желеобразным коктейлем из пепси, децельных дискотек и ночных клубов, вместо серого вещества под черепной коробкой, а меня будить не захотел — решил дать выспаться. Что ж, спасибо за заботу.
        И чего это я такая злая с самого утра? Еще и десяти минут не прошло, как бодрствую, а уже всем досталось: и мужу, и Альбиони, и уж совсем ни в чем не повинным, а даже очень полезным в плане зарабатывания моим Володькой средств к нашему общему существованию студентам. Ох, судьба, судьба, судьбинушка — о двух концах дубинушка! Как же не хотелось мне сегодня на работу! Вообще-то по субботам у нас официально выходной, но мы сами устроили себе этот праздник. Ясное дело: раз вчера набедокурили, будьте любезны сегодня явиться пред темные от гнева очи начальства и ответствовать за свои проступки. Но как же мне этого не хочется! Вот возьму и заболею. Могу я заболеть? Не могу. Чувство товарищества не позволит. Я, значит, буду тут предаваться меланхолии, брызгать во все стороны ядом и оттачивать свой раздвоившийся язычок на даже не подозревающих о таком с моей стороны коварстве Володькиных лоботрясах, а ребятам там одним перед начальством отдуваться придется. Не по совести это, не такому нас классики учили, чтоб им самим всю жизнь ничего, кроме покаянных объяснительных для руководства, не писать!
        Уже одеваясь, я вспомнила о вчерашнем разговоре с Эллой. Надо признаться, оставшийся от него осадок тоже вносил щедрую лепту в копилку моего депрессивного мироощущения. Конечно, всегда тяжело и трудно общаться с человеком, потерявшим кого-то из близких родственников или дорогих людей, но к этому обычному и вполне естественному чувству некоторого смущения и словно бы своей вины за случившееся, когда не знаешь, как себя повести и что сказать, примешивалось странное ощущение неискренности, что ли… Или недосказанности? Или так всегда бывает, когда речь заходит о больших деньгах? Или дело в том, что я совершенно не знаю этих людей и вообще с большим трудом представляю себе, как можно любить такого человека, как Сергей. А глядя на Эллочку, можно подумать, что она его просто боготворила. Впрочем, все люди разные. Может быть, она действительно испытывала к нему сильные чувства: могли же у него быть и иные достоинства, помимо умения зарабатывать деньги. Хотя, если честно, в самом конце разговора мне показалось, что она гораздо сильнее переживает из-за возможности остаться на бобах, чем из-за смерти мужа.
Или мне это только показалось? Или она просто устала и действительно была уже не в состоянии испытывать никаких эмоций, кроме потребности остаться наедине со своим горем и грядущими проблемами?
        Ну что я за человек такой?! У меня своих хлопот дай бог разгрести, а я уже по самые ноздри увязла в очередном потенциальном расследовании. А с чего я, собственно, решила, что это дело вообще надо расследовать? Может быть, это на самом деле просто трагическая случайность? А я понапридумывала себе коварное убийство с пятью неизвестными, человека переполошила, а ей сейчас и так нелегко. Даже мотивы уже нашла, хотя практически ничего не знаю ни о самих людях, ни о круге их общения, ни о сфере деятельности. И все-таки надо заметить, что даже тех сведений, которые имелись в моем распоряжении, было достаточно для того, чтобы, чуть копнув, найти уйму людей, которым смерть Сергея была бы на руку, или сотню причин, по которым его могли убить. Первая, конечно, деньги, а вторая… Вторая — его необычный суровый характер. Если он и с подчиненными и компаньонами вел себя так же, как с женой, то ничего удивительного, если кто-то из них мог посчитать, что на его чашу терпения темперамента и обходительности этого человека уже достаточно. И уж если говорить о личных качествах, то Эллочка — первая в списке жертв его
тирании, деспотизма, узурпаторства и чего там еще принято приписывать товарищам с так называемым сильным характером.
        Надо будет поговорить с Костей о его впечатлениях от разговора. Он в этой истории принял на удивление живое участие и не в пример былому активно задавал дельные вопросы новоиспеченной вдове. А, может быть, Эллочка ему просто понравилась? Что ж, ничего противоестественного в этом нет. Он у нас парень холостой, а Элеонора — невеста более чем не бедная, прямо-таки завидная, не говоря уже о том, что и видная тоже. Если, конечно, ее бывший супруг не успел просадить все свое имущество.
        Эта мысль показалась мне не слишком приятной. Нет, разумеется, я не строила никаких личных планов насчет Кости, боже упаси, просто уже привыкла, что он повсюду следует за мной как тень, трогательно печется о моей безопасности и готов в любую минуту прийти на помощь. Впрочем, это еще не значит, что он в меня влюблен, как это постоянно пытаются мне представить наши местные язвочки в лице Валерии и Галины Сергеевны. Сам-то он не то чтобы признаться в чувствах, даже намека на симпатию не подавал. Может быть, ему просто нравится о ком-то заботиться? А меня выбрал как самую счастливую на всякие неприятности. Вот только жаль, что не в его власти избавить меня от такой беды, как гнев начальства. Нет уж, это мой крест! И нести его мне! Ну а того, что через край придется, с лихвой хватит на Лерочку, Галину Сергеевну и Пашку. Страшен наш Евгений Иванович в гневе, как Днепр при ненастной погоде. Так что хватит мне чужих забот, пора и о своих подумать. Пойду послушаю, как бушует старый Днепр под кручей. А кручей, надо полагать, быть сегодня моей забубенной головушке. Хотя забубенной бывает душа, а это уже не
по моей, а по Сережиной, царство ему небесное, части. Или нет, душа загубленная. А что же у нас тогда с головушкой? А головушка — бестолковушка, значит, с нее и взятки гладки.
        Легкий филологический тренинг, как ни странно, немного исправил мое унылое настроение, поэтому в свой кабинет я вошла с философским настроем: никак быть не может, как-нибудь да будет — выкрутимся, где наша не пропадала! Вошла и остолбенела — время без пяти, начало рабочего дня, а все мои офицеры уже в полном сборе. Даже Галина Сергеевна при полном параде выжидательно смотрит на меня из угла комнаты.
        — Вот так сюрприз!  — не замедлила я обнародовать свою реакцию.
        — Ирочка, и что мы собираемся делать?
        Это Галина Сергеевна. Правильно, кому же еще брать первое слово, как не старшему по званию.
        — А что мы можем сделать? Будем ждать оглашения приговора и его незамедлительного исполнения. На помилование я особенно не рассчитываю.
        В ответ на мою пессимистическую констатацию факта полной капитуляции без попыток выдержать осаду за шаткими стенами крепости, построенной из мегалитов[3 - Культовые сооружения III-II тысячелетий до н. э. из огромных необработанных каменных глыб, известных в Зап. Европе, Сев. Африке, на Кавказе.] оправданий, эта троица обменялась последовательными недоумевающими взглядами, очевидно, вознамерившись вычертить телекинетический треугольник, чтобы выяснить у соседа, что же это я, собственно, имею в виду. А чего тут удивляться и не понимать? Не надо обладать способностями к инсайту, чтобы предугадать реакцию начальства на наш сверхфеноменальный провал. Можно и банальной логикой обойтись. Вот факты, а вот и вытекающие из них закономерные последствия: виноваты, значит, будем отвечать по всей строгости dura lex. К гадалке не ходи.
        — Ты что, хочешь сказать, что уже знаешь, кто убийца?  — Галина Сергеевна полувосторженно-полунедоверчиво вздернула свои тонко подведенные бровки.
        На сей раз пришел мой черед удивляться и играть в гляделки с подозрительно молчаливыми Лерой и Павликом. Никакого результата мои опыты не дали, из чего можно было смело сделать заключение, что или у меня начисто отсутствуют способности телепата, или мои юные коллеги совершенно утратили способность мышления.
        — Какой убийца?!  — почти возмущенно воскликнула я.  — Вы о чем?! Не знаю я никакого убийцы! А Евгений Иванович не в счет, потому что это будет не убийство, а вполне правомерная расправа над недобросовестными сотрудниками.
        — При чем тут Евгений Иванович?  — сердито нахмурилась Галина Сергеевна, всем своим видом показывая, что синдром взаимного непонимания достиг своего апогея.  — Я тебя про убийцу Эллочкиного мужа спрашиваю.
        — Та-ак,  — я едва сдержала улыбку: похоже, Костя вчера переусердствовал, исполняя мое поручение посвятить ребят в курс произошедших с нами событий.  — Что-то я не пойму, у нас тут телестудия или частное сыскное агентство? Передачи снимать будем или отпечатки пальцев?
        — Передачи снимать будем,  — уверенно кивнул Павлик.  — Больше того, нам с вами, Ирина Анатольевна, через час на выездной сюжет ехать. А отпечатки пусть милиция снимает. Только вы меня извините, но я этого так оставлять не хочу. Они же нам, можно сказать, репутацию подмочили и перед руководством распоследними идиотами выставили.
        — Кто они?  — ошалев от его напористости, спросила я.
        — То-то и оно, что неизвестно,  — вздохнул Павел.  — Выяснять надо.
        — Да что выяснять-то?  — продолжала недоумевать я.
        — Кто Сергея убил — вот что. Только не говорите, что вам самой это неинтересно.
        — Не буду,  — не стала я кривить душой и, только теперь поняв смысл начала его тирады, насторожилась.  — Постой, что ты там про сюжет говорил? Куда нам ехать?
        — В художественный салон.
        — Зачем?
        — Будем нашу новую героиню снимать. Светлану Лентаеву. У нее сейчас как раз выставка.
        — Какая выставка?!
        — Художественная выставка. Картины там всякие. Художница она. Эта… как это там… абстракционистка.
        — Не абстракционистка, а сюрреалистка,  — поправила Валерия.
        — Да какая, блин, разница? Все одно мазня фиолетовая, словно ребенку-дауну баллончик с краской в руки сунули и на целый день одного оставили.
        — Какое беспардонное заблуждение!  — возмутилась Галина Сергеевна.  — Тебе, Павел, явно не хватает эстетического образования. Как ты изволил выразиться, «фиолетовая мазня» — это у фовистов, нарочито детские рисунки — у примитивистов. Хотя даже в отношении них я готова с тобой серьезно поспорить. А среди сюрреалистов были такие знаменитые и великие художники, как Хуан Миро и Сальвадор Дали.
        — Ну и что?  — не сдавался Павлик.  — Ничего великого я там не вижу. Бред пьяного сумасшедшего. Да они там через одного либо психи суицидальные, либо маньяки озабоченные. Прав был Никита Сергеевич…
        — Да как ты…
        — Так,  — решительно оборвала я грозящий перерасти в настоящую войну спор о достоинствах модернизма.  — Давайте оставим эти бессмысленные диспуты на тему высоких материй и объясним мне, что, собственно, происходит.
        — Ничего плохого у нас не происходит, а даже совсем наоборот,  — успокаиваясь, но все еще бросая на Пашу суровые взгляды, ответила Галина Сергеевна.  — Просто я нашла нам новую героиню. И очень прискорбно, что вы все, а особенно ты, Ирочка, коих я по наивности причисляла к образованной элите нашего города, ничего не знаете о своих великих соотечественниках. А Светлана Владимировна Лентаева, между прочим, широко известна в Европе и пользуется заслуженной популярностью. Даже имеет несколько Гран-при на выставках авангардного искусства. И на последнем Венецианском бьеннале ведущие теоретики нового искусства признали ее безусловные заслуги. Совсем недавно она вернулась из Парижа, где изучала жизнь и творчество Макса Эрнста, Андре Массона, Ива Танги, Жана Арпа и других французских сюрреалистов,  — очередная молния в сторону Пашки — как только под ним кресло не испепелилось?  — Готовится к выходу в свет ее книга под названием «Сюрреализм — последний оплот бунтарей и романтиков». А вернувшись в родной город, Светлана Владимировна решила организовать выставку собственных работ. Мы просто обязаны осветить
это событие.
        — Галина Сергеевна, мне, разумеется, стыдно за свою серость, но дозволено будет спросить, как вы об этом узнали?
        — Ничего сверхъестественного,  — улыбнулась наша во всех отношениях уникальная палочка-выручалочка.  — Просто Света — моя давняя подруга. Можно сказать, подруга детства. Я как раз была у нее вчера в гостях, мы отмечали ее возвращение, и я предложила ей сняться в нашей передаче. Собственно, я и раньше не раз предлагала, только у нее все времени не находилось, то поездки, то работа. Она и вчера отказывалась, но я ее пристыдила, сказала, что негоже быть знаменитостью на весь мир и обходить вниманием собственный город. Тем более что здесь такое событие: выставка и выход книги. Одним словом, я ее уговорила.
        — А у нее есть муж?  — спросила я.
        — Есть,  — удивилась Галина Сергеевна.  — Очень милый, хоть и ничем не выдающийся человек. То есть не такой знаменитый, как его жена. По специальности он врач, и притом очень хороший. Только это здесь при чем?
        — Милые дамы,  — я с опасением покачала головой,  — а вам не кажется, что в этом есть нечто пугающе символичное? Сперва одна подруга детства с супругом, теперь другая… Очень странное совпадение.
        — Ирочка, ты действительно стала невыносимо суеверной. Ну ответь мне на милость, кому может понадобиться убивать Вениамина Тарасовича?
        — А кому понадобилось убивать Сергея?
        — Вот этого я не знаю,  — почти с огорчением ответила Галина Сергеевна.  — Только Светин муж никакими банками не владеет и ночи коротает не в казино, а в законной супружеской постели.
        — Даже когда жена в Париже?  — язвительно спросил Павел, который, видимо, был не в силах забыть суровой отповеди за нелюбовь к модернистам.
        — Что-то вы, молодой человек, нынче разошлись,  — кажется, Галина Сергеевна не на шутку рассердилась, и Павел быстро втянул голову в плечи, словно напуганная черепаха.
        — Галина Сергеевна, что бы мы без вас делали?  — я поспешила исправить настроение нашему режиссеру, усладив ее слух льстивой благодарностью.  — Просто и не знаю, как вас благодарить.
        — Ты меня очень обяжешь,  — оттаивая на глазах, сказала Галина Сергеевна,  — если просветишь этого невоспитанного субъекта на предмет элементарных правил хорошего тона. А еще лучше — научишь молчать, когда его глупого мнения никто не спрашивает.
        — Обещаю приложить все возможные усилия,  — я погрозила открывшему было рот Павлу кулаком, и тот покорно сник.
        — Тогда собирай волю в кулак, запасайся терпением и готовь юношу к выезду. Ты обещала, и я надеюсь, что во время съемок никаких непристойностей он себе не позволит.
        — Подождите,  — растерялась я.  — А как же Евгений Иванович?
        — Что Евгений Иванович? Думаешь взять его вместо Павлика?
        — Нет, конечно! Что за кощунство?! Просто я думала, что мне еще предстоит выдержать суровый разнос по полной программе.
        — С Евгением Ивановичем я уже все уладила,  — гордо ответствовала Галина Сергеевна.  — Он, конечно, побушевал немного, но потом согласился, что все имеют право на неудачу, особенно когда очень многое зависит от человеческого фактора. Так что с вас, господа хорошие, за это причитается бутылка шампанского и коробка конфет. Не меньше.
        — Да хоть ящик! Хоть сто ящиков! Галина Сергеевна, миленькая! Вы просто Мерлин и Мэри Поппинс в одном лице! Как вам это удалось?
        — Надо уметь находить подход к людям. А насчет ящика шампанского тебя никто за язык не тянул. Вот сделаем передачу, станем знаменитыми на всю страну и отметим это событие.
        — Вроде бы это не в наших правилах,  — все еще не приходя в себя от счастья, робко возразила я.
        — Ничего. Ради такого случая можно. В конце концов, кто сказал, что бутылочка шампанского после передачи — это плохая традиция?
        — Галина Сергеевна, вы меня удивляете!  — улыбнулась я и тут же спохватилась: — А мы не опоздаем? У нас ведь еще и сценария нет.
        — Не суетись,  — Галина Сергеевна сделала рукой неопределенный жест, очевидно призванный означать «все путем».  — Примерный план передачи мы с Лерочкой составили. Я позвонила ей еще вчера вечером, мы пришли пораньше и все сделали. А в «Союзе художников» нас ждут через полчаса. Там сейчас вовсю идет подготовка к выставке, так что можно будет отснять несколько прекрасных кадров, как Светлана Владимировна руководит организацией процесса. А завтра — с чистой совестью отдохнуть, в понедельник еще раз съездить в «Союз» и снять само открытие. Ну а уже ближе к вечеру, если Светочка не сильно устанет после всяких там презентаций, можно будет ее в домашней обстановке поснимать.
        — В домашней обстановке можно и во вторник.  — Я просто не могла не умилиться, глядя на моих расторопных трудяг.  — Все равно до пятницы время еще есть. А вам с Лерочкой просто по ордену полагается. Орден, конечно, не обещаю, зато с удовольствием исполню любое желание.
        — Так-таки и любое?  — лукаво прищурившись, спросила Галина Сергеевна.
        — Благодарность моя безгранична… в разумных пределах.
        — Галина Сергеевна, вот уже и торги начались!  — с притворным расстройством воскликнула Лерочка.
        — Ничего, мы своего не упустим. Мы запомним, а лучше запишем, хорошенько подумаем и обязательно чего-нибудь затребуем. Ты же ведь не золотая рыбка. Желание сразу оглашать не обязательно?
        — Не обязательно,  — согласилась я.  — К тому же золотая рыбка на несколько желаний расщедрилась, а у меня, извините, лимит. Больше одного из положенных представительских расходов не наскрести.
        — Значит, договорились,  — довольно кивнула головой Галина Сергеевна.
        — Ну так как?  — неожиданно подал голос из своей кресла Пашка.  — Я, что ли, за Костей пойду? Раньше уедем — раньше вернемся.
        — Что ли, пойди…  — удивленно ответила я.
        Паша сильно оттолкнулся руками от подлокотников, выкинув себя из кресла, и ленивой походкой проследовал за дверь.
        — Чего это с ним?  — теряясь в догадках, спросила я.
        — Знаю я, чего ему не терпится,  — хитро улыбнулась Лера.  — Потом скажу.
        — Потом так потом,  — согласилась я.  — Тогда пойдемте, милые дамы, а то нас еще в лоботрясничестве и отлынивании от работы обвинят. И кто? Самый знаменитый лентяй на ГТРК! Такого позора мне не пережить.
        Ума не приложу почему, но мне казалось, что человек, увлекающийся сюрреализмом, должен быть никак не старше тридцати. Конечно, когда Галина Сергеевна сказала, что это ее подруга детства, в уме вроде бы отложилось, что это дама, как бы помягче выразиться, слегка в возрасте. Но поскольку определить возраст нашего очаровательного, всегда подтянутого режиссера просто не представляется никакой возможности, я была смущена, взглянув на нашу новую героиню.
        Светлане Владимировне на первый взгляд можно было дать никак не меньше сорока пяти лет. И это несмотря на превосходный макияж и молодежную короткую стрижку. Может быть, ее старили широкие очки в тонкой золотой оправе? Хотя нет. Руки и шея самым предательским образом свидетельствовали о том, что перед нами далеко не девочка. Как же нашей Галине Сергеевне удается держать себя в такой превосходной форме?! Ума не приложу. Вот бы разузнать секрет! Думаю, лет через семь-десять он мне пригодится.
        Однако пять минут пообщавшись с именитой художницей, я уже усомнилась в своих первоначальных выводах. Это был просто какой-то неистощимый генератор энергии — действующая модель перпетуум-мобиле! Она ни секунды не стояла на месте, и я чуть не взмокла, бегая за ней с микрофоном по всему залу. А бедняжке Павлу с камерой на плече и вовсе пришлось несладко. Светлана Владимировна успевала отслеживать все, что творилось вокруг, при этом руки ее мелькали у меня перед глазами, словно крылья зависшей над цветком колибри. Самым необъяснимым образом ей удавалось общаться с нами, с воодушевлением рассказывать о своих любимых сюрреалистах, объяснять, чем ей так близко именно это направление, и давать советы по размещению экспозиции, гоняя из угла в угол несчастных служащих «Союза художников».
        — Нет-нет, Ванечка!  — кричала она через весь зал, так что я невольно отодвигала микрофон.  — Здесь эту картину вешать нельзя. Тут слишком много света из окна. Разве ты сам не видишь? Все краски теряются. Вот в Париже в галерее Бюхер,  — Светлана Владимировна неожиданно возвращалась к разговору, и я торопливо подсовывала микрофон прямо ей под нос,  — я целый час простояла перед «Борьбой рыб» Андре Массона, просто не могла оторваться. И не только потому, что невозможно не восхищаться потрясающим сплетением растений, животных и совершенно не поддающихся описанию, нереальных декоративных форм, но и потому, что в сочетании с освещением и другими картинами это произведение приобретает совершенно иной, особенный смысл. А как прекрасно размещены картины в Национальном музее современного искусства… Это просто песня какая-то! Илюша! Будь добр, не вешай коллаж напротив других картин. Он же под стеклом, в нем все отражается!..
        До сих пор не понимаю, как Пашке удалось за всем уследить и все заснять. Но даже и без просмотра уже было ясно, что материал получается великолепный — яркий, эмоциональный, живой… И хоть я, к стыду своему, ничегошеньки не смыслю в сюрреалистах, думаю, после этого сюжета добрая половина нашей аудитории непременно проникнется к ним чувством искренней симпатии и глубокого уважения к труду художницы. Но больше всего меня радовало то, что такому увлеченному человеку, как Светлана, да еще с таким неистощимым запасом энергии, да еще и с подобным опытом работы с людьми вряд ли будет неуютно в студии под пристальным взглядом собравшихся зрителей. Терпеть не могу ситуации, когда, увидев камеру и глаза публики, человек теряется и совершенно забывает о том, на каком языке привык говорить с детства, а то и вовсе забывает об этой особенности, отличающей род людской от приматов. А Светлане Владимировне только задай вопрос, и можно быть уверенным в том, что подробная интересная лекция минут эдак на десять, причем в самых красочных выражениях, не замедлит пролиться благодатным дождем на благодарных слушателей.
        Галина Сергеевна сияла просто как масленичный блин. И было с чего. Несмотря на чудовищную усталость и невероятное обилие впечатлений, мы все были в восторге от результата поездки.
        — Ну что, матушка?  — спросила Галина Сергеевна, когда мы загрузились в машину и отправились в обратный путь.  — Теперь твоя душенька довольна?
        — Более чем, дорогая вы наша, незаменимая! Пусть отсохнет мой грешный язык, если не слетит с него тысяча слов самой изысканной благодарности!
        — К чему такие крайности?  — рассмеялась Галина Сергеевна.  — Во-первых, меня вполне удовлетворит банальное «спасибо». Во-вторых, язык тебе еще пригодится — как ты без него вопросы Светлане будешь задавать? А в-третьих… Мы тут с Лерочкой посовещались и придумали свое заветное желание.
        — И что же мне грозит?
        — Я считаю,  — серьезным тоном ответила Лера,  — что мы просто обязаны помочь Элеоноре.
        Мое радужное настроение, тихо заскулив, робко запросилось в кратковременный отпуск.
        — Чем же мы можем ей помочь? Я же не господь бог и умерших мужей воскрешать не умею.
        — Мы должны найти его убийцу,  — категорично отрезала Лера.
        — Костя, а скажи-ка мне по совести,  — сурово потребовала я,  — что ты такого вчера наговорил, что меня уже полдня всякими убийцами пытают?
        — Ничего особенного, Ирина Анатольевна,  — не смутившись, ответил Костя, переводя взгляд с дороги на меня.  — Как все было, так и рассказал. Вы же сами просили.
        — Тогда с чего вы все решили, что это убийство?
        — Потому что молодые, здоровые парни просто так ни с того ни с сего от сердечного приступа не умирают,  — не сдавалась Лерочка.
        — На свете многое бывает, друг Горацио,  — философски заметила я.
        — Чего не знает ни одна администрация,  — съязвил Павел и добавил: — И правоохранительные органы тоже.
        — Сговорились вы, что ли?!  — театрально возмутилась я.  — И вообще, на что вы меня подбиваете? В конце концов, я журналистка, а не сыщик.
        — Эллочка — моя подруга,  — сказала Лера.  — И ее судьба мне небезразлична.
        — А ты уверена, что она захочет, чтобы мы вмешивались в ее судьбу?  — уже серьезно спросила я.  — Может быть, ей проще думать, что это несчастный случай?
        — Значит, нам следует поговорить с ней и выяснить. Узнать подробности, узнать, что известно милиции…
        — Вряд ли ей сейчас до этого,  — с сомнением ответила я.  — Я имею в виду Эллочку. Милиции-то, понятно, никакого дела нет, если только там не замешан какой-нибудь видный общественный деятель, что в общем-то совершенно бессмысленно.
        — Почему же бессмысленно,  — возразил Костя.  — Мы же не знаем, кому давал ссуды банк Сергея. Кому, на каких условиях… Вариантов бездна.
        — На свете многое бывает, друг Горацио,  — отомстила мне Галина Сергеевна.
        — Уели.  — Сопротивляться дальше было бесполезно.  — Только объясните мне, как вы себе представляете этот процесс. Вот сейчас мы все бросим, придем в милицию, сделаем официальное заявление, что недовольны ходом расследования, которое толком еще даже не начиналось, поэтому решили сами принять надлежащие меры?
        — Опять ты все преувеличиваешь,  — всплеснула руками Галина Сергеевна.  — Ничего мы бросать не будем, тем более когда намечается такая замечательная передача. И в милицию нам ходить не обязательно — это просто глупо…
        — Это не глупо, это прямо-таки особо изощренное самоубийство какое-то,  — не сдержалась я.  — На их месте я просто упекла бы нас в кутузку, чтобы под ногами не мешались.
        — Тем более,  — продолжила Галина Сергеевна.  — Но ведь быть в курсе расследования нам никто не мешает? По крайней мере, мы можем поговорить с близкими Сергею людьми, навести, так сказать, справки.
        — Ага, так вам в банке все и выложили. К тому же, насколько я могу судить, у него и не было даже никаких близких друзей, по словам Эллы.
        — Но ведь что-то же мы можем сделать?  — в голосе Лерочки прозвучала такая мольба, что я почувствовала себя последней свиньей: в самом деле, а если бы такое, не дай бог, случилось с моей подругой.
        — Что-то, наверное, можем. Дайте мне подумать, и обсудим это позже.
        — Ладно,  — неохотно согласилась Лера.  — Я Эллочке вечером позвоню, узнаю, как она там. Может, помощь какая нужна, в смысле с похоронами. Заодно постараюсь выяснить, что она сама думает по поводу смерти Сергея и как отнесется к тому, если мы попытаемся найти его убийц.
        — Костя, а можно остановить возле этого мини-маркета?  — неожиданно спросил Паша.
        Костя, пожав плечами, остановился, и Павел шустро выскочил на улицу.
        — Там пиццу вкусную продают,  — пояснил он, нагнувшись и заглянув в салон.
        — Тогда уж на всех бери, утроба ненасытная,  — наказала Галина Сергеевна.
        Через десять минут мы уже сидели в моем кабинете, ели разогретую в микроволновке пиццу, которая действительно оказалась очень недурна, и запивали ее отменным Лерочкиным чаем. Только Костя, сославшись на дела, отказался разделить с нами скромную трапезу.
        — Ну что, Ирина Анатольевна, вы уже подумали?  — спросил Паша, доедая вторую пиццу, так как Лерочка наотрез отказалась есть эту «холестериновую отраву».
        — Нет еще,  — ответила я.  — Подумаю завтра, тебе не мешало бы отснятый материал посмотреть.
        — Не вижу смысла? Все равно сейчас в монтажной никого нет. А то, что материал хороший, и так понятно. В понедельник все и сделаю.  — Он посмотрел на часы, потом на Леру.  — Ты готова?
        В ответ та быстро кивнула.
        — Тогда пошли.
        — Куда это вы?  — От удивления я абсолютно запамятовала, что существует такая вещь, как чувство такта.
        — В кино,  — едва заметно краснея, ответила Лера.  — Паша достал билеты на последнюю голливудскую премьеру и любезно предложил мне составить ему компанию. А я страсть как люблю голливудские фильмы.
        — Особенно с участием бородатых актеров.  — У Галины Сергеевны такта оказалось еще меньше, чем у меня.
        — Нет,  — совсем смутившись, выдохнула Лера,  — особенно с Брюсом Уиллисом. У нас ведь все равно сегодня выход внеплановый, мы подумали, что день будет ненормированный. Можно?
        — Ну, конечно, идите. Что вы меня-то спрашиваете?
        — Спасибо. Всем до понедельника!
        Лерочка быстро оделась и в сопровождении Павлика исчезла за дверью.
        — На свете многое бывает, друг Горацио!  — повторила Галина Сергеевна ставшую фразой дня цитату, глядя на мою отвисшую челюсть.
        — Воистину так! Однако ж, чудны дела твои, господи.
        — Молодость,  — немного печально констатировала Галина Сергеевна.  — Сами разберутся. Однако и нам тут сидеть нечего. Может, по домам?
        — С превеликим нашим удовольствием!  — ответила я.
        Открывая дверь своей квартиры, я вспомнила, что не предупредила Володю о том, что сегодня мне надо быть на работе, а уже войдя в коридор, поняла, какой это было ошибкой с моей стороны.
        — Когда ты прекратишь надо мной издеваться?!  — вместо приветствия выдал любимый супруг.
        — Я, между прочим, была на работе, не где-нибудь.
        — Вот как? А записку оставить трудно? Я себе все нервы истрепал.
        — Володенька, сейчас всего три часа дня. Я ровным счетом не вижу никаких поводов для волнения. В конце концов, я могла просто выйти в магазин.
        — Да? Я, понимаешь ли, возвращаюсь после пары в надежде застать дома еще спящую жену и провести субботний день в семье, а тут полное запустение и забвение. На студию я, между прочим, звонил. Там никто трубку не брал.
        Вот еще новости! Не хватало еще, чтобы он вздумал меня ревновать, хотя, конечно, лестно.
        — А на проходную ты звонить не пробовал? Там бы тебе сказали, что я на выезде. Мы сегодня сюжет снимали.
        — Извини, не догадался, потому как душевное смятение отнюдь не способствует умственной деятельности.
        — Да с чего бы ему взяться, смятению-то?
        — Ты об этом у Валеры спроси.
        — У какого Валеры?
        — У Гурьева. От его звонков наш телефон просто раскалился. Вынь ему да положь Ирину. Ничего не объяснил. Сказал, дело срочное. Я, естественно, про твои расспросы об обезболивающих вспомнил, подумал, что тебя опять угораздило втихаря от меня у милиции хлеб отбивать, и доигралась.
        Вот ведь как. А я про Валеркиного «потешного покойничка» беспалого и думать забыла. У меня тут и свой, не менее забавный нарисовался.
        — Володя, ну что за глупости! Я про Валеркины дела и знать ничего не знаю.  — Что самое приятное, мне даже не потребовалось врать.  — Мы с ним и не общались последние дни, своих забот невпроворот. А чего он звонил-то?
        — Говорю же, не знаю,  — несмотря на по-прежнему сердитый и обиженный тон, было видно, что мои слова Володьку успокоили.  — Да и знать не желаю. Сама с ним разбирайся.
        — Как же я с ним разберусь, если его нет?
        — Сейчас, может быть, и нет.
        — А когда будет?
        — Завтра твой криминальный тип будет. Сказал, непременно в гости заявится. Ты ему зачем-то сильно понадобилась.
        Глава 5
        Если Валерке хотелось меня заинтриговать до полуобморочного состояния, то это ему удалось просто блестяще.
        В воскресенье я вскочила ни свет ни заря, игнорируя протестующие бурчания Володьки, и все утро слонялась по квартире, не находя себе места. Что же это Гурьеву могло от меня понадобиться, да еще так срочно? Может быть, он все-таки выяснил, кто был тот парень в Смирновском лесу, и раскопал что-то интересненькое? Только я ему тогда зачем? Поделиться, что ли, больше не с кем? Или случилось что-то еще? Что-то, в чем я могла Валерке помочь? Но что?
        Володе он ничего не объяснил, поэтому тот и выходил из себя, боясь, что «криминальный тип» втянет меня в какое-нибудь небезопасное мероприятие. Значит, пока он не явится, утолить разбушевавшееся любопытство мне не удастся. А любопытство, войдя во вкус, уже терзало меня, затравленным зверьком мечась по лабиринту извилин в отчаянной попытке поймать хоть какой-то намек. Одно слово — разбушевалася стихия!
        Чем дальше, тем меньше стойкости проявляло терпение, шаг за шагом сдавая позиции, отступая под натиском сорвавшейся с цепи заинтересованности. Разбудить, что ли, мужа, спросить, когда обещал прийти Валера? Нет, на эту глупость я решусь только в случае окончательного поражения. Иначе не миновать очередной ссоры из-за моего невинного увлечения, которое так досаждает Володе, едва ли не лишая его аппетита и сна. Буду терпеть, пока хватит сил.
        Муж разбудился сам. Выполз на кухню, сонно щурясь, потирая кулаком заспанные глазенки, при этом забавно надувая губки, словно обиженный ребенок.
        — Доброе утро,  — изобразив на лице блаженную улыбку, Володя чмокнул меня в шею.
        — Определенно.  — Мое нетерпение к этому моменту достигло своего апогея, поэтому я изо всех сил старалась не дать раздражению пролиться на голову ни в чем не повинного супруга отнюдь не благодатным дождем.
        — Что определенно?  — без особого интереса спросил Володя.
        — Определенно доброе,  — пояснила я.
        Володя в недоумении хлопал ресницами, потом улыбнулся, уже заметно осмысленней, и кивнул:
        — А-а! Это есть хорошо, и хорошо весьма! Кстати, а что у нас есть поесть?
        — Бутерброды с яйцом. Только что пожарила.
        — Это я люблю. Это есть хорошо. А ты уже завтракала?
        — Нет.  — Я положила на тарелку три румяных бутерброда, залитых яйцом, и выключила огонь под чайником.  — Тебя ждала.
        — Приятная неожиданность.  — Володя уселся за стол и потянул носом.
        — Это что еще за скепсис?  — ставя перед мужем кружку с чаем, возмутилась я.
        — Я был уверен, что ты Гурьева ждешь.
        Вот ведь мелкий пакостник! За что только люблю его — непонятно.
        Я села напротив мужа и взяла бутерброд. Володя последовал моему примеру: ухватился за горячую хрустящую корочку, коротко цыкнув, перехватил поджаренный хлеб другой рукой и впился в него зубами.
        — Кстати, какие у тебя на сегодня планы?  — поинтересовался он с набитым ртом, не составив себе труда прожевать откушенный кусок.
        — Обычные — воскресные. Я сегодня кот Матроскин по хозяйственной части.
        — Ага. Большая стирка вкупе с большим вопросом: «Почему на работе в понедельник я отдыхаю от воскресенья»?
        — Домовитым да работящим завсегда тяжело!  — По-моему, я решила устроить с утра занятие по вспоминанию детских мультфильмов.  — Такая наша женская доля. А что, есть предложения?
        — Почему бы нам не погулять?  — вопросом ответил Володя, принимаясь за второй бутерброд.  — Погода располагает. Посидим в кафешке, в кино сходим, а?
        — Предложение заманчивое. Только сперва дождемся Валеру.
        — Что и требовалось доказать,  — победно провозгласил Володя и с притворной печалью констатировал: — Не любишь ты меня.
        — Люблю, солнышко, только не надо было меня так заинтриговывать. Или ты хочешь, чтобы со мной приключилась погибель неминучая на почве неудовлетворенного любопытства? Нечего сказать, достойная забота о супруге.
