Бокальчик с ядом Светлана Алешина
        Новая русская
        «…- Ой, что-то опять! - схватилась Пономарева за грудь. - Да что же это такое! Жжет как черт знает что! Ой-ой-ой!
        Она внезапно упала на кровать и стала задыхаться. Валерия испугалась и на несколько секунд застыла в шоке. У Галины тем временем покраснело лицо, она буквально разодрала на себе кофточку и выдавила:
        - Воды!
        Валерия опрометью бросилась из спальни и прокричала:
        - Галке плохо! Надо «Скорую» вызывать!
        Михаил Кроль, чуть не свалив стол своим грузным телом, поспешил в спальню…»
        Светлана Алешина
        Бокальчик с ядом
        Глава 1
        Валерия открыла дверь и очутилась в просторном помещении, в котором сидело человек пять народу. Все они корпели над работой перед мониторами компьютеров. Она не сразу заметила свою подругу, Галку Пономареву. Та примостилась в дальнем углу и сосредоточенно стучала пальцами по клавиатуре.
        Валерия робко проследовала в дальний угол. На нее мало кто обратил внимание. Разве что высокий светловолосый мужчина в очках скосил взгляд, да и то его можно было отнести к разряду равнодушных.
        Девушка подошла к подруге и слегка тронула ее за плечо. Галка как-то раздраженно повернулась к ней, но, увидев, кто пришел, сразу же приветливо улыбнулась.
        —Привет, зайка, — весело поздоровалась она.
        —Привет, — ответила Валерия. — Ну вот, я пришла.
        —Молодец! Подожди немного, я тут управлюсь с делами, — Пономарева покосилась на компьютер, — а потом уж займусь тобой.
        Валерия понимающе кивнула и села на стул рядом с Галкой. Спустя минуту она от нечего делать начала разглядывать тех, кто находился в комнате.
        Высокий светловолосый мужчина средних лет всматривался в экран компьютера, что-то периодически поправлял в текстовых файлах, раскачиваясь на своем стуле. Сидевший рядом грузный молодой человек с редкими волосами и большим носом водил по коврику мышью и тоже был весь погружен в виртуальные миры «Виндоуса».
        За столом в углу сидел рыженький конопатенький юноша и, склонив голову набок, словно прилежный ученик первого класса, что-то писал. На Валерию никто внимания не обращал. Это ее даже обидело — все-таки она была весьма недурна собой, высокая, статная, чуть в теле, деваха двадцати одного года от роду.
        И тут она перевела взгляд в противоположный угол комнаты. Там сидел, попивая чай и закусывая его булкой с корицей, высокий худощавый брюнет, одетый в клетчатую шерстяную рубашку. Он-то и был единственным из мужчин, кто с весьма большим интересом рассматривал Валерию. От девушки не ускользнуло, что этот на вид тридцатилетний мужчина особо заглядывается на ее ноги. Что в принципе было неудивительно — именно эту часть тела Валерия с удовольствием демонстрировала окружающим, когда это только было возможно. А сейчас на дворе благоухал месяц май — пусть ею любуется.
        Валерии даже показалось, что брюнет чуть улыбнулся ей. Она ответила ему оценивающим взглядом. Честно сказать, сотрудник редакции газеты «Правое дело», куда, собственно, и пришла Валерия устраиваться на работу заместителем ответственного секретаря, по ее женским понятиям, выглядел не очень.
        Несмотря на его свежую, аккуратную рубашку, безукоризненно выглаженные брюки, было видно, что вещи эти уже давно вышли из моды. К тому же брюнет носил очки, и от этого его тонкое, интеллигентное лицо с правильными чертами становилось совсем уж беззащитным. А Валерии нравились мужчины мужественные и солидные.
        —Так, ну вот, у меня все, — весело сказала Пономарева, отрываясь наконец от своего компьютера. — Илья Валентинович!
        Она повысила голос, повернувшись к высокому светловолосому. Тот, не обращая внимания на Пономареву, по-прежнему пребывал в файлах.
        —Илья Валентинович! — еще громче повторила Галина.
        —Да-да, — нетерпеливо отозвался светловолосый, поворачивая голову. — Что случилось?
        —Будем на работу принимать моего зама или как? — уставясь на него, спросила Галина.
        —Будем, обязательно будем, — закивал тот.
        —В таком случае познакомьтесь. — Пономарева сделал жест рукой в сторону Валерии. — Это Валерия Короткова, а это Илья Валентинович Калягин, наш главный редактор.
        Калягин церемонно склонил голову и улыбнулся.
        —Очень приятно. Галина рассказала вам о ваших обязанностях?
        —В общих чертах, — ответила Валерия.
        —В таком случае с завтрашнего дня можете приступать к работе. Контактировать будете, естественно, с самой Галиной и еще с нашим литературным редактором…
        Калягин откинулся в кресле так, что оно угрожающе накренилось и возникла реальная опасность, что главный редактор грохнется вверх тормашками. Потом, ощутив, видимо, что сей казус может произойти, он быстро принял исходное положение и осторожно повернул голову в сторону брюнета в клетчатой рубашке.
        —Дмитрий Евгеньевич, у нас новая сотрудница! — почти торжественно объявил он.
        —Вот как? — гнусаво отреагировал тот и зацокал языком. — Очень интересно, очень…
        —Особенно для обеспечения бесперебойной работы нашего издания. — Калягин поднял вверх палец, выразительно посмотрев на литредактора.
        —Безусловно, — с улыбкой согласился тот, с интересом пялясь на Валерию.
        —Дмитрий Евгеньевич Гульков читает у нас все материалы, которые приносят корреспонденты, и потом будет сдавать их вам для того, чтобы вы регистрировали их в своей книге, — Галина покажет, как это делается, — продолжил вещать Калягин. — На первых порах это все. Остальные детали — у Галины.
        Главный редактор еще раз улыбнулся и склонил голову, как бы в знак уважения к своей новой подчиненной. Гульков же подошел к Валерии поближе и легонько взял ее под локоть.
        —Так, Дмитрий Евгеньевич! — раздался голос ответственного секретаря Пономаревой. — Новые кадры мы вам развращать не позволим!
        —А я и не думал совсем, — смутился литредактор. — Я хотел по делу поговорить.
        Он произнес это обиженным тоном, апеллируя взглядом к Валерии, и в глазах его замелькали веселые чертики.
        —К тому же, Галочка, ты же знаешь, у нас сегодня юбилей — пять лет со дня выхода первого номера. Было бы несправедливо не пригласить новую сотрудницу на праздничный вечер.
        —Гульков! Это моя подруга! — заявила Пономарева.
        —Ну и отлично, значит, вольется в наш коллектив без проблем, — не растерялся Гульков.
        —Да, — оторвался от компьютера Калягин. — У нас же сегодня, так сказать, пьянка! Валерия, вы приглашены…
        —Илья Валентинович! — подал голос рыженький паренек. — Как насчет средств на закупку алкоголя и пищи?
        —Сейчас придет Маточкин, он и выдаст, — ответил Калягин. — А закупкой займешься ты, Николай, вместе с Виктором. Кстати, где он?
        —В мэрии, на заседании комиссии по вопросу установки биотуалетов на главной улице города.
        —Туалеты — это хорошо, — согласился Калягин. — Мне кажется, это великолепная тема для развернутого материала на первую полосу.
        Тут дверь в кабинет отворилась, и на пороге появился невысокого роста молодой парень в джинсовой куртке.
        —Ну и умаялся я! — тут же воскликнул он. — Эти идиоты обсуждали вопрос о сортирах в течение двух с половиной часов. В прениях выступили все, от мэра до самого последнего чинуши.
        —Когда будет материал, Виктор? — поинтересовался Калягин.
        —Завтра, во второй половине дня.
        —В первой! — поправил его парень с большим носом.
        —Миша, ты занимаешься своими программами и занимайся! — резко ответил ему тот, кого назвали Виктором. — А я раньше написать все равно не смогу.
        —Значит, будешь сидеть со мной потом всю ночь! — проворчал Миша. — Я один здесь ночевать не собираюсь.
        —Ну, что вы все спорите, все ругаетесь? — раздался веселый женский голос из дверей. — Сегодня же такой прекрасный день, юбилей газеты!
        —А вот и восторженная Света пожаловала! — прокомментировал появление нового персонажа Калягин.
        —Восторгом своим она кабинет озарила, — продолжил мысль Гульков и переключил свое внимание на прибывшую.
        Светлана Воронова, а именно так было написано на бэйдже девушки, прикрепленном на ее коричневый пестренький свитерок, мило улыбнулась, бросила Гулькову краткое: «Привет!» — и отошла в сторону стола, где стояли чайник и чашки.
        —А у нас новый сотрудник, Виктор, — сказал Гульков, указывая на Валерию. — Познакомьтесь, Валерия, это наш корреспондент Виктор Скалолазький. Впрочем, в основном мы его зовем Витян-балбес.
        —Я т-тебе сейчас! — шутливо замахнулся на редактора Виктор.
        Валерия невольно усмехнулась.
        —А вот это Николай Артемов, — указал Гульков в сторону рыжего. — Он у нас в противоположность Виктору, который любит различного рода «желтые» темы, очень серьезный человек. Я бы даже сказал, занудный, и довел это качество до такого совершенства, что его можно назвать блистательным занудой.
        —Нет, это безобразие, Илья Валентинович! — прокартавил Артемов. — Я думаю, что в функции литературного редактора не входит давать какие-либо определения сотрудникам! Вмешайтесь и скажите свое веское слово!
        Вместо него, однако, в разговор резко вступила Пономарева.
        —Николай, у тебя еще материал не сдан — так что пиши и не обращай ни на кого внимания! А ты, Дмитрий, не окучивай Валерию, а лучше помоги Светлане заварить чай! Все, и чтобы в ближайший час никого не было ни видно, ни слышно!
        —И это правильно! — поднял вверх палец Калягин.
        Однако уже через несколько секунд в комнате снова зазвучал веселый голос. Он принадлежал женщине лет под тридцать с круглым лицом и короткой прической. Она не вошла, а влетела в кабинет и быстро затараторила:
        —Илья, я купила мидии в томатном соусе. Мне кажется, это очень в духе нашей газеты. И еще столичную селедочку. Галка, я думаю, что с пивом она великолепно пойдет.
        Вслед за ней в комнату вошел солидный мужчина неопределенного возраста. Он был невысокого роста, в его рыжеватых волосах проступала седина. На вид ему можно было дать и сорок, и пятьдесят, а при наличии определенной фантазии прибавить или убавить еще пяток лет.
        —Ну что, господа! — улыбнулся он, блистая золотыми зубами. — Все готовы к пьянке?
        —Да, — ответил за всех Калягин.
        —В таком случае можем начинать хоть сейчас.
        —Сейчас не получится, Александр Иванович, у нас еще не куплено вино и пиво. Выдайте деньги Николаю с Виктором, и они сходят.
        Гульков наклонился к Валерии и тихо сказал:
        —А это Александр Иванович Маточкин, пожалуй, самый главный человек в нашей редакции, исключая, конечно, господина Калягина.
        Валерия удивленно подняла вверх брови.
        —Он у нас финансовый директор, — пояснил Гульков. — А это очень многое значит.
        Маточкин тем временем прошел к своему столу, стоявшему отдельно от других, в закутке, образованном двумя шкафами, и положил толстую кожаную папку на стол. Потом неторопливо сел, достал ключи и открыл железный сейф.
        Артемов и Скалолазький выжидательно стояли рядом. Маточкин так же не торопясь полез в сейф и достал оттуда пять сотенных купюр.
        —Я думаю, вам хватит, — сказал он.
        Артемов взял деньги, засунул их в карман и направился вместе с коллегой к двери.

* * *
        —Думается, что вы не правы, Илья Валентинович, — рассудительно заявил Маточкин, после того как прозвучал первый тост. — Наступления на демократию всегда были отличительной особенностью нашей страны. Но пять лет нашего существования доказывают, что наше издание достаточно жизнеспособно и потому держится на плаву.
        —Только потому, что мы в последнее время не очень наезжаем на губернатора и работаем по гранту американцев, — парировал Калягин. — Кроме того, определенные люди в областном правительстве предупредили меня, чтобы мы были поосторожнее в своих публикациях.
        —Да, осторожность не помешает, — согласился Маточкин и тут же добавил: — Но мы, в конце концов, единственная независимая газета в губернии, и именно поэтому нам и выделили средства наши, так сказать, заокеанские друзья…
        Калягин не нашелся что ответить, тем более что подоспело время второго тоста.
        Разливали грузинское вино «Алазанская долина», которое пришло на смену шампанскому.
        —Каждому в его бокал! — провозгласила Пономарева. — Миша, проследи, чтобы мой бокал никто не трогал.
        —Он тебе дорог как память? — с улыбкой спросил Гульков.
        —Да, он несет в себе флюиды любимого мужчины, — безапелляционно заявила Галина.
        —Любимый мужчина… — мечтательно произнесла Воронова. — Где он, в каких краях он бродит?
        —Можно им буду я? — У нее за спиной с масленой улыбкой возник Скалолазький.
        Воронова повернулась к нему и одарила его ласковым взглядом. Однако в нем проскользнула какая-то снисходительность.
        —У тебя же есть любимая девушка, Виктор, неужели ты изменишь ей?
        —Нет, — сразу же честно ответил Скалолазький.
        —Вот так всегда, — вздохнула Воронова. — Только-только обнадежат и сразу же на попятную. Мужчины, коварство вам имя!
        —Господа! — раздался хорошо поставленный голос финансового директора Маточкина. — Кончайте болтать о всяких пустяках, давайте выпьем за наших прекрасных дам. За вас, Галина Юрьевна, — он повернулся к Пономаревой, — за вас, Елена Васильевна, — обратился он к коротко стриженной женщине, — за вас, Светлана Витальевна, и за новую нашу сотрудницу, Валерию… извините, не знаю, как вас по отчеству…
        —Да я вроде бы еще молодая, — покраснела Валерия.
        —А это неважно, — тут же парировал Маточкин. — Это для порядка надо.
        —Александр Иванович у нас даже школьниц-практиканток по имени-отчеству зовет, — пояснил неожиданно вынырнувший из-за плеча Валерии литредактор Гульков.
        —Алексеевна, — ответила та, пожав плечами.
        —В таком случае за Валерию Алексеевну, — провозгласил Маточкин.
        —Гип-гип-ур-ря! — завершил тост программист Михаил, который единственный среди всего коллектива не употреблял алкоголь в принципе и поэтому вместо вина пил «Фанту».
        Все подняли бокалы, выпили и стали закусывать.
        Валерия постепенно начала различать, кто есть кто в редакции. Ее внимание в основном почему-то привлек рыжий паренек по имени Николай. Собственно, это получилось потому, что он ненавязчиво стал уделять внимание самой Валерии: подавал ей бутерброды, давал прикурить… Памятуя о характеристике, данной Николаю бесшабашным литературным редактором Дмитрием Евгеньевичем Гульковым, Валерия решила, что это мнение несправедливо.
        «Да никакой он не зануда, просто хорошо воспитанный молодой человек, — подумала она. — Ну и что с того, что он рыжий?»
        Второй корреспондент, Виктор Скалолазький, произвел на нее тоже весьма благоприятное впечатление. Он постоянно шутил, рассказывал анекдоты и смешные истории из жизни.
        Светлана Воронова показалась Валерии демонстративно-рафинированной дамой. Она, безусловно, обладала высоким интеллектом и многое понимала с полуслова. Но Валерии показалось, что она посматривает на нее как-то свысока и даже неприязненно в отличие, скажем, от веселой и компанейской Елены Турусовой, которая была старой подругой Галки Пономаревой и в газете выполняла функции корректора. Кроме того, она занималась рекламой.
        В течение всего вечера Елена громко смеялась, много курила и пила. Чувствовалось, что эта женщина любит веселые компании и разгульную жизнь.
        Что же касается программиста Михаила Кроля, то он вел себя несколько замкнуто, стараясь все внимание уделять Галке Пономаревой. Валерия была в курсе, что Михаил — любовник ее подруги. Это был как бы его официальный статус, и он на людях всегда старался подчеркнуть свою близость к Галине.
        —Ничего, господа! — прозвучал голос главного редактора Калягина. — Скоро для нашей газеты должны наступить благоприятные времена. Я думаю, что грант от американцев — это только первый этап, за которым последуют и другие. Кроме того, на носу очередные выборы, а вы сами понимаете, что в такое время возрастает значимость средств массовой информации.
        —Вот за процветание их в целом и нашей газеты в частности и выпьем, — поддержал шефа Гульков и поднял бокал.
        Постепенно народ все больше пьянел — кроме, естественно, Кроля с его «Фантой» — и начал делиться на группы. Одну составили Калягин, Турусова, Пономарева и Кроль, а в другой лидерство задавали Гульков и Воронова. Общим было то, что люди начали подшучивать над бедным молодым корреспондентом Артемовым.
        А тот, захмелев, открыл уже вышедший номер газеты «Правое дело» и стал методично прочитывать материалы. И тут же нашел три опечатки, два неправильно, на его взгляд, построенных фразеологических оборота и даже ошибку в верстке.
        Кроме того, он сказал, что недоволен тем, какой заголовок поставил Гульков к его статье про жильцов взорвавшегося на прошлой неделе от скопления газа дома. Поворчав по этому поводу, он перешел к читке статьи, написанной Вороновой. И комментировал каждую строчку, переставляя слова так, как это, по его мнению, следовало бы сделать.
        Что и говорить, подобное занудство в пьяном виде вызвало бурный смех аудитории, которая состояла из Гулькова, Скалолазького и Вороновой. А Артемов, улыбаясь и почти по-ленински картавя, все читал и читал.
        Валерии было не совсем понятно, что тут смешного, но народ веселился вовсю. В конце концов Гульков назвал Артемова «знаменем политкорректности» и «рыцарем белого пиара», после чего призвал собравшихся тяпнуть еще по одной.
        —Нет, что ни говори, а выпить — это хорошо, — задумчиво изрек Скалолазький. — Вот если бы еще и моя Наташа была рядом — вообще жизнь была бы замечательной.
        Виктор улыбнулся, улетая в своих мыслях к чудному видению по имени Наталья, с которой у него вот уже полгода был удивительный роман. Об их отношениях знала вся редакция, хотя Наташу никто в глаза не видел. Виктор был способен говорить о ней часами.
        Единственное, что мешало Ромео соединиться со своей Джульеттой, так это родители последней. Они, воспитанные в строгости советской морали, не могли простить развратному корреспонденту какой-то несолидной газетенки то, что он, не дожидаясь свадьбы, взял да и вступил в интимные отношения с их дочерью.
        Поэтому ее отец, отставной офицер, волевым решением запретил молодым встречаться в течение месяца. Видимо, он рассчитывал на то, что вся эта «глупость», называемая любовью, выветрится из головы его дочери. Молодые думали, однако, по-другому и никак не могли дождаться окончания наложенного моратория.
        —У тебя, Виктор, как у шизофреника — о чем бы разговор ни шел, ты все скатываешься на свою идею фикс, — сказал Гульков. — Впрочем, я тебя понимаю.
        —Да были у меня шансы, были! — воскликнул Скалолазький. — Вот, например, в прошлые выходные на тусовке в гостинице «Волга» ко мне приставали какие-то малолетки.
        —И ты отказался?
        —Да! — с гордостью заявил Виктор. — Я, кроме Наташи, больше ни с кем.
        —Зря, — скептически бросил Гульков. — Но это не беда. Полигамное начало все равно когда-нибудь у тебя возобладает.
        —Главное, чтобы были чувства, — примирительно сказала Воронова, допивая вино. — А моногамия или полигамия — какая разница!
        Она опьянела как-то очень быстро и сидела, раскачиваясь на стуле, бесцельно водя курсором по файлам и директориям. Потом, бросив томный взгляд куда-то вдаль, посмотрела на часы и сказала:
        —Мне уже пора домой.
        —Мне, в общем, наверное, тоже, — с неохотой признал Скалолазький. — У меня хозяйка квартиры строгая — я задерживаться долго не могу. Если опоздаю — она меня убьет.
        —Вот классно-то будет! — неожиданно ехидно заметил Кроль. — Хоть кутьи поедим…
        Скалолазький хотел было что-то сказать в адрес программиста, потом махнул рукой и отошел в угол. Гульков оценил шутку Кроля по достоинству, оглушительно расхохотавшись. Вороновой же шутка не понравилась, она криво усмехнулась уголками рта и решительно направилась к двери.
        —Вы нас покидаете? — повернулся от компьютера Артемов.
        —Да, Николай, без нас тебе будет скучно, — с улыбкой сказал Гульков, хлопая коллегу по плечу.
        —Мне скучно никогда не бывает, — ответил Артемов.
        —Как же может быть скучно с таким человеком! Николай, по-моему, может сам себя великолепно развлечь собой же. Он же у нас такой замечательный, такой блистательный! — вернулась к своему восторженному тону Воронова.
        —Да, блистательный… зануда, — съязвил Скалолазький.
        —Ну, уж лучше нудить, чем, как ты, прыгать от неудовлетворенного либидо! — ответил Артемов.
        —Ничего, ничего, — погладил себя по животу Виктор. — Мне осталось совсем немного до того времени, когда мне снова разрешат видеться с Наташей. Как-нибудь потерплю еще девять дней.
        —Как мне тебя жалко, Витенька! — вдруг неожиданно плаксивым тоном сказала Светлана, поглаживая Скалолазького по голове.
        —И мне тоже, — нахмурился Гульков, бросив взгляд на Валерию, а потом переводя его на Светлану.
        —Господа! Поскольку запасы алкоголя у нас кончились, а время уже вроде позднее, — обратился ко всем Калягин, — то у меня созрело конструктивное предложение сняться отсюда и переместиться ко мне домой, где пьянку можно будет продолжить.
        —Пошли! — тут же поддержали его Пономарева с Турусовой.
        —В таком случае предлагаю финальный тост, — сказал Маточкин. — За нас с вами и хрен с ними…
        Он показал пальцем вверх.
        —«Они» — это имеются в виду власти, Александр Иванович? — счел необходимым уточнить Калягин.
        —Конечно, они, — рассмеялся Маточкин. — А кто же нам спокойно работать-то не дает?
        —Да, пускай хрен будет действительно с ними, — поддержала тост Турусова и звонко засмеялась. — Вот только пускай они его используют где угодно, только не по нашему адресу.
        —Точно! — поддержал ее Скалолазький, подражая Бивису с Эм-ти-ви.
        —Круто будет! — вторил ему Гульков, изображая Баттхеда.
        После того как этот бокал был поднят, люди начали расходиться. Первым ушел Маточкин, за ним Скалолазький, потом незаметно исчезли Гульков и Воронова. Валерия тоже засобиралась домой. Однако ее решительно остановила Галина.
        —Так, Лера, зайка, ты обязательно должна пойти с нами. У тебя ни детей, ни плетей, торопиться тебе некуда, а нам еще надо обсудить с тобой кое-какие вопросы… Так что давай собирайся и вместе с нами к Илье.
        Валерии действительно некуда было торопиться, к тому же ей важно было установить неформальные отношения с новыми для себя людьми, поэтому она согласилась.
        Через полчаса они вшестером — Калягин, Турусова, Пономарева, Кроль, Валерия и неожиданно примкнувший к компании Артемов вошли в подъезд пятиэтажного дома в районе третьей горбольницы.