        — «Если смерти, то мгнове-енной, если раны — небольшой»,  — пропел Володя.  — Ладно уж, горе мое приторное. Подождем твоего Валеру. Надеюсь, печальных вестей он не принесет. А то вместо прогулки придется тебя из депрессии выводить. Тоже не слишком веселое времяпрепровождение. И утомительное.
        Порешив на сем, я стала составлять план и очередность выполнения маленьких домашних повинностей, чтобы после общения с Валерой со спокойной душой можно было исполнить пожелание мужа. Для начала надо вымыть посуду — ненавижу! Впрочем, эти полномочия смело можно делегировать Володе. Он ведь хочет, чтобы мы отправились на прогулку? Хочет. Пусть теперь прилагает для этого хоть какие-то усилия.
        Володя, к моему удовольствию, против подобного разделения обязанностей возражать не стал. Поэтому уже через две минуты в нашей квартире раздавался нестройный дуэт двух водопроводных кранов — на кухне, где Володя мыл посуду, и в ванной, где я замачивала белье. Естественно, по закону Мерфи наше и без того не слишком талантливое техногенное музицирование прервала долгая трель дверного звонка.
        — А вот и твой жданный гость,  — буркнул Володя, проходя мимо меня к двери.
        Я поспешно вытерла руки и выскочила вслед за ним в коридор, где уже раздевался Валера, что-то весело бубня моему мужу.
        — Здравствуй, радость моя пропадущая!  — приветствовал он мое появление.  — И где тебя носит, когда ты так нужна родине?
        — Между прочим, на работе,  — ответила я.  — Мы всей командой вчера пятничный грех отрабатывали. Слышал уже небось про наше немыслимое везение?
        — Слышал, слышал. Собственно, ты мне по этому вопросу и нужна.
        — По какому-такому вопросу?  — удивилась я.  — По вопросу о более тщательном стратегическом планировании? А ты у нас что теперь — ответственный менеджер, курируешь все проекты на студии?
        — Вот уж избавь господь от подобной участи!  — Валера по-хозяйски прошел в гостиную и уселся в кресле.  — Мне бы со своим проектом разобраться, и до твоих грандиозных провалов мне никакого дела нет. Я по поводу той веселенькой причины, из-за которой не состоялась твоя передача.
        — Причина как причина,  — пробурчала я, отчаянно показывая ему глазами на застывшего в дверном проеме мужа.  — Не приехала героиня, и все тут.
        — Как же — все!  — воскликнул Валерка, так и не поняв моих невербальных намеков.  — А убийство?
        — А вот с этого момента, пожалуйста, поподробнее!  — Володя таки услышал то, что слышать ему было абсолютно незачем.  — Зайка моя, ты ничего не говорила ни про какое убийство.
        — Ну не говорила,  — вздохнула я и бросила на Валеру укоризненный взгляд. Тот наконец все понял и молчал как рыба об лед, вытаращив глаза. Но чего уж — поздно спохватился.
        — А теперь, будь добра, скажи.
        — Ага, тебе скажи, а ты опять чего-нибудь эдакое страшное понапридумываешь.
        — Эта уж моя проблема! Будет с чего, и придумаю. Только, по-моему, убийство само по себе вещь не слишком безобидная.
        — Володя, ну что ты заводишься? Мало ли что может случиться в нашем городе? Ты теперь из-за всего так будешь переживать?
        — Только если в этом замешана моя жена.
        — Ни в чем я не замешана, и ничего страшного со мной не случилось. Даже от начальства нагоняй не получила, потому как успела все вовремя исправить. Разве у тебя жена не умница?  — я попыталась перевести разговор в теплое русло семейных отношений, но грозный супруг не сдавался.
        — Умница, не спорю. И все-таки.
        — Ну хорошо,  — сдалась я.  — Передача сорвалась, потому что у нашей героини умер муж. Однако есть некоторые основания полагать, что умер он не от преждевременной старости, а ему в этом просто-напросто помогли. Теперь доволен?
        — Недоволен. Очень миленькие новости! Что у вас там за бардак творится? То героинь убивают, то их мужей… Мне это не нравится.
        — Можно подумать, что это нравится мне,  — устало бросила я, садясь на диван.  — Я-то теперь что могу сделать?
        — Тебе ничего и не надо делать. Даже не думай в это ввязываться. А ты, профессиональный ценитель общественной чернухи,  — муж бросил гневный взгляд на Валеру,  — только попробуй мне втравить жену в новое несанкционированное расследование!
        — Да я и пришел-то всего лишь узнать об обстоятельствах смерти этого кренделя,  — неумело попытался защититься Гурьев.
        — А они тебе известны?  — новый всплеск праведного негодования в мою сторону.
        — Послушай, Володя, что случилось, то уже случилось. Естественно, я ездила к Элеоноре, чтобы узнать, почему она не появилась на передаче. Естественно, разговаривала с ней о случившемся несчастье. Естественно, кое-что мне известно. И если это «кое-что» поможет Гурьеву, то почему бы мне не оказать старому приятелю и коллеге по работе такую услугу? Это ведь совсем не значит, что я обязательно ринусь разыскивать всяких там убийц.
        О своем обещании оказать услугу и Лере — разобраться в причинах смерти мужа ее подруги — я, разумеется, мудро промолчала.
        — Ладно,  — подумав немного, не переставая при этом хмурить брови, ответил муж и решительно пересел на другой край дивана.  — Только вы уж извините, но я настаиваю на том, чтобы мне было позволено присутствовать при этом разговоре.
        — Да, пожалуйста,  — с деланым равнодушием ответила я, хотя больше всего на свете мне хотелось переговорить с Гурьевым с глазу на глаз, и вопросительно уставилась на нашего гостя.
        — Хм,  — пожал плечами Валера.
        — Что значит «хм»?  — спросила я.
        — Да нет, ничего,  — смущенно ответил тот.  — Я вообще-то на дружеское общение рассчитывал, а тут получается какой-то допрос с пристрастием. Вот я и растерялся — не знаю, с чего начать.
        — Ты же хотел меня о чем-то спросить? Спрашивай!
        — От чего умер муж этой твоей Элеоноры?
        — По официальной версии, от сердечного приступа.
        — А говорили, убийство,  — удивленно перебил Володя.  — Что вы мне мозги-то парите?
        — Владимир,  — сурово выговорила я.  — Присутствовать — не значит вмешиваться через каждое слово и отпускать свои комментарии. Хочешь слушать — изволь, но избавь нас от своих вопросов. Валерка и со своими-то после твоего выступления никак разобраться не может.
        — Ладно. Молчу,  — покорно сникнув, ответил муж.
        — Жене покойного сказали, что он умер от сердечного приступа,  — повторила я.  — Но сама она говорит, что на сердце муж никогда не жаловался. Не пил, вел здоровый образ жизни.
        — А вскрытие делали?  — живо поинтересовался Валера.
        — Еще нет. По крайней мере, на момент моего разговора с Эллочкой.
        — Странно все это,  — словно рассуждая вслух, сказал Валера, прикусил указательный палец и о чем-то задумался.
        — Что странно?  — не выдержала я.
        — Понимаешь, у нас уже не первый такой труп находят. Поначалу ставят диагноз инфаркт миокарда. При этом обнаруживаются все признаки ишемической болезни сердца. Все покойные — мужчины, и в этом ничего удивительного нет, так как по статистике с женщинами такая беда случается гораздо реже. Но что удивительно, все мужчины в возрасте около тридцати лет, что уже несколько странно. У всех после смерти в крови был обнаружен алкоголь. У кого-то больше, у кого-то меньше. И вот тут начинается самое интересное. Абсолютно у всех был обнаружен антабус, причем не больше одного грамма.
        — Что обнаружено?  — не поняла я.
        — Тетурам,  — пояснил Валера и, видя, что легче мне от этого не стало, добавил: — Ну, хитрое такое средство, которое алкоголикам при кодировании зашивают в этих, как их называют? В пористых капсулах. Ну, «торпеда».
        — Ничего не понимаю!  — искренне призналась я.
        — А чего тут понимать,  — опять встрял Володя.  — Летальная доза антабуса — тридцать грамм. Это если ничего не пить. А если в крови алкоголя будет больше хотя бы на один процент, что на самом деле крайне мало, то достаточно всего одного грамма антабуса, и без экстренного вмешательства врачей смертельный исход гарантирован. Особенно если до этого у человека уже были проблемы с сердцем. Тут уж даже медицина бессильна.
        — А ты откуда знаешь?
        — Вот те раз! Что значит — откуда? Химик я или лохмен беспонтовый?
        — Допустим, химик,  — согласилась я, игнорируя его в высшей степени экстравагантное сравнение.  — И что же это получается? Вроде бы человек умер от инфаркта, а на самом деле его отравили?
        — Получается, что так,  — кивнул головой Володя.  — Если, конечно, он не был закодированным алкоголиком и сам не решил остограммиться.
        Я вопросительно посмотрела на Гурьева.
        — Не знаю, как твой персонаж,  — развел он руками,  — но что касается уже известных мне покойничков, никто из них хроническими запоями не страдал. Все, кстати, очень приличные люди. Явно не из ядреного пролетария. Кто-то там выпивал с приятелями по пивку после работы, кто-то только по праздникам рюмку-другую себе позволял, но такого, чтобы кодироваться идти, ни одного не было. Вот и ты говоришь, что парнишка тот тоже не пил.
        — Это не я говорю, а жена. Я не проверяла. Хотя на хроника он не похож, это точно.
        — Да нет, ребята, это несерьезно,  — махнул рукой Володя.  — Я не медик и понятия не имею, как там проводятся все эти кодирования, но сдается мне, если бы проблема заключалась в «торпеде», то антабус был бы явно не в количестве одного грамма.
        — Не знаю, не знаю,  — озабоченно покачал головой Гурьев.  — Одно могу сказать наверняка: никто из этих ребят в момент смерти не находился в состоянии сильного алкогольного опьянения, так, что называется, слегка выпимши. Однако, чтобы окочуриться, этого хватило. И еще такой нюанс. Либо они все были в одиночестве и, почувствовав недомогание, просто не сообразили вызвать «Скорую». Либо кто-то им в этом помешал. Скажи мне как специалист по ядам,  — он повернулся к моему мужу,  — какими симптомами сопровождается отравление антабусом?
        — Я могу ошибаться,  — ответил Володя, явно польщенный сомнительным комплиментом Валерки,  — но, по-моему, признаки ишемии — общая слабость, шум в ушах, тошнота, нарушения сердечного ритма, подавленность и еще страх смерти.
        — Не очень-то приятно,  — я даже передернула плечами.  — Ничего удивительного, что в таком состоянии человек может растеряться и попросту забыть о том, что можно обратиться к врачу. Особенно если ничего подобного с ним прежде никогда не случалось.
        — Согласен.  — Валерка откинулся на спинку кресла и задумчиво уставился в потолок.
        — Эллочка, кстати, говорила, что когда нашли ее мужа, у него было оторвано две верхние пуговицы на рубашке. Приступы удушья при этом бывают?  — я тоже вопросительно уставилась на Володю.
        — Очень даже может быть,  — ответил он, хмурясь, но по довольному выражению лица было видно, что он чувствует себя героем дня.  — И потом, это может быть побочным синдромом страха смерти. Если человек думает, что он вот-вот умрет, что в нашем случае, к сожалению, оказалось, мягко говоря, недалеко от истины, он испытывает состояние стресса, при котором непроизвольно учащается дыхание, а паникующему человеку кажется, что он просто задыхается. Впрочем, инфаркт миокарда часто сопровождается сердечной астмой, которая может привести к отеку легких. В этом случае выдох затрудняется из-за сужения просвета мелких бронхов и вполне возможна смерть от асфиксии.
        — Вот ведь оно как!  — выдал Валера.
        — Так ты хочешь сказать,  — до меня только теперь начал доходить смысл происходящего,  — что кто-то в нашем городе напаивает молодых, здоровых мужчин, потом подсовывает им этот самый антабус и спокойненько ждет, пока человек загнется?
        — Очень похоже на правду,  — ответил Гурьев.
        — Но кому и зачем это могло понадобиться? Не станешь же ты утверждать, что кто-то испытывает удовольствие от созерцания предсмертных мучений своей жертвы или от самого факта убийства?
        — Не стану. В отличие от вашего Пашки, версия с маньяком мне не особенно люба. В этом должен быть какой-то смысл.
        — Какой?
        — Не знаю. Пока. Но мне уже любопытно. В конце концов, мне не так уж и много за тридцать, а стало быть, я тоже легко могу попасть в группу риска. Ну и опять-таки профессиональный интерес…
        — Для начала надо выяснить, были ли как-то связаны между собой все умершие,  — загорелась я.
        — Надо. Поэтому я и пришел к тебе. Если просто так вваливаться к родственникам покойных и начинать дурацкие расспросы, можно и по шее получить. А если я скажу твоей несостоявшейся героине, что действую через тебя… может, что и выгорит. Адресочек бы?.. А?
        — Ага, так она и станет с тобой разговаривать!  — не то чтобы я действительно сомневалась в том, что Элла не согласится отвечать на вопросы Валерия и выставит его за дверь, хотя такой вариант вполне возможен, просто мне стало обидно, что он решил действовать самостоятельно, а меня попросту скинул со счетов.
        — Как же быть?  — расстроенно, но с плохо скрываемой надеждой в голосе спросил Валера.
        — Как, как?! Вместе надо ехать — вот как!
        — Ириша, ты же клялась и божилась, что не будешь заниматься этим дурацким делом,  — укоризненно напомнил Володя.
        — А я и не буду,  — неумело попыталась слукавить я.  — Просто отвезу Валерку и помогу ему наладить контакт с вдовой.  — И не слишком уверенно добавила: — Можешь поехать с нами, если хочешь.
        — На фиг, на фиг! Не приснилось мне такое счастье! Езжайте куда хотите, допрашивайте кого угодно, а я останусь в гордом одиночестве, буду пить крепкий кофе, читать какой-нибудь второсортный детектив и пестовать свою обиду. Если я правильно понял, никакая прогулка мне сегодня уже не светит?
        — Володенька, солнышко!  — потрясенная его удивительной сговорчивостью, воскликнула я.  — Мы обязательно погуляем в следующий раз. А, может быть, еще и сегодня успеем, если быстро управимся.
        — Как же, как же! Всю прогулку слушать твои сумасшедшие бредни о мотивах убийства — то еще удовольствие. Нет уж! Отправляйтесь по своим делам, а меня предоставьте моей горькой доле.
        — Ты просто чудо!  — Я чмокнула его в щеку и повернулась к Валерию: — Пойду переоденусь. Я быстро.
        Он кивнул, я выбежала из комнаты, а когда вернулась, мальчики уже стояли в коридоре. Валерка натягивал куртку, а Володя мрачно наблюдал за процессом одевания.
        — Все! Можно ехать,  — бросила я, влезая в сапоги и благодарно кивая мужу, галантно подающему мне плащ.
        — Извини, что испортил вам семейный отдых,  — виновато вздохнул Гурьев, протягивая Володе руку.  — С меня причитается.
        — Да чего уж там,  — снисходительно ответил Володя.  — Жену береги, изверг. А ты не особенно там резвись.
        После такого напутствия мы с Гурьевым вышли на улицу и сразу окунулись в погодный катаклизм прохладного осеннего дня. Дул сильный ветер, моросил отвратительный мелкий дождь, который того и гляди мог обернуться ливнем. Непредсказуемость нашего, с позволения сказать, умеренного климата уступает только несостоятельности наших синоптиков, которые еще со вчерашнего вечера клятвенно уверяли добропорядочных граждан в том, что ничего, кроме небольшой облачности и повышенной влажности, им не грозит. Впрочем, насчет влажности они не ошиблись. И все же, не особо убиваясь, я пожалела, что не захватила зонт, искренне понадеявшись на благосклонность погоды. Может быть, все-таки обойдется без проливных дождей? Гадкая морось, падающая с неба, вполне достойное наказание за грехи наши тяжкие.
        — Где у вас тут можно поймать машину?  — спросил Валерий.  — Так быстрее управимся. Да и под дождем гулять не особенно хочется.
        — Тогда пошли на перекресток.
        Уже в машине я подумала, что, прежде чем отправляться в гости, было бы неплохо сделать звонок вежливости и осведомиться, на месте ли хозяйка. Я поделилась своими сомнениями с Гурьевым, но он только махнул рукой:
        — Теперь поздно. Да и вряд ли новоиспеченной вдове взбредет в голову устраивать себе увеселительные прогулки для поднятия настроения.
        — Ее могли вызвать в милицию,  — предположила я.
        — Что они, идиоты, что ли,  — по воскресеньям работать.
        — Ты же вот работаешь,  — съязвила я.
        — Это другое дело. Я бескорыстный энтузиаст-трудоголик. Можно сказать, неофит экстраполяции основных жизненных позиций на трудовую деятельность человечества. Я, может быть, сублимируюсь в работе. Для меня это творческий процесс созидания. И потом, что мне, холостяку, еще делать? А у них небось дома жены гневные сидят и требуют от супружников неукоснительного и немедленного исполнения своих супружеских обязанностей, как то: мусор вынести, полы пропылесосить, потолки побелить, да мало ли что вам, бабам, пардон, мадам, в голову взбредет?
        — Ну и гад же ты!  — усмехнувшись, возмутилась я.  — И все-таки надо было позвонить. Нехорошо как-то: у человека горе, а тут мы как снег на голову со своими расспросами. Хотя бы предупредили, разрешения на визит испросили…
        — Поздно в тебе чувство такта и деликатности проснулось. Еще скажи, что обратно поедем.
        — Не скажу. Мне самой интересно, чем это дело кончится. А вот при Володьке ты зря этот разговор завел: он и так от моих приключений поседел раньше времени.
        — Это он не от приключений поседел, а от печальной участи всех женатых мужчин. А потом, он нам здорово помог: кто бы нам еще так профессионально разъяснил, чем чревато употребление антабуса вкупе с алкогольными напитками?
        — Это точно,  — не могла не согласиться я.
        Через несколько минут машина остановилась возле роскошного трехэтажного особняка. Валера расплатился с водителем, мы вышли из машины и направились к дому.
        Я немного потопталась на крыльце, уговаривая себя, что в конечном итоге действую в интересах Элеоноры. И потом, раз уж пообещала Лерке разобраться в истинных причинах смерти благоверного ее подруги, значит, надо держать слово. Решительно нажав на звонок, я невольно вздрогнула от звука колокольчика и повернулась к застывшему за моей спиной Валерию.
        Дверь открылась через минуту, и на пороге появилась, как всегда, бледная Элла в очаровательном голубом шелковом халатике с совершенно не подобающими ее новому статусу веселенькими рюшечками.
        — Здравствуйте, Элеонора,  — преодолевая смущение, сказала я.  — Вы извините за визит без предупреждения. Просто мы кое-что узнали и хотели бы с вами переговорить. Возможно, это как-то связано со смертью вашего мужа.
        — Проходите,  — она кивнула, сделала шаг в сторону, пропуская нас в дом, и закрыла дверь.  — Садитесь, я сейчас.
        Элла вышла на кухню, а мы уселись на диван в гостиной. Валера огляделся, скривил губы и покивал головой:
        — Нехилая берлога.
        — Ее муж был владельцем банка,  — пояснила я.
        — Вопросов больше не имею. Это уже занятная информация. Надо будет узнать у своих парней в ментовке, не имел ли кто-то из других покойничков к этому отношения. Например, счет или еще какие дела. Что за банк?
        — Не знаю, но можно спросить.
        — Нужно…
        Валера осекся, так как в гостиную вошла Элла, везя перед собой сервировочный столик с дымящимся кофейником, сахарницей, тремя чашками и небольшой керамической вазочкой с какими-то пирожными.
        — Я даже рада, что вы пришли,  — через силу улыбаясь, сказала она.  — Последние два дня я ни с кем, кроме следователя и судмедэксперта, не общалась. Страшно истосковалась по нормальным людям.
        — А Лера?  — удивилась я.  — Она вам не звонила?
        — Я отключила телефон. Не могу по нему говорить. Сразу начинаю реветь как дура. А так, когда с живым человеком повидаешься, вроде легче становится.
        — Она хотела узнать, не нужна ли вам какая-то помощь, но прийти, видимо, постеснялась.
        — Понимаю,  — Элла разлила кофе и села в кресло.  — Вы скажите Лере, пусть приходит. Если честно, тяжело находиться в этом доме одной. А других подруг у меня вроде и нет. Сережа не любил гостей, особенно моих друзей, и все мои старые знакомые как-то сами собой рассосались.
        — Ой, я же вас не представила,  — спохватилась я.  — Это мой коллега Валерий Гурьев. Репортер. Он работает вместе со мной на телевидении, только в другой передаче,  — уточнять, в какой именно, я не стала.  — А это Элеонора.
        — Очень приятно,  — Валера слегка привстал, натянуто улыбнулся и едва заметно кивнул.
        — Взаимно,  — ответила Элла.
        Мы как по команде взяли по чашке кофе и какое-то время молча пили горячий напиток. При этом температура жидкости в наших стаканах ровным счетом никак не отражалась на довольно прохладной атмосфере отношений.
        — Вы сказали, будто что-то узнали,  — наконец прервала неловкое молчание хозяйка дома.  — И что это может быть как-то связано с Сережей.
        — Да. Видите ли… Как бы это сказать…  — Я не совсем представляла себе, с чего начать разговор, а на Валеру надежды было мало, так как он абсолютно не знал Элеонору и благоразумно предпочитал отмалчиваться, чтобы не испортить дела.  — Сегодня Валера сообщил мне, что в нашем городе замечен не первый случай смерти молодых людей от сердечного приступа. При этом в дальнейшем выяснялось, что приступ был сымитирован.
        Элла удивленно приподняла брови, и чашка в ее руке слегка задрожала.
        — У нас есть подозрения, что с вашим мужем произошло нечто подобное, поэтому нам хотелось бы уточнить кое-какие детали.
        — Какие же?  — сухо спросила Элла, ставя чашку на столик.
        — Во-первых, скажите,  — в разговор вступил Гурьев,  — был у него в крови обнаружен алкоголь?
        — Да, но совсем немного.
        — Больше одного процента?
        — Кажется, да. Хотя не могу утверждать наверняка. Я в этом не разбираюсь, потому и не запомнила. А какое это имеет значение?
        — Есть все основания полагать, что его отравили. При этом яд действовал исключительно в сочетании с алкоголем.
        — Отравили?  — Эллочка встала, подошла к камину, взяла с полки сигареты с пепельницей, вернулась в кресло, прикурила и медленно затянулась.  — Что-то похожее мне сказали и в милиции.
        — Что именно?  — в один голос спросили мы.
        — Я не совсем поняла. Они ничего не утверждали, ходили вокруг да около, но толком так и не объяснили. Говорят, обнаружили следы какого-то препарата, действие которого очень похоже на симптомы инфаркта.
        Мы с Валерой переглянулись, и я увидела, как в его глазах отразился безрассудный огонек моего охотничьего азарта.
        — Все сходится.
        — Только ума не приложу,  — вздохнула Эллочка, выпуская густой клуб дыма,  — кому и зачем могло понадобиться его убивать.
        — А как назывался его банк?  — спросила я, вспомнив о Валериной просьбе.
        — «Альва-банк».
        — Как?!
        — «Альва-банк»,  — печально улыбнувшись, повторила Элла.  — Сережа очень любил скандинавскую мифологию, зачитывался «Младшей» и «Старшей Эддой». Альвы — это мелкие божества, стихийные духи. В «Видении Гюльви» говорится о сияющих альвах света, которые обитают в небесных чертогах, и черных альвах тьмы, живущих глубоко под землей. Сережа был немного суеверным и, когда выбирал название, долго не мог придумать такое, чтобы не спугнуть удачу и в то же время не перегнуть палку. Альвы, как ему казалось, очень удачно символизируют черные и белые полосы в жизни и таким образом сохраняют принцип равновесия. Знаете, что-то вроде и нашим, и вашим. И удача не в обиде, и року тоже воздается по заслугам. Может быть, он и был прав, потому что бизнес у него шел неплохо. Хотя, конечно, как я понимаю, дело не в названии, а в его деловых качествах.
        Валера удивленно уставился на меня. Во взгляде его явно читался вопрос: «Больной он был, что ли?» Довелось бы ему столкнуться с этим персонажем в жизни, что бы он тогда сказал?
        — Вполне вероятно,  — справившись со своими эмоциями, ответил Гурьев.  — Я знаю этот банк, он на очень хорошем счету, у него солидная и богатая клиентура. Вы не думаете, что мужа могли убить именно из-за его бизнеса?
        — Не знаю. Я уже говорила Ирине Анатольевне, что Сережа не посвящал меня в свои дела.
        — Если я ничего не путаю, Сергей оформил свой бизнес на другого человека?  — напомнила я.
        — Да. На своего приятеля. Он знал его не один год и считал надежным и ответственным человеком. Особо дружеских отношений между ними вроде как не было, но Сережа частенько помогал Стасу в трудных ситуациях, а потом взял к себе на работу. Сначала каким-то мелким служащим, вроде курьера, потом, кажется, начальником отдела кадров, а потом исполнительным директором.
        — Вы давно с ним знакомы?
        — Со Стасом?  — Элла ткнула в пепельницу выкуренную до половины сигарету и машинальным движением передвинула ее на другой край столика.
        — Нет, с Сергеем,  — уточнила я, непроизвольно морщась от причудливой струйки дыма, нервно вибрирующим столбиком тянущейся от незатушенного бычка.
        — Года два. Нет, больше — два с половиной. Полгода назад Сережа предложил выйти за него замуж, и я согласилась.
        — К тому времени Стас уже работал в банке?
        — Да. Как раз накануне свадьбы Сережа занимался переоформлением документов.
        — Зачем он это сделал?
        — Не могу сказать точно. Но, думаю, он знал, что делает. Может быть, из-за налогов. А может быть, из-за безопасности.
        — Из-за безопасности?
        — Ну да, мало ли что могло случиться.
        — Странно,  — задумчиво произнес Валерий.  — Если бы банк обанкротился, деньги он все равно бы потерял. Со всякой там мафией тоже возиться ему бы пришлось, уж они-то наверняка знали, кто фактический хозяин дела. А государство… Кто сейчас принимает его всерьез? Странно. Хотя, черт его знает, я не большой специалист по сокрытию доходов и нелегальному зарабатыванию денег.
        — Вы хорошо знали этого Стаса?  — торопливо спросила я, опасаясь, как бы последнее замечание Валеры не рассердило боготворившую своего покойного мужа Эллочку.
        — Он часто у нас бывал, но мы почти не общались. Все дела мужчины обсуждали наедине, а увеселительных мероприятий Сережа не любил, говорил, что все это глупости, на которые у него нет времени. Он даже дни рождения не отмечал. А Стас… Ну, обычный парень, трудолюбивый, активный, неглупый. Мне мало что о нем известно. Знаю только, что он старый знакомый Сергея, не женат, образование экономическое. Кажется, еще окончил за рубежом какую-то школу бизнеса, по-моему, по курсу менеджмента и управления финансами. Блестяще знает английский. Сам Сережа никаким языком не владел, поэтому всегда брал с собой Стаса на важные переговоры с иностранными клиентами. Он ему доверял.
        Доверял, значит. Выходит, и демонические личности могут быть уязвимы. Если этот парень был переводчиком на всех переговорах, ничто не мешало ему потихонечку перетягивать одеяло на себя и постепенно завоевывать выгодные позиции. А вообще Валерий прав. Как-то все это странно. На размазню и рохлю, у которого вот так за здорово живешь можно увести из-под носа выгодный кусок, да еще к тому же свой собственный, честным трудом заработанный — ну или не очень честным, это уж я не знаю,  — Сергей отнюдь не походил. То есть был не похож. И потом, уж больно быстро этот крендель маковый, в смысле Стас, сделал себе карьеру. Даже если учесть, что они были большими друзьями, во что попросту мало верится, поскольку такие люди, как Эллочкин покойный супруг, обычно живут по принципу «боже, храни меня от друзей, с врагами я справлюсь сам», вырасти из курьера в исполнительные директоры крупного банка — это вам не орешки щелкать. Это еще уметь надо. С другой стороны, если верить Элеоноре, парень далеко не дурак, а умные люди всегда нужны. Не надо только забывать, что у нас в стране закон «горе от ума» еще никто не
отменял. И очень часто случается так, что, в отличие от грибоедовского героя, далеко не всегда это горе выпадает на долю владельца этого самого ума. Герои нашего времени уже научились весьма неплохо пользоваться своими ресурсами.
        Может быть, Стас как раз из разряда таких новоявленных Чичиковых. Дружба дружбой, а кушать хочется всегда. И аппетит, как известно, приходит во время еды. И сдается мне, что его феноменальный служебный рост имеет менее романтичное объяснение, чем крепкая мужская дружба или выдающиеся способности финансового гения. А уж в альтруистические побуждения самого Сергея мне и вовсе не верится. Нет, никакой романтикой тут и не пахнет, все должно быть гораздо проще. Может быть, Стас чем-то шантажировал своего приятеля? Тогда, зная характер Сергея, можно предположить, что они должны были поменяться местами и незадачливый вымогатель сейчас лежал бы на столе в судебном морге, а ныне покойный Сергей преспокойно продолжал бы терроризировать свою любвеобильную супругу. Или он, как в дурацком водевиле, бокалы перепутал? Чушь собачья! Все это, конечно, ерунда. При чем тут тогда остальные покойники? А раз так, выходит, что и Стас Сергея тоже не убивал.
        Стоп, стоп, стоп! А что ему мешало убить остальных бедолаг для отвода глаз? Или, например, так: узнав о том, что в городе уже совершен ряд убийств с использованием антабуса, он решил устранить своего друга именно таким способом, чтобы отвести от себя подозрения. А устранить Сережу — более чем заманчивая идея. Банк ведь теперь целиком и полностью принадлежит ему. Только откуда Стас мог узнать про убийства, если ни в газете, ни по телевидению никаких сообщений о них не проходило. Это ведь вам не Джек-потрошитель, никаких ужасов с расчлененными жертвами и выпотрошенными кишками не было, а всего лишь заурядный сердечный приступ. А то, что приступ этот такой же заурядный, как цунами в пустыне, милиции пока весьма успешно удается скрывать.
        Все равно чушь собачья. Прямо какой-то второсортный голливудский триллер!
        — А фамилия его хотя бы вам известна?  — прервал мои рассуждения Валерий.
        — Косимов. Станислав Игоревич Косимов.
        — Неплохо было бы побеседовать со Станиславом Игоревичем,  — не слишком прозрачно намекнул Гурьев.
        — Вы думаете, он мог убить Сережу?!
        — А вы так не думаете?
        — Ну, знаете.  — Элла в некотором замешательстве покачала головой.  — Мне в это просто не верится. Он был первый, кто предложил мне помощь. И расстроен не меньше, чем я. К тому же Стас всегда очень трепетно относился к Сереже. Слушался его во всем, в рот смотрел…
        — А как он относился к деньгам вашего мужа?  — жестко спросил Валера.
        — Подумайте сами: если бы ему нужны были деньги, он бы мог просто-напросто послать Сережу ко всем чертям. Ведь официально главным человеком в банке был он.
        — Знаете, Элла,  — не удержалась я.  — Одной встречи с вашим мужем мне хватило для того, чтобы понять, что он не из тех людей, которых можно послать, не боясь последствий.
        — Да,  — с какой-то блаженной улыбкой согласилась Элла.  — У Сережи был сильный характер.
        — И потом, вы сказали, что Стас первым пришел к вам. А откуда он узнал про смерть Сергея?
        — Я ему сказала. Ведь когда Сережа не вернулся домой, я несколько раз звонила в банк, пытаясь выяснить, не знают ли они, где он может быть по работе. Вечером в тот же день, когда я не пришла на передачу, сразу после вашего ухода мне позвонил Стас и попросил позвать к телефону мужа. Естественно, я ему все рассказала, и он тут же приехал.
        — Это еще ничего не значит,  — не сдавался Валерий.  — Очень похоже на банальный обходной маневр под названием «делаем себе алиби»: позвонить жене убитого якобы из-за заботы о пропавшем коллеге и приятеле и тем самым отвести от себя подозрения. Кстати, вы не знаете, где был Стас, когда умер ваш муж?
        — Дома.
        — Это он вам сказал?
        — Нет. Мы об этом вообще не говорили. Просто я так думаю, ведь Сережа умер ночью, точнее, рано утром. Где же быть в это время Стасу, как не дома?
        — Это кто-то может подтвердить?
        — Не знаю. Не думаю. Он живет один.
        — Ну вот видите!  — торжествующе воскликнул Гурьев.  — Значит, у него была возможность выпить с вашим мужем по бутылочке пива, а потом добавить ему антабус в кофе, например, или в то же пиво. И мотив у него более чем увесистый.
        — Сережа не пил пива,  — с какой-то непонятной обидой сказала Эллочка.
        — Ну не пиво, так водку. Какая разница?
        — Подожди, Валера,  — я опять испугалась, что сейчас Элла рассердится и пошлет нас куда подальше, а тогда уж из нее ничего не вытянешь.  — Ты помнишь имена других убитых? Может быть, они были как-то связаны с Сергеем или со Стасом?
        — Помню,  — Валера даже щелкнул пальцами.  — Молодец, что не забыла. Скажите Элла, имена Бочаров Александр Иванович, Родионов Вадим Андреевич и Геллер Олег Павлович вам о чем-нибудь говорят?
        — Нет,  — Элла слегка поморщилась, потом подняла глаза к потолку и добавила: — Подождите, Геллер… Геллер… Что-то знакомое. Необычная фамилия. Мне кажется, я ее где-то уже слышала.
        Она встала и, ни слова не говоря, стала подниматься по лестнице на второй этаж.
        — Весьма странная семейка,  — прокомментировал Валерий, как только хозяйка дома скрылась из вида.  — А вдовушка очень даже ничего.
        — Еще скажи, что решил за ней поухлестывать!
        — Ну ты и придумала!  — возмутился Гурьев.  — Зачем мне эта стремянка? Женщина должна быть статуэткой, а не Эйфелевой башней. А рядом с такой ходулиной каждый нормальный мужик должен чувствовать себя ущербным. Хотя фигурка у нее — вах! Така фемина! Прямо-таки шо!  — уважительно покачал головой Валера, виртуозно переходя с восточного акцента на хохляцкий.  — Просто знойная женщина, мечта поэта. Интересно знать, что собой представлял усопший. Может, он и впрямь умер от сердечного приступа, повторив подвиг Аттилы?
        — Да ну тебя, похабник! А вообще, насколько я могла понять, Сергей был довольно незаурядным человеком. По крайней мере, характером его господь наградил дюже суровым. Мы когда сюжет для передачи снимали, он тут всю нашу бригаду построил свиньей и без лишней деликатности выпер. А Эллочка только ресницами хлопала да извинения приносила.
        — Смирение — похвальная добродетель. Да убоится жена мужа своего! А с другой стороны, в тихом омуте черти водятся. Не удивлюсь, если они на пару с этим загадочным Стасом уморили ее бывшего. Нам она тут заливает, что и знать его толком не знает, а про истинное положение вещей народ ведает. Может быть, они давно сговорились и совместными усилиями извели супруга-деспота. Заодно и денежки к рукам прибрали.
        — А тебе не кажется, что в таком случае последней глупостью было ее решение согласиться участвовать в передаче. Зачем женщине, надумавшей убить мужа, лишняя шумиха?
        — Так она и не участвовала,  — резонно заметил Валерий.
        — Зато засветилась.
        — Так откуда она могла знать, что свободное от работы время ты посвящаешь любимому хобби, а именно бесчеловечным экспериментам в области криминалистики? Поди догадайся, что на тарасовской телестудии имеется свой личный частный детектив! Ну а если серьезно, ты сама сказала, что муж ее был тиран и сумасброд. Стало быть, и мотивы у Эллочки-людоедочки тоже имелись. Мне, например, эта версия кажется очень даже правдоподобной.
        — И что же привело тебя к таким потрясающим умозаключениям?
        — Не похожа она на убитую горем вдову.
        — А как, по-твоему, они выглядят?
        — Ну, не знаю. Только ее активная защита приятеля мужа кажется мне очень подозрительной.
        — Давай подождем делать выводы. Не забывай, что, помимо Сергея, были убиты еще три человека.
        Мы замолчали вовремя. Элла вернулась, держа в руке сотовый телефон.
        — Вот,  — сказала она, протягивая его Валере.  — Это телефон мужа. Тут в базе данных координаты людей, с которыми он часто имел дело, или потенциально полезных товарищей.
        — Смотри-ка,  — удивился Валера.  — Удобная штука. На моей трубе такого нет. Ага. Геллер Олег Павлович. Домашний: 64-44-87; рабочий: 25-15-62; сотовый: 59-31-76. Осталось только выяснить, кто такой этот Геллер. Ну в этом мне мои ребята из милиции помогут. Вы не будете возражать, если я перепишу себе его номера?
        — Да пожалуйста. А что, он тоже умер?
        — Представьте себе! И тоже от сердечного приступа.
        — Спасибо вам большое, Элла,  — сказала я.  — Вы нам очень помогли.
        — Хорошо, если так,  — она пожала плечами.  — Только не понимаю, зачем вам все это.
        — Если честно,  — немного виновато улыбнулась я,  — мы пока и сами не знаем. Но разве вам не хочется выяснить, кто убил вашего мужа?
        — А что это изменит? Мстить я не собираюсь, хотя бы потому, что не умею. Да и никакого удовольствия это мне не доставит. А особого любопытства я, признаться, не испытываю.
        — А вы не могли бы мне дать еще телефон Косимова,  — попросил Валера.
        — Вы поищите, там должны быть и его данные. А телефон банка: 28-26-24. Телефон личного кабинета директора: 28-26-33.
        — Мерси,  — буркнул Гурьев, торопливо записывая номера в свой органайзер.  — Обещаю, что, как только что-то прояснится, мы обязательно вам сообщим.
        — Хорошо,  — покорно согласилась Элла.
        — Тогда до встречи. Мы и так злоупотребили вашим терпением.
        — Ничего страшного. Ирина Анатольевна, вы не забудьте передать Лере, чтобы зашла ко мне, если у нее действительно есть такое желание. Я буду очень рада.
        — Обязательно, Эллочка. Еще раз большое спасибо.
        Мои надежды на милость природы не оправдались. Едва выйдя за дверь, я поняла, что, раз не получилось взять их у нее — в смысле милости, ждать которых, как известно, мы не можем,  — придется терпеть погодные хулиганские выходки. Дождь разошелся не на шутку. Впрочем, к чести Валеры, долго мокнуть нам не пришлось, так как он за фантастически короткие сроки умудрился поймать такси.
        — Обломалась ваша прогулочка,  — сказал он, усаживаясь рядом со мной на сиденье.  — Теперь твой супруг меня лютой ненавистью возненавидит. А жаль. Он мне крайне симпатичен. Хотя лучше иметь хорошего врага, чем плохого друга. Впрочем, после разговора с твоей героиней эта истина представляется мне весьма сомнительной.
        — Не боись,  — улыбнулась я.  — Володя — человек мягкий и отходчивый. Сокровище, а не муж. К тому же он и так понял, что сегодня все мое внимание достанется тебе. И почти смирился. Слушай! Я ведь совсем забыла тебе сказать, что Эллочкин супруг был большим любителем казино.
        — Ну и что? Он мог себе это позволить.
        — Может быть, и ничего. Но, по-моему, в ночь, когда он умер, Сергей как раз был в казино. Помню, что Элла еще говорила, будто нашли его около «Гран-Мишель», а он всегда ходил только в «Фортуну». Видимо, опять-таки из-за своих дурацких суеверий.
        — Да и пусть себе. Нам-то какое дело? При чем тут вообще казино?
        — А что тогда при чем?
        — Мне кажется, что все дело в Стасе. У него и мотивы были, и возможности. Да и Эллочка тоже хороша. Не любопытно ей, видите ли, кто любимого мужа к праотцам отправил!
        — Слишком уж это просто,  — я не стала говорить Валере, что и сама первым делом обдумывала вариант с таинственным приятелем.
        — А ты, значит, легких путей не ищешь?  — попытался съерничать Гурьев, но потом устало махнул рукой.  — Рано пока гадать. Слишком мало информации. Вот вызнаю все, поговорю с кем надо, тогда и покумекаем.
        — Только не вздумай действовать без меня. Вовек не прощу!
        — Как можно, начальник? Да и куда же я без тебя, без главного подпольного сыщика, грозы тарасовской преступности? Слушай, а ты часом на Интерпол не работаешь?
        — К сожалению, нет. А стоило бы. Хотя бы ради того, чтобы ежегодно возить отчеты в Париж. Никогда не была в Париже.
        — Для этого не обязательно наниматься в Интерпол. А отчеты можно и по электронной почте пересылать.
        — Никакой в тебе романтики,  — вздохнула я.
        — Правильно. Потому что я практик. И скептик. И последнее мое качество никак не уживается с фактом, что к тебе по чистой случайности так и липнет всякая фигня криминального толка.
        — Об этом ты лучше с моим супругом поговори. Вот уж где зерно твоих экзистенциальных рассуждений найдет благодатную почву. Можешь хоть сейчас. А правда, поехали к нам? Посидим, кофе попьем. Заодно все и обсудим.
        — Нет уж, спасибо. Сама своего благоверного успокаивай. Да и отдохнуть тебе не мешает. Завтра поговорим. А я сегодня попробую что-нибудь в органах накопать.
        — Ну, как хочешь.
        Я не стала особенно настаивать, потому что и сама понимала: остаток дня мне лучше провести с Володей. Наедине. Незачем мужа понапрасну травмировать.
        Глава 6
        — Павлик, я тебя умоляю! Или ты вырежешь эти кадры, или я заставлю тебя всю пленку съесть!
        — Ну вот тоже, придумала,  — обиженно сопел Павел.  — Вырежешь! Это, может быть, предмет моей особой гордости. Я, можно сказать, из кожи вон лез, старался, душу выкладывал, а вы — вырежи! Да вы только посмотрите, какой роскошный ракурс! И героиня — просто картинка.
        — Ага, и рожа у меня дурацкая-дурацкая! Челюсть отвисла, глазенками хлопаю, словно не на открытие выставки пришла, а на экскурсию по кругам ада. Вырежи, говорю!
        — У вас, Ирина Анатольевна, как вы изволили выразиться, рожа дурацкой не может быть по определению,  — заискивающим тоном ответил Пашка.
        — Лесть нам приятна, только ты мне зубы не заговаривай. Кто тут, в конце концов, главный?!
        — Давайте Галину Сергеевну спросим, она как-никак режиссер.
        — Не будем мы никого спрашивать. Тем более что на экране фейсом дауна сверкать не Галине Сергеевне, а мне. Сказала, не нравится — будь добр искоренить непорядки.
        — Ладно,  — неохотно согласился Павел.  — Что у нас там дальше по плану?
        В операторской вовсю кипела работа, конечным результатом коей должен был явиться смонтированный сюжет о нашей новой героине. Все по порядку: подготовка и оформление выставочного зала, само открытие, пара кадров с презентации, на которой всем любопытным был продемонстрирован сигнальный вариант книги Лентаевой «Сюрреализм — последний оплот бунтарей и романтиков», и, наконец, семейный вечер в теплой домашней обстановке за чаем и аппетитным медовым тортиком.
        Даже не знаю, что мне понравилось больше. Пожалуй, все-таки ужин, который здорово оживлял супруг уставшей от творческих хлопот именитой художницы. Вениамин Тарасович оказался не таким уж и заурядным товарищем. Во-первых, он потрясающе готовил, и уже упомянутый умопомрачительный тортик тоже был его произведением. Во-вторых, этот неугомонный человек весь вечер сыпал тонкими остротами и искрометными шутками, рассказывал забавные случаи из своей медицинской практики, разыграл небольшой спектакль под названием «Вот и встретились два одиночества», главной темой которого была история их знакомства со Светланой Владимировной, так что под конец у меня уже скулы болели, а рот просто не закрывался. А мне почему-то казалось, что все медики невероятно мрачные люди, за исключением разве что патологоанатомов, но у тех юмор более чем специфический.
        Наши выдающиеся результаты и сопряженные с ними монтажные заботы немного исправили мое дурное настроение, причиной которого было бесстыдное исчезновение Гурьева. Этот дипломатичный мерзавец, пользуясь моим дружеским к нему расположением, коварно выведал с моей помощью все, что ему требовалось, и, презрев наше джентльменское соглашение, просто пропал. Весь понедельник я сгорала от любопытства, забываясь только в моменты, когда работа поглощала меня с головой и ни о чем другом я уже просто не могла думать. За что и люблю ее — работа у меня интересная. И хоть не всегда на воздухе, зато всегда с людьми.
        Поначалу я даже нервничала из-за того, что Валерка нигде не обнаруживался. Потом кто-то из его приближенных особ смилостивился и на очередное мое приставание ответил, что Гурьев на работе не появлялся, но звонил и, сославшись на какие-то срочные дела, не то взял день за свой счет, не то оформил выездной. В последнее, памятуя о Валеркиной расчетливости, мне верилось куда больше. Я, конечно, ничего не сказала о том, что у меня имеется свое мнение о его так называемых срочных делах, но затаила обиду и пообещала самой себе при первой же возможности жестоко отомстить. По-моему, это просто верх бесчестия так гнусно поступать с друзьями. Пусть теперь только попробует о чем-нибудь меня попросить — я зла не помню, поэтому записываю. Где там мой любимый ежедневник?
        — Ириша, ласточка, на два слова! Все понимаю — работа, но очень надо.
        Я удивленно обернулась на голос и увидела в дверях Гурьева. Лицо его было как никогда серьезно. Мало того, подобные фамильярности с уменьшительно-ласкательными суффиксами в обращении со мной, любимой, он позволял себе только в шутку и чаще всего наедине, но, по крайней мере, никак не в официальной рабочей обстановке. Однако сейчас этот легкий на помине рыцарь нечестного слова явно был далек от желания забавлять меня дурацкими прозвищами.
        — Чего тебе?  — не слишком-то заботясь о вежливости, осведомилась я.
        — Ну выйди на минуточку!  — Валерка явно нервничал, даже слегка приплясывал, смешно подпрыгивая на левой ноге и вертя из стороны в сторону правой пяткой.  — Говорю же, погутарить надо.
        Ага! Надо ему! Значит, как приперло, так приперся, а что я тут целые сутки как свечка на огне от любопытства таю да тревогами о нем, неблагодарном, маюсь, так это, стало быть, в порядке вещей!
        Я уже было хотела послать его куда подальше, но любопытство и здесь взяло верх.
        — Ну?  — я вышла в наш длинный коридор, сердито хмуря брови.  — И зачем это я вашей светлости понадобилась?
        — Почему грозная-то такая? Случилось что?
        — А ты как думаешь?  — Я даже ошалела от такой наглости.  — Жду его весь понедельник, разыскиваю по студии, гаврикам твоим глаза мозолю, а он еще спрашивает, что случилось!
        — Не сердись, Ириша!  — примирительным, но отнюдь не извиняющимся тоном ответствовал Гурьев.  — Я, между прочим, не просто так пропадал, а делом занимался. И потом, мы с тобой на понедельник не договаривались. Сказал, как выясню, так и поговорим. Все по-честному, без обмана. Я свое слово держу, а ты на меня тут глазищами сверкаешь. Тоже мне, Индра-Громовержец в юбке!
        — Ну и?!
        — Что «и»?
        — Выяснил?
        — Кое-что выяснил.
        — Ну так колись!  — теряя терпение, выпалила я.
        — Помнишь, я у Эллочки телефончик взял некоего Геллера Олега Павловича, ныне покойного?
        — Помню.
        — Ну так я вчера с родственничками его пообщался, на бывшей работе побывал. То есть работа-то не бывшая. Ей-то, милой, до второго пришествия ничего не сделается. Это Олег Павлович бывший…
        — Ты не отвлекайся на эсхатологические диспуты, ты дело говори!
        — Я и говорю: на работу его сходил, с коллегами парой слов перекинулся. В общем, знаешь, кем он был?
        — Знаю, конечно. Кто же этого не знает. Скрипачом он был.
        — Каким скрипачом?  — опешил Гурьев.
        — Тем, который не нужен. Вот его и убрали. Малиновые штаны — два раза «ку».
        — Да что ты мне голову морочишь?!  — возмутился Валерка.
        — А что ты вопросы глупые задаешь?!  — с не меньшим возмущением ответила я.  — Почем мне знать, кем был твой Геллер!
        — Юристом он был — вот кем!  — торжествующе сообщил Валера, при этом его физиономия лучилась такой гордостью, словно я должна была немедленно грохнуться в обморок от этого известия.
        — Ну я рада за него. Вполне достойная профессия, к тому же хорошо оплачиваемая. Жаль, ему теперь от этого толку никакого.
        — Ты подожди мордашку-то кривить!  — глядя на мою разочарованную постную мину, загадочно улыбнулся Гурьев.  — Я же тебе главного не сказал: этот самый Геллер помогал супругу твоей женщины-горы документы по оформлению банка на господина Косимова Станислава Игоревича подготавливать и вообще все это дело темное проворачивать.
        Признаться, эта новость несколько поубавила мое желание и дальше разыгрывать из себя оскорбленную и попранную персонификацию людской добропорядочности.
        — Что же это получается? Кто-то пытается замести следы и намеренно устраняет всех свидетелей?  — предположила я.
        — А кому это может быть нужно, как не тому счастливчику, который от смерти Сергея получил самый крупный барыш?  — подхватил Валера.
        — А как насчет остальных покойников?
        — Что ты имеешь в виду?  — с явно уменьшившимся энтузиазмом спросил Валера.
        — Ну, эти твои Бочкаревы с Родимцевыми, они как-нибудь были связаны с Сергеем или его банком?
        — Если ты о Бочарове Александре Ивановиче и Родионове Вадиме Андреевиче, то нет. Не были, не состояли, не проходили и прочие «не». По крайней мере, мне этого обнаружить не удалось. Ни одной связующей ниточки. Счетов не имели, в конторе Геллера ни разу не засветились, школьными или университетскими приятелями тоже не числятся. Но это еще ни о чем не говорит. В конце концов, в моем распоряжении был только один день, а за это время, сама понимаешь, справочной службой не станешь. Вполне вероятно, в дальнейшем окажется, что и они тут не сбоку припека. С этим делом еще разбираться и разбираться.
        — Ну допустим. А с самим Косимовым ты разговаривал?
        — Извиняйте, товарищ начальник, не успел. К вам с отчетом спешил.
        — Ладно тебе паясничать. Я же не просто так спрашиваю, я о деле радею. А в милиции что думают? Только не говори, что туда ты тоже не успел.
        — Как же я своих кормильцев вниманием обижу?  — Валера изобразил на лице самое трогательное почитание.  — Только, при всем моем к ним уважении, насчет «думают» — ты нашим органам прямо-таки оскорбительный комплимент сделала. Ничего там нового не говорят. Ну да, ну померли, и все от антабуса. Все молодые, примерно одного возраста. Ну выяснили, что Сергей пользовался услугами Геллера. И все. Дальше полный ноль. Ходят вокруг да около, а зацепиться ни за что не могут. Пока рабочая версия та же, что и у нас. Считают, что Станислав Игоревич решил ручки нагреть и от неудобного компаньона избавиться. Зародин злой ходит как черт. На него в последнее время одни трупы сваливаются, и все с намеком на висяк.
        — В смысле висельники, что ли?
        — Ох, темнота! В смысле без перспектив на благополучную раскрываемость. «Глухарь» называется.
        — Тьфу ты, господи! Ну и бог с ней, с милицией. Пусть что хотят, то и думают. Или вообще не думают. А с Косимовым поговорить все равно надо. Может, нам больше повезет.
        — Так никто и не отказывается. Только я прикинул, что, если лишу тебя этого удовольствия, ты меня потом со свету сживешь.
        — Правильно прикинул,  — согласилась я.  — Сейчас и поедем.
        — А как же работа?  — растерянно спросил Гурьев.  — Я-то легко отлучиться могу, а у тебя, как вижу, самая страда в преддверии грядущего эфира.
        — Так на этот случай друзья имеются. Паша,  — я заглянула в монтажную.  — Я отлучусь на часок. Ты меня прикроешь в случае чего?
        — А вы куда?  — Павел даже оторвался от своего увлекательного занятия.
        — Дело у нас.  — Я неопределенно махнула головой.
        — Какое дело?  — не сдавался настырный оператор.
        — А тебя что, Иркин благоверный в тайные соглядатаи определил?  — неумело пошутил Валерка, но обижаться я не стала — не до того было.  — Не волнуйся, я на Володькину собственность не претендую. Это святое.
        — На этот счет я и не волнуюсь,  — с деланым равнодушием ответил Павлик.  — Только есть у меня подозрения, что вы не просто на прогулку собираетесь. И еще мне сдается, что дело не у вас, а у нас. Извините — наше общее дело.
        Пашкина серьезность несколько меня озадачила. А откровенный укор в его голосе невольно заставил задуматься. Он и раньше охотно принимал участие в моих импровизированных расследованиях. Но как-то так получалось, что наш оператор оказывался невольно втянутым в них и, словно мирясь с неизбежностью или не находя в себе силы сопротивляться, всегда примыкал к нашему маленькому отряду. На этот раз, похоже, Павел решил, что лавров скромного помощника ему явно мало, и надумал проявить несвойственную известному лентяю активность. Оно, может быть, и похвально, только в мои планы никак не входило срывать очередную передачу. От меня сейчас толку на студии все равно мало, а Павлу надлежало усердно монтировать сюжет, а не гоняться по городу в поисках личности, о которой он даже ничего не знал.
        — Осмелюсь предположить, что вы собрались ехать к Косимову,  — немедленно опроверг мои домыслы Пашка.
        Его осведомленность удивила меня еще больше. Откуда, интересно, он мог узнать про Стаса, если я ничего ему не говорила?
        — Меня поражает ваша непоследовательность, Ирина Анатольевна.  — Павел запустил пятерню в свою бороду и почесал скрывавшуюся под ней щеку.  — Нам вы говорите, что и слышать ничего не желаете ни о каком расследовании, а стоило на горизонте появиться товарищу Гурьеву, как вы бросаете все дела и несетесь на допрос.
        — С чего это ты возомнил, что имеешь право обсуждать мое поведение?  — Я разозлилась.  — И потом, откуда тебе известно про Косимова?
        — Лера рассказала,  — честно признался Павлик, немного смущенный моей отповедью.  — Она заходила к Элле, и та поведала ей о вашем визите. Сказала, что вы думаете, будто во всем виноват приятель и компаньон ее бывшего мужа. Мы ждали, когда же вы наконец нам все расскажете, и, между прочим, изрядно обиделись на ваше полное пренебрежение. Нам всем интересно, что же все-таки произошло. И потом, это ведь была наша общая идея — найти убийцу Сергея.
        Что и говорить, Павел был прав. Разве не я несколько минут назад осыпала проклятиями Валеркину голову, потому что подумала, будто он решил расследовать это дело без меня. А сама чем лучше?
        — Во-первых, у нас было слишком много дел, чтобы разговаривать на посторонние темы,  — это отчасти было правдой.  — А во-вторых, прежде чем что-то говорить, надо хоть что-то выяснить. А этого нам пока не удавалось. Вот выясним, тогда все и расскажем. И тебе выпадает честь помочь нам в этом тяжком деле.
        — Значит, пока я тут буду над сюжетом корпеть, вы прохлаждаться поедете?  — обиженно буркнул Павлик.
        — Не прохлаждаться, а добывать информацию. И вообще, кончай нудеть. Если ты хочешь, чтобы мы нашли убийцу, будь добр, содействуй этому по мере своих сил и возможностей. Сейчас самая большая польза от тебя будет, если ты смонтируешь сюжет и прикроешь мой тыл.
        — Как же я буду монтировать сюжет без вашего чуткого руководства?  — с ехидцей осведомился Павел.
        — Так и быть, работай на свое усмотрение, доверяю,  — покровительственно ответила я.
        — На свое усмотрение — это значит, могу делать все, что захочу?  — хитро прищурившись, переспросил наш бесценный оператор.
        — Если ты о том, чтобы оставить понравившиеся тебе кадры,  — я набрала в грудь побольше воздуха, зажмурилась и почти выдохнула,  — черт с тобой, шантажист и вымогатель! Если тебе меня совсем не жалко, монтируй из чего хочешь. На что только не пойдешь ради торжества справедливости.
        — Любое соглашение должно быть взаимовыгодным,  — дергая за какой-то особенно длинный волосок в своей бороде, ответил Павлик.  — Я постараюсь уберечь вас от гнева начальства, а заодно и отмазать от Галины Сергеевны с Лерой, а вы предоставите мне возможность в полном объеме реализовать свой недюжинный творческий потенциал. По-моему, все справедливо.
        — Если вы собираетесь еще договор подписывать и скреплять его кровью, то мы уже никуда не успеем,  — нетерпеливо перебил нас Валера.
        — Ладно уж, поехали,  — ответила я.  — Пусть этот вопрос остается на Пашкиной совести.
        — А вы можете дать мне гарантии, что потом не заставите монтировать все заново, причем в нерабочее время,  — язвительно бросил нам вслед Павел, но я только отмахнулась, убедив себя, что не слишком симпатичная мне собственная физиономия в кадрах не самая большая жертва в моей жизни.
        — Мы поедем в банк?  — спросила я у Гурьева уже на улице.
        — Нет. Мы поедем к господину Косимову домой.
        — Да? А мне почему-то казалось, что все добропорядочные служащие в это время будничных суток должны пребывать на рабочем месте.
        — Разумно. Но господин Косимов изволят предаваться меланхолии. Оне-с изрядно скорбят по поводу безвременной кончины друга, благодетеля и работодателя в одном лице. В банк я звонил, мне сказали, что Станислав Игоревич приболели, посему находятся дома.
        — Забавно. Скорбят, значит. Что ж, поедем развеивать тоску-печаль банкира.
        Скорбящий господин Косимов вместе со своей тоской проживали в одном из самых престижных районов города. Дом, правда, был не из двухъярусных новостроек, но тоже ничего себе. И естественно, с домофоном. Глядя на этого несговорчивого охранника, Валера озадаченно почесал затылок.
        — Чего ты теряешься?  — спросила я, зябко поеживаясь и досадливо морщась от крупных капель начинающегося дождя, грозящего в каждую минуту превратиться в кару небесную.  — Номер квартиры знаешь?
        — Знаю, но меньше всего мне хочется переговариваться с ним по домофону.
        — И что ты предлагаешь? Ждать, пока кто-нибудь зайдет или выйдет?
        — Не угадала,  — ответил Валера, внимательно приглядываясь к цифрам.  — Мы воспользуемся самым банальным приемом. Если этой штукой пользуются давно, на ней обязательно должны остаться следы от грязных пальчиков или отметин в виде стершихся цифр. Код наверняка трехзначный.
        Валера попробовал несколько комбинаций. С пятой или шестой попытки замок податливо щелкнул, и Гурьев эффектным жестом распахнул передо мной дверь.
        — Прошу!
        — Благодарю. Если мне когда-нибудь взбредет в голову хранить в ящике своего рабочего стола секретную документацию, я, пожалуй, воспользуюсь хорошим амбарным замком.
        — Не думаю, что это поможет,  — довольно улыбаясь, ответил мой спутник, на поверку оказавшийся домушником-любителем.
        Мы поднялись в лифте на четвертый этаж, и Валерий решительно нажал кнопку звонка, а я поклялась себе не произносить ни слова: пускай Гурьев сам ломает голову, что отвечать на закономерный вопрос хозяина «кто там?». Однако, вопреки моим опасениям, никаких вопросов не последовало. Дверь открылась бесшумно и очень быстро, словно Станислав Игоревич кого-нибудь ждал.
        Выглядел он, надо признаться, странно. По крайней мере, для исполнительного директора крупного банка. На нем были темные спортивные штаны с тонкими белыми лампасами и фланелевая рубашка в крупную клетку. Довершала картину бандана, перехватывающая светлые, абсолютно прямые длинные волосы. Круги под глазами и бледность свидетельствовали то ли о бессонной ночи, то ли о глубоком переживании, то ли об изрядном количестве спиртного, принятого накануне.
        — Добрый день. Я могу вам чем-то помочь?
        Голос его был мягким, приятным и совершенно спокойным. В целом создавалось впечатление, что он говорит не с незнакомыми людьми, попирающими порог его квартиры, а с открывшими дверь банка потенциальными клиентами. Впрочем, его вежливость и приветливость выглядели вполне естественно. И вообще он был вполне приятным молодым человеком, представляющим разительный контраст со своим покойным работодателем. Удивительно все-таки, до чего противоположностям свойственно притягиваться!
        — Станислав Игоревич Косимов, если не ошибаюсь?  — вопросом на вопрос ответил Гурьев.
        — Совершенно верно. Мы знакомы? А-а-а,  — он поднял правую руку, словно давая понять, что догадался о цели нашего визита.  — Вы, должно быть, из милиции. Проходите.
        — Благодарю,  — Валерий решительно переступил порог.
        Я все так же молча последовала за ним, не считая нужным опровергать заблуждения хозяина: черт его знает, что за план был у Гурьева. Да и хозяин тоже хорош: даже не подумал попросить у нас удостоверение.
        Мы прошли в большую комнату, Косимов кивнул нам на диван, а сам сел в кресло напротив. Лицо его как-то странно дернулось, машинальным движением он коснулся банданы, потом, словно опомнившись, виновато улыбнулся:
        — Извините, у меня мигрень. Последствия черепно-мозговой травмы, полученной в молодости. Теперь, когда меняется погода или вследствие сильных переживаний, болит нестерпимо.
        Только теперь я заметила, что из-под банданы выглядывает край белой повязки, очевидно, какого-то компресса.
        — Вы ведь по поводу Сергея?  — смутившись от моего любопытного взгляда, он стянул бандану и начал приглаживать растрепавшиеся волосы.
        — Вы правы, Станислав Игоревич. Мы действительно по поводу Сергея. Но мы не из милиции.
        После Валеркиных слов Косимов как-то заметно напрягся, мягкость движений и обреченно-вежливая покорность, диктуемая пониманием необходимости разговора со следственными органами, мгновенно исчезли: казалось, он по-настоящему занервничал.
        — Разрешите представиться,  — не меняя официального тона, продолжил Гурьев.  — Мы сотрудники Тарасовского государственного телевидения. Это Ирина Анатольевна Лебедева, ведущая программы «Женское счастье», а я Валерий Николаевич Гурьев, репортер «Криминальной хроники».
        — Очень приятно…  — промямлил Косимов, но было заметно, что приятного он в этом находит не больше, чем в своей мигрени. По растерянному выражению его лица можно было понять, что он не знает, верить ли нашим словам.
        Валера, словно прочитав мои мысли, достал из внутреннего кармана пиджака удостоверение. Я последовала его примеру и также извлекла из сумочки свои корочки.
        — Очень приятно,  — уже более уверенно повторил Косимов и с нескрываемым облегчением сменил позу.  — Только прошу меня простить, но я сейчас не совсем в том состоянии, чтобы беседовать с журналистами.
        — Понимаю вас,  — кивнул Валера.  — Но позвольте нам все объяснить. Во-первых, кроме того, что Ирина работает на телевидении, она еще является подругой Элеоноры, жены покойного Сергея.
        Косимов бросил на меня удивленный взгляд, и я невольно смутилась, думая о том, насколько наши взаимоотношения с Эллочкой можно назвать дружескими.
        — Кажется, припоминаю.  — Станислав Игоревич очаровательно улыбнулся.  — Элла мне что-то рассказывала о какой-то несостоявшейся передаче.
        — Так вот,  — не сдавался Валерий.  — Отчасти по ее просьбе, отчасти по собственной инициативе мы с Ириной Анатольевной ведем журналистское расследование… хм… частное журналистское расследование, если можно так сказать. Сами понимаете, что нам необходимо поговорить с близкими людьми Сергея. Вы ведь были не только его коллегой по работе, но и другом?
        — Можно сказать и так,  — с какой-то грустью ответил Станислав Игоревич.  — Боюсь только, что от меня будет мало проку. Версия с инфарктом кажется мне очень сомнительной, а в убийство просто не хочется верить. И я ума не приложу, кто это мог сделать.
        — Может быть, у Сергея были какие-то сложности с клиентами?  — я решила, что уже хватит играть в немую.
        — Не думаю,  — пожал плечами Косимов и снова коснулся рукой виска.  — Я бы об этом знал. Сергей вообще в последнее время мало занимался делами банка. Только самыми серьезными. Знаете, разные международные переговоры или очень крупные сделки. Все остальное вел я.
        — А почему он оформил банк на ваше имя?  — без лишней деликатности спросил Валерий.
        — Этого я не знаю. Сам он не объяснял, а я привык доверять его решениям. Раз сделал, значит, так было надо. В конце концов, это Сергей привел меня на работу, объяснил, что надо делать, научил всем тонкостям, и не мне обсуждать или сомневаться в его решениях.
        — Насколько мне известно,  — я была поражена прочувствованностью его речи,  — у вас ведь экономическое образование?
        — Ну и что? Разве можно научиться владению ПК на курсах? До тех пор, пока ты сам не будешь тыкать по клавишам, пару раз не подвесишь машину, не грохнешь несколько программных файлов, можно считать, что ты абсолютно не умеешь работать на компьютере. Помимо теоретических знаний, необходима практика.
        — А что теперь будет с банком?  — поинтересовался практичный Гурьев.
        — Не знаю,  — с искренней печалью вздохнул Косимов.  — Пока я не хочу об этом думать. Наверное, все придется делать мне. Или просто продать его. Но, думаю, это было бы предательством по отношению к Сергею. Это ведь его дело, и он им дорожил. И вообще мне кажется, вы намекаете на то, что это я…
        — Простите?
        — Я… убил Сергея… Если это действительно было убийство, а не несчастный случай.
        — А вы полагаете, что нет никаких оснований для подобной версии?
        — Я ничего не полагаю. Я просто знаю, что не делал этого.
        — Но согласитесь, что у вас были достаточно веские на то мотивы. Да и алиби, насколько я понимаю, нет.
        — Алиби в самом деле нет,  — согласился Станислав Игоревич.  — Я был дома. Один. А мотивы…  — Он прищурил правый глаз и болезненно сморщился, казалось, мигрень действительно доставляет ему ощутимое неудобство.  — Я же говорю вам, что пока еще не знаю, как быть с банком. Мне даже в страшном сне не могло привидеться, что придется заниматься им без Сергея.
        — Вы же сами сказали, что в последнее время он не вел дел.
        — Какое это имеет значение? Да, он не подбирал персонал, почти не общался с клиентами, но он был мозговым центром. Я регулярно предоставлял ему отчеты, советовался, старался ничего не предпринимать без предварительного согласования с ним… Знаете, по натуре я далек от лидерства. И назначение на эту должность, особенно в первое время, причиняло мне много беспокойства. Я согласился только из уважения к авторитету Сергея. Даже не согласился, просто сделал то, что он мне сказал. Потом немного привык, освоился. Да и Сережа мне во всем помогал…
        — Как вы попали на эту работу?
        — На первое время Сережа взял меня курьером. Сказал, что ему нужен надежный помощник, на которого он мог бы положиться. Примерно с месяц или побольше я выполнял всякие мелкие поручения, присматривался. Сергей рассказывал мне, что и как, одним словом, постепенно готовил, прежде чем доверить серьезное дело.
        — А вы никогда не задумывались, почему он остановил свой выбор именно на вас?
        — Не задумывался. Один раз я спросил его об этом, и знаете, что он ответил?
        — Что?
        — Сказал, что, если меня что-то не устраивает, я могу проваливать ко всем чертям. Сами понимаете, после такого ответа я уже не задавался дурацкими вопросами.
        — Вы давно с ним знакомы?
        — Несколько лет. Я тогда еще учился, а на жизнь себе зарабатывал тем, что продавал книги. Один раз он у меня что-то купил, мы разговорились, он приходил еще несколько раз, все время что-нибудь покупал, потом мы как-то случайно встретились в городе вечером, он поздоровался, спросил про какую-то книгу, кажется, «Дневник войны со свиньями» Биой Касареса. Словом, мы зашли в летнее кафе, выпили по пиву, вернее, Сережа пил коньяк, выяснили, что у нас куча общих пристрастий в литературе, и с тех пор встречались довольно часто.
        — И на основании любви к одним и тем же писателям он предложил вам работу в своем банке?  — не без ехидства заметил Валерий.
        — Нет. Это случилось гораздо позже. В свое время Сережа очень здорово меня выручил. Почти сразу после университета я на пару со своим тогдашним компаньоном решил открыть собственное дело. Мы оформили лицензию, купили несколько точек и стали продавать книги, но уже работая не на дядю, а на себя. Сначала стояли на лотках сами, потом обзавелись продавцами. В основном мы ездили за товаром, но иногда брали его на реализацию. Один раз мы поленились и взяли довольно крупную партию, пообещав к определенному сроку либо выплатить деньги, либо вернуть товар. Дела почему-то не заладились. Тогда я предложил компаньону, пока не поздно, вернуть книги. Он заартачился и, не посоветовавшись со мной, занял где-то крупную сумму денег. За товар мы расплатились, но книги продать так и не смогли. А долг надо было отдавать. Тут-то и выяснилось самое интересное.
        Станислав снова поморщился, тоскливо посмотрел на лежавшую рядом с ним бандану и продолжал:
        — Оказывается, вместе с кипой каких-то бумаг я, не прочитав, подписал долговую расписку, которую мне подсунул компаньон. Когда запахло жареным, выяснилось, что деньги должен отдавать я. В общем-то все верно: раз подпись стоит моя, то и взимать долг надлежит с меня. Браткам ведь по фигу, кто на самом деле брал деньги, главное — чтобы был человек, которому можно было предъявить претензии по уплате на основании хоть какого-то документа. Но мне просто неоткуда был их взять. Идти к матери и говорить, что надо продать квартиру, сами понимаете, было совестно. Обращаться в милицию и пытаться списать все на попытку вымогательства — глупо. Какое уж тут вымогательство, если на бумаге с суммой и датой возврата стоит моя подпись. Сам дурак — сам и выкручивайся. Перезанять негде, к тому же я понимал, что это не выход. Все, что мог, я отдал, но это не покрыло и десятой части долга. Когда я сказал, что больше у меня нет, просто получил по голове, о чем имею возможность вспоминать каждый раз, когда меняется погода. От меня не отставали: приходили на снимаемую квартиру по ночам, звонили, оставляли записки с
угрозами. Я перестал возвращаться домой, прятался у знакомых, но понимал, что долго так продолжаться не может.
        — Тогда-то добрым ангелом и возник Сергей Игоревич?
        — Совершенно верно. Вы не откажетесь выпить со мной по рюмочке коньяка, он хорошо помогает мне от головной боли?
        Мы с Валерой переглянулись и молча кивнули. Стас с видимым усилием поднялся из кресла, подошел к бару, разлил в три пузатые рюмки коньяка и вернулся на место.
        — Я встретил его случайно и был совершенно пьян. Видимо, по этой причине меня потянуло на откровенность, и на вопрос, что случилось и куда я пропал, честно все рассказал. Сережа сказал, что даст мне необходимую сумму и даже без расписки, что, если я надумаю смыться с деньгами, он все равно меня найдет. На следующий же день он приехал ко мне, позвонил условным сигналом, без разговоров дал денег, и на этом кошмар закончился.
        — Он что, просто их вам подарил?