* * *
        Главный редактор «Правого дела» проживал в двухкомнатной квартире, которую совсем недавно купил у какого-то старого диссидента семидесятых. Он считал, что в этой квартире сохранился нонконформистский дух и что он помогает ему в его жизни.
        Калягин сам был, можно сказать, бывшим диссидентом. Когда-то, еще в студенческие годы, в середине восьмидесятых, он распространял среди знакомых запрещенную тогда литературу: Солженицына, Платонова, дневники Елены Боннэр. Его тогда исключили из университета и посадили в психушку. Пробыл он там несколько месяцев, а потом был отпущен после вмешательства отца, бывшего мелким партийным функционером районного масштаба. После пребывания в психбольнице Илья был вынужден реабилитироваться в нормальной жизни почти год — карьере геолога, которую он для себя выбрал, был положен конец.
        Однако Калягин постепенно нашел себя сначала в литературе — он писал очень интересные авангардные стихи, а потом в годы перестройки и в журналистике. Он был одним из главных политических обозревателей в областной газете. Со временем ему показалось, что он готов к тому, чтобы возглавить самостоятельное издание, и создал свою газету, которую назвал «Правое дело».
        Газета с самого начала заявила о себе как о независимом издании. И действительно могла считаться таковой — кроме единственного спонсора, директора фирмы «Бойтек», давнего друга Калягина Павла Трубецкова, который оплачивал расходы газеты лишь частично, «Правое дело» ни перед кем не отчитывалась. Политическая обстановка в губернии, однако, демократичностью не отличалась: губернатор оппозицию давил. Он любил, чтобы пресса ему прислуживала, и при любой возможности не отказывал себе в удовольствии как-то «прижать» «Правое дело».
        Сотрудники газеты не очень шиковали в плане денег — сказывалась неангажированность издания. Но в самое последнее время ситуация немного изменилась в лучшую сторону — американский фонд спонсировал независимое издание грантом.
        Калягин вынашивал желание со временем передать «Правое дело» в надежные руки и переехать в Москву, где он был известен как один из самых авторитетных региональных политологов, но перспективы эти были не самыми ближними — может быть, где-то через пяток лет, думал он, они смогут осуществиться.
        Отчасти из-за этого Калягин не заводил семью. Хотя ему было уже тридцать пять лет и об этом стоило бы подумать. Впрочем, по характеру Калягин был несколько замкнутым, и эта холодноватая отстраненность мешала ему в отношениях с женщинами.
        Валерия Короткова, в тот день волею судьбы попавшая к нему домой, всего этого не знала и втайне удивлялась, почему она не вызвала у Калягина особых, так сказать, мужских эмоций. Она лишь поразилась, какая богатая библиотека собрана у него дома и насколько продвинуты вкусы главного редактора в смысле кино, — видеокассеты стояли на нескольких полках, и в основном включали в себя авангардные фильмы лучших западных режиссеров.
        Поскольку Калягин был эстетом, это распространялось и на пищу. Он выставил на стол коньяк «Гастон де Лагранж», затем лично сделал экзотический греческий салат, состоящий из не очень мелко порезанных огурцов, помидоров, луковицы и двух зеленых стручков острого перца, политых оливковым маслом и посыпанных нарезанным кубиками овечьим сыром. Кроме того, Илья Валентинович нарезал тонкими ломтиками ветчину и также выставил на стол.
        Валерия пожалела, что рядом с ней нет сейчас жены ее дяди — Ларисы Котовой, которая владела лучшим в гастрономическом плане рестораном в городе. Она наверняка бы нашла общий язык с Ильей Калягиным. Впрочем, Валерия даже и не подозревала, что эти ее мысли осуществятся и произойдет это в самом ближайшем будущем. И поводом послужат события этого самого вечера.
        Но до финала вечеринки оставалось еще два часа, и прошли они в теплых задушевных разговорах. Даже Николай Артемов перестал нудеть и принимал оживленное участие в общем веселье. Валерия поймала себя на мысли, что будет не против, если Артемов после пойдет провожать ее домой. И, может быть, она пригласит его к себе…
        Валерия уже вполне освоилась в данной обстановке, ей стало казаться, что этих людей она знает давно, и все они были ей очень симпатичны. Ну, и она им, разумеется, тоже.
        Окружающие тоже вели себя весело и непринужденно.
        Правда, постепенно как-то начала выключаться из разговора Галка — она изменилась в лице, стала прижимать руки к груди. Кроль и Турусова спросили ее, в чем дело. Пономарева ответила, что в последнее время у нее побаливает сердце и вот сейчас снова, наверное, стало прихватывать.
        Кроль бросился к аптечке, но у Калягина не оказалось ничего сердечного. Турусова порылась в своей сумочке, но также ничего подходящего не нашла.
        —Может быть, отпустит еще… — сказала Пономарева. — Лерочка, мне надо с тобой все же побеседовать. Пойдем в другую комнату.
        Валерия поднялась со своего места и прошла вслед за подругой в комнату, служившую Калягину спальней. Там они сели на кровать, закурили, и Галка начала:
        —Я очень рада, что ты наконец начнешь у нас работать. Во-первых, для тебя это возможность в конце концов сделать карьеру в журналистике. А во-вторых, я думаю уговорить Илью, чтобы тебя включили в персональный грант, — это неплохие деньги. Стоит ли тебе говорить, что я в этом тоже крайне заинтересована?
        Валерия кивнула. Все дело было в том, что в прошлом году Пономарева одолжила ей весьма немалые деньги для покупки квартиры — три тысячи долларов. Галка вообще была человеком, всегда готовым прийти друзьям на помощь. Но долги как-то нужно было отдавать.
        Сначала Валерия хотела заработать эти деньги в фирме у своего бойфренда, но… Помидоры, что называется, завяли, бойфренд ушел к другой, а Валерия стала искать другую работу. И вот наконец Пономарева объявила ей, что у них в газете образовалась вакансия на должность заместителя ответственного секретаря.
        —Но ведь это, наверное, сложно, — неуверенно сказала Валерия. — Грант-то уже выделен.
        —Я поговорю с Ильей, — твердо ответила Галина. — Думаю, что все будет нормально.
        —Безусловно, я очень этого хочу, — сказала Валерия.
        —Ой, что-то опять! — схватилась Пономарева за грудь. — Да что же это такое! Жжет как черт знает что! Ой-ой-ой!
        Она внезапно упала на кровать и стала задыхаться. Валерия испугалась и на несколько секунд застыла в шоке. У Галины тем временем покраснело лицо, она буквально разодрала на себе кофточку и выдавила:
        —Воды!
        Валерия опрометью бросилась из спальни и прокричала:
        —Галке плохо! Надо «Скорую» вызывать!
        Михаил Кроль, чуть не свалив стол своим грузным телом, поспешил в спальню. Турусова и Артемов испуганно переглянулись. Лишь один Калягин сохранял невозмутимость, по крайней мере внешне. Он спокойно докурил сигарету и прошел вслед за Кролем. Немного погодя он вышел обратно и направился к телефону.
        —Алло, «Скорая»? Безымянная, семнадцать, квартира тридцать шесть, женщине плохо с сердцем. Возраст тридцать один год, Пономарева Галина Юрьевна, — отчеканил он в трубку.
        Кроль тем временем стал делать своей подруге массаж сердца, как это обычно бывает в реанимации. Турусова, зажав рот рукой, стояла на пороге комнаты. Валерия испуганно сидела вместе с Артемовым в гостиной. Калягин, закурив сигарету, нервно расхаживал из угла в угол.
        «Скорую» пришлось ждать на удивление недолго — она прибыла через десять минут. Может быть, потому, что база машин «Скорой помощи» находилась буквально за углом дома, где проживал Калягин.
        Бригада широкоплечих молодых врачей шумно ворвалась в квартиру и деловито проследовала в комнату, где лежала ничком Галина Пономарева. Старший врач взял руку больной за запястье и присвистнул.
        —Пульса практически нет, — констатировал он. — Надо в реанимацию.
        —Доедет? — скептически посмотрел на Пономареву другой врач.
        —Доедет! — буквально заорал на него Кроль. — Быстро подняли ее и понесли!
        Тем временем Пономарева издала ужасающий вопль и захрипела. Глаза ее закатились, и она, сначала дернув одной рукой, потом другой, попыталась приподняться. Но силы оставили ее, и она безжизненно рухнула на кровать.
        Старший врач, помедлив секунду, взглянул ей в глаза. Потом взял руку, тщетно пытаясь найти пульс. После этого он медленно повернулся к Кролю и развел руками.
        —Что-о-о? — издал тот возглас и угрожающе двинулся на врача.
        —Тихо, тихо, — остановил его второй.
        —Сделайте электрошок, — пожал плечами старший в группе.
        Врачи быстро начали подсоединять к Пономаревой приборы. Старший же отошел к окну, где стоял, играя желваками, Калягин, и тихо сказал ему:
        —Слишком поздно. Она умерла.
        Калягин, рост которого составлял метр девяносто, казалось, еще более вытянулся. Реакция его была молчаливой, он только сглотнул слюну. В этот же момент послышались всхлипывания Турусовой. Все начинали понимать, что случилось страшное.
        Еще несколько часов назад казавшаяся воплощением жизнерадостности и оптимизма Галка Пономарева внезапно покинула этот мир. И выглядело это настолько чудовищно-абсурдным в день юбилея газеты, после всеобщего веселья, что Валерия никак не могла это осознать. Она, так же как и Калягин, не проронила ни слова, только молча стояла, прислонившись к дверному косяку.
        Врачи, попытавшись реанимировать Пономареву с помощью электрошока, пришли к осознанию полной бесперспективности этого действия. Опасливо посматривая на Кроля, который сидел в кресле со смешанным выражением ярости и беспомощности на лице, они начали собирать свои приборы.
        —Вызовите милицию, — тихо сказал старший врач.
        —Зачем? — спросил Калягин.
        Врач указал на лицо Пономаревой. Из уголков ее рта выливалась какая-то зеленая жидкость.
        —Похоже на то, что ее отравили, — высказал врач свое предположение. — Хотя, конечно, точно на этот вопрос может ответить только вскрытие.
        Кроль, до которого только сейчас дошел весь ужас случившегося, закрыл руками лицо и согнулся в кресле. Эх, знал бы он, сколь пророческими могут оказаться его слова насчет перспективы поедания кутьи! Наверное, не стал бы так шутить.
        Тем временем Калягин как-то подозрительно посмотрел на Валерию. Потом окинул взглядом всех присутствующих и официально объявил:
        —В связи с чрезвычайностью происшедшего попрошу всех не покидать пределы моей квартиры до прибытия сюда сотрудников милиции.
        Потом он порывисто прошел к телефону и набрал «ноль-два».
        Глава 2
        Ох, до чего же неохота никуда выходить! Даже выезжать и то ножом по сердцу!
        Лариса посмотрела в окно, по стеклянной поверхности которого обильно стекали капли дождя. Деревья с нежно-зеленой майской листвой раскачивались под силой ветра, на небе не было ни единого просвета. Дождь лил уже два часа, не переставая, словно на дворе был октябрь, а не май.
        «Может быть, действительно сегодня никуда не ездить?» — подумала Лариса. В ресторане могут управиться и без нее. Вчера выдался напряженный денек, Ларисе пришлось выдержать последовательный напор представителей различного рода проверяющих ведомств — от налоговой полиции до областной пожарной службы.
        Конечно, пришлось кое-кому «дать на лапу» — не без этого. И всех покормить бесплатно самым лучшим обедом, составленным из французских национальных блюд. Ну, и черт с ними, лишь бы отвязались и еще три месяца не приходили. Ларисе не жалко. Правда, пожарные совсем обнаглели и просили завернуть им две порции пиццы еще и домой, но Лариса выдержала и это хамство. Главное, чтобы потом не доставали…
        —Ларочка, ты сегодня что, никуда не поедешь? — поинтересовался муж, заглядывая в спальню.
        Он уже побрился, оделся и был готов к выходу.
        —Наверное, нет, — зевнула Лариса.
        —Завидую я тебе, — признался Евгений. — А мне вот — хочешь не хочешь, а надо.
        —Слава богу, хоть понимаешь это сам. А то недавно ведь выбор между бутылкой и работой был у тебя однозначный — в пользу первой.
        —Опять ты о своем! — В голосе Евгения Котова послышались нотки раздражения. — Вот так захочешь завязать и не сможешь, потому что постоянно напоминают.
        —А ты не обращай внимания, — парировала Лариса. — Я же долго не принимала близко к сердцу твои похождения.
        Котов вздохнул, скорчил недовольную физиономию и хотел было уже порывисто выйти из комнаты, но вдруг вспомнил, зачем он, собственно, потревожил утренний покой жены.
        Вчера вечером звонила его сестра и просила ей помочь. Вернее, просила не его, а Ларису, которая была известна в городе не только как директор одного из самых лучших ресторанов, но и как в некотором роде частная сыщица. Правда, с криминальными делами Лариса сталкивалась всегда почти что случайно — только в последнее время знакомые, прослышав о ее способностях, стали обращаться к ней с просьбой помочь в каких-то сложных ситуациях.
        В основном она отказывала, поскольку не видела для себя в тех делах ничего интересного. Действительно, у одной подруги пропал муж, который пользовался репутацией пьяницы и гуляки, — нашелся через два дня, без денег и со следами чудовищного похмелья на фэйсе, а у другого знакомого выломали дверь и вынесли видеоаппаратуру — этих воров задержали без Ларисиного вмешательства через неделю.
        Но тут была совсем другая история. Дело заключалось в том, что в нехороший переплет попала племянница Евгения, молодая девчонка по имени Валерия. И хотя Евгений сам очень скептически относился к хобби жены, в данной ситуации он все же решил прибегнуть к ее помощи. Он пообещал сестре поговорить с Ларисой — та вчера допоздна засиделась на работе.
        —Лара, тут у моей Надежды проблемы, — неуверенно начал Котов.
        —У Надежды? — удивилась Лариса.
        —Да, и похоже, по твоей части.
        —В каком смысле? — еще больше удивилась Лариса.
        —Проблемы, скорее, не у нее, а у Валерии…
        —Ну?
        —Словом, ее подозревают в убийстве. И хотя прямых улик нет, но посадить все же могут.
        Лариса приподнялась на кровати и нащупала на тумбочке пачку сигарет.
        —В общем, она хочет, чтобы ты, если, конечно, тебя это не очень затруднит… — Котов замялся и начал откашливаться.
        —Ну, говори же! — поторопила его Лариса, закуривая «Кент».
        —Она же знает о твоих, так сказать… способностях… — Было видно, что Котов с трудом произносит слова, поскольку считал, что и так Лариса по многим показателям стоит выше его, а тут еще приходится признать и это.
        —Расскажи мне обстоятельства дела, пожалуйста, — попросила Лариса. — И садись сюда ко мне, можешь даже закурить.
        Котов посмотрел на часы, потом махнул рукой и сел рядом с женой на кровать.
        —В общем, она пошла устраиваться на работу в газету, к своей подруге. Там была какая-то пьянка, и в конце ее выяснилось, что эту самую подругу отравили. Спасти не успели, яд был какой-то очень замороченный.
        —Ну, а Валерия-то здесь при чем?
        —Дело в том, что подсыпать яд мог любой сотрудник редакции. Но у Валерии очень сильный мотив.
        —Какой же?
        —Она должна своей подружке большую сумму денег. Милиция об этом узнала, Валерию трясут… Короче, приятного мало.
        —А где сама Валерия?
        —Дома, находится в шоке. Очень боится, никуда не выходит.
        Лариса, которая всегда предпочитала действовать решительно, снова посмотрела в окно. Да, похоже, выехать из дома все же придется. И лучше уж прямо сейчас, утром.
        —Хорошо, я займусь этим, — сказала она Евгению. — Позвони им и скажи, что я приеду через час.
        Лариса решительно откинула одеяло и пошла приводить себя в порядок. Евгений, потоптавшись на месте, двинулся в гостиную звонить.
        Когда он уехал на работу, Лариса позавтракала фаршированными овощами по-провансальски и салатом из артишоков, после чего спустилась вниз в гараж, встроенный в первый этаж их квартиры. Там она, слегка поеживаясь от холода и сырости, пробивавшихся с улицы, открыла свою машину — серебристую «Вольво» и, выкурив уже сидя на водительском месте сигарету, выехала.

* * *
        —Господи, я до сих пор не могу прийти в себя! — плакала Валерия. — Зачем я тогда согласилась на эту пьянку? Ведь первый же день вышла на работу!
        —А что говорит экспертиза? — спросила Лариса.
        —Яд был подмешан в вино, по времени это произошло еще в редакции, когда мы пили все вместе.
        —Значит, теоретически мог это сделать любой, — задумчиво проговорила Лариса.
        —Да. Но подозревают именно меня. — Валерия снова скуксилась.
        —Ты должна была убитой деньги?
        —Ну да, Галка меня выручила в прошлом году, когда мне нужны были средства на квартиру — я купила себе однокомнатную, чтобы отделиться от родителей.
        —Какая сумма?
        —Три тысячи долларов.
        —Не бог весть сколько, — констатировала Лариса. — Но по нашим среднероссийским меркам прилично.
        —Она меня поэтому и хотела на работу устроить, чтобы я стала получателем гранта, — а это триста долларов ежемесячно. Им как независимому средству массовой информации дали деньги на развитие американцы.
        —Понятно… А что за яд был?
        —Я такого названия даже не знаю. Говорят, что сильный, но с так называемым про-лон-гированным действием, — по слогам с трудом выговорила Валерия.
        —С момента отравления до смерти сколько времени прошло?
        —Три часа или даже чуть больше… И, как назло, именно я тогда подавала бокал Галке! — Валерия расплакалась.
        Лариса легонько взяла ее за руку, чтобы хоть немного успокоить.
        —Тот самый ядовитый бокал подала я! — продолжала истерику Валерия. — И это все запомнили. Поэтому Илья Валентинович, наш главный редактор, и не стал даже заступаться за меня перед милицией. Да и все остальные, видимо, считают, что это я.
        —Ну, вряд ли все, — возразила Лариса. — По-видимому, есть хотя бы один человек, который так не считает.
        —Кто же он? — Валерия подняла глаза на тетку.
        —Настоящий убийца, — вздохнула та.
        —Но как его найти? — В голосе Валерии послышались умоляющие интонации.
        Лариса встала с кресла, где сидела уже почти час, выслушивая обстоятельства дела, и медленно прошла в угол комнаты.
        —Валерия, — обернулась она к девушке, — улик ведь против тебя все равно никаких нет. Милиция не сможет привлечь тебя только на основании подозрений. Так что ты так не волнуйся.
        —Лариса Викторовна… — Валерия прижала руки к груди. — Понимаете, я не из-за себя… Галка все же была моей подругой. Если вы можете мне помочь, то сделайте это. Я не ради себя, а…
        —Понятно, Лера, можешь не продолжать, — остановила ее Лариса. — У меня, конечно, не так много свободного времени, кроме того, я не знаю, смогу ли выяснить, кто это сделал…
        —Милиция тем более не сможет! — горячо вклинилась Валерия. — Они все на меня так наезжали, требовали, чтобы я призналась. А остальных даже и не проверяли толком.
        —А как тут проверишь? Нужно выяснить слишком много деталей.
        —И надо же еще, что именно при мне ей стало плохо, тогда, перед смертью, мы разговаривали с ней один на один в комнате… Ну, там, в квартире Калягина.
        —Я верно поняла — психологически все готовы были признать тебя виноватой?
        —Но ведь яд-то был подмешан раньше!
        —Лера, успокойся, это просто совпадение. Я попробую тебе помочь. Только, видимо, мне придется познакомиться с коллективом газеты. Кстати, какое впечатление у тебя лично оставили эти люди?
        —Ой, прекрасное! — Валерия впервые за все время разговора улыбнулась. — У меня было такое впечатление, что я их всех давно знаю. Хотя, кроме Галки, ну, и, может быть, Лены Турусовой — это еще одна ее подруга, — у меня там знакомых вообще не было. Илья Валентинович — он, конечно, показался мне немножко суховатым, кроме того, он отнесся ко мне после всего случившегося не слишком доброжелательно. Но в целом человек он, на мой взгляд, порядочный. Потом корреспонденты: Коля Артемов, Виктор Скалолазький — очень приятные люди… Литературный редактор, Дмитрий Евгеньевич, тоже ничего…
        И Валерия вкратце обрисовала всех действующих лиц, которые присутствовали в тот день в редакции.
        —Кроме них, кто-нибудь еще есть в штате? — спросила Лариса, выслушав ее рассказ.
        —По-моему, только курьер, Андрей его зовут. Но его не было, он болел. А так вроде больше никого, остальные — внештатные авторы, которые приносят материалы от случая к случаю.
        —Ты после случившегося в газете не была?
        —Нет, я уже пятый день сижу дома, никуда не выхожу. Я даже на похороны Галки не пошла — боялась, как на меня посмотрят сотрудники.
        Валерия выглядела настолько беззащитно, что Ларисе стало жалко ее. Она еще не решила, стоит ли ей ввязываться в эту историю или нет. Похоже, для того чтобы найти убийцу, придется повозиться — под подозрение попадают практически все сотрудники газеты. Необходимо установить их отношения с убитой, выяснить все связи, возможные мотивы.
        —Мне, однако, не совсем понятно, каким образом я смогу вклиниться в коллектив, — проронила Лариса. — Чтобы что-то выяснить, я должна познакомиться со всеми.
        Валерия задумалась. Потом внезапно подошла к телефону и набрала номер. Спустя несколько секунд в трубке послышался официальный голос:
        —Газета «Правое дело».
        —Илья Валентинович, это Валерия. Пожалуйста, не бросайте трубку! Мне надо с вами встретиться, это очень важно.
        —Я сейчас не могу, у нас выпуск, — сухо ответил Калягин.
        —Я имею в виду вечер.
        —Вечером у нас пресс-конференция, посвященная печальным событиям в редакции, — отрубил он.
        —Вы не будете возражать, если я тоже приду?
        Калягин, немного помявшись, вздохнул и произнес:
        —Что ж… Я не могу отказать вам в этом. Приходите в семнадцать ноль-ноль в правозащитный центр «Сопричастность», это на Московской.
        —Спасибо, я обязательно буду.
        —Удачи! — коротко сказал главный редактор и повесил трубку.
        Валерия тяжело вздохнула и повернулась к Ларисе.
        —В личной встрече он отказал, но есть возможность сегодня посетить пресс-конференцию, в пять вечера. Я думаю, там вы увидите всех сотрудников.
        —Хорошо. — Лариса посмотрела на часы и засобиралась. — Раз уж я сегодня вырвалась из дома, то мне надо будет заехать в ресторан. А в половине пятого я за тобой заеду…
        —Спасибо, тетя Лариса!
        —Какая я тебе тетя! — неожиданно рассмеялась Лариса. — Неужели я такая старая?
        —Но все-таки… — нерешительно возразила Валерия.
        —И не думай даже. Если я старше тебя на десять с небольшим лет, это абсолютно не значит, что меня надо называть тетей. Короче, нос кверху и чтобы в старухи меня не записывала! А то уже и так меня называют мисс Марпл — совсем с ума сошли!
        Валерия тоже улыбнулась, вытирая очередную набежавшую слезу.
        —Мы договорились — в половине пятого! — повторила Лариса и, надев туфли и плащ, вышла из квартиры Валерии.

* * *
        В тесное помещение правозащитного центра «Сопричастность» набилось человек тридцать. На пресс-конференцию, посвященную, как указывалось в официальном сообщении, «трагической гибели журналистки Галины Пономаревой», пришли представители практически всех городских изданий. Вели собрание главный редактор «Правого дела» Илья Калягин и директор «Сопричастности» Георгий Бутырко.
        Если первый говорил размеренно и четко, практически не страдая тавтологией, то второй оказался суетливым говоруном, произносящим все фразы скороговоркой.
        —Я думаю, значит, что эта гибель Галины потрясла многих. Я уверен, что это все носит политический подтекст, потому что в последнее время участились провокации против независимых СМИ города со стороны властей. Мы, со своей стороны, приложим максимум усилий, чтобы это преступление, заказное преступление, было в кратчайшие сроки раскрыто, а его исполнители и, главное, заказчики понесли заслуженное наказание, — буквально выстреливал слова в пространство Бутырко.
        В течение его десятиминутного выступления силы, стоявшие за отравлением ответственного секретаря газеты «Правое дело», были словесно разбиты в пух и прах. Естественно, прямо не говорилось о происках областных властей, недовольных смелой и независимой позицией газеты, но это явно подразумевалось. Досталось и милиции, которая, по мнению Бутырко, крайне формально отнеслась к делу, выдвинув на первый план бытовой аспект дела. Особое негодование правозащитника заслужили «досужие измышления органов правопорядка об интимной версии происшедшего».
        —О чем это он? — вполголоса спросила Лариса у Валерии.
        —Видимо, о взаимоотношениях Галки с мужчинами, — ответила та. — У нее они постоянно менялись, и почти все принадлежат к газетному миру города.
        Лариса понимающе кивнула. Они с Валерией сидели в заднем ряду. Все штатные сотрудники «Правого дела» устроились впереди, и они, кроме Николая Артемова и Дмитрия Гулькова, с Валерией не поздоровались, стараясь ее не замечать. Было понятно, что они подозревают в случившемся ее. Калягин же, заметив Валерию, лишь сухо ей кивнул.
        Время от времени Лариса наблюдала за сидевшими в первом ряду сотрудниками газеты. По рассказам Валерии, она уже примерно представляла себе, кто есть кто.
        Унылым и подавленным выглядел Виктор Скалолазький, кислым было и лицо литературного редактора Гулькова. Рядом с ними сидели Светлана Воронова и Елена Турусова, обе были одеты в строгие темные костюмы в соответствии с характером мероприятия. Программиста Кроля не было — по слухам, он неожиданно запил, хотя за ним этого отродясь не наблюдалось, и уже неделю не появлялся в редакции.
        Рядом с Турусовой сидел мрачный усатый тип в поношенном пиджаке и старой жилетке.
        —Ты не знаешь, кто это? — спросила Лариса у Валерии.
        —Нет, — покачала она головой. — Хотя, по-моему… — Она задумалась. — По рассказам сотрудников, он похож на курьера Андрея, того самого, что тогда болел.
        Тем временем Бутырко сменил Калягин, который, хотя и более осторожно высказался насчет политической версии происшедшего, но все же и не исключил ее.
        —Хотелось бы сказать о том — надеюсь, нас услышат, — что если трагическая гибель нашей сотрудницы является предупреждением всему изданию, то мы все равно будем объективно и полно освещать происходящие события в нашем городе и губернии. Если все обстоит в действительности так — я думаю, следствие установит виновных, — то иначе как бандитскими методами это не назовешь. Пользуясь моментом, хотелось бы затронуть и более глобальную проблему. Не секрет, что начинается поход против средств массовой информации. Нас снова, как и десять лет назад, пытаются лишить свободы слова. Недавнее происшествие с подменой полос центральной газеты на фототелеграфе, когда текст статьи о нашем губернаторе был произвольно изменен областными чиновниками в нужном для него аспекте, доказывает, что мы стоим на пороге введения цензуры. Однако еще действует Конституция Российской Федерации, и пока это так, наша газета будет продолжать свою политику. Мы останемся верными своему курсу на вскрытие язв общества и будем отстаивать свою независимость от властей предержащих.
        После высокопарного выступления Калягина последовали вопросы представителей других газет. Особенно усердствовал корреспондент официозной газеты «Тарасовский вестник», который весьма скептически отнесся к политической версии и пытался выяснить, на чем основаны подозрения Калягина и Бутырко.
        —Я не говорю, что мы на сто процентов уверены в этом, — ответил Бутырко. — Но эта версия весьма вероятна. Почему — я думаю, что Илья Валентинович об этом уже сказал. Кстати, не исключено, что мы параллельно с милицейским начнем частное расследование происшедшего. Закон это не запрещает.
        —Да, можно об этом подумать, — с серьезным видом согласился с ним Калягин.
        —Может быть, вас представить как частного детектива? — шепнула Валерия.
        Лариса ничего не ответила, лишь внимательно посмотрела на Калягина. Она почувствовала, что именно с этим человеком ей придется общаться в ближайшее время. И обдумывала, каким образом лучше завязать с ним контакт. Она наклонилась к уху Валерии и сказала:
        —Лера, после пресс-конференции подойдешь к нему и представишь меня. Дальше я сама вступлю в разговор.
        Валерия кивнула и с благодарностью посмотрела на свою тетку.
        После пресс-конференции Калягин сразу же засобирался к выходу. Валерия с Ларисой вышли в коридор и стали дожидаться его.
        Калягин вышел в сопровождении Маточкина. В определенной степени эта пара выглядела комично: долговязый, худой, словно циркуль, главный редактор и маленький, пухленький колобок Маточкин. Валерия, подталкиваемая Ларисой, немного помявшись, тем не менее решительно преградила им путь.
        —Илья Валентинович, я вас очень прошу, уделите мне время. Я услышала о том, что вы хотите нанять частного детектива. Моя тетка Лариса Викторовна может нам помочь.
        Брови Калягина удивленно поднялись, а Маточкин скептически хмыкнул.
        —Я вас уверяю, что абсолютно невиновна в смерти Галины. Я искренне хочу найти настоящего убийцу.
        —А что, ваша тетка частный детектив? — спросил Маточкин.
        —Добрый день, — сдержанно поздоровалась Лариса, подходя к ним. — Меня зовут Лариса Котова, я директор ресторана «Чайка».
        —Вообще-то вас представили несколько по-другому, — заметил Калягин.
        —Это тема для отдельного разговора. Дело в том, что несколько раз я попадала в криминальные приключения, и…
        —На счету Ларисы Викторовны разоблачения нескольких опасных преступников! — закончила за Ларису Валерия.
        —Вот как? — удивился Калягин.
        —Может быть, вы найдете время для разговора со мной? — вежливо улыбнувшись, спросила Лариса.
        —А что вы хотите узнать? — официально осведомился главный редактор.
        —Меня интересует все, что касается погибшей Галины. Возможно, что-то, показавшееся вам незначительным, постороннему глазу будет заметнее. Я очень заинтересована в том, чтобы найти виновного. Я уверена, что моя племянница здесь ни при чем. А то, что вы ее подозреваете, видно невооруженным глазом, как бы вы ни обсуждали политическую версию.
        —Мы подозреваем всех, — возразил Маточкин. — Если вы знаете обстоятельства дела хотя бы со слов вашей племянницы, то должны были заметить, что яд мог подмешать в бокал Галины любой сотрудник нашей газеты, бывший тогда в редакции.
        Маточкин сделал особый упор на слове «любой», подняв вверх указательный палец.
        —Итак, хорошо, — повысил голос Калягин, которого разговор начал немного напрягать. — Когда вы хотите встретиться?
        —Да хоть сегодня вечером. Удобнее всего, кстати, в моем ресторане. Так что приглашаю вас…
        Калягин вежливо улыбнулся и склонил голову.
        —О\'кей! — Он щелкнул пальцами. — В восемь вечера вас устроит?
        —Вполне, — ответила Лариса. — Адрес «Чайки» знаете?
        —Да, — кивнул Калягин и, еще раз поклонившись, пошел дальше по коридору.
        Маточкин, с лица которого не сходило скептическое выражение, покосился на Ларису с Валерией и последовал за ним.
        Глава 3
        Калягин явился на встречу без опозданий, подобно лондонскому экспрессу. Собственно, его образ вызывал у Ларисы ассоциации с вежливым, чуть чопорным английским лордом. Чувствовалось, что человек очень следит за своими манерами, и склонность к ритуализации общения, соблюдению в нем определенных правил была развита в нем очень сильно.
        Исходя из своих наблюдений, Лариса решила угостить главного редактора типично британским ужином. В меню были жареные крабы с тостом и маслом, жареная свинина с яблочным соусом и кнедлики. На десерт планировался фруктовый крем. К крабам было подано сухое мозельское вино, а к свинине — молдавское «Алиготе».
        Калягин, отведав крабов, по-видимому, остался очень доволен.
        —Я так понимаю, что сегодня в вашем ресторане День Соединенного Королевства, — пошутил он.
        —Вы правильно подумали. А я поняла, что вы неплохо разбираетесь в кухне народов мира.
        —Скорее, я просто люблю хорошую кухню, — сказал Калягин. — Дело в том, что моя бабушка была знатной кулинаркой. У нее в роду присутствуют казацкие корни, и она с детства потчевала меня различными типично кубанскими яствами.
        —Если бы я знала, то устроила бы ужин в южнорусском стиле.
        —Британский вариант тоже очень хорош, — не остался в долгу по части любезности Калягин.
        —Было бы еще хорошо, чтобы виновный в смерти вашей сотрудницы был наказан, — перешла к делу Лариса.
        —Да, — сразу же посерьезнел Калягин. — Итак, что вы все-таки хотели у меня узнать?
        —Я так понимаю, что, несмотря на вашу попытку настаивать на политической подоплеке дела, непосредственный исполнитель преступления работает у вас в редакции. Против фактов же не попрешь — яд Галине подсыпал кто-то из сотрудников.
        —Да, это очень печально, — согласился главный редактор. — Я пока не хочу разжигать страсти внутри коллектива, поэтому стараюсь изо всех сил сохранять спокойную обстановку. Хотя внутреннее напряжение, конечно, чувствуется.
        —Кого вы лично подозреваете? — в лоб спросила Лариса.
        Калягин нахмурился, сглотнул и, отодвинув в сторону тарелку, произнес:
        —Меня уже спрашивали в милиции об этом. Я сразу могу сказать, что определенной кандидатуры у меня нет. Вернее… Как это ни печально вам будет услышать, но первой в списке подозреваемых стоит ваша племянница — у нее есть материальный мотив.
        —Валерия невиновна, в этом я убеждена. Давайте лучше подумаем: с кем у Галины были наиболее напряженные отношения?
        —Понимаете, Лариса Викторовна, Галка была, что называется, человеком с характером. Вспыльчивая, эмоциональная. Конфликты у нее были практически со всеми. В том числе и со мной. Ну, может быть, только с Маточкиным она не ссорилась. Но с ним вообще очень сложно поссориться — он человек непробиваемый, как танк.
        —Давайте разберем всех по порядку.
        —Лариса Викторовна, — вкрадчиво, но настойчиво продолжил Калягин, — дело в том, что если этот инцидент все-таки имеет политическую подоплеку, то из этого следует, что одного из наших сотрудников подкупили. И личные отношения здесь ни при чем. А почему мы так настаиваем на этой версии — Галина в последнее время лично написала серию статей, разоблачающих аферы некоторых лиц, приближенных к губернатору, и частично затрагивающих репутацию самого главы области.
        —Но все же… Сложно себе представить, что человек, работающий с другим человеком бок о бок, вот так просто пойдет на преступление! Должен быть и дополнительный мотив.
        —Да, должен. — Калягин перевел дух, откинулся в кресле и закурил.
        Красиво выпустив дым в потолок, он произнес:
        —Хорошо. Начнем по порядку. Про себя и Маточкина я уже сказал. Что касается лично меня, то мои мотивы вообще не прослеживаются. Я знаю Галину очень давно, когда-то мы знали друг друга, скажем так, близко… — Главный редактор вздохнул. — Но сейчас это уже все давно в прошлом. Для меня Галка была своего рода правой рукой, я ее очень ценил как друга. Если же обратиться к другим персоналиям, то… Один из старейших сотрудников нашей газеты — литературный редактор Дмитрий Гульков. Человек неоднозначный, в чем-то экстравагантный…
        —Насколько мне представила его Валерия, он у вас пользуется репутацией сексуально озабоченного?
        —Есть такой момент, — чуть улыбнулся Калягин. — Хотя во многом это позерство, демонстрация…
        —А с Пономаревой какие у него были отношения?
        —Близкие, но не в этом плане. Они давно друг друга знали, но никогда отношения между ними не переходили за стадию дружеских. Кроме того, у Дмитрия в настоящий момент есть жена…
        —А как у него насчет принципов?
        —То есть — могли ли его подкупить? — Калягин задумался на несколько секунд. — Нет! — решительно покачал он головой. — Дмитрий, конечно, в чем-то разгильдяй, но на такое вряд ли пойдет.
        —Хорошо, давайте дальше.
        —Двое молодых корреспондентов, Скалолазький и Артемов. Их кандидатуры на должность убийц мне представляются весьма спорными. Хотя Николай… В нем чувствуются некоторые амбиции, но таким путем… — Калягин вздохнул. — Все же надо соблюдать честь мундира!
        —Извините, Илья Валентинович, а не преувеличиваете ли вы значимость вашего издания?
        —В каком смысле?
        —В том, что читательская аудитория у вас невелика по сравнению с двумя газетами-лидерами в губернии.
        —Третье место — это тоже отнюдь неплохо, — гордо заявил Калягин. — Кроме того, мы собираемся сделать первую в области интернет-газету.
        —Неужели губернатор так зол на вас?
        —Для этого есть еще и некоторые исторические предпосылки, — заметил Калягин.
        —Какие же?
        —Несколько лет назад у нас был один спонсор, с которым мы впоследствии расстались. Тогда, если вы помните, наш теперешний глава области боролся с прежним за обладание властью. Так вот, некто Школьников Сергей Алексеевич, предприниматель и в то время зампред областной думы, сделал нашу газету своего рода рупором против нынешнего губернатора. Потом Дмитрий Николаевич утвердился на своем посту, а Школьникова постепенно отправили на политическую периферию. Но губернатор нас не любит с тех самых пор.
        —И вы ему платите той же монетой.
        —В определенной степени это наши убеждения — мы боремся с тоталитаризмом во всех его проявлениях. А ДэЭна демократом никак назвать нельзя — вы же наверняка знаете, что у нас не «демократия», а «димократия».
        Лариса улыбнулась.
        —Так вот… Конечно, педалировать особо эту тему я не хочу. Тем более что если инициатива припугнуть нашу газету и была, то исходила она не от самого губернатора. Просто в последнее время его аппарат специализируется на угадывании желаний, истинных и мнимых, своего шефа. И зачастую делают все, как хуже — естественно, желая, как лучше.
        —А какие отношения у вас со Школьниковым сейчас? — спросила Лариса.
        Она даже лично была знакома с этим человеком, который за десятилетие своей политической и экономической деятельности в городе снискал устойчивую репутацию прожженного авантюриста.
        —Плохие. Мы с ним одно время судились.
        —И чем он сейчас занимается?
        —Все тем же — ищет пути для того, чтобы пролезть наверх. По слухам, он занят сейчас формированием регионального отделения правящей партии, в обход губернатора. Кстати, я не исключаю, что это могут быть и его происки. Во имя карьеры он способен на все.
        —Простите, не поняла…
        —Он слегка псих и способен на многое, — перевел Калягин свое выражение. — Спасибо… — улыбнулась Лариса. — Только зачем ему-то все это?
        —Недавно он обратился к нам с предложением о возобновлении нашего сотрудничества. Мы, учитывая весь прошлый негатив, связанный с ним, отказались. А газета ему сейчас не помешала бы… Кроме того, по некоторым нашим данным, этот господин связался с одной бандитской группировкой.
        —Яд — это не бандитские методы, — задумчиво возразила Лариса.
        —Может быть всякое, — уклончиво выразился Калягин.
        —Хорошо, давайте вернемся к нашим баранам, а то у меня от политики голова пухнет, — призналась Лариса. — Итак, на очереди у нас женская часть коллектива.
        Калягин вздохнул и попросил разрешения сначала доесть свинину. После того как с этим было покончено, он вытер губы салфеткой и сказал:
        —Женщины — народ сложный и непонятный. И Лена Турусова, и Света Воронова — личности достаточно экзальтированные. Обе разведенные, у Лены детей нет, у Светланы дочь. Турусова является старой подругой Галины еще по университету. Светлана у нас работает не так давно, но я считаю ее одной из лучших журналисток нашей газеты.
        —А ее отношения с Галиной?
        Калягин пожал плечами:
        —Пожалуй, я затруднился бы с ответом на этот вопрос. По-моему, никаких особых отношений у них не было. Они, конечно, не подруги, но и явных конфликтов между ними не происходило. Вот и все, что можно сказать.
        —Мы забыли еще программиста и курьера, — напомнила Лариса.
        —Ну, с программистом разговор особый. Валерия, видимо, сказала вам, что Миша был самым близким для Галины человеком.
        Лариса кивнула.
        —Что же касается курьера Андрея, то это, — Калягин поморщился, — пожалуй, самый незаметный и невыразительный, да простит он меня, человек в редакции. Хотя для курьера эти качества как раз, что называется, в кайф. Большего на этой должности и не требуется.
        —Илья Валентинович, а давайте подумаем, кто из вашей редакции мог по каким-либо признакам стать, скажем так, наймитом противоположной стороны.
        Калягин задумался, раскачиваясь в кресле. Думал он примерно минуту, потом потер лоб и решительно сказал:
        —Нет, не могу себе представить никого. Абсолютно никого. Разве что…
        —Что?
        —Курьер Андрей Птичкин. Он несколько обижен на коллектив, считает, что его не ценят. Но его тогда не было в редакции, он был болен.
        —Следовательно, подмешать яд он не мог.
        —Совершенно верно, — согласился Калягин.
        —Остается…
        —Что остается?
        —Не что, а кто, — поправила Лариса. — Остается еще господин Маточкин Александр Иванович. Почему-то он выпал у нас из поля зрения.
        —Ну, нет, — протянул Калягин. — Уж кто-кто, а Александр Иванович…

* * *
        Финансовый директор газеты «Правое дело» Александр Маточкин был старше всех сотрудников газеты — ему было пятьдесят два года. И в противоположность своим младшим коллегам отличался педантизмом, аккуратностью и невозмутимостью. Поэтому, собственно, он и был ответственным за такую вещь, как финансы.
        Позади у него была долгая, трудная жизнь, наполненная вначале преподавательской деятельностью, а потом работой в различных средствах массовой информации. По сути дела, Александр Иванович успел поработать практически во всех сколько-нибудь значимых периодических изданиях города. Но нигде не задерживался больше чем на год. Исключение составила газета «Правое дело».
        Маточкин здесь получил возможность, во-первых, занять руководящий пост, а во-вторых, ему импонировала независимая позиция издания. В отличие от других газет, которые всегда занимали удобную позицию для проникновения в них властей предержащих и даже пытались получить от этого удовольствие.
        А Калягин информационной проституцией не занимался и поэтому, несмотря на трудности, сумел сохранить практически незапятнанной репутацию газеты. Маточкин держался за газету еще и потому, что главный редактор собирался переезжать в Москву и, следовательно, должен был передать издание какому-то надежному человеку. Александр Иванович не без оснований полагал, что как раз он-то больше всего и подходит на эту роль.
        Действительно, Маточкин пользовался заслуженным уважением со стороны как сотрудников газеты, так и среди других коллег по цеху. Несмотря на то что как финансовый директор он был обязан быть скрягой.
        Он совершенно невозмутимо выискивал любые возможности для того, чтобы штрафовать корреспондентов за просрочки в сдаче материалов, снижал гонорары, обосновывая это тысячей причин, начиная с того, что надо закупать новые картриджи для принтеров, и кончая тем, что журналисты допустили в тексте стилистические неточности, что в конечном итоге добавило работы литературному редактору.
        После известных событий, связанных с отравлением ответственного секретаря Пономаревой, Маточкин, в отличие от других сотрудников, подверженных эмоциональным импульсам, оставался спокойным и невозмутимым. Он исполнял свои обязанности, как и прежде, педантично и без суеты.
        В тот вечер он уходил из редакции последним, как это обычно и бывало. Не спеша проверил, закрыт ли сейф, посчитал гонорары корреспондентам, просмотрел платежные поручения, наметил для себя, что надо будет сделать завтра утром. Потом, проверив, поставлено ли помещение на сигнализацию, выключил свет и вышел из редакции.
        Попрощавшись внизу с вахтером, он открыл дверь и оказался на улице. Подхватив под мышку свою излюбленную толстую черную папочку, не спеша двинулся к троллейбусной остановке. Своей машины у Маточкина не было, да и он просто привык пользоваться общественным транспортом, еще с застойно-социалистических времен. Хотя средства для того, чтобы приобрести себе автомобиль, у него были.
        Жил Маточкин отнюдь не в престижном районе, можно сказать, на окраине города. Хотя в этом были и своего рода приятные моменты — его дом находился почти на вершине одного из холмов, которые опоясывали город со всех сторон. Холмы все были лесистыми, и там, на высоте нескольких сот метров, сложился определенный микроклимат. В отличие от центральной части города, закопченной и пропахшей выхлопными газами, в районе, где проживал Маточкин, всегда был свежий воздух.
        Александр Иванович не курил и не злоупотреблял алкоголем, предпочитал постоянно двигаться. Словом, вел здоровый образ жизни. Он всегда, выйдя на троллейбусной остановке, поднимался к себе на гору пешком, хотя была возможность доехать туда на маршрутном такси. Кроме того, при этом не расходовались деньги, а Маточкин за годы работы финансовым директором выработал у себя такое качество, как экономность. Впрочем, многие воспринимали это как жадность.
        Невольно подумав об этих людях, Маточкин усмехнулся. Да, эти романтики, эта молодежь пускай тусуется и разбрасывает рубли налево и направо. Взять, например, Дмитрия Гулькова, который постоянно тратил деньги на своих любовниц, пьянки и гулянки. Поэтому до сих пор и не имел нормальной машины, трясясь на доставшейся ему от отца «копейке», поэтому и одевался черт-те как.
        Маточкин же был уверен в своей идеологической правоте. Как бы ни был прекрасен полет чувств, все равно побеждает рациональное начало. Поэтому пускай его зовут педантом и сухарем, он не будет обижаться. Потому что прав все равно окажется именно он. Да и чего ему особенно нервничать? У него жена-красавица, на семнадцать лет его младше, и она его любит. Двое детей-погодков, в восьмом и седьмом классах. По выходным — дача, по будням — интересная работа.
        Скоро, совсем скоро будет лето…
        Маточкин, обдуваемый свежим ветерком из окна троллейбуса, подумал, что неплохо было бы в этом году съездить куда-нибудь подальше своего дачного участка. А то получается, что вот уже пятый год они никуда не выезжают. Но когда это лучше сделать? Непонятно, как будут развиваться события в газете после того, что случилось с Галиной Пономаревой. А уехать, не контролируя ситуацию в «Правом деле», Маточкин не мог.
        «Поедем, когда все это разрулится, — подумал он, — то есть в следующем году». С этой мыслью Александр Иванович вышел из троллейбуса, перешел на другую сторону и стал подниматься в гору. Чтобы пройти к своему дому, ему нужно было преодолеть сначала массив пятиэтажек, а потом еще пройти через гаражный кооператив.
        К этому-то гаражному кооперативу и приближался параллельным курсом с Маточкиным человек в темных очках с большим пакетом в руках. Пакет он нес не за ручки, а прижимая таким образом, как будто внутри находилось что-то тяжелое, узкое и твердое. Человек шел по другой стороне улицы, чуть позади Маточкина. Когда же Александр Иванович собрался перейти улицу, неизвестный в темных очках свернул за пятиэтажку, срезая угол. Пройдя через двор, он вышел к тропинке, которая вела к гаражам. Там он спрятался в кустах и стал ждать.
        Маточкин тем временем обогнул пятиэтажку с другой стороны и приближался к тому месту, где его ждал человек в темных очках.
        Как только он вышел из-за угла, человек быстро вынул из пакета большой железный гофрированный прут. Потом оглядевшись и убедившись, что никого вокруг нет, он дождался, когда Александр Иванович пройдет мимо него, размахнулся и ударил Маточкина арматурой по голове.
        Тот на секунду замер, тихонько охнул и, хватаясь руками за воздух, упал на землю. Толстая кожаная папка вылетела из его рук и отлетела в кусты. Человек в темных очках пару раз кашлянул, потом снова оглянулся и выбросил арматуру в кусты. В руках у него осталась бумага, которой он, собственно, и держался за железный прут.
        Смяв грязную бумажку, человек засунул ее себе в карман и, на ходу складывая пакет, в котором он нес арматуру, начал быстро удаляться в ту сторону, откуда пришел. Заметив издали, что со стороны двора приближается какой-то мужчина, он тут же избрал другой путь — тот, которым пришел сюда Маточкин.
        На другом конце пятиэтажки он повстречался с женщиной, которая шла домой с большими авоськами в руках. Она была озабочена какими-то своими мыслями и не обратила на очкастого никакого внимания. Завернув за угол, он увидел, как к остановке подъезжает маршрутка. Он поспешил туда и через полминуты уже на большой скорости удалялся с вершины горы в сторону проспекта. Путь вниз занял минуты две. Отдав деньги водителю, человек в темных очках быстро пошел к автобусной остановке, сел в первый подошедший автобус и уехал в центр города.

* * *
        —Нет, конечно, никого нельзя исключать, — глубокомысленно изрек Калягин, вытирая губы салфеткой. — И Маточкина в том числе.
        —Скажите, а он доволен своей работой в газете? — спросила Лариса.
        —Мне кажется, да. Он, по сути, вершит все дела, связанные с финансами и рекламой. А это очень важно.
        —Он не хочет быть главным редактором?
        Калягин замешкался с ответом и закурил очередную сигарету.
        —Может быть, где-то в глубине души и хочет, — наконец сказал он. — Но, по-моему, все же эта должность не для него. Быть вторым человеком — вот его действительное призвание. Он идеальный заместитель.
        —Вопрос в том, думает ли он так же, — произнесла Лариса. — Ладно, оставим пока дела… Вам понравился ужин?
        —Великолепно, — признался Калягин. — Если бы мои доходы были хоть чуточку повыше, я бы приходил к вам каждый день.
        —Это не так уж и невозможно, — сказала Лариса. — Дело об отравлении меня очень заинтересовало. А когда во мне просыпается интерес, то многое становится неважным. Давайте договоримся так: я берусь за параллельное расследование дела, вы меня каким-нибудь образом проводите как сотрудника газеты, а я даю вам абонемент на бесплатное посещение моего ресторана в течение трех месяцев.
        Калягин удивленно поднял брови.
        —Но это несколько странно… — проговорил он.
        —Я же говорю — когда у меня просыпается интерес, я могу пойти на многое. Ко всему прочему обычно мне удается докопаться до истины. Если вы действительно хотите, чтобы истинный виновник смерти Пономаревой был найден, то, мне кажется, вы не должны отказываться от моего предложения.
        —Ну что ж, — после некоторой паузы сказал Калягин. — По крайней мере, вреда никакого не будет.
        —Да, и вам это не будет стоить ни копейки. Плюс питание в ресторане, — улыбнулась Лариса.
        —Вы и впрямь убеждены в том, что ваша племянница здесь ни при чем? — вскинув голову, спросил Калягин.
        —Да, — ответила Лариса. — Ради нее я, собственно, и берусь за это дело. Я же не профессиональный частный детектив…
        Калягин церемонно склонил голову и сказал:
        —Мне показалось, что я могу вам доверять. Поэтому я принимаю ваше предложение. И еще раз спасибо за ужин — кухня у вас действительно великолепная. А в газету я вас приму на должность заместителя по рекламе. Наверняка эта должность освободится — или Маточкин, или Турусова, скорее всего, займут пост ответственного секретаря, и кому-то нужно будет этим заниматься.
        —Но вы понимаете, что я не смогу заниматься рекламой: я же буду сосредоточена на расследовании.
        —Ничего страшного, — успокоил Ларису Калягин. — Надо же вам придумать хоть какое-нибудь, что называется, прикрытие.
        —Хорошо, — согласилась Лариса. — В таком случае я выхожу на работу с завтрашнего утра.
        —О\'кей, — сказал Калягин и, поднявшись с кресла, начал застегивать пуговицы на пиджаке. — Мне, пожалуй, пора домой.
        —Я могу вас отвезти.
        —Буду очень рад.
        Лариса с Калягиным вышли из Зеленого кабинета и прошли по коридору к служебному выходу. Через несколько минут они уже сидели в салоне серебристой «Вольво», машины, на которой Лариса Котова ездила вот уже пятый год.
        —Я все-таки думаю, что без политики здесь не обошлось, — снова вернулся к своим мыслям Калягин, непринужденно раскинувшись на переднем сиденье.
        —Может быть… — задумчиво согласилась Лариса, смотря в лобовое стекло. — Тем, наверное, хуже для вас.
        —Или лучше, — неожиданно сказал Калягин. — В глазах американцев, например, от этого наш имидж только выиграет.
        Лариса невольно скосила на него глаза, но ничего не сказала. Только подумала, что четвертая власть — это тоже власть и законы здесь примерно те же. Политика есть политика, и любое, даже на первый взгляд негативное событие при желании можно повернуть себе на пользу. Что ж, флаг Калягину в руки, если он сможет извлечь из этого что-то полезное для себя.
        У нее же, Ларисы, совсем другие задачи. Для нее важно обнаружить преступника. И она уже твердо решила, что посвятит этому свое свободное время. Поэтому ей снова придется напрягать своего заместителя по ресторану Дмитрия Городова, чтобы тот взял на себя все бразды правления. Такое бывало не раз, и Степаныч, как ласково называла Городова Лариса, поворчав и поскрипев, всегда соглашался. Тем более что за это он получал от нее премиальные.
        Было уже где-то часов девять вечера, когда Лариса подъехала к дому, где жил главный редактор «Правого дела». Она подвезла Калягина ко входу во двор. Он галантно поцеловал ей ручку, еще раз поблагодарил за ужин и, гордо вскинув голову, направился в сторону своего подъезда.
        На улице смеркалось, но во дворе тем не менее бесилась детвора, у подъезда сидели старушки, перемывая косточки всем своим знакомым. Словом, картина была совершенно обычная. Около подъезда Калягина стояла «БМВ». Лариса разглядела сидящих в ней крепких, коротко стриженных парней, тех самых, которые обычно и ездят на машинах этой марки. Не зря же ее называли «боевой машиной воров».
        Ничего экстраординарного во всем этом не было. Лариса уже собралась тронуться с места и ехать домой, как неожиданно, взглянув в заднее зеркало, заметила, что, как только Калягин поравнялся с «БМВ», из нее тут же вылезли двое и преградили ему путь. Разговор между редактором и этими двумя продолжался совсем недолго. Главный редактор, скептически склонив голову набок, выслушал то, что ему сказали парни, и, чуть подумав, наклонился к дверце машины. Он перебросился парой слов с тем, кто сидел на ее переднем сиденье, и сам сел в салон автомобиля.
        Лариса сочла за благо тут же тронуть свою серебристую красавицу с места и выехать со двора. Ждать ей пришлось недолго, поскольку буквально через полминуты «БМВ» тоже выехала на улицу и, мигнув поворотником, повернула в сторону центра города.
        Котова не стала долго раздумывать и тоже направила свою «Вольво» вслед за «БМВ», в которой находилась странная компания, состоявшая из главного редактора «Правого дела» Ильи Калягина и людей, вид которых не позволял причислить их к представителям средств массовой информации.
        Глава 4
        «Вольво» старательно повторяла все маневры, совершаемые идущей впереди «БМВ». Собственно, езда заняла всего минут пятнадцать, и вскоре автомашина подозрительных личностей, которую преследовала Лариса, остановилась возле здания проектного института. В этом здании арендовали помещения многие коммерческие организации.
        Лариса притормозила рядом с «БМВ» буквально сразу же и увидела, что главный редактор «Правого дела» совершенно спокойно выходит из машины и направляется в сопровождении двух крепких парней к входу. Она бросила свой взгляд на таблички с фирмами, которые были представлены в этом здании, и прочла на одной из них «АВТ Система». Ей сразу все стало ясно — фирма с этим названием принадлежала небезызвестному Сергею Школьникову, бывшему зампреду областной думы и неутомимому политическому авантюристу.
        То есть выходило, что именно его люди и предложили, если можно так выразиться, проехать в их вотчину Илье Калягину. Она уже начала раздумывать, стоит или не стоит ей вмешиваться в ситуацию, как Илья развернулся на крыльце здания и заметил ее машину. Он настойчиво отстранил от себя одного из провожатых и махнул Ларисе рукой.
        —Лариса Викторовна, идите сюда! — закричал он.
        —Сейчас, — ответила она, вынимая сотовый телефон и лихорадочно набирая домашний номер.
        Уже открывая дверцу автомобиля, она надиктовала на автоответчик сообщение:
        «Женя, я нахожусь по адресу Мирный переулок, 6. Фирма «АВТ Система». Если меня не будет до двенадцати, можешь присылать по этому адресу милицию».
        Затем она закрыла пультом машину и быстро пошла к крыльцу. Калягина, однако, уже втолкнули внутрь, а один из парней решительно преградил Ларисе вход.
        —Вы кто? Что вам нужно?
        —Я заместитель главного редактора газеты «Правое дело», — тут же официально отрекомендовалась она, имея на это почти полное право, учитывая их с Калягиным сегодняшнее соглашение.
        —Документы ваши, пожалуйста, — невозмутимо отреагировал парень.
        —Здесь же мой начальник. — Лариса показала на закрывшиеся двери здания. — Что за ерунду вы устраиваете на пустом месте?
        Парень, исчерпав, видимо, запас имевшихся в его умственном распоряжении аргументов, замолк и покосился в сторону дверей.
        —Подождите здесь, пожалуйста, — наконец выдавил он из себя.
        И исчез в дверях. Немного погодя он вернулся и мрачно бросил:
        —Пойдемте со мной.
        Он провел Ларису по лестнице на третий этаж, а потом долго вел по каким-то запутанным коридорам. Наконец, повернув раз пять в разные стороны, он остановился перед дверью, на которой была наклеена бумажка с надписью «АВТ Система». Открыв дверь, он просунул туда голову и сказал:
        —Я ее привел.
        —Впусти, — послышался изнутри жидкий тенорок.
        Лариса вошла в комнату и увидела, что за столом у окна сидят двое — как всегда, манерно расположившийся в вальяжной позе нога на ногу Калягин и субъект довольно-таки замшелого вида с седыми волосами, в джинсовой куртке. Он сосредоточенно дымил какими-то крепкими сигаретами. Комната насквозь была прокурена едким дымом. Лариса даже подумала, а не травкой ли балуется хозяин кабинета, но потом заметила на столе пачку крепких французских сигарет «Житан» без фильтра и успокоилась. Приблизившись к столу, она узнала в курившем мужчине Сергея Школьникова.
        —Присаживайтесь, — сказал он, указывая ей на стул. — Не знал, что к Илье Валентиновичу теперь устраиваются на работу директора ресторанов.
        И, довольный произведенным эффектом, оттопырил нижнюю губу, скривившись одновременно в ухмылке:
        —А мы все знаем. Работа обязывает. Служба такая…
        Школьников явно хотел подчеркнуть, что личность Ларисы ему знакома, и упредить ее вопрос. Действительно, память у этого человека была на высоком уровне. Впрочем, все было вполне логично — исходя из утверждения Калягина, что Школьников «слегка псих», удивляться было нечему: у шизофреников память развита очень хорошо.
        —Какая служба? — осмелилась тем не менее спросить Лариса.
        —Я знал, что сегодня встречусь с вами, — продолжал улыбаться Школьников, не обращая внимания на ее реплику. — Да вы не волнуйтесь, ничего страшного. Если вы работаете с Ильей Валентиновичем, то, думается мне, будете не против узнать о некоторых конструктивных предложениях вашей редакции.
        —Мы уже давали вам ответ, Сергей Алексеевич, — напыщенно возразил Калягин. — И я не понимаю, зачем в такой форме, напоминающей больше силовое давление, заставлять людей идти на переговоры с вами.
        —А потому что они неизбежны, — спокойно ответил Школьников, снисходительно посмотрев на Калягина. — И я, поскольку всегда просчитываю все перспективы, решил ускорить переговорный процесс. Пускай даже и такими способами.
        —Это ни к чему не приведет, — отрезал Калягин.
        —Объективно мы заинтересованы друг в друге.
        И в этот момент неожиданно запищал сигнал пейджера, который был прикреплен к брюкам Калягина. Он не спеша отсоединил пейджер, нажал на кнопку и тут же нахмурился.
        —Че-го? — только и смог сказать он. — Маточкин в больнице с тяжелой травмой головы?
        Последние слова главный редактор произнес с совершенно убитой интонацией.
        —Это неудивительно, — тут же прокомментировал ситуацию Школьников, взяв из пачки следующую сигарету.
        —То есть вы берете ответственность за это на себя? — тут же перешел на официальный тон Калягин.
        —А у вас постоянно включен диктофон? — с усмешкой спросил Школьников.
        —Вы берете на себя ответственность? — повторил Калягин, повышая голос.
        Школьников ничего не ответил, он смотрел по-прежнему снисходительно на главного редактора, словно говоря ему, что тот является лишь пешкой в чьей-то большой игре.
        —А что случилось? — спросила Лариса у Калягина.
        —Мне пришло сообщение на пейджер, что два часа назад на Маточкина напали и ударили его по голове. Сейчас он находится в больнице.
        —Вот видите, Илья Валентинович, — назидательно произнес Школьников. — Поэтому соглашайтесь на мои условия.
        —Какие условия? — спросил Калягин.
        —Вы печатаете нужные мне материалы, мы изменяем таким образом политическую ситуацию в городе, и я становлюсь губернатором.
        Когда Калягин услышал такое, мягко говоря, смелое заявление, у него непроизвольно открылся рот. Лариса тоже была шокирована.
        —А тут ничего сложного нет, — поведал Школьников. — У меня есть материалы против ДэЭна, и никто не берется их опубликовать. Если они все-таки увидят свет, то через мои связи в Москве я обеспечу себе место в администрации. Если уж не губернатора, — неожиданно пошел он на попятную, — то в аппарате уже точно. А губернатор будет моим человеком — вот и все…
        —Простите меня, но это несерьезно, Сергей Алексеевич, — сказал Калягин.
        —А терпеть всякие выходки типа ударов по голове — это что, серьезно?
        —Вы думаете…
        —Я думаю, что вы или идете ко мне, или вообще идете сами знаете куда, — Школьников резко закончил за Калягина фразу. — Другой альтернативы у вас нет.
        —С чего вы взяли?
        —Я давно занимаюсь политикой. А вы, хоть и неплохо пишете свои политологические статьи, но все же в большой политике дилетант. А я считаю, что каждый должен заниматься своим делом. Поэтому предлагаю вам нормальный конструктивный вариант.
        —Может быть, вы еще скажете нам, кто стоит за отравлением нашего ответственного секретаря и нападением на финансового директора? — спросила Лариса.
        —Скажу. Только позже… Всему свое время. Могу только сказать, что я ко всему этому отношения не имею.
        —Ни прямого, ни косвенного? — уточнил Калягин.
        —Ну, косвенно мы имеем ко многому отношение, — уклончиво сказал Школьников. — Так вы согласны выпустить несколько внеочередных номеров с разоблачением деятельности губернатора или нет?
        —Что это за материалы? — сухо спросил главный редактор.
        —Интересные. Например, о незаконной приватизации ликероводочного завода, о связях с чеченской мафией, история о самоубийстве бывшего заместителя губернатора под давлением своего шефа.
        Калягин скептически поморщился.
        —Ну и что, об этом и так многие знают — доказательств-то все равно нет.
        —А они и не нужны. Главное сейчас — это взорвать ситуацию.
        Школьников по-прежнему насмешливо смотрел на Калягина. Тот же закурил сигарету и устремил свой взгляд куда-то в потолок.
        —Нет, в мои планы сейчас все это не входит, — наконец ответил он. — У нас других проблем хватает.
        —Вы что, боитесь, Илья Валентинович? — спросил Школьников таким тоном, каким обычно пацан в пятом классе дразнит своего товарища, обвиняя его в трусости. — В таком случае готовьтесь — следующим станете вы.
        —Вы что, мне угрожаете?
        —Нисколько, я просто предупреждаю.
        —Я ценю вашу заботу, но свои проблемы мы решим сами, — сухо отозвался Калягин. — На этом, наверное, наш разговор следует считать исчерпанным.
        —А я думаю, что мы еще встретимся, — возразил Школьников.
        Калягин оставил ремарку собеседника без внимания и поднялся со стула. Ларисе ничего не оставалось делать, как последовать его примеру.
        —Я надеюсь, Сергей Алексеевич, что ваши люди не ударят меня арматурой по голове при выходе из здания? — спросил Калягин уже в дверях комнаты.
        Школьников пожал плечами, ухмыльнувшись.
        —У них и спросите, — сказал он.
        Калягин резко повернулся и открыл дверь, пропуская вперед Ларису. Та невольно усмехнулась, поскольку подобное джентльменство в свете предыдущей фразы выглядело несколько двусмысленно. Тем не менее она вышла в коридор первой.
        И сразу же наткнулась взглядом на мрачные физиономии парней, которые привезли сюда на «БМВ» Калягина. Позади них стоял еще один, с испитым круглым лицом и хмурым видом.
        Он еле заметно кивнул главному редактору «Правого дела». Калягин, однако, не стал отвечать ему приветствием и, оглядевшись, гордо прошествовал по коридору в направлении выхода.
        —Вас отвезут, — бросил один из парней.
        —Не стоит, у нас есть своя машина, — возразила Лариса.
        Двое качков тем не менее эскортировали Ларису и Калягина до выхода из здания и убедились, что они дошли до «Вольво».
        Как только они сели в машину и Лариса тронула ее с места, Калягин убежденно заявил:
        —Теперь я полностью убежден в политической подоплеке этого дела.
        Лариса ничего не ответила. Она вообще слабо разбиралась в политике, но что-то подсказывало ей, что Калягин ошибается. И что корни происшедшего надо искать в чем-то другом.
        —Я собираюсь сейчас же направиться в больницу к Маточкину, — сказал тем временем Калягин.
        —Поехали, — согласилась Лариса. — Я только должна позвонить мужу.
        И она, остановив машину, набрала домашний номер. На том конце провода ее ожидал взволнованный Котов.
        —Все нормально, можешь не беспокоиться, вернусь поздно, — кратко информировала его Лариса. — Возражений не приму, потому что сам очень часто поступал так же, если не хуже.
        Котов собирался было что-то возразить, но вместо этого только пробурчал в трубку нечто нечленораздельное.
        —И еще. Мне понадобится, наверное, твоя помощь. Кажется, министр печати Виталий Никитин — твой бывший однокурсник?
        —Да, а что? — удивился Котов.
        —Устрой мне с ним встречу. Это очень важно. По делу Валерии. Лучше позвонить ему домой сейчас, если это, конечно, удобно.
        —Ну хорошо, — после некоторого раздумья ответил Котов.
        —В таком случае пока, — сказала Лариса и отключила связь.
        —Зачем вам встреча с Никитиным? — тут же спросил Калягин.
        —Я хочу послушать все стороны, задействованные в этом деле.
        —Он ничего определенного не скажет.
        —Порой важными бывают и детали, — возразила Лариса, направляя машину к первой городской больнице, в которой после нападения лежал Александр Иванович Маточкин.