        — Нет. Я честно их отработал. Не знаю, правда, насколько честно. Мне до сих пор кажется, что он просто меня пожалел, а потом придумывал для меня какие-то глупые задания, говоря, что я оказываю ему серьезные услуги и что это стоит хороших денег.
        Стас залпом допил коньяк, потер виски, встал и начал прогуливаться по комнате.
        — А что это были за услуги?  — спросил Валера.
        — Сущая ерунда, ничего криминального. В основном я развозил разные документы и занимался организацией рекламы банка. Ну иногда еще работал переводчиком. Я более-менее сносно знаю английский.
        — Вы не боялись, что это может оказаться своего рода кабалой, из которой вам уже никогда не выбраться?
        — Нет. Почему-то я верил Сергею. И потом я не подписывал никаких документов, а он всегда говорил, что, как только у меня возникнет возможность вернуть ему деньги, у меня не будет никаких обязательств и необходимости выполнять его поручения.
        — А потом?  — спросила я.
        — Потом… Через несколько месяцев он сказал, что я больше ничего ему не должен, и тут же предложил пойти курьером к нему в банк. Сказал, что все время следил за моей работой, остался доволен и что у меня есть определенные задатки и качества, которые могли бы быть ему полезны. Естественно, я согласился.
        — Странная история,  — задумчиво произнес Валера.
        — Может быть. Но неужели вы до сих пор думаете, что после всего, что Сережа для меня сделал, я мог его убить?
        — Ну-у-у… разные бывают обстоятельства. К тому же далеко не всем людям свойственно чувство благодарности.
        Стас налил себе еще коньяка, быстро выпил и снова наполнил рюмку.
        — Такие поступки не забываются. Я прекрасно помню, что обязан ему жизнью. И помнил об этом всегда. Он ведь не просто спас меня в той ситуации, но и в принципе вытащил из задницы, предоставив хорошую работу. И в дальнейшем всегда помогал. Поэтому, когда Элла рассказала мне о случившемся, я просто не мог поверить, что Сережи больше нет. Я очень его любил.
        — Друзей терять всегда тяжело,  — задумчиво проговорил Валерий, отпивая из своей рюмки.
        — Нет, вы меня не поняли. Я его по-настоящему любил… Очень… Понимаете?..
        Я едва сдержала нервный смешок, а Валерий густо покраснел, смущенно откашлялся и почему-то хрипло спросил, с трудом подбирая слова:
        — А он… хм… он вас… он вам отвечал… э-э-э… взаимностью?
        — Не знаю.  — Стас грустно улыбнулся, отвернулся и подошел к окну.  — Я никогда не говорил ему об этом. И вообще никому не говорил. А теперь уже не имеет смысла…
        — А Сергей знал, что вы… ну-у-у… как бы это сказать…
        — Голубой? Думаю, да. Мы не говорили о моей ориентации, но я никогда не делал из этого секрета.
        Новость была просто ошеломляющей. Могу себе представить, какие чувства испытывал фантазер Гурьев, после того как его версия о влюбленной парочке Стас + Эллочка, решившей угробить законного мужа ради собственного счастья и дополнительного обогащения, в один момент накрылась бордовой шляпой. То есть, извините, голубой.
        Тем временем Стас допил третью рюмку и тяжело опустился в кресло.
        — Вы меня извините, но голова никак не проходит. Боюсь, в ближайшие несколько часов я абсолютно не коммуникабелен.
        — Последний вопрос,  — оправившись от потрясения, засуетился Валерий.  — Какое отношение к вам имел господин Геллер Олег Павлович?
        — Геллер?  — Стас аккуратно, словно боясь разбить, положил голову на спинку кресла.  — Первый раз слышу.
        — Это юрист, который занимался оформлением бумаг о переводе банка на ваше имя.
        — Очень может быть. Но я в этом участвовал лишь посредством подписывания документов. Саму процедуру Сережа взял на себя. Так что тут мне совершенно ничего не известно. Поговорите с этим юристом сами.
        — Ну уж спасибо!  — искренне возмутился Гурьев.  — Личное общение с господином Геллером я предпочитаю оставить до Страшного суда.
        — Как вам будет угодно.  — Кажется, Косимов ничего не знал о печальной судьбе Олега Павловича, разделившего участь его бывшего друга.  — Если у вас возникнут еще какие-нибудь вопросы — звоните. А сейчас, не сочтите за хамство, но я слишком устал.
        Выбранный Станиславом Игоревичем псевдоаристократический тон как нельзя лучше свидетельствовал о том, что нам в самом деле надлежит удалиться. Что мы и исполнили с достоинством, вежливо попрощавшись с гостеприимным хозяином и извинившись за беспокойство.
        — Ты на работу?  — спросил Валера уже на улице.
        — А ты предлагаешь мне погулять с тобой под дождем?  — ответила я, зябко поеживаясь.
        — По мне так не мешало бы еще раз поговорить с ближайшим окружением господина преставившегося юриста. Не верю я в такие совпадения. Не может быть, чтобы между ними не оказалось никакой связи. Наверняка с оформлением документов на владение банком что-то нечисто. Даже если душка Стасик и ни при чем, а всего лишь козел опущения, то есть отпущения, на которого предприимчивый банкир, господин Бессметнов, пытался списать свои грехи, Геллер должен был знать, что тут и почем.
        — Ты же был в конторе Геллера — там тебе ничего не рассказали. Сомневаюсь, чтобы родственники были в курсе его рабочих дел, особенно если они не во всем соответствуют букве закона. Такими вещами даже с родственниками не делятся.
        — Так-то оно так, но я просто уже не знаю, где нам раздобыть необходимую информацию,  — нервно скребя подбородок, ответил Валера.
        — А что, с душки Стасика обвинения уже сняты?
        — Я бы не стал говорить об этом так категорично. Не нравится он мне. Слишком уж милый. Да еще и голубой.
        — Но, с другой стороны, согласись, трудно завязать роман с женой друга, если ты ни от кого не скрываешь своих сексуальных привязанностей.
        — Это могло быть убийство на почве ревности.
        — В таком случае на месте Сергея должна была бы быть Эллочка. Какой смысл убивать предмет своего обожания?
        — Ну… Стас мог во всем признаться Сергею. Тот, как любой нормальный мужик, скорее всего послал его, причем именно туда, куда Станиславу Игоревичу и хотелось пойти…
        — Валерка, не хами!  — возмутилась я.
        — Извиняюсь. Одним словом, мальчик-гей обиделся на то, что в характере Сергея превалирует первый слог его имени и начисто отсутствует второй, и решил отомстить обидчику.
        — Прямо шекспировские страсти. «Так берегись же любви моей!» По-моему, тебе не дают покоя лавры Галины Сергеевны в области изобретения уму непостижимых версий. К тому же, на мой взгляд, Стас совершенно не похож на голубого.
        — Ну не знаю. Я не большой специалист по ненормалам. А если ты права, так на фига ж он о себе гадости такие говорит? Ясное дело — отмазаться пытается. Решил, что лучше на словах стать лицом нетрадиционной сексуальной ориентации, чем потом на самом деле превратиться в такового в тюрьме.
        — Ладно. В конце концов, об этом можно и у Эллочки спросить.
        — Ага, так она тебе и сказала правду, если они один вальс в четыре руки играют.
        — Все равно это не проблема. Если приспичит, можно будет в банке справки навести. Там тебе уж точно все расскажут, и даже с подробностями.
        — Могу себе представить. Небось весь банк на ушах стоит. Еще бы, исполнительный директор и пи… м-м-м… пиетет к хозяину питает… нежный… К тому же, похоже, еще и алкоголик. От головной боли ему, видите ли, коньяк помогает…
        — Ох, Валерка, не дай бог тебе на язык попасться. Ладно, ты как хочешь, а мне возвращаться надо: очень ответственное мероприятие по восстановлению своей репутации в глазах начальства. Сам понимаешь.
        — Это Станиславу Игоревичу о репутации думать надо, а тебе чего? Каждый имеет право на ошибку, тем более что тут и вины-то твоей нет. Да и Пашка обещал все устроить в лучшем виде.
        — Именно это меня и беспокоит. К тому же все, что могли, мы с тобой сегодня сделали. К Геллеру ехать бессмысленно. Так что уж признайся честно, просто пытаешься ко мне на обед напроситься?
        — От тебя ничего не утаишь,  — рассмеялся Валера.  — Ну что уж тут поделаешь, раз у тебя жестокий приступ трудоголизма, поехали — доставлю тебя до места.
        В операторской вовсю кипела работа, поэтому мое появление заметили только тогда, когда я осведомилась у Леры, можно ли осчастливить мою скромную персону чашкой горячего чая. Хоть я и не успела промокнуть, но озябла сильно. Больше всего мне хотелось сейчас забраться под теплое одеяло, но проклятое чувство товарищеского локтя, вполне могущего оказаться под ребром в случае дезертирства, не позволяло мне бросить ребят на произвол судьбы.
        — Как наши дела?  — спросила я, усаживаясь в кресло и осторожно беря у Леры чашку с дымящимся напитком.  — У нас все путем,  — с энтузиазмом заверил Павел.  — Смонтировали почти все. Осталось чуть-чуть подрихтовать и утвердить у вашей милости.
        — С сюжетом все в порядке, Ириша,  — кивнула Галина Сергеевна.  — Чего не скажешь о наших нервах. Может быть, ты в конце концов поделишься с нами?
        — Ох!  — я тяжело вздохнула и сделала маленький глоток.  — Даже не знаю, что рассказывать. В воскресенье мы с Гурьевым были у Эллочки и выяснили две занятные вещи. Во-первых, у Сергея был друг и подельник, на имя которого тот оформил свой банк. Соответственно, после смерти Сергея его дело целиком и полностью переходит к Косимову Станиславу Игоревичу. Во-вторых, ныне покойный Олег Павлович Геллер, будучи по профессии юристом, занимался оформлением документов на владение банком.
        — Забавная получается картина,  — хмыкнул Пашка, накручивая клок бороды на палец.  — Два человека из тех, кто мог помешать Косимову завладеть банком, отправляются на тот свет, причем одним и тем же способом.
        — Ты забываешь о том, что погибло еще два человека,  — заметила Галина Сергеевна.
        — Вот именно,  — согласно кивнула я.  — И между ними и Бессметновым или Геллером никакой связи не обнаружилось.
        — А вы между ними и Косимовым связи искать не пробовали?  — поинтересовался Пашка.
        — Не пробовали.  — Почему-то эта идея ввела меня в замешательство.
        — А это мысль,  — оживилась Лера.  — Они вполне могли лично не знать Сергея, зато оказать Косимову какую-нибудь услугу. Например, найти лекарство или добавить его в спиртное. А потом Косимов просто убрал свидетелей.
        — Нестыковочка получается. Из всех четверых Бессметнов погиб последним. Как-то нелогично убивать свидетелей до совершения преступления.
        — И все-таки, Ирочка, такую версию тоже не мешало бы отработать,  — серьезно сказала Галина Сергеевна.  — Возьми на карандаш и продолжай, пожалуйста.
        — Хорошо.  — От горячего чая я начала расслабляться, а мысли мои путаться, клонило в сон.  — Сегодня мы с Гурьевым… Слушайте, а может, мне проще рапорт написать?
        Лера хихикнула, а Павел нахмурился:
        — Не стоит так увлекаться, Ирина Анатольевна. И бюрократию разводить ни к чему. Давайте лучше на словах.
        — Значит, сегодня мы с Гурьевым побывали у Станислава Игоревича Косимова. И выяснили еще несколько вещей. Например, то, что в свое время Сергей оказал своему будущему исполнительному директору неоценимую услугу, после чего сам предложил ему работу. Косимов либо ничего не знает о Геллере, либо весьма успешно притворяется. Ну и в последних и самых неприятных для Гурьева — наш сегодняшний собеседник оказался лицом нетрадиционной сексуальной ориентации, что сам Станислав Игоревич не считает нужным скрывать от окружающих. Из вышесказанного можно сделать вывод о том, что убивать Сергея по причине образования любовного треугольника — извини, Лерочка, но такая версия тоже имеет право на существование — было нелогично.
        — Да-а-а… История,  — покраснев, протянул Павел.  — Выходит, Косимов вне подозрений?
        — Почему же вне подозрений?  — возмутилась Галина Сергеевна.  — Если его не интересовала Эллочка, это еще не значит, что он так же равнодушен к деньгам, которые ему теперь достанутся.
        — А мне вот ко всему прочему никак не верится, что Бессметнов переписал свой банк на Косимова добровольно,  — добавил Павел.  — Слишком крупный куш для подачки. Да и риск огромный. Ведь юридически банк сразу после подписания документов принадлежал уже Станиславу Игоревичу. Может быть, тот чем-нибудь шантажировал Сергея?
        — Тогда почему он его просто не выпихнул пинком под зад?  — с сомнением проговорила я, едва ли не в точности повторяя слова Эллочки.  — Можно было обойтись и без убийства.
        — Этого я не знаю. Вполне возможно, что это было что-то вроде джентльменского соглашения.
        — Нарушить которое труднее, чем убить человека?
        — Я уже ничего не понимаю!  — обреченно вздохнула Лера.  — А Эллочку вы что, тоже подозреваете? Это же просто чудовищно!
        — Во-первых, не мы, а Гурьев,  — я почувствовала, как у меня начинала заболевать голова: не иначе мигрень Косимова оказалась заразной.  — А во-вторых, памятуя о повышенной душевности Сергея, ничего нет удивительного в том, что Элла захотела от него избавиться. Так что здесь могло сыграть не взаимное чувство, а банальное совпадение интересов.
        — По-моему, разводы в нашей стране никто не отменял,  — все так же обиженно ответила Лера.
        — Развод — это хорошо. Только при таком положении вещей есть шанс лишиться абсолютно всех благ. А Эллочка, как я успела заметить, уже привыкла к довольству и комфорту. Кстати, ты не знаешь, они заключали какой-нибудь брачный контракт, в котором были бы оговорены возможные причины и условия развода?
        — Понятия не имею.
        — Это тоже не мешало бы выяснить.  — Казалось, Галина Сергеевна сейчас начнет загибать пальцы, чтобы не запамятовать все пункты, которые нам еще предстояло прояснить.  — И потом, я полностью согласна с Пашей: поведение Сергея в отношении Станислава Игоревича представляется мне совершенно нетипичным для его характера.
        — Да уж. Чем дальше в лес, тем толще партизаны,  — усмехнулся Павлик.
        — Все это действительно запутанно и крайне непонятно, но сегодня я уже не способна к аналитическому мышлению.  — Еще несколько минут, и я была бы просто не в состоянии встать из кресла.  — Который час?
        — Начало седьмого.
        — Может быть, мы уже пойдем по домам? Сказывается отсутствие дефицита общения и переполнение информацией. Завтра доведем до ума сюжет передачи с Лентаевой, а потом обсудим все еще раз на свежую голову. Может быть, и Гурьеву к тому времени удастся еще что-нибудь выяснить.
        — По домам так по домам,  — вставая и потягиваясь, сказал Пашка.  — Я сегодня тоже не бездельничал, да и жрать охота.
        Глава 7
        Утро для меня выдалось крайне туманное. Видимо, прогулки под дождем в компании Гурьева и холодного осеннего ветра не прошли даром для моего организма. По-прежнему болела голова, саднило горло, а во всем теле наблюдалась отнюдь не приятная расслабленность, а противная слабость, сопровождающаяся ощущением пугающей пустоты в желудке и дрожью в членах.
        С трудом заставив себя выползти из-под одеяла и на чем свет стоит кляня изобретателя первой пары занятий, благодаря изощренной фантазии которого несчастная больная женщина не могла воспользоваться помощью мужа, я добыла градусник и отправилась на кухню ставить чайник. О еде даже думать было противно, пить кипяченое молоко с маслом и медом я не смогла бы заставить свой организм даже под угрозой скорой кончины, поэтому решила ограничиться чаем с малиной.
        Градусник услужливо подтвердил полную мою несостоятельность: 37 и 8. Поэтому с огромной чашкой в одной руке и телефоном в другой я вернулась в комнату и завалилась обратно в постель. На работе оказалась только Лера. Поведав ей о печальном состоянии своих дел и снабдив инструкцией, в соответствии с которой в случае непредвиденного форс-мажора им надлежало немедленно звонить мне домой, я безжалостно выгнала из своей головы все мысли, опустошила чашку, выпила пару таблеток тригана, закуталась в теплое одеяло и со спокойной совестью уснула.
        Проснулась я от настойчивого звонка. Звонил телефон. Черт побери! Что они там, сами разобраться не могут?! Не буду снимать трубку, и все тут! Потом вспомнила, что сама строго-настрого наказала Лере звонить в случае чего, и неохотно приняла сидячее положение. Надо сказать, чувствовала я себя гораздо лучше: температура явно спала, а благодатное воздействие тригана практически полностью избавило меня от головной боли. Однако это еще не повод, чтобы не давать мне как следует выспаться. Телефон продолжал трезвонить. Я сняла трубку.
        — Слушаю!  — не слишком-то вежливо буркнула я.
        — Ирина Анатольевна! Слава богу, вы дома!
        — Я тоже так думаю,  — еще не узнав голоса и не понимая причины столь бурной радости, выдала я.
        — Звонила вам на работу, мне сказали, что сегодня вас, скорее всего, не будет. Ой, это Элеонора, вы меня узнали?
        — Да, Эллочка,  — нагло соврала я.  — А что случилось?
        — Сама не понимаю! Вы не могли бы ко мне приехать?
        — Видите ли, я не очень хорошо себя чувствую… А это срочно?
        — Очень! Я не знаю, что делать, вообще не понимаю, что происходит. И я очень боюсь. Кроме вас, мне не к кому обратиться. Пожалуйста, помогите мне!
        — Эллочка, успокойтесь и расскажите толком, что происходит.
        — По телефону всего не расскажешь. Приезжайте, очень вас прошу!
        — Вам угрожали?
        — Нет. Но, думаю, такой вариант тоже возможен.
        — Но я ведь не телохранитель, лучше обратитесь в милицию.
        — И что я им скажу: мне кажется, что мне грозит опасность? Ну, дадут они мне адрес ближайшей неврологической клиники.
        — Хорошо, Элла, сейчас приеду.
        — Спасибо вам большое! Я буду ждать.
        В трубке раздались короткие гудки, видимо, Эллочка испугалась, что я могу передумать.
        Вот и поболела! Интересно все-таки знать, что же такое могло случиться? И насколько это может оказаться опасно? Не позвонить ли Валерию и не поехать ли вместе с ним? С другой стороны, Элла позвала только меня. Да и отомстить этому гаду не мешало бы, чтобы в следующий раз неповадно было моим расследованием без меня заниматься.
        Я выбралась из кровати и пошла одеваться. А если это все-таки окажется опасно? Тогда не мешало бы подумать, как прикрыть свой тыл. Оставить записку Володе? «Дорогой, если через пять часов я не вернуть, беги в милицию и требуй, чтобы по такому-то адресу срочно выслали отряд ОМОНа». Нет уж! Его наверняка кондрашка хватит до того, как он записку до конца дочитает. А вот позвонить на работу и предупредить ребят можно: вдруг им срочно понадобится незаменимое руководство, они позвонят мне домой, трубку возьмет вернувшийся из университета Володя… У-у-у… даже думать не хочу, что тут начнется!
        На мое счастье, трубку взял Пашка.
        — Почему это вы, юноша, отираетесь в моем кабинете, вместо того чтобы в поте лица корпеть в монтажной?
        — Уже и чаю выпить нельзя,  — заныл Павел.  — Как ваше самочувствие?
        — Вашими молитвами. Слушай, Паша, тебе, яхонтовый мой, второй день подряд выпадает счастье удостоиться чести оказать мне маленькую услугу.
        — Что на этот раз?
        — Видишь ли, мне только что звонила Элла и убедительно просила как можно быстрей к ней приехать. Во-первых, Володька ничего не должен об этом узнать. Во-вторых, я вдруг подумала, что если скажу ему о своих подозрениях, он ни за что не отпустит меня одну. Во-вторых, просто знай, что я поехала к Элле. Ясно?
        — Чего уж тут непонятного — опять все интересное мимо меня.
        — Отставить скулеж! Потом все расскажу. На работе все в порядке?
        — Все в лучшем виде.
        — Тогда до связи.
        — Удачи!
        Я положила трубку, надела плащ, теплые сапоги, как следует закутала горло шерстяным шарфом и вышла на улицу.
        Дверь мне открыла Эллочка, она выглядела не на шутку встревоженной.
        — Спасибо вам, Ирина Анатольевна. Я так боялась, что вы не приедете…
        — Ну раз уж я здесь, расскажите, что случилось.
        — Сегодня утром мне позвонил какой-то мужчина. Назвал меня по имени и сказал, что он отец Сережи.
        — А что в этом страшного?
        — Я совершенно его не знаю.
        — Мужчину?
        — Отца Сережи. Он никогда мне о нем не рассказывал. Мать Сережи умерла, когда ему было шестнадцать или восемнадцать лет, точно не помню. Про отца же я однажды спросила, но Сережа сказал, что у него нет никакого отца. Я не совсем поняла, что он имеет в виду, подумала, может быть, тоже умер. А тут вдруг на второй день после похорон объявляется какой-то человек и говорит… говорит…
        Эллочка едва не плакала.
        — Успокойтесь. Он вам угрожал?
        — Нет. Просто сказал, что ему необходимо встретиться с женой сына и выяснить, при каких обстоятельствах тот умер.
        — Вполне законное желание. Я не понимаю, что вас так испугало. Он что, хочет отобрать у вас Сережино имущество?
        — Не знаю. Ничего не знаю! А вдруг это те самые люди, которые убили Сережу? Господи, этот кошмар никогда не кончится!
        — Откуда он взялся?
        — Из Исландии.
        — Откуда?!
        — Он сказал, что вылетел из Рейкьявика, как только узнал о смерти сына.
        — Действительно странно.
        — Он ничего не объяснил, только попросил разрешения приехать. Разумеется, я не могла отказать — вдруг это и на самом деле отец. Он должен быть здесь с минуты на минуту.
        — Тогда давайте его дождемся и все выясним, а до тех пор не стоит понапрасну трепать себе нервы.
        Мы расселись по разным углам дивана и стали ждать. В голове у меня царил полный сумбур: сначала еле выпутавшийся из разборок с братвой приятель-гей, теперь еще невесть откуда всплывший исландский папаша. Почему-то мне представлялся высокий поджарый мужчина в возрасте с роскошной, абсолютно седой шевелюрой, густой бородой, в смокинге, галстуке-бабочке и килте. И никакие доводы разума на предмет того, что речь идет не о Шотландии, а об Исландии, не могли помешать моему воображению видеть отца Сергея точь-в-точь в таком же костюме, в котором Шон Коннери присутствовал на церемонии посвящения себя, любимого, в рыцари.
        Мои размышления на тему особенностей национального костюма вообще и Шона Коннери в частности прервал перезвон колокольчиков. Эллочка вздрогнула, торопливо затушила сигарету — когда только успела закурить?  — испуганно посмотрела на меня, набрала полную грудь воздуха и пошла открывать дверь.
        На пороге стоял действительно высокий, стройный мужчина без бороды. Вместо килта на нем было кашемировое пальто поверх дорогого, но очень скромного костюма.
        — Добрый день,  — сказал мужчина густым бархатным басом, глядя куда-то мимо Эллочки.  — У меня назначена встреча с Элеонорой… Это вы?
        Он быстро зашел в комнату и остановился возле меня.
        — Нет-нет,  — я даже испугалась.  — Меня зовут Ирина. Лебедева Ирина Анатольевна. Я э-э-э… подруга Элеоноры. А сама она вот,  — я довольно невежливо показала рукой на стоящую в растерянности у открытой двери Эллочку.
        — Очень приятно,  — он подошел к Элле и протянул ей руку.  — Вы извините, у меня даже не было вашей фотографии. О том, что сын женат, я узнал совсем недавно и, к сожалению, не от него. Разрешите представиться: Бессметнов Игорь Эдуардович. Отец Сергея. Жаль, что приходится знакомиться при столь скорбных обстоятельствах. Скажите, а Сережа действительно…
        — Да.
        — Простите,  — он начал как-то виновато оглядываться.  — Вы позволите?
        — Конечно,  — Эллочка наконец закрыла дверь, поставила кресло поближе к дивану и села.
        Игорь Эдуардович снял пальто, повесил его на вешалку, рядом поставил небольшой чемоданчик, смущенно прошелся рукой по темным волосам с едва заметной проседью и сел на диван рядом со мной. Повисло неловкое молчание.
        — Я понимаю, что вам тяжело,  — сказал он наконец, обратившись к Эллочке.  — Но поймите и мои чувства: я — отец и хочу знать, что произошло с моим сыном.
        — Извините и вы нас,  — вместо Эллочки ответила я.  — Но поскольку лично мы с вами не знакомы, а Сергей ничего не рассказывал о вас, нам бы хотелось… удостовериться в том, что вы действительно… его отец.
        По лицу Игоря Эдуардовича скользнула тень недоумения, сменившаяся неподдельным выражением горечи.
        — Да. Конечно.  — Он достал из внутреннего кармана пиджака документы и протянул их мне.
        Там оказались водительские права и загранпаспорт на имя Бессметнова Игоря Эдуардовича — гражданина Исландии. Фотография недвусмысленно свидетельствовала о соответствии изображения владельцу документов. Конечно, мелькнула мысль, их можно было подделать, но все-таки.
        — Еще раз извините,  — сказала я, возвращая документы.
        — Ничего страшного. Так вы расскажете мне, что случилось?
        — По официальной версии, существующей на сегодняшний момент, Сергей умер от сердечного приступа.
        — Но этого не может быть! У него железное здоровье, и он всегда следил за собой, насколько я знаю своего сына. Не пил, занимался спортом… Нет, это какая-то ошибка!
        — Именно поэтому возникла и неофициальная версия, согласно которой его могли отравить, сымитировав симптомы инфаркта.
        — Значит, убийство! Господи, никогда не думал, что такое может случиться с кем-то из моих детей. Но за что? Почему?
        — Пока неизвестно.
        — Как вы узнали, что он умер?  — спросила Эллочка.
        — Ох, милая моя, это долгая история,  — вздохнул Игорь Эдуардович.  — Я прекрасно понимаю, что вы имеете полное право узнать и ее, и то, что ей предшествовало. Поэтому, как бы ни трудно мне было, сейчас расскажу. Только, пожалуйста, ответьте мне сначала честно на один вопрос.
        — Я постараюсь.
        — Сергей вам что-нибудь говорил обо мне?
        — Он сказал, что… у него нет никакого отца.
        — Ну, разумеется.  — Игорь Эдуардович закрыл рукой глаза.  — Конечно, я перед ним виноват… Но все равно это очень больно. Понимаете, Сергей никогда не мог мне простить того, что почти сразу после смерти его матери я женился. Вернее, даже не это. Я ученый. Специализируюсь на исследовании механизмов действия вулканов и гейзеров. Меня практически никогда не бывает дома: горы, Долина гейзеров на Камчатке, потом появилась возможность поехать в Йеллоустонский парк в США, на Роторуа. Это не только моя работа, это моя жизнь, понимаете? Со временем я приобрел имя, меня стали привлекать к различным серьезным исследованиям, это приносило хорошие деньги, моя семья ни в чем не нуждалась… Разве что сыну нужен был отец. Вы не возражаете, если я закурю?
        Я кивнула, а Эллочка принесла пепельницу. Игорь Эдуардович достал пачку сигарет в незнакомой упаковке, прикурил от зажигалки с гравировкой и продолжал:
        — Долгое время я жил и работал за рубежом, и в один из приездов на родину случайно познакомился с женщиной… Знаете, как это бывает в таких случаях: дома упреки, скандалы, а она, как мне тогда казалось, меня понимала. С ней было легко и беззаботно. И все бы ничего, но однажды Сережа увидел меня с ней, потом услышал наш телефонный разговор. Он был уже взрослым мальчиком и в свои семь лет обо всем догадывался. Матери ничего не сказал, но наши с ним отношения совершенно изменились.
        Игорь Эдуардович глубоко затянулся и выпустил густой клуб дыма, словно пытался скрыться за ним от собственных неприятных воспоминаний.
        — Все это продолжалось довольно долго, я имею в виду жизнь на два дома. Потом, уже гораздо позднее, меня пригласили в Исландию, в страну уникальных гейзеров. Я опять уехал. Там-то, кстати, и познакомился со своей теперешней женой. Получил роскошное предложение и с головой погрузился в науку. Поэтому, когда неожиданно пришло письмо от Сергея с сообщением о болезни матери, я не отнесся к этому серьезно. Решил, что докончу исследования и тогда обязательно поеду. Так и сделал. Только было уже поздно. И вот история повторяется — я опять приезжаю. И опять поздно. К могиле… Извините…
        Игорь Эдуардович опустил голову и надолго замолчал. Мы с Эллочкой сидели притихшие, словно боясь словом или неловким движением причинить этому человеку еще большие страдания.
        — Я пытался поговорить с Сережей,  — тихо сказал Игорь Эдуардович, доставая следующую сигарету.  — Но он и видеть меня не хотел. Сказал, что отца у него больше нет. Но я ведь не знал, насколько все серьезно. В письме том было всего несколько слов: «Мама больна. Приезжай». Господи, до сих пор как представлю, что он пережил все это один… И ее болезнь, и эту трагедию… У Лены был рак, и она, не в силах больше выносить мучений, покончила с собой. Страшно подумать, каково было справиться с этим подростку, особенно с Сережиным характером. Я очень перед ним виноват. Но самое непоправимое, что он погиб, а я так и не заслужил его прощения. Он оказался сильнее меня. Я струсил, уехал. Взял другое гражданство. Женился по новой, у меня растет замечательная дочь.
        — А о том, что Сергей умер, вам сообщила милиция?  — осторожно спросила я.
        — Какое там! Больно им это надо! Нет, мне позвонила Маша.
        — Маша?
        — Да, та самая женщина, с которой я… одним словом, она живет в этом же городе. Разумеется, она знала мою семью. Мы расстались с ней после моей поездки в Исландию, но она меня простила. Время от времени писала мне о том, как идут дела у Сергея. Разумеется, то, что могла узнать, они ведь не общались. От нее-то мне и стало известно, что он открыл свое дело, женился, а потом…
        Игорь Эдуардович опять замолчал. Не удивительно, что после случившегося Сергей озлобился на весь мир. Когда тебя предает собственный отец, трудно сохранять душевное расположение к незнакомым людям. Однако если причины тяжелого характера Сергея стали для меня ясны, то к разгадке тайны его смерти визит Бессметнова-старшего меня не приблизил. Семейка Эшеров на моих глазах превращалась в обитателей Санта-Барбары, обрастая до сих пор никому не ведомыми и неприлично богатыми родственниками, ведущими довольно сомнительный, с точки зрения общепринятой морали, образ жизни.
        — Странная все-таки штука жизнь,  — сказал Игорь Эдуардович, глядя на Эллу.  — Маша почему-то наотрез отказалась знакомить меня с нашим общим сыном и даже говорить ему, кто его отец. Но всегда с пониманием относилась к Сереже. Старалась узнать о нем как можно больше, чтобы потом написать мне. Даже не знаю, что бы я делал, если бы не ее доброта.
        — А Сергей знал, что у него есть брат?
        — Разумеется. Даже знал, кто он. Но думаю, что Сережа лучше бы согласился умереть, чем общаться со Стасом.
        — Со Стасом?
        — Да. С моим сыном от Маши. Он на семь лет моложе Сережи, работает в каком-то банке. Замечательный мальчик, Маша присылала мне его фотографии.
        — Станислав Игоревич Косимов?  — срывающимся голосом спросила Элла.
        — Да.  — Игорь Эдуардович был искренне изумлен, впрочем, не больше, чем я.  — Вы его знаете?
        — Вы заблуждаетесь относительно Сергея, Игорь Эдуардович,  — жестко сказала я.  — У него вполне хватило родственных чувств, чтобы позаботиться о судьбе своего сводного брата. И благородства, чтобы сделать это, не раскрывая истинных причин, заставивших его расплатиться с долгами Стаса, когда тому угрожала смертельная опасность, а потом взять к себе на работу.
        — Господи боже!  — Игорь Эдуардович даже побледнел.  — И это после всего… Он ведь должен был его ненавидеть… А он… фактически заменил ему отца… то есть меня…
        — Теперь понятно, почему он при всей жесткости своего характера так заботился о Стасе. Трезво рассудив, что он ни в чем не виноват и что он все-таки брат, который так же, как и ваш старший сын, остался без отца, Сергей посчитал своей обязанностью помогать ему всем, чем мог. Даже свой банк он оформил на имя Станислава Косимова, словно чувствовал, что с ним может что-то случиться, а Стас по каким-то причинам не сумеет за себя постоять, и позаботиться о нем будет уже некому.
        — Но почему Маша ничего мне не написала?
        — Вполне вероятно, что она об этом ничего не знала. Думаю, Стас и теперь не догадывается, что Сергей его брат. Они познакомились якобы случайно. Случайно для Стаса, но не для Сергея. Долгое время общались просто как друзья. Потом Сергей его здорово выручил и взял к себе на работу. Мать могла знать, что Стас работает в банке, но совершенно не обязательно, что он называл ей имя его владельца.
        — Стас был единственным человеком, с которым Сережа общался,  — сказала Элла.  — И я никогда не понимала, почему для него он делает исключение. Они проводили вместе очень много времени и на работе, и у нас дома.
        — Боже мой! Неужели и теперь, после смерти Сергея, Маша не разрешит мне встретиться с сыном?!
        — Извините, Игорь Эдуардович, полагаю, у нее есть все основания противиться этому.
        — Да, вы правы,  — глядя на меня с нескрываемой горечью, согласился Бессметнов-старший.  — Конечно, вы правы. Из-за моего идиотского и непростительного поведения я лишился обоих сыновей. Первый выгнал меня сам. А претендовать на внимание и любовь второго после моего позорного бегства у меня просто нет никаких прав. По крайней мере… Элла, вы ведь не откажетесь мне показать, где… где Сергей теперь.
        Элла молча кивнула.
        — С другой стороны,  — невольно проникаясь сожалением к его искреннему раскаянию и горю, сказала я,  — Станислав Игоревич уже взрослый человек и имеет полное право решать самостоятельно, хочет он с вами встретиться или нет. Думаю, вам стоит поговорить с его матерью и попросить разрешения рассказать сыну о своем существовании.
        — Конечно, я так и сделаю. Но что будет, если он откажется? Даже не представляю, как пережить это.
        — Ваши опасения вполне понятны, но об этом надо было думать раньше. Меня волнует другое,  — разумеется, я решила ни о чем не говорить Элле и Игорю Эдуардовичу, но у меня в голове до сих пор звучали слова Косимова: «…Вы меня не поняли. Я его по-настоящему любил… Очень… Понимаете?..» — неизвестно, как Станислав отнесется к известию о том, что Сергей был его братом? Это может стать для него настоящей трагедией.
        — Это правда,  — согласилась Элеонора.  — Стас очень болезненно переживал смерть Сережи. Он думал, что потерял компаньона и друга, а когда выяснится, что потерял единственного брата… У него мягкий и ранимый характер. А Сережу он очень ценил.
        — Полагаю, вам лучше десять раз подумать, прежде чем решиться рассказать ему об истинном положении вещей. Хотя вполне возможно, со временем этот секрет все равно раскроется, и тогда будет только хуже.
        — Да, есть над чем задуматься.  — Игорь Эдуардович неожиданно твердо взглянул на меня.  — Скажите, неужели милиция даже не предполагает, почему мог погибнуть Сергей? Только не говорите мне о возможности самоубийства — у него был слишком сильный характер.
        — Почему же не предполагает, самая вероятная, по их мнению, версия: убийство с целью устранения компаньона. А главным подозреваемым, как вы понимаете, является Косимов Станислав Игоревич.