* * *
        В отделении хирургии Ларису и Калягина встретил бородатый врач, который весьма словоохотливо объяснил им, что жизни и здоровью финансового директора «Правого дела» ничто не угрожает. Да, придется наложить около десяти швов, возможно, обнаружится сотрясение мозга средней степени, но не более того.
        Калягин выслушал сообщение врача, стоя в позе Наполеона, скрестив руки на груди, и остался весьма доволен услышанным.
        —Можно ли сейчас с ним побеседовать? — осведомился он.
        —Почему бы и нет? — подумав, ответил бородач и сделал приглашающий жест в сторону палаты. Калягин с Ларисой прошли внутрь и увидели Маточкина, который лежал на дальней койке у окна с перебинтованной головой.
        —Александр Иванович, вы можете разговаривать? — спросил Калягин.
        —А почему же не могу? — оптимистично откликнулся Маточкин. — Меня же только по голове ударили, а не язык отрезали.
        Калягин чуть улыбнулся, отдавая должное коллеге, который, находясь на больничной койке, не потерял способности шутить.
        —Как все произошло? — спросил он.
        —А как у нас все происходит? — ответил риторическим вопросом Маточкин. — Шел, ударили, упал, очнулся, «Скорая», больница… Вот и вся цепочка.
        —То есть вас ударил неизвестный?
        —Конечно, неизвестный, — невозмутимо согласился Маточкин. — Я его не видел, потому что он ударил меня сзади. Вернее, как бы сбоку, из-за кустов.
        —Никаких примет, следовательно, вы не запомнили.
        Финансовый директор покачал головой.
        —Нет, не запомнил. Хотя… — он наморщил лоб.
        —Что «хотя»? — нетерпеливо спросил Калягин.
        —На нем, по-видимому, был черный пиджак — я, когда падал, краем глаза смог разглядеть. И он был в темных очках. Лицо мне тоже показалось каким-то черным…
        —Я прошу прощения — это что, был негр? — удивленно спросил Калягин.
        —Нет, это такое, Илья Валентинович, субъективное ощущение. Лицо его было скорее смуглым, а может быть, просто борода была. Не могу сказать точно.
        —Да, негусто, — вздохнул Калягин и повернулся к Ларисе, как бы ища у нее поддержки.
        —Негусто, — согласилась та.
        —Потом… — еще раз наморщил лоб Маточкин. — Не знаю, насколько это может вообще пригодиться, но, по-моему, перед ударом этот человек кашлянул. Это я помню хорошо, потому что я не ожидал услышать кашель со стороны кустов. Я даже собрался обернуться, но в следующий момент он меня ударил.
        —Вы не помните, он был высокий? — задала вопрос Лариса.
        —По сравнению со мной многие кажутся высокими, — улыбнулся Маточкин. — Наверное, выше меня. Но… Особо крепким он мне не показался — по крайней мере по силуэту.
        —Значит, среднего или высокого роста, с темным лицом, худощавого телосложения, — подытожил Калягин.
        Он вздохнул и, скрестив руки на груди, подошел к окну.
        —Александр Иванович, меня пытался похитить Школьников, — сказал он после некоторой паузы.
        —Похитить? — удивился Маточкин.
        —Да, примерно через час после того, как на вас напали. Его люди отвезли меня в офис.
        —А там?
        —Там он предлагал, причем в очень настойчивой и безапелляционной форме, сотрудничество с ним. Естественно, на выгодных для него условиях — мы печатаем нужные ему материалы, и он становится губернатором.
        —Че-го? — Маточкин обнажил свои золотые зубы и зашелся в истерическом смехе.
        —Да, Александр Иванович, не больше и не меньше! — подтвердил Калягин. — Намекал мне на какие-то свои связи в Москве. К тому же из его намеков я понял, что он вполне может быть причастен к тому, что случилось с вами. У него же на вас свой зуб.
        —Да, тот судебный процесс ему влетел в копеечку, — согласился финансовый директор, вспоминая события несколькогодичной давности, когда «Правое дело» выиграло процесс у Школьникова, содрав с него за нанесенные публичные оскорбления Маточкину двадцать тысяч рублей.
        —Но это, безусловно, недоказуемо. Если, конечно, милиция никого не найдет.
        —А она не найдет, — скептически скривился Маточкин. — Во-первых, потому что это никому не надо. А во-вторых, вообще очень сложно найти напавшего на меня человека — я его и опознать-то не смогу.
        —Да… — только и смог протянуть Калягин и посмотрел на часы. — Что ж, — вздохнул он, — время уже позднее, пора нам домой. Вы, Александр Иванович, выздоравливайте, врачи сказали, что с вами ничего страшного не произошло. Ждем вашего выхода на работу.
        —Ждите, — коротко ответил Маточкин. — И я вернусь, — добавил он, когда Калягин вместе с Ларисой уже собирались покинуть палату.
        Главный редактор на секунду остановился, о чем-то подумал, потом решительно открыл дверь и вышел.
        Остаток вечера прошел без каких-либо неожиданностей и неприятных происшествий. Калягина Лариса проводила прямо до квартиры и, убедившись, что главный редактор закрыл дверь, пошла назад. Она успешно доехала на своей «Вольво» домой. Там у телевизора ее ждал Евгений, который на удивление был трезв и доброжелателен. Он смотрел финал Лиги чемпионов и отчаянно болел за одного из представителей испанского чемпионата.
        —Все нормально? — спросил он. — А то я уже начал волноваться.
        —Ты звонил Никитину?
        —Он ждет тебя завтра в первой половине дня, — ответил Евгений и ласково взял Ларису за руку.

* * *
        Лариса вошла в кабинет и сразу почувствовала живительную прохладу. На дворе стоял конец мая, и после череды холодов на город неожиданно упала жуткая жара. Здесь же, в тиши кабинета областного министра печати и информации, работал кондиционер.
        —Лариса Викторовна, добрый день, — поднялся со своего места за столом высокий, худощавый мужчина средних лет.
        На нем была белая рубашка и галстук, волосы аккуратно уложены, а на лице сияла вежливая официальная улыбка.
        —Проходите… — сделал он приглашающий жест. — Евгений Васильевич просил меня уделить вам время. Очень рад познакомиться. Не знал, что у него такая очаровательная супруга.
        —Здравствуйте, Виталий Николаевич, — поздоровалась в свою очередь Лариса.
        —Итак, что вас интересует? — сложил руки на столе Никитин.
        —Вы, наверное, знаете, что в газете «Правое дело» произошли печальные события…
        —Знаю, — привычно-официально стал серьезным Никитин.
        —Понимаете, я волею обстоятельств оказалась вовлеченной в эту историю — дело в том, что в отравлении ответственного секретаря подозревают мою племянницу. Но она абсолютно не виновата — в этом я уверена. И, вникнув чуть-чуть в дело, я поняла, что здесь может быть замешана политика. Собственно, поэтому я и обратилась к вам.
        —Так-так… — задумчиво произнес Никитин, затарабанив пальцами по столу и устремив взгляд вниз. — То есть вы хотите знать, какая политическая сила может стоять за всем этим?
        —Если хотите, то да.
        —Понимаете, «Правое дело» — газета оппозиционная. Ну, или почти оппозиционная. Следовательно, наше ведомство как представитель власти вполне может быть ею недовольно. Но я прямо вам скажу, что мы к этому делу непричастны.
        Лариса посмотрела на Никитина в упор.
        —Да не нужно нам «Правое дело», понимаете, не нужно! — улыбнулся министр. — Потому что влияние оно, конечно, оказывает, но не такое, чтобы эту газету необходимо было уничтожать или строить против нее какие-то козни. К тому же нашему губернатору нужна такая газета, чтобы его не обвиняли в склонности к авторитарному правлению.
        —Ну, хорошо. А что вы сами думаете о случившемся? Ведь вчера, например, ударили по голове арматурой финансового директора газеты Маточкина.
        —Вот как? — поднял брови вверх Никитин. — Интересно, кто это так хочет на них наехать? Кому они дорогу перешли? Я вообще-то думал, что это дело чисто бытовое.
        —Какое?
        —Отравление Пономаревой. Я ее, кстати, лично знал. Интересная была женщина, умная… Увлечена была работой, буквально горела на ней. Жалко ее.
        —А почему вы думаете, что это бытовое отравление?
        —В газетах редко кто любит своих коллег, если это, конечно, пардон, не интимная связь, — вздохнул Никитин. — Я же тоже в свое время массу газет поменял. Несколько редакций успел возглавить. Теперь вот руковожу всей прессой в области. Так что газетную жизнь знаю не понаслышке.
        —Вы хотите сказать, что это внутренняя свара в газете?
        Никитин посмотрел на Ларису, выдержал паузу и сказал:
        —Утверждать я ничего не буду. Тем более что вчерашнее происшествие несколько меняет дело.
        —То есть это все же политика?
        —Если это не политика, то я ничего не понимаю, — сказал Никитин. — Только этого еще не хватало. Тут и так напряженная ситуация в области, нас обвиняют в наездах на прессу… Может быть, это и провокация.
        —Против кого?
        —Это и я бы хотел знать, — серьезно сказал министр. — А вы-то почему интересуетесь всем этим?
        —Не хочется, чтобы племянницу посадили за то, чего она не совершала. Разве Евгений не рассказывал вам, чем я занимаюсь в свободное время?
        —Да, упоминал. Кстати, я буду признателен вам лично, если вы разберетесь в этом деле. Если у вас получится, — Никитин посмотрел на Ларису взглядом с изрядной долей скепсиса, — то я вас отблагодарю.
        —Спасибо, я в этом не нуждаюсь, — вздохнула Лариса. — Значит, вы категорически отвергаете версию о том, что здесь замешана политика?
        —Что властные структуры замешаны — категорически отвергаю, что политика — пожалуй, нет. У нас есть некоторые политические авантюристы.
        —Например, Школьников? — быстро спросила Лариса.
        —Почему бы нет? В последнее время доходят слухи, что он собрался смести губернатора и встать на его место. Но это все не более чем бредни сумасшедшего, которому место не на политической трибуне, а в психушке.
        —Но чтобы так круто? Отравить ответственного секретаря, с этой целью подкупив кого-то из сотрудников газеты, — ведь никто другой этого не мог сделать?
        —А что, Школьникову если что в голову втемяшится, то хоть святых выноси! Человек он абсолютно беспринципный, так что вполне-вполне… А к газете он присматривается давно. Посеять в коллективе раздор, прибрать газету к рукам, посадить туда своих людей. Газета официального, так сказать, прикрытия не имеет, пользуется славой оппозиционной.
        Никитин с каждой фразой говорил все убежденнее. Казалось, он был почти уверен, что именно Школьников виноват во всем случившемся.
        —Что же, остается только найти того, кого он подкупил? — спросила Лариса.
        —Думаю, что да. Если, конечно, подкупил он…
        Глава 5
        В газете «Правое дело» царила напряженная обстановка. Лица сотрудников были сумрачны, каждый старался заниматься своим делом, практически не разговаривая с другими. Видимость непринужденности пытались поддерживать только Гульков и Турусова, которая по складу своего характера, видимо, была оптимисткой. По крайней мере, так показалось Ларисе, когда она пришла в газету «на работу» на следующее утро после разговора с Калягиным.
        Ее представили коллективу как нового менеджера по рекламе. И личность ее не вызвала особого интереса у работавших в газете. Как объяснил ей Калягин, менеджер по рекламе требовался газете давно, но «как-то руки не доходили». Поэтому появление человека на этой должности не должно было вызвать ни у кого подозрений.
        Сам главный редактор с утра вперил взгляд в экран компьютера и в течение двух часов молча занимался с какими-то текстовыми файлами.
        Около полудня в редакцию пришли Артемов и Птичкин. По их лицам Лариса сразу определила, что у них что-то случилось. Артемов отмахнулся от Гулькова, который попросил его подойти, дабы уточнить какую-то деталь в его материале, а Птичкин с важным видом, не поздоровавшись ни с кем, направился к Калягину. За ним же последовал и Артемов.
        Они каждый со своей стороны склонились над главным редактором и что-то тихо сказали ему. Калягин, выслушав полученную информацию, сидел с обалдевшим видом. Потом он очнулся, судорожно вздохнул и помрачнел.
        —Что ж, я, пожалуй, пойду покурю, — сказал он, вставая со стула и направляясь к двери.
        Проходя мимо Ларисы, сидевшей на месте Маточкина, он красноречиво показал глазами, что ей тоже следует выйти с ним.
        Дождавшись, пока Калягин удалится, она неспешно встала и последовала за ним. Курилка, или, вернее, ее подобие, находилась у окна в коридоре. Там-то Лариса и нашла Калягина, который нервно мерил шагами небольшое пространство.
        —Что-то случилось, Илья Валентинович? — спросила она.
        —Дело в том, что я получил шокирующую информацию, — ответил тот. — Как ни печально говорить об этом, но нашего корреспондента Светлану Воронову сегодня видели входящей в офис Школьникова.
        Калягин выразительно посмотрел на Ларису.
        —Вот как? Очень интересно…
        —Мне это тем более неприятно, потому что я мог подумать на кого угодно, но только не на нее.
        —Ее видели Артемов и курьер Андрей? — уточнила Лариса.
        —Да. Вернее, видел-то один Андрей, но Артемов подтвердил, что, расставаясь сегодня с ним утром, когда он с Вороновой пошли по редакционным делам, она поехала в сторону этого самого офиса. Андрей же случайно проходил мимо.
        —Вы думаете, что…
        —Конечно, все надо было бы проверить, — рассудительно сказал Калягин. — Однако в данной ситуации, по-моему, все достаточно очевидно.
        —Что ж, я в принципе могу проследить за госпожой Вороновой, — сказала Лариса.
        —Отлично, — облегченно вздохнул Калягин.
        Они вернулись в редакцию и заняли каждый свое место. Ждать Воронову пришлось где-то около часа.
        Она вошла в кабинет и тихо поздоровалась со всеми. Потом так же тихо села за компьютер и начала писать свою очередную статью.
        Затем в редакции появился Виктор Скалолазький, который буквально сиял от восторга. Столь неуместное в этой ситуации выражение его лица подчеркивал букет роз, который он бережно положил к себе на стол.
        —Что такое, Витя? — улыбнувшись, спросила его Турусова.
        Он приложил палец к губам в знак того, что Елене следовало бы промолчать, и шепотом произнес:
        —Мне наконец-то разрешили видеться с Наташей.
        —И этот букет ты подаришь ей? — умиленно поинтересовалась Лена.
        —Нет, — таким же благоговейным шепотом ответил Виктор. — Ее маме… Она такая… — Он несколько смутился. — Хорошая… А папа, блин… — Лицо его посуровело. — Ну, короче, с ним мы тоже разберемся.
        —Виктор, как у тебя насчет статьи? — хмуро спросил Артемов, который в этот ответственный для газеты момент как бы принял на себя некие руководящие функции.
        Скалолазький сразу поник и смущенно поводил носком ботинка по полу.
        —Завтра утром. Сегодня — никак.
        По его лицу было видно, что все дела газеты, включая самые драматические события последних дней, ему глубоко по барабану. Его мысли всецело занимала Наташа и отношения его, Скалолазького, с ее родителями. Лариса, которая, естественно, знала и от Валерии, и от Калягина личную тайну корреспондента «Правого дела», все же была несколько поражена тем искренним светом, которым лучились глаза молодого парнишки.
        «Вот ведь, а нам это теперь вряд ли доступно», — с сожалением подумала она, имея в виду свой недавно отпразднованный тридцатипятилетний юбилей. А вот так же, наверное, когда-то сиял и Евгений, добивавшийся ее руки, с таким же трепетом преподносил цветы и ей, и ее маме… Куда это теперь девалось? Подернулось все алкогольным дурманом джина «Гордонс», проехались по прежним чувствам колеса джипа «Чероки», и сгинули они навсегда в трехэтажных хоромах семьи Котовых. Наверное, так…
        Лариса не удержалась от вздоха, и так этот вздох был грустен, что на него отреагировала Воронова. Она недоуменно посмотрела на новую сотрудницу, сделала неожиданно большие глаза, потом снова углубилась в работу.
        Тут от своего компьютера оторвался Калягин и громко обратился к коллективу:
        —Господа, у нас с вами завтра печальное событие — девять дней со смерти Галины. Поминки состоятся в узком кругу, у меня на квартире. Как вы понимаете, приглашаются все присутствующие.
        —Илья, я, наверное, не смогу — у меня ребенок болеет, — ответила Воронова.
        Калягин отреагировал на ее слова сухим кивком. Лариса явно увидела во взгляде из-под очков, который он бросил на свою сотрудницу, недоверие к ней.
        «Не надо бы так откровенно», — подумала Лариса.
        Женщины обычно хорошо чувствуют изменение отношения к себе, даже если оно выражено вот в такой, почти незаметной форме.
        Тем временем восторженный Виктор, которому не терпелось излить свой душевный подъем, связанный с возобновлением встреч с Наташей, подошел к Вороновой и предложил ей выйти покурить. Та, блеснув улыбкой, согласилась.
        Когда они исчезли в коридоре, Лариса подошла к Калягину и тихо спросила:
        —Илья Валентинович, вспомните, пожалуйста, когда мы были в офисе Школьникова, с вами едва заметно поздоровался какой-то человек. Кто он?
        Калягин недоуменно взглянул на нее и, помешкав, наморщил лоб.
        —Человек, который со мной поздоровался? — удивленно переспросил он.
        —Да, это был всего лишь кивок в вашу сторону. Вы же вообще с ним не поздоровались…
        —Ах, да! — вспомнил Калягин. — Было такое.
        —Кто же он?
        —Это бывший муж Пономаревой, Сергей.
        Слова Калягина оказались столь неожиданными для Ларисы, что она даже возмутилась.
        —И вы молчали об этом? Это же крайне интересный факт!
        Калягин выглядел растерянным.
        —Да, он работает у Школьникова в юридической службе, — добавил он.
        —А с Галиной давно не живет и отношений не поддерживает?
        —Уже года три…
        —Может быть, у них были какие-то невыясненные вопросы? Ну, например, относительно собственности, недвижимости…
        —Вроде бы нет, — совсем растерялся Калягин. — А вы что, подозреваете его?
        —Подозревать можно многих. Дело приобретает характер, когда на подозрении все, — категорично заявила Лариса.
        —Но его же не было в тот момент, когда Галине подсыпали яд.
        —Значит, это мог сделать кто-то другой, по заказу того же Сергея. Я так понимаю, что отношения между бывшими супругами были далеко не теплыми и нежными.
        —В общем, да, но… Все было в цивилизованных рамках, — покачал головой Калягин.
        —Ладно, оставим это… — У Ларисы в голове мелькали мысли. — А появление той же Вороновой в офисе Школьникова не может быть связано с личностью этого самого Сергея?
        Калягин помрачнел и опустил голову.
        —Личная жизнь наших сотрудников мне неизвестна во всех подробностях, — официально ответил он. — Но, насколько я знаю, вроде бы не замечалось такого… Хотя, безусловно, Светлана и Сергей знакомы друг с другом и даже общаются. В основном через Лену Турусову. Дело в том, что они живут в одном общежитии — и Елена, и Светлана. Более того, комнаты у них находятся рядом. А Елена, в силу того, что являлась близкой подругой Галки со студенческих лет, Сергея знает хорошо. Так что не исключено…
        В этот момент в отгороженную оргстеклом каморку, где сидел отдельно ото всех главный редактор «Правого дела», заглянула сама Турусова.
        —Вы секретничаете? — поинтересовалась она.
        —А что? — в ответ спросил Калягин.
        —У меня вопрос по поводу материала Артемова.
        —Давай через десять минут, — попросил Калягин. — А впрочем… — Он наморщил лоб, внутренне принимая какое-то решение. — Лена, останься, у меня к тебе есть вопрос.
        —Какой?
        —Прикрой, пожалуйста, дверь, — понизил голос главный редактор.
        —Пожалуйста, — пожала плечами Турусова.
        —Не думай, что начинается охота за ведьмами, — отвлеченно начал Калягин. — Но… Мне нужно знать, чем занимается в свободное от работы время Светлана Воронова.
        —Светка? В свободное время? — удивилась Лена и чуть заметно усмехнулась. — Да ты что, Илья? Ты… Влюбился, что ли?
        Она едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Единственное, что ее насторожило и ввергло в недоумение, — это присутствие при разговоре новой сотрудницы Ларисы.
        —Нет, — коротко ответил Калягин на вопрос Турусовой, подкрепив ответ категоричным жестом ладони. — Но в связи с последними событиями это очень важно. Я сейчас не могу открывать все обстоятельства.
        —А что тебя интересует-то? Светка в основном дочерью занимается. Ты же знаешь, у нее ребенок, воспитывает она его одна.
        —А личная жизнь? — напористо продолжил Калягин.
        И, видя замешательство Лены, уточнил:
        —Например, меня интересуют отношения Светланы с Сергеем Пономаревым.
        Елена, немного помявшись, ответила:
        —Ну, вообще-то, Сергей иногда заходит к нам в общежитие.
        —Как часто?
        —Илья, это что, допрос? — вскинула брови Турусова.
        —Лена, это очень важно, — настаивал Калягин. — Сегодня Светлану видели в офисе Школьникова, где, как ты знаешь, работает Сергей. Добавь к этому то, что Сергей Алексеевич — наш самый первый недоброжелатель, и ты поймешь, почему я всем этим так настойчиво интересуюсь.
        Турусова кинула взгляд в сторону Ларисы, словно вопрошая, зачем здесь находится эта женщина. Калягин, уловив направление движения ее глаз, вздохнул и сказал:
        —Лариса Викторовна у нас занимается не только и не столько рекламой, сколько выполняет функции, связанные с расследованием происшедшего.
        —Вы — частный детектив? — простодушно спросила Турусова.
        —Что-то вроде того, — уклончиво ответила Лариса.
        —И именно поэтому я прошу тебя ответить на мой вопрос, — продолжил наседать Калягин.
        —Илья, я не знаю, — выдохнула Лена. — Светка — человек, с одной стороны, открытый, а с другой — что у нее на душе, я никогда не могла понять.
        —Лена, меня интересует только то, встречаются или нет Светлана Воронова и Сергей Пономарев, — наседал на нее Калягин.
        —Иными словами, трахаются они или нет? — улыбнулась Турусова.
        —Если хочешь, вопрос можно поставить и так.
        —Ну, может быть, — все с той же улыбкой предположила Лена.
        —Так может быть или да? — настырничал Калягин.
        —Не знаю, я же свечку над ними не держу.
        —Ты же живешь рядом с ней.
        —Ну и что? Я же не слежу, что она там делает. У меня и своих забот хватает… — Турусова начала раздражаться.
        А Лариса, вспомнив о том, что на завтра назначены поминки Галины, спросила:
        —Илья Валентинович, а завтра у вас Сергей Пономарев присутствовать будет?
        —Сергей? У меня? — удивился тот.
        —Ну, на поминках…
        —Нет, он же не сотрудник нашей редакции.
        —Понятно… Елена Васильевна, вы не будете возражать, если я приеду к вам завтра в гости? — спросила Лариса.
        —Пожалуйста, — пожала та плечами. — Комната шестьсот двадцать три.
        —Я буду около трех часов. Только желательно, чтобы о моем визите никто не знал.
        —Хорошо, — согласилась Турусова.
        —Ну что ж, теперь давай поговорим о материале Артемова, — облегченно выдохнул Калягин.
        Он понял, что Лариса, что называется, «взяла след» и будет действовать теперь в том направлении, которое и ему, и ей казалось правильным.

* * *
        Дмитрий Гульков сел за руль своей раздолбанной «копейки» в крайне раздраженном состоянии. Только что он грубо обошелся со своей женой, вся вина которой в этот день заключалась в том, что она попросила его выкроить для совместной прогулки вечер.
        Ответ супруга был, с ее точки зрения, неадекватен — Гульков сослался на неотложные дела. Поэтому жена, подозревая его бог знает в каких смертных грехах, скуксилась и была готова разреветься. Она вообще была женщиной эмоциональной и не умела скрывать свои чувства.
        На Гулькова же все это подействовало как красная тряпка на быка. Он шумно выдохнул воздух, всплеснул руками и скептически заявил:
        —Ну ты и дура!
        После этого супруга со злостью шваркнула сковородкой о стол.
        —У тебя всегда дела, а приходишь ты после них пьяный!
        —Приезжаю, — поднял палец вверх Гульков.
        —Да, но в последнее время почему-то не на своей машине. Видимо, не в состоянии сесть за руль.
        —Я же повторяю — у меня дела. В конце концов, я имею право на свою частную жизнь!
        Гульков всегда ссылался на дела. Они, однако, заключались у него в основном в проведении времени с другими женщинами.
        Гульков имел, в общем-то, не очень привлекательную внешность. Этот факт он компенсировал неуемной энергией, почти остапобендеровским обаянием и появившимся в последнее время напором. Многие женщины считали, что Гулькову лучше «дать», чтобы он наконец отвязался. Короче, Дмитрия Евгеньевича можно было назвать Казановой местного разлива.
        Жена у него была во всех отношениях удобная: она его любила, в ежовых рукавицах держала бытовую сторону брака, а по части сексуальной энергии могла вполне дать фору мужу. Был у нее, однако, один существенный недостаток: Людмила считала, что в браке изменять нельзя, и очень ревновала мужа к другим женщинам.
        А Гульков, в отличие от своей половины, был патологически полигамен и не пропускал ни одной юбки. Он страдал от Людмилиной ревности, потому что ему приходилось изворачиваться, придумывать кучу причин для обоснования своего отсутствия дома. Когда его фантазия иссякала, он просто говорил, что ему необходимо поехать «развеяться».
        Сегодня же, в субботу, во второй половине дня, у него внезапно обнаружились дела. Реакция на «дела» была весьма бурной, но Гульков особо не волновался — Людмила обычно отходила довольно быстро, и он не сомневался, что вечером его встретят благожелательно. Тем более что он знал, как успокоить свою супругу, — просто нужно ее приласкать, сказать парочку добрых слов, а потом лечь в постельку и отдаться зову матушки-природы.
        По части же мужской энергии Гульков был весьма сноровист, и для него ничего не стоило параллельно иметь нескольких, к примеру трех-четырех любовниц, чтобы удовлетворять их потребности в сексе.
        «Ну что ж, поехали навстречу судьбе», — неожиданно подумал он с оттенком театрального пафоса и, нажав на педаль акселератора, попытался тронуть машину с места. Однако это ему не удалось. Двигатель барахлил, отчаянно напоминая Гулькову о том, что пора вкладывать в машину инвестиции. Все-таки «копейка» была старой и требовала со стороны литературного редактора внимания. Но…
        Гульков вздохнул. Денег ему, несмотря на его достаточно высокие заработки, постоянно не хватало. Он тратил их в основном на женщин. Именно им, любимым представителям противоположного пола, и пытался посвятить вторую половину своей жизни этот человек, который в молодости подавал надежды как поэт и прозаик, но так и остановился на должности редактора.
        —Блин, ну что за…! — в сердцах воскликнул Гульков, ударив по рулю.
        Он даже не смог придумать более-менее соответствующее определение ситуации и не закончил фразу.
        —Ну, и что же делать дальше? — задал он вопрос, обращенный в пустоту.
        Вернее, он был обращен к его автомобилю, который никак не хотел подчиняться владельцу и ехать по его делам.
        Гульков отпустил еще несколько фраз в адрес своей колымаги, которые свидетельствовали о его виртуозном владении ненормативной русской лексикой. Однако подобная вербальная активность, конечно же, никак не могла сыграть конструктивную роль, то есть заставить автомобиль тронуться с места. Даже эмоциональный Гульков понял это через пару минут и, выкурив сигарету, вылез из машины.
        Шумно вздохнув и скорчив физиономию кислее лимона, он нехотя полез под капот своих «Жигулей». Матерясь, вздыхая и корчась от неудобной позы, он рылся в двигателе автомобиля где-то около десяти минут.
        Гульков, будучи убежденным гуманитарием, в технике разбирался плохо. И предпочитал обращаться по всем вопросам ремонта своего автомобиля к специалистам. Однако сейчас ему необходимо было срочно ехать. И волей-неволей он был вынужден применять на практике те бедные и отрывочные навыки, которые приобрел за десять лет владения автомобилем.
        Наконец, покопавшись в моторе, он вытащил голову из-под капота и, облегченно вздохнув, устремил свой взгляд на небо. Именно там он сейчас искал поддержки. Он молил, чтобы высшие силы помогли ему доехать до места назначения.
        Тут как раз из подъезда вышел народный умелец — сосед Гулькова, мелкий бизнесмен Михаил Степанов. Он скептически глянул на испачканные руки своего соседа и его кислую физиономию.
        Простодушный Гульков протянул Степанову руку, но тот вежливо отказался ее пожать.
        —Ой, извини, Михаил, я не заметил.
        —А что ты вообще замечаешь? — съязвил Степанов. — Кроме женских юбок…
        Фраза соседа имела под собой определенные основания — Гульков как-то пробовал, правда, без особого успеха, соблазнить его жену. Та рассказала об этом в шутливой форме мужу. Степанов не стал раздувать из этого скандала, но при случае все время напоминал соседу о его нездоровой склонности к обладанию всем, что движется.
        —Что у тебя случилось-то? — насмешливо спросил Михаил, который, в отличие от Гулькова, хорошо разбирался в технике, и в частности в автомобилях.
        —Да вот, не заводится, козлина такая старая! — в сердцах Гульков двинул носком ботинка по колесу машины.
        —Тихо, тихо, — зашипел на него Степанов. — Машина — это член семьи, можно сказать, живой организм, а ты так с ней. Давай помогу уж тебе… Эх, Дима, Дима! — выдохнул он, когда залез под капот. — Как же она у тебя поедет-то?! Запустил машину, ох, запустил!
        Степанов возился в двигателе примерно минут десять, матерясь сквозь зубы и перепачкавшись в саже. Гульков же все это время стоял рядом, нервно курил и поглядывал на часы. Наконец умелец распрямился и хмуро предложил соседу:
        —Попробуй теперь.
        Гульков, бросив заранее благодарный взгляд на Михаила, суетливо юркнул в салон машины. Повернув ключ зажигания и выжав сцепление, он понял, что чудо свершилось — автомобиль завелся.
        —Спасибо, Миша, — просветлел он.
        —Ничего не стоит — пятьдесят рублей, — мрачно ответил умелец.
        —Но у меня… сейчас нет, — огорчился Гульков. — Вернее, есть, но… Я лучше завтра…
        —Да ладно тебе! — махнул рукой Степанов. — Пошутил я. Хотя… Дай закурить, что ли!
        —Пожалуйста! — Гульков с готовностью вытащил пачку.
        —Я парочку возьму, можно?
        —Хоть троечку…
        И технарь Степанов, еще раз насмешливо оглядев соседа-гуманитария исподлобья, взял из пачки три сигареты.
        —Ну, я поехал, — как бы испрашивая разрешения, проговорил Гульков.
        —Валяй! — разрешил сосед, и довольный литературный редактор стартанул с места.
        Настроение у него мигом повысилось, забылись даже размолвки с женой, он включил автомобильное радио и, услышав одну из своих любимых песен, стал бодро подпевать.
        Через двадцать минут он подъехал к Студенческому городку и припарковал свою машину около большого девятиэтажного здания общежития.

* * *
        Лариса в тот субботний день встала довольно поздно и утро провела в беседах с мужем. Евгений рассказывал ей о своих успехах в бизнесе, которых достиг в последнее время совершенно неожиданно для своей жены. Неожиданно потому, что Лариса уже привыкла воспринимать своего мужа как пьяницу и неудачника, который просто держался на плаву благодаря капиталу, наработанному в первые годы рыночных реформ.
        Однако у Евгения, надо отдать ему должное, периоды неудач и провалов сменялись вполне благополучными временами. И тогда семья Котовых начинала процветать.
        Правда, Лариса финансово не зависела от своего мужа — ресторан тоже давал приличный доход, — но периодические успехи Евгения, безусловно, положительно сказывались на общей атмосфере в семье. И поскольку все-таки такие моменты имели место, Лариса не шла на открытый конфликт с мужем и продолжала с ним жить.
        Хотя и связывала их скорее привычка и нежелание что-то менять в устоявшемся укладе.
        Сейчас как раз был тот период в жизни Котовых, когда открытого конфликта не наблюдалось, и тихое, почти вялое существование обоих супругов бок о бок не нарушалось выходками Котова. Он даже пить в последнее время стал меньше, чем обычно.
        И вот в это субботнее утро он загрузил свою жену рассказами о новой сделке, которая в перспективе должна была принести неплохую прибыль. Правда, закончился разговор тем, что Котов предупредил Ларису о своем отсутствии дома в субботу вечером и все воскресенье.
        Это он обосновал необходимостью подписания контракта на природе. Под шашлычки, водочку и… Лариса подозревала, что к этому атрибуту — то есть еде — проповедники гедонизма прибавят и секс в виде девочек легкого поведения.
        Но к этому Лариса тоже давно привыкла. Поэтому и не стала особо расстраиваться из-за отсутствия мужа в выходные. Тем более что ей было чем заняться — у нее была назначена встреча в общежитии с Еленой Турусовой.
        Поэтому она спокойно привела себя в порядок, наложила косметику и около двух стартовала на своей «Вольво» в направлении Студгородка.
        Здание общежития, в котором проживали Турусова и Воронова, представляло собой девятиэтажное здание типа «свеча» с одним подъездом.
        Лариса поднялась на шестой этаж и, пройдя через просторный пустынный вестибюль, углубилась в коридор. Он был узким и длинным, из кухни доносились столь привычные для подобных мест запахи жареной картошки и другой пищи, смешанные с запахом белья, вывешенного и на кухне, и около общего балкона. В коридоре дети играли в прятки, а один бойкий мальчуган даже умудрялся ездить на велосипеде, рискуя быть поверженным на землю любой открывшейся с правой стороны коридора дверью. Однако пока судьба хранила его, и он, издавая губами визгливые звуки, резво наяривал ногами по педалям.
        В коридоре было темно, и Лариса с трудом разглядела табличку с номером «623». Постучавшись, она тут же услышала изнутри звонкий голос:
        —Войдите!
        Лариса открыла дверь и вошла в комнату. Она была хорошо убрана, на стенах висели недорогие, но вполне приличные ковры, в углу стояла аудиоаппаратура, телевизор, но особенно много места — почти полстены — занимали книжные полки.
        —Здравствуйте, рада вас видеть, — улыбнулась Ларисе Турусова. — А я как раз собралась обедать.
        —Спасибо, я поела дома, — ответила Лариса.
        —В таком случае чай. Или пиво… У меня осталось со вчерашнего вечера.
        —Пожалуй, чай… Потому что пиво мне нельзя — я за рулем.
        Турусова согласно кивнула головой и исчезла за дверью. Спустя минуту она появилась снова со сковородкой в одной руке и чайником в другой. Лариса невольно почувствовала свою вину за то, что она не додумалась помочь Елене. Но та успокоила ее выразительным взглядом.
        —Садитесь и ни о чем не беспокойтесь, — сказала она. — Вы у меня в гостях, а не я у вас.
        Когда чай был налит, Лена первой начала разговор.
        —Как я понимаю, ваш визит сюда не случаен. Вы с Ильей подозреваете Свету?
        —Прежде всего я бы просто хотела поговорить с вами как с человеком, который знал Галину Пономареву лучше, чем кто-либо в редакции.
        Турусова пожала плечами.
        —Лучше? Вряд ли… Есть Илья, есть, в конце концов, Кроль. Они знают ее лучше. А вот дольше — знаю я. Мы вместе с ней учились.
        —Я это и имела в виду.
        —Дело в том, что Галка постоянно менялась. Она стремилась всегда соответствовать времени и меняла тусовки, круг общения, мужей, любовников…
        —А вы не разделяли ее взглядов? — тут же спросила Лариса.
        —А зачем? — улыбнулась Елена. — Все равно она не сумела угнаться за временем. Тем более вот как все закончилось…
        Лицо ее посуровело, и у уголков рта обозначились складки.
        —Так какой же была Галина Пономарева перед смертью?
        —Она стала ответственным секретарем и, казалось, стала более жесткой. А может быть, и более нервной, — задумчиво произнесла Турусова. — Впрочем, нервной энергии у нее всегда было предостаточно, и она тратила ее бездумно.
        —А что вы можете сказать про ее отношения с программистом Кролем? Вообще, что он за человек? Он, пожалуй, единственный из всех, с кем мне так и не удалось познакомиться.
        —Мишка — человек странный, — чуть усмехнулась Турусова. — Он считает себя компьютерным гением, а его, видите ли, никто не понимает. Он, прошу прощения, иногда и Илью может на х… послать.
        —А тот?
        —А что тому делать? Все же Мишка у нас классный специалист.
        —Но я смотрю, без него производство не остановилось.
        —Да, он пьет уже вторую неделю. Но дело в том, что другой программист работает у нас лишь временно, да и квалификация его оставляет желать лучшего…
        —И все-таки, если перейти к отношениям Галины и Михаила…
        Елена как-то снисходительно посмотрела на Ларису и сказала с горькой усмешкой:
        —Да они совсем не подходили друг другу! Оба истерики, с обоими невозможно ужиться нормальным людям.
        —Но ведь отношения все же были!
        —Да, были… Но протекали они в постоянных ругачках и сварах. То он с ней не разговаривает, то она его бранными словами кроет с ног до головы.
        —Как вы думаете, конфликт мог достичь того, что… — Лариса несколько замялась, но Турусова тут же опередила ее вопрос четким ответом.
        —Нет! — категорически сказала она. — Ну что вы! Кроль, несмотря на всю свою видимую вредность — уж как он гонял нашу корреспондентскую молодежь, — не мог этого сделать! Вы что?! Ко всему прочему, по большому счету, для него компьютеры гораздо важнее, чем человеческие отношения. Это, правда, лично мое мнение, и оно может быть ошибочным… Но… Вот посмотрите, он пропьет все деньги и выйдет через неделю на работу как ни в чем не бывало, а через месяц вообще станет прежним Михаилом Кролем, ехидным и вредненьким типом, презирающим любого, кто не умеет обращаться с «Пентиумом».
        —Елена Васильевна, а что вы скажете про бывшего мужа Галины?
        —Про Серегу? Он тоже учился вместе с нами на филфаке, — пожала плечами Турусова.
        —Это понятно. А сейчас? Как я знаю, он работает теперь в конкурирующей с вами структуре.
        —А такие вещи не редкость, — пожала плечами Елена. — Дело в том, что журналистский мир даже такого большого города, как наш, ограничен. Поэтому хорошие журналисты ценятся везде. И каждый старается, естественно, уйти туда, где больше платят.
        —Какими были его отношения с Галиной в последнее время?
        —Да никакими. Он абсолютно не интересовался ею, и она платила ему взаимностью.
        —А с Вороновой у него действительно может что-то быть? — пристально посмотрела на Турусову Лариса.
        Елена нахмурила брови, нервно дернула губой и после небольшой паузы сказала:
        —Вряд ли… По крайней мере, не хотелось бы так думать.
        —Почему?
        —Потому что Светка — человек увлекающийся, а Серега может увлечь…
        —И что в этом плохого?
        —Да просто разные они люди, совсем разные… Нет, — решительно мотнула головой Турусова. — К тому же, какое это имеет значение для рассматриваемого дела?
        —Не знаю, — задумчиво протянула Лариса. — Но все равно, когда обладаешь всей полнотой информации, легче разгадать все причины происшедшего и побудительные мотивы людей. А тут и до истины рукой подать.
        Елена внимательно посмотрела на Ларису, потом, отхлебнув чаю, встала и подошла к окну.
        —Эх, смотрите, да у нас, кажется, сейчас будут гости! — с улыбкой воскликнула она.
        —О чем вы?
        —Евгеньич на своей «копейке» пожаловал, — ответила Турусова.
        —Кто такой Евгеньич?
        —Наш литературный редактор Гульков.
        Лариса встала из-за стола, подошла к Лене и посмотрела в окно. Действительно, у входа в общежитие рядом с ее «Вольво» скромненько примостились старенькие «Жигули».
        —Это машина Гулькова?
        —Да, — со вздохом ответила Турусова.
        —Как вы думаете, он идет в гости к вам?
        Елена неопределенно пожала плечами и выразительно показала глазами на стену.
        —Что там? — уловив движение ее глаз, спросила Лариса.
        —Там — комната Светланы Вороновой.
        —То есть вы полагаете, что он именно туда и направляется…
        —Сейчас выясним. Ждать осталось недолго.
        —Мне кажется, — вкрадчиво сказала Лариса, — что вы все-таки в курсе личной жизни Светланы.
        Турусова усмехнулась и промолчала.
        Глава 6
        Светлана Воронова открыла дверь своей комнаты на вкрадчивый, осторожный стук условным сигналом, напоминающим по ритму «Спартак — чемпион».
        —Привет, — лучезарно улыбнулась она, подставляя для поцелуя свои губы Дмитрию Гулькову. — Иди скорее смотри на мое альтер эго.
        —Что это значит?
        —Идет телесериал «Элли Макбил». Это я. Такая же дурочка… Впрочем, нет, она не дурочка. Она — классная! — вдруг поправилась Светлана.
        —Ты — дурочка? — удивленно спросил Гульков.
        —Я же тебе сколько раз говорила, что я глупая. А ты много раз говорил, что у меня глупое лицо.
        Гульков рассмеялся и прижал к себе Светлану, которая, впрочем, все свое внимание сосредоточила на экране, где демонстрировался упомянутый ею сериал.
        —А я люблю дур. И тебя люблю, — сказал он, усаживаясь на кровать и закуривая сигарету.
        —А я не верю, — отозвалась Светлана.
        —Это еще почему?
        —Потому что Илья мне говорил, что ты не любишь таких, как я. Ты любишь девок с буферами и длинными ногами.
        —А ты плоская, и ноги у тебя короткие, — саркастически заметил Гульков.
        —Злой ты и нехороший, — отреагировала Воронова.
        Впрочем, интонации, с которой высказывалась Светлана, могли позавидовать начинающие кокетки из старшей группы детского садика.
        Гулькова же все, что говорила Света, только забавляло. И даже возбуждало. Поскольку приехал он сюда отнюдь не для детсадовских игр в прятки.
        Поэтому, докурив в быстром темпе сигарету, он подошел к сидевшей на стуле Светлане и, обняв сзади, начал гладить ее грудь.
        —Дима, мы же договорились — идет телесериал. Неужели тебе неинтересно посмотреть на меня на экране?
        —Я и так тебя вижу, не на экране, а в реальности. И это лучше, — резонно возразил ей Гульков, тяжело дыша и постепенно опуская свои руки ниже, в район мини-юбки.
        В эту субботу Светлана казалась ему особенно сексуальной. И ее постоянная улыбка, открытое, почти детское лицо и при этом неожиданно необыкновенная начитанность и живая реакция — все это вместе действовало на него очень возбуждающе.
        —Отстань от меня, ты же меня не хочешь, — продолжала жеманничать Света.
        —Я лучше тебя знаю, хочу или нет, — возражал Гульков. — А Илья говорил тебе так потому, что сам на тебя облизывается!
        —Илья? — Светлану так взволновало это утверждение, что она отвела взгляд от экрана и изумленно уставилась на Гулькова.
        —Да, по-моему, только тупой может этого не замечать.
        —Ну, может быть, он и имеет какие-то серьезные намерения, — хохотнула Света, — но это же не значит, что я должна с ним спать!
        —Почему? — деланно-простодушно поднял брови Дмитрий. — Почему тебе не проявить гуманность и не откликнуться на его чувства с той широтой души, которая тебе свойственна?!
        —Ой, Димка, ох, фантазер! — ласково глядя на литературного редактора, сказала Светлана. — Я же не благотворительное общество! И вообще — зачем ты решил меня под него подложить?! Я тебе что, надоела?
        —Как ты могла такое подумать? — сразу же изменился в лице Гульков и изобразил на нем глубочайшую озабоченность. — Просто у Ильи сейчас сложный период — в газете черт знает что происходит…
        —Да, — сокрушалась Воронова.
        —Кстати, я пригляделся и понял, что эта новая дамочка, Лариса, нанята Ильей, чтобы за нами присматривать.
        —Да ты что? — повысила голос Светлана. — С чего ты взял?
        —Потому что должность, которую она занимает — менеджер по рекламе, — нам на фиг не нужна. И вообще она, по-моему, ничего не делает, а только изображает активность. А вот зыркает глазами постоянно.
        —Ну, если всех записывать в сексоты только из-за зырканья глазами…
        —Я тебе точно говорю! — настаивал на своем Дмитрий. — Все-таки интересно, кто же заварил-то такую кашу в нашей богадельне? Надо же, Пономареву умертвили, Маточкина по башке железкой угостили…
        Светлана сдавленно засмеялась.
        —Ничего смешного, между прочим, — сказал Гульков. — Ты тоже можешь получить, если станешь ответственным секретарем.
        —А что, для этого есть какие-то основания? — напряженно спросила Воронова.
        —Я думаю, что это самое верное решение. Ну, может быть, еще Турусова. Хотя, мне кажется, ты на эту роль больше подойдешь.
        —Ты же не главный редактор, — с некоторым сожалением произнесла Светлана.
        —Но спишь ты именно со мной.
        —Я не понимаю, ты что, действительно хочешь сплавить меня Калягину? — Воронова с недоумением посмотрела на Гулькова.
        —Я хочу тебя сам, — недвусмысленно ответил Дмитрий Евгеньевич и резким движением поднял миниатюрную Воронову на руки.
        Спустя секунду она уже лежала на кровати, а Гульков расстегивал пуговицы ее халата.
        —Какая страсть, какой напор! — прокомментировала она его действия.
        —Ты меня очень возбуждаешь, — тяжело дыша, отвечал Гульков.
        Светлана, первое время пытавшаяся протестовать против его жадных действий, вдруг разомлела, на лице ее застыла умиротворенная улыбка, руки стали совершать по покрывалу плавные движения, а сама она начала медленно двигать тазом. Дыхание ее участилось.
        Гульков же, не встречая более никакого сопротивления, приступил к тому, что привык делать практически со всякой мало-мальски симпатичной женщиной, которая встречалась ему на пути.
        После того как все закончилось, он стал покрывать лицо Светы благодарными поцелуями. Несколько минут любовники лежали молча, Дмитрий гладил спину Светланы и зарылся носом в ее волосы. Ему нравился запах, который исходил от них.
        —Ты сегодня такой латиноамериканский, — вдруг сказала Воронова и улыбнулась, водя пальцем по животу Гулькова.
        —Да? — удивился тот. — Я вообще-то не люблю Латинскую Америку.
        —У тебя так получилось. Страстно, пылко, жадно…
        И она вдруг захохотала.
        —Ты чего? — недоумевающе спросил Гульков.
        —Смешно, — коротко ответила Светлана.
        —Какая ты, Света, все же непредсказуемая! — покачал головой Дмитрий, протягивая руку за сигаретами.
        —Это свойство женщин. Вернее, это то, к чему все женщины стремятся, но не всем удается.
        —Тебе удается.
        —Тебе кажется… — ответила Воронова, сложив губки бантиком. — Вообще ты многого обо мне не знаешь, несмотря на то что со мной спишь.
        —Чего же, например?
        —Я не стану тебе этого говорить, — улыбнулась она. — Потому что если я все расскажу, то ты потеряешь ко мне интерес.
        —Ой, господи, ну что за дурацкие тайны! — несколько раздраженно произнес Гульков.
        —Почему дурацкие? А, впрочем, я же дурочка! Самая натуральная ду-роч-ка! И если тебе так интересно, то я буду ею в твоих глазах и впредь.
        —Я не настаиваю на том, что ты дурочка.
        Воронова загадочно улыбнулась и кокетливо покачала головой.
        —Нет, я дурочка, — засмеялась она. — А Галина — она была умной женщиной. Поэтому и умерла, наверное…
        —Ты знаешь, почему она умерла? — напрягся Гульков. — И кто ее убил?
        —Нет. — Она повернулась к Дмитрию и пристально посмотрела на него своими выразительными серыми глазами.
        —Вообще, конечно, вопрос не праздный, — сказал Гульков. — И обстановка в газете крайне напряженная. Мне, как человеку равнодушному ко всему, что не касается лично меня, это не доставляет особого дискомфорта. К тому же меня подозревают, пожалуй, меньше всех… Но и я начинаю нервничать. Вообще наша богадельня, по-моему, скоро развалится.
        —Это еще почему?
        —Калягин не справится с ситуацией и будет вынужден передать все бразды правления Маточкину.
        —Может быть, — задумчиво сказала Воронова. — И это, кстати, не есть хорошо.
        —Тебе-то какая разница?
        —Разница есть. Маточкин — человек более жесткий. И с ним придется несладко.
        —А мне — так все равно. Лишь бы зарплату платили. Кстати, возможно, тебе это покажется циничным, но без Галины обстановка в редакции будет более спокойной. Когда все уляжется, разумеется… Она со своей экспансивной натурой во все вносила нервозность.
        —Ужасную! — поморщилась Воронова. — Ужасную! Но еще большая нервозность наблюдается сейчас.
        —Я же говорю, спокойно будет, когда все уляжется, а наступит это довольно скоро — я слышал, даже Кроль перестал пить и в понедельник появится на работе.
        —Было бы хорошо, если бы все успокоилось. Стало бы так классно, — мечтательно произнесла Воронова.
        —Не волнуйся, — мягко сказал Гульков и привлек ее к себе.
        Они целовались еще минут пятнадцать. Они ничего не говорили друг другу, в эти минуты за них говорили их тела. В отличие от первого раза Светлана вела себя чуть более страстно — она проявила большую активность, чем ускорила возбуждение своего партнера.
        А еще через десять минут литературный редактор в изнеможении растянулся на кровати, раскинул ноги и руки и закрыл глаза.
        —Ты, кажется, устал? — тихо спросила Света, еще не до конца отдышавшись.
        —Да, есть немного, — невнятно ответил Дмитрий.
        —А у Ильи сейчас идут поминки, — неожиданно сказала Воронова.
        —Да. Ты, кажется, отказалась туда пойти, заявив, что у тебя болеет ребенок.
        —Она действительно приболела. Находясь у бабушки.
        —Может быть, все-таки сходим?
        —Нет, ты что?! — Светлана даже приподнялась на кровати. — Мы же договорились, что никаких намеков на нашу, так сказать, связь не должно быть!
        —Почему это тебя так волнует?
        —Не хочу, — упрямо заявила она. — К тому же это и тебе на руку. Твоя ревнивая Людмила общается иногда с Ильей, зачем это все надо?
        Гульков вздохнул. Действительно, если его жена Людмила узнает о существовании любовницы, да еще такой, как Светка, которую она терпеть не может, ему придется несладко.
        —Да, ты права, — сказал он. — Это абсолютно незачем… Кстати, как поживает Серега Пономарев, не в курсе?
        —Серега? — удивилась Светлана. — Нет, а почему я должна быть в курсе?
        —Я его видел несколько раз здесь, в общаге.
        —Ну и что? Ты думаешь, он приходит ко мне или к Ленке Турусовой?
        —Почему бы нет?
        —В общаге есть масса его знакомых, к которым он может приходить.
        В голосе Светланы чувствовалась какая-то нервозность, и Гульков открыл глаза.
        —Света, ты чем-то взволнована?
        —Просто я не видела Сергея и не знаю, чем он здесь занимается, — повторила она. — А тебя-то почему это интересует?
        —Да так, ничего, просто… Каково же состояние человека, который потерял жену, пускай даже бывшую.
        —Ничего хорошего, наверное…
        —Должно быть.
        Гульков медленно встал с кровати, натянул брюки и сел на стул.
        —И все же мне интересно, кто додумался убить Галину? — задумчиво произнес он, оценивающе глядя на Светлану.