        — Что?! Да вы с ума сошли! Бред какой-то!
        — Я не утверждаю, что это действительно так. Однако у Стаса нет алиби на момент убийства, зато есть мотивы. Сергей был единственным человеком, мешавшим ему полностью завладеть банком.
        — Вы хотите сказать, что один мой сын убил другого моего сына?
        — Но ведь Стас не знал, что Сергей его брат.
        — Что это меняет?! Мой сын — убийца?! Абсурд! Это просто невозможно!
        — А что вы знаете о своем сыне, Игорь Эдуардович? Сколько ему было лет, когда вы видели его последний раз? Два года? Семь лет? Десять? Вы знаете, как он рос? Кем воспитывался? Когда папой Карло, а когда никем? В какой компании вращался? Почему Сергею пришлось выплачивать его долги?
        — Довольно! Прекратите! Я все понял… Ему уже предъявлено обвинение?
        — Насколько я знаю, пока нет.
        — Это хорошо… Хорошо…
        Игорь Эдуардович вскочил с дивана и загнанным зверем заметался по комнате. А я прикусила свой не в меру болтливый язык. Тоже мне, выискалась морализаторша! Интересно, кто мне дал право вести себя подобным образом с этим в принципе глубоко несчастным человеком? Как я могу его за что-то осуждать, даже если убийство действительно совершил Стас? Тем более что сам Стас был мне очень симпатичен, несмотря на свою нетрадиционную ориентацию. И, в отличие от Гурьева, я сильно сомневалась в его причастности к истории с антабусом.
        — Я не могу оставить этого просто так. Не могу лишиться теперь единственного сына. Я должен сам во всем разобраться. Обязан ему помочь. И я обязательно придумаю, как это сделать. Надо только позвонить… Маше… Или сразу ему… Или… у меня ведь остались здесь знакомые…
        — Игорь Эдуардович, пока вы не успокоитесь, вы никому не сможете помочь. Расследование только началось, толком еще ничего не известно.
        — Когда оно закончится, будет поздно. Поверьте, дорогая моя, я знаю, как делаются эти дела. Мотив есть — прекрасно! Алиби нет — еще лучше! Улик не хватает — сфабрикуем! А там и оглянуться не успеешь, как сухари сушить поздно будет.
        — Игорь Эдуардович,  — расчувствовалась я: в конце-то концов, причиной его отчаяния стали именно мои слова.  — Я работаю на телевидении, и у одного из моих сотрудников есть знакомые в милиции. Именно они занимаются этим делом, так что мы можем быть в курсе всех событий. И я уже обещала Элеоноре, что сделаю все возможное, чтобы разобраться в этом деле и найти убийцу Сергея.
        Игорь Эдуардович с сомнением посмотрел на меня, но, понимая, что другого выхода у него нет, обреченно махнул рукой и снова сел на диван. Он весь как-то сразу осунулся, сник, постарел на глазах. Лицо оставалось бледным, а лихорадочный блеск в глазах сменился тусклой пеленой боли и осознания собственной беспомощности.
        — Спасибо вам. Эллочка, простите меня за все. Знаете, я очень хочу побывать у Сергея.
        — Мы можем поехать к нему прямо сейчас,  — в глазах Элеоноры стояли слезы.
        — Я был бы вам очень признателен.
        Кажется, это уже было дело семейное, и моего участия в нем не требовалось.
        — Вы меня извините, если я поеду домой? Как только мне что-нибудь станет известно, я вам сообщу.
        — Разумеется. Спасибо. Я провожу.
        Уже в дверях я повернулась к Элеоноре:
        — Вы уверены, что я могу оставить вас с этим человеком?
        — Полагаю, для беспокойства нет оснований.
        — Вы не предполагаете, что он мог все это выдумать? Я имею в виду историю с братьями? Мы ведь даже не можем позвонить Стасу и спросить у него что-то, поскольку, по словам Игоря Эдуардовича, Косимов ничего не знает.
        — По-моему, так притворяться просто невозможно. Кроме того, вы же сами видели его документы.
        — Хорошо. Позвоните мне, когда вернетесь. Или если заподозрите что-нибудь неладное.
        — Обязательно. Еще раз большое спасибо.
        Дома меня ждал сюрприз в лице господина Гурьева Валерия Николаевича, удобно расположившегося в облюбованном им кресле.
        — Все гуляешь? А мы, между прочим, волнуемся,  — кивнул Валера в сторону подозрительно молчаливого Владимира.
        Только этого мне не хватало. Мало, что ли, Володькиных упреков? Но я слишком устала, чтобы объяснять Гурьеву, насколько неуместно его замечание.
        — Новости есть?  — спросила я, падая на диван.
        — Ну, если придерживаться сентенции о том, что отсутствие результата — тоже результат, то есть.
        — Что ты имеешь в виду?
        — Во-первых, то, что с работы меня, скорей всего, выгонят. Я там толком третьи сутки не объявляюсь.
        — Это меня, сам понимаешь, мало волнует.
        — Ничего себе! Это вместо спасибо?! Твоим, между прочим, делом занимаюсь.
        — Мое дело — снимать передачи о довольных своей жизнью дамочках, а не гоняться за убийцами.
        — Ты сегодня явно не в настроении,  — наконец-то Валера понял, что в теперешнем моем состоянии я не отношусь к категории ценителей расхожих шуток.  — Что случилось?
        — А какое, по-твоему, должно быть настроение у человека, которого с температурой вытаскивают из теплой постели и заставляют тащиться на какую-то идиотскую семейную сходку, a la запоздалые смотрины?! А когда этот человек возвращается домой с надеждой на заслуженный отдых, кружку горячего чая и пару таблеток тригана, то застает в своей квартире наглого типа, вместо сочувствия накидывающегося на бедолагу с дебильными претензиями.
        — Может быть, расскажешь?  — прорезался голос и у Володи.  — Мне, извините, тоже интересно.
        — Ну прости, пожалуйста.  — Валера заметно сник.  — Поделишься?
        — Сначала ты.
        — У меня ничего интересного. Как ты и предполагала, разговор с родственниками Геллера ничего не дал. Я зашел на работу, пообщался с твоими ребятами. Они сказали мне, что надо попытаться найти связь между Бочаровым, Родионовым и Косимовым. Попробовал заняться этим вопросом, но безрезультатно. Полный ноль. Ни-че-го. Ничегошеньки.
        — Очень мило.
        — Кстати, я побывал в загсе, в котором был зарегистрирован брак Сергея и Элеоноры. Никакого брачного контракта они не составляли. Посему процедура стандартная. Если нет других наследников, в случае смерти мужа все имущество переходит к жене и наоборот. При разводе совместно нажитое имущество делится поровну между обоими супругами. Такое вот кино. А что у тебя?
        — У меня не кино, а бразильский какой-то сериал,  — вздохнув, ответила я, и, не вдаваясь в незначительные подробности, рассказала мужчинам о событиях сегодняшнего дня.
        — Сильна, мать!  — с нескрываемым восхищением заметил Валера.  — И что ты обо всем этом думаешь?
        — Я уж и не представляю, что и думать. Сумасшедший дом какой-то! Но знаешь, тем не менее, Игорь Эдуардович показался мне очень убедительным. Я даже пообещала ему найти истинного убийцу сына и попытаться спасти Стаса, если тот действительно невиновен.
        — А по-моему, ты слишком наивная и не в меру добрая. Слишком много всяких совпадений. Посуди сама: Бессметнов переоформляет свой банк на некоего человека. Допустим, он полагает, что это его брат, хотя версия с шантажом кажется мне более вероятной. А через некоторое время после этого умирает от сердечного приступа, на поверку оказавшегося отравлением. Точно так же погибает юрист, помогавший ему с оформлением документов.
        — Я знаю все это не хуже тебя и слышала уже раз десять.
        — Не мешай. Я пытаюсь рассуждать логически, чтобы доказать тебе несостоятельность твоих измышлений, основанных исключительно на эмоциях.
        — Ну, попробуй.
        — Итак. Буквально за несколько дней до гибели мужа его жена соглашается на участие в телепередаче, на которую не является. Затем выясняется, что дружок мужа — пи… м-м-м… пикантная штучка нетрадиционной ориентации, влюбленная в своего благодетеля. Дальше интереснее. Объявляется папаша покойного, по совместительству являющийся папочкой предполагаемого убийцы. Разве не весело? При этом вдовушка поначалу до смерти пугается, а потом отправляется с человеком, которого видит первый раз в жизни, на кладбище рыдать на могиле своего супруга и его сына.
        — И что из всего этого следует?
        — То, что все трое, скорей всего, одна шайка и действуют по предварительному сговору,  — подытожил Володя.
        — Умница, Лебедев!  — щелкнул пальцами Гурьев.  — Вот что значит аналитический склад ума. А тебе, Ириша, не кажется странным, что так называемые братцы абсолютно между собой не похожи, ни внешне, ни по характеру. Сергей был брюнетом, Стас — блондин. Характеру Сергея могли позавидовать римские диктаторы, Стас — предпочитающий мальчиков рохля. Список можно продолжить.
        — Тогда почему они этот спектакль перед нами, а не перед ментами разыгрывают?
        — Ну это уже другой вопрос. Может быть, просто заигрались. А может быть, и так, что нам в их сценарии отведена вполне определенная роль. Давай вспомним, с чего все началось. Лера встретила подругу, которую долго не видела. Встретила случайно. Или якобы случайно. Они разговорились, та рассказала ей о проблемах с мужем, и Лера пригласила ее в вашу передачу. Подруга поломалась, заодно продемонстрировала вам суровый характер своего супружника.
        — Ты хочешь сказать, что Элеонора знала о том, что Сергей вернется, и специально пригласила нас на это время?
        — Вполне даже вероятно. Она же жена и должна знать привычки и распорядок дня своего мужа. Одним словом, покапризничала, но на участие в передаче согласилась. Потом происходит несчастный случай с Сергеем. Элла не приезжает, зато ты наносишь ей визит вежливости и узнаешь о случившемся. Потом всплывает Стас, потом папа, и сюжет закручивается так лихо, что голливудским сценаристам впору обрыдаться. Понимаешь, к чему я клоню?
        — Пока нет.
        — Все просто. По их плану мы должны были проникнуться сочувствием и жалостью к семейной драме и тяжелой судьбе каждого из ее участников. И план этот удался на славу, по крайней мере, с тобой.
        — И какой же им толк от моего сочувствия? К делу его не пришьешь.
        — Ошибаешься. Ты можешь оказать воздействие на сотрудников милиции и невольно повлиять на ход расследования. Ты представитель прессы, притом пользующийся известностью и популярностью. Если этой компании удастся втереться тебе в доверие и заручиться твоей поддержкой… это будет сильное подспорье.
        — По-моему, все это просто сказки. Посуди сам, если против них найдутся улики, никакое мое поручительство ни Стаса, ни Эллочку не спасет. Разве не так?
        — Но ведь улик нет. Они об этом заранее позаботились. Единственная зацепка — отсутствие алиби у Станислава Игоревича. Но и это подтверждает прекрасную продуманность плана. Эдакий невинный страдалец. Думаю, ему не составило бы особых трудов обеспечить себе какого-нибудь мальчика на ночь, заплатить ему денег, слава богу, в этом недостатка нет, и попросить сказать милиции, что все это время они были вместе. Однако он этого не делает. Почему? Потому что в таком разе сразу стало бы ясно, что люди позаботились о своем тыле. Алиби? Разумеется, у меня есть алиби. Вот свидетель, хотите — будут два свидетеля, три, четыре и так далее. А так вполне естественное развитие событий. Человек спокойно спит дома, а в это время убивают его друга. Естественно, он даже не догадывался о том, что с Сергеем может произойти такое несчастье, поэтому обеспечиванием себе алиби, извините, не озаботился.
        — Допустим. Хотя, на мой взгляд, риск слишком велик. Милиция может оказаться не такой сообразительной. Алиби нет, мотив есть — иди под суд. Но, насколько я поняла, ты полагаешь, что они не родственники?
        — Не знаю.  — Валерка несколько скис.  — Может, да, а может, и нет.
        — Послушай, ну если Игорь Эдуардович на самом деле не является отцом ни Сергея, ни Стаса, это можно очень легко доказать. Например, при помощи медицинской экспертизы. Это же элементарно. Зачем такая глупая ложь?
        — Возможно, твой Игорь Эдуардович отец только одного из наших героев.
        — Вообще-то у него с Сергеем есть сходство. Но не может же быть такого, чтобы он потворствовал убийству собственного сына или покрывал его убийцу!
        — Как знать? Деньги творят страшное с людьми.
        — Он показался мне человеком вполне обеспеченным и довольным своим финансовым положением.
        — Чем больше имеешь, тем больше хочется. Он, конечно, рассказал тебе красивую трогательную историю, но кто знает, что было на самом деле и что за кошка между ними пробежала. Иногда самые близкие родственники бывают самыми заклятыми врагами. Homo homini, как известно, друг, товарищ и брат.
        — Все это совсем уж не по-человечески!..
        — А жизнь вообще неприглядная штука. Ты вот изо дня в день наслаждаешься своим «Женским счастьем», а я в криминалке такого понасмотрелся — уши холодеют.
        — Все это выше моего понимания.  — Мне действительно начало казаться, что я тупая, наивная, совершенно не разбирающаяся в людях дура, да и усталость сказывалась. К тому же, судя по самочувствию, у меня опять начала подниматься температура.  — Знаешь, Валера, давай оставим эту приятную тему на потом. У меня завтра, по-видимому, будет тяжелый день, а я ощущаю себя ни на что не способной развалиной. Надо срочно поправлять здоровье и готовиться к ударному труду. Думаю, и тебе о работе вспомнить не мешало бы.
        — Ладно. Может, когда ты немного остынешь, я имею в виду температуру, ты согласишься, что мои наблюдения и умозаключения имеют под собой более чем реальную почву.
        — Все может быть. Но сегодня я уже не в состоянии работать головой.
        Зазвонил телефон. Володя снял трубку и почти сразу же протянул ее мне.
        — Это тебя.
        Звонила Элла.
        — Ирина Анатольевна? Добрый вечер. Надеюсь, я не поздно. Со мной все в порядке.
        — А Игорь Эдуардович?
        — Он уехал. Проводил меня и поехал к себе. Я предложила ему пожить в нашем доме, но он отказался. Сказал, что это не слишком удобно. К тому же он уже снял номер в гостинице «Словакия». Сказал, что хочет побыть один, все обдумать и решить, как помочь Стасу. Знаете, он оказался очень приятным человеком. И он искренне сожалеет, что его взаимоотношения с Сережей не сложились. Винит во всем себя. Даже в его смерти. Говорит, что, если бы он не бросил сына, его судьба могла бы сложиться совсем по-иному. Игорь Эдуардович почему-то уверен, что Сережа погиб из-за денег… ну то есть из-за своего дела. Может быть, Сережа ссудил кому-то большую сумму или дал в долг, а отдавать деньги не захотели? Вот и решили, что проще и дешевле будет от него избавиться.
        — Думаю, это вполне возможно, Элла,  — немного растерянно ответила я.  — Но вы ведь раньше об убийстве и мысли допускать не хотели.
        — Страшно в это верить, но Игорь Эдуардович убедил меня в том, что, во-первых, у Сережи была очень опасная работа, а во-вторых, он просто не мог умереть от сердечного приступа. Ведь Игорь Эдуардович отец, ему ли не знать.
        — Ну да… конечно.  — Убедил, значит, однако я сочла неуместным высказывать Элеоноре свое мнение насчет нелепости ее фразы.  — Надеюсь, если не мы, то милиция во всем разберется. Но я очень рада, что в трудную минуту нашелся человек, готовый понять вас и оказать поддержку.
        — Спасибо вам. Пожалуйста, звоните, если что-то узнаете.
        — Обязательно. До встречи.
        — Всего доброго.
        — Элеонора,  — сказала я мальчикам, вешая трубку.  — Кажется, она подружилась со своим благоприобретенным свекром.
        — Ну вот!  — радостно воскликнул Валера.  — А я тебе о чем говорю?! Разве это не подозрительно? Девушка первый раз в жизни видит человека и тут же находит с ним общий язык. И это при том, что муж ее об отце даже вспоминать не хотел.
        — Валера, а ты слышал когда-нибудь о том, что общее горе сближает людей? Они оба потеряли дорогого для них человека.
        — Ты еще о Стасике вспомни. Так и вижу, как эта троица сидит обнявшись и горько рыдает над портретом покойного. Вдова, разгуливающая в пикантном шелковом халатике с рюшечками, братишка голубых кровей, распивающий коньяк с незнакомыми людьми, и исландский папа, бросивший сына-подростка с умирающей матерью. И все относятся друг к другу с нежной любовью и трогательной заботой. Высокие, высокие отношения!
        — Злой ты, Валера, недобрый.
        — Я не злой, я — объективный. Ну да это мы еще успеем обсудить, а пока разрешите откланяться.  — Валера потянулся и встал.  — Поправляйся и не вешай носа.
        — Спасибо на добром слове.
        — Я провожу.  — Володя вышел вслед за Гурьевым в коридор.
        Какое-то время оттуда доносились приглушенные голоса, из чего я сделала вывод, что супруг мой послал к чертовой матери свою деликатность и решил высказать Валерке все, что он думает по поводу всех моих расследований в принципе и его, Гурьева, детективной деятельности в частности, особенно когда в этом оказывается замешана его жена. Ну и пес с ними со всеми — пускай сами разбираются.
        Хлопнула дверь, и я приготовилась выслушать отнюдь не лицеприятные комментарии в свой адрес, но Володька решил проявить гуманность и не терзать меня очередной партией упреков. Видимо, понял, что грех с больной связываться, за что я была ему искренне признательна.
        Посему, облегченно вздохнув, отказавшись от ужина и чмокнув Володю в щеку, я наконец-то выпила лекарство, отправилась в постель, закуталась в одеяло, закрыла глаза и погрузилась в сон.
        Глава 8
        — Ирина! Вы слышали, что у нас случилось?  — Лера выглядела не на шутку перепуганной.
        — Пока нет. Но что что-то случилось, я уже поняла. Рассказывай!  — Я уселась за свой стол и приготовилась к длинному повествованию.
        — Славку Ильина помните? Он к нам в прошлом месяце помощником звукорежиссера устроился.
        — Вертлявый такой? Горбоносенький?
        — Он самый. Вчера на набережной нашли…
        — Кого нашли?
        — Славку.
        — В каком смысле нашли?
        — Мертвым нашли. В парке на лавке. Сердечный приступ…
        — Та-ак!  — сердце мое недобро екнуло.  — Знаешь, Лерочка, я согласна добровольно подать заявление об уходе и отправиться в какую-нибудь пустыню, чтобы всю оставшуюся жизнь провести за усердными молениями, а в редкие промежутки поддерживать свое бренное тело акридами и кореньями, если уже к сегодняшнему вечеру не выяснится, что на самом деле наш сотрудник умер от антабуса.
        — Гурьев тоже так думает,  — с серьезным видом кивнула Лера.
        — И этот сыщик-недоучка еще будет мне заявлять, что Сергея убили Стас с Эллой?! Голову даю на отсечение, что Слава точно не был с ними связан. Ни с ними, ни с Сергеем, ни с кем-нибудь другим из убитых. Не тот это круг, к которому мог принадлежать простой помощник звукорежиссера. Насколько мне известно, родители у него тоже не слишком выдающиеся личности.
        — Да,  — снова согласилась Лера.  — Папа — инженер, мама — преподаватель, кажется.
        — В историю о том, чтобы сбить со следа, тоже мало верится. Совсем уж глупо было бы ради того, чтобы запутать нас, убивать нашего же коллегу. Что-то здесь не так. Почему-то мне кажется, что дело вовсе не в «Альва-банке» и во всей этой неразберихе с переоформлением документов. А вот в чем? В чем вопрос?..
        — Похоже, все это время мы шли по ложному следу,  — вздохнула Лерочка.  — Но я ведь не раз вам говорила, что Элла на убийство не способна, даже если бы ей пришлось участвовать в этом косвенно.
        — Тебе не кажется, что нам пора устроить экстренное совещание? Эта история с продолжениями уже достала меня. Особенно если учесть, что чем дальше, тем больше трупов. Где вообще все? Павел где?
        — Паша в милиции,  — с виноватым видом ответила Лера.
        — Что он там делает?
        — Так он последний, кто видел Ильина живым. Они вчера вместе с работы уходили, а домой Славка так и не вернулся. Вот Пашку и вызвали в качестве свидетеля. Тут с утра такое творилось! Милиция понаехала, выстроила всех в ряд и давай с вопросами приставать. А как только узнали, что Паша последним с ним общался, тут же в машину и к себе для снятия показаний уволокли.
        — А Гурьев где?
        — Он с ними увязался.
        — А Галина Сергеевна?
        — Галина Сергеевна опаздывает.  — Впервые с начала разговора Лера улыбнулась.
        — Ну как всегда. Жизнь продолжается. На студии люди гибнут, а Галина Сергеевна сохраняет трогательную привязанность своим традициям. Полный бардак! Стоило немножко прихворнуть, и на тебе, пожалуйста. Новый труп, половина сотрудников в милиции, главный режиссер вообще неизвестно где… Костя хоть на месте?
        — Не знаю,  — Лера пожала плечами.  — Но какой нам сейчас от него прок?
        — Тоже верно. Надо ждать Павлика с Гурьевым. Может быть, милиции уже стало что-нибудь известно.
        — Надеюсь,  — в голосе Леры прозвучала искренняя грусть.  — Меня все это ужасно расстроило. Сначала Сергей, теперь вот Слава. Просто кошмар какой-то! Люди гибнут у нас на глазах, да еще так глупо, а мы ничегошеньки сделать не можем!
        Что и говорить, Лера была права — приятного мало. Когда умирают неизвестные тебе люди или малознакомые, как, например, Сергей, это не так сильно задевает. А вот когда уходит из жизни кто-то близкий, кого ты видишь каждый день, с кем здороваешься по утрам, работаешь вместе, делаешь одно дело, а потом вдруг выясняется, что этого человека больше нет, совсем другое дело. А главная проблема не в неизлечимой болезни или нелепом несчастном случае, а в отвратительном расчетливом убийстве… Тут уж, извините, эмоции берут свое. Я и раньше страшно хотела разобраться во всей этой неразберихе, а теперь просто считала чуть ли не своим личным делом. Ведь то же самое могло или, не дай бог, может произойти с кем-то из дорогих мне мужчин, с тем же Гурьевым или Пашкой, да в конце концов с моим Володькой. Нет, просто так этого оставлять нельзя: я обязана это сделать и прекратить гнусные убийства.
        Как же! Легко сказать, разобраться! Милиция вон уже сколько возится, а толку? Я что, комиссар Мегрэ или лейтенант Коломбо? И вообще сдается мне, что все это попахивает клиникой, и тут уже даже не милиции, а психоаналитикам подключаться надо. У кого-то, видишь ли, приключаются подвижки в сознании, и он начинает с завидным упорством истреблять мужскую половину населения, причем одним и тем же способом, а мне поди попробуй разберись со всей этой аномалией. Так что нечего из себя криминального гения корчить. Пусть наши правоохранительные органы вооружаются психологом поопытнее и добросовестно выполняют свои прямые обязанности. В конце концов, разве не за это расстаются со своими денежками добросовестные налогоплательщики? И я в том числе. С другой стороны, у милиции таких проблем вагон и маленькая тележка. А мне надо найти всего одного убийцу. К тому же у меня целая армия замечательных помощников. Да и глупо пытаться себя обмануть. Я изо всех сил хотела сама разгрести эту кучу, в которой трупы порядочных граждан уже начинали переваливать за все мыслимые и немыслимые пределы.
        — Будем ждать коллег!  — решительно заявила я. Однако ждать пришлось долго. Валера и Пашка вернулись только во второй половине дня. За это время мы с Лерой и подошедшей Галиной Сергеевной, которая до сих пор пребывала в состоянии легкого шока от рассказанной Лерой истории с Ильиным, успели истребить немалые запасы чая и сжечь добрую часть наших нервных клеток.
        Поэтому, когда вернулись допрашиваемые, нетерпение наше было на пределе, и даже сообщение о девятибалльном землетрясении не заставило бы нас покинуть студию до тех пор, пока мужчины не удовлетворили бы наше закономерное любопытство.
        Гурьев выглядел весьма возбужденным, а Павлик — совершенно подавленным: очевидно, продолжительный допрос здорово его вымотал. То ли еще будет! Сейчас бедолаге предстояла вторая серия. И, боюсь, что в нашем допросе пристрастия окажется куда больше, чем в невинных вопросах милиции.
        — Ну что?  — спросила Галина Сергеевна, едва ребята показались на пороге моего кабинета.
        Следом за ними вошел Костя и скромно пристроился на подоконнике: из милиции Валерий позвонил на студию и попросил прислать за ними машину. А так как Костя в это время был свободен, он любезно согласился привезти этих мучеников обратно и, естественно, не преминул присоединиться к нашему совещанию. Одним словом, вся команда оказалась наконец в сборе.
        — А ничего!  — устало бросил Валерий и плюхнулся в кресло.
        — Как это ничего?!  — с возмущением спросила Лера.
        — Так и ничего.  — Павел тоскливо покосился на занятое Гурьевым свое любимое место, но согнать не решился и скромно притулился на стуле.  — Непонятки полные!
        — Давайте все по порядку,  — скомандовала я.
        — Милиция считает, что это серийные убийства, только до мотивов никак докопаться не может. Версии самые разные, вплоть до сбрендивших маньяков,  — без особого энтузиазма пояснил Гурьев.
        — А ты по-прежнему думаешь, что это дело рук Косимова?  — не без ехидства осведомилась я.
        — Ничего я не думаю,  — махнул рукой Гурьев.  — Вернее, уж не знаю, что и думать. Сбрендить можно.
        — А как все в милиции было?  — настырно допытывалась Валерия.
        — Ой, они там ко мне с такими идиотскими вопросами приставали!  — не сдержал эмоций Павел.  — Естественно, все больше про Славку спрашивали. Откуда он к нам пришел, да были ли у него какие-нибудь рекомендации. С кем общался, кто у него в друзьях числился, не заметил ли я в его поведении чего-нибудь подозрительного… Вот уж полный дурдом! Чего в нем могло быть подозрительного, если не считать, что все звукорежиссеры немного того?.. Даже спросили, не был ли он замечен в пьянстве. А я-то почем знаю? Я с ним по кабакам не шлялся! Ну и, конечно, про вчерашний вечер спрашивали. Что, мол, делали, о чем говорили, не сказал ли тот, куда собирается после работы. Только он передо мной не отчитывался: вышли со студии, попрощались и в разные стороны разошлись. Нам с ним даже не по пути было.
        — Понятно, что ничего не понятно,  — подвела я неутешительный итог.  — По крайней мере, они считают, что это убийство связано с четырьмя предыдущими.
        — Считают,  — согласился Валера.  — Даже попробовали выяснить, не были ли покойные знакомы. Но никаких результатов. Кроме связи Сергея и Геллера, ничего общего между этими парнями не было.
        — И все-таки что-то ведь должно же быть!  — настаивала я.  — Неужели кто-то просто так истребляет мужчин в возрасте от двадцати пяти до тридцати пяти лет? Какая-то ниточка их должна связывать.
        — Если это дело рук маньяка, то никакой логики в убийствах искать не стоит,  — возразил Павлик.
        — Дались тебе эти маньяки!  — взорвался Валерий.  — И потом у маньяков тоже своя логика есть. Пусть дурацкая, но все-таки логика. Если не смысл, то хоть какая-то целенаправленность. И наша задача эту целенаправленность выявить.
        — Хорошо, пусть маньяк,  — я уже была согласна принять даже и эту версию.  — Давайте попробуем танцевать от этого угла. С какой целью кому-нибудь, даже психу, надо совершать подобные убийства?
        — Дамы и господа!  — оживилась Галина Сергеевна, и я испугалась, что сейчас последует совершенно немыслимое предположение, вроде зарвавшихся террористов или распоясавшихся инопланетян, исследующих воздействие земных препаратов на организм человека.  — Как, вы говорите, назывался банк Сергея?
        — «Альва-банк»,  — еще не понимая, к чему она клонит, ответила я.
        — А альвы, это кто такие?
        — Какие-то мелкие духи из скандинавской мифологии.
        — Вот!  — Наш режиссер многозначительно подняла вверх указательный палец.  — А вы не думаете, что какой-нибудь ярый поборник исландского эпоса решил вступиться за попранную честь автора «Младшей Эдды» Снорри Стурлусона, дабы все, кому не лень, не упоминали имя его персонажей всуе?!
        Ребята недоуменно переглянулись и совершенно невоспитанно прыснули со смеху.
        — Галина Сергеевна,  — укоризненно произнесла я, мысленно выругав себя за то, что оказалась недалека от истины.  — Это уже совсем ни на что не похоже. Это что же, теперь травить всех, кому вздумается назвать свою контору именем одного из богов или героев древнеисландской литературы?
        — Представляете себе заголовок в газете: «Убит владелец бюро ритуальных услуг «Один и компания»? По официальной версии причиной убийства послужило недовольство одного из главарей тарасовской мафиозной группировки лозунгом фирмы «Каждому братану по отдельной Валгалле». Кроме того, местному крестному отцу показалось не слишком благозвучным будущее название его павших бойцов — «эйнхерии». Или такой: «Коварно отравлена знаменитая предсказательница, хозяйка салона «Будущее от Вельвы». Незадачливая гадалка предсказала новому кандидату на пост губернатора области персональный Рагнарек!» — продолжал совершенно беззастенчиво потешаться Павлик.
        — Вот так и подкидывай вам дельные идеи!  — обиделась Галина Сергеевна.  — Я бы на вашем месте не хихикала, а потрудилась проверить, не были ли другие покойные как-то связаны со скандинавской мифологией.
        — Галина Сергеевна, вы меня простите, но это абсолютно несерьезно,  — как можно тактичнее возразила я.  — У всех, кроме Сергея, названия учреждений были самые банальные. Ну а уж про нашу телестудию, где работал Ильин, я вообще молчу.
        — А может быть, он имел отношение к какому-нибудь сюжету, косвенно связанному с кем-нибудь из скандинавов?
        — Но ведь он был всего лишь помощником звукорежиссера.  — У меня не хватало наглости заявить Галине Сергеевне, что я думаю о ее версии, поэтому я старалась оперировать доводами разума.  — Тогда уж надо было убивать репортера или, на худой конец, оператора,  — на последнем слове я бросила суровый взгляд на продолжавшего веселиться Пашку, и он, поняв мой намек, попытался успокоиться.
        — Ладно!  — решил сменить тему Гурьев.  — Шутки шутками, а Ирина права: как-то эти товарищи должны быть между собой связаны. Может быть, какие-то увлечения, общие интересы. Может быть, они на один и тот же курорт ездили, или по одним и тем же бабам бегали, или один и тот же сорт сигарет курили, да мало ли чем там еще общим занимались! Давайте выясним, что нам о них известно.
        — Да ничего нам толком не известно,  — обреченно вздохнула Лера.  — Люди как люди. Славка, кстати, и не курил вовсе. И что он отпуск на Кипре или в Акапулько проводил, тоже сомнительно. Вот насчет баб ничего не скажу, не знаю.
        — Ну вспомни что-нибудь о Сергее. Он же муж твоей подруги,  — настаивал Валерий.  — А ты чего примолк, весельчак-затейник?  — он повернулся к Павлу.  — Ты из нас со Славкой больше всех общался.
        — Ребята,  — робко промолвил Павлик, и лицо его заметно порозовело.  — Кажется, у меня есть одна идея.
        — Есть, так выкладывай,  — скомандовал Гурьев.  — Надеюсь, не насчет борзописцев и их героев?!
        — Нет,  — досадливо отмахнулся тот.  — Ты знаешь, при каких обстоятельствах погибли Геллер, Родионов и Бочаров?
        — Что значит, при каких?  — не понял Валера.  — Всех троих нашли на улице в разных районах города либо ночью, либо под утро. У всех симптомы сердечного приступа…
        — Да я не об этом. Откуда они шли, знаешь?
        — Подожди-подожди!  — Гурьев нахмурился.  — Ты хочешь сказать… интересно-интересно!..
        — Мальчики, вы о чем?  — рассердилась я.  — Нам, между прочим, тоже интересно!
        — По предположению жены, Сергей возвращался из казино,  — ответил Павлик.  — Из «Гран-Мишель», кажется. Так?
        — Ну так,  — кивнул головой Валера.  — Хотя, помнится, вы сказали, что сама Эллочка говорит, будто он там никогда раньше не бывал. Но крупье и официанты подтвердили, что в тот вечер он показывался именно у них.
        — Так что, те трое тоже были в казино?  — еще не понимая, чем это может нам помочь, но каким-то шестым чувством догадываясь, что вожделенная ниточка где-то рядом, спросила я.  — Ну допустим. А Ильин?
        — У меня есть подозрения, что вчера вечером он тоже пошел в казино.
        — С чего ты это взял?  — удивилась я.
        — Ирина Анатольевна, если вы пообещаете, что не станете отрывать мне голову, тогда скажу,  — все заметнее краснея, ответил Пашка.
        — Сперва скажи, а там решим,  — грозно постановила я.
        Несколько секунд Павел затравленно косился на остальных, очевидно ища поддержки, но, не обнаружив в их глазах никакого сочувствия, а только один растущий интерес и поняв, что дальше оттягивать с ответом чревато для здоровья, покаянно сообщил:
        — Мы вчера со Славиком немного за вашим компьютером по Интернету полазили…
        — Та-ак! Небось опять в чате торчали? Сколько тебе можно повторять, что служебная машина — это не игрушка. Как ты думаешь, кого Кошелев потом заставит за налазанное тобой время расплачиваться?!
        — Ирина, да подожди ты с Кошелевым!  — Валерка все-таки вступился за мелкого негодяя.  — Дай ему сперва рассказать, в чем тут дело. Дальше-то что, Павел?!
        — Ну, одним словом, зашли мы на «Секс-чат»,  — скромно потупив глазки, ответил ценитель сомнительных достижений цивилизации.
        — Подружку искали,  — сурово констатировала я.
        — Ирка, не перебивай!  — цыкнул на меня Гурьев.  — Не видишь, он и так двух слов от страха связать не может. Совсем парня запугала.
        — Его запугаешь,  — проворчала я, но мне и самой было интересно, поэтому я старательно затолкала свой праведный гнев на задворки.  — Ладно уж, колись, пакостник!
        — Ну сперва там ерунда всякая была. А потом одна подруга вылезла. Я с ней как-то уже общался. Помнится, меня так достали глупые малолетки, что я чего-то там про партию в карты написал. А она мне тогда ответила, что не возражает сходить со мной в казино, в покер поиграть. Я думал, она просто так клеится, а она, оказывается, серьезно говорила. Вот и вчера, ник мой увидела и давай приставать, мол, чего это ты, OPER, обещал девушку в казино сводить, а сам в кусты. Славка заинтересовался, ну и они вроде как о чем-то там договорились. Мне-то это дело без надобности, а он, видать, все-таки пошел. Сказал, что игру эту со студенчества любит, да и на бабу — ценителя благородной игры — посмотреть охота. А там, может, что и поинтересней выгорит. Ну вот и все. Больше я ничего не знаю.
        Несколько секунд мы потрясенно молчали.
        — Вот и выгорела парню путевка в рай!  — философски заметила Галина Сергеевна.
        — Что ж ты раньше молчал?!  — взорвался Гурьев.  — Мы тут головы ломаем, а ларчик, оказывается, просто открывается.
        — Не так уж и просто,  — сказала Лера.  — Я бы до такого в жизни не додумалась.
        — Откуда я знал, что все дело в этом!  — попытался защититься Павлик.
        — А в милиции ты что-нибудь рассказал?  — поинтересовалась я.
        — Нет.  — Павел ласково прошелся рукой по своей бороде.  — Они не спрашивали, а я не говорил ничего. Я вообще об этом только сейчас вспомнил.  — А в какое казино он пошел?  — сменив гнев на милость, спросил Валера.
        — Понятия не имею,  — пожал плечами Павлик.  — Но это ведь можно узнать. А вы что, серьезно думаете, что всех убила эта дамочка, как ее там, MONTE-KLARA?
        — Ничего себе погоняло!  — изумился Валера.  — Не иначе как психичка ненормальная, на картах повернутая.
        — Постойте!  — я испугалась, как бы мы опять не взяли не тот след.  — Ну Сергей, ну Слава… А остальные что?
        — Остальные, Ирочка, тоже были в казино!  — торжественно сообщил Гурьев.  — Только я, старый дурак, почему-то об этом не подумал.
        — Значит, все пятеро в день, то есть в ночь своей смерти были в казино?  — все еще не веря удаче, уточнила я.
        — Вот именно, зайка! Но все в разных.
        — Это и понятно,  — авторитетно кивнула Галина Сергеевна.  — Только полный идиот или совершенный психопат станет проворачивать свои гнусные делишки в одном и том же месте. Эту девицу могли запомнить и узнать в случае следующего прецедента.
        — Да, но она, кажется, не собиралась останавливаться. А в нашем городе не так уж много казино. По крайней мере, гораздо меньше, чем молодых людей, желающих испытать свою судьбу в покере.
        — Много-немного — это другой вопрос. И потом она, очевидно, полагала, что через какое-то время ее забудут. Ведь всех не упомнишь, только постоянных клиентов…
        — Кажется, это уже кое-что!  — обрадовалась Лера.  — Хорошо бы выяснить, где она появится в следующий раз, и поймать ее на месте преступления.
        — Это нереально,  — охладила я ее пыл.  — Ежевечерне следить за всеми женщинами во всех казино города — на такое даже у милиции человеческих ресурсов не хватит. А нас всего шестеро. Да нам на это полжизни понадобится! А она как убивала, так и будет убивать.
        — Можно попробовать связаться с ней по Интернету и назначить встречу,  — робко предложил Павел.
        — А ведь верно!  — довольно улыбнулся Валерий.  — Юноша, вы гений!
        — Только под моим ником уже нельзя. Под ним с ней Славка познакомился. А если сказать, что нас двое было и второй тоже решил немного поиграть, тетка явно что-нибудь заподозрит.
        — Думаю, что после того, как она Ильина на тот свет отправила, если в чате еще один OPER окажется, ее просто кондрашка хватит,  — согласилась я.
        — Ник — это ерунда. Любой выбрать можно. Главное — про покер заикнуться,  — загорелся Гурьев.  — Интересно, зачем она все-таки убивает своих компаньонов?
        — Может, это и не она вовсе. Может, это ее супруг или обожатель какой из ревности,  — предположила Лера.
        — Все может быть, я уже ничему не удивлюсь.  — Валера азартно потирал руки.
        — Молодые люди, а вам не кажется, что эта игра на «живца» может быть довольно опасной,  — резонно заметила Галина Сергеевна.
        — Ой, ё-моё!  — Валерке так, видимо, не казалось.  — Мы же этого живца не одного пошлем, под прикрытием будет. Впятером-то уж как-нибудь уследим.
        — Ну хорошо.  — Кажется, азарт Гурьева оказался заразительным.  — Допустим, примерный план действия разработать нетрудно. Выйдем на связь с этой милой женщиной, приедем в казино, выясним, как она все это проворачивает, позаботимся о безопасности, заодно попытаемся доказать ее причастность ко всем убийствам. А кто будет наживкой?
        — А вот Пашка и будет,  — безапелляционно заявил Гурьев.  — Он у нас главный специалист по чатам, ему и карты в руки, пардон за каламбур.
        — Что я, камикадзе, что ли?  — возмутился такому предложению Павел.  — Нет уж, ищите другого дурака!
        — Ага, значит, как по Интернету лазать да полезную информацию утаивать, так ты герой, а как до дела дошло, ты сразу не при делах?!
        — На связь с ней выйти и о встрече договориться я не отказываюсь,  — с достоинством ответил Пашка.  — А вот коктейль с антабусом хлебать мне не хочется. Извините, я не Моцарт и не Сократ.
        — Ну это, батенька, уже просто бессовестно!  — обиделся Валерий.  — Ему сама, можно сказать, судьба предоставляет шанс стать героем города, спасти родную обитель от коварной убийцы, а он морду воротит да капризничать изволит. Где же твоя солидарность?! Тебе что, совсем за мужиков не обидно — она же так весь наш род изведет, одних ни на что не способных стариков оставит!
        — При чем тут солидарность?  — возразила Лера.  — Паша прав — дело опасное, стало быть, добровольное. И жизнью своей он рисковать не обязан.
        — Да я и в карты-то играть не умею,  — принял глухую оборону Пашка.  — В «дурака» еще в состоянии перекинуться, а в покер… нет, увольте! Облажаюсь по полной программе.
        — Как это не умеешь?!  — я невольно приняла сторону Гурьева.  — Ты же при мне с этой подругой заигрывал, в казино с ней сходить обещал…
        — Мало ли что я там обещал. А играть не умею.
        — Что ж ты в чате тогда заливал?  — отчаянию моему не было предела.
        — Да там что ни соври — все правда. Кто же проверять станет. А внимание надо как-то привлечь. Вот и сболтнул первое, что в голову пришло.
        — Балаболка нешуточная!  — в сердцах огрызнулся Валерий.
        Я бросила на него взгляд, полный надежды и мольбы, но он только обреченно развел руками:
        — Тут я тоже не помощник.
        — Ну я умею.
        Поначалу я даже не поняла, кто это сказал. А когда поняла, со мной приключился временный приступ тяжелого тугодумия.
        — Что?!
        — Я умею,  — спокойно повторил Костя, до сих пор тихонечко сидевший в своем углу и не подававший признаков жизни.
        О, сколько нам открытий чудных!.. Вернее, нет, сколько еще тайн хранит в себе этот непостижимый человек?! А с другой стороны, чему я так удивляюсь? Ну умеет Костя в карты играть — что тут такого? Многие умеют.
        — А…  — начала было я и осеклась.
        — И в казино приходилось бывать,  — с легкой полуулыбкой ответил Костя на мой незаданный вопрос.  — И правила знаю. И выиграть смогу.
        — Вот это да-а!  — не то уважительно, не то обалдело протянул Пашка.  — Откуда?!
        — В армии научился,  — ответил Костя, слегка поведя правой бровью, и я не поняла, шутит он или серьезно.
        — Так!  — решительно заявила я, водворяя на место пошатнувшееся было душевное равновесие.  — Тогда нечего рассиживаться — связываемся с этой MONTE-KLAR'ой и едем!
        — Вам нельзя, Ирина Анатольевна,  — возразил Костя.
        — Это еще почему?  — возмутилась я.
        — Вас сразу узнают. Это вызовет подозрения.
        — Ну, мы можем сказать, что готовим новую передачу об особо удачливых женщинах-игроках и ищем подходящую героиню.
        — Все равно,  — неумолимо покачал головой Костя.  — Ваш приход обязательно привлечет внимание. Создаст суету, шумиху. Извините, но вы просто спугнете нашу рыбку.
        — Да, Ирина,  — задумчиво протянула Галина Сергеевна,  — что ни говори, а Костя прав. Пожалуй, это первый случай, когда твоя популярность здорово может помешать твоим планам.
        — Да ерунда это все!  — горячо возразила я.  — В казино преимущественно ходят мужчины, а они, как правило, нашу передачу не смотрят. Половой шовинизм не позволяет. Так что в худшем случае кому-нибудь мое лицо может показаться знакомым, но в одно казино, как правило, ходят одни и те же люди. Решат, что там меня и видели.
        — Крайне опрометчивый вывод,  — спокойно констатировал Константин.  — Женщины в казино тоже бывают. Вы ведь передачу не для одних домохозяек делаете. Она может быть всем интересна, в том числе и заядлым дамам-игрокам.
        — Спасибо на добром слове,  — зло процедила я.
        — Не за что,  — улыбнулся Костя.  — И потом, не стоит сбрасывать со счетов персонал: официантки там всякие, девочки на подтанцовках… Кто-нибудь, но обязательно вас узнает…
        — Можешь себе представить, что тогда начнется!  — радостно поддакнула Галина Сергеевна.  — Нас посетила местная звезда! Вы поиграть?! Нет? Передачу снимать будете? Живо все по местам! Готовность номер один! Пройдите сюда, Ирина Анатольевна, здесь у нас, извольте полюбопытствовать, рулетка — любимое развлечение состоятельных дамочек. Ну это покер — это неинтересно. Женщины за него редко садятся. А это — однорукий бандит! Бросьте монетку. Не хотите, ну как хотите… А жаль, уверены, что вам бы обязательно повезло. Уж мы бы постарались… Да после такого переполоха любой нормальный преступник просто-напросто тотчас выскользнет мышкой и забудет дорогу в сие благодатное заведение.
        — И вообще,  — Костя не слишком вежливо прервал этот жуткий поток издевательств,  — как вы себе все это представляете? Вы что, хотите, чтобы мы ввалились туда цыганской шумною толпою, на «раз-два» высчитали бы убийцу и провели частное задержание? Это же просто глупо! Насколько я понял, эта дамочка отнюдь не жаждет коллективных развлечений. Если она увидит, что я пришел с сопровождающими лицами, то и близко ко мне не подойдет.
        — Так ты что, хочешь пойти в казино один?  — насторожилась я.
        — Это самое разумное решение. Иначе вся наша затея просто погорит.
        — Костя, а тебе не кажется, что это довольно опасно. Уже пятеро таких любителей острых ощущений отправились на тот свет. Тебе что, не терпится оказаться в их числе?
        — Вы забываете, что между мною и ними есть существенное отличие. Они ни о чем не знали и просто шли играть, а я хотя бы приблизительно догадываюсь, с чем мне придется иметь дело, и, поверьте, сумею за себя постоять.
        — И все-таки мне было бы спокойней, если бы кто-то тебя подстраховывал.
        — Это неосторожно, Ирина Анатольевна. Ни вы, ни кто-нибудь другой в нашей команде в этом деле не профессионал. Или в свободное от основного рода деятельности время вы осваиваете азы тайной слежки? Что-то мне подсказывает, что вряд ли, даже при вашей любви к частным расследованиям. Выдадите себя с головой, и все усилия коту под хвост.
        — Это, конечно, верно,  — задумчиво прогундосил Валера,  — но Ирина тоже права. Как ни крути, а дело все-таки рискованное. Мы же в жизни себе не простим, если с тобой что-нибудь случится. С тем, что если надо в морду кому-то дать, то лучшей кандидатуры, чем ты, не найти, никто не спорит. Только тут тебе не обычный грабитель, и даже не Чечня. Бабы — это такое племя… С ними глаз да глаз нужен. Они напрямую не действуют, а фантазия у них более чем извращенная, да простят меня присутствующие здесь дамы.
        — Все-то вы преувеличиваете,  — махнул рукой Костя.  — До сих пор наша роковая леди тактики своей не меняла. До сих пор милиции не удалось ее вычислить. Значит, она должна была расслабиться и, что называется, обнаглеть. Все пятеро умерли от антабуса, значит, единственное, что мне надо делать,  — это не пить ничего спиртного.
        — Ага,  — ехидно согласился Паша.  — Тогда, скорей всего, вы просто мило проведете вечер за зеленым сукном и разойдетесь, как в море корабли. Или она придумает что-нибудь еще. В первом случае мы остаемся с носом, во втором — с новым трупом. Так и так ничего не добьемся.
        — Тоже верно.  — Костиной уверенности заметно поубавилось.
        — Зачем она вообще это делает?  — недоуменно вздохнула Лера.
        — Вот поймаем, тогда и спросим,  — ответил Паша.  — А пока надо придумать, как ее поймать.
        — Так!  — Валера решительно встал.  — Давайте оставим бесполезные споры и домыслы и попробуем разложить все по полочкам. Полочка номер один: кто-то в нашем городе завлекает молодых мужчин в казино, дает им вместе с алкоголем антабус и благополучно отправляет на тот свет. Зачем кто-то это делает, неизвестно, строить догадки сейчас бесполезно, так как это ничего не даст. Так?
        Мы молча согласились.
        — Отлично. Полочка номер два: у нас есть основания полагать, что этот кто-то — женщина. Причем своих жертв она находит через Интернет. По-видимому, происходит это следующим образом: дамочка выясняет, свойствен ли ее новому знакомому азарт игрока, и именно игрока в покер. Затем назначает ему свидание в каком-нибудь казино, каждый раз в разном. Так?
        Мы опять кивнули, завороженно глядя на слоняющего по комнате Гурьева.
        — Замечательно. Дальше все гораздо запутанней. Нам неизвестно, что именно происходит в казино, но мы знаем, чем это заканчивается. А заканчивается это покойником. Новый знакомый преждевременно клеит ласты от сердечного приступа.
        — От антабуса,  — поправил Паша.
        — Это мы знаем, что от антабуса. Но поскольку милиция своих сведений не обнародовала, дамочка может пребывать в полной уверенности, что все думают, будто проблема в плохом сердце. Так?
        — Ну, в принципе так,  — за всех ответил Павлик.
        — Превосходно. Можно сказать, один козырь у нас есть. Кроме того, у нас есть гипотетическая возможность связаться с этой дамочкой и на собственном опыте выяснить, что же происходит. Вот теперь требую от всех присутствующих максимального внимания. Ехать в казино наобум — кстати, надо еще знать, в какое именно казино,  — и приглядываться там ко всем женщинам без исключения глупо. Так мы можем до второго пришествия обследовать все злачные места нашего города, в результате чего всем скопом попадем прямо в ад, ибо сказано в писании… Ладно, это я отвлекся.
        Пашка с Леркой фыркнули, мы с Галиной Сергеевной нахмурились, и только Костя остался совершенно спокоен.
        — Какие у нас есть варианты? Можно рассказать обо всем милиции и достойно удалиться в тень.
        Послышался легкий ропот негодования со стороны нашей молодежи.
        — Намек понял,  — кивнул Гурьев.  — Можно попытаться связаться с ней по Интернету, послать в казино Костю в качестве живца и попробовать поймать дамочку с поличным, спровоцировав ее на попытку очередного убийства.
        В ответ категоричное синхронное качание головой в исполнении меня и Галины Сергеевны.
        — Тоже не нравится? На вас не угодишь!  — театрально развел руками Валера.  — Ладно. Есть еще один вариант. Можно попытаться объединить усилия.
        — Как это?  — не поняла я.
        — Очень просто. Я могу неофициально поговорить с Зародиным и предложить ему нашу информацию и наши услуги в обмен на трогательную заботу о Костиной безопасности.
        — Не пойдет,  — возразил Костя, которому, очевидно, надоело следить за тем, как без него его женят.  — Свидание с женщиной, у которой отряд оперов за спиной, мало меня привлекает. Они все испортят.
        — Не горячись,  — оборвал его Валера.  — Ты же сам говорил, что мы не профессионалы. А милиция сможет обеспечить незаметную слежку. Если все действительно происходит так, как мы думаем, все должно получиться. Дамочка совершила одну-единственную ошибку. Глупо было выходить на чат под одним и тем же ником. Если, конечно, допустить мысль, что небезызвестная нам MONTE-KLARA и есть тот самый пресловутый убийца.
        — По-моему, идея хорошая,  — сказала Галина Сергеевна.  — Но риск все равно остается.
        — Так что ты предлагаешь?  — спросила я у Гурьева.
        — Поговорить с Зародиным, заручиться его согласием и поддержкой, выйти на связь с MONTE-KLAR'ой и действовать под прикрытием милиции.
        — Ну не знаю,  — с сомнением проговорил Костя.
        — Нечего тебе геройствовать,  — осадил его Гурьев.  — И потом, кто-нибудь из вас подумал о том, где брать деньги на казино?
        — Слушайте, а ведь верно!  — подхватила я.  — Нет, мы, конечно, можем скинуться, собрать всю имеющуюся наличность… Только мало ли что…
        Костя недовольно фыркнул.
        — Вот-вот,  — игнорируя его обиду, кивнул Валера.  — Мало ли. Вернее, много. По деньгам, в смысле. А в милиции мы еще и на представительские расходы претендовать можем. Уж эти кренделя в любом случае свои денежки вернут. Не мытьем, так катаньем. Ну так что? Каково резюме?
        — Как-то все это неожиданно,  — первой нарушила молчание Лера.  — Только что мы ничего не знали, а теперь все известно, осталось только поймать убийцу. Может быть, не стоит торопиться, вдруг ошибок наделаем?..
        Глава 9
        — Не стоит,  — кивнула Галина Сергеевна после долгой паузы.  — И еще не стоит забывать, что завтра у нас эфир. Если мы и эту передачу сорвем, Евгений Иванович нас в жизни не простит. Да и перед Светланой Лентаевой неудобно будет…
        В самом деле! Я совсем забыла о завтрашнем эфире с художницей. Что бы там ни случилось, а работа есть работа. Поэтому до тех пор, пока не закончится передача, нам лучше ничего не предпринимать. Вполне достаточно того, что мы уже лишились помощника звукорежиссера. Не хватало, чтобы еще кто-то из нашей команды выбыл из строя.
        — А что передача?  — неуверенно промямлил Павлик.  — У нас все готово: сюжет смонтирован, вопросы, насколько я понял, давно расписаны, очередное исчезновение главной героини вроде не предвидится. Так что все путем, вполне можем сегодня позволить себе легкий кураж.
        — Не дури, Павлик,  — сурово, но незлобно попыталась образумить героя наш режиссер.  — Пять минут назад ты сам не слишком-то рвался в бой, а как нашлась достойная замена, так сразу давай куражиться!
        — Правильно,  — поддержала я самого мудрого члена нашего клуба самоубийц.  — Делу время, потехе час…
        — Ничего себе потеха,  — тихо возроптала Валерия.  — По-моему, это называется дергать смерть за усы. Сомнительное веселье.
        — Все равно кто-то должен это сделать,  — настойчиво, но спокойно возразил Костя.
        — Наверное, ты прав.  — Я только теперь по-настоящему оценила его решительность и мужество.  — Но спешить не надо. Давайте сегодня все обсудим, составим подробный план, постараемся предусмотреть возможные варианты, а завтра попробуем действовать. Только уже после эфира, со спокойной душой. Все равно, как я понимаю, в казино раньше десяти соваться без толку.
        — Это все хорошо,  — напомнил о себе Валерий.  — Но я не понял, как насчет моего предложения?
        — Твое предложение в меру разумно,  — ответила я.
        — И на том спасибо,  — слегка ошалело пробормотал Гурьев.  — Только поясни мне, дураку, что значит в меру?
        — А то и значит. С одной стороны, милиция нам и охрану обеспечить может, и деньгами снабдить. И потом я еще ни разу не слышала о целенаправленном частном задержании преступников. Как-то это у меня не вытанцовывается. А так мы бы им девочку нашли, спровоцировали на какой-нибудь опрометчивый поступок, а они бы уже по всем правилам голубушку повязали. С другой стороны, ничто не мешает им вежливо сказать нам спасибо и деликатно послать куда подальше. А это уже обидно…
        — Зато безопасно,  — с видом средней руки врача, на полставки ведущего передачу «Секс и здоровье», провозгласила Галина Сергеевна.
        — Дешево, надежно и практично…  — замысловато, словно испорченный китайский болванчик, закивал головой Костя.  — А то, что они все могут запороть, вас не волнует?
        — А вы, юноша, считаете себя умнее милиции?  — строго спросила Галина Сергеевна, не на шутку обидевшись за наши правоохранительные органы.
        В ответ Костя только криво улыбнулся и молча уставился в окно.
        Если верить хотя бы половине того, что о нем рассказывали у нас на студии, то у него были все основания для подобной наглости. И потом я сама не раз убеждалась, что в трудные минуты более надежного товарища, чем Костя, просто не найти. Что ни говори, а боевая закалка осталась при своем хозяине. А уж терпения и выдержки этому парню не занимать, впору всем голливудским красавцам-героям от зависти ногти грызть.
        Но тут было совсем другое дело. Тут его мускулатура и бойцовские навыки бесполезны. Прежде всего нужны внимание и осторожность. Вот если бы требовалось разложить веером пару дюжин подонков, пусть даже вооруженных до зубов, я бы не так беспокоилась.
        — Насчет последнего можете не переживать,  — прервал мои размышления Валерий.  — Это я беру на себя. Как уломать Зародина — моя головная боль. Главное, чтобы мы сами не подкачали.
        — Тогда уламывай!  — решительно заявила я.
        — Ну так я пошел.  — Валерка направился к двери.
        — Куда пошел?  — растерялась я.
        — Уламывать,  — склонившись в полупоклоне, развел руки Гурьев.
        — Что, прямо сейчас и пойдешь в милицию?
        — Зачем в милицию?! В свой кабинет.
        — А Зародин — это что, твой персональный рояль в кустах, который ты целыми сутками прячешь в своем кабинете?
        — Рояль в кустах — это телефон. Ты, Ирочка, совсем забыла, что на дворе XXI век, и добрую часть проблем можно решить посредством коммуникационной связи.
        — А от меня ты позвонить не можешь?
        — Не могу. Я стесняюсь,  — с идиотским видом выкручивая указательный палец правой руки и изображая смущение, ответил Валера.  — Не каждый день добропорядочному натуралу приходится уламывать на что-то мужиков. Вот если бы ты об этом Станислава Игоревича попросила…  — и он, слегка склонив набок голову, вульгарно захлопал ресницами.
        — Иди уж, скоморох-любитель. Так и быть, закроем глаза на твою падшую нравственность.
        Я вовремя сообразила, что у Валерки наверняка был какой-нибудь козырь, с помощью которого он и собирался уговорить своего погононосного приятеля посодействовать нам в этой сомнительной авантюре. А раскрывать этот козырь при нас Гурьеву не хотелось — вполне закономерная предосторожность. Ну и черт с ним и с его секретами! Главное, чтобы дело выгорело.
        Несколько секунд мы провели в напряженном молчании. Только Костя равнодушно выглядывал что-то в окне и беспечно покачивал ногой.
        Испытания тишиной Пашка не выдержал первым:
        — Костя, а что представляет собой покер?
        — В общем-то ничего особенного,  — без особой охоты ответил Костя.  — Многие полагают, что для полноценной игры достаточно знать комбинации карт.
        — А их много?  — не отставал Пашка.
        — Папа, две пары, тройка,  — монотонно начал перечислять Костя,  — флэш, стрит, фул хауз, стрит флэш…
        — Ты их уже называл,  — перебил Павлик.
        — Я называл флэш — это когда все пять карт одной масти, и называл стрит — когда карты следуют друг за другом по достоинству, например от пятерки до девятки. А стрит флэш — это когда карты следуют друг за другом по достоинству и при этом все одной масти.
        — Понятно,  — слегка смутившись от своего невежества, сказал Пашка.  — А что такое фол хаос?
        — Что такое фол хаос, я могу только догадываться. Очевидно, беспредел, учиненный кентавром Фолом, безвинно погибшим от ядовитой стрелы Геракла,  — усмехнувшись, ответил Костя, и я искренне удивилась его образованности, а заодно отметила про себя, что в этот раз нам подозрительно везет на мифологию всех национальностей.  — А фул хауз — это комбинация, при которой у тебя на руках три карты одного достоинства, и две — другого. Например, три семерки и две дамы.
        — Ясно,  — окончательно стушевавшись, пробормотал Павел, но сдаваться не подумал.  — Это все?
        — Нет, не все. Есть еще каре — четыре карты одного достоинства и роял флэш — десятка, валет, дама, король и туз одной масти. А самая сильная комбинация, так называемый покер,  — пять карт одного достоинства.
        — В одной колоде?  — изумился Павел.  — Так не бывает!
        — Бывает, если играешь с джокерами. Но настоящий игрок так никогда не поступит. Во-первых, кайфа никакого, поскольку джокер можно объявить любой картой, во-вторых, у новичков с ним всегда проблемы, а это уже бессовестно.
        — Какие проблемы?  — продолжал допытываться Павлик.
        — Вот смотри, самый простой пример. У тебя на руках две дамы. Это уже пара. Комбинация маленькая, но лучше, чем ничего, даже лучше, чем пара на шестерках или на тройках, так как ценится выше. Помимо этого, у тебя еще есть какой-нибудь туз, семерка и джокер. Что ты будешь делать?
        — Объявлю джокер тузом, и у меня будет две пары хорошего достоинства,  — обрадованный своей догадливостью, выпалил Павел.
        — Типичное дилетантское заблуждение. Если объявить джокер дамой, то у тебя уже будет тройка, а это больше, чем две пары.
        — Ух ты!  — с детским восторгом выдохнул Павлик.  — Здорово! А как все это благолепие можно собрать?
        — Правила простые. Сперва объявляется стоимость фишки. В казино она, как правило, стандартная — полтинник. Затем все делают ставки, для начала равные. Раздаются карты, пять штук в одни руки, и каждый может ознакомиться со своим подарком судьбы. Редко, но бывает так, что сразу приходит выгодная комбинация, в которой задействовано три или больше карт. Однако, если сменить, скажем, три карты, комбинация может быть лучше. А может и не быть. Тогда потеряешь даже то, что имеешь. Есть смысл задуматься, стоит ли рисковать. Затем возобновляются торги. Каждый игрок имеет право повышать ставку до тех пор, пока кто-то ее не уравняет, то есть не поставит такое же количество фишек, а сверху накидывать не будет. Если не уверен, что даже после обмена выпадет хоть какая-то комбинация, и не хочешь понапрасну тратить деньги, можно сразу пасануть. После завершения торгов можно обменять карты.
        — А можно обменять все пять?
        — Можно. Только где гарантия, что новые карты будут лучше предыдущих? А денежки уже не вернешь. Но это единственный шанс улучшить комбинацию. Или лишиться всего… Вот тут начинается самое интересное. Продолжаются торги, во время которых большинство игроков, как правило, пасуют. Ну а те, кто остался, объявляют свои карты. Выигрывает, как понимаешь, тот, у кого самая сильная комбинация.
        — Чего же тут интересного?  — Пашка даже расстроился.  — Думать не надо — сиди да жди, что тебе в руки приплывет.
        — Думаешь, покер — игра только на удачу? Покер — это игра на внимание и на знание психологии. И еще на память, конечно. В первые несколько конов настоящей игры не бывает. Все присматриваются друг к другу и следят за изменением поведения противников при наличии или отсутствии у тех той или иной комбинации. Важно все: от манеры курить до учащения дыхания. Главное — запомнить, кто как в каких случаях себя ведет. Тогда уже можно играть. А самое забавное, что в этой игре разрешен блеф.
        — А какой от него толк?
        — Ты можешь не иметь ничего или какую-нибудь вшивую пару на двойках, а выиграть все.
        — Как это?!
        — Очень просто. Можно бесконечно повышать ставки до тех пор, пока у всех игроков не сдадут нервы и последний не спасует, решив, что у тебя слишком сильная комбинация.
        — А по мордам?!
        — А за что? Ты рисковал не меньше других. Если у противника окажутся крепкие нервы и он обойдет тебя даже не на одной комбинации, а на достоинстве карты, ты потеряешь все, а он окажется в выигрыше.
        — Значит, все зависит от умения притворяться и ловить на притворстве других?
        — Плюс теория вероятностей. Иногда бывают очень сложные ситуации, когда у тебя есть комбинация, но слабая. И есть шанс, что при обмене всего одна карта изменит все так, что другим до тебя будет практически не добраться. Вот и решай, журавль в небе или синица в руке.
        — Так и свихнуться недолго,  — озабоченно дергая себя за бороду, произнес с расстановкой Павел, словно прикидывал, по силам ли ему самому попытаться освоить эту науку.
        — Со многими так и случается,  — согласился Костя.
        Я заметила, что, едва речь зашла о блефе, Костино деланое равнодушие сменилось плохо скрываемым огоньком азарта. Он даже начал потирать правой рукой левую ладонь, словно она вспотела.
        Левая ладонь чешется к деньгам, невольно вспомнила я старую примету, и постаралась отмахнуться от дурацких мыслей.
        — И откуда ты только все знаешь?  — вздохнул Павел, явно заблудившийся в потоке информации.
        — Голливудских вестернов насмотрелся,  — отшутился Костя, но я уже была готова поспорить на свое полугодовое жалованье, что дело тут вовсе не в любви к кинематографу.
        — Ну что, любезные мои? Истомились, родимые?  — свое появление Валерий сопроводил не только этой бессмысленной тирадой, но и пронзительным хлопком вкупе с последующим активным потиранием ладоней.  — Небось места себе не находите?
        — Не льсти себе,  — осадила я наглеца.  — Мы даже соскучиться не успели. Костя нас развлекал поучительными лекциями об особенностях национального покера.
        — Вот так всегда!  — с притворной обреченностью воздев очи к небу, вздохнул Валерий.  — Вечно все внимание им, молодым и красивым! А я, стало быть, гожусь только на то, чтобы ментов ко всяким гнусностям склонять? Стоило на минуточку покинуть помещение, и вся любовь этому гнусному голливудскому типажу. Костя, неужели и правда не ты снимался в «Универсальном солдате»?
        Костя только брезгливо поморщился. Его давно достали дурацкие шутки репортера-криминалиста, но куда деваться, если бедняга и впрямь был чем-то похож на Дольфа Лундгрена.
        — Думаю, не он,  — ответила я.  — Но не удивлюсь, если именно Костя консультировал Мела Гибсона на съемках «Мэверика».
        — Так это же просто замечательно! Совместим приятное с полезным. От Кошелева прибавки к жалованью когда еще дождешься, а тут прекрасная возможность сшибить хорошую деньгу. Треба реализовать. Всенепременно. Костя, на тебя вся надежда. Не подведи, родной, а то больно уж на Майами хочется.
        — Тогда уж лучше в Лас-Вегас результат закреплять,  — хихикнул Павлик.
        — Да отстаньте вы от человека!  — У меня выдержки оказалось куда меньше, чем у самого Кости.  — Ну, Павлик ладно, а тебе, Валерий, не по возрасту такой ерундой заниматься. Лучше скажи, отчего ты такой довольный?
        — Зародин склонился,  — без лишних слов переходя к делу, ответил Гурьев.  — И преклонился… Перед нашим мужеством и самоотверженностью.
        — Медаль дать обещал или сразу орден?  — с сомнением в голосе поинтересовалась Галина Сергеевна.
        — Увы, это добро у них на счету, на всех героев не хватит. А вот деньги для игры гарантировал. Только, Костик, у тебя одна попытка. В случае неудачи на повторный эксперимент можешь не рассчитывать.
        — А охрана?  — забеспокоилась я.
        — Тоже будет. Не дрейфь, орел!  — Валера подошел к Косте и по-отечески похлопал его по плечу.  — Вся тарасовская милиция под видом заурядных игроков будет пристально бдить твою драгоценную жизнь. Конфиденциальность и полная секретность гарантированы.
        — Я счастлив,  — мрачно ответил Костя.
        — Мы договорились, что они незаметно проследят весь ваш путь и на поданный тобой условный сигнал произведут торжественное задержание.
        — Валерка, ты просто сокровище!  — обрадовалась я.
        — Да, я такой!  — скромно потупившись, ответил Гурьев.  — Только даже и не думайте спрашивать, как мне это удалось.
        — Да мы и не думаем, не переживай. Лучше скажи, что нам надо делать?
        — Ничего не надо. Ровным счетом. Главное действующее лицо в этом спектакле Костя. И на заднем плане менты в кустах, элегантные, как стадо роялей.
        — То есть поход в казино отменяется?  — с детской обидой спросила Лера.
        — Об этом уговора не было.
        — Что же это получается?!  — возмутилась я.  — Самое интересное будет без меня?
        — О тебе, Ириша, вообще речи не идет. Мы же все обсудили.
        — А я не согласна!
        — Ирка, не глупи. Если тебя узнают…
        — Опять двадцать пять. А если не узнают? В конце концов, у нас на студии целый табун высококлассных гримеров отирается. Да они за полчаса из меня такое сотворят, родной Володька отречется!
        — Ирина,  — подала голос Галина Сергеевна.  — Ну скажи на милость, что ты там будешь делать?
        — За процессом следить.
        — Эта роль уже занята,  — отрезал Гурьев.  — Ментами, то есть доблестными господами охранниками права и порядка.
        — Все равно! Это нечестно!
        — Да ты и играть-то не умеешь,  — словно глупого ребенка, пытался образумить меня Валерка.  — А туда, между прочим, не на танцы ходят.
        — Я что-нибудь придумаю. И потом, у меня есть идея.
        — Какая еще идея? Ты что, хочешь там всю телестудию собрать? Давай еще Евгения Ивановича позовем, чтоб старику не скучалось.
        — А вдруг что-нибудь сорвется? Как нам потом эту дамочку искать? По фотороботу? А я могу незаметно сделать парочку фотографий.
        — Тоже придумала!  — скептически усмехнулся Валерий.  — Да ты и фотоаппарат-то в руках держать не умеешь.
        — Зато я умею,  — вылез Пашка.  — Мы могли бы прикинуться милой парочкой, жаждущей развлечений, и отснять эту дамочку в полный рост. И в фас, и в профиль, и специально для тебя бюст крупным планом.
        — Спасибо за заботу,  — проворчал Валера.
        — Мне все это не нравится,  — тихо сказал Костя, молча слушавший нашу перепалку.
        — Ну чего ты переживаешь?  — не унималась я.  — Нам же абсолютно ничего не будет угрожать. А если вы лишите меня этого удовольствия, фиг я вам еще позволю в каком-нибудь расследовании участвовать!
        — Надеюсь, никаких расследований больше не будет,  — сказала Галина Сергеевна.  — И так не «Женское счастье», а филиал Бейкер-стрит какой-то.
        — Ладно,  — все-таки смилостивился наконец Костя.  — Только к моему столу на пушечный выстрел не приближаться.
        — Отлично!  — Павел решительно встал.  — Ну все уже, что ли?
        — Как это все?!  — остановил его Валерка.  — А кто будет с дамочкой связываться? Куда вы спешите, юноша?
        — Я, между прочим, с самого утра ничего не ел! У меня уже так кишки подвело, что я готов собственную печень сожрать!
        — Кто о чем, а Гаргантюа о Пантагрюэле,  — фыркнула Лера.  — Прометей из тебя никудышный. Оставил бы бедную птичку без завтрака.
        — Давай-давай, дуй за машину! Потом свою утробу ненасытную ублажишь,  — подтолкнул Пашку к компьютеру Валерий.  — Когда еще доведется с санкции начальства бабу в чате искать.
        Павел неохотно перекочевал в свое любимое кресло, смешно отталкиваясь ногами и кряхтя, подогнал его к компьютеру, а мы всей толпой сгрудились у него за спиной.
        — Под каким ником выходить будем?  — деловито осведомился Павлик.
        — А под «Мэверик». Очень символично!  — предложила я.
        — «Мэверик» так «Мэверик». Кто-нибудь помнит, как это по-аглицки пишется?  — буркнул Павел и после моей подсказки сердито застучал по клавиатуре.
        Через двадцать минут мы уже знали все новости чата, к Павлику пару раз пытались клеиться какие-то малолетки, которых тот беспардонно отшил, мы едва не переругались с местным задирой, из всего русского языка больше всего ценящим его нецензурную составляющую, но к заветной цели это нас не приблизило.
        — Может, она и не появится сегодня,  — возроптал Пашка, перепрыгивая в новый чат.  — Может, она уже в казине своей.
        — Рано еще.  — Валерка нервно постучал пальцами по краю стола.  — Ты ищи, ищи!