* * *
        Лариса с Еленой не могли видеть этого взгляда, так как находились в соседней комнате, но весь диалог, включая и охи-вздохи, они слышали. Лариса использовала для подслушивания стетоскоп, который специально захватила с собой. Она уже дома решила, что займется прослушиванием разговоров в комнате Вороновой.
        Особенно подозрительным выглядело то, что она отказалась пойти на поминки к Калягину. Она мотивировала этот отказ тем, что у нее болеет ребенок. Но Турусова опровергла это, сказав, что дочь Светы просто находится у бабушки. Естественно было предположить, что у нее просто нашлись какие-то другие дела.
        Теперь Лариса знала, что это за дела. Просто корреспондент Светлана Воронова и литературный редактор Дмитрий Гульков являются любовниками. И именно ради встречи с ним Светлана отказалась от поминовения Галины Пономаревой.
        Лариса сидела со стетоскопом у стены между двумя общежитскими комнатами около часа. Турусова все это время сидела рядом и периодически просила у Ларисы стетоскоп. Когда наконец Гульков попрощался со Светланой и ушел, Лариса сняла стетоскоп и повернулась к Елене:
        —Странная какая-то у вас подруга, надо сказать.
        —Светка — она всегда была такой, чуть не от мира сего, — согласилась Турусова.
        —Вы ее знаете лучше, наверное, чем другие… Какие отношения у нее были с Галиной?
        —Светка и Галка — женщины разные. Поэтому, несмотря на внешне приятельские отношения, они втайне не любили друг друга. Может быть, здесь имела место чисто женская конкуренция — Илья Калягин, похоже, интересуется Светланой как женщиной и в последнее время стал всячески выделять ее по работе. А Галка, хоть ее с Ильей ничего и не связывало, ревновала… И напротив, старалась напакостить Светлане.
        —Это как?
        —Придиралась к ней, мол, не те фотографии сделала к материалам, сдала статью не вовремя… Ну, и все такое.
        В этот момент в дверь постучали. Лариса и Елена переглянулись. Но они не успели сами принять решение, открывать дверь или нет, — она распахнулась сама, и на пороге появился одетый в жилетку и вишневую рубаху усатый молодой человек. Он улыбался, обнажив свои золотые зубы. В руках он держал букет цветов.
        —Здравствуйте, — произнес парень, неуверенным шагом ступив в комнату.
        —Проходи, проходи быстрее, — несколько раздраженно прикрикнула на него Турусова.
        Молодой человек вошел, и Лариса наконец узнала в нем курьера газеты «Правое дело» Андрея Птичкина.
        —Это тебе, — протянул он букет Елене.
        Та удивленно подняла брови, взяла букет и поставила его в вазу. Птичкин затоптался на одном месте в середине комнаты.
        —Садись. — Елена жестом указала ему на диван. — Можешь даже чаю выпить.
        —Я, наверное, пойду, не буду вам мешать, — сказала Лариса, быстренько убирая стетоскоп в сумочку.
        Птичкин, впрочем, уже заметил его и удивился.
        —Да вы нам и не мешаете, — возразила Турусова.
        —Нет, у меня еще куча домашних дел. Я же сказала, что ненадолго, — выразительно глядя на Елену, произнесла Лариса.
        Главная цель, ради которой она посетила общежитие, была достигнута — Лариса узнала обстоятельства личной жизни Светланы Вороновой. Однако оставался невыясненным вопрос — зачем она посещала офис Школьникова и почему так нервничала, когда Гульков спросил ее о Сергее Пономареве?
        На эти вопросы еще, видимо, предстояло получить ответ. Как, впрочем, и на тот, с какого перепуга курьер Андрей Птичкин дарит Турусовой цветы. Ларисе показалось, что Елена была несколько смущена тем, что Андрей явился к ней именно в присутствии Котовой… Отчасти поэтому она решила уйти.
        Уже в коридоре Лариса подумала о том, что неплохо было бы теперь зайти к Вороновой и прослушать стетоскопом уже то, что будет происходить в комнате Турусовой. Она даже улыбнулась этой мысли. Но, естественно, это выглядело бы совсем уж странно. К тому же Воронова и Лариса практически не общались между собой в редакции. Приход Ларисы, таким образом, мог вызвать у Вороновой недоумение.
        Она спустилась вниз, прошла через вестибюль и в окно увидела, как тронулся с места автомобиль Гулькова. Лариса дождалась, пока литературный редактор проедет по аллее перед общежитием и свернет за угол, и вышла на улицу.
        Глава 7
        Утро понедельника началось с экстренного собрания всего коллектива газеты. Оно было спровоцировано появлением в редакции Павла Трубецкова, спонсора газеты, усилиями которого покрывалось около половины расходов на выпуск.
        Этот тучноватого вида человек в очках явился в «Правое дело» еще в девятом часу, когда в редакции присутствовал только что вышедший из запоя Михаил Кроль. Он, согласно своему обыкновению, пришел на работу очень рано, когда главный редактор Калягин и финансовый директор Александр Маточкин досматривали свои сладкие сны.
        Трубецков возглавлял фирму по продаже оргтехники и отстегивал деньги на развитие газеты давно, еще с момента ее образования. Он был другом Ильи Калягина и никогда не бросал издание в трудные моменты его существования.
        Он пришел в редакцию и угрюмо просматривал последние номера газеты. Когда это ему надоело, он начал слоняться из угла в угол, ожидая кого-нибудь из руководства.
        Лариса прибыла на свое «место работы» в десятом часу и после ритуальных слов приветствий и знакомства с Трубецковым была подвергнута придирчивому рассмотрению с его стороны.
        Она сидела за столом и задумчиво рисовала на листке бумаги схемы взаимоотношений людей внутри редакции. Поскольку Трубецков вообще не знал, для чего она здесь, он, видимо, подумал, что Лариса просто бездельничает. Именно этим и можно было объяснить его пристальное внимание к ее персоне. Лариса же в свою очередь не пыталась завязать разговор с этим человеком и просто ждала дальнейшего развития событий. Которые и не преминули наступить, когда в редакцию около десяти часов пришел главный редактор Илья Калягин.
        Трубецков, весьма тяжело и одышливо вздохнув, сухо поздоровался с Калягиным. Тот же в свою очередь выразил удивление, увидев старого друга и спонсора, поднятием бровей. После чего они оба удалились в маленькую комнату, примыкавшую к основному помещению редакции, и провели там где-то с полчаса.
        К тому времени, когда разговор между ними закончился, в редакцию уже прибыли Турусова, Гульков и Артемов.
        После беседы Трубецков сразу же покинул редакцию, а Калягин, с гордым и независимым видом обойдя помещение, встал посреди комнаты, скрестил руки на груди и громко объявил:
        —Господа, у меня важное сообщение. Сразу скажу, что оно неприятное…
        —Что такое, Илья? — первой отреагировала Турусова.
        —Господин Трубецков отказал нам в дальнейшем финансировании.
        —А почему? — широко раскрыв глаза, с наивным видом поинтересовалась Елена.
        —Причины он называет разные, очень разные, — с акцентом на слове «очень» сказал Калягин. — Ссылается на трудности в работе компании, которую возглавляет. Говорит, что его расходы не очень окупаются нашей с вами работой. И наконец, в качестве последнего аргумента он выдвигает то, что полученный редакцией грант позволяет нам обойтись без его поддержки.
        Наступила тишина. Даже Кроль, который постоянно пялился на экран компьютера и щелкал мышкой, повернулся и застыл в неподвижной позе с обескураженным выражением лица.
        —В связи с такими форсмажорными обстоятельствами, — продолжил Калягин, — я думаю, что нелишним будет провести собрание редакции. Как только подойдут Виктор, Светлана и все остальные, сразу же начнем.
        —А Маточкин до сих пор в больнице? — спросила Турусова.
        —Да, он должен выйти только завтра, — ответил Калягин. — Кстати, от всех этих переживаний у меня возникло неожиданное желание поесть. Кто-нибудь составит мне компанию?
        Елена пожала плечами и отрицательно покачала головой. Остальные находившиеся в комнате сотрудники тоже не вняли призыву шефа. Лариса же, поймав напряженный взгляд главного редактора, улыбнулась и сказала:
        —Я присоединюсь к вам.
        —Прекрасно, — щелкнул пальцами Калягин. — Напротив есть хорошее кафе. К тому же у нас есть вопрос по рекламной деятельности, который я хотел бы обсудить.
        Он развернулся на своих длинных ногах и вышел в коридор. Лариса последовала за ним.
        В коридоре Калягин нервным жестом предложил ей сигарету, от которой она отказалась, сославшись, что курит только «Кент Лайтс».
        —Как вы думаете, может ли это быть связано со смертью Галины? — задал он ей вопрос.
        Это прозвучало несколько неожиданно, поскольку Лариса была не в курсе его взаимоотношений со спонсором, в газете была без году неделя, да и то по вынужденным обстоятельствам.
        Но, похоже, решение Трубецкова, старого приятеля Калягина, взволновало того до глубины души. С этой стороны он подвоха не ожидал. И поэтому обращался к Ларисе как к человеку постороннему и обладавшему якобы необыкновенными способностями разгадывать любые криминальные тайны.
        —Илья Валентинович, я не знаю, — мягко ответила она. — В этом надо разбираться. Но у меня для вас есть другая информация…
        —Какая?
        —Я не знаю, насколько это может вас заинтересовать. Я до конца еще не разобралась в ситуации.
        Во время небольшого ланча в кафе Лариса поведала главному редактору о том, что произошло в субботу в общежитии. Она не утаила от него никаких мелочей, включая странную реакцию Светланы на интерес Гулькова к ее отношениям с бывшим мужем Галины.
        —Понятно, — сухо произнес Калягин, внимательно выслушав рассказ Ларисы. — Мне все равно придется принимать непопулярные решения. С учетом того, что вы мне сказали, сделать это будет гораздо проще.
        —И вы собираетесь использовать сказанное мною для сведения счетов?
        —Нисколько, — возразил Калягин. — Я приму решение в связи с неожиданной позицией нашего, так сказать, партнера, а не потому, что вы мне сказали о Дмитрии и Светлане. К тому же пока неясно, действительно ли они замешаны в том самом преступлении.
        Калягин сделал акцент на словах «том самом». Лариса пожала плечами, демонстрируя, что она присоединяется к мнению главного редактора.
        —Ладно, — вздохнул он, загасив окурок в пепельнице. — Пойдемте, сейчас наверняка произойдут интересные события.
        Когда Лариса и Калягин вернулись в редакционную комнату, там появились уже и новые персонажи: корреспонденты Воронова и Скалолазький, а также курьер Птичкин.
        Турусова сидела за своим столом, Кроль по-прежнему нежно любил свой компьютер, Гульков, Артемов и Воронова образовали кружок и о чем-то разговаривали. Судя по их улыбающимся лицам, разговор вряд ли был серьезным. Они еще не подозревали о том, что приготовил для них Калягин.
        Лишь один человек в редакции был сумрачен — в углу сидел и читал газету Андрей Птичкин. Но, поскольку особо веселым его Лариса никогда не видела, она этому и не удивилась.
        Калягин решительным шагом опять прошел на середину комнаты. Потом поднял руки вверх и громко обратился к сотрудникам:
        —Господа, попрошу всех сесть и выслушать официальное сообщение. Внеочередное собрание редакции можно считать открытым. Елена Васильевна, ведите, пожалуйста, протокол…
        Он повернулся к Турусовой. Та с готовностью взяла чистый листок бумаги и ручку.
        —Поскольку наш партнер господин Трубецков явился сегодня в редакцию и сообщил мне об изменении своей финансовой политики, я вынужден принять ряд решений.
        Калягин чуть склонил голову и посмотрел на притихших и посерьезневших сотрудников поверх очков. Взгляд его был оценивающим и настороженным.
        —Итак, решение первое. Речь идет о выживании нашего издания. Поэтому… — Калягин остановился, словно собираясь с духом. — Часть средств, получаемых нами от американцев, мы передаем на внутренние нужды, связанные с покрытием расходов в типографии.
        —То есть повышения зарплаты не будет? — тут же спросил Артемов.
        —Николай, обо всем по порядку, — повысил голос Калягин. — Заработная плата останется на том же уровне. Придется пока отложить вопрос о включении в грант некоторых персон.
        И он почти ласково, по-отечески посмотрел на Воронову и Артемова.
        —А также о понижении ставок остальным сотрудникам, уже работающим по гранту. Я начну с себя и Александра Ивановича, здесь, к сожалению, отсутствующего. Изменения коснутся всех.
        —Но прежде всего нас, корреспондентов, — никак не унимался Артемов, так и норовивший полезть поперек батьки в пекло.
        —Коля, если ты будешь так эмоционально реагировать, тебе Илья и ту зарплату, которую ты имеешь, срежет, — грустно улыбнулась Воронова.
        —Ну, режьте, режьте, — обреченно сказал Артемов и отошел в угол.
        —Какой индекс понижения? — по-деловому спросил Гульков, решив не тратить время на бесполезную в этом случае эмоциональную реакцию.
        Он являлся получателем гранта и вообще работал где-то еще, что позволяло ему достаточно спокойно относиться ко многим пертурбациям в газете.
        Но Калягин проигнорировал вопрос литературного редактора и продолжал вещать о том, что было для него самым главным на данный момент.
        —…И еще нам предстоит, вернее, мне… — Калягин снова вздохнул. — Мне предстоит назначить ответственного секретаря. И я думаю, что с этой ролью справится Елена Васильевна.
        Главный редактор повернулся и сделал широкий жест своей длинной рукой в направлении Турусовой.
        —Соответственно Елена Васильевна у нас входит в грант на основаниях, ранее предусмотренных для Галины. Естественно, после демарша, предпринятого Трубецковым, вознаграждение будет на тридцать процентов меньше.
        Калягин произнес все это на одном дыхании, словно боясь, что его опять кто-нибудь прервет.
        —Значит, тридцать процентов? — скептически пробормотал Гульков. — Ну, это еще ничего…
        Он наморщил лоб, видимо, считая, какие убытки он понесет в связи с новыми обстоятельствами в газете.
        Ларисино внимание, однако, было приковано к Светлане Вороновой. Та внезапно покраснела, потом побледнела, руки ее задрожали. Было видно, что происходящее очень сильно ее волнует.
        —У кого есть вопросы? — тем временем задал вопрос Калягин.
        —У меня, — вдруг поднял руку, как в школе, Птичкин. — А что с моей ставкой?
        Калягин удивленно перевел взгляд на курьера, причем для этого ему пришлось повернуться почти на сто восемьдесят градусов.
        —У тебя, Андрей, все остается как есть, — сказал он.
        —А я думал, что мне зарплату повысят, — с несколько дебильной улыбкой произнес Птичкин.
        Фраза была настолько не соответствующей обстановке, что улыбнулись даже обиженные Артемов и Воронова.
        —Ну, уж если тебе повышать, то меня надо ее вообще лишить, — подал свой язвительный голос Кроль.
        —И еще, — уже более спокойно сказал Калягин. — У нас на прошлой неделе был недобор по горячим новостям. Я хочу отметить неудовлетворительную работу некоторых корреспондентов. В основном это относится к Светлане.
        Калягин жестко и почти с ненавистью посмотрел на Воронову. Лариса отметила этот взгляд, абсолютно несвойственный такому хладнокровному и неэмоциональному человеку, как Калягин.
        —Поэтому я склонен объявить Светлане штраф в размере двадцати процентов зарплаты.
        —Что? — вытаращила глаза Воронова. — Илья, да ты что?!
        Вместо ответа Калягин указал длинным пальцем на стену, где висела распечатка последнего приказа по газете.
        —Я лично ничего не выдумываю, и это не моя прихоть и не самодурство, — жестко сказал он. — В таких условиях, в которых мы оказались, необходимы жесткие меры, и они будут приниматься!
        В знак полной серьезности того, что он сказал, Калягин опустил палец вниз, как это делали на гладиаторских боях, показывая, что поверженный достоин смерти. — Илья, у меня не было информаций, потому что вы меня сами никуда не посылали. К тому же вспомни — на прошлой неделе умерла Галина. Мы все находились в состоянии шока.
        —Это относится ко всем, — невозмутимо парировал Калягин. — Николай тоже чувствовал себя не очень хорошо, но тем не менее у него все в порядке.
        —Илья Валентинович, — вступил в разговор Артемов. — Дело в том, что у меня действительно было много мероприятий, а у Светланы — нет. Откуда она могла взять эти новости?
        —А я так понимаю, что меня хотят просто отсюда выжить, — с дрожью в голосе сказала Светлана.
        —Никто тебя выжить не хочет, — возразил Калягин. — Это проблема твоего восприятия.
        —А иначе как все это объяснить? И насчет гранта, кстати, тоже, Илья, это нечестно — когда все руководство забрало его себе. — Воронова готова была заплакать, и Гульков, подойдя к ней сзади, взял ее за руку, чтобы хоть как-то успокоить.
        Воронова, однако, вырвала руку и метнула быстрый взгляд на тумбочку, где стояли чашки и лежал нож. Ее порывистое движение в сторону тумбочки уловила Лариса. Вороновой не удалось добраться до ножа — рука ее была перехвачена Котовой. А потом с помощью Гулькова Светлана была обездвижена, и ее, рыдающую и бьющуюся в истерике, усадили на дальний стул. Там к ней подошли Гульков и Турусова и принялись ее успокаивать.
        —Так, я чувствую, что, исходя из столь драматических событий, нам придется временно прервать наше собрание, — тяжело вздохнув, сказал Калягин.
        —А мне кажется, надо продолжить, — возразил Кроль. — И вообще ввести штрафы за излишне эмоциональное поведение сотрудников. Кто будет первой жертвой, я уже знаю.
        —Миша, какого черта ты так неудачно шутишь? — не выдержал Гульков.
        —А какого черта здесь устраивают дурдом, за ножи хватаются! — взвился Кроль. — Я в такой обстановке работать не хочу.
        —Я тоже, — тихо сказал Артемов, нервно теребя ручку, которую он по устоявшейся привычке носил за ухом.
        Воронова же, оттолкнув Турусову и Гулькова, бросилась к своей сумочке, схватила ее и выбежала из редакции. Дмитрий несколько секунд напряженно размышлял, стоит ли ему последовать за ней. Потом, сделав нервное движение рукой, он пододвинул к себе кресло, сел в него и устало вытянул ноги.
        —Вот и все, что было, — неожиданно изрек из угла Птичкин.
        —Илья, мне кажется, ты зря так, — сказала Турусова.
        —Я не хочу пестовать в сотрудниках неоправданные амбиции, — упрямо заявил Калягин. — Кстати, Дмитрий Евгеньевич, у вас куча файлов, которые нужно читать. Кроме того, я так полагаю, что вам придется взять на себя функции заместителя ответственного секретаря.
        Брови Гулькова удивленно поднялись.
        —Но у меня тогда совсем не будет времени…
        —Сейчас сложное положение, и ссылки на отсутствие времени неуместны.
        —Хорошо. А доплата? — тут же поинтересовался литературный редактор.
        —Доплаты не будет, — отрезал Калягин.
        —В таком случае я тоже подумаю об уходе, — обиделся Гульков.
        Калягин никак не отреагировал на эту фразу и пошел к своему компьютеру. Усевшись за него, он сказал:
        —Собрание окончено. Прошу мне не мешать. Я очень занят.
        Все присутствующие вздохнули с облегчением. Казалось, что буря, которая пронеслась по «Правому делу», улеглась, но все чувствовали, что это лишь временное затишье.
        Лариса, действиями которой было отчасти спровоцировано жесткое поведение Калягина, чувствовала себя не очень комфортно. Этот конфликт ничего пока что не давал в плане выявления преступников, которые отравили Галину Пономареву. Он лишь показывал, на что способны люди в экстремальной, стрессовой ситуации. Что делать дальше, она себе не представляла.
        Поэтому она решила взять тайм-аут на этот день и, отпросившись у Калягина, поехала сначала в свой ресторан, а потом домой. Дома ее встретила Валерия, которая поинтересовалась у нее, как идут дела. Увы, пока что ничего определенного Лариса сказать ей не могла.

* * *
        Следующее утро началось весьма бурно. Литературный редактор Дмитрий Гульков охарактеризовал новые события как «кадровый дефолт». На стол главного редактора Калягина легли два заявления об увольнении. Их написали Николай Артемов и Виктор Скалолазький. Воронова же вообще не явилась на работу.
        Калягин пытался сохранить какое-то подобие хладнокровия, однако это ему плохо удавалось. Он нервно курил прямо в помещении редакции, хотя прежде всегда выходил в коридор. Потом он тупо уставился на заявления. Глаза его ничего не выражали, а сам он был словно в ступоре.
        —Илья Валентинович, вы поймите, мы не можем работать в такой обстановке, — робко попробовал оправдать действия свои и коллеги Скалолазький.
        —Да, Виктор прав, — картаво присоединился к нему Артемов. — Ко всему прочему у нас отсутствует материальная заинтересованность.
        —Это почему же? — отозвался со своего места вышедший из больницы Маточкин.
        Он пришел в редакцию с перебинтованной головой, игнорируя запреты врачей и настояния Калягина.
        —Потому что у нас неравенство в оплате труда сотрудников, — пояснил Артемов. — Почему одни участвуют в распределении гранта, а другие — нет? Мы с Виктором, например, несем на себе львиную долю корреспондентской работы. А получаем мало.
        —Условия гранта, Николай, были определены еще в прошлом году, — размеренно, подражая психотерапевту Кашпировскому, сказал Калягин.
        —А почему Елена Васильевна, кандидатура которой не была предусмотрена этими условиями, сейчас получает грант?
        Калягин тяжело вздохнул.
        —Николай, я понимаю, что в ситуации, в которой оказалась наша газета, весьма непросто сохранять хладнокровие. Но тем не менее я прошу тебя понять, что не все зависит от меня и Александра Ивановича. Мы постараемся получить еще один грант, где будут соблюдены твои интересы и интересы других наших сотрудников.
        —Илья Валентинович, вы обещали мне поступенное, как вы тогда выразились, я цитирую это слово, — поднял вверх палец Артемов, — так вот — пос-ту-пен-ное повышение заработной платы.
        —И это обещание было выполнено! — не остался в долгу Калягин и тоже поднял указательный палец вверх.
        —Да, оно было выполнено, — согласился Артемов. — Но… — он слегка перевел дух, — но… мы получили драконовскую систему штрафов, которая полностью нивелировала это повышение.
        —А вы пишите лучше, — невозмутимо отреагировал из угла Маточкин, который возился с какими-то бухгалтерскими документами. — И никто не будет вас штрафовать.
        —Ага, не будет! — почти передразнил финансового директора Артемов. — А как было на прошлой неделе — придрались к тому, что я не сдал фотографии. А на самом деле фотоаппарат был сломан — поэтому и не сдал.
        —Нужно было брать с собой исправный фотоаппарат, — так же невозмутимо сказал Михаил Кроль, не отрываясь от своего «Виндоуса».
        Он лишь второй день как вышел на работу, и по его виду никак нельзя было сказать, что он совсем недавно потерял свою подругу. Он был все так же погружен в свои виртуальные миры, ехидничал по поводу окружающих и даже шутил.
        —Где бы я его взял, если у нас его не было! — заорал вдруг Артемов, с силой ударив газетой о стол. — Бл… в конце концов, из конца в конец! Мне надоело, можно сказать, все это за…ло, простите, пожалуйста, за несоблюдение принципа политкорректности!
        Артемов картинно поклонился всем присутствовавшим, резко развернулся и пошел к выходу.
        —Илья, да что вы ругаетесь! — возникла вдруг Турусова. — Давайте поднимем им зарплату за счет наших — сократимся немного, и все!
        Калягин из-под очков взглянул на Турусову. Он посмотрел на нее так, как будто сказанное ею выглядело проповедью иудаизма в православной церкви.
        —Мы не можем сейчас принимать такое решение, — сухо сказал он после воцарившейся паузы. — Нужно собирать совет учредителей.
        —Зачем совет учредителей? — снова подал голос Артемов, который уже открыл дверь на выход. — Вы, Илья Валентинович, используете этот институт как инструмент для проведения нужных вам решений. Все равно там решат так, как вы захотите. Это просто ширма…
        Бросив последнее обвинение в адрес Калягина, Артемов вышел из редакции.
        Скалолазький, который скромно стоял в углу и не принимал в сваре никакого участия, двинулся вслед за Артемовым.
        —Я полностью согласен с Николаем, — сказал он на ходу. — Я хорошо к вам отношусь, Илья Валентинович, но здесь, мне кажется, вы перегибаете палку…
        —Палку никто не перегибает. И вообще, о твою спину, пожалуй, ее согнешь, — чуть ухмыльнулся Кроль. — Не то что дубье, арматура сломается на фиг!
        —Миша, оставь свои колкости для новых сотрудников, которые придут на наши места, — с дрожью в голосе заявил Виктор и вышел из редакции.
        —Свято место пусто не бывает, — бросил ему в спину Кроль.
        —Илья Валентинович, мне кажется, нам с вами надо посоветоваться, — заявил из своего угла Маточкин.
        —Пожалуйста, — с готовностью откликнулся главный редактор.
        Минуту спустя они уединились в комнате, где еще совсем недавно о своем решении прекратить поддержку газеты объявил бизнесмен Трубецков.
        Лариса по-прежнему занимала в газете пост наблюдателя. Каждый день в редакции что-нибудь происходило, события развивались стремительно и очень драматично. И сейчас стало особенно ясно, что если руководство не найдет способа выйти из положения, то газета просто-напросто прекратит существование. Один уход Вороновой подкосил корреспондентские возможности газеты, а если за ней последуют и Виктор с Николаем, положение станет вообще угрожающим.
        Однако Маточкин, похоже, был невозмутим и спокоен. Может быть, он знает что-то?
        Лариса поймала себя на мысли, как мало ей известно об этом немногословном, всегда спокойном и рассудительном человеке. Но у нее не было возможности присмотреться к нему, поскольку волею драматических событий Александр Иванович оказался на больничной койке. Сейчас же Ларисе сам бог велел исправить положение.
        Артемов со Скалолазьким вернулись в редакцию после своего эмоционального ухода где-то через час, причем Виктор был явно навеселе — молодой корреспондент явно снимал полученный стресс алкоголем.
        После разговора с Калягиным финансовый директор пригласил для консультаций в маленькую комнату Николая Артемова и беседовал с ним около часа. После этого Артемов вышел и тихим голосом объявил Калягину, что он остается в газете.
        Затем Маточкин пригласил для разговора Скалолазького. Здесь его, однако, ждала неудача — Виктор вышел понурый и на немой вопрос Калягина ответил, глядя в пол:
        —Илья Валентинович, мне очень жаль, но я не могу здесь больше работать. Александр Иванович меня уговаривал, но я не согласился.
        —Что ж, Виктор, — вздохнул Калягин. — Нам тебя будет не хватать.
        Скалолазький еще ниже опустил голову, словно это он был виноват во всем случившемся, и, быстро взяв со стола свои вещи, покинул редакцию. Уже на пороге он обернулся, бросил на всех оставшихся грустный взгляд, хотел что-то сказать, но потом махнул рукой и исчез за дверью.
        —Итак, мы потеряли двух корреспондентов, Александр Иванович, — подвел печальный итог Калягин.
        —Иными словами, почти всех, — мрачно пошутил Маточкин.
        По виду главного редактора, однако, нельзя было сказать, что он очень озабочен таким поворотом дел. Ларису подобное поведение слегка удивило, и она решила выяснить, о чем же говорили Маточкин с Калягиным.
        Однако выяснить это ей не удалось. Буквально через пять минут после ухода из редакции Скалолазького в комнату неожиданно ворвались люди в масках и защитной униформе. Сопровождавший их человек в штатском решительно прошел через весь кабинет к Калягину и резким голосом представился:
        —Налоговая полиция. Майор Каверзнев.
        Главный редактор удивленно поднял на него глаза.
        —Приступайте, — кивнул майор своим подчиненным, которые уже рассредоточились по комнате.
        —Позвольте, к чему приступайте? — возмутился Калягин. — Здесь средство массовой информации, общественная организация. Я главный редактор Калягин Илья Валентинович, и хотелось бы знать, что все это значит.
        —У нас есть сведения о существенном сокрытии вами налогов, и наши сотрудники имеют полномочия на проверку всей вашей бухгалтерской документации. Прошу представить нам эту документацию вас и вашего главного бухгалтера, — жестким официальным тоном заявил майор.
        —Это незаконно, — вздернул подбородок Калягин.
        Майор Каверзнев пожал плечами и, развернувшись, подошел к Маточкину. Тот спокойно сидел на своем месте.
        —Пожалуйста, — он сделал жест в сторону сейфа с документами. — Только покажите сначала ваши документы.
        Майор вынул из кармана удостоверение и развернул его перед глазами финансового директора «Правого дела». Тот внимательно изучил его и полез за ключами в ящик стола.
        В этот момент дверь в редакцию снова отворилась, и на пороге появился разодетый в пух и прах — в белой рубашке и галстуке — Сергей Алексеевич Школьников. За ним маячили фигуры двух мордоворотов. Лариса их сразу узнала — это были именно те парни, которые в свое время похитили Калягина около подъезда его дома. Кроме того, Школьникова сопровождал знакомый Ларисе Сергей Пономарев, бывший супруг умершей Галины.
        —Вы кто? — спросил майор Каверзнев у Школьникова.
        Тот не спеша, солидно вынул из кармана красную книжечку с российским гербом.
        —Сергей Школьников, депутат областной думы, член комиссии по соблюдению законности и правопорядка, — снисходительным тоном объяснил он.
        —Что вам здесь нужно?
        —Согласно полномочиям, данным представительной власти, я осуществляю контроль за законностью деятельности силовых структур. В том числе и вашей…
        Школьников держал голову слегка набок, давая понять, что этими объяснениями он снисходит до Каверзнева. Вообще поведение народного избранника носило характер некоей демонстрации, что не ускользнуло от внимания Ларисы.
        —Здравствуйте, Сергей Алексеевич, — поздоровался с ним Калягин.
        —Здравствуйте, — сухо ответил Школьников. — У меня к вам серьезный разговор есть, Илья Валентинович. Теперь вы, надеюсь, понимаете, что золото так просто с неба не падает. Я думаю, что только мое присутствие здесь как представителя власти сможет оградить единственную оппозиционную газету в области от неправомерных действий.
        —То есть вы хотите сказать, что золото — это вы, Сергей Алексеевич? — насмешливо спросил Калягин.
        —Вы же умный человек, Илья Валентинович, делайте выводы сами, — усмехнулся Школьников.
        —Ну, насколько я вас знаю, ваше золото всегда носило несколько сусальный характер.
        Школьников снова усмехнулся, но ничего не ответил. А тем временем сотрудники налоговой полиции трудолюбиво изымали бухгалтерскую документацию «Правого дела». На Школьникова никто не обращал внимания. Немного погодя он отошел в угол и начал там о чем-то разговаривать со своими охранниками.
        Налоговые полицейские провели полчаса, методично просматривая документы. Наконец майор Каверзнев дал команду на прекращение акции.
        —Мы должны будем все это изучить, — сказал он Калягину.
        И в этот момент в редакции появились новые лица — в комнату вошел губернский министр печати и информации Никитин с охраной. Он был настроен очень по-деловому: быстрым взглядом осмотрел помещение и едва заметно кивнул Ларисе. Потом подошел к группе людей, которую составляли Калягин, Маточкин и майор Каверзнев.
        —У нас есть все основания для беседы в узком кругу, — бросил он Каверзневу. — Я думаю, что Александр Иванович и Илья Валентинович смогут уделить мне полчаса своего времени.
        Калягин и Маточкин пожали плечами и почти одновременно указали Никитину на маленькую комнатку, примыкавшую к основному помещению редакции, в которой и происходили все конфиденциальные разговоры.
        Школьников, который вроде бы тоже решил поучаствовать в разговоре, был решительно оттеснен охраной, в сопровождении которой в редакцию явился Никитин.
        Спустя минуту Маточкин, Калягин и Никитин скрылись в маленькой комнате. Оставшиеся в большой комнате налоговые полицейские, Школьников со товарищи и сотрудники редакции пребывали в недоумении.
        Разговор продолжался около получаса. После него губернский министр печати достаточно быстро ретировался из редакции. Перед этим, однако, он отозвал к себе майора Каверзнева и что-то сказал ему вполголоса. Потом они вышли в коридор, причем Никитин держал в руках наготове сотовый телефон. Было очевидно, что он собирался с кем-то связаться.
        Каверзнев вернулся в редакцию довольно скоро и сделал знак своим подчиненным покинуть помещение. Налоговики подчинились мгновенно, и через несколько секунд их как ветром сдуло. Что же касается Школьникова и сопровождавших его лиц, то их попросил из редакции Маточкин.
        Школьников, поняв, что дело разворачивается не совсем так, как он ожидал, нахмурился и с кислым видом, метнув напоследок тяжелый взгляд сначала в сторону Калягина, потом Маточкина, удалился.
        Калягин после разговора вернулся на свое место и, как всегда, флегматично уткнулся в экран. Однако спустя минуту он встал, вышел на середину комнаты и, скрестив руки на груди, громко произнес: — У меня для вас важное сообщение, господа.
        —У нас все подряд в последнее время важное, — пробурчал под нос Кроль.
        —Так вот, — не обращая внимания на его реплику, продолжил Калягин. — Главным редактором нашей газеты с сегодняшнего дня становится Александр Иванович Маточкин.
        Интонация Калягина была помпезной и в то же время сухо-официальной.
        —Я принимаю решение передать управление делами нашего издания в руки человека, которого все мы давно знаем и который зарекомендовал себя с самой лучшей стороны. Это решение продиктовано возникшей в редакции ситуацией и не означает кардинальной смены направления нашей газеты. — Калягин вздохнул.
        Было непонятно, является ли это вздохом облегчения или разочарования. Взгляды всех присутствующих тем временем устремились на Маточкина, который деланно-равнодушно смотрел в сторону, сидя за своим столом.
        —Ты принял это решение, Илья, после разговора с Никитиным? — чуть насмешливо спросил Гульков.
        —Илья, это очень судьбоносное решение, — вставила слово Елена.
        Калягин, решив не отвечать на вопросы и замечания коллег, продолжил:
        —Я же отправляюсь в Москву… Меня давно зовут политологом в аналитический центр при Госдуме, я все время откладывал это решение, и вот наконец наступил такой момент.
        Еще раз вздохнув, он заявил:
        —Я думаю, что «Правое дело» под руководством Александра Ивановича продолжит свои традиции. У меня все…
        В редакции воцарилась тишина, которая, впрочем, скоро сменилась бурным обсуждением ситуации. Но это обсуждение носило скорее характер разговоров сотрудников между собой. Гульков вместе с Артемовым удалились в коридор, Кроль и Турусова тоже о чем-то шептались.
        Новоиспеченный редактор Маточкин сидел в углу и листал какие-то свои бумаги. Калягин уперся взглядом в экран. Лариса сидела за своим столом и обдумывала сложившуюся ситуацию.
        Курьер Птичкин, который с утра был хмур, вдруг воспрял духом, подошел к Маточкину и с ходу попросил прибавить ему жалованье. У Ларисы возникла аллегория: «Птичка расправляет крылья». Вообще курьер с крайней степенью удовлетворения воспринял назначение Маточкина и ходил по редакции гоголем.
        Александр Иванович удивленно посмотрел на Андрея и сказал:
        —Этот вопрос так быстро не решается, Андрей Юрьевич. Вы что, издеваетесь, что ли? — и на его лице проявилась скрытая усмешка.
        —Но я уже очень давно просил повышения, — попробовал возразить Птичкин.
        —Рассмотрим, — равнодушно бросил Маточкин и снова уткнулся в бумаги. — В плановом порядке.
        Эта фраза была произнесена с такой интонацией, что надо было понимать: в плановом порядке — значит «никогда».
        Птичкин нахохлился и вдруг закашлял. Выглядел он при этом весьма комично — лицо человека, который рассчитывал на лучшую долю и только что получил отлуп, вдруг налилось краской, его щеки раздувались, вибрируя в такт кашлю. Похоже, у Птичкина это было нечто психосоматическое.
        —Выпей лекарство, — раздраженно бросила ему Турусова и вынула из сумочки таблетки.
        —Спасибо, — сквозь кашель сказал курьер, взял таблетки и вышел в коридор.
        Лариса подошла к Калягину и положила ему руку на плечо.
        —Илья Валентинович, а как быть в этой ситуации со мной?
        Калягин несколько секунд молчал, поглощенный чтением какого-то очередного письма, пришедшего ему по электронной почте, потом словно очнулся от спячки и уставился на нее напряженным взглядом из-под очков.
        —С вами? — переспросил он и поднял глаза к потолку. — Вы знаете, это лучше обсудить с Александром Ивановичем. Потому что я уже не являюсь редактором и, видимо, сегодня же уезжаю в Москву на несколько дней, чтобы решить организационные вопросы, связанные с переменой места жительства и работы. У меня просто не будет времени заниматься другими делами. Так что…
        И Калягин прямой длинной рукой сделал выразительный жест в направлении Маточкина, а потом церемонно склонил голову в знак того, что все ритуальные формальности он выполнил. Лариса пожала плечами и отошла.
        Ей стало казаться, что в связи с последними событиями: вмешательством властей и переменой власти в редакции — руководству газеты стало абсолютно безразлично то, ради чего она, Лариса, и появилась в газете. А именно — разгадка тайны убийства Галины Пономаревой.
        Быть может, только Кроль, учитывая его личные отношения с покойной, действительно был заинтересован в раскрытии этой тайны.
        Глава 8
        —Ну, и что ты, милая, нос повесила? — насмешливо спросил Котов, входя рано утром на кухню.
        Лариса, которая занималась приготовлением ростбифа со сметанным соусом, с весьма удрученным выражением лица повернулась к мужу.
        —А потому, что у меня, пожалуй, в первый раз за все время моей детективной практики появилось ощущение пустоты и ненужности моих действий.
        —Почему? — удивился Котов.
        —Мне кажется, что в редакции почти никого не интересует, кто именно был виновником смерти Галины. Все заняты обсуждением дальнейшей судьбы газеты в связи с действиями властей.
        Евгений пожал плечами. Лариса еще вчера вечером рассказала ему о последних событиях в редакции, и он воспринял происшедшее как должное.
        В свое время он сам пострадал от команды нынешнего губернатора, когда не захотел отстегивать дополнительные миллионы от своих прибылей в областную казну. Естественно, речь шла не об обязательных налоговых платежах, а о «личной просьбе» губернатора. Многие предприниматели города не в силах были отказать главному боссу губернии и пошли на опустошение своих карманов. Однако находились и бунтари. Среди них был и концерн «Антей», который возглавлял Евгений.
        Во многом причиной перевода Евгением части бизнес-активов в Москву была именно эта нездоровая склонность губернских властей к рэкетированию местных предпринимателей.
        Поэтому нынешнее поведение губернаторской команды, которая решила прибрать к рукам тонущий корабль оппозиционной прессы под названием «Правое дело» удивления у него не вызвало.
        —А что ты еще от них ожидала? — спросил Котов.
        —От властей — собственно, ничего положительного, — ответила Лариса. — Другое дело, что смерть Галины мало кого интересует из ее коллег. Хотя мне уже ясно, что это абсолютно не связано с политикой. И наверняка там скрываются какие-то личные или меркантильные мотивы. Кстати, как там Валерия? Она-то как себя чувствует?
        —Да ничего, вроде бы ее по милициям не таскают. Сидит себе дома, — зевнул Котов. — Я сегодня звонил ей. Интересовалась, как идет твое расследование.
        —Да никак не идет, — раздраженно сказала Лариса. — Мое бездействие, кстати, меня саму уже начинает бесить.
        —Так в чем же дело?
        —Я не могу сказать, уверена ли на сто процентов в своей версии, но… Если даже допустить, что уверена, то пока что мне не удалось сопоставить некоторые факты и уложить их в своей голове.
        —Но я верю в тебя, — заявил Котов, однако Ларису это особо не подбодрило, поскольку муж говорил равнодушным тоном.
        Вообще их отношения, претерпевшие в последние годы множество испытаний, сейчас хотя и были достаточно ровными, но без той любви и заинтересованности друг в друге, как в их молодые годы.
        —А я уже почти нет. Но все равно буду продолжать выяснять истину, — упрямо сказала Лариса.
        —Я в этом и не сомневался, — ответил Котов. — А что все-таки произошло-то в редакции? Ты мне так до конца и не рассказала…
        —Я думаю, что власти просто решили воспользоваться неразберихой. Сначала наслали налоговую полицию, потом министра и выиграли у Калягина психологически. Он согласился с тем, чтобы Маточкин встал во главе коллектива, во имя спасения газеты.
        —А что Маточкин?
        —Он, как я поняла, тоже — мужик не промах, — со вздохом сказала Лариса. — Он, надо понимать, договорился с кем-то из администрации и в обмен на лояльность «Правого дела» властям выбил себе первую роль в газете. Я поняла, что Калягин отправляется в Москву, Маточкин занимает его место, позиция газеты по отношению к губернатору слегка смягчается, а власти прекращают откровенное давление на газету. Появление налоговой полиции в редакции было просто средством воздействия на Калягина. Иными словами, это сделали для того, чтобы он стал более сговорчивым.
        —Но это ладно… Хер с ней, с этой дурацкой провинциальной политикой. А что с убийством Пономаревой? — спросил Котов. — Ты говоришь, у тебя есть версия?
        —Да, есть… И она все более вызревает, — ответила Лариса. — Не исключено, что мне придется сейчас ехать на встречу с двумя очень творческими, интересными людьми.
        —Это с кем же?
        —С парочкой влюбленных голубков, Гульковым и Вороновой, — съехидничала Лариса. — Но ты их все равно не знаешь…
        —Да, — протянул Евгений. — Влюбленные голубки — это круто. Я уж и забыл, что это такое…
        Лариса скептически взглянула на мужа, который некогда, волнуясь и запинаясь, признавался ей в любви. Но это было очень давно. Еще до появления газеты «Правое дело»…

* * *
        Светлана Воронова выглядела недовольной и хмурой. Сопровождавший ее Дмитрий Гульков старался по своему обыкновению держаться весело и все время пытался шутить. Он иногда бросал по-мужски очень заинтересованные взгляды на Ларису, поскольку со стороны Светланы не получал желаемого отклика. Создавалось впечатление, что этого человека в жизни заботило лишь одно.
        Однако Ларису интересовало совсем другое. Она пригласила Воронову и Гулькова к себе в ресторан для серьезного разговора. И главной темой беседы стали взаимоотношения курьера газеты Андрея Птичкина и нынешнего ответственного секретаря Елены Турусовой.
        —Да Андрюха вообще-то парень дубоватый, — подняв левую бровь, бросил Гульков. — И Ленку, похоже, хочет. Я давно уже это заметил.
        —А она — нет? — спросила Лариса.
        Вместо ответа Светлана скептически покачала головой.
        —У нее отношения с Сергеем Пономаревым?
        Воронова вздохнула.
        —Сейчас уже можно об этом сказать, — призналась она. — Дело в том, что мы с Леной договорились — наша личная жизнь не должна становиться достоянием общественности. Но мы живем рядом. Естественно, если бы каждая из нас начала болтать друг о друге налево и направо, все бы о нас все знали. Поэтому я не говорила о том, что она с Сергеем, а она молчала о нас…
        Она почему-то нахмурилась и посмотрела на Гулькова. Ее взгляд отнюдь не был ласковым и любящим.
        —Более того, я иногда встречалась с Сергеем и передавала ему от нее послания. Именно поэтому меня увидели в офисе у Школьникова, где работал Пономарев, и только поэтому Илья начал меня подозревать и гноить.
        —Ну, почему он начал — тут не совсем все однозначно, — возразил Гульков. — Он, похоже, тобой увлечен. А не получив отклика, обозлился — вот и все…
        —Ой, все мной увлечены, все меня хотят, — тоном капризной девочки произнесла Воронова и усмехнулась.
        —Почему вы не сказали об этом раньше? — спросила Лариса.
        —Кому? Никого это особо не интересовало, — удивилась Воронова. — У нас каждый в редакции занят своей собственной особой. Свое эго важнее всего!
        Глаза Светланы округлились, а в голосе появились элементы пафоса.
        —А что, вы думаете, это Турусова подсыпала яд своей подруге? — напрямую спросил Гульков.
        —Думаю, да, — ответила Лариса.
        Собственно, до конца она в этом не была уверена, но многое говорило в пользу этой версии. Политическая версия, которая усердно нагнеталась руководством газеты, рассыпалась. Да и сам метод убийства — отравление — был слишком нетривиальным для такой версии. Проще — нанять киллера-снайпера.
        —А каково отношение самого Пономарева к Елене? — спросила Лариса.
        —Серега, как я его представляю, — бесбашенный пох. ист, — с кривой улыбкой выдал определение Пономареву литературный редактор. — Он, я думаю, не испытывал особой привязанности к Галине в свое время, и не думаю, что у него есть чувства в отношении Турусовой. Просто это вопрос соперничества.
        —То есть?
        —Галина и Елена со студенческой скамьи соперничали, — пояснила Светлана. — Галка была всегда чуть более продвинутая, и в интеллектуальном и в социальном плане. В журналистском мире пользовалась гораздо большим авторитетом. Елена была как бы на подхвате. Но был момент, когда Турусова отыгралась… Ох, как она отыгралась!
        На губах Светланы появилась злорадная улыбка.
        —На арене «межполовых» боев, — съехидничал Гульков.
        —Да, Серега стал погуливать от Галки, она была слишком занята собой, — пояснила Воронова. — Впрочем, я уже говорила, что у нас каждый слишком самодостаточен, чтобы искренне привязаться к другому человеку.
        —И пошел Серега к Ленке, — перебил ее Гульков.
        —Да… Между подругами был скандал, но закончился он более-менее мирно, — снова взяла эстафету Светлана. — Серега все равно собирался уходить, да и Галка не стала особо расстраиваться. Просто было неприятно — как это так, как ты могла, подруга моя?! Ну, и все такое в этом роде, вы понимаете, да?
        —Да-да, конечно, продолжайте, — кивнула Лариса, которая и без того внимательно слушала.
        —А что продолжать? — пожала плечами Воронова. — Потом они временно расстались, а недавно возобновили отношения.
        —И что — это мотив для убийства? — скептически поморщился Гульков.
        —Нет, мотив в другом, — ответила Лариса. — Потому что именно Турусова получила реальные дивиденды после ликвидации Пономаревой — ее назначили ответственным секретарем и она получила грант. Вряд ли на этот пост назначили бы кого-то другого.
        —Но как вы сможете доказать ее вину?
        —Об этом я уже думаю. И вы наверняка сможете мне помочь.
        —Ради бога, — снова пожал плечами Гульков. — Только как?
        —И, кстати, еще один момент, — заметила Светлана. — Маточкина по голове угостили — это тоже ее проделки?
        —Нет, я думаю, что в этом виноват курьер Птичкин, который, как я уже поняла, все жаждет завоевать Турусову, да вот только никак ему это не удается.
        —Птичкин? — искренне удивился Гульков.
        —Да. Помните, как он вчера закашлялся? Я потом осторожно поинтересовалась у Калягина насчет него, и он ответил, что у курьера астма. И болен он ею уже очень давно, неизлечимо. Постоянно таскает с собой ингалятор. Представляете, все знали, что он болеет и что Маточкин слышал кашель во время нападения, и никто не подумал на астматика Птичкина!
        Воронова и Гульков переглянулись между собой.
        —Да, действительно, — после некоторой паузы сказал Дмитрий.
        —А может быть, у него есть алиби на это время? — высказала предположение Воронова.
        —Скорее всего, нет. — Лариса состроила скептическую гримасу. — Гораздо интереснее сокрушить алиби Турусовой.
        —А какое там может быть алиби? — спросил Гульков. — Там у всех алиби, и все одновременно могли быть виновными.
        —Меня интересует, где она могла достать этот яд пролонгированного действия.
        —Стоп! — подняла палец вверх Светлана. — Она же вела у нас в газете тему по медицине. Вполне возможно, что у нее есть связи в этих кругах. Так что…
        —Да, это логично, — согласился Гульков. — И мама, по-моему, у нее химик.
        —Я правильно поняла — все сходится, — вздохнула Лариса. — И надо думать над тем, как можно прижать сначала Птичкина, а потом через него и Турусову. Мне кажется, что его расколоть легче.
        —Да, тут не будет особых проблем. Просто надо это сделать умело, — заметила Воронова.
        —Очевидно, нам понадобится программист Михаил Кроль. Он, по-моему, у вас наиболее брутальный среди всего интеллигентского коллектива, — сказала Лариса.
        —Дмитрий Евгеньевич тоже искренне считает себя таковым, — с сарказмом заявила Светлана.
        —Тем не менее, — сказала Лариса, скептически оглядев тощую фигуру Гулькова, не лишенную, правда, некоторой элегантности, — нам понадобятся мускулы и устрашающий вид. А Михаил лучше всех подходит для такой роли. К тому же у него есть ярко выраженные личные мотивы. Так что ему надо все рассказать и вместе с ним ехать к Птичкину…
        —Чтобы взять его за яйки, — игриво закончил мысль Ларисы литературный редактор.
        —Давайте телефон, — велела Лариса, и Воронова полезла в свою записную книжку. — Кстати, — вдруг вспомнила она. — А вы не знаете, чем сейчас занимается Елена Турусова?
        Светлана подняла глаза, секунду смотрела на Ларису, потом улыбнулась и сказала:
        —Вообще-то у нее должно быть некое рандеву.
        —Какое?
        —С Сергеем Пономаревым.
        —Словом, фак-сейшн, — пояснил словоохотливый Гульков. — Или, по-русски говоря, потрахушки.
        —В своей комнате в общежитии?
        —Угу, — подтвердила Воронова, кивая головой и улыбаясь.
        —В таком случае все просто прекрасно, — констатировала Лариса…
        …Кроля удалось застать на месте, и Гульков достаточно быстро объяснил ему, что от него требуется. Через двадцать минут тот уже был возле ресторана «Чайка» и с озабоченным лицом садился в «Вольво».
        А еще через полчаса машина затормозила возле обшарпанного двухэтажного здания, где в одной из коммунальных квартир снимал комнату тридцатилетний курьер газеты «Правое дело» Андрей Птичкин. Воронова отказалась ехать на эту разборку, сказав, что на ее нервную систему брутальные сцены подействуют не слишком благотворно. Гульков же с удовольствием согласился принять участие в намечавшейся экзекуции.
        Лариса с самого начала убедила Гулькова и Кроля вести себя раскованно и не стесняться в выражениях. Словом, действовать как слаженная команда, психологически давя на курьера каждый со своей стороны: Лариса — как взвешенный человек со стороны, Гульков — используя свое чувство юмора, а Кроль — физически и устрашающе. Впрочем, Гулькова и не нужно было уговаривать вести себя раскованно — Лариса пришла к выводу, что этот человек в любой ситуации будет балагурить и сыпать свои пошловатые шуточки.
        Птичкин встретил всю компанию удивленно. Правда, эмоциями его лицо поначалу было не очень богато. Оно было хмуро и невыразительно. Зато внешний вид курьера был колоритен: домашние драные трико с оттопыренными коленками, засаленная майка времен развитого социализма и совершенно контрастирующие с этим модные темные очки. Он блестел своими золотыми зубами, словно хороший конь на ярмарке. Ноги курьера были обуты в старые растоптанные тапочки.
        —Привет, — обескураженно сказал он.
        —Привет, козел, — с порога брякнул Кроль и заехал Птичкину по физиономии.
        Учитывая явную разницу в весовых категориях и эмоциональное состояние Кроля, удар получился весомым, и Птичкин, сбивая по ходу стоявшие у двери пустые бутылки и ведро, загремел на пол.
        —Михаил, вы же обещали держать себя в руках, — раздраженно произнесла Лариса, подходя к Птичкину.
        Тот пытался что-то сказать, но у него это получилось крайне нечленораздельно. Ко всему прочему у него внезапно начался приступ кашля. Милосердие решил проявить Гульков, который, узрев на туалетном столике ингалятор, протянул его Птичкину. Когда тот отдышался, Лариса тоном, не терпящим возражений, сказала:
        —Андрей, нам все известно про ваши с Еленой дела. Так что мы пришли помочь тебе.
        —Помочь? — возмутился Кроль. — Да ему только горсть земли на крышку гроба поможет!
        —Вы что, ребята? — Птичкин наконец отреагировал жалкой улыбкой. — О каких делах идет речь? Вы что?
        —Не надо, Андрей, — покачала головой Лариса, сделав знак Кролю, которого переполняли эмоции и который был готов и словесно, и телесно воздействовать на курьера силовым образом. — Удар арматурой по голове господина Маточкина — это ваших рук дело. И сделали вы это по указанию Елены Турусовой.
        —Потому что сам бы до этого ни в жисть не додумался, — съязвил Гульков, доставая без спроса сигарету из пачки Птичкина, которая лежала на столе.
        —Нет, я не понимаю… — продолжал упорствовать Птичкин.
        Лариса, не обращая на него внимания, продолжила:
        —А указания Турусовой для вас очень ценны, поскольку на вашу беду вы ею очень увлечены.
        —В половом смысле, — уточнил Гульков.
        —Она вам пообещала себя, если вы преодолеете свою природную неуверенность и докажете ей, что вы настоящий мужчина, так ведь?
        —Угу… Настоящий мужчина, — пробурчал себе под нос Кроль, который впервые за этот вечер чуть повеселел. — Как это определение подходит к Птичкину!
        —В общем, я предлагаю вам во всем признаться, — сказала Лариса.
        —С какой стати? Вы что — милиция? — чуть осмелел курьер.
        Лариса поглядела на Кроля хмурым взглядом, и Михаил встал со стула. Он подошел к сидевшему на полу Птичкину, одним движением поставил его на ноги и прислонил к стене. Со стороны это выглядело попыткой изнасилования слоном зайца.
        —А вы предпочитаете иметь дело сразу с милицией? Уверяю вас, они будут действовать еще менее гуманно.
        —Да ты не бойся, Андрюха, — подключился Гульков. — Ты ведь всего лишь Маточкина арматурой огрел… А он тебя, может, и простит. Скажешь, что, мол, любовь, и все!
        Птичкин глядел затравленно, сдавленный могучими объятиями грузного Кроля.
        —Далась тебе эта Ленка, — продолжил литературный редактор. — Если хочешь, я тебе другую бабу найду, без загонов. Тебе только приодеться надо и вести себя более молодежно.
        —Сейчас он у меня очень молодежно себя поведет, — угрожающе прошипел Кроль. — По яйцам получит, так запоет, что по голосу в детский хор можно будет отправлять.
        —Короче, Андрей, нет смысла отпираться, — сказала Лариса. — Вы ведь знаете, что Елена отравила свою подругу…
        Молчание Птичкина продолжалось секунд десять, после чего Кроль не выдержал и двинул локтем курьеру под дых. Тот согнулся.
        —Он нам нужен живым, — укоризненно покачала головой Лариса.
        —Сейчас очухается, — бесстрастно сказал Кроль и вылил стакан воды, стоявший на столе, на голову бедного курьера.
        —Андрюх, пойми, ты и не преступник вовсе, — продолжал дипломатичным тоном Гульков, когда Птичкин разогнулся и снова принял вертикальное положение. — Про арматуру мы забудем, ты только должен подтвердить, что Турусова совершила смертный грех, отравив подругу.
        Птичкин тем не менее продолжал молчать.
        —Ну что, кубинас партизанос? Тайнос агентас? — Кроля вдруг пробило на юмор. — Ты умереть, что ли, решил геройски, или как?
        —Нет, героизму сейчас не место, — улыбнулась Лариса. — К тому же эпоха совсем не героическая… Андрей, вы, конечно, можете продолжать играть в молчанку, но… Я думаю, вам будет небезынтересно оказаться сейчас в общежитии, где проживает Елена, и стать свидетелем того, как вас обманывают.
        —Что вы имеете в виду? — тут спросил Птичкин.
        —Подробности на месте. Мне кажется, вы не против туда прокатиться, так что собираемся.
        Лариса сделала знак Кролю, и тот отпустил курьера.
        —Андрюха, давай собирайся, — хлопнул его по плечу Гульков. — Оденься по-парадному. Кстати, тебе Ленка-то дала или как?
        Птичкин нахмурился.
        —Это мое личное дело, — гордо заявил он.
        —Не спорю. Хотя это имеет большое значение. Потому что по крайней мере еще одному человеку она дает без всяких напрягов. Даже арматурой никого не просит бить по голове.
        Птичкин нахмурился еще больше.
        —Собирайся, Андрюха, собирайся, — повторил Гульков. — Скоро все узнаешь. Я тебя, по-моему, никогда не обманывал.
        На лице курьера застыло недоверчивое выражение. Он находился словно в ступоре, решая, как ему поступить. Особо церемониться с ним, однако, никто не имел ни малейшего желания.
        —Да двигай, что ли, ты живей! — прикрикнул на курьера Кроль и толкнул его к столу так, что тот с трудом удержался на ногах.
        —У меня вообще-то в милиции знакомые есть, — неуверенно возразил он. — Я вообще хотел увольняться и в ментовку идти. Я не виноват… Просто, — посмотрел он на решительно настроенного Кроля, — я вынужден подчиниться грубой силе.
        —Ну, если ты в ментовку, тогда мне пора прямиком в монастырь, — выдохнул Гульков. — Очень адекватное и верное решение…
        Лариса усмехнулась, а Кроль, взяв Птичкина за горло, состроил свирепую физиономию. Курьер сделал успокаивающий жест рукой, которым хотел показать, что он сейчас, прямо сейчас готов идти туда, куда скажет тяжелый на руку программист.
        Сборы Птичкина заняли где-то минут пять. Андрей нервничал, сначала попытался спокойно покурить, но Кроль вырвал у него сигарету и командирским тоном приказал надевать штаны. Вскоре все четверо уже сидели в «Вольво» и ехали по направлению к общежитию.