        — Пашка, а ведь прошлый раз она тебя сама нашла,  — вспомнила я.
        — Ну да. И говорили мы с ней с пометкой «лично». А при таком повороте другим присутствующим на чате ничего не видно.
        — Может, она уже здесь, только мы не знаем,  — озабоченно пробормотал Гурьев.
        — Ага,  — согласилась я.  — И фильма этого не видела, вот ей и невдомек, что это за MAVERICK такой. Напиши ей чего-нибудь про покер.
        — А чего написать-то. Мол, ищу компаньона для увеселительной прогулки в казино? Уж больно откровенно.
        — А это что за сообщение тебе пришло?  — Лера ткнула пальцем в монитор, на котором появилась надпись:
        18:39:21 KATARINA: MAVERICK: Ты кто такой? Сколько лет? Чем увлекаешься?
        — Ай, умничка, Катарина!  — Валерка от возбуждения даже стукнул кулаком.  — Ты-то нам, милочка, на фиг сдалась, а вот вопросики вай какие нужные задала. Пиши, давай!
        Пашка опять застучал по клавишам, и по нижней панели побежала надпись:
        KATARINA: Достойный житель города Тарасова. Звать Константин…
        — Сколько тебе лет?  — не отрываясь, спросил Паша.
        — Напиши двадцать девять, чтоб не промахнуться,  — ответил Костя.
        …29 лет. Большой ценитель настоящих мужских развлечений, как то: бильярд и покер. Без материальных и жилищных проблем. Легко спонсирую поход в казино.
        — Все!  — Павел решительно нажал Enter.  — Отправил до востребования — ждите ответа.
        Естественно, первым пришло сообщение от Катарины, которая говорила, что в покере ничего не смыслит, казино не любит, но познакомиться не против.
        — Тьфу на тебя, дура глупая!  — с досадой ругнулся Валера, но тут же приник к монитору, на котором высветилось:
        18:41:56 MONTE-KLARA: ЛИЧНО MAVERICK: Покер, говоришь, любишь? А он тебя?
        — Ура, товарищи!  — завопила Лера.
        — А теперь дискотека!  — оживился Павел и, словно взбесившийся пианист, остервенело забарабанил по несчастной клавиатуре.
        Отмахиваясь от наших советов, которые мы выкрикивали, перебивая друг друга, он быстренько наладил контакт и договорился встретиться завтра в десять вечера в казино «Фортуна».
        18:52:03 MONTE-KLARA: ЛИЧНО MAVERICK: Отлично. Я буду за стойкой бара, третье место слева. Брюнетка в светло-бежевом декольтированном платье. Закажу двойной мартини со льдом. Как я тебя узнаю?
        Павел коварно улыбнулся, и на экране появилась надпись:
        18:52:26 MAVERICK: ЛИЧНО MONTE-KLARA: Легко! Я — брат-близнец Дольфа Лундгрена.
        — Собака ты страшная,  — без особой, впрочем, обиды бросил Костя.
        — А чего?  — невинно улыбаясь, ответил Павел.  — Самая замечательная примета. А ты хотел, чтобы я твои 90-60-90 вкупе с цветом глаз и волос выписывал? Должно же хоть на что-то сгодиться твое выдающееся сходство со знаменитым актером?
        — Костя,  — спохватился Валерий.  — Ты главное запомни: ничего не пить ни под каким предлогом. Милиция — это, конечно, хорошо, но береженого бог бережет.
        — Вообще-то, чуть-чуть можно,  — неуверенно сказала я.  — Главное, чтобы алкоголя в крови было не больше одного процента.
        — И как ты его Косте предлагаешь высчитывать?  — ехидно поинтересовался Валерий.
        — Но ведь совсем не пить тоже нельзя.  — Пашка дернул себя за бороду.  — Она же начнет нервничать и станет непредсказуемой.
        — Значит, надо только делать вид, что пьешь,  — посоветовала Лера.
        — Как-нибудь разберусь,  — отмахнулся от нас Костя.
        — Все, графья!  — объявила сигнал отбоя Галина Сергеевна.  — Завтра нас ждут великие дела. А сейчас по домам и по койкам. Нам еще надо передачу провести.
        — А я пойду Зародину позвоню,  — сказал Валера.  — Завтра сбор в семь часов ноль-ноль минут на этом же месте.
        — Не кабинет, а шпионский притон какой-то,  — с облегчением вздохнула я, надевая поданный мне Костей плащ.
        Глава 10
        Еще вечером перед сном я запретила себе думать о MONTE-KLAR'е, о казино, покере и Константине. Потом, уже утром, с неохотой выползая по-под теплого одеяла и завистливо глядя на блаженно посапывающего Володьку, запретила еще раз. По дороге, зябко кутаясь в плащ и еще не совсем поправившись — меня слегка знобило и все еще держалась небольшая температура,  — запретила себе в третий раз.
        На работе я выслушивала обстоятельные объяснения Галины Сергеевны по поводу будущего сегодняшнего эфира, глядя между строк, пробегала глазами принесенные Лерой распечатки, отдавала какие-то распоряжения по обустройству студии, инструктировала нашу машинистку Свету, которая, как всегда, выслушивала меня с предельно серьезным видом и изредка кивала головой. Пашка бестолково слонялся из угла в угол, не зная, чем себя занять, и не решаясь просто плюхнуться в свое любимое кресло. Валерий с утра на работе не объявлялся. Кости тоже нигде не было видно, потом Лера сказала мне, что он куда-то повез Евгения Ивановича. Я забеспокоилась, успеют ли они вернуться, но тут же в очередной раз опять запретила себе об этом думать.
        Мы все, словно члены какого-нибудь тайного общества, встречаясь глазами, быстро отводили взгляд и, не сговариваясь, ни словом не напоминали друг другу о предстоящих вечерних событиях.
        Время тянулось мучительно долго. Я старалась найти себе какое-нибудь занятие, чтобы хоть чуть-чуть отвлечься. Попробовала обсудить с Лерой и Галиной Сергеевной план будущей передачи. Они предложили мне несколько кандидатур. Выяснилось, что кто-то в нашей команде еще печется о работе. Однако я была теперь не в том состоянии, чтобы внимательно прислушиваться к их советам и принимать трезвые решения, поэтому обреченно махнула рукой, попросив у них примерный план по каждой из героинь и твердо пообещав заняться этим в выходные.
        Галина Сергеевна побежала исполнять мое поручение, видимо, ей тоже требовалось чем-то себя занять. Валерия ушла на студию проверять микрофон.
        Наконец пришло время эфира. Аккуратная Светлана Лентаева предусмотрительно приехала на студию за час, успела побывать в цепких лапах нашего гримера и теперь с любопытством разглядывала студию, веселенько украшенную разноцветными огнями, и с удивительным проворством умудрялась уворачиваться от вездесущих операторов, разъезжающих по павильону вместе со своими камерами.
        Перед самым началом я подошла к нашей героине и попыталась ее успокоить. Однако выяснилось, что художница совершенно не нервничает, держится прекрасно, с нетерпением и интересом ожидая начала передачи.
        Прозвучал сигнал пятиминутной готовности. Мы сели в просторные кресла, я натянула свою коронную улыбку и, чувствуя привычный прилив волнения, стала отсчитывать секунды. Как-никак прямой эфир — это не запись. Тут нельзя допускать ошибок, все надо делать набело. Сколько раз я уже, так сказать, выходила на сцену и каждый раз повторялось одно и то же: ладони становились мокрыми, коленки неприятно вибрировали, в желудке образовывалась пугающая пустота, как перед кабинетом стоматолога, в горле пересыхало, из головы напрочь вылетали все слова, однако в нужный момент всплывали откуда-то из глубин памяти.
        Я бросила тревожный взгляд на нашу героиню и почти успокоилась. От Светланы Владимировны исходило приятное чувство уверенности и добродушной заинтересованности. Похоже, на этот раз мне повезло: она и сама прекрасно со всем управится.
        Мои прогнозы оправдались. За всю передачу я произнесла от силы дюжину фраз, часть которых составляли неизменные объявления рекламной паузы. Зато Лентаева говорила много, говорила с увлечением, но без излишней суетливости. О своих детских посещениях художественной школы, о том, что еще в университете безумно влюбилась в сюрреалистов и начала заниматься ими вплотную. Скромно поведала о том, что сама она скорее не художник, а искусствовед, продемонстрировала студии свою новую книгу, объяснила, где и как искала для нее материал. Много и интересно говорила о своих творческих приемах, о том, как со временем менялись ее пристрастия и манера письма. Публику интересовали зарубежные поездки художницы, рассказы про выставки в Европе и в Америке. Впрочем, рассуждения Лентаевой о художественной жизни нашей страны, наиболее популярных течениях и направлениях современного искусства тоже не остались без внимания. Одним словом, передача удалась на славу. Все были довольны: и я, и Галина Сергеевна, и Светлана Владимировна, и любознательные зрители, и даже сердитый Евгений Иванович, который вернулся из своей поездки
и изъявил желание присутствовать на съемках, что случалось с ним крайне редко.
        Сразу после окончания передачи я побежала к Косте, а Леру попросила найти Гурьева и задержать кого-нибудь из гримеров. Мы собрались в моем кабинете, только Валерка где-то задерживался, и гример обещал подойти чуть позже.
        И тут случилось самое неожиданное. На пороге моего кабинета появился Евгений Иванович с тремя букетами роз, коробкой конфет, бутылками шампанского и коньяка.
        Я, Галина Сергеевна, Валерия, Павлик и даже Костя, как всегда промостившийся на подоконнике, удивленно переглянулись.
        — Ну что, Ирочка?  — сказал Евгений Иванович, протягивая мне один из букетов.  — Позволь поздравить тебя с юбилеем и всех остальных тоже.
        Он вручил букеты Галине Сергеевне и Лере, а бутылки поставил на стол.
        — С каким юбилеем, Евгений Иванович?  — я была совершенно потрясена.
        — Как это с каким?  — с притворным негодованием всплеснул руками Кошелев.  — Да как же ты могла забыть? Сегодня состоялась ваша сотая передача. И передача получилась просто прекрасная. Несмотря на то что предыдущую вы бездарно провалили, я согласен об этом забыть, и от имени администрации телестудии, а также всех благодарных зрителей спешу поздравить вас с этой торжественной датой. С предыдущей героиней у вас вышел прокол, но я прекрасно понимаю, что случилось это не по вашей вине. Зато сюжет о художнице наверняка поднимет рейтинг «Женского счастья».
        — Н-да,  — растерянно промычал Пашка.  — Не было бы «…счастья», да несчастье помогло.
        — Так что давайте выпьем за все ваши прошлые и будущие удачи, а также за самую замечательную, самую очаровательную и неутомимую ведущую на тарасовской телестудии.  — Евгений Иванович решительно открыл шампанское.  — Стаканы-то у вас есть?
        Лера торопливо поставила на стол наши чашки, Кошелев быстро наполнил их и пригласил всех к столу.
        — Костя, а ты чего сидишь в сторонке? Присоединяйся к нам. Ты, конечно, официально не числишься в Ирининой команде, но тебе чаше других приходится катать их по всему городу. Так что — это отчасти и твой успех. Ну, будьте здоровы!
        Кажется, Евгений Иванович всерьез собирался устроить нам небольшой праздник. При других обстоятельствах мы бы, конечно, обрадовались. Но не теперь, когда на счету были драгоценные минуты… Валерий, очевидно, еще в коридоре услышавший странный шум, робко заглянул в кабинет, удивленно уставился на нас, покачал головой, покрутил пальцем у виска и счел за благо удалиться до лучших времен. Я нервничала, но рассказать обо всем Кошелеву не решалась. Ссылаться на усталость тоже было глупо, так как нам все равно пришлось бы еще задержаться, а это выглядело бы откровенным издевательством: начальство тактично вытурили, а сами продолжили праздник. Оставалось только ждать.
        Впрочем, вскоре Евгений Иванович деликатно попросил прощения, пожелал счастливого вечера и удалился.
        — Слава богу!  — сказал Павлик, засовывая за щеку очередную конфету.  — Я уже думал, что наша затея потерпела сокрушительное фиаско из-за излишней заботливости и доброты руководства.
        — Я тоже начала нервничать,  — с облегчением вздохнула я,  — но вроде бы все обошлось. Лера, дойди, пожалуйста, до Гурьева. И поторопи гримера, что-то она там задерживается.
        — Ребята!  — Галина Сергеевна подошла к шкафу.  — Я позаботилась о вечерних костюмах для вас. Взяла у нас на складе. Не собираетесь же вы идти в казино в джинсах?
        Появился Валерий, которому Лера по дороге рассказала о том, что у нас произошло.
        — Вот уж не ожидал я такой подлости от нашего любимого начальства,  — буркнул он.  — Ну что, хлопцы, готовы?
        — Нет,  — ответил Пашка.  — Нам еще надо в маскарадные костюмы обрядиться. Можно, мы это у тебя в кабинете сделаем?
        — Да, пожалуйста. Там открыто.
        Мальчики ушли. Гурьева, который что-то ворчал про то, что всяк сиротку обидеть норовит, мы тактично выперли в коридор и стали облачать меня в вечернее платье. Вскоре подошла Лера с гримером.
        Через полчаса мы втроем предстали пред светлые очи наших помощников и судей. Пашка был облачен в темно-серый костюм, белую рубашку и черный галстук с двумя широкими светлыми полосами. Он сразу стал какой-то солидный, совсем взрослый и походил на профессора. Для Кости Галина Сергеевна отыскала светло-бежевый костюм, который удивительно подходил к его светлым волосам. Костюм был чуть маловат, и Костя казался в нем еще больше, выше и шире в плечах. Я была в черном бархатном платье с открытой спиной и в черном парике, имитирующем короткое, аккуратно подстриженное каре. Дополнял картину умопомрачительный макияж.
        — Ирка, неужели это ты?!  — восхищенно воскликнул Валерий.
        — До некоторой степени.
        — Встретил бы на улице, ни за что бы не узнал. Первоклассно!
        Мы договорились ехать по отдельности в разных машинах. Валерка повез нас с Пашей на служебной «Волге», мы решили, что по случаю праздника Кошелев простит нам эту вольность. Галина Сергеевна и Лера поехали с нами. Хотя толку от наших коллег не было никакого, заставить их отправиться домой просто не представлялось возможным. Костя взял такси.
        Мы с Павликом вошли в казино первыми. Гурьев с дамами остался на улице. Огромных трудов мне стоило заставить себя не ринуться к стойке бара и начать разглядывать посетителей. Мы уселись за один из столиков, и только тогда я бросила нетерпеливый взгляд на высокие стулья у бара. Девушку я увидела сразу. Она сидела к нам полубоком и неторопливо потягивала мартини из пузатого бокала. На ней было коротенькое бежевое платьице с глубоким декольте. Волосы забраны на затылке в аккуратный пучок, только одна длинная прядь спадала от правого виска на плечо. Казалось, она немного нервничает: ее пальцы выстукивали по бокалу какой-то ритм.
        Минут через десять в зале показался Костя. Он сразу прошел к стойке, присел на свободный стул, заказал себе чашку кофе и только после первого глотка что-то сказал девушке. Она слегка улыбнулась, кивнула и повернулась к нему. Они о чем-то говорили, Костя, мягко улыбаясь уголками губ, соглашался и изредка вставлял свои реплики. Я пожалела, что мы сели так далеко, поскольку ничего не слышала.
        — Пашка, ты можешь сейчас сделать снимок?
        — Не могу. Я же должен делать вид, что фотографирую вас, а вы сидите к ним лицом. Вот перейдут за игровой стол, тогда посмотрим.
        Мы ждали недолго. Костя решительно кивнул, достал бумажник и пошел за фишками. Они сели за крайний стол, за которым как раз сменился крупье. Все игроки за ним были люди в возрасте, за пятьдесят или около того, и только одному парнишке, рядом с которым сидела миловидная девушка, очевидно, его подружка, было не больше двадцати.
        Казалось, Костя совершенно забыл о своей спутнице, зато не сводил пристального взгляда с остальных игроков. Он явно проигрывал, досадливо кривил губы, с показным равнодушием постукивал пальцами по сукну и много курил, прячась за клубами сизого дыма. Девушка не беспокоилась. Очевидно, в маневрах Кости таилась какая-то хитрость, о которой он заранее ее предупредил. На нас Костя даже не взглянул, хотя наверняка заметил.
        — Чего он там химичит?  — занервничал Павел.  — Вот проиграет все деньги, нас тогда в милиции по головке не погладят.
        — Не суетись. Я в него верю. Лучше снимай.
        — Сдвиньтесь чуть правее.
        Пашка достал фотоаппарат и сделал несколько снимков. Я изо всех сил делала вид, что отчаянно позирую. Через две минуты к нам подошел официант в черных шелковых брюках с тщательно отглаженными стрелками, белой рубашке с коротким рукавом, галстуке-бабочке и черной атласной жилетке.
        — Извините, но у нас нельзя фотографировать,  — вежливо, но с нажимом на слове «нельзя» сказал он.
        — О, простите, пожалуйста, мы не знали. Это мистер Уильям Теккер, он приехал из Америки и не знаком с нашими правилами. Я, признаться, тоже первый раз в казино. Вы нас простите? Всего лишь пара снимков на память о России,  — обворожительно улыбаясь, промурлыкала я.
        Пашка с самой дебильной рожей залопотал что-то по-английски и навел объектив на официанта.
        — Разумеется,  — ответил тот, не зная, куда ему спрятаться.  — Но все-таки скажите вашему гостю, чтобы он прекратил. Боюсь, администрация будет недовольна.
        — Конечно, мы больше не будем. Еще раз простите нас.
        — Вот ведь гады какие!  — в сердцах ругнулся Павлик.  — Интересно знать, чего они боятся? Хорошо хоть фотоаппарат не отобрали. Несколько снимков я успел сделать. А про иностранца вы здорово придумали. Я уже боялся, что сейчас нас просто вытурят.
        Пока мы препирались с исполнительным сотрудником казино, за игровым столом произошли серьезные изменения. Крупье пододвинул к Косте большую стопку фишек, а молоденькая официантка, тоже в атласной черной жилетке и коротенькой юбочке, поставила перед ним кружку пива.
        — Он что, заказал выпивку?  — испугалась я.
        — Я слышал, что в некоторых казино за большой выигрыш ее дают бесплатно в качестве приза,  — задумчиво произнес Павлик.
        — Надеюсь, он не собирается воспользоваться этой халявой?
        Подтверждая мои опасения, Костя тут же сделал большой глоток и мило улыбнулся своей спутнице.
        — Должен же он усыпить ее бдительность,  — словно извиняясь за Костино поведение, ответил Пашка.  — И потом, не могла же она добавить антабус прямо в эту кружку. Если, конечно, у нее нет сообщников в казино, которые могли сделать это вместо нее.
        — Не думаю. Да и глупо травить Костю прямо сейчас. Если ему станет плохо, денежки от нее уплывут. Нет, она будет действовать после игры.
        Тем временем девушка достала сигарету и обратилась к своему соседу слева. Тот щелкнул зажигалкой, и она благодарно кивнула, о чем-то быстро заговорив. Мужчина сперва сердито нахмурился, потом улыбнулся и что-то ответил.
        Юноша за столом явно нервничал и здорово налегал на выпивку. Его подружка пыталась давать какие-то советы, но это не помогало. После каждого проигрыша парень становился все раздражительнее, и до нас то и дело долетали весьма нелицеприятные эпитеты, которыми он награждал свою советницу. В конце концов, остальные игроки начали недовольно на него цыкать. Только Костя и его спутница оставались спокойными и даже довольными. Незадачливый бедолага невольно помогал им, отвлекая своими выходками товарищей по игре. И стопка фишек перед Костей все увеличивалась. То ли он действительно был прекрасным игроком, то ли просто жульничал, но дела явно шли в гору.
        — Павлик, нам, наверное, для вида надо хоть во что-то поиграть,  — сказала я.  — Сюда же не ужинать ходят. Да и официант уже на нас косится.
        — Ну давайте. Только я не умею.
        — Я тоже. Можно рискнуть сыграть в рулетку. И не забывай, что ты иностранный гость.
        Мы подошли к одному из столиков, и я сказала, что мой американский спутник очень хочет поиграть в русскую рулетку, но не знает правил.
        При словах «русская рулетка» крупье улыбнулся. Я тоже сообразила, что выражение это звучит крайне двусмысленно, и поспешила заверить его, что мы далеки от мысли стреляться, а просто хотим узнать, что надо делать, чтобы поиграть. Тот объяснил нам правила, и мы отправились покупать фишки. По дороге я делала вид, что рассказываю Павлику об игре. Он кивал и придурковато улыбался. Не слишком заботясь о выигрыше, мы поставили все на первое попавшееся число. Подходивший к нам официант явно успокоился и потерял к нам всякий интерес, видимо, решив, что Пашка действительно американец, желающий по возвращении на родину похвастаться перед друзьями и знакомыми, что побывал в русском казино. Я тоже почувствовала облегчение. Пристального внимания и бестолковой суеты вокруг наших персон мне совершенно не хотелось. Не хватало только, чтобы в угоду чудаковатому американцу они приволокли сюда табор цыган вместе с пьяным медведем в лаптях, ушанке и с балалайкой. Но они и не собирались. Очевидно, к иностранцам тут уже привыкли.
        Как это ни удивительно, но мы выиграли. Видимо, новичкам и дуракам в самом деле везет. Я изобразила бурную радость. Пашка делал вид, что ничего не понимает и только по моей реакции догадывается, что дела идут хорошо. Дальше он играл практически один, а я время от времени бросала тревожные взгляды на Костин столик. Игроков за ним становилось все меньше. Первыми исчезли нервный юноша со своей терпеливой подругой. То ли у него кончились деньги, то ли его вежливо попросили удалиться. Когда они ушли, я не видела. Кажется, ушел еще один мужчина. Потом еще. Новые игроки не подсаживались. Кружка перед Костей была наполовину пуста. Зато горка фишек увеличилась, по-моему, вдвое.
        Я начала уставать. Во-первых, нестерпимо ныли ноги, облаченные в новые туфли на высокой тонкой шпильке. Пожалуй, это самая страшная пытка, которую только могли придумать для себя женщины. Хотя, если разобраться по справедливости, во всем виноват Леонардо да Винчи со своим «золотым сечением». Видите ли, показалось ему, что у слабой половины человечества ноги от природы короче. Вот и приходится компенсировать. А новые, неразношенные туфли — это каторга похуже испанского сапога. Во-вторых, меня изрядно доконало состояние перманентной нервозности: эдакая скрученная пружина. Слегка задень, и развернется так, что мало не покажется. К душевному спокойствию отнюдь не располагает.
        Зато Костина невозмутимость могла сравниться разве что с его везением. Дама, казалось, совершенно расслабилась и ни о чем не беспокоилась. Интересно знать, как она себя поведет, когда закончится игра? До сих пор ничего в ее поступках не говорило за то, что она обстоятельно готовится к совершению преступления.
        А может быть, это вовсе и не та дама? Может быть, эта милая девушка просто выбрала для себя такой нестандартный способ знакомства? Тогда почему все, с кем она знакомится, оказываются кандидатами в покойники? Стечение обстоятельств? Чушь собачья!
        — Знаете, Ирина Анатольевна, кажется, я все проиграл,  — печально сказал подошедший Пашка.
        — Совсем все?  — равнодушно поинтересовалась я, не очень-то понимая, что тот имеет в виду, так как мысли мои были заняты другим.
        — Ни боже мой!  — с возмущением откликнулся Павлик.  — Только то, что нам удалось выиграть. А свои денежки остались при нас. Даже еще немного на мороженое сэкономилось. Или на такси, если Гурьев нас развозить откажется. А как там дела у нашего героя?
        — Не знаю, но, по-моему, он выиграл приличную сумму.
        — И по-моему, они собираются уходить,  — кивнул Павел.
        Я повернулась и увидела, что Костя пожимает руки своим бывшим компаньонам по игре. Девушка что-то ему сказала, показывая на кружку с пивом. Он скривил физиономию и покачал головой. Умничка! Потом сгреб фишки и куда-то с ними пошел. Девушка последовала за ним. Они обменяли фишки и направились к выходу.
        Мы немного подождали и тоже вышли. В последний момент я увидела, как Костя захлопнул дверцу водительского сиденья какой-то машины, обошел ее и сел сам. Машина тронулась.
        — Ну, чего вы там копаетесь?  — раздался взволнованный голос Валерки.  — Садитесь быстрее, едем за ними!
        Мы быстро залезли в машину.
        — Настоящая погоня!  — восторженно крикнул Пашка.
        — Да уж,  — буркнул Валерка.  — Романтики полные штаны. Видите вон ту машину? Это Зародин. Главное, чтобы они нас не заметили и ни о чем не догадались, так что поехали чуть в отдалении. Чем там, кстати, все кончилось?
        — Аргентина — Ямайка 5:0, — ответил Павлик.  — Похоже, Костик всех неплохо нахлобучил.
        — Значит, есть повод для беспокойства. Интересно, она его к себе повезла?
        Мы уже отъехали на порядочное расстояние, когда в одном из переулков машина неожиданно остановилась. Зародин проехал мимо нее и уже в самом конце улицы свернул в какую-то подворотню. Мы остановились на углу при самом въезде, где нас не было видно. Таким образом машина с дамочкой и Костей оказалась как раз между нами и милицией. Валерий выключил фары.
        — Чего они там делают?  — с тревогой в голосе спросил Гурьев.
        — Может, деньги делят?  — предположила Лера.
        — Посереди улицы?
        — А, может быть, она нас все-таки заметила?  — неуверенно спросил Павлик.
        — Черт!  — выругался Валера.  — Ничего не видно! Темно, как у негра под мышкой! Куда только администрация смотрит — ни одного работающего фонаря!
        — Может быть, включить фары?  — предложила я.
        — А толку-то?! Нам их лучше видно не станет, зато нас они точно заметят. Нет уж, будем соблюдать конспирацию.
        — Смотрите, опять поехали!  — сказала Галина Сергеевна.
        Машина действительно резко тронулась с места и, набирая скорость, стремительно понеслась к выезду из переулка.
        — Куда это она так стремглав?  — недоумевал Валера.  — Сейчас подождем немного и за ними.
        — Ребята, смотрите!  — Лера, сидевшая рядом со мной, неожиданно крепко вцепилась мне в руку.
        Мы стали пристально вглядываться в темноту, и я тоже заметила, что на том месте, где только что стояла машина, кто-то неуверенно пытался подняться с земли.
        — Ах, мать твою!  — Валера нажал на газ.  — Проморгали все-таки!
        Мы выскочили из машины и кинулись к Косте — а это был он!  — который уже встал и, пошатываясь, шел к нам. С противоположной стороны приближался какой-то милиционер. Очевидно, выезжая из подворотни за преследуемой, они заметили сутолоку и послали одного нам на помощь.
        — Я дурак!  — только и сказал Костя, мешком оседая на мостовую.
        Вот тут я по-настоящему испугалась. Даже в темноте было видно, как побледнело его лицо. Я присела рядом с ним и стала задавать какие-то дурацкие вопросы. Он не отвечал и только крутил головой из стороны в сторону, словно пытался избавиться от каких-то навязчивых галлюцинаций, и жадно глотал воздух широко открытым ртом. Вокруг суетились и галдели все остальные. Кто-то кричал про «Скорую помощь», на что Валерий, не стесняясь в выражениях, ответил, что эти уроды приедут не раньше чем через час и Костик к тому времени благополучно загнется. Пашка вспомнил про частную службу экстренной помощи, но нервничал так сильно, что никак не мог вспомнить ее телефон. Милиционер пытался связаться с кем-то по рации. А я вдруг остро почувствовала собственную беспомощность: рядом с тобой умирает человек, время идет на секунды, а ты совершенно не знаешь, что делать и как ему помочь!
        — Откуда здесь можно позвонить?  — сохраняя удивительное спокойствие, осведомилась Галина Сергеевна.
        — У меня есть сотовый,  — протянул ей Валерий телефон.
        Галина Сергеевна кивнула и стала быстро нажимать на кнопки. Говорила она очень недолго, вернула трубку и сказала:
        — Быстро все с машину! Валера, едем в Железнодорожную, к городскому парку. Это недалеко. У Вениамина Тарасовича сегодня дежурство. Он нас примет.
        Павел с Валерой и присоединившимся к нам милиционером аккуратно, но быстро занесли Костю в «Волгу». Мы с Галиной Сергеевной сели по бокам от него. Лера забралась на переднее сиденье.
        — Я уже не умещусь с вами,  — заглянул Пашка в машину.  — Подъеду попозже. Где мне вас там искать?
        — Понятия не имею,  — ответила Галина Сергеевна.
        — Ничего. В крайнем случае, подожду на улице.
        Павел захлопнул дверь, и мы помчались. Ехали молча. Лера еле сдерживала всхлипывания. Валера напряженно сопел, не отрываясь от дороги. Галина Сергеевна сидела поджав губы, словно хотела сказать: допрыгались, горе-сыщики!
        Косте становилось все хуже, но он все еще был в сознании и пытался не то что-то спросить, не то что-то объяснить.
        — Костя, милый, молчи, пожалуйста!  — взмолилась я.  — И держись! Пожалуйста, держись! Мы сейчас приедем.
        — Душно,  — тихо ответил он, и его левая рука потянулась к вороту рубашки.
        Я быстро развязала галстук и расстегнула две верхние пуговицы. Галина Сергеевна опустила стекло, и в машину тут же ворвался жесткий ветер, от которого волосы начали ощутимо хлестать по щекам — скорость была приличная. Костя благодарно улыбнулся, но улыбка получилась вымученная, беспомощная. Он тихо вздохнул и закрыл глаза.
        — Костя, милый, потерпи еще чуть-чуть! Совсем немного осталось.
        — Валера, нам к главному корпусу,  — сказала Галина Сергеевна.
        — Это там, где вход у пруда?  — переспросил Гурьев.
        — Да-да!
        — Черт! Через парк не проехать. Придется в объезд.
        — Валерочка, только, пожалуйста, быстрее!  — заволновалась я.
        — Да я и так из этого драндулета все, что можно, выжимаю. Хорошо еще, что ни один мент по дороге не попался.
        Как только мы въехали в больничный двор, пошел дождь. На крыльце корпуса нас уже поджидал Вениамин Тарасович и два молоденьких парнишки в белых халатах с носилками. Они быстро погрузили на них Костю. Вениамин Тарасович подошел к нему и пощупал пульс.
        — Как давно это произошло?
        — Минут пятнадцать-двадцать назад,  — ответила я.
        — Много он выпил?
        — Полкружки пива.
        — Странно,  — Вениамин Тарасович в удивлении приподнял левую бровь.
        — Да нет же, Ирина Анатольевна,  — не переставая всхлипывать, объяснила Лера.  — Он еще шампанское пил… Ну то, что Евгений Иванович принес… Помните?
        — Ясно,  — коротко ответил Вениамин Тарасович и махнул рукой санитарам.
        Те ловко подхватили носилки и скрылись с ними за дверью. Вениамин Тарасович озабоченно пошел следом. Мы — за ним.
        — Вы абсолютно точно уверены, что это антабус?  — сухо спросил Вениамин Тарасович.
        — На девяносто девять процентов,  — ответила я.
        Он кивнул и, уже не обращая на нас внимания, начал отдавать распоряжения подбежавшим медсестрам:
        — Сорок миллилитров сорокапроцентной глюкозы и десять миллилитров пятипроцентной аскорбиновой кислоты внутривенно. Капельницу с двумястами миллилитрами раствора гидрокарбоната натрия четырехпроцентного. Тоже внутривенно. Потом два миллилитра пятипроцентного раствора витамина В один. А вы куда?  — словно только что заметив нас, спросил Вениамин Тарасович.  — Вам туда нельзя. Ждите в коридоре. Это, правда, не положено, ну да уж ладно. Только не шумите — время позднее.
        — Вениамин Тарасович, он…  — попыталась спросить я, но врач лишь махнул рукой.
        — Все потом. Потом. Ждите.
        И скрылся за дверью, куда только что унесли Костю.
        Мы растерянно переглянулись. Легко сказать, ждите. Сделать это гораздо труднее. Галина Сергеевна с Лерой уселись на стулья, стоящие вдоль больничной стены. Помощник режиссера уткнулась режиссеру в плечо и, наконец, негромко расплакалась. Галина Сергеевна гладила ее по волосам, что-то тихо приговаривая. Валерий прислонился спиной к противоположной стене, уперся в нее пяткой и, склонив голову к левому плечу, следил за тем, как я бегаю туда-сюда по больничному коридору.
        Полы в коридоре были застелены линолеумом в крупные, чередующиеся квадраты темно-коричневого и светло-бежевого цвета. Чтобы наступать в каждый квадрат, приходилось делать очень маленькие шаги. А чтобы наступать через один — слишком крупные. «Совсем как рельсы, то есть как шпалы. По ним тоже ходить неудобно»,  — глупо и совершенно не к месту подумала я, упорно пытаясь наступать только на светлые квадраты и с каким-то детским предубеждением старясь не попадать на разделительные полосы.
        — Ирка, перестань мельтешить! У меня сейчас голова закружится,  — не выдержал Гурьев.
        — Как ты думаешь, с ним все будет в порядке?  — застыв прямо перед ним, спросила я.
        — Ну откуда я знаю?  — раздраженно бросил он, но, видимо, на лице моем было такое отчаянное выражение, что Валерка невольно проникся жалостью.  — Он парень крепкий. С ним небось и не такие беды еще приключались. Выкрутится. А вот у супруга твоего есть прекрасные шансы заработать настоящий инфаркт. Ты его хотя бы предупредила?
        — Да,  — рассеянно ответила я.  — Но он все равно нервничает. Время-то уже много…
        — Держи трубу.  — Валерий протянул мне сотовый.  — Успокой бедолагу.
        Я благодарно кивнула, отошла к окну и набрала домашний номер.
        — Слушаю вас!  — раздался в трубке голос мужа.
        — Володя, это я…
        — Очень приятно,  — сердито, но с явным облегчением ответил супруг.  — Ты откуда?
        — Из больницы…
        — Откуда?!  — в его голосе слышались тревожные нотки.
        — Да нет. Со мной все в порядке. Но с одним из моих сотрудников случилось несчастье. Мы тут всей командой. И еще Валерка Гурьев.
        — Я твоего Гурьева когда-нибудь убью! Сроду где он, там неприятности. А что случилось?
        — Помнишь, мы тебя про антабус спрашивали? Ну вот… Это долгая история, я тебе потом все рассажу.
        — Так. Понятно.
        — Володя, скажи, у него есть шансы?
        — А сколько он выпил? И как быстро его доставили в больницу?
        — Выпил немного: полкружки пива и пару бокалов шампанского. Привезли мы его минут через пятнадцать.
        — А сердце… Сердце нормальное?
        — Думаю, да.
        — Тогда все должно обойтись. Теперь все зависит только от врачей. И от работы сердца, разумеется. Я так понимаю, пока все это не кончится, ты домой не вернешься?
        — Володя, ты только не сердись, пожалуйста. Может быть, я тут на всю ночь останусь. Возле него, наверное, кто-то должен будет дежурить.
        — Да уж ладно. Если все-таки вздумаешь уйти, там есть кому тебя проводить? Или позвони, когда соберешься — я подъеду.
        — Спасибо, не надо. Тут Гурьев, и с минуты на минуту должен приехать Павел.
        — Ну смотри. Если останешься, позвони утром.
        — Хорошо.
        — Ира!..
        — Что?
        — С тобой точно все в порядке?
        — Ну, конечно, что мне сделается. Не беспокойся. Спать ложись.
        — С тобой выспишься. Ладно, счастливо. Если случится что-то непредвиденное, обязательно позвони.
        — Позвоню. Ну, пока.