* * *
        Сергей Пономарев был человеком тусовки. Журналист, музыкант, поэт — словом, полный богемный набор. По молодости женившись на Галине, он устал от нее через три года и начал обычную для тусовщика жизнь, тесно связанную с пьянками и гульбой от одной женщины к другой.
        Он по своей легкомысленности даже не подозревал о том, что Ленка Турусова, подружка его жены Галины, с которой он один раз по пьянке согрешил, привяжется к нему достаточно серьезно. Их связь с перерывами продолжалась несколько лет, но Сергей искренне думал, что Ленке «просто не с кем», поэтому она и не отвергает его.
        Сам же он, будучи уже на грани перехода от молодежного возраста к среднему, остепеняться не желал и уж тем более не собирался второй раз жениться.
        Он, выходец из райцентра Тарасовской губернии, вообще не хотел оставаться в Тарасове и вознамерился переезжать в Москву. Здесь его мало что держало — какая разница: и здесь, и в столице своей жилплощади у него не было. Возвращаться же к родителям в райцентр для Сергея было вообще равносильно смерти.
        И связь с Турусовой не имела для него особой ценности. Конечно, он даже и подумать не мог, что это Елена виновата в смерти его бывшей жены. Хотя по складу своего характера особо негативных эмоций он бы не испытал, узнав об этом. Он расстался с Галиной не очень хорошо и практически с ней не общался. Поэтому ее смерть не очень его взволновала. Для него жизнь практически не изменилась после этого драматического события.
        В тот вечер у него была запланирована встреча с Турусовой, и он, выпив пивка, в хорошем настроении поехал в общежитие, будучи абсолютно уверен в том, чем эта встреча закончится.
        Прибыв на место, Сергей без лишних экивоков приступил к делу. Он по-хозяйски залез под халат новоиспеченного ответственного секретаря «Правого дела» и начал активно мять ее роскошный бюст третьего размера.
        —Сережа, иди вниз, — тяжело дыша, прошептала Турусова.
        Пономарев понял, что Елена хочет оральной стимуляции. Он, однако, в этот вечер не был настроен на особые ласки. Поэтому решительно перевел Турусову в партер и эгоистично приступил к делу.
        И сразу же Турусова начала постанывать и вскрикивать.
        Не знала она, что за стеной, в комнате Светланы Вороновой, происходит то, что совсем недавно имело место здесь. К стене был прилажен стетоскоп, который с недавних времен Лариса постоянно возила с собой, и главным слушателем ее концерта являлся не кто иной, как курьер Андрей Птичкин.
        А за ним наблюдали Лариса, Кроль, Гульков и Светлана. На лицах двух первых была написана напряженность. Воронову и Гулькова же все происходящее скорее забавляло. Будучи по своей природе циниками, они с трудом сдерживали улыбку, видя, как на глазах меняется физиономия Птичкина и как яростно он сжимает кулаки.
        —Вот сучка позорная! — выдавил он из себя, с мазохистским усердием прильнув к наушникам.
        —Короче, — Кроль грубо развернул Птичкина лицом к ожидавшему развязки обществу. — Будешь говорить или нет? А то смотри у меня!
        —Андрюх, ты насчет арматуры не парься! — повторил Гульков, разыгрывая «своего парня». — Не будет против тебя Маточкин заявлять. А другую бабу я тебе найду, вот тебе крест!
        И атеист Гульков неумело перекрестился.
        —Давай, давай, не тяни, — толкнул курьера в бок Кроль.
        —Ну чего говорить? — промямлил Птичкин. — Ну, это Ленка ее отравила.
        —Кого «ее»? — напряженно спросила Лариса, в сумочке которой был включен диктофон.
        —Галку Пономареву. — Андрей даже несколько удивился вопросу.
        —Она вам это сама говорила?
        —Да.
        —А арматурой Маточкина по голове она вас заставила ударить?
        —Да.
        —Очень хорошо. Вы сможете это подтвердить при ней?
        —Да.
        —Не хватает только Библии, чтобы Андрюха мог поклясться, — не удержался от ехидства Гульков.
        —Пускай клянется на настольной книге атеиста, — хохотнула Светлана, показывая на книжную полку.
        —Хватит хиханек-хаханек, — оборвала «влюбленных голубков» Лариса. — Серьезное дело все-таки.
        —А мы серьезно относиться к жизни не умеем, — покачал головой Гульков. — Так легче жить.
        Кроль хмуро посмотрел на литературного редактора, но ничего не сказал. Пора было действовать. Лариса, собравшись с духом, еще раз спросила Птичкина:
        —Андрей, сейчас мы пойдем туда, — она указала рукой на стену. — Там мы увидим нечто не очень для вас приятное. Но меня не это интересует. Главное заключается в том, чтобы вы заставили Турусову признаться.
        —Как же это сделать?
        —Вы должны подтвердить то, что рассказали нам. Остальное — наша забота.
        Птичкин пожал плечами и опустил голову. На него было жалко смотреть — он выглядел уныло и подавленно. Однако ни у кого, исключая, может быть, снисходительного Гулькова, он не вызывал особой жалости.
        —Пошли, — сказала Лариса и подтолкнула курьера к двери.
        Они вышли в коридор и подошли к двери комнаты Турусовой. В этот момент даже здесь отчетливо были слышны вскрики экстаза и стоны, а также скрип пережившей, видимо, много подобных сцен общежитской кровати.
        К двери подвели Птичкина, чтобы эти звуки еще раз сподвигли его на нужные действия. Лариса выждала паузу и постучала. Естественно, никто и не думал открывать. Она постучала еще раз. Стоны и всхлипы прекратились.
        После этого инициативу взял на себя Кроль. Он своим могучим кулаком ударил по двери так, что Лариса удивилась, как это та не развалилась.
        —Открывай давай! — закричал он. — А то сейчас дверь разобьем на хер!
        Немного погодя изнутри послышались торопливые шаги, и звонкий голос Турусовой напряженно спросил:
        —Да кто там так стучит?
        —Кроль, — коротко и ясно ответил программист.
        —Чего тебе?
        —Открой и узнаешь.
        —Но я не в форме…
        —Лена, открой, — подал голос Птичкин. — Открой, иначе я разломаю дверь.
        —Ты? — удивлению Турусовой не было предела.
        —Елена, откройте, — сказала Лариса.
        За дверью подождали еще немного, потом Кроль еще раз двинул по ней кулаком, и наконец глазам почтенной публики предстало испуганное лицо Турусовой.
        —Вы что? — спросила она.
        —Мы пришли вас слегка потревожить, — сказала Лариса, заходя в комнату после Кроля, который сразу же без лишних слов отодвинул своим торсом хозяйку.
        Котова увидела лежащего на кровати под простыней небритого человека с круглым лицом, который с некоторой опаской посматривал на вошедших.
        —Вам все, надеюсь, ясно? — спросила Лариса, указывая на мужчину на кровати, будучи уверена в том, что задуманная ею провокация удалась.
        Птичкин ничего не отвечал, и Лариса продолжила:
        —Сейчас, я думаю, надо всем сесть и поговорить. Елена, если ей позволят нервы, приготовит нам всем чай. Правда, я бы проконтролировала все это, чтобы она не подсыпала нам яд, как сделала это своей бывшей подруге Галине Пономаревой.
        В глазах Турусовой явно промелькнул испуг.
        —Отпираться нет смысла, — сказала Лариса. — Показания господина Птичкина уже зафиксированы на пленке.
        —Какие показания? — дрожащим голосом спросила Елена.
        —О том, как вы совершили одно преступление и принудили его совершить второе.
        —Я не принуждала.
        —Ну, можно сказать, что вы ему за это кое-что пообещали…
        —Кстати, Лена, ты выполнила свое обещание? — встрял Гульков.
        —Дмитрий Евгеньевич, не мешайте, ну что вы вечно лезете со своею сексуальной озабоченностью! — раздраженно прикрикнула Лариса, и Гульков поспешил успокоить ее выразительным жестом.
        —Короче, это… — попытался быть крутым Птичкин. — Ну, в общем, я тебя сдам, потому что ты сука.
        Гульков с сочувствием посмотрел на курьера.
        —Ладно, завтра займусь устройством твоей личной жизни.
        —Да хватит тебе уже! — замахнулся Кроль на литературного редактора. — Запарил своими неуместными шутками!
        —Можно подумать, что твои насчет кутьи были очень уместны, — мстительно припомнил ему Гульков.
        —Лена, рассказывайте свою историю, у нас очень мало времени, — предложила Лариса железным тоном.
        В комнате воцарилось молчание. Елена испуганно смотрела на присутствующих, переводя взгляд с одного на другого, и особое внимание уделила Пономареву. Он, однако, поспешил отвести от нее взгляд. Все ждали, когда же Елена начнет говорить.

* * *
        Турусова, посопротивлявшись где-то с полчаса, в конце концов под давлением разгневанных взглядов сначала Птичкина, а потом и Пономарева попросила Ларису уделить ей время для беседы тет-а-тет. Пономарев, с интересом выслушав всех, решил не обострять ситуацию и, руководствуясь в первую очередь конъюнктурными соображениями, заявил, что не хочет больше иметь ничего общего с этой «змеюкой», оделся и сел в углу как паинька.
        Лариса попросила всех переместиться в комнату Вороновой и приготовилась выслушивать «женскую историю» Елены Турусовой.
        —Галка была, если честно, невыносима. Редко встретишь человека с таким ужасным характером. Но это, в общем-то, и понятно — семейная жизнь не сложилась, ребенка не было, возраст уже критический. Меня возненавидела за то, что я пользовалась большим успехом у мужиков, чем она. И вообще старалась всегда показать, что она круче меня в несколько десятков раз. Комплекс какой-то…
        —А ваши действия — разве не комплекс?
        —Наверное, вы правы, — вздохнула Турусова, прикуривая очередную сигарету.
        Она курила практически одну за другой.
        —Но импульсом послужило желание Пономаревой принять на работу свою протеже, Валерию…
        —Мою племянницу, — уточнила Лариса.
        —Так вот, Галина старалась сделать все, чтобы не допустить меня к деньгам, которые мы должны были получить от американцев. И это, кстати, мало кто замечал, в том числе и Илья, занятый своими любимыми политическими играми. Маточкин понимал, но молчал. Короче, эмоции возобладали… Кстати, когда она умерла, я пожалела о том, что сделала. Но было уже поздно, и нужно было принимать решение. Поэтому, учитывая истерию вокруг политической версии, я и решила использовать Птичкина в своих целях, натравив его на Маточкина. А потом, когда Илья назначил меня ответсеком и началась грызня внутри коллектива, я и вовсе успокоилась. На меня вообще никто не подумал почему-то… Я-то, откровенно говоря, испугалась того, что совершила.
        —Однако вы умело скрывали свои чувства, — вынуждена была признать Лариса. — А когда вы приняли свое роковое решение?
        —Накануне юбилея Галина с восторгом заявила, что нашла великолепную кандидатуру на должность своего зама, которая согласно штатному расписанию могла претендовать на получение гранта. Илья еще тогда удивился, сказал, что ведь у нас есть Лена. А Галка ответила, что у Ленки есть более интересная корреспондентская работа. Которая, правда, не дает права на получение гранта. Ко всему прочему этот Серега…
        Турусова вздохнула.
        —Я даже не совсем понимаю, чем меня привлекает этот несерьезный человек. Но он может увлечь — это я вам уже говорила. Так вот, он сказал мне, что его крайне не устраивает материальное положение и он хочет смыться в Москву. В общем…
        Турусова закрыла лицо руками и заплакала.
        Лариса продолжала сидеть на своем месте, давая Елене спокойно выплакаться. А та бурно выплескивала эмоциии, осознавая наконец-то до конца все, что произошло…
        —А где вы достали яд? — спросила Лариса, когда истерика немного поутихла.
        —У одних моих знакомых. Только они здесь ни при чем, — поспешила добавить она. — Я у них постоянно брала информацию, в областном институте здравоохранения. Я ходила туда неоднократно и видела у них пузырьки с ядами. Прочитала специальную литературу: мне это было несложно, потому что моя мама — химик. — Елена тяжело вздохнула. — А этот яд убивает не сразу, а спустя некоторое время после приема. И вот я в одно из своих посещений улучила момент, когда хозяйка кабинета вышла и оставила меня одну, перелила некоторое количество яда в заранее приготовленную мной склянку, которую взяла с собой. Ну, а потом… Что было потом — вы знаете. Случай использовать яд представился довольно скоро…
        Эпилог
        Илья Калягин уезжал в Москву, устремленный в будущее. Он всегда был именно таким: не думал о прошлом и имел перед собой какую-либо цель. Так было легче жить, не комплексуя, что все хорошее осталось позади.
        Собственно, и оснований для этого у Калягина не было. После почти десятилетнего пребывания на посту главного редактора газеты «Правое дело» он перемещался на должность политолога одной из крупнейших политико-аналитических служб страны. Все шло как надо. И неважно, что пусковым импульсом для такого перемещения стал кризис в возглавляемой им газете.
        Период жизни в Тарасове закончился. Впереди были новые горизонты. Потом появятся следующие. И нет смысла думать о том, что ты оставляешь позади. Видимо, так рассуждают все люди, для которых собственное «я» в окружающем социуме превыше всего: семейного очага, традиции и быта. Так рассуждают почти все политики — даже если тебе семьдесят, нет оснований считать, что все лучшее уже позади.
        А Калягину было всего-то тридцать семь. И случай со смертью его старой подруги Галины Пономаревой уже стал всего лишь эпизодом в прошлом. Досадной помаркой в ностальгическом повествовании о жизни Ильи Валентиновича в провинциальном Тарасове, если, конечно, таковое выйдет из-под его пера на склоне лет.
        Перед отъездом он получил приглашение от Ларисы Котовой посетить напоследок ее ресторан и принял его. Там же присутствовали муж Ларисы Евгений, его племянница Валерия, так неудачно пытавшаяся устроиться на работу в газету «Правое дело», Дмитрий Гульков и Светлана Воронова.
        В меню вечера были мексиканские паровые пирожки, большой мясной рулет, рис с бананами и крем из манго.
        —Нет, не люблю я Латинскую Америку, — сказал Гульков, уплетая, тем не менее, рулет. — Всегда болею против Бразилии, когда смотрю футбол. И музыку в стиле латинос я не люблю.
        —Кухня, Дима, кухня! — поднял вверх палец Калягин. — Это важно!
        —Дмитрий Евгеньевич умудряется одновременно получать удовольствие от пищи и бросать критические стрелы в адрес тех людей, которые эту пищу придумали, — хохотнула Светлана.
        —Таков парадокс, — развел руками Гульков. — Хотя Илья прав — кухня действительно замечательная.
        —Это заслуга моей тети, — Валерия обратила внимание на персону Ларисы.
        Ей стало неудобно, поскольку самодовольные журналисты выпендривались друг перед другом, соревнуясь в искусстве устного жанра уже больше часа, и мало уделяли внимания Ларисе Котовой, хозяйке вечера и главному действующему лицу всей той истории, которая, собственно, и собрала всех вместе в этом ресторане.
        —Да-да, конечно, — спохватился Калягин и склонил голову в знак большого уважения к Ларисе. — Я предлагаю тост за Ларису Викторовну Котову, кулинара, человека, женщину, сыщика…
        —Еще немного, и за тебя будут пить как за человека и пароход, — съязвил Котов.
        Впрочем, на сомнительные шутки Евгения, который за этот час уже умудрился выпить достаточно много и был, что называется, «очень тепленьким», интеллектуалы старались не обращать внимания.
        После тоста за себя Лариса предложила ответный — она пожелала Калягину успехов на его новом месте работы.
        —Кстати, Сергей Пономарев собирается в Москву, — сказал Гульков. — Тоже хочет начать новую жизнь.
        —Это вполне понятно, — отрезал Калягин, по тону которого можно было понять, что он отнюдь не положительно относится к этому персонажу.
        —Да, — согласился с ним Гульков. — Бывшую жену отравила — кто бы подумал! — его любовница! И не просто любовница, а подруга!
        —В принципе это довольно банально, — отозвалась Светлана Воронова.
        —Если бы не один факт, — возразила Лариса. — Желание получить деньги по гранту и встать на место подруги. Я, кстати, всегда полагала, что женщины коварнее мужчин и гораздо меньше ценят дружбу. Увы, такая у нас природа.
        Она грустно усмехнулась и добавила:
        —И вообще я думаю, что подругами они уже давно фактически не были.
        —Я же говорила, что они были соперницами, понимаете, со-пер-ни-ца-ми! — округлила свои глаза Воронова. — А это совсем разные вещи. Хотя Елена испытывала к Сергею действительно серьезные чувства.
        —Скорее всего, — согласилась Лариса. — Иначе она бы не пошла на преступление. Сергей, после того как все выяснилось, рассказывал мне, что собирался вообще-то бросить ее. Может быть, она рассчитывала, что сможет удержать его деньгами? Ведь, несмотря на то что Пономареву платили неплохо, у него, так же как и у Турусовой, были проблемы с квартирой. А грант американцев давал возможность решить их в достаточно короткие сроки.
        —Жаль, что одновременно с грантом мы получили проблемы от нашего спонсора и властей, — заметил Калягин. — Хотя я думаю, что Маточкин справится.
        —А кстати, этого вашего… курьера… посадили, что ли? — спросил пьяненький Котов.
        —Пока не до конца ясно. Маточкин сказал, что готов его простить и не раздувать дело, — сказал Калягин.
        —А мне кажется, надо сделать так, чтобы эта серая личность больше не тревожила общество в целом и «Правое дело» в частности своим назойливым присутствием! — воскликнула Воронова.
        —Вообще интересна проблема серой личности, — сказала Лариса. — Она только до поры до времени незаметна, а потом начинает напоминать о себе, и довольно громко.
        —Неужели он так был привязан к Турусовой, что по ее наводке дал Маточкину по голове? — слегка улыбнувшись, задала риторический вопрос Светлана.
        —Да нужны же были ему какие-то средства для самореализации! — ответила Лариса. — В данном случае они приобрели вот такой преступный характер. Вообще Турусова поступила умно — ведь организованное ею покушение на Маточкина якобы свидетельствовало о некой политической подоплеке дела. И вы, Илья Валентинович, заглотили наживку. Хотя я с самого начала не верила в политику. Я просто не знала всех нюансов взаимоотношений внутри вашего коллектива.
        —Все явно указывало на политическую версию, — возразил Калягин.
        —Нет, — покачала головой Лариса. — Вам просто, наверное, так было удобнее. Появилась возможность в очередной раз поговорить о свободе прессы и о том, как ее зажимают. Особенно для центра «Солидарность» и его лидера, этого горлопана Бутырко. Конечно, ситуацией в газете попытались воспользоваться все кому не лень. Я не раз замечала, что преступление ведет за собой желание многих половить рыбку в мутной воде. Поэтому появление на арене авантюриста Школьникова и провокация властей — это звенья одной цепи. Да и Маточкин, по-моему, неплохо вышел из этой ситуации. Он же договорился с областным министром, чтобы отстранить вас? Наезды налоговой полиции были подготовлены для этого?
        Калягин помолчал, прожевал очередной мексиканский пирожок, потом грустно сказал:
        —Да, но это законы политики, к сожалению… К тому же мне давно было пора в Москву. Может быть, это знак свыше. А Александр Иванович не так прост. Мы сохранили независимое издание, материально вроде бы стоим на ногах неплохо. Кстати, наш спонсор Трубецков тоже изменил свое решение — он возобновил инвестиции. Я думаю, Маточкин не будет слишком послушен властям.
        —И это хорошо, — пьяно качая головой, сказал Котов. — А власть, наша российская власть — это плохо. Я сам на своей шкуре честного бизнесмена в этом убедился.
        Галстук «нового русского» Котова был уже набекрень, как, собственно, и его физиономия — под воздействием алкоголя. Поэтому он был скорее похож не на честного бизнесмена, а на подвыпившего пролетария, представителя электората Компартии.
        —Да вполне вероятно, что многие из нас подозревали Турусову, — развалившись на стуле, лениво заметил тем временем Гульков. — Просто это было не очень выгодно — выносить сор из избы.
        —Ну, это ты зря, Дмитрий, — возразил Калягин.
        —Мы слишком самодостаточны, Илья, — сказал Гульков. — Кроме нас самих, нам мало что интересно. Впрочем, такой эгоцентризм свойственен всем творческим натурам.
        —И не только творческим, — поддержал его Котов. — Вот вы, я вижу, меня понимаете. Так что давайте лучше выпьем за баланс.
        —Что ты имеешь в виду? — удивилась Лариса.
        —Баланс между эгоизмом и альтруизмом, разумеется.
        —Желаю тебе в связи с этим больше последнего, — сказала Лариса и подняла бокал.
        После этого тоста господа интеллигенты вновь занялись самолюбованием. Калягин даже отважился прочитать свои стихи. Воронова изо всех сил кокетничала сразу со всеми мужчинами, присутствовавшими на вечере. Впрочем, когда Котов пригласил ее на танец и наступил ей пару раз на ногу во время своих неуклюжих па, она об этом несколько пожалела.
        Когда наступило время расходиться, Светлана посетовала:
        —И все же жаль, Илья, что ты уезжаешь. Хоть ты и был ко мне порой несправедлив, но я все же тебя люблю…
        Заметив, что он удивленно поднял брови, Воронова поспешила уточнить:
        —Как друга…
        Калягин проглотил пилюлю, чуть помрачнел, но тут же заставил себя улыбнуться. Действительно, что толку заострять свое внимание на том, что все равно скоро уйдет из его жизни. Впереди у него была Москва…