        Я вернула телефон Валерке, и в следующую секунду мы оба с ним вздрогнули от невыносимо громкого гула: по коридору летел Пашка.
        — Ты чего топаешь, как слон с наскипидаренной задницей?  — возмутился Валера.  — Больница все-таки. И время ночь. Люди спят.
        — Что с ним?  — с трудом переводя дыхание, спросил Паша.
        — Сами не знаем. Его минут десять, как увезли в операционную.
        — Зачем в операционную-то? Его что, резать будут?
        — Ну не в операционную, не знаю, как это у них тут называется… Я же в этой абракадабре медицинской не разбираюсь. И чего с ним делать собираются, понятия не имею. Ну уж во всяком случае не промывание желудка. Он же не грибами отравился.
        Пашка как-то странно вздохнул и присел на корточки, привалившись к стене. Мне показалось, что он чувствует себя виноватым из-за того, что произошло. Ведь по первоначальному плану на Костином месте должен был быть он. Глупо, конечно. Наверное, мы все виноваты. Или никто не виноват. Интересно все-таки знать, когда эта дрянь успела подсунуть Костику антабус? Неужели он, как наивный дурак, выпил что-то уже в машине? Или она умудрилась добавить эту гадость в пиво? Ладно, вот очухается, тогда и спрошу.
        Валерий снова достал телефон и набрал какой-то номер. Видимо, ожидать просто так ему было невыносимо, а с нами разговаривать сейчас тоже было не о чем. Говорил он недолго. Потом убрал телефон, лихо крякнул и, криво улыбнувшись, сказал:
        — Поймали нашу обезьянку-игрунку. Через пару кварталов Зародин ее догнал. Мелочь, а приятно. По крайней мере, все это было не зря.
        Не могу сказать, что разделяла Валеркин оптимизм. Какая разница, поймали ее или нет, если, боже упаси, с Костиком все-таки что-нибудь случится. Так… о плохом не думать! Все будет хорошо! И дернул же меня черт согласиться на эту нелепую авантюру! Надо было просто рассказать все милиции и спокойненько уйти в тень.
        Дверь неожиданно открылась, и в коридоре показался уставший и озабоченный Вениамин Тарасович. Мы как по команде сгрудились вокруг него: словно дети в яслях вокруг воспитателя.
        — Полагаю, причин для особого беспокойства нет,  — щадя наши нервы, быстро сказал Вениамин Тарасович.  — Он по-прежнему в сознании, держится просто великолепно. Сейчас он под капельницей, чуть позже мы перевезем его в отдельную палату. Было бы неплохо, если бы кто-нибудь из вас мог с ним остаться хотя бы на сегодняшнюю ночь.
        — Я останусь,  — быстро ответила я и, глядя на Валеру, добавила: — Мужа я уже предупредила.
        — Вот и замечательно. Немного погодя мы дадим ему хорошее сердечно-сосудистое средство. Надеюсь, никаких проблем не возникнет.
        — Венечка, ты просто светило!  — радостно воскликнула Галина Сергеевна.  — Что бы мы без тебя делали?
        — Да уж ладно. Такая у нас работа, у людей в белых халатах. Одного я не пойму: создается такое впечатление, что кто-то пытался его убить. Алкоголя в крови не так уж и много, и антабуса не больше двух граммов…
        — В общем-то, так оно и было,  — ответила я.  — Но чтобы рассказать все подробно, понадобится много времени.
        — Ничего,  — Галина Сергеевна по-приятельски похлопала Вениамина Тарасовича по плечу.  — Я на днях забегу к вам в гости и все расскажу. Может быть, даже завтра.
        — Было бы очень здорово. Мы ведь еще не отметили ваш общий со Светланой успех. Кстати, Ирина Анатольевна, передача получилась просто замечательная. Мне очень понравилось. Я ее на кассету записал.
        — Спасибо большое, мне очень приятно. И вдвойне спасибо за нашего Костика.
        — Не за что. Скажите спасибо, что у него сердце крепкое. Значит, Ирина Анатольевна, если вам что-то понадобится, дежурный персонал вон в той комнате. А я буду на втором этаже в 215-м кабинете.
        — Тебе телефон оставить?  — спросил Валера.
        — Не надо, если что, я ведь смогу отсюда позвонить по больничному телефону.
        — Ну хорошо. Я приеду завтра с утра.
        — Валера!
        — Да?
        — Сделай божескую милость, позвони Элле со Стасом, скажи, что убийцу нашли. Полагаю, они имеют право об этом знать.
        — Ночь ведь уже.  — Гурьев посмотрел на часы.  — Может, завтра?
        — Мне кажется, ради этой новости они закроют глаза на твое вопиющее игнорирование этикета. Позвони!
        — Да, мой генерал!  — улыбнулся Валерка.
        Ребята ушли, а я дождалась, пока Костю перевезут в палату, и уселась рядом с ним на стул. Кажется, сознание он все-таки потерял.
        Глава 11
        Я проснулась от тихого шепота.
        — Ириша, как дела?  — в дверь палаты просунулись встревоженные физиономии Валерии и Валерия.
        — Вроде нормально,  — так же шепотом ответила я, стряхивая с себя настырную дремоту.
        — Как он?
        — Спит.
        — Спит или без сознания?  — уточнил Валера.
        — Спит. Ночью ему что-то вкололи. Какое-то успокоительное. Врачи говорят, опасность миновала. Сердце у него крепкое, организм здоровый, да и мы быстро управились. Так что выкарабкается.
        — Здорово! Слушай, ты выползи в коридор, а то перешептываться неудобно.
        Я послушно встала, чувствуя, что моим затекшим ногам эта процедура пришлась совсем некстати.
        — В общем, так,  — торопливо заговорил Гурьев.  — Допрос на сегодня перенесли — вчера уже поздно было. Я договорился с Зародиным, что мы с тобой сможем на нем присутствовать в качестве свидетелей. Поедем?
        — А как же Костя?  — Я растерянно оглянулась на открытую дверь палаты.
        — Ничего. Тезка моя подежурит.
        Лера с готовностью закивала.
        — Тогда, конечно, поехали. Только я смою с себя эту дурацкую боевую раскраску — уж очень хочется вернуть себе истинное лицо. У тебя есть какой-нибудь пакет? Брось туда парик. Как-никак казенное имущество.
        По дороге я первым делом позвонила Володе и объяснила ему, что, прежде чем вернуться домой, мне еще надо заехать в милицию для дачи показаний. Володя для порядка поворчал, но после моего обещания приготовить в выходные какое-нибудь его любимое блюдо на выбор угомонился. Валера тоскливо повздыхал, намекая на то, что был бы не прочь присоединиться к нашему семейному обеду, но после моего заверения в том, что его появление в нашей квартире может спровоцировать Володю на античеловеческий и, в частности, антигурьевский поступок, напрашиваться в гости внезапно передумал. А потом рассказал мне, что уже совершенно точно установлено — все пять убийств были совершены нашей красавицей. Отпечатки ее пальцев совпали с отпечатками на вещах покойных. Осталось только выяснить, для чего она это делала.
        В милицию нас пропустили без лишних проволочек, и Валерий долго водил меня по длинным коридорам, пока мы не остановились перед обитой темно-коричневым дерматином дверью.
        — Войдите,  — последовало в ответ на наш стук.
        Мы не преминули воспользоваться этой любезностью, и я как вкопанная замерла на пороге.
        — Димка! А ты что тут делаешь?
        — Иришка!  — обалдело заорал здоровенный детина в штатском.  — Каким ветром? Вот ведь сюрприз!
        После продолжительных и бурных приветствий под недоумевающим гурьевским взглядом мы выяснили, что Дмитрий, который был моим одноклассником, и есть тот самый знаменитый Зародин. Я долго удивлялась, что не вспомнила его фамилию, вернее, никак не могла предположить, что мой приятель детских лет теперь работает в органах. Мы наперебой рассказывали друг другу, кого из старых знакомых видели за последнее время, кто кем стал, кто на ком женился и каким количеством детей успел обзавестись, вспоминали прошлые шалости, пока Валера деликатно не напомнил нам, что здесь вообще-то не встреча выпускников, а серьезное учреждение, и неплохо бы уже оставить телячьи нежности и заняться делом.
        — Значит, ты и есть та самая знаменитая личность, которой мы обязаны поимкой этой леди Макбет местного уезда?  — спросил Дима.
        — Вы обязаны не мне, а нашему водителю Косте.
        — Да. Славный парень. Как он?
        — Все нормально. Поправляется. А тебе очень стыдно не знать, что я работаю на телевидении и веду не самую задрипанную передачу.
        — Да я ящик вообще не смотрю,  — извиняющимся тоном ответил Дима.  — Некогда. Зато супругу мою от твоего «Женского счастья» за уши не оттащишь. Ладно, Ириша, мы еще как-нибудь встретимся в неофициальной обстановке, поболтаем по-дружески, а сейчас давайте работать.
        Он отдал какие-то распоряжения, и через несколько минут в кабинет ввели «обезьянку-игрунку», как в сердцах обозвал нашу подопечную Валерий.
        Пока Зародин проводил формальную часть допроса с выяснением фамилии-имени-отчества, возраста, места жительства, рода занятий и прочих анкетных данных, я с любопытством разглядывала девицу.
        Красавицей ее не назовешь, но какой-то шарм присутствовал. Даже сейчас, без косметики, с распущенными волосами, она выглядела очень привлекательно. Держалась с достоинством, но не вызывающе. Она совершенно не выглядела испуганной, но и уверенности в своей безнаказанности тоже не было. Только где-то в глубине глаз таилась странная грусть. Даже скорее не грусть, тоска. Словно ей страшно не хотелось расставаться с кем-то. Или с чем-то.
        Господи! Зачем этой молоденькой девчонке, а было ей всего девятнадцать лет, понадобилось убивать мужиков?! На сумасшедшую она совсем не похожа. Острых ощущений не хватало? В детстве недоиграла? Или мстит за что-то?
        — Анастасия Николаевна, вам предъявляется обвинение в покушении на убийство Шилова Константина Александровича, а также в убийстве Бочарова Александра Ивановича, Родионова Вадима Андреевича, Геллера Олега Павловича, Бессметнова Сергея Игоревича и Ильина Святослава Романовича. Не хилый, однако, списочек. Вы признаете свою вину?
        Анастасия молчала, уставившись на носок своей туфельки.
        — Анастасия Николаевна, хочу напомнить вам, что чистосердечное признание…
        Господи! Как же глупо звучали сейчас эти штампованные фразы!
        — Анастасия Николаевна, у нас есть неопровержимые доказательства вашей причастности к этим убийствам. Отпираться совершенно бессмысленно.
        Девушка наконец подняла глаза, и в них сверкнул печальный огонек настырного упрямства.
        — Я могу вам рассказать, но не все.
        — Вы признаете свою вину?
        — Да.
        — Почему вы это делали?
        — Я не могу сказать. От этого зависит жизнь другого человека.
        — Анастасия Николаевна, после того, как вы убили пятерых и только благодаря присутствующим здесь людям не смогли убить шестого, вы еще делаете вид, что заботитесь о чьей-то жизни?!
        Обвиняемая пропустила мимо ушей гневную тираду Зародина и в упор посмотрела на меня.
        — Значит, Константин выжил?  — мне показалось, что в ее голосе прозвучало облегчение.  — Я очень этому рада.
        — Что вы имеете в виду?  — опешил Димка.
        — Раз меня все равно поймали, его смерть была бы попросту бессмысленной. Поверьте, я совершенно не хотела их убивать.
        — Но вы это сделали.
        — Так было надо.
        — Почему?
        — Этого я не могу сказать. Разве вам недостаточно того, что я признаюсь в содеянном?
        — Помимо признания, нужны еще и мотивы. Каждый раз вы уходили из казино вместе с человеком, выигравшим приличную сумму. При обнаружении трупов ничего, кроме документов, у них не находили. Вы делали это ради денег?
        — В какой-то степени да,  — задумчиво произнесла Анастасия.
        — Что значит, в какой-то степени? А если без степеней, а по правде?
        — Да. Ради денег,  — торопливо ответила Настя, словно исправляя допущенную ошибку.
        — Анастасия Николаевна, так мы с вами ни о чем не договоримся. Хорошо, конечно, что вы признали свою вину, но нам нужны истинные причины, из-за которых совершены преступления.
        — Послушайте, я очень вас прошу, поймите вы меня, не могу я этого сказать!  — в ее голосе звучала отчаянная мольба.
        — Может быть, кто-то заставлял вас это делать?
        Молчание в ответ.
        — Вас шантажировали?
        Молчание.
        — Угрожали?
        Молчание.
        — Хорошо. Вы сказали, что от этого зависит жизнь человека…
        Настя вздрогнула.
        — Может быть, если вы нам все расскажете, мы сумеем помочь этому человеку?
        Настя грустно покачала головой.
        — Подумайте как следует. Возможно, это ваш единственный шанс.
        — А мы можем поговорить так, чтобы без протокола?  — со странной надеждой в голосе спросила обвиняемая.
        — В принципе да,  — растерянно ответил Зародин.  — Но мне все-таки хотелось бы все зафиксировать. Пусть даже неофициально.
        — Хорошо. Только подписывать я ничего не буду. И от слов своих в случае чего откажусь. И имен называть тоже не буду.
        — Ну давайте для начала попробуем так,  — Зародин положил перед собой другой листок бумаги.  — Слушаю вас, Анастасия Николаевна.
        — Сейчас.  — Настя переплела пальцы, быстро пробежалась ими по тыльной стороне ладоней.  — Мы с Андреем познакомились еще в школе. Он на два года старше меня. Мы очень быстро с ним сошлись — у нас было много общего. Его родители за год до нашего знакомства погибли на заводе при каких-то странных обстоятельствах. А мои чуть ли не с самого моего рождения уехали в Америку, и я осталась с теткой. Уже в университете мы решили пожениться. Только Андрей говорил, что жить мы должны непременно одни и без чьей-либо помощи. Ну а на студенческую стипендию не особенно проживешь. Бросать обучение и искать работу не хотелось. Мы долго не знали, как быть, а однажды Андрей пришел и принес целую кучу денег. Сказал, что выиграл их в казино. Одним словом, пока я думала, как выйти из положения, он научился играть в покер, и играть просто виртуозно. Наверное, у него к этому какой-то особый талант. Мы сняли квартиру и стали жить вместе не расписываясь. Зачем, если и так все время рядом. Короче, Андрюша стал ходить в казино, как на работу, но серьезно к этому не относился. Он вообще ни к чему не относится серьезно,
считает, что жизнь — это игра и прожить ее по-настоящему красиво и правильно сможет только тот, кто поймет это и сумеет отыграть свою роль на полную катушку. Я не могу сказать, чтобы он был азартным игроком. Для него ведь главное — не сама игра, а возможность обеспечить нам нормальное существование. Если он видел, что дела не клеятся, сразу останавливался, поэтому случаев, чтобы он проигрывал, было очень мало. А если и проигрывал, то ерунду какую-нибудь. И никогда не расстраивался, в шутку говорил, что это законные проценты Фортуны за ее благосклонность. Он старался не ходить в одно и то же казино или посещал их через большие промежутки времени, чтобы его успевали забыть, так что никаких проблем не возникало. А потом…
        Настя тяжело вздохнула, оперлась локтем о стол, положила голову на тыльную сторону ладони. Затем резко вскинулась, словно от испуга, быстро прошлась рукой по лицу, как будто хотела смахнуть невидимые слезы, и продолжала:
        — Потом он предложил мне как-то пойти вместе с ним. Я не видела в этом смысла, потому что играть не умела, да и сомневалась, что мне будет так же везти, как ему. Но Андрей сказал, что выигрывать мне не обязательно, что у него есть какой-то план, с помощью которого мы сможем заработать гораздо больше денег. Он объяснил мне правила, не особенно вдаваясь в подробности. Конечно же, я проиграла, но Андрей был доволен, сказал, что все идет как надо и все должно получиться. После нашего третьего визита он изложил мне свою идею. Мы должны были сидеть с ним за одним столом и делать вид, что не знакомы. Даже заходить в казино нужно по отдельности и в разное время. Андрей сказал, что пока он будет играть, мне необходимо отвлекать остальных игроков и крупье. Это оказалось несложно. Мне даже понравилось,  — Настя грустно улыбнулась.
        — Он шулер?  — спросил Зародин.
        — Не знаю. Я мало что в этом понимаю. Но проигрывать Андрюша перестал. Совершенно. А мне объяснил, что для того, чтобы не терять слишком много денег, я должна просто все время пасовать, лишь иногда доходя до конца игры, чтобы не вызывать подозрений. Идти на риск он разрешал, только когда у меня собиралась комбинация не слабее фул хауза. Дела наши шли просто замечательно, мы даже купили себе двухкомнатную квартиру, практически в центре.
        — А как именно вы отвлекали других игроков?
        — Ну, по-разному. Иногда делала вид, что я дочь состоятельного папаши, которая не знает, куда девать деньги, и жаждет азартных приключений. Притворялась, что ничегошеньки не смыслю в покере, хотя мне и притворяться-то особенно не надо было, и просила помочь, подсказать, посоветовать. Даже если я приставала только к одному игроку, остальные все равно обращали на нас внимание. Иногда я откровенно с кем-нибудь заигрывала. Иногда, если ничего другого не получалось, делала вид, что мне плохо. Да разве мало существует способов привлечь к себе внимание?.. Андрей же чаще всего выбирал столик с мужчинами в возрасте, солидными, с такими, кто ценит общество молодых женщин и уже не так беспечен, чтобы всерьез приставать. Правда, была пара случаев, когда мужчины вызывались меня проводить или предлагали поехать к ним, но нам всегда удавалось как-то выкручиваться.
        — Довольно опасный бизнес.
        — Нам так не казалось, обычно везло, да и Андрюша всегда был очень осторожен. Если для игры не находилось в казино подходящей компании, мы просто уходили. Все это было интересно и весело. Я придумывала каждый раз новые способы, Андрей говорил, что у меня прекрасный актерский талант и мне блестяще удаются спонтанные импровизации. Говорил, что я его талисман и зарок удачи. Нам везло…
        — До поры до времени…
        — Да, до поры до времени.  — Настя прикусила губу.  — В один из таких вечеров нам повезло просто сказочно. Мы засиделись допоздна. За столом осталось всего три игрока: Андрей, я и еще один… Он был просто ненормально азартен. Проигрывал бешеные деньги и никак не мог остановиться. Про таких Андрей говорит, что это его лучшие клиенты. В общем, проиграл он просто немерено. Был злой как бобик. Когда деньги у него закончились, он прошипел что-то вроде «спасибо за хорошую игру» и ушел. Мы потом очень долго не ходили в казино. Просто не возникало такой потребности. И как-то раз Андрей сказал, что сходит на разведку, а заодно и разомнется, чтобы не потерять форму. Меня он с собой не взял, так как, по его словам, это было надо не для заработка, а для тренировки. Так сказать, для поддержания квалификации.
        Настя замолчала.
        — И что было дальше?
        — Сейчас.  — Настя сжала правую руку в кулак и постучала костяшками пальцев себя по зубам.  — Сейчас-сейчас.
        Она прикрыла рот ладошкой, казалось, что она изо всех сил пытается сдержать слезы. Дальше Настя заговорила короткими рублеными фразами, замолкая на несколько секунд после каждой.
        — Андрей домой не вернулся. Зато мне позвонили: это был тот самый мужик. Требовал вернуть деньги. Сказал, что не собирается спускать с рук гнилому шулеру и его шлюшке их паскудные дела. Мол, не позволит обвести себя вокруг пальца. Короче, Андрей у него. Я должна достать деньги. Если не верну их через неделю, Андрея убьют. Кое-что у нас еще оставалось, но этого было недостаточно. Я все продала. Кроме квартиры. В общем, деньги я вернула.
        — Вы отдали их ему лично?
        — Нет. Я оставила их в условленном месте. Риск был, но выбора не оставалось. Правда, я спряталась и подождала. За деньгами приехали какие-то парни на иномарке. Я немного успокоилась и вернулась домой. Но Андрей не пришел и после этого. Вечером мне позвонили и сказали «спасибо». Я распсиховалась. Мужик сказал, это я возместила ему материальный ущерб, а теперь обязана возместить моральный: требовал еще. Но, кроме квартиры, у меня ничего не оставалось. Однако даже если бы я ее продала, денег бы все равно не хватило.
        — Квартиры в центре стоят недешево.
        — Да, но я должна была сделать это быстро. А, значит, практически задарма.
        — А почему к нам не пришли?
        Настя только усмехнулась.
        — Ну вы же не маленький и не вчера родились. Они все время следили за мной. Что бы тогда стало с Андреем?
        — Как же вы поступили?
        — Я решила выиграть деньги. Только вся проблема состояла в том, что играть я не умею. И тогда решила найти какого-нибудь игрока, чтобы прокрутить вместе с ним Андрюшин номер, а деньги честно поделить. И у меня получилось. Мы уже не делали вид, что абсолютно не знакомы, но и влюбленную парочку тоже не разыгрывали. Создавалось впечатление, что мы впервые встретились в казино, а так чаще всего и бывало, и компаньон просто решил за мной немного поухаживать. Я не играла с одним и тем же, а каждый раз находила другого.
        — А тех убивали?
        — Сначала нет.
        — Ну ладно. А дальше?
        — Я собрала требуемую сумму. Отдала…
        — А он запросил еще?
        — Запросил. Я просто не знала, что делать. Понимала, что могу так работать на него всю жизнь, а Андрея он так и не отпустит. Я попыталась навести справки и узнать, кто этот человек.
        — Получилось?
        — Получилось. Он оказался довольно высокопоставленной особой. Тогда я решила сама пригрозить ему. Сказала, что все о нем знаю и в случае чего расскажу, где он коротает время.
        — И он пообещал убить Андрея?
        — Нет. Он прислал мне его палец…
        Я заметила, что Валерий как-то странно дернулся. Наверное, представил, как должна чувствовать себя женщина, которой присылают палец любимого.
        — Я страшно испугалась. Пообещала все сделать. Но первый же поход в казино оказался неудачным. Нет, мы выиграли много денег, только… Только я их не получила. Мало того, что этот козел не дал мне ни рубля, он еще меня изнасиловал. Можно воды?
        — Да, конечно.
        Зародин торопливо встал, налил в высокий стакан воды и протянул Анастасии. Она осушила его почти залпом, поставила на край стола и стерла с губы искрящуюся каплю.
        — Я долго не могла заставить себя пойти в казино, но бросить Андрея я тоже не могла: надо было что-то делать. Я ведь учусь в медицинском… В общем, я решила, что можно быстро и безболезненно избавляться от компаньонов. Надо только заставить их выпить спиртного, не так уж и много…
        — А потом добавить антабус.
        — А потом добавить антабус. Это было легко. Пили все. Обычно еще за картами. Кто-то кружку пива, кто-то пару стопок водки. Тут мне даже делать ничего не приходилось. После игры мы уходили из казино вместе. Я предлагала поехать ко мне и поделить деньги там. Естественно, я не собиралась этого делать. Главное было — заманить бывшего компаньона в машину. Обычно в казино на своей машине никто не ездит. Во-первых, нервы. Во-вторых, обязательно пропустишь рюмочку-другую — не садиться же за руль в таком состоянии. Я брала машину напрокат на один вечер. Мы немного отъезжали, я выбирала самые малооживленные улицы, хотя по ночам народу и так не слишком много. Глушила мотор. А потом я предлагала выпить за удачу нашего безнадежного предприятия. Ну и вот…
        — Как только человеку становилось плохо, вы забирали деньги, а бедолагу просто бросали умирать?
        — А что мне было делать? Да, я забирала деньги. Все. Не только выигранные. Мертвым деньги не нужны.
        — А Костя?  — впервые за все время допроса не выдержала я.  — Костя тоже выпил… за удачу…
        — Нет,  — после некоторого молчания ответила Настя, словно только сейчас вспомнила, что в кабинете, кроме нее и Зародина, были еще мы с Валерой.  — Он отказался. Да и в казино практически не пил.
        — Как же вам удалось добавить ему антабус?  — спросил Димка.
        — Я предвидела возможность того, что кто-нибудь из моих партнеров не станет пить со мной в машине, поэтому держала под сиденьем шприц. Вот и пригодился. Я сделала ему инъекцию, это было совсем несложно, а потом просто вытолкнула из машины. Конечно, это было опасно: во-первых, от страха человек мог натворить любых глупостей, во-вторых, след от укола могли обнаружить, но другого выхода у меня не оставалось.
        — Да, такого Костя явно не ожидал. Да и мы не могли подумать о подобной возможности,  — в очередной раз мысленно проклиная себя за беспечность, проговорила я.  — Теперь понятно, почему ему стало так плохо, несмотря на то, что выпил он совсем немного.
        — Значит, всем пятерым убитым вы давали антабус уже в машине, а это в свою очередь приносило нужные вам результаты,  — вернулся к прерванному разговору Зародин.
        — И неплохие результаты,  — согласилась подсудимая.
        — А Андрей?
        — Андрея так и не вернули. Они прислали мне еще три пальца. Я умоляла, просила больше этого не делать. Обещала, что сделаю все, что он попросит, буду зарабатывать для него любые деньги, только бы перестали мучить Андрея. Пальцы присылать перестали.
        — А Андрея не отпустили.
        Анастасия покачала головой.
        — И кто же этот человек?
        — Извините, но этого я вам не скажу. Иначе они его точно убьют. А так, может быть, когда они узнают, что меня поймали, Андрея все-таки отпустят. От меня ведь теперь никакого толка.
        — Н-да, история,  — озадаченно проговорил Зародин.
        — Дима,  — робко позвал Валерий.  — Выйдем на минуточку.
        Я удивленно посмотрела на Гурьева. Он был совершенно бледный, глаза лихорадочно блестели. И я вспомнила…
        — Мальчики, можно с вами?!
        — Пошли,  — ответил Зародин, хотя ему это явно не понравилось.  — Простите нас, Анастасия Николаевна.
        Он пригласил в кабинет какого-то лейтенантика, чтобы не оставлять подсудимую одну, и мы все втроем вышли в коридор.
        — Валерка, ты про потешного покойничка вспомнил?!  — не удержалась я, едва мы остались одни.
        — Именно! Помнишь, Дмитрий, парня из Смирновского леса?
        — Ё-мое! А вы молодцы! Ну конечно! Все сходится! Четыре отрубленных пальца на правой руке! Смерть от анафилактического шока! Он загнулся, а они даже ничего ей не сказали, продолжали тянуть деньги. Вот ведь скоты какие!
        — Бедная девчонка.  — Мне действительно было ее жаль.  — Она ведь только ради него все это делала. И прекрасно понимает, что ей светит за эти убийства.
        — Да уж, любовь до гроба, дураки оба,  — мрачно пошутил Валерий.  — Зато теперь она наверняка подпишет признание.
        — Может, и подпишет, а может, и нет,  — с сомнением ответил Дмитрий.  — Смотря что за тип их в оборот взял.  — Дима, а что ей грозит?  — спросила я.
        — По-хорошему — вышка. Но учитывая обстоятельства… Она ведь совершала убийства под давлением… Сейчас трудно сказать. Скорей всего, приличный срок… Ну а если она от своих слов в самом деле откажется…
        — Она может бояться, что ее и в тюрьме достанут,  — предположил Гурьев.
        — Да нет. Смерти она не страшится,  — была уверена я.  — Да и рассуждает здраво. Думаю, она захочет отомстить…
        — Знаете, что самое смешное.  — Зародин озадаченно поскреб подбородок.  — Я, всякое повидавший, не знаю, как ей об этом сказать…
        — Ребята, а может быть, мы зря переживаем,  — засомневалась я.  — Может быть, Андрей жив? А найденный в лесу — другой парень? Бывают же совпадения?..
        — Но не такие буквальные,  — покачал головой Гурьев.
        — Ладно, чего сейчас голову ломать. Надо сперва выяснить,  — Зародин пытался говорить уверенно, но было видно, что и ему не по себе.
        — Только ты сразу ей ничего не говори, постарайся как-нибудь поаккуратней.
        — Угу.
        Зародин поймал пробегавшего мимо милиционера, быстро отдал ему какие-то распоряжения. Тот кивнул и через несколько минут вернулся со стопкой фотографий.
        — Что это?  — спросила я.
        — Снимки того парня.
        — Можно посмотреть?
        — Если хочешь…
        Я взяла фотографии. На них увидела молодого человека. Вернее, его труп. Беспокойные широко открытые глаза смотрели куда-то мимо объектива. Ни страха, ни боли в них не было. Только тоска, бесконечная, нестерпимая тоска. Длинные темные волосы наползали на лоб и щеку, словно стремясь прикрыть эту бездну нечеловеческой грусти. И только две серебряные серьги в ухе безразлично-лениво и тускло поблескивали в лучах осеннего солнца.
        — Валера, ты говорил, что от него почти ничего не осталось,  — стараясь протолкнуть застрявший в горле ком, сказала я.  — А он не так уж плохо сохранился. По крайней мере, вполне узнаваем.
        — Ты его вблизи не видела,  — буркнул Гурьев и добавил тоном нашкодившего школьника: — И потом, надо же было сгустить краски…
        — Хочешь показать ей?  — спросила я Зародина.
        — Боюсь, что придется. Иначе как мы проверим, он это или нет.
        — Наверное, ты прав.  — Я вернула фотографию.
        — Ну, пошли, что ли?..
        Мы вернулись в кабинет. Анастасия, ссутулившись, сидела на прежнем месте и задумчиво водила указательным пальцем по краю пустого стакана. Зародин снова сел напротив нее, нервно вертя в руках злосчастные снимки.
        — Анастасия Николаевна!  — Он замялся и отвел глаза от пронзительного взгляда допрашиваемой.  — У Андрея были какие-нибудь особенные приметы?
        — Что вы имеете в виду?  — голос ее прозвучал неуверенно и хрипло.
        — Ну, родинки необычные, татуировки…
        — Нет. Хотя родинка есть. То есть была… На внутренней стороне мизинца на правой руке. Его тоже отрубили…
        — А еще что-нибудь можете вспомнить?
        — Левое ухо проколото. Он носил два серебряных колечка. А почему вы спрашиваете?
        — Анастасия Николаевна, посмотрите, пожалуйста, вам знаком этот человек?  — Зародин осторожно, словно готовясь в любой момент отдернуть руку, протянул ей одну из фотографий.
        Она долго и пристально вглядывалась в снимок, и на ее лице совершенно невозможно было ничего прочесть. Потом по нему скользнуло удивление, быстро сменившееся смутным предчувствием беды и неверием.
        — Что это?  — бесцветным голосом спросила девушка.
        Зародин растерянно пожал плечами, словно хотел сказать «сами, что ли, не понимаете?».
        — Откуда это у вас?  — голос Насти стал непривычно твердым и жестким.
        — Пару недель назад в Смирновском ущелье был обнаружен труп. Это фотографии с места происшествия…
        — Андрей,  — почти шепотом сказала Настя, и руки ее суетливо зашарили по столу, словно в отчаянной попытке обрести точку опоры.
        Стакан покачнулся, на мгновение завис над краем и рухнул вниз, разбиваясь на тысячи крошечных осколков.
        — Андрей!
        Она плакала долго, не произнося ни слова, не издавая ни звука; слышалось лишь ее прерывистое дыхание. Плечи то и дело вздрагивали, заставляя нелепо дергаться безвольно повисшие руки, словно у испорченной куклы-марионетки. Поначалу Зародин что-то говорил, пытаясь хоть как-то ее успокоить, нашел другой стакан, принес воды, но быстро понял, что никакие его действия и слова не смогут притупить боль этой девочки.
        Потом мы долго сидели и молча смотрели, как она плачет, растерянные и несчастные от сознания собственной беспомощности. И мне казалось, я поняла, каково ей приходилось все это время. Знать, что единственный способ сохранить жизнь любимого человека — это постоянно, изо дня в день совершать одно убийство за другим, убивать, не желая этого, убивать и бояться, что этот кошмар будет тянуться бесконечно, и все равно убивать, убивать, убивать… Единственное, что давало ей силы жить,  — это любовь и надежда на спасение дорогого человека. И теперь эта надежда разбилась навсегда, и все, абсолютно все потеряло смысл. И деньги, и смерть незнакомых людей, и та отчаянная решимость, с которой она боролась до последнего, и сама любовь…
        — Они убили его,  — впервые всхлипнув, произнесла Настя.  — Убили… Господи! Я ведь просила их перестать отрубать ему пальцы. Они перестали, и я еще обрадовалась, дура. А они просто убили его…
        — Они не хотели его убивать,  — виновато сказал Дмитрий, словно от этих его слов ей могло стать хоть немного легче.  — Видимо, у него случился болевой шок, и они вкололи ему обезболивающее. А у Андрея оказалась аллергия на лекарство… Они не хотели убивать…
        — Вы записали все, что я вам рассказала?  — с неожиданной решимостью спросила Настя.
        — Да,  — опять, словно извиняясь, сказал Зародин.
        — Я все подпишу,  — она не то кивнула, не то нервно дернула головой.  — Я расскажу вам все, что мне известно. Расскажу, где и как их искать. Только не сейчас… Я хочу побыть одна… Пожалуйста!..
        — Разумеется… Я понимаю… И спасибо вам…
        Ее увели. А мы еще немного посидели втроем, переговариваясь почему-то полушепотом, словно в комнате был покойник или тяжелобольной и мы боялись его потревожить. Дмитрий записал наши показания, сказал, что мы еще можем понадобиться в ходе следствия и на суде. Мы отвечали машинально, иногда невпопад. Зародин рассеянно кивал, а потом еще и еще раз переспрашивал. Наконец заставил нас расписаться в нескольких местах, сказал дежурное «спасибо» и замолчал, погрузившись в свои мысли.
        Мне стало страшно неуютно, хотелось поскорее выйти на воздух. Зародин нервно перебирал вещи на столе, делал вид, что перечитывает записи, что-то проверяя и сопоставляя. Валерий тихо сидел в углу и вертел пуговицу на вороте рубашки. Всем очень хотелось разойтись, но какая-то сила заставляла нас по-прежнему сидеть вместе и переживать чужое горе, как свое.
        Наконец я не выдержала:
        — Дима, если мы тебе больше не нужны, мы, наверное, пойдем… А то я целую ночь не спала, в больнице дежурила… Хорошо еще, что сегодня суббота и не нужно идти на работу… И Володька там, наверное, с ума сходит: я ведь со вчерашнего утра дома не была… Да и за Костю беспокоюсь…
        — Да,  — оживился Валерий.  — Тезку мою сменить надо.
        — Конечно, ребята, идите. Но, полагаю, мы еще встретимся. А тебя, Ирина, я всенепременно жду к себе в гости с мужем. Посидим, повспоминаем… И жена будет рада.
        — Обязательно. Только закончится эта история…
        Уже выйдя на улицу, я вспомнила, о чем все это время мне мучительно хотелось спросить Гурьева, и чуть не рассмеялась собственной глупости, но вопрос все-таки задала:
        — Валерка, а ты откуда Зародина знаешь?
        — Да, помнится…  — серьезно начал Валерка, а закончили мы уже в один голос: — Пили мы с ним водку в одна тысяча девятьсот…
        И удивленное солнце с любопытством выглянуло из-за туч, разглядывая двух смеющихся, по-детски безобидно дурачащихся взрослых людей.
        notes
        Примечания
        1
        Древнегреческий философ, ученик Сократа (V-IV века до н. э.), один из родоначальников гедонизма — направления в этике, утверждающего наслаждение, удовольствие как высшую цель и основной мотив человеческого поведения.
        2
        Принятые в литературе названия династий и государств в Северной Америке, борющихся между собой за овладение территорией (XI-XII вв.).
        3
        Культовые сооружения III-II тысячелетий до н. э. из огромных необработанных каменных глыб, известных в Зап. Европе, Сев. Африке, на Кавказе